Песочные часы. Ольга Романовская

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ЧАСТЬ 1: Первые три года в Арарге
• ЧАСТЬ 2: Третий и последующие годы в Арарге
• ЧАСТЬ 3: Без Арарга

АННОТАЦИЯ

Книга ранее продавалась на ПМ! Авторская редакция текста, опубликованного в АСТ в 2016 году.

   Внимание, присутствуют сцены 18+! Речь далеко не только и не столько об эротике, сколько о реализме описания рабства.

   Человеческие судьбы – как песчинки в песочных часах.

   Сегодня ты – обычная семнадцатилетняя школьница, любимица родителей, без пяти минут жена. Завтра твоя песчинка – жизнь упадет, родное княжество завоюют, и ты превратишься в рабыню, лишишься даже имени.

   Отныне Иалей Шартан больше не человек – вещь, у которой не может быть мыслей, чувств и желаний. Единственное ее предназначение – ублажать господина. Многие смиряются, но не Иалей. Она отчаянно борется за свободу, пытаясь сохранить частичку себя, но…

   …Но время идет, песчинки в песочных часах сыплются, и однажды все может измениться.

   Лишившись возможности выбора, человек перестает быть человеком.

   Э. Берджесс. Заводной апельсин

ПРОЛОГ

   Он сел на кровать и похлопал рукой по простыне. Покорно подошла, разделась и легла, как делала много раз. О чем думала в подобные моменты? О разном. Сейчас, к примеру, ни о чем: устала, намаялась с уборкой. В библиотеке столько книг, нужно каждую вытереть от пыли, обработать специальным составом и убрать на место.

   Хозяин любил аккуратно, мне вообще повезло с ним. У других рабынь все тело в синяках, они страшатся ночи. Вернее, того, что она несет: боли, унижения, стыда и крови. Мой никогда не насиловал с животной страстью. Он умел чувствовать и, видя, что совсем не хочу, мог и вовсе оставить спать в одиночестве. Но я все равно не любила его, хотя и уважала, и ценила заботу. Привыкнуть — привыкла. Насколько смогла. И смирилась. Говорят, собака тоже привыкает… Что поделаешь, если выхода нет, а хозяин хороший. Но все равно хозяин, и никакие ласки не заставят забыть об ошейнике.

   Для мужчины, наверное, оскорбление, когда женщина под ним дремлет, но я так устала… Да и хозяин сразу воспротивился попыткам изображать неземное блаженство. Когда-то боялась, что высекут, если не стану притворяться. Так вот, он сказал: «Никогда не лги. Хочу знать, что ты всегда со мной честна». И я старалась.

   Разумеется, за провинности хозяин наказывал, но за вранье карали куда страшнее. Видела, что стало с чужой молоденькой торхой, которая, пытаясь скрыть оплошность. Мухи покрывали ее, иссеченную крученой плетью. Она провисела так до заката, а потом бедняжку увезли. Куда, лучше не думать. Хозяин показал в качестве назидания и не остановил владельца бедняжки, который отдал приказ о жестоком наказании.

   Странно, но в этот раз вышло терпимо. Наверное, спальня пропиталась частичками кристаллов озиза. Они благотворно сказывались на мужском и женском влечении. Осторожно скосила глаза: так и есть, два светящихся кристалла и курильница, источающая едва уловимый терпкий аромат. Интересно, много хозяев так же заботятся о своих торхах?

   В том, что озиз для меня, не сомневалась. Хозяин прекрасно обходился без него, вот и теперь не ленился. Чувствую, опять разболятся мышцы. Хозяин не женат, тратит весь запас мужских сил на меня и любовницу из норнов. Мы с ней такие разные, как ему могут нравиться обе? А ведь я хозяину нравилась, он хотел сделать приятно.

   Закончив, хозяин не отослал, а притянул к себе. Привычно сжалась в комочек, уткнувшись головой ему в бок. Такое случалось нечасто, обычно я ночевала у себя, но сейчас зима, а в моей комнатушке без окон так холодно. Все-таки повезло мне: засыпаю в постели благородного норна, будто равная, ощущая теплую тяжесть мужской руки. В такие минуты я проникалась к хозяину особым чувством, на время забывая, кто я и как сюда попала три года назад. Целых три года, которые казались вечностью.

ЧАСТЬ 1: Первые три года в Арарге

   Наверное, следует начать по порядку.

   Меня зовут Иалей Шартан, родом я из Кевара — небольшого княжества, зажатого между горами и руслом Старвета. Среди нас много полукровок — потомков смешанных браков с альвами, которые некогда населяли леса по берегам Старвета, а потом неожиданно исчезли. Князь тоже из их числа. У него пепельно-русые волосы и пронзительные голубые глаза. Были когда-то, теперь от них не осталось и следа.

   Во мне от далеких предков только оттенок кожи — молочно-белый — и рост выше среднего. По преданиям, альвы рождались высокими, намного выше предков кеварийцев. Теперь люди тоже стали такими, ну, почти такими.

   Альвийская кровь, если она когда-то текла в жилах нашей семьи, давно затерялась среди крепкой купеческой породы. Поговаривали, будто прадед по отцовской линии сумел жениться на представительнице обедневшего дворянского рода. Она-то точно восходила к альвам. Прабабка, которая, в качестве приданого принесла личное дворянство, гордилась пепельными волосами, но ее дети родились уже темными. Вот и у меня легкие кудри каштановые. Зато цвет глаз, как у прабабки — зеленый, кошачий. Отец шутил, если бы родилась рыжеволосой, отдал бы в обучение ведьме.

   Разумеется, я и в мыслях не держала, стану чьей-то служанкой, ведь родилась в преуспевающей семье представителей второго сословия. Отец держал лавки в разных городах, торговля спорилась. К своим семнадцати годам я стала завидной невестой. Ко мне даже один дворянин сватался, симпатичный молодой человек. Может, даже согласилась бы выйти за него: сердце все равно не занято, а он казался таким милым.

   Жили мы не в столице, а во втором по величине городе княжества — Тулоне. Имели собственный дом с прислугой: кухаркой, горничной и приходящей работницей. Раз в месяц она устраивала генеральную уборку: вытряхивала ковры, мыла полы, обтирала рамы и светильники.

   Как обычно протекали мои дни? Буднично, монотонно.

   Первая половина дня отведена занятиям — я заканчивала второй уровень местной сословной школы. Выйди замуж за того дворянина, лицом в грязь не ударила бы. Сейчас, оглядываясь в прошлое, прихожу к выводу, Иахим все-таки меня любил. Семья его не бедствовала, в моих деньгах не нуждалась. Помню, как впервые посмотрела на меня его мать, отвела Иахима в сторону и о чем-то долго с ним шепталась. Потом улыбнулась. Не знаю, искренне или нет: дворян с детства приучают к этикету, а он не приветствует проявления настоящих чувств.

   Комфортно ли мне бы жилось в доме Иахима? Что теперь гадать! Конечно, дворянский образ жизни отличался от купеческого. Серебряная посуда и огромный стол в столовой чего стоят! Помню, всегда мучилась, стараясь держать спину прямо, боялась откинуться на спинку стула. Иахим посмеивался и заверял: совсем необязательно глотать жердь.

   У жениха — мысленно называла его так, хотя помолвка не состоялась — не было титула, одно дворянское достоинство с приставкой ллор перед фамилией. Иахим ллор Касана. А я стала бы Иалей ллор Касана.

   Итак, с утра школа. Там я пыталась совладать со столбиками цифр, уследить за мыслью господина учителя и не ударить лицом в грязь у доски, перечисляя отличия крапивы двудомной от крапивы жгучей. Девушка должна разбираться в травах, поэтому для нас проводила специальные уроки местная ведьма. Она старалась казаться такой важной, суровой, хотя от природы жуткая хохотушка и обожала пить чай с миндальным печеньем в компании учителя математики. Мальчишки шептались, у них роман.

   Училась я средне, особыми знаниями не блистала, хотя и не плелась в конце класса, и искренне радовалась, что положение отца не позволяло претендовать на третий уровень обучения. Он только для детей дворян, чиновников и священнослужителей,представителей второго сословия к ним не допускали. Чтобы перейти на третий уровень, требовалось сдать специальные экзамены.

   Разумеется, благородные ллоры не учились вместе с нами. Если и попадал кто, в сословную школу, исключительно от безденежья. К услугам дворян пансионы, в которых преподавали лучшие учителя княжества. Вносишь залог, подтверждаешь происхождение — и ребенок зачислен на первый уровень. Если он учится хорошо, в дальнейшем плата взималась только при переходе на новый уровень. Если нет или чадо нарушало школьные правила, приходилось раскошелиться. Подобных пансионов было всего четыре на княжество. Дети родовитых ллоров обучались на дому по индивидуальной программе. Нередко приглашали учителей и к менее знатным дворянам. К примеру, Иахим получил домашнее образование, пройдя лишь курс военных наук при пансионе.

   После обеда, когда заканчивались занятия, возвращалась домой и либо помогала матери, либо уходила к отцу в лавку. Он ставил меня за прилавок, чтобы цветущей молодостью привлекала покупателей и заодно совершенствовалась в нелюбимой математике. Отец считал, что я должна знать, как делаются дела. После его смерти торговля отойдет мне, а хозяйка обязана разбираться во всех мелочах. Я старалась. Мило улыбалась постоянным клиентам, болтала с ними о погоде, очередной прихоти бургомистра, просвещала, какой цвет моден в этом сезоне: мы торговали тканями. После передавала заказы приказчику. Он исправлял неточности в записях и производил окончательный расчет.

   Вечер традиционно проводили в кругу семьи. Иногда мы ходили на представления, которые давали под открытым небом бродячие артисты.

   Иахим время от времени приносил приглашения на музыкальные вечера в доме бургомистра, куда допускались только благородные. Одетая в лучшее платье, я чинно сидела между ним и его матерью. К сожалению, музыка не находила отклик в душе, хотя звучание некоторых инструментов мне нравилось. Почему же тогда с радостью принимала приглашения будущего жениха? Да потому, что хотела взглянуть, как живет первое сословие, и — стыдно, но что поделаешь — на таких вечерах подавали ягодное мороженое.

   Размеренная жизнь закончилась одним ясным морозным зимним днем, когда, толкнув тяжелую дверь, я вошла в гудящий, словно пчелиный улей, класс. Учитель был бледен и не пытался призвать учеников к порядку. Дождавшись, когда соберутся все, он прокашлялся и с прискорбным видом сообщил: началась война. На Кевар напало могущественное королевство Арарг. Менее чем за сутки оно сломило сопротивление соседнего княжества, целиком вырезав всю армию, теперь пришла наша очередь.

   Учеников распустили по домам, посоветовав немедленно покинуть страну или, если нет такой возможности, забаррикадироваться в подвалах. Мы вышли толпой, растерянные, еще не в полной мере осознав весь ужас случившегося. Мальчишки строили планы организации партизанских отрядов и победоносного контрнаступления. Они верили, кеварийцы сметут с лица земли армию Арарга.

   Прошло всего полчаса, и улицы оказались запружены народом. Я с трудом лавировала между повозками, наблюдая за тем, как люди в спешном порядке грузят скарб на подводы.

   Вереница телег и экипажей выстроилась в длинную очередь, перекрыв выезды из города.

   Лавки закрылись. Дома пугали запертыми ставнями. В воздухе разлилась паника.

   Мы тоже планировали уехать, отец приказал собирать вещи. Не успели.

   Они появились внезапно — знаменитые смертоносные наездники Арарга. Будто черная туча заволокла небо, лавиной обрушившись на головы мирных жителей. Драконы извергали пламя — и вот то там, то здесь занимались дома.

   Истошно кричали женщины, плакали дети, мужчины в спешном порядке брались за оружие. Но что у нас было? Мечи? Арбалеты? Наездники же вооружены парой острых трехгранных мечей и кинжалов для ближнего боя и узкими железными трубами, крепившимися к треугольным деревянным древкам. Позднее узнала, что они называются ружьями.

   Маленькие ядрышки, которыми стреляли наездники, поражали цель с гораздо большего расстояния, нежели арбалеты. Араргские маги создали ружья, в которых пули рождались чуть ли не из воздуха. В специальный отсек засыпались мелкие шарики металла и расходовались по мере необходимости. Подобных запасов хватало на час упорного боя.

   Несколько человек упали, пораженные пулями.

   Стражники ответили дождем болтов, метя в самое уязвимое место драконов — живот и сочленение головы с шеей. Одного удалось подстрелить. Он упал неподалеку от городских ворот, придавив тушей в спешке брошенные подводы. Наездник мгновенно высвободил ноги из стремян и отбросил в сторону ружье: оно не приспособлено для пешего боя. Умело орудуя тонким мечом и кинжалом, он отбил несколько болтов, сделал выпад, пытаясь пробить строй окруживших его защитников города. Высокий, коренастый, с собранными в высокий хвост двуцветными — одновременно русыми и каштановыми — волосами, он разительно не походил на кеварийцев.

   Чем все закончилось, не видела. Отец сумел утихомирить взбесившуюся лошадь, выпряг ее и, схватив нас с мамой в охапку, верхами понесся обратно к дому. Тот еще стоял, а вот соседняя улица пылала.

   Несколько драконов промчались над головой, пришлось в ужасе пригнуться и молиться, чтобы нас не тронули.

   Люди падали, косимые дождем с небес. Теперь понимала, каким образом араргцы сумели так быстро завоевать Этайрон. До этого я лишь мельком слышала о королевстве Арарг — то немногое, что читали по курсу краткой истории народов. Мальчикам, безусловно, рассказывали больше, чем девочкам. У них в программе стояли дополнительные занятия по военной истории и военному делу, нам же достались травология и домоводство. Теперь, вот, познакомилась со страницами учебника воочию.

   Арарг, притаившийся на островах Восточного архипелага, издревле наводил страх на соседей. С разной периодичностью он поглощал новые государства. Иногда затишье длилось двести лет, иногда десять — никто так и не научился предугадывать, когда королевство нанесет удар и, главное, где. В последние десятилетия набеги стали хаотичными, наездники, пользуясь достижениями магии, появлялись там, где их никто не ждал.

   Велев спрятаться в подвале, отец, игнорируя мольбы матери, отчаянно цеплявшейся за полы куртки, достал из тайника припасенный на случай опасности фальшион . Наспех поцеловав нас, растерянных, трясущихся от страха, папа захлопнул за собой входную дверь. Что с ним стало, не знаю. Может, убили, может, сбежал или попал в плен.

   Мать пребывала не в том состоянии, чтобы рассуждать здраво, поэтому заботу о спасении я взяла на себя: заперлась и задвинула тяжелый засов.

   Мы забрались в самый дальний угол подвала, за мешки с картофелем, и, тесно прижавшись к другу, дрожа в кромешной тьме, молились, чтобы беда прошла стороной. Сквозь толстые стены долетал едва различимый гул. Может, это огонь гулял по стропилам дома.

   Не знаю, сколько мы так просидели, наступила ли ночь, когда нас, задремавших, разбудил луч непривычно холодного света, метавшегося по полу подвала. С нарастающим ужасом следили за тем, как он приближается, тщательно обшаривая подвал, вслушивались в тяжелые шаги араргцев — сомнений не осталось, это они. И вот яркий свет ослепил нас — два комочка человеческих тел в углу.

   Закрыла глаза, не желая видеть, как они нанесут удар.

   Мгновенье, другое. Острый стилет так и не вонзился в горло. Осмелев, открыла глаза и увидела трех облаченных в матовые облегченные доспехи мужчин. Один из них держал в руке шарик, излучавший тот самый голубовато-белый свет.

   — Двое, — констатировал он, будто дожидался, пока я взгляну на него. — Женщина средних лет и молоденькая. Покажите сначала девушку.

   Крайний справа солдат двинулся ко мне, грубо вырвал из объятий матери. Вцепилась ногтями в его руки, но не смогла разорвать толстой кожи перчаток.

   Меня толкнули в полосу света перед человеком с шаром. Один солдат заломил руки за спину, пресекая попытки вырваться, другой не давал матери сдвинуться с места. Ему не нравились ее крики, и он заткнул ей рот кляпом.

   — На вид не дурна. Девушка не старше двадцати, без видимых физических недостатков. Глаза красивые.

   Араргец подошел вплотную и, прежде чем сообразила, что он делает, стащил с меня полушубок и потянул за шнуровку платья.

   Стоять в одной нижней рубашке перед тремя незнакомыми мужчинами было унизительно, да и холодно: температура в подвале ненамного отличалась от температуры на улице. Стуча зубами, покорно наблюдала за тем, как араргец внимательно осматривает и ощупывает фигуру, хорошо, через ткань. Наконец он вынес вердикт:

   — Подходит для торхи. Решение предварительное, ее должен осмотреть врач и кто-то из продавцов. Да и характера мы не знаем, запишу пока как хыру. Можете забирать. Одевайся, — сухо бросил араргец.

   Оставив лихорадочно натягивать платье под присмотром солдата, он подошел к матери. Ограничившись беглым осмотром, даже не раздев, араргец записал ее в хыры.

   Когда нас поволокли к лестнице, наконец-то поняла, что происходит. Меня собирались сделать рабыней или продать в бордель. Ни то, ни другое не устраивало, и я изо всех сил ударила коленом в пах конвоира. Араргец согнулся пополам, частя меня такими словами, что и повторять не хочется. «Кеварийская шлюха», пожалуй, самое приличное.

   Мать выплюнула кляп и истошно закричала:

   — Иалей, спасайся! Беги к храму, под защитой бога они тебя не тронут!

   Несчастная наивная мама! Араргцы не испытывали страха перед чужими богами, как я потом убедилась, они прекрасно пили и ели в храмах, с интересом рассматривали мозаичные панно.

   Невероятным усилием увернувшись от третьего араргца, в последний раз обернулась. Мелькнуло испуганное заплаканное лицо матери в мертвенном свете шара, свободно парившего над полом. Она пыталась задержать преследователей, но что могла женщина против троих здоровых вооруженных мужчин? Они легко сбили ее с ног, несколько раз ударили, и мама затихла. Не хотелось думать о том, что она умерла, хотя пусть бы так. Все лучше рабства.

   Так быстро не бегала никогда в жизни, так стремительно не взбиралась по ступенькам, отбиваясь ногами от тянувшихся ко мне рук.

   Пожар практически не затронул дом. Выгорела кровля и часть второго этажа, но перекрытия не обвалились. Жилище оказалось разграблено, отдано на поругание солдатам. С одним из них столкнулась на пороге. Свобода длилась ровно две минуты.

   Клочок голубого неба над головой — и обветренное лицо вояки с утыканной шипами боевой косой. Сразу видно, он не из наездников, простой пехотинец.

   — Ваша? — легко удерживая навесу, солдат продемонстрировал добычу подбежавшей троице из подвала.

   Не говоря ни слова, араргец, осматривавший нас с матерью, влепил мне пощечину, вытащил из поясной сумки веревку и с помощью второго солдата связал. Но серьезно расцарапать лицо пехотинцу успела. Хорошо, ему, а не офицеру интендантской службы, а то бы закопали на первом перекрестке. В Арарге с этим строго: если хыр поднимет руку на аверда, его казнят. Тронешь норна — все то же самое, но гораздо мучительнее. Разумеется, если норн не смилостивится и не убьет сам.

   Меня забросили на плечо, как отрез ткани. Руки и ноги крепко связаны, во рту кляп. Весело насвистывая, солдат понес добычу в сторону школы, а офицер с подчиненными продолжили подомовой обход.

   Снаружи все пылало. Под ногами хрустел пепел, в воздухе стоял запах гари. Закашлялась ¬¬–– тяжело стало дышать. На развалинах домов сидели драконы, зорко следя, чтобы никто не ушел от карающего меча Арарга. То здесь, то там валялись тела. При виде них к горлу подступал рвотный спазм. Мужчины, женщины, изредка дети. Обгоревшие, прошитые пулями, изрубленные холодным оружием. Они сопротивлялись и встретили смерть на улицах родного города, посреди почерневшего снега.

