Соломка и зверь. Юлия Шолох

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Со дня Освобождения прошло без малого двадцать лет, целая вечность. Свобода отвоёвана, враги уничтожены, живи да радуйся! Но прошлое всё ещё преследует Меланью, теперь - в лице оборотня, одного из Племени, спасшего от уничтожения человеческую расу. Возможно оттого, что рано или поздно каждому приходится расплачиваться за грехи предков?

ГЛАВА 1

Когда Соломка поняла, куда приехала, было уже поздно.

   В затемнённом окне между густыми деревьями мелькнула гора со скошенной, словно приплюснутой вершиной, и автобус неуклюже спустился по наклону в бункер. Со скрежетом закрылись внешние ворота, отчего вокруг тут же стало мрачно и темно. Через мгновение в помещении вспыхнули лампы, но холодный искусственный свет ничуть не утешал.

   - Вот так экскурсия, - кровь в жилах похолодела, пока Соломка, стиснув зубы, прощалась с жизнью. Перед глазами судорожно проносились обрывки детских воспоминаний: счастливый смех, улыбка мамы, белые цветы, торт со свечами, в общем, самые радостные моменты.

   А теперь они въехали в самый настоящий ад.

   Но она же не знала! Соломка даже представить не могла, что экскурсия-сюрприз, которую с таким таинственным восторгом обещал курсу преподаватель, окажется сюда, в бункер Освобождения.

   В бункер, где двадцать лет назад решилась судьба человечества. Где модифицированные люди-звери освободили Землю от космических захватчиков, которые их создали, чтобы эту самую Землю поработить.

   Пятно происходящего с тех пор лежало на Соломке, хотя в те времена она была всего лишь неразумным ребенком трёх лет отроду. Однако это ничего не меняло.

   И вот – самый страшный кошмар прошлого окружает, душит в кольце стальных стен - и нет никакого пути отступления. Как отказаться от экскурсии, когда группа уже внутри, двери автобуса распахнулись и воодушевленный преподаватель кричит, чтобы все выходили наружу?

   Сказать, что внезапно передумала? Устроить истерику и никуда не пойти, отсидеться в автобус? И до конца дней своих, вернее, до конца учёбы стать изгоем?

   Нет, не вариант.

   Притвориться, что заболела? Бесполезно.

   Натана Георгиевича Соломка изучила неплохо – свой энтузиазм он распространял вокруг ровно, мощно и несокрушимо. Если он намерен показать студентам бункер, ничья головная боль не способна ему помешать. Он жестом фокусника вытащит из кармана таблетку, заставит её выпить и погонит вслед за остальными студентами. А головная боль, хотя и имелась, вряд ли пройдёт от таблетки.

   И что же делать?

   То, что Соломка делала всю жизнь – маскироваться. И надеяться, что пронесёт.

   Пришлось вылезать из автобуса.

   Она скукожилась, повесила голову и, затесавшись в самую гущу студентов, пошла за Натаном Георгиевичем. Нужно потерпеть час – два, потом они отсюда выберутся - и всё, ни разу больше она не поведется на предложение-сюрприз и не отправится в дальнюю дорогу, предварительно досконально не изучив маршрут. Нет уж! Ведь знает же, что сюрпризы обычно получаются неприятными, да всё равно каждый раз пробует!

   Так ей и надо!

   Соломка нахмурилась, сдувая вбок густую чёлку и не смотря по сторонам. Главное, из центра толпы случайно не высунуться.

   - Итак, все в сборе? Отлично! Начинаем осмотр! Хочу заметить, что сюда крайне редко пускают экскурсии, потому что бункер рабочий. Повторяю – рабочий!

   У Соломки похолодело сердце. Ничего себе успокоил! И откуда столько радости в голосе? Известие, что бункер функционирует, то есть вокруг звери, пугало до жути, а Натан Георгиевич от восторга разве что не скачет.

   Ну и денёк…

   - Теперь остановитесь. Для удобства я договорился, чтобы нам не мешали. Никто из местных не станет приближаться к нам, чтобы не напугать. И мы тоже никому не станем мешать! Следовательно, не вздумайте отходить от группы или совать нос в закрытые двери. Иначе, если вам его откусят, я не виноват.

   Студенты засмеялись. Ага, тоже мне, нашли над чем смеяться! Соломке стало ещё хуже, потому что она вполне допускала, что нос ей могут откусить. И не только нос откусить, а и горло перегрызть, причём с большим таким удовольствием.

   И друзей-товарищей на расправу пригласить.

   - Так, теперь все дружно останавливаемся и смотрим на этот отсек. Тут хранились летательные аппараты, ворота телепортации и костюмы для военных операций. Видите длинные шкафы? Похоже, там до сих пор висят костюмы, ну, или другая техническая одежда. Давайте-ка попробуем открыть…

   Преподаватель, ничуть не смущаясь, подошел к ближайшему шкафчику и потянул на себя дверцу.

   Ох, ну что ты будешь делать! Ну что же он творит?!

   Металлическая дверца распахнулась без скрежета и скрипа, а внутри оказалось совершенно пусто.

   Кто-то недовольно вздохнул.

   Соломка низко наклонила голову, уставившись на свои растоптанные ботинки.

   - Хм. Ничего нет, - констатировал преподаватель. – Ладно, в отсек с транспортом нам не попасть, так что давайте двигаться дальше, в служебные помещения.

   В этот момент где-то что-то загудело. Соломка судорожно схватилась рукой за соседа, которым оказался Бориска.

   - Ты чего? – спросил он.

   - Это сирена?

   - Какая это сирена? Обычная вентиляция. Или промышленный пылесос. В общем, чего паникуешь? Трусиха ты, Меланья.

   Соломка отняла руку, подавляя острое желание немедленно броситься в его объятья. Не то чтобы ей приспичило срочно обниматься, а вот насчёт спрятаться за кого-нибудь размером побольше очень даже хотелось.

   Однако Бориска не оценит тонкого душевного порыва и наверняка начнёт хватать за разные части тела, доступу к которым Соломка ему давать не предполагала.

   Ещё чего!

   Живой волной студенческих тел её подхватило и понесло к следующему экспонату.

   - Всем стоять! Внимательно смотрим! Перед вами камера допингового контроля, когда зверь возвращался с задания, его всегда проверяли на уровень агрессии. Кто не знает, могу сообщить, что перед тем, как отправлять зверей на захват, их упаковывали в костюмы, похожие на стальной каркас и стимулировали веществами, которые превращали разум в послушный механизм. Учёные поражаются, какая сила воли потребовалась, чтобы сбросить это ярмо и суметь освободиться. Человек бы так не сумел.

   - А камера работает?

   - Если и работает, мы этого не узнаем. Полик, отходи от нее. Или ты что, желаешь дозу звериного допинга?

   Полик тут же отпрыгнул подальше. Ещё бы, дураков тут не держали – добровольно пробовать пытки, чем, по сути, все окружающие приспособления и являлись?

   Соломка подняла глаза и тоскливо оглядела стальную камеру. Потом стены из серо-синего прочного материала, гладкость которого то и дело перемежалась уродливыми швами сварки – работали местные строители быстро, не заботясь о красоте, а заботясь только о крепости.

   - Вот слева висит каркасный костюм. Человеку, страдающему клаустрофобией, а ей, между прочим, подвержены все звери, хуже этого костюма ничего нет. Представьте, что вас спеленали как младенца и лишили возможности пошевелиться. Час, два. Сутки… Думаю, можно не продолжать.

   Все согласно промолчали. Кого-то поблизости пронизала нервная дрожь, прошедшаяся по всем студентам, перепрыгивая от одного к другому.

   - Идемте дальше.

   Толпа понесла Соломку дальше.

   А потом ещё дальше.

   Студенты осмотрели столовые для персонала, где чья-то тень мелькнула в окне подачи – и студенты отшатнулись так быстро, что чуть не сбили Соломку с ног.

   Оказалось, это обычный человек, толстый повар с болезненно жёлтым лицом. Он нагнулся и выглянул из кухонного отсека, измерив студентов профессиональным взглядом мясника.

   Натан Георгиевич дружелюбно поздоровался и поинтересовался, где же располагаются уборные, куда им не мешало бы заглянуть.

   Потом они посетили уборные.

   Преподаватель не преминул сообщить, что это уборные персонала, зверей никогда не выводили из клеток по такой мелкой надобности, все, что у них было для справления нужды – дырка в полу.

   Соломка всё ещё сдерживала головокружение, стараясь не паниковать сильнее, чем уже паниковала. Молотком по макушке стучало, что сильнее вроде бы некуда.

   А потом они спустились на уровень ниже – и увидели эти самые клетки.

   И мигом замолкли.

   Соломка подняла глаза, насторожившись этой странной тишиной, напитавшись ею, как сырой дождевой водою... Грудь тут же прорезала острая жалость, похожая на боль. Или боль, похожая на жалость? Как знать…

   Сплошные стены без единого окна. Тусклые узкие лампы под низким потолком. Частые решётки из серо-синего материала, перемежающиеся энергетическими полями, сейчас отключенными. Койки рядами, грязные тряпки на полу и то самое пресловутое отверстие в углу. Ничего напоминающего мебель в камерах не было, в ближайших двух прямо на полу валялись мятые кружки и гнутые тарелки. Ни вилок, ни ложек.

   - Обратите внимание, - голос Натана Георгиевича прозвучал как злое искривленное эхо. – Все в этом помещении оставлено в том виде, каким было в момент Освобождения. С тех пор никто из зверей ни к чему не притронулся. Столовых приборов им в целях безопасности, кстати, никогда не давали, только пластиковые ёмкости. Да и из них они умудрились слепить оружие.

   Тогда понятно, откуда этот удушающий мерзкий запах… Тут никто никогда толком не убирал.

   И это он ещё частично выветрился.

   Как же тут вообще можно было находиться?

   Почувствовал дурноту, Соломка снова схватилась за Бориску, как будто тонула без поддержки.

   - Это что, робкое предложение о встрече наедине? – приподнял тот брови.

   - Т-ш-ш, - тут же зашипели окружающиеся, проникнувшись силой момента – каждый представил, какого это, сидеть годами в таких клетках, как звери, в вони и безысходности, и знать, что тебе никто не поможет - хотя бы потому, что никто не знает о твоём существовании. Представить этот ужас, чтобы не зря съездить на экскурсию. Нужно же получить эмоции?

   - Большинство зверей провели тут всё своё детство. Как вы знаете, их выкрадывали в возрасте 4-5 лет и сразу начинали модификации. К пятнадцати, кто выживал, окончательно трансформировался в воина.

   Четыре-пять?

   Нет, эта тошнота и головокружение никогда не пройдут. Крали детей и превращали в монстров. Как такое могло произойти в этом мире?

   Как в этом можно было участвовать?

   И снова тоска от несмываемого пятна, которое на тебе самой.

   Как же они сохранили разум?!

   - Пойдемте дальше. Время нашей экскурсии ограничено, я ещё договорился о горячем обеде – в столовой, как вы убедились, нас ждут, для нас готовят.

   Соломка отвернулась и пошла к выходу, уже не заботясь, находится ли в одиночестве или среди толпы. Какая уже разница? Может и к лучшему за все ответить. Хоть как-то.

   - Меланья, не спеши так. Не лезь вперёд. Идите только за мной.

   Натан Георгиевич тут же занял место предводителя и толпа студентов двинулась дальше.

   - Тебе что, нехорошо? – шепнул вдруг Бориска.

   - Нет.

   - Нет, нехорошо, или нет, всё в порядке?

   - Отстань.

   - Вот так и возлюби ближнего своего, - недовольно проворчал он, но отстал.

   - Теперь мы пройдем сквозь зал, в котором начало складских помещений и выйдем туда, где располагаются лаборатории и операционные.

   Соломка остановилась так резко, что сзади на нее налетели и тут же зло зашипели, ругая почём зря всех в мире неуклюжих девчонок.

   - Давайте, не задерживайтесь, - не оглядываясь, бросил Натан Георгиевич. Его, похоже, несло любопытство и поэтому останавливаться он ни на миг не желал. – Лаборатории нынче заброшены, как и клетки, так что спокойно осмотрим. Там много чего интересного. Хотя и жуткого. Ух, уже предвкушаю…

   Студенты послушно шли за ним, и Соломка тоже. А куда деваться?

   - Если успеем, осмотрим потом ещё жилые помещения для персонала. Как вам известно, когда зверей набралось достаточное количество, и модифицированные могли по запаху уловить человеческое существо на расстояние километра, начался главный этап захвата и колонизации. Звери должны были пробраться и уничтожить все действующее правительство, а людей сбить в кучу и поселить в карантинные зоны, которые по сути напоминают небезызвестные концентрационные лагеря – исключая масштаб. Насколько те были ужасны… настолько эти планировалось ухудшить. От человечества осталась бы от силы десятая часть для обслуживания колонизаторов, остальные бы пошли на корм новым властителям и зверям, ибо все они – хищники.

   - Колонизаторы ладно, но разве звери – людоеды? – удивился кто-то из студентов. – Они же, как мы…

   Натан Георгиевич вздохнул, проводя ладонью по своим волнистым волосам.

   - Если тебя не кормить месяц, вполне возможно ты тоже съешь соседа. И не забывай – твои инстинкты слегка обтесала цивилизация, их инстинкты, наоборот, вытащили на поверхность и хорошенько заточили. Они теряют разум от боли, голода или… похоти, хотя в последнем не уверен и просто не могут себя контролировать. Поэтому в данный момент на зверей распространяются совсем другие законы и правила.

   Длинный коридор, по которому они неторопливо шли, производя испуганное шуршание, был практически не освещен. Серые стены впереди словно смыкались, превращаясь в тупик. Вокруг тишина и покой, совсем не походило на то, что бункер действующий. Где скрывались все работники? Что они делали?

   Невольно приходилось прислушиваться, то ли из опасения, что вот-вот они наткнуться на кого-то постороннего, то ли из желания, чтобы, наконец, ситуация разрешилась.

   Сердце колотилось слишком быстро, ещё немного – и кажется, кровь вскипит. Температура воздуха явно повышалась.

   Потом где-то очень-очень далеко раздался странный звук… похожий на вой, а потом цокот. Соломка вздрогнула, отгоняя очередной приступ страха. Может, в голове помутилось от духоты? Казалось, где-то вдалеке кто-то массивный и злой вдруг бросился в погоню и преследовала иррациональная уверенность, что в погоню именно за ней. Отчего так думалось? Объяснений не было, конечно, по крайней мере, разумных.

   Но сердце дрожало и упрямо твердило: за тобой, за тобой.

   Только бежать уже поздно.

   - Самое ужасное, что у инопланетных колонизаторов среди жителей Земли были пособники. Предатели, которые обслуживали зверей и готовили их к захвату человечества.

   Ну вот…

   Соломка обречено прикрыла глаза. Они как раз вошли в полукруглое помещение, от которого веером расходились комнаты, и в каждое вело большое окно. А за окнами – стерильная белизна, и жуткие инструменты, и это место… это место…

   - Ей нехорошо! – крикнул вдруг Бориска, подхватывая падающую Соломку.

   - Нет, всё нормально. Со мной всё хорошо, - пробормотала она.

   - Посади где-нибудь здесь, - ответил безжалостный Натан Георгиевич, нацелившийся на изучение операционных. – Пусть отходит, а мы пока всё осмотрим. Когда еще нас пустят в бункер.

   - Остаться с собой? – Бориска усадил её в угол на табуретку и оглянулся на остальных, чьи спины уже исчезали в дверных проемах. Судя по голосу, пойти за остальными ему хотелось куда как больше, чем нянчить нервную, слабую здоровьем сокурсницу.

   - Не надо, иди.

   Бориска тут же слинял, а Соломка прикрыла глаза.

   Воздух дрожал от напряжения, которое сгущалось всё сильнее и почти душило. Неужели клаустрофобия? Вроде раньше ничем подобным она не страдала, но раньше и не приходилось бывать в таком месте – глубоко под землёй, там, где среди стен остались метаться бестелесные страдания измученных детей и подростков, которых никто не спас. Которые спасли себя сами. А заодно и человечество. А теперь существовали отдельно, сплочённой независимой группой.

   Голос Натана Георгиевича звучал глухо, слов не разобрать, а студенты молчали, даже не шушукаясь за спиной преподавателя, как обычно.

   Экскурсия-сюрприз удалась, ничего не скажешь. Кто ещё мог похвастать, что увидел воочию место, где вершилась судьба мира?

   Вершилась судьба… мира… Сколько пафоса!

   Скорее бы они перестали пялиться на ужасные операционные и вернулись к Соломке.

   Этот цокот звучал всё громче, вонзался в уши, прилип, как кусок жвачки – не отдерешь. И вокруг – никого.

   Она с усилием открыла глаза и осмотрелась. Взгляд тут же наткнулся на свернутую прямо возле стула цепь, которая заканчивалась толстым металлическим ошейником. Металл, несмотря на прошедшее время, блестел как новый.

   Кого-то приковывали на цепь… Прямо здесь, на этом самом месте.

   Дурнота с радостью вернулась, пришлось снова зажмуриться и с нетерпением ждать, когда же вернётся группа.

   Наконец, стало слышно, что голос преподавателя становится ближе, значит, они возвращаются. Значит, теперь всё в порядке, и можно заставить себя игнорировать эти звуки… это накатывающее волнами удушье, как будто тело знает – скоро оно перестанет существовать и бьется в конвульсиях нежелания следовать за смертью.

   Всё в порядке… Вот Натан Георгиевич… за ним остальные.

   Раздался тяжёлый стук, мелькнул сгусток черноты - и в комнате появился Зверь.

   Воздух тут же наполнился истошными визгами.

   Он спрыгнул откуда-то сверху и оказался прямо посреди комнаты. Бункер напоминал завод, где в каждом помещении переплеталось столько лестниц, коморок, решёток и закутков, что спрячься кто за углом – не заметишь, пока не завернёшь и не уткнешься в него носом. И даже тут, в довольно просторном полукруглом зале весь потолок был усеян темными отверстиями выходящих толстых труб.

   Видимо, из какой-то трубы он и появился. Вытек потоком бурлящей воды.

   В темной, плотно облегающей одежде, огромный и гибкий.

   Чёрные, всклокоченные волосы и горящие глаза без тени разума.

   Зверь присел, словно готовясь к прыжку, и ощерился. Острые многочисленные зубы, выставленные напоказ, вызвали у экскурсантов панику. Все невольно подались назад, толкая друг друга. Только преподаватель, хоть и вздрогнул, но выступил вперед и поднял руку.

   - Мы здесь по разрешению сбора вашего племени. Нам обещали полную безопасность.

   Зверь принюхивался – крылья носа красноречиво дрожали - поводя головой из стороны в сторону и явно ничего не слышал. Акульи зубы сверкали на свету, вызывая невольное уважение и страх.

   На самом деле зубы у них совсем не такие, по крайней мере, в обычной жизни, это просто биотехнологии инопланетных колонизаторов. В случае боевого режима выдвигались дополнительные зубы, похожие на акульи клыки, а руки трансформировались в подобие ножей. Некоторые из зверей выпускали изо рта парализующий пар. Некоторые выпускали яд из зубов. Некоторые пальцами пускали электрический заряд. У всех была усилена кожа – броня, которую не пробивали пули.

   В общем, можно долго описывать идеальных солдат, но к счастью, людская их часть все же победила модифицированную звериную – человечность людских ген заставила зверей сбросить ярмо захватчиков, которые превратили их в чудовищ и сохранить разум.

   Всего зверей насчитывалось несколько тысяч, причем женщин среди них было всего одна на сотню. Теперь, когда их количество не пополнялось, поговаривали, звери собирались ассимилироваться в людское общество. Вернее, люди ждали, что начнётся активное смешивание, хотя толком не знали, что из этого выйдет.

   Но, а как иначе? Они же спасители. И хотя некоторые политические выскочки несколько лет назад пытались подать Освобождение как обман, мол, никакого проку от зверей не было, а колонизаторы сами вдруг взяли да и улетели, потому что по каким-то мифическим причинам увидели в человечестве нечто достойное существования и решили оставить его с миром. Бред, да и только. В общем, выскочек никто не слушал. Да они и сами вскорости замолчали. Говаривали, будто случилось следующее – однажды ночью в спальню самого главного смутьяна и скандалиста пробрался зверь. В одиночку. Прошел сквозь многочисленные слои охраны, и живой, и электронной, превратившись в невидимку, подошел к кровати и молча приставил нож к горлу любителя помолоть языком. И нигде ничего не пискнуло.

   А еще через несколько секунд так же тихо исчез.

   Смутьян остался жив, но больше ни разу не поднял голоса против зверей и факта Освобождения. Урок удался.

   Так что кто посмел бы лишить их званий и права требовать любую награду?

   А они не особо-то требовали. Просто выбили себе свободу – финансовую, территориальную, и даже законодательно-судебную. Для своего мини-сообщества у них свои законы и они сами судят нарушителей. И суд их, говорят, куда более жёсткий – за убийство, пусть даже случайное – смерть. Жестокие, по мнению человечества, законы, даже зверские, но опять же, кто станет спорить с победителями?

   Тем временем Зверь зарычал.

   Непонятно, что именно всё ещё удерживало его на месте, но массивное тело всего лишь качнулось вперёд – и осталось сидеть, дрожа от напряжения.

   Соломка перестала дышать, удивляясь, почему не визжит, как остальные особы слабого пола, тут присутствующие. Самое время визжать. Но губы дрожат, зубы выбивают дробь, а глаза неотрывно следят за его… за тем, как Зверь втягивает воздух и вертит головой.

   Как будто чувствует запах, который сводит его с ума.

   - Уважаемый… эээ… господин, – Натан Георгиевич полез вперед, не замечая, как студенты сбиваются за ним в толпу, как испуганные цыплята за квочкой. – Вы пугаете девушек. Что произошло? Почему вы так… возбуждены?

   - Где он? – прорычал Зверь и вдруг сделал виток вокруг своей оси – мгновенно, стремительно, разве что хвост не сверкнул, потому что хвоста не было. А вот чёрные глаза блеснули, как острая молния, и снова прикрылись. Нос снова задвигался, выхватывая запахи из окружающего воздуха. – Где он?!

   - Кто он?

   - Он мёртв! – проревел Зверь, откидывая голову. Спокойствия это движение никому не прибавило, потому что зубы стали видны куда лучше.

   Как в человеческий рот могло поместиться столько острых, как шипы, зубов?

   - Простите, но о чём вы? Кто он?

   Похоже, непоколебимое спокойствие Натана Георгиевича сослужило всем добрую службу. Зверь слегка успокоился.

   - Он мертв, - прошипел. Зубы снова выдвинулись в полную силу, а потом постепенно, миллиметр за миллиметром стали скрываться во рту.

   - Кто? – глаза Зверя, уже вернувшего себе человеческий облик, медленно обвели студентов, испытывающе буравя каждого.

    Соломка даже не удивилась, когда эти глаза остановились на ней. Воздух превратился в кипяток, обжигающий горло и волосы. Грудь словно сковали в тот самый пресловутый костюм, который не даёт пошевелиться.

   Но эта слабость и страх почему-то имела неведомый ранее, сладковатый привкус.

   Конечно, добром эта экскурсия не могла закончиться, это Соломке было понятно уже в самом начале, когда автобус въехал в бункер.

   - Это кто? – зубы моментально выдвинулись - и снова наполнили его пасть.

   - То есть?

   Натан Георгиевич перевел взгляд со зверя на Соломку, непонимающе нахмурился.

   - Это моя студентка. Прошу вас… успокойтесь. Смотрите – вы до смерти её напугали. А ей и так было нехорошо. Если вы…

   - Имя! – проревел Зверь, задрав голову. – Как её зовут?

   - Э-э… - Натан Георгиевич, похоже, решил не спорить с умалишенным, а пойти навстречу. – Меланья Игоревна Соломенная. Учится под моим руководством третий год. Совершенно безобидная девушка.

   Зверь зашипел, наклоняя голову и вцепившись когтями в пол. Бетон под ним треснул. Его покачивало. Мышцы на плечах так взбугрились и так крупно дрожали от напряжения, что казалось – вот-вот взорвутся.

   - Это не Соломенная, - прошипел зверь. – Её фамилия – Соринова. Соринов.

   - Вот как…

   Казалось, эти слова всё объясняли, даже уточнений не требуется. По сути, так и было.

   Игорь Соринов – главный консультант по людям. Главный предатель. Самый отвратительный, достойный всяческого презрения и порицания человечишка, который в этих самых лабораториях контролировал измененных подростков, заставлял их делать то, что требовали завоеватели. Измываясь над ними во имя какой-то патологической науки, каких-то своих низких целей. Власть, жажда обогащения, кто его знает, что им двигало.

   А потом этот человек шел домой и играл с маленькой дочерью, улыбаясь ей самой теплой отцовской улыбкой.

   И Соломка не знала, как он так мог. Как он смел.

   Зато сейчас, под жалящим ненавистью взглядом черных глаз знала, что за прошлое всегда будет расплачиваться она. Вместо отца, который давно расплатился, чем мог – умер при Освобождении, разорванный на части вышедшими из-под контроля зверями. Но что это меняет? Как там говорят? Вина до седьмого колена?

   Если так пойдут дела, она никогда не станет заводить детей. Хватит и одного колена, живущего, как таракан, скрываясь в щелях и тенях.

   Не ей в голову пришла идея сменить фамилию – это сделала мама вскоре после смерти отца. Вернула свою девичью. После Освобождения.

   Жаль, изменить факт отцовства она не смогла.

   Да и чем на самом деле это помогло? Кратковременная передышка. В дни Освобождения, когда звери обрели свободу, а человечество избежало угрозы вымирания, они с матерью потеряли всё – большой дом, машину, игрушки и собаку. Красивые платья и туфли. Целую кладовую сладостей. И главное – веру в отца.

   С тех пор Меланья перестала быть папиной принцессой, а стала Соломкой – хрупкой, сухой, невзрачной девчонкой.

   Но каждый раз, когда правда выплывала наружу, а доброжелателей хватало, она в очередной раз расплачивалась за то, что приходилась дочерью своему отцу. Её били дети на площадке и в школе, их с матерью выгоняли из магазина или с рынка, подружки переставали разговаривать и плевали на ноги, а добрая старушка из соседнего подъезда, которая прежде угощала конфетками, узнав правду, ударила Меланью по щеке.

   Вот и сейчас студенты молчали, излучая осуждение, и похоже, друзей среди сокурсников у Соломки теперь нет. Значит, опять эта апатия, которая накрывает, когда окружающие смотрят так, как будто хотят плюнуть в лицо.

