Мисс Райт и Идеальный мужчина. Кристина Зимняя

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Когда тебе уже целых девятнадцать, а ты всё ещё не покидала пределов родного дома, когда тебя не пустили в столицу учиться журналистике, а перед глазами всё время маячит гадкий зазнайка-сосед, легко и непринуждённо получающий всё, что хочет – жизнь однозначно не удалась. Примерно так я думала до тех пор, пока в наш тихий Лайтхорроу не приехала съёмочная группа. Идеальный мужчина, идеальный герой идеальной статьи, идеальный шанс поставить на место мерзкого соседа – не слишком ли много идеалов для меня одной?

   Большой ознакомительный фрагмент можно найти здесь

   История первая: Мисс Райт и Идеальный мужчина. Кристина Зимняя

   История вторая: Мисс Райт и Идеальная карьера, или Ставка на любовь. Кристина Зимняя

ГЛАВА 1

Летним днём неподалёку от Лайтхорроу…

   Ну конечно! Именно в тот день, в тот момент, когда я с разбитой в кровь коленкой печально взирала на велосипед с погнутым о камень колесом, он почтил своим визитом наше захолустье. Посвёркивающий алой краской кабриолет пронесся мимо, взметнув клубы пыли и подол моей юбки. Водитель, беспечно крутивший баранку одной рукой, ибо вторая возлежала на плечах пассажирки, еще и посигналить умудрился. Масть его очередной девицы не поддавалась определению из-за обёрнутого вокруг её головы — наверняка пустой — шарфа. И вариант тут мог быть любой. Пожалуй, в коллекции нашего местного бабника не было только лысых… Так может уже есть?

   Возникшая в моем воображении чудная картинка на миг даже вытеснила боль в ушибленной ноге и раздражение, без которого я никак не могла воспринимать Алекса Фрэйла. Впрочем, раздражение — это слишком мягкий термин, не способный в полной мере отразить мое отношение к данному индивиду. Этого заносчивого типа я совершенно не выносила с самого детства. Меня бесило всё: его успехи в учебе и спорте, семейное благосостояние, положение в нашем провинциальном обществе, популярность у дам всех возрастов, толпа друзей-приятелей, слишком высокий рост, характерная пружинящая походка, модная стрижка, дорогая одежда, неизменная ухмылка и даже пол! Ну почему он не родился девочкой? Почему я всю жизнь должна доказывать родне, что способна не только украсить собою чей-то дом, а ему с рождения прочили блестящую карьеру? Где справедливость?

   В общем, соседа я искренне и горячо ненавидела.

   Самым же большим прегрешением Алекса было то, что он активно подвизался именно на той стезе, которую я считала своим призванием. Этот мерзкий, гадкий, несносный мальчишка, блестяще окончив Вэлларийский Государственный Университет пять лет назад, в настоящий момент был одним из ведущих корреспондентов "Вэлларийского вестника". Мне же, просидевшей после школы два года дома, приходилось лишь мечтать о журналистике.

   Семейство наше не то чтобы бедствовало, но и не процветало. Будь я парнем, средства на образование непременно бы нашли. Но отправлять учиться будущую жену и мать? К чему эти напрасные расходы?! Да еще и отпускать из дома юную наивную особу в большой, полный всяческих опасностей город? Ну уж нет! Примерно так рассуждали мои родители, и даже высказанная тётей Аделаидой мысль, что в столице можно подцепить весьма перспективного кавалера, не поколебала их убеждений.

   Тяжко вздохнув, я подобрала пострадавший от столкновения с камнем велосипед, мстительно пнула этот самый камень в сторону обочины и, прихрамывая, побрела домой. Предстояло еще как-то пережить суету, которую наверняка устроят из-за моей "травмы", выслушать тридцать три лекции о необходимости смотреть на дорогу и скандальности одиночных поездок, на которую обычно закрывали глаза. От перспективы накатила тоска, но деваться было некуда — не ночевать же в кустах, укрывшись парой лопухов.

   Вопреки ожиданиям наш милый лишь самую малость облезлый двухэтажный особнячок, носивший гордое название "Сизая вишня", встретил меня не охами и ахами, а лихорадочной беготней домочадцев. Ни меня, ни мое окровавленное колено, кокетливо выглядывавшее сквозь прореху юбки и поехавший чулок, ни изогнутое почти восьмеркой колесо не удостоились и взгляда. Словно я вдруг научилась применять крайне сложное, дающееся лишь избранным магам, заклинание невидимости.

   — Да где же она?! — восклицала мама, в третий раз проносясь мимо.

   Ошибочно отнеся ее реплику к себе, я попыталась отозваться, но мое робкое "Я здесь!" едва ли было услышано.

   — Где эта дурацкая ваза? — Уточнение не внесло особой ясности.

   — Какая, мадам? — Голос Эльвиры, нашей бессменной вот уже два десятка лет экономки, звучал устало.

   — Ну та, синяя, с уродливыми птицами и огромными ручками. Прабабушкина любимая.

   — С ёжиками, миссис Райт. — Поправила описание Эльвира. — Вы же давным-давно велели на чердак снести это убожество.

   — Немедленно найти! — Распорядилась мама.

   Экономка кивнула и сделала пометку в блокноте, который держала в руках.

   — Где табуретка? — заглядывая в каморку под лестницей, бубнил отец. — Где эта демонова колченогая табуретка?

   — Розовенькая? — тихонько пропищала Бонни. Кажется, наша единственная горничная почти боялась быть услышанной. — Вы же ее в прошлом году сжечь велели, мистер Райт!

   — Ка-а-ак сжечь? — проревел папа, захлопывая дверцу кладовой.

   Висевшая над нею массивная рама сорвалась с гвоздя и шмякнулась на пол. Стекло, прятавшее от пыли вышитые шелком маки, мелкими осколками брызнуло под ноги отцу.

   — Как редкостное уродство, мозолящее глаза безо всякой достойной причины, — процитировала я хозяину дома его давнее высказывание и была наконец-то замечена.

   — Мэнди! — как-то по-людоедски улыбнулась мама. — Детка, где ты пропадала? Немедленно переодевайся и подключайся к работе!

   — Аманда, — вторил супруге отец: — быстренько вспомни, что из прабабушкиной мебели убрали в сарай, а что на чердак!

   — Милая, на кухне пирожки, — прошептала, подойдя поближе, заботливая Вира, — а ужина сегодня не будет.

   — Не виноватая я, вы сами спалить велели. — Всхлипнула вдруг Бонни, запоздало среагировав на гнев всегда спокойного хозяина.

   — Да что здесь вообще происходит? — всплеснула я руками. Позабытый велосипед рухнул, зацепив стойку с зонтиками. И разлетевшиеся по всему холлу аксессуары, наконец-то, привели в чувство обитателей "Сизой вишни".

   Полчаса спустя, восседая на высоком кухонном стуле с примочкой на колене и прихлебывая чай, я пыталась оценить масштаб обрушившейся на наш захолустный городишко новости. Случилось немыслимое — именно наш оплот старых традиций, наш инкубатор желчных сплетников и старых дев был избран для очередной экранизации "Похождений неотразимого жулика". Романов об этом изворотливом проходимце было написано около двух десятков, но настоящую популярность они обрели совсем недавно, когда именитый режиссёр (чью длиннющую фамилию я постоянно забывала) избрал на главную роль Феррана Истэна. О, это было попадание в десятку! Все дамы умиленно рыдали в надушенные платочки и томно вздыхали, а самые смелые или дурно воспитанные отваживались и откровенно стонать при виде этого длинноухого красавчика. Даже я, не отличающаяся излишней сентиментальностью и склонностью к романтическим мечтаниям, была в него немножко влюблена.

   Эльфов в Айленте было предостаточно. Что далеко ходить — нашим храмом заведовал тонкий, как ивовый прутик, сладкоголосый Ильванус Лэй, его златокосая супруга всех соседей заваливала банками с вареньем из ревеня и плетеными из соломы ковриками, а пятерка их детишек училась в местной школе. И это в нашей глухой провинции. В крупных же городах, а тем более в столице, процент остроухих местами достигал десяти. То есть, почти каждый десятый был эльфом. Вот только привлекательность этих детей леса с человеческой точки зрения была весьма сомнительной. Нет, разумеется, гладкая кожа, роскошные волосы, изящные носы и огромные, яркие глазищи всех цветов радуги — это красиво. Но прилагающиеся ко всему этому великолепию тщедушные тельца, щуплые конечности и рост десятилетнего ребенка восторга уже не вызывали.

   Ферран Истэн или Ран Великолепный, как часто именовали его поклонники, был полукровкой.

   Кто из родителей подброшенного на порог приюта младенца относился к длинноухому виду, приходилось только гадать. Одни настаивали, что это была мать, но тогда возникал вопрос, как же она сумела выносить и произвести на свет такого крупного ребёнка. Другие полагали, что какая-то миниатюрная женщина пала жертвой прекрасных глаз и сладких речей некоего эльфа, но тогда откуда у Истэна высокий рост и соответствующая ему комплекция? Но все сходились на мысли, что результат межвидового скрещивания получился прекрасный.

   К очам цвета первой весенней листвы и длинным иссиня-черным волосам, обычно стянутым в хвост, прилагались по-эльфийски изящные, но все же истинно мужские крупные черты лица, а мускулатурой Ран Великолепный вполне мог тягаться с перевёртышами. Одно время даже ходили слухи, что вторая половина его крови принадлежит не людям, а оборотням, но тут уж главы всех общин двуликих выступили единым фронтом и доказали, что у них-то совместное потомство с остроухими в принципе невозможно — полная генетическая несовместимость видов.

   В теории только представители человечества могли иметь общих отпрысков и с детьми леса, и с почитателями Луны. На деле же я не встречала ни одного результата такого союза. Эльфы относились к иной весовой и размерной категории, а оборотни, которых люди находили крайне привлекательными внешне, совершенно не воспринимали нас как объекты противоположного пола. Создание пары у перевёртышей напрямую зависело от инстинктов животной половины, а она на людей не реагировала. Иногда же случавшиеся эпизоды насилия беременностью никогда не оборачивались.

   В своё время именно эта совместимость с прочими разумными, но, главным образом, огромный численный перевес привели группу храмовников к абсурдной идее, что человечество — венец творения Девы-Прародительницы. Единственный вид, достойный существовать. Вооружившись этой идеей, а так же посеребренными вилами и недавно изобретенным огнестрельным оружием, стройные ряды уверовавших в собственное превосходство двинулись уничтожать всех и вся. А заодно и магов, которых провозгласили позорным уродством, порочащим вершину мироздания.

   Эльфы свято чтили Пресветлую Деву, некогда пожаловавшую своим любимым детям их самое главное сокровище — собственное всевидящее око. Как по мне, так она просто жаждала избавиться от этого своеобразного украшения во лбу. Как бы то ни было, но с тех пор трехглазой она более не числилась. А длинноухий народ бережно хранил драгоценный подарок своей богини, позволяющий заглянуть в будущее. Когда гонения наделенных магией людей и истребление нелюдей стали набирать обороты, эльфийские старейшины совещались целых три месяца, но все же решились пожертвовать одноразовым артефактом дабы узреть, к чему всё идет. Ужаснувшись перспективе и совершенно не желая морозить свои чувствительные лопухи, вынужденно мигрировав на ледяной континент, эльфы объединились с давними врагами — перевёртышами, не желавшими проникаться пользой капусты — и возглавили миссию "спасём волшебные виды". Правда, спасать к тому моменту было уже почти некого. Начисто были уничтожены химеры и горгульи, баньши и феи, дриады и инкубы. На планете не осталось ни единого дракона. Даже живучих вампиров и тех перебили. Безобиднейших единорогов не пожалели. Только часть наиболее многочисленных ушастых и перевёртышей и уцелела.

   У оборотней был подарок от их создательницы — Лунной Девы, но какой именно до сих пор хранилось в глубочайшей тайне. Известно было одно — пригрозив борцам с носителями бесовской магии использованием этого артефакта, союзники быстро добились перемирия, а после и объединения уцелевших нелюдей, волшебников и обычных людей в единый народ. Напуганные фанатики спешно признали, что все разумные виды — божьи твари, внесли соответствующие поправки в Книгу Мироздания. Длинноухие и клыкастые в свою очередь тоже пошли на уступки, преобразовав своих прародительниц в более удобный для создания общей веры образ.

   Век проходил за веком, противоречия сглаживались, все чаще служителями храмов становились сладкоголосые эльфы, как никто другой способные внушать безо всякой магии. Рождавшиеся по статистике по одному на тысячу маги спокойно росли и применяли свои таланты на благо обществу. И было страшно даже представить, что бы было, если бы ушастый совет не рискнул своей святыней, памятник которой теперь красовался в каждом населенном городе, городке и городишке.

   Углубиться в размышления на тему наследственности, видовых различий и ужасного мира без волшебства мне не дали — следующая новость была почти так же невероятна, как и предыдущая.

   — Всех оповестили, что нужны старые вещи для воссоздания атмосферы прошлого века. — Мамин голос звенел от едва сдерживаемого восторга.

   — И за них заплатят! — Веско дополнил отец.

   — А еще, еще каждый, кто захочет, попадет в кино! — Явно сама себе не веря, пропищала Бонни.

   — Не каждый, а кто подойдет! — Вставила свое веское слово Эльвира. Кажется, она единственная не разделала охватившего дом энтузиазма. На лице экономки ясно читалось предчувствие лишних хлопот.

    — Но тому, кто подойдет, заплатят! — Снова уточнил папа и посмотрел на меня.

   Обычно я маловосприимчива к намекам, но этот поняла без труда. К счастью, идея приобщиться к миру кино мне импонировала. Это было как минимум интересно, и я радостно согласилась отправиться завтра на собеседование к помощнице режиссёра. Но радость моя была недолгой.

