Судьба хорошо знает усредняющие законы статистики: отсыпав избранным полный мешок приключений, для баланса она наделяет обывателей скучным бытием и рутиной. Дескать, с них хватит и того…
Варвара Павловна вроде бы и не завидовала героем-попаданцам, но втайне от взрослой дочери до сих пор читала книги в ярких обложках и витала в облаках, мечтая хоть что-то изменить в привычной жизни. И вдруг, как снег на голову, на её маленькую семью посыпались события дивные и невероятные. Но, увы, чудеса предназначены не Варе, а её дочке! Это перед ней открыт портал в неведомый мир, это её ждёт любящий принц, и манят чудеса, и ждёт светлое грядущее... А что же остаётся маме?
Смотреть на чужое счастье и завидовать?
Ни за что.
Всеми силами цепких дамских ручек она хватается за уникальную возможность. Ибо другого шанса не будет
Факты – вещь упрямая. Во всех книгах, триллерах и комиксах они безжалостны: такие лопухи, как Варвара, всегда погибают первыми. Бесславно. Впрочем, не бессмысленно, а как раз с пользой, расчищая Героям столбовую дорогу к их Героической Цели.
А уж те дойдут, будьте уверены. Закон жанра!
Что же касается прочих, не попавших в Избранные, а именно: слабых и толстых, задохликов или просто ботаников, неприспособленных к жизни, обывателей, безымянных клерков и менеджеров, рабочих, рядовых полицейских и пожарников – одним словом, тех, кому уготовлена роль статистов – вот им-то и достаётся самое неприглядное. Они непременно падают в шахту крякнувшего лифта, просто потому что кому-то нужно туда упасть. Они сжираются тупыми или поумневшими в результате экспериментов акулами, успешно отвлекая внимание страшных челюстей от длинноногих блондинок в гидрокостюмах или в нескромных купальниках, и те (блондинки!) за это время успевают развить олимпийскую скорость и попасть на спасательный борт, прямо в руки мужественным красавцам. Кто ж виноват, что некоторые дуры-статистки плавают только на надувных матрасах, а в свободной воде трепыхаются разве что по-собачьи, со скоростью метр в минуту! Сами виноваты. Надо было с молодых ногтей и первого маникюра себя холить и готовить к заплывам, а не торчать у плиты день-деньской.
Несчастный статист-не-избранный непременно угодит под шальную пулю террориста или охотника, да что там пулю – просто под рикошет, поскольку представляет слишком крупную мишень, да к тому же, как большинство обывателей после сорока, малость неуклюж и неповоротлив: в такого грех не попасть.
Статист обязательно выпадет из окна горящего небоскрёба, красиво крича и дрыгая ногами в полёте, заставляя невольных свидетелей хвататься за телефоны и содрогаться от сладкого ужаса и пароксизмов довольства: не я! Не со мной! А счастливчики, отмеченные великим сценаристом по имени Судьба, прорвавшись через задымление на крышу, в последние секунды успеют на вертолёт.
Это статистам на Титанике не хватило шлюпок; вот ещё одно подтверждение, что история несправедливостей началась не вчера и не позавчера…
А в упавших самолётах они обязательно занимают тот ряд, что затем полностью выкашивается смертью. Фотогеничные же и позитивные Герои благополучно уцелеют и дождутся спасателей.
В общем, отчего-то Сценарист решил, что надо кому-то побыть и расходным материалом. Чтобы главные персонажи выжили и беззаботно занимались любовью под шум прибоя, проводили романтические ночи, катались на собственных яхтах, сволочи… и ловили, ловили приключения на свои оттопыренные задницы, и играли в шпионские игры, и спасали мир, не задумываясь об оставленных позади попутных жертвах.
Поэтому, когда на Варвару Павловну, даму постбальзаковского возраста, налитую, крепкую, но беспечную, а оттого пренебрегающую тренировками и усиленным бегом с препятствиями, да и просто Здоровым Образом Жизни… Ф-фух… Ужасно выматывают эти длинные фразы. Так вот, когда на эту особу, со всех сторон приятную, но, увы, обыкновенную – уставилась змеиная пасть величиной с автобус, преградив вход к спасительной двери квартиры – Варя поняла: всё. Капец.
Потому, что такие, как она, не выживают.
Была она женщина одинокая, но, к счастью, не дева, и ещё не старая – так, за сорок с хвостиком. Хоть брак её продолжался недолго, но оставил после себя светлую память вместе с незабываемым, хоть и потускневшим со временем образом красавца Илюши, старшего лейтенанта, сложившего буйную голову при выполнении непонятного «интернационального долга» в далёкой пустынно-гористой стране. Её название в памяти Варвары теперь навсегда ассоциировалось с запаянным свинцовым гробом, солдатской «пирамидкой» на могиле, заменённой позже на надгробье и православный крест, и почему-то – с окурками, то одиночным, то двумя-тремя, время от времени появляющимися в гранитной складке между гробничкой и поставленной вертикально мраморной плитой с фотографией. На которую, впрочем, Варя смотрела редко. Поначалу – чтобы не вспоминать о двух годах тревожного счастья, не травить душу; а потом… ради избегания расстройств тонкой нежной психики. Ибо лет после тридцати пяти – её лет! – слишком заметно стало, что Илюша-то по-прежнему молодой, а вот она…
Рядом с могилой мужа немного погодя вспухли ещё два холма, прикрывшись потом, как и положено, такими же мраморными плитами – то отошли в мир иной бывшие свёкор со свекрухой, которая до последнего, злобно шипя что-то о язычестве и хулиганстве, сметала с сыновьей плиты окурки. Варя молчала, понимая, что не «бычки» вызывают свекрухин гнев, а то, что бывшие однополчане сына здравствуют себе, заматерели, достигли высот, некоторые уже и внуков дождались, но, главное – живы…
Они приходили – хоть с каждым годом состав их редел, в молчании распивали боевые сто грамм, плескали Илье, как и положено, гранёную стопку и прикрывали куском чёрного солдатского хлеба. Выкуривали по сигарете – а одну раскуривали специально для него. И оставляли дотлевать.
Были среди них и те, кто до сих пор со скрытой симпатией поглядывал на молодую ещё вдову, крепкую, ладную, в теле – и одобрительно кивал. Надо же, мол, так замуж и не вышла. Помнит своего Илюху, раз до сих пор ни на кого не променяла… Ну, да, сволочи мы, мужики, правду бабы про нас говорят, сволочи и козлы, а всё же – приятно, когда товарищу память хранят. Конечно, женщина она свободная, и никто не осудит, ежели хоть не замуж, но этого… как его… бойфренда заведёт. А она – крепится. А ведь молодой-то, такой ладной, поди, тяжело.
Бывало, и подкатывали под бочок. Однако морального пенделя, полученного от вдовы, хватало, чтобы больше не нарываться.
Нет уж, заявляла Варюха таким смелым. Одна у попа жёнка, один у попадьи муж. С меня хватит. Нажилась.
И только самая закадычная подруга, соседка Галочка, знала, что не просто так после похорон Ильи забирали молодую вдову на «Скорой» в больницу. Отрожалась Варька, навсегда. Теперь, хоть каким вывертом стань, детей уже не будет. А потому – и год прошёл, и три, и пять – о замужестве не думала. Ни к чему. Врать будущему возможному мужу не хотела, а без детей семьи не видела. Вот и отшучивалась да ухажёров разгоняла. Которых с каждым годом становилось всё меньше.
А после и вовсе куда-то все подевались…
И вот однажды, спохватившись, заметила Варенька, Варюха-Горюха, Вар-вар-вар-вара Пална – как только её не называли! – на своём заветном женском календаре циферку роковую, и, наверное, для многих страшную: сорок.
Повздыхала с Галкой на тайной вечеринке – большой праздник собиралась закатить через день, на выходной, а сороковник-то ей стукнул аккурат в четверг, не сдёргивать же людей на гулянку в рабочую неделю! Вот с подругой-соседкой и попили коньячку, заодно и всплакнули, как на поминках: у той тоже роковая дата на подходе. Перебрали все фильмы с подходящими цитатами, начиная с сакраментального: «В сорок лет жизнь только начинается!» и решили теперь ко всему в свои оставшиеся года относиться легче и с юмором. Благо у них этого самого юмора хоть завались, нерасходованного, хоть ушами ешь, слишком уж часто они хмурятся в последнее время. А от этого морщин на лице больше, так что – улыбаемся, девочки, занимаемся профилактикой!
«Улыбаемся и машем!» – довольно добавила Светик, Галкина доча, забежавшая на кухню за пирогом и услышавшая обрывок последней фразы.
Бабоньки и ей коньячку едва не плеснули, за компанию, потом спохватились, что дитёнок всё же. Отломили кусок пирога - и доче, и гостящим подружкам, налили чаю и согласились: улыбаемся и машем!
А потому – отсутствие личной жизни Варвара, нынче Павловна, за недостаток не считала. Напротив. Никто у неё в квартире не скандалил, напившись первого и пятнадцатого числа, как у Петровых с первого этажа, и не гнал бражку, как у Варлей на третьем, и не растил тайком коноплю, как отпрыски Штернов на четвёртом. И не мешал ей после долгого трудового дня залечь спокойно с ноутбуком на диван, почитать очередной дамский роман или сразиться в новую версию «Титанов», повисеть на телефоне и плюнуть на еженедельную уборку, или, к примеру, бросить надоевшую дачу и для души выращивать не какие-то там цветочки, а плющи и лианы, которые, по многоголосому утверждению соседок, притягивали в дом сплошные несчастья. Несмотря на все заверения, что у неё, Варвары, всё ОК, бабы не верили: без мужика разве ОК? Будешь ты, Варюха, на старости лет, как Петровна с пятого этажа, обрастёшь кошками и грязью. А у нас, мужички хоть завалященькие хоть плохонькие – да свои.
Она смеялась, разгоняла сплетниц и не держала зла. Долго сердиться не могла – в силу лёгкости характера.
Только иногда…
Нет, в подушку не ревела, как некоторые. Но случалось, что природа всё же брала своё – и снились тогда Варваре Палне сны странные, экзотичные и эротичные, полные неги и томления. Где её крепкое, полное да налитое тело ласкал не Илюша, нет, ибо мысленно давно она его отпустила, чтобы душеньку не томить, пусть ей на небесах счастье будет, что ж её притягивать-то на грешную землю! А приходил к прежней, молодой и смешливой Вареньке кто-то другой, ни на кого не похожий, хоть отчего-то она так и не могла потом вспомнить его лица. Ласкал бесстыдно, жадно, и всё не мог насытиться, до сладкого томления, до томной сладости, до взрыва чувств… Вот тогда она просыпалась с неистово бьющимся сердцем, ловила себя на том, что повторяет чьё-то имя – чьё? – и плачет сладко, и улыбается…
Но после злополучного юбилея волшебные сны пропали. Как отрезало.
И осталась Варвара… нет, не одинокой, но взрослой самодостаточной женщиной, что при необходимости и коня остановит, и в хату горящую… Впрочем, про пожары при ней лучше было не упоминать. До сих пор после Галкиной смерти она не то, что слушать – думать не могла о кострах, печах, и всём, с ними связанном. Галка, здоровая крепкая баба, за всю жизнь ни разу не чихнувшая, угорела на даче, забыв после суматошного переезда открыть вьюшку. Светку, дочь, откачали, к превеликому счастью. Варвара оформила опекунство – благо, были они со Светланкиной матерью не только подруги, но и дальние родственницы – и теперь ей стало не до экзотических и эротических. Посыпались ГИА, ЕГЭ, выпускные, поступление каким-то чудом в Строгановку, устройство дочки в общагу… и вот она снова оказалась одна.
А уже сорок пять. Слава богу, жизнь, наконец, только началась! Ягодный возраст!
А уже ничего не хочется…
Дождаться бы Светкиных детишек – вот, считай, и внуки…
Вот только вольнолюбивая и современная девица-студентка открытым текстом заявила, что ближайшие десять лет посвятит Высокому Искусству. Ага, и только ему. А служение Музам и пелёнки – две вещи несовместные. Ну и флаг в руки. Привычно поискав светлые стороны, Варвара постановила: значит, старость и звание бабушки откладываются.
Жаль только, что жизнь всё идёт, года отщёлкиваются, как лёгкие костяшки на старинных счётах – а сбылось в ней не слишком много. Нынешние детишки мечтают о Хогвартсе – а маленькая Варюха во времена оны думала о Волшебной стране и летающем домике. Но как-то не сложилось – ни с волшебными серебряными туфельками, ни с путешествиями через пустыню, ни с колдуньями-великаншами. Самое интересное проходило мимо, случаясь не с ней. Потому, на пятом десятке жизни, Варвара Пална и вывела такое неутешительное правило: где бы там не бродили приключения – они придут не к статистам, не к расходному материалу. На её долю остаётся лишь…
Оттого-то, когда, зайдя в подъезд и машинально гремя связкой ключей, уже почти поднявшись на третий этаж, расслышала громкий шорох и шипение, и в лицо пахнуло диким первобытно-кровавым запахом – она подняла глаза и…
Поняла, что вот он – конец жизни.
Ибо, вознеся громадную голову на высоту человеческого роста – а в раззявленную пасть могла запросто поместиться половина Варвары – сверкая жуткими клыками с повисшими на кончиках каплями яда, на неё шипела громадная змеища.
Варвара Пална вдруг в подробностях представила, как та сейчас подастся вперёд – и наденется на неё головой, потом рывком продвинется ещё, и ещё, заталкивая её, Варвару, добычу, в пищевод целиком – должно быть, к тому времени уже парализованную ядом… А она, хоть и недвижимая, но будет всё осознавать, чувствовать обжигающую пищеводную слизь, задыхаться от страха и недостатка воздуха, корчиться в спазмах и умирать, умирать…
Потому что такие тетёхи, как она, не выживают.
И вряд ли судьба припасла для Варвары какого-нибудь Конана-варвара.
Главное дело, что ей и пресловутого укуса не понадобилось: как застыла с занесённой над площадкой ногой, так к месту и приросла. Будто космонавт с намагниченными подошвами. И ни охнуть, ни вздохнуть – воздух твёрдым комом застрял в лёгких… Паралич. Бери и жуй.
И тут змея… нет, Змея, с большой буквы, не иначе, ведь, похоже, громадное туловище тянулось по лестничным пролётам до самого чердака, не меньше... Так вот: заговорила.
- С-с-смертная… Такая жш-ш-ше дрожш-ш-шащая тварь, как вс-с-се двуногие…
Варваре удалось выдохнуть, а вдохнуть – никак.
- С-с-собственно, ты мне не нужш-ш-шна. Где твоя дочь?
Что?
Дочь? Светка, что ли? Ах, ты ж… образина! За ребёнком охотишься
Со всхлипом втянув воздух, Варвара Пална отмерла. И сама зашипела… ну почти как Змея. Правильно, а что терять-то?
- Тебе что до неё? Пшла прочь! Ползи отсюда, кому говорю!
В общем, заорала, как базарная торговка. Никакого почтения к… только сейчас замеченному на рептилии золотому венцу, украшенному сверкающими камнями. Даже ножкой на неё притопнула, даже руки в боки упёрла.
Змея мелко затряслась – должно быть, от хохота.
- Расх-х-храбрилась, с-с-смотри-ка… Ты жш-ш-ше ей не родная мать, что ж заступаеш-ш-шься? А ты интерес-с-сная…
Огромные, с фары «Камаза» жёлтые глазищи с вертикальными зрачками вспыхнули.
- Не ожш-ш-шидала… Пожш-ш-шалуй, ты мне больш-ш-ше подходиш-ш-шь.
Когда до отупевшей от страха Варвары дошёл смысл сказанного, она шарахнулась назад, что оказалось весьма опрометчиво, ибо за спиной разверзлась пустота лестничного пролёта. Но тотчас нечто длинное, гибкое и сильное стремительно захлестнуло её поперёк тела, не давая сверзиться вниз.
- Примитивная рас-с-са, вс-с-сё на инс-с-стинктах… – вроде бы даже с укоризной пробормотала Змея, уменьшившись до размера крупного питона. Самое странное, что венец на голове при этом масштабно съёжился, как вторая кожа, не потеряв перелива разноцветных камней в свете люминесцентной подъездной лампы. – Впрочем, за с-с-столько поколений кровь с-с-сильно разс-с-сбавилась… Но что-то ещё ес-с-сть, ес-с-сть. Что ж, благос-с-словляю.
- Отстань… – только и смогла с трудом пробормотать её жертва, тщетно пытаясь трепыхнуться. Тугое кольцо, обвившее предплечья, внезапно ослабло и соскользнуло вниз. Охнув, Варвара пошатнулась, схватилась за перила…
Запястье обожгло болью. Отпрянула и метнулась куда-то в сторону маленькая белая змейка с крошечным венцом на голове, ударила хвостом – и растаяла в воздухе. А может, и уползла куда-то, стерва такая, и Варваре только показалось, будто она словно растворилась в сумраке… Не до того ей стало. Она в ужасе таращилась на две дырочки с проступившими капельками крови на онемевшей руке, глотала воздух, как рыба фугу и паниковала, паниковала… Всё-таки грызанула, сволочь. Но лучше так, лучше меня, чем Светку…
Единственный раз в жизни она падала в обморок – когда по молодости и от возрастного пофигизма поддалась на уговоры сослуживиц стать донором и пошла сдавать кровь. И сейчас живо вспомнила то состояние – когда, вслед за охватившей слабостью, перед глазами замелькали огненные искры, и круг зрения отчего-то стремительно сузился, будто падала Варвара спиной в нескончаемый тоннель. «Врёшь!» – отчаянно вскрикнула она теперь, и мысленно залепила себе оплеуху. «Нельзя умирать, держись!» Кое-как, цепляясь за прутья перил, сползла на ступени и усиленно задышала, помня, что при дурноте главное – кислород, хотя, какой, к шутам, свежий воздух в прокуренном подъезде…
Но помогло.
Но в добрый час Петровна, соседка с пятого этажа, как раз высунулась за газетой, пошла вниз, к почтовым ящикам - и наткнулась на Варюху. Кто бы мог ожидать сердобольности от злющей бабки? Но только, поняв обстановку по-своему, она цыкнула-прикрикнула, чтобы Варька-дура не смела окочуриваться, помогла сесть, не заваливаясь, несильно нахлопала по щекам да сунула под язык несколько каких-то желатиновых горошин. Молодец, баба Катя, никаких тебе сантиментов и причитаний, всё по делу. Как её саму, порой, на улице спасали от приступов, так и она сейчас… Стукнула в двери соседям, вызвали «Скорую», та – вот поразительно! – примчалась почти сразу: повезло, бригада возвращалась с вызова, оказалась рядом. Варваре смерили давление и с ходу определили гипертонический криз.
- Так и до инсульта недалеко, – хладнокровно сообщила медсестра, сматывая резиновые трубки тонометра – а Варя вдруг содрогнулась, увидев вместо них два гибких змеящихся тела. – Худеть надо, милая! Ты уж выбирай, либо красота, либо здоровье!
- А меня тут… а как же… – пролепетала Варя. И бестолково потрясла рукой. – Укусили, вот…
И замолчала. Потому что запястье было абсолютно чистым и гладким.
- Ой, что-то я не то говорю…
Медсестра посмотрела внимательно;
- В глазах не двоится? Не плывёт? Звуков посторонних не слышишь?
- Слышала недавно, – убито призналась жертва криза. – И видела… разное, точно уж постороннее. Что, теперь сразу в дурку, да?
- Будет тебе, – смягчилась сестра. – Сейчас вколю магнезию, отлежишься – и всё пройдёт. Не думай лишнего, с таким давлением чего только не привидится… Больничный оформлять? Или всё так же на работе будем гореть? По-хорошему, неделю-другую вообще надо отлежаться и проколоться.
- Господи, твоя воля, какое счастье! – с чувством сказала пациентка. – Конечно, оформлять! На всю неделю!
Кошмар на лестнице оборачивался всего лишь кошмаром, а в реальности распахнула объятья долгожданная постель с недвусмысленным намёком, что пора, наконец, отоспаться после очередной годовой отчётности, или, как нынче по-модному выражается молодежь – дедлайна. Не было бы счастья, так несчастье помогло. Гори она синим пламенем, эта работа с её трудовыми подвигами, а ей ещё пожить хочется!
Вздрогнула и зашипела, словив ягодицей иглу.
- А как ты думала? – философски заметила медсестра. – Заболеть легко, лечиться не сладко. Тебе, считай, ещё повезло, что бабулька с нитроглицерином подвернулась, а то неизвестно, лежала бы ты здесь или в реанимации. Радуйся, мать!
- Я радуюсь! – послушно отозвалась Варвара.
Получив наставление лежать, не поднимая головы, полчаса, не меньше, «а то магнезия не подействует», вяло поблагодарила – и, едва дождавшись ухода медиков и бабы Кати, приткнувшей рядом с ней на диван сумочку, добралась до мобильника.
- Светик, солнышко, ты в порядке?
- Мам Варь, привет! Да всё ОК, – зашипела приёмная дочура. – Прости, я на лекции, случилось что?
- Перезвоню! Прости! – так же шёпотом отозвалась Варя. И с облегчением сбросила вызов. Всё в порядке. Глюки остаются глюками. Доча в Москве, никуда не девалась, вечером она ей перезвонит – и ещё раз убедится, что с её солнышком всё хорошо…
Всю ночь Варвару крутило, тошнило, выворачивало желчью так, что она не единожды пожалела, что её давеча не сожрали. Пожалуй, так помереть было бы легче. И быстрее.
Но ничего, она ж баба крепкая. Отпустило таки. И полегчало, наконец…
Через три дня, досрочно сдав сессию, примчалась из Москвы Светка, и принялась хлопотать над матерью бестолково, но приятно. Гадкий криз не выдержал такого к себе обращения и, наконец, сдался. А дочь жалась-мялась, да ещё исподтишка бросала на мать такие виноватые взгляды, что та поняла: неспроста! И, улучив момент, прижала девицу-студентку к стенке, требуя ответа. Та и выдала, наконец, что беременна.
Вот так всегда. Самое интересное случилось, конечно, не с Варварой…
Незаметное подкрадывание к новости началось с безобидного разговора: Варвара Павловна, вспомнив за утренним чаем с домашними пышками о материнских обязанностях, затребовала у дитятки зачётку – полюбоваться. Ибо знала: будет чем. Она и в школьные-то годы Светкин дневник просматривала раз в четверть – похвалить; и всё плечами пожимала на недоумение соседок по партам на родительских собраниях: сколько же вы, уважаемая Вар-вар-вара, высиживаете со своей девочкой за уроками? Наверное, ночей не спите, ведь какая умница растёт, будущая медалистка! И всё не могли поверить, что нисколько она с ней не сидит. Девка сама по себе умная да ответственная, просто хвалить её надо, не переставая, тогда и горы свернёт. Так ведь эгоисткой вырастет, говорили ей в ответ и пожимали плечами. И ехидно улыбались: или врёт мамаша, или… Посмотрим, посмотрим.
Ничего, никакой эгоисткой Светка не выросла. Потому что ни минуты свободной не оставалось для праздности. Если не поступало от матери «наряда» по хозяйству – сидела за своим мольбертом или скетчбуком, а последний год – за графическим планшетом. Хоть Варвара зарабатывала и не густо – но на дочкину страсть к рисованию денежку не жалела. Кто знает, может, это и есть её будущее, да ещё благополучное.
Поэтому, когда сегодня дочь, снисходительно покивав на её восторги над «отл.» и высшими баллами в зачётке, неожиданно протянула:
- А вообще, мам Варь, я тут подумала: ну её, эту Строгановку!
…она чуть с кухонной табуретки не упала.
Чтобы дитё, даже во сне пальчиками шевелящее, будто карандашиком что-то там выписывает, и так ляпнуло!
- Доча, а что случилось-то? – спросила осторожно. – Ты давай, не бойся, выкладывай, как есть, мне уже можно. Обойдёмся без «Скорой». Давай, давай, не стесняйся. Влюбилась, что ли?
Светка помялась-помялась…
А Варвара заранее похолодела. Разом нахлынула сотня страхов, не меньше. Господи, только не это! И не то, спаси и сохрани!
- Мам Варь, я… это… беременна, в общем. На третьем месяце уже… – Дочь опустила глаза. – Наверное, придётся академку брать. Или уходить, смотря как дело пойдёт. Не ругайся, мам, я знаю, на первом курсе рожать – ужасно, но мы уж как-нибудь…
- Слава те, Господи, – с облегчением выдохнула Варюха, прервав её блеянье. – И всего-то? Я уж думала – онкология, она сейчас и молодых косит. Или в долги залезла, или шантажирует кто… А с этой-то бедой справимся! Хоть мне и неохота в сорок пять бабкой становиться – ничего, привыкну.
Светка похлопала ресницами в полном обалдении.
- Мам Варь, ты что, серьёзно? И не… Ругаться не будешь?
- Дурочка, – ласково ответила Варвара. – Радоваться надо. И за тебя, и за меня, заодно; раз уж по молодости не довелось с малышом повозиться, я на твоём своё доберу… А хахаль, или бойфренд, по-нынешнему, жениться-то не собирается? Он хоть знает о ребёнке-то?
И тут дочь её добила.
Выдохнув, как перед прыжком в воду, она выдала:
- Знает, мам Варь. Мы, вообще-то, уже месяц как женаты. Так получилось, прости. Сказать боялась.
«Ну, времена…»
Варвара Пална почувствовала себя старой больной женщиной, измученной жизнью и воспоминаниями и ничегошеньки не смыслящей в нынешних нравах. Подумать только, раньше матерям боялись в «залёте» признаться, а нынче не решаются мужа домой привести! Дожили.
- Вот, смотри, обручальное...
Дочь вытянула руку. На безымянном – как и положено! – пальце сверкало чересчур чистыми и крупными феанитами колечко в изысканной оправе, стилизованной под старину. Впрочем, приглядевшись, Варвара усомнилась: стилизованное ли? А ведь самое настоящее старинное, отливающее тусклой краснотой червонного золота. У Вари в шкатулке сохранился пра-пра-прабабкин венчальный перстень, красоты необыкновенной, с далёких времён, и даже в чёрные времена не подымалась рука продать этакую диковинку и память забытых предков…
Да и камушки в Светкином колечке при близком рассмотрении показались явно не искусственными.
- С кем связалась? – сурово затребовала мать.
Но по блаженной улыбке, расцветшей на личике приёмной дочери, поняла: лучше язык попридержать. В женихе… то есть, уже в муже она, похоже, души не чает, и заподозри его в чём-то – воспримет в штыки. А Варюха ещё не враг сама себе, и ребёнка против себя настраивать не желает. Пусть сама всё расскажет, а там – разберёмся.
Вот Светка и рассказала. Причём такое, что впору опять за нитроглицерин хвататься.
Наплела она совершенно сказочную историю. Что повстречался ей чудесный (кто бы сомневался!) принц, который и впрямь оказался принцем, только не известного европейского государства, а какого-то дальнего, совсем уж зарубежного, где строй конституционно-монархический, и где до сих пор благополучно живут и властвуют всякие там бароны, герцоги, князья и графы. Ну, и, разумеется, короли, ибо тогда откуда взяться принцам, да ещё наследным? Правда, Сигизмунд (вот ещё имечко-то!), даром что принц, оказался не сноб, а простой мужественный парень, настоящий рыцарь, красивый, как античная статуя… (Ну конечно! Вот откуда тот красавчик в последних трёх дочкиных альбомах!) Он сразу воспылал к Светлане горячими чувствами и красиво, по-старинному ухаживал почти весь первый семестр, а на каникулы…
(Ага, это когда в Египет девка вроде как слетала. Помним-помним. Теперь всё ясно.)
… пригласил к себе, знакомиться с родителями.
И тут вдруг рассказчица залилась слезами.
- У него такая ма-ама! – твердила взахлёб. – Мне до неё, как до луны… Ну, какая из меня принцесса? Она на меня как глянет – нищебродкой себя чувствую! Побродяжкой какой-то!
- Ц-ц-ц! – пощёлкала языком Варвара. – Вот ежели будущая свекровь тебя с распростёртыми объятьями встретила – тогда бы я сказала: бойся, дочура. Вали подальше от этой змеи подколодной, что-то у неё на уме нехорошее. А если волком глядит – это нормально. Привыкнешь. Притрёшься.
- Мам Варь, но они ведь короли, куда ж мне в их ряды-то!
- Ха. А ты Российскую Историю хорошо помнишь? У нас вон одна бывшая кухарка несколько лет на троне сидела, Марта Скавронская, она же Екатерина Первая… И ничего. Да и в нашей родне дворяне затесались, было дело. А раз мы с Галкой троюродные, значит, предки у нас общие. Ты мужниных родителей не бойся, тут главное – как он сам себя поставит. Если заставит остальных тебя уважать – никто никуда не денется. Как у вас с этим? Он тебя при других тоже шпыняет – или, наоборот, поддерживает?
Светланка задумалась.
Вытерла слёзы. Оживилась.
- Мам, а ведь он их гоняет. Даже прислугу за непочтительность ко мне рассчитал, и с той поры передо мной во дворце на цыпочках все бегали. Может, и впрямь, привыкну?
- Поживём – увидим, – дипломатично ответила Варвара.
Ей и не верилось, и завидовалось.
Как всегда, интересная жизнь пролетела мимо, помахав на прощание радужным хвостом несбывшихся надежд. Неужели и в самом деле дочь подцепила какого-то принца? Пусть завалящегося, пусть с королевством с гулькин нос, меньше их городишки… но поди ж ты! Собственного!
- Так чего ж ты плачешь, дурочка? – спросила ласково. – Да, а ведь ты не так и не сказала: муж-то будущему наследнику обрадовался?
- Да-а…
- Ну, вот, опять ревёшь! Цыц, кому говорю! Вредно тебе. Что ещё на этот раз?
- Он требует, чтобы я к нему переехала. А я бою-усь! Буду там одна-а…
- Ну, тихо, тихо… В Москве не боялась одна в общаге остаться, даже приезжать запрещала, всё взрослую из себя ставила…
Варвара гладила её по светлокосой головушке и вздыхала.
Страхи-то были понятны. В своё время наслушалась она от подруг, повыскакивавших замуж за иностранцев. Их в Варином институте училось множество – понаехали по обмену студентами. Даже счастливые, подобные браки складывались нелегко. Чужбина, неизвестный язык, никого из близких рядом, муж – на работе или при своём бизнесе, дома только ночует… А ты в его доме одна-одинёшенька, ни спросить, ни словом перемолвиться не с кем. Везде чужие обычаи, какие-то пустяшные мелочи и промахи могут обернуться чёрт знает чем. Адаптироваться на чужбине тяжело, даже если в семье лад.
А уж при суровой-то свекрови…
- Будет тебе, – сказала нарочито строго. – Раз боишься там одна – давай, я с тобой поеду, погощу немного. Гляну на месте, что к чему, авось посоветую дельное. Годится? Если, конечно, твоя новая родня простым главбухом не побрезгует.
Светка радостно завизжала и бросилась ей на шею.
Потом они пекли бисквит с вишней из баночной летней заготовки, и получилось, что не зря – что завтра, оказывается, Сиг, как его перекрестила Светка, приезжает знакомиться, и пирог придётся кстати. Ну, спасибо, доча. Мать после болезни как раз в самом том гламурном виде, чтобы принцев-зятьёв принимать…
Но где-то на периферии мелькнула горькая мыслишка, что если бы не замужество и беременность – дождалась бы она свою девочку нынче в гости? или та взяла бы да снова укатила со своим ненаглядным? Ведь художники почти аристократы, почти богема; нужна-то им мать-тёща? Другое дело, что деваться некуда, надо же познакомиться хоть из вежливости. Вот и едет высокопоставленный зять представляться. Зубами, поди, скрипит, а едет.
- А как страна-то называется, доча? – поинтересовалась она как бы между прочим.
- Иллария, мам.
Дитятко ответило машинально… и осеклось. Виновато глянуло на мать, набирающую текст в поисковой строке телефона.
- Мам Варь, не ищи…
И добавила тише:
- Ты только не волнуйся. Это не наш мир.
И вот тогда Варваре Палне всё стало ясно.
Её девочку кто-то нагло разводит. Какая-то скотина воспользовалась малышкиной впечатлительностью, склонностью к фантазиям, поймала на наивной вере в чудо и на любви к приключенческим книжкам – и теперь водит занос. Надо ещё проверить штамп в паспорте, действительный ли? Женился он, гад, сволочь. Инсценировал даже поездку куда-то…
Далее в размышлениях Варвары пошли сплошь непечатные эпитеты. Но кое на каком моменте она споткнулась.
Вот с поездкой оказалась загвоздка. Неувязочка, скажем. До того ярким и сочным казался Светкин рассказ взахлёб – о путешествии в роскошном королевском поезде через всю страну, так похожую на Италию, Францию и Бельгию, вместе взятые, со старинными, но прекрасно сохранившимися и ещё жилыми сказочными замками, с винокурнями и сыродельнями, рыбацкими посёлками, конными заводами, собачьими питомниками… С красивейшими деревеньками и патриархальными городами…
С этим-то со всем как быть?
Зомбировали, твёрдо решила про себя Варвара. Или загипнотизировали.
Вот уж, действительно, захочешь сильно во что-то не поверить – найдёшь сотню причин!
В данном случае не хватало лишь одной, без которой всё рушилось. За каким, собственно, непечатным хреном это всё?
Кому она нужна, провинциальная девочка-заучка, не то, чтобы ботаник, но с абсолютно пофигистским отношением к собственной внешности, и не из-за отсутствия вкуса, а из-за полного погружения в волшебный мир красок и холстов, акварелей и пастели? Деньги от редкой подработки она предпочитала спустить на альбомы и какие-то дорогущие краски, нежели на маленькое чёрное платье и косметику, и, безо всякого злого намерения посмеяться над окружающими, одевалась не по-женски, а, чаще всего, используя мужской принцип; что из шкафа выпадет, то и напялит. Бывало, «мама Варя» перехватывала её у двери, чтобы заменить нелепый берет на более подходящую зимнюю шапочку, или на ходу переодеть из заляпанного супом балахона в более-менее приличный свитер, ворча, что она, хоть и богемная девушка и мольберт с собой взять не забывает, но лучше бы она ещё и голову прихватывала.
Да, конечно, Светланка была не просто хорошенькой – красивой. Изящной. Хрупкой, как статуэтка. Недаром те, кто не знал, что она – приёмная дочь, при первом знакомстве с дородной Варварой Палной изумлённо приподнимали брови, но… хватало такта промолчать. Однако красивых девушек в России, особенно в столице – пруд пруди, хватает, чтобы и жениться, и приятно вечерок провести… Допустим, решили в секс-рабыни заманить, но тогда какой смысл – выпускать её обратно из чужой страны? Посадил на цепь, да и держи… Свят, свят, только не такие страсти, пусть что-нибудь полегче. Допустим, запер в квартире или дома – и никуда она не денется…
А тут, как ни крути – воля ваша, но чересчур сложно получается. Даже если предположить, что поездки, как таковой, да и знакомства с родителями – тьфу, чтоб их, монархами! – не было, и всё это – тщательно наведённые гипнозом воспоминания… Слишком уж много усилий затрачено. В наше время девушек крадут и обводят вокруг пальца куда проще; читали, смотрели, слушали, знаем…
Ох, как тяжело стало на сердце у Варвары!
Тем не менее, она заставила себя выслушать Светланкины откровения с улыбкой, в меру недоверчивой, а на вопрос: «Мам Варь, ты мне не веришь?» – уклончиво ответила: «Там поглядим», но в бутылку лезть не стала. Только ещё сильнее захотелось разобраться с нежданным зятем. И ни с того, ни с сего яростно засвербила правая ладонь – у кого-то это к деньгам, а у неё – явно к хорошей плюхе.
Но пирог они всё-таки не спалили. Бисквит с вишней получился чудо как хорош – мягкий, пышный - как обычно, когда не заморачиваешься, а делаешь на скорую руку. Или как назло… Уж и неохота было переводить добро на какого-то афериста.
Поэтому Варвара плюнула на генеральную уборку, которую, наверное, затеяла бы любая тёща перед приездом любимого зятя, и занялась собой. Чтобы, так сказать, встретить во всеоружии. К утру тщательно обдуманный боекомплект был готов: громадные бигуди, очаровательный макияж в стиле семидесятых, с тенями расцветки колибри до самых бровей, пышный розовый полукружевной халат с оборками и бантами. У соседки были одолжены тапки-страшные-зайчики. И, как конец – всему делу венец, шикарная раковина-пепельница, полная благоухающих «бычков» от дяди-Васиных «Беломорин». С первого этажа.
Велкам, дорогой зять! Как говорится, чем богаты…
От волнения Варваре жутко хотелось есть, и вместе с тем кусок не лез в горло. Вот сжимало каким-то спазмом – и хоть ты тресни. Обидно.
Но больше всего почему-то раздражало, что Светка всех её глобальных приготовлений, казалось, не замечала. Впрочем, почему – казалось? Ей и впрямь было всё равно: она полностью ушла в зарисовки, вооружившись ноутбуком и перетаскивая из фотоаппарата добычу, «нащёлканную» за время поездки. Краем глаза глянув на фотографии, неспешно проплывающие в слайд-шоу, Варвара Пална остолбенела.
…Можно, конечно, и загипнотизировать человека. Тем более наивную доверчивую девочку. Но напихать ей в фотоаппарат заранее подготовленные и смонтированные снимки, да ещё с датами и временем? Да ведь не принцесса Уэлльская, оно того не стоит!
Через дочкино плечо она задумчиво посмотрела на сияющую аристократическую морду молодого человека, и впрямь чем-то похожего на Аполлона и Адониса, вместе взятых. На живые умные глаза… жаль только, с такого ракурса цвет толком не разобрать. Чёрт его знает. Надо приглядеться вживую. Своей интуиции Варвара доверяла.
И всё же… в последний момент сердце её дрогнуло. Не то, чтобы решила не позориться – а где-то, в глубине души, проснулась в ней прежняя Варюха, обожающая нравиться красивым парням, и так вдруг расхотелось выставлять себя «тёткой», распустёхой, вульгарной особой… В десять утра она повздыхала, выцарапала из причёски бигуди, смыла раскрас в стиле семидесятых и, всплакнув немного над былой стройностью, откопала из глубин почтенного бабкиного шкафа дорогое утягивающее бельё. Хрен с ним, с аферистом. В кои-то веки захотелось нарядиться для себя. И почувствовать себя не загнанной тёткой… ну вот, опять это дурацкое слово, как кликуха! – а Женщиной. В дивном струящемся платье, синем, под цвет глаз, в туфлях на настоящих шпильках. На которых, благодаря изумительной колодке, Варвара, несмотря на излишнюю полноту, держалась превосходно.
