Оглавление
АННОТАЦИЯ
На меня объявили охоту, и мне пришлось бежать от ищеек жестокого Императора в далекие северные земли. Вот только я даже не догадывалась, какие тайны хранит суровый край, и не ожидала, что окажусь во власти его правителя, эрта, чье сердце холоднее снега, укрывающего горные вершины, а в глазах бушует пламя, способное растопить лед. И сражаться мне теперь придется не только с многочисленными недоброжелателями, но и с собственными чувствами.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Слишком большие рукавицы то и дело норовили свалиться с ладоней, ноги оледенели в стоптанных грубых башмаках. Старенький прохудившийся тулупчик не спасал от резких порывов северного ветра, и я ежилась и вздрагивала, ускоряла шаг почти до бега в надежде хоть немного согреться. А ведь настоящие морозы еще не пришли в Синие Холмы! Так, во всяком случае, утверждала мать-настоятельница Беренис, а ей верить можно, она-то прожила здесь всю жизнь, здесь родилась, здесь собиралась и упокоиться на погосте при обители. Меня настоятельница в сердцах частенько ругала неженкой, и я, пожалуй, была с ней полностью согласна. О предстоящей трескучей стуже, злобных метелях и буранах, высоких – выше пояса! – сугробах, скованной льдами Быстринке, из которой надо носить стылую воду, пока не наполнится огромная бочка, думалось с ужасом. На благословенном юге таких холодов не бывает, вот только о юге вспоминать нельзя. Не то что шепотом, даже мысленно, даже оставшись в одиночестве в мрачной крохотной келье, мрак в которой не способна разогнать коптящая свеча.
Из-под платка выбилась прядь темно-каштанового цвета, к которому я никак не могла привыкнуть, лезла в лицо, щекотала щеку. Да, волосы приходилось красить ореховым настоем, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Северяне высоки, темноволосы, белокожи. Изредка попадаются блондинки-пленницы, привезенные с торгов в Империи, некоторых из них освободили и взяли в жены, а значит, скоро появятся и детишки с пшенично-русыми волосами. А может, и нет – северная кровь сильна, куда сильнее крови белокурых дочерей лесов. Вот только ни одной девушки с косами светло-рыжего цвета здесь не увидишь. Южанок так далеко не забрасывала судьба. Кроме меня, конечно. Хорошо еще, что среди жителей Синих Холмов много сероглазых, легко сойти за свою. И вдвойне повезло, что матушка Беренис согласилась дать приют полуживой от голода истощенной страннице, что из последних сил постучала в ворота обители ненастной осенней ночью. Приютила и не стала ни о чем расспрашивать, заметила только, что Благая Мать равно осеняет своим крылом всех дочерей человеческих. Не догадывалась, что человеком-то ночная гостья и не была. Вернее, народ ее северяне людьми не считали, следовательно, северные боги Проклятым покровительствовать никак не могли. Вот только доброй Беренис и в голову не могло прийти, кого она впустила под кров обители.
– С дороги! Прочь!
Я поспешно шагнула в сторону, опустила взгляд. Всадник пролетел мимо. Чужак – одежда хоть и дорожная, пропыленная, но богатая, сразу видно. Копыто вороного коня попало в лужу, затянутую тоненькой корочкой льда, меня обдало грязной мерзлой водой. Ну вот, теперь на лице останутся разводы: грубой рукавицей не оттереться как следует, а умыться негде. Мысленно пожелав всаднику провалиться в подземный мир, к огненным демонам, я кое-как утерлась и поспешила через поле к городку. Темнеет на севере поздней осенью рано, вернуться бы в обитель до заката. Интересно, куда все-таки направлялся незнакомец? Синие Холмы лежат вдалеке от шумных трактов, в наше захолустье прежде эдакие птицы не залетали.
Задержаться все же пришлось: словоохотливая старушка, к которой матушка Беренис отправила меня с целебной мазью, обрадовалась собеседнице и долго не отпускала, расспрашивала о жизни в обители да рассказывала городские сплетни. Так что из Синих Холмов я вышла, когда закат уже догорал. Кровавые полосы расчерчивали стремительно темнеющее небо, ветер пригибал к земле последние стойкие травинки: ш-ш-шух! ш-ш-шух! Я почти бежала по замерзшей дороге, оскальзываясь и чуть не падая. С наступлением темноты ворота обители накрепко запрут, и придется долго звать глуховатую привратницу сестру Гвинеду, которой по старости лет из всех обязанностей только и оставили, что открывать да закрывать засовы.
Успела.
– Ох, я-то уж запирать думала, вовремя ты, Ирис, – прокряхтела Гвинеда. – Совсем из головы вылетело, что матушка тебя в город послала.
В голове старой Гвинеды надолго сведения не задерживались, так что я не удивилась. Поразилась, услышав то, что она сказала дальше.
– Гость к нам пожаловал, Ирис. Ты к матушке-то загляни, вроде как о тебе он спрашивал.
Скорее всего, в памяти привратницы, как обычно, все перепуталось, но я все равно насторожилась. Кто мог расспрашивать обо мне в этом захолустье? Кому вообще могло взбрести на ум искать меня здесь?
– Не мешкай, – наставляла привратница, – потом поужинаешь. Сама знаешь, матушка сердится, если ей доводится ждать.
Вопреки ее наказу я направилась первым делом в трапезную: доверять словам Гвинеды не стоило. Ей ничего не стоило перепутать двух молоденьких послушниц, живших в обители вот уже третий год, или забыть, что именно происходило сегодня утром. Зная эту ее особенность, никто никаких поручений привратнице не давал. Благо еще, что свою немудреную работу она могла исполнять.
Мой нос уже уловил разносящийся из трапезной аппетитный аромат каши со шкварками, и я сглотнула голодную слюну, но отведать ужин мне было не суждено.
– Ирис! – окликнула меня Маргетта, одна их тех самых послушниц. – Ирис, наконец-то! Тебя матушка Беренис разыскивала! Велела, чтобы как вернешься, так сразу к ней шла.
Надо же, права оказалась старая Гвинеда, ничего не напутала. И спешка эта явно вызвана визитом незнакомца, вот только что ему от меня понадобилось?
К кабинету настоятельницы я подходила на негнущихся ногах, замедляясь с каждым шагом. Предчувствие беды усиливалось, внутренне чутье, то самое, что не дало погибнуть полгода назад, прямо-таки вопило об опасности. Вот только выхода у меня не было. Затаиться? Все равно найдут, даже если потребуется перевернуть обитель вверх дном. Сбежать? Ворота уже накрепко заперты, через высокую ограду не перелезть. Наплести небылиц Гвинеде, чтобы отодвинула засовы и выпустила меня? Не поверит и правильно сделает. Да и следуют за мной в нескольких шагах благочестивые сестры, якобы случайно идут по направлению к комнатам матушки. Следят? Или просто любопытствуют? В любом случае ускользнуть не позволят. Лучше не вызывать излишних подозрений, вести себя как обычно. Кем бы ни был ночной гость, вряд ли он приехал в Синие Холмы по мою душу. Посланник Императора прибыл бы не один, а в сопровождении отряда гвардейцев, значит, меня еще не обнаружили. Да и то сказать – кому придет в голову искать беглянку с разоренного юга на далеком севере?
Матушка Беренис сама распахнула дверь на мой робкий стук, не выкрикнула из-за стола по обыкновению повеление заходить. В кабинете ее имелась неслыханная для обители роскошь – камин, большей частью пустой и холодный. Сегодня же в нем весело горело пламя, бросая отблески на лицо сидевшего в неудобном – а удобной мебели здесь попросту не водилось – кресле мужчины. Я украдкой разглядывала незнакомца. Темноволосый, как и все северяне, с резкими, но не грубыми чертами лица. Нос с небольшой горбинкой, высокие скулы. Рост навскидку определить трудно, но скорее всего высокий, судя по длине вытянутых к огню ног. Пальцы, держащие кубок, изящны, но ладонь крепка: рука воина, а не поэта. Дорогой дорожный костюм. Сапоги, что стоят чуть ли не в полгода содержания обители, с крылатой тварью на шпорах. Ничего удивительного, я ожидала увидеть здесь именно его. Еще тогда, на дороге, подумала, что такому человеку в Синих Холмах делать нечего.
– Ирис, – непривычным медовым голосом позвала матушка Беренис, – проходи, дорогая. Вот, господин, это и есть Ирис. Та девушка, о которой вы спрашивали.
Он резко поднялся и оказался не просто высоким – огромным. Или мне так показалось с перепугу? Подошел ко мне, свободной рукой взял за подбородок, приподнял лицо. Глаза… глаза его были не столь часто встречаемого в здешних краях серого цвета, о нет. В них горело синее пламя – и я невольно отшатнулась.
– Откуда ты приехала, Ирис?
Голос человека, привыкшего, что на его вопросы тут же дают ответы. Честные и искренние, без утайки.
– Издалека.
– Откуда именно?
– Из долины Саарханд.
Короткий смешок.
– Неверный ответ, крошка Ирис. Попробуй еще раз.
Пальцы сдавили подбородок чуть крепче, еще не причиняя боли, но уже показывая, что играть незнакомец не намерен. За моей спиной сдавленно охнула матушка Беренис, но вмешаться не решилась.
– Мой дом был в долине, – упрямо повторила я.
Пусть докажет, что я лгу! Белокурой голобоглазой дочерью лесов мне не притвориться, как ни старайся, а вот за жительницу долины Саарханд сойти несложно. Да и легкий акцент, все еще проскальзывающий в моей речи, слегка похож. Саархандцы говорили протяжно, почти как южане. Северная же речь звучит иначе: резко, отрывисто, мне никак не удавалось приноровиться, чтобы сойти за свою, оттого-то во время странствия я предпочитала помалкивать.
– В долине, значит? – незнакомец отпустил мой подбородок, потянул за каштановую прядь. – И о том, что по всей Империи разыскивают южных ведьм с рыжими волосами и свозят их в столицу, ты, должно быть, слышишь впервые? Да, крошка Ирис?
Я попыталась не перемениться в лице. Конечно же, не впервые. Именно этот указ Императора и вынудил меня оставить родные земли, пусть и разоренные войной, но все равно питавшие силой, и бежать. Скрыться здесь, за пределами Империи, в суровом северном краю.
Матушка Беренис что-то сдавленно промычала.
– Император не властен над Севером, – задумчиво говорил незнакомец, пропуская сквозь пальцы мои волосы, будто лаская. – Но он наш союзник, и недавно эрт получил от него письмо с просьбой поймать и выдать Империи любую ведьму с юга, буде случится ей оказаться на нашей земле. Назови мне хоть одну причину отказать ему, крошка Ирис.
– Я… я не знаю. К-какие ведьмы? О чем вы, господин?
Несколько мгновений он молча всматривался мне в лицо, а потом убрал руку и отвернулся. Но не успела я вздохнуть с облегчением, как обледенела от слов:
– Я забираю эту девушку из обители, почтенная матушка. Вели своим сестрам собрать для нас еды. Мы выезжаем завтра с рассветом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
За два с лишним месяца жизни в обители я так и не обзавелась вещами: как пришла с небольшим узелком, так с ним и покидала гостеприимные стены. Матушку Беренис не осуждала: противиться незнакомцу и отстоять меня она все равно бы не смогла. Сомневаюсь, что он назвал свое подлинное имя, но бумага эрта с печатями при нем имелась, так что почтенная настоятельница только молча склонила голову и осенила меня священным полукругом.
– Да будет милостива к тебе богиня, дитя, – едва слышно прошептала она дрожащими губами.
В милости ко мне покровительствующей обители богини я сильно сомневалась. Здесь, под старыми низкими сводами, в полутьме и тиши, моя сила крепко спала. Ее не хватало даже на то, чтобы зажечь крохотный огонек. Да и на просторе, в полях между обителью и Синими Холмами, просыпаться сила не желала, ощущалась слабо-слабо. Здесь, на чужбине, я в полной мере осознала и на себе прочувствовала, что ощущают лишенки, те, кто утратил магию. Словно отняли часть души, опустошили, оставили беспомощной. Вот только пустые сожаления ни к чему не приводят, поэтому я просто запретила себе вспоминать.
К утру на смену охватившему меня в кабинете настоятельницы ужасу пришло спокойствие. Удрать из обители не получится: за дверью кельи маячили две крепкие мужеподобные сестры, занимавшиеся обычно самой тяжелой работой. Стоило мне выглянуть в коридор, как одна из них отлепилась от стены и пробасила:
– Куда?
– По нужде, – солгала я.
– Пойдем.
Стало понятно, что одну меня не оставят. Здесь, во всяком случае, а вот в дороге… Посланник эрта прибыл один, и вряд ли его поджидает поблизости отряд, в противном случае в обители появились бы все воины. Путь до Империи не из близких, и это еще в том случае, если меня сначала не отвезут в замок эрта, чтобы правитель мог лично доставить беглянку союзнику. Даже если воспользоваться переходами, все равно в один день не уложиться. Ехать мы будет вдвоем, останавливаться на отдых и на ночлег придется. А уж там я что-нибудь придумаю.
Позавтракали затемно, еще до утренней молитвы. Я – в пустой трапезной, незнакомец – в гостевых комнатах. Имелись при обители такие, на случай, если придется приютить знатных путников. Вот, пригодились. Маргетта оттащила наверх тяжело груженый поднос с яствами, которые сестры только по большим праздникам и вкушали: матушка Беренис изо всех сил стремилась угодить гостю. Вместо разваренной пшеницы, тертой моркови и куска хлеба ему досталась запеченная перепелка с картофелем, а еще – неслыханная роскошь! – омлет аж из трех яиц с грибами. Маргетта разглядывала все это изобилие жадным взглядом, шумно вздыхала, оглядывалась по сторонам. Ей точно не терпелось утащить хоть кусочек, но страх перед наказанием перевесил.
Узелок с пожитками лежал рядом со мной на грубо сколоченной лавке. Смена белья, теплые чулки, кое-какие мыльные принадлежности, расческа – вот и все. Запасы настойки из ореховой кожуры я тоже прихватила с собой. Бутылек был снабжен этикеткой с надписью «Желудочный эликсир» и вопросов ни у кого из сестер не вызывал.
– Ирис, – робко окликнула меня вернувшаяся с опустевшим подносом Маргетта, – Ирис, он сказал, что ждет тебя во дворе. Выходи. Ой, я так тебе завидую!
Чему завидовать, глупая? Ты думаешь, богатый и знатный господин увезет меня в прекрасную сказочную жизнь? Ошибаешься. Меня ждут подземелья во дворце Императора, пытки и мучительная смерть. Это если я не позабочусь о себе сама и не удеру как можно дальше.
Я ничего не сказала молоденькой глупышке. Молча встала, запахнулась в плащ, натянула рукавицы, подхватила узелок и пошла к выходу.
Незнакомец действительно уже поджидал меня во дворе. Оседланный вороной косился на меня, фыркал. Я скинула рукавицу, протянула к нему ладонь. Пусть сила и спит, но животные все равно должны ее чувствовать. А таиться больше смысла нет.
Крепкая рука перехватила мое запястье, не дала прикоснуться.
– Готова, крошка Ирис? Тогда в путь.
