Оглавление
АННОТАЦИЯ
Вся жизнь Гюзель - серое скучное полотно. Ни аппетита, ни радости общения с мужчинами. Она какая-то ущербная? Недалекая? Нет, просто ее отец с Брика, планеты, живущей по своим законам. Узнав правду, Гюзель немедленно летит проведать новых родственников и пропитаться духом чужих традиций. А вот чего не ожидала героиня, так это что ее украдут и сделают женой. Женой?.. Больше похоже на сексуальное рабство, да еще и у двух хозяев. Только... кто здесь жертва?
Предупреждение: откровенные сцены, эротика, МЖМ. Рейтинг строго 18+!
ГЛАВА 1
За иллюминатором, похожим формой на каплю, медленно приближалась Зорада. Планета отца. Планета родственников, которых, оказывается, как грязи. Гюзель всегда хотела большую семью, чтобы общие праздники, где голова кругом от трескотни. Чтобы несколько поколений жили рядом и общались, и ни на минуту ты не оставался один.
Но они с мамой жили вдвоем. И только теперь, когда Гюзель, что называется, выросла, то есть вышла из под контроля, перестав быть послушной девочкой, мама призналась, что у нее имеется отец.
Ах, как скандалили мама с незнакомцем, от которого она произошла, когда мама связалась с ним, чтобы сообщить о существовании Гюзель. Тот был не просто в ярости, Гюзель удивлялась, как от его голоса не рухнули стены. Оказывается, брик не знал, что оставил потомство на стороне. Гюзель не особо разбиралась в расах, в открытом космосе их много, одних человекообразных не счесть, но бриков знала. Сейчас она стала подозревать, что знала, потому как мама временами подсовывала ей соответствующие информационные брошюрки. И брошюрки, в частности, утверждали, что дети между бриками и людьми редкость. Похоже, ее отец, будучи в командировке, просто расслабился с земной женщиной, а потом улетел, не имея представления о ребенке.
Судя по воплям, обрывки которых Гюзель услыхала, хотя мама задраила дверь по системе «красный код», брики не любят оставлять потомство без присмотра. Они воспитывают его сами. Мама кричала в ответ, что потому и не призналась, иначе отобрали бы ребенка, выкрали и увезли на их чертов Брик, и она никогда бы больше не увидела дочь. Пусть выкусит! Это не он рожал ее, а потом воспитывал годами. Дочери ему не видать!
Гюзель прикинула, что мама права. У бриков царил патриархат, мужчина имел больший вес, чем женщина. Если он сказал, что ребенок будет расти с ним, то так и произойдет.
Боже, как они ругались! Он кричал, что она чертова феминистка, из-за которой дочь выросла вне традиций Брика, она кричала, что он долбанный самец, который даже не позаботился о том, куда кончать, а сейчас выделывается! Пусть у себя на Брике строит своих баб в парандже, хоть в ряд, хоть пирамидкой, а она свободная женщина свободного мира и так с собой обращаться не позволит.
Обмен любезностями настолько затянулся, что Гюзель заскучала и отправилась на кухню перекусить. Такое редко случалось, аппетитом Гюзель не отличалась. Чаще всего от еды ее просто тошнило, как, впрочем, и от людей. Головоломка какая-то – она хотела большую семью, но при виде людей ее охватывали приступы мизантропии. Никакой логикой двух этих противоположностей не объединить.
Вскоре мама ворвалась на кухню аки ангел праведной мести, ее глаза яростно сверкали, а грудь ходила ходуном.
- Забудь про этого тупого брика раз и навсегда! – категорически отпечатала мама. – Как будто его никогда не было!
Гюзель не стала спорить, она никогда не спорила, просто шла и делала, как хотела. У мамы свои счеты с отцом, это да, со своей стороны она права, и что про дочь не сообщила, и что теперь не хочет пускать отца в их упорядоченный мирок. Но если подумать, с его стороны тоже все не ахти – у него родился ребенок, а ему об этом изволили сообщить только когда девочка уже взрослая. Нехорошо.
А Гюзель? Она хочет увидеть отца, узнать свою семью. Семьи бриков многочисленны, у нее наверняка есть братья и сестры. Упускать шанс познакомиться с ними? Да никогда!
Мама успокаивалась долго, шныряла по дому, как голодная пантера, после выпила стакан виски и утихомирилась. Когда она уснула, Гюзель выкрала из ее спальни планшет и взломала пароль. Потом нашла в списке контактов последний адрес и нажала на значок камеры. Раздались гудки. Гюзель надеялась, что отец ответит на повторный вызов с «проклятого» адреса.
Экран вспыхнул, явив изображение с камеры противоположного планшета. Лицо огромного разъяренного мужчины. Смуглый и крепкий. Крупные черты лица, серебристые виски, ярость в глазах сдерживается только силой воли. Глаза моргнули… ярость схлынула, мужчина еле слышно вздохнул.
Гюзель смотрела на него, не отрываясь. Это ее отец. Брик. Да, вот она в кого, по крайней мере, лицом – резкие линии, у него глубокие, грозные, у нее изящные, как у статуэтки. Темные глаза, хотя у нее чернее, густые волосы. Фигурой она, правда, явно в мать, такая же тощая, даже хрупкая, а на экране – почти гора, мышцы выпирают шарами, хотя возраст у него немалый, учитывая взрослую дочь.
- Здравствуй, дочка.
На заднем фоне вдруг раздались голоса, много, много голосов, в основном мужские, в кадр полезли чьи-то лица, одинаково смуглые и черноглазые. Людей было столько, что в глазах зарябило.
- А ну все вон! – рявкнул на них отец и люди послушно отхлынули, вновь стало тихо. Отец наклонился вперед, пристально сверля взглядом лицо Гюзель. Подумать только! Это человек, от которого в ней ровно половина, как от мамы. Только маму она знает очень хорошо, а его видит в первый раз.
- Я не знал, что ты родилась. Но я очень рад. У меня нет дочерей, только сыновья. Твоя мама, - было видно, с каким трудом он сдерживает желание сказать вместо «мама» что-нибудь нецензурное. – Твоя мама решила, что мы не будем общаться, но боюсь, теперь это невозможно. Вскоре мы с тобой встретимся. Я прилечу на Землю и меня никто не остановит. Никто не сможет брику запретить встретиться с дочерью!
Он нахмурился. Гюзель вдруг поняла, что не сказала ни слова.
- Прошу тебя, дочка, встретиться со мной, когда я прилечу. Брику жить вдали от своих? Это смертельно опасно! Она по дурости своей могла тебя угробить!
