Мелодия любви. Инна Комарова

События романа разворачиваются в 1996 году.

   Катрин – молодая, красивая, умная девушка. Живёт в Москве. Полностью состоялась в профессии, многого достигла. Но счастье её где-то заблудилось или потерялось…

   Анри – потомственный аристократ, парижанин, у него за спиной много побед, удач. Его брат и сестра – замечательные люди, с ними сложились очень тёплые отношения, но свою половинку он так и не встретил.

   Он и она блуждают в лабиринтах судеб, как потерявшиеся звёздочки, но в один ненастный осенний вечер их случайная встреча состоится и удивит обоих.

   Что ожидает молодых? Отнесётся ли благосклонно судьба к ним, суждено ли им познать истинное счастье?

   В книге сквозной сюжетной линией проходит детективная составляющая: много нового предстоит узнать читателю о наследии, которое оставили предыдущие поколения. И проследить за ходом интереснейших увлекательных событий: как за старинным наследием и работой выдающегося мастера-самородка, охотятся представители преступного мира.

   И, конечно, невероятно красивая любовь, о которой каждый в глубине души мечтает. Удивительные романтические отношения и ... свадьба!

   Но на этом книга не заканчивается.

   МЕЛОДИЯ ЛЮБВИ

   Никакая земная музыка

   Генри Уорд Бичер

   ПРЕДЫСТОРИЯ

   Эта встреча для меня явилась истинным подарком. Познакомились мы в филармонии – на вечере камерной музыки. Она по рассеянности потеряла номерок и очень расстроилась. Благо, в тот вечер была моя смена, Я, не задумываясь, тут же пропустила её, и Лидия Аркадьевна, пробежав по гардеробной, быстро нашла свою шубку. Тысячу раз поблагодарив меня, отошла в сторону. После пропажи номерка долго проверяла свою сумку и большой пакет с ручками, в котором, как выяснилось, она носила с собой клавиры и во время концерта отслеживала, всё ли исполнитель выполнил по замыслу композитора. Особенно её волновала нюансировка. Требовательность в первую очередь сказывалась в её работе, но и другим она не делала поблажек.

   Я тогда подумала, что она музыкант, и ошиблась. Её речь была такой живой, плавной и красивой, насыщенной богатыми эпитетами, образными выражениями, пестрела цитатами и выдержками из книг. Я вслушивалась в каждое сказанное ею слово.

   Публика быстро растворилась. Мы остались вдвоём, и охранник –Николай Терентьевич – периодически прохаживался, проверяя, не остался ли кто-нибудь в помещении?

   Я засомневалась, любопытство наталкивало на действия. Набралась смелости и спросила:

   – Вы, случайно, не писательница?

   Она, смущённо опустив глаза, призналась:

   – Она самая.

   Вот теперь, узнав, кто передо мной, я воспылала желанием продолжить наше знакомство. С детства запоем читала, любовь к хорошим книгам осталась со мной и поныне.И что вы думаете, после смены я навязалась к ней в попутчицы. Она же приветливо улыбнулась мне и скромно ответила:

    – Буду рада. Вдвоём и дорога домой не покажется долгой.

   Поразилась, узнав, что моя новая знакомая живёт в том же районе, где и я.

    – Так нам по пути?! – с удовлетворением спросила я.

    – Выходит, что так.

   Меня не оставляло чувство, что наша встреча с самого начала была пропитана мистикой. Мы мило распрощались, но с того вечера нашей первой встречи я, не переставая, думала о ней.

   И вот, в один поистине чудесный день я попала к ней в гости. Моя собеседница оказалась очень лёгким в общении человеком.

   – Проходите, пожалуйста. Как раз и чай поспел. Сейчас подам. Зимним морозным вечером что ещё надо?

   Скромная меблировка гостиной ничуть меня не отпугнула. Обстановка мне показалась очень уютной: над столом, за которым мы сидели, висел красивый абажур, обрамлённый бахромой, нас окружали цветы. Они были повсюду – хозяйка их выращивала и раздаривала. Как она сказала:

   – Этот процесс бесконечный. Если меня они так радуют, пусть и у других людей на сердце воцарится благодать. Растения – как дети. Я разговариваю с ними и пою им. А они в ответ цветут.

   – Вы правы, благодать.

    Мы пили чай с вареньем из черноплодной рябины и вели неспешную беседу. Её питомцы не мешали нам, они дружно спали у двери на цветном коврике: чёрный с белыми крупными пятнами пушистый кот Василий и пёс Мухтар.

   – А что вы пишете сейчас? – не удержалась и спросила я.

   – О, у этого романа открылось второе дыхание.

   Я удивлённо посмотрела на собеседницу.

   – Да-да, не удивляйтесь. Этот роман был написан много лет тому назад в жанре «драма». Тогда я иначе не могла его завершить. Прошло много лет, и у меня родилось неистовое желание обновить старый замысел и завершить роман иначе. Не буду убивать героя, – решительно заявила писательница.

   – В предыдущей версии он погиб?

   – Да. И это было ужасно, я очень переживала.

   – А действие где происходит?

   –Танюша! Человек, который откроет эту книгу, сразу попадёт в неповторимую атмосферу: пред ним предстанет величавая, порой властная Нева в Петербурге. Взыскательного читателя окутают запахи и музыка этого удивительного романтического места. В самом сюжете такой дивный аромат любви, что, даже перечитывая старую трагическую версию, погружаешься с головой в повествование и расстаться с героями не можешь. Большинство знаковых событий произойдёт в Петербурге у брегов Невы.

   И Лидия Аркадьевна одухотворённо зачитала:

   «Люблю тебя, Петра творенье,

   Спешит, дав ночи полчаса…».

   – Обожаемый мной Александр Сергеевич…

   – Вы правы, божественные строки! Я никогда не жила там, но от Петербурга всегда была без ума. Мне он видится романтичным и в тоже время холодным и гордым.

   – Так и есть, вы угадали. Давненько не навещала город на Неве. А родом я оттуда.

   – Вот как?

   – Правда, отца перевели в Москву, когда я в садик ходила.

   – Пожалуйста, рассказывайте, мне очень интересно. Надеюсь, вы позволите мне прочитать всю книгу, когда завершите работу.

   – Если буду удовлетворена итоговой версией, конечно, почитаете. Своим читателям я никогда не отказываю. Они – мои лучшие друзья.

   Моя собеседница пригласила меня в кабинет, и мы присели у компьютера. Я заслушалась.

   ВСТУПЛЕНИЕ

   Вскоре она пробудилась, увидев во сне знакомый сюжет. Давненько эта история донимала её. В первый раз вдохновила на написание музыкального произведения, которое естественным образом вплелось в канву сюжета. Тогда, по своим ощущениям, она подумала, что главная сюжетная линия произведения нашла своё воплощение, задача выполнена, и на этом всё исчерпано. Ан нет…

   Сейчас сюжет явился к ней вновь в своём первозданном виде, без каких-либо изменений, как плёнка старого фильма… Душа требовала развития истории, ибо не выполнила своей миссии до конца.

   Так, маленькими шажками рождалось новое, отчасти незнакомое произведение, нашедшее отражение в образах и действиях, поначалу в её воображении, ну а после запечатлённое на электронной «бумаге».

   ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ. 1996 год.

   Поздняя осень. Этот период не обещает обновления, так предусмотрено природой. В холодное время года все процессы приостанавливаются до первых проблесков весны.

   Природа-умница не растрачивает силы на борьбу с холодом, она просто уходит в себя и замирает – умнейшее творение рук Создателя, надо отдать ей должное. Она умеет достойно выживать в любых условиях. Стоит поклониться ей низко в ножки с благоговением, благодарностью и любовью.

   На улице проливной дождь. Сыро, холодно, промозгло. Порывистый ветер сметает всё на своём пути. Кроны деревьев клонит к земле, и они, жалуясь, друг дружке, печально подчиняются. Очень неприятная погода.

   Старинный сквер с длинными широкими аллеями красивейших многолетних кустарников и деревьев, изящными скамейками, расставленными вдоль дорожек. Здесь любят посиживать стареющие дамочки, мамочки с детками, студенты, прогуливающие лекции и свободные от семейных уз мужчины. Последние очень любопытны: усевшись поудобнее, они с бешеным интересом разглядывают прохожих, мелькающих перед глазами и бегущих по своим делам.

   В глубине сквера кафе с большими витринами, красочными витражами, освещёнными изнутри, приветливо зазывает к себе посетителей. В дневные часы здесь немноголюдно. Зато в вечернее время происходит волшебство – камерное кафе превращается в приветливый весёлый ресторанчик. За прилавком бара хозяин, он суетится, обслуживая посетителей. На кухне хлопочут хозяйка с помощницей, подготавливая всё к вечернему приёму гостей.

   ОНА

   За столиком у витрины одинокий женский профиль. Всё внимание устремлено вдаль, оно приковано к улице. Она там, под дождём, выискивает знакомый силуэт. Девушка усталым взглядом провожает прохожих, чем-то опечалена. По всей вероятности, ожидает кого-то.

   Незамысловатая, до боли знакомая картина – назначено последнее свидание, штрих в затянувшемся романе. И вот настало время поставить жирную точку. Прозаично, не правда, ли? Но кто бы знал, как же это трудно сделать!!!

   Она, не отрываясь, тупо выискивает взглядом, стараясь не потерять последнюю надежду. А там, под дождём, снуют незнакомые прохожие, которым нет никакого дела до неё. Тот, кто назначил последнее свидание, почему-то задерживается. Быстро, как одно мгновение, промелькнул день. Так вся жизнь незаметно убегает.

   Вечер спустился на землю, окутывая всё вокруг сиреневым покрывалом. На небе одна за другой зажглись, заблестели звёзды, рисуя разные геометрические фигуры. Дождь всё усиливался, безудержно поливая снаружи витрины кафе и бегущих мимо прохожих.

    «Я для них – чужая! И некому слова молвить, а так хочется именно сейчас пожаловаться на свою несчастную долю, на несостоявшуюся судьбу. Поделиться с кем-нибудь», – мысли одна за другой сновали в голове, вызывая в душе хаос и беспокойство. Грустили глаза девушки, болела душа. И нет-нет, а привиделось, что струйки дождя и есть слёзы, которые катились по её лицу. Всё ясно – он не пришёл. Струсил… не нашёл в себе силы сказать последнее:

   «Прощай».

   Ах! Как горько расставаться навсегда…

   Но какое кому дело до одной обездоленной судьбы. Жизнь суровая штука. Те, у кого всё хорошо – никогда не расставались, не теряли – живут своей жизнью и не замечают чужих несчастий, печалей, бед. Это понятно и закономерно. Во времена глобальных перемен люди, за редким исключением, слепы и глухи к человеческому горю. А оно, горе, одиноко… Благополучные окружающие не любят и не воспринимают неудачников, забывая о том, что беда – своенравная, кочующая дамочка. Она не сидит на одном месте, сложа руки. Нет! Не надейтесь! В любой момент, без всякого приглашения, нагрянет и к вам…

   Весь ужас нашего бытия и заключается в том, что мы забываем об этом или не хотим помнить, когда благополучны. Стало быть, если мы не протянули отчаявшемуся человеку руку помощи, кто протянет её нам? Нам не на что будет надеяться, не на кого опереться, не от кого ждать столь желанной помощи.

   Как правило, люди не задумываются над этим.

   Но наша увлекательная история только начинается, и для печали нет оснований. Молодость найдёт дорогу к счастью, и это окрыляет.

   Нежданно-негаданно…

   Как по взмаху волшебной палочки вспыхнули люстры, особенно красива была та, что в полукруглом небольшом зале. Сразу стало торжественнее и праздничнее. Заиграл оркестр, и из глубины помещения полились звуки чарующей музыки. Зал кафе – с баром у входа – встречал гостей. Столики уходили вглубь – с порога помещение напоминало трамвайчик. А в глубине, под полукруглой аркой восседал оркестр, там же передвигались в танце посетители.

   Мелодии песен Ива Монтана, Шарля Азнавура, Джо Дассена и многих других любимых, прославленных исполнителей ласкали слух оживлённой публики, радовали их сердца, создавали незабываемую атмосферу, поднимая настроение.

   Посетителей становилось всё больше – они мгновенно наводнили кафе. Расселись за столиками. Стало шумно. Кто-то у стойки бара вёл беседу, потягивая через трубочку коктейль или сок. Другие,

   с места в карьер, приглашали дам на танец.

   Кафе легко сбросило своё обыденное, неторопливое дневное предназначение и по мановению волшебной палочки превратилось в уютный ресторанчик. Пришло время иным событиям и настроениям, свойственным и характерным вечерней жизни. Смех, шум, звон бокалов наполнили ещё недавно полупустое, тихое помещение.

   ТАНГО

   Как-то незаметно для посетителей в дверях выросла фигура очень импозантного мужчины. Его внешний вид говорил о многом, если не обо всём.

   Высок, строен, ухожен, начисто выбрит, надушен, аккуратно причёсан. Широкая прядь седины вовсе не портила его облик. Волнистые густые волосы облагораживали внешность мужчины. Мягкие черты лица, приветливый проникновенный взор, доверчивая улыбка говорили о его беззлобном характере. Он был с иголочки одет, изыскан и элегантен. В каждой детали его одежды чувствовался лоск: тёмный длинный плащ с пелериной на спине, с погонами на плечах. Белый шарф, свободно свисавший вдоль пол плаща, вносил строгость. Светло-серый костюм-тройка из роскошной дорогой ткани сидел на нём, как влитой. Нежно-бирюзовая сорочка с сочным выпуклым рисунком галстука потрясающим образом освежали и украшали костюм. Строгие чёрные лаковые туфли. Мужчина от природы обладал тонким вкусом, и скрыть эту черту от любопытных взглядов невозможно было, а он и не старался. Посетитель показался настолько привлекательным и галантным, что невольно притягивал к тебе любопытные взгляды. Одним словом – аристократ от рождения и по воспитанию. При взгляде на него сразу становилось заметно: чувствует он себя вполне уверенно, легко, комфортно. Его внешность красноречива, она даёт понять – этот человек не обременён суетностью жизни и какими-либо проблемами. В то же время он не зажат в тиски своего происхождения или же жизненного статуса. Он раскован, но в меру. Вежлив, учтив. Весь его облик располагает к общению. В отличие от людей своего круга, он не изнывает от комплексов и при желании свободно посещает общественные места. Да, такой типаж всегда нравится женщинам, но мужчина не пользуется и не играет этим. У него свои устои. За рамки приличия не выходит. Ему не свойственна суетность, торопливость. Его присутствие где-либо вносит спокойствие и разряжает даже накалённую обстановку. Имя его Анри Луи де Бож-Лурье.

   Катрин, так звали девушку, сидевшую одиноко за столиком, не сразу заметила его. Она полностью была поглощена своими невесёлыми мыслями, старалась держаться незаметной, не приковывать к себе внимания публики. Она избегала косых, насмешливых, блуждающих взглядов. Сейчас её душа замкнулась, закрылась от посторонних. Они раздражали её наносной, чрезмерной весёлостью. В данный момент она нуждалась в покое и уединении. Хотя по натуре была открытой и общительной.

   Нередко под влиянием обстоятельств, в которые мы попадаем, наши привычки мутируют и мы изменяем сами себе.

   Анри быстрым движением сбросил с себя плащ, отошёл в гардеробную, повесил его на вешалку, вернулся к стойке бара, где и расположился. Присел на высокий стульчик, достал трубку и закурил. Оглядывая помещение любопытным взглядом, наблюдал за танцующими. Повернувшись к хозяину, он с воодушевлением сказал:

   – Мишель, у вас сегодня аншлаг!

   – Да, месье, вы абсолютно правы, сегодня особенно многолюдно, – доброжелательно ответил хозяин, поддерживая разговор. – Разве это плохо?

   – Что вы? Это замечательно! – ответил ему Анри и продолжил своё наблюдение.

   Совершенно случайно его взгляд упал на одинокий женский профиль. Поначалу мужчина не обратил внимания на девушку, заметив лишь её затылок. Но в какой-то момент Катрин немного повернула голову, и с другого ракурса он разглядел лицо. Она произвела на него впечатление, её внешность отличалась от всех посетителей в кафе. Анри присмотрелся и понял:

   «Что-то неладное с ней – она в отчаянии».

   Желание прийти на помощь, на выручку заставило его предпринять неординарные действия.

   – Мишель, – обратился он к хозяину кафе.

   – Слушаю вас, месье, – вернувшись к стойке, произнёс хозяин.

   – Мишель, скажите, вы знаете, кто эта девушка? – наклонившись к нему, спросил Анри.

