Опасный брак для леди Гюнтер. Наталия Рашевская, Елена Чаусова

Она – падчерица злой мачехи. На нем – с рождения лежит печать проклятья. Они поженились по воле жестокого и властного императора, и теперь она – пленница в доме того, телесная близость с которым для нее губительно опасна. Все это – совсем не сказка. Найдется ли место для трепетных чувств и искренней любви среди житейских невзгод? Смогут ли они жить долго и счастливо, вопреки жестокой судьбе?

   Опасный брак для леди Гюнтер. Наталия Рашевская, Елена Чаусова

   – Как же тебе повезло, детонька, – пропела мачеха сладким голосом. – Станешь императрицей – не забывай уж нас, своих престарелых родителей!

   – Императрицей? – глупо переспросила Айлин.

   «Ого! Императрицей! Ничего себе жениха мне подыскали! И при этом подыскали мне, а не сводным сестрам? Да что ж не так с этим императором?»

   – Нам всем повезло, – сказал отец. – И ехать совсем недалеко, не за полмира! По соседству жить будешь!

   По соседству находилась лишь только одна империя – Даларн, и император Грегерт, правящий ею, годился Айлин в отцы, что, понятно, никого бы не смутило, только вот он был женат. Но, собственно, если за старшего сына, как бишь его зовут – то потом, позже, она императрицей все равно станет.

   – Принц Хетиль, – подсказал имя жениха отец, – несколько ограничен в выборе невест, но ты подходишь, мы сверили родословные, и прямое пересечение случалось целых четыре поколения назад, удивительно, что тебя раньше не рассмотрели, как кандидатуру в его невесты.

   «Потому что Логланд слишком мал, чтобы с ним считаться!» – ответила про себя Айлин и снова задумалась, что не так с этим Хетилем. Уж старшему-то сыну императора невесту должно быть нетрудно подыскать!

***

– Сын, я уверен, ты заждался сего счастливого известия, но теперь могу тебя обрадовать: невесту мы тебе нашли. Вполне благородный герцогский род Гюнтеров, маги там сильные, так что можно рассчитывать… хм, – император Грегерт запнулся, глядя в хмурое лицо сына, и торопливо закончил: – В общем, это будет достойный брак.

   Разумеется, ожидать достойного потомства в браке с Хетилем никто не мог, и это отец понимал отлично, как и сам Хетиль.

   – Можно рассчитывать, что мои дети не будут уродами, как я? Вот уж вряд ли, – от всех этих разговоров намеками принца всегда мутило. Те, кто прямо бросал ему в лицо оскорбления, хотя бы были искренними и честными. – Боюсь представить, что вы посулили невесте, чтобы она согласилась. И что это за невеста – тоже боюсь представить.

   Император ответил тоном холодным и резким:

   – Сын мой, как бы то ни было, ты моя плоть и кровь – и, разумеется, я подыскал тебе лучшую невесту из возможных. Тебе с твоей… спецификой нужна жена, укрепляющая положение, чтобы можно было сказать, что тебя не побоялась принять девица чистейшей магической крови! И Айлин Гюнтер именно такова. Это сильный род, и к твой жене невозможно будет выставить никаких претензий. Она безупречна!

   Хетиль недоверчиво фыркнул и дернул плечом.

   – Отец, это все-таки моя будущая жена, мне придется провести с ней остаток жизни, и я имею право знать. Чем эта безупречная девица чистейшей магической крови не так уж безупречна, либо чего она, вместе со всем своим чистейшим магическим семейством, побоялась сильнее, чем брака со мной.

   – Присоединения территорий Логланда к нашей империи, – признался Грегерт. – Они сами виноваты, что граничат с нами и играют в вольное герцогство. Но, впрочем, теперь какое-то время поиграют еще, мы дали им гарантии безопасности в обмен на невесту для тебя. Прекрасный обмен, я считаю, мы в нем выглядим весьма благородно.

   – Какая же ты сволочь, – ядовито усмехнувшись, сказал Хетиль. Ему сейчас было все равно, оскорбится отец или нет, разгневается или нет: после того, как его величество император ради собственных представлений о государственном благе втоптал в грязь жизнь сына и этой девицы Гюнтер, Хетилю было плевать на все. – Ты взял ее в заложницы, ты попросту взял ее в заложницы. А теперь рассказываешь мне, что это будет достойный брак, с пленницей в нашей стране, в нашем дворце, которая согласилась выйти за меня от безысходности. Благородно, подумать только!

   Отец пожал плечами и ответил:

   – Что бы ты понимал, щенок. Тебе нужно так немного: всего лишь побыть с ней обходительным и внимательным, а еще – не скрывать своего отношения к этой истории. На фоне страшного свекра ты станешь ей опорой и защитой, она и думать забудет о том, почему вышла замуж. Надеюсь, со временем ты оценишь мое решение, а пока иди, а то уже злишь.

   Он махнул рукой, привычным жестом показывая, что аудиенция закончена, и Хетиль, поклонившись, вышел из кабинета.

***

Многоликий! Ее жених многоликий! Еще бы мачеха пожелала такой судьбы сестрам! Чтобы они лишились магии от супружеской близости? Понятно, что герцогиня Вальборг не допустила бы такого в отношении своих дочерей, а вот Айлин ей было вовсе не жаль. А что думал отец, уже неважно – он согласился с мачехой, а значит, замуж за Хетиля пойдет Айлин.

   Девушка водила пальцем вдоль эфирного потока. Интересно, когда она лишится магии, то видеть эфир тоже перестанет, как неодаренные, или нет? А как легче: даже не видеть, будто ничего и не было, или видеть, не теряя призрачную надежду, что, возможно, не все потеряно?

   Владеть магией было так же естественно, как слышать или видеть, как она будет без этого жить? Насколько важна для нее магия? Она раньше не думала про это – много ли люди думают о том, что могут ослепнуть или оглохнуть? А теперь ей придется представить, придется так жить. Смириться. Ее магия – не стоит свободы Логланда, потому она, конечно, выйдет замуж за принца Хетиля и лишится дара. В конце концов, люди живут и слепыми, и безрукими калеками, уж как-то она протянет без магии. Зато, может быть, станет императрицей Даларна.

   Айлин хмыкнула. Была некоторая ирония в том, что ее сочли достаточно удачной невестой, чтобы заставлять выходить замуж шантажом и угрозами. А ведь мачеха столько ее упрекала, что у нее ни кожи, ни рожи, и невеста она столь незавидная, что едва ли кто на нее польстится. Айлин была уверена, что в женихи ей подберут какого-нибудь старого крокодила-сластолюбца, или даже кого-то невысокородного со слабым даром. В любом случае, готового выкупить невесту за немалые деньги – тогда она «принесла бы Логланду хоть какую-то пользу». Впрочем, она и сейчас принесет. Свобода тоже чего-то стоит.

   Она всегда была готова к тому, что жених ее не порадует, и была готова искать достоинства в своем новом положении. Вот и сейчас лучше бы их поискать. Принц Хетиль не был стар, да и, пожалуй, императрицей стать не так плохо. Если его не свергнут. Он многоликий – как относится к нему дворянство? Она будет обезмажевшей: примут ли такую императорскую чету? Ох, лучше про это не думать. Зато у нее молодой жених, понравится ли она ему? Что он вообще о ней думает? Хотела бы Айлин знать.

***

Если бы отец нарочно хотел поступить с Хетилем самым жестоким образом – он бы вряд ли смог придумать что-то хуже такой свадьбы. Его сиятельное величество император Грегерт сделал все возможное, чтобы будущая жена не просто шарахалась от принца, как все прочие дворянки – чтобы она на него даже и взглянуть не захотела.

   В излюбленном Хетилем глухом углу сада, куда он сбегал, чтобы побыть в одиночестве, стояла непроглядная темнота – отблески ярких огней, освещавших императорский дворец ночью, сюда не достигали. Это было так похоже на жизнь самого Хетиля! Темно, холодно, пусто – и все яркое, все светлое вовсе не для него. Теперь уж точно.

   Айлин Гюнтер, старшая дочь сильного магического рода, завидная невеста, у которой знатных и благородных претендентов в женихи должно быть столько, что они все в крошечный Логланд не поместятся – будет вынуждена пойти за многоликого, чтобы спасти свою страну от войны и завоевания империей. Потому что выйти за Хетиля можно только силком, только если тебя за волосы приволокут и, приставив нож к горлу, заставят произнести брачные клятвы.

   Иногда принц позволял себе тихо мечтать о том, что ему подберут невесту из хорошего рода, но со слабым даром – таким, от которого она не побоится отказаться, возможно, даже из сочувствия к Хетилю, а не только из желания выгодно выскочить замуж. Он мечтал о том, что будущей жене его будет хотя бы жалко – все же это можно назвать хорошим отношением, а на что-то большее ему и рассчитывать глупо. Но теперь даже подобные слабые надежды пошли прахом.

   Брак с ним будет для Айлин не лучше казни: это все равно, что согласиться, чтобы тебе отрубили руку или ногу во благо герцогства. Стать обезмажевшей калекой, потому что другого выхода нет, потому что Логланд не в силах противиться воле императора Даларна. А тому плевать и на герцогство, и на всех Гюнтеров до седьмого колена, и на собственного сына-урода, его волнуют лишь интересы империи и правящей семьи.

   А они в данный момент заключаются в том, чтобы магически одаренная дворянка отдала себя на заклание, по недоразумению именуемое «свадьбой». Что она может чувствовать к мужу, выходя замуж вот так, кроме ненависти, страха, отвращения и презрения? Хетиль запрокинул голову вверх, уставившись в ночное небо. Звезды расплывались в яркие белые кляксы, потому что в глазах у него стояли слезы. Он искренне надеялся, что невеста ему не понравится, что ему будет хотя бы все равно, потому что так всем было бы легче.

***

Первое представление жениха и невесты друг другу происходило за день до свадьбы. Спасибо, что не прямо сразу на ней, говорят, раньше и это было нормой.

