Жила была на свете тётушка Агаша. Душа у неё была добрейшая, ласковая. Детвора её очень любила, взрослые уважали и почитали. А знаете, почему? У тётушки Агаши на любой случай в сундучке хранились удивительные сказочные истории, сказания и легенды. Вот люди и тянулись к ней. Нагрянут под вечер, она их чаем с пирогами попотчует и новую сказку расскажет. Они довольные поблагодарят гостеприимную хозяюшку и по домам расходятся. И вы усаживайтесь поудобнее, она и вас порадует, да побалует.
В этой книге собраны чудесные сказочные истории и одна из них с загадочным сюжетом о неодушевлённых предметах. Читайте и получайте удовольствие.
МУДРЫЕ СКАЗКИ ТЕТУШКИ АГАШИ. ИННА КОМАРОВА
«…сказка ложь, а в ней намёк
добрым молодцам урок»
А. С. Пушкин
*Влюблённый Отшельник
романтическая сказка
История, описанная в этом повествовании, произошла давно в мечтательных грёзах автора. Но от этого не стала менее актуальной и сегодня.
В красивейшем цветущем саду жил-был Отшельник. Старая графиня одарила вьющееся растение звучным прозвищем, к тому же, со значением. Она любила свой сад, ухаживала за ним и придумывала растениям своеобразные имена.
Каждое утро Отшельник гордо вытягивал свой стебелёк и направлял взгляд в сторону безбрежных просторов.
Дело в том, что поблизости находилось море. Отшельник любил слушать музыку моря. Оно его вдохновляло и он в ритме этой музыки начинал изящно извиваться. Однажды Отшельник так увлёкся, что невольно задел соседку.
– Что с вами?! – недовольно спросила она.
Отшельник поднял глаза и в ту же минуту потерял дар речи. Соседка покорила его своей божественной красотой. Ни разу в жизни он не видел ничего подобного.
– Простите меня, я нечаянно причинил Вам беспокойство, - сбиваясь и краснея, выговорил он.
– Вы хотите сказать, что не замечали меня?
– Признаюсь, не замечал, о чём сожалею.
– Мы с вами живём по соседству, - удивлялась Роза.
– Вы правы, сударыня. Но у меня есть оправдание. Я очень люблю море и моё внимание приковано к нему, - оправдывался он.
– Странно. Очень странно, - недоумевала Роза. – Вы хотите сказать, что море красивее и привлекательнее меня?!
– Что вы! Я этого не говорил. Вы прекрасны! Вряд ли кто-либо может сравниться с вами, сударыня. Поймите и меня. Я так люблю море. Оно притягивает мой взор. Моя душа поёт и радуется вместе с ним, когда море ликует.
– Разве море никогда не грустит, не злится? – перебила его Роза.
– Случается и такое. В эти минуты я сопереживаю ему. Оно бушует и сердится, становится холодным и злобным. И тогда моя душа наполняется тревогой.
Надеюсь, мы с Вами подружимся? - Отшельник неожиданно перевёл разговор в иное русло и увлёк Розу за собой.
– Вы думаете? – кокетничала Роза.
– Я уверен и очень надеюсь.
– Но Вы же не обращали на меня никакого внимания, - припомнила ему Роза.
– Сознаюсь, это моя ошибка, я исправлюсь, – сказал Отшельник и посмотрел на красавицу Розу так пронзительно и проникновенно, что она смутилась. – Ошибки исправлять никогда не поздно. Не так ли, моя госпожа? – спросил Отшельник и заглянул Розе в душу.
Она, чтобы не выдать своих чувств отвернула головку.
«Как она грациозна! Как божественно красива и величественна! Я не стою её. Я ей не пара» – думал он.
От этих мыслей ему стало очень грустно.
– Расскажите мне о море? – попросила Роза.
И Отшельник подробно, с чувством и выражением стал делиться с ней своими впечатлениями.
Вот так они подружились. Изо дня в день Роза всё больше притягивала его к себе. Прошло время и он понял, что жить без неё не может.
Наступило жаркое сухое лето. Старая графиня больше не гуляла в саду и не ухаживала за своими любимцами. Она отдыхала на водах, с собой забрала прислугу. Садовник занемог, некому было поливать сад и ухаживать за растениями.
Роза первая ощутила нехватку влаги, начала болеть и чахнуть. Её тельце теряло упругость, листья сворачивались трубочкой и опадали, лепестки вяли. Отшельник из последних сил старался помочь ей. Он с большим трудом дотягивался до ручейка, всасывал в себя влагу и потом вспрыскивал ею Розу. Но все усилия были напрасными. На его глазах погибала та, дороже и родней которой в его жизни не было. Наступила агония, Роза бессильно склонила головку и прогнулась к земле. Отшельник впал в глубокое отчаяние.
– О, Роза, без тебя и я жить не буду.
Вытянулся в струну, свернул своё тело в петлю и затянул её, что было силы.
Ночь заступила на смену дню. Всё затихло в округе. Казалось, никому не было дела до того, что произошло в саду.
Однако с рассветом пришло спасение.
На трагедию, которая произошла в саду, разгневалось море. Оно заволновалось, зашумело, забурлило – начался шторм. В один момент набежала большая сильная мощная волна, ударившись о высокие скалы, она буквально распылила крупные брызги по всей округе. Розу окатила струя воды, за ней вторая, третья…
– Ах…как чудесно! – произнесла она, оживая.
Роза медленно, не торопясь подняла свою очаровательную головку, по привычке подставила своё личико небесам, выкупавшись в первых лучах солнца.
– Я, кажется, жива…ха-ха-ха. А ведь жизнь так прекрасна! – произнесла она и вознеслась на волне эмоций.
И тут её взгляд упал на бездыханное тело Отшельника, который припал к её ногам, умирая.
– О, нет! Нет! Не надо. Только не это, умоляю, – взмолилась она. – Что с тобой, мой добрый друг? Не умирай, прошу тебя.
Отшельник не шелохнулся. Он не слышал её. Роза, склонившись над ним, горько плакала, причитала, прикасаясь к месту петли своим личиком. Она была безутешна. Те растения, которые чудом не погибли, смотрели на неё и сострадали ей.
Утонув в луже солёных и горячих слёз, петля размокла и расправилась. Отшельник задышал и ожил. Он, приоткрыв глаза, увидел над собой плачущую Розу. Глубоко вздохнул, вывернул тело из размокшей петли, выпрямился и прильнул к своей любимой. Так они и застыли в этой позе.
Неизвестный художник, наблюдавший за ними со стороны, не сумел пройти мимо и запечатлел влюбленную пару на холсте.
– Вот это настоящая любовь! – со слезами на глазах произнёс он, покидая сад.
***
*Сказка о доброй царевне
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был конюх. Обыкновенный простой конюх, ничего особенного. Служил он на конюшне при царском дворе. И звали его никак иначе, как по имени-отчеству, Пётр Данилович. Конюх вдовствовал второй десяток. Горестно ему было бы коротать свой век одному … если бы не дочь любимая – «отрада дней моих суровых» – как говаривал сам конюх.
И тут же пояснял:
– Вся в матушку, вылитая. Такая же красавица, как её мать, красоты недосягаемой, чистоты небесной, доброты душевной, умница-разумница, а мастерица на все руки. За что ни возьмётся, всё у неё ладится, спорится и результат налицо.
В общем, гордился конюх своей кровиночкой. И звал он её не иначе как Дарьюшкой.
А она и знать не знает всех похвал отцовских. На зорьке встаёт, травку молодую покосит, все цветочки польёт, беседу задушевную с ними заведёт, песенку споёт. Водицы из колодца нанесёт, в избе приберёт, состряпает обед и отца поджидает. Конюх придёт, присядет к столу, расспросит дочь о том, о сём, насладится стряпней и встаёт сытый, довольный. Усы расправит, дочь обнимет и молвит своё слово отцовское:
– Спасибо, дочка. Досыта отца накормила. Стряпня у тебя смачная, отменная, не оторваться. Молодец, Дарьюшка. Жениха бы тебе хорошего. Время подходит, пора замуж выдавать.
А дочка ему в ответ:
– Да что вы, тятенька? Нашли, о чём речь держать. Неужто я вам надоела? Куда торопитесь? Мне и с вами хорошо. Люблю наш дом. И за кого выходить? Не доводилось мне встречать добрых да честных, как вы, тятенька. Пока не явится мне душа-человек, чтобы трудолюбивый был, да жену почитал, как вы матушку, старым людям помогал, детей любил и защитником мне был надёжным –
не пойду замуж.
А конюх ей в ответ:
– Не дело это молодой девке возле отца томиться. Ладно, Дарьюшка, видать, я рано разговор завёл, подождём, видно не пришло ещё время твоё.
– Вот и хорошо, тятенька. Умно решили, – обрадовалась дочь.
Отец улёгся на печи покемарить, а она взяла пяльцы, да к окошку подсела.
Как-то раз Василий-царский сын, встав поутру отправился в путь. Обошёл угодья царские, прошёл треть леса и свернул к речке. Дело было летом. День выдался жарким.
– Хорошо-то как у воды, воздух чист и свеж, прохладой потянуло. Пойду-ка я искупаюсь.