Она глянула в зеркало – и сразу перестала чувствовать себя предательницей. О, нет, такая женщина могла только побеждать!
Через без малого час ожидания пыл её заметно поувял. Принц он там или мошенник, а запаздывать – это всё же привилегия девушек. У Варвары даже обозначилась робкая надежда: а что, если Сигизмунд-который-по-счёту-наследник-Илларии не соизволит явиться совсем? Решит, например, что задумка не удалась, ну их, этих баб, таких даже облапошивать не интересно; и вообще – поигрался, и хватит, пора сваливать… Не зная, радоваться или огорчаться, она прошла на кухню, с отвращением выбросила в мусорку старую пепельницу с останками «Беломорканала» и выудила из заначки великолепнейший мундштук вишнёвого дерева. Который извлекался на свет божий довольно редко, когда, в лёгком расслаблении, они, ещё с Галкой, сиживали тут на кухне за рюмкой чая, и изображали из себя то Риту Хейварт, то Одри Хепберн… Хоть больше форсили, чем затягивались.
А уж пачке «More», завалявшейся там же, в самом редко выдвигаемом кухонном ящичке, стукнуло уже лет десять, не меньше. Три оставшихся коричневых палочки высохли до лёгкости паутины.
И мятный привкус в них еле чувствовался.
В глубокой задумчивости, в ностальгии по прошлому, в тоске о подруге она поначалу и не придала значения дверному звонку. Потом, правда, через кухонную дверь гармошкой пробился оживлённый Светкин голос, приглашающий войти. «А вот не пойду – и всё. Обойдётся», – мстительно подумала Варвара. «Много чести – у порога встречать. Ишь, зятёк недоделанный…» Не спеша стряхнула пепел в ракушку, задумчиво глянула в окно, на апрельскую слякоть, изящно отставив мундштук… И лишь на дочкино аханье: «Мам Варь, да ты что делаешь-то?» – не спеша обернулась.
Сощурившись, особым приёмчиком выпустила изо рта колечко дыма.
- Молодой человек, вас не смущает, что я курю?
Нет, ну ёшкин кот! И ведь тотчас вспомнила, по какому случаю выдала эту фразу великая актриса Фаина Раневская. Незабвенную застали в театральной уборной совершенно голой, с «Беломориной» в зубах, вот тогда она и выдала эту знаменитую фразу. Варя ничего не могла поделать, лишь безудержно расхохотаться. Хорошо, не истерически!
А смех у неё был чарующий – низкий, воркующий, заразительный. Ничего удивительного, что Аполлон, едва видимый из-за огромного букета каких-то душистых цветов, заулыбался в ответ, да так искренне и с каким-то облегчением, что Варя отчего-то сразу ему поверила.
«Принц так принц» – думала бесшабашно, угощая гостя домашней запеканкой – не творожной, прозаической, а водочной, на травках и на меду, о которой даже у классика говорится: «рюмочки три для души очень полезно принять…» Гость приходил в изумление и от солёных грибочков, и от жёлтых помидоров особого сорта, зимующих в тазике под кроватью до самой Пасхи, и от маринованных корнишонов с крошечными патиссонами, и от кулебяки «на четыре угла» – с гречневой кашей и яйцами, с рисом и зелёным луком, с молоками, с курятиной… Она потчевала гостей – и всё поглядывала на «свиту», как для себя окрестила друзей-сопровождающих жениха. Их имена она от волнения то и дело забывала, но, пользуясь положением хозяйки, нет-нет, да, подкладывая очередной вкусный кусочек, задавала каверзные вопросы. И терялась с каждым ответом…
Ибо так изощрённо врать могли только настоящие профессионалы. Шпионы или артисты. Но только по-прежнему в подобном вранье она не видела смысла.
Неужели всё-таки дочь права?
И в их доме сейчас – настоящие пришельцы… попаданцы… да как же их назвать-то? в общем, из чужого мира с дивным названием Иллария?
- Как-как вы сказали? Кулебяка «на четыре угла»? Великолепно. Уважаемая Варвара Павловна, вы непременно должны поделиться со мной рецептом. Наконец-то мне найдётся, чем шантажировать собственного повара.
Импозантный мужчина с небольшой бородкой, с взглядом с поволокой, чем-то похожий на Джорджа Клуни, с удовольствием, по-простецки, без ножа и вилки, подцепил кусочек кубеляки и отправил в рот. Судя по стилизованной рыбке – а Варвара всегда умудрялась в украшениях из теста поверх пирогов зашифровать подсказку, с какой именно начинкой попадётся кусочек – гостю достались молоки, обжаренные с лучком и специями и томлёные в сливках.
- Феерично!
Гость зажмурился от восторга, и принялся жевать настолько аппетитно, что, глядя не него, невольно хотелось стянуть и себе кусочек. Тем более что фирменный русский пирог, неистребимая гордость Варвары Солнцевой, исчезал с подноса с третьей космической скоростью.
Чего только не сотворишь от бессонницы… Некоторые читают, курят или отправляются на ночную пробежку. Варвара – пекла.
- А я говорил, папа, – восторженно отозвался Сигизмунд, для Вари уже просто Сиг, подхватывая очередную порцию и с удовольствием хрустнув поджаристой корочкой. – В кого, как ты думаешь, у Ланы кулинарный талант?
Второй сопровождающий из свиты, молчун, одобрительно кивнул и плеснул всем в крошечные стопки водочки. Варвара вовремя убрала свою, покачав головой. Молчун, чем-то похожий на обоих мужчин – и на жениха, и на отца, явно родственник – вопросительно приподнял бровь. Указал взглядом на бутыль с коньяком.
- Мера, – коротко ответила Варвара. – Больше не в удовольствие.
И вновь прочла на лице свитского одобрение.
Ёшкин кот, всё же хорошо, что она таки решила поменять образ и переметнуться из «Тётки» в «Светскую даму». Не то пришлось бы сейчас сгорать со стыда и выкручиваться изо всех сил. Пироги, конечно, подсластили бы проблему, но первое впечатление, произведённое на седых благообразных джентльменов, было бы испорчено на всю жизнь. Сиг – господь с ним, он не её мужчина… Гхм. Да и эти, собственно. Но… как уже говорилось, Варвара любила нравиться просто так, чтобы ею откровенно или украдкой любовались, даже если ценителям подобной специфической красоты она не оставит ни единого шанса.
Потом с запозданием до неё дошло:
«Папа?»
Это что же получается, Клуни… тьфу, господин с красивой бородкой, да и сам очень даже ничего – отец Сигизмунда? Сват? Родственничек-король, мать-мать-мать? Решил лично проверить лояльность будущей родни?
Ух, ей чуть дурно не стало задним числом, стоило представить себя в необъятном розовом халате, с бигудюшками на голове, в страшных тапках-зайчиках… Свят-свят. И дело даже не в первом впечатлении от тёщи и сватьи, а в позоре, неизбежно лёгшим бы на Светку. Где вообще была Варварина голова, когда она продумывала сию злобную диверсию? Видать, отдыхала…
Досадно, что имени папы-короля она не запомнила. Ничего. Будет ещё возможность узнать.
- Ой, я-то что, – засмущалась в это время Светланка на похвалу. – У меня от мамы Вари только страсть к пирогам. А вот супчики, борщи, мясо со мной никак не дружат.
Глаза Сигизмунда подёрнулись нежностью.
- Не страшно. Готов обойтись пирогами, – проворковал он, и всем присутствующим послышался в его невинных словах явный намёк на нечто большее. Варя только вздохнула. Где её семнадцать лет, где молодой Илюша-десантник? Эх… Молодость, конечно, не «прощай», ибо все мы в душе ещё ого-го… но наступает однажды день, когда ты понимаешь: кое-что не повторится. Никогда.
Праздничный обед шёл своим чередом, и если бы не изысканные костюмы гостей – вроде бы обычные для нашего мира «тройки», но несущие на себе флер безумной дороговизны – всё было бы чрезвычайно мило и по-домашнему. Но стоило Варваре кинуть очередной взгляд на платиновую заколку, ненавязчиво посверкивающую бриллиантами в галстуке папы-короля этой, как её… ах, да, Илларии! На запонки с короной поверх вензеля-монограммы, вспомнить безупречные ботинки стоимостью, наверное, в две её трёхкомнатных квартиры, и становилось не по себе. Вот влипла так влипла. И впрямь, придётся ехать со Светкой, чтобы хотя бы последить за ней немного, помочь обвыкнуться. Возможно, придётся даже искусственно утрировать дочкин образ рассеянной художницы, с головой погрязшей в Святом Искусстве, дабы к её огрехам в воспитании относились снисходительно хотя бы доброжелатели. А недоброжелателям не угодишь, как ни крутись.
Но вот согласится ли королевская родня на её, с позволения сказать, визит без предупреждения?
Она поймала себя на том, что рассуждает о посещения мира иного как о чём-то естественном и решённом. Будто стоило появиться на пороге этим троим – и все мысли о возможном мошенничестве, зомбировании, промывке мозгов разом вылетели из головы.
И тут Варвара испугалась.
Неужели это всё же гипноз? И её точно так же, как и дочь, беззастенчиво используют?
И порадовалась привычке – выпивать за любым застольем, даже с самыми близкими, единственную рюмку. Говорят, алкоголь подавляет сопротивляемость психики, поддаться чужому воздействию, будучи «под мухой», гораздо легче, чем трезвому. А у неё как раз прошло расслабление после рюмашки коньяка, вот и вернулась способность рассуждать здраво.
Спокойно, Варя. Считай себя в разведке. Не Матой Хари, конечно, но тем же Штирлицем. И не дай себя подвести к провалу.
С извиняющейся улыбкой она вышла из-за стола, напев что-то про чай-кофе, и исчезла на кухне. Там выпила залпом стакан ледяной воды, клацнула зубами о край стакана… и поняла, что ей неимоверно страшно.
Подозревать людей, не сделавших пока ничего плохого, звать соседей и полицию – глупо. Верить в байки об иных мирах – ещё глупее.
Действуя на автомате, налила чайник доверху, щёлкнула розжигом… и машинально потянулась к сигарете. Но на курево в своё время был наложен такой же запрет, как на выпивку, поэтому очередная коричневая «More»-ина так и не была прикурена – лишь вставилась в мундштук, прихваченный потом крепкими Вариными зубами. Постучав пальцами по подоконнику, Варя, дабы успокоить нервы, принялась общипывать листки капустной рассады, только-только проклюнувшиеся. Чего сроду не позволила бы себе в мирное время.
Спиной она почувствовала, что в кухне появился кто-то ещё.
- Вы так напряжены, Варвара Павловна, что, будь ваши соседи эмпатами, как я, к вам на помощь сбежалось бы полдома.
Приятный бархатный баритон принадлежал явно не папе-королю. Что это? Случилось чудо, и Великий Немой… то бишь господин Молчун, заговорил?
- А вы эмпат? – машинально уточнила Варвара.
- Представьте себе. К тому же, специалист по адаптации и переговорам. Иногда контакты с представителями чужих миров проходят крайне болезненно, и тогда требуется наша помощь. Уверяю, помощь самого деликатного рода.
- Признайтесь, это вы убедили меня в…
- Что вы, что вы, уважаемая. Я ни в чём не убеждаю, и ни к чему не принуждаю. Я всего лишь приглушил ваш страх. Остальное – дело вашей интуиции, и, возможно, желания поверить. Ведь идея множественности миров вам не чужда, так?
- И вы этим воспользовались, – с неожиданной злостью откликнулась Варя. – Зачем? Я всё ломаю голову, для чего вам понадобилась Светлана? Она что, наследница какого-нибудь арабского шейха или короля Брунея? Или в её коллекции вдруг затерялась безумно дорогая картина, а другого способа заполучить и вывезти её, кроме как женившись, никто не видит?
Маскировка летела к чертям. Штирлиц таки провалился.
Губы мужчины дрогнули в улыбке.
- Ни то, ни другое, драгоценная Варвара Павловна. Сигизмунд действительно принц Илларии. К счастью, не наследный… Предвижу ваш вопрос, уважаемая родственница. Мы с Эдвардом братья, так что я нашему жениху, представьте, дядя. Очень удобно иметь в семье эмпата-профессионала, особенно при таких вот ситуациях…
Варя воинственно вскинулась.
- Матримониальных? Вы что же думаете – моя девочка спит и видит, как бы захомутать принца побогаче? И слава богу, что он у вас не наследный.… Кстати, почему?
- Как интересно наблюдать за сменой вашего настроения. Ну, ну, – мужчина отступил, вскинул руки, словно прося прощения. – Вы ведь должны понимать, что правящая семья не исключает корыстных целей возможных невест, отсюда и меры предосторожности… Почему не наследный, вы спрашиваете? Всё дело в том, что наш Сигизмунд – второй сын Эдварда, и, соответственно, будущим королём станет Михаэль, его старший брат. Тем не менее, статус не наследной принцессы манит к себе многих, как бы вам сказать…
- Аферисток, – с угрозой в голосе подсказала Варвара. – Я вас слушаю. Продолжайте.
- Младший принц совершенно непрактичен, и, попадись ему девушка, лелеющая неблаговидные планы – боюсь, нам пришлось бы принимать решительные меры, тем более что при рассеянности и простодушии Сигизмунд многое принимает за чистую монету. Страсть к искусству поглощает его. – Собеседник Варвары Палны вздохнул. – Признаюсь откровенно: мы отпустили его в ваш мир без особой охоты, вполне ожидаемо беспокоясь за сохранность его целомудрия.
- А вот, кстати, попутный вопрос: зачем? – не удержалась женщина. – Что ему дома-то не сиделось?
- Это нечто вроде стажировки, сударыня. Проверка на зрелость. На умение не только приспособиться к обстоятельствам и выжить в новом мире, но и закалку некоторых личных качеств. Согласитесь, возможный претендент на престол должен доказать свою самостоятельность. К тому же, ему по душе искусство землян, особенно вашей эпохи Возрождения и Средневековья; мальчик не хотел упускать возможность изучения многих шедевров вживую. Вот, кстати, и ответ на ваш вопрос по поводу наследования. Даже будь Сигизмунд старшим – король из него получился бы неважнецким. Хотя бы один из королевской четы должен, так сказать, твёрдо стоять на земле, но ни и Сигизмунде, ни о Светлане этого не скажешь. А вы как думаете?
Облегчение, испытанное Варварой, сравнимо было разве что с её реакцией, когда однажды, дождавшись анализа на онкомаркеры, она узнала, что никакой опухоли у неё нет, и симптомы указывают на другую бяку в организме, сравнительно безобидную.
- Думаю, что парочка трёхнутых на искусстве – это умиляет. В обычной жизни. А вот для монархии никак не годится, – честно ответила она. – И слава богу. Не хватало ещё, чтобы Светку вздумали убрать какие-то интриганы, чтобы навязать… Постойте! – Она так разволновалась, что даже схватила собеседника за руку. – А что, если всё же она кому-то перейдёт дорогу?
Мужчина похлопал её по ладони.
Улыбка у него оказалась искренняя и располагающая.
- Не беспокойтесь. Я не единственный эмпат в королевской семье. К нашему удивлению, переход Сигизмунда на Землю подтолкнул его ранее спящие способности: эмпатия у нас в крови. Будьте уверены, возможную авантюру он почувствует на расстоянии, не насколько он всё же не от мира сего. Да и… определённые службы не спят; так что за безопасность всех членов королевской фамилии я вам ручаюсь.
Опомнившись, Варвара освободила его руку, смущённо зардевшись.
- Прошу извинить, – выдавила. – Я была слишком взволнованна при первом знакомстве и… откровенно говоря, не запомнила…
- Эрих, – склонил голову господин эмпат, не дожидаясь подробных объяснений. – Эрих Мария…
«Ремарк», мысленно добавила Варвара Пална. И едва не завизжала от восторга, услышав:
- Ремардини. Тайный советник Его Величества Эдуарда Густава Ремардини. К вашим услугам. – Склонил голову набок. – С учётом реалий вашего мира – вы, как новый представитель нашего семейства, можете обращаться ко мне просто «Эрих».
Варвара с улыбкой протянула руку.
- Варвара.
- Польщён.
Прикоснулся губами к её руке.
- Ну, наконец-то я слышу, как вы сами предпочитаете себя называть! А то я уж и не чаял, как вас представить при дворе. Представьте себе, каково это выглядело бы: тёща не наследного принца Мама Варя!
Он произнёс это несколько торжественно, как мажордом, объявляющий прибытие гостей на важном приёме, и Варвара, оценив комизм ситуации, так и покатилась со смеху.
Она снова могла смеяться, просто и беззаботно. Значит, жизнь налаживалась.
Варвара Пална проснулась под умиротворяющий перестук колёс.
Засыпала она, кстати, под него же. Перед сном с удивлением потаращилась в темноту за панорамным окном вагона, однако ничего интересного в ней не обнаружила. Мелькали в объёмистом световом пятне, кидаемом из окна на землю, невразумительные бугры и пышные кочки, то ли кущи кустарников и деревьев, то ли сочные луговые травы… Однажды поезд словно взвился в воздух; но нет, это просело под ним пространство, стук колёс изменился, перешёл на характерный, гремящий, как обычно бывает, когда состав пересекает мост. Далеко внизу мелькнула широкая полоса водной глади с пятном отражённой встающей луны. И опять – чернота, чернота…
Если бы не неимоверная, фантастическая роскошь поезда – и не скажешь, что ты в чужом мире. Впрочем, даже пышность обстановки довольно скоро примелькалась, стала, представьте себе, привычной. К хорошему ведь быстро привыкаешь, да? И официанты в белоснежных форменных кителях с золотыми аксельбантами, встретившие компанию гостей и хозяев в вагоне-столовой, эти улыбающиеся симпатичные юноши, казались не какими-то иномирцами, а вышколенными студентами, удачно пристроившимися подработать. И хрусталь, и дорогой фарфор на столах воспринимались гармоничной и неотъемлемой частью интерьера. И изысканно сервированные блюда, подаваемые отнюдь не крошечными порциями, над которыми порой похихикивали Варвара с подругами, решившие в кои-то веки кутнуть в шикарном ресторане – нет, кормили здесь не только вкусно, но и сытно, от души, «по-нашему»… Всё вокруг казалось частью дорогой элитной поездки, выигранной в лотерею или полученной по какому-то иному случаю: а раз досталось даром – так наслаждайся, Варюха, что ж тебе ещё? Не забивай голову высокими материями и каким-то чужим миром, здесь всё – то же самое… А когда обаятельнейший Эрих Мария, королевский брат, эмпат, извинившись, встал из-за чайного стола, и, расхаживая по пушистой ковровой дорожке, с кем-то вполголоса принялся беседовать, приложив руку к наушной драгоценной клипсе – переговорнику, амулету отдалённой связи – казалось, что обычный скромный миллиардер или аристократ с кем-то общается по мобильнику…
Даже выделенные Варваре, как почётной тёще не наследного принца, апартаменты, занимавшие полвагона и состоящие из спальни с огромной кроватью от стены до стены, ванной комнаты и небольшой гостиной – никак не могли убедить в своей чужеродности, а лишь казались копиями «Восточного экспресса» или «Экспресса Махараджей». Лишь луна, заглянувшая сперва в одно окно вагона, затем, позеленев, в другое, на противоположной стороне, и оказавшаяся, на самом деле, двумя лунами, поставила железную точку на всех сомнениях.
Там, за окнами, расстилались холмы и леса Илларии.
К тому же, здесь оказалось намного теплее. По-летнему. Стоило закрыть глаза – и чудилось, что едешь на юг, к Черному морю. Впрочем, паровоз и в самом деле должен был упереться в побережье, где раскинулась столица – славный древний город Авилар. Там уже с нетерпением поджидали принца для празднования, наконец, его бракосочетания с принцессой Светланой.
Поначалу сам поезд, как таковой, наряду с восхищением вызвал и удивление. Варвара Пална, с момента знакового разговора с Эрихом, дала зарок – ничему в дороге, да и на месте прибытия не удивляться, дабы не сесть в лужу, не ударить в грязь лицом, не… одним словом, не опозориться с возможными дурацкими вопросами. Поэтому, когда на великолепном лимузине, смотревшимся на фоне грязного апрельского снега и хрущёвок совершенно инородно, их с дочерью домчали до заброшенного вокзала – она не задавала вопросов. Хоть железнодорожная ветка и бездействовала вот уж лет двадцать, со времён так называемой «перестройки», когда Министерство путей сообщения навсегда отменило маршруты через их городок, как убыточные. Там даже рельсы оставались лишь для маневренных тепловозов, снующих с вагонами от одного заводика к другому; остальное давно потихоньку разобрали и потырили на металлолом.
Когда Эрих, извлёкши из кармана дорогого пальто некий приборчик, похожий на мобильник, что-то прикинул в уме, нажал поочерёдно несколько кнопочек – и перед ними прямо в пустоте разверзся переливающийся лазурной синевой портал – и тогда она сдержалась от восторженных воплей. Подавила недоумение, шагнув сквозь подёрнутую живой рябью перепонку, и, поддерживаемая твёрдой королевской рукой, очутилась не в сказочной стране, а опять же – на вокзальчике. Правда, не в пример чище и красивее того, что остался за спиной. Небольшое здание красного кирпича под черепичной крышей и с глазастыми часами на фасаде стояло одно, как перст, во всём чистом поле; на видимом пространстве кроме него, небольшой платформы и состава из четырёх вагонов больше ничего не было.
А в поле колосилась под тёплым ветром пшеница.
А за спиной, где-то в двух шагах, оставался сырой грязно-снежный апрель.
И только, осмотрев выделенный ей, по словам Эриха, «скромный уголок»-апартаменты, переждав приступ головокружения и всеобщего лёгкого волнения, вызванного её состоянием – вспомнили, наконец, что мама Варя таки неделю как после гипертонического криза! – после того, как поезд тронулся, и все собрались в салоне на приятную беседу, Варвара не утерпела и спросила, наконец: почему именно поезд? Если есть в Илларии специалисты по открытию порталов из одного мира в другой – то почему бы не сделать выход прямиком в столицу, сразу?
И получила неожиданный ответ:
- Слишком дорого, драгоценная Варвара Павловна.
Король Эдвард сокрушённо развёл руками.
- К сожалению, дело не в средствах, а в энергетических затратах. Каждый портал, открытый в немагический мир, снабжается особой защитой, препятствующей оттоку магии – и во избежание магического дисбаланса нашего мира, и чтобы не нарушать естественного хода развития вашего.
«Магич…» – мысленно Варя поперхнулась. Не удивляться, только не удивляться!
- Понимаю, – кивнула она.
- Да и контроль над хождением между мирами удобнее держать, когда число входов-выходов невелико, это вам наш Эрих, как глава службы безопасности, подтвердит…
«И почему я не удивлена? Потому, что, собственно, самое разумное, когда за безопасностью семьи и государства следит кто-то из самой царствующей семьи. Элементарно, Ватсон…»
- Тем не менее, портал востребован, и не один. Между нашими мирами поддерживается, пусть и засекреченный, обмен культурными и научными связями, и даже кое-что копируется. Мы с удовольствием берём у соседей лучшее, и, поверьте, не остаёмся в долгу. Портал, через который мы прошли, обслуживает несколько территориальных единиц: как это у вас – областей? регионов? Не слишком удобно для землян, но вы привыкли преодолевать большие расстояния на транспорте. К тому же, пребывание в нашем мире компенсирует возможные неудобства дороги. Здесь по прибытии, достаточно зайти в здание, которые вы недавно видели: это портальная станция, которая доставит иномирца или нашего соплеменника в любую точку Илларии.
Король добродушно улыбнулся.
- Предвижу очередной вопрос, дражайшая родственница. Мы не воспользовались порталом, ведущим напрямик в столицу, специально для того, чтобы подготовить вас, как впервые прибывшую в наш мир, к новой среде. Этот чудесный поезд, – он повёл вокруг себя рукой, – на самом деле – адаптивный. В его стенах встроены особые магические информационные блоки, мягко и ненавязчиво загружающие в мозг знания языка и письменности, основы истории, географии и политического устройства, базовые навыки этикета. Они даже настраивают моторику тела под вождение некоторых видов местного транспорта, мобилей, например. Есть и краткая сводка светской хроники и новостей культуры. Долгое время наши маги работали над тем, чтобы всю эту уйму знаний впихнуть в человеческую голову одномоментно, разом; но получалось слишком болезненно, знаете ли… А вот внедрение малыми порциями, в течение суток оказалось весьма эффективным. Так что, не удивляйтесь, драгоценная, когда, проснувшись поутру, вы защебечете на нашем языке. Я, кстати, таким же образом выучил ваш, и вроде бы неплохо.
…И потому-то, вдоволь налюбовавшись на жёлтую и зелёную луны, Варвара Пална изо всех сил постаралась заснуть, предчувствуя, как утром проснётся обновлённой, просветлённой… возможно, даже чуточку похудевшей – ведь её организму придётся затратить массу сил на усвоение новых знаний, так ведь? А она во время сессий всегда худела, хоть и жор нападал отменный, но всё в ту пору шло в мозг, в мозг…
А среди ночи проснулась в холодном поту: ей вдруг показалось, что сказки нет, что на самом деле она просто едет в командировку, или в отпуск, напридумывав себе бог весть что. Но под руку мягко скользнуло нежнейшее пуховое одеяло, в свете ночника кровать вновь показалась необъятной, как сама волшебная страна, а сквозь плотные шторы по-прежнему светили обе луны, обе! Торопливо перекрестившись, Варвара Пална зажмурилась – и вдруг, как девочка, пробормотала:
- На новом месте приснись, жених, невесте!
И нырнула под одеяло, в тёплые, нагретые её большим жарким телом, недра.
…Среди ночи к ней, наконец, вернулся Он – её давнишний призрачный возлюбленный, которого она не видела уже лет пять, не меньше. Целовал жадно, почти до боли, овладевал неистово и нежно, и шептал ласковые слова, и называл своей сладкой женщиной, сдобной булочкой, пышечкой… Кому другому в реальной жизни Варя не спустила бы – терпеть не могла подобных прозвищ! – но от голоса знакомого незнакомца млела и таяла, и восхищалась, и ловила волны восторга и удовольствия, одну за другой, одну за другой…
А утром проснулась, и под мерный стук колёс и едва заметное раскачивание вагона долго ещё мечтала, и губы её, чуть припухшие со сна, словно от поцелуев, всё лелеяли манящую улыбку.
Кристофер Ремардини, пятый герцог Авиларский, с досадой поморщился, прервав, наконец, утреннее блаженство с дивным послевкусием от восхитительного сна, и, не вставая, потянулся за назойливо жужжащим зуммером – переговорным амулетом. Увидь его сейчас Варвара Пална – амулет, а не Кристофера – так и опознала бы в устройстве обычный мобильник. Ага, из тех, в золотом или платиновом корпусе и с инкрустированным вензелем из бриллиантов, что делают для обычных земных миллиардеров обычные земные ювелирные дома, вроде «Тиффани» и «Картье». Внешняя имитация была совершенна. В последние пять лет законодатели мод принялись активно пробивать в жизнь земные дизайны, и пресыщенной новинками публике эта технократическая экзотика пришлась по вкусу. Кристофер, будучи в душе консерватором, сперва бурчал неодобрительно об «обезьянах, тащащих из диких мест всё, что плохо лежит», но затем с удивлением обнаружил, что гаджеты – очень даже неплохая вещь. Особенно кухонные. Ибо была у герцога Авиларского тайная поначалу страстишка – кулинария. Переросшая, по мере потери холостого статуса, в явную, поскольку все три его последних жены мало того, что не любили и не выражали желания готовить – собственно, а на черта это умение герцогине? – они ещё не любили просто жрать, Барлоговы веники!.. Там – листик салата и канапе с проросшими вонючими зёрнами, тут – месиво из тех же самых зёрен, годных, по мнению герцога, разве что на хороший самогон…
За пять лет неудачных женитьб он успел вдоль и поперёк изучить меню первых красавиц королевства и понять, в чём причина их отвратительных характеров. Стервозных характеров, если уж на то пошло. Диета, Барлоговы веники!
Хоть, конечно, и он, Кристофер, нравом далеко не сахар…
Но, ядрёна вошь с клиньями, попробуй тут удержись от непечатных выражений, когда приезжаешь с хорошей партии в поло, взмыленный и голодный – а на столе сплошь зеленуха из салатов и травок! А любимый повар, оказывается рассчитан и в четверть часа выставлен из поместья с вещами из-за того, что, вопреки запрету очередной госпожи, вздумал таки приготовить к приезду хозяина кусок говядины с кровью. Да дело, собственно, не в говядине, и не в том, что у Эльзы или Марианны, видите ли, от запаха мясного и жареного болит голова – она у них болела при каждой очередной блажи. Дело в попытках перекроить новоиспечённого мужа но свой манер. Сделать его удобным и пушистым, как прикроватный коврик.
Начинался его протест с того, что, вооружившись тесаком и фартуком, он шёл в кладовую за бараньим боком или говяжьей вырезкой, и колдовал над новинкой – домашним грилем, а иногда и разжигал старинный очаг, в котором жарил мясо прямо на угольях. Духовой вытяжкой при этом он не пользовался принципиально, наслаждаясь сперва нытьём, а затем и визгом очередной протестующей благоверной, когда запах и чад от жаркого достигали парадных комнат. Через день-два в дом возвращался шеф-повар Мишлен со своими фирменными антрекотами и печенью по-гусарски. Ещё через неделю с половины хозяина изгонялись модистки, мопсы и подруги жены, непременно желающие сунуть нос в его апартаменты, тёщи, парикмахерши и маникюрши, шиншиллы и морские свинки и прочая шушера. Вплоть до самой супруги, которой навек отделялось крыло особняка, где она могла творить, что угодно, без права переноса безобразий на мужнину половину. Знай своё место, женщина! И царствуй где-нибудь там… в своих угодьях.
А заканчивалось это примерно года через полтора, и каждый раз одинаково. Как вскоре и сейчас закончится. Во всяком случае, Кристофер всё для этого сделал.
Потянувшись, он промычал в переговорник:
- М-м-м…
- И тебе утра доброго, дорогой племянник, – доброжелательно отозвался знакомый голос Ремардини-второго. – Как почивалось? Я тебя не слишком обеспокоил?
- Так, самую малость…
На несколько мгновений Кристофер позволил блаженной улыбке вернуться на его физиономию. Подумав, малость притушил: не хотелось делиться этаким кайфом от прошедших снов ни с кем. Пусть часть ночного восторга останется при нём, и только при нём.
- Доброго, дядя. Рад тебя слышать в… – Глянул на экран и подскочил. – В половине седьмого? Ты что, с ума сошёл – в такую рань будить? Или ещё не ложился?
Ответом ему был довольный смешок.
- Нет, дорогой мой, пора ночных кутежей закончилась для меня лет этак… не скажу сколько назад. И хоть наша медицина достигла запредельных высот, но к своему здоровью я всё же отношусь с должным уважением.
- Надо думать, в отличие от меня…
- Совершенно верно, дорогой племянник. Однако я и впрямь не потревожил бы тебя из-за пустяков. Тут у нас наметилась небольшая катастрофа, местного такого, семейного масштаба…
- Хм. Погоди-ка. Дай штаны надеть.
Придерживая переговорник между ухом и плечом, Кристофер запрыгал на одной ноге, другой пытаясь попасть в брючину.
- Дались они тебе, эти штаны… Я же не девушка, да, вдобавок, тебя сейчас не вижу.
- Не девушка, но дядюшка из секретной службы. От тебя всего можно ожидать. До сих пор я так и не опознал два элемента, что ты впихнул без спросу в мой говорильник; не выкидываю их исключительно из уважения к твоим высоким душевным качествам… Ладно, говори. Я готов.
- Что, даже при галстуке? Нет, не старайся, это я к слову…
Эрих Мария довольно хохотнул. Племянник аж поморщился, сунув галстук обратно в шкаф. Вот дядя-зараза, если не в переговорник, так в спальню точно внедрил наблюдателей! Ничего, вычислит и на этот раз. И повыкидывает к Барлогу.
- Итак, о делах, – сухо заговорил брат короля, давая понять, что лирическое вступление закончено. – Как тебе известно, наш дорогой Сигизмунд женился, и, похоже, в отличие от тебя – довольно удачно.
- Угу. На землянке, слышал…Что значит – удачно? Нет, я без иронии, мне на самом деле интересно, как это у других?
- Девочка толковая. Адекватная. Без амбиций, но с манерами аристократки-художницы, из неё со временем выйдет толк.
- В которой из частей?
- Не понял?
- Толк как из художницы – или как из аристократки?
- Думаю, и то, и другое. Я же говорю – адекватна. Обучаема. Не корыстна, с чувством собственного достоинства… Элианор, правда, на неё в первую встречу слишком уж надавила, но, сам понимаешь, отношения свекрови и невестки редко когда начинаются с великой дружбы. Думаю, они приспособятся.
- Угу, надеюсь. А от меня-то что требуется?
Потерев след от подушки, отпечатавшийся на щеке, герцог направился в ванную.
Эрих Мария преувеличенно грустно вздохнул.
- Мне нужен гид.
Кристофер чуть не выронил зубную щётку.
- Что? Прости, кто?
- Гид. Проводник по нашей чудной замечательной столице. Как тебе известно, мы отправились на Землю за семейством новой принцессы, но семья у неё оказалась неполной, вот теперь… везём тёщу нашего Сигизмунда погостить и представить официально. Прелестную, надо сказать, тёщу. Парню повезло. Но у нас возникла неожиданная накладка, разрыв во времени. Видишь ли… Бес меня побери, ты же знаешь, как рассеян наш художник! Он уже пообещал своей жёнушке-принцессе путешествие на Кору…
Кристофер присвистнул.
- На зелёную луну? Барлоговы веники, вот это я понимаю, медовый месяц! С размахом!
- Но ты же знаешь, как специалист, насколько недёшевы туда порталы. А неустойка такова, что хватило бы на две поездки в оба конца. Дороговато даже для нашей семьи. Но… Бес с ним, с презренным металлом, Сиг – мальчик ответственный, и, надеюсь, обойдётся единственной в жизни свадьбой, не то, что ты.
- Не можешь ты без воспитательной части, дядя.
- Ну, как же без неё!
- Постой, кажется, я понял. Насколько помню, из-за периодических возмущений магополей и технических трудностей портал на Кору открывается раз в месяц, не чаще. Так?
- Умный мальчик. Угадал.
- И эта бестолочь… Сиг, я хотел сказать, помнящий только о своём Искусстве, да с недавних пор ещё и о подружке… Он вообще в курсе, что они уже женаты? …Наверняка не нашёл ничего лучшего, чем ляпнуть об отъезде только сегодня. Так?
- И опять угадал, догадливый мой. Не хочешь возглавить отдел аналитики?
- Не хочу, у вас платят мало, а я капризный… И когда же он сваливает?
Тяжкий вздох был ему ответом.
- Ты не поверишь. В полдень. Эй, что с тобой?
- Кха… Тфу… Так, зубной пастой подавился… хр… Фу. Всё. Значит, в ванной комнате твоих камер нет, уже хорошо… И что, его принцесса согласна? И не устраивает истерику из-за отсутствия дорожных нарядов, туфлей, зонтиков от солнца и купальников?
- Ты не поверишь, единственное, о чём она спросила - не забыл ли он её мольберт.
Кристофер долго и с остервенением чесал заросший подбородок.
- Чёрт с ним, с бритьём, отпущу бороду… Повезло же дураку с женой. Ладно, с этими голубками всё понятно, они с поезда прямиком мчатся к лунному порталу. А вы теперь, получается, не знаете, куда девать тёщу?
- О, мой, догадливый племянник! По закону вселенского невезения, мне нужно срочно вылетать в другое полушарие, готовить команду в дружественной стране Ботсвании. Они надумали создать, наконец, службу, аналогичную нашей, и теперь их нужно срочно протестировать, а из-за болезни секретарей мне доложили о предстоящем вылете лишь сейчас. Сутки меня не будет в столице. Твой второй дядя, король, должен срочно уладить конфликт между портальщиками и торговцами, иначе, образно говоря, взорвётся транспортная бомба с последующими забастовками, а мы к этому не готовы. Это, считай, ещё двое суток занятости… Кристофер, я тебя умоляю: продержись с этой очаровательной дамой сегодняшний день, до вечера; ты всё же член королевского семейства, ты обаятелен… когда захочешь, и если захочешь, я знаю. Покажи ей столицу, проведи по злачным мес… о, нет, это лишнее, она особа высоконравственная. В общем, выручай, мальчик мой. Максимум, чем тебе придётся пожертвовать – это своим свободным временем, ммм… хотя бы до завтрашнего полудня. Видишь ли, Элианор встала на дыбы и заявила, что у неё нет времени на новую родственницу.
- Не смягчай углы, дядя. Я так и слышу, как тётушка рявкает: «В гробу я видала вашу деревенщину!»
Пауза.
Смущённое:
- Ну… в какой-то мере. Да нет, ты-то откуда знаешь?
- Просто я хорошо изучил тётю-королеву, она тот ещё сноб. Это же каким наивным нужно быть, чтобы надеяться, будто они с новой принцессочкой «притрутся», как ты выражаешься! Погоди, дай подумать.
С дядиной стороны прозвучал вздох облегчения.
-Эй, эй, – обеспокоенно подал голос племянник. – Я ещё ничего не решил! Мне нужно свериться со своим графиком! Мой секретарь не болеет, но он и со здоровой головой напутает больше, чем твои с похмелья. Свяжусь с тобой через полчаса.
- Жду.
Отложив переговорник, Кристофер вновь задумчиво потёр трёхдневную щетину… Точно. Нынче он ней не прикоснётся. Небритым он ещё на публике не расхаживал, надо будет поэпатировать. А вот что у нас там с графиком, в самом деле? Неохота тратить время на пустопорожнюю болтовню с какой-то, в самом деле, провинциалкой, но и отказывать не хотелось: Эрих Мария однажды здорово его выручил, занизив планку Эдварда, непременно желавшего оженить бездетного племянника.
На все попытки доказать, что жениться бесполезно, что после Дианы он больше не желает видеть в своём доме женщин, что, Барлог их всех подери, он бесплоден, и это доказано; на потрясания медицинскими свидетельствами был единственный ответ: женись. И таки попробуй состряпать наследника. Ветвь Анны Ремардини, твоей покойной матери, с её уникальными генами должна быть продолжена. В конце концов, ты ведь не стопроцентно бесплоден, вот же у тебя в трёх заключениях ясно проставлено: вероятность активности – ноль целых, одна десятая процента. Пока у мужчины есть член, в конце концов, есть и вероятность, что он выстрелит метко. А потому – смирись, парень, тебе уже сорок, после твоей болезни прошло уже полжизни… глядишь, семя и восстановилось. Выполняй свой долг перед страной и семьёй. Пробуй.