   Только теперь поблизости ещё и разъярённый Зверь, который вполне вероятно не ограничится плевком или пощечиной. У них же свои законы...

   Глаза существа приковали к себе взгляд Соломки, но одновременно пришло понимание – теперь можно не бояться. Уже случилось то, чего она боялась на въезде – правда уже всплыла на поверхность. Оправдываться, конечно, бесполезно, кричать доказывать, что она-то ни в чем не виновата! Она-то ничего не делала.

   Все равно слушать никто не станет. Ни разу попытка объяснить себя не оправдала, потому что те, кому хочется сделать ей больно, все равно это сделают. Проще молча ждать.

   И Меланья смотрела в тёмные глаза Зверя, ожидая его действий.

   Ей будет больно? Или все произойдет быстро?

   Интересно, она сегодня умрёт?

   Соломка вздрогнула, чем вызвала вспышку тёмного света в его глазах, тут же растаявшую в глазницах – и снова чистая дикость.

   Наверное, впервые в жизни страх стал иметь вкус сладкого, будоража что-то в животе. Может, это извращение? Может, она становится одной из тех, кто любит боль?

   Хорошо бы она действительно полюбила боль… оскорбления… отчаяние…

   Тем временем Натан Георгиевич неожиданно прошел пару шагов и встал между ними, разделяя Соломку и Зверя, прерывая их связанный взгляд.

   - Думаю, нам со студентами стоит уйти.

   Раздался очередной рык – протяжный, предупреждающий. Глухое предостережение.

   - И мы все уйдем невредимыми, - осторожно, но уверенно добавил преподаватель, медленно махнув рукой в сторону выхода.

   Студенты поняли и торопливо отправились к коридору, по которому сюда попали. Они толкали друг друга и тихо шептались, но двигались очень быстро.

   - Пошли, - шепнул сверху Бориска, но помощи не предложил.

   Соломка неуклюже поднялась на ноги.

   - Мы уже уходим, - гипнотизировал голосом и взглядом зверя Натан Георгиевич. – Мы оставим вас в одиночестве, и вы сможете прийти в себя. Надеюсь, это недоразумение не повлечет ни для кого никаких дурных последствий.

   Зверь то и дело рычал, но сидел на месте, впиваясь когтями в бетонный пол. Он не сорвался.

   Соломка добралась до коридора и нырнула туда. Почти сразу же ее догнал Натан Георгиевич, подталкивая в спину.

   - Шевелись!

   Обратный путь до автобуса студенты почти бежали. Конечно, про столовую и обед никто не вспомнил, не до того, когда уносишь ноги от опасности. Никто ни издал ни звука протеста и не жаловался. Натан Георгиевич растормошил спящего водителя, студенты заняли места и быстро уехали в город.

   Соломка сидела одна, к ней никто не подсел.

   Впрочем, стоило ли удивляться? Она откинулась на спинку сидения и смотрела в окно, на проплывающие мимо деревья, на пушистые облака. Смотрела, хотя после бункера глаза болели и слезились от света.

   Или не только от света?

***

Тартуга замер заранее, уловив в окружающем воздухе неправильное напряжение. И – агрессию, звериный бич. Вспышка, удивительно сильная, распространялась молниеносно, заставляя сначала реагировать, а потом думать.

   Когда он вскочил, подавляя первое желание выпустить когти, дверь уже распахнулась.

   - Что случилось? – не на шутку переполошился Тартуга, забыв про собственные проблемы с контролем. Перед ним стоял Гнат, губы которого были в крови – изрезаны собственными клыками, грудь поднималась от судорожного дыхания, а комбинезон превратился в ошметья. Пальцы синие и дрожат, так бывает, если слишком часто модифицировать когти.

   - Что произошло? – Тартуга бросился вперед, но не слишком близко – не следовало лишний раз провоцировать инстинкты, контроль над которыми и составлял самую большую проблему Зверей. Да, именно инстинкты однажды сделали их свободными, но сейчас они желали отречься от них и вернуться к разуму.

   Стать цивилизованными.

   - Соринов! – неразборчиво прорычал Гнат, его зубы снова показались и пришлось усилием воли загонять их обратно. Он коротко рыкнул, потом судорожно задышал. В конце концов, сел на кресло, крепко сцепив замком дрожащие руки.

   - Успокойся. Всё хорошо.

   Тартуга сел напротив.

   - Всё хорошо. Не знаю, что произошло, но мы во всём разберемся. Всё решим. Мы вместе.

   Гнат успокаивался, медленно, но верно. Тартуга мог представить, сколько силы понадобилось, чтобы сдержаться. Чтобы сдерживаться так долго и так старательно возвращать себе человеческое лицо, как делал сейчас его друг.

   Причина, вынудившая удивительно хорошо контролирующего себя по звериным меркам Гната потерять разум должна была быть крайне важной.

   Тартуга налил ему воды и еще несколько минут просто сидел рядом, своим спокойствием и присутствием помогая вернуть контроль и давая понять – Гнат не один. Он среди своих. Среди друзей, которые поймут и не бросят.

   Самое плохое позади, значит, впереди только лучшее.

   - Так что произошло? – решился он спросить только когда друг совсем обмяк в кресле, расслабившись.

   - Соринов…

   - Соринов мертв. Ты сам его убил.

   - Да.

   - Так что произошло?

   - Студенты…

   - Ага, сегодня приезжала группа экскурсантов. Студенты. Я подписал им разрешение. И что?

   - Среди них была его дочь.

   Тартуга почувствовал, как в деснах прорезаются зубы.

   - Его дочь? – и в голосе тоже рык.

   - Да.

   - Как ты узнал?

   - Работал, как обычно, потом почуял знакомый запах. Столько воспоминаний нахлынуло, не смог справиться. И крышу снесло. Как я их там всех не положил, просто не представляю. Кто-то из нас везучий сукин сын!

   Тартуга на правах старшего унял ярость, заставляя зубы втянуться. Успокоиться. Потом, стряхнув основной туман злости, заставил себя подумать. Что-то не складывалось. Дочь, дочь…

   - Студентка? Значит, она молода?

   - Третий курс.

   - Значит, ей лет двадцать?

   Гнат молча кивнул.

   - Получается… тогда ей было около года?

   Гнат подался вперед и оскалил зубы, но всего на секунду.

   - Она была ребенком, - подытожил Тартуга.

   - Узнай мне про неё все.

   - Зачем?

   - Просто сделай, что я прошу!

   - Что ты хочешь от человеческого ребёнка?

   - Она уже не ребёнок!

   - И всё же? Я вижу в твоих глазах много нехорошего.

   - Не твое дело!

   - Я волнуюсь не за неё. За твою человечность.

   - Если волнуешься – просто выкопай мне столько информации, сколько сможешь. Держи.

   Гнат схватил со стола листок для записей и, неуклюже сжимая руку, пальцы которой были все сплошь синие и почти не сгибались, накарябал ручкой, то и дело прорывая бумагу.

   «Меланья Игоревна Соломенная».

ГЛАВА 2

Мама умерла, когда Соломке исполнилось восемнадцать. Она держалась до последнего, повторяя, что раньше ей уходить нельзя, что тогда Соломка попадет в детский дом, а там «не спрячешься». Там дочка просто не выживет. Мама рано превратилась в развалину, но смогла не просто дотянуть до момента, когда Меланья стала совершеннолетней, но и сохранить остатки отцовских денег, грязных денег, хранимых на банковском счету для одной-единственной цели, на которую нельзя не тратить. На обучение.

   Оставшись без матери, Соломка осталась хотя бы обеспеченной. Теперь у нее была двухкомнатная квартира на окраине: крошечные комнатки, обставленные древней мебелью, шкаф, заваленный старым тряпьем, и деньги в банке, достаточные, чтобы дотянуть до окончания института.

   Если убрать одиночество, она была довольно везучей девицей. Сегодняшний день это только доказывал.

   Закрыв за собой дверь и оказавшись в своей крепости, Соломка не удержалась на ногах, прислонилась к двери спиной и сползла по ней на пол.

   Дорога обратно была наполнена молчанием и пролетела, как один миг. Автобус остановился на остановке, выпуская студентов, живущих поблизости – Соломка вышла последней и не удивилась, что все уже разошлись, даже с ней не попрощавшись.

   Если будет совсем плохо, можно попробовать перевестись в другой институт. Но пока нужно подождать – вдруг обойдётся? Вдруг в этот раз лютовать станут не очень сильно? Натан Георгиевич, к примеру, вон как её защищал. Хотя может не её, а студентов в общем, ведь напади зверь на одного – другим бы тоже не поздоровилось.

   Однако нельзя сдаваться, ради мамы. Она терпела столько лет… Меланья всего лишь неразумный ребенок, а она была женой предателя. Она могла бы догадаться… Соломка верила, что мама ничего не знала, отец очень умело скрывал свой род занятий, но кому докажешь?

   Кто вообще станет слушать?

   Так что если мама смогла выжить, проходя через такое отношение день за днём, то и Соломка сможет.

   На следующее утро она собралась и отправилась в институт.

   Что сказать? Меланья повзрослела, как и дети вокруг. И как ни крути, люди тут оказались более интеллигентными, чем во дворе их дома, где в большинстве своем проживали заводские рабочие. В общем, ничего ужасного не произошло. Ну да, немного многозначительного шепота за спиной, пару кривых взглядов, но ничего такого, что может заставить её сменить институт.

   Прямо от сердца отлегло.

   Когда Соломка после занятий шла домой, то думала, что видимо время всё-таки лечит – не только горе, а и людскую память.

   - Эй, подожди!

   Ее догнал Фразенталь, самопровозглашённый институтский ловелас, который временами был довольно груб и тем отвратителен. Ну, по её мнению.

   Соломка не понимала его подружек, которые слушали, как Фразенталь не стесняется обливать других девушек презрением, высказываясь довольно мерзко, типа: «Ну и коровье вымя! Ну и ноги - кривые сосенки! Да пустить ее по кругу – никто не возьмет!». А потом ещё и смеялись. Неужели ни одной из них не пришло в голову, что если он говорит так о других девушках, то за глаза так же легко скажет и о них самих? Разве у них нет недостатков?

   Однако бог с ними! Дуры всегда были, есть и будут.

   Со своими бы проблемами разобраться.

   - Чего надо? – осторожно спросила Соломка.

   - Пошли, провожу.

   - Спасибо, не нужно, я сама.

   - Пошли, мне по дороге.

   Он подцепил Меланью под локоть и повел к её дому, до которого идти было всего минут двадцать.

   - О, смотри, какой-то мудак тачку посреди дороги поставил, - смех Фразенталя иначе чем ржанием не назовешь.

   - Угу.

   - А вот смотри, в окне магазина сотовой связи один дебил другому прическу поправляет!

   - Угу.

   - Чего ты такая скучная? - почти обиделся Фразенталь минут через десять ходу, получая на все свои эффектные высказывания одно короткое и скучающе: «Угу».

   - Слушай, - впереди уже показался ее дом. – Дальше я сама дойду. Спасибо, что проводил и…

   - А в гости? Ты же одна живешь? Давай к тебе тогда пойдём, мне как раз делать нечего. Ну давай, двигай.

   Не слушая протестов, Фразенталь толкал её вперед.

   В гости? Вот уже размечтался.

   - Отпусти, а то так по яйцам двину, что мало не покажется, - тихо, с улыбкой заявила Соломка, упрямо замирая на месте.

   Её воротило от этого существа, которое почувствовав всеобщее настроение решило накинуться на отверженную и попользоваться ею, потому что никто не вступится. Вот кто настоящий зверь! Фразенталь. И наверняка, даже под микроскопом не разглядит в своем поведении ничего предосудительного. Она на таких еще в детстве насмотрелась и хотя поджилки тряслись, потому что на самом деле он гораздо больше и сильнее, однако одно точно - если она его сразу не поставит на место, будет плохо. Он устроит из её дома, да и из неё самой самый настоящий притон и будет уверен, что она была согласна и даже за. А то, что иногда приходится по морде бить, чтобы своего места не забывала, так бабы от этого только лучше становятся.

   - Да я же просто предложил, - прошипел он, тоже улыбаясь, однако пальцы вцепились в руку так, что кости, кажется, затрещали.

   Ага, бабушке своей расскажи!

   Со стороны они казались мирно беседующей парой – мимо прошла какая-то тетка и посмотрела на них вполне благосклонно.

   Вмешивать посторонних не следовало, всё равно они никогда не встанут на твою сторону, это Соломка тоже затвердила очень рано.

   - Отпусти, в последний раз сказала!

   Фразенталь открыл рот, но вдруг молча отшатнулся, а потом и вовсе ретировался, так что пятки сверкали.

   Соломка вздохнула с облегчением, но как выяснилось, слишком рано. Стоило обернуться, как определилась причина, по которой Фразенталь смотался, и это была вовсе не ее стойкость.

   Прямо перед ней стоял мужчина. И хотя зубы его не торчали изо рта, фигура была не ужасающе массивной, а вместо обтягивающего комбинезона на нём было добротное короткое пальто, Соломка его сразу узнала.

   Непонятно, как. Волосы, конечно, тёмные, а вот глаза желтовато-коричневые, ни капли черноты. Как она его узнала? Видимо по знакомому страху… и незнакомой сладости, новой прибавке к старому, хорошо отведанному блюду.

   - Зд... Добрый день, - пролепетала она.

   Если Фразенталя можно было спугнуть угрозой и решительным голосом, этого такими выходками можно разве что спровоцировать. Сейчас, один на один, когда никто не прикрывает спиной, встреча кажется совсем не такой тёплой, как в бункере.

   - Вижу, ты неплохо устроилась. Учишься, прогуливаешься с молодыми людьми, в общем, живешь, как ни в чем не бывало, наслаждаешься юностью.

   Несмотря на спокойный, на удивление приятный голос, совершенно не похожий на то рычание, слышанное от него ранее, Меланья чувствовала, как в мужчине клокочет ярость. Как она ищет выход, раз за разом собираясь с силами и бросаясь в его грудную клетку в попытках выбраться наружу.

   Фразенталь был куда как меньшим злом, но почему-то Соломка не променяла бы сейчас этот разговор на псевдо дружескую болтовню с Фразенталем.

   Вот уж дудки.

   - Чего вы хотите?

   - Пока не решил… Но я подумаю.

   Звучало, как угроза.

   Меланья в странном предвкушении сделала шаг вперед, заглядывая ему в лицо. Страх усилился, но и сладость стала расцветать, перебивая остальные эмоции. Она расплывалась, как краска по воде, придавая цвет всему происходящему.

   - Я ничего вам не сделала.

   - Твоя кровь уже виновата, только потому, что она течет в чьих-то жилах. Он умер, но его гены живут. У него будут внуки… его чертово семя дало всходы и останутся потомки. Мне не нравится эта мысль.

   Такие вещи говорить таким плавным, звучным голосом?

   А рычание ему тоже шло.

   - Думаете, я хочу заводить детей? С такой-то жизнью? Кто пожелает своему ребёнку бесконечного испытания… необходимости постоянно отвечать за то, чего не делал?

   - Не пытайся меня разжалобить.

   - Я и не пытаюсь. Так зачем вы пришли? Хотите, чтобы я умерла?

   Его глаза странно вспыхнули, губы приоткрылись, но зубы остались человеческими.

   - Может быть, - с трудом ответил Зверь.

   - Я не собираюсь умирать. Тогда что? Планируете меня убить?

   Он снова приоткрыл рот, но промолчал, будто серьёзно о чем-то задумавшись.

   - Давайте, - она вдруг распахнула пальто, выставляя вперёд грудь в старом свитере. – Убивайте. Меня некому защитить. Мама умерла. Про отца вы и сами знаете… Ни одного друга, ни единого родственника, кроме старой сумасшедшей тётки, которую упаковали в психушку. Вас даже никто не накажет. Ну? Давайте!

   Что ты делаешь? – изумился внутренний голос. Да что же ты делаешь, дура набитая? Ты зачем его провоцируешь?

   Но сладость… легкость говорила иное. Она говорила – хватит страха, просто делай, как подсказывают твои инстинкты – и всё получится. И ты выберешься из этой передряги, возможно, самой серьезной в твоей жизни живой и невредимой. Рискуй – и победишь. Вот такой парадокс.

   - Или… - она сделала еще шаг, и запнулась, вдохнув его запах – чистый густой мужской запах. – Или вы боитесь, что на улице среди бела дня вас увидят? Приходите ночью… я оставлю дверь открытой. Вы же знаете адрес, раз сейчас тут очутились? Не случайно же мимо проходили? Я понимаю… Можете убить меня во сне… Приставить нож к горлу и перерезать его. И никто никогда не узнает…

   На секунду ей показалось, что в тёмных глазах что-то дрогнуло. Потом мужчина как-то утек вбок – Соломка не заметила, как это у него вышло – просто на дороге больше никто не стоял и только тень высилась сбоку.

   - Не-ет, все будет не так просто. Я вернусь, - сказал незнакомец и исчез за машинами.

   Меланья еще две секунды стояла, как дурочка, на пустой улице, распахнув пальто, а потом закуталась, ссутулилась и пошла вперед. Еле поднялась по лестнице – адреналин закончился и собственная глупость, собственный вызов удивительным образом раздражали.

   Как она осмелилась вообще? Хватило же ума дразнить бешеную собаку.

   Только хуже сделала!

   Вечером Меланья выпила стакан чаю, но не смогла запихнуть в себя ни кусочка хлеба. Другой еды в доме не было. Однажды они с матерью пообещали, что никогда не притронутся к отцовским деньгам, даже если будут помирать с голоду.

   И не притронулись.

   Перед сном она приготовила вещи на завтра, проверила сумку и села расчесывать волосы. На ночь они с мамой часто заплетали себе волосы в косы, этой традиции Соломка с удовольствием придерживалась.

   Но сегодня не вышло - потерялась мамина синяя ленточка. Меланья бросила расческу и обыскала всю полку, на которой лежали ее малочисленные украшения и косметика. Потом долго ползала по полу, заглядывая под стол и под кровать.

   Мелькнула мысль, что ленточку кто-то украл. Но как такое может быть? Глупость какая-то. Да и все вещи на своих местах. И замок на двери не поцарапан. Открылся легко. Как обычно. Если бы замок вскрывали, она должна была бы заметить.

   В общем, ни малейшего намёка, что кто-то был внутри.

   Да и кому нужно пробираться в её жалкую квартирку, чтобы украсть старую, потёртую и выцветшую от времени ленту?

   Бред какой.

   Впрочем, день выдался не из лучших.

   Дверь на ночь Соломка, как и обещала, запирать не стала.

   А проснувшись утром, вначале даже не знала, радоваться ей или плакать – она жива и невредима, следовательно, Зверь ночью не приходил.

***

Тартуга вернулся со Сбора в свой кабинет, раздумывая, чем сейчас лучше всего заняться. С какого вопроса начать.

   Проблем, в общем-то, было немного, но все какие-то неразрешимые. Большинство Зверей дичились, сторонились людей, предпочитая бегать по лесным территориям Племени и не желая ассимилироваться с человеческими существами.

   Да и с чего бы им желать объединения с людьми? Со слабыми, мало живущими людьми?

   Люди, кстати, тоже не особо стремились общаться со Зверями. Женщины, к примеру, их боялись, этот страх можно было понять, но что с ним делать? Ума не приложить! Да и мужчины, честно сказать, сразу чувствовали себя неуютно, потому что априори не смогли бы выйти из схватки с любым зверем победителем, следовательно, изначально становились вторым сортом.

   В общем, переломить данную ситуацию не получалось. А нужно было. Драки за своих женщин уже вошли у зверей в привычку. Это тебе и спорт, и соревнование на звание лучшего, и, наконец, подруга в качестве приза – что еще нужно зверю? Получалось, ничего.

   Еще больше проблем подразумевала другая новость, которую только что сообщил ему медицинский центр – выяснилось, что человеческая женщина, носившая от зверя ребенка, вдруг приобрела долголетие. Вернее, все признаки его.

   Получается, беременность и обмен с плодом кровью придавала матери ребёнка некоторые возможности отца, так что сейчас планировалось длительное корректное исследование, какие именно.

   И встал вопрос – тададам! – стоит ли об этом сообщать людям.

   Тартуга уже знал, что не стоит, но данный вопрос в любом случае следовало вынести на решение Сбора.

   Финансовые мелочи и проблемы в строительстве города стояли на последнем месте – Звери не чувствовали нехватки ни в том, ни в другом.

   Итак, дел по горло, с чего начинать, непонятно, а в кабинете ко всему прочему находился Гнат собственной персоной.

   Он развалился на диване, задумчиво прокручивая в пальцах какую-то узкую синюю ленточку и усиленно поедая её глазами.

   - Гнат? Что ты тут делаешь?

   - Тебя жду, – ответил друг, не отводя от своих пальцев, переплетенных синим атласом, глаз.

   - Слушаю.

   - Нового ничего не узнал? Про девчонку.

   Тартуга устало вздохнул, уязвленный навязчивым интересом друга. Столько проблем, а его первый помощник вдруг словно сбесился и занимается только своей местью – холит и лелеет её, как хрупкую барышню.

   - Ничего нового, Гнат. Одинокая, нищая девчонка, оставь её в покое.

   - Нет.

   И короткое слово оказалось таким ёмким, что нечего было возразить.

   Было довольно странно и даже неприятно видеть друга в таком неожиданном амплуа. Одно дело – честная драка за благосклонность самки, совсем другая – травля слабых.

   - Она не заслужила мести. У нее ничего нет!

   - Ничего, говоришь, - прищурился Гнат. Тартуга не любил, когда его друг становился таким – звериное проглядывало так явно, что вставал вопрос, кто кем управляет. – Мне нужен адвокат!

   - А адвокат зачем?

   - Тартуга, - лениво протянул Гнат. – Я вижу, что ты мною недоволен. Думаю, ты не понимаешь. А ну, иди сюда.

   - Зачем?

   - Ладно, не иди. Просто наклонись чуть ближе.

   Стоило Тартуге наклониться, как Гнат быстро сунул ему под нос синюю ленту.

   Запах, до боли знакомый запах убийцы и мучителя тут же ударил тому в голову. Ленточка пропахла им так плотно, что разум моментально покрылся пеленой, закрывающей человеческую часть от зверя, когда тот выходил на первое место.

   - Ну так что, Тартуга? – донесся до него вкрадчивый голос.

   - Хорошо, – с трудом сдерживая желание зарычать или разорвать что-нибудь, ответил тот. – Будет тебе адвокат.

ГЛАВА 3

Повестку в суд принесли следующим вечером. Раздался стук в дверь, Соломка выглянула в глазок, опасности не увидела и решила открыть. Щуплый молодой человек с глазами, смотрящими вроде бы и на тебя, но все равно мимо, пробормотал что-то несвязное, сунул Соломке лист, где она расписалась, вручил конверт и тут же испарился.

   Меланья вернулась в комнату и распечатала письмо.

   Повестка – несколько строк на белом бланке обязывала ее явиться на судебное разбирательство по иску Гната Поронина к Меланье Соломенной как к наследнице состояния Игоря Соринова.

   Кто такой Гнат, интересно? А разве есть варианты?

   Бумага дрогнула в её руках.

   Очень неожиданный, даже непредсказуемый подход к делу. Вместо того чтобы прийти ночью подобно дикому зверю и просто перегрызть глотку, он подает иск в суд.

   Потрясающе цивилизованный зверь.

   Только непонятно, чего же хочет. То есть понятно, что хочет заставить её мучиться, как её отец заставлял мучиться своих подопечных, но для такого исхода как раз больше подходил вариант с ночным посещением, а никак не громкий процесс в рамках закона.

   Ещё поражало, как быстро, однако, назначен суд – всего через пять дней от сегодняшней даты, как раз после выходных. А говорили, судебное разбирательство это долгий и нудный процесс.

   Видимо, зверей это правило не касается. Вполне вероятно, у них своя судебная система и в этом явно ничего хорошего нет.

   И что теперь?

   Прикинув, к кому можно обратиться за советом, Соломка вздохнула и поняла, что не к кому.

   Разве что к Натану Георгиевичу, но тот ничего не смыслил в юридических науках.

   Даже просто пожаловаться и всплакнуть на плече не у кого – институтские подруги снова испарились, как и не бывало.

   По сути, в жизни у Соломки была всего одна подруга, которая не бросила и не отдалилась после того, как узнала правду об её отце – Троя. Троя со своей матерью однажды собрали жалкие пожитки и сбежали из глубинки от домашнего тирана, который нещадно бил обеих, после чего кое-как устроились в городе. Разница между двумя семьями была только в том, что у Меланьи с мамой было свое жилье, но практически не было средств к существованию, потому что с работы маму слишком часто увольняли, а у Троиной мамы не было проблем с работой, но жилье приходилось задорого снимать. В остальном они были удивительно похожи.

   И вот, когда после очередного увольнения мамы, к квартире Соломки пришли злые женщины и стучали пол ночи, требуя открыть дверь и обещая проделать с мамой массу недобрых вещей, Меланья как всегда в таких случаях испугалась. Ту ночь они просидели вместе, обнявшись, и старались даже не дышать.

   Женщины, в конце концов, убрались восвояси, но соседи еще несколько дней ругались, как только их видели, поэтому обе заперлись в квартире и не выходили, предпочтя на время затаиться. Недельку перетерпеть – и тогда всё забудется. На время. До следующего витка увольнения.

   Да и чего выходить? Денег маме не выплатили, хорошо хоть ноги унесла.

   Когда в очередной раз кто-то постучал, Меланья уже просто тихо вздрагивала, потому что до смерти устала бояться.

   - Меланья? Ты дома? Это Троя!

   Дверь Соломка открыла.

   Троя принесла пакет с домашними пирожками, которые пахли просто одуряюще. Когда сидишь дома безвылазно, продукты заканчиваются слишком быстро, а крупа и макароны пирожкам явно проигрывают.

   Во взгляде Трои было нечто новое.

   - Ты все знаешь? – просила Меланья, устав также от постоянного страха, что правда снова откроется и снова она останется одна. А вечная дружба, которую тебе обещали, в реальности снова окажется слишком короткой.

   - Да.

   - Что в пакете?

   - Пирожки для вас.

   - Подсыпала нам крысиной отравы?

   Троя вздохнула и прошла в коридор, хотя никто не приглашал.

   - Вы бы себя видели сейчас. Тощие, бледные, глаза большие. На пакет, доставай мне любой пирожок – я его съем первая, если тебе так будет спокойнее.

   И на самом деле, съела целиком.