Стал спускаться со склона к реке, глянь, а из воды дева неземной красоты, точь-в-точь русалка, выходит. Любопытство закралось в душу молодца, подошёл к реке и спрашивает:
– Ты кто ж такая будешь?
Девушка подобрала косу, набросила на себя, что под руку попалось и отвечает:
– Дарьюшкой отец родный кличет.
– Что-то я тебя никогда раньше не встречал, Дарьюшка. Ты чья же будешь?
– Я-то – дочь конюха Петра Даниловича. Слыхал о таком?
– А… конюха? Как не знать. Зачем же он тебя прячет?
– И вовсе тятенька меня не прячет. Я что, вещь какая? С ним на ярмарку езжу и в поле помогаю. Выдумал тоже. И кто ты такой, чтобы мне вопросы задавать? Отвернулся бы лучше. Видишь, обсохнуть надо.
– Я, Василий – царский сын, – представился он.
– А, Василёк. Тятенька мне о тебе сказывал.
– Так ласково меня только матушка звала, когда под столом умещался, – засмеялся Василий.
– А теперь я так звать буду. Вот что, Василёк. Сделай божью милость, отвернись, а? Не ровен час, застудишь меня. Если хочешь продолжить знакомство, лучше приходи в гости к нам. Я тебя щами угощу. Знаешь, какие я щи знатные в печи томлю?
– Обязательно приду, Дарьюшка. Люблю щи, – ох, и обрадовался царский сын.
– А царь не заругается?
– А мы ему не скажем. Всё равно приду. Завтра жди к обеду.
– Приходи. А сейчас ступай с миром.
– До завтра, Дарьюшка, – попрощался Василий и ушёл.
По дороге шёл и думу думал:
– Вот бы мне такую в жёны взять, жил бы припеваючи. Надо с царём-батюшкой потолковать. Он мою матушку не с трона царского в жёны взял. Люба она ему стала, вот и пошёл с ней под венец. Сейчас же и поговорю.
Сказал и сделал. Пришёл к царю и завёл задушевный разговор. Всю правду ему выложил, как на ладони. А напоследок добавил:
– Если супротив моей воле пойдёте, уйду и поминай, как звали.
А царь ему в ответ:
– Чего кипятишься? Я ещё своего слова не сказал. Коли люба она тебе, женись. Тебе с ней век коротать, не мне. Вот тебе и выбирать должно без промаху.
– Батюшка, да вы, как увидите Дарьюшку, полюбите, как дочь свою родную.
– Ну, коли так, чего ждёшь? Засылай сватов.
– Царь-батюшка, век буду жить, а добро ваше не забуду.
– Чего уж там. Что же я родному сыну зла желать буду? Выбрал – женись.
А Дарьюшка обсохла малость, переоделась и домой вернулась. Пришёл конюх с работы, а она ему и говорит:
– Тятя, завтра у нас царский сын обедать будет.
Конюх посмотрел на дочь подозрительно и спрашивает:
– Это кто ж такой? У царя-батюшки их пятеро, трое женатые.
Дочка скромно отвечает:
– Василёк.
– А, Василий, младшенький. Пусть отобедает. Тебе женихов выбирать, – понял конюх, на что дочь намекает.
– Да вовсе он и не жених мне. Вроде и не сватался ещё.
– А что ж тогда порог обивать?
– Не знаю. Не сказывал. Придёт, спросите у него сами.
– А я и спрошу, думаешь, забоюсь?
– А мне то что.
– Ох, девка, шутить с отцом вздумала?
– Я вовсе и не шучу. На обед придёт. Что тут такого?
– Ладно, чего раньше времени мельтешиться, завтра умнее будем. На том и порешим.
На следующий день конюх подоспел к обеду. Заходит в горницу, а там стол накрыт белоснежной скатертью, и по всей избе разносятся манящие запахи праздничных блюд.
– Ай да, дочка. Ай да, мастерица!
– Ничего особенного, тятенька, – ответила скромница. – Как-никак гостя ждём, – сказала Дарьюшка и залилась румянцем во всю щеку.
– Не пришёл ещё Василий?
– Погодите, тятенька, сказал, к обеду будет.
Не успела Дарьюшка договорить, как в дверь постучали.
– Лёгок на помине, – ёрничал конюх и громко огласил:
– Кто с добром пришёл, входи. А кто со злом и порог не переступай.
Дверь отворилась, и на пороге при всём параде показался Василий – царский сын.
– Мы с добром, – сказал он, улыбаясь.
– Ну, коли так, входи, гостем будешь.
– Ой, до чего же у вас душевно пахнет, в животе заурчало.
– Это всё она – дочь моя старается, чтобы нас с тобой попотчевать по-царски.
– Пётр Данилович, чудесную дочку ты вырастил. Честь тебе и хвала. Выдашь Дарьюшку за меня? – без предисловия, с места в карьер понёсся Василий. Не терпелось ему.
Конюх на мгновение онемел, оторопел, потом собрался с мыслями и ответил:
– Это я понимаю. Дело молодое. Ты с матушкой да царём-батюшкой говорил? Дадут они благословение своё?
– Без этого не пришёл бы. Царь-батюшка тотчас благословил, как узнал.
– Ну что ж. И я препятствовать не стану. Теперь слово за Дарьей. Как решит, так и будет. Не обессудь, Василий.
Конюх повернулся и посмотрел на неё.
– Что скажешь, дочь? – обратился он Дарье.
– Что скажу? Сперва обедать будем, а не то всё простынет. Затем дам тебе, Василий, три задания. Исполнишь, буду твоей женой.
– А если не справлюсь? – сник Василий тотчас.
– Учить тебя буду. Женитьбу отложить придётся.
– Надолго?
– От тебя зависеть будет. А теперь к столу пожалуйте.
Отобедали, Дарья убрала со стола и к оконцу подошла.
– Глянь, Василёк, как красиво. Ты вошёл с другой стороны избы и не видел, какая у нас здесь полянка. Красота да и только, душу наполняет и умиротворяет.
– Хорошо тут у вас, – согласился Василий.
– Помнишь наш уговор? – спросила Дарьюшка.
Василий глянул на неё и понял, что придётся ему выполнять задания, а не то не пойдёт за него краса-девица.
– Помню, как не помнить? – почесал он затылок. – Страху с тобой наберёшься, пока дождёшься твоего расположения, – упрекнул он.
– А ты не бойся, ничего не бойся и иди вперёд, тогда всё у тебя получится, – подсказывала она. – Слушай и запоминай. Задание первое. Видишь вон там пригорок? Поблизости стоит изба, в ней старушечка – божий одуванчик живёт. Такая ласковая, добрейшая старушка. С ней поговоришь, душа отдыхает. Одно плохо –
одинокая она. Помочь ей надо. Сходи к ней, наколи дров, нанеси воды, в избе прибери, всё, что она пожелает, выполни. Я частенько у неё бываю и всегда помогаю. Теперь твоя очередь.
– Вот ещё, – взвился Василий. – Что вздумала, забыла, кто я?! Василий – царский сын, и мне негоже такой работой заниматься. Я у царя-батюшки этого не делаю. У нас слуги есть, а ты хочешь, чтобы я пошёл к какой-то там чужой старухе и работал, – расшумелся Василий.
– И не надо, – спокойно ответила ему Дарья. – Значит, и свадьбе не бывать.
– Это ещё почему?
– А какой из тебя муж – голова семьи, если доброе дело тебе не по чину и старушечке несчастной помочь не хочешь. Сказала, не пойду за такого, и весь мой сказ.
– Ладно, ладно, погорячился я. Схожу к твоей старушке, только один раз. Подходит? – строго спросил он.
– Подходит. Ты только начни добро делать, и тебе самому понравится. Теперь слушай второе и третье задание. Это выполнить проще пареной репы. Ты, Василий, должен показать, что если придёт беда, то в лихую годину мне и детям ты станешь защитником.
– Стану. Не сомневайся.
– Так вот, слушай. Пойдёшь в лес и спасёшь от неминуемой гибели любую живую тварь. Потом пойдёшь к озеру или другому водоёму и спасёшь человека от смерти. Вот, когда выполнишь на совесть все эти три задания, - пригрозила она пальчиком, - тогда пойду за тебя и буду тебе верною женой до гробовой доски.
– Ну и задачки ты мне задала, век понадобится, чтобы их исполнить. Состарюсь скорее, чем успею выполнить.
– Ты не первый и не последний. На Руси всегда были мужественные воины – защитники жён, детей, матерей, и ты должен таким стать.
– Ну, дочка, ты сурова. Он ведь царский сын, сделай послабление, – вмешался конюх.
– Если хочет меня в жёны взять, должен подчиниться и выполнить. Какой тогда он муж, если не умеет совершать добрые дела?
Василий понял, что если откажется, навсегда потеряет Дарьюшку. – Она-то своё решение не изменит, – думал он. Подошёл к двери и перед тем, как уйти, сказал:
– Если что, не поминайте лихом.
– Счастливо тебе, Василий, - пожелал конюх. – Храни тебя Господь.
– Ну, дочка, не ожидал я от тебя такого.
– Ничего, тятенька, вот увидите, это к лучшему, ему на пользу пойдёт.