Спасибо Эриху. Выручил.
Напомнил, как посчастливилось Эдварду с любимой королевой. В монарших семьях редко встречается настоящее взаимное чувство; тоже, наверное, шанс попадания – ноль целых, одна десятая процента, если не меньше. Предложил королю хитрый договор с племянником: три женитьбы подряд. Для повышения вероятности. Не зачнётся наследник с одной женой за два года – срок, за который, в принципе, уже ясно, ждать ли результатов – тогда развод, следующая попытка. И… в самом деле, мальчик прав. Вот ты, Эдвард, сам не захотел бы на месте любимой женщины видеть какую-то навязанную мымру. Не получится у парня – отстань от него. Значит, сами Небеса не хотят продления Анниной линии.
Не помня себя от негодования, Кристофер тогда ещё пытался взбрыкнуть. Дескать, жениться-то зачем? «Пытаться» можно и так, без брака… На что Эдвард сердито цыкнул: «Нечего блуд разводить! Какой пример для подданных?» И участь сорокалетнего балбеса-племянника была решена.
А ведь каких кандидаток подсовывали! Изученных чуть ли не по микроскопом на предмет возможного зачатия от него… Тьфу! Хорошо ещё, в постель не лезли с советами.
Он пролистал на экране сообщения и записи от Робина, личного секретаря, и… расплылся в улыбке.
Такое известие стоит, чтобы пережить его, будучи при параде!
Переоделся в белый смокинг, щёлкнул пальцами, сотворил и вдел в петлицу белую хризантему. Бесшумные белые ботинки сами, будто на крыльях, отнесли его на половину жены, почти бывшей, игнорируя всполошённых кудахтающих горничных. Ага, будут они вякать «Туда нельзя, ценьор!» в его собственном доме!
Без стука он распахнул дверь спальни, на ходу направив переговорник на постель и снимая переплетенье двух тел, очень знакомых: последней жены – кажется, Эстер, и друга детства Йорека. Нет, всё-таки молодцы земляне, что придумали такую штуку, как видеосъёмка! Правда, их устройства более громоздки, с магией-то проще, но сам принцип…
Прекрасно. Вот и доказательство супружеской измены. Вкупе с двумя, полученными только что с почтой от секретаря, удовлетворят любой суд.
- Доброе утро, дорогие мои! – не слишком тактично прервал он забавный со стороны процесс. Дождался женского визга, недовольного внезапным прерыванием действа мужского хеканья, изысканно поклонился. – Позвольте поблагодарить вас за устроенное представление. Прекрасно, просто прекрасно! Поздравьте меня, с этой минуты я – свободный человек!
И бросил уже на ходу, покидая спальню лживой супруги, теперь уже точно бывшей:
- Эстер, я пришлю своих адвокатов. На большую компенсацию после сегодняшнего не рассчитывай. Бедный Йорек, обойдёмся без секундантов, надумаешь драться – я просто набью тебе морду.
Благодушно кивнул метнувшимся к нему горничным, пунцовым, с глазами, круглыми, как чайные блюдца:
- Можете там прибраться, милашки, пластиковые мешки для трупов найдёте на кухне… Ну, ну, я пошутил. Все живы.
Хотелось петь во всё горло. Хотелось надраться. Но – не с утра же, Барлоговы веники, надо бы потерпеть хотя бы до обеденного аперитива… Ах, да, обед!
Вызывая дядю, вспомнил о новом мобиле, поджидающем в ангаре. Несчастные земляне с их забитыми автострадами! А вот в Илларии почти все пользуются порталами, и теперь можно гонять на дорогах, практически никого не повстречав за полчаса бешеной езды.
А на этом мобиле – ещё и по воздушке!
Эх, хорошо!
Однако, за ним должок.
- Дорогой дядя! – бодро сообщил он в переговорник. – Спешу порадовать тем, что прямо с этой минуты я, как заслуженный рогоносец, считаю себя абсолютно свободным от брачных уз человеком. Передай Его Величеству, что наш договор выполнен, отрицательный результат тоже результат, а я, со своей стороны, сделал всё, что мог.
Эрих Мария помолчал сосредоточенно.
- Ага. Дорогой Крис, означает ли это, что теперь у тебя появилось дополнительное свободное время? Кстати, что ты на этот раз натворил? Следствие не понадобится?
- Всё в порядке, трупов нет, – жизнерадостно поведал племянник. – Жду твою протеже к обеду. Кстати, как её зовут? Рост, вес, антропометрические данные, желательно портрет – это всё будет? И где мы встретимся?
- Главное – ты согласился, хвала Небесам, а детали я сообщу позже, после того, как всё обговорю. А имя у неё необычайное… – Дядин голос неожиданно потеплел: – Варвара…
- Так это вы за меня, что ли, волнуетесь? – искренне удивилась Варвара Пална. – Будет вам, Эрих! Я уж не маленькая, чтобы со мной носиться и приставлять няньку. Если молодые решили устроить медовый месяц, остаётся только за них порадоваться: наконец-то додумались! Вот и пусть отправляются, куда хотят. А потом, как вернутся – сразу за учёбу, так ведь? Светик, очень тебя прошу, ты эти давешние слова насчёт «Ну её, эту Строгановку!» забудь! Как раз закончишь первый курс и возьмёшь академический, а там потихоньку и до бакалавра дотянешь. Тем более что вы же не наследные, у вас государственных обязанностей не так уж много, я так понимаю?
И вопросительно глянула на короля Эдварда.
Тот одобрительно кивнул.
Его современный костюм сменился с утра на старомодный, классический, в викторианском стиле, и теперь он более напоминал не Джорджа Клуни, а какого-нибудь прогрессивного герцога Веллингтона. Не хватало только монокля в глазу и внушительной трости с серебряным набалдашником.
Варваре, из-за стремительности перехода в другой мир ничего с собой не взявшей, переодеться было не во что. Но шустрая горничная, порывшись в загадочных закромах гардеробной, извлекла из какой-то шкатулки чудесный ажурный воротник-пелерину в тон платью, не менее прекрасный пояс, но главное – изумительную шляпку, крохотную, невесомую, парой шпилек и каким-то чудом крепившуюся к высокому узлу причёски. Поэтому-то чувствовала Варя себя с самого утра превосходно, и никакие известия о том, что хозяева вынуждены сразу же по прибытии в столицу разбежаться по сверхважным делам, её не пугали.
Ей не впервой очутиться в незнакомом городе. Наездилась за жизнь. Главное – язык она теперь знает, а с ним не пропадёшь. Куда больше её волновала оброненная накануне дочерью фраза насчёт учёбы. Мало ли, как дальше сложится жизнь? Высшее образование никому ещё не помешало.
К счастью, сам король Илларии пришёл ей на помощь.
- Первейшая обязанность всех принцев, разумеется – обеспечить возможных наследников, чтобы, в случае возможной утраты наследника первой очереди ему всегда нашлась замена. А что касается общественных обязанностей… Семейства не наследных принцев, как правило, курируют науки и искусства, поэтому совершенно с вами согласен: художественное образование нашей Светлане непременно надо получить. И в полном объёме. Если мало земного института – для неё открыта наша Академия Искусств.
Варвара Пална от души улыбнулась насупившейся приёмной дочери. Хмурься, сколько хочешь, Светик, но халява не пройдёт! Ничего, схлынет первая любовная эйфория, ребята чуть поднадоедят друг другу за медовый месяц – тут-то учёба и вспомнится.
За счёт широких панорамных окон вагон-столовая, где вся их тёплая компания собралась на ранний завтрак, был пронизан светом. Поезд шёл неспехом, одним боком развернувшись к горной цепи, где на склонах, утонув в курчавой зелени, проглядывали крыши и башенки особняков, другим – к морскому берегу. Эта сторона была куда интереснее, и Варвара то и дело скашивала глаза, пытаясь рассмотреть гранитные скелеты волнорезов, пристани, большие и малые, пассажирские и рыбацкие, и настоящие паруса на горизонте…
Спохватилась:
- Чудненько. А обо мне не беспокойтесь. Я ведь, собственно, в качестве кого еду? Вернее, в качестве чего? Амортизатора, иначе не скажешь. Или вроде вашего адаптивного поезда, помочь нашей девочке привыкнуть к новой среде. А если она на целый месяц с мужем останется – за это время тут многое произойти может… Кое-кто, например, хотя бы привыкнет к мысли, что невестка – есть, и от неё никуда не деться. И что, кстати, сватья есть… Это у нас так по-простому родственники со стороны невестки зовутся. А раз уж мы теперь родственники – то, как мудрые люди говорят, «свой своему поневоле рад»!
- Как-как? – переспросил Эдвард и рассмеялся. – «Свой своему…» Превосходное выражение, дорогая Варвара Павловна, я непременно запомню! Сигизмунд, ты слышал? Напоминай об этом иногда своей матери, ей полезно!
Принц рассеянно кивнул. Рука его покоилась на Светкиной талии, молодые с восторгом таращились в окно и, судя по лицам, мыслями пребывали уже не здесь.
Варенька махнула рукой.
- А-а, это бесполезно. В таком состоянии они ничего не запомнят. Господи, как же их одних-то, без няньки на Луну отправлять? Потеряются ведь где-нибудь!
- Не беспокойтесь, у нас там есть свои люди, – весело блеснул глазами Эрих Мария. – Присмотрят. Давайте всё же обговорим вашу нынешнюю программу пребывания.
«Тю!» – чуть не сорвалось у Варвары простонародное, но она сдержалась. Пожала плечами.
- А что – пребывание? Я прекрасно отдаю себе отчёт, господа хорошие, что в Илларии я всего лишь гостья. А гостеприимством злоупотреблять нельзя. Но в кои-то веки у меня появился такой шанс – посмотреть на иной мир! – и разве можно его упустить? Мне бы глянуть на вашу столицу, потолкаться по улицам, по музеям, поездить по вашей воздушке, а заодно и в тёплом море искупаться… Вы не поверите, я, хоть и обожаю море, но за всю свою жизнь была на нём три раза, не больше. Да просто стыдно не воспользоваться такой возможностью. И на всё – про всё у меня… – Она что-то подсчитала на пальцах. – Три дня, не больше. Включая сегодняшний. Потому что после выходных заканчивается больничный, и в понедельник я должна быть на работе, свежа, как огурчик. Что?
Король и брат-безопасник обменялись странными взглядами. Варя даже сказала бы – недоумевающими.
- А разве… – начал осторожно Эрих Мария. – Варвара Павловна, вы разве не хотите остаться здесь? Всё-таки вы теперь – член королевского семейства, это даёт определённые привилегии…
Варя скептически сделала бровки «домиком»:
- Да? Это какие же? Приживалкой, что ли, при дворце жить за красивые глаза? Нет, спасибо. Я пока ещё дееспособна. У меня интересная работа, хорошие сотрудники; меня ценят, любят и уважают. А кем я стану у вас? Пиявкой-тунеядцем? Да бросьте! – И добавила жёстче: – Это Светлана для вас теперь не чужая. А родит – так и вовсе станет матерью члена королевской семьи. А я, уж простите за откровенность, была и буду для вас посторонней тёткой. Так что, – смягчила тон, – вы уж позвольте мне оставаться просто гостьей. Так всем будет легче, поверьте. И вам, и мне, потому что навязываться я не люблю.
Наступила неловкая пауза. Король кашлянул, прочищая горло, собираясь, по-видимому, что-то ответить, но в это время в столовую впорхнули официантки с подносами, и принялись разливать чай и кофе, и расставлять вазочки с пирожными, кексами, творожными и сдобными рогаликами, булочки с маслом, сырные тарелочки, крошечные корзинки со свежими ягодами…
Не удержавшись, Варя подцепила малину. Аппетитно хрустнула зёрнышками.
- Всяк хорош на своём месте, дорогие мои. Кто на троне, кто в офисе. Вы – у себя король, я – над своими подчинёнными королева. И никто никому не мешает.
Эдвард несколько принуждённо засмеялся и придвинул к ней блюдечко с мёдом.
- Вы очаровательны, Варвара, позвольте уж так вас называть? Откровенно говоря, я не думал, что вы захотите вернуться к прежнему образу жизни, когда впереди – такие перспективы… Нет-нет, не отговариваю, я уже понял, что праздность, как таковая, вам претит, ибо вы – женщина деятельная. Единственное, о чём прошу не забывать, что если, допустим, вы захотите однажды чем-то заняться у нас…
- Открыть своё дело, например, – подхватил Эрих Мария. – Этакий свой маленький женский бизнес…
- Возможно, даже под вымышленным именем, дабы не привлекать внимания ни к себе, ни к королевской фамилии…
- И под незримым покровительством службы безопасности… – ввернул брат короля.
- Совершенно верно. То имейте в виду: вы всегда найдёте самое горячее содействие.
Зажмурившись от удовольствия и собираясь с мыслями, Варвара, как дорогое вино, покатала на языке каплю душистого мёда.
- А знаете, господа, это было бы прекрасно. Только я ведь женщина неторопливая… Я подумаю. Что-то в этом есть этакое, заманчивое.
И добавила застенчиво-важно:
- Грасия, ценьоре!
Что на илларийском означало: «Спасибо, господа!»
Выдёргивая Варвару Павловну из её мира, Эрих Мария заверил, что на месте прибытия у неё окажется вдоволь чего надеть, и беспокоиться ей не о чем. И добавил, что за свой немалый век (Варвара похлопала ресницам, но так и не решилась спросить благородного ценьора про его возраст) он достаточно изучил женщин и понимает, что нет для них ничего страшнее, чем появиться два дня подряд в одном и том же туалете. Они с братом-монархом просто-де восхищаются её мужеством и не станут испытывать терпение.
Ситуация разрешилась восхитительно просто.
Оказывается, горничных и стюардов для чудо-поезда подбирали не абы как. Порой здешние пассажиры попадали сюда спонтанно, «с улицы», можно сказать, причём не только с Земли, а ещё из нескольких миров, ставших недавно доступными. За сутки, отводимые на дорогу, им надо было успеть не только выучить язык и обычаи, но заодно и скорректировать внешний облик, чтобы по прибытии в столицу не привлекать внимание зевак, а то и вездесущих газетчиков. Увы, пишущая братия, падкая до новостей и непроверенных сенсаций, в этом отношении ничуть не отличалась от своей земной разновидности, и уже несколько раз провоцировала крупные межмирные скандалы. Поэтому иномиряне с пониманием относились к предложению мимикрировать, слиться с новой внешней средой.
Не без помощи модных илларийских журналов и каталогов, горничная при Вариных покоях успела за ночь соорудить несколько заготовок под будущие туалеты, и теперь поджидала, когда гостья сделает выбор из предложенных моделей, либо даст указания перекроить всё по своему вкусу. При каждом гостевом купе был порядочный запас тканей, обуви, шляп, аксессуаров, с помощью которых маскировка под гражданина Илларии любого класса и сословья производилась виртуозно. Здешние обаятельные девочки и мальчики в фирменных кителях, разбирающиеся в модельном деле не хуже мадам Коко и мсье Диора, вместе взятых, все, как на подбор, были лучшими выпускниками Академии Высокой Моды, и, помимо владения теорией, блестяще использовали бытовую магию.
Варя и ахнуть не успела, как то, что она приняла за бесцветный чехол для платья, налилось выбранным ею цветом, задрапировалось художественными складками, оформилось зоной пикантного декольте, выровнялось по желаемой длине – не в пол, а до середины икры. Одновременно преобразились и туфли, сперва в тон платью, затем истончив каблуки до шпильки, потом, после Вариного качания головой, укоротившись, выровнявшись в широкую устойчивую «рюмочку» модернового стиля.
Так и получилось, что к моменту прибытия в Авилар Варвара Пална оказалась обладательницей гардеробов на все случаи жизни. Хоть, памятуя об ограниченности срока пребывания, от большей части ей удалось отбиться, но то, что осталось, разместилось в трёх чемоданах из телячьей кожи. Причём, магия, используемая при создании сих шедевров, была отнюдь не одной природы с волшебством феи-крёстной, действующим до ближайшей полуночи. Нет, здешняя творилась добротно, изменяя фактуру, цвет и покрой материалов окончательно и бесповоротно. Можно было не беспокоиться, что купальный костюм в ретро-стиле расползётся в воде, оконфузив владелицу; и уж, разумеется, вечернее платье, заготовленное для небольшого танцевального вечера в честь Варвары Палны – об этом предупредил Эрих Мария – не превратится после полуночного боя часов в старенькое, заляпанное золой и сажей.
Из-за этаких хлопот Варя чувствовала себя как-то неудобно. А главное, что, кроме благодарностей, она ничем не могла вознаградить колоссальные труды милой девушки. Но та лишь улыбнулась и заверила, что ей и без того повезло оказаться после выпуска именно на этом поезде, на государственной службе. Жалованье здесь платили немалое, да ещё за гардероб для каждого нового клиента отваливали премию. О такой работе многим бывшим студентам приходилось лишь мечтать.
Так что из вагона Варвара Пална выходила во всеоружии своей дивной красоты: в чудесном бежевом дорожном костюме, включающем настоящую юбку-брюки, изящный жакет с аксельбантами и превосходную шляпку с пёрышком. Боже сохрани от желанных столь многими попаданками джинсов! В лёгком чесучовом наряде, да ещё с натурально-шёлковым шарфиком, повязанным хитроумным узлом и с бриллиантовым петушиным хвостом, она мнила себя прожжённой аристократкой-путешественницей и авантюристкой, Энн Бони , Сарой Бернар и Амелией Эрхарт одновременно! Не удивительно, что оба брата – и король, и безопасник, кидали на неё одобрительные взгляды.
Платформа, принявшая пассажиров, оказалась на крохотном вокзале единственной, хоть и прикрытой высоким павильоном со сводчатым матовым куполом, через который угадывались пробегающие в небе облака. Но всё здесь было как полагается: улыбающиеся проводники в кителях и фуражках, блещущие золотом буквицы на вагонах, носильщики – тоже в форменках, на тележках-самокатках, и даже небольшая группа встречающих. Разумеется, не родственников. Присутствие Её Величества Элианор Илларийской протоколом предусмотрено не было – у неё проводилось открытие нового медицинского центра, запланированное ещё месяц назад, а рассеянность сына, не ставившего родителей в известность о своих приездах, не могла помешать такому серьёзному событию со множеством приглашённых заранее официальных лиц.
Поэтому встреча с Элианор откладывалась на вечер либо до завтрашнего дня.
Варя скептически покосилась на «молодых». Хорошо устроились! Эти голубки, разумеется, не озаботились сообщить маме-королеве о круизе; сейчас они рванут на свою Луну, а ей – отдувайся перед сватьёй, выслушивай вежливые попрёки… Ну, да ладно, где наша не пропадала, пусть дети отдохнут. Скоро не до того будет, с дитём-то. Хоть, конечно, в такой семье мамок-нянек наберётся достаточно, а всё же и родителям прибавится хлопот.
Встречали их журналисты, все, как один, вооружённые блокнотами, какими-то коробочками, подозрительно похожими на диктофоны. Попадались среди этой братии и те, что выуживали из карманов какие-то устройства, подозрительно смахивающие на мобильники, но, лишь взглянув на экранчик, с кислой рожей убирали.
- Налетели… – сквозь зубы процедил король Эдвард.
- Ничего, сегодня они практически слепые. Отобьёмся, – бросил его брат и махнул рукой, отвлекая толпу корреспондентов на себя и в сторону. Принца же с новоявленной принцессой, папу-короля и «маму Варю» окружила стайка приветливо улыбающихся юношей и ненавязчиво оттеснила к широкой арке неподалёку от парадного выхода, из которого проглядывала городская площадь с каким-то обелиском, увитым цветами. Профессионально так оттеснила, вежливо пресекая попытки некоторых выскочек-писак последовать за ними.
За аркой, переливаясь редкими искрами, клубился золотисто-жёлтый туман, и явственно тянуло цитрусами и ванилью. Варя даже расчихалась.
Эдвард со смешком подхватил её под локоток.
- Смелее, драгоценнейшая! На той стороне всё пройдёт.
Ещё шаг – и они оказались в просторном холле, чрезвычайно похожем на только что покинутый вокзал. Разве что вместо перрона здесь вдоль стены, облицованной мозаичными плитами, шёл целый ряд уже знакомых Варваре портальных проёмов, таких же, из которого они только что вышли. А по стене напротив шли порталы иных цветов. Возле одного из них, туманно-малахитового, нетерпеливо поглядывала на часы, переминалась с ноги на ногу, шушукалась группа из человек двенадцати. Увидев радостно замахавшего руками Сигизмунда, довольно загудела.
- Портальная станция, – между тем поясним король. – В следующий раз, если не понадобится дополнительная подготовка при переходе, вы, минуя экспресс, шагнёте из своего мира прямо сюда. Обратите внимание…
Он кивнул на арку, оставшуюся за их спиной.
- Этот портал, и те, что по соседству – для перемещений внутри Илларии. А те, что на другой стороне – действуют между мирами. Вот тот, с зеленью, ведёт на Кору, одну из наших лун, видите, наши не наследные уже собираются к нему ринуться! Ага, нас заметил глава их группы, сейчас он подойдёт. Скажете детям краткое напутственное слово?
- Сказать-то скажу… – Варвара Пална задумалась. – Да будет ли толк? А что вы там говорили насчёт своих людей, которые присмотрят на Коре за нашей парочкой? И что из себя представляет эта Луна, почему на неё туристы валом валят? Ах, курорт?..
…И спустя десять минут, расцеловав Светланку и Сигизмунда, пожелав доброго пути, побольше отдыха и поменьше глупостей, махнула им, скрывающемся в зелёном портале, платочком, и повернулась к молодому человеку, до странности похожему на тех, что аккуратно вывели их из зоны обстрела прессы.
- Итак, юноша, слушайте внимательно. Объект для наблюдений попался вам недисциплинированный и непредсказуемый, скажу сразу. Но вы просто запомните: когда моя доча не рисует и не созерцает задумчиво – она вполне вменяема и разумна; но стоит ей взять блокнот или сесть за холст – всё, весь мир должен крутиться рядом или замирать. Вот тогда и следите: чтобы на неё ничего не упало, или чтобы сама не рухнула, не глядючи; чтобы не лезла, куда не надо, а то с неё станется вскарабкаться на дерево или на скалу: она, видите ли, очень любит искать неожиданные ракурсы. В местах вроде парков развлечений аккуратно уводите её от «тяжёлых» аттракционов: девочка всё-таки беременна, но может забыть, что разные гонки и падения с горок ей противопоказаны. Как и комнаты ужасов, батуты, прыжки с вышки и на парашюте…
Она бы ещё долго перечисляла, но заметила странную обречённость на лице охранника и остановилась, виновато улыбнувшись.
- А, в общем-то, всего, конечно, не предусмотришь, но суть вы поняли. Выполняйте.
- Пожалуй, я усилю эту группу, – озабоченно покачал головой появившийся Эрих Мария, глядя вслед уходящему молодому человеку. – Слишком ответственно… Няньками им ещё не приходилось бывать.
- Отбился? – добродушно спросил брат-король. Брат-безопасник лишь пожал плечами:
- Не в первый раз. Благодаренье небесам, нынче у этой братии на вооружении только диктофоны. Пятиминутной речи им хватило. Но, пожалуй, впервые я рад рассеянности нашего Сигизмунда: благодаря удачному совпадению, мы сегодня обошлись без лишних фотографий, и наша Варвара Павловна какое-то время сможет походить по улицам не узнанной, без риска нарваться на любопытных.
- Почему? – немедленно полюбопытствовала Варя.
- А помните, мы говорили о больших магозатратах на переход в иные миры? Здесь аналогичный случай. Только портал из Илларии на Землю идёт через межмирье, а тот, что ведёт на Кору, со всей аккуратностью пронизывает магический купол, поддерживающий атмосферу и привычную для людей силу тяжести. Маги-природники изрядно постарались, сотворив из почти безжизненного небесного тела игрушечку, этакий тропический рай, и даже привязали купол к местным энергоцентрам, сделав его независимым от поддержки с Илларии. Но активация портала, такого, что не повреждает защиту, а встроена в неё, требует существенных затрат с нашей стороны. Поэтому ежемесячно, в день перехода, мы, так сказать, объявляем по стране режим экономии на сутки, отключая службы, без которых временно можно обойтись. В частности, каналы связи, аналогичной вашей мобильной.
- Но как же без связи? – изумилась Варя.
- Так не полностью же отключаем, накладывается ограничение по объёму информации. Аналоги фото и видео не передать, да и… – он засмеялся, – сами фотографии сегодня не получатся. Есть в этом свои тонкости, но не стану вас ими грузить. Однако, Эдвард, кажется, за тобой пришли.
Варя завертела головой. Очень уж хотелось увидеть ещё кого-нибудь из обитателей этого мира. На туристов, отбывающих на Кору, она успела наглядеться, а больше в обширном здании портальной станции любоваться было некем: двое дежурных особого интереса не представляли.
Но сейчас к ним приближался моложавого вида джентльмен в годах и с моноклем в левом глазу, в идеальном, с иголочки, костюме, с чёрным кожаным портфелем. Осанка и походка его были исполнены величия и достоинства, несведущему человеку могло показаться, что это и есть сам король. За ним, чётко выдерживая дистанцию в два метра, вышагивали двое, чьи квадратные плечи и мужественные лица, а также нечто вроде кобур на поясах, не оставляли сомнений в роде занятий. Живописная группа появилась, скорее всего, из ближайшего «жёлтого» портала.
- Ваше величество, – чопорно произнёс джентльмен в монокле и остановился, по-военному прищёлкнув каблуками. Чётко обозначил кивками приветствие каждому из присутствующих: – Ваша светлость… Ценьора…
«Это мне, что ли?» – спохватилась Варя и вежливо наклонила голову. К счастью, то ли секретарь, то ли советник Эдварда Илларийского не принялся рассыпаться в комплиментах приезжей даме, хоть наверняка и знал о её нынешнем статусе – не зря ведь почти поклонился, приветствуя наравне с королевскими особами! Похоже, господин в монокле являлся человеком дела, а потому сразу к этим делам и приступил.
- Ваше величество, представители транспортников и портальщиков собрались в Большом зале заседаний. Пока готовят бумаги. Смею напомнить, что вы высказали пожелание опоздать не более чем на десять минут.
- Да, идём, Фридрих. Благодарю. Господа, желаю вам удачно провести день!
С Его Величеством все было ясно. Судя по прозрачному взгляду, мысленно он уже пребывал там, в зале переговоров. Что не помешало ему откланяться с соблюдением всех правил этикета, под бдительным взглядом секретаря или министра поцеловать Варваре Палне ручку и… удалиться на сверхважную встречу. Как, впрочем, и оговаривалось ещё с утра, при обсуждении предстоящих дневных дел.
- Что поделать, дорогая Варвара Павловна, – всё же, приличий ради, посокрушался Эрих Мария. – Правители – самые несвободные личности у себя в стране. Однако у меня есть ещё несколько минут, прежде чем и за мной явится мой Антонио, а поэтому – позвольте вас проводить в весьма приятный уголок. Знаете, что я подумал…
Он с улыбкой указал Варе на топазовый портал, мерцающий где-то вдалеке, среди ряда таких же.
- Я решил: ну что вам сейчас делать во дворце? В пустых апартаментах, которые, впрочем, и готовы, и ждут, если вас не устроит моё предложение… Но семья в полном составе соберётся не раньше позднего вечера; не коротать же вам время в обществе прислуги, или, бродя по незнакомым залам! Дворец, разумеется, красив и впечатляющ, но без проводника в нём недолго и заблудиться. К тому же, я уже понял, что вы, при скромности своей и нелюбви к официозу, вряд ли захотите быть взяты под патронаж фрейлин или болтливых придворных дам, оставшихся без присмотра в отсутствии Элианор... Я прав?
- Ну, то, что вы первоклассный психолог, я уже поняла, – кивнула Варвара. – Что вы прячете в рукаве, Эрих? Валяйте, признавайтесь!
Он с недоумением вздёрнул брови:
- В рукаве? Ах, это такая идиома! Какая прелесть, это надо запомнить... А прячу я…
Он, словно фокусник, извлёк – правда, не совсем из рукава, но из обшлага манжеты, сверкнувшую выпуклыми позолоченными буквами карточку, похожую на пластиковую.
- Апартаменты в отеле «Золотой янтарь», сударыня. Срок пребывания не ограничен. Лучший отель на нашем побережье, в пяти милях от столицы, куда вы всегда можете явиться частным порядком, на мобиле или через портал, хоть в сам дворец – я открою доступ, хоть в город. Не захотите одна – я примчусь по первому зову. Хотя… – Он хитро усмехнулся. – Не волнуйтесь, одну-то я вас не оставлю.
Варя нахмурилась. Это что же, и к ней приставят целую группу, как к Светланке? Но тем временем Эрих, отвлекая, торжественно потряс прямоугольным кусочком.
- Море! – возвестил он тоном профессионального искусителя. – Пляжи! Устрицы, мидии, рыба, которую выловят и зажарят у вас на глазах! Гамаки под пальмами и кокосовое молоко! Массажи, расслабляющие душу и пятки, и сколько угодно купания в тёплых волнах!
Сердце Варвары дрогнуло.
- Беру! – И в прыжке она ловко выхватила карточку из Эриховых пальцев. – Боже-боже-боже, и это всё – мне? Какое счастье!
… «Нет, всё же удивительная женщина», – посмеиваясь, думал Эрих Мария Ремардини. – «И впрямь отказаться от дворца, от возможности узнать сплетни у самих фрейлин, которые так и будут перед ней расстилаться, а иного мы им не позволим… Право же, как мало ей нужно для счастья, можно только позавидовать!»
Уже после обустройства гостьи в отеле, объяснив, как пользоваться картой в качестве платёжного средства и идентификатора личности, он связался с племянником.
- Кристофер? Мой мальчик, спешу напомнить о нашей договорённости. Всё остаётся в силе, но пришлось немного переиграть время: дама ждёт тебя на западной террасе в шесть часов вечера.
- Это мне ещё и на ужин её тащить, что ли? – приуныл на том конце связи герцог Авиларский. – Я-то надеялся отделаться малым… Ладно. Как скажешь, дядя, я готов.
- Придётся тебе подождать. Не мог же я лишить её возможности немедленно опробовать пляж и окунуться раз пять-шесть, это было бы с моей стороны просто безжалостно. Да ты сам увидишь, какая она... непосредственная. Предупреждаю: выкинь из головы всё, что ты до этого знал о женщинах. Она – дитя своей среды, своего мира и совсем иного воспитания.
- Дикарка, что ли? – хмуро поинтересовался Крис. – Ты бы хоть портрет переслал; а то как прикажешь опознавать это чудо природы?
- Тьфу на тебя. Забыл, что сегодня все рассылки ограничены?
- Но хоть внешне опиши!
Эрих Мария присвистнул:
- Ого, за мной пришли… Кристофер, мальчик мой, мне пора. Почти опаздываю. Не беспокойся, её ни с кем не перепутать. Приятного вечера!
- Удачной поездки! – не пожелал, но словно огрызнулся племянник.
Подумав, связался с секретарём.
- Вот что, Робин, я уже говорил о дядином поручении? Так вот, мы с его… с нашей новой родственницей встречаемся сегодня в шесть, в «Золотом янтаре». Не в час, как раньше планировалось, а в шесть! Свяжитесь… м-м-м… с администратором, с управляющим, с портье – да с кем угодно, но добудьте приметы этой дамы! Чтобы я глянул – и узнал её сразу же. Понятно?
Назвать Робина, секретаря Его Светлости пятого герцога Авиларского, живым ходячим бедствием, язык не повернулся бы разве что у ленивого. Этот молодой человек умудрялся влипать в неприятности там, где, казалось, ими и не пахло. Сломать ногу, да ещё с подвывихом в лодыжке, на ровном месте. Получить по голове случайно выпавшим из окна горшком с геранью или иным омерзительным цветком – неважно каким, главное, что выпавшим… Умудриться заработать тяжелейшую аллергию на морепродукты в первый же день отдыха на Коре, и из-за этого почти весь оставшийся до отъезда месяц просидеть на жёсткой диете и антигистаминных препаратах…
Для всего окружения Кристофера до сих пор оставалось загадкой, почему герцог терпит рядом с собой этого недотёпу, или хотя бы не прибьёт из сострадания. Ответ знал лишь сам Авиларский. Во-первых, из жалости: обычно безразличный или ровно общающийся с подчинёнными, племянник короля привязался к сосунку, случайно затесавшемуся на конкурс его будущих секретарей-референтов. Больно уж тот, в потёртом костюмчике, подлатанном незамысловатыми магическими плетениями, купленными, возможно, на последние гроши, отличался от самоуверенных и нахрапистых конкурентов, всех, как один, прошедших курсы модного самосовершенствования и карьерного роста, уверенных в своих силах и безоблачном будущем для них лично, готовых попинать ногами в моднейших ботинках упавшего соперника, а, если удастся, украдкой ещё и ткнуть в бочину: куда лезешь, сволочь?
Робин среди них смотрелся беспородным щенком, по случайности забредшим в стаю молодых, наглых волкодавов. Герцог-то, пожалуй, и привязался к нему, как к подброшенному, шугаемому всем кутёнку. Но, как человек практичный, всегда помнил, что из дворняжек-то и выходят самые чуткие сторожа и самые верные друзья. Поэтому прервал конкурс секретарей на втором тесте, убедившись, что заинтересовавший его щено… юноша неплохо владеет стенографией и печатает, а, значит, справится со своими обязанностями независимо от наличия в секретарском арсенале иномирных гаджетов. Задал несколько вопросов на сообразительность. И бросил: «Вы приняты!»
Второй причиной оказалась феноменальная память нового помощника. Мало того, что этот самородок поправлял иной раз профессиональных переводчиков, присутствующих на официальных встречах, и оказался ещё и полиглотом. То, что попадало ему в подкорку, оставалось там навсегда. Ежедневник ему был без надобности: он заполнял его лишь для того, чтобы во время отсутствия – его хождения по поручениям – сам герцог, заглянув в расписание, мог освежить в памяти ближайшие запланированные события. Сколько раз, стоя за его плечом на светских приёмах, Робин еле слышным шёпотом подсказывал имена особ, желающих с ним пообщаться! Ведь у «босса», как по земному обращался он к герцогу, память на имена, в отличие от Робина, была, откровенно говоря, дырявая…
Ну, и, наконец, главное.
Парень, конечно, был лопух. Впрочем, гении – а таковым, между прочим, Кристофер и считал недотёпу-секретаря – частенько страдают излишней рассеянностью, сосредоточившись лишь на том, что им интересно. Однако герцог давно заметил странную закономерность: неудачи Робина имели в дальнейшем самые непредсказуемые, но положительные последствия. Причём, как для него, так и для людей, принявших в нём участие. Так, сломанная нога притянула к себе знакомство с доктором Розенблюмом, совершенно случайно подобравшим несчастного на пустынной улочке, где ему, растянувшемуся на ледяной дорожке, раскатанной ребятишками, некому было прийти на помощь – вопить о своей беде он, видите ли, стеснялся, а обыватели в послеобеденный сытый час не спешил выглядывать из окон… Алекс Розенблюм, молодой гинеколог, как раз возвращался от патронируемой роженицы, и наткнулся во дворе на молодого человека, потерянно сидевшего в сугробе и неудобно вывернувшего повреждённую ногу… Помочь доковылять до служебного мобиля, уложить на сиденье, обезболить, обеспечить ноге покой оказалось минутным делом, доставить в клинику на углом – ещё быстрее. А после выяснилось, что у навещавшего Робина в больнице спасителя есть превосходные разработки по кровезаменителю, и когда Эрих Мария попал в беду – именно опытные партии заменителя крови редчайшей группы спасли брата короля от неминуемой, казалось бы, гибели…
Сложно, да? Однако порой Провидение выбирает на редкость извилистые пути.
Вынужденная диета на Коре вынудила Робина частенько заглядывать на кухню отеля. Где он и стал однажды невольным свидетелем – к счастью, ещё и незримым – подкупа повара, подсыпавшего яд в утренний кофе для герцога Авиларского. А обронённый из окна голову молодого человека цветочный горшок привлёк внимание полицейского – и, вознамерившись провести дознание, он застукал в мансарде, откуда, собственно, и свалилась герань, шайку начинающих папарацци, среди которых затесался снайпер. А ведь по этой улице на следующий день должен был проехать королевский кортеж…
В общем, этакое чудо герцог предпочитал держать при себе. Хоть и бомба, хоть и в любой момент могла рвануть … а всё же под присмотром. Но главное – польза.
Ведь если минусы существенно перебиваются плюсами – это же польза?
Хорошо, что сам секретарь не знал о подобных рассуждениях босса. И несчастья, сыпавшиеся на свою голову, воспринимал стоически: ведь с живым человеком всегда что-то случается…
Получив очередное задание, он схватился за голову, перенёс на сутки встречу босса с адвокатами, занимавшимися бракоразводным процессом, оповестил о невозможности визита его светлости на раут маркизы Вендзорской, и только тогда связался по переговорнику с управляющим «Солнечного янтаря».
Тот живенько перекинул его на администратора – вернее сказать, администраторшу, лично встречавшую высокую гостью и проводившую в отведённые апартаменты. Анна, как звали молодую женщину, попав под целый град вопросов, поначалу даже растерялась, из чего Робин заключил, что девушка, скорее всего, не слишком опытна, на администраторской должности недавно, к постоянному общению с важными клиентами непривычна, а потому – сбавил темп и перешёл на менее официальный тон. Это подействовало.
Ещё раз, медленно и обстоятельно, он представился, а заодно и предложил Анне заглянуть в справочник номеров и связаться с приёмной герцога Авиларского, чтобы убедиться, что с ней говорит не какое-то подставное лицо, вознамерившееся вытянуть информацию. По растерянному ответу понял, что девушке такой вариант и в голову не пришёл бы… Совсем зелёная, отечески качал головой Робин, дожидаясь ответного звонка.
Привычным жестом активировав устройство, взглянул на экран и подавил разочарованный вздох. Сегодня связь только голосовая. Жаль. Голосок у Анны, успокоившейся и переставшей трястись от страха, оказался чудесным.
- Как она выглядит? – промямлила. - Ну… Ммм… намного старше меня… Очень намного. Не старуха, конечно, но всё же…
Девятнадцатилетней девушке, оказавшейся на столь ответственной должности совершенно случайно, в попытке заменить приболевшую мать, Варвара и впрямь казалась немолодой.
- Немного грузная. Экстравагантная…
Это ей припомнилась Варина юбка-брюки, напяливать которую, по мнению юной девушки, дамам в возрасте было просто смешно.
