Много загадок хранит степь. Здесь погребены под землёй древние города, а исчезающие племена кочевников ещё помнят забытые легенды о божествах земли и неба, что некогда породили жизнь. Чужды эти знания авантюристам, живущим на границе. Ими движет только жадность до сокровищ канувшей в небытие цивилизации. Но не Боэном, историком в душе, алхимиком по призванию. И не полукровкой Зариной, мечтающей о достойной жизни. Их связывает дружба, общие интересы и карта, указывающая путь к храму почивших богов. Они ищут приключений и славы, но даже не предполагают, что ждёт их в степи, когда проснутся те, кого веками боялись будить.
Возрастные ограничения 18+
В 520 году от явления Ведуна на трон Фелидии взошел Баратор первый, прозванный впоследствии Завоевателем. За тридцать три года своего правления он совершил то, что доселе не удавалась ни одному из его предшественников, начиная с самого Маниуса Кровавого – первого короля Новой Фелидии. Уверенный в абсолютном величии и превосходстве своей страны над соседствующими землями, Баратор путем долгих кровопролитных войн расширил границы Фелидии на западе, завоевав широкие, бескрайние степи, и на востоке, подавив суеверные страхи фелидийцев перед освоением непролазных, дремучих лесов. Но, добиваясь своей цели, Баратор не замечал, что бесконечные войны истощают и уничтожают саму Фелидию.
Его единственный сын и наследник Анур не разделял рвений отца. Заняв трон Баратора в 553 году, он прекратил все военные действия и принялся наводить порядок внутри страны. Прежде всего, он сосредоточил свое внимание на завоеванных землях, переживающих не лучшие времена. Кочевники приучались к жизни в четырех стенах и земледелию со скотоводством, осваивали язык завоевателей и их традиции, но успехов достигали с трудом. Коренные фелидийцы недоброжелательно косились на иноземцев, отказываясь принимать их, что приводило к ссорам, столкновениям и иногда кровопролитиям. Анур, безрадостно наблюдая за подобными распрями, пришел к выводу, что присоединить земли – это было едва ли не самым простым, а что действительно сложным – это объединить и сплотить два разрозненных народа. «Без прошлого нет будущего», - рассуждал Анур. А прошлое у бывших кочевников было богатым, но слишком уж отличным от фелидийского. Нельзя было просто приказать тысячам о нем забыть.
Анур нашел выход. Он издал приказ, гласивший, что каждому, проявившему интерес к культуре степи и сделавшему любопытные открытия на этой почве, будет дарована королевская благодарность, уважение и соответствующее вознаграждение.
Даже сам король не ожидал, что последует за этим обещанием. Сотни ученых мужей, простых искателей приключений и авантюристов побросали свои дома и поспешили туда, где раньше пролегала граница между степью и Фелидией. Но манили их не только благодати Анура… Кочевники, освоившие новый язык, рассказывали, что культура их древняя, настолько, что корней уже не сыщешь. Говорили они и о заброшенных городах, скрытых под землей и их невиданных сокровищах. Мол, древние жители степей, подобно фелидийцам, поклонялись солнцу, и подносили ему свои дары. А что могло быть приятнее богу солнца, чем не ослепительный блеск золотого металла?
Как по волшебству вдоль бывшей границы начали появляться сначала отельные дома, а затем и поселения новоявленных исследователей, а степи превратились в одну гигантскую территорию бесконечных поисков. Сбылась цель Анура – фелидийцы и бывшие кочевники жили и трудились бок о бок, позабыв о былой вражде. И именно тогда, во времена бесконечных открытий, когда сильнейшая культура сливалась с отжившей, случилась эта история.
Продохнуть в трактире с каждой минутой становилось все сложнее: в плотном, загустевшем воздухе мешались запахи пота, жареного мяса, дешевой выпивки, вонючего табака, порождая истинное, почти тошнотворное зловоние. Люди не толкались – они кишели… Орали, ругались, выясняя отношения, смеялись над сомнительными шутками. Языки Фелидии и степей спутывались, превращаясь в невозможный гвалт.