Отец все-таки разозлился.
Гюзель открыла рот.
- А можно мне прилететь к вам?
Он, похоже, собирался продолжать говорить, убеждать, но замер на полуслове. Застыл, как будто боялся спугнуть неосторожным словом или жестом.
- Я буду рад, если ты прилетишь к нам, - вкрадчиво, чуть не по слогам произнес он.
- Только не знаю, когда. Почем билет. Денег у меня не очень много, - она пожала плечами.
- Билет мы оплатим, дочка. Но… что насчет мамы? Она будет против.
Гюзель снова пожала плечами.
- Я совершеннолетняя. Могу делать, что хочу.
Он молча посчитал:
- Тебе уже есть восемнадцать?
- Да.
- Как тебя зовут, дочка?
- Гюзель.
Он впервые улыбнулся.
- Хоть одно она сделала верно. Мама дала тебе правильное имя, Гюзель, хорошее. Умница и красавица, всеобщая любимица. Пришли мне номер счета, я переведу деньги на дорогу. Когда тебя ждать?
Гюзель покосилась на дверь маминой спальни. Ору будет! Но она имеет право познакомиться с семьей, которую никогда не видела. Имеет!
- Очень скоро. Я напишу.
Отец еще раз пристально посмотрел, словно пытался залезть ей в голову и узнать, на самом ли деле она так сделает, потом кивнул и отключился.
И вот неделю спустя Гюзель уже вылетела. Получилось бы – вылетела раньше, но следовало соблюдать конспирацию, собирать вещи незаметно, чтобы мама ничего не заподозрила. Получилось. Маме Гюзель позвонила уже из космопорта, за полчаса до вылета. Та расстроилась, но не то чтобы очень.
- Я так и знала! – заявила она. – Ты всегда была непослушной и упрямой, делала только то, что хотела. Брики, сукины дети, ничего не поделаешь, дурная наследственность у тебя в крови. Ну все, раз так, давай прощаться, обратно они тебя не выпустят. Но и запирать тебя дома... Не хочу, чтобы ты сидела взаперти и меня ненавидела. Лети, непослушная дочь, получи то, что сама выбрала. Потом только не жалуйся.
- Почему это они меня не выпустят?
Мама усмехнулась.
- Это же брики! Замуж выдадут по-быстрому, чтобы рядом оставить. Несовершеннолетнюю еще бы по суду отсудили, а тебя… только замуж.
- Да как они меня выдадут? – изумилась Гюзель. – Не силой же?
- Найдут способ, не сомневайся!
- Я же гражданка Земли! Никуда они меня не выдадут! В общем, хорош пугать, позвоню, как прилечу на место. Не волнуйся, я могу за себя постоять.
- Ох, непослушная моя, любимая дочь, - вздохнула мама. – Можешь постоять? На Брике? Глупая ты еще. Ну, отец тоже отец, глядишь, не даст сильно обижать, мужа хотя бы хорошего подберет. Ну, от судьбы не уйдешь. Удачи тебе, малыш.
Обе подруги, которых Гюзель умудрилась сохранить главным образом по причине редкого общения, отреагировали иначе.
- Ты сошла с ума! – Вопили они наперебой, когда Гюзель открыла видеоконференцию. – На Брик?! По своей воле? Да там мужчины дикари! Они до сих пор женщин похищают, как в каменном веке! Не слышала разве, недавно истории расследований показывали, когда девушек насильно замуж выдавали. В мешок головой – и до свиданья! И никто не спрашивает ее, продают, как барана. А потом хочешь, нет, живешь с мужем и ему детей рожаешь. И пожаловаться некому! Это тебе не цивилизованный мир, заступаться никто не станет!
- У меня там отец все-таки, - усмехнулась Гюзель. – И я гражданка Земли. Чего вы ужастики рассказываете? Ну вас! Глупые вы!
Обе обиделись. Гюзель это умела – людей обижать. С другой стороны – не такие уж они и подруги, чтобы жалеть. Нет чтобы поддержать, только пугают… А дороги назад нет.
И вот через сутки корабль совершил перелет по эрго-туннелю и оказался в системе Бриза, где Брик была третьей планетой, как Земля. Здесь с большого галактического корабля пассажиров пересаживали на маленькие, планетарные. И над самой планетой они разлетались в капсулах, которые доставляли точно по указанным координатам. Гюзель ввела те, что передал отец, он обещал, что капсула приземлится прямо посреди двора их дома, и ее будут ждать.
Гюзель, сидевшая в капсуле и зажатая со всех сторон упругими стабилизаторами, смотрела, как приближается поверхность – города, тонкие вены рек и массивные зеленые горы. Горы были красивыми, да и вообще в сердце при виде местного пейзажа что-то встрепенулось. По ногам будто пробежала волна тепла.
Интересно, кто будет ее встречать? Ну, понятно, отец, но может и другие родственники пришли? Вон как они разволновались в тот раз, когда она отцу позвонила. Приятно было вызвать такую бурю.
Скоро узнаю, думала Гюзель, наслаждаясь видом. На Брике был более суровый климат, чем на Земля, но он был более красивым. Темно-серый глубокий цвет скал, как бездонный омут. Разводы зелени. Сверху как малахит.
Капсула замедлялась – скоро приземление. Гюзель на секунду закрыла глаза. Все будет хорошо.
Вжик, стук, треск и легкий удар. Две секунды гудения, она выглянула в иллюминатор – видимая сторона двора пустая. Только густые заросли за высоким забором из синего металла. Виден край широкой мощеной площадки, где опустилась капсула.
«Посадка завершена. Открыть дверь»? - замигала надпись на пульте. Гюзель быстро нажала «Да». Капсула сравняла внутреннюю температуру с наружной и открыла люк. Хлынул ароматный воздух, как в булочной, где пекут сдобное печенье с приправами.
Гюзель сделала несколько шагов вперед, обернулась и замерла.
Напротив словно рота солдат-клонов выстроилась. В форме: одинаковой, темной-серой, выглаженной, с какими-то нашивками, у кого где. Высокие сапоги с блестящими бляшками. На поясах ремни здоровенные, кожаные, у каждого двое ножен, из которых торчат рукоятки. Все высокие, молодые, и почти на одно лицо. Двенадцать, Гюзель быстро подсчитала. Двенадцать парней! Перед ними – отец, его Гюзель сразу узнала. Он тоже стоял, гордо улыбаясь и выпятив широченную грудь. Рукоятки его кинжалов алели на фоне серой формы остальных. Еще у отца были длинные волосы, собранные в хвост и украшенные кожаными шнурками с какими-то железками. У солдат за его спиной волосы одинаково стриженные. Глаза у всех темные, плечи широкие.