   – О ком это вы? – поинтересовался хозяин кафе.

   – Взгляните, вон там за столиком, у витрин? – взглядом показал Анри.

   – Понял, о ком вы спрашиваете, месье. Нет, не знаком. Несколько раз видел, но не знаю, кто она. Мадмуазель редкий гость у нас. Раньше она приходила сюда с молодым человеком. А сегодня с самого утра сидит в одиночестве. И такая грустная, я заметил, – поделился хозяин.

   – Всё ясно. Спасибо, Мишель, – поблагодарил Анри.

   Недолго думая, вынув из вазы, что стояла на стойке бара, тёмно-бордовую бархатную розу, быстрым шагом протиснувшись между столиками, мужчина подошёл к Катрин.

   – Добрый вечер, мадмуазель, – сказал он приветливо по-французски, пытаясь привлечь её внимание, – это вам, – и протянул ей розу на длинной ножке.

   Катрин резко оторвала взгляд от улицы, будто пробудилась ото сна. Повернула голову и подняла на него глаза. На мгновение Анри замер. Её строгое и в то же время чудное, милое, нежное личико выглядело очень несчастным и уставшим. Вопрос, который она обронила вскользь, нарушил ход его мыслей.

   – Это мне?! – мимоходом спросила она, свободно владея французским, и протянула руку навстречу розе.

   – Вам, вам, конечно же, вам, – произнёс Анри, вручая ей цветок.

   – Месье, как мило с вашей стороны, но мне как-то неловко, в честь чего это? – очень удивилась девушка, а глаза по-прежнему оставались, как у больной побитой собаки.

   – В честь нашего знакомства. Разве это не причина? – стараясь вывести её из состояния ступора, продолжал он.

   – Не знаю даже, что и сказать? Спасибо, конечно, но это так неожиданно. Я сегодня не в том настроении, чтобы знакомиться. Боюсь, что омрачу и испорчу вам вечер, – очень грустно ответила девушка, повернув голову в сторону улицы, не предложив ему сесть.

   – Вы позволите, мадмуазель, обратиться к вам с маленькой просьбой? – спросил Анри, не придав значения её пессимистическим заключениям.

   – С какой? – после паузы безучастно спросила Катрин, не поворачивая головы, вдыхая в себя аромат розы.

   – Пожалуйста, мадмуазель, назовите своё имя, – вежливо попросил он.

   – И в этом заключается ваша просьба? – меланхолично спросила она.

   – Пока да, – коротко ответил он.

   – Пожалуйста, меня зовут Катрин, – ответив, она отвлеклась от улицы и посмотрела на него ещё раз.

   – Какое ласковое, нежное у вас имя. Я и не сомневался, что назовёте что-то в этом роде, – улыбаясь уголками глаз, добавил он, при этом оставаясь сосредоточенным.

   – Имя как имя, – сухо ответила она.

   – Ещё один вопрос, если позволите. Мадмуазель, скажите, вы никуда не торопитесь? – осторожно спросил он.

   – Тороплюсь, вы угадали, – ответила Катрин, не поднимая глаз.

   – У меня к вам последняя просьба. Будьте любезны, не отлучайтесь, пожалуйста, от своего столика. Задержитесь, буквально на несколько минут. Мне необходимо проверить кое-что. Я оставлю вас на мгновение и тут же вернусь, – попросил Анри немного сбивчиво, продолжая настаивать на своём.

   – А что случилось, зачем это? – насторожилась Катрин. – Между прочим, это уже вторая ваша просьба, не много ли для первого знакомства? Вы извините меня, месье, я сегодня действительно не в духе. Будет лучше, если на этом мы закончим разговор. Ещё раз извините меня, пожалуйста. Мне пора уходить, – сказала она, взяв со стула сумочку, вложила в неё помятый, запачканный косметикой носовой платок.

   Анри, не обращая внимания на её состояние, продолжал натиск. Он внутренним чутьём понимал, что не должен дать ей уйти.

   – Прошу простить, совершил оплошность. Катрин, я не представился вам. Будем знакомы. Меня зовут Анри, если угодно, Анри Луи де Бож-Лурье, – поспешил он исправиться и отрекомендовался.

   – Очень приятно, – тихо ответила она больше из вежливости, нежели из интереса.

   – Поверьте моему слову, мадмуазель. Я не задержу вас надолго.

   Отойду на мгновение и вернусь. Очень прошу, задержитесь. Потом всё поймёте.

   Мужчина быстрым шагом отошёл от столика, растворился в публике, наводнившей кафе. Там, в глубине зала, где под сводом арки находился оркестр, он пробыл не более двух минут и сразу же вернулся. Подойдя к столику, галантный кавалер протянул Катрин руку. Головой подал знак оркестру. И в этот миг торжественно и ярко зазвучало вступление волнующего танго.

   – Пожалуйста, Катрин, подарите мне этот танец, очень прошу, – утопая в её глазах, мягким голосом попросил он.

   Они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, Анри не выпускал её из своего поля зрения. Его умоляющий, вопрошающий взор приковывал её внимание. Катрин подняла руку и вложила в его раскрытую ладонь. Затем встала и направилась вслед за ним. Он нежно, деликатно правой рукой обвил её стан. Левой рукой поддерживал руку и повёл под звуки страстного, зажигательного, чарующего танго, не спуская с неё глаз.

   Они не соприкасались – между ними была дистанция, но Катрин ощущала его дыхание, хотя вёл он себя очень деликатно, как подобает джентльмену. Она оценила это. Танго полностью поглотило их. Сколько страсти было в этом танце и одновременно какая потребовалась сдержанность с его стороны, чтобы ничем не задеть её женского самолюбия и человеческого достоинства. Анри видел и понимал, в каком состоянии она находилась. Он всё это учёл – такое получил воспитание. Не привык к лёгким победам, ему это было чуждо. К тому же, умел уважать женщину.

   Под заключительные аккорды танца Анри плавно подвёл девушку к столику, усадил и поблагодарил. Затем подозвал официанта и сделал заказ. Тем временем продолжал беседу, удерживая внимание Катрин, не давая переключаться на печальные мысли. Они разговаривали долго, вплоть до закрытия кафе.

   Анри сумел расположить её к мирной, непринуждённой беседе.

   Их не торопили даже тогда, когда в кафе не осталось ни единого посетителя, и работники начали уборку, но в отдалении от них, чтобы не мешать.

   – Я думаю, Катрин, – начал Анри, – мне необходимо рассказать вам о себе. В свою очередь, я бы очень хотел узнать о вас как можно больше.

   – Зачем это вам? – перебила она его. – Скорее всего, мы никогда больше не увидимся, – всё в том же пессимистическом духе высказала она своё предположение.

   – Я понимаю, – спокойно, выдержанно продолжил он. – Вам это покажется неправдоподобным и странным, но я ощутил эту потребность, как только увидел вас, и не смог ничего с собой поделать. Сразу хочу предупредить, настаивать ни на чём не буду, даю вам право выбора. Но у меня нет ни малейшего сомнения, что нас с вами связывает много общего. Признаюсь, пока нет ответов на все вопросы, но чутьё мне подсказывает, что я прав. Что же я хотел вам сказать? Ах да. Катрин, перед вами потомок знатного рода. Наше имение находится в отдалении от столицы, если захотите, я повезу вас туда. Так сложилось, что большую часть своего времени я провожу здесь, в Париже, или в разъездах. В нашей большой семье из детей я младший. У меня есть брат и сестра. Все мы являемся потомственными виноделами – совладельцами большого бизнеса. Мои брат и сестра – прекрасные люди, я их очень люблю, стараюсь все выходные и праздники проводить с ними, в кругу их семей. Я же, на сегодняшний день, холост, правильнее будет сказано – вдовец. Женился очень рано, на дочери близких приятелей моих родителей. Мы с ней играли в детстве, потом учились вместе, много общались, встречаясь на торжествах, потом подружились, ну, а затем и поженились. У меня о ней остались хорошие, светлые воспоминания. Моя жена была чудесной девушкой, настоящим другом. Вскоре после свадьбы она погибла в автомобильной аварии. И всё. Ни жены, ни детей у меня не осталось. Больше я женат не был. Шесть лет тому назад после тяжёлой болезни ушёл из жизни наш отец, а год тому назад вслед за ним ушла и матушка. Как и наши предки, мы бережно относимся друг к другу, к нашим корням, традициям, к истории нашего рода, ну и, конечно, к делам. У нас красивое, респектабельное и, как мне кажется, очень нужное дело. Вы знаете, Катрин, в самом начале всем занимался управляющий моего деда. Сам дед не занимался ничем. Он носил высокий титул, у него были совсем иные интересы: принимал у себя знатных гостей, устраивал балы, вёл светский образ жизни, много выезжал, как, собственно, и мой прадед. Моему деду неведомо было желание постигать премудрости большого хозяйства, он был сугубо светским человеком. Во всяком случае, в годы его молодости было именно так, – рассказывал Анри. – Управляющий деда был человеком честным, порядочным, знаете, такой аккуратист. Он любил во всём дисциплину, полный порядок, умел содержать хозяйство в лучшем виде. Ну, а мой отец, в отличие от деда, уже совсем другой по натуре, он унаследовал материнские гены. Кстати, Катрин, хотел вас спросить, вы ведь из России, не так ли? – поинтересовался рассказчик.

   – Совершенно верно, вы проницательны, а какое это имеет значение и отношение к разговору? – недоумевала Катрин.

   – Самое что ни на есть прямое, – ответил Анри, не замечая её тона.– Дело в том, Катрин, что родители моей мамы – эмигранты из России. Они уехали после революции. У её отца тоже был титул, он был приближен к императорскому двору. Моя мама, как её братья и сёстры, родились уже здесь. В их доме всегда звучала русская речь, задушевные песни, романсы, благодаря чему дети освоили язык и свободно читали русскую классику. Помню, когда я был маленьким, мама пробовала читать мне русские сказки, но так ничего из этого и не вышло. Я ведь самый младший в семье, а родной язык, как вы понимаете, у нас французский. Наверное, мы оказались ленивее других детей. О чём я сейчас очень сожалею.

   Правда, несколько слов, даже простых предложений по-русски, я знаю. Отвлёкся. Так вот. Как я говорил, мой отец живо интересовался всем, но как все дети, поначалу в качестве увлечения, сейчас любят говорить – хобби. Ну а когда втянулся, то влюбился в виноделие и уже не смог заниматься ничем другим. Его буквально клещами вытягивали из винных подвалов, где он постигал винодельное искусство у старых умельцев – истинных мастеров своего дела, которых нанимал наш умный управляющий, на них всё и держалось, – делился Анри.

   В этой первой беседе он поведал ей много интересного, но ни о чём не спрашивал. Этот человек был великодушен по натуре и понимал, что раны заживают лишь со временем. Когда душа Катрин успокоится, она сумеет раскрыться ему. Тогда между ними наступит полная гармония.

   Анри полюбил её с первого взгляда, но не мог претендовать на взаимность, в сердце Катрин зияла кровоточащая рана.

   ПРОБУЖДЕНИЕ

   Катрин слушала его очень внимательно и всё больше погружалась в неизвестный, завораживающий мир, который был ей неведом, но вызывал жгучий интерес.

   – Какой сегодня странный день, – после долгого молчания, произнесла она. – Как разобраться?

   – Что беспокоит вас? – спросил он, положив свою ладонь на её руку.

   – Ничего не понимаю. Одни загадки. И где кроется разгадка… –девушка искала ответ и не находила. – Весь сегодняшний день был сплошным мраком, окутавшим меня. Мне представлялось, что до конца дней не вырвусь из его цепей, с таким грузом на сердце провела этот ужасный день. Но вот явились вы, не знаю откуда? Посланник с другой планеты. Для меня это тайна за семью замками. Вроде бы ничего особенного не произошло.

   Она замолчала, задумавшись.

   – Вы знаете, Анри. За короткое время вам удалось развеять этот мрак, этот ужас, в котором я находилась довольно долго. Я вам такблагодарна. Вы, сами того не зная, вернули меня к жизни. Вот так сразу не смогу выложить на блюдечке всю свою жизнь, сегодня мне это не по силам. Но кое-что, пожалуй, поведаю вам. Даже и не думала, что у меня возникнет когда-нибудь желание поделиться с кем-нибудь. Надо отдать должное – вы сумели вызвать во мне это желание, и я готова открыться вам. Послушайте, пожалуйста. Мне кажется, эта информация будет для вас откровением.

   Представьте, месье де Бож-Лурье, что я ведь отчасти француженка. Мой дедушка служил в легендарном авиаполку «Нормандия-Неман». Он – в отличие от меня и моих родных – чистокровный родовитый француз. С моей бабушкой познакомился на фронте в период Великой Отечественной войны. В Европе её называют «Вторая мировая война». Бабушка была совсем молоденькой и очень красивой. Она ему сразу понравилась. Он не отходил от неё ни на шаг в короткие промежутки между полётами. В юности всё проще. Молодые подружились, и вскоре стало очевидным, что между ними возникло большое чувство – они полюбили друг друга, и, как в жизни случается, завязались близкие отношения. На войне всё происходит гораздо быстрее, нежели в мирное время. Вы не думайте, что это случайность. Нет.

   Моя бабушка попала на фронт после окончания курсов медсестёр, прошла почти всю войну и осталась жива. За год до Победы над фашизмом её демобилизовали, знаете почему? Она забеременела. Вскоре родилась моя мама. Сами понимаете, она своего отца никогда не видела, он не смог остаться в Советском Союзе, а бабушке, да ещё с маленьким ребёнком, не позволили уехать во Францию – тогда это было невероятно сложно. Они ведь не были зарегистрированы, так что доказать что-либо чиновникам не представлялось никакой возможности. Какое-то время переписывались: он с оказией передавал бабушке трепетные весточки, редкие гостинцы, но со временем их отношения прервались. Бабушка решила, что ему запретили. Он ведь оставался военным человеком, а после войны в Советский Союз прикрылся «железным занавесом» и все, даже родственные отношения, прекратились. Не исключено, что службы перехватывали письма, поэтому их переписка резко прервалась. В этой истории ясности не было, и что на самом деле произошло, никто не знал и не знает до сих пор. Так они потеряли друг друга и расстались навсегда. Бабушка очень переживала, тосковала по деду. А когда родилась моя мама – назвала её Луизой в честь матери любимого, памятуя о его желании. Время шло, мама подросла, бабушка выбрала для дочки школу с изучением французского языка и записала в музыкальную школу. Сама бабуля тяжело работала, недоедала, а маме ни в чём не отказывала. Я полагаю, в глубине души, на подсознательном уровне, она надеялась, что в один прекрасный день дедушка приедет за ними, вот поэтому и стремилась подготовить маму к жизни во Франции. Но он так и не приехал,

   а бабушка продолжала жить, воспитывать мою маму, потеряв всякую надежду.

   О замужестве и не помышляла. Но судьба иногда делает подарки. Спустя годы она познакомилась с человеком, который ей чем-то напоминал её первую любовь. Он тоже был военным, тогда носил звание подполковника в запасе. Надо сказать, очень красиво за ней ухаживал. Постепенно стал заходить к ним в гости. Очень хорошо относился к моей маме, баловал её знаками внимания, подарками. И только через год бабушка приняла его предложение и вышла за него замуж. Жили они дружно, ладно. В этом браке родилась девочка Сабина – мамина сестра – моя тётушка, с которой мы очень дружны. Бабушка незадолго до родов прочитала книгу, в которой главная героиня носила имя Сабина. Образ героини, совокупность ярких, прекрасных, редких черт характера захватили душу и мысли моей бабушки, да так, что повлияли на решение – назвать девочку этим именем. Когда дочка родилась, бабуля так и сделала.

   Вдруг Катрин умолкла, перенеслась куда-то далеко-далеко в своих мыслях. Её взгляд помутнел, она выпала из реальности, в которой находилась. Девушка опустила голову и опять загрустила.

   Но, переведя дыхание, сказала:

   – Людям свойственно фантазировать, особенно этим страдают женщины – склонны придумывать себе идеалы, которых не существует… это я о себе. Моя бабушка к этому отношения не имеет, – добавила она. – Вот такая простая, немного грустная история, – произнесла Катрин, завершив свой рассказ. – И зачем я всё это вам рассказываю? – спросила она у себя и опять взгрустнула.

   – Что вы, Катрин, история изумительная! Я ведь с первого взгляда почувствовал, что вы своя, родная. Как хорошо, что от вас не скрыли этих подробностей, – обрадовался Анри своим мыслям.