- Крашенная…
Разумеется, блондинистые от природы чудесные волосы приезжей могли быть только следствием обесцвечивания, ведь в Илларии было так много поддельных блондинок, что почти забыли о существовании настоящих!
- Ой, очень шумная…
- Скандальная? Конфликтная? – попытался уточнить секретарь.
- Нет, только всё говорит, говорит…
Разумеется, очарованная красотами номера и открывающихся из окон видов, Варя болтала и восхищалась без умолку. К тому же, огромная ванная комната оказалась полна загадочных механизмов в душевой и массажной, и вызвала целый град вопросов.
Робин задумался.
Что-то в этом описании его смущало. Похоже, у его собеседницы был не слишком богатый словарный запас, и она затруднялась с характеристикой приезжей дамы.
- Вот что, Анна, – сказал он солидно, подумав. – Давайте-ка мы с вами встретимся, и вы сами покажете мне вашу гостью. А уж я отрекомендую её герцогу, а то какой-то у вас словесный портрет… несколько расплывчатый. Я прибуду к половине шестого.
- Но у меня… – робко заикнулась собеседница.
Великие Небеса, ей и надо-то было продержаться на этом посту всего день, а завтра, как она надеялась, мама найдёт себе опытную замену.
- У меня рабочий день до семнадцати-ноль-ноль, – пискнула она.
- Ах, дорогая моя, – тоном заматеревшего на государственной службе орла попенял ей Робин. – С этими высокопоставленными особами никогда не предугадаешь, где заканчиваются обязанности и начинается личная жизнь. Считайте, что я пригласил вас на свидание. Так будет легче.
Ему показалось, что Анна перестала дышать.
- Вы? О… Я! Так свидание или деловой разговор? – пролепетала она.
Робин засмеялся.
- Деловое свидание. Мы препроводим почтенную матрону прямо к столику нашего босса – и я буду иметь честь пригласить вас на ужин. Согласны?
- Да! – задохнулась от восторга администраторша. Будто её никогда в жизни не приглашали на свидания. Впрочем, возможно, так оно и было.
«Барлоговы веники!» – с удовольствием подумал секретарь, подражая своему боссу. «А есть в этой связи вслепую что-то… пикантное. Какой у неё, однако, милый голосок!»
Впервые за много лет Варвара Пална была счастлива безусловно.
Впрочем, при её лёгком характере подобное состояние накатывало на неё частенько, особенно после сорока, особенно, когда после какого-нибудь не слишком весёлого события начинаешь, как никогда, ярко воспринимать жизнь и ценить каждое мгновение. Но, как правило, такое обыденное счастье скоротечно, и довольно быстро заглушается повседневностью. А главное, что оно условно. Недолговечно. И ты заранее об этом знаешь.
«Ну, вот, школу закончили, можно и порадоваться немного, пока не пришла пора подавать документы в ВУЗ!» «Ну, вот, годовая отчётность сдана, теперь до квартальной отвалите от меня все с вашими расчётами и налогами!» «Отпуск? Дожила, слава те, Господи! Правда, дела оставить не на кого, придётся потом месяц допоздна на работе сидеть … Зато прямо сейчас отдохну».
В этот раз счастье торжествовало, без оглядок на возможные угрозы из будущего. Оно казалось стабильным и вечным, как нашим папам и мамам, а у кого-то – дедушкам и бабушкам, казался социализм. Это было прекрасно.
Всё, буквально всё, предсказанное Эрихом Марией, воплотилось наяву. И свежевыловленные султанки и кальмары, шипящие и плюющиеся соком над угольями, и ласковые морские волны, удерживающие тело в невесомости на плаву, и гамак с подушками под пальмами, и кофе с кокосовым молоком, и гигантские креветки, зажаренные на шпажках, и чудесный массаж, после которого чувствуешь себя Клеопатрой и царицей Савской одновременно.
И, разумеется, восхищённые взгляды мужчин и неприкрыто враждебные и неприязненные – женщин. Последние, как ни странно, тоже грели душу. Ого, если так обозлённо косятся – значит, есть ещё в Варваре нечто, изюминка, которой им хронически не хватает, бедным, иссушенным злостью и диетами… Впрочем, диеты, скорее всего, первичны, а от них, как следствие, всё остальное. А вот Варя – с удовольствием уписывала и рыбу, и креветок, и моллюсков – в раковинах ли, головоногих ли, но только вкуснейших до одурения! И пребывала в восхитительнейшем состоянии духа.
Причём, страшно и хронически голодной. А что вы хотите: купание на свежем воздухе, энергичные массажи, снова купание, загар, прогулка по пляжу, купание, общение с местными барышнями, осваивающими земной пляжный волейбол… Ах, какие на них были прелестные ретро-купальники, с штанишками чуть выше колен и юбочками, и легчайшие балетки на лентах, перевивающих икры крест-накрест! Целомудренные пляжные костюмы казались верхом эротизма и доказывали древнюю истину: чем более закрыто тело – тем больший простор для воображения.
…Не удивительно, что к половине шестого вечера из-за нагулянного и накупанного аппетита Варвара готова была грызть сухарницу, из которой успела всё перетаскать, дожидаясь встречи с пресловутым племянником-гидом по столице. Ей достался столик с прекрасным обзором на бухту, закат и часть горного хребта, спускающегося к морю, а заодно и полнёхонькая (до Вариного прихода) ваза поджаристых белых сухариков, присыпанных крупной солью. С голодухи, да и из любопытства она заявилась на Западную террасу на полчаса раньше: осмотреться, обвыкнуться и… попробовать вычислить из числа присутствующих того самого загадочного Эриховского протеже, который взял на себя обязательства нянькаться… то есть опекать её весь вечер.
Ха, неужели вызвался добровольно! Опекать скучную старую тётку! Варвара прекрасно помнила, как обращался Эрих к родственничку: «Мальчик мой…» Да ещё случайно проговорился, что, мол, «этот балбес от безделья опять разводится, вот пусть и займётся хоть чем-то, отвлечётся»… Всё ясно. Её ждёт встреча с очередным избалованным «золотым мальчиком». Ну, да видали, справимся.
Она попросила лёгкий безалкогольный коктейль, предварительно дотошно попытав официанта о составе – не хотелось неловких ситуаций, вызванных перебором спиртного, да ещё на жаре. Да ещё в компании какого-то юнца… И теперь, не торопясь, потягивала из трубочки ледяную смесь с клубничным соком и имбирём, и, выглядывая из-под широких полей шляпы, изучала местную публику.
Хорошо, что милая и разговорчивая горничная из чудо-поезда заблаговременно предупредила: буде ценьоре взбредёт в голову отдыхать на море, пусть не забывает, что правила приличия здесь несколько строже, чем на земных пляжах Даже в простенькие кафе, чтобы полакомиться мороженым или выпить чашечку кофе, заходят одетыми: никаких купальников и парео! Уж таковы местные условности. Впрочем, определённая вольность в туалетах – укороченность подолов, например, разрезы, полупрозрачность тканей – вполне допустимы. А потому – сейчас Варвара красовалась в матросском костюмчике, удивительно ей шедшем, а белоснежные бриджи с жемчужными пуговками на манжетах чуть ниже колена вызывали завистливо-злобные вздохи прекрасной половины местного населения. «Золотой молодёжи» среди них не попадалось, а из присутствующих дам постарше мало кто рисковал надеть брюки. То, что приемлемо на морском берегу, здесь, среди столов, хрустящих накрахмаленными скатертями, казалось им, по всей вероятности, немыслимым.
Эх, консерваторы!
Ну и пусть их, хмыкнула Варвара. Зацепила крохотной шпажкой клубничку из коктейля, со вкусом причмокнула губами – и подмигнула мраморному купидону, парящему над террасой на высоком пьедестале и с шаловливой улыбкой прижимающему пальчик к губам.
Жаль только, что, отвлекшись на изучение здешней мужской сборной, она не успела увидеть, да и для всех остальных это событие осталось почти незамеченным – как, вжикнув, сорвалась с купидонской тетивы золотая стрела. А уж куда она улетела – этого сперва не поняли даже те, кто её направил. Но цели своей она достигла.
А дело было так.
Да, «золотой молодежью» здесь и не пахло. Она, видите ли, сама на нюх не выносила Западную террасу, потому как, по их мнению, там «заседали одни старпёры», если не донимавшие наставлениями, то злостно шушукающие и кидавшие сурово-злобные взгляды. Осуждали, значит, со всех сторон, будто сами так и родились шестидесятилетними. Мало того, что злословили – могли и предкам этой самой «молодёжи» на следующий день настучать по дружески, чем занимаются их наследнички в частые часы досуга… Оттого-то юношеские тусовки проходили на террасе Восточной; некоторые, особо романтичные и продвинутые юнцы, видели в том своеобразный символизм: дескать, закат – для угасающих, восход для приходящих; так давайте, пока молоды, веселиться до самого утра, встречая солнце!
И веселились.
Право же, официантам этой части отеля никто из обслуживающего персонала не завидовал.
Вечер только начинался, но некая компания молодых людей завалилась сюда уже в изрядном подпитии. И надо ж тому случиться, что среди них затесалась одна продвинутая деваха, любительница земного чтива, которая возьми и брякни, что среди такой же земной «золотой молодёжи» была когда-то дурацкая, но прелестная игра – фанты. У всех участников бралось по вещичке, один, ведущий, поворачивался к ним спиной, а его помощник выбирал любой предмет и спрашивал: что бы такого забавного сотворить владельцу этой хрени? И избранный придумывал задание-фант, чем глупее, тем интереснее, потому что сказанное, хоть тресни, но надо было выполнить. Самый интерес в том, что среди предметов могла быть штучка самого избранного, ха!
Разумеется, компания повелась на новое развлекалово.
И уже через пять минут один из официантов вынужден был в мужской уборной смывать усы, нарисованные, хвала Небесам, горчицей, а не жгучим соусом чили. А ещё двое его товарищей на цыпочках бежали за жертвой следующего фанта, которому досталось задание, уже не столь безобидное: заставить известного всем в «Янтаре» купидончика выстрелить! Да куда угодно, хоть в небо… Если стрела у него настоящая, и, поговаривают, тетива тоже – пусть стрельнёт хоть разок!
Перехватить молодого человека, пошатывающегося от ранее выпитых коктейлей, но страшно гордого, мастера подносов и салфеток так и не решились – это был сынок самого управляющего отелем. Но проследить – под предлогом, как бы чего с юношей не случилось – смогли. Один даже довольно ловко и вовремя подставил собственную спину, на которую наследничек управляющего и взгромоздился. Согбенный официант не мог лично отследить успехи бездельника, оттаптывающего его плечи, но углядел выражение ужаса на лице товарища… Молодой хлыщ на его спине, дотянувшись до тетивы, сумел-таки её оттянуть, не замечая, что купидонова стрела дрогнула – и нацелилась остриём прямо в зал, в толпу…
Всё, что мог сделать бедолага в форменном пиджачке, поняв, что вот-вот произойдёт непоправимое – резко выпрямиться. И завалиться вместе с молодым идиотом на пол.
Тот, прежде чем упасть, в попытках удержаться потянул на себя тетиву ещё сильнее – и, наконец, рухнул. Отчего сверху его не прихлопнуло самой скульптурой – непонятно, разве что та оказалась накрепко закреплена на пьедестале. Затрясшись от дёрганий молодчика, стрела вжикнула куда-то вверх… но окружающих сейчас занимало совсем иное зрелище – куча-мала на полу, у подножья статуи с мальчиком-купидоном.
… К тому времени Робин Эссен, секретарь пятого герцога Авиларского, мысленно наградив нелестными эпитетами всех легкомысленных администраторш, от безысходности созвонился с боссом и перечислил ему те приметы новой родственницы, что имелись. Клятвенно заверив, что вот ещё три минуты… или пять – и он перехватит за ухо нерадивую барышню, склонную опаздывать, разыщет с её помощью тёщу принца Сигизмунда и представит герцогу лично. На что последний тоном мученика ответил, что лишних полчаса-час роли не сыграют, вечер всё одно потерян. И пусть парень не волнуется, а делает своё дело; сам же он, как почти опять холостяк, поглазеет пока на цветник, собравшийся в «Янтаре»: вдруг среди надоевших морд мелькнёт кто-нибудь, да свеженький…
Как раз в этот момент герцог обводил взглядом жующую и пьющую публику, пытаясь с ходу угадать Сигизмундову тёщу. Барлоговы веники, убил бы этих модельеров, возведших в культ ходящие мощи! Не знаешь, с женой спишь, или с зомби… Да и тут, куда не кинь взгляд – худощавенькие, худышки и просто тощие: ключицы вот-вот прорвут кожу, зато в изобилии дутые косметической магией губы, дутые груди, дутые формы…
И вдруг Кристофер увидел Её.
Женщину.
Прелестную пышечку в матросском костюмчике, мечтательно уставившуюся на закатное солнце и улыбающуюся… не кому-то, не со значением, а Просто Так. Потому что ей хорошо.
И неважно, что была она, пожалуй, его ровесница. Немногие девушки могли похвастаться такими сияющими глазами… просто лучистыми!
Шляпа, эта обязательная блюстительница честного имени любой дамы, небрежно валялась на соседнем стуле. Прелестные белокурые волосы, не изуродованные ни щипцами, ни «натуральной» укладкой, ерошились тёплым ветром, что, очевидно, чрезвычайно нравилось пышечке, так как после каждого дуновения она блаженно жмурилась. Хорошенькая маленькая ножка легкомысленно подбрасывала под столом босоножку, и само это действо показалось вдруг Кристоферу преисполненным сакральности и… эротизма.
Спохватившись, что секретарь ждёт ответа, он поспешно обронил в переговорник:
- Всё, дружище, не торопись и не тревожь меня, я занят.
И решительно направился атаковать Настоящую Женщину.
…Робин вздохнул с облегчением: босс отвлёкся! И бросил отчаянный взгляд на гостиничный холл, в котором кроме него самого, портье и какой-то милой девушки, только что подошедшей, да ещё двух посыльных никого не было.
И тогда-то произошло сразу несколько событий.
Девушка, что-то выяснявшая у портье, обернулась… и свет в глазах герцогского секретаря померк. Он увидел самое очаровательное в мире личико, с бархатными глазами газели, очаровательным прямым носиком, высокими скулами… Очень расстроенное личико.
Которое, по всей вероятности, его-то сразу узнало, уж каким чутьём - неизвестно.
- Господин Робин! – в отчаянии вскричало оно… то есть, девушка. – Простите меня, я перепутала террасы!
- Анна? – в потрясении прошептал секретарь, узнав дивный голосок.
Почти в тот же момент в одно из распахнутых окон холла что-то стремительно влетело, вжикнув – и полыхнув на свету, будто молнией. Машинально Робин скосил глаза. Как раз для того, чтобы увидеть, как сверкающее нечто перерубило трос рабочего потолочного вентилятора, зависшего над стойкой портье.
Мир застыл и наполнился прозрачным угарным газом, сквозь который было неимоверно трудно двигаться. Мгновенья исчезли. Осталось недоумевающее личико, лишь поднимающее глаза к потолку, и медленно рушащаяся прямо на него Смерть… Робину показалось, что икры свело судорогой – в таком неистовом прыжке бросил он вперёд своё тело. Потом ему скажут, что, не окажись рядом свидетелей, в его подвиг никто бы не поверил: одним махом пересечь расстояние от входа до стойки, метров шесть – это же сверх возможностей обычного человека! Но тогда он не думал ни о расстоянии, ни о возможностях, просто прыгнул – и сбил с ног прекрасного оленёнка, отбросил далеко-далеко, а потом и прикрыл собой… И только тогда смог выдохнуть, а где-то за его спиной загрохотала рушащаяся стойка. Хорошо бы, портье успел отскочить.
Оказывается, успел. И теперь орал на посыльных, чтобы те немедленно вызывали медиков, пожарных, полицию…
«А медиков-то зачем?» – хотел он спросить и увидел, как растекается под ним красный ручеёк. Скосил глаза на подозрительно мокрое плечо. Рукав пропитался кровью. Свезло ему на этот раз фантастически – не порезало, не измельчило, а, похоже, всего лишь чуть задело лопастью. Стойку же разнесло в щепки.
…В это же время герцог замер на полпути к прекрасной незнакомке. Покосился на суету, возникшую вдруг у дверей в холл, вновь извлёк переговорник. К чёрту чужую тёщу, когда его ждёт такая Женщина! Да-да, именно его она ждёт, просто пока об этом не знает. Но он честно ей всё объяснит. Сразу. Только сперва пристроит неизвестную родственницу в хорошие руки.
… – Робин!
Это Анна в отчаянии трясла секретаря, уткнувшегося носом в пол, за плечи.
Всё ещё в шоке, не чувствуя боли, он повернулся на спину, нашарил переговорник, вибрирующий в кармане. Дело прежде всего.
- Эй, парень, – заорал Кристофер, – я тебя не слышу! Ты встретил её?
- Да, – прошептал секретарь в полной прострации, глядя в глаза оленёнка-Анны. И очнулся: – Да, встретил. Её. Босс… можно, я с ней останусь?
Похоже, герцога эта просьба озадачила, но ничуть не огорчила.
- Серьёзно? Дружище, ну, ты меня выручил! Вот что я тебе скажу: хватай её под руку и веди, куда хочешь: развлекай, показывай город, таскай по злачным местам… Благословляю. Не стесняйся. Всё за мой счёт.
- Бла-го-да-рю, – замедленно ответил секретарь. И, оторвав себя от пола, кое-как уселся. Дёрнул за галстук.
- Помогите снять, – попросил Анну. – Надо бы жгут; кажется, кровь всё ещё идёт…
Дрожащими руками она перетягивала ему плечо и приговаривала:
- Я вас не брошу. Не бойтесь. Только не бойтесь…
- Анна, – прервал он её. – Вы пойдёте со мной в синематограф? Полная имитация земного кино прошлого века: чёрно-белая фильма, музыка под разбитое пианино…
- Вы с ума сошли, – шёпотом отвечала она, – это же страшно дорого! И потом, вам нужно в больницу!
- Только вместе с вами. Сперва в больницу. Потом в синематограф. А потом в мэрию…
- Она уже закрыта, – прошептал оленёнок и запунцовел.
- Попросим, чтобы открыли. Мой босс платит. Согласны?
- Это так… неожиданно, – пролепетала Анна. И опустила глаза. – А как же маменька? Мы должны испросить благословения!
И никто из них, поражённых осколками купидоновой стрелы, даже не вспомнил в ту минуту, из-за чего, собственно, или, вернее, из-за кого они тут встретились.
Краем глаза Варя заметила, что к столику кто-то подошёл, но поначалу решила, что это официант. Однако служители общепита не подсаживаются к клиентам и не выдерживают долгую паузу…
«Чёртов племянничек», – с неожиданным неудовольствием поняла она. «Отыскал-таки… Трать теперь время на этого молодого балбеса. Поди, и не знает, что такое – взрослые разговоры!»
Она покосилась на мужчину напротив – и широко открыла глаза.
Красавец. Мачо. Блудодей. И всё это – крупными буквами во всю улыбающуюся обаятельную физиономию.
Но, слава богу, не племянничек!
Варе вдруг стало весело. Ну и пусть блудодей, да ещё, наверняка, со стажем, судя по хитринке в лукавых глазах. Ох, а бородка-то, бородка отрастающая до чего хороша!.. Зато самый смелый. Единственный из плотоядно глазеющих на неё полдня, кто просто взял и подсел. С явным намерением познакомиться.
- Прекрасная ценьора кого-то ожидает?
А голос-то, голос! Так и мурлычет, котяра, вот-вот об ногу потрётся…
- Ценьора ждёт. Молодого оболтуса, который, по-видимому, не понимает своего счастья. – Она лучезарно улыбнулась. – А вы, ценьор?
- А я, к счастью, не дождался: мою почтенную матрону довольно ловко у меня увели. – Блудодей счастливо рассмеялся. – А знаете, что я вам скажу, ценьора? Наверняка это судьба. Спорим, что вы не дождётесь своего молодчика?
- А давайте! – загорелась Варя. – На что?
- На желание! – азартно выпалил блудодей. – Абсолютно невинное, приличное, но интересное. Пари?
- Пари!
Пожатие у Настоящей Женщины оказалось крепким, хватка – медвежьей, что восхитило и умилило герцога ещё больше. Нет, что за дуралей его секретарь, как он мог запасть на престарелую красотку! Или она ещё ничего? Но… вздор. Рядом с такой Женщиной, что чуть не сплющила его ладонь, о других не думают.
- Может, пока перекусим? – предложил. – Не знаю, как ценьора, а я зверски голоден!
Он щёлкнул пальцами, и официант материализовался тотчас, словно из воздуха.
- Счёт на двоих, – посерьёзнев, обозначила Варвара Пална свои суровые рамки. Но непрошенный гость укоризненно покачал головой:
- Да полно, ценьора, за что вы так уж? Не разорит меня… – Он на несколько мгновений задумался, небрежно отодвинул меню и распорядился: – …марсальский рыбный супчик, крабы, запечённые в сливках с сыром и… Да что-нибудь по простому, вроде осетрины на вертеле. Найдётся, дружище?
Официант сверкнул улыбкой и безукоризненным пробором.
- Разумеется, ценьор! К супу какие изволите гренки?
- С чесночком, но не сильно выраженным: так, слегка натереть…
«Боже, есть, оказывается такие мужчины!» – в ошеломлении думала Варя. «В жизни не ела осетрины! Вернее, только раз, да и то не помню вкуса…»
- Вино? – осведомился официант.
И оба посмотрели на Варю.
- Пиво! – твёрдо сказала она. – Тёмное. Нефильтрованное. Бархатное. В бокале.
Блудодей уронил вилку и восторженно закатил глаза.
- Барлоговы веники! Есть на свете такие женщины, есть! К чёрту вино, дружище, мне того же самого, и тоже только бокал, я за рулём.
По видимому, служитель ресторанного культа привык ничему не удивляться, даже варварству со стороны клиентов. Пиво под осетрину? Их дело, они платят… Откланявшись, он исчез так же загадочно, как и появился до этого. Но через доли секунды вернулся с подносом, уставленным фарфоровыми креманками. Пояснил:
- Дабы ценьоре со спутником приятно скоротать время в ожидании обеда!
- О! – восторженно выдохнула Настоящая Женщина. – Потрясающе!
Её незваный гость, похоже, млел от неземного удовольствия.
- Рад, что вам здесь всё так нравится, ценьора..?
- Ммм… – Набив рот мороженым, Варя ловко выдержала паузу, чтобы подумать, и, проглотив нежнейший пломбир, выдохнула:
- Хильда!
- Превосходно! – отчего-то обрадовался блудодей. – Как это чудесно! Никаких тройных имён, о которые язык сломаешь, никакого подтекста и мифологии…
- А вы… ценьор?.. – Варе удалось ловко передразнить соседа.
- Робин! – ответил он без запинки, честно глядя в глаза. – Просто Робин.
«Ну-ну», подумала Варя. «Плавали – знаем!» Но образ любимой пин-апной красотки, весёлой пышечки Хильдушки, пришедшей внезапно на память, вызвал у неё приступ неконтролируемого веселья, и она так и не высказала сомнения вслух. Да и к чему? Сама-то она зашифровалась, так что… квиты!
«Да, конечно, просто Хильда, так я и поверил» – мысленно фыркнул герцог. «Без всяких там «фон» и «де» или «дю» к фамилии… Попала бы ты сюда так запросто! Однако уважим инкогнито дамы. Сам-то я, скотина, сшельмовал!»
Они обменялись ехидными взглядами – и поняли друг друга без слов. Но, впрочем, к чему объяснения? Какая-то тонкая, но прочная незримая нить уже протянулась между ними, и пока за весёлой пикировкой их слова пересыпались, как бисер из контейнера в контейнер, на полотне жизней уже укладывались стежок за стежком, обещая со временем нарисовать удивительнейшую новую судьбу, и, как знать, не совместную ли? Хоть бы и ненадолго…
Пожилой ценьор, наслаждающийся чашечкой кофе с перцем и шоколадом, проводил взглядом проплывающее мимо блюдо с одуряюще пахнущим супчиком и потёр мочку уха, активировав при этом крошечный переговорник.
- Приветствую. Да всё в порядке, Эрих. Встретились, познакомились, обедают. Похоже, они в восторге друг от друга. Нет, мне не в тягость, я хоть и на отдыхе, а размяться иногда приятно. Снять наблюдение? Точно? А то за этими двумя следить одно удовольствие… Хорошо, дружище, понял. Присмотрю издалека.
- Фантастика! – простонала Настоящая Женщина после первой же ложки супчика. – Теперь я верю Саше Чёрному, который сравнивал настоящий марсельский буйабес с Лунной сонатой! М-м-м…
Надо было видеть, как она осторожно вытягивает губы дудочкой, чтобы не обжечься, как по-детски украдкой дует на горячий бульон, как ей вкусно, Барлоговы веники! Если бы даже Кристофер заявился сюда сытым после званого обеда – она так аппетитно ела, что невольно хотелось того же, и так же: вылавливать из тарелки кусочки разной рыбы и с удивлением узнавать, что вот это морской дракончик, вот это барабулька, кефаль, скорпена…
- А вот это, – не удержался он от очередного откровения, так ему нравилось её удивление, – это шейка омара, без которого этот самый суп – не суп, а вовсе недоразумение. Кстати, что это за тип такой – Саша Чёрный? Почему не знаю?
- Наш земной поэт. Эпохи Серебряного Века поэзии, удивительный словесник… Так вот, он как-то заметил: «Буйабес должен быть таков, чтобы не хотелось ни китайских орешков, ни леденцов-сосулек, ни фисташкового мороженого…» Большой знаток прованской кухни был, знаете ли.
В голове у герцога звякнул тревожный звонок.
- Так ценьора с Земли? – спросил вроде бы беспечно. – И надолго к нам?
Вроде бы и приватность соблюл, не запрашивая напрямую имя, и почву прощупал.
- Дня на три, – легко ответила его новая знакомая. – Дела, выражаясь высоким слогом, требуют моего личного присутствия на родине. Да и здесь за это время не успею никому надоесть. Знаете, как у нас говорят? Гостям радуются дважды: когда встречают – и когда провожают.
Герцог от души рассмеялся.
Да ну, к чертям, какая она Сигизмундова тёща? Во-первых, и в основных – ни одна баба в здравом уме и в твёрдой памяти, заполучив в качестве новоявленного члена королевской семьи бездонный денежный мешочек, не откажется халявно пополнить запасы мехов и драгоценностей, и уж делать она это станет обстоятельно, долго и со вкусом. Не три жалких дня, а хорошо, если за месяц-другой насытится… Во-вторых, что могло бы стать и первым – эта Настоящая Женщина никоим образом не подходила под недавно перечисленные секретарём приметы. Правда, излагал он их как-то неуверенно… но ведь сам отрапортовал, что встретил оную даму и даже не прочь заменить его, босса, в качестве гида. Всё. Прочь сомнения. Прекрасная Хильда, дивная Таинственная Незнакомка, Настоящая Женщина – его, и только его.
Три дня? Ерунда. Если между ними сладится – он уломает её или задержаться, или приехать ещё.
Дела, надо же… У неё дела! Неужели бизнес? Нет, умная женщина – это нечто!
Через полчаса они были уже на «ты».
…С каждой минутой, как человек наблюдательный, Варвара убеждалась, что обаятельный блудодей явно шифруется. Но разве что для неё, в которой, возможно, разглядел приезжую или впервые посетившую это местечко; а вот для завсегдатаев личность её нежданного знакомца загадки не представляла: она то и дело ловила бросаемые в их с «Робином» сторону заинтересованные взгляды. В какой-то момент ей даже показалось, что один из лощёных господ, прямо таки лорд Чарльз из Моэмовского «Театра», попытался произвести какие-то манипуляции с мобильником… Ах, да, тут эти устройства называют «переговорники», и принцип работы у них основан на применении техномагии… Но тотчас к нему подлетел официант и вежливо, но непреклонно что-то прошептал. Скуксившись, лорд припрятал устройство. Очевидно, под табу здесь, среди элитной публики, попадало не только курение, но и съёмка. И правильно!
С другой стороны, было бы неплохо в завтрашней хронике глянуть, с кем это она сейчас так романтично ужинает…
Но вдруг этот ловелас и проныра – настоящий кошмар для общества, и своей связью с ним она скомпрометирует всю королевскую семью? Мысленно Варвара Пална усмехнулась. «Связью…» И тотчас пришло иное озарение, от которого в животе так и зародилась тёплая волна: а ты что же, голубушка, думаешь: он тебя тут зря, что ли, окучивает? Конечно, вызывает на…
Секс. Честное слово, секс. Если называть вещи своими именами – впереди у неё замаячил не банальный курортный роман, не пошлая интрижка, а… возможно, фееричная ночь. То, что она может оказаться простенько-пошлой, бояться не приходилось: интуиция так и вопила, что блудодей с брутальной бородкой выдумщик ещё тот.
Варвара Пална никогда не кривила душой – ни перед другими, ни перед самой собой. Вот и сейчас: она посмотрела прямо в лукавые карие глаза с прищуром, ласковым взглядом прошлась по бородке – и сладко поёжилась, представив, как та защекочет её обнажённую кожу…
И решила: хочу!
Вот этого. Прямо сейчас. Немедля.
Укуси меня пчела! (Варя с недавних пор очень привязалась к этому выражению любимого Копатыча…) Укуси, если он мне не нравится! А я – здоровая сильная женщина, мне до климакса, слава те, господи, ещё пахать да пахать, а инстинкты-то тоже здоровые… После Ильи ведь лет десять никого не было, а потом раз несколько… именно что раз. И опять затишье. Одноразовые какие-то кавалеры попадались, пустышки, да без фантазии. Может, и правы психологи, говоря о «синдроме Дона Жуана», что многобабство – всего лишь попытка поднять самооценку, а на самом деле мужик, то и дело меняющий пассий, в постели чаще всего оказывается… посредственностью?
Уже хмуро она глянула на блудодея.
Вот сейчас она раскатает губы на феерию чувств – а та окажется очередным пшиком.
- Всё-таки не пришёл, – сказал тот сочувственно.
«Что? Кто?» – чуть не ляпнула Варя. Но вовремя сообразила, что речь идёт о её предполагаемом проводнике по Илларии – том самом «золотом мальчике», которого она и впрямь так и не дождалась.
- Гад и сволочь, – отозвалась в сердцах. – Слово надо держать, а он… Хорошо, что я тебя встретила!
Вот этого, наверное, не стоило говорить, но слово – не воробей. Она-то всего лишь подразумевала, что не пришлось бы скучать последние полчаса; а вот Робин – тот понял иначе. И засиял, как серебряный доллар.
- Я выиграл наше пари, и теперь ты должна мне желание!
Варя неуверенно хмыкнула. Но то, что он не заявил самоуверенно: «Ты проиграла!» – а всего лишь скромно отметил собственный успех, ей, положа руку на сердце, понравилось.
Чем чёрт не шутит…
Он наклонился к ней через стол:
- Ну, что, загадываю?
И подмигнул.
А вдруг и впрямь выйдет что-то незабываемое? В конце концов, самое тяжкое, что она заполучит – очередное разочарование. С ним она уже научилась бороться. Но вдруг – фейерверк?..
- А давай, – лихо сказала она.
Решено. Беру.
- Покатайся со мной! – выпалил он. И счастливо засмеялся. – Что? Я сегодня впервые выкатил своего «Единорога», а покрасоваться на нём не перед кем, представляешь? Вот облом! Едем?
Вот это, что называется, творческий подход! С явным подтекстом – умчать потом…
Да неважно, куда. Не в тундру же!
Варвара Пална тряхнула головой.
- Едем!
И пока заламывала на шляпе поля по-ковбойски – обратила внимание, как небрежно её кавалер провёл карточкой с золотым обрезом по устройству, услужливо протянутому официантом. И чаевые, несколько купюр, тоже заметила. Что ж, судя по всему, её кавалер не скупердяй, и, будем надеяться, на маньяк… Ой, нет, пусть будет маньяк, но только в определённой области – поцелуйно-ласкательной, например. Если так и окажется – она сама его изнаси… совратит, в общем-то.
Ей вдруг страшно захотелось спросить: «А как у вас тут с сексом?» В самом-то деле, не ожидать ли ей чего-то пуританского после зрелища целомудренных купальников на пляже и нравов, напоминавших эпоху первых автомобилей? Но потом она здраво рассудила, что даже в викторианском обществе «закрыть глаза и думать об Англии» предписывалось только благонравным жёнам, а вот любовницы и умелые куртизанки – сиречь женщины опытные – были, есть и будут во все времена. А уж если ей представится нынче повод… о, она не станет изображать из себя недотрогу! Вперёд, мадам! Знойная женщина, мечта поэта, непревзойдённая чемпионка по пляжному волейболу – нынче все блудодеи твои!
Она лихо нахлобучила шляпу.
- Вперёд!
Губы её совратителя сложились в усмешечку.
- И ценьора не боится… – вновь, как при знакомстве, муркнул он, – что её завезут незнамо куда?
- Ценьора может и сама завезти…
… «а потом цинично надругаться и бросить»…
Конечно, вслух она этого не сказала, лишь подумала, охваченная каким-то угарным азартом. Но губы её похитителя задрожали, словно от еле сдерживаемого смеха.
Он предложил ей руку.
И под завистливые взгляды мужчин и змеиное шипение женщин, они покинули Западную террасу.
«Чепец за мельницу!» – крутилось в голове у Варвары Палны. – «Во все тяжкие! Эх, оторвусь, за всю жизнь оторвусь! Не заморить бы блудодея-то…»
Глаза Настоящей Женщины округлились в благоговейном восхищении. Она даже за сердце схватилась.
- Боже, какой красавец!
Бац! Укол… да нет, удар копьём в самое сердце! Пятому герцогу Авиларскому вдруг стало нечем дышать, как после коварнейшего хука в солнечное сплетение. Да и зрение что-то помутилось… Помотав головой, он осознал: это просто глаза заволокло красным туманом. Туманом ревности.
Барлоговы веники! Как она может в его присутствии восхищаться кем-то иным!
- Это он и есть? – продолжила с восторгом неверная, взирая куда-то за его плечо. И Кристофер, кляня всех женщин-изменщиц на свете, медленно обернулся.
Поначалу он не понял… Где? Кто? Кому бить морду?
С покатого выезда из ангаров отеля, не спеша? разворачиваясь по дуге и демонстрируя в свете лампионов и отгорающего солнца то воронёный, как у старинного огнестрела, бок, то матовую, будто поглощающую блики черноту капота, то фигурку белоснежного единорога, зовущего за собой, подобно деревянным драконьим головам на первых кораблях, к ним бесшумно снисходил… его мобиль. Величественный, как король, изящный, как аристократ в десятом поколении, и в то же время способный лететь, как стрела, таранить, как онагр, рассекать морские буруны. Его мобиль. Его гордость, сотворённая в единственном экземпляре, штучная работа лучших мастеров своего дела. Его «Единорог»…
- Д-да, – с запинкой ответил он, запоздало сообразив, что… Барлоговы… Да ведь это он ей понравился, «Единорог»»! Вот от кого, вернее, от чего в восторге эта Женщина!
Кажется, у Кристофера ослабли колени. Похоже, он только что всерьёз…
Да-да, взревновал.
Не может быть! Да он с глубоким пофигизмом встречал известия об изменах жён и одноразовых возлюбленных, да и с очаровашкой Хильдой не рассчитывал пока не большее, чем… Нет, не на одну ночь. Но и не на длительные отношения, к ним он пока не готов. Однако было бы неплохо закрутить роман... Классический вкусный роман, полный сюрпризов и открытий, возможно – длительный, такой, о котором он потом со стопроцентной вероятностью ни за что не пожалеет, да что там – оба сожалеть не будут… Но ведь они взрослые самодостаточные люди, и однажды пресытятся друг другом. Тогда и надобность в отношениях понемногу спадёт, и они с Хильдой даже, скорее всего, останутся друзьями…
В общем, намечалась спокойная ровная связь, дарящая только удовольствие. Без всяких там пошлых сцен и объяснений.
Тогда почему только что он только что едва не полез бить физиономию возможному счастливчику-сопернику?
Вдохнув-выдохнув, он заставил себя улыбнуться.
С террас «Золотого янтаря», от которых, кстати, их отдаляло не такое уж и большое расстояние, на них нацелились лорнеты, монокли, бинокли… Во всяком случае, слишком уж много стёклышек посверкивало в вечернем освещении. А он, идиот, сейчас устроил бы прелестную буйную сцену на потеху всей этой толпе бездельников… Ну нет. Тем более что за одним из столиков, кажется, при выходе он заметил бледную физиономию бывшей супруги. Бывшей, Барлог её раздери; хоть развод ещё не состоялся, но он – дело времени!
Вот пусть все смотрят и лопаются от зависти. А злорадствовать им он не позволит.
- Он что – сам едет? – зачарованно спросила умница Хильда, прямо-таки на цыпочках вытягиваясь, чтобы заглянуть за его плечо. – Что-то я не вижу водителя…
- Техномагия, дорогая ценьора, – небрежно ответствовал герцог, вполне оправившийся, наконец, от нервного потрясения, которого его спутница даже не заметила. – Плюс немного магии кровной, родовой… Его спокойно можно оставить даже в городских трущобах – он сам себя защитит. Но распознает моих друзей, и тех, к кому я чувствую симпатию.
Его рука как бы сама собой обвила талию прелестной пышечки.
- А я чувствую, – шепнул он. – И прямо сейчас, Хиль-да…
…Прекрасный мобиль, не такой бесконечный, как свадебные роллс-ройсы, но всё равно кажущийся гигантским, неторопливо и бесшумно подплыл прямо к ним. Не удержавшись, Варвара Пална попыталась извернуться из-под мужской руки, чтобы и приличий не нарушить, и под днище заглянуть.
- А где колёса? Ничего не понимаю… На воздушной подушке, да?
- Почти. Это тоже техномагия. Не забивай себе голову, просто наслаждайся. Подожди-ка: хочешь, откроем верх?
Варвара захлопала в ладоши, как девчонка.
- Конечно, хочу!
По мановению хозяйской руки, крыша и часть боков Единорога чудесным образом осели, формируя кабриолет. Гостеприимно распахнулись дверцы. Сиденья приняли в свои объятья.
- Ой, приборов нет, – восторженно затарахтела Варвара, чувствуя, что не в силах остановиться. Восторг так и выплёскивался из неё. Она обожала именно такие автомобили, крупные, надёжные, представительные. – А как же узнать скорость?
- Зачем? – пожал плечами блудодей.
- Чтобы не превышать. Чтобы на штраф не налететь…
Он лишь фыркнул снисходительно, опуская на руль красивейшие руки. Хорошо хоть, руль оставался почти таким же, как в земных автомобилях, хоть что-то привычное. И ещё – угадывались где-то там, внизу, педали. А вот рычага переключения скоростей не было.