Как же меня злило это обращение! Но выказывать негодование и спорить я права не имела. Нужно молчать, нужно выглядеть покорной и смирившейся со своей участью. Тогда противник расслабится, потеряет бдительность. И очнется, когда будет уже поздно.
Миг – и он уже в седле. Подхватил меня, усадил перед собой. Гвинеда дребезжа ключами распахнула ворота, дрожащей морщинистой рукой, покрытой старческими пятнами, очертила в воздухе полукруг. Губы ее шевелились, но бормотания было не разобрать за стуком копыт. Ни матушка Беренис, ни благочестивые сестры на крыльцо не вышли.
***
Меня неудержимо клонило в сон: сказывалась тревожная ночь, за которую толком не удалось сомкнуть глаз. Тепло тела за спиной успокаивало, навевало обманчивое ощущение надежности, безопасности.
– Куда мы едем? – спросила я, чтобы вынырнуть из подступавшей дремы.
На ответ не рассчитывала, тем неожиданнее оказалось услышать:
– В Равенсдейл.
Равенсдейл – ближайший относительно крупный город, настоящий, а не деревушка Синие Холмы, что городом именуется по недоразумению. Конечно, в Равенсдейле есть переход, а то и не один.
– А оттуда куда? Прямиком в Империю?
Негромкий смешок.
– Ты слишком любопытна, крошка Ирис.
Утренние намерения разом вылетели из головы, должно быть, сказались недосып и усталость, вот разум и умолк временно.
– Да неужели? – прозвучало это язвительно. – Меня собираются отдать на мучительную казнь, а я даже не имею права поинтересоваться, когда она состоится?
Выпалила и тут же прикусила язык. Ирис, Ирис, что ты творишь? Теперь этот тип насторожится и не будет спускать с тебя глаз. Надо было изображать неведение относительно своей дальнейшей судьбы.
Я спиной почувствовала, как он напрягся, закаменел.
– С чего ты взяла, что я везу тебя к Императору?
Все равно уже выдала себя, притворяться дальше нет смысла.
– А разве не так? Бумага с печатью эрта, указ о поимке. Куда еще ты можешь меня везти? Север и Империя – союзники, не так ли?
– Да что ты вообще знаешь о севере, крошка Ирис? – спросил он с неожиданной горечью.
– Знаю! Я с начала осени жила в Синих Холмах и даже в этом захолустье наслушалась и насмотрелась достаточно! И перестань называть меня крошкой!
Голос зазвенел и сорвался. Глаза защипало. Я словно вернулась на полгода назад. Ноздри вновь наполнил запах гари, тяжелый, удушливый, саднящий горло, в ушах зазвенели крики.
– Тихо, крошка Ирис, тихо. Успокойся. Все прошло. И запомни: Синие Холмы – это еще не совсем север. Приграничье. Настоящий север ты еще не видела.
Я глубоко вздохнула морозный воздух, отгоняя воспоминания, тряхнула головой. Как же легко этому северянину удалось вывести меня из себя! Не знаю, почему он так на меня действует, но впредь следует быть осторожнее.
– Как мне к тебе обращаться? – спросила я угрюмо.
Короткий смешок.
– Мне кажется, ты уже избрала вольное обращение, крошка Ирис. Никаких «господин» и «вы».
Пропустив на сей раз раздражавшее словечко мимо ушей, я настойчиво уточнила:
– И все же, как мне тебя называть? У тебя есть имя, не так ли?
Он откровенно веселился.
– Есть, как не быть. Можешь звать меня Сирилом.
– Сирил, – повторила я, перекатывая имя на языке. Красиво.
– У тебя есть еще вопросы? Или дашь отдохнуть от твоей болтовни?
Ну и пожалуйста! Раз моя болтовня ему надоела, то буду молчать. До первого привала мы так и ехали в тишине, и я не сразу сообразила, что тягостные воспоминания отступили и временно перестали меня терзать.
***
За весь день мы всего лишь один раз остановились, чтобы перекусить и немного размять ноги. Пока Сирил занимался вороным, я потихоньку двинулась в сторону придорожного леска.
– Далеко собралась? – окликнул меня северянин.
Да чтоб ему под землю провалиться! Глаза у него на затылке, что ли?
– Мне надо, – изображая смущение и потупив взгляд, пробормотала я.
Он хмыкнул.
– Хорошо. Только сначала…
Рядом он оказался мгновенно. Вот только что стоял в нескольких шагах – и уже крепко сжимает мое запястье. Ладонь кольнуло острыми иглами, под кожей растеклось тепло.
– Не задерживайся, крошка Ирис. Путь предстоит дальний, хорошо бы к вечеру добраться до Кривых Сосен.
С низкого хмурого неба срывались одинокие снежинки. Солнце утром выглянуло ненадолго и опять скрылось за тучами, зато вчерашний ветер за ночь утих и пока что возвращаться не собирался. Это хорошо – не так холодно.
Скрывшись за деревьями, я убедилась, что с дороги меня не увидеть, и принялась пробираться в чащу. Надо бы найти какое-нибудь убежище, где можно скоротать ночь. Возвращаться в Синие Холмы опасно, как и продолжать путь к Равенсдейлу, но можно будет свернуть на одной из развилок и выйти к другому городу. Сирил порыщет по лесу и рано или поздно уедет, тогда я выберусь на дорогу и определю, куда идти. Вот только и север уже перестал казаться мне надежным пристанищем. Ничего, потом решу, куда податься, сейчас главное – сбежать.
Руку дернуло, обожгло болью. Жидкий огонь разлился по венам. Ничего не понимая, я сделала еще шаг, потом второй – и упала на землю, задыхаясь и не в силах поверить в случившееся. Так вот почему Сирил так спокойно отпустил меня и даже приглядывать не стал! Вот что значат уколы и тепло под кожей! Коварный северянин попросту посадил меня на поводок, как пойманную диковинную зверюшку!
Я зажмурилась и сцепила зубы, сосредоточилась, пытаясь найти и оборвать связь. Ни-че-го. Пусто, будто и не было у меня никогда никакой силы. Еще попытка. И еще. И еще. И все безрезультатные.
На дорогу я выбралась не менее чем полчаса спустя, в грязной юбке, с ободранными костяшками пальцев – не придумала ничего умнее, чем в бессильной злобе ползать по промерзшей земле и колотить кулаками по чему придется. Сирил бросил на меня короткий взгляд и отвернулся.
– Если хочешь есть, возьми пирогов, там еще остались.
Вот и все. Ни слова ни по поводу моего долгого отсутствия, ни по поводу странного вида. А ведь знает, точно знает, что пленница пыталась сбежать. Неужели не собирается обсудить неудачную попытку? Пригрозить? Поглумиться и позубоскалить?
Не собирался. Дождался, пока я поем, взлетел в седло и протянул мне руку.
– Давай, крошка Ирис. Не задерживаемся. Если повезет, попадем в деревню до заката.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СИРИЛ
К чему он точно не был готов, так это к тому, что она окажется такой. Совсем девчонкой, лет восемнадцати-девятнадцати, не старше.
С забавно вздернутым коротким носиком, огромными серыми глазами, прозрачной белой кожей и непокорными волосами. Мягкими и шелковистыми – он не смог противиться искушению и все-таки потрогал, хотя и знал, что должен держать руки подальше от ведьмы. Не удержался, поддался соблазну, пропустил сквозь пальцы, вдохнул тонкий аромат луговых трав, медовый, летний, такой неожиданный в начале суровой северной зимы. И почувствовал головокружение, с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться, не оттолкнуть ее, не накричать. Опасна. Она слишком опасна, и сама еще в силу юности толком этого не понимает. Не осознает, как действует на мужчин, иначе вела бы себя совсем по-другому. Не дерзила, а попыталась соблазнить. Заманивала бы, завлекала в сети. Но ведьме мысли о том, чтобы воздействовать на него через постель, по-видимому, в голову не приходили.
Сирил и сам не смог бы сказать, раздражает его это или же, напротив, забавляет. Маленькая ведьма могла свести с ума кого угодно. И-рис. И-рис. Имя чистое, звонкое, невесомое, как легкое дуновение весеннего ветерка. Очень ей подходит. Она и сама – как хрупкий цветок, что завянет от морозного дыхания, если не согреть, не уберечь.
Ненужные мысли. Опасные. Долг куда важнее мимолетных желаний, это Сирил усвоил накрепко. Нельзя видеть в ведьме беззащитную девушку. Прежде всего она враг Императора, за ее голову назначена баснословная награда. Вот об этом и следует помнить, не отвлекаясь на белизну нежной кожи, на шелковистую гладкость волос, на чарующий медовый аромат.
Конечно, она попыталась сбежать. Так предсказуемо, на первой же стоянке. Прочная нить связующего заклятия дернулась и натянулась, причиняя беглянке боль. Пока что не слишком острую: он хотел предупредить, а не наказать. Интересно, а если бы ее сила пробудилась, пожалела бы она его? Сирил был уверен, что нет…
***
Зимой на севере темнеет рано, переход от серого дня к чернильным сумеркам стремителен. На смену бледному солнцу высыпали на небо звезды, крупные и близкие, много ближе, чем южные. В окошках домов на единственной улице Кривых Сосен зажглись огоньки.
Я ожидала, что мы попросимся к кому-нибудь на постой, но деревушка меня удивила. Здесь имелся самый что ни есть настоящий постоялый двор: двухэтажное несколько кривобокое строение с кое-как приколоченной вывеской. На ней чья-то не слишком умела рука вывела: «Золотой петух», причем вторая «о» подозрительно смахивала на «а».
– Здесь неподалеку проходит тракт, – пояснил Сирил. – Сейчас им пользуются не слишком часто, так что местность уже оживленной не назовешь, но еще лет двадцать назад дела у хозяина шли преотлично.
В трактире царило запустение. О былом величии напоминала огромная трапезная, сейчас почти пустая и скудно освещаемая. Паутина давно затянула и люстру под потолком, и темные углы. За одним из длинных столов сидела небольшая компания: четверо крепких мужчин средних лет в скромной одежде. По тому любопытству, с которым они уставились на нас, можно было предположить, что они из местных жителей. Хозяин, всклокоченный мужичонка с длинной полуседой бородой, приблизился неспешно. Левую ногу он при ходьбе слегка приволакивал.
– Любезный, принеси-ка чего-нибудь горячего на ужин, – распорядился Сирил. – И пусть нам с женой приготовят комнату для ночлега, да белье вели постелить свежее и непременно сухое.
Он крутанул в пальцах золотой, а я задохнулась от возмущения. Нам с женой? Комнату? Одну? Да что он себе позволяет!
Хозяин угодливо поклонился, обнажил в улыбке щербатые желтые зубы.
– Жаркое из кролика, – доложил он. – Отменное жаркое, господин. И, быть может, сливового вина?
Сирил кивнул и щелчком отправил монету. Вертясь на ребре, золотой пересек стол и скрылся бесследно в рукаве трактирщика.
В жарком из кролика овощей оказалось куда больше, нежели мяса, но меня такое блюдо вполне устроило. Главное, что сытно, вкусно, да и на размер порции не пожалуешься. Сирил тоже недовольства не выказывал, быстро опустошая свою миску. Расправившись с ужином, он молча поднялся и протянул мне руку. Вертлявая тощая девица, назвавшаяся внучкой трактирщика, поднялась перед нами по лестнице и прошла по темному коридору, вихляя бедрами. В руке ее тускло чадила свеча.
– Вот, господа, самая лучшая комната, – сообщила она и распахнула дверь. – Прошу.
Самая лучшая комната по комфорту не слишком отличалась от кельи в обители. Узкая, тесная, сырая и холодная.
– Я вам горячий кирпич в кровать сунула, – доложила внучка хозяина и получила в награду пару медяков.
Упомянутая кровать вовсе не походила на королевское ложе, где можно разместить чуть ли не десяток спящих. Более того, на ней и вдвоем-то не слишком понятно, как спать, чтобы не прикоснуться друг к другу. Легендарным возлюбленным, давшим клятву целомудрия, попросту некуда было бы положить разделявший их тела острый меч.
Едва девица скрылась за дверью, оставив нам свечу, я повернулась к Сирилу и посмотрела ему в лицо, молча вздернув бровь. Напрасно: на северянина такие штуки не действовали, объясняться он не пожелал.
– Пожалуй, лучше спать в одежде, несмотря на любезность милой девушки. Вряд ли один-единственный кирпич и тонкое одеяло спасут нас от холода. Хотя… я могу согреть тебя иначе, крошка Ирис.
– Обойдусь, – проворчала я и отвернулась. – Не думаешь же ты, что мы станем спать в одной постели.
– Да-а-а? – деланно удивился он. – А разве есть еще варианты?
– Уступить кровать даме? Благородный тарн из южных земель поступил бы именно так.
– Возможно, крошка Ирис, возможно. Вот только есть две небольшие загвоздки. Во-первых, я не тарн, а во-вторых, мы вовсе не на юге, как ты, полагаю, уже успела заметить.
Да он просто издевался!
– Зачем было говорить, что мы муж и жена? Или на две комнаты денег не хватило?
– Взять две комнаты и провести всю ночь, отбиваясь от пожелавших навестить одинокую девицу мужланов? Или ты не заметила, как смотрели на тебя внизу выпивохи?
Конечно, не заметила, мне до них вообще не было никакого дела. Мазнула взглядом при входе и все. Но северянин прав: в бедной поношенной одежде за благородную госпожу меня не примут. Скорее всего, и трактирщик, и его внучка, и крестьяне поняли, что никакая я не жена Сирилу, а решили… решили…
– Они подумали, что я твоя девка! – прошипела я, резко поворачиваясь. – Что грею твою постель в дороге!
Он только ухмыльнулся, вызвав во мне очередной приступ раздражения.
– Какая разница, что они подумали? Или тебя волнует их мнение, крошка Ирис? Так спустись и скажи, что они ошиблись.
Гад! Какой гад! Я прикусила губу от досады. Ведь знает же прекрасно, что ничего подобного я не сделаю, и смеется надо мной.
– Перестань называть меня крошкой!
Он сделал шаг ко мне и оказался близко-близко, отчего меня так и обдало непонятным жаром. Только что комната казалась холоднее склепа, а теперь вдруг захотелось сбросить распахнутый тулуп. Сирил потянул за тонкую прядку, щекотавшую мне шею.
– Ты боишься, крошка Ирис? Не надо, я всегда смогу отбиться от не в меру приставучей девицы.
До меня не сразу дошел смысл его слов. Когда же я осознала, на что он намекал, то от ярости потемнело в глазах.
– Ты слишком высокого мнения о себе, северянин! Я бы прошла мимо тебя, не заметив, даже будь ты последним мужчиной на свете!
Он медленно опустил руку.
– Вот и хорошо, крошка. Давай ложиться спать. Надо выехать с рассветом, чтобы до вечера попасть в Равенсдейл.
***
СИРИЛ
Он знал, что не имеет права поддаваться эмоциям. Что должен держать разум ясным, а голову – холодной. Что ни в коем случае не должен прикасаться к ней, поддаваться ее чарам. Вот только получилось все совсем иначе, нежели он планировал.