   – Нет, что вы, напротив, мне с детства прожужжали все уши о том, какой у меня легендарный дед, и показывали единственную фотографию, где бабушка с дедушкой вместе на фронте. Кстати, вы говорили об имени. Так вот, раскрываю семейную тайну. Не знаю почему, но вы располагаете к доверию, – так, между прочим, сказала она. – В моём имени, на самом деле, совмещено два: Катя – это я и Рене – дед. Получилось – Катрин – на французский манер. И меня, как и мою маму, с детства обучали языкам, музыке, даже живописи. Я с детства горела желанием увидеть Париж, побывать в Европе, объездить много разных стран.Скорее всего, это у меня на генетическом уровне заложено. Вот и выбрала специальность, которая совместила в себе все мои знания, способности и желания, одновременно. Я – экскурсовод, как у нас говорят – гид. Сопровождаю группы туристов во Францию, Италию, Германию, Скандинавию, в общем, куда пошлют. А когда групп нет, немного преподаю на курсах. Но в основном провожу экскурсии для иностранных туристов в России. Как правило, это: Москва, Санкт-Петербург, Ярославль, Новгород и другие города, зависит от тура, который туристы выбирают. Такие вот дела, – резюмировала она, опять погружаясь в свои мысли. Её всё ещё не покидали переживания ушедшего дня. – Ну, мне пора, – сказала Катрин, посмотрев на часы. – Мы сегодня ночью улетаем, мне необходимо попасть в гостиницу заранее, всё проверить и вместе с группой отбыть в аэропорт. У гостиницы, наверняка, уже ожидает автобус. Жизнь диктует своё, независимо от наших желаний.

   – Не волнуйтесь, пожалуйста, я отвезу вас, куда скажете. Не стоит добираться сейчас общественным транспортом, на это уйдёт гораздо больше времени. Быстро доставлю вас на место, без приключений, – учтиво предупредил Анри. Он опередил её мысли.

    – Ну, что ж, если так, спасибо. Как мило с вашей стороны. Надеюсь, это не нарушит ваших планов? – немного смущаясь, спросила Катрин.

   – Ну, что вы! Как можно? А даже если и так. Пожалуйста, не лишайте меня удовольствия ещё немного побыть с вами и выглядеть в ваших глазах истинным мужчиной, – кокетничая и улыбаясь, сказал Анри.

   Он всеми силами своей благородной души желал создать комфорт в её сердце, дабы полностью вывести из заторможенного, потерянного состояния. Анри отвёз Катрин в гостиницу, по дороге очень деликатно попросил номер телефона и домашний адрес. Она вырвала из блокнотика листик и записала ему все данные. Он поблагодарил её.

   – Я, кажется, забыл визитки, незадача. – Он припарковал машину у гостиницы, достал записную книжку и записал адрес и телефон. Протянув ей листик, кротко спросил:

   – Катрин, вы позволите позвонить вам?

   Она кивнула в знак согласия.

   Был сделан первый шаг, чтобы не потеряться.

   – Если я открыла вам столько семейных тайн, чего уж там, звоните, – ответила девушка, делая над собой усилие, и приветливо улыбнулась грустными глазами. – Спасибо, Анри, вы мне очень помогли сегодня. Пока не знаю, как сложится моя жизнь в дальнейшем, но я для себя многое поняла и приняла очень важное решение. А самое главное, почти вернулась к нормальному состоянию. И всё это благодаря вам, – проникновенно произнесла она речь, преисполненную чувством благодарности.

   – Будем прощаться, – Катрин протянула ему руку.

   Анри пристально, глубоко, очень ласково и трогательно смотрел на неё, нагнулся и прикоснулся губами, затем щекой к её руке.

   Ей захотелось плакать, так бывало как в детстве, когда кто-то из соучеников больно дёргал за косички. Она прониклась его настроением, сожалением о предстоящей разлуке. А ведь совсем недавно они не были знакомы и она о нём ничего не знала. Прикоснулась открытой ладонью к его голове и нежно, осторожно провела по шелковистым волосам. Когда он распрямился, то увидел – в её глазах дрожали слёзы, как отзвук его чувств, растревоженных эмоций.

   – Катрин, я очень не люблю разлук. Обещаю вам, постараюсь уладить дела, найти возможность и прилететь в Москву. Надеюсь, вы не откажетесь провести лично для меня экскурсию? Хотя я уже несколько раз бывал в Москве, а вот в Санкт-Петербург только собирался.

   – Постараюсь доставить вам наивысшее удовольствие, чтобы встреча с этим городом осталась в памяти навсегда. Только сегодня ничего не могу сказать определённого, будет зависеть от графика работы. Я люблю этот город. Там живёт тоя тётушка, школьницей часто приезжала к ней на каникулы. Учитывая, что тётя искусствовед, мои каникулы были заполнены походами в театры, концерты, музеи. Так что и вам будет очень интересно, – многообещающе произнесла Катрин.

   – Теперь я точно знаю, к чему стремиться. Задача номер один –

    встреча с вами, – воодушевлённо произнёс он.

   – Анри, не провожайте меня в аэропорт, я буду очень занята и не смогу уделить вам ни минуточки внимания. Давайте простимся здесь, – попросила она.

   – Хорошо. Но я не прощаюсь. Надеюсь на скорую встречу, –сказал он уверенно.

   – Я пошла. Всего вам доброго, – попрощалась Катрин.

   – И вам всего, всего. Не грустите, Катрин, жизнь иногда преподносит сюрпризы – всё ещё будет, сейчас я твёрдо в этом уверен. Прошу, поверьте моим словам. Счастливо долететь, – пожелал Анри на прощание.

   – И вам спасибо за всё, – она быстро направилась к входу в гостиницу.

   В самолёте, глядя в иллюминатор, Катрин снова вернулась к событиям минувшего дня. Переосмысливая сложившуюся ситуацию, как-то совсем неожиданно для себя услышала стихотворную, непрерывную нить строк любимого поэта:

   «Природа в буйстве цвета разошлась,

   Э. Асадов

   – Прошу, вода минеральная, соки…– услышав голосстюардессы, девушка повернула голову.

   – Спасибо.

   Дорога прошла без неожиданностей и утомительных приключений.

   Прилетев в Москву, Катрин пересадила экскурсантов в автобусы – фирма осуществляла развозку клиентов. Распрощалась и поехала домой.

   Ввалившись в квартиру, первым делом позвонила на работу, отчиталась. Её оповестили, что следующая группа через два дня. Она облегчённо вздохнула, разделась, приняла душ, перекусила и позвонила в справочное железнодорожного вокзала, чтобы уточнить расписание поездов, следующих в Санкт-Петербург –

   Ленинград, как его неизменно величали в их семье.

   Времени до отправления оставалось достаточно, и девушка решила не торопиться. Катрин сняла трубку и позвонила тётушке.

   – Слушаю, – ответили на другом конце.

   – Сабунь, приветик! Это я, твоя блудная племяшка, – сказала Катрин, балуясь.

   – Прилетела, моя голубка. Ну и слава Богу. Как съездила?– выспрашивала, любопытствуя, тётя.

   – Нормально.

   – А что этот, был? – настороженно спросила тётя.

   Сабина была в курсе всех дел, хоть и жила на расстоянии. Племянница с ней делилась.

   – Нет, – односложно ответила Катрин.

   – Вот же недалёкий человек! – отреагировала тётя, не сдерживая накопившихся эмоций.

   – Саба, прошу тебя, давай оставим эту тему, во всяком случае не сейчас, – умоляюще попросила Катрин.

   – Хорошо, хорошо, моя милая, если ты не хочешь, я не буду, – покорно согласилась тётушка и тут же спросила:

   – Мама дома?

   – Нет. По-видимому, ещё на работе, а бабуля куда-то ушла и даже записки не оставила, – пожаловалась Катрин.

   – Не волнуйся, она, наверное, вышла ненадолго. Могла пойти в аптеку, а может, у соседей. У неё полно подружек. Придёт, никуда не денется, – заверила тётя.

   – Сабунь, а я к тебе собираюсь. У меня следующая группа только через два дня. Так что денёк смогу побыть с тобой. Погуляем немного, надышимся Ленинградом, – размечталась Катрин.

   – Ой, как здорово! Ты моя лапушка. Не забываешь тётку. Молодец, что позвонила сегодня, я успею кое-что вкусненькое приготовить к твоему приезду. Давай, с нетерпением буду ждать. Но сразу предупреждаю, особенно не нагуляешься – у нас холодно, ладно, сходим куда-нибудь. А чем тебе дома плохо? – спросила тётя.

   – Нет, почему, и дома можно, я ведь еду к тебе.

   – Ну и славно. Испеку твой любимый тортик – мой фирменный и отпразднуем встречу, – вдохновилась тётя.

   – Вот и замечательно.

   – Уже договорились. Когда тебя ждать?

   – К завтрашнему утру, надеюсь, – ответила Катрин. – Ночным поеду.

   – Тогда пока. Пошла готовить. До встречи, моя дорогая. Целую тебя.

   – И я тебя, – ответила ей Катрин и повесила трубку.

   ТЁТУШКА

   Сабина Ярославна Ямпольская – единоутробная сестра Луизы – матери Катрин была моложе её на восемь лет. С самого детства мать их воспитывала, как родных сестёр. Луиза не ощущала никакой разницы. Как относились к младшей Сабине, так и к ней. Все знали, что у неё другой отец, но Ярослав Николаевич своим отношением доказывал, что Луиза тоже его дочь, и действительно, он ей полностью заменил родного отца. Его забота, внимание, доброта расположили девочку, и она приняла его всем сердцем. Уже будучи взрослой, она всегда благодарила судьбу за то, что не обделила её и подарила такого доброго, внимательного, заботливого отца. Несмотря на разницу в возрасте, девочки были подружками. Когда Сабина родилась, Луиза помогала маме ухаживать за ней, конечно, в меру своих возрастных возможностей. Но очень старалась. Позднее забирала сестру из садика. Помогала делать школьные уроки. Они много времени проводили вместе, были очень дружны. Ну, а когда Луиза вышла замуж и у неё родилась Катрин, Сабина приняла решение отбыть в Москву.

   Она к тому времени жила в Ленинграде, поскольку летом, выдержав вступительные экзамены, поступила заниматься в хореографическое училище имени Вагановой.

   Сабина упросила в училище, чтобы её отпустили – на время взяла академический отпуск и уехала в Москву помогать сестре. Правда, потом, после окончания училища, как-то внезапно оставила балет, никому ничего толком не объяснив, вернулась в Москву и поступила в Суриковское училище. Сабина по природе была очень способным, одарённым человеком и всесторонне развитым. С возрастом её таланты расцвели и заиграли новыми гранями. Племянницей она занималась постоянно, как только выпадала свободная минутка. После окончания учёбы вышла замуж.

   Первый муж был ленинградцем, они познакомились в период её учёбы в хореографическом училище. Когда она приняла решение о возвращении в Москву, он навещал её, затем они поженились. Но их брак был недолгим. Детей не было. Надо сказать, расставалась она с ним без сожаления.

   Второй муж Сабины служил в дипломатическом корпусе. Это была любовь, о которой она мечтала. Они познакомились случайно в театре, но отношения с первых же дней знакомства завязались красивые, глубокие, серьёзные и очень уважительные. Такими они остались и после женитьбы. В этом браке у влюблённых родилась дочь.

   Бывало, Сабина приезжала к мужу на какое-то время повидаться, но на полный срок его службы остаться за границей не могла. В ту пору трудилась в Третьяковской галерее и всю себя отдавала работе. Сабина дышала тем, что её окружало, просто-напросто жила этим. Она обожала свою работу. О карьере балерины не горевала. С удовольствием посещала балетные спектакли, следила за новыми интересными постановками и гастрольными спектаклями.

   Интеллигентность – это не что иное, как безграничная доброта, помноженная на адское терпение

   ПРОШЛОЕ

   Иннокентий Александрович Нильский – муж Сабины – родился в семье потомственных дипломатов. С раннего детства Кешу окружали интеллигентные и достойные люди – элита того времени. В доме его родителей всегда царила тёплая, доброжелательная атмосфера всеобщего понимания и заботы друг о друге.

   Казалось бы, путь Кеши Нильского был предначертан. Но, следуя намеченному родителями графику, он пошёл своей дорогой. Ещё будучи студентом МГИМО, на институтской вечеринке познакомился и подружился с сокурсником-весельчаком –

   чрезмерно расторопным, прытким, бесшабашным юношей. Звали его Афанасий Дубинин. Тот вопреки сопротивлению родителей принял решение после окончания ВУЗа служить в разведке, и не удивительно. Молодой человек по природе своей был карьеристом и до патологии меркантильным человеком. На удивление этим решением пройдохе-сокурснику удалось заразить, впечатлить и вдохновить Иннокентия. И тот после окончания института, ни слова не сказав родителям, начинает работать в разведке.

   Респектабельная внешность, прекрасное светское воспитание, аналитический склад ума, умение вести себя должным образом в любой обстановке, глубокие познания, отличная реакция и умение быстро принимать решения – эти качества стали залогом успешной карьеры разведчика. Иннокентий свободно владел несколькими иностранными языками, что сыграло не последнюю роль.

   Как-то, работая в Испании, разведчик познакомился с девушкой из эмигрантской среды. Со временем новую знакомую Иннокентия привлекли к его работе. Начальство посчитало, что так будет правильнее для холостого агента. Молодые по долгу службы часто бывали вместе. Звали девушку Долорес де Портье. Иннокентий привязался к ней. Вскоре коллеги поженились. Иннокентий по роду службы много разъезжал. Однажды, по возвращении домой, новоиспечённый муж не обнаружил жены. Её не оказалось ни у знакомых, ни у родственников и ни у родителей. Более того, она не оставила ему даже записки …

   Все поиски оказались напрасными и безутешными. Супруга просто пропала. У него закралась мысль, что её могли переключить на новую операцию. Определённости в странном поступке жены не было. Так её исчезновение и осталось для него тайной. Он доложил о происшествии своему руководству и поинтересовался, не входила ли в их планы переброска его жены в другую страну. Ему ответили, что не предпринимали никаких действий, если бы понадобилось, сообщили бы разведчику в первую очередь. Более того, заявили:

   – Скорее всего, вашу жену перекупили иностранные службы. Настоятельно рекомендуем в кротчайшие сроки поменять все координаты. Мы сообщим о своём решении в отношении вашей дальнейшей деятельности.

   Спустя время разведчик был переведен в другую страну и покинул пределы Испании.

   Прошли годы. Будучи в краткосрочном отпуске в Москве, случайно познакомившись с Сабиной, Иннокентий стихийно принимает решение обзавестись настоящей, не служебной семьёй и коренным образом изменить сферу своей деятельности.

   Он был старше своей избранницы на двадцать четыре года. На момент встречи с Сабиной ему исполнилось сорок девять лет, ей –

   двадцать пять. Но его не смутила разница в возрасте. Незаурядная внешность, ум, утончённость натуры Сабины – всё это импонировало ему. Своим воспитанием она была близка ему по духу. Он впервые познал любовь. Иннокентий опасался потерять Сабину, поэтому торопился.

   Любые решения принимал моментально, поэтому, не откладывая, переговорил с вышестоящим начальством. В умении аргументировать, обосновывать свои решения и убеждать ему не было равных. В этом Нильский был специалистом с большой буквы, настоящим профессионалом своего дела. Делал это изящно, естественно, можно сказать, ювелирно, «швы, узелки» прятал мастерски, поэтому люди и не замечали, как оказывались в ловушке его обаяния и быстро теряли бдительность.

   Он подал прошение высшему руководству. Прошло время, Нильского внимательно выслушали, пообещали удовлетворить просьбу, но не уточнили, когда.

   Иннокентия должны были перевести в смежное ведомство, пообещав содействие. Пока же ему надлежало вернуться и приступить к своим прямым обязанностям. Сабине предстояло жить в разлуке и ждать…

   Она всё понимала и приняла это, как данность. Молоденькая женщина не по годам была мудра. Только спустя восемь месяцев просьба Иннокентия была рассмотрена, удовлетворена, и его перевели на дипломатическую работу, куда позволили выехать вместе с семьёй. После заключения брака Сабина отправилась с мужем, а через месяц вернулась в Москву.

   Дипломатическая служба позволяла Иннокентию встречаться с семьёй при любом удобном случае. Он уже не был заключён в тиски целого ряда запретов и ограничений. Супруги перезванивались чуть ли не ежедневно. По праздникам Сабина приезжала к нему или он посещал Москву, когда появлялась такая возможность.

   Иннокентий обожал дочку, баловал её, как мог. Правда в раннем детстве, девочка его редко видела. В основном её воспитывала бабушка. Она к этому времени находилась на заслуженном отдыхе и полностью посвятила себя младшей внучке.

