Оглавление
АННОТАЦИЯ
Прошло десять лет со времён войны магов и ведьмаков.
Бывший ведьмак, офицер городской стражи Атаниэль Кроу получает приказ отыскать хотя бы одного выжившего мага. Он находит его в подземелье своего старого боевого товарища - но теперь перед Атэ встаёт вопрос: что станет с магом, если отдать его властям?
ГЛАВА 1. Старые друзья
Атэ пригубил из хрустального кубка, изрезанного золотым узором, редкое красное вино и снова посмотрел на Калена.
— А помнишь, как мы вошли в освобождённую Астарту?
Ведьмак, сидевший напротив него, улыбался. Волосы его — всё такие же чёрные и густые, как и в прошлую их встречу, падали на широкие плечи мягкой волной. Мощная грудь мерно вздымалась при каждом вздохе. Прикрыв глаза, Атэ мог расслышать, как мерно, будто колокол в обедню, бьётся сильное и молодое сердце отставного солдата. Кален улыбался, и при каждом движении его губ по телу Атэ разливалась приятная нега. Атэ мог бы не один вечер молча сидеть рядом со старым другом и просто смотреть на него, не вслушиваясь в слова. При этом его суровые черты против воли разглаживались, и если бы он увидел себя в зеркале, то понял бы, что в присутствии Калена и сам становится на двадцать лет моложе.
— Ты нашёл себе место в новом мире, — сказал Атэ, усилием воли стирая улыбку с лица. Он в очередной раз напомнил себе, зачем пришёл сюда, но попытка оказалась неудачной.
— Место? — улыбка Калена стала растерянной. — Ты об этом?
Маг обвёл рукой уставленную дорогой мебелью залу. Только теперь Атэ заметил, что все предметы здесь трофейные. Отчего-то его пробрала невольная дрожь. Он снова пригубил вино, но стало только хуже — будто удар молнии пронзил его от затылка до самых пяток. Он вспомнил, откуда ему знаком этот тонкий вкус — в самые последние дни, когда они с Каленом, как обычно, в авангарде наступления, вошли в замок Брен Хисалет, они нашли в тронном зале лишь мёртвое тело Мериль Асанты — одной из Семи. Женщина, которой было не более тридцати, сидела на каменном троне, впившись тонкими пальцами в деревянные подлокотники. Лицо её иссохло, будто у столетней старухи, но голубые глаза были открыты и по-прежнему смотрели в сторону дверей — Мериль не сдала бы замок и теперь, но собственная магия убила её раньше, чем каратели Магистории.
Тогда Атэ стало тошно. Он встречал эту женщину. Он видел её на балах. Пару раз она даже побывала в его постели. Он бы преувеличил, если бы сказал, что любил её или хотя бы хорошо знал. Но он помнил рыжие пряди, разметавшиеся по лазурной простыне, и улыбку на скуластом лице, похожую на проблеск пламени в ночной тьме.
А теперь она была мертва… Ничего неожиданного. Мериль могла быть права или виновата, но она никогда не сдавалась. И она умерла непобеждённой.
Атэ помнил, как схватил с одной из тумб бутылку и приложился к горлышку, не думая о том, что это вино могло стать последним спасением Мериль от плена. Он пил и пил, пока последняя капля не упала в его горло, а затем поднял глаза и увидел перед собой смеющегося Калена. В руках друга была такая же бутылка. Не допив до конца, он утёр рукавом губы и отбросил сосуд в сторону. Затем молниеносно приблизился к Атэ и, схватив его за локти, крепко сжал.
— Мы победили, — сказал он чётко и ясно, но, как и теперь, Атэ не слышал его слов. Перед глазами его всё стояло высохшее лицо старухи, некогда звавшейся Рубином Атоллы.
***
Атэ с трудом вырвал сознание из когтей воспоминаний. Вечер стремительно растерял всю свою прелесть. Он медленно, стараясь преодолеть дрожь в непослушных пальцах, поставил бокал на стол.
— … тогда была жизнь, Атэ. Тогда мы знали, за что сражаемся.
Расфокусированным взглядом Атэ посмотрел на старого друга. Похоже, тот говорил уже довольно долго — он так же не нуждался в слушателе, как Атэ — в рассказчике. Опустив руку ниже подлокотника кресла так, чтобы Кален не мог видеть сжатый кулак, Атэ впился острыми ногтями в ладонь.
«Я клинок бесцветного света, — прошептал он мантру, с которой начинал каждый новый день, — моё тело — орудие света. Мой голос — голос света. Мой разум — гарда клинка».
В голове слегка прояснилось, и Атэ снова посмотрел на Калена. Он мог бы назвать то, что происходило с ним, боевым трансом, но транс этот предназначался не для сражения. Сейчас он не был ветераном войны с отступниками и не был другом Калена, он был лишь функцией, щупальцем тайной полиции, проникшим в сердце, неверное Магистории. В каждом слове собеседника он видел правду и ложь, сомнение и пристрастие. Замечал каждую деталь. Отвечал то, что хотели от него слышать.
— Да, Кален, — сказал он, и лишь лёгкая певучесть в голосе могла выдать стороннему наблюдателю его состояние. Но он не боялся быть раскрытым — его голос сам по себе стал орудием гипноза. — Война — это время, которое нам не дано забыть.
— Да, Атэ, я знал, что ты поймёшь…
Кален снова заговорил, вспоминая бордели и таверны, разбитые лагеря и стоны умирающих. Но теперь его монолог вызывал у Атэ лишь раздражение. Молча, не убирая мечтательной улыбки с губ, он дослушал собеседника и произнёс:
— А знаешь, Кален, о чем я жалею больше всего? — Атэ улыбнулся ещё шире, и в улыбке его мелькнул хищный оскал. — О том, что не оставил себе что-то на память о той войне.
Кален усмехнулся и посмотрел на друга. Взгляд его выражал какое-то странное умиление, будто только что он встретил вторую половинку своей души.
— Посмотри по сторонам, Атэ. Я помню, как мы шагали с тобой по пыльным дорогам. Здесь каждая вещь — наша общая добыча. Выбери любую.
Атэ замолчал, новым взглядом рассматривая шикарные апартаменты.
— Вещи, Кален… Вещи — ничто.
Атэ обернулся к другу и увидел, как по его суровым чертам скользнула мимолётная обида. Атэ пригубил вино и медленно облизнул губы. Тишина, повисшая в воздухе, была густой, как утренний туман над болотом.
— Я бы хотел, — он поднял перед собой руку, которую только что сжимал в кулак, и провернул в воздухе кисть с тонкими пальцами, унизанными перстнями, — я бы хотел, — повторил он ещё медленнее, нараспев, — взять за горло одного из этих… — он не уточнил, о ком говорит, но Кален понял, и глаза бывшего карателя недобро блеснули. — Я бы хотел снова увидеть кровь на разбитых губах этой мрази, мольбу и страх на лице отступника.
Атэ повернулся к Калену, и в эту секунду они были схожи как братья, или, скорее, как зеркало и его человек. Хищные улыбки на тонких губах и блеск в глазах, навсегда окрашенных эликсирами в красный цвет.
Кален колебался. Атэ видел это. Атэ не торопил. Кален медленно сжимал и разжимал пальцы на дубовом подлокотнике. Кален был одинок. Он хотел поделиться своей самой сокровенной тайной, и Атэ знал это. Ещё немного — и его улыбка стала бы неестественной. Нужно было делать следующий шаг — вперёд или назад. Но Кален сдался. Он резко встал с кресла и, почти дёрнув старого друга вверх, заставил того подняться следом.
Атэ спрятал в пышном воротнике облегченный вздох.
Не решаясь отпустить рукав друга, Кален пинком распахнул дверь и потянул его за собой в глубину тёмного коридора. Атэ следовал за ним, не говоря ни слова. Несмотря на транс, сердце глухо билось где-то у самого горла. Они миновали несколько поворотов и дважды спустились вниз по винтовым лестницам. Запахло сыростью, и Атэ понял, что они оказались ниже уровня земли. После очередного поворота Кален остановился, и Атэ врезался в его широкое плечо. Слегка привыкшие к темноте глаза рассмотрели контуры тяжёлой двери, обитой металлом.
— Атэ, — в голосе Калена слышалась непривычная хрипотца. Он облизнул губы и продолжил чуть увереннее: — Поклянись памятью наших братьев. Никто, ни одна живая душа не должна узнать, что ты видел.
Будь в коридоре чуть светлее, Кален наверняка разглядел бы истерический блеск в глазах друга. Тот не колебался.
— Клянусь, — выдохнул он, — клянусь могилами Сенда и Аров, что никто не узнает, куда ты меня привёл.
Он знал, что отвечает невпопад, но Кален был настолько погружён в собственные эмоции, что не заметил ничего. Сняв с груди ключ, он легко нащупал замочную скважину и дважды повернул. Замок щёлкнул.
— Помоги, — попросил Кален и приник грудью к двери.
Атэ не сомневался, что Кален много раз открывал эту дверь один, но это было будто причащение, будто подтверждение того, что Атэ с ним заодно — и гость упёрся руками в дверь слева от хозяина. Петли заскрипели. На секунду Атэ показалось, что визг ржавого железа сливается с другим, таким же протяжным и болезненным звуком, но уже в следующую секунду наступила тишина.
Тьма, царившая в помещении, была абсолютной. Её можно было резать ножом — но она слипалась бы, срасталась обратно. Атэ закрыл глаза, пытаясь преодолеть тяжёлое чувство, будто бы тьма пытается проникнуть внутрь него, пролезает в глазницы и ушные раковины. Теперь, с опущенными веками, он понял, что тишина не абсолютна. Где-то далеко размеренно ударялись о камень капли воды. Каждые две секунды.
Кап.
Кап.
Кап.
Звук был противным, как и скрип заржавевшей двери. Но это было не всё. Теперь он слышал дыхание. Своё. Калена. И не только. В камере был третий. Узник.
Атэ сглотнул, не в силах поверить.
— Посмотри, — Атэ услышал голос друга и вздрогнул.
Кален говорил неожиданно мягко, с какой-то странной гордостью. Атэ медленно открыл глаза, ожидая встретить привычную уже темноту. Неяркий свет факела на секунду ослепил его. Наконец цветные круги перед глазами исчезли, и Кален медленно сделал шаг в сторону. На полу рядом с его ногами лежал, как показалось Атэ вначале, брошенный ворох чёрных тряпок. Тряпки когда-то были дорогими — некоторые даже украшали россыпи разноцветных камней. Не сразу Атэ увидел грязные, местами покрытые коркой запёкшейся крови ладони и запястья в толстых стальных наручах. Издали пальцы узника походили на крылья голубя, попавшего под телегу и теперь распластанного на дороге — некогда прекрасные перья теперь превратились в бесполезное грязное месиво. Короткая цепь скрепляла наручи, не позволяя пленнику развести руки в стороны, и он поднял их вверх единственным защитным жестом, который мог себе позволить. При этом края наручей впились в и без того израненную кожу, заставляя кровоточить незаживающие рваные раны.
