Оглавление
АННОТАЦИЯ
Можно ли влюбиться в тень, в воспоминание, в голос?.. Можно ли проникнуться чувством к тому, кого не можешь коснуться? Может ли жертва твоей беспечности, у которой ты украла жизнь и свободу, стать твоей единственной опорой и поддержкой, когда все обратилось против тебя? Алена не знала этого, и никогда бы не узнала, не нарисуй в порыве вдохновения симпатичного незнакомца с гитарой. Портрет ожил, а незнакомец исчез, растворился в воздухе вместе с ее последним штрихом. Теперь они по разные стороны реальности, связанные общей нитью, и у них мало времени. Очень мало времени....
ГЛАВА 1
Тихий шорох падающих листьев. Бушующие вокруг краски осени. Свежевыкрашенные скамеечки, установленные вдоль аллеи. На одной из таких скамеечек и сидела я - обычная и совсем не яркая, в отличие от природы. Черное пальто, сдвинутый набок бордовый берет, светло-русые волосы до плеч.
Я люблю осень. Люблю ее теплые, насыщенные цвета, запах прелой листвы и дождя, мягкое и уже не жгучее солнце, холодный, щекочущий ноздри воздух, который оно уже не успевало прогреть...
В такое время я часто прихожу сюда. Прихожу, чтобы почитать, но сегодня книжка так и останется лежать в сумочке - такая красота, что жалко сидеть, уткнувшись носом в мир чужих фантазий, поэтому я достала блокнот для рисования и набор пастели.
Я - художник. Пусть не настоящий, а пока только учусь в Художественной гимназии, но мне нравится погружаться самой в эти яркие краски, передавать через бумагу ту красоту, мимо которой люди проходят, торопясь на работу, к детям или в магазин, или просто не замечают...
Штрих за штрихом. Черные тонкие стволы деревьев. Ярко желтая листва, красные гроздья рябины... Красная скамеечка напротив...
Брям! От звука гитарного аккорда я чуть не выронила блокнот в грязь.
- Медные струны пальцы ласкали,
- Медные звуки в душу вливали...
Энергичный рокочущий голос нарушил уединение, в которое я погрузилась во время творческого транса. На той скамеечке, что я уже нарисовала, собралась небольшая компания, а во главе, в обнимку с гитарой сидел парень, забравшись грязными берцами прямо на сиденье. Сам он устроился на спинке и самозабвенно бил по струнам, ускоряя ритм, и пел что-то рокерское. Светлые волосы выбивались из-под банданы, расстегнутая черная косуха позволяла рассмотреть название популярной музыкальной группы на черной же футболке с окровавленными черепами. Меня передернуло. Как хорошо, что это рисовал не художник, а обычный человек.
Я поморщилась, но не ушла - продолжила свою работу. Продолжила четче вырисовывать листики, продолжила наносить штрихи, пытаясь передать и прозрачность воздуха, и чистоту неба, и особенную, теплую атмосферу осени... Слишком уж мне нравилось, мое вдохновение не смогли сбить незваные гости, и скоро я опять ничего не слышала вокруг, впитывая и передавая красками нужное настроение...
- Аленка, привет! - удар по плечу снова вывел меня из погружения в собственные мысли и оттенки.
Рядом уселась Катерина - моя соседка по комнате в студенческой общаге. Она училась на Танцевальном, была грациозна, тонка и неизменно улыбчива. За первый год обучения мы очень сдружились, и теперь, приехав от родителей после летних каникул, она безошибочно меня нашла, зная мои привычки.
- Привет! - я была ей искренне рада и тоже соскучилась.
- Рисуешь? - понизив голос, спросила она, кивнув в сторону блокнота. - Уже можно посмотреть?
Я никогда не показываю незаконченное, она знала и уважала это право, не пыталась подсмотреть, заглянуть за полотно, накрывающее мольберт, даже если он месяцами стоял посреди нашей общей комнаты.
- Секунду, - попросила я и, нанеся еще несколько завершающих штрихов, вытянула руку с блокнотом вперед, чтобы дать ей посмотреть и самой оценить издалека.
Затрепетали с бумаги ожившие красно-буро-желто-зеленые листья, легкое дуновение ветерка коснулось наших лиц, зашевелились нарисованные ветви черных деревьев, несколько листьев сорвались с них, медленно кружась, спланировали с бумаги нам под ноги...
- Класс! - выдохнула подруга. Мне и самой нравилась моя работа. Теперь этот ветерок можно будет почувствовать и морозной зимой в теплой комнате, и жарким выматывающим летом...