- Хотел бы я знать, кто меня оштрафует… – пробормотал мужчина, называвший себя Робином, и усмехнулся. – Держись, моя прелесть! Скорости не боишься?
- Люблю! – призналась Варя. – Давай, гони!
И они погнали по шоссе вдоль береговой полосы. Тронувшись с места мягко, почти незаметно, а потом наращивая такую головокружительную скорость, что Варвара едва не визжала от восторга. И вот что интересно: несмотря на бешеную скорость, на отсутствие боковых дверей и стёкол, на, казалось бы, хрупкое и заниженное лобовое стекло, совсем не ощущалось неминуемого сопротивления воздуха и встречного ветра. Более того – когда Робин заметил в свете фар застывший на дороге силуэт оленя и резко притормозил – у неё перехватило дыхание от мягких объятий кресла, внезапно обтёкшего её со всех сторон и загасившего силу инерции… но и только. Никаких бросков вперёд! Оленя они объехали, не спеша, а затем опять помчались так, будто за ними гнались с видеокамерами все посетители «Янтаря».
- Нравится? – сверкнул улыбкой блудодей. Лицо его подсвечивалось мягким сиянием, исходившим, казалось, прямо из стен мобиля.
-Восторг! – призналась Варя. И осмелилась попросить: – Дашь потом повести? Я очень аккуратная!
Откинувшись на сиденье, её кавалер расхохотался. Потом с удовольствием кивнул:
- Непременно. А теперь – держись. Скоро взлетаем. Ты ещё не ездила на воздушке?
И тут Варвара, наконец, не выдержала и завопила от полноты чувств:
- Ийехоу!
…Проводив взглядом удалившуюся на мобиле парочку, джентльмен-наблюдатель не спеша расплатился, поднялся с места и перешёл на открытую веранду для курящих. Выбрал укромный уголок, затянулся душистой сигаретой, активировав заодно в мундштуке устройство, блокирующее возможную прослушку. Несмотря на то, что находился в гордом одиночестве, он был верен старым надёжным привычкам.
Вновь коснулся переговорника.
- Эрих? Да, отбыли. Он, конечно, шустрый малый, но и ценьора не промах; уверен, скучать им не придётся. Послушай, дружище, пользуясь случаем, поделюсь информацией: странные дела тут у нас творятся. Пока готовили заказ для твоего… для объекта, Феликс решил на всякий случай пройтись по здешней кухне. Ты же помнишь: у него особое зрение… Так вот, в бутылке одного интересного винца, которое твой… объект обычно заказывает к рыбе, он углядел приличную дозу яда. Хватило бы на слона. Я знаю, что на него никакая отрава не действует, но, похоже, кто-то не знает, и просчитался. Нет, пока ещё выясняем. Конечно, не успел нахлебаться; да он и не пил, он, видишь ли, взял да и повторил заказ дамы: вместо вина затребовал бокал пива. Как тебе везеньице, а? В общем, я немного над ними покружусь, а если они отправятся к нему домой – наблюдение сниму совсем: как я понял, в его гнезде безопасно… Всё, отбой.
Через минуту с перил веранды сорвался ввысь и устремился вслед за силуэтом парящего в небе «Единорога» огромный кондор. Стая летучих мышей, отправившихся на ночную охоту, шарахнулась, рассыпавшись на множество негодующе пищащих комочков.
Первый раз они поцеловались в небе. Между маревом огней столицы под ногами – и сиянием звёзд над головой. Они поднялись даже выше трасс воздушки – этакого летающего метро для избранных, опутавшего Авилар сюрреалистической паутиной прозрачных тоннелей; выше полицейских мобилей, следящих за порядком в никогда не засыпающем городе; выше редких птиц, приспособившихся к присутствию человека в небе и либо огибавших город стороной, либо набирающих вовсе уж невиданную высоту, с которой столица превращалась в этакое бисерное пасхальное яичко… Казалось, ещё немного – и в подобную, пылающую ночными огнями сферу, превратится и сама планета, а «Единорог» рванёт ещё дальше, в стратосферу, а потом и в космос.
Но хозяин твёрдой рукой направил его на одну ему известную цель, поколдовал над рулём, и, дождавшись, пока обозначилась-таки некая приборная панель с разноцветными огнями, повернулся к Варваре. Та следила за его манипуляциями, затаив дыхание.
Отчего-то ей совсем не было страшно.
Наверху «Единорог» вновь нарастил крышу, оставив её при этом почти прозрачной. Ни холода, ни встречных потоков воздуха не ощущалось, хоть, если судить по клочьям стремительно пробегавших мимо облаков – скорость мобиль развил нешуточную. И даже высота не внушала страха, как в самолёте, когда её практически не ощущаешь: глаза видят землю, расчерченную полями и домиками, как увеличенную географическую карту, а ноги чувствуют твёрдый надёжный пол – и чего, спрашивается, бояться? К тому же, зрелише, раскрывающееся перед глазами, оказалось настолько фантастичным, что… им можно было неустанно восхищаться, но обмирать от страха – чистое кощунство!
И вот сейчас, когда горизонт отодвигался всё дальше и дальше, когда прозрачная обшивка дарила иллюзию настоящего полёта, будто ты и есть чудо-птица или дракон… Робин поколдовал над рулём – и повернулся к ней.
Мягко, без привычной уже дурашливости и лукавства, улыбнулся – и привлёк к себе.
Она и не заметила, как оказалась у него на коленях. Губы их встретились – соприкасаясь сперва осторожно, почти робко, а затем смелее, настойчивей… Но главное – он не хватал и не притягивал Варю за затылок, чем грешили немногие, рискнувшие когда-то её поцеловать, как будто боялись, что она вот-вот начнёт брезгливо отворачиваться. О нет, её нынешний мужчина нашёл рукам куда более интересное применение, притиснув её к себе так, что хрустнули рёбра. Впрочем, кажется, это пострадало несколько пуговок на жакете, потому что Варваре стало вдруг трудно дышать, и она попыталась сделать это полной грудью, а та, кажется, аж сплющилась о сильный мужской торс. Стоило вдохнуть поглубже, от души – пуговки-то и того-с.
А потому что – ох уж, этот торс…
Даже сквозь ткань своего жакета и его рубашки она чувствовала напрягшиеся мускулы. («Мы-ши-цы», вспомнилось не вовремя…) И так увлеклась своими чудесными ощущениями – а тут ведь ещё и поцелуй! – что когда одна из загребущих лап блудодея нежно погладила и сжала её ягодицу – отреагировала как-то ненормально: вместо того, чтобы возмущённо отпрянуть, застонала – и даже подалась немного вперёд, так что второй мужской руке стало удобно лечь симметрично первой. Как же это было восхитительно…
Совершенно забывшись и поведясь на инстинкты оголодавшей по ласке женщины, она в ответ стиснула в объятьях «Робина» – кто бы он ни был, но целовался потрясающе! – и с удовольствием провела всеми пальчиками по напрягшейся спине, сперва к пояснице, потом к сильной жилистой шее…
И тут ей всё же не хватило воздуха.
Отстранившись – деликатно, не то, не дай боже, кавалер решит, что он ей противен и обидится – она прошептала с придыханием:
- Сумасшедший! Ведь расшибёмся!
- Магопилот, – коротко ответил он – и вновь припал к её рту жадными умелыми губами. На миг оторвался и счёл нужным пояснить: – Домчит до самого дома и сядет сам, не волнуйся…
«До чьего дома?» – ехидно хотела переспросить Варя. Но слова, звучащие у самых губ, так возбуждающе щекотали, что зуд этот требовалось немедленно унять.
И лишь осознание того, что она, укуси её пчела, в конце концов взрослая солидная дама, и не полагается ей лишаться вдовьей невинности где-то под небесами, удержало от нахлынувшего желания опрокинуть кавалера на уже подавшуюся вниз спинку умнющего кресла, и вжать собой, грудью… чтобы не сбежал.
Но не школьница же она, в конце концов, сопливая – заниматься сексом в автомобиле. Это молодёжи некуда приткнуться, вот они и выбирают мало-мальски удобные сидячие и лежачие места, а ей, шикарной женщине, не к лицу тащить с партнёра штаны, а самой при этом прислушиваться: не сбоит ли что в системе? Магопилот магопилотом, а всё-таки Варя не слишком доверяла этой самой техномагии. Согласитесь, на земле оно как-то надёжнее.
Но попытку распластать его на сиденье блудодей уловил – и откинулся сам, с немалым удовольствием. Он и Варю за собой потянул, но та, фыркнув и погрозив пальчиком, отстранилась.
– Ты чудо, – рассмеялся мужчина. – Превосходное, изумительное чудо… Неужели все земные женщины таковы?
- За всех не скажу, а я такая, – с достоинством ответила Варвара. И даже плечи расправила от этого своего достоинства. Почти сидя верхом на своём «прынце», ага… Что-то вновь явственно треснуло. Робин с удовольствием скосил глаза на её бюст, не стесняемый более отлетевшими застёжками воротника и последними пуговицами… и благоговейно возложил на него ладони. Как на святыню.
Просто возложил. И чуть погладил, как бы ощущая, взвешивая…
- Словно налитые плоды, – промурчал. – Ах, ты моя яблонька…
Коротко рыкнув, Варвара ужом выскользнула из-под этих рук, исследовавших её грудь с тщательностью слепого, читающего по азбуке Брайля.
- Дорогая, ценьора, что я сделал не так? – взмолился герцог, поспешно приводя себя в сидячее положение. – Скажу откровенно, я ведь думал, что никто не против… небольшого тяжёлого флирта в небесах, а?
Ценьора с удовольствием поёрзала в кресле и улыбнулась так предвкушающе, что у пятого герцога Авиларского сладко заныло в паху. Впрочем, ныло там давно, но сейчас – особенно приятно.
- Я как-то предпочитаю обосноваться на чём-нибудь твёрдом, – заявила она.
- Дорогая, а разве ты не оценила мою твёрдость? – Пыжась, он напряг мускулы – и губы его невольно разъехались в ответной улыбке. – Кстати, я твёрд уже во всех местах… чем тебя это не устраивает?
Настоящая Женщина расхохоталась. Искренне, до слёз.
- Я имела в виду землю, – оттирая уголок глаза, выдала она. – Побереги свой пыл… дорогой. Должна же я чего-то бояться на высоте!
Кристофер огорчился.
- Ну вот… А ведь могли быть такие незабываемые минуты!
Женские губы нарочито сурово сжались, и он поспешил добавить:
- Возможно, в другой раз, а? Когда моя ценьора привыкнет к «Единорогу» и доверится ему полностью?
Глаза Настоящей Женщины потеплели.
А герцог сам сперва и не понял, что сказал.
Потом со вздохом, виновато улыбнувшись, потянулся к управлению…
Во-первых, чтобы отвлечься. Иначе после приземления будет весьма неудобно ходить по причинам чисто физиологического характера. А между тем его прелестницу надо ещё довести до спальни: не юнцы они, в конце концов, безумствовать прямо в ангаре или в холле, где, кстати, наверняка полно дядиной подглядывающей и подслушивающей техники…
Вот, кстати, и во-вторых. Не забыть поставить глушилки в спальне. Тогда уж точно это будет самая безопасная комната в округе столицы.
И в-третьих… Что за дурацкая привычка перечислять? Ну, хорошо, пусть будет в третьих. То, что невольно сорвалось у него с языка, означало лишь одно: он сам уже окончательно решил, что сегодняшней ночью их отношения не ограничатся. Барлоговы веники! Даже если секс у них выйдет посредственный, что маловероятно – с этой Женщиной просто… интересно быть рядом! Так хочется поводить её по красивым местам, показать здешние водопады, прокатить по…
Точно! Озеро!
Удивительно красивое место. Даже сейчас, в темноте, тот кусочек, что будет высвечиваться в пламени костра, её очарует. У Кристофера есть свой приватный уголок на одном из островков, куда он однажды перетащил простецкую самораскладывающуюся палатку, пару матрацев и подушек, и оставил погребок с продуктами в стазисе да пару удочек. Идеальное место для укрытия от надоевших жён сегодня могло стать таким же идеальным островком безопасности для двоих…
Любовников?
Возлюбленных. Так романтичнее. Он ведь задумал красивый роман? Надо соответствовать.
На подлёте к озеру включил круговое освещение, чтобы высветить как можно больший кусок пейзажа. И услышал восторженное: «О-о-о…»
Пролетел над островком. Специально завис: мощные фары на днище мобиля высветили сквозь прозрачную воду мягкое даже с виду песчаное дно, полого уходящее вниз – глубина здесь небольшая, ни коряг, ни острых камней, идеальное место для ночного купания. Да и дневного тоже. А вот берег был не песчаный, в котором проваливались бы женские каблучки, а заросший мягкой низкой травкой, не нуждающейся в стрижке, и на редкость приятно льнущей к босым ногам и… обнажённому телу. Гхм. Да.
Успокоиться. Помнить, что надо ещё нормально выйти из мобиля…
Нет, всё-таки Настоящая Женщина ещё и практична, и наверняка предпочтёт матрас. Мало ли, что там, в траве, ползает и бегает… Но пусть не рассчитывает на палатку, во всяком случае – первых два часа. Нет, три. Нет, четыре.
Ибо нет ничего прекраснее, чем любовь под звёздами. Хорошо, пусть не в небе: оно и понятно, ценьора с непривычки побаивается. Но тогда – здесь. Остров ведь – это достаточная твердыня?
Ему отчего-то казалось, что кожа её непременно должна пахнуть морем. Источать свежесть и прохладу летней ночи, покрываться мурашками – и от холодка, и от предвкушения предстоящей страсти, но при этом обязательно пахнуть солёной пенистой волной. Потому что именно в ней родилась когда-то Богиня Любви, щедро одарившая Настоящую Женщину своими дарами…
И ещё – в ней, вроде бы, совершенно ничего не было от Дианы. На первый взгляд. Но, если подумать, его первая жена, единственная, кого он любил когда-то, порывистая и серьёзная, целеустремлённая и умеющая вовремя бросить весёлое словечко и разрядить напряжённость, тонкая в талии, как муравьишка, но обожавшая возиться на кухне и кормить его вкусно и досыта, да и сама не стеснявшаяся хорошо покушать – она, наверное, сейчас была бы такой же, как… хорошо, пусть будет «Хильда». С виду беззаботная, но не легкомысленная, а просто знающая цену жизни, оттого дорожащая каждым её мгновением; отмахивающая от негатива не по глупости и недальновидности, а из-за философского взгляда на бытие. Герцог был более чем уверен: прежде, чем согласиться пойти с ним – ясно же, зачем пойти, ведь не дети оба! – очаровательная пышечка, как и он сам, мысленно всё взвесила, достаточно вдумчиво, пришла к какому-то решению – и, разок определившись, ни тени сомнения, ни колебаний больше не проявляла. Она постановила – и быть по сему. Хорошо бы, их с Кристофером логика и взгляды на будущее совпадали…
Всё это промелькнуло у него в голове за считанные секунды, пока он пристраивал «Единорога» на специально приспособленной для него поляне.
Он с удовольствием отметил, что женщина, хоть и взялась за ручку дверцы, но медлит, в ожидании его, шалопая и бездельника… а как, интересно, ещё она могла его воспринять? Что ж, он таков, великовозрастный балбес. Однако это не мешает ему помнить об обязанностях кавалера. С лёгкостью выскочив из мобиля, он помог ей выйти – и не спешил отпускать её руку.
- Это остров? – уточнила она, с любопытством оглядываясь.
- Необитаемый! – подтвердил он. – Во всяком случае – был необитаем, пока мы сюда не нагрянули. Он небольшой, шагов триста поперёк, и раньше, если на озере штормило – заливался полностью. Пришлось тут кое-что усовершенствовать…
- Так ты маг? Ты что-то говорил про родовую магию.
Он скорчил злобную рожу:
- Колдун! Заманиваю сюда девственниц и творю с ними разные непотребства! Но по обоюдному согласию, заметь. Пойдём, покажу кое-что… Кстати, можешь разуться. Здесь очень приятная трава, ноги не наколешь.
- Ух…
Она с наслаждением коснулась земли босыми пятками. Ступни у неё были маленькие, аккуратные, Кристоферу ещё в «Янтаре» хотелось их покусать – до чего хороши ножки, точно сахарные… Он представил, как замыкает на одной из щиколоток ножной браслет с россыпью гранатов и жемчужин. Точно. Вот что надо будет потом непременно подарить…
… и вывел её к воде, не забывая придерживать за талию.
Лунная дорожка протянулась от самого горизонта до берега.
- Это Селена, покровительница женщин, – кивнул он на небо. – Говорят, лучи её несут благословение тем, кто в них искупается. А там…
Невольно обернувшись, чтобы проследить за взмахом его руки, Хильда так и впилась взглядом в зелёную луну… и отчего-то вздохнула.
- Там – Кора, она взошла совсем недавно, поэтому пока зависла на той стороне. Она покровительствует мужчинам. И тоже, говорят, одаривает… многим. Очень удобно ориентироваться, особенно, когда у женщины нет при себе купальника. Естественное деление на зоны…
Он принялся неторопливо расстёгивать рубашку, как-бы любуясь при этом Селеной, а сам косился на гостью: как-то она воспримет завуалированное предложение?
Впрочем, от такой Женщины всего можно было ожидать.
Внезапно опять его кольнуло смутное беспокойство. Кажется, кто-то предупреждал его, причём совсем недавно: «Забудь всё, что раньше знал о женщинах…» Но и этот тревожный сигнал он подавил усилием воли. Вздор. Сигизмундова тёща сейчас с настоящим Робином, где-нибудь в Синематографе или в казино, случись что неординарное – у секретаря достанет ума ему сообщить. А прямо здесь и сейчас с ним – его женщина. И точка!
Она тем временем задумчиво и даже как-то ласково смотрела на водную гладь. Прошептала:
- А ведь я всю жизнь мечтала… Чтобы лес, тихая вода – и голышом, чтобы каждой клеточкой чувствовать и воздух, и воду… Это просто чудо какое-то.
- Там, немного левее, бьёт подводный ключ…
Кристофер почему-то охрип. Не сдержавшись, обнял со спины Хильду за плечи.
- Он не слишком сильный, но ты почувствуешь контраст: холодные струи разбегаются по телу, словно лаская. Будто тысяча шаловливых пальчиков, таких же, как твои…
Она прильнула к нему всем телом, и наверняка уже ощущала его нетерпение. Но лишь прогнула шею, коснулась затылком, позволила его рукам скользнуть к последним, оставшимся в живых, пуговичкам жакета и освободить её от лишних пут. Казалось, даже ниточка на их телах будет сейчас лишней.
- Что за глупости – разные луны, разные зоны… – пробормотала она и, соблазнительно покачивая бёдрами, да ещё чуть прогнувшись вперёд, так, что герцог едва не озверел от вожделения, избавилась от бриджей. Барлоговы… Какие на ней трусики! Не крошечные треугольнички, вернее сказать – плотные-то лоскутики оставались на стратегических местах, но всё остальное было прикрыто пеной кружев, сквозь которые просвечивала складочка меж ягодиц, и крошечная родинка у самого копчика…
- Что за глупости это ваше деление на зоны для мальчиков, для девочек…
Она обернулась и крепко обняла за шею.
- Ведь мужчина и женщина всё равно соединятся. А луны – никогда.
Провела тёплой ладонью по его груди – и вдруг прильнула туда же щекой.
- Пойдём вместе. Иначе я всю ночь проищу эти твои шаловливые пальчики. Тебе-то хорошо – для тебя найдутся мои, а вот мне…
Волна давно не испытываемой нежности захлестнула Кристофера.
Осторожно, не торопясь, словно прикасаясь к тончайшему фарфору, они избавили друг друга от последних ненужных лоскутов.
И жадно изучали друг друга глазами, и трепетно – руками. Без стеснения, но с восторженным любопытством, как прозревшие после запретного плода Адам и Ева. Только не было грехопадения в их соединении, ибо, что есть Добро и Зло, они давно уже познали, оставалось только убедиться, что любовь и единение – это высшая радость…
Он всё же успел еле заметным касанием магии изгнать из травы насекомых, а саму мураву заставил приподняться – и нарастить мягкое ложе, куда и опустил, чуть дыша, своё сокровище. И, еле сдерживаясь, чтоб не накинуться на неё рыча и урча, поглаживал ножки, чуть полноватые, но восхитительно округлые бёдра, дивясь шелковистости кожи на внутренней стороне, потёрся щекой о заветный холмик, покрытый светлым руном-кудряшками… Он ничего не мог с собой поделать. Ему нравились женщины в их первозданной красоте, крепкие, налитые, самой природой предназначенные любить – и одаривать любимых детьми; оттого-то, должно быть, истощённые, депилированные до мраморной гладкости навязанные жёны его никогда не возбуждали. Ну, не горела в них этой женственная искра! Единственное, что он познал, сходясь с ними – тяжесть навешенного свыше супружеского долга, не более.
Но сейчас он чувствовал нежное, трепетное, живое тело, откликающееся на его ласки. Потёрся щекой вновь – и даже испугался, вспомнив, что давно небрит; но Хильда, застонав от удовольствия, запустила пальцы в его загривок.
- Ох, Робин, я никогда так…
Он опустил ладонь, размыкая её колени, и они послушно подались, допуская его к долгожданной цели.
Самая сладостная минута – ещё не соединения, но предвкушения его!
Продвинувшись выше, сперва опалив дыханием и поцелуями вершинки налитых грудей, затем шею, губы… он заглянул в глаза, в которых отражались звёзды…
…И когда медленно, трепетно качнулся вперёд, ощутив тепло шелковистого лона – эти глаза вдруг наполнились счастливыми слезами. Словно какое-то узнавание сверкнуло в них.
- Ты-ы… – прошептала она, подавшись к нему ещё сильнее, обхватывая ногами, помогая проникнуть ещё больше, дальше…
Это был прекрасный дивный танец любви, творимый мужчинами и женщинами тысячи лет, но не часто выплетающийся так вот, будто впервые, между юными праматерью и праотцом, в новорожденном мире, в день седьмой от сотворения…
И когда его пробила сладчайшая судорога, и от наслаждения перехватило горло – он не смог сказать, но подумал, растворяясь в Своей Женщине, покоряясь ей, отдавая себя навсегда:
«Ты-ы…»
…А кожа её и впрямь пахла морем.
Рассвет подкрался на остров незаметно, вместе с густым туманом, как пушистый розовый котёнок на мягких лапах. Сквозь дымку, клочьями осевшую на невысокие аккуратные ёлки, пробивались косые солнечные лучи, ещё нежные, алеющие. Один из них дотянулся до палатки с откинутым пологом и пощекотал женский носик, мирно сопящий в складках пушистого пледа.
Варенька чихнула и… проснулась.
Именно так она себя и почувствовала, едва разлепив глаза и тотчас прищурившись от света: не Варварой Палной, не важной ценьорой, не мамкой дочери-студентки, и уж не чьей-то там тёщей – нет, она снова была семнадцатилетней… эх, ладно, пусть двадцатипятилетней Варенькой, выскочившей замуж, едва успев закончить институт, и умчавшейся с любимым на всю медовую неделю к прабабке на родину, на Урал, в леса. И мир тогда играл всеми красками, и дышалось легко, как сейчас, и сама она была легка, как пёрышко…
Она покосилась на вольготно разметавшегося во сне мужчину и лукаво заулыбалась. Ну, блудодей, ну, искусник… Не подвёл. Пусть отдыхает, заслужил. А ей прошвырнуться бы… до ближайших кустиков. Раз уж остров необитаем – стесняться некого.
Идти голышом при свете казалось сперва неловко. Но Варвара плюнула на все условности и внутренние зажимы, повела плечами и бюстом – и павой поплыла отыскивать за ёлочками укромное местечко. Хоть и пустынный, но островок был чистенький, словно прибранный, ни сучков под ногами, ни веток… Может, здесь тоже работала магия, только не техно, а какая-нибудь бытовая? Опавшей хвои нет, травинки на мураве одна к одной, будто их ежедневно причёсывают граблями… Ей бы такое на дачный участок, сколько сил сэкономила бы! Надо потом как-нибудь разузнать про такие чудеса.
Потом, расхрабрившись, она проведала «Единорога»– и чем-то он показался ей похожим на хозяина: такой же большой, вальяжный, развалился на поляне и дремлет после трудов праведных… Потом повернула к берегу. В конце концов, надо хоть одежонку собрать, не расхаживать же весь день в первозданном виде! Это ещё хорошо, что тут всё так окультурено, в обычном лесу или рощице она давно покрылась бы царапинами, налипшей травой и паутиной, и стала бы настоящим чучелом!
Аккуратно сложила свою и мужскую одежду в две стопочки возле палатки. Благородный ценьор спал. Мило, почти бесшумно, без храпа… утомлённо улыбаясь во сне. И как его теперь называть? Слишком узнаваемы оказались его ласки, выдавая с головой давнишнего любовника из снов; разница была лишь в том, что в реальности, разумеется, ощущения испытывались полней, насыщенней… А главное, что Варе большого труда стоило в самый сладкий момент удержать рвущееся с губ имя, которое она, наконец, вспомнила: «Крис!»
Но… так ли это на самом деле? Он ли приходил к ней в томных снах – или умное подсознание, способное, говорят, на многие выверты, взяло и подбило реальность под желаемое, наложило задним числом картинку на сладкие воспоминания – и соединила живого и воображаемого мужчину? Говорят, эффект дежа-вю объясняется как-то так же… Вздохнув, Варвара мудро рассудила: поживём – увидим. В мистику ей, рациональной женщине, верить не хотелось, особенно с утра, когда вместе с ночной темнотой истаивает флер романтики и таинственности. Утро прекрасно, но оно же и безжалостно. И порой отрезвляет не хуже холодного душа.
А от воды, между прочим, идёт приятный парок. Туман почти сошёл, а вот пар остался. Водица-то, значит, тёпленькая…
Вспомнив, что они с «Робином» вытворяли вчера в озере, она зажмурилась от смущения и поёжилась. Ох, блудодей… Как он её притиснул к камушку, вон к тому, что высовывается из воды, круглому, гладкому, широкому и плоскому, как стол! Будто кто нарочно его тут для них оставил. Она грудью вжималась в отшлифованный до шёлковой гладкости каменный бок, постанывая, когда на её руки сверху легли мужские, и каждое его вторжение она ощущала не только лоном, но и спиной, плечами, чувствуя ритмичное сокращение пресса, грудных мышц, бицепсов... Это был не просто акт любви – а слияние в полном смысле слова, единение, растворение друг в друге…
Огромная чёрная птица парила в утреннем небе, видимо, выискивая, где сесть, затем приземлилась на тот самый камень. Глянула на невольно отступившую в тень дерева женщину, серьёзно, словно оценивающе, после чего склонила голову набок, клекотнула – и сорвалась опять в поднебесье. Покружила над островом, да и полетела прочь.
- Шпиён, – фыркнула Варвара. – Будто высматривал что-то.
Вода так и манила. И оказалась на самом деле тёплой, как парное молоко. Или это наша Ева к тому времени порядком подмёрзла, голышом-то, но озёрные воды показались сейчас теплее и ласковее морских, мягче, нежнее, приятно обтекая и щекоча самые чувствительные местечки. Варя доплыла до камня, и уже собиралась, положив ладони на гладкую сухую поверхность, подтянуться, как с противоположной стороны что-то фыркнуло… и вынырнула знакомая личность, очаровательно харизматичная с промокшими кудрями и бородкой.
Он ловко вскарабкался на валун и протянул Варваре руку. Заговорщически подмигнул.
- Ценьоне запомнилось это место?
Выдернул её из воды и прижал к себе, хохочущую, счастливую. Господи, неужели так мало для счастья надо? Всего лишь подмигивание и шутливая фраза с полунамёком-полунапоминанием… а сердце поёт и щебечет. И даже его «пышечка моя! Моя пироженка!» не раздражали, хоть в обычной жизни Варя терпеть не могла подобных намёков на свою сдобность; но сейчас эти ласковые прозвища перемежались лобзаниями по всему телу… и как тут было не размякнуть?
А любовь на камне оказалась ещё интереснее, чем радом с ним. Хоть и в воде было чертовски… да, чертовски…
Потом они отдыхали, глядя в небо и любуясь перистыми облаками. Варина белокурая голова пристроилась на мужской груди, он перебирал растрепавшиеся белые пряди и молчал, но как-то красноречиво. Бывает ведь такое, что и слов не надо, чтобы понять, как хорошо обоим.
Потом в животе у Варвары уркнуло, и она засмеялась, подскочив.
- Послушай, ценьор Робинзон, а какие-нибудь припасы у тебя здесь есть? Раз уж ты сюда палатку притащил, должна быть и еда; ты, я смотрю, мужчина основательный! Сообразим что-нибудь на завтрак?
- Святые Небеса, ваша воля! – закатил он глаза. – Мог ли я подумать, что женщина будет готовить мне завтрак? Конечно, сообразим, дай только…
Приподнявшись, он обнял её за плечи, сощурившись, вгляделся во что-то на берегу.
- Не двигайся, – сказал строго.
Перед глазами зарябило. Вместо шёлковой гладкости камня, ещё хранящего прохладу ночи, под попой и ступнями оказалась трава. Они сидели неподалёку от палатки.
- Не испугалась? – склонился к ней мужчина.
- Это… – Варвара поперхнулось. – … что сейчас было?
- Мини-телепорт. Родовая магия.
- Ух… А на большие расстояния можешь?
- Могу. – Он рассмеялся, встал и отправился за палатку, в обход, демонстрируя чудесные крепкие ягодицы и не менее восхитительные ноги, на которых при ходьбе так и играла каждая мышца, каждая жилочка. Невозможно было не залюбоваться. Варе вспомнились юноши, укрощающие коней на Аничковом мосту, сильные и грациозные; только тут, в отличие от гладкой бронзы, ноги были отнюдь не юношеские, а очень даже… гм… мужественные, заросшие не густо, не редко, но в меру курчавившейся порослью, изобличающей, по мнению некоторых психологов-сексологов, повышенную сексуальность объекта и его недюжинные способности в этом самом плане. Впрочем, и в том, и в другом она уже успела убедиться, и неоднократно.
- И на большие могу, – повысил голос из-за палатки сексуальный объект. – Только редко использую. Даже в моей спальне, знаешь ли, может кто-то находиться. Из прислуги, например… Не подгадаешь – впишешься в чужое тело, вот это будет полный… – Он запнулся. – Барлогов зад… Потом уже не выпишешься. Постой, а как ты меня назвала недавно?
- А, Робинзон! – Варя засмеялась. – Такой бедолага, что пробыл на необитаемом острове двадцать восемь лет, представляешь? Правда, потом этот остров стал похож на проходной двор: то туда наведывались дикари, то пираты…
- И что? – «Робин» заинтересованно выглянул из-за палатки.
- А то, что нет худа без добра. От дикарей он отбил Пятницу – тоже дикарёнка, которого чуть не съели, и тот потом сделался его верным другом. А от пиратов спас других моряков, которые и отвезли его на родину.
- Нет худа… без добра, – задумчиво повторил мужчина. – Так, погоди… – Нырнул в невесть откуда взявшийся, просто появившийся из воздуха погребок и выудил связку копчёных колбасок, пакет с яйцами, сетку с помидорами, а главное – огромную сковороду. Глянул скептически. – Вообще-то, когда я запасался, то рассчитывал на скромный холостяцкий завтрак, но ведь его можно просто удвоить, да?
Откуда-то появилась и походная плитка, похожая чем-то на электрическую, с одним нагревательным «блином», который тотчас раскалился, стоило сковороде его коснуться; и небольшой медный чайник, и даже турка для кофе.
- Костёр разжигать не хочу, чтобы не нарушать экологию, извини… Так как там говорилось? Нет худа без добра?
- Это не из книги, это наша поговорка такая, русская, – заявила Варвара, бесцеремонно отбирая у своего кавалера колбасу и помидоры. – Доска найдётся? Нож, масло, соль… А ещё хорошо бы специи, зелень, да и лучку колечками.
…Развалившись на траве и подставив раннему солнцу голый торс – штаны он успел надеть, без них Настоящая Женщина отгоняла его от сковороды, хохоча и пугая, что кипящим маслом ненароком обожжёт самое дорогое – пятый герцог Авиларский вдыхал аппетитные запахи и чувствовал себя абсолютно счастливым идиотом. И это было прекрасно. Ради такого стоило согласиться на дядюшкино предложение провести вечер с какой-то мымрой… а в результате – заполучить своё, личный кусочек счастья, которого давно уже не испытывал. Воистину, нет худа без добра!
Неужели это Она? Та самая, которую он видел когда-то давно, во сне, его страстная Женщина, его фемина, Ева, пришедшая, чтобы утешить в тоске по Диане? Сколько лет пронеслось после её смерти, а он всё не находил себе места, пока не пришла Она…
Жёны, лицемерные сучки, её словно отпугнули. А может, даже иллюзиям свойственна брезгливость… или чувство собственного достоинства, или ревность. Но только на долгих пять лет она про него забыла.
И лишь недавно появилась вновь.
Он сунул в зубы травинку, прикусил, ощутив на языке вкус волглого стебля.
Очнись, парень. Тебе пятый десяток, хватит жить романтичными бреднями: лучше хватай Её, настоящую, живую, и не давай никуда сбежать.
Так он и сделал. Подкрался, схватил, и… Сбежать она не успела.
Правда, яичницу они чуть не спалили. Но даже подгоревшая, она показалась самым вкусным из того, что Кристофер когда-то едал.
Прощание прошло легко, как бы не навсегда, и немного печально. Но для себя, пусть и скрепя сердце, Варвара свет Павловна решила таки чудесный роман не продолжать, полагая, что если самые интересные страницы прочитаны первыми… то прочитано основное, а повтор – это уже не то… Не будет новизны, свежести впечатлений, восторгов… всего первого.
Так мудро она рассуждала, не желая признаться, что просто боится пускать блудодея в свою жизнь, в повседневность. Ну да, он расцветит её бытие сочными красками, он продлит эту сказку… но не станет же этим заниматься вечно? Скоро и для него увлечение потеряет новизну, и он переметнётся к кому-нибудь ещё. А она… слишком влюбчива. И взяв на себя однажды обязательство ко всему на свете относиться легко, не хочет теперь ни сложностей, ни возможных страданий. Так-то вот.
В полдень «Единорог» домчал их до «Золотого янтаря» – на сей раз не через всё поднебесье: они пролетели лишь небольшой кусь пути от островка до озёрного берега. Затем лихо прокатились на горном серпантине, проехали тенистый лес, прорезанный скоростным шоссе как пирог лопаткой; миновали два старинных замка, один в руинах, а другой – недавно восстановленный, сияющий стёклами и шпилями, размахивающий стягами и вымпелами на башнях. Не было сказано ни слова о расставании или возможной встрече; просто, открыв ей дверь, обняв при выходе и задержав в объятьях, «Робин» пообещал твёрдо:
- Я найду тебя, где бы ты ни была. Улажу кое-какие дела, чтобы нам никто не мешал – и свяжусь. Дождись.
Она лишь улыбнулась в ответ:
- У тебя целых два дня.
И для ясности даже показала на пальцах.
Он скорчил жалобную мину.
- Барлоговы… Ну что такое? И никак невозможно подождать?
- А ты успей, – усмехнулась Варвара Пална, успев к этому времени позабыть недавнюю Вареньку и призвать на помощь опыт прожитых лет, а заодно и основательно подрастерянную рассудительность. – Не получится с делами – хоть просто так позвони, поговорим.
- Как-то легко ты к этому относишься. А что, если у нас всё серьёз…
Она прикрыла ему рот двумя пальчиками, которые ценьор блудодей тотчас заграбастал и поцеловал.
- Послушай, – проговорила, стараясь быть построже. – Да погоди же… Всё ведь было хорошо, да? Ты подарил мне чудесную ночь, милый. Но после ночи всегда приходит утро. И понимание, что кроме твоего острова есть ещё мир, а самое главное – в нём полно людей, которым мы все что-то должны. Давай не забывать об этом.
- Но ведь мы ещё увидимся? Ты вернёшься с Земли?
- А как же! – искренне изумилась Варвара. – У меня тут дочь, я же говорила? Правда, не хочу ей особо надоедать; но ведь мобильная связь между мирами не работает, вот и придётся временами наезжать, контролировать, чтобы её тут не обижали.
В конце концов, заявить прямо сейчас однозначное «нет» она не смогла. Как и загасить огоньки нетерпения в ласковых глазах мужчины. Уж очень это было бы… наверное, жестоко.
- Так я напомню о себе нынче же вечером.
Он сказал это так уверенно, будто в кармане у него уже лежало досье на Солнцеву Варвару Павловну. Не иначе, как были у него солидные связи в этом мире… Что ж, ей даже стало интересно, справится ли этот самоуверенный тип?
Склонившись, он бережно поцеловал ей руку.
- Я не прощаюсь, пышечка моя. – Не разгибаясь, глянул лукаво снизу вверх: – Не забудешь меня?
Она ласково взъерошила его волосы. И откровенно сказала:
- Ну, уж нет. Разве такое забывается?
Помолчав, добавила:
- Спасибо за… сказку.
И вот тут грустно стало обоим. Потому что сказка, похоже, закончилась. От ворот ангара, приветственно размахивая руками, торопились к мобилю служащие, с лестницы, ведущей от Западной террасы прямо к морю, торопливо спускался управляющий отелем – очевидно, поприветствовать важную гостью, а в смокинге, забытом ещё с вечера в салоне «Единорога», затренькал переговорник.
- Вот она, жизнь… – пробормотал мужчина.
- Ступай, – ответила на это женщина. И добавила непонятно: – Спасай мир...
Не стала ждать возможных оправданий, уговоров, а просто погладила по щеке – и пошла навстречу управляющему, расцветающему в улыбке. Краем глаза успела заметить, как тот, с кем она только что рассталась, метнулся к мобилю, чертыхнувшись, зашарил по смокингу, выуживая аппарат… И невесело подумала, что ни один из них с самого утра так и не окликнул друг друга по имени.
Будто придуманные имена, которыми они в шутку назвались с самого начала знакомства, больше не шли на язык, ощущаясь как фальшивка, как диссонанс…
Через час, переодевшись и повздыхав в одиночестве, она решила, что жизнь таки продолжается, и вскоре уже сидела на полюбившейся Западной террасе за чашкой кофе. Купаться не хотелось, несмотря на манящие неподалёку волны. Гамаки под пальмами уже не манили, как раньше. Голоса девушек на пляже казались визгливыми и пронзительными. Хотелось… «достать чернил и плакать», не от огорчения, а от какой-то сладостной печали, замешанной на ожидании – и ощущении чего-то неотвратимого, какой-то беды, что вот-вот стрясётся. Потому что, наученная горьким опытом, Варвара не верила, будто всё хорошее, что случается в жизни, даётся даром: его или надо заслужить, или, раз уж оно получено, так сказать, авансом, то непременно придётся расплачиваться. По тому самому закону, который отбирает Героев и статистов в разные команды. А она, похоже, перешла из массовки в лагерь… пока ещё трудно определить, чей, но уровнем явно выше предыдущего. Значит, Её Величеством Судьбой с неё и спросится больше.