Пьянчуги в трактире вывели его из себя. Они не осмелились бы заговорить со спутницей благородного господина, но их взгляды, сальные, жадные, выдавали чувства и мысли. И Сирила взъярило то, что он увидел. Пламя внутри заревело, требуя выхода, желая сжечь, испепелить, развеять по ветру. Он успокаивал себя, уверял, что мужланы не заслужили столь суровой кары, но овладеть своей сущностью получалось плохо. «Не сметь! – ревело яростно внутри. – Р-р-разорву!» И эти внезапные чувства пугали. Он слишком привык во всем себя контролировать. Новизна ощущений сбивала с толку, сшибала с ног, оставляла растерянным, не знающим, что делать и как поступить. Сирил попытался спрятаться под привычной броней ядовитого сарказма, но с ужасом осознал, что получается плохо. Ведьма действовала на него не так, как женщины, знакомые прежде, женщины, с которыми он делил ложе и которых тут же выбрасывал из мыслей. Нежный медовый запах щекотал ноздри, манил, дразнил, не отпускал. А девчонка еще и пробовала язвить – глупая! Не знала, что играет даже не с огнем – с пламенем, неуправляемым, жадным, всепоглощающим, пламенем, что не пощадит ни ее, ни самого Сирила.
Ее намеки на то, что его поведение далеко от обходительности южных тарнов, смешили. Северяне вообще считали южан излишне изнеженными и манерными, собственно, Император с легкостью доказал безошибочность этого суждения. Ирис ошиблась и еще в одном: эрт севера вовсе не радовался союзу с Империей, у него попросту не было иного выхода. И теперь, когда Сирил случайно обнаружил ту, которую Император искал с одержимостью безумца, он собирался воспользоваться своим шансом. Непременно выяснит, зачем ведьма понадобилась могущественному властелину и что смогут выиграть для себя северяне, заполучив ее.
Ирис еще немного поворчала и все-таки улеглась в постель, придвинулась вплотную к стене, вжалась в нее. Сирил ухмыльнулся и скользнул под одеяло, устраиваясь поудобнее. То, что спать рядом, оказалось далеко не самой лучшей идеей, он осознал не сразу. Понял, когда бархатная темнота за окном посерела, а ему так и не удалось задремать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Пожалуй, все-таки неплохая идея пришла северянину в голову. В промозглой комнатушке под тонким одеялом согреться в одиночку не получилось бы, а вот тепло лежащего рядом Сирила успокаивало, убаюкивало. За прошедший день я сильно устала, поэтому провалилась в сон почти мгновенно. И не сразу проснулась от непривычных ощущений, постыдных, но приятных. Не сразу поняла, что лежу уже лицом не к стене, а к северянину, и что его рука поглаживает и сжимает мою грудь. И от этого по всему телу разливается непривычный жар и истома.
Спросонья даже не получилось возмутиться. Странные чувства овладели мной, и я слегка прогнулась в спине, прижимаясь к Сирилу покрепче. Он чуть усилил нажим, и я ахнула и распахнула глаза.
– Что… да что ты себе позволяешь?
– М-м-м, – сонно пробормотал он, – лежи тихо.
Тихо? Вот теперь я взвилась.
– Немедленно перестань!
Уперлась в него руками и изо всех сил оттолкнула. Жаль, что не получилось сбросить с кровати. Он сел и заморгал недоуменно.
– Ирис? Ты?
– Как видишь.
За окном уже занимался рассвет, и даже неверного света хватило, чтобы рассмотреть выражение лица Сирила. Непонимание, удивление и, пожалуй, неловкость.
– Мне приснилось…
– Избавь меня от описания своих фантазий, – прошипела я, сама толком не понимая, на кого злюсь сильнее, на него или на себя. – И запомни, что я – не одна из тех доступных девиц, с которыми ты, должно быть, привык иметь дело. Не смей больше так ко мне прикасаться!
Между ног все еще сладко ныло, и это вызывало досаду. Вот уж чего мне точно не хватало, так это воспылать к северянину чувствами! Пусть своего опыта у меня толком и не было, но, по рассказам подруг, у них все начиналось именно так: сначала просто приятно, что мужчина к тебе прикасается, а потом сама не замечаешь, как теряешь голову. Спасибо, обойдемся.
Сирил сунул ноги в сапоги, резко поднялся, отряхнулся одежду. Угрюмо бросил:
– Велю, чтобы тебе принесли воды. Умоешься и спускайся завтракать, не будем затягивать с отъездом.
И вышел, даже не обернувшись.
***
Завтракали в молчании, каждый глядя в свою тарелку. Я не знала, как после столь странного пробуждения смотреть Сирилу в лицо, и была даже благодарна ему за то, что он не заговаривает со мной. Трактирщик лично вывел во двор вороного, удостоился еще одной монетки и попятился, кланяясь. Его внучка сунула мне на прощание сверток, от которого аппетитно пахло свежеиспеченным тестом: не сомневаюсь, что и за это угощение заплатил северянин. О побеге я после вчерашнего больше не задумывалась, во всяком случае, пока мы находимся в пути. Пройдем переход, тогда Сирилу придется снять с меня поводок.
Вот только дорога до Равенсдейла оказалась не такой простой, как мне думалось.
Это случилось ближе к вечеру, когда до города оставалось совсем немного. Поперек лесной тропы лежал толстый ствол. Не то дерево свалила буря, не то – что более вероятно – оно упало под ударами топоров.
– Держись! – велел мне Сирил, покрепче обхватил меня и пришпорил коня.
Вороной прянул вперед, подлетел к препятствию и перемахнул его так легко, словно и не заметил. Вслед нам полетели проклятия, а за ними – и стрелы. И вот тут-то я разинула рот от изумления, увидев, как они сначала зависают в воздухе, а затем вспыхивают и опадают пеплом, развеиваются, не долетая до земли.
Выкрики позади смолкли. Должно быть, нападавших увиденное озадачило еще сильнее, нежели меня. Вороной летел, не замедляясь, и вскоре миновал лес, увезя нас от опасности.
– И что это было? – спросила я, когда дар речи вернулся ко мне.
– Надо полагать, разбойники, – невозмутимо ответил Сирил.
Разбойники? Так близко от города? Ладно, в это еще можно поверить, вот только это не объясняло того, что случилось со стрелами.
– Колдовство, которым ты воспользовался. Я никогда о таком не слышала. Где ты этому научился?
Вопрос не праздный. Император вот уже не первый десяток лет собирал под своим крылом сильных магов из разных краев, привечал их, жаловал землями и титулами. Тех, кто не желал идти к нему на службу добровольно, заставляли силой либо же попросту уничтожали. Но северяне – союзники Империи, значит, должны были выдать ему своих магов или хотя бы поделиться секретами. И если ищейки обучатся таким огненным трюкам, то оставшимся в живых южанам придется туго.
Сирил ответил не сразу. Долго молчал, а потом мрачно бросил:
– Север не делится своими тайнами с чужаками, крошка Ирис.
– Не называй меня крошкой, – уже привычно буркнула я.
Он только хмыкнул.
***
В Равенсдейле нам пришлось задержаться. Для начала Сирил направился к градоправителю. Цель своего визита от меня он не скрывал: собирался потолковать о напавших на нас разбойниках. Быть может, что и не только о них, но о том уже распространяться не стал. Поводок снял, но радости в том для меня никакой не было, поскольку северянин велел стражникам присматривать за мной. Явно маявшиеся от безделья стражи восприняли задание как долгожданное развлечение: внимательно рассматривали меня в три пары глаз и не стеснялись отпускать сальные шуточки.
– Как думаешь, зачем столь знатный господин таскает с собой нищую девку?
– А сам-то как полагаешь?
– Да я-то знаю!
– Уверен?
– Ха-ха!
Один из них, самый молодой на вид, с жидкой бороденкой, не способной скрыть безвольный округлый подбородок, наклонился ко мне.
– Что-то скуп твой хозяин. Плохо его ублажаешь? Неумелая? Или просто ленивая?
Я молчала, лишь покрепче стискивала кулаки и зубы, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего. Кто знает, насколько велика влиятельность Сирила. То, что он знатный господин, сомнений не вызывает, но вдруг его слова не хватит, чтобы помешать казнить меня за оскорбление стражей, если в Равенсдейле есть соответствующий закон?
– А хочешь заработать монетку? – с гоготом спросил стражник постарше. – Не беспокойся, мы быстро, твой хозяин и не узнает.
– Две монетки, – тут же подхватил затею его товарищ.
– Три! Да ты не ломайся, тебе понравится, сама попросишь еще.
Я отвернулась к стене. Цепкие пальцы тут же ухватили меня за подбородок, разворачивая обратно. Пахнуло жареным луком, несвежим потом, кислыми дешевыми духами – от эдакой смеси «ароматов» меня замутило, к горлу подкатила тошнота.
– Ты чего это отворачиваешься?
– Никак брезгует, братцы?
– Точно, погляди-ка, рвань, а корчит из себя чуть ли не эртову невесту.
Они подошли вплотную, обступили меня, скалили зубы, обдавали зловонным дыханием, трогали волосы, одежду. Я молча вырывалась, изворачивалась.
– Сдается мне, братцы, деньги ей не нужны, – глубокомысленно заметил старший. – Правильно говорю, девка?
Я поспешно кивнула. Неужели отстанут?
Не тут-то было. Стражник заржал и ухватил меня за отворот плаща.
– А раз не нужны, то задаром ноги раздвинешь.
Мне стало страшно, так страшно, как не было ни в обители, когда Сирил объявил, что забирает меня с собой, ни в лесу, когда на нас напали разбойники.
– Господин, – голос дрожал, из горла вырывался неуверенный сип, – господин накажет вас, если тронете меня.
Младший отступил на шаг.
– Может, и правда? Ну ее, братцы. Не стоит того.
Не успела я обрадоваться, как оставшиеся двое одновременно рванули за полы плаща.
– Не дрейфь, – посоветовал оробевшему товарищу старший из стражей. – Сам видишь: тощая оборванка. Хозяин о ней не заботится, иначе одежонку получше бы прикупил да откормил бы. Подобрал, небось, где, чтобы в дороге постель грела, а после пнет под зад – и прощай навек.
И с этими словами повалил меня на пол, наваливаясь сверху. Я задергалась, забилась, жалобно заскулила. Проклятая сила не желала пробуждаться. Ох, с каким удовольствием я бы сейчас сожгла всю ратушу со стражами и с градоначальником! Вот только, увы, не могла.
– Я в этом не участвую! – поспешно выкрикнул молодой стражник и отступил к стене.
– Струсил? – презрительно поддел его старший, замерев на миг.
Я воспользовалась заминкой и ударила его лбом в подбородок. Вернее, попыталась ударить: негодяй с легкостью отклонился.
– Ах ты, дрянь! Эй, Джерми, подержи ее! Сейчас мы научим тебя почтению, шлюшка!
– Да ну ее, Дирк, – с сомнением протянул Джерми. – Бешеная какая, вон, глазищами так и сверкает. Да и тип этот, который за ней присматривать велел… Мало ли, кто он такой? Еще неприятностей не оберешься.
Дирк оскалился.
– Что, перетрухали? Ну и ладно, тогда просто не мешайте, – прохрипел он и принялся задирать мою юбку.
Он крепко прижимался ко мне, и я чувствовала его возбуждение. Забилась еще сильнее, попыталась крикнуть, но от страха парализовало горло и из него вырвался только жалкий писк.
– Сейчас, – бормотал Дирк, сжав крепкой лапищей мои запястья и возясь свободной рукой со штанами, – сейчас я тебе покажу, дрянь…
Его отшвырнуло от меня неведомой силой и впечатало в стену. Всхлипнув, я приподнялась и принялась оправлять одежду, готовая зарыдать от облегчения. В дверном проеме стоял Сирил, и в глазах его горело синее пламя. Дирк завыл, сполз на пол, скорчился, хватаясь за пах. Джерми и молодой стражник, чье имя так и осталось для меня неизвестным, побледнели и разом повалились на колени.
– Господин! Не губите! Мы ничего ей не сделали!
Да, только в сторонке постояли, не мешая старшему товарищу. Ну, еще гадостей наговорили, но это же не в счет! Сирил на их причитания внимания не обратил. Он шагнул ко мне, наклонился, встревожено заглянул в лицо.
– Цела?
Я кивнула. Слезы все-таки потекли по щекам, капали в разорванный ворот на шею.
– Да, он… он не успел…
Дирк продолжал выть на одной тоскливой ноте, его собратья по оружию шустро попятились к двери, не вставая с коленей.
– Куда? – грозно рявкнул Сирил. – Стоять!
Оба замерли окаменевшими изваяниями, вытаращили глаза.
– Р-р-развели гадюшник, – прорычал северянин, поднимая меня на ноги.
Он поднес ладонь к губам, дунул, и золотистый вихрь сорвался с его руки, вылетел в дверной проем.
– Непременно разберусь с тем, что здесь творится, только чуть позже, – зловеще пообещал Сирил и обнял меня за талию. – Идти можешь?
От его руки шло надежное тепло. Я кивнула, глотая слезы.
– М-могу.
– Вот и отлично. Пойдем. Этим все равно не до нас.
И правда, Дирк катался по полу и уже не завывал, а тихо поскуливал, его товарищи так и стояли на коленях с мертвенно-белыми лицами.
– А… что с ними?
– Этот, – Сирил небрежно махнул в сторону Дирка, – может навсегда позабыть о женщинах. А эти двое простоят так два дня, потом отомрут. Надеюсь, хоть чему-то научатся. Градоправителю же временно не до них. Выбрось их из головы, крошка Ирис, ты никогда больше с ними не встретишься.
И он подхватил меня на руки и понес к выходу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда мы вышли из ратуши, Равенсдейл уже окутала тьма. Мягко светились окна домов, горели фонари на площади, уводили от центра освещенные дорожки улиц. Вороной дожидался на коновязи, нетерпеливо пофыркивал, переминался с ноги на ногу. Сирил закинул меня в седло, взял коня под уздцы.
– Здесь недалеко, – сообщил он. – Сидеть можешь?
– Могу. Со мной ничего не успели сделать, только напугали.
Мой спутник только мотнул головой и неспешно повел вороного от ратуши. Я же смотрела невидящим взглядом, погрузившись в размышления. Кто он такой, Сирил? То, что явно не простой наемник, понятно было сразу. Вот только мне никогда не то, что видеть, а даже слышать не приходилось ни о чем, подобном его колдовству. Я и сама могла некогда погрузить человека в транс, но продлилось бы это состояние не более часа, а Сирилу удалось парализовать сразу двоих и надолго. О том, что за заклятие слетело с его ладони и пошло гулять по ратуше, даже гадать бессмысленно, все равно не узнаю. Так кто же он, чтоб его все огненные демоны побрали?
Приземистое одноэтажное строение перехода уже было закрыто, но моего спутника засов на двери не остановил. Сирил обошел здание, подошел к выходящему на задний двор небольшому темному окошку и настойчиво постучал.
– Кому не спится? Проваливайте! – донесся до нас сиплый голос изнутри. – Заперто! Приходите утром!
– Именем эрта! – громыхнул Сирил.
В оконце вспыхнул свет, а вскоре распахнулась неприметная дверца, выпуская наружу всклокоченного старика-наблюдателя в ночном колпаке.
