Оглавление
АННОТАЦИЯ
Человечье дело. Повесть.
Когда посреди жаркой пустыни на землю вдруг обрушивается проливной дождь – жди и других удивительных событий. Расследование банальной поножовщины вскроет зловещие интриги, в которые замешаны весьма влиятельные особы, юный ловчий маг окажется вовсе не тем, за кого себя выдает, а случайная, на первый взгляд, встреча, станет поистине судьбоносной. Но чем бы дело ни кончилось, одно понятно сразу: достопочтенный начальник янычарского участка в Ремесленном квартале заработал себе новых проблем на рога. Такая уж у него должность.
Поэтическая дуэль. Рассказ.
Здесь читатели смогут узнать детали еще одной весьма примечательной истории, упомянутой в «Двух берегах Хамры». Каковы правила поэтической дуэли и что это, собственно, такое? Действительно ли наследный ибн-амир Ясминии Шаир отказывается от поединков, предпочитая высмеивать противников в стихах? И всегда ли можно убедить другого словами?
Действие обеих историй разворачивается за два года до событий романа «Два берега Хамры». Наши постоянные читатели смогут наконец узнать в подробностях, как все начиналось, и снова встретиться с полюбившимися героями. А для тех, кто с ними пока не знаком, эта короткая история будет отличным поводом познакомиться.
ЧАСТЬ 1 - ЧЕЛОВЕЧЬЕ ДЕЛО
В этом городе редко идет дождь. К драгоценной воде копают глубокие колодцы, тянут ее из земли ведрами и магией, вовсе не ожидая, что она польется с небес. Но порой вода все же начинает падать сверху — и тогда держитесь, нави: мощные потоки омоют всю белейшую столицу и, уже смешанные с пылью и грязью, потекут вниз от холма, на котором стоит дворец ясминского амира, к самым окраинам Сефида, порой даже сбивая с ног.
О чем переживал в этот день накиб участка янычар Ремесленного квартала Фанак ибн-Мухлис, так это о том, что крыша в левом крыле здания вызывала у него сомнения и могла начать подтекать, а денег на ремонт, разумеется, не было. Обычные волнения амирского чиновника, не отягченного более тяжелыми проблемами. Впрочем, достойный Фанак попросту не знал, что именно в этот момент его будущая головная боль и главная из проблем мчится к нему на гнедом коне, нанятом сегодня в общественной конюшне.
Оранжевый навь высокого роста, в серо-желтых — такого оттенка, будто они уже были застиранными, — хафтани и ширвале, спешился во дворе участка и увел жеребца на пустующую коновязь, ведь лошадей янычарам вовсе не полагалось и коновязь только для того тут и стояла, чтобы ею могли воспользоваться случайные гости. Хорошенько обтерев коня тряпкой, навь похлопал его по морде, попросил стоять спокойно и только после этого вошел в участок, где немедленно стянул с головы грязно-белую куфию и принялся выжимать на пол, нисколько не смущаясь обращенных на него взглядов. Тут уж стало видно, что навь этот юн и едва ли достиг семнадцати лет. После куфии он аккуратно отжал от воды собственную косу и только потом спросил:
— Доброго всем дня, достопочтенные. Я — ловчий маг, и мне необходимо поговорить с вашим начальником. Где я могу его увидеть?
— Во-первых, любезнейший, позвольте поинтересоваться вашим именем, — тут же вступил в беседу Тарик-сакабаши, ярко-желтый суровый янычар, как раз в эту минуту говоривший с парой подчиненных йолдашей неподалеку от дверей участка. — А во-вторых, по какому поводу вам нужно поговорить с почтенным Фанаком-аджибаши?
— Зовут меня Джабаль ибн-Басир, — охотно ответил ловчий. — А причина разговора сейчас у вас в покойницкой лежит, насколько я могу судить. Ваша жертва убийства — моя цель по одному делу, которую кто-то, увы, нашел раньше меня. Так что я, как вольный ловчий, имею право на доступ к расследованию столь досадной для меня преждевременной кончины одного из подданных амира.