И в должницах её не потерпят.
И когда на пустынной террасе, где, кроме Варвары и бармена, спрятавшегося в тенистом павильончике, никого не было – зацокали вызывающе, крикливо чьи-то каблуки – интуиция подсказала ей, как некогда и князю Андрею Болконскому, и Багратиону: «Вот оно, началось…»
Чашка в её руке не дрогнула. Кто бы к ней сейчас не подошёл – Варвара готова была сразиться и дать достойный отпор.
Особа, остановившаяся и вынужденная склонить голову, чтобы заглянуть под широчайший зонт, удерживающий столик в тени, была высока, стройна до выпирающих в декольте ключиц и верхних рёбер; хоть на лицо и красива: какой-то холодной рыбьей красотой. Почему рыбьей? Да потому, что глаза у неё, хоть и глубоко посаженные – или кажущиеся запавшими из-за общей худобы лица – были голубовато-серебристые, как сказали бы модные косметологи, а человек попроще ляпнул бы: белёсые, как у селёдки… Бледная кожа, лишённая и намёка на загар – это при здешнем-то южном солнце! Пятна благородных румян на аристократических скулах, макияж, туалет (почему-то нечто изысканное, в оборках, с юбкой-годе в пол, язык не поворачивался назвать просто платьем) – всё, казалось, было тщательно отрисовано лучшими модельерами и визажистами. Невольно привлекали внимание руки: хрупкие, с выпирающими шишками локтей, они, казалось, вот-вот переломятся под тяжестью колец и браслетов. Эта последняя деталь напомнила Варваре о неких мусульманских жёнах, что, в страхе перед возможным разводом, о котором муж вправе объявить в любую минуту, сутки напролёт таскают на себе все самые ценные украшения – на случай, если вот-вот окажутся выставленными из дома на улицу…
Воспоминание заставило её фыркнуть и, должно быть, придало лицу достаточно презрительное выражение, чтобы дамочка, заявившаяся к ней с нехорошим оскалом на красивом личике, вдруг заколебалась. Возможно, ей помешал ещё и зонт: поначалу она собиралась что-то заявить, гордо выпрямившись и уперев руки в бока, но при этом не видела лица Варвары – и вынуждена была согнуться, нырнуть под тент, а затем и присесть на свободный стул, дабы не стоять полусогнутой.
А росту в ней было… пусть не два метра, но метр девяносто, это точно. Определённо «модель», бывшая или действующая.
Варвара скептически приподняла бровь, всем своим видом показывая, что в компанию к себе никого не зазывала.
Дамочка с прозрачными рыбьими глазами перегнулась через стол и отчётливо заявила:
- Он! Мой! Муж! И не рассчитывай на него, слышишь, ты?..
Очевидно, что скверные слова так и вертелись у неё на языке, но… неподалёку от кофейного блюдца валялся Варин клатч из кожи явно не фальшивой змеи, а из наружного кармашка выразительно поблёскивал уголок золотой карты отеля, красноречиво свидетельствовавшей о высоком статусе владелицы. Дама, видать, была тёртая-перетёртая, и, не зная о противнице деталей, наезжать всерьёз опасалась.
- Кто? – равнодушно спросила Варвара Пална, всем сердцем почувствовав, что никакого недоразумения здесь нет. Красавчик «Робин», так и излучающий сексуальность, наверняка выходец из среды аристократов, причём состоятельных – можно представить, во сколько ему обошлось такое чудо маго-техники, как «Единорог»! – да в его возрасте – и чтоб оказался холост? Редко такое бывает… Ревнивая жена при его активном образе жизни – явление закономерное и не удивительное.
Одно неприятно: влезать в чужую семью. Хоть порой браки в подобной среде держатся отнюдь не на привязанности, а на деловых связях…
Что ж, послушаем, а там решим, что делать.
- Кристофер! – словно выплюнула дамочка. – И держись от него подальше! Между прочим, слухи о разводе, если ты из-за них на него нацелилась, распущены им же; журналисты всё врут! Никакого развода, потому что я беременна! И уж теперь-то Крис от меня не отделается.
Варя аккуратно поставила чашку на блюдце, борясь с желанием выплеснуть гущу в лицо белоглазой мымре.
Вот эта рыбьеглазка – и залетела от блудодея? Он, вроде, не похож на извращенца – спать с мешком костей гремящих…
Кристофер. Она назвала его так.
Крис.
Слухи о разводе… О чём там давеча вроде бы случайно упомянул Эрих Мария? «Мальчик занят разводом, так пусть отвлечётся, займётся делом…» А с чего, собственно, она тогда решила, что «мальчик» – это непременно юноша? Брату короля лет немало, и племянник его по возрасту мог оказаться далеко не младенцем.
И сейчас эта суч… эта стерва бледномольная смеет утверждать, что…
Однако пятилетний стаж пребывания в должности главного бухгалтера, отягощённый победами с налоговиками, сказался на выдержке: на лице Варвары Палны не дрогнул ни один мускул.
- А вы ничего не путаете, дорогуша? – поинтересовалась она изысканно-вежливо. – Мужчина, что был со мной этой ночью – если мы говорим об одном и том же! – показался мне настолько… простите уж, голодным, не побоюсь этого слова, будто постился по меньшей мере год. Вы уверены, что ваш ребёнок от него?
Могла, могла нежная Варенька при необходимости ткнуть не только крепким кулачком, но и словом.
И когда рыбьеглазка странно дёрнулась, пойдя некрасивыми пятнами, пробивающимися сквозь густой слой тонального крема – поняла с неимоверным облегчением, что попала в цель. Хоть и случайно: выстрелив наобум в отчаянной попытке укусить побольнее.
- Пожалуй, последнее и мне интересно, – прозвучал знакомый голос. – Причём до чрезвычайности…
Эрих Мария Ремардини, брат короля, дядя принца Сигизмунда и руководитель службы безопасности, почтительно приподнял шляпу, поздоровавшись лишь с Варварой и как-то показательно проигнорировав побледневшую дамочку. В белоснежном чесучовом костюме, энергичный и благоухающий свежестью, он возник, как светлый ангел-хранитель, не допускающий, чтобы его подопечная хоть ненадолго оставалась с глазу на глаз с раздражённой мегерой. Которая, хоть и спасовала, но втягивать когти не собиралась.
Безопасник присел на свободный стул, небрежно пристроив на колени светлую трость с серебряным набалдашником, на которую незваная гостья уставилась с явным испугом. Невдомёк было Варе, что об этой трости ходили страшные легенды среди «золотой молодёжи»: будто бы она на допросах в службе безопасности развязывает языки даже самым строптивым, и даже высасывает, подобно вампиру, жизненные силы из своих жертв, передавая их хозяину… Впрочем, несуеверная Варвара Пална отмахнулась бы от подобной чепухи. А вот дамочка, похоже, здравомыслием не блистала.
- Рад видеть вас, ценьора Варвара, в добром расположении духа. Как тонко вы, однако, сформулировали ваши сомнения… – Он чуть повернул голову: – Эстер, я просил вас не делать глупости?
От резкого звука голоса дамочка вздрогнула.
- Я… вы не смеете! Я всё ещё…
- Смею. Ваши, с позволения сказать, кульбиты в постели с ценьором Йореком трижды официально зафиксированы в записи и будут представлены суду в качестве доказательств супружеской измены. Кстати, если не желаете выходить замуж вторично, можете подать на капитана Йорека в тот же суд, и не следующем же заседании доблестного офицера обязуют выплачивать вам содержание до достижения младенцем совершеннолетия. Правда, не позднее, чем установят истинность отцовства.
Лицо рыбьеглазой озарилось злорадной улыбкой:
- Генетическая экспертиза? Вот тут-то вы и проиграете, ваше высочество! Для неё нужно, чтобы ребёнок уже родился: а дела о разводе слушаются не долее полугода, я хорошо знаю наши законы! Мне достаточно раструбить на всю столицу о беременности и не явиться на три заседания – и развода не будет! А душка-герцог станет в глазах света негодяем, выгоняющим из дома жену с долгожданным наследником! Какой позор для королевской семьи!
От Эриха Марии явственно повеяло холодом. Да таким, что кофейное блюдце стремительно покрылось инеем по ободку, а гуща на донышке Вариной чашки, кажется, заледенела. Дамочка поёжилась, но не сдалась: в глазах её так и застыли ненависть и упёртость.
- Эстер, – сухо произнёс безопасник. – Вы бессовестная лгунья. Очень наглая и самоуверенная лгунья, вот только недалёкая. Порядок судебных процедур вы хорошо изучили, а вот о своём муже за два года так толком ничего и не узнали. Валяйте, выставляйте себя полной дурой, заявив о том, что ждёте ребёнка от злодея-герцога! Знаете, что сделает суд в первую очередь? Что он обязан сделать, согласно дополнению к обязательным процедурам, внесённому три месяца назад? Суд с полным основанием отправит вас на экспертизу наличия магической матрицы у будущего ребёнка. И…
Он выдержал паузу. Дамочка побледнела и, раскрыв рот, часто задышала, вновь поразив Варвару сходством с рыбой, на сей раз выброшенной на песок.
- И… – сурово и многозначительно протянул Эрих Мария.
Эстер сглотнула.
- Я… пройду эту экспертизу. Видит Небо, пройду.
Похоже, она растеряла и запал, и уверенность. Судорожно вцепилась в сумочку, рывком вскочила – едва не сбив головой тент – и, пошатываясь на каблуках, удалилась.
Безопасник хмыкнул.
- Теперь понятно, для чего на ней столько амулетов – чтобы фонить остаточной магией. Ничего у неё не выйдет, однако… Вы позволите? – осведомился изысканно, доставая портсигар.
Варвара кивнула, пытаясь заодно справиться с обуревавшими её чувствами. Словесная битва, разыгравшаяся только что, несмотря на краткость по времени, сказала ей о многом. И в первую очередь – что её мужчину… её мужчину! собирались, кажется, нагло подставить.
Извечная уловка многих баб, особенно нечистоплотных – поймать мужика на беременность. Чаще всего залетев при этом от другого.
Но, по крайней мере, нормальной семьёй здесь не пахло.
- …И? – после паузы напомнила о себе Варвара. Её неудержимо тянуло сорваться в крик и вытрясти, наконец, из курящего со вкусом Эриха всё, что он знает; но она держалась. – Что покажет тест на отцовство? Чего она так боится?
Эрих Мария глянул на неё внимательно, пригладил бородку. Стряхнул пепел в пепельницу, подставленную взявшимся из ниоткуда официантом.
- В сущности, я рад, что вы с Кристофером так близко познакомились, дорогая Варвара Павловна. Он неплохой мальчик, вот только безалаберен не по возрасту, но заслуживает большего, чем сейчас. Вы уже успели узнать о нём немного? Тогда для вас не станет новостью, если я скажу, что у него незаурядные магические способности; уникальные, я бы сказал, поскольку таких магов, как он, считанные единицы, и не только в Илларии, но в нашем мире вообще. А у его последней жены, Эстер, как и у всей её многочисленной родни, ни одного мага даже в бастардах не завалялось. Как и у любовника. Дитя же, зачатое от мага, непременно наследует его дар, который можно определить, когда он ещё во чреве матери. Кстати, жён ему подбирали, исходя из обязательного условия: полное отсутствие магического дара, именно для того, чтобы не случилось прецедентов, подобных сегодняшнему. К тому же…
Он поколебался.
- Впрочем, вы теперь вошли в нашу семью, и, полагаю, вправе знать некоторые вещи, не предназначенные для обнародования. Дело в том, что Кристофер… как бы вам сказать… скорее всего, бесплоден. Все его женитьбы – лишь попытка исполнить долг перед родом; последняя попытка, боюсь.
Под его изучающим взглядом Варе стало грустно.
Отчасти потому, что сама знала, каково это – быть пустоцветом. Просто неслыханно повезло, что в её жизни появилась Светка, которую она, собственно, первый раз увидела ещё у роддома – Галка-то была безмужняя, так уж получилось, а должен же кто-то встретить мать с новорожденной! Отнятое бедой материнство она добрала, возясь с приёмной дочерью. А вот за Кристофера стало обидно. Зря думают, что мужчины непрошибаемы и им-де всё равно, есть дети или нет: очень даже не всё равно. Оттого иной раз они и женятся на одиночках с детьми, или усыновляют из детдома…
Теперь ей стала понятна его неутоляемая страсть, его жажда ласки, любви. Его одиночество. И обречённость.
Господи, сложно-то как! Она потёрла лицо ладонями и тут только поняла, что Эрих Мария о чём-то спросил и теперь смотрит на неё обеспокоенно.
- Простите, Эрих. Простите, я задумалась…
- Я заметил. Скажите, Варвара, мой племянник не безнадёжен? Каким он вам показался?
И вот тут Варвара прозрела.
- Ах вы… старый сводник! – выдала она с укоризной, едва сдерживая смех, несмотря на серьёзность момента, и если и негодуя, то лишь самую капельку. – Вы что же, нарочно нас свели?
Тот лишь хитро прищурился.
- Ну, не такой уж и старый…
- Ага, а сводничества, значит, не отрицаете?
- Признаюсь. Грешен. И не раскаиваюсь. Разве вам было плохо вместе?
Фыркнув и покраснев, словно девочка, Варвара отвернулась. На Эриха Марию невозможно было долго сердиться.
- Наверное, это лучшее, что случилось со мной в жизни, – призналась она, наконец. – Но только что теперь с этим делать – ума не приложу.
- Сложно, – кивнул брат короля. – К тому же, у каждого из вас сейчас нелёгкие моменты. У него – развод, с которым Эстер попортит ему немало крови; у вас – адаптация дочери в новой среде, отложенная, правда, на месяц, но неизбежная. Основную трудность здесь я вижу в притирке с Элианор, памятуя, как нелегко прижилась у нас во дворце Стелла, её первая невестка. А ведь она королевской крови, но ведь тоже казалась нехороша, но теперь королева иногда даже прислушивается к её мнению… Так что – дело это не безнадёжное, но долгое, и требующее терпения. Нервов и недюжинных способностей к дипломатии. А у вас эти качества имеются. Скажу откровенно, не будь я женат…
Он вновь сощурился.
В таких случаях на балах дамы шутливо шлёпают мужчину по пальцам веером, чтобы, дескать, не заговаривался, а то чересчур прозрачны его намёки. Варвара же строго погрозила пальцем:
- Но-но! Нет уж, господин ловелас, теперь я знаю, чего от вас ожидать, и на вашу удочку не попадусь. Но раз уж вы ко мне и впрямь неравнодушны…
- Говорите, прелестнейшая. Я же вижу, вы не решаетесь о чём-то спросить.
Варя потёрла ладонями щёки…
- Расскажите о нём.
Она уже забыла о благопристойных планах поставить крест на «курортном романе», как успела назвать своё ночное приключение; о том, что совсем недавно панически испугалась возможных сердечных переживаний, а тем паче – астрономических счетов от кредитора-Судьбы. Её безудержно тянуло к мужчине, который не просто занимался с ней сексом – он любил её, он её боготворил! Какая женщина этого не почувствует и не потянется всем сердцем?
Но так всё непросто…
Она глотнула свежего горячего кофе, каким-то образом оказавшегося в новой чашке. Здесь вообще всё делалось, словно по мановению волшебной палочки: вот и сейчас, словно сама собой, материализовалась вазочка с душистыми ванильными сухариками, рядом терпеливо поджидал молочник с горячими сливками, посверкивал гранями пилёный сахар в серебряной сахарнице… Но ничего этого пока не хотелось.
Племянник брата короля. По какой линии? Возможно, родственник и самого Эдварда, тоже Ремардини? И наверняка какой-нибудь герцог или виконт… Ах, да, герцог. Его светлость, значит… И она, главбухша из провинции. Мезальянс, как ни крути.
Варя облокотилась о стол, подперев подбородок рукой. Пробормотала в ответ на собственные мысли:
- А всё-таки хорошо, что я не знала, кто он такой на самом деле…
Брови Эриха Марии заинтересованно взлетели вверх.
- Ну-ка, ну-ка… – Он с интересом придвинул свой стул ближе. – Рассказывайте!
Узнав об обстоятельствах их знакомства и об импровизации с именами, Эрих Мария хохотал от души. А потом заявил, что теперь-то он всё понял. Вот так и бывает, когда важное дело перепоручаешь секретарю, пусть даже такому исполнительному, как Робин. Ведь это не человек, а ходячий кладезь несчастий! Не далее чем вчера он опять умудрился вляпаться в историю, да с таким интересным продолжением! Встретив девушку своей мечты, парень позабыл обо всём на свете – и пустился во все тяжкие, свято уверенный, что делает это по благословению самого шефа. И за его счёт, кстати… (Тут его накрыл новый приступ смеха).
- Да, на редкость забавно получилось, – подытожил он. – И как это у вас вышло, Варвара Павловна, что вы удивительно попали в тон последнему поветрию среди наших дам – называться при случайном знакомстве вымышленным именем?
- Да ведь и Крис…
Варя запнулась, покатав на языке, как глоток вина, новое имя, вкусное, как ягода в мороженом.
Да. Оно шло ему куда больше, чем…
- Однако он при этом ни слова не солгал, заметьте, – весело заявил безопасник. – Его второе имя и в самом деле Робин. Кристофер Робин Ремардини, пятый герцог Авиларский… Я что-то не то говорю?
Он озадаченно приподнял брови, потому что Варя вдруг прыснула, а потом, не выдержав, засмеялась в голос.
Кристофер Робин!
Она представила себя медвежонком в красном шарфике и красной курточке, без штанишек, но в тёплых валенках, как он живенько косолапит вслед за долговязым бородатым мальчиком и, не поспевая, зовёт с этаким английским акцентом: «Кг’и-истофе г’ Г’о-обин!»
- Да что за имена у вас… такие интересные!
- А если я спрошу, кто такая Хильда? – живо поинтересовался Эрих.
- А я вам отвечу. Прелестный нарисованный персонаж пин-апных плакатов. Будете у нас – непременно покажу на ноутбуке. Здесь ведь не ловит интернет?
- Над чем-то похожим наши техномаги работают, уверен, что года через два мы получим хороший результат, но не раньше. Так что с вашим прототипом придётся мне ознакомиться как-нибудь позже. Однако вот о чём хотел я спросить, драгоценная Варвара Павловна, раз уж мы закончили с лирической частью…
Он отмахнулся от официанта, предлагающего лимонад, и кивнул в сторону дамы. Дождался, пока та пригубит из высокого запотевшего бокала.
- Я ведь не случайно интересовался, каков мой племянник. Святые Небеса, как же ему не везёт с женщинами! Начиная с самой первой, Дианы, которую он потерял двадцать лет назад…
Он задумался.
Варя притихла.
Что же, Крис, выходит… вдовец?
Отчего-то рыбьеглазку она в упор не видела его женой. Как, впрочем, и каких-то мифических «остальных», о которых вскользь недавно упомянул Эрих.
- Хорошая была девочка, – с неожиданной грустью сказал он. – Из эмигрантов, можно сказать, из другого мира… Мы тогда только научились строить межмирные порталы, но не догадались принять элементарные карантинные меры. Это сейчас мы выработали карантинные правила и универсальную вакцину, а тогда – еле перехватили две крупных эпидемии, грозящих перерасти в пандемии. И, разумеется, нашлись учёные умники, ведомые умниками-военными, что сохранили штаммы вирусов. Которые через несколько лет сами же благополучно упустили из лабораторий…
Диана была одной из лучших выпускниц медицинской академии. Её, как будущее светило науки, да и как члена королевской семьи – к тому времени она уже стала счастливой герцогиней Ремардини – ожидало блестящее будущее в новейшем научно-медицинском центре столицы. Но когда в некоем провинциальном городишке людей стала сотнями выкашивать синяя оспа – она каким-то чудом умудрилась пробраться в группу, направленную на ликвидацию эпидемии. Добровольцем, по студенческому билету, где значилась ещё под девичьей фамилией, и приложила справку о наличии антител в крови – она переболела оспой в детстве. Считается, что эта болезнь даёт стойкий иммунитет. Но Диана не учла, что после экспериментов вирус может мутировать.
- Заболела? Подставилась? – охнула Варвара.
- Да.
Эрих помолчал.
- Разумеется, Кристофер нашёл её, прорвавшись через все санитарные заграждения. Только слишком поздно. Он похоронил её там же – все тела непременно кремировались на месте, а сам угодил в госпиталь на следующий день. И лишь на годовщину её смерти признался, что она погибла, будучи на втором месяце. Может, и сама не знала, иначе побереглась бы. Но маг всегда почувствует своего ребёнка, помните, я вам говорил об их особенностях? Вот и он… почувствовал. А вскоре, после очередного медицинского обследования, обязательного для всех членов королевского семейства, врачи признали его бесплодным. Тогда многим, даже легко переболевшим, достался именно этот довесок от вируса на всю оставшуюся жизнь. Так-то, Варвара Павловна.
- А что же… остальные женщины? Зачем он потом женился? Вы говорили, что у него было несколько жён?
- Вы же взрослая женщина, и понимаете, увы, что порой в браке, особенно в политическом, от мужчины требуется быть всего лишь… производителем. У Кристофера уникальный набор генов, из-за которых он…
- Какой-то там исключительный маг, я помню.
Варя отмахнулась
- Можете не продолжать.
Закручинившись, по-бабьи подперла щеку ладонью.
- Господи, и как при такой жизни он смог… Сколько, говорите, было у него таких… заказных жён? Три? Это вместе с той сушёной селёдкой, что пыталась на меня наехать? Как же он при такой сволочной жизни с навязанными бабами сумел остаться таким… искромётным, таким лучащимся весельем… Удивительно. В первые минуты так и думаешь, что перед тобой великовозрастный балбес, а потом глядишь – нет, битый жизнью; битый, просто неподдающийся.
- Как вы это верно подметили, – кивнул Эрих Мария. – Неподдающийся балбес. Именно это сочетание меня в нём всегда умиляло. Однако не отпугнул ли я вас своими рассказами об этом чуде природы? Что вы думаете о возможном развитии ваших отношений? Вы уж простите, что спрашиваю так вот, напрямик, но все мы тут люди зрелые, и то, над чем в юности ломали головы годами, нынче решаем порой походя или за полчаса. Судьба моего племянника мне небезразлична.
…А дальше слово за слово – и Варвара услышала полусмешной-полупечальный рассказ об условии непременных трёх женитьб королевского племянника, о его неудачных попытках получить наследника. Судя по всему, не так уж рьяно его светлость и старался, хоть поговаривали (тут безопасник пожал плечами) о некоторых интрижках на стороне, но были ли то пустые слухи или на самом деле что-то существенное – толком никто сказать не мог. Пофлиртовать, особенно с хорошенькими и пышными девушками – а об этой его слабости в свете давно знали и беззлобно посмеивались – это он любил, и никогда не упускал случая; но вот быть застигнутым на горячем, или пойманным в чужой постели – этого не могли отследить даже самые беззастенчивые и беспринципные журналисты.
- И то хорошо, – вздохнула Варя. – Даже если и было что – свою честь блюдёт, и честь дамы, кстати; а меньше знаешь – крепче спишь… Вот что я вам скажу, дорогой мой родственник…
Прищурившись, глянула, как играет солнце в переливающихся неподалёку ленивых морских волнах.
- Что будет, то и будет. Форсировать события не хочу, прятаться от судьбы – тоже, и то, и другое глупо. Я говорила, что у меня на всё – про всё в вашем мире три дня? Так вот: осталось два, и ничего не поменялось. Погощу немного, с вашей страшной Элианор познакомлюсь…
В притворном ужасе Эрих Мария возвёл глаза к небу.
- Драгоценная моя, только не проговоритесь, что это я о ней всего наболтал!
- Да и говорить не надо, кто ж в вашем королевстве больше всех обо всех знает? Конечно, вы… Так вот, нагряну сюда через месяц, как раз к Светочкиному возвращению. Тогда и посмотрим, потянет нас на старое, или мы просто поулыбаемся при встрече и вспомним о приятном. Такое тоже бывает.
- Месяц? – выразительно глянул безопасник. – Выдержите?
- Так мы не девочка с мальчиком, чтобы от гормонов на стенку лезть. Большие уже. Чувства, говорят, как и вино: если качественные, то время им только на пользу… Не морочьте себе голову, Эрих. Что будет, то и будет.
Он достал из кармана коробочку в синем бархатном футляре. Водрузил на стол.
- Это вам. Взгляните. И учитывайте: как говорят во многих ваших фильмах, это не то, о чём вы думаете.
- Да? – Варя скептически глянула на вроде бы подарок. – Не то?
Однако предложение руки и сердца исключалось, ибо Эрих Мария недавно сам признался, что женат; а подарок вроде бы и ни к чему…
Из атласных недр на неё весело глянул глазок изумруда в тяжёлой золотой оправе. Кольцо, старинное, неширокое, но из-за нанесённой узорчатой вставки кажущееся массивным.
Сердце Варвары дрогнуло.
Изумруд…
- Индивидуальный портал, – как нечто, само собой разумеющееся, сказал безопасник. – Если просто покрасоваться – носите на любом пальце, кроме правого мизинца. Захотите вернуться…
«Кольцо при тебе, Настенька. Надень его на правый мизинец – и окажешься дома.
… Но только смотри, коли не воротишься – я умру от тоски…»
Сердце Варвары сжалось.
Не слишком ли она эгоистична, решая всё за них с Крисом обоих? А вдруг ему без неё будет… нелегко?
– Но имейте в виду, – добавил Эрих Мария. – Кольцо настроено на тот самый вокзал, на который мы сюда прибыли. Там, в портальном зале, есть ряд персональных переходов. Не волнуйтесь, одна вы там не останетесь: на пульте дежурного высветится оповещение о прибытии, он вас встретит и доставит, куда прикажете.
- Спасибо, Эрих, – выдохнула Варя.
Кольцо приятно обжало палец и вновь подмигнуло, как живое.
И, несмотря на всё ещё царапавшие воспоминания о встрече с рыбьеглазкой, Варя улыбнулась.
Кристофер Ро-обин! Где ты там? Помни… как там в книге-то?
«...Если нам когда-нибудь придётся расстаться, сохрани меня в своём сердце, и я останусь с тобой навсегда".
Перед тем, как опустить «Единорога» на площадку перед домашним ангаром, пятый герцог Авиларский заложил в небе такой лихой вираж, что немолодой дворецкий украдкой перекрестился, наблюдая за столь опасным ребячеством. Это хозяин ещё не знает, что герцогиня ещё не съехала, проигнорировав его распоряжение, вот и развлекается… Но, кажется, хвала Небесам, он возвращается в добром расположении духа. Авось не сильно разгневается.
По давнишней традиции он подхватил с собой поднос с визитками. Хоть нынче всё чаще господа, даже аристократы, норовили отделаться электронными карточками и письмами, надиктованными на переговорники, новые веянья прижились в основном среди молодёжи, а вот люди старой закалки, равно как владельцы солидных бизнесов, предпочитали наносить визиты или сговариваться о них лично. Это считалось хорошим тоном – и отличительной чертой представителей «своего круга», приближенного к верхам.
- А, Матеуш!..
От удивления дворецкий едва не уронил поднос, который с величайшей предосторожностью доставил к ангару, защищая от ветра – не привык, что, по последней моде, визитки были намагичены на прилипание. Поразил дворецкого внешний вид хозяина, который давно уже, с той поры, как был мальчиком, не позволял себе разгуливать… босиком; а если к этой вольности прибавить многодневную небритость и рубашку с одной-единственной пуговицей, да и то болтавшейся на нитке – выходило вообще чёрт знает что. Слуге старой закалки, привыкшему, что господин, несмотря на безалаберность и лёгкость характера, на людях всегда является в приличном виде, большого труда стоило сдержаться при виде нескольких выразительных параллельных царапин на герцогской груди и двух подозрительных пятен на шее, ближе к ключицам.
Это где же его светлость так нарасслаблялся?
Кристофер, словно не замечая шокового состояния дворецкого, перебрал карточки, выудил одну…
- Так, Альфреда Мазарини жду срочно, в любое время дня и ночи. Остальным передать, что я сегодня не принимаю. Робин на месте? Ценьора Эстер съехала?
- Ценьора - пока нет, – решился сообщить дворецкий, решив, что дурную весть всё равно придётся сообщить, так уж лучше сейчас, пока герцог в благодушном настроении. И тенью последовал за хозяином, бодро шагавшим к особняку.
- Как – нет? – Герцог даже остановился. Дёрнул, окончательно оторвав, пуговицу, повертел в пальцах. Машинально швырнул на поднос. – А почему?
- Говорит – у неё веские причины остаться. – Матеуш понизил голос: – Якобы беременна, – пробормотал заговорщически. И добавил: – Якобы проговорилась своей маменьке по переговорнику, громко так, на всё крыло.
- Вот ещё вздор, – фыркнул Кристофер. – Впрочем, отчего вздор? При трёх любовниках, да при том, что у каждого штук несколько законных детей и столько же на стороне – как раз неудивительно… Что, Мишлен на месте? Я жутко голоден; от этих полётов нагуливаешь аппетит не хуже, чем в бассейне.
- Обед через полчаса, ваша светлость. Вот и мы все говорим, что всё-таки вздор: последний раз вы заходили на половину ценьоры вчера, а до этого появлялись там полгода назад, а она в переговорник распиналась: «Полтора месяца, полтора месяца…» Кстати, напомню, что полтора месяца назад ваша светлость как раз отдыхал на Коре.
- И почему я не удивлён? – Кристофер недовольно дёрнул плечами. Поморщившись, машинально потёр царапины на груди – и вдруг уставился на них с непередаваемым глупо-счастливым выражением лица. – Барлоговы веники, ничего себе… Да не позволю я испортить мне день после вчерашнего! Опись всех её вещей сделали?
- Точно так, ваша светлость!
- В том числе драгоценностей, мехов, ценных бумаг? Мобиль не забыли?
- Разумеется, ваша светлость. Всё описано, сфотографировано, заверено господином нотариусом в присутствии независимых свидетелей.
- Дарственная на квартиру в Авиларе?..
- Готова.
- Сама…э-э… ценьора присутствует?
- Отбыла – должно быть, делиться новостями и искать адвоката.
- Ну, это теперь её трудности. Против Мазарини никто не потянет. Значит, так…
Он легко взбежал по тридцати ступеням парадного крыльца, замедлил шаг, позволяя запыхавшемуся дворецкому подладиться под его ход.
- На чём, кстати, она отбыла? На своём мобиле? Том самом, что в описи?
- Точно так.
- Одной заботой меньше. Вот пусть на нём и разъезжает, за свой счёт, кстати. На первое время на бензин я ей оставил, остальные счета вчера заблокировал, нечего наставлять мне рога и кормить в ресторанах любовников за мои же деньги. Значит, так, дружище…
Он шёл по наружной галерее, словно впервые любуясь кладкой старых стен и благородной мраморной облицовкой, стройными колоннами, поддерживающими воздушные арки, пальмами и цветами в кадках… И думал, что Настоящей Женщине здесь понравится.
- Пакуйте все её вещи, обозначенные в описи, – продолжил, спохватившись, – и вывозите, к Барлоговой бабушке, в дарёную квартиру. Для ценностей там есть сейф, проследи сам, чтобы всё было как надо, ну и… ключи и код лично передашь. Весь процесс снимайте: от упаковки до выгрузки последней бусины, чтобы ни к чему потом не было придраться. Пусть забирает моё добро и давится, сколько угодно, ей до конца жизни хватит, если только на Йорека всё не спустит… Да, после того, как она письменно подтвердит, что всё, ей принадлежавшее, получено, лично удали все допуски на территорию, чтобы не только в этом доме, но и в поместье ноги её не было.
Он задумался.
- И вот что… Прислугу, что при ней крутилась – всю вон. Мне шпионы тут не нужны.
- Осмелюсь заметить…
- Ну?
- Есть среди них две совершенно случайных девушки, я их сам нанимал и за них ручаюсь.
- Против этих не возражаю. Остальных – вон. И вообще… – Герцог замедлил шаг. – Что-то надо сделать с тем крылом, а то, как ни гляну – вспоминаю, что по нему чужие бабы шастали… Ремонт, что ли, затеять? Подумай, дружище, может, какая умная мысль в голову придёт.
Ему-то самому в голову стукнуло совершенно чёткое озарение. Он представил, как однажды – возможно, совсем скоро – привезёт сюда Настоящую Женщину, показать родовое гнездо герцогов Авиларских. Представил – и ужаснулся от мысли, что его прекрасная «Хильда» совершенно случайно столкнётся с Эстер. Та хоть почти уже и не жена, но приятного от подобной встречи мало. Да и вообще, ему казалось, что сами стены «бабского» крыла, вобравшие в себя пары удушающего парфюма, перенасыщенного афродизиаками, визги и зудения нелюбимых жён и их окружений осквернят его возлюбленную самими напоминаниями о прошлом.
Вот как. Он уже строит планы на будущее. Браво, Крис, кажется, тебя порядком зацепило…
Однако не стоит загадывать слишком далеко. Наипервейшая задача – узнать, наконец, кто она такая. Не просто же так он ляпнул ей про сегодняшний вечер!
- Робин на месте? – спросил он, добравшись, наконец, до спальни и направляясь в гардеробную. – Позови, пусть со мной пообедает.
Да так и замер от виноватого ответа:
- Не на месте, ваша светлость…
- Это что ещё такое? – всерьёз поразился Кристофер.
За два с лишним года безупречной службы секретарь никогда не позволял себе вольности опоздать хотя бы на полминуты, а если уж с ним что случалось – из кожи лез вон, чтобы предупредить шефа о своём вынужденном отсутствии. Неужели стряслось нечто, совсем уж из ряда вон выходящее?
Ох, как бы чего не вышло, если вспомнить, с кем он вчера сам напросился провести вечер…
Переговорник Робина молчал. Вот тут герцог не на шутку встревожился.
Возможный скандал или конфуз всегда можно замять, а вот не попал ли его ходячий магнит для неприятностей в очередную заваруху?
Подумав, он набрал новую комбинацию цифр.
- Доброе утро, дядя.
- А, Крис, мальчик мой, рад слышать! Как прошёл вчерашний вечер?
Герцог смущённо кашлянул.
- Со мной-то всё прекрасно… Послушай Эрих, давай о подробностях поговорим позже У меня тут небольшая проблема, а твоё ведомство – самое знающее, как-никак. Не могу найти Робина. Ты же знаешь, этот парень – Ценьор Неприятность, и вот опять куда-то запропастился. А у меня для него Барлогова куча дел. Тебе ничего интересного про него не докладывали?
Эрих Мария хохотнул:
- Мне много чего докладывают, мальчик мой. Да цел он, цел, твой… Робин. – Последнее слово дядя произнёс с заметной издёвкой. – Только, конечно, влип. К ночи попался в сети, к утру был помолвлен, да при этом счастлив настолько, что посеял переговорник в фонтане, куда полез за лилиями для любимой девушки. Романтик он у тебя, однако…
- За лилиями для кого? – не сразу понял герцог.
- Для невесты. Он, видишь ли, вчера встретил девушку своей мечты и так впечатлился, что с ходу сделал ей предложение. Хвала Небесам, у девочки, хоть и недалёкой, хватило ума посоветоваться с маменькой, а главное – внять её доброму совету, и ограничиться помолвкой, чтобы за месяц-другой лучше узнать друг друга. Судя по всему, твой секретарь – редкий образчик классического влюблённого, видящего сейчас только свой идеал, говорящего лишь о нём, думающего о нём... Так что запасись терпением, и неделю, не меньше, не подпускай его к делам, иначе он такого наворотит!
Герцог похолодел.
- Да подожди, какая помолвка? Какая девочка? Вчера? Но ведь он должен был…
… и прикусил язык.
Признаться, что сбагрил помощнику высокопоставленную тёщу, казалось теперь невозможным.
- Ничего, ты уже большой мальчик, как-нибудь управишься с делами без него. Впрочем, я пришлю тебе одного из своих секретарей, нормального, не ходячую беду… Да, кстати. Я тебе очень благодарен.
- М-м-м? Это за что же?
- За то, что уважил старика и лично выполнил мою просьбу, не перекладывая ухаживание за гостьей на чужие плечи. Хотя мог бы…
Пока дядя выдерживал многозначительную паузу, племянник неудержимо краснел.
- Э-э… только и выдавил он. – Я, собственно…
И понял, что ничего не понимает. С кем был вчера Робин? И если он и впрямь почти не женился – то куда успел за это время пристроить Сигизмундову тёщу?
- Не правда ли, она удивительна? – Дядин голос зазвучал непривычно мягко. – Я же говорил, она совершенно не похожа на наших женщин. Абсолютно. И я рад, Крис, что вы нашли общий язык. Кстати, напомню, её зовут Варвара. Удивительное имя, а главное – редкое, не то что наши приевшиеся Стеллы, Эстер… Хильды, например… О, прости, у меня срочный разговор на другом устройстве. Желаю тебе удачи, особенно в ближайшие два дня. До встречи.
Пятый герцог Авиларский тупо уставился на переговорник.
Это что сейчас было, а?
Машинально высвободил из рукава одну руку, другую, помогая разоблачавшему его Матеушу, так же машинально замотал головой, отвергая свежую рубашку, махнул в направлении ванной комнат – мол, нет, сперва туда! На негнущихся ногах добрался до душевой кабинки и влез под кипяток, в чём был, не снимая брюк.
Барлоговы веники… Вот это он лопухнулся!
Варвара. Сигизмундова тёща. Якобы вздорная немолодая грузная женщина, надоедливая, назойливая и…
Он убьёт этого Робина, если тот вообще жив после своей помолвки! Откуда у него оказались эти идиотские приметы?
Торопливо отключил воду, крикнул через дверь:
- Матеуш, есть утренние газеты?
- Ждут в столовой, ваша светлость. Принести?
- Да, тащи все!
Чертыхаясь, стянул с себя исходящие паром мокрые брюки и исподнее, торопливо натянул халат. Выскочив из ванной, перехватил у дворецкого всю пачку и принялся торопливо просматривать первые страницы, не обращая внимания на капли, падающие с мокрых волос и расплывающиеся на газетной бумаге.