   В бывших классах организовали сборный пункт пленных. Приглядевшись, удивилась: здесь только женщины и дети. Очень много молоденьких девушек. Связаны далеко не все, некоторые, сжавшись в комочек, тихо скулят в сторонке. Никого старше сорока, в основном мои погодки. Дети — подростки, почти одни мальчики. Ни одной девочки моложе пятнадцати не заметила, что наводило на определенные мысли. Они брали тех, кто вступил в детородный возраст или у кого он наступит максимум через год. Нас, несчастных от пятнадцати до двадцати, держали отдельно под усиленной охраной — как особо ценный товар.

   С улицы доносился невнятный гул, слышался задорный посвист наездников, крики, обрывавшиеся на высокой ноте, ругательства, шипение и треск, но выглянуть наружу и посмотреть, что там творится, мы не могли.

   Прибывали все новые и новые партии пленных. Их сортировали и разводили по бывшим классам.

   Меня развязали, но обрадовалась я рано: ноги стянули кожаным шнуром, будто лошади. Гневно сверкнула глазами, но промолчала. Уставилась в пол и просидела так до вечера. Думала о матери, отце. Собственная судьба меньше всего волновала.

   Когда окончательно стемнело, нас покормили и велели ложиться спать. Разбудили на рассвете, построили в шеренги и начали заносить в списки. На каждого заполнялся опросный лист с указанием имени, происхождения, пола, возраста, перенесенных болезней, внешности и особых примет. Потом присваивался номер, соответствующий номеру листа. Он выводился смесью угля и хны на лопатках, так, чтобы не смыло дождем и пленницы не могли сами стереть. Разумеется, мы пытались избавиться от ненавистных меток, но араргцы бдительно пресекали взаимопомощь.

   После унизительной процедуры нам выдали теплую одежду. Одного взгляда на нее хватило, чтобы понять: некогда эти вещи носили покойные тулонцы. Я категорически отказалась надевать куцый полушубок с чужого плеча. В очередной раз спасибо богам, не плюнула, хотя очень хотелось. И перехотелось, когда при мне в кровь разбили лицо мальчишке. За что? Посмел дерзить, дал волю кулакам. Солдат молча отвесил ему тумака, подхватил за шиворот и уволок прочь.

   — Ну, желающие еще есть? — Дежурный капрал обвел притихших пленников презрительным взглядом. — Хыров хватает, от части можем прямо здесь избавиться. Запомните, — повысил голос и для убедительности хлестнул плетью по воздуху, — отныне покорность — ваше единственное право.

   Шубу таки надела. Она оказалась старой, но теплой. Значит, нас везут на север. Куда, и так понятно.

   Уткнувшись в рукав, вспомнила дом, лицо матери, отца. Всхлип вырвался из горла и затих, стоило капралу посмотреть в мою сторону. Я его боялась.

   Построив попарно, девушек вывели во двор. Туда пригнали зарешеченные повозки странной конструкции: по потолку и бортам шли толстые доски с кольцами. Оказалось, к ним привязывали пленников.

   Одна девушка попыталась сбежать. Отвернулась и вжала голову в плечи, чтобы не смотреть. В ушах стоял резкий, неприятный свист бича.

   Некуда бежать, повсюду враги. Лучше выждать и постараться уйти по дороге. Нас слишком много, за всеми не уследишь, да и мир не без добрых людей.

   Мне повезло. Я стояла у края, не пришлось терпеть мучения, причиняемые затекшими, поднятыми над головой руками.

   На козлы сели солдаты. Оба с кожей, отливающей медью, темноволосые с необычными светлыми прядками: у одного на макушке, у другого за ухом. Еще двое примостились на облучке. Щелкнул кнут, и мулы потянули повозку в сторону ворот. Со слезами смотрела на то, что осталось от города, того, что было мне дорого.

   Не все тела успели убрать, и они темнели то справа, то слева, замерев в самых причудливых позах. Жадно пили подогретую магией воду из разбитого фонтана драконы с яркими алыми гребнями. Весело переговаривались наездники, сытые, довольные, смывшие кровь, гарь и копоть. Нервно косились на драконов холеные лошади с мохнатыми бабками, высокие, с блестящими миндалевидными глазами. Их выгуливали солдаты в серо-зеленом обмундировании.

   А вот еще одна изюминка араргской армии — спесивые волшебники. На каждый батальон полагалось по одному магу, я видела четверых — значит, в город вошло минимум два полка. Почему решила, будто передо мной волшебники? По подвеске-октаэдру, выпущенной поверх теплой меховой куртки. Может, сословная школа и не блистала преподаванием, но об этом знаке нам рассказывали.

   Один из магов лениво направился к нам.

   Прикосновение к перстню на левой руке, неприметные движения пальцев — и пространство с легким щелчком исказилось, поглотив повозку. Мы –– тридцать девчонок — завизжали, в ужасе закрыв глаза. Еще бы, никто до этого не видел активизации портала.

   Чуть сдавило голову, как от легкой мигрени.

   Первое ощущение — невидимые острые иглы, вонзающиеся в лицо, свежесть и легкий запах… тины? Тогда я еще не знала: это морской бриз. Да что там, я и о существовании моря не подозревала. Нет, оно есть, но на страницах книг. А тут вот он, ветер, студеный, свободный и неукротимый. Осторожно открыла глаза и ахнула. Много воды, очень много воды. Как же красиво и как необычно!

   Повозка, поскрипывая, взбиралась на холм. Ветер вымел весь снег, оголив камни и кустики вереска. Больше на холме ничего не было: не видно ни лачужки. Нетронутый дикий край. Кричи —никто не услышит. Только неласковый ветер, низкое хмурое небо и море, которое будто бы вторило суше. Свинцовое, бескрайнее, суровое, прекрасное и пугающее. Оно лизало основание гряды, отделенное тонкой полоской песчаного берега. На таком бы сушить рыбачьи сети, конопатить лодки, но ничего.

   Море сковала тонкая корочка льда, но у берега темнели обширные полыньи. На горизонте виднелись неясные очертания островов, медленно ползли бусинки кораблей. Араргцы — единственные мореходы, которым хватало смелости выходить зимой в море. Еще бы, на их службе маги и ученые, регулярно снабжающие изобретениями! Чтобы корабль не затерло льдами, к носу либо привязывали дракона, заодно использовавшегося в качестве вооружения, либо вешали специальный огненный артефакт.

   Дорога кольцами змеи обвивала холм. Мы взбирались все выше и выше. Повозка покачивалась, грозясь скинуться в бездну. Девочки притихли, некоторые, самые маленькие, всхлипывали, а я старалась запомнить неспешно меняющийся пейзаж: лелеяла мысль о побеге. Наконец подъем закончился, но ощущение тоски никуда не делось. Пустынно и голо.

   — Добро пожаловать на остров Хорс, девочки! — обернулся солдат. — Ротики не разеваем и не скулим, скоро приедем.

   Куда приедем, на горизонте нет ни намека на поселение?

   Откуда оно выросло, так и не поняла. Повозки с пленницами — мы двигались все вместе, облучок к оглобле, — обогнули очередную каменную гряду, защищавшую от ледяных порывов ветра, и оказались у ворот крепости. Отчего ее возвели не на гряде, не на том холме над морем, а здесь, на равнине? Объяснение нашлось позднее. Араргцы выстроили вовсе не пограничный форт, поэтому не стремились к господству над территорией. Крепость опоясывал земляной вал, за ним высились известняковые стены без единой бойницы. И везде солдаты, вооруженные арбалетами. У тех, кто охранял ворота, были ружья.

   Повозки остановились. Возница первой, нашей, соскочил с козел и предъявил человеку в серой форме с синей косой полосой на груди какую-то бумагу.

   — А, новая партия! — лениво протянул тот, бегло просмотрев лист. — Завози!

   Заскрипели ворота. Мы миновали земляной вал, а затем и стены крепости. Остановились на круглом дворе, по периметру обнесенном решеткой. Тут нас сгрузили на плотно утрамбованную землю. Повозки отогнали.

   Сгрудившись, словно овцы, пленницы жались друг к другу, гадая, что же с ними сделают.

   Прошло, наверное, полчаса, когда отворилась неприметная дверь, и во двор вышла группка торговцев под охраной двух десятков людей. Скептически хмуря брови, они рассматривали нас, а потом велели солдатами разделить девушек на партии по пять человек. Мальчиков, которых держали отдельно, и женщин старше двадцати пяти увели, связав общей веревкой.

   Девушек бесстыдно рассматривали, щупали, комментировали внешность. Кого-то сразу отбраковывали в хыры — так называли рабов, — кого-то отводили для детального осмотра во внутренние помещения форта.

   Двор полнился стенаниями, временами звучали слова проклятий. Те, кто отчаянно сопротивлялись, царапали руки торговцев, немедленно становились хырами. Заработав пощечину или крепкое словцо, девушка получала в «подарок» ошейник с железным кольцом и металлические браслеты с такими же кольцами на руки и ноги. Их надевали прямо во дворе. Холщовый балахон на шнуровке и набедренную повязку — больше хырам не разрешалось носить ничего даже в стужу — выдавали позже, очевидно, после гигиенических процедур. Если девушка умудрялась причинить более-менее серьезный вред араргцу, ее волокли к специальной скамье, привязывали и на глазах у всех пороли.

   Для некоторых пленниц тяжкая жизнь хыры начиналась сразу после отбора. Видела, как конвойные надругались над несчастной, прижав к стене. Им просто захотелось. Для Арарга это нормально: у хыры не надо спрашивать согласия, она принадлежала любому аверду, то есть свободному человеку. Абсолютно бесправное существо, любая провинность которого строго каралась. Хуже вещи. А уж сейчас… Мы военнопленные, собственность армии, то есть вдвойне бесправны. Тех, кого продадут, солдаты не тронут.

   Справедливости ради, среди любого народа встречаются скоты. Не все насиловали, избивали, издевались. Видела, один солдат даже по-своему утешал девочку: мол, лучше смерти. Кому как.

   Я оказалась в последней партии. Шла, не чувствуя ног от страха. Вдруг меня тоже отволокут к стене и раздвинут коленом ноги? Встала там, где велели. Чужой опыт заставил молчать и не двигаться.

   От группы торговцев отделился невысокий щуплый человек в кожаной куртке на меху. Подошел вплотную, взял за подбородок, осмотрел глаза и зубы, будто породистой лошади, затем, велев охраннику держать руки, потрогал грудь. Судя по ухмылке, остался доволен.

   — Раздеть до рубашки, — скомандовал он.

   Естественно, приказ тут же выполнили. Теперь меня, практически голую, придирчиво щупали трое, о чем-то переговариваясь между собой на незнакомом наречии. Стояла, мужественно сжав зубы, и ждала окончания унижения. Чтобы успокоиться, считала. Пальцы торговцев казались червяками, от этих прикосновений хотелось отмыться.

   Араргец в кожаной куртке развернул меня спиной, узнал номер и попросил принести опросный лист.

   — Семнадцать, — радостно улыбнулся он, — самое то! Если она здорова и невинна, из нее выйдет великолепная торха, я бы сказал –– элитная торха. После врачебного осмотра согласен заплатить казне двести цейхов.

   Видимо, остальные торговцы посчитали цену завышенной и споить не стали.

   Шагая внутрь казарменных помещений, в которых содержался живой товар, молилась, чтобы меня не сделали хырой. Только бы торхой! Еще тогда я инстинктивно чувствовала, участь торхи не столь печальна, как беспросветное существование хыр.

   Солдат втолкнул в комнатку без окон. Из мебели: стул, стол, ширма, а за ней — простое ложе, покрытое простыней. За столом сидел человек и что-то писал в толстой амбарной книге.

   — Еще одна? — лениво бросил он через плечо. — Иди за ширму и раздевайся.

   Раздевайся? Куда дальше: на мне только нижняя рубашка, белье и чулки.

   Оторвавшись от записей, араргец вопросительно посмотрел на меня.

   — Ну, что стоишь? Не стесняйся, я врач, женские прелести не интересуют. Или позвать солдат, чтобы они тебя держали?

   Судорожно сглотнув, отправилась за ширму. Взялась за подол рубашки, но снять не решилась.

   — Давай, не задерживай меня. — Врач взял перчатки из непонятного желто-белого материала, плотно облегающего руки, и шкатулку с инструментами. — Ладно, — смягчился он, войдя в положение трясущейся от страха девчонки, — сначала просто сядь и покажи горло.

   Врач внимательно осмотрел его, а также нос, глаза, кожу, сосчитал пульс, спросил, чем болела в детстве. Затем, так и не дождавшись, пока я разденусь сама, снял рубашку и пощупал живот. Удовлетворенно кивнув, врач вернулся к столу, сделал отметки на обороте опросного листа и в амбарной книге.

   Обрадовавшись концу унижений, собралась одеться, но араргец остановил:

   — Подожди, самого главного мы еще не видели. Белье снимай. Сначала верх.

   Щеки покрылись пунцовыми пятнами. От смущения перехватило дыхание.

   — Никогда к врачу не ходила? — удивился араргец. — Для тебя я не мужчина, хватит краснеть!

   Дрожащими руками распустила ленту и сняла бюстье.

   Врач вслух обозначил форму груди, записал данные в оба документа, а потом тщательно осмотрел, надавливая и пощипывая, поинтересовался, не находила ли я каких-либо уплотнений. Ответила отрицательно.

   — Прекрасно! Судя по всему, ты здорова. Теперь снимай трусики и ложись на спину.

   Видимо, я пришла в такой ужас, что достучалась до зачерствевшего на работе араргца.

   — Успокойся, никто тебя насиловать не собирается. — Он погладил по голове и сам, легонько ударив по рукам, избавил от спорного предмета одежды. — А теперь будь умницей и дай мне взглянуть. Расслабься, это не больно.

   Умницей мне пришлось стать поневоле. Разумеется, я не собиралась раздвигать ноги перед первым встречным.

   — Девственница. — Он выпрямился и снял перчатки. — Не так уж и страшно, а? Ладно, одевайся, сейчас отдам карточку. В хыры тебя точно не отправят, можешь радоваться.

   Мне было все равно. Жалкая, зареванная, лежала на простыне, судорожно сжимая согнутые в коленях ноги. Мерзко!

   К счастью, испытания на сегодня закончились. Меня накормили, позволили вымыться и снабдили чистой одеждой — серым платьем с разрезами на бедрах. Под него надевалась тонкая нижняя юбка; нижняя рубашка не полагалась. Лиф платья держался на шнуровке. Бюстье оставили прежнее, зато выдали две пары чистых трусиков. Вот и все «приданое» торхи.

   Утомленная дорогой и пережитыми событиями, я быстро заснула на общей кровати с двумя другими девушками.

   Пробуждение вышло не из приятных. Какой-то араргец в поношенной одежде тряс меня за плечи и что-то кричал на местном наречии. Видимо, он из крестьян и никогда не покидал пределов Арарга, не общался с представителями других народов, иначе бы говорил на сойтлэ. Для некоторых, например, нашего княжества сойтлэ — родной язык, как для остальных народов долины Старвея. Для других стран, например, Арарга, — приобретенный.

   Сойтлэ произошел от альвийского диалекта. Дети Светлого леса, Первородные, как их еще называли, играли важную роль в жизни людей. По сути, именно альвы подарили им культуру, научили врачеванию, оружейному делу. Язык прижился. Постепенно сойтлэ вытеснял все остальные диалекты, даже здесь, на Восточном архипелаге. Правда, местные наречия в королевстве Арарг не вымерли, перейдя в разряд языка «для своих». Очень удобно: стоишь, неспешно беседуешь перед носом чужестранца, а он не понимает ни слова.

   Араргский диалект неоднороден, делится по социальному и географическому принципу. Мне нравился миосский диалект, на котором говорили норны: более плавный, с минимумом шипящих звуков и множеством долгих гласных. За время жизни в Арарге научилась понимать его и даже сносно говорить. Но, разумеется, в те времена я не знала ни слова по-араргски, да и о происхождении сойтлэ имела самое смутное представление.

   Кто этот человек, что ему нужно? Оказалось, я должна встать, умыться и выйти во внутренний двор. Там, зябко подергивая плечами под дешевыми шерстяными накидками — увы, прежнюю одежду забрали, — сгрудились остальные приобретения торговца в кожаной куртке. Сам он появился минут через пять, пересчитал пленниц, критически осмотрел и велел связать веревкой в одну цепочку. Так, словно стадо, нас вывели за пределы крепости. Сбежать не представлялось возможным. Во-первых, нас охраняли слуги торговца. Они строго следили за тем, чтобы девушки не нарушали строй. Провинившаяся получала толчок в спину рукоятью плети, если сбилась с шага, и несильный, чтобы не осталось следов, удар плетью за попытку заговорить с товарками или отклониться с невидимой прямой линии. Во-вторых, нашу цепочку замыкала охрана — пятеро мускулистых мужчин со зверскими рожами. В-третьих, пугал крепостной гарнизон. Не хотелось получить пулю или болт.

   На голом пространстве между каменными стенами и земляным валом живой товар поджидала странного вида повозка — огромный ящик с дверцей. Проще говоря, клетка. Нас развязали и по очереди втолкнули внутрь. Лязгнул засов, и пленницы оказались в кромешной темноте. Сидя на полу, всем телом ощущая неровности дороги, мы гадали, сколько часов провели в пути. Время от времени возок останавливался, чтобы дать возможность под присмотром охранника сходить по нужде. Не всем вместе, по очереди. На ногу наматывалась бечевка, конец оставался в руках сопровождающего. Насвистывая, он неторопливо шагал к ближайшим кустикам, подталкивал девушку и, спасибо на этом, отворачивался, оставляя бечевку натянутой до предела. Трижды в день нас кормили, обильно, но очень просто: каша, хлеб, курица, овощи, похлебка. Вилок, разумеется, не давали, приходилось довольствоваться ложкой или есть руками. Спали в том же возке, тогда как надсмотрщики нежились в постели. По гомону голосов мы догадывались, что повозка периодически останавливалась на постоялых дворах, где простаивала либо до окончания трапезы араргцев, либо до утра. Только так, да еще по походам «в кустики» определяли, какое сейчас время суток.

   Я снова увидела солнце примерно через неделю, когда партию «чужеземных рабынь деала Себра» выгрузили во дворе большого дома, судя по всему, находившегося на окраине крупного города. Вернее, даже не дома, а целого комплекса построек наподобие городской усадьбы. Место, где деал — так величали торговцев — Себр выставлял товар «лицом».

   Свет больно резанул глаза, облегчая задачу конвоирам. Девушек по очереди взваливали на плечи, как мешок, и несли к крытой теплой купальне, где, игнорируя протесты, раздевали и загоняли в воду, бросив туда мочалки и мыло. Расхаживавшая по бортику мужеподобная женщина крикливо требовала, чтобы мы немедленно смыли дорожную грязь, «ибо негоже оскорблять покупателей прикосновениями к вонючим телам». Упоминание о касаниях вызвало волну панического ужаса в животе. Воображение услужливо рисовало в голове страшные сцены –– одна омерзительнее другой.

   Когда вода в купальне потемнела, нам разрешили вылезти на дощатый пол и вытереться одинаковыми серыми полотенцами.

   Белье и одежда бесследно исчезли, вместо них лежали подобранные по размеру черные трусики, которые больше открывали, чем скрывали, полупрозрачные белые туники без рукавов до середины бедра, застегивавшиеся на плече, и легкие сандалии. Выдали также странные приспособления, напоминавшие открытый каркас верха бюстье, которые ворчливая женщина велела надеть всем, у кого висела грудь.

   В новом наряде ощущала себя голой. Зато деал Себр остался доволен «товаром» и велел отвести девушек в просмотровый зал. Им оказалось большое светлое помещение с невысоким, покрытым ковром, помостом и чем-то вроде крохотной купели. По периметру зала стояли кресла и столики с выпивкой и закусками. Нам полагались высокие, самой простой конструкции табуреты, напоминавшие насесты. Сесть разрешили, как угодно. Я предпочла выбрать позу, при которой ни грудь, ни трусики предательски не просвечивали через легкую ткань, то есть сгорбилась, упершись ступнями в перекладину табурета, прижала колени к животу, а руки скрестила на груди. Низко опустила голову, спрятав лицо за волной влажных волос.

   Прозвучала мелодичная трель, и зал наполнился голосами. Я не смотрела на вошедших. Хотелось взять и умереть, раз уж сбежать не удалось, лишь бы избежать позора.