   Катрин к тому времени исполнилось двенадцать, и она уже не нуждалась в постоянной опеке. Девочка по возвращении из школы, пообедав, выходила вместе с бабушкой и маленькой Ариной на прогулку. Внучка находилась у бабушки. Сабина до позднего вечера проводила время на работе.

   В начале 1988 года, в возрасте шестидесяти лет, Иннокентий Александрович по состоянию здоровья и по настоянию жены принял решение выйти в отставку – уйти с дипломатической службы на пенсию. Сабина была рада этому решению мужа, считала, что пришло время пожить в семье,

   – Сколько можно отдавать себя только работе? Пора, пора, дорогой к домашнему очагу, – уговаривала она мужа. – Вот теперь ты отдохнёшь. Походишь по театрам. Как любой нормальный человек, поешь домашней пищи в определённые часы, а не на бегу и где придётся. Посидишь в парке на свежем воздухе, почувствуешь себя полноценным человеком, а не машиной. Налюбуешься природой. Разве это не счастье?

   Иннокентий, сидя в кресле, устремив свой взгляд куда-то вдаль, в ответ ей кивал и улыбался. А она, движимая неуёмной энергией, самыми лучшими побуждениями и помыслами, продолжала:

   – Напишешь свои мемуары, о которых ты мечтал с молодости. Съездишь в Ленинград к своим, которых ты не видел тысячу лет. Полностью будешь предоставлен самому себе. Красота! Ты заслужил это, – успокаивала она мужа, ласково поглаживая его руку, сидя рядом в кресле.

   – Думаю, Сабушка, нам бы не мешало переехатьв Ленинград, поближе к Петруше, – произнёс Иннокентий, рассуждая вслух. Как ты думаешь? Работу мы тебе подыщем, можешь не беспокоиться. Нашу московскую квартиру обменяем, если мне не предоставят ничего в Ленинграде. Что скажешь? – не настаивая ни на чём, неожиданно и очень заинтересовано предложил Иннокентий жене.

   – А что? Предложение хорошее, заманчивое, – тут же отреагировала Сабина. – Я понимаю, ты хочешь быть поближе к брату. В Москве живут только мои родные. А у тебя все там. Понимаю и разделяю. Надо подумать, как это сделать, чтобы всем было хорошо и ситуация разрешилась безболезненно. И вовсе незачем ждать, когда тебе что-то выделят. В этом нет нужды. У нас прекрасная квартира, наверняка, и обмен хороший найдётся. В Ленинграде много старинных однотипных домов. Всё взвесим, придём к оптимальному варианту решения и начнём действовать. Правда, я не очень люблю сырой климат. Ты же знаешь, не для меня дожди. Мне подавай солнышко. Но ты не волнуйся, эта причина не станет камнем преткновения. Я лёгкая на подъём, ты же знаешь. Так что не беспокойся. Хочешь переехать, пожалуйста. Действительно, в Ленинграде моя специальность во все времена была востребована, так что на улице не останусь.

   Нашей дочечке пока что десять лет, так что она только обрадуется переезду. Безусловно, за бабулей и мадмуазель Катрин тосковать будет. Ничего не поделаешь, на каникулы будем отправлять её в Москву – к нашим.

   – Господи, ну как же я люблю тебя! – воскликнул полушёпотом Иннокентий. – Как мне легко с тобой. Как мне хорошо с тобой. Не перестаю тебе удивляться и восторгаться твоим умением вносить в нашу жизнь элементы чуда. Ты умеешь подарить надежду, – произнёс восторженно Иннокентий, нагнулся и поцеловал жене руку.

   Сабина во всём находила нечто положительное. Она действительно знала, как успокоить, вселить надежду, отнестись с пониманием и вниманием к желаниям других людей. Она обладала редким качеством – умением уважать чувства другого человека.

   По природе своей была добрым, чутким человеком, в высшей степени интеллигентным и не уступала мужу в искусстве дипломатии. Кроме этого, была деятельным энергичным человеком. Её с детства приучили решение сложных задач брать на себя.

   После этого разговора Сабина вплотную занялась обменом, ничего не говоря родным.

   «Зачемраньше времени волновать близких? Вот когда всё получится и мы будем готовы к переезду, тогда и поговорю с ними», – решила она.

   Ей удалось найти равносильный обмен, и, не откладывая в долгий ящик, Сабина занялась оформлением документов.

   Иннокентий, общаясь с братом Петром по телефону, попросил, чтобы тот похлопотал по поводу работы для жены. Брат пообещал помочь.

   – Ну, какие разговоры? Конечно, я поговорю, разузнаю. Не волнуйся, Кеша. К вашему переезду что-нибудь, да найдём, – заверил он.

   МЛАДШИЙ БРАТ

   Пётр Александрович Нильский – родной брат Иннокентия – был в семье младшим. Через четыре с половиной года после рождения Иннокентия родилась сестра – Дарья, а через восемь лет родился Пётр или Петруша-Петушок, как его ласково величали в семье. Младшенького наследника очень любили, и многое позволяли сорванцу. Он рос хорошим и очень способным мальчиком. Но иногда – большим шалуном. Повзрослев, сконцентрировал своё внимание на физике. И всё свободное время уделял этому предмету. В институте физика полностью овладела его интересами. Род профессиональной деятельности Петра резко отличался от того, чем занимался его старший брат. Нильский младший был учёным-ядерщиком. Но так же, как и брат, невероятно обаятельным и всесторонне подкованным. Умел разрядить любую обстановку, создавал атмосферу раскованности, что являлось предпосылками для создания хорошего настроения. Кроме этого, Пётр был одарён музыкально, обладал прекрасным голосом. В дни семейных торжеств он находился в центре внимания, являлся душой компании, устраивая для гостей надолго запоминающиеся вечера. Он заранее подготавливал концертные программы, исполняя вместе со своейженой ласкающие слух и душу красивейшие музыкальные произведения, создавая в доме дивную атмосферу.

   Его супруга, Мариэта Венедиктовна, милейшая женщина. Художник по призванию, посвятила себя созданию костюмов для театральных постановок. Она была профессионалом высочайшего класса. Её костюмы отличались точным попаданием в эпоху, а благодаря фантазии появлялись на свет необычайно красочные вещи, с множеством уникальных деталей, вот поэтому каждый костюм считался штучным. С нею считались, она отличалась тонким вкусом, глубокими знаниями и высочайшим уровнем исполнения костюма для отдельно взятого персонажа.

   Можно себе представить, какое общество собиралось на семейных торжествах в доме Петра. Элита – высший свет того времени, напоминающая атмосферу, которая окружала Иннокентия и Петра в их детстве. То, что они впитали, как говорится, с молоком матери.

   Мариэта Венедиктовна внешне была яркой женщиной. Её богатая природа проявлялась в творчестве и в обыденных делах. Это было обусловлено воспитанием и тем, что в ней текла кровь двух народов.

    Пётр, смеясь, всегда говорил:

   – Разве я могу отказать в чём-нибудь этой женщине? В её глазах отразилась грусть всего армянского народа. Уважаю и преклоняюсь. Ну а к нашему старшему брату, еврейскому народу, отношусь с почтением. – Произнося эту фразу, он умышленно акцентировал внимание на характерном диалекте, стараясь подражать армянской речи.

   Родословная Мариэты Венедиктовны со стороны отца возносились до известных на Руси князей. В доме её родителей во всём ощущалось происхождение. Девочка была воспитана в этом духе. Её родной брат Сурен Венедиктович, которого она очень любила, тоже проживал в Ленинграде. Он окончил технологический институт и являлся специалистом в меховой отрасли. У Петра и Сурена с момента их знакомства сложились тёплые дружеские отношения.

   Детей у Петра и Мариэты, к сожалению, не было, о чём они очень сожалели. Родственники между собой поговаривали, что в молодые годы Пётр перенёс простатит, подолгу и неоднократно находился в больнице на лечении, это явилось причиной бездетности и отсутствия детей в их семье. В самом начале их супружества они подумывали усыновить ребёнка, но как-то не сложилось. Пётр очень любил детей. Приезжая в Москву, он с удовольствием проводил время с Катрин, привозил подарки, ходил с ней в театры на детские спектакли и сам радовался как ребёнок. А когда родилась Арина, он при первой же возможности приезжал вместе с женой навестить племянницу.

   ПЕРЕЕЗД

   Не могу сказать, что родные Сабины встретили её сообщение о переезде в Ленинград с воодушевлением, но, как ни покажется странным, не возражали и не переубеждали её. Отнеслись с пониманием и с должным уважением к её решению.

   Летом этого же года Сабина, Иннокентий Александрович и Арина благополучно переехали в Ленинград, взяв с собою самое необходимое, предварительно отправив багаж по железной дороге.

   Квартира, в которую они переехали, находилась в хорошем районе в старинном доме с паркетными полами, резной лепкой и росписью на потолках. Непосредственно в гостиной находилась высокая, чуть ли не до потолка, старинная печь, мастерски выложенная кафелем. Роспись под Гжель очень украшала её. Художественный стиль рисовальщика, который воплощал этот уникальный замысел, легко прослеживался в каждом штрихе. Печь напоминала произведение искусства. Подобные шедевры можно встретить в Эрмитаже, Петергофе и других музеях Ленинграда.

   Высокие потолки, арочные окна, большой балкон из гостиной с фигурными перилами и мраморными полами. Попасть в квартиру можно было с парадного входа, поднявшись по широкой белоснежной мраморной лестнице с яркими красочными витражами. Сама квартира была просторной, большой, со всеми удобствами и, что очень важно, в прекрасном состоянии. Предыдущие хозяева не скрывали, что полгода тому назад сделали ремонт: наряду с другими работами обновили всю сантехнику, кухонную мебель. В просторной прихожей – новые встроенные шкафы.

   Квартира находилось на втором, не последнем этаже. Дом был четырёхэтажный. С задника к дому примыкало тоже старинное здание, но не жилое – учреждение, шума оно не создавало.

   Что же касается дома, в котором поселились наши герои-

   москвичи, то он производил впечатление массивного, монументального, напоминая памятник старины. В Ленинграде, к счастью, сохранилось немало таких зданий.

   На самом же деле в фасадной части дома на каждом этаже находилось всего по две равносильные по объёму квартиры. Лишь на первом этаже была всего одна. В своё время в этом доме жили дворяне, которых не обошла стороной эмиграция. На лестничной площадке, напротив квартиры Иннокентия и Сабины, проживала профессорская семья. С теми, кто жил на других этажах, предстояло познакомиться. Но предыдущие хозяева уверяли, что соседи хорошие и никогда не причиняли им беспокойства.

   С первого взгляда бросалось в глаза, что предыдущие хозяева квартиры были очень состоятельными людьми. Сабина встречалась с ними дважды, когда приезжала в Ленинград смотреть квартиру и потом – у себя. Больше она их не видела. В день переезда Нильских в Ленинград квартиру им открыла соседка – профессорская жена: милая, приветливая женщина, она же передала ключи. Что же касается Сабины, то она лично отдала ключи от их московской квартиры юристу, который занимался оформлением обмена и всеми документами предыдущих владельцев.

   Бывшие жильцы произвели на Сабину очень хорошее впечатление. О причине их переезда в Москву она не спрашивала, а они сами не нашли нужным поставить в известность. Иннокентий, познакомился с ними в тот самый день, когда они приезжали смотреть их московскую квартиру. Он попробовал разузнать, осторожно намекая, но те, обходя эту тему, незаметно уклонились от ответа и поспешили уйти. Тогда Иннокентий посчитал себя не вправе настаивать и расспрашивать подробно.

   Нильский рассуждал про себя:

   «В конце концов – это личное дело каждого: поступать, как он считает нужным, мало ли какие могут быть причины, обстоятельства? Они не обязаны отчитываться передо мной».

   Сабина и Иннокентий потихоньку обустраивались, привыкали. Девочку определили в специализированную школу с изучением иностранных языков: английского, французского и немецкого.

   Сабину взяли на работу в Эрмитаж по рекомендации и просьбе директора театра, в котором работала Мариэта.

   Пётр также познакомил Иннокентия с ректором университета, и тот, в свою очередь, пригласил Нильского преподавать на факультете юриспруденции и права. Так началась эпопея ленинградского периода в их жизни. Они строили «наполеоновские» планы и были полны надежд.

   В начале осени этого же года Пётр с Мариэтой по приглашению её родственников улетели в Израиль в отпуск. Пётр очень любил познавать. В Израиле они ни разу не были, и он заранее предвкушал. Ещё до отъезда, находясьв Ленинграде, запланировал грандиозную программу, к счастью, ей суждено было реализоваться. И Пётр вернулся в Ленинград, переполненный эмоциями и восторгами. Часами по телефону и при встрече рассказывал брату о своих впечатлениях. Демонстрировал фотографии и слайды.

   Ну, а теперь, дорогой мой читатель, мы возвращаемся к событиям 1996 года.

   ОТДУШИНА

   Дорога в Ленинград, теперь Санкт-Петербург, прошла легко, почти незаметно. Катрин прекрасно отдохнула и лёгкой походкой выпорхнула на перрон железнодорожного вокзала.

   В молодости совсем немного нужно, чтобы восстановить силы.

   Без труда она добралась по знакомому адресу, стремглав взлетела на второй этаж, подбежала к входной двери и, не снимая перчаток, надавила пальцем на звонок.

   В ответ услышала голос тётушки:

   – Иду, иду.

   Через мгновение распахнулась дверь, и Катрин бросилась обнимать Сабину.

   – Моя ты дорогая, ну наконец-то. Как же я тебе рада, – восторженно произнесла тётя.

   Вслед за ней вышел Иннокентий Александрович.

   Катрин обняла, поцеловала Сабину, плавно перешла в объятия дяди и утонула в них.

   – Привет, дядя Кеша, – сказала она, прильнув к его груди.

   – Девочка наша, как давно мы тебя не видели.

   – Не держи её на лестничной площадке, – обратилась Сабина к мужу. – Входите в дом.

   Они вошли в квартиру. Иннокентий взял из рук Катрин сумку, помог ей снять пальто. Достал плечики, аккуратно повесил на них пальто и пристроил в шкафу. Она сменила обувь, нырнув в мягкие комнатные тапочки, и пошла вслед за дядей в гостиную, где в нетерпении ожидал накрытый стол. Здесь её ждали всегда.

   – Ой, как красиво и торжественно! – сказала Катрин. – Что празднуем?

   – Твой приезд, разумеется, или ты не знаешь? – ответила Сабина удивлённо, занося в комнату блюдо с горячими нежными, лёгкими, воздушными оладушками, сотейник со сметаной и розетку с вареньем.

   – Ой, ой, ой, какая красота! Мои любимые, – потянулась Катрин за любимым угощением. – Фирменные – бабулины, – уточнила она, вдыхая в себя лёгкий аромат только что пожаренных пышных оладушков.

   – Сперва вымой руки, ну прямо, как маленькая, – заметила Сабина назидательным тоном.

   – Да, действительно, что это я вдруг? Совсем отбилась от рук, –произнесла Катрин, смеясь. Она послушно быстрым шагом направилась в ванную комнату. Вернувшись, заявила серьёзным тоном:

   – Так, всё, никуда не еду, прощай, работа, Москва – столица. Поселяюсь у вас. Уже блаженствую и наслаждаюсь. То ли ещё будет... А что нельзя, в кои-то веки? – балуясь, произнесла Катрин, отвечая на собственные заявления, плавно опускаясь в мягкое кресло.

   – Не туда, не туда, за стол, пожалуйста. Ещё мгновение и будем завтракать! – произнесла Сабина так, словно вдохновенно читала стихи.

   Гостеприимная хозяйка поставила на стол круглое блюдо, поправила глубокие пиалы с салатами, между ними уместила тарелочку с горячими маленькими сосисками, запечёнными в картофельном тесте. По бокам расставила блюда со всевозможными закусками в миниатюре. От стола доносились дивные, тонкие ароматы вкуснейших блюд, они манили к себе, вызывая обильное отделение желудочного сока и слюнотечение.

   – Повинуюсь, – сказала Катрин, усаживаясь. – Сабина, хватит хлопотать, наготовила, как на полк солдат дружественных держав. Мы же лопнем! – кокетничала Катрин. – А то как бы некоторым, – и она жестом указала на себя, – не пришлось срочно бежать в магазин и приобретать гардероб огромных размеров. Хи-хи…

   – Тебе это не грозит, ты великолепно выглядишь. Твоей фигуре можно только позавидовать. Ты у нас девушка рослая, на тебе любой вес смотрится прекрасно. Так что уплетай всё подряд, за обе щёки, на здоровье! – убедительно, со знанием дела, советовала тётя.