– Такими вещами не шутят! – гаркнул он.
– А кто здесь шутит? – возмутился Сирил. – Гляди!
Сдернул перчатку и сунул руку под нос старику.
Тот отшатнулся и уставился изумленно на перстень, которого – я готова была поклясться! – еще утром на руке моего спутника не было. Наблюдатель поспешно осенил себя полукругом.
– Ох, помилуй всеблагая! Сейчас, господин, один момент!
И он поспешно скрылся в дверном проеме, чтобы вскоре выскочить, потрясая связкой ключей. Колпак с головы он сдернуть позабыл – так торопился.
– Сюда, сюда, господин, прошу. С лошадкой, стало быть, перемещаться хотите?
– Именно, – кратко бросил Сирил.
Вороной презрительно фыркнул на «лошадку», и мне стало смешно, несмотря на не слишком-то радостную ситуацию. Переход значительно приблизит нашу встречу с Императором, а повидаться с ним я никак не спешила.
– Куда переход открывать будем?
Пальцы старика подрагивали, пока он искал на связке ключ и отпирал замок.
– В Снаргард.
Наблюдатель присвистнул, а я обрадовалась. Снаргард – столица северного края, стало быть, Сирил решил доставить меня сначала эрту. Вряд ли правитель станет тянуть с передачей трофея Императору, но все равно отсрочка, пусть и на несколько дней.
– Прошу, господин.
Сирил снял меня с вороного и повел внутрь строения. Неказистое снаружи, оно обманывало ожидания посетителей. Стоило сделать лишь шаг за порог, как вспыхнули цепочки огоньков по стенам, зазмеились яркие синие линии на сером каменном полу. Здание перехода навевало мысли о подземелье: никаких окон, темные стены, пляшущие неверные тени.
– Сюда, господин. Станьте в центр вот этой звезды, все вместе, да. Зажмурьтесь. И лошадке это… глаза завяжите, да.
Белое пламя ослепило даже сквозь тесно сомкнутые веки. В ушах зашумело, дыхание перехватило, грудь стиснуло. Рот раскрылся в беззвучном крике, и тут все закончилось. Я с наслаждением втянула морозный воздух и распахнула слезящиеся глаза. Поморгала, привыкая к полумраку. Мы стояли в каменном кольце на вершине невысокого холма. Слева простирался припорошенный снегом луг, справа смыкал темные стены лес. А далеко впереди виднелись городские стены.
– Снаргард, – пояснил Сирил. – В столицу нет прямого перехода, войти можно лишь через городские врата.
Удивительное дело: Снаргард находился намного севернее Равенсдейла, но здесь еще окончательно не стемнело, хотя сумерки уже и сгущались, а на небе высыпали первые звезды.
– Мы успеем дотемна?
Ночевать под городскими стенами не хотелось. Но Сирил удивил меня, рассмеявшись и ответив:
– Какая разница, успеем или нет? Нам откроют в любом случае.
Он изменился. Что именно в нем переменилось, я не смогла бы ответить, но все же скорее не видела, а чувствовала: что-то с ним не так. Рядом со мной стоял уже не тот человек, которого я увидела в кабинете матушки Беренис.
Сирил запрыгнул в седло, поднял меня. Вороной радостно заржал, и всадник потрепал его за ушами.
– Скоро будешь дома.
С холма спускались неспешно. Узкая тропа вилась среди покрытой инеем пожухлой травы. Погода стояла ясная, безветренная, так что огромная темная тень, закрывшая на мгновение узкий полумесяц, удивила меня. Я подняла взгляд и застыла в испуге: по небу стремительно неслась огромная крылатая тварь. Направлялось чудище к Снаргарду.
– Ч-ч-что эт-то? – еле выговорила я, стуча от страха зубами.
К моему огромному недоумению, ни вороной, ни его всадник не восприняли появление чудовища как нечто необычное. Конь спокойно спускался по тропе, словно не чуял опасности, а Сирил задрал голову и удовлетворенно хмыкнул.
– Возвращается.
– Кто? – заорала я.
Вороной раздраженно дернул ушами.
– Тише, крошка Ирис.
На сей раз я оставила надоевшее обращение без внимания.
– Кто возвращается? Что это за зверюга? Немедленно отвечай!
Сирил рассмеялся.
– О, крошка Ирис показывает зубки и принимается командовать?
В досаде я стукнула его по плечу.
– Ты собираешься мне что-то объяснять или нет?
– Зачем? – с деланным недоумением ответил он. – Ты и сама скоро все увидишь.
Я едва не взвыла от злости. Хорошо одно: раз Сирил так спокойно воспринял появление неведомой тварюги, стало быть, опасность от нее нам не грозит. Чудовище между тем подлетело к Снаргарду, покружилось над ним. Паники на городских стенах я не заметила, а ведь с такого расстояния непременно хоть что-нибудь да углядела бы. Значит, и обитатели северной столицы монстра не боятся, можно успокоиться. Хорошо.
***
Вопреки моим опасениям, ворота Снаргарда были распахнуты настежь. Что изумляло – никаких караульных поблизости не наблюдалось. Неужели северяне столь беспечны? Въезд в город охраняли лишь каменные монстры с оскаленными клыкастыми мордами, сложенными на спине крыльями и шипастыми хвостами. Они сидели на мощных задних лапах, словно готовые в любой момент сорваться с места. Но ведь рассчитывать на то, что неприятели испугаются каменных страшилищ, глупо, не так ли? Уверенность моя пошатнулась, когда вороной приблизился к истуканам. В мертвых глазах чудовищ внезапно вспыхнуло синее пламя, носы с шумом втянули воздух. Ужасающие статуи пришли в движение, и я невольно взвизгнула. Но охранники Снаргарда молча пригнули головы, пропуская нас.
– Город защищен сильнее, нежели может показаться стороннему наблюдателю, – пояснил Сирил, несомненно заметивший и мое недоумение, и мой страх.
– А тот, крылатый, он тоже из защитников? – во мне проснулось любопытство.
– Можно сказать и так.
Ну вот что за человек? Неужели нельзя все толком объяснить?
Копыта звонко стучали по мощеной булыжником дороге. Несомненно, северная столица была городом богатым: даже на окраине я не заметила ни одного деревянного дома, не говоря уже о глинобитной хижине. Только каменные постройки, надежные, добротные, крытые разноцветными крышами. Улицы на удивление широкие и – вот уж странность! – чистые. В том же Равенсдейле нет-нет да и тянуло вонью нечистот из сточных канав, но в Снаргадре ничего подобного нос мой не учуял. Запахи морозной свежести, сдобы, пряностей, ароматы новомодного напитка кофе и духов в богатых кварталах, благовония возле храмов. Пожалуй, жить здесь было бы неплохо.
«Размечталась! – зло одернула я себя. – Для тебя, дорогая, Снаргард – клетка, из которой нужно как можно скорее выбраться».
Сирил свернул в проулок, проехал немного и остановил вороного у двухэтажного дома под зеленой кровлей. Странное дело: пока он не спрыгнул с коня, это здание я попросту не замечала. Оно словно проступило между двумя соседними домами, когда мой спутник направился к крыльцу, ведя коня в поводу.
– Здесь мы сможем переночевать.
Еще одна краткая передышка. Должно быть, хочет привести себя в порядок, прежде чем предстать перед своим эртом. Вымыться как следует, сбрить выступившую на щеках темную щетину, сменить пропыленный дорожный костюм на придворный наряд.
В окнах не горели огни, но дверь беззвучно распахнулась, стоило Сирили лишь прикоснуться к кольцу на медной пластине. Чудное кольцо то было: изображало свернувшуюся крылатую змею. Пробегали по нему золотистые искорки, и казалась змея живой, только крепко спящей. Я даже испугалась, что разбудит ее прикосновение и вопьется она острыми клыками в пальцы потревожившего ее покой. Но нет, обошлось все благополучно.
Из темного нутра дома пахнуло теплом, ароматом тушеного мяса, свежеиспеченного хлеба. Зажегся внутри свет, бросая тонкую полоску на крыльцо.
– Ступай внутрь, – велел мне Сирил. – Я скоро приду.
И спустился с крыльца к переминавшемуся нетерпеливо с ноги на ногу вороному. Я не без опаски шагнула в дом, и дверь сама собой захлопнулась за моей спиной. Поддавшись наитию, я повернулась, рванула скобу – безрезультатно. Дом запер меня внутри, наводя мысли о захлопнувшейся мышеловке.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СИРИЛ
Глупая задержка. Пустая. Ненужная. Из-за нее он злился на себя, но поделать ничего не мог. Следовало сразу же ехать во дворец, без промедления. В Равенсдейле творилось нечто непонятное, настораживающее. Оставить без внимания странные события он не мог, но все равно решил остановиться на ночь в давно пустовавшем доме. Тайное убежище, о котором не известно никому. Вернее, почти никому.
И все из-за нее. Из-за ведьмы. Ирис. И-рис. Имя легко перекатывалось на языке, звенело в воздухе, наполняло ноздри ароматом медовых трав. И-и-и-рис.
Он зажмурился, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Верный Ураган ткнул носом его в плечо, и Сирил погладил бархатистую морду коня.
– Завтра, – пообещал он другу. – Завтра уже вернешься в родные конюшни.
Сегодня расстаться с Ирис было выше его сил. Пусть еще всего одна ночь, проведенная наедине, после которой – он знал это точно – их дороги разойдутся. Какое бы решение ни приняли относительно ведьмы, в его судьбе ей точно не место. Спрятать бы, укрыть от всех, никому не говорить о том, что нашел ее! Шальная мысль промелькнула и тут же исчезла, вызвав лишь горькую улыбку. Он – верный сын своего народа и не может, не имеет права поставить личные интересы выше интересов Снаргарда. А ведьму ищет Император, стало быть, ее поимка обернется благом для севера. Вот только видит всезнающее Сердце, не может он отпустить ее, оторвать от себя. Два дня, два коротких зимних дня и одна долгая холодная ночь совершили невозможное, накрепко привязав его к южанке.
И-и-и-рис. Крошка Ирис. Как забавно она злится, раздувает изящные ноздри, поджимает пухлые алые губы! Сирил и сам не мог бы сказать, отчего ему так нравится поддразнивать ее.
Крошка Ирис. У них осталась еще одна ночь. Всего лишь одна ночь.
Целая ночь вдвоем.
***
Странный это был дом, необычный, не похожий ни на один из виданных мною прежде, а перевидала я немало, от роскошных дворцов и до убогих хижин. Первым делом мне невесть отчего захотелось не только скинуть башмаки, но и стянуть колючие шерстяные чулки, ступать по темным гладким доскам пола босыми ногами. Подивившись желанию, я, тем не менее, противиться ему не стала и вскоре заметила, что от старого дерева идет тепло, согревавшее все тело. Ни души не обнаружилось в доме, однако же булькал котелок в очаге, разливая по кухне умопомрачительный запах мясной похлебки, от которого рот мой тут же наполнился голодной слюной. На простом светлом столе выстроились миски с соленьями, тут же нашлась и накрытая вышитой салфеткой корзинка с пышными ломтями хлеба. Обнаружились и сыр, и масло, и краснобокие кисло-сладкие яблоки. Некто неведомый приготовил нам настоящее пиршество!
– Эй! – позвала я, глядя по сторонам. – Эй, есть здесь кто-нибудь?
Тишина.
Может, прислуга где-то на втором этаже, не слышит меня, вот и не отзывается? Я поднялась по лестнице с резными перилами, толкнула одну дверь, другую – и обомлела. Кто-то подготовился к приезду не то гостя, не то хозяина. В отделанной редким розовым мрамором небольшой комнате исходила паром огромная мраморная же чаша-купель. В спальне уже была расстелена кровать, на которой свободно разместилось бы человек пять, да еще и место бы осталось. Горели на стенах кованые светильники, все так же приятно грел босые ноги деревянный пол. И никого из людей не видать.
Хлопнула дверь.
– Ирис? – донеслось снизу. – Ирис, куда ты запропастилась?
А вот и Сирил, управился, значит, с конем. Мысль о том, что мы с ним сейчас одни в этом странном доме, отчего-то пугала меня, внушала незнакомый трепет.
– Ирис, ты где?
Сейчас он поднимется, войдет в спальню, увидит меня и эту кровать, зовущую опуститься на перины. Ой! Я прижала ладони к запылавшим щекам и опрометью бросилась вон из спальни.
– Я здесь! Сейчас спущусь!
***
Странные мысли, постыдные, смущающие, один раз попав в голову, они никак не покидали меня. Воскрешали в памяти Кривые Сосны, захудалый трактир, пробуждение в тесной комнатенке на узкой койке. Я гнала их от себя, но не преуспела. Каждый взгляд украдкой на Сирила вызывал все новые и новые воспоминания. О его руках, о прикосновениях жадных и настойчивых, от которых все тело бросало в жаркую истому, а низ живота наливался непривычной тяжестью. Самой себе страшилась я признаться в том, что ощущения эти, новые и необычные, понравились мне. Сидела, сгорбившись, за столом, быстро ела разлитую Сирилом по мискам вкуснейшую похлебку и старалась не думать о том, что нам предстоит еще одна ночь наедине.
От сытости потянуло в сон. Глаза слипались, движения замедлились. Ложка выпала из ослабшей руки, упала на стол с глухим стуком, прогнав оцепившую меня дремоту.
– Ступай в купальню, – велел Сирил. – Можешь помыться первой, я пока здесь все приведу в порядок.
Я послушно выскользнула из-за стола, поднялась на второй этаж. Удивительное дело: вода не остыла за то время, пока мы ужинали, оставалась все такой же горячей. На краю мраморной чаши выстроились флаконы и склянки с привычными мне по прошлой жизни цветочными маслами и ароматными мыльными растворами. Кроме как на юге ими, как мне представлялось ранее, не пользовались больше нигде, но в этом странном доме они не удивляли. Даже то, что на теплой каменной скамье лежали свернутые простыни для вытирания, а рядом – ночная рубашка из тончайшего батиста, богато расшитая кружевами, не вызвало изумления. Я даже не сомневалась, что к утру обнаружу свою одежду у кровати тщательно выстиранной и выглаженной.
Погрузиться в ванну, настоящую ванну, а не корыто и не лохань, оказалось истинным блаженством. Позабытым, но тем более ценным. Я капнула в воду масла жасмина, вдохнула поднявшийся ароматный пар и закрыла глаза, впервые за долго время позволив себе запретное: вернуться в прошлое. Представить, что нахожусь не на чужбине, а на благословенном юге, что вокруг не глухие стены без окон, а яркие витражи, рассыпающие разноцветные пятна на белый мрамор дворцовой купальни.
Одно окно приоткрыто, и ласковый вечерний ветерок доносит до меня аромат роз, что в обилии цветут перед дворцом, журчание фонтанов из парка, звонкий смех и голоса. А потом эта мирная картина внезапно разрывается языками пламени, покрывается черной копотью. Нестерпимо воняет гарью, наполненные болью и мукой вопли звенят в ушах, я рыдаю и кусаю пальцы от беспомощности, но не имею права выдать себя даже громким плачем, поэтому закрывают рот ладонью и давлюсь, давлюсь слезами…
– Ирис! Ирис, демоны тебя побери! Ирис!