Негнущимися ногами Атэ сделал ещё один шаг. Облизнул внезапно пересохшие губы.
— Настоящий маг? Где ты его взял?
Кален не ответил.
Атэ подошёл ещё ближе и попытался отвести в сторону ослабевшие руки пленника. Тот слабо сопротивлялся, но силы были не равны. Атэ перехватил скованные запястья ловчее… и тут же выпустил их. Его собственные пальцы стали ватными, и он с трудом смог удержать контроль. Атэ видел многое. Он сжигал в срубах вопящих беременных женщин — ещё не рождённую поросль тёмного леса. Не щадил ни детей, ни стариков. Светлые. Тёмные. Он не помнил, кто из них кто. Шла война. И каждый имел право на месть. Но тут…
Атэ плотно сжал зубы, внезапно почувствовав, что размяк. Вновь затвердевшей рукой он рванул вверх подбородок тёмного мага, одновременно пытаясь отвести от его лица скованные руки. Тот слабо захрипел. И только теперь Атэ увидел, что шею колдуна обнимает металлический ошейник, скованный короткой цепью с его запястьями. Стало понятно, что пленник не смог бы подчиниться желанию Атэ, даже если бы и хотел. Но отчасти Атэ добился своего — увидел жёлтое, как высохший папирус, лицо. Щёки, нос, губы колдуна пересекали грубо сросшиеся шрамы — будто кто-то, возможно, он сам впился когтями в кожу на лбу и рванул вниз. Изуродованные губы имели тот же бледно-желтый оттенок. Но всё это меркло в сравнении с тем, что увидел Атэ в первую же секунду — у пленника не было глаз.
Ровные ряды стежков навсегда сомкнули его веки.
***
Как и тогда, в Брен Хисалет, его охватило неудержимое желание бежать. Развернуться и нестись прочь без оглядки. Но он уже не был тем юнцом, что свято верил в непогрешимость своего командира. Но даже тогда он нашёл в себе силы спрятать потрясение за хищным оскалом. Теперь все было проще. И, одновременно, сложнее.
«Зачем?» — хотел спросить он, но вместо этого, не выпуская из рук подбородок пленника, повернулся к Калену и облизнул губы, выигрывая время. Транс уже спал. Атэ хотел, но не мог прочесть выражение лица друга. Гордость? Жестокость? А может, даже… восторг?
Кален в задумчивости протянул вперёд руку и легко огладил висок пленника. Тот моментально рванулся прочь, снова разрывая кожу на шее. Атэ не преминул отметить про себя, как разнится реакция пленника на его касания и прикосновения Калена. Он не мог видеть пришельцев, а наручи блокировали возможность ощутить их через силу — и всё же он узнал Калена. Без сомнения.
Атэ снова сглотнул, подбирая слова.
— Лени, — сказал он мягко, нарочно используя имя, которое не произносил со времён войны, — знаешь, чего я хочу?
Кален опустил пальцы ниже, пересекая стальной ошейник, и слегка коснулся ключицы узника. Того крупно трясло. Атэ не сомневался, он стал бы частью стены, если бы мог.
— Лени, — повторил Атэ почти нежно, вновь обращая на себя внимание.
Кален с трудом оторвал взгляд от мага и повернулся к Атэ. Теперь он коснулся кончиками пальцев виска гостя. Прикосновение было едва уловимым. В нём сквозила нежность отца, встретившего сына после долгой разлуки. Атэ понимал это как никто. Но он не забыл, как эти же нежные пальцы касались изорванной кожи пленника. Кален что-то говорил. Заставив себя сконцентрироваться, Атэ осознал, что некоторое время крупно дрожит. Он не стал преодолевать эту невольную реакцию — он видел, что если Кален и заметил что-то, то явно понял по-своему.
— … да, тебе я верю, — Атэ наконец разобрал слова.
— Ты оставишь меня с ним? — спросил Атэ внезапно осипшим голосом.
Лицо Калена осветила мимолётная печальная улыбка.
— Всё так же застенчив, — сказал он и потрепал коротко остриженные кудри Атэ, а после взял в ладони его кисть и вложил в дрожащие пальцы связку ключей.
— Разберёшься, — прошептал он, склонившись к самому уху гостя и неприятно скользнув губами по хрящику.
Затем быстро отстранился и прошёл к двери. Однако уже у самого выхода остановился, закрепил факел на стене и, помедлив секунду, бросил через плечо:
— Только не убивай его. Я к нему, — Кален усмехнулся, — привязался.
ГЛАВА 2. Старые враги
Дверь за спиной Калена глухо стукнула, заставив Атэ вздрогнуть. Чтобы успокоиться, он для начала прикрыл глаза и прислушался к темноте. Собственное сердце стучало глухо, как обтянутые войлоком копыта коня в рейде. Сердце пленника рядом и вовсе было едва слышным.
Стены. «Толщиной не меньше метра», — отметил Атэ. Он инстинктивно погрузил руку в противоположный рукав и коснулся маленького конвертика, пришитого к рубашке изнутри. Глубоко вдохнул, заставляя себя расцепить пальцы. «Рано», — сказал он сам себе, понимая, что использовать иту сейчас — значит выдать себя и перед Каленом, и перед пленником. Он открыл глаза и ещё раз посмотрел на мага. Тот сидел, изо всех сил вытянув шею, будто вслушивался в движения своего гостя.
— Не бойся, — тихо произнёс Атэ.
Конечно, это не помогло. Зато теперь он, наконец, получил возможность внимательно рассмотреть пленника. Его длинные волосы давно потеряли цвет. По всей длине тут и там они были вымазаны субстанциями неизвестного происхождения. Была здесь и кровь, и что-то ещё, более отвратительное. Изуродованное лицо невозможно было узнать, хотя Атэ и помнил портреты всех отступников лучше, чем имена своих предков. Атэ приблизился и присел напротив пленника. Он протянул руку и осторожно коснулся краешка его одежды. Тело отступника напряглось, натянулось, как тетива лука перед выстрелом. Атэ не знал, хотел ли узник броситься прочь или в атаку — ошейник не позволил бы сделать ни того, ни другого.
— Как мне тебя называть? — спросил Атэ, тщательно контролируя голос. Он был бы не прочь сейчас уйти в транс, но сделать это вот так, сразу после прошлого сеанса, не мог.
Губы узника скривились в усмешке, краешки едва подживших ран разошлись, выпуская наружу капельки крови. Он издал нечленораздельный хрип, но не более того. Внезапная догадка холодком отозвалась в позвоночнике Атэ.
— Открой рот, — приказал он резко, слишком резко — и, не дожидаясь реакции, одной рукой взялся за скулы пленника, а другой потянул его подбородок вниз, одновременно просовывая ему в рот палец.
Однако едва приоткрывшиеся челюсти тут же сжались. Атэ вскрикнул от неожиданной боли и попытался высвободиться. Это оказалось не так просто. Отступник яростно сопротивлялся. Получив толику власти над противником, он уже не желал с ней расстаться. Темный дёргался в железных кандалах, всё крепче сжимая челюсть и при этом рискуя не только откусить палец эмиссару империи, но и свернуть шею себе. Ни та, ни другая перспектива не устраивали Атэ, и он наотмашь ударил узника по лицу свободной рукой. Захват на секунду ослабел, и Атэ отскочил прочь, баюкая ноющий палец. Пленник издал злобный нечленораздельный стон.
Атэ тяжело дышал. Он видел кровь на изувеченном лице, на горле, кровью пропитались чёрные лохмотья. Но узник даже не пытался коснуться ран плотно скованными руками. Атэ стало стыдно, и он опустил кисть, напоследок помахав ей в воздухе, словно для того, чтобы стряхнуть боль с укушенного пальца.
— Хорош, — сказал он, всё ещё пытаясь отдышаться. — Первый раунд за тобой. Я буду звать тебя Тар Ханэ — Бешеный Пёс.
Узник довольно оскалился, и Атэ улыбнулся в ответ, хоть темный и не мог этого видеть. Он был доволен и добился, чего хотел — в те несколько секунд, пока паника и боль ещё не овладели Атэ, он нащупал во рту пленника язык и теперь знал, что тот может говорить. Просто не хочет общаться с ведьмаком. «Неудивительно», — мелькнула в голове Атэ короткая мысль, но он отогнал её, сосредотачиваясь на работе.
— Тар Ханэ, — произнёс Атэ, приучая пленника к новому имени, — твой разум цел? Или годы плена сыграли с тобой злую шутку?
Месиво из старых и новых шрамов, служившее пленнику лицом, шевельнулось. Он понял вопрос, но не счёл его достойным ответа.
— Если разумен, то выслушай меня.
Атэ сделал паузу, пытаясь понять, согласился ли узник. Некоторое время царила тишина. Затем маг медленно произнёс, будто почувствовав мысль Атэ:
— У меня нет выбора.
Атэ улыбнулся. Пленник ответил. Ему было любопытно?
— Я не… — он хотел было сказать, что не собирается делать то, чего ждут от него Кален и сам пленный, что не причинит ему боли, но тут же отмахнулся от несвоевременной слабости, которая могла лишь оскорбить собеседника. — Я, — повторил он увереннее, — сейчас открою замок у тебя на ошейнике, — он снова сделал паузу, увидев, как дёрнулся пленник навстречу ему, и прекрасно понимая, что сделано это не в порыве благодарности. — Ты бросишься на меня, — продолжил Атэ, — и попробуешь перегрызть мне горло. Ты мог бы добиться успеха, если бы не был так вымотан, а кандалы сковывали только твоё тело, а не душу. Впрочем, если б это были простые кандалы, я был бы уже мёртв.
Пленник горько усмехнулся.
— Итак, — продолжил Атэ, — если даже тебе удастся меня убить — а это сейчас маловероятно — через некоторое время меня хватится мой друг, хозяин этого замка. И вряд ли ты сможешь убить и его.
Узник не двигался, не выражая никаких эмоций.
— Конечно, ты можешь рискнуть, — Атэ задумался и добавил: — Я бы рискнул. Если бы был безумен. Если бы у меня не было надежды.
Тар Ханэ не отвечал, но для Атэ это уже было согласием. Узник пока не оставил мысль о побеге.