   Она вышла на кухню и через несколько минут вернулась, неся в руках маленький графинчик. Поставив его в центре стола, торжественно заявила:

    – Вишнёвая наливочка домашнего приготовления из нашего сада, между прочим. Кстати, урожая минувшего года. Уродило так много вишни, что мы с Кешей решили вспомнить детство золотое. Мама с бабулей всегда готовили сами, – с гордостью сказала она.

   – Вот это да! Здорово! Какие молодцы! Не зря дачу купили. Я так погляжу, вы времени зря не теряли, – похвалила Катрин.

    – Так, Кешенька, садимся, пожалуйста, к столу. Наливай нам наливочки. Поухаживай за дамами. А ты, красотка, не стесняйся, чувствуй себя, как дома.

    – Она и есть дома, – перебил её Иннокентий.

    – А кто возражает? – удивилась Сабина. – Давай, накладывай в тарелку, на что взгляд упал, – предложила Сабина.

    – Не волнуйся, Саба, всё съем и на дорожку утащу, – играясь, сказала Катрин.

    – Ну это само собой разумеется, надо же побаловать мамочку и сестричку, – подтвердила тётя.

   – Так, дорогие мои дамы, первый тост символического спиртного, но не менее вкусного, ароматного напитка я поднимаю за тебя, Катюша. За то, что ты нас не забываешь, выкроила денёк заскочить на огонёк. С твоей стороны это благородно, – стоя, произнёс Иннокентий и пригубил маленькую шампанку с вишнёвой наливкой.

   – Ой, дядя Кеша, как я вам признательна. С вами так хорошо, – сказала Катрин, умиляясь чувствам дяди и тёти: многолетним, с годами ничуть не ослабевшим и не менее искренним.

   – Дорогие мои, приятного всем аппетита, наслаждайтесь, – пожелала Сабина, накладывая в тарелку Катрин салат, канапе, миниатюрную булочку на творожном тесте, начинённую маслинкой.

   – Саба, только немного, пожалуйста, иначе не останется места для моего любимого фирменного тортика. Я, можно сказать, целую ночь ради него тряслась в поезде, – шутила Катрин, стараясь скрыть недавно пережитыесобытия в Париже.

   – Ну, как Париж? – попадая в «десятку» без задних мыслей, спросил Иннокентий.

   – А что Париж? Без особых изменений. Красив, неповторим, неподражаем! – как ни в чём, ни бывало, ответила Катрин, снимая губами канапе со шпажки.

   – Странно, в твои-то годы: свидания, расставания и опять свидания… – недоумевал дядя. И он запел:

   – О, Пари, о Пари…

   У Иннокентия Александровича был приятный лирический баритон.

   – Кешенька, мы ещё не перешли к культурной программе. Ты опережаешь события, мой милый, не торопись, пожалуйста, – сдерживая смех, попросила мужа Сабина.

   – Хорошо, я готов подождать, – шутя, соответствуя её тону, ответил он жене.

   – Так как? – продолжил допрос Иннокентий и пристально посмотрел на Катрин.

   – В этот раз, дядя, всё началось с расставания, – грустно, тяжело вздохнув, не поднимая глаз, ковыряя вилкой в тарелке, ответила Катрин.

   – Ты полагаешь, на этом ваши отношения исчерпаны? Как-никак десять лет?! Помнится, ты была юной девой, лет пятнадцати, когда он впервые появился на пороге московской дачи и с тех пор дышать тебе не давал.

   – Да, Сабина, тогда мы только познакомились. У его родителей рядом дача была. Потом мы вернулись в город, у меня – забот полон рот. Ты разве не помнишь, как я была закружена?

   – Помню, конечно.

   – И не до свиданий мне было. А вот через пять лет он проявился вновь и уже неотступно следовал за мной, действительно дышать не давал. Ты права.

   – Я просто поражена мужской несостоятельности этого человека. Ни с того ни с сего взял и женился, так и не объяснив своего поступка, – произнесла Сабина расстроенным голосом, покачивая головой.

   – Да. Он не состоялся, как человек. Украл десять лет моей жизни, совершенно верно ты подметила. Злой рок, что тут скажешь. Ты помнишь, как говорил незабвенный Карл Маркс:

   «Человечество, смеясь, прощается со своим прошлым…», – безрадостно произнесла Катрин.

   – Горький смех с раной на сердце, – обронила Сабина. – После твоего возвращения в Москву вы виделись?

    – Нет, конечно. Если я и дальше пойду на поводу у этого труса, то окончательно поставлю крест на всей своей жизни. Не забывай, Сабинушка, мне в этом году исполняется тридцать лет! – многозначительно произнесла Катрин.

    – Сабина, она абсолютно права, – вмешался Иннокентий. – Я давно говорил, что не понимаю этих отношений – наполовину. Часть времени он проводит с семьёй, оставшееся время – с ней. На что это похоже?! Какой-то двоеженец! Не мужчина, а трус, тряпка! – возмутился Иннокентий.

   – Вот именно. Вы абсолютно правы, дядя Кеша. То, что я пережила, сидя в кафе, ожидая его в течение целого дня в чужом городе… словами не передам! Он ведь знал, что я буду ждать. Сам был инициатором встречи, заверив, что в этот день приедет в Париж и объявит мне своё окончательное решение – какая участь ожидает наши отношения в дальнейшем. Обещал, что, наконец, поговорит с женой о разводе. А на самом деле в очередной раз струсил и подверг меня унижению.

   – Успокойся, пожалуйста. Это всё равно когда-нибудь должно было случится. Ты ведь сама убедилась – он слабый, безвольный, безответственный человек, который не в состоянии принимать решений, тем более серьёзных – глобальных. Постарайся в своих мыслях уйти от скорбных воспоминаний, связанных с ним. Так потихоньку и забудется, – уговаривала Сабина племянницу, поглаживая её руку.

   – Я стараюсь. И ты знаешь, у меня сложилось такое впечатление, что сама судьба уводит меня, спасая от него, – делилась Катрин.

   – Ой, как интересно! А что ты имеешь в виду? Поясни, –заинтересовалась Сабина.

   И Катрин пролистнула в своём рассказе весь тот хмурый скорбный день, постепенно подводя благодарных слушателей к моменту знакомства с Анри. Слово за словом она поведала им о нём. Девушка старалась донести все свои ощущения, причём поэтапно: их общение, его заботливое, поистине рыцарское отношение к ней. Рассказала о том, как ему удалось так деликатно, искусно, поразительным образом практически ничего особенного не предпринимая, вывести её из состояния, преисполненного печалью и горем. Она рассказывала и сама не переставала удивляться.

   – Он был элегантен, как знаменитый концертный рояль «Steinway», – подытожила она возвышенно, с надрывной ноткой в голосе. Катрин умолкла и задумалась. – А если учесть, что он король музыкальных инструментов, олицетворяющий в течение ста шестидесяти лет непревзойдённое ручное мастерство и бескомпромиссное совершенство, можно легко представить, каков человек, о котором я рассказываю.

   Сабина переглянулась с мужем и сказала деланно весёлым голосом:

   – Катюня, а ты знаешь, как мы познакомились с твоим дядей? Он как раз тогда находился в Москве, в краткосрочном отпуске. Это произошло в Большом театре. У нас гостили папины родственники, и я повела их на балет «Ромео и Джульетта». Мы потом так смеялись, вспоминая нашу первую встречу.

   – Я ничего об этом не знаю. Расскажи.

   – Дело было так. Перед спектаклем, сдавая вещи гардеробщице, мы с Иннокентием случайно соприкоснулись спинами, и не слегка, а столкнулись. В тот вечер был аншлаг, народу – море. Негде было иголке упасть. Духота стояла, будто на улице сорок градусов, а дело было в канун Нового года. Ну, так вот. Я, снимая пальто, разговаривала с нашими гостями и, по старой привычке, что-то рассказывала, объясняя им. Увлеклась, как всегда, не заметив, что наша очередь подошла. Люди, стоявшие за мной, начали подавать знаки, потом возмущаться, а я и не замечала. Твой дядя в это же время подошёл к другой, рядом стоявшей гардеробщице, желая сдать своё пальто. И уж, конечно, не ожидал меня под боком. Так мы, сами того не желая, столкнулись.

   Дядя от неожиданности уронил пальто, хорошо ещё, что на перекладину, а не на пол. Вещь была добротной, дорогой по тем временам. Сшито первоклассным портным – мастером своего дела.

   Иннокентий, почувствовав сильный толчок, повернулся и, как воспитанный человек и галантный кавалер, произнёс слова извинения, ещё не зная, кому они адресованы. А когда увидел меня, остолбенел, проглотил язык и так простоял какое-то время. Его толкали, ругали, а он стоял, совершенно ошеломлённый.

   Иннокентий Александрович слушал её, улыбаясь, не скрывая удовольствия.

   А Сабина продолжала:

   – Потом, в первом же антракте Кеша осмелился, подошёл ко мне и опять долго извинялся. Мы разговорились. И весь второй акт просидели в фойе театра. Дядя предложил мне после окончания спектакля отвезти нас домой. Я согласилась, ибо не могла ему отказать, настолько красиво, достойно и, как ты говоришь, по-рыцарски он себя вёл. Кеша привёз нас к дому. Наши гости быстренько удалились, а я ещё час с лишним стояла с ним на улице. Можешь себе представить, с незнакомым мужчиной. Потом пришлось держать ответ перед мамой, бабулей. А я ведь уже была взрослой, после развода с первым мужем. Помню, краснела и бледнела одновременно. Да… что и говорить.

   Как много интересного поведал он мне тогда, в тот вечер нашей первой встречи. Ах, какие были времена! – с ностальгической ноткой завершила Сабина. И тяжело вздохнула.

   – Но, представь, ни звука, ни словечка о своей профессиональной деятельности. Уже когда родилась Аринушка, представляешь, сколько прошло времени? Он, наконец, отважился рассказать мне о своей прежней работе. Я слушала его с открытым ртом, не переводя дыхание. Твой дядя умел, да и сейчас умеет, увлечь собеседника в свой мир, а собеседницу, тем паче, – многозначительно завершила Сабина, поглядывая на Иннокентия.

   – Катюшенька, ты знаешь, – включился в разговор Нильский. – Я вот сижу и думаю над твоими словами. Это просто удивительно, как в этом огромном мире всё переплетено и связано. Мы все являемся песчинками во вселенной, всё в наших судьбах предопределено. Представь себе – я ведь был знаком с отцом твоего нового знакомого.

   Катрин широко раскрыла глаза. А дядя продолжал удивлять её.

    – Да, да. Вот и я не устаю удивляться тому, что делает с нами судьба. Его отца звали Луи Антуан де Бож. К твоему сведению, Лурье – это фамилия его жены – матери твоего нового знакомого. У них принято носить двойную фамилию. Помню, когда я работал во Франции, у нас в посольстве практиковались встречи с их деятелями культуры, науки, известными бизнесменами. Вот как-то раз была одна такая очень запоминающаяся встреча. Его отец представлял благотворительную организацию, которую возглавлял очень много лет. Удивительный человек, он тогда произвёл на меня незабываемое, можно сказать, неизгладимое впечатление. Ярчайшая личность! По твоему описанию, Анри – истинный сын своего отца. Я правильно запомнил его имя?

   Катрин, в знак согласия кивнула.

   – Да, сын очень похож на отца. Кстати, эта организация действует по сей день. После кончины Луи её возглавили дети, не помню, кто именно. Все они являются продолжателями дела отца. А он ещё при жизни подключил их к делам. Воспитание истинного аристократа – сумел сделать нечто стоящее – передай своим детям. Что я могу добавить к этому – очень похвально. Бизнес у них большой, серьёзный. У их фирмы заслуженный, многолетний, высокий авторитет на мировом рынке. Продукция первоклассная. Можешь поверить мне на слове.

   Луи на той встрече угощал нас. Его помощники захватили с собой и передали посольству ящик с их продукциейв качестве презента. Не исключено, что это была своего рода реклама, возможно. Но сделано было корректно, вежливо, красиво, широко, я бы сказал –жест от души, – рассказывал Иннокентий.

    – Дядя Кеша, вы бывали у них в гостях, в имении? – спросила Катрин.

    – Нет, меня вскоре после этой встречи перевели, и я уехал. Но можешь мне поверить, я редко ошибаюсь – семья хорошая, – делился своими впечатлениями дядя.

   – Катюш, вы как-то условились с ним? – полюбопытствовала тётушка.

   – Ничего конкретного. Он сказал, что уладит дела и прилетит в Ленинград. Никогда здесь не был, хочет посмотреть город.

   В Москве бывал неоднократно, а в Ленинграде ещё не пришлось. Просил провести экскурсию лично для него. На этом мы расстались, – рассказывала Катрин.

   – Ну, а ты что же? – не унималась Сабина.

   – Пообещала. Всё будет зависеть от работы. Я ведь не могу всё бросить. Будем надеяться, что он прилетит, когда у меня будет свободный день, как сегодня, например. В таком случае я смогу уделить ему внимание, – делилась Катрин.

   – Ладно, не будем загадывать. Знаешь, как в той поговорке: «Готовься к худшему, но надейся на лучшее», – оптимистично завершила разговор Сабина, собрав со стола посуду, и направилась в кухню.

   – Сабин, постой, давай я тебе помогу, – предложила Катрин.

   – Не волнуйся, моя дорогая, я прекрасно справлюсь сама, без помощи. Ты сегодня наш гость, причём «высокий», долгожданный, так что расслабься, сиди и отдыхай. Сейчас будем пить чай с твоим любимым тортиком. Я и с собой тебе отдельно приготовила. Мама твоя – моя любимая сестричка – работает, приходит уставшая, ей некогда деликатесами заниматься – дел хватает. Бабуля наша уже не печёт, дай Бог, чтобы подольше пожила и держалась на ногах. Вот я и решила воспользоваться твоим приездом и заодно их порадовать. Я же знаю – в нашей семье все сладкоежки! Когда я занималась балетом, мне нельзя было, а сейчас…

   – Дядя Кеша, скажи мне, как ты себя чувствуешь? – спросила Катрин.

    – Ну, что тебе сказать, моя девочка?

   В шестьдесят восемь лет ещё жить можно, правда, сердце пошаливает. Я под наблюдением. Но сейчас во всех ведомствах такие реорганизации идут, самый настоящий делёж. Это убивает. Никогда не мог себе представить, что они такое вытворят с империей, которой был Советский Союз. Была: Родина – мать – отчизна, а стала – мачеха. Отсюда и отношение не как к детям своим, а как к пасынкам. Понимаешь? За три дня мы лишились своей страны. Даже и не знаю, что нас ожидает дальше? Трудно что-то понять во всей этой неразберихе. Родину неимоверно жаль, людей жаль. В чём их вина? У нас есть хорошие давние знакомые в области здравоохранения, которые пока ещё не уехали, вот к ним и обращаюсь в случае надобности. Что будет дальше? Не знаю, трудно сказать. Ещё счастье, что оставались накопления в долларах, которые я в своё время заработал. Да Петруша помогает. В противном случае влачили бы жалкое существование, как и многие сограждане. Квартира у нас хорошая, машина, дача тоже очень выручает – там прекрасный сад. Привозим свои фрукты. Сабинушка варит варенья на зиму. Иногда моя благоверная сажает кое-какие овощи, зелень, но, как ты понимаешь, полностью это прокормить не может. Даже мои доходы: университетская зарплата и пенсия – в нынешние времена небольшие помощницы – копейки по сравнению с ценами. У Сабы сама понимаешь, какая зарплата. Как в той поговорке: «Трудно нести и жалко бросить».

   Опять же, наша Арина поступила в университет – на первом курсе учится. Ну что тебе говорить? Ты и сама всё понимаешь, – рассказывал раздосадованный Иннокентий Александрович. –

   Я, кажется, становлюсь занудой.

   – Ну, ты совсем расстроил нашу гостью, тоже мне, нашёл тему для разговора, – вступила в разговор Сабина.

   – Ладно, не будем о грустном. Сменим тему. Послушай, девочка, я тебе кое-что почитаю. – Его лицо сразу преобразилось, стало сосредоточенным, овеянным дымкой высоких чувств, и он бархатным голосом начал:

   «Любимой

   Я за любовь отдам себя, чтобы постичь, что стою я».

   – Дядя Кеша, браво! У меня нет слов, – шёпотом завершила Катрин фразу. – Вы меня сразили наповал. Это не стихи, это музыка.