Я подняла взгляд на пейзаж, с которого срисовывала. На моем рисунке красная скамейка осталась пустой, а в действительности рокер улыбнулся мне, заметив, как падают листья из блокнота, принесенные словно из окошка в другой мир.
- Только... - неуверенный голос подруги заставил меня посмотреть на нее и нахмуриться.
- Что-то не так?
Я очень ревностно отношусь к своим работам, каждый раз вкладываю душу, и даже маленькое замечание бывает способно расстроить на несколько дней. Но я совершенствуюсь, всегда, где только возможно. Несомненно, за лето мой уровень мастерства обязан вырасти!
- Все так - деревья, аллея, небо... - осторожно начала она. - Красиво, живо... Только… где же... они?
Катерина одними глазами указала на компанию с гитарой. Оттуда изредка доносился хохот, сигаретный дым и ядрёные словечки.
Я расслабленно улыбнулась:
- Мне нельзя рисовать людей.
- Почему?
- Потому что я не портретист, мне нельзя, - терпеливо пояснила я.
- А ты когда-нибудь пробовала?
- Нет.
- А в детстве? Палка, палка, огуречик, получился человечек... Точка, точка, запятая, вышла мордочка кривая?
- Вот когда эта мордочка кривая улыбнулась мне с детского альбома, после этого больше и не пробовала, - улыбнулась я снова.
- Так откуда тогда ты знаешь, что не портретист? - вопрос застал меня врасплох.
Я не знала - я просто, поддаваясь какому-то неведомому инстинкту, никогда не рисовала лиц, и все. А потом преподаватели на первом курсе разделили нас на группы, и каждая была обязана рисовать только по своей специализации. Портретистам тоже запрещалось писать пейзажи. Хотя, что в этом могло быть плохого? Мы никогда не задумывались, развивая только свой дар и талант, не лезли в чужие дебри.
- Вот нарисуй этого наглеца, - шепнула Катерина, наклонившись к моему уху. - Смотри, какой - сидит, песни горлопанит, а сам ногами своими всю лавочку испачкал. Кто после него на нее сядет-то? Позорище, а не парень... - фыркнула она негромко.
Нет, парень как раз-таки видный, манеры только подкачали. Конечно, есть вероятность, что друзья его специально загнали повыше, как на сцену... Но вряд ли он сильно сопротивлялся и еще маловероятней, что он достанет из кармана косухи чистый носовой платок и протрет за собой скамейку.
- Предлагаешь мне испортить картину? – усмехнулась я, ласково перебирая пальцами мелки пастели.
- Да нет, сделать ее реалистичней. Впрочем, если объективно, он довольно симпатичный, - заулыбалась подруга.
Я присмотрелась. Интересное лицо. Черные брови вразлет, хотя волосы светлые - цвета выгоревшей соломы. Глаза тоже темные, но выразительные, влажно поблескивающие каким-то мальчишеским задором. Подбородок чуть тяжеловат, губы словно привыкли улыбаться. И даже когда он запел мелодичную песню, уголки рта остались приподняты. Да - все та же обаятельная улыбка, только грустная.
Без оглядки уйти, без прощаний.
Не давать никаких обещаний,
Молча, без слов и без жестов,
Без писем и громких текстов.
Уйти, и уйти по-английски,
Тушить все надежды и мысли.
Уйти, и искать новый путь.
Уходя, не стараться вернуть.
Раз не держат, уйти ни держа,
Накинув осенний пиджак,
Раз не слышат, уйти в тиши,
Уйти, потому что решил.
Ни скандалов, без выяснений
Уйти, словно дождик осенний,
Без выкриков, мата и клятвы,
Уйти без ещё одних "завтра".
( стихи Александра Куванина)
Вдруг музыка оборвалась грязным аккордом. Я оторвала взгляд от листка блокнота, на котором под пение рокера и выводила черты его лица.
Гитара валялась на земле, парня нигде не было.
- Женя! Женя! - в ужасе выкрикивали судя по всему его имя растерянные друзья. Один из них даже, встав на колени, заглянул под лавку.
- Ален, ты видела? - взволнованно ткнула меня локтем Катерина. - Он просто взял и исчез! Растворился в воздухе!
- Да? - рассеянно переспросила я. Может, он обладатель нового редчайшего дара? Сейчас все больше рождается одаренных, меньше, чем обычных людей, но все-таки...
Я привычно вытянула руку с блокнотом, чтобы оценить рисунок, и замерла. На красной нарисованной скамейке сидел парень. Ветер развевал торчащие из-под банданы волосы, глаза смотрели прямо на меня, а губы шевелились в беззвучных ругательствах...