— У нас есть другой вариант, — продолжил Атэ. Он видел, как в смятении мечутся глазные яблоки мага, скованные веками. Пленник слушал. — Я открою замок, и ты подпустишь меня к себе. Я осмотрю твои раны. Ничего более, — поспешно добавил Атэ, заметив, что губы мага снова начинают кривиться в злой усмешке. Теперь было самое трудное. — Потом я закрою кандалы, Тар Ханэ. Но я не прикую тебя к стене. Это будет жест доброй воли.
— Награда, — выплюнул узник сквозь зубы всё с той же злостью.
— Нет, — спокойно сказал Атэ. — Именно жест доброй воли. Потому что я вернусь. Как только смогу. И заберу тебя отсюда. Клянусь.
Отступник ответил не сразу. Вопрос висел в воздухе, но Атэ ждал, пока он прозвучит вслух.
— Посмотри на меня, — сказал пленник почти спокойно, — неужели ты думаешь, я поверю… ведьмаку?
— У меня нет ответа, — сказал Атэ тихо, — решать только тебе.
Он снова сделал паузу, дожидаясь, пока пленник осмыслит сказанное.
— Я подхожу, — предупредил он через некоторое время.
Маг сидел неподвижно. Атэ присел на корточки и коснулся пальцами стального ошейника. Узник по-прежнему не двигался. Атэ нащупал замок и стал по очереди пробовать разные ключи из связки. Он не торопился. А вот пленник начинал выходить из себя. Он тяжело дышал. Терпеть другого человека так близко он мог с трудом. Наконец, замок щёлкнул. И раньше, чем Атэ успел вытащить ключ, отступник рванулся вперёд. Обломанные ногти впились в горло Атэ, но чуда не произошло. Отчаяние не придало пленному магу сил. Атэ легко отшвырнул противника к стене — тело его было лёгким, как пушинка.
Не дожидаясь новой атаки, Атэ рванул из рукава конверт с итой и, торопливо вдохнув ее, воздел руки перед собой. Он провёл ладонями от середины в сторону, и тело противника, и без того распластанное по камню, растянулось, будто морская звезда, прикованная к песку — руки над головой, ноги широко разведены в стороны. Атэ медленно подошёл ближе. Теперь он мог не сомневаться, что пленник не сможет сопротивляться, но предпочитал не рисковать. Воля к победе, накрепко засевшая в голове мага, вызывала невольное восхищение.
Атэ развёл в стороны полы и без того разорванной мантии и увидел перед собой решетку рёбер, плотно обтянутую кожей. Тар Ханэ почти не кормили. Это не удивило ведьмака. Он положил пальцы на грудь пленника чуть ниже плеча, туда, где темнел синий завиток какой-то татуировки, и медленно провёл вниз, минуя многочисленные шрамы.
Тот издал глухой яростный стон. Атэ резко отдёрнул руку и отступил. Он чуть было не утратил контроль над магическими узами, удерживавшими пленника неподвижно, настолько неожиданной оказалась эта реакция. Он всмотрелся в измученное лицо — зубы пленника оказались плотно сжаты, он удерживал контроль с таким же трудом, как и сам Атэ. Решительно замотав головой, чтобы отогнать наваждение, он снова подошёл к отступнику и прочертил пальцами ту же линию.
— Я просто проверю, всё ли в порядке с внутренними органами, — сказал Атэ вслух, не зная, кому больше нужны эти объяснения, ему или пленнику. — Сердце, — произнёс он, останавливаясь ненадолго там, откуда раздавался размеренный тяжёлый стук. — Лёгкие, — он прочертил пальцами линию слева направо, заставляя пленника закашляться. — Небольшой бронхит.
Атэ неуверенно приложил руки к груди пленника и сосредоточился, снимая воспаление. Несмотря на всю свою осторожность, Атэ видел, как реагирует тело пленника на эти прикосновения. Это было неестественно, но Атэ заставил себя не думать о возбуждении своего невольного пациента. Проведя ладонями дальше, ведьмак исследовал органы пищеварения. Нахмурился, обнаружив застарелую язву желудка, и мягко погладил пленника по впалому животу. Движение пришлось повторить несколько раз — здесь требовалось куда больше целительной энергии. И каждый раз, когда пальцы Атэ касались израненной кожи, пленник вздрагивал и крепче сжимал кулаки, пришпиленные к стене магией иты.
— Вот и всё, — произнёс Атэ, убирая руки.
Отступник молчал, занятый собственной внутренней борьбой. Атэ аккуратно запахнул обрывки мантии, поднял с пола ошейник и снова защелкнул его на шее пленника.
— Я сдержу обещание, — сказал он, отодвигаясь, — путы скоро спадут, и ты сможешь передвигаться по камере. Но тебе же лучше, если Кален не узнает ни об этом, ни о том, что мы делали наедине, — Атэ коротко усмехнулся. — И чего не делали, конечно.
***
Атэ подцепил факел и вышел из помещения.
Он плотно закрыл дверь и запер одним из ключей, висевших на связке. Теперь, когда в руках у него был хоть какой-то источник света, путь наверх показался не таким долгим и запутанным. Однако стены, пропитанные тьмой, всё так же давили на него со всех сторон.
Кален ожидал его в той же гостиной. Он пил вино из серебряного кубка, разукрашенного звериным орнаментом.
— Тебе понравилось? — спросил он, слегка поворачивая голову в сторону гостя.
Атэ только кивнул, не в силах врать. Он взял со столика забытый хрустальный бокал и залпом осушил его.
— Кален, — сказал он медленно, будто ему приходилось говорить в воде, — я устал сейчас. И меня ждёт… ждут.
Кален довольно кивнул и хитро посмотрел на Атэ.
— Но ты придёшь ещё? — спросил он.
— Обязательно, — Атэ почти выдохнул это слово и замолчал, не желая продолжать.
Кален рассмеялся.
— Да, Атэ… Это власть… — глаза его, устремлённые сейчас на огонь, блестели, отражая всполохи пламени. — Власть, которой не найдёшь даже в покоях верховного магистра… — он тряхнул головой, останавливая себя. — Что это я… Слишком много говорю, а ты устал.
Кален поднялся и протянул руку Атэ. Тот пожал предложенную ладонь непослушными пальцами.
— Я тебя провожу, — добавил Кален, подхватывая с кресла плащ.
Они вместе вышли во двор, Кален помог Атэ оседлать коня. Сплошной стеной шёл дождь, и Кален дважды спросил Атэ, не хочет ли тот остаться и переждать непогоду. Атэ лишь качал головой. Только миновав ворота замка, он смог вдохнуть спокойно. Впрочем, и эта минута одиночества оказалась недолгой. Стоило лишь Атэ выехать на мост, соединявший владения Калена с островом Душ, как в голове у него раздался встревоженный голос Нэта.
— Что там, капитан?
Атэ покачал головой, затем, спохватившись, произнёс мысленно:
— Не могу пока говорить.
— Очередная пустышка? — не унимался Нэт.
Атэ действительно было трудно сосредоточиться на разговоре. Дождь все еще лил как из ведра. Конь то и дело поскальзывался. А мысли всё время возвращались к тому, что Атэ предпочёл бы не показывать своему юному помощнику.
— Завтра. Утром, — бросил он коротко, и хотя Нэт ещё несколько раз пытался что-то уточнить, больше не обращал на него внимания.
***
Дома он оказался уже далеко заполночь. Однако стоило промокшему до нитки, похожему в эту минуту на искупавшегося в луже кота капитану пересечь порог, как стройная фигурка устремилась к нему, повисла на шее, принялась распутывать завязки плаща.
— Лана, — выдохнул Атэ, не успев произнести ничего больше.
Мечущиеся из стороны в сторону светлые косы то и дело задевали его грудь. А когда он склонил голову, выбившиеся из прически Ланы завитки начали щекотать нос и уши, ещё более усиливая смятение стража. Вот уже тонкие руки справились с застёжками камзола и принялись бороться с мокрым белоснежным жабо.
— Лана, перестань, испачкаешься и простудишься, — сказал он сурово, собрав последние силы, и отстранил девушку, удерживая её на вытянутых руках.
Лана была одета в одну лишь ночную сорочку из зелёного шёлка, уходившую в пол вдоль стройных ног. Под глазами у нее слегка припухло, выдавая девушку с головой.
— Опять не ложилась? — спросил он, бросая косой взгляд на диван, упавшую на пол книгу и беспорядочно разметавшийся кашемировый плед.
Лана отрицательно покачала головой.
— А ты чего ждал? — спросила она.
Атэ вздохнул. Отпустив девушку, он подошёл к дивану, поднял книгу и, заложив страницу уголком, посмотрел на обложку:
— Тайны Магистории или Ночные переулки Атоллы… Свет всемогущий, Лана, ещё бы после такого уснуть.
Девушка не ответила. Она переместилась к буфету и принялась хлопать дверцами.
— Нет, Лана, нет! — он воздел руки перед собой, предваряя вопрос. — Я ничего не буду. Я ничего не хочу.
Он подошёл к ней вплотную и, смирившись с тем, что сорочка уже промокла насквозь, нежно обнял девушку и поцеловал её в лоб.
— Золотце моё, я устал как гребец на галерах. Я даже не знаю, смогу ли уснуть. Я был у Калена. Мы вместе служили когда-то. И мы ничего не делали, только выпили пару бокалов вина. Но там за окнами тропический ливень, меня разморило, я на ногах не стою. Прошу тебя, пожалуйста, просто пошли спать.
Лана с сомнением посмотрела на Атэ.
— А если ты простудился? — спросила она.
Он яростно замотал головой. Лана отставила в сторону графин с водой, в которой уже собиралась что-то растворить.
— Ладно, — сказала она осторожно и так же аккуратно поцеловала Атэ в лоб, — но больше так не делай, хорошо?
Атэ не ответил. За вечер он уже порядком устал врать. Только снова коснулся губами нежного виска и побрёл к спальне, раздеваясь на ходу.
ГЛАВА 3. День
Атэ так и не сомкнул глаз до рассвета. Ближе к утру он встал и тихонько, чтобы не разбудить Лану, прокрался к окну. Укрывшись гардинами, капитан долго смотрел на север — туда, где вздымались в небо подёрнутые туманной дымкой шпили Брен Тантара. Это имение, доставшееся Калену совсем недавно, находилось на западном окончании архипелага. Практически это был уже не остров, а небольшая часть суши, которая во время прилива соединялась с материком лишь тонким перешейком. Кален был младшим в семье и на родовое гнездо никогда не претендовал, но война изменила слишком многое. Его старший брат погиб. Отец был тяжело ранен.