   Торговец, купивший нас в распределительном лагере интендантской службы — так официально именовался форт, в который пленников доставили из Кевара, — заливался соловьем, в красках расписывая прелести кеварийских девушек, особо подчеркивая наличие в нас крови альвов. Ему задавали различные вопросы, в основном интересовались местностью, где нас захватили, происхождением, здоровьем, почему-то составом семьи.

   Потом все пришло в движении: покупатели поднялись со своих мест, осматривая товар, то есть нас, тщательно изучали карточки. Сквозь пелену волос видела, как некоторых девушек выводили на помост, задирали туники, что-то рассматривали, потом брезгливо споласкивая руки в купели. Расторопные служители окунали туда же мягкие тряпочки и протирали места на теле рабынь, которых касались потенциальные хозяева.

   — Так, а тут у нас что? — Вздрогнула, услышав над ухом мужской голос. — Посмотрим: из княжества Кевар, семнадцать лет, нетронутая…. Продается, как торха. Личико покажи!

   Я не спешила выполнять просьбу, за меня это сделал расторопный слуга торговца.

   Напротив стоял высокий, выше отца на целую голову, крепкого телосложения араргец с собранными в высокий хвост черно-палевыми волосами. Примерно до половины длины они были черными, дальше начиналась рыжина. Ткань камзола отливала синевой полночного неба. Невольно залюбовалась, пытаясь понять, из чего же он сшит.

   — Симпатичная, — цокнул языком араргец. — Цвет кожи хороший. Грудь какого размера?

   — Покажи норну грудь! — скомандовал прислужник Себра.

   Разумеется, ничего показывать я не собиралась, более того, впервые решилась на бунт: оттолкнула руки слуги, пытавшегося задрать тунику. Потом до него дошло: проще расстегнуть пряжку на плече, но руки остановили падение ткани. Чтобы они ни думали, я не породистая кобыла, а человек!

   — Подходит. Дам четыреста цейхов. — Норн выдернул ткань из рук, но увидеть желаемое все равно не сумел: успела прикрыть грудь.

   В ту минуту я ненавидела его, ненавидела шикавшего на меня слуг, да и самого Себра. Пожалуй, попади в руки нож, попыталась бы убить кого-нибудь из них.

   — С норовом! — скривился араргец и, наклонившись, бессовестно потянулся к трусикам. Подобного стерпеть не могла и ударила его коленом. На мое счастье промахнулась. И, как ни парадоксально звучит, на удачу ударила.

   — Ах ты, сучка! — Норн выхватил плеть и замахнулся, но ударить помешал служитель –– он не мог допустить порчи товара.

   — Не беспокойтесь, господин норн, мы ее накажем, строго накажем, — подобострастно проговорил он, поднял с пола и швырнул мне в лицо одежду.

   — В хыры ее, кеварийскую дрянь, чтобы знала, кого ударить хотела! — продолжал бушевать араргец.

   Пока норн — так в Арарге именовали представителей привилегированной дворянской элиты — и прислужник Себра выясняли, как со мной надлежит поступить, успела одеться. Если меня и поволокут куда-то, хоть не голую.

   — Только для вас, господин норн, всего за двадцать цейхов. — Слуга поклонился и расплылся в подобострастной улыбке. — Сейчас я схожу за господином деалом и оформим сделку. Сама виновата, дура! — буркнул он мне.

   Уже поняла, жизнь предстояла безрадостная и очень короткая. Красавчик с палевым хвостом убьет сразу за порогом.

   — Что ты там присмотрел, Шоанез? — К нам подошел еще один мужчина. Тоже высокий, неженоподобный, но в то же время изящный, не спутаешь с обычным солдатом. Блондин с черными кончиками волос и янтарными глазами. — Новую торху? Зачем тебе еще одна, троих мало? Правда, с таким бурным темпераментом торхи у тебя долго не живут.

   Он рассмеялся и мельком взглянул на меня.

   — Да какую торху? Эта дрянь у меня на конюшне навоз выгребать будет! — отмахнулся норн.

   — Почему? — Теперь янтарноглазый норн пристально смотрел мне в лицо, но не с угрозой, а с любопытством. — Что ты сделала, Зеленоглазка?

   — Спасала свою честь, — гордо ответила я. Раз дни все равно сочтены, чего уж бояться?

   — Ну да, не отвел на помост, решил здесь посмотреть, чтобы без подвоха, — оправдывался Шоанез. — А она мне коленом… Вообще-то, я тебе в подарок хотел купить, ты же любишь таких.

   — Люблю, — кивнул второй норн. — Она красивая, особенно глаза. Насколько вышел щедрым подарочек?

   — Хотел четыреста дать, но стерва столько не стоит. Я еще одну шатенку заприметил, пойдем, посмотрим. За этой я слугу пришлю. Ошейник пока на нее нацепите, — бросил Шоанез помощнику торговца, увлекая друга прочь.

   Но норн не торопился уходить и удержал ретивого араргца, уже скручивавшего мне руки веревкой. Подойдя вплотную, янтарноглазый коснулся кончиками пальцев щеки, приподнял подбородок, заставляя смотреть на себя. Глаза у него умные, спокойные и теплые. Словно загипнотизированная, не могла отвести от них взгляда. У всех норнов восхитительные глаза, даже у Шоанеза, который невзлюбил меня после того злополучного инцидента. Другое дело, что вся красота пропадает, когда они наполняются гневом.

   — Какая же она хыра, Шоанез, неужели тебе не жалко такую красавицу?

   Не заметила, как его рука прошлась по изгибам тела, ни разу не проникнув под ткань.

   — Мне не нужна стерва в доме. Пошли, Сашер, посмотрим тебе подарок.

   — Сколько? — проигнорировав недовольную мину друга, поинтересовался норн.

   — Как за торху? — Слуга Себра просветлел, заулыбался, толкнул в бок: мол, тоже улыбнись, дура! Обрадовался, что придется продавать товар не в убыток.

   — Разумеется. Напомни, сколько ты давал, Шоанез?

   — Четыреста. Нет, Сашер, что ты нашел в этой?.. — Араргец окатил меня волной презрения.

   — Кажется, день рождения у меня, и подарок выбираю тоже я. — В голосе янтарноглазого прорезался металл. — Девушка мне нравится, и я готов заплатить четыреста пятьдесят цейхов.

   Шоанез махнул рукой, буркнул: «Как знаешь, но я предупреждал!» и отошел в сторону, чтобы прицениться к полураздетой блондинке, которая отчаянно пыталась прикрыть наготу волосами. Видимо, цена его устроила, и араргец присоединился к еще двум норнам, пристально рассматривавшим каждый уголок юного тела. Девушка еще подросток, лет пятнадцать, не больше, зато голубоглазая блондинка. Как же это отвратительно!

   — Господин норн будет смотреть?

   Раз — и туника снова упала к ногам. На этот раз не успела ее подхватить: расторопный слуга заломил руки за спину, чтобы покупатель мог оценить товар по достоинству.

   — Ей холодно, пусть оденется, — равнодушно бросил янтарноглазый, лениво мазнув взглядом по груди. — Остальное рассмотрю дома. Зови господина, я покупаю. Через час заберу.

   Вот так в моей жизни появился хозяин: виконт Сашер Ратмир альг Тиадей, коннетабль его величества короля Арарга.

   На меня снова надели тунику, повязали на руку красную ленточку. Норн стоял рядом и со скучающим видом рассматривал прочих выставленных на продажу девушек. Совершенно не ожидала, что он обратится ко мне с вопросом:

   — Образованная?

   Болезненный толчок локтем под ребра заставил вздрогнуть и заморгать. Так спрашивали меня? А слуга имеет полное право ударить: формально я еще собственность деала Себра.

   — Да, — искоса взглянула на затылок норна.

   — Мне оставалось полгода до окончания второго уровня сословной школы.

   — Приятно слышать. Значит, не дура.

   Норн потерял ко мне всякий интерес.

   Подошел Себр, расплылся в приветственной улыбке, поклонился. Со стороны норна не последовало даже кивка. Видимо, между ним и торговцем лежала непреодолимая пропасть.

   — Я так рад видеть вас снова, господин виконт, — заливался соловьем торговец. — Вы редко балуете своим вниманием, а еще реже покупаете.

   — Может, потому, что товар некачественный, — нахмурился норн.

   — Но ведь прошлая торха — на редкость хорошая девушка? — не унимался Себр.

   — Ничего, но прожила недолго.

   Слова насторожили. Вот тебе и первое впечатление! Значит, она умерла, и норну понадобилась новая игрушка.

   — Сочувствую. Но, уверяю, когда я продавал вам девушку, она была полностью здорова. Вижу, — торговец предпочел сменить тему, — в этот раз вы выбрали зеленоглазую. Помощник сказал, вы даете четыреста пятьдесят. Более чем щедро. Это такая честь для меня, такая честь…

   — Хватит лебезить, Себр! — презрительно скривился виконт. — Я прекрасно знаю, что ты мошенник и плут. Держи деньги. — Норн достал кошелек и отсчитал сорок пять золотых монет с профилем горбоносого мужчины. Значит, каждая достоинством в десять цейхов. Таких монет у хозяина (отныне он не просто покупатель, а хозяин) осталось еще штук двадцать.

   Себр вновь поклонился, отвернулся и украдкой пересчитал деньги.

   — Вы захватили браслет, мой норн, или я велю надеть стандартный?

   — Разумеется, нет. — Вопрос показался виконту глупым. — Я не рассчитывал купить торху. Не забудь последить, чтобы имя указали правильно, а то знаю, каких магов вы нанимаете! Недоучек, готовых работать за дюжину в месяц. Да, мне нужна еще парочка хыров: одна для дома, другой в имение, на подсобную работу. Или у тебя только девчонки?

   — Нет, отчего же. Я с радостью подберу для моего норна все, что он пожелает. Девочку посмазливее?

   — Не уродину же! — рассмеялся араргец. — У меня хорошая прислуга, хочу сделать приятное.

   — Помоложе, постарше?

   — Не подростка. Были прецеденты. — Он недовольно поджал губы. — Подростки хрупкие, бесполезная трата денег. И детей обычно не вынашивают. Мальчик нужен постарше, внешность не волнует.

   — Жаль! У меня припасен такой замечательный малец…

   — Себр, — гневный взгляд, брошенный на деала, заставил того в страхе сжаться и низко опустить голову, — мальчиков для спальни предпочитает господин судья, а мне нужен работник.

   Рассыпавшись в извинения, Себр пообещал в качестве компенсации за нечаянное оскорбление продать злополучного мальчика за символическую плату в полцейха и за свой счет доставить рабов к покупателю.

   Меня увели в комнатку, где сидели женщина и пожилой мужчина-маг. Араргка указала на ширму, за которой лежало два комплекта черного белья, знакомое платье торхи и новая обувь.

   — Сейчас надень простые верх и трусики, а когда хозяин захочет, смени на кружевные, — наставляла женщина, помогая переодеваться. — Носи их по праздничным дням и всякий раз, когда хозяин заранее предупредит о совместной ночи. Помни о покорности, никогда ему не отказывай. Запомни: для торхи нет большего счастья, чем согревать кровать хозяина. Он должен стать твоим единственным мужчиной, богом, если угодно.

   — А торхи, они кто? Наложницы? — С облечением избавилась от «выставочного наряда» и потянулась к белью, добротному, удобному. Стеснения не испытывала: женщина милостиво отвернулась.

   — Нет, девочка! — рассмеялась араргка. — Сложно объяснить: у других народов нет такого понятия. Торха — одновременно горничная и личная служанка норна, его неприкосновенная радость и, если захочет, мать его детей. Для хозяина — ты рабыня, для всех остальных — служанка. И, вот еще что, запомни, никто не имеет права касаться тебя. Только хозяин. Закон охраняет чистоту торхи. И никто не может наказывать тебя или командовать тобой, кроме хозяина. Только с его дозволения. Исполняй все приказы, постарайся первыми родами произвести на свет мальчика, похожего на отца — и, может, станешь авердой, то есть свободной женщиной.

   — А торхи бывают только у норнов? — Во мне разыгралось любопытство.

   — Разумеется. Только благородным дозволено содержать торх, остальные довольствуются нечистыми хырами. Переоделась? — вернулась к насущному помощница. — Тогда пошли, господин маг нанесет на браслет имя хозяина.

   Вздохнув, засунула ноги в добротные зимние ботинки и вслед за женщиной подошла к пожилому мужчине. Тот попросил вытянуть левую руку и извлек из холщовой сумки простенький медный браслет. Раз — и он защелкнулся на запястье.

   — Как зовут хозяина? — обратился маг к женщине.

   — Господин коннетабль, виконт Сашер Ратмир альг Тиадей.

   Мужчина кивнул и дотронулся до браслета кончиком серебристого пера. Металл завибрировал, обдав руку холодом. Маг, словно на листе бумаги, выводил на гладкой поверхности буквы. Они вспыхивали огнем и гасли, оставляя после себя черненое тиснение. Надпись сделали на двух языках: сойтлэ и араргском. Полное имя и фамилия хозяина вывели вязью: виконт Сашер Ратмир альг Тиадей. Так мы и познакомились, потому что, разумеется, никто представлять торхе владельца не собирался.

   — Без ошибок? Ну-ка, покажи! — Женщина ухватила меня за руку и внимательно изучила браслет. — Опять с завитушками! — недовольно фыркнула она. — Кому нужны твои художества?

   — Мне, — отрезал маг. — Не нравится, делай сама. Что, не умеешь? Тогда не лезь.

   Женщина промолчала, надув губы. Потом спохватилась, осмотрела меня с ног до головы, поправила шнуровку на платье и довольно цокнула языком. Бросив магу, чтобы присмотрел за мной, она куда-то вышла, как оказалось, за верхней одеждой — пуховым платком и овечьей дохой.

   — Остальным в доме хозяина снабдят, может, от него что-то в подарок получишь. Хорошим торхам хозяева часто вещи дарят, нижнее белье в основном. Некоторые сережки и колечки получают, опять-таки беличью шубку, красивые туфельки или сапожки. Но тут уж все от тебя зависит. Теперь давай я тебя накрашу, а то приличным людям на глаза стыдно показывать.

   Араргка слегка подвела мне глаза и нанесла на губы пахнущий медом бальзам.

   — Ты за телом следи, как денежка появится, купи масло и втирай, — продолжала наставлять она.

   Меня же волновали вовсе не советы. Деньги? Неужели я смогу что-то сама покупать? Хотела расспросить об этом женщину, но не успела. Открылась дверь, и на пороге возник хозяин в сопровождении двух вооруженных слуг. Янтарные глаза второй раз за сегодня произвели осмотр тела. Смущенно отвернулась, надеясь, что это не запрещено правилами.

   — Браслет активировали? — Норн обращался к женщине.

   Та замерла в полупоклоне.

   — Мы подумали, раз браслет временный, не потребуется, мой норн.

   — Хорошо, бежать она, вроде, не собирается. Как вела себя?

   — Тихо, мой норн, торхами интересовалась. Любопытная девочка, спокойная.

   — И как же зовут тихоню, чуть не выбившую зубы Шоанезу?

   Не сразу поняла, что вопрос адресован мне, догадалась по затянувшемуся молчанию. Осторожно обернулась, подумав, поклонилась и пробормотала:

   — Иалей.

   — Разве я похож на зверя, чтобы дрожать от страха? — Он подошел вплотную.

   От норна пахло морозом и чем-то сладким.

   — Нет. А как мне вас называть?

   Вопрос насущный, между прочим. Проведя в Арарге всего пару недель, поняла –– неверное слово может стоить жизни.

   Норн рассмеялся и взял за руку, рассматривая браслет. По знаку виконта один из слуг подал мне верхнюю одежду. Не выпуская руки, норн обнял, притянул к себе, так близко, что я ощущала тепло шершавой ткани мехового пальто.

   — Я хозяин, Зеленоглазка, так и называй. А ты будешь Лей, если заслужишь, конечно. Но что-то подсказывает, ты станешь образцовой торхой.

   Напряглась, когда он погладил ниже поясницы. Решила, хозяин начнет приставать прямо сейчас, но нет, отпустил.

   Повязав платок и застегнув доху, послушно засеменила между слугами вслед за норном. Мы миновали двор, заполненный повозками, лошадьми и говорливым людом, и вышли за ворота. Их поспешно распахнул с троекратным низким поклоном слуга купца. Приглядевшись, я поняла: он не слуга вовсе, а раб. На шее темнел кожаный ошейник. Хотела остановиться, разглядеть лучше, но люди виконта потянули прочь.

   Ожидала увидеть очередную клетку на колесах для меня и великолепного жеребца для хозяина, но ошиблась. Четверо хыров, все, как один, брюнеты (видимо, их, как лошадей, подбирают по масти), держали под уздцы дракона. Чуть поодаль выгуливали еще двух. Судорожно глотнув, обмерла от страха. Никто и ничто не заставит подойти к отливающему яшмой ящеру! Пусть этот дракон не походил на крылатых напарников Наездников: другое строение тела, форма морды и крыльев, — он казался не менее страшен.

   — Зеленоглазка испугалась верхового дракона? — беззлобно рассмеялся норн и спохватился: — Ах, да, в Кеваре же нет драконов. Согласись, очень удобно и быстро преодолевать большие расстояния не верхом, не на корабле, а по воздуху. Нам с тобой предстоит попасть на главный остров архипелага.

   Дорого, наверное, стоили верховые драконы. Как потом выяснилось, баснословно: за одного можно купить поместье. Неудивительно, что ими владели исключительно норны. Зато жили драконы долго и передавались по наследству от отца к сыну. У виконта Тиадея их три. Самый ценный — его собственный, одновременно боевой товарищ (коннетабль — Наездник, хотя так же хорошо сражался верхом на лошади), собеседник (драконы — очень умные существа, особенно разумные, к которым принадлежал хозяйский Раш), и средство передвижения.

   При виде хозяина дракон выпустил крохотную струйку дыма и недовольно пробурчал:

   — Наконец-то! За это время можно было сотню хыр купить и опробовать.

   — Перестань, Раш! — фыркнул виконт, подошел к дракону и погладил по горбинке носа.

   Чудовище, словно кошка, прикрыло глаза и заурчало. Невероятно!

   Открыла рот от удивления, на время забыв о страхе. Никогда бы не подумала, что драконы любят ласку.

   Рабы посторонились, готовые выполнить приказания.

   — Я сам, — отмахнулся хозяин. — Мне не нужен возница.

   Хыры поклонились, но остались, где стояли.

   — Иди сюда, погладь его, — поманил виконт.

   Медленно поплелась к дракону. Сердце бешено колотилось в груди, ладони вспотели.

   Раш приоткрыл один глаз — зелено-желтый с узким черным вертикальным зрачком, — чем окончательно вогнал душу в пятки.

   — Красивая! — протянул дракон.

   — Рад, что тебе тоже понравилась. Моя новая торха, — с гордостью отрекомендовал норн. — Ну, Зеленоглазка, гладь. Смотри: вот отсюда сюда.

   С трепетом повторила движения хозяина. Температура тела дракона оказалась выше человеческой, жар приятно согревал пальцы. Но каково ездить на ящере летом? Тогда я еще не знала, что драконы подстраиваются под окружающую среду.

   — Одобрил.

   Недоуменно взглянула на хозяина, но тот не пожелал пояснить свою мысль, взял за руку и подвел к основанию драконьей шеи. Теперь видела, на спине Раша закреплено нечто наподобие седла, только гораздо удобнее и функциональнее. В нем можно не только сидеть, но и дремать, облокотившись о специальный валик, или читать, положив книгу на широкую переднюю луку. Стрелять тоже: за задней лукой крепилось ружье. Имелись даже специальные упоры для ведения прицельной стрельбы.

   Дракон распластался на брюхе. Хыры проворно подхватили и затолкнули меня в седло. Следом забрался виконт и поймал подброшенные Рашем поводья.

   — Тебя привязать, или посидишь смирно? Может, предпочитаешь лежать сзади, как трофей?

   Промолчала, одновременно с ужасом и любопытством наблюдая за тем, как дракон поднимается на лапы и разминает крылья.

   — Так, сядь нормально, а то упадешь.

   Проигнорировала его слова и вцепилась в луку седла. Норн покачал головой и встал. Не обращая внимания на телодвижения Раша, легко балансируя на широкой спине, он попытался поднять и усадить правильно. Вставать совсем не хотелось, особенно когда под ногами нет надежной опоры. Как только Наездники умудряются летать на драконах?