- Здравствуй, дочка.
Отец шагнул вперед, аккуратно, словно боясь повредить, обнял ее за плечи рукой. От прикосновения откуда-то будто ветер подул, остужая раздраженную стерильным воздухом корабля кожу. Она легко обняла отца в ответ, пока они недостаточно знакомы, чтобы выражать бурный восторг.
Но кто это такие?
- Смотри, Гюзель, - отец повернулся к молодцам и гордо улыбаясь, сказал: - Это твои братья.
- Ч-что? – с трудом пролепетала Гюзель. Ее глаза, наверное, напоминали плошки. Пальцы зашевелились, как всегда, когда она нервничала. Она думала, это охрана. – Все?
- Все!
- Здравствуй, сестра! – в один голос, отрепетировано, гаркнули молодцы и поприветствовали – наклон, руку к груди и обратно. Гюзель невольно схватилась за отца. Ну вот же, как она и хотела – большая семья. Очень даже большая. Отец и сколько?.. посчитаем… и двенадцать братьев.
- Пойдем в дом, - очень вовремя предложил отец, успокаивающе похлопав по руке. Он двинулся вперед, Гюзель за ним. Братья расступились, пропуская их, и промаршировали следом как почетный караул. Каждый из них был выше Гюзель на голову.
***
Через время Гюзель привыкла к обилию родственников. Оказалось, все не так страшно – родных братьев у нее только четверо, остальные восемь – кузены. Самый младший брат на год младше, старший на пять лет старше. Все на военном обучении, что обязательно для местных подростков и только по его окончанию брик выбирает себе занятие на взрослую жизнь.
Почему столько мальчиков? Отец рассказал эту историю позже, когда они остались вдвоем. Последние несколько столетий в расе бриков стало рождаться больше мальчиков, чем девочек. Причина – нехватка свежей крови. Если брики мужского и женского пола образовывали пару, и каждый из них был чистокровным бриком в энном поколении, у них рождались только мальчики. Зато если один из партнеров не был коренным бриком, в браке рождались в основном девочки. По большому счету, равновесие сохранялось. Отец знал, что дочерей у него не будет, когда выбирал жену, но смирился с этим. Потом он полетел в командировку на Землю и… по тому как отец замялся Гюзель поняла, что в тот раз он просто сходил налево и отдохнул от жены. А она – нежеланный результат.
- Ты женат? – спросила она прямо.
- Да.
- Твоя жена знает про меня?
- Узнала в тот же день что и я.
Похоже, Гюзель тут не так уж и рады, вернее, рады не все. Но братья…целая толпа братьев, ни одна землянка не могла похвастаться таким изобилием!
Вечером Гюзель познакомилась с остальными членами семьи, с дядями, тетями и двумя кузинами, которых привезли к ужину. Кроме кучи братьев, способных свести с ума своим количеством, она получила сестер. Одна из девушек была одета обычно, а вот вторая явилась в местной прозрачной накидке на темный прилегающий комбинезон, окутывающей ее с ног до головы, и выставляющей на обзор только лицо с румяными щеками. В одежде бриков, которую на земле ругали паранджой.
Кузины оказались юны и прелесть как милы. Они охали, ахали и хохотали, и толком не дав пообедать, потащили Гюзель поболтать в женские комнаты. Дома бриков делились на общие комнаты, на мужские и женские. В женской части дома можно было ходить босиком, потому что везде лежали мягкие шкуры или теплые полы, и в любой одежде, а то и вовсе без нее. Гюзель выделили отдельную комнату. Там же ей показали комнаты, где жили братья прежде чем выросли и переселились на мужскую часть дома.
Тут же была женская сауна с большим бассейном. Вообще места было очень много, дом оказался огромным, а за домом еще террасы и сады.
- Купаться! – было решено кузинами и, раздеваясь чуть ли не на бегу, они дружно бросились в бассейн.
Кузины – сущие девчонки, визжали, плескаясь водой, и хохотали, как маленькие. Одна была на два года младше Гюзель, вторая – годом старше.
Уморившись плавать и бегать, они вышли в сад и улеглись в шезлонги.
- Как же я рада, что ты появилась! – трещала младшенькая Омая. – А дядя Гимай так разошелся, когда про тебя узнал! Я таким злым его никогда не видела! Собирался лететь за тобой. Нет, ты только подумай – полубрик, выросшая в чужом мире, в отрыве от семьи. – Она загрустила. – Тяжело, наверное, было?
- Да нет, не думаю. Я с мамой жила, - пожала Гюзель плечами.
- Так мама же человек!
- И что?
У старшей отвалилась челюсть.
- Ты чего, не знаешь?
- Да что? О чем вы? – Гюзель терпеть не могла недоговорок и людей, которые не договаривают, а сейчас почему-то совсем не раздражалась, скорее, ей было смешно. – Чего пристали?
- Брики не могут долго без обмена энергией с семьей или мужчиной. А расти так, без энергетического обмена, всю жизнь, - она покачала головой, поцокала языком. – Можно больной вырасти.
- Как это – обмен энергией? – нахмурилась Гюзель.
- Брики нуждаются в семье. У нашей расы есть особенность – энергетический обмен между своими. У нас это называют ласорь. Брики не любят изоляцию, в одиночестве они чахнут и умирают. Им нужно общество себе подобных. Семья делится энергией с больными и слабыми. Если брик остался один – это очень плохо. Ему срочно нужна другая семья, иначе он заболеет, ослабнет, а то и вовсе умрет. Удивительно, как ты вообще выжила!
- Мне никто не сказал.
Гюзель нахмурилась. После прилета она чувствовала себя прекрасно, постоянно находилась в хорошем настроении, а ее аппетит вырос как на дрожжах. Может, слова кузин не лишены смысла?
- Может, думали, что ты сама знаешь? Взрослые иногда такие растяпы, - почти кричала Омая.
- Может. – Согласилась Гюзель. - И как этот обмен происходит?
Омая махнула рукой.
- Сам по себе. Если рядом находишься и желаешь своему близкому добра, энергия сама все сделает, заполнит пробелы. У замужних, конечно, иначе. – Старшая вдруг залилась краской.
- Нам не положено знать, но мы слышали! – Захихикала младшая.
- И что вы слышали?