Брен Тантар принял удар отступников первым. Вековые стены дрогнули… но устояли. Впрочем, тогда магов ещё не называли отступниками, тогда их звали — слуги Армии Заката. И вёл их могущественный Сайдэ Киан. Он стал единственным из магов, чей сговор с Изначальными удалось доказать. Но к тому времени, когда всеми правдами и неправдами солдатам Атоллы удалось загнать Киана обратно на материк, любого, кто мог читать заклятья, не вдохнув эликсиров, называли преступившим.
Атэ мог это понять. Ита, Пыльца фей, лежала в основе всех магических напитков, но использование её обходилось слишком дорого — во всех отношениях. Такие, как он, быстро старели, а перед смертью часто сходили с ума. К тому же каждая новая порция иты действовала хуже предыдущей. А ещё глаза, которые с годами у ведьмаков начинали пылать красным закатным заревом…
А вот чародеям, настоящим магам, порошок был не нужен. Они черпали силу у самих Изначальных. Магия будто бы текла по их жилам. Магия, какой сидевшие на ите ведьмаки не могли себе даже представить. Им завидовали. А потому, когда к рубежам Магистории подошла Армия Заката, напитанная силой демонов, это послужило сигналом для всех, кому чародеи были костью в горле. Не смущаясь того, что настоящий враг стоит у стен, толпы перепуганных крестьян, подгоняемые аристократией, жгли башни магов и ровняли с землёй поместья их родни — а чародеи, надо сказать, жили весьма неплохо. Внезапно те, без кого накануне не обходилось ни одно торжество, кого любили и почитали в больницах и школах, в армии и в торговле — оказались виновниками войны.
И вот тогда появилось слово «отступники». Атэ не знал ни одного чародея, который после погромов остался бы на стороне Магистории. Все они ушли на континент, и многие поддержали Киана. Те семь… О них заговорили уже ближе к концу. Теперь Атэ не был уверен, что они были врагами. А тогда, как и сказал Кален, всё было просто. Каратели получили приказ. Приказ уничтожить тех, кто убивал и калечил их братьев и сестёр. И каратели сделали своё дело — как всегда.
Конечно, после войны начались суды. Люди всегда любят искать правых и виноватых. Вот только судить было уже некого. Все Семь были мертвы. И ведьмаки… Большинство из них тоже отправилось к Изначальным. Ита собирала свои жертвы.
Атэ против воли оглянулся на спящую в его постели девушку. Они с Ланой были одногодками. Даже однодневками. Родители поженили их при рождении. Но если Лана выглядела чуть старше двадцати, то ему теперь можно было дать все пятьдесят. Конечно, он был крепок духом и телом — работа обязывала. Да и иту он принимал только в самых крайних случаях, стараясь обходиться трансами и физическими практиками. Только потому, должно быть, он и был ещё жив. И даже более или менее в здравом рассудке. В отличие от Калена…
Атэ вздохнул и снова посмотрел за окно.
Война давно прошла, но шрамы её тут и там виднелись на гладкой коже империи. Они с Каленом сами были наподобие этих шрамов — неприятным напоминанием о том, что и светлые не всегда правы. Атэ давно свыкся с этой мыслью. Просто старался меньше показываться на глаза тем, кто не желал его помнить. Теперь же, побывав в тайных подвалах замка Брен Тантар, он понял, какой полноценной жизнью жил все эти годы. Капитан не знал, кто мучает его сознание больше — пленный маг, прикованный цепью, изуродованный и забытый всеми, или бывший ведьмак и верный друг, навсегда оставшийся на войне.
***
Светало. Атэ увидел, как прозрачная завеса первых солнечных лучей отражается в окнах далёкой мельницы. Дождь давно закончился, и утро обещало быть ясным. Атэ обернулся, подошёл к кровати и осторожно поцеловал Лану в висок, стараясь не потревожить её сон. Затем обошёл постель и, на минуту остановившись перед зеркалом, пригладил каштановые кудри и рыжую бороду. В такие дни он как никогда радовался ей — борода не только помогала скрыть эмоции от врагов, но и не позволяла друзьям разглядеть его болезненный вид. Лана как-то попросила его избавиться от этого чисто мужского украшения, которое, по ее мнению, старило Атэ еще больше, но он отказался категорически.
Ведьмак достал из комода новую рубашку — на сей раз совсем простую — и бледно-голубые штаны. Натянув их, накинул сверху такой же простой светло-синий камзол. Плащ ещё не высох, надевать его не хотелось, но и дома бросить было нельзя — какая-никакая, а всё же гвардия. Подумав, Атэ перекинул этот символ служения Магистории через локоть и отправился к двери. Уже в прихожей Атэ наткнулся на зевающую экономку.
— Завтракать будете, господин?
В животе у Атэ требовательно заурчало, но он лишь отрицательно покачал головой. Мысль о том, чтобы есть, сидя на солнечной веранде, пока незнакомый, но теперь уже подопечный ему чародей сидит в кандалах голодный и израненный, вызывала отвращение. Он торопливо вышел на улицу, не дожидаясь, пока Карти начнёт его уговаривать, но у коновязи остановился. Ехать верхом не было сил. Бессонная ночь давала о себе знать. Пройдя пару домов вдоль улицы, он остановился на перекрёстке и привлёк внимание извозчика.
— До Острова Стражей, пять монет, — бросил он.
Извозчик посмотрел в ответ с нескрываемым удивлением. Особенно внимание его привлёк белый плащ, перекинутый через локоть — стражи редко пользовались наёмным транспортом.
— Да или нет? — спросил Атэ ровным голосом, готовый окликнуть другого.
Извозчик кивнул головой в сторону закрытого экипажа. Атэ залез внутрь. Кэб тронулся. Он ещё успел увидеть два моста, промелькнувшие за окнами, и несколько дворцов, когда сознание его, наконец, уступило сну.
***
Серая мгла поглотила острова и мосты, кареты и прохожих. Мельницы и лавки тонули в этом мутном мареве. Всё вокруг было мертво, всё поглотила тишина. Он видел, как густой туман выползает из-под колёс кареты и поднимается вверх клубами тьмы. Он видел людей, открывавших рты, чтобы произнести слова, но не слышал от них ни звука. Только один глубокий, как волны моря, голос плыл над всем, неподвластный ему. Атэ сконцентрировался на этом голосе в расчёте сбежать с его помощью из этого серого марева, вырваться на свободу. Не сразу, но всё же он расслышал слова, суть которых не сразу принял и осознал.
— Я жду…
Раз за разом голос повторял всего два слова:
— Я жду…
Интонации его менялись от ярости до боли, от шёпота умирающего — до крика молящего о спасении. Но слова каждый раз были одни и те же:
— Я… жду…
Иногда голос затихал, и Атэ слышал его будто бы через стену. Иногда звучал так громко, что Атэ казалось, что человек совсем близко. И капитан бежал по улицам, покрытым серым маревом, сам не зная, какова его цель — настичь этот голос или сбежать от него. Наконец он выдохся и остановился. Атэ замер и закрыл глаза, сконцентрировавшись на голосе, и тут же понял, что он звучит уже со всех сторон, но при этом так и не стал ближе. Иногда голос терял глубину и походил уже на скрежет, на скулеж дикого зверя — а потом снова креп. Теперь, когда Атэ не видел ничего вокруг себя, кошмар принялся набирать объём: он чувствовал боль — на лице, в запястьях, в груди… Его тела касались незнакомые руки, грубые и бесцеремонные.
— Кэп! Кэп, приём!
Уже другой голос. Он не спорил с первым, просто не замечал его. Он резал туман, будто нож масло, не терпел противоречий и неопределённостей.
— Капитан, отзовитесь.
Атэ резко открыл глаза и со свистом втянул в лёгкие свежий воздух.
— Капитан, вы как?
— Всё отлично, — ответил Атэ по привычке и только теперь понял, что второй голос тоже существует только у него в голове.
Атэ встряхнулся, приходя в себя.
— Что это было? — спросил Нэт тем временем.
Атэ поморщился. Малец слишком злоупотреблял пыльцой по поводу и без, и жертвой, как всегда, оказывался он сам.
— Мы приехали? — спросил Атэ, высовываясь из окошка. Кэб уже некоторое время стоял неподвижно.
Извозчик сплюнул и обернулся:
— Телега перевернулась. Извольте видеть.
Атэ посмотрел на дорогу перед кэбом и действительно увидел перевёрнутую телегу и рассыпавшиеся по дороге помидоры.
— Пойдёте разбираться?
Атэ поморщился. Извозчик явно не видел разницы между капитаном тайной стражи и патрульными.
— Нет, — бросил он в воздух и следом, уже в ладонь извозчика — обещанные пять медяков.
Не глядя, как кучер прячет их в карман, Атэ размял плечи и быстрым шагом направился вперёд.
***
До дворца правосудия оставалось совсем недалеко. Атэ пересёк ещё один мост, дважды свернул и зашёл в небольшую дверь, спрятанную меж мраморных колонн с торца здания. В помещении было душно. Караульные вежливо поклонились, пропуская его внутрь. Он миновал длинный коридор и зашел в средних размеров комнатку. Тут же, не здороваясь, прошёл к окну, которое, к счастью, выходило в зеленый двор, открыл его настежь и только потом обернулся и осмотрелся по сторонам.
Центр комнаты был пуст, он обычно служил для разного рода экспериментов и обсуждений. Около правой стены стояли шкафы с оружием и склянками всех видов — от эликсира жизни до змеиной бомбы. Вдоль левой протянулся длинный стол, за которым сидел молодой парень со светлыми волосами, стянутыми в узел на затылке. Камзола на нём не было, только белая рубашка, кожаная жёлтая жилетка и коричневые штаны, заправленные в высокие сапоги. Тыкая пальцем в разбросанные бумаги, он что-то яростно доказывал девушке с пушистыми каштановыми волосами до пояса, устроившейся прямо на столе. Она была одета почти так же. С той только разницей, что штаны на ней были зелёные, а жилет — тёмно-коричневый. В правой руке она держала большое розовое яблоко, в которое вгрызалась с громким хрустом при каждом слове своего визави. Нэт и Флора.
Атэ прокашлялся, но это не произвело на спорщиков никакого впечатления. На капитана просто не обратили внимания. Подумав, он развесил плащ на крючках у двери, давая ему последний шанс просохнуть, и уселся в свободное кресло во главе стола. На секунду он прислушался к разговору, но, обнаружив, что речь идёт о планировке королевского дворца, который Нэт построит себе, когда выяснится, что его давно пропавший отец был наследным принцем, громко произнёс в пустоту:
— Я нашёл живого мага.