Боэн сидел здесь уже второй час, устало наблюдая за тем, как постепенно заполнялся небольшой зал. Вторая кружка уже сверкала перед ним своим дном, и значило это: «Либо проси третью, либо убирайся – не занимай зря места, которого и так недостаточно». Пить Боэн больше не хотел, уходить, невзирая даже на душную вонь, тоже. Ему было скучно, а так он имел небольшое счастье наблюдать человеческий балаган и размышлять над тем, какой же судьбоносной волной его занесло в эти края.
Волной этой был его отец – алхимик – неудачник Гран, потративший большую часть своей жизни на поиски рецепта по превращению железа в золото. Мать Боэна, ткачиха и швея, сочла сына обузой и, без зазрений совести, отдала годовалого мальчика отцу. На, мол, расти… Алхимик и вырастил.
Боэн оказался смышленым ребенком, расположенным к обучению. Еще в детстве он безошибочно разбирался в растворах и порошках, приготовляемых Граном, и осваивал законы их смешивания. Алхимия давалась Боэну легко, только увлекался он иным. Историей… И все свободное от помощи отцу время проводил за книгами, равно наслаждаясь их ветхим запахом, шуршанием перелистываемых страниц и обдумыванием прочитанного.
В то время Анур уже объявил об осваивании степей, но молодой Боэн и не мечтал оказаться однажды в тех краях и приложить знания к живой истории. Но Гран рассудил иначе. После череды бесплодных опытов с железом, он решил оставить попытки превращения одного металла в другой, и попробовать золото найти. И отправился добывать счастье в чужих, неизведанных краях.
Боэн не видел себя в роли искателя сокровищ, потому все свое внимание обратил на изучение степи, обычаев и обрядов ее народа. В то время как Гран искал клады, его сын общался с бывшими кочевниками, рисовал карты местности, исследовал уже обнаруженные древние поселения, силясь найти что-нибудь новое, но не находил… Как и его отец… Гран скончался там, на немилостивой к его стараниям земле, не откопав ни единой золотой монетки, оставив сына в ветхой лачуге вместо большого дома, без денег и мечты.
С тех пор жизнь Боэна превратилась в хмурую тучу, тяжело и бестолково ползущую по небу. На существование он зарабатывал либо изготовлением химических смесей со всевозможными свойствами, ожидая, что вот-вот его обвинят в колдовстве, и нагрянут охотники за магами, либо как проводник. И жил… неплохо, но и без особой радости…
Среди общего шума особенно громко и отчетливо хлопнула входная дверь, и Боэну почудилось, как на секунду многие голоса смолкли: запнулись, привлеченные чем-то неожиданным. Боэн и сам обернулся, и тут же ухмыльнулся, разглядев причину паузы.
Женщины, особенно симпатичные, в здешних местах были редкостью и не могли не привлекать к себе внимания изголодавшихся по ласке мужчин. Зарина была более чем симпатичной. Загорелая, темноволосая, чернобровая, она, однако, казалась слишком высокой и большеглазой для степных жительниц. Тайна крылась в родословной девушки. Ее корни тянулись к ссыльным фелидийцам, отказавшимся от принятия веры в Зату еще во времена Маниуса Кровавого, когда одна из сторонниц Великого Совета Богов стала женой степняка. Но эту историю сама Зарина знала плохо. Отчетливее она помнила, что отец ее был воином Фелидии, прельщенным красотой кочевницы и подарившим ей дочь. Смешанная кровь дала Зарине не только бесспорную красоту – девушка превосходно разговаривала на двух языках, ориентировалась в степи, разбиралась в ее традициях и легендах и легко ладила с новоявленными учеными, когда они не жалели платы за ее знания и не распускали рук. В последнем вопросе Зарину недооценивать не стоило. Гордая, независимая, своенравная, рожденная и воспитанная свободолюбивой степью, она умела постоять за свою честь. И Боэн знал это не понаслышке. Собственными глазами он видел, как подобно легендарным убийцам запада, молниеносным людям – теням, из складок ее одежды появлялся меткий нож. Только Зарина не убивала никогда. Она предупреждала, отчетливо давая понять, что повторные домогательства будут иметь трагический конец.