- Что обмен между мужем и женой происходит, когда они, ну, вместе. И обмен очень сильный. В семье между родственниками он постоянный, фоном, а там, во время… ну, когда они делают Это, то как взрывом. Говорят, это очень приятно.
Старшая цыкнула на младшую, та тут же замолчала, опуская голову.
Гюзель задумалась.
- А ты в своем мире делала Это? – Через время спросила старшая, искоса бросая короткий взгляд. О подобных вещах на Брике не принято разговаривать, но любопытство оказалось сильней. Обе кузины подняли к ней лица, с нетерпением ожидая ответа.
- Нет, - нехотя призналась Гюзель.
- Почему? Говорят, у вас там все со всеми это делают? – снова захихикала младшая. – У вас можно.
- Просто не попадалось мужчины, с которым бы мне хотелось это сделать, - пожала плечами Гюзель.
- Это потому, что там не было бриков! – Хлопнула в ладоши старшая. – А люди не могут делать ласорь! Тут быстро себе найдешь. Только у нас нельзя, чтобы просто так. Придется замуж выйти и остаться жить на Брике.
Обе снова захихикали. Гюзель прислушалась к себе – никакого ужаса при мысли о переезде на Брик. По большому счету, какая разница, где жить? Конечно, нужно время, присмотреться к Брику, узнать его, потом вернуться домой, чтобы доучиться, а там, со временем, можно и переехать.
- А как она замуж выйдет, если обряда совершеннолетия не было? – встрепенулась младшая.
- Точно! Нужно дяде Гимаю сказать, пусть проведет!
- Точно!
Обе в голос завопили и побежали к дяде. Гюзель осталась одна и с облегчением вздохнула. Фу-х, утомили ее родственницы, да и отдохнуть хотелось. Она пошла в свою комнату, там над круглой мягкой кроватью висела серебристая сетка и под потолком сияли голубые огоньки. Легла, закрыла глаза и спохватилась, что маме не позвонила.
Соединение прошло быстро, на экране появилось мамино хмурое лицо. Впрочем, оно тут же разгладилось.
- Ну наконец-то! Неплохо выглядишь, посвежела, поправилась. Наконец-то позвонила! Ну как долетела?
- Привет, все хорошо. Замуж еще не выдали.
Мама фыркнула и закатила глаза.
- Как тебе отец?
- Тут не только он! Тут огромная семья! – Гюзель сама не заметила, как разошлась и попыталась описать сразу все – и двенадцать братьев, и комнату и огромный дом. Мама кивала.
- В общем, мне тут нравится! Ну а сейчас буду отдыхать, звони!
- Удачи тебе, детка.
Спала Гюзель без задних ног.
ГЛАВА 2
Через пару дней Гюзель с трудом научилась отличать своих родных четырех братьев от двоюродных. Они ходили с самым гордым видом, потому что у них появилась сестра. Правда, их имен пока не запомнила.
Братья в количестве нескольких штук всегда шли следом, когда она выбиралась погулять в город. Хотелось посмотреть, как живет Брик, но если за спиной бесконечно толкутся несколько молодчиков, которые косо смотрят на каждого встречного, расслабишься едва ли. Даже торговцы старались закончить торговаться как можно быстрей. А незнакомые парни, которые при виде нее останавливались и стояли столбом, сникали под окриками братьев и поспешно удалялись.
Гюзель это смешило. Кузины подарили ей накидку: бледно-розовую, полупрозрачную, с чудесной вышивкой по краю и научили в нее заворачиваться. Тетки подарили нижнюю одежду, похожую на нижнее белье, только более закрытое и легкие балетки. Ходить в жару в таком наряде было очень приятно, кожи касалась тюль, обвивала ноги и иногда это становилось так приятно, что Гюзель почти стонала.
Вечером третьего дня братья ждали ее в общих комнатах и вскочили по стойке смирно, стоило только войти. Тот, что с самыми проницательными глазами, черными и внимательными, заявил, что семья организовала для Гюзель сюрприз. Как начнет темнеть, нужно надеть подготовленное тетками платье и выйти на улицу.
Было любопытно, что же они задумали. Гюзель с радостью облачилась в чудесное белоснежное платье, обмоталась другой накидкой, белой, и побежала во двор.
Там уже стояло несколько больших машин. Вся семья расселась по местам, и они поехали куда-то в горы, поднимаясь все выше и выше.
- Что будет? – шепотом спрашивала Гюзель кузин, тогда как тетки сидели с невозмутимыми лицами, ничего не слышали.
- Увидишь! Тебе понравится. – Как обычно хихикали кузины.
Странно, что Гюзель ни разу не рассердилась и не устала от общества новой семьи. Раньше она людей в основном терпела. Но на Брике все изменилось, наверное, из-за этой самой ласорь. Быть в семье казалось ей таким же естественным, как дышать, как будто она всю жизнь тут прожила. Даже тетя Аделина, жена отца, которую Гюзель вначале побаивалась, отнеслась к ней хорошо. «Потому что ты больше похожа на отца, чем на мать», хихикали кузины.
Наконец, машины, ползущие по горной дороге, словно ящерицы, выбрались на ровную площадку и остановились. С одной стороны площадки возвышались отвесные скалы, с другой плотной стеной стояли деревья и кустарники, за которыми открывался красивый вид на долину. Посреди площадки высился каменный круглый постамент с искусной резьбой. На вид ему было несколько столетий.
Братья окружили постамент, трое из них достали из машин незнакомые Гюзель музыкальные инструменты и стали наигрывать протяжную грустную мелодию. Тетя Аделаида с остальными женщинами разбросали везде красивые белые цветы и разлили пахучие духи. Цветами теперь пахло так сильно, будто Гюзель сунула нос в розовый куст.
- Дочка. – К Гюзель подошел отец. – Ты выросла вдали от Брика и от семьи, давно уже взрослая, но мы хотим, чтобы ты и по нашим законам стала взрослой. Мы подготовили тебе обряд.
- И что должно произойти? – Гюзель покосилась на постамент, который явно стоял тут не зря.
- Мы просто споем горам, расскажем миру, как ты прекрасна. – Отец потрепал ее по голове и поправил на волосах накидку, чтобы виднелись одни глаза. – Мы расскажем, как рады, что у нас появилась взрослая красавица-дочь. Ласорь сегодня будет особенно щедра. А теперь иди, вставай туда, чтобы все видели, сегодня твое место на пьедестале. И ты должна снять накидку, обряд проходят в одном платье и с распущенными волосами. Не стесняйся, здесь все свои.