Нэт замолчал на полуслове. Флора ловко спрыгнула со стола, прогнулась как кошка и, облокотившись о столешницу локтями, приготовилась слушать.
— Живого? — спросил Нэт наконец.
— Зачем мне мёртвый? — спросил Атэ, картинно поднимая удивлённые брови.
— Ну, не знаю, сэр, может, вы в некроманты заделались, — пожал плечами Нэт.
Атэ усмехнулся, показывая, что шутку оценил, но тут же приподнял ладонь, пресекая дальнейшую болтовню.
— Дело тонкое, Нэт. Чародей жив, но я бы на него имение не поставил. Вчера я подлечил ему, что успел, но… — Атэ содрогнулся. Запугивать молодняк он не хотел. — Одним словом, долго он не протянет.
— Так почему ты его не забрал? — спросила Флора напрямик.
Атэ прищёлкнул языком и помрачнел.
— Говорю же, дело тонкое. Сейчас он в темнице у аристократа, героя войны. В свое время, сразу после того, как мы разбили закатную армию, он забрал себе мага по праву, как трофей. Тогда это было… нормальной практикой.
— Но ведь магов уже пару лет, как восстановили в правах, — Нэт вопросительно вскинул брови.
Атэ кивнул, не проронив, однако, ни слова. Флора фыркнула.
— Ты не понял, Нэт. Ключевое слово здесь — аристократ. Аристократ может держать на поводке любого, даже последнего в мире чародея, никто и усом не поведёт.
— Да какой тут поводок, — перебил её Нэт, — у нас приказ от самого…
— Тихо, — оборвал его Атэ и бросил косой взгляд на дверь, — вы оба правы. Но это всё пустой трёп. Суть в том, что обстоятельства сейчас не на нашей стороне. Естественно, — он повысил голос, заметив, что оба подчинённых раскрывают рот, чтобы вставить свои пять медяков. — Естественно, мага мы заберём — и сделаем это сегодня же. Но действовать официально, по закону — не получится. Придется как всегда… Надеюсь, — добавил он между прочим, — планов на вечер у вас нет.
Оба кивнули. Теперь они были готовы заглядывать в рот своему капитану.
— Только давайте договоримся, пока дело не сделано — молчание.
***
Атэ попросил накрыть на стол пораньше, около шести. Карти немного поворчала, но сделала всё вовремя. Лана тоже спустилась к ужину без опозданий. На сей раз на ней было самое любимое Атаниелем платье — из синего шёлка, украшенное осколками хрусталя, с длинной юбкой и глубоким разрезом на правом бедре. В нём она казалась бы маленькой звездинкой, упавшей с небес в руку ведьмака — так печален был взгляд больших синих глаз. Лана вообще редко бывала весела, и Атэ знал, что в этом много его вины, но ничего ни с собой, ни с обстоятельствами поделать не мог.
Когда Карти подала закуски, Лана, кажется, все-таки немного повеселела. Она то и дело шутила и мило склоняла прекрасное личико набок. Не будь Атэ капитаном тайной стражи, вряд ли он заметил бы, как при этом сжимают её маленькие пальчики край кружевной скатерти. Атэ улыбался ей в ответ, как улыбался всем, кто был приветлив по отношению к нему, но мысли его то и дело возвращались к операции, назначенной на вечер.
— Спасибо, — выплыло из тумана незначительных слов, когда Карти уже вносила десерт.
Атэ недоумённо поднял бровь. Лана тихо улыбнулась.
— Ты хотел поужинать раньше. Я поняла, что вечер проведу без тебя. Но ты, по крайней мере, не ушел молча. Спасибо.
Атэ прикрыл глаза и глубоко вдохнул. Как часто случалось, ему захотелось войти в транс, чтобы случайно не ляпнуть лишнего, но он знал, что это было бы подло.
— Такое чувство, что передо мной сидит маленький я, — сказал он тихо.
Лана улыбнулась пустоте между ними.
— Я знаю тебя с твоего первого крика. Конечно, перед тобой ещё один ты. Только без иты.
Атэ сглотнул.
— Тогда ты знаешь, что я уйду не только на один этот вечер. Дело… обещает быть сложным.
В воздухе повисло тягостное молчание. Нет. Этого она не знала. Лана прикрыла глаза.
— Атэ… — сказала она тихо. Она тоже всегда следила за голосом, хоть в этом и не было нужды. — Атэ… Я могу уйти сама.
Атэ стремительно сжал в ладони её руку. Взгляд его стал жёстким.
— Лана, нет, — он на секунду замолчал. Про приказ сказать он не мог. Про Калена — тоже. — У меня нет времени на глупые споры. Если понимаешь меня, то поймёшь и сейчас. Просто… нужно уехать. Не могу сказать куда. Не знаю, на сколько. Мои люди будут присматривать за тобой.
Она покачала головой.
— Я не хочу, чтобы за мной присматривали, — последнее слово девушка почти выплюнула, кривя губы. — Или ты думаешь — я цветок? Поливай каждый день, и будет цвести?
Часы пробили девять. Атэ убрал руку.
— Лана, я всё сказал. Тебя будут охранять. Следить за тобой не будут. Хочешь уйти — уходи. Но я был бы тебе благодарен, если бы ты помогла и… прикрыла мое отсутствие. Меня могут искать.
Лана вздохнула.
— Конечно, я тебя прикрою, Атэ. Как всегда. Не беспокойся.
Атэ встал, накинул плащ — вопреки обыкновению не белый, с гербом императора, а тёмно-синий, почти невидимый в темноте, поцеловал жену в лоб и вышел прочь.
ГЛАВА 4. Ночь
Атэ опустился на жёсткое сиденье кареты и глубже запахнул плащ. Посмотрел на закутанную в чёрное фигуру, сидевшую напротив. Из-под плотного покрывала выпросталась рука в тонкой перчатке — в таких случаях Флора всегда прятала руки, потому что пальцы её хранили следы от долгих тренировок с мечом, а ногти были коротко острижены, в отличие от ногтей благородных дам и продажных женщин.
Она убрала с лица вуаль, открывая обзору сочные алые губы.
— Кэп, ты здоровски не в форме.
Атэ покачал головой и, бросив короткое:
— Работаем, — отвернулся к окну.
***
Дорога заняла не больше получаса. Когда они были уже совсем близко к замку, вновь начался мелкий дождь. Атэ вышел из кареты и, предложив руку спутнице, бросил короткий взгляд на козлы. Нэт подмигнул ему и накинул на плечи капюшон. Ведя Флору под руку, Атэ прошел мимо стражи — никто не обратил на него особого внимания, видимо, хозяин предупредил о скором приходе старого друга. Кален встретил их в той же гостиной. Атэ на секунду показалось, что друг не вставал с кресла со вчерашнего дня, но он понял, что ошибся, заметив свежие царапины на пальцах, державших кубок. Кален тепло поприветствовал гостя и его спутницу. Атэ уже собрался представить Флору, но друг заговорил первым.
— Знаешь, Атэ, ты был неосторожен. Может, когда ты уходил, это чудовище и было беспомощным, но стоило мне войти, я чуть было не остался без руки.
Атэ почувствовал, как у него холодеет в груди.
— Но ты справился? — спросил он равнодушно.
— Конечно. Пришлось его слегка успокоить, — видимо, Атэ всё же выдал себя, потому что Кален тут же добавил: — Ну… Не волнуйся ты так. Не буду же я ломать свою любимую игрушку. Он ещё и не такое выдержит.
Атэ облизнул губы.
— Просто этот разговор, — сказал он, не скрывая волнения, — напоминает о самом интересном.
Кален коротко усмехнулся.
— Право, как малец в первую ночь у проститутки.
Флора хихикнула под покрывалом. Услышав женский голос, Кален тут же подобрался и слегка покраснел.
— Атэ, я не спросил, кто с тобой?
— Прошу прощения, — Атэ склонился в лёгком поклоне. Затем протянул руку и, щёлкнув брошкой, помог девушке освободиться от просторного плаща. — Мистресс Флора.
Кален замер, разглядывая представшую его взору картину: на девушке было тёмно-синее облегающее платье с открытыми плечами. Шею украшало недорогое, но изящное ожерелье из яшмы. Дополняли картину длинные перчатки с кружевной оторочкой, делавшие руки изящнее и скрывавшие их силу, рожденную долгими тренировками.
— Мистресс, — Кален прокашлялся, приводя голос в порядок, — мистресс. чего?
Благородных дам обычно называли не только по титулу, но и по названию родовых владений.
— Просто, — мягко ответила Флора, протягивая руку в перчатке для поцелуя, — мистресс.
Атэ с любопытством наблюдал за сменой выражений на лице Калена. Он с радостью отметил, что старый знакомый ещё не сбрендил окончательно и замечает вокруг что-то кроме своей злобы и ненависти. Кален с заметным трудом оторвал взгляд от Флоры, которая без разрешения опустилась в кресло напротив и закинула ногу на ногу, демонстрируя вполне благородный изгиб бедра в разрезе узкой юбки. А затем хозяин замка взглянул на бывшего сослуживца.
— Вы… — спросил Кален и сделал в воздухе неопределённый жест.
— Мы — нет, — Атэ усмехнулся. — Флора много слышала о твоём замке и хотела посмотреть всё своими глазами.
Кален снова прокашлялся.
— Ну, ты-то мой замок уже видел.
Атэ усмехнулся, и Кален усмехнулся в ответ, на секунду становясь таким, как раньше.
— Само собой. Я бы лучше осмотрел тюрьму.
Связка ключей легла в открытую ладонь Атэ, а затянутая в чёрное изящная кисть — в руку хозяина замка. Флора усмехнулась, с намеком приподнимая бровь, Кален расставил шире колени и подался вперед. Мысленно поставив первую галочку в списке планов на вечер, Атэ вышел в знакомую уже дверь, снял со стены факел и двинулся по коридору. На локте у него по-прежнему висел темный плащ Флоры…
***
Семь ступенек тут… Коридор… Двадцать шагов… Поворот… Дверь.
Атэ вздохнул с облегчением и, закрепив факел на стене, заглянул в решётчатое оконце в двери, но ничего не разглядел. Тогда он отпер дверь и, с силой толкнув её, замер на пороге. Небольшой круг света в центре комнаты был пуст. Угол с вбитым в стену крюком для ошейника тоже. Сердце Атэ замерло. Он слишком долго искал этого мага, чтобы потерять его — так или иначе. Ведьмак сделал шаг вперёд и едва успел уклониться от тяжелых кандалов, летящих ему в висок. Роняя плащ, он перехватил локти нападавшего и, молниеносно развернув его, прижал к себе истощённое тело. Чародей был лёгким, как пушинка — чтобы удержать его, не нужна была пыльца. Он бился в руках Атэ, будто пойманная птица, но ему не хватало силы даже сдвинуть с места пальцы светлого. Сердце Атэ гулко стучало, и он чувствовал, что сердце мага бьётся так же сильно — прямо напротив его собственного.