Тарик-сакабаши оглядел юношу с ног до головы и одобрительно хмыкнул: для того, кто недавно шел по «мертвому» следу, он выглядел навем на удивление бодрым и на редкость жизнерадостным.
— Пойдемте, Джабаль-бек, кабинет аджибаши вон там, я вас провожу, — он махнул рукой в нужную сторону и зашагал к кабинету начальника, не дожидаясь своего спутника.
Назвавшийся Джабалем, впрочем, от него не отставал, по пути умудряясь еще и с любопытством разглядывать участок и все происходящее вокруг. Начальственная дверь находилась в правом крыле, в самом конце длинного коридора, и располагалась именно там сразу по нескольким причинам, каждую из которых сам аджибаши считал очень важной. Во-первых, место было довольно тихое, поскольку арестованных держали в левом крыле, общий зал был посередине, а кабинет Фанака пребывал в окружении архива, оружейной и кухни, чему он был несказанно рад. Во-вторых, три из четырех стен кабинета другой стороной были обращены на улицу — то есть сложены в два ряда из массивных каменных блоков и напичканы защитной магией, словно пахлава орехами. О надежной защите двери Фанак-аджибаши позаботился лично, так что подслушать сказанное здесь могли разве что лучшие амирские шпионы, но им накиб участка заранее мысленно позволил это делать, если вдруг зачем-нибудь понадобится. И, наконец, в-третьих — над правым крылом никогда не подтекала крыша.
Тарик постучал в дверь в три коротких стука и, распахнув ее, прошел в кабинет.
— День добрый, аджибаши! — сказал он. — Вы не поверите, я вам ловчего привел!
— Может, ты еще и новую черепицу принес? — ехидно спросил в ответ Фанак.
Штатного ловчего сахира в участке Ремесленного квартала не имелось, и это регулярно создавало затруднения, которые аджибаши приходилось решать, заимствуя мага у соседей из Купеческого, что было хлопотно. Так что новости о ловчем не могли оставить Фанака равнодушным. Тем временем Джабаль, вызвавший такую живую реакцию, вошел следом за сакабаши и с интересом уставился на начальника участка. Фанак ибн-Мухлис при первом взгляде не производил ровным счетом никакого впечатления — именно так вернее всего стоило о нем сказать. Единственной запоминающейся деталью в облике аджибаши был красный янычарский кулах, больше никаких выразительных черт и особых примет у него не было. Невнятно-светло-коричневая кожа, невнятно-темно-коричневые волосы и рога где-то посередине между тем и этим. Все перечисленное сочеталось с вежливо-отстраненным выражением лица. Фанак-аджибаши сидел в кресле за столом, на стене позади него висел изрядно потертый ковер.
При всем внешнем безразличии, аджибаши на самом деле рассматривал ловчего с не меньшим интересом. Быстро окинув его взглядом, янычар уже был готов составить словестный портрет, приблизительно такой: «Юноша шестнадцати-семнадцати лет, ростом в четыре араша, апельсиновый, гладкоокрашенный, волосы светло-коричневые… или нет, мокрые же, значит, на пару тонов светлее — темно-соломенные, рога прямые, серые, глаза карие». Обычная, в меру примечательная внешность, только вот при взгляде на лицо со скульптурными чертами Фанак ибн-Мухлис немедленно принялся соображать, кого же сей юнец ему так отчаянно напоминает, но выловить нужного навя в своей памяти сразу не мог. В конце концов, не такая уж редкость нави оранжевого цвета в амирате.
— Приветствую… — сказал аджибаши и замолк, ожидая, что ловчий назовет свое имя.
— Джабаль ибн-Басир, вольный ловчий, — представился тот, и Фанак кивнул.
— Приветствую, Джабаль-бек, будем знакомы. Аджибаши Фанак ибн-Мухлис, накиб над янычарами Ремесленного квартала. Так вы к нам по какому поводу?
— Насчет сегодняшнего моего убийства он, — вмешался Тарик. — Говорит, наш покойник — его цель по текущему делу.
— Как интересно! — обрадовался аджибаши и снова принялся разглядывать ловчего. — Резво по «мертвому» следу бегаете, Джабаль-бек, надо заметить.