Гюзель послушалась и побежала к братьям. Те легко подхватили ее и поставили на постамент. Там она сбросила накидку себе под ноги и распустила волосы. Темные пряди, по краям завивающиеся в локоны на белоснежной материи смотрелись бесподобно.
Потом все вокруг стали петь и танцевать. Гюзель удивило, что пели в основном мужчины, женщины больше подпевали и кружились, так что их накидки развивались как восхитительные экзотические цветы. И голоса у двух ее братьев оказались такие красивые, просто зашибись!
- Спасибо отцу Небу за то, что у нас появилась сестра. – Один из ее родных братьев подошел и поклонился постаменту.
- Спасибо.
- Спасибо матери Горе, что она выросла взрослой!
- Спасибо Брику, что продолжает наш род! – Крикнул отец.
Гюзель улыбнулась. А потом площадку озарили огни. Фейерверк раскрасил небо яркими неоновыми красками. Самый младший брат не сдержался и засвистел от восторга.
Все было очень красиво. Она стояла, наслаждаясь происходящим. Именно такого ей всегда хотелось – быть частью большой семьи, в любовь которой можно закутаться, как в шерстяной плед. И эта любовь сейчас была осязаемой – теплое дуновение, принимающее в свои объятья. Видимо, та самая ласорь. Все были будто полупьяные и счастливые.
Гюзель невольно вытягивалась струной, гордо и загадочно смотря на площадку с высоты своего постамента.
Время шло, почти стемнело, на постаменте стало уже холодновато, подул ветер.
- Что за сборище на моей земле?
Голос прогремел, словно гром на чистом небе.
Гюзель, которая уже присматривалась, как бы спуститься вниз, вновь замерла. Братья все разом перестали улыбаться и повернулись в сторону говорившего, отец мгновенно направился туда и напряжено поздоровался:
- Привет, Оган.
Из полутьмы выступил мужчина и Гюзель почувствовала, как по голым плечам и рукам вновь побежали мурашки. Стало совсем зябко. Незнакомец был в кожаных штанах и футболке с длинным рукавом, голова обвязана кирпичного цвета шарфом, бахрома которого падала на лоб и плечи. Ремень с ножнами, рукояток не видно. Взгляд его был резким и вызывающим. Длинные распущенные волосы развивались на ветру, а ведь Гюзель уже знала, что длина волос указывает на уважение, которое брик заслужил в обществе. У отца длинные, у братьев еще нет. А у чужака не просто длинные, но ему как будто все равно, он даже не убрал их в хвост.
- Что вы тут делаете?
Он стоял далеко, Гюзель не видела его глаз, однако голос, вроде не сказавший ничего грубого, насторожил семью. Женщины невольно сбились в кучу вокруг постамента.
- По делу мы пришли, Оган. – Нахмурился отец. – А что на твою землю, так только потому, что тут место священное. И ты знаешь, что к постаменту мы можем ходить когда угодно, тебя не спрашивать.
- Вы проводите обряд, - не повышая голоса, проговорил незнакомец. Он шагнул вперед, словно не замечая ни загородившего дорогу отца, ни ставших стеной братьев. – Обряд совершеннолетия… У тебя нет дочерей, Гимай.
Незнакомец остановился, не стал обходить вставшего на пути Гимая, но повернул голову к постаменту, следя за Гюзель. Она ощутила себя так странно, как будто ветер вдруг перестал быть холодным, а наоборот, бросает в нее горсти раскаленного песка и кожа дрожит под ударами, не зная, больно ей или приятно.
- Не твое дело. Уходи.
- Смеешь прогонять меня с моей земли?
В голосе незнакомца зазвучала насмешка. Еще хуже было оттого, что он даже голову к отцу не повернул, будто слова того не имели веса.
- Уходи, Оган.
Братья стали кучнее, старшие выдвинулись вперед и только тогда незнакомец оторвался от Гюзель, окидывая их взглядом. И даже будто бы удивился.
- Вы очень решительные сегодня, да?
В его голосе все еще звучала насмешка.
- Иди, Оган, прочь с миром, не затевай склоки, а то пожалуюсь Старшим матерям! – Вдруг выступила вперед одна из теток. Гюзель знала, что Старшими матерями называют уважаемых женщин, у которых много взрослых сыновей. Брики вроде считались планетой с патриархальной системой уклада, но женщины в некоторых случаях имели большую власть. Они даже могли объявить войну! Для Гюзель в свое время узнать такое было неожиданно.
Незнакомец, который полностью игнорировал мужчин и их жгучее желание выпроводить его прочь, пристально посмотрел на тетку и вдруг повел плечами, криво оскалился:
- Пригласите меня в гости, лазирэ? Я голоден.
- В другой раз придешь, когда всех на большой праздник пригласим! – сердито ответила женщина. – Скоро уже, потерпи!
- Ваша ласорь как искусная приманка – манит, а в руки не дается.
- Уходи, Оган. – Твердо повторила тетка. Все остальные молчали.
Гюзель задержала дыхание, когда незнакомец снова перевел тяжелый взгляд на нее. Ей показалось, его глаза загорелись, а губы искривились в приступе жесткой боли. Он втянул воздух, на секунду прикрывая глаза, потом тряхнул головой – бахрома закрыла глаза - и решительно отступил.
- Приятного вечера, лазиры. Не забудьте про приглашение.
И бесшумно пропал в темноте, как будто был всего лишь бесплотным привидением.
У Гюзель ноги задрожали. Ее как будто искупали в супе, кожа липкая, ощущение, будто к ней кусочки овощей прилипли и одежда отвратительно льнет к телу, так, что хочется ее сбросить.
- Прыгай.
Один из братьев поманил Гюзель, она подала ему руку и вскоре оказалась на земле.
- Домой пора.
Отец все еще смотрел в сторону, где исчез незнакомец.
Семья расселась по машинам и отправилась обратно. Оказавшись среди женщин, Гюзель сразу спросила:
- Кто это был?
Кузины мгновенно захихикали, как будто иных звуков издавать не умели.
- Ох, детка, - покачала головой та тетка, которая и прогнала незнакомца. - Оган это, Дикий Дан местный.
- Дан?!
- Дикий он брик, неприрученный. Неприручаемый. Есть у нас такие. Даже среди сильного народа бриков рождаются чрезмерно сильные особи. С ним не справится мужчине один на один, даже десятеро против одного Дана не всегда сладят. А на женщин дурно влияет. Если очень захочет, даже невинная девушка ляжет с ним, не сможет противиться диким чарам. Для мужних жен еще больший соблазн, потому что есть с чем сравнить. Сколько семей было порушено! Поэтому брики бегут от них, дарят им земли, имущество, гулящих женщин, только бы Даны держались подальше. Потому что если Дан голоден – может убить. А уничтожить Дана очень сложно, проще умилостивить.