   Какой вы молодец! Да, наше поколение так чувствовать не умеет. Отмороженные они какие-то, – разочарованно произнесла племянница.

   – А вот ещё маленький штрих, – продолжил поэтическое отступление дядя. Он был в ударе.

   «Романс

   Затем забыться навсегда».

   – Дядя Кеша, пришло время издавать вашу поэзию, я серьёзно, –сказала Катрин.

   – Катюш, я ведь не профессионал, пишу редко и только своей Музе, она перед тобой, – сказав это, он перевёл умилённый взгляд на Сабину. – Какое это всё-таки счастье, большую часть жизни оставаться верным одной Музе – любить одну женщину! – прочувствованно делился он.

    – Понимаю и склоняю голову, – проникновенно ответила ему Катрин.

   – Катюнь, он свои мемуары никак не подготовит к изданию.

   Вот это, действительно, была бы вещь – настоящая сенсация!

   А ты хочешь подвигнуть его издать поэтические строки. Увы!

   Наш Кешенька тяжёлый на подъём. Не хочет добиваться, унижаться, пробивать, тратить на это силы. Где-то в глубине души я его понимаю, – уныло произнесла Сабина.

   – А как ваш братик, Петя-Петушок? – вдруг поинтересовалась Катрин, непроизвольно переключаясь на другую тему.

   – Петя сейчас живёт в Израиле. Он как в восемьдесят восьмом году съездил туда погостить к родственникам Мариэты, так после этого и заболел желанием переехать, в свете назревающих событий. В середине девяностого они и уехали. Тогда я отговаривал его, теперь понимаю – он поступил правильно. Его там хорошо приняли. Работает в своей области. Отлично обеспечен. Всем доволен. Нам помогает. Правда, скучает. Постоянно звонит. Ничего не поделаешь. И мы очень скучаем. Об одном волнуюсь, работа у него вредная, просил, чтобы не принимал участие в испытаниях. Опасно. Разве ж он послушает? Очень переживаю.

   – Не надо. Он учёный с большой буквы, знает, что делает.

   – Надеюсь. Если ты помнишь, мы ради него сюда перебрались. Но неволить его не мог. Вот ближе к теплу планируем съездить, навестить их. Хочешь, поехали с нами?– неожиданно предложил Иннокентий.

   – Я бы с преогромным удовольствием, давно хочу, в тех краях ни разу не была. Всё больше по Европам, – улыбнулась Катрин. – Не знаю, когда смогу уйти в отпуск.

   Они мило пообщались за сладким десертом. Катрин вручила сувениры, которые она привезла им из Парижа. Затем Сабина предложила прогуляться. И они все вместе направились в парк. День стоял холодный, но не дождливый. Вечером этого же дня Катрин поездом отбыла в Москву, пребывая в прекрасном настроении после общения с самыми дорогими и очень близкими людьми. Полученные впечатления у Нильских, их атмосфера вселяли уверенность, что в жизни есть место обыкновенному чуду.

   1996 ГОД.

   США. ШТАБ КВАРТИРА ЦРУ.

   Кабинет руководителя отдела стран Восточной Европы

   С утра у господина Дублера было подпорчено настроение.

   Накануне вечером он получил взбучку от вышестоящего начальства. С ночи зарядил дождь, который Дублер ненавидел, он навевал на него тоску. Утром простоял в пробке дольше обычного.

   На высоких тонах выяснял отношения со своим подчинённым.

   Затем секретарша, по непонятной и недоступной его пониманию причине, не смогла молниеносно найти интересующий его документ, что вызвало у него взрыв гнева и негодования.

   В таком расположении духа он начал рабочий день.

   Господин Дублер снял трубку и спросил у секретарши:

   – Микки, Ник Рост у себя?

   – Да, сэр.

   – Пригласите его ко мне, срочно! – скомандовал Дублер зычным голосом.

   – Хорошо, сэр, сию минуту, – незамедлительно ответила секретарша.

   Не прошло и пяти минут, как в дверь кабинета постучали.

   – Входите, – пригласил Дублер.

   – Добрый день, сэр, вы меня вызывали? – спросил высокий, подтянутый мужчина средних лет. По выправке – он явно долгое время служил в действующих войсках. Так оно и было.

   Ник Рост воевал во Вьетнаме, затем продолжил учёбу в университете, изучал юриспруденцию и подрабатывал в полиции. По окончании учёбы генерал, под началом которого он воевал, посодействовал ему устроиться на работу в ЦРУ. У Роста была железная воля и выдержка.

   – Ник, что слышно в отношении учёного из Санкт-Петербурга?

   Я листал его досье, он по всем статьям нам подходит для реализации новой операции. Вам удалось продвинуть и расширить поиск возможных контактов с ним? – спросил Дублер, не отрывая глаз от папки с документами и фотографиями.

   – Мы работаем, сэр, но там всё осложнилось. Учёный уже не живёт в России, он эмигрировал в Израиль, – ответил озадаченный Ник.

   – Он что, еврей?! – спросил Дублер, удивленно приподнимая брови. – Нет, сэр, он – чистокровно русский человек. Его жена наполовину армянка – по отцу, наполовину еврейка – по матери.

   В Израиле проживают её родственники по материнской линии.

   Они выслали им вызов. В 1988 году он с женой гостил у них.

   А в июне 1990 года переехал на постоянное место жительства.

   – И что он там делает? Он ведь ядерщик, если мне память не изменяет. Или я ошибаюсь? – расспрашивал Дублер.

   – Вы не ошибаетесь, сэр. Он, действительно, физик-ядерщик. И работает очень успешно. Мы проверяли, – отчитывался Ник. – Израильтяне тут же его трудоустроили.

   – Без знания языка?

   – Да, сэр. На первых порах с ним работает переводчик. А сам учёный после работы посещает курсы по изучению иврита.

   – Где же его трудоустроили? – недоумевал Дублер.

   – В той же области, в которой работал в СССР, в закрытом военном учреждении, которое подчиняется министерству Обороны.

   А совсем недавно его пригласили читать лекции в университете для студентов, которые продолжают учиться на степень магистра. Ещё он консультирует физиков-израильтян, работающих над диссертациями. Речь идёт о докторских степенях. Кандидатские его подопечные уже защитили.

   – Вы гляньте, как преуспел и востребован, – разволновался Дублер.

   – Да, сэр. Его там на руках носят. Есть за что.

   Вы же знаете, сэр, Израиль ведёт свои разработки в ядерной области. Благодаря репатриантам из бывшего Советского Союза они хорошо и быстро продвигаются в этом направлении, – уверенно отвечал Ник. – Мы следим за развитием событий.

   – Понятно, мы с вами и здесь проворонили, чёрт их побери, – выругался Дублер себе под нос. – Ник, хотелось бы вам напомнить. Израиль – дружественное нам государство и мы не вправе вести разведывательные операции на его территории, тем более без их согласия. Это очень щекотливый вопрос. Будьте бдительны. Надеюсь, вы это понимаете? Мне бы не хотелось иметь неприятности – выяснения отношений с МОСАДом, – раздражённо разъяснял Дублер.

   – Понимаю, сэр, конечно, понимаю, – подтвердил Ник.

   – Скажите, – не унимался Дублер, – у этого ядерщика остались родственники в России?

   – Да, сэр, – незамедлительно, чеканно ответил Ник и продолжил:

   – Его старший брат и поныне проживает в Санкт-Петербурге.

   Он в течение многих лет служил в дипкорпусе. В 1988 году вышел на пенсию. Есть сестра – она домохозяйка, её муж служил на флоте, капитан дальнего плавания. Она не представляет для нас никакого интереса. Больше близких родственников нет.

   – Значит, вам необходимо начать разрабатывать его брата и добиться, чтобы он убедил учёного сотрудничать с нами.

   Думаю, сейчас сделать это будет проще. Видите, сам Нильский решился уехать оттуда, следовательно, у него есть претензии к России, что подтверждает правильность наших намерений – он без особого труда будет информировать нас. Есть аспекты, в которых ещё предстоит разобраться нашим физикам, стало быть, темы, которые нас интересуют, актуальны. Эти вопросы не устарели, как вы понимаете. И не устареют ещё очень долго, попрошу это учесть в своей работе. Не исключено, что он свяжет нас с его бывшими сотрудниками, которые продолжают работать в России. Короче, необходимо, чтобы он начал сотрудничать с нами. Действуйте, Ник! Нельзя терять ни минуты. Проблема эта животрепещущая. Поторопитесь. Это приказ! Подключите Афанасия Дубинина. Он в их среде, как рыба в воде. При необходимости можете подключить Долорес, она с русскими долгое время работала, может быть полезна, у неё большой опыт. Доложите мне через сорок восемь часов, что вы сделали для продвижения операции.

   – Да, сэр, – ответил Ник.

   – Вопросы есть? – спросил Дублер.

   – Нет, сэр. Можно идти выполнять? – спросил Ник, вытягиваясь в струночку.

   – Ступайте, – скомандовал Дублер.

   Вернувшись в свой кабинет, бросив на стол папку с документами, Ник опустился на стул, промокая платком лоб и шею. Он находился в замешательстве и отвратительном расположении духа. Рост не любил работать с русскими. По случайному стечению обстоятельств его определили в этот, самый неперспективный, по его мнению, отдел, и ему ничего не оставалось делать, как выполнять распоряжение тупого начальника. Ник снял трубку и приказным тоном дал указание:

   – Попрошу оперативно разыскать нашего резидента – Афанасия Дубинина и пригласить ко мне. Чем быстрее вы это сделаете, тем лучше для вас.

   Нерадивый начальник всегда отыгрывается на своих подчинённых.

   – Задание понятно, – услышал он в ответ.

   – Выполняйте, – чётко скомандовал Ник.

   – Слушаюсь, – ответил кто-то на другом конце провода и повесил трубку.

   Через час в кабинете Роста сидел вальяжный, разодетый, надушенный Дубинин, развалившись в кресле.

   – Афанасий, я знаю, вы много лет служили в советской разведке.

   У вас большой опыт, – начал издалека Ник.

   – Совершенно верно, сэр. Я и сейчас вроде бы там числюсь, – ответил Дубинин, смеясь.

   – А с сотрудниками дипкорпуса вы знакомы? – опять спросил Ник, не обращая внимания на его плоские шутки.

   – Смотря с кем? – не совсем понимая, чего от него добиваются, уклончиво ответил Дубинин.

   – Меня интересует Иннокентий Александрович Нильский, – с большим трудом выговорил Ник имя-отчество на советский манер.

   – Кеша?! – выкрикнул от удивления Дубинин, подпрыгнув в кресле.

   – Кто такой Кэша? – спросил Ник, не имея представлений об уменьшительно-ласкательных оборотах русского языка.

   – Ну, как же вам объяснить? Это то же самое, что и Иннокентий, только ласковая форма имени. Так называют детей, – пояснил Дубинин.

   – Понятно, но не совсем. Не так важно, к делу это не относится. Вы с ним близко знакомы? – спросил Ник, напирая.

   – Более чем, мы с ним вместе учились в университете. И я его, к вашему сведению, сосватал в разведку, – веселясь, рассказывал Дубинин.

   – Как, он служил в разведке? – удивился Ник, – а в документах нигде не значится.

   – Начинал он свою карьеру со службы в разведке.

   Это уже спустя много лет, женившись, перешёл на дипслужбу.

   А до этого все годы трудился в разведке и, к вашему сведению, очень даже успешно, – полный энтузиазма, Дубинин вводил Ника в курс дела.

   – Вот даже как? – не переставал удивляться Ник. – Как вы думаете, он согласиться нам помочь? – продолжал в том же духе Ник.

   – Трудно сказать. Раньше он был кремень. Сейчас…– и Дубинин задумался. После непродолжительного молчания он продолжил: – Есть два благоприятных фактора, которые смогут помочь в деле. Первое – нет больше Советского Союза, которому он присягал душой и сердцем, служил рьяно, верой и правдой.

   В нашей работе этого забывать нельзя. Надо смотреть правде в глаза. Второе – насколько я знаю, он на пенсии, дополнительных доходов нет. Жена искусствовед, но вряд ли её зарплата может удовлетворить его потребности, а жить-то надо. Иннокентий привык жить на широкую ногу. Он – баловень судьбы. Аристократ по происхождению и воспитанию, не как-нибудь!!!Это, знаете, особый случай.

   Дубинин судил о людях со своей колокольни. Примерял всех по себе и на свой лад.

   – Ясно. Так вы считаете, можно взять в разработку этот вариант? – ещё настойчивее спросил Ник. Его мало волновали особенности русского характера.

   – Сто процентов дать не могу, но попробовать можно, – ответил ему Дубинин.

   – А мне нужно, чтобы вы этот вариант максимально приблизили к оптимальному решению наших задач. Я не шучу, – сосредоточенно заявил Ник, предупреждая Дубинина о возможных последствиях.

   – Это задание, сэр? Я вас правильно понял? – спросил Дубинин, приподнимаясь в кресле и наклоняясь к Нику.

   – Абсолютно правильно вы меня поняли. И я хочу, чтобы вы вылетели в Санкт-Петербург. Но сначала нужно кое-что сделать на месте. Сейчас получите для изучения все материалы и, не откладывая, займитесь ими. Свяжитесь с Долорес де Портье. Она с ним работала в Испании, близко его знает. Непродолжительное время была его женой. Агент уже тогда очень много знала – ходячий архив, я бы сказал. Потом она понадобилась нашим службам, и её незаметно выкрали. Очень успешно провели операцию. Это было давно. После этого она отлично работала на нас. Её голове может позавидовать любой мужчина-разведчик. У неё никогда не было проколов, ювелирно работает.

   Рост прервался, опять пробежал глазами документы в папке и пробурчал:

   – Да, так о чём я говорил, ах да…

   К вечеру доложите о готовности. Хотелось бы услышать план ваших действий. Мы посовещаемся, определимся по всем пунктам, и полетите, – настаивал Ник.

   – Слушаюсь, сэр. Можно приступать к выполнению задания? – спросил Дубинин.

   – Приступайте, – ответил Ник.

   ПРОЗА ЖИЗНИ

   По возвращении в Москву Катрин из автомата позвонила на работу.

   – Милочка, это Катрин беспокоит. Доброе утро. Скажите, есть какие-нибудь изменения в моём рабочем графике? – спросила она.

   – Сейчас проверю, – ответила девушка. После некоторого молчания секретарь ответила:

   – Нет. Всё без изменений. Ваша группа вылетает завтрав двенадцать тридцать. Список можете распечатать. Я вам отправила на электронную почту. Созвонилась со всеми, кто заказывал этот тур, лично проверила. Вылетают все, в полном составе, –предупредила она.

    – Спасибо вам. Меня никто не разыскивал? – спросила Катрин на всякий случай.

    – Как же, несколько раз звонил Денис Камелин.

   – Я имела в виду по работе.

   – Нет, только он.

   – Понятно. Спасибо. Всего доброго.

   Добравшись домой, она, первым делом, проверила почтовый ящик и вошла в лифт.

   – Есть кто живой? – спросила девушка с порога, переодевая обувь.

   – А кто тебе нужен? – задала встречный вопрос бабушка.

   – Ой, бабуля, ты дома?– Катрин подлетела к своей любимице и на лету чмокнула в щёку. Морщинки, нашедшие пристанище на лице женщины, давали понять, сколько ей лет. – Как хорошо! Я по тебе соскучилась.

   – Кать, а где же мне быть? – изумилась бабушка. – Стрекоза наша! Ты так быстро упорхнула в Ленинград, что я тебя и не видела после возвращения из Франции. В тот день Гале с восьмого этажа было плохо, что-то с сердцем, я у неё пробыла целый день, пока дочка не вернулась с работы. Только вечером узнала из записки, что ты уехала к Сабине. Твоя мама в тот день надолго задержалась на работе, так что мы тебя потеряли. Сорванец ты наш, – улыбнулась бабушка и спросила:

   – Ну, как там наши ленинградцы поживают?

   – Всё замечательно. Я пойду в ванную, приму душ с дороги, а ты разгрузи сумку и поставь всё в холодильник. Сабина обрадовалась моему приезду и надавала вкусностей. Теперь неделю есть будем, – на ходу делилась Катрин.

   – Ой, и впрямь, – сказала бабушка, заглядывая в сумку. – Она, наверняка, думает, что мы пухнем с голоду. Нелегко, конечно, о чём говорить? Но живы, и на этом, спасибо! – рассуждала бабушка.

   Зазвонил телефон. Катрин ринулась в прихожую, но на полпути приостановилась.

   – Катюш, я тут расставляю продукты, сними трубку, пожалуйста. Или ты уже в ванной?