- Аленка, это же он! - наполненным ужасом голосом прошептала подруга.
- Алло? Полиция? – услышала я резкий мужской голос. – Сейчас произошло нечто странное…
Я торопливо прижала блокнот к груди, пряча его от посторонних глаз случайных прохожих, как раз в тот момент, как нарисованный рокер вскочил в полный рост и замахнулся на меня гитарой. Еле звякнули струны. Друзья продолжали звать Женю.
- Уходим, - поднялась я с места, так и прижимая обеими руками к себе рисунок, нервно оглянулась по сторонам. Катерина кивнула, понятливо запихнула пастель в мою сумку и накинула ее на свое плечо. Так и пошли, держа спину неестественно прямо, с трудом переставляя негнущиеся ноги, думая, что же мы натворили.
ГЛАВА 2
- Уф, наконец-то! - скинув в прихожей туфли, я прошла в комнату, не отнимая рисунок от груди. Никогда еще мне не было так страшно передвигаться по улице.
Катерина торопливо запирала дверь на щеколду.
Я осторожно поставила блокнот на стол, оперев краем о стену. С картины все так же тянуло свежим осенним воздухом, словно из открытого окна, а со скамейки, беззвучно открывая рот, грозил мне парень. Гитара - абсолютно целая - по-прежнему была в его руках.
- Ну что? - подруга опасливо выглянула через мое плечо. Рокер прекратил орать и тут же перевел на нее нахмуренный взгляд. Она пискнула и отпрянула в сторону.
- Он... Он как живой! Он нас видит! - запричитала Катерина. - Что же делать?
Если б я знала...
- Ты нас слышишь? - я осторожно наклонилась к картине.
Парень снова шевельнул губами, с ненавистью смотря прямо в глаза. Сомнений не осталось.
- А мы тебя нет, - расстроенно вздохнула я. - Вообще.
Тот нервно передернул плечами и замолчал.
Мы с подругой затравленно переглянулись.
У портретистов герои с картины могли загадочно улыбаться, у них могли развеваться словно на ветру волосы, могли подрагивать ресницы, но чего они точно не могли, так слышать нас и реагировать. Да и человек, с которого писали, не исчезал бесследно, а с гордостью вешал свой портрет на видное место...
- Он и есть живой, - еле слышно прошептала я.
Парень подтверждающе кивнул, судя по выражению лица, негодуя, что мы могли подумать иначе.
А я теперь абсолютно не знаю, что с этим делать. Парня надо было срочно спасать...
На первом курсе композицию у нас вела аспирантка София, которая тоже жила в нашем общежитии. Не скажу, что мы тесно общались, но во всяком случае отношения были намного ближе, чем с преподавателями. Все-таки почти ровесница, живет рядом, и за помощью я всегда обращалась именно к ней. Она не раздражалась, когда я спрашивала элементарные для нее вещи, даже не касающиеся ее предмета, терпеливо объясняла, показывала, я же в свою очередь старалась не злоупотреблять ее доброжелательностью. Но сегодняшний день был явно исключением из правил.
- Поищи Софью, - попросила я, слегка замявшись. - Могу, конечно, сходить сама, но...
- Нет-нет! - замотала Катерина головой, спешно направляясь к выходу. - Ни за что не останусь с ЭТИМ наедине!
Мне тоже было жутковато, поэтому я накинула на рисунок полотенце и только тогда сняла пальто и берет.
Софья пришла вместе с встревоженной Катериной прямо в халате и с еще влажными кудрявыми волосами. Молодая аспирантка нахмурилась, когда подруга с силой захлопнула дверь и, выдохнув, оперлась на нее спиной.
- Что тут у вас произошло? - строго спросила Софья, проходя в комнату.
Я занервничала в ее присутствии еще сильнее, хотя ожидала, что будет наоборот. Заломив руки, прошла несколько раз по комнате, не решаясь начать разговор, и умоляюще взглянула на молодую преподавательницу.
- Алена! - требовательно прикрикнула она. - Прекрати метания и рассказывай!
- Софья, - я вновь замолчала, опустив взгляд, и лишь страх, что она сейчас развернется и уйдет, так и не услышав ничего внятного, заставил меня продолжить.
- Софья, скажи мне честно, почему нам нельзя писать портреты?
- Вы ради этого меня позвали? - холодно осведомилась она.
- Да.
Брови ее сурово сдвинулись.
- Нет. Не только. Ответь, пожалуйста! - взмолилась я. – Это очень важно!
