Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ПРОЛОГ
- ГЛАВА 1
- ГЛАВА 2
- ГЛАВА 3
- ГЛАВА 4
- ГЛАВА 5
- ГЛАВА 6
- ГЛАВА 7
- ГЛАВА 8
- ГЛАВА 9
- ГЛАВА 10
- ГЛАВА 11
- ГЛАВА 12
- ГЛАВА 13
- ГЛАВА 14
- ГЛАВА 15
- ГЛАВА 16
- ГЛАВА 17
- ГЛАВА 18
- ГЛАВА 19
- ЭПИЛОГ
АННОТАЦИЯ
Это мир, где нечисть и нежить живет рядом с людьми. Мир, на страже которого стоят рыцари Ордена Белого Орла. Гаст, один из рыцарей, знал все о своем предначертании - до последней капли крови, не щадя себя, защищать людей от чудовищ. Но все изменилось, когда его укусил оборотень. И Гаст стал одним из тех, на кого прежде охотился. Теперь ему надо научиться с этим жить.
ПРОЛОГ.
Пять лет назад.
- Они вернулись! Немедленно доложите Белому Орлану, они вернулись!
Стражи у ворот радостно вскинули копья, приветствуя всадников, которые не спеша въезжали в темный коридор, отворяющийся в крепостной стене за первыми воротами. Один за другим, склоняя голову перед высеченным над входом изображением раскинувшего крылья орла, всадники миновали ворота и показались из погруженного в темноту туннеля на залитом солнцем дворе Орлиного Гнезда.
Взбудораженные вестью, отовсюду сбегались братья и немногочисленные сестры. Из уст в уста передавалась благая весть:
- Вернулись! Они вернулись! Они живы!
Всадники не спешили. Гордые, усталые, слегка сутулясь, они медленно, один за другим показывались на дворе. Один… второй…третий…
Двое слетков* сопровождали самого Белого Орлана, гроссмейстера ордена. Еще не старый, но приличия ради опираясь на подставленные руки юношей, он сошел по ступеням своей башни на двор и, прищурившись от яркого света, пересчитал вернувшихся. Мертвенная бледность залила ему щеки, когда он понял, сколько их.
(*Слеток – оруженосец в Ордене Орла. Иерархия ордена многоступенчатая. Птенцы – дети, сироты, воспитывающие в ордене. Слетки – оруженосцы. Подорлики – младшие рыцари. Орлы – старшие рыцари. Орланы – высшие чины.)
Один…второй…третий…
- А где…
Четвертый?
ГЛАВА 1.
Воспоминания. Они приходят без предупреждения, врываются в сны, тревожат наяву таинственными тенями. Они могут явиться в случайном звуке, в отблеске света, в запахе. От них не спрячешься, не укроешься. Их не отогнать громкими криками, мольбами и стонами. Перед смертью вся жизнь проносится перед глазами вереницей воспоминаний, и остается смириться, отдавшись на их милость.
Смерть. Это больно, но нет боли, к которой нельзя привыкнуть. Таков человек… или тот, кто хочет человеком оставаться даже сейчас, умирая на белом снегу.
Как всегда, они пришли на закате. Дозорные на стене, до рези в глазах всматриваясь в надвигающиеся сумерки, заметили на снегу серебристые тени и подняли тревогу.
Тут же крепостная стена расцветилась огнями. Забегали, засуетились люди. Женщины и дети поспешили в замок, затворяясь за крепкими стенами, где тут же принялись пожарче топить камины, бросая в огонь все, что могло гореть. На стене тут и там спешно поджигали сложенные загодя поленницы дров. Лучники макали в масло тряпки, обматывали ими наконечники стрел, готовые к бою.
Десяток, другой, третий…
Белые тени на сизом вечернем снегу. Порывистый ветер, задувающий костры. Огоньки глаз. Заунывный вой, от звуков которого застывала кровь в жилах.
Снежные волки. Твари, приходящие ниоткуда, уходящие в никуда. Извечные враги, дети зимы.
Люди застыли в напряженном ожидании. Налетал ветер, нес поземку, которая все усиливалась, превращаясь в настоящую метель. Пошел снег, и крупные хлопья летели в глаза, мешая рассмотреть, что происходит внизу.
- Кажется, или их стало больше?
- Не кажется. Их на самом деле…
- Боги, сколько же их? Их тут… сотни! Тысячи! – голос дрожал и срывался на крик. – Как сражаться с такой ордой? Они нас всех…
- Цыц.
Негромкий голос приморозил паникера к месту.
- Молчать.
Люди расступились, давая дорогу двум рыцарям в белых плащах. Под плащами виднелись латы, выкрашенные белой краской. Белые на белом снегу, рыцари двигались, точно тени. Только сапоги, латные рукавицы да раскрасневшиеся на морозе лица и выделялись темными пятнами.
- Молчать, - повторил один, постарше, вооруженный мечом и щитом.
- Молчать и делать свою работу, - мягче добавил второй, помоложе, у которого, кроме меча и короткого, в рост человека, копья с массивным наконечником, которым можно было резать и колоть, не было заметно другого оружия. – По местам стоять.
- По местам! – словно очнувшись, заорали десятники. Гайдуки забегали, засуетились, хватаясь то за одно, то за другое, но постепенно все разобрались, что к чему – все повторялось, как вчера, позавчера и третьего дня. С одним отличием – сегодня их было на два человека больше, чем накануне. Но эти двое каждый стоил десятка гайдуков, вооруженных до зубов и прошедших огни и воды.
Не обращая внимания на взгляды со всех сторон, два рыцаря в белых плащах переглянулись. Оба были молоды, один чуть старше двадцати, другой чуть моложе тридцати лет. Оба были похожи, как братья, почти одного роста и сложения. Даже разрумянившиеся на ветру лица тоже казались похожими, как две капли воды.
- Потрудимся, брат? – спросил тот, что постарше.
- Во славу божью, - добавил тот, что помоложе.
И одновременно шагнули к стене, вставая между зубцами бойниц.
Снаружи свирепствовала буря. Метель выла и ярилась, кидаясь на крепостную стену, наваливая слой за слоем на громадные сугробы, которые нарастали с каждым днем. Сначала люди еще ежедневно, пользуясь каждой свободной минутой, выбирались из крепости, чтобы очистить снег, привезти из леса дрова. Но вот уже несколько дней и от этого пришлось отказаться. И не потому, что снег падал быстрее, чем его успевали убирать. Просто со снегом пришли они.
Снежные волки.
Порождение морозы и вьюги, снежные волки приходили в начале зимы и бесследно исчезали, стоило весне заявить о своих правах. Редко-редко одиноких зверей можно было застать в конце весны, когда внезапно подмораживало, и снова начинал идти снег. Горе было человеку, которого настигнут эти твари. Несдобровать и зверям, ибо эти твари волками назывались лишь по привычке.
Много про них рассказывалось страшных историй долгими зимними вечерами. Но хорошо пугать друг дружку, сидя за крепкими стенами, слушая, как трещат в очаге березовые полешки – и совсем другое, когда в пути, в чистом поле или заснеженном лесу сквозь вой ветра вдруг услышишь тоскливые и злобные звуки – песню снежных волков. Там, где появлялись эти твари, исчезала жизнь.
А вот сейчас они пришли в одинокий замок, обойдя стоявшую неподалеку деревню, а может, уже побывав там – неспроста стая столь многочисленна. Несколько дней кружили поодаль, лишь иногда подбегая к стенам. Несколько дней держали замок в осаде, отступая ненадолго лишь для того, чтобы возникнуть снова. Несколько дней обитатели замка боялись высунуть нос за кольцо крепких стен и лишь с тревогой наблюдали, как растут снаружи сугробы – лестницы, по которым вот-вот снежные твари пойдут на приступ.
Примерно седмицу назад, улучив момент, когда проглянуло солнце, улегся пронизывающий ветер, и стая убралась в соседний лес, господарь Милонег, володарь Красовицкий, послал в ближайший город гонца – оповестить о том, что в окрестностях появились снежные волки. Несколько дней после этого весь замок жил, как на иголках, пока не пришел ответ.
Два рыцаря в белых плащах и белых доспехах, храмовники из Ордена Орла, представившиеся как брат Гаст и брат Хор, пробились сквозь пургу и ветер, каким-то чудом одолев снежные заслоны, и прорвались в осажденный замок. Они были подобны посланникам божьим, спустившимся с небес для спасения грешного мира. И это словно послужило сигналом – в эту ночь снежные волки пошли на приступ.
Они и раньше ходили в атаку на стены, карабкаясь на сугробы и пытаясь в прыжке достичь парапета. Люди уже привыкли и, хоть бледнели от страха, кое-как отражали атаки. Но убитые, эти волки не падали замертво, а рассыпались снопом снежинок, которые, подхваченные ветром, уносились прочь. Никто и никогда не видел ни одного тела снежных волков – как никто и никогда не находил тела тех, кому не посчастливилось встретиться с этими тварями лицом к лицу.
Выл ветер. Метель ярилась, заходясь в диком танце. Под прикрытием слепящего глаза снега снежные волки со всех сторон атаковали замок.
Поджарые мощные тела взмывали, отталкиваясь от сугробов, и один за другим пытались допрыгнуть до парапета. Вот одному из зверей удалось в отчаянном прыжке достичь края стены. Он зацепился когтями, просунул морду между зубцами бойниц и клацнул челюстями. Солдат, перед самым носом которого внезапно возникла огромная ощерившаяся клыками морда, завопил от ужаса и попятился, а волк, надсаживаясь, подтянул тело наверх, цепляясь не только передними, но и задними лапами. Все, к чему он прикасался, тут же застывало в ледяном панцире. По камню во все стороны поползли ледяные дорожки.
- Ой, лихо! Ой, спасайте! Ой…
Ледяные дорожки, как живые, устремились на человека. Тот попятился – и крик оборвался, когда внезапно край парапета ушел у него из-под ног. Но крик услыхали.
- Бей! Руби! Коли!
Сразу два лучника справа и слева выпустили в зверя зажженные стрелы. Они вошли в пушистую шкуру твари, и с шипением погасли, но вместо крови из ран на камни хлынула быстро застывающая на морозе вода. Волк дернулся, устремляясь в атаку. Перепуганный гайдук, на которого выскочил зверь, ткнул его в пасть копьем. Волк сжал челюсти – и вмиг обледенев, наконечник сломался со звонким хрустом, как льдинка.
- Мама! – заорал солдат, бросая бесполезную деревяшку в волка, как палку и закрываясь руками, чтобы не видеть, как…
Зверя окружили со всех сторон, тыча в него копьями. Несколько человек размахивали горящими головнями, и снежный волк, как его обычный сородич, пятился перед огнем, мотая мордой, по которой текла вода. Под его лапами хрустело и ломалось то, что еще несколько минут назад было живым человеком.
- Бей! Руби!
Один из белых рыцарей прыжком оказался впереди. Блеснул окованный серебром щит, врезаясь в морду волка. Меч рубанул по боку твари, но, хотя вошел глубоко, едва ли не до половины, на теле волка не осталось следов. Но все-таки зверь попятился – на щите было нарисовано солнце, и внезапно оно вспыхнуло огнем, осветив стену, людей, волков – и на миг разогнав тьму за стеной.
Волк отступил, отворачиваясь и жмуря глаза. Рыцарь наступал, неся перед собой щит. Шаг. Другой. Третий. Свет пытался одолеть тьму. Воздух уплотнился, двигаться стало трудно.
- Огня!
Кто-то сунулся с горящей головней, и уже ею, как мечом, рыцарь несколько раз ударил снежного волка наотмашь.
Зверь взвыл и кубарем исчез за парапетом, рассыпаясь на сотни и тысячи снежных хлопьев.
- Убит?
Рядом с рыцарем возник его младший напарник, держа копье, словно факел. Его наконечник сверкал, как маленькое солнышко, и в трех шагах вокруг него было светло, словно днем.
- Этот убит. Но остальные…
Остальные рвались наверх, не замечая гибели собрата. Их было много. Слишком много. Не только прикосновение – даже их дыхание несло смерть. И лишь одно могло их остановить – огонь. И горели костры, в которые бросали все, что могло гореть.
Горели огни и в замке. Чуть ли не докрасна раскалилась печь на кухне, где собрались слуги. Сбившись в кучу так, что тяжело было дышать, они с тревогой прислушивались к тому, что происходило снаружи. Мужчины, женщины, старики, дети. Детей пустили поближе к огню. Мужчины и старики вставали заслоном между ними и женщинами – заслоном слабым и ненадежным, если учесть, что любое прикосновение снежного волка несло смерть. Почти никто не разговаривал. Лишь время от времени слышался шепот кого-то из детей помладше:
- Мама, а что будет, если они придут сюда?
И тихий шепот в ответ:
- Они не придут. Сиди тихо.
- Мама, мне страшно, - не отставал детский голосок.
- Молчи, - матери самой было страшно, но за напускной строгостью она прятала свой страх.
Горел огонь и наверху, в башне, носившей, как и многие подобные ей башни в десятках подобных замков, Девичьей. По традиции, девиц на выданье селили в таких башнях, подальше от пиршественной залы и от прочих мирских соблазнов. Иные девушки, в двенадцать лет переступив порог своей башни, покидали ее только в день свадьбы, до этого несколько лет не выходя за пределы, не видя даже отца и мать – никого, кроме нескольких служанок и время от времени являвшихся женихов.
Но только не здесь и не сейчас.
В камине жарко пылал огонь, возле которого, как возле единственного защитника и помощника, сгрудились почти все обитатели замка. Ближе всех стояли кресла самого господаря Милонега и его дочери, Милолики. У ног господарыни сидел паж, рядом на подушках примостились три испуганные девушки, с которыми Милолика коротала дни в Девичьей башне. Между ними на низенькой скамеечке, сгорбившись, притулилась старая нянька, и веретено в ее узловатых пальцах двигалось так спокойно и ровно, словно и не бушевала за окном метель.
Несколько мужчин – двоюродный брат господаря Милонега, два оруженосца, еще один паж, юный племянник господаря – сгрудились за креслом владельца замка. В комнате висела тишина. Все молчали, прислушиваясь к гудению пламени, вою ветра в каминной трубе и негромкому голосу няньки, которая, уставившись на огонь, бормотала, словно себе одной:
-…и поднесла она ему чару вина смертного. Только выпил вино, сразу пал мертвым Веснич, закрылись очи юного бога, обратился он в кусок льда, и возрыдало все в мире, от мала до велика – люди и звери, птицы и гады, рыбы и змеи, деревья и травы. И сами камни, сказывают, следы источали. Все скорбело при вести о гибели Веснича. Дни напролет лились дожди из слез – все оплакивали юного бога. И сама Матерь-Земля отвернула лик свой от земли. Погасло солнце, задули ветра холодные, заледенели пролитые слезы, посыпались на землю белым снегом. Засыпал снег все вокруг, не оставив ни зверя, ни птицы, ни куста, ни травинки. И только снежные волки бродили по мертвой земле.
- Откуда же они все взялись? – послышался насмешливый голос. – Ты сказывала про одного!
Чуть в стороне, у одного из окон, в полумраке, стояло еще одно кресло. Там застыла, неподвижная, спокойная, господарыня Агна – бабка Милолики и мать господаря Милонега, прежняя хозяйка Красовицкого замка. Подле нее находилась только одна старая служанка, стоявшая за креслом госпожи и ожидавшая ее приказаний. Господарыня сидела, отвернувшись к окну, в напряженном молчании всматриваясь в темноту и время от времени вспыхивающие там огоньки. Она не принимала участия в общем разговоре и за весь вечер впервые подала голос.
- Ии-и-и, господарыня, - нянька приостановилась, меняя веретено, - нешто не знаете, как снежные-то волки себе подобных создают? Из снега и жизней чужих. Коли укусит кого снежный волк, тот человек замерзает, в сугроб обращается, а как задует ветер, сдует с сугроба снег, а под ним уже не человек, а снежный волк. Обратились в снег пролитые над юным Весничем слезы, насыпали великий сугроб, а когда подул ветер, так восстал из сугроба первый снежный волк. И кинулся бежать, куда глаза глядят, и кого ни встречал, того своим ледяным дыханием замораживал – человека, зверя ли – и все обращались в снежных волков, и скоро стало их видимо-невидимо…
- Видимо-невидимо, - прошептала Милолика, оборачиваясь в сторону темных окон. Отсюда не было видно, что происходит снаружи, оставалось только гадать.
- Что дальше было, бабушка? – робко спросила одна из девушек. На нее зашикали – мол, и так страшно, а ты еще подначиваешь! Но старая нянька уже повела басню дальше.
- Что было? Все попрятались, кто уцелел. Даже боги лики свои отворотили от земли, где веселилась от души Мара-Зима, по снегам бегали стаи снежных волков, выискивая себе поживу, а в лесах плодилась нечисть, которой никакой холод не страшен. Казалось, так будет до скончания века, и лишь Зарница не поверила, что погиб навсегда юный Веснич. Берегли ее отец с матерью, чадо свое единственное, от чужого глаза прятали, а только обманула их дочь. Тайком пробралась она в кладовые родительские, добыла зелья чародейные, на крови своей горячей замешала отвар целебный и стала ждать. Чуть только услышала она, как завыли вдалеке снежные волки, бросилась в окно. Убежала в снега и метели, искать юного Веснича.
- Страшно, - вздохнула девушка.
- Ой, красавица, не то слово! Ночь, метель, холод до костей пробирает… Горячая, огненная кровь была в юной Зарнице, а только и ей стало зябко. Со всех ног побежала она по снегу туда, где выли снежные волки. А им давно уже не перепадало никакой поживы, оголодали чудища снежные, кинулись навстречу Зарнице. Да только остановила их кровь горячая – стали таять звери лютые. Самой Зарнице тоже туго пришлось – известное дело, как ни горяч огонь, а водой его тушат-заливают. Вот и волки, как начали таять, стали понемногу остужать кровь Зарницы. С каждым шагом все холоднее ей было, все меньше было у нее сил, да и волков тоже мало оставалось. Иссякли силы Зарницы, но растаяли все волки. Один, последний, остался. Самый большой. Самый лютый.
- Это был Веснич? – пискнула благодарная слушательница.
- Веснич, знамо дело, - нянька оторвалась от прялки, погладила девушку по волосам. – Только не признал он Зарницы – оба они изменились сильно. Она от холода побелела вся, а у него известно, какой разум стал – пёсий. Только помнила его Зарница. Бросилась она из последних сил к снежному волку на шею, обняла, в густой мех лицо свое укрыла, да так и застыла…
- И умерла? – ахнули уже все девушки хором.
Словно отвечая, откуда-то издалека пришел негромкий протяжный звук – то ли вздох, то ли стон, то ли вой. Все подняли головы, прислушиваясь.
- Знамо дело, - равнодушно кивнула старая нянька, переждав вой. – Только в самый миг смерти вспыхнуло прежним огнем ее сердце. Сгорело, рассыпаясь пеплом, и в этом последнем огне растаяли чары, сковывающие юного Веснича. Очнулся молодой бог, открыл глаза лазоревые, вздохнул, окинул взором землю – и вернулось тепло и жизнь в наш мир.
- А Зарница? Она что? Умерла?
Девушки, затаив дыхание, ждали продолжения.
- «Умерла», - фыркнула из своего кресла старая господарыня. – Скажете тоже, глупые гусыни! Она же богиня! Как богиня может умереть?
- А вот и может, - нянька смотрела на огонь с тихой улыбкой. – Коли богиня божественное естество свое на жизнь людскую променяет, то сама человеком станет. А и слышала я, что и человек, коли через свое человеческое слабое «я» перешагнет, равен богам сделается…
- Ну, уж это прямая ересь! – поджала губы господарыня. – Твое счастье, старуха, что тебя не слышат господа храмовники! Гореть тебе на костре за такие слова! Это надо же выдумать…
- При таком лютом морозе костер, пожалуй, и за благо станет, - неловко пошутил двоюродный брат господаря Милонега, рыцарь Двойчех.
Двое-трое слушателей улыбнулись его шутке, но улыбки быстро погасли.
- А, в самом деле, что-то тихо там стало, - промолвил сам господарь, выпрямляясь. – Славчо, сходи, погляди, что там такое?
Паж, к которому он обращался, побледнел до зелени и испуганно закатил глаза.
- Я схожу, - рыцарь Двойчех сделал шаг вперед.
- Будьте осторожны, братан!* - напутствовал его господарь.
(*Братан – здесь «двоюродный брат»).
Рыцарь выразительно пожал плечами – мол, семи смертям не бывать, а одной не миновать! – и решительно шагнул к дверям, провожаемый внимательными взглядами. Но еще прежде, чем он распахнул дверь, на лестнице послышались быстрые шаги.
Дверь распахнулась. Один из «орлов» стоял на пороге.
- Атака тварей отбита, - промолвил он. – На сегодня.
Громкие радостные крики были ответом на его слова. Девушки обнимались. Мужчины облегченно вздыхали.
- На сегодня? – владелец замка слушал внимательнее остальных.
- На сегодня, - повторил гость. – Однако, это уже немало. Наши потери – всего один человек. Но стая понесла тяжелый урон – шесть этих тварей нескоро смогут вернуться и присоединиться к сородичам. А если боги будут милостивы, и погода переменится, то ближайшие несколько дней пройдут спокойно. Можно будет снарядить людей за дровами.
С этими словами он прошел к камину, протянув над огнем ладони, и добавил, обводя всех взглядом:
- Там ужасно холодно!
Губы его дрогнули в улыбке, неловкой и одновременно такой искренней, что никто не подумал сделать рыцарю выговор. Он был гостем, кроме того, он был «орлом», на которых всегда смотрели с благоговением. И, когда их взгляды случайно встретились, Милолика, все еще сидевшая в своем кресле, ответила на эту улыбку.
Несколько часов спустя, когда занялся тусклый зимний день, все собрались в пиршественной зале замка. В камине пылал огонь, снизу, с кухни, доносились ароматы свежего хлеба и жареного мяса, но люди не радовались предстоящей трапезе. Погода и не думала улучшаться. По-прежнему за окном выла метель. В узкие слюдяные оконца летели хлопья снега, и в десяти шагах уже ничего не было видно.
Вернувшись с крепостной стены, которую они обходили дозором, в зал вошли оба «орла». Они были в снегу с ног до головы и торопливо отряхивались.
- Похоже, милсдарь, мы ошиблись, - сказал тот, что старше, обращаясь к владельцу замка. – Этой ночью опять стоит ждать нападения.
- Опять? – господарь Милонег всплеснул руками. – Сколько же можно?
- Пока не стихнет буран и не выглянет солнце…
- Или пока эти твари не ворвутся сюда и не перегрызут нас всех, - процедила его мать.
- Счастье, мамо, что вас не слышала Милолика, - проворчал володарь Красовицкий и бросил взгляд на вторую дверь, ведущую напрямик в Девичью башню. Даже особые обстоятельства не могли заставить сурового господаря смягчиться и позволить дочери быть вместе со всеми. Исключение делалось только для ночи – Девичья башня была самой безопасной в замке и в случае, если снежные волки прорвались бы внутрь, у ее обитателей были большие шансы уцелеть.
- Знает она или нет, будущее от этого не изменится, - проворчала старая госпожа.
- Но, если знать, что готовит судьба, можно успеть приготовиться и достойно встретить ее удар, - парировал старший из двух рыцарей. – Думаю, милсдарь Милонег, вашей дочери следует знать, какова может быть ее судьба!
Старый володарь кивнул, нахмурившись.
- Так вы думаете, господа, что нас ждет еще одна такая же ночь?
- Возможно, и не одна. Однако, нельзя складывать оружие. Мы обязаны бороться. Хотя бы ради того, чтобы дать шанс другим дожить до весны.
- Дожить до весны, - эхом повторил володарь Красовицкий. – Весной я хотел просватать Милолику. Уже думал подыскивать дочери жениха…А теперь не знаю, доживем ли до весны?
Он с тоской посмотрел на заляпанное снегом узкое стрельчатое окно.
Зима в тот год выдалась ранняя, снежная, холодная и суровая, богатая на метели и морозы. После холодного дождливого лета, когда половина урожая вымокла на корню, и короткой сырой осени эта зима стала настоящим бедствием не только для людей. Нечисть и нелюди словно озверели, не говоря уже о волках. Отовсюду в столичное Гнездо Ордена Орла и дочерние Гнезда, расположенные в провинции, поступали леденящие душу известия о том, что где-то опять, сбившись в стаи, оборотни и простые волки нападали на людей. Но этого было мало – откуда-то появились в невероятном количестве вурдалаки* и ликтаны**, внося свою лепту. Далеко на севере, в перелесках, видели даже арысей** *, не говоря уж о прочих тварях. Целые деревни оказывались в осаде – люди боялись белым днем высунуть нос из избы даже для того, чтобы набрать воды в колодце или, чего больше, съездить в лес за дровами. Ибо уже за околицей их караулили голодные нелюди. «Орлы» сбились с ног, но справиться с напастью не могли.
(*Вурдалаки – здесь, потомки от союза двух оборотней. Различают истинных – рожденных от матерей-оборотних – и ложных, ставших таковыми в результате чьего-то неумелого колдовства или заражения. Наиболее опасны ложные вурдалаки, которые готовы кидаться на все, что движется. Внешне похожие на оборотней, тем не менее, они не способны менять облик. Живучи, агрессивны. По счастью, бесплодны.
**Ликтаны – потомки от союзов волков и оборотней. Внешне похожи на очень крупных волков, но отличаются почти человеческим разумом. Могут ходить на задних лапах, действуя передними, как руками. Опасны не только для людей, но и для нежити.
Истинные оборотни, однако, уничтожают ликтанов и вурдалаков везде, где находят, иногда защищая от них людей.
** *Арысь – или арысь-поле, полуженщина, полу-кошка, редкий вид оборотня. При зверином теле сохраняют человеческую голову и женскую грудь. Обитают в степях, бегают стаями. На север, в леса, забредают изредка. Опасны в первую очередь для молодых мужчин, которых используют для размножения.)
Орден Орла, королевский орден, когда-то был организован для защиты короля от врагов, но триста лет спустя, оставшись королевским орденом, он заодно занялся уничтожением нечисти. Одетые в белые доспехи рыцари, среди которых иногда встречались и женщины, вот уже более трех столетий разъезжали по стране и за ее пределами, выискивая нечисть и нежить, охотясь за оборотней, ликтанов, вурдалаков, снежных волков и им подобных тварей. За то, что они предпочитали носить белые плащи и окрашивали доспехи в белый цвет, как символ чистоты, их иногда именовали «белыми орлами».
Умелые и отчаянные бойцы, «орлы» ценились на вес золота. В те годы, когда нечисти и нежити становилось особенно много, с момента подачи прощения до его удовлетворения могло пройти от нескольких дней до нескольких месяцев – настолько длинной была очередь – и лишь удачей можно было объяснить тот факт, что просьбу володаря Красовицкого удовлетворили так скоро. Особую ценность этому факту придавало то, что один из двух «орлов» был волхвом. И это благодаря его силе им вообще удалось добраться до цели, прорвавшись в осажденный снежными волками замок.
Сейчас молодой волхв отдыхал, развалившись в кресле у камина. Его юное лицо осунулось, он побледнел так, словно снежные твари уже коснулись его своим мертвящим дыханием, но глаза его горели огнем юности и жаждой жизни.
- Мы сделали все, что могли, - промолвил он. – День пройдет спокойно. А к ночи у нас есть время подготовиться.
- Одна ночь, вторая, третья… а потом что?
- Не торопитесь умирать, милсдарь Милонег, - улыбнулся молодой волхв. – Пока горит огонь, волкам не прорваться сюда! Тепло одолеет холод…
- Одолеет – пока не закончатся дрова. За эту седмицу мы сожгли больше дров, чем за всю осень! А до перелома зимы еще почти месяц! Протянем ли мы его, когда иссякнут запасы дров, и в ход пойдут мебель, двери, доски пола?
Волхв посмотрел на усыпанный старым камышом пол.
- Ну, надеюсь, до этого дело не дойдет. Но, как бы то ни было, следует приготовиться заранее. Замок в осаде. Стоит, пожалуй, перераспределить припасы и приставить к делу всех обитателей замка.
- Мой сенешаль к вашим услугам. Я также прикажу позвать сюда управляющего, чтобы он передал ваши распоряжения слугам.
Оба «орла» подались вперед.
- Начать, - раздумчиво заговорил старший, - следует с перераспределения ресурсов. Эта ночь нас кое-чему научила. Начнем с того, что все обитатели замка теперь должны будут находиться вместе в одной комнате. Это позволит не протапливать остальные помещения и существенно сэкономить дрова. Этот огромный зал, - он оглядел величественные стены, потолок, высокие окна, - конечно, велик, протопить его будет не просто, но, думаю, через два-три дня тут будет довольно сносно. Если в этой части – он указал на возвышение, где обычно ставили столы для хозяина и самых почетных его гостей, - разместить несколько кроватей, отгородив их ширмами, всем будет удобно. Особенно это касается вашей дочери, милсдарь Милонег…
- Что? – встрепенулась господарыня Агна. – Чтобы моя внучка спала в одной комнате с мужчинами? Даже если эти мужчины – ее родственники, все равно такому не бывать! В нашем роду женщины спали либо в одиночестве, либо со своими законными мужьями…
- У вашей внучки есть шансы вовсе не дожить до замужества, - сдержанно перебил ее старший «орел». – Ее жизни угрожает опасность. Мы должны спасти девушку. И для этого ей – и вам! – придется претерпеть небольшие временные неудобства.
- Нет! Нет, Милолика не сможет! Она не такая, - кипятилась господарыня Агна. – Она…
- Позвольте мне самому судить о том, какая она, - мягко возразил рыцарь и повернулся к володарю Красовицкому: - Господарь Милонег, вы владелец этого замка, в его пределах именно ваше слово – закон для всех. Что вы скажете?
- Я думаю, - тот заговорил медленно, словно через силу, - что Милолику надо предупредить обо всех последствиях…
- О ее репутации, - прошипела мать сыну. – Кто пожелает взять в жены девушку, которая несколько ночей провела в одной комнате с мужчиной? Да не с одним?
- Из этих мужчин, - попытался вмешаться «орел», - один – ее родной отец, другой – ее дядя и третий – троюродный брат! В их присутствии честь вашей внучки в безопасности!