   – Нет, ба, ещё не в ванной, сейчас послушаю, кто это, – ответила она, подбежала к телефону, сняла трубку и тут же услышала голос Дениса, как она и предполагала.

   Он что-то говорил, в чём-то оправдывался, пытался даже шутить, стараясь расположить её к мирному разговору. Катрин слушала его молча, не принимая участие в разговоре и ни на один его вопрос не отвечая. Она приняла решение, которое далось ей очень нелегко – вновь пропускать через себя боль и менять свои убеждения не входило в её правила.

   – Денис, это всё, – сказала она сухо. – Даже не начинай, не расточай красноречие. Не стоит. Всё в прошлом. А к нему, как ты знаешь, возврата нет.

    «В одну и ту же реку дважды не вступают» или ты забыл?

   Сам меня учил этому, – резко отпарировала Катрин, не имея никакого желания продолжать этот разговор.

   – Это кто же так решил? – ёрничая, спросил Денис. – Он не привык к её отказам.

   – Я! – оборвала его Катрин.

   – С каких это пор? – издеваясь, спросил он.

   – С тех самых… – её душа требовала:

    «Повесь немедленно трубку, не о чем с ним разговаривать!».

   Воспитание и жалость к этому трусливому, ничтожному, некогда дорогому существу брали верх и не давали этого сделать.

   – Катрин, не дури, что, впервой мы ссоримся? Всё образуется. Десять лет не выбрасывают на ветер, всё наладится. Денис пытался в очередной раз уговорить её и опять прибрать к своим рукам.

   – Хорошо, что ты помнишь, сколько лет своей единственной жизни я похоронила благодаря тебе. Больше не хо-чу. У тебя своя жизнь с твоей семьёй – у меня своя. И я хочу прожить её без какого-либо вмешательства с твоей стороны. С тебя и десяти лет довольно. Ты меня понял?! Тебе в моей жизни места нет, и, пожалуйста, давай закончим этот беспредметный, никому не нужный разговор. Наши отношения исчерпаны. К потерянному прошлому не возвращаются! Плохой знак. Я не намерена! Не звони мне больше никогда! Всё, я так решила, и поставим на этом точку, – внушительно заявила Катрин.

   – Жалеть не будешь?! – с угрозой в голосе спросил он.

   Денис не щадил её, он умышленно рвал сердце на части. В отношениях с Катрин он был ведущим, но не великодушным, диктовал ей свои правила и условия отношений. Его эгоизм перешёл все дозволенные границы. Ему хорошо было с ней. Но он и не думал рвать с семьёй. Однако и терять Катрин не входило в его планы. Она была любимой игрушкой, забавой в его руках. Как от такого отказаться?! Эх, мужчины, мужчины!

   – У тебя кто-то появился? – начал он наступление. – Я прав? Когда же ты успела? Оказывается, тебя без присмотра оставлять нельзя? Запомни, ты моя, я тебя никому не уступлю. Ничего у него не выйдет. Ты меня знаешь, я пойду на крайние меры. Ты моя! – переходя на крик, заявил Денис.

   – Я всё сказала и больше к этому разговору возвращаться не собираюсь. Ты достаточно отравил моё существование. Оставь меня в покое, я от тебя устала. Хватит… – и она резко бросила телефонную трубку.

   Катрин присела на пуфик в прихожей и разрыдалась…

   Вспомнив, что бабушка может увидеть, бегом унеслась в ванную комнату, закрылась там, встала под воду и, не сдерживая накопившихся эмоций, дала им полную свободу.

   «Расставанье – маленькая смерть…» – как пела некогда Пугачёва.

   Да, другие времена – другие нравы. Ничего не поделаешь, всё покатилось вспять.

   ФРАНЦИЯ. НИЦЦА.

   В зелени утопал красивый ухоженный особняк. На доме вывеска: «Апартаменты Мориса Рошаля». Хозяин дома – Морис Рошаль (в прошлом Марк Рудницкий) доживал свой век. Накануне ему исполнилось девяносто семь лет. Он пребывал в своём уме, твёрдой памяти, по мере своих физических возможностей следил за собой, но вёл малоподвижный образ жизни, больше сидел, лежал. Его сильно мучил полиартрит, что осложняло самостоятельное передвижение. И даже в ночные часы боли не ослабевали.

   В этом доме, вместе с ним проживал один из трёх его сыновей с семьёй. Сын – Жан Рошаль – получил профессию юриста, практиковал много и успешно и имел частную адвокатскую контору. Его клиентура качественно отличалась: люди солидные, имеющие высокое положение в обществе и большой капитал в банке. Каждое новое дело приносило адвокату немалые дивиденды. Жан и без отцовской поддержки считался вполне состоятельным человеком. Жил безбедно, ни в чём не нуждаясь, и вполне был доволен жизнью.

   Его избранница – Джейн – была прекрасной женой, заботливой матерью, хранительницей очага. На ней держался весь дом. С тех пор, как хозяин дома, её тесть – Морис Рошаль – утратил работоспособность, она постоянно контролировала управляющего, а когда убедилась, что он не справляется, взяла его обязанности в свои руки.

   Кроме этого, супруга помогала мужу в его делах – вела скрупулёзно архив, не доверяя эту часть работы секретарю мужа.

   С Морисом Рошалем, её тестем, у неё сложились доверительные, тёплые отношения. В душе он относился к ней с нежностью.

   У Жана и Джейн было четверо детей: трое сыновей и дочь.

   Все они учились, у каждого было своё увлечение, как сейчас принято называть – хобби. Родители принимали активное участие в жизни своих детей. Старший их сын – Поль – с детства тянулся к обеспеченной жизни, к роскоши. Ничего удивительного в этом нет, исходя из уклада жизни его родных. В подростковом возрасте он заявил родителям, что хочет в будущем заниматься глубоким изучением драгоценных металлов, приобретением и впоследствии реализацией оных. Родители не приняли его заявление всерьёз, не придали ему никакого значения, относя это увлечение к возрастным, значит, временным. Когда Поля заносило в его мечтах, в доме становилось весело. Его высказывания, проявления наклонностей также вызывали смех и не более. Но парень от своих замыслов не собирался отказываться. Он настойчиво шёл к цели: посещал выставки, фондовые биржи, аукционы. На момент развития событий ему исполнилось восемнадцать лет. Он окончил общеобразовательную школу, сдавал вступительные экзамены в финансовый колледж.

   С дедом у них частенько случались задушевные беседы, особенно он любил слушать, когда Морис рассказывал о своей жизни в России. О той жизни, которую вели представители высшего общества, о том, как дед учился в военном училище, стал юнкером. О его первом романе с молоденькой княгинейВяземской, ну и о вынужденной эмиграции. Дед с таким вдохновением рассказывал обо всём, настолько увлёк внука, что тот, слушая, легко рисовал в своём воображении эти картины.

   Мальчик с детства мечтал попасть на Родину деда и всё увидеть своими собственными глазами. Он на «отлично» сдал вступительные экзамены в колледж, был зачислен. А пока наслаждался каникулярным временем.

   Как-то ранним утром отец вошёл в его комнату и сказал:

   – Поль, пора вставать.

   Сын, делая над собой усилие, повернулся к отцу и, не раскрывая глаз, спросил:

   – Который час, папа?

   – Седьмой.

   – Мне сегодня никуда не надо, я посплю ещё немножко, – поворачиваясь к стене, ответил Поль.

   – Пожалуйста, вставай, есть разговор, – настаивал отец.

   Поль с трудом просыпаясь, зевнул и начал стаскивать с себя одеяло.

   – Ну, что уже случилось? – недовольно спросил он, всовывая ноги в комнатные туфли.

   – У нашей мамы на этой недели день рождения, или ты забыл?

   Ну да ладно. Прощаю. Я бы хотел купить ей что-нибудь красивое и необычное для выездов в театр, на фуршет, презентаций, на случай каких-то необычных встреч и торжественных церемоний. Ты же знаешь, такие выезды входят в круг её интересов, пусть даже нечастых. В общем, что-нибудь неординарное из разряда украшений.

   Мама – человек неприхотливый, скромный, поэтому у неё спрашивать бесполезно. Я заранее знаю, что она скажет:

   «Дорогой! Мне ничего не нужно, самое необходимое у меня есть. Я уже не юная девочка, которой непременно надо понравиться».

   Она давно не покупала себе ничего, вот я и решил сделать ей приятное. А поскольку мне бы не хотелось делать это самому, прошу тебя поехать со мной. Покупая особенные, не рядовые вещи, необходимо с кем-нибудь посоветоваться. Ты у нас эстет, вот я и подумал, что хорошо бы тебе поприсутствовать при покупке. Потом доспишь. Я полагаю, для мамы можно сделать исключение –

   встать раньше.

   И, не дожидаясь ответа, Жан поторопил:

    – Пожалуйста, сделай над собой усилие. Мне нужна твоя помощь. Ты хочешь поучаствовать?

   – Ещё спрашиваешь? Уже едем, – услышав такое предложение, Поль сразу проснулся и, переодеваясь, на ходу спросил:

   – Ты мне, действительно, доверяешь?

   – Конечно, сын. Иначе, зачем бы я будил тебя с утра пораньше, – ответил отец на полном серьёзе. И тут же продолжил:

   – Перед уходом не помешает посоветоваться, возможно, проконсультироваться с нашим дедушкой. Он в этом деле знает толк, – предупредил Жан.

   – Хорошо, папа. Я сейчас быстро умоюсь, приведу себя в порядок и скоро буду готов.

   Двадцати минут не прошло. Поль стоял перед отцом умытый, причесанный, надушенный, одетый, как на праздник и улыбающийся.

   – Ну вот. Я готов, можем подняться к деду, – сказал сын, проявив полную готовность и нескрываемый интерес к предстоящему делу.

   Они поднялись на второй этаж и прошли в спальню к главе семейства. Жан осторожно постучал в дверь.

   – Кто там? Открыто, – услышали они голос Мориса.

   Жан приоткрыл дверь и увидел, как горничная помогала отцу –утренние процедуры подходили к концу.

    – Доброе утро, папа, – поприветствовал Жан и вошёл в комнату.

   – Доброе утро, дедуля, – вслед за ним повторил Поль и прошёл за отцом.

   – Доброе, доброе утро и вам, дети мои. Похоже, оно действительно доброе. За окном солнышко светит, и вы пришли с самого раннего утра – значит, день будет удачным, – сказал Морис бодрым голосом, промокая полотенцем лицо.

   – Папа, мы к тебе пришли посоветоваться, но, если ты занят, мы обождём. Принимай процедуры спокойно, не торопясь, – предупредил Жан.

   – Отчего же, утренний туалет я закончил. Осталось причесать остатки моей, некогда пышной шевелюры, переодеть пижаму на свежую сорочку, брюки и я готов, – Морис педантично ставил в известность детей о своих дальнейших действиях.

   Горничная поднесла вещи.

   Морис начал расстёгивать пуговицы на пижаме и неожиданно спросил:

   – Жан, у вас ко мне конфиденциальный разговор?

   – Да, папа, – ответил сын, без промедления, посмотрев на Поля. Затем шепнул ему на ухо:

   – Вот бы нам в его годы иметь такую светлую голову!

   Поль в ответ кивнул, улыбнулся, сделав умный вид, и показал отцу большой палец правой руки, поднятый кверху. При этом тремя пальцами другой руки совершал красноречивый жест, который обозначал присолить что-то.

   – Спасибо, Франческа, можете идти, я справлюсь. Если что, мне дети помогут. Вы свободны, – обратился Морис к горничной.

   – Слушаюсь, месье. Когда я понадоблюсь, позвоните в колокольчик. Принесу вам завтрак и лекарства.

   – Да-да, я так и сделаю. Спасибо вам, – сказал Морис выходившей из комнаты горничной.

   – Ну, Поль, давай помоги мне переодеться, а ты, сын, рассказывай, что у вас там? Чувствую, задумали что-то грандиозное, – сказал Морис, когда горничная закрыла за собой дверь. Подумав, он дополнил:

    – Если нужны деньги, пожалуйста.

    – Нет, нет, папа, что ты? Мы не за этим пришли, – поспешил оправдаться Жан. – С этим мы сами справимся.

   Поль помог деду переодеться, а сын, тем временем, излагал суть дела.

   – Какой хороший подарок ты придумал для Джейн. Одобряю!

   Она по праву заслужила такое внимание. Что и говорить, твоя супруга стоит любых знаков внимания, самых дорогих. К тому же Джейн на удивление скромна, – высказался Морис, давая высокую оценку невестке.

   – Я рад папа, что ты одобряешь мой выбор, – сказал Жан. –

   Что бы ты мне посоветовал? К кому лучше обратиться?

   – Непременно обратить к моему старинному приятелю – Эфраиму Розенцвейгу. Он мастер своего дела и никогда не подсунет какую-нибудь подделку. То поколение умело уважать свой труд и благодарную клиентуру, поэтому у них были самые лучшие заказчики. А главное – постоянные. Надо отметить, сами они тоже хорошо жили, – заверил Морис.

   – У тебя сохранились его координаты? – спросил Жан, доставая ежедневник.

   – Надо поискать. Я ведь с тех самых пор, как твоя мама слегла, и до её кончины ничего такого не покупал, не до того было.

   Посмотри в справочнике или сам позвони и выясни, не изменился ли адрес, жив ли он, всё же возраст? – советовал Морис.

   – Хорошо, папа. Я так и сделаю, сейчас спущусь и посмотрю в справочнике, если там не найду, то позвоню сам, – заверил отца Жан и вышел из комнаты.

   Подарок

   – Вот бы приобрести для Джейн то, что осталось в нашем старинном доме в Петербурге.

   – А что там осталось? – поинтересовался внук. – Ты никогда не рассказывал.

   – О, такой набор драгоценностей купить невозможно, – щёки Мориса покрылись румянцем, глаза загорелись – он вспоминал давно ушедшее, то, что так было дорого его сердцу.

   – О чём это ты, дед? – переспросилПоль.

   – Это длинная история, с «бородой». Я тогда и сам был совсем ещё юным и мало значения предавал подобным вещам. Не забывай, мой мальчик, вся эта роскошь меня окружала с самого детства, – задумчиво произнёс Морис.

   – Ну, расскажи, не томи. Я люблю увлекательные истории, ты же знаешь, – попросил Поль.

   – Ну, если ты просишь, так и быть, расскажу. История эта быльём поросла. Однако очень занимательная, интерес к ней не пропал и поныне, ведь это моя жизнь. Потренируюсь, чтобы без практики мозги не высохли и факты не испарились. Ты не поверишь, я ведь когда-то хорошие стихи писал. И память была отменной. Спроси меня сейчас, я вряд ли что-нибудь вспомню. Вот если б заглянуть в мой юношеский дневник, – рассуждал и одновременно, сетовал Морис. – Так вот. У нас в доме был тайник. В дни моего детства о нём почти не вспоминали, нужды не было, – начал своё повествование Морис. – Родители там хранили документы и украшения из драгоценных металлов. Такие настали времена, мой мальчик, начались кражи, погромы, понимаешь? Вот мы и сложили туда самое ценное. Так случилось, что незадолго до отъезда мама пересматривала тайник. Часть украшений достала, примеряла. В этот момент что-то отвлекло её внимание. Кое-какие вещи остались сверху, у неё в комнате на столике, и мама в спешке сложила их в свою шкатулку. Отвлеклась, как это бывает, и забыла эти вещи положить на место – в тайник. Вскоре мы уехали. Практически не собирались, такая была обстановка. Шкатулку мама уложила, а о тайнике в суете, в нервотрёпке – забыла. Так там и остались: часть фамильных драгоценностей, мой дневник, который я вёл с детства, платёжные ведомости, кое-какие бумаги отца, грамоты от самого императора – самодержца всероссийского, ценные семейные документы – многое другое, уже всего и не припомню. Мама спохватилась уже здесь, во Франции. Сильно сокрушалась, плакала, всё же память, но ничего нельзя было сделать. Поезд ушёл.