— Только мутит до сих пор, — проворчал ловчий, поморщившись.
— Нам, боевым сахирам, не понять, — вздохнул Фанак и развел руками. — Ну садитесь, рассказывайте, я уже от любопытства умираю, во что наш мертвяк успел впутаться до того, как его столь бесславно прирезали.
— Поджоги, потрава колодцев, сведение скотины со двора. Веселый был парень, с радостью бы с ним побеседовал и разузнал, где он такого веселья набрался. Наследил всюду — зря меня раньше не позвали, может, успели бы поговорить с живым, — с удовольствием рассказал Джабаль, удобно усевшись.
Фанак хмыкнул и подумал, что вообще-то услуги ловчего мага для ремесленного квартала слишком дороги, так что неудивительно, что юнца пригласили только когда слишком уж многим пришлось пострадать. Скорее всего, десятком семейств скидывались. Интересно, он и впрямь не понимает начет доходов своих нынешних заказчиков? И как давно этот Джабаль вообще ловчую магию практикует? Вероятно, только что обучение закончил. Логично, что к нему обратились: наверное, меньше прочих берет, как не зарекомендовавший себя сахир.
Вслух же он сказал лишь:
— Слыхал про эти безобразия, конечно, — и кивнул.
— Так, значит, виновник теперь в покойницкой? Радостная весть, — хмыкнул Тарик, — потише на участке станет.
— Не сам же он до этого догадался, — возразил бойкий юнец раньше, чем это сделал Фанак, так что тот лишь слегка приподнял бровь. — Я-то его о заказчике порасспросить хотел.
— Так пока тот нового исполнителя найдет, потише станет, — набычился Тарик. — Нешто я не понимаю совсем.
— Понять бы, чем ему нынешний не угодил, — вздохнул ловчий, задумчиво потерев бровь. — Что его на суд Ата-Нара со всеми заслугами так поспешно отправили.
— Да бросьте, Джабаль-бек, — отмахнулся Фанак-аджибаши. — Ни при чем тут это. У вашего весельчака долгов было, как синского шелка в тюрбане у паши. Полагаю, кому-то из его многочисленных кредиторов это окончательно надоело, вот и вся история.
— Полагаю, вы слишком упрощаете, Фанак-аджибаши, — возразил Джабаль, нахмурив брови и скрестив руки на груди. — Я понимаю, у вас именно такая версия была до моего здесь появления, но уж теперь-то могли бы учесть новые обстоятельства!
— А вы слишком усложняете, Джабаль-бек, — неожиданно резко ответил Фанак. — В жизни куда больше прозы, нежели в книжках про янычар и ловчих, которые вы наверняка в детстве любили. Хотя и они не стихами написаны, но все же чересчур поэтично. Тогда как в драке двух мелких жуликов на ножах ровным счетом никакой поэзии нету.
Книги про ловчих и янычар Джабаль и вправду любил, оттого после слов аджибаши нахмурился еще сильнее.
— Я в любом случае собираюсь заказчика искать, с вашей помощью или без нее, — проворчал он, бесцеремонно вытянув ноги и откинувшись в кресле.
Фанак задумчиво хмыкнул. Решение было смелым и непростым: Всемудрый его знает, кем тот заказчик мог в конечном счете оказаться. Уж точно не горшечником. Так что в храбрости и Чести юноше было не отказать. Правда, к ним прилагались поспешность суждений и чересчур горячая голова — увы, слишком частые недостатки в его возрасте. «Не убился бы он с этим делом», — сочувственно подумал Фанак и тут же решил, что оставлять Джабаля без присмотра никак нельзя, после чего вежливо ответил:
— Простите ради Ата-Нара, Джабаль-бек! В помощи я вам не отказываю, да и права на то, в общем, не имею, поскольку обязан дать вольному ловчему доступ ко всем сведениям по интересующему его делу, согласно закону. Так что, во-первых, могу вам сообщить, что цель ваша, ныне почившая, последние дня три всем щедро раздавала обещания долги вернуть в самое ближайшее время. Ничего не вернул, правда, но обещал от души и на каждом углу, все соседи в курсе были. Во-вторых, могу предложить съездить к дому покойного: посмотрите его бумаги, может, чего и нароете, мы-то оттуда только список его кредиторов изъяли, остальным же особо не интересовались.