   — Замерли оба! — прикрикнул виконт.

   Раш выпустил из ноздрей облачко дыма, но промолчал, послушно изображая статую. Неужели боялся хозяина? Дракон — страшился человека?

   — Если я хочу, чтобы ты встала, ты встанешь. — Норн ухватил за шкирку и рывком привел в вертикальное положение. — Привыкай.

   Привыкай… Он сам смог бы? Захотелось высказать все ему в глаза, наплевав на последствия. Хватит унижений, я не вещь и не собираюсь ею становиться!

   Вырвавшись, отступила к задней луке. Поспешность сыграла злую шутку: я споткнулась и с трудом удержала равновесие. А что, упаду, разобью лицо, стану безобразной, и норн от меня откажется.

   Оценив расстояние до земли, решила спрыгнуть. Если сломаю руки-ноги, лечить не станут, сразу убьют. И никакого позора, никакого рабства, умру кеварийкой Иалей, а не живой игрушкой знатного араргца. Да, именно так: попытаюсь бежать, а там — будь, что будет!

   Подобрав юбки, замерла над покатым чешуйчатым боком, но хозяин тут же оказался рядом и насильно увлек на сиденье. В отличие от лошадиного, драконье седло двухместное. Сиденья разделяет кожаная перегородка, которую можно при необходимости убрать.

   — Ноги сюда. — Виконт указал на выступ. — Не забудь закрепить ремни. И запомни, Зеленоглазка, сегодня первый и последний раз, когда я оставлю твой проступок без наказания. Серьезный проступок: ты ослушалась хозяина и пыталась бежать. Спишу на страх. Ничего, вскоре привыкнешь, успокоишься. Не хотелось бы причинять тебе боль. — Он погладил по щеке. — Высоты боишься?

   — Не знаю, — честно призналась я и покорно откинулась на валик и уложила согнутые в коленях ноги так, как приказал норн.

   Наклонившись, виконт щелкнул креплениями.

   — Для твоей же безопасности, — пояснил хозяин — Сзади, под оружейной полкой, одеяло, можешь взять. Руками за драконью шею не цепляйся, Раш этого не любит. С передней луки свисают кожаные петли. Правее. Да, эти. Вот за них и держись. Можно и за саму луку, но так, по-моему, неудобно.

   Инструктаж закончился, и норн занял место рядом со мной. Закрепил ноги такими же защитными ремнями, намотал на руку поводья и крикнул:

   — Можем взлетать.

   — Что, уломал девочку? — пыхнул огнем дракон.

   Виконт проигнорировал едкое замечание.

   Антрацитовые крылья вновь раскрылись, обдав мощным потоком холодного воздуха. Раш выгнул шею и щелкнул хвостом, оставив на мерзлой земле неглубокую борозду. Крылья, как лопасти мельницы, хлопали все чаще, и наконец дракон оторвался от земли.

   Резкий толчок выбил бы меня из седла, если бы не ремни.

   Земля стремительно удалялась, таяла внизу. Вокруг было только небо: серое, негостеприимное.

   Грохот крыльев за спиной сливался в гул водопада.

   Смотреть вниз боялась, даже на несколько минут закрыла глаза.

   Меня мотало из стороны в сторону. Холод щипал щеки, проникал сквозь одежду.

   Оказалось, Раш и не думал взлетать по-настоящему, всего лишь нарезал круги над городом, поджидая остальных.

   Костяшки пальцев побелели от напряжения: больше всего на свете боялась упасть. Мельком глянула на норна, встретилась с его янтарными глазами и отвернулась.

   Но вот поднялись с земли остальные драконы с четырьмя седоками на каждом. Хыры правили, упершись спиной в переднюю луку, в седлах вольготно устроились слуги, позади них примостились оставшиеся рабы. По сравнению с ними я путешествовала с максимальным комфортом, как равная.

   Издав гортанный звук, от которого замерло сердце, Раш резко пошел вверх и влево. От страха выпустила петли и закрыла лицо руками.

   Стало тяжело дышать, я замерзала. От свистящего ветра закладывало уши.

   Крутой вираж — и я покачнулась, опасно накренившись в сторону пропасти. Если бы не крепления, разбилась.

   Новое движение дракона — и тело свесилось с седла, перед глазами — все-таки их открыла — пронеслись белые клочья облаков, сизое небо и далекая гладь замерзшего моря. Я судорожно цеплялась за воздух, истошно кричала, но ничего не могла поделать. Если крепления оборвутся или расстегнутся, конец! Но даже если выдержат, по лицу ударит драконье крыло.

   — Я же сказал –– держись! — Хозяин вытащил чуть ли не из бездны и обнял, пытаясь успокоить.

   Поводья брошены на луку, Раш предоставлен самому себе. Норн удерживал равновесие, меняя положение корпуса, подстраиваясь под движения дракона, а руками держал меня.

   Раш выровнялся. Набор высоты закончился, теперь мы летели прямо, разрезая вату облаков.

   — В первый раз страшно, да? — Виконт взъерошил мои волосы под сбившимся платком. — Ты зачем пальцы разжала? — с укором спросил он. — Хотела покончить жизнь самоубийством? Нет, Зеленоглазка, не позволю, ты мне живая нужна. А теперь либо сядешь, как положено, либо усажу тебя так, как считаю нужным.

   Дрожа, попыталась выпрямиться, но тело упрямо заваливалось набок. Убедившись, что ничего путного не выйдет, хозяин приказал:

   — Ложись и клади мне голову на колени, так точно не упадешь.

   Устроится на коленях мужчины?! За кого он меня принимает? «За торху», — услужливо напомнило сознание.

   — Зеленоглазка, я жду, — нахмурился виконт. — Лей, кому сказал!

   Пришлось смириться и лечь, уткнувшись лицом в переднюю луку. Выбор невелик: либо носом туда, либо в живот хозяина. Виконта, как всегда, мое решение не устроило:

   — Перевернись, а то, когда Раш зайдет на вираж, разобьешь нос.

   Затылок, видимо, ему не жалко.

   Вздохнув, уткнулась в шершавое пальто, стараясь не думать, где и как я лежу. В приличном обществе, мою позу сочли бы непристойной. А, может, хозяин желал, чтобы я смутилась? Хорошо хоть пальто толстое.

   — Какие у тебя очаровательные розовые ушки, Лей. — Под затылок подложил валик из одеяла, заставив прижаться еще теснее. — Вот так и лежи, заодно лицо не отморозишь, а то здесь холодно, намного холоднее, чем на земле. Можешь вздремнуть: нам лететь часа два.

   Спать, вроде, не хотела, но уснула. Возможно, убаюкало хлопанье крыльев и ледяной воздух. Говорят же, что холод действует на человека, как снотворное. Только закрыла глаза — а хозяин уже тряс за плечо.

   — Просыпайся, посмотришь на главный остров Арарга. Второго шанса не будет.

   Выпрямилась, стараясь не опираться о его колени, переборов страх, глянула вниз и ахнула от восхищения.

   Главный остров Восточного архипелага, Неро, не походил на тот, куда нас выбросил маг. Во-первых, он не казался таким пустынным, во-вторых, очень красив, даже зимой. Здесь не было ощетинившихся обрывистых горных хребтов, пересеченных узкими полосами дорог. Море плавно переходило в длинную полосу пляжа, острыми косами вдававшегося в замерзшую водную гладь. За ним шли рощи, укутанные пеленою снега. Вытащенные на берег рыбацкие лодки днищами вверх лежали в лабиринте сетей возле многочисленных деревушек. Дальше местность, испещренная ветвистым деревом дорог, повышалась.

   То там, то здесь разбросаны пятна лесов, искрятся серебром зеркала озер и прудов, змеятся русла рек. Одна из них очень широка, как Старвей. На ее берегах сгрудилось больше всего поселений.

   Вот и первый город, размерами, наверное, не уступающий Тулону. Покатые яркие крыши, высокая колокольня храма — все так привычно.

   А вот еще один дракон, летит наперерез нам. Чешуя блестит на солнце, неповоротливое на первый взгляд тело легко скользит по воздушным потокам.

   Снова селения, городки на черно-белом одеяле из полей, лесов и рек. Все очень красивое.

   Что там на горизонте? Горы? Оказалось, я ошиблась, приняла за скалы очертания замка. Я таких никогда и не видела, немудрено, что перепутала с горами — такой же неприступный, с настоящим рвом. Обшитая железом крыша слепила глаза. Заметив мое неподдельное восхищение, хозяин улыбнулся и приказал Рашу спланировать вниз. Дракон со свистом пронесся между квадратными башнями, напугав часовых, а потом снова взмыл в небо, держась на расстоянии выстрела от крепостного флагштока.

   Чем дальше, тем больше драконов и замков встречалось. Казалось, строители не оставили без внимания ни один более-менее широкий пригорок или водную петлю. Попадались совершенно изумительные экземпляры, парившие над зеркалами озер.

   — Куда же направиться? — задумался норн, натянув поводья. Раш послушно замер. — В имение или в городской дом? В городе я бываю чаще, с другой стороны, в имении тебя легче контролировать и учить. Наверное, лучше в имение. У меня все равно отпуск, смогу позаниматься. Да не вздрагивай так, — успокоил виконт, заметив мое волнение, — будешь вести себя хорошо, больно не сделаю. Я не планирую над тобой издеваться. Когда освоишься, заберу в город. Хотя, — он усмехнулся, — я тебя в любом случае заберу. Отныне ты всегда живешь со мной. Только в военные походы торх не берут, они в целости и сохранности ждут возвращения хозяев дома.

   Правом выбора меня не наделили, оставалось молча слушать и любоваться природой.

   Пробужденный от дремы движениями поводьев дракон свернул на северо-восток, одновременно набирая высоту. Вскоре мы снова оказались в гуще облаков. Намертво вцепившись в кожаные петли, то открывая, то закрывая глаза, отчаянно борясь со страхом и тошнотой, я мельком подумала, что хозяин намеренно лишил возможности и дальше обозревать окрестности. Вдруг смогу сориентироваться на местности, определю, где находится имение, и сбегу?

   Наконец мы начали снижаться. Лес, поля, змейка реки с застывшей до весны мельницей, крупная деревушка на перекрестье дорог… Тень Раша скользила над трактом, заставляя жителей поднять голову и снять головные уборы.

   Я ожидала увидеть имение: господский дом с хозяйственными постройками, прудом и небольшим парком, а за изгибом реки возник замок, хранивший следы множества перестроек. Наружные стены –– суровые и высокие, они явно возведены в давние времена, когда использовались по прямому назначению, для защиты от врагов. За ними виднелись серые крыши строений и собственно сам замок — четырехэтажный, прямоугольный и вытянутый, с пятью башнями: четыре, пониже, по углам. Еще одна, самая высокая, с реющим на ветру флагом, — на западном торце. Сложенное из серо-бежевого известняка, массивная цитатедель светлым пятном выделялась на фоне внешних укреплений. Как мне потом объяснили, камень со временем темнеет, значит, господский дом — самая новая постройка замка.

   Раш сделал круг над стенами и спланировал во двор, прямо к высокому крыльцу. За ним приземлись другие драконы. Хыры соскочили на землю первыми и ухватили ящеров под уздцы. К ним на помощь поспешили слуги: удержать разгоряченного полетом дракона тяжело.

   Норн щелкнул пальцами, и один из хыров подставил спину. Расстегнув крепления, хозяин нагнулся ко мне и проделал те же манипуляции. Спрыгнув с седла на спину раба, он протянул руку.

   Почему Раш не мог лечь на брюхо, зачем подвергать унижению человека, используя вместо лестницы?

   — Давай, Зеленоглазка, тут невысоко, — поторопил норн.

   — Я лучше сразу на землю.

   Смерила расстояние от драконьего загривка до вожделенной твердой поверхности — минимум два человеческих роста.

   — Лей, не дури! — нахмурился хозяин. — Не хочу, чтобы ты что-нибудь сломала. Если боишься прыгать, так и скажи.

   Так и не дождавшись ответа, виконт шлепнул дракона по чешуе. Тот аккуратно нагнулся к самой земле, так, чтобы норн мог дотянуться до моих ног. Ухватив за икры, хозяин дернул к себе. Я, естественно, потеряла равновесие и оказалась в его объятиях. Бережно опустив меня на спину раба, норн спрыгнул на землю и, обняв за талию, завершил долгий путь к заснеженному двору. Не спеша убирать руку, норн отдал пару хозяйственных распоряжений, а потом обернулся к замершей в почтительном поклоне женщине в строгом синем платье с кружевным пояском.

   — Сара, займись Лей. Выкупай, расчеши, одень во что-то подобающее случаю и приведи к ужину.

   — Это ваша новая торха, господин? — Женщина с интересом рассматривала меня.

   — Именно так, Сара. Обустрой, расскажи немного об Арарге. Девочка из Кевара и совсем ничего не знает.

   Сара кивнула и присела в легком поклоне. Значит, свободная женщина: рабыня бы согнулась пополам, а не расшаркивалась, как на балу. Ну да, нет ни браслетов, ни ошейников.

   Норн подтолкнул к крыльцу, и я поднялась к женщине, оказавшейся экономкой замка. Та приветливо улыбнулась, обняла за плечи и потянулась было к дверной ручке, когда, нахмурившись, поспешно обернулась к виконту:

   — Простите, господин, браслет уже активирован?

   — Нет, на ней стандартный. Найди мой. Кажется, он в замке. Надень и попроси провести процедуру. Мигель ведь здесь?

   — Да, господин, вчера вернулся. Не беспокойтесь, мы все сделаем.

   Отворилась тяжелая дверь из мореного дуба.

   — Интересно, — подумалось мне тогда, — кто такой Мигель, и куда они поставят драконов?

   Потолки оказались столь высоки, что в холле без труда мог бы расправить крылья дракон. Мощные столбы поддерживали укрепленные дугами ребер своды, окна на втором ярусе отбрасывали на пол квадраты света.

   Задрав голову, с любопытством разглядывала герб, помещенный на самом видном месте: меч и драконья голова на лазурном поле.

   — На первом этаже — парадные покои, — неопределенно махнула рукой Сара, бросила укоризненный взгляд на примостившихся на полу хыр, и те с удвоенной силой принялись намывать плиты. — Показывать не стану, потом сама взглянешь.

   — А разве мне можно свободно передвигаться по замку? — удивилась я.

   Полагала, меня запрут и больше никуда не выпустят.

   — Разумеется, но в пределах разумного. Ты не хыра, тебе можно заходить в любые покои, кроме кабинета хозяина и гостевых комнат. Не думай, — улыбнулась она, — твое предназначение не сводится к постели, еще работать будешь. Горничной. Всю черную работу делают хыры, руки не испортишь, но и бездельничать не придется. Утром я раздаю задания прислуге, и на твою долю найдется. Ты с хозяином поласковее. — Сара понизила голос, — тогда в деревню ходить сможешь, а то и в городок ездить вместе с девочками. В четырех стенах сидеть — с ума сойдешь! А так хоть развлечение какое, передышка. Ты слушай меня, плохого не посоветую. Если что, плакаться тоже ко мне приходи, у меня ведь бабушка — торха. Словом, несладко придется, но, что делать, терпи! И заранее прости, если ударить придется. Как экономка, имею право: не станет он рук марать из-за разбитого горшка, а наказать положено. Но лучше я слегка оясом, чем виконт сгоряча плетью. Сама понимаешь, какой силы удар у мужчины, сызмальства привыкшего держать в руках оружие?

   За разговорами подошли к каменной лестнице. Теперь я в полной мере оценила высоту потолков первого этажа и подивилась, зачем было строить такие гигантские, не соразмерные человеческому росту помещения.

   Холл оказался двухуровневым: по периметру его огибала обходная галерея, именно на нее и выходили окна. Не позволив ее рассмотреть, Сара увлекла меня дальше, вверх по ступеням.

   — На втором этаже господские покои, а еще первый ярус библиотеки. Там же столовая, гостиная, фехтовальный зал — много всего! В основном придется работать именно на втором этаже, со временем освоишься. А сейчас нам к господину Мигелю. Его комната на третьем этаже –– он для гостей, ну и я там живу, — скромно потупилась Сара. — Компанию нам с господином Мигелем составляет управляющий и начальник гарнизона, только он предпочитает у своей пассии ночевать. Наши комнаты в западном крыле, рядом с винтовой лестницей. Тут вообще лестниц много, мы с тобой по парадной поднимаемся, она только до третьего этажа доходит. На четвертый, для прислуги, можно попасть только по черным, винтовым. Я тебя в башне поселю, есть там одна подходящая комнатка.

   — А почему вы на третьем этаже живете, если прислуга на четвертом? — решилась спросить я, с трудом взбираясь на очередную ступеньку.

   — Потому, что я не прислуга, — ничуть не обиделась провожатая. — За столом тоже вместе с господином сижу. Налево и до конца, — скомандовала она, указав нужное направление.

   Осторожно ступая по коврам, скрадывавшим шаги, миновала ряд шикарно обставленных проходных комнат с потолками гораздо выше, нежели привычные три метра. Кое-где трудились служанки в форменных синих платьях: вытирали пыль, полировали мебель, выводили пятна с полов.

   Сара свернула в коридор, потом в еще один и еще. У меня начало рябить в глазах от дверей и гобеленов в простенках. Казалось, путь никогда не окончится, и нам суждено вечно скитаться по замку, но нет, судьба смилостивилась, открыв резные двери в библиотеку. Вернее, ее второй ярус.

   — Мигель, вы здесь? — придерживая за плечо, окрикнула экономка.

   — Здесь, Сара, здесь, где же мне еще быть? — проворчал человек за заваленным книгами столом. Маг — опять тот же знак октаэдра.

   — У себя, отдыхать после долгой дороги.

   — Лучший отдых — чтение. Что там у вас?

   — Да вот господин просил браслет активировать. Он ведь у вас?

   — У меня, я ж его снимал, информацию стирал. Сейчас принесу. Значит, виконт завел новую торху? — Меня опять подвергли критическому осмотру. — Его право! Симпатичную выбрал, и опять шатенку. Виконту шатенки нравятся, — подмигнул мне маг, — а ты еще и зеленоглазая — загляденье! Родись я норном, сам бы купил, только, боюсь, не по карману. Сколько за тебя дали?

   — Четыреста пятьдесят.

   — Солидно! Ладно, постой тут, на книжки посмотри, я за браслетом схожу.

   Странно, маг — а снизошел до разговора с торхой. Они же такие надутые, гордые… Или маги тоже разные бывают? Потом выяснилось, гордости и спеси в Мигеле — хоть отбавляй. Нравился он, наверное, только Саре, которая умела найти общий язык со всеми. Взаимны ли были чувства, не знаю, но с кем-то из обитателей третьего этажа экономка спала: приходя менять белье, я частенько заставала ее кровать неразобранной. Она женщина нестарая, симпатичная, незамужняя.

   Мигель вернулся с пузатым серебряным браслетом. На нем выдавали знакомую надпись — полное имя хозяина. Передав браслет Саре, маг взял меня за руку и заменил стандартный браслет новым. Что-то подкорректировал нескольким пассами, и браслет слился с кожей, не снимешь. Мигель невозмутимо извлек нож, потянул к столу и заставил положить на него руку.

   — Сара, подержите, чтобы не дергалась.

   Завизжала, когда нож кольнул палец.

   Не давая пошевелиться, Мигель измазал кровью матовую бронзовую пластинку, смочил жидкостью из маленького флакончика, и она засияла. Маг нанес пару капель на браслет, прочитал заклинание, от которого жаром обдало руку, и протянул платок:

   — Держи, кровь остановишь. Сара, браслет я активировал, сейчас вставлю пластину в хранилище.

   Тогда я не понимала смысла активации, он сводился к варварскому ритуалу, но потом, на примере других, уяснила его суть. Активированный браслет позволял отслеживать передвижения торхи. Они отображались на той самой пластинке. Сама видела, как в руках чужого мага она выдавала не только точные координаты, но и изображение местности. Очень удобно при поимке сбежавшей игрушки.

   Прижимая платок к пальцу, все еще ощущая жар от браслета, поплелась за Сарой на четвертый этаж, в ту самую комнатку в башне. Она оказалась небольшой и темной, без единого окна. Обстановка скромная: кровать, стул, стол, комод для одежды, закуток для ежедневного омовения и отхожее место.