Зарина вошла в трактир с видом хозяйки, ничуть не беспокоясь о произведенном впечатлении, прищурилась, оглядела толпу, выискивая кого-то. Боэн знал кого. Он поднял руку и помахал девушке.
Они дружили… Странно, но именно так. Боэн, как большинство мужчин, был очарован, когда впервые встретил Зарину здесь же, в этом трактире, но познакомиться тогда не решился, а потом увидел, как резко и яростно девушка реагирует на внимание поклонников, и отказался от подобных идей. Собственная шкура была дорога… А потом, спустя какое-то время, раздавленный тоской, да к тому же и выпивший лишнего, подошел к тщеславной красавице и вместо сладостных комплиментов, выпалил:
- Спорим, я тебя перепью!
Зарина не сразу нашлась с ответом, а затем вместо своего кинжала одарила Боэна смешком:
- А сможешь?
Вместо ответа Боэн швырнул на стол деньги и гаркнул:
- Наливай обоим! Я плачу!
Сколько он выпил в тот вечер, в памяти не осталось, зато припоминалось пробуждение. Проснулся Боэн рядом с Зариной, в ее доме, но одетый. И она снова смеялась, но уже по-доброму и так звонко, что он и не подумал о том, как проиграл пари, напился до потери сознания, а Зарина притащила его под свой кров.
Может, Боэн и не прочь был иметь с ней нечто большее, чем просто дружба, но их отношения складывались иначе. Зарина не видела в нем любовника, и Боэн предпочитал ей не докучать лишний раз: не хотел терять интересного собеседника, с которым мог разделять скучные вечера и иногда выбираться в степи в поисках таинственного…
Зарина непринужденно присела на край стола рядом с Боэном и покосилась на его почти опустевшую кружку.
- Давно сидишь?
- Давно, - почти пробурчал Боэн. – Штаны уже все просидел.
- Так зашел бы ко мне, в кои-то веки, в гости.
Боэн замер на миг, его удивленный взгляд пополз со столешницы выше, по стройной фигуре девушки и остановился на ее лице. Он ни разу не был в гостях у Зарины с того самого дня, как проснулся в ее постели: она не звала, а напрашиваться было не безопасно.
- Шутишь? – уточнил он на всякий случай.
Но Зарина только покачала головой, от чего темно-каштановые волосы ее, собранные в длинный густой хвост на затылке, качнулись тяжелым маятником.
- Почему шучу? Не первый день ведь знакомы. К тому же именно сегодня, - она заговорила тише и ниже склонилась к Боэну, будто собиралась поведать тайну, - у меня для тебя есть кое-что интересное.
- Зарин, ты меня если не пугаешь, то удивляешь.
- А то. Я тебя еще не так удивлю. Давай без пустой болтовни. Заплати за свое пойло и иди за мной.
Она легко соскользнула со стола и, по прежнему не уделяя внимания окружению пошла вон. Ей вслед оборачивались, шептались, косились на Боэна – единственного, кого своенравная красавица почтила таинственным разговором. Самому Боэну от этого сделалось неловко. Он спешно поднялся, бросил перед хозяином заведения две монеты, и поспешил покинуть помещение, пока никто не созрел до неприятных расспросов.
После духоты было приятно вдохнуть свежий вечерний воздух. Пропитанный запахами пыли и горьких трав, но в то же время уже прохладный он показался Боэну наивысшим блаженством. Вокруг завели трескучую брачную песнь цикады. Их цокот завораживал и убаюкивал.
Перед Боэном расстилалась степь – огромная, необъятная, загадочная. Словно спина великана, поросшая вместо густых волос высокими травами.