   Таким образом Троя осталась её подругой. Меланье тогда было тринадцать. Матери их не подружились, не смогли толком пересечься – одна почти всегда пряталась в квартире, другая не вылезала с работы… но дочерям казалось, они пережили в прошлом похожую трагедию и теперь чувствовали некое единение.

   Да уж чего говорить, они действительно были во многом похожи. Обе тощие, плоские и слегка неуклюжие. Волосы почти одного тона – коричневые, правда, у Меланьи чуть гуще, зато у Трои глаза чуть ярче, ближе к зеленому, а не к светло-карему.

   И судьба у них складывалась похоже.

   Мамы Трои тоже рано не стало. Теперь подруга снимала квартиру на пару с молодым человеком, который о прошлом Соломки не знал, поэтому она старалась держаться от них обоих подальше. Лучше пусть ей будет не хватать Трои, чем однажды счастье единственной настоящей подруги разобьётся из-за известия о дружбе с предательницей.

   Так что жаловаться, как и просить совета, некому.

   Да и какой толк? Денег решать вопросы нет, да и суд не отменить. Лучше пойти и поприсутствовать, хоть какой-то шанс изменить свое положение, ну, по крайней мере, это лучше, чем остаться дома и ждать, когда тебя поставят перед фактом принятого решения.

   Да и что сделает суд? В тюрьму точно не посадит!

   Суд был назначен на час дня, поэтому с занятий в тот день Соломка ушла после второй пары и как была отправилась на заседание.

   Уже под дверью зала познакомилась со своим адвокатом, измученным огромным количеством дел так, что он тоже не смог внятно объяснить, в чем именно её обвиняют.

   За пять минут до начала заседания мимо них прошел Зверь. Тот самый. За ним волочился страх и сладость. Значит, не ошибка, иск подал именно он. Гнат. Приятно познакомится, мысленно хмыкнула Соломка.

   На некотором отдалении от зверя следовал другой – длинный, как палка, сухой, с немигающим взглядом. Только он на Соломку и посмотрел, а истец зато быстро протиснулся мимо и вошел в зал с таким видом, будто был тут главным.

   И это пренебрежение отчего-то задевало.

   - Ну, пойдемте, - позвал её адвокат.

   Меланья послушно поплелась в зал, от вида которого сразу стало тошнить. То есть от нервов, сам зал тут ни при чём, конечно, но толку-то? Тошноте всё равно.

   Судьей была женщина.

   Хорошо это или плохо? Чем это поможет?

   Адвокат усадил Соломку возле себя за одним из двух столов напротив судейской кафедры и приказал молчать.

   Рассмотрение иска тем временем началось. Судья долго зачитывала заявление, полное специфических терминов, отсылок на какие-то соглашения и решения и выходило, что судить Меланью будут по звериным законам. Или просто она так поняла?

   Потом долго говорил адвокат Гната. Длинно, уверенно, рублеными фразами. Он словно сообщал, как всё складывается, откуда и почему, и что из этого выйдет. Просто доносил как факт, а не выносил вопрос на решение суда.

   Дали слово заявителю, но Гнат отказался выступать, вместо него снова встал адвокат и воспользовался какой-то там поправкой, позволяющей зверям не оглашать своего прошлого, проведенного в рамках бункера-тюрьмы.

   Потом выступал адвокат Соломки, тоже постоянно куда-то ссылаясь, хотя и не так уверено, как адвокат подавшего иск Гната.

   К той поре последнюю нить происходящего она потеряла.

   Потом суд дал слово Меланье.

   - Моя подзащитная не будет выступать, пользуясь,.. – начал её адвокат.

   - Нет, я буду, - Меланья вскочила, перебивая.

   Адвокат показал ей мимикой, что это ничего не даст. Лучше сидела бы на месте и молчала – всё быстрее бы закончилось.

   Но она не могла хотя бы не попытаться.

   - Суд вас слушает.

   - Уважаемый суд! Насколько я понимаю, речь идет о события, происходивших в то время, когда мне было три года. А если говорить о начале всего этого… Тогда меня не было даже в планах! Разве ребенок в таком возрасте может оценить или отвечать за действия родителей? Любой разумный человек поймёт, что я не могу отвечать за решения, которых не принимала!

   - Есть что сказать по существу дела? – поинтересовалась судья, к счастью, без злости.

   По существу? Знать бы ещё, в чём это самое существо.

   - Уважаемый истец, - Соломка покосилась на невозмутимого Гната, всем своим видом выражая сомнение, что он действительно уважаемый, но правила обязывают так обращаться. – Обвиняет меня в том, что в моих жилах течёт кровь моего отца. Но за это я тоже не могу нести ответственности! Никто не выбирает свою кровь. В общем, я не виновата. Вы не можете меня наказывать за деяние другого человека, пусть даже моего собственного отца.

   Суд промолчал.

   Соломка находилась в ужасе, потому что представить не могла, будто кто-то действительно собирается официально навесить на нее ответственность за прошлое. Всю жизнь её преследовали за то, к чему она не имела ни малейшего отношения, и вот так – законодательно, на уровне суда? Это уже за гранью абсурда.

   Ей казалось, это страшный сон.

   - Конечно, отвечать вы не можете, - наконец, заговорила судья и Соломка почти выдохнула с облегчением, если бы не жесткие складки вокруг губ судьи, невозмутимо продолжающей:

   - Но истец подал иск на материальное возмещение, чего раньше никто из зверей не делал. По закону ваше наследство перешло вам от матери, которая получила его от мужа и вашего отца. Конечно, половина материнских денег не попадает под стопроцентное изъятие, но она как жена должна была бы в случае получения наследства компенсировать долги мужа, суд считает возможным изъять её долю в полном объеме. Вы совершеннолетняя и дееспособная особа, следовательно, способны обеспечить себя сами. Итак, истец требует ваше имущество, а именно – двухкомнатную квартиру по адресу: улица Петлинского, дом 15, кв.46, вместе со всем находящимся в ней, а также деньги на счетах, у вас он один. Суд считает необходимым полностью удовлетворить данное требование.

   - Квартиру? Деньги со счёта? Но тогда я не смогу закончить обучение! – воскликнула Соломка. Нет, этого просто не могло быть! Они забирают квартиру? Её единственный дом? Единственное убежище?

   - Суд не может решать ваших проблем. Решение вынесено.

   - Подождите! Разве нельзя оставить мне хотя бы сумму, необходимую для того, чтобы я закончила институт? Я верну её позже, отработаю, если это необходимо! Я оплатила только до конца семестра!

   - Этот вопрос не в компетенции суда. Договаривайтесь с истцом лично, если считаете нужным.

   Соломка опустилась на стул и спрятала лицо в ладони. Договариваться с Гнатом, который только что целенаправленно и без тени жалости лишил её всего имущества? Может, проще сразу разбежаться и стукнуться об стену головой? Толку явно будет больше.

   Боже, а что теперь делать-то?!

   Меланью затрясло.

   Спину сверлил торжествующий взгляд существа, которое тонуло в своей мести, доведя ее до абсурда.

   Кто мог предположить, что такое вполне себе цивилизованное давление окажет действие куда более разрушительное, чем простое избиение или плевок в лицо?

   Прежде, после очередной полученной обиды Соломка по крайней мере знала, что ей есть куда спрятаться, где передохнуть.

   Теперь у неё нет дома. Нет денег. Нет образования.

   Ничего нет.

   Единственное положительное в этом страшном моменте – то, что она уже потеряла всё, что могла и больше не встретится с этим ненормальным типом.

   С неё больше нечего взять.

   Единственный плюс.

   Судья всё ещё что-то говорила.

   - У вас два дня, чтобы освободить квартиру. Истец с текущего момента получает разрешение на проживание в своей новой собственности с целью проконтролировать сохранение имущества. Любой предмет кроме одежды и вещей личной гигиены вы сможете забрать только с его разрешения.

   Слова с трудом проникали в её разум.

   - Судебное заседание завершено.

   Грохнул молоток и всё закончилось.

   Вернее сказать, всё только началось, потому что Меланья вошла сюда испуганной, но с надеждой на справедливость, а вышла совершенно опустошенной. Идти теперь некуда.

   И доучиться она теперь не сможет.

   - По крайней мере, вам не придётся выплачивать моральный ущерб, который так же хотел истребовать истец, - заявил её адвокат, споро собирая бумаги и тут же исчез.

   Это могло бы обрадовать, если бы не казалось очередной нелепицей. Ущерб? С неё?

   А ей кто возместит моральный ущерб, причинённый этим конкретным сдвинутым на мести Зверем?

   Так, нужно попасть домой. Немедленно нужно домой, там, в своем убежище, она остынет и решит, что будет делать дальше. Выход всегда есть.

   Он её не сломает. Не после всего, что уже было.

   Когда Соломка подходила к массивной двери, ведущей из здания суда, ей наперерез быстро прошел Гнат. Видимо, желал показать, кто тут главный и кто может ходить, никого не пропуская и никому не уступая.

   - Ты идёшь? – не поворачиваясь спросил он и Соломка пропустила к выходу ещё и адвоката. Тощий верзила внимательно посмотрел на неё, задумчиво окидывая непроницаемым взглядом и последовал за Гнатом. Костюм ему шёл, в отличие от Гната, у которого только подчёркивал всю несуразность ситуации – вырядить зверя в костюм, ну не нелепица ли!

   Впрочем, горький опыт показал, что пользовались благами цивилизации, в данном конкретном случае законными инструментами мести звери куда более умело, чем Соломка, поэтому сейчас ей некуда идти, а вот эта парочка, судя по подъехавшей машине, очень даже неплохо в жизни устроилась.

   Меланья прошла мимо, судорожно сдерживая слёзы. Такая машина стоит как вся её квартира, зачем же он тогда?...

   Конечно, она знала, зачем. Но ведь это несправедливо! Это неправильно!

   Так ли? – грустно заговорил голос совести. Квартира куплена на деньги отца. На счету деньги отца. Пусть вы не тратили на шикарную жизнь, но факта не изменить – ты знаешь, за что именно он получал эти деньги.

   - Меланья, ты домой?

   Она вздрогнула – адвокат стоял у открытой дверцы большой машины, за рулем которой сидел Гнат.

   - Оглай, садись, - грубо отдернул адвоката Гнат.

   - Но мы же в ту…

   - Садись!

   Стоило адвокату влезть в машину, как Гнат наклонился и сам захлопнул дверцу, пристально смотря сквозь стекло на Соломку. Потом улыбнулся, только как-то не совсем радостно.

   От этого стало даже страшнее. Неужели ему недостаточно? Неужели он еще что-то замышляет?

   Бежать… Может всё к лучшему? Думается, от этого Зверя лучше бежать. Как можно дальше, как можно быстрее.

   Только вещи собрать, хочешь, не хочешь, придётся.

***

У пятиэтажного кирпичного дома, который выглядел так, будто вот-вот покачнётся и начнёт разваливаться, все парковочные места были заняты.

   Протиснувшись мимо ряда автомобилей, Гнат заехал за угол и припарковался там, прямо у благоухающего мусорного контейнера, но вонь его, судя по всему, ничуть не волновала. Потом выключил двигатель и нетерпеливо застучал пальцами по рулю.

   - Ну и?

   - Что и?

   - И что дальше? – спросил Оглай, который всю дорогу молчал.

   - Ждём.

   - Чего?

   - Пока она явится домой.

   - Зачем?

   - Это теперь моя квартира. Хочу напомнить.

   - Я помню.

   - Я не тебе собрался напоминать!

   Оглай вздохнул.

   - Слушай, а ты в своём уме вообще?

   - С чего вопрос?

   - Да ты… я не понял, зачем это всё было? Ободрали девчонку, как липку. Ради чего?

   - Вы что, сговорились с Тартугой? Она дочь Соринова!

   Оглай поправил воротник.

   - Слушай… Ты конечно, можешь торчать тут сколько угодно, дышать вонью и предвкушать, как она вернётся домой и ты снова её опустишь. Можешь радоваться, что отобрал у девушки все средства к существованию, короче, сиди тут и наслаждайся своим новым имуществом – жалкой тесной квартиркой, нафиг тебе не нужной, да крошечной суммой на счету. Только извращайся сам, я сделал, что ты просил, теперь ухожу.

   - Куда?

   - Ты правда удивляешься? Тут так весело, а я вдруг сваливаю? Неужели ты думаешь, нам с Тартугой может доставить удовольствие то, что ты вытворяешь? Правда, Гнат, тебя не узнать. Ты никогда… Не опускайся до того уровня, когда ты сам становишься похож на…

   Гнат не зарычал, нет. Сдержался. Только губы дрожали, а руль под сжатыми пальцами скрипел.

   Оглай вздохнул и успокоился.

   - Не хочу видеть, во что ты превращаешься, друг. Пока.

   Он вышел из машины, хлопнув дверцей, сунул руки глубоко в карманы и отправился к метро.

   Некоторые удовольствия ему недоступны, и слава богу, что он их не понимает!

ГЛАВА 4

Дорога домой заняла у Соломки больше двух часов. Всё это время она старалась ни о чём не думать, потому что иначе пришлось бы сидеть и рыдать в общественном транспорте, а она терпеть не могла плакать прилюдно.

   Уже подойдя к дому, она почувствовала, как горло сжалось. Успела только добежать до подъезда и набрать код – уже на лестнице из глаз хлынули слёзы.

   Подумалось, хорошо, что плачет она обычно беззвучно. Неизвестно, отчего так пошло - то ли изначально боялась, что кто-то услышит и сделает ещё хуже, а потом привыкла, то ли такой родилась, но только слезы текли по щекам, а звуков никаких не было.

   Подойдя к двери, оббитой красным дерматином, Соломка достала ключ и сунула в замок.

   Сверху на нее упала чья-то тень, так тихо и неожиданно, что Соломка испуганно дёрнулась в сторону, собираясь то ли бежать, то ли драться.

   Но она сразу же его узнала.

   Её личный кошмар собственной персоной.

   Прилипчивый извращенец.

   В дорогом пальто, причесанный, стриженый, даже не скажешь, что может выглядеть так дико, как тогда, в бункере, то есть что может превратиться в Зверя в прямом смысле этого слова.

   Сейчас от него даже пахло одеколоном.

   Подумать только, да у него даже свой собственный адвокат есть!

   Соломка с усилием отвернулась.

   - Ты плачешь? – раздалось сверху и теплый воздух коснулся ушной раковины.

   Пришёл издеваться, сукин сын. Если бы Соломка хоть на секунду поверила, что способна победить модифицированного человека, размахнулась бы, да как заехала бы ему в нос! Но кажется, он только того и ждёт.

   Может, от моральных измывательств он желает перейти к физическим?

   А вот Соломка всегда предпочитала моральные атаки, они по крайней мере не так болезненны.

   - Да. Моя жизнь разрушена, идти некуда. Ты должен быть доволен и горд собой. Победил девчонку, которую некому защитить. Пнул дворняжку. Молодец просто! Настоящий мужик! Осталось только собрать друзей и отметить сию сокрушительную победу над злейшим врагом.

   - Разве мы переходили на «ты»? Почему ты так ко мне обращаешься?

   Соломка шмыгнула носом и устало ответила:

   - Не желаю больше к тебе обращаться. Ни на «Ты», ни на «Вы».

   Она распахнула дверь и вошла в квартиру, которая больше не её дом. Привычно потянулась закрыть дверь, когда поняла, что и этого ей не позволят. Судья сказала, что Гнат получает права на квартиру прямо сейчас, включая всё находящееся в ней имущество, так что убираться прочь он не собирается, и прогнать его шансов нет. Соломка сомневалась, что ему действительно нужно что-то из находящихся внутри вещей, зато ни секунды не сомневалась, что Зверь не даст ей взять ни одной лишней вещички. Ни единой.

   Прямо на пороге накатил новый приступ слез, Соломка быстро сбросила пальто, правда, когда вешала на вешалку, оно соскользнула на пол, но поднимать уже не было времени, так что она повернулась спиной и просто ушла в ванную.

   Она слышала, как захлопывается входная дверь. Стены тонкие, когда соседи ругаются, даже слова удаётся разобрать.

   Потом включила воду, чтобы не слышать, как по квартире бродит чужак. Суёт, поди, свой носище в каждый угол и презрительно морщится.

   До дрожи хотелось его возненавидеть, но не тут-то было. Ненависть таяла ещё на подходе, как айсберг, который откололся, веся тысячу тонн, но пока доплыл до теплых стран, начисто растаял. Как было бы проще, закипи Соломка так же сильно, как Зверь, заразись силой его ненависти. Он оставил её без дома, отобрал всё имущество и даже лишил будущего - но Соломка вместо ненависти испытывала иррациональную жалость. И даже некое сочувствие, ведь по сути все они жертвы одного страха - колонизаторов. Повернись всё чуть иначе – сейчас никто из них бы не жил на белом свете.

   В общем, ненависти не было.

   Время шло и нельзя было сидеть в ванной всю ночь. Нужно собрать вещи, а утром уйти. Представлять, что ещё два дня придётся находиться в квартире, когда Зверь ошивается поблизости, было крайне неприятно.

   Надо уходить.

   Куда? Хороший вопрос, вот над чем нужно думать, а не жалеть себя, в сотый раз обливаясь горючими слезами! Жалость ей сейчас ничем не поможет.

   Соломка умылась, расчесалась и решительно вышла из ванной.

   В гостиной, которая напротив коридорчика, соединяющего прихожую и кухню, Гната не было. Неужели он в ее спальне? Эта мысль казалась отвратительной… но тоже имела вкус сладости. Это уже начинало пугать – всё ли хорошо у неё с головой? Может, это мозги гниют и излучают сладкий аромат?

   Меланья бросилась в спальню – крошечная комнатка была пуста.

   На кухне?

   Вот пусть там и сидит!

   С чего начать сборы? Уже темнеет, но до того как лечь спать, нужно разобраться одежду и решить, что брать, что оставить тут – пусть подавится! Но сначала переодеться, в джинсах дома неудобно, она вообще сильно уставала от уличной одежды.

   Соломка достала домашние штаны и футболку, которую ещё мама покупала, подумала, не уйти ли переодеваться обратно в ванну, но не стала. Просто затворила дверь в спальню – хлипкая фанера еле закрылась, потому что сразу и не вспомнить, сколько времени запираться в комнате не было необходимости – и придвинула стул, подперев ручку.

   Потом переоделась. У двери висело узкое зеркало, Соломка по привычке взглянула на себя – бледная, хмурая, волосы лучше бы собрать в хвост. Тени вокруг глаз от долгих слёз, да ещё и целый день не ела. Поэтому и тощая, ключицы выпирают. Тонкая футболка растянута по краям, ей всегда так нравилось, хотя мама говорила, некрасиво, неаккуратно. Зато удивительно удобно, да и дом, в общем-то для того и предназначен, чтобы ходить по нему как тебе угодно.

    Дверь хотелось оставить закрытой, но Соломка не желала, чтобы Зверь лишний раз ткнул в этот факт пальцем, приказывая открыть. С него станется. Да и хлипкая она совсем, Гнат проткнёт фанеру одним пальцем и вряд ли при этом вспотеет.

   Она убрала стул и открыла дверь. Переоделась спокойно – и ладно.

   Теперь вещи.

   Сумка есть, лежит под кроватью. Не очень большая, но в общем-то и уносить особо нечего.

   Боже, не может быть, чтобы это происходило в реальности – не может быть, чтобы она действительно собирала вещи, планируя навсегда отсюда уйти. Переступить порог и больше никогда не вернуться.

   Нет, об этом думать нельзя, свихнешься.

   Соломка сильно прижала ладони к глазам, так что даже стало больно. И решительно вздохнула. Спокойно. Всё получится.

   А когда оторвала ладони – Зверь стоял на пороге комнаты, свысока оглядывая спальню, где кроме кровати, стула и узкого шкафа ничего не было. Смотрел так, будто газету читал – скучно, скучно, неинтересно.

   Соломка отвернулась и постаралась сконцентрироваться на вещах.

   - На твоей кухне нет еды.

   Ещё бы… А он что думал, она ждала тирана, как дорогого гостя и сутки выготовляла деликатесы да семейные блюда?

   Говорить с ним не хотелось, но про себя Соломка возмутилась. Пожрать сюда что ли пришёл?

   - Ты, оказывается, паршивая хозяйка.

   «А ты видимо можешь на бюджет в пять рублей закатить королевский банкет на сто персон, - мысленно ответила Соломка. – Индюк надутый».

   Как ни странно, полегчало. Какое ей дело, что думает этот повернутый чувак об её женских качествах? С какой стати она должна играть перед ним хорошую хозяйку? Вы нас из дома прочь, а мы вам в ножки кланяться?

   Да не пошел бы ты?

   Неожиданно сердце быстро застучало. Судя по происходящему, этот… Зверь с удовольствием выслушал бы извинения и мольбы. Он бы ими наслаждался…

   И возможно, пусть всего шанс один на миллион, если хорошо попросить и поплакать, он передумает и разрешит…

   Что? – сама себя оборвала Соломка. – Что разрешит? Отменит решение суда и вернёт тебе квартиру? Самой-то не смешно?

   Нет уж, надо валить.

   Но куда?

   - Так что насчет еды? Консервы? Крупы? Почему у тебя шаром покати? Диета что ли какая-то модная? Не хватает ума понять, что организм без нормального питания толком не функционирует? Уже все мозги ссохлись?

   Ага, диета. Триста рублей в неделю на продукты, диета самая верная.

    Соломка повернулась к нему спиной и пошла к шкафу. Одежда…

   Конечно, первым делом взять джинсы и свитер, купленные летом на подработку – почти новые. Потом блузка голубая, рубашка белая с короткими рукавами и две светлые футболки. Теплый толстый пуловер в полоску придётся оставить – он слишком громоздкий и старый. В него тепло и уютно заматываться в холодные одинокие вечера. Но куда-то его тащить… Жалко, конечно, оставлять, Зверь наверняка выбросит вместе со всем остальным, потому что для него это просто хлам, но ей лучше взять большое полотенце, в идеале еще плед, пусть даже самый маленький.

   Или про плед уже нужно спрашивать разрешения?

   Ладно. Пусть пока лежит.

   Теперь юбка – черная. Впрочем, она одна. Вторая, джинсовая совсем протерлась, её Соломка сунула вместе со свитером обратно в шкаф.

   И мамина синяя лента так и не нашлась. От этого ещё больше хотелось плакать – лента наверняка затеряется среди хлама, её вынесут вместе с мусором и никто никогда не узнает, насколько она ей была дорога.

   С этим придётся смириться.

   Ну и всё, собственно… Вещи лежали на кровати такой маленькой сиротливой кучкой, что легко поместятся в сумку. Ещё белье, но его Соломка переберет, когда этот хмырь уберется из её комнаты. Пока ещё комната её. И что не возьмет – выбросит, как-то не очень радовала мысль, что он будет хватать руками её личные вещи.

   Прямо передёргивало…

   - И это вся твоя одежда?

   Гнат по-хозяйски прошел в комнату и подцепил ногтем голубую блузку. Да, покрой не новомодный, слегка устарел, но сшита она хорошо, материал тоже неплохой, так что носить вполне можно.

   Другой все равно нет.

   - И в одежде вкуса никакого. Ни капли женственности, - произнес Зверь, отбрасывая блузку обратно.

   Меланья подняла голову и почувствовала, что ей очень хочется зарычать. Дико жаль, что она не умеет выпускать акульи зубы. Ещё жальче, что не умеет пить кровь – уж напилась бы сейчас вволю и совесть бы ни разу ни мучила!

   Рядом, словно наготове сверкали глаза Гната. Он еле сдерживал нетерпение, так сильно ему хотелось… поругаться, что ли? Укусить? Ударить?

   Соломка нахмурилась и постаралась заглянуть в него глубже, туда, где источник всей этой несдержанности этого недержания. Говорят, Звери прекрасно себя контролируют, а Гнат явно не юноша, значит, в плане самоконтроля опытный, но почему же он так агрессивен? Ведь вроде получил всё, что хотел.

   - Ты что-то сказала? – медленно спросил он и быстро наклонился, так, как будто хотел ударить её лбом по носу, как делают в боксе. Меланья не шелохнулась.

   А потом – снова этот аромат, концентрированная острая сладость.

   Как будто ею пшикнули в лицо из баллончика.

   Соломка ощутила, как судорожно вздыхает, а глаза расширяются и стекленеют.

   Зверь неторопливо опустил голову, прохаживаясь взглядом по её шее и груди. Так же скучающе, как до этого по её комнате и одежде. Это переполнило чашу терпения.

   Соломка почти успела открыть рот, чтобы нарушить собственное обещание и обратиться к нему крайне нецензурно, но в животе неожиданно громко заурчало.

   Гната этот звук будто спугнул. Он попятился и ушёл, пропал где-то в коридоре.

   Фух. Теперь можно выдохнуть и с бельем разобраться. Нормальный бюстгальтер в наличии только один, тот, что на ней, еще есть спортивный на смену, трусиков и колготок с носками всего ничего – небольшой пакет. Ладно, зато всё поместится.

   Соломка аккуратно сложила вещи, упаковала сумку и села рядом с ней на кровать, такая уставшая, будто не вещи складывала, а грузила мешки в вагон.

   И куда же теперь с этими вещами податься?

   Выход только один. Меланья вытащила телефон и нажала на вызов.

   - Да?

   Троя всегда брала трубку быстро или не брала совсем. К счастью, сейчас случайным образом сработал первый вариант.

   - Привет.

   - Соломка, это ты?

   В дверном проёме снова замаячила тень зверя, но Меланья решительно отвернулась к окну, будто не видела. Если не можешь ничего поделать со сторонним вмешательством в свою жизнь – игнорируй его.

   - Да, я. Троя… у меня плохие новости.

   - Что произошло? Ты… С тобой всё нормально?

   Соломка так редко слышала искреннее волнение за свою персону, что впадала в ступор и не знала, как реагировать. Неужели кому-то правда не всё равно?

   - Всё в порядке со мной, не переживай, - она отошла к самому окну, подальше от тени за спиной и наклонилась так, что почти уперлась лбом в стекло. – Но так получилось… В общем, мне больше негде жить.

   - Как?!

   - Потом расскажу.

   Еще бы, описывать происшедшее, тем самым радуя подслушивающего Гната никакого желания не было. Перетопчется!

   - И что теперь?

   - С завтрашнего дня вроде как мне негде жить. Я понимаю, конечно, насколько это неожиданно, вот так с бухты-барахты обращаться за помощью, но мне хотя бы несколько дней нужно где-то ночевать. Пока я найду какое-нибудь жилье…

   - Соломка! Но как ты найдешь жилье? На что?

   Меланья запустила пальцы в волосы, сдерживая желание за них дёрнуть.