   Они едва успели приехать, и теперь вокруг Айлин хлопотала горничная мачехи, пытаясь придать ей хоть сколько-нибудь пристойный вид. На пару красивых платьев ей даже потратились: никто не хотел выглядеть бедно и нище в императорском дворце, но с отсутствием груди и хоть сколько-нибудь яркой внешности платье ничего поделать не могло, поэтому сейчас недостаток природных данных пытались возместить прической, украшениями и макияжем. С макияжем все не складывалось, возможно, потому, что оттенок розового платья не слишком шел Айлин. Его брали для Орлеи еще полгода назад, только сейчас оно сестре не подошло: она не смогла в него втиснуться и с невероятной обидой отдала его Айлин, в возмещение ущерба вытребовав два взамен. В итоге Айлин теперь уже в третий раз румянили щеки, потому что получалось то неподходящего оттенка, то слишком ярко – никогда не хорошо.

   «Как ни крась бледную моль, а в красавицу не выкрасишь, – думала Айлин, глядя на эти старания. А она и была бледной, светловолосой, слишком худой, совсем не воплощением мужской мечты. – Но раз они меня так хотели, то, может, и понравлюсь? Если уж жить без магии, то хотя бы в хороших отношениях с мужем, иначе все это будет чересчур!»

   – Постарайтесь не краснеть, леди Айлин, – попросила служанка. – Кажется, вышло в меру, но только если вы будете продолжать оставаться бледной!

   – Спасибо, Челси, думаю, у меня получится, – усмехнулась Айлин.

   – Ну не волнуйтесь вы уж так, а то дрожите, как воробей в клетке, не съест вас жених, хотя вы конечно и вышли аппетитная, как пирожное! Тем больше будет ценить такую жену.

   Айлин усмехнулась и взглянула в зеркало. Что ж, и впрямь все было не так плохо, надо отдать должное горничной.

    – Ты молодец, это все твоими стараниями, – от души сказала она.

***

«Какая разница, что на себя напяливать? – раздраженно думал Хетиль, перебирая одежду. – Будто я ей понравиться хочу, будто я могу ей понравиться! Просто одеться достаточно прилично, чтобы отец потом не возмущался – да и все». Он схватил темно-фиолетовый камзол, посозерцал его несколько мгновений, а потом со вздохом отложил в сторону: тот слишком шел к цвету его лиловых глаз. А он не хотел, вовсе не хотел выглядеть хорошо, это было унизительно – выглядеть хорошо, будто его внешний вид мог как-то искупить его пугающий внутренний дефект.

   – Серый подойдет, пожалуй, – наконец постановил Хетиль и принялся нервно и торопливо одеваться.

   Этот, на его вкус, тоже был слишком: бархат жемчужного оттенка, расшитый серебром и черными розами. Но ничего скромнее и неприметнее наследнику престола в стенах дворца носить, увы, не полагалось. Покончив с застежками, Хетиль подошел к зеркалу, с презрительной усмешкой оглядел себя с ног до головы, а потом провел рукой по лицу – и высокий смуглый юноша с яркими лиловыми глазами и черными буйными локонами, непослушно падающими на лоб, исчез, сменившись приземистым блеклым типчиком с волосами и кожей землистого цвета.

   Иногда Хетилю казалось, что это и есть его истинное лицо: по меньшей мере, придворные девицы воспринимали его, будто он ровно так и выглядит, а за пределами дворца в таком виде ему жилось куда как лучше, чем здесь в настоящем облике. «Вот бы так с невестой и познакомиться», – подумал он, снова одарил зеркало недоброй усмешкой и, сняв с себя вуаль, решительно вышел из покоев.

   На самом деле, и впрямь не было разницы, каков он на вид – для многоликого никогда не было никакой разницы. Он мог стать каким угодно, любым: блондином, рыжим, зеленоглазым, курносым, идеально привлекательным для собственной жены – и никогда не смог бы понравиться ей таким, какой он есть. Уродом от рождения. Многоликим.

***

Откровенно вертеть головой в приемном зале, где шла торжественная церемония знакомства, было неловко, и Айлин под руку с отцом вошла туда, глядя прямо перед собой. Впрочем, долго искать жениха не пришлось – он стоял рядом с императорским троном, весьма небрежно на тот облокотившись.

   Издали видно было плохо, а может быть, у нее с перепугу все поплыло в глазах, но, вроде бы, жених был стройным, смуглым и темноволосым, как и его отец. «Красивый», – решила Айлин. Она его еще не рассмотрела, но считать жениха красивым было приятно.

   «Это не она», – судорожно подумал Хетиль, глядя на девушку, направляющуюся прямо к трону в сопровождении, по всей видимости, своего почтенного родителя. Это не могла быть его невеста, не должна была быть его невеста, но чем ближе они подходили, тем меньше оставалось надежды, что перед ним – какая-нибудь логландка из свиты сопровождения, а не Айлин Гюнтер. Что его будущая жена – не самое прекрасное существо, которое ему когда-либо доводилось видеть.

   У Хетиля предательски защипало в носу и он, постаравшись принять невозмутимый вид, принялся тереть его пальцами. «Это твоя самая изощренная жестокость, отец, – подумал он, покосившись на восседающего на троне императора. – Что ж, по меньшей мере, хуже уже не будет. Хуже уже некуда». Хетиль стиснул зубы и, набравшись мужества, снова посмотрел на будущую супругу.

   Трудно было осознать, что это небесное создание – девушка из плоти и крови, и Хетиль охотно поверил бы, что в молодости ее отец согрешил с духом воды или ветра, и та оставила ему наследницу на воспитание. В том, что Айлин – дочь своего родителя, сомневаться не приходилось: у нее были того же пшеничного цвета волосы, тот же точеный нос, та же идеально прямая, натянутая, как тетива, спина. Однако если герцог выглядел грубовато вытесанной из светлого камня скульптурой, то Айлин казалась прекрасной иллюзией, вытканной из облаков, розовых цветов и птичьих трелей неведомой Хетилю магией.

   Природа не пожалела для старшей дочери Гюнтеров самых нежных и чистых оттенков золотого, белого и розового – и еще небесной лазури для глаз. И, чтобы эти краски завораживали еще больше, наделила Айлин тонким, как молодое деревце, станом, длинной шеей и изящными узкими руками с длинными пальцами. Природа была к ней очень добра – и невообразимо жестока к ее будущему мужу, как и всегда.

   Хетиль смотрел на свою невесту – и едва мог дышать, и не знал, сможет ли говорить сейчас, сможет ли хотя бы сдвинуться с места, или кивнуть в знак приветствия. Он чувствовал себя так, будто его распяли на дыбе прямо в тронном зале, на глазах у всех придворных.

   Теперь, когда Айлин подошла ближе, она видела, что у жениха властное лицо, суровое, с него можно было бы писать воина. И лиловые глаза – как у его матери. Захватывающе!

   – … позвольте представить вам мою дочь, леди Айлин Гюнтер, – услышала она и поклонилась.

   Едва не прослушала, засмотревшись! В груди все судорожно сжималось, они сейчас должны поговорить – несколько светских фраз, не более – и все же, все же, что он ей скажет сейчас, спустившись к подножию трона?

   Сделав несколько очень долгих вдохов и выдохов, чтобы унять дрожь в руках и коленях, Хетиль подошел к невесте и ответил на ее поклон легким кивком головы, подобающим их нынешней разнице в положении.

   – Раз знакомству… леди Айлин, – медленно выговорил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, а потом, наклонившись, поцеловал ей руку, едва коснувшись пальцев губами. Ему хотелось задержаться в этом движении как можно дольше, продлить навечно одно из немногих дозволенных ему прикосновений, но было нельзя. И он отстранился, очередным медленным вдохом унимая ненужное волнение. Прикасаться к ней было еще восхитительнее, чем смотреть – и еще мучительнее.

   – Я так же рада, принц Хетиль, – ответила она и запнулась. Начинать разговор о погоде было бы неуместно.

   «Что еще сказать? Надеюсь, наше знакомство будет долгим? Нет, лучше: особенно рада, что вы красивы и обходительны? Нет, лучше сразу в лоб: а еще я рада, что мы завтра поженимся! Какая несусветная чушь лезет мне в голову!»

   Леди Айлин блистала идеальным дворянским воспитанием, так что Хетиль ни за что не смог бы сейчас понять хоть что-нибудь о том, что волновало его в первую очередь: насколько он ей неприятен. Она приняла его прикосновение со светской вежливостью, и продолжать разговор им сейчас придется так же, хотя Хетилю хотелось от всей души сказать, что она – самая прекрасная девушка на свете и не заслуживает брака с таким, как он, и видит небо, Хетиль не хотел ее обрекать на подобное, а сейчас – не хочет тем более, но у них нет иного выхода. И, разумеется, он не мог сказать ни слова из этого.

   – Надеюсь, вы добрались благополучно? Путь неблизкий, – продолжил он пристойный светский разговор, хотя внутри у него все переворачивалось от переживаний, закручиваясь в тугой болезненный узел.

   – Мне приятно, что вы волнуетесь об этом, но путь был на удивление благополучен. Могу лишь вознести хвалу дорогам империи – они хороши.

   Разумеется, в пути их растрясло, и все это было утомительно, тем не менее, Айлин не солгала – в Логланде дороги были хуже, и не оценить богатства империи, вкладывающей деньги в свои тракты, она не могла.

   – Благодарю, леди Айлин, хотя в этом и нет моей заслуги – слышать подобное о своей стране всегда приятно. Надеюсь, вас в Даларне порадовали не только дороги.

   «Надеюсь, вам хотя бы жить здесь понравится, раз уж с мужем так не повезло», – с горькой иронией подумал Хетиль. Впрочем, он и вправду желал этого, вполне от души.

   – Я немногое успела увидеть, но уверена, что еще порадуюсь. Впрочем, императорский дворец – прекрасен.