Василий быстро нашёл домик старушки. Постучался, никто не ответил. Он потихоньку вошёл и спросил:
– Ау, есть кто живой?
– Заходи, милок, здесь я.
Василий, услышав слабый скрипучий голос старушки, проследовал вглубь. Видит, на деревянном топчане лежит маленькая дряхленькая бабушка.
– Доброго здоровья Вам, бабушка, - поздоровался он. – Меня к Вам Дарьющка прислала. Если есть работа, всё выполню.
– Ой, спасибо, милок. Ты вовремя поспел. Видишь, нечем печку растопить. Мёрзну я.
– Не волнуйтесь, сейчас нарублю дров, и печку затопим, будете, как царица в хоромах тёплых лежать.
– Что ты, что ты, милок, какая из меня царица. Стара я да плохо вижу.
– Ничего, сейчас всё сделаем.
Василий вышел из избы, обошёл с торца и увидел горку напиленных дров.
– Кто-то уже потрудился. Значит, у бабушки есть помощники. А я, упрямец, не хотел добро сделать одинокому человеку. Позор мне, - рассуждал он.
– Хорошо, Василёк, хорошо, – услышал он где-то рядом голос Дарьюшки.
Он огляделся, но никого не увидел.
– Показалось, видать, - подумал он.
Вернулся в сени, нашёл топор и сам того не заметил, как нарубил все дрова. Работа спорилась, он пропотел с непривычки. Аккуратно сложил дрова в поленницу. Сколько смог, взял в охапку, по пути захватил прутья и вернулся в избу. Вычистил печь от золы и заново растопил.
– Какой ты ловкий. У тебя работа сама в руках кипит. Настоящий молодец! – похвалила старушка.
А Василий да думает:
– Вот бы Дарьюшка услышала да увидела, небось, сразу за меня пошла.
– Ой, бабушка, Вы бы не вставали, я сейчас воды нанесу. Чаю приготовлю и в избе приберу.
– Хорошо, милок. Сделай доброе дело. В доме не осталось даже глотка водицы.
– Сейчас, уже несу, бабушка.
Василий взял вёдра и отправился к колодцу. Набрал воды. Захватил по дороге душистых трав. Вернулся и на печи приготовил старушке чай.
– Пейте, бабушка. Моя кормилица поила меня таким чаем, когда мальцом был.
– Какой чудесный чаёк. Гляжу, ты мастер. Всё умеешь, всё можешь. И сердце у тебя отзывчивое. Честь и хвала твоим матушке и батюшке. Ты случайно не из наших мест родом будешь?
– Вы угадали.
Василий прибрал в избе, присел.
– Притомился, голубок.
– Немного.
– Ну, отдохни.
– Спасибо, бабушка, идти мне надо. Не всё ещё выполнил.
– Дай провожу тебя, помощник дорогой.
– Что Вы, бабушка, не беспокойтесь попусту, я сам дорогу найду, а Вам отдыхать надо.
– Я потихоньку, – сказала старушка и поплелась за Василием.
Не успели они выйти за порог избы, как вдруг старушка исчезла.
Василий забеспокоился.
– Бабушка, где же Вы?
– Здесь я, Василий – царский сын, – услышал он молодой голос и перед ним предстала в царских убранствах молодая красавица.
Василий опешил.
– А где же, бабушка? – испугано спросил он.
– Я и есть бабушка для случайного путника, а для друзей хороших, я - Волшебница. Величай меня Зорина, что означает зорька ясная. Что ты язык проглотил, Василий?
– Верится с трудом, - смущаясь, неторопливо ответил он.
– Василий, ты заслужил самой высокой похвалы. Редко, кто готов чужому человеку добро сделать. Награжу тебя за это.
– Да я не за этим шёл.
– Знаю. Хочешь взять в жёны Дарьюшку. Она моя помощница и ученица. Прислала тебя, чтобы я поглядела на тебя и сказала, годишься ли ты ей в мужья?
– И что скажешь? Какой приговор вынесешь? – встревожился Василий.
– Скажу, что лучшего друга, помощника, мужа и отца детям ей не сыскать.
Ты хоть и царский сын, но у тебя душа открытая, чуткая, приветливая. И в работе ты быстрый, ловкий. И слово доброе сказать можешь. Вот что Василий, подарю я тебе амулет. Мне его матушка дала перед уходом. Не простой он, силой волшебной наделён, от всех нечистей оберегает. Когда поведёшь Дарьюшку под венец, надень на неё. Будет ваш дом защищён до конца дней ваших и будете жить в мире, согласии и спокойствии. Принимай.
Василий склонил голову и опустился на колено. Волшебница-Зорина одела ему на шею амулет и сказала.
– С Богом, Василий. Да славным будет путь твой.
– Низкий поклон Вам, Зорина. Подарок сохраню и точь-в-точь всё выполню, как наказали.
– Ступай, молодец.
– Спасибо, - сказал Василий, поклонился и отправился дальше.
Василий достиг леса, когда солнышко, покачиваясь и улыбаясь, стояло в зените.
– Надо торопиться, - сказал он и ускорил шаг. – Красота здесь какая!
Он приблизился к кусту малины, аромат ягод притянул его к себе. Снял несколько ягод, попробовал и произнёс:
– Сладость разлилась во рту. Хорошо в лесу, прохладно и зелено. Запахи кружат голову.
За спиной послышались странные звуки.
– Скулит кто-то или плачет, – подумал он и пошёл в направлении звуков.
Он поднял голову, на одном из деревьев увидел, как в дупле птица мечется, машет крыльями, призывая на помощь.
– Чего это она так волнуется? Может, случилось что?
Чем ближе он подходил, тем неистовее и яростнее птица звала на помощь, то и дело поглядывая вниз. Василий внимательно осмотрел всё, что было рядом с деревом, и увидел в траве крошечного только что вылупившегося детёныша.
– Бедняга, как же это ты выпал из гнезда? – обратился к птенчику Василий и аккуратно вложил в ладонь одной руки птенца, второй рукой ухватился за крепкую ветку и подтянулся к гнезду. А там с полтора десятка птенцов лежат под мамой и пищат, каждый на свой лад. Увидев Василия, мать семейства приподнялась и клювом указала место, куда опустить сорванца. Василий доставил птенца по назначению и спрыгнув на землю.
– Отважный молодец, – услышал он. – Ты спас моего детёныша, за твоё добро я отблагодарю тебя. Подарю тебе ветку с чудодейственного растения, о волшебных свойствах которого мало кому известно. Пусть эта ветка всегда будет в твоём доме: над оконцем или дверью. Она не даст проникнуть в твой дом хворям, заразам и плохому завистливому глазу. Береги эту веточку и никому не отдавай. Подставь руки и лови, – сказала птица-мать и сбросила прямо в ладони Василия волшебную ветку.
– Благодарствую. Обещаю, сохраню твой подарок.
– Счастливый путь, - пожелала птица.
– Вот и второе задание выполнил, осталось последнее, с облегчением произнёс Василий. – Скоро буду дома, – успокаивал он себя.
– Молодец, Василёк, – пронеслось мило уха, как лёгкий ветерок. Он отчётливо услышал голос Дарьюшки.
– Чудеса, – заулыбался Василий.
Теперь ему предстояло выйти к водному пространству, что он и сделал.
Внезапно поднялся сильный ветер, на воде зло и неистово забурлили высоченные волны, прибивая гребешки пены к скалам.
– Непогода разыгралась, - сказал Василий и услышал детский голос:
– Ой, ма-туш-ка…
Василий посмотрел вдаль и с трудом разглядел белокурую головку.
Он сбросил с себя вещи и кинулся спасать ребёнка. Едва достигнув цели, он не обнаружил мальчика.
– Где же он?!
И вдруг видит, подплывает к нему огромных размеров рыба, на себе несёт бездыханного ребёнка.
– Забирай, Василий, – произнесла басом рыба. – Мне приближаться к берегу нельзя.
– Благодарю тебя за помощь, ты сделала для меня великое дело, – произнёс Василий, приложил ребёнка к плечу и поплыл к берегу. А там толпа шумит, кишит, страсти накалились.
Василий с малышом, спотыкаясь и захлёбываясь от воды, вышел на берег. Припал к песку, тяжело дыша, и стал растирать мальчику грудь.
– Добрый молодец! Ты спас моего первенца. Ты спас весь наш род от позора. Нянька недосмотрела сорванца, он и убежал к воде без присмотра. Если бы не ты, горе накрыло бы нас с головой, как ураган.
Василий поднял голову, а там стоит раскрасневшийся, весь в поту от страха, боярин.
– Как звать тебя, молодец?
– Василий, – прерывисто ответил он.
– Дай расцелую тебя, Василий, - боярин наклонился и трижды поцеловал молодца. – Прошу тебя, окажи мне божью милость и большую честь, поедем со мной.
– Мне воротится домой пора, – сказал Василий, натягивая на себя вещи. – Ждут меня.
– Клянусь, доставлю тебя к порогу дома твоего в целости и сохранности. Не откажи, прошу тебя, – встал на колени боярин.
– Поехали, только слово держи, – напомнил Василий.
– Не сомневайся, боярин слово дал.