- Она будет в большей безопасности подальше от мужчин! – воскликнула господарыня Агна. – И потом, Милолика никогда не согласится…не согласится спать…
- Может быть, стоит спросить ее самую и пригласить вашу внучку в зал? – вежливо поинтересовался рыцарь. – Ей может быть интересна собственная судьба!
- Моя внучка – порядочная девушка! – воскликнула господарыня. – Она, конечно, откажется приходить сюда! Это неприлично!
«Орел» тихо склонил голову, решив не напоминать старой даме, что вчерашнюю ночь несколько мужчин все-таки провели в одной из комнат Девичьей башни, и никто не усмотрел в этом нарушение обычаев. Хотя, с другой стороны, девушка-то тогда действительно не покидала своих покоев! И можно было считать, что она, согласно тем же обычаям, просто «принимала гостей»… Но вслух ничего не сказал и, заручившись молчаливым согласием господаря, покинул зал.
Его ухода почти никто не заметил – молодой волхв горячо обсуждал с владельцем, управляющим, сенешалем, главным конюшим замка стратегию обороны и ведения хозяйства в условиях осадного положения. Заготовке дров – в первую очередь для поддержания тепла, и во вторую – как оружие против снежных волков – уделялось много внимания. Запасы были, но в такой мороз уже через два-три дня пришлось бы либо посылать кого-то в ближайший лес за дровами, либо разбирать по бревнышку деревянные постройки.
Слуги суетились, накрывая столы к обеду. Господарыня Агна присматривала за ними, отдавая приказы, и даже вздрогнула, когда за спиной послышался звонкий голос:
- Как это мило с вашей стороны, что вы дозволили мне присоединиться к вам!
Женщина оглянулась. В пиршественный зал рука об руку с молодым «орлом» входила ее внучка, Милолика. Следом за нею семенили ее девушки, пугливо озираясь по сторонам. Рядом с высоким плечистым рыцарем, который только и успел, что снять шлем и кольчугу, Милолика казалась еще меньше ростом и моложе своих восемнадцати лет.
- Вы, - господарыня Агна обратила горящий взор на сына, - вы это дозволяете?
Господарь Милонег пожал плечами:
- Брат Хор убедил меня в целесообразности этой вынужденной меры. И это ведь не навсегда, только на несколько дней или седмиц… И вы сами сможете присматривать за Милоликой, чтобы потом ни у кого не возникло сомнений в ее чистоте!
Женщина обратила горящий взор на девушку и рыцаря, уверенная, что ее внучка уже утратила свою чистоту и непорочность тем, что пришла сюда в сопровождении постороннего мужчины. Уж если и приводить ее сюда в нарушение обычаев, то родному отцу или самой бабке, но никак не какому-то мужлану! Эти «орлы» - одно слово, что рыцари-храмовники. Кто они на самом деле? Такие же мужчины, как все остальные! Она не доверяла им. Особенно старшему. Младший, при том, что назван волхвом, все-таки еще слишком юн и свеж. А старший… Он из тех, кто нравится женщинам. Высок, крепок сложением, не слишком красив, но мужчине красота не нужна – главное, что в глазах светится огонь, голос мягок и раскатист, волосы подстрижены по последней моде. Господарыня Агна уже заметила, как посматривают на старшего «орла» служанки. Любая была не прочь оказаться в его постели. И этот опасный человек касается руки ее внучки!.. Но что она могла сказать? Прошли те годы, когда господарыня Агна была главной в доме. Теперь ее взрослый сын сам всем правит. Хотя, после смерти его супруги у матери снова появилось право голоса, но вот выдаст Милонег замуж свою дочь, женится второй раз, чтобы на старости лет обзавестись наследником-мальчиком – и все, конец.
За столы расселись тоже не по обычаю. По правую руку от хозяина замка садится либо сын-наследник, либо почетный гость. Дочь же сидит по левую руку, так повелось. Но почетные гости устроились подле юной Милолики, которую неожиданно возвели в хозяйки дома, усадив напротив отца. Сама господарыня Агна вынуждена была сесть слева от сына, издалека посматривая на внучку.
Та, как ни в чем не бывало, улыбалась двум мужчинам, что не сводили с нее глаз и наперебой развлекали разговорами. Особенно старался старший. Его молодой напарник, волхв, все больше отмалчивался, ограничиваясь короткими замечаниями и улыбками. И этим он тоже нравился господарыне Агне.
Разговор поначалу крутился возле снежных волков и опасности, которой подвергался замок и его обитатели. Но молодости свойственно быстро забывать о невзгодах – живые хотят жить – и так получилось, что беседа постепенно свернула на другие темы.
- Знаете, я ведь никогда не выезжала за пределы наших владений, - признавалась Милолика. – Кроме одного раза, когда мы все – я и другие девушки – должны были отправиться в Пустополь на представление невест. Ох, это было незабываемо! Мое первое и единственное путешествие в жизни! Мне было только четырнадцать лет, я еще не жила в Девичьей башне и знать ничего не знала. И вдруг – эта поездка! Я ведь только тогда впервые увидела других рыцарей, кроме гайдуков моего отца.
- Вам понравилось? – поинтересовался ее собеседник.
- Очень, - улыбнулась девушка. – Турнир был великолепен. И там представляли нас, невест. Представляете, двум девушкам повезло сразу – их еще на турнире просватали! Уезжали из дома свободными, а вернулись невестами…
- Вас это огорчает? – поинтересовался рыцарь, заметив, что голос девушки дрогнул.
- Не знаю. Любовь с первого взгляда – это прекрасно, - Милолика улыбнулась, - но… на том турнире не было рыцаря, который мне бы понравился. И потом тоже, - тише добавила она.
- Вас приезжали сватать? – догадался «орел».
- Три или четыре раза, - легко ответила Милолика. – Может быть, их было больше, но мне рассказали только про четверых. Из них трое точно приезжали ради сватовства, а четвертый просто погостил и уехал, даже не попытавшись со мной увидеться. Но я не огорчаюсь, - она тряхнула косами. – Я знаю, что еще встречу свою судьбу. И, может быть, она уже близка.
- Может быть, - дипломатично ответил ее собеседник, переглянувшись с сидевшим напротив напарником.
- Как бы то ни было, моя судьба мне известна, - Милолика вздохнула и уставилась на тарелку. – Еще немного посижу в Девичьей башне, ожидая сватовства, а потом, когда мне исполнится двадцать лет, я должна буду либо постричься в монахини, либо…либо меня все-таки возьмут замуж.
- А вы бы, - рыцарь невольно затаил дыхание, - желали себе иной судьбы?
Девушка задумалась, склонив голову набок и словно к чему-то прислушиваясь.
- Не знаю. Это судьба. Разве с судьбой можно бороться?
«Орлы» опять переглянулись через стол, и на сей раз их переглядки не остались незамеченными.
- Иногда, - осторожно, словно ступая по тонкому льду, промолвил рыцарь, - не просто можно, но и нужно.
- А вы, - Милолика взмахнула ресницами, - сами выбрали себе эту стезю?
- Какую?
- Ну… монашескую, - голос девушки дрогнул, и она поспешила объясниться, - просто я так мало знаю жизнь… мне никто ничего не рассказывает, а про вас так и вовсе. Я лишь слушаю разговоры, но не смею задавать вопросы. А иногда и спросить нет возможности… Бабушка и отец считают, - доверительно понизила она голос, - что спрашивать – не самое лучшее, что может делать девушка. Если ты что-то не знаешь, значит, тебе это знание ни к чему, говорят они. Но… мне интересно!
Оба рыцаря невольно бросили взгляд на противоположный конец стола, где восседали господарь Милонег и его мать. Рыцарь Двойчех и остальные вели общий разговор, и хозяевам замка поневоле приходилось вмешиваться в беседу. Трое молодых людей на какое-то время оказались предоставлены сами себе.
- Что же вам интересно? – шепотом, словно заговорщик, поинтересовался старший из «орлов».
- Все! Вот как вас зовут на самом деле?
- Нас зовут именно так, как вам и представили, - сказал старший рыцарь. – Меня действительно зовут брат Гаст, а моего молодого напарника – брат Хор. То есть, - поправился он, - это мы зовем его братом Хором…
- А на самом деле? - голос Милолики дрогнул – девушка предчувствовала тут тайну.
- На самом деле брат Хор – волхв, и он должен скрывать свое настоящее имя даже от самых близких друзей. Ибо имя волхва – это оружие, которым можно воспользоваться.
Девушка выглядела разочарованной.
- Значит, и ваше имя…
- О нет, - Гаст улыбнулся, - в нем не скрыта никакая сила.
- И вас всегда звали Гастом?
- Что вы имеете в виду?
- Ну, я слышала, что священники после принятия сана принимают иное имя и…
- Нет, господарыня Милолика, - я не настоящий священник. Я – «подорлик» из Орлиного Гнезда, а это немного другое. Нам нет нужды принимать постриг и приносить некоторые монашеские обеты. Мы просто посвящаем свою жизнь очищению этого мира от нежити и нечисти, которая мешает людям жить.
- И это – то, о чем вы мечтали с детства?
Гаст помолчал, обдумывая ответ. Он не особенно любил вспоминать свое детство и раннюю юность.
…Беда в их замок пришла вместе с молодой женщиной, которая принесла к воротам своего умирающего от холода и голода ребенка. Володарь Лужицкий, отец Гаста, приказал впустить женщину, и та униженно благодарила за добро и ласку, устроившись в нижнем зале у камина.
А ночью она открыла ворота, впустив оборотней.
Это случилось в самую глухую пору ночи, когда даже ночная стража попряталась от воющей снаружи метели. Напавших на замок оборотней было всего семеро – как потом выяснили по следам приехавшие на зачистку «орлы» - но каждый из них стоил трех-четырех воинов. Прежде, чем кто-то поднял тревогу, часть гайдуков володаря была убита сонными.
Та ночная резня надолго врезалась в память маленького Гаста. Оборотни не только убивали всех, кто вставал у них на пути – несколько человек были укушены ими и заразились. В числе тех, кто пал их жертвой, был и отец Гаста, володарь Лужицкий. Несколько дней он мужественно сопротивлялся проникшей в кровь заразе, но в первое же полнолуние обратился и начал убивать всех подряд.
Гаст навсегда запомнил, как его среди ночи разбудил отчаянный вопль матери, которую ложнооборотень схватил в супружеской постели. Израненная, окровавленная женщина как-то сумела вырваться из цепких лап чудовища, в которое превратился ее муж, и бросилась спасать сына. Схватив мальчика, она, не помня себя от страха и отчаяния, кинулась бежать вон из замка…
В густом лесу, после многочасовых блужданий, их и нашли рыцарей Ордена Орла, которые совершали очередной рейд в поисках нежити. Просто чудо, как они заметили забившуюся под ель женщину с маленьким мальчиком. Стремясь как-то обезопасить сына от ночного холода, мать закутала его в собственную одежду, раздевшись чуть ли не до исподнего, и когда рыцари их отыскали, была при последнем издыхании. Она только и успела передать «орлам» весть о трагедии в Лужицком замке и умерла у них на руках.
Забрав осиротевшего Гаста, «орлы» отправились в замок, где навели порядок, уничтожив всех оборотней и тех, кого они успели заразить. После их зачистки в живых осталось чуть более десятка человек – в основном замковая прислуга. Оставить на их попечение маленького мальчика никто не решился, и Гаста переправили в ближайшее Гнездо Ордена Орла. Там он и вырос, постепенно постигая рыцарскую науку. А когда молодой «слеток» Гаст получил рыцарские шпоры, его замок отошел в казну ордена.
Как и многие сироты, Гаст пополнил ряды «орлов», научился сражаться с нежитью и нечистью, защищая от тварей людей, но в глубине души всегда хранил ненависть к оборотням. И страх – что однажды с ним может случиться то же, что и с отцом.
Но красивой девушке, которая сидела рядом и доверчиво заглядывала в глаза, этого знать не следовало.
- Да, - сказал он, - с самого раннего детства. Сколько себя помнил!
ГЛАВА 2.
Хор первым встрепенулся, услышав что-то, недоступное слуху обычных людей. Он вскинул руку, и Гаст с трудом оторвался от девушки:
- Брат?
- Они пришли. Снова, - молодой волхв резко встал.
Вовремя. Не успели присутствующие понять, что побудило гостя вскочить из-за стола, как в пиршественный зал ворвался часовой со стены:
- Волки! Снежные волки. Их…тысячи!
Хором закричали девушки, заголосили служанки. Слуги попятились, прижимаясь к стенам, а гайдуки схватились за оружие.
- Пора, - Хор шагнул к двери. – Разожгите огонь. Будьте начеку.
Гаст сделал шаг вслед за ним – и почувствовал, как тонкие пальцы сжали его запястье.
Оглянулся – Милолика. Девушка покраснела от смущения, отпрянула, отпуская его руку, но нашла в себе силы пролепетать:
- Это опасно?
Ее испуг был таким искренним, что Гаст чуть не рассмеялся. Как будто она не знает, что на свете нет ложной опасности!
- Как всегда, – пожал плечами он. – Не волнуйтесь, господарыня! За крепкими запорами вы в безопасности, особенно пока горит огонь. А на крайний случай, есть мечи ваших родственников. Вас не дадут в обиду!
- Я все равно боюсь, - прошептала она. – Вы там…на стене… и они…
- Это моя работа. И мой долг.
- Гаст! – от дверей окликнул его Хор. – Нам пора!
- Милолика! – тут же подала голос ее бабушка. – Иди ко мне. Сядь рядом!
Их толкнуло в разные стороны. Девушка словно в обморок, опустилась рядом со старой женщиной на скамью, во все глаза глядя на закрывшуюся дверь и почти не слыша, что ей вещает господарыня Агна.
А Гаст шагнул из дверей, не чувствуя холода. И рассмеялся, когда метель влепила ему пощечину. Он чувствовал себя великолепно, хоть еще и не понимал причину такого странного душевного подъема.
Царила тьма. Мир окрасился всего в три цвета – белого снега, метели, волков, черных стен, неба и силуэтов стражников и алого – костров. И среди этой круговерти – снегов, метели, стен, людей, волков, камней и факелов – шагал он. Где-то выкрикивал заклинания брат Хор – отличный волхв, надежный друг, напарник вот уже второй год, с которым они были неразлучны, как настоящие братья.
Но было и еще что-то. Это что-то жаждало действия, боя. И Гаст впервые за долгое время с радостью кинулся навстречу первому же снежному волку, которого порыв ветра зашвырнул на стену.
Метель одного за другим метала снежных волков через парапет. Люди тыкали в раззявленные пасти факелами, обливали зверей кипятком, заставляя превращаться в неподвижные глыбы льда и, поднатужившись, сваливали на двор, где те разбивались на куски. Заклинания брата Хора сбивали метель, порой заставляя ее, наоборот, отбрасывать волков от стены. А Гаст стоял рядом с ним плечом к плечу. Его меч был раскален настолько, что даже сквозь толстые рукавицы ощущался жар. Слабо дымилась кожаная оплетка, и рыцарю приходилось несколько раз окунать руки вместе с рукоятью в сугроб, чтобы хоть немного остудиться. Но эти мелочи не пугали, не волновали, не сбивали с толку. Он сражался. Сражался не просто так. Не только делал свою работу, но и защищал. И был готов стоять насмерть.
Резкий порыв ветра ударил сбоку, заставив пошатнуться. Сквозь вой ветра и шум схватки пробились громкие крики ужаса, ярости и боли. Гаст обернулся.
Метель буквально перенесла на крепостную стену еще одного снежного волка. Вмиг вокруг него на три локтя все покрылось толстым слоем льда – камни, деревянный настил, стражники, застывшие в причудливых позах. Приземлившись среди этих еще недавно живых глыб, волк двумя ударами лап отбросил тех, кто оказался ближе, ломая, словно льдины, схватил третьего, сжимая челюсти, и встал над искалеченным, мгновенно превратившимся в лед телом, вздыбив шерсть и оскалив зубы в угрожающем молчании. И Гаст тоже застыл, вместо того, чтобы кинуться в бой, рассматривая чудовищного зверя, который во мгновение ока вывел из строя трех гайдуков.
Эта тварь была крупнее обычных снежных волков, отличаясь от них, как северные тундровые волки отличаются от южных степных сородичей. У других снежных волков шерсть белоснежная, отливающая голубизной и искрами вспыхивающая на солнце, но у этого на спине темнело серое пятно, словно седло. Шерсть у снежных волков колышется при каждом движении, создавая ореол, который в ночи, да во время метели размывал очертания зверя, а у этого она прилегала волосок к волоску. И глаза. Глаза горели странным огнем. В них светился разум. Гаст понял это, когда их взгляды внезапно встретились.
Рыцарь сделал шаг. Снежный волк – тоже. Словно связанные невидимой нитью, они двигались навстречу друг другу, и все вокруг исчезло, растворилось в метели и сиянии звериных глаз. Кто-то метнулся наперерез, но вмиг заледенел и был отброшен в сторону, как мешок с крошевом изо льда, костей и промерзшего мяса.
Внезапно Гаст устремился вперед. Волк – тоже, промедлив лишь секунду. Время остановилось – двигались они двое. Что-то крикнул Хор. Но его голос отнесло в сторону порывом ветра. Все исчезло в слепящей круговерти, когда «орел» кинулся на снежную тварь. Та, разметав заслон из гайдуков, длинным прыжком скакнула ему навстречу.
Взгляды встретились. И было что-то такое в них, понятное лишь двоим, что снежный волк внезапно замер, приподняв переднюю лапу. Сделал шаг.
Убей!
Гаст тряхнул головой. Это был не мысленный приказ, не внутренний голос, не знак извне. Это было озарение.
Убей!
Снежный волк зарычал. В этом рычании слышалось… нетерпение? Чего он ждет? Чего хочет? Неужели…
УБЕЙ!
Взревев, словно потеряла терпение, снежная тварь сделала прыжок. Раззявилась пасть, открывая частокол зубов, и рука сама взметнулась вверх. Зачарованный меч, откованный лучшими мастерами-оружейниками Ордена и закаленный в семи травах по всем правилам магического искусства – стоит такой клинок больше, чем десять обычных мечей – тускло блеснул в темноте, и свет его потух, когда лезвие встретило на пути грудь снежного волка и ушло в нее до половины.
Сила инерции летящей на него твари была так велика, что Гаста отбросило назад. Только чудом можно объяснить то, что он не выпустил меча, и это привело к тому, что волк перелетел через него и кубарем покатился по двору. Руку прострелило болью, когда сустав вывернулся, рванувшись вслед за мечом. Гаст невольно вскрикнул от неожиданности, но не выпустил рукояти, и это привело к тому, что меч провернулся в ране снежного волка, расширяя ее и буквально разрезая ему грудь до самого брюха.
Пронзительный вой приковал всех к месту. Ухитрившись удержать меч – запястье при этом зловеще хрустнуло – Гаст с трудом поднялся на ноги. Тяжело раненый снежный волк сучил лапами, пытаясь подняться. Из распоротого брюха сыпалось… нет, это нельзя было назвать ни кровью, ни ливером… какая-то мешанина изо льда и темной массы. Воняющая гнилью, словно найденную в сугробе падаль принесли в тепло и оставили там на пару суток.
Волку, тем не менее, удалось приподнять голову и оскалить зубы в попытке сымитировать атаку. Надо было нанести еще один удар, чтобы добить умирающего зверя, и Гаст, перехватив меч двумя руками, помогая здоровой левой поврежденной правой руке, замахнулся и рубанул тварь по шее, отделяя голову от тела…
И попятился, когда клинок внезапно провалился, словно вошел не в живую плоть, а в сугроб. Рыцарь с трудом удержал равновесие, попятился, во все глаза глядя на стремительно совершавшееся превращение.
Снежный волк стал снегом. Только что это был зверь – и вот уже на дворе перед изумленным рыцарем высится сугроб характерной формы, словно дети, дурачась, решили слепить из снега большую собаку. Последней превратилась в снег голова. И рыцарь готов был поклясться, что перед тем, как погаснуть навсегда, глаза волка снова приняли осмысленное выражение. Это был взгляд человека, и Гаст, переложив меч в левую руку, поднял правую, осеняя себя охранным знаком и шепча молитву Матери-Земле.
Резкий порыв ветра налетел ниоткуда, накинулся на сугроб, разметав его на мириады снежинок. Метель закружила у самого лица рыцаря, заставив зажмуриться, но все же ему почудилось, что, прежде, чем рассыпаться в прах, сугроб в последний раз сменил облик, и уже не звериный, а человеческий череп улетел в метель.
Он так и застыл с молитвой на губах, когда прозвучал хриплый отрывистый звук рога, трубя отбой.
Правая рука болела, перед глазами все плыло, и он с трудом заставил себя сдвинуться с места. Уцелевшие гайдуки озирались по сторонам, пересчитывая свои потери. Трое убиты, пятеро ранены, причем двое – серьезно и вряд ли доживут до утра. Еще один пропал без следа. Но что-то изменилось, и люди вздыхали облегченно и улыбались светлее, чем день и два назад.
Надо было навести порядок, отдать приказы назавтра, позаботиться о раненых и мертвых, в конце концов, расставить посты, но рыцарь только махнул рукой – на эти и другие хозяйственные заботы есть сенешаль. «Орлы» сделали свою часть работы, остальное пусть доделывают другие.
Что-то не давало покоя, тревожило, неприятно свербело на душе. С трудом засунув меч в ножны и кивнув брату Хору, Гаст направился в замок. Поднялся по лестнице. Осторожно, бережа запястье, постучал в закрытые изнутри двери. Назвал пароль. Переступил порог.
И увидел ее.
Она сидела на лавке рядом со своей бабушкой, которая, похлопывая ее по руке, что-то втолковывала тихим шепотом. Девушка слушала, кивая головой, но едва он сделал шаг, порывисто вскочила, прижимая руки к груди.
И свет ее глаз лучше всякого раскаленного железа выжег поселившуюся в душе боль.
«Орлам» для ночлега отвели одну комнату на двоих.
Не в обычае селить гостей в такой тесноте, если только это не молодожены. Но рыцари-храмовники настояли, и в комнату были внесены две кровати, два сундука для вещей, два поставца для доспехов и оружия и две лавки, так что из-за тесноты комната казалась намного меньше, чем есть на самом деле.
Они провели на ногах больше двух суток, не сомкнув глаз, сразу с дороги встав на стену в первую ночь, и, хотя им случалось раньше не спать и дольше, напряжение последних часов сказывалось, и организм требовал отдыха. Не желая утруждать замкового коновала, который в меру своих сил пытался как-то ухаживать за ранеными, Гаст сам туго-натуго перетянул вывихнутое запястье чистым полотном и упал на кровать, не дав себе труда до конца раздеться. Только стащил сапоги и теплый поддоспешник.
Брат Хор, преклонив колени, провел несколько минут в молитве прежде, чем присел на свою кровать.
- Хорив, - наедине напарники иногда звали друг друга мирскими именами, что знаменовало высшую степень доверия и взаимопонимания, - что ты думаешь о снежных волках?
- О снежных волках? - волхв замер, успев стянуть один сапог. – А зачем тебе?
- Ну…кто они?
- Оборотни.
Гаст скрипнул зубами. Он ненавидел всех оборотней одинаково, что снежных, что простых.
- Тебе зачем? – требовательно повторил Хор.
- Тот… волк, которого я… Мне показалось, что он сам подставился мне под меч.
- Ты уверен?
- Мне слышался голос… странный голос. Он призывал… нет, настаивал, чтобы я убил этого зверя.
- Убивать этих тварей – наш долг, - напомнил Хор. – Мы давали присягу. Это…
- Это было что-то иное, - Гаст потер ладонями лицо. – Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что это сам волк просил его убить. Он хотел умереть. Он пришел, чтобы умереть. И… знаешь, Хорив, я перед смертью успел взглянуть ему в глаза…
- И? – молодой волхв жадно подался вперед.
- Мне казалось, - рыцарь нахмурился, вспоминая то странное выражение звериной морды, - что он был рад, что умирает от моей руки.
- И ты теперь терзаешься мыслью о том, что совершил грех смертоубийства? – предположил Хор. – Становись на колени.
Гаст послушно сполз с кровати, волхв встал над ним, возложив ладони на макушку.
- Именем всепрощающей Матери-Земли, именем вселюбящей Дочери Ее Лады-Любви, именем Сына Ее, Грома-Громовника всех защищающего, снимаю с тебя грех твой, - нараспев произнес он. – Ныне отпущаеши грехи твои, поедику боги тресветлые милостивы к тебе. Тако бысть, тако есть, тако буди… Восстань, сыне!
Гаст выпрямился. Несмотря на то, что Хор был почти пятью годами младше, порой именно он верховодил в их маленькой команде. Волхв молча провел несколько раз рукой у него перед лицом и над головой, словно снимая и расправляя невидимый полог.
- Полегчало?
- Угу.
- Раз так, ложись спать, сыне. Утро вечера мудренее.
За окном вставал серый зимний день.
К вечеру правая кисть распухла так, что запястье практически сравнялось толщиной с мышцами плеча. Пальцы шевелились, но крутить кистью и, тем более, держать меч было решительно невозможно. Ворча сквозь зубы и шепотом ругаясь в первую очередь на самого себя, что слишком увлекся душевным состоянием брата по ордену, забыв о его телесных недугах, Хор долго разминал отек, а потом поспешил в кухню, чтобы сготовить припарки. Гаст тоже ругался – на судьбу, которая лишила его подвижности. Конечно, он мог сражаться и левой рукой тоже – рыцарей готовили к тому, что придется в схватке лишиться руки – и, пристроив больную кисть на груди, старательно разминался, тренируясь перед ночным боем. В том, что опять придется стоять на стене против полчищ снежных волков, он не сомневался. Судя по легкому ветерку, к полуночи опять задует метель. Значит, торчать им тут, пока не переменится погода. Тогда снежные волки уйдут вместе с бураном и дадут людям желанную передышку.
…Кстати, не давала покоя мысль, а чем они питаются сейчас? Стая огромная, в ней несколько десятков тварей. Что заставляет их оставаться тут уже две седмицы? И ведь обычно снежные волки не собираются такими стаями. Трое-четверо, редко больше…Лишь в конце зимы можно видеть их огромные стаи – плечом к плечу, сомкнув ряды и стиснув зубы, снежные волки бегут с юга на север, удирая от наступающей весны. Но сейчас до весны еще почти четыре месяца. Что же произошло? В чем причина нарушения законов мироздания?
Размышляя подобным образом – если удастся найти причину, то и волков не сложно станет прогнать от стен замка! – Гаст решил немного пройтись. Он прекрасно выспался, чувствовал голод и понимал, что перед боем не грех немного подкрепиться.
С этими мыслями – авось, на сытый желудок что-нибудь придумается! – он направился в трапезный зал. И почти не удивился, увидев на повороте девушку.
Милолика несла закутанный в шерстяную ткань горшок, от которого валил пар. Увидев рыцаря, она ахнула, попятилась, запнувшись ногой о ступеньку.
- Осторожнее!
Она привалилась к стене, чудом удержав равновесие и переводя дыхание. На щеках ее разливался румянец, и Гаст невольно залюбовался им. Все умные мысли вылетели из головы, и в опустевшей черепной коробке билась только банальная фраза про утреннюю зарю.
- Вы… здесь… а я… вот… - только и смог выдавить он, досадуя на свою неловкость. – Простите…
- Вам уже лучше? – промолвила Милолика. – Это хорошо.
- Лучше? М-м…
- Ваш…друг сказал, что вы больны. Он подходил к бабушке и спрашивал про лекарственные травы – у него не оказалось нутряного сала и чабреца. Вот я и подумала, что… вам надо.
Она робко протянула горшок.
- Спасибо.
Гаст не сводил глаз с девушки, и она смущалась под его взором.
- Но… ну…- румянец уже полыхал на ее щеках так ярко, что, казалось, вот-вот лопнет кожа, и кровь брызнет, как алый сок, - но раз вам лучше и вы смогли встать, то я…
- Я не был болен, - поспешил успокоить ее рыцарь. – Я просто повредил руку. Немного.
- Ой!
Он осторожно вытянул вперед опухшую кисть. Глаза Милолики расширились.
- Обычный вывих, я думаю. Брат Хор знает, какую примочку надо сготовить, чтобы и вывих вправился, и опухоль рассосалась.
- А я? – она на миг вскинула взгляд и тут же отвела глаза. – Я могу что-нибудь для вас сделать?
- Можете, - Гаст протянул руку. – Вы можете посмотреть и попытаться… наложить повязку. Полотно для перевязки у нас есть. Только согласитесь ли вы проследовать за мной в мою комнату?
Подобное считалось нарушением обычаев. Посторонний мужчина, если он не отец или младший брат, не должен входить в комнату незамужней девушки. И сама девушка не должна приходить даже в спальню отца, не говоря уж о том, чтобы переступить порог комнаты, где жили сразу двое мужчин.
Милолика колебалась. Гаст чувствовал ее волнение и был готов к решительному отказу, но…
- Я пойду, - девушка взмахнула ресницами. – Только я плохо помню, где вы живете. Вы меня проводите?
- Почту за честь, - он отступил, сделал широкий жест, - но не боитесь ли вы…
- Вас я не боюсь, - последовал тихий, но твердый ответ. – Прошу вас…
И она действительно пошла в комнату к мужчине.
Несколько минут спустя порог переступил Хор. Молодой волхв замер на полдороге, рассматривая идиллическую картину – на жесткой кровати сидит его напарник, и молодая девушка сосредоточенно, осторожно обматывает ему запястье полосой ткани. Помедлив, Хор приблизился, протянул девушке кружку с разведенным густым настоем чабреца.
Перевязку они заканчивали в четыре руки.
Несколько часов спустя они снова поднялись на стену. Гаст неловко держал правой рукой щит – фехтуя, он всегда предпочитал во второй руке держать дагу или кинжал. Щит ему был непривычен, и он поневоле сосредотачивался на всяких мелочах, чтобы заставить себя не думать о нем.
Вышел на крепостную стену, в ожидании, пока Хор начинает нужные заклинания, окинул взглядом стену, отметил, кто из стражников где стоит, прислушался.
Погода изменилась. Он чувствовал это в воздухе – мороз уже не так колол щеки, а скорее поглаживал их. И ветер стал слабее. Неужели, оттепель?
Как бы то ни было, но снежные волки чувствовали перемены. Они…
…пели.