— Тихо, — сказал Атэ в самое ухо тёмного, — тихо. Это я. Я не обманул, правда? Я пришёл.
Чародей медленно успокаивался, а Атэ продолжал бормотать ничего не значащую чушь, то и дело спрашивая: «Я не обманул. Ведь так?» Наконец отступник перестал трепыхаться и прорычал что-то. Атэ вновь развернул его и всмотрелся в лицо, только теперь замечая, что во рту у мага виднеется массивный кляп, не позволяющий ему сомкнуть челюсти. Атэ вновь ловчее перехватил худое тело одной рукой, а другой, помогая себе зубами, распустил кожаный ремень на затылке мага. Аксессуар упал на пол, глухо стукнувшись о каменные плиты, и Атэ снова прижал чародея к себе спиной, не позволяя шевельнуться. Тот, кажется, изо всех сил пытался размять челюсти, не прибегая к помощи рук. Наконец он заговорил:
— Зачем? Что ты хочешь?
Голос мага звучал куда хуже, чем вчера, он стал сиплым и слабым. Так, будто между их встречами он долго и громко кричал. Атэ невесело хмыкнул.
— Не место для философских бесед, тебе не кажется?
Чародей неуверенно кивнул, не зная, как реагировать на шутку. Смешно ему явно не было. Атэ открыл было рот, собираясь как-то разрядить атмосферу, но тут в голове его, на самом краю сознания, прозвучал тихий звон колокольчика. Атэ с удивлением отметил, что чародей тоже насторожился, будто и сам слышал этот звук.
— Это сигнал, — сказал Атэ, — пожалуйста, не дури. И утром мы оба будем пить чай и есть вареники. Любишь вареники?
Чародей не ответил, но Атэ не сомневался, что сейчас он видит перед собой гору вареников, политых сметаной, а значит, не может сопротивляться. Улучив мгновение, ведьмак подхватил с пола плащ и накинул его на плечи пленника, как сачок на крылья бабочке. Торопливо защёлкнул брошь и низко опустил капюшон. Одной рукой приобняв мага за плечо, другой он вытащил из крепления в стене факел. Тут же понял, что ему не хватает третьей конечности, чтобы закрыть дверь, и отпустил мага, готовый к тому, что тот рванётся прочь или нападёт. Однако темный стоял неподвижно всё время, пока Атэ орудовал в замке. Оказавшись в незнакомом месте, он, похоже, растерялся, и Атэ это более чем устраивало.
Атэ снова обнял мага за плечо и быстро, насколько это было возможно, повёл его наверх. Несколько раз пленник оступался, когда Атэ забывал предупредить его о ступеньках. Атэ тихо чертыхался, заставляя отступника съежиться, но тут же извинялся. Наконец они поднялись на первый уровень замка. Коридоры здесь были освещены факелами, закрепленными на стенах через каждые несколько метров.
— Теперь осторожно, — шепнул Атэ в самое ухо чародея, — никаких фокусов и держись вплотную ко мне.
Маг кивнул и действительно прижался к плечу Атэ. Ведьмак чувствовал, как дрожит его спина, но мог только радоваться, что под плащом этого не увидит никто другой. Атэ слегка замедлил шаг, когда они уже почти достигли выхода. Тут им навстречу пронеслись взбудораженные охранники, но никому из них не пришло в голову остановить капитана-имперца и его «спутницу». У самого выхода Атэ перехватил пробегавшего мимо часового и спросил:
— Что происходит, милейший?
Часовой был молодым и явно не знал ответа на вопрос. Глаза его бешено вращались от возбуждения. Атэ недовольно поморщился.
— Мы с мистресс Флорой уходим, я вижу, для неё тут опасно. Передай хозяину — спасибо за гостеприимство, понял?
Паренёк кивнул. Атэ отпустил его рукав, и тот помчался дальше. Ведьмак вздохнул с облегчением. Однако во дворе случилась непредвиденная заминка. Чародей остановился как вкопанный, запрокинул голову назад, рискуя показать стражникам изуродованное лицо, и больше минуты стоял так, хватая ртом капли дождя, летящие с неба. Атэ хотел было рвануть его прочь, но не посмел.
Только когда мимо них вихрем пронеслась настоящая Флора, Атэ дёрнул чародея за плечо и, заставив пригнуть голову, усадил в карету. Нэт пустил коней в галоп, и уже через несколько минут они вылетели на открытую дорогу. Маг оказался прижатым к дальнему углу кареты. Он нахохлился и даже не пытался снять капюшон. Флора, сидевшая напротив, рассматривала его с таким откровенным любопытством, что впору было радоваться, что маг ничего не видит.
— Как все прошло?
— Удачно. Я как раз отпросилась… попудрить носик. Оттуда и сбежала. Твой Кален… он… страшный. Ты это понимаешь, капитан?
Атэ кивнул. Калена он не боялся, он понимал суть того, что происходило с другом, и ему старого ведьмака было… жалко. Как бывает жалко верного боевого коня, который, упав, ломает ногу. Надо бы добить, а рука не поднимается.
Когда экипаж отъехал достаточно далеко, пересек несколько мостов и изрядно поплутал по узким переулкам старого города, сбивая возможных преследователей с толку, Нэт остановил коней. Он спрыгнул с козел и, заглянув внутрь кареты, тоже одарил колдуна любопытным взглядом. Но больше его всё же интересовал Атэ.
— Что делаем, кэп? — спросил молодой ведьмак.
Атэ пожевал губами.
— Ты мне нужен, чтобы добраться до укрытия, — он перевёл взгляд на девушку, — а тебе, Флора, придётся идти пешком.
Красавица пожала тонкими плечами.
— Плащ-то верните, — бросила она, — не лето, чай.
Флора протянула руку к тёмному магу, и чародей, будто почувствовав её приближение, забился ещё дальше в угол. Атэ покачал головой. Скинув собственный плащ, он протянул его Флоре и помог ей выбраться из кареты.
— Ещё, — сказал он уже снаружи, — Фло, найди мне хирурга, который возьмется за очень тонкую работу, о которой потом стоит молчать всю жизнь. Самого лучшего. И как можно скорее.
Флора кивнула, любопытства в её взгляде прибавилось.
— Найдёшь — свяжись со мной через Нэта. Меня не искать. Кто спросит — ездила со мной в гости, расстались, больше не видела. Для тебя, Нэт — то же самое, — Атэ перевёл взгляд на юношу, и тот серьёзно кивнул.
Атэ протянул руки к Флоре и стиснул её в мимолётных объятиях.
— Увидимся, — шепнул он и собирался уже снова скрыться в карете, но его остановила рука Нэта, оказавшаяся на его плече.
— Кэп, — пробормотал Нэт неуверенно, — тут темно так… Я немного её провожу, ладно?
Флора только фыркнула, всем видом показывая, что в состоянии добраться сама. Атэ задумчиво ковырнул ногой мостовую. Задерживаться было опасно. Но зато у него появится время кое-что сделать…
— Проводи, — Атэ серьёзно кивнул. — Но только очень быстро, Нэт.
Наблюдая, как парочка исчезает за поворотом, Атэ снова забрался в карету и уселся напротив мага. Некоторое время он смотрел на его сгорбленную фигуру, с головой укутанную в чёрное. Затем протянул руку и, стараясь не касаться тела узника, осторожно откинул на затылок капюшон. Тот на секунду вжал голову в плечи, но тут же выпрямился и нарочно подставил лицо под свет фонарей, льющийся из окна. И всё равно Атэ не мог узнать его.
— Доволен? — спросил чародей.
— Нет, — сказал Атэ спокойно, — но всему своё время.
Он помолчал. Потом добавил:
— Тебе что-нибудь нужно? Есть, пить? Исцелить раны?
Тёмный отвернулся, будто бы мог видеть пейзаж за окном.
— Сними это, — сказал он наконец, протягивая к Атэ скованные руки. Впервые в его голосе прозвучала просьба.
Атэ поколебался.
— Я пока не сниму ограничители, — сказал он и, заметив, как на губах чародея расцветает злая усмешка, торопливо добавил, — но я освобожу руки. И уберу это, — он легко коснулся ошейника, невольно заставив мага вздрогнуть.
Он достал из кармана пару отмычек — самых обычных, не магических, и склонился над тёмным. Ведьмак видел, как растёт напряжение в теле колдуна, и всё же он, кажется, не собирался бросаться на стража. Атэ осторожно взялся его за подбородок и аккуратно приподнял, стараясь не растревожить раны, но всё же получить доступ к горлу пленника. Тот не сопротивлялся — Атэ видел, какие усилия он прилагает, чтобы совладать с дрожью.
— Всё хорошо, — сказал Атэ, но тут же понял, что в этом нет никакого смысла. Разум мага был ясен. И он уже не проявлял враждебности. Но тело его прошло жестокую школу боли, и этого слова исправить не могли.
Ведьмак перестал говорить и просто стал работать с замком. В карете было темновато, и ему пришлось ещё раз слегка развернуть голову мага. Теперь он чувствовал шумное дыхание прямо у своего уха. Прошла пара минут, прежде чем он справился.
— Я всё же не взломщик, — сказал он, опуская ошейник в руки чародея.
Тот поднялся и, нащупав дверцу кареты, распахнул её. Размахнувшись обеими руками, маг вышвырнул орудие пытки прочь, и оно шумно зазвенело по мостовой.
Атэ проводил ошейник прищуренным взглядом и подумал, что эта неосторожность может дорого им обойтись, но промолчал. Упрекать бывшего пленника не хотелось совершенно. Маг снова уселся на своё место. Атэ не преминул порадоваться тому, что он больше не пытается бежать. Что бы ни говорил тёмный, определённое доверие между ними установилось. Чародей потянулся к освободившейся шее, но Атэ остановил его руки. Он распахнул ворот его плаща, разглядывая изорванное горло. Наклонился и слегка подул на открытые раны. Маг не удержался и дёрнулся прочь — скорее от неожиданности, чем от страха.
— Тихо, тихо, — пробормотал Атэ в очередной раз.
— Не разговаривай со мной как с ребёнком, — огрызнулся чародей, но доступ к горлу открыл.
