Ферма. Елена Янук

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ФЕРМА
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА ПЕРВАЯ. НЕИЗВЕСТНОСТЬ
• ГЛАВА ВТОРАЯ. Удивление
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Проблемы в раю
• ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Знакомства продолжаются
• ГЛАВА ПЯТАЯ. Все идет хорошо, только мимо
• ГЛАВА ШЕСТАЯ. В историю трудно войти, но легко вляпаться
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Пристрелите меня кто-нибудь или не стоит убегать от снайпера — умрешь уставшим
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Сarpe diem. Лови момент (лат)
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Если Господь сказал: «Будет жить!» — то медицина бессильна…
• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Закономерность возрастания личностной ценности субъекта после получения травматического опыта (В общем, за одного битого двух небитых дают)
• ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Безмятежные, свободные, Миру чуждые, холодные Звезды призрачных небес. К. Д. Бальмонт
• ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Большой план или сказка со счастливым концом?
• ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Последний штрих в подготовке Большого плана
• ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Сборы
• ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Неужели почти все получилось?!
• ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Расставание
• ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. Последний поход — два ангела вперед

АННОТАЦИЯ

Не очень далекое будущее. Вырвавшийся из лабораторий вирус делит население земли на носителей и просто людей. В течение ста лет выжившие в кровавых событиях мутанты, которых в просторечии называют упырями, строят некое подобие феодального общества, полностью превращая людей в корм.

   Протестные движения и попытки освобождения остаются в прошлом. На планете людей меньше процента. Из-за угрозы голодного вымирания упыри организовывают некое подобие ферм, на которых разводят людей.

   Счастливых владельцев ферм мало, остальное население, обращенное в мутантов, бродит по свету в поисках пропитания — человеческой крови, без которой теряют силу, а при длительном голодании и рассудок, превращаясь в диких зверей. Напряжение между сытой элитой и голодными упырями нарастает. Голодные начинают нападать на фермы, угрожая полностью уничтожить пропитание для элиты.

   На фоне всеобщего упадка разворачивается история молодой девушки, попавшей из детского питомника на ферму.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ФЕРМА

   Мы рубили лес, мы копали рвы,

   Николай Гумилев.

ПРОЛОГ

   — Пошла отсюда! Прилипла к стене! — Главный охранник детского питомника в раздражении замахнулся и, оказавшаяся не в том месте и не в то время, Восемьдесят восьмая отлетела к темно-зеленой бетонной стене коридора. Ей повезло, что у него в руках ничего не оказалось, да и удар пришелся вскользь, что называется «замахнулся не с руки».

   Восемьдесят восьмая отделалась только шишкой на голове и синяком на колене — остальные охранники, жадно следившие за происходящим, этим фактом были явно разочарованы.

   Девушки вокруг меня возбужденно загудели, выражая этим гомоном скорее любопытство, чем возмущение или сочувствие. Но тут же последовал злобный окрик главного охранника и все мгновенно стихло. Наше стадо, опустив головы, послушно прижалось к стене. Однако, несмотря на это, главный еще раз рявкнул:

   — Вы!.. Заткнулись! — и, обведя нас полным ненависти взглядом, обратился уже к охране. — Где недоносок, что пошел за ключами? Долго мне еще их ждать?! — Бесцветные, как у всех упырей, живущих на полуголодной ежедневной пайке, глаза главного охранника постепенно наливались кровью.

   Само по себе это зрелище не из приятных: под наплывом крови зрачок делался едва заметен, глаза упыря становились полностью кроваво-красными, теряя последнее сходство с человеческим взглядом. Это значило, что упырь вот-вот утратит контроль и здесь начнется резня, в которой никто из людей не выживет.

   Только вчера вечером, когда таскала в прачечную грязные пеленки, услышала разговор двух надзирателей, которые жаловались, что хозяева совсем обнаглели и держат их впроголодь, что они начинают высыхать. И сейчас им нужен только повод, чтобы начать резню.

   Я с ненавистью оглядела толпу охранников у входа, но тут же опустила взгляд. Встрепенувшись, Восемьдесят восьмая с трудом по стеночке поднялась и бессмысленно улыбнулась в пустоту. И вновь куда-то направилась. Внутренне напрягшись, я не сводила с нее глаз. Лишь бы она не издавала звуков! Иначе упыри от нее точно не отстанут, пока не доберутся до крови. Тогда всем нам конец…

   Восемьдесят восьмая через минуту вновь оказалась на пути стражей, а все от того, что нас бросили в узком коридоре, где из-за вделанных в стену клеток для скота и втроем разойтись непросто. Чтоб ее не покалечили, я быстро схватила девушку за руку и живо подтянула к себе, убирая из-под удара, идущего с ключами упыря. Пребывая в своих непонятных фантазиях, благо она не сопротивлялась. Повезло, что у девушки спокойная фаза. Будь она в возбуждении, мне бы не поздоровилось.

   Наконец, принесли ключ и нас всех затолкали в одну клетку.

   Я с облегчением отпустила руку Восемьдесят восьмой, все еще не сводя с нее настороженного взгляда. Теперь хоть никто не будет ее пинать. Для охраны нет большей радости, чем под предлогом сопротивления разбить голову скоту и добраться до бесплатной крови. Но для Восемьдесят восьмой ничего не изменилось, девушка так и пребывала в своих мыслях, и шуметь не собиралась…

   Мне вдруг стало так ее жаль! За что это все с нами?..

   Поддавшись эмоциям, я на миг обняла ее… Главный охранник, который сопровождал нас до продажи, уставился на меня тяжелым взглядом. Я тут же отодвинулась и, опустив голову, прижалась к стене. Меня злило собственное волнение о девушке: зачем ее жалеть, ведь в отличие от меня, ее и так помиловала природа, лишив рассудка.

   Силы стоять быстро кончились, и я устало присела на корточки. Запахнула края грубого балахона, прикрыв им носки, (обувь нам не полагалась). От холода я сжалась в комочек и принялась до головокружения дышать на продрогшие ладони. Эх, если бы можно было теплым дыханием достать до заледеневших ног!.. Я устало сжала озябшие руки в кулаки, пытаясь согреться.

   Теперь бы дождаться броневиков-перевозчиков!

   Равнодушно рассматривая незнакомый коридор, нас сюда до этого никогда не приводили, я удивлялась, как внезапно все изменилось. Только два дня назад нашу 0546-группу признали созревшей и решили отправить на расплод, как тут же пришли заказы с ферм.

   Девушек тщательно перебрали. Лучших пятнадцатилетних забрали на личные фермы архонта и его родственников, а отходы, типа меня, — собрали и под охраной привели сюда, в сортировочный узел, чтобы отправить в дикие места к неизвестным хозяевам.

    Подписав разрешение на продажу, довольно потирая руки, хозяин детского питомника сказал:

   — Пришло время и вам продолжить род людской… — Он еще много чего говорил, но мои безумные спутницы остались равнодушны, а я скривилась от отвращения. В питомнике я много возилась с малышами, и даже очень любила это занятие, но самой иметь ребенка? Ни за что!

   Я не желаю такого никому! Никому не желаю стать кормом, тем более, своему ребенку! И, надеюсь только на то, что для меня все быстро кончится.

   Время тянулось и тянулось очень медленно. Сидя в коридорной клетке с остальными проданными на развод девушками из 0546-группы, ничего не оставалось, как наблюдать за охранниками, вечно голодными, терпящими приказы хозяев только из-за ежедневной порции крови. Вот уж кто никогда не менялся так это упыри — абсолютно неинтересное зрелище.

   Пятьдесят четвертая громко застонала, за что один из охранников с остервенением ударил прикладом автомата по решеткам клетки, всполошив остальных. Кто хоть немного соображал, вжавшись в стену, замерли от страха, и я, в том числе, а те, кто мысленно обитал в далеких мирах, всполошились, громко вскрикивая и рыдая.

   Это могло плохо кончиться, но нам «повезло», в приемное отделение, наставив на них оружие, завели десяток нормальных людей с воли: избитых, окровавленных, отчаявшихся, но нормальных. Видимо, это были две семьи, с ними вошли разновозрастные дети.

    Я смотрела на них, не отрываясь.

   Дети плакали, кто-то скрипел зубами, гневно оглядывая охранников. Тот, что ударил Восемьдесят восьмую, подхватил самого тощего из мужчин, одетого в штаны из сшитых лоскутов, и лохматую куртку с торчащими кусками меха, и куда-то поволок. Скорее всего, украл себе на обед, пока добытых людей не пересчитали и не сдали хозяину. За ним радостно потянулись остальные охранники.

   Владелец питомника наверняка уже празднует. Такая удача, впервые за несколько лет где-то в лесах захватили скот, взращенный не на спец. веществах, а на нормальном подножном корме. Говорят, у таких кровь намного сильнее и слаще.

   Пятнадцать лет назад меня похожим образом доставили сюда. Отец погиб еще в лесу, защищая нас. Мама закрыла мне ладонью глаза, чтоб я ничего не видела. В памяти остались только хруст кости и сосущие звуки. Она умерла чуть позже, ее забрал кто-то из окружения архонта и высушил досуха. Когда-то давно, оставшись одна, я сильно страдала, а сейчас… сейчас полностью окаменела.

   И я знала, что будет с этими людьми. И даже не сочувствовала.

   Собранный сегодня «урожай» поделят. Стариков — на утилизацию, молодых мужчин — на фермы с частой дойкой, женщин — на расплод. Только детей оставят, и будут терпеливо выращивать для элиты, упырей из окружения главного архонта.

   При поимке мама сбавила несколько лет и меня записали трехлетней, — из-за постоянного недоедания в бегах я не выглядела на свои шесть. А вообще-то упырям в реальности абсолютно плевать на возраст пищи. Третий номер из нашей группы продали упырю в двенадцать, приписав ей три года, на самом деле никого не волновало, что с ней будет.

   Коридор был длинный и прямой, а осчастливленные дармовой кровью охранники забыли закрыть дверь, позволяя сквозняку с легкостью вытягивать из озябших тел остатки тепла. Затекшие от холода суставы не гнулись, я еле поменяла позу, грея ноги чуть теплыми ладонями. Хорошо, что никто не цеплялся, что сижу на корточках, а не стою, как остальные. Местные охранники очень любили демонстрировать недовольство рабами.

   Но мне недолго осталось на них «любоваться». Сюда уже два раза заходил водитель и сопровождающие груз упыри с оружием, которые только и ждали, когда им принесут документы с подписью владельца. Едва они их получат, нас разместят по секторам бронированных грузовиков для перевозки и отправят новым хозяевам.

   Чтобы добраться до Стронтавской фермы, места, куда меня продали, броневикам предстояло переправиться по мосту через залив и проехать две сотни километров суши. В общем, нам предстояло долго и нудно двигаться по бездорожью к отдаленным фермам.

   Кроме Стронтавской фермы там были и другие, расположенные друг от друга в дне пути. Все это я узнала от нашей управляющей, как ее звали упыри «Тысяча первой» или «Главной», как ее называли мы, человека, так как упыря ставить на такую должность нельзя. Она вкратце и рассказала, что меня ждет:

   — Зачем в такой дали от столицы устраивать ферму — непонятно, какие там злодеяния творятся — я не знаю, но паниковать рано. Ты, Двадцать первая, главное, дорогу перетерпи. Потом на месте разберешься. Может там будет все не так плохо… — Судя по тону, Главная и сама в это не верила, устало вздохнув, она добавила:

    — А пока иди, собирайся…

    Оглядев свою коробку, вновь пожалела, что географический атлас сюда не влез, я и так оставила все необходимое, чтобы всунуть любимые книги, но атлас не поместился. И это было горе.

   Книги. Единственная причина, по которой я не хотела покидать питомник. Это все случайно найденная на чердаке заброшенная библиотека, удивительно, как за это время ее не использовали на растопку.

   Высокий упырь в великолепном защитном пластиковом комбинезоне, которые носили только высшие уровни охраны при архонте, гордо пронесся мимо… и оставил дверь полностью распахнутой. Что ему вечно голодные охранники или замерзающий скот? Он — элита! Остальные грязь под ногами. Но к этому моменту сил на ненависть не хватало, и я была готова идти на Стронтавскую ферму пешком лишь бы чуть согреться!

   Наконец из главного корпуса пришел слуга управляющего питомником и передал планшет с документами на продажу высокому упырю в черном кожаном костюме.

   По его знаку клетки открыли и нас вывели.

   — И куда этих? — безучастно спросил один из охранников рядом с ним, который вывел нас.

   — За залив, в Дикий район. Там по пути восемь ферм подряд. Из трех пришел заказ. Еще два пункта в Старом городе. — И оглядев документы, подвел итог:

    — Сначала в город, потом к Диким.

   — Ничего себе подряд, — присвистнул второй охранник. — Там такие дебри! Между фермами за день не добраться!

   Слушая разговор охраны, я с толпой девчонок выбралась на улицу, где нас уже ждали открытые грузовые броневики. Нас рассадили внутрь и машины тронулись.

   В грузовом отсеке броневика было не так холодно, как в продуваемом всеми ветрами коридоре, но ехать было все равно тяжело. Девочки с пониженным интеллектом, дико раздражаясь, постоянно нервничали и кидались с кулаками друг на друга из-за малейшего прикосновения, чего в дергающемся грузовике никак не избежать. И кроме прочих неудобств, здесь никого не кормили и всеобщее раздражение обострялось от постоянного чувства голода.

   Вода, кое-какие удобства, чтобы из-за нас не останавливаться, здесь были, но они не компенсировали отсутствие еды и тепла в железной коробке, для идеальной дезинфекции, оббитой тонким пластиком.

   Мучительно тянулись часы в пути, а мы все ехали и ехали, громыхая гусеницами грузового броневика, который как щепку в водовороте кидало из одной ямы в другую. Прошел день, второй…

   За эти дни девушек в машине поубавилось и стало немного тише. Охранники в нарушение правил позволяли фермерам забирать девушек из чужих заказов, — главное, как можно больше и быстрее продать! Недостачу можно списать на гибель в дороге. Так что всех, более-менее физически здоровых, уже раскупили. Когда нас в отсеке осталось только трое, стало совсем тихо и спокойно.

   На одной из последних остановок для продажи рабов, солдаты загрузили к нам даму в возрасте. Наверно ей уже лет тридцать с чем-то. Я таких старых людей еще не видела.

   — Ну что, нагулялась? — Смеясь, поинтересовался бровастый упырь, подсаживая улыбающуюся женщину к нам в отсек. Дама со стянутыми в хвост спутанными грязными волосами радостно помахала остальным охранникам, перед тем как они окончательно закрыли люки.

   По едва слышным смешкам охраны я поняла, что это женщина — пойманная беглянка. Зачастую, такие рабы сдавались перевозчикам сами, так как путешествовать без охраны смертельно опасно, вокруг бродили целые стаи одичавших упырей, как их еще называли, отбросов.

   — Девочки? Как настроение? — весело спросила новенькая, оглядывая хмурых обитательниц кузова. Мои соседки промолчали, тупо уставившись в пол, мы так за дни пути измучились, что уже ничего не интересовало.

    Я молча рассматривала странный наряд незнакомки: синие обтягивающие брюки и теплый свитер. Все было старым и рванным, но, кажется, именно в связи с этим она ощущала свое превосходство, то и дело разглаживая гладкую ткань на коленях и поправляя свитер, она с презрением посматривала в сторону наших грубых одинаковых балахонов. Также эта неунывающая женщина продолжила без остановки говорить:

   — Что нюни распустили? Вот увидите, будет хорошо! На фермах можно нормально жить, радуйтесь, что в питомнике на расплод не определили, вот точно ад вживую! Мне вот, жить осталось всего ничего, а и радуюсь каждой минуте, каждому новому лицу…

   Она весело лопотала о своей радости, надеясь призвать нас в собеседники. Однако меня ее веселье раздражало, а девушки, которых продали вместе со мной, не умели поддерживать беседу — побочный эффект развития в бездушной среде без родителей. Я — счастливица, первые шесть лет со мной были мама и папа. У них же отняли родителей при рождении.

   Упырей не волновало умственное развитие будущего корма, им от нас нужно только физическое здоровье. Так что о себе я заботилась сама и сейчас предпочитала не высовываться, соответствуя безликому окружению. Однако незнакомка как-то выделила меня из прочих, и теперь пыталась разговорить.

   — Ты… вот ты, у тебя взгляд живой, чего прячешься? Я не укушу. — Радостная новенькая присела со мной рядом.

    — Хочешь, научу, чтобы из тебя не пили? Понимаешь? Вообще не пили. Будешь на них работать, рожать детей, а куда без этого? И все. Только работать. Ты книги видела когда-нибудь?

   Я робко кивнула. Именно воровством книг из библиотеки на чердаке я промышляла всю свою сознательную жизнь. Меня три раза ловили, наказывали, но под конец махнули рукой, так как ничего кроме этого я не нарушала, а читая где-то в углу, часто забывала явиться на ужин, этим более всего радовала вечно голодную воспитательницу.

   Новенькая кивнула и спокойно продолжила свою мысль:

   — Хоть какую книгу открой и там одно и то же — жизнь не сахар. Я, знаешь, столько всего повидала в жизни? Не пересказать, но одно скажу точно, как бы оно не выходило, страдали все и всегда. Без этого никак. Вот я и страдала. А теперь рада, что недолго осталось, хочу, наконец, отдохнуть…

   Я испугалась, что это полоумная адепта какой-нибудь новой религии, коих после Развала развелось как червей под кадкой, я уже таких встречала, но ничего хорошего о них сказать не могла.

   Неугомонная женщина тут же спросила:

   — Вас-то куда везут?

   — Сорок Седьмую, Восемнадцатую и меня везут на Стронтавскую ферму.

   Дама покачала головой:

   — Плохо дело… никогда не слышала, что оттуда кто-то убежал. Нравы там, видимо, страшные. Сама увидишь, а заборы какие, ни во всякой тюрьме сыщешь!

   Смутно догадываясь, что такое тюрьма, я поежилась…Сколько страхов ожило в моей душе после ее слов! Весь путь уговаривала себя заранее не бояться, утешая, что если выжила в питомнике, то никакая ферма мне не страшна, однако после ее слов, все во мне будто упало, кажется, это была последняя надежда…

    Я с отчаянием в голосе спросила:

   — А вы и вправду умеете сделать так, чтобы из вас не пили? — Процедуру откачки крови я проходила не раз и ничего страшного в ней не видела. Но это меня все равно интересовало.

   — Да! Чтобы кровь не брали — пей разбавленную соду, очень они щелочь не любят. Единственная попытка и больше не сунутся! — горделиво закончила она.

   — Вам это очень помогло? — плохо представляя, о чем она говорит, упавшим голосом спросила я.

   — Еще как… — бодро ответила женщина. — Правда, сода дорогая и не везде есть, но…

   Нашей беседе помешали, за стенами раздались крики, хлопки от взрывов, бешеная ругань охранников — кто-то напал на караван грузовых броневиков.

   Незнакомка тут же переключилась на другую тему:

   — В этих местах вечно маются толпы голодных отбросов. Сколько не путешествовала, ни разу не обошлось без нападения в этом месте. Эти упыри еще нас тупыми считают, давно бы передвинули пути чуть на запад.

   Сжавшись от страха, я не выдержала:

   — Вы еще им это посоветуйте...

   Она многозначительно заметила:

   — Девочка моя, они давно до нас добрались. И мгновенная смерть не самая страшная перспектива этой жизни.

   — А как же ваше: «радуюсь новым лицам и каждому дню»? — не сдержав сарказма, поинтересовалась я.

   — Так я давно свое отбоялась, теперь вот только радуюсь… — Она глубокомысленно покачала головой, столь снисходительным жестом продемонстрировав мне свою «мудрость». Я знала, что подобные суждения в книгах называются демагогией, но высказывать выводы не стала, укрывшись в своих мыслях.

   — Людей мало осталось, лет пять назад говорили, что меньше процента. Если мы окончательно загнемся им конец, и они это знают. Ты не застала времена, когда нас и за скотов не считали, и обращались, словно мы так… мусор под ногами.

   Не знаю, сколько себя помню именно за скотину нас и держат. Выводят, разводят, выдаивают, остатки пускают на удобрение. Говорливая спутница что-то еще болтала, но ничего нового и полезного от нее так и не услышала.

   Я не могла передать это чувство словами, но мне показалось, что ее говорливость и скрытая нервозность вызваны тем, что ей предстояло возвращение к бывшему хозяину, которого упыри из конвоя вычислили по невидимому номерку на ее руке.

   В любом случае ничего хорошего ее не ждало, ценность женщины определялась только возможностью иметь потомство.

   — … Скоро ваша ферма, — рассказывая о хороших и плохих хозяевах, между делом сообщила она.

   Я кивнула, полезла в свой сундучок и вынула завернутую в блестящую бумагу конфету, которые из высохших апельсиновых корок, добытых непонятно где, сделала наша человеческая нянечка. Она, видимо зная, что при перевозке людей не кормят, сунула нам по одной на прощание в качестве утешения. Девочки моей группы съели угощение сразу. Я оставила лакомство для подходящего случая. Кажется, он мне представился.

   Эту конфету я протянула женщине:

   — Вы наверно давно не ели?

   — Я… Да, не ела! — Она приняла угощение, не понимая, зачем я это делаю, все еще механически вертела конвертик со сладостью в руках.

   Больше ничего для нее я сделать не могла, так что села на свое место, закрыла глаза и откинулась на холодные панели. Будь что будет.

   Когда мы остановились, по приказу бровастого охранника девушки выбрались из отсека на осмотр нового хозяина, а у меня даже на свой номер отозваться сил не было.

   Закрыла глаза и осталась сидеть. Пусть это будет мое первое непослушание новому хозяину.

   Я не представляла, что за жизнь будет здесь. Но одно знала точно — ничего хорошего никого из нас не ждет.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. НЕИЗВЕСТНОСТЬ

   Георг

   Упырь, упыри… Они называют нас упырями. Хотя мои соплеменники предпочитают более возвышенные названия, типа: «Элита мира, слуги архонта», меня меньше всего волнует презрение, изначально заложенное в названии кровососущих существ. Возможно от того, что я не особенно часто думаю на эту тему или давно не причисляю себя к кому-либо вообще. Я отложил сводки и откинулся в кресле. Но отдохнуть мне не дали.

   В комнату заглянул мой помощник:

   — Эй, пора! Пошли к выходу. Они приехали… стоят у ворот.

   Давно ждал доставку с заказом. Я кивнул и вышел следом, минуя бетонные переходы, вышел к приемной. К этому моменту Корбан уже окружил площадку для грузовиков охраной.

   Я подошел к указанному отсеку и оглядел двух прибывших с караваном девушек. Жалкое зрелище: скверный запах, торчащие кости, старые тряпки, голодные взгляды… Итак, пробный шар закупок в правительственном питомнике оказался неудачным.

   Видимо первый заказ станет и последним.

   Я еще раз критически осмотрел поставку. Всех отправить обратно не получится, перевозчики мне заказы больше возить перестанут. Придется забрать хоть парочку.

   Еще раз вгляделся в лица. У рабынь пустота в глазах. Нет, мне умственно отсталые здесь не нужны, черт с ней, с доставкой…

   Внутри отсека кто-то вздохнул, я подошел к грузовику и заглянул внутрь. Внутри осталась одна девушка, словно приказа выходить и не было.

   Она повернулась в мою сторону. Заметила.

   Сильно истощена, из-за выступающих скул взгляд напряженный, но страха в нем нет. Темный волос обкорнан кое-как и задиристо торчит по всей макушке так, что голова похожа на перевернутый репей. Под убогим балахоном тела не видно, кисти рук плотно обтянуты кожей… Мелковата ростом, конечно, но это временно, подкормить — и подрастет.

   Я покачал головой. Кроме этой крохотной девчонки подходящего товара в доставке не нашлось. Дал знак слуге, выбранную девушку ссадили из грузовика на землю, ненужных загнали обратно в грузовой отсек. Новенькая, дрожа как лист на ветру, с ужасом оглядела высокий бетонный забор, обнесенный колючей проволокой и обвешанный пушками, и совсем приуныла.

   С досадой посчитывая в уме потерянную прибыль, — даже двух новеньких взять не получилось, — я прошел в приемную на входе за воротами и пригласил за собой главного конвоира — надо заплатить за товар и подписать бумаги на отказ от остального товара.

   Краем глаза наблюдая за проверкой только что купленного человека, бегло просмотрел документы. Когда осталось вынуть золото, чтобы рассчитаться за доставку и выплатить неустойку, обнаружил, что стою и смотрю в изумлении на новое приобретение.