   Позвонив в колокольчик, экономка вызвала двух хыр и велела наполнить водой деревянную бадью, занимавшую больше половины туалетной комнаты за потертой ширмой.

   — Раздевайся, — кивнула она мне. — Сейчас принесут новую одежду, масло для тела и какие-нибудь духи.

   Удивленно взглянула на нее. Духи? Разве торхе полагаются духи? И чем плох мой наряд? Насколько поняла, такой носили все личные рабыни.

   — Одежду повесь на ширму, кто-нибудь постирает. У тебя каждый день должна быть свежая. Белье тоже сними. Тебе ведь дали кружевное? — Кивнула. — Надень. Хотя, — Сара улыбнулась, — я могу принести нечто иное. Оно такое красивое, ажурное. Размер, вроде твой, в этом вы с Ивонной похожи. Господин не любит, когда грудь женщины висит, как уши собаки. Грудь, конечно, маловата, но ты еще растешь, да и кое-какие изменения поспособствуют… Словом, через полгода у тебя будет полноценный третий — самый раз для женщины.

   Покраснела и твердо решила не надевать другого белья. Я не игрушка, а живой человек!

   Мой дух противоречия продержался ровно до возвращения Сары с целой толпой хыр. Четверо несли чан с кипятком, трое — ведра с холодной водой, еще одна — полотенце и открытые туфли на тонком каблучке. Замыкала шествие экономка с большим свертком в руках.

   — Как, ты еще не разделась? — всплеснула руками она, бросив сверток на кровать. — Ужин через сорок минут, а нам нужно столько всего сделать! Немедленно раздевайся! Эй, вы, — прикрикнула она на хыр, — помогите девушке, смешайте воду и капните розового масла. Тщательно вымойте ее. Везде.

   Пыталась сопротивляться, но шестнадцать рук, несомненно, могли гораздо больше, нежели мои две.

   Наконец водные процедуры закончились. Меня натерли ароматным маслом и облачили в тончайшие паутинки кружев, которые Сара почему-то именовала бельем. Да, они оказались удобными, да, прикрывали гораздо больше, чем то, что было на мне в просмотровом зале, но приличная девушка такое не наденет. Тем более красное белье под белое платье. Оно воздушное, полностью скрывает ноги и руки, со скромным вырезом, отороченным тесьмой. Платье приятно холодило кожу, ниспадая мягкими складками.

   Волосы тщательно высушили, расчесали и скрепили несколькими заколками с бесцветными камушками.

   Побрызгав на меня духами с едва уловимым цветочным ароматом, экономка отошла, чтобы полюбоваться работой.

   — По-моему, хороша! — кивнула Сара. — Теперь можно вести. Об Арарге расскажу позже, сейчас времени нет. Надеюсь, ты в курсе, что хозяину нельзя перечить? Поверь, он хороший, больно не сделает, если только не спровоцируешь. И вообще, — она подмигнула мне, — от первого вечера и первой ночи зависит, какие между вами установятся отношения. Ты у нас из какого сословия?

   — Из второго.

   Осмотрела себя в небольшом зеркальце — невинная непорочная дева, будто жрица!

   — Тогда учить пользоваться столовыми приборами не нужно. Пошли, хыры все уберут, принесут разные мелочи, которые могут понадобиться.

   Мы опять спустились на второй этаж.

   Высокие каблуки поневоле делали шаги плавными и дробными, а зауженное в бедрах платье корректировало походку.

   Стол в необъятной, по моим меркам, столовой, накрыли для двоих. Удивилась: неужели мне дозволят есть вместе с хозяином, но быстро поняла, что ошиблась. Второе место заняла Сара, мне же предложили скамеечку рядом с норном, будто комнатной собачке. Хозяин махнул рукой, хлопнув по бедру, и экономка подтолкнула меня к нему.

   Забегали слуги, расставляя приборы, раскладывая кушанья, разливая напитки.

   Хозяин пригубил вино и протянул бокал мне. Я наотрез отказалась пить, но виконт проявил настойчивость, поневоле пришлось открыть рот и сделать глоток.

   — Перебирайся ко мне на колени, Зеленоглазка, так удобнее. Ты ведь голодна?

   Отрицательно замотала головой. Даже умирай я от голода, все равно не согласилась бы. Я не уличная девка, у меня есть чувство собственного достоинства.

   Отрезав ножом кусок мяса, норн насадил его на вилку и скормил мне. Весь ужин прошел в несложных манипуляциях: виконт ел и пил сам, а потом кормил с рук. Когда дело дошло до десерта, стало противно. Каково это собирать губами виноград с чьей-то ладони? Пробовала отказаться — норн насильно запихивал ягоды в рот. В конце хозяин попросил принести еще один бокал, доверху наполнил его рубиновой жидкостью и протянул мне.

   — За твою долгую жизнь, Лей!

   Я выпила половину и аккуратно отставила фужер на стол.

   — Лучше выпей до дна, так будет легче.

   Нет, я не желала опьянеть, не хотела стать жалкой и беспомощной, хватит того, что мир перед глазами слегка потерял четкость.

   — Сара, проводи ее. — Экономка быстро помакнула губы салфеткой и встала. — Зажги озиз.

   — Не беспокойтесь, господин, все уже сделано, — заверила Сара. — Ванна тоже готова, если вы захотите ей воспользоваться.

   — Прекрасно! Думаю, теплая вода в самый раз. Или ты не любишь воду, Лей? Думай пока. Приду через четверть часа, только переговорю с управляющим. Сара, займи ее, чтобы не скучала и не волновалась.

   Стоило экономке отворить дверь, как все сомнения насчет продолжения вечера развеялись. Меня втолкнули в спальню, центральное место в которой занимала кровать под малиновым балдахином, настолько широкая, что на ней без труда могла бы спать вся наша семья.

   Уютно потрескивал дровами камин, отбрасывая тени на пушистый ковер. На кресло небрежно брошен халат. Один из ящиков гардероба приоткрыт, оттуда выглядывал накрахмаленный рукав рубашки.

   — Садись на кровать и жди. — Сара затеплила странную композицию из двух розоватых кристаллов и курильницы.

   Терпкий аромат разлился по комнате, волнами тепла расходясь по телу.

   — Расслабься и ни о чем не думай, — наставляла экономка, заглянув на минутку в отделанную камнем коричневатых тонов ванную — не сравнить с моим закутком. — В первый раз больно, не обращай внимания. Если станет совсем плохо, скажи, не терпи, врача позовут. Ты только не пугайся, со всеми одинаково, что по любви, что не по любви. Потом, может, тебе понравится.

   Стараясь отвлечь меня от мыслей о предстоящем, Сара завела разговор об Арарге. Узнала, что стою на второй ступеньке местной иерархии и даже могу командовать хырами.

   Разговор оборвался на полуслове. Отворилась дверь, и, , экономка, вежливо попрощавшись, удалилась, оставив меня наедине с хозяином. В отчаянье метнулась к окну. Да, пусть высоко, пусть разобьюсь, но хотя бы избегну унижения. С трудом отдернула тяжелые портьеры, забралась на широкий подоконник, потянулась к шпингалету. Окна двойные, не успею!

   Медленно угасал день. Последние всполохи солнца рдели на западе, стремительно теснимые тьмой.

   — Далеко собралась? — Руки хозяина обхватили поперек талии и опустили на пол. Виконт стоял так близко, что я ощущала дыхание на коже. — Тут высоко, Зеленоглазка, лучше не прыгать.

   — Послушайте, я не вещь! Если полагаете, будто сможете безнаказанно насиловать, то ошибаетесь! — извернувшись, вырвалась, ища глазами какой-нибудь тяжелый предмет.

   — Разве Сара не объяснила тебе, кто ты есть? — удивился виконт. Странно, он не рассердился, стоял и не двигался, с интересом следил, что же сделаю. — Нет, не вещь, но моя собственность, и я могу поступать, как мне вздумается, более того, наказывать за малейший проступок. Так, на всякий случай, — хозяин улыбнулся и расстегнул воротник камзола, — нападение на норна карается чрезвычайно сурово, вплоть до смертной казни.

   — А, может, я хочу умереть? — с вызовом спросила нахала.

   Увы, ничего тяжелого не нашла, а дверь виконт запер. Предусмотрительно!

   — Зачем? Думаешь, все будет так плохо?

   Промолчала, гадая, запрещено ли торхе накладывать на себя руки. С радостью воспользовалась бы такой возможностью, вот только ножа нет. К окну меня не подпустят, повеситься не успею, утопиться без посторонней помощи в ванной сложно. Что еще остается, не головой же о мебель биться!

   Норн внимательно наблюдал за моими хаотичными передвижениями, потом снял камзол и убрал в гардероб.

   — Ступай в ванную. Я кое-что достану и приду.

   Разумеется, никуда не пошла, забилась в самый дальний угол.

   Хозяин вздохнул и на время оставил меня в покое. Проверил кристаллы на столе, подошел к шкафчику в опасной близости от меня, извлек оттуда стеклянную бутылочку и отнес в ванную. Вернувшись, остановился напротив.

   — Пойдем, Зеленоглазка! Понимаю, страшно, девушкам всегда страшно.

   Норн коснулся пальцами волос, очертил абрис лица, остановившись на губах. Янтарные глаза потемнели, и они мне не нравились: зрачки расширились от желания. Как поняла? Такой взгляд ни с чем не спутаешь, даже если сама подобного чувства никогда не испытывала.

   Одну руку хозяина положил на шею, другой гладил спину, спускаясь все ниже. Попыталась пресечь его прикосновения, но пальцы норна упрямо раз за разом возвращаясь на прежние позиции. Он прижимал меня все крепче и крепче. Теперь обе руки с легким нажимом скользили по бедрам, задирая подол платья.

   Губы коснулись шеи, заставив вздрогнуть.

   — Зеленоглазка, вода остынет, — хрипло напомнил хозяин и провел языком за ухом. — Какая ж ты сладкая! — выдохнул он, с трудом оторвавшись.

   — Я не хочу! — отчаянно заерзала, извиваясь ужом.

   Страх дрожью разошелся по позвоночнику. Мнилось, норн не выдержит, прижмет к стене и возьмет стоя — такими темными стали его глаза. Он без всякого стыда стиснул нижние полукружия и прижался непозволительно тесно.

   — Ладно, так и быть, понежишься в теплой водичке одна. В нее влили специальный успокоительный состав.

   Норн отпустил, но я и не думала двигаться с места, глядя на него со смесью страха и негодования.

   — Хорошо, — вздохнул хозяин, — тебя ведь вымыли? — Кивнула. — Тогда просто ополосни нужные места. Такое ароматное масло пропадает, Лей, в Кеваре такого нет, — искушал он, не сводя взгляда с губ. — Дорогое, стоит почти столько же, сколько и ты. Неужели не хочешь даже понюхать?

   Воспользовавшись минутной потерей бдительности, норн попытался поцеловать в губы. Пытаясь увернуться, потеряла равновесие и очутилась во власти мучителя. Игры закончились, пути к отступлению оказались отрезаны.

   Виконт перенес на кровать и начал с поцелуев, дразнящих, то легких, то требовательных. Он покрыл ими все открытые участки тела, а затем проник языком в рот. Как же противно! И не выплюнешь, не отобьешься. Норн такой тяжелый, с каждой минутой дышит все чаще. Ванна благополучно остывала, а пальцы хозяина раздевали. Медленно, перемещаясь все выше, они оголяли кожу. Нетерпеливые губы тут же осваивали новые территории. Пыталась дать коленом в пах, но норн навалился, не позволил, будто издеваясь, провел языком по внутренней стороне бедра. Обмерла, испугавшись, что он прямо сейчас возьмет меня. Воспользовавшись моим замешательством, хозяин стянул платье и отбросил на пол. Я осталась в красном кружеве белья.

   — Какая же ты сладенькая! — сипло повторил виконт и взялся губами за кружево, чтобы оголить сосок.

   То же самое он продел со вторым, превратив раздевание в порочную игру.

   Грудь тут же покрылась мурашками. Наплевав на араргские правила, вернула белье на место. Я не шлюха, я не стану!

   Хозяин обещающе улыбнулся и на время оставил в покое. Придерживая весом своего тела, он торопливо освободился от рубашки и снова приник ко мне. Губы требовательно накрыли рот, руки стянули бюстье и накрыли грудь. Они гладили, мяли, пощипывали, потом и вовсе зачем-то начали перекатывать между пальцами соски. Наверное, подобное нравилось норну, только я испытывала лишь стойкое чувство омерзения. Разумеется, пыталась избавиться от бесстыжих прикосновений. В ответ хозяин прижал запястья к простыне и приник губами к груди. Они оказались куда требовательнее рук.

   Теперь, проведя три года в Арарге, понимала, моя первая ночь не походила на традиционное начало отношений между торхой и хозяином, скорее на первую брачную ночь между супругами. Норн проявил терпение и перешел к следующей стадии, когда я немного успокоилась, перестала брыкаться и отпихивать его.

   Язык, щекоча, прошелся по ложбинке между грудей, затем овладел соском. Пальцами одной руки хозяин массировали второй холмик, другой ––стянул трусики. Когда пал последний кружевной оплот обороны, смирилась. Да, крепко сжимала бедра, но больше поделать ничего не могла. То, что он творил дальше, не позволила бы ни одна девушка, но я торха, а виконт — мой хозяин. Расслабиться, как советовала Сара, разумеется не могла. Глядя в потолок, терпеливо ждала наступления самого страшного момента, но хозяин медлил, предпочитая изучать мое тело. Потом я вдруг перестала чувствовать его вес, удивленно взглянула на виконта и тут же зажмурилась. Он абсолютно голый, стоит на коленях передо мной.

   Норн рассмеялся.

   — Все так страшно?

   Предпочла промолчать, стремительно покрываясь пунцовым румянцем. Никогда прежде не видела обнаженного мужчину и, честно говоря, не горела желанием увидеть. А вот хозяин настаивал на более близком знакомстве, взял за руку и заставил дотронуться до мужского достоинства. Тут же отдернула пальцы, вызвав очередной приступ смеха.

   — Лей, открой глаза, ты не маленькая девочка, тебе семнадцать. Или мама тебе вообще ничего не рассказывала?

   Мама… Мама, хочу к ней! Хотя бы знать, жива ли.

   Хозяину все равно, ему плевать. Конечно, я же рабыня, игрушка, у меня нет чувств!

   Свернулась комочком и заскулила, как ребенок. Ничего не могла с собой поделать: воспоминания о родных душили, разрывали сердце.

   — Лей?

   Похоже, норн так и не понял, что произошло. Объяснять я не собиралась.

   Хозяин обнял, попытался успокоить. Потом снова уложил на спину и лег сверху. Он не двигался, терпеливо ждал, пока иссянут слезы. Когда всхлипы стали реже, виконт завершил то, что начал. Хозяин согнул мне ноги в коленях и подложил подушку под поясницу.

   — Разведи колени, как можно шире, — приказал он, приподнявшись на руках.

   Мужское достоинство нависло надо мной, указывая туда, куда ему предстояло войти. В ужасе стиснула бедра, но виконт не собирался отступать и, сломив сопротивление несговорчивой торхи, начал новую главу в моей жизни.

   Когда хозяин вторгся внутрь, вскрикнула от боли и дернулась, силясь вытолкнуть чужеродный предмет. Надо отдать должное виконту, он остановился, погладил, поцеловал и только потом продолжил, медленно, постепенно погружаясь все глубже и глубже. Пару раз войдя целиком, хозяин простонал: «Ты действительно сладкая, девочка!» Его бедра задвигались быстрее, естество вторгалось в плоть, не зная пощады. Покусывая губы, терпела — а что еще оставалось? Наконец пытка закончилась. Хозяин издал странный гортанный звук, дернулся в последний раз и замер на мне. Внутри стало очень жарко. Тянущая боль терзала между ног. Какие же мужчины скоты!

   Блаженно вздохнув, виконт лег рядом, притянул к себе.

   — Плачешь? Не надо, Зеленоглазка, ничего страшного не произошло, просто немного больно и неприятно. — Пальцы смахнули слезинку со щеки. — Привыкнешь. Сегодня поспишь со мной. Утром тебе приготовят ванну, переоденут. За то, что была хорошей девочкой, получишь бутылочку с маслом.

   Руки снова гладили, ласкали, губы дразнили кожу. В итоге я снова ощутила на себе вес тела хозяина. Второй раз он действовал грубее, настойчивее. Виконту нравилось, он хотел меня, а я… Я свыклась со своей скорбной участью. К чему сопротивляться, какая разница, сколько раз он возьмет меня, девичьей чести не вернешь.

   Через пару часов норн угомонился, задремал, положив теплую ладонь на грудь. Мне не спалось. Молча плакала, боясь пошевелиться и разбудить хозяина. Хотелось немедленно смыть с себя грязь прошедшей ночи, а еще побаливал низ живота. Задремала я только под утро. Когда проснулась, обнаружила, что моего пробуждения дожидается целая толпа во главе с Сарой.

   — Молодец! — приветливо улыбнулась она. — Господин встал в хорошем настроении, велел сделать тебе подарок. Значит, у вас все прошло удачно. Сегодня ты не работаешь, а завтра в половину восьмого утра приходи на кухню. А теперь вставай, пошли принимать ванну.

   Вода немного успокоила, я даже понежилась в душистой пене. К счастью, меня оставили одну, хотя экономка настойчиво предлагала помощь служанок. Странно, полотенце, чистое белье, одежду и повседневную обувь на низком каблучке мне принесли не хыры, будто я госпожа, а не рабыня. Слуги норнов – обычные бедняки, свободные люди. Они делают легкую «чистую» работу, например, прибираются в комнатах. Вот отхожие места, мытье полов – удел хыр.

   Не спеша вылезать из ванной, огляделась, рассматривая многочисленные полочки, умывальник, зеркало, бритвенные принадлежности. Богато живет араргский коннетабль! Красиво и светло, весь день бы здесь просидела, но нельзя. Вытерлась пушистым полотенцем, переоделась и вышла. За дверью ждала Сара.

   — Пойдем, к доктору сходим.

   — Зачем к доктору? — не поняла я.

   — Надо. Нигде ничего не болит, кровь не течет?

   — Ночью текла, — смутившись, призналась я и покосилась на пятно на простыне. Служанка как раз стаскивала ее с кровати.

   — Это нормально, — заверила экономка.

   — А можно не ходить к врачу? — с мольбой посмотрела ей в глаза.

   Сара покачала головой.

   — Господин велел. Видимо, — она улыбнулась, — он перестарался, боится последствий.

   Мужественно выдержала осмотр и с облегчением вздохнула, когда врач авторитетно заявил: все в порядке. Когда лекарь вышел, и мы с экономкой остались наедине, шепотом решилась задать животрепещущий вопрос:

   — Сара, скажите, а как можно… Словом, чтобы детей не было.

   И приготовилась выслушать отповедь на тему: «Родить от хозяина — большое счастье».

   — Понимаю, не хочешь от нелюбимого. — Вопреки опасениям, экономка отреагировала спокойно. — Есть разные средства, у меня самой одно всегда про запас хранится, только господину не понравится, если ты чем-то подобным воспользуешься.

   — Ему нужно тело, а не дети, — настаивала я, прекрасно понимая: не применю мер предосторожности, рожу. И так каждый год. — Пожалуйста, Сара, прошу вас! Сжальтесь надо мной, хотите, на колени встану? Хотя бы скажите, как приготовить средство.

   Право слово, если потребуется, ноги расцелую! Не позволю превратить себя в самку, даже не в племенную кобылу! Жеребята последней нужны хозяину, виконта же интересует только ночное сопение.

   — Стоит ли рисковать? — покачала головой экономка. — Зная господина, он по головке не погладит. Лучше научу кое-чему, чтобы виконт довольным остался. Хозяин разрешит ребятишек рожать, глядишь, вольную заработаешь. Вдруг дети понравятся? Да и, поверь, жить проще станет: меньше контроля, работы, больше свободы.

   — Если узнаю, что беременна, руки на себя наложу! — мрачно пообещала я.