Заметки о приезде принца Сигизмунда с женой были, но фотографии отсутствовали. Ах, да, вчера съёмка была невозможна…
- Вот самая последняя, сударь, дневная, – услужливо подсунул дворецкий развёрнутый лист. – Не из центральных, но вы иногда запрашиваете жёлтые листки…
«В «Золотом Янтаре». Высокая гостья».
Он почти не удивился, увидев на фотографии Настоящую Женщину, с улыбкой поглядывающую куда-то вдаль из-за чашечки кофе… Был готов увидеть именно её.
Но вот статья ниже заставила его похолодеть.
«Случайная встреча?» – так и ухмылялся заголовок под фотографией.
Чёртов папарацци, должно быть, следил за Эстер, пронюхав о предстоящем разводе, и застукал её при встрече с Ней.
Право же, в этот момент ему захотелось стать убийцей.
Значит, вчера ему не показалось. Эта аферистка и впрямь торчала в «Янтаре». Следила за ним? А теперь… за ней?
Барлоговы…
Скандалов он не боялся, привыкнув быть всегда на виду, когда, порой, каждый чих обсуждался сплетниками неделями. Но невозможно, немыслимо, чтобы газетёнки и злые языки трепали Её имя…
Матеуш, понимающий хозяина без слов, вложил ему в руку переговорник.
Пресса – это серьёзно. Серьёзные издания сохраняют уважение к королевской фамилии, а вот жёлтым на всех наплевать. Они никого не боятся, разве что…
…королевскую службу безопасности.
…В это же время Эрих Мария у себя в кабинете просматривал тот же самый номер газеты – единственной, которой они позволили опубликовать снимки новой королевской родственницы, и ухмылялся. Прекрасный ракурс. Кондор, как всегда, на высоте. Как это он сумел подобраться так близко и остаться незамеченным даже для него?
Если Кристофер сейчас взовьётся – значит, попался.
Ну да. Он сводник. Но, согласитесь, это куда гуманнее, чем подсовывать мальчику Барлог знает кого, генетически одобренных куриц. Эдвард вскоре и сам понял провальность своей идеи с женитьбами племянника, но короли редко меняют решения. Что ж, теперь он сам будет рад видеть с Кристофером если не мать его детей, то хотя бы понимающую чуткую женщину, родственную душу, верную подругу, с которой приятно идти по жизни вместе.
Звякнул переговорник.
Эрих довольно улыбнулся.
Сводник? О, нет! Возможно, постаревший, возможно, потерявший с возрастом крылья, лук и стрелы, но не утративший дар видеть души, предназначенные друг для друга. Купидон на покое, вот он кто, драгоценнейшая Варвара Павловна.
Кристофер проглядывал распечатку с банковского счёта… и не знал, рыдать ему от восторга или зловеще хмуриться, дабы всё-таки приструнить раздухарившегося вчера на всю катушку секретаря.
- Итак, – наконец, решился он зачитать вслух. – Билеты в синематограф с посещением эстрадного концерта перед фильмой и шампанским с ананасами и икрой в буфете – семьсот пятьдесят песов,
У секретаря дрогнули колени. Он судорожно промокнул вспотевший лоб платком.
- Прогулка на снятом на двоих катере по каналам с последующей экскурсией вдоль побережья, и романтический ужин там же, под классический оркестр – четыре с половиной тысячи песов. Плюс отдельно счёт за… ужин? Полторы тысячи песов? Ого! Устрицы, конфи из кролика со специями… Его что, трюфелями и спаржей откармливали, этого кролика? Ах, и в самом деле, трюфелями. И орехами, ну разумеется. Тогда всё понятно, нет возражений… «Рыбная сковорода» по-марсальски, белое вино, артишоки… Н-да.
Герцог строго глянул на помощника, мокрого, как мышь, от текущего градом по лицу пота.
- Дружище, ты нелогичен. Грохнуть такие деньжищи на кусок крольчатины – и сэкономить на приличном купальнике для дамы! В следующий раз будь, хотя бы последователен. Да ты садись, садись, мы же только начали!
Новый секретарь, присланный, как и обещано, Эрихом Марией в бессрочное пользование, выверенным движением двинул к Робину стул, да так, что тот ударил несчастного под колени, заставив невольно подчиниться требованию начальства.
- Та-ак, смотрим дальше. Найм свадебного мобиля, закупка цветов и колец, дополнительная плата за открытие ювелирного салона в неурочное время. Ого! Отдельный букет чёрных бархатных роз! С ума сошёл, это невесте-то чёрные?
- Её ма… маме, – прошептал жертва Купидоновой стрелы. – За… задобрить… Было уже поздно, она запрещает Анне гулять после одиннадцати…
- Хм. Маме. Будущей тёще, значит… Разумно. Что там у нас далее? Прогулка, уже на троих, по воздушной трассе с обзором города и побережья, обошлась в…
Герцог глянул на сумму – и прикрыл глаза ладонью. Совсем скоро этот жест с лёгкой подачи молодёжи, увлёкшейся Земной субкультурой, начнут называть «рука – лицо». Но суть от этого не менялась.
Секретарь, и без того бледный, посинел – и приготовился рухнуть в обморок.
- И-то-го! – Безжалостный голос шефа привёл его в чувство. – Девяносто девять тысяч восемьсот девяносто два песа и двадцать три санта. Святые небеса, что, не могли округлить до целых? Впрочем, банку всё едино, спишут… Антонио, накапай ему чего-нибудь успокоительного, а то бедолага сейчас рухнет со стула. Кстати, говорят, в вашем ведомстве всё обо всех знают; не напомнишь ли мне, каково жалованье моего секретаря и личного помощника?
Не моргнув глазом, новый секретарь доложил:
- Четыре с половиной тысячи песов ежемесячно, ваша светлость. Плюс представительские расходы раз в квартал в таком же размере. Отдельно – отпускные и наградные по случаю разовых достижений.
- Благодарю. А сколько сейчас на счёте у нашего ловеласа и гуляки?
- Полторы тысячи песов и шестнадцать сантов, ваша светлость.
- Ага. Это сколько же ему, бедолаге, придётся работать на меня даром?
Робин поднял голову. Голубые глаза херувима мелькнули безумной надеждой.
- Так вы меня не выгоняете, шеф?
- Два года и восемь месяцев, – безжалостно сообщил его коллега. – Это при условии ежемесячных выплат не менее трёх тысяч песов.
Секретарь опять поник головой.
- … Если же добавить сумму среднего банковского процента…
Спина Робина дрогнула, как под ударом наказующего хлыста.
- … а также моральной компенсации, которую вы, ваша светлость, вправе запросить за неисполнение поручения и растрату средств с вашего личного счёта…
- Пять лет, восемь месяцев и двенадцать дней, – всхлипнув, пробормотал злополучный влюблённый. – И… да, это правильно. Простите, шеф, я так подвёл вас…
Высморкавшись, он нашёл в себе силы глянуть начальству в глаза.
- Я был тогда невменяем. Но это не снимает с меня вины. Мне нет прощения.
- Хм, – только и сказал пятый герцог Авиларский и откинулся на спинку кресла. Окинул провинившегося суровым взглядом… и решил, что с того, пожалуй, достаточно.
Право же, давно в стенах его кабинета не проходило таких забавных выволочек.
Как там говорится в этой дивной земной поговорке? «Нет худа без добра»? Он ведь и впрямь собирался в последний момент удрать из ресторана, переложив на секретаря встречу с неизвестной Сигизмундовой тёщей, и если бы тот и впрямь познакомился с Хильдой вместо него… То есть с Варварой, его несравненной Барб, как он уже её для себя перекрестил, его сладкой пышечкой… Барлоговы веники! Не отвлекаться!
- Антонио, напомни, во сколько администрация «Золотого янтаря» оценила спасение двух своих служащих, которые заведомо погибли бы при падении работающего вентилятора?
- В пятьдесят тысяч песов, – тотчас откликнулся тот, и герцог тихо восхитился подобному профессионализму. Даже Робин – вроде как немного ожил, и с уважением покосился на – как ему, видимо, казалось – преемника.
- Очень хорошо. А премия от ювелирного салона, в котором при вчерашнем внеплановом открытии сработала, наконец, отключённая сигнализация и блокировка дверей, и в хранилище при этом оказались заперты жулики?
Робин вытаращил глаза.
- Десять процентов от возвращённых изделий, ваша светлость. При стоимости украденного в миллион двести песов «виновнику» того, что кража провалилась, полагается сто двадцать тысяч.
- Н-да…
Герцог Авиларский рассеянно бросил на стол карандаш, глянул на поочерёдно бледнеющего, зеленеющего, краснеющего Робина… и захохотал.
- Барлог меня возьми, – выговорил он, наконец, сквозь слёзы. – Да если бы я и захотел от тебя избавиться, Робин… Я бы потом просто сдох от любопытства, гадая, что ты ещё натворишь! Иди, оформляй свои премиальные, а заодно и отпуск на две недели, и вали отсюда на все четыре стороны, поскольку ни для какой полезной деятельности ты пока не пригоден, а любому везению нужно время от времени передохнуть… Иди-иди! Впрочем, сперва загляни туда…
Он указал на дверь в углу кабинета.
– Прими душ, приведи себя в порядок, а то в приёмной подумают, что я тебя тут порол, не иначе. И сдай дела Антонио.
- Так вы всё-таки меня увольняете?
- Идиот! Я же сказал: ты в отпуске! На две недели! Тратить половину денег, что останутся у тебя после всех расчётов. Оставшуюся половину сбереги для медового месяца, если не передумаешь.
- О, шеф!
- Ну, ну, я пошутил… Женись. Но жалование я тебе удвою, чтобы не было соблазна вновь гулять за мой счёт.
- Да я, шеф…
Изобразив на бесстрастном лице подобие улыбки, Антонио подтолкнул стул за спинку, вынуждая Робина вскочить, проводил его взглядом, и когда взмыленный секретарь скрылся за дверью комнаты отдыха при хозяйском кабинете, повернулся к герцогу.
- В приёмной ожидает Мазарини.
- Да! – вскинулся Кристофер. – Да, пусть проходит!
…Два часа спустя, сам, не хуже Робина, взмокший от неприятного, но плодотворного обсуждения будущего процесса, он поглощал холодный чай с лимоном и мятой и чувствовал себя разбитым и возбуждённым одновременно.
Альфред Мазарини, лучший адвокат столицы, и по совместительству – консультант королевской семьи, проигранных дел в своей практике не имел. Это по его подсказке Кристофер бдительно приглядывал за последней супругой, фиксируя всё, что может быть рассмотрено судом как неопровержимое доказательство измен, стараясь, в свою очередь, сам не давать повода пересудам. Даже вчерашний его поступок… выглядел, конечно, двусмысленно – увести у всех на глазах молодую женщину! – но, поди ж ты, узнай, куда он её увёз? Может, просто любоваться закатом. Не пойман, как говорится – не вор…
По его же совету герцог велел описать, зафиксировать стоимость и передать Эстер все подаренные им за два года драгоценности, меха, оплаченные за его счёт наряды, и прочая, и прочая. Вкупе с ценой подаренной квартиры это как раз составляло сумму компенсации при возможном разводе, отражённую в брачном договоре. Причём, справедливости ради, стоит заметить: оная компенсация выплачивалась, если расставание супругов проходило мирно, без увечий и взаимных претензий. В случае же неверности супруги – ей не полагалось ни-че-го.
Но жаба, однако, герцога не душила. Подобный широкий жест – фактически прощение «изменщицы», этакое великодушие, должны были поработать на его репутацию в свете, на его рейтинг – вот ещё новое словечко из нового мира.
Первое заседание суда ожидалось через десять дней. Уж на него-то Эстер заявится, хотя бы для того, чтобы во всеуслышанье возопить о своей беременности. Похоже, она делала на неё крупную ставку, явно припрятывая за спиной не один камень… Это было непонятно. И, как предположил Мазарини, а Кристофер с ним абсолютно согласился, за ушлой дамочкой стоял кто-то ещё. Её собственного, не слишком великого умишки вряд ли хватило бы для хитроумной комбинации, а в этой затее явно крылся какой-то подвох.
На всякий случай Альфред подготовит очевидцев, подтверждающих, что в момент возможного зачатия этого странного дитяти – уж не выдуманного ли? – герцог Авиларский находился в отдалении от супруги на несколько сотен миль, а именно – на одной из лунных орбит.
А заодно они с адвокатом обсудили трёх кандидатов-врачей для проведения магической экспертизы будущего ребёнка – если он и впрямь имел место быть. Нужны были профессионалы, которых не проведёшь искусственно созданным магическим фоном или имитацией матрицы, а такие случаи фальсификаций бывали на практике.
Все эти вопросы, необходимые и важные, выматывали почище полудня качаний в тренажёрном зале. После ухода адвоката Крис почувствовал себя полностью выпотрошенным и просоленным, как рыба, которую развесили на солнцепёке вялиться. Махнув рукой на ледяной чай, он заглянул было в бар, за коньяком… но передумал.
Сперва наведаться к ювелиру.
И выбрать подарок для Хильды. Для его очаровательной Барб.
Такой браслет, как он и представлял минувшей ночью: осыпанный гранатами и жемчугом, прекрасно смотрящийся над Её белоснежной щиколоткой. Не какая-то там легкомысленная цепочка с висюльками – нет, в своём воображении он рисовал массивный, и в то же время кажущийся лёгким из-за обилия филиграни, ножной браслет, переливающийся всеми вишнёвыми гранями и брызгами перламутра, когда Она шаловливо начтёт подбрасывать босой ножкой туфельку под столом…
Или в кресле мобиля…
Или скинет её в густую траву, ласкающую ноги, перед тем, как…
А на подарок он собирался навесить толику родовой магии. Сугубо защитной. Для собственного спокойствия… Значит, алкоголь пока лучше исключить, чтобы проделать всё безупречно.
И надо узнать у дяди, где сейчас гостит Настоящая Женщина. Он что-то говорил о встрече с Элианор, о выделенных покоях во дворце... Успеть бы до вечера.
По настоятельной просьбе Варвар Палны, церемонию официального представления новой родственницы при дворе отменили, изрядно порушив тем самым существующий дворцовый этикет. Как, хитро прищурившись, прокомментировал Эрих Мария, «…Нынче странное время, и многие традиции под влиянием веяний из соседних миров упраздняются либо упрощаются. Возможно, оно и к лучшему…»
А потом пространно объяснил, что обычно первое появление при дворе – и для мужчин, и в особенности для женщин – ритуал не из лёгких, поскольку требует безупречного исполнения вытанцовываний перед королевскими особами; а этим сложным пируэтам аристократическую молодежь порой обучают с детства. Но, что более важное, для появления перед королём нужен туалет, продуманный с особой тщательностью, и соответствующие к нему драгоценности, на подготовку чего порой уходит недели две-три усилий магов-дизайнеров и ювелиров. А раз уж высокая гостья изначально заявила о краткости своего визита – будет лучше представить её неофициально, на простом семейном вечере, чем выставить под обстрел светских сплетников и газетчиков, которых полно на обычных приёмах, и которые устраивают зубоскальства из-за недостаточного числа бриллиантовых пуговок или неловкого реверанса.
Но самое главное – к мероприятию «домашнему», человек на тридцать-сорок приглашённых, репортёров не подпускали. Строжайше. Информация о рауте или вечеринке сим акулам пера предоставлялась, равно как и списки гостей, а вот на фотографирование и прочее действовал жёсткий запрет. В эти вечера вся королевская резиденция, причём с парками, кортами, бассейнами и прочими местами отдыха и прогулок, накрывалась пологом приватности.
А, стало быть, сведения об иномирной тёще младшего принца утекут в прессу в весьма дозированном объёме. Вроде бы наличие новой королевской родственницы не скрывают – но и не позволят обсуждать на каждом углу. Уважаемая Варвара Павловна может спокойно бродить по столице, любуясь местными красотами, без риска быть узнанной в толпе. В сущности, чтобы стать непохожей на свою единственную опубликованную фотографию, женщине нужно постараться совсем немного – снять шляпку, например, и по-иному подкрасить глаза…
«И значительно облегчить работу вашим соглядатаям» – мысленно добавила Варвара. Воспитанная в духе реализма, она прекрасно понимала, что вряд ли ей позволят разгуливать по окрестностям без наблюдения. Впрочем, озабоченность Эриха Марии была объяснима, и портить ему жизнь детскими побегами из-под присмотра Варвара не собиралась. В конце концов, оставалось потерпеть каких-то два дня, от неё не убудет.
А уж если появится Кристофер Робин…
Вот пусть сам и выкручивается. Уж он-то наверняка в курсе дядюшкиных фобий, ему и карты в руки.
А пока что – её представили… нет познакомили…
Нет, всё же представили – настолько протокольно-официальным был тон этой женщины, настолько изысканно-вежливым, но отдающим изморозью, что назвать этот приём обычным знакомством язык не повернулся бы.
Королева Элианор была прекрасна и утончена, как нежный ирис, расцветший до пика своей красоты, но при первых же признаках увядания каким-то чудом закуклившийся на этой стадии. Варваре она чем-то напомнила Грейс Келли, княгиню Монако, бывшую звезду, сделавшую нелёгкий выбор между голливудским небосклоном и любовью настоящего принца. Но не ту блистательную Грейс из «Лебедя», а стареющую, впадавшую в депрессии от неизбежных возрастных изменений, готовую на безумства, лишь бы продлить утраченную молодость. Отчего уж у неё возникла такая ассоциация – Варвара и сама не поняла. Но только под холодно-вежливой улыбкой Элианор Илларийской ей вдруг припомнился тот самый страх перед годами, который они однажды глушили с Галкой на старенькой кухне. Похоже, у королевы не нашлось подруги, с которой можно было раз в жизни наклюкаться, заесть печаль пирогом и решить однозначно и навсегда, что в сорок лет жизнь только начинается, а в сорок пять – тем более! Плохо быть одной, подумала Варвара. Да ещё такой… закрытой. Ведь никого в душу не пустит. Гордая. Снежная Королева.
И делала вид, что не замечает несколько расстроенного этой холодной встречей выражения лица Эдварда: тому, похоже, было неловко за супругу. И сохраняла спокойный доброжелательный тон до самого конца праздничного обеда. Тем более что в компании двух общительных соседей за столом – министра сельского хозяйства справа и министра образования слева – это оказалось нетрудно.
В столовых приборах она не путалась – сиживали за столами, сиживали, хоть родом из провинции-с. А возможно, сказались и уроки, нашёптанные невидимым экскурсоводом в волшебном поезде… И потому обед с его неторопливой сменой блюд, между прочим – достаточно вкусных, не зря король гордился своим шеф-поваром – с неторопливой беседой сперва ни о чём, о погоде и времени года, и перешедшей потом в обсуждение сложностей школьных реформ прошёл без осложнений и даже с определённой долей приятности. То ли оба её собеседника приложили все старания к тому, чтобы гостья чувствовала себя непринуждённо, то ли Варвара, устроив перед «выходом в свет» получасовой сеанс аутотренинга, сумела убедить себя, что ничем не уступает аристократам – ни в происхождении, ни в уме; но только ни скованности, ни неловкости она не ощущала.
Что не мешало ей с особым сочувствием иногда поглядывать на королеву – и замечать, как едва заметно, но болезненно она морщится, стоит Варваре засмеяться или удостоиться комплимента от мужчин. Ай-ай-ай, Ваше Величество, что-то с вами явно не то и не так… Вряд ли вы пойдёте на контакт именно здесь и сейчас, слишком уж агрессивно выставляете щиты. Но Светика я в обиду не дам, не дам. Ничего. Разберёмся…
Вопреки Варвариным ожиданиям, жизнь в королевском дворце оказалась не такой уж занудной, вялотекущей и скованной условностями, как она предполагала.
После приснопамятного разговора на Западной террасе, не пожалев времени, Эрих Мария сам доставил её из «Золотого якоря» до резиденции, пожелав показать лучшие достопримечательности столицы. Причём по трассе он гнал со скоростью не меньшей, чем племянничек, лишь посмеиваясь, когда Варвара, поглядывая на отстающие мобили сопровождения, азартно предлагала: «Оторвёмся? Ну, что вам стоит, в самом-то деле!» А при приближении к городу поднял мобиль в воздух, но не в поднебесье, как Крис, а метров на тридцать, не больше. Эта высота, как он пояснил, отведена сугубо для транспорта королевской семьи и больше никем не занимается, а потому – возможно парить над городом без оглядки на пробки, скопления народа, и не жаться в тесноте старинных улочек, а любоваться ими сверху, при желании чуть снижаясь. О такой экскурсии Варя и не мечтала.
За час они облетели полгорода. Вот о чём Варвара Пална горько сожалела – так это об отсутствии фотоаппарата или хотя бы мобильника. Но Эрих пообещал прислать ей лучшие буклеты с видами столицы, соборов и площадей, а также список достопримечательностей, чтобы составить план обзоров на будущее.
Потом они помчались прямёхонько ко дворцу, чьи шпили и башни уже маячили на горизонте, а Варя всё вспоминала чудный уголок, замеченный под одним из мостов, и мечтательно улыбалась…
В старой части города, где, как в Венеции, парили нал серебристыми лентами вод ажурные мостики, на площадке за обветшавшим особняком, смотрящей на канал, скукожились свёрнутые, давно не раскрываемые и обтрёпанные временем, зонты кафе или, может, бистро, никому, по всей вероятности, уже не нужного. Отгороженный от улицы домом, с другой стороны – прячущийся под мост, вознесённый здесь на уровень вторых этажей, этот кусочек суши, в низкий парапет которого с одичавшей цветочной полосой плескалась вода, казался удивительно милым и уютным. И Варя запомнила, хорошенько запомнила это место, и даже, извернувшись, успела отыскать глазами табличку с номером дома: переулок Надежд, 13.
Для кого-то, возможно, надежд, оказавшихся несбыточными.
Она представила, как старая потрескавшаяся плитка на островке сменится сосновым настилом, вкусно отдающим смолой… Нет, лучше лиственницей, та не боится сырости, а здесь довольно влажно. Чтоб светлые доски оказались пригнаны одна к одной, как паркетины, и глушили бы шаги, делая мягче, и даже женские каблучки, ступая по ним, не вызывающе цокали бы, а таинственно постукивали. Чтоб засияли круги отмытых мозаичных столешниц, похожих сверху на расписные пряники. Чтоб распахнулись новые кружевные зонты, спасая посетителей от жаркого полуденного солнца… а тёплыми вечерами светились бы мягким колдовским светом, превращая простое чаепитие в нечто таинственное. Из распахнутых окон возрождённого особнячка ветер будет разносить по всей округе ароматы корицы и сдобы, а мальчишки-официанты – непременно мальчишки, шустрые и весёлые, заскачут меж столиков с подносами и корзинами, полными пирожков, расстегаев и шанежек, булочек и рогаликов, пышных калачей с изюмом и мягких бубликов; а по праздникам здесь будут подаваться огромные кулебяки. Но главное – на почётном месте воссияет, как второе солнце, настоящий трёхведерный самовар…
Вот так и приходит в сердце женщины Мечта.
И если уж совсем недавно жизнь сделала неожиданный кульбит, перевернувшись с ног на голову, а потом ещё – это верный знак, что перемены только начались. И один камушек, соскользнув со склона приевшейся рутины, вскоре обрушит за собой целую лавину.
Холодный взгляд Снежной Королевы не давал покоя Варваре Палне, тревожил, как заноза на одном месте – вроде бы и не видишь, а сидеть мешает… Но поводов для обычного разговора, не то что для какого-то там задушевного, или сближения, пока не находилось: после представительского обеда гостье предложили прогулку по дворцу и его садам, а сопровождать её вызвались наследный принц Михаэль с супругой Стеллой, единственные из королевской семьи, у кого оказалось «окно» в плотном дневном расписании. Вот уж когда Варвара убедилась, что короли – самые занятые люди во всём государстве! Его Величество отбыл на пресс-конференцию по неким политическим вопросам, Её Величество удалилась с плановым визитом в несколько благотворительных больниц и госпиталей, дела же Эриха Марии, как правило, не афишировались, но от этого не становились менее важными.
Зато наедине с молодёжью Варвара тотчас почувствовала себя гораздо свободнее.
Можно было не стесняться в выражениях и не проговаривать мысленно каждую фразу прежде, чем произнести; и не задумываться, соответствует ли времени суток и торжественности мероприятия надетое платье, не слишком ли легкомысленны рассуждения в разговоре с такими важными особами, как министры, и не сдерживать жестикуляцию, чтобы не смахнуть случайно со стола рюмку или фужер. Королевские старшие дети оказались вполне адекватными молодыми людьми, переодевшимися, кстати, для прогулки по резиденции во вполне демократичные парусиновые костюмы, чем-то схожие с джинсовыми, и потому Варвара в очередных полюбившихся её сердцу бриджах и в матроске очень удачно вписалась в компанию. Со стороны их запросто можно было принять за туристов, по знакомству попавших во владения королей и теперь с азартом обсуждающих, каково это – жить в таких хоромах, и сколько же деньжищ уходит на содержание кортов, бассейнов и парков, а сколько людей работает!.. Миша, как его сразу, по-родственному стала называть Варя – а тот и не возражал – обаянием и общительностью пошёл весь в отца, а вот щурился и напускал иногда таинственности совершенно по Эриховски. Но было в нём что-то и своё – скромность, граничащая иногда с застенчивостью, блестящая эрудиция… А ещё выяснилось, что наследный принц, помимо здешнего специального обучения и муштры, полагавшихся будущему королю, получил и земное образование, по примеру лучших отпрысков аристократических семей, и являлся профессиональным психологом. Что ж, весьма полезная специальность для монарха…
Варя с удовольствием слушала его рассказ об истории возведения дворцового комплекса, самому старому зданию которого недавно миновало три столетья; с удовольствием поглядывала на Стеллу, нет-нет, да и вставляющую словечко. На мужа та взирала с восхищением и нежностью, но без нездорового фанатизма. Чувства этой пары, хоть и на четвёртом году супружеской жизни, были свежи и глубоки, и в какой-то миг Варя от всей души пожелала, чтобы и у её дочери с новоявленным супругом всё сложилось бы так же дивно.
За два часа они оттопали, наверное, километров десять. Но Варю, которая обожала пешие экскурсии и в редкие отпускные поездки не упускала возможность побродить по Эрмитажу или Петергофу, эта прогулка ничуть не утомила. Только приятно горели пятки… Но вот и за молодыми людьми явились с напоминанием, что через полчаса принца и принцессу ждут на открытии выпускного вечера местного Университета – и те вынуждены были отбыть.
Как нахватавшиеся прогрессивных демократических привычек, они, разумеется, пригласили гостью с собой, обещая, что будет интересно: после вручения дипломов намечался грандиозный праздник, танцы, концерт, фейерверк… Но Варя, засмеявшись и сославшись на несуществующую усталость, отказалась. Шумных мероприятий она не любила, и даже на корпоративах, бывало, если и высиживала, то не более получаса, чтобы поддержать компанию, а затем втихаря сбегала. Вдобавок, на сегодняшний вечер у неё имелись свои виды.
В очередной раз за день она переоделась – благоразумно учитывая намёки господина безопасника: морской костюм, в котором, как оказалось, успела засветиться перед пронырой-фотографом, сменила на яркое летнее платье-сарафан, подобрав к нему отличную соломенную шляпу, украшенную цветами.
И где находился ангар с мобилями, она хорошо запомнила. И инструкции Эриха – на случай, если ей захочется прогуляться самостоятельно, тоже. Да и не сомневалась, что какое-нибудь недремлющее око за ней обязательно последует, в случае чего – не даст заблудиться. Разыскать начальника выездной службы и попросить выделить ей мобиль для прогулки оказалось десятиминутным делом. И вскоре Варвара выехала из королевской резиденции, но не с шиком, как можно было бы ожидать, а скромно, через одни из боковых ворот, предназначенных для служебного транспорта.
- В Старый город, пожалуйста! – с нетерпением попросила она.
Водитель, ничуть не похожий на качков-профессионалов, которых обычно показывают в фильмах про высокопоставленных особ, понятливо кивнул. Уточнил только:
- На глаза никому не лезем? Ну, раз через чёрный ход выехали-то…
- Правильно, не лезем, – подтвердила пассажирка.
- Тогда…
Шофёр, снизив скорость, набрал на панели управления какую-то цифровую комбинацию, щёлкнул рычажком.
- Есть камуфляж! Гулять ценьона желает одна или в сопровождении?
- Одна! – радостно вскрикнула Варвара. – Обожаю в новом месте всё смотреть сама!
- Что ж, районы тут спокойные, хулиганов нет. Ребята-полицейские за этим следят; если что – на зов прибегают сразу. Но только редко их зовут, Старый город – место тихое, приличное. И вот ещё, ценьора…
Ему на ладонь из прорези в панели выпал кругляшок – то ли жетон, то ли монета.
- Раз без сопровождения – то вот это на всякий случай держите при себе. – Не оглядываясь, следя за дорогой, протянул жетон Варе. – Маячок. Понадобится помощь – сожмите в кулаке, я вас отыщу. Хотите найти меня с мобилем – кладёте эту штучку на ладонь, как компас, там появится стрелка, по ней и пойдёте. Всё просто. Машину я оставлю у площади Королей, там же буду вас поджидать. В Старые кварталы на авто не сунешься, сами увидите, почему… И вот ещё что: как выйдете – присмотритесь к мобилю, запомните, чтобы потом узнать: он в камуфляже…
Донельзя заинтересованная, Варя выскочила, едва дождавшись остановки, и с восторгом обежала вокруг транспорта. Вместо великолепного мобиля, умчавшего её из дворцового ангара, на углу площади, в редком ряду скромных разнопёстрых машин притулилась ещё одна, не старушечка, но повидавшая жизнь и хлебнувшая на своём веку немало. На одном из затонированных стёкол даже просвечивалась паутина трещинок, а бампер покрывали пятна ржавчины и мелкие брызги, как после дождя.
- Гениально! – пробормотала Варя, и от полноты чувств показала водителю большой палец. Видимо, здесь этот жест означал то же, что и на Земле, потому что дядечка удовлетворённо хмыкнул, откинулся на сиденье и надвинул на глаза кепку – подремать, пока гостья будет любоваться красотами.
Несколько улочек, ответвляющихся от площади подобно ручейкам, были настолько узки, что по ним вряд ли протиснулся бы мобиль. Впрочем, движение здесь, если и было, то пешеходное и велосипедное.
Вычислив парнишку на самокате и справедливо рассудив, что турист вряд ли будет раскатывать на таком виде транспорта, а, значит, мальчик из местных, Варвара поинтересовалась, как ей найти переулок Надежды. Красоты красотами, а наугад бродить не хотелось, так в этих ущельях дотемна проплутаешь. Мальчишка и впрямь оказался из здешних, и, видать, опытных в подобных делах, потому что объяснил «прекрасной ценьоре» дорогу подробно, толково, а потом ещё и план нарисовал на выдранном из блокнота листке – и, сверкнув улыбкой, протянул одну руку с планом, другую – ладонью вверх. Засмеявшись, Варя выудила из кармана купюру, кинула мороженщику, что неподалёку выглядывал из-за ларька на колёсах и важно кивал в такт мальчишкиным объяснениям, и показала два пальца. Один рожок с тремя цветными шариками утянула себе, второй, с несколькими монетками из сдачи – юному гиду. Расстались они, вполне довольные друг другом.
И опять на неё накатило ощущение безусловного счастья.
Вокруг царила ожившая сказка.
Хоть Варвара и знала, и где-то в подсознании у неё укладывалось, что мир этот отнюдь не Утопия, что здесь есть и своя преступность, и служба безопасности занимается вовсе не ловлей бабочек, и происходят такие серьёзные вещи, как забастовки и экономические кризисы, и встречаются жулики, стервы вроде Эстер, аферисты всех мастей… но прямо сейчас перед ней расстилалась настолько волшебная мостовая, что хотелось потыкать пальцем в булыжники: не бутафорские ли? Но травинки, пробивавшиеся кое-где меж камней, мелкие трещины и щербины убеждали: нет, всё настоящее. Как вот эти фахверковые трёхэтажные дома с мелкой расстекловкой окон, с яркой терракотовой черепицей, с лавчонками на первых этажах и геранями и гортензиями в окнах вторых. Как железный громадный крендель над дверью булочной, закрытой, поскольку свежий хлеб разобран, и новая партия теста поставлена в ночь. Как скрипучие флюгеры, птицы, рыбы, змеи и драконы на крышах. Как номера домов и названия улиц, выведенные готическим шрифтом на табличках в литых рамках. Как поклоны, что отвешивали друг другу почтенные горожане, здороваясь и спрашивая друг у друга, как семья, как дела…
Не удержавшись, Варя заглянула в книжную лавочку, а потом и к антиквару. У букиниста она приобрела чудесную карту Илларии – старинную, с ещё имеющимися «белыми пятнами», где пунктиром были обрисованы гипотетические земли, где за краем мира мореплавателей поджидали чудовища с разверстыми пастями. Карту ей свернули в рулон и припрятали в отличнейший тубус, которому Варя тоже порадовалась: с позолоченными накладками из слоновой кости, он сам по себе смотрелся произведением искусства. А у антиквара она купила для Светланки зеркало: старинное, на ручке, такое, в которое, заглянув, так и хотелось проговорить: «Свет мой, зеркальце, скажи…»
Так что до дома номер тринадцать в переулке Надежды она добралась нескоро.
С фасада особнячок производил такое же впечатление, как и с заброшенного тыла. Вроде бы и обветшалый… но полный достоинства и гордости за каждое прожитое десятилетье. Почти все окна на втором этаже и в мансарде были прикрыты ставнями, и, по видимому, давно – из щелей кое-где торчала прошлогодняя листва, сорванная, должно быть, ещё осенним ветром со старого плюща, затянувшего почти весь западный угол дома. Лишь три окна первого этажа, обрамлённые этим плющом, гостеприимно светились в начинавших сумерках.
В одном, распахнутом настежь, появилась благообразная сухонькая ценьора, одетая, как настоящая пожилая англичанка из романов Агаты Кристи. От чопорной мисс Марпл её отличал разве что пышный венчик нежно-голубых, как у Мальвины, волос, да, пожалуй, радушная улыбка. Это ценьора заметила Варю, с интересом разглядывающую дом, и отчего-то неимоверно обрадовалась.
- О, какое счастье! Ценьора желает постричься? Завить, уложить, распрямить?
Оторопев, Варя кинула взгляд на входную дверь. И впрямь, на весёленькой, хоть и не слишком крупной вывеске весело щёлкали ножницы, оживлённые какой-то местной магией. Ага, значит, здесь парикмахерская, крошечная, но действующая… Вот и повод навести справки.
- А почему бы и нет? – весело отозвалась она. И толкнула дверь, подивившись чистому серебристому перезвону колокольчиков.
- Иду-иду! – раздался голос престарелой Мальвины, на удивление звонкий, так и перекликающийся с колокольчиками. – Поспешаю!
Как это часто бывает в тёплых краях, дверь с улицы открылась прямо в небольшую гостиную, откуда разбегались три лестнички: одна, по центру, вела на второй этаж, где сразу от площадки в обе стороны тянулась галерея, охватывая кольцом весь верх. Там из-за перил проглядывали плотно закрытые двери, кажется, даже местами затянутые паутиной… Вторая спускалась то ли в подвал, то ли в цокольный этаж. А третья – возносила на небольшой пандус, установленный в эркере, где поблёскивали зеркала, выглядывала спинка высокого кресла, и тянуло оттуда цветочными ароматами, разогретым металлом – неужели щипцами для завивки? И… кажется, рисовой пудрой, запах которой остался в памяти Варвары с далёкого-далёкого детства, когда прабабушка разрешала перебирать сокровища своего комода.
Оттуда-то, с боковой лестницы, и спешила навстречу гостье ценьора, оказавшаяся на удивление маленькой – по плечо Варваре, в возрасте давно за шестьдесят, но ещё очень даже бодрая. И когда она, улыбаясь, энергично, по-дружески встряхнула посетительнице руку, здороваясь – это было превосходное крепкое рукопожатие, а зубы, мелькнувшие при улыбке, были хоть и желтоваты, но, ясен пень, свои, чересчур уж неровные для протезов.
- Прошу, дорогая, прошу!
Хозяйка дома поманила за собой наверх.
- Не передать, как же я рада, детка. Страсти Христовы, я так тебя ждала! Знаешь, почему? Садись, садись, снимай шляпу, оставляй своё добро вон там, на столике, и располагайся…
Варя с удовольствием обустроилась в кресле на колёсиках, глянула в зеркало, чрезвычайно напоминавшее мамин трельяж, разве что не на простом туалетном столике из древесностружечной полированной плиты, а в обрамлении бронзовых завитушек, и прыснула. Собственное отражение показалось ей отчего-то куда моложе оригинала, с забавной хитрой мордочкой, смахивающей то ли на гномью, то ли на эльфячью. Да и старушка-веселушка, профессиональным жестом растрепавшая Варину белокурую гриву, враз омолодилась в отражающей поверхности, а в голубых её сединах засверкали золотые блёстки. Что-то с этим зеркалом творилось не то, но творилось здорово.
- Ты – мой последний клиент! – гордо сообщила Мальвина и разулыбалась ещё счастливее. – Видишь ли, дорогая… Так, погоди, дай подумать. Длина ниже плеч, блонд натуральный… Ах, какая удача! Собственно, то, что есть, уже неплохо, но ведь у тебя сейчас Эпоха перемен, так? Не спорь, я чувствую, старую Джульетту не проведёшь…
Варе понравилось, как она выделила голосом: «Эпоха».
- А когда такое случается, перемены сыплются, как из ведра, и главное – удержать их в добром русле. Вот тут-то всё зависит только от тебя, от твоего настроения, дорогая. Ибо, какие флюиды от тебя полетят в мир – тем он тебе и ответит. Порой для того, чтобы стать счастливой или погаснуть, нам, женщинам, достаточно глянуть в зеркало. Вот оттого-то я держу здесь это чудо. Оно мне досталось от тётушки, а та, поговаривают, была расчудесная фея…
Мальвина… то есть, оказывается, Джульетта, взъерошила Варины волосы и задумчиво уставилась на её отражение.
- Ах, как я люблю такие сочетания! Тебе идёт быть и женственной, и задиристой, как подросток. Давай удивим твоего мужчину, покажем ему ту сущность, о которой он только догадывается. Вот будет для него сюрприз… Согласна?
И чиркнула-щёлкнула двумя пальцами, как ножницами, чуть ниже Вариного уха, показывая предполагаемую линию стрижки.
- Коротко? Под мальчика? – уточнила та, загораясь идеей.
- Под озорницу! – захихикала старушка. – Как твоё имя, дорогая?
- Варвара.