За стеной тьма казалась провалом в Бездну, где души грешников, черных магов и преступников обречены скитаться во веки веков. И точно такая же темень разливалась снаружи. И, словно стенания грешных душ, издалека доносился пронзительный переливистый вой-рев-стон.
Против воли, Гаст заслушался. Была в этой песне какая-то сила, с которой стоило считаться. Она не звала подчиняться, не заставляла, ничего не доказывала – она просто была. И казалась настолько неотъемлемой частью этого мира, настолько ему подходящей, что хотелось хоть на миг оказаться там, вместе с теми, кто поет. И спеть вместе с ними.
Подавшись вперед, Гаст напряженно ловил льющиеся из темноты звуки, пытаясь угадать их значения, и вздрогнул, едва не вываливаясь наружу, когда рядом возник Хор. Волхв был бледен, рыжевато-серые волосы прядями прилипли ко лбу. Было видно, что он устал. Но рука его, схватившаяся за локоть рыцаря, оставалась твердой и сильной.
- Будь осторожен, брат, - промолвил он. – Ты можешь погибнуть.
- Эта песня… Ты ее слышишь? – Гаст кивнул головой. – Там?
- Слышу. Но я слышу кое-что еще…
- Что, например?
- Опасность!
- Ты говоришь загадками, брат, - рассердился рыцарь. Песня все звучала, но за разговором ее было плохо слышно.
- Отнюдь, - покачал головой волхв. – Все предельно просто и ясно. Они тоже применяют чары.
- Снежные волки умеют колдовать? – изумился Гаст. – Вот почему их практически невозможно убить!..
- Я хотел сказать совсем иначе! – воскликнул волхв. – Но своим пением они могут отвлечь нас от чего-то, что намного страшнее.
- Например? – за песню стало неожиданно обидно. Она была так красива, а в красоте нет зла!
- Например, сейчас они пойдут на приступ, а кое-кто, заслушавшись их пения, прозевает начало! И это может стать концом… для кое-кого! – отрезал Хор.
Гаст встряхнулся, с усилием избавляясь от странного чувства, что сегодня все идет не так, как обычно. Что снежные волки изменились. Что там, под стеной, уже не озлобленная стая, готовая сметать все на своем пути, а… кто или что? Не враги, точно. Но… друзья? Соратники? Добрые соседи?
Нет, не слушать! Прав напарник. Кто знает, какими силами владеют эти порождения темных богов?
Ночь прошла спокойно.
Да, что-то изменилось. Волки выли под стеной до самого рассвета и порой даже бросались на приступ, но, словно приливная волна о каменный берег, их атаки разбивались о крепостную стену. Гайдуки метали вниз стрелы и сулицы, предусмотрительно привязанные веревкой, бросали камни. Звери отскакивали, огрызались, отступали, наскакивали снова, но и только. И когда они отступили, растворяясь в темноте, люди даже не сразу поняли, что поле битвы опять осталось за ними.
…А рука болела. Да так сильно, что Гаст застонал, когда попытался стряхнуть с локтя щит. Ремешок крепления зажал распухшее запястье, и рыцарь ругнулся сквозь зубы.
- Болит? – Хор внимательно наблюдал за напарником.
- Терпимо.
И он терпел. А когда увидел сияющие глаза встретившей их на пороге Милолики, понял, что готов стерпеть и не такое.
Короткий зимний день подходил к концу. Гаст вернулся с осмотра крепостной стены. Опять усилившийся мороз здорово общипал щеки, и рыцарь предвкушал, как присядет у очага, греясь теплом живого огня. Было холодно, и он поневоле вспоминал волков. Те осмелели, среди бела дня подходя к стене, задирали морды, глядя снизу вверх на наблюдавшего за ними рыцаря. Нет, они не выли, не рычали и ее скулили, просто стояли и смотрели. И в их глазах светилось что-то жуткое. Так могли бы смотреть оборотни.
В зале его встретили знакомые требовательные взгляды. Подчиняясь приказу, все домочадцы господаря Милонега вот уже несколько дней обитали в одном зале, перегороженном ширмами, за которыми стояли кровати. Доверенные слуги спали тут же, на полу, по углам, прижимаясь друг к другу и собакам в поисках тепла. Собственно, внизу, на кухне, давно уже оставались только повар с поварятами и несколько конюхов и скотниц – чтобы далеко не ходить на конюшню и скотный двор.
Переступив порог, Гаст уже привычно скользнул взором по лицам людей, коротко кивнул володарю и его родственникам – и увидел ее.
Милолика на сей раз сидела не подле бабушки, внимая ее речам с тоскливым смирением, а в окружении девушек занималась рукоделием. Но было видно, что ее мысли витают где-то далеко. И сразу было понятно – где, стоило ей встретиться взглядом с «орлом».
Словно по невидимой нити, Гаст направился к ней через весь зал. Он знал – чувствовал – направленные на него со всех сторон взгляды. Знала и Милолика – судя по тому, как разливался по ее щекам румянец и как отворачивались ее спутницы, она тоже это заметила, но не считала нужным таиться.
Им было некогда прятаться, тянуть время, тратя его на взгляды и взаимные поклоны и сомнения. Последние дни сблизили всех обитателей, ведь в случае чего у всех в равной степени был шанс стать добычей хищников.
- Господарыня Милолика Милонежиева, - собственный голос показался чужим. – Счастлив приветствовать вас…
- Счастлива видеть вас, - шепотом ответила она, - милостивый брат. Вы… как ваши дела?
- Благодарю, все прекрасно.
- Как ваша рука?
Гаст покрутил кистью, показывая, что запястье снова готово его слушаться. Опухоль почти спала, только на тыльной стороне остались желто-зеленые разводы старого синяка.
- Благодарю вас, она по-прежнему меня слушается. Я только что побывал на стене. Волки…
Ее ресницы дрогнули.
- Волки сюда не придут, - поспешил успокоить девушку рыцарь. – Мы с братом Хором сделаем все, чтобы этого не допустить.
- Я буду молиться за вас, - голос Милолики дрожал и прерывался, а в глазах светился такой огонь, что не заметить этого пламени мог только слепой.
Хотелось сказать ей что-то ободряющее, коснуться руки, обнять.
Слуги уже суетились, накрывая на столы – поздний обед, он же ранний ужин хотели закончить до заката, когда волки пойдут на приступ. Ни у кого в замке не полезет кусок в горло, пока не выяснится, будет ли спокойной эта ночь. Днем, по крайней мере, можно не опасаться…
Прыгая через три ступеньки, ворвался со стены гайдук.
- Там…человек!
- Где? Что? Как? Откуда? – встрепенулись все, вскакивая с мест.
- Человек, - гайдук в удивлении покрутил головой. – Он… из лесу вышел!
- Из лесу вышел? В такой мороз? – володарь бросил взгляд на заиндевевшие стекла.
Стражник одновременно пожал плечами и развел руками.
- Вышел, - промолвил Гаст. – А что волки?
- Э-э…так нет их! – гайдук помотал головой. – Ушли.
- Вот так запросто? Куда?
- Э-э…в лес.
- Туда же, откуда вышел тот человек?
- Э-э…
- Вы, может быть, не заметили, но тут кругом леса! – окликнул рыцаря володарь.
Но Гаст его уже не слушал. Кивнув вошедшему Хору – мол, следуй за мной! – он направился обратно на стену.
Так и есть. Внизу, на снегу, изрытом волчьими лапами, с ноги на ногу переминался немолодой мужчина в добротном тулупчике, с коротким копьем, вещмешком и заткнутым за пояс топором. Судя по привязанному к мешку котелку, а также широкому ножу и снегоступам, это был бывалый путник, который мог легко решиться пересечь половину материка в поисках одному ему ведомой цели. Запрокинув голову, он рассматривал заиндевелые ворота. На обветренном лице холодно горели серые глаза.
- Благородный господин, - воскликнул он, едва Гаст высунулся из бойницы, - дозволите ли переночевать в вашем замке? Я две ночи провел в лесу, а спать на снегу – не самое приятное. Правда, у меня нет денег, чтобы заплатить за постой, вернее, есть, но те несколько грошей, которые завалялись в моем кошеле, вряд ли кого-то удовлетворят, но у меня крепкие руки и, возможно…
- Кто ты и откуда взялся? – не дослушал его Гаст.
- Так… просто… свободный человек, - пожал тот плечами и слегка встряхнул мешок, поудобнее устраивая его на плечах. – Иду в город по своей надобности. Могу и поведать, но история эта длинная, и рассказывать ее вот так, стоя под стеной…
- Назови свое имя, - второй раз перебил его рыцарь.
- Имя-то…А почем вам знать, что…
- Имя! Есть ли оно у тебя?
- А как же! Гжесем меня прозвали. Гжесь Гусь, так-то вот! Вы, может, подивитесь странному прозвищу, но так я вам скажу…
- Откуда ты родом, Гжесь Гусь?
- Так ведь издалека! Я несколько дней уже в дороге, последние две ночи спал в сугробах, оголодал… Неужели в таком большом замке не сыщется для бедного путника уголок посуше, охапка сена попышнее и кусок хлеба? Мои-то собственные запасы подошли к концу, и я бы не хотел…
На все вопросы он отвечал охотно, обстоятельно, но торопился и раз или два оглянулся через плечо на лес, из которого, судя по всему, вышел. Лесок тот отстоял от замка примерно на два перестрела*, отгороженный от него выпасом, где тут и там торчали кусты и даже несколько молодых деревьев. Сейчас снег в том месте был изрыт волчьими лапами.
(*Перестрел – расстояние максимального полета стрелы. Здесь, около 200 метров.)
- Чего вы там высматриваете, господарь милостивый? – окликнул Гаста бродяга. – Нет там никого!
Голос его слегка задрожал от нетерпения, и рыцарь осторожно, пользуясь тем, что снизу ничего не видно, сделал пальцами отвращающий жест. И с недоумением и тревогой констатировал, что его собеседник дернулся, как от удара невидимым кнутом.
- Эй! Вы чего там? Заснули? – закричал он. – Долго мне тут стоять? Пустите в замок обогреться и отдохнуть?
- С какой стороны, говоришь, ты пришел, Гжесь Гусь? – крикнул Гаст.
- Да с той, с той, - бродяга махнул рукой, указывая направление. – Двое суток по снегу топал, раздери его леший! Устал, как собака! Обогреться и отдохнуть бы, да горяченькой… горячего похлебать… В брюхе бурчит…
- В той стороне была деревня, - крикнул Гаст. – Если не обманываешь и пришел оттуда, должен был ее проходить. Там бы тебя за твои гроши обогрели и накормили досыта!
- Деревня? – бродяга заторопился. – Не было там деревни… Я помню разве, как плутал? Шел, куда глаза глядят… умаялся…Да не пустили меня в ту деревню! – внезапно проговорился он.
- А сюда и подавно не пустят.
- Чего?
- Чего слышал, - Гаст выпрямился, уже не таясь повторил правой рукой отвращающий жест, не без удовольствия глядя, как попятился бродяга. – Ступай, откуда пришел!
- А как же…
- Пошел вон! – гаркнул рыцарь. – Брысь! Пошел вон, тварь!
Поискал глазами, что бы метнуть в бродягу, но тот сам попятился, как настоящая бродячая собака. Лишь из-под насупленных бровей злым огнем блеснули глаза.
- Смотри…
- Смотрю! – прищурился Гаст. – И вижу! Пошел вон, я сказал!
И долго не сводил глаз с отступающего бродяги.
Обернулся, почувствовав за спиной чей-то взгляд. Почти не удивился, увидев господаря Милонега. Тот, видимо, стоял тут с самого начала разговора, но почему-то не вмешался.
- Вы все-таки это сделали, - голос владельца замка звучал ровно и спокойно. Он не спрашивал – он констатировал факт.
- Да. Мне пришлось… - Гаст сделал над собой усилие, чтобы встретить взгляд мужчины.
- Пришлось поступиться законами гостеприимства. Пришлось отправить человека на верную смерть, в лес…
- Мне пришлось. Я не имел права рисковать вашими жизнями. Этот человек мог быть опасен…
- Мог быть опасен, а мог оказаться простым путником, который чудом прорвался через дикие леса! – голос господаря Милонега дрогнул от сдерживаемых чувств. – Он просил о помощи…
- А я выполнял приказ! – тоже повысил голос рыцарь. – Мы, «орлы», поклялись защищать людей от тварей…
- И сами порой становились тварями еще хуже!
- Но-но! – правая рука внезапно оказалась на рукояти меча, и боль в запястье куда-то делась, смытая потоком гнева. – За такие слова я мог бы…
- Что? Поднять руку на хозяина дома, который вас приютил? На человека, который впустил вас в замок, хотя под стеной бродили снежные волки?
- Они там бродят и сейчас, - Гаст махнул левой рукой в сторону стены. – Они никуда не делись. Их стало меньше, они ослаблены, готовы отступить…
- Тогда почему вы не рискнули?
- Кто может понять душу твари? – раздался рядом негромкий голос. Брат Хор тихо подошел, вмешиваясь в разговор. – Эти чудовища…эти звери…
- Они – оборотни, - воскликнул Гаст. – Для них нет ничего святого! Это бездушные убийцы!
Он ненавидел оборотней всеми силами души. Если бы не эти выродки, у него было бы нормальное детство, не омраченное той страшной ночью. Крики заживо пожираемых людей, вой и рычание зверей, лязг железа и стук падающих тел, страх и ужас матери, потом холод и тьма зимней ночи, когда женщина, стуча зубами, лихорадочно срывала с себя верхнее платье и чулки, оставшись босиком, чтобы поплотнее закутать сына и согреть его остатками своего тепла… Он до десяти лет после этого частенько просыпался в мокрой постели, поскольку ему снова и снова мерещился этот кошмар. И сама мысль о том, что Милолике могла бы грозить та же участь, просто сводила с ума.
- Я поклялся убивать их везде, где только встречу, - почти прорычал он. – И кого только встречу. Самцов, самок… щенят…В людском или зверином облике – не важно. Вам не понять…
- Да, мне не понять, - медленно, словно в раздумье, кивнул господарь Милонег. – Вы все-таки делаете свое дело, и делаете его хорошо. Но вам, милсдарь рыцарь, все равно не понять меня. И поэтому я не буду читать вам проповедей, призывая к раскаянию. Я просто хочу, чтобы вы поняли и подумали вот о чем. Не только гнев и ненависть, но и милосердие тоже может вернуться к тому, кто его проявил. И тот, кто сам никогда никого не щадил, пусть не надеется на пощаду. Я хочу, чтобы вы уехали.
- Что? – переход от темы к теме был так резок, что не только Гаст, но и Хор удивленно вытаращил глаза. – Когда? Как? Почему?
- Успокойтесь, господари рыцари, - владелец замка примирительно поднял руки с раскрытыми ладонями, но голос его звучал гневно. – Я все понимаю и не гоню вас за порог, на ночь глядя. И мною руководит не праведный гнев, долженствующий воспитать глупых юнцов, а вы оба годитесь мне в сыновья…Речь, - он запнулся, - речь идет как раз о моем сыне. О сыне, которого у меня пока нет. Милолика – мое единственное дитя. Ее мать была слишком слаба здоровьем, чтобы рожать мне сыновей. Я ее любил, никогда не изменял и после кончины жены долго носил траур. Милолика воспитывалась как наследница моего замка. Ее супруг должен был войти в семью и стать мне названным сыном. Либо я отдал бы ее замуж на сторону и женился вторично в надежде получить сына от молодой жены. Это могло бы случиться, выйди моя дочь замуж уже весной. И, клянусь всеми богами, светлыми и темными, я это сделаю…
- Не понимаю, при чем тут я?
- А при том, милостивый господарь рыцарь, что между честью моей дочери и ее браком стоите вы! – в голосе володаря Красовицкого прорвалась ярость.
- Я? – Гаст ожидал многого, но чтобы такого…
- Именно вы! Вы разве не понимаете, чем может грозить слишком тесное общение незамужней девушки с посторонним мужчиной, который не является ее женихом? – наступал на него господарь Милонег. - Зная, что вы общались с нею до свадьбы, ни один жених даже не посмотрит в ее сторону! Она никогда не выйдет замуж, оказавшись опозоренной… опороченной… мое единственное дитя…ей не улыбнется счастье… как и мне… из-за того, что вы…
- Но между нами ничего не было, - начал было оправдываться Гаст и оборвал сам себя, догадавшись, как нелепо звучат эти слова. – Милолика Милонежиева чиста, и я готов присягнуть в этом!
- Ваши клятвы, милостивый господарь, ничего не стоят, ибо всем известно, насколько велико слово рыцаря…
- Слово рыцаря Ордена Орла значит намного больше, вам ли этого не знать? – воскликнул Гаст. - И я готов это доказать!
- Как? Вызовете меня на поединок?
Володарь Красовицкий усмехался, уперев руки в бока, но его улыбка погасла, когда, глядя ему в глаза, молодой рыцарь отчеканил:
- Я прошу у вас руки вашей дочери, господарыни Милолики…
- Т-ты…- мужчина поперхнулся, побагровел. – Вы…это невозможно!
- Возможно.
- Вы – храмовник! Почти священник! Монах и…
- Вовсе нет, - Гаст позволил себе улыбку. – «Орлы» не женятся, но и не дают обета безбрачия. И, если я подам прощение в Гнезде, Совет Орланов наверняка дозволит мне покинуть орден и вступить в брак…
Он знал, что такое дозволение почти наверняка будет получено – в обмен на обещание платить Ордену десятину и посвятить одного из младших детей – второго сына или вторую дочь – ордену. Знал и был готов услышать ответ.
- Если дозволит…сколько нам ждать этого решения?
Гаст быстро подсчитал в уме свои шансы:
- Я не знаю.
- Ну, так узнайте! – воскликнул володарь. - И как можно скорее! Потому, что, клянусь всеми святыми, я не буду долго ждать, и с первой травой разошлю гонцов во все стороны на поиски жениха для моей дочери!
ГЛАВА 3.
Воспоминания…
Маленькая свечка разгоняла вечный мрак, и глаза человека неотрывно смотрели на нее, словно этот крошечный огонек мог как-то спасти его. За стеной справа и слева пока еще копошились обитатели других камер – его обострившийся за последние седмицы слух ловил шорох перьев, шерсти и одежд. Собственно, здесь никогда не было полной тишины – всегда кто-то бодрствовал, повинуясь инстинктам или маясь обыкновенной бессонницей. Иногда кто-нибудь часами скулил или выл от боли, и тогда обитатели остальных камер невольно прислушивались к голосу собрата по несчастью. Но, хотя большую часть времени узники подземной тюрьмы были предоставлены сами себе, они практически не разговаривали друг с другом. Слишком разными они были, слишком многое стояло между ними.
Огонек свечки начал мигать и чадить, и человек осторожно снял нагар пальцами. Оставалось еще несколько минут – потом огарок догорит до конца, и ему придется очутиться в полной темноте и до утра терпеливо ждать, пока брат-надсмотрщик не начнет очередной обход. Тогда можно будет попросить у него новые свечи – ему, как одному из самых знатных узников, никогда не отказывали в подобных просьбах. Захоти он – ему даже принесут перо, пергаменты и книги из храмовой библиотеки. Другое дело, что с течением времени у него все меньше и меньше оставалось «лишних» желаний.
Осталась только память о том страшном дне.
Им все-таки пришлось уехать. Пришлось, несмотря на то, что погода пока оставляла желать лучшего. Но после того, как три ночи подряд прошли тихо-мирно, рыцарям дали понять, что дольше их задерживать тут не смеют.
И они уехали. И едва стены замка скрылись за деревьями, тишину зимнего леса прорезал волчий вой. Стая, сняв осаду, устремилась в погоню за более легкой добычей.
Не хотелось верить, что жизнь может вот просто так кончиться, но уж слишком неблагоприятным был расклад. Их – четырнадцать, волков – двое. Двое против четырнадцати оскаленных пастей, два меча против четырнадцати сильных тел, полных ярости и ненависти, два человека против стаи снежных оборотней, ошалевших от безнаказанности и зимней стужи.
Восемь дней отчаянной погони закончились на этой лесной поляне. Восемь дней исступленной скачки, запутанных следов, обманов и ловушек. Несколько раз рыцари могли вывести стаю к деревням, но предпочитали этого не делать, десятой дорогой обходя обжитые места. Оборотни знали, что от них не уйти. Они не торопились.
Противники встретились в лесу, вдали от проложенных человеком троп. Вынырнули из-за деревьев серо-белыми тенями, четырнадцать крупных зверей в пушистых зимних шкурах.
«Орлы» едва успели спешиться и встать спина к спине. Два человека против четырнадцати оборотней.
Гаст был спокоен. Восемь дней он изводился, терзаясь неизвестностью, а сейчас, когда на расстоянии сажени горят глаза, на рыцаря снизошел покой. Оборотни. Четырнадцать штук. Большая стая. Сильная.
- Ты… это видишь? – за спиной шепнул Хор.
- Что?
- Они снежные…
- Проклятье!
Гаст невольно дрогнул. Снежные волки? Не может быть! Эти твари выглядят по-другому!.. Они темнее мастью, не так крупны… Но, с другой стороны, много ли у него было шансов рассмотреть снежных волков вблизи? Да еще белым днем, когда ярко светит солнце и нет ветра, швыряющего в лицо пригоршни колючего снега?
А они красивы! Боги и демоны, до чего же красивы! Какой грации исполнены их движения, какая стать, как лоснится на солнце пушистая шерсть! Но эта красота несет смертельную опасность. Прикосновение снежного волка убивает. Его ледяное дыхание парализует. А убить его невозможно. Убитый, он рассыпается в виде снежного сугроба, чтобы через некоторые время снова восстать из снега, как ни в чем не бывало.
Снежные волки или оборотни, не важно, они недолго мучили людей ожиданием – несомненный численный перевес лишил этих умных и осторожных тварей осторожности. Впрочем, не до конца – атаковали нас слаженно, напав сразу с трех сторон. С четвертой – Гаст стоял спиной и лишь догадывался, что там происходит – в воздух взвился огненный шар и лопнул, яркими брызгами огня растекаясь в разные стороны.
Тяжелое дыхание, лязг оружия, визг, вой и хриплое рычание – все смешалось для двух рыцарей в следующие несколько секунд. Исчезло все, осталась только серо-белая мешанина тел – опасаясь нападать на волхва, прикрывавшего Гасту спину, большинство оборотней «досталось» рыцарю. «Орел» рубил и колол мимодумно – в ордене рыцарей, начиная с самых юных, «птенцов» заставляли до обморока, до автоматизма отрабатывать все движения и боевые приемы, сражаясь с превосходящим по численности противником. Гаст, выросший в Орлином Гнезде и с семи лет начавший сражаться, был самым молодым, кто получил рыцарские шпоры и стал «подорликом», не достигнув двадцати пяти лет, а это что-то да значит. Не зря же ему удалось прорваться в осажденный снежными волками замок. Удастся уцелеть и сейчас.
Гаст был в этом уверен – в своей силе, в своей ловкости, в своем напарнике, защищавшем спину и отвлекавшем на себя часть тварей. Еще несколько огненных шаров с шипением, стреляя искрами, взмыло в воздух. Кто-то из волков оказался недостаточно проворен, и пламя охватило его целиком. На краткий миг снежно-белый силуэт пятном выделялся на фоне огня, а потом с громким хлопком…растаял, выплеснувшись на снег потоком воды. И что-то подсказало, что это и есть полная, настоящая смерть для снежного волка – растаять.
Гаст задумался…
…чего ему ни в коем случае не следовало делать. Ибо, отвлекшись, он потерял концентрацию.
Двое волков с двух сторон упали ему на плечи и спину. Еще одно тело подкатилось под ноги…
Выучка не прошла даром. От прикосновения тварей мороз вмиг сковал тело, но сила духа рыцаря была такова, что Гаст не выпустил меча и не поддался леденящему оцепенению зимних чар. Он продолжал сражаться даже тогда, когда чьи-то зубы впились рыцарю в правое запястье, прокусывая его вместе с раструбом кожаной перчатки. Верный меч отлетел в сторону, отброшенный ударом чьей-то лапы, но в левой руке уже был кинжал, и рыцарь, не рассуждая, до рукояти всадил его в чей-то бок. Горячая кровь потекла по руке. Кровь? Горячая? У снежного волка, порождения снега и вьюги, горячая, живая, кровь?
Мысль мелькнула и исчезла, оставив пустоту. Запретив себе думать, заглушив дурные предчувствия, забыв про все на свете, Гаст резал и колол кинжалом, не обращая внимания на холод, который понемногу овладевал телом. Уже не чувствуя ног, ощущая, как наваливается на живот страшная ледяная тяжесть, он продолжал машинально наносить удары направо и налево, одной рукой закрывая горло, и сражаясь другой. Прикосновение снежного волка убивает, превращая живого человека в лед, и он рыцарь понимал, что уже наполовину заледенел, но продолжал закрывать горло, спасая его от зубов снежных тварей. Тем более, что он чувствовал – вопреки всему, что слышал о снежных волках – как в локоть впиваются чьи-то зубы, но сейчас некогда было задумываться об этом. Его единственным желанием и целью было унести с собой как можно больше этих тварей.
Сколько это продолжалось – неизвестно. Час, минуту или несколько секунд, но внезапно над головой с сочным хлопком взорвался еще один огненный шар, и снежных волков разметало в стороны. Исчезла давящая на живот ледяная глыба. Сквозь туман, застилавший разум, Гаст скорее почувствовал, чем увидел и услышал, как кто-то расшвыривает навалившиеся на него...тела? Нет, снег.
- Гаст… Гаст!
Голос доносился издалека, как сквозь плотный слой ваты.
Тяжесть сползла с головы, руку осторожно отвели в сторону, и в надвигающихся сумерках он увидел силуэт склонившегося над ним человека, который осторожно приподнял его за плечи, потормошил, пытаясь привести в чувство.
Прикосновение человеческих рук было горячим, живым и… болезненным настолько, что рыцарь застонал.
- Гаст! Гаст, ты как? – прозвучало над ним.
Голос звал, тянул за собой, не давая провалиться в темноту и беспамятство. А жгучие прикосновения тревожили тело.
- Открой глаза, Гаст. Посмотри на меня! Ну? Не уходи! Слышишь? Не смей!
Хотелось спать. Глаза закрывались сами собой. Сознание куда-то уплывало, и лишь голос продолжал звучать упрямо и настойчиво:
- Не спи! Не смей засыпать! Не уходи! Держись, Гаст! Подумай о Милолике!
Милолика! Имя ударило, подобно пощечине, придавая сил.
Веки дрогнули. Понадобилось некое усилие, чтобы рыцарь смог сфокусировать взор на склонившемся над ним напарнике. Глаза его подозрительно блестели.
- Вот уж не думал, - голос был слабым, и проталкивать слова сквозь зубы стоило больших усилий, - что ты умеешь плакать!
- И вовсе я не плачу, - огрызнулся Хор. – Это просто от ветра. И побочный эффект от волшбы. Огненные шары, они…
Но по щекам волхва бежали две мокрые дорожки, а голос дрожал и срывался.
- Н-ничего, Хор…Понимаю, - смотреть было больно, и Гаст закрыл глаза. - Сильно меня… потрепали?
- Все будет хорошо, Гаст, - голос волхва срывался, но руки быстро и уверенно скользили по телу, и от кончиков пальцев до каждой клеточки распространялось живительное тепло. – Ты выкарабкаешься…вот увидишь!
- Значит, сильно… - он попытался вздохнуть. - Хор, последняя просьба…
- Слушать ничего не хочу! – волхв осторожно надавил пальцами на живот, пытаясь достать до энергетической точки сквозь кольчугу и одежду. – И вообще помолчи… Ох…
Он задохнулся, когда из ауры щедро выплеснулся поток жизненной силы, перетекая в раненого.
- Кроме тебя, - Гаст словно этого не заметил, - мне некого просить… Только ты… Ты сможешь передать ей, как я… как меня… не стало?
- Да помолчи ты! – в голосе волхва прорвались злые слезы. – Дай сосредоточиться!
Гаст закрывал глаза, откинувшись на снег и позволив сознанию уплыть. Шлем был отстегнут и снят, под головой чувствовался снег. На губах был привкус крови. Интересно, долго ли он продержится? И каково это – умирать от потери крови и прикосновения снежных волков? Наверное, просто уснешь… Как бы ему хотелось уснуть в объятиях любимой девушки, склоняя голову на девичье плечо…Жаль, но видно, не судьба.
- Эй, Гаст! Не спи! – снова ворвался в сознание злой голос, и горячие ладони принялись массировать лицо. – Не закрывай глаза! Смотри на меня! Ну! Смотри!
Рыцарь с трудом открыл глаза. Серые сумерки уже сгустились над ними, и в полумгле было ясно видно, что над головой волхва растекается бело-голубой нимб. Светились и его руки, которыми он пытался массировать неподвижное, оледеневшее тело. Со стороны глянуть, так даже красиво… и немного жутко. Не зря среди простого народа про «орлов» ходит так много сказок и легенд.
Гаст с трудом повернул голову, озираясь по сторонам. Голубоватый в зимнем полумраке снег тут и там пятнают темные тела. Два…три…четыре…Четыре сугроба, в которые превратились снежные волки. Но эти уже не восстанут. Огненные чары Хора не дадут этим тварям воскреснуть.
- Хор, скольких мы…положили?
- Десять, - он продолжал разминать бесчувственное тело, что-то делая уже с ногами. - И не задавай мне вопросов. Просто говори что-нибудь, чтобы я знал, что ты в сознании…
- Десять…Значит, четверо ушли…Хорошая плата… Ты не ранен?
- Не обо мне речь! - волхв до сих пор продолжал елозить руками по животу и ногам, что-то массируя и рисуя кончиками пальцев узоры на коже. – Нет.
- Хорошо, - Гаст закрыл глаза. – Десять за одного – нормальный расклад. Даже отличный. Мало, кому вот так повезет умереть!
- Да погоди ты себя хоронить! – внезапно взъярился молодой волхв. – Ты будешь жить!
- Жить? – рыцарь попытался рассмеяться, но в груди смех всколыхнул такую волну боли, что смех перешел в стон. – С такими ранами?
Жить! На долю секунды он действительно страстно захотел жить. И если бы сейчас ему предложили выбор – жить, но навсегда расстаться с любимой девушкой или умереть в ее объятиях, он бы без колебаний выбрал первое.