Крепкие руки уверенно сжали мои мокрые плечи, встряхнули.
– Ирис!
Растворился в небытие беломраморный дворец, исчез в туманной дымке дымящийся в пожарах южный край, от которого отвернулись древние боги. Я клацнула зубами и очнулась в купальне странного дома в северном Снаргарде. Вода расплескалась по полу, Сирил ожесточенно тряс меня.
– Ирис! Да приди же в себя!
– Ч-ч-что т-ты з-з-здесь д-д-дел-лаешь? – прозаикалась я.
– Ты так кричала, – испуганно ответил он. – Так страшно кричала. Я испугался.
Как-то одновременно мы оба осознали всю неловкость ситуации: я обнаженная и в ванне, он в мокрой одежде. Сирил разжал пальцы, отпустил меня, резко отвернулся.
– Я задремала, и мне привиделся кошмар, – голос мой звучал глухо, смущенно.
– Э-э… да… я пойду, ты не задерживайся.
Он выскочил за дверь, словно ошпаренный, а я осторожно прикоснулась ладонями к розовым отпечаткам на плечах, обхватила себя руками. Мысль о том, что нам предстояла ночь в одной постели, становилась все более пугающей. А еще сильнее повергало в страх то, что я не только боялась этой ночи, но и предвкушала ее, страшилась и ожидала с трепетом. И не была уверена, что случись ему еще раз прикоснуться ко мне во сне, эти прикосновения вызвали бы возмущение и негодование. Скорее наоборот, мне даже хотелось почувствовать их снова. И это ужасало меня сильнее всего.
***
СИРИЛ
Ирис кричала так, что в жилах стыла кровь. Он и сам не заметил, как взлетел вихрем по лестнице, как выбил одним ударом дверную щеколду. И лишь увидев ее, распаренную, с закрытыми глазами, с исказившимся лицом, но невредимую, почувствовал, как отлегло, отпустило дикое желание рвать на части. Все равно кого – любого, кто подвернется под руку. Любого, кто посмел хотя бы взгляд косой бросить на маленькую ведьму, хотя бы прикоснуться к ней.
Ирис застонала, мучительно, болезненно. По раскрасневшимся от пара щекам катились слезы, и Сирил подавил неуместное желание собрать их губами. Встряхнул, привел в сознание, выслушал невнятный лепет о страшном сне.
Сон ли? О нет, он не верил маленькой лгунье. Что-то скрывала она, какую-то тайну, и Сирил преисполнился желания узнать, выяснить имена обидчиков, наказать так, чтобы складывали очевидцы потом страшные легенды и пересказывали беззвездными ночами, пугая друг друга гневом северных нелюдей. Хотя он догадывался, не мог не догадываться, чье имя прозвучит первым.
– Проклятие!
Кулак со всей силы впечатался в стену. Боль немного отрезвила, помогла изгнать назойливое видение: нежная кожа, обнаженные плечи, вода, омывающая вершины высоких девичьих грудей. К желанию защитить, спрятать, надежно укрыть от опасности прибавилось иное, жаркое, нестерпимое. Присвоить. Сделать своей. Связать навсегда, неразрывно.
Ирис завозилась за дверью купальни. В глазах потемнело, вспыхнули огненные круги. Выругавшись вполголоса, Сирил бросился вниз, во двор, прямо в мокрой одежде бухнулся в невысокий сугроб, утер снегом лицо. Следовало успокоиться, прежде чем возвращаться в дом. К ней.
В купальне он долго поливался холодной водой, ожесточенно растирал напряженное тело мыльной холстиной и снова и снова подставлялся под упругие струи, бьющие прямо из стены. Когда же вошел в освещенную лишь призрачным лунным светом спальню, Ирис уже спала, завернувшись в одеяло.
Он осторожно, стараясь не разбудить, лег рядом, долго любовался ее лицом. Темными стрелами ресниц на бледной коже, изящными дугами бровей, высокими скулами, полными губами. Чем бы ни красила она свои волосы (в этих женских штучках он не разбирался), но краска уже начала сходить и ближе к кончикам проступил естественный светло-рыжий оттенок. Сирил подцепил одну прядь, поднес к лицу, вдохнул медовый аромат трав. Голова закружилась. Ирис что-то пробормотала во сне, слегка повернулась.
Провести пальцем по нежной коже… вот так, почти невесомо, едва касаясь. Обрисовать впадинки под скулами, ямочку на округлом подбородке, очертания губ. Хмелея от собственной дерзости, чуть усилить нажим – и сцепить накрепко зубы, чтобы не выругаться, когда она чуть приоткроет рот. Такая манящая, такая желанная. Совсем рядом, с ума сводит, кажется такой доступной – просто возьми. Нельзя. Нельзя.
***
Опять меня разбудили прикосновения. Не грубые и жадные, как в трактире, а нежные и ласковые. Сирил касался меня так, словно бы я могла сломаться или разбиться, примени он силу. Невесомо, почти не ощутимо. Будто теплый солнечный лучик скользил по моему лицу, по щеке, по губам. Согревал и чуть-чуть щекотал. И это было… приятно. Вот так, да. Другого слова я бы не подобрала.
Нега и ожидание чего-то иного, большего. Затишье, в котором крылась угроза грядущей бури. Очень, очень скорой. Не скрыться, не убежать – все равно настигнет, сметет все на своем пути. И страшно от этого, и сладко. Замирает сердце, немеют руки, покалывает пальцы. И жду, и боюсь.
– Ирис, ведьма, – едва слышный шепот, прерывистый, горячий, – что же ты делаешь со мной?
Я делаю? Не он?
Легко потянул за прядь волос, намотал на палец.
– Шелк. Драгоценный восточный шелк, что меняют на золото по весу.
Он говорил хрипло, словно снедаемый жаром.
– Мед и травы. Ирис…
Мысли путались, терялись. Я ничего уже не понимала. Какой мед? Причем здесь травы? Или это все еще сон? Сладкий, прекрасный, сказочный сон. Не хочу, чтобы он заканчивался. Пусть длится, длится, длится.
Опять пальцами по щеке, нежно-нежно, бережно, мучительно медленно.
– Такая красивая… такая желанная… Ирис…
Все ближе, ближе. Жаркое дыхание, горячие губы. Они обжигают мои, раскрывшиеся навстречу. Накрывают сначала легко, невесомо, а потом впиваются с неудержимой страстью. Жидкий огонь струится по венам, бьет в сердце, выжигает клеймо. Охватывает тело, заставляется выгнуться в нестерпимой муке, раствориться в ощущениях.
Я не знала. Действительно не знала, что бывает ТАК. Что такое возможно: одно дыхание на двоих, стук сердец в унисон, полное забытье, когда все неважно. Лишь его губы, его руки, его язык. Лишь бы сжимал в объятиях, не отпускал. Раствориться в поцелуе, утонуть в наслаждении. Сон это или явь – да какая разница? Только бы не заканчивалось волшебство, связавшее нас. Никогда. Ни за что.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Губы Сирила обжигали, оставляли метки на шее, на ключицах. Я металась под ним, сжимала его плечи, пропускала сквозь пальцы пряди мягких черных волос. Хотела… сама не знала, чего хотела. Большего. Чтобы еще жарче, еще сильнее, еще неистовее. Чтобы вместе.
– Ирис… ведьма…
– Си-и-ирил!
Его имя, сорвавшееся с моих губ, привело к безумию. Зарычав, он крепко сжал мои бедра, сминая тонкий батист сорочки.
– И-и-ирис! Моя-а-а!
Я выгнулась, откинула голову, подставила шею под новые поцелуи. И тут все закончилось.
Со звоном разлетелись выбитые оконные стекла. Ледяной вихрь ворвался в теплую спальню, закружил по комнате, рванул занавески. Вспыхнули на стенах светильники, загорелись ярким золотым пламенем. Исчезло волшебство, разбилось, разметалось осколками. Лицо Сирила исказила мука.
– Что это? – спросила я в испуге.
Губы отказывались повиноваться, слова застревали в горле. Разобрал ли Сирил мой хрип – не знаю, но прикрыл меня своим телом. Из внесенных ветром снежинок внезапно соткалась жуткая оскаленная морда, и я вскрикнула, зажмурилась от страха.
– Пора! – послышалось в завываниях снежной бури. – Пора!
И ветер утих. Когда я открыла глаза, светильники горели уже приглушенно, занавески колыхались, а не рвались с карнизов, не кружил по комнате ледяной смерч.
– Что это было?
Сирил поднялся, бледный, решительный.
– Одевайся, Ирис. Нам нужно во дворец.
– Сейчас? – впала я в недоумение. – Посреди ночи?
Он кивнул.
– Да, немедленно. Где твоя одежда? В купальне? Я принесу ее.
Растерянность. Недоумение. Испуг. Они раздирали меня на части, мешали сосредоточиться, мыслить здраво. Пока не вернулся Сирил, я так и сидела среди смятых простыней, обхватив голову руками и покачиваясь из стороны в сторону.
Он вернулся быстро, слишком быстро, как мне показалось. Уже одетый, обутый в дорожные сапоги, с охапкой одежды. Новой, незнакомой одежды. Не моей.
– Чье это?
Он бросил вещи на кровать.
– Твое. Одевайся, я отвернусь.
И действительно отвернулся, вот только позабыть о его присутствии мне никак не удавалось. Только не сейчас, не после того, что произошло между нами, а тем более – после того, что чуть не произошло.
Торопливо я сбросила с себя ночную сорочку и подхватила платье. Простого кроя, со шнуровкой спереди, чтобы не требовалась помощь горничных. Зато темно-фиолетовый глубокий цвет и мягкий бархат, тончайшие кружева на вороте и манжетах с лихвой компенсировали простоту фасона. Да, в этом наряде никто не принял бы меня за простолюдинку!
О нижнем белье неведомый некто, подготовивший для меня одежду, не позаботился, зато снабдил чулками и удобными туфлями на невысоком каблучке. Хм, и как в них прикажете идти по снегу? Но задавать вопросы я не стала, рассудив, что сейчас Сирилу не до таких пустяков. Натянула на себя оказавшиеся абсолютно новые вещи, идеально подошедшие по размеру, и доложила:
– Готова.
Сирил обернулся, оглядел меня с ног до головы, и под его взглядом меня вновь обдало жаркой волной. Лицо северянина на миг исказилось, уголок губ дернулся.
– Закрой глаза, – хриплым голосом велел он. – Закрой и не открывай, пока не позволю.
Я покорно зажмурилась и почувствовала, как меня подхватывает неожиданно теплым вихрем и несет, несет куда-то, а в ушах звучит незнакомый голос:
– Не бойся, Ирис, не бойся.
– Не боюсь! – хотела крикнуть я, но не смогла даже открыть рот.
А теплый ветер кружил и кружил меня, поднимал и опускал, пока не поставил на землю.
– Можешь открыть глаза, – разрешил Сирил, оказавшийся рядом со мной.
Наверное, его, как и меня, тоже перенес этот странный ветер. Я нетерпеливо распахнула глаза и ахнула, зажав рот ладонью.
Огромный зал, потолки которого теряются во мраке. Стены сложены из темного камня с алыми прожилками – никогда нигде подобного не видала. Два стройных ряда резных колонн. И то, что поразило меня сильнее всего: изображения крылатых монстров, подобных тому, что видели мы над Снаргардом. Глаза чудовищ горели ярко-красным огнем, из оскаленных пастей вырывались языки пламени, ярко освещавшие помещение. Других источников света не было.
– Мой эрт! – раздался откуда-то звонкий голос.
Эхо подхватило оклик, понесло его гулять под сводами зала:
– эрт… эрт… эрт…
– Эрт! Ты вернулся!
Я огляделась в поисках трона, на котором должно бы восседать правителю северных земель, но ничего подобного не обнаружила. Увидела лишь спешившего к нам седовласого господина, отличавшегося телосложением столь изящным, что более подобало бы незрелому юнцу, а не мужу в летах. Хрупкий, узкоплечий, с тонкими запястьями и узким лицом, на котором выделялись неожиданно по-молодому яркие черные глаза. Его одежда напоминала ту, что носят кочевники пустыни, которых приходилось мне видеть в той, прошлой жизни на юге: подпоясанная широким кушаком златотканая размахайка без рукавов и белая рубаха под ней. Длинные волосы свободно падали на плечи, лоб охватывал золотой обруч. Это и есть эрт? Странно. Менее всего незнакомец походил на северянина.
Свою ошибку я осознала, когда он приблизился к нам. Жадно вглядывалась в его лицо, пыталась определить, что он за человек, полагала, что от него зависит моя судьба. Вот только он, подойдя к Сирилу, низко поклонился, прижав руку к груди.
– С возвращением, мой эрт!
– эрт… эрт… – подхватило эхо.
И меня как обухом по голове ударило осознание сразу двух вещей. Во-первых, молодыми у незнакомца были не только глаза, а и голос. Это он приветствовал правителя. А во-вторых, раз уж обращался он к Сирилу, смотрел на него с почтением, кланялся низко, стало быть… стало быть…
– Нет! – выдохнула я прежде, чем додумала до конца безумную мысль. – Не может быть! Это же какая-то шутка, да? Сирил! Он пошутил, верно?
Но Сирил только медленно покачал головой.
– Нет, Ирис. Шутки закончились. Теперь все очень серьезно.
СИРИЛ
Растерянность. Неверие. Недоумение. Обида. Эмоции столь отчетливо проступали на лице Ирис, что не требовалось обладать особыми способностями, дабы их прочесть. Ярость. Гнев. Серые глаза сузились, поджались упрямо розовые губы.
– Прошу простить меня, эрт, что обращалась к вам без должного почтения. Впрочем, это, как вы не можете не знать, не моя вина.
Боль. Ярко-алые всполохи с темными полосами. Ей больно, крошке Ирис. Она не знает, не понимает, за что. Почему он поступил так с ней. И даже не догадывается, что самому Сирилу намного больнее. Словно разодрали грудную клетку, вырвали сердце, живое, истекающее кровью, все еще бьющееся в безумной надежде, и швырнули под ноги глумящейся толпе.
Не в силах заглушить, утишить терзания, он отвернулся от Ирис и обратился к Хранителю:
– Рад приветствовать тебя. Скажи, все ли спокойно?
Хранитель поклонился еще ниже, согнувшись так, что едва ли не коснулся лбом коленей.
– Мне невыносимо тяжко сообщать тебе эти новости, мой эрт, но нет. Сердце неспокойно. Его волнение ощущал весь Снаргард, сотрясаясь от биения.
Новость действительно была не из приятных и требовала тщательного обдумывания. Сердце неспокойно, Сердце бьется сильнее обычного. Грядут великие перемены. Но прежде, чем пройти в святая святых дворца, требовалось уладить один вопрос. И Сирил заговорил, указав на Ирис:
– Позаботься о моей гостье, Хранитель. Пусть ей отведут покои, достойные ее положения. Проследи, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Поклон, теперь уже не такой низкий. Что бы ни подумал Хранитель, взгляд его оставался безмятежен, а высокий лоб гладок. Морщины, выдающие возраст, залегли только под глазами, да у рта нарисовали горькие складки. Сирил ни разу не видел Хранителя нахмуренным, хотя помнил его долгие годы, с тех самых пор, когда прежний эрт привел юного наследника к Сердцу. И все это время седовласый обитатель подземелий выглядел одинаково: мужчиной, чья молодость давно миновала, но к которому еще не подступала старческая дряхлость. Сколько же ему лет в действительности? Этого эрт не знал, но порой думал, что родился Хранитель в год основания Снаргарда. Так оно или нет, проверить было нельзя.