   «А я выгляжу провинциальной идиоткой, которую радует все, хотя плевать, я и есть провинциалка, обтешут еще под местные порядки. А комплименты людям приятнее поверхностного высокомерия».

   – Обживайтесь, леди Айлин. Это теперь ваш дом, и я рад, что он пришелся вам по душе, – позволил себе Хетиль слегка отступить от идеального светского тона, потому что его было почти невозможно выносить, когда у него внутри все кипело.

   Понять, смеется он или всерьез, было сложно, но на всякий случай Айлин поблагодарила. Именно на этом месте родители сочли, что для будущих мужа и жены знакомство вполне достаточно, и Айлин повели представлять императору и императрице.

   «Ну да, у нас еще вся жизнь впереди, обзнакомимся еще», – насмешливо подумала Айлин.

***

Свадьба прошла как во сне, очень длинном и затянутом. Сегодня Айлин обрядили в ее самое лучшее платье: парчовое нижнее и голубого шелка верхнее, вместе они составляли дивный ансамбль. Бело-золотая неяркая парча должна была подчеркивать ее соломенные волосы, придавая им блеску, а голубой шелк – глаза. Так или иначе – Айлин оно нравилось и самой.

   Погода стояла солнечная – император мог себе позволить оплачивать услуги редчайшего погодного мага, чтобы по любым праздникам в столице сияло солнце. Впрочем, Хетилю казалось, что все вокруг плавает в мутной серой пелене, среди которой единственным ярким пятном была Айлин Гюнтер, ослепительно прекрасная в свадебном наряде – настолько, что было больно смотреть и нельзя отвести взгляд. И Хетиль смотрел, бесконечно и мучительно гоняя по кругу мысль о том, что на большее ему нечего даже рассчитывать. Завершения церемонии он ожидал с ужасом: они наконец останутся наедине, и тогда Хетиль увидит, как Айлин относится к нему на самом деле, увидит все как есть, без ретуши светских приличий.

   Для свадьбы ему, разумеется, пришлось вырядиться: красивейшего пурпурного оттенка камзол был расшит так, что хватило бы сразу на трех принцев, атласная рубашка сияла белизной, и Хетиль чувствовал себя неуютно в центре внимания целой толпы гостей – ему хотелось сбежать, привычно накинуть вуаль и смешаться с толпой неприметной каплей в людском море, скрыться ото всех. И особенно сильно – от жены, не входить в супружескую спальню вовсе, лишь бы никогда не увидеть гримасы страха и отвращения к многоликому на этом прекрасном лице.

   День казался бесконечно долгим: в него поместились и одевание, и приукрашивание, еще более нервные, чем вчера, и длинный храмовый ритуал, потом – выход перед взволнованной толпой, обед, бал, ужин, а закончился он все равно неожиданно, и Айлин обнаружила, что уже идет под руку с мужем в их апартаменты. Они впервые должны были остаться наедине и перестать общаться так светски. Было страшно. Айлин не знала, чего боится больше: что этой ночью она лишится магии, или собственно супружеской близости. О том, насколько это дело приятно или неприятно для женщин, болтали всякое, но на том, что первый раз для девицы – вещь довольно болезненная, сходились все.

   «Я даже не смогу обезболить теперь, – с ужасом думала девушка. – Вот как можно привыкнуть к отсутствию магии?»

   Хотя она очень старалась смириться. Не было смысла не смиряться, и муж ее не виноват, что его магия такая – ломающая супружескую. Возможно, они надеялись, что если жена Хетиля будет достаточно сильной, магию будет не так просто сломать, ведь многоликие, как маги отнюдь не так уж сильны? Кто знает вдруг у нее есть шансы. Айлин искоса взглянула на мужа, который целеустремленно вел ее вперед с совершенно непроницаемым лицом.

   «Ну да, у него, наверное, уже были любовницы, вот он и не волнуется. Да и, в любом случае, больно-то будет не ему». Боли Айлин боялась – и, кажется, больше, чем того, что лишится магии. Определенно – больше.

   Спальня оказалась мрачной: стены, обитые бордовым шелком с золотыми вензелями, огромная кровать мореного дерева, с тяжелым балдахином, притягивающая взгляд, и вся остальная мебель такая же монументальная, тяжелая и несовременная. У них во дворце доставало комнат, обставленных в подобном вкусе, так как денег на смену обстановки постоянно не хватало. Но застать подобное тут Айлин не ожидала. Впрочем, может быть, ее мужу это просто нравилось, она не знала.

   Войдя вместе со свежеиспеченным супругом внутрь, она испуганно замерла, сделала пару шагов в сторону кровати и снова замерла, оглянувшись на Хетиля. Наверное, он должен ее раздеть? Или она сама? И как вообще все должно происходить? Девушка заломила брови в растерянности и испуге, боясь сделать что-нибудь не так. Она знала, что для того, что сейчас произойдет, раздеваются и идут на кровать, но как и что должно случиться, представляла смутно. Ведь не как у животных, они же люди! От этих мыслей сжималась в животе и ниже, в месте, которое и вспоминать неприлично.

   Хетилю спальня не нравилась совершенно: она была слишком дворцовой, слишком угнетающей, слишком… такой, как он терпеть не мог. Зато его молодая супруга на этом фоне выглядела особенно красивой, а он так и продолжал думать об этом, непрестанно, с того самого момента, как ее увидел. Тоненькая, изящная, светловолосая – Айлин казалась сотканной из утреннего воздуха, звеняще-свежего, пронизанного розовым светом восходящего солнца. И все это было не для него, даже сейчас, в брачную ночь. В самом деле, его супружеская спальня и должна быть такой: больше похожей на пыточную, очень дорого обставленную пыточную.

   Происходящее и было для него пыткой, едва выносимой, потому что он уже успел представить, как все могло бы происходить, если бы он не был собой. В мыслях его красивая жена, полностью обнаженная, лежала на кровати, совершенно бесстыдно расставив ноги, чтобы он мог устремиться прямо к ее сладкому лону и, протягивая к нему руки, звала к себе. Только в мыслях. В жизни Айлин смотрела на него так, будто он прямо сейчас отправлял ее на эшафот. Он ждал этого взгляда, но вынести его сейчас от этого было ничуть не легче. Хетилю хотелось не просто скрыться за вуалью, за всеми существующими в мире маскирующими заклятьями – он с радостью рассыпался бы пеплом к ее ногам, лишь бы ему не пришлось больше выносить, что Айлин смотрит на него так.

   – Боитесь?.. – он неприязненно скривился и сощурился, глядя на жену. Ждать иного было глупо: еще бы она не боялась, дворянка – в кровать с многоликим ложиться. Его здесь, во дворце, даже просто трогать опасались лишний раз, будто он был заразный. И Айлин ничем от них не отличалась, да и замуж за него вовсе не хотела. – Не извольте беспокоиться, я к вам не притронусь, даже и не собирался. Мне противно не меньше, чем вам, – он скривился сильнее.

   Противно, и впрямь. Лучше уж никак, чем так – будто он насильник, чудовище, ласки которого принимают от безысходности. И эта картинка мелькнула у него в мозгу тоже: образ, в котором он сжимал запястья Айлин у нее над головой и протискивал ногу меж ее сжимающихся ног, а она смотрела на него в ужасе и отчаянии. Ничего тошнотворнее он и вообразить не мог.

   – Я… не высказывала такого непочтения к вам, супруг мой, – испуганно ответила Айлин, не понимая, за что он на нее злится, и принявшись нервно теребить застежку на халате.

   – Не надо… – глухо ответил Хетиль и скрестил руки перед собой, будто пытаясь закрыться от вечной неприязни к себе, от которой сейчас, в этой комнате с огромной кроватью, спрятаться было негде вовсе. – Мы оба с самого начала не хотели этого брака, и я освобождаю вас от настолько пугающей и неприятной вам обязанности ложиться со мной в постель. Мне это не нужно, успокойтесь.

   Айлин заморгала, не понимая, чем же так не угодила мужу.

   – Я – урожденная леди, и не ждала иного брака, нежели договорного, – удивленно пояснила она.

   Хетиля от ее слов невольно передернуло. Но он тут же принял невозмутимый вид, такой привычный – он делал так всегда, когда речь заходила о его… дефекте. «Не с уродом же! Не с опасным уродом! Но вы готовы вытерпеть даже это, ради долга и отношений между герцогством и империей…» – подумал он, снова внутренне содрогнувшись. Ложиться с ним в постель из долга?.. Это было даже хуже, чем из страха. В этом было… столько презрения.

   – Не надо, – повторил Хетиль, на этот раз совершенно ровным тоном. – Вы вышли за меня по обязательству, но я освобождаю вас от него в супружеской спальне. У меня есть любовница, мне этого вполне достаточно, вы тоже можете найти себе кого-нибудь… кто будет вам приятен, а не терпеть меня, потому что должны, будучи моей женой. Я не стану возражать.

   «В самом деле, – подумала Айлин, – кто сказал, что я обязана ему понравиться?»

   – Я поняла вас, муж мой, – она наклонила голову, ощущая, как холодеет, будто ее кинули в ледяную реку.

   Хетиль протяжно вздохнул и отвернулся, уставившись в окно. Он не должен так переживать, вовсе не должен, не из-за чего огорчаться. Ничего и не могло быть, с самого начала, он бы никогда не смог приблизиться к Айлин, когда она воспринимает его… вот так, не мог бы ни к одной девушке или женщине, а к ней – тем более. «Все правильно, просто никто больше не питает никаких иллюзий и ложных надежд. Почти», – подумал он, чувствуя, как в груди что-то продолжает больно сжиматься, больнее с каждым мгновением.

   – И постарайтесь не заводить бастардов, или достаточно хорошо их прятать, – равнодушно проговорил он, продолжая сверлить взглядом окно. – Я не собираюсь их признавать, и публичных скандалов мне бы не хотелось.

   «Каких бастардов, о господь всемогущий! Не собираюсь я заводить никаких любовников и бастардов», – воскликнула про себя Айлин. Но, впрочем, это не имело значения.