Она удрученно вздохнула и, выдвинув из-за стола стул, привычно села на него, не отреагировав, когда шатающиеся ножки слегка разъехались.
- Ты же пейзажист. Тебе дан дар оживлять неживое, ради этого приходится красть часть той ауры, что окружает предмет изображения. Никогда не замечала, что они становятся тусклее, когда их нарисуют несколько художников? Часть красок уходит на холст, а сама ты являешься в некотором роде проводником...
- А с человеком? Что будет с человеком, если мне его нарисовать?
- Ты нарушишь его ауру, - спокойно ответила Софья. - Он может заболеть, или у него испортится настроение, или будут преследовать неудачи...
- Или умрет? - шепотом предположила я.
- Возможно, - уклончиво ответила она. - Хотя для этого понадобилось бы несколько портретов. Скорее, несколько десятков…
- Почему нам этого сразу не объясняют? – в моем голосе прозвучало плохо скрытое обвинение.
- Объясняют, - ровно ответила София, не обидевшись на мой тон. - Позже. Когда вы получаете звание Художника и становитесь самостоятельными. Понимаешь, люди пугливы, им ни к чему знать, что чей-то рисунок может повлиять на их дальнейшую жизнь. Они не понимают разницы между портретистами и пейзажистами, а вы слишком молоды, чтобы можно было доверить вам этот профессиональный секрет. Достаточно и запрета, и того, что у вас нет вдохновения на вещи не вашего профиля.
Поспорю. Этого Женю я рисовала на вдохновении, даже сама не сразу заметила, что делаю...
- А почему тогда портретистам можно бесстрашно рисовать людей?
- У портретистов дар несколько иной. Они не проводники, у них нету связи с натурщиком, зато есть свой собственный резерв. Свой внутренний свет, который способен оживлять картинку нужным настроением и который иногда проливается и на того, кого рисуют. И это наоборот дает силы.
- А что произойдет с пейзажем?
Она улыбнулась, словно вспомнила что-то забавное.
- В большинстве случаев ничего, но иногда деревья начинают дышать, а плоды обретают глаза или ноги. Мы, одаренные, слишком долго подвергались гонениям и казням, особенно в Век Перемен, только за то, что не такие, как все. Поэтому пришлось скрывать то, что способно напугать обычных людей, некоторые особенности своего таланта.
София посмотрела на меня со всей серьезностью.
- Так что случилось, Алена? Ты нарисовала Кати?
Катарина от подобного вопроса вздрогнула. Кажется, теперь она меня будет побаиваться.
- Нет, не Кати, - я грустно покачала головой. - Но нарисовала.
Набрала в грудь побольше воздуха и резким движением сорвала полотенце с блокнота.
София, прищурившись, всматривалась в картину.
- Кто-то незнакомый? - в ее голосе сквозило облегчение. - Ничего страшного, но наш разговор должен остаться в секрете. Особенно от этого парнишки.
Парень на рисунке невесело усмехнулся, давая понять,что поздно и он уже все слышал. А потом, встав на скамейке в полный рост, активно нам помахал.
Софья, округлив глаза, вскочила немедленно, опрокинув при этом старенький стул.
- Что? Что?.. - теперь дар речи подводил и ее. Она жадно глотала воздух и смотрела на мой осенний пейзаж с неописуемым ужасом, прижав руку к губам.
- Где он сам? - нервно спросила она.
Я ткнула пальцем на лист бумаги.
- Здесь.
Софья отпрянула.
- Сожги.
Теперь уже я взирала на нее с откровенным ужасом.
- Ты что? Это же живой человек – сжечь картину равносильно убийству, - зло прошептала я.
- Ты не понимаешь, - Софья тоже перешла на шепот, то и дело оглядываясь на запертую дверь. – Если ты этого не сделаешь, то умрешь сама!
Я испуганно сглотнула.
- Почему я?
- Потому что, - девушка щурилась и шипела, как разъяренная кошка, -если об этом узнают массы, то опять начнутся гонения одаренных! Никто не хочет оказаться под ударом, никто не захочет жить и оглядываться – не рисует ли его часом такая, как ты, и не прекратит ли он после этого свое существование... Потому что другие одаренные тоже не хотят таких проблем – и если узнает кто-то из вышестоящих и занимающих серьезные посты, то от тебя избавятся, чтобы не узнало общество! И поверь, они не ограничены в средствах и избавятся навсегда! К тому же очень скоро это одушевленное изображение начнет сходить с ума и ночью задушит тебя сам!