   - Понимаешь… буду работать. Денег на учёбу тоже больше нет.

   Молчание.

   - Я теперь начинаю с ноля. Совсем. Возможно, даже этого телефона у меня завтра уже не будет, – скрипуче засмеялась Соломка, так, будто знать не знала, как на самом деле нужно смеяться. – В общем, извини за неожиданность, я пойму, если ты откажешь.

   Соломка судорожно сглотнула, просто не смогла сдержать панику при мысли, что Троя откажется её приютить. Тогда остаётся только топать на улицу.

   - Ну что ты! Приезжай завтра, обязательно. Слышишь? Когда тебя ждать?

   - Спасибо. Тогда я приеду рано утром, оставлю вещи… Если что, звони, если не дозвонишься… в общем, тогда просто увидимся у тебя.

   Соломка нажала отбой и все-таки прислонилась к оконному стеклу лбом. Какой же нервный день! Какое же облегчение, что Троя её не бросила!

   Как интересно получилось, что у неё вообще есть Троя? Это же чудо…

   Желудок громко заурчал.

   В сумке у Соломки лежала половинка огромной булки, недоеденной в обед, но доставать и жевать её при звере не хотелось. Лучше потерпеть и не радовать некоторых своим оголодавшим видом. Что, в первый раз, что ли?

   И дальше что делать? Спать?

   Рановато…

   Душ не примешь по той же причине, что и булку не съешь.

   Учебники читать? Смысл теперь… Теперь только работу искать, чтобы с проживанием.

   В дверь позвонили.

   Соломка сомневалась, что это к ней, но всё же выглянула в коридор. Зверь забирал у доставщика заказ – две огромные пиццы. Запах горячего томатного соуса и сыра тут же наполнил гостиную, проникая во все углы. Ну вот… зверь заказал себе еды, а слюноотделение у Соломки станет его дополнительным призом.

   Ладно. Плевать.

   Она вернулась в комнату, прикрыла дверь и решила лечь спать. Хорошо бы отдохнуть полноценно, но не факт, что вообще получиться уснуть. Конечно, непривычная обстановка – чужой в квартире, да ещё и мужчина, да ещё и совершенно незнакомый мужчина… То есть Зверь. Спать придётся одетой, а это непривычно, а любое отличие от привычного вызывает дискомфорт.

   У некоторых вся жизнь – своеобразный дискомфорт.

   Чёрт. Есть же как хочется. В животе снова заурчало и кишки радостно завернулись в узел.

   Дверь заскрипела, открываясь. Соломка почти привыкла к вторжению, и даже не вздрогнула.

   Она села на кровати, закатив глаза – ну что ещё?

   - На. Твой желудок мешает мне сосредоточиться.

   Гнат шмякнул на стол салфетку с куском соблазнительно пахнущей и убойно выглядящей пиццы. Как собаке какой-то.

   Соломка вскочила, красная и злая и всё-таки не сдержалась:

   - Слушай, ты! Убирайся вон из моей комнаты! Завтра утром меня тут не будет, даже раньше, чем позволил суд. Так что оставь меня в покое!

   Меланья схватила пиццу и вышвырнула её из комнаты – та смачно хлопнулась на пол. Пятно останется, но ей плевать, теперь чистота полов в данном помещении не её забота.

   Вслед пицце полетело голодное урчание её желудка.

   Потом она попыталась захлопнуть дверь. Конечно, полноценного хлопка не получилось, слишком хлипкой была фанера, но в комнате она, наконец, осталась в одиночестве.

   Зверь больше не беспокоил. Промаявшись в кровати где-то с час и не сумев заснуть, Соломка встала в туалет. А по дороге поняла – зверя в квартире нет. Кусок пиццы так и валялся на полу гостиной, остальной и в помине не было – только пустые коробки.

   Даже остывшая, она пахла так сильно, что хотелось подобрать прямо с пола и съесть, вернее, затолкать в рот как можно быстрее.

   Соломка нахмурилась и отвернулась. Сделала на кухне чай из последнего пакетика и достала булку из сумки.

   Вкуса почти не чувствовалось, она вымоталась просто ужасно. Доев до конца, Меланья вернулась в свою кровать и наконец, смогла заснуть.

   Утром, как только рассвело и заработал городской транспорт, она проснулась. Взяла вещи и навсегда ушла из квартиры, из убежища, где они столько лет были с мамой счастливы.

***

Ночью приходило какое-то умиротворение.

   Тартуга любил ночь больше, чем день. И понятное дело, ведь ночью звериное не так бросается в глаза, как на свету. И если день занят вопросами ассимиляции, то есть приближения к людям, то ночью можно быть самим собой и забыть о существовании людей напрочь.

   У зверей вообще не существовало чёткого графика, никакого тебе распорядка дня, разве что у тех, кто работал, но обычно полудикие члены Племени ночью колобродили по лесам, заседали в бункере или в общежитии, а спать укладывались под утро. Они как будто деградировали, и весьма сознательно.

   И это тоже проблема, которую нужно решать.

   Тартуга вернулся в дом, прихватив папку с бумагами, которую в конце рабочего дня сунула ему Виола, бросил папку в прихожей и закрыл дверь, не запирая. Посторонних в городке племени не было, территория тщательно охранялась, и проскользнуть мимо незамеченными могли только звери. И это не только благодаря привитым им навыкам, но и за счёт некоторых научных разработок неудавшихся колонизаторов, о которых людей в известность не поставили. Звери никогда не были глупцами и обеспечили себе крепкий тыл по той простой причине, что человечество быстро забывает тех, кто тебе помог, зато хорошо умеет точить зубы на тех, кто от тебя отличается.

   Племя предпочитало само точить зубы, чем позволять себя кусать. Никогда больше!

   Дома было совершенно тихо – Тартуга жил один. Эти таунхаусы достроили и сдали всего месяц назад… вернее, уже месяц назад – и большинство до сих пор пустовало. Жалкие двенадцать женатых пар, девять из них с детьми, две сотни работающих особей, и, считай, всё.

   Поразительно, почему остальные из племени предпочитали дикий и неупорядоченный образ жизни. Как их загнать хоть в какие-нибудь рамки?

   Сейчас его племя делилось так: основная масса занималась тем, что ничего не делала и желала ничего не делать впредь. Малая часть, наоборот, легко устроилась в человеческом социуме, некоторые завели собственный бизнес, некоторые заняли довольно высокие посты в человеческом обществе. Единицы умудрились жениться, причем большинство на человеческих женщинах, и тем самым остепениться.

   А Тартуга и Сбор теперь пытались лавировать между всеми, угождая каждому.

   И им никто, между прочим, не помогал!

   Тартуга поужинал, разогрев в микроволновке столовый набор, который купил днём в кафе, потом снова взялся за бумаги – спать пока не хотелось.

   Уже минула полночь, когда к нему пришёл Гнат. Ему позволялось заходить без предупреждения, только на второй этаж не лезть, а ждать хозяина дома терпеливо на первом. И сейчас он втёк, как беззвучная тень, словно проявился на стене, и наклонил голову, здороваясь.

   Во времена бункера они приучились обходиться без звуков – многие могли разговаривать часами с помощью только глаз и мимики. Хотя это уже забывалось, словами общаться всё же легче.

   - Где пропадал?

   Тартуга привык, что Гнат под рукой, с самого начала стоит рядом и поддерживает, а также решает некоторые вопросы по взаимодействию с людьми, когда Тартуга не мог разорваться на две части. Однако сейчас он уже и не знал, как и когда на друга можно рассчитывать.

   - Занят был.

   - А чего пришел тогда?

   - Освободился.

   - Ну ладно. По делу или ночная бессонница?

   Тартуга вздохнул и отложил бумаги в сторону. Вопреки обыкновению Гнат не уселся на мягкий диван, а принялся расхаживать по гостиной из стороны в сторону.

   - Ну, что опять? – Тартуга не хотел сейчас новых проблем, но не выгонять же своего старого, слегка свихнувшегося на мести друга. Всё проходяще… Со всеми случается. И т.д. и т.п.

   - Я насчет этой девчонки. Дочери Соринова.

   - Правда, что ли? – искусно удивился Тартуга, хотя понятное дело, чего тот еще мог сказать. Однако достало. У них половина племени сознательно и планомерно превращают себя в отбросы, а Гнат отличился – проделывает по сути то же самое, правда, законными методами.

   - На что она живет?

   - На что? – Тартуга подумал, припоминая, где дело и полез в ящик рабочего стола за отчетом по Меланье. Открыл папочку.

   - Так. Работает с пятнадцати лет, вначале устраивалась через центр подростковой занятости. По достижению восемнадцати лет искала работу самостоятельно. Подработка летом полные три месяца. Во время учебы - подработка по выходным в торговом магазине. Текущая зарплата около восьми тысяч в месяц. Траты...

   - У тебя даже траты есть?

   - Да. Читать?

   - Читай.

   - Итак… траты… кварплата, включая свет, воду и всё такое – пять пятьсот.

   - Пять пятьсот?

   - Ну да. Тут пометка – для квартиры такой площади стандартная оплата.

   - Ладно. Дальше давай.

   - Дальше ничего нет. Кредитов нет. Алиментов тоже.

   Гнат молчал, только глаза судорожно то вспыхивали огоньками, то гасли, превращаясь в чёрные дыры.

   - Две с половиной тысячи в месяц, - сказал он.

   - Ты о чем?

   - Она живет на две с половиной тысячи в месяц?

   Тартуге показалось, что Гнат сглотнул.

   - Уже нет. За квартиру-то ей теперь платить не нужно, верно? Теперь в её распоряжении целых восемь тысяч! По твоей милости она практически разбогатела!.

   - А… а сколько стоит снять квартиру?

   - Ну, не знаю. Тысяч двадцать.

   - Двадцать? – почти крикнул Гнат. Тартуга посмотрел на него внимательнее.

   - Да, двадцать. А что, нормальная рыночная цена.

   - Я не знаю человеческих рыночных цен.

   - Теперь знаешь. Ну, ты доволен, надеюсь? Снять квартиру она точно не сможет... ну, на вокзале перекантуется месяц-другой… если пустят. А что ты так кричишь-то? Откуда столько эмоций? Радуешься, что ли?

   И снова замершее лицо Гната освещали вспышки то ли удовольствия, то ли страха.

   - Тартуга. – Резко сказал он.

   - Ну?

   - Ты слышишь?

   - Я прямо напротив сижу. Чего?

   - Я… не рад.

   Тартуга изобразил на лице удивление, хотя на деле действительно был слегка ошарашен. Но приятно ошарашен, чего уж там.

    - Да ну. Отчего же? Олай сказал, что ты был просто до омерзения счастлив.

   Гнат зашел за диван и оперся на спинку руками.

   - Я не знаю, что происходит! Не могу объяснить. Не могу понять. Месть не приносит мне радости, Тартуга! Она… Это отродье Соринова должна быть мерзкой… От неё должно воротить, понимаешь? При виде неё должно выворачивать наизнанку! А она… выглядит как совершено обычный человек. Как слабый и даже несчастный подросток. Я делаю, как того требует злость, утоляю месть, но удовольствия не получаю. Почему?

   - А что не так?

   - Я не могу понять. Что происходит? Я добился, чего хотел, победил, причём по закону, не опускаясь до зверя, но… она была голодная сегодня. Я думал, просто на диете сидит. Но выходит… Как можно прожить на две тысячи в месяц? Представить невозможно. Да я за вечер больше трачу!

   - Вижу, жалость проснулась? Сострадание. Вспомнил такое понятие?

   Гнат сверкнул глазами, но ответить не успел.

   - Стой, не кипятись. Я не смеюсь. На самом деле я рад, что жалость тебе не чужда. Неприятно, знаешь ли видеть, как…

   - Это не жалость!

   - А что?

   Вопрос неожиданно стал слишком серьезным, неуравновешенным и неизвестно, куда перевесит, Тартуга такие хорошо чуял. Потому и руководил, как самый мобильный из Сбора.

   - Не… не могу объяснить. Мне хочется, чтобы она… чтобы показать, как… Чёрт. Я хочу, чтобы ей было плохо!

   Тартуга пожал плечами.

   - Это не новость.

   - Но когда сегодня я увидел… Она голодная, Тартуга… ты помнишь, что такое голод?

   - Как интересно.

   Тартуга подался вперёд, быстро перебирая всплывающие в голове варианты. Вопрос возник – нужно решить, иначе он будет мучить, влезая в мысли не вовремя и не давая покоя. Кому-то не дает покоя забытое название фильма или мелодия песни, или имя человека, с которым пересекся десять лет назад. А Тартугу изводили нерешённые вопросы.

   - Гнат, ты теперь оставишь её в покое?

   - Нет! – возмущенно крикнул тот.

   - Ладно, давай тогда подытожим. Ты понимаешь, что не прав, но всё равно не можешь оставить её в покое. Или не хочешь?

   Гнат сморщил лоб.

   - Не… Кажется, не могу.

   - Ты хочешь, чтобы ей было плохо, но чтобы она не голодала. Забрать квартиру, но чтобы ей было где жить. Ты хочешь, чтобы она просто поняла… каково это? Каково нам пришлось?

   На этот раз Гнат не согласился, в просто замер, слушая. Что он там себе думал, какие выводы делал, к какому результату пришёл, оставалось секретом.

    Наконец, Тартуга сглотнул и решился озвучить самое нелепое, но единственное подходящее объяснение.

   - Гнат, ты главное сейчас не психуй. Но… ты помнишь, что случилось с Лебриком?

   Брови Гната полезли вверх так быстро и так высоко, что вскоре оказались посреди лба. Губы напряглись, словно сейчас трансформируются клыки.

   - Да ты что такое мелешь…

   - Тихо. Ты обещал не психовать.

   Гнат посопел, расслабился, а потом вдруг рассмеялся.

   - Ты теряешь хватку, Тартуга. Я пришел к тебе за помощью, потому что у тебя хороший нюх… был. А оказывается, ты стал теперь любителем мелодрам. Даже слышать не хочу подобного бреда!

   - Как интересно.

   - Что?!

   - Не кричи. Попробуй объяснить, ты почему не хочешь этот вариант даже рассмотреть? Тебе же нужно докопаться до сути? Ты знаешь, первым делом для этого следует рассмотреть все возможные варианты.

   - Тупой вариант!

   - Почему? Такого не могло случиться с тобой? Или… объектом не может быть кто-то вроде неё?

   - Ну хватит!

   Гнат вскочил.

   - Я пришел к тебе… - он не находил слов. – А ты… Не… Тьфу!

   В сердцах выругавшись, Гнат выскочил из дома, как будто его гнали метлой.

   Чем дальше, тем несдержанней? Тартуга почесал в затылке, только убеждаясь, что снова оказался прав. Стоит ли вмешиваться? Доказывать очевидное Гнату, который наглухо зашорился, не желает слышать правды? Вряд ли это имеет смысл. Да и дел, честно говоря и своих хватает. Да ещё и Гнат что тот осел… его тащишь – он упирается, чем сильнее тащишь- тем больше сопротивления. Оставь в покое – тогда сам пойдёт.

   Как-то так.

   В общем, не до него.

ГЛАВА 5.

Только по дороге Соломка поняла, что приедет слишком рано. Или поздно, как посмотреть, в любом случае, не вовремя. Впрочем, что поделать.

   В метро было совсем пусто, только дребезжащий гулко гудящий поезд, а вот в автобусе уже сидело несколько человек, все как один - сонные мухи с прикрытыми глазами, которые то и дело клевали носом. На работу, видимо, ехали.

   Трое она позвонила уже от дома.

   - Я жду, - ответила та. – Заходи быстрее.

   Оказалось, что подруга находится дома в одиночестве. Мало того, сегодня её Лева остаётся на работе на суточное дежурство, поменялся с кем-то.

   - Хочу спокойно с тобой поболтать, - заявила Троя, встречая гостью в прихожей всклокоченной, неумытой и в халате. – Я взяла выходной.

   Соломка всегда удивлялась такому яркому проявлению дружеских чувств – чтобы ради неё кто-нибудь чем-нибудь жертвовал. Ну, кроме мамы, но это другое.

   - Так что? Напьемся? – радостно вопросила подруга.

   - Честно говоря, у меня такое паршивое настроение, что не особо хочется, - Соломка села на пуфик в прихожей и не нашла сил даже разуться.

   - Как раз спиртное поможет расслабиться. Не волнуйся, сегодня мы с тобой отдыхаем, просто ни о чём не думаем, копим силы, а завтра начнём бултыхаться дальше. Ну, как те лягушки в молоке из поучительной басни. Но сначала… выспаться бы, я так рано не просыпаюсь. Я тебе раскладушку на кухне поставила. Вряд ли ты захочешь спать в нашей с Левкой постели.

   - Не-ет, точно не захочу.

   - Ну, иди тогда.

   Соломка думала, что не уснёт, но вырубилась сразу же.

   Они проснулись глубоко после обеда, приготовили ужин и тогда Троя достала бутылку водки.

   - Не бойся, это будет коктейль, - заявила в ответ на выпученные глаза Соломки. Крепче вина они отродясь ничего не пили, и то умудрялись безобразно опьянеть. – Сейчас разолью и всё расскажешь.

   И Соломка рассказала. О бункере, о преследовании Зверя, о суде, о том, что теперь у неё действительно, на самом деле ничего нет. И дальше одна только неустроенность и неизвестность, что оптимизма не добавляет.

   - Ну надо же, - ошарашено пробормотала Троя, к тому времени уже хорошо поддатая. – Как в кино. В страшном. А я еще считала, это мне не везет. Левка вот жениться не хочет, отмазывается, ему, мол, и так неплохо живётся. А по сути… счастливый я человек. Что моё невезение по сравнению с твоим?

   - Я не знаю теперь, что делать, совсем растерялась. Привыкла, что свой угол есть… Ну конечно, первым делом нужно искать работу с жильем. Есть же такие. Недавно мельком видела объявление – фабрика мороженого с предоставлением общежития.

   - Угу. То ещё болото. Жила я в таком недолго. И слава богу, что недолго.

   - Другого варианта нет.

   - Совсем?

   - Я не вижу… Разве что чудо случится.

   - Подумай, Соломка. Подумай, как этого гада отбрить. Не нравится мне когда такие скоты побеждают. И не верится, что жизнь его накажет, давай лучше сами накажем?

   - Ага. Как? Не думаю, что существует способ его наказать.

   - А мне жутко неохота всё так оставлять. Мне это не нравится!

   - Никому не нравится…

   - И все же ещё выпей – и подумай.

   Соломка согласно пригубила коктейль, в котором водка теперь почти не чувствовалась – и вовсе не потому, что её там не было.

   - Будь я… будь у меня другой отец, я бы сразу в комитет по связям настучала, - мстительно заявила она. – Что меня преследует Зверь.

   - Вот так так… - изумилась Троя. – За чем дело встало? Конечно, нужно настучать и попросить помощи! Это ты про комитет, который спорные вопросы между нами и ими решает? Людской?

   - Ну да.

   - Так обращайся!

   - Ты что? С моим-то отцом?

   - А какая разница?

   Соломка опустила глаза.

   - Мели, ты всегда так пугаешься, как будто действительно чувствуешь себя виноватой.

   - Не поверишь – действительно чувствую. Умом понимаю, что моей вины нет… Но как сказал тот Зверь - гены папины.

   - И забей. Слушать его ещё… Хочешь, я вместо тебя в комитет позвоню?

   Будь Соломка трезвей – никогда бы не позволила. Но сейчас это казалось прекрасным выходом – хуже-то не будет. А вдруг действительно помогут?

   - Ну, давай.

   - Сейчас или когда протрезвею?

   - Лучше трезвой, наверное. А духу хватит?

   - Мне? – хмыкнула Троя. – Да легко!

   Потом они ещё сделали селфи на память – забавное вышло, две раскрасневшиеся мордашки с влажно блестевшими глазами и спутанными волосами – у обоих чуть ниже плеч. Похожие, как родные сёстры.

   Укладываясь спать, Соломка думала расплывчато и урывками. О том, что действительно отдохнула – и будущее уже не так пугает. Всё-таки она молодая, здоровая и сильная, так что шансы выжить есть. И что бы она делала, не будь в её жизни Трои? Лучше не знать… Но тогда зачем вообще такой мир, если в нём нет вообще ни одного дружеского плеча?

   И всё же – как ей благодарить небеса за Трою?

   Конечно, мысли были слегка припорошены пафосом из-за влияния спиртного. Как Соломка выяснила? Да очень просто – ранним утром она проснулась, когда Троя впрыгнула на кухню, вытянувшись, как солдат на плацу и крикнула:

   - Я же говорила! Никому не интересно, кто там был твой отец. Главное, звери преследуют человека! Всё у нас получится!

   - Что? – перепугалась Соломка, отмахиваясь руками от простыни. Потом попыталась сообразить, где находится. Потом сообразила, где, и попыталась вспомнить, как она тут очутилась.

   В общем, когда дошло, Троя уже вскипятила чайник и по кухне расползался горький кофейный аромат.

   - Говорю, позвонила я в комитет по связям. Как только встала, сразу и позвонила. Они спросили твои данные, подробности преследования и сказали, что разберутся и перезвонят. Тебе, в смысле. Сказали, можешь больше не бояться, они умеют ставить зверей на место.

   - Да ну? – Соломка так и сидела в раскладушке, как в гамаке. – И ты… рассказала им всё что ли?

   - Ты же сама вчера разрешила! И не вздумай теперь передумать!

   Оставалось только молча хмуриться, потому что на трезвую голову идея не казалась такой уж гениальной. Однако, похоже, сдавать назад уже поздно.

   - Всё хорошо будет, не дрейфь! Садись, кофе пей. Левка, кстати, минут через двадцать придёт.

   Пришлось быстрее вставать и одеваться. Несмотря на вчерашнее, после кофе, сока и бутербродов чувствовала Соломка себя вполне сносно, не было ни тошноты, ни головной боли. Она убрала постельное белье, вещи сложила в сумку и сунула под раскладушку. Вещей, кстати, прибавилось, потому что Троя отдала ей часть своего гардероба, пополненного Левкой.

   - Единственный его плюс, не жмотится на одежду, а носить это всё одновременно невозможно, - сказала Троя, разбрасывая одежду из гардероба по дивану. Вещи, может, были и не самые дорогие, но зато новые и подходящие по размеру. – Это я ему так мщу иногда – иду на шопинг.

   Духу отказаться не хватило. Таким образом, Соломка оказалась хозяйкой двух джинсов, свитера, двух толстовок и прозрачной зелёной блузки, которую носить вроде некуда, но уж больно она красивая, чтобы пройти мимо и не купить, прокомментировала Троя.

   Потом они вышла из дома. Троя подалась на свою работу, Соломка – искать свою. Только для начала ей нужно было рассчитаться в магазине. В идеале ещё не мешало бы забрать документы из института… но пока нет сил туда идти и объяснять причины, по которым придётся прерывать учёбу. Как-нибудь в другой раз.

   После вчерашнего хотя бы мысли в голову приходили редко – похмелье не утруждает себя многоэтажными проблемами, а просто смотрит по сторонам и насвистывает. В том, вероятно, и главная прелесть пьянок.

   Из магазина она уволилась – полный рабочий день там ей предложили, но зарплату озвучили смешную, и на комнату не хватит.

   Троя дала ей ключ от квартиры. Но там сейчас отсыпался после суток Левка, и мешать ему не хотелось. Идти было некуда, на кафе денег тратить тоже нельзя, потому что тогда останешься вообще без копейки, поэтому Соломка пристроилась на лавочке у метро, прямо возле палатки, где купила газеты с объявлениями с предложением работы и стала выбирать, что ей подходит.

   Домработница с проживанием в коттедж. Не, это совсем если край. Не хватало ещё чтобы работодатели узнали подробности биографии, тогда совсем плохо будет. Их, борцов за справедливость, которые типа знают, как должен быть устроен мир слишком много и все их знания далеки от действительности. Но поучить жизни они любят, хлебом не корми.

   Ну вот… фабрика мороженого, можно звонить.

   Соломка достала телефон – и он задребезжал у неё в руках, старательно разрываясь. Старый уже, кажется, скоро развалится, особенно если громче звук сделать.

   Номер незнакомый. Хм. Ну ладно.

   - Да.

   - Меланья Соломенная?

   - Да. А вы кто?

   - Меня зовут Тартуга Полдрак. Я – глава Сбора звериного племени, это наш орган самоуправления. Меланья, вы сейчас где? Нам нужно немедленно встретиться и поговорить.

   - Я?... О чем?

   - Прошу вас. Дело крайне серьезное. Не вешайте трубку!

   - Хорошо, не буду.

   - Прошу вас крайне настоятельно – назовите место, где вы сейчас находитесь. Для вашей же безопасности. Я приеду и мы поговорим – в людном месте при свидетелях. Главное - ничего не бойтесь.

   - Не бояться? Опасность? Что-о? Он за мной охотиться?

   Мурашки тут как тут – запрыгали по коже. И предательски заныла грудь.

   Чёртова сладость! Откуда же ты берёшься!

   - Нет, Меланья, Гнат тут совсем ни при чем. Но мы должны поговорить. Прошу вас. Обещаю, моё предложение вам понравится.

   - Ну… ладно.

   Она назвала метро и примерно объяснила, где угол с двумя лавочками и тремя деревцами.

   - Не вешайте трубку! - почти кричал Тартуга. Они были не знакомы, так что непонятно, действительно ли в его голосе слышалось волнение, или так просто казалось.

   - Но почему?

   - Пожалуйста, просто подождите немного. Я уже близко. Что находится вокруг?

   Меланья оглянулась и стала описывать палатку со всякой ерундой и находящийся напротив магазин обуви.

   В трубку периодически согласно угукали. Но стоило замолчать – незнакомец тут же задавал какой-нибудь вопрос. Какая на улице погода? Не проголодалась ли она – это вообще к чему? Нет ли у метро толкучки? Странные вопросы, в общем.

   Минут десять понадобилось, чтобы Соломка достаточно пришла в себя и задумалась, а чего собственно ему нужно? Кто это и почему он её допрашивает? Может, ну его и…

   - Я тут!

   В трубке раздались гудки, а со стороны дороги бежал мужчина, по которому сразу было видно – не человек.

   Странно. Но страшным он не был. Высокий, светловолосый, хорошо одет, лицо располагает к доверию. Ну точно управленец – смотришь и думаешь, что у него других дел нету, кроме как тебе помогать.

   - Добрый день, - светло-карие, похожие на ее собственные глаза с любопытством осматривали. - Прошу прощения, я сейчас все объясню. Только давайте пройдем в какое-нибудь кафе, тут довольно холодно. Вон, туда!