   — Даже не думай! — ужаснулась Сара, прижав ладонь ко рту. — Только хозяин решает, можно ли торхе умереть и можно ли избавиться от его ребенка. Ладно, — смилостивилась она, — дам тебе бутылочку. Месяца на три хватит, пока привыкнешь, освоишься. А то, не приведи боги, и впрямь чего учудишь, а мне потом отвечать! Да и ребеночку какая польза, если мама с первого дня в утробе ненавидит. Только ты бутылочку спрячь, если найдут, плохо будет!

   Запрыгала от радости и порывисто расцеловала Сару. Три месяца — достаточный срок, чтобы выведать какое-нибудь народное средство. Может, судьба и вовсе улыбнется, послав по делам к аптекарю. Скажу, что средство просила купить экономка. Или любовница хозяина, есть же у него любовница? Словом, совру что-нибудь, главное из замка выбраться.

   Выпила первые двадцать пять капель, разведенные в стакане воды, немного успокоилась, поставила бутылочку на стол. Прятать при Саре не хотела: вдруг выдаст? Поколебавшись, открыла сосуд с баснословно дорогим маслом. Дразнящий аромат ударил в нос, побуждая нанести средство на кожу.

   — Дней пять оно тебе не понадобится, не трать понапрасну, — поджала губы экономка. — Белье тоже можешь обычное носить.

   Значит, пять дней хозяин ко мне не прикоснется. Лучше бы вообще никогда!

   *   *   *

   Весь день бродила по замку, рассматривая высокие своды, цветные гобелены, и старалась не попадаться на глаза хозяину, управляющему, магу и начальнику гарнизона. Все эти господа обитали преимущественно на втором и третьем этажах, поэтому я начала странствия с недоступного им четвертого, а потом перебралась на первый. Большие комнаты пугали, зато в них так легко было спрятаться.

   Увы, времени на созерцательный отдых почти не оставалось. За выходным днем последовала череда будней, наполненная работой. Я смахивала пыль в комнатах, убиралась, меняла белье и полотенца, ухаживала за цветами в зимнем саду. Если требовалось, прислуживала за столом, носила из подвала бутылки с вином, наполняла кувшины пивом, бегала за всякой снедью в кладовую. Приносила все, что просили: от книги на самой верхней полке до забытого хлыста. А еще, когда наступала моя очередь, кормила драконов. Не одна, разумеется, с кем-нибудь из слуг. К вечеру ноги частенько гудели от усталости и бесконечного беганья вверх-вниз по лестницам. Пару раз даже всерьез подумывала, чтобы заснуть на межэтажной площадке.

   Особенно тяготила повинность принимать с хозяином ванну. Я наполняла ее водой, вливала несколько колпачков ароматного масла, клала на пол и на специальную полочку по чистому полотенцу, приносила халат и ждала. Когда появлялся норн, раздевалась, иногда раздевала его. После брала мочалку, душистое мыло и начинала мыть виконта. Разумеется, водные процедуры перетекали в попытки продолжения рода Тиадеев. Они начинались в ванной комнате и заканчивались на кровати. Хозяин — темпераментный мужчина, мне доставалось по полной. Если бы с помощью хитрости и манипуляций с рецептами не нашла общий язык с местным аптекарем, за три года, прошедшие с моей покупки, подарила бы хозяину минимум двоих ребятишек.

   Сейчас, безусловно, легче. Со многим смирилась, привыкла, а тогда переживала все острее. Каждый день снилась прошлая жизнь: родной город, родители, несостоявшийся жених. Раз за разом возвращался кошмар, в котором в подвал врывались солдаты. С замирающим криком в ушах просыпалась в слезах. Где теперь моя мать, что с ней стало, осталась ли она жива, или араргцы убили ее? Иногда смотрела на лицо хозяина — и видела руины пылающего Тулона. Он ведь тоже Наездник, военный, точно так же убивает людей. В такие минуты я ненавидела виконта, хотела в кровь расцарапать лицо, но разум удерживал от безрассудства. Что я могу против него?

   Пару раз спрашивала Сару, можно ли разыскать родных, существуют ли какие-то списки пленных, но она лишь сочувственно вздыхала.

   Хотелось сбежать, но я не могла, вот и плакала по ночам в подушку. Сердце щемило от тоски. Иногда казалось: закрою глаза, открою снова, и все обернется сном. Я очнусь в своей кровати, услышу голос мамы, оденусь, побегу в школу.

   Вечно заплаканные глаза беспокоили Сару. Она давала мне успокоительное, но оно не помогало. Шмыгая носом, тоскуя по дому, несколько раз испортила десерт и посадила пятно на книгу, после чего библиотекарь строго-настрого запретил появляться с платком в руках. За книгу мне влетело: она оказалась редкой.

   Особенно мерзко становилось, когда приезжали гости. Они оценивающе смотрели на меня, интересовались происхождением, а потом небрежно бросали: «У меня тоже торха из кевариек, хорошие девочки». И заводили разговор о рабынях, обсуждая их, словно лошадей. С таким безразличием упоминали о том, что велели прилюдно высечь хыру за выпитый без разрешения стакан молока, что сменяли одну девушку на другую, рассуждали на тему, стоит ли тратиться на дорогое лечение, придумывали изощренные наказания за малейшие провинности. Один такой разговор вышел мне боком. Сосед хозяина с особой циничностью, смакуя подробности, рассказывал о методах воспитания непокорных рабов. Потом вскользь посетовал, какой они хлипкий народ.

   Когда речь зашла о глумлении над пятнадцатилетней девочкой, оказавшейся недостаточно красивой для торхи, не выдержала и с эмоциональным: «Сволочь!» плеснула в лицо норну вином.

   — Как ты смеешь, безродная дрянь, потаскуха! — Мужчина подскочил, хотел ударить, но хозяин перехватил руку.

   — Она моя, не забывай этого, — прошипел он.

   Только тон виконта сулил угрозу и мне.

   Увернуться не успела, жалобно взвизгнула, когда хозяин схватил за волосы и пригнул голову к столу. Я больно ударилась виском.

   — Ты что себе позволяешь?!

   Виконт встряхнул за плечи. Пощечина обожгла кожу. Ногтями вцепилась в его руку, пытаясь высвободиться.

   — Так и не поняла, что натворила? — Стало трудно дышать, когда хозяин сжал горло. Тут же присмирела, перестав вырываться. — То-то же! В моей власти убить или оставить в живых.

   Хозяин отпустил. Судорожно глотая ртом воздух, сползла на пол. Мучения на этом не закончились. По приказу норна слуги выволокли меня во двор к позорному столбу и подвесили за руки на специальных петлях.

   Пот струйками катился по спине. Я слишком хорошо знала, что меня ждет. Степень наказания зависела от провинности: иногда пара ударов розгами, иногда часовое истязание кнутом и плетью. На моей памяти на хозяйском столбе никто не умер, но до полусмерти одного паренька запороли. Он пытался бежать, украв деньги заснувшего прямо в конюшне конюха.

   Конвоиры сочувствующе поглядывали на меня.

   — Ты погромче кричи, пожалобнее. Слезно прощения у господина проси, тогда меньше достанется, — посоветовал один из них.

   Появился хозяин в сопровождении гостя. Последний остался наблюдать в стороне, а норн направился ко мне, поигрывая хлыстом.

   Если бы сняли одежду, было бы еще больнее, но и этого хватило, чтобы усвоить урок: держи мысли при себе. Повезло, что норн бил не со всей силы и по разным местам.

   Когда плеть впервые обожгла кожу, вскрикнула. Потом лишь судорожно вздрагивала всем телом. Слюна приобрела солоноватый привкус: я прокусила губу. Наверное, следовало разрыдаться, но глаза, как назло, оставались сухими.

   Отсчитав семь ударов, хозяин решил –– достаточно, и велел отвязать. Виконт обернулся к гостю:

   — Вы довольны?

   — А не ли мало кеварийской шлюхе за посягательство на честь благородного норна? — скривился тот. — Она оскорбила меня!

   — Оскорбила и сейчас попросит прощения. На коленях. И поцелует ноги. Ну, Зеленоглазка, я жду, а то добавлю парочку ударов. — Норн притопнул сапогом. — Она еще молода, — оправдывался хозяин перед гостем, — прошлой зимой себе взял, не стоит наказывать слишком сурово.

   Морщась от боли, раздиравшей спину и плечи, я под пристальным взглядом норна подошла к обиженной благородной сволочи, опустилась на колени, прямо в грязь, и, пробормотав: «Мой норн, прошу простить неразумную тварь», поцеловала его сапоги. Не знаю, как гостя, а хозяина извинения устроили, и он разрешил уйти.

   Проклятый норн, которого облила вином, осклабился и пробормотал, так, чтобы слышала только я:

   — То, что ты получила, подстилка, — только начало! Наемники умеют бить, не оставляя следов. Еще станешь умолять, чтобы тебя просто всем скопом отымели. Коннетабль, шлюшка, не всегда рядом будет.

   Одарив его полным ненависти взглядом, промолчала и заковыляла к крыльцу. Кажется, я нажила второго врага. После такого обещания в деревню стало страшно одной ходить, да и не одной тоже. Он прав, можно подрядить наемников и остаться чистым перед законом. Те только рады развлечься.

   В холле столкнулась с Сарой, которая без лишних слов влепила затрещину и прошипела:

   — На кухню, живо!

   Кое-как отмывшись от крови и грязи, съежилась у очага. Сердобольная хыра принесла балахон и забрала стирать одежду. Отправить ее в комнату за чистой я не решалась: не хотелось, чтобы женщине влетело из-за меня. Она выглядела лет на десять старше меня, тихая, задумчивая. На первый взгляд над ней никто не издевался: никаких порезов, ушибов, ссадин, только застарелый след от ожога. Хыра хорошо готовила, поэтому ее взяли помощницей кухарки. Шлепая босыми ногами по полу, подоткнув и без того короткий подол, она носила из колодца ведра с водой, заполняя лохань с грязными вещами. Кожа загорелая, на ногах и руках огрубевшая. Волосы косо обстрижены и собраны в хвостик обрывком бечевки. Хотелось расспросить ее о жизни, но мешало присутствие кухарки, под чьим чутким руководством две другие хыры мыли посуду, до блеска драили котлы, кастрюли и сковородки.

   Раны напоминали о себе при малейшем движении. Содранная кожа на предплечье, раздраженная водой, саднила так, что на глазах выступили слезы. Я не стала их сдерживать и расплакалась, кляня судьбу.

   Смотрела на языки пламени, пожиравшие поленья, и мечтала умереть. Это несложно: пойти, задвинуть заглушку дымохода, засунуть голову в печь и подождать. В замке столько комнат, какая-нибудь да пустует, получаса мне хватит, может, даже меньше. И все кончится: унижение, стыд, боль.

   На кухню вошла служанка, покосилась на меня — жалкое, наверное, зрелище — и свысока протянула:

   — Вот дура-то! Совсем сбрендила, на кого руку подняла?! До сих пор себя свободным человеком считаешь? Нет, вы только гляньте на нее: торха посмела вякнуть на норна! Никто не слышал, сильно ли она верещала, когда полосовали? Я наверху убиралась, не видела. — Похожа, она искренне сожалела о том, что пропустила истязание.

   Со служанками у меня сложились неоднозначные отношения. Одни сочувствовали, другие игнорировали, третьи общались только по делу, а некоторые, такие, как Снель, меня презирали.

   — Так как, зеленоглазая, хорошо вокруг столба голым задом крутила?

   Снель подошла и рывком задрала край балахона.

   — Неужели так в постели хозяину нравишься, что он и не высек толком? — недовольно пробурчала она. — Раз сидишь, то и зад цел. Ну-ка покажи зад!

   Я воспротивилась ее попытке стянуть нижнее белье, больно ударив по руке.

   — Если я и вещь, Снель, то не твоя! — Злость осушила глаза, отогнала мысли о самоубийстве. — Еще раз прикоснешься — выцарапаю глаза.

   — Ишь, какая смелая! — Служанка, тем не менее, предпочла отойти.

   Догадываюсь, причина придирок Снель — ревность. Ей не нравилась моя близость с хозяином. С радостью уступила бы Снель место в постели виконта, только от меня ничего не зависело. А еще я уродилась красивее служанки, а она девушка завистливая. Вызывало глухую злобу и покровительство Сары. Та прощала мне мелкие оплошности, а с нее требовала по полной.

   Налив себе вишневой настойки, Снель продолжала разглагольствовать на тему: «Каждый человек должен знать свое место». Неизвестно, сколько бы она заливалась, если бы на кухню не вошла экономка.

   — Так, это что такое? — Недовольно сдвинула брови Сара, покосившись на опорожненную на треть бутылку. — Выпиваешь среди бела дня, когда в комнатах работы немерено? Метелку в зубы — и убираться на третьем этаже! А ты, — она ткнула в меня пальцем, — переоденься и к хозяину в кабинет. Живо!

   Кое-как преодолев пять лестничных пролетов, заползла в свою комнатку, затеплила свечу (без нее в «каменном мешке» ничего не видно) и нацепила сменный наряд торхи. Мельком глянула на себя в кусочек зеркала, намертво закрепленный на стене. На виске красовался пунцовый синяк, губа кровоточила, пряди спутались и торчали в разные стороны — та еще красавица!

   Путь на второй этаж занял больше времени, чем подъем в башню на четвертый: мне не хотелось туда идти. Сняла обувь на лестничной площадке, чтобы не испачкать навозом ковры. Мне бы и пришлось их оттирать. На цыпочках прошла через две проходные комнаты: курительную и ломберную, —свернула налево и углубилась в личные покои виконта. Вот дверь его спальни, кабинет рядом. Постучавшись, приготовилась принять мученическую смерть. Даже наивная дурочка понимала, хозяин позвал не ради поручения.

   — Входи! — Раздраженный тон развеял призрачные чаяния.

   Потупившись, покорно сложила руки на животе и переступила порог. Опустилась на колени: все равно заставят. Глаза вперились в бордово-золотой ворс ковра, выхватив краешек растительного узора.

   — Изображаешь покорность? — Хозяин подошел и ухватил за подбородок, заставив поднять голову. — Раскаянья не видно. Похоже, ты совсем не жалеешь о случившемся. Наказание вышло слишком мягким? Зеленоглазка, я задал вопрос! — прикрикнул он, сверкнув глазами.

   Вздрогнула и испуганно облизнула губы: норн сжимал плеть. Сейчас он изобьет меня повторно, без свидетелей и с большей жестокостью.

   — Отвечай, когда спрашиваю! — Норн больно запрокинул мне голову. — Ты хоть понимаешь, что натворила? Оскорбила моего гостя в моем доме в моем присутствии. Ты — моя торха, и часть оскорбления ложится на меня как на хозяина. Знаешь, что я должен с тобой сделать?

   Свист рассекаемого плетью воздуха заставил сердце остановиться, но удара не последовало.

   — Ты не имеешь права упрекать, обвинять, а, тем более, оскорблять норна. Любого норна. За публичное оскорбление аверда тоже полагается наказание. — Хозяин отпустил и начал расхаживать по комнате, поигрывая плетью. — Ты должна молчать, что бы они ни говорили и ни делали. Законом дозволяется сопротивляться только в двух случаях: если кто-то попытается овладеть тобой силой или покалечить, но и здесь ты обязана позвать на помощь кого-то из моих людей. Повезло, что ты не причинила Анафу никакого вреда, а то бы познакомилась с квитом. Вряд ли после ты бы осталась торхой.

   Сглотнула. Квит — палач, встреча с ним всегда заканчивается увечьями.

   — Между прочим, — виконт остановился напротив меня, — за оскорбление норна торхе положено от десяти до сорока ударов плетью. Ты отделалась семью, да и те смягчала одежда, хотя пороть тебя следовало обнаженной. Цени мою доброту.

   Я покорно поцеловала подставленную руку. Ценю, мой норн, сорок ударов не вынесла бы.

   — Надеюсь, подобное не повторится, — хмуро закончил хозяин. — Свободна!

   Не веря, что так легко отделалась, встала и, поклонившись, выскользнула за дверь.

   Через неделю после наказания в деревне устраивали праздник в честь начала уборки урожая. Планировала пойти туда вместе со слугами, если хозяин разрешит, но теперь на моих вылазках из замка можно поставить крест. А я-то так мечтала побывать в городе, вернее, скажем иначе, мне периодически жизненно необходимо там бывать. Да и на праздник хотелось. Все там будут, а я останусь призраком бродить по замку. Даже норн куда-то уезжает, мельком обмолвился. Вдруг возьмет с собой? Он ведь говорил, торха везде следует за хозяином.

   Перестилая постель в спальне норна, гадала, стоит ли заводить разговор на тему праздника. Я не смогу, не умею просить, да и страшно. Может, не стоит? Ничего, посижу одна, подумаю о горестной жизни.

   Снова встало перед глазами лицо матери, вспомнился дом. Если бы не война, я бы уже окончила школу, готовилась к свадьбе. Мы с Иахимом ели бы ягодное мороженое, любовались закатами. Он бы меня в первый раз поцеловал. Всего этого меня безжалостно лишили.

   Всхлипнув, положила полотенца на место, наклонилась, поправляя баночки на полочках, проверила, до блеска ли оттерли ванную хыры.

   Тоска, мертвой хваткой вцепившись в горло, не отпускала. Не выдержав, села и, уткнувшись в бортик ванной, разрыдалась. Беззвучно: привыкла, что здесь можно плакать, только не привлекая внимания.

   Кевар, хочу обратно в Кевар, к отцу, маме, подругам! Снова стоять за прилавком, щупать отрезы тканей, вдыхать их запах, печь вместе с кухаркой пироги, с компанией друзей загород, кататься на лодке, сидеть среди высокой травы, намазывая на хлеб взбитый с малиной творог. Я хочу домой!!!

   — Зеленоглазка? Лей? — При звуке голоса хозяина разрыдалась еще больше.

   Что ему нужно, зачем он меня мучает? Неужели в Арарге так мало женщин, если требуется похищать их в других странах, надевать ошейники, унижать, принуждать к ласке? Почему норны не насилуют араргок? Есть же, в конце концов, женщины, которые за деньги сделают все, что пожелает мужчина.

   — Что случилось?

   Вздрогнула, когда хозяин поднял на ноги. Потянулась за мешком с грязным бельем, чтобы откланяться и уйти, сбежать в прачечную, но норн буквально выволок из ванной и усадил на кровать.

   Нет, я не желаю заниматься с ним любовью! Но хозяин просто протянул стакан воды.

   — Выпей и успокойся. Что произошло?

   Вроде бы норн не сердится, вроде бы беспокоится о своей игрушке, на меня ему наплевать.

   — Ничего, хозяин, простите, — хлюпнула носом и отвернулась. — Я быстро закончу. Если угодно, могу прийти позже.

   Сделав несколько глотков, встала и тщательно вымыла стакан.

   — Мне угодно знать, почему ты плакала. Кто-то тебя обидел?

   Хозяин стоял на пороге и пристально наблюдал.

   Покачала головой.

   Возможно, стоит спросить о празднике? У него хорошее настроение.

   — Хозяин, а можно мне… Наверное, мне отныне запрещено покидать стены замка? — упавшим голосом вымолвила я, заранее зная ответ.

   — Так вот в чем дело! — рассмеялся норн. — Хочешь вместе со всеми на праздник? Очень хорошо, что ты сознаешь свою вину. Наказанная торха не достойна веселья.

   Кивнула и безропотно позволила себя обнять. Хозяин ослабил шнуровку платья, с удовольствием помял грудь под бюстье. Ну да, столько дней воздержания! Ему плевать на мои желания, на женские боли и то, что я пару минут назад постелила новые простыни. Надеюсь, хоть противно станет. Однако норн ограничился грудью. Лаская оголенные холмики, он неожиданно произнес:

   — Я ведь могу и отпустить. А, Зеленоглазка, очень хочешь на праздник? Попроси!

   Норн отпустил и с самодовольным видом сел в кресло.

   Поправив белье и заново зашнуровав платье (теперь я знала, его фасон создан для удобства мужчины), подошла к норну. Опустилась перед ним на колени и прикоснулась губами к руке.

   — Хозяин, смиренно прошу отпустить меня. Обещаю не делать ничего, что могло бы опорочить ваше имя.

   — Нет, Лей, — покачал головой он, — ты попросишь губами, но иначе.

   Виконт расстегнул ширинку и высвободил мужское достоинство.