Оставшись в одиночестве (Ирис молча пошла за своим провожатым, на эрта даже не оглянулась, только вздернула повыше подбородок и расправила хрупкие плечи), Сирил подошел к стене и прижал к ней ладонь. Ожили под рукой древние руны, загорелись огнем. Очнулись каменные драконы, дохнули пламенем, склонили головы. Бесшумно приоткрылся тайный проход, и эрт ступил в святая святых древнего Снаргарда – в обитель Сердца, живого Сердца севера, бьющегося день и ночь, несущего по жилам столицы диковинную магию, за обладание которой правители иных земель не пожалели бы жизней своих подданных. Сам Император не раз подсылал шпионов, чтобы выведать секреты северян, но лазутчики возвращались в Империю ни с чем: они попросту забывали о чудесах, увиденных ими в Снаргарде. Сирил не сомневался, что надолго терпения могущественного владыки, покорившего запад и восток, растоптавшего юг железной пятой, не хватит, но надеялся на то, что еще осталось время подготовиться.
Сердце билось и пульсировало на алтаре: огромный живой алмаз, переливавшийся бессчетным количеством граней. Оно было единственным источником света в небольшой потайной комнате, и сияние исходящих от него разноцветных лучей слепило глаза.
Эрт разрезал ладонь, вытянул руку. Набухали тяжелые кровавые капли, неспешно падали на гладкие грани алмаза и впитывались бесследно. Лишь ярче разгоралось сияние. Спустя некоторое время рана сама собой затянулась, и Сирил пошатнулся, с трудом устоял на ногах. Силы стремительно покинули его, но он знал, что вскоре они возвратятся столь же быстро. Пока же можно было задать вопрос.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я покорно шла за Хранителем, не пытаясь ни сопротивляться, ни бежать. Бесполезно. Пусть остававшийся для меня безымянным мужчина и казался почти по-девичьи хрупким, словно статуэтка из драгоценного восточного фарфора, но я не обманывалась: внутри изящного немолодого тела таилась немалая сила. Да и бежать-то некуда: неизвестно, где прятаться, а стражу позвать недолго. И очень сомневаюсь, что беглянке отведут гостевые покои. Нет, после столь глупого поступка эрт передумает и точно отправит меня в подземелье.
Эрт. Правитель Снаргарда и объединенных северных земель. Союзник Императора, мерзавца, клятвопреступника и убийцы. Вероятно, и сам немногим лучше ненавистного подлеца. Стыд разъедал мне душу. Подумать только, а ведь я поверила, что значу для него что-то. Что нужна ему. Что мы могли бы быть вместе. Да я едва не отдалась ему этой ночью! Воспоминания вызвали прилив крови к щекам. Как я могла! Забыть обо всем, что мне дорого и важно, раствориться в чувствах – и ради кого?
Терзаемая отчаянием, я толком не смотрела, куда иду, видела перед собой лишь неестественно прямую узкую спину Хранителя. Кажется, мы поднимались по крутой винтовой лестнице, потом шли по каким-то коридорам, потом опять поднимались. Наверх, влево, наверх, вправо. Убранство дворца оставляло меня равнодушной. Гобелены, статуи, белевшие в нишах, причудливые светильники на стенах, витражные окна. Попади я в Снаргард действительно гостьей, долго рассматривала бы обстановку и восхищалась, но сейчас искусство скульпторов, кузнецов и златошвеек не трогало меня. Наконец, мой провожатый остановился, распахнул дверь и отступил в сторону, пропуская меня вперед.
– Прошу.
Он слегка поклонился, дождался, пока я переступлю порог, и захлопнул дверь. Скрипнул засов. Вот так, не гостья – пленница. Ничего удивительно, все ожидаемо. Только вместо клетушки в холодном сыром подземелье – большая богато обставленная спальня, вместо тощего соломенного тюфяка – огромная кровать под балдахином вишневого бархата, вместо скудного лучика света из крохотного дверного окошка – яркий огонь бронзовых светильников в виде все тех же крылатых тварей, охраняющих, надо полагать, Снаргард. Под ногами не ледяной влажный камень, а пушистый ковер, вот только суть от этого не меняется. Я – узница, пусть и в роскошной тюрьме.
Сил плакать не было. Злиться, выкрикивать ругательства и проклятия – тоже. Внутри словно все замерзло, покрылось ледяной коркой. Оледеневшее сердце свело болью. Север. Холодный, негостеприимный, встречающий чужаков метелями да трескучими морозами. Вот какой он – север. Жаль, что поняла я это слишком поздно.
В комнате имелось все необходимое: питье, легкий перекус, мягкие домашние туфли, теплая шаль. На расстеленной кровати лежала ночная рубашка, попроще, чем в странном доме, из которого нас унесло вихрем, но тоже батистовая. У ворота и на подоле нашиты кружева. Я могла поклясться, что по дороге из зала без окон Хранитель ни с кем не заговорил, однако же некто неизвестный позаботился о том, чтобы гостья эрта ни в чем не знала нужды. Магия Снаргарда оставалась для меня загадкой. Может, эрт или его помощник могут отдавать мысленные приказы?
К утру выяснилось, что это я не заметила никого во дворце, а вот меня заметили прекрасно. До рассвета сон не шел ко мне, позволив ненадолго забыться, лишь когда посветлела мгла за окном. Разбудила меня робкая горничная, осторожно заглянувшая в спальню. Если бы не появившаяся после бегства с юга привычка всегда быть настороже и просыпаться от малейшего шороха, я бы проспала ее появление, а так резко села в кровати, напугав бедолагу.
– Ой! Простите, госпожа! Простите! Я думала, вы уже встали.
– Уже встала, – проворчала я, выбираясь из постели и нашаривая ногами туфли. – Как тебя зовут?
– Бренна, госпожа. Я буду прислуживать вам. Хотите умыться? Или сначала принести вам завтрак?
Аппетита не было, а вот умыться бы не помешало. Бренна отворила оставшуюся незамеченной ночью дверцу и пропустила меня в небольшую комнатку.
– Умывальня, госпожа, – с гордостью пояснила она. – Снаргард – самый чудесный город в мире! Где еще видали вы личные умывальни? Слышала, что в иных краях устраивают общее отхожее место, руки и лицо моют в тазу, а для купания таскают воду ведрами и греют. Хвала крылатым, что я родилась в благословенном Снаргарде! Вам повезло, госпожа, что вы попали сюда.
Сомнительное везение, особенно если учесть, что южан водопроводом не удивишь. Хотя за время странствий мне пришлось привыкнуть к некоторым неудобствам и даже лишениям, так что возможность нормально помыться не могла не радовать. А вот таинственные крылатые, упомянутые вместо привычных богов, насторожили. Уж не поклоняются ли здесь тварям, подобным той, что довелось мне вчера увидеть? Изображения в подземелье и светильники в спальне наводили на мысль, что страшное подозрение может оказаться правдой.
– Расскажи мне еще о Снаргарде, Бренна.
Горничная принялась петь осанну северной столице, в красках расписывая мое везение. Нет, мол, прекраснее города во всем мире, и благословен каждый горожанин, живущий под покровительством эрта.
– А что эрт? Ты многое знаешь о нем?
Многословная столь недавно Бренна стушевалась, примолкла. Покачала головой, а потом выдала:
– Заболталась я с вами, госпожа. Совсем позабыла о своих обязанностях, вы уж не гневайтесь на дуру. Позвольте помочь вам переодеться и заплести волосы, а потом скажите, чего желаете на завтрак, я мигом принесу. Оленина есть запеченная, и блинчики с ягодами и сметаной, и кролик в вине, и…
Она суетилась, перечисляла яства, имеющиеся на кухне, расхваливала искусство повара, а во мне крепло убеждение: расспрашивать о Сириле бесполезно. Говорить не станет.
Зато после завтрака мне пришлось познакомиться еще с одной обитательницей дворца. И вот она-то многое рассказала, не таясь. Но до нее меня навестил еще один незваный гость.
***
СИРИЛ
Дрейк дожидался его в подземном зале. Хранитель либо еще не вернулся, либо скрылся в своей обители, посчитав, что выполнил поручение эрта и более нужды в нем правитель не испытывает. Либо же, что более вероятно, увидел Дрейка и счел за лучшее не вмешиваться в разговор, который – Сирил это понял сразу по напряженному лицу друга – будет не из легких.
– Ты ее нашел, – не утруждая себя приветствиями, выпалил Дрейк. – Ведьму, которая так нужна Императору. Это же она, верно?
– Вероятнее всего, но я не уверен. Возможно, она просто одна из южных ведьм, нашедшая пристанище в небольшой приграничной деревушке, именуемой отчего-то городом. Одна из многих. Не та самая.
– Тогда ее нужно выдать Империи, – убежденно заявил Дрейк. – Докажем свою лояльность.
Сирил медленно покачал головой.
– Нет. Мы не станем этого делать, пока не будем уверены.
В послании Императора содержалась просьба, более похожая на приказ, о выдаче ищейкам любой южной ведьмы, очутившейся на территории севера. О том, что разыскивает всемогущий властелин одну, особую, эрту донес его шпион. Остальных беглых южанок тоже хватали маги-ищейки, свозили в столицу Империи, и об их судьбе оставалось только догадываться. Сирил подозревал, что была она незавидной. Но в полученном им донесении говорилось о ведьме, наделенной особым даром. Ведьме, которую боится даже сам властитель. Какую опасность несет она, шпион выведать не сумел, но эрт полагал, что и сам разузнает нужные сведения, если беглянка окажется у него в руках.
– Так узнай! Расспроси ее!
– Думаешь, она расскажет?
Глаза Дрейка сузились, полыхнули недобрым огнем.
– А разве у нее есть возможность промолчать?
Он был прав, сто, нет, тысячу раз прав, но Сирила мгновенно охватил гнев. Причинить Ирис боль? Силой вырвать у нее признание? Да он скорее оторвет руки тому, кто дерзнет прикоснуться к ведьмочке. Мысль о ее страданиях разливалась огнем по венам, требовала уничтожить обидчика. Эрт поспешно отвернулся, зная, что в глазах его полыхнул огонь, и не желая, чтобы друг это заметил.
– Так как? – настаивал Дрейк. – Пойдешь к ней? Или этим заняться мне?
– Не тр-р-ронь, – прорычал Сирил.
Зверь внутри ревел, раздирал когтями грудь, рвался наружу, желая растерзать, разорвать на части, испепелить, чтобы и воспоминания не осталось. Сдерживать его удавалось с немалым трудом.
– Что? – несколько удивленно спросил Дрейк. – Ты не хочешь, чтобы я ей занялся?
– Нет, – рявкнул Сирил. – Я сам. Потом. Позже. Сейчас ей нужно отдохнуть, да и мне тоже.
Обиженный Дрейк отвернулся, процедил сквозь зубы:
– Как знаешь. Ты эрт, тебе виднее.
– Вот именно, – злорадно подтвердил Сирил. – Пока я эрт, мне и решать.
И широким шагом направился к выходу, ни разу не оглянувшись на друга.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СИРИЛ
Над неглубокой мраморной чашей бассейна поднимался пар, бьющая ключами прямо из дна горячая вода приятно расслабляла уставшее тело, снимала напряжение с мышц. Он откинул голову на гладкий край, блаженно зажмурился. Лежать бы так долго-долго, не думать ни о чем, выбросить из головы и беспорядки на границе, и странности в Равенсдейле, и злокозненного Императора. Вот только Ирис… О ней забывать он не хотел. Напротив, здесь, в личной купальне, где никто не потревожит и не станет отвлекать, можно и помечтать. О нежной белой коже, гладкой, словно атлас. О мягких шелковистых волосах, что пахнут медовыми травами. О губах, сладких и податливых. О гибком теле, покорно льнущем к нему. О…
Раздался тихий плеск, и тут же на глаза ему легла узкая ладонь, горячие губы на мгновение прижались к губам.
– Наконец-то вернулся, – произнес грудной голос с легкой хрипотцой. – Тебя так долго не было. Я соскучилась.
Агни. Прекрасная Агни, первая красавица северной столицы. Истинная дочь Снаргарда: высокая, черноволосая, белокожая, с тонкой талией, крутыми бедрами и тяжелой грудью. Надменная, гордая, немного высокомерная. Кузина Дрейка. Друг мечтал увидеть родственницу супругой эрта, желания своего не скрывал, и Сирил прекрасно знал о его планах. Агни призывно улыбалась при встречах, словно невзначай прикасалась, подходила близко-близко, так, чтобы можно было вдохнуть приторно-пряный аромат ее духов. Примерно полгода назад Сирил и сам начал подумывать о том, что нет причин, чтобы не взять ее в жены. Эрту нужен наследник, и Агни подходила на роль его матери: хорошего рода, здоровая, красивая, обладающая пытливым умом. Сердце эрта оставалось свободным, так что помех для брака не имелось, но и торопиться с женитьбой отчего-то не слишком хотелось. Он как-то собрался с духом, поговорил с Агни начистоту. Боялся расстроить подругу детских игр признанием, что не испытывает к ней любви и вряд ли когда-либо воспылает страстью, но она восприняла его слова на удивление спокойно и первая предложила:
– Давай попробуем быть вместе. Просто так, без всяких обязательств. Обещаю, что не стану удерживать тебя, если захочешь уйти к другой. Но вдруг нам будет так хорошо друг с другом, что мы не пожелаем расставаться?
Ее слова показались ему разумными, и он согласился. Дурак.
В постели Агни не знала усталости и обладала неистощимой фантазией, так что эта сторона их отношений Сирила полностью устраивала. Не устраивало другое: теперь и Дрейк, и вся его многочисленная родня ожидала, что со дня на день эрт объявит о помолвке, а не дождавшись, принялись намекать когда тонко, а когда и открыто спрашивать о свадьбе. Дрейк на правах друга и вовсе интересовался чуть ли не ежедневно, когда же Сирила и его кузину свяжут навеки брачные клятвы. Вскоре эрт начал чувствовать себя загнанным в ловушку зверем, но оставить Агни теперь казалось ему бесчестным, ведь сама она ни о чем не просила, только заглядывала в глаза, целовала горячо-горячо да пылко отдавалась как на ложе, так и в местах, для любви вроде бы никак не предназначенных. Вот и сегодня проникла в купальню, хотя Сирил ее и не звал.
– Я соскучилась, – немного капризно протянула Агни и уселась ему на бедра. – Где ты пропадал так долго?
Горячие ладони скользили по его плечам, по груди, нежно поглаживали, спускались все ниже, ниже.
– Я устал, Агни, – попробовал остановить любовницу Сирил.
Она склонилась к нему, несильно прихватила ухо зубами, прошлась поцелуями по шее.
– Я сниму твою усталость. Все сделаю сама.