Он подхватил на руки сына, быстро поднялся наверх, а там слуги и карета дожидаются.
– Торопись, спешит наш спаситель, – дал распоряжение боярин.
– Слушаюсь, – ответил слуга.
Боярин отдал кормилице мальчика, а сам пригласил гостя в палаты.
– Слушай и запоминай, спаситель моего сына. Дарю тебе эту чашу, она мне досталась в наследство от отца. Чаша непростая, настоящая чародейка. Наполнит твою жизнь любовью, радостью без конца и без края, казну стеречь будет и потомство твоё направит по пути праведному. Жену твою сделает царицей мира, знатные особы перед ней ниц падать будут. Силы, дух укрепит и сохранит до скончания века вашего. Бери и пользуй во славу.
Василий взял из рук боярина чашу и слово молвил:
– Если б знал ты, боярин, что я – царский сын, не поверил бы.
– Нет, не поверю. Разве царский сын стал бы жизнью своей единственной рисковать ради моего сына кровного?
– Как видишь, стою перед тобой, как есть, царский сын.
– Не может быть…
– Всё это приключилось со мной по той причине, что хотел я достойным мужем стать своей суженой. Дала она мне три задания. Коли выполню, пойдёт за меня, а коли нет… поминай, как звали. И я пошёл.
– Кто ж такая будет, что царскому сыну указывает?
– Дарьюшка – единственная моя, дочь конюха, что служит при дворе у моего батюшки.
– Вот удивил ты меня, Василий, так удивил.
– Это не я, сам Бог того хотел.
– Вижу, Василий, умён ты не по годам. Что ж, будет что вспомнить. Коли понадобится тебе помощь, зови, приду, где бы ни был. Гостем в доме моём будешь дорогим, званным и любым.
– Благодарю, – сказал Василий и отбил поклон. – Боярин, вези меня ко двору. Тороплюсь я.
– Я же слово дал.
Воротился Василий домой, а там царь-батюшка и матушка волнуются, места себе не находят. Рассказал им Василий о задании Дарьюшки и обо всех приключениях, через которые с честью прошёл.
– Не посрамил Ваше имя, царь-батюшка.
А царь прослезился, низко в ножки сыну поклонился, обнял и расцеловал.
– Собирай сватов, поедем к суженой моей, – сказал Василий.
– Все поедем, как и полагается. Дарьюшку в семью берём, да в дом наш не на день, навсегда.
– Хорошо, батюшка.
А вскоре и свадебку сыграли, да стали жить и поживать Василий с Дарьюшкой в любви и радости, да добра наживать.
И детям своим поведал Василий, как их матушка научила царского сына добро людям делать.
Вот и сказке конец, а кто слушал молодец.
***
*Сказка о любви
Здравствуй, дружок!
Я расскажу тебе занимательную интереснейшую историю
об одной замечательной женщине, которая так умела любить,
что её понимали животные, растения и отвечали ей взаимностью.
Дело было так. Жила-была одна женщина. Она очень любила растения и животных. И им рядом с ней было всегда комфортно. Они просыпались от её приветливых слов и нежного мягкого голоса. А засыпали, когда женщина завершала свою работу и тихо уходила отдыхать.
Шли годы, они текли мирно и спокойно. Но вот в жизни женщины наступила новая пора, она начала болеть и подолгу. Часто уезжала из дома, перепоручая знакомым уход за своими растениями. Питомцы понимали, что у женщины появились веские причины покидать дом, но очень тосковали по ней и от этого болели. И женщине было нелегко в разлуке с ними. Она думала о них, переживала. Но изменить обстоятельства не могла. Возвращаясь домой, прямо с порога она говорила им:
– Ну вот, дорогие мои, я к вам и вернулась. Очень соскучилась по вас.
Подходя к каждому растению в отдельности, женщина причитала:
– Как вы изменились, головки опустили, листики увяли, засохли. Нехорошо это.
Она тут же брала кувшин с водой, поливала растения и вела с ними задушевный разговор. Женщина умела подбирать нужные слова, особый ключик к растениям. А они в ответ ей радостно поднимали головки, а через время полностью оживали.
– Вот и славно. Молодцы! Как же я люблю вас.
Однажды женщина уехала внезапно. Стояла холодная зима. Пришло время цветения декабриста. Это растение отличалось от других домашних обитателей тем, что цвёл декабрист в зимний период, его цветущие побеги всегда были яркими, насыщенными. Эта картина создавала особенную атмосферу в доме. И всегда поднимала настроение у женщины. А декабрист торжествовал, создавая в доме истинный праздник.
На сей раз ему некого было радовать. Он загрустил, затосковал, отчаяние поселилось в его душе. Этой зимой он так и не зацвёл. Декабрист подумал, что женщина покинула его навсегда. От этих мыслей ему стало невыносимо.
Так прошла зима. Знакомая женщины забыла о своём обещании и не приходила поливать. Одно за другим растения погибали.
– Какие мы несчастные, – жаловались они друг другу.
– Тебе легче, чем мне. У тебя – каланхоэ толстые листья, они долго сохраняют влагу, а у меня тоненькие. Я умираю от жажды, – жаловалась ослабевшая китайская роза. – Посмотри, все листья на мне высохли и поникли.
Ей вторила фиалка:
– И мне очень плохо.
– И мне, – подхватила герань.
Они хором заплакали.
– На кого нас покинула кормилица? – спрашивали они.
Но им никто не ответил.
Хочу тебя успокоить, дружок, женщина ни на минуту не забывала о своих любимцах. Она всем сердцем рвалась к ним, но была связана серьёзными обстоятельствами.
Время летит быстро. Зима приближалась к концу. На календаре томились последние денёчки февраля. И женщина вернулась домой. Как же они радовались, как трепетали. Торжество большой взаимной любви воцарилось в их жизни. Растения на глазах оживали, настраивая свою кормилицу на мажорный лад. А она, беседуя с ними, рассказывала, как их любит, как волновалась в разлуке с ними и, как ей их не хватало. Они слушали её внимательно, сосредоточено и жадно вбирали в себя каждое слово. Это давало силы.
– А знаешь, почему?
Потому что одно её присутствие было для них настоящим спасением. Так происходит, когда рядом с нами верные друзья и поистине близкие люди.
Декабрист радовался больше других. Он тут же окреп духом, налился силами, его ветви стали упругими, на них появились молоденькие зелёные отростки. Декабрист держался гордо и величественно.
С дороги женщина прилегла, от устали вздремнула. Задолго до рассвета её растревожили какие-то странные звуки, похожие на треск дров в костре. Она поднялась и от неожиданности вздрогнула. Перед её глазами предстала впечатляющая величественная картина. Над декабристом возвышался ореол, напоминающий язычки пламени. Это они потрескивали и мелькали, как разноцветные огоньки. Женщина приблизилась и заметила на одной из веток декабриста крупную почку малинового цвета. У неё на глазах почка превратилась в капсулу. Ещё мгновение, капсула лопнула, и из неё стали выплывать лебеди. Они расправляли пушистые крылья, отряхивали перья. И вдруг лебеди взметнулись вверх. В этот момент вся комната озарилась божественным светом летящих лебедей. Цвет крыльев видоизменялся, как стёклышки калейдоскопа. Картина по своей красочности имела невероятное воздействие, она поглощала и захватывала в плен. Наконец, процесс преображения завершился и крылья гордых великолепных птиц, хохолок на головке и клювик окрасились в изумительный цвет коралла. Это было завораживающее зрелище. Ничего красивее, изящнее женщине никогда не доводилось видеть. Она замерла. На её глазах свершилось настоящее чудо, которое сотворила любовь. От лебедей исходил тёплый нежный ласкающий свет. Он окутывал и согревал, погружал в умиротворение и покой. Женщина присела, закрыла глаза и от переизбытка чувств уснула. Воцарилась тишина. Все звуки куда-то исчезли. Какая-то добрая волшебная сила господствовала в этот час и привела атмосферу дома в состояние полной гармонии. Когда женщина очнулась, единственным напоминанием о ночном чуде были роскошные цветы на ветвях декабриста, по форме похожие на застывших в полёте коралловых лебедей. Так декабрист выражал женщине свою безграничную любовь и преданность. Это полотно неизвестного живописца впечатляло до слёз.
– Они всё слышат, всё видят, всё понимают, – делилась женщина с соседями. – Как люди, только лучше нас.
Жизнь прекрасна, когда природа дарует нам мгновения истинного блаженства.
***
Марийка
Сказание
Странствия
Как-то раз под новый год отправился я за новыми сказаниями. Забрёл в края далёкие, глухие, неведомые. Зима в тех местах стояла суровая. Морозец щипал и прожигал щёки, ледяной ветер иголками покалывал кожу на лице, она съёживалась, трескалась и синела. Нос замёрз и превратился в большую картошку. Пальцы рук и ног немели, их сводило судорогой. Прикладывая усилия, я пробирался по глубоким сугробам.
– Намело, скажу я вам. Привал бы сделать, согреться, передохнуть. Где люди, неужто все вымерли? Надо идти, того и гляди дикие звери воспользуются моим состоянием и растащат окоченевшее тело по частям.