- Не задет ни один жизненно важный орган, - объяснил волхв. – Правда, порваны кое-какие крупные сосуды, но твои ноги так заледенели, что кровь легко удалось остановить. Вот так…погоди, дай сосредоточиться…
Бело-голубой нимб вспыхнул ярче. Против воли Гаст зажмурился, хотя и понимал, что этот свет – возможно, последнее, что он видит в жизни и должен смотреть, цепляться за эту жизнь до последнего. Хор – один из лучших среди молодых волхвов. Вот целитель из него никакой. Но, может, это к лучшему? Быстрее отмучиться…
- Все, - через пару минут тот откинулся на пятки. – Больше я ничего не смогу сделать. Тебя нужно доставить куда-нибудь к людям. Хорошо бы, в Гнездо, но до него несколько дней пути и…
- Я могу не выжить, - закончил Гаст за него. Вздохнул, принимая решение. - Хор, послушай, не стоит со мной возиться…
- Глупости! Ты выживешь и…
- Заткнись, Хорив, - не выдержал рыцарь, - ты что, совсем разум потерял? Меня покусали оборотни! Как ты думаешь, что со мной теперь будет? Я превращусь в оборотня, вот что! В снежную… мать ее так… тварь! Ты понимаешь, чем это грозит для… для всех?
- И что?
- А то, что я не смогу так жить…Добей меня! Не заставляй мучиться…в шкуре твари…
- Я не верю, - качает он головой. – Ты выкарабкаешься! Пойми, если ты до сих пор жив, значит, прикосновение снежных волков убивает не всегда! И у тебя есть шанс выжить и стать счастливым… Ты должен выжить! Ради Милолики!
А вот это был удар ниже пояса.
- Я о ней и думаю, - процедил Гаст. – Каково ей будет узнать, что я… что со мной произошло…Пусть лучше сразу. Добей!
- Ни за что!
Вот ведь упрямец! Что ему стоило нанести всего один удар? Даже молоденький «птенец» в состоянии полоснуть кинжалом по горлу, а он недавно стал «орлом». Правда, свои регалии Хорив получил больше за волшебство, а не за твердость руки и силу удара, но ведь сейчас это не главное!..
Главным было то, что этот упрямец не верил словам старшего напарника. Кабинетный мальчишка – старше Гаста по званию, но отнюдь не по летам, - Хорив только с ним стал часто выезжать «в поле», до того совершенствуя свои навыки в тренажерных залах и в тиши орденской библиотеки. У Гаста был за плечами огромный практический опыт, а у него – теория, почему отцы-«орланы» и решили поставить их в пару. Когда-то это казалось наилучшим вариантом, но не сейчас.
Сейчас, в сгущающихся вечерних сумерках, под завывание уцелевших оборотней – четверо все-таки успели скрыться, - молодой волхв тащил напарника на себе, не обращая внимания ни на мольбы, ни на приказы, ни на ругань. Гаст мог сколько угодно просить, умолять, проклинать его – мальчишка тащил рыцаря на себе, согнувшись чуть ли не пополам, используя его меч вместо посоха, по колено, а иногда и проваливаясь по пояс, в глубоком нехоженом снегу.
В какой-то миг усталость и раны взяли свое, потому что Гаст ненадолго потерял сознание, а очнулся уже от того, что чужие руки не очень-то бережно перекладывали его на стол. Крепко пахло какими-то травами. Над головой раздавались гулкие голоса.
- М-да, серьезные раны… Ему крупно повезет, если он снова сможет нормально ходить. Я прогнозирую хромоту. Скорее всего, он будет припадать на левую ногу, и я буду очень удивлен, если коленный сустав сохранит какую-то подвижность…
- Я постарался сделать все, что мог…
- У вас золотые руки, собрат. Но меня беспокоит совсем не это…
- Я не смог прижечь раны каленым железом, как предписывают правила…Не смог найти подходящее железо, да и разводить костер…Было не до того. Может быть…
- Боюсь, не было бы поздно…
- Но ведь есть же снадобья, эликсиры…Я читал труды Гордия Белоплечего, в которых он упоминает о составах, которые нейтрализуют отраву…
- Да? К сожалению, я не знаком с трудами Гордия Белоплечего – у нас не такая обширная библиотека. Кроме того, он ведь тоже «орел». Добыть нам такого рода рукописи в высшей степени проблематично…
- Но разве «ястребы» не посвятили тоже свою жизнь борьбе с тварями и нечистью?
«Ястребы»? Гаст напрягся и открыл глаза.
Полумрак небольшой тесно заставленной комнатки разгоняли две свечи, стоявшие в изголовье его ложа. Два человека склонялись над раздетым донага распростертым телом, мешая как следует рассмотреть убранство комнаты. Одного из целителей он все-таки узнал – это был Хорив. Второго видел первый раз в жизни. Мужчина среднего роста, необычно смуглый, горбоносый, с янтарного цвета глазами и острыми чертами лица.
- Он пришел в себя! Гаст, как ты себя чувствуешь? – Хор осторожно дотронулся до руки напарника.
Тот качнул головой, показывая, что это его заботит меньше всего.
- Где мы?
Обладатель янтарных глаз и горбатого носа сначала внимательно осмотрел рыцаря.
- В Ястребином Гнезде, - ответил он, немного погодя.
Гаст мысленно – на то, чтобы говорить вслух, сил почти не было - выругался. Не то, чтобы он прекрасно знал, что это за место. Просто здесь «орлам» вряд ли стоило рассчитывать на квалифицированную помощь. Орден Ястреба был кучкой фанатиков-энтузиастов, которые считали, что долг каждого рыцаря – истреблять нечисть, нежить и нелюдей везде, где ни встретят. Орден Орла, к которому принадлежали Гаст с Хоривом, тоже по мере сил занимался этим, но «орлы» были еще и королевским орденом и в «свободное время» выполняли поручения государственного значения. За это от королевской казны в казну ордена постоянно тек ручеек наград, субсидий, пожертвований. Имелось и несколько законов, ограждавших, помогавших, поддерживающих «орлов» на государственном уровне. «Ястребы» же по сравнению с «орлами» были как бы вне закона, существуя лишь на те средства, которые зарабатывали самостоятельно. А поскольку занимались они почти тем же самым – истреблением нечисти и нежити, это не могло не вылиться в противостояние. Порой оно обострялось настолько, что доходило до открытых стычек, и король всегда был на стороне своего королевского ордена. Несколько раз «ястребов» были готовы объявить вне закона, но столько же раз им объявляли и амнистии.
И вот один «орел» оказался среди «ястребов». Даже двое «орлов», причем один из них волхв, обладающий знаниями, которые сами по себе представляют огромную ценность. Положение незавидное, но тогда…Тогда Гаст больше думал о том, что хуже, чем есть, быть уже не может. Мало того, что, судя по всему, он был обречен на гибель – умирать ему пришлось в чужом Гнезде, и молодой волхв Хор будет последним знакомым человеком.
- Неужели действительно ничего нельзя сделать? – как раз в эту минуту спросил тот.
- Почему же? Кое-что можно попытаться исправить, - целитель-«ястреб» отошел от пациента и стал копаться на полках среди теснившихся там кувшинов, горшков и другой посуды.- Я попытаюсь сварить ему отвар. Это поможет организму бороться с заразой. Кроме того, неплохо бы на всякий случай прочесть над ним молитву об изгнании злых духов. Вы знаете такие?
- Нет…То есть, да! – просиял Хор. – Я кое-что помню. Мой наставник как-то рассказывал мне и даже кое-что начитал…
- Вспоминайте, брат! И приступайте. А я пока займусь отваром.
- Бесполезно, Хорив, - Гаст попытался привлечь к себе его внимание. – Я обречен. Добейте меня! Я не хочу становиться тварью…
Оборотней рыцарь ненавидел всеми фибрами души. Мерзкие твари, недостойные жить на свете. Жестокие и безжалостные убийцы, отнявшие у него дом, семью, детство.
Но, как оказалось, не жизнь.
Несколько дней Гаст провел в крошечной, тесной и темной келье целителя, находясь между жизнью и смертью, но потом отвары и целительные заговоры сделали свое дело, и он встал.
Его еще шатало от слабости, когда он, опираясь на руку брата Хорива, выбрался из тесной, душной, пропахшей дымом и запахом травяных смесей каморки целителя-«ястреба» и невольно зажмурил глаза, когда в очи ударил яркий солнечный свет.
- Ты что? Что? – Хор с тревогой заглянул в лицо.
- Больно, - Гаст закрыл лицо рукой. – Глазам больно.
Был яркий солнечный зимний день. Холодный свет лился с чистого неба, и в лучах зимнего солнца на крышах тесто стоявших друг к другу бревенчатых домов искрился снег.
- Может быть, вернемся в дом? – предложил Хор.
Проморгавшись, Гаст огляделся. Обитель «ястребов», Ястребиное Гнездо, в отличие от Орлиного, больше походило на заставу, срубленную на границе обжитых земель. Несколько клетей и жилых избушек, расположенных двумя кругами – во внутреннем круге находились кладовые, оружейная, трапезная, молельня, лечебница, жилища учеников и «коршунов»*. Во внешнем стояли кельи рядовых рыцарей, конюшни, прочие хозяйственные постройки. И все это обнесено частоколом, где на отдельных кольях пялятся в пустоту пустыми глазницами черепа коней, быков и чудовищ, убитых в старые времена. Снег между избами почти везде был вытоптан до земли, лишь кое-где уцелели грязные сугробы, но зато на крышах снег лежал толстым слоем. В тесных проходах царил полумрак, но здесь, на открытом пространстве, яркий свет все равно резал отвыкшие глаза. А запах снега, навоза, дерева и земли настолько контрастировал с вонью лечебницы, что у Гаста даже закружилась голова.
(*У рыцарей Ордена Ястреба иерархия намного проще, чем у «белых орлов». Ученики и послушники также называются «птенцами» и «слетками», но, получив шпоры, они все становятся «ястребами», без отличий. Коршунами именуют тех из них, кто знает магию. Ученики коршунов носят имя «тювик»)
- Нет. Я в порядке, - промолвил он.
- Но вернуться в дом вам надо, - целитель-«ястреб» стоял рядом. – Для первого раза достаточно. Вы слишком слабы.
И, не слушая возражений, повлек Гаста обратно в келью, где без долгих церемоний уложил на койку и дал напиться успокоительного отвара.
- Я в порядке, - бормотал рыцарь, засыпая. – Я прекрасно себя чувствую. Я готов… я должен… должен ехать…Я…могу…
Глаза его закрылись. Он задышал глубоко и ровно.
Целитель-«ястреб» и волхв-«орел» стояли над спящим.
- Кому бы другому я бы посоветовал задержаться у нас хотя бы на пару седмиц, - заговорил целитель, - но только не вам. Понимаю, что вы еще слишком слабы, но считаю целесообразным, дабы вы вернулись в свое Гнездо в течение ближайших пяти-семи дней.
- Это потому, что мы - «орлы»? – спросил молодой волхв.
- Это потому, что через десять дней – полнолуние, - ответил целитель. – Вернее, через двенадцать дней, но опасными следует считать не только сам день полной луны, но сутки до и сутки после оного события.
- Полнолуние…- Хор выпрямился, хватая ртом воздух и невольно бросил взгляд по сторонам, словно опасаясь лишних ушей. – Вы считаете, что…
- Да. Я считаю именно это.
- Но ведь вы же его лечили! – взорвался волхв.
- Я лечил только раны тела. Что же до всего остального…
- Однако есть же методики… - не сдавался Хор. - Есть возможность определить, заражен человек или нет! Существуют, в конце концов, противоядия! И… с чего вы вообще взяли? Вы даже не проверили…
- Мой юный собрат, - «ястреб» испустил долгий вздох. – У меня больше жизненного опыта, чем у вас. Конечно, я могу ошибаться. Конечно, бывали случаи, когда люди, укушенные оборотнями, отделывались только обычной лихорадкой или воспалением, если в рану попала грязь. Таких случаев больше, чем вам кажется. И их было бы намного больше, если бы большинство укушенных соглашалось на ампутацию поврежденной конечности. Я мог бы провести эту операцию, но подозреваю, что ваш собрат отказался бы лишаться обеих ног и левой руки.
- Я бы тоже отказался, - промолвил Хор.
- Именно. Тем более, что операцию следовало проводить в день укуса. Самое позднее – через сутки. А сейчас миновало уже четыре дня. Конечно, повторяю, все может закончиться хорошо. Ваш собрат нуждается в присмотре специалистов. В наблюдении и лечении. Здесь вы видели, какие у меня условия для работы. Поэтому я настаиваю, чтобы вы отправились в свое Гнездо под наблюдение тамошних братьев-целителей. И со своей стороны могу разве что сварить вам в дорогу кое-какие эликсиры, которые, с одной стороны, дадут брату Гасту необходимые для дороги силы, а с другой – купируют возможные симптомы оборотничества, буде таковые проявятся.
- А эти симптомы… они…
- Успокойтесь, - целитель улыбнулся. – В первое полнолуние, как правило, ничего существенного не происходит. Возможно, он будет ощущать беспокойство, обострятся обоняние, слух и зрение. Могут болеть суставы. Он станет раздражителен или, наоборот, болезненно-чувствителен. Может закатить истерику или устроить дебош, а если дать в руки оружие, то и начнет убивать. Но превращение вряд ли произойдет, а эликсир поможет ему держать нервы в узде. День, самое большее – два. А потом все придет в норму. За это время ваши ученые и волхвы смогут ему помочь.
- Я надеюсь, - кивнул Хор. – Гаст мой друг.
«Ястребы», несмотря на то, что между орденами царила тихая вражда, все-таки снабдили их в дорогу некоторым количеством наспех сваренного эликсира, который был призван как-то купировать симптомы начинающегося оборотничества. Принимая по три глотка дважды в день, Гаст должен был достигнуть своего Гнезда в человеческом облике. «Орлов» даже снабдили в дорогу припасами и выделили двух лошадей взамен тех, что пропали без вести в лесу во время нападения оборотней. Конечно, это были не боевые рыцарские кони, а неказистые рабочие лошадки, но других в этом полунищем ордене не водилось.
За минувшие дни Гаст воспрял духом. Отлежавшись и отоспавшись, он практически поверил в то, что на сей раз ему улыбнулась удача. Он не оброс шерстью, у него не появились хвост и клыки. Он по-прежнему мог прикасаться к железу и серебру, да и на сырое мясо тоже не тянуло. Нет, конечно, какие-то симптомы останутся, но он был уверен, что, выпив предложенный «ястребом» эликсир, избавится и от них.
В дорогу он пустился, полный радужных предчувствий. Дни стояли яркие, морозные. Снегопады ушли, небо очистилось, и, несмотря на то, что дни пока еще убавлялись, дышалось легко и смотрелось на мир с оптимизмом. Кони ходко рысили по утоптанной дороге. Кругом лежал снег, деревья стояли голые, без листвы, но рыцарю ничего не стоило мысленно раскрасить этот черно-белый мир яркими красками.
Черно-белый мир...
Черно-белый мир.
Черно-белый?
Гаст резко выпрямился в седле, так что перед глазами заплясали звездочки. Натянул поводья.
- Что? – рядом встрепенулся Хор. – Ты что-то почуял? Я ничего не ощущаю! – волхв провел ладонью перед глазами, словно срывая невидимую пелену.
Гаст оглянулся по сторонам. Серо-белый снег. Серо-черные стволы деревьев. Белые плащи рыцарей. Из-под них торчат серо-стальные кольчуги. Черные сапоги. Черная упряжь лошадей… лошадей… серых?
- Хор, - собственный голос показался чужим, - какой масти под тобой конь?
- Серой. Мышастый, - уточнил волхв. – А что?
Он перевел дух.
- А подо мной? Тоже… мышастой?
- Гнедой, - прозвучало приговором.
Гаст похолодел. Надеясь, что его все-таки обманывают, он пристальнее окинул взглядом заснеженный лес. Как назло, ни одной ели, сосны или можжевельника. Хотя… вон там, невдалеке. Елки под снегом или…
- Что там, Хор? – указал, боясь услышать ответ.
- Ели. Под снегом. Ты что, не видишь? Но это невозможно! От этого не слепнут!
«Да не слепой я! – хотелось выкрикнуть рыцарю. – Я просто больше не различаю цветов!»
Он прикусил губу, борясь с желанием разрезать ладонь и убедиться, что цвет крови остался прежним, но усилием воли взял себя в руки. В конце концов, цвет неба остался голубым, только немного потускнел. И рукавицы, которые подарили ему «ястребы», тоже имели слабый желтоватый оттенок. И кора вон того дерева тоже вроде как грязно-желтая… Значит, не все потеряно и это временное явление. Значит, рано или поздно, мир опять заиграет для него яркими красками.
Рыцари-«орлы» селились в Гнездах – так именовались их замки. Главная резиденция ордена находилась в столице. Когда-то столичное Гнездо высилось на окраине, но прошло время, город разросся настолько, что понадобилось переносить крепостную стену, и так получилось, что теперь крепость оказалась в черте города. От прошлого остался только неглубокий ров и овражек, к самым склонам которого лепились дома. Люди селились возле Орлиного Гнезда плотно, словно надеясь, что в случае войны крепость в крепости станет для них защитой.
На защиту возлагал надежды и Гаст, когда въехал в ворота. Цветовое зрение – увы! – не восстановилось, и ему приходилось постоянно напоминать себе, что одежды горожан не всегда были такими тусклыми, и что красные, желтые и зеленые ткани не исчезли в одночасье, просто он больше не различает этих цветов.
Стража на воротах не задала ни одного лишнего вопроса – «орлы» часто вылетали из Гнезда, отправляясь по поручениям Великого Орлана или выполняя королевские приказы. Но на широком плацу, стоило им выехать на открытое пространство, их окликнули.
- Вы вернулись? – шедший по своим делам немолодой храмовник остановился, глядя на всадников. – И как съездили?
- Хорошо, брат Збых, - кивнул Гаст.
- Кто там был?
- Снежные волки.
- Ого! – брат Збых остановился, качая головой. – Опять появились эти твари! Жди беды! Надо доложить «орланам». Это может быть опасно!
- Мы сумели разогнать стаю, - сказал Гаст. – Нам сопутствовала удача.
Голос его дрогнул – то, что случилось с ним, удачей назвать было нельзя.
- Ну, в таком случае, рад за вас, - кивнул храмовник, снова направляясь по своим делам.
- Брат Збых, - окликнул его Хор, когда тот уже сделал несколько шагов, - вы не знаете, кто из братьев-целителей сейчас свободен? Мне надо проконсультироваться по одному щекотливому вопросу…
- Кажется, они все свободны, - пожал плечами тот. – Обратитесь к любому!
- С чего это вдруг тебя к целителям потянуло? – насторожился Гаст.
- Хочу задать им пару вопросов. По поводу трудов Гордия Белоплечего, - уклончиво ответил волхв. – И кое-каких своих целительских навыков. Может быть, братья поделятся со мной кое-какими заговорами или методиками… для последующей работы «в поле»… конечно, когда мы оба отдохнем!
Гаст кивнул. Отдых – вот главное, что ему было нужно сейчас. Несмотря на крепкое здоровье, несмотря на сваренный в дорогу эликсир, он чувствовал, что еле держится в седле и не падает только потому, что пока ухитряется сохранять равновесие. Так хотелось упасть на что-нибудь мягкое и спать, спать, спать…
Но настоящий рыцарь первым долгом позаботится о своем коне. Пусть его серо-бурый – а на самом деле гнедой – мерин неказист и не годится для роли рыцарского коня, но он честно довез его до Гнезда и заслуживает хотя бы охапки соломы и меры овса за свои труды.
- Позаботься, - рыцарь протянул поводья мальчишке-конюшему и, пошатываясь, направился в свою келью, даже забыв как следует попрощаться с Хоривом.
Собственная келья, холодная, нетопленная, сумрачная показалась ему сейчас самым желанным местом на свете. Она распахнула ему навстречу свою дверь, как уютная нора, куда можно забиться и отрешиться от всех волнений и тревог внешнего мира. Скинув плащ, стянув через голову кольчугу и избавившись самостоятельно от остальных доспехов, Гаст буквально рухнул на кровать, не раздеваясь до конца. Завернулся в тонкое одеяло и провалился в сон.
…Бежать! Бежать. Здесь небезопасно! Это место только кажется таким спокойным и уютным. Бежать, пока они не напали на след, пока не учуяли! Бежать! И он бежит, стелется над снегом сильное тело. Мускулы расслаблены, напрягаясь лишь на тот краткий миг, который нужен, чтобы в очередном прыжке послать тело вперед. Бежать! Пока не поздно, пока погоня еще далека и есть шанс, что след простынет, что ветер занесет поземкой отпечатки лап. Бежать! Ни о чем не думая, забыв про все на свете. Бежать! Пока хватает сил, пока есть, куда, пока впереди…
Голос.
Негромкий, но исполненный такой силы, что ноги отказываются служить. Он только зовет, только окликает по имени, но ему нельзя не подчиниться.
Но бежать! Надо бежать! В этом голосе, в подчинении ему и есть опасность! Бежать, пока не прозвучало имя…
Прозвучало. Поздно…
Поздно ли? Может быть, стоит…
- Гаст?
Поздно.
- Гаст! Да проснись же!
- А?
Он резко приподнялся, готовый к бегству и драке. Сердце колотилось где-то в горле. Пришлось стиснуть зубы, чтобы оно не выскочило наружу.
В полутьме над ним склонялись трое. Одного – Хора – он узнал по запаху. От волхва еще пахло лошадью, снегом, дорогой. И голос. Голос тоже был знаком.
- Что случилось?
- Ты выл и кричал во сне, брат, - Хорив с тревогой заглянул ему в глаза. – С тобой все в порядке?
- Почти, - рыцарь сел, потер ладонями лицо. – Сон… мне снилось, что я…Что-то странное снилось. И страшное.
- Бывает, - бесцветным голосом произнес один из незнакомцев. – И довольно часто.
- Это обычный кошмар. Он пройдет.
- Пройдет, - кивнул незнакомец, - но пока мы вынуждены просить вас, брат, чтобы вы прошли с нами.
- Куда?
- К целителям, - объяснил Хор, без спроса подвинув Гасту его сапоги и подняв с пола плащ. – Ты был ранен. Я взял на себя смелость сообщить братьям-целителям об этом. Как и о том, что тебя лечил «ястреб».
- И поэтому мы вынуждены просить вас пройти с нами, - заговорил второй незнакомец. – Для обследования.
- Я здоров.
Целители кивнули, но расступились, решительно указывая на дверь.
Пришлось подчиниться. В конце концов, он до сих пор ощущал слабость, раны, хоть и затянулись, слегка побаливали. И хромота, которую прогнозировал «ястреб», тоже начала проявляться. А может, это он просто отлежал ногу на жестком ложе.
Башня целителей находилась в стороне от остальных. В середине Гнезда располагалось собственно Гнездо – массивный донжон, в котором на первом этаже проходили собрания и судилища, а выше жили «орланы». К нему примыкали библиотека и трапезная с кухней. Расположенный рядом плац окружали два учебных корпуса, жилой корпус и храм. Конюшни, поле для поединков, кузня, кладовые, баня, прачечная, башня целителей и пристроенный к ней зверинец располагались дальше, в глубине. И, чтобы попасть туда, надо было пересечь плац наискосок и обойти громадное двухэтажное здание библиотеки и один из учебных корпусов.
К башне целителей, кроме подземного зоопарка, примыкала также и лечебница, но сопровождавшие Гаста братья свернули в обход. С противоположной стороны у башни имелась еще одна дверца, небольшая, утопленная в нише. За нею открылась крутая лестница, ведущая вниз, в темноту и прохладу подземелья. Пахнуло запахами земли, сырого камня, навоза и почему-то мокрой шерсти.
Гаст невольно попятился:
- Что это значит?
- Значит, что вы, брат, никогда не болели и не знали, что прежде, чем попасть в лечебницу, вам надо спуститься сюда, для обследования. Это наша лаборатория и изолятор.
- Изолятор?
- Некоторые недуги могут быть заразны для окружающих, - ответили ему. – Прошу.
- Так надо, - Хорив взял его за руку. Этот мальчишеский жест почему-то успокоил. – Я буду с тобой.
- Разумеется, будете. Мы не должны препятствовать такой дружбе, - кивнул один из целителей и первым стал спускаться вниз.
Гаст с Хоривом последовали его примеру. Второй целитель замыкал шествие. Он же закрыл дверь, погружая лестницу в кромешный мрак. Но практически в тот же миг раздался скрежет. Их проводник, очевидно, привел в действие какой-то механизм, потому что массивная, обитая железом дверь отъехала в сторону.
Запах шерсти, навоза, грязи усилился. К нему примешался запах зверинца, и Гаст напрягся:
- Что это значит?
Вместо ответа его сильно пихнули между лопаток, от неожиданности заставив по инерции сделать несколько шагов. Сдавленно охнул Хор, когда вынырнувшая из темноты рука поймала его локоть в болевой захват.
- Что это…
- Молчать! Чем меньше будете сопротивляться, тем быстрее все закончится!
- Гаст, - откуда-то из-за спин целителей прозвучал голос Хорива. – Доверься им! Так будет лучше! Они только хотят помочь!
- И поможем, - его потащили вперед, - если вы, брат, не будете нам мешать!
- Тогда отпустите меня! – рыцарь попытался выпрямиться. – Я сам пойду!
И, едва руки разжались, послушно сделал шаг, переступая высокий порог.
Тут было темно, свет двух факелов лишь позволял рассмотреть довольно широкий – почти в сажень – коридор, вдоль которого были многочисленные двери и забранные решетками ниши. Каменный пол блестел от влаги – его явно недавно мыли – но в нишах было грязно. Воняло псиной, мокрыми шкурами, сырой рыбой, раздавленными клопами…
И звуки. Некоторые ниши и камеры были обитаемы. И их обитатели ворчанием, фырканьем, шипением, скрежетом когтей и хриплым свистом сейчас выражали свое настроение. Увидеть этих существ он не мог, несмотря на то, что в двух нишах заметил какое-то движение.
- Что все это значит? Где мы?
- Сюда, - одна из дверей была распахнута. – Проходите, брат!
- Это тюрьма? Я преступник? В чем меня обвиняют?
- Пока ни в чем. Обычная мера предосторожности. Доверьтесь нам. Вспомните о присяге. Это приказ.
Приказ. Вот, значит, как.
Гаст сделал шаг.
ГЛАВА 4.
Обманули. В тот раз они его обманули, и, как щенок, он поддался на обман. Что ж, в какой-то мере это было необходимо и ожидаемо, если учитывать все обстоятельства. Он – тварь, выродок, отщепенец. Ему не место среди людей, и надо благодарить судьбу, что вообще не убили, а позволили жить… Но легче от этого не становилось. Наоборот. Вот именно сейчас хочется, чтобы все закончилось уже тогда.
Эти шаги он научился узнавать еще в той, прошлой жизни и невольно встрепенулся, отвлекаясь от созерцания пламени догорающей свечи. Заскрежетал засов, запиравший подземную тюрьму. Забеспокоились его соседи – те, кто не отошел на покой. Вой, визг, рычание и неразборчивое бормотание заполнили подземелье. Узник встал.
По коридору между камерами-клетками кто-то шел, подсвечивая себе факелом. Юноша чуть старше двадцати лет. В обычной одежде рядового рыцаря-храмовника, только поверх рясы накинут распахнутый на груди балахон волхва, расшитый рунами, а меч висел не сбоку, как у всех, а за спиной.
- Гаст, - подойдя к решетке, тихо позвал он.
- Хор, - отозвался узник, делая шаг навстречу. – Ты все-таки пришел?
- Как я мог не прийти? Я же обещал…
Между ними была решетка и несколько локтей свободного пространства. Медленно, осторожно Гаст одолел это расстояние, вплотную прижимаясь к прутьям. Протяни молодой волхв сейчас руку, он мог бы дотронуться до него, но посетитель держался на расстоянии, благо, ширина коридора это позволяла.
- Ты пришел, - повторил Гаст.
- Я же обещал!
- Значит ли это, что ты наконец принял решение?
По лицу Хора скользнула тень. Он отвел взгляд и тихо покачал головой.
- Но почему? – воскликнул Гаст. – Почему?
- Потому, что ты – мой друг, - тихо ответил волхв.
- Но разве я многого прошу? Всего один удар мечом! Я безоружен, не буду сопротивляться… Если бы ты знал, каково мне жить с этим…Я хочу умереть! Почему ты не позволяешь мне это?
- Потому, что ты – мой друг, - повторил Хор.
- Пожалуйста, сделай это! – Гаст вцепился в прутья решетки. – Ну, что тебе стоит? Ручаюсь, тебя даже не накажут – я ведь отлучен от ордена. Всего один удар – и одним оборотнем на земле станет меньше! Разве не в этом мы клялись, когда нам одевали шпоры? Разве не уничтожению тварей собирались мы посвятить свою жизнь? Я – тварь, и я прошу – убей меня!
- Я не могу, - Хор попятился от решетки, отводя взгляд.
- Но почему? – чуть не взвыл Гаст.
- Ты прекрасно знаешь ответ! Великий Орлан ни за что не даст своего согласия. Ты представляешь определенную ценность для ордена.
Гаст снова взвыл, уже от отчаяния и безысходности и привалился лбом к решетке. Еще бы он не представлял собой ценность! Единственный ложнооборотень, которого удалось захватить живьем! Более того – единственный ложнооборотень, который как-то мог контролировать свои инстинкты, меняя ипостась. Обычно на это не способны даже истинные оборотни, которые оборотнями и родились. Ложные оборотни, ставшие таковыми в результате заражения, тем более, не могли контролировать свои мысли, чувства и желания. Они даже не помнили, что делали в своем ином облике, бросались на все, что движется и порой кусали даже самих себя. Иное дело – бывший рыцарь ордена Орла, бывший «подорлик» Гаст. Посмотреть на него водили послушников-«птенцов» и оруженосцев-«слетков». Мальчишки изумленно таращили глаза, а он, скорчившись на полу кельи, следил за ними жадным и завистливым взглядом.
- Если бы ты знал, - прошептал он, - как это больно и страшно… Если бы ты мог хоть ненадолго влезть в мою шкуру, почувствовать то же, что чувствую я, ты бы меня понял. Ты бы понял, почему я больше не хочу так жить…
- Я это знаю, - негромко промолвил Хор, глядя на его склоненную голову. В отросших волосах было много седины, из-за чего Гаст казался намного старше своих природных двадцати восьми лет. – Ты же помнишь, кто я!