Зарина стояла неподалеку у плетеной изгороди, из которой торчал масляный фонарь. У слюдяного плафона, в котором дрожало пламя, кружилась вечерняя мошкара, привлеченная ярким светом, столь неожиданным среди сгущающейся ночи. Изящно вскинув руку, Зарина поправила выбившийся и упавший на лоб завиток волос, а Боэн в тот момент вспомнил, как когда-то, в начале их дружбы, спросил: «Почему тебе дали столь странное имя?» «Меня навала мать, - ответила Зарина. – Она стояла в степи и смотрела на восход. В тот момент ей захотелось, чтобы я – ее единственная дочь, выросла такой же сильной, неколебимой, как солнце. Ведь что бы ни происходило в мире – оно всегда взойдет и подарит людям свое тепло. И не найдется силы, чтобы его погасить». Глядя, как пляшут на щеках и лбу Зарины огненные блики фонаря, Боэн залюбовался и подумал, что мать девушки угадала, выбрав ей имя.
- Идем! – позвала Зарина.
Ее дом, тусклый, тесный кров, находился на другом конце их маленького городка. Они шли бок о бок, молча какое-то время, направляемые в темноте огоньками фонарей, выставленных вдоль единственной большой дороги. Очень скоро Боэн снова заскучал, к тому же любопытство, вызванное заявлением Зарины, никак не давало покоя.
- Тебя что-то давно не было видно, - осмелился он, наконец, начать разговор.
- В степь ездила. В Улумай, слышал о таком?
Подобный вопрос Боэна оскорбил. О древнем городе Улумай слышал едва ли не каждый, кто отправлялся познавать степь. Одноэтажные каменные дома знати, остовы лачуг бедноты, затейливая сетка улиц и некрополь столетиями прятались под слоем земли, пока их не откопали первые энтузиасты. С тех пор ученых было не остановить. Год за годом Улумай радовал их всевозможными находками, кроме столь желанных золотых залежей. Сам Боэн когда-то копался в руинах, собирая черепки и древний мусор, как редчайшее сокровище, и боясь над ними даже вздохнуть лишний раз. Но постепенно Улумай раскрыл все свои тайны, толпы исследователей оскудели, и теперь только единицы, словно последние муравьи в разоренном муравейнике, копались средь развалин.
- И что ты там забыла? – Боэн ответил небрежно. – Мертвый город…
- А я знаю. Но те, кого я сопровождала, так не думали. Видел бы ты их, Боэн. Денег – куры не клюют, а мозгов…
- Новые искатели?
- Что-то вроде. Ничего не знают толком, зато уверены, что именно они отыщут древние сокровища Улумайя. Я не стала их разубеждать – работа пустяковая, а заплатили более чем достойно. Кстати, именно благодаря этим олухам я получила кое-что, чем и хочу с тобой поделиться.
- Сомневаюсь я, что это что-то стоящее, - проворчал разочарованно Боэн, - в Улумайе давно ничего полезного не находили.
- Ну, вот мои спутники тоже так подумали, когда откопали то, что я у них... ну, как бы помягче выразиться – взяла без спросу.
- Украла?! – воскликнул Боэн возмущенно, а Зарина, по своей привычке, рассмеялась негромко.
- Можно и так сказать. Но, Боэн, если бы я попросила, сокровище привлекло бы внимание этих идиотов, и добыть его стало бы не так уж и просто. А так, они его чуть ли не выбрасывать собрались. Им только золото подавай, а все остальное – хлам. Но мы-то с тобой, Боэн, дальновиднее и умнее.
- Ты меня вконец заинтриговала…
Зарина вздохнула и свернула в узкий проулок.
- Улумай, вообще-то, умеет преподносить сюрпризы. Вот, вроде бы, весь его разрыли. Ан нет, есть там, еще глубже под землей и подвалы, и дома и даже целые улицы, видимо более древние, чем те, что нашли первыми. А вот там-то, Боэн, и есть кое-что. Эти искатели новоявленные, хоть и балбесы, а не поленились в грязь полезть, и вот итог. Нашли… не то, что хотели, но то, что нам с тобой очень, очень пригодится.
На фоне темно-синего неба чернел силуэт приземистого домика. Зарина вытащила из нагрудного карманчика ключ, не глядя, вставила его в скважину и повернула с усилием. Свет фонарей остался где-то за спиной, и Боэн уже почти ничего не видел. Здесь, во мраке, словно ослепший, он ориентировался на слух и по запахам. Скрипнули дверные петли, подметки сапожек девушки застучали по деревянному настилу пола. Боэн сделал шаг, надеясь не оступиться, но все же врезался лбом в низкий дверной косяк, отшатнулся, выругался.