   Ей как любому рабу приказали открыть пластиковый контейнер с пожитками. Девушка покорно открыла крышку и выложила на стол — книги! Три книги в побитых временем и бумажным жучком обложках, на которых от ветхости и названий не было видно.

   Читающий скот, это что-то странное. Зачем понадобилось кому-то в питомнике учить ее грамоте? Возможно, это будущий специалист из тех, что готовят для архонта? Тогда, что она делала среди низшего сорта, тех, кого продают на развод?

   Под впечатлением от столь неожиданной картины, я повернулся к ней и спросил:

   — Имя?

   — Двадцать первая…

   — Что еще у тебя с собой?

   Она послушно продемонстрировала запасную рубашку и железную расческу.

   — И все?

   Она кивнула, аккуратно сложила все обратно и замерла. Угу, «сама покорность и ожидание хозяйских приказов». Знаем мы вас! Я мысленно хмыкнул, и вернулся к делам.

   С формальностями было покончено. Конвойный получил золото, вручил мне документы на покупку и отбыл вместе с караваном.

   Двадцать первую провели по бетонным переходам на территорию фермы. Едва они с охранником вышли из переходов на улицу, она распахнула глаза, удивленно всматриваясь в пейзажи, и вдруг остановилась…

   Кнут кое-как протолкнул ее в дверь и вернулся на пост, а новенькая осталась стоять словно завороженная у высокой калитки, ведущей на ферму.

   Я огляделся, пытаясь увидеть все ее глазами, но ничего особенного не обнаружил: парк с беседками, дорожки посыпанные песком, клумбы с разноцветными осенними цветами, позади убранные поля, и лес — привычная картина жизни на природе.

   Милана, которая давно должна была стоять здесь, но только появилась, запыхавшись, поклонилась, ожидая моего приказа.

   Я кивнул в сторону новенькой:

   — Накорми, одень, покажи ей все… Особенно проследи за обувью, — на девушке были носки, грубо слепленные из пластика и тряпки.

   — Куда ее определить? — Поинтересовалась старушка, одним взглядом определив фронт работ. — Казимиру в доме девка нужна. Всех разобрали. Невесту выбрать не из кого.

   Я спокойно выслушал намек Миланы насчет семьи младшего сына, но решил иначе:

   — Нет, она для помощи по дому. Откормим, посмотрим, как себя ведет, может, тогда и к Казимиру отправим.

   Милана критически осмотрела покупку и согласно добавила:

   — Ну да, ну да…

   Мне надо понять, что может дать мне новенькая, прежде чем отправлять ее на работу. Я кивнул Милане:

   — Иди!

   Старушка безропотно кивнула и поспешила выполнять приказ. Торопливо махнула двадцать первой следовать за ней, понеслась к трапезному дому, который оборудовала под себя.

   Провожая довольным взглядом удаляющуюся фигурку Миланы, еще раз похвалил себя за сообразительность. На других фермах, чтобы не тратить корма, отживший материал досуха скачивали и отправляли на удобрение. Сейчас все больше ценилось человеческая кровь, соответственно, корма, лекарства и одежда, для успешного разведения людей, стоили с каждым годом все дороже.

   Наблюдая за разнообразными и зачастую бессмысленными попытками фермеров оздоровить рабов, в большинстве своем граничившими между глупостью и издевательством, решил сделать все по-своему.

   Мои люди работали в поле как в древние времена, и платили мне оброк, но не золотом, а кровью. Так что ничего нового мне создавать не понадобилось. Они самостоятельно добывали себе пропитание, сняв с моих плеч финансовое бремя кормежки трех сотен рабов. И старики, типа Миланы, жили за свой счет, никого не обременяя.

   Также выяснилось, что старики еще и отличные воспитатели. Оказывается, они прекрасно помогали усмирять глупый молодняк, у которого играла кровь. В других хозяйствах постоянно сталкивались с бунтами, у меня же такого лет двадцать не было. Так что перспектива полноценного развития сотни человек приплода не стоила жалких литров крови старика или старушки.

   Я вернулся в дом, чтобы дописать расчеты, над которыми работал весь день, пока меня не позвали на осмотр товара. Сел за стол, осталось подвести итоги в подсчетах… Но работа застопорилась.

   Конечно, и у меня не все шло гладко. Были неприятности в виде неурожайных годов, но тут уж куда деваться, тогда я закупал всю провизию сам. Зато в урожайные, продукты, что производили мои люди, я скупал у них по дешевке и выгодно продавал на соседние фермы, получая немалую прибыль. Кроме людей на моей ферме имелось несколько сотен голов крупного рогатого скота и около пятидесяти лошадей.

   Никто из знакомых не знал, а узнав, не поверил, но скот на ферме полностью принадлежал моим людям. Да, это для всех звучало глупо и абсурдно, однако, мне от коров нужна была только кровь. Рабы не только бесплатно ухаживали за скотиной, отдавали мне ее кровь, но еще и заготавливали для себя ее мясо. Сами обрабатывали кожу, из которой шили одежду и обувь, которые я за бесценок скупал у них или менял на ткани, украшения и все, что они считали необходимым, но сами сделать и достать не могли.

   С производством в мире с каждым годом становилось все хуже. Все, что мы могли купить, лежало на старых складах, оставшихся еще со времен до развала, но чем меньше там оставалось товаров, тем дороже все стоило. Так что мои, довольно большие партии товара для людей, в момент, когда крупное производство на планете более ста лет как остановлено — хороший источник дохода.

   Но все это мелочи по сравнению с главным товаром — кровью, которую мне сдавали все, кроме детей, стариков и самок, ждущих приплод. За рабами следила специалист из людей, в свое время стоившая мне при выкупе круглую сумму золотом.

   Она и определяла, кто, когда и сколько может сдать, чтобы это не нанесло вреда здоровью. Я на нее сильно не давил. Кровь дорожала с каждым часом, и, несмотря на все меры безопасности, людей становилось все меньше, а упырей все больше, и запросы к количеству провианта поминутно росли.

   Крови не хватало повсеместно, так что моей самой большой головной болью была охрана насельников фермы от разграбления голодными ордами упырей, бродящих в окрестных лесах. Я не экономил на оружии, средствах слежения, и личной армии, жительствующей в бетонных переходах на входе в ферму.

   Я подвел итог, убрал счет в сейф и поднялся, всматриваясь в окно. Почти стемнело, надо идти скорее.

   Довольный тем, как идут дела, я вышел из дома и вновь наткнулся на Двадцать первую. Милана выдала ей теплый платок, носки, кожаные тапочки, и вывела во двор. Нелепый вид девушки прекрасно сочетался с таким же странным поведением. Новенькая вновь застопорилась у входа, в восторге оглядывая мои владения.

   — Пойдем скорее, завтра погуляешь… — буркнула недовольная задержкой Милана.

   — Погуляю?! — удивлению Двадцать первой не было предела. Она заметила меня и, обращаясь лично, недоверчиво переспросила:

   — А тут можно гулять?

   Я проигнорировал ее вопрос и, минуя женщин, уже собрался идти к скорнякам решать, стоило ли продавать готовые кожи или нет, так как наши цеха загружены до предела, а излишки шкур лежат на складе без дела.

   Милана, сурово взяла новенькую за руку и, уводя, торопливо пояснила:

   — Гулять-то? Можно, конечно. Дела свои сделаешь и иди, гуляй. Здесь везде можно ходить…

   — И за ограду? — уже с явным сарказмом в мою сторону, вопросила двадцать первая. Угу, вот и коготки, они все такие, дай только освоиться, надолго покорности не хватает.

   Милана отпустила руку новенькой, и поклонилась, обращаясь ко мне:

   — Покажи ей, почему нельзя за ограду… — голос Миланы звучал недовольно почему-то именно по отношению ко мне.

   Я остановился.

   Милана выросла на моих глазах — одна из первых детей, родившихся на ферме. Сызмальства она знала мое к ней снисходительное отношение, чем всегда крупно злоупотребляла, и ни грамма этого не стеснялась. Вот и сейчас она смотрела на меня с вызовом. Бросай все дела и исполняй ее просьбу.

   Игнорируя насмешливую нахалку, я приказал новенькой:

   — Пошли. — И, разворачиваясь, кивнул в сторону дома.

   Милана подтолкнула странную девушку так не вовремя замершую на месте ко мне, и приказала:

   — Когда хозяин отпустит, придешь ко мне…

   — Хозяин?! Это хозяин? — Ужасу новенькой не было предела. Опять мои глаза ввели в заблуждение. Я раздраженно посмотрел на Милану, измерил новенькую недовольным взглядом, и молча пошел в дом.

   Девушка явно оробела, склонила голову и, наконец, поспешила за мной.

   Я шел быстро, желая поскорее покончить с приставучим приобретением. Но перевесить это бремя сейчас не на кого, как и отказать в разъяснении. Лучше затратить три минуты времени на пояснение, чем потерять вложенное в нее золото, если она по глупости выскользнет за ограду.

   Мы поднялись на чердак. Там был балкончик, который, нависая, почти вплотную приближался к бетонной стене, защищавшей ферму от нападения голодающих упырей.

   — Смотри… — Я приложил палец к детектору, который взял пробу моей крови, после чего дверь открылась. Вышли на балкончик: заброшенный, пыльный, с залетевшими на него листьями.

   — Теперь жди. Можешь считать до десяти.

   Девушка посмотрела на меня в замешательстве и вновь вернулась к разглядыванию достопримечательностей, явно не понимая, о чем я говорю.

   С балкона была видна опушка леса, дорога, и частично приемная на входе в бетонные подземелья.

   Девушка считать постеснялась, а может и не знала счета, так что начал я.

   — Раз… два… три… — Из леса показалась кучка упырей. Их глаза жадно смотрели на девушку.

   Постоянный голод настолько обострил их рецепторы, что они издалека учуяли, что она человек. Миг и они поняли, что на входе нет охраны.

   — Четыре… пять… — Двое из них, самые голодные, отделись от группы и, набирая скорость, кинулись к дому.

   Я покачал головой. И на что рассчитывают?

   — Шесть… семь… — Остальные припустили за ними, надеясь, что им тоже хоть что-то перепадет.

   Первые, добежав до забора, с необыкновенной легкостью начали карабкаться вверх. Электронные пушки, утыканные вокруг периметра, угрожающе повернулись в их сторону...

   Я невозмутимо считал:

   — Восемь… девять…

   Первым пушки ударили самого наглого нападавшего, почти забравшегося вверх. Второй, прикрывшись телом собрата, почти достиг края стены. Пушки начали отстрел добежавших, которые упорно пробивались к вожделенной добыче.

   — Десять…

   Я вынул пистолет и добил самого удачливого, добравшегося почти до балкона.

   Вокруг все затихло, от тел нападавших поднимался смердящий дымок. Где-то в лесу застучал дятел...

   Я обернулся к онемевшей девушке.

   — Рассказывать, что в месяц мы уничтожаем около сотни подобных групп я не стану, надеюсь понятно, почему выходить за ограду нельзя?

   Она кивнула, но внезапно спросила:

   — Они же братья по крови, вам их не жалко?

   В удивлении я поднял брови. Что за дурацкий вопрос. Никогда в жизни не слышал ничего более нелепого!

   — У меня есть только один брат — это я сам. Я сам себе и родня, и любовь всей жизни. И с чего такое беспокойство в отношении врагов? Или ты думаешь, что, добравшись до тебя, они преисполнятся благодарности за сочувствие и оторвут мне голову куда нежнее?

   — Да, мне они враги, но вам… — Она в удивлении пожала плечами.

   Я не счел нужным отвечать на столь феерические высказывания, молча дождался, когда девушка зайдет внутрь комнаты, закрыл балкон и спустился с чердака.

   Она шла за мной, нервно кутаясь костлявыми пальчиками в теплый платок. Губы дрожали, похоже, ее бил озноб. Тут до меня дошло, видимо воспитанная среди адекватной охраны, она видела свободное нападение упырей впервые.

   На лестнице я остановился. Сам повел ее в комнату для прислуги, открыл дверь и сказал:

   — Вот здесь ты будешь жить. Чуть позже тебя осмотрит врач, пока отдыхай. Через час я пришлю Милану, она покажет, где у нас едят.

   Двадцать первая быстро кивнула. Голодная, значит. Ругая про себя нерасторопность Миланы, я вышел. Кормежка рабов — первейшая обязанность хозяина, старой ворчунье надо было заняться этим в первую очередь.

   Ивета

   С момента появления на ферме прибываю в непонятном состоянии. Впервые в жизни я вижу такую старую женщину, причем меня удивил не только ее возраст, но и вид: одета она была не в балахон, как все знакомые мне люди, а в теплые брюки из грубой ткани, лохматую жилетку и светлую рубашку. И на ногах настоящая обувь, как у упырей! Ее волосы, длинные и седые, не острижены под корень, а красиво связаны и прикреплены к голове небольшим холмом.

   Мужчина, которого я посчитала главным человеческим надсмотрщиком, оказался упырем и, самое ужасное, — хозяином этой фермы!

   Второе, что привело меня в ступор — он не отправил меня на порку из-за того, что подала голос и обратилась к нему без его позволения. Не ударил за дерзкий взгляд, а когда в шоке от увиденного я вслух ляпнула глупость, которую вроде произнесла про себя, не убил на месте, а отвел в какую-то комнату и приказал дожидаться Миланы.

   Здесь было тепло и сухо, но меня все равно бил озноб.

   Чего теперь ожидать, не знаю… Эта неопределенность и пугала больше всего. Но то, что он не расправился со мной на месте, немного утешало. Словно у меня появилась надежда. Конечно, возможно он отправит меня на откачку, а может... пожалеет и прикажет только сильно избить. В любом случае, никто ведь не упустит столь благоприятный момент для воспитания новоявленной скотины.

   Но все это было мелочью по сравнению с тем, что впервые с шести лет я гуляла на природе. Все, что видела в детстве, казалось мне странным сном, и вот, вновь в лесу и здесь все не так, как я помнила и представляла себе. А уж атака упырей и вовсе произвела на меня самое жуткое впечатление, напомнив пережитое в детстве. Привычно высокомерные и вечно раздраженные сегодня они показались мне просто дикими животными.

   Я обняла плечи руками, чтобы хоть как-то унять дрожь... Зачем я об этом вспомнила!

   Раскрытые в оскале пасти, слюна, бешеная алчба… и все это на фоне потрясающей воображение картины леса. Стена из высоких сосен, а запах… Впервые за много лет я вдыхала чудесный аромат сосен, пока не появились упыри, мне казалось, что вот-вот потеряю сознание от удовольствия.

   Осмотревшись в новой комнате, я не сразу осознала, что здесь одна кровать. Как это? Остальные слуги будут спать со мной? Или придется ложиться на полу? Но пока здесь никого не было, я устало присела на край кровати. Мягко. Вдруг захотелось плюхнуться на нее так, чтобы сетка пружинила и подкидывала меня как можно выше…

   Что за странные мысли. Схожу с ума?

   Мне сказали, что на фермах люди живут в загонах, спят по тридцать человек в комнате, как в нашем питомнике, а тут… Тут кто-то спит на отдельной кровати, интересно, что этот раб делает на ферме, что его так ценят? Вот бы и мне…

   Я поднялась с кровати, подошла к двери на свой страх и риск выглянула наружу. По лестнице поднималась запыхавшаяся Милана.

   — Ох, девка, задала ты мне дел! — проворчала она, преодолев последние ступени. — Хозяин выругал, что сперва не покормила. Да откуда я знала, что ты голодная! Мы впервые купили человека из питомника!

   — Третий день… — спокойно пояснила я, не понимая причин для ее волнения.

   — Ох ты, бедняжечка! — Старица внезапно остановилась, словно испугалась. — Что же ты молчала! Да я бы…

   Я с интересом разглядывала ее морщинистую кожу, представляя себе, как это, иметь возможность дожить до столь преклонного возраста.

   Пока старушка громко сокрушалась о своей недогадливости, я пришла к выводу, что старые люди очень интересны и даже не лишены своеобразной привлекательности. Это же чудо, увидеть такого старого человека!

   — Ты только не падай, милая! Я покажу, где надо брать еду. Если не успеешь днем, приходи туда ночью. Только в свою комнату не неси, хозяин заругает. Боится, что мыши в доме заведутся.

   Упырь — и мышей боится, забавно. Но он вообще странный. Даже внешне. Глаза с обычными белками, как у нормального человека. Даже намека на упыриную серость нет.

   — А сколько человек со мной живут? — спросила я, шагая за Миланой, так как хотела узнать, сколько соседок будет спать в той чудесной спальне с одной кроватью, но, кажется, старушка меня не поняла:

   — В доме вас будет трое. Хозяин, Красотка и ты. Я позже покажу тебе, что будешь делать. Тебе надо поесть, пока наша доктор освободится. Потом она тебя осмотрит. Запишет… Да не дрожи ты так! Доктор у нас добрая, хотя на вид и строгая.

   Я кивнула. Тело дрожало само по себе, я словно в этом не участвовала. Вышли из дома.

   Ступеньки, ведущие на крыльцо перед домом, потрескались от времени, как и давно некрашеный фасад.

   Мы спустились и прошли немного по выложенной камнями дорожке и попали в небольшой домик, в котором горел живой огонь. Я остановилась, чтобы рассмотреть, но Милана утянула меня к длинному столу, уставленному посудой:

   — Смотри, вот теплое молочко, сметана, козий сыр, не любишь?

   Я равнодушно покачала головой, жадно изучая новые для себя продукты.

   — Коли три дня не ела, попей чаек с плюшками и пока все, а то заболеешь. А меня его господство опять ругать будет. — Последние слова она сказала с насмешкой.

   Я удивленно повернулась к ней, за валом новых событий и вещей я упустила тот факт, что Милана не опасалась, что ее утилизируют, как делают со всеми людьми отжившими свой век. Она боялась, что ее поругают. ПОРУГАЮТ! И как «боялась»… не «боялась», а была этим ФАКТОМ ЯВНО НЕДОВОЛЬНА.

   Что за место такое?! Насколько я слышала, везде за малейшее ослушание наказание одно — смерть.

   — Милана, я привыкла по несколько дней не есть. Не переживайте за меня, я лишнего не съем.

   Внимательно глядя на меня, она задумчиво пошамкала полупустым ртом.

   — Ладна, девка, слушай дальше! Вот пирожки, кисель, соленья, картошечка… — Старушка показала на какой-то железный сосуд, укрытый толстым покрывалом. — Это, чтоб не остыла. Вон там рыбка, кролик, жаренный в сметане… если не любишь крольчатину, там говяжьи котлетки… Ну, сама выбирай, что любишь.

   Как ей пояснить, что я никогда ничего подобного не ела. Нас всегда кормили субстратом из жареной муки и жира в равной пропорции. Сладкие питательные кубики и горсть витаминов. Милана продолжала:

   — Смотри, здесь выпечка. Попробуй вон те пирожки, я их с вишневым вареньем сделала. Внуки их очень любят.

   Я заторможено кивнула, оглядывая кусочки чего-то. Запоминая, что вот это «пирожки», но кажется, вишня — это ягода, тогда как она попала в пирожки?

   Милана налила воду в большой железный сосуд, затем поставила его на огонь.

   — Сейчас чаек поспеет. А ты чего ждешь? Надо быстрее перекусить, а то к доктору опоздаешь.

   Я кивнула и тут же спросила о своем:

   — А кто здесь ест? Для кого все это стоит?

   — Ест? Те, кто до ночи работает. Это наш господин придумал. Папка, мамка в поле, — дети-то голодные. Он приказал накрывать здесь столы. Сначала ели только дети, чья родня работала ночью, потом и родителей стали кормить. А я слежу, чтобы был порядок, чтобы ничего зря не пропало, а то детвора набегут ватагой, пирожки покрошат, намусорят, а мне убирать.

   — То есть, вы строго следите за тем, чтобы они не пытались воспользоваться лишним…

   Милана, не дослушав вопрос, рассмеялась:

   — Лишним? Я слежу, чтобы еда не переводилась, была горячей и свежей. А кто и сколько будет есть, неважно. Господин запрещает голодать, — раздраженно сообщила старушка и поставила передо мной стакан молока:

   — Пока чай закипит, перекуси.

   Я пристроилась сбоку длинного стола, накрытого грубой серой скатертью, и притянула стакан с молоком к себе. Аккуратно лизнув, обомлела. Нежный вкус ласкал гортань.

   — Молодец, не заглатываешь сразу. Наши-то, коль полночи не перекусят, — двумя руками запихиваются.

   — Таким вкусным молоком, не грех и двумя руками, — улыбнулась я.

   Милана как-то сразу расплылась в улыбке и внешне подобрела:

   — Твоя правда, девка. Я беру только сладкое молочко. Прихожу, пробую прямо от коровок. Девки-то наши мне уж оставляют от самых лучших. Их детвора тут кормится, а матерям-то хорошо. Вернутся домой, а дите накормленное, спит. Хорошо, если умытое… — хриплым смехом рассеялась Милана. — Такие чюньки по дворам носятся, хоть траву на мордашках сажай. Господин ругается, что заболеют от грязи. А им хоть бы хны…

    Я слушала сказки о местном житье и не знала чему верить. Еда для людей — первое, на чем экономили упыри.

   Милана выбрала из кучи и подсунула мне пирожок поджаристей:

   — Ешь, тощая, как жердь.

   Я аккуратно надкусила угощение — вкусно.

   — Я уже наелась, а он такой вкусный…

   — Уже наелась? — поразилась старушка. — Мышонок и то больше ест. Я скажу хозяину, он разрешит тебе есть в доме.

    Я вернула свое внимание расставленным по столу блюдам. Я могу их все попробовать… Подобная возможность никак не укладывалось у меня в голове.

   — Что притихла, девка? Чтобы съела пирожок-то! Вот не люблю, когда надкусят и бросят.

   Мне пришлось через силу послушно сжевать вкусное, но, увы, явно излишнее угощение.

   Милана покосилась на меня и проворчала:

   — Ты ешь, не стесняйся, а я побегу доктора разыскивать. Она вечно занята, а господин приказал тебя осмотреть.

   Я кивнула.

   Милана скрылась за деревянными дверями. Я подошла к ним ближе. Ни грамма железа и полное отсутствие замка подтверждало рассказ старушки. Затем осмотрела окна — легкие защелки, никаких решеток и сигнализаций. Из охранных устройств лишь датчик крови на потолке — необходимая защита хозяйской скотины, — он срабатывает при первых признаках нападения упыря на человека.

   Взглянув на датчик, с омерзением вспомнила, как недавно он среагировал на меня. Не так давно в питомнике всем выдали балахоны с пятнами плохо отстиранной крови. Я ненавидела эту тряпку, всеми силами пыталась отстирать, испытывая жуткое чувство, словно это сделали со мной. Женщина, что за нами присматривала, дала мне какую-то едкую жидкость, которую я якобы случайно пролила на себя. Конечно, был ожог, но от балахона я избавилась. Вот тогда и узнала об этих датчиках. Они сработали, когда в местах ожогов, при обработке, выступила кровь.

   Интересно, подобное тут часто происходит? Надзиратели-то, наверно, все упыри, и врач, тоже.

   Повторно осмотрев домик изнутри, я подошла к огню. Он ласково плясал, согревая. Не удержавшись, я протянула руку… Даже зная, что меня может опалить, не могла устоять от искушения. Это же Живой огонь!

   Рядом лежали дрова. Таких предметов при нас не использовали, так что все, что я знала, черпала из книг и детских воспоминаний. В детстве я долго припоминала значение вроде знакомого слова «дрова», которое нередко встречала в рассказах. Безрезультатно. Пока не нашла книгу с картинками, и вспомнила, что это части разрубленного сухого дерева, которые кладут в костер.

   Не удержавшись, подкормила огонек поленом, потом еще одним. Благодарные языки облизали добычу.

   — Замерзла? — позади меня, у входа появилась суетливая Милана. — Доктор ждет тебя у себя. Дойдешь сама, не заблудишься. Тропинка ведет прямо к ее дому.

   Я робко вышла за ней на улицу.

   — Иди, девка, не бойся, тут тебя никто не обидит. Доктор в белом домике, не пропустишь.

   Как пояснить ей, что я впервые на улице одна, тем более в лесу или как это здесь называется.

   Но все же, я неуверенно кивнула Милане и медленно пошла по тропинке, то и дело, с опаской, ожидая оклика надзирателя… но постепенно робость сменилась радостью. Надо мной от ветерка шумели высокие сосны или ели — деревья с длинными иголками. Вдоль тропинки на голых ветках висели гроздья ярко-красных ягод.

   Вдруг над головой каркнул кто-то черный. Тут же остановилась, всматриваясь в небо. Это же птица! Настоящая живая птица.