Вдали крошечной, еле заметной точечкой что-то замигало, напоминая звёздочку. Я потянулся на свет, как вдруг услышал:
– Дяденька, что это вы ночами бродите, небось, заблудились в краях наших?
Услышав детский голос, я обернулся. Передо мной стоял малец лет восьми, крепенький, удалой и задиристый. Он напоминал бывалого мужика, которому всё нипочём. Ушанка кое-как набекрень надета, пальтишко перешито с кого-то постарше и сапоги не по размеру. Кожица на ладошках красная, воспалённая, а ему хоть бы хны. Позади мальчонки санки с большой вязанкой хвороста.
– Чего испугались? Я Ванька, Кузьмы Андреевича внук, слыхали о таком?
В ответ я помотал головой.
– Выходит, не здешний? – разочаровано произнёс мальчик.
– Нет. Впервые в ваших местах. Писатель я. За сказаниями для новой книги пожаловал.
– Писатель?! Это тот, кто колдует над сказами?
– Он самый.
– Мне бабушка, когда был маленьким, много читала и рассказывала. Как звать-то?
– Василием… Василий Петрович Кушниренко, приятно познакомиться с жителем здешних мест.
– Ой, дяденька, а я вас видел.
– Где?
– Как-то Илья, соседский сын, показывал газету, отец из города привёз, там ваше лицо было, я запомнил.
– Возможно. Вань, не знаешь, к кому можно на постой попроситься? Вымерз весь.
– Зачем проситься? Пойдёмте к нам, вон изба наша, – Ванька указал на огонёк вдали.
– А бабушка не заругает?
– Что вы? Вы мою бабушку не знаете. Она любому гостю рада.
– Если так, пойдём.
По мере приближения звёздочка росла, свет становился отчётливее.
– Смотрите, месяц молодой провожает нас, – сказал Ваня.
Я поднял голову, и, действительно, на тёмных небесах полумесяц улыбался. Он проложил дорожку к ногам, и я разглядел покосившуюся избу с латаной крышей да резными оконцами.
– Вот спасибо тебе, сторож ночной, уважил ты нас, – улыбнулся я месяцу.
В одном из окон избы мигал огонёк лампы, тусклый слабый свет. В воздухе за версту витал аромат свежеиспечённого хлеба.
– Бабушка поставила на стол хлеб. Чувствуете, как пахнет?
– Восхитительно! – восторгался я, вбирая в себя аромат полей, трав, и на этой волне вознёсся к детским воспоминаниям, как же сладко на душе у меня стало.
– Вот и я так думаю, – прервал мои грёзы Ванька. – У неё хлеб особенный, с травами.
– Чувствуется. Ох, любишь ты свою бабушку, как я погляжу.
– А как же. Она меня вырастила, многому научила, теперь вот сестрёнку выхаживает.
– А родители-то где? – с опаской спросил я.
– На заработки подались. Отец золото моет, мать с ним.
– Серьёзное дело. А что же тебя с собой не взяли?
– А бабушке кто помогать будет? Дед помер прошлой осенью.
– Стало быть, ты за главу семьи остался.
– Так и есть. Бабушка хлопочет по дому, сестрёнку присматривает,
а я воды нанесу, дров и хвороста навезу – берусь за любую работу.
Весной землю вспахиваю, у нас огород свой за избой. Раненько
встаю корову подоить. Сестрёнке молоко надобно и сам не прочь
угоститься.
– Каков молодец. Самостоятельный парнишка.
– Самый обыкновенный, – ответил он, обматывая хворост верёвкой.
– Так вроде связал уже?
– Надобно укрепить, довезти бы. Видите, вязанка большая.
– Хозяйственный, хвалю.
– Спасибо на добром слове.
– А в школу ты ходишь, Ваня?
– Нет. За версту ездить надо. Наша телега стара, разваливается. Вот дед Никифор смастерит новую, буду ездить. Обещался.
– Учиться надо. Без знаний – никуда.
– Буду учиться, обязательно, я и маме обещал. На доктора хочу выучиться, чтобы людям помогать. А то вон сколько хвороб на людские головы.
– Правильное решение. Хорошее дело задумал. Одобряю.
– Ну вот, пришли. В сенях обувку оставьте, бабушка полы давеча мыла.
Мы вошли в избу. От усталости я опустился на скамейку, что в сенях стояла.
– Проходите, – по-хозяйски пригласил Ванька.
– Сынок, ты что ли? – услышал я женский голос за занавеской. По очертаниям там же приметил колыбель.
– А кто ж ещё? Постояльца привёл.
Тепло дома окутало меня.
– О, да и не один.
– Говорю же, гость у нас.
– Сейчас иду.
В горницу вошла пожилая женщина. Её голова была обвязана расписным платком с кисточками по кромке. Морщины на лице говорили о прожитых годах. Худые с истончённой кожей руки – о тяжёлой подённой работе. Взгляд – о душевной доброте и понимании.
– Доброго здоровья, хозяюшка. На ночлег пустите?
– И вам не хворать. Пустим, чего ж не пустить? Проходи, мил человек. Гостем будешь. Грейся у печи и присаживайся к столу. Молочко парное с мёдом да с хлебушком отведай, согреешься.
– Благодарю покорно. Вымерз весь.
– То-то я глажу, щёки посинели от мороза. Грейся. А я скоро вернусь. Внученьку укладываю. Просит песенку.
– Вы, пожалуйста, делами своими занимайтесь. Я погреюсь с вашего позволения. Мешать не буду.
– Вот и славно, – сказала хозяйка и ушла.
В избе зазвучала грустная колыбельная, я тут же вспомнил, как заслушивался, когда мама меня убаюкивала.
– Не робейте, присаживайтесь, будем ужинать, – пригласил Ванька.
– Спасибо тебе. У вас так хорошо, уютно.
– Всё бабушка. Видите, какие узоры вышивает, украшает горницу. Вон там, гляньте, в углу, где образа.
– Сразу, как вошёл, увидел. От них свет струится.
– Так и есть. Свечи горят, бабушка, когда молится, зажигает. Говорит, что там, где образа, должно быть много света и тепла. Господь увидит и благословение ниспошлёт.
– Тепло, как в храме.
– О, туда нынче не добраться. Намело по колено. К храму в город ехать надобно. У бабушки горница освящена, здесь и молимся.
– И то верно. Вань, а как бабушку величать?
– Матрёна Ивановна.
– Ну вот, уснула, лада моя, – хозяюшка вышла к нам. – А вы что же не едите, ешьте, пожалуйста.
– Благодарю покорно. Чудесно у вас, душой отдыхаешь и согреваешься.
– Вот и славно. Сейчас постелю вам.
– Ба, гость наш – писатель, за сказами к нам приехал. Звать его Василием Петровичем.
– Вань, спасибо тебе, отрекомендовал ты меня.
– Бабушка научила: «Ты к человеку с добром подойдёшь, и он сердцем откликнется тем же».
– Матрёна Ивановна, хорошую школу внуку передали, человеком вырастет.
– Знаете, что скажу? Меня бабушка так воспитала, я – дочку, теперь вот Ваня с добрым сердцем к людям идёт. Вырастет – своих деток научит. Зачем жить, если не помогать, кому трудно?
– И то верно.
– Пойду я, устал, – потёр глаза Ваня.
– Иди, родной мой, я тебе постелила.
– Спокойной ночи.
– И тебе, Ваня, сладких снов. Утром встретимся.
– А как же. Воду наносить надо. Сестрёнку завтра купать будем, – сказал маленький мужичок и ушёл.
– Он у вас совсем как взрослый рассуждает.
– Некогда ему в детские игры играть. Помощник в доме нужен.
– И то верно. Матрёна Ивановна, хотел спросить, не доводилось ли вам знавать кого в округе, кто сказы старинные помнит.
– Доводилось.
– Не подскажете, где живёт сказочник?
– Положим, сказочницей себя не считаю, но старинных сказов много помню, – слукавила она.
– Да?! Осмелюсь спросить, не расскажете хоть один, да такой, чтоб сердце зашлось.
– Ох, мил человек. Знал бы ты, сколько таких сказов мне бабушка поведала, когда я маленькой была.
– Мне одного будет вполне достаточно. Пишу книгу, остановился, чувствую, душа требует рассказа глубокого и страдальческого.
– Что с тобой будешь делать, коль надо, расскажу. Но не суди строго, радости мало в том, что услышишь.
Я умолк в предвкушении.
Марийка
Давненько дело было. Сказывали люди старые, что в лесах наших глухих ведунья жила – лесничихой все звали, за помощью к ней ходили. С травами да ягодами разговор вела, они ей душу раскрывали. Не одна жила, внученька была у неё – Марийка. Красавицей слыла, глаз не оторвать: белолицая, златокудрая, стройная, как лань, быстрая, как ветер. Летала по лесу, птице подобна. Смеялась когда – лес заливался трелями – завораживала. Люди завидовали ей, недолюбливали и прозвали колдуньей. Да… дикая немного была, понять не трудно – дитя леса.
Мать Марийки страдалицей была. Жила одинокой душой, всё грустила, сядет в уголочке и молчком. Болезнь клятая измучила. Головушка наливалась кровью как казанок раскалённый и боли невмоготу, до крика доходило. Бабушка дочку, чем только ни отпаивала, ничего не помогало. А тут...