— Благодарю вас, Фанак-аджибаши, что не чините препон и так любезно готовы помочь, — Джабаль потер нос и поднялся. — Думаю, мы еще увидимся, так что надолго не прощаюсь.
— А мы с вами, уважаемый, — огорошил его Фанак. — Как раз с Тариком-сакабаши собирались провести повторный опрос — хоть, конечно, в тех трущобах свидетели находятся крайне редко, но при должном усердии порой сыскиваются. В дождь, может, больше окажется тех, кто по домам сидит.
— Надеюсь, мы хоть шестерку йолдашей с собой не потащим, — проворчал ловчий, предполагавший выполнять всю работу в одиночку. — И так целая делегация…
— Зачем же шестерку? — благодушно отозвался аджибаши. — По уставу двойка положена. Но, полагаю, мы и без рядовых управимся, раз вы так смущаетесь работать при посторонних, Джабаль-бек.
Ловчий слегка приподнял бровь, пытаясь понять, всерьез говорит Фанак или издевается: по его невозмутимому лицу определить было непросто. В любом случае, то, что за ним теперь хвостом собираются ходить офицеры янычар, Джабалю совершенно не нравилось, и вовсе не из-за стеснительности, которой у него, честно говоря, не имелось вовсе. Янычарский корпус был дисциплинирован, соблюдал правила, всегда брал официальные разрешения, старательно вел протоколы и слушался приказов вышестоящих — то есть, занимался всем тем, чего вольному ловчему успешно удавалось избегать. И Джабаль считал это большим преимуществом своей работы. Впрочем, ему нужен был доступ к месту преступления, и ради этого он решил немного потерпеть.
— Мне до ваших уставов дела нет, — со вздохом ответил ловчий. — Пойдемте уж, чего время терять?
На улице Джабаль пустил коня шагом, чтобы не обгонять пеших янычар, и довольно скоро у них завязалась беседа, начатая Тариком-сакабаши.
— Сегодня Всевышний щедр к нам! Такое благословение для Ясминии — летний дождь, никто ведь не ждал, — от души сказал он, радуясь погоде.
Спутники согласились с ним довольно сдержанно, так как благословение лилось им за шиворот и прилепляло одежду к телу, что было не так уж и приятно. Фанак-аджибаши покосился на ловчего, который вызвал в нем немалое любопытство, и поинтересовался:
— Скажите, Джабаль-бек, как давно вы занимаетесь ловчим делом?
— Не очень, — с охотой пошел на разговор тот. — Откровенно сказать, я пока что раскрыл два преступления, и это дело у меня третье.
— Все мы с чего-то начинали, — со вздохом ответил аджибаши.
«Совсем необтершийся горячный юнец», — постановил он про себя.
— Так что я сейчас больше столицу изучаю: трудно бегать за преступниками, когда они тут все закоулки знают, а я — нет, — поделился Джабаль.
— Разумно, — согласился Фанак, подумав, что голова у этого ловчего все же соображает недурно, и толк из него выйти может, даже и большой, если только шею раньше не свернет.
— А вы откуда будете, Джабаль-бек? — с простецким любопытством поинтересовался Тарик.
Ловчий скривил губы и ответил:
— Из деревни одной, название которой вам вряд ли о чем-то скажет.
Тут уж Фанак сдержал недоверчивое хмыканье и взглянул на юношу скептически. Право слово, ему было даже любопытно, многих ли навей тому удалось убедить в своем деревенском происхождении, с такой-то речью, посадкой в седле и романтическими завихрениями в голове, крайне далекими от крестьянской практичности? Что ж, определенно, этот молодой навь, назвавшийся Джабалем, происхождения знатного, а ловчим делом занимается для собственного развлечения. Решив так, аджибаши вздохнул и еще раз попытался припомнить, кого же ему юноша так отчаянно напоминает, перебирая в памяти лица знакомых маликов.