   Тут кто-то мягко тронул меня за плечо. Я в испуге обернулась: хозяин. Он бросил взгляд в точку, куда только что смотрела я, потом взглянул на меня и спокойно сказал:

   — Не стой здесь долго, замерзнешь. По крайней мере, пока Милана не даст тебе всю необходимую одежду. И доктора лучше не заставлять ждать, у нее много дел.

   Кивнув, он обогнал меня и очень быстро скрылся из виду.

   У меня от пережитого ужаса подкашивались ноги. Подобная прогулка в питомнике грозила бы мне мгновенной смертью. Лютой и мучительной. Как и подобная остановка, в случае приказа идти куда-либо.

   Еле передвигая подкашивающиеся ноги, я побрела по тропинке, осмысливая изменения. Он не съел меня, пока никто не видит. Он не ударил за то, что преградила путь, он сказал, чтобы я долго тут не стояла, не то замерзну… Что за чудеса!

   Это слишком хорошо, чтобы было правдой!

   Переживая шок, я незаметно добралась до беленького домика в ряду остальных, синих и зеленых, стоящих длинной широкой полосой напротив друг друга. Вокруг домов росли кусты, из которых были сплетены беседки, под ними стояли врытые в землю столы и скамейки.

   Где-то вдали громко и радостно кричали дети. Мне очень хотелось взглянуть на то, чем они заняты, но я опасалась сходить с дорожки.

   Думая о том, как среагирует доктор на мое запоздалое появления, робко подошла и тронула дверь. Звякнул колокольчик. Я подняла голову, рассматривая его. Что это я поняла сразу, давным-давно на какой-то праздник мама подарила мне пожелтевшую открытку с нарисованным колокольчиком. У нее отвалились от старости уголки, и краски потускнели, но все равно мне она навевала такое чудесное непередаваемое ощущение радости. Значит, вот как он звенит…

   На входе, явно поджидая меня, появилась невысокая полная женщина в зеленом медицинском костюме. Я насмотрелась на такие одежды в питомнике, все работавшие там упыри, носили нечто подобное, но на мое удивление местный доктор была человеком. Или вновь меня путают ее нормальные глаза?

   Человек-доктор — это что-то новенькое! А еще, я никогда не видела вживую полных людей, только на картинке.

   — Двадцать первая? — Голос у нее был на удивление низкий, но в тоже время очень приятный.

   — Да.

   — Входи… — Доктор жестом пригласила меня следовать за ней.

   Я робко шагнула следом. Комнатка была маленькой, но оборудована как приемный кабинет. Там стояли два стола: большой и маленький, кресло и стулья у стены. На фоне деревянной стены висели два детских рисунка с лошадками, на одном из кресел лежала игрушечная кожаная лошадка.

   — Садись. — Доктор показала на кресло у маленького столика, на котором ничего не было. — Уколов боишься?

   Покачала головой — нет, и улыбнулась, ну кто такую мелочь боится?

   Пока доктор что-то делала у большого стола, я еще раз оглядела приемную. Интересно, кто еще живет с ней в этом домике. Они тоже доктора?

   Я думала, она привычно начнет с того, что подключит установку для взятия крови, но доктор наоборот что-то ввела мне в вену.

   Затем отошла и продолжила возиться за большим столом, на котором были разложены непонятные приборы и инструменты. С одним из них она вернулась, спросив, как мне здесь понравилось.

   — Очень понравилось…

    Пока доктор измеряла мне температуру, я болтала дальше:

   — Я никак все это вобрать не могу, столько впечатлений сразу. Но все воспринимается как выдуманная история… — Она слушала, не перебивая, вежливо кивая в моменты, когда я замолкала, чтобы поддержать мой рассказ.

   — Пока мне так много здесь нравится, да почти все! Колокольчик, который звенит. Живая птица. Огонь настоящий, красивый! Я даже его потрогала, мне так полюбилась игра огоньков, что обожгла палец… Да, я знала, что будет ожог, но это так интересно! Мне уже кажется, что скоро я взорвусь от впечатлений!

   — Поспишь, в голове все уложится, завтра уже будешь спокойно реагировать… — спокойно отозвалась она, что-то отмечая у себя в бумагах.

   — Правда? — вышло как-то недоверчиво, я виновато улыбнулась. Она уверено кивнула, а потом спросила еще:

   — Что еще ты нового увидела?

   — Я видела пирожки, сметану, о которой только читала, не понимая выражение «кот лизнул сметану», трогала цветы, ела вишню, даже не зная, что ее как-то засовывают в пирожки. Впервые пила молоко. Видела грозди ягод на облетевших от листьев деревьях, трогала траву и высохшие цветы и впервые поняла, что такое пожухлый запах осени. Да, запахи… это нечто совсем отдельное и потрясающее!

   Она тронула мой лоб еще одним прибором, улыбкой поощряя меня дальше говорить. Но меня это уже смущало:

   — И почему я так много болтаю? Я никогда столько не говорила. Никогда в жизни.

   — Вещество, которое я ввела тебе, чтобы взять пробу крови, вызывает временную речевую активность. Это состояние скоро пройдет. Но пока расскажи, что еще тебя удивило.

   — Здесь нет страха… это удивило больше всего. Вообще нет. Я привыкла жить, и всегда бояться. А здесь как-то живут без этого.

   Она кивнула и отошла. Я замолчала, думая о том, не наболтала ли лишнего.

   Наконец доктор обернулась ко мне и доброжелательно сказала:

   — Ну, все. Результаты будут предоставлены хозяину.

   Я кивнула и вышла.

   На улице сильно потемнело, словно кто-то выключил свет. Что случилось? Все выглядело совсем не так как до этого. Мне было страшно, и я не знала куда идти. Я знала, что у нас в питомнике в определенное время отключали свет, но почему так темно на улице?

   Из дома вышла доктор.

   — Двадцать первая, не знаешь куда идти?

   Я кивнула.

   — Вон тропинка… — она указала на едва видимую точку вдали. — Она приведет тебя к дому хозяина. Я бы тебя отвела, но у Данки начались роды, и я тороплюсь.

   Что мне оставалось?.. Еще раз поблагодарила и направилась к тропинке. И с большой опаской впервые шла в темноте.

   Рядом вновь раздался голос хозяина.

    — Милана сказала, что ты хотела бы есть в доме.

   Я уже не испугалась, как до этого, наоборот, обрадовалась, что в этом лесочке не одна.

   — Я… Да. Но вообще-то это была идея Миланы, она решила, что я стесняюсь есть при всех.

   — Не важно! Ешь, как тебе удобно. Только следи, чтобы в доме ничего не оставалось. Грызуны разносят вирусы, а это очень опасно. Как ты думаешь, человечество заболело и разделилось на людей и упырей?

   — Это был вирус? Я слышала об этом много, но версии противоречили одна другой.

   Что-то в моих словах вызвало у него улыбку:

   — Сразу видно начитанного человека, приятно общаться…

   Если бы можно было, я бы замерла с открытым ртом, но тут только промолчала.

   Упырь похвалил меня! Да еще за начитанность! Не знала, как дышать и чего ожидать от него дальше. Наверно я все еще в пути и просто сплю в грузовике!

   Хозяин, игнорируя мое молчание, продолжил:

   — Я сейчас быстро расскажу тебе о твоих обязанностях, чтобы ты скорее легла спать. Думаю, после длинного пути ты устала, а тут еще мы со своими осмотрами и требованиями.

   Я думала, что меня уже нельзя удивить сильнее!

   Переживая шок, в хорошем смысле, я даже не заметила, что мы дошли до дома.

   — Смотри, двадцать первая...

   Я перебила:

   — Ивета… — озвучила я тщательно скрываемое имя. — Меня зовут Ивета.

   — Значит, тебя забрали из семьи… Это кое-что объясняет.

   Я кивнула.

   — Ну, хорошо, Ивета, слушай. В бетонные переходы без моего приказа не ходить, это опасно. Там живут упыри охраняющие ферму. Они, конечно, накормлены, однако могут пошутить, напугать или просто использовать тебя в нарушение моих запретов. Позже я за это их накажу, но тебе будет от этого не легче. Это понятно?

   Я кивнула.

   — Дальше… Теперь ты отвечаешь за мой дом. Уборка, чистка, замена испорченного. Дом большой, если что, Милана приведет тебе пару девушек, ты будешь говорить им, что делать. И не стесняйся, помощницы, как правило, это девицы, которых излишне балуют родители. Они не хотят идти работать в поле или ухаживать за скотом, а замуж им рано. Так вот, пусть помогают тебе. Не стесняйся использовать их труд.

   Я вновь кивнула.

   — Если тебе что-то говорит название, ты будешь экономкой в моем доме. Я специально оставлю тебя при себе, посмотрю, как ты справляешься, может, найду в тебе какие-то таланты и переведу трудиться в другое место. Ключи и все остальное получишь у Миланы. — Он уже собрался уходить, но тут спохватился и добавил:

   — Да, чуть не забыл. В доме живет девушка, Красотка. Ее ты будешь слушать, но не во всем. Если только что сделать по дому. В остальном решай сама, помогать ей или нет.

   — Она… такая как вы?

   Он рассмеялся.

   — Нет, она человек. Упырям вход на территорию фермы и в мой дом запрещен. Слышала о бешенстве упырей?

   — Нет, никогда. Я ничего о них не слышала. У нас такие разговоры запрещались.

   — А, ну да, мы же это… элита, да... необыкновенные и во всем идеальные, совсем непохожие на людей, — не скрывая сарказма, вдруг ухмыльнулся он. — На самом деле, вирусы — это очень опасная вещь и не только для людей. Вирус, вызвавший пандемию на Земле, так и не утих. Каждый из нас может лечь спать нормальным, а встать бешеным. Чтобы проснувшись, найти всех в целости и сохранности, здесь никогда не бывает упырей. Кроме Корбана и меня, соответственно.

   Нахально спрашивать, что будет с фермой, если бешенством заболеет он или его помощник, я побоялась. Сейчас он не демонстрировал превосходства, был вежлив и даже заботлив, но верить… Верить упырю я не могла, слишком крепко засело недоверие к их породе.

   — Все, идем скорее, тебе надо спать, а у меня дел полно. Надо все успеть, скоро начнутся дожди, — и тут же пояснил, думая, что я не поняла. — На ферме осень — самое напряженное время, все заняты. Мне придется самому тебя водить и рассказывать…

   Послушно шагая рядом, я повторно выслушала, что он очень занят, но все же выкроит для меня время. Хозяин проводил меня на первый этаж, который я уже видела краем глаза, когда он вел меня на балкон.

   — Здесь у меня: зал и комнаты для гостей. — Он показал на усиленную защитой дверь. — Тут вход в кладовые… Это тебе ненужно, главное запомни: гости — явление редкое, но к их прибытию все должно быть в идеальном порядке.

   Я кивнула и, опустив голову, проследовала за ним на второй этаж. Пирожок, навязанный Миланой, так и стоял в горле, вызывая тошноту. Я чувствовала себя очень уставшей, но покорно шагала по лестнице вслед за хозяином.

   — Здесь моя спальня, кабинет, комнаты персонала. — К моему удивлению он указал на комнату Красотки. Я думала, это его жена…

   — Библиотека, кладовая, ключи от нее — у Миланы, она передаст их тебе. Теперь за дом отвечаешь ты.

   Я еще раз послушно кивнула, уповая только на то, что сегодня меня не заставят принимать хозяйство на себя.

   — Наверху ты была, больше туда не ходи, там тебе делать нечего.

   Я вновь молча кивнула.

   — Судя по твоей чрезвычайной сговорчивости, — усмехнулся хозяин, — ты устала. Иди, отдыхай, завтра приступишь.

   Я вновь кивнула, развернулась и пошла в ту комнату, что он показал мне, ощущая на себе его любопытный взгляд. А когда вошла, вспомнила, что не спросила, много ли людей будет жить со мной. Но он уже ушел к себе в кабинет. Туда я постучаться не решилась.

   Так что, скинув носки, укуталась в одеяло, лежащее на кровати, и прилегла с краю, очень надеясь, что мои соседки появятся здесь нескоро.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Удивление

   Георг

   Я просматривал по общему каналу бегущие новости, одновременно прикидывая, куда все же выгоднее сбыть небольшое количество лишних шкур. Альтернатива была — купить себе специалиста, чтобы он шил одежду для элиты, но с каждым годом качество знаний у людей неудержимо падало, а брать на эту должность упыря — множить себе проблемы.

   В кабинет постучались:

   — Входи. — Доктор пришла с результатами осмотра моего последнего приобретения.

   Сложив пакет на столе, Марина пояснила:

   — Здесь результаты. Запись нашего разговора вы посмотрите позже, а пока я могу сказать, что двадцать первая серьезно больна. Если не предпринять срочные меры, то скоро умрет.

   Марина никогда не паниковала, так что к ее мнению я прислушивался.

   — …Двадцать первая совершенно не умеет распознавать и контролировать свои потребности. Она забывает, что надо есть…

   Доктор говорила, говорила, говорила… Сыпала терминами типа: атрофированная мускулатура, остеопороз, анемия, брадикардия, необратимые изменения на клеточном уровне, повышенная утомляемость… Мне не хотелось думать, что столько золота потрачено впустую! Лучше бы я полоумную выбрал, может потомство ее развивалось бы нормально…

   — Ты уверена?

   Доктор кивнула:

    — Уверена: девушка ехала сюда три дня, их не кормили, а когда Милана попробовала ее накормить, девушка по ее словам: «лизнула» молоко и надкусила крошечный пирожок… После трех дней без еды! Болезнь запущена, возможно, еще год назад это можно было легко исправить, подкармливая сливками и медом, то сейчас ее организм просто отказывается принимать еду… По статистике прошлого, из пятнадцати человек с подобным заболеванием, девять умирали, если не получали лечения.

   — Лечение? Значит это обратимо? Так чем ее лечить? — Весть о том, что это можно исправить, подняла мне настроение.

   — Вот об этом я и хотела с вами поговорить…

   — Если ты о новых дорогостоящих лекарствах, то я не хочу тратить золото впустую.

   — Нет, нужных для этого заболевания лекарств больше нет, они были в прошлом, но формулы остались… Я смогу его сделать, будь у меня такая формула и нужные вещества. — Я покачал головой, ну кто будет делать лекарства для людей, если только не для увеличения рождаемости…

   — В любом случае, чтобы достать формулу, мне надо будет затратить золото…

   — С таким отношением скоро людей вообще не будет, — возмутилась она, — я не о жалости и человеколюбии, а о том, что не станет людей — никого не останется…

   — Я найму упырей, они будут разводить скотину! — раздраженно отозвался я. Терпеть не могу подобные беседы!

   Марина безразлично парировала мой аргумент:

   — И это займет у них ровно неделю, высосав последнюю корову, они возьмутся друг за друга, — отрезала она.

   — Сам знаю… у тебя проблемы с чувством юмора, доктор.

   Тут уж Марина оживилась:

   — А в чем тут юмор? В смерти девочки, которая впервые в жизни видела вишню и пробовала молоко? Или заметила живую птицу? — Резко закончив, она поклонилась и гордо вышла из кабинета.

   Нахалка! Вот чем больше с ними возишься, тем сильнее на голову садятся!

   Я раздраженно подключил запись осмотра к своей системе. Она включилась на части восторженном рассказе Иветы:

   — Вы живете так славно, я чувствую себя здесь, словно в сказку попала… неожиданную и счастливую…

   Я включил запись с самого начала, сидел, смотрел и пил теплую кровь, без обработки. Не люблю кислинку от препаратов, не дающих ей сворачиваться.

   В голове созревал план.

   Ивета

   Я изучила почти всю ферму, здесь было много-много домов для людей, каждая семья имела отдельное жилище. За поселением находились гигантские конюшни и коровники, а чуть дальше располагались цеха для обработки кожи, хлев, мельница и огромный склад.

   Было еще одно здание, людской кровезаборник. В основном туда ходили мужчины, так как женщин и детей берегли, но самое странное непонятное и вообще удивительное было то, что хозяин за сданную кровь платил своим людям серебро!

   Все это я выяснила, когда познакомилась с местным пьяницей и, на удивление, самым богатым человеком фермы. После смерти жены он нашел утешение в алкоголе, а сейчас постоянно ворчал, что его лишают удовольствия, переливаниями заменяя проспиртованную кровь здоровой.

   Оказывается, он десяток лет назад изобрел аппарат и стал гнать алкоголь из хозяйских фруктов. За что был не только ни наказан, но еще и награжден, а также, связан договором, по которому за две цены сдавал свою кровь хозяину, который ценил ее как хороший алкоголь.

   Я шла быстрым шагом по парковой тропинке, — наконец, выяснила, как все здесь называется, — пребывая в какой-то эйфории.

   Все было просто замечательно! Чувство, что вот оно счастье — последнюю неделю почти не покидало меня. Новизна ощущений не укладывалась в голове. Как бы написали в старинных книгах — душа моя пела.

   Мне надо было найти Милану и попросить дать мне девушек для помощи в доме. Хотя старушку видеть не хотелось, она замучила меня своими приставаниями, «съешь то, выпей это», выбора не было, дом оказался мне одной не под силу.

   Еще хозяин выдал мне защитный комбинезон, который в Столице носили только высокопоставленные упыри. Эти костюмы не были редкостью, но стоили очень дорого и даже наши охранники в питомнике с завистью смотрели на обладателей этого чуда. Одежда из партии, последних космических разработок с внедренным интеллектом: в ней всегда тепло, тело дышит, при падении срабатывает защита и при необходимости выделятся антисептик. На ферме в таких ходили: хозяин, доктор, Корбан и еще с десяток охранников из приближенных к господину. Теперь вот и я.

   Когда я его впервые надела, хозяин пробормотал что-то типа: «с тобой только в прятки играть, за шваброй не увидишь» и ушел к себе, чем-то озабоченный. Я проводила его недоумевающим взглядом, не разобрав, зачем он это сказал.

   Тут я заметила под ногами странный предмет: который, словно окаменевший цветок, лежал на песке. Тут же подняла и внимательно осмотрела, наслаждаясь гармонией линий. Не понимая, что это такое, и очень смущаясь, что отрываю от дел, все же зашла к доктору и спросила:

   — Извините, что отвлекаю, но я не знаю, у кого спросить. Что это такое?

   Доктор мягко улыбнулась:

   — Шишка. Коробочка для семян сосны. Когда семена созревают, шишка раскрывается, и они высыпаются на землю.

   — Ох, а я думала это цветок.

   Доктор еще раз осмотрела мою находку.

   — Что ж, похоже… — Тут она подняла взгляд на меня. — Ты сегодня ела?

   — Нет, не успела.

   Доктор, которая каждый день что-то мне колола, в очередной раз строго напомнила:

   — Значит, давай так, с утра встала и первым делом поела… И не жди пока тебя пригласят. Чуть позже зайди, я сделаю тебе укол, чтобы подстегнуть аппетит.

   Я кивнула и вышла. Да что за чудеса такие! Она меня предупредила и отправила есть. Где еще так с людьми обращаются!

   Пребывая в удивлении от несоответствия поведения местных с моими представлениями, я отыскала Милану у себя. Старушка, судя по вкусным запахам, блуждающим по дому, пекла в большой печи пироги с мясом. Я передала просьбу хозяина насчет девушек и вернулась обратно, пока она не пристала ко мне с очередным кулинарным шедевром.

   В доме было тихо. Хозяин на самом деле не знал покоя, решая текущие проблемы, его днем почти не было.

   В общем, она на самом деле оказалась красавицей, с темными выразительными глазами и великолепным телом. Которое она с удовольствием всем демонстрировала, таская обтягивающие полупрозрачные комбинезоны из тонкой ткани. Милана рассказала, что у Красотки есть настоящие шелковые платья, которые она надевает, когда у хозяина гости. Но я еще никого не застала, и оценить не смогла.

   Меня Красотка совершенно не замечала. Иногда мне казалось, что она смотрит сквозь меня, что неплохо, так как мне было не до нее.

    Дом на самом деле был огромный, а я к вечеру уставала так, что еле доползала до кровати. До своей великолепной кровати, которую никак не сравнить с узкими многоэтажными полочками, на которых я спала до сих пор. На них руки не помещались, их приходилось свешивать, к утру конечности затекали и болели. Теперь я просто наслаждалась сном в кровати.

   Ко мне в комнату так никого и не прислали, так что сбылась моя мечта. Я спала одна! Какое же это было удовольствие!

   Жизнь там и здесь настолько разнились, что иногда меня мучили сомнение, а не ловушка ли это? Может меня ждет что-то худшее, чем жизнь в питомнике. Но пока больше всего озадачивал хозяин, я все никак не могла понять его намерений, поэтому была с ним крайне осторожна. Неделя шла за неделей, я смотрела за домом, знакомилась с обитателями, ходила к врачу, ела, спала. Постепенно выясняя местные обычаи и законы.

   Гостей не ждали, но я затеяла большую уборку. И попросила Милану кого-нибудь прислать.

   Наконец подошли девочки, которых выбрала бойкая старушка. Их звали Светик и Эмма. Меня позабавила темная кожа и широкий нос Светика. Кто-то явно пошутил, называя мулатку таким именем, хотя чем больше я с ней общалась, тем сильнее понимала, что к ее характеру имя подходит идеально. Хуже дело обстояло с Эммой, девушкой лет четырнадцати при всей своей замечательной внешности, она была высокой голубоглазой блондинкой, она оказалась на редкость бестолкова и суетлива.

   С первого момента с ней возникли проблемы, Эмма не отзывалась, когда я искала ее, кое-как выполняла просьбы и всячески избегала любого труда. Зато она могла часами рассказывать, как будет украшать новую шапочку бусами и ленточками с денег, заработанных на уборке дома. И об этом она настолько много говорила, что мне хотелось убежать лишь бы не слышать ее.

   Посмеиваясь с ее наивной веры, что кто-то будет платить рабам за труды, я вытирала полы в главном зале, когда в дом вошли четыре человека, худой высокий старик с остатками седого волоса, и трое молодых мужчин в кожаных костюмах.

   Высокий старик, который привел их, недовольно буркнул:

   — Хозяин ждет, поговорить с ними хотел. Позови!

    Я кивнула, поднялась с пола, и устало отложив щетку, поднялась на второй этаж.

   — К вам пришли лю… — постучавшись в дверь кабинета, робко начала я, заглянув внутрь.

   — Да, знаю. — Упырь поднялся, вышел из-за стола и прошел мимо меня и спустился прямо к ожидавшим его мужчинам.

   — Семен, спасибо.

   Старик поклонился и ушел. Хозяин, обернувшись к парням, спокойно спросил:

   — Так вы не передумали? Хотите, чтобы вас продали?

   Для меня сама постановка, даже нет, возможность появления подобного вопроса у человека в отношении упыря, была чем-то непостижимым, нереальным...

   Распахнув в ужасе глаза, я отступила. Но, казалось, дерзости говоривших не было предела: самый старший из рабов, молодой мужчина с одутловатым лицом и жидкими остатками волос, начал первым:

   — Да! Я не хочу пахать тут в полях, как ваши быки, это невыносимо! Продайте нас! — нахально заявил он, дерзко глядя в глаза хозяину.

   В груди все сжалась в ожидании мгновенной расправы над наглецами. Я опешила и отступила, ожидая гнева и мгновенной кровавой смерти дерзкого раба, однако, хозяин только молча повернулся к двоим, что стояли за лентяем, и поинтересовался:

   — Вы тоже так думаете?

   Один, высокий рыжий неуверенно кивнул, второй, темноволосый пониже, вообще замялся и не ответил.

   Хозяин задумчиво сказал:

   — Что ж, молодняк купят быстро… — Тут он увидел меня, в шоке застывшую у двери с прижатой к груди пылевой тряпкой.

    — Ивета, ты тоже не отсюда, значит, поедешь с нами!

   — Я? Я хочу трудиться, я не…

   Но меня никто не собирался слушать:

   — Легче предупредить, чем исправлять последствия. Во избежание проблем в дальнейшем ты едешь с ними. Мой руки, собирайся, и поедем. Корбан встретит тебя у входа.

   Хозяин отдал приказ и увел тех мужчин из дома.

   Убитая мыслью, что меня сейчас отсюда продадут, я сложила щетки и тряпки в коробку, послушно отмыла руки и попросила Светика закончить с комнатой. Затем уныло пошла к входу в бетонные переходы, оставив все свои книги. Если меня продадут, я больше ничего не хочу: ни читать, ни знать, ни видеть, ни жить.

   Волоча ноги, медленно приблизилась к переходу. Переполненная радостью и новизной жизни я почти позабыла привычное ощущение ужасной слабости, с которым жила последний год.