Тонкие пальцы искусно ласкали, вода бурлила вокруг их тел, Агни ерзала по бедрам Сирила, и он ощутил прилив возбуждения и прикрыл глаза. И тут же увидел перед собой тонкое бледное лицо с запавшими щеками, высокими скулами, широко распахнутыми огромными серыми глазами под высокими дугами бровей. Ирис смотрела на него, не отрываясь. Это она, а не Агни, прикасалась к нему жадно и дерзко, она шептала прерывисто: «Хочу! Хочу тебя!», это она со стоном приняла его в себя и принялась двигаться, доставляя неистовое наслаждение. И это ее имя едва не сорвалось с его губ на пике удовольствия.
Потом ему стало стыдно. Так стыдно, что он едва не нырнул в бассейн с головой, чтобы спрятаться, не видеть счастливое лицо Агни, не чувствовать ее расслабленное тело на своем. Любовница легко целовала его плечо, потиралась щекой и только что не мурлыкала, как довольная кошка.
– Тебе уже лучше, дорогой?
Злость на себя разъедала, выжигала изнутри. Он не должен, не должен был думать об Ирис, но ничего не мог поделать с собой. Агни не заслужила этого, вот только южная ведьма проникла не только в мысли эрта. Отравой бежала по его жилам в крови, ядом пропитала его сердце. Ирис стала его наваждением, его навязчивым желанием, с которым он не мог и хотел справиться, хотя и понимал, что столь странная прихоть может поставить Снаргард на край гибели. И все же отказаться от южанки, выбросить ее из головы было выше его сил.
***
Он появился вскоре после того, как Бренна унесла поднос с остатками завтрака. Покидать спальню и разгуливать по дворцу мне не позволили, но горничная пообещала принести книги из библиотеки и какое-нибудь рукоделие, чтобы мне было чем себя занять. Роскошно обставленные покои действительно оказались клеткой, пусть и позолоченной, но накрепко запертой.
Когда распахнулась, а затем захлопнулась дверь, я стояла у окна, разглядывая видневшийся вдали лес и покрытые снегом вершины холмов. Решила, что вернулась Бренна, и велела, не поворачиваясь:
– Положи на прикроватный столик.
Ответа не услышала, как и звука шагов. Зато после непродолжительно молчания прозвучал незнакомый голос:
– Так вот ты какая, ведьма. Самая обыкновенная. Хотя… может, ты прекрасна ликом, как яркая звезда в ночном небе? Повернись, я хочу взглянуть на твое лицо.
Вне себя от гнева, я резко развернулась к незнакомцу и скрестила руки на груди, прожигая его взглядом. Ничуть не смутившись, он подошел поближе, с интересом разглядывая меня.
– И опять ничего особенного. Наши северные девы краше во сто крат. Значит, все дело в твоей ведьмовской силе, верно? Иначе зачем еще ты понадобилась Императору?
Он чем-то неуловимо походил на Сирила: схожий разрез глаз, только не синих, а зеленых, такой же твердый подбородок. Черные волосы, густые брови, резкие скулы, немного длинноватый нос с горбинкой. Если и родственник эрта, то дальний.
– Отвечай, ведьма! – рявкнул он. – Или язык проглотила?
– Кажется, вы позабыли представиться. И поздороваться. Или учтивость недоступна сынам севера?
Он побагровел от злости.
– Дерзкая дрянь! Как ты смеешь так непочтительно разговаривать с самим тан-эртом?
Я прожила на севере достаточно долго, чтобы знать, что означает это слово. Помощник эрта, его правая рука, второй после правителя. Вот, значит, как.
– Чтобы позабыть о вежливости, нужно быть тан-эртом? Буду знать.
Он пересек комнату тремя огромными шагами, в мгновение оказался рядом со мной, схватил за плечо так крепко, что мне с трудом удалось подавить крик боли. До вечера точно синяки проступят.
– Думаешь, тебе многое позволено, ведьма? – прошипел мне в лицо. – Ошибаешься. Тебе бы умолять о снисхождении, а ты…
– Дрейк! – прогрохотало от двери.
Лицо Сирила исказилось от ярости, взгляд пылал гневом.
– Дрейк! Что ты здесь делаешь?
Стальная хватка на моем плече разжалась.
– Это что ты здесь делаешь? Ты отказал мне в разговоре, сказал, что устал. Отмахнулся от друга – и ради чего? Чтобы увидеться с этой?
Последнее слово он выплюнул с презрением.
Эрт словно окаменел. Он не тронулся с места, стоял, прожигая Дрейка злым взглядом.
– Я – запретил – тебе – приближаться – к ней.
Слова падали камнями, разделяя друзей. Повисла звенящая тишина. Я затаила дыхание. Северяне застыли, напряженно глядя друг другу в лица.
Дрейк не выдержал первым, опустил голову, забормотал:
– Я стараюсь ради Снаргарда, ты же знаешь.
– Вон! – рявкнул Сирил.
Тан-эрт подошел к нему, положил ладонь на руку. Сирил дернул плечом.
– Я велел тебе не трогать ее, – процедил он. – Ты нарушил мой запрет и будешь покаран.
Дрейк уставился на него в изумлении, словно не поверил собственным ушам.
– Что? Из-за нее? Из-за этой девки? Да она околдовала тебя! Опутала чарами!
– Она ни при чем, – холодно ответил Сирил. – Ты забылся, Дрейк. Посмел ослушаться своего эрта. Не усугубляй свою вину дальнейшим неповиновением. Уходи.
Тан-эрт сдался. Он склонился в поклоне и молча пошел к двери, но если бы взгляд мог убивать, то я уже лежала бы бездыханной: такой ненавистью горели его глаза.
– Он обидел тебя? – ровно спросил Сирил.
Холодно, отстраненно. Так, как и должно спрашивать у чужачки, что послужила невольно причиной раздора с лучшим другом. А в памяти пронеслось: «И-и-ирис! Моя-а-а-а!» Нет, не думать, не вспоминать, забыть, забыть навсегда. Я горько усмехнулась: что-то слишком много образовалось запретных тем за последнее время.
– Он тебя обидел? – настойчиво повторил Сирил.
Я покачала головой.
– Нет, господин.
Похоже, обращение ему не понравилось.
Приблизился, поднял руку, осторожно провел пальцами по щеке. Легко-легко, нежно-нежно, невесомо, вот только все равно обжигающе. Я еще слишком хорошо помнила иные прикосновения, те, от которых кружилась голова и туманился разум, те, что выжигали все мысли и желания, кроме одного: быть с ним, принадлежать ему, стать одним целым, забыться в его объятиях.
Отшатнулась, как от ядовитой змеи, и тут же заметила, как застыло его лицо, заледенел взгляд. Вместо синего яркого пламени – синий же стылый лед.
– Ирис?
– Да, господин.
– Раньше ты звала меня по имени.
Подлым ударом – ласковый голос, такой же, каким он нашептывал мне нежности. Взять себя в руки, не выдать чувств, не дать повода торжествовать.
– Раньше я общалась с одним из многих северян, а сейчас – с правителем. Или вы предпочитаете обращение «мой эрт», господин? Прошу прощения, оно мне непривычно, но я постараюсь не запинаться.
– Ирис…
– Чего угодно эрту?
– Проклятие!
Кулак с силой врезался в стену. Я вздрогнула, обхватила себя руками.
– Проклятие, Ирис! Почему все так?
– Как, мой эрт?
Безумный взгляд и рычание:
– Пер-рестань так меня называть.
– Как будет угодно господину.
– Как будет угодно, значит?
Он рванул меня к себе, стиснул так, что перехватило дыхание.
– Послушная, да? Покорная? И-и-ирис…
Нет, нет, не надо! Только не это! За что?
– И-и-ирис…
Все ближе, ближе. Жарче, теснее. До головокружения, до слабости в ногах, до ярких радужных кругов перед глазами. Его губы такие горячие, такие настойчивые. Захлебнуться, утонуть в поцелуе, забыться в страстных ласках.
Нет!
Под ногами покачнулся пол, нас расшвырнуло в разные стороны. Сирил с недоумением смотрел на меня расфокусированным взглядом, а я в ужасе прижала ладонь ко рту. Ко мне возвращалась сила. В самый неподходящий момент, хуже которого и не придумать.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СИРИЛ
– Магический резонанс, – задумчиво изрек Хранитель и покачал в руке странный сосуд округлой формы, заполненный ядовито-зеленой жидкостью. – Мне доводилось о таком слышать, а вот увидел впервые. Пусть южанка выпьет это зелье, оно усыпит ее силу. Ненадолго, на короткое время. А мы пока решим, что делать.
Дрейк выглядел столь свирепо, что Сирил не сомневался: если Ирис откажется пить – зальет ей зелье в глотку силком. Хуже всего то, что запретить другу так поступить эрт не мог. На выплеск силы южной ведьмы отреагировало Сердце, встрепенувшись и забившись так мощно, что биение это ощутил весь Снаргард. К худу или к добру – не знал даже всеведущий Хранитель. Пришлось срочно созывать Большой Совет.
– Выдать Императору ведьму – и дело с концом! – громыхнул Беарн, чьи волосы уже посеребрила седина.
– Нет, – возразил Сирил. – Отдать ее мы всегда успеем. Пока же нужно выяснить, зачем ее разыскивает Император.
– Да какая разница? – досадливо поморщился Беарн. – Нужна ему ведьма – пусть забирает.
У Сирила потемнело перед глазами, руки сжались в кулаки. От гнева эрта Беарна спас Хранитель, заговоривший ровно, спокойно, будто ничего сверхъестественного и не произошло.
– Нужно разобраться, эрт прав. Если Император прибавит силу ведьмы к собственной, то не устоит даже Снаргард.
От этих слов, сказанных почти равнодушным тоном, у всех пробежал мороз по коже. Мысль о том, что Император ищет ведьм не как врагов, а как союзников, прежде всерьез не рассматривалась. После разорения юга сомнений в участи его дочерей не возникало, но после сегодняшней демонстрации силы Ирис у многих зародились сомнения.
– Тогда убить ее – и все! – внес Беарн новое предложение.
Он сам стоял на краю гибели, но не подозревал об этом, а Сирил уже всерьез подумывал разодрать его на множество кровавых ошметков.
– Зачем убивать? – возразил юный сероглазый Орин, и алая пелена перед глаза эрта расступилась. – Правитель сказал верно: нужно разузнать побольше. Возможно, Император ищет ведьму, потому что она опасна для него. Тогда мы сможем с ее помощью одолеть врага.
Беарн расхохотался.
– Ты видел ее, Орин? Нет? А Дрейк видел и утверждает, что она – обычная девчонка. Тощая, что голодная кошка. Ей ли одолеть самого Императора?
Сирил сцепил зубы, велел себе молчать. Большой Совет – не место для склок, тем более для сражений. Но пальцы зудели от желания вцепиться в горло сначала Беарну, а затем и Дрейку. Или наоборот? Сначала расправиться с другом, а потом уже приняться и за Беарна?
– Однако же от выплеска силы этой девчонки встрепенулось Сердце и содрогнулся весь Снаргард, – вставил Хранитель. – Неразумно принимать решение сейчас, когда нам так мало известно. Лучше понаблюдать и подождать донесений шпионов из Империи. Я сказал все, что хотел.
Он скрестил руки на груди и склонил голову. Опали широкие шелковые рукава, обнажая украшенные широкими браслетами обманчиво хрупкие запястья – всем было ведомо, какая сила кроется в изящных руках Хранителя. Звякнули серебряные колокольчики, вплетенные в седую косу. Присутствующие переглянулись. Хранитель редко удостаивал своим присутствием даже Большой Совет, предпочитал не вмешиваться в дела Снаргарда, редко покидал подземелья. Тем ценнее было каждое его слово, и спорить с ним никто не осмелился. Горячий Беарн что-то едва слышно проворчал себе под нос, но внимания на него никто не обратил. Сирил встал и сдержанно поклонился.
– Совет окончен, уважаемые. Прислушаемся к словам почтенного Хранителя и примем пока что выжидательную позицию. Я призову вас, если что-либо изменится либо мы получим новые сведения.
Один за другим вставали собравшиеся, подходили к эрту и низко кланялись ему. Наконец в просторном помещении остались только Дрейк и Сирил, даже Хранитель их покинул. Друг дерзко вздернул подбородок и заглянул правителю в глаза.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Знаю, – холодно ответил эрт. – Южанку отдавать нельзя, она может нам пригодиться.
Дрейк сжал его руку.
– Что с тобой, друг? Что она с тобой сделала? Я же вижу, что ты не такой, как обычно. Ведьма околдовала тебя.
Злость опять окатила волной.
– Прекрати! Перестань ее обвинять невесть в чем!
По лицу Дрейка расплылась понимающая улыбка.
– А-а, понял. Ты просто хочешь ее, так? Ну да, она не похожа на тех женщин, что были у тебя раньше. Неведомое блюдо. Так возьми ее и выброси из головы.
– Не смей так говорить!
Дрейк поморщился.
– Ты ослеплен страстью, дружище. Она туманит тебе голову, лишает возможности рассуждать здраво. Как только утолишь ее – разум вернется к тебе. Сам поймешь, что ведьма околдовала тебя ради своих целей и…
Сирил и сам не понял, как выбросил вперед сжатый кулак. Дрейк отлетел в сторону, схватился за лицо ладонью.
– Ты… - неверяще пробормотал он. – Ты… ударил меня… из-за этой девки?
– Не смей так говорить о ней! – взревел Сирил. – В последний раз предупреждаю!
Дрейк примирительно протянул к нему руки. Из разбитой губы бежала тоненькой струйкой кровь.
– Хорошо, хорошо, не буду. Сам разберешься. Тебе нужно остыть.
Нужно. Он и сам чувствовал, как беснуется внутри зверь, рвется наружу. Новые ощущения пугали, но эрт не отказался бы от них за все сокровища мира.
– Договорим потом, – бросил он другу и метнулся из зала Совета.
Скорее, скорее на открытую площадку на вершине Закатной башни. Туда, где он сможет дать выход своему зверю и ничего не разрушить во всесокрушающей ярости. А все остальное – потом. Потом, когда успокоится.
***
Безразличие. Тупая, унылая опустошенность. Они накатили разом, охватили меня после ухода Сирила. Вернувшаяся сила не радовала, скорее уж вызывала досаду и даже пугала. Как же не вовремя, как же некстати! Иллюзий относительно собственной судьбы не оставалось: даже если эрт и не захочет отдавать меня Императору, его попросту заставят. Дрейк, тан-эрт, ясно выразил свое ко мне отношение, и я сильно сомневалась, что во дворце у меня найдутся союзники.
Принесенное стражником зелье выпила безропотно, понимала, что сопротивляться бесполезно. Допустим, моей силы хватит, чтобы справиться с одним охранником, пусть даже с двумя. А дальше? Дворец мне все равно не покинуть, из Снаргарда не сбежать. Отловят и запрут покрепче, только уже не в уютных покоях, а в клетке в подземелье.
За окном догорал закат, солнце уже скрылось за холмами. Темнеющее небо внезапно прочертила огненная вспышка, и я вздрогнула, вспомнила отчего-то крылатое чудовище, увиденное вчера. Вот и еще один довод в пользу бессмысленности побега: в окрестностях северной столицы водятся неведомые твари. Хотя не лучше ли оказаться разодранной ими, чем попасть в лапы Императора?