   — Удовольствие за удовольствие, Лей. Считай наказанием. Приступай.

   Медлила. Я видела, как хыры ублажали мужчин ртом, но не предполагала, будто мне когда-то придется делать подобное. Но на кону стояло будущее, и я решилась, преодолев омерзение, наклонилась и, зажмурившись, взяла в рот самый кончик. Виконт надавил на затылок, вынудив заглотить больше. Меня тошнило, шея затекла, не хватало воздуха, но я покорно неумело ласкала.

   — Еще, еще! — мурлыкал норн. Кажется, он блаженствовал. — Усерднее, Лей, усерднее! Пока ты не очень хочешь в деревню. Помоги себе руками.

   Как помочь, если я не умею?

   Рот наполнился мерзким привкусом. Приходилось постоянно сглатывать и надеяться, меня не стошнит. Губы ублажали, а в голове стояло: «Потерпи, думай о кузнице!».

   Теплая ладонь легла на макушку.

   — Хорошо, Лей, я отпускаю тебя.

   Не веря своему счастью, подняла на него глаза: нет, не шутит.

   Виконт развалился на кровати. Грудь вздымалась от тяжкого дыхания.

   — Доделай. — Хозяин указал на свою плоть.

   Снова склонилась над объектом мучений и постаралась все быстро закончить. Заветное желание исполнилось, правда, вряд ли это моя заслуга. Скорее, норн сам так сильно возбудился, что не мог терпеть.

   — На, вытри! — Он протянул платок и застегнул ширинку. — Надеюсь, наказание запомнишь надолго. Если плетка не помогает, придется так. Станешь еще оскорблять господ?

   — Нет, мой норн. — Повторения омерзительного унижения не желала.

   Хотя, отчего омерзительного? Рабыня обязана удовлетворять хозяина любыми способами.

   — Рот водой прополощи, — посоветовал виконт. Он жмурился, как кот, наевшийся сметаны. — Из-за чего плакала? Из-за праздника?

   — Нет, — раз уж обещала быть честной, придется сказать. — Вспоминала родину.

   Вода принесла облегчение. Выстирала платок норна и повесила сушиться.

   Ничего, Иалей, он в своем праве. Мог бы заставить грубее. Зато на праздник пойдешь.

   — Совсем ребенок! — покачал головой хозяин. — Со временем пройдет. Поверь, могло быть намного хуже.

   Ну да, попади я к Шоанезу, не дожила бы до лета. А так не хыра, а единственная торха в доме. Да и хозяин не зверь, на праздник, вот, отпустил. Подумаешь, пару минут тошнило.

   — Держи! — Норн извлек из кошелька на поясе несколько серебряных монет и вложил в мою ладонь. — Купи чего-нибудь. Когда день рождения?

   — Осенью. — Крепко сжала монетки, будто боясь, что отнимут.

   — Получишь цейх. А теперь ступай.

   Норн чмокнул в висок и мягко подтолкнул к двери. Поклонилась, поблагодарила за доброту и, прихватив узелок с грязным бельем, ушла.

   *   *   *

   Праздник начала сбора урожая выпал на субботу. Уже накануне никто толком не работал, поэтому хырам пришлось взять на себя дополнительные обязанности, чтобы замок сиял чистотой. Экономка смотрела на все сквозь пальцы, а в пятницу вечером и вовсе, довольная и счастливая, упорхнула на третий этаж, прихватив бутылку вина из хозяйского погреба.

   Разумеется, в восемь часов утра, когда все мы, наряженные, предвкушающие веселье, собрались на кухне, Сара не появилась. По идее, она должна была спуститься еще полчаса назад, но, очевидно, видела сладкие сны в чьей-то уютной компании. Девушки, хихикая, делали ставки, кому предназначалась бутылка вина. Большинство склонялось к управляющему.

   Странно, но никто еще ни разу не подловил Сару или банально не считал нужным делиться пикантными подробностями в моем присутствии.

   Ощущала себя «белой вороной»: на всех пестрые платья, кокетливые шляпки, а на мне все то же серое одеяние. Хорошо, хоть отыскала в комоде ленты, вплела в волосы. С собой взяла холщовую сумку, в которую уложила плащ с капюшоном: погода капризна, с утра светит солнышко, а к вечеру может собраться дождь.

   Кошелек с пятью серебряными монетками — моим скудным капиталом — предусмотрительно повеселила на шею: законом не запрещалось грабить торх.

   — Тебе очень идут ленты, Иалей, к глазам подходят.

   Приветливо улыбнулась Маизе. Она одна из немногих девушек, которые поддерживать со мной дружеские отношения. Невысокая чуть полноватая блондинка с голубыми глазами. Красавица, если бы не острый птичий нос. Она частенько напрашивалась в пару со мной, помогая и показывая, как и что нужно делать. Наверное, я могла бы назвать ее подругой, если в замке Тиадея у меня вообще такие имелись.

   А ленты и впрямь зеленые. Изумрудные. Как-то вечером вернулась в комнату, а они лежали на столе. День выдался ужасный, устала, как собака, а тут кто-то порадовал. Приятно.

   Снель демонстративно прошла мимо, сделав вид, будто не замечает. Потом все-таки не удержалась от ядовитого вопроса:

   — Разве хозяин тебя отпустил?

   — Вернется, сама у него спроси.

   — Ничего, выйдем за ворота, по браслетику проверим.

   Она намекала на еще одну особенность браслета торхи. Если хозяин уезжал и по каким-то причинам не брал рабыню с собой, то активировал заклинание, которое приглушенным алым сиянием сигнализировало о нарушении дозволенных границ. Как браслет мог знать, разрешил ли виконт покидать замок, не понимала. Затем умные люди пояснили: заклинание реагировало на запрет. Нужно взять торху за руку, провести по некой руне на браслете и произнести специальную формулу границ. Ничего подобного норн не проделал, просто накануне отъезда поставил перед фактом и изъявил надежду, что во время его отсутствия я ничего не натворю. Естественно, обещала стать образцовой торхой. Хозяин хмыкнул и отпустил спать. Поверил, как верил до сих пор, потому как ни разу не активировал заклинание границ.

   Шумной толпой вывались во двор и, пожелав удачного дня оставшимся мыкаться на постах солдатам, миновали ворота. Я шагала между Маизой и женщиной, отвечавшей за гардероб хозяина. Маиза весело напевала, взахлеб рассказывала о вещах, которые купит на деревенской ярмарке, и своем ухажере — приказчике из ближайшего городка. Насколько поняла, спутницам отвели роль «конвоя». А, может, я слишком подозрительна? Отпускали же меня одну за покупками, да и не станет Маиза шпионить.

   Никогда бы не подумала, что прогулка по обычной проселочной дороге способна доставить столько удовольствия! Мнилось, я снова свободна, а рядом — кеварийские подруги.

   Позвякивание серебряного браслета на руке вернуло к реальности.

   Не желаю остаток жизни провести вещью! Если так, у меня есть два пути: либо попытаться привязать хозяина, чтобы заработать вольную, либо найти способ бежать из Арарга. Увы, королевство раскинулось на островах, сведя шансы на удачу последнего начинания практически к нулю. Допустим, я найду способ избавиться от браслета, разминусь с погоней на суше, но в море меня непременно поймают. Драконы быстры, им ничего не стоит догнать корабль, да и как я попаду на борт? Никто не согласиться взять пассажиркой беглую торху, ее с радостью за вознаграждение вернут хозяину.

   Заметно погрустнев, взглянула на стога сена по обеим сторонам дороги. Лучше бы стала крестьянкой, сельские жители намного счастливее. Да, тяжелый труд — но разве в замке у меня не болит спина, разве мне позволяют спать до полудня? Вспомнила о хырах, которые встают до рассвета и ложатся глубоко за полночь, и укорила себя за жалобы. Им намного хуже — беспросветная короткая жизнь.

   Девушки из замка посторонились, пропуская телегу. Правивший ею парнишка улыбнулся, попытался завязать разговор, но служанки его проигнорировали.

   Вот и деревня. Как же здесь многолюдно! И опять напоминание о рабстве — привязанные к коновязи хыры. Они сидели на корточках, уронив голову на руки. Грязные, босые, костлявые. Балахоны в нескольких местах порваны и, судя по всему, не стирались месяцами. Еще один раб стоял у поилки для лошадей и по-собачьи пил воду. Он был практически наг, в одной набедренной повязке. Мускулистое тело покрыто темным загаром и сетью красноватых рубцов. К ошейнику крепилась короткая цепь, для подстраховки запястья сковали веревки. Значит, боялись побега.

   Особо буйных привязывали за пять колец: на шее и конечностях. Эти же кольца использовали во время наказаний. Например, продевали в них веревки и оставляли хыра лежать на специальном столе на солнцепеке.

   Над рабами кружили мухи, садились на потные лица. Хыры то и дело дергались, сгоняя их.

   — Бедные, — невольно вырвалось у меня, — они же голодные! Давайте что-нибудь им принесем?

   — Иалей, ты чего? — Маиза дернула за рукав, заставляя пройти мимо. — Это же хыры!

   — И что? Поэтому их не нужно кормить?

   — Придет хозяин, покормит. Держись подальше, они грязные и вонючие. Еще заразу какую подцепишь! — Она брезгливо скривилась.

   — Но они такие же, как я.

   — Не такие. Ты из высшей категории, они из низшей. Для них ты госпожа.

   На главной деревенской площади выросла самодельная сцена. На дощатых помостах веселили публику акробаты, жонглеры, глотатели огня, выгнанные наставниками ученики магов. Подобным нехитрым способом они зарабатывали на жизнь и, к слову, собрали много медяков и чуток серебра. Простенькие фокусы пользовались неизменным успехом. Люди, открыв рот, наблюдали за тем, как недоучки без огнива зажигали свечи, подвешивали в воздухе предметы, на несколько минут меняли цвет вещей и даже превращали воду в огонь. Признаться, сама не могла отвести взгляда от парнишки, играючи выудившего из рук зазевавшегося прохожего кулек с жареным миндалем. А ведь он стоял в десяти шагах!

   Маизу и ее спутницу представление привлекало меньше ярмарочных рядов, поэтому насладиться очередным фокусом мне не дали. Или пожадничали бросить пару медяков в шапку вертлявой девочки, обходившей зрителей.

   Чего здесь только не было! Жадными глазами изучала прилавки, но не спешила расставаться с деньгами. В отличие от служанок, крутящихся возле цветастых косынок и агатовых сережек, я хотела потратить монеты с пользой. Во-первых, купить сапоги, во-вторых, теплую ночную рубашку, в-третьих… Вот с этим осторожнее: мне нужен маленький нож, который можно носить за голенищем под подвязкой. Разумеется, он дорогой, возможно, придется отдать за него все серебро, зато сумею при случае защититься.

   Оставив Маизу с подругой копаться в ящике с шарфами, попятилась и осторожно затерялась в толпе. Спрятала браслет под рукавом и скользнула в соседний ряд. Беглый осмотр ярмарочных лотков показал, нужную вещь я здесь не куплю, придется податься в город. Он не так уж далеко, мили три, не больше, только позволят ли выбраться из деревни? Огляделась, высматривая служанок. Вдруг притаились за соседней палаткой? Быстро свернула за угол и осторожно выглянула: если следят, как-то себя проявят. Если им и приказали не спускать с меня глаз, задание они провалили, увлеклись обилием дешевых товаров.

   А сапоги мне действительно нужны. Зимой в Арарге холодно, я частенько мерзла. Конечно, Сара выдала мне пару обуви, оставшуюся после покойной торхи, но размер не подошел, да и сами сапоги не понравились. Изнутри мех вытерся, сами непонятного ржавого цвета. Пусть я рабыня, но хочу красивую обувь.

   По сходной цене приобрела отличную пару из оленьей кожи. Конечно, она дороже воловьей, зато мягкая, приятная, удобная и теплая. Опушка самая простая, из овчины. Довольная покупкой, побродила немного по ярмарке, приценилась к карманному зеркальцу в костяной оправе, но не купила.

   В город можно попасть двумя путями: либо пешком, либо попросить кого-то подвезти. Но кто же согласится взять на телегу девушку в сером? По покрою платья, оттенку и выделке материала в Арарге определяли социальный статус человека. Пусть на мне не холщовое рубище, платье приталенное, длинное, чтобы, не приведи местные боги (на тот момент я не разобралась, кому здесь поклоняются), никто не увидел ног, но проклятая шнуровка и серый, рабский, цвет за километр выдавали торху.

   Решив положиться на удачу, огородами вернулась к постоялому двору.

   Двое хыров сидели там же, у коновязи, третьего уже забрали.

   Порылась в сумке и протянула взятую с собой краюшку хлеба. Рабы посмотрели на меня, как на умалишенную.

   — Возьмите, — настаивала я. — Вы же голодные.

   — Девочка, хозяин по головке не погладит, когда узнает. — Один из хыров вскользнул по мне тяжелым взглядом.

   — А что запретного я делаю?

   — Кормишь чужих рабов. Проходи мимо, не обращай внимания.

   Но я не собиралась уходить. Неужели закон запрещает протянуть краюшку хлеба? Что за вздор! Лучше позволить хырам умереть от голода? Хозяин не удосужился даже напоить их, раз мужчины лакают из лошадиной поилки!

   Присела на корточки, разломила краюху пополам и поднесла по куску к губам рабов. Один робко, воровато оглядываясь, взял хлеб. Веревка натянулась до предела, когда он отправил мякиш в рот. Заглотал, практически не разжевывая. Неужели их вообще не кормят? Неудивительно, что хыры долго не живут.

   Смотрела, как жадно они едят, пересчитывала рубцы и ожоги на коже, и думала: какие же сволочи араргцы! Да, мой родной Кевар не образцово-показательное княжество, но там никто не морил людей голодом, не издевался потехи ради. Неужели рабы ни разу не попытались возмутиться? Ни за что не поверю, будто подобное обращение не привело к восстанию. Наверное, его жестоко подавили, и хыры отныне боялись поднять голову.

   Сама хороша! Исполняю все желания норна, лишь бы не изведать плетки. И, если на то пошло, не так много я терплю. Есть, с чем сравнивать. Норн даже иногда внимание обращает, денег дал — откупился, чуть ослабил поводок.

   — Кто ваш хозяин? — спросила более разговорчивого хыра.

   Его приятель предпочитал отмалчиваться.

   — Купчишка один, зерном торгует. Урожай не собрали, а он уже торговать приехал. Спасибо тебе, девочка, добрая ты душа. Да ниспошлют тебе Вааль и Садера счастья в дерьмовой жизни!

   Вааль и Садера — божества Панкрийского пантеона. Значит, передо мной панкриец.

   Ответив: «Надеюсь, и вас не оставит милость Шоан», толкнула дверь постоялого двора и с непривычки закашлялась от табачного дыма. Он, как шутили в Кеваре, стоял топором.

   Что я здесь делаю, зачем дергаю дракона за хвост? С другой стороны, идти пешком не многим безопаснее. Стоп, а зачем мне в город? Наверняка среди этих людей отыщется человек, который знает кузнеца.

   Нож на заказ — немного дороже, зато точно подойдет, а расплатиться сумею. Во-первых, у меня остались две серебряные монеты и горсточка меди, во-вторых, хозяин обещал подарить на день рождения целый цейх. Родилась я в октябре, недолго ждать, а за один золотой можно запросто купить простенький ножик, еще останется. За постой, к примеру, берут полторы серебряных монеты — об этом красноречиво сообщала меловая надпись на графитной доске у стойки.

   — О, девчушка пожаловала! — Меня тут же одарил вниманием подвыпивший мужчина и выставил загребущие руки. Поспешила ретироваться к двери, видимо, слишком поспешно, потому что подтолкнула незнакомца к продолжению разговора. — Чего ты испугалась-то, куколка? Заходи, приголубим, пивком угостим. Или ты у нас чаво покрепче любишь?

   Поколебавшись, показала браслет. Лицо кавалера тут же помрачнело. С сокрушенным: «Вечно дворяне всех хорошеньких баб захапают!» он отвернулся.

   Поразмыслив, решила расспросить о нужном человеке хозяина. Внимательно выслушав, он с ехидной улыбочкой поинтересовался, зачем торхе кузнец. Соврала, будто хочу заказать подсвечник в подарок норну от слуг. Не знаю, поверил он или нет, но адресом снабдил. Кузнец жил за околицей, вниз по реке.

   Поблагодарив трактирщика, бочком двинулась к выходу, когда ощутила настойчивые поглаживания по мягкому месту. Подвыпивший араргец ловко обхватил одной рукой за талию, другой лапал попу под юбками.

   — Другого мужика попробовать не хочешь? — Его самоуверенности с лихвой хватило бы на двоих. — Твой не узнает, зато найдется, что вспомнить.

   — Не боитесь? — С вызовом посмотрела на нахала.

   Закон на моей стороне, если мужчина распустил руки при свидетелях, получит по первое число.

   — Кого? Твоего хозяина? — презрительно усмехнулся нахал.

   Он встал, прижал к себе и задрал юбки выше. Пропитанное выпивкой дыхание вызывало тошнотный спазм, равно как все эти поглаживания и пощипывания. Не выдержав, я дала ему ногой по колену. Эффект неожиданности сработал: меня отпустили, наградив сочным эпитетом: «Сучка!»

   — Как ваше имя?

   Решила идти до конца. Раз я элитная вещь, то не желаю, чтобы меня лапали все, кому не лень. Пусть мерзавца накажут. Не поленюсь, преодолею робость и нажалуюсь хозяину.

   — Щас я его на заднице пропечатаю, подстилка! — Араргец двинулся на меня с далеко не мирными намерениями. — Легла и ноги раздвинула!

   — Виконту Тиадею это очень не понравится, — как можно спокойнее, стараясь, чтобы голос не дрожал, ответила я. Увы, гордо и с достоинством не получилось — вышел мышиный писк.

   Имя хозяина произвело на наглеца неизгладимое впечатление. Он остановился и уставился на меня, как баран на новые ворота, потом разом помрачнел и молча сел на место.

   — Что не повезло, Гэл, влип по уши! — тут же посочувствовали собутыльники. — Ничего, от ударов розгами еще никто не умирал. Ну, в тюрьме пяток дней поморят, потом штаны снимешь, свою порцию получишь — и гуляй! А красивая, все же, торха, за такую и зада не жалко. Какая она? Гладкая, небось, сладеньким пахнет?

   — Отстаньте! — прорычал Гэл и, бросив на стол пару монет, вылетел на улицу.

   Я тоже благополучно выбралась наружу и быстрым шагом направилась в указанном трактирщиком направлении. Нужно успеть переговорить с кузнецом до того, как Маиза и с подругами поставят замок на уши. Миновав последние дома, не выдержала и побежала. Сердце сжималось при мысли о том, что со мной сделают, если узнают о побеге. И не оправдаешься: одно дело, если меня только-только хватились, и совсем другое, если служанки уже обратились за помощью к гарнизону.

   От воспоминаний о столбе во дворе засосало под ложечкой. На этот раз виконт сам бить не станет, отдаст в руки квита. Он безжалостен: при мне выпорол розгами за подростка за кражу. Я не могла спокойно смотреть на истязание, молила отпустить несчастного, а он не обращал внимания, продолжая методично наносить удары. Свободные от дел слуги апатично наблюдали за наказанием, остальные спокойно проходили мимо.

   Кинулась к квиту, попыталась отобрать розги. Он оттолкнул, велев не вмешиваться. Зареванная, прислуживала норну за обедом. Тот поинтересовался, что меня так расстроило. Промолчала, а он не стал настаивать на ответе. Наверное, норн бы не понял, для него жестокое наказание ребенка — обыденность.

   — Куда спешим?

   Вздрогнула и резко затормозила, чуть не сбив с ног высокую худую женщину с колючим взглядом бесцветных глаз. На плече у нее болталась котомка, доверху наполненная травами, а за спиной… Я впервые встретила вооруженную женщину. Судя по всему, в слегка изогнутых и расширявшихся книзу ножнах — меч. Рукоять тонкая, округлая, безо всякой крестовины. Как выяснилось, самое главное при осмотре я пропустила. Увлеклась любованием мечом и не заметила знак мага, скромно выглядывавший из расстегнутого воротника. Женщина, одетая по-мужски, волшебница, да еще с мечом… Что-то подсказывало, что до кузнеца я сегодня не дойду.