- Барбара, значит… Прелестно, прелестно… Будешь озорница Барб. Итак: раз…
Мелькнуло невесть откуда взявшееся золотистое шёлковое покрывало, заматывая Варю до самой шеи.
- Два…
Запшикала душистая вода, запахло фиалками, окутывая голову влажным ароматным паром.
- … три!
Ножницы защёлкали-замелькали столь стремительно, что показалось – рук у Мальвины не две, а все четыре. Со сладко-жутким восторгом Варя вспомнила «Эдди-ножницы»… и прикрыла глаза. Не от страха, а чтобы подготовить сюрприз для самой себя. Она не испытывала ни тени подозрения к бойкой старушке, увиденной первый раз в жизни, а в душе так и зависло стойкое ощущение правильности.
Потом были ласковые дуновения тёплого ветерка – отчего-то без полагающегося жужжания фена; прикосновения расчёсок, подёргивания, будто шутливые выщипывания пёрышек… Наконец, в лицо пахнуло сиреневой прохладой, свежестью мелиссы и… отчего-то корицей с ванилью. И ароматом свежего кофе.
- Любуйся! – торжественно провозгласила мастерица, сдёргивая покрывало с Вариных плеч. – Можно. Кстати, можешь называть меня просто Джули.
Глянув на себя в зеркало, Варя вытаращила глаза.
- Это… – Благоговейно прикоснулась к ёршику вместо чёлки, к нарочито растрёпанным прядкам-пёрышкам, ещё трепетавшим, казалось, под тёплым ветерком. – Неужели это я?
Из зеркала на неё смотрела задорная шкодница, крепкая, налитая силой и весельем и готовая к самым необыкновенным проказам хоть сейчас. Какие там сорок пять? Студентка!
И просто красавица! Но совершенно непривычная глазу… Такой она даже в юности себя не помнила.
Но главное, когда она увидела свой новый облик – то по необыкновенной, захлестнувшей радости, поняла: да ведь она такая и есть! В последнее время нечасто с ней случались взрывы безудержно весёлого настроения, но с того момента, как села в чудесный поезд, уносящий в Волшебную страну – так и не отпускали: и до сих пор не оставляло чувство, что она прежняя девчонка, попавшая, наконец, в мечту. Вот и сейчас, когда внутренние ощущения совпали с отражением… о-о, будто весь мир, вращающийся вокруг, вдруг замер – и кивнул одобрительно: не дрейфь, Варюха, всё путём!
- Ты, ты, – захихикала пожилая ценьора.
Прищёлкнула пальцами – и в руки ей подлетело ещё одно зеркало, настольное.
- В этом, – она кивнула на старинное, – ты видишь себя такой, какой чувствуешь. Ну, и те, кто тебя любят, видят именно так. А вот тут – полюбуйся, какова ты для остальных. Тоже эффектно, дорогая, не зря я всегда горжусь своей работой.
- Лет пятнадцать прочь, не меньше, – с восторгом прошептала Варвара.
- О, да! И я даже знаю, детка, как тебе будут завидовать… а главное – кто! Но это всё после, после, а сейчас поторопись, кофе стынет. Для закрепления эффекта нужно непременно распить с Мастером кофейник крепкого кофе с корицей. Помоги-ка мне…
Вскочив, Варя подхватила с соседнего столика поднос с кофейником нежного фарфора, молочником и чашками, мимоходом подивившись, откуда он вообще здесь взялся. А потом вспомнила, что мир этот пропитан магией и… наверное, так и должно быть, что рядом с подносом дожидается корзинка с эклерами и зефиром, которую подхватила сама Джули, что для кофепития они перешли не в гостиную, а через гостиную, по той самой лестнице, которая, как сперва казалось Варе, вела в подвал, а на самом деле – просто наружу, на уровень ниже, выводя их на тот самый островок заброшенного кафе, что она видела нынче с высоты. И то, что один столик оказался покрыт белоснежной скатертью, а на нём в скромной вазочке цвела ветка миндаля, уже воспринялось, как нечто, само собой разумеющееся.
Мальвина разлила по чашкам кофе, отхлебнула и в очередной раз с нескрываемым удовольствием оглядела клиентку.
- Прекрасно. Отличный финал.
- Ой, – спохватилась Варя. – А что это вы там говорили про то, что я – последняя клиентка? Это не слишком печально?
- Нет, дорогая. Это…
Джульетта прижмурилась, подбирая определение.
- Пожалуй, возвышенно и долгожданно. Я рада, что последнюю каплю мастерства потратила на тебя. Это как прощальный тур для актрисы, звезды мировой сцены, которая хочет уйти в блеске славы и величия, чтобы её запомнили сияющей, понимаешь? Будут ещё короткие выступления на публике, благотворительные вечера, но и… довольно с них, с этих зрителей. Теперь я могу позволить себе вытворять, что хочу, а, быть может, заняться ещё чем-то новеньким.
Она заговорщически подмигнула.
- Я читала, что на Земле есть такая штуковина, как парашютный спорт. Смекаешь?
Варвара поперхнулась кофе. Откашлялась… И глянула с нескрываемым уважением.
- Я бы побоялась. Не высоты, с этим у меня всё нормально. Но вот шагнуть из самолёта и подумать: а ну, как вдруг парашют не раскроется? Просто по закону подлости, именно у меня – и не раскроется…
- Вот! – Джули с удовольствием ткнула в её сторону сухим пальцем с наманикюренным коготком. – Ты такая же, как я. Не подумала, что старуха сбрендила на старости лет, не подняла на смех, а поняла… Ты-то мне и нужна.
- М-м-м?
Варвара вопросительно приподняла брови. Рот у неё был забит восхитительнейшим пирожным, и она уже подумывала, как бы выпросить рецепт, и что не одни кулебяки могут прославить здесь её имя… Хозяйка заботливо подлила ей кофе.
- Запей. Когда-то всё это стало моим, – она повела рукой вокруг. – Но случайно, случайно, досталось в наследство от тётки. Какое-то время я повозилась с кафе, и вроде бы собирала неплохую выручку, я ведь всё делаю неплохо, за что берусь. Но то, что я люблю, получается куда лучше. Если не сказать – великолепно. А простая едальня, разговоры с поставщиками, добыча рецептов, переманивание поваров от конкурентов – показались вдруг таким скучным занятием, что я взяла и… бросила. Тем более что до этого уж лет пятнадцать был у меня тут неподалёку прекрасный салончик красоты. Но и он приелся. Я оставила для себя малютку-парикмахерскую - так, знаешь, чтобы было чем заняться для души, и попросила у жизни паузу. Долгую или не слишком – это уж как получится, но только она мне вдруг страшно понадобилась. В семьдесят пять, знаешь ли, жизнь только начинается…
Варвара вновь вытаращила глаза. Мальвина самодовольно усмехнулась.
- Удивлена? Что-то мне, видать, от фейской крови перепало, вот я и сохранилась хорошо. К тому же, не сидится на месте, так и хочется иногда заняться чем-то новеньким… Есть у вас на Земле подходящая поговорка для моего случая?
- Шило в заднице, – брякнула Варвара и фыркнула. – А как вы узнали…
- Что ты с Земли? Дорогуша, а простая здешняя туристка вряд ли что знает о прыжках с парашютом и о самолётах. Значит, шило в заднице… – Заливисто рассмеялась. – Похоже!
С воды от канала потянуло прохладой. Но приятной, долгожданной после знойного дня.
- Итак, я решила отдохнуть, оглядеться, да просто какое-то время не делать ничего, чтобы понять, чего хочется. Желаний-то у меня много, – она опять захихикала, – да вот с возможностями туговато, и не с денежными, не подумай. Года, знаешь ли, приносят иногда и неприятности вроде всяких временных болячек; мелочь, а надо считаться… А когда определилась, чего хочу – стала думать, куда девать хозяйство. Я ведь, знаешь, как привыкла? Ежели начинаю с чистого листа – то оставляю за спиной всё и окончательно, чтобы не увязнуть, чтобы не потащило назад. А вот дом бросать жалко.
Она вдруг погрустнела.
- Он ведь единственный, кто в этом мире помнит меня ещё девчонкой. Я здесь у тётки до семи лет жила…
Встряхнула голубыми кудряшками.
- Вот я и подумала: а подарю-ка его хорошему человеку! Джули не проведёшь, у Джули глаз, как у орла, давеча она хорошо рассмотрела ту, кому её дом понравился. Кто тут кружился днём, а? А сейчас глянула из окна – опять ты! Глаза круглые от любопытства, как у дитя, которое так и ждёт подарка. Вот тогда я и поняла, что это судьба. И под занавес мне остаётся лишь сотворить свою последнюю работу, апофеоз, так сказать…
Откуда-то из-под стола она выудила толстую кожаную папку.
- Так что, детка, если ты и впрямь пришла сюда за этой развалюхой – она твоя. Не сомневайся, ещё лет двести простоит.
Варя молитвенно сложила руки.
- Так не бывает, честное слово!
Старушка подмигнула.
- Ещё как бывает. Чувствуешь? Правильные флюиды уже разлетаются по всей Вселенной! Вот мир тебе и отвечает. А главное – у меня теперь как гора с плеч: больше ничто не держит. Я свободна, как птица! Ну, что, берёшь?
Как зачарованная, Варвара потянула папку, раскрыла. Умение читать, вложенное адаптивным поездом, не подвело.
Это была дарственная, в которой оставалось лишь вписать имя нового владельца дома и дату сделки. Заверенная подписями и печатями двух нотариусов.
- Ни один юрист не подкопается! – с гордостью заявила старушка. – Можешь связаться с любым консультантом или адвокатом, он тебе подтвердит, что всё чисто. Если согласна – приложи ладонь во-он к той синей печати, она активируется, запись пойдёт в муниципальный реестр недвижимости – и дело сделано!
Варвара подняла глаза.
…Увидела, словно наяву, сияние золотого самоварного бока, отражающееся в половицах деревянного настила, шустрых мальчишек-подавальщиков с корзинами сдобы, какое-то добродушное семейство, распивающее чай с булочками за соседним столом, кошку, трудящуюся рядом над блюдечком сметаны…
И возложила ладонь на печать.
На мгновение руку охватило туманом. И вот уже на гербовой глянцевой бумаге проступила в пустой строке готическая вязь: «Солнцева Варвара Павловна, место рождения – Земля», а сама печать налилась золотой краской.
- Вот и всё, – с удовлетворением, пробормотала Мальвина.
И прикрыла глаза.
- Я свободна…
«Спасибо!» – хотела было воскликнуть Варя. Но пожилая ценьона, не открывая глаз, погрозила ей пальцем: мол, не порти торжественности момента – и она послушно затаилась. Хоть стоило большого труда не запеть во весь голос, не вскочить, не закружиться с раскинутыми, словно крылья, руками, не закричать: «Эгей-гей, это всё теперь моё! И весь этот мир тоже мой!» Вместо этого она зажмурилась – и стала представлять, как вернётся домой, рассортирует дела на работе, заранее подготовит, кому что передать – и уведомит директора об увольнении. В три дня её, конечно, не рассчитают, не такая у неё должность, да и самой хочется уйти по-человечески, без «хвостов», оставив после себя добрую память…
Гитарный аккорд удачно вписался в её мечты, не разрушив, а вернув в реальный мир нежно, заманчиво. Струны брякнули совсем рядом, вслед за плеском… вёсел?
Варя широко открыла глаза. И чуть не свалилась со стула.
К низенькому парапету причаливала самая что ни на есть настоящая гондола. Пёстро одетый рулевой, отложив длинное весло, уже накидывал верёвочную петлю на чугунный столбик, а знойный бородатый идальго, стоящий на носу с гитарой, как-то знакомо подмигнул Варваре и пробежался пальцами по струнам, заставив их зазвенеть томно и призывно.
Улыбка идальго по ослепительности заменяла угасающее с закатом солнце.
- Ценьоры желают серенаду?
- Две серенады! – задорно отозвалась пожилая Мальвина.
И, склонившись, заговорщически шепнула Варе:
- Признавайся, это и есть твой мужчина?
Никому не доверив выгрузку своих сокровищ, Варя сама тащила и тубус с картой, и папку с дарственной, куда, кстати, отлично поместилось плоское ручное зеркальце, её добыча из антикварного магазина. Только в мобиле она обнаружила, что забыла у Джульетты шляпку, но махнула рукой: подумаешь… Всё равно она скоро вернётся в этот дом. Теперь уже её дом.
К тому же, настоящие чудеса иногда случались с ней и дома, не только здесь. Просто нужно уметь их видеть.
С блаженной улыбкой она любовалась из окна мобиля ночным городом, который, расцвеченный цепочками, гирляндами и одиночными шарами фонарей, с наступлением ночи становился всё красивее и фантастичней. И не замечала, с каким любопытством и одобрением поглядывает на неё шофёр, как он даже развернул зеркало заднего вида, чтобы наблюдать за ней, и, похоже, делал это с удовольствием. Она с головой ушла в чудесные воспоминания – о свидании предыдущем, происходившем почти здесь, возможно, даже над этой самой улицей, которую они сейчас пересекали, но высоко-высоко, в небесах, и столь волнительном, что после него она не нашла на жакете ни единой пуговки – все разлетелись… И вспоминая свидание нынешнее, краткое, но не менее чувственное, полное таинственности и надежд на будущее.
Целомудренности их встречи подивился бы, наверное, и Папа Римский.
Да. По сравнению с предыдущей ночью это было… тоже восхитительно, но совсем по-другому!
Ах, как чудесно он пел! Хоть иногда смешливой Вареньке, в которую она опять и, похоже, надолго преобразилось, так и казалось, что вот-вот из-за талии блудодея вынырнет малорослый певун и поддержит нанимателя на особо высоких нотах – как замещал маркиза Рикардо-Караченцева из незабвенного дуэта «Собаки на сене». Но нет, голос у баловника-герцога, вздумавшего прикинуться бедным гондольеро, оказался свой, почти что оперный, и настолько чарующий, что так и хватал за сердце. Могло показаться, что Варваре, как пристрастной, в Кристофере Робине и без того всё безусловно нравилось, по принципу: «Не по хорошему мил, а по милу хорош!» Но Мальвина-Джули – и та сомлела, как девочка; а ей, к тому же, досталась первая серенада, ведь идальго не мог не уважить её голубые седины!
На звуки «Вечерней песни» мало-помалу распахивались высокие окна соседних домов, останавливались разгуливающие по мосту парочки, и вскоре неизвестному заезжему певцу внимал весь квартал. А когда он закончил и, отложив на скамью гитару, выскочил из лодки и возложил на колени пожилой ценьоре букет лилий, таких же голубых, как её волосы – аплодисменты, взорвавшись, заглушили крики испуганных шумом чаек, и в гондолу полетели крошечные букетики, отколотые с дамских шляпок, монетки, флакончики духов… Смеясь, идальго раскланивался, приложив руку к сердцу и раздавая воздушные поцелуи. Но вот напарник почтительно протянул ему гитару, «чудо с бородкой» пристроил ногу на ребро парапета, инструмент – на колено… И струны звякнули вновь, заставив ценителей музыки затаить дыхание.
Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.
Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.
Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
как ромашку, ее обрывая!
Сквозь туман, отчего-то вдруг застивший глаза, Варя сумела-таки разглядеть, как «Её мужчина», шагнув, преклонил колено – и почтительно потянулся к руке.
И почувствовала на ладони тепло поцелуя, не сразу поняв, что ногу чуть выше щиколотки обняло что-то прохладное, тяжёлое, и едва слышно щёлкнуло…
- Подарок для моей Барб… Потом посмотришь, – одними губами сообщил певец.
- Камуфляж? – заговорщически уточнила Варвара, вспомнив термин, применяемый водителем.
- Умница…
Под восторженные крики толпы она протянула ему и вторую руку, чувствуя себя королевой, прекрасной Еленой, богиней, в конце концов! И всем вокруг было ясно, что ни кошелёк, ни безделушки не потянут на высшую награду для певца.
- По-це-луй! По-це-луй! – скандировали из окон и ободряющие свистели. А кто-то крикнул:
- Да будьте же вы людьми, в конце концов! Не стойте, как дураки!
Глаза блудодея хитро сверкнули.
- Уважим традиции, ценьора?
Изящным плавным движением, полным грации и эротизма, он поднялся с колен.
И на глазах у половины столицы, у восторженных влюблённых, которые, не сдержавшись тоже бросились друг другу в объятья, у весёлых студентов-выпускников, у их преподавателей и родителей, и полицейских, решивших взглянуть на всякий случай, а что это там за подозрительное скопление народа? у репортёров двух столичных газет, поведших на чутьё и ринувшихся вслед за полицейскими – странная парочка жарко поцеловалась.
Разомкнув, наконец, объятия, идальго отступил и, взмахнув шляпой, низко поклонился прекрасной ценьоре. Потом – пожилой ценьоре. Потом – почтеннейшей публике.
И, сопровождаемый приветственными воплями, прыгнул в лодку, чтоб величаво скрыться под мостом.
…Вспоминая об этом, Варя улыбалась, а глаза её лучились такой нежностью, что водитель, не выдержав, отвёл взгляд от зеркала и позавидовал счастливчику, похитившему сердце его пассажирки. Разумеется, в общих чертах он знал, что с ней произошло, и даже одобрительно похмыкал, слушая пение и догадываясь, кто это может быть… Но лишь догадываясь.
Поскольку наблюдательный амулет, незримо запущенный за его подопечной, послушно отсняв и передав импровизированный концерт, отчего-то упорно отказывался показать идальго после того, как он вышел из тени и снял шляпу. На месте его лица магической техникой зафиксировалось сияющее пятно, не более.
Водитель очень удивился бы, узнав, что точно так же на сбой в работе маготехники сетовали в этот день и другие его коллеги, из тех, что подстраховывали королевскую гостью по старинке, сопровождая издалека; да и репортёры, не упускавшие случая заполучить сенсацию. И никто не связал неудачу с голубоглазой и голубоволосой пожилой ценьорой, незаметно и как-то по-хитрому щёлкнувшей пальцами, едва гондола причалила к низкому парапету.
…Не тратя время на марафон по парадным галереям дворца, Варвара Пална весело и вприпрыжку спешила по парковой дорожке. На местности она ориентировалась прекрасно, топографию запомнила с первой же экскурсии, и теперь, не хуже навигатора, сама себе командовала: «Поворот! Прямо! Через пятьдесят метров поверните направо, и упрётесь в боковой выход гостевого крыла, а там и ваши хоромы, дорогая ценьора…»
И надо ж такому случиться, что в это же время из боковой аллеи церемонно выплыла целая процессия разнаряженных дам во главе с Элианор Илларийской.
В пышных вечерних платьях. Хвала местным богам, хоть не в кринолинах… но, судя по неестественно муравьиным талиям – в корсетах. Это в жару-то, едва овеваемую ночной прохладой! В чулках и атласных туфельках на каблучках, в высоких перчатках, в шляпах, кажущихся громоздкими из-за обилия цветов, с тонким макияжем на лицах, утомлённых то ли жарой, то ли официозом а может, и обильным сплетнеизвержением… В общем, жуткое зрелище.
И тут – она, Варвара. Безродная, так сказать, простушка-землянка. Полногрудая пышная нимфа в легчайшем «дышащем» цветастом сарафане, возмутительно оголяющем ноги почти до середины икр… голых икр, о Небеса! И сверкающая на весь парк голыми ступнями, потому что босоножки эта порочная дама тащит в руках, вместе с какой-то папкой и громоздким продолговатым предметом, хотя у настоящей ценьоры и благородной дамы для этого есть слуги. А на голове у неё…
О, времена! О, нравы!
Не осознавая глубины своего падения, Варя миновала группу окаменевших дам и, не сдержавшись, помахала ручкой.
- Прекрасная ночь, дорогие ценьоры и ценьориты! И прекрасное время для прогулок и серенад. Мне только что посвятили одну, и это просто чудо какое-то!
Она засмеялась от удовольствия и завернула, как и собиралась, направо, к гостевому крылу, оставив позади скульптурную группу, олицетворяющую Добродетель, Оскорблённую в Лучших Чувствах.
- Бесстыдница… – охнул кто-то за спиной королевы. Судя по всему – ценьора Присцилла.
- Босиком… нет, вы видели? – подхватил другой голос. – Все видели её лодыжки?
- Да она специально их оголила, чтобы выставить напоказ свою побрякушку! Плебейка, ничего не смыслящая в драгоценностях, напялила подделку от…
- … от Фатурже, – язвительно перебил кто-то. – У моего мужа не хватило на эту якобы подделку денег, пришлось отлучить его от спальни на месяц!
- И платье, платье! Есть ли под ним ещё хоть что-то?
- Дамы, нам пора пересматривать правила вечернего этикета, вы не находите? Сколько можно париться в этакой духоте!
- Фу, Мариэлла, что за бесстыдство!
- Безнравственность!
- И без… она без… шля-апы… О, дамы… Святотатство!
- А что у неё сотворено на голове, вы видели? Просто уродство какое-то!
- Из-за этого уродства её и не узнать! Солидная дама – а выглядит как какая-то девчонка…
- Замолчите!
Суровый голос Её Величества, хранившей напряжённое молчание всё это время, прервал болтушек.
Взгляд Элианор был тяжёл и смурен.
- Возмутительно, – сказала она тихо. – Попирание устоев. Нарушение субординации… Я этого так не оставлю.
И твёрдой поступью направилась к себе, прервав прогулку. А ведь они должны были сделать ещё полторы тысячи шагов из предписанного личным королевским врачом-диетологом моциона! Фрейлинам ничего не оставалось делать, как, подобрав платья, семенить за королевой, что-то злобно бормочущей и, кажется, поминающей на ходу Барлога... У дверей личных покоев Элианор развернулась.
- Хендрика ко мне. Со всеми его каталогами, журналами и новинками в парикмахерском деле. Немедленно.
- Ваше Величество, но…
- Немедленно, я сказала!
Пышущим гневом взором обвела фрейлин.
- И что б ни одна… слышите, ни одна не смела даже подумать о стрижке, не согласовав со мной! Знаю я вас, лицемерок: болтаете одно, а за моей спиной начнёте копировать эту проходимку! Не сметь! И завтрашних вечерних туалетов не менять!
И, пройдя к себе, весомо добавила, самолично вынимая шпильки из укладки и встряхивая пышными волосами:
- Я первая появлюсь в свете с короткой стрижкой. Слышите? Я!
Тук-тук!
Варвара Пална с досадой отвлеклась от любования браслетом, одёрнула юбку, переместила ногу со столика на пол и крикнула:
- Да, войдите!
Две горничных в форменных платьицах, протиснувшись в её гостиную, застенчиво присели в книксене.
- Ценьоре помочь приготовиться ко сну?
- Наполнить горячую ванну?
- Причесать?
- Подобрать гардероб на завтра?
Варвара засмеялась.
- Вас так мало, девушки, а вопросов так много! Ванну, пожалуй, можно, а с остальным я управлюсь. Чай, не безрукая. И корсетов ваших местных не ношу, сама разденусь. А за заботу спасибо.
Девушки смущённо переглянулись. Одна исчезла в ванной комнате, другая перешла в спальню и принялась ловко стелить постель и взбивать подушки.
Воспользовавшись случаем, Варвара выпытала у неё дворцовое «расписание» и узнала, что господа во дворце, как правило, поднимаются и пьют кофе не раньше одиннадцати утра. Значит, не привлекая внимания, можно завтра по холодку сделать ещё одну вылазку в город и составить план действий на месте, уже в новом собственном доме. И… пожалуй, поговорить с Эрихом: с чего тут начинается развивающийся бизнес? Вряд ли безопасник дрыхнет до обеда, у него по роду работы график куда более жёсткий.
А главное – надо бы утрясти вопрос с первоначальным капиталом. Зависеть от королевской семьи не хотелось: одно дело – статус однодневной гостьи, и совсем другое – бизнес-леди. Кстати, как это называется по местному? Надо бы узнать. Судя по тому, что говорила Джули о собственном салоне – вести дела женщинам в этом мире не возбраняется, и это радует. Да и заниматься Варя думает не машиностроением и военным заказами, а безобиднейшим ресторанным бизнесом, так что вряд ли возникнут бюрократические препоны, но ведь само оформление, узаконивание, выправление лицензии, и прочая и прочая – должны же быть?
Кое-какие накопления у неё дома имелись, но во что их перевести, чтобы здесь они котировались?
Ладненько, с этим со всем – завтра, завтра, на свежую голову…
Тук-тук!
- Уважаемая ценьора, вы позволите?
Она с удивлением воззрилась на элегантного молодого человека, без особого стеснения протиснувшегося в дверь. И прикинула: ага, вечер, почти ночь, а я тут в одиночестве… Не опасно для репутации? Впрочем, девушки же под боком, так что никакого компромата на меня не нарыть. И, к тому же, скорее всего, по местным нормам ещё не ночь.
Похожий на вольного голодного художника, молодой человек с изящно разлохмаченной шевелюрой и тёмными кругами под глазами от постоянного переутомления, едва переступив порог, рухнул на колени как подкошенный, и пополз к Варваре, в отчаянном жесте заламывая руки:
- Умоляю! Несравненная! Спасите!
Кажется, если бы можно было одновременно ползти и биться лбом в пол, он бы так и сделал. Остолбенев от изумления, Варя открыл рот, чтобы приказать страдальцу встать немедленно… но тот бросил взгляд на её ноги, ахнул и всплеснул руками:
- Футарже! В технике «кундан», боже мой! Как стильно! Как ново! Умоляю, помогите!..
Переход от восторгов к воззванию о помощи сам по себе говорил о серьёзной озабоченности молодого человека. Горничные, однако, бессердечно прыснули – и одна, и другая, появившаяся из ванной.
- Прикажете принести чаю, ценьона Варвара? Или кофе? – спросила та, что ближе, как-то обыденно, будто каждый день созерцала ползущих по ковру красавчиков.
- Э-э… чаю, пожалуй, – распорядилась Варя. Чутьё подсказывало, что разборки грядут нешуточные; во всяком случае – не пятиминутные.
- От такого образа жизни быстро появляются пузыри на штанах. Вы бы лучше встали, – дружелюбно обратилась она к молодому человеку. – Стрейч у вас в ткани ещё не добавляют, так что не портите свой безупречный внешний вид, я смотрю, вы над ним долго трудились. Присаживайтесь. И давайте поговорим спокойно, как нормальные люди. Итак, чем могу помочь?
Гламурный вьюнош с облегчением выдохнул и перетёк в стоячее положение. Нашёл взглядом кресло и приготовился, томно подняв глаза, рухнуть, но был остановлен предупреждающим взглядом:
- Договоримся сразу: кривляк не люблю, – строго сказала Варвара. – Игры на публику тоже. Или ведите себя нормально, или – дверь во-он там, и скатертью дорога. Однозначно.
Молодой человек потёр ладонями лицо, словно стирая маску.
- Это ужасно, – сказал расстроенно. – Её величество требует причёску такую же, как и у вас – но ведь вы с ней совершенно разные, и формой лица, и типом фигуры. А я не в силах ей разъяснить, потому что она не желает слушать! Мне дали на размышление полчаса, после чего я должен преобразить её величество до неузнаваемости и омолодить лет на десять, не меньше. Она отчего-то вбила себе в голову, что стрижка – это всё! Ну, да, согласен, облик меняется радикально, но вы же разные, разные…
Вцепившись в шевелюру, он зажмурился, раскачиваясь из стороны в сторону.
Похоже, мальчик близок к истерике, решила Варвара.
И тут вдруг поняла, чем аукнулось её позитивное приветствие застывшим в ступоре корсетно-кружевным мученицам. Ого-го, а Её Величество-то, оказывается, дама решительная! Сразу берёт быка за рога!
И, значит, вот это самое чудо в перьях, что сейчас умирает от отчаянья в кресле напротив…
- Представьтесь, будьте добры, – миролюбиво попросила она.
Главное в диалоге – знание его техники. Люди, как правило, бессознательно отзеркаливают того, с кем говорят, и знание этой особенности позволяет развернуть беседу в нудную сторону. Хочешь вызвать конфликт – ори в ответ на ор. Хочешь утихомирить – сохрани спокойствие и понизь голос. Всё просто.
Молодой человек вздрогнул. Уши его запылали.
- Простите великодушно. – Вскочив, поклонился, рассыпав светлые локоны по плечам. – Хендрик Блюменталь, парикмахер, чемпион Илларии по искусству куафера, почётный профессор Академии искусств. Но я практик, ценьора, а не теоретик, и я…
Осторожно под взглядом хозяйки вновь опустился в кресло.
- К стыду своему, я ленюсь учиться, да и времени не нахожу... Вот уже год, как при дворе, а здесь царят каноны двухсотлетней давности. Нет, я не противник классики, но когда пытался внести что-то новое, но едва не потерял работу, а поддержка Её Величества – это не то, чем разбрасываются, вы же понимаете. Да и денежный вопрос… – Он застыдившись, отвёл глаза, но Варвара сочувственно кивнула.
Что ж тут непонятного, обычное дело: вынужденный компромисс реальности с творческим полётом, который, хоть и нематериальная субстанция, но требует подпитки, и порой весьма солидной – хотя бы на расходные материалы типа красок и холстов для художников, выставок и подиумов, оплаты натурщикам и моделям. Поговорку про голодного художника наверняка придумали сытые потребители, которым ни разу не приходилось ложиться спать голодными.
- Значит, тут вы застали консерваторов и полный застой, – подытожила она. – И вынуждены были приспосабливаться. Не смущайтесь, чего уж там, дело житейское. Ну, а от меня-то вам что нужно?
Молодое дарование выдохнуло.
- Концепция.
Варя не удержалась от иронии:
- Прямо вот так, и не иначе? За пять секунд? А в выделенных полчаса вы разработаете на базе концепции нечто гениальное?
Хендрик затосковал.
- Я понимаю, это кажется наивным. Но вы – носительница иного пласта культуры, вы – женщина! Прошу прощения, женщина той же самой… – он запнулся. – … возрастной категории, что и Её Величество.
- И? – подбодрила Варвара.
Хендрик вскинулся.
- Но по вам никак нельзя сказать, что вы с королевой ровесницы, понимаете? Элианор Илларийская всегда была Прекраснейшей, всегда царила в свете, как эталон стиля, но уже несколько лет…
Для продолжения ему пришлось собраться с духом.
- У Её Величества сейчас тяжёлый затяжной кризис, – отведя глаза, выдал он страшную государственную тайну. – Она боится, катастрофически боится… старости, – добавил шёпотом. – А менять стиль категорически отказывается, боясь стать смешной. Я предлагал ей, понимаете, предлагал кое-то из нового, земного. Но нет, она вбила себе в голову, что те же свободные платья и брючные костюмы сделают её смешной, и что стыдно в попытках выглядеть моложе гнаться за молодёжной модой…
Машинально, залпом он осушил чашку предложенного чая, даже не заметив, что глотает почти кипяток. Поспешно вытер губы салфеткой.
- А сейчас она увидела вас, – продолжил быстрым шёпотом. – Вас, понимаете? Вам, простите великодушно, сколько лет на самом деле, ценьора Варвара? Сколько?..
Он изменился в лице.
- Ни за что бы… Ей-богу, не подумал бы. А Её Величество, значит, младше всего на год, а внешне – старше на все пять…
- Отсюда и душевный кризис, – сделала вывод Варвара. И задумалась.
Вот она и кидается-то на молодых, бедняжка Элианор. А психологов и психотерапевтов здесь нет. Или есть – наследный принц, например. Но для матери он не авторитет, ибо будет восприниматься как маленький сыночек всю оставшуюся жизнь, такова уж материнская натура.
Она побарабанила пальцами по столу. Отхлебнула чаю, вкусного, терпкого, душистого.
- Итак, концепция…
Оглянулась на горничную.
- Софи, да? Софи, раздобудь-ка нам несколько листов хорошей бумаги и карандаши. Не обязательно цветные, было бы чем худо-бедно малевать… Сейчас мы с вами кое-чего наворотим, Хендрик. В молодёжной земной моде нам и впрямь делать нечего, а вот земную классику копнём. Слышали вы что-нибудь о Кристиане Диоре?..
Как цепка, однако, человеческая память! Ещё лет пять назад, помогая Светланке писать реферат по истории моды, Варя, заинтересовавшись, выловила в Интернете бездну информации об этом великом французском кутюрье. И сейчас, в ожидании бумаги, вкратце – насколько это было возможным – поделилась его основными идеями, главной из которых было представление Женщины как хрупкого цветка, изящного, воздушного, безупречного… А потом постаралась изобразить на бумаге всё, что помнила.
Здесь сохранялись излюбленные при дворе корсеты и пышные юбки – но длина укорачивалась в пределах разумного; вводились стильные стрижки – но не ёршиком, как у неё, а элегантные, прекрасно сочетающиеся с крохотными шляпками и вуалетками. И нововведения, как без них! Приталенные жакеты с баской, юбка-карандаш, топы, блузки, жакеты и джемпера…
Ибо стрижка – это, конечно, важная деталь, но всего лишь деталь. А мальчик Хендрик сформулировал проблему совершенно правильно: нужна была концепция…
И хоть в рисунке Варвара была не сильна, но, как и всякая девочка, изобразить силуэт, покрой, основные детали сумела.
Через полчаса почётный профессор-цирюльник уходил от неё осчастливленный. Хоть, похоже, предстояла ему нелёгкая ночь вместе с такими же профессорами-модельерами и, наверняка, магами! А Варвара, глядя ему вслед, подумала с удовлетворением: ну, вот, первый шаг к укрощению сватьи сделан. Да, жаль, нет у них тут кухонь. Посидели бы – причём, не за длиннющим столом, полным серьёзных гостей, а где-нибудь в уголке, за рюмочкой чая…
И засмеялась.
Ничего. Скоро она пригласит всех, кого захочет. И уголков хватит на всех.
Тук-тук!
- Ценьора, позволите убрать? Доброй ночи…
Тук-тук.
- Ценьора Варвара, не желаете ли перед сном сеанс расслабляющего массажа? У нас хорошие массажистки… Нет? О, прошу прощения… Доброй ночи!
Тук-тук!
- Ну, кто там ещё? – рявкнула Варвара. – Дойду я до ванны или нет? – И сердито распахнула дверь, поскольку горничные уже разбежались.
Прямо с порога её подхватил бородатый вихрь, сжал в объятьях, закружил, поставил на пол и доверительно сообщил:
- Ванна? Я тоже не против!
- Крис! – опомнившись, захихикала Варя. – Что ты тут делаешь?
- Не поверишь: ищу, где бы помыться. Правда, нахал?
- Наглец, каких свет не видывал, – нежно подтвердила она. – А что это ты творишь?
- Закрываю дверь на ключ.
- Зачем?
- Если я скажу: «Чтобы нам не помешали!» то совру: через минуту тут некому будет мешать. На самом деле, я закрываю, чтобы никто здесь поутру не шастал, когда я тебя верну.
- Вернёшь?
- Подожди, милая…
Пятый герцог Авиларский внимательно оглядел комнату, профессионально запоминая расположение мебели. Варя от нетерпения притопнула, он бережно огладил её по ягодице.
- Сейчас, моя Барб… Всё. Держись!
И через несколько секунд мельтешения золотистой ряби они очутились совсем в другом месте.
- Вот так.
Кристофер с удовлетворением оглянулся. Скользнул взглядом по знакомой обстановке, далеко не аскетической, по широкой, как футбольное поле, кровати без всяких там антуражных балдахинов, зато с великолепным упругим матрасом и бездной подушек, с помощью которых можно было… да всё, что только придёт в голову развлекающимся здесь двоим.
- Есть у меня такой пунктик, – охотно пояснил Варваре. – Люблю спать в своей постели. Особенно когда перед этим зачистил пространство от дядиных поделок… А ванная у меня не хуже, чем во дворце. Пойдём, убедишься.
Среди ночи ей приснилась Змея.
Рассматривала её пристально, с усмешкой… или только казалось, что складки вокруг сомкнутой пасти образуют ухмылку? Затем ноги Варвары обвило и сдавило что-то сильное, упругое… Хвост! А к самому лицу приблизилась жуткая, и в то же время притягательно красивая голова. Немигающие янтарные глаза с веретенами зрачков уставились испытующе.
«З-с-сабыла меня?»
Варя рванулась прочь.
Но на месте Змеи отчего-то оказался Кристофер, удерживающий её… слава богу, в объятьях, а не в хвостовых кольцах. Хоть под коленями до сих пор ныло от ощутимого во сне жима.
Как хорошо, что можно проснуться!
- Крис… – еле вымолвила она. – Это ты? Ты?
Он бережно притянул её к себе, поцеловал в макушку.
- Разумеется, я. Что случилось? Кошмар? Ты стонала, и я решил, что лучше тебя разбудить.
- Ты настоящий, Крис? Настоящий?
Он изумлённо отстранился.
- О чём ты?
- Мне приснилось, что ты… – Она провела ладонью по лицу, вспоминая, что напугал её до полусмерти не сам, собственно, кошмар, а наваждение, возникшее на стыке сна и реальности. Просто в какой-то миг образ Змеи наложился на образ возлюбленного, и она приняла его за…
Помотала головой, отгоняя иллюзии, вызванные чересчур богатым воображением.
Это всего лишь морок, спровоцированный слишком большой дозой шампанского, которую она себе позволила, увлёкшись недавнишними игрищами в бассейне – в той самой «ванне», которая и впрямь оказалась куда шикарнее дворцовой. Обычно она не позволяла себе много алкоголя, хоть и лёгкого. И вот результат… Сама себя наказала, пьяница!
- Что? Скажи, что тебя так напугало? – допытывался меж тем Кристофер. – Мы вместе прогоним этот страх, милая. Ну же?
- Что ты превратился в чудовище из моего кошмара, – честно призналась Варвара. -Знаешь, когда видишь сон на грани просыпания – он самый реалистичный. Я чуть не умерла на месте…
Он притиснул её к себе, горячий, сильный, надёжный.
- Что, действительно жутко?
Странное напряжение в его голосе заставило поднять голову.
Неужели он так за неё волновался? До побеления скул, до бьющейся на виске жилки?
Качнула головой. Ласково провела по его заросшей щеке.
- Не сильно. Просто… фактор неожиданности, как говорят. В наших ужастиках порой и не такое увидишь – и ничего; но вот так, лицом к лицу столкнуться, да не ожидая – конечно, вздрогнешь. Всё прошло, Крис, не волнуйся.
Он кивнул, заметно расслабляясь. Но тотчас поинтересовался:
- Что за ужастики?
- Фильмы ужасов. Триллеры. Страшные истории для взрослых. Чего там только не увидишь – и динозавров, и космических монстров, и ведьм, и магов. Если бы ты посмотрел хотя бы «Властелина колец» – ни за что не поверил бы, что в нашем мире нет магии, настолько всё реалистично.
Он повернулся на бок, удобно
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.