- Осторожнее, - послышался голос из пустого, как казалось проема, - голову расшибешь.
- Я это уже понял, - Боэн потер ушибленное место ладонью, будто бы мог разгладить уже набухшую шишку и удовлетворенно отметил, что в кровь, слава Зате, лоб не разбил.
Зарина тем временем зажгла несколько сальных свечей и расставила их на столе в углу комнаты. Боэн уже уверенней двинулся на свет и встал рядом с девушкой, нетерпеливо скрестив на груди руки.
- Ну, давай показывай свое краденое сокровище. Действительно ли оно стоит того, чтобы…
Зарина его не слушала. Пока Боэн выражал свои сомнения, она отвернулась к стене и ощупала ее, выискивая что-то, недоступное глазу. Щелкнуло, треснуло, скрипнуло, раздался Заринин смешок, и на стол громко шлепнулась увесистая книга в кожаном переплете.
Слова застряли в горле у Боэна. Дрожащей от восхищения и удивления рукой он еле-еле дотронулся до испещренной трещинами обложки, погладил, как нежное и легкоранимое живое создание и только потом поражено выдохнул:
- Не может быть.
- Еще как может, - отозвалась Зарина, - этому тому не меньше трех веков, а то и больше. Смотри…
Она расстегнула замочек на обложке и бережно, с легким потрескиванием ветхого переплета, распахнула книгу. На титульном листе красовались ровные, яркие, но едва знакомые Боэну заковыристые буквы.
- Это не самый древний язык, - продолжала Зарина, скользя пальцем под ровной строкой, - мой дед, например, на нем уже не разговаривал, а вот прадед моего деда, пожалуй, его знал. Однако события, описанные в книге, намного старше того, кто написал ее. Это собрание историй, сказаний о той поре, когда жители степи верили в бога солнца.
- Ты уже успела ее прочитать? – уточнил Боэн, зачарованно перелистывая страницу за страницей.
- Только поверхностно. Язык очень схож с нашим, но все же мне потребуется немало времени, чтобы перевести этот труд. Ты, боюсь, с ним вообще не справишься.
Боэн мог бы поспорить, но, слишком увлеченный находкой, не обратил на колкость подруги внимания. Языка автора он действительно с первого взгляда не понимал, но его привлекла гравюра. Из резких ломаных линий складывалось изображение пары любовников, ложе которым заменила простая земля, выстланная соломой. Два слившиеся воедино тела, хоть и были всего лишь воображением художника, виделись живыми: выпирали вздувшиеся напряженные мышцы, кривились от наслаждения лица, блестели капли пота на разгоряченной коже. Боэн почувствовал себя случайным свидетелем откровенной близости. Спасаясь от неловкого ощущения, он спешно перевернул листок и облегченно вздохнул, увидев сплошной текст, лишенный иллюстраций. Его пальцы, однако, теперь слипались. Боэн поднес их к носу и все понял.
- Мускус, - пробормотал он себе под нос.
- Что? – удивленно отозвалась Зарина. – При чем здесь мускус?
- Мускус входит в состав пропитки для бумаги, чтобы она дольше сохраняла свои свойства, - пояснил Боэн. - Только благодаря этому книга столько времени пролежала под землей в целостности и сохранности. Не удивлюсь, что нашли ее в каком-нибудь ящике или сундуке.
- Именно.
- Вот видишь. Эта книга, была очень важна для ее создателя. Пропитка эта - средство не из дешевых, а рецепт очень сложный. Кто-то хотел сохранить книгу на века, для потомков.
Зарина порывисто повернула книгу к себе, ловко и быстро проглядела и, наконец, выхватила спрятанный между страниц вчетверо сложенный листок.
- Меня, лично, волнует это, - заявила она и развернула находку перед Боэном.