   За высоким сетчатым забором меня ждал Корбан, помощник господина, руководящий местной армией упырей. Я вышла к нему за ограду, замок защелкнулся.

   Высокий темноволосый упырь в длинном плаще, откинутом шлеме, с большим оружием на плече неожиданно мягко подхватил меня под руку.

   — Засыпаешь? — насмешливо спросил он. Опустив голову, я только горестно покачала головой.

   — Тебя понести?

   Что за упыри здесь странные…

   Я с усилием улыбнулась и помахала головой, вежливо отказываясь. Но он все-таки подхватил меня и быстро понес к выходу. А мне было все равно. Я уже даже не боялась будущего. Зря тогда не поверила женщине беглянке из грузовика, действительно наступает момент, когда нет сил бояться, нет сил жить, нет сил бороться с трудностями.

    Корбан поднес меня к огромной машине на странных колесах покрытых железом и открыл дверь. Внутри было просторно, позади свободно сидело пятеро: два упыря охранника в плащах как у Корбана и трое тех самых молодчиков с фермы.

   — Что с ней? — обеспокоенно спросил хозяин.

   — Пришлось поторопить, — сообщил он, усаживая меня на сиденье. Впереди кроме водителя сидели только хозяин, Корбан и я.

   — Не боишься? — весело поинтересовался господин. Я равнодушно качнула головой и отвернулась к прозрачному окну, в надежде, что на этот раз все быстро кончится.

   Корбан сунул мне в руку что-то теплое. Я развернула — кусок пирога, Милана позаботилась. Но еда не лезла в горло. Благодарно улыбнулась и вернула угощение. Хозяин сурово посмотрел на меня, но ругаться не стал.

   Ну вот, прошел какой-то месяц, а я незаметно стала рассуждать как Милана. Поругает или нет. Но это куда приятней думать: убьют или обойдется.

   Печально улыбнувшись своим мыслям, я огляделась. Позади, толкая друг друга и посмеиваясь, шумно жевали пироги те парни, поездка казалась им интересной, они предвкушали приключение и интересное изменение жизни, но как по мне были настроены чересчур оптимистично.

   Я впервые наблюдала за открывающимися пейзажами, — так как это не наглухо закрытый грузовик для перевозки скота, а машина с небольшими, но стеклами, — и настолько увлеклась этим зрелищем, что предстоящая продажа на другую ферму, совсем выпала из головы.

   Мы долго ехали по лесу. Машина рычала и переваливалась с боку набок, перебираясь через сваленные бревна и особенно крупные ямы. По сигналу господина Корбан раздал охранникам пакеты с кровью, видимо опасаясь волнений персонала из-за близости людей. Однако себе пакет хозяин не взял, тихим голосом указывая водителю куда ехать. Миновав лес, машина выехала на открытое пространство.

   Корбан откинул люк, выбрался наверх и настороженно огляделся.

   — Кнут, будь осторожен, раз в лесу не напали, в поле точно добычу не упустят.

   Высокий блондин, который вел машину, в ответ сухо кивнул.

   Корбан слез, повернулся к хозяину и тихо сказал:

   — Говорят, у них появился лидер, под его руководством они где-то добыли взрывчатку… Теперь нападают не только на частный транспорт, но и на вооруженные караваны.

   — Это плохо, если транспортер подорвут, полдня провозимся с гусеницами, — проворчал Кнут, медленно объезжая овраг.

   Хозяин проигнорировал водителя, уточнив у помощника:

   — Откуда подобные вести? Новые охранники принесли?

   Корбан кивнул.

   Главный упырь с сарказмом продолжил:

   — Взрывчатка? У лидера диких?! Слабо верится… Скорее всего, сюда повадился кто-то из элиты. Заодно легенду придумали. И ведь в этот бред верят!

   Слушая его, поразилась безмятежности его тона, но Корбан и водитель отреагировали очень спокойно, явно соглашаясь с господином. Так что, я тоже решила, что волноваться не стоит.

   Несмотря на все опасения, открытую местность мы преодолели спокойно.

   Новизна впечатлений стерлась, вокруг все было уныло и однообразно: пожелтевшие холмы, пожухлая трава и голые кусты, сколько видно глазу — тоскливо и однообразно.

   Я начала засыпать. Машина изнутри не прогревалась, Корбан достал из рюкзака плащи и дал мне и хозяину, они с охранниками были уже в них. На парнях с фермы были толстые куртки с меховой подкладкой, собственного производства.

   Укрывшись плащом, окончательно уснула. Корбан выставлял руку, чтобы на особенно крутых кочках моя голова не билась о стальной каркас двери, так что я просыпалась, стукаясь о его ладонь. Я хотела поблагодарить, но так и не поймала его взгляда. Он защищал меня механически, словно это нормально, а мне от подобной заботы было не по себе.

   К вечеру мы подъехали к высокому забору из цельных листов железа. У входа стояла охрана, которая по приказу своего хозяина при нашем приближении распахнула ворота, и едва мы въехали, тотчас же закрыла их.

   Господин обернулся к нам и тихо сказал:

   — Вот здесь и посмотрите, как живут другие люди. И это самый лучший хозяин из тех, кого я знаю.

   Парни с фермы довольно заулыбались, а я съежилась от этих слов, что-то в тоне хозяина показалось мне до чрезвычайности пугающим.

   Мы проехали немного и остановились посредине круглой площадки. Рядом с ней находился высокий трехэтажный дом, выкрашенный в ярко-белый цвет. Внизу у входа при нашем появлении выстроилась и осталась стоять вооруженная охрана в серых костюмах.

   На дорожке, ведущей к длинному, но невысокому дому, подметали высохшую листву слуги — сплошь упыри.

   Ближе всех сидела к двери я, но когда она открылась, я на миг замешкалась, соображая как спуститься с такой высоты. Хозяин, раздраженный непонятной задержкой, подхватил меня и спрыгнул вниз, не успела я ахнуть. Корбан следом подал мне упавший плащ.

    Хозяин, который решил завязать его на мне, склонился и, укрыв мою голову капюшоном, сказал:

   — Запомни, ты не человек. Поняла?

   А кто? Потрясенно на него взглянув, нервно кивнула. Он улыбнулся и уверено двинулся к дому.

   Так что же? Он не будет продавать меня? Я здесь просто за компанию?

   О… Это было бы замечательно!

   Опасаясь заранее сильно радоваться, робко пошла следом. Корбан склонившись ко мне, ему это было куда труднее, чем остальным, шепнул:

   — Иди уверенней, не то пристанут и заставят его продать и тебя… — Я в ужасе взглянула ему в глаза, но он не шутил.

   — Хорошо. — Я расправила плечи и подняла голову.

   — Так гораздо лучше, — в его голосе проскользнула смешинка. Я медленно втянула воздух и поспешно отвернулась. Жутко, когда над тобой смеются упыри.

   Так как никого кроме хозяина в дом не пригласили. Корбан и двое из его упырей остались охранять тех парней с фермы, а я неожиданно получилась третьим охранником, ведь в комбинезоне и плаще, как у хозяина и начальника охраны, выглядела кровопивцем.

   Вокруг бродили слуги-упыри, поглядывающие на людей нехорошими, голодными взглядами. Так что наши весельчаки очень скоро перестали ухмыляться, видимо почувствовав, что значит жить в окружении хищников, без защиты в виде трехметрового бетонного забора, как это было на Стронтавской ферме. Начало смеркаться. Я очень устала, но все стояли, и мне пришлось делать спокойный и равнодушный вид, подражая остальным.

   Наконец из дома вышли хозяева, наш и местный, высокий пожилой мужчина с венчиком редких волос вокруг залысины. Запахнув длинный плащ цвета топленого молока, он вальяжно подошел к нашим парням, внимательно их рассматривая. Следом подошел наш хозяин.

   — Великолепный товар! Всегда поражался, как это вам удается их так откормить! Я из сил выбиваюсь, пытаясь их накормить, напоить, но и близко не получаю такого результата. Не научите, как вы добиваетесь этого?

   — Владеющий информацией всего мира спрашивает о чем-то обыкновенного фермера? Что я могу вам рассказать, что не знаете вы сами? Гуляют, едят, двигаются…

   — В этом гуляют? — местный, прищурившись, внимательно осмотрел теплые меховые костюмы рабов.

   — Да, сами шьют, сами гуляют, сами убирают, — рассмеялся наш, кивнув в сторону работающих упырей. Мне почему-то казалось, что он старается показаться этому хозяину глупее и мельче, чем есть на самом деле.

   Но ведь товар привез он. Я уверена, продать человека раз плюнуть. Тем более, троих сильных здоровых мужчин. Тогда зачем он так принижается?

   — Пойдем, покажу, какие они у меня, — гордо закончил местный упырь, величественно прошествовав по чисто выметенной дорожке к длинному, низкому и давно некрашеному дому.

   Все двинулись за ним.

   Упырь охранник опередил хозяина и распахнул дверь в тот дом. В нос ударил запах давно немытых тел и чего-то еще вообще отвратительного.

   — Купаю раз в месяц, — брезгливо заметил хозяин этого загона. Я вздохнула. Что это для нескольких сотен человек загнанных в небольшое помещение?

   С отвращением рассматривая ряды до боли знакомых узких многоэтажных спальных мест, с бледными лежащими на них людьми, которые были не в состоянии подняться, я вспомнила как сама жила так всю сознательную жизнь. С нас кровь не брали, но в остальном все было также. Здесь хоть тепло. По некоторым койкам ползали дети — бледные несчастные существа с потухшими взглядами.

   — Ну как вам? Нравится? — с этим вопросом он обратился ко мне. Я видела, как на миг напряженно сжались губы нашего хозяина. Боится, что скажу что-то не то…

   Взвешивая каждое слова, я медленно отозвалась:

   — Хорошо им у вас. Тепло, дети с матерями. Думаю, дела у вас идут отлично, — собрала я все отмеченные плюсы.

   — О, это девушка, я думал парень… Спасибо, я знал, что вы оцените, — довольным тоном ответил он.

   Наш хозяин заметно расслабился. Корбан, который все это время незаметно поддерживал меня под спину рукой, удовлетворенно подмигнул.

   — Еще они у меня ежедневно делают зарядку, чтобы товар получался качественным — рабам надо много двигаться. Мы ежедневно выводим их на улицу и заставляем полчаса ходить. После вновь загоняем в тепло, где держим до следующего выхода.

   Слушая упыря, я совсем позабыла о лентяях, мечтающих жить на другой ферме. Тот, с редкими волосами, что был постарше и понаглее, стоял перед новым домом просто с кислой физиономией. Двое молодых выросших на Стронтавской ферме вдруг пали ниц перед нашим хозяином. Я удивленно повернулась в их сторону… За все это время я ни разу не видела, чтобы на ферме кто-то вел себя столь подобострастно.

   — Ну, как же? Мы же договорились? — насмешливо поинтересовался у них господин.

   — Не продавай нас, хозяин… — с искрением ужасом простонали они.

   Местный упырь с удивлением взглянул на нашего. Тот насмешливо посмотрел на раскаявшихся рабов и, отвернувшись, пояснил надменному старику:

   — Для острастки… привыкли как сыр в масле, а тут положение «моих мальчиков» терять…

   Тот мгновенно согласился, словно решив для себя какой-то вопрос:

   — Я так и понял, что это ваши любимцы, больно холеные для простого скота.

   Наш хозяин весело кивнул и нетерпеливым жестом велел им подняться:

   — Да, они самые, любимцы, угу…

   Мне показалось, что сами «любимцы» удивлены его словами не меньше меня. А старый упырь игриво продолжал:

   — Я всегда утверждал и утверждаю, что хороший мальчик лучше самой лучшей девочки. — И кокетливо подмигнул нашим рабам. Те, отупело рассматривая господина, в любой момент были готовы вновь рухнуть ему в ноги.

    Близко к сердцу принимая их потрясение, я искренне радовалась, что парни во время все поняли. А еще хозяин вдруг предстал передо мной в новом свете. Он пожалел их.

   Зачем ему думать о них, зачем возить, тратить драгоценное топливо? Только для того, чтобы вразумить? Отправил бы доставкой и дело с концом, это куда дешевле, чем везти их на своей машине.

   — Ну, так мы договорились? — подняв брови, поинтересовался старый упырь. — Я хочу кровь и молодого раба.

    — Конечно. И подумайте насчет полной технической базы, тогда с меня годовое обеспечение провизией. Сами понимаете, это очень щедрое предложение. Увы, я долго хранить для вас припасы не смогу, много желающих.

   — Я подумаю, но, надеюсь, вы понимаете, что для меня это огромный риск? Кто даст гарантию, что если я продам вам все, вы не станете этим торговать, составляя мне конкуренцию?

   Наш хозяин молча покачал головой:

   — Ладно, вы хорошо подумайте, только недолго.

   Старик кивнул и что-то протянул нашему хозяину. Тот принял и коротко приказал Корбану:

   — Несите!

   Двое наших упырей охранников кинулись к машине, Корбан увел двух радостных рабов в машину. Я осталась раздумывать, что же такое важное приобрел наш хозяин.

   Старый упырь, оглядев меня с сальной улыбкой, воодушевленно заявил:

   — Все-таки они тогда очень погорячились с женщинами. Наверно Корбан с остальными счастлив, что у них есть она… Из новеньких?

   Наш хозяин молча кивнул.

   Не понимая, что он имел в виду, внимательно прислушиваясь к разговору, равнодушно смотрела в сторону машины. А старый упырь не унимался:

   — А моим охранникам не повезло, я недавно думал, может пожертвовать одной девочкой ради мира и спокойствия среди охраны. Но потом решил, зачем? Девок сейчас полно вокруг бродит. Эстанскую ферму голытьба разорила, те, кто выжил, присоединились к ним. У них женщин полно, помнится, Кристиан Эстанский специализировался на расплоде молодняка… Эта девка тоже оттуда?

   Я напряглась, но мой хозяин равнодушно ответил:

   — Нет, привез из города в подарок Корбану, в их питомнике охранник бешенство подхватил. Всех девчонок заразили.

   — А ты и рад подарку, да, Корбан? — гаденько рассмеялся старый упырь.

   Корбан, который уже всех отвел и все доставил по приказу хозяина, подошел и обнял меня за плечи, насмешливо отвечая:

   — Конечно. Еще как…

   Объятия не были крепкими, он не стискивал мне кости, не принуждал, но мне на миг стало страшно. А вдруг они не шутят… но старый упырь смотрел на меня холодными глазами, которые не тронула улыбка, и я решительно обняла торс Корбана в ответ и равнодушно улыбнулась старому упырю.

   — Ух ты, какая ласковая кошечка, — залопотал старик, наигранно умиляясь.

   Наш хозяин, наконец, отвлек внимание на себя:

   — Ганс, здесь все как оговорено: молодой мужчина и двадцать литров крови. Лучшей. Приберег именно для тебя. Мой совет, оставь ее себе, не продавай.

   Старый упырь с плешивой головой довольно кивнул, видимо понимая, о чем речь.

   Я тоже знала, о чем речь. Вот только ничего особенного в крови не было, хозяин даже не знал, кто ее сдавал, так как в эту коробку попало все, что лежало сверху медицинского стола. Ключи, врученные неделю назад Миланой, открывали все погреба. И именно мне пришлось таскаться туда, чтобы сложить эти пакеты с кровью в пластиковый короб для перевозки.

   Наш хозяин, указывая на что-то, только что извлеченное из машины, продолжал:

   — А здесь угощение для твоих человечков, я знаю, как ты любишь побаловать их вкусненьким.

   Непривычное сюсюканье хозяина удивляло, но тут я заметила у ворот длинного дома с десяток ящиков яблок. Это были остатки, которые вчера мальчишки собирали по всему саду. Милана еще жаловалась, что все уже засолено, сварено, засушено и спрятано по погребам, так что эти девать некуда.

   — Люблю я ваши визиты, Георг, и побеседовать приятно и гостинцев как в детстве получить.

   По-моему, этот упырь уже переигрывает хуже нашего, но хоть узнала, как зовут Стронтавского господина, который как раз прощался:

   — Я жду вас с ответным визитом, Ганс. И не забудьте о моем предложении…

   Тот кивнул, жадно рассматривая пластиковый короб с кровяными запасами.

   Мы прошли к машине. Я оглянулась и встретилась взглядом с тем парнем, которого мы оставляли. С него уже сняли теплую одежду и заводили в загон для людей. Горечь, написанная на его лице, вызвала в груди неподдельную боль.

   Ну… зачем, почему так несправедливо. Я с горечью вздохнула, тут хозяин подхватил меня и подкинул в кабину:

   — Не стоит жалеть его. Он выбрал это сам. — Я решила, что он высказывает это с неким злорадством, «не делаешь по моему, так на тебе, получай!». Однако Георг тут же пояснил свою мысль:

   — Выросший на подобной ферме, с детства лишенный возможности двигаться, не принимает наши нравы, где надо работать целый день! Для него это очень большая нагрузка. Я первое время жалел его, нагружая самым легким трудом: принести воды новорожденным телятам или яблок козлятам, то, что у нас с радостью делают дети…

   Я кивнула, сама все свободное время тискала коровьих и козьих малышей, угощая своим завтраком, пока никто не видел. Хозяин продолжал:

   — Но и это он выполнял нехотя, заодно стал рассказывать нашим дурням, как хорошо на других фермах, где лежишь и ничего не делаешь…

   «Дурни» тихо сопели позади, не вмешиваясь. Тогда он к ним обернулся:

   — Так было дело?

   Они угрюмо закивали.

   — Теперь на той ферме он будет рассказывать, как его тут кормили… — буркнул один из них.

   — И забудет сказать, как у нас надо работать, чтобы так есть… — закончил хозяин.

   Тут Корбан сухо уточнил:

   — Долго рассказывать не сможет, Ганс первым делом приказал отправить его в доилку.

   — Неужто двадцать литров ему мало? — удивился хозяин.

   — А может он кислинку не любит… — усмехнулся Корбан, и они рассмеялись.

   Я поежилась и отвернулась. Да мы на ферме Георга живем куда лучше остальных, но все равно, они упыри… и никуда от этого не деться.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Проблемы в раю

   Ивета

   Машина рычала, перебираясь через очередную кочку, за бронированными окнами становилось все темнее. Я, едва увидела, полюбила это время суток, поэтому с любопытством вглядывалась в мрачные очертания леса, пытаясь рассмотреть, как все выглядит при таком свете.

   Упыри тихо беседовали, позабыв о рабах и слугах:

   — Так как ты думаешь, дожать Ганса получится? — поинтересовался Корбан.

   — Еще бы! Он ведь понимает, что склад продовольствия в Старом Городе почти пуст. Выбора нет. Захочешь жить, заплатишь за кровь все, что сможешь и не сможешь.

   Корбан, кажется, был не согласен.

   — Не боишься, что через него выведают, что у тебя есть запас еды для людей?

   — Нет, он не глуп, понимает, что расскажи он кому обо мне, то покупать корма ему придется втридорога. Больше конкурентов, больше цена.

   Не сообразив, я вмешалась.

   — А что за база? — ляпнула я, и только потом до меня дошло к кому лезу с вопросами. Но Георг спокойно ответил:

   — База? Информационная. Техническая и медицинская литература, учебники и прочая редкая информация. После Развала он подсуетился, и пока остальные носились с дубинками и автоматами, урывая все, что на тот момент казалось важным, Ганс где-то собирал различную информацию и закрепил добытое на всевозможные носители. На информацию он выменял ферму, людей, охрану и заработал приличное состояние.

   Отвернувшись от меня, хозяин поинтересовался у водителя:

   — Что там с топливом?

   — Плохо, на одну поездку осталось…

   — Корбан, ты так и не смог узнать, где его можно купить?

   Главный охранник уныло покачал головой:

   — Нет, почти все последние кандидаты в наемники — рабы с близлежащих ферм. В Городе никогда не были, вообще ничего не знают. Я их в ближнюю охрану не беру, не то, что в советники. А что, на общем канале нельзя узнать о топливе?

   Георг покачал головой:

   — Нет. Молчат, будто транспортеры на воздухе катаются. Как зимний путь установится, придется мне на разведку ехать, самому искать… — Скривившись, сделал неприятный вывод хозяин.

   Корбан сухо заметил:

   — А не получится так, что остатки топлива сожжешь и нового не…

   Но договорить он не успел, в стекло врезался огромный камень.

   — Начинается… Жми на всю! — резко приказал Георг. — Надо попасть вон в ту просеку, там камнями не покидаешься.

   Атака шла со всех сторон, в нашу машину летели камни, железки, кто-то стрелял, но пока даже стекло не треснуло. Хотя казалось, что вот-вот, и они сломают защиту транспортера.

   — Можно выкинуть одного из рабов, тогда они отстанут… — предложил водитель, после того как в окно ударился камень величиной с мою голову.

   Я гневно взглянула на трусливого упыря, сменившего Кнута за штурвалом, желая, чтобы первым выкинули из машины именно его. И, кажется, хозяин разделял мое мнение:

   — Корбан, смени его!

   Это мне позже рассказали, что упыри употребляющие кровь в достатке намного сильнее тех, кто есть немного, а пока я удивлении наблюдала как Корбан одной рукой, без видимых усилий вынул водителя из кресла, отсадил его назад, а сам взялся за управление.

   — Пристегнитесь… — приказал хозяин, и помог мне активировать защитное устройство, так как я понятия не имела, как это сделать.

   Машина взревела и понеслась. Трясло так, что казалось, останусь без языка и зубов.

   Не очень скоро, из-за жуткой тряски и грохота, я заметила, что обстрел прекратился. Преследователи остались позади.

   Корбан сбавил обороты, и машина перестала рычать так громко и уже просто недовольно урчала, переползая через бревна. Напряжение опустило.

   На небе появился тонкий месяц, освещавший лесные поляны диковинным светом. Но, он больше не радовал. Теперь мне казалось, что за кустами притаились голодные упыри, которые только и ждут, чтобы наброситься и убить.

   Постепенно все, кроме хозяина и Корбана, ведущего машину, в машине уснули. Я то и дело просыпалась, стукаясь головой о бронированное стекло. Защитное устройство голову не защищало, а Корбана, чтобы подставлять руку, рядом не было.

   Приехали на ферму поздно ночью. Грузовик с грохотом остановился у приемной, комнаты в самом начале бетонных переходов.

   Все это я слышала в полусне, окончательно меня разбудили тем, что кто-то, открыв двери, отключил на мне защитное устройство.

   Хозяин одной рукой закинул меня на плечо, и понес в приемную.

    Вяло разжав сонные малоподвижные губы, я спросила:

   — Зачем? Я могу ходить сама.

   Но смеяться над моим возмущением хозяин не стал:

   — Ты ходишь медленно, а здесь опасно, нападают внезапно, и откуда не ждешь, сама не заметишь, как останешься без головы.

   Я вяло кивнула.

   Парней с фермы вели позади. Сонные всклокоченные, они с отвращением озирались. И почему-то посматривали на меня с презрением.

   Закралась мысль, а правильно ли поступил хозяин, едва они позабудут увиденные ужасы, вновь возьмутся за старое. Хозяин вошел в приемную, оттуда по бетонным переходам всех троих должен был проводить Корбан.

   Георг поставил меня на пол:

   — Дальше сама…

   Я встала, сделала два шага и упала, теряя сознание…

   Последнее, что услышала, как позади Корбан раздраженно произнес:

   — Так она же ничего весь день не ела!

   Дальше я, кажется, просто спала. Вокруг был какой-то шум, но все прекращалось куда-то пропадая.

   — Ивета!

   Чья-то рука встряхнула меня, и я проснулась.

   — Пора есть. — Это был хозяин. Он держал в руке стакан с молоком, в который было добавлено что-то ароматное.

   Я поморщилась:

   — Не хочу…

   —Тс-с, так лучше не говорить! Я терпеть не могу, когда мне противоречат, — грозно добавил он.

   Я кивнула и послушно приняла стакан молока.

   — Я жду… И здесь нет козлят, которых можно им накормить, а Милане солгать, что ты поела…

   Откуда он про козлят знает?

   Я покачала головой и с отвращением начала вливать в себя теплый ароматный продукт. На половине стакана моя мука прекратилась, как и началась. Он забрал у меня молоко.

   — Это допьешь чуть позже.

   Устало откинувшись назад, почему-то болели мышцы, я вдруг поняла, что нахожусь в кабинете хозяина, а не в своей комнате.

   — Что случилось?

   — Кроме того, что ты была без сознания два дня? Ничего. — Спокойно ответил он, вернувшись к своим делам за столом.

   Я немного помолчала, бессмысленно всматриваясь в покрытые дождевыми каплями стекла. За окном темнело… Мысли путались.