Какое-то время они молчали. Гаст все стоял, прижавшись к решетке, а Хор смотрел на его склоненную голову.
- Но ты хотя бы посидишь со мной? – первым нарушил молчание узник.
- Конечно! – с некоторым облегчением отозвался Хор. – Ты же мой друг! Сколько тебе…э-э…осталось?
- Двое суток. Потом это начнется…
- Я приду. Обязательно приду! – торопливо пообещал Хор. – Ты же меня знаешь!
Гаст кивнул, не спеша выпрямляясь. Вот уже скоро четыре месяца Хор регулярно спускается сюда, чтобы посидеть возле клетки с ложнооборотнем. На его глазах Гаст раз в месяц катается по полу и воет от боли, ибо превращения ложнооборотней всегда болезненны, в отличие от тех же превращений у оборотней истинных. Те, говорят, меняют ипостась с той же легкостью, с какой человек меняет одежду, в то время как ложнооборотень сходит от боли с ума. Сколько раз Гаст просил прекратить его мучения – и всякий раз получал вместо милосердного удара мечом только слова утешения! Два-три дня в месяце он не принадлежал себе – и остальное время жил ожиданием нового приступа. Ожиданием – и безумной надеждой, что однажды все изменится, и он обретет если не свободу, то покой.
- Значит, послезавтра, - помолчав, подытожил Хор. – Тебе больше ничего не надо? Гнездо пока не уснуло, я успею выполнить твою просьбу…
- Ты прекрасно знаешь, что мне нужно, - прошептал Гаст. – А об ином я не прошу.
Оба вздохнули, после чего Хор попятился к выходу. Узник не пытался его удержать, что-то сказать еще – просто смотрел ему вслед. Смотрел до тех пор, пока не лязгнул железный засов на двери, и подземелье не погрузилось во тьму – пока они разговаривали, огарок свечи догорел и погас.
Четыре месяца назад его просто обманули. Спустили сюда, в этот подвал, в подземную тюрьму-зоопарк, где содержались отловленные живыми опытные образцы различных чудовищ. Тут сидели две арыси, вурдалак, ликтаны, виверры, овражный вырь, вампир и другие твари. И он, ложнооборотень, ценный экземпляр. Объект наблюдений.
За ним наблюдали. То отстраненно, просто следя за тем, как он есть, одевается, испражняется, меняет одежду, ходит из угла в угол. А порой вытаскивали из клетки, чтобы тестировать на нем алхимические препараты и наблюдать их действие, брать для анализов кровь, лимфу, слюну, другие выделения. Многие «наблюдения» были крайне болезненны. Братья-целители уверяли, что это делается для его пользы, что они ищут снадобье, которое способно остановить превращение, но Гаст чувствовал ложь. В большинстве препаратов было столько серебра и ртути, что лишь чудом можно было объяснить тот факт, что он до сих пор не умер от этого «лечения». А ведь лечением дело не ограничивалось. Многие «эксперименты» больше походили на пытки. Сколько раз за эти четыре месяца он терял сознание от боли и приходил в себя уже в камере, лежа на полу у порога, куда его притаскивали и бросали, как мешок с требухой! Сколько раз он хотел сойти с ума, забыть о том, кто он есть. Но – увы! – разум отказывался покидать его бренное тело. И память никуда не делась. Наоборот, образы прошлого становились настолько яркими, что хотелось выть.
И он тихо завыл, прижимаясь лицом к прутьям решетки.
Выйдя из подземелий, Хорив остановился, запрокинув голову и вдыхая свежий воздух. После вони и затхлого смрада подземного зоопарка тут пахло просто невероятно вкусно. Четыре месяца… как долго и как мало! Не успели они оглянуться, как зима подошла к концу.
Гаст и Хорив вернулись в Гнездо за седмицу до зимнего солнцестояния. Праздник новогодия Гаст встретил уже там, внизу, приходя в себя после первого приступа. Собственно, первого приступа, как такового, не было бы, если бы не братья-целители, которые в самый пик полнолуния решили испытать на нем новую сыворотку. В результате рыцаря скрутило так, что, когда о его буйном припадке донесли Великому Орлану, он сгоряча повелел отлучить оборотня от ордена. Потом, конечно, взял свои слова обратно – мол, Орден Орла с радостью раскроет свои объятия брату, но только после того, как его вылечат.
Именно надежда на выздоровление друга заставляла Хорива каждый месяц спускаться в подземелье и сидеть у решетки, наблюдая, как воет и корчится его друг. Он видел, как тот менялся, как звериные черты проступали у человека и вне приступов обращения. Как серые глаза постепенно стали желтовато-карими, как побелели волосы, как изменились даже черты лица, как стала иной походка, осанка, голос. Сам Гаст не замечал этих перемен – он не мог видеть себя со стороны – но для того, кто помнил прежнего Гаста, они были разительными.
Хорив со своей стороны тоже пытался помочь другу и напарнику. В «поле» он больше ни с кем не ездил, отговариваясь тем, что поедет либо с Гастом, либо после того, как тот умрет и будет похоронен на его, Хора, глазах. И все долгие зимние месяцы молодой волхв посвящал учебе. Он читал, разыскивал про оборотней все, что только мог найти. И то, что удавалось выяснить, его пугало. Ибо некоторые признаки указывали на то, что его другу жить оставалось совсем недолго.
До весны.
Согласно древней традиции, ворота Орлиного Гнезда закрывались на закате и открывались глубокой ночью, едва пропоют первые петухи. В прошлом время между закатом и первыми петухами считалось временем разгула нечисти, и рыцари Ордена Орла еще помнили те времена, когда нечисть спокойно бродила по улицам городов. Случилось это при первом короле нынешней Третьей Династии – пока король воевал за трон с последним представителем Второй Династии, нечисть, нежить и прочие твари расплодились в ужасающих количествах. Именно тогда и был организован Орден Орла – вернее, реорганизован из личной гвардии нового короля, который счел, что это – его личное дело. С тех пор прошло более трех столетий, нечисти стало гораздо меньше, но традиция никуда не делась. И на нее по-прежнему охотились везде, где могли встретить.
Последние отблески заката еще горели над крышами, и стоявшие на посту часовые то и дело посматривали на небо - еще чуть-чуть, и они запрут ворота, чтобы отпереть их только перед приходом ночной стражи. Столица еще жила своей жизнью, хотя и городские ворота, наверняка, уже были заперты. Но люди не спешили на покой.
В тени ближайшего дома блеснули чьи-то глаза. Их обладатель стоял так неподвижно, он так хорошо слился со стеной, что, если бы не блеск глаз, его бы никто не заметил. Его и не замечали, что и хотелось.
Подпирая стену, он стоял и смотрел на крепостные ворота, на замерших часовых, на спешащих по своим делам людей. Даже здесь, в городе, в воздухе чувствовалась близкая весна, и время от времени он поднимал голову и втягивал воздух ноздрями.
Он ждал. Ждал, когда на город опустятся светлые, прозрачные сумерки. Ждал, когда их сменит ночная тьма. Ждал, когда послышится сигнал к тушению огней. Ждал, когда часовые уйдут с поста, и ворота закроются. Ждал, когда на сторожевой башне загорятся огни. Ждал, когда вдалеке прозвучит первый звук рога – знак того, что ночная стража заняла свои места. Стоял, практически не меняя позы, и лишь время от времени переминаясь с ноги на ногу. Он умел ждать.
И лишь когда в ночном небе показалась луна – почти полная луна, которой до полнолуния не хватало совсем чуть-чуть – он резко выпрямился, вышел из тени на свет и, запрокинув голову, подставил лицо льющимся с неба лунным лучам. Тень от стены потащилась за ним, но на открытом пространстве съежилась, сжалась у ног в дрожащий комок. Эта тень была живая, она, казалось, обладала собственным разумом. Ей очень не хотелось находиться на открытом пространстве, она рвалась обратно, но ее обладатель, немного постояв в лунном свете, зашагал вперед, так что тени пришлось тащиться следом, цепляясь за неровности мостовой.
Легкой походкой он приблизился ко рву – вернее, к тому, что от него осталось, ибо в городе земля слишком дорога, чтобы ей позволили пустовать. Сейчас это была просто неглубокая, локтя три-четыре, канава, заросшая по краям кустарником и закиданная мусором. Снег всю зиму скрывал таившийся в ней мусор, но в конце зимы сугробы уже начали проседать, и то тут, то там виднелись обломки городской жизни – сапог без подметки, обломок коромысла, дохлая крыса, кучка перьев и костей от заеденной тут вороны, линялая тряпка.
Несколько секунд он стоял, глядя по сторонам, словно запоминая, где что валяется, а потом одним прыжком, словно лань, перемахнул через канаву и оказался на той стороне. Тень испуганно метнулась за ним, прижалась к ногам. Он едва удержался от того, чтобы потрепать ее по загривку, как настоящую собаку. Запрокинул голову вверх, смерив глазом расстояние. Усмехнулся, покачал головой. И направился вдоль стены к воротам.
Тут тень осмелела, обогнала, выпрямляясь и становясь одного роста. И первая коснулась небольшой калитки, вделанной в одну из створок.
Смена ночной стражи состояла из шести троек. Пока три находились на крепостной стене, три другие торчали в караулке. Сейчас как раз была пересменка – одни входили, другие выходили.
- Что там такое? – старший сменной тройки остановился на пороге. – Как будто стучат?
- Я ничего не слышу, - старший второй тройки слегка пихнул его в бок, чтобы тот поторопился.
- Стучат, точно, - кивнул часовой. – Вот, опять! Погромче! Кто бы это мог быть?
- Все наши здесь.
- Может, кому-то помощь нужна?
- Так обратился бы к ночной страже. Нас-то зачем тревожить?
- А может, у него дело как раз нашего свойства?
- Слушай, - часовой только что вернулся из обхода, устал и хотел в тепло, - если тебе так надо, иди и сам открывай. А меня с ребятами пусти погреться!
- Я сейчас так и сделаю, - пообещал старший смены и шагнул к калитке. Снаружи определенно кто-то был.
- Кто там?
- Откроешь – скажу! – послышался странный голос. То ли женщина изо всех сил старалась подражать мужчине, то ли мужчина – женщине.
- Нечего мне с тобой шутки шутить! – часовой уже решил, что прав напарник и ругал себя за доверчивость последними словами. – Пошел вон!
- И тебе не интересно узнать, зачем я здесь?
- Н-нет.
- Вот как, - послышался томный вздох. – Видимо, не осталось в людях здорового любопытства! Нет у них желания узнавать что-то новое, изучать, исследовать, делать открытия, приобретать новый опыт и знания! Как свиньи у кормушки – лишь бы жрачка была, но даже кто ее приносит – уже нам не интересно.
- Вот я тебе сейчас, - часовой начал злиться. – Кто ты такой, чтобы рыцарей Ордена Орла свиньями называть!
- А ты что, не свинья? А кто тогда? Ах, да, забыл! Ты же этот… как его, боров? Да, точно, боров! – судя по звукам, там захлопали в ладоши.
- За борова ответишь!
- Перед кем? Я тут один-одинешенек…
Бросив взгляд на свою «тройку», рыцарь распахнул калитку.
Яркая вспышка ударила по глазам, заставив отшатнуться и заорать, закрывая лицо руками. Боль стрельнула вглубь черепа, докатившись до затылка, и там расплескалась жидким пламенем, так что часовой покачнулся, едва не падая. Смутно, сквозь боль и крики, он услышал, как мимо него что-то прошуршало.
- Аа-а-а! Держи! Держи его! Лови!
Кто-то схватил за плечо, хорошенько встряхнул.
- Очнись! – знакомый голос заорал прямо в ухо. – Чего ты кричал? Кого держать? Кого ловить?
- Этого…это… не знаю! Оно было тут, а потом… Ох, мои глаза… глаза…
- Да не было тут никого!
Пока у калитки выясняли отношения, виновник сего переполоха тихо скользнул вдоль стены, обошел жилой корпус. Он шел не спеша, как человек, который много лет спустя вернулся в родной город, нашел, что он сильно изменился и теперь бродит, отыскивая перемены.
Гнездо никогда не засыпало, оно и сейчас жило своей жизнью, которая в эту пору суток была сосредоточена в трапезной и храме. В Громовой хоромине*, шла последняя вечерняя служба, а в трапезной монастырские служки ставили тесто для утренних хлебов. Туда, к хоромине, и направился незваный гость, но остановился, не доходя нескольких шагов. Ему не хотелось встречаться с этими людьми и молиться с ними вместе. Если бы хоть одна живая душа на этом свете знала или догадывалась, зачем ему понадобилось вернуться! Если бы его тайна перестала таковой быть…
(*Громова хоромина – храм бога Грома, покровителя воинов вообще и рыцарей в частности. По легенде, именно Гром первым начал войну с нежитью и нечистью, на заре времен.)
«Для них я уже мертв! Ушел за грань, – подумал он. – Оттуда так запросто не возвращаются. И я бы не вернулся, если бы…»
Он оборвал сам себя. Не хотелось, чтобы кто-то ненароком прочел его мысли. Среди волхвов ордена попадались всякие умельцы.
Постояв пару минут, прислушиваясь к гулу голосов в хоромине, он направился прочь. Если бы кто-нибудь видел его в этот момент, он бы очень удивился тому, что волочащаяся по пятам тень никоим образом не была похожа на своего владельца. Проще говоря, эта тень могла принадлежать какой угодно твари – только не человеку.
Он миновал конюшни и примыкавшие к трапезной амбары с мукой и маслом и через небольшой садик, который был разбит у подножия Скалы – башни, в которой обитали Орланы – вышел к еще одной башне. К ней примыкало длинное низкое строение. Незваный гость обошел и его, оказавшись возле небольшой пристройки. Внутрь вела дверь, утопленная в нишу.
В том строении, единственном лишенном окошек, располагался вход в подземную темницу-зоопарк для разнообразных тварей. В прошлом ему самому приходилось несколько раз спускаться туда, сопровождая свой «улов».
«А теперь охотник может стать дичью», - подумал он и улыбнулся, найдя ситуацию забавной. В самом деле, сколько можно было обрекать на плен и мучения различных существ и ни разу не испытать на собственной шкуре, что с ними происходило! Иногда хочется каждого такого «охотника» отправить туда на седмицу-другую, так сказать, для профилактики!
Со стороны хоромины послышался раскатистый звук колокола – знак того, что вечерняя служба подошла к концу, и все храмовники затянули общую молитву. Какая-то часть души пришельца отозвалась на этот призыв – ведь еще недавно и он сам был одним из тех, кто преклонял колени на молитве. Но те времена давно миновали. Как и сама жизнь.
Прошло какое-то время, и новый удар колокола возвестил о том, что служба завершена, и рыцари могут разойтись по своим кельям, чтобы отдохнуть. Тень улыбки скользнула по бледным губам пришельца. Наступило его время – то, ради чего он вернулся из небытия. Откинув назад грязный плащ, чтобы не стеснял движений, он быстрым скользящим шагом обошел темницу-зоопарк и, пригибаясь, окольным путем поспешил в сторону рыцарских казарм.
У него было дело, цель, называйте, как хотите, - но прежде он не мог не отозваться на страстный немой призыв, который ощущал всеми фибрами своей души. Он вел его, словно чистый, дрожащий от нежности и хрупкости перезвон маленького колокольчика, и пришелец легкой бесшумной тенью спешил на его зов.
Добежав до стены серого здания жилого корпуса, примыкавшего к Скале с противоположной стороны, он не стал тратить время на поиски двери, а просто подпрыгнул и птицей взлетел на нужную высоту, цепляясь руками за створки маленького окна. Первый этаж занимали комнаты «слетков», «птенцов» и «орлят», в которых те жили группами от трех до десяти человек. Верхние два этажа принадлежали комнатам «орлов» и «подорликов», а четвёртый…
«Орлицам»! Зимней прохлады ради – и в нарушении традиции - небольшое окошко было распахнуто. Луна, почти круглая – до полнолуния оставалось всего несколько дней – заглядывала внутрь, в небольшую скромно обставленную келью, в которой на узкой постели разметалась молодая женщина. Для «орлиц» зимой делали исключение, и они могли не посещать вечерние и ночные молитвы.
На вид ей было не больше двадцати пяти лет. Под тонким одеялом угадывались формы соблазнительного сильного и гибкого тела – тела воительницы, которая с юности привыкла к сражениям, боям и лишениям. Коротко, до лопаток, обрезанные светлые волосы ореолом разметались на подушке. Черты лица ее были искажены страданием – ее терзали смутные и тяжелые сны. Сны, которые незваный гость ощущал всеми фибрами души.
- Даян, - прошептала она в ночную тьму, не открывая глаз.
Несколько долгих минут ночной гость, почти повисший снаружи на окне, не отрываясь, смотрел на лицо «орлицы», одной из немногих женщин в ордене. Имя, произнесенное ею, было ему знакомо по той, прошлой жизни, которая теперь кончилась навсегда.
- Даян, - повторила женщина.
Извиваясь, быстро и плавно, словно у него не было костей, ночной гость перетёк в окошко. Двигался он столь легко и бесшумно, что «орлица» не проснулась. Не открыла она глаз и тогда, когда, припав перед ее низким узким ложем на одно колено, ночной гость осторожно притянул ее голову к себе и впился в губы долгим поцелуем. Она лишь застонала, поддаваясь его напору, и губы ее задвигались, отвечая, а руки обвились вокруг шеи любовника, обнимая, лаская и ласкаясь.
Миновало несколько долгих минут, наполненных стонами и тяжелым дыханием, прежде чем ночной гость легкой тенью покинул келью. Впереди было не так уж много времени.
«Орлица» так и не открыла глаза.
Великого Орлана не тревожили мирские заботы – будучи человеком сильным, он давно уже победил свои слабости и научился не замечать этих слабостей в других. Все заботы и помыслы его были только о благе Ордена Орла. Орден жив и выполняет свои функции – и большего не надо. Даже королевские милости с некоторых пор не волновали Великого Орлана, ибо короли приходят и уходят, а Орлиная Скала как стояла, возвышаясь над стенами столичного Гнезда, так и стоит.
Он отошел ко сну в положенное время, отстояв вечернюю молитву в Громовой хоромине, и поднялся к себе в покои как раз с последним ударом колокола, отмечающего конец очередного дня. Орден рано ложился спать, но рано и просыпался.
Послушник-«слеток» уже приготовил постель и помог старику разоблачиться. Отпустив юношу, Великий Орлан забрался в постель, натягивая одеяло до подбородка.
Он привык засыпать быстро и обычно спал без сновидений, как любой человек, живущий в ладах со своей совестью, вот и в эту ночь, он сомкнул глаза, не почувствовав ничего странного. Но слишком глубокой была окружавшая его тишина – словно пуховое одеяло опустилось на мир, отрезав все звуки напрочь.
Его разбудила странная тяжесть в груди, словно что-то большое и тяжелое навалилось сверху. Рука сама поползла под подушку, нащупывая рукоять зачарованного стилета, и едва пальцы сомкнулись на ней, сила и уверенность вернулись к нему. Великий Орлан почувствовал себя настолько хорошо, что даже выпрямился, открывая глаза…
И почти сразу испытал сильное желание зажмурить их снова.
Ибо он был не один.
Лунный луч широкой молочно-белой полосой падал в распахнутое окно – странно, «слеток» ведь закрывает их всегда на ночь! – и там, где он касался пола, клубилась какая-то тень. Четыре сильные лапы уперлись в пол, змеей шевельнулся гибкий длинный хвост, с шуршанием развернулись перепончатые крылья, повела из стороны в сторону узкая морда, увенчанная острыми тонкими, как рога, ушами…
- С ума сойти, - попытался выдохнуть Великий Орлан, но из горла вырвался только тихий хрип.
Странное существо обернулось и одарило его взором горящих золотистых глаз без зрачков и белков – одно сплошное золотое сияние.
- Что, нравится? – послышался вкрадчивый, хриплый голос, который, тем не менее, показался Орлану странно знакомым.
Он попытался выпрямиться и выставил перед собой стилет. Янтарь, вделанный в рукоять, засверкал маленьким солнышком. Загорелся голубым светом и кончик лезвия, сигнализируя о том, что перед человеком была нежить.
- Ты…ты…- все-таки удалось произнести Великому Орлану.
- Я, я, - закивала нежить.
- Лунная тварь*! – выдохнул-выплюнул он. В горле пересохло так, что если бы ему сейчас предложили на выбор глоток воды или власть над миром, Великий Орлан бы без колебаний предпочел первое.
- Сам ты – тварь! – длинный узкий хвост зло качнулся туда-сюда.
(*Лунная тварь – существо из кошмаров, настолько мифическое, что о нем не упоминается ни в одном официальном справочнике. В большинстве случаев является исключительно во сне, как правило, жертва после этого теряет рассудок, так что рассказать правду о том, как она выглядит и что из себя представляет, потом никто внятно не может.)
- Но…этого не может быть! Ты…ты…Как ты сюда проникла!? – Великий Орлан вцепился в стилет двумя руками, словно от этого могло что-то зависеть. – Прочь, порождение мрака!
Он попытался сделать несколько пассов, силой магии отгоняя существо, но безрезультатно. Как и положено ночному кошмару, лунная тварь даже не заметила нескольких ярких вспышек молний возле самой морды, и Великому Орлану пришлось сдать позиции.
- Что тебе нужно? – поинтересовался он.
- Нет, что тебе нужно, - тварь оскалила частокол длинных узких зубов, - что ты никак не угомонишься?
- Ты о чем?
- Тебе напомнить? Войт, Рос, Велимир, Сувор, Славен, Вадим, Даян, наконец! Короче, эти и все остальные, кого ты послал на верную смерть, и кто, тем не менее, до сих пор числится в списках ордена, как живые и здоровые, ведь официально, они никуда не уезжали… И те, кого ты еще пошлешь, если тебя не остановить!
- Это были добровольцы! – взвизгнул Великий Орлан, начиная понимать, куда клонит странный собеседник.
- Да? А мне кажется, что все не так однозначно, и ты их просто обманул! Но больше этого не будет! Больше ты не пошлешь на смерть ни одного рыцаря!
- Вот как? Уж не ты ли мне в этом помешаешь? – голос Великого Орлана звучал ровно и властно.
- А хоть бы и я! – тварь шагнула вперед, попав в полосу лунного света.
- Ты? – Великий Орлан усмехнулся.
- Я, отец. Именно я! Я вернулся. Вернулся оттуда, откуда не возвращаются, но какой ценой далось мне это возвращение!
- Отец? – недоуменно нахмурился тот.
- Смотри… смотри…
Морда лунной твари начала меняться, превращаясь в человеческое лицо.
И тут Великий Орлан узнал этот голос. И закричал.
Дикий вопль, полный первобытного ужаса, нарушил покой Скалы, разбудив дежурного «слетка». Юноша скатился с постели, спросонья путаясь в руках и ногах, отыскал меч и, плечом выбив дверь, замер на пороге спальни главы ордена, вытаращив глаза.
Но лунной твари там уже не было.
Закон был один для всех – Гнездо жило по строгому уставу, нарушение которого каралось немилосердно. Нет, тех, кто пренебрегал общими правилами, не наказывали, налагая епитимьи – просто сама суровая жизнь заставляла подчиняться законам. Не ляжешь спать после сигнала к закрытию ворот – потом до следующего вечера тебе просто некогда будет сомкнуть глаз. Измаешься ждать мига, когда голова сможет коснуться жесткой подушки, набитой овечьей нечесаной шерстью и потом десять раз задумаешься над тем, стоит ли несколько минут бдения над книгой таких мучений.
Но для Хора, как и некоторых других волхвов ордена, подобные уставы были не писаны. Волхвам ведь не приходится проводить целые дни, упражняясь с мечом, топором и копьем, совершенствуя свои боевые навыки. Волхвы избавлены также от многих работ внутри ордена. Их дело – молиться да учить заклинания. И Хор решил провести отпущенное для отдыха время с пользой – прочесть, наконец, книгу, которую уже две седмицы назад взял в библиотеке Гнезда, да так и не сподобился открыть. Сие был наполовину мифический, наполовину исторический трактат, посвященный тварям, некогда обитавшим на материке, но сейчас либо вымершим, либо истребленным. Водилась за молодым волхвом такая слабость – любил он почитать или послушать о чем-то, что не имело места в реальной жизни. Он потому и пошел в «орлы», что такое водилось за ним чуть ли не с детства. То, что у него нашелся волшебный дар, только подзадорило мальчишку – значит, он сам столкнется с чем-то неведомым, увидит диковинных тварей своими глазами.
Правда, вскоре пришло разочарование – волхвы все больше сидели в четырех стенах, а означенных тварей видели, только если их для опытов привозили рыцари. Да и то почти всех забирали старшие, а ученикам оставалось лишь почтительно смотреть издалека и иногда исполнять роль ассистентов. Поэтому, не выдержав, Хор и попросился «в поле». Его наставник дал свое согласие, и недавно получивший нашивки «подорлика» Гаст обзавелся напарником. Они успели стать друзьями и пробыли вместе целых два года прежде, чем с Гастом случилась беда. С тех пор Хор не покидал Гнезда, как его ни упрашивали.
Вспомнив о друге, Хор остановился, замерев над картинкой, изображающей тварь, которая была похожа на лягушку и летучую мышь одновременно. Подпись под картинкой гласила: «Пещерник скалозубый, иначе нощником рекомый». Рядом был нарисован человечек, едва доходивший до пояса монстра – это значило, что пещерник был в два раза выше человеческого роста. Некстати вспомнилось, как они с Гастом однажды заночевали в Змеиных Горах, выбрав самую безобидную пещерку. В глубине ее обнаружился череп, который вполне мог принадлежать пещернику. Во всяком случае, зубы были такие же – кривые, острые и не помещались в пасти. Гаст бы не испугался встречи с живым пещерником. Он никогда ничего не боялся, Гаст. Кроме одного – стать оборотнем.
Вспомнив об этом, Хор поднял голову. Луна светила в маленькое приоткрытое оконце. Еще два дня – и начнется полнолуние. И Гаст на целых трое суток перестанет себя контролировать, превратится в зверя, начнет метаться по клетке, кидаясь на стены и завывая от ненависти и горечи. Хор знал это очень хорошо – он исправно спускался в подземелья, чтобы провести с другом самые первые, самые болезненные часы. Он сидел на складном стульчике у самой решетки, глядя, как совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, корчится от боли человек и беснуется от ненависти оборотень. Он находил в себе силы присутствовать даже во время опытов, которые ставили над ложнооборотнем его коллеги-волхвы и целители ордена. Он уходил только после того, как, обессиленный, зверь не падал на пол клетки, вывалив язык и тяжело дыша. Уходил до следующего месяца, прекрасно зная, что все повторится вновь – и не желая ничем помочь.
«Я все равно ничего не смогу сделать, - уговаривал себя Хор. – Так зачем обманывать и давать пустые обещания. Ведь даже знаменитый Гордий Белоплечий не дает точного ответа».
За окном луна озаряла желтовато-призрачным светом уснувшее Гнездо. Строения казались цельными кусками камня, проходы между ними слегка серебрились. На всем лежала такая печаль нереальности, что Хор не удивился, заметив вдруг огромную разлапистую тень, скользнувшую со Скалы. Луна на миг озарила распахнутые в полете перепончатые крылья, огромную пасть, поджарое тело. Тварь мелькнула и пропала, растворившись в темноте, как клок тумана растворяется в воздухе, а Хор все стоял у окна, разинув рот.
«Мне это почудилось! – подумал он. – Ночью надо спать, а не читать книги про разных тварей! Все-таки устав Гнезда придумали не зря!»
Полный решимости повиноваться уставу и захватить хотя бы часть сна, иначе завтра утром он будет просто как вареный, Хор захлопнул книгу и направился к своей постели. Но только он потянул с себя рясу, как до его слуха долетел странный звук.
Собственно, это был всего лишь удар колокола, но чтобы колокол звучал в такое время? Или первые петухи уже пропели? Как бы то ни было, это был сигнал.
За первым ударом колокола последовал второй, третий, четвертый…Они посыпались частым горохом, превращаясь в сигнал тревоги, и Хор, радуясь, что не успел лечь спать, стал собираться.
Он выскочил из своей кельи одним из первых и вместе с остальными рыцарями и волхвами бросился во двор. Здесь звуки набата были слабее – колокольня была устроена таким образом, чтобы в первую очередь будить спящих «орлов», а не сотрясать звуками открытое пространство. Полуодетые – ни у кого не было доспехов, только некоторые поверх туник накинули плащи или куртки – но с мечами наголо, «орлы», «подорлики» и даже «орлята» выбегали один за другим, озирались и спрашивали друг у друга:
- Что случилось? Почему тревога? Что происходит? Нападение?
- Смотрите!
Все – и Хор тоже – развернулись в ту сторону. На крыше одной из конюшен замерла, растопырив крылья, огромная чудовищная тварь.
Силуэт ее размазывался и колебался, так что рассмотреть чудовище так никто и не смог. Бросались в глаза только распахнутые крылья, поджарое тело и крупная голова с приоткрытой зубастой пастью. Молча, не издавая ни звука, тварь замерла на крыше конюшни, пристально следя за людьми.
- Великий Гром! – ахнул кто-то за плечом у Хора. – Ну и страшилище! Кто-нибудь знает, что это за тварь?
Хор тихо покачал головой. Он почему-то был уверен, что даже в оставленном в келье трактате не найдешь этого существа. Но тем не менее оно было! Вот оно!
- Пропустите! Пропустите волхвов! – послышались негромкие спокойные голоса, и Хор вместе с другими посторонился, давая дорогу нескольким своим старшим коллегам. Все они носили звание «орланов», до которого ему пока было далеко, и обладали могуществом, которое молодому волхву только снилось.
- С ума сойти, коллега! – краем уха уловил Хор шепот одного из них. – Огненный Волк!
На волка эта тварь походила меньше всего, но раз так говорит старший по званию…Хор даже помотал головой, отгоняя лишние мысли.
Вообще-то, Огненные Волки не были волками, как таковыми. Сейчас Огненных Волков очень мало, считанные единицы, во многих странах они считались вымершими, и увидеть одного из них живьем было большой удачей. И еще большей удачей было бы захватить один экземпляр для научных исследований.