- А голоден – это как? – спросила Гюзель.
Кузины перестали хихикать и дружно залившись краской, низко опустили головы.
- Разный у них голод бывает, - быстро ответила тетя Аделина. – Драться они хотят иногда, силу показать, чаще ласки женской. Любой их голод для нас плох, надеюсь, к празднику Дан его утолит. Не пригласить нельзя – разозлиться и тогда беды не оберешься.
- Ты права, Ада, - покачала смелая головой. – Надеюсь, он голод раньше утолит. А то ждать нам неприятностей.
«Интересно, какой у него голод был сегодня»? - подумала Гюзель. Вспомнила его, крепкую фигуру, вросшую в землю, бахрому, накрывающую лоб и сплетающуюся с волосами - и снова ощутила, как кожа стонет и требует освободить себя от одежды. Хотелось скинуть платье и облиться водой, смыть эту липкость. Пришлось терпеть до дома. Тетки разошлись по комнатам, а кузины увязались за Гюзель в ванны, хотя ей впервые со дня приезда хотелось побыть одной.
- Какой он красавчик, - мечтательно сказала старшая, опускаясь в джакузи и откидывая на бортик голову.
Младшая захихикала.
- У него такой вид… Хочется его потрогать, - старшая опомнилась, поняла, что ляпнула и крепко закрыла рот. За девочками на Брике очень строго следили, не все до свадьбы даже целовались. Гюзель прикрыла глаза и перед ней снова встал незнакомец. К своему удивлению, ноги на секунду поджались, как и мышцы в промежности, а соски вдруг напряглись. Она тут же опустилась в воду по самую шею, чтобы кузины случайно не заметили.
Спала она неспокойно. В голове кружились отрывки прошлого, когда Гюзель пыталась завязать отношения с мальчиками. Но в процессе ее всегда только тошнило. Чужие, они были какими-то чужими. Не жалкими, по своему красивыми, но не ее.
Однажды она пыталась пересилить свою тошноту и позволила парню залезть рукой ей в трусики. Пришлось сцепить зубы, настолько это было отвратительно, он елозил там, больно тер и повторял: «Тебе приятно? Приятно, да? Теперь потрогай меня». И она позволила ему расстегнуть штаны и сунуть свою руку в ширинку. То, что она нащупала, было таким же неприятным, как он весь. «Давай, гладь его», задыхался парень, а Гюзель даже не могла шевельнуться, он держал свои пальцы поверх своего члена и заставлял гладить. Короче, все длилось мерзко и закончилось мерзко, он дергался, больно тыкал пальцем ей между ног, а потом кончил и расслабился, довольный. Еще приглашал встретиться. Конечно, Гюзель скорее бы с моста сиганула, чем вновь через эту мерзость прошла.
И никогда у нее при мысли о парне не сжимались мышцы промежности. До сих пор. Незнакомое чувство. Как будто им хотелось что-нибудь обхватить, нужно было что-то делать, исполнять свое предназначение, но была только пустота.
Днем стало легче, большая семья нашла чем занять Гюзель. А через пару дней назначили большой праздник. Тоже обычай после обряда взросления.
Онеметь можно, сколько столов накрыли во дворе и в саду! Сколько места отвели под танцы, сколько техники привезли на кухню! Гюзель ходила как зачарованная и везде натыкалась на счастливых родственников.
Казалось, в гости собрался весь Брик! Столы были забиты, шум стоял такой, что ни слова ни слышно. Гюзель подарили целую гору коробок с подарками.
А сколько горящих мужских взглядов она получила! Местных девушек после обряда позволено выдавать замуж, то есть еще недавно на нее никто не смел смотреть с мужским интересом, за это могли и убить, а теперь можно. Ее чуть ли не прожгли до дыр. Гюзель была симпатичной, но на Земле просто одной из многих. Здесь же, на Брике она была красавицей – хрупкой смуглой статуэткой с острой грудью и глазами словно черные жаркие маслины. Это только один из комплиментов, которые она успела выслушать до того, как братья подоспели. Она ощущала восторг, хлещущий из мужских сердец. Это пьянило. Голова кружилось, хорошо хоть братья ходили следом и отпугивали настырных ухажеров. Следовало бы уйти к кузинам, на женскую половину дома, где сейчас отдыхали дети и несовершеннолетние подростки, которых ко взрослым не пускали, но тут было слишком интересно.
Гюзель заметила необычных женщин, когда люди стали оборачиваться. Они были очень легко одеты, замотаны в накидки, только под накидками почти ничего не было, лица ярко накрашены, даже некрасиво. Странно как – встретить такую откровенную вульгарность у бриков.
Рядом откуда-то возник отец, с тревогой смотря в сторону гостий. Женщин было четыре, вслед за ними появился незнакомец, ставший свидетелем посвящения Гюзель. Оган. Женщины моментально обвились вокруг него, прижимаясь неодетыми телами. Их руки прижимались к его бокам и бедрам.
Отец подвинулся, загораживая Гюзель и бросил через плечо брату.
- Проводи сестру к женщинам.
Тот кивнул в сторону женской части двора, Гюзель послушно развернулась и пошла. Отец слишком напрягся, она не хотела, чтобы он переживал. Непонятно только, отчего.
Не сдержавшись, Гюзель оглянулась. Дан крепко сжимал одной рукой женщину, которая прижималась задом к его паху, а второй… гладил грудь другой. Прямо на людях! Тонкая и гибкая, словно змея, эта другая извивалась под его рукой, подставляя грудь, ее руки были закинуты за голову, а ее язык словно жало скользил по губам в немом приглашении. Прилюдно?! На Брике? И при этом Оган смотрел на Гюзель. А поймав ее взгляд, его зубы сомкнулись, а губы задрожали, как будто он зарычал.
Гюзель поспешно отвела глаза и ушла на женскую половину. Брат позвал одну из теток и что-то проговорил ей на ухо. Та кивнула и заперла за братом дверь. Позже Гюзель слышала, как та говорила на ухо другой: «Он насытился, опасности нет. Но не до конца, он привел с собой доступных женщин. Значит, его голод еще очень велик».
Больше туда, в мужскую часть Гюзель не вышла. Там веселились долго, шумели почти до утра, но она заснула с детьми и кузинами гораздо раньше.
Утром после завтрака отец попросил Гюзель встретиться с ним в кабинете. Аделина тоже там была.