– Соблазнил проезжий, окаянный. Она и понесла от него, – горевала ведунья.
Подоспело времечко, бабушка воды разогрела, у дочки роды приняла, а спасти от смерти лютой не успела, в лесу и схоронила.
Нельзя было ей рожать, не послушалась. Померла её кровиночка, в родах удар случился. Лесничиха почуяла:
– Конец родимой близок. Ой, горе-горькое.
Уж не чаяла бабушка внученьку спасти, а всё же принять успела. Господь подсобил – радость-то какая в сердце вошла. Слезами облилась: одну родную душу схоронила, другую – на свет божий привела. Вот с тех самых пор насторожилась ведунья. Страху набралась. Ох, боялась, чтоб Марийку не постигла судьбинушка матери, – тяжело вздохнула Матрёна Ивановна.
А внученька, как на ножки встала, со всеми лесными жителями подружилась. Животные норовили облизнуть нежные щёчки малышки, бабушка не противилась. Марийку в лесу все любили. Подросла – зверушки приходили к ней, она залечивала их раны. Деревья, издали завидев, кронами кивали, приветствуя. Лесные обитатели к домику чужаков не подпускали. Так и жили в мире да согласии. Подросла внучка, не пускала её бабушка к людям в город. Предупреждала Марийку да наказывала строго-настрого:
– Не ходи, милая, опасайся чужаков. Беда от них. Мать твоя не послушалась, вот болезнь её и сгубила. Сторонись глаз, в которых соблазн да обман. У тебя, похоже, материнская кровь, будь осторожна, чтоб раньше времени в могилку не сойти.
– Что вы, бабушка, всё пугаете. Не хожу я никуда, мне в лесу хорошо, привольно. Лес – мой дом. И с чего вы взяли, что я замуж собралась? Молодая ещё. С вами буду жить. Здесь я своя. Меня все любят. Там никого не знаю.
– Вот и правильно. Живи и радуйся, – задумалась Матрёна Ивановна.
– А тут у господ, что вблизи леса дом возвели, сын подрос, окреп, возмужал, красавец знатный. Да и время его пришло, томился в ожидании. Сколько ни сватали ему, ни на кого сердечко не отзывалось.
В один из летних дней, то было на заре, решил юноша прогуляться по лесу. Бродил, размышлял, мечтал... Как вдруг услышал чей-то голос. Песнь разлилась по лесу. Пошёл господский сын за голосом, и предстала пред очами его картина необыкновенная. Он обомлел, застыл на месте: обнажённая лесная дева во всей красе плескалась в ручейке, пела и смеялась, играясь. Его пристальный взгляд отвлёк деву от занятия. Она на мгновение замерла, подняла на гостя глаза и быстро спряталась за деревом.
– Чего смотришь? Не видишь что ли, нагая я?
От её слов он очнулся.
– О, прости меня. Краса твоя приковала, глаз отвести не сумел.
– Отвернись, тебе говорят, дай одеться.
Господский сын послушно отвернулся и отошёл.
– Чего гуляешь в ранний час, не спится? – засмеялась она и подошла ближе. – Откуда ты такой взялся?
– Живу я здесь неподалёку. Николаем звать.
– А меня – Марийкой.
– Имя, как бубенца перезвон.
– Почему раньше не видела?
– Сам не знаю. Маленького няня водила на прогулки в лес, сказки сказывала. Сам не отваживался, сегодня сила неведомая потянула.
– Сила говоришь?
– Да.
– Ищешь кого?
Он не сразу ответил.
– Тебя.
– Зачем?
– Приглянулась ты мне.
– Бабушка не велит с чужаками разговаривать, – строгим тоном ответила Марийка, повернулась и пошла себе.
– Постой, куда же ты?
– К бабушке.
– Скажи, когда увижу тебя вновь?
– Не знаю, – в этот момент дева исчезла, и след простыл.
– Где же ты?
– Прощай, – эхом донеслось.
– Что за чудеса? Была и нет.
Сын господский покинул лес, но с тех пор заболел. Грусть, тоска на него напали, съедали молодца, сколько ни старались родные развеять печаль, не смогли.
– Женить его надо, так-то лучше будет, – решили отец с матерью.
Но сын и слышать не хотел, закрылся в своей комнате и ни с кем не шёл на разговор.
Родные подыскали ему невесту, купили дом, куда молодые переедут после свадьбы, сын был непреклонен. Морозным днём слёг Николай, в бреду только и повторял:
– Марийка… Марийка, песнь моя.
Когда жар спадал, лесная красавица приходила к нему во сне и успокаивала:
– Ты выздоровеешь, Николушка.
– Увидимся ли? Не могу жить без тебя. Люблю больше жизни.
– Увидимся по весне. И ты мне глянулся, свет очей моих. В душу протоптал дорожку и остался. Бабушке сказывала, плохо это, не велит о тебе думать. Говорит, от тебя погибель моя придёт. Не верю ей, ты люб мне.
– Дышу тобой. Будем ли вместе?
– Да…
Господский сын пошёл на поправку, обо всём рассказал родным, от чего они впали в уныние. Но перечить не стали.
– Не будем становиться на пути у его счастья. Любит, пусть женится, – постановил отец.
Матери затея сына жениться на лесной деве не пришлась по душе, но мужу не возразила.
Навсегда вместе
С первыми лучиками весеннего солнца Николай направился в лес, он не шёл – летел.
– Марийка, – позвал он, эхо разнеслось по лесу.
– Здесь я. Пришёл, свет очей моих? – её глаза излучали невиданную радость, тёплый свет струился навстречу к нему. Они бросились в объятия друг к другу, словно всю жизнь любили друг друга, ждали этой встречи, и только на минуту разлучились.
– Ты жизнь моя, любовь моя, мечта моя, – приговаривал он на выдохе, лаская её. – Не могу без тебя. Пойдёшь замуж за меня?
– Да, – она утонула в его жарких объятиях.
На несколько минут они приросли друг к другу, и не было большего счастья для обоих. Слова не нужны были, лишь чувства господствовали – слились в единое дыхание, прильнув друг к дружке. И никакая сила не могла разлучить их.
Птицы пели над ними свадебный марш. Деревья окутывали ветками и прикрывали их тела большими лапами.
– Бежим, – позвал он.
– Куда?
– Священник согласился обвенчать нас.
– А как же бабушка?
– Вернёмся и всё расскажем. Родные приготовили для нас отдельный дом. Прошу тебя. Хочу быть с тобой всегда.
– Вот так, сразу?
– Иначе не смогу жить.
– Коли так, бежим, – согласилась Марийка.
Венчание
Стоял ясный мирный день. В храме было пусто. Священник ждал.
– Отец Алексий, вот та, ради которой я дышу. Обвенчайте нас, пожалуйста, умоляю вас, – священник обернулся, в глазах юноши огонь полыхал. Нетерпение было в его взгляде. Батюшка перевёл взгляд на невесту, а на ней простенькое платьице да ромашковый венок на голове. Свет и тепло излучали глаза её.
Священник понял: «Медлить нельзя».
– Пойдёмте со мной, дети мои.
В эти мгновения совершалось чудо, таинство. Волнение влюблённых передалось отцу Алексию. Они смотрели друг на друга и ничего вокруг себя не замечали. Священник дочитал молитву, завершив обряд.
– Совет да любовь вам, дети мои.
Николай обнял Марийку, нежно поцеловал. Их сердца трепетали от счастья.
– Благодарю вас, батюшка.
Влюблённые взялись за руки и пошли, никого не замечая.
Николай привёл Марийку в свой дом.
– Краса моя, вот здесь мы будем жить.
– А как же бабушка?
– Навещать её будешь.
– Пойдём, Николушка. Мне надо рассказать обо всём бабушке.
– Хорошо, пойдём, только сегодня же вернёмся.
Так молодые зажили своим домом, всё шло хорошо.
Разлука
– Мне надобно уехать по делам. Если хочешь, можешь пожить с бабушкой, чтобы не тосковала.
– Ты скоро вернёшься?
– Дела завершу и сразу к тебе, моя красавица.
– Не уезжай, – просила она, прильнув к нему и утонув в его объятиях.
Вскоре Николай уехал.
Марийка вернулась в лес, но с каждым днём тоска сильнее разъедала душу. Бабушка смотрела на неё и приговаривала:
– Тает моя кровиночка и чем помочь – не ведаю.
– Вернётся твой Николка, не гулять поехал.
– Нет, бабушка, не гулять, он хороший.
– Ты как занемогла, моя милая, – заволновалась бабушка.
– Мутит что-то и наружу просится.
– О, да ты никак понесла, моя ясная. Немудрено, мужняя жена.
– И что теперь, бабушка?
– Да ничего плохого. Ребёночек родится, – ведунья заволновалась, но внучке правду не стала говорить.
– Бабушка, загадала я. Хочу, чтоб родился мальчик и на отца был похожим.
– Любишь его.
– Больше жизни.
– Нельзя так, дочка. Плохо это, о себе забывать нельзя. Сейчас отвару тебе приготовлю, всё ж легче станет. Гулять надобно, чтобы роды полегче были.