Волхвы быстро рассредоточились полукругом, поднимая руки на уровень груди, и затараторили, чуть ли не перебивая друг друга, произнося строки заклинаний. Хор с первых же обрывков строк все понял и порадовался тому, что не вмешался и не предложил свои услуги. Хотя наставник считал его подающим надежды и одним из самых талантливых среди молодого поколения, он бы не вытянул силы этого заклинания. Ведь сейчас волхвы независимо друг от друга плели сеть, чтобы нейтрализовать и изловить эту тварь.
Припав к крыше, тварь следила за волхвами горящими желтыми глазами, и Хор вдруг подумал, что она смеется над людьми, что ей просто любопытно и весело смотреть на их потуги.
Сеть начала сплетаться, поднимаясь серебряными переплетающимися нитями вверх, извиваясь и шевелясь, как живая. Несколько секунд Огненный Волк наблюдал за нею, чуть склонив голову набок, а потом резко выпрямился, дернул крыльями – и исчез…
Что-то вроде вздоха разочарования вырвалось у волхвов. Двое прервали плетение и замахали руками, делая пассы и пытаясь разобраться, что произошло.
- Он здесь! – воскликнул один из них. – Он не ушел! Ловите его!
Рыцари стали переглядываться.
- Здесь? – переспросил кто-то. – Где – «здесь»?
- Да где угодно! Даже среди вас!
Замешательство – как же такое может быть? – длилось недолго.
- Он оборотень! – осенило Хора.
Все стали оглядываться по сторонам и друг на друга, ища среди знакомых лиц одно чужое. В ордене многие знали друг друга в лицо – во всяком случае, знали ровесников, с которыми вместе переступали порог, учились, жили в общих казармах для «птенцов» и «слетков». Сталкивались друг с другом в трапезной и на молитве, на плацу и в лабораториях. Сам Хор был уверен в том, что знаком с половиной ордена, а другая половина?
- Все в хоромину! – раздался голос волхва. – Громов огонь укажет нам правду!
Толпа рыцарей заволновалась, заколыхалась и двинулась в сторону шатрообразного строения в глубине. Самое большое здание в Гнезде, оно могло вместить всех его обитателей, но Хор все равно поразился числу рыцарей, подошедших к воротам. Он не мог себе представить, как эта толпа разместится внутри.
До первых петухов ворота Громовой хоромины должны были оставаться заперты. Именно из них выносили заоравшего кочета, показывая, что новый день начался. Служители Грома денно и нощно следили, чтобы не потух негасимый огонь перед изваянием Грома. Кто-то из них не спал и сейчас, и волхвы потратили некоторое время на то, чтобы переговорить со служителями и упросить их отпереть ворота в неурочное время. Наконец, служители поддались на уговоры и распахнули створки, позволив толпе «орлов» переступить порог.
Священные кочеты еще дремали, нахохлившись, на насестах по бокам от статуи, но проснулись от шарканья ног и сдержанного людского гомона, заорали дурными голосами и заметались по хоромине. Служители кинулись ловить их, не давая птицам затеряться в толпе и быть раздавленными. Пока они ловили птиц, волхвы отвели в сторону старшего служителя и наскоро объяснили ему, в чем дело. Появление Огненного Волка действительно было важным событием, и тот согласился провести обряд. Двери плотно закрыли, чтобы никто не мог выйти наружу, после чего подбросили хвороста в священный огонь и приступили к действу.
Сам обряд был простым – Огненный Волк при всей своей чудовищной силе принадлежал к нежити, а те, как известно, не выносят живого огня. Каждому рыцарю, от «орлана» до последнего «птенца» предлагалось подойти, протянуть руку к пламени и громко назвать свое имя. Священный огонь должен был отпрянуть от самозванца – или самозванец не сможет протянуть руки к языкам пламени.
Подавая пример, волхвы первыми подошли к священному огню и по очереди громко назвали свои имена. И все, кто собрался, могли видеть, как языки пламени коснулись их протянутых рук, не причинив никакого вреда.
Вслед за ними потянулись и остальные. Перекладывая мечи в левую руку – многие явились сюда с оружием, - рыцари подходили к священному огню, повторяя процедуру. В напряженной тишине одно за другим звучали имена. Некоторые Хору были знакомы, другие он слышал впервые, но священный огонь ни разу не показал, что перед ним не человек.
Уже больше половины «орлов», «подорликов», «орлят», «птенцов» и «слетков» прошли перед изваянием Грома, когда снаружи послышались быстрые шаги, и кто-то отчаянно заколотил в запертые двери.
- Отоприте! – послышался приглушенный голос, в котором звучала тревога. – Скорее!
- Что там происходит? – волхвы переглянулись. Большая часть рыцарей ордена была сейчас здесь, снаружи осталась лишь ночная стража и еще несколько человек.
- Скорее! Отоприте! Несчастье! Великий Орлан…
- Имейте терпение, братья! – один из волхвов шагнул вперед, поднимая руки и призывая всех к вниманию. – Твари коварны. Кто знает, что подстерегает нас там в самую опасную пору ночи? Здесь нас защитит Гром и священный огонь. А там…
Но было поздно. Сразу несколько рыцарей бросились к дверям и сняли засов, распахивая их.
В хоромину ворвался бледный до синевы «слеток».
- Великий Орлан! – выкрикнул он на всю хоромину. – С ним что-то произошло!
ГЛАВА 5.
Крик послушника сорвал всех с места. Забыв про испытание, про Огненного Волка, про все на свете, рыцари бросились к Скале, самой высокой башне в ордене, туда, где жили только «орланы».
Те уже тоже были на ногах и возглавили колонну, оттесняя младших чинов подальше, ибо негоже всем подряд входить в покои Великого Орлана. Только ухаживающий за стариком «слеток» оказался в первых рядах.
Он-то и постучал в двери:
- Ваша милость? Светлый отец? С вами все в порядке? Мы можем войти?
Тишина была ему ответом.
- Я боюсь, - «слеток» протянул руку к дверной ручке, да так и замер. Тогда один из «орланов» отстранил его и сам распахнул дверь.
В комнате было темно и холодно. Смутно белели очертания предметов – широкая кровать под навесом, две лавки, стол, кресло у камина. Два расположенных друг напротив друга окна были распахнуты настежь, и ночной воздух успел выстудить спальню. Ветерок влетал в комнату, ерошил волосы людей, играл кистями прикроватного полога.
На постели темнел чей-то силуэт.
- Светлый отец? – окликнул Великого Орлана один из его советников.
Тот промолчал. Только «белые орланы*» сделали несколько шагов, склоняясь над распростертым телом.
(*Белые орланы – высшие чины ордена, входящие в Совет Орланов. В Совете обычно двенадцать белых орланов и тринадцатый Великий Орлан.)
- Не может быть! Как это случилось?
Все взоры обратились к «слетку». Тот упал на колени:
- Матерью-Землей всепрощающей и Дочерью-Ладой вселюбящей клянусь, когда я уходил, Великий Орлан еще дышал, - воскликнул он. - Но… выглядел как-то странно. Словно…словно его заколдовали!
- А теперь он по-прежнему выглядит так, что…хм…- «орлан» покосился на тело. Похоже было, что жуткий приступ боли скрутил старца в постели. Гроссмейстер выгнулся дугой, запрокинув голову и прижимая к груди сжатые в кулаки руки. Глаза почти вываливались из орбит, меж зубов чернел кончик прикушенного языка.
- Все назад, - «орлан» взмахом руки попытался изгнать остальных рыцарей из комнаты. – Прочь! Здесь черная магия!
Никогда в жизни Хор не поднимался на Скалу и не думал, что в ближайшее время ему улыбнется удача пройти вверх по крутой лестнице. Лишь «орланы» могли туда заходить, но сегодняшняя ночь все перевернула, и он, затаив от волнения дыхание, спешил вслед за всеми.
Впрочем, он был не один. Не разбирая ранга, «орлы» поспешили на Скалу, чтобы лично убедиться в том, что с Великим Орланом случилось несчастье. Дисциплина была забыта.
- Все назад! Это приказ! – слышались голоса волхвов, которых никто не слушал. – Возвращайтесь в хоромину на молитву! Немедленно!
Повиновение младших старшим – залог выживания в Ордене Орла. Еще «птенцами», лишенными права голоса, молодые послушники накрепко запоминали это. И сейчас некоторые молодые рыцари один за другим стали останавливаться на полпути и поворачивать назад. И только Хорив продолжал карабкаться вверх по ступеням.
- Куда? – Хора поймал за локоть его наставник, отец Ставр. – Молодым здесь не место!
- Ах, прекратите! – отмахнулся молодой волхв. – Я имею право знать…
- Ты имеешь право знать только то, что вам сообщат, - отрезал наставник.
- То есть, не всю правду?
Судя по лицу отца Ставра, его ученик попал в точку. Кого угодно другого это могло бы смутить, но только не его.
- Правда иногда бывает слишком опасна для неокрепших умов, - наставительно молвил старший волхв. – Ни «птенцам», ни «слеткам», ни даже «орлятам» не стоит знать всего!
- Я давно уже не «орленок»! – парировал Хор. – И имею право знать, что происходит!
Их спор привлек внимание – на них стали оборачиваться. Отступавшие вниз младшие рыцари, оруженосцы и послушники бросали на пару заинтересованные взгляды. Любопытно было всем, но не у всех хватило смелости противостоять старшим по званию.
- Позовите кого-нибудь из братьев-целителей, - раздался сверху крик, - и… сбегайте за отцом Ставром! Живее!
Услышав свое имя, наставник последний раз сжал локоть Хорива и, решительно отстранив ученика, через две ступеньки одолел последний лестничный пролет.
- Не надо за мной бежать, - послышался его спокойный голос. – Я здесь.
Наставник молодых волхвов переступил порог, озираясь по сторонам.
- Что произошло?
Впрочем, задавал вопрос он не для того, чтобы услышать ответ, а чтобы потянуть время и осмотреться.
- Мы думаем, что здесь произошло нападение, - сказал «орлан», стоявший у изголовья постели гроссмейстера. – Нападение, совершенное с помощью магии.
- Великий Орлан… жив?
- Кажется, да, - «орлан» посмотрел на скорчившееся на постели тело. – Мы ждем братьев-целителей для окончательного решения. Только они могут сказать, насколько все серьезно.
Брат Ставр кивнул и прошелся по комнате, время от времени делая пассы. Добрался до окна, провел рукой по подоконнику.
- Вы правы, брат, - спокойно сказал он. – И лишним лучше удалиться, ибо здесь опасно. Я чувствую магию, враждебную человеческой природе!
Повторять еще раз никому не пришлось – «орлы» отступили. Заминка вышла уже на лестнице, когда с ними столкнулись поднимающиеся наверх братья-целители.
Двенадцать «белых орланов», отец Ставр и двое целителей окружили постель, на которой лежало бесчувственное тело. Пока целители хлопотали, остальные молчали и ждали. Послушник тихо плакал в уголке.
- Что вы думаете об этом, братья? – не выдержал брат Ставр.
- Магия, - пожал плечами один из целителей.
- Нечеловеческая магия, - добавил второй. – Противная людской природе.
Волхв тихо хмыкнул. Он и так это знал.
- Он будет жить? – этот вопрос задал один из «белых орланов».
- Мы ничего не можем сказать. Пока жизнь теплится в этом теле, - целитель провел ладонью по груди старика, задержался на солнечном сплетении, одной рукой касаясь кожи, а другой рукой шевеля в воздухе пальцами, как будто пытался нащупать и вытянуть невидимую нить. – Пока он живет и дышит, но трудно сказать наверняка, вернется ли к нему сознание.
- Слишком мощные чары, - добавил второй целитель. – И – увы! – мы не знаем, какие именно.
- То есть, как?
Вопрос повис в воздухе. И не только потому, что среди присутствующих как минимум трое знались с магией, но и потому, что этот вопрос тянул за собой другие: «Как? Какими именно чарами? Кто? Зачем? Почему?» - и пока ни на один из этих вопросов не было ответа.
Хотя…
Брат Ставр отошел в сторонку и провел ладонью по раскрытому окну. Поднес ладонь к лицу, вдыхая запах. Сделал резкий жест, словно ловил муху…
- Вы что-то учуяли?
Старший волхв обернулся на присутствующих.
- Да. Здесь… побывало какое-то существо. Смотрите!
На раскрытой ладони покоилось несколько шерстинок, тонких, как паутинки, но слабо мерцающих в темноте.
- И я не знаю, что это за существо.
- А я знаю…
Все разом обернулись на юношу, застывшего на пороге. Даже «слеток» перестал плакать и поднял голову. Судя по регалиям, перед старшими был «орел», да еще и волхв. И брат Ставр хорошо его помнил:
- Сын мой, что вы здесь делаете?
- Отче, - юноша переступил порог, - мы только что все видели там, внизу, Огненного Волка и…
Один из братьев-целителей проворно шагнул вперед, взял ладонь брата Ставра, в свою очередь поднося к лицу.
- Нет! – сказал он. - Это кто угодно, только не Огненный Волк. Вы позволите, брат, взять эту шерсть для исследований?
- Разуме…
Волхв не договорил – в тот же миг, когда он протянул ладонь и случайно повернулся к окну спиной, шерстинки растаяли у него в руке. Хорив – это был он – тихо ахнул.
- Ну, - брат-целитель положил ему руку на плечо, - по крайней мере, мы знаем, кем не является существо, причастное к смерти Великого Орлана. А это уже, согласитесь, кое-что!
По лицам остальных «белых орланов» было заметно, что они знают или догадываются кое о чем еще, но предпочитают держать свои мысли при себе.
- Что же нам делать? – спросил Хорив.
- Ждать знамений. Искать. Молиться…и верить.
Искать! То, что у большинства рыцарей-«орлов» получалось лучше всего. Искать следы. Искать ту тварь, чья волшба поразила Великого Орлана. Искать ответы на свои вопросы. Один за другим они направились к выходу. И Хорив, пропустив старших вперед, тоже уже начал послушно спускаться вниз по ступеням, когда неожиданное событие заставило его задержаться
- Отец Ставр! – разнесся по коридору отчаянный девичий голос.
Прыгая через три ступеньки и яростно работая локтями, к старшему волхву проталкивалась одна из «орлиц». Лицо молодой женщины раскраснелось, коротко остриженные волосы разлохматились космами.
- Отец Ставр! – воскликнула она, подбегая. – Я видела его!
- Кого?
- Брата Даяна! – выпалила «орлица». – Он жив!
Хор навострил уши – он, как и все, слышал о том, что в разное время пропало несколько его собратьев по ордену. Упоминалось и имя брата Даяна, как одного из пропавших за последнее время. Куда они исчезали и как – для большинства «орлов» оставалось тайной. Это знали только «орланы», которые и руководили отбором кандидатов, отправляя их в опасный путь. И отец Ставр, наставник Хорива, входил в число избранных.
- Жив? – переспросил волхв. – Дочь моя, ты в этом уверена?
- Да! – «орлица» буквально светилась от счастья. – Я видела его! Только что он пришел ко мне в келью. Сначала мне показалось, что это сон…Даян мне снился уже несколько раз, - смущенно уточнила она, - но потом я поняла, что это неправда. Сегодня он был такой…такой…реальный…
К удивлению Хора, «орлица» смущенно потупилась.
- Дочь моя, - помолчав, отец Ставр положил руку ей на плечо, - я знаю, какие чувства ты испытывала к брату Даяну. По-хорошему, вас стоило бы осудить за это – ведь вы оба давали обеты, когда вступали в орден. Но мы все не без греха и кто я такой, чтобы вас судить…Но неужели ты до сих пор веришь, что он вернется?
- Он вернулся, - уверенно промолвила «орлица». – Я его видела.
- И ты считаешь, дочь моя, что, вернувшись, брат Даян сразу отправился именно к тебе и даже не подумал навестить кого-нибудь из наставников и поставить их в известность о своем возвращении? Брат Даян был ответственным человеком. Сомневаюсь, что он смог измениться настолько, что ради сиюминутного удовольствия забыть о своем долге перед орденом!
Во время этой отповеди «орлица» стояла, опустив голову, как нашалившая девочка. Случайный свидетель, Хор топтался на лестнице на пару ступенек ниже и не знал, то ли уйти, то ли остаться.
- Но я же видела…- робко произнесла молодая женщина, не поднимая глаз. – И не только видела. Он меня…я его… мы с ним…
- Что «вы с ним»?
- Мы…э-э…ну… - она покраснела и прикусила губу.
- Вы разговаривали? О чем? Что он рассказал о себе и о том месте, где побывал?
- Н-ничего, - с запинкой ответила «орлица». – Он не сказал мне ни одного слова. Он молчал все время, как будто…куда-то спешил…
- Или боялся, что голос может его выдать, - жестко закончил отец Ставр. – Мне жаль расстраивать тебя, дочь моя, но мне кажется, что тебя посетил обыкновенный инкуб*.
(*Инкуб – здесь дух, принимающий облик отсутствующего супруга или любовника, вступающий в интимные отношения с женщинами, дабы подпитываться их жизненной силой. Самая известная разновидность инкуба – Огненный Змей.)
- Что? – она даже взвизгнула и отпрянула на шаг. – Инкуб? Но…этого просто не может быть! Инкуб здесь, в Гнезде? Я не верю! Я бы почувствовала!
- В свете последних событий в это придется поверить, - проворчал отец Ставр, отступая вверх по лестнице. – Вот что, дочь моя, отправляйся к себе, но постарайся не ложиться спать. Прими меры предосторожности, как при общении с нечистью, и жди меня. Как только освобожусь, я сразу навещу тебя. Если там побывал инкуб, должны остаться следы его пребывания.
- А если нет? – в голосе «орлицы» проскользнула безумная надежда.
- Я бы не стал обольщаться, - жестко отрезал отец Ставр и снова стал подниматься вверх по лестнице, на Скалу.
Хору очень хотелось спросить у наставника, как инкуб смог проникнуть в Гнездо, куда нежити и нечисти не было хода по определению, но он не успел. Внизу, у входа, опять послышались громкие голоса, и он поспешил туда в надежде на еще какие-нибудь новости.
- О, еще один доброволец! – приветствовали его собравшиеся внизу «орлы» и «подорлики». – Вы волхв, брат?
- Да, - кивнул недавний ученик.
- Ну и отлично, - его хлопнули по плечу, вталкивая в круг вооруженных людей. – Теперь мы можем спокойно разделиться на пятерки, и в каждой будет свой волхв! Вместе мы прочешем Гнездо сверху донизу. Ни одна нечисть не ускользнет. Вы с нами, брат?
А что еще ему оставалось делать? Хорив оглядел собравшихся. В тесной передней столпилось около полусотни рыцарей-храмовников. Ни одного «орленка», «слетка» или, тем более, «птенца» - все учеников, послушников и оруженосцев услали спать. Люди успели полностью одеться и вооружиться. Кто-то даже надел кольчугу и шлем. У двух-трех на груди посверкивали защитные амулеты, которые, насколько помнил Хорив, изготовлялись волхвами.
- С вами, - кивнул он. – Только…
Шорох шагов заставил его обернуться. Та девушка, «орлица», сошла по ступеням.
- Дайте пройти.
- Вы с нами, сестра?
- Нет, - она развернулась боком, протискиваясь между мужчинами. – У меня свое задание. Особое.
«Как ее зовут?» - успел подумать Хорив, пока девушка протискивалась мимо. В ордене было не так уж много женщин – «орлиц» - и почти всех их знали по именам. Но эту он практически не встречал раньше. Видимо, она была из тех, что постоянно был «в поле», заезжая в Гнездо от случая к случаю.
Но ни вспомнить ее имени, ни окликнуть и спросить времени у него не было. Храмовники споро разбились на группы, каждая взяла себе небольшую территорию Гнезда – этаж в учебном корпусе, трапезную, прачечную, хоромину, участок крепостной стены – и принялись прочесывать их сверху донизу, заглядывая не только во все щели, но и отыскивая следы присутствия посторонних сущностей. Следы, которых не было, ибо тот, кого искали, очень хорошо умел прятаться и запутывать следы.
Свеча давно погасла, но непроглядным мрак подземной норы-камеры казался лишь для слабых человеческих глаз. Тот, в чьих жилах текла отравленная кровь оборотня, прекрасно различал в темноте очертания предметов.
С каждой минутой нарастало беспокойство. Он чувствовал вставшую на небе луну и мог безошибочно указать, в какой она стороне. Хотелось завыть и закричать, и, давая выход энергии, он мерил и мерил шагами свою камеру, кружа по ней, как заведенный. Вымотаться, упасть на постель, тяжело дыша и не чувствуя гудящих от напряжения ног, провалиться в сон и хоть ненадолго забыться, перестать думать и чувствовать.
Наверху что-то происходило. Он чувствовал это, поскольку с приближением полнолуния обострились все его чувства – от зрения и слуха до интуиции. Иногда ему казалось, что он может даже читать мысли и предсказывать будущее – настолько сильны были ощущения этих страшных суток.
Впрочем, что-то странное ощущал не только он. Беспокоился весь подземный зоопарк. Его невольные соседи – два овражных выря, вампир, виверра, арысь, пара ламий – тоже не находили себе места. Кто-то бился о стены, кто-то тряс решетку, кто-то в бессильной ярости скреб пол и стены. И все ревели, выли, шипели, ворчали, рычали и издавали десятки других звуков, от которых ему самому хотелось завыть.
- Прекратите! Перестаньте! – пробовал взывать он, но безрезультатно. Обитатели подземного зоопарка его не слышали.
Зато их услышал кое-кто еще.
Заскрежетали засовы. Скрипнула дверь. Темнота подземелья осветилась тусклым огоньком масляном лампы в руке послушника, исполнявшего обязанности сторожа.
- А ну, молчать, твари! – гаркнул он так, что под низким потолком испуганно задергалось эхо.
Ответом ему был краткий миг тишины, а потом она снова взорвалась ревом, визгом, шипением и воем.
- Молчать, я сказал! Уроды! Твари! – громче заорал послушник.
- Они не замолчат, - попробовал возразить Гаст. – Они взволнованы и напуганы. Их надо успокоить…
- Да заткнетесь вы или нет? Разорались… Вот я вас…
- Нет! – успел крикнуть Гаст, сообразивший, что человек имел в виду.
Но послушник уже шагнул вперед, одним движением закрепил лампу на стене и потянулся к поясу. Какая-то тень при этом скользнула за его спиной, метнувшись вбок, в темноту.
Гаст уже видел такое и даже пару раз испытал на себе. Железный кнут. Состоявшая из переплетенных между собой железных пластинок, сужающаяся к концу полоса металла была напичкана магией так, что даже в спокойном состоянии аж искрила. А сейчас, когда она развернулась по всей длине и зазмеилась по полу, от нее полетели снопы искр и белое сияние, слепящее глаза.
- Нет! Прошу, не надо! – успел крикнуть Гаст.
Послушник виртуозно умел обращаться с кнутом, и бывший рыцарь втайне подозревал, что ему просто-напросто нравится избивать беззащитных тварей, которые в другое время с легкостью могли бы прикончить человека одним прикосновением. Теперь же, лишенные возможности не только нападать, но и убегать, они становились легкой добычей для тех, кто вымещал на них страх, злость и досаду за их более удачливых сородичей. Стреляющий искрами железный кнут летал, как живой, ухитряясь протискиваться между прутьями клеток и жалить своим раскаленным кончиком тела мечущихся туда-сюда узников. Уже само прикосновение железа причиняло обитателям подземного зоопарка боль, а когда острые края пластинок вспарывали им кожу, чешую, шкуру, добираясь до плоти, то их скручивало еще жестче. Тщетно пытались они спрятаться, зарываясь в подстилки или забиваясь в дальние углы.
- Нет! Перестань! Прекрати! – Гаст со злостью тряхнул решетку. – Остановись! Что они тебе сделали? За что?
- Ты! Чего ты орешь? – послушник молниеносно развернулся к нему.
- Не смей их трогать, - процедил Гаст, чувствуя, как его захлестывает злость.
– Он еще будет мне указывать!.. Выродок! Ублюдок! Тварь! На! Получи!
Железный кнут устремился на новую жертву, и Гаст еле успел закрыть руками лицо. Боль была такой, что он упал навзничь, едва не подавившись прикушенным языком.
- Ага! Не нравится!
Новый удар должен был прийтись ему по животу и промежности, но бывший рыцарь проворно откатился в сторону, по-прежнему не отнимая рук от лица и подтягивая ноги к животу. Третий удар перетянул его поперек спины, по почкам. Гаст взвыл:
- За что?
- Заткнись!
- Но мы же только хотели…
Четвертый удар заставил его поперхнуться криком.
- Вот так-то, твари, - еще несколько раз взмахнув кнутом, послушник опустил руку и шумно перевел дух. – Знайте свое место. Жрать сегодня не получите. И нечего орать. Не до вас сейчас. А кто осмелится вякнуть, пойдет на корм остальным. Всем всё понятно?
Ответом ему было приглушенное ворчание, сдавленное шипение, клекот, хрип. И тишина.
- Вот так-то, - повторил послушник, свернул кнут и удалился, прихватив лампу.
Зоопарк погрузился во тьму. Кто-то постанывал, кто-то скулил. Заикаясь, плакала ламия. Эти полузмеи были разумны настолько, что сами могли разговаривать. Но здешняя парочка – ламии не могут существовать поодиночке – уже деградировала настолько, что могла издавать лишь нечленораздельные звуки, напоминающие лепет годовалого ребенка. Тоненько выл на одной ноте вампир, второе разумное существо. Остальные – звери практически без проблеска разума – только ворочались, вздыхали и изредка постанывали, зализывая раны.
Самому Гасту тоже было плохо. Так плохо, что он кусал себе руки, чтобы не закричать от боли и досады.
Осталось еще одно место, куда они не заглядывали, и Хорив изо всех сил старался оттянуть неприятный момент. Он уже обругал последними словами и судьбу, и жребий, по которому их пятерке достался именно этот участок. И изо всех сил старался, чтобы его напарники забыли про…
- А зоопарк? Мы там еще не побывали! – воскликнул один из «подорликов», когда пятерка, обойдя выбранный участок вдоль и поперек, возвращалась в казармы, чтобы доложить о результатах.
Хорив тихо застонал.
- И верно, там мы еще не были! – поддержал его старший отряда, «орел».
Все, как по команде, повернули назад.
- Разве это так уж необходимо? – услышал молодой волхв свой голос. – Там двойные запоры и стража. Плюс охранные заклятья…Мы зря потеряем время!
- А напомните-ка мне, брат, - старший в группе остановился, - кого мы ищем? Не чудовище ли, которому самое место там, в подземелье, среди таких же, как оно?
- Может быть, и место, - решил не сдаваться Хорив, - но сами посудите, ведь внутрь еще надо попасть. А там…
- Помню, двойные запоры и стража, - скривился «орел». – А еще охранные чары. Только, кажется, именно магией поразило Великого Орлана! И мы сами видели Огненного Волка, а он суть творение божественной магии…И многие тамошние обитатели так или иначе, но с магией связаны. А где, как не среди магических сущностей прятаться магической сущности? Дерево – в лесу, травинка – в поле, капля – в море… Мы идем. Это приказ.
Хорив вздохнул. Против приказа не пойдешь.
Они вернулись к башне целителей. На их счастье, те еще не спали. Кто-то вместе с поисковиками прочесывал окрестности, кто-то корпел над зельями и декоктами, готовя лекарственные препараты и проводя опыты. Открыть подземелья они согласились не сразу, упирая на то же, что и Хорив – там запоры, стража и вообще… Но в конце концов, доступ был получен.
Луна была близко. Так близко, что порой он благословлял свое подземелье – здесь, в вечном мраке, лишь изредка разгоняемой свечами и факелами, он не мог видеть неба, звезд и луны. Она теперь руководила его жизнью, она управляла им, и Гаст радовался, что не может ее видеть. Тогда бы он еще скорее сошел с ума.
Впрочем, иногда луна вползала и в его сны. И всегда они были одинаковыми.
…Он мчался по залитому лунным светом лесу. Мчался на четырех лапах, чувствуя встречный ветер. Сильные лапы стремительно несли вперед гибкое послушное тело, взмывая над одними препятствиями и с легкостью перелетая через другие. Только успевали шарахаться в стороны разлапистые ели и стройные березы.
Впереди мелькал чей-то светлый бок. Кто-то еще мчался с ним по ночному лесу, оторвавшись настолько, что, как ни старался, он не мог рассмотреть своего спутника. Это тот, бегущий впереди незнакомец, выбирал путь, а он лишь следовал за ним по пятам.
Потом деревья раздались в стороны, образуя поляну. Она залита лунным светом, как туманом. В нем все предметы кажутся другими, и непонятный зверь превращается в оборотня. Зверь делает стремительный разворот навстречу на полном скаку…
И он внезапно понимает, что больше не стоит на четырех лапах, что у него есть руки и ноги, как у людей, что он сменил облик и стоит перед оскалившимся зверем обнаженный и совершенно беззащитный, а зверь идет ему навстречу, скаля зубы, и свет луны стекает с его морды, как ртуть, крупными каплями падая на землю.
О, если бы опять все вернуть! Если бы повернуть время вспять! Он бы согласился вечно видеть эти сны…
Сны милосердно всегда прерывались на этом месте, и, просыпаясь, Гаст чувствовал какую-то незавершенность. Словно у кошмарного сна-видения должно было быть продолжение, и он разрывался между горечью от того, что ему не дано узнать больше и радостью по этому поводу – вдруг его настигнет жестокое разочарование?
И опять этот сон…
Земля упруго толкает лапы. Он не бежит – земля сама несет его вперед, навстречу призывному лунному лучу. Кажется, еще немного, и можно взлететь, так легко и свободно он себя чувствует. В лунном свете все видно далеко и необычайно четки. А какие звуки! Какие запахи! Они рвутся в уши и ноздри, и даже немного жаль того, что он не может остановиться и насладиться всем этим.
Но впереди мелькает чей-то бок. Догнать! Настигнуть! Во что бы то ни стало взглянуть в глаза! Сколько можно бежать в одиночку! Он так устал быть один!
Почему незнакомец не дает себя даже рассмотреть? Куда он так спешит? А, куда бы он ни рвался, Гаст все равно сильнее и быстрее. Рано или поздно настигнет незнакомца, заставит остановиться и тогда…
Поляна. Лунный свет разлит на ней, как туман, как дождевая изморось, как огромная паутина, путается в лапах, стекает крупными каплями по шкуре, липнет на волосы, на руки и…О, нет! Неужели, опять? Мир тонет в яркой вспышке боли.