   – Справедливо, – согласилась она, и, вздохнув, добавила: – Впрочем, если у вас появится достаточно магически одаренный бастард, я сразу готова признать его, вам ведь нужны наследники. Иначе в нашем браке вовсе нет никакого смысла.

   Хетиль отшатнулся от жены, будто его ударили, глядя на нее совершенно затравленным взглядом. Он не справился с собой, и это тоже было лишнее, ненужное. Разумеется, жена могла надеяться завести нормальных детей хотя бы не от него, разумеется, она могла надеяться, что отпрыски получат достойное положение, раз уж их женили друг на друге – и это Хетиль излишне щепетилен и чересчур многого хочет, родившись уродом, и, как всегда, не справляется со своим долгом. Мог бы, в самом деле, и потерпеть разговоры за спиной о том, что жена зачала на стороне, потому что у многоликого нормальных детей быть не может. Ради государственного блага.

   Только от слов Айлин все равно было больно, слишком больно. Зачем она так?.. Какие магически одаренные дети от него, недоноска, и простолюдинки?.. Это звучало издевательски, это и было издевательством. Впрочем, разумеется, беречь его чувства жена тоже не была должна, никто не был должен, только он сам, если сумеет. Хетиль выпрямился, расправил плечи и, снова приняв невозмутимый вид, с расстановкой проговорил:

   – Смысл нашего брака – в добрососедских отношениях между вашим герцогством и империей. А также в том, чтобы мой отец не так сильно переживал, что меня скинут с трона сразу после его смерти. Мне нет особого дела ни до герцогства, ни до проблем отца, честно говоря. Но я обещаю не доставлять лишних проблем ни ему, ни вам.

   – Ну что вы, это жена обязана не доставлять проблем мужу, – растерянно ответила Айлин.

   – Значит, мы постараемся взаимно не доставлять проблем друг другу, – отрезал Хетиль, передернув плечами. Жена обязана, ну надо же! Разумеется, ее заставили выйти за него угрозами, и теперь она думает, что он будет этим пользоваться и помыкать ею. Впрочем, хватит: все важное было сказано, и продолжать это мучение ни к чему. – Пойдемте, я провожу вас в ваши покои, – сказал он, церемонно протянув Айлин руку. Вот так, светски и бездушно держать ее за руку на всевозможных приемах – единственное прикосновение, которое он когда-либо сможет себе позволить. Впрочем, многоликому и того было слишком много: если бы в императоре Грегерте оказалось хоть на каплю больше сострадания и великодушия, они бы никогда не поженились.

***

Обживаться на новом месте оказалось странно. У Айлин тут не было привычных обязанностей, не было знакомых и приятелей, ей даже не оставили знакомой служанки, как то делается в иных благородных семействах: просто дома у Айлин не было своей горничной и наперсницы. Проснувшись в новых покоях, она совершенно не знала, куда и как себя деть, но ее спас муж, который догадался сначала прислать к ней местную служанку, а потом проводить на завтрак. Впрочем, он был исключительно отстранен и холоден, так что лишний раз заговаривать с ним Айлин не рискнула.

   Вернувшись в свои покои, свежеиспеченная принцесса недолго пометалась по ним, пытаясь понять, что ей делать в чужом месте, как применить себя абсолютно никому тут не нужной, практически бессмысленной молодой жене, а потом вызвала служанку Бергдис разбирать свои пожитки, которых, конечно, было до стыдного мало, но все равно стоять набитым баулам тут было совершенно незачем. Когда они дошли до книг, Айлин осенилась, что может читать. Хоть всю жизнь между приемами пищи и появлениями на официальных мероприятиях. Вряд ли тут маленькая библиотека. В конце концов, когда живешь чужой жизнью, вчитываясь в витиеватые буквы на листе бумаги, гораздо легче не страдать о своей. Так что, проследив за раскладыванием вещей, Айлин попросила Бергдис показать ей, где же находится библиотека, и воплотила свой план в жизнь.

   Она читала четыре дня, едва прерываясь, чтобы прогуляться по саду перед обедом, а на пятый к ней пришла свекровь, лиловоглазая Тунай. Она первая заметила, что у невестки всего-то два платья, и пришла помочь с этой проблемой. Тунай стала едва ли не единственной приятельницей Айлин: с местными придворными у нее не складывалось – до нее доносилось слишком много слухов. Что она неотесанная провинциалка, мороженая рыба, не интересующаяся мужчинами, раз вышла замуж за Хетиля, что она слишком алчна до власти и прочие нелепости, которые не вызывали у нее желания сводить более близкое знакомство с личностями, сыпавшими суждениями столь ядовитыми. К сожалению, с императрицей было никак не обсудить проблем Айлин с ее сыном, но хотя бы гардероб она составила ей отличный, что было очень кстати.

   В связи со свадьбой сына император Грегерт объявил сезон больших и малых приемов и выходов в свет, старательно демонстрируя всем новоиспеченную супружескую чету, возможно, в надежде, что все оценят их, как достойных будущих императоров. В этом был свой смысл, хотя мероприятия утомляли. Зато в карусели поездок и церемоний они посетили императорский же госпиталь, и там Айлин осенилась мыслью о том, что может не только читать и танцевать на балах, но и приносить хоть какую-то пользу людям. Так что вскоре она поехала туда уже не столь пышно разряженная, в одном из девических платьев, и рассказала старшей целительнице, что и сама обладает подобным даром, который рвется наружу, страдая без применения. Матушка Льюва отнеслась к ней со всем сочувствием и так Айлин нашла себе место в этой новой жизни.

   Если кому и было дело до отлучек Айлин из дворца, то уж точно не ее мужу: Хетиля и самого застать во дворце было практически невозможно. Мнение на этот счет у всего двора было совершенно однозначным и выражалось чаще всего фразами вроде «опять к своей простолюдинке побежал», или «жена не привечает, зато в городе всегда ждут». Сам принц подобное мнение опровергать не стремился, скорее наоборот, и когда кто-нибудь из придворных с тщательно скрываемой за светским тоном иронией спрашивал, что творится в городе, усмехался и пожимал плечами. Иногда добавляя, что не интересовался течением местных дел, поскольку был изрядно занят, чем давал обильную пищу для новых разговоров о своих любовных похождениях.

   Где Хетиль пропадает большую часть времени на самом деле, знать никому во дворце было не нужно, более того – очень опасно и вредно, так что бродящие по дворцу сплетни были ему очень даже на руку. А заодно никому даже в голову не приходило, что принц старается поменьше видеться с женой вовсе не потому, что у него имеется удачная замена. Заменить Айлин было невозможно никем, ровно поэтому было совершенно невыносимо находиться с ней рядом слишком долго, хоть одно мгновение сверх необходимости, обусловленной государственными делами и идиотскими затеями отца с бесконечными светскими мероприятиями. Хетиль стоически терпел эту регулярную пытку, стараясь лишний раз не смотреть на жену, не разговаривать и, тем более, не прикасаться – даже когда он просто держал ее за руку, его попеременно бросало то в жар, то в холод и едва ли не трясло. «Не забывай о том, что ты урод. И все твои терзания – бессмысленная и безнадежная трата сил», – мысленно повторял он себе, но это не слишком помогало.

   Его обычный путь из дворца пролегал через подвал. Хетиль обнаружил заставленную бочками и ящиками, едва ли не вросшую в стену, всеми позабытую дверцу еще в детстве, и, как любой мальчишка на его месте, понадеялся, что это какой-нибудь тайный ход в секретное место, однако обнаружившаяся за дверцей длинная извилистая лестница выводила всего лишь в дальний конец дворцового сада. Как Хетиль узнал позднее, изрядно порывшись в библиотеке, все было совсем прозаично: давно, когда Даларн еще был маленьким королевством, а жизнь свою даже дворяне обустраивали куда как проще, в этой части сада разбивали огород, чтобы выращивать всякую снедь к королевскому столу, и для удобства устроили спуск прямо в кладовые. А когда огородничать во дворце перестали, о нем попросту позабыли, да и все.

   Впрочем, кое-что весьма любопытное и секретное Хетилю все-таки удалось обнаружить несколько лет спустя, когда ему пришла в голову дурная идея проследить за соглядатаем тайной службы, присутствовавшим во дворце по какому-то своему шпионскому делу, неизвестному Хетилю. На соглядатаев он тогда смотрел с восхищением и затаенным вожделением: если уж где многоликий и мог добиться чего-то стоящего, так в тайной службе и нигде больше. Хетиль, пугаясь каждого шороха и обмирая, шел за шпионом по саду до самой стены, а потом тот просто прошел сквозь нее – и исчез.

   О том, что соглядатаи, да и вообще живые люди, умеют ходить сквозь стены, Хетилю слышать не доводилось, так что, справившись с первым изумлением, он побежал к стене, выяснять, в чем секрет – однако ему потребовалось еще несколько дней и помощь его друга Ньорда, тогда еще совсем неопытного артефактора, чтобы понять, как пользоваться тайным проходом. Зато теперь Хетиль мог выходить из дворца и возвращаться обратно хоть по десять раз на дню, никем не замеченный.

   В этот раз, увы, ему пришлось ехать на извозчике: он любил прогуляться по городу, но срочный вызов есть срочный вызов, так что Хетиль попросил поторапливаться, насколько это возможно. Здание имперской тайной службы в полной мере соответствовало тем, кто его занимал: серое и неприметное, оно умело скрывалось в глубине улицы, прячась за соседними домами. Вуаль Хетиль набросил сразу, как покинул дворец: он никогда не появлялся в городе без нее, а уж в тайной службе это и вовсе было запрещено уставом – никто из соглядатаев не знал, как выглядят на самом деле его сослуживцы, а значит, не мог и раскрыть их личность, даже под пытками. Впрочем, один многоликий всегда мог отличить другого, даже не видев истинного облика, и Хетиль безошибочно опознал в идущем ему навстречу сутуловатом типе Выхухоль, коротко, но дружелюбно с ним поздоровавшись. Он бы даже остановился поболтать, но его ждал господин Уттар, которому, ввиду его начальственного положения, единственному здесь дозволялось называться настоящим именем.