— А как с тобой разговаривать? — мягко спросил Атэ, касаясь краешка раны самыми кончиками пальцев. — Ты кричишь на доктора, бросаешься на него с кулаками, даже палец откусить пытался…
Тёмный промолчал, и Атэ продолжил свою работу. Он медленно поглаживал шею пленника, пока та не перестала кровоточить. Затем вздохнул и откинулся на противоположную скамью. Атэ устало потёр лоб. Действие иты заканчивалось — всё быстрее и быстрее каждый раз. Он понимал, что так лечить чародея он будет очень-очень долго. А ещё эти глаза… Атэ посмотрел на швы и содрогнулся.
«Ладно, — повторил он про себя, — всему своё время».
Немного отдохнув, Атэ заметил, что маг замер, протягивая к нему скованные руки. Несмотря ни на что, он надеялся — и не мог этого скрыть.
— Прости, — сказал Атэ. Он достал ещё одну отмычку и принялся расцеплять между собой звенья. Это оказалось проще, чем вскрывать настоящий замок, и очень скоро запястья мага оказались на свободе.
Едва Атэ успел закончить, как за окном промелькнула худощавая фигурка Нэта.
— Почему так долго? — изображая возмущение, которое на самом деле не испытывал, Атэ выскочил из кареты и стремительно утянул Нэта за нее.
Рывок, и ухо юноши уткнулось Атэ в губы.
— Видишь там — блестит?
Нэт стрельнул глазами в указанную Атэ сторону.
— Ага.
— Это ошейник нашего чародея. Подбери его незаметно и позаботься о том, чтобы его никто и никогда не нашел.
Нэт козырнул и уже не шепотом, а звонко выкрикнул:
— Слушаю, кэп.
— Дуралей, — Атэ нервно огляделся. Ему всё время казалось, что люди Калена уже близко.
Атэ вернулся в карету, повозился, устраиваясь, и вскоре с облегчением почувствовал, что экипаж качнулся — стремительный Нэт уже выполнил поручение и вскочил на козлы. Свист, удар хлыста — и карета двинулась, быстро набирая скорость. Некоторое время пассажиры молчали. Атэ разглядывал мага, все еще силясь найти в нём сходство с портретами. Он вздрогнул, когда чародей заговорил первым.
— Кэп — значит капитан? Гвардии? Или?..
— Тайная стража, — прервал цепь его догадок ведьмак. — Можешь звать меня Атэ — от Атаниэль.
— Атэ… — медленно повторил чародей, будто пробуя слово на вкус. — Лучше, чем хозяин. По крайней мере.
Он опустил голову и некоторое время молчал, будто размышляя о чём-то.
— Зови меня Рэн.
Атэ медленно кивнул, забыв, что Рэн не видит его жеста.
— Рэн… — так же медленно произнёс он. — Рэн от?..
Но больше чародей не сказал ни слова.
***
Когда до особняка оставалось не более четверти мили, Атэ окликнул Нэта, и тот остановил карету. Мальчик заглянул в окошко, и Атэ торопливо накинул на голову Рэна капюшон. Ничего не заметив, юноша открыл дверцу. Атэ вышел первым и помог выбраться Рэну. Не видя ступенек, он слегка оступился, и Нэт потянулся было, чтобы поддержать мага за локоть, но тот отшатнулся так резко, что с размаху упал на грудь Атэ. Мальчишка хихикнул, и Атэ почувствовал, как гитарной струной натягивается в его руках тонкое тело.
— Тихо, Нэт, — хотя голос Атэ был спокоен как всегда, Нэт тут же замолчал. — Извини его, — прошептал Атэ в самое ухо тёмного, — он не хотел.
К немалому удивлению Атэ, маг не поспешил отскочить в сторону. Он отодвинулся медленно, будто бы нехотя. Ведьмак попрощался с мальчишкой и, продолжая поддерживать чародея за локоть, повёл его к дому.
ГЛАВА 5. Милосердие
В Тал Агате — заброшенном имении матери Атаниэля — наступило утро. Первая ночь прошла спокойно. Или Атэ просто слишком устал, чтобы обращать внимание на странности. Еще вчера он связался с Нэтом и назвал имя мага: Рэн.
— Рэн? — переспросил Нэт. — Рендал? Ренфри? Дарэн?
Атэ улыбнулся, предчувствуя следующий вопрос, но лишь повторил:
— Рэн.
— Ты хочешь, чтобы я нашёл среди нескольких сотен отступников парня по имени Рэн?
— Я в тебя верю, — Атэ улыбался. В этот момент ему было жаль, что мысленная связь не передаёт выражение лица.
— Хорошо, — смирился молодой страж, — а как насчет отчёта? Нас уже две недели клюют с этим магом. Теперь нам хотя бы есть что ответить.
— Нет, — Атэ почти слышал, как Нэт тяжело сопит. — Пока не скажу — никаких отчётов.
Он с привычной бесцеремонностью оборвал связь и пошёл искать мага. Рэн, которого накануне Атэ уложил в просторную кровать матери, обнаружился забившимся в угол стенного шкафа. Вначале Атэ решил, что маг спит, но стоило ведьмаку коснуться его плеча, как он в знакомом жесте вскинул перед собой руки, защищаясь. Атэ легко положил ладони на вскинутые кисти, даже не пытаясь отвести их в сторону. Руки мага дрожали.
Атэ осторожно погладил пальцами исцарапанные запястья. Против воли он вспомнил, что позаимствовал этот жест у Калена, и на секунду усомнился, как воспримет его чародей? Но тот постепенно успокаивался, выбираясь из цепких объятий кошмара.
— Я — Атэ, — повторил ведьмак, — я не…
— Я помню, — прервал его маг и медленно опустил руки.
— Пойдём завтракать?
Темный поморщился. Атэ начинал потихоньку разбираться в его мимике.
— Там… слишком ярко, — сказал маг. — Я ничего не вижу, но свет… режет глаза… Что с моими глазами?
— Ты не знаешь? — спросил Атэ в недоумении.
Маг вздрогнул.
— Он… выжег их? Но тогда я не видел бы свет? — он сжал губы, будто сомневаясь, стоит ли продолжать, но, видимо, не выдержал и заговорил быстро и сбивчиво, будто прорвало, наконец, плотину, и грязная застоявшаяся вода хлынула наружу. — Он всё говорил, что они сверкают в темноте. Он злился. Мои глаза… были голубыми. А его — сверкали как кровь. Я тоже видел их в темноте. Сначала он сам хотел, чтобы я смотрел на него. Хотел видеть боль и страх, не хотел забывать, кто перед ним. Но ему всегда было мало. Мало страха. Мало боли. И он приходил в ярость. Бил — сильнее. Проникал — глубже. Но ему не становилось лучше. Он хотел ещё. А потом он привёл второго. Тот, второй, тоже… — Рэн замолчал, оборвав себя на половине фразы. Глубоко вздохнул, успокаиваясь. — Я пришёл в себя, когда его уже не было. Вокруг только тьма. И боль. Я хотел коснуться глаз, узнать, что с ними, но пальцы… — он поднял перед собой кисти рук, и Атэ увидел, что несколько пальцев Рэна были раздавлены, а ногти сорваны со всех, — пальцы уже не те.
Рэн снова глубоко вздохнул и отвернулся. Когда он заговорил опять, голос его был другим.
— Я не сдержался, капитан Атаниэль. Забудьте, что я сказал.
Атэ чувствовал, как глухо, казалось, о самое горло, бьется его сердце, но разум, проклятый разум требовал спросить:
— Ты видел лицо того, второго?
Кажется, на лице мага проскользнуло удивление, но он ответил:
— Невысокий, блестящая лысина. Руки маленькие, с тонкими пальцами. Нет, лица я не видел.
— Жаль. Теперь пойдём завтракать.
***
Он помог магу добраться до веранды и отправился на кухню. Через десять минут Атэ вернулся и опустил в центр стола кастрюлю, полную вареников. Всегда держать слово, если это возможно — таков был его принцип, и ведьмак к этому первому в компании чародея завтраку подготовился хорошо. Рэн стоял на самом краю, держась за резную деревянную колонну, и, слегка высунувшись из-под навеса, ловил губами капли дождя. Атэ подошёл к нему со спины и осторожно опустил ладонь на плечо мага. Он почти не сомневался, что тот дёрнется и попытается отскочить, но Рэн не шевельнулся. Помедлив, чародей доверчиво опустил поверх пальцев Атэ собственную руку. Теперь уже сам Атэ с трудом выдержал касание искалеченной кисти. Хотелось огладить изломанные пальцы, наполнить их живительной силой, но он знал, что время ещё не пришло.
— Пойдём за стол, — сказал он.
Когда Атэ хотел, его голос был бархатным и тёплым. Он усадил Рэна и вложил в его пальцы вилку. Затем насыпал ему полную миску вареников.
— Справишься? — маг лишь раздражённо фыркнул в ответ.
Атэ положил себе такую же порцию и принялся метать вареники в рот один за другим — после работы он мог бы съесть слона, причём не пользуясь ни вилкой, ни ножом. Миска ведьмака быстро опустела, и только теперь, утолив первый голод, Атэ посмотрел на чародея. Рэн двигался медленно, старательно насаживая на вилку каждый вареник. Он никак не хотел опозориться из-за своей слепоты. Однако чем больше он старался, тем хуже у него получалось. Вареники то и дело падали обратно или хуже того, на стол, и зачастую он подносил ко рту уже пустой прибор.
Осознав проблему, Атэ, ничего не говоря, переместился на скамью, на которой сидел маг, и мягко положил руку поверх пальцев Рэна, сжимавших вилку. Он осторожно отобрал у того прибор и, ловко насадив вареник на вилку, поднёс ко рту чародея.
Ведьмак не заметил, как скормил чародею все, и миска с варениками опустела. Он как дурак проскрёб вилкой по пустому дну, а потом, отложив прибор, посмотрел на мага.
Лицо Рэна находилось всего в десятке сантиметров от его собственного. Оно выражало нечитаемую смесь чувств, среди которых Атэ угадал лишь стыд и отвращение к себе. Нужно было успокоить чародея, но твердить набившую оскомину белиберду не было сил.
— Я бы хотел увидеть твои глаза, — прошептал ведьмак и, лишь поняв, что сказал, медленно отстранился.
Они некоторое время сидели молча. Маг вообще не отличался общительностью, а Атэ отгородился мыслями о делах насущных.
— Мне нужно отлучиться, — сказал он, — посидишь здесь?
Чародей кивнул. Атэ вернулся в дом и торопливо обследовал помещения — он всё ещё боялся оставлять мага одного. Всё было в порядке. Заклятья матери бережно хранили комнаты в целости. Атэ без труда вспомнил, где ванная, но долго искал котельную — и тут же понял, что хитросплетение баков, труб и шестерёнок ни о чём ему не говорит. Он прикинул, сколько времени займёт кипятить воду для ванны в камине или на костре, и разочарованно прищёлкнул языком. А ведь их было двое… Хорошо хоть на улице по-прежнему шёл дождь, и водосборники на крыше наверняка были полны.