Он выпрямляется. Тело еще ноет, но превращение уже свершилось, и человек встает перед лунной тварью, которая медленно движется навстречу сквозь туман. А тот серебристыми нитями путается в ее шкуре, стекает крупными каплями на траву, оседает на клыках, и сквозь один облик начинает проступать второй.
Оборотень! Точно такой же, как те, которые четыре с половиной месяца тому назад рвали его тело на куски. Только этот крупнее и массивнее его врагов раза в полтора. А у человека, как назло, ничего нет…
Нет, не оборотень. Эта личина тоже сползает с него, как старая шкура, отваливаясь клоками, и открывая подлинную сущность – пришельца из ночных кошмаров, лунную тварь.
«Не дергайся».
Что? Это сказала…она?
«Лежи тихо, - ну да, в пасти шевелится язык! – лежи, я не причиню тебе вреда».
«Но я не…я не понимаю…»
«Ты просто молчи и не дергайся. Хорошо?»
«Что ты хочешь со мной сделать?» – человек все-таки нашел в себе силы попятиться, но уперся спиной во что-то холодное и твердое, как камень.
«С тобой – ничего. Но и я тебе не по зубам».
«Я вижу», - нужно быть последним дураком, чтобы рискнуть атаковать лунную тварь.
«Дураком, - кивает та, видимо, без труда читая мои мысли, - или рыцарем».
«Да, я рыцарь! – слово неожиданно причинило боль. – Был рыцарем…»
«Нет. Ты – оборотень, ты один из нас. Знаешь, что бывает, когда оборотень кусает человека?»
«Человек заражается оборотничеством…и становится ложнооборотнем...», - припомнил он уроки прошлого.
«Только в том случае, если у него есть к этому способности».
«Не понимаю!»
«А тут и понимать нечего. Оборотничество – не болезнь, ею не заражаются. При укусе лишь пробуждаются скрытые до того способности…Ты был рожден оборотнем. Истинным оборотнем, который случайно появился на свет в человеческой семье. И мог бы прожить жизнь, ничего не зная о том, кто ты на самом деле… если бы не укус. Можно сказать, тебе повезло. Сколько людей погибает от укусов оборотня – а ты выжил и даже приобрел новые способности!»
«Это ложь – вместе с туманом по лбу струится пот. Оборотни. В его жизнь они приходили дважды. – Этого не может быть!»
«И, тем не менее, это бывает! – в голосе лунной твари слышно злорадство. – Оборотни боятся спариваться друг с другом – такой союз порождает вурдалаков. Они могут иметь детей только от людей – и порождают таких же оборотней, как и они сами. Но примерно каждый двадцатый младенец рождается на вид обычным человеком. Его нельзя отличить от других таких же детей, он даже не умеет менять ипостась. Эти младенцы, как правило, рано или поздно оказываются среди людей. Живут обычной человеческой жизнью, заводят обычные семьи. Их способности спят до тех пор, пока в кровь не попадет слюна оборотня. Тогда спящий зверь просыпается… Иногда такие особенности могут передаваться по наследству. Так они передались тебе».
Безумный взгляд скользит по окружающим поляну деревьям.
«Нет! – человеку хочется закричать, но язык прилип к небу, и получается только сдавленный хрип. – Я не верю…»
«Верить и знать – разные вещи. Одно не подразумевает другое».
«Ты пришел сюда, чтобы сказать мне об этом?» - лучше бы не приходил. Некоторые знания не приносят ничего, кроме зла.
«Я пришел сюда потому, что услышал твой призыв».
«Я никого не звал…» - во всяком случае, он не звал это существо.
«Но я-то как-то тут оказался! Я пришёл на зов».
«Ты – не оборотень? Кто ты?»
Лунная тварь вдруг начинает меняться. Горбятся лопатки, выпрастывая из-под шкуры перепончатые крылья. Становится короче и жестче шерсть, удлиняется пасть, в которой змеится совсем не волчий язык и сверкают клыки, которым мог бы позавидовать дракон. Хвост становится тоньше и удлиняется, хлеща тварь по поджарым бокам, а вместо ушей на голове появляется что-то вроде драконьего же гребня. Или – нет, такой «короной» мог бы хвалиться василиск.
«Кто ты?»
Нет ответа. Тварь молча скалится.
«Ты…пришел за мной?» – человек не может отвести глаз от его зубов. Он совершенно беззащитен и не думает о сопротивлении. Если лунная тварь вздумает атаковать, шансов на победу не может быть.
«Нет», - качается из стороны в сторону лобастая голова. «Корона» на макушке чуть шевелится в такт ее движениям.
«Но…ты сам сказал, что я звал…»
«Ты не звал меня. Но пришел – я».
Окончательно запутавшись, бывший рыцарь помотал головой:
«Кто ты?»
«Открой глаза!»
Как? Еще шире? Он и так не в силах отвести зачарованного взгляда от сверкающих клыков лунной твари.
Зверь делает плавный скользящий шаг, еще один. Человек словно парализован – стоит и смотрит на приближающуюся смерть. Что же он тянет? Тварь знает, что ее противник бессилен, что перед нею легкая добыча, которая не только не станет сопротивляться, но и сама шагнет навстречу смерти. Почему же тварь медлит и не хочет подарить избавление от мук?
Лунная тварь тем временем подобралась вплотную, и он почувствовал на коже ее дыхание. Как ни странно, из пасти у зверя не смердит – от него вообще не исходит никакого запаха, словно рядом всего лишь плод больного воображения. Но узкий, похожий на змеиный, язык совершенно реально оставляет на голой груди мокрую дорожку, захватывая шею и щеку – человек может только повернуть голову, но не ускользнуть от этого жеста.
«Проснись».
Он спит?
«Проснись! Ну!»
- Проснись!
Веки поднимаются с трудом, словно к ресницам привязаны мешочки с песком. Болит голова, ноет все тело, словно наутро после целого дня физических упражнений. Гаст с трудом приподнялся на дрожащих руках, обнаружив себя на холодном полу камеры. Он, оказывается, лежал совсем рядом со своей постелью, скорчившись, словно младенец в утробе матери.
- Очнулся?
Узник вздрогнул – раздавшийся сзади голос принадлежал твари из его сна. Тварь – здесь? Откуда?
- Обернись, - произнес кто-то. – Только осторожно.
Мышцы шеи тоже затекли – каждое движение отдавалось болью, - поэтому он не мог не последовать этому совету.
В камере больше не царил кромешный мрак – слабое сияние разливалось от человека, стоявшего в дальнем углу.
- Вставай, - мягко сказал человек голосом «лунной твари». – Пол холодный.
Гаст с трудом выпрямился, чувствуя себя донельзя усталым и даже как бы избитым. Да почему «как бы»? Ведь каких-то несколько часов назад его и других обитателей подземного зоопарка избивал послушник! Да, боль осталась, но на теле не было ни синяка. Подобное состояние означало только одно – вскоре после избиения он каким-то образом ухитрился сменить облик, и в момент превращения все раны и ссадины затянулись. Благодаря опытам, которые ставили над ним братья-целители, Гаст знал об этой своей особенности, но сейчас она пугала.
- Кто ты? – в который уже раз повторил он, уже не надеясь на ответ.
- Если бы я только это знал! – покачал головой человек. – То есть, я помню, кем я когда-то был, но не представляю, кем я стал.
- Ты – оборотень?
- Нет.
- Но ведь это ты был в моем сне? Я узнал тебя по голосу. Как ты здесь очутился?
- Я же сказал – услышал твой зов.
Гаст вздохнул и уселся на постель, сгорбившись и свесив кисти рук между колен. Разговор получался какой-то пустой, но после долгих недель одиночества бывший рыцарь был рад и этому.
- Ты можешь мне помочь? – помолчав, поинтересовался он.
Ночной гость отлепился от стены, прошел к стоявшему рядом табурету, и стало понятно, что это – призрак. Но, в отличие от обычных привидений, он совершенно спокойно подвинул ногой табуретку, устраивая ее напротив сидевшего на постели Гаста.
- Смотря, что ты просишь, - улыбнулся он.
Гаст с проснувшимся любопытством рассматривал странного гостя. Незнакомец был молод, не старше двадцати пяти лет, худощав и строен, с длинными мягкими волосами, падающими на плечи. Тонкое лицо, миловидное, но не смазливое. Легкая улыбка на тонких губах. Он был совершенно наг, но ни капли не стеснялся своей наготы. И, как ни странно, нагота ему шла. Она была частью его облика. Однако…
Однако, поймав взгляд Гаста, он слегка нахмурился – и тут же тело его обрело подобие одежды – тунику и облегающие штаны.
- Так лучше? – получил в ответ кивок и устроился на табуретке поудобнее. – Итак, что ты хочешь?
- Я хочу умереть, - просто сказал Гаст. – Ты можешь это устроить?
- Ты уверен, что я это смогу?
- Догадываюсь.
- Могу! Но не буду….
- Почему? Что тебе стоит? Ты – тварь, тебе достаточно просто щелкнуть челюстями…
- Да не стану я этого делать!
- Почему?
- Потому, что сейчас я прибыл сюда несколько по-иному делу.
- По какому? – на миг Гаст даже почувствовал разочарование.
- По личному! – усмехнулся ночной гость.
- А причем тогда я?
- Скажем так, - ночной гость выпрямился, скрестив руки на груди, - мне нужно где-то отсидеться, пока там, - он мотнул головой куда-то вбок и вверх, - меня будут искать.
- Кто?
- Твои бывшие дружки.
- Так ты…ты, - он отшатнулся, прижимаясь лопатками к стене.
Ночной гость молчал, глядя на бывшего рыцаря с хитрым прищуром, и улыбка пряталась в уголках его губ.
- Успокойся, - промолвил он. – Своих не ем. Но ты позволишь мне тут немного посидеть? Пока они там перестанут бегать, кричать, размахивать всякими острыми предметами?
- Что ты натворил?
- Всего лишь задал Великому Орлану парочку важных для меня вопросов, - ночной гость встал и прошелся по камере. – Ну и продемонстрировал кое-что из своих новых возможностей. А он возьми – и грохнись в обморок. Словно женщина! А учитывая его возраст, это станет для него настоящим ударом. Возможно, ордену даже придется задуматься о новом Великом Орлане!
- Ты так спокойно об этом говоришь…
- А что мне теперь – плакать? У меня больше нет с ними ничего общего. Да и не было никогда, если уж на то пошло.
Он нахмурился, оборвав сам себя. Прислушался.
- Пойду я, пожалуй, - промолвил ночной гость и шагнул к решетке.
В каком-то оцепенении Гаст смотрел, как человек проходит сквозь прутья, словно клок тумана. Впрочем, не стоит забывать, напомнил он себе, что перед ним был призрак.
- Погоди, - Гаст сорвался с места, когда гость был уже на той стороне, - а я?… Если не собираешься меня убивать, то хотя бы вытащи отсюда, что тебе стоит? Ты же можешь, я чувствую!
- Правильно чувствуешь, - кивнул гость. – Я действительно могу вернуть тебе свободу. Но зачем она тебе? Что есть такого там, чего нет здесь? Кроме свободы ног бегать по плоскости?
- Там, - Гаст прикусил губу. – Там была…девушка…
- Вот оно что… дее-евушка, - кивнул незнакомец. – И ты считаешь, что она примет тебя таким?
Бывший рыцарь опустил голову, прижимаясь лбом к прутьям решетки.
- Я не знаю, - пробормотал он. – Но мне больно, когда я вспоминаю о ней.
- Понятно, - помолчав, промолвил его собеседник. – Ладно. Я тебя запомню. Прощай.
- Что? – встрепенулся Гаст. – Ты уже уходишь?
- Я вернусь. Когда буду нужен!
- Но… как? Как ты узнаешь, что я…
- Тебе достаточно только позвать.
Человек поднял руку в прощальном жесте и растаял в воздухе, оставив после себя ощущение сырости, словно и впрямь был только клочком тумана.
Гаст прижался лбом к решетке, хватаясь за прутья. Внезапно навалилась такая тоска, что захотелось завыть. И он, в самом деле, запрокинул голову, позволяя отчаянному крику прорваться наружу.
- Нее-е-ет!
ГЛАВА 6.
Подземелье отреагировало на его вопль какофонией звуков – обитатели других камер-клеток завыли, запищали, закричали, зашипели, и заметались туда-сюда, натыкаясь на стены. Среди этого шума и гама неслышными остались скрип петель и скрежет отодвигаемых засовов, и лишь свет факелов и громкий окрик заставил тварей притихнуть:
- А ну, цыц, проклятые!
Сторож-послушник вместе с несколькими рыцарями вошел в подземелье. Обманчиво-мягко щелкнул высвобожденный железный кнут, и крики захлебнулись.
- Вот так-то лучше.
- Может быть, вы слишком суровы, брат? – старший поисковой группы сделал шаг вперед, морща нос от вони и поводя головой по сторонам. – Стоит иногда проявлять немного милосердия…
- К тварям? – скривился послушник. – Они же неразумны!
- Не скажите, - «орел» нашел взглядом Гаста, и тот поскорее отпрянул от решетки. – Кто там? Человек?
- Ложнооборотень, отец, - ответил послушник. – Вы бы не подходили к его клетке. Скоро полнолуние, и он может кинуться!
- А по-моему, - храмовник сделал шаг, - он выглядит вполне разумным. Кивни, - предложил он, - если понимаешь меня!
Гаст помедлил и кивнул.
- Вот видите! – обрадовался рыцарь. – Как тебя зовут?
Бывший брат по ордену не узнал его! Для Гаста это было как удар под дых.
- Его зовут Гастом, - послышался знакомый голос, и Хорив протиснулся вперед, подходя к самым прутьям. – Когда-то он был… был моим другом…
- Был? – это признание оказалось больнее, чем удары железного кнута. – Но как же… Как же так? Ведь ты…
- Он говорящий! – ахнул старший группы. – Ты можешь говорить?
- Я…- Гаст в упор посмотрел на рыцаря, - я человек… был человеком, пока меня не укусил оборотень. И вот уже четыре полнолуния я здесь.
- Его обещали вылечить, - со странной интонацией промолвил Хорив, обращаясь к спустившимся вместе с ним рыцарям.
- Четыре месяца, значит, - старший группы жестом прервал молодого волхва и внимательно посмотрел на узника. – Значит, Гаст, ты еще помнишь устав ордена?
Тот кивнул, всеми десятью пальцами вцепившись в решетку.
- И понимаешь, что такое повиновение старшим и приказу?
Последовал новый кивок. В груди затеплилась безумная надежда, что час освобождения близок.
- Хорошо, - рыцарь подошел ближе. Теперь они стояли друг против друга на расстоянии вытянутой руки. – Тогда скажи правду, не видел ли ты здесь только что, ну несколько минут или часов назад кого-то или что-то странное?
- Что странное?
- Существо. Мы ищем странное существо, не похожее на остальные. Жуткую тварь из ночных кошмаров. Она тайно проникла в Гнездо и учинила…кхм… причинила неприятности. Ты ее видел?
За спинами смотревших на него людей Гаст внезапно заметил светящийся силуэт. Человек – лунная тварь! – пользуясь тем, что все внимание пришельцев сосредоточено на одном из обитателей зоопарка, скользил мимо них к выходу. Почувствовав взгляд, незнакомец повернул голову и еле заметно усмехнулся – мол, извини, что так получилось.
- Я приказываю тебе говорить правду. Ты видел здесь странное существо?
- Нет, - услышал Гаст свой голос.
Утро в Гнезде начиналось тревожное. Великий Орлан находился между жизнью и смертью, и с рассвета в Громовой хоромине молились рыцари, прося богов о здравии для командора. Так и не сомкнувшие глаз, они стояли на коленях, склонив головы в молитве, а над их головами плыли дребезжащие звуки чугунного била.
Пока младшие молились, старшие собрались у ложа Великого Орлана. Тут же находился брат Ставр и два целителя, готовившиеся к совершению обряда. Уже были расставлены плошки с замешанным на травяном настое маслом, уже были начертаны на полу магические руны, соединенные линиями. Уже стлался по воздуху дым курильниц. Брат Ставр торопливо листал толстую книгу, отыскивая нужные заклинания.
- Вода, - буркнул он себе под нос. – Мне нужна вода.
Кто-то рядом подсуетился, подвинул ближе миску, до краев наполненную жидкостью.
- Благодарю, - ответил волхв, не глядя принял чашу. – Все готовы?
Целители склонились над бесчувственным телом Великого Орлана, пытаясь поддержать в нем жизнь.
- Почти, - промолвил один из них. – Великий Орлан очень плох. Мы делаем все возможное, но наших сил явно не хватает!
- Он в состоянии прожить… еще какое-то время?
- Мы постараемся.
- Учтите, - напутствовал их «белый орлан», - что он должен прожить достаточно долго, чтобы хотя бы поведать нам, кто или что на него напало! Мы обязаны отомстить, но для этого надо знать, кому!
Целители только кивали головами, слишком занятые подготовкой обряда и поддержанием жизни в угасающем теле, чтобы тратить время на разговоры. Пока один из них описывал на полу еще один круг и расставлял по периметру плошки с настоями, кошачьи черепа и глиняные статуэтки, второй ненадолго замер, касаясь кончиками пальцев висков Великого Орлана.
- Все готово, - наконец, он отнял руки и, держа их на отлете, словно испачканные в грязи, отступил на шаг. Его напарник тихо зашипел, предупреждая, и целитель аккуратно переступил защитный круг, не повредив его.
- Все назад, - прозвучал приказ, который был тотчас исполнен. Свидетели отступили к двери, хотя тут не совершалось ничего предосудительного.
Дождавшись разрешающего кивка головы, вперед вышел отец Ставр. Книгу он все еще держал раскрытой на левой руке. В правой у него была чаша с водой. Медленно, выверяя каждое слово, он начал начитывать заклинание, долженствующее призвать Великого Орлана и заставить очнуться.
Сначала тот лежал неподвижно, и сходство с мертвецом было таким, что хотелось остановить волхва и попросить зажечь свечи – мол, при обряде некромантии без них не обойтись. Но вот глубокий судорожный вздох сотряс грудь старика. Он пошевелился, приходя в себя.
- А…что…ох…
Отец Ставр перестал начитывать заклинание.
- Великий Орлан, вам лучше?
- Ох, - морщинистые веки затрепетали. – Ох, как мне плохо… Он… я словно умираю…
- Кто это был?
- Он…- старик хрипло застонал.
- Вы его видели? Вы его узнали?
- Чудовище… тварь, вот кто он!
За спиной волхва переглянулись свидетели этого зрелища – про Огненного Волка, посетившего Гнездо, знали все. И про то, что в покои Великого Орлана пробралась какая-то тварь, тоже было известно. Но были ли это две разные твари или одна, умеющая менять ипостась?
- Кто – он?
- Я… узнал его, - широко распахнутые глаза смотрели в пустоту и ничего не видели. – Он изменился, но я узнал его…
- Вы помните его имя?
- Даян…Войтех, Рос…один из них… один из многих… один, кто вернулся… Даян…один из братьев…
«Орланы» переглядывались, теряясь в догадках. Кого или что имел в виду самый старший из них? Кроме одного имени, все они ничего не говорили высшим чинам ордена.
- Даян, это… это тот, которого…которого все считали вашим…воспитанником? – наконец, решился подать голос один из «орланов».
- Он больше не Даян. Он – тварь. И он…
Великий Орлан попытался приподняться, но силы оставили старика, и он рухнул обратно на ложе, мелко дрожа.
- Он пришел…- прозвучал тихий шепот.
- Зачем?
- Остановитесь, - прошептал целитель, быстро делая шаг вперед и протягивая руки к изголовью постели. – Он на пределе. Вы что, хотите лишить жизни Великого Орлана?
- Истина дороже жизни, - парировал отец Ставр. – Зачем он пришел?
- Посмеяться…
Ответ сбил волхва с толку и, пользуясь паузой, целитель склонился над телом больного. Ладони его вспыхнули голубым светом, словно он окунул их в жидкий огонь.
- Все вон, – последовал категоричный приказ. – Он умирает!
Второй целитель присоединился к собрату. Они в четыре руки захлопотали над бесчувственным телом, но никто не стал им мешать. Один за другим все «орланы» и брат Ставр вышли из опочивальни в переднюю комнату.
- Дело серьезное, - промолвил волхв. – Отцы, что вы будете делать? Отец Рос, вы самый старший, вам и решать!
Тот, к кому он обратился, прислушался к звукам, доносящимся из-за двери.
- Думать, дети мои. Дело серьезное. Брат Ставр, поговорите с целителями. Возможно, они дадут согласие снова пообщаться с Великим Орланом во плоти или духом. Что же до его слов… Не секрет, что время от времени исчезал кое-кто из наших братьев. Мы скрывали это от рядовых членов ордена по мере сил. Великий Орлан назвал несколько имен.
- Даян, его воспитанник, - припомнил волхв.
- Да. Даян. Его надо найти. Он что-то знает.
Молодая «орлица» вышла из трапезной и направилась к себе в келью.
День выдался суматошный – до самого вечера Гнездо бурлило. Рыцари, от мала до велика, прочесывали весь замок сверху донизу, прерываясь только на короткие молитвы. Забыты были тренировки и обычные монастырские дела. Тревога поселилась в сердцах, но у молодой женщины и без того было тяжело на сердце.
Она поднялась на четвертый этаж, где жили ее сестры по ордену. Орден Орла редко принимал в свои ряды женщин – за всю почти трехсотлетнюю историю в него входило больше тридцати тысяч человек, не считая тех, кто на всю жизнь остался послушниками и «орлятами», так и не заслужив рыцарские шпоры. Но из этих тридцати тысяч женщинами было едва ли несколько сотен. И подавляющее большинство «орлиц» рано или поздно вылетали из Гнезда, чтобы выйти замуж и рожать детей. По традиции, старший и младший ребенок этих женщин посвящались ордену, даже если рождались девочки.
Когда-то она сама была посвящена ордену, и молодая женщина еще помнила тот день, когда мать усадила ее и брата на коня – старший брат впереди, она, маленькая, едва семи лет от роду, сзади, - и отправила в Орден. Мать обманула судьбу – девочка, которую звали Заславой, не была ее самым последним ребенком. После нее родились еще двое детей, девочка и мальчик. Но мальчик умер маленьким, а девочка была такой болезненной и слабой, что у матери, бывшей «орлицы», не хватило сил расстаться с меньшой дочкой.
Заслава выросла в ордене, с семи лет оторванная от семьи. Брат, который был на пять лет старше, скоро отдалился от сестры, да и она, выросшая с мальчишками, не слишком переживала.
Четыре года назад она узнала, что такое любовь. Четыре года назад весельчак и балагур Даян, про которого ходили слухи, что он не просто воспитанник Великого Орлана, но его настоящий внебрачный сын, вскружил девятнадцатилетней девушке голову, чтобы вскоре сгинуть без следа. Заслава рыдала, не верила, что ее любимый пропал без вести. Смирилась через год. Еще через полгода получила рыцарские шпоры, стала «орлицей» и посвятила себя работе. Из шести ее ровесниц две вышли замуж, еще одна удалилась в обычный монастырь, вскоре точно такой же выбор собирались сделать и оставшиеся. И только Заслава не думала ни о чем. Ей не хотелось никого любить, да и суровый женский монастырь не привлекал внимания. Она осталась в ордене…
Как чуяла.
Молодая женщина замерла на пороге кельи, беглым взглядом окинув свое жилище. Она чувствовала, что в ее отсутствие здесь кто-то побывал. Келья была погружена во мрак, но для того, чтобы понять это, не надо было зажигать огня. Скорее всего, сюда заходил отец Ставр, ожидавший инкуба. Да, несмотря на темноту, зоркий взгляд девушки заметил на спинке кровати руны. Охранные символы обнаружились над притолокой входной двери. Там же пальцы нащупали несколько сухих травинок – одолень-трава, болиголов, полынь. Под подушкой она нашла наузы из красной нитки. Еще один – на полу под кроватью. К окну, которое, безо всякого сомнения, было зачаровано точно также – войти можно, выйти нельзя! – она подходить опасалась, чтобы не нарушить расставленной ловушки.
Ловушка на инкуба. И она – приманка.
Другая бы возмутилась тому, что ее собирались использовать в таком опасном деле, даже не предупредив и не заручившись согласием, но «орлица» слишком долгое время провела в ордене. Она часто охотилась на всякую нечисть и нежить и, раздосадовано покачав головой, все-таки смирились со своей участью. В конце концов, ее собратья действовали по инструкции – если приманка будет заранее знать, что ее ждет, инкуб наверняка догадается, что это ловушка и не попадется.
Заслава легла, вытянувшись и укрывшись тонким одеялом. В келье было холодно, и молодая женщина дрожала от холода, силясь заснуть.
Нет, спать нельзя. Она должна бодрствовать. Если Даян – это инкуб и есть – она должна его встретить.
Снаружи было темно и тихо, несмотря на то, что зима уже заканчивалась и дни стали намного длиннее. Гнездо засыпало. И только она не могла сомкнуть глаз.
Заслава ждала. Ждала с напряженным вниманием, вслушиваясь в ночную тишину. Окно было приоткрыто, пар облачком вылетал у молодой женщины изо рта, было холодно, но она терпела, чувствуя, как немеют руки и холодеют ноги. Как она ни боролась с дремотой, глаза сами собой стали закрываться.
Нет, спать нельзя! Сейчас Даян придет. Он не может не прийти – его порыв говорил о том, что он все помнит. Что он любит по-прежнему. Она не может его подвести. Не может уснуть. Вот сейчас его тень мелькнет за окном. Он прокрадется внутрь, ловкий и изящный, как лунный луч. Сделает шаг, наклонится над нею, а она…
- Спишь?
Этот голос… она не могла ошибиться. Он здесь. Он все-таки пришел.
- Нет, не сплю. Я тебя жду.
- Спишь! И я тебе снюсь…
- Этого не может быть! Так не бывает! Я тебя… слышу!
- Но не видишь. Это только сон. Скажи, ты можешь до меня дотронуться?
- Н-не знаю…
- А ты попробуй!
Руки послушно шарят… то есть, она хочет ими пошевелить, но безрезультатно.
- Не получается!
- Вот видишь. Это сон…
- Не хочу! Не верю! – от безысходности хотелось заплакать. – Пусть я проснусь! Пусть проснусь, и ты будешь рядом, как когда-то!
- Нет. «Как когда-то» уже ничего не будет. Я стал другим и, знаешь, таким мне быть нравится гораздо больше.
- Ты… умер?
- Скажем так – перешел на другой уровень бытия. Узнать меня сейчас довольно сложно.
- Я узнаю тебя в любом обличье!
- Ой ли? Тогда открой глаза.
Ресницы распахнулись сами собой. Секунду или две Заслава ничего не видела, а потом…
Зубы. Двойной ряд ослепительно-белых, каких-то неестественных в своей белизне зубов, обрамленных серыми тонкими губами. Между зубов висит тонкий слегка раздвоенный на конце язык. Он мелко дрожит, как у большой собаки…
Да это и есть собака! То есть, не собака, а… существо, имеющее весьма отдаленное сходство с собакой. Как будто породистой борзой прилепили два перепончатых крыла, заостренные длинные уши, похожие на рога, вместо обычного собачьего хвоста – чешуйчатый хвост змеи, да еще и увенчанный гребнем, а грудь окутали гривой серебристо-серых волос, густота которых могла бы сделать честь и льву.
- Вот так, - сказала лунная тварь голосом Даяна.
И тогда Заслава закричала. И кричала до тех пор, пока не сорвала голос.
На ее крики сбежались люди, но лунной твари уже не было в келье. А сорвавшая голос «орлица» ничего не смогла им объяснить.
Приближалось полнолуние, и Гасту с каждой минутой становилось все хуже и хуже. Луна входила в его сны, которые все сильнее проникали в явь. Ему уже с открытыми глазами чуялся хруст снега, вкус крови на губах и запах мокрой звериной шкуры. Он стал дышать чаще, хватая воздух разинутым ртом, сгорбился. У него изменилась походка, и он часами кружил по своей клетке от стены до стены. Хотелось выть, кричать и плакать.
Причина этого была проста – то странное существо, полу-человек, полу-нежить, что явилось в его подземную тюрьму и нарушило покой, напомнив о том, что где-то есть леса, рощи, поляны, свежая вода, чистый воздух, звуки и запахи природы. Где можно дышать полной грудью и бежать, куда глаза глядят. Где можно жить и чувствовать себя живым. Одна мысль о том, что он всего этого лишен, заставляла ненавидеть окружающий мир.
Хорив, как назло, не приходил, хотя обещал. И Гаст без остановки кружил и кружил по клетке, время от времени бросаясь на прутья в бессильной злобной мольбе:
- Приди! Приди!
Его соседи волновались – им передалась тоска товарища по несчастью. Или же всему виной тоже была луна.
Их вопли, рев и рычание были слышны снаружи. То и дело раздавался скрежет, скрипела дверь.
- А ну молчать, ублюдки! Плети захотели? – и плеть угрожающе свистела, рассекая воздух.
Ненадолго все замолкали, но потом шум и гам возобновлялись.
Устав, обессилев, Гаст сполз по решетке на пол. Тело его сотрясала крупная дрожь, уже начали ныть суставы, а сердце колотилось, как бешеное, грозя сорваться совсем. Раньше приступы переносить было проще – его поддерживала мысль о том, что рядом находится друг. А теперь не осталось никого. Хорив его бросил, а лунная тварь…
- Я здесь.
Гаст подпрыгнул. В темноте у решетки маячил знакомый силуэт. От него разливались мягкие волны света.
- Ты! – бывший рыцарь вскочил, приник к решетке. – Ты здесь!
- А где мне еще быть?
- Ты меня не бросил…не забыл…ты все-таки пришел…
- Не забыл, пришел, - подтвердил гость. – А ты меня звал. Зачем?
Прямой вопрос неожиданно поставил Гаста в тупик.
- Я… не знаю!
- Вот так дела, - пришелец всплеснул руками. – Он не знает! Он просто так воздух сотрясал! От скуки и шутки ради! Только вот я не мальчик на побегушках, чтобы туда-сюда мотаться. Если не знаешь, зачем я тебе понадобился, то посиди тут немного. Подумай. А потом и зови, как надумаешь. А я пошел!
Силуэт, светящийся мягким голубым светом, направился прочь, постепенно растворяясь во мраке.