   – Господин уважаемый начальник тайной службы Уттар, соглядатай Зимородок по вашему приказу срочно прибыл, – бесстрастно отчеканил Хетиль, войдя в кабинет и замерев по стойке смирно.

   Внутренне он при этом едва ли не ликовал: здесь, на службе, а вовсе не во дворце, принц чувствовал себя дома. Здесь, а не во дворце, его по-настоящему уважали. И только здесь он был по-настоящему кому-то нужен и полезен. Здесь у него было все, о чем Хетиль мечтал. Почти все… Но даже от мыслей об Айлин здесь было можно хоть на время отвлечься.

   – Вижу, – согласился начальник и спросил: – Соглядатай Зимородок, что вы знаете о ханстве Сантур?

   – Немало, – сдержано ответил Хетиль, едва не рассмеявшись. Императрица Тунай была родом именно оттуда.

   Дело Хетилю дали превеселое: внедриться в круг сантурских купцов, которых подозревали в попытке вывезти из Даларна секретные исследования в области военной магии. Самым веселым было – притворяться смуглокожим лиловоглазым сантурцем, но не принцем Хетилем при всем при том. Да и вообще вести дело среди горячных южан оказалось презабавно, и к тому времени, как Хетиль покончил с этим развлечением, подошел к концу и бешеный сезон развлечений, устроенный его родителем. Под конец глава сантурской диаспоры, в начале дела заподозривший в Хетиле вредителя, искренне сожалел, что с соглядатаем тайной службы дружбу не сведешь, и все предлагал позже, между делом, явиться сюда с истинным лицом и не признаваясь, что он агент, дабы все-таки дружбу завести. Хетиль сомневался, что дружить с принцем легче, чем с соглядатаем, но, что и говорить, признание Варос-бека льстило.

   Следующего дела агенту Зимородку так сразу не нашлось, и контраст между сантурской диаспорой и дворцом показался Хетилю особенно тягостным, а глядя на постоянно сбегающую в госпиталь жену, он еще сильнее затосковал, вплоть до мысли и впрямь навестить Йофрид, которую не посещал совсем уж давно.

   Что он стал бывать во дворце чаще, Айлин заметила, и мысли это вызвало у нее самые нелегкие. Целительская магия давала ей единственную отраду, и, казалось бы, она вовсе не желала, чтобы Хетиль передумал и обратил внимание на жену. И все же она слишком много задумывалась об этом самом мужском внимании, и сердце сжималось отнюдь не только в страхе. Суровый и неприступный муж вызывал у нее желание узнать больше о том, что кроется за хмурой маской, вызнать его надежды и чаяния, вкусы и любимые занятия и это было мучительно, ведь он сразу дал ей понять, что она ему не нужна вовсе. Что именно тянуло ее к нему, Айлин понять не могла. Только ли то, что они должны были быть связаны узами брака до самой смерти, то ли просто невыносимое одиночество, которое одолевало ее во дворце, где она не могла найти ни одной достаточно близкой души, но порой ей казалось, что она была бы готова отказаться от магии, только бы чаще видеть улыбку Хетиля, обращенную к ней. Но это было невозможно, да и как бы она жила даже без госпиталя? Пройдя очередной виток этих мыслей, она вновь смотрела на мужа, надеясь встретить не такой суровый взгляд, и сникала, думая о том, что, конечно же, ей и не нужны его ласки, но в глубине души жалея о том, что они ей не достанутся никогда.

   На Хетиля близость Айлин и невозможность применить себя к серьезному делу влияла скверно: он думал о ней все время, не находил себе места, дурно спал, а когда заснуть все-таки получалось – снилась ему тоже Айлин. И, не зная, как еще спастись от снедающих его переживаний, Хетиль невольно исподтишка наблюдал за ней, стоило им оказаться рядом. Вскоре он вдоль и поперек изучил привычки жены в еде, излюбленные темы светских бесед и музыкальные предпочтения – когда Айлин что-то впечатляло, у нее становилось поразительное лицо, спокойное и вдохновенное, с еще ярче, чем всегда, светящимся взглядом, и легким румянцем интереса на щеках. Так что Хетиль знал каждую мелодию, звучавшую на дворцовых приемах и пиршествах, которая сумела ее тронуть. И со щемящей тоской в сердце думал о том, что на него самого жена таким взглядом, с таким выражением на лице, никогда не взглянет.

   Чем дальше, тем делалось хуже: выяснив об Айлин все, что только можно было, наблюдая за ней на людях, Хетиль понял, что этого ему невыносимо мало. Что он хочет знать о ней все, что можно узнать в принципе. Он был хорошим соглядатаем, и незаметно следить за женой у него выходило ничуть не хуже, чем за очередным заговорщиком или шпионом. Вот только на службе он никогда не испытывал такой жгучей смеси интереса и стыда. Ему нестерпимо хотелось быть с Айлин хотя бы так, незримой тенью, следующей за ней, и в то же время было нестерпимо неловко, словно он подглядывает не за будничными делами, а за переодеваниями в спальне.

   А хуже всего было то, что, даже ни разу не видев свою жену обнаженной, он бесконечно представлял ее без одежды. За завтраком, на приеме, когда она играла на арфе. Ох уж эта ее арфа! Когда Айлин ставила ее на колени, Хетиль содрогался, он практически ощущал себя на месте инструмента, бесконечно воображал, что легко порхающие пальцы жены опускаются вовсе не на струны, и смотреть, как она играет, было попросту невыносимо, а не смотреть – невозможно. Однажды на маленьком домашнем концерте, вновь наблюдая эту безумно страстную цену, он увидел в воображении, как переворачивает Айлин прямо на стуле, задрав юбку, спускает с нее панталоны, после чего немедля входит в нее под ее томные и восторженные стоны. И это видение – одно из череды не столь редко посещавших его в последнее время – оказалось столь сладостным, что он едва не опозорился прямо на людях, как юнец. Хетиль был вынужден ненадолго сбежать с концерта и вскоре покинул дворец, чтобы наконец посетить Йофрид.

***

Она была из тех, кого называют «веселыми вдовушками», хотя Хетиль прекрасно знал, что Йофрид отгоревала по мужу положенное – да и сейчас больше не хотела ни за кого выходить, сохраняя память о нем. Но ее буйный жизнелюбивый нрав не позволял ей до конца дней вдовствовать взаперти, оттого ее кровать редко пустовала. С Йофрид было легко: Хетилю не приходилось мучиться ни моральными терзаниями, ни проблемами разницы их происхождения, ни сложностями отношений – с ней можно было просто хорошо провести время. И сейчас он тоже надеялся получить хотя бы временное облегчение в бесконечной череде душевных метаний, в которую за последнее время превратилась его жизнь. Вот только вышло, разумеется, вовсе не так, как он рассчитывал.

   Все было как обычно: Йофрид в очередной раз пошутила, что «сегодня он особенно красивый», но тут же потребовала, чтобы в другой раз пришел рыжим, потому что ей в последнее время рыженькие нравятся, и он от души смеялся вместе с ней – смех у Йофрид был заразительный и такой же большой, пышный и жизнерадостный, как вся она. И болтать с ней обо всякой ерунде было все так же легко. А все остальное – тоже было таким, как всегда, и в то же время не таким, неправильным, неподходящим.

   Хетиль чувствовал себя… растерянно. Едва он закрывал глаза – перед ними тут же вставал образ Айлин, и казалось немыслимо странным ощущать в своих руках, своими губами совсем другую женщину, совершенно не такую. Круглая мягкая большегрудая Йофрид была не похожа на его жену настолько, насколько это возможно, но чем дальше, тем сильнее Хетиль понимал, что дело не в этом. Никто не был Айлин, ни одна женщина во всем мире не была такой, как Линни – и ничто не могло принести ему облегчения. В конце концов он просто откинулся на подушки, крепко зажмурившись, и полностью погрузился в свои грезы, в которых обнимал Айлин за тонкую талию, ласкал ее девичью грудь, похожую на упругие цветочные бутоны, а она стонала и выгибалась от страсти в его объятьях.

   – Йофрид… – начал Хетиль и запнулся. Он уже надел один сапог и собирался надевать второй, но все медлил, чтобы сказать, и сейчас терялся, хотя твердо вознамерился быть с ней честным, она этого заслуживала, как мало кто другой. – Йофрид, я, наверное, не приду больше…

   – Красивая она? – понимающе спросила та, улыбнувшись и приподнявшись на локте.

   – Очень, – кивнул Хетиль и тут же зачем-то сознался: – И чистокровная дворянка, из хорошего рода.

   Йофрид печально нахмурилась – кажется, Хетиль впервые видел у нее такое выражение лица, даже о покойном муже она всегда вспоминала с улыбкой – а потом мягко коснулась его руки и сказала:

   – Ты приходи поговорить просто, если что. Я тебе всегда рада.

   – Спасибо. Спасибо тебе… за все спасибо, – сдавленно пробурчал Хетиль и принялся решительно натягивать второй сапог.

   Почему-то очень хотелось плакать, но рыдать на пышной груди Йофрид, кляня свою судьбу, все же было как-то слишком. Так что он торопливо попрощался и ушел.

   Слезы успели высохнуть раньше, чем он очутился у дворцовой стены.

***

По счастью, наутро к Хетилю наконец-то пришло спасение в виде нового дела из тайной службы.

   Длинноносый и сутулый, с бледным рыбьим взглядом, господин Альвар был типом на редкость неприятным, но это Хетиля даже радовало, поскольку превосходно отвлекало от сладострастных томлений. Думать о любовных утехах, глядя на снулую рожу посольского чиновника, было практически невозможно. К тому же Хетиль надеялся, что всяческие подозрительные встречи и тайные дела господина Альвара, о которых тот третий месяц старательно не ставил в известность собственное начальство, все-таки окажутся ниточкой к какому-нибудь серьезному заговору – и уж тогда Хетиль сможет повеселиться на славу.

   Но господин Альвар, увы, на протяжении целых четырех дней выказывал дивное соответствие своему скучному лицу, и все его хлопоты были на редкость обычными для дипломатического работника. Правда, о доброй трети из них он действительно не докладывался господину уважаемому начальнику посольского ведомства, но не за небрежность же в отчетах его хватать – этак большинство чиновников империи давно оказались бы в казематах, за исключением нескольких скрупулезных зануд.

   Хетиль совсем уж было затосковал и отчаялся, но к вечеру пятого дня ему наконец улыбнулась удача: господин Альвар, покончив с повседневными делами раньше обычного, спешно покинул дворец и отправился оттуда вовсе не к себе домой, а в одно весьма неприметное и скромное для столь высокопоставленного подданного империи заведение на окраине города. Хетиль в предвкушении последовал за ним – и, едва войдя на порог, обнаружил внутри еще одну совершенно не подходящую к местным интерьерам особу.

   Синьор Марчело, ныне – второе лицо в посольстве герцогства Тревизского в Даларнской империи, и уже давно – один из самых богатых людей у себя на родине, восседал за одним из столиков, нависая над ним всей своей массивной тучной фигурой, как утес над морским берегом. Не знать синьора Марчело было невозможно: он был человеком активным, со стальной деловой хваткой, и посвящал большую часть времени налаживанию торговых связей между Даларном и Тревизо, на исключительно выгодных не столько даже для Тревизо, сколько для самого синьора Марчело условиях. Ему было что продать, и желающих купить тревизские товары в империи находилось немало, так что его дипломатические хлопоты имели успех, однако синьор Марчело доволен никогда не бывал, и всегда хотел торговать с еще большей выгодой.

   И можно было не сомневаться, что козырный интерес синьора Марчело на сегодняшней встрече в этой самой выгоде и состоит, а вот в чем состоит интерес Альвара, Хетилю было очень даже интересно узнать. Для этого ему пришлось до конца прослушать их переговоры, в которых Марчело вовсю выторговывал себе новые льготы в обмен на то, что он будет покупать больше местных товаров, и Альвар согласился, что все это очень интересно империи и ему лично. Ведь «такие вопросы лучше решать не через начальство, а через меня, я же вам все договора обеспечу наилучшим образом».

   Марчело был прав – в широкой торговле империя была заинтересована. А вот была ли она заинтересована в том, чтобы подобные вопросы решались не напрямую с уполномоченными на это чиновниками, а с мелкой сошкой, которая явно копала под начальство? Хетиль считал, что нет. Господин Уттар, впрочем, его беспокойства не разделял – точнее, полагал, что в задачи тайной службы не входят разбирательства со служебными интригами имперских чиновников.

   – Хорошая работа, агент Зимородок, – похвалил он Хетиля, когда тот по всей форме отчитался о беседе господина Альвара с сеньором Марчело. – Полагаю, мы можем считать это дело закрытым. Угроз для безопасности империи я тут не вижу, а угроза для карьеры господина уважаемого начальника посольского ведомства Стайна – не наша забота.

   «Может быть, и не ваша, зато моя», – подумал Хетиль, сдержанно кивнув в ответ. К господину Стайну он всегда относился очень хорошо, и отнюдь не только потому, что тот был хорошим дипломатом, хотя работу свою начальник посольского ведомства выполнял отлично. Просто господин Стайн входил в число немногих людей во дворце, которые относились к Хетилю по-человечески. Ему было пятнадцать – тот самый возраст, когда люди и более благополучные в жизни, чем Хетиль, чувствуют, что весь мир ополчился против них. А уж ему приходилось и вовсе тяжко, особенно на всяческих светских сборищах: он еще не умел держать лицо, как сейчас, и однажды едва не разрыдался, словно ребенок, после очередной по-светски тонкой колкости, отпущенной в его адрес.

   Стайн тогда просто подошел и совсем не по-придворному, в нарушение всего этикета, положил ему руку на плечо. «Не вешай нос, если что – я за тебя кого-нибудь из своих девчонок выдам, и с радостью», – Хетиль помнил эту фразу дословно. «Девчонок» у господина Стайна было целых пять, и они все были славные, хоть и не с самым сильным магическим даром. Именно тогда у Хетиля и возникла бессмысленная, как оказалось, надежда жениться вот так, на не слишком одаренной магией дворянке. Конечно, теперь все это разом оказалось не важно, но подаренная ему тогда надежда поддерживала Хетиля годами. Так что теперь судьба господина Стайна волновала его самым непосредственным образом, и очень сильно.

   И первым делом он пошел к Ньорду: было гораздо легче думать, что делать, вместе с другом. Хетиль не раз думал, что Ньорду пошло бы быть рыжим – такой он был яркий и огненный по характеру, что хотелось внешнего соответствия внутреннему содержанию. Но, впрочем, хотя Ньорд и обладал довольно заурядной внешностью, он так резко двигался и много и громко говорил, что не заметить его было трудно.

   – О, а у меня для тебя как раз сюрприз! – радостно возвестил Ньорд вместо приветствия и тут же схватил со стола какой-то медальон. – Редкая штучка, и очень интересная.

   – Новая игрушка? – усмехнулся Хетиль, прекрасно понимая, что ему сейчас начнут хвастать очередным артефактом.

   – Тебе понравится, – заверил Ньорд и тут же принялся надевать медальон себе на шею. – Она умеет делать, как ты! В жизни б не подумал, что такое возможно, если б своими глазами не увидел – ваши эфирные потоки воспроизвести та еще задачка. А вот гляди ж ты!

   – Ну надо же, кому-то понадобилось быть, как я. Когда я бы с радостью быть собой отказался, – съехидничал Хетиль. Впрочем, артефакт его и впрямь заинтересовал: в первую очередь, как агента Зимородка. О том, что кто-то может, не будучи многоликим, менять внешность, соглядатаю тайной службы знать было очень кстати.

   Разумеется, Хетиль понимал, что артефакт, давая возможность изменить внешность, несет в себе не все особенности дара многоликих. Он не опасен, как сам Хетиль, от того, кто наденет артефакт, не будут шарахаться все девицы, обладающие хоть каплей магии, боясь, что их дар будет сломан. Конечно, было известно, что только плотская близость с многоликим повреждает магию, но на всякий случай его опасались даже трогать, хотя это и было безопасно.

   Не давал артефакт и возможности плести маскировочные заклинания, отводить другим глаза, как способности многоликого. Он мог только одно. Но насколько с ним было проще, чем с опасным даром, который, к тому же, считался слишком слабым для аристократа, а потому был презираем.

   – Тем не менее, если временно, то очень даже многим интересно побыть таким, как ты. Разумеется, полностью твоих способностей артефакт не перенимает, но маскирует знатно – и, кстати, сам маскируется, ты не найдешь его включенным на мне! – с восторгом рассказал Ньорд, после чего тут же активировал артефакт – и Хетиль, вскинув брови, уставился на то, как облик друга плывет и меняется под действием знакомого заклинания.

   Правда, стоило новой внешности проступить ярче, он тут же растерял восхищенный вид и громко прыснул со смеху.

   – Ты нарочно, да?

   – Конечно, нарочно! – с гордостью сообщила копия Хетиля, в которую превратился Ньорд. – Тебе-то самим собой становиться смыслу нет, зато я могу! Весело же!

   – Да уж, слов нет, как, – хихикнул Хетиль и тут же, осенившись внезапной безумной мыслью, мечтательно сообщил: – Вот бы господина Стайна в сеньора Марчело превратить, а еще лучше – отца, пускай бы посмотрел, какому слизняку он в последнее время благосклонность выказывает…

   – Зачем Стайна и отца в Марчело? – удивился Ньорд. – Я что-то упускаю?

   – Извини, увлекся твоим артефактом и так и не рассказал, зачем я, собственно, к тебе пришел, – развел руками Хетиль и тут же коротко изложил суть проблемы с господином Альваром, совершенно неожиданное решение которой только что пришло ему в голову. – Они через три дня новую встречу назначили, и я подумал, что было бы весьма кстати, если бы на нее под личиной сеньора Марчело явился вовсе не он... Весьма наглядно: собственными глазами увидеть и собственными ушами услышать, как этот канцелярский клоп интриги выплетает за спиной у мистера Стайна.

   – О-о-о! Прекрасная идея! – воодушевился Ньорд. – Я участвую – хочу на это посмотреть!

   – Прекрасная-то прекрасная, вот только уговорить отца меня послушать – задача почти нерешаемая, – вздохнул Хетиль. – Я, конечно, к мистеру Стайну пойду, и мы с ним все решим, не сомневаюсь – но как бы мне хотелось эту крысу Альвара опозорить перед императором!

   – Меня его императорское величество так же слушать не станет, – вздохнул Ньорд. – Как жаль, я бы хотел приложить руку к подобной комедии!

   Кого его сиятельное величество император Грегерт все-таки мог бы послушать, было вопросом из вопросов, учитывая, что в подавляющем большинстве случаев он, как истинный властитель, был склонен внимать исключительно своей собственной точке зрения. Хетилю, пожалуй, стоило бы сразу плюнуть на эту идею и просто пойти к господину Стайну, но он слишком сильно злился на Альвара и слишком хотел уесть его посильнее. Оттого откладывал визит к начальнику посольского ведомства, бесконечно перебирая в уме всех, кого в принципе мог попросить о разговоре с отцом.

   Дойдя в своих размышлениях до собственной матушки, императрицы Тунай, Хетиль со вздохом отверг и ее кандидатуру тоже: отец моментально поймет, что это затея принца, а она пришла хлопотать за сына. Так ничего не выгорит, и дело это абсолютно безнадежное, а Хетиль – препаршивый престолонаследник, всегда был. Подумать только, в целом дворце никто не может выполнить его не самую сложную просьбу! И это уж не говоря о том, что жена…

   Он собирался удариться в привычные терзания, но вместо этого ошарашенно замер, перестав расхаживать по своему кабинету, который мерил шагами весь последний час. Его жена! Айлин подходила идеально: отец питал к ней благосклонность и ее невозможно было заподозрить ни в коварстве, ни в том, что она затеяла сговор с мужем. Хетиль сжал руки в кулаки, разжал их и снова сжал: идти к Айлин было страшно. «Ты это не для себя делаешь, а для господина Стайна, – сказал он себе. – Потом будешь переживать», – после чего, коротко вздохнув, направился к жене в покои, в надежде, что она не пропадает в госпитале. Во второй раз решимости для разговора он мог и не набраться.

***

Айлин была на месте и читала, и нельзя сказать, что неожиданное явление мужа ее не удивило. Она даже слегка испугалась – когда жизнь хоть как-то входит в колею, пусть и не самую лучшую, очень страшно утратить слишком хрупкое равновесие.

   – Добрый вечер, принц, рада видеть вас. Надеюсь, не случилось ничего дурного?

   – Вечер… добрый. Пока не случилось… – несколько растерянно ответил Хетиль, замерев у двери. Он не мог не залюбоваться ею, склонившейся над книгой, как всегда с идеально ровной стройной спиной, в позе, исполненной хрупкого изящества – и, засмотревшись, едва не забыл, зачем сюда пришел. Хетиль тряхнул головой, отгоняя очередные неуместные грезы, и попытался сосредоточиться. – Простите, ничего страшного не происходит, не волнуйтесь. Просто… боюсь, мне очень нужна ваша помощь в одном важном деле.

   – Конечно! А что за дело и что от меня требуется? – постаралась как можно ровнее спросить Айлин, ощущая при том, что сердце ее забилось чаще. Надо же, ее мужу захотелось к ней обратиться! Поразительно и ужасно любопытно.

   На лице у Хетиля тут же сама собой возникла робкая улыбка и он уставился на жену исполненным благодарности и надежды взглядом. Ему отчего-то казалось, что Айлин придется долго уговаривать, и он всю дорогу сочинял подходящие аргументы – и то, с какой легкостью и готовностью она откликнулась на его просьбу, его ошарашило и несказанно обрадовало.

   – Спасибо вам… принцесса Айлин. Даже если вы сочтете мою затею не слишком благоразумной и откажетесь, все равно благодарю, что согласились выслушать, – сказал Хетиль, попытавшись не выдать сильного волнения голосом. – Дело в том, что мне по случайности стало известно об одной интриге в посольском ведомстве. Один из заместителей господина уважаемого начальника Стайна пытается занять его место, и притом методами совершенно недостойными, и меня это всерьез беспокоит, поскольку… я господину Стайну очень обязан. Разумеется, я мог бы просто рассказать обо всем ему самому, но я его знаю: он попытается уладить дело тихо и замять без лишнего шума. А мне бы, напротив, хотелось как можно более громкой огласки… – тут он смутился и опустил взгляд. Признаваться жене в собственной мстительности совершенно не хотелось, а это была именно мстительность и Хетиль прекрасно отдавал себе в этом отчет.

   – Для того, чтобы подобное не повторялось? – подсказала Айлин. – Понимаю. Но чем я могу помочь?

   Не то чтобы ей нравилось ввязываться в какие-то громкие дела, но и отказывать мужу, когда он впервые предложил что-то совершить вместе – ни за что!

   – У меня есть одна идея, пожалуй, несколько безумная… – все еще смущаясь, ответил Хетиль, после чего во всех подробностях рассказал жене об артефакте, предстоящей встрече господина Альвара с сеньором Марчело и своей идее привести туда вместо тревизского торговца императора Грегерта. Теперь, когда он излагал все это Айлин, еще недавно казавшийся ему весьма изящным план выглядел какой-то мальчишеской выходкой, которую они с Ньордом затеяли по дурости. Но он собрал все остатки самообладания и закончил: – Отец терпеть не может, когда его пытаются обмануть, и расправу, в отличие от господина Стайна, устроит громкую. Вот только я никогда не сумею его уговорить явиться на встречу инкогнито. А вы – могли бы попытаться. Собственно, в этом и заключается моя просьба.

   – Думаете, я смогу? – усомнилась Айлин. – Ваш отец очень суровый человек, даже не представлю какими словами ему сказать… предложить.

   Это было довольно страшно – императора Грегерта Айлин, откровенно сказать, побаивалась со дня знакомства, хотя он ей благоволил.

   Хетилю тут же захотелось сказать, что она, разумеется, не обязана, извиниться, что побеспокоил, и уйти: в конце концов, император был на редкость неприятным человеком, а уговаривать его на что-то было на редкость неприятным делом. И не Хетилю было обращаться к жене с такими сомнительными просьбами, но… он просто не мог уйти сейчас, когда у него появился столь весомый повод провести с ней хоть немного времени за пределами светских приемов. И он, в конце концов, собирался ее уговаривать, когда шел сюда. И еще он просил не ради себя, а ради господина Стайна.

   – Именно вы и сможете, – уверенно сообщил Хетиль и, совсем уж обнаглев, прошел в комнату и уселся в кресло напротив жены, не спрашивая разрешения. – Я долго думал, к кому обратиться с этой просьбой, прежде чем пришел к вам. Мой отец… и впрямь человек нелегкого характера, но к вам он относится с большой благосклонностью, и к тому же вас в последнюю очередь можно заподозрить хоть в малейшем коварстве: только слепой не заметит, что вы старательно держитесь в стороне от любых придворных интриг. А император Грегерт очень ценит в окружающих прямодушие, поскольку, повторюсь, терпеть не может, когда его пытаются обмануть.

   – И при этом мне придется его обмануть, рассказывая, откуда мне стала известна эта некрасивая история, если я правильно понимаю ваш замысел. Ох, я не отказываюсь, просто это очень сложно, и я в своих способностях ко лжи совсем не уверена.

   Айлин чем дальше, тем сильнее расстраивалась: ей хотелось помочь мужу, а он мог подумать, что она вовсе этого не желает.

   Хетиль печально вздернул брови. Линни… Айлин так очевидно и сильно переживала и пугалась этого разговора, что ее хотелось хотя бы взять за руку, чтобы утешить… И он нестерпимо боялся, что сделает только хуже, напугает еще больше. Его прикосновения утешительными вовсе не были, они были куда более пугающими, чем император Грегерт. И Хетиль уже всерьез жалел, что обратился к жене с этой просьбой, причиняющей ей только лишнее расстройство и беспокойство. Он, кажется, в принципе не мог доставить Айлин ничего, кроме расстройства и беспокойства.

   – Я не расстроюсь, если вы откажетесь. И вовсе не хочу… втягивать вас во что-то, вам совершенно неприятное, – сказал Хетиль и, решившись, очень осторожно взял ее пальцы в свою ладонь, словно они были фарфоровыми, и коснулся губами, так же невесомо, как тогда, при их знакомстве. Это был достаточно светский жест, чтобы не напугать Айлин, хотя самого Хетиля от прикосновения к ней все равно бросило в дрожь. Но ему просто хотелось… чтобы она не думала, что он будет ее заставлять делать хоть что-нибудь, хоть когда-нибудь. И он просто старался быть убедительным. – Однако если все же решитесь – я готов обсудить с вами, что говорить моему отцу, буквально дословно. И тайком присутствовать при разговоре, чтобы вмешаться в крайнем случае.

   Айлин облегченно улыбнулась:

   – Присутствовать – это более чем… не нужно, а вот обсудить подробно – да!

   От прикосновения Хетиля ей стало легче: он правда хотел ее успокоить, и это было приятно. Мало кто вообще занимал себя подобными вещами, и Айлин ценила любой подобный жест, а уж от мужа – тем более.

   – Как вам будет угодно. И спасибо, – Хетиль благодарно улыбнулся ей в ответ, тут же решив, что присутствовать он, разумеется, все равно будет, тайком от обоих, потому что ему самому так спокойнее. – Увы, но вам действительно придется соврать императору о том, откуда вы узнали об интриге господи Альвара: любую идею, исходящую от меня, он воспримет в штыки. Но я все продумал. Синьор Марчело, помимо множества личных достоинств, обладает также и недостатками, и слабостями, а хвастливость – один из них. Завтра во дворце прием, на котором он будет присутствовать. Отец не удивится, если вы расскажете, что случайно услышали, как он похваляется перед кем-то своей новой договоренностью с Альваром.

   – Да, это весьма удачная ложь, – согласилась Айлин, а потом, наклонив голову, с любопытством спросила: – На тему вашего брака император тоже не воспринимал идей, не так ли? Это было его личное решение?

   Хетиль вздрогнул и замер в кресле с прямой напряженной спиной и совершенно каменным выражением лица.

   – Когда речь идет о моей жизни, император Грегерт не интересуется моим мнением еще сильнее, чем обычно, – проговорил он совершенно бесцветным тоном. Хетиль понимал, что Айлин не нарочно… что она не хотела делать ему больно сейчас, что она даже не подозревала, какие чувства кипят у него внутри. И очень, очень сильно старался справиться с ними. «Если бы я сейчас вдруг мог вернуться в прошлое и повлиять на его решение, я не стал бы ничего менять, – подумал Хетиль, чувствуя, как от одной этой мысли внутри все леденеет. – Лучше страдать до конца дней, чем не знать тебя вовсе. Я бы ни за что не смог отказаться от тебя… Линни. Прости меня, я такой эгоист», – кажется, он вцепился в подлокотники кресла, но рук почти не чувствовал, как и всего остального тела. Просто сидел, похожий на каменное изваяние, глядя прямо ей в лицо.

   – Я почему-то так и подумала, – сказала Айлин и позволила себе тихонько вздохнуть. Наверное, потому, что поведение мужа не оставляло места для двояких толкований. Он сразу довольно честно признался, что она не очень-то ему нужна, и более ее не тревожил. Это ей зачем-то было нужно больше, чем другим. Посмотрев в книжку, будто пыталась вычитать в ней что-то, она добавила: – В этом смысле мы находимся в равном положении.

   Она тут же усомнилась, что муж готов принять ее сочувствие, и не то чтобы зря.

   – Да, в равном, – все тем же ровным, без какой-либо интонации голосом согласился Хетиль. «Кажется, мне снова должно было быть больно», – безразлично подумал он. Но было просто очень холодно: Айлин лишь подтвердила то, что он знал и так, еще до знакомства с ней. Она не желала брака с Хетилем и вышла за него исключительно ради спасения Логланда, после запугивания и угроз со стороны его величества клятого императора. – Поэтому я надеюсь, что небольшая ложь моему отцу, тем более, ради блага господина Стайна, да и всего Даларна, не потревожит вашей совести.

   – Вы правы, совершенно не потревожит, – согласилась Айлин.

   – Тогда можем продолжить обсуждать подробности предстоящей беседы, – предложил Хетиль. – Потому что придется… еще в паре мест несколько домыслить реальные факты.

   Так, почти ничего не чувствуя, говорить Хетилю было даже легче: сознание оставалось кристально ясным, как зимняя заснеженная равнина, и он смог четко и внятно изложить все жене в мельчайших подробностях. Ему всерьез хотелось, чтобы это странное состояние задержалось хотя бы до завершения истории с господином Альваром, чтобы Хетиль мог не волноваться слишком сильно. Однако оно оставило его уже к вечеру, и он нервничал следующим утром, сопровождая жену к Ньорду, чтобы тот показал ей, как работает артефакт, нервничал на посольском приеме, ожидая появления господина Марчело, а особенно сильно – нервничал день спустя, когда Айлин предстоял наконец разговор с императором Грегертом. Хетилю казалось, что он нервничает даже больше жены.

   Они еще раз, на всякий случай, вкратце проговорили примерное содержание будущего разговора, и Хетиль еще раз, так же мимолетно, поцеловал Айлин руку и поблагодарил за согласие ввязаться в эту дерзкую авантюру, а потом таращился ей вслед совершенно влюбленным взглядом, любуясь тем, как она, тоненькая словно тростинка, со своей идеально прямой спиной, храбро шагает на аудиенцию к императору. Сам Хетиль последовал за ней почти сразу, вот только ему предстояло влезть в окно, дождавшись, пока отец выйдет в приемную, и, как обычно, спрятаться за портьерой, для надежности укутавшись парой маскирующих заклятий. Он делал так неоднократно, и его ни разу не обнаружили. Все же агент Зимородок и впрямь был хорошим соглядатаем.

   Разумеется, император вышел к невестке лично, чтобы самому проводить ее в кабинет – на то Хетиль и рассчитывал. Так что, когда они вошли, он уже занял свою наблюдательную позицию. Император Грегерт величественно опустился на свое место за массивным письменным столом и приглашающе указал Айлин кресло напротив, куда меньше и скромнее размером, чем его собственное.

   – Вы до сих пор не обращались с просьбами или проблемами, принцесса Айлин, так что я, признаться, заинтригован, – тяжелым басом сказал император и поглядил бороду.

   Айлин прекрасно понимала, что все и задумано так, чтобы император, сидя за столом, внушительно довлел надо всеми, кто является в его кабинет, но все равно хотелось посильнее вжаться в собственное кресло, а лучше – вовсе слиться с ним, лишь бы не вызвать ненароком недовольства правителя Даларна. Впрочем, она осталась сидеть так же ровно и прямо и спокойно проговорила:

   – Я и в этот раз не собираюсь тревожить вас своими проблемами, ваше величество. Однако считаю нужным поделиться с вами некоторыми сведениями, по случайности попавшими ко мне в руки.

   – Отлично, – благосклонно кивнул император. – И что же это за сведения?

   – Вчера на дворцовом приеме я невольно стала свидетельницей одной беседы, – Айлин потупила взгляд, потому что врать все же было неловко и страшновато. Но, пожалуй, император Грегерт вполне мог решить, что она смущается сознаваться, что подслушивала. – Сеньор уважаемый посол Тревизо в Даларне Марчело делился с неким неизвестным мне господином радостными для себя новостями: по его словам, он уже почти договорился о новых льготах для тревизских торговцев, потому что у него появился, как он сказал, «весьма высокопоставленный и очень договороспособный человек в посольском ведомстве». При этом синьор Марчело утверждал, что иметь с ним дело намного лучше, нежели с господином уважаемым начальником посольского ведомства Стайном. И рассказал, что у них назначена встреча через три дня. Я позволила себе запросить регламенты встреч всех высокопоставленных сотрудников ведомства сегодня утром, чтобы проверить свои подозрения – и официально никаких встреч с синьором Марчело на эту неделю ни у кого не запланировано.

   Хетиль за портьерой позволил себе тихий восхищенный вздох. «Ты великолепна, – подумал он, слушая речь жены. – Я сам бы не справился лучше, никто бы не справился лучше». Ему нестерпимо хотелось сказать это вслух, подбодрить Айлин, чтобы она знала, что отлично справляется, но, увы, сейчас он мог лишь молча слушать.

   – Просто замечательно. Льготы через голову начальника ведомства! Хотел бы я знать этого деятельного типа! Впрочем, узнаю, конечно. Спасибо, деточка, ты права: такие вещи императору нужно знать. Я рад видеть, что ты начинаешь входить в общественную жизнь и тебя волнуют интересы трона – кому, как не тебе, о них волноваться, но все же некоторым недостает ума на такие вещи, – Грегерт вздохнул.

    «Да уж, я бы точно не додумался, куда мне», – ехидно подумал Хетиль и снова с восхищением и волнением уставился на жену. Разговор шел ровно так, как он и предполагал, но самое главное только предстояло.

   – Благодарю, ваше величество, – Айлин уважительно кивнула и снова опустила взгляд, скорее набираясь мужества, чем смущаясь похвалами. О том, что император Грегерт отреагирует так или приблизительно так, муж говорил ей еще вчера, и оказался совершенно прав. – Осмелюсь сказать, что у меня есть одна идея насчет того, как выяснить, кто из заместителей господина Стайна действует в обход него. Возможно, чересчур дерзкая, но если вы позволите… – слова Айлин прозвучали довольно робко, потому что она на самом деле робела и очень боялась не справиться и испортить все сейчас.

   – Ну не смущайтесь так, с удовольствием выслушаю ваше предложение, даже если не приму, – приободрил Айлин император.

   Она снова кивнула и несколько торопливо, но уверенно принялась излагать следующую часть того, что они обговаривали с Хетилем:

   – Господин виконт Ньорд, артефактор вашего величества, сегодня весь день похваляется своей новой находкой: медальоном, способным замаскировать кого угодно не хуже, чем соглядатая тайной службы.

   Это была чистая правда: Ньорд не мог не рассказать о своем открытии доброй половине дворца, он в любом случае сделал бы это, однако на сей раз по просьбе друга особенно усердствовал. Хетиль нервно закусил губу: это был самый тонкий момент разговора, и хотя Айлин по-прежнему была умницей и прилежно выполнила его указание не произносить слова «многоликие» ни под каким видом, он все равно беспокоился, как отреагирует отец.

   Айлин, тем временем, продолжала:

   – И я подумала, что это мог бы быть отличный способ схватить нашего карьериста за руку: явиться на встречу с ним под видом сеньора Марчело и разоблачить его прямо на месте. Разумеется, можно отправить туда все того же соглядатая тайной службы, но… будь я на вашем месте, мне бы хотелось взглянуть этому подлецу в глаза, – а вот это уже было очередным враньем. Айлин ничего такого не хотелось вовсе, а подобные разговоры с императором Грегертом казались чересчур дерзкими. Однако и тут ее муж наверняка был прав: императора нужно было подтолкнуть к чаемому решению, и Айлин искренне постаралась это сделать. – К тому же быть пойманным с поличным шпионом – вовсе не то же самое, что опозориться прямо на глазах у императора, – закончила она и нервно вздохнула, с трепетом ожидая реакции свекра на свои слова.

   Император тяжело усмехнулся:

   – Вы правы, дорогая, совсем не тоже самое, явление императора воспринимается совсем иначе. И это будет хороший урок, просто отличный. Благодарю за подсказанную идею. У вас есть еще какие-то мысли по случившемуся?

   Айлин, уже готовая вздохнуть с облегчением, от его вопроса испуганно замерла: все, что они заготовили заранее, уже было сказано, и теперь она изрядно растерялась, не зная, как лучше ответить.

   – Я… нет, пожалуй нет, – смешавшись, проговорила она. – Благодарю, что выслушали, ваше императорское величество.

   «Ты молодец, – мысленно проговорил Хетиль то, что по-прежнему очень хотел и не мог сказать вслух. – Ты молодец, ты отлично справилась, все хорошо, не бойся», – он снова чувствовал щемящее желание взять ее за руку, как и вчера, чтобы она так не пугалась.

   – Замечательно. Что ж, дорогая, я рад буду услышать и другие новости, если вам придет в голову, что они достойны моего внимания. И не смущайтесь так, мы же все-таки семья.

   Он понялся, чтобы проводить Айлин до двери из кабинета и выглядел весьма для себя благодушно. Айлин в который раз изумилась, как легко плывет по коврам и паркету столь массивное на вид тело и какой надежной кажется его рука, и вскоре оказалась наружи, а дверь закрылась, так что она все-таки смогла выдохнуть с облегчением. Кажется, ей все удалось.

   Хетиль, тихо выскользнув обратно в окно, тут же заспешил к покоям жены, чтобы успеть вернуться раньше нее и встретить ее там, как они и договаривались. В том, что он был в кабинете, Хетиль собирался честно сознаться: должен же он был, в конце концов, похвалить ее вслух.

   Айлин, разумеется ни о чем