– Бабушка, пообещай, что выполнишь то, что попрошу.
– Что ты задумала, моя милая? – испугалась лесничиха.
– Если родится мальчик, а со мной что-то нехорошее станется, отцу его отдайте.
– Ты выбрось из головы мысли чёрные. Молодая, сильная, всё перенесёшь и не нарадуешься сыночку своему, а там, глядишь, и Николай объявится.
– Мамка моя – не выдюжила.
– Она слаба здоровьем была, в своего отца удалась. Отпаивала я её отварами, а не помогло. Не думай об этом, – а у самой, как защемит сердце, почуяла беду ведунья.
«Только бы небеса помиловали внученьку мою, ох, боюсь за неё. Головушка частенько тяжёлая и боли, как у матери. Выдюжила бы».
Время шло, а Николай всё не ехал.
– Дела задержали, – рассудила бабушка.
Письма Николая к жене полные любви и ласки свекровь припрятывала.
– Пусть от тоски сгинет, негодница, больно надобно. Сына украла, не дала женить на той, что выбрала. Не будет Николка с ней. Не дам.
В ту ночь приснился Марийке сон. Как живого она Николая видела.
– Возвращайся, милок, исстрадалась душа в ожидании.
– Не плачь, любимая. Отец занемог, его делами занимаюсь. Пушнины охотники много добыли давеча, задержаться надобно. Управлюсь и вернусь. Не грусти, не тоскуй. Время пролетит быстро. Жди меня, дыхание моё. Помню каждую твою родинку. Волосы твои пахнут лесом и летним полем, в ту пору пшеница молодая поспевает. Губы – слаще ягод, медовая моя. Люблю тебя и скучаю. Глаза твои смотрят в сердце. Голос твой обволакивает и уносит в неведанную даль. Всю тебя люблю, мой ангел.
– Возвращайся, Николушка. Не забывай свою Марийку. Верна тебе и жду.
– Прилечу к тебе на крыльях любви нашей. Жди меня, краса моя ненаглядная.
– Николушка, ребёночек у нас с тобой будет… – прокричала она во сне и в поту проснулась.
– Что с тобой, детонька, вся побелела.
– Сон приснился, с Николаем разговаривала. Любит меня.
– Стало быть, скоро возвернётся. Видишь, весточку подал. Спи, милая, всё наладится, – успокаивала бабушка.
Николай всё письма пишет Марийке нежные, отсылает к матери и просит, чтобы отправила прислугу в лес передать любимой жёнушке. А свекровь свою думку гадает и выгоду меркует:
– Не бывать этому. Сынок в отъезде, самый раз избавиться от ненавистной невестки. Разве ж пара она моему Николушке? Он там делами занят, а я тут дело справлю. Подсоблю ему.
В пирог, что на буфете стоял, из перстня яду всыпала, с опаской оглядываясь.
– Так-то лучше будет.
Жестом подозвала служанку.
– Что угодно барыне?
– Сходи в лес, найдёшь домик лесничихи, внучка у неё Марийка. Ей передай, да скажи, Николай шлёт привет. Пусть угостится и мужа добрым словом вспомнит.
– Слушаюсь, барыня, всё исполню.
Вечером бабушка на заборе бельё развешивала. Глядит, идёт кто-то незнакомый.
– Девка, заблудилась никак.
Та подошла ближе.
– Чего тебе, девонька, ищешь кого?
– Велено передать Марий ке.
– От кого, милая?
– Барыня сказывала, Николай жёнушке с приветом послал. Пусть угостится и добрым словом вспомнит.
– Вот оно что. Ну, давай, отнесу. Или хочешь, что на словах передать. Радостную весть принесла, ай, спасибо тебе.
– Всё сказала. Пойду я, – служанка быстро убежала.
Бабушка направилась в домик. И тут какое-то странное чувство зашевелилось в груди.
– Что это? Никак недоброе задумали баре… Не дашь Марийке, врагом злым заделаешься. Как от муженька-то не передать? Не хорошо это.
– Марийка, от Николки твоего весточка добрая, – обрадовать желала бабушка.
– Письмецо?! – загорелись глазки, подалась Марийка навстречу бабушке.
А ведунью чувство странное разъедает и гложет.
«Ой, как нехорошо на душе, муторно. И, как не дать? Старею, вот и мерещится»
– Нет, доченька, не письмо. Пирог прислал, велел свекрови передать тебе, мол, любит и помнит.
Развеселилась Марийка.
– Чаёк запарю, с пирогом попью, вот и привет приму от любимого.
– Ну и ладно. Только погоди, отвару моего выпей, пирог успеется. И приляг, отдохни, завтра не опоздаешь.
– И то верно. Сдаётся рожу скоро, ребёночек вниз к земле тянет.
– Пора бы уже. Воды приготовлю, а ты зови меня, как почувствуешь, что попросится он на волю.
– Хорошо, бабушка.
На завтра не удержалась Марийка, отведала пирога.
– Что-то мутит меня, бабушка.
– Приляг, милая, видать скоро уже.
– Нет, бабушка, дурно мне, плохо.
– Да, что с тобой? – ёкнуло сердечко бабушки, глянула она на пирог, а там кусочка малого недостаёт.
– Ах, поганка, что вздумала.
– Бабушка, помираю, дитя наужу просится. Боюсь, не справлюсь.
– Не бойся, милая моя, помогу тебе.
Бедная лесничиха роды приняла. А Марийку потеряла.
– Отравили мою девочку, завистники окаянные. Отвару не дала, младенца принимала. Горе-горькое. К матери отправилась, краса ненаглядная, одну меня оставила, – плакала ведунья. – Старая, никчемная, не спасла девоньку. Судьбинушка горькая досталась моим дочкам. За что Ты прогневался на нас? Добро несла людям, мзду не брала. Детей потеряла. За что?! – рыдания вырвались, не в силах была ведунья сдержать их. И тут ребёночек голосок подал. Она промокнула слёзы и к нему.
– Малыш – крепыш родился, весь в отца. Назову Святославом, как Марийка хотела.
Закапал дождь, он усилился, перерос в ливень – небеса оплакивали уход юной красавицы. В лесу разбушевался злющий ветер, он негодовал, рвал всё на своём пути. Ручеёк замолк. Деревья печально опустили кроны, звери затихли, бабушка рыдала навзрыд, безутешна она – все прощались с лесной девой. Жизнь остановилась. Над лесом повисла страшная тьма – горе ворвалось. Тяжёлым грузом сковало, и спасения от него не было.
Развязка
Новый день пришёл, с рассветом правнучек заплакал, кормить надобно, и стала бабушка заботиться о нём. Подоила козочку и капала в маленький ротик молочко, приговаривая:
– Малышок-с ноготок молочка напьётся, большим вырастет.
Только малышок на ножки поднялся, побежал материнскими тропками, а бабушка за ним.
– Не беги, милок, не спеши, сыночек родимый. Старая я стала, боюсь упаду, кто тебя, голубок, растить будет?
А правнучек расправил плечи, поднялся в рост и в ответ ей молвил взрослым голосом:
– Не бойтесь, бабушка, я сильный да крепкий. Мать свою силу волшебную передала мне и завещала помощником вашим быть.
– Ты ли это, миленький внучок? – ладонями ухватила лицо бабушка и застыла в удивлении.
– Я, бабушка. Защитником вашим буду, никому в обиду не дам.
– Как отец вернётся, что скажу?
– А вам и не надобно. Я есть Святослав – Марийкин сын.
Николай приехал в родные места с первыми осенними дождями. Накупил Марийке подарков. Мечтал о том, как они будут жить вместе, детей растить. Смотрит, люди мимо проходят и странно оглядываются.
– Что это с ними?
Он глянул в сторону леса, а оттуда сильный ветер завыл, чуть с ног его не сбросил.
– Стряслось что? – холодок пробежал по спине. – Схожу к Марийке, бабушку навещу.
Лес встретил его злобным завыванием. Листья, мелкие камешки летели в лицо и глаза. Вокруг него кружил ветер, его седая борода колола щёки, в ушах свист отчаянно ревел. Он ухитрился забраться под одежду и пробежаться по коже.
– Да что же это?
– Вон отсюда, предатель! – кричали деревья.
– Что это они меня так неласково встречают? Я не враг им.
В три погибели согнувшись, он следовал к домику лесничихи.
Ему навстречу вышел добрый молодец: косая сажень в плечах, белокурый, взгляд открытый, ясный.
«Кого-то он мне так напоминает. Что-то в нём есть очень знакомое и родное. Кто таков?»
Отец и сын поравнялись, смотрят друг на друга, не отрывая глаз.
– Кто вы? Я вас не знаю, но… – первым спросил Святослав.
– Николай, ты, что ли? – услышал господский сын голос бабушки.
– Зачем встали? – спросил правнук.
– Доброго здоровья, бабушка, как поживаете? Вернулся, да. Где моя Марийка?
– Бабушка, кто это?
– Отец твой родимый.
– Предатель?!
– Бабушка, чей я отец? Что вы такое говорите?
– Сынок это ваш с Марийкой. Она привела его на свет, когда ты далече был.