Он вернулся в ванную и включил кран, позволяя дождевой воде пролиться на дно довольно большого керамического корыта. Потом зашёл в свою спальню и расстегнул пузатую сумку с зельями, стоявшую на комоде. Провёл пальцами по заткнутым деревянными пробками склянкам и бросил косой взгляд на конвертики с чистой пыльцой в боковом кармане. Чистый порошок он принимать не хотел. Прошлая порция ушла почти впустую — ему потребовалась лишь пара заклятий. Эффект от такой пыльцы был моментальным и сильным, но хватало его ненадолго. Поразмыслив, он остановился на так называемом большом эликсире магии — концентрация этого зелья была невысока, но для слабеньких заклятий её хватало, да и действовало оно довольно долго. Если всё правильно рассчитать, пары таких склянок хватит, чтобы вылечить мага целиком.
Атэ извлёк из сумки бутылку из темного аптекарского стекла, откупорил её и осушил залпом. Привычно поморщился — вкус был не горький, но неприятный. После он снова заглянул в ванную и, опустив руку в воду, подождал, пока она нагреется до нужного состояния. Подогрел ещё чуть-чуть — про запас, и вышел. Рэн вновь стоял на крыльце, глотая капли дождя. Атэ остановился у выхода на веранду.
— Подойдёшь ко мне? — спросил он.
Он нарочно не использовал повелительное наклонение, позволяя магу почувствовать свободу выбора. Рэн едва заметно кивнул и медленно, придерживаясь рукой за ближайшие предметы, стал пересекать веранду. Пять шагов заняли у него около минуты. Ведьмак видел бессильную ярость на лице мага, но продолжал стоять неподвижно. Лишь когда Рэн оказался в полушаге от него, Атэ взял мага за плечо и притянул к себе утешающим жестом. Тот молча опустил голову на грудь ведьмака и замер. Устал сопротивляться?
«Вряд ли, — подумал Атэ. — Отбивался пять лет и вдруг устал? Ерунда».
Ведьмак пригладил грязные волосы мага и шепнул ему в самую макушку:
— Пойдём. Я приготовил ванну.
Темный не шевельнулся. Атэ снова опустил руку на спутанные пряди.
— Тепло, — сказал чародей негромко, — давно не было так тепло.
Атэ продолжил медленное движение ладони. Чародей слегка приподнял лицо — он был на полголовы ниже самого Атэ — и произнёс:
— Прости, что видишь это.
Атэ ничего не сказал.
***
Они простояли так ещё какое-то время. Затем маг отстранился и, придерживаясь одной рукой за стену, другой потянул Атэ внутрь. Ведьмак покорно шёл следом, позволяя чародею самому находить дорогу. На повороте Рэн замешкался и слегка повернул лицо к хозяину дома, безмолвно прося о помощи. Атэ взял руку мага, лежавшую на правой стене, и переложил её на другую грань угла. Рэн кивнул, подтверждая, что понял.
Наконец они оказались в ванной. Едва открылась дверь, в лицо обоим пахнуло теплом. Рэн тут же убрал ладонь со стены и обхватил себя скрещенными руками. Атэ не знал, что вызвало такую реакцию, но на всякий случай обнял мага за плечи и попытался притянуть к себе. Рэн рванулся прочь изо всех сил, и Атэ, уже привыкший к покорности с его стороны, от неожиданности ослабил хватку. Рэн отскочил внутрь ванной, ударился бедром о корыто, брызги горячей воды полетели во все стороны. Маг отступил вбок и тут же неловко поскользнулся на мокром кафеле так, что подскочивший к нему Атэ едва успел снова поймать его в объятия. Лицо чародея исказила ярость, шрамы вновь начали кровоточить.
— Идиот, — сказал Атэ в сердцах, — ты только вредишь самому себе.
Рэн дёрнулся ещё несколько раз и решил, видимо, испробовать другой путь.
— Я не хочу, чтобы ты видел мой позор. Ты хотел, чтобы я верил тебе — я верю. Я говорю с тобой, как говорил бы с тёмным. Убей меня, окажи мне последнее милосердие.
Атэ слабо рыкнул.
— Я не убью тебя. Не хочу и не могу. Есть вещи поважнее твоей чести, да и моей тоже. Ты нужен живым.
Рэн напрягся.
— Кому? — спросил он холодно.
— Не важно, — Атэ чуть смягчил голос. — Ты же умный человек. Маг, — Атэ замолчал. Затем продолжил много тише, хотя понимал, что не имеет на это права. — Но я не отдам тебя, пока не буду уверен, что ты в безопасности. Я никому больше не позволю тебя пытать. Я должен спасти… хотя бы тебя, — он вздохнул.
Атэ посмотрел в закрытые глаза Рэна. Губы мага оставались плотно сжатыми. Он, кажется, увидел события прошедших суток в новом свете.
— У тебя будет время подумать, — сказал Атэ, — но потом. Пожалуйста, сними это.
Он отпустил мага и напоследок провёл кончиками пальцев по кромке ворота.
Рэн шумно вздохнул, собираясь с силами, и изящным движением сбросил с плеч остатки чёрного балахона. Атэ ещё раз окинул взглядом тело чародея. Конечно, оно по-прежнему выглядело нечеловечески измождённым, но в позе Рэна, в изгибе тонкой шеи и слегка отведённых назад плечах сквозила грация, достойная благороднейших людей Атоллы. Он демонстрировал себя с той же гордостью проигравшего, с которой ночью подставлял изрезанное шрамами лицо свету фонарей.
Кожа Рэна казалась смуглее, чем у большинства жителей островов. Видимо, среди его предков были и южане. Он наверняка был аристократом. И Атэ показалось, что раньше, до того как началось всё это безумие, Рэн был красив. Ведьмак шагнул вперёд — внимание его привлекла уже виденная им в каземате татуировка. Синяя лилия, замершая в полусне чуть ниже ключицы мага. Вьющийся змеёй силуэт её стебля будто гипнотизировал ведьмака, пальцы сами легли на изогнутый лист и начали медленное движение к бутону. Рэн ахнул и попытался отступить назад.
— Прости, — Атэ мысленно выругал себя. И что его дёрнуло? Не следовало вообще показывать магу, что он заметил татуировку. — Больно?.. — Атэ замолчал, когда взгляд его случайно скользнул вниз. — Хотя, наверное, не очень.
— Не смей насмехаться надо мной! — маг рванулся, но в этот раз вперёд. Руки его тянулись к горлу ведьмака.
Атэ взял его за плечи и приподнял в воздух, а затем сильно тряхнул.
— Ты слышишь смех? — спросил он сурово.
Чародей затих. Атэ поставил его обратно на пол и, не удержавшись, вновь дотронулся до татуировки.
— Она красивая, — сказал Атэ, — тянет к себе… Просит коснуться… И твоя реакция на нее… — Атэ покачал головой. — Извини. Я не сразу понял, что она магическая, — чародей под его пальцами мелко дрожал, но Атэ не замечал этого. Он смотрел только в его глаза, как будто не видел грубо зашитых век. — Это ведь не Кален сделал? Слишком красиво для него…
— Нет, — выдохнул Рэн, — в моей жизни был не только твой ведьмак. Прикажешь платить за это до конца своих дней?
Атэ покачал головой.
— Забирайся в ванну.
***
Держа Рэна за руку, он помог ему переступить через бортик каменной чаши. Вода уже порядком остыла, но, погрузив в неё кисть, Атэ снова подогрел её.
— Так хорошо? — спросил ведьмак, и Рэн прошептал в ответ:
— Да…
Атэ подцепил руку Рэна и огладил её пальцами, стараясь не потревожить стальной браслет. Затем снова окунул ее в воду. И уже в воде несколько раз провёл по ней ладонью, отмывая от толстого слоя грязи. Затем отпустил и повторил то же самое с другой рукой. Шрамов оказалось всё же меньше, чем Атэ показалось накануне, зато обнаружилось много свежих царапин и несколько синяков. Закончив с руками, Атэ переместился чуть дальше вдоль бортика ванны и извлёк из воды одну из ног чародея. Здесь дело явно предстояло непростое — Атэ накануне и в голову не пришло, что в тюрьме мага держат без обуви. В итоге всю пешую часть пути он прошёл, ступая по лужам и размякшей земле и без того отбитыми о камни темницы босыми ступнями. От прикосновения к ноге Рэн дернулся.
— Я могу и сам.
Атэ сделал вид, что не слышит, и принялся оттирать ступню, одновременно осторожно исследуя ее на предмет ранений. Когда пальцы ведьмака прошлись по тонкой коже возле щиколотки, Рэн издал странный звук. Не прекращая неторопливых движений, Атэ поднял голову, вглядываясь в лицо чародея, и беззвучно усмехнулся — Рэн наконец-то отпустил себя, расслабляясь.
Закончив с левой ступнёй, Атэ ненадолго прервался — вода так быстро мутнела, что ему пришлось открыть сток и снова включить кран.
— Ты ведь знаешь, что я не причиню тебе боли?
Рэн кивнул.
— Нам нужно смыть грязь.
Ещё один быстрый кивок. Атэ еще секунду помедлил и продолжил движение вдоль ног чародея. Он оглаживал изорванную кожу, вливая в тело под своими руками живительную силу, когда внезапно Рэн тихо ахнул, но так и не оттолкнул мужчину.
— Больно.
— Прости, — так же тихо прошептал Атэ.
Рука его теперь двигалась еще осторожней. Чародей откинул голову на край ванны, беззащитно обнажив шею. В ложбинке между ключицами нервным пульсом дрожала прозрачная капля воды.
ГЛАВА 6. Благодарность
— Я вас правильно понял, кэп? Вы хотите, чтобы я нашёл толстого лысеющего ведьмака без имени и красивого аристократа среднего роста, с куцым именем Рэн, которого обвиняли в отступничестве?
— Ты хочешь что-то возразить, Нэт?
Атэ сидел на диване в голубой гостиной матери и потягивал из хрустального бокала столетнее вино, которое только что обнаружил в погребе.
— Нет, сэр. Добавить.
Атэ поставил бокал, чтобы не расплескать вино.
— Спасибо, что исключили женщин.
Атэ расхохотался.
— Стараюсь, Нэт, — ответил он, отсмеявшись. — У вас что-то новое есть?
— Да как сказать… — замялся Нэт. — К Лане приходили. Спрашивали про вас.
Атэ насторожился.
— Что она ответила?
— Сказала,