Отец выглядел бледным и не выспавшимся. Гюзель не сразу поняла, что заставило его волноваться, потом увидела, что он смотрит на стол, над которым в воздухе плавали трехмерные цифры. Счет в банке. В местной валюте Гюзель не разбиралась, почему эта сумма напрягала отца, не понимала.
- Гюзель, когда ты собиралась от нас улетать?
- Через несколько недель. Я же учусь. У меня сессия начнется.
- А потом?
Отец посмотрел ей в глаза, она хладнокровно встретила его взгляд.
- Мне нужно доучиться. Потом я, думаю, вернусь.
- Думала ли ты над тем, чтобы жить тут, на Брике, постоянно?
- Почему бы и нет? – Гюзель была спокойна. Насколько она успела понять, отец встанет на ее сторону, так что можно говорить правду.
- Гюзель, думала ли ты выйти замуж за брика? – спросила Аделаида.
- Почему бы и нет. Когда-нибудь.
- Но сейчас ты замуж не хочешь? – уточнил отец, как Гюзель показалось, с облегчением.
- Сейчас нет. Хочу доучиться. А что случилось?
Отец задумался.
- Скажи ей, - тихо попросила тетя.
Еще через несколько секунд отец показал на горящие цифры.
- Оган просит твоей руки. Он пришел ко мне и сделал подарок.
- Оган?
- Да. И таким не отказывают. Поэтому мне нужен был твой ответ.
Гюзель уставилась на цифры.
- Это подарок? Деньги.
- Да.
- Тут много?
- Слабо сказано, девочка. Тут очень много. Я не слышал, чтобы в нашей семье за кого-нибудь столько платили. По правде, я вообще не слышал, чтобы за кого-то столько платили!
- Но когда бы он успел…
Гюзель замолчала. Может, она неправильно поняла. Тот самый Оган? Платил за нее?
- Оган это который?
- Дикий Дан, - коротко отозвалась тетя.
- Не понимаю, с чего он. Мы даже не разговаривали ни разу, - пожала плечами Гюзель.
- Ты же на Брике, девочка. Тут сватовство устроено иначе. Особенно когда дело касается Данов. Им не нужно разговаривать с женщиной, чтобы понять, подходит ли она ему в спутницы. Оган горяч, словно пламя и так же быстр на решения, - качала головой тетка. – Увидел, захотел и пришел.
- Я отказал ему. – Отец неожиданно сел, напряг бицепсы. – Сказал ты землянка, наши традиции не твои. Но я должен был узнать, вдруг бы ты согласилась.
- Нет! Я не хочу замуж! – Гюзель рассмеялась. – Глупости какие! Не сейчас точно. И я сама буду выбирать мужа. Извини, отец, если это не по брики.
- Ну, хорошо. Тогда иди, дочка, иди и ничего не бойся.
Гюзель вернулась в комнаты. Кузинам она ничего не рассказала, не хотелось слушать визги, хотя приятно было знать, что на ней захотели жениться, да еще столько денег заплатили. Она знала, что на Брике практикуются подарки родне невесты, но так откровенно – деньги на счет… Целый день она провела в задумчивости. После обеда ушла отдохнуть, легла на кровать, закрыла глаза и вспомнила Огана. Как он смотрел и его губы дрожали от рычания. И как широки его плечи, а запах его кожи смешивается с запахом горячего горного воздуха и ноги подкашиваются.
Но справиться со зверюгой, который ни сказав ни слова замуж берет, она не могла. Конечно, хотелось уметь как в кино и книгах, заставить мужчину упасть ниц, поставив ему на голову свою голую ступню в знак победы. Но Гюзель не была глупа. Такого горячего самца ей не укротить. Кого-то попроще? Обязательно, но не сейчас. Сейчас на повестке дня знакомство с семьей и Бриком. Вот только теперь, кажется, Брик будет у нее ассоциироваться с Диким Даном.
Аппетит снова пропал, нервы не давали и минуты посидеть на месте. Кузины утомляли своим детским хихиканьем, а с замужними женщинами, даже с тетями, Гюзель могла до замужества говорить только на хозяйственные темы. Спросить, как укрощают Данов она бы не рискнула.
Ночью сон не шел. Было очень душно, хотелось порвать на груди рубашку. В темноте, наполненной сквозняком, таким же жарким, как днем, мерещились глубокие голоса и запахи. Голоса обещали что-то неизвестное, манящее. Розы душили, руки ползали по простыне, сжимая ее и бросая ненужную.
В голове кружились образы, о которых кузин говорить точно нельзя. Они были полны стонов, выгнутых рук и опухших губ. Там что-то происходило, в полусне, чего она еще не знала.
Гюзель проснулась, вытерла рукой пот со лба. Как жарко! Почему-то в жилищах на Брике не приняты кондиционеры, наоборот, окна должны оставаться нараспашку, впуская ветер. Конечно, горный воздух очень вкусный, но сейчас Гюзель лучше бы подышала кондиционированным, он хотя бы прохладный.
Вода у нее была, стояла в стакане на столе, но она оказалась теплой.
К черту!
Гюзель встала, откинула с шеи влажные волосы. Коже стало немного легче, прохладней, но этого недостаточно! Закрыла на секунду глаза. Нужно сходить на кухню, там холодильник с прохладными напитками. А завтра она настоит, чтобы ей в комнату поставили кондиционер или вовсе улетит, но такой жары больше терпеть не станет!
Как они тут живут с такой жарой?
В комнатах было тихо, все спали. Дул ветер с открытой настежь веранды. Гюзель захотелось взглянуть на сад, здесь было красивое небо и особенные нежные цветы, которые распускались только ночью. «Ночной аркан». Красивое название, и у местных считалось неприличным на них смотреть. Это Гюзель прочитала когда-то в справочнике. Говорили, их вид и аромат действует на людей возбуждающе. Одно время из-за этого цветы нещадно искореняли, как сорняк, и почти вывели, но потом передумали, оставили для тайных уголков сада, куда ходят гулять взрослые брики. Тоже мне, чем цветы-то не угодили?
А еще ладно запах, объяснимо, но насчет вида… Интересно, какой он?
Гюзель остановилась на веранде, смотря в темный сад. Если там и есть распустившийся ночной аркан, то отсюда не видно.
Как тут хорошо, свежо!
Сбоку с крыши что-то соскользнуло и мягко приземлилось на землю. Гюзель повернулась и остолбенела.
Контур большого тела. В темноте блеснули зубы, когда он ощерился в подобии улыбки.