Тарик-сакабаши был навем куда более простым, чем его начальник, и потому подобные соображения ему в голову не пришли, так что он вполне поверил сказанному Джабалем и искренне удивился:
— А как же вы в деревне ловчей магии выучились-то? Нешто там учителя такому делу могут найтись?
— Считайте, повезло, — пожал плечами Джабаль и принялся рассказывать с немалым воодушевлением: — Один ловчий сахир, весьма известный, на склоне лет решил уйти на покой. Притом не только оставить дела, но и, порядком устав от столичных шума и суеты, отбыть на лоно природы, поселившись в горной тиши, дабы проводить остаток дней в простых трудах и блаженном покое… Ну, словом, там он меня случайно и встретил. И обнаружил во мне талант.
— Какой талант?.. — не понял Тарик, несколько ошеломленный витиеватостью рассказа.
— К ловчему делу, какой же еще! — охотно пояснил Джабаль. — Ну и к стихосложению, разумеется: одно без другого никак. Я, признаться, ни о чем подобном тогда не помышлял, однако мой будущий учитель в своем решении оставался непреклонен, сказав, что если уж в глухих отрогах гор произросли столь редкие всходы, их надлежит возделывать со всем тщанием, дабы они могли расцвести и принести достойные плоды.
Фанак-аджибаши выслушал эту историю с такой насыщенной невозмутимостью, что ее, кажется, можно было черпать ложкой прямо из воздуха вперемешку с дождем и намазывать на лаваш. «Да уж, чего-чего, а поэтического таланта вам не занимать, Джабаль-бек», — подумал он и хмыкнул, оценив выражение лица Тарика-сакабаши, который завороженно и едва ли не восхищенно таращился на ловчего. «Ну да, ну да, — продолжил размышления Фанак, — вот так и остальные местные рты разевают, а потом уж готовы поверить во что угодно, хоть бы и в то, что он сюда прямо с луны или из другого мира свалился. А не из района знати, где провел немало вечеров за чтением книжек о приключениях, откуда все эти рассказы и берет».
— Замечательная история, Джабаль-бек! — наконец сказал аджибаши с очень искренним восторгом: правда ведь, убедить полквартала в подобной занебесной ерунде мало кому под силу. — Отрадно слышать о том, что в нашем мире, полном трудностей и скорбей, случается и такое, что талант оценивают по достоинству и открывают ему путь в нави. Да еще и прямо с глухих отрогов гор!
Джабаль посмотрел на него подозрительно, так как на склонного к восторженным комплиментам простака Фанак походил очень слабо. Однако вид у того был очень убедительно невинным, поэтому молодой ловчий решил, что сарказм в словах аджибаши ему лишь почудился, и согласился с тем, что ему крайне повезло с милостью Всеотца.
Фанак, между тем, продолжив размышлять про район знати, пришел к выводу, что пылкий юноша, жаждущий ярких похождений, родных мест будет всячески избегать и держаться подальше от них и прочих богатых частей города, а значит, скорее всего, именно в Ремесленных кварталах и станет искать приключений на свои рога.
— И славно, что пошли вместе, — вслух заключил он, — нам теперь часто работать сообща, так лучше уж поскорее обзнакомиться.
Тарик-сакабаши покосился на собственного начальника с недоумением. С чего тот пришел к подобному выводу после разговоров о деревне, янычар себе совершенно не представлял. Зато ему, как и любому в участке, было точно известно: почтенный Фанак ибн-Мухлис просто так не говорит никогда и ничего. Выходит, раз аджибаши сказал, что им придется много работать с ловчим, так оно и будет. Еще раз оценив нового знакомца внимательным взглядом, Тарик молча кивнул, приняв все к сведению, и больше на эту тему не размышлял. Тем более, они уже прибыли на место.
— Вот как раз и пришли! — обрадовался Фанак-аджибаши, указав рукой на один из множества высоких и узких домов, вырастающих тут из земли, словно термитники. Жили в них так же кучно: в маленьких комнатушках, именуемых «квартирами» то ли по недоразумению, то ли от безысходности. С глухо закрытыми ставнями, ничем не украшенные и кажущиеся серыми в дождь, дома производили мрачное впечатление.