- Нет! – завопил Гаст. – Нет!
Тень у стены остановилась, снова оформляясь из клока тумана в человеческую фигуру, закутанную в длинный белый плащ, сделала шаг назад.
- Ты чего орешь?
- Нет! – Гаст приник к решетке, протягивая руку. – Не уходи! Не оставляй меня одного!
- Что ты говоришь? – в глазах человека блеснуло пламя. – Ты здесь не один. Вон у тебя какая большая компания!
Он широким жестом обвел коридор, в который выходили зарешеченные двери соседних клеток-камер. Их обитатели отозвались громкими криками, заметались из угла в угол.
- Я не могу здесь оставаться! – вскрикнул Гаст, тряхнув решетку. – Помоги мне! Выпусти меня отсюда!
- А с чего ты взял, что я могу это сделать?
- Но ты же каким-то образом проникаешь сюда и уходишь отсюда? Что тебе стоит прихватить меня с собой?
Склонив голову набок, гость пристально рассматривал бывшего рыцаря.
- Ты просишь у меня свободы?
- Да! Я хочу уйти! – Гаст тряхнул решетку.
- И куда ты пойдешь? Учти, скоро полнолуние, ты не сможешь себя контролировать!
- Мне все равно, - яростно воскликнул Гаст. – Что угодно, лишь бы не оставаться здесь! Я так больше не могу! Я пойду с тобой…
- А ты можно подумать знаешь, куда я иду? – прищурился человек. В чертах его лица промелькнуло что-то звериное.
Гаст сглотнул. Неизвестность пугала сильнее, чем открывающиеся альтернативы провести тут остаток своих дней.
- Мне все равно, - помолчав, промолвил он. – Я готов ко всему.
- Даже к боли?
- Даже к боли.
- Даже к потерям?
- Я и так все потерял – имя, свободу, звание… Верни мне хотя бы что-нибудь!
- Ты сам не знаешь, чего просишь! – человек покачал головой.
- Мне все равно. Освободи меня.
- Ну, как скажешь…
Ночной гость сделал быстрый шаг и оказался вплотную к решетке. Вцепившийся со своей стороны в прутья, Гаст смотрел на него во все глаза.
- Обещаешь меня слушаться?
- Да
- Что ж, ты сам этого захотел, - негромко, себе под нос, проворчал человек и коснулся раскрытой ладонью его лба. – Когда ты откроешь глаза, ты будешь на свободе, а я, буду рядом.
Тычок был неожиданно силен. Гаст покачнулся, запрокидывая голову, и рухнул на пол, теряя сознание. Последнее, что он услышал, были дикие крики его соседей по подземному зоопарку. Но потом эти звуки отдалились, растаяли, слились в монотонный шорох и хруст… хруст снега под собачьими лапами.
Он бежит, грудью рассекая морозный воздух, ловя его распахнутой пастью. Бежит, надсаживаясь, выбиваясь из сил, надрывая мышцы и сердце бешеным бегом. Там, впереди… он должен догнать, должен успеть…
Сердце болит, готовое выскочить наружу из раскрытой пасти, тело кричит от напряжения. Нет, это зовут его. Кто-то кричит там, впереди: «Ко мне! Скорее!» - и он знает, что должен успеть. Должен бежать, пока есть силы, ибо бег – это жизнь. Бег – это…
Сердце.
Резкая боль в горле. Слабеет тело. Тьма.
Смерть…
- Ну вот, как-то так, - промолвил ночной гость и, задумчиво почесав затылок, растаял в воздухе.
В тот же миг дверь, ведущая в подземную тюрьму-зоопарк, распахнулась, пропуская ночную стражу, привлеченную криками, доносящимися изнутри.
- А ту, кто тут орет? – привычно завелся он.- Плети захотели или…
И тут взгляд его упал на одну из клеток. Точнее, на ее обитателя и замершую над ним тень с горящими глазами.
Истошный вопль раздался под сводами подземного зоопарка. А потом стражник со всех ног кинулся бежать.
Хорива терзало любопытство. Будучи одним из учеников отца Ставра, к тому же учеником, недавно завершившим обучение, он тенью следовал за своим бывшим наставником и был свидетелем почти всего, что происходило на Скале. Судьба Великого Орлана и всего ордена тревожила его. И так уж получилось, что молодой волхв, терзаемый любопытством, немного задержался у покоев Великого Орлана.
Действо уже завершилось. Все расходились молча, погруженные в свои размышления настолько, что никто не заметил Хорива, который притаился на верхней площадке лестницы возле двери, ведущие в покои гроссмейстера ордена. Затаив дыхание, он ждал, прячась в тени, опасаясь, что события только начали разворачиваться, и вот-вот ему повезет узнать что-то новое.
Предчувствие его не обмануло. Ибо из покоев вышли отнюдь не все. Один из «белых орланов» задержался на пороге и, вместо того, чтобы присоединиться к остальным, поманил прислуживавшего Великому Орлану послушника и отослал его с каким-то поручением. Бедный парень, терзаемый сомнениями и не находящий себе места, повиновался сразу.
Постояв на верхней ступеньке еще немного и послушав тишину, «белый орлан» вернулся в покои старика.
Хорив припал к щелочке, затаив дыхание.
«Орлан» молча присел у изголовья больного, помолчал немного.
- Ты слышишь меня? – промолвил он. – Должен слышать, ведь речь идет о судьбе всего ордена. Ты столько лет был его главой, что трудно представить, будто это тело – Орден Орла – когда-то окажется без головы! Что с нами будет? Кто станет управлять нами вместо тебя?
Старый Великий Орлан лежал на постели, вытянувшись и сложив руки на груди. Если бы не слабые хрипы в груди, казалось, что старик мертв. В комнате плавала смесь ароматов – и вонь от старческого тела, и терпкий запах чародейных трав.
- Скажи, - его собеседник наклонился к самому лицу умирающего, - назови имя твоего преемника!
Булькающий вздох вырвался из грудной клетки старика. Губы шевельнулись, пытаясь произнести хоть слово.
- А? Что? Не слышу? – «белый орлан» почти лег грудью на умирающего. – Кто? Я? – не выдержав, тряхнул лежавшую на одеяле руку.
Тихий прерывистый вздох был ему ответом, но Хорив, подслушивающий за дверью, уловил слабое:
- …ян.
- Брат Смеян? Брат Ян? Брат Гурьян? – принялся гадать «белый орлан».
- Да…ян, - с трудом выдавил умирающий старик. – Да-ян… мой… он…
- Какой Даян? Тот, который ваш воспитанник? Но он…
- Узнал… вернулся… должен найти…отыскать, - слова давались Великому Орлану с трудом, он часто останавливался, на губах показалась пена. – Он знает… ответ… Должен рассказать… людям… Найти его… спросить… не успел… тварь… Даян…
- О чем спросить? Случайно не о той миссии, которую вы на него возлагали?
Блеснувшие прежним огнем глаза Великого Орлана подсказали, что его собеседник угадал правильно.
- Значит, вы, мой отец, хотите знать, с какой целью вернулся Даян и где он пропадал все эти годы?
Старик несколько раз выразительно открыл и закрыл глаза.
- Хорошо, - «белый орлан» махнул рукой. – Обещаю разобраться и найти ответ. Только…только если ты именно меня назовешь своим преемником!
Великий Орлан что-то прохрипел.
- Ладно, будем считать, что это ответ «да»! – кивнул его собеседник и вскочил на ноги, бросившись к выходу.
Хорив едва успел уйти с его пути – «белый орлан» пронесся мимо, едва не запнувшись о верхнюю ступеньку.
- Эй, все сюда! – разнесся по лестнице его голос. – Слушайте слова Великого Орлана и внимайте им, как откровению свыше…Милостию Матери-Земли всепрощающей, Дочери-Лады вселюбящей и Грома-Громовника всех защищающего, Великий Орлан назвал меня своим преемником! Я – новый гроссмейстер Ордена Орла. Я – новый Великий Орлан!
Хорив спускался по пятам, стараясь держаться в тени, чтобы его не было видно.
Скала быстро опустела – каждый, кто слышал крики «белого орлана» спешил поделиться новостью с другими. Только Хорив никуда не побежал. Он устал и предчувствовал, что ему еще грозят новые проблемы.
И оказался прав, заметив у порога одного из стражей подземного зоопарка.
- Мне срочно нужен кто-нибудь из старших волхвов, - доказывал он, пытаясь прорваться на лестницу.
- А что случилось? – Хор быстро сбежал вниз по ступенькам. – Отец Ставр разрешил мне выступать от его имени, - соврал он. – Сейчас ни у кого из старших нет времени.
- Там, внизу, - страж покрутил головой, - мы видели очень странное существо…Призрак какого-то чудовища. И еще…Но, думаю, вам, брат, стоит взглянуть на это самому!
Он посторонился, жестом приглашая следовать за собой, и молодой волхв успел еще подумать, что новости, на которые оказалась богата эта ночь, еще не кончились.
Полчаса спустя цепляясь за стену, почти ничего не видя перед собой, Хорив поднялся вверх по крутой подвальной лестнице и без сил привалился к стене, зажмурившись. Бледное спокойное лицо Гаста все еще стояло перед глазами. Он умер так внезапно, и до сих пор не верилось, что его больше нет. Во всяком случае, его желание исполнилось – он обрел свободу.
Разбуженный орден не умолкал – на Скале ярко горели огни, у подножия башни толпились «птенцы», «слетки» и младшие рыцари, наперебой строя предположения о том, что на самом деле произошло, и что теперь будет с орденом. Всякий раз, как сменялся его глава, что-то менялось и в жизни остальных «орлов», и не всегда это были перемены к лучшему. Бряцало оружие, потрескивали факелы. Из распахнутых настежь дверей Громовой хоромины доносилось нестройное пение волхвов – они молились Грому, прося помощи. Надо было пойти, присоединиться к остальным, но у Хорива не было сил сделать и шаг.
Лунный луч коснулся лица Хора, и тот открыл глаза, выпрямляясь. Серебристый свет лился откуда-то сверху – на крыше одного из строений уютно расположилось странное существо.
Огромный серебристо-серый зверь вольготно развалился на карнизе, расправив крылья и свесив вниз переднюю лапу. Морда его скалилась в умильной улыбке довольного жизнью пса, но на собаку эта тварь походила всего меньше и не только наличием перепончатых крыльев и длинного гибкого хвоста.
- Ты! – Хорив резко выпрямился, сжимая кулаки. Сторож подземного зоопарка лишь общими словами описал свое видение, но и его скудных познаний оказалось достаточно.
«Я, я!», - тварь качнула головой вверх-вниз.
- Что ты делаешь здесь?
« Лежу! А что?» - золотистые глаза чуть прищурились.
- Это ты во всем виновата! – осенило Хора. – Ты убила Гаста!
«Он сам того хотел, - чешуйчатый длинный хвост с мягким шорохом заходил по крыше туда-сюда, как у настоящей собаки. – Я лишь помог осуществиться его желанию».
- Ты – убийца! Ты убила моего друга!
«Во-первых, не убил! Я его спас, - на морде твари проступило умильно-сытое выражение. – Та жизнь, которую он вел…это недостойно человека. И кстати, почему ты обращаешься ко мне, как к бабе?!»
- Потому, что ты – тварь! И я ненавижу тебя!
«Во-вторых, сам ты – тварь, и, может быть, худшая изо всех потому, что, наделенный разумом, считаешь себя вправе решать за других, кому и как жить! А в-третьих, если твой друг действительно был дорог тебе, то позаботься о том, чтобы его тело не попало под нож вашим ученым, - резко перебил его странный зверь и перетек из лежачего положения в стоячее так плавно, словно у него не было костей. – Он – рыцарь, так пусть хотя бы в смерти он получит то, чего не получил при жизни».
Последние слова твари слегка остудили пыл Хорива. Гнев и досада по-прежнему владели им, но он понимал, что тварь права – или прав. Пусть вычеркнутый из списков ордена, Гаст имел право на нормальное погребение. Его тело не должно попасть на операционный стол, чтобы ученые волхвы могли изучить его.
- Я сделаю это, - он выпрямился, сжимая кулаки, - ради Гаста. Но ты знай – тебя я найду и убью!
«Ах, все вы только обещаете…Желаю удачи! – длинный хвост издевательски закачался из стороны в сторону. – Могу обещать, что буду ждать нашей встречи, противный! Увы, но сейчас мне пора!»
Распахнувшиеся кожистые крылья поймали невесть откуда взявшийся ветер. Долю секунды тварь стояла на крыше, словно давая возможность налюбоваться на себя вволю, а потом, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами и взмыла в воздух, прочертив ночное небо светло-серебряной тенью.
- Смотрите! Вон он! – послышался чей-то крик.
Отчаянный пронзительный возглас подхватили. Рыцари, потрясая оружием, бросились вдогонку за улетающей тварью, но та не обратила на суету людей никакого внимания. Крылья упруго ударили по воздуху, и чудовищный зверь одним махом свечой взмыл вверх, растаяв среди облаков.
Зимний холод пробирает до костей, заползая под густую шубу. Не спасает ничего – ни шкура, ни быстрый бег. Немеют лапы, от ледяного воздуха сводит нос и пасть, мутнеет рассудок. Спасает только бег – если остановиться, мороз проберет до костей, и тогда уже конец.
Я ненавижу зиму. Все самое страшное и печальное случалось в моей жизни именно зимой. Если бы я мог, я бы сделал так, чтобы это страшное и горькое время никогда не наступало. Говорят, есть места, где не бывает зимы. Попасть бы туда! Может быть, именно там спасусь я от холода, который много лет назад выморозил мою душу и поселился в ней навсегда?
…Но надо бежать. Задыхаясь на морозе, обжигая горло и лапы, раздирая легкие, щуря слезящиеся от бьющего навстречу ветра глаза – бежать, спасая свою шкуру, ибо сзади торопится погоня.
Откуда это? Я же мертв. Я умер… неужели это – мое посмертие? Если так, то лучше уж такая жизнь, чем…
Шестеро против одного – не слишком приятный расклад. С одним зверем я бы справился легко, отбился бы даже от двух-трех, но не от шести. Тем более, что я был сам виноват – зачем сунулся на чужую территорию? Зимние волки такого не прощают, тем более, что на сей раз против меня были и не волки совсем.
Снежные волки – зимняя нежить, порождение вьюг и метелей, возникающие из круговерти снежинок и рассыпающиеся сугробами, сделав свое дело. Их клыки – острые ледяные лезвия, их холодная кровь замораживает своим прикосновением. Если они настигнут меня, быстрее клыков и когтей меня убьет исходящий от них холод. И станет в стае на одного снежного зверя больше…
И поэтому я бегу, надсаживая мышцы, разрывая легкие колючим холодным воздухом, бегу в тщетной надежде, что снежным тварям может надоесть бесполезная погоня – ведь даже очень голодные волки прекращают погоню, если жертва быстро не сдается. А я не собираюсь сдаваться. Мне не хочется бегать в снежной стае, ведь сроку ее жизни – до весны. Потом снежные волки тают, превращаясь в обычную талую воду, и возвращаются к жизни только на следующую зиму.
Я ненавижу зиму. Ненавижу снег, мороз, метель и снежных волков, чье ледяное дыхание слышно уже совсем близко.
Справа и слева мелькают деревья и кустарники, занесенные снегом так, что иные проще перескочить, чем обогнуть. Я петляю между ними, надеясь, что это поможет оторваться от погони, но без толку – слева внезапно мелькнул пушистый белый бок. Один из снежных волков вырвался вперед, чтобы обойти меня и перерезать путь.
Нет, видимо, все-таки придется драться. О боги, я так устал…Долго мне не продержаться, а убить снежного волка мне не суметь. Но стоять и ждать конца я тоже не буду!
Снежный волк рванулся мне наперерез, и я еле успеваю затормозить, взрывая лапами наст и осыпая врага мелкой ледяной крошкой. Волк совсем, как настоящая собака, мотает мордой, чихая, и я бросаюсь на него. Быстрый сильный толчок всем телом в плечо – и мой противник с визгом катится по снегу. Я бросаюсь на него, подминаю под себя и распахиваю пасть, до отказа набивая ее пушистой шерстью и плотью, которая от моего жаркого дыхания немедленно рушится снежным комом.
Стая приходит на выручку своему сородичу вовремя. Словно сугроб обрушивается на меня сзади, погребая под горой снега и льда. Я чувствую быстрые уколы холода – укусы снежных волков – и, выпустив рассыпавшуюся комьями снега жертву, начинаю отчаянно работать лапами, торопясь как можно скорее выкарабкаться из сугроба, пока еще бьется сердце и горячая кровь струится по жилам. Но лапы уже леденеют, сил остается все меньше и меньше, а в распахнутую пасть набивается снег. Он лезет в нос, глаза и уши, мешает дышать и смотреть. Я весь в снегу и сам не понимаю, в какую сторону копать, чтобы выбраться на свободу.
Воздуха! Хотя бы глоточек, хотя бы колючего морозного ветра, обжигающего не хуже огня! Легкие рвутся, перед глазами пляшут цветные круги, в ушах звенит…Жить! Дышать! Хотя бы еще чуть-чуть! Хотя бы миг…
Сугроб внезапно словно взрывается – снежинки летят в разные стороны, подхваченные невидимым ветром. Этот же ветер подхватывает меня, приподнимает над землей – и бросает на жесткую корку наста.
Снежные волки исчезли. Растворились, превратившись в снег, отступили, выпустив жертву едва ли не впервые в жизни. А я остался лежать на поляне, и крупные хлопья снега мягко сыпались на мою шкуру.
Веки закрываются сами собой. Усталое тело замирает. Снег постепенно укутывает меня белым покрывалом. Под ним так тепло и уютно дремать…Не хочется шевелиться, не хочется ни о чем думать. Просто лежать и чувствовать, как по телу разливается блаженное тепло. И покой.
- Вставай!
Кто это?
- Да вставай же!
Не могу. Я устал, а тут так тепло…Глаза закрываются сами.
- Эй, не спи! Замерзнешь!
Замерзну? Нет, вряд ли. Я как раз только начал согреваться…
- Хватит спать, пора вставать! Я пришел за тобой!
За мной? Кто же это? Неужели это снежный волк? Может быть, именно так и становятся снежными волками – засыпают в снегу, чтобы проснуться уже в иной ипостаси?
- Хотя бы глаза открой…
Не буду. Мне и так хорошо.
- Ах, та-ак…
Снежная крошка, поднятая толчками задних лап, летит прямо в морду, заставив меня расчихаться самым позорным образом.
ГЛАВА 7.
- Вот так-то лучше! Давно пора! Шевелись-шевелись, хватит разлеживаться!
Гаст с трудом повел затекшими плечами. Так тесно, что не повернуться. Где он?
- Открой глаза и посмотри сам! – раздался над ним знакомый ворчливый голос.
Бывший рыцарь повиновался, уставившись на далекий высокий сводчатый потолок из причудливо переплетенных резных балок. Потом повел глазами из стороны в сторону – и с тихим воплем резко выпрямился.
Он лежал – теперь уже сидел – в узкой домовине, завернутый только в белый рыцарский плащ. Гроб был установлен в Громовой хоромине у самого алтаря, а рядом кутался в такой же белый плащ вчерашний «призрак» - в чуть прищуренных глазах плясали довольные смешинки, словно он любовался прекрасно сделанной работой. При взгляде на него Гаст сразу все вспомнил и рванулся из домовины, норовя схватить его за горло:
- Т-ты…Ты меня…Что ты со мной сделал?
- Только то, что было нужно, - ночной гость ловко увернулся от протянутых рук. – Для тебя это был единственный выход…
- Единственный? – Гаст оглядел себя. – Меня чуть было заживо не похоронили…
- Но ведь не похоронили же! – «призрак» переместился на безопасное расстояние. – И теперь вряд ли похоронят…если каким-то образом не запихают обратно… Надеюсь, ты не предоставишь им такого шанса? Не хотелось бы снова тебя воскрешать!
- Значит, я, - уже наполовину выбравшийся из домовины Гаст замер, - я действительно был мертв?
- Мертвее некуда! – гордо подтвердил «призрак». – Любой бы обманулся.
Встав босыми ногами на пол, Гаст оглядел себя с ног до головы. Кроме плаща, в который его завернули, на нем ничего не было, и он поплотнее запахнулся в свою единственную одежду. Холода, как ни странно, он не чувствовал.
- А вот это лишнее! – авторитетно заявил «призрак», подходя и решительным жестом сдирая с него плащ. – Нагими приходим мы в этот мир, нагими и уйдем. Привыкай, приятель! Одежда – это не самое важное в этом мире. Есть вещи намного нужнее.
- Что, например?
- Свобода, - не заметив иронии, прозвучавшей в голосе человека, на полном серьезе пожал плечами «призрак». – Дружба. Сама жизнь.
Гаст впервые внимательно посмотрел на своего собеседника. Мужчина ненамного младше него, с открытым улыбчивым слегка вытянутым лицом, стройный, худощавый, но сильный – видно, что с детства много времени посвящал тренировкам. Длинные светлые волосы свободно рассыпались по плечам. В чуть прищуренных глазах плавают смешинки. И в то же время от него веяло нездешней силой. Силой, с которой было необходимо считаться.
- Но я же мертв! – поинтересовался Гаст. - Не так ли?
- Мертв, не мертв – дело прошлое! Теперь-то ты жив…Слушай, хватит рассиживаться. Нам надо отсюда выбираться, и чем скорее, тем для тебя лучше. Я обещал тебя отсюда вытащить, и я это делаю.
Призрак с решительным видом прошел к двери и выглянул в щель.
- Сюда идут, - шепотом провозгласил он. – Однако вовремя ты решил вернуться в мир живых! Приготовься!
- К чему?
«Призрак» не ответил. Невесть откуда взявшийся ветер поднял полы его плаща, и не успел Гаст глазом моргнуть, как он растворился в воздухе, оставив бывшего рыцаря в полном одиночестве.
- Вот гад!
Двери распахнулись, пропуская двоих «орланов» в парадных одеяниях. За их спинами маячили другие рыцари, в том числе и шестеро волхвов. Уже сделавшие по инерции несколько шагов вперед, «орланы» застыли, уставившись на стоявшего возле гроба Гаста.
- Э–э…здравствуйте! - сказал он.
- Аа-а-а…- начал один из них, пятясь.
- Извините, я, - Гаст поискал глазами и обнаружил свой плащ валяющимся в нескольких шагах от него, - я сейчас…
Надо отдать «орлам» должное – их замешательство длилось всего долю секунды. Потом профессиональная выучка взяла верх, и они слаженным жестом выхватили мечи, вставая в боевые стойки.
- Брат Сила, - позвал один из них, окликая оставшихся снаружи рыцарей и волхвов. – Здесь мертвяк…
- Нет! – воскликнул Гаст, прекрасно все услышавший. – Это ошибка! Я живой. Я просто…
Возле его левого плеча внезапно сгустился воздух, и знакомый голос тихим шепотом произнес:
- Беги, дурень!
- Куда?
- Да куда угодно, только не стой на месте!
Совет был как нельзя кстати – брат Сила, один из волхвов, уже шагнул вперед, разминая пальцы, и голубая молния, сорвавшаяся с них, прошила воздух в том месте, где только что стоял Гаст. Бывший рыцарь кубарем покатился по полу – на пути молнии встала давешняя лунная тварь. Сейчас, при свете дня, она не казалась такой уж чудовищной, как прошлой ночью – просто крупный, с годовалого телка, зверь с гибким хвостом дракона, перепончатыми крыльями летучей мыши и уродливой пастью, в которой мгновенно исчезла голубая молния.
Беги!
Вскочив на ноги, Гаст сорвался с места и не придумал ничего лучшего, как устремиться к двери, навстречу тем рыцарям, что стояли там, тараща глаза на чудовище.
В Ордене Орла существовал жесткий отбор кандидатов – из десяти «птенцов» лишь один-два получали звание «орленка», а из тех едва половина становились «орлами».
Но Гаст не собирался бросаться на холодно сверкающие лезвия. В самый последний момент он высоко подпрыгнул, оттолкнувшись одной ногой от пола, зацепив другой самый кончик одного из выставленных вперед мечей, и взмыл в воздух. Третьей «ступенькой» стало плечо одного из рыцарей, и он обнаружил себя стоящим на четвереньках на одной из балок под самым потолком.
Молодец! Не стой на месте!
Голос лунной твари раздался в самом мозгу, и в тот же миг Гаст увидел выход – в потолке слабо поблескивала клоком чистого неба отдушина, через которую из хоромины уходил дым от негасимого огня. До него было сажени две вверх и чуть вбок, но он не раздумывал – оттолкнувшись всеми конечностями, Гаст снова прыгнул.
В какой-то миг ему показалось, что он не долетит - в прежние времена он бы сто раз подумал прежде, чем решиться на такой прыжок, - но выброшенные вперед руки уже схватились за края отдушины. Под слитный вопль оставшихся внизу людей, беглец подтянулся на руках, втягивая свое тело в отдушину.
В глаза ударил ослепительно яркий после полумрака хоромины дневной свет. Гаст распластался на крыше, щуря глаза и озираясь по сторонам. Что делать? Куда бежать? Здесь ему оставаться было нельзя, это ясно.
Воздух рядом завибрировал, заблестел, переливаясь и слагаясь в знакомый силуэт призрака в светлом плаще рыцаря.
Сумеешь добраться до конюшни?
Гаст смерил глазом расстояние – от Громовой хоромины, на крыше которой он сидел, до кирпично-красной кровли орденских конюшен было довольно далеко. Но, насколько он успел заметить, двери были распахнуты.
По правую руку от бокового входа последний денник. Буланый жеребец. Седло там же, как и подсумки. Если поспешишь, они не успеют закрыть ворота.
- А если успеют?
Встретимся за городом, - человек не пожелал отвечать на последний вопрос и растаял в воздухе.
Предоставленный сам себе, Гаст тихо выругался. Меньше суток тому назад он был всего лишь узником подземной тюрьмы-зоопарка, тварью, которая подлежала тщательному изучению. А теперь он на свободе, более того – он беглец. Что ему делать?
«Бежать! – пришла откуда-то ясная и четкая мысль. – Они тебя быстренько прибьют, если поймают. И Хор тут не вступится – для всех ты оживший мертвец и больше никто».
Тело само решило, что ему делать. Гаст только успел испуганно охнуть и зажмуриться, когда знакомая судорога боли прошлась по его телу. Обычно превращения случались с ним только ночью, сразу после заката, и дневное застало его врасплох. Взвыв от боли и удивления, он кубарем покатился вниз по покатому краю кровли, по пути меняя ипостась, и рухнул прямо под ноги нескольким рыцарям, которые торчали снаружи Громовой хоромины почетным караулом.
От неожиданности «орлы» шарахнулись в стороны – никто не ожидал от оборотня такой наглости. Белым днем, в самом Гнезде, падать буквально на головы борцам с нежитью! Первые секунды были в результате потеряны, и Гаст вскочил на лапы раньше, чем отмерли его противники.
«Бежать! Скорее, пока они не опомнились!»
Оборотень двигается намного быстрее, что в человеческой, что в звериной ипостаси. За четыре с половиной месяца заключения в тесной камере у Гаста не было возможности поразмяться, поэтому он рванул с места с такой скоростью, что не вписался в щель между двумя рыцарями и просто раскидал их, как кегли. Серой тенью мелькнув между зданиями, он завернул за угол и рыбкой нырнул в приоткрытые двери конюшни. Только здесь до его обострившегося слуха донеслись отдаленные крики:
- Сюда! Скорее! Он…
В конюшне царил полумрак, отвычно пахло лошадьми, навозом, сеном и выделанными кожами. Гаст невольно приостановился, поводя носом. Четыре с половиной месяца в его жизни была только неистребимая вонь подземелья – смесь из запахов мочи, помета, грязи, мокрой шерсти и забытой в дальней клетке миски с прокисшей баландой. Он успел забыть о том, что на свете существуют нормальные запахи, от которых из глаз не текут слезы.
«Та-ак, правое крыло от боковых дверей, последний денник в ряду…Правый или левый? А, на месте разберемся!» Мысленно махнув лапой на такую незначительную проблему – это все мелочи по сравнению с погоней! – Гаст потрусил в нужную сторону. Вряд ли кто-то из «орлов» успел заметить, куда он свернул, а значит, немного времени у него есть.
В денниках переступали с ноги на ногу кони. Одни подремывали, другие, застоявшись, топтались туда-сюда, фыркая и мотая мордами. Ни одна лошадь не подумала поднять тревогу – в ордене всех лошадей натаскивали не бояться тварей, иначе конь может подвезти всадника в самый важный момент. Поэтому лошади спокойно провожали взглядами трусящего по коридору оборотня.
Боковые двери были на запоре, но Гаст отметил этот факт мимоходом – до его обострившегося слуха долетел нарастающий шум: рыцари наконец опомнились и начали планомерно прочесывать Гнездо. Видимо, они решили, что имеют дело с двумя разными тварями – ожившим мертвецом и невесть как проникшим в Гнездо оборотнем, - а значит, и осторожничать будут вдвойне.
Нужного жеребца он заметил издалека – у коня был другой запах, более свежий и чистый. Вот только седла и седельных сумок он не обнаружил – очевидно, конюхи вовремя заметили и устранили оплошность. Да и все равно – как, скажите на милость, он будет седлать лошадь? Лапами? И вообще – что оборотню делать с лошадью? Когда призрак давал ему совет, он не мог предугадать, что Гаст превратится.
Шаги и голоса за спиной заставили его припасть к полу, прижимая хвост и уши. Через главный вход в конюшню вошло несколько человек.
- Трое направо, трое – налево, остальные – за мной, - скомандовал властный голос. – Проверять каждый денник!
Куда спрятаться? Он оказался в тупике. Здесь была только еще одна дверь – каморка, где конюхи хранили инструменты. Не раздумывая, Гаст ринулся туда.
На его счастье, она была заперта лишь на крюк, который он скинул носом и неловко – не было времени практиковаться – лапой поддел дверь, протискиваясь в щель. Здесь было тесно от составленных вдоль стены вил и лопат, сваленных тут и там мешков, старых уздечек, вышедшей из строя упряжи и прочего добра. Просто лапу поставить некуда! Но под потолком имелось небольшое окошко, ставень которого был даже приоткрыт.
Вскочив на ларь, в котором, судя по запаху, хранились кожи, Гаст носом и передними лапами осторожно отодвинул ставень до конца и опасливо высунул