- Не спится?
Голос гудел, словно улей из железных пчел.
А его интерес, его пристальный взгляд выдержать тяжело! В прежние встречи он говорил с другими бриками и вокруг было полно народа, а теперь Гюзель услышала свое громкое взволнованное дыхание, пока мужской собственнический взгляд гипнотизировал ее, словно кролика.
- Иди сюда, лазэ. – Коротко позвал он. И замер в напряженной позе.
Гюзель прикрыла глаза и передернулась. В темноте ее белая ночная сорочка будто светилась. Тонкая, практически прозрачная, на бретельках, она почти ничего не скрывала.
Что-то не так.
Наверное, тут, на Брике, нельзя в такой открытой одежде стоять перед чужим мужчиной, подумала Гюзель. И что он вообще тут делает? Ночью? Как он сюда попал? Может, лучше уйти? Она повернула голову, задумчиво смотря в сторону дом.
Да, нужно быстрее назад, в дом. Она стала разворачиваться.
Гюзель не видела, как он прыгнул. Только почувствовала, как лицо почти целиком закрыла широкая ладонь, под ноги подхватила рука, а после запахло чем-то кислым и сознание улетучилось.
ГЛАВА 3
Проснулась, вернее, с трудом пришла в себя Гюзель, когда светало. Облизала губы, они были сухими и шершавыми. Ее покачивало. Повернув голову, она уткнулась лицом во что-то твердое и влажное. Было жарко и неудобно, кажется, ее несли на руках.
- Пить, - прошептала Гюзель.
Оган сел на корточки, пристраивая ее на коленях, придерживая за затылок, и достал из сумки фляжку. Приложил к губам. Гюзель пила, смотря на него. Лицо покрыто крошечными каплями пота, взгляд спокойный и невозмутимый. Губы сомкнуты, щетины нет, смуглая кожа совершенно гладкая. Бахрома опять путается в черных густых волосах.
Потом он тоже сделал несколько глотков, кадык на горле прошелся вверх-вниз, и молча сунул фляжку обратно.
- Где мы? – Гюзель огляделась. Они были в лесу, среди деревьев. Небо светлело.
Дан не ответил.
- Что это все значит?
Он наклонился ближе, Гюзель почувствовала жаркое дыхание. Оган молчал, обнюхивая ее, как собака, и его губы неспокойно двигались.
Она запаниковала и попыталась встать, но его пальцы крепко обхватили ее за шею, сковывая, а вторую руку он потянул к ночной сорочке.
- Что ты делаешь?
Вместо возмущенного крика с ее губ слетел только жалкий писк. Его глаза тут же уставились на губы Гюзель и зрачок дрогнул.
Что же делать?
Он наклонился и его губы накрыли губы Гюзель, смяли их как кусочек фольги. Она задохнулась от яркого вкуса. Небольшой личный опыт заявлял, что мужские поцелую слюнявые и неприятные. А тут… Глаза у Гюзель сами собой закрылись, а рот открылся шире, чем Оган тут же воспользовался. Его язык вторгся внутрь, уверенно исследуя небо и язык. Гюзель показалось, ее захватили в плен несколько раз подряд.
Дышать приходилось урывками, потому что поцелуй был просто бешенным, Оган ни секунды ни давал передохнуть. И Гюзель казалось, она сейчас просто размякнет, как тесто. Его вкус оказался сильным, словно она выпила рюмку коньяка – острый, пряный, от него рот немел, но продолжал впитывать это вкус снова и снова.
А потом горячая, словно кипящая лава рука задрала ей сорочку, раздался треск рвущейся ткани. Гюзель вздрогнула и уперлась руками в его грудь, в футболку, влажную от пота.
Оган не отреагировал, его рука скользнула ей между ног, пытаясь развести их в стороны.
Гюзель попыталась отвернуться, но он словно предугадывал каждое движение и перехватывал ее губы, втягивая их и покусывая. Она пыталась вывернуться из его рук, но тоже безрезультатно. Его рука давила так, что ноги, конечно, поддались. Такой силе невозможно сопротивляться. Но Гюзель забилась, отталкивая его, упираясь в грудь и, наконец, добилась того, что Оган перестал ее целовать.
Он взглянул на нее в упор и спросил:
- Ты понимаешь, зачем я тебя украл? Что я собираюсь сделать с тобой, манящая моя тайна? Я собираюсь взять твое тело.
Она понимала.
- Нет, - быстро сказала Гюзель, пока он не набросился вновь.
- Я голоден, - его губы поднялись вверх, оголяя клыки. У бриков они были немного больше чем у людей, а у этого Дана еще больше обычного. Такими зубами можно кого-нибудь загрызть.
- А я тут причем?
- Это голод по тебе.
Гюзель сглотнула.
- Если ты голоден, пойти и поешь!
- Я пробовал. Но другие женщины не помогают. С тех пор, как я почувствовал аромат твоего тела, я знал, что полностью насытить меня сможешь только ты. Я пробовал действовать по вашим законам, хотя для меня они не важны, но подарок был возвращен твое семьей обратно. Как будто эта мелочь изменит мои планы. Так или иначе, ты станешь моей.
Его рука развернулась и хозяйским жестом обхватила ее между ног. Сжала, заявляя права. Гюзель вскрикнула.
- Нет! Не здесь, - поправила она, увидев, как изменилось его лицо. – Я девственница. Не хочу, чтобы мой первый раз прошел вот так, на земле.
Он хмуро оглянулся.
- Почему? Лес многое видел, тут чисто и прохладно.
- Нет! Хочу мягкую кровать и крышу над головой.
Оган молча поднялся, легко подхватывая Гюзель, и понес дальше. Его лицо осталось невозмутимым, только губы и крылья носа иногда еле видимо дергались. Какие-то дикие пылающие мысли плавали в его глазах.
Гюзель поняла, что вскоре станет женщиной, это неотвратимо.
Он ее украл. И даже если родственники догадаются, что произошло, ее найдут и отобьют, то нескоро. Утро еще не наступило, Дикий Дан отымеет ее раньше, чем родственники поймут, что Гюзель нет в доме.
Становилось все светлей. Над деревьями поднимались горы. Значит, они забрались далеко от отцовского дома. Неужели он ее все то время нес? Ну и силища!
- Ты не хочешь отпустить меня? Я пойду сама.
Он молча мотнул головой.
- А потом?
Оган остановился, его глаза снова расширились при виде груди Гюзель, которая проглядывала сквозь тонкую ткань. Она быстро прикрылась руками. Он моргнул