– Сын… бабушка, этого не может быть. Два года меня не было, а юноша взрослый совсем.
– Предатель! – выкрикнул Святослав.
– Не надо, сынок, – строго посмотрела ведунья на правнука.
– Всё так, Николай. Марийка передала ему силу свою, вот он и поднялся, как тесто в печи. Она могла всё. Загубили её люди злобные. Мать твоя подослала служанку с отравой в пироге.
– Мать моя?!
– Она самая. Бедняжка скончалась так быстро, не успела я спасти мою девочку. Ребёночка не чаяла принять. Кончалась она страшно.
– Как же это?
– А вот так… сыночка твоего приняла, мать схоронила. Думала, не выживу. Святослав заставил.
– Так это мой сын?!
– Твой, Николай. Не сомневайся. Как две капельки дождевые вы похожи.
– Марийка… я так тосковал, скучал. Подарки ей привёз.
– Нет больше твоей Марийки. Схоронила её, там и с матерью своей повстречалась. Нет больше твоей Марийки, – повторила ведунья. – Просила, когда вернёшься, сына тебе отдать. Любила тебя до беспамятства. Вижу, не очень ты и сыну рад. Марийка зачала его по большой любви, вот малец и унаследовал её дар.
– Бабушка, сведите меня к могилке её. Душа просит. Марийка, – плакал в голос Николай.
– Идите отсюда. Не то не ровен час убью, – в сердцах выпалил Святослав, – мать померла из-за вас.
– Марийка, Марийка, не смогу жить без тебя. Зачем покинула меня? – кричал Николай, и его вопль разносился по всему лесу.
Сын приблизился к отцу.
– Не тронь его, сынок, – прозвучал голос Марийки. Николай опустился на колени, поднял голову и застыл.
– Не тронь, он отец твой родимый, уважать его должен.
– Марийка, где ты, любовь моя, покажись, – воззвал к ней Николай.
Лучик света упал на листву дерева, соскользнул по стволу, и в переливах красок радуги возник образ Марийки – живой, такой же красивой, молодой, только неземная бледность говорила:
«Неживая я».
Свет обволакивал её тело, подобно прозрачной накидке. Бусинки дождинок играли в волосах, словно разноцветные мотыльки.
– Марийка, – бросился к ней Николай, прости меня, я всё объясню. Постой, не беги. Отец помер, перед смертью взял слово, что дело его сохраню. Я всегда помнил о тебе и любил.
Марийка промчалась, как лань по воздуху и выкрикнула:
– Живи, Николушка. Сын у тебя. Бабушку не забывай. Придёт твоё время, уведу тебя в тот мир, где мы будем неразлучны.
– Без тебя жизни нет, – Николай бросил на землю подарки и помчался за тенью своей любимой. Она достигла обрыва и взметнулась над ним, словно птица. Николай обезумел от одной лишь мысли, что счастье ещё возможно. Он и не заметил, как оступился и рухнул вниз.
– Аааааааааааааа… – услышал лес и его обитали.
Бабушка плакала. Сын стоял, как вкопанный. Он только сейчас осознал то великое горе, которое постигло его родных.
– Он так любил мать, а я хотел убить его, – Святослав душой принял отцовское раскаяние.
– Вот и встретились… Марийка и Николка, – сквозь рыдания произнесла лесничиха.
Эпилог
Молчание воцарилось в доме. Матрёна Ивановна всплакнула, утирая платком слёзы. Подкатил ком к горлу, я не мог дыхание перевести. Бесшумно поднялся и вышел в сени. Поутру уехал, но ещё очень долго меня преследовала и не отпускала до боли трагическая история любви двух влюблённых сердец – Марийки и Николки.
***
Волшебная монетка – сказка из детства
Фрагмент из романа «Предсказание на донышке»
Эта сказка о том, как в жизни простых, не примечательных людей происходят чудеса.
В небольшом городке Румнэ жизнь текла обыденно и размеренно. Изо дня в день, задолго до рассвета, в пекарне, что на торговой площади, выпекали свежий вкусный хлеб. Выбор был на любой вкус: ржаной, ячменный, кукурузный. Пшеничный хлеб готовили по большим праздникам. Пышные ароматные булочки с глазурью и цитрусовой заливкой опьяняли ароматом. Глазочки изюма либо вишенки кокетливо выглядывали из выпечки и заманивали прохожих. Запахи, просачиваясь на улицу, разносились за версту. Соблазн был велик, устоять никто не мог. Бублики, обсыпанные маковыми зёрнышками или кунжутными семенами, детвора особенно любила. Один раз в году перед Рождеством главный пекарь щедро одаривал детей бедняков. Ах, как они наслаждались его подарками! Работа кипела, он торопил помощников, нужно было поспеть к завтраку горожан. Молочница развозила бидоны с молоком прямо к домам и громко зазывала горожан, продиравших глаза ото сна. В прачечной гудела работа, к назначенному часу требовалось развезти по домам состоятельных жителей Румнэ чистое, накрахмаленное и отглаженное бельё. Сапожных дел мастер собирал свой инструмент и спешил на торговую площадь. Здесь всегда было многолюдно и шумно. Дневная выручка позволяла его семье безбедно прожить несколько дней. Он изучил вкусы клиентов и старался угодить всем. Только старый шарманщик сиротливо примостился у дерева и наигрывал одну и ту же песенку. На плече у него восседал говорящий и очень любопытный попугай. Его цветастое оперенье привлекало внимание прохожих больше, чем песенка шарманщика.
– Гюнтер хороший, хороший, хороший, – грассируя, повторял он, как заезженная пластинка.
Небольшая шапочка лежала у ног шарманщика. Сколько раз сапожник уговаривал его:
– Ну что это такое? Разве можно уместить в маленькой шапке солидную выручку? Принеси плошку да побольше.
На что шарманщик монотонно и неохотно отвечал сапожнику:
– Мал золотник, да дорог.
Он был скромным, добрый старый шарманщик, и от жизни не ждал чудес.
– Пусть идёт как идёт, – говорил Гюнтер, помешивая жиденькую кашу.
Так шли дни, пролетали месяцы, вот и морозная зима постучалась в дома горожан. Запорошило, занесло снегом улицы, крыши домов, деревья. Дни стали короткими, ночи длинными. Люди кутались в тёплые шали и натягивали на ноги овечьи гетры. В окнах горожан мигали слабые огоньки от ламп с масляными фитилями. В печи время от времени подбрасывались поленья, они забавно похрустывали и таяли в пламени, а над домами из труб клубился незатейливый дымок. Дело близилось к празднику.
Накануне Рождества на торговой площади было особенно шумно. Горожане с достатком уделяли подготовке к празднику много времени. Они могли себе позволить праздничные угощения, спешили запастись провизией и загодя приготовить рождественский штолен. Этот пирог отличался от других десертов – ему предстояло три недели вызревать в холодном погребе. А яблочный штрудель подавался к столу тёплым. В предвкушении праздничных застолий настроение у имущих жителей Румнэ было приподнятым. Ну, а беднякам оставалось смотреть им вслед и сглатывать слюну.
– Глянь-ка, Мария понесла гуся. Огромный, в руках едва умещается, – сказал сапожник шарманщику.
– Чему ты удивляешься, она служит у господ, вот и запасается провизией.
– Ну да, ну да, – почесал затылок сапожник, поглядывая на соседа. – Скажи, Гюнтер, почему ты не женишься?
– Я?
– Ты. Одному век коротать скучно и хлопотно. Помощница в доме нужна. Вот моя Моника скрипит, а всё делает. Дети подросли, помогают матери. Ей веселее с ними работается. Была бы у тебя в доме помощница, ухаживала бы за тобой, и поговорить было бы с кем.
– Я с попугаем разговариваю. Быт у меня скромный, справляюсь. Мне много не надо. Бобке на корм коплю, себе булку хлеба, овёс и картофель на суп покупаю – вот и все мои расходы.
– И всё?
– Да.
– А молоко с мёдом почему не пьёшь? Молоко в Румнэ очень вкусное, жирное, я дня без молока не живу. Удовольствие.
– Редко покупаю. Бобка попросит, беру ему чашечку.
Сапожник посмотрел на Гюнтера, и сказать нечего.
В этот день народу на площади собралось очень много: стар и млад, кого там только не было. Люди останавливались возле шарманщика послушать песенку, подпевали и бросали пфенниги. Незаметно для всех из толпы вышел богато одетый человек. Бархатный шаубе насыщенно фиолетового цвета прилегал к сорочке, которая у шеи вывязывалась бантом. Шаубе снизу был подбит горностаем. Им был оторочен красивый стоячий воротник и отвороты полочек, а в длинных рукавах просматривались прорези для рук. Широкие короткие штаны в складку выделяли белоснежные плотные чулки. Завершался наряд остроносыми туфлями. Голову украшал громоздкий бархатный берет со множеством складок и пером. Весь туалет галантного вельможи выдержан в одной цветовой гамме, смотрелся строго, что говорило о вкусе его обладателя. На холёных руках поблёскивали кольца.
– Смотрите, – пронеслось в толпе.
– Сам герцог, – воскликнула полная женщина с большой корзиной в руках. Она накупила провизии