   А осталось там, мой дорогой, самое настоящее произведение искусства. Неповторимое по красоте и редкое по воспроизведению – шедевр ювелирной работы. Это был набор: серьги, кулон на бархотке и браслет. Но сама работа была единственная в своём роде, таких больше не было и нет. Уверяю тебя. Можешь поверить мне на слово. А я, по своему обыкновению, слов на ветер не бросаю. Так вот. Центральной фигурой каждой вещи был тюльпан, но и он не совсем обычный. Снизу чаша цветка была закрыта, а кверху приоткрывалась, не представляешь, что-то необыкновенное, бесподобное. По краям от основания и доверху чаши тянулась вереница небольшого сочно-красного граната – он обвивал, окантовывал цветок. Внутри тюльпан был выложен бриллиантами разной величины, создавая светотень. Вокруг цветка шли яхонты, сапфиры, изумруды, уложенные на изящных ветвях. И каждый из них имел свой сюжетный рисунок, но в миниатюре. Объяснить словами, передать эту красоту – невозможно! Клянусь тебе, никогда больше я ничего подобного не видел, а на моём веку пришлось повидать столько всевозможных украшений на знатных дамах, окружавших меня с детства, да и потом… что, поверь, отличить могу. Какая судьба постигла наши фамильные драгоценности, не знаю. Если их не украли преступники, то они перешли в пользование государства – их национализировали после революции, как и всё остальное. Третьего не дано, – с печалью в голосе завершил свой рассказ Морис.

   – Вот это да! Ну ты даёшь, дед. Надо же: тайник, драгоценности, как в хорошем детективе. Что ж ты столько лет молчал?! Мы бы съездили, проверили. Или попросили кого-то из представителей посольства разузнать там на месте. Они же папины клиенты. Разве ты не знал? – воодушевился Поль.

    – Дорогой мой, о чём ты говоришь? Сколько лет прошло!

   Там за это время чего только не было: какая страшная война, блокада, голод, разруха, бандитизм, разбои, всего не перечислишь. Нашего тайника в помине нет. Я знаю, что у твоего папы серьёзные клиенты, но, да будет тебе известно, мой милый, такие вещи посторонним не поручают, какие бы посты они не занимали.

   цены нет! Так что успокойся, пожалуйста, и забудь, – убеждал дед внука.

   Морис взял колокольчик, который постоянно находился рядом с ним по правую руку. И позвонил.

    – Пора завтракать, принимать лекарство. Мы с тобой заговорились, а время идёт. Нельзя забывать – у меня режим, – многозначительно сказал он.

   Вошла горничная, в руках несла поднос.

   – Ваш завтрак, месье, и лекарство, – объявила она монотонно.

   – Хорошо, Франческа, спасибо. Я в разговорах с внуком нагулял себе аппетит, – шутил Морис.

   А горничная тем временем поставила перед ним поднос с едой.

   – Чем сегодня попотчуете старика? – спросил он.

   – Всё по предписанию врача, месье: немного овсяной каши, лёгкий творожок, диетические галеты, чай с лимоном, ваше любимое варенье. Но натощак выпейте, пожалуйста, натуральный яблочный сок, вам необходимы витамины, – перечислила горничная тем же бесцветным голосом. – Да, месье, не забудьте сразу после еды принять лекарство, я вам и минеральную воду уже приготовила. Стакан на подносе.

    – Всё понял, Франческа. Благодарю. А бокал хорошего вина?! – спросил он у горничной, подмигнув Полю, и улыбнулся. – Постараюсь ничего не забыть. Можете идти. Я поем и позову вас, – сказал Морис горничной.

    – Слушаюсь, месье. Приятного аппетита, – пожелала она, удаляясь.

   – Благодарю, – ответил Морис, ухватил пальцами ручку на круглой металлической крышке и снял её с тарелки, в которой терпеливо ожидала горячая каша.

    – Дедуля, и я желаю тебе приятного аппетита!

    – Нет ли у тебя желания разделить со мной утреннюю трапезу, мой юный друг? – спросил дед лукаво.

    – Спасибо, я кашу с детства не люблю, ты же знаешь, – видеть, её не могу. Меня, видимо, перекормили ею. Так что ешь, пожалуйста, сам. Тебе доктор прописал для укрепления здоровья, а мне пока можно и сэндвич, – съехидничал Поль.

   Вернулся Жан.

   – Папа, значит так. Сам твой приятель ещё жив, но уже делами не занимается, изредка консультирует, но в исключительных случаях. Его дети продолжают отцовское дело. Разговаривали со мной очень дружелюбно, учтиво, вежливо и доброжелательно, проявляя максимум внимания и желание помочь. Милые люди. Но, когда я сказал, что вы с Эфраимом были приятелями, они отреагировали иначе. И тут же сделали для нас исключение, сказав, что можно будет навестить отца на дому и он проконсультирует нас по интересующему вопросу. Я договорился с ними о встрече. Сейчас мы с Полем позавтракаем и поедем к нему. Они дали адрес, пообещав предупредить его о визите, – отчитался Жан о проделанной работе.

    – Ну, вот и хорошо, как славно всё складывается. Ты увидишь, он обязательно подберёт тебе что-нибудь стоящее со значением. Эфраим – великий мастер, умница, опытный специалист, а какой у него вкус! – с нескрываемым удовольствием делился своими мыслями и впечатлениями Морис. Я сейчас напишу ему записочку. Так будет вернее.

    – Дед! Прежде чем мы уйдём, я очень хочу, чтобы ты рассказал папе то, что поведал мне, – вмешался в разговор Поль.

    – Ты опять за своё, мы закрыли эту тему, – недовольно ответил Морис.

   – А в чём дело? Что произошло, пока меня не было? О чём это он, папа? – поинтересовался Жан.

    – Дёрнул же меня чёрт за язык! Вот старый дурень! Ну, как ты не понимаешь, Поль – этого вернуть нельзя! Сколько тебе можно говорить?! – разнервничался Морис.

   – Так, папа, успокойся, пожалуйста. Если тебе трудно или ты не находишь нужным поделиться со мной, ничего мне не рассказывай. Не надо, только успокойся, пожалуйста. Из-за какого-то пустяка ты будешь нервничать? Что за ерунда! – возмутился Жан.

   – Сынок, это совсем не ерунда, – сказал удручённо Морис. – Ну ладно, раз так. Сядь, я расскажу, а ты суди сам, надеюсь, у тебя благоразумия окажется больше, нежели у Поля, – заключил Морис и коротко описал сыну историю забытого тайника.

    – М-да, ну папа, я всего мог ожидать, но такого? Ты знаешь, не исключено, что Поль прав. Если та печь на месте, то и тайник не пропал. Ведь кроме вашей семьи, о существовании тайника никто не знал, стало быть, украшения и документы преспокойно могли там остаться. Как бы это проверить? Вот так задачка? Понимаешь, там ведь и твои дневники, письма, документы тех лет. Для нашей семьи это бесценная реликвия не менее важная и дорогая, чем украшения. Если люди, проживающие в этом доме, не захотят отдать украшения, мы их им оставим или полюбовно договоримся, но документы им ни к чему! – заключил Жан.

   – Что ты собираешься делать? – спросил Морис с отчаянием в голосе.

   – Как что? Съездим туда с Полем на недельку и на месте разберёмся. Заодно и познакомимся с твоей Родиной. Поль давно меня просил об этом. Вот и случай представился, совместим такие важные дела, как говорят: «Приятное с полезным».

   Я передвину свой рабочий график и всё, – убеждал сын отца.

   – Но вы не владеете русским языком, не ориентируетесь на местности. Там непросто разобраться. Страна огромная! Город тоже немаленький. Подумай, у вас там никого нет. Опасно!!! Мы для них давно чужие! – предупреждал Морис.

    – Понимаю. Я обращусь в наше посольство, уверен, мне помогут. Сейчас переговорю с моими клиентами, которые служат в дипкорпусе, они мне что-то и посоветуют, скажут, к кому на месте обратиться. Не волнуйся, папа, разберёмся, – успокаивал Жан отца.

    – Ой, Жан, рискованная эта затея. Как-то боязно мне отпускать вас в Россию, она непредсказуемая страна, никогда не знаешь, чего ожидать, – совсем расстроился Морис.

    – Не волнуйся, папа, сейчас другие времена, мы будем под защитой и охраной наших представителей посольства. Да мы и ненадолго, разберёмся и назад. Кстати, у тебя точный адрес вашего дома сохранился? – спросил Жан.

   Морис заёрзал в кресле, повернул голову в сторону книжных стеллажей, секретера, поднял глаза, побродил ими по полкам и сказал, обращаясь к Полю:

   – Сынок, возьми, пожалуйста, на этой полке, – и он указал рукой на ближайшую к нему полку с книгами, фотографиями. –Достань, вон там, между книгами, мой старинный бювар, обшитый зелёным бархатом. Ты сразу найдёшь, только подойди поближе и увидишь, – попросил дед.

   Поль быстрым шагом подошёл к полкам, прошёлся глазами, перебирая рукой, и увидел между книгами старенький, потёртый временем бювар. Он достал его и передал деду.

    – Если, не приведи Господь, с вами что-то случится, я не смогу жить и не прощу себе этого никогда, – взмолился Морис.

    – Папа, уверяю тебя, что мы вернёмся в целости и невредимости. Даю тебе честное слово ни во что не вмешиваться. Каждый день я буду тебе звонить и докладывать, как идут дела. Пойми! Это история нашей семьи, почему мы должны от неё отказываться. Дело вовсе не в украшениях, уверяю тебя. Даю тебе моё честное слово, если жильцы не найдут возможным нам отдать, даже за вознаграждение, я спорить с ними не стану. Ты меня знаешь. Я человек слова, – убеждал и одновременно успокаивал сын отца.

    – Хорошо, будем уповать на Бога. На, вот возьми и перепиши себе в ежедневник адрес. Отличительной особенностью для вас послужит табличка на доме:

   «Юридическая контора Сержа Рудницкого».

   Это твой дед и его частное дело. Ты унаследовал его гены и пошёл по его стопам, – по ходу Морис рассказывал сыну и внуку историю семьи. – Находилась контора на первом этаже, там отец принимал клиентов, там же и работал. Во дворе: жили дворник, истопник, прислуга. Для них предусмотрели отдельные помещения. К дому прилегало ещё одно здание – там в основном были подсобные помещения. А наши жилые помещения находились на втором и третьем этажах. Мы занимали весь второй этаж. Нам хватало. Квартира была большая, просторная. А на третьем этаже жил мамин брат с семьёй. Мама всем сердцем любила брата и уговорила его после женитьбы жить с нами, в одном доме, – продолжал Морис. – Умоляю вас, будьте предельно осторожны. Обещайте мне, – и он протянул сыну руку. Жан взял его старческую руку, накрыл своими ладонями.

   – Обещаю. На этой неделе мы никуда не поедем, надо подготовиться и отметить день рождения Джейн. И потихоньку похлопочу о билетах, визах. Отдыхай папа. И ни о чём плохом не думай. Всё будет отлично. Мы пошли завтракать, а потом поедем к твоему приятелю. Я передам ему от тебя привет с поклоном и записку, – сказал Жан, улыбнувшись отцу, стараясь разрядить обстановку.

   ВЗЯТЬ, ЧТО ТЕБЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ

   А на другом конце России, из мест заключения, бежал опасный преступник: вор-рецидивист по кличке Хмельной, на счету которого было немало жертв. Он отсиживал уже третий срок.

   Осуждён Хмельной был сразу по нескольким статьям. Ему предстояло пробыть в тюремном заключении восемнадцать лет, и то благодаря мастерской защите. В противном случае он бы получил намного больше – пожизненное. Но родственники подсуетились: из закромов достали награбленное и хорошо припрятанное бандитом. Наняли самого лучшего адвоката – виртуоза своего дела.

   Хмельной, учуяв новую наживу, с открытыми глазами шёл напреступление. Он решил изменить себе меру пресечения. Всё мерковал, как? И вот случай помог ему.

   ЭТО СОБЫТИЕ ПРОИЗОШЛО ДВУМЯ ДНЯМИ РАНЬШЕ.

   Ранним утром в его камеру перевели заключённого, который был осуждён за разбойное нападение на инкассатора и ограбление. Он тяжело болел, но отказался от тюремной больницы. Предчувствуя, что его дни сочтены, он завёл с Хмельнымразговор. Преступник не думал, как помочь себе выкарабкаться, нет. Все его мысли были устремлены на новое дело. И, несмотря на нарастающую потерю сил, сильный жар и тяжелейшее общее состояние – открылся соседу.

   – Ты понимаешь, шёл я на выгодное дельце. Всё было на мази, барыш того стоил – верное дельце. Один надёжный человек – старец, перед тем, как отдать концы, рассказал своему внуку, а тот мне, по старой дружбе. Этот дед моего дружка, в старые времена, прислуживал в одной хате, куда я шёл. Баре там жили. И надо же, кто-то заложил меня, сволочи, паскуды, всех прирежу. Выберусь отсюда и отыграюсь на них.

   Он перевёл дыхание и продолжил:

    – Жаль, не дойду. Со мной всё кончено. Мне кранты. Если возьмёшь это дело, до могилы будешь жить вот так! – и он показал жестом, проведя рукой под подбородком. – Никаких забот и хлопот. Всех купишь, поставишь этих псов поганых себе на службу и никогда и никто тебя не тронет. Там на десять жизней хватит.

   Не дрейфь, в куртке адресок и пушка для зашиты. Зашил на всякий случай. С воли дошло, что дед того мужичка отошёл к праотцам. Значит, дал благословение своё. Это верный знак. Иди, дело верное, не пожалеешь. Доберёшься по адресу. Поднимешься на второй этаж. Дверь справа. Жильцы ничего не знают. Тот мужик, когда был на воле, по дедовой наводке звонил туда, прощупывал жильцов. Давненько это было. О кладе знали первые хозяева дома, да мужика этого дед, который им прислуживал. Больше ни одна живая душа. Когда баре после переворота бежали от советов – в спешке, со страху «наделали полные штаны» и забыли с собой унести. Так клад там и остался. Дело верное, не сомневайся, – повторял он.

   Заключённый ненадолго приостановился, делая над собой усилие. Присел, взял со стола стакан с водой. Отхлебнул пару глотков, силой протолкнув в себя. У него во рту пылал пожар. После этого он лёг.

   Несчастный, он очень торопился, желая успеть выложить Хмельному все подробности дела, поэтому, немного передохнув, продолжил:

   – Зайдёшь в большую комнату – залу, справа в углу до потолка старая печка. Кто-то дурью маялся и начёркал на ней рисунков тьма тьмущая, каких хошь. Десять плиток отсчитай сверху, увидишь петуха орущего, вот под ним клад. Это тебе верный знак. Поддень плитку и забирай. Тот мужик сказал, что дед говорил про какие-то бумажки… да хрен с ними, они тебе не нужны, выбрось или сожги. Закрой, как было, и «делай ноги». Вещам этим, что там захоронены – цены нет! Жить будешь, как царь – слово даю. Иди, не пожалеешь. Такое дело упускать, надо быть последним фраером. Перед тем как идти, порежь провода, чтобы не сразу тебя мусора хватились. Завтра должна прийти машина с новенькими, я слышал, когда в лазарете лежал. Подкарауль и на ней тикай. Я всё сказал, а ты как знаешь. Последним пижоном будешь, если не пойдёшь. А так хоть как человек поживёшь, – повторял сосед, как заученный урок. – На оборотной стороне бумажки, что зашита, я накалякал адресок – там мои живут. Подбрось им немного деньжат, сколько не жаль. Скажи жене и детям, мол, папка приказал долго жить. Пусть не поминают лихом. Не хотел, так вышло.

   Он замолчал. Дыхание стало частым, прерывистым, глухим. Мужчина весь покрылся испариной от напряжения. Его лицо выглядело воспалённым – пылало, как факел. От боли сжался на нарах и больше не выговорил ни слова. К утру его нашли мёртвым.

   Хмельной ночью, пока соседа атаковывала агония, разорвал низ фуфайки, достал заветный маленький лист с адресом и пистолет. Почерк был неразборчивый, мелкий. Единственное, что ему удалось прочитать, Ленинград.

   «Понятно. Для начала и этого хватит, на месте разберёмся, – наметил он, засунув в потайной карман тюремной робы помятый лист, оружие, и стал обдумывать, когда и как покинуть камеру.

   Таким образом свыше его участь была предрешена. Преступник не задумывался над тем, во что может вылиться для него новое преступление и такого масштаба!

   КАКАЯ-ТО ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ

   Последнее время в квартире Иннокентия и Сабины всё чаще стали раздаваться звонки с угрозами. Незнакомые люди пропитыми голосами требовали какой-то клад.

   В один прекрасный день Иннокентию Александровичу всё это порядком надоело, и он решил поставить точку. Первым делом Нильский позвонил в Москву на их старую квартиру, желаявыяснить у старых жильцов, что бы это могло означать? Но, к его огромному удивлению, старушка, которая сняла трубку, рассказала, что прежние хозяева уже там не проживают. Они отбыли в Америку на постоянное место жительства, а перед отъездом продали им эту квартиру.

   «Скорее всего, они что-то знали. Теперь