   — Так что же тут делает торха? Кстати, ты чья? — Она потянулась к руке, и я инстинктивно ее отдернула. — Глупенькая, все равно ведь узнаю! — хрипло рассмеялась магичка.

   — Да я просто устала от ярмарочного гама, решила прогуляться. Потом вспомнила, что забыла забрать одну вещь в кузнеце, — пошла на риск, хотелось бы верить, оправданный.

   Незнакомка пугала, заставляла чувствовать себя мышкой в лапах опытного кота-крысолова.

   — Какую же вещь могла забыть торха у кузнеца? — Женщина обошла меня, пристально осмотрев со всех сторон. — В списках не значишься, и то хорошо. В сумке что? Покупки?

   Уцепившись за последний вопрос, с радостью продемонстрировала приобретенные сапоги. Может, она забудет о кузнеце?

   — На ярмарке ты, определенно, была, запрет на браслет не поставлен, поисковая магия не задействована, — продолжала бубнить магичка.

   Она сделала вид, будто уходит и, неожиданно схватив за руку, обнажила браслет.

   — Виконт Сашер Ратмир альг Тиадей, — прошелестели губы с гадкой ухмылкой. — Вещица активирована не больше года назад, но достаточно давно. Никаких дополнительных рун. Значит, с моими коллегами не знакома.

   — А вы кто? — решилась спросить я.

   Решено, схожу к кузнецу в другой раз, лучше не рисковать.

   — Свободный маг, — представилась женщина и отпустила меня. — То есть маг, официально не состоящий на службе ни в армии, ни у частного лица. Конкретно я — маг-охотник. Принимаю заказы на поимку беглых рабов, разного рода преступников, убиваю нежить. Лечить тоже умею. Впрочем, без этого в моей профессии никуда. Так что там с кузнецом? — прищурилась она.

   Сущая гончая! Вцепилась мертвой хваткой и не отпустит, пока не докопается до сути.

   — Да ничего. Кто-нибудь из слуг заберет.

   Попятилась, раздумывая, не удариться ли в постыдное бегство. Зачем я ввязалась в авантюру, да еще в ярмарочный день? Не могла немного подождать! Все равно рано или поздно пошла бы в деревню за солью или еще чем для нужд кухарки, заодно и к кузнецу бы заскочила. Так нет же, ударилась в бега и наткнулась на легавую!

   — Без глупостей! — Наметанный глаз заметил мои душевные терзания. — Не создавай себе проблем, а мне — лишней работы. Пошли, до деревни провожу, а то мало ли!

   Убедившись, что я, как примерная девочка, углубилась в торговые ряды, магичка, наконец, оставила в покое. Уверена, она не ушла, наблюдала, желая подловить на новой попытке побега. Тогда-то охотница не будет столь любезна и применит одно из заклятий.

   Наверное, смешно, но я побаивалась магов. Они такие таинственные, непредсказуемые и сильные. Конечно, сильные, если умеют открывать порталы, сквозь которые проходят целые армии! Тогда я не задумывалась, что вовсе не все чародеи такое умеют. Магический дар, как и любой другой, нужно развивать, на одних природных способностях далеко не уедешь, так в любой профессии.

   — Уфф, Иалей, вот ты где! — На меня с двух сторон налетели служанки. — А то мы решили за ребятами из замка бежать.

   Вовремя я вернулась! Вернее, меня вернули.

   —Тут такая толчея, еле выбралась! — пожаловалась, пытаясь состряпать правдоподобную ложь.

   — Купила чего?

   — Да, сапоги. Вы уже домой собрались? — испуганно добавила я, решив-таки потратить оставшееся серебро.

   Итак, теплая ночная рубашка, кофта, чулки. Может, еще свечей? И хорошо бы книгу, непривычно без чтения. Из библиотеки ничего брать нельзя, придется тратить собственные деньги.

   — Нет, что ты! Мы еще пунша не пили. Знаешь, какой тут вкусный пунш? Ты говори, что нужно, мы поможем.

   Через полчаса, нагруженные покупками, девушки, активно работая локтями, пробивались к огромному чану. Возле него ловко орудовал поварешкой бородатый детина, от щедрот окрестного дворянства одаривая обывателей горячим ароматным напитком. Оставив меня сторожить вещи и заодно с боем отвоеванное местечко под деревом, служанки бросились на штурм «пуншевой крепости» и заполучили-таки три кружки. Это стоило им пары пятен на платьях, но, похоже, счастье от бесплатного напитка с лихвой компенсировало подобные мелочи. Все равно не им стирать.

   Пунш оказался вкусным, но крепким, с непривычки закружилась голова. Смогла выпить только половину кружки, а служанки не отказались бы и от второй.

   *   *   *

   Быстро умылась, оделась, причесалась и, спустившись вниз, по крытому переходу понеслась в служебный дворовый флигель. Не последняя — и то радует.

   Сегодня Сара поручила мне лестницу. Проверила, начисто ли вымыты ступени, выбиты ли ковры на этажных площадках. Потом с ведром и тряпкой отправилась на галерею первого этажа, стараясь не думать, сколько метров отделяют меня от пола.

   Раша я заметила на подлете к замку: как раз оттирала подоконник. Взглянула на свое отражение в воде –– более-менее. Выходить во двор не спешила, дожидаясь, пока позовет Сара. Или не позовет. Знаю, торха обязана провожать и встречать хозяина, но я предпочла бы и дальше заниматься уборкой.

   Отвернулась: вдруг скотина с желто-зелеными глазами заметит и обратит внимание седока? Драконы способны разглядеть цель с высоты стелющегося полета.

   Кажется, ту нишу я еще не мыла. Вот ей и займусь.

   — Лей?! — разнеслось по холлу через несколько минут.

   Вздрогнула, словно мышь, забилась в укромный уголок и задержала дыхание. Быстро же они приземлились! И сразу виконту зачем-то понадобилась я. Нет, чтобы переодеться, отдохнуть с дороги! Или он хочет, чтобы я ему ванну сделала? Шоан, неужели вокруг других женщин нет? Пожалуйста, пожалуйста, виконт альг Тиадей, займитесь чем-то еще!

   — Она наверху, — услышала знакомый голос.

   Тряпка выпала из рук. Та самая магичка! Или как тут принято называть магов женского пола? Женщина с бесцветными глазами, которая остановила меня по пути к кузнецу. Но что она здесь делает, как они встретились?

   — Лей, иди сюда! — весело окликнул хозяин. — Снэрра Джованна тебя видит. Лей, ну чего ты боишься? У меня для тебя подарок.

   Я не сдвинулась с места.

   — Лей, ну что ты как ребенок! Я тоже тебя вижу.

   Оказалось, с определенного ракурса снизу отлично просматривается мое укрытие. Немудрено — высота большая, а холл широкий.

   — Вы уже вернулись, хозяин? — изобразив неподдельное удивление, перегнулась через перила. Рискованно! Сразу стало не по себе.

   — Пару минут назад. Спускайся, Зеленоглазка, рассказывай, чем ты тут занималась, понравился ли праздник.

   Отложила тряпку в сторону и, вздыхая, спустилась. Уже знала, какой вопрос хозяин задаст следующим: «Что тебе понадобилось у кузнеца?» Не верю, будто магичка ничего не рассказала, иначе зачем она сюда явилась? Мигель с работой справляется.

   Вопреки ожиданиям, виконт встретил приветливо, только слегка пожурил за упрямство. Снэрра Джованна стояла позади хозяина и делала вид, будто изучает убранство холла. На самом деле ее интересовала я.

   Поклонившись, замерла в ожидании указаний. Меня и норна разделяло не больше трех шагов.

   — Так как праздник? — Он подошел и потрепал по голове.

   Ощутив тяжелый взгляд магички, поспешила заручиться поддержкой хозяина, заодно проявила похвальную торхью любовь: поблагодарила за разрешение побывать в деревне и поцеловала виконту руку. В ответ тот коснулся губами макушки. Норн сгреб в объятия, несколько шагов пронес навесу и поставил на первую ступеньку лестницы.

   — Зеленоглазка, — вкрадчиво начал он, — я слышал, ты очень интересовалась кузнецом… Зачем?

   Капкан захлопнулся.

   Что ему ответить? Солгать? Но, почувствуй виконт фальшь в голосе, жестокого наказания не миновать. А скажи я правду, опять-таки не избежать свидания с квитом.

   Норн ждал, требовательно глядя в глаза.

   — Я хотела… купить нож, — ухнула в омут без возврата.

   И так слишком долго молчала, подкрепляя подозрения. Могла бы солгать про кольцо, но на ярмарке продавались простенькие украшения, как раз для торх.

   — Зачем? — сдвинул брови хозяин.

   Магичка слегка подалась вперед, довольно улыбаясь. Наверное, рада, что подловила на лжи, и предвкушала расправу. Только ей какая выгода? Хотела выслужиться перед знатным норном?

   — Одной страшно! — пустила слезу, вспомнив о плети. — Я не знала, как защититься.

   — Тебя кто-то обидел? — Хозяйский тон смягчился, в нем промелькнуло беспокойство.

   — Один человек приставал, еле отбилась. Но он обещал подкараулить, и я подумала… Понимаю, это была плохая идея, — низко опустила голову.

   — Что за человек, Зеленоглазка? Имя? Приметы? — жестко потребовал виконт, сузив глаза.

   — Друзья называли его Гэлом. Самоуверенный такой. Простите, я от страха ничего не запомнила.

   — Браслет видел? — Кивнула. — Мое имя ему назвала?

   Снова кивнула, умолчав о том, что оно-то и спасло.

   — Это случилось на ярмарке? Почему тебя оставили одну?

   — Девушки ждали снаружи. Я зашла на постоялый двор, хотела узнать, нет ли вестей с родины. Я так скучаю! Скоро год, как ничего о ней не слышала, даже сомневаюсь, существует ли еще Кевар.

   — Лей, — хозяин строго посмотрел в глаза, — надеюсь, ты понимаешь, какую глупость совершила. Сразу три глупости. Во-первых, отправилась на постоялый двор, во-вторых, пошла одна, подвергнув себя опасности, в-третьих, ничего не сказав слугам, поспешила за ножом к кузнецу. За ножом, Лей! Тебе строжайше запрещено иметь оружие. Рад, что хотя бы не стала лгать, как снэрре Джованне. Я опрошу слуг, надеюсь, твои слова подтвердятся.

   Потупилась и тяжело вздохнула. Сейчас он расскажет, какое наказание меня ждет. Сколько ударов плетью? Или отправит сидеть на крыше без еды и питья? Араргцы изобретательны в плане наказаний.

   — В течение двух недель не выйдешь из замка, — вынес вердикт хозяин. — После обеда рассыплешь по нижней площадке лестницы бобы и простоишь на них до ужина. Я обещал подарок… — Он порылся в карманах и извлек серебряное колечко с затейливой вязью. — Держи, оно поможет скоротать время. Примерь.

   Равнодушно приняла украшение из рук норна и надела на палец. Кольцо заиграло, даже россыпь мелких камушков проступила.

   — Спасибо! — Улыбка получилась искренней.

   Обрадовалась подарку, как маленькая! Все какое-то проявление внимания.

   Наклонилась и еще раз прильнула губами к руке хозяина.

   — Она хорошая девочка, только с порядками старого мира. — Норн обернулся к магичке. — Не думаю, что мне понадобятся ваши услуги, но все равно благодарю.

   — Вижу, вы ее любите. — Уголки губ снэрры Джованны поползли вверх. — Холите, лелеете. Я совсем не чувствую ужаса, да и все ее поведение свидетельствует: она не рабыня, а служанка.

   — Да, я хорошо отношусь к Иалей, снэрра, как показал этот случай, взаимно. Страх — не то чувство, которое я хочу внушать торхе. Немного трепета, уважение — да, но не панический ужас.

   — Ваше право, но, по-моему, рабам следует постоянно указывать на место.

   — Лей знает свое место, — резко ответил виконт. В глазах промелькнуло раздражение. — Всего хорошего, снэрра, не смею вас задерживать.

   Джованна фыркнула, одарила меня взглядом: «Мы еще встретимся», и, попрощавшись, ушла.

   Вопросительно глянула на хозяина: можно ли вернуться к работе? Он ничего не ответил, пришлось задать вопрос вслух. Тот отпустил и велел позвать управляющего.

   Я честно отбыла наказание, стоически игнорируя косые взгляды недоброжелателей. Несколько раз мимо проходил хозяин, скользил глазами, как по пустому месту. Меня это устраивало: иногда хотелось стать невидимкой. Когда пришло время ужина, собрала в подол бобы и побрела на кухню, где уже вовсю стучали вилками служанки. Как обычно, устроилась в уголке, уткнувшись в миску с овощным рагу. Ела безо всякого аппетита, только чтобы не умереть. Потом поднялась к себе, проглотила очередную порцию зелья и прилегла на кровать. Взять бы и заснуть, но нельзя. Нужно застелить хозяину постель, взбить подушки и, если он пожелает, остаться с ним.

   Замок медленно погружался в сон. Слуги ложились рано, господа, естественно, позднее. Спускаясь по черной лестнице, услышала смех Сары.

   Из открытой двери наискось падал на пол прямоугольник света. Комната управляющего. Как и думала. Хоть кому-то хорошо!

   В голову лезли мысли о грядущем дне рождения. Мне исполнялось восемнадцать. По закону в этом возрасте девушки становились совершеннолетними, по факту тот же хозяин впервые взял еще ребенком и никаких душевных терзаний не испытывал. Для Арарга подобное в порядке вещей. Девушки выходили замуж с шестнадцати лет, а мне к моменту покупки исполнилось семнадцать. Обитатели дна и хыры и вовсе считались совершеннолетними с тринадцати. Определялось все просто: способна рожать — значит, уже не ребенок. Спасибо, хозяин пока детей не хотел, хотя пару раз намекал: скоро озаботится. Пока же он предпринимал кое-какие меры. Выбрасывать их приходилось мне. Неприятно, но лучше плетей за отказ забеременеть. Насколько поняла, виконт уже в этом месяце собирался не покупать у аптекаря овечьи кишки особой выделки. Торха привыкла, можно не стараться. Тут ведь просто: хозяева делают детей рабыням походя, а потом решают, рожать ли той или сделать искусственный выкидыш. Мнение женщины в расчет не принимается.

   В тот вечер хозяин долго пытал на тему пристрастий. Не понимала, что конкретно его интересует, поэтому поведала о любимом цвете, еде, времени года, книгах, которые раньше читала. После взбила перину и разделась — бесстыже, как шлюха. Дальше — привычно, при свете. Уже притерпелась, покорно поворачивалась и не сжимала бедра. Все для удовольствия норна. Лежала, позволяя ему забавляться, и впервые рассматривала как мужчину. Симпатичный, сильный, глаза красивые. За собой следит: подтянутый, в отличной физической форме. Побрился. Не ради меня, разумеется. Слабое, конечно, но утешение, что принадлежишь такому хозяину.

   Выждав пару минут после того, как виконт отстранился, спросила, нужна ли еще.

   — От тебя зависит, — усмехнулся норн, переворачиваясь на спину.

   Я расценила это как отрицательный ответ. Оделась, пожелала хозяину спокойной ночи и ушла к себе, предварительно задув в комнате свечи. Торхи не ночуют с хозяевами, удовлетворила и свободна.

   *   *   *

   На день рождения получила обещанный цейх и приятный сюрприз — возможность на сутки стать свободным человеком.

   Проснувшись, обнаружила у изголовья привычную некогда одежду: нижнюю рубашку и скромное шерстяное платье. В ванной стоял сундучок с милыми женскому сердцу мелочами. Вместо жалкого осколка появилось круглое зеркало. Когда его успели повесить? Потом пришла служанка и вежливо поинтересовалась, не желаю ли принять ванну.

   Сидела в теплой воде и плакала: вспомнила дом. Казалось, сейчас обмотаюсь полотенцем, открою дверь и окажусь в своей комнате. Нет, не в замке виконта, а за сотни километров отсюда. Быстро оденусь, распахну окно, посмотрю на шумную улицу и сбегу вниз, завтракать. Отец уже сидит за столом, мать выговаривает кухарке, оборачивается ко мне, желает доброго утра…

   Рыдания душили. Видимо, я выла в голос, раз дежурившая за дверью хыра робко спросила, все ли хорошо. Всхлипнула и замотала головой. Мне восемнадцать лет, я вещь и никогда не увижу родных. А в остальном все в порядке.

   Успокоившись, вышла из ванной комнаты. Одеться помогла хыра, а причесывала уже служанка — одна из тех, кто относился ко мне нейтрально.

   Завтракала я за одним столом с хозяином. Сидела на стуле, а не на полу. Ела ножом и вилкой с фарфоровой тарелки. Неуютно. Видно, успела свыкнуться с ролью комнатного животного в присутствии норна. Под его внимательным взглядом кусок не лез в горло, даже чуть не обожглась кофе. Шоан, сколько же я уже не пила кофе? Служанкам и чая не давали, только травяной, а это жуткая гадость!

   — Сегодня ты не работаешь, — сообщил хозяин. — После завтрака съездим в город. Наверняка тебе хочется что-то купить.

   — Благодарю, хозяин, вы обеспечиваете всем необходимым.

   Не поверила собственным ушам. Он поедет со мной, станет ходить по лавкам?!

   — Речь не о необходимом. Платье купи или книги.

   — Это слишком дорого, — отмела столь щедрое предложение, — вы и так подарили целый цейх.

   — Я хочу, чтобы ты улыбнулась. Хотя бы раз. Кстати, Раш тоже изъявил желание тебя поздравить и покатать немного. Не бойся, — рассмеялся хозяин, отодвинув тарелку, — не уронит, да и я прослежу.

   Слишком похоже на пряник. Только вот чем придется за него платить? Увы, подарок — иллюзия, я по-прежнему рабыня и вечером покорно раздвину ноги перед благодетелем.

   После завтрака по привычке хотела помочь служанкам, но хозяин удержал. Он отвел в гостиную и усадил на диван. Сам, естественно, расположился рядом и обнял. Виконт отдал слугам несколько мелких хозяйственных распоряжений и велел принести верхнюю одежду. Мне досталось не поношенное пальтецо на собачьем меху, а нечто невообразимо шикарное. Интересно, его купили специально для меня, или осталось от предшественницы? А, может, это пальто одной из служанок?

   — Ну вот, совсем иначе выглядишь, даже выражение лица изменилось. — Норн одобрительно осмотрел меня с головы до ног. — Бери перчатки и пошли.

   Перчатки подарила Сара. Простые, но кожаные. Прежде я довольствовалась нитяными.

   Дворовый хыр подвел к крыльцу холеного гнедого жеребца и поспешил придержать стремя. Сев на коня, хозяин протянул руку и с помощью раба усадил меня впереди себя. Седло широкое, я — худенькая, кое-как поместилась. А ведь норн подвинулся, чуть ли не на задней луке сидел, до предела натянув стремена. Ничего, потерплю и с синяками смирюсь: на холке болезненнее, знаю.

   Встречные пешие и конные почтительно кланялись норну и заодно мне.

   Хозяин расспрашивал о том, что бы хотела купить, настаивал на посещении лавки букиниста. Не знаю, сколько он на меня истратил. Ценой норн не интересовался. Купила новые чулки, от книги отказалась: слишком дорого, но хозяин, смеясь, напомнил, что платит он. Поэтому-то не хотела ее брать. И не взяла. Зато норн купил для себя, заявив: «Для общего развития полезно». Толстая такая книга, сборник рассказов об Арарге, заметки какого-то путешественника.

   Отправив сопровождавших нас хыров и слугу с покупками домой, хозяин накормил обедом. Трактирщик, сама любезность, вертелся, как уж на сковородке, лишь бы угодить норну и его очаровательной спутнице. Интересно, как бы он запел, узнай, что я всего лишь торха?

   Для полноты счастья не хватало только ягодного мороженого, впрочем, откуда ему тут взяться?

   В замке поджидал Раш.

   — Ну наконец-то! Я уж решил, будто ты ее кому-то продал! — Дракон недовольно бил хвостом по земле, недобро косясь на обступивших его хыров.

   — Она мне нужна, Раш, — усмехнулся хозяин. — Даже втридорога не отдам. — И напомнил: — