Ученик колдуньи. Анастасия Колдарева

Вы когда-нибудь мечтали о драконе? Гвендолин не мечтала. В свои 14 она давно знала, что Санта-Клауса не существует, оборотни - вымысел, а прекрасные вампиры из любовных романов - тронутые тленом покойники.

   Все изменилось в один злосчастный день, когда, погнавшись за непутевым кузеном через Старый парк, Гвендолин вдруг очутилась неизвестно где. В мире, где люди превращались в призраков. Где правила жестокая колдунья. Где раз в году собирались божества и духи со всех концов вселенной, чтобы посмотреть, как гибнут на арене люди, рискнувшие сразиться за свою свободу.

   Гвендолин не протянула бы здесь и минуты, если бы не помощь Айхе - мальчишки-дракона, дерзнувшего нарушить запрет своей госпожи.

   Ученик колдуньи. Анастасия Колдарева

   Гвендолин недолюбливала свою тетку Тэххи Брэмнер. Та была высохшей и плоской, как вобла, постоянно носила одно и то же черное платье с воротником под горло, застегнутое на все пуговицы, гремела деревянными бусами и, вдобавок ко всему, нешуточно увлекалась эзотерикой.

   У ее сына, избалованного, непутевого мальчишки по имени Дэнни, была рогатка. Крепкая, здоровая, с толстой резинкой, любовно обструганная перочинным ножиком и отполированная уже до сального блеска. От этой рогатки страдали все окрестные коты, собаки, голуби и мыши. Иной раз тычки и подзатыльники перепадали даже Гвендолин – да что там! – она подозревала, что пакостный кузен спал и видел, как бы поприцельнее вмазать ей промеж глаз куском пластилина. В будущем месяце Дэнни должно было исполниться десять – дата до того круглая и солидная, что тетушка Тэххи собиралась раскошелиться на пневматический пистолет. В кого превращается ее «милое сокровище», она предпочитала не замечать, а Гвендолин считала выше своего достоинства ябедничать на мелюзгу. Довольно с него и молчаливого презрения.

   Тетя с кузеном жили на окраине города в Крытом проезде – так называлась узкая, кривая улица, вымощенная скользким булыжником. Она уныло взбиралась на одну сторону холма, чтобы сползти с другой, то и дело вихляя. Невысокие дома здесь громоздились друг на друга, сцепляясь между собой, точно паровозы с вагонами, а кое-где даже переваливались вторыми этажами через улицу и врастали в соседей напротив, образуя арки. Угрюмые это были дома: каменные, тяжелые, холодные, провонявшие сыростью и плесенью. На некоторых балконах, правда, розовели чахлые, уже почти ампельные петунии, а кое-где у крылец обнаруживались пестрые коврики с надписью «Добро пожаловать!». Но они погоды не делали.

   Каждый визит в дом Брэмнеров оборачивался для Гвендолин сущим адом. Ею овладевала тупая, дремотная скука, и приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы не упасть лицом в салат из пресной капусты посреди ужина и не вывихнуть челюсть, выслушивая нудные теткины нравоучения. По собственной воле Гвендолин не приближалась бы к этому дому и на пушечный выстрел. Но мама часто задерживалась в больнице допоздна, не говоря уже о бесконечных ночных дежурствах, а отец месяцами пропадал в командировках.

   По мнению Гвендолин, ей давно не требовалась нянька. Она подобрала бы себе увлечение по вкусу, ведь не зря существовал Интернет, и ролики, и куча всякой техники, и подруги… Однако родители не считали подобные занятия достойными их единственной дочери.

   «Всемирная паутина растлевает неокрепшую детскую психику», - заявляла мама, выдергивая вилку из розетки: «А катаясь на роликах легко убиться. Вот угодишь под машину – вспомнишь мои слова!»

   Что же касается подруг, то они были даже похуже Интернета. Молли Фастгут, например, неодобрительно высказывалась об ужесточенных требованиях к школьной форме и вызывающе укорачивала каждую новую юбку. Кирстен Джонс однажды попалась отцу с сигаретой в руке, и ее мигом исключили из списка тех, с кем Гвендолин было безопасно общаться. А Джастин О`Коннор впал в немилость из-за «чересчур смазливого личика». Одобренные родителями кандидаты в друзья стаивали с горизонта один за другим, и в конце концов в списке осталась лишь дурацкая воображала Нэн Фелпс, первая умница и раскрасавица в классе. Но с ней дружить Гвендолин сама наотрез отказывалась: разве приятно волочиться за той, кто и лицом, и фигурой, и умом (и раздутым самомнением!) превосходит тебя в сотню раз? Нетушки.

   Впрочем, мама благоволила еще к Бобби Виглеру – рыжей прыщавой оглобле в очках с пудовыми линзами. Он, видите ли, хорошо учился и мог бы подтянуть Гвендолин по химии и физике. Бобби, к слову, был вовсе и не против подружиться, только он всякий раз так чудовищно потел от волнения, что Гвендолин скорее провалилась бы сквозь землю, чем села с ним рядом зубрить формулы.

   В общем, родители проявляли вопиющее непонимание и никак не желали признавать у подросшей дочери право выбора и свободной воли.

    - Праздное шатание по улицам до добра не доводит, - часто повторяла мама, набирая в телефоне номер тети Тэххи, которая приходилась ей свояченицей. – Наступит время, и ты мне еще спасибо скажешь, милая. Не забудь взять с собой учебники и смену белья, утром поедешь в школу прямо от тетушки.

   Так Гвендолин раз за разом и оказывалась в Крытом проезде.

   По правде сказать, помимо препротивного братца и смертельной скуки, имелись и другие причины, по которым торчать у Брэмнеров было тошно. Только рассказать о них Гвендолин не отважилась бы ни Молли Фастгут, ни Кирстен Джонс, ни тем более маме.

   Дело в том, что в мрачном, сыром доме с пауками, мышами и тараканами ей часто делалось не по себе. Что-то зловещее, утробно-натужное таилось и слышалось в темной пустоте коридоров и комнат.

   Однажды в детстве, лет, кажется, в шесть, Гвендолин ошиблась дверью и вместо гостиной заглянула в чулан. Там, в затхлой глубине, на вешалке среди отсыревших пальто и заплесневелых плащей болтался мертвец. Настоящий зеленый мертвец с распухшим языком, свесившимся с почерневших губ! Глядя на него, Гвендолин визжала, наверное, целую вечность, прежде чем прибежала мама и оттащила ее от злополучного чулана. А мертвец все пялился из темноты, и Гвендолин вдруг с ужасом поняла, что это покойный дядя Джеймс! Так значит, ее тетка – настоящая ведьма! Она сжила со свету собственного мужа и спрятала труп в чулане для каких-то гнусных опытов!

   Тетушка Тэххи ужасно переполошилась и раскудахталась, как старая клуша. Еще бы! Ее тайна выплыла наружу!..

   Однако вместе с мамой они извлекли из пыльной утробы чулана огромную тряпичную куклу, и впрямь одетую в старый костюм дяди Джемса. Кукла воплощала собой апофеоз уродства, и у нее действительно был язык, не умещавшийся в криво пошитом рту. Для чего тетушка хранила в чулане такое чудище, осталось загадкой. Поначалу Гвендолин была уверена, будто ее тетка – все-таки могущественная ведьма, и превращение покойника в куклу ей удалось провернуть при помощи колдовства. Поэтому Гвендолин исправно закатывала истерики при всяком намеке на поездку к Брэмнерам.

   Но со временем она успокоилась и взяла себя в руки. Кто-то ведь должен был вывести тетушку на чистую воду? Гвендолин развернула масштабную операцию по разыскиванию улик и компромата: облазила все углы, побывала в дядюшкином кабинете и теткиной спальне (ох и скучища там оказалась!) и даже отважилась снова сунуться в чулан. Но дверь предусмотрительно заперли. А когда тетушка застукала племянницу за попыткой пробраться в погреб, Гвендолин крепко влетело от мамы, которая постаралась уж наверняка выбить дурь из ее головы.

   На том история со скелетом в шкафу и закончилась. Поведение Гвендолин списали на детскую впечатлительность (хотя пару раз до нее долетало недовольное ворчание тетки по поводу «дурного воспитания» и «несносного характера»). И все же тот ужас накрепко въелся в память.

   И ожил уже гораздо позже, когда Гвендолин исполнилось двенадцать.

   Тетушка Тэххи вдруг открыто ударилась в мистику, эзотерику и прочую гороскопно-энергетическую ересь. Жуткий дом постепенно зарос паутиной и наполнился сомнительной ведьминской атрибутикой: хрустальными шарами и картами Таро, коробками рун и стопками книг по астрологии, спиритическими досками и пучками вонючих парафиновых свечей всех расцветок и размеров. На каминной полке в гостиной поселилось чучело летучей мыши, морщинистое и скрюченное, похожее на кучку обугленных спичек. А на окнах повисли парчовые портьеры – только этих пылесборников для пущего антуража и не доставало!

   Мама поначалу не воспринимала увлечение родственницы всерьез. По ее словам, сколько уже было этих увлечений!.. Однако с годами тетушкин маразм лишь окреп, и теперь в каждый свой приезд Гвендолин была вынуждена выслушивать занудные лекции о влиянии планет на судьбу. Раздобыв точные данные о рождении племянницы (не иначе как в отместку за историю с куклой), тетя Тэххи обложилась справочниками и астрологическими картами и в рекордный срок состряпала гороскоп, согласно которому Гвендолин умерла в позапрошлом году. Сообразив, что в расчеты вкралась ошибка, она перепроверила список эфемерид, перекроила формулы – и вуаля! – который месяц потчевала племянницу все новыми и новыми подробностями грядущих несчастий и катастроф. Ее послушать, так удивительно, как Гвендолин вообще удалось дотянуть до четырнадцати лет: при таком количестве мрачных пророчеств ей грозило преставиться со дня на день.

   В общем, тетушкино увлечение астрологией (а оттуда и до загробной мистики недалеко) и мрачноватые детские воспоминания серьезно отравляли Гвендолин жизнь.

   И был еще парк.

   Вторая причина стойкого отвращения к Крытому проезду заключалась в близости Старого парка. Он находился на самой окраине города, всего в паре кварталов от жилища Брэмнеров.

   Много лет назад, задолго до рождения Гвендолин, его обнесли кирпичной стеной. Отчего? Почему? Вот бы кто объяснил! Среди школьников легенды бродили одна зловещее другой: судачили об убийстве, о маньяке, о карстовом провале, о разлившихся топких болотах и даже об оборотнях – чего только не насочиняла буйная детская фантазия в ответ на упорное молчание взрослых! Гвендолин подозревала, что правды в этих историях нет ни на грош. Ну откуда в их тихом, мирном городке было взяться сумасшедшему убийце? Тем более что о пропаже людей, сколько она себя помнила, слыхом не слыхивали. Конечно, время от времени кто-то исчезал, но всегда находился: у дальних родственников, или в соседнем графстве, или где-то еще. А мистика у Гвендолин – спасибо тетушке! – уже в печенках застряла. Оборотни и вурдалаки? Поищите другую простофилю.

   Ходить в Старый парк детям строго-настрого запрещалось. Разумеется, тайком от родителей туда бегали поголовно все! Гвендолин не стала исключением. Она уже дважды перебиралась через ограждение.

   Походы к парку были излюбленным развлечением школьников в праздник Хэллоуина. Чаще всего собирались у кого-нибудь дома и играли «правду или вызов»: по очереди задавали друг другу самые каверзные вопросы, и кто отказывался отвечать или очевидно врал, должен был совершить заранее оговоренное действие.

   Ну, Гвендолин ведь не могла признаться, что тайно влюблена в десятиклассника Этана Брауна? На вопрос о влюбленности она с самой честной миной заявила: «Никого!» Но тут вмешалась расчудесная Нэн Фелпс и завизжала: «Врет! Вре-е-ет! Я видела, в ее тетрадке все поля изрисованы розовыми сердечками, и в каждом – Этан! Она уже год сохнет по Брауну!». Кирстен и Молли потупились, и стало ясно, что тайные страсти Гвендолин давным-давно ни для кого не секрет.

   Пришлось топать к парку и лезть сквозь узкую дыру в стене. Гвендолин порвала новые колготки, перепачкала юбку и чуть не сломала щиколотку, обнаружив по ту сторону ограды овраг. Поначалу колени и впрямь дрожали от ужаса, со всех сторон окутывала промозглая, сырая мгла, а неподалеку впереди, в тусклом свете карманного фонарика, шевелились на ветру лысые ветви кустов. За спиной как-то глухо и далеко слышалось нервное перешептывание девочек, раздавались хриплые смешки Джастина и еще пары ребят из старшего класса, а несносная Нэн Фелпс то и дело хихикала. В довершение ко всему рядом зашуршало. У Гвендолин душа стекла в пятки, тело одеревенело, дыхание оборвалось. А вдруг здесь водились волки? Как же ей раньше это не пришло в голову? Она едва не расхохоталась от столь простого объяснения: стену выстроили, чтобы оградить город от волков!

   Словно в подтверждение догадки, близко-близко послышалось тоскливое: «У-у-у!». Гвендолин прислушалась – а что ей оставалось? И вот тут разозлилась по-настоящему. Завывание доносилось вовсе не из парковых дебрей, а откуда-то сзади. И принадлежало совсем не волку, а одному из мальчишек.

   Злость придала сил и помогла вскарабкаться на стену. Превратив колготки в лохмотья и до крови ободрав колени, Гвендолин приземлилась на асфальт и выхватила из рук ошеломленного Джастина диктофон.

   «Ну вы и идиоты!» - заявила она: «Этот хваленый парк ужасов – обычный кусок леса, а вы все – просто сборище трусов! Ну? Кому не слабо, пусть лезет в проем, а я повою».

   Самое странное, спустя год, в очередной Хэллоуин история повторилась. Гвендолин изо всех сил старалась отправить за стену препротивную Нэн Фелпс, но та на самые заковыристые и нескромные вопросы отвечала без обиняков. И не уступала в упорстве потопить противницу.

   «А правда ли твоя тетка укокошила мужа и припрятала его труп в шкафу?» - ехидно поинтересовалась Нэн, когда настала очередь задавать вопрос.

   Гвендолин захотелось стукнуть ее… да вот хотя бы той пылающей на окне тыквой.

   «Нет! А ты носила брекеты из-за того, что у тебя с рождения уродливые, кривые зубы?»

   «Зубы не бывают кривыми с рождения, что еще за вздор о зубастых младенцах! Но да, улыбка у меня поначалу была не очень, пришлось ставить скобки. Зато сейчас, в отличие от твоей, она ослепительно прекрасна. А ты действительно облазила весь теткин дом в поисках дядюшкиного трупа?»

   Здесь кто-нибудь вполне мог воскликнуть: «Нэн, прекрати!» - и пресечь тем самым поток словесных пощечин. Тем более что Нэн нарушила порядок очереди. Но никому это и в голову не пришло. За перебранкой следили, затаив дыхание.

   Историю с куклой знали лишь самые близкие. Кирстен и Молли. Гвендолин прожгла обеих испепеляющим взглядом. Кирстен возмущенно вскинулась, но Молли вцепилась ей в руку и прошипела: «Тихо!»

   «Так да или нет?» - наседала Нэн.

   И Гвендолин к собственному удивлению ответила:

   «Вранье. Я не шарю по чужим домам».

   Повисла неловкая тишина.

   «Это не считается», - сказала Кирстен: «Вопрос задан не в очередь, а ответ нельзя проверить…»

   «Можно», - Нэн повернулась к Джастину: «Скажи им».

   «Твой кузен всем вокруг растрепал эту историю, Гвенни…»

   «Понятно», - перебила Гвендолин, поднимаясь со стула. Внутри все клокотало от гнева: гадкий, несносный мальчишка!

   «Что ж, мне снова лезть за стену. Это уже традиция, не находите? Ничего не поделаешь, раз уж у меня одной хватает смелости прогуляться по парку. И я тебе не Гвенни!»

   На сей раз Старый парк приготовил Гвендолин сюрприз. Едва очутившись на дне оврага, она ощутила чей-то прямой, злобный взгляд. Понимайте как хотите, но руку бы дала на отсечение: кто-то пялился на нее из мрака.

   Наверное, ребята за стеной тоже почувствовали чужое присутствие: опасность пропитывала воздух по обе стороны ограды.

   «Гвенни! Эй, как ты там?» - с тревогой крикнул кто-то из девочек. Кажется, Молли.

   Чудесно, хотелось прокричать в ответ, но язык точно прирос к нёбу, а в горле сделалось сухо-пресухо. Ненавидящий взгляд приковывал к месту.

   «Вытащите ее оттуда!» - потребовала Кирстен: «Ну? Вы мальчишки или барахло?»

   Спустя минуту из дыры в стене свесилась чья-то рука.

   «Эй, ты тут?» - хрипло позвал Джастин: «Давай, забирайся назад. Мы решили, что Нэн больше не будет играть. Никогда».

   «Вот спасибочки», - фыркнула Гвендолин. Волосы от ужаса стояли дыбом, но она не собиралась показывать, до какой степени напугана. Хотя Джастин, в общем-то, отличный парень, и не такой трус, как остальные. Влюбилась бы в него, да ведь сущее дитя! Даже голос пока так себе.

   В тот вечер Гвендолин вернулась домой в компании друзей, только от праздничное настроение испарилось без следа. Душу холодил необъяснимый страх.

   С тех пор минуло полгода, и с каждым новым посещением дома Брэмнеров близость Старого парка ощущалась все навязчивее. Там, за трехметровой кирпичной оградой скрывалась тайна. И Гвендолин никак удавалось разобраться, чего ей хочется сильнее: удрать или разгадать секрет?

   Случай представился неожиданно, в начале июня.

   В тот день, собираясь на ночное дежурство в больницу, мама долго расчесывалась перед зеркалом в прихожей. Подозрительно долго. Словно подыскивала слова и никак не могла решиться сообщить важную, но неприятную новость.

   Гвендолин сидела в кресле, перекинув ноги через подлокотник, грызла миндальное печенье и просматривала по диагонали роман о любви вампира и обычной-преобычной школьницы. Кирстен клялась и божилась, будто книга – настоящее сокровище, драгоценная жемчужина в море пошлости. На деле выходила очередная банальная история о том, как не-красавица влюбилась без памяти в умопомрачительного юношу, а тот возьми да и ответь взаимностью. Какая неожиданность! Хрустеть печеньем было увлекательнее, чем наблюдать за героиней, которая по любому поводу «выкатывала глаза».

   - Мам, а ты бы хотела поцеловать вампира? – осведомилась Гвендолин, переворачивая страницу и стряхивая крошки на ковер.

   - Кого? – донеслось из коридора.

   - Вампира. Ну, знаешь, живого мертвеца с холодной твердой кожей и бледными губами.

   - Может, сразу и зомби? - мама заглянула в комнату. – Полуразложившегося и вообще без губ? Ты не заболела?

   Гвендолин приподняла книгу, демонстрируя обложку, где томный красавец в экстазе обнимал томную красавицу.

   - Выкинь это, - посоветовала мама. Она всегда так говорила и без сожаления следовала собственному совету не копить в доме ненужный хлам.

   - Не могу, Кирстен дала. Сказала, шедевр.

   - В мое время под шедевром подразумевали другое.

   - А я вот никак не возьму в толк, что приятного в поцелуях с покойником? Он же совсем… ну, мертвый.

   - Прекрати читать ерунду, Гвенни. К выбору увлечений нужно подходить ответственно, иначе неизвестно где окажешься.

   - Это просто книга, - Гвендолин потянулась к вазочке за новым печеньем.

   - Я подберу тебе другую. Как насчет «Путешествия Нильса с дикими гусями»? Я в детстве ее обожала.

   - Мам, мне четырнадцать, а не девять. Ты бы еще «Красную шапочку» предложила.

   - А, да. Конечно. Уже четырнадцать. Ну и что? Хорошие сказки актуальны в любом возрасте.

   Гвендолин скривилась:

   - Не начинай.

   - Скоро у тебя появится возможность выбрать.

   - Неужели?

   Мама ответила не сразу, и от ее промедления сделалось неспокойно.

   - Я договорилась с тетушкой Тэххи: поживешь у нее неделю или две. Нужно покрасить пол в твоей комнате. В любом случае, на дворе июнь, каникулы, и смена обстановки пойдет тебе на пользу.

   Из всего сказанного Гвендолин усвоила лишь два слова.

   Неделю или две? В кошмарном доме кошмарной тетки рядом с кошмарным парком?!

   - Ты шутишь, - печенье застряло в горле.

   - Мы уже все обсудили. Тэххи не против твоего приезда. Обещала приготовить комнату, но ты на всякий случай возьми с собой комплект постельного белья, не хочется обременять ее лишней стиркой.

   - Неделю? – взвыла Гвендолин. – Две?

   - На ремонт потребуется несколько дней, придется вынести из комнаты все вещи, а лишней кровати у нас нет. К тому же, от запаха краски у тебя может начаться головная боль и тошнота.

   - Да меня скорее стошнит от теткиного салата из капусты!

   - Не ерничай, Тэххи неплохо готовит… иногда. В крайнем случае, будешь ужинать в кафе, я оставлю немного денег. Только не трать на мороженое и билеты в кино.

   - Там же пауки размером с кулак!

   - Где, в кино?..

   - И Дэнни! – взвизгнула Гвендолин.

   - Знаешь, давно пора наладить с братом отношения.

   - Ты издеваешься? Он подкидывает дохлых мышей мне в тапки и заливает книги цветными чернилами!

   - Будешь брать книги из личной библиотеки тетушки, у нее отличная подборка классической литературы. А Дэнни просто не знает, как привлечь внимание. Ты ведешь себя с ним высокомерно и пренебрежительно.

   - Он мелкий и дефективный. Он кошек из рогатки отстреливает!

   - Тогда есть повод поговорить с ним и убедить больше так не поступать. Ты ведь старшая сестра.

   Гвендолин скрипнула зубами. Ее распирало от досады: на все-то у мамы находился подходящий довод, все-то она продумала до мелочей.

   - Тетушка задушит меня гороскопами, - в отчаянии сообщила Гвендолин замогильным голосом и захлопнула книгу. – Сведет в могилу гаданием на картах Таро и спрячет труп в чулане, а тебе скажет, будто это очередная кукла. Она же ведьма!

   - Хватит молоть чепуху, Гвенни.

   - Но это правда! Мама, пожалуйста! Я не протяну там и сутки!

   - Ты всегда была фантазеркой, но не следует перегибать палку. Тэххи обвешала гостиную пучками сухой травы и безделушками вроде кабаньих клыков, но она и мухи не обидит. У каждого случаются…

   - Сдвиги по фазе, - проворчала Гвендолин.

   Мама улыбнулась тепло, но как-то виновато, подошла и потрепала ее по голове.

   - Будь снисходительна к чужим недостаткам, моя умная, послушная девочка.

   - Тебе совсем безразлично, что я умру там от тоски, да? – безнадежно спросила Гвендолин.

   Мама обняла ее, поцеловала в макушку и оставила вопрос без ответа.

   - Мы с папой наняли бригаду маляров, они придут завтра.

   - Завтра? То есть…

   - Я бы на твоем месте начала собирать вещи, чтобы ничего не забыть.

   - Нечестно, - захныкала Гвендолин. Читать расхотелось, и она с отвращением швырнула книгу на журнальный столик. – Почему я всегда оказываюсь крайней? Можно ведь перетащить мою кровать в вашу комнату, папа все равно вернется из командировки не раньше следующей пятницы. Мы бы отлично провели время вместе, мам. Помнишь, как в детстве?

   - С твоей кроватью станет слишком тесно.

   - Но это же всего на неделю…

   - Гвенни. Мы все решили. Не усложняй.

   Гвендолин вскочила с кресла, бросила надкусанное печенье обратно в тарелку.

   - Отлично! Ты просто хочешь от меня избавиться.

   Она не стала оборачиваться и глядеть в растерянное мамино лицо: пусть помучается угрызениями совести. Поднявшись на второй этаж, Гвендолин с силой захлопнула дверь и в бессильной злости плюхнулась на диван. Ей хотелось плакать, но слезы не подступали, а выжимать их из себя было бы вдвойне обидно.

   - Никому я здесь не нужна! – страдала Гвендолин, запихивая в рюкзак несколько смен белья и чистые носки. – Никто меня не любит! Только и ждут, как бы выгнать из дома и… и…

   Она повалилась на кровать и глухо завыла в подушку. Мысленный взор рисовал удручающие картины. Проклятая тетка прямо с порога примется выпытывать все об уроках, увлечениях, симпатиях, влюбленностях и так далее и тому подобное. И будет слушать, чопорно поджав губы и вздернув бровь. Ей никогда и ничем не угодишь! Молчишь – значит, скрытничаешь. Начнешь рассказывать – девочке не подобает трещать без умолку. Захочешь почитать – в гостях это невежливо. Поддержишь беседу – нехорошо встревать, когда взрослые разговаривают. И не нужно сидеть с постной миной, ведь никто не умер. Шутить лучше со сверстниками; хотя смех вообще, с причиной или без – это показатель недалекого ума и распущенной натуры. Джинсы? Вершина разврата! Платье с вырезом? Непристойно!

   Как она саму себя-то терпела?

   «А после ужина я прочитаю тебе новые примечания к твоему гороскопу. У меня выдалась свободная неделька, и теперь я могу с уверенностью объяснить твою склонность к обману и лени, а также некоторые серьезные изъяны характера…»

   - Вот уж фигушки, - проворчала Гвендолин, вскинув голову и снимая с лица прилипшую паутину волос. – Надо прихватить с собой плейер, фотоаппарат и кучу одежды для прогулок по городу. И позвонить Кирстен, пусть подкинет еще десяток своих идиотских книжек.

   Мысль о прогулках принесла облегчение и даже воодушевила. В самом деле, никто не требовал безвылазно киснуть дома. Мама обещала снабдить деньгами, так почему бы не потратить их на автобусный проезд до Молли или Кирстен? Вот девочки обрадуются!

   Так или иначе, Гвендолин заканчивала сборы в отличном настроении. Ей предстояло разработать план ежедневных побегов из тетушкиного дома, а это было увлекательнее, чем валяться в кресле с глупой книжкой.

   - Милая, поторопись, у меня дежурство! – мама нетерпеливо постучала ладонью по двери комнаты.

   - Иду.

   Закинув на плечо рюкзак и прихватив с собой джинсовую куртку, Гвендолин толкнула плечом дверь и вышла в коридор.

   Мама окинула ее придирчивым взглядом:

   - У тебя нет другой юбки?

   - Грязная, - не моргнув глазом, соврала Гвендолин. – Все грязные.

   - Но эта слишком…

   - Короткая? – с вызовом.

   - Домашняя, - в мамином голосе прозвучал мягкий укор, и стало понятно: действительно слишком короткая.

   В ушах так и слышалась трескучая теткина отповедь, обличающая легкомыслие нынешней молодежи. Гвендолин с трудом удержалась от ехидной усмешки.

   - Но ведь я и буду дома, или как?

   Мама с сомнением пожала плечами и кивком указала на дверь. В руке у нее звякнули ключи.

   - Отвезу тебя на машине.

   - Спасибо.

   - Зубную щетку взяла?

   - Угу.

   - Постельное белье не забыла?

   - Нет. - Больно много радости спать на плесневелых теткиных простынях.

   Дорога протекла в молчании. Мама, наверное, решила, что Гвендолин дуется, и больше не приставала с расспросами. Не так-то просто следить за потоком машин и выяснять отношения с дочерью. Но Гвендолин не сердилась: в голове вызревал план по обезвреживанию кузена. У того, без сомнения, уже был заготовлен боевой арсенал из пластилина, дохлых мышей и цветных чернил, но на сей раз Гвендолин не собиралась спускать дело на тормозах. Война, значит, война. Гаденыша давно пора проучить.

   К тому моменту, как машина притормозила у обочины возле поворота в Крытый проезд, Гвендолин почти придумала способ установки кувшина с водой на верхнем торце двери – на случай, если Дэнни сунется к ней ночью, чтобы подкинуть очередную убитую животину.

   - Веди себя хорошо, - попросила мама, словно прочла мысли.

   - Ладно, - Гвендолин сделалось совестно. Но лишь на минуту, пока не выбралась из машины. Когда мамин автомобиль зашуршал по асфальту и скрылся из виду, писклявый голосок совести надорвался и издох.

   Мрачно вздыхая, Гвендолин потопталась на тротуаре, оттягивая миг, когда придется углубляться в неприветливый серый переулок с мусорными бачками. До Крытого проезда на машине не добраться – слишком там криво и тесно.

   Заходящее солнце уже раскрасило облака в сотню розовых оттенков. Рассевшись на покатых крышах вдоль водосточных желобов, курлыкали голуби. Гвендолин шугнула ворону, громко долбившую крышку мусорного бачка, и вышла на Кленовую улицу. Сотня метров неторопливым шагом вдоль аккуратных газонов, другой переулок – и мир вокруг словно выцвел. Она очутилась в тисках Крытого проезда. Подошвы туфель заскользили по гладкому, неровному булыжнику, утрамбовавшему улицу от края до края. Слева вдали мелькнуло единственное цветное пятно – кусочек кирпичной стены Старого парка, – однако от этих красок тянуло убраться подальше.

   Дом Брэмнеров приближался, и боевой запал у Гвендолин сдувался, словно воздушный шарик. На пороге, перед скучной серой дверью от него осталась одна жалкая резиновая тряпочка.

   Тетушка Тэххи открыла быстрее, чем Гвендолин собралась с духом.

   - А, прибыла наконец, - буркнула она вместо приветствия и улыбнулась одними губами, коротко и сухо. – Ужин стынет.

   - Добрый вечер. - Гвендолин ведь знала, что ее ожидает. Не стоило унывать раньше, чем для этого появится сотня настоящих поводов. – Мама передавала привет. О, какой замечательный воротничок!

   Грубая лесть иногда помогала умилостивить тетку на минуту или две – ровно столько требовалось, чтобы скинуть туфли и взбежать по крутой лестнице на второй этаж. Однако сейчас Тэххи комплимент не оценила.

   - Отнеси вещи в комнату – в самом конце, слева у окна, – вымой руки и спускайся к ужину. Будешь копаться – разогревать не стану.

   Гвендолин пожала плечами и протиснулась к ступеням, утекающим в темноту второго этажа. Доски под ней натужно заскрипели.

   - Туфли сними! – крикнула тетка вдогонку. – Ты испачкаешь мне ковер!

   Под ковром подразумевалась вытертая дорожка, потерявшая и цвет и узор где-то в глубине веков. Глядя на нее, Гвендолин лишь фыркнула, а перед дверью комнаты старательно вытерла об ее край подошвы.

   - Теперь не испачкаю, - мстительно улыбнулась она.

   На первый взгляд, в отведенной для проживания комнатке было прилично. Стол, кровать, маленький шкафчик и торшер в углу. Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что заботливая тетушка в уборке ограничилась лишь тем, что смела (ведьминской метлой?) клубы жирной пыли с пола, да водрузила на подоконник горшок с подсохшим фикусом. На полу сохранились следы щетки и теткиных тапок.

   - Бедняга, - Гвендолин стерла пыль с фикусного листа. – Я-то скоро уеду, а ты совсем зачахнешь. Надо будет тебя полить.

   Прежде чем выйти обратно в коридор, она обернулась и вновь посмотрела на цветок.

   - А вдруг ты тоже – чья-то загубленная душа? Как в мультике про русалочку. Правда ведь моя тетка – ведьма?

   Фикус не ответил.

   - Ничего, я все выясню и расколдую тебя, дружок.

   Ужин затянулся минут на сорок. Гвендолин из вежливости поковыряла сырный салат и жесткую отбивную. Затем на нее вылился ушат замечаний по поводу плохих манер («Не вытирай рот пальцами!»), никчемного воспитания («Нужно съедать всю порцию целиком!») и короткой юбки («У тебя не такие уж стройные ноги, чтобы их демонстрировать!»), и вежливость куда-то испарилась.

   В довершение ко всему, когда Тэххи отвернулась, Дэнни стрельнул в сестру вишневой косточкой из пудинга и больно угодил в глаз. Гвендолин взвизгнула, перегнулась через стол и дернула его за вихор прежде, чем успела одуматься. Дэнни поднял вой. Тетушка Тэххи, мигом растеряв благообразную чопорность, вцепилась племяннице в волосы – а грива у той была что надо, таскай – не хочу! Силы в сухой, костлявой тетке оказалось не на одну ломовую лошадь, и спустя миг Гвендолин очутилась в коридоре. Здесь тетка кое-как выдернула пятерню из запутавшихся волос. Пара здоровенных перстней предсказуемо застряла, но Гвендолин было не до них – глаз болел и не открывался.

   - Марш к себе в комнату, ты, наглая, драчливая девчонка! – прошипела Тэххи, пихая ее к лестнице. - Я тебя отучу обижать малышей!

   - Отстаньте! – выкрикнула Гвендолин. – Пустите!

   - И не показывайся мне на глаза!

   - Да я с удовольствием уйду хоть сейчас! Я папе позвоню, и он вас всех…

   - Что ты сказала? А ну повтори! – крепкий тычок под ребра.

   - Ай! Уберите руки!

   - Ну ничего, я тебе привью хорошие манеры, ты у меня по струнке ходить будешь, пигалица!

   - Порчу еще наведи, ведьма!

   Под ногами наконец замелькали ступеньки.

   Тетка все сыпала описаниями грядущих кар, до Гвендолин долетали такие цветистые фразы, каких она отродясь не слыхивала. По щекам наконец покатились слезы, а подбитый глаз жгло и резало.

   Весело же началось ее пребывание в гостях! Что мама скажет? Противная тетушка наверняка наябедничает, да еще стократ приукрасит.

   По правде сказать, Гвендолин стыдилась своего поступка. Стукнуть мальчишку прямо на глазах у тетки – это же надо умудриться! Как она не сдержалась? Теперь бед не оберешься. Тэххи съест ее живьем, Дэнни всей школе растрезвонит... И про порчу она зря заикнулась. Вдруг тетка и впрямь колдунья – тут же весь дом в оккультных побрякушках!

   Впрочем, когда боль утихла, буря страстей улеглась, а слезы высохли, Гвендолин решила не паниковать раньше времени. Шмыгая носом, она отыскала в телефоне мамин номер.

   - Гвенни? Ты как?

   - Мам, я… тут такое…

   - Все в порядке? Добралась без приключений?

   - Да, но…

   - Прости, милая, мне некогда.

   - Ну и… ладно, - буркнула Гвендолин в замолкшую трубку.

   По крайней мере, тетка еще не успела наплести маме с три короба. Клохчет, поди, над несчастным сыночком, пересчитывает недостающие волосинки.

   От этой мысли Гвендолин хихикнула. Вытерла влажные от слез щеки и принялась расчесывать спутанные пряди длинных волос. Мама почему-то очень гордилась ее волосами и многие годы, наверное, с самого рождения, едва они пробились на поверхность, разрешала подстригать только кончики. «Настоящее богатство, грех резать», - она заводила заезженную пластинку всякий раз, как в Гвендолин просыпался бунтарский дух, и руки тянулись к ножницам: «Оно украсит даже самое посредственное личико». Под посредственностью, надо думать, подразумевалась добрая сотня веснушек, рассыпанная по коже Гвендолин от кончика носа до ушей. Но пока так называемое богатство лишь добавляло проблем, цепляясь за пуговицы и застревая в «молниях».

   Чтобы отвязаться от тоскливых мыслей, Гвендолин перестелила постель – раз уж предстояло провести здесь ночь, лучше спать на чистом белье. Но завтра она нипочем здесь не останется, и мама ее не вынудит.

   Остаток вечера Гвендолин скоротала за чтением вампирского романа, размышляя о замогильных поцелуях и базедовой болезни главной героини. Молодой соблазнитель-кровосос на книжный страницах блистал умопомрачительной красотой. Смежив веки, Гвендолин размечталась о том, как он героически спасает ее из этого постылого дома, от тетки-колдуньи. Получилось сомнительно. В воображении то и дело ни к селу ни к городу всплывали нелепые подробности. Вот вампир карабкается по стене снаружи, скребя когтями по камням. Какой же вампир без когтей? Вот он грациозно подтягивается и уже стоит посреди коридора, поправляя чуть растрепавшуюся прическу. Вот распахивает дверь, подхватывает несчастную узницу на руки и целует холодными мертвецкими губами.

   - Тьфу, пропасть! – выругалась Гвендолин, открыв глаза и уставившись в потолок.

   За окном ощутимо стемнело. На подоконнике сиротливо чернел фикус.

   В дверь вдруг кто-то поскребся.

   Первое глупое подозрение – вампир? – Гвендолин прогнала прочь. И все же стало не по себе. Ночевать в теткином доме ей еще не доводилось, разве только в глубоком детстве. А ведь даже дверь подпереть нечем…

   Скрежет повторился.

   - Кто там?

   Тишина.

   - Извини, приятель, - прошептала Гвендолин, поднимая горшок с цветком, и на цыпочках подкралась к двери.

   - Дэнни?

   Вместо ответа послышался низкий, утробный рык.

   Фикус едва не выскользнул из онемевших пальцев.

   Собака?

   Волк из парка?

   Оборотень?

   Или тетка вызвала демона?

   Тварь зарычала снова, еще ниже, еще утробнее, пробирая своим жутким голосом до костей. Гвендолин стояла ни жива ни мертва, перед глазами закрутился калейдоскоп прожитых лет…

   Но не станет же Тэххи, в самом деле, отдавать на растерзание собственную племянницу!

   Или станет?..

   Наверное, прошло много времени – Гвендолин в оцепенении потеряла счет минутам. А зверь все рычал, рычал и рычал. Одинаково низко и утробно, будто не умел по-другому.

   Гвендолин нахмурилась. В душе зародилось недоброе подозрение, и ладонь сама собой потянулась к дверной ручке.

   Рывок – поток воздуха ударил в лицо.

   Однако коридор пустовал. Лишь на полу у полинявшей дорожки темнела маленькая прямоугольная штучка, извергая из себя зловещие звуки. Старый фокус с диктофоном! Гвендолин присела на корточки и щелкнула кнопкой. Воцарилась тишина.

   - Эй, ты! Не смешно!

   За одной из соседних дверей послышалось гаденькое ржанье.

   Гвендолин стоило невероятных усилий просто захлопнуть дверь. В груди теснились обида, досада и злость, а сердце никак не могло угомониться после пережитого страха. Но ругань с кузеном лишь навлечет на ее голову новые неприятности.

   Глубоко вздохнув, Гвендолин вернула фикус на подоконник. Затем пыхтя подтащила к двери шкафчик – благо, тот оказался пуст и не слишком тяжел. Ну вот, теперь пусть ломится кто хочет!

   Не раздеваясь, она забралась в постель и до подбородка укрылась одеялом, чувствуя себя самой несчастной, всеми покинутой и нелюбимой девочкой на свете. На глаза навернулись слезы жалости, и Гвендолин сердито уткнулась носом в подушку. Хватит распускать нюни! Завтра будет новый день, она уедет из проклятого дома к Кирстен или Молли, и никто ни за какие коврижки не заставит ее вернуться!

   На столь утешительной ноте Гвендолин уснула, не подозревая о своей незавидной завтрашней участи.

***

   Должно быть, тетка все-таки дозвонилась до мамы и наврала с три короба.

   Гвендолин разбудила настойчивая телефонная трель.

   - Да? – спросонья она даже не глянула на экран мобильного.

   - Скажи, пожалуйста, как я должна на это реагировать? – с места в карьер начала мама. Ее ледяной тон не предвещал ничего хорошего. – Что ты вчера натворила? Почему Тэххи трезвонила мне полночи и кричала, будто я вырастила неблагодарное чудовище?

   Гвендолин с усилием разлепила веки и уставилась на шкаф, который по-прежнему подпирал дверь.

   - Доброе утро, мам, - пробормотала она. – Дэнни плюнул в меня вишневой косточкой.

   - И?

   - И я ему врезала.

   - Браво, Гвенни! – тут последовал поток забористых выражений, и Гвендолин решила пропустить его мимо ушей – маму все равно не остановишь. Главное сказано, коротко и без утайки. Пусть теперь как хочет… Одно только вертелось на языке:

   - Я ведь просила не отправлять меня сюда.

   - Ах, теперь я виновата? – в новой отповеди доступно разъяснялось, почему мама тоже считает ее неблагодарным чудовищем. – Извинись перед тетушкой, когда она вернется! Слышала меня?

   - За что?

   - Ты меня слышала?

   - Но мам, я ей ничего не сделала! Это она таскала меня по коридору за волосы, чуть все не повыдергала!

   - Повтори, что я сказала, - мамин голос наполнился истеричным звоном. Видать, Тэххи здорово насела на нее ночью.

   - Извиниться, - проворчала Гвендолин, скрестив пальцы. – Я поняла.

   - И перед братом тоже!

   Это уже ни в какие ворота не лезло.

   - Обязательно.

   - И чтобы больше ни единой подобной выходки!

   - Забери меня домой.

   - Не раньше, чем через две недели! Надеюсь, это научит тебя считаться не только с собой.

   Связь оборвалась.

   Гвендолин резко села на кровати. Две недели – немыслимый срок. Убираться отсюда нужно было немедленно, пока тетушка спит.

   Запихав в рюкзак скомканное постельное белье, Гвендолин расправила мятую джинсовую юбку, натянула на плечи куртку и отодвинула от двери шкаф. Часы на экране мобильного показывали половину девятого. Причесаться можно было и по дороге, а зубы чистить вообще не обязательно.

   Стараясь не шуметь, она спустилась по скрипучим ступенькам в темную прихожую.

   И вот тут ее ждал сюрприз. Входная дверь оказалась заперта на ключ.

   Гвендолин подергала ручку что было силы – бесполезно. Огляделась в поисках ключа: для него наверняка приспособлен гвоздик на стене или полочка. Ну где-то ведь он должен быть? Пришлось обшарить весь коридор.

   - Не трудись.

   Гвендолин чуть не подпрыгнула от испуга. На верхней ступеньке лестницы стоял заспанный, растрепанный Дэнни в пижамных штанах и майке.

   - Выпусти меня. Ты ведь знаешь, где ключ, - приказала Гвендолин, соображая, что взяла неверный тон. В нынешних обстоятельствах правильнее было увещевать, а не командовать.

   - Я бы с удовольствием, да мама уехала и забрала его с собой, - ехидно отозвался кузен.

   - Врешь.

   - Больно надо! Мне теперь с тобой весь день торчать, не погуляешь даже.

   Кажется, он говорил правду.

   Однако Гвендолин сдаваться не собиралась. Она целенаправленно двинулась в гостиную и раздвинула парчовые портьеры. Сверху, с гардин, посыпалась пыль и дохлые мухи. Но ее ждало разочарование: высокие окна запирались крепкими чугунными решетками.

   В отчаянии Гвендолин навестила кухню с кабинетом и толкнулась в дверцу черного хода – все кругом было заперто и зарешечено. Тетка замуровала ее с кузеном и испарилась!

   - Нечестно! – воскликнула Гвендолин, в последний раз бессильно стукнув кулаком по двери запасного выхода.

   - Ну, в моем распоряжении компьютер с приставкой, телевизор и сто двадцать кабельных каналов, - Дэнни пожал плечами и отправился в кухню.

   Он надеялся, она станет клянчить что-нибудь из этого списка? Наивный. Впрочем, подкрепиться не мешало.

   В холодильнике обнаружился вчерашний сырный салат. К салату кузен не притронулся, он достал из навесного шкафчика пакет чипсов и пачку сока. Радостно возвестил: «Тебе не осталось!» – и был таков. Когда его шаги стихли на лестнице, Гвендолин опустилась на стул, уперлась локтями в колени и спрятала лицо в ладонях. На плечи навалилось тяжелое, дурное оцепенение, какое случается при крайней растерянности. Не хотелось ни шевелиться, ни плакать – только надуться на весь белый свет и отомстить смертельной обидой всем и каждому, начиная с тетки и заканчивая мамой. Сидеть тут до вечера, умирая с голоду и подпитывая раздражение мыслями о том, что все бросили, никто не любит и вообще – теперь ей прямая дорога на помойку есть червяков.

   Но тетку детской обидой не проймешь, а мама слишком далеко. И какой толк показывать оскорбленное самолюбие стенам? Можно ведь направить усилия в более плодотворное русло.

   Борясь с досадой, Гвендолин дотянулась до навесного шкафчика. Здесь обнаружилось множество цветных имбирных пряников, целая куча пакетиков с сухой глазурью и семнадцать килограммов ржаной муки.

   - Ого. Похоже, я в пряничном домике, - она нащупала выпечку посвежее. – Что ж, старушка-ведьма вернется не скоро. Пойдем-ка, Гензель, пороемся в колдовском арсенале.

   Надкусив угощение, Гвендолин первым делом позвонила Кирстен и нажаловалась ей на свою горькую долю.

   - Я собираюсь выбраться отсюда, как только тетка вернется, - сообщила она, жуя пряник. – Узнай, во сколько отправляется последний автобус, ладно?

   - Восьмерка?

   - Да.

   - А если не отпустят? Вдруг она снова вцепится тебе в волосы или… наведет порчу?

   - Не говори глупостей, никакая она не ведьма! Просто прикидывается, - Гвендолин с трудом проглотила жестковатый комок печеного теста. Водички бы или чаю, а то сухо и горло дерет. – Ты же не веришь во всю эту чепуху?

   - Не знаю. У меня гороскопы часто сбываются…

   - Насколько часто?

   - Ну…

   - Один из пяти? Кирст, астрология, волшебство – это сказки! Вырасти уже в конце концов! Ну какое дело звездам, бороздящим космос в миллиардах световых лет отсюда, до каждого из нас?

   - А как ты объяснишь черты мои характера? Вот я Овен, и я упрямая…

   - Как баран, да, - засмеялась Гвендолин. – А я Рыбы, но своим упрямством заткну за пояс любого Овна.

   - Верно, - усмехнулась Кирстен. – Хорошо, расписание я тебе продиктую – сбегаю на остановку, чтобы уж наверняка.

   - У меня заряд на телефоне заканчивается.

   - Держись там, не унывай. И не трогай колдовские порошки.

   - Скоро увидимся!

   После разговора с подругой Гвендолин воспрянула духом. Хоть кто-то о ней помнит и волнуется!

   В гостиной было мрачно даже с открытыми портьерами. Гвендолин вытащила из рюкзака зарядное устройство и положила телефон на полку фальшивого камина, аккурат рядом с битым молью чучелом нетопыря. Чучело притулилось на деревянной дощечке, вздернув скрюченные перепончатые крылья, и страдальчески выпучило стеклянные глазки.

   - Несчастное создание, - Гвендолин сковырнула с него ногтем личинку моли. – Ну давай, рассказывай, какие скелеты хранит твоя хозяйка в своих закромах.

   Вопреки ожиданиям, поглядеть здесь было особо не на что. Может, у тетушки Тэххи имелся специальный тайник где-нибудь в погребе? Или сундук под кроватью, битком набитый ингредиентами для волшебных снадобий: жабьими глазами, змеиной кожей, пробирками с кровью и обрезками чужих ногтей? С трудом верилось, будто за столько лет увлечения мистикой она не шагнула в своих изысканиях дальше гадания на картах и забав с хрустальным шаром.

   Старомодный сервант справа от камина был тесно заставлен современными книгами по эзотерике – подобной литературы пруд пруди в любом магазине. Шамбала, пришельцы, рунная магия, привороты и отвороты, амулеты, нейролингвистическое программирование… Ух!

   На черном комоде красовался хрустальный шар, в ящиках лежали пучки свечей, какие-то пыльные тряпки и пакеты с чаями и травами для заваривания. На стенах связками висели побрякушки из индийских, японских и китайских лавок, а еще зачем-то четки. И кругом из фарфоровых подставок торчали огарки ароматических палочек в кучках пепла.

   - Так и знала, - разочарованно протянула Гвендолин. – Мишура. Тетка попросту скупила весь ассортимент в восточных магазинах.

   Включив свет, она скинула с дивана десяток цветных подушек, украшенных мистическими символами и странными божествами с хоботом вместо носа. Вынула из рюкзака книжку о вампирах и надолго погрузилась в чтение.

   Время пролетело незаметно.

   На каминной полке громко тикали старинные часы. Пока воображение было занято любовными переживаниями главной героини, их получалось игнорировать. Вскоре последняя страница оказалась перевернута, в мыслях воцарилось сумбурное послевкусие, и Гвендолин ощутила, как сильно затекли поджатые ноги.

   - Нет, я бы все-таки предпочла живого человека, - пробормотала она, чтобы нарушить докучливое монотонное тиканье. – Не знаю какого. Пусть бы у него были обычные светлые волосы, а никакие не «пряди цвета золотистого льна». И заурядные серые глаза взамен «сверкающих голубых алмазов» - так оно как-то привычнее. Человечнее. И наряд бы он имел самый простецкий: джинсы там, рубашку… Черные фраки с бабочками мало кому идут. А просто бродить с ним по улицам уж наверное оказалось бы куда увлекательнее, чем топтаться посреди бального зала в старомодных кружевах и корсете. А если еще и под дождем…

   Гвендолин мечтательно улыбнулась.

   - А главное – не нужно никаких грандиозных сверхспособностей. Ни вампирских клыков, ни взмахов волшебной палочкой, ни умения прыгать во времени. Пусть бы он просто меня любил… Эх.

   В коридоре вдруг раздался сдавленный смешок и скрип половиц.

   - Дэнни! – Гвендолин задохнулась от возмущения. – Ты что, подслушиваешь?!

   В ответ донесся издевательский смех.

   - А ну стой!

   - Косматая выдра! – выкрикнул кузен и затопотал по второму этажу.

   Обзывательств Гвендолин стерпеть не могла. Кое-как поднявшись, она охнула – ноги действительно сильно онемели, и потребовалось время, чтобы их размять. Придерживаясь за стену, она доковыляла до двери и высунулась в коридор, медленно протащилась мимо вешалок, на которых висели плащи и зонтик.

   - Эй! Дэнни, поганец! Держись, я иду за тобой!

   В ответ не долетело ни слова, ни звука.

   - Сейчас поднимусь, и тебе не поздоровится, – пропыхтела Гвендолин. Она понятия не имела, как справится с кузеном и чем вообще его запугать, но досада толкала вперед, вверх. Придумал тоже: подслушивать чужие секреты! Щеки запылали от стыда. Ну ладно, ей самой нечего было болтать лишнее, но разве поверишь в то, что по этим ступням можно бесшумно подкрасться?

   Гвендолин решительно шагнула на лестницу и стала подниматься по скрипучим, шатким доскам – когда-нибудь эта немыслимая конструкция обязательно рассыплется!

   Сейчас, при дневном свете, стало заметно, что ремонт тетушка Тэххи не затевала лет сто, да и убиралась, похоже, не ежегодно. Все углы под потолком заткали пауки, с потолочных балок свисали длинные серые тенета – при должном усердии из них получились бы первоклассные носки.

   Половина верхней ступени упиралась в громоздкий напольный шкаф, где тетка хранила мешки с отсыревшим сахаром, пачки с окаменевшей солью и прогорклые крупы, на которых, надо думать, паслись тучные мышиные стада.

   Сейчас этот шкаф закрывал Гвендолин почти весь обзор второго этажа. Она обогнула его справа и ступила на ковровую дорожку, украшенную миллионом всевозможных пятен.

   Внезапно в глаза ударил яркий свет. Это Дэнни отдернул штору и распахнул окно. В коридор хлынул поток упоительного летнего воздуха. Гвендолин на миг зажмурилась и вдохнула полной грудью: до чего же хорошо! Однако долго радоваться не пришлось, потому что кузен вдруг ловко взобрался на подоконник и свесил ноги наружу.

   - С ума сошел! – она мигом забыла, за что собиралась выдрать его ремнем или чем придется. – Здесь же высоко!

   Мальчишка криво усмехнулся – и где только выучился кроить такие выразительные рожи?

   - Я упаду и сломаю ногу! – заявил он нагло. – А мама, когда вернется, оторвет тебе голову. Гвенни не уследила за братишкой! Стыд и срам! Нет, лучше я скажу ей, будто ты сама меня выкинула! Ха-ха-ха, будет ужасно потешно!

   - Ты не посмеешь.

   Гвендолин и впрямь не поверила ни единому его слову. Одно дело – кривляться, болтая ногами над пропастью, и совсем другое – прыгнуть со второго этажа, рискуя свернуть шею. Дэнни – сопливый лгун и задира, но вовсе не сумасшедший.

   - Спорим, - предложил он.

   Гвендолин направилась к окну.

   - Стой, где стоишь! – предупредил кузен, скользнув по карнизу.

   Она замерла, сердце подпрыгнуло до самого горла.

   - Дэнни, ты расшибешься, - голос дрогнул.

   Ну же, Гвендолин, смелее. Мальчишка дразнится – и только! Никуда он не денется, вот увидишь.

   - Вызывай неотложку! – взмахнув на прощанье рукой, Дэнни сорвался с подоконника и исчез.

   Гвендолин завизжала и кинулась к окну. Он должен был лежать на земле с переломанными конечностями и корчиться от боли. Или тихо умирать в луже крови, натекшей из проломленного черепа.

   Вцепившись в крашенные доски и высунувшись на улицу, она уже не чуяла под собой ног.

   Однако кузен оказался жив-здоров. Кубарем скатившись с туго набитых чем-то мешков, он бросился бежать через заваленный старым гнилым барахлом двор к подвальному окошку соседнего дома.

   - Дэнни! – завопила Гвендолин. – Ты с ума сошел! Там же полоумная Мастерс!

   Старуха Дженни Мастерс стоила отдельного пояснения. Жила она по соседству от тетушки Тэххи и имела с нею общий двор, огороженный высоченным железным забором, - именно сюда вела наглухо заколоченная дверь черного хода.

   Дама эта прославилась тем, что однажды свихнулась. Не настолько непоправимо, чтобы скоротать оставшиеся годы в лечебнице, но достаточно ощутимо, чтобы разнообразить жизнь соседей эксцентричными выходками. Злые языки приписывали ей пристрастие к алкоголю и шизофреническую манию преследования, но пока она доставала соседей исключительно болезненной подозрительностью.

   Гвендолин старуха особенно невзлюбила с тех пор, как Дэнни подстрелил из рогатки ее любимца, кролика по кличке Тапок. Ушастый был в преклонных кроличьих летах и страдал ожирением. По вечерам Мастерс выкладывала его в ящик с петуниями погреться на закатном солнышке. Здесь его подкараулил Дэнни со своей рогаткой и куском окаменевшей соли. Животное скончалось на месте, Гвендолин отняла у брата рогатку – тогда-то ее и застукала сумасшедшая старуха. А гаденыш еще и ткнул в сестру пальцем: мол, все она! Поднялся свирепый вой – еле ноги унесла.

   В общем, с Гвендолин у бабки были старые счеты.

   Ловко выкручивая ржавые болты из решетки на подвальном окошке (похоже, ему не впервой), Дэнни обернулся и высунул язык. Гвендолин беспомощно смотрела, как он открывает окошко. Неужели полезет внутрь? Но зачем?

   Из-за пояса джинсов у Дэнни торчала знакомая рукоять рогатки. Прислонив решетку к фундаменту, он принялся шарить по земле, подбирая мелкие камешки и засовывая их в карман. Сейчас влезет в окно, пересечет старухин подвал, выберется с противоположной стороны и поминай, как звали, догадалась Гвендолин. Интересно, тетушка взыщет с нее за безответственность, если мальчишка угодит в переделку?

   Собравшись с духом, Гвендолин взгромоздилась на высокий подоконник. Она догонит негодника и – ох, до чего же высоко! – притащит назад. Хватанув ртом воздух, крепко-крепко зажмурившись, Гвендолин соскользнула вниз.

   Бух!

   - Ай!

   Локти и колени проехались по жестким холстам мешков, и если первые защитили рукава куртки, то вторые ободрались в кровь. Она уже и забыла, каково это – разбивать голые коленки. Слишком давно падала в последний раз. Волей-неволей припомнишь мамины слова о вызывающе короткой юбке. Впрочем, главное – кости уцелели.

   Гвендолин победно вскинула голову, заправляя за уши пряди длинных волос, и только тут сообразила, что рюкзак с вещами – и деньгами! – лежал в гостиной, а телефон по-прежнему заряжался на каминной полке. На автобусе теперь не укатишь. Не карабкаться же обратно на стену – вон она какая высокая, и лестницы нигде не видать. Гвендолин обула слетевшие при падении туфли, сползла с мешков и на всякий случай дернула ручку запасной двери. Разумеется, заперто… Раз изнутри не поддалась, то и снаружи глупо надеяться.

   - Дэнни?

   Она оглянулась вовремя, чтобы увидеть, как в квадратном окошке исчезают кроссовки кузена.

   О, нет... Неужели придется лезть туда?! Гвендолин подошла и всмотрелась в черноту. Из подвала дохнуло затхлым холодом.

   А вдруг полоумная Мастерс дома? Помимо прочего, злые языки судачили и о ружье покойного Джефри Мастерса, которое вдова отказалась сдавать в полицию после смерти мужа.

   - Я отлуплю его, – простонала Гвендолин. – Отлуплю.

   И полезла в проем. Голова и плечи протиснулись без труда, а вот бедра застряли. Упершись ладонями в грубо оструганную раму, Гвендолин поелозила туда-сюда – теперь на бедрах наверняка появятся синяки, - затем втащила ноги и провалилась в бездну пыли, вони и черноты. Щиколотки увязли в чем-то мягком и сыпучем, затягивающем, как песчаные барханы.

   - Дэнни? – голос прозвучал сурово.

   Никто не ответил, но шорохи впереди были красноречивее слов.

   Гвендолин направилась на звуки, рассекая кучи рванья и пакетов с крупами. Чтобы не стукнуться макушкой о низкий потолок, пришлось пригнуться. Откуда-то дохнуло тухлятиной.

   - Эй, Гвенни, – замогильным шепотом позвал кузен. – А здесь труп.

   К горлу подкатила тошнота.

   - Не ври!

   - Я и не вру. Чуешь вонь? Иди глянь, кого полоумная Мастерс зарыла в своем подвале.

   Подобравшись ближе, напрягая зрение, внутренне обмирая и готовясь от души заорать, Гвендолин вытянула шею. Тогда из тьмы выплыла полуразложившаяся крыса, лежащая на порванном мешке с мукой. Здоровая, как кабан.

   - Ну у тебя и видок, вот умора! - Дэнни затрясся от хохота.

   - Опять твои шутки! – разозлилась Гвендолин.

   Она не успела опомниться, как кузен, хрюкая от смеха, нырнул за стеллаж с маринадами в пыльных банках. Хлипкая деревянная конструкция пошатнулась. Одна из трехлитровых склянок бухнулась вниз и громко разбилась об пол. Уксусные брызги окатили с ног до головы, из банки вывалилось что-то скользкое и разъехалось во все стороны, угодив прямо под ноги.

   Дэнни на миг замешкался, присев от испуга, кинул встревоженный взгляд вверх и сглотнул – Гвендолин заметила, как дернулся кадык на его тощей шее.

   В этот момент прямо над головой раздалось торопливое шарканье, посыпалась пыль, и глухой голос донесся сквозь доски пола:

   - Воры! В мой дом забрались проклятые воришки! Слышишь, Джефри? Нас хотят обчистить! Заряжай ружье, сейчас мы отстрелим их грязные руки!

   До противоположного окошка – а оно оказалось ближе того, через которое они забрались в подвал, – Гвендолин с братом мчались наперегонки, грациозно перемахивая через бочки с гнилой капустой и железные кроличьи клетки. Дэнни, на две головы ниже сестры, доскакал быстрее и решетку на окне вынес вместе с рамой. В проем вошел хорошо, только пятки мелькнули. С улицы донесся удаляющийся топот.

   А Гвендолин застряла. За спиной заскрежетали дверные петли, и ей представилась полоумная Мастерс в домашнем халате, бигуди и с мужниным дробовиком в руках. Появляются ли седые волосы в четырнадцать лет? Если да, то за пять секунд, проведенные в окне, Гвендолин заполучила не меньше дюжины. Рванувшись из последних сил, она вылетела наружу, точно пробка из бутылки.

   Хвала всевышнему, ни одного прохожего! Отряхивая юбку и вытаскивая из волос паутину и щепки, Гвендолин пробежала мимо мусорных бачков и свернула за угол. Требовалось срочно придти в себя и отыскать Дэнни. Краем уха она слышала, как бушует старуха, но подвал остался в переулке, а воплями не подстрелишь.

   - Привет! – вдруг окликнул кто-то.

   Гвендолин в замешательстве обернулась.

   К ней через дорогу неслась Кирстен, а чуть поодаль, у дверей кондитерской, стояли другие ребята: Молли, жующая пирожное, радостно помахала рукой, к ней присоединились Джастин с закадычным другом Ларри. Последний щелчком отправил в урну окурок.

   - Мы едва тебя не проворонили! – воскликнула Кирстен, стиснув Гвендолин в объятиях. – Стучали, стучали, а никто даже к двери не подошел. Как тебе удалось выбраться?

   - Нелепая история, - радость от неожиданной встречи вымела из головы мысли о сбежавшем кузене. – Вы-то как здесь очутились? Я же звонила всего…

   - Четыре часа обратно, - подруга сверилась с наручными часами.

   - Здорово, узница, - подошедший Джастин разулыбался, хлопнув Гвендолин по плечу. – Мы приехали тебя спасать, а ты преспокойно разгуливаешь по окрестностям. Эй, что за вид? Привидение повстречала?

   - Хуже. Пойдемте отсюда, по дороге расскажу.

   - Куда? – Молли запихала в рот остатки пирожного.

   - В Старый парк, - предложил Ларри.

   Четыре пары глаз уставились на него, не мигая.

   - Струсили? – он сплюнул на асфальт. – Этан говорит, там, у озера, есть любопытное местечко для пикника.

   - Нашел, кому верить, - хмыкнула Молли. – Он же трепло.

   - Да мы вместе туда ходили!

   - Значит, ты тоже трепло. Никто в здравом уме не устраивает пикник в Старом парке.

   - Мама говорит, там люди пропадают, - многозначительно сказала Кирстен.

   - Ерунда. Сказки для простаков, - отмахнулся Ларри. – Если бы кто-то пропадал, их бы искали, расклеивали фото на остановках, печатали объявления в газетах.

   - Вовсе не обязательно.

   - Мы все там побывали, - Джастин пожал плечами. – Вся школа. Даже Гвенни – целых два раза.

   Он помнил?.. В душу вкралось необычное подозрение, и Гвендолин, прищурившись, внимательно посмотрела на него. Он отвел взгляд и добавил:

   - И пока живы.

   - Бросьте, девчонки! Неужели вы вправду верите в легенды о монстрах? – не сдавался Ларри. – Или в россказни о маньяке-убийце? Это ж полный бред!

   - А зачем, по-твоему, воздвигли стену? – Кирстен уперла руки в бока.

   - Ну уж точно не для защиты от оборотней и привидений!

   И впрямь, при трезвом размышлении действия городских властей выглядели нелогично. Если, конечно, допустить, что те и впрямь опасались кого-то из обитателей парка. Сверхъестественное не удержишь кирпичной оградой, а злодей всегда отыщет новое место для кровопролития.

   - Слышали когда-нибудь о карстовых провалах? – спросила Гвендолин. – Я думаю, с парком произошло нечто подобное, какая-то природная аномалия. Грунтовые воды промыли пустоты под землей, и возникла опасность обвала.

   Кирстен энергично закивала.

   - Не встречал там ничего подобного, - возразил Ларри. – Но если так, то бояться вообще нечего – опасно, когда над пещерой много машин и зданий.

   - Идемте! – Джастин энергичным жестом позвал за собой. – Пора развенчать детские страшилки. Кто со мной?

   Молли и Кирстен, хмурясь, неуверенно топтались на месте.

   - Может, лучше в книжную лавку на углу…

   - Или в кафе…

   Неожиданно для самой себя Гвендолин повернулась к мальчикам.

   - Я пойду, - заявила она с храбростью, которой на самом деле не испытывала. Когда еще выпадет шанс заглянуть в глаза страху, гнездящемуся в душе с того злополучного Хэллоуина? И не просто заглянуть, а выдрать его с корнем, чтобы ни намека не осталось, чтобы дрожь не пробирала до костей всякий раз при виде красной кирпичной стены. Папа именно так советовал поступать со всеми тревожными чувствами, воспоминаниями и обстоятельствами: встретиться лицом к лицу, перебороть.

   - Молодец, Гвенни! Ты настоящий…

   - …пацан. Спасибо, Джастин.

   - Друг! Я собирался сказать «друг».

   - Девочки, мы скоро, - Гвендолин ободряюще улыбнулась растерянным подружкам и обратилась к мальчикам: – Только чур в Крытый проезд – ни ногой!

   Они неторопливо двинулись по тротуару.

   - Но это самый короткий путь…

   - Боюсь, полоумная Мастерс – соседка моей тетушки – подняла на уши всю улицу, - Гвендолин понизила голос до шепота и бросила многозначительный взгляд на переулок, откуда недавно выбежала. – Мы с Дэ… то есть я нечаянно вломилась в ее подвал и разбила банку маринада, - о кузене пока лучше было помалкивать. – Чуешь?

   Она сунула рукав куртки под нос Джастину. Тот скривился:

   - Фу! Что за кислятина?

   - Нечаянно? – Ларри скептически задрал бровь.

   - Представь себе. Не собиралась ее обворовывать, просто хотела выбраться со двора. А она как взвоет – и сразу за ружье!

   - Ну ты даешь! – восхитился Джастин. – Так она тебя видела?

   - Вряд ли.

   - Тогда опасность миновала.

   - Если бы, – Гвендолин поморщилась, разглядывая ободранные колени. Каждый шаг причинял жгучую боль – она почувствовала это лишь теперь, когда стих ураган эмоций. – Вот, пожалуйста, неопровержимое доказательство…

   Они миновали переулок, ведущий в Крытый проезд, и оттуда вдруг донеслись возмущенные возгласы.

   - Ой, - Гвендолин вздрогнула и инстинктивно ускорила шаг. – Пойдемте быстрее!

   - Подумаешь, пара ссадин, - не понял Ларри, - это же не повод для ареста.

   - Да-да, но береженого Бог бережет.

   Хорошо хоть мальчики не стали спорить.

   Некоторое время Гвендолин с тоской размышляла о насущном. Когда Дженни Мастерс растрезвонит о «попытке ограбления» на всю округу, тетушка живо увяжет распахнутое на втором этаже окно и вынутую подвальную решетку с вторжением в соседский дом. Наказания не избежать. Да еще Дэнни словно испарился… Ох и тяжко делалось на душе от подобных раздумий.

   Кленовая улица, по которой они шли, у подножия холма текла параллельно Крытому проезду, а затем круто забирала на север и выстреливала целым пучком узких дорожек. Дома здесь утопали в зелени садов, между ними вилась мелкая речушка с живописными берегами и выгнутыми мостиками.

   А восточнее начинался Старый парк. Его кирпичная стена уже краснела в просвете между зданиями. Он взбирался на холм и отсюда, снизу, походил на шишковатую зеленую шапку, нахлобученную на чью-то исполинскую голову.

   - Высота холма порядка ста пятидесяти метров, - назидательно вещал Ларри, пока они пересекали пологий откос, поросший колючей травой. Откос упирался в стену, вдоль которой вела едва заметная тропинка.

   - Я слышала, там легко потеряться и проплутать месяц, - заметила Гвендолин, стараясь придать голосу беззаботность. От близости парка по коже поползли мурашки. Даже не взирая на жаркий июньский полдень, кирпичная кладка стены источала холодок.

   - Его площадь всего пять квадратных километров, - возразил Ларри, явно гордясь своей осведомленностью. – Чтобы здесь надолго заблудиться, надо быть либо слепым, либо везучим, как «Титаник». В самом широком месте территорию легко пересечь за час. От края до края.

   - Я гляжу, ты навел справки, - сказал Джастин.

   - Врага лучше знать в лицо. Большинство суеверий у человечества попросту вымышлено и проистекает от невежества или инерции мышления. Чтобы развенчать любую легенду, достаточно обратиться к логике, - Ларри важно постучал себя пальцем по виску. Он выглядел до того напыщенным, что Гвендолин хихикнула.

   Мало кто из городских жителей отваживался гулять у стены. Примыкавшие к холму дворы большей частью скрывались за оградами и разросшимся кустарником. Поэтому откос пустовал. Дыра в стене, куда изредка лазила непослушная ребятня, находилась на высоте человеческого роста – достаточно далеко от земли, чтобы взрослым не приходило на ум заляпать ее цементом. Да и протиснуться в нее мог лишь ребенок или очень худой подросток.

   - Говоришь, был там с Этаном Брауном? – пропыхтел Джастин, перекашивая плечи и выкручивая голову. – Он, наверное, тогда под стол пешком ходил, потому что сейчас… - пауза, - после качалки… частенько дверные косяки с собой в комнату вносит… - Что-то затрещало. – Ну вот, порвал новую футболку!

   - Давай подсажу, - галантно предложил Ларри. – Ставь сюда ногу.

   - Джей, ты как? – Гвендолин проигнорировала его подставленные наподобие ступеньки руки.

   - Живой!

   - Отлично.

   Подпрыгнуть, ухватившись за острые края разлома, подтянуться, проскользнуть в отверстие головой вперед… Гвендолин покраснела, сообразив, какой вид откроется Ларри на ее ноги. Однако не возвращаться же обратно! Она постаралась побыстрее влезть в проем.

   Бух!

   Второй прыжок за день оказался не намного мягче первого. Колени больно подломились, и на ногах прибавилось царапин от сломанных веток и кирпичной крошки. Гвендолин поднялась, стряхивая с ладоней мусор.

   Джастин уже исследовал ближайшие кусты:

   - Идите сюда! Тут дорога!

   Ларри по ту сторону стены замешкался.

   - Эй, тебе чего? – услышала Гвендолин его голос. – А ну топай отсюда, мелюзга!

   Ответ затерялся в шелесте листвы, растревоженной ветром.

   Гвендолин задрала голову. Высоко над землей суховей полоскал листья деревьев, над которыми в небесной синеве ползли редкие облачка, похожие на клочки ваты.

   Рядом наконец плюхнулся Ларри, под закатанным рукавом его рубашки вспухла свежая царапина.

   - И тебе досталось, - усмехнулась Гвендолин. – Принял боевое крещение.

   - Показывай свое озеро! – крикнул Джастин, топчась на найденной тропинке. Его голос прозвучал хрипло, в нем отчетливо сквозила нервозность. Странно. Полдень, солнце и красочный пейзаж под голубым небом – казалось, не было ни единого повода для беспокойства.

   - За мной, - Ларри вновь напустил на себя вид заносчивый и деловой.

   Петляя между деревьями и кустарниками с пыльной, высохшей зеленью, дорожка стала карабкаться вверх по холму. Она то превращалась в рассохшиеся дощатые лесенки, то вытекала на пологие площадки, вымощенные серым булыжником, со скамейками и запущенными цветочными клумбами. Вскоре кирпичная стена затерялась далеко позади.

   - Видите? Никаких карстовых провалов! – самодовольно разорялся Ларри. – Ни волков, ни монстров, ни привидений!

   Под ногами шуршали прошлогодние листья и хрустело множество мелких веточек, но в общем создавалось впечатление, будто за парком все-таки кто-то ухаживал. За несколько десятилетий ростки деревьев и травы должны были пробить и раскрошить камни, заполонив все вокруг! Гвендолин догадывалась, как быстро приходят в запустение сады и дичают деревья, если о них не заботиться.

   Под широкими древесными кронами было сумрачно и тихо: солнечные лучи с трудом пробивались сквозь плотные переплетения ветвей. Зелень приобрела насыщенные темные оттенки, воздух сделался прохладнее, звуки - глуше. Вдобавок откуда-то потянуло сыростью с нериятными нотками гнили.

   Подъем наконец прекратился. Гвендолин порядком выдохлась и остановилась отдышаться.

   Дорожка впереди уперлась в небольшое озерцо идеальной круглой формы, наверняка искусственного происхождения. Затянутая маслянистой пленкой вода глубокого изумрудного цвета отчего-то казалась очень… опасной. Несмотря на крошечный размер, озеро выглядело страшно глубоким. Гвендолин внезапно пришло в голову, что на поверхность выбивается лишь маленькая лужица, в то время как само озеро скрыто под землей, прямо под ногами. Ей представилось, будто она очутилась на тонком льду, прикрытом дерном и листьями. Один неосторожный шаг – и льдина треснет, опрокинется и утянет в гнилую водяную бездну.

   Могло ли подобное быть правдой? Так или иначе, Гвендолин уже жалела о своем сумасбродном решении навестить запретный парк. Она чуть было не поделилась опасениями с Джастином: тот брел вдоль озера, засунув руки в карманы и высоко подняв плечи. Прогулка не доставляла ему ни радости, ни удовольствия.

   Внезапно чуть поодаль, в кустах шиповника, кто-то завозился.

   Гвендолин подпрыгнула, живот мигом свело от страха. Джастин окаменел.

   Колючие ветки сотряслись раз, другой, и из-за них донеслось утробное звериное «р-р-р».

   Ларри завизжал хуже девчонки и кинулся наутек. Гвендолин не успела опомниться, как его простыл и след.

   - Герой, - буркнула она.

   Джастин, стараясь не делать резких движений, шарил рукой в траве, ища камень или что попадется.

   Рычание повторилось. До боли знакомое рычание! Вдобавок среди колючек мелькнул красный лоскут.

   Кузен ведь был одет в красную футболку?

   - Дэнни!

   Из куста высунулась чумазая физиономия и тут же вновь исчезла. Затрещали ветки – мальчишка дал стрекача.

   - Джей, держи его! – закричала Гвендолин.

   Так вот с кем общался Ларри у стены парка! Вот кому советовал убраться прочь! Дэнни всю дорогу крался следом, наверное, от самого дома, его же хлебом не корми, а дай над кем-нибудь поиздеваться. Гадкий, гадкий мальчишка!

   Все-таки даже ангельскому терпению рано или поздно приходит конец.

   Гвендолин помчалась за братом, оставив растерянного Джастина неуверенно трусить следом. Красной футболке трудно затеряться среди зелени, и как Дэнни ни старался, Гвендолин наступала ему на пятки.

   Озеро скрылось из виду, тропинки перепутались – Дэнни мчался напролом сквозь кустарник. Трава хлестала Гвендолин по голым щиколоткам, туфли скользили по обкатанным булыжникам редких островков дороги, подчас из земли выпирали кривые корни, россыпи исполинских серых валунов преграждали путь.

   Дэнни улепетывал все дальше, в глубину парка.

   В боку закололо. Споткнувшись, Гвендолин на секунду остановилась и вдруг осознала, что Джастин отстал. Она не слышала ни его шагов, ни голоса. В груди с силой колотилось сердце – того и гляди выскочит! Ноги уже немели от усталости. Одна одинешенька в Старом парке? Только этого не хватало!

   Промозглый и вовсе не летний ветер налетел сзади и растрепал длинные волосы. Словно чья-то холодная ладонь отвесила Гвендолин шлепка. И вновь как тогда, в ноябре, возникло ощущение, будто чей-то злобный взгляд буравит затылок.

   Вскрикнув, Гвендолин устремилась дальше, уже не столько догоняя брата, сколько спасаясь от призрачной угрозы.

   Впереди мелькало красное пятнышко. Все ближе, ближе, ближе…

   Деревья расступились, по глазам резанул солнечный луч, и она вдруг очутилась на вымощенной камнем площадке. По окружности тянулась высокая стена, сложенная из гигантский валунов, местами выщербленная, поросшая мхом, цветным лишайником, папоротником и даже чахлыми побегами деревьев. Высоко над головой сохранились оконные проемы, а вот крыша давно рухнула – от нее остались лишь груды осколков на земле.

   Чье больное воображение породило этот архитектурный выкидыш? Больше всего он напоминал огромный колодец – да-да, настоящий колодец, только с окнами и парой дверей!

   - Обалдеть, - выдохнул Дэнни. Находка поразила его не меньше, чем Гвендолин. Он таращился во все глаза и не пытался улизнуть. А Гвендолин уже не собиралась ни ловить его, ни ругать. Ей хотелось лишь одного – выбраться из Старого парка как можно скорее.

   - Настоящий рыцарский замок! – восхищался кузен. Мальчишка, что с него взять.

   - Наверное, построили для ролевой игры, - предположила Гвендолин. – Может, эти игры и сейчас тут проходят время от времени, для того парк и огородили. Пойдем уже, пора возвращаться, скоро стемнеет.

   Солнце и впрямь клонилось к закату, его косые оранжевые лучи били сквозь пустые оконные арки.

   - Странно, - пробормотала Гвендолин. – Мы не провели тут и получаса, а уже наступил вечер?..

   Она пересекла «дно колодца» и выглянула наружу через низенький, тесный дверной проем.

   Башня пристроилась на краю холма. Его головокружительно крутые склоны тонули в море травы. Далеко слева на горизонте полыхал закат, высвечивая на бескрайней равнине какие-то постройки. И над всем этим плавали клочки облаков. Прямо над землей, низко-пренизко, руками ухватишь.

   Ниже, примерно посередине склона, торчала знакомая кирпичная стена.

   Так они с Дэнни пробежали Старый парк насквозь и оказались на противоположной стороне? Хвала небесам! Если выйти за ограду и повернуть налево, очень скоро доберешься до Крытого проезда.

   Гвендолин застонала от облегчения.

   - Дэнни, - позвала она радостно и протянула руку. – Идем домой!

   - Я не маленький, – проворчал кузен, демонстративно отворачиваясь. Затем вдруг вытащил из-за пояса рогатку, поднял с земли несколько камней и принялся запихивать их в карманы штанов.

   - На всякий случай, – объяснил он, кинув на сестру хмурый взгляд.

   - Быстрее. Солнце вот-вот сядет. По моим подсчетам, через пару часов будем на месте.

   Гвендолин бодро зашагала вниз, взрезая колышущиеся изумрудные волны сочной травы, испещренные всевозможными видами полевых цветов.

   Когда они достигли стены, выяснилось, что та едва достигала метра в высоту. Перелезть через нее не составило труда даже с разбитыми коленями. Оно и правильно: возводить крепостные стены за пределами населенных пунктов – непростительное расточительство. Правда, растрескавшиеся, белесые кирпичи тянули лет на двести с хвостиком, но Гвендолин не придала этому значения. В конце концов, она ничего не смыслила в стройматериалах.

   Все сильнее и сильнее хотелось пить – вот бы подвернулся ручек или речушка! В природных водоемах, конечно, кишмя кишели бактерии и паразиты, да и город близко – мало ли какие химикаты проникали в почву и воду? Но в горле ужасно пересохло.

   - Хоть бы глоток воды! А все эта дурацкая беготня. Я взмокла, как рыба, - пожаловалась Гвендолин собственной тени.

   - Не догоняла бы, - буркнул Дэнни, вытирая пот со лба. Ему тоже отчаянно хотелось пить.

   - Послушай, что я тебе сделала? Зачем ты постоянно ко мне цепляешься?

   Кузен раздраженно фыркнул и ускорил шаг, срывая по пути бордовые шишечки кровохлебки и тут же бросая их обратно в траву. Похоже, он просто ни минуты не мог прожить без пакостничества, вот и вся причина.

   Они прошли совсем немного, когда Гвендолин заметила вдали постройки.

   - Дома! – радостно воскликнула она. – Вот он, город! Бежим!

   Болиголов, цикорий и львиный зев смешались в пеструю кашу и полетели навстречу. Ноги путались и увязали в разнотравье, из-за чего бежать было тяжеловато. Гвендолин скоро выдохлась и все же не собиралась сбавлять темп. Но уже на подступах к поселению, с первыми же огородами, выяснилось, что никакой это не город.

   - Наверное, восточная окраина, - предположила она вслух. – Ни разу здесь не бывала.

   Они выскочили на ухабистую дорогу, покрытую растрескавшейся от солнцепека грязью. Ветер забавлялся: дребезжал дырявыми глиняными черепками, там и сям насаженными на частоколы дворов, шевелил пучки фасоли и чеснока на перекошенных воротах, стучал связками то ли клыков, то ли когтей, развешенными на бельевых веревках.

   Деревянные дома покрывала гнилая солома. Их стены отродясь не ведали ни краски, ни штукатурки. Оконные рамы посерели, вспучились и размахрились на гнилые щепки. В крышах зияли дыры. Огороды пустовали. Кое-где из сухой земли торчали стрелки лука да кустики выродившейся клубники – ни единой ягодки. Задумчиво покачивали незрелыми головками подсолнухи.

   Из оконных стекол слепо таращилась чернота. Козырьки крылец отваливались. С ржавых водосточных желобов свисали плети дикого винограда. И так было на каждом дворе, с каждой постройкой.

   - Славное местечко, – заметил Дэнни. – Это что, последствия свирепой чумы? А где тогда пепелища погребальных костров?

   - Не смешно, - одернула его Гвендолин. – Ни стыда у тебя, ни совести. Может, жители перебрались поближе к городу.

   - Сразу все?

   - Какие необычные дома...

   - Гляди, та штуковина напоминает колодец!

   Посреди улицы лежал массивный каменный круг, наполовину прикрытый деревянной крышкой.

   - Вода есть? – Дэнни свесился через край, силясь разглядеть дно.

   Увы, колодец пересох.

   Гвендолин растерянно попинала жестянку с обрывком цепи, некогда служившую ведром. Покинутая деревня навевала уныние. Лучше было здесь не задерживаться.

   Они с Дэнни двинулись по извилистой улице, заглядывая в подворотни и за калитки. Никого. Если здесь и жили люди, то это было в незапамятные времена. Надо бы потом выспросить у мамы.

   Дэнни со скуки извлек из кармана штанов камень и с размаху засвистел им в ближайший дом.

   Бац!

   Камень раскроил надвое оконное стекло.

   - Прекрати! – Гвендолин возмущенно схватила его за руку и встряхнула. – Совсем спятил?

   - Отстань! – Дэнни выдернул запястье из ее пальцев. – Тут все равно одно гнилье!

   - И поэтому надо крушить что ни попадя? – она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы как следует отчитать кузена, только тот вдруг вытаращил глаза. Его перепачканную физиономию исказила злорадная ухмылка.

   Гвендолин с недобрым предчувствием обернулась.

   В фундаменте постройки с разбитым стеклом, очевидно, имелся подвал, а у подвала – окошко. И из него секунду назад выскочила жирная серая крыса, ничуть не скромнее тушки из дома Дженни Мастерс. Шевеля усами и принюхиваясь, крыса преспокойно уселась на задние лапы и уставилась на Гвендолин. В черных глазках-бусинках мелькнули красные блики – это отразились лучи заходящего солнца. Сердце в груди у Гвендолин заколотилось сильно, тревожно. Крыса словно разглядывала ее, изучала пристально и как-то... по-человечески внимательно.

   - Не шевелись, – прошептал Дэнни и закусил губу в предвкушении. – Сейчас я ее...

   - Не надо, – Гвендолин метнула на него испуганный взгляд.

   - Струсила? – Руки у кузена подрагивали от возбуждения, рогатка скользила в сухой ладони, а вытащенный из кармана камешек никак не ложился на растянутую резинку. – Это же просто грязная крыса!

   Просто ли? Гвендолин собралась возразить, но – вот ужас! – язык не слушался. Онемевшая и беспомощная, она беззвучно разевала рот и тыкала пальцем в крысу, которая наблюдала за ней с любопытством.

   - Всего лишь крыса. Облезлая, безмозглая, заразная крыса, - Дэнни прицелился.

   - Нет! – выкрикнула Гвендолин и ударила по рогатке.

   Но камень уже сорвался, со свистом вспоров вечерний воздух. И размозжил крысе голову. Та кувыркнулась и затихла, дернув лапами.

   Гвендолин терпеть не могла крыс – а за что их любить, вредителей? Но бессмысленная жестокость брата ее потрясла. Зверюга не сделала Дэнни ничего худого: не напугала, не набросилась, не цапнула за ногу, не сгрызла последнюю пачку чипсов, в конце концов!

   - Ты монстр, - выдавила Гвендолин, чувствуя, как от жалости к несчастному животному на глаза наворачиваются слезы.

   Тут со всех сторон раздался шелест, скрежет, возня и писк. Еще одна огромная крыса выскочила из подвала и стала крадучись приближаться.

   - Оп-па! – возликовал Дэнни. – Эта тоже хочет получить камнем в лоб.

   Он в охотничьем азарте нагнулся за рогаткой, нашарил в кармане новый камень, прицелился.

   - Хватит! – закричала Гвендолин. – Прекрати!

   - Получай! – взревел Дэнни, отпуская резинку.

   Камень снова угодил крысе в лоб. Та плюхнулась в траву.

   И вдруг на дорогу отовсюду полезла целая туча крыс. Зверьки выпрыгивали из слуховых окошек и кустов, из-под крылец и дровяников, ловко спускались по рассохшейся деревянной облицовке домов, выныривали из соломы на крышах и карабкались по частоколу. За минуту ими наводнилась вся улица.

   - Ой! – оторопел Дэнни. – Откуда их столько?

   - Уходим! – Гвендолин попятилась и потащила брата за локоть. – Бежим!

   Они одновременно развернулись...

   И тут произошло такое, от чего душа у Гвендолин ухнула в пятки.

   Последний огненно-красный луч солнца сверкнул на горизонте и угас. Серая мгла расстелилась по земле, мигом напоив воздух холодной ночной сыростью. Тени от домов с закатом солнца должны были исчезнуть, но не тут-то было! Словно ожив, они растеклись по земле жирными чернильными кляксами. И лишь только Дэнни окунулся в одно из этих черных пятен, как его подбросило вверх, завертело волчком – и ужало в размере раз в сто. Крошечным серым комком он грохнулся на землю. Мелькнул длинный лысый хвост, рогатка шлепнулась рядом, едва не огрев его по хребту, и в тоненьком, жалобном писке послышался надрывный крик.

   Гвендолин остолбенела, балансируя на самой грани ожившей тьмы и вечернего сумрака.

   - Дэнни! – выдохнула она, но с губ не слетело ни звука.

   Тьма свирепо и холодно дышала ей в лицо.

   Сзади раздались хищные рокочущие звуки, и Гвендолин обернулась. От ужаса ее парализовало, потому что одна за другой крысы вырастали, превращаясь в диковинных тварей, замотанных в серое тряпье. Когтистые лапы со скорченными пальцами плетьми висели вдоль тел и скребли землю. Черные глаза-бусины на острых мордах мокро блестели, а из ощеренных пастей торчали мелкие, похожие на иголки зубы.

   - Мамочка, – заскулила Гвендолин, зажимая рот ладонью.

   Этого не могло случиться!

   Этого не существует!

   Это сон!

   Ночной кошмар!

   Нелюди окружили ее, постепенно сжимая кольцо. От их грязных лохмотьев несло звериной вонью и тухлятиной. Воздух наполнился посвистом, цоканьем, чавканьем, стрекотанием – не приспособленные для человеческой речи рты издавали множество жутких звуков. Деваться было некуда. Еще минута – и они достанут…

   Гвендолин обхватила себя руками, втягивая голову в плечи. Одно из чудовищ подхватило за хвост крысенка, который всего минуту назад был ее кузеном, и сунуло себе за пазуху и тут же затерлось в толпу.

   Окоченев от страха, Гвендолин зажмурилась и приготовилась к боли, к мерзкому прикосновению, к когтям и зубам. Она стояла на крошечном островке серого света – наверное, последнем в деревне. Ползущие по земле лужи колдовского мрака растеклись повсюду, сливаясь воедино. Еще чуть-чуть – и если не эти жуткие уродины, то сама тьма доберется до нее и…

   - А ну пошли прочь отсюда! – раздался вдруг голос. Негромкий, чуть хрипловатый, но необычайно властный – такого невозможно ослушаться.

   - Убирайтесь, я кому сказал! – добавил его обладатель.

   Гвендолин отважилась приоткрыть глаза.

   Прямо посреди угольно-черного моря стоял мальчишка. Злобный мрак колыхался вокруг него и наползал, но откатывался назад, будто волны прибоя. Худощавый, одетый в широкие холщевые штаны и расстегнутую рубашку необычного покроя, он казался постарше Гвендолин на год или два – уж в этом-то она разбиралась! На груди у него на цепочке поблескивал драгоценный камень или пластинка золота – Гвендолин не могла разглядеть, ослепленная светом, исходившим от его ладоней. Свет стекал по сомкнутым в странные комбинации пальцам, струился по тонким запястьям, капал на землю сгустками чистого, сверкающего волшебства и казался божественным.

   Чудища пригнулись и ощерили пасти, брызгая слюной в пыльную грязь, но все же попятились, шипя и щелкая зубами. Вскоре от них осталось лишь недовольное бормотание и беспокойное шевеление в подворотнях.

   - Откуда ты взялась? – юноша приблизился к Гвендолин и обошел ее кругом, беззастенчиво разглядывая. – Извне? Я думал, ворота закрыты и обнесены стеной.

   - Ворота? – беспомощно пискнула Гвендолин. Ее колотило, зубы стучали, шея не ворочалась.

   Изящный взмах рукой – и фонтан голубых искр окатил ее с ног до головы. Гвендолин вздрогнула и снова зажмурилась, но по телу лишь разлилось живительное тепло.

   - Это ненадолго замедлит превращение, - мальчишка даже не пытался казаться дружелюбным. – Уходи.

   Схватив за локоть, он бесцеремонно поволок Гвендолин по улице. Коленки у нее подгибались, она почти не чуяла под собой ног и бежала лишь потому, что ее тянули силой. Из-под туфель вздымались клубы пыли, сухая грязь хрустела и трескалась под подошвами. Мимо, словно во сне, проносились кривые силуэты домов, а глиняные сосуды на частоколе напоминали звериные черепа.

   - Ты спустилась с холма?

   - Да, – выдавила Гвендолин, задыхаясь. Мчаться по сплошным рытвинам и ухабам, сцепившись с кем-то руками, ужасно неудобно и утомительно!

   - Вот и возвращайся тем же путем. Беги, не оборачиваясь, пока не проскочишь сквозь ворота.

   - Но…

   - Никаких «но». Убирайся, живее!

   - Стой! – она дернулась, вырывая локоть из крепких пальцев. От волнения у нее совсем помутилось в голове. Еще утром Гвендолин не верила в сверхъестественных монстров и прочую магическую чушь, однако минуту назад на ее глазах творилось самое настоящее волшебство. Это стоило принять как должное, иначе и рехнуться недолго. Спотыкаясь о колдобины, она честно пыталась смириться с происходящим, но для начала не мешало бы кое в чем разобраться.

   - Какие еще ворота? – Гвендолин остановилась. Невдалеке уже маячил последний огород.

   - Те, которые между мирами.

   - Не было никаких ворот. Я просто шла через парк… - она замолчала, вспоминая кирпичную стену, озеро, странный колодец и стремительно нырнувшее за горизонт солнце. А ведь правда, полдень не превращается в глубокий вечер за десять минут.

   Юноша смотрел на нее сердито и нетерпеливо, но молчал.

   - Та башня, - наконец пробормотала Гвендолин. – Наверное, это и есть граница.

   - Вот и славно. А теперь уходи, если не хочешь скоротать остаток жизни крысой или шша. Моего колдовства надолго не хватит.

   - Кем? – не поняла Гвендолин.

   - Одной из тварей, которые на тебя напали. Днем они прячутся в подвалах и грызут картошку, а с последними лучами солнца оборачиваются чудищами. Вообще-то они когда-то тоже были людьми, но в последнее время все чаще покушаются на убийство. Наверное, картошка закончилась.

   - Убийство? – Гвендолин затрепетала. – Значит, они убьют Дэнни?

   Юноша нахмурился. Его отросшие до плеч темные волосы живописно раздувал ветер. Прямо как у вампира из пресловутой книжки.

   - Ты была не одна?

   - Мой кузен… Он вдруг упал, – Гвендолин всхлипнула и сложила руки лодочкой, будто ожидая, что на них вот-вот материализуется крысенок. – И его уволокло это... чудище... в лохмотьях... Оно ведь не съест его? Нет?

   Она в отчаянии впилась взглядом в лицо мальчишки, но тот отвел глаза и глухо произнес:

   - Не знаю.

   - А ты? Ты мог бы…

   - Не мог! – он рассердился пуще прежнего. – Достаточно и того, что я нянчусь с тобой! Если Кагайя об этом прознает, мне несдобровать, поняла? Твоего брата больше нет. Кто вас гнал через ворота? Разве они не огорожены? Разве путь к ним не находится под запретом?

   - Да, но…

   - Вот и не ной теперь, - мальчишка холодно отвернулся и зашагал к окраине деревни. Гвендолин поплелась следом, чувствуя, как досада на него пересиливает благодарность за спасение. Похоже, он был из тех, кто совершает благородные поступки лишь нечаянно, с перепуга или по ошибке – и мигом жалеет о содеянном.

   «Грубый и бессердечный», - уныло проворчала Гвендолин себе под нос: «Но как же быть? Тетушка Тэххи от меня мокрого места не оставит! Вдруг она тоже… все-таки ведьма? Раз колдовство существует».

   - Глупости, ведьм всего две, и обе здесь, - кинул юноша через плечо.

   - Ты читаешь мысли?

   - Нет. Просто кто-то слишком громко бормочет.

   - Я обязана вернуть брата. С меня шкуру спустят…

   - Как ты его вернешь, если сама сгинешь, а? Сказано убираться, значит, убирайся!

   Ладони юноши по-прежнему источали сияние, только теперь оно разрослось, наливаясь глубоким ультрамарином, выстреливая в воздух фиолетовыми протуберанцами, горячими даже на расстоянии. Не будь Гвендолин так сильно напугана и уязвлена, она бы залюбовалась зрелищем.

   - Беги, – приказал он.

   В ту же секунду Гвендолин ощутила, что ноги ее больше не слушаются. Она потрусила к подножию холма, а там обнаружила, что и голову повернуть не в состоянии. Промчавшись вдоль стены, она перебралась через нее и начала карабкаться на крутой склон, путаясь в траве. В спину ей ударил ветер, разметав волосы и залепив ими лицо. Раздался шум. Звук был такой, словно захлопали гигантские крылья. Новый порыв ветра буквально сшиб с ног, и Гвендолин бухнулась в траву.

   Руки и ноги гудели, все тело звенело от напряжения, но чужеродная сила, заставлявшая мышцы сокращаться помимо воли, исчезла.

   Уткнувшись носом в траву, Гвендолин собралась разрыдаться, но в последний момент передумала. Глаза обожгло подкатившими слезами, и она сердито заморгала и потерла их кулаками.

   Башня-колодец нависала прямо над ней. Но она не могла вернуться в парк. Как бы ни увещевал мальчик-колдун, какие бы разумные доводы ни приводил – не могла! Чем оправдаться перед тетушкой Тэххи? Если сказать правду – о воротах, крысах-людоедах и волшебстве, - мигом угодишь в сумасшедший дом. Сочинить правдоподобную историю? Мол, пыталась догнать Дэнни, но тот как в воду канул? Солгать, будто вообще не видела кузена после того, как он улизнул из подвала Дженни Мастерс?

   Да какая разница, что говорить! Никто все равно не станет слушать! Взрослым подавай объяснение, способное уложиться в рамки здравого смысла. А если такого не существовало?

   Нет уж. Пускай лучше ее сожрут монстры, чем совесть. Мальчишка-волшебник просто спятил, если думает, что она бросит кузена в беде. Пусть даже тот был гаденышем.

   Вопреки предостережениям, Гвендолин оглянулась.

   Зрелище с высоты открывалось изумительное. Море огоньков расплескалось на холмистом горизонте, подсвечивая темное небо и низко ползущие обрывки облаков. От него в разные стороны растекались речки, речушки и ручейки светлячков. Наверное, там находилось какое-то очень внушительное поселение, от которого вело множество дорог, дорожек и тропинок.

   Гвендолин заметила одну странность: в самом центре города искорки взмывали в вышину и парили над облаками, пронизывая их пятнами голубоватого сияния.

   - Башня? – она изо всех сил сощурилась. – Или две? Ох, как же далеко, ничего толком не разглядеть.

   Но как же так? Откуда все это взялось? Ведь в первый раз, на закате, никакого города, да еще с башнями, и в помине не было!

   Решительно сжав кулаки, Гвендолин встряхнулась и рывком поднялась на ноги.

   Внезапно впечатляющая панорама всколыхнулась, будто качнулась навстречу. На какой-то неуловимый миг пространство вспыхнуло красками, сочными и прозрачными одновременно. Из ночного мрака выступили размытые силуэты далеких построек, пятна рощиц и парков, голубые ленточки водных каналов и целые россыпи цветущих садов. Гвендолин увидела, как ветер сдувает с деревьев сотни и тысячи розоватых лепестков.

   - Волшебство… - заворожено прошептала она. – Неужели так действуют его чары?

   Картинка размылась, и сосредоточиться на ней больше не получилось.

   Может, померещилось?

   Гвендолин перевела взгляд на свои руки и вздрогнула – ладони испускали бледное голубоватое сияние.

   «Моего колдовства надолго не хватит».

   Юноша применил к ней какое-то заклинание. Его магия до сих пор пропитывала тело и просвечивала сквозь кожу. Гвендолин чувствовала внутри необычное покалывание, какое бывает, если сильно пересидеть ногу или отлежать что-нибудь: поначалу конечность немеет, а затем ее начинает пощипывать и покусывать. Только в отличие от пережатых мышц, нынешнее ощущение было приятным.

   - У меня не слишком много времени, - сообразила Гвендолин. – Знать бы еще, сколько: час, два или куда меньше? Может всего десяток минут… Тогда стоит поторопиться.

   Одернув задравшуюся юбку, она со всех ног припустила вниз по склону. Густая и местами колючая трава принялась больно хлестать по голым лодыжкам, будто уговаривая остановиться. Ну уж нет! В том впечатляющем поселении с башнями наверняка отыщется кто-нибудь более сострадательный и справедливый, чем мальчишка-колдун. И обязательно поможет вернуть Дэнни. Надо лишь добраться до огоньков.

   Затея не казалась Гвендолин сумасбродной – наоборот, она слепо верила в свой безумный план: прорваться через крысиное полчище и достигнуть города. Ведь если ей встретился один человек, наверняка найдутся другие – и много!

   Шша поджидали ее в деревне, затаившись в черных и кривых, как гнилые зубы, домах. Стоило очутиться на знакомой дороге, как они повылезли отовсюду и заскользили по пятам, шипя, клацая зубами, бормоча и подвывая. Ноздри забил тяжелый смрад их лохмотьев и покрытых шерстью тощих тел.

   Гвендолин затошнило. По коже побежал мороз.

   Чудища не пытались приблизиться или схватить, они лишь пялились на нее с плотоядным вожделением – должно быть, волшебный внутренний свет отпугивал их не хуже властных приказов того мальчишки. Однако и не отставали. Чуяли, что колдовство скоро рассеется.

   Деревня все не кончалась. Гвендолин представить не могла, что она окажется настолько огромной! Петляя между домами, дорога уводила прочь от холма, на котором скрылась из виду спасительная башня. Единственная улица все виляла, виляла и виляла, то огибая пустующие хлева и загоны, то проваливаясь в болотистые овраги. Дома менялись – и не менялись вовсе! Гвендолин сбилась с толку и не понимала, новые ли это постройки, или она уже пробегала мимо них раньше. Возникли серьезные опасения, что дорога попросту водит кругами.

   Мало-помалу в угрюмый черный пейзаж стали вкрапляться новые детали. Появились первые огоньки – бледные, туманные шарики, парящие над землей. С приближением Гвендолин они испуганно перешептывались – ни словечка не разобрать! – и ныряли в кроны низкорослых кленов.

   - Не бойтесь, - попросила Гвендолин, хотя у самой от присутствия живых огней внутри все похолодело. – Помогите мне…

   Искорки продолжали отпрыгивать с пути, оставляя после себя легкие голубоватые шлейфы дыма, быстро тающие в ночной мгле. Однако Гвендолин заметила, что волей-неволей идет именно туда, где они возникают. Дорога время от времени расщеплялась, и Гвендолин спотыкалась на распутьях, недоумевая, куда повернуть. Тогда блуждающие огоньки выстраивались рядком, маня за собой. Бежать за ними по едва освещенной земле было куда приятнее, чем погружаться во мрак. О том, что они могли завести в болото или куда похуже, Гвендолин старалась не думать.

   Она совсем выбилась из сил и едва волочила ноги от усталости.

   Вскоре огоньков стало столько, что сделалось почти светло. Должно быть, она приближалась к центру светящегося моря, которое наблюдала с холма. Только на город оно было вовсе не похоже. В сухой земле под ногами кое-где начала проступать брусчатка, и чем дальше, тем обширнее становились выложенные ею участки. Тут и там над ней вздымались вычурные постройки из мрамора или серого камня: то кривоватые башенки, то кружевные беседки, то целые архитектурные ансамбли, разукрашенные причудливыми значками и рисунками. Некоторые из домиков утопали в зарослях плюща и деревьев, каких Гвендолин в жизни не встречала, другие вырастали прямо из крошечных водоемов. Она могла поклясться, что слышит плеск воды и отголоски звонкого смеха, но куда бы ни повернулась, нигде не было ни души.

   А чудища тем временем подобрались совсем близко. Когти царапнули за ногу, и Гвендолин с визгом пустилась бегом. Последние капли волшебства растворялись в темноте, и ее постепенно окутывал холод.

   На пути вдруг возникли ворота, заточенные в высокую каменную арку. Гвендолин с разбегу больно ударилась в них и сползла на землю.

   Шша замерли в ожидании, когда от магической защиты не останется и следа.

   Гвендолин поискала глазами ручку, металлическое кольцо – увы. Тяжелые деревянные створки, закованные в темные решетки и расписанные все теми же непонятными узорами и значками, не давали ни малейшего намека на то, как эта громадина открывалась.

   Шша зашевелились.

   Гвендолин в отчаянии налегла плечом на дверь, толкнула, развернулась спиной и с силой ударила по ней всем телом. Не помогло.

   Куда же теперь бежать? Где прятаться? Холод уже пробрался под одежду. Гвендолин чувствовала, как он сковывает грудь, мешая дышать, как проникает в рот и горло.

   Одно из чудищ протянуло лапу – острые когти пропахали на бедре красные борозды.

   - А-а-а! – Гвендолин закричала от боли ужаса. – Где ты? Где ты?! Помоги!

   Она в исступлении замолотила кулаками по двери, понимая, что мальчишка не придет и звать его бесполезно. Крик растворился в воздухе, точно камень ухнул в бездонный колодец, – ни удара, ни всплеска.

   Когти вцепились в шею и сжались. Удушливая вонь заткнула ноздри.

   - Помогите, – в последний раз прохрипела Гвендолин.

   - Эй! Кто здесь?

   Хватка ослабла, и Гвендолин удалось вырваться.

   - Вот дела! А ну кыш! Отпустите ее!

   Раздался скрип, потом шипение и болезненный вой.

   Бум! Бум! бум!

   Гвендолин оглянулась и увидела, как длинная, костлявая дама, подоткнув юбки и засучив рукава, самозабвенно молотит крыс-оборотней здоровенной деревянной кадкой. Из-за проворства, с которым она охаживала чудищ, казалось, будто рук у нее как минимум четыре.

   - Давайте, давайте, проваливайте. А то я ведьме нажалуюсь – она вас быстро в песок перетрет и в аквариум ссыплет.

   Твари нехотя отступили, злобно ворча и глотая голодные слюни.

   - Им нельзя сюда заходить, – повернувшись к дрожащей Гвендолин, сообщила незнакомка. – Запрещено.

   Она сощурилась, сдула мешающую прядь волос со лба и перехватила ручку кадки поудобнее.

   - Заходи быстрее, не топчись, пока у этих, – кивок в сторону шша, – ум за разум не заехал, если он у них вообще есть. Ну, чего ждешь?

   Гвендолин от страха всхлипнула, икнула, захлебнулась вдохом и не сдвинулась с места. Язык будто в горло провалился.

   - Понятно. – Незнакомка со вздохом взяла ее за руку и, не слишком церемонясь, пропихнула в низенький, узкий проем в стене – в полутьме такой нипочем не заметишь. Дверца за спиной захлопнулась. – Страшно? Ясное дело, шша кого угодно в ужас вгонят. Ведьма их держит, чтобы слуги из замка не сбегали, а то многие были бы не прочь улизнуть. Говорят, у шша приказ пожирать всякого, кто вздумает самовольно вернуться к людям.

   Гвендолин не ответила. От всего пережитого ее нещадно тошнило, и кожа покрылась холодным потом. Задержав дыхание, сглатывая, она обвела взглядом место, в которое угодила.

   Здесь, за воротами, было светло. Свечение лилось из узких каналов, заполненных водой. Ночной воздух кишел игривыми мерцающими огоньками, цветными и восхитительно красивыми. Вдоль дорожек, петляющих между водоемами, росли корявые клены, и было их видимо-невидимо – целая роща из узловатых стволов и крон с острыми, похожими на лучистые звезды листьями. А может, это были никакие не клены? С них облетали дивные розоватые лепестки.

   - Ты ведь не здешняя. Пробралась из человеческого мира, верно?

   Гвендолин с усилием кивнула.

   - Ну и зачем, скажи на милость?

   - Я не специально.

   Можно подумать, кто-то по собственной воле согласился бы на подобное приключение.

   - Попала ты сюда, может, и не нарочно – случается. Но унести ноги от шша, да еще ночью, когда Ведьма насылает на землю колдовской мрак… - незнакомка с сомнением покачала головой. – Тут без чародейства не обойтись. Ты, наверное, божество какое-нибудь повстречала? Большую часть месяцев в году они у нас наперечет, разве только мелочь всякая пакостничает в лесах: сатиры, дриады, саламандры изредка с гор спускаются. Но совсем скоро на арене начнутся ежегодные состязания – Кагайя уже разослала приглашения, – вот тогда не протолкнуться будет от всех этих духов да богов.

   Кагайя? Знакомое имя. Уж не о ней ли упоминал юноша-колдун?

   - М-да, а волшебство-то с минуты на минуту рассеется, – заметила женщина, окинув Гвендолин критическим взглядом.

   - Скоро? А разве оно еще не?..

   - Когда чары спадут, превратишься в крысу.

   Вот обрадовала!

   - Ступай за мной, что-нибудь придумаем. – Перекинув кадку в другую руку, она зашагала прочь от ворот по дороге, втиснутой между парой живописных водоемов. Гвендолин послушно поплелась следом, мелко дрожа от холода, прокравшегося под одежду. В голове крутился вопрос: «Вы вправду мне поможете?» - но задать его она так и не решилась.

   Дорога чуть-чуть забирала влево, а над водоемами склонялись деревья с гибкими ветвями, усыпанными цветами. К сожалению, за всей этой красотой не было видно цели путешествия.

   - Тебя звать-то как?

   - Гвендолин.

   - А я Нанну. Присматриваю за бассейнами и каналами замка.

   - Почему же вы не превращаетесь?..

   - Чтобы содержать замок, требуется уйма слуг, а из грызунов не слишком расторопные работники, - Нанну усмехнулась. – Вот ведьма и сохраняет нам человеческий облик.

   - Значит, вы тоже из... моего мира?

   - Нет. Я родом из Города-на-Болотах… Повезло, что задержалась сегодня допоздна с кормежкой рыб.

   - Повезло? – скривилась Гвендолин, чувствуя, как к горлу подступают рыдания. – Какое везение, если я вот-вот грянусь оземь и обернусь каким-то грызуном!

   - Ну-ну, не реви. И не привередничай. Грызун, не грызун, главное – жива и здорова. Шша не стали бы с тобой церемониться.

   Впереди показался горбатый мостик, перекинутый через речку. Речка была мелкой, не глубже человеческого роста, и вода в ней насыщенного изумрудного цвета просвечивала до дна.

   - Одного не возьму в толк, - рассуждала Нанну. – Почему доброхот, наградивший тебя волшебной защитой, не помог вернуться в людской мир?

   - Он пытался, только я сама не захотела. Мой кузен, Дэнни, угодил в тень прямо на моих глазах… - Гвендолин запнулась и сглотнула. Поспевать за Нанну становилось трудновато. – Чудище сцапало его и утащило, я даже пикнуть не успела. Потом появился тот мальчишка, весь из себя, и сходу напустился на меня, чтобы убиралась. Но я ведь за Дэнни в ответе, ему всего десять! Тетушка Тэххи с меня голову снимет, что не уследила, а про монстров ей нечего и рассказывать…

   - Кузен? – нахмурилась Нанну. – Плохо.

   Какое-то время она шла молча, погрузившись в раздумья. Затем, словно очнувшись, спросила:

   - Что еще за мальчишка?

   - Да он как-то не представился, - Гвендолин пожала плечами.

   - Уж не Айхе ли?.. Да ну, чушь собачья, - Нанну резко хохотнула – наверное, предположение показалось ей ужасно нелепым. – Этот паршивый щенок не стал бы тебе помогать. Скорее, кто-нибудь из духов леса прикинулся человеком или объявился новый колдун. Неплохо бы: пора нашу Ведьму приструнить, а то совсем распустилась. В здешних краях она – полновластная хозяйка; сама сочиняет законы, сама карает за их нарушение, сама решает, кого казнить, а кого миловать. С ней могла бы потягаться лишь Цирцея, но у них договор о невмешательстве.

   - Значит, волшебство и здесь – редкая штука, - пробормотала Гвендолин, не особо вникая в суть разговора. Горестные предчувствия терзали душу.

   - Нет, но людей с чародейской кровью и впрямь раз, два – и обчелся. Я всего двоих и встречала. – Нанну понизила голос до шепота. – Будь их больше, мы бы не влачили рабское существование. Хоть один порядочный да сыскался бы. Такой, знаешь, с обостренным чувством справедливости. Когда появился Айхе, многие воспрянули духом, но – увы. Бродят слухи, будто за колдовской дар он продал Кагайе душу, и теперь она помыкает им, как ей заблагорассудится: заставляет творить всякие мерзости…

   - Я надеялась на помощь, - пробормотала Гвендолин, задыхаясь от быстрой ходьбы. Зубы уже клацали от холода. – С Дэнни.

   - Поверь на слово: милосердной Кагайю не назовешь. Тут тебе вряд ли обломится что-то путное.

   - Тогда я пойду к этому Айхе.

   - Забудь, - Нанну придержала ее за плечо, - и послушай. Твой брат сейчас в безопасности. Не дома, конечно, но хотя бы жив, здоров. Пока он в облике крысы, шша его не тронут. Главное, чтобы не сунулся в замок, иначе Кагайя скормит его своим питомцам – те еще чудища.

   - Ой.

   - Я сейчас отведу тебя к ведьме, представлю своей племянницей. Скажу, что после гибели Города-на-Болотах, ты со своей матерью, моей сестрой, несколько лет скиталась по Пустоши. Я слышала, там до сих пор встречаются кочевники, и они умеют защищаться от ночного мрака. Про мир людей – ни слова. Про брата тоже. И о том мальчишке помалкивай. Запомнила?

   Гвендолин едва успела скрепя сердце согласиться, как откуда ни возьмись на дорогу вывалились трое добрых молодцев. Их угрюмые физиономии существенно разнились между собой: одна обладала топорной квадратной челюстью, другую украшала пара волосатых бородавок, а третья оканчивалась аморфным жирным подбородком, сползшим за воротник рубахи. Но несмотря на это они были странно, неуловимо похожи. Может быть, злобными, сощуренными глазками, или кривыми и шишковатыми лысыми черепами, или прущей сквозь поры свирепостью. Одно не вызывало сомнения: явились они исключительно по ее, Гвендолин, душу.

   Заметив их, Нанну оторопела, по ее лицу мелькнула тень испуга. Однако это длилось не дольше пары секунд. Крепко стиснув тонкие губы, она расправила плечи, выпятила грудь, вздернула подбородок и с царственным видом поплыла навстречу мужчинам.

   Гвендолин подавила абсурдный порыв спрятаться за ее тощей спиной и совершила попытку напустить на себя столь же надменную мину.

   - Вот здрасте! – в голосе Нанну прорезались неприятные визгливые нотки. – Как помогать, никого не докличешься, а тут нате вам – ныряльщики в полном составе. И где, скажите на милость, вас гарпии носили, когда я горбатилась над третьим каналом? Вы вообще в курсе, что там сдохло семь рыб?

   Добрые – или не добрые, это уж как поглядеть – молодцы на претензии не купились. Их взоры уперлись в Гвендолин, робко топчущуюся в сторонке с самым жалким видом.

   - Ты нам зубы не заговаривай, - посоветовал Жирный. Когда он говорил, по его оплывшему, второму, подбородку забавно елозил первый – маленький и кругленький, как коленка младенца. – Кто это с тобой?

   - Племянница, - не моргнув глазом соврала Нанну. – Вам-то какое дело? Почему рыбьи трупы до сих пор плавают, я спрашиваю? Вы что, хотите, чтобы весь канал протух?

   - Угу, - хохотнул Квадратный. – Тогда госпожа осерчает, вышвырнет тебя вон, и некому станет капать нам на мозги.

   - Было бы на что капать, - презрительно выплюнула Нанну.

   - Откуда здесь девчонка? – подал голос Бородавчатый. – Ты впустила в замок чужую?

   - Знаешь, чем это грозит? – поддержал Жирный.

   - Помощь человеку извне? – пояснил Квадратный.

   - Да уж как-нибудь без вас разберусь! Ваша забота – дохлятину вылавливать, вот и займитесь. Чтобы к утру в третьем канале все было вычищено, ясно?

   - Ишь, раскомандовалась, - Жирный насмешливо скрестил руки над исполинским животом. Его товарищи сдавленно гоготнули, будто с трудом сдерживали распирающий изнутри хохот. Нанну сверлила их взглядом, и чем дольше это длилось, тем мрачнее она становилась.

   Гвендолин ощутила, как внутри зарождается тошнотворный приступ паники.

   - У нас другое задание, - пояснил Жирный и замолк, ожидая реакции.

   - Неужели? – буркнула Нанну. – И какое же?

   - Это, - похожий на волосатую сосиску палец ткнул в Гвендолин.

   - Поймать, - сказал Бородавчатый.

   - Доставить в замок, - добавил Квадратный.

   - Видишь ли, госпожа в курсе происходящего у нее под носом, - продолжил Жирный. Его слова казались наполненными скрытым смыслом. – Мы отведем девчонку в замок, пока она еще в состоянии изъясняться на человечьем языке.

   Гвендолин оцепенела. Чутье подсказывало, что эта троица одним конвоированием не ограничится: уж больно жадно и лихорадочно блестели их глаза.

   - Как бы не так! – возразила Нанну. На миг Гвендолин показалось, будто она снова пустит в ход деревянную кадку. – Это моя родственница, я за нее и отвечаю. Поищите другое развлечение.

   Она схватила Гвендолин за локоть и решительно потащила за собой, растолкав растерянных ныряльщиков. Те поначалу отстали, но не надолго.

   - Госпоже это не понравится, - загудел в спину Жирный сквозь одышку.

   - Она тебя накажет, - внес свою лепту Бородавчатый.

   - Заколдует! – припечатал Квадратный.

   - Ну так вам того и надо, правда? – Нанну все ускоряла и ускоряла шаг и уже почти бежала. Несмотря на отвратительный вид и внушительные габариты троица не решалась причинить ей вред или отнять «добычу». Гвендолин с трудом поспевала за своей спасительницей и – честно! – не желала знать, насколько серьезно их сдерживающее начало. Похоже, Нанну и сама ему не слишком доверяла.

   - Оставь нам девчонку! – требовал Жирный, задыхаясь. Его тяжелые шаги уже отдавались прямо за спиной. Гвендолин обернулась и взвизгнула, когда он протянул руку и едва не сцапал ее за волосы.

   К счастью, впереди уже забрезжил фасад замка, сложенный из грубо отесанных камней. На них тут и там взбирался целый десяток лестниц. Одни – с хлипкими перилами и висячими фонарями – упирались в двери. Другие – по-особому узкие и как пить дать ужасно скользкие – выступали прямо из кладки, взбирались по стенам и терялись в невообразимой высоте. У Гвендолин закружилась голова от одной мысли о том, чтобы очутиться вдруг там, наверху.

   Главное крыльцо насчитывало всего десяток ступеней и уводило в черные замковые недра.

   - Отдай! – со злостью рявкнул Жирный и наконец дотянулся до Гвендолин. Его толстая лапа сграбастала длинную прядь волос, проворно намотала ее на себя и что было мочи дернула. Голова мотнулась назад, и Гвендолин, потеряв равновесие, опрокинулась навзничь. Жирный с готовностью подхватил ее в жаркие потно-сырые объятия.

   - То-то же!

   - Пусти! – она забарахталась в попытке выпутаться из чужих рук. К горлу подкатила тошнота. Но попробуйте освободиться, когда ваши волосы намотаны на чей-то кулак!

   - Мы сами отведем тебя к госпоже, - горячее дыхание ударило в ухо.

   Нанну гневно закричала, и на какое-то время площадь наполнилась отборной руганью. Гвендолин заметила, как из окон и дверей замка высовываются любопытные физиономии, и в этот момент земля зашаталась под ногами. Все вокруг перекосилось, расплылось и разъехалось, словно стеклышки в калейдоскопе: только что был замок, и вдруг его стены распались на отдельные булыжники самых замысловатых форм и расползлись в разные стороны, а между ними расцвели ядовито-красочные кляксы то ли цветов, то ли звезд небесных. Внутренности всколыхнулись – того и гляди вывернутся наизнанку. Эх и жуткое было ощущение!

   - …не видишь, ей плохо! – сквозь шум в ушах прорвался испуганный голос Нанну. – Изверг!

   - Что здесь творится? – пророкотал чей-то бас.

   - Коган! Хвала всевышнему, ты вовремя! Девочка вот-вот обернется крысой!

   - У меня приказ! – с бараньим упрямством уперся Жирный, а пара его собратьев-ныряльщиков поддакивала где-то в сторонке.

   - Откуда она? – осведомился обладатель баса.

   У Гвендолин прояснилось перед глазами. На нее взирал коренастый мужик с необъятным животом, туго упакованный в длиннополую рубаху или халат поверх штанов – так сходу и не разберешься. На разных уровнях его опоясывало сразу несколько ремней, и это придавало ему удивительное сходство с пивным бочонком. Глубокий бас, которым он требовал объяснений, никак не сочетался со столь карикатурной внешностью.

   - …моя племянница, - в который уже раз терпеливо повторила Нанну, - из Города-на-Болотах.

   Что если он не поверит?

   Гвендолин затаила дыхание.

   - Я слышал, кое-кто из кочевников раздобыл колдовские амулеты, - задумчиво произнес Коган.

   - У Мариам был такой, я помню! – заявила Нанну.

   - Вранье, - набычился Жирный. – Не существует никаких амулетов.

   - Ты-то откуда знаешь? – огрызнулась Нанну.

   - Девчонка из людского мира, госпожа таких сразу чует.

   - Да неужто?

   - Мрак и шша сожрали бы ее с потрохами, - рассудил Коган.

   - Вот именно! – воскликнул Жирный, крепче стискивая волосы в кулаке. – Госпожа разберется, как ей удалось не «окрыситься».

   - Ха! – сказала Нанну.

   - Пусти, больно, - захныкала Гвендолин, пытаясь выдернуть пятерню Жирного из своих волос. Новый приступ головокружения подкосил ее, и она не устояла на ногах. Уже заваливаясь набок, услышала возмущенные крики Нанну:

   - …скорее!.. несите ее в замок!..

   Потом откуда-то донеслись совсем уж странные претензии:

   - …днем проходила мимо воздуховодов грота – там такой рев стоял, аж земля тряслась! Это, между прочим, твоя обязанность: следить, чтобы Левиафан спал и не вгонял никого в могилу своими воплями...

   Гвендолин почувствовала, как кто-то взваливает ее на плечо, больно и неудобно, но уже секунду спустя стало не до боли и неудобств. Голова разбухла, а с нею и все тело; померкли краски, в буханье сердца растворились звуки.

   Кто и куда тащил ее? От полуобморочной слабости совсем не думалось и беспощадно тянуло в сон. В памяти сохранилась лишь нескончаемая лестница, нарезавшая размашистые круги в мутном зеленоватом полумраке, напоминавшем морское дно. Ступени все множились и множились – сотни и тысячи ступеней! Казалось, будто поднимаешься к заоблачным высотам и вот-вот уткнешься в крышу мироздания.

   Подъем прекратился, как прекращается под утро болезненный бред, если сбить температуру. В мгновение Гвендолин очнулась. Она лежала ничком на мозаичном полу, собранном из цветных шершавых плиток. Эти плитки холодили левый висок и ухо, их прохлада вплеталась в волосы и пропитывала складки куртки. Пахло чем-то щемяще знакомым. Солью. Ракушками. Морем…

   - Оставьте нас, – прозвучал глубокий, низкий женский голос. В нем чувствовалась власть, противиться которой казалось невозможным.

   Когда шелест и шаги за спиной стихли – наверное, с глаз долой убрались все, кому велели, - Гвендолин собралась с силами и оторвала голову от пола. Обернулась. И в изумлении уставилась на высокую женщину в тончайших шифоновых одеждах, послушных малейшему колыханию воздуха.

   Женщина была прекрасна, как… как Снежная Королева! Гвендолин переборола искушение поискать глазами Кая с его ледяным паззлом; не к месту и не ко времени мелькнул в памяти мальчишка-волшебник. Колдовская сила просвечивала сквозь кожу красавицы, делая лицо сияющим, точно полупрозрачный мрамор. Но не сходство с жестокой героиней сказки, не сила и не королевская стать поразили Гвендолин. Ее ошеломила прическа, венчавшая голову колдуньи: эффектная башня высотой в метр, скрученная из тугих темных кос в гигантскую морскую раковину, утыканную сверкающими драгоценными камнями и перетянутую золотыми нитями. В целом, драгоценностями колдунья была увешана с ног до головы: даже на пальцах босых ног красовались перстни!

   У потрясенной Гвендолин не хватило духу оглядеться, но встать она встала. Выпрямилась, вздернув подбородок и накрепко стиснув зубы, чтобы не стучали.

   - Ты, – заговорила колдунья, вперив в гостью окаменевший взгляд, – проникла в мой замок ночью. Тебе удалось выжить среди шша и не потерять человеческое обличье.

   Слова прозвучали, как обвинительный приговор. За ними крылось обещание возмездия.

   - У тебя две минуты на объяснения.

   Гвендолин открыла рот, но из горла вырвался лишь беспомощный хрип.

   Колдунья вскинула брови.

   - Полторы минуты.

   - Я... вы... – пролепетала Гвендолин.

   - Минута, – спокойно сказала Кагайя.

   Гвендолин зажмурилась. И внезапно стало легче! И дышать, и двигаться, и думать. Даже голос вернулся. А вместе с ним и память: Нанну советовала не заикаться о брате, не упоминать юношу-волшебника… Но как же, в таком случае, оправдаться?

   - Тридцать секунд.

   - Я просто пришла... – выдавила Гвендолин. – Я заблудилась.

   Колдунья продолжала глядеть на нее не мигая. Ни один мускул на прекрасном лице не дрогнул, не раздулись в ярости тонкие ноздри, не дернулись черные ресницы, густо окаймлявшие холодные, как лед, глаза. И только полупрозрачные складки бесчисленных юбок колыхались, словно мутная взвесь в сосуде с жидкостью.

   - Заблудилась, – наконец, медленно повторила колдунья, отвела взгляд от гостьи и шагнула к огромному камину. На исполинской мраморной полке толпилось несметное количество банок, флаконов и пузатых бутылей.

   Освободившись от цепкого взгляда, Гвендолин хватанула ртом воздух. Да ведь она едва не забыла, как дышать! Чтобы стряхнуть оцепенение, попыталась оглядеться.

   Похоже, эта, с позволения сказать, комната служила колдунье кабинетом. Вся мебель здесь выглядела до того внушительно и основательно, словно прослужила тысячу лет и прослужит еще столько же. Узкие стеллажи, забитые толстыми, как кирпичи, фолиантами, кривясь и проседая, упирались в потолок. Тут и там между ними втискивались стеклянные шкафчики с мутными колбами, в которых плавало что-то пузырчатое, белесое, похожее на прокисшие маринованные огурцы. Напротив прокопченного камина стоял исполинский стол из темного дерева; на нем тускло отсвечивали золотом часы, пресс-папье, шкатулки, чернильницы и разнообразные коробочки с гравировкой. Из подставок торчали писчие перья и ножички для вскрывания конвертов – Гвендолин видела такие в фильмах. Деревянный щит над камином покрывали шрамы от кинжальных клинков; пяток резных рукоятей торчал из него и сейчас, удерживая на весу полураскрытые пергаменты с какими-то каракулями. Не иначе как договоры о продаже души, скрепленные кровью, подумала Гвендолин. Та женщина, Нанну, кажется, упоминала подобную неприятность, приключившуюся с колдуном по имени Айхе. Или все это приснилось Гвендолин в горячке, пока кто-то тащил ее, полуживую, в замок?

   Напротив стола, по-видимому, находилось окно, его скрывали портьеры. А стены...

   Гвендолин моргнула раз, другой. Нет, не привиделось. Вместо стен кабинет был окружен гигантским аквариумом. Лениво плавающие в нем рыбы поблескивали чешуей и ворочали выпуклыми глазищами.

   - В нашем мире немудрено заблудиться, – произнесла Кагайя, отворачиваясь от полыхающих в камине дров – а другого источника света в комнате не было. – Но выжить после захода солнца? Проникнуть за стены замка? Ты вздумала меня дурачить, девчонка, а я вранья не люблю.

   Гвендолин втянула голову в плечи.

   - Отвечай, как сюда попала, иначе скормлю тебя рыбам.

   Гвендолин и рада была ответить, да в горле пересохло.

   - Не зли меня, – предупредила Кагайя.

   Гвендолин с трудом подавила желание снова зажмуриться. Под пронзительным ведьминым взглядом она чувствовала себя так, словно ее выворачивали наизнанку. Куда там тетке Тэххи с ее жалким чучелом нетопыря до нечеловеческой мощи, исходившей от колдуньи!

   - Кто-то тебе помог, - вкрадчиво сказала Кагайя. - И я даже догадываюсь кто.

   Она читала мысли? Проникала в подсознание? Видела прошлое?

   Гвендолин стояла ни жива ни мертва. Кагайя напоминала змею. Огромную ядовитую кобру, готовую убить одним броском.

   Хлопок в ладоши заставил Гвендолин вздрогнуть. В дверях позади нее послышалось движение, но она не рискнула обернуться.

   - Айхе ко мне, – коротко кинула колдунья и вновь обратилась к гостье. – А ты молодец, смелая. И бесстыжая. Мне бы пригодилась такая помощница. Но свято место пусто не бывает. Видишь эти аквариумы? Они в замке не единственные. И эти рыбы тоже не самые страшные. Есть и страшнее. Такие чудовища есть, о которых ты слыхом не слыхивала в своем человеческом мире, девчонка. Множество чудесных морских созданий обитает в здешних стенах. В аквариумах, бассейнах и каналах. Они передерутся за возможность полакомиться свежей человеческой плотью. Обглодают, обточат и отполируют кости до зеркального блеска. Будут грызть медленно, растягивая удовольствие. Ты выжила в деревне шша, но гляди, как бы не пришлось пожалеть. Ночь впереди длинная, и я сохраню тебе жизнь и сознание до тех пор, пока последний кусочек кожи тонкой полоской не слезет с твоего тела.

   Гвендолин стояла, глядя перед собой остекленевшими глазами, впитывая каждое слово. Тошнота волнами подкатывала к горлу. Волосы на голове шевелились от ужаса.

   - Поверь, я сделаю это. Если, конечно, ты не назовешь мне имя того, кто привел тебя сюда.

   - Я… племянница Нанну, – шепнула Гвендолин пересохшими губами. – Из Города-на-Болоте… на-Болотах… Эти люди... кто они такие... – пискнула она, чувствуя, что балансирует на лезвии ножа, испытывая терпение колдуньи.

   - Кто заколдовал тебя? Кто рассказал, как добраться до замка? – Кагайя скользнула над полом и в мгновение ока выросла перед ней, опасная и хищная. – Кто отдал тебе свет и отгородил от ночного мрака?

   - Я не… не… не понимаю, – Гвендолин зажмурилась, – о чем вы го… говорите...

   - Молчать! – рявкнула колдунья, и Гвендолин вскрикнула, зажав лицо ладонями. Где-то в груди, в глубине тела клокотали рыдания, и она давилась ими, не смея разреветься.

   Кагайя отступила на шаг.

   - А вот и Айхе, – в ее ледяной голос просочилась ядовитая нотка. – Ты заставляешь ждать.

   - Я тренировался в парке, - спокойно отозвались из-за спины.

   Гвендолин медленно выдохнула сквозь пальцы. Она не видела вошедшего, но голос… этот голос узнала бы из тысячи. В черноте перед зажмуренными глазами вспыхнул образ сердитого мальчишки, насквозь пронизанного волшебством.

   Рискнув шевельнуться, Гвендолин оглянулась с робкой надеждой. Ее по-прежнему безудержно трясло, но теперь больше от волнения, чем от страха.

   - Ты помог нашей гостье попасть в замок, – вкрадчиво проговорила Кагайя.

   Айхе скользнул по Гвендолин равнодушным взглядом.

   - И какая бы мне от этого польза?

   Колдунья сощурилась:

   - Не дурачь меня. Ты испытываешь сострадание. Я велела избавиться от жалости, но тебе не под силу. Никогда не было под силу. И потому ты сам жалок.

   Айхе вздернул острый подбородок, его глаза превратились в две черные щелки.

   - Вы велели контролировать эмоции. Я не стану отвечать на голословные обвинения.

   - Голословные, говоришь? – Кагайя усмехнулась. – Думаешь, я не узнаю наложенные тобой чары?

   Айхе взглянул на Гвендолин. Ни тени ободрения, ни намека на узнавание.

   - Нет на ней никаких чар.

   - Не умничай! Колдовство рассеялось за секунду до того, как девчонку втащили сюда.

   - Тогда откуда убежденность, будто оно мое?

   - А чье?

   - Вашей сестры.

   - Цирцеи? – колдунья опешила. Часто заморгала. – Невозможно. У нас договор о невмешательстве. Она ни за что сюда не сунется.

   - Божества, - Айхе принялся со скучающим видом загибать пальцы, – дриады, жрецы, призраки…

   - Довольно! – Кагайя ткнула в юношу пальцем. – Прекрати лгать и паясничать. Ни божества, ни духи еще не прибыли в замок.

   - А мне показалось, я заметил пару лунных нимф в кленовых кронах…

   - Где ты был на закате?

   - В парке.

   - Врешь. Дориан видел, как ты улетал.

   - Дориан едва ли отличит закат от восхода. Вы настаивали, чтобы я практиковался в заклинании призыва, – Айхе пожал плечами. – Я переколотил все раковины на клумбах, – его губы дрогнули в улыбке, – можете Нанну спросить, она ругалась.

   - Значит, видишь девчонку впервые.

   - Да.

   - И не испытываешь жалости.

   - А должен? - мимолетный взгляд на Гвендолин.

   - Вот и правильно, - Кагайя потерла руки. – Не должен. Надеюсь, не станешь возражать, если я брошу ее в грот?

   Гвендолин не знала, что такое грот, но колдунья не потрудилась скрыть злобную ухмылку.

   - Вам требуется мое разрешение? – удивился мальчишка. – Поступайте, как знаете.

   Он отвернулся, собираясь уходить. Темные волосы хлестнули его по щекам.

   Гвендолин мысленно застонала, не веря собственным ушам. Не мог он... вот так просто... отречься… Ведь это был он – там, в деревне!

   Впрочем, почему не мог? Он велел ей убираться подобру-поздорову и предупредил, что не хочет навлечь на себя гнев колдуньи. Он рискнул, а она не послушалась. Наверное, Айхе страшно разозлился, встретив ее здесь, в покоях Кагайи. А может, это был его двойник? Или в самом деле кто-нибудь из упомянутых богов или духов развлечения ради напустил на себя чужую личину и помог ей просто со скуки? Ведь и Нанну усомнилась, что мальчишка способен на сострадание. Ученик под стать учителю, волшебник под стать колдунье: бездушный и двуличный.

   - Уверен? – окликнула Кагайя.

   Айхе со вздохом остановился в дверях.

   - Тогда проводи гостью. И проследи, чтобы утром собрали кости.

   - Ладно, - Айхе махнул рукой и, чуть повернув голову, сухо бросил: - Пошли!

   Гвендолин поплелась следом, не чуя под собой ног, словно в тумане.

   Покои колдуньи, а может, и ее ученика, занимали несколько этажей замка. Огибая их, коридор закручивался широкой спиралью, но Гвендолин не замечала ни богато убранных залов, ни мерцающих таинственной синевой аквариумных стен, ни диковинных морских тварей в колыхании водорослей. Весь мир для нее замкнулся на фигуре шедшего впереди мальчишки: на его горделивой осанке и бликах света в отросших волосах, на тонком профиле и пальцах, едва заметными чарами отворявших высоченные, в потолок, двери. Он не обращал на нее внимания, не пытался заговорить – он плевал на само ее существование! И Гвендолин убедила себя, что в деревне шша встретила вовсе не его. Вот кого угодно: бога, демона, оборотня, – только не этого бесчувственного истукана! И она бы разрыдалась от тоски и ужаса, если бы в груди все не замерзло и не омертвело.

   Когда покои колдуньи закончились, вниз устремилась винтовая лестница, скудно освещенная масляными лампами в узких каменных нишах. Время от времени, отсчитывая бесчисленные этажи, по правую руку возникали черные проемы с дверьми или без. Нырнуть бы в один из них – Айхе ведь не оборачивался! – и забиться в какой-нибудь темный угол, где никто ее не отыщет. Гвендолин задерживала дыхание всякий раз, как мимо проплывал очередной темный прямоугольник. Она уже почти решилась на отчаянный рывок, когда Айхе вдруг споткнулся, выругался сквозь зубы и с досадой пнул волосатый комок, метнувшийся из полутьмы прямо ему под ноги.

   - Пошел прочь!

   Комок с визгом слетел по ступенькам, распрямился, и Гвендолин увидела человечка величиной с локоть: лохматого, в полосатых колготках на кривых ножках, с носом картошкой на опухшей мордочке и непомерно огромным животом. Остановившись, человечек исподлобья воззрился на своего обидчика и забубнил проклятия.

   - Убирайся, а не то улетишь, - пригрозил Айхе. И как только у него хватило жестокости ударить это крошечное существо? Похоже, Гвендолин ошибалась в нем даже сильнее, чем думала.

   Продолжая гундосить, коротышка шмыгнул исполинским носом, но не шелохнулся.

   - Да… провались ты! – Айхе отпихнул его в сторону и двинулся дальше, игнорируя полетевшие в спину пожелания скоропостижной кончины.

   - Это кыши, - кинул он через плечо. Гвендолин не сразу сообразила, что объяснение адресовано ей. – Вроде местных паразитов. Вечно всюду лезут, кругом гадят, сыплют проклятиями и страшно тупят.

   - Кыши? – бездумно повторила Гвендолин.

   - На них все кричат: «А ну кыш!» - отсюда и прозвище. Тебя-то как звать?

   - А?

   Айхе обернулся, притормозил:

   - Прямо так и называть – А?

   - Нет. Я Гвендолин.

   - Что же ты меня не послушалась, Гвендолин, – мальчишка совсем остановился. Глаза у него в полутьме казались черными.

   Гвендолин переступила с ноги на ногу. Все-таки он?.. там, в деревне?

   - Ты хоть представляешь, куда угодила?

   - Догадываюсь, - она насупилась. Будет еще отчитывать!

   - Ой ли?

   - Мне нужно вернуть брата. Если бы ты с самого начала…

   - Тише! – Айхе вскинул руку с явным намерением зажать ей рот. Или отвесить пощечину. Гвендолин отпрянула.

   - Извини, - он смущенно убрал ладонь. – Не бойся, я не собирался тебя трогать.

   - Ты бьешь только кышей?

   Ну вот кто ее за язык тянет!

   Айхе сощурился.

   - Поживи здесь с мое, - понизил голос до шепота: - Просто не болтай лишнего, ладно?

   - Теперь у тебя возникнут неприятности? – осмелела Гвендолин. И вдруг поймала себя на мысли, что вовсе не злится на него, не в силах даже обидеться. – Но ведь ты выкрутился? Мол, я – не я, и лошадь не моя.

   Под его пристальным взглядом сделалось неуютно.

   - Считаешь, я трясусь за собственную шкуру?

   - А разве нет?

   Айхе фыркнул:

   - Подумай лучше о себе.

   Гвендолин помолчала, выжидая. Казалось бы, проще простого сейчас было обратиться к нему за помощью, отыскать Дэнни, снова воспользоваться чудесным волшебством, отпугивающим мерзких шша… Но она не посмела.

   - Айхе... а кости, о которых говорила Кагайя...

   Он словно не расслышал. Медленно продолжил спускаться по ступенькам, загибая пальцы и задумчиво бормоча себе под нос:

   - Заклятие невидимости... почует запах. А если отбить? Не выйдет... Заклинание скорости, реакции... проклятье, формулу не помню. Помню, что легкая была, и "ао нассэ" в конце, а начало – хоть тресни! Да провались оно, попробуем другое. Заклинание жары? Расплавится. Холод, лед, камень – ему все нипочем. Страх? Хм... можно ли запугать Левиафана, вот в чем вопрос. Теоретически? Да даже теоретически не могу себе такого представить! Но что теперь гадать? Придется попробовать, выбор-то все равно не велик. Только бы Кагайя не подослала...

   - Господин Айхе? – громыхнул сверху густой бас.

   - О-о, боги, как чувствовал, - юноша застонал. Оглянулся, напустив на себя высокомерный вид. – Коган, в чем дело?

   По ступенькам сбежал запыхавшийся толстяк, препоясанный сразу несколькими ремнями и оттого схожий с бочкой.

   - Госпожа велела проследить за исполнением приговора, – мужчина сглотнул, отер пот со лба, и тут только Гвендолин заметила, как его трясет.

   - С чего вдруг? – осведомился Айхе.

   - Э, – Коган отступил на шаг и чуть присел. Глаза у него бегали, руки не знали, куда деться.

   - Отвечай.

   - У меня сложилось впечатление, будто она вам не доверяет.

   - Гм. Передай, что мне не нужна помощь, – велел Айхе. – Я сам справлюсь.

   - Вы не поняли, господин. Это приказ. Я не смею ослушаться. Да и вам лучше не приближаться к монстру: а ну как отхватит руку или, там, ногу?

   - По-твоему, я испугаюсь жалкую морскую гадину? – Айхе гневно вскинул брови.

   - Нет, нет, что вы, я вовсе не... но мне же потом отвечать…

   - Убирайся, пока я не разозлился.

   - При всем желании, господин... не могу. Велено глаз не спускать с вас и девчонки, – Коган виновато потупился. – И еще. Госпожа желает сама понаблюдать за казнью.

   - Интересно. Она лично спустится?

   Айхе метнул на Гвендолин тяжелый, угрюмый взгляд и с досадой сжал кулаки. На мгновение девочке почудилось, будто его лицо исказилось болезненной гримасой, но он быстро отвернулся, и наваждение растаяло.

   - За казнью? – прошептала Гвендолин.

   - Пошли, – буркнул Айхе.

   Снова под ногами замелькали ступеньки. Мальчик шел первым, за ним Гвендолин, а замыкал шествие Коган, натужно пыхтя и переваливаясь на коротких ножках. Мелькнули главные ворота замка. Свет за ними показался Гвендолин райским сиянием, но Айхе не вышел на улицу. Вместо этого он свернул с лестницы и углубился в лабиринт черных, дышащих лютым холодом подземных коридоров.

   С потолка клочьями свисала жирная, грязная паутина. Горящие факелы нещадно коптили. От едкой вони резало глаза и драло горло. Гвендолин, разумеется, подозревала, что в любом старом замке должны быть подземелья и угрюмые, тесные узилища, навевающие мысли о средневековых кровавых трагедиях. Но до чего же серьезным оказался контраст с убранством ведьминого кабинета! Краем глаза Гвендолин заметила в нишах пыльные колбы с запечатанными черепами: черные провалы глазниц, гнилые зубы... Каменную кладку стен покрывали трещины и выщерблины. Повсюду чернела сырая плесень, тянулись к убогому свету чахлые поганки, а по закоулкам шныряли зловещие тени, и кто-то задушено стонал в одном из казематов.

   Айхе напряженно спускался по замшелым ступенькам бесконечных лестниц, словно входил в святилище языческого храма, освещая дорогу нервно мигающим огоньком на ладони. Подолгу задерживая дыхание из-за удушливого смрада, летящего из боковых коридоров, Гвендолин шла следом за ним, цепенея от холода и ужаса. Ее ощутимо подташнивало. По вспотевшему телу бежали волны озноба. Волосы на голове шевелились. Изредка в стенах встречались глубокие провалы, перегороженные чугунными решетками, а в полу зияли бездонные колодцы. Гвендолин нечаянно столкнула в один из них камешек, и тот ухнул в пропасть, не издав ни шороха, ни звука. Что скрывалось за этими решетками? Кого они были призваны не выпускать наружу? Страшно представить, сколько узников сгнило заживо в этих каменных мешках.

   Когда Гвендолин уже стало казаться, что они вот-вот достигнут центра земли, Айхе остановился.

   - Господин, позвольте мне, - Коган протиснулся мимо Гвендолин к обитой железом арочной двери, вдавленной в глубокую нишу. – Разрешите?

   Поколебавшись, Айхе снял с пояса кольцо с ключами, и протянул толстяку. Тот с лязгом отпер дверь. Налег своим нешуточным весом, прокручивая тугие, сто лет не смазываемые петли. В нос ударила нестерпимая вонь с каким-то тошнотворным, металлическим привкусом. На глаза болезненно навернулись слезы.

   - Готово, – проскрипел Коган внезапно охрипшим голосом. – Господин Айхе, я бы настоятельно не рекомендовал вам…

   Мальчишка сердито отстранил его с дороги и перешагнул через порог. Оцепеневшая Гвендолин получила от Когана тычок под ребра и едва не врезалась Айхе в спину.

   - Чувствуешь запах? – Коган стиснул ее локоть. – Здесь даже стены пропитаны кровью. Это обитель самого мерзостного создания, какое только может появиться на свет. Ну, или во тьму…

   - Замолчи, - оборвал его Айхе, заметив, как девочку колотит от ужаса.

   Коган скривил губы, однако продолжил:

   - Не время сейчас для кормежки, так что тварь может заниматься чем угодно. Я же ее только на полчасика привязываю, так сказать, особыми чарами. А сейчас у меня их нет. Поэтому, – он с усилием приподнял прислоненное к стене копье и указал Гвендолин на вторую дверь в дальнем конце черного тоннеля, – ступай одна.

   - Я провожу, – решительно заявил Айхе, хотя у него самого на лбу выступила испарина.

   - Но вам туда нельзя! – запротестовал Коган. – Тварь сожрет вас с потрохами!

   - Ни разу ее не видел, полюбуюсь, - Айхе бесстрашно зашагал по тоннелю.

   - Уж не вздумал ли ты меня дурачить? – внезапно прошелестел над головами призрачный женский голос.

   Айхе застыл.

   Коган вжался в стену:

   - Г-госпожа Кагайя?

   - Отойди от двери, Айхе, не морочь никому голову. Запугать Левиафана, наложить на него заклятие ужаса – с какого отчаяния ты до этого додумался?!

   Колдунья подслушивала на лестнице?! Или умела читать мысли?

   - Ты хоть представляешь, на что способен ополоумевший от страха Левиафан? – шелестящий голос вкрадывался в уши, в голову. – Он разорвет вас всех на куски.

   - Не понимаю, о чем вы! – крикнул Айхе.

   - Тише, тише, мой мальчик. Хватит лгать. Не разочаровывай меня сильнее, чем уже разочаровал. Оставь девчонку в гроте и возвращайся, и я, быть может, смягчу твое наказание. Хоть ты и заслуживаешь хорошую порку.

   - Господин Айхе, - обливаясь потом, Коган вперил безумный взгляд в дверь. – Нам бы лучше убраться подобру-поздорову. Слышите?

   Воцарилась зыбкая тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыханием насмерть перепуганного Когана. И действительно: с той стороны двери что-то еле слышно скреблось.

   - Левиафан проснулся и хочет есть, - промурлыкала Кагайя. – Не будем ему мешать. Жду тебя в кабинете через пять минут, Айхе. Гляди, не подведи меня снова.

   Голос иссяк, словно в песочных часах осыпались последние крупинки, и Гвендолин стало слышно, как кровь шумит в ушах.

   - Что ж, раз теперь все равно, – Айхе обернулся к ней и решительно вскинул над головой руки. Ладони полыхнули знакомой волшебной синевой. Слова загорелись на губах и уже почти оформились в заклинание, почти сорвались...

   - А ну без фокусов! – грянуло со всех сторон. – Проклятый мальчишка! Забыл, кому подчиняешься? Забыл, кому служишь?

   Айхе захрипел и согнулся пополам, схватившись за живот. Свет вокруг ладоней потух, с открытых губ слетела капля крови и ударилась о землю.

   Дверь с лязгом захлопнулась.

   Громкий всплеск – Гвендолин с головой погрузилась в ледяную воду. Тело словно обварило кипятком. От хлынувшей в горло воды легкие ошпарила острая, жгучая боль. Гвендолин забарахталась, не понимая, где верх, где низ.

   Наконец удалось нащупать скользкое от ила дно и высунуть голову на поверхность. Содрогаясь от мучительного кашля, оскальзываясь на неровных камнях, падая и сбивая в кровь локти и колени, Гвендолин добралась до суши. Хотя сушей этот клочок камня назвать можно было весьма условно. На ощупь он был не шире полуметра, здесь едва хватало места, чтобы сесть, подтянув ноги к груди и сжавшись в комок.

   Притихнув, стуча зубами, Гвендолин прислушалась: плеск волн, ударяющихся о камни и стены, гулкое эхо, ее собственное рваное дыхание – вот и все.

   Где же был тот, кто скребся? Как его называли? Левиафан? Гвендолин напряглась, пытаясь вспомнить. Ведь было же что-то... в одной из книг по мифологии. И память услужливо подкинула описание: "Среди всех тварей нет чудища страшнее Левиафана. Он невообразимо огромен и достигает в длину трехсот миль. Из пасти его выходит пламя, он кипятит пучину, как котел..."

   Триста миль? Как бы ни была напугана Гвендолин, но триста миль – это же проклятая туча километров! Поместится ли такое чудовище в гроте под замком? Зачем держать его здесь? Да и разве оно наестся маленькой, худенькой девочкой? Проглотит, как щепку, и ему даже не аукнется. Вот обидно-то будет. Гвендолин хихикнула и вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом в разбитые, ободранные колени.

   Плам!

   Звук эхом рассыпался по высоченным стенам и унесся куда-то в невероятную даль. Ох, а грот-то и вправду был гигантским…

   Гвендолин подскочила на месте, отчаянно хватаясь за острые, осклизлые каменные грани. Пальцы срывались в воду.

   Оно приближалось! Забурлила, испаряясь, вода, в лицо дохнуло жаром. Над волнами поплыл желтоватый туман, и разлился тусклый свет – такой стекает с небес в ясную лунную ночь. Гвендолин в ужасе наблюдала, как над водой неспешно вздымается голова размером с дом: узкая, медно-панцирная, покрытая чешуей – каждая чешуйка размером с тарелку и светится красным золотом! Разверзлась и смачно чавкнула пасть, на мгновение обнажив ряды образцовых клыков. Гвендолин заметила огонь, тлеющий в глубине глотки, точно в жерле вулкана. На нее уставилась пара лучистых зеленых глаз – в жизни не видела ничего притягательнее и жутче.

   Вот сейчас чудище разинет рот. Молниеносный бросок, рвущая боль – и от Гвендолин не сохранится ни тени воспоминания.

   Однако кошмарная башка неожиданно качнулась назад. Подняв шторм и приложившись затылком о потолок грота, драконище уселся на задние ноги. Метровые когти передних лап с лязгом поскребли шкуру на ляжках.

   - Я думал, кормить пришли, - послышался невесть откуда недовольный голос.

   Не иначе как у Гвендолин от ужаса помутился рассудок. Она не смела отвести от рептилии взгляд.

   - Так ты принесла мне еды или нет?

   Чудовище склонило голову на бок и облизнулось, громко клацнув зубами.

   - Кто это говорит? – прошептала Гвендолин. Не хватало еще отвечать собственной галлюцинации, но что-то подсказывало: та не отвяжется.

   - Здрасте пожалуйста, - обиженно буркнул обладатель голоса. – А кого ты еще здесь видишь, кроме меня?

   Дракон шевельнулся, захрустев металлической чешуей.

   Это шутка. Нелепый розыгрыш. У твари был хозяин, который сейчас прятался среди разбросанных по дну пещеры валунов и развлекался, как умел. Натешится вволю и скормит несчастную жертву своему омерзительному питомцу.

   - Я… я не верю, - Гвендолин рискнула обвести глазами каменный своды грота. В воздухе клубился пар, подсвеченный медным сиянием драконьей чешуи. – И не стану играть в твои дурацкие игры! Покажись!

   Левиафан вдруг совсем по-человечески упер передние лапы в бока.

   - Ты слепая, или прикидываешься?

   Гвендолин отпрянула и едва не сорвалась с камня в воду.

   - Этого не может быть, - пробормотала она, - драконы не разговаривают. Их… их…

   Ну да, вообще не существует!

   - И много ты драконов встречала? – скептически осведомился Левиафан. – Поведай мне, горемычному узнику старой карги Кагайи. Вдруг среди них были и мои родители?

   Похоже, все-таки помешательство. Тварь даже пасть не разевала, а голос звучал живо и убедительно. Что ж, шизофрения – недурная альтернатива смерти.

   - Ни одного не встречала, - успокоенная этой мыслью Гвендолин приободрилась. – Я из человеческого мира, у нас там драконы не водятся.

   - Понятно, - чудище тяжко вздохнуло. Обвернулось хвостом длиной с башню. Свесило из дымящегося рта кончик раздвоенного языка. – Ну, тогда и не болтай, будто мы не разговариваем.

   - Извини.

   - Ладно. Давай знакомиться? Левиафан. Морской дракон. Только я пока маленький. Из кладки прошлого тысячелетия.

   А вдруг это не галлюцинация? Раз уж Дэнни превратился в крысенка, почему бы и Левиафану не изъясняться на чистом человечьем?

   - Гвендолин, - представилась девочка. – Мне четырнадцать, уже почти взрослая.

   «Ага. Скоро смогу водить машину, возвращаться домой после десяти и целоваться с парнями. Впрочем, последнее не горит».

   - Четырнадцать веков? – уточнил дракон. – Да мы почти ровесники.

   - Вообще-то лет…

   Левиафан вытаращил и без того внушительные зенки.

   - Ах да, - хлопнул себя когтями по лбу. У Гвендолин от грохота в груди подпрыгнуло сердце. – Совсем забыл! Вы же, люди, сморщиваетесь, как печеные яблоки, в какие-то там сто лет…

   - Семьдесят, восемьдесят.

   - Ужас, ужас! Глазом моргнуть не успеешь, как готов покойничек.

   - А где ты видел печеные яблоки? В море?

   - Там растут, - Левиафан сжал лапу в кулак и ткнул большим когтем себе за плечо, - на дереве соблазна. Красивые, но вянут аккурат по времени между двумя кормежками. Жаль, кстати, что ты не принесла поесть. Хотя кормят тут всякой гадостью, - он с отвращением ковырнул в зубах, и в стену выстрелил острый обломок кости. – Во! Говяжье ребро. Со вчерашнего вечера застряло, я уж его и так, и этак… Изверги! Ну откуда в море коровы?! У меня от них несварение, камни в почках, язва обоих желудков и… и врожденная астма! – Левиафан подтвердил свои слова натужным покашливанием.

   Гвендолин обдало клубами горького дыма.

   - Касатку бы или кита, – горестно вздохнул он.

   - Почему же ты не попросишь? – не поняла Гвендолин. Жаркое драконье дыхание согрело ее и почти просушило одежду, а от усталости потянуло в сон.

   «Только бы он не чихнул», - подумала она, живо вообразив, как мгновенно поджаривается до хрустящей корки и черной головешкой плюхается в кипяток.

   - Так никто не слушает! – возмутился Левиафан. – Я уже и в дверь долбился, и рычал, и хватал этих… которые туши приносят. Без толку. Одного недавно поймал, так тот взял и помер! Ну, я его вернул, конечно, когда другие пришли. Думал, заберут, похоронят как-нибудь, по-людски. А они в крик – и бежать. Потом вернулись, начали зубочистками кидаться, - Левиафан пошарил лапой под водой и выгреб со дна целую поленницу копий. – Я так и не понял зачем. А ты говоришь: попроси. Кто бы еще слушать стал.

   - Плохо, - посочувствовала Гвендолин. – Значит, отсюда никак нельзя выбраться?

   Стоп. Тут что-то не вязалось. Каким же образом этакая туша протиснулась через дверной проем? Неужели еще яйцом принесли – в прошлом тысячелетии?

   - Да выбраться-то немудрено, – сказал Левиафан. – Видишь туннель за моей спиной? Он ведет прямиком в море через подземные пещеры и озера.

   - Почему же ты до сих пор не сбежал? – Гвендолин вытянула шею, вглядываясь в черное пространство.

   - Я пытался. Но в конце туннеля заколдованная решетка, вся покореженная – наверное, не одно поколение левиафанов переломало об нее зубы, кости и шеи. Мне нипочем ее не вырвать.

   - Ее, наверное, заколдовывала сама Кагайя?

   - Подавись я огнем, если нет! Эта мерзкая, злобная пиранья – единственная ведьма в замке.

   - Не единственная, - удивилась Гвендолин.

   - Знаю, знаю, у ее матери в кладке… или как у людей правильно говорить – в помете? – еще одна колдунья была, Цирцея. Но они друг с другом уже лет двести не общаются.

   - Да нет же! Я говорю об Айхе! – Гвендолин запнулась, ощущая, как ее буквально пропитывает тоска, и тяжелое чувство вины, и стыд. Ведьма избила мальчишку у нее на глазах и явно не собиралась останавливаться, когда захлопнулась дверь в грот. Да она места живого на нем не оставит!

   - Что за Айхе? – недоверчиво спросил Левиафан. – Эй, в чем дело?

   - Мне нужно отсюда выбраться, - Гвендолин сердито сморгнула подступившие слезы. – Если выберусь, то отыщу Айхе, и он поможет тебе вернуться в море.

   - Правда?

   - Я постараюсь. Ты сможешь найти дорогу?

   - Конечно.

   - Тогда договорились, - Гвендолин потерла слипающиеся глаза. Скрючилась на жалком каменном плевке, торчащем посреди подземного озера. И не заметила, как соскользнула то ли в обморок, то ли в сон, где не существовало ни морских драконов, ни кровожадных ведьм, ни проклятого волшебства.

***

   Небытие, казалось, продлилось не дольше мгновения.

   Заскрежетали ржавые дверные петли, и слепящий огонь факела вспорол непроглядный мрак. Гвендолин зажмурилась, а когда глаза привыкли к свету, обнаружила, что Левиафана и след простыл. Видать, крепко она заснула, раз не заметила, как гигантский ящер снялся с места и уплыл – он ведь наверняка поднял здесь настоящий шторм!

   В прямоугольнике дверного проема нарисовалась круглая, обтянутая знакомыми ремнями фигура Когана. Выставив перед собой копье (ага, спасла бы его эта зубочистка!), Коган ткнул факелом вправо, влево, снова вправо. Тут взгляд его, похоже, споткнулся о Гвендолин, зашевелившуюся на камне. Факел в руке дернулся, выписал ломаную кривую и едва не вывалился в воду.

   - Доброе утро, - просипела Гвендолин, обхватив ладонью саднящее горло. Ну вот, простыла. Отделаться насморком, безусловно, приятнее, чем быть съеденной, однако ни радости, ни облегчения по этому поводу не ощущалось. Нутром чувствовала: ведьма так просто не угомонится.

   - Ы-ы-ы, – промычал Коган, вытаращив глаза и бестолково тыча в Гвендолин копьем. Как бы его от изумления удар не хватил.

   - Я вас уже заждалась, - соврала Гвендолин, растирая руками окоченевшие плечи. Тоненькая джинсовая курточка не спасала от подземного холода, а голые колени так и вовсе смерзлись, затекли – не разогнуть. И зуб на зуб не попадал. Хорошо, если она отделается лишь простудой. Как бы чего похуже не вышло.

   - К-как же... откуда… – мощный бас Когана скакнул вверх на три октавы, – ты разве... Ты жива!

   - Я заметила, – Гвендолин героическим усилием поднялась на ноги. Промокшие туфли противно хлюпали и скользили по причудливому рельефу камня. Вдобавок ко всему начало подташнивать. Когда она в последний раз ела? Сутки назад? – Теперь можно выйти? Я промерзла до костей.

   - Выходи, – Коган попятился, когда Гвендолин, осторожно нащупывая подошвами дно, вброд пробралась к двери. И даже не помог вскарабкаться по острым уступам на высокий порог.

   Дверь с металлическим грохотом закрылась. Потеплело на целый градус или два. Запахло едкой гарью от коптящего факела. Протягивая мертвенно-синие руки к огню, Гвендолин словно увидела себя со стороны: окоченевшую, трясущуюся, с безумными глазами. Неудивительно, что Коган смотрит на нее как на привидение. Не каждый день на тебя надвигается этакое воскресшее из мертвых чучело.

   Впрочем, он скоро очухался. Сдвинув клочковатые сивые брови, набычился и грохнул копье в угол у второй двери. Затем поднял с пола какую-то пыльную и довольно вонючую мешковину в бурых пятнах. Замешкался.

   - Ну? И что с тобой теперь делать? Куда девать?

   Коган, видимо, решил, будто Левиафан попросту не объявлялся. Гвендолин не стала его разубеждать и делиться подробностями минувшей ночи. Хотя, может, и стоило? Ведь ее могли засунуть в проклятый грот снова, чтобы уж наверняка.

   - Ладно, - натужные размышления отразились на его мясистой физиономии и свелись, наконец, к предсказуемому результату: - Отведу тебя к Кагайе.

   Коган потянул за дверное кольцо.

   - Дайте погреться… - взмолилась Гвендолин, ловя ускользающее тепло.

   - А мне приказано до завтра эту гадину не кормить, - не обращая на нее внимание, пробурчал Коган себе под нос. – Озвереет же, как пить дать… оторвет кому-нибудь голову…

   Никому «эта тварь» ничего не оторвет, хотела возразить Гвендолин, но прикусила язык. Заподозрит еще, чего доброго, будто она со страха помешалась. Добрый дракон? Серьезно?

   - А у вас ничего теплого нет? – вопрос был риторический, но раз уж Коган в упор не замечал, как ее колотит, того и гляди наизнанку вывернет…

   - Чего? Шевелись давай, - чувствительный тычок в спину сообщил Гвендолин первоначальное ускорение, и она, спотыкаясь, побрела по туннелю. – Мешок для костей я прихватил, а о полотенцах как-то не подумал. Уж не взыщи.

   Еще и издевается.

   - Я ведь за твоими останками пришел. Хотя какие там останки: паскудная гадина жрет не жуя, прямо целиком заглатывает. Ни хруста, ни крови…

   Да он маньяк, не иначе! Сам рассказывает, сам смакует. Сейчас начнет обсасывать подробности. Желудок у Гвендолин в знак протеста послал к горлу предупреждающий спазм.

   - А зачем Кагайя его держит? – быстро спросила она, сглотнув комок тошноты.

   Коган немного молча посопел, шаркая подметками по полу вслед за Гвендолин. Трескучий огонь выхватывал из тьмы своды потолка, колышущиеся серые тенета и что-то юркое, ползучее.

   - Для состязаний, - снизошел он наконец. – Раз в год госпожа устраивает в своем замке великий прием и развлекает гостей боями на арене. Приглашаются божества и духи со всего света – по такому случаю их тут собирается прорва.

   - Гладиаторские бои? – пробормотала Гвендолин.

   - В течение года люди, желающие покинуть наш мир, подают заявки. Видела на главных воротах замка надписи?

   Признаться, на момент встречи с теми самыми воротами Гвендолин больше волновали ощеренные пасти шша.

   - Вот это они и есть.

   - Люди? – уточнила девочка. – Мне казалось, люди здесь превращаются в крыс.

   - В основном, да. Но подать заявку на участие может любой, хоть крыса, хоть слуги замка. Только шша не могут.

   - Почему же?

   - Они слишком долго прожили в своих гнусных шкурах, проросли в наш мир, так сказать, пустили слишком глубокие корни. А мир пророс в них, вытеснив почти все человеческое. Вряд ли они вообще помнят, что когда-то были людьми.

   - Шша? Людьми?..

   - А ты думала, такие уроды сами по себе рождаются?

   Нет, но… люди…

   - Значит, если я подам заявку...

   - Забудь. Госпожа не выпустит тебя на арену. Мало потехи, если ты и минуты не продержишься. А ты не продержишься, уж поверь.

   Очень интересно.

   - Чтобы получить свободу, нужно сразиться с драконом, – замогильным шепотом поведал Коган.

   Да ну? В жизни бы не догадалась. А дракон, стало быть, - Левиафан? Или есть и другие?

   Они продвигались по лабиринту коридоров. Огонь факела трещал и прыгал, а угрюмый мрак, казалось, пытался сомкнуть на нем свои черные челюсти. Коган шел торопливо, то и дело подталкивая пленницу, бесцеремонно хватая за локоть, направляя в нужный проход. Пальцы у него были железными, а хватка, как у овчарки, не вырвешься. Этак Гвендолин выберется из подземелья не только вконец больная, но и в синяках.

   - И что? Кто-нибудь получал свободу? – осведомилась она, пытаясь в очередной раз угадать поворот.

   Не угадала. Коган стиснул ее плечо.

   - На моей памяти, нет.

   - Может быть, вы не достаточно долго… - Гвендолин трепыхнулась. Бесполезно. Надо было ждать, пока сам отпустит.

   - За семьдесят лет ни один не выиграл состязание. Но я же говорю: госпожа еще не всякому позволяет испытать судьбу. Тебе, например, не разрешит, хоть в лепешку расшибись.

   - Из-за возраста? – несправедливо!

   - А сколько тебе?

   - Четырнадцать.

   - Даже по человеческим меркам маловато, – хмыкнул Коган. – Нет, не из-за возраста. Духи, когда заскучают, конечно, на всякие глупости горазды. Но чтобы детей отдавать на растерзание чудищам – это вряд ли.

   - Да неужто? Какой избирательный, однако, гуманизм. А в гроты их кидать, значит, не зазорно? А превращать в крыс и скармливать злобным тварям?

   - Ты про Галиотис и Тридактну?

   - Что? Нет. Неважно. Так разве я не права?

   - Может, и права, – буркнул Коган. – Но одно дело убийство, и совсем другое – смерть на арене.

   - И в чем же разница? На арене у меня был бы шанс...

   - Не было бы у тебя никакого шанса! – внезапно рыкнул Коган. Его басовитый рев разлетелся по лабиринту ходов гулким эхом. – Две секунды – и ты в драконьем желудке. Забудь все, что я тебе сказал, поняла? Не говорил я тебе ничего! Сунешься к госпоже с этими глупостями, она нас обоих в порошок сотрет: тебя от ярости, а меня за болтовню. Усвоила?

   Гвендолин поморщилась от боли – пальцы Когана в очередной раз впились ей в плечо – того и гляди кости хрустнут.

   - Да усвоила, усвоила. Отпустите, больно же!

   Конвоир проигнорировал просьбу.

   - По-вашему, лучше сгнить тут крысой, чем умереть на арене?

   - А по-твоему, приятнее наоборот?

   Этого Гвендолин не знала. Арена прельщала ее ничуть не меньше, чем заточение в крысиной шкуре.

   - Постойте, - ужасная догадка пришла ей в голову. – Этот Левиафан убивал людей?

   Неужели про рыбу все – вранье? И про ненавистное мясо, и про случайно умершего парня с копьем?

   - Этот пока никого не успел, - развеял ее опасения Коган. – Он новенький, всего год как выловили. Взамен предыдущего, который сдох. Так что это будут его первые бои... смешно звучит – бои! Ха-ха-ха! Можно подумать, такому чудищу придется напрягаться. Цап – и крышка.

   - И все-таки, почему мне нельзя…

   - Опять за свое! Да потому что ты врежешь дуба в две секунды! Ну и на что тут смотреть? Госпожа выбирает тех, кто дольше продержится. Нюх у нее, что ли, особый, не знаю. Боги ведь желают не на убийства смотреть, им подавай зрелище, азарт. И чтобы хоть сколько-то выживших оставалось, предсказуемая мясорубка никому не нужна: одного съели, другого раздавили, третий сам помер от разрыва сердца.

   - Неужели кто-то еще и выживает?

   - Частично, - уклончиво отозвался Коган.

   - И ненадолго, - буркнула Гвендолин. Ее передернуло.

   - Ну а чего ты ожидала? Это духи и божества. Бессмертные. Нам не понять.

   - Это чудовищно и мерзко, – выдохнула Гвендолин и потерла больное горло. Не верилось, будто разговор шел о реальных людях, реальных богах, о настоящих, не выдуманных смертях. Они казались абстрактными, как в кино. Хотя Кагайя и не на такое способна, в ее извращенной бесчеловечности Гвендолин ни секунды не сомневалась.

   - Что поделать, – Коган пожал плечами и с сожалением добавил: – Желающих уйти в человеческий мир из года в год не убывает, поэтому у чудищ всегда будет пища, а у богов – зрелища.

   В лицо наконец повеяло свежим воздухом: теплым летним утром, пахнущим травой, цветами, прогретой солнцем землей. Пусть это была чужая трава и чужие цветы, растущие в чужом, враждебном мире, - они всколыхнули в душе Гвендолин воспоминания доме. О родном городе. О друзьях и беззаботной жизни, казавшейся теперь призрачным видением. О матери, которая сойдет с ума от горя, разыскивая свою непутевую дочь. Горло сдавило, по глазам резанули непрошенные слезы. Ох, только бы не разрыдаться прямо сейчас! Она должна быть сильной. Никаким ведьмам и чудовищам ее не запугать. И не сломить.

   Двери замка были распахнуты настежь. В широкий проем били косые солнечные лучи. Коган задержался лишь на миг, чтобы воткнуть факел в кольцо на стене. А затем толкнул Гвендолин к темному провалу винтовой лестницы и затопал следом. Подъем давался ему нелегко: он сопел, пыхтел, кряхтел и, видимо, мысленно проклинал собственную комплекцию.

   Глядя на то, как утекают вниз ступеньки, чувствуя, как иссякают последние минуты до встречи с колдуньей, а мысли отравляет ставший уже привычным страх, Гвендолин решилась задать вопрос. Тот единственный, ответа на который ждала так мучительно и одновременно боялась до смерти.

   - Скажите, а Айхе… как он?

   Задыхаясь, Коган остановился и вытер пот с выпуклого, исчерканного морщинами лба. Ремни чересчур туго перетягивали его внушительный живот.

   - А что с ним станется? – невзирая на обнадеживающие слова, голос его звучал тревожно.

   - Я видела…

   А что, собственно, она видела? Незримые удары, конвульсивные изломы тела, вывернутые руки, словно парня вздернули на дыбу. Выглядело ужасно. И все же так жестоко ломать собственного ученика, пусть даже тот и нарушил какой-то дурацкий запрет?

   - Не тревожься, оклемается. Ему не впервой.

   - Дикость какая. Бессмысленная дикость.

   - Дисциплина. У Кагайи свои методы. В конце концов, кроме него, у госпожи учеников нет, и только ему она доверяет самые ответственные поручения.

   - И самые жуткие, – предположила Гвендолин, вспомнив слова Нанну.

   - А это уже не нашего ума дело. Колдовство – исключительно редкий дар, им до недавнего времени обладало всего два человека: госпожа и ее сестра Цирцея.

   - В целом мире?

   - И, вероятно, за его пределами тоже.

   - То есть, если они обе умрут…

   Коган нахмурился и недовольно перебил:

   - Я не знаю.

   - Откуда же взялся Айхе?

   - Ты задаешь слишком много вопросов! – он ткнул пальцем в лестницу: мол, поднимайся.

   - Считайте это последней волей умирающего, - предложила Гвендолин, послушно продолжив путь.

   О последней воле Коган, похоже, не слыхал (интересно, как здесь хоронили: в грязный мешок - и на свалку?), однако снизошел до ответа.

   - Он появился здесь совсем мальчишкой несколько лет назад. А откуда у него дар… ну, слухи бродят всякие. Говорят, за колдовство он продал душу.

   Понятно. Ничего нового.

   От слов Когана Гвендолин совсем не полегчало. Наоборот, стало вдвойне тревожно. Тугой, точно резиновый, комок страха в животе заелозил, добавляя к отвратительному самочувствию очередную порцию дурноты.

   Грустные размышления одолевали Гвендолин до просторного фойе, за которым открылась круговая анфилада морских залов, - тут волей-неволей пришлось отвлечься. Под ногами мелькали разноцветные плитки пола, повсюду высились нагромождения настоящих коралловых рифов, тут и там среди редкой мебели извивались ламинарии – их словно колыхало незримое волшебное течение. Высокие стены-аквариумы таинственно светились. В одних среди водорослей рыскали акулы, в других над обглоданным скелетом (настоящим?!) хищно застыли пираньи, в третьих плавали членистоногие твари, похожие на трилобитов. В четвертых ворочались спруты, извивались полосатые морские змеи, шевелили щупальцами вымершие в человеческом мире гигантские аммониты и довольно скромные по размерам зубастые ящеры юрского периода – не иначе как заколдованные, чтобы уместиться в аквариуме. Впечатление создавалось жуткое, особенно когда какая-нибудь морская химера тыкалась в стекло омерзительной мордой, будто замечала Гвендолин, зачарованно вертящую по сторонам головой, и готовилась к смертельному броску.

   Интересно, насколько толстые стенки у этих аквариумов? Выдержат ли они, если доисторический ящер, вроде кронозавра, пусть и уменьшенного в размерах, со всей мощи боднет их своей чугунной башкой?

   Коган придержал Гвендолин за многострадальный локоть, когда в очередном зале они встретили Кагайю. Колдунья благоговейно замерла перед стеклом, за которым в мутной воде плавала пара отменных страшилищ. Гвендолин даже не стала приглядываться – хватило с нее допотопной экзотики.

   Заслышав шаги, ведьма обернулась. Сегодня ее голову венчало внушительное сооружение из волос и черных осьминожьих щупалец.

   - Коган? – она перевела взгляд на Гвендолин. – И ты?..

   - Всю ночь просидела в гроте, как вы и приказывали, госпожа, - голос Когана сочился подобострастием.

   - Что же, Левиафан так и не объявился?

   - Видимо, нет, госпожа.

   - Понятно.

   Невзирая на грозный вид, ведьма казалась чем-то озабоченной. Рядом с ней на низеньком кривоногом столике в клетке с опилками копошились крысы. Она протянула руку.

   - Редкостное везение, – рассеянно произнесла Кагайя. – И что ты предлагаешь?

   Коган молчал. Гвендолин ждала.

   - Отпустить?

   Щелкнул замок, дверца клетки отскочила в сторону.

   - Превратить в крысенка?

   Колдунья запустила руку внутрь и поймала за хвост серого зверька. Тот разразился протестующим писком.

   - Скормить Галиотис? – с этими словами она протолкнула его в аквариум прямо сквозь стекло. – Или Тридактне?

   Ближайшая гадина метнулась к добыче – только хвост мелькнул в зубастой пасти.

   Кагайя отряхнула мокрую руку, потянулась за следующей крысой. А ведь одной из них вполне мог быть Дэнни! От мысли о кузене Гвендолин затрясло.

   - Познакомься, это Галиотис, морская гадюка, - ласково произнесла Кагайя, забрасывая в пасть чудищу новую крысу. – Она принадлежит к семейству кровожадных хищников Хаулиодов, обитает на приличной глубине и питается рыбами в два-три раза крупнее ее: вцепляется в морду жертвы своими зубами-саблями и дожидается, пока бьющаяся в агонии жертва не выбьется из сил. А затем заглатывает целиком.

   Да она просто больная, догадалась Гвендолин. Упивается собственной жестокостью, разводит отвратительных гадов и наслаждается их обществом. Как же Айхе угораздило поступить к ней в ученики? Неужели, кроме чародейства, он разделяет и эту нездоровую тягу к морским хищникам?

   - Одна беда с ней, - продолжила колдунья. – Галиотис агрессивна и глупа до безобразия. Она может напасть и на кита, если тот подвернется, хотя одолеть его, разумеется, не сумеет. Не то что человека.

   Прозрачнее намека и не придумаешь. Гвендолин все-таки вгляделась в мутную воду, откуда на нее слепо таращились выпуклые глаза рыбы-гадюки. В длину та достигала полутора метров. Гибкое, похожее на змеиное тело покрывала черная, как смоль, чешуя. Пасть едва смыкалась, из нее выпирали зубы-иглы, особенно эффектно окаймлявшие выдвинутую вперед нижнюю челюсть.

   Так вот кем вдохновлялись создатели «Чужого», не к месту подумала Гвендолин.

   Мимо неспешно проплыла акула со скрученной спиралью нижней челюстью.

   - А это геликоприон по имени Тридактна, - сообщила колдунья. – Питается всем, что движется.

   - По-моему, в моем мире она давно вымерла, - пробормотала Гвендолин, - и всякие там –завры тоже.

   - Твой мир лишился лучших представителей животного мира. Вместо них его населили люди, - гримаса отвращения испортила красивое лицо Кагайи. – Миллионы и миллиарды людей, которые все лезут и лезут сквозь магический барьер, стремясь загадить и наш Первозданный океан, как загадили свои реки и моря.

   - Ну уж динозавры точно передохли раньше, чем мы успели что-то загадить, - не сдержавшись, выступила Гвендолин. – Шестьдесят миллионов лет назад людей и в помине не существовало!

   - Это не отменяет того, что вы все – паразиты! – фанатично прошипела Кагайя.

   Ну да. А сама она – представитель внеземной цивилизации космических ежиков. Похоже, ассоциации с «Чужим» навеялись недаром.

   - Я оберегаю Первозданный океан. Если бы не моя магия, проклятые пришельцы из человеческого мира давно понастроили бы здесь свои смрадные… сооружения, чтобы отравлять воздух, сливать в воду ядовитые отходы и губить все живое!

   Так вот откуда росли ноги ее тотальной ненависти к людям!

   - Вообще-то, у нас существуют организации по охране природной среды. Гринпис. Королевское Общество Охраны Природы, - сказала Гвендолин. Бояться? Эту чокнутую фанатичку, присвоившую себе мировое господство? Да в любом городе таких пруд пруди – правда, они тихо сидят в смирительных рубашках, ну, или локально беснуются в комнатах, обитых войлоком. И не косят окружающих магией направо и налево. В этом, конечно, главная загвоздка.

   - Ваши организации тужатся исправить то, что испоганили другие ваши организации, - зло усмехнулась Кагайя. – И сомневаюсь, что преуспели в своих убогих конвульсиях.

   - Зато, невзирая на свои пороки, мы помним о милосердии и любви. И не убиваем любого встречного из бредового опасения, что он плюнет в наш колодец.

   Кажется, Гвендолин хватила через край. Это стало очевидно еще до того, как она замолчала. Колдунья вонзила в нее злобный взгляд, сощурилась и вдруг обратилась к Когану, продолжавшему топтаться рядом:

   - Убить.

   Поначалу Гвендолин не сообразила, что за короткое слово слетело с ведьминых губ. Потом решила, что ослышалась, или же речь шла вовсе не о ней. Однако Кагайя развеяла ее сомнения:

   - Выведи из замка на арену и…

   «И» осталось без уточнений, потому что в зал, топая, как стадо мамонтов, вбежала Нанну.

   - Госпожа, прибыли духи леса! – возвестила она.

   - Уже? – встревожилась Кагайя, мигом утратив к Гвендолин интерес. – Но я еще не успела начертить защитные заклинания! Их гостевые покои не готовы! Где они?

   - Прогуливаются вдоль каналов. Честно сказать, - Нанну стушевалась, - господа остались крайне недовольны тем, что вместо хозяйки замка их встретила прислуга. Вы ведь помните, насколько они мстительны? Лучше бы незамедлительно отправиться к ним, пока парк не превратился в непролазные дебри, а каналы не заросли болотной тиной.

   - Я так и сделаю. Ты! Как там тебя…

   - Нанну.

   - Закончи тут с крысами. Вон там еще две клетки, их нужно скормить Галиотис и Тридактне.

   Нанну побледнела, но возразить не осмелилась.

   - Коган, - ведьма направилась прочь; ее черные одеяния взметнулись, - пришли ко мне Айхе, да поживее.

   - Боюсь, это вызовет некоторые затруднения, - залепетал Коган, пускаясь следом.

   - О чем ты болтаешь?

   - Вы накануне вывихнули ему руки, госпожа, и немного поломали ребра, и… в общем, переборщили с наказанием. Вряд ли он так скоро сумеет вернуться к своим обязанностям.

   - Мне плевать, что он там сломал! – рявкнула Кагайя. – Дориан разве не управился за ночь?

   - Я еще не навещал его утром…

   - Так навести! Айхе нужен мне немедленно! Духи леса всегда прибывают первыми, за ними не преминут объявиться и остальные, а это проклятая туча гостей. И каждый лупит направо и налево своей хваленой магией, будто целый год сидел на голодном пайке и всего час как сорвался с цепи. Не хватает мне бардака и порушенных стен.

   - Хорошо, я схожу в астрономическую башню.

   - Уж сделай милость! – под ноги Кагайе вдруг невесть откуда подвернулся лохматый клубок в полосатых колготках, и она пнула его что было силы. Несчастный кыш кубарем прокатился по полу и канул в недра кораллового рифа. – И вытрави, наконец, эту заразу! Ты главный управляющий или барахло? Не будешь работать, я мигом найду замену.

   Коган забормотал что-то в ответ, но они с ведьмой уже скрылись из виду, и голоса потонули в синем морском полумраке.

   Гвендолин переступила с ноги на ногу и заметила, что Нанну глядит на нее с изумлением. Теперь, наверное, каждый, кто в курсе ночного происшествия, будет столбенеть от неожиданности и приставать с вопросами, вроде: «Как же это ты не умерла?»

   Однако Нанну удивила. Прихватив из угла клетки с крысами, она впихнула одну Гвендолин в руки и кивком поманила за собой – совсем в другую сторону.

   - Пойдем, пока ведьма не вспомнила о какой-нибудь забытой ритуальной ерунде для встречи гостей и не вернулась.

   - Куда? – Гвендолин на нетвердых ногах бросилась за ней.

   - Какая разница? Тебе лучше убраться долой с ее глаз.

   - Спасибо.

   - Мне-то за что? Я слышала, это Айхе отличился.

   - А вы помогли мне у ворот.

   - Говори потише, - посоветовала Нанну, стреляя глазами по аквариумам, проплывающим мимо. – Здесь даже у аммонитов есть уши. Все доложат хозяйке, не сомневайся. Я уже молчу о ее любимицах, Галиотис и Тридактне: этих опасайся в первую очередь. У них с Кагайей особая связь. Она их выкормила, они для нее, как цепные псы, догонят и порвут любого.

   - Разве они могут покидать аквариум? – Гвендолин едва поспевала за Нанну.

   - О, ты их сильно недооцениваешь! Когда ведьма пожелает, они всюду ее сопровождают. Отвратительные бестии.

   - Ну и мир, - пробормотала Гвендолин. – Рыбы по суше ходят, доисторические ящеры в море плавают. Прямо парк юрского периода. А динозавры у вас есть?

   - Кто?

   - Ну, такие огромные, зубастые ящеры.

   - Драконы, что ли?

   - Только без крыльев.

   - Может, и есть, я не видела. Нам и Левиафана хватает.

   - Значит, огнедышащее библейское чудище, кипятящее воду, – не вымысел. Надо же.

   - Не знаю, о чем ты, но настоящие чудища еще только начинают прибывать в замок.

   - Божества и духи?

   - Они самые.

   - Вот бы хоть одним глазком…

   Нанну взглянула на нее удивленно:

   - А ты и впрямь необычная.

   - Почему?

   Нанну пожала плечами.

   - И кто это сказал?

   - Догадайся.

   - Айхе? – робко предположила Гвендолен. Больше некому. Не Коган же будет распинаться. – Так вы его видели? С ним все в порядке? Как он?

   - Живой. Дориан поколдовал над ним немного.

   - Поколдовал?

   - Подлечил. Дориан алхимик и по совместительству целитель. В свободное от астрономии время.

   - И я смогу его увидеть? – с надеждой.

   - Дориана?

   - Айхе!

   - Если Кагайя не вынудит его спуститься и помочь с заклинаниями, то сможешь. Мы как раз туда направляемся. Вот только освободим ни в чем не повинных животных, - Нанну поудобнее перехватила клетку с крысами.

   - Вы не скормили их рыбам.

   - К несчастью. Надеюсь, твари не нажалуются своей хозяйке, а то не сносить мне головы.

   Непонятно, говорила она всерьез, или сильно преувеличивала. С одной стороны, жестокость колдуньи зашкаливала, и перспектива получить от нее трепку пугала до икоты. С другой… рыбы нажалуются? Серьезно? Впрочем, не стоило недооценивать замечание Нанну по поводу их особой связи с Кагайей.

   Нанну хранила молчание, а Гвендолин не напрашивалась на разговоры, пока они не покинули анфиладу. Вопреки ожиданиям, Нанну направились не вниз, а снова вверх и сделала полный круг по лестнице.

   - Сюда, – пригласила она, открывая дверцу в стене и пропуская девочку вперед.

   Лицо обдало теплым ветром. Шагнув за порог, Гвендолин неожиданно очутилась в начале узкого каменного мостика с низенькими перилами. Мостик этот тянулся от стены замка к круглой башне, сложенной из грубого камня. Гвендолин задрала голову – башня уходила в небо, и отсюда казалось, будто ее плоская вершина царапала рыхлые облака редкими, похожими на кабаньи клыки зубцами парапета. Кинув взгляд вниз, Гвендолин обнаружила кленовые кроны, а между ними тут и там поблескивали на солнце извилистые ленты каналов и высовывались шпили и конусы, черепичные крыши и игрушечные купола гостевых домиков и часовен. Мостик был не единственным: его братья-близнецы, столь же опасно узкие, изящными дугами перекидывались через пропасть кто выше, кто ниже. От высоты и беззащитности (от края бездны Гвендолин отделяло жалких полметра) закружилась голова, а в животе образовалась противная слабость. Один неловкий шаг – и ты в свободном полете. Справедливости ради стоит отметить, что у мостика наличествовали перила. Подталкиваемая Нанну, Гвендолин попыталась ухватиться за них, но мешала клетка. Крысы в ней, надрывно пища, заметались, нарушая и без того шаткое равновесие.

   - Не бойся, – подбодрила Нанну, закрывая за спиной дверь. Ее голос растворился в гуле ветра. – Раз десять туда-обратно сбегаешь и привыкнешь.

   - А по-другому никак? – взмолилась Гвендолин, вцепившись в клетку мертвой хваткой, словно та могла помочь. Не хватало духу ступить ни шагу по тонкой ниточке над пустотой.

   - А зачем по-другому, если так ближе? – удивилась Нанну. – Да ты трусиха! Вот бы не подумала после всего, что с тобой приключилось! А ну-ка, давай, я первая.

   Держа свою клетку, она непринужденно пересекла пропасть и оглянулась.

   - Ну? Поторапливайся! Давай шустрее, хоть сидя, хоть лежа. Или предпочитаешь стоять там вечно?

   И Гвендолин обреченно поползла вперед, едва отрывая ноги от серого булыжника и борясь с желанием бросить крыс, упасть на живот, обхватить ненадежную опору руками – и не шевелиться в ближайшие сто лет. Промокшая одежда вновь напомнила о себе: суховей мигом выстудил сырую ткань. В носу защекотало. Ой, мамочки, только чихнуть не хватало!

   - Нужно тебе подобрать другую одежду, – деловито заметила Нанну, поймав протянутую руку и почти волоком втаскивая Гвендолин на уступ по ту сторону моста. – Как-то ты неважно выглядишь.

   Серьезно?!

   - Ты не заболела?

   Гвендолин тряслась и клацала зубами, к лицу прилил тяжелый, распирающий голову жар. Нанну потрогала ее лоб и нахмурилась

   - Я поговорю с Дорианом.

   Точно. Здесь ведь живет целый знахарь! Он наварит ей горьких трав, облепит горчичниками с ног до макушки, натрет барсучьим жиром или чем тут еще натирают безнадежно простывших – и назавтра Гвендолин проснется, как новенькая.

   - А больных у вас тут, случаем, на кострах не сжигают? С ритуальными плясками под бубен?

   Нанну шутку не оценила. Или не расслышала, потому что уже нырнула в низенькую дверцу. Гвендолин протиснулась следом. Не верилось, что кошмарная пропасть осталась позади: десяток метров моста отобрал у Гвендолин десяток лет жизни.

   - Дориан гений. – Нанну опустила клетку на пол и открыла дверцу. Крысы кинулись врассыпную. – Это он уговорил Кагайю вернуть мне человеческое обличье.

   - Скорее, герой, чем гений, - пробормотала Гвендолин, последовав ее примеру. Оказалось, пустая клетка мешала ничуть не меньше. – Он человек, достойный уважения, если помогает другим бескорыстно.

   - Можешь не сомневаться. Идем.

   Внутри башня разительно отличалась от замка. Ни тебе королевских покоев, ни музея морского дна. Как говорится, труба пониже, дым пожиже. Тесная спиральная лестница с высоченными ступеньками – того и гляди споткнешься и переломаешь ноги – круто взмывала вверх и почти отвесно ухала вниз. Вместо окон изредка попадались широкие подоконники с бойницами, а потолок буквально царапал голову. Гвендолин карабкалась вверх, согнувшись в три погибели, и волокла за собой клетку, гадая, когда же разрешат от нее избавиться.

   - Он вообще странный, – продолжила Нанну. – С тараканами в голове. Знаешь, кто такие тараканы?

   - Догадываюсь.

   - Но гений, без сомнения. Откуда, как считаешь, берутся анфилады из аквариумов?

   Рабы строят, чуть не ляпнула Гвендолин.

   - А редчайшие рыбы? А морские гады? Это он изобретает для них ловушки.

   Молодец. Но лучше бы занялся чем-то полезным.

   - Он изготавливает сложнейшие зелья: изобретает новые и усовершенствует те, что есть. Он предугадывает погоду. Он предупреждает о налетах гарпий: заранее знает, когда те спустятся с гор, и предупреждает об опасности. Он ведет учет всех волшебных амулетов, существующих в мире, и следит за каждым. Предсказывает миграции ками…

   - Кого?

   Послужной список алхимика впечатлял, хоть и вызывал недоумение. Как, например, можно отслеживать каждый амулет? С помощью GPS-навигатора? Или «жучками»? И что еще за ками?

   - Мы называем так не упокоенные души, призраки. Как правило, они существуют поодиночке: выбирают глубокие ущелья или заброшенные дома, где можно вдоволь постонать и повыть. Многие из них часто шатаются по тем местам, где их настигла смерть. Но время от времени ками сбиваются в целые стаи и устремляются невесть куда. Вреда они не причиняют, только своим появлением вселяют дикую тоску. Если обратишь на них внимание, прилипнут к тебе, будут таскаться следом и ныть.

   - Жуть, - пробормотала Гвендолин.

   - Поэтому с незнакомыми призраками лучше не заговаривать. Даже о погоде.

   - Спасибо за предупреждение.

   - Мы почти на месте.

   Какое облегчение! От усталости ослабевшая Гвендолин уже едва волоклась по крутой лестнице.

   Неожиданно сверху послышался шорох.

   - Кто-то идет, посторонись, - предупредила Нанну.

   Легко сказать: посторонись! Правое плечо то и дело шваркало о стену, а чуть отодвинешься – стукнешься левым. Нанну распласталась по стене, а Гвендолин не придумала ничего удачнее, чем взобраться с ногами в грязную нишу с бойницей. Она постаралась прикрыться клеткой – вдруг это Коган разыскивает ее, чтобы исполнить приговор колдуньи?

   Однако навстречу вдруг спустился Айхе. Выглядел он ужасно: осунувшийся, с воспаленными щеками и ссадинами на скулах. Из-под закатанных рукавов рубашки торчали края повязок, обвивавших локти, расстегнутый ворот не скрывал тугую повязку на ребрах. Он тяжело, хрипло дышал – похоже, движения причиняли мучительную боль. А в запавших глазах застыла угрюмая решимость.

   Айхе мрачным кивком поздоровался с Нанну и перестал придерживаться за стены. Глупый, тщеславный мальчишка! Гордость не позволяла ему обнаружить слабость перед свидетелями. Он скорее свернет себе шею, чем распишется в беспомощности. Да ведь это гордыня погнала его, полуживого, что-то доказывать ведьме!

   Зла не хватает!

   Заметив Гвендолин, притаившуюся на подоконнике бойницы, Айхе вздрогнул и застыл, словно громом пораженный. Острое бледное лицо исказилось от испуга, потом сомнения, недоумения и среди полной мешанины чувств, буквально на долю секунды – от радости. А может, Гвендолин выдала желаемое за действительное.

   - Ты… - выдохнул Айхе, не успев совладать с эмоциями. Однако быстро взял себя в руки и нацепил сердитую маску. Уткнулся глазами в ступени и двинулся дальше, крепко стиснув зубы.

   - Айхе… - шепнула растерянная Гвендолин. – Как ты?

   - О, бесподобно, - буркнул он и отвернулся.

   Гвендолин проводила взглядом его напряженную спину, сгорбленные плечи – как он ни старался, боль не позволяла их расправить, - и спутанные волосы на затылке. Меньше всего на свете мальчишка сейчас напоминал вчерашнего дерзкого выскочку, рискнувшего кинуть вызов могущественной ведьме. Скорее, побитого щенка. Высокомерного и озлобленного побитого щенка.

   - Пойдем уже, - поторопила Нанну.

   - Он же… он на ногах едва держится! – выпалила Гвендолин, спрыгнув на ступени. – А руки!.. А эти повязки!.. Ему нельзя колдовать!

   - Догони и удиви его этой новостью, - оборвала Нанну ее трагические излияния. – Уверена, он послушает и непременно вернется!

   Сарказм окатил девочку ушатом ледяной воды. Гвендолин вспыхнула от стыда. Ладно. Хватит. Айхе ведет себя, как идиот, и пускай. Ей-то какое дело?

   Она шмыгнула носом и украдкой вытерла глаза рукавом куртки.

   Тем временем они достигли последних ступенек. Лестница совершила последний крутой рывок и уперлась в обитую железом деревянную дверь со старомодным кольцом вместо ручки. Нанну толкнула ее плечом. В нос ударила неописуемая смесь запахов: горечь трав, едкая гарь, противные вкрапления химикалий.

   Лаборатория?

   Гвендолин переступила через порог, обводя почтительным взглядом столы со штативами, пробирками, колбами и вычурными агрегатами, состоявшими из сотен трубочек, спиралек, чашечек и резервуаров, в которых пузырились разноцветные жидкости. Половину обзора закрывали шкафы и стеллажи, битком набитые всевозможными пузырьками и банками – из ближайшей на Гвендолин пусто таращился круглый глаз, а в соседних, как огурцы в маринаде, плавали чьи-то розоватые внутренности. В воздухе пластами висел голубой туман.

   - Нанну? – позвал низкий, чуть дребезжащий голос. – Это ты?

   - Я, если не ждешь никого другого, – Нанну подмигнула Гвендолин и кивком предложила следовать за ней. – Что за вонищу ты тут развел, а? Опять зелье всемогущества?

   - Беспамятства, – буркнул мужчина и вынырнул из тумана.

   Гвендолин, приготовившись поздороваться, внезапно подавилась словами. Да они все тут были один краше другого, пронеслось в голове. Сначала Кагайя с ее чудовищными башнями из волос, потом бочонок-Коган в нелепом трико, а теперь этот харизматичный тип!

   Первыми почему-то бросились в глаза его необычайно тощие ноги, обтянутые черными брюками: длинные и какие-то острые, изломанные в коленях, точно лапки у кузнечика. Зато плечи у их обладателя были что надо, и бесформенная коричневая хламида, пропыленная, заляпанная зельями, местами прожженная искрами от огня, свисала с них, как с вешалки, и заканчивалась бахромой. Скулы на бледной физиономии несоразмерно выпирали. Вокруг запавших черных глаз образовались темные круги, а волосы густой, длиннющей, до пояса, нечесаной огненно-рыжей копной торчали во все стороны. От вида этой гривы Гвендолин просто онемела.

   - Это еще кто? – осведомился Дориан.

   - Гвендолин. Надеюсь, Кагайя не вспомнит о ней в ближайшие дни.

   - Ну надо же, – алхимик отвернулся и моментально утратил к девочке интерес. До нелепости высоко вскидывая ноги, он зашагал куда-то вглубь лаборатории, стуча каблуками.

   - На, засунь это куда-нибудь подальше, - Нанну запихнула обе клетки. – О них ведьме тоже лучше не вспоминать. Ты понял?

   - Угу.

   - Прибыли духи леса.

   - Знаю.

   - Порошки для чистки каналов готовы?

   - Да.

   - А гербицид?

   - За третьим стеллажом в железном ведре. Не перепутай с удобрением.

   Нанну достала указанное ведро, держа за края осторожно, чтобы не расплескать.

   - Мне пора, – она ободряюще улыбнулась и потрепала Гвендолин по плечу. – Дел невпроворот. Ах да, Дориан, у тебя есть лекарство от простуды? Девочке совсем плохо.

   Алхимик что-то проворчал. Гвендолин не разобрала ни слова и немного испугалась, потому что Нанну уже нырнула в дверной проем, а переспрашивать у этого эксцентричного и, без сомнения, чокнутого типа было страшно. Потоптавшись на месте и не дождавшись больше ни приглашения, ни указаний, ни приказа проваливать, Гвендолин несмело обогнула несколько пыхтящих, испускающих вонючий цветной дым агрегатов, и неожиданно очутилась по правую руку от алхимика. Тот не обратил на нее ни малейшего внимания, а она в свою очередь получила возможность сколь угодно долго созерцать его профиль. Тот был вполне симпатичный, одна беда – нос вырос на семерых.

   Склонившись над доской для нарезки ингредиентов, Дориан с маниакальной педантичностью отщипывал одинаковые чешуйки от гигантской хрустящей синей луковицы. Луковица энергично вносила лепту в какофонию вони.

   - Двадцать семь, – бормотал алхимик, – ага... угу... двадцать восемь.

   Волосы падали ему на лицо и заслоняли глаза. Как он умудрялся сквозь них видеть?

   - Э-э-э, – нерешительно проблеяла Гвендолин и больше уже ничего не добавила, потому что Дориан искоса зыркнул на нее, точно вбил гвоздь промеж глаз.

   - Седьмой шкаф справа от двери, вторая полка сверху, одиннадцатая бутылочка слева в первом ряду, – отбарабанил он сухо и вернулся к чешуйкам. – Двадцать девять.

   Гвендолин попятилась. Задела локтем какой-то пузырек с красным порошком, тот упал на бок и покатился по столу. Гвендолин, ойкнув, подхватила его и быстро поставила назад, борясь с желанием зажмуриться в ожидании отповеди.

   Однако Дориан ее удивил.

   - Это ядовитая пыльца, – объяснил он, не отрываясь от дела. – Тридцать два. Не разбей, а то единственный вдох – и поминай, как звали.

   - Да, конечно, простите, – пролепетала Гвендолин. – Я нечаянно.

   Отсчитав седьмой шкаф справа от двери, она в ужасе уставилась на батареи разнокалиберных сосудов. Глаза разбежались, и Гвендолин бы напрочь позабыла, за чем полезла, если бы сразу не наткнулась на пыльную бутыль с этикеткой на веревке, обмотанной вокруг горлышка. "Перечное зелье", – прочла она, и дальше буквами поменьше: "От насморка, простуды, лихорадки и легочной болезни". Вторая полка сверху заставила ее изрядно попотеть, поскольку роста, чтобы дотянуться до нее, катастрофически не хватало. Встав на цыпочки, Гвендолин изо всех сил старалась не опрокинуть грандиозное сооружение – в конце концов, судя по вековой пыли, оно проторчало на этом месте не меньше сотни лет, и пустить его в расход вместе со всем содержимым было бы непочтительно.

   Надписи на многих этикетках выцвели до желтизны, но некоторые еще читались. «Против несчастной любви», «От укуса гарпии», «При переломе конечности», «Для заживления колотых ран» – и так далее, и тому подобное. Целая аптека.

   Нужная бутылка наконец соскользнула в ладонь, разорвав в клочья усеянную останками насекомых паутину. Жирный черный паук, спешно ретировался, бросив труды своей паучьей жизни. Гвендолин с отвращением обтерла горлышко бутылки рукавом, взболтала мутное содержимое и поглядела на свет. Внутри всколыхнулась расслоившаяся желтоватая жижа. На дне распухла утопленная муха.

   Похоже, лекарство оказалось безнадежно просрочено.

   Гвендолин скисла, читая и перечитывая этикетку по десятому разу. С надеждой пробежала глазами по прочим пузырькам на полке, тщетно пытаясь вспомнить продиктованную алхимиком инструкцию. Нет, определенно, именно данный… чудодейственный эликсир обещал принести ей скорейшее выздоровление.

   В других обстоятельствах она бы не раздумывая вернула сей плод алхимического производства обратно на полку. Но горло разболелось адски, кости ломило, сердце колотилось как бешеное и единственным непреодолимым желанием было упасть и не шевелиться. У нее наверняка подскочила температура. Как бы не кончилось воспалением легких, шутка ли – полночи