— Тарик, напоминаю: опрашиваем заново каждого, вдруг кто-то что-то вспомнил. Первым делом обходим всех вокруг квартиры убитого. Я беру себе четвертый и третий этаж, ты — первый и второй.
Тут Джабаль приметил вдали фигурку идущей по улице девушки и, спрыгнув с коня, кинул провод Тарику со словами:
— Подержите минутку, сакабаши, кажется, у меня есть дело.
— Наглости ему не меньше, чем поэтического дарования, выдали, — пробурчал себе под нос Фанак, проводив взглядом ловчего, стремительно удаляющегося в сторону девицы.
Тарик молча пожал плечами и покрепче ухватил повод, решив, что если дело окажется не слишком важным, всегда можно вызвать Джабаля на дуэль, от излишней наглости это отличное лекарство. С другой же стороны, если оно важно — так он и не против немного за лошадью последить. Ловчий в это время подскочил к замеченной им девушке, вблизи оказавшейся довольно миловидной особой розово-песочного цвета, изобразил на лице обворожительную улыбку и поинтересовался, кивнув на корзину, которую она несла на плече:
— Вам не тяжело, о прекраснейшая? Давайте помогу донести!
Девушка тут же улыбнулась в ответ, скорее широко, чем смущенно, и ответила:
— Как же не тяжело, вон корзина какая! Донесите уж, раз вам не жалко.
— И далеко ли отсюда живет такая красавица? — спросил Джабаль, подхватив у нее корзинку и водрузив себе на голову с необычайной ловкостью и легкостью.
— Вон там живу! — девушка показала на дом, стоящий напротив того, где было совершено убийство, и принялась кокетливо поигрывать русой косичкой.
— Какая досада! Я так надеялся вас подольше провожать, чтобы насладиться приятной беседой! — ловчий вздохнул с неприкрытым огорчением на лице, подумав про себя, что его идея разговорить девушку была очень даже удачной: она и вправду могла что-нибудь видеть или слышать. — Ну, познакомиться-то я успею. Меня Джабаль зовут, а вас, любезнейшая?
Девушка хихикнула и ответила:
— Самира, так что вы угадали: хорошей собеседницей меня считают многие.
— Не угадал, а заметил, — поправил ее ловчий, слегка приподняв бровь, — практически с первого взгляда! Приятную в разговоре навью видно издалека. И сразу же подумал: Джабаль, во имя Ата-Нара, такая милая девица не должна бродить под дождем с тяжелой корзиной! Кстати, что выгнало прекраснейшую на улицу в столь неожиданную для лета погоду? — продолжая без перерыва болтать, он дошел до нужной им двери, открыл ее и, придержав рукой, пропустил Самиру вперед.
— Голод — не тетка, он в самую нечеловечью погоду на улицу выгонит, — жалобно сообщила она, проходя в дом.
Джабаль понимающе вздохнул: он с этим делом и неожиданным убийством своей цели не ел аж с полудня, и голоден был зверски.
— Голод сподвигает навей как на подвиги, так и на злодеяния, — философски заметил он, прикрыв за собой дверь.
Когда они скрылись из виду, Фанак хмыкнул и сказал:
— Что ж, тоже способ добывать сведения. Хотя я, пожалуй, для таких методов уже староват.
Тарик-сакабаши мудро промолчал, подумав при этом, что еще совсем недавно, беря в дом вторую жену, молоденькую навью, его начальник старым вовсе не был.
В этот момент Джабаль, сумевший так изящно свернуть с обсуждения погоды на разговоры о преступлениях, сказал Самире, поднимаясь следом за ней по лестнице:
— К слову о злодеяниях и ужасных обстоятельствах… Не могу не думать о том, сколь непросто живется прекрасной юной пери, подобной нежному цветку, в месте настолько мрачном! Здесь же наверняка постоянно случается что-нибудь жуткое и неприятное.
— Ох, не то слово! Ужасный ужас сегодня случился, вы даже не представляете! Тут у нас навя убили! — от души принялась делиться девица.