   - Я…

   - Я пригласил – я оплачиваю счет. Всё честно. Идёмте.

   Незнакомец оказался такой деятельный, что Соломка и моргнуть не успела, как уже сидела в кафе, перед ней стоял кофейный заковыристый коктейль, а рядом на блюдце – свежайшие пирожные трёх видов.

   - Теперь поговорим.

   Тартуга мгновенно затормозил.

   - Просто выслушайте меня и отнеситесь к происходящему крайне серьёзно. Итак, недавно вы пересеклись с одним из моих друзей. Теперь у нас проблемы.

   - У вас? Я думала, проблемы у меня. А у вас какие?

   - Ну как же… вы обратились с жалобой на неправомерные действия зверя в Комитет по связям, они прислали официальный запрос с требованием объяснить, что происходит. Теперь это дело так просто не замнёшь, факт суда установлен, а им только повод дай – навешают всех собак и не отбрешешься.

   Соломка вздохнула. В общем-то она не собиралась раздувать скандал, но пока не знала, действительно ли всё стало хуже или шансы есть.

   - Я осталась на улице. Не думаю, что судьба вашего друга меня волнует больше моей собственной. Вы предлагаете заткнуться, заползти в подвал и тихо скулить? Пожертвовать собой ради вашего этого дикаря? Я что, похожа на дурочку?

   Глаза Тартуги сверкнули как-то слишком восторженно.

   - Справедливо. И всё же позвольте, Меланья, я кое-что вам расскажу. Однажды… Нет, не так. Мы очень аккуратно храним нашу человечность, потому что только благодаря ей мы все ещё люди, а не бегаем на четырех лапах. Мы выжили и отстояли свою свободу именно потому, что собрали в себе человека, берегли каждую его каплю, и собрав достаточно, сделали рывок, захватив власть над колонизаторами. Но вот что каждый из нас прекрасно понял в процессе - любой мир лучше войны. А вот этот ваш Комитет по связям считает, что можно и повоевать, если в результате нас посадить на поводок, как собак. Но это невозможно, Меланья, мы никогда не будем слушать решений комитета, ограничивающего нашу свободу. Мы просто пытаемся соблюдать баланс. Так случилось, что мы должны сосуществовать вместе – люди и наше племя. Никуда от этого не деться – ни нам, ни вам. Поэтому проблему возникшую по вине твоей жалобы нужно решать. Понимаешь, Меланья... ничего, что я на «ты»? Возраст позволяет. Так вот... мы выиграли одну войну, выиграем и вторую. В случае чего.

   В груди похолодело. Он сказал так просто… так весомо – ни капли сомнений. Он верит в то, что говорит. И действительно, раз звери смогли уничтожить захватчиков, обладающих огромным научным и военным потенциалом, то и с малоразвитым человечеством как-нибудь справятся.

   - Вы мне угрожаете?

   - Не расстраивай меня, - он слегка сморщился. – Какая это угроза? Я говорю, что мы хотим мира. Любого мира. Но… не в ущерб своим интересам. А некоторые из вашего комитета, ослепленные… не знаю чем, то ли властью, то ли дуростью, думают, что стоит найти повод и они заставят нас прыгать по их свистку. И вот вы им приносите причину на блюдечке.

   - Не понимаю. На меня напали, я ищу выход… Логично. Так чего вы от меня хотите?

   - Вам с Гнатом нужно помириться… Ведь несмотря на ваши разногласия действовал он всегда в рамках закона. Разве он тебя хоть пальцем тронул?

   Тронул? Нет… Соломка поняла, что не знает его прикосновений - ни грубых, ни ласковых.

   - Нет.

   - Он никогда не ударил бы женщину, даже… Прости.

   - Чего уж там, договаривайте.

   - Даже если уверен, что люто её ненавидит. Итак, по сути обвинить его не в чем? В смысле, по закону? Этическую и моральную сторону конфликта трогать не будем.

   - По сути, да, - сухо ответила Соломка.

   - Тогда предлагаю перемирие. На условиях взаимовыгодных для всех, разумеется.

   Да, эта уверенность Тартуги в слегка неадекватном поведении комитета, а также в своих силах настораживала и поражала. Соломка никогда не встречалась с полными и безусловными чувствами, разве что исключая мамину любовь, а тут… Такая уверенность в своём праве, даже жутковато.

   - И что я должна сделать?

   - Ты встретишься с Гнатом в неофициальной обстановке, думаю, сегодня вечером, откладывать ни к чему, вы поужинаете в каком-нибудь людном ресторане под прицелом как можно большего количества камер и покажете тем самым, что все разногласия решены, что личной вражды между вами нет. А если и есть, то не такая, что стоит раздувать какой-либо скандал в духе Комитета. Не за просто так, естественно, в обмен я возьму на себя решение твоих проблем.

   Соломка подумала.

   - Какой вы быстрый. Дайте сообразить. Почему вы не давали повесить мне трубку?

   - Если бы они позвонили первыми, то взяли бы тебя в оборот и не знаю, чем бы тогда закончилось. Думаю, для начала нам не дали бы встретиться.

   - Кто?

   - Представители комитета, конечно же. Разве ты не понимаешь, с кем связалась?

   Хороший вопрос.

   - А с кем я связалась? По-моему, с теми, кто может мне помочь и защитить.

   Прозвучало агрессивно. Тартуга медленно кивнул:

   - Можете выслушать и их предложение. Потом выберете более подходящее, всё честно.

   - Может, я так и сделаю!

   - Ок. Держите.

   И он спокойно вытащил из кармана… её телефон. Соломка смотрела круглыми глазами, не представляя, как и когда он его вытащил.

   - Прошу прощения, это чтобы нашему разговору не мешали раньше времени.

   Она взяла телефон, включила громкость - и тот мгновенно затрезвонил, будто только того и ждал.

   - Да, - ответила Соломка, косясь на Тартугу.

   - Добрый день. Это Меланья Соломенная?

   - Да. Добрый.

   - Вас беспокоит секретарь Комитета по связям. Вы должны приехать к нам в офис к трем.

   - Должна?

   Брови полезли на затылок. Тон секретаря был чисто секретарским – беспрекословным.

   - Ну да. Вы же звонили с просьбой о помощи? Давайте быстрее вспоминайте, работа сама не делается.

   Как-то странно выглядело, несерьезно, как отписка или отзвон – сами звонили? Тогда сами приезжайте, не приедете, нам только лучше, делать ничего не нужно.

   - Спасибо, но звонок был ошибкой. Я не приеду. Всего хорошего.

   - Видите, - сказала она Тартуге, как только нажала отбой. – Уже всё. Ничего они от меня не хотели. Им даже проще, что я передумала, не нужно утруждаться расследованием. Так что и с Гнатом не нужно ужинать.

   Тартуга покачал головой.

   - Вы молоды и наивны. Так просто произошедший конфликт не замнёшь.

    - Пожалуйста, не нужно снисходительного тона, - скривилась она. – Что вы знаете о моей жизни? Наивности в ней точно не осталось. Просто оставьте меня в покое!

   - Ах, Меланья, - ответил тот с мягкой улыбкой. - Боюсь, это уже невозможно.

***

У Гната тоже был свой дом – последний в линии только что отстроенных таунхаусов. Тартуга так переживал, что мало кто из племени желает жить нормально, в своём личном доме, что Гнат не смог ему отказать, получив предложение переселиться и ключи. По сути, он пытался. Намекал, что одному в большом доме делать в общем-то нечего, но лидер настоял. Привёл массу полезностей – и задел на будущее, и рабочие места для приходящего персонала. В общем, проще было согласиться.

   Жилище у Гната было со стандартным ремонтом и довольно маленькое. Внизу прихожая, кухня и столовая, на втором этаже две небольшие спальни. И то ему казалось, здесь может жить целая стая, не то что одинокий мужчина.

   Со времени он даже привык и начал испытывать к данному месту некую симпатию. Знал, где лежат вещи, что из кухонного окна видать забор и беседку, а когда вода греется, в батареях шуршит почти привычно и даже уютно.

   Постепенно он даже полюбил его, свой дом.

   Единственное, к чему не удалось привыкнуть – к стационарному телефону. Он слышал пронзительный звонок из любой точки дома и каждый раз хотел собраться с силами, чтобы его выбросить.

   Вот и сейчас – только после душа, довольный жизнью, потому что девчонку проучил, и целый день к ней не приближался и даже не хотелось, занялся делами, хорошо поработал, хорошо поужинал и теперь думал, не позвонить ли кому-нибудь из старых друзей-подружек, как вдруг телефон звонит, чем-то неуловимо тревожа.

   - Ну ладно, чего нужно?

   Бормоча и стеная, Гнат дошёл до прихожей.

   - Это ты? – спросили в трубку, стоило её поднять и приложить к уху.

   - Это я.

   - Это Тартуга.

   - Я понял.

   - У меня новость. Комитет по связям заполучил историю о девушке, притесняемой зверем. Этот ублюдок преследовал её, запугивал, а потом отсудил квартиру и выбросил на улицу без копейки денег. Просёк?

   - И что?!

   - Опять кипятишься? Я не намекаю, что ты на всех нас навлек неприятности, хотя так и есть. Теперь помогай расхлебывать. С тебя ужин в Актавии. С Меланьей в компании, конечно. Ты понял? Всё должно быть красиво. Ты очарован девушкой и решил слегка за ней приударить, а байку про притеснение выдумали злые журналисты. У комитета не должно остаться ни единой претензии. Я хочу уладить всё миром.

   - Ты серьезно, что ли или бредишь?

   - Гнат, твоя месть – твоё дело. Укусы комитета – наше общее. Ты же знаешь, чего они хотят.

   - Я понял.

   - Отлично. Тогда в семь часов. И – улыбайся.

ГЛАВА 6

Удивляться хваткой Тартуги и тем, как ловко он её обработал Соломка не переставала ни на минуту. Стилист, к которому её отвезли, выбрал, к счастью, совершено простое девчачье платье, а прическу и макияж сделал почти незаметными. Так Меланья и сама бы смогла, будь у нее время и ресурсы. В общем, ей придали вид юной девчонки, слегка романтичной, довольно наивной, но безоблачно счастливой.

   Ага, думала она, разглядывая себя в зеркале. Без квартиры и денег, но счастлива. Отчего? Не оттого ли, что меня позвал на ужин великолепный Гнат? Это ирония, кстати.

   То есть не он позвал, конечно, но наблюдающие ужин будут думать, что чудо сие свершилось.

   Однако придраться вроде не к чему. Да и обещаное очень грело – Тартуга даёт ссуду на оплату учебы и в случае необходимости даже поможет с поиском работы и жилья. Под такой крошечный процент, что вначале показалось, послышалось. Но Тартуга повторил, громче, и отказаться было невозможно, потому что три раза подряд таких предложений не делают.

   В очередной раз телефон позвонил, когда Соломка была готова к выходу и ждала такси, которое должно было доставить её в ресторан. Мысли так и крутились… вокруг Зверя. Интересно, какой он, когда не сходит с ума от злобы? Сегодня на публике он должен вести себя вежливо и тактично, значит, будет возможность посмотреть на другого Гната. Такого, какого Соломка ещё не видела.

   Телефон зазвонил, и номер снова высветился незнакомым.

   - Да?

   - Меланья Соломенная?

   Прямо дежавю какое-то.

   - Да. Слушаю.

   - Это Григорий Алексеевич Мочалов, председатель комитета по связям с животным народом.

   - С животным народом? – звучало необычно… уничижительно, что ли.

   - Почему вы удивляетесь? Я уверен, вы сами прекрасно убедились, кто они на самом деле. Уверились в их животной сущности и в том, что влиться в цивилизованное общество им не судьба. Их нужно контролировать, причём жёстко. Но сейчас о другом. Мой секретарь сказал, вы отказались приехать в офис. В чём дело?

   И снова тон, будто она обязана отчитываться. Будь Меланья слегка иной, совсем чуть-чуть, не чувствуй вину за всё, что совершили со зверями другие существа, она бы упивалась этим жёстким, решительным тоном, поносящим зверей и обещающим наказать их по всей строгости.

   Однако Меланья не могла не согласиться – хотя с одной стороны с ней поступили некрасиво, это некрасиво осталось в рамках закона. Вот такой нонсенс.

   - Понимаете… На самом деле я не звонила. Это моя подруга узнала о произошедшем и решила мне помочь, чем смогла. Не думаю…

   - Меланья, что вы сейчас пытаетесь мне сказать? – перебил мужчина.

   Она вдруг задумалась.

   - Скажите, а вы сможете мне помочь?

   - Помочь? Чем же мы можем вам помочь?

   - Например, помочь найти работу. Или взять малопроцентный кредит на обучение. Не знаю, в общем, как-то устроиться в жизни теперь, когда я осталась на улице?

   - Комитет такими вещами не занимается. Обратитесь в благотворительный фонд. Но по крайней мере я обещаю, что животные ответят за то, что вас обидели. Ну так что? Я жду вас в офисе по адресу…

   - Стойте!

   - Что?

   - Понимаете, это была ошибка. Поэтому я хочу, чтобы вы считали, будто я не звонила. Это же была не я, так? Да и вообще – Сбор племени разобрал что произошло и решил мне помочь. Они решили исправить сделанное зло и помочь мне выбраться из этого малой кровью. Так что извините…

   - Сбор племени? Ты что? Ты продалась этим животным? – вот теперь в незнакомом голосе отчётливо слышалось осуждение, хотя секундой ранее оно просто проскальзывало отдельными нотками.

   - Всего хорошего.

   Соломка отключилась, не желая слушать обвинения со стороны постороннего ей человека. Всё решено. Да, с одной стороны походило на торговлюю, и что она выбрала ту сторону, которая заплатила больше, то есть продалась за большую сумму, но ведь в жизни не всё так просто? Может, мир Племени нужен настолько, что они готовы платить за него, не считаясь с ценой, а вот комитету нужна война, на которой не жаль положить судьбу никому не нужной девчонки.

   Так или иначе, выбор сделан.

   Вскоре прибыло такси, дорога пролетела незаметно, у входа в сверкающем холле ресторана Меланью встретил метрдотель и проводил к заказному Тартугой столику.

   Гната не было.

   Возможно, он и не появится. Соломке обещали за ужин множество всяких плюшек, так что её появление вполне объяснимо, а что могли пообещать Гнату, большой вопрос.

   Но Тартуга разрешил заказывать любые блюда, конечно, исключая намерение угостить, к примеру, всех окружающих коллекционным шампанским, но такой глупости Соломка бы в любом случае не совершила. В остальном она в полной мере собиралась воспользоваться редкой возможностью попробовать то, чего раньше не пробовала.

   Слегка напрягало обилие посетителей, видимо, ресторан довольно популярный, но столик оказался окружен растительностью, пусть она вся дырявая, но какое-то психологическое восприятие стены получилось.

   И то хорошо.

   Ну-с, что выберем? Соломка уткнулась в меню. Изящный шрифт и красочные изображения блюд вызвали обильное слюноотделение, напоминая, что желудок уже давно пустой. Названия, правда, вводили в ступор, как и состав. Семга, сыры, ягнятина и даже мороженое с золотом. Это всё невероятно дорого.

   Ну, сейчас она ка-ак…

   - Добрый вечер.

   Меню дёрнулось, выскользнуло из рук и хлопнулось об стол. Соломка почти обречённо подняла глаза.

   Гнат принарядился – белоснежная рубашка, бежевый пиджак, джинсы. Волосы аккуратно приглажены, глаза желтеют и сверкают, словно от восторга. Отличное дополнение к её романтическому образу легкомысленной девушки.

   - Добрый вечер.

   Он скользнул на стул напротив, подхватил свой экземпляр меню и сразу же подозвал официантку. Как только та приблизилась, стал диктовать на память, видимо, ассортимент подаваемых блюд ему был прекрасно известен.

   - Мне большой говяжий стейк без перца, грибы в кляре, черный хлеб, минеральную воду.

   Девушка записала.

   - А вам? – спросила Соломку.

   Так как обстоятельно и не спеша выбрать она не успела, пришлось называть блюда, которые всегда хотелось попробовать, да возможности не было. Оставалось надеяться, что эти блюда наличествуют в ассортименте любого ресторана.

   - Паста с морепродуктами, салат греческий, самый большой ягодный смузи. А десерт можно? – во все глаза уставилась на официантку Соломка, как будто спрашивала у той разрешение. А всё потому, что её вдруг обеспокоил размер заказа – не слишком ли она разошлась, не злоупотребляет ли разрешением Тартуги? Официантка, естественно, с недоумением расширили глаза и перевела вопросительный взгляд на Гната, Соломка по инерции тоже.

   - И десерт можно, - коротко ответил тот.

   - Значит, торт «Три шоколада», - Соломка слегка нахмурилась, потому что ей не совсем понравилось, будто это Гнат выдал разрешение на десерт. От него, понятное дело, не хотелось принимать ничего.

   Официантка перечитала заказ и оставила гостей вдвоём. Неуклюжее молчание тут как тут окружило столик, огораживая от остальных посетителей куда лучше, чем дырявая стена из зелени.

   Меланья точно не собиралась облегчать Зверю существование и заговаривать о чём бы то ни было. Но перебрав собственные ощущения от происходящего, с удивлением обнаружила, что не только не боится его, но и не испытывает неприязни. Словно прошлое уже прошло лет сто назад.

   Соломка тихо улыбнулась. Как будто это возможно! Её отец умудрился сделать так, что между ними всегда будут стоять его гены. Тут уж ничего не попишешь.

   Да и по правде – разве она испытывала к нему когда-нибудь неприязнь? Нет, один только страх или эту странную сладость, которая пугает своей неизвестностью. На существование которой проще всего закрыть глаза.

   Он вдруг откашлялся, сбивая с мыслей.

   - Как настроение? – довольно бодро спросил.

   Хотелось оглядеться по сторонам и проверить, видят ли их мило беседующую пару окружающие – не зря же всё это организовали?

   - Отвратительно, - ответила Соломка с широкой улыбкой.

   Несколько секунд он просто молчал, но болезненно прищуренные глаза говорили сами за себя – у Зверя настроение тоже не фонтан.

   - В любой треугольник можно вписать окружность, – неожиданно произнёс Гнат – бархатно, располагающе.

   - Что?

   - Закон Ампера - закон взаимодействия двух проводников с токами; параллельные проводники с токами одного направления притягиваются, а с токами противоположного направления - отталкиваются. Также законом Ампера называют закон, определяющий силу, действующую в магнитном поле на малый отрезок проводника с током. Открыт в 1820 году Ампером.

   Это откровение заняло минуты три – Гнат говорил неторопливо, с улыбкой, загадочно сверкая глазами и со стороны, вероятно, казалось, что он осыпает свою спутницу обильными комплиментами. Иначе отчего она так на него смотрит, будто видит яркое солнце?

   - А, поняла, - наконец, вымолвила Соломка. – Надо же о чём-то говорить. Просто разевать рот совсем уж глупо.

   - Бри́тва О́ккама (иногда «лезвие Оккама») – методологический принцип, который в упрощенном виде гласит, что среди нескольких объяснений какого-либо происшествия самое простое и будет самым верным.

   Играть по заданным Зверем правилам Соломка не собиралась, поэтому ничего не отвечала, а просто оперлась на руку подбородком и стала смотреть на собеседника во все глаза, изображая восторг и только надеялась, что не переигрывает.

   Всё складывается совсем неплохо. Нужно просидеть так минут с десять, потом еду принесут, ещё минут двадцать уйдёт на сам ужин, а потом и домой можно. Вернее, к Трое, которая уже ждёт – не дождётся, ещё с тех самых пор, как Соломка ей позвонила от стилиста.

   Есть, кстати, хотелось ужасно. Прислушиваясь к желудку, она потеряла нить его рассуждений. Единственное – голос звучал очень ровно, как спокойная река, раскинувшаяся в зелёной долине. Она несла умиротворение, надежду, жизнь.

   В отличие от него самого, который кроме мести, ей ничего не принёс.

   - Ты закончил мне мстить? – неожиданно спросила Соломка, перебивая очередную физическую теорему.

   Гнат замолчал, откинулся на спинку стула, будто убираясь подальше, но в лице не изменился. Его карие глаза, которые оказались немного светлее, когда он не злился, снова потемнели.

   - Так что?

   - То, что я оказался в данной ситуации не значит, что ты можешь задавать мне вопросы.

   - Думаю, это всего лишь не значит, что ты ответишь. А вопросы задавать очень даже могу. Ты женат?

   - А тебе какое дело?

   - Да вот неожиданно пожалела твою жену. Но думаю, её не существует. Верно?

   Через небольшой промежуток времени Гнат отвёл презрительный взгляд в сторону и снова забормотал что-то нудное, но уже не с таким радостным видом.

   Просто поразительно, как сильно она его задевает, раз Зверю приходится постоянно себя контролировать, вдруг поняла Меланья. Ей было немного не по себе от происходящего, а вот ему это всё вообще должно быть как шило в одном месте.

   Странная ситуация. Но если взглянуть непредвзятым взглядом – Зверь сам загнал себя в болото, сам вляпался, начиная мстить ничем не виновной девчонке.

   Официантка тем временем принесла блюда. Паста пестрела неизвестными морскими гадами с хвостами, щупальцами и кажется, усами, так что Соломка побоялась их пробовать, хотя сама паста с соусом действительно оказалась очень вкусной. А салат по вкусу - обычный овощной, в который добавлены маслины и брынза. Густой смузи удивительно вкусный, такой свежий, лёгкий, наверное, приятно пить такое по утрам.

   Гнат управился с едой гораздо быстрее и некоторое время следил за Соломкой.

   - Ладно, - вдруг сказал он, наблюдая, как она отодвигает очередного осьминога на край тарелки. – Давай начистоту. В тебе есть нечто…что выводит меня из себя. И мне не нравится, в кого я превращаюсь, мне не нравится, что мой контроль подвергается испытанию на прочность, так что держись от меня подальше.

   - Даже не сомневайся, – легко согласилась Соломка. Возле него, конечно, возникало какое-то странное чувство лёгкости, но оно не стоило всех сопутствующих проблем. – С большим удовольствием. Обещаю.

   Зверь вдруг сглотнул и крепко сжал губы, как будто что-то пошло не так.

   Может, я не так ответила? – промелькнуло у Соломки в голове, но тут же улетело прочь. Сытость приятно наполнила тело истомой. Как же здорово вкусно поесть!

   И поболтать тоже приятно.

   - Гнат – это отчего такое имя странное?

   - Просто набор букв. А твое?

   - Папа назвал, - улыбнулась Соломка, вспоминая, что маме очень нравилось это имя.

   Она ляпнула, не подумав. Спохватилось, когда стало поздно.

   Зверь словно вскипел, стремительно вскочил и моментально выпустил клыки. Открыл рот, судорожно хватая воздух.

   - Я НЕ МОГУ! – заревел он и наклонился вперёд. На руках блеснули острые когти. Крик был таким громким и неожиданным, что можно было оглохнуть.

   Потом раздался грохот и звон. На пол полетела посуда – графин с водой звякнул и раскололся, истекая, как кровью, прозрачной водой, тарелки упали и их поверхность пошла трещинами, а поверху уже летела скатерть, которую зверь дёрнул следом. Хлебная корзинка отскочила вбок, рассыпая хлебную нарезку, и уткнулась в горшок с цветами.

   - Я НЕ МОГУ!

   Его глаза снова горели чем-то безумным, сверкали, как предупреждающие сигналы, как угли, которые сейчас вспыхнут лесным пожаром и уничтожат гектары леса.

   Как будто бежишь со всех ног – а впереди то ли обрыв, то ли яма с кольями на дне, а остановиться уже не можешь.

   Зверь наклонился, обхватывая ладонями края стола и надавил.

   Дерево застонало и с громким звуком треснуло.

   Соломка увидела над его раздувшимися от усилия плечами зал, в котором началась паника. Женщины вскрикивали и бежали, неуклюжие на своих каблуках, придерживая неприлично задранные длинные платья. Мужчины в основном стояли вытянувшись, как суслики, насторожено наблюдая за тем, как Гнат крушит ресторанную мебель.

   Хрясь! Обломки стола разлетелись в стороны, и Соломка оказалась сидящей на стуле посреди пустого места, в самом центре хаоса.

   Теперь слов у Зверя уже не получалось, только какое-то неразборчивое рычание лилось из горла. Когтями он полоснул себя по груди. Бежевая ткань разошлась, потом белая – как слои торта… потом показалась кровь.

   Соломка подняла глаза, и поймала его взгляд. Загнанный. Вот какой он был. Загнанный.

   Для неё ужин был всего лишь неудобством. Но для него это было нечто настолько мучительное, необъяснимое, что просто убивало.

   И что? - ненормально отстраненно подумала она. Кажется, Зверь собирается разорвать себе грудь? Но вот он опустился, или скорее рухнул на корточки, как тогда, в бункере, и вцепился когтями в пол.

   Плитка заскрежетала. Люди бегали, кто-то визжал. Зверь снова закатывал почерневшие глаза, теряя разум, и по всему выходило, что ужин, мягко говоря, не удался.

   Но при всём сотворённом он её и пальцем не тронул. И даже больше – не попытался. А вот себя очень даже тронул.

   Настолько сильной была боль? Что с ним происходит?

   Это она? Ненависть? Жжёт его изнутри, не находя выхода?

   Соломка вдруг разозлилась. И хотя ранее за собой она не замечала каких-то рискованных или необдуманно глупых поступков, ну, кроме моментов столкновения с этим самым зверем, сейчас сделала именно глупость – бросилась к Гнату и вцепилась руками в его плечи. Заглянула в глаза, заставляя зверя зарычать сильнее.

   - Я – не он! – крикнула Соломка. – Я – не он! Не смей так на меня смотреть! Я не он!

   Твердила, как заклинание. В голове слишком много всего намешалось, на заднем фоне звучал монотонный гул, заглушая звуки, включая собственные крики и чужое рычание. Вокруг словно ничего не было, так что когда появился Тартуга и стал что-то кричать, растягивая их в стороны, а потом вёл её куда-то, держа за руку, а следом другие звери тащили Гната, всё оставалось беззвучным, как немое кино. А потом её посадили в машину, а Зверя погрузили в фургон – и уехали.

   И только по дороге Соломка постепенно стала приходить в себя и нарастала громкость звуков – работающий двигатель, тихая музыка, автомобильные сигналы.

   Она сидела впереди возле ведущего машину Тартуги, на заднем сиденье пристроился адвокат Оглай собственной персоной.

   В горле першило, и пришлось пересиливать себя, чтобы спросить:

   - Куда мы едем?

   Тартуга глянул в зеркало заднего вида – Оглай тут же дёрнулся вперёд и подсунул ей папку с какой-то бумагой.

   - Подпиши, что не имеешь к Гнату претензий.

   Соломка взяла ручку и подписалась. Какие там претензии? Испытывай она подобную боль, объект этой самой боли снесла бы к чёртовой матери с дороги и ни разу бы не пожалела.

   - Так что произошло?

   - План не вышел. Ужин не удался. – Ответил Тартуга.

   - Что с ним случилось?

   Тартуга снова глянул через зеркало на Оглая.

   - Нервный срыв, - бодро сообщил тот тем самым инертным адвокатским тоном.

   - Куда вы меня везете?

   - В наш город.

   Прикинув, Соломка поняла, что ей наплевать, куда её везут, лишь бы оказаться подальше от ресторана, а в идеале - остаться бы одной в помещении с кроватью.

   Город Племени не имел названия и очень напоминал обычный комплекс таунхаусов, разве что забором странным обнесен. Но какая кому разница?

   Тартуга припарковался у одного из домов, открыл чёрную входную дверь и предложил выбрать любую спальню на втором этаже, кроме той, в которой мужские вещи – это его спальня.

   Соломка молча поднялась, зашла в первую попавшуюся комнату, упала на кровать и отрубилась.

***

Из закрытого фургона ничего не было видно, что только сильнее злило Зверя. Однако на подъезде к таунхаусам он уже успокоился, давала о себе знать старая привычка – и когда фургон остановился и дверь открыли, Гнат остался сидеть на полу, не пробуя выскочить и убежать в лес, как поступил бы Зверь. Его одежда превратилась в лохмотья, а грудь болела от порезов. Но эта боль не могла перебить другую, поэтому он сидел, опустив голову, и тупо смотрел в пол.

   Раздался грохот – кто-то вошёл и присел рядом на корточки. Знакомый запах выражал не столько укоризну, сколько поддержку, отчего совесть мучила только сильнее.

   - Гнат.

   Тот словно не слышал.

   - Гнат, ты сорвался.

   И снова никакой реакции.

   - Теперь легко ничего не исправишь. Мы, конечно, вступимся... за своего-то, но теперь только упираться рогами в ворота, как баран, понимаешь? Теперь по-хорошему не выйдет. Но если тебе станет легче – я тебя понимаю.

   Легче не стало.

   - Я и сам помню её запах и какую ярость он вызывал. Но это просто от неожиданности, слышишь? Только вначале, взятый врасплох, я реагировал на него инстинктивно и отпускал свою ярость на волю. Теперь, зная, что будет, я легко себя контролирую. И понимаю, что запах другой, в нём проступает всё больше другого – женского, мягкого и вкусного. Переключайся. У тебя всё получится. Просто не может не получиться, я же тебя знаю! Ну всё, теперь иди отдыхай.

   Тартуга развернулся и спрыгнул на землю.

   - Тартуга…

   Гнат выглядел, как будто подрался с целой сворой. А взгляд побитый, будто дрался и проиграл.

   - Помнишь, ты говорил… тогда?

   - О чем?

   - Почему я не могу… не оставляю её в покое?

   - Да. И что?

   - Ты же не думаешь так на самом деле?

   И столько тоски и клокочущей ярости в голосе, что не тронет только человека совсем без сердца. У них, у племени сердца были. Причем очень большие и сильные. Поэтому и болели сильнее, даже за других. Что уж там говорить о соплеменниках, с которыми рос в одной клетке.

   - Давай, я не буду отвечать.

   - Кажется, я себя уже ненавижу… а если это правда...

   - Ну и ладно. Ненависть проходит, если её отпустить. У тебя получится. Иди отдыхай Гнат, теперь тебе к людям дорога закрыта. Карантин на выезд в город на три месяца. Понял? Давай слово.

   - Я не смогу его сдержать, – слабо.

   - Не бойся, - отмахнулся Тартуга. - Тебе не придется нарушать слово из-за неё. Она будет тут, обещаю. Давай слово.

   - Даю тебе слово, Тартуга, не покидать территории комплекса без твоего личного разрешения или разрешения Сбора. Свободное слово.

   - Ну и прекрасно, – тот подался вперед и положил руку на склоненную голову. – Тебе нужно смириться с собой. А остальное я решу. Для чего ещё нужен друг?

ГЛАВА 7

Когда Соломка проснулась, первым делом столкнулась с острой головной болью. Хотелось верить, что это не попытка мозгов уйти от реальности и ответственности за решения, которые нужно принять, но в любом случае, думать совсем не хотелось.

   Пришлось вставать, умываться, расчёсываться непонятно чей расческой, приглаживать мокрой ладонью вчерашнее платье, зная, что от этого оно всё равно не будет выглядеть лучше, и спускаться вниз в надежде, что там самым чудесным образом будет лежать решение всех проблем. Да-да. На блюдечке, прямо на столе возле чашки кофе и рогалика с маслом.

   Внизу, однако ничего не лежало, только когда Соломка прошла мимо открытой двери, ведущей в кабинет, за столом увидела Тартугу. Он тоже её увидал, потому вскочил и вышел в коридор.

   - Доброе утро.

   - Доброе, - с большим сомнением отозвалась Соломка.

   - Пошли в гостиную, - хозяин дома развернулся и широкими шагами понесся в гостиную. Соломка поплелась за ним.

   - Сейчас я принесу тебе кофе, а пока сядь и посмотри небольшую нарезку хроники, которую для тебя подготовили. Она должна пояснить многое, чего нельзя описать словами. Потом поговорим.

   - О чем?

   Тартуга на миг замялся.

   - Просто возьми и посмотри. Думаю, сама догадаешься.

   Он схватил пульт, нажал пуск и, оставив гостью в одиночестве, ушёл на кухню.

   - Сегодня великий день! Здравствуйте все!

   На экране ярким летним днём на фоне леса бесновалась и кричала большая толпа народа. Одетые как попало, большинство вообще полуголые, но это почему-то в глаза не бросалось, настолько естественно люди себя вели. Доносились обрывки музыки. Развевались узкие флаги всевозможных цветов и расцветок. Лица многих были раскрашены – и все они сверкали счастьем.

   День освобождения! Точно. А это всё – звери!

   Почти все юные… почти дети. Боже, как же они смогли пережить? Сохранить этот восторг при виде чудес, которые преподносит свет?

   Потом камера, пройдясь по рядам, устремилась вбок. Там высилась груда непонятных приспособлений, вызывающих на подсознательном уровне неприязнь и даже страх. Сломанная, искореженная техника и разные предметы непонятного назначения. Соломка разглядела нечто похожее на шлем с зубами, намордники, какую-то броню. Наверху щерились проволокой и микросхемами непонятные приборы, разбитые на части.

   А ещё дальше лежал огромный взорванный корабль пришельцев, который при падении после неудачной попытки взлёта вызвал землетрясение и запыление на территории тридцати километров, практически уничтожив два населенных пункта, но это посчитали мелочью по сравнению с теми разрушениями, которые причинили бы захватчики, если бы их план удался.

   - Тартуга!

   Камера резко повернулась и крупным планом захватила Гната.

   Соломка вздрогнула. Это сияющее улыбкой, счастливое лицо словно символизировала всё происходящее. Незнакомое лицо – и при этом невозможно не узнать.

   - Тартуга, у нас вышло. Мы свободны!

   И глаза, и губы те же – но насколько другие! Ни тебе презрительного прищура, ни ироничного излома.

   Соломка сглотнула. Что могло произойти с человеком, если он из этого сияющего счастливца превратился в озлобленного мужчину, который смотрел на неё не иначе, чем с ненавистью? Как жаль.

   Кадр сменился. Теперь это было какое-то совещание, где официально облачённые звери собрались в помещении без окон и обсуждали что-то довольно серьёзное. Постоянно звучало: «люди, связи, защита». Сто процентов, это их так называемый Сбор.

   И тут камера тоже сосредоточилась на Гнате.

   - Не нужно говорить, что взаимопонимание невозможно! – резко отвечал он кому-то, оставшемуся за кадром. И хотя сейчас Гнат не улыбался безоблачно и счастливо, а был собран и серьёзен, всё равно разительно отличался от зверя, с которым Соломке пришлось раз за разом сталкиваться лицом к лицу. – Если не пробовать, так и останемся каждый по свою сторону! Рано или поздно мы станем воевать… если сейчас не сможем слиться. Кому из вас нужна война?... Никому. А семья? – он на секунду замолчал и сказал очень тихо и сильно. – Каждому.

   И согласное гудение остальных.

   Ролики сменяли друг друга, показывая разные моменты истории племени. Но Соломка сидела, замерев, и видела только одно лицо – единственное, что связывало все эти отрывки в целое.

   Получается, Тартуга хотел показать ей Гната. Другого Гната, настоящего, такого, каким он был во времена, пока месть и ярость не спрятали человечность так глубоко, что без лопаты не откопать.

   И это был потрясающий человек. Он много улыбался, шутил, смеялся над чужими шутками и крайне спокойно объяснял и отстаивал на Сборах свою точку зрения.

   Соломка никогда бы не поверила, что это светлое лицо из хроники способно на ненависть. Не поверила бы… если бы не видела собственными глазами.

   События роликов оставались за кадром, приходилось только догадываться, что происходит, но мелькали разные года и ситуации – пикник на свежем воздухе, что-то похожее на спортивные соревнования, рабочие совещания, даже городские прогулки по улицам.

   И ни на одной из них она не видела даже подобия того Гната, с которым столкнулась лично.

   Наконец, запись закончилась, экран посерел. Соломка растеряно огляделась – она почти потерялась в том, где находится и сколько времени прошло. Тишина окружала, видимо, привычная тишина этого дома, и становилось до жути одиноко.

   На столике стояла белая кружка с чёрным кофе. Уже примерно представляя характер Тартуги, можно было предположить, что в доме нет ни сливок, ни печенья, иначе бы он обязательно угостил девушку.

   Есть не хотелось. Хотелось сбросить с плеч несправедливость, которая флёром преследует всю её недолгую жизнь и понять – в чём её вина? Почему разум понимает, что изменение в характере мужчины, которые она видит на экране не зависело от её действий, однако совесть утверждает, что вина есть.

   В чём? В том, что она дышит одним с ним воздухом? Ходит по одной планете?

   Как это всё тяжело…

   Тартуга не идёт. Посмотреть ролики второй раз? Нет… это слишком. Знать, что Гнат может быть таким великолепным, дыхание перехватывает… и никогда не увидеть собственными глазами, папочка постарался – слишком жестоко.

   Если гора не идет к Магомету, пойдём к горе сами. Сколько можно ждать?

   Соломка не видела, куда удалился Тартуга, да и как на столике образовалось кофе, не смогла припомнить. Она сделала пару глотков, на большее желания не хватило, встала и пошла в кабинет. Хозяин дома сидел за столом, что-то читая в ноутбуке. Услышав звук шагов, поднял голову.

   Соломка остановилась в дверях:

   - Я посмотрела.

   Рабочая сосредоточенность в глазах Тартуги сменилась пониманием – потом, чем-то похожим то ли на боль, то ли на жалость. Обречением.

   - Садись, - попросил-приказал он.

   Соломка села в одно из довольно аскетичных рабочих кресел напротив главного стола.

   - Меланья, у меня нет времени на долгие разговоры, да и ты, похоже, из тех людей, с которыми лучше сразу переходить к сути, так что к делу. Вероятно, тебе не всё понравится, но так лучше для всех. И обещаю, с тобой всё будет хорошо. Так получилось, что после вчерашнего инцидента… после срыва Гната, да ещё прилюдного, никакого факта примирения между тобой и им больше недостаточно. Теперь такому повороту никто уже не поверит. Поэтому ситуация вынудила племя принимать другие меры. Итак, - он достал из папки на столе плотный лист бумаги и пустил его по гладкой крышке стола к Меланье. Тот заскользил и остановился прямо перед ней, словно Тартуга мастерски рассчитал расстояние. Соломка успела мельком выхватить название документа и её глаза расширились от удивления и неверия.

   - Это твой рабочий контракт.

   Соломка схватила лист и стала читать. Тартуга не врал – контракт, зарегистрирован вчерашним числом. Её фамилия и дата рождения, его фамилия… от лица племени, паспортные данные, номера счетов, печати. Оно было настоящим.

   - Я объясню, - заговорил Тартуга и звучало устало. – Тебе придётся стать нашим другом. Работать на нас. Жить с нами. Практически породниться. Возможно, стать нашей сестрой.

   - Я вроде не соглашалась ни на что подобное, - удалось выдавить Соломке.

   - Ты подписала согласие в машине по дороге сюда.

   Это когда ей сказали, что речь об отсутствии претензий? Значит, обман… И тут.

   - Дослушай до конца, потом сделаешь выводы. Теперь уже поздно менять решение, как видишь, контракт существует. За отказ от него такая неустойка, что тебе не потянуть. А когда ты подумаешь над моим предложением, поймёшь, что оно для тебя тоже весьма выгодно. Тебе выделено жильё на территории нашего посёлка. Племя заплатило за обучение. Тебе назначат достаточную сумму в виде заработной платы, сферу деятельности и график позже определим. В твои обязанности входит только необходимость жить тут, а не в городе, работать на нас и спокойно общаться с Гнатом.

   - С ним? Вы, правда, думаете, что мы с ним вообще можем общаться?

   - Меланья, скажи правду, он тебе нравится? Как человек, в смысле?

   Соломка открыла рот, но не нашла, что ответить.

   - Просто представь, что он рядом - такой, каким был на экране. И что он ведёт себя, как человек на экране. Ты смогла бы с ним сработаться?

   - Он меня ненавидит, - прошептала Соломка, опуская глаза. Но ответить было нечего – эта сносящая крышу слабость, возникающая при каждой встрече со зверем, однозначно имела отношение к физиологии. К чувствам. Так что сработаться – самое малое, что она смогла бы, будь такой шанс.

   Именно так и ощущается влечение? Его зарождение? Интерес, который поднял голову при виде мужчины, затронувшего нечто большее, чем глаза? Коснувшегося души?

   Может, так и было.

   Только что это меняет?

   - У меня плохо укладывается в голове, - призналась Соломка.

   - Я показал тебе Гната, чтобы ты увидела, какой он на самом деле. Ты подумай несколько дней и реши – нравится ли он тебе, вернее, нравится ли настолько, чтобы попытаться перешагнуть через твоего отца. Чтобы хотя бы подружиться.

   - С ним? – неизвестно что трепетало в сердце – страх или всё-таки слабая надежда на чудо?

   - Да.

   - Он не сможет со мной подружиться! Он, не я!

   - Давай проверим?

   - Но я... а если он однажды на меня набросится?

   - Меланья, он и пальцем тебя не тронет. Ты что?

   - Это вы так говорите! Я находилась вчера в ресторане и видела, на что способен его зверь. Что если он впадёт в ярость и убьёт меня? Покалечит? Обо мне некому беспокоится, кроме меня самой!

   - Слушай. Смотри на меня внимательно. Обещаю - если он посмеет тебя тронуть, я лично его пристрелю. Клянусь свободным выбором!

   Возмущенная Соломка замерла от неожиданности. Свободный выбор – единственное, что ценило Племя, когда-то вырывавшее свою свободу силой, выгрызавшее её из лап захватчиков зубами. Каждый знал – клятва свободой никогда не нарушается.

   Тартуга кивнул, убедившись, что она действительно впечатлена.

   - Теперь ты понимаешь, насколько я в нём уверен? Он один из двоих моих лучших друзей. Сейчас ему нужна помощь. А тебе нужно жилье и учёба. У тебя это все будет.

   - Но я…

   Тартуга резко перевел взгляд на часы.

   - К сожалению, сейчас я больше не могу с тобой говорить, мне пора уезжать на встречу. Пойдём, я отведу тебя домой, это недалеко. Вечером пришлю кого-нибудь решить мелкие бытовые проблемы.

   Соломка вскочила, машинально провела руками по бокам в поисках кармана – пусто. Действительно, на ней же вчерашнее платье, а где, кстати, всё остальное?

   - А где мои вещи? – Вчера при ней была сумка с телефоном. А сейчас уже надо бы позвонить Трое, но телефона и след простыл. Да и вещи, которые пришлось снять чтобы надеть платье слишком дорого достались, чтобы бросить их неведомо где.

   - Твои вещи должны лежать дома. Ну, пошли.

   Дома? То есть у неё на самом деле теперь есть какой-то дом?

   Соломка молча поплелась за ним следом, переваривая услышанное. В коридоре ей на плечи накинули её пальто – видимо, кто-то позаботился забрать из ресторана верхнюю одежду, о которой в памяти на фоне вчерашних событий сведений не сохранилось. Разве она не в платье ехала? Ладно, к счастью, вчера кто-то решил за неё, спасибо этому человеку. Или зверю? В общем, спасибо ему.

   На улице первым делом показалось, что они с Тартугой оказались в обычном пригороде – по левую сторону сплошной линией шли соединенные друг с другом таунхаусы бледно-серого, розового и сиреневого цветов, по правую – такие же, но зеленые, бежевые и желтые. У каждой двери – небольшой дворик. И хотя улица выглядела довольно пусто, несколько человек по дороге им всё же попалось. Соломке было не до изучения окружающих, учитывая новости, так что она не заметила повышенного интереса к своей персоне. А вот Тартуга заметил – и взглядом разгонял любопытствующих так быстро, чтобы подойти ближе даже не смели.

   Дома через три Соломка вздрогнула от прозвучавшего детского смеха и оглянувшись, увидела крохотную девочку в нарядном расклешенном пальто, которая сидела на лавке на покрывале, а двое мальчишек рядом с ней играли в мяч.

   Почему-то она жутко удивилась, хотя что удивительного может быть в том, что на улице дети и что они смеются и бегают?

   Или каких детей она думала увидеть? Конуру и щенков, посаженных на цепь?

   Еле отведя взгляд от детей, Соломка снова побрела за Тартугой, ступая практически след в след. Тот пытался было притормозить, чтобы они оказались вровень и пошли рядом, но Соломка отстала и вернулась ему за спину. Ей нужно было подумать без свидетелей.

   Вернее, ей нужно было прийти в себя.

   Однако как водится, прийти в себя она толком не успела, потому что Тартуга резко свернул к крыльцу очередного таунхауса, и ей захотелось немедленно остановиться и попятиться обратно. Дом – это перебор, верно? Ей должны были предложить работу уборщицы и каморку под лестницей.

   Так откуда такое великодушие?

   - Заходи, - сказал тот, не оборачиваясь. – Номер сто двадцать три, не запутаешься.

   Дверь оказалась не заперта – за ней – полумрак. Свет никто не включал, Тартуга закрыл дверь и уверенно свернул направо, а слева виднелась лестница, ведущая на второй этаж.

   Соломка привычно подалась за ним и только войдя на кухню поняла, что они вовсе не одни, как казалось вначале.

   Гнат сидел в полутемной кухне за большим пустым столом, затаившись и, похоже, задержав дыхание.

   Путаница вышла именно из-за того, как он сидел – навалившись на стол, молча, тихо, только открытые глаза еле мерцали в темноте.

    - Привет, - сказал Тартуга. – Не думал тебя тут встретить.

   Ответа не было.

   – Мы обо всём договорились, так что Меланья остаётся в городе и будет отбелять нашу репутацию. Но тебе не стоит сюда наведываться, да ещё без спроса, вряд ли ей понравится… А, ты принёс вещи?

   Молчание. Статуя ничуть не изменилась в лице, ничуть не пошевелилось и судя по всему, не слышала. Но действительно, перед ним стояла её сумочка.

   Соломка не знала, что делать дальше, здороваться как-то неловко, учитывая вчерашнее, поэтому она просто протянула руку и взяла свою сумку за ремешок. Сумка издала скрип, проползая по крышке стола к хозяйке, что в царящей тишине прозвучало оглушительно.

   Гнат даже не моргнул, так и сидел изваянием, смотря вперёд замершим, встревоженным взглядом.

   - Ладно, у меня времени нет, - вздохнул Тартуга. Соломка подумала было, что он разочарован, но даже если так, чем, непонятно. – Меланья, держи ключи. Гнат, а ты давай на выход. Давай, поднимайся и вали. Без приглашения больше чтобы порог этого дома не вздумал переступать. Клянись.

   И снова молчание. Может, именно так выглядят люди, которые не в себе? Остаётся надеяться, что пациент не буйный.

   - Гнат?

   Может, примириться с происходящим ему тоже непросто? Очень может быть… Вот только почему-то Соломка всегда понимала других, потому что ставила себя на их место, а на её место никто вставать не желал.

   Сколько можно?

   Она не виновата в деяньях отца? Слова, слова! Вся её и мамина жизнь - словно расплата за то, чего они не делали.

   Конечно, раньше время от времени Меланью напрягала вся эта ситуация, но только сейчас… когда Гнат, тот самый Гнат, который на плёнке выглядел самым счастливым и весёлым человеком на свете, да что там, в такого влюбиться – раз плюнуть, только сейчас стало жутко обидно за то, что он изменился именно потому, что рядом Соломка.

   Я как будто убила Гната и вытащила на поверхность вместо него тусклую больную копию, подумалось ей.

   И совсем не хотелось, чтобы даже после своей смерти отец умудрялся всё испортить. Чёрт, да это просто несправедливо!

   - Клянись, Гнат! – Тартуга нахмурился и повысил голос.

   - Очень нужно мне сюда входить, - сипло заявил Гнат, встал и стремительно выскочил из дома. Дерево на веранде прогрохотало, вторя его решительным шагам.

   Тартуга проводил его побег взглядом, так и держа в руке ключи. Потом сказал:

   - Устраивайся, в общем. Я понимаю, у тебя сейчас каша в голове, но у меня действительно нет времени с вами разбираться. Если появится без спроса – звони. Давай, удачи.

   Сказал, вручил визитную карточку с номером - и был таков.

   Соломка аккуратно закрыла и заперла дверь изнутри, затаилась возле неё, прижимаясь ухом и прислушалась. Тишина. Текли секунды, минута, другая… Тихо, как в могиле.

   По крайней мере, Зверь назад не прибежал, крушить мебель не начал и вообще убрался очень далеко. Хорошо.

   В доме было совсем тихо. Простояв у двери минут пятнадцать, не меньше, Соломка, наконец, убедилась, что в гости к ней никто непрошеный не пожалует. Она вернулась на кухню, включила свет и положила сумку на стул. Молния была застёгнута и не походило, что Гнат лазил внутри, однако Соломка тщательно проверила, всё ли на месте, по крайней мере то, о чём помнила.

   Надо ещё Трое позвонить, но непонятно, что рассказывать – вряд ли та обрадуется вести, что Соломка впредь собирается жить и работать у зверей.

   Однако теперь ещё и хотелось есть, кофе, принесенное Тартугой, кануло в пустой желудок и вот наконец-то разбудило аппетит. И он нарастал. Соломка поднялась и стала осматриваться.

   Ну, и что у нас тут?

   Пора изучить новое хозяйство. Из продуктов в холодильнике нашлось сливочное масло, колбаса и яйца. В хлебнице – хлеб и маленькие сладкие сухарики. Зато в кладовой… все полки были наглухо забиты консервами, в основном тушенкой. Стопками сложены большие пакеты круп и макарон. Не было только овощей и молочных продуктов (сухое молоко Соломка нашла, целый ящик). В общем, кто-то неплохо затарился, кажется, не для обеспечения пищей одинокой девушки, а в целях стратегического запаса на случай глобальных катаклизмов.

   Выходить на улицу Меланье не хотелось, так что она поджарила и съела яичницу. По самым скромным подсчётам еды хватит на несколько лет, ну, если эту еду можно использовать, а если не запретили, то будем считать, можно, так что не стоит волноваться о пропитании и наружу без крайней необходимости лучше не высовываться. Итого, жить в городе Племени вполне возможно.

   Остался всего один нерешённый вопрос.

   Интересно, Гнат вспоминает, что она теперь так близко? В одном с ним городе?

   От этой мысли слегка заныло в груди. Не мог же Тартуга на самом деле верить, что Соломка может вернуть Племени того Гната, которого видела в кинохронике? Да откуда у неё была бы вера в победу?

   Нет, ей не победить.

   Подкрепившись, Соломка решилась позвонить Трое. Та, конечно, хотела слышать как можно больше подробностей, но Соломка не любила откровений по телефону, поэтому просто сказала, что с ней всё в порядке и похоже, главный чувак Племени решил её пощадить и вернуться в институт, и со всем остальным тоже помочь. Прямо как в сказке, где все сплошь добрые.

   - То есть не все звери такие, как этот твой?.. – довольно изумленным тоном спросила подруга.

   - Они, как и мы, разные, - только и ответила Соломка, хотя почувствовала неразумный порыв защитить Гната и объяснить, что на самом деле он совсем не такой, что просто так карты легли, просто при виде нее в нём умирает всё хорошее, поэтому по сути им лучше не встречаться и тогда, наверняка, Зверя больше не будет, он без следа растворится в достойном человеке.

   Но действительно уйти из города Племени, отказавшись от всего и вернуться к Трое – всё равно что разрушить будущее единственной подруги. И чего скрывать, своё собственное. Сколько та сможет с ней таскаться и помогать? Месяц, два? Не год же? И тем более не десять. А дальше что? Реально оценивая свои возможности, Соломка прекрасно понимала, что не сможет одновременно учиться и работать полный день, а остаться без образования очень, очень плохо.

   - А вещи когда заберешь? – спросила Троя.

   - Я позвоню, как буду в городе и договоримся, хорошо?

   - Только не думай, что тогда ты так просто от меня отделаешься!

   Отделываться, кстати, не хотелось, наоборот, хотелось разложить свою жизнь на части и обсудить с кем-то, кому не всё равно.

   Время шло, и пустой незнакомый дом понемногу начинал нагнетать панику. Это место было совсем чужим, к стенам и мебели ещё привыкать и привыкать, чтобы чувствовать себя уютно, а вопрос, насчёт нужно ли вообще привыкать тоже, кстати, с повестки дня не снят.

   Соломка побродила по комнатам.

   Оставалось только ждать, пока Тартуга, как и обещал, не пришлёт кого-нибудь, способного объяснить, как Соломке жить дальше.

   Она смотрела телевизор в гостиной несколько часов подряд, пока улица не подернулась сумерками и в дверь не постучали. Желание рвануть и встретить посетителя было таким огромным, что пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться.

   Ещё неизвестно, кстати, кто там.

   К счастью, пронесло. Пришёл Оглай, один вид которого подтверждал, что он, пожалуй, самый безопасный из всего ихнего племени. Надо думать, адвокат – последний, кто бросится кусаться.

   - Меланья? День добрый. - Оглай медленно вошёл в дом и огляделся с таким видом, будто кого-то искал.

   - Добрый. Тут никого больше нет.

   - Я вижу. Вообще-то я к тебе.

   - Ко мне?

   - Да. Тартуга попросил организовать твой быт, пока… пока больше некому это сделать.

   Адвокат, и, похоже по совместительству исполнитель всех подряд вопросов прошел и сел на кресло, подтягивая брюки двумя пальцами – совсем как аристократы в фильмах. И этот щеголь тоже из звериного племени? Потрясающе…

   - Ладно. С жильем все прояснилось, - он дёрнул рукой, видимо, имея в виду дом. – Ты устроилась?

   - В общем, да… Но мои вещи остались в городе у подруги, а тут ничего нет. Ни одежды, ни даже постельного белья. Но ничего, я заберу сумку из города, как только туда попаду.

   - С вещами сейчас решим. Так. Теперь учёба. За счетами я прослежу, можешь не волноваться, однако эти деньги ты должна будешь однажды вернуть. Кредит беспроцентный, время не оговорено, но это будет несколько лет после окончания обучения, думаю, в пределах пяти. Согласна?

   - Беспроцентный? Но Тартуга озвучивал проценты…

   - Это раньше. Теперь их сняли совсем. В качестве компенсации за моральный ущерб. Так что, ты согласна?

   Вроде как есть другой выбор? Соломка быстро согласилась. И даже больше – вроде бы должна была испытать разочарование, ведь сумма немалая, однако, наоборот, пришло облегчение – теперь понятно, что она не дворняжка, которую приютили из жалости, а действительно собираются ей помочь, и даже не забесплатно, иначе было бы совсем неестественно.

   Тогда она тоже им поможет! Попробует замять этот странный срыв Гната в ресторане, потому что с каждым могло случиться, а в данном случае ещё и никто не пострадал.

   - Что ещё тебе нужно? – продолжал Оглай.

   - Больше ничего. А, нет. В общем… То есть я могу просто ездить в институт, как всегда?

   - Конечно. За следующий семестр заплатишь из полученных денег, недели через две они уже будут на твоём счету. Вопросы есть?

   - Вообще-то, я не знаю, как отсюда ехать… До города далеко?

   Оглай некоторое время просто хлопал глазами, потом достал блокнот и что-то записал.

   - Так. Права есть? – спросил он одновременно с тем, как строчил быстрее принтера. И главное все буковки одна к одной, просто глаз не оторвать. Правда, ни одной знакомой.

   - У меня? Нет, конечно.

   - Плохо. Получать будешь? Правда, месяца два потратишь, но зато потом будешь ездить самостоятельно куда тебе нужно и ни от кого не зависеть.

   - На чём ездить? – саркастическим тоном спросила Соломка. Права для нее все равно что билет в космос – далекая нереальность.

   Оглай пожал плечами.

   - На машине.

   - У меня нет машины.

   - Гнат купит, - скучно сообщил адвокат.

   - Ч-что?

   - Гнат оплатит твои нужды.

   - Вы что, издеваетесь?

   И правда, слишком всё сказочно звучало, чтобы принимать всерьёз.

   Адвокат терпеливо вздохнул.

   - Не будем тратить время и копаться в наших правилах, которых члены Племени неукоснительно придерживаются. Зачем тебе это? Главное – результат. Гнат по указанию Тартуги в ближайшее время оплачивает твои траты в случае, если они необходимы и без них не обойтись. Машина тебе действительно нужна, ведь ты учишься в городе, куда от нас не ходят транспортные маршруты. Так что, пойдешь получать права?

   Соломка отпрянула и потрясла головой.

   - Он купит мне машину? – вернулась она к теме, которая не могла ни волновать. – А! Тоже в долг?

   Оглай откинулся на спинку и тяжело вздохнул.

   - Меланья, я совершено не горю желанием тебе объяснять тонкости… решений Тартуги. В общем, мы с тобой должны просто решить вопросы, которые возникли в связи с переездом. Если я говорю – купит, просто принимай на веру. У меня тоже полно работы. Так что, в последний раз повторяю - учиться пойдешь?

   - Нет, я не могу. Машина – это перебор, мне бы за учёбу придумать как расплатиться.

   - Хорошо, - он молча зачеркнул в блокноте пару строк. – Тогда попросим кого-нибудь из работающих в городе тебя подвозить. Куда и к какому времени?

   - А какое ближайшее отсюда метро?

   - Тройной крест.

   - Если туда, до где-то в 7-15, максимум в 7-30.

   - Хорошо. Завтра в 7 жди у выхода, я договорюсь, кто-нибудь подберет. Деньги есть?

   Соломка молча качнула головой. В сумке лежал бесплатный проездной на общественном транспорте и мелочь, что делать потом её фантазия уже даже напрягаясь ничего не смогла выдумать.

   - Держи пока. В счёт первой зарплаты, разумеется. – Он оставил на столе две купюры, на которые Соломка раньше умудрялась протянуть чуть ли не месяц. – И, если хочешь, съездим за вещами в город. Иначе как ты завтра на учебу поедешь?

   - Хочу! – Меланья и сама не заметила, как вскочила на ноги.

   Уже минут через сорок она звонила в дверь Трои. Вначале хотела сделать сюрприз, но не решилась и предупредила по телефону заранее. Насколько Соломка знала молодого человека подруги, тот не обрадуется, явись она без спросу, пусть даже за своим имуществом.

   Троя открыла дверь и сразу потащила Соломку на кухню, хотя та без остановки повторяла, что спешит, потому что добрый Оглай, который её привёз, по дороге несколько раз намекнул, что его время на вес золота и пусть Соломка поспешит. Будь она более обеспеченной девушкой, решила бы, что он, как истинный адвокат, желает получить денежную компенсацию за своё драгоценное время, но конечно, такого быть не могло. Тем более когда дело касалось члена Племени.

   - Ладно, если некогда даже чаю выпить, скажи, когда встретимся поболтать, - наконец, сдалась Троя, отпуская руку Соломки. Они уже были на кухне, а Лёвка благоразумно скрылся в комнате, не желая принимать участия в женских посиделках.

   - Давай через пару дней, когда я устроюсь и разберусь со временем, сразу тебе позвоню?

   - Хорошо. Только быстрее. Вот твои вещи, я собрала.

   - Спасибо, - Соломка подхватила сумку и еще один пакет, который ей почти насильно всунули в руки.

   – Это печенье, я испекла, бери.

   - Спасибо, Троя. Ты моя богиня. Только боги умеют печь такие плюшки и печеньки.

   - Не заговаривай мне зубы. Я всё равно волнуюсь.

   Они пошли обратно в коридор.

   - И как там в городе обстановка?

   - В племени? Спокойно вроде, тихо. Там почти пусто, как будто очень мало народу вокруг живёт.

   - И то животное тебя больше не достаёт?

   Объяснять подробности было некогда – это нужно сесть, имея большой запас времени и спокойно перебирать случившееся, всматриваясь в каждую картинку и вслушиваясь в каждое произнесённое слово – сейчас такой роскоши Соломка себе позволить не могла.

   - Всё хорошо. Он совсем не такой, каким был.

   - Совсем не такой? – ошарашено переспросила Троя и её глаза стали несоразмерно круглыми. – Ты видела ролик на ютубе? Ну, когда он в ресторане мебель разносил. Это же… просто ужас! Как ты там на месте не скончалась от разрыва сердца, понять невозможно.

   - Ролик? Нет, не видела. И смотреть не буду. Я не знала, что он вообще есть, - призналась Соломка. Её не понравилось, что этот момент чужой слабости зафиксировали и легко бросили в жаждущую зрелищ толпу для развлечения.

   - Ты там такая бледная, на краю кадра, что я смотреть не могу. И никто не понимает, как ты цела осталась!

   - Троя, поверь… Всё не так, как кажется. По сути, он ни в чём не виноват.

   – Ты его что, простила? – разочаровано спросила Троя. Так неверяще, как будто её лично предали.

   - Я не знаю.

   Подруга недовольно нахмурилась.

   - Надеюсь, нет. Надеюсь, у тебя хватит ума не прощать таких… таких мудаков. Он тебя на улице оставил, обобрал до последней копейки, а ты как будто умом тронулась! Оправдываешь его ещё.

   - Троя…

   - Даже не начинай! – она сердито вскинула ладонь, отгораживаясь. – Я верю, что ты не из тех идиоток, которых по морде бьют, а они всё твердят – люблю, не могу без него жить.

   - Он меня не бил! – обиделась Соломка.

   - Ага, просто на улицу выбросил!

   - Но я же не на улице.

   - Это просто повезло! Как ты не понимаешь… Он отобрал у тебя твоё, а взамен теперь тебе выдали милостыню! В общем, я на твоём месте бы ещё подумала, стоит ли его жалеть.

   - Не волнуйся, я не настолько глупая. Ладно, пока, позвоню.

   - Давай, удачи.

   Троя осталась стоять в дверном проёме, наблюдая, как Соломка спускается по лестнице – этаж всего третий, времени на ожидание лифта потратишь больше, чем сэкономишь. Меланья ещё раз махнула на прощание – даже после прозвучавших обвинений она верила, что Троя на её стороне, что бы Соломка ни выбрала. Просто волнуется так, как это делает Троя – громко и эмоционально. Если уж Зверь провинился, прощения ему нет и быть не может. И нет, не Зверь, а как там? Животное!

   Стоит запомнить…

   Конечно, зерно истины в словах подруги было. Только Соломка, несмотря на свой довольно юный возраст знала, что в жизни всё не так просто. Хорошо бы, конечно, было, делись мир только на чёрное и белое, но пока вокруг одно серое – Зверь беспощаден, однако действовал он всегда строго в рамках закона и физически никакого вреда не причинил.

   От этого несоответствия голова просто раскалывалась, поэтому Соломка всю обратную дорогу старалась не думать, а слушала радио и смотрела в окно.

   Оглай припарковался у знакомого дома, и Соломка с трудом подавила иррациональное желание поблагодарить за то, что ей теперь есть где ночевать. А потом попросить пойти с ней внутрь и проверить, пусто ли в доме. Не притаился ли в углу озлобленный мужчина, который, наконец, решил положить конец метаниям и отомстить по-крупному?

   Уже и не верилось, что час назад она защищала Гната. Видимо, рассудок помутился, потому что каждое слово Трои – правда.

   Но и обращаться с подобной просьбой к адвокату явно не стоило, всё-таки они с Гнатом лично знакомы и даже относятся к одному виду. Проблема имела только одно решение – и Соломка знала, что должна разбираться сама, правда, пока не знала как, но проситься за спину первому попавшемуся мужчине точно не выход. Да и за прибежище с какой стати благодарить? Помни, свет мой, милая Меланья, что им, Племени, восстановить доброе отношение общественности к своему виду не менее важно, чем тебе доучиться в институте. У вас выгодный взаимообмен, а не жалкая благотворительность!

   Итак, где там наши пусть и слабые, но зато неистощимые женские силы?

   Коротко попрощавшись и поблагодарив, она взяла свои вещи и пошла к двери. И сразу же перестал заботить оставшийся за спиной Оглай и мысли, что он там себе подумает. Куда больше изводил вопрос, безопасно ли тут.

   Хотя… а где безопасно?

   Она лихо улыбнулась.

   Дверь открылась, стоило только повернуть ручку.

   В коридоре горел свет. Вспомнились времена, когда её встречала мама – и переходя из общественного неосвещенного коридора в свой, где ждут и пахнет едой было так приятно…

   С тех пор прошло уже много времени. Едой не пахло, но свет же кто-то включил? И отказ дать Тартуге свободное слово не приходить без приглашения вполне мог означать, что это Гнат. Больше, честно говоря, и некому. Не соседи же пришли поздороваться и расположились, как у себя дома?

   Соломка оставила сумку на полу, разулась и сделала пару шагов в сторону кухни.

   Гнат стоял спиной ко входу, сунув руки в карманы, и смотрел в окно.

   - Нам нужно поговорить. Можешь зайти на минутку? – спросил он, не оборачиваясь.

   Соломка кивнула, потом, сообразив, что движений спиной не видно, сказала:

   - Да.

   - Сядь, пожалуйста.

    Она осторожно села за стол, пытаясь решить, хочется ей, чтобы Зверь обернулся или нет. С одной стороны – сладкий привкус во рту, щекочущий язык, с другой – острые и правдивые слова Трои. Опомнись, Меланья, опомнись, пока не поздно!

   - Я хочу начать всё сначала, - быстро сказал Гнат и глубоко вздохнул.

   Соломка молчала, а что тут скажешь?

   - Я ничего о тебе не знаю, - продолжил он уже медленнее. – Ты ничего не знаешь обо мне, ничего, кроме самого плохого. Но я хотел бы… попробовать ещё раз.

   Неправда! – хотелось возразить Соломке, я знаю о тебе не только самое плохое. Я знаю и много хорошего, такого, что ты конечно никогда не показывал, но Тартуга постарался донести…

   Да уж, если бы не Тартуга, что бы сделала сейчас Соломка? По сути, бежала бы со всех ног. Или нет? А, какая теперь разница!

   - Так что? – сглотнув, спросил он. – Ты согласна?

   - Почему ты отвернулся? – поинтересовалась Меланья, на которую снова нахлынули подозрения. Возможно, его лицо сейчас ходил волнами под приступами гнева, или ослеплено яростью, пусть даже этого не скажешь по голосу, в общем, возможно, он просто не может смотреть ей в глаза? Тогда о какой попытке примирения вообще речь?

   Гнат повернулся. На первый взгляд, он был таким же невозмутимым, как утром, но Меланья увидела разницу. Почему-то он казался встревоженным и уставшим. Но ненависти не было. Так непривычно…

   - Так что? Согласна?

   - Чего именно ты хочешь?

   Он снова резко вздохнул.

   - Я понимаю, что ты ни в чем не виновата. Разумом. Но всё равно всё непросто, мозги закипают. Но я справлюсь. Ведь не может же быть, чтобы… чтобы всё зря, - он осёкся, видимо, силясь провести параллели, но не находя их. – Мы должны жить рядом, как цивилизованные люди, ради моего и твоего народа. Попробуем снова познакомиться?

   Соломка кивнула, причём несколько раз подряд. Да что там, несколько секунд она практически напоминала китайский болванчик.

   Он вынул руку из кармана и протянул к столу. Но к счастью, это жест не значил, что Гнат собирается к ней прикасаться – уж к такому повороту событий Соломка точно была не готова – а просто в его руке была зажата банковская карточка, которую он положил на стол.

   - Код четыре единицы. Тартуга передал.

   Гнат не стал ждать ответа, а молча пошёл к выходу. Остановился, уже ступив на порог и добавил:

   - Я смогу вести себя достойно, Меланья. За моей спиной – Племя.

   Когда шаги стихли, Соломка вдруг почувствовала, как с плеч свалился камень. Буквально - как будто огромная тяжесть, которая пригибала к земле вдруг скатилась и исчезла. Пока она не услышала от него подтверждение намерений жить в мире, всё ещё сомневалась, что это возможно. Но теперь казалось, почему бы и нет?

   И если даже Гнат уверен, что всё будет хорошо – может, и ей стоит?

   Может, жизнь наконец-то налаживается?

***

Звонок застал Тартугу за ужином.

   Гнат говорил так ровно и уверенно, будто и не было последний сумасшедших дней, когда вместо того, чтобы являться на службу он занимался всякой хренью.

   Интересовался, как идут дела? Какие планы на завтра? С чем ему нужна помощь?

   - Гнат, завтра к нам приезжают люди из общества изучения внеземных технологий при академии наук. Они хотят увидеть остатки техники завоевателей, которую мы складировали и не использовали.

   - Во сколько?

   - Будь к одиннадцати. Форма одежды парадная. Мы покажем им свалку, которую они уже сотню раз видели и излазили сверху донизу, а потом малый склад, но постараемся свести показ к обсуждению в офисе. Со вторым складом я уже распорядился, но ты проверь с утра, всё ли там закрыто, как нужно. Чтобы и души живой поблизости не было.

   - Да, конечно, всё будет сделано. И… спасибо тебе, брат.

   Тартуга подозревал, что благодарят его вовсе не за выданное на завтра задание.

   - Не за что. Главное, не напортачь второй раз. Не факт, что второй раз можно будет исправить. Эта твоя Меланья не верит в людей, за что её сложно судить, с такой-то историей.

   - Спасибо, конечно, но… - тут же взъелся Гнат. Видимо, спокойствие ему давалось не так уж и просто.

   - Это не нравоучения! Просто мысли вслух. А так тебе, конечно, лучше знать. До завтра.

   - Бывай.

ГЛАВА 8

Утром, как только Соломка вышла на дорожку у дома, к ней сразу же подкатил красная машин с сильно поцарапанным боком, который вела женщина, причём человек.

   - Меланья? – крикнула она, опуская стекло и добавила, не ожидая ответа. – Садись.

   И действительно – кроме Меланьи вокруг никого больше не было, только девочка лет десяти ростом метр с кепкой выгуливала на поводке толщиной в мулине собачку размером с маленькую лошадь.

   По пути женщина молчала, на пару вежливых вопросов, которые задала Соломка в жалкой попытке завязать разговор, ответила коротко и вообще выглядела погруженной в свои мысли. Ну, разве что представилась – Катерина.

   В городе притормозила у метро и сказала, что обратно в посёлок поедет в четыре часа.

   Соломка вдруг поняла, что не знает, как ей добираться обратно. В четыре, конечно, удобно, а если бы не повезло? Тогда что делать, пешком идти? Получается, нужно срочно что-то решать с обратной дорогой.

   Вскоре Соломка уже шла по зданию института на лекцию, думая, что придется объяснять прогулы и это очень странно звучит. Как будто других проблем в её жизни нет – просто взяла да прогуляла день-другой и теперь самое страшное, что может произойти – строгий выговор Натана Георгиевича.

   Выговор действительно имел место быть. Но не совсем в том тоне, который ожидалось. Оказалось, что историю Соломки и Зверя Натан Георгиевич отследил по новостям и небезызвестный ролик в интернете тоже видел. Меланья не думала, что о происшествии упомянут в новостях, но на одном из местных городских каналов действительно рассказали, что зафиксирован случай, когда Зверь третировал одинокую девушку, и даже «вышел из себя», но видимо всё наладилось, потому что девушка теперь работает на Племя и никаких жалоб на преследование не подавала. Скорее всего, просто личные отношения, слишком громкие, потому что Зверь есть Зверь.

   - Это правда? – спросил Натан Георгиевич в конце, слегка поджав губы.

   Мама дорогая, и что ответить? В голове стремительно пронеслась просьба Тартуги и ответ после этого мог быть только один. Взялась – плати.

   - Ну… да.

   Он совсем скривился.

   - Третий курс уже пошёл, а полные предложения составлять до сих пор не научилась?

   - Да, Натан Георгиевич, все, что показали в новостях, действительно произошло, но мне не хотелось бы распространяться на личные темы, я ведь имею право хранить свои секреты в тайне? Надеюсь, это останется между нами? Особенно о том, что происшествие личного характера?

   - Угу. Скажи-ка, этот твой приятель… не имеет отношение к тому типу, который чуть не набросился на нашу группу в бункере?

   Вот это уже было опасно. В крови разгорелся адреналин. Но в бункере Гнат ни секунды ни был собой, поэтому узнать его не могли. Значит, не признается – никто не узнает.

   - Да что вы! – ответила Соломка. – Тот вовсе ни при чём. Мой… он наоборот, извиняться приезжал и так вышло…

   А больше и нечего сказать. Пришлось опустить глаза и неловко молчать.

   Заминка пришлась к месту. Легко додумывается - приехал извиниться, весь такой красивый и правильный, и закрутилось. Бывает. Не нужно никому знать, что речь на самом деле об одном и том же Звере. Лица в бункере не разглядели, а в превращении они на людской взгляд все как под копирку, неразличимы.

   - Так что, могу я быть уверена, что это разговор останется между нами? – практически официальным тоном спросила Меланья.

   - Конечно. Но в следующий раз предупреждай, что будешь отсутствовать, - строго заявил преподаватель. – Тут тебе не проходной двор.

   На этом всё закончилось – ни тебе расспросов, правда ли звери такие звери, ни тебе возмущений, что связалась с теми, кто тебя третировал. Ни намёков на личное, а в обществе ходили брезгливые слушки, что спать со Зверем, всё равно что с животным. Это никак не вязалось с громкими заявлениями о том, что они спасители, но так ведь часто бывает – вслух говоря одно, а шёпотом – другое?

   Впрочем, умные люди слухам не верят, да и преподаватель не раз повторял, что кому нужна помощь, тот сам её просит, особенно если речь о взрослом человеке, так что Соломка успокоилась, прекратила ждать подвоха, и день прошел в обычном режиме. Правда, сокурсники её подчёркнуто игнорировали и шептались за спиной, но это такая мелочь и предсказуемость, что хотелось зевать от скуки.

   Вечером, подъезжая к посёлку Племени, Соломка уже и не помнила, отчего прежде опасалась этого места. Обычный город, совсем спокойный, как тихая гавань в вечно бушующем океане цивилизации.

   На следующий день она получила смску от Оглая с просьбой явиться вечером в офис Тартуги для решения вопроса о её трудозанятости.

   Катерина показала необходимое здание по дороге – оно располагалось в глубине городка, в своеобразном центре, но мало чем отличалось от остальных домов, разве что окна больше и затемненные, чтобы с улицы не получалось заглянуть внутрь.

   Идти на встречу Соломка по привычке опасалась, но всё прошло гладко. Всего за час встречи она умудрилась обзавестись рабочими обязанностями и зарплатой, не то чтобы шикарной, но неплохой, а также приглашением на вечеринку от секретаря Тартуги – Виолы, человека, которая замужем за одним из технарей, работающих с оставшимися от захватчиков технологиями.

   Виола была старше Соломки всего на пару лет и сразу дала понять, что прекрасно осведомлена не только о предках Соломки, но и о том, что делал Гнат, но, как и все окружающие готова забыть и то, и другое, если будет такова её воля. С кем, мол, не бывает? И действительно…

   Зверь, кстати, тоже присутствовал на мини-собрании, посвящённом вопросу, чем же занять Соломку, правда, сидел в стороне и в разговоры не лез.

   Договорились, что пока она побудет консультантом по взаимодействию и налаживанию контактов с людьми, то есть сначала попытается решить вопрос о своём собственном случае, а точнее, как подать его людям, чтобы те не ожесточились против зверей, а потом станет поднимать общий уровень дружбы и симпатии между нами и ими. Когда они говорили «нами», подразумевали и её, и звучало так удивительно тепло и непривычно, что дыхание перехватывало. Быть частью чего-то целого. Семьи, где тебя любят. Коллектива, где каждый готов помочь, потому что цель одна и что не менее главное – цель такая, что не стыдно ею гордиться.

   Ну, случай с Гнатом обсуждению не подлежал, потому что линия поведения предполагалась одна-единственная, предложенная ещё Тартугой. Искренняя дружба, намёк на любовные отношения и ревнивый скандал в ресторане. Ну и что, что в ресторане? Некоторые любят скандалить на публике, законом не запрещено. А где личное, туда доступа общественности нет.

   А насчёт повышения градуса дружбы между людьми и племенем следовало подумать.

   Виола, правда, вначале сомневалась, что Соломка справится одна с таким сложным делом, но Тартуга сказал, они будут помогать, обсуждать предложения на подобных мини-встречах, а Соломка, как представительница человеческих девушек вполне может описать, чего бы она сама хотела получить от общения со Зверями. Что бы её заинтересовало и подтолкнуло узнать их ближе.

   Соломка и так могла ответить – достаточно одного ролика, где Гнат настоящий, и этого хватило бы, чтобы раздуть интерес и заставить её желать более близкого знакомства с Племенем… но конечно, такого вслух не произнесёшь.

   Итого, выйдя после встречи на улицу, где заморозки раскрасили асфальт в подобие кружевной скатерти, Соломка позволила себе допустить, что жизнь, похоже, наладится.

   Уже в конце совещания Соломка вспомнила и подняла вопрос о дороге, ведь Катерина не всегда возвращалась в удобное время, приходилось ждать пару часов, и альтернативы не было.

   Тартуга задумался.

   - Гнат, а ты не мог бы помогать в крайнем случае? – спросил он вдруг тихую и молчаливую фигуру. Зверь сидел чуть в стороне, рассматривая рукав своего свитера и словно дремал. Услышав вопрос, с недоумением поднял брови.

   - Три месяца карантина.

   - Если мы сделаем исключение? Только дорога туда и обратно, чтобы Меланья не осталась на улице. Там холодает, зима близко, знаешь ли.

   Прозвучало на редкость многозначительно, но всё сделали вид, что не уловили подтекста.

    - Если ты разрешаешь, я не против, - очень осторожно ответил Гнат. Его тёмные глаза сейчас были совершенно спокойны.

   - Договорились. Продиктуй Меланье свой номер.

   - Пиши.

   Соломка почти вздрогнула, когда он посмотрел ей в лицо.

   Он сухо диктовал цифры, она записывала, потом перезвонила – его телефон отозвался мелодичным гитарным перебором.

   Потом Соломка шла домой и в голову упрямо лезло, что он-то не стал записывать её номер, как делают, когда заинтересованы сохранить контакт, просто посмотрел на экран и отключил вызов. Ему было не важно иметь её номер.

   И это снова задевало, хотя пора было… смириться, может? Может, разозлиться? Послать его?

   Не думать, вернее, не мечтать, что однажды он станет воспринимать её иначе – как девушку, на которую можно смотреть без ненависти и, возможно даже пригласить в кино или в парк?

   Проблема во мне, твердила Соломка. Я обижаюсь, что не получаю, чего хочу, но этого мне никто и не обещал. Выходит, я обижаюсь на свои собственные ожидания?

   Однако сердцу было наплевать на все здравомыслящие выводы. Ему было больно. Если уж прижмёт, решение может быть только одно – заточить себя в неприступную башню, куда не проникнут смешные надежды и бесплотные мечты, но жить с окованным железом сердцем пока не хотелось.

   Несколько дней Соломке удавалось избегать Гната и мыслей о нём. Потом наступили выходные, которые были с пользой потрачены на изучение своего дома и обыск каждого угла, а также на составление предложений по улучшению взаимопонимания людей и зверей. На вторник назначили встречу, на которой будут обсуждать идеи, так что Соломка отнеслась к делу крайне серьёзно.

   А в понедельник Катерина, которая и так задерживалась на два часа, вдруг сбросила смс, что не сможет её забрать и Меланья осталась стоять у метро с издающим душераздирающие гудки телефоном в руке и с пониманием, что теперь придётся звонить Гнату.

   И тогда они окажутся одни… в ограниченном пространстве. И, если Зверь выйдет из себя, как в ресторане, то покалечит наверняка, хотя бы случайно – в отличие от большого зала в тесном салоне развернуться-то негде.

   Это совсем не воодушевляло, но с другой стороны – как Соломка собиралась содействовать более тесному знакомству сторон и зарождению дружбы, если сама не верила, что это возможно. Если сама боялась?

   И потом, может, он будет занят на работе и пришлют кого-нибудь другого. Может, конечно, хотя вряд ли у Зверей существует транспортная служба, которая только и ждёт, кого же подвезти.

   Хм.

   Можно, конечно, взять такси и не будить Зверя!

   Довольная найденным выходом, Меланья отправилась искать машину с шашечками. Однако, услышав назначенную за поездку цену, пришлось призадумалась. Водитель был предельно откровенен. Ехать в поселение оборотней? Не… ну разве что оплата будет такой, чтобы оно того стоило. А чего она жмётся? Наверняка же денег куры не клюют, раз она к оборотням едет. Там все золотом и бриллиантами обвешаны, это каждый знает.

   Соломка не стала спорить, отошла в сторону и вздохнула. Почему-то таксисты уверены, что Звери как сыр в масле катаются. Что им заплатили за Освобождение столько, что обеспечили каждому шикарное существование чуть ли не на два поколения вперёд. Но даже если в сказанном есть доля правды – к ней это как относится?

   Однако таксистов проблемы Меланьи не волновали.

   В общем, выхода не оставалось, Соломка достала телефон и нашла номер Гната. Осталось нажать вызов… но что говорить, когда он ответит? Поправка – если ответит, ведь можно проигнорировать звонок. Кто его знает. Скажет, что не слышал и всё.

   Где-то, правда, завалялась визитка Тартуги, который, конечно, не подведёт, снимет трубку и всё решит, что это неумение разбираться собственными силами уже утомило. Сколько можно рассчитывать на Тартугу? Попался человек, искренне готовый выслушать, помочь - и все рады стараться пользоваться его добротой.

   Соломка нахмурилась и нажала вызов. Гудок, ещё один, ещё…

   Неужели не ответит?

   - Да.

   Голос такой серьёзный.

   - Привет. Это… Меланья.

   Дыхание, словно кому-то стало не хватать воздуха. Злится?

   - Чего ты хочешь?

   - Я не знаю, как уехать из города. Катерина не смогла сегодня меня забрать, у таксистов цены просто запредельные, и вроде бы в таком случае нужно звонить тебе.

   - Ты где?

   - У метро Тройной крест.

   - Жди.

   И всё, отключился. Ну, видимо, приедет. Стало зябко и уличный шум усилился, словно повернули громкость. Уйти бы подальше от дороги, но куда? Однако стоять на месте слишком сложно, колени просто дрожат, и Меланья решила погулять – просто походить вдоль палаток, по самому краю тротуара, чтобы не попасть под напор толпы и спокойно поглазеть на витрины.

   Столько яркой и ненужной ерунды, которую жутко хочется купить. Вот зачем, к примеру, ей ярко-зелёная футболка с красным яблоком на груди? Правильно, не за чем. Но смотришь – и хочется немедленно стать хозяйкой данной обновки, которая потом будет усердно пылиться в шкафу и которую вряд ли рискнёшь надеть даже дома.

   Или вот – пушистый заяц размером со слонёнка с милым сердечком в руках. Ну на кой ей плюшевый заяц? Красивый, конечно, но что с ним делать?

   А бусы из цветных камней? Она же никогда не носит бусы!

   Соломка вздохнула, отвернулась от сияющих витрин и стала рассматривать людей. Их-то точно купить не хотелось, а если и хотелось, вряд ли это было возможно.

   Постепенно руки и ноги замёрзли, а нос захлюпал. Так и простудиться недолго, хотя Соломка росла довольно здоровой и повышенной болезненностью не страдала.

   Телефон затрезвонил, когда уже хотелось попрыгать или пробежаться, чтобы не возникло желание закрыть глаза, заснуть и замёрзнуть.

   - Ты где?

   Времени по ощущениям Соломки прошло не так много, чтобы он успел доехать – у Катерины дорога занимала примерно двадцать семь минут, сейчас прошло всего двадцать две.

   - У метро.

   - Подходи к цветочному киоску, знаешь где?

   - Да.

   - Я у дороги.

   И снова отключился, не ожидая ответа.

   Соломка глубоко вздохнула и пошла к дороге. Машины стояли плотной полосой, в некоторых местах даже в два ряда, так что она не сразу поняла, к какой идти. Но раздался гудок и Соломка, повернувшись, увидела Гната за рулем темно-синей высокой машины. В марках она не разбиралась, но размерчик точно ему подходил – давил морально.

   Соломка предпочла бы заднее сиденье, но он припарковался так, что заднюю дверцу не открыть, не задев соседнюю машину, так что доступно только переднее.

   Ладно, чего уж теперь… рассеянно подумала Соломка, открыла дверцу и села в машину, неловко пристроив сумку на коленях.

   - Пристегнись.

   Она молча пристегнулась, смотря на дорогу.

   Он вырулил и машина неторопливо, потому что торопливо в таком плотном потоке не поездишь, отправилась к выезду из города.

   Соломка пялилась в окно и думала, что когда ехала с Катериной, всегда пыталась поддержать беседу. А сейчас не пытается. Но может, стоит попробовать?

   Может и да, только вопрос – хватит ли ей решимости?

   - Ненавидишь меня?

   Странно, что зверь заговорил первым. Она покосилась на Гната – конечно, судя по виду, его жутко интересовала дорога, а не попутчица.

   - Нет.

   - Отчего же?

    Самой бы понять, прикусила губу Соломка. Самой бы понять…

   - Я ничего не сделал с твоей квартирой, просто закрутил трубы и закрыл на новый замок.

   Интересные дела. И что нужно на это отвечать?

   Она не ответила ничего.

   - Так что?

   - Насчёт чего?

   - Там осталось что-нибудь, что ты не успела забрать? Могу вернуть.

   Она невольно вздохнула.

   - Не то чтобы… просто там вещи, которые напоминают мне о маме и о...

   Машина дернулась.

   - Нет, - быстро добавила Соломка. - Отцовских вещей там вообще нет, совсем. Мама ничего не взяла, потому что она…

   - Мне плевать! – буркнул Гнат, выворачивая руль, и звучало действительно как плевок.

   А ведь она старалась!

   - Слушай, ты… - прошипела Соломка.

   От изумления он даже оглянулся.

   - Ты сам, между прочим, просил… сам хотел познакомиться заново. Но ничего не выходит! Потому что ты совсем не стараешься!

   - Я стараюсь!

   - Я не вижу!

   - Не видишь? Я бросил работу и припёрся за тобой к метро, хотя таксистом не работаю и в свободное время не бомблю на дороге!

   - Это не я придумала! Тартуга сказал, что в случае чего ты поможешь мне добраться домой.

   - Ну, конечно, Тартуга сказал, - протянул Гнат с совершенно непонятным, но дико раздражающим подтекстом.

   - В общем, ты… злой. И у тебя не получается… ничего. Так что забудем всю эту глупую идею с примирением. Ты не способен общаться по-человечески, потому что слишком дикий.

   - Ты сама начала!

   - Тогда я и буду просто молчать, - она скрестила руки и уставилась в окно. Будь Соломка посмелей, заставила бы его остановить машину и вышла бы на дорогу. Добралась бы как-нибудь.

   Однако на улице уже темнело, было холодно и страшно. Да и вообще – сколько можно терпеть?

   Он никогда не изменится!

   Минуты текли… показался и всё ближе становился поселок. Потом они проехали мимо уже привычных домов. Гнат резко затормозил у знакомого дома.

   - Выходи.

   Типа она собиралась тут и дальше сидеть! Выйдя, Соломка хлопнула дверцей и пообещала себе больше ему не звонить. Это же надо так… такой дурой быть! Всё надеялась, чуть мир предложили – аж язык от усердия высунула, готовясь мириться. И это после всего произошедшего! Да и он хорош – я смогу, я справлюсь, а сама как был зверем, так и остался!

   Успокаивалась она долго и конечно, толком не успокоилась. Нет, ну ты подумай! Ну как так можно? Она что, игрушка для битья?

   Если он не способен по-человечески общаться, то это его проблемы, а не её!

   Следующим днём Соломка прошерстила расписание пригородных автобусов и нашла пару рейсов, которые проходили до поворота к посёлку, а там кто-нибудь подвезёт, или так дойдет, всего-то три километра. Даже полезно пройтись.

   Так что утритесь!

   И вечером она шла на встречу в офис Тартуги в боевом настроении. И даже надела юбку, а волосы распустила. И губы подкрасила, в общем, чувствовала себя на редкость весело и уверенно. Пусть это животное не думает, что её так легко задеть или запугать!

   Присутствовали те же участники, что в прошлый раз – Тартуга, Виола, с которой так и не удалось пересечься, Гнат, сидящий обособлено, вроде и не с ними, а так же ещё один зверь по имени Клис. Его представили как пресс-секретаря и наказали слушать каждого его слова и делать всё, как сказано.

   Вначале Тартуга и Клис говорили о своих делах, о статье в журнале, которая требовала хороших фотографий, а их некому снимать, фотограф куда-то ушёл, звучало расплывчато, но у Соломки сложилось впечатление, что фотограф ушёл в запой. Иначе откуда такой многозначительный тон?

   К тому времени, как дело дошло до озвучивания предложений, она уже успела успокоиться. В смысле, насчёт предложений, потому что теперь куда больше напрягало, как Гнат на неё косится. Вроде и незаметно, если повернуться и вопросить, что происходит – не поймаешь. Смотрит или мимо или в сторону, однако Соломка руку готова была отдать на отсечение, что он смотрит именно на неё.

   Чёртово животное!

   - Ну, давай, Меланья, приступай. Слушаем тебя.

   Она села ровнее, призывая себя к порядку, и уставилась в лист бумаги, где записала список. Не то чтобы она не помнила своих предложений наизусть, но так почему-то было проще.

   - Итак, если целью является необходимость познакомить ваших и наших молодых людей и девушек…

   - Всех людей, – прервал Клис, сосредоточено хмурясь.

   - Хорошо, всех. Но для начала возьмем молодежь. Потому что к детям нужен особый подход, которого я не знаю, а пожилые люди…

   - Пока берем молодежь, - прервал Тартуга её неуклюжие оправдания. – Как и планировалось.

   - Итак. Сейчас о зверях толком никто ничего не знает… одни слухи да домыслы. К примеру, если вспомнить мой круг общения – школу, соседей, институт - о вас мы вообще мало говорили, но если говорили, то только какие-нибудь страшилки рассказывали. Не буду пересказывать, - слегка смутилась Соломка. Потом собралась. – Так вот. Если вы хотите, чтобы о вас узнали, причем правду, нужно больше общаться. Нужно быть инициаторами знакомства, а не ждать, пока вами кто-то заинтересуется.

   Гнат хмыкнул.

   Соломка вздохнула глубже. Нет уж, он её не собьёт! Хватит трепетать от жалости и вины.

   - Во-первых, вашему городу нужно название. Просто город – это сбивает с толку. Нужно красивое имя, которое привлечёт внимание, необычное, звучное имя. А потом – вам нужно организовать в этом городе нечто вроде дня открытых дверей и пригласить как можно больше народу.

   Гнат снова хмыкнул, теперь куда громче.

   - У тебя что, в горле першит? – поинтересовался Тартуга, приподнимая бровь. Тот проигнорировал.

   - Вот, - невозмутимо продолжила Соломка. – Думаю, стоит придумать какой-нибудь праздник. Ваш. Нейтральный. – Торопливо добавила она, чтобы они не вспомнили о своем дне освобождения, который, конечно, праздник из праздников, но совсем не подходит для легкого и веселого времяпрепровождения. - И пригласить гостей. Праздник – отличный повод. Потому как, иначе зачем приглашать? Чем зазывать? Мол, приезжайте посмотреть, что звери от людей почти ничем не отличаются? Поглазеть на наши дома, которые обычные таунхаусы? Кому это интересно? Кроме праздника на текущий момент людей нечем больше привлечь.

   Все молча обдумывали.

   - А название придумала какое-нибудь? – спросил Клис.

   Соломка замялась.

   - Нет. Я думаю… вам стоит предложить всем членам племени придумать варианты названий, а потом проголосовать за лучший. Так будет честно. Ну, я бы так сделала.

   - А насчет праздника? Есть идеи?

   - Нужно как можно быстрее его организовать… скоро зима, люди не очень любят холод. И одно дело поехать кататься на лыжах на известный курорт и совсем другое – поехать на неизвестную экскурсию к зверям. Пока тепло, новое пробуют охотней.

   - То есть нам нужно придумать праздник и дать городу название?

   - Ленсуаза, - отрывисто произнес Гнат. Клис вскинул голову.

   - Да, - Тартуга согласился. – Ленсуаза. Отличное название, Гнат. Даже можно не голосовать – каждый согласиться.

   Меланья покосилась на Виолу, та пожала плечами. А вот Крис кивнул своим мыслям. Ну, всё понятно, это нечто, известное только зверям из тех времен, когда они были заключенными. Людям не понять.

   Меланье, конечно, хотелось знать подробности, но спрашивать она не стала. Вместо этого просто сказала:

   - Очень красиво, правда.

   И молчание, похожее на минуту, когда вспоминают погибших. Значит, чтобы это не было, оно давно мертво.

   - Ну ладно, - куда бодрее заговорил Тартуга. – Праздник организуем. Какие-нибудь гулянья, танцы, соревнования. Что нам подойдёт?

   Соломка не сразу поняла, что спрашивают у неё.

   - А! Наверное, какая-то общая идея. В общем, идея знакомства подходит, или день города, но нужна какая-то изюминка, чтобы он отличался от множества других. Везде празднуют дни города и обычно они все как под копирку, поэтому нужно что-то новое. Можно, к примеру, каждому желающему пообещать сопровождающего из числа зверей… А темой сделать… ну не знаю, что у вас есть такого интересного, чего хотят люди?

   Мужчины дружно задумались, хотя первое, что у них имелось – привлекательность, основанная на грубой силе, сразу бросалась в глаза. По крайней мере, женщин заинтересовать можно без проблем. Однако речь шла обо всех людях, даже неозабоченных. Вернее, желательно неозабоченных.

   - У нас есть космические технологии, - спокойно ответил Гнат.

   - Звучит очень интересно, - сказала Виола.

   - Да, мне тоже нравится. Только… это должно быть развлечение. Из них можно сделать развлечения?

   - Да сколько угодно, - ответил Тартуга. – Трубу с невесомостью, обман зрения, виртуальную реальность такого качества, что будешь уверен, что находишься на другой планете. Трюков можно придумать великое множество.

   - Хорошо. Если есть название и тема праздника, остаются только приглашения, реклама и организация угощений и транспорта.

   - Решите с Виолой, у неё есть опыт в подобных делах. Предоставите мне смету в течении трёх дней.

   - Хорошо.

   Виола закатила глаза, не особо радуясь дополнительной работе, а Соломка чуть ли не взлетела от удовольствия. Её выслушали и поддержали. Её выводы показались кому-то достойными внимания, а такого прежде не случалось. В общем, вечер удался.

   Попрощавшись, она направилась к выходу.

   Уже на улице, где царили бледные розовые, умопомрачительно красивые сумерки её догнал Гнат. Застегнул куртку под самое горло и пошёл рядом.

   - Я могу тебя проводить? – спросил через пару секунд.

   - Нет.

   Он помолчал, так и продолжая идти рядом.

   - Ты специально меня выводишь? Чтобы появился Зверь, и все увидели, какая ты несчастная жертва, а я безобразный злодей?

   Она нахмурилась и убыстрила шаг.

   - Правильно. Быстрее дойдём.

   Ему, конечно же, ускорение не причинило ни малейшего неудобства.

   Минуты две удалось хранить молчание.

   - Ты чего так вырядилась? – наконец, заговорил Гнат. - Для меня, что ли?

   - А то, - не стала спорить Меланья, а скопировала его пренебрежительный тон. – Решила выпендриться. Только не для тебя. Щас вот по дороге домой сниму себе первого попавшегося мужчинку – и вечер удался.

   Он неожиданно утробно рыкнул, вернее, показалось, что рыкнул, но вряд ли это было правдой.

   - Не шути так.

   Соломка и сама поняла, что не стоило. Зачем поддаваться на провокацию?

   Остаток дороги они прошли молча и очень быстро. У двери Гнат буркнул что-то неразборчивое и пошёл по своим делам.

   Невыносимый тип!

   Ночью ей совершенно неожиданно приснился сон, о котором она не рискнула бы никому рассказать. Не то чтобы сон изобиловал интимными подробностями, совсем наоборот, был смазанным, запутанным и неясным, но при этом очень жарким, тяжёлым и там присутствовал Гнат, очень даже активно участвующий в событиях, которые Соломка не запомнила. К счастью.

   И утром она поняла, что думает о том, что ей хочется его увидеть. Пусть издалека. Услышать его голос, пусть даже насмешливый. Посмотреть в его непроницаемые глаза и увидеть в них симпатию, пусть и выдуманную.

   Нет, нужно было принимать меры, то есть плотно заняться чем-нибудь таким, что не оставляет времени на долгие страдания.

   К счастью, была организация праздника.

   За три последующих дня Соломка продела такую огромную работу по изучению аренды автобусов, поставкам еды и временному персоналу, что с ног валилась. Зато добавилась идея на время праздников привлечь студентов, тем самым дав им подработать, что положительно повлияет на отношение к зверям. И всё бы ничего – ей помогали, к её мнению прислушивались, даже Гнат пропал и не появлялся на собраниях, косясь изумлённым глазом, но всё равно чего-то не хватало. Сны, по крайней мере, подобные первому, больше не снились, только по утрам, зевая, Соломка думала, что ей чего-то не хватает. Чего-то такого особенного, делающего мир живым. Может, выдумала, конечно, глупости, всего у неё в достатке и даже больше, чем можно было мечтать месяц назад, однако сны не соглашались.

   Вероятно, со временем они сделали бы Соломку раздражённой и несчастной, но тут позвонила Троя и всё стало печально безо всяких выдумок, по-настоящему.

   Они встретились у Трои дома, где Соломка осталась ночевать. Подруга с красными, опухшими от слёз глазами была не в состоянии общаться, единственно, что могла, так это рыдать или в очередной раз костерить Лёвку, с которым они решили расстаться. Меланья и не подозревала, что подруга так сильно привязана к своему молодому человеку, о чём сразу сказала. А Троя ответила, что рыдает не из-за этого предателя и дебила, а из-за того, что не знает, как быть, что делать и где жить – одна она съёмную квартиру не потянет, придётся искать соседей, а это не так просто, или снимать только комнату, а комната у бабульки какой-нибудь со странностями – это просто ужас. Лучше вообще не жить, чем так.

   Подумать только… недавно Соломка находилась в таком же отчаянном положении, и считала, только она одна такая несчастная, а выходит, подобные вещи с каждым первым случаются.

   - Слушай! – неожиданно крикнула Меланья, когда в голову пришла свежая и счастливая мысль. – Ты можешь жить у меня!

   - Где? – высморкавшись, спросила Троя.

   - Ну, в Ленсуазе!

   - Где?!

   - В городе зверей! Он теперь так называется – Ленсуаза, по-моему, очень красиво.

   - Да ну, - с сомнением протянула Троя. – Как я могу там жить?

   - А почему нет? Я одна в доме с двумя спальнями! Представляешь? Да там места на десять таких как мы хватит!

   - А тебе разве разрешат?

   Соломка фыркнула.

   - Конечно. Как они могут запретить? Да они же хотят стать ближе, чтобы люди, особенно девушки, к ним потянулись. У них сильный перевес мужского населения. Так что разрешат, я уверена, даже с радостью.

   Она и сама в восторге была от своей идеи. И Троя окажется под боком, а такого с детства не было, и подруге не нужно мучиться с бабулькой, пусть даже хорошей, но напрочь запамятовшей, что в юности интересы немного другие, чем в старости.

   - А как на работу ездить? Тебя саму вроде возят через раз.

   - С этим сложнее, но что-нибудь придумаем.

   Троя задумалась, бесконечно шмыгая носом.

   - Может, мы с ним не разойдёмся ещё...

   - Ну, как хочешь. Хотя недавно кто-то мне втирал про недопустимость позволять грубым мужланам вести себя по-свински с такими нежными особями, как мы.

   - Нашла время припоминать, - обиделась Троя.

   - Я не со зла. Просто, может, ты забыла свою нерушимую женскую позицию? Напоминаю.

   - Да всё я помню!

   - Ладно, не злись, а бросай его, если уж решила и спокойно переезжай ко мне. Когда ещё так повезет – отдельный дом на двоих? Бесплатный, между прочим, на природе, вокруг тишина и свежий воздух. Приезжай.

   - Хорошо, я подумаю. У нас ещё за две недели оплачено, есть время не паниковать.

   В следующий раз они встретились на празднике. Похоже, расставание произошло окончательно, Лёвка забрал вещи, но говорить о происходящем Троя была не настроена. Лучше просто повеселиться, зачем портить праздник обсуждением недостойных особ?

   А Соломка сделала вывод, что единственная подруга всё-таки поддалась на уговоры и вскоре переедет в Ленсуазу, потому что о поисках другого жилья она больше не заикалась.

   Да в любом случае – они со всем справятся, как в детстве. Они справились со смертью своих матерей – что может быть страшнее?

   Ничего.

   Итак, одним выходным днём Ленсуаза распахнула свои двери перед дорогими гостями, для которых запустили специальные бесплатные автобусы от метро, и встретила их музыкой и броскими приветственными плакатами. Повезло также с погодой – был светлый солнечный день, народу появилось огромное количество, даже никто не ожидал. Поле у посёлка, выделенное для гуляний заполнилось на треть, хотя рассчитывали занять не больше пятой части.

   Кроме музыки на помосте и обычной уличной еды сразу же образовались очереди на аттракционы инопланетной техники. Их было всего восемь, но зато каких! Соломка бы и сама с удовольствием их опробовала, особенно тот, где над павильоном плавали цветные пухлые облака, по которым можно было попрыгать, но решила оставить на потом, пока пусть гости развлекаются, это важней.

   Троя тоже торчать в очереди не желала, поэтому они побродили между киосками и лавочками, поглазели на зверей, большинство из которых щеголяли в модных среди своих куртках из ткани, созданной по инопланетной технологии и с пришитой к одежде эмблемой Ленсуазы – на белом фоне стилизованная голова зверя, с узкой и очень длинной зубастой пастью, чьи глаза светятся синим светом. Довольно красиво, хотя и слегка пугающе. Впрочем, Соломкиного мнения по этому вопросу никто не спрашивал, да и окружающим, похоже, эмблема понравилась.

   Вскоре получилось так, что Троя идёт вперёд, куда глаза глядят, а Соломка её сопровождает, словно почётную гостью.

   Примерно через час они обошли и осмотрели все мало-мальски интересные места, а потом Троя стала всё чаще коситься в сторону окружающего поле леса. Место гуляний было огорожено забором, за который никто не заходил, но и в лес можно было попасть, если обойти сбоку, что для местного жителя не представляло труда.

   - Хочешь прогуляться? – спросила Соломка.

   - Да, знаешь, так охота туда, где тихо и никого нет… Надоела толпа, я же вроде отдыхать от города приехала. И вообще, жутко хочется погулять в лесу. Не помню, когда в последний раз там была.

   - Ну, пойдем.

   Они обошли поле через город и ушли в лес. Среди деревьев было на удивление тихо, громкую музыку глушили густые еловые и сосновые лапы. И всё сильно заросло. В городе сухие деревья убирались специальными службами или собирались туристами для костра, а тут они так и валялись, частично покрытые мхом, частично превращенные временем в труху. Дорожек в лесу не было, одна сплошная полоса препятствий. Конечно, это их не остановило.

   Стоило войти в лес, как стало холодно. Сильно пахло сыростью. И всё равно было такое ощущение, что они попали в сказку. И тут звери точно дикие, а не такие цивилизованные, как в пятистах метрах отсюда.

   - Как здесь красиво, - сказала Троя.

   - Ага.

   Они выбрали путь попроще и постепенно заходили всё глубже в лесную чащу. К счастью, обе были в ботинках, иначе давно пришлось бы вернуться.

   Конечно, забираться слишком глубоко в незнакомый лес они не собирались, поэтому вскоре остановились, решили посидеть немного, а потом возвращаться обратно. Не хватало ещё потеряться. Их точно не найдут – никто не знает, где они. Да и вообще, что они есть на белом свете. Про Соломку может ещё и вспомнят, а про Трою точно вспоминать некому.

   Когда это безобразие началось, Соломка успела подумать, что её преследует какое-то прилипчивое дежавю – стремительное приближение тяжелого зверя, сиплое дыхание, мерный глухой стук по земле и разъярённый рык. Раз – и из чащи показался Зверь.

   - Беги! – закричала Троя, подскакивая и бросаясь в сторону. Соломка отпрыгнула к ближайшему дереву и остановилась, уцепившись за ствол руками. Она просто не успела ничего сообразить, как тёмная масса пронеслась мимо и бросилась за Троей. Та, увидев, что бежать бесполезно, преследователь быстрее, прилипла к стоявшему на пути дереву и полезла вверх. Повезло, что ветки дерева были такими удобными – как раз получилось достать с земли.

   Соломка сглотнула – Троя быстро поднялась метра на три, а зверь замер внизу, его рёв стал утробным, а потом он шумно выдохнул и принялся бить лбом в ствол дерева, на котором сидела Троя. Раздался глухой, мерный стук.

   Вначале Соломка подумала, это Гнат снова сходит с ума и почти обиделась – столько времени держали нейтралитет – и на тебе, снова сорвался! Причём безо всякого повода! Но оказалось, нет, при дальнейшем рассмотрении вышло, что зверь незнакомый, причем даже другой модификации – более похожий на животное. В ту памятную встречу в бункере у Гната были только ногти и клыки, ну и мышцы слегка бугрились и ходили ходуном, а у этого раздувались, как шары, а спина выгнулась, из-за чего верхняя часть тела выглядела по сравнению с нижней просто огромной. И на корточках он сидел так естественно, будто вообще не умел ходить на