Это была карта, такая же старая, жухлая, как и книга. Боэн нагнулся, чтобы разглядеть потускневший, но не выцветший чертеж, прищурился, вздрогнул, едва не выронил свечу, и воскликнул:
- Зата великая, это же Улумай! Глазам не верю!
- А ты поверь, - подтрунила Зарина и облокотилась на стол, - и расскажи, что ты видишь.
- Вот здесь, - Боэн указал на ровный квадрат, изображающий район недалеко от границы города, - начались раскопки. Затем они велись в южном направлении, достигли границы и, само собой, остановились. А на север надо было двигаться, на север! Там же целый город! Целый мир!
- Ты вот сюда посмотри, ученый, - Зарина ткнула в маленький треугольник вдали от города на карте, - если верить подписи, это храм божества солнца. Сечешь?
- Честно, не очень.
Зарина удрученно вздохнула и закатила глаза.
- Ну, так слушай, - начала объяснять она, - фелидийцы строят храмы в городах и считают, что подобным образом поступают все остальные народы. Только отнюдь не так. Кочевники, например, пока к ним захватчики не пожаловали, вообще храмов не ставили, их боги всегда следовали за ними, не прячась в возведенных для них домах. Наши боги были свободны, они жили в ветре, в воде, в земле, сидели за плечами у всадников. А вот наши предки верили иначе. Только их храмы тоже не на городских улицах воздвигались. Дома богов строились за чертой города, в степи, чтобы только крайняя нужда толкала людей туда. Люди не должны были тяготить богов пустыми просьбами, понимаешь?
- И откуда ты все это знаешь? – спросил Боэн с подозрением и завистью одновременно.
- Отсюда, - Зарина постучала костяшкой указательного пальца по раскрытой книге, - успела прочитать и сделать кое какие выводы. Будет время, переведу полностью, а пока слушай и не перебивай. Умнее станешь. Народы степей никогда не ценили золота. Вернее нет, они его слишком ценили. Настолько, что считали людей недостойными, чтобы им владеть. А вот боги… Богам преподносилось все самое лучшее, чтобы получить их снисхождение. А теперь вот и думай, Боэн, почему в городах не находят легендарных залежей золота?
- Потому что все они в храмах, - огрызнулся Боэн.- И можно меня за идиота не считать?
- А разве я считаю? – искренне изумилась Зарина, выпрямилась и скрестила на груди руки. – Сколько знакомы, а ты все не привыкнешь. Боэн, если бы ты не был моим другом, я бы тебя в эту тайну не посвятила. Я же знаю, что значат для тебя эта карта и книга…
- А тебе-то это зачем? Я вот не припомню, чтобы ты столь фанатично увлекалась историей. И до воровства раньше не опускалась. И с какой-то стати ты так расщедрилась, что готова взяться за непростой перевод целой книги? Что задумала?
Зарина смело и нагло взглянула Боэну в глаза. В насыщенном полумраке он увидел рыжие огоньки, что отражались в прозрачных роговицах девушки и как - будто плескались в глубинах ее зрачков. Мурашки поползли по коже, Боэну привиделся не человек, не красивая женщина, с которой он дружил, а зверь, притаившийся во мраке. А быть может, на него смотрела сама тьма глазами Аталии – богини изгнанницы, властительницы ночи, которой поклоняется само зло. Но нет, наваждение прошло столь же быстро, как и нахлынуло. Это была всего лишь Зарина. И она резко ответила...
- Получить свое место в вашем мире. Фелидия почитает лишь своих! А мы? Кто для вас, чистокровных, завоеванные народы? Изгои! Грязь под ногами, которой можно понукать, управлять. Мы - никто, что бы там ни говорил этот ваш Анур! И я такая же. Но знаешь, Боэн, все меняется, когда у тебя есть деньги. Швырни в лицо горсть монет и тебя сразу же зауважают, преклонят колени. Я дитя степей, Боэн, но это не значит, что я не хочу иметь собственный дом. Не жалкую хибару, а нормальное жилье. Я хочу уважения, а не унизительного звания полукровки, пресмыкающейся перед твоими высокомерными земляками.