Взгляд мой неосознанно переместился на парня на картине. Судя по выражению его лица, он готов придушить нас обеих и немедленно.
- Он теперь лишь часть пейзажа, - неуверенно возразила я.
- Он будет являться тебе на грани сна и реальности, - отчеканила она и замолчала, отвернувшись.
Софья немного успокоилась и, глядя мне прямо в глаза, добавила:
- Мне жаль, но у тебя нет выбора.
- А время? У меня есть время? – взволнованно спросила я.
Она печально покачала головой, взяла с подоконника зажигалку и протянула ее мне.
Я, как ребенок, спрятала обе руки за спину.
- Нет, нет, я так не могу! Я не могу лишить человека жизни, даже не попытавшись ничего для него сделать, - задыхаясь от нахлынувшей паники, протараторила я, пятясь назад.
- Не можешь? – голос Софии сделался злым. – Тогда это сделаю я, пока из-за тебя не оказалась под угрозой наша мирная и спокойная жизнь!
И решительно шагнула вперед. Щелчок пьезоэлемента, и маленький огонек заплясал в ее руке.
Я не знаю, почему у меня потемнело в глазах, но страх обернулся безрассудством. Схватив со стола массивную вазу, которую сама год назад расписывала, я без промедления обрушила ее на кудрявую голову. Раздался глухой звук, и бессознательное тело рухнуло к моим ногам. Ваза осталась целой, и я осторожно поставила ее обратно.
- Алена… - обреченный шепот Кати прозвучал для меня неожиданно, зато он же вывел из ступора. – Что же ты натворила, Аленка?..
Я вытащила из кладовки большую спортивную сумку и практически без разбора начала сбрасывать туда свои вещи.
- Мне надо уехать, Кати. Не спрашивай куда, не надо тебе этого знать, да и сама я еще не знаю… - я старалась не смотреть на подругу, боясь увидеть осуждение в ее глазах. – Я не могу так просто уничтожить человека, которого сама же по глупости и нарисовала. Это несправедливо… и жестоко… И… Не убийца же я в конце концов!
- Прости, если б не я… - вдруг пролепетала она.
Надо же, а я уж решила, что она причислила меня к чудовищам.
Я снова обмотала блокнот полотенцем, запихнула его на дно сумки под груду скомканных вещей и только тогда подняла на подругу взгляд.
- Кати, а у вас в танцах есть запреты? – неожиданно пришло мне в голову.
Ее глаза расширились.
- Есть… - еле слышно ответила она.
- Никогда их не нарушай, - посоветовала я, подхватывая сумку, и вылетела за дверь, пока София не очнулась и не подняла шум. Чувствую, не простит мне этого Художница…
ГЛАВА 3
За окном вагона проплывали осыпающиеся листвой деревья, пустеющие сады с уже убранными огородами и маленькие станции. Станции были разные – полуразрушенные и недавно отремонтированные, сверкающие новенькой облицовкой, но почти все с синей крышей и инвентарным номером вместо адреса. Под мерный стук колес пригородного поезда я провожала их пустым взглядом. Никогда еще мне не приходилось ехать вот так, без определенного маршрута – куда глаза глядят. Путешествие могло быть даже увлекательным, если бы не груз проблем на сердце. Оставалось лишь выбрать, где именно высадиться.
Мне понравилось название городка – звонкое и радостное – Колокольчики. Поэтому я подхватила немногочисленные вещи и, сойдя на перрон, отправилась осматривать, куда же меня занесло.
Городок оказался тихим и немногочисленным, чему я нисколько не удивилась, ведь все более-менее крупные города области были у меня на слуху, а про Колокольчики я услышала первый раз только, когда металлический голос сообщил название следующей станции.
Здесь я никого не знала, но и меня тоже никто не знал. Здесь можно в разы дешевле чем в областном центре снять комнату, а мне с моей небольшой стипендией это немаловажно. К родителям я не поехала, потому что в первую очередь меня будут искать там. Чувствую, та же София сообщит кому нужно о моем поступке… Да хотя бы любому профессору с кафедры, а там… Думаю, магистры крепко держатся за свои места и научные звания, а я не первая, кто влипла в подобную ситуацию.
В единственной на весь городок гостинице я и остановилась. Невзрачное, выкрашенное желтым здание с облупившейся кое-где штукатуркой и наскоро сделанными заплатками из фанеры и кусков стекла в окнах первого этажа вызывало здоровое опасение о контингенте ее населяющем, но выбора все равно не было.
Я заперла хлипкую дверь, подперла ее ручку стулом.