   Сознание я теряла и раньше, хотя впервые так надолго, но… ничего не понимаю! Лежу в кабинете у главного упыря, и он меня кормит. Упырь кормит... не понимаю.

   Все вопросы, появившиеся после поездки, внезапно отошли на второй план. Зачем ему это?! Чего можно ждать в такой ситуации? Для чего он со мной возится?

   Тут в кабинете появилась доктор. Стянув с себя резиновый плащ, судя по струйкам воды текущим с него за окном сильный ливень, она спросила:

   — Как она?

   — Вон, сопит на диване чем-то недовольная, — проворчал хозяин, не открывая взгляда от какого-то прибора на столе.

   — Я предлагала вам положить ее у меня, — начала было доктор, сухо посмотрев на хозяина.

   Георг, подняв на нее взгляд, раздраженно отозвался:

   — Угу, я уже доверил вам с Миланой ее кормежку, вон к чему это привело… — Георг окинул ее холодным взглядом.

    Доктор нахмурилась, но возражать ему не стала. Слушая их, вдруг почувствовал смущение от того что все они возились со мной. Это было неловко. Для чего я нужна им? Зачем мне столько внимания?

   Опасаясь, что ничего хорошего меня не ждет, я натянула на себя одеяло из тонкого и довольно грубого меха, словно оно могло спасти меня от будущих неприятностей.

   — Не прячься, ведешь себя как маленькая, — тем же недовольным тоном пробубнил Георг, не отрывая глаз от своих приборов. — Натворила дел, а мы теперь бросай все и прыгай вокруг тебя с тарелками…

   Доктор бесстрашно возразила упырю:

   — Ругаясь таким образом — вы не поможете ей поправиться. Я ведь предупреждала — есть ей не хочется, даже тяжело и неприятно, а все отнеслись к этому как к детскому капризу!

   Холодный взгляд в сторону доктора расставил все на места, указав, что скот хозяина не учит.

   Я же чувствовала себя от этого еще хуже, мне казалось, что доктор только что пострадала из-за меня.

   Какое-то время было тихо, доктор возилась с сумкой, хозяин что-то подсчитывал. Наконец оторвавшись от своих дел, хозяин перевел ледяной взгляд на доктора, продолжая ругаться:

   — Я взялся кормить ее по часам, не это ли доказывает, насколько серьезно я воспринял все твои рекомендации? — Спокойно напомнил он. От этого его тона мне стало не по себе. Хотелось поскорее исчезнуть отсюда.

   Кошмар, так что, я тут надолго? Подобная перспектива пугала. Лучше бы меня отдали доктору. А лучше и вовсе оставили в покое.

   С опаской смотря на хозяина, я тяжко вздохнула.

   — Ладно тебе, не хмурься так, — усмехнулся он, одарив меня кратким насмешливым взглядом, словно понял опасения мучавшие меня. — На данный момент я самый свободный на ферме. Вот и взялся за тобой смотреть… Если не смогу, вручу тебя доктору под опеку… а пока допей остатки молока. И вообще, хочешь отсюда поскорее выбраться — побольше ешь!

   Последние слова он договаривал уже на ходу — в дверях появился Семен и жестами вызвал хозяина.

   — Видимо опять что-то с сушкой… — пробормотала доктор и добавила, — дожди…

   Будто я что-то с ее слов поняла. Пока доктор пыталась дыханием согреть озябшие руки, я подтянулась и села на диване.

   — Что со мной?

   — Если сказать попроще, то у тебя запущенное нарушение обмена веществ. Есть надо правильно, не пропускать ни обеды, ни ужины.

   — И все? — удивилась я.

   — Если бы… — Доктор тяжело вздохнула, раскрывая свою сумку и доставая инструменты. — Здесь лечение на года… только если ты будешь сотрудничать… — Она многозначительно подняла брови, ожидая моего обещания.

   — Да конечно… — Что угодно, лишь бы выбраться из этой комнаты и непонятной опеки!

   — Вот и хорошо! — Врач ловко ввела иглу мне в руку. — Вы удачно съездили, я так до конца не верила, что ему удастся достать для тебя лекарство, вернее, его формулу.

   — Куда съездили? Кто? — не поняла я.

   — К Гансу. Это у него вы выменяли кровь на фармацевтический справочник. Помнишь, когда я тебя обследовала? В тот же день предупредила хозяина, что ты серьезно больна… Теперь нам осталось достать последние нужные вещества, и я сделаю для тебя лекарство.

    Смотря, и никого не видя, я задохнулась. Получается… Трое молодых мужчин, пусть и не желавших трудиться на ферме, были платой за мое лечение. Я точно знаю, не упади они в ноги хозяину, им пришлось бы оставаться с тем лентяем…

   Доктор в это время поднесла ко мне новый набор для инъекций и заново перетянула руку.

   Чувство вины — страшное чувство. Я не могла дышать от осознания, как дорого обошлось мое лекарство. До сих пор перед внутренним взором стоял жалкий взгляд оставленного раба.

   — …Ну, посмотрим, что получится, — бормотала себе под нос доктор, пока мне хотелось прямо здесь на месте просто умереть. Но, она что-то добавила в вещество, вливаемое в руку, прошептав:

    — Надеюсь, все было не напрасно…

   В этот момент я ненавидела себя, мне хотелось выкинуть иголку и убежать, чтобы навсегда сгинуть в лесу среди упырей. Но она продолжала что-то говорить и настойчиво возиться со мной.

   К моменту возвращения хозяина от избытка лекарств перед глазами стоял туман, мысли лениво переползали с одного на другое, и я уже не контролировала себя.

   — Я смотрю, ей хорошо… — оглядев нас быстрым взглядом, насмешливо отозвался главный упырь. Я медленно поморщилась. Смеется надо мной… Как же я ненавижу этих упырей! И с этой мыслью заснула.

   Георг

   К первым морозам зерно, овощи и мясо были законсервированы и лежали в специальных хранилищах. Теперь мои люди могли не опасаться голода. Правда, в зернохранилище постоянно забивался электронный фильтр, так что мы рисковали остаться без семян на следующий год.

   Пришлось побегать. Мастеров такого уровня у меня не было, так что пришлось с Семеном конструировать нечто подобное, но уже в механическом варианте. Промучились два дня и тут, как назло, начались ливни.

   Девчонка свалилась окончательно. Вместо того, чтобы наказать виновных и отделаться, Ивету пришлось у горе-нянек забрать к себе. Все равно основные дела по хозяйству окончены, а до поездок в город еще много времени — дожди размыли остатки пути, придется дожидаться морозов. Конечно, транспортеру грязь не страшна, но топлива осталось на «раз и обчелся», не стоит тратить его по пустякам.

   Корбан нанял еще трех охранников, говорит, внешне адекватные. Но кто их из леса разберет. Пока не поживут с годик на глазах, не вычислишь, стоят они затраченной крови или нет.

   — Вы ее сегодня кормили?

   Я с оскорбленным видом фыркнул, прибью когда-нибудь эту докторшу!

   — Ты сегодня больных лечила? Или под дождь больными выгнала? — с сарказмом поинтересовался я. Совсем умники обнаглели! Я сделал короткую паузу и, прежде чем Марина успела ответить, добавил:

   — На данный момент ты отчитываешься передо мной. А не наоборот, когда ситуация изменится, я тебе сообщу!

   Она с достоинством кивнула. Умеет держать удар. Но все равно и в следующий раз начнет с чего-то подобного — порочная практика, сложившаяся за годы сотрудничества. Но так как ни в чем скверном кроме дерзкого языка мой доктор не замечена, я согласен терпеть ее болтовню и дальше. Зачастую небольшая перепалка с Мариной — то, что мне нужно чтобы чувствовать себя в норме.

   — Больная ест и спит. Я позволил Милане ее искупать, и она вновь уснула.

   Марина сокрушенно покачала головой и приступила к осмотру пациентки. Дождавшись, когда она повернулась ко мне, я с подозрением прибавил:

   — Твоих рук дело?

   — Нет, слабость и сон вызваны болезнью, — вздохнула моя врач.

   — И какой прогноз? Она поправится или всю жизнь так и будет вести себя как привидение? — озвучил я свои опасения.

   — Прогноз положительный… — А Марина очень милая, когда улыбается, в такие минуты я понимаю Корбана.

   Я усмехнулся в ответ. Докторша добавила:

   — … если вы и дальше будете кормить ее по часам. — Моя улыбка тут же пропала. Она резко перестала улыбаться, сосредоточено складывая инструмент в большую холщевую сумку.

   Мне ничего не осталось, как только ответить:

   — Пока я свободен — буду кормить. Потом передам ее вам с Миланой.

   Светик проводила доктора до выхода, вручила плащ и закрыла за ней двери.

   Я погладил маленькую красавицу по голове. Малышку Светиком называл я, кажется, вышло удачно. Энергичная и задорная, она таскала теплую еду для Иветы, убирала за посетителями грязь и, чуть не мурлыкая, преданно смотрела на Корбана, возведя его в ранг рыцарей без страха и упрека, всячески ластилась к нему, своими забавными выходками спасая меня от скуки.

   Ивета все еще спала. Так что, закончив все дела, я вышел из кабинета и спустился в зал наблюдения. Там два часа валялся в кресле, просматривая рабочие записи с фермы, когда открылась дверь в кладовую, и из-за нее появился мой генерал собственной персоной — Корбан тоже маялся бездельем и последнее время чересчур часто появлялся у меня.

   Я оторвал взгляд от экрана:

   — Корбан, как дела?

   — Никак. Сегодня выделил новичкам комнаты. Они-то, понятное дело, на ферму наметились, так я им популярно объяснил, что им там делать нечего.

   — Сильно возмущались? — насмешливо поинтересовался я, поднимаясь, чтобы достать из сейфа проспиртованную кровь.

   Корбан, усаживаясь в кресло, презрительно хмыкнул:

   — Пусть только попробуют, порву на месте…

   Я разлил угощение по бокалам.

   — Венецианское стекло… — предупредил я. — Не раздави, Самсон*…

   *Классический персонаж, библейский силач Самсон, чья сила в волосах.

   Корбан равнодушно отмахнулся:

   — Помню, что венецианское. И даже помню, как нашел их тебе.

   Пригубив крови, мы помолчали, думая каждый о своем.

   Трагедия, сломавшая весь мир, все еще жила в воспоминаниях. И, наверно, будет там жить всегда.

   — Как твоя подопечная? Спит? — улыбнулся Корбан. — Я не понял, на что ты ее готовишь? Не боишься вторую Красотку заполучить?

   Я поднял брови в немом удивлении, глупая шутка Корбана, будто он не в курсе, что к чему.

   — Уже в голову ударило?

   — Ну, ты поселил ее в доме, дал защитный костюм, теперь вот выхаживаешь… Самолично! Я понимаю, она маленькая беззащитная девочка, я и сам расстроился, когда она упала… но…

   Я отмахнулся.

   — Знаешь, как говорила моя мама о моей сестре? Маленькой беззащитной девочке?

   Корбан отрицательно помахал головой.

   — Она говорила, «подожди, она освоится, тогда увидишь… если успеешь спрятаться!».

   — Ты хочешь сказать, что она еще нам всем покажет? — С недоверчивым смешком уточнил Корбан.

   — Ни на минуту не сомневаюсь! — весело ответил я. — Ты еще увидишь генерала в юбке. Вспомни, как она отвечала Гансу. Ни капли стеснения.

   — Сейчас юбки почти не носят, к сожалению. Я бы посмотрел, особенно в короткой. Да, зачем ты отдал ей комбинезон, ну кроме того, что она напоминает тебе сестру? Он ведь стоит целое состояние? Гораздо больше, чем читающая рабыня, не так ли? — с легкой язвительностью в голосе поинтересовался он.

   — Надо было, вот и отдал… Ты бы видел ее тряпки.

   — Видел. Ничего особенного, обычные, как у всех купленных, — занудливо пристал Корбан.

   Я почти разозлился:

   — Что ты привязался к этому? Комбинезон оказался птичьего размера, куда его девать? А ей надо было что-то дать или ты предпочитаешь оставить голой? Конечно мысль интересная, но не в ее случае… — Я указал бокалом в сторону приоткрытого бара. — Вон лучше достань ту, покрепче, следователь ты наш, доморощенный...

   Он кивнул и вернулся с новым пакетом.

   — Ты знал, что вчера разграбили еще одну ферму?

   — Чью?

   — Загорского, у которого была реклама: «Кровь на все вкусы», это тот, который скупал калек, неизлечимо больных и умалишенных по всем фермам.

   — Помню. Хорошо торговал. Хотя я знал, что он плохо кончит… Слишком много внимания привлек к себе. Я не удивлюсь, что фермы потрошит кто-то из «элиты», сам знаешь, что это за публика. Возможно тот же, кто грабит грузы на трассе. Да и появление у них взрывчатки наводит на мысль, она ведь на улице не валяется…

   — Знаю, надо нанять еще бойцов.

   — Нанимай.

   Он кивнул и принялся потягивать новый напиток, я увлекся новостями на экране. Но Корбан внезапно прервал повисшее молчание:

   — Ты никогда не рассказывал, что случилось с твоей сестрой? — поинтересовался Корбан, разливая по бокалам новый пакет крови.

   — Она не заболела… — сказал я и заглотнул остатки красной жидкости на дне, — как и родители… Это был момент первичного бешенства…

   Корбан печально покачал головой. Мы оба знали, что тогда происходило в городах и селах.

   Очень много людей, обращенных болезнью в упырей, без малейших сомнений, — как тогда говорили: «себе в удовольствии не откажешь!» — направилась охотиться на людей.

   Зубы и все прочее — осталось обыкновенным, вирус радикально изменил только состав тканей, но внешне — тело было прежним. Тогда еще никаких приспособлений для мгновенного отсоса крови из вены не было.

   Чтобы добраться до горячей крови, заболевшие рубили здоровых людей, словно тростник. И пили живительную жидкость прямо из артерий.

   Переболев странным гриппом, я тоже почувствовал ненормальную тягу. Сначала понять не мог, что со мной. Перед глазами стоял туман, от еды воротило, во рту стоял металлический вкус, в общем, ломало как наркомана.

   Мама, обеспокоенная моим состоянием, вскрывая ампулу лекарства назначенного врачом, случайно порезала палец…

   Наблюдая за медленным появлением капли крови, я почти потерял разум. Только крайнее напряжение всех сил и слабость после перенесенной болезни помогли совладать собой, чтобы тут же не кинуться на нее.

   Поэтому на две недели я закрылся в подвале, где когда-то мы с отцом мастерили модели, отказывался впускать к себе обеспокоенных родных. Тогда мне нужна была только кровь, все мысли вертелись вокруг одного: как я смогу ее получить. А когда, наконец, я вышел из добровольного заключения, моей семьи уже не было в живых. Кто-то из заразившихся добрался до них раньше…

   — Давай налью еще? — Я кивнул и протянул бокал Корбану. — Мы выпьем за умирающий мир. Ты же видишь, что он окончательно умирает?

   Я кивнул, но, помолчав, добавил:

   — Если где-то не укрылись люди…

   — С современными средствами слежения это мало им поможет, и рано или поздно до них доберутся. Конечно, если рядом с ними есть склад с оружием и припасами, а лучше бункер, это несколько поменяет расклад, но… по сути, ничего не изменит, только протянет время… — Мрачно разглядывая бокал в руке, отозвался Корбан.

   — Да… Я с ужасом думаю, что всю цивилизацию придется поднимать заново…

   — По тем же граблям…

   — Давай выпьем за то, чтобы эти новые грабли были пореже и тупее…

   — Давай…

   Мы достали еще один пакет.

   Ивета

   Поездка на соседнюю ферму даром не прошла. Почти каждую ночь я просыпалась от собственного крика: даже во сне меня постоянно преследовал металлический запах крови, который до тошноты ощущался на кончике языка; передергивало от вида капающей слюны. Они ползли по машине, тянули руки и, казалось, они меня вот-вот схватят… Даже после пробуждения на меня накатывала паника от воспоминаний приближающихся горящих жаждой крови глаз и бешеной ярости упырей, которые рвались ко мне.

   В такие моменты к дивану подходил хозяин, который, казалось, совсем никогда не спал, давал мне выпить чего-то теплого и, засыпая, я ломала голову над вопросом, кричала я вслух или мне это только приснилось.

   Почти три недели постоянно ела и спала. Хозяин будил меня каждые три часа, навязывая что-то съедобное. Отказаться было нельзя, он следил за мной с холодным вниманием.

   Дни шли за днями. Я старалась есть побольше, чтобы вырваться из вынужденного заточения. Спать уже не хотелось, но его это не интересовало. «Ты должна есть, и все!»… или «Ты все съела?» — Все, о чем он говорил со мной за это время.

   Наконец, я не выдержала и спросила, рассчитывая на удачу. Ну, не убьет же, раз так заботится.

   — Вы как-то сказали, что вам угрожают вирусы, что вы имели в виду?

   Дело было вечером, он сидел и как всегда что-то смотрел и высчитывал за своим столом. Я привычно лежала на диване, укрытая тонкой меховой шкурой.

   — Они угрожают всем, тебе в том числе… — раздраженно отрезал он, не отрываясь от своего занятия.

   Я поежилась, пожалев, что спросила. Когда я и думать забыла о вопросе, Георг внезапно сказал:

   — Упыри очень подвержены бешенству. Сознание, тем более самоконтроль, исчезают полностью, остаются только алчущие крови инстинкты.

   — А если их удовлетворить, то есть сытно накормить бешеного, разум возвращается? — робко спросила я, не рассчитывая на ответ.

   — Пытливый ум, — хозяин, не поднимая глаз от монитора, усмехнулся. — Тебе этого никто не скажет, так как никто проводить подобные опыты не станет, чревато… Но, я думаю, что обильное питание не поможет. Сколько людей погубили внезапные вспышки бешенства у упырей… Казалось, питание — куда уж сытнее, но в разумное состояние ни один из взбесившихся не вернулся.

   Мы замолчали. Я — раздумывая над его ответом, он — занимаясь своими делами. Наконец решилась спросить:

   — Вы знаете, что имел в виду Ганс, когда говорил о женщинах упырях? Я не поняла.

   — Знаю… — и замолчал, с насмешливым лукавством посмотрев в мою сторону.

   Выдохнув для смелости, я отважилась продолжить:

   — А мне узнать можно?

   Он рассмеялся.

   — Любопытная дочь Евы… можно. После того как половина населения земного шара, переболев неизвестным вирусом, изменилась, архонт, постепенно прибрав власть к своим рукам постановил всех женщин, как элемент нестабильности, уничтожить.

   — Как это?

   — Они обосновали это тем, что в измененном виде, «упырином» как сказали бы некоторые, женщины стали неудержимы, страшны в своей измененной природе: ни материнского инстинкта, ни жалости, одни эмоции и голод.

   — Они на самом деле стали такими страшными?

   Георг раздраженно отмахнулся:

   — Тогда все были страшными… Как по мне, они просто уничтожили конкурентов. Людей уже тогда катастрофически не хватало, а тут такой повод серьезно проредить число потребителей крови.

   Я хотела спросить, что значило Гансовское: «сделать охранникам девочку», но Георг будто почувствовав это, мгновенно пресек расспросы:

   — Превратить человека в упыря. И хватит говорить на эту тему! А то заведешь ты меня в анатомические дебри.

   Что он имел в виду, я не поняла, но расспрос прекратила.

   Георг скорчил недовольную гримасу:

   — Не кисни… еще немного, и ты будешь гулять. К весне, скорее всего, окончательно поправишься. Доктор обещала, что вот-вот изготовит нужное лекарство. И сможет подстегнуть твой обмен веществ, заставив работать в нормальном режиме.

   — Ей были нужны какие-то особые ингредиенты… — грустно напомнила я. Мне так лежать надоело, сил не было терпеть!

   — Это не твоя забота! — ворчливо оборвал хозяин, и я не рискнула больше говорить. — Спи!

   Послушно легла и отвернулась к стенке дивана.

   Георг закончил что-то записывать, выключил свет и вышел.

   Я осталась в полной тишине наедине со своими вопросами, но уснуть не успела, за дверью в коридоре раздался громкий шум. В доме к ночи, как правило, никого не оставалось, охрана и Корбан были в бетонных переходах, Милана и прочие давно спали у себя. Тогда кто мог так кричать? Я приподнялась на локте, раздумывая, стоит ли выходить или нет…

   Но решать мне не понадобилось, в резко распахнутую дверь с шумом дверь ворвался сначала сам хозяин, а за ним, преследуя, в кабинет влетела разъяренная Красотка.

   — И что? Что дальше? Сколько это может продолжаться?! — Вопила она, видимо продолжая задолго начатый разговор.

   Георг включил освещение. Тут девушка остановилась и вопросительно изогнула изящную бровь, затем окинула меня холодным, оценивающим взглядом. Она представляла собой воплощенное совершенство — безукоризненная кожа, блестящие прямые волосы, точеная фигура, уверенность в себе, которой у меня никогда не было.

   Расценив меня как нечто несущественное, она вернулась к разговору.

   — Я хочу в город. Я хочу выезжать! Мне надоело сидение на одном месте!

   Подняв брови в ожидании ответа, я повернулась к молчащему Георгу.

   С легким отстранением наблюдая, как он, пытаясь сдерживаться, поджал губы, я впервые для себя отметила, что у Георга большой рот, с узкой верхней губой и пухлой нижней, и смотрелся он очень мужественно. В редкие моменты, когда хозяин улыбался, поджимая верхнюю губу, вид был столь добродушный, что это выглядело немного забавно, но чаще, особенно в гневе и раздражении, его рот вытягивался во всю длину, губы превращались в тонкие полоски, и тогда в его лице не оставалось и намека на мягкость. Небольшие темные глаза моего внимания не привлекали, я полностью сосредоточилась на движении его рта, словно его губы жили свой жизнью.

   Георг перевел дыхание и, подходя к столу и усаживаясь на свое место, ответил как можно спокойней:

   — Что дальше? Ничего. Хочешь, я продам тебя первому желающему?

   — Продашь? — Вопль гнева перешел в визг. — Продашь?! Ты обещал меня беречь! Как это продашь?!

   При том, что со стороны ее крики и бешенство смотрелись отвратительно, я заранее была на ее стороне. Во-первых, ненавижу упырей. Во-вторых, я их всегда ненавидела, ненавижу и буду ненавидеть. В третьих, до этого момента Красотка была всегда спокойной и даже излишне спокойной, если не сказать равнодушной. Значит, он ее обидел. И обидел сильно.

   Георг совсем успокоился, словно не услышал ее вопля. Он нажал на кнопку, стоявшей на столе небольшой рации и рявкнул:

   — Зайди!

   Его рука все еще лежала на спинке сиденья, но сам он подался вперед и положил другую руку на стол. Видя невозмутимость хозяина, Красотка еще сильнее взбесилась. Она подскочила к столу, схватила и запустила в него коробку с карандашами, в которую Георг педантично складывал тонко отточенные разноцветные палочки.

   Хозяин легко увернулся, и коробка со всем содержимым с грохотом рассыпалось по полу.

    — Э-э! Ты знаешь, сколько они сейчас стоят?! — возмутился Георг. Красотка ответить не успела, в кабинет влетел запыхавшийся Корбан. Растерянно оглядев хозяина, он молча уставился на Красотку, словно не зная как к ней подступиться. Но Георг пристально посмотрел на Корбана и коротко кивнул в мою сторону.

   Заметив меня на диване, Корбан с облегчением расплылся в улыбке:

   — Мне как раз фильм не с кем посмотреть было. Пошли ко мне!

   Не дожидаясь ответа, он подхватил меня вместе с одеялом, закинул на плечо, вышел из кабинета и спустился вниз. Притащив в какую-то комнату без окна, стряхнул куль со мной на диван.

   — Ты же у меня никогда не была, Веточка-Иветочка? — Корбан деятельно осмотрел свои мрачные запыленные владения.

   В ответ я натянуто улыбнулась, опасаясь шевелиться.

   Он зажег небольшой светильник с живым огнем.

   — Заварю тебе чая, — весело предложил Корбан, — и найду тебе что-нибудь поесть, ты все-таки моя гостья. У меня вообще с гостями здесь туго, а с гостьями и подавно. Так чего тебе хочется?

   — Хватит просто чая, — тихо отозвалась я, смущенная его последними словами. Гостья? Это странно неловко и удивительно... и добавила. — Есть я не хочу… Спасибо.

   — Но ведь надо. Только немного подожди... — Настаивал он.

   Отойдя в угол комнаты, где стоял стол, заваленный каким-то оружием, бронежилетами и прочими малознакомыми мне предметами. Корбан расстегнул и стащил через голову толстый вязаный свитер, — отчего его короткие темные волосы стали дыбом, — и скомканным бросил поверх горы из наваленных вещей.

   — Я не ждал его вызова, но все к лучшему… — улыбнулся он, явно раздумывая, чем бы угостить гостью. Он засунул дрова в плиту, стоящую в противоположном от стола углу, и развел огонь, на который поставил чайник. Потом откуда-то из недр стола достал большую фарфоровую чашку, запыленную как все кругом.

   Минуту подумав, он помыл ее водой с того же чайника, что только что ставил на огонь.

   От его хлопот мне было очень неловко, но я не сдержала улыбки, наблюдая за его действиями. Хотя спроси у меня, что вызвало эту улыбку, я бы не ответила, так как сама не понимала. Наши взгляды на миг встретились. Он легко, но очень выразительно пожал плечами и тоже улыбнулся.

   — Это все из-за редкости важных посетителей… Вот будешь заглядывать ко мне чаще, все будет как надо… — подмигнув, добавил он.

   — Хозяин запретил сюда ходить, — мягко пояснила я.

   — Ко мне можно. Моя комната прямо перед входом в подвалы, можно зайти, не удаляясь вглубь переходов. — Отмахнулся Корбан. — У меня такая шикарная коллекция фильмов, а смотреть не с кем.

   Я кивнула, изучая его внешность. Темные волосы, темные глаза, белая кожа — внешне, воин был гораздо привлекательней Георга, не говоря о том, что он был выше и шире в плечах. Крупный ровный нос, близко расположенные глаза, гармоничный рот. Всегда и веселый и добродушный с девушками… Теперь я понимала отчего Светик так сходила по нему с ума.

   Мои размышления прервал его голос:

   — Не знаю, чувствовать себя польщенным или оскорбленным под таким изучающим взглядом… — усмехнулся Корбан.

   Я очнулась, покраснела, быстро покачала головой, потом робко отозвалась:

   — Простите, просто задумалась.

   — Ну вот, только я начал надеяться... — усмехнулся он, наливая кипяток в чашку. — Держи… — Корбан хотел вручить горячую чашку мне, но потом предусмотрительно отставил ее на деревянный подлокотник дивана:

   — Пусть чуть остынет, а мы будем валяться на диване, отдыхать и набираться мудрости, ведь давно известно, что лень — это подсознательная мудрость. — Он лукаво подмигнул. Потом нажал на что-то валяющее среди вещей. На стене загорелся огромный монитор.

   — Моя ценная добыча… Уговорил Георга установить мне типа для наблюдений, к нему даже электричество подвели, но потом сделали отдельный наблюдательный пункт. А это осталось мне… — похвастался он. Хотя я из его рассказа мало что поняла, но кивнула и робко улыбнулась, разделив его радость.

   Корбан плюхнулся рядом, комментируя будущий фильм:

   — Это мой любимый фильм в детстве был, фантастика… сама увидишь…

   Я еще раз кивнула, вперившись в экран.

   Сначала мелькавшие на экране картинки казались мне полной бессмыслицей, а пояснения Корбана: «ну… тогда все ездили на таких машинах», «тогда все пользовались такими телефонами», «тогда играли в такие игры» или «были такие магазины, куда все ходили за едой» — не сильно помогали разобраться с возникающими вопросами. Но постепенно я начинала понимать, что происходит на экране монитора.

   Полностью погрузившись в показываемую историю, я не заметила, когда сюда вошел Георг.

   — Успокоил? — не сводя с друга довольного взгляда, насмешливо поинтересовался Корбан. На что главный упырь, скривившись, апатично отмахнулся, молча плюхнулся на диван рядом с Корбаном и, отпихнув друга в мою сторону, развалился, сложив руки на животе.

   — А твоя холостяцкая берлога не меняется… — пробурчал Георг, брезгливо рассматривая слой пыли на мебели и полу.

   — Ну дык… Мы с чистотой нежно любим друг друга, но по причине постоянной занятости, к моему большому прискорбию, наши с ней встречи слишком редки, — подмигнул скорее мне Корбан.

   Мне не хотелось отрываться от истории, разворачивающейся на экране, где человек-робот сделанный из жидкого металла, выбравшись из-под гигантской машины, как раз обретал плоть, догоняя героев. Но Георг, видимо видевший эту историю не раз, вновь лениво обвел обстановку взглядом и, заметив мою кружку, насмешливо поинтересовался у Корбана:

   — А где мой чай? — Он фыркнул, складывая мощные руки на груди.

   Корбан нахмурился и проворчал:

   — Какой хлопотный гость… Потом будет твой чай… Все будет.

   Я хоть много чего не понимала, но сейчас ясно почувствовала себя здесь лишней. В коротком ответе Корбана ясно услышала недоговоренное им: «сейчас ее проводим и выпьем». Немного знакомая с их бытом я понимала, что они будут пить совсем не чай. Еще я не понимала, зачем им стесняться меня? Тем более, я здесь не по своей воле.

   Воцарилось молчание, нарушаемое лишь разговором героев на экране. Хорошая машина отдала жизнь, чтобы спасти человека, что само по себе было удивительно и выглядело полной неправдой. Я понимала, что эта история была придумана давным-давно, когда все было по-другому, но все равно она во мне вызывала досаду от того, что подобное окончание выглядело совсем сказочно. Ну, кто позволит сломать ценную вещь ради жизни презренного скота?! Тем более жертвовать свою жизнь ради человека? Нелогично.

   Фильм кончился.

   Корбан понимающе мне улыбнулся и включил следующий, но, не успев разобраться в новой истории, я уснула. Да, это было глупо и непростительно — расслабляться рядом с упырями, но видимо это было действие лекарств, что колола мне врач.

   В общем, дальше я отключилась и ничего больше не помнила.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Знакомства продолжаются

   Георг

   Дабы не терять время, едва заметив, что критическое истощение отступило и Ивета начала поправляться, я отправил Милану все подготовить и собрать детей для будущих занятий. Еще неделю назад мы начали готовиться к новому этапу — школьному обучению, конечно в тех рамках, что мы могли себе позволить.

   По словам Миланы будущих школьников около шестидесяти пяти человек. Все разновозрастные и мало привычные к интеллектуальным занятиям.

   Мы стояли в большом амбаре, Милана отчитывалась о делах:

   — …Я и говорю им, детей ваших грамоте научат, а они, «а зачем им это»? — продолжала ворчать Милана, ожидая пока одобрю будущий «класс» для занятий.

   Я был уверен, что большинство негативных отзывов о моем нововведении в словесном отчете лично Миланины, так что слушал этот бубнеж в пол-уха, сейчас меня больше интересовала доска для занятий. Мыслей из чего ее сделать у меня не было, если только установить что-то вроде монитора, который лежал у меня на складе без дела, но сможет ли им управлять Ивета?

   Так для себя ничего не решив, я кивнул недовольной Милане и вышел из амбара.

   К моменту, когда Марина, осмотрев Ивету, дала добро на прогулки, я решил, что все готово. И вызвал Миланку к себе. Но вместо нее в мой кабинет, постучав, вошел Казимир, высокий темноволосый парень, младший сын, засидевшийся в холостяках. Стянув влажную шапку, он с недовольством на лице ждал, что я его замечу.

   — А Казимир… Мама прислала? — Парень неохотно кивнул и окинул меня равнодушным взглядом. Раздраженно сминая в руках меховую шапку, он поклонился, но особого уважения я не заметил.

   Отложив карандаш, я приказал Казимиру:

   — Сейчас отведешь нашу учительницу в амбар. Это будет твоей обязанностью, отводить и приводить ее назад. Во время занятий будешь следить за поведением детей, в случае проблем спрошу с тебя.

   — У меня что, своих дел нет, за ней таскаться? — разозлившись, фыркнул было Казимир, но тут в кабинет влетела Милана, которая, суетливо стукнув сына ладошкой по затылку, заставила его замолчать и склонить голову перед хозяином, нервно затараторила:

   — Господин, не сердитесь, он это пошутил! Точно пошутил, какие у него могут быть дела! Да и зима ведь, все дела давно сделаны… — улыбалась она, часто кланяясь. — Шутит он так…

   Казимир, с ожесточением во взгляде поклонился и, не скрывая злости, кивнул.

   — Я так и понял, — холодно отозвался я, переведя внимание с Миланы на свои записи. — Итак… тебе, Казимир, все понятно? Если да, то приступай. Зайдешь за ней через час. — Я кивнул Казимиру в сторону комнаты Иветы. И тот, раздраженно поклонившись, вышел.

   — Милана, ты знаешь что делать. — Сухо напомнил я.

   Ощущая, что я не шучу, она поспешно уверила меня:

   — Да-да, конечно, уже все готово. Не сомневайтесь, хозяин!

   Я кивнул и продолжил писать.

   Милана немного потопталась у двери, словно хотела сказать что-то еще, но я не поднял взгляд. Из-за болезни Иветы мои планы и так до предела отодвинулись и мне это очень не нравилось.

   Ивета

   Очнулась у себя в спальне. У кровати стояли мои кожаные тапочки, позабытые Корбаном еще вечером в кабинете, а так как добродушный генерал не разменивался на мелочи, и уже немного зная Георга, я не сомневалась, что именно дотошный хозяин позаботился об их возвращении.

   Раздумывая о том, что испытывала вчера, меня не отпускала мысль, что до сих пор я словно не видела окружающих. Если Корбан меня немного удивил своим отношением, то хозяина фермы я вчера, по сути, впервые нормально рассмотрела.

   Я не знала, чем подобную невнимательность можно объяснить, но решила в дальнейшем больше не допускать подобного.

   Дверь открылась, и ко мне заглянул раздраженный хозяин:

   — До вечера дрыхнуть собираешься? Быстро оделась и ко мне!

   Я послушно кивнула, слезла с кровати и поторопилась выполнить приказ.

   Когда я вошла в его кабинет, Георг уже сидел за своим столом. Заметив меня, он небрежно указал на диван и продолжил что-то просматривать у себя на мониторе.

   — Писать буквы умеешь? — между делом поинтересовался он.

   — Нет, мама учила, но я уже ничего не помню. — Оторвавшись от монитора, Георг посмотрел на меня задумчивым взглядом. Потом спросил:

   — Хочешь научиться заново?

   Подумав, я кивнула.

   — Хорошо. Я позабочусь об этом, а пока… С сегодняшнего дня ты начинаешь учить детей читать. Я дам тебе бумагу, книги и все необходимое. В ближайшее время они должны освоить беглое чтение. Полностью!

   Наверно, слушая его, я застыла с открытым ртом, так как при попытке вздохнуть челюсть захлопнулась с неприятным звуком.

   — Но хозяин… — испуганно начала я.

   — Я не люблю, когда мне противоречат… — холодно напомнил он. Его губы вытянулись в тонкую линию. На самом деле злится. И все же я рискнула воспротивиться:

   — Но я не умею учить. С чего начинать… Нет… это… я не знаю!

   — Тсс… Я помогу тебе. Заодно научу писать. Я буду учить тебя, ты детей. — Георг улыбнулся.

   Я открыла рот, чтобы отказаться, но он пресек протесты одним взглядом:

   — Сейчас тебя отведут тебя в амбар, где будут проходить занятия. Зимой там светло, тепло и чисто.

   Молча кивнула. Георг удовлетворенно продолжил:

   — Итак, Ивета, возьми в моем шкафу бумагу, карандаши и книги. Там еще есть коробка. В ней картинки с крупно напечатанными буквами. Они старые и потертые, но буквы на них еще хорошо видны. Начни пока с них, позже нарисуешь новые. Все ясно?

   Нарисую?! Как?.. Признавая свое поражение, робко кивнула, в ужасе раздумывая, с чего начинать.

   — Тепло одевайся, и выходи на крыльцо, сейчас за тобой придут. Казимир доставит тебя к амбару. Теперь он будет это делать каждый день. Все свои требования сообщай ему.

   Ничего не осталось, как кивнуть и подчиниться.

   Вернувшись к себе, натянула на себя теплый плащ, поверх него завернулась в подаренный Миланой платок, на ноги натянула еще одни теплые носки. И чувствуя, что силы на сегодня исчерпаны на сборы, устало побрела по лестнице к выходу.

   Около двери никого еще не было, и я, прижав к себе полученную коробку с буквами, осталась стоять, рассматривая укрытую снегом землю.

   Небо было в тучах, снег не блестел, мир, укрытый холодной пеленой спал. Даже редкие звуки его не будили. Спали высокие сосны, кусты укрытые снегом, расчищенные дорожки. Казалось, что дом позади меня тоже спит.

   На миг я замерла, представляя, что здесь никого кроме меня нет…

   — Хорошо как… — Я вдохнула ледяной воздух полной грудью. Мне тоже захотелось уснуть прямо здесь, не выбиваясь из общей гармонии.

   Но вдруг рядом раздался раздраженный голос:

   — Это тебя что ль, ущербную, мне водить теперь надо? — На тропинке стоял молодой мужчина. Еще раз меня оглядев, он с отвращением сплюнул.

   — Чучело какое-то… Хуже не нашлось?

   Привыкнув к более-менее вежливому, если не сказать заботливому отношению на этой ферме, я в удивлении повернулась к молодому человеку в распахнутой шубе, судя по ярко-синему цвету глаз, точно не упырю.

   Дверь за моей спиной хлопнула и на каменное крыльцо, кутаясь в великолепную шаль, вышла Красотка, которая, как я понимала, услышала обращенные ко мне слова.

   Насмешливо оглядев парня в черной лохматой шубе, она весело отозвалась:

   — Кого я вижу! Казимирчик, несмотря на твою красоту девки-то не очень за Миланкиного мамсика замуж спешат, ты уж это… своими делами займись, красотулик ты наш писанный.

   — Это мне никто из них не нужен, — буркнул Казимир и запахнул свою шубу.

   — Ха-ха, обещала синица море выпить… — ехидно отозвалась Красотка, нахально подмигнув Казимиру.

   В ответ он сквозь зубы зашипел что-то оскорбительное, типа "хозяйская подстилка"… и резко развернувшись, пошел по тропинке в сторону леса.

   Не пытаясь разобраться в их отношениях, я спустилась с крыльца и пошла за ним, но потом повернулась и вдруг весело помахала Красотке. Она помахала мне в ответ.

   Пройдя немного вперед Казимир не оборачиваясь, громко приказал:

   — Чучело, я тебя ждать не собираюсь, иди быстрее!

   С усилием прибавила шаг, хотя от слабости ноги уже дрожали. Неподвижность последних недель давала знать, я напряглась из последних сил, но вдруг подумала, а с чего мне его слушать?

   Я остановилась, перевела дыхание и огляделась. И пораженно замерла.

   Место то вокруг было просто сказочное! Рассматривая вдали выстроенные рядами деревянные домики, из труб которых уютно крутился дымок, перевела взгляд на темнеющий за ними лес и поляны, выстланные между нами белым пуховым покрывалом. Опушка темного леса, зима и тишина.

   Чувство необыкновенного умиротворения вновь окружило меня. И я задумалась… Наверно именно в таком месте начинались все знакомые мне сказки. Именно здесь и оживали любимые «жил да был», «давным-давно», и…

   — Эй, малахольная! Чего, как дура, на снег уставилась! Идем скорее! — Нервный провожатый вернулся за мной и прервал мои размышления.

   Я улыбнулась, кивнула ему, и из последних сил послушно пошла следом.

   Казимир настороженно ждал моего ответа, словно удара сзади, — это было видно по его напряженным плечам, — но я молчала.

   В лицо пахнуло ароматом сосновой хвои. Где-то рядом, совсем недалеко, кто-то жег смолистые дрова.

   Мы обогнули холм, а за ним все мгновенно изменилось. Здесь укрытый от взоров стоял небольшой амбар, укутанный снегом до самой крыши. Перед ним носились дети.

   Наблюдая, как они громко и весело играют, скатываясь с холма перед амбаром, кто на чем, вспомнила апатичных вялых насельников питомника.

   У них столько свободы, жизни, развлечений… этих будет тяжело в чем-то заинтересовать.

   Я вздохнула и на секунду закрыла глаза, понимая, как это все сложно. И страшно.

   — Чего ты опять застыла?! — в бешенстве взвыл мой несчастный провожатый.

   Тут кто-то из детей громко закричал:

   — Учительница пришла!

   Игнорируя Казимира с его бешенством, я повернулась к детям и, скрывая растерянность, не придумала ничего лучше, чем весело помахать им.

   Детвора, побросав свои салазки, досочки и прочие средства для катания с горки, поспешно окружила меня.

   Как их много!..

   Все еще смущенно улыбаясь, я предложила:

   — Давайте войдем вовнутрь, там наверняка натоплено.

   Девочка, которая первая закричала про учительницу, тут же сообщила:

   — Еще как! Это дед Семен полсосны спалил!

   Я отозвалась:

   — Большое ему спасибо.

   Дети, окружив меня всей гурьбой, вошли внутрь. Казимир, который был почти у двери, едва успел распахнуть перед нами створки.

   Несмотря на одно небольшое окно, амбар внутри оказался просторным и светлым.

   В углу топилась большая печь, наполняя пространство слабеньким теплом. Пол был чисто выметен. У дальней стены в огромных ящиках обмазанных глиной, что-то лежало. Большая часть амбара была занята разномастными скамьями и скамейками.

   Дети не сводили с меня любопытных глаз, так что осмотр амбара пришлось поспешно завершить.

   — Вы пока раздевайтесь… — начала я, пока дети шумно отряхивались от снега, распутывая теплые платки, повернулась к Казимиру и спокойно сказала:

   — Мне нужен стул. Сейчас. — В первый момент он хотел рявкнуть на меня в уже привычном грубом стиле, но я не сводила с него спокойного взгляда, добиваясь своего. В гневе стиснув зубы, Казимир куда-то вышел.

   Мне сразу стало легче. Я расслабила свой платок, в который была укутана как в кокон, положила книги и коробку на ближайшую лавочку, повернулась к детям и тихо сказала:

   — У меня небольшое затруднение и нужна ваша помощь…

   Дети прекратили стягивать с себя промокшую одежду и почти все развернулись ко мне.

   Они все хотели помочь. Я видела это в их взглядах. Потому, почувствовав облегчение, спокойно продолжила:

   — У меня мало букв… потому придется выбирать одну на несколько человек.

   — Это как? — Кто-то спросил вслух, кто-то просто одарил меня удивленным взглядом.

   Я улыбнулась.

   — Если вы уже сложили мокрые платки и варежки на лавочку у печки, то подх…

   Меня перебили:

   — А у Славки все мокрое… — засмеялись они, потом загалдели: — И у меня… И у меня…

   Я потеряно огляделась:

   — Славка — это кто?

   Ко мне со смехом подтолкнулись наверно самого маленького ученика закутанного в несколько платков.

   Я тут же поняла размеры проблемы: до того как мы начнем просто изучать буквы мне придется каждого из них раздевать и нянчить. Но думать было некогда. Белокурый голубоглазый малыш промок, замер и уже собирался громко зареветь.

   — Кто у нас тут самые старшие?

   Бойкая девочка с тугими русыми косами, которая больше всех говорила со мной, тут же сообщила:

   — Старших — хозяин не позвал. Сказал, что с ними надо отдельно заниматься. И они придут завтра.

   Было не очень приятно узнавать об этом у детей, но я понимающе улыбнулась и, стянув со Славика платки и мокрую шубу, усадила греться у печки. Точнее хотела усадить, но он расплакался, пришлось взять мальчишку на руки.

   — Все, мокрые и не очень, идите к печке, подтаскивайте лавочки сюда, здесь мы и начнем заниматься. — Заметив, что они хотят разместиться вплотную к печке, попросила: — Оставьте место для тех, кто будет сюда выходить и знакомиться…

   Дети отодвинулись немного назад.

   Согревая своими ладонями, красные от холода ручки Славки-ледышки, я продолжала:

   — Я пока не знаю, как кого зовут. Но скоро познакомимся. А сегодня каждый из вас выберет одну букву.

   — Хочу выбрать букву… — закричала русоволосая девочка с двумя косичками. За ней начали кричать остальные. Я на миг задумалась, мне после питомника было сложно привыкнуть к такой деятельной и энергичной малышне, но ничего не осталось, как отозваться:

   — Очень рада, что вы мне помогаете… принесите мне коробку с буквами, пожалуйста. — Я обратилась к энергичной девочке в меховых штанах.

   Та резко развернулась и радостно доставила коробку. Я покопалась и вынула оттуда картонку с нарисованной буквой «А».

   — Я называю букву, а те… кому она понравилась, выходят сюда и берут ее у меня. Только два человека. Не торопитесь, букв много…

   Я понимала, что это может только запутать их, но ничего более интересного пока в голову не пришло.

   На первую букву согласились почти все, я отобрала двух детей, остальных вернула назад.

   — Буква «Б»…

   Дети уже поняли принцип и дальше дело пошло быстрее. Мы быстро разделили все буквы. Детей оказалось немного больше и к букве «А» пришлось добавить еще одного человека, Славика, который ничего не понял, но с радостью присоединился к беготне собратьев.

   Дети весело называли вслух название букв, и концу распределения даже умудрялись обзывать друг друга А-ашками или Д-дешками.

   Это было весело даже для меня, я громко со всеми смеялась и не заметила, как вернулся со стулом Казимир.

   Он громко обрушил стул на пол, демонстрируя негодование, подхватил одну лавочку, отодвинул ее подальше к стене, лег, и, натянув что-то на глаза, собрался спать…

   Ну-ну…

   Я кивнула в благодарность за стул и с облегчением присела.

   — Мы теперь знаем, как выглядят буквы… Теперь давайте знакомиться, заодно выяснять с какой буквы начинаются ваши имена. Итак, кто у нас под буквой «А» — как вас зовут?

   Дети громко называли свои имена, а потом почти всегда правильно называли букву, с которой они начинались. Так как говорили все вместе, то несколько развитых детей, которые улавливали это сходу, помогали сориентироваться остальным. Тем самым никто не ошибался.

   Были и затруднения, но только у меня. Я не знала правильного написания некоторых имен, тех, которые мне до этого не попадались в книгах, и называла похожий звук на свой страх и риск.

   Когда дети все представились, заодно разобрались, я почувствовала как они устали.

   Так что, попросив свою русоволосую помощницу Маринку, которую как она успела мне гордо рассказать, назвали в честь нашего доктора, собрать буквы в коробку, я попросила:

   — Ребята, теперь я вам почитаю. Все садитесь как вам удобно.

   У Георга на полке в маленькой комнате на первом этаже гордо называемой библиотекой лежали три детские книги. Я их еще не знала, потому нежно раскрыла старенькую обложку и начала читать.

   Детвора, наконец, расселась и замерла. Большинство из них слушали с неподдельным интересом. Кое-кто попросту уснул, как согревшийся Славка, который вскарабкался мне на руки и мгновенно задремал.

   Я читала им про маленьких человечков где-то около часа. На улице начало темнеть, дети слушали как зачарованные, но пришлось возвращать их в реальность.

   — Итак… Завтра наши буквы будут ходить в гости друг к другу и мы научим их хвастаться. — Идея дальнейшего обучения пришла в голову внезапно, я даже чувствовала себя воодушевленной. — А пока вы одевайтесь и бегите домой, а то родители буду волноваться.

   — А вы нам завтра почитаете? — спросил до этого постоянно молчавший мальчик с длинными волосами, которые, однако, не делали его женственным.

   — Конечно! А потом вы будете читать сами, когда хорошо с буквами познакомитесь…

   Дети радостно переглянулись и с шумом, толкаясь и дразнясь, стали собираться. Искренне завидуя их энергичности, — я от усталости уже еле сидела, — помогла одеться Славику и проводила детей из амбара.

   — И че ты тут детям наплела про человечков? Какие такие человечки? С детства детей врать учишь?!

   Я повернулась к Казимиру, задумчиво его рассматривая.

   Он продолжал ворчать:

   — Чего расселась? Давай топай домой! Или на вторую смену к упырям не хочется?

    Насчет второй смены я не поняла, подумав, неужели Милана ему не рассказала, что по ночам в доме никто не убирает.

   И все же грубые слова требовали ответа.

   Наградив Казимира более чем недоуменным взглядом, я сухо отозвалась.

    — Никакого повода так говорить со мной я не давала. Если приказ хозяина тебя так утруждает, то сообщи ему об этом лично. Совершенно бесполезно срывать раздражение на мне! Я всего лишь, точно также как и ты, исполняю его приказ.

   — Обхохочешься! Это чучело, оказывается, еще и отвечать умеет! — съязвил Казимир.

   Сухо кивнула.

   — Несомненно. А еще и думать. Буду рада, если и ты присоединишься к этому благородному занятию!

   Казимир на миг опешил:

   — Какому занятию?

   — Думать, Казимир, думать! Прежде чем что-то сказать, надо подумать, — устало отозвался женский голос у входа.

   Я обернулась. Это доктор в длинном меховом жилете, накинутом поверх длинного плаща, неслышно вошла в амбар. Марина, вызывала у меня неподдельное уважение. Улыбнувшись, я вскочила с единственного стула и предложила его ей.

   Доктор кивнула и доброжелательно поинтересовалась:

   — Ну и как прошло первое занятие?

   Казимир замер, на месте, а потом довольно громко и очень раздраженно проворчал:

   — Оживилась-то как… То от усталости умирает и стулья требует, то кому-то их отдает.

   — Он переживает, что ты останешься без стула. Как это мило… — На губах доктора промелькнула многозначительная улыбка.

   Я не стала ее разуверять или говорить, что она ошибается, тем более, что Казимир после ее слов, скрипя зубами, взвился как бешеный. Но доктор властным жестом прервала его, так и не начавшуюся речь:

   — Я все поняла, Казимир, не шуми! Просто принеси сюда еще один стул!

   Он, чуть ли не рыча, вылетел из амбара.

   — Это всего лишь мебель, здесь полно скамеек, я найду, где сесть… — смущенно пробормотала я. — Как у вас дела, доктор?

   — Ивета, я же просила называть меня по имени, — устало напомнила Марина.

   — У меня язык не поворачивается звать вас по имени… — призналась я, сев рядом и напряженно сложив ладони на коленях.

   Она рассмеялась:

   — Ну все, теперь я точно чувствую себя старой и седой!

   Но тут же опомнилась и обеспокоенно спросила.

   — И да, я зашла спросить, ты сегодня обедала? А то я устрою нашему просветителю «веселый» вечер, еще вчера ты лежала, подняться не могла, а едва встала, так он тебя работой загрузил.

   Вернувшийся со вторым стулом Казимир посмотрел на нее с недоумением.

   В дом он провожал нас молча.

   Я оставила книги и коробку в амбаре, так что с пустыми руками назад идти было легче. Да и доктор, подхватив под руку, почти на себе тащила меня в местах, где снегом перемело дорожки.

   На пороге хозяйского дома Марина оставила меня, сообщив, что завтра утром навестит и проверит. Казимир тем временем ушел, не прощаясь. Я даже не заметила, когда он исчез.

   В общем, едва вечером я доползла по лестницы до своей комнаты, там меня ждал сюрприз.

   Красотка.

   Девушка явно не любила вежливые приветствия, так что, едва заметив меня, заявила:

   — Слушай… ненавижу есть в одиночестве. Пошли ко мне…

   Я стянула, наконец, свой платок с головы, избавилась от плаща, устало присела на кровать и наконец, ответила:

   — Конечно, пойдем.

   И Красотка утащила меня к себе.

   Идти мне не хотелось, но она горела идеей совместного ужина, а у меня не было сил сопротивляться такому напору.

   Миновав кабинет Георга, мы прошли дальше по коридору, и попали в ее покои. Красотка включила освещение и я огляделась. До этого никогда не была в ее комнате.

   Стены были отделаны светлыми деревянными панелями, посреди комнаты стояли три больших дивана, накрытых шкурками как у ягнят, серыми с мелкими завитушками. На полу между ними лежала огромная светло-коричневая шкура с густым плотным мехом. Позади, у окна стоял стол, на котором валялись ножницы и разноцветные лоскутки ткани, железные штучки, которые я видела впервые в жизни.

    В общем, мне здесь понравилось.

   — А что это такое? — указывая на стол, спросила я.

   — Это? Мое развлечение… от нечего делать, я шью, вяжу, — создаю шедевры…

   — Это значит… создаешь такую одежду? — с недоумением уточнила я новое слово, взглядом показывая на красивый наряд девушки.

   — Ага… одежду. — Судя по тону ей об этом говорить не хотелось. Хотя Красотка с энтузиазмом продолжила:

   — Еще я сплетничаю с Миланой, издеваюсь над местными олухами и вывожу из себя хозяина этого богом проклятого местечка.

   Я улыбнулась.

   — С последним я сталкивалась…

   Поправив свои отчего-то порыжевшие волосы, — еще вчера она была темноволосой, — Красотка мило улыбнулась:

   — О Милане я тоже сплетничаю и буду с ней сплетничать о тебе, ты ведь не против? — Она одарила меня милым взглядом и изящно присела на соседний диван.

   — Нет, не против... если ты мне покажешь, как это создавать шедевры, очень интересно посмотреть на это! — Мне нравилась ее непосредственность, и хотелось увидеть, чем таким таинственным она целыми днями занималась.

   — О, значит, я зря тебя так долго игнорила… Ты не такая, как местные тупицы.

   Я смутилась:

   — Я мало кого из местных знаю, но тех, кого узнала, сложно назвать «тупицами».

   — Вот именно, ты просто слишком мало знаешь местных, — довольным голосом подвела она итог.

   Изучив мои волосы внимательным взглядом, она вдруг предложила:

   — А давай мы сейчас поужинаем, а потом я приведу твою прическу в порядок? Ты же не обидишься, если я что-то испорчу? Да? — Красотка словно от нетерпения запрыгала на месте. Я с таким странным поведением сталкивалась впервые, так что секунду подумав, медленно отозвалась:

   — Ладно. А ты мне расскажешь, как прическу можно испортить.

   — Ну… сделать ее такой, как у тебя, — тут же весело отозвалась Красотка.

   Я рассмеялась:

   — Тогда нет проблем, порть конечно…

   Она была сильной и властной с Георгом, но со мной Красотка избрала роль милого и искреннего ребенка. Это была игра. И все равно она мне нравилась.

   Мы ужинали, болтали, смеялись, я была счастлива в ее компании. И очень надеялась, что ей со мной также хорошо.

   В те дни мне становилось день ото дня лучше. Под наблюдением и лечением Марины появился какой-никакой аппетит, и, наконец, отменили многочисленные уколы. Я проводила уроки с детьми, словесно схватывалась с Казимиром, который то остывал в своей безосновательной ненависти ко мне, то вспыхивал вновь.

   Георг и Корбан были постоянно чем-то заняты, так что с ними я почти не пересекалась, в общем, я впервые полноценно жила, дружила, трудилась, и мне уже стало казаться, что такая мирная и веселая жизнь будет у меня всегда…

   Ох, если бы…

ГЛАВА ПЯТАЯ. Все идет хорошо, только мимо

   Георг

   Корбан вызвал меня на осмотр «новобранцев». Тех самых, что обитали в лесу вокруг фермы и которых мы периодически отстреливали. Эту порочную практику, как называл подбор новых охранников мой генерал, мы начали еще лет десять назад.

   В ограниченном пространстве бетонных подвалов быстро выяснялось, что собой представляет каждый. Это позволяло оставлять на службе только тех, кто был готов верно служить нам, хотя случались и осечки.

   Держа в руках несколько вскрытых пакетов с кровью, мы вышли к опушке леса, где естественный овраг намыл из-под сосновых корней слой рыжего песка, образовав природную арену.

   Я по себе знал, как обостряется нюх при голоде, что аромат крови можно учуять чуть ли не за километр, и был против варварского уничтожения драгоценной тары, на что Корбан резонно отозвался:

   — Тебе нужны хорошие воины или нюхачи? Вскрывай пакеты сильнее, пусть соберутся все, кто близко, чтобы было из кого выбрать.

   — Раз уж так все просто, в кружку бы перелил и не портил мне пакеты, — все еще ворчал я.

   Корбан в раздражении только с досадой покачал головой.

   Ну да, считает, что я мелочный, а я думаю о том, что еще немного и нам не в чем будет хранить кровь. Маленькой партией эти пластиковые емкости не закупить, а большую приобретать опасно, тут же здесь появятся любопытные и желающие поделиться.

    Все пушки на стенах позади нас были настроены на опушку леса, но я приказал отключить их от автоматического режима и настроить на ручное управление. А за пультом оставил Кнута, кстати, одного из первых «новобранцев», тех самых, из леса. Толковый парень прижился у нас, и давно стал правой рукой Корбана.

   К началу набора новичков все готово. Мы, кровь для победителей и отряд вооруженных охранников позади нас, который остался стоять на бетонной площадке у входа в подвалы, готовый в любой момент отразить нападение.

   При появлении из леса первых отбросов, Корбан крикнул:

   — Кто из вас победит, получит пакет с кровью!

   Завязалась драка. Давно не питавшиеся отбросы были как никогда ослабевшими. Если долго не питаться, выцветают глаза, выпадают волосы, а кости становятся тоньше и слабее фарфора и при ударе рвутся как натянутая бумага. Конечно, в правильных условиях это постепенно исправлялось регулярным питанием, но я не хотел брать на содержание абы кого, кровь — это золото!

   — Совсем слабые, — разочаровано наблюдая за вялой схваткой двух «бумажных вояк», заметил Корбан. — Кажется, зря мы это затеяли…

   Я знал критерии отбора Корбана. Высокие, широкоплечие, здоровые физически… и агрессивные. Такие потом гибли пачками и все наши усилия привести их в нормальное состояние пропадали зря. Но Корбан был упрям, и я так и не смог убедить его подбирать охрану по другим параметрам.

   Мой генерал уже кивнул одному здоровяку, раскидавшему половину отбросов и даже схватившему брошенный на песок пакет с кровью, показывая, что он нам подходит. У этого видимо с питанием было лучше, чем у остальных, раз глаза и весь вид соответствовали нормальному человеческому.

   Мое внимание привлек однорукий белоглазый отброс, который, не шевелясь, несколько минут простоял у края леса. Затем, явно оценив обстановку и что-то про себя рассчитав, подошел и одним ударом свалил корбановского избранника, после чего с вызовом уставился на меня.

   — Вот этого, однорукого, берем, — сухо заметил я, оглядываясь на Корбана.

   Выражение лица моего генерала осталось неизменным, но у меня создалось впечатление, что он мысленно закатил глаза.

   Я довольно хмыкнул. Ничего, я тебя тоже периодически придушить хочу, что поделать... потом отпускает. Но тут Корбан поднимающему с песка здоровяку дал знак и жестом показал на место около нас.

   Теперь раздраженно вздохнул я. Ладно, пусть набирает себе здоровых идиотов, главное чтобы они его слушались. «Воины разные нужны, воины разные важны…» Переиначив детский стишок, я продолжал наблюдать за новыми отбросами, выползающими из леса на запах крови, причем «выползающие» зачастую отнюдь не метафорически.

   Набрать хоть бы с десяток нормальных охранников…

   Чтобы чуть отвлечься от скуки, — воины из атакующих друг друга отбросов были так себе, примерно, как из Иветы грузчик, — я повернулся к однорукому отбросу, и спросил:

   — Как зовут?

   — Георгом… — Я сухо кивнул. — Тезка значит… Ну, Жоржем будешь, чтоб не путали позже.

   Обесцвеченный как попугай альбинос однорукий отброс из леса, теперь страж Стронтавской фермы, усмехнувшись, кивнул.

   Корбан, наблюдавший за мной, следом спросил у здоровяка:

   — А ты чьих будешь? Как хозяина звали?

   — Гансом…

   Мы с Корбаном озадачено переглянулись, кивком поощряя его говорить дальше.

   Здоровяк, отпив крови, продолжил:

   — Я потому сюда и пошел, мне ваш человек столько всего о Стронтавской ферме рассказывал. А на ферме никого не осталось, кого смогли поймать — угнали по проказу командира диких. Я сбежал и направился прямо сюда.. — Здоровяк, окинув однорукого раздраженным взглядом, замолчал.

    — Черт! — тихо выругался Корбан.

   Я был с ним полностью согласен. Значит, прихвостни архонта уже ничем не брезгуют. Ни Корбан, ни я, даже мысли не допускали, что ферма с уровнем охраны как у Ганса могла быть разграблена просто толпой отбросов или силами неугомонных соседей, если б такие и были.

   — Проклятие! Времени у нас совсем не осталось! — Я был в отчаянии, нет, в бешенстве! Корбан понимающе кивнул:

   — Надо стену усилить… Или хороших бойцов прикупить… — пробормотал он, задумчиво вручая мне список всех бойцов, который я уже недели две просил его составить.

   Пробежался глазами по отчету и покачал головой. Какие бойцы, где их взять… Да и не написано на них, что они хоть что-то стоят. Так что с некоторым опозданием ответил:

   — Нет, стену улучшать уже бессмысленно. Надо срочно топливо, патроны добыть. И книги.

   — Не-е-е… ну лекарства, оружие, приборы, инструменты… это я понимаю, а книги-то зачем? — раздраженно спросил Корбан.

   — Чтобы было, за что мозгам зацепиться, иначе первобытно общинный строй им обеспечен, — проворчал я.

   Но все впустую, Корбан не одобрял мои методы подготовки задуманной операции.

   К этому моменту остальные отбросы на опушке добили друг друга за остатки крови в пакете. Кроме первых двух мы подобрали еще шесть охранников и выдали им немного крови.

   Закончив, вернулись в подвалы. Настроения, сегодня что-то делать, не было.

   Я долго готовился, исполняя план пошагово, обдумывал дальнейшие задачи, затратил уйму сил, времени и средств, и это все могло в любой момент рухнуть, избери архонт себе в жертву ферму чуть севернее гансоновской…

   — Ублюдки… как они не вовремя! — Судя по всему, Корбан, который шел по коридору следом, за мной сейчас думал о том же. Тут он оживился:

   — А ты знал, что он не просто так назвал себя архонтом? В родном греческом языке оно имеет точное практическое значение, но славянских и прочих языках архонтом зовут злого духа-мироправителя, он же «князь мира сего», он же дьявол.

   — Я понял, — раздраженно отмахнулся я от пояснений Корбана. — у этого, мать его, архонта, историческое или лингвистическое образование, и он решил выпендриться перед всеми своими, типа, знаниями.

   — Ничего ты не понял… — устало вздохнул Корбан, сворачивая к себе. — Ладно, приходи ко мне вечером, и веточку-Иветочку приводи, будем фильмы смотреть. И чай пить… нам с тобой необходимо успокоиться и обдумать, что делать дальше.

   Я достал из кармана ключ и остановился перед решеткой двери, ведущей на ферму:

   — Твоя веточка-Иветочка, занята… Подругу себе завела, — раздраженно отозвался я, переводя пушки на пульте в автоматический режим. — Они теперь с Красоткой не разлей вода: ужинают вместе. И завтракают тоже.

   — Серьезно? — насмешливо спросил Корбан, наблюдая за моими действиями.

   Я в том же настрое кивнул.

   — Днем с детьми занимается, а по вечерам к подруге ходит. В общем, некогда ей… живет полной жизнью.

   Корбан удивленно развел руками:

   — Серьезно? Занимается? И как? У нее же на руках ничего нет: ни книг, ни букварей, ни тетрадок… ни доски с мелом. Даже не представляю, как она пытается донести до детей всю эту, такую далекую от них казуистику.

   — Последний раз, когда я к ним заглядывал, дети группками «ходили в гости» друг к другу и расхваливали свои буквы. Типа: «Я — К, такая важная буква, без меня вы не поедите каши…» — усмехнулся я, закончил с пультом и открыл замок на двери.

   — И как ты думаешь? У нее получается? — Корбану обучение в таком стиле явно понравилось, а я про себя усмехнулся, — если ты в душе ботаник, то это навсегда!

   Равнодушно пожал плечами:

   — Сейчас ничего сказать нельзя. Играет с ними. Дети в восторге. Даже старшие… Пока младшие запоминают в каких словах есть их буквы, старшие пытаются из младших детей, изображающих буквы, составлять слова.

   Если честно, я был доволен работой Иветы. С этой проблемой, — по сути, я выставил ее среди чиста поля и заставил выживать, — несмотря на то, что вначале девчонка пищала «не могу», она все же справилась.

    — Весело… — вздохнул Корбан и, приоткрыв свою дверь, чуть тише добавил. — Лишь бы все не зря.

   — А об этом мы поговорим сегодня вечером за фильмом. Сейчас иди, новобранцев пристраивай.

    — Э-э-э, сам разберусь, не доставай советами! — раздраженно прошипел он.

   Корбан терпеть не может, когда я указываю ему на очевидное.

   — Так ты все решил ехать за топливом? Рискнем?

   Я кивнул:

   — Путь стал, болота замерзли… самое время. Да и выбора нет, обстоятельства припирают к стенке.

   — А может это случайность? Ну… то, что ферму Ганса распотрошили? — начал было Корбан.

   Я лишь с досадой отмахнулся:

   — Не смеши меня, случайность… Случайности не случайны. Они рыщут где-то рядом. Чего себе лгать? Нам надо срочно найти топливо… займись этим.

   Мой генерал задумчиво кивнул.

   — Ладно, вечером жду у себя! — добавил Корбан и зашел к себе.

   Мне надо было расспросить новичка с фермы Ганса подробнее, так что, захватив в своем кабинете новые пакеты с кровью, вновь спустился вниз.

   Чуть позже, уже вечером, я прошел прямо к кабинету Корбана. И постучал.

   Пропустив меня вперед, он ногой захлопнул за мной дверь, все это он проделал, что-то печатая на планшете.

   — Топливо ищешь? — спросил я, краем глаза окинув монитор в его руках.

   — Да… влез в городской канал связи, проверяю свежие запросы…

   — Что-то есть? — поинтересовался я, садясь на диван.

   — Не-е, было два предложения, но их быстро перехватили… Так что, если что из предложений поймаю, прыгаем в вездеход и летим за ним.

   Корбан, наконец, вспомнил, зачем я здесь, и отложил планшет.

   Он прошел к сейфу у стены, в котором стоял хрустальный графин с проспиртованной кровью. Корбан щедро налил ее в два бокала и передал один мне, второй взял себе.

   Я с отвращением вдохнул аромат обработанной антикоагулянтом* густой кровавой жидкости и спросил:

   — А крепче у тебя ничего нет?

   Корбан миг помедлил, потом задумчиво кивнул и достал коньяк.

   *Антикоагулянт – здесь, вещество, не дающее крови сворачиваться.

   Ивета

   Едва я вошла к Красотке, которая упорно не позволяла назваться себя иначе, как следом за мной в ее комнату влетела перепуганная Милана.

    Комкая теплый серый платок в руке, она прямо завыла:

   — Ой, девки… ужас-то какой! Что делается!! Там все горит, все-все… горит, пожар, а я не могу найти хозяина.

   — Он у Корбана, — обернувшись, испуганно отозвалась я.

   Милана приказала:

   — Тогда беги к нему и веди их сюда, скажи, что горит склад с кукурузой! А мне некогда, я бегу к Маринке, там обожгло троих… — На бегу накидывая платок на голову Милана умчалась.

   Я испугалась, но весь этот переполох только развеселил Красотку:

   — Ой, суматошка-то какая… — Красотка весело посмотрела вслед убегающей Милане. — А бегает-то бабка как… так и антилопы от зависти вымрут.

   — Пожар… как иначе. — Я быстро повернулась и пошла к двери. Сегодня Красотка обещала показать, как будет шить себе новое платье, но видимо опять ничего не получится. Теперь из-за меня.

   Заметив, что я шагнула к двери, подруга возмутилась:

   — Эй, а ты зачем ты туда идешь? Они и без тебя разберутся! Делать тебе, что ли, больше нечего, как помогать им!.. — Красотка явно обиделась на мое желание оставить ее. Я виновато покачала головой:

   — Не могу. Извини.

   Когда я выходила, услышала гневное:

   — Ну и дура!

   От ее слов стало больно, но я успокаивала себя тем, что никогда особо умной себя не считала.

   — Дура, так дура… — с горечью прошептала я, удаляясь от ее комнаты.

   В кабинете Георга я ключ, который всегда лежал в вазочке на столе, и пошла вниз. Без ключа его не вызвать. Просто, если Корбан поставил фильм, то за пределами комнаты им ничего не слышно, и кричи не кричи, бесполезно.

   Я спустилась к бетонным переходам, которые здесь все почему-то называли подвалом. Зажужжал моторчик, и оружие перед решетчатой дверью повернулось в мою сторону.

   Это защита против упырей. Там стоит датчик, которые сверяет лица, проверяет пульс и температуру. На ферму можно входить только двоим упырям: хозяину и Корбану, остальных кровососущих пушка расстреляет на месте. Людям ничего не грозит.

   Я открыла дверь, сделанную в виде толстой решетки, и вошла в подвал. Потом, вспомнив, как это делали Корбан с Георгом, тщательно закрыла дверь на ключ.

   Пересекла коридор и, постучавшись, вошла к Корбану.

   И обомлела.

   Оба крепко спали. Корбан храпел, и не перестал этого делать, даже когда я потрясла его за руку. Потрогала Георга за плечо. Стукнула по руке. Но и он словно ничего не чувствовал.

   Стала трясти сильнее. Но они не просыпались.

   Я в отчаянии прокричала, тряся Георга за плечо:

    — Проснитесь! Хозяин… Пожар! На ферме пожар, есть обожженные! Кукуруза ваша пропала…

   Георг на половину открыл один глаз… но тут же вновь отключился.

   — Проклятие какое-то! Да проснитесь же! — Но ничего не менялось. Корбан храпел, Георг спал как убитый.

   Я вышла из комнаты, не зная, что предпринять. Там на ферме пожар и они нужны людям, ко всему, как оставить их здесь в таком беззащитном состоянии?! Вариант, что какой-то амбициозный охранник, из воинов Корбана, сюда забредет случайно и уничтожит старых хозяев, чтобы присвоить ферму себе. Я с таким сталкивалась пару раз в питомнике, который не раз таким образом переходил из рук в руки новым хозяевам.

   — Да как же так… — прошептала я, — кого можно позвать на помощь? Ну почему все так не вовремя?!

   Первым делом проверила: дверь комнаты Корбана не закрывалась. Ключа я не нашла. Осмотрела все плоские поверхности: стол, подлокотники, пол, на случай падения, — все, на что можно положить или уронить ключ. В карманы его комбинезона лезь и не стоило, они настроены только на движения владельца, даже если я приложу к датчикам его пальцы, карманы не откроются.

   — Ну почему ключ, который всегда валялся без контроля, когда понадобился, просто исчез?! — простонала я. — И как вы могли… такая беспечность! Вот никогда не думала!.. — Я пнула спящего Георга. — … Что он может быть так беспечен!

   Время шло, теперь речь шла уже не о пожаре, а самих хозяевах.

   И тех, кто им может помочь… Кнут… один из тех, кому доверял Георг.

   Но как его вызвать?

   Я вышла из комнаты Корбана, прошла по бетонному коридору до угла… Может, кого-то попросить его привести?

   Заглянула за угол, там никого не было.

   — Эй, тут есть кто?

   На мой негромкий вопрос из-за дальнего угла высунулась бритая голова одного из охранников.

   Я вежливо кивнула и попросила:

   — Вызовите, пожалуйста, Кнута, передайте, что его ждет Корбан.

   Но обладатель лысой головы вместо того, чтобы отправиться за помощью, пошел ко мне. Уже на втором шагу стало ясно, что эту проблему так просто не решить.

    Мне все это не нравилось, и я едва сдержалась, чтобы не сбежать, но усилием воли остановила себя на месте, все еще надеясь, что бритоголовый воин в зеленой одежде охраны просто хочет уточнить детали.

   Сглотнув, что-то мне совсем не нравился этот лысый упырь, я вежливо спросила:

   — Как вас зовут? Мне надо знать о ком говорить Корбану…

   Лысый на миг задержался, потом прибавил шаг:

   — Аман… Зови меня так. — И нагло усмехнулся.

   — Хорошо, Аман. Так ты пойдешь за Кнутом?

   — А зачем тебе этот выскочка?

   — Не мне… Это Корбан его зовет. Срочно.

   — Так почему не по рации позвал? Зачем послал тебя? — уже открыто насмехался он.

   Я нервно оглянулась, измеряя расстояние до двери… Закрытой двери. Открыть не успею. Потом повернулась и невозмутимо повторила Аману:

   — На ферме сильный пожар. Я не знаю почему он без рации, может Корбан оставил ее в доме, может она разрядилась… Только знаю, что меня послали за Кнутом, так как Семен и прочие помощники хозяина сейчас заняты! Воду носят и пожар тушат.

   Кажется, я привела ему все необходимые доводы, чтобы не сомневаться и пойти за Кнутом, но Аман меня словно не слышал.

   — Еще раз, позови Кнута, это срочно! Потом сам будешь пояснять хозяину, почему он вовремя не пришел! — раздраженно напомнила я.

   — О, теперь и хозяина приплела… — Лысый с ухмылкой сплюнул, остановившись прямо передо мной.

   — Если ты не собирался помогать, то чего тратишь мое время? Им помощь нужна… — уж совсем другим тоном начала я.

   Но вместо ответа Лысый, оскалив зубы как дикий зверь, резко схватил меня за шею.

   Отступая, я сделала большой шаг назад, и уперлась в стену.

   — Отпусти! — крикнула я, когда упырь начал перекрывать мне воздух.

   — Нет уж… ты сама сюда пришла.

   — Меня послали…, — прохрипела я, пытаясь оттянуть его руку от своего горла.

   — Ах, ну и разбаловал свою скотину Георг! Хозяина не признаешь, с поручением посылаешь… За такую наглость надо ответ держать!.. — Проговаривая это сквозь зубы, он попытался расстегнуть комбинезон, который мог поддаться только мне.

   — Ах, вот какими штучками вас наделяют… нет, нам такие раздать! — гневно дергая за молнию, прошипел Аман.

   Кажется, наличие защитного комбинезона он добавил ко всем остальным моим «проступкам».

   Но говорить я не могла, силы упыря и человека изначально не ровны, я ничего не могла сделать, даже хрипеть. Только судорожно вцепиться в его руку, чтобы он меня окончательно не придушил.

   — Расстегивай его, давай!

   Я из последних сил помотала головой: нет!

   Он с насмешкой вывернул мою руку и подставил пальцы к датчику. Комбинезон ошибочно посчитал это моим движением и застежка молнии подалась.

   От удушья и боли я начала терять сознание, сползая на бетон… Где-то рядом раздался холодный голос:

   — Отойди от нее, не видишь, она тебя не хочет!

   Лысый пропустил его предостережение мимо ушей и, продолжая расстегивать молнию до конца, фыркнул:

   — И не надейся мне помещать, безрукий уродец. Это моя добыча! И вообще… Даже если эта девчонка тебе даст, ты сильно разочаруешься! Такая же доходяга как ты! — Он убрал руку с моего горла и ухмыльнулся мне в лицо:

   — Хотел бы я посмотреть, как ты раздвинешь для меня эти тощие ножки!

   — Аман… — Я, задыхаясь, оборвала его, в гневе оттолкнув ногами, — заткнись, урод!

   Лысый, который от моего удара едва сдвинулся с места, довольно заржал:

   — Какая храбрая! Ждешь, что твой хозяин кинется тебя защищать? Да разбежался, зачем ему такое уродище… А я не гордый, мне теперь всякая сойдет!

   Пользуясь тем, что он отвлекся, я попыталась застегнуть молнию. Но он поймал мою руку еще на талии, сжав ее так, что затрещали кости. Я закричала от боли.

   Тем временем неизвестный, с которым говорил лысый, подошел совсем близко и вдруг со всей силы ударил Амана ногой по голове. И это был не мой слабый удар: лысый по инерции отлетел и ударился лбом о бетонную стену коридора.

   Тут я увидела, что мой защитник однорукий, очень истощенный упырь с белесыми глазами, как раз тот тип упырей, который я когда-то больше всего боялась и ненавидела.

   Однако, несмотря на свой жалкий и очень истощенный вид, не давая Аману подняться, он несколько раз здорово ударил его ногой. Причем проделал это абсолютно хладнокровно, словно играя. Когда лысый потерял сознание, однорукий подошел ко мне. Я не успела даже испугаться, когда он поднял меня одной рукой.

   — Пошли, я отведу тебя, тебе надо быстрее убраться отсюда.

   — Да…

   Я вытерла слезы и, шатаясь, пошла за ним, едва соображая.

   Затянув молнию на горле, уже не считая комбинезон таким «умным», заблокировала ее.

   — Меня зовут Ивета…

   — Ладно… — равнодушно отозвался однорукий и пошел к дверям

   — Спасибо… что помог, — выдохнула я, пытаясь говорить членораздельно, несмотря на то что меня до сих пор трясло. — Не ожидала… за твою помощь. Я имею в виду…

   — Иди скорее… — вместо ответа угрюмо пробурчал однорукий, нетерпеливо оглядываясь.

   Я кивнула, но все равно мы не успели.

   К упавшему без сознания Аману подошли два упыря, судя по оборванной одежде, такие же новички, как и однорукий.

   — Это ты? — оглядевшись и заметив нас, раздраженно воскликнул здоровяк с нормальными глазами.

   — Я задержу их, — вместо ответа сквозь зубы отозвался однорукий. — А ты быстрее открывай дверь и уходи! Я не смогу за себя драться и тебя прикрывать!

   С тоской поглядела на прикрытую дверь в комнату Корбана, вынула из кармана ключ и открыла решетку, выскользнув наружу.

   Закрыв дверь, переживая за своего защитника, с тоской смотрела как однорукий, несмотря на увечье, уже сбил одного из нападавших с ног, пользуясь тремя целыми конечностями равноценно, как обезьяна. Но их было двое, и силы были явно не равны…

   Ничего не осталось, как позвать на помощь того, кому я могу полностью доверять.

   Я кинулась к Марине.

   Наша доктор встретила меня без энтузиазма. После пожара ей принесли несколько обожженных человек. Все это время она всеми силами пыталась им помочь, а тут еще я с просьбой помочь упырю.

   — Прошу тебя… — У меня не было сил даже рассказать ей о произошедшем. — Помоги…

   Марина устало кивнула, положила в свою сумку что-то видимо необходимое и пошла за мной.

   —… Понимаешь, они никакие… Я не смогла их разбудить. Хотела позвать Кнута, страшно их таких оставлять там… А он напал. А этот из новых, однорукий, он меня защитил… В общем, они его избивали, когда я побежала за тобой… Или он их, но однорукий уже был в крови, когда я выскочила за решетку… — Я не знаю, поняла ли Марина что-то из моих слов, но это было сказано из последних сил. Меня бил озноб. Я из последних сил тащилась за Мариной, которую только что сама торопила помочь тому обесцвеченному упырю.

   Несмотря на изнеможение, я в очередной раз ей восхитилась. Она всегда шла навстречу тем, кто нуждался, несмотря на усталость, и не смотрела на лица, помогая всем, кто нуждался в ее помощи.

   Заметив, что Марина несет с собой оружие, я спросила:

   — Так все же что произошло с Георгом и Корбаном? Что за забытье?

   Марина лениво пожала плечами.

   — Спиртное, надо думать… Приняли как средство от напряжения… Последнее время у них мало что ладится. Но я не думала, что все настолько плохо.

   — Я не поняла, что заставило их напиться? Или это постоянное занятие хозяев?

   Марина озадачено покачала головой:

   — Нет, точно не постоянное! Я столкнулась с подобным впервые, хотя живу здесь уже пятнадцать лет. Понимаешь… Георг с Корбаном готовят огромный проект. Огромный. Сколько я здесь живу, столько лет они шаг за шагом приближаются к исполнению задуманного, но вдруг все… теперь он под угрозой.

   Видимо не желая раскрывать этот большой секрет, Марина скомкала свою фразу. Но все происходило на моих глазах, и я пыталась догадаться, что же здесь на самом деле происходит.

   Шагая рядом с доктором, повернув лицо к ней, робко спросила:

   — Даже не представляю, что могло их так взволновать. Если только слухи, что отбросы разделались с Гансом и его фермой? Я не знаю, но мне не показалось, что он был близким другом хозяина.

   Марина сухо кивнула:

   — Очень хорошо понимаю это, именно, не представляешь. Ты права, дело не в Гансе. Дело в атаке на его ферму. Им нужно совсем немного времени, чтобы исполнить задуманное. Но теперь они реально могут не успеть.

   Вроде она на все ответила, но вопросов стало еще больше, не желая дальше мучить доктора, я вздохнула:

   — Ладно, сейчас нужно помочь тому упырю…

   — Я помогу, а ты даже не заикайся перед Георгом, о том, что одна зашла в подвалы.

   — Меня Корбан приглашал… — устало отозвалась я.

   — Поверь, если хозяин прознает, что ты зашла туда одна, он и Корбану задаст. И тебе достанется.

   Я покорно отозвалась:

   — Хорошо, тогда ничего не скажу…

   Мы подошли к кованой двери. Оружие над ним уже привычно повернулось в нашу сторону.

   Доктор поежилась.

   — Жуть какая… Так и не поймешь, что погиб от нелепого сбоя в программе… — невесело пробормотала Марина, напряженно провожая глазами пушку, пока я выглядывала в коридоре однорукого.

   Заметив перед дверью распластанное однорукое тело в луже крови, я попыталась войти внутрь, но Марина меня удержала:

   — Хватит глупостями заниматься! Просто позови его к двери.

   — А если он мертв? — Я подняла на нее испуганные глаза.

   — Не паникуй… дышит… Эй, новенький! Иди сюда… — негромко проговорила доктор. Однорукий действительно очнулся, и даже приподнял голову на ее зов.

   — Нам туда входить без разрешения нельзя… подползи к двери, тогда я смогу тебе помочь.

   — Кто ты? — едва слышно прошептал он.

   — Я доктор. Меня позвала Ивета, она очень волновалась о тебе. И я не смогла ей отказать. — Устало улыбнулась Марина, заметив, что однорукий наблюдает за нами. Нетерпеливо протянув к нему руку, она устало добавила:

    — Поверь, едва ты сюда подойдешь, я смогу помочь, и ты уйдешь отсюда на своих ногах. Поторопись, воин.

   Однорукий упырь с трудом подполз к решетчатой двери и упал возле нее, окончательно потеряв сознание.

   Марина достала из сумки нужные приспособления для переливания крови и лекарства. И подвесив на перекладину кованой двери пакет с кровью с воткнутыми длинными трубочками, вколола его упырю, добавив туда какое-то вещество.

   — Через два часа будешь как огурчик… — поделилась она, пока я перевязывала рану на его руке. Так как с бинтами здесь было туго, я использовала свой платок.

   Время шло, но он все не приходил в сознание… Я нетерпеливо прикоснулась к плечу однорукого…

   Словно очнувшись, он вздрогнул, очнулся и приподнялся.

   — Не так резко, игла выскользнет! — предупредила доктор, наблюдая за системой. — Еще один пакет и все смогут пойти спать!

   Упырь, который на самом деле теперь выглядел куда лучше, послушно кивнул, не сводя с нас изучающего взгляда.

   — Как тебя зовут, воин? — спросила она, увеличивая подачу крови.

   — Хозяин приказал звать Жоржем… — равнодушно рассматривая серый бетонный потолок, отозвался упырь.

   — Ясно. Меня зовут Марина, я здешний доктор. Ну, а с Иветой вы наверняка уже знакомы…

   Он только кивнул, особенно не проявляя ни вежливости, ни дружелюбия.

   Но я все же сочувственно ему улыбнулась.

   Наконец процедура была закончена, Жорж медленно поднялся с пола, его рука слегка дрожала.

   — Спасибо за помощь, доктор, не забуду, — на выдохе произнес он, слегка наклонив голову в мою сторону.

   Марина молча кивнула в ответ, я еще раз ему улыбнулась, и помогла доктору встать и собрать вещи.

   Жорж молча развернулся и ушел, как обещала Марина, на своих ногах.

   Проводив Марину к ее дому, я бегом добежала к себе, все еще чувствую душащую руку Амана на своем горле.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. В историю трудно войти, но легко вляпаться.

   Георг

   — Закон подлости гласит, если в тот единственный раз, когда ты отступаешь от правил или нарушаешь свои принципы, и при этом может что-то случится, то оно обязательно случится, и в самом прескверном виде… — услышав последние новости о пожаре, проворчал сидевший на диване в моем кабинете Корбан.

   — С принципами и правилами, это ты хорошо заметил… — со вздохом отозвался я, жестом выпроводив Семена. — Ладно, с пожаром все ясно, кукурузы не осталось, как и много чего другого… Но откуда в подвале на полу столько крови? Там что, коров резали?

   Корбан измерил меня недовольным взглядом, но промолчал.

   — Так ты знаешь, что там произошло? — настаивал на ответе я.

   Корбан, наливая себе крови, раздраженно отозвался:

   — Мне доложили, что была стычка с одноруким… Зря ты его взял. Я готов выкинуть его обратно в лес прямо сейчас!

   Я раздраженно уточнил:

   — С кем у него была стычка?

   — С Аманом, и парой новичков… никак их имена не запомню.

   — Тогда не жди, выкинь его прямо сейчас… — равнодушно отозвался я. — Еще раздора нам среди охраны не хватало… особенно в наше отсутствие.

   Ивета, которая только собиралась идти к детям, заглянув перед занятиями в кабинет, постучав, открыла дверь и настороженно на нас посмотрела.

   — Зайди... Чего ты хотела?

   Она подошла к моему столу.

   — Вас Милана только что искала, что-то опять случилось на ферме.

   Я кивнул, продолжая просматривать записи.

   Но подняв голову, заметил, что она все еще стоит перед моим столом. Это было необычно. Ивета старалась как можно реже появляться у меня перед глазами.

   — Что случилось?

   Девушка видимо для смелости вдохнула и с опаской поинтересовалась:

   — О ком вы только что говорили? Кого вы хотите выкинуть в лес?

   Какая ей разница? Совсем обнаглела! Я резко ответил:

   — Вообще-то мои решения никого не касаются, тебя тем более!..

   — Так кто это? — Упрямо повторила она.

   — Никто из тех, кого ты знаешь, — отмахнулся я. — Иди уже, опоздаешь к детям!

   Она резко развернулась и на самом деле куда-то спешно убежала.

   Мы с Корбаном переглянулись. Что это было?

   Корбан усмехнулся, он вообще такие выпады от девушек априори считал забавными, я в отличие от него невольно задумался: Ивета никогда не вела себя нагло или легкомысленно. И если бы у меня было больше времени, я бы может и расспросил ее подробно, но из-за пожара на ферме творился сущий бедлам, и ею заниматься было некогда.

   Ивета

   Я провела очередные занятия с детьми, и вернулась в дом. Все это время меня волновал вопрос, так о ком шла речь в разговоре Георга с Корбаном? Неужели о Жорже?

   Спрашивать бесполезно, Георг не ответит. Если бы я уточнила, не однорукого ли они собрались выгнать? Он бы стал пытать меня откуда я его знаю… Тогда в любом случае пришлось бы рассказать о том, что произошло.

   Но ведь есть большая вероятность, что утром мне просто показалось, что они говорили о нем… Я не могла пойти в подвалы, чтобы расспросить Жоржа, были ли у той стычки последствия. Ведь, если он собирался изгнать совсем другого воина, я бы просто подставилась под гнев и так взбешенного упыря…

   Закончив с необходимыми делами, я привычно пошла к Красотке. Постучав в дверь, дождалась ее появления. Однако подруга впускать меня не спешила.

   Она стояла в дверях, задумчиво накручивая на палец свои темные, блестящие волосы, собранные в хвост… Затем, словно что-то для себя решив, холодно произнесла:

   — Вот ты, наконец, и здесь… Я уж почти заскучала, — многозначительно продолжила подруга после долгой паузы.

    Вот и она не в духе. Я вздохнула:

   — Если ты занята, я зайду позже.

   Она задумчиво кивнула:

   — Конечно, позже зайдешь. Ну да, тебе же всегда и везде рады. И Корбан, и Георг… Ты думала и я обрадуюсь? Буду вилять хвостом от радости?!

   — Нет, я вообще об этом не думала. Я просто хотела тебя увидеть, поделиться новостями, и кое-что спросить, но...

   Красотка меня буквально словесно атаковала:

   — Именно, что не думала! Решила, что когда ты здесь появишься, я буду прыгать от радости?

   Я через силу улыбнулась:

   — Нет, прыгать от радости собиралась я, но раз ты против…

   Решив, что-то подруга сегодня не в духе, я развернулась, чтобы уйти. Лучше потом помиримся и поговорим, но вдруг в коридоре появился Корбан и, игнорируя Красотку, радостно сообщил:

   — У меня там кое-что для тебя припасено, Иветик-цветик. Придешь ко мне, я новый фильм достал.

   Я из вежливости кивнула. Корбан улыбнулся и зашел в кабинет хозяина.

   — Вот и вали отсюда, «цветик-пустоцветик»… его фильмы смотреть! — В бешенстве отозвалась Красотка и захлопнула передо мной дверь.

   Чувствуя себя облитой грязью, пока шла к себе, не могла сдержать слез. Что сделала не так? Я с самого начала относилась к ней с некоторой нежностью, прощала оскорбительные замечания в свой адрес, принимая их за неловкие шутки, беспокоилась о ней, верила ее словам, ведь она стала моей подругой. Как мне казалось, настоящей.

   Почему она так разозлилась из-за того, что я отсутствовала всего один вечер?!

   Механически искупалась и легла в кровать. Но сна не было, только весьма нелегкий выбор.

   Все же, — эта мысль не давала покоя, — неужели Жоржа выгнали?

   Это было бы ужасно несправедливо! Я не знала, что делать. Идти и говорить, как все было, тем самым взять на себя всю вину за случившееся?.. Или немного выждать и через Корбана тихо выяснить, о ком в том разговоре шла речь?

   Первое решение казалось правильным, но сложным, второе — малодушным, но более легким…

   От тяжелых дум шла кругом голова, но милосердный сон сморил меня до того, как я успела хорошенько все обдумать.

   Но на этом недоразумение с Красоткой не закончилось.

   Через три дня, вечером после занятий меня вызвал к себе Георг.

    Я пошла к нему, не успев даже выпутаться из теплых платков, в которых ходила по морозу. И хотя сегодня сильно потеплело, а на подтаявший снег даже опустился туман, теперь они спасали меня от промозглой сырости.

   Пройдя по коридору, я подошла к двери кабинета. За ней было тихо. Потому войдя, я удивилась, увидев, что рядом с Георгом, на стуле, приставленном к хозяйскому столу, сидела Красотка, которая бессовестно проигнорировала мое «здрасте», сделав вид, будто меня вовсе не заметила.

   Георг, уже злой как пес, негромко, но с явным раздражением сообщил:

   — Тут кое-кто обиделся на тебя, говорит, что ты унесла ее украшения.

   — Что? Не поняла… — Я тупо уставилась на Георга. — Куда унесла? Что унесла? О чем вы?

   — Ой, не прикидывайся, что не поняла! — злобно прошипела Красотка. — Строит тут из себя тупую! Ты что, моих украшения не видела? Не надо «ля-ля», я помню, с какой жадностью ты их рассматривала!

   На несколько минут я просто потеряла дар речи. Украшения? Рассматривала с жадностью? Что она имела в виду? Выдохнув, я ровным голосом отозвалась:

   — Видимо, я точно тупая, раз не помню никаких украшений.

   Тут в кабинет вошла Милана:

   — Хозяин, звали?

   — Нет… Да! — Одновременно отозвались Георг и Красотка, которая тут же добавила:

   — Полюбуйся, Милана, воровку-то нашли… Сперла мои украшавочки!

   Георг повернулся в ее сторону и холодно произнес:

   — Заканчивай с этим… Этой фермы давно бы не было, если бы я так легко попадал на чьи-то манипуляции.

   Однако слова хозяина Красотку абсолютно не смутили:

   — Да мне плевать на твою ферму! Пусть эта дрянь вернет мне мои вещи! Ты понял?!

   Горечь и боль в груди давили так… что было трудно дышать, но в тот момент я на миг обрадовалась, что никогда не брала ее одежду, которую она так щедро и постоянно мне предлагала. Правда, только потому, что ростом я была намного ниже и намного худее, чем Красотка. А шить я не умела, так что смысла принимать ее подарки не видела.

   — Пошли… — Хозяин поднялся и дернул равнодушно сидящую Красотку за локоть. — Пошли, покажешь мне…

   Окинув меня неприязненным взглядом, Красотка нехотя поплелась за Георгом. Они вышли. В задумчивости я механически стянула верхний платок с головы и села на ближайший стул. Ноги не держали.

   Милана, которая села на стул Красотки, повернулась ко мне и с неприязнью заметила:

   — Ну ты девка и влипла… Зачем ты так? Воровать… Стыдоба-то какая… — старушка осуждающе покачала головой.

   Разумно было пойти за Георгом, ведь скорее всего они пошли ко мне, проверять, куда я спрятала украшения. Заодно резко оборвать Милану, которая сейчас мне сильно напоминала Казимира, с его непонятной постоянной неприязнью и вечным презрением. Или наоборот, чтобы завоевать ее сочувствие, начать оправдываться и горячо уверять, что я тут не причем, и это простое недоразумение…

   Но я молчала, наблюдая за развивающимися событиями, словно со стороны.

   Милана продолжала рассуждать вслух:

   — Даже, если та злая девка просто на тебя наболтала, тебя все равно сильно накажут… Хозяин воров ненавидит… Да и ночная кукушка всегда дневную перекует!

   Понятия не имея, о каких кукушках идет речь, я промолчала. Наказания я боялась, но все это меркло на фоне того, что меня сейчас пугало… Я боялась, что мне больше доверять не будут, станут относиться настороженно и даже, если внешне это не покажут, про себя думать, что я воровка.

   Тут в кабинет вошел Корбан.

   Мое сердце на миг остановилось, затем понеслось как безумное.

   В первый момент я вскочила от радости, но тут же опомнившись, села. Он мне не защитник. Он поверит Георгу, который слушает Красотку. А когда ему расскажут о моем мнимом воровстве, мне будет очень стыдно смотреть ему в глаза.

   — А куда все делись? — оглядевшись, спросил он. — И ты чего такая обиженная сидишь? Давай я побью любого кто тебя обидел? А? — Он улыбнулся.

   Всякий раз, как Корбан смотрел на меня с таким теплым вниманием, я отчего-то чувствовала себя обязанной ему и крайне этим смущалась. А сейчас я ненавидела обжигающую волну слез, что поднималась у меня в горле. Заплакать сейчас — значит, показать свою слабость, а этого я не хотела.

   Но я сглотнула комок боли, и тихо спросила о том, что меня очень волновало до момента обвинения в воровстве:

   — Корбан… прошу тебя, скажи, кого вы выгнали в лес?

   Милана, тупо на меня взглянув, тут же заявила, сбив с толку собравшего ответить Корбана:

   — Не бойся, тебя в лес не выгонят, ну может… выпорют немного…

   — Корбан… ответь, прошу тебя…

   Главный воин отозвался:

   — Да не знаешь ты его. Из новичков, сутки не пробыл, драку устроил. Чуть не до смерти избил троих… Почему ты о нем спрашиваешь?

   Не в силах остановить слезы, я всхлипывала от беспомощности, уткнувшись головой в ладони. Это было так подло с моей стороны, не сказать им сразу в чем дело… И чего я испугалась? Чего я не видела? Побоялась, что меня накажут? Словно меня никогда не били!

   — Э, девка не плачь… Я пошутила насчет порки, так, для острастки сказала, чтобы ты впредь чужого не брала! — засуетилась вокруг Милана, вдруг меня пожалев.

   — Лучше бы побили… — рыдала я, не в состоянии остановиться.

   Корбан тоже принялся утешать:

   — Ну, не плачь… терпеть не могу девичьи слезы! Ну, перестань… ты же такая спокойная и умная девочка…

   Тут в кабинет вошли Георг с Красоткой.

   Хозяин в бешенстве у меня спросил:

   — Что ты тут устроила? Что за слезоразлив?!

   — Эй… Не заводись, она просто расстроилась… — примирительно сказал Корбан, повернул голову и пристально посмотрел на друга.

   — На жалость давит! — уверено и с отвращением заявила подруга.

   Я поднялась и кинулась в ноги к Георгу:

   — Я прошу, верните его назад! Это полностью моя вина! Я виновата в том, что он избил их… он просто заступился… А я струсила, и не сказала! Это все моя вина!

   — О чем ты? — рявкнул вконец взбешенный хозяин.

   — Она специально это устроила, чтобы ее за воровство не наказали, — не давая мне сказать, довольно завила Красотка. Милана тоже так решила, о чем поторопилась сообщить вслух.

   В общем гвалте меня никто не слышал.

   — Так… — прорычал Георг… — убирайтесь отсюда! Все! Пока я не придушил каждую!

   Корбан напоследок погладил меня по голове, но, в общем, Георгу не противоречил, его тоже достал устроенный гвалт. Хотя от горечи я уже ничего не говорила, только, прикрыв ладонью рот, тихо плакала от отвращения к себе.

   Захлопнув за нами дверь, Георг обезопасил себя от воплей Красотки, но я оказалась в самом центре скандала.

   — Ах, ты воровайка! Как у тебя совести хватает смотреть мне в глаза! Вот любуйся, мы все украденное нашли в твоей комнате! — вопила Красотка. Раньше ее исковерканные словечки мне казались милыми,