   На следующее утро…

   — Нет! Нет! И еще раз нет!!! — Я готова была на ходу выпрыгнуть из старенького отцовского авто, взбиравшегося на холм натужно кряхтя.

   — Аманда, что за глупости? — Папа искоса бросал недовольные взгляды на вдруг впавшую в истерику дочь. — Еще вчера ты была рада и…

   — Вчера я не знала, что верхушка съёмочной команды поселилась в "Жасминовом венке"! Если бы мне только сказали, если бы хотя бы намекнули…

   — Но дорогая, — перебил поток моих возмущений отец, — это же очевидно! В нашем городке, безусловно, есть масса достоинств, но точно нет ни одной приличной гостиницы. Вполне логично, что Фрэйлы предложили свое гостеприимство: как-никак их поместье — украшение нашей округи и по роскоши не уступает многим столичным домам. Кроме того… — Папа сделал многозначительную паузу, будто раздумывая, делиться ли с капризной девчонкой информацией. — Молочник сказал Бонни, что подруга его кузины сказала, что…

   — А если покороче? — взмолилась я, не в силах выслушивать длиннющий перечень местных сплетников.

   — В общем, это благодаря Алексу съёмки будут проходить у нас, а не где-нибудь еще. Это он предложил Лайтхорроу, всё устроил, всех уговорил… и привёз вчера из Вэллара сестру режиссёра, — отец игриво подмигнул, на миг отвлёкшись от дороги. — Молодец парень — даром времени не теряет! Манола наверняка в восторге и уже погрузилась в изучение свадебных каталогов.

   Может, леди Фрэйл — мать Фрэйла-младшего и была в восторге, хотя мне это представлялось крайне сомнительным, я же просто вскипела. Опять он! Везде он! Кругом он! Сестру режиссёра, значит, очаровал, лишь бы в местные герои выбиться!

   Не-на-ви-жу!

   Естественно, улизнуть на полпути мне никто не дал — было немыслимо упустить такой шанс пополнить семейный бюджет. В результате полчаса спустя я покорно подпирала стену в коридоре второго этажа "Жасминового венка" и таращилась на дверь кабинета, стараясь абстрагироваться от недобрых взглядом двух десятков конкуренток. Стульев было всего пять, и наша местная элита — в лице дочери мэра и ее подруг — заняла их задолго до моего прихода. Сидеть на подоконнике в присутствии свидетелей не позволяло воспитание и, чего уж врать, банальная боязнь что-нибудь испортить, например, случайно ободрать позолоту на переплете или оборвать занавеску. Так что приходилось переминаться с ноги на ногу и тоскливо взирать на часы.

   Вскоре мне вконец надоело это бессмысленное времяпрепровождение и, уточнив свое место в очереди, я решила прогуляться. В доме Фрэйлов — ближайших соседей, до которых можно было легко добраться, если не петлять между холмами, а пойти напрямик, — я бывала не раз. Планировки парадной, гостевой и служебной частей "Венка" были мне отлично известны, а огромный сад, в котором я предпочитала прятаться от надоедливой дочурки хозяев, — знаком едва ли не лучше, чем наш скромный собственный. Спустившись по северной лестнице и миновав малый холл, зимний сад и веранду, я вышла рядом с лабиринтом. В разгар лета его аккуратно подстриженные кусты были особенно привлекательны, а на укрытых в тени зелёных арок лавочках можно было даже полежать вдали от любопытных глаз. Но меня сюда влекло другое: в самом центре, под увитым плющом навесом пряталось настоящее сокровище — широкие двухместные качели. Уже предвкушая, как растянусь на гладких досках и, лениво отталкиваясь одной ногой, буду мерно покачиваться, наслаждаясь солнечными зайчиками от проникающих сквозь неплотную завесу зелени лучей, я сделала последний поворот и застыла — место было занято!

   Надо полагать, рыжеволосая девица в объятиях Фрэйла-младшего и была той самой родственницей режиссёра, чью фамилию я опять позабыла. Она не понравилась мне уже заочно, поскольку именно благодаря ей сосед смог записать на свой счёт очередное достижение, личная же встреча лишь укрепила меня в нелестном мнении. Холёная мордашка незнакомки выражала крайнюю степень капризности и склочности. Конечно, была вероятность, что пассию Алекса так скривило из-за прерванного моим появлением, скажем мягко, флирта, но я бы поставила сотню, что дело тут скорее в характере.

   Сосед при виде меня изобразил на физиономии нечто среднее между "как же ты достала" и "нисколько не сомневался, что ты придёшь". Выражалось это сочетанием демонстративного закатывания глаз и легкой, снисходительной улыбки. И, разумеется, вытаскивать руку из-под подола рыжей или застегивать свою рубашку никто не спешил.

   — Меня ищешь, Одуванчик? — лениво, прекрасно зная, как меня бесят и этот тон, и это прозвище, протянул Фрэйл.

   В детстве я была светловолосой и на летнем солнце выгорала до белизны. Короткие кудряшки создавали ореол вокруг головы и придавали несомненное сходство с отцвётшим сорняком. Но я давно выросла, волосы потемнели, потяжелели, и пусть узел на затылке был не слишком аккуратен, но ничего общего с пушистым облаком не имел.

   — Разумеется тебя! — охотно подтвердила я. — Только, вот незадача, ружьё в холле оставила! Подождёшь, пока я за ним сбегаю?

   — Дорогуша, что это за пугало? — Голосок у девицы был под стать выражению лица.

   — Поддерживаю вопрос! — Оставаться в долгу было не в моих правилах.

   — Дамы, полегче, — рассмеялся Алекс, наконец-то выуживая конечность из плена лиловой юбки. — Фелис, разреши представить тебе расхитительницу садов и покорительницу заборов, мисс Аманду Райт. Одуванчик, пред тобой блистательная Фелисьена Малиформ — истинное украшение Вэлларийского высшего общества.

   Малиформ! Точно! Неудивительно, что я вечно забываю этот концентрированный пафос.

   Девица просияла и, словно кошка, потерлась нарумяненной щёчкой о плечо кавалера. Жаль, что на белизне рубашки это никак не отразилось — столичная фифа наверняка пользовалась сверхстойкой косметикой. Поправив задранное выше колен платье, рыжая недовольно уставилась на меня, явно ожидая, что я проявлю такт и испарюсь. Но не на ту напала! Лет пять назад я бы, несомненно, так и поступила — побагровела и, пролепетав испуганное "простите!", убежала. Но в девятнадцать тушеваться под взглядом застигнутой на горячем особы? Еще чего не хватало! Это ей должно быть неловко и стыдно!

   В безмолвной битве победила, конечно же, я. Осознав, что нежеланная свидетельница эротической мизансцены удаляться из зрительного зала не спешит, Фелисьена поднялась с моих качелей и, надменно задрав подбородок, решила сойти со сцены сама. Лиловый шёлк платья и рыжие локоны так эффектно колыхались в такт ее шагам, что даже я невольно засмотрелась, за что чуть не поплатилась — проходя мимо, Фелис попыталась отдавить мне ногу.

   Я рассчитывала, что преданный кавалер последует за дамой своего… пусть будет сердца, оставив вожделенные качели мне, но этот мерзкий тип всегда и всё делал назло. Вот и сейчас он лишь поудобнее откинулся на резную спинку и призывно похлопал ладонью по освободившемуся месту.

   — Присаживайся, Одуванчик!

   Естественно, я и не подумала к нему приближаться. Ущипнуть меня за щёку или взлохматить мои волосы было вполне в духе Алекса. У него вообще в мой адрес на первый план выходили замашки собаковода. Попросту говоря, мне чаще всего казалось, что он воспринимает меня как милого забавного щеночка — не слишком породистого и сообразительного, но вполне пригодного для обучения простейшим командам. Скрестив руки на груди, я прислонилась к живой стене и покачала головой.

   — Не бойся, я не кусаюсь! — оскалился в улыбке Фрэйл-младший. — Сегодня так точно.

   — Предпочитаю не рисковать. Вдруг неразборчивость в связях передается при близком соседстве.

   — Обижаешь, крошка. — Рассмеялся Алекс. — Я более чем разборчив!

   — Я заметила! Ты себе подружек по графику выбираешь: брюнетка, блондинка, рыжая и снова брюнетка?

   — Хочешь записаться в очередь? — Нисколько не обиделся Фрэйл. — Договорились! после очередной брюнетки я буду иметь тебя в виду, Одуванчик!

   — Я русая! — Что-что, а заводить меня с полуслова этот мерзкий тип умел отменно.

   — Только ты одна так и думаешь, мисс вечно-разбитые-коленки.

   Я невольно покосилась на пострадавшую накануне ногу, чем вызвала новый приступ веселья у проследившего за моим взглядом Алекса.

   — Только ты думаешь обратное, мистер хамлю-как-дышу! — Огрызнулась я.

   — Но-но! Попрошу без оскорблений, не к лицу гостье хаять хозяина. — Погрозил пальцем сосед. — Что возвращает нас к вопросу: ты заглянула меня навестить?

   — Еще чего!

   — Только не говори, что и тебя обуяла жажда приобщиться к кинематографу. — Закатил глаза Фрэйл-младший.

   — А почему бы и нет?!

   — Мелкая слишком, чтобы в это болото лезть! Сперва хоть школу закончи.

   — К твоёму сведенью, уже два года, как закончила.

   — Неужели? — Ненатурально удивился Алекс. — А с виду не похоже.

   Хотелось бы сказать, что он неправ, но, увы, определенная доля истины в этих словах была. Поскольку финансовые дела нашего семейства были далеки от радужных, одежды у меня было немного. И в данный момент на мне было коротковатое, едва прикрывавшее колени платье, которое больше пристало бы школьнице, а не девушке перешагнувшей порог совершеннолетия. Разумеется, в модном наряде, вроде того, в котором щеголяла Фелисьена, дорогих чулках и туфельках на каблучках я бы выглядела совсем иначе.

   — Тебе не пора последовать за дамой? — Прозрачно намекнула я, с надеждой глядя на качели. Мне всегда было трудно расставаться с планами, и я всё ещё рассчитывала приятно провести оставшееся до собеседования время. Зелень, солнышко, чуть скрипучие цепи… идиллическую картину нарушал лишь один элемент, и от него следовало избавиться.

   — Мне и здесь хорошо. — Оправдывать мои надежды Алекс не спешил. Наоборот — коварный тип плавно перетек из сидячего положения в лежачее, подложил руки под голову и довольно зажмурился. — Давно планировал позагорать немного.

   В этот момент я очень пожалела, что детство миновало, и у меня в кармане нет лягушки, чтобы посадить на оголенную грудь Фрэйла-младшего. Подобное поведение было уже не просто привычным поддразниванием, это было откровенное хамство, которое наглядно демонстрировало, что мерзкий тип не воспринимает меня как девушку. Уверена, ни с одной из тех, что остались подпирать стены и полировать стулья в коридоре у кабинета, он не позволил бы себе ничего подобного. Качели-качелями, но оставаться и дальше было бы уже отсутствием элементарного самоуважения, и я развернулась, чтобы уйти.

   — Помнится, ты что-то такое лепетала про журналистику?! — Ленивый голос Алекса остановил меня на полушаге. — Передумала? Вот и молодец — поняла всё-таки, что нечего Одуванчикам там делать! Слышал, миссис Лэй открыла кружок художественного вязания… ты, конечно, посещаешь?

   Я подумывала о лягушке? Не-е-ет! Ружьё было верной идеей!

   — А я слышала, храмовник Лэй открыл классы романтического стихосложения и языка цветов, ты, конечно, уже записался? — В моих словах звучал мёд, но в глазах, полагаю, разгоралась жажда крови.

   — Я бы с удовольствием, но так занят работой! "Вестник" — это тебе не "Летописи Лайтхорроу". Состряпанными на разбитой коленке историйками про урожай яблок и рецептами варенья не обойтись.

   Сказать, что я вскипела, значило, ничего не сказать! Я была похожа на вулкан за секунду до извержения. Конечно, мои скромные попытки пробиться хотя бы в местную газетёнку с высоты полета столичного репортера смотрелись довольно жалко, но говорить о них в настолько уничижительном тоне?!

   — К чему столько зависти? — с трудом совладав со злостью, спросила я. — Говорят, твой отец планирует купить "Летописи", тут-то у тебя и появится прекрасная возможность тоже в них пробиться. — Я помедлила и мстительно закончила фразу: — с "Вестником" же удалось.

   Алекс медленно, словно нехотя, сел и, прищурившись, посмотрел на меня. На лице его была неизменная улыбка, но я нутром чувствовала, что задела за живое. В нашем городишке никто кроме меня не считал, что престижная работа досталась золотому мальчику благодаря акциям его папочки, но, похоже, в столице встречались более догадливые.

   — Крошка, ты всерьёз полагаешь, что, завладей газетой твой отец, тебе доверили бы что-то серьёзнее статей про пироги?

   — Я полагаю, что, будь мой отец хозяином половины акций "Вэлларийского вестника", я бы писала о политике, экономике и международных отношениях, а не строчила который год скандальную хронику бомонда.

   — Чтобы печататься в серьёзном издании, Одуванчик, кроме ничем не обоснованных глупых амбиций и связей в руководстве нужно хотя бы уметь связно излагать свои мысли. Я уже молчу о чутье на… Как ты там выразилась? Ах да, на скандалы!

   — Излагать, мистер хам, я умею не хуже тебя! А что касается чутья, так тебе и не снились мои задумки!

   — Ну-ка, ну-ка, давай поподробнее! Что там мне не снилось? Наверное, сверхважный репортаж о ежемесячной ярмарке в Лайтхорроу? Что ж, признаю — подобные сюжеты мне не снятся. Я как-то больше на расследование криминального прошлого герцогини Айвори настроен.

   — А на рыжей методы отрабатываешь? — Съязвила я.

   — Хочешь на ее место, крошка? Подрасти сперва и лет через пять обращайся!

   — Через пять лет я буду известной журналисткой, а ты так и останешься пустоголовым сплетником! Мне только-то и надо, что пробиться в печать, достаточно будет всего одной хорошей статьи и…

   — Думаешь, это так просто? Захотела и написала шедевральную заметку? Ну что ж, я готов предоставить тебе шанс! — К Алексу вдруг вернулось все его самодовольство сытого котяры. — Напиши! И если это будет действительно хоть на что-то похоже, я пропихну твоё творение в "Вестник"! Этот номер уже сдан, до сдачи следующего три дня, а вот после него… У тебя десять дней, Одуванчик! Дерзай!

   На ходу застегивающий рубашку сосед давно скрылся в зарослях лабиринта, и даже шагов его было уже не слышно, а я все стояла и смотрела в одну точку. И вид у меня, надо полагать, был совершенно безумный.

   Замечтавшись, я едва не проворонила свою очередь. Умудрилась буквально в последний момент ловко обогнуть шагнувшую к заветной двери девицу. В итоге, разумеется, ввалилась в кабинет в самом что ни на есть непрезентабельном виде — волосы растрепались от забега по лабиринту и лестницам, а щеки так горели, что наверняка по цвету напоминали свёклу или, как минимум, томат. Выдохнув "Здравствуйте!", я попыталась дышать хоть немного тише загнанной лошади и располагающе улыбнуться. Не знаю, насколько уж у меня получилось — зеркала в кабинете, к сожалению, не было, — но ответная гримаса восседавшего за письменным столом мужчины не внушала оптимизма. Впрочем, с такой изможденной физиономией, как у мистера Джойфула (имя было написано на табличке, лежавшей на краю столешницы), он был обречен казаться скорбным.

   Только я успела я представиться, как дверь за моей спиной распахнулась и, обернувшись, я увидела вошедшего в комнату мужчину. На первый взгляд ему было где-то между тридцатью и сорока. В каштановых волосах не серебрилось ни одной седой нити, а синева глаз навевала мысли о море. Одет незнакомец был в черный костюм, чью строгость разбавлял небрежно обмотанный вокруг загорелой шеи шарф.

   — Как дела, Джой? — Приятный голос вполне соответствовал приятной внешности. — Для меня уже что-нибудь есть?

   — Как дела? — Заунывные нотки, отменно бы подошедшие баньши, тоже прекрасно дополняли облик унылого типа за столом. — Вы спрашиваете, как дела?! Да вы полюбуйтесь, например, вот на это пугало! — Костлявый палец невежливо ткнул в мою сторону. — Ну как тут можно работать? С кем тут можно работать? Это же просто стадо безмозглых овец!

   Если пугало я вполне могла пропустить мимо ушей, как отчасти правдивое утверждение, то указание на глупость местных девушек меня крайне оскорбило. Может, не все соискательницы были по-настоящему умны, но и откровенных идиоток в нашей округе не водилось. А уж то, что к "стаду" причислили меня, не промолвившую еще ни слова, если не считать приветствия и имени… По прическе что ли, определил безмозглость, этот скелет ходячий?

   От позорного скандала, совсем не приставшего воспитанной мисс, доходягу-Джойфула спас укоризненный взгляд синеглазого.

   — Полегче, Джой! Если тебя так тянет к пастушьим сравнениям и манерам, могу освободить от должности помощника и порекомендовать паре знакомых фермеров. Хочешь?

   — Простите, мистер Малиформ. — Тут же залебезил провинившийся. — Заработался немного, устал… С самого утра собеседования провожу, даже глоточка чая некогда было сделать. Я…

   — Так сделай перерыв! — Отмахнулся от оправданий подчиненного, судя по названной фамилии, главный участник съёмочной группы. То есть, проще говоря, режиссёр. И какой-то там родственник рыжей Фелисьены, во что верилось с трудом, ибо сходства не было никакого, если не считать цвет радужек. — Я сам приму мисс…?

   — Райт, Аманда Райт. — Представилась я, радуясь, что дышу уже вполне нормально.

   — Руперт, просто Руперт. — Очаровательно улыбнулся мужчина и склонился к моей руке.

   "Бабник, просто бабник!" — перевела для себя я, не забыв оскалить зубы в ответ. Хлопок двери обозначил, что в кабинете мы остались одни.

   Выпрямившись, режиссёр медленно обошел меня по кругу, словно статую в музее, остановился чуть сбоку, задумчиво побарабанил пальцами по циферблату наручных часов и, наконец, заявил:

   — Очаровательно! Совершенно очаровательно! Вы позволите? — Резко шагнув вперед, он протянул руку к моей голове.

   Я так растерялась, что даже отпрянуть не успела, не то, что возмутиться. Мужчина бесцеремонно вытащил из развалин моей прически единственную оставшуюся там шпильку и, перекинув распустившиеся локоны мне на грудь, повторил:

   — Очаровательно! Именно то, чего не хватало для деревенского колорита. Я немедленно, прямо сейчас велю Трумэну — это наш сценарист — ввести в несколько эпизодов юную дочь храмовника. Это станет прекрасным дополнением к сельской идиллии и отменным контрастом для нашей главной героини. Наивность и цинизм, свежесть и потас… м-м…

   — Увядание? — Невинно, словно не поняв, на каком именно слове замешкался Руперт, предложила версию я.

   — Да-да, увядание! — Охотно согласился он. — Так вы согласны, я правильно понял? Роль будет небольшая, несложная, но значимая! И очень может быть, мы упомянем ваше имя в титрах.

   Последнее, судя по тону, должно было показаться мне чудом из чудес. Но моё безоговорочное согласие основывалось совсем на других пунктах. Во-первых, оплата эпизодической роли третьего плана явно должна была превысить то, что получит массовка. Во-вторых, возможно, как какая-никакая, а все же часть команды, я могла бы подсунуть реквизиторам именно наши старые вещи, что тоже существенно пополнило бы "казну" "Сизой вишни". Ну а в-третьих, и самых главных, предложение режиссёра предоставляло мне отменный шанс выиграть спор у несносного задаваки Алекса.

   Поздним вечером на чердаке "Сизой вишни"…

   Проводка давно испортилась, а прихваченные из сарая жар-камни давали больше тепла, чем света. Распахнутое окошко было не в силах нивелировать их действие, из-за чего я чувствовала себя засунутой в духовку уткой, а слопанные в качестве ужина яблоки лишь добавляли сходства. К сожалению выхода не было — в царство хлама, веками копившегося под крышей, тащить свечи рискнул бы только самоубийца, а дорогостоящего амулета ночного зрения в нашем доме не водилось. Последний разрядился еще при бабушке. Любые изделия магов требовали своевременного ремонта и периодической подпитки, но обходились услуги волшебников дорого — непосильно дорого для нашей семьи. Вот и получилось, что из всего арсенала колдовских штучек в работоспособном состоянии остался только десяток светящихся голубых камешков, слишком мелких, чтобы заинтересовать скупщиков. Жар-камни в принципе не портились, и хотя места их добычи были давно выработаны, а метод обработки утрачен, редкостью не считались. Учёные яростно протестовали, но самой популярной считалась версия, что это застывшая кровь драконов.

   Только вот толку от красоты легенды, если в данный момент мне нужен был свет, а не отопление? Помещенные в таз камни уже почти вскипятили налитую для их активации воду, и поднимающийся над ее поверхностью пар туманом расползался по чердаку, придавая ему несколько зловещий вид. Казалось, что из-за какой-нибудь коробки вот-вот выплывет призрак. Но дожидаться утра я была просто не в состоянии, вот и приходилось перебирать залежи газетных вырезок, сидя на полу в ночной сорочке, липнущей к потному от жары телу.

   Конечно, можно было перетащить стопки тетрадей, куда я год за годом старательно вклеивала статьи о знаменитостях, в свою спальню, но тогда мне пришлось бы объясняться с мамой, выселившей этот "источник пыли" из моей комнаты год назад. А так, по мнению доверчивых домочадцев, я трудилась на благо семьи, разыскивая пригодный для съёмок инвентарь.

   Дырявая, как сито, память была единственным моим качеством, которое не соответствовало идеальному журналисту. Увы, имена и даты, совершенно не желали храниться в голове. К счастью на лица это не распространялось — встреченного однажды людя или нелюдя я узнавала всегда и везде. В остальном же приходилось полагаться на записи. Наконец, конечно же в самом низу самой дальней стопки, я обнаружила искомое — три пухлые тетради, посвященные кино. Сногсшибательно прекрасное лицо Феррана Истэна надменно взирало на меня уже с четвертой страницы, улыбалось фирменной ухмылкой Неуловимого Джима с шестой, посылало воздушный поцелуй с десятой — материала было много. Пожелтевшие от времени и клея листы переворачивались, а небольшой розовый блокнотик, разрисованный романтичными сердечками, пополнялся все новыми и новыми строчками…

   Эльвира, заглянувшая утром на чердак в поисках "несносной девчонки", нашла меня сладко посапывающей в сундуке с прабабушкиными платьями — сил, чтобы добраться до спальни в три часа ночи у меня уже не было. Зато были длиннющий перечень и примерный план действий.

   На следующий день неподалеку от "Жасминового венка"…

   Напрасно я надеялась сходу приступить к претворению в жизнь своих коварных намерений и, едва продрав глаза, принеслась на съёмочную площадку. Вот уже целую вечность над моей внешностью колдовали три жеманных девицы, обращавшиеся ко всем "дорогуша". Может, в их среде это считалось модным? Минни, Ринни и Джинни, похожие, как близнецы в своем толстослойном макияже, ползали вокруг меня сонными мухами и беспрестанно курили. Пятерка наших местных девушек, отобранных для массовки, кучковалась под раскидистым дубом и бросала на меня то злобные, то завистливые взгляды, хотя я бы с удовольствием поменялась местами с любой из них. Возглавляла этот отряд мэндиненавистниц дочка нашего мэра, что определенно не сулило ничего хорошего в будущем. Но думать я пока могла лишь об одном — о спасении из цепких лапок гримёрш. И спасение пришло, но лучше бы его не было…

   — Кого я вижу? — Уже за одни интонации в до боли знакомом голосе мне захотелось запустить в его обладателя томиком сценария, который помощник режиссёра выдал под расписку о неразглашении. Ну или хотя бы туфлей.

   — Дорогуша! — Радостным хором выдохнули мигом оживившиеся "мухи", а стайка представительниц прекрасного пола Лайтхорроу прочирикала что-то приветственное и воодушевленно зашушукалась.

   — Одуванчик, ты такая… ты такой Одуванчик! — Явно сдерживая хохот, протянул Алекс Фрэйл.

   Я мрачно посмотрела на него, но возразить было нечего — я себя преображённую ещё не видела, но после завивки моя голова должна была превратиться в кудрявый шарик.

   — Милый! — Сегодня рыжая родственница режиссёра решила сменить обращение, вероятно чтобы не стать четвертой сестрой по разуму в дружном семействе мастериц пудры и помады.

   Минни, Ринни, Джинни и Филли? Или Фелли? А что, ей бы пошло.

   — Не стоит мешать девочкам работать. — Прощебетала Фелисьна, прочно повисшая на локте соседа.

   — Впервые вижу Одуванчик с такими миленькими розовыми щёчками. — Не унимался Алекс. — А как дивно они сочетаются с этими бантами и оборками! Просто глаз не оторвать!

   — А выколоть не пробовал? — Буркнула я едва слышно.

   — Грубиянка!

   — Как можно?!

   — Какой кошмар! — На три голоса ужаснулись "близняшки"-гримёрши.

   — Долго ещё? — нетерпеливо спросила я.

   — Девочки, отпустите её, пока кусаться не начала! — Рассмеялся Фрэйл-младший. — От чистого сердца советую.

   — Да, пусть идет! — Тут же поддержала кавалера рыжая. — Всё равно ничего подобающего вы из неё не сделаете, как ни старайся.

   Трио "дорогуш" покочевряжилось еще пару минут и позволило себя убедить, за что я была почти благодарна несносному соседу. Но только почти!

   Из зеркала в дамской комнате, обустроенной в небольшом фургончике, куда я умчалась, едва вырвавшись из когтей гримёрш, на меня взирала сказочная дурочка. Из тех пустоголовых особ, что шляются в одиночестве по лесу, заговаривают с волками и ходят на балы голыми, поверив на слово шарлатанке, навравшей про чудесное платье и хрустальные туфельки. Губки бантиком, вздёрнутые бровки, носик-кнопочка, россыпь веснушек, кукольные ресницы и румянец, шапка мелких кудряшек — в этой наивной пастушке меня бы и мама не узнала.

   Рукава пышной светлой блузы с открытыми плечами были прихвачены у локтей малиновыми бантами. Из такой же ткани были сделаны три пышные оборки, нашитые на черную основу юбки. Корсет, затянутый золоченым шнуром, тоже был черным, а чулки — белыми. Венчали образ поблескивающие пряжками туфли. Если костюмеры задумывали поглумиться над традиционным персонажем народного творчества, им это удалось блестяще. Если же они всерьёз полагали, что в сельской местности кто-то разгуливает в светлых чулках и в обуви на каблуках, то им следовало бы назначить штраф за незнание предмета. Кроме того, мне было сложно представить себе того храмовника, который позволил бы своей дочери носить такое глубокое декольте и обнажать колени.

   Для полноты картины не хватало одного — небесно-голубых глаз. Мои тёмно-карие, почти черные, несколько диссонировали с общим видом. Особенно с тщательно нарумяненными щёчками. Как ни обидно, но сегодня у Алекса был отменный повод для издёвок. Впрочем, хорошо смеется тот, кто смеется последним!

   И это обязательно буду я!

   Спрятав в сумку сценарий, который планировала начать изучать уже дома, я выглянула из-за двери дамской комнаты и, не заметив поблизости никого из "дорогуш", шустро спустилась по приставной лесенке и юркнула в заросли шиповника. Коварная юбка тут же зацепилась за ветку. Тихонько ругая колючки и дурацкий фасон наряда, я принялась выпутывать подол из плена. И тут… свершилось!

   Нет, над съёмочной площадкой не прогремел гром и не сверкнула молния. Башня, старательно возводимая неподалеку мастерами иллюзий, не лопнула с оглушительным хлопком, как это бывает при внезапно разрушенных сложных чарах. Просто подняв глаза, сквозь просветы между ветками я вдруг увидела его — моего идеального мужчину!

   Ферран Истэн остановился под дубом всего в пяти шагах от меня и вполголоса отчитывал за что-то невзрачную девицу. Лица её я не видела, но скучного серого платья, мешком висящего на худых плечах, и неопрятно скрученного узла волос какого-то грязного тускло-коричневого цвета было вполне достаточно, чтобы составить общее впечатление. Полуэльф, напротив, был прекрасен. Фотографии и кинофильмы, как оказалось, не передавали и половины его сногсшибательной красоты. Этот излом бровей, эти пушистые ресницы, этот цинизм и вселенская скука на холёной физиономии. А какая мощная фигура, а рост! А голос, звучащий так чарующе, что я не разбирала ни слова, хотя прекрасно его слышала!

   Наверное, в тот момент я стопроцентно соответствовала созданному гримёршами образу: распахнутые в восхищении глаза, раззявленный рот и бессмысленный взгляд полной идиотки — трио "дорогуш" могло бы гордиться проделанной работой. Я смотрела и смотрела, а трясущиеся от волнения руки лихорадочно обыскивали сумочку в поисках блокнота, ведь передо мной был он — мой идеальный герой разоблачительной статьи!

   Записная книжка нашлась как раз вовремя — персонаж моих грёз, распрощавшись с мисс в мешке из-под картошки, скрылся в фургончике с обшарпанной зелёной дверью. Никаких других признаков, отличающих этот походный домик от прочих, не было. Ни таблички "гримёрка звезды", ни инициалов на занавесках, ни позолоченных ступенек. Но, судя по всему, это была именно его, Рана Истэна обитель. Порадовавшись тому, как мне повезло сразу же разжиться столь важной информацией, я спешно перечислила все свои эмоции от встречи с эльфом, намереваясь использовать их в статье. Набросала описание фургона и собеседницы Феррана, окинула придирчивым взглядом составленный ночью список и приготовилась ждать. Вернее, выжидать, ведь именно так говорят о тех, кто сидит в засаде.

   Я планировала удачно поохотиться на зеленоглазого кота, и мне было совершенно безразлично, что возможно "дорогуши" или мистер Джойфул разыскивают нерадивую "дочку храмовника", а чулки от близкого соседства с зеленью очень скоро перестанут быть белыми. У меня была цель, и я буквально чувствовала в руках ведущую к ней, пока ещё тонкую и едва заметную, но прочную нить.

ГЛАВА 2

Всё ещё в кустах…

   В засаде оказалось неожиданно скучно и некомфортно — если не считать жука, попыткой перелезть через мою ногу чуть не нарушившего всю конспирацию, и пчелы, пару минут пожужжавшей над ухом, в зоне видимости не происходило ровным счетом ничего. Я постояла, посидела на корточках, снова постояла. Загнув малиновые оборки, уселась на землю, но вспомнила про обитающих там насекомых и вскочила… Извлечённые из сумочки часики уверял, что прошло всего сорок минут, мне же казалось, что я уже целую вечность топчусь в колючих зарослях. Я внесла на последнюю страницу блокнота пометку о необходимости в будущем носить с собой складной стульчик и бутерброды и принялась общипывать с кустов нежно-розовые цветы, гадая, как на ромашках: "Выиграю пари! — Не выиграю пари!". Результат неизменно был в мою пользу — ведь у шиповника пять лепестков — и это несколько примиряло с неудобствами.

   Увы, и это сомнительно развлечение мне вскоре наскучило. Я решила выбраться из засады и отправиться опрашивать членов съёмочной группы. Но стоило только сделать шаг в сторону просвета между ветками, как в поле зрения нарисовался весьма интересный объект — настороженно оглядываясь, к фургончику звезды приближалась рыжая Фелисьена. Чуть не выронив блокнот, я подалась вперед, чтобы не пропустить ни единой детали. Чутье буквально кричало, что сейчас я буду сполна вознаграждена за проведенный в компании пчёл и жуков час. И оно меня не обмануло!

   Взобравшись на нижнюю ступеньку, рыжая мисс уверенно постучала в зеленую дверь. И не просто постучала — в серии ударов легко опознавался популярный мотив. Створка распахнулась, являя взору гостьи, а заодно и моему, полуголого хозяина. Ферран широко и как-то кровожадно улыбнулся, ловко наклонившись, обхватил Фелисьену за талию и одним движением вздёрнул вверх. Взмыли рыжие локоны и лиловый подол, мелькнули голые ноги, бледные руки обвились вокруг загорелой шеи полуэльфа, хлопнула облезлая дверь, а я плюхнулась на землю, уже ни капли не заботясь ни о юбке, ни о насекомых. Увиденное несколько не вписывалось в мою концепцию, но было весьма и весьма любопытно. Мозг усиленно обрабатывал поступившую информацию, на губах расцветала злорадная ухмылка, а рука сама по себе чиркала в блокноте, и то, что из-под неё выходило, очень напоминало чьи-то ветвистые рога.

   Дожидаться, пока мисс столичная штучка покинет обитель идеального мужчины, я не стала — было понятно, что "общение" может затянуться, а вероятность того, что фургончик вдруг начнет таранить лбом, украшенным наростами, свежеиспеченный "олень", показалась мне до обидного ничтожной. Чмокнув на удачу обложку блокнотика, хранившего теперь пусть небольшой, но значимый секрет, я сунула его в сумку и принялась выбираться из объятий кустарника. Вынырнуть из плена колючек рядом с фургончиком я не рискнула. Конечно, паре, укрывшейся за его стенами, вряд ли было до созерцания окрестностей, но и случайного взгляда, брошенного в окно, хватило бы, чтобы засечь нежеланную свидетельницу тайной встречи.

   Пришлось двигаться в глубь зарослей, в надежде высвободиться подальше от опасного места. К сожалению, веткам явно полюбился наряд пастушки — я то и дело останавливалась, чтобы выпутать оборки и ленты из их цепких лап. Кусты становились всё выше и гуще, приставучая пчела жужжала над ухом всё назойливее, и я была почти готова согласиться, что карьера мне не так уж и нужна, как вдруг заметила небольшой просвет внизу справа.

   Колебалась я недолго — выбор был не так уж и велик: или продираться на свободу, пожертвовав одеждой, или воспользоваться "кроличьим лазом". И, если уж хорошенько подумать, показаться на людях в изодранном наряде едва ли лучше, чем временно уподобиться кролику. Опустившись на землю, я примерилась к размерам просвета и сочла их вполне приемлемыми. Вот только развернуться никак не получалось и я была вынуждена, повесив сумку на шею и зажав пышный подол между коленями, ползти задом наперед.

   Излишне гостеприимный шиповник буквально умолял меня задержаться ещё ненадолго — щипал за плечи и бока, навязчиво трепал волосы — но я была непреклонна и уверенно продвигалась к цели. Выбравшись, наконец, я огляделась, рассчитывая убедиться, что у моего позора не было свидетелей, и чуть не бросилась обратно в заросли.

    Да лучше бы я зазимовала в этих кустах! На поросшей Одуванчиками лужайке в тени раскидистого дуба сидел "олень" и таращил на меня свои голубые глазищи, а из его приоткрытого от удивления рта свисала длинная зелёная травинка.

   Картина в целом наглядно отражала всю нашу жизнь: Фрэйл-младший с комфортом расположился на клетчатом пледе с корзинкой для пикника, и, если не считать крайне глупого выражения лица, смотрелся, как иллюстрация из книги; я же — с расцарапанными руками, растрёпанными кудряшками и общей помятостью — могла смело претендовать на титул мисс Недоразумение-года. Типичнейшее распределение ролей в нашем давнем противостоянии: король жизни и жалкая неудачница.

   Как ни обидно, но первым в себя пришел Алекс. Захлопнув рот, он задумчиво пожевал свою оленью пищу, ухмыльнулся и издевательски протянул:

   — Я-то думал, там целый медведь ломится, а оказывается, это в наших краях такие шумные Одуванчики бывают!

   Я поднялась на ноги, отряхнула юбку, перевесила сумку на плечо, одёрнула блузу, пригладила волосы, задрала подбородок и развернулась, чтобы гордо зашагать прочь, не удостоив соседа ответом. Но перед глазами вдруг всплыла недавно подсмотренная сцена. Я оглянулась, чтобы ещё раз оценить ситуацию. Рядом с плетёным коробом, из которого выглядывала открытая бутылка, красовались два бокала. Тарелок тоже было две, а у корней дерева притаился ридикюль знакомого лилового цвета. Кое-кого явно покинули посреди романтического обеда на природе. Так король ли этот кое-кто, или всего лишь олень, чьих ветвистых рогов не видно за блеском фальшивой короны?

   Стремление поскорее убежать сменилось на очень постыдное, но вполне объяснимое желание поглумиться. Немножко, самую-самую малость! Могла же я себе позволить хоть чуточку отыграться за все те дифирамбы расчудесному парню Алексу, которые мне приходилось выслушивать год за годом?

   — Не хочешь составить компанию? — И не подозревая о моих недобрых мыслях, предложил сосед.

   — Хочу! — Улыбнулась я.

   Опешивший от ответа, которого, конечно же, не ожидал, Фрэйл выронил прикушенную травинку и как-то подобрался, словно я не чинно шагала под сень дуба, а неслась, воинственно улюлюкая и раскручивая над головой сумку, как кистень. Устроившись на краешке клетчатого полотна и аккуратно уложив вокруг малиновые оборки, я похлопала ресницами и самым невинным тоном, на который только была способна, поинтересовалась:

   — А где твоя красноголовая подруга? Ушла за пирожками и заблудилась в нашем дремучем лесу? Не боишься, что ей волк повстречается?

   — Фелис была бы тронута твоей заботой. Я непременно поделюсь с ней проявленным тобой беспокойством, как только она поговорит с братом.

   — Ах с бра-а-атом! — воскликнула я, с трудом удержав смешок, и, чтобы не проговориться, поспешно продолжила: — А ревновать она не будет?

   — К кому? — несносный сосед, приставив ладонь козырьков к середине рогатого лба, заозирался, якобы высматривая предполагаемую соперницу рыжей. — Здесь же нет никого! Только я, обед и… Одуванчики. — Завершив фразу, сосед с прищуром уставился на меня. Но вместо закономерного, усердно провоцируемого взрыва удостоился лишь сияющей улыбки и вежливой просьбы налить воды.

   Получив бокал, я покрутила его в руках, соображая, как бы, не вызывая подозрений, потянуть время. Уж очень хотелось пронаблюдать, как до нашего местного бабника, сменившего не один десяток девиц, дойдёт, что его нынешняя пассия не торопится возвращаться. По всему выходило, что задача невыполнима — уже сам факт моего внезапного дружелюбия был крайне странен. Снова облюбовать какие-нибудь кусты?

   Но удача в этот день несомненно была на моей стороне — не успела я расстроиться из-за необходимости покинуть сцену, как Алекс нашёл решение за меня, молча протянув наполненную тарелку. Сделав вид, что не нахожу ничего необычного в разделении пищи с заклятым врагом, я приняла предложенное, расстелила на коленках салфетку и приготовилась к самому медленному в моей жизни пережёвыванию бутерброда.

   Увы, у изрядно проголодавшегося организма были свои планы — я и заметить не успела, как проглотила все содержимое тарелки. Сосед, едва осиливший половину своей порции, поглядывал на меня со смесью недоумения и жалости. Над клетчатым полем повисло неловкое молчание. Покомкав салфетку пару минут и так и не придумав, чем бы аргументировать свое дальнейшее пребывание в прежде столь ненавистном обществе, я поднялась и натянуто произнесла:

   — Ну я пойду?

   — Иди! — Кивнул Алекс.

   Я шагнула и, само собой, споткнулась. Каблук зацепился за бахрому пледа, я пошатнулась, но равновесие все же удержала, зато не удержала сумку. Соскользнув с плеча, она радостно вывалила всё своё содержимое к ногам Фрэйла-младшего.

   Я вспыхнула и принялась лихорадочно собирать разлетевшуюся мелочёвку: ручки, пудреницу, носовой платок, томик сценария, блокнот… А где блокнот?

   — Какая любопытная расцветка! — Деланно восхитился сосед, погладив пальцем нарисованное на розовой обложке сердечко. — Как раз для юных романтичных особ! И что же за девичьи секреты хранит этот дневник? — С преувеличенной серьезностью добавил он и раскрыл блокнот. — Что это, схема для вышивки? — Не оценил портрет собственных рогов Алекс.

   — Отдай немедленно! — Взвилась я и ринулась отбирать свою собственность.

   Сумка упорхнула куда-то вправо, слетевшая с ноги туфля — влево. Корзинка, тарелки, бокалы, ручки — всё смешалось, сметённое катающимися по клетчатому полю боя противниками. Я вопила, как будто мне снова было десять, и пыталась вырвать из загребущих лап противного соседа средоточие моего светлого будущего. Он же хохотал, как пьяный баньши, уворачивался, прикрывал лицо от моих ногтей и периодически охал, когда мои коленки или локти приходили в соприкосновение с его ребрами. Наконец, получив коленом несколько ниже живота, Алекс мигом посерьезнел и, ловко перевернувшись и нависнув сверху, пригвоздил мои ладони к земле одной рукой.

   — Ну хватит! — Заявил он.

   Я сдула упавшую на глаза кудряшку и приготовилась к новому витку драки и обязательной победе, но произошло совсем иное…

   — Милый, что здесь происходит? — Зазвенел над лужайкой голос рыжей сестрицы режиссёра.

   Мир на мгновение замер, а потом закружился с удвоенной скоростью. Ещё секунду назад я лежала, распластанная, словно бабочка под стеклом, и вот уже стою, уткнувшись носом в ворот Фрэйла-младшего, а его руки бесцеремонно одергивают мою одежду и по-хозяйски копошатся в моей же шевелюре.

   — Ничего, золотко! — Бодрым тоном отчитался Алекс. — Просто малышка Мэнди впала в истерику при виде жука.

   — Что…?! — попыталась возмутиться наглой ложью я, но тяжелая ладонь, надавив на затылок, лишила меня способности разговаривать. Всё что я могла — это бессвязно мычать в рубашку соседа. Ну или укусить его.

   — Не мог же я бросить кузину в беде. — Продолжал увлечённо врать Фрэйл, словно собаку гладя меня по голове.

   Я, скосив глаза вниз, примерилась каблуком к его ноге, но ударить не успела.

   — Мисс Аманда? А я вас кругом ищу! — Руперта я узнала с полуслова. Все же голос у режиссёра был очень приятный, не то что у новоявленного родственничка.

   Осознав, что вопить и брыкаться я передумала, Алекс крутанул меня, будто куклу, и я смогла взглянуть на свидетелей битвы за блокнот. На мужчине были кремовый костюм-тройка, полосатый шарф из дикого шёлка и очаровательная улыбка. На его сестрице — отвратительно аккуратное, идеально отглаженное, словно только-только из-под утюга лиловое платье, ажурные чулки, шпильки и злобная гримаса. Быстро же она "наобщалась" с полуэльфом. Или их тоже прервали, и именно поэтому она так зла?

   Безусловно, я нашла бы, что сказать этой общительной особе, но устраивать сцену на глазах у Руперта не хотелось. Кроме того, что он нравился мне и внешне, и манерами, я планировала многое извлечь из участия в съёмках. А, следовательно, не стоило портить о себе впечатление у главного человека в команде.

   Я широко улыбнулась приближающемуся под ручку с рыжей мегерой режиссёру и как можно тише прошептала соседу:

   — Какая я тебе кузина?!

   — Четвероюродная! — так же тихо ответил Алекс, поправив ленточку на моём рукаве.

   — Врёшь! — Злобно шипеть, сохраняя на лице доброжелательность, было сложновато, но я справилась. — Я знаю свое фамильное древо — не было там никогда никаких Фрэйлов!

   — Мой прадед трижды сватался к твоей бабке, — на грани слышимости сообщил сосед, — так что, считай, родственники.

   Пользуясь тем, что пышные оборки многое могли скрыть, я завела руку назад и ущипнула "кузена" за бедро. Охнув от боли, он ослабил захват и я, наконец-то, смогла сделать шаг в сторону. Заметив валяющийся на земле блокнот, поспешно подняла его и сунула в сумку, которую для надежности повесила через плечо. После чего ухватилась за свободный локоть как раз подошедшего Руперта и, заглянув в его синие глаза, радостно прочирикала:

   — Вы не могли бы уделить мне немного времени? Я как раз хотела спросить…

   Язык сам по себе выплетал какую-то ерунду о жажде разобраться в тонкостях режиссёрской профессии, и под этот воодушевленный щебет я все дальше и дальше увлекала мужчину. Прочь от зелёной лужайки, где рогатый олень остался выяснять отношения со своей пока безрогой, но уже стервозной оленихой. В том, что ветвистые наросты на ее рыжей голове непременно появятся, я нисколько не сомневалась — постоянство было последним качеством, в наличии которого можно было заподозрить Фрэйла-младшего.

   Дорогуши при виде измятого платья, растрепавшегося облака кудряшек и изгвазданных чулок пришли в неистовство. Наверное, они растерзали бы меня на сотню крохотных пастушек, если бы не Руперт, заявивший, что как раз намеревался похвалить мастериц за отменную работу, и что именно так и должна выглядеть моя героиня. Я готова была расцеловать режиссёра за спасение, но он тут же сам все испортил, заставив меня репетировать. До самого вечера мне пришлось вприпрыжку спускаться с холма, размахивая то корзиной, то букетом, то шалью, мяукать дурацкую песенку про барашков, останавливаться под деревом и, заламывая руки, восклицать: "О-о-о, как это было прекрасно!".

   Домой я добиралась, ног не чуя от усталости, и, разумеется, ни о каком расследовании, ни о какой работе над будущей статьей не могло быть и речи — едва завидев кровать, я рухнула носом в подушку и забылась беспробудным сном.

   Ближе к полудню на съёмочной площадке…

   Утро следующего дня снова началось с гримёрш. На сей раз Минни, Ринни и Джинни управились куда быстрее и даже избавили меня от последствий общения с шиповником, смазав царапины специальной мазью. Чудодейственное, приправленное магией средство было не из дешёвых, а потому в нашей домашней аптечке не водилось. Руперта еще не появился, а больше никто не проявлял ко мне интереса и я, о чудо, могла заняться действительно нужным делом!

   Оббежав всю площадку и заглянув в каждый уголок, я убедилась, что ничего особенного пока не происходит, после чего устроилась под деревом и выудила из сумки драгоценный блокнотик. Первым делом я сделала то, что должна была осуществить еще вчера — приладила на него защитный амулет, который пришлось с мясом (то есть с куском обложки) отрывать от собственного дневника. Рассудив, что спрятать от проныры соседа и прочих любопытных плоды своего расследования важнее, чем отчёты о школьных буднях от Эльвиры и мамы, я оставила тетрадь с детскими откровениями почти беззащитной — всего-то закопала ее среди прабабушкиных платьев на чердаке. Зато теперь никто кроме меня не мог открыть блокнот или прочесть что-либо, заглянув в уже открытый через мое плечо.

   Замочек для дневника, преподнесённый тетей Аделаидой на пятнадцатилетие, надёжно скрывал содержимое любой тетради, книги или папки. Стоило только правильно прикрепить, и никто посторонний уже не мог проникнуть в тайну записей о первой любви, разбитой вазе или поедаемых в ночи пирожных. Разумеется, любой маг или обладатель нужного амулета — например, полицейский — без труда вскрыл бы нехитрую защиту, но для охраны невинных девичьих секретов ее было более чем достаточно. Особую же прелесть этому популярному подарку придавало то, что он постепенно перенимал характер хозяйки. Сперва я очень расстроилась, получив банальное розовое сердечко — этот романтичный символ куда больше соответствовал тому, какой хотела бы меня видеть тётушка, чем тому, какой я была на самом деле. Но уже через пару недель использования вместо полупрозрачных крылышек феи, как у собственности образцовых мисс, мой замок отрастил себе кожистые нетопыриные. А вместо алых губок бантиком, рассылающих поцелуи, обзавелся клыкастой пастью. И теперь, когда кто-то пытался заглянуть через мое плечо в блокнот, то видел не облачко поцелуйчиков, как предполагалось задумкой создателя, а хищную стайку вооруженную мелкими острыми зубками, готовыми вцепиться в любопытный нос.

   Обеспечив безопасность будущего шедевра, я старательно вывела заголовок. Полюбовавшись многообещающим словосочетанием "Идеальный мужчина", принялась, не жалея эпитетов и аллегорий, описывать Феррана Истэна. Я как раз увлеченно превозносила глубину его прекрасных очей, когда мимо прошмыгнула тощенькая девица в мышином платье. Это серое пятно так бросалось в глаза на фоне окружающей зелени, что я невольно выпала из творческого процесса и недовольно уставилась на раздражающий элемент. Девушка была ничем не примечательна, кроме, пожалуй, факта общения с объектом моего интереса. Именно с ней полуэльф вчера разговаривал возле своего фургончика. Разговаривал достаточно грубо, как-то по-свойски. Так не поведает ли мне эта мисс Серость что-нибудь любопытное?

   Я поднялась и направилась к переносному столику, возле которого незнакомка наливала себе чай.

   — Аманда Райт. — Протянув руку и как можно приветливей улыбнувшись, представилась я. — Любимая пастушка вашего режиссёра на этой неделе.

   Девица вздрогнула и испуганно, словно на ядовитую змею, посмотрела на мою ладонь. Ложечка, которой она размешивала сахар, звякнула о край кружки и упорхнула на землю.

   — Дайана Рю, ассистентка мистера Истэна, — робко произнесла мышка, едва ощутимо коснувшись моей кисти ледяными пальцами.

   — Ассистентка! — Просияла я, мысленно потирая ладошки в предвкушении очень полезного общения. — Это звучит так… основательно! А чем именно вам приходится заниматься?

   Вблизи личная помощница звезды оказалась еще невзрачнее, чем издали — бледная, с какими-то нечёткими, будто смазанными чертами лица. Взгляду было решительно не за что зацепиться. Тусклые волосы, реденькие бровки и почти незаметные ресницы, мутно-серые радужки, тонкогубый рот со скорбно опущенными вниз уголками. Если бы не шея, на которой не было ни следа возрастных изменений, я решила бы что мисс Рю лет сорок, настолько уставшей, унылой и угрюмой она казалась. Под моим напором девушка так растерялась, что уже через пять минут согласилась перейти на ты, называть меня Мэнди и разрешила обращаться к ней просто Ди. После чего сбежала, сославшись на неимоверно важное поручение и оставив впопыхах на столике свой чай.

   С досадой проследив за удаляющимся источником информации, я утешила себя тем, что первый шаг уже сделан, и приписала на странице со схемой статьи "тиран, угнетающий подчиненных". В сочетании с названием этот пункт смотрелся особенно многообещающим — публика любит контрасты.

   А еще больше их любит сама жизнь! Не прошло и десяти минут, как унеслась прочь страшненькая мышка, и на сцену выплыла великолепная белая кошка.

   Далинда или коротко Линда Кайс, исполнительница главной роли в снимаемом фильме, была просто изумительна. В сравнении с ней не только бедняжка Ди выглядела убого. Рядом с этим эталоном женственности и красоты я сама была не более чем блеклой тенью, а рыжая Фелис могла претендовать разве что на звание мисс Посредственность. Роскошные светлые локоны до пояса укрывали спину актрисы, голубые глаза могли поспорить цветом с весенним небом, точеный носик так и просился быть запечатлённым в мраморе — ее совершенству можно было слагать оды. И примиряло с внешней идеальностью Линды лишь одно — в самом скором времени ей предстояло стать остывшим телом в каком-нибудь морге.

   Всего по книгам о неотразимом жулике было снято десять фильмов. Тому, для которого избрали наш мирный Лайтхорроу, предстояло стать одиннадцатым. И именно столько имен было в списке, который я составила, перерывая вырезки из газет и журналов. Десять фильмов, десять героинь, десять бурных романов, десять многообещающих актрис, сыгравших единственную роль.

   В каждой из экранизаций рядом с персонажем Феррана Истэна появлялась новая девушка. Роковая красавица, романтичная дочь главного злодея, невинная жертва… Они были разными, но каждая становилась звеном в цепи побед любимца зрителей — непревзойденного жулика Джима. Тоже самое происходило и в жизни. Портреты звёздной парочки мелькали повсюду, все светские хроники прогнозировали скорую свадьбу, сплетницы прикидывали, достанутся ли детишкам острые уши милашки Рана. На премьере фильма полуэльф появлялся под ручку со своей дамой и… и после этого ее больше никто и нигде не видел! Вернее, более эти дамы нигде не снимались и не давали интервью, зато аж пятеро из них удостоились нескольких скромных строк в колонке некрологов.

   Дарла Вильямс камнем рухнула на дно ущелья вместе со своей любимой машиной, Далия Стивенс приняла слишком много снотворного, Даймонд Рил утонула в собственной ванне, Дасти Холмс отравилась рыбой в ресторане, а Даниэлу Мид закололи ножом в подворотне грабители. Не многовато ли случайностей? Неведомой оставалась судьба Даметры, Данаты, Дамианы, Дарби и Дарин, но что-то я сомневалась, что она сложилась успешнее.

   Впору было предположить, что на совершенного мистера Истэна наложено проклятие. Какая-нибудь ещё не изученная разновидность венца безбрачия. Именно так полагали те немногие, кто всё же интересовался долей актрис. Мне попались аж две заметки на эту тему. Но чтобы богатейшая кинокомпания не сумела нанять мага достаточно высокой категории для снятия любой порчи? Думать так было как минимум нелепо! Не-е-ет, дело было в чем-то совсем другом! И у меня имелась более убедительная версия.

   Широкой огласки трагические происшествия с девушками Джима не получили. Очевидно всё, что могло плохо сказаться на репутации главной звезды, всячески замалчивалось. Разумеется, идеальный Ферран Истэн должен был оставаться идеальным во всем. Только вот я в идеальность не верила никогда. Достаточно было послушать, как нахваливали в наших краях Алекса, ведь я-то знала, какой он на самом деле мерзкий, противный, скользкий зазнайка и хвастун. Пора было положить конец безобразию, прервать череду смертей, разоблачить преступника… ну и заодно доказать Фрэйлу-младшему, кто способен на настоящее журналистское расследование!

   С появлением на площадке Далинды жизнь закипела: откуда-то вдруг набежали люди со специальными лампами; трое перевёртышей (характерное строение челюсти выдавало в них волков) прикатили тележку с камерой по наспех проложенным рельсам; гримёрши принеслись со своими сундучками, набитыми гримом, и принялись шушукаться в сторонке; примчались костюмерши со стойкой одинаковых нарядов — стало решительно невозможно сосредоточиться. Но я нисколько не переживала из-за этого, с жадным любопытством изучая ту, которую мне предстояло уберечь от гибели во цвете лет. И чем дольше я смотрела, тем меньше мне хотелось ее спасать.

   Линда Кайс в противовес своей неземной красоте оказалась капризной и крайне неприятной особой. За полчаса она успела наорать на пухленькую костюмершу, трижды отправить одного из волков за соком, плеснуть этим соком бедолаге в лицо и даже нахамить режиссёру, едва тот появился. Руперт же лишь вздохнул и порекомендовал Далинде не пренебрегать успокоительным. В голубых глазах актрисы в ответ вспыхнула такая злоба, что мне показалось, еще миг, и она бросится душить мужчину его же шарфом.

   Напряженную ситуацию разрядил Ферран. Стоило только полуэльфу попасть в поле зрения Линды, как она мигом превратилась в само очарование. Метаморфоза была настолько стремительной, что походила на волшебство. Я отчаянно жалела, что ни у нас дома, ни в редакции "Летописей Лайтхорроу", куда мне порой удавалось попасть, не водилось ни маятника для определения колебаний магической среды, ни магографа для выявления амулетов. И то, и другое имелось в наличии в отделении полиции, но вряд ли детектив Трулли доверил бы начинающей журналистке ценное оборудование. А я так в нём нуждалась! Должно же было быть разумное объяснение тому воздействию, которое оказал Ран Истэн на поведение своей партнёрши. Ну не может же одна только любовь превратить шипящую гадюку в ласкового котёнка. Так не бывает!

   Получив указания от режиссёра, актёры заняли место под деревом. Зажужжала камера… Первые пять дублей я заворожено, затаив дыхание, наблюдала, как божественно прекрасный Джим в исполнении Феррана, прижав свою возлюбленную к стволу дуба, медленно склоняется к ее губам. На шестом же прерывании на самом интересном месте сцена потеряла все свое очарование. Надежды, что кто-нибудь растерзает оператора, вопящего "стоп кадр!" было мало, и я решила переключиться на более перспективное занятие — устроить небольшой допрос Руперту.

   Рыжая Фелисьена сегодня не почтила съёмочную площадку своим присутствием, следовательно, путь к её брату был свободен. Меня нисколько не смутило, что мужчина занят изучением каких-то бумаг, я была уверена, что для меня у него найдётся свободная минутка. Предстояло лишь определиться, как именно спрашивать, чтобы не насторожить раньше времени. Устроившись рядышком, на том же бревне, на котором сидел режиссёр, я начала издалека:

   — Красивая пара, не правда ли?!

   — Что? — оторвавшись от чтения, переспросил Руперт.

   — Ферран Истэн и Далинда Кайс, — охотно пояснила я, — они так восхитительно смотрятся вместе, так дополняют друг друга!

   — С Раном любая актриса становится совершенством. — Не разделил моих восторгов мужчина.

   — Любая-любая? — Мигом ухватилась за нужное направление беседы я и, понизив голос, продолжила: — А я слышала, что мистеру Истэну было предсказано, что ему будет сопутствовать успех, пока рядом с ним женщина, чье имя начинается на "да"!

   — Глупости! — Улыбнулся Руперт, откладывая свои бумаги.

   — Разве для него не подбирают специально актрис с правильными именами? — Захлопала ресницами я.

   — Аманда, — склонившись к моему уху, начал режиссёр, — вы же умеете хранить секреты?

   Я поспешно закивала, боясь спугнуть удачу:

   — Конечно умею!

   — Я могу доверить вам тайну?

   Как я понимала в этот момент мисс Кайс — мне и самой до безумия захотелось затянуть шарф на загорелой шее Руперта.

   — Можете!

   — Настоящие имена этих дам были совсем иными, — почти касаясь губами моего уха, прошептал мужчина.

   — Так значит, это кинокомпания подбирает похожие псевдонимы? — Озвучила я вторую из популярных версий.

   — Не-е-т, — протянул режиссёр, согревая дыханием мою щеку. — Только вам, Аманда! В виде исключения, в знак особого доверия я скажу…

   Я нетерпеливо заёрзала, готовая начать душить режиссёра уже без участия аксессуаров — голыми руками.

   — Это требование самого Рана, прописанное в контракте. В детстве у него была собака по кличке Дака, и вот, в память о ней…

   — Собака? Вы меня разыгрываете? — Я повернула голову и уставилась на улыбающегося Руперта. На таком маленьком расстоянии его синие глаза затягивали, будто омуты. Они все приближались, заманивая в свою глубину, и, возможно, я бы не удержалась и нырнула с головой, но тут за моим плечом раздался грохот, и очарование спало.

   — Простите, я нечаянно! — Покаялся несносный сосед, печально взирая на разбитую лампу.

   И, наверное, впервые в жизни я была рада его видеть.

   Пару часов спустя…

   Под тентом, натянутым на шести столбах, где было обустроено что-то вроде походной столовой, было многолюдно и многонелюдно. Я примостилась на краешке лавки за столом, который занимали помощники оператора. Перевёртыши оказались милыми, общительными ребятами. А главное, безопасными — оборотней не интересовали особи иного вида, не умеющие обрастать шерстью и бегать на четырех конечностях под полной луной. Хотя я и безо всякой луны изрядно побегала, прячась по всевозможным закоулкам. Едва не случившийся поцелуй напугал меня до полусмерти. Само собой, я сознавала, что понравилась Руперту — это было очевидно, — но и предположить не могла, что он намерен зайти дальше безобидного флирта. Взрослый, состоявшийся мужчина и, как бы ни досадно было это признавать, ничем не примечательная вчерашняя школьница. Что могло у нас получиться? Вот через пару лет, когда у меня появится своя рубрика в "Вэлларийском вестнике"… Хотя, разве через пару лет он не будет уже совсем старым?

   Окончательно запутавшись в своих предположениях, я подняла голову от чашки, которую бестолково крутила в руках, так и не сделав ни глотка, и огляделась в поисках объекта моих дум. Режиссёр, не подозревая о мысленной попытке прибавить ему возраста, ласково улыбался мне со свого места во главе самого большого стола. Я зарделась и поспешно отвернулась. В поле зрения очутилась рыжая, которая все же явилась на площадку и теперь пыталась впихнуть в рот Фрэйлу-младшему ложку серо-зеленой бурды из своей креманки. Я брезгливо скривилась и поторопилась перевести взгляд дальше. С аккуратно распиливающего стейк Феррана на пустующее место подле него — Далинда, нехотя надкусив лист капусты и пригубив водички, удалилась отдыхать. С трио дорогуш, старательно пережевывавших салат на мистра Джойфула, ожесточённо терзавшего жареного цыплёнка… В самом конце длиннющего стола со стаканом сока с тоненьких пальчиках ютилась маленькая серая мышка. Только увидев снова несчастную, запуганную Ди, я вдруг сообразила, что и ее имя начинается с того самого "да"!

   Проблема примеривания к внешности Руперта морщин и седины тут же была забыта. Конечно, он был важен, как источник информации, но в свете открывшегося масштаба его симпатии, безопаснее было пойти другим путём. И скромная ассистентка звезды была на этом пути главным попутчиком.

   С трудом дождавшись, пока Дайана пообедает — а аппетит у мышки оказался не чета проявленному любительницами капусты, — я подскочила, выбралась из-под тента и бросилась за ней. Топала я при этом, надо полагать, как отряд дрессированных слонов. По крайней мере у Ди, когда я ее настигла, было такое лицо, словно за ней гнались все демоны ада — это был уже не испуг, а самый настоящий ужас.

   — Что-то случилось? — пискнула мышка, когда я ухватила её за запястье. Кожа бедняжки еще больше побледнела, а рука под моими пальцами просто заледенела.

   "Он её бьет!" — поняла я, потому что ничем иным такую реакцию объяснить не могла. Какой бы робкой и застенчивой ни была девушка, настолько бояться чужих прикосновений было странно. Очень хотелось сказать что-то ободряющее, что-то вроде "Не бойся, Ди, я освобожу тебя от этого тирана!", но я сдержалась. Следовало помнить, что жертвы часто испытывают болезненную привязанность к угнетателю. А уж к такому обаятельному красавцу, как Ран Истэн, чувство могло быть куда сильнее банальной привязанности. Проще говоря, я подозревала, что серая мышка по уши влюблена в своего чёрного кота. А значит, следовало проявлять осторожность. Но, честно говоря, несмотря на предполагаемые сложности в общении, спасать простушку Дайану Рю было куда приятнее, чем великолепную Далинду Кайс.

   — Ничего не случилось, но непременно случится! — ответила я.

   — Что? — переспросила Ди.

   — Похороны! — Голос мой прозвучал очень убеждённо и очень скорбно.

   — Чьи? — Блеклые глаза ассистентки стали похожи на новенькие монетки — такие же блестящие и идеально круглые.

   — Мои!

   — К-к-как это? Почему твои?

   — Я узнала страшное! — доверительно прошептала я.

   — Страшное? — словно зачарованная повторила мышка.

   — Ужасное… — сделав многозначительную паузу, я продолжила: — Мистер Малиформ поведал мне… — Монеты на лице девушки постепенно превращались в блюдца. — В общем, я умру от любопытства, если ты мне немедленно не скажешь, Дайана твоё настоящее имя или тебя тоже заставили его сменить?

   Мисс Рю растерянно похлопала белесыми ресничками, а потом расхохоталась, неожиданно став, если не хорошенькой, то хотя бы обычной. Проступивший на щёчках лёгкий румянец и улыбка преобразили ее внешность не хуже средств из сундучков гримёрш.

   — Ты меня напугала! — Интонации мышки тоже изменились к лучшему. Голос её больше не напоминал писк. И пусть до настоящей уверенности в себе было ещё далеко, это был шаг в нужном направлении.

   — Так ответишь? — Я поспешила закрепить успех, состроив жалобную гримасу и молитвенно сложив руки.

   — А ты никому не расскажешь?

   — Никому! — охотно подтвердила я, мысленно скрестив пальцы. Впрочем, я ведь действительно не стану об этом говорить, только напишу пару строк и всё!

   — На самом деле меня зовут Диана, — поведала девушка, — но когда я стала работать с мистером Истэном, пришлось немного изменить имя.

   — Значит, правда! — воскликнула я и собиралась уже поинтересоваться заодно и упомянутой Рупертом собакой, но Ди меня опередила.

   — У Феррана очень плохая память на имена, особенно женские. А актрисы, — верная ассистентка скривилась, — они все такие нервные. Такие мнительные и истеричные! Чуть что, устраивают скандал, а у Рана от их криков голова болит. Вот он и придумал, как выкрутиться — проговаривает первый слог, а окончание глотает. А я напоминанием служу — я же всегда рядом, с самого первого фильма! — С гордостью закончила мышка.

   Объяснение показалось мне более чем сомнительным, даже хуже истории про Даку, но сама рассказчица, судя по всему, в него верила.

   — А почему именно на "да" имена? — Всё же рискнула уточнить я.

   — Самую первую партнёршу по фильмам звали Дарла, — охотно пояснила Дайана и, взглянув на часы, вдруг засуетилась. — Прости, мне нужно бежать! — буркнула она и действительно убежала, в самом буквальном смысле этого слова.

   Я проводила её жадным взглядом — так смотрят голодающие на еду, оборотни на луну, драконы на вожделенное сокровище. Именно сокровищем Ди и была… С самого первого фильма! Это означало, что маленькая серенькая мышка была лично знакома со всеми десятью жертвами своего великолепного начальника!

ГЛАВА 3

Следующим утром…

   Полноватая блондинка Катрин, отвечавшая за костюмы, оказалась очень милой и понимающей и охотно предоставила мне политическое убежище. Почему политическое? А потому что среди стоек с нарядами я пряталась от местной власти, то есть от Руперта. Вчера, по счастью, режиссёру было не до меня, зато сегодня с самого утра он преследовал свою любимую пастушку томными взорами, и лишь беспорядочные метания по площадке спасали меня от чего-то большего. Против взглядов я, в сущности, ничего не имела — было даже лестно стать вдруг объектом внимания столь привлекательного взрослого мужчины. Вот только, что делать с этим вниманием, я пока не определилась. И посоветоваться мне было абсолютно не с кем. Мама немедленно начала бы готовиться к свадьбе, Эльвира — стенать про погубленную детиночку. Бонни моментально разнесла бы весть о страстном романе по всему Лайтхорроу, а папа просто запер бы меня дома — подальше от коварного распутника из развращённой столицы. А кем еще может быть тот, кто не озаботился отцовским разрешением на проявление интереса к единственной дочери?

   Что касается подруг, то по-настоящему близкой у меня не было, а многочисленные приятельницы были ничуть не молчаливее Бонни. И я бы наплевала на слухи, но они в скорости непременно долетели бы до отца, и итог был бы тот же самый. А я никак не могла оказаться отрезанной от места, где обитала моя будущая сенсация.

   Та самая, что в данный момент с упоением целовала Далинду Кайс, прижав ее к дереву. В щель между парочкой розовых боа, свисавших со стойки, мне было отменно видно сцену, над которой предстояло рыдать в надушенные платочки тысячам женщин в кинотеатрах. В реальности это смотрелось совсем не так романтично, как на экране — не спасало даже обрамление из перьев, прикрывавшее от моего взгляда осветителей, оператора и прочих толкущихся поблизости свидетелей. Накануне пройдохе Джиму и его девушке не давали поцеловаться, останавливая съёмки, как только их губы приближались друг к другу. Теперь же беднягам не позволяли отлипнуть друг от друга. Целоваться вот так — без продолжения и предыстории было, наверное, ничуть не занимательнее, чем чистить зубы.

   В целом съёмочный процесс оказался довольно скучным и монотонным занятием. А сценарий, в который я все же удосужилась сунуть нос вечером, по увлекательности сравним с некрологом. Все эти: Джим перепрыгивает через парапет и опускается до самого дна, протягивая руку вверх; Джим разворачивается и бьёт ногой, трое злодеев падают, а четвёртый хватается за нож — вызывали лишь недоумение. Я решительно не понимала, как из этого сделать захватывающее зрелище. Но сценарист был тот же, что и в предыдущих десяти частях, а все они неизменно пользовались успехом у зрителей.

   Единственной по-настоящему заинтересовавшей меня частью была роль "пастушки", то есть дочки храмовника, то есть моя. С первого взгляда становилось ясно, что данный персонаж введён в сюжет искусственно. Даже девушки, которых привлекли в качестве массовки, появлялись чаще. Мне же предстояло лишь беззаботно спуститься с холма и стать глупо хихикающей свидетельницей свидания главных героев плавно переходящего в кровавую драку с бандитами. После чего почить в кустах с брошенным вражеской рукой ножом в животе. Лестная перспектива, что ни говори!

   Зато я пока что никому не была нужна, но могла с полным правом присутствовать на съёмках и приставать с расспросами к кому угодно, не вызывая особых подозрений. Уже за одно только это я была готова расцеловать Руперта. И непременно бы это сделала, если б не опасалась его реакции. Все мои обязанности заключались в том, чтобы появиться с утра, облачиться в свой костюм, позволить "дорогушам" нарисовать на моем лице бровки, губки и прочую кукольную атрибутику и бродить поблизости до вечера, на случай, если вдруг решат снимать сцену с моим участием. Условия для расследования были идеальны!

   Теоретически…

   Ведь именно создатель этой идеальности и не давал ею пользоваться. Вместо того чтобы разыскать мышку и, угостив специально принесёнными из дома конфетами с ликёром, разговорить ее, вместо того чтобы заглянуть в фургончик с зелёной дверью, пока Ферран лобызает свою даму, я отсиживалась среди вешалок с нарядами. С этим пора было что-то делать, иначе у меня были все шансы позорно проиграть ненавистному Алексу.

   Решившись, я выбралась из укрытия, дождалась, пока на мне остановится взгляд Руперта, и, улыбнувшись, жестом предложила ему отойти в сторону.

   Полчаса спустя…

   Похоже, "оленья" лужайка была популярным местом для свиданий. По крайней мере, именно на неё привел меня режиссёр. Дуб был на месте и всё так же раскидист, кусты шиповника обороняли подходы слева, трава была зелена и манила прилечь, не хватало только соседа. То есть хватало, то есть полянка была особенно прекрасна оттого, что его на ней не было!

   Увы, на этом прекрасное и заканчивалось. Запланировать серьёзную беседу было мало, её надо было как-то начать, но я никак не могла придумать, как же подступиться к нужной теме. Сходу заговорить о бесперспективности ухаживаний? Не слишком ли самонадеянно для девятнадцатилетней провинциальной мисс? Для подобных заявлений у меня не было ни единого достойного повода. Я видела интерес со стороны Руперта, я его чувствовала, но что, если всё это мне лишь показалось? Просить мужчину держаться подальше только потому, что он прошептал на ушко несколько фраз и подарил пару пристальных взглядов? После подобной выходки мне пришлось бы срочно проситься в школу актёрского мастерства. Ну, чтобы с полным правом именоваться актрисой и гордо списывать мнительность, нервность и истеричность на издержки профессии.

   Выманивая режиссёра подальше от посторонних глаз, я рассчитывала, что он проявит инициативу: скажет или сделает что-то, что позволит мне изобразить оскорбленную добродетель, — но мужчина, как назло, вёл себя совершенно прилично. Ни одного лишнего движения, ни одного слишком смелого комплимента. Собственно, комплиментов вообще не было. Едва уложив мою ладошку на свой локоть, Руперт пустился в пространные рассуждения о сложностях финансирования. Потом перескочил на то, какая книга будет экранизирована следующей, и как-то незаметно перешёл к проблеме поиска новых лиц. Я и заметить не успела, когда разговор уплыл не туда. Просто в какой-то момент вдруг оказалось, что я стою посреди лужайки, вытянув руки вперед, а режиссёр, бродит вокруг меня с задумчивым видом.

   — Нет-нет, левый локоть чуть пониже, кисть расслабить! — Командовал Руперт, добиваясь совершенства позы. — Основная нагрузка идет на правую — именно она удерживает оружие. Не так, Аманда! Нет, сейчас покажу!

   Встав позади меня, мужчина вытянул руки поверх моих, накрыл горячими ладонями вмиг похолодевшие пальцы. "Вот оно!" — сиреной взвыло в моей голове. Но закатить скандал я не успела.

   С кокетливым "Нет-нет, не смотри!" на лужайку выскочила рыжая олениха Фелисьена. Или скорее оленеводша, учитывая то, что она тащила за собой своего рогатого друга Алекса.

   — Это сюрприз! — радостно вещала девушка. Судя по тому, что она двигалась задом наперед и не видела нас с Рупертом, сюрприз ожидал не только соседа, которому она заслоняла обзор ладошкой, но и её саму. — Не подглядывай! — произнесла Фелис, опуская руку, и, убедившись, что Фрэйл-младший, уподобившись покорному барану, послушно стоит с закрытыми глазами, перекинула вперед волосы, завела руки за спину и расстегнула верхнюю пуговицу платья.

   — Кхе-кхе-кхе! — Прокашлял за моим ухом режиссёр и шагнул в сторону, но недостаточно быстро, чтобы резко распахнувший веки Алекс не успел заметить, в какой двусмысленной позе мы стояли.

   "Отцу расскажет!" — тоскливо подумала я, оценив то, с каким недобрым прищуром смотрит на меня сосед. По его лицу я отчетливо читала желание сделать гадость. Последней из нашей четвёрки, что что-то не так, сообразила Фелис. По инерции высвободив из петелек еще две пуговицы, рыжая повернулась и, обнаружив нежданных свидетелей "сюрприза", завизжала. Я тоже не могла похвалиться быстротой реакции, ибо только после истеричных возгласов столичной красотки осознала, что так и стою, целясь из воображаемого пистолета. Причём, по иронии судьбы целясь прямо в Фелисьену. Даже жаль, что я не могла, в самом деле пустить пулю, чтобы оборвать ее бессвязный визг.

   Наконец Алекс рывком прижал к себе рыжую и свободной рукой прикрыл ей рот так же, как пару минут назад она прикрывала ему глаза. Из его ладони получился отменный кляп, и на лужайке воцарилась восхитительная тишина. Но, увы, ненадолго.

   — Поговорим? — произнёс сосед. Судя по тому, что он не спешил возвращать способность общаться своей подружке и смотрел выше моей головы, предложение адресовалось Руперту.

   — А стоит ли? — вопросил режиссёр.

   — Полагаю, нам есть, что обсудить! — заявил Фрэйл-младший. — Успокоилась? — Совсем другим тоном обратился он к Фелис. Та мелко закивала и, получив свободу, отошла в сторонку и принялась приводить в порядок свою одежду.

   — Полагаю, сейчас не лучший момент! — Выразил нежелание беседовать Руперт.

   — Это почему же? — поинтересовался Алекс.

   — С нами дамы! — Возражение, на мой взгляд, прозвучало достаточно резонно.

   — Дамы погуляют. — Совершенно по-хамски решил за нас сосед.

   — А… — Попыталась возмутиться я.

   — А дам не спрашивают! — отрезал Фрэйл. — Но если дамы очень желают, разговор может быть перенесён в более уютную обстановку. Например, в чью-нибудь гостиную…

   Намек был более чем прозрачен. И я готова была на многое, чтобы избежать доведения моего неприличного поведения до сведения отца.

   — Дамы желают гулять! — Буркнула я и поспешила прочь, ухватив по пути за запястье невесть от чего расцвётшую в идиотской улыбке Фелисьену. Рыжая вдруг впала в такое радостное отупение, что даже не возражала, и, не пытаясь освободиться, покорно тащилась за мной. Каблуки туфелек столичной мисс выстукивали чечётку на мощеной дорожке, заглушая все прочее. Но я всё-таки уловила донесшиеся со стороны оставленной нами лужайки странные звуки и единственную фразу "Мы же договаривались!", но из-за расстояния, не сумела определить, чей голос её произнес.

   Хотя прошло около часа, на съёмочной площадке не изменилось ровным счётом ничего. Разве что лобызающаяся парочка звёзд переоделась и перебралась на клетчатый плед, кажется, тот самый, что использовал накануне сосед. Но романтичности происходящему эти перемены не прибавили — кругом по-прежнему сновала толпа народу, а тележка с камерой жужжала практически над самой макушкой актрисы, запечатлевая крупный план. Устраиваться в рядах созерцателей я не собиралась — куда интереснее было поискать Дайану. Но сколько я ни бродила между декорациями и оборудованием, скромной ассистентки Феррана нигде не было, а зелёная дверь его фургончика была заперта. На стук никто не отозвался, и я была вынуждена ни с чем вернуться обратно.

   Пока я занималась игрой "найди мышку Ди", наступило время обеда, и команду кинотворцов я застала уже под тентом-столовой. Возле перевёртышей свободного места не было, и я устроилась рядом с трио дорогуш. Те были так заняты беседой, что даже не заметили. Все внимание гримёрш, да и не только их, было приковано к компании, восседавшей сегодня за отдельным небольшим столом. Руперт, облокотившись на стол, придерживал у скулы пакет со льдом, а его рыжая сестрица прижимала такой же к подбородку Алекса. Вода от этих подтаивающих примочек, капала на стол и рукав у режиссёра, и на рубашку с оторванными пуговицами у Фрэйла-младшего. Костяшки пальцев у обоих мужчин были сбиты в кровь и обмазаны прозрачной желтоватой мазью. Похоже, той самой, которой сводили следы моих объятий с шиповником.

   — Ну, я набралась храбрости и спросила, — громким шепотом провещала одна из гримёрш, кажется, Минни, — что же они не поделили!

   — А он что? — в один голос воскликнули ее коллеги.

   — А он говорит: "Не сошлись по вопросу чести и норм приличия". Представляете?!

   — Хорошо же они пообщались! — Совсем не по-женски присвистнула Ринни. — Я полбанки на фингал извела.

   — Ерунда! — Провозгласила Джинни. — Главное, дорогуша, — это результат! А, судя по тому, что они все сейчас рядом, и Фелис, не стесняясь ни посторонних, ни брата, проявляет заботу, драчунам вполне удалось договориться. — Она хохотнула и добавила: — Ой, погуляем на свадьбе, девочки!

   Я снова посмотрела на режиссёрский столик, по-новому оценивая увиденное. Действительно, из уверенного, какого-то хозяйского обращения столичной мисс с нашим провинциальным бабником и из безразличия к этому ее ближайшего родственника можно было сделать определенные выводы. А уж если учесть, в преддверии чего парочка была застигнута… Перед моим мысленным взором предстало стадо рыжих оленят с эльфийскими ушами, заполонившее "Жасминовый венок", и эта картинка мне совсем не понравилась.

   Вечером на пути к "Сизой вишне"…

   Вторая половина дня тоже не задалась. Хотя Руперт уже не следил за мною взглядом, поскольку вообще куда-то исчез, заняться делом у меня никак не получалось. Оператор вдруг решил, что устал от звёздных поцелуев, и занялся мной. Напрасно я жаловалась на усталость, когда режиссёр заставлял меня раз за разом спускаться с холма — это были всего лишь цветочки. Ягодки начались, когда мне пришлось проделывать это поэтапно. Четыре шага от одного куста до другого, наклониться, чтобы сорвать василёк и… снова на исходную позицию. К вечеру я была готова убивать и осознала, что Далинда с её невинными капризами и безобидной склочностью просто образец всевозможных добродетелей, а Ферран и вовсе святой, лично благословлённый Пресветлой Девой. Если уж ничтожная пастушка настолько возненавидела своего мучителя, то работа звезды экрана требовала стальных нервов, неимоверного терпения и всепобеждающей доброжелательности. И отдушины! К закату я уже вполне способна была понять и одобрить любой способ справиться со стрессом — даже самый кровавый. Непонятно мне было лишь одно — почему после съёмок пропадали актрисы, а не операторы. Или они исчезали тоже, но еще бесследнее и тише?

   Отдельным поводом для огорчения служило то, что подошёл к завершению третий день из десяти, отведенных мне для выигрыша пари, а шедевральная статья ни на шаг не сдвинулась с мёртвой точки. О, разумеется, я могла изложить все свои домыслы, щедро приправив их собственными же эмоциями и припорошив крошевом мелких подробностей из мира кино, но где доказательства? Где хоть одно подтверждение гипотезы об ушастом маньяке, убивающем надоевших возлюбленных?

   Погрузившись во тьму уныния и тьму самую настоящую — ночную, я медленно крутила педали. Полностью отдаться мрачным мыслям было нельзя — приходилось следить за дорогой. Погнутое колесо на моем велосипеде заменили на новое, а вот про фонарик не подумали. Никто не предполагал, что я буду так поздно возвращаться со съёмок, что он понадобится. Старенький же едва-едва светил на метр вперёд. Ни о какой скорости не могло быть и речи — в канаву бы не улететь. И желательно успеть прибыть домой до того, как мама впадет в панику, а папа организует поиски с привлечением всех соседей.

   Конечно, бояться в наших краях было некого — более тихое захолустье вряд ли нашлось бы во всём Айленте, — но мне всё равно было как-то не по себе. Почти полная луна то и дело скрывалась за облаками и тогда тени, разбегающиеся с дороги под светом фонарика, казались какими-то особенно жуткими. Словно клубки змей спешили распутаться и уползти с моего пути. Неудивительно, что когда из мрака вдруг шагнула темная фигура, я едва не завизжала и, не удержав равновесия, шлёпнулась на землю вместе с велосипедом.

   — Ох, ты не ушиблась? — участливо спросила Ди. В ночи она уже не казалась мышкой, а скорее походила на гигантскую моль с припорошенными грязью крыльями. Лунные лучи превращали ее бесцветное лицо в белёсое плоское пятно, на котором только глаза темнели провалами.

   — Ты меня напугала! — С укоризной выдохнула я.

   — Прости, я не хотела. — Повинилась Дайана, протягивая мне руку.

   От помощи я не отказалась и, уцепившись за ледяную ладошку ассистентки, поднялась. В щиколотке что-то неприятно хрустнуло, взвыв от боли, я чуть не рухнула обратно. Устояла лишь благодаря Ди. Ещё раз попытавшись наступить на ногу, я поняла, что дело плохо. Перелом ли, вывих ли или всего лишь растяжение — самостоятельное возвращение домой стало практически невозможным. Я представила, как буду до рассвета прыгать на одной ноге, толкая рядом с собой велосипед, и едва не расплакалась. Подобная эмоциональность была мне совершенно не свойственна, но, судя по всему, сказалась общая усталость от долгого утомительного дня.

   — Больно, да? Идти не можешь? — Забеспокоилась Дайана.

   — Не могу! — От признания этого факта вслух легче мне не стало. На глаза навернулись слезы.

   — Ну не плачь! — участливо воскликнула Ди. — Мы что-нибудь придумаем.

   — Что? — обреченно произнесла я. — Разве что ты сядешь на мой велосипед и съездишь за помощью. — Пришла ко мне светлая мысль. Хоть мне и не хотелось оставаться одной посреди дороги в столь поздний час, но это был реальный выход из ситуации. Вариант, который позволил бы мне хотя бы часть ночи провести в собственной постели.

   — За помощью? — как-то растерянно переспросила Дайана, оглядываясь. Взгляд её, а заодно и мой, замер на большой корзине, которую я прежде не заметила. Вероятно, Ди поставила её на землю, прежде чем протягивать мне руку.

   — Не беспокойся, я прослежу, чтобы твои пирожки не украли. — Невесело пошутила я. — Все равно мне отсюда никуда не деться.

   — Нет-нет, что ты! — Поспешила опровергнуть предполагаемую причину её нерешительности мышка. — Просто я же здесь ничего не знаю и непременно заблужусь. Давай я сяду на велосипед, а ты — на багажник. А корзину я просто спрячу в кустах, чтобы её не раздавил кто-нибудь колесами. — Предложила она.

   Я оценивающе глянула на тщедушную фигуру Ди. Идея была сомнительной — вряд ли у худенькой девушки хватило бы сил, чтобы везти себя, меня и моего старенького двухколесного друга. Да и фонарик не стал светить лучше и грозил вот-вот погаснуть насовсем. В лучшем случае мы бы прибыли в "Вишню" где-то между полуночью и рассветом, в худшем же (и, увы, более вероятном) — вплотную познакомились с какой-нибудь канавой. Но и оставаться на месте было глупо. От принятия нелегкого решения нас обеих, или даже троих, если считать велосипед, спас приближающийся гул мотора.

   В гостиной…

   — И вот это, вот это пирожное обязательно попробуйте! — Щебетала мама, придвигая к гостю блюдо.

   Папа распивал у камина в обществе доктора коллекционную настойку полыни, которую берёг на случай негаданного визита какого-нибудь министра, но пустил на залечивание пострадавших нервов. Эльвира хлопотала на кухне, буквально из ничего создавая очередное угощение, Бонни порхала от камина к столу с тарелками, и никому не было никакого дела до всеми позабытой несчастной дочери хозяев, то есть меня. Я сидела на диване, водрузив на приставленный к нему пуфик туго перебинтованную ногу, и крутила в руках стакан с молоком. В то время как остальные объедались невиданными для нашего полунищего дома деликатесами, я была вынуждена довольствоваться противной белой субстанцией, которую не выносила с детства. А все потому, что добрый доктор так велел.

   Мне было невыносимо обидно, жалость к самой себе накатывала волнами и отступала, будто внутри меня завелось маленькое, но бурное море. Досаднее всего было даже не отсутствие должного внимания к пострадавшей — с этим-то я как раз легко бы смирилась, никогда не любила излишней суеты вокруг себя, — больше всего удручало то, что завтрашний день мне предстояло провести дома. Минус еще один день на пути к славе, признанию, карьере и победе над зазнайкой соседом.

   Я злилась на лодыжку, так некстати вывернувшуюся, на воображение, рисовавшее мне всевозможные ужасы, на велосипед, так неудачно упавший, на фонарик, который светил не так, как нужно, на оператора, из-за придирок которого я так задержалась на съёмочной площадке. На доктора, заявившего, что молодой организм сам справится с травмой и нечего подстегивать регенерацию зельями, на Алекса, который наверняка теперь выиграет пари и будет насмехаться надо мной до конца жизни. Не получалось злиться только на Ди, вынырнувшую из темноты прямо под колеса. Ассистентка выглядела неимоверно несчастной, несмотря на то, что сидела не в одиночестве на диване, а в тёплой компании за столом, и имела в своем распоряжении не мерзкое тёплое молоко, а горячий чай и ассортимент сладостей и бутербродов.

   Хозяйка дома, полностью поглощенная гостем, едва ли вообще помнила о гостье. А великолепному спасителю попавших в беду юных мисс тем более было не до застенчивой Дайаны. Полуэльф блистал в своем привычном амплуа героя, сыпал комплиментами, совершенно очаровав мою мать, и посылал многозначительные взгляды нашей горничной. Конечно, Бонни с пунцовыми от смущения щёчками, наполненными восхищением глазами, провокационно расстегнутыми пуговками на вороте и слегка растрёпанной прической смотрелась куда привлекательное бледной и тихой мышки Ди.

   Сперва я очень обрадовалась, когда поняла, кто вышел из подъехавшей к месту происшествия машины. Радовало уже то, что это оказался не сосед, не его рыжая и не Руперт, а уж такой шанс пообщаться в непринужденной обстановке с маньяком показался мне неимоверной удачей. Увы, надеждам на беседу было не суждено сбыться. Легко, словно я весила не больше котёнка, подхватив на руки, актёр устроил меня на заднем сиденье, поставил рядом корзину своей ассистентки, а пока запихивал в багажник велосипед, Дайана шустро устроилась рядом с водительским местом. Те десять минут, что понадобились, чтобы добраться до моего дома, Ферран посвятил пространному монологу о неосторожности шатания по пустынным дорогам в ночи. Мне не удалось вставить даже слова. Сдав же меня на руки растерявшемуся отцу, звезда экрана отправилась за врачом. Полчаса до возвращения знаменитости были потрачены домочадцами на спешное наведение лоска.

   И вот теперь мне оставалось лишь тоскливо следить за стрелкой на часах и мечтать о том моменте, когда гость соизволит убраться восвояси. Надеясь, что с его уходом кто-нибудь вспомнит обо мне и поможет добраться до кровати. Со скуки я разглядывала актёра, пытаясь подметить особенности мимики или жестикуляции, которые отличали бы его от экранного образа, но наблюдения были напрасны — сходство с пройдохой Джимом было стопроцентное. Мама даже оговорилась пару раз, назвав Феррана именем любимого персонажа.

   Утомившись от созерцания воплощенного совершенства, я перевела взгляд правее и застыла. В мутно-серых глазах Ди пылали такие злоба и ненависть. Я растерянно моргнула, и передо мной снова оказалась та же робкая, неуверенная в себе девушка, что и прежде. Показалось? Или жалкая мышка действительно секунду назад жаждала крови глупенькой Бонни, слишком щедро продемонстрировавшей содержимое своего декольте гостю?

   Остаток затянувшегося вечера я провела, бдительно изучая блеклое лицо верной ассистентки звезды, но ничего подозрительного больше не увидела. Полуэльф, его помощница и захмелевший доктор покинули стены "Сизой вишни" уже после полуночи, и к этому моменту я была полностью уверена, что мне всего лишь померещилось. Добравшись с помощью мамы до кровати, я засыпала, перебирая в памяти впечатления дня. И провалиться в сон мне не помешали даже вдруг возникшие в голове три вопроса: что делала на той дороге Ди, куда направлялся Ферран, и что же было в корзине?

   В "Сизой вишне"…

   На следующее утро я впервые в жизни почувствовала себя ведьмой!

   Не той, что имеет лицензию на гадание по субботам и варку зелий от простуды и несчастной любви, а самой настоящей — из старых страшных сказок. Злорадство, которое я ощутила, проснувшись и бросив взгляд за окно, никак не пристало воспитанной мисс из приличной семьи. На улице был сильнейший дождь, просто потоп, а это означало, что я ничего не теряю, вынужденно оставшись дома — съёмки при такой погоде наверняка были отменены. Лило так, что вполне могло смыть и оборудование, и тент-столовую, и даже фургончики. Если бы не больная нога, я бы непременно пустилась в пляс, окончательно уподобившись злобной колдунье.

   Увы, радость моя была недолгой. Ее хватило ровно до того момента, когда, спустившись вниз и устроившись в кресле у камина, я осознала, что мне совершенно нечем заняться. Содержимое розового блокнота ничем не могло порадовать свою хозяйку — всё в нем перечисленное, я уже знала наизусть. До обеда я успела трижды переписать начало статьи, составить список сотрудников кинокомпании, которым следовало задать вопросы, и нарисовать стадо длинноухих оленят, блеющих "м-мо-д-да" под забором, отделяющим "Вишню" от "Венка". Задумавшись, я чиркала и чиркала, не осознавая, что именно выводит моя рука. В результате следующий разворот оказался занят прелюбопытнейшей картинкой, вполне достойной украсить какой-нибудь сборник карикатур: в девице, изображенной посередине, легко угадывалась Фелисьена, пред ней, протягивая букет, опустился на колено олень-Алекс с великолепными в своей ветвистости рогами. Чуть подальше, накрывшись огромной корзиной, из-под которой торчали только ноги и такие узнаваемые уши, полз куда-то Ферран, вверху листа парила летучая мышь подозрительно похожая на Дайану, а из-за тщательно прорисованного куста шиповника в нее целился из ружья Руперт. Подивившись вывертам своего воображения, я захлопнула блокнот и уже хотела отправиться на кухню, чтобы слёзно умолять Эльвиру, поручить мне что-нибудь почистить, но тут раздался спасительный стук дверного молотка.

   Двумя часами позже…

   Чего у леди Манолы было не отнять, так это умения производить неизгладимое впечатление. В слишком смелом для её лет алом платье, в экстравагантном черном боа, наброшенном на полуобнаженные плечи, с неизменным бокалом в руках хозяйка "Жасминового венка" смотрелась настоящей королевой. Даже томно, полулёжа устроившись не на троне, а всего лишь на оттоманке у зажжённого по случаю сырой погоды камина. Супруга Фрэйла-старшего и, соответственно, мать младшего королевой и была — самопровозглашенной повелительницей нашего захолустья. Безупречные, когда ей этого хотелось, манеры и холёная внешность, лоск и ядовитый язык, элегантность и надменность, эффектная короткая стрижка и старинные фамильные драгоценности — можно было описывать бесконечно и всё равно не дать достаточно полного портрета. В любое время суток леди Фрэйл потягивала любимое красное вино, но никто и никогда не видел её пьяной.

   Или трезвой? Иногда мне казалось, что она всегда слегка навеселе.

   Манолу побаивались и недолюбливали все без исключения дамы Лайтхорроу, разве что моя мама относилась к Ноле (так она её называла) достаточно спокойно. Но она единственная могла похвастаться тем, что знает "королеву" с детства — они учились в одной школе и даже в одном классе. Я подозревала, что мама многое могла бы поведать о юности леди Фрэйл, поэтому та и не рисковала её задевать. Пожалуй, их даже можно было назвать подругами — в той степени, в которой леди Фрэйл вообще была способна дружить. Когда я была маленькой, мы нередко запросто, безо всякого приглашения заглядывали к соседям на чай. Лет пять назад подобные визиты как-то постепенно прекратились, хотя я не могла припомнить, с чем это было связано. Как бы там ни было, отношения остались достаточно хорошими, прочие же жительницы округи так или иначе страдали от острого языка и непредсказуемого характера Манолы.

   Впрочем, должна признать, что мне доставалось крайне редко. То ли из-за мамы, то ли я сама по себе чем-то импонировала леди Фрэйл. И не исключено, именно тем, что единственная из местных девиц мечтала придушить её любимого сыночка, а не выйти за него замуж. Чаще всего я слышала от неё чуть приправленное ехидцей, но в целом добродушное: "Детка, где манеры?". И я бы безусловно радовалась такому отношению, если бы не бесконечные попытки подружить меня с Фрэйл-младшей. Если сосед был просто объектом бесконечного раздражения и врагом номер один, то его сестренка являлась настоящим порождением зла. Готова поклясться, когда Румиту наконец-то отправили в старшую школу, расположенную в пригороде столицы, наш храмовник Ильванус Лэй вознес хвалу Пресветлой Деве и пророческому оку и, вероятно, потратил половину месячного бюджета храма на свечи.

   Радостно соглашаясь принять приглашение на чай, я совсем упустила из виду такую коварную вещь, как окончание учебного года — за что и поплатилась. Вернее, могла бы поплатиться, если бы у хулиганки Руми Фрэйл не нашлось другой мишени для неуёмной жажды общения. Симпатичной такой мишени, выполненной в контрастной оранжево-лиловой гамме.

   Фелисьена выражением лица напоминала белку, перед которой вдруг приземлился филин и, предвкушая сытный обед, ухнул: "А-ха, попалась!". Сходства с этим рыжим зверьком добавляла и поза — столичная мисс восседала на самом краешке дивана, будто на ветке, чинно скрестив задние лапки и судорожно, словно в последний орех на земле, вцепившись передними в сумочку.

   — Так вам, милочка, стало быть, уже сколько? Двадцать семь? — сделав глоток из своего бокала,