Хлопнула дверь. Уже пришли? Так скоро?
Но нет, в комнату вошла всего лишь девушка. Не прислуга: даже не будь на ней платья алого бархата и колец и серег с крупными рубинами, за горничную незнакомку никто бы не принял. Слишком горделивая осанка, слишком высоко вздернутый подбородок, слишком дерзкий взгляд.
Она молча рассматривала меня, и я не торопилась разбивать тишину, тоже не отводила взгляда от нежданной гостьи. Высокая, выше меня примерно на полголовы. Пышная грудь, тонкая талия, крутая линия бедра. Черные волосы заплетены в косы и уложены короной. Белая кожа, пухлые алые губы, изящные дуги бровей. Красавица. Я бы залюбовалась, вот только больно уж неприязненно она на меня смотрела.
– Значит, ты и есть ведьма? – протяжно произнесла она, когда молчание сделалось совсем уж нестерпимым. – Южная ведьма, чьи чары лишают мужчин разума?
Я догадывалась, чьи слова она пересказывала она сейчас, в чьем воспаленном воображении родился этот бред.
– Говорят, из-за этого Император и объявил вам войну, – вкрадчиво продолжала она. – Чтобы уничтожить зло, которое вы несете.
Внутри вскипела и тут же опала волна возмущения. Император вовсе не объявлял войну югу, он напал вероломно, исподтишка, и когда южане опомнились, сопротивляться было уже поздно. Мы, конечно же, пытались отстоять хотя бы столицу, но… Слишком малочисленное войско, слишком неравные силы. Юг пал, а на ведьм объявили охоту, и мне пришлось пробираться далеко на север, сбивая ноги в кровь, голодая, терпя лишения и дрожа от страха. Вот только нет смысла рассказывать все это надменной северянке, что пришла покуражиться над пленницей. Лучшее, что я могу сделать сейчас – молчать. Молчать, стискивать зубы, делать вид, что не слышу ни единого слова. Не дать ей насладиться моей болью.
Не дождавшись ответа, незнакомка подошла ближе и прошипела:
– Но теперь-то ты поплатишься за все, ведьма. Думала околдовать самого эрта? Решила, что всесильна? Если тебя казнят публично, то я приеду в Империю, чтобы полюбоваться на твою смерть.
Злоба, плескавшаяся в голубых глазах, пугала. Вне всякого сомнения, незваная гостья с удовольствием вцепилась бы мне в лицо – и вцепится, дай я ей хоть малейший повод. О том, что послужило причиной столь сильной ненависти, я догадывалась, вот только гнала от себя эти мысли прочь. Но незнакомка не собиралась оставлять меня в неведении.
– Хочу увидеть, как умрет та, что покусилась на моего мужчину! – выплюнула она. – На моего жениха! Воровка!
Вот и все. Слова произнесены. Не то, чтобы они стали для меня неожиданностью, но… Но отчего же так заныло в груди, где все, казалось, оледенело? Отчего же так больно? Почему темнеет в глазах и качаются стены? Я еще успела удивиться тому, что пол и потолок внезапно поменялись местами, а потом свет померк, и я провалилась в пустоту.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
СИРИЛ
Хранитель устало провел рукой по лбу.
– Она пришла в себя, но уже уснула и проспит до утра. Не советую ее будить, мой эрт.
После того, как Сирил, вернувшись во дворец, застал Ирис без сознания, прошло не меньше двух часов, и все это время правитель сходил с ума от беспокойства. Ирис, Ирис, хрупкая девочка, нежная, беззащитная, что же с тобой? Что случилось? Прежде всего спешно вызванный Хранитель разжал южанке зубы и влил на всякий случай в рот противоядие. На хмурый встревоженный взгляд эрта покачал головой:
– Нет, я не думаю, что ее отравили, но и исключить такую вероятность права не имею.
Потом он перенес Ирис в подземелья и долго возился с ней в своей закрытой от посторонних глаз лаборатории, а Сирил взад-вперед бродил под дверью, готовый разорвать любого, кто подвернется ему под руку. К счастью, никто, даже Дрейк, не рискнул его побеспокоить. Когда же Хранитель показался на пороге, эрт бросился к нему, как уличный мальчишка к бродячему фокуснику в ожидании чуда.
– Она?
– Жива, мой эрт. Жива и будет жить.
Известие о том, что сейчас Ирис просто спит, а жизни ее и здоровью не угрожает опасность, накатило волной облегчения, смыло ужас. Сирил только сейчас осознал, что все то время, пока Хранитель занимался южной ведьмой, стискивал до скрипа зубы и сжимал до боли кулаки.
– Но что с ней случилось?
– Больше всего похоже на истощение, мой эрт. Нет, не физическое. Я правильно понял, что сила вернулась к ней внезапно?
Сирил кивнул.
– Да. Никаких признаков ее пробуждения за время нашего путешествия я не заметил, да и настоятельница обители даже не подозревала о том, кого приютила под своим кровом. Первый выплеск за несколько месяцев, полагаю.
– И весьма сильный, – добавил Хранитель. – Настолько, что даже Сердце отозвалось. А потом ведьма выпила зелье, вот ее организм и не справился.
– Она… она могла… - в ужасе начал Сирил.
– Нет, мой эрт. Не думаю. Но я, к сожалению, слишком мало знаю о ведьмах юга. Если наша, хм, гостья, пожелает рассказать побольше, то нам хотя бы станет известно, чего ожидать.
Расскажет ли? Эрт сильно в том сомневался. За время пути Ирис ни разу не заговорила о своем прошлом, да и в целом всегда оставалась немногословной. Настороженной, словно чего-то боялась. Вернее, кого-то, и Сирил слишком, увы, хорошо знал, кого именно.
– Я могу увидеть ее?
– Да, мой эрт. Только не разбуди, сон сейчас для нее целебен.
Она лежала на узкой койке, прикрытая мягким одеялом из лебяжьего пуха. Все еще бледная, с запавшими щеками, глубокими тенями под длинными ресницами. Дышала часто и всхлипывала иногда во сне, будто снилось ей нечто неприятное.
Сирил осторожно, едва касаясь, провел пальцем по тонкой нежной коже, склонился и почти коснулся губами манящих пухлых розовых губ. Ирис, такая чуткая, такая отзывчивая. Сладкая девочка. Его ведьмочка, которую он – и понимание этого обрушилось, придавило каменной глыбой – не отдаст Императору, даже если придется сражаться. Такая хрупкая. Такая сильная. Что же пришлось тебе пережить, Ирис? От каких кошмаров бежала ты так далеко? И как тебя защитить, если ты сама защиту отвергаешь?
Тонкие пальцы комкали край одеяла, Ирис хмурилась, беспокойно ворочалась.
– Ей снится дурной сон, – едва слышным шепотом заметил эрт.
Хранитель пожал плечами.
– Над снами я не властен. Лучше пока оставить ее одну, мой эрт. Я сделал все, что в моих силах. Больше мы ей ничем помочь не можем.
***
Открыла глаза я в незнакомом помещении. Странном, менее всего похожем на жилую комнату. Стены из темного камня. Огромная люстра на цепях, свисающая с высокого потолка. Сейчас огни на ней не горели, и выглядела она холодной и мрачной. Светильники в виде все тех же крылатых чудовищ, изображения которых, как я поняла, так любили жители Снаргарда. В оскаленных пастях чудища держали небольшие стеклянные шарики, в которых мерцали неяркие огоньки.
– Проснулась, – констатировал смутно знакомый голос.
Огоньки тут же вспыхнули ярче, разгоняя сумрак. Я повернула голову и увидела длинный стол, заставленный многочисленными склянками, чашами, весами, мерными ложками. Тут же стояли два котелка, побольше и поменьше, судя по цвету – бронзовый и серебряный. Седовласый хранитель застыл, скрестив на груди руки, и разглядывал меня так, будто перед ним находилась какая-то диковинка.
– Проснулась, – повторил он бесстрастно. – Как ты себя чувствуешь? Можешь шевелить руками и ногами?
Я сжала ладонь в кулак, согнула ногу.
– Могу.
Собственный голос напугал меня: сиплый, будто я провалялась несколько дней в горячке или сорвала его от крика. Хранитель удовлетворенно кивнул.
– Хорошо.
– Что со мной случилось? И где я?
Он подошел поближе, положил мне на лоб сухую прохладную руку. Звякнули колокольчики на браслетах, им вторили собратья в волосах, заплетенных сегодня в косу. Пристрастие к подобным украшениям любого другого мужчины вызвало бы усмешку, но Хранитель забавным не выглядел. Скорее внушал почтение, несмотря на манеру одеваться и прическу.
– Ты в моей лаборатории, Ирис. Здесь тебе ничто не грозит. А вот что с тобой случилось… Увы, точного ответа я не знаю.
Я припомнила вчерашние – а вчерашние ли? – события. Визит Дрейка, драка, поцелуй, красавица-незнакомка, объявившая, что она невеста Сирила…
– Это все из-за того зелья, да? Оно ослабило меня?
Хранитель не ответил на вопрос, а задал свой:
– Скажи, Ирис, давно ли ты перестала чувствовать свою силу?
Давно ли? Да с тех пор, как я покинула разоренный войной юг, она становилась все слабее и слабее, пока вовсе не уснула. Впрочем, можно и не скрывать, пока что любопытство собеседника опасений не вызывало.
– Где-то с полгода.
– С тех пор, как ты бежала на север, верно?
Короткий кивок.
– Интересно. Очень интересно. Хотел бы я знать, что служит источником силы ведьмам юга.
А вот это уже вопрос слишком близкий к опасной теме, и на него отвечать не стоит. Хотя мне-то прекрасно известно, из какого источника черпают южные ведьмы свою силу.
У нас нет ни определенного места, ни артефакта. Ни священной рощи или пещеры, ни волшебного камня. Мы сами – и сила, и слабость. Наш источник – любовь. Оттого-то юные ведьмы редко способны развернуться в полную мощь: им неведома ни страсть женщины к мужчине, ни яркая, превозмогающая все любовь матери к детям. Но для обычного, повседневного колдовства хватает и тех теплых чувств, которыми каждая из нас наделена от рождения. Любовь к родителям. К друзьям. К братьям и сестрам, дедушкам и бабушкам, если таковые имеются. Любовь к родной земле – она впитывается с молоком матери и вместе с кровью течет по венам.
Император убил, разрушил, уничтожил все то светлое и доброе, что питало меня, и сила моя уснула, не получая должной поддержки. И если она пробудилась, да еще с такой невиданной мощью… Впервые я задумалась о том, что именно это означает. Осознала и ужаснулась. Нет! Этого я никак не хотела, и все же это случилось. Я влюбилась. Влюбилась в самого неподходящего человека, в того, с кем не смогу быть вместе никогда, в того, кто не сможет сделать меня счастливой, зажечь во мне теплый ровный огонь.
Но сила ведьмы питается и безответными чувствами – такие случаи хоть и редки, но известны. Значит, мои способности останутся при мне до тех пор, пока я жива. И пока жив Сирил. Если Император пожелает меня их лишить, ему придется убить одного из нас. Хотя есть и еще один способ. Редкий, известный далеко не каждому, но действенный. Прибегнувший к нему навлекал на себя проклятие, но разве страшится проклятий Император, на чью голову и без того ежедневно призывают кары небесные обездоленные? Сомневаюсь.
Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, пока Хранитель смотрел выжидательно. Он молчал, предоставляя мне право решить самой, открыть ли ему правду.
– У северян тоже есть свой источник, верно? – воспользовалась я возможностью уклониться от ответа на его вопрос.
Искренности никак не ожидала, но Хранитель удивил меня. Он кивнул и просто сказал:
– Верно, есть. Он именуется Сердце. Сердце севера.
– Сердце севера, – повторила я. – Красиво.
Собеседник лукаво улыбнулся.
– Оно и само прекрасно. Настолько, что я всякий раз замираю в немом восхищении, когда вижу его.
– Ой!
Только сейчас я, глупая, поняла, отчего его именуют Хранителем. Что именно он хранит. Да уж, прямо-таки день открытий.
– Ты верно догадалась, маленькая южная ведьма. Я – Хранитель Сердца.
У меня что, мысли на лице написаны? А этот странный человек может их читать?
– Нет, Ирис, я не читаю мысли. Просто о твоих сейчас догадаться нетрудно.
Я вспомнила, о чем размышляла совсем недавно, и вспыхнула. Надеюсь, хоть это осталось секретом!
– Значит, это ты охраняешь источник?
– Не совсем так, Ирис. Сердце неразрывными узами связано с нашим эртом. Правитель питает источник своей кровью, а Сердце наполняет магией Снаргард и его жителей. Я же… присматриваю, скажем так. У тебя еще остались вопросы? Остались, я вижу по тому, как блестят твои глаза. Задавай. Не обещаю, что отвечу на все, но некоторые ответы ты получишь.
И с чего бы он такой добрый? Никак готовит ловушку? Однако же и отказываться от шанса выведать хоть что-либо новое глупо. С чего бы начать?
– На подъезде к Снаргарду мы видели в небе тварь. Крылатую. От нас ее скрыли крепостные стены. Сирил… эрт не стал мне рассказывать, что это за зверь, пообещал, что вскоре я и сама увижу. И я увидела, вот только не живых монстров, а их изображения. Они здесь повсюду. Ты объяснишь мне, что это за твари и откуда они взялись, или это тот вопрос, что останется без ответа?
Признаться, я ожидала, что собеседник покачает головой, и скажет, что Снаргард хранит свои тайны. Что южной ведьме, волею судьбы заброшенной в северную столицу, и без того удалось выведать слишком много. Что чужакам ни к чему знать о таинственных чудищах, населяющих окрестности. Однако же Хранитель вновь меня удивил.
– Это Стражи, Ирис. Защитники Снаргарда. Тебе не стоит их бояться.
Помнится, именно так и сказал Сирил. О том, что бояться не стоит, что ничего мне не грозит. Догадка промелькнула в уме, и с языка сорвалось быстрее, чем она оформилась окончательно:
– Их приручили, да? Или северяне платят им дань? Сердцу нужна кровь эрта, а этим тварям? Что они требуют взамен? Невинных дев, как в старых сказаниях? Чем расплачиваетесь вы с ними?
Лицо Хранителя оставалось бесстрастным, хотя в глазах заплясали лукавые искорки.
– Не стану лгать тебе, Ирис, и не скажу, что невинные девы вовсе не интересуют наших Стражей. Вот только никто от жителей города никакой платы не требует. И ежели какая из незамужних дев, невинная либо давно уже, хм, утратившая сие несомненно ценное качество, решит прийти к Стражу, то, поверь, это только ее добрая воля и ее желание.
Добрая воля? Искреннее желание? Они что – безумицы, местные жительницы? Пожелать попасть на обед огромному кровожадному монстру?
– И вы не опаиваете их и не угрожаете?
Теперь он уже расхохотался, не таясь.
– Нет, разумеется, нет. Ты боишься, что тебя отдадут одному из Стражей, да?
Не знала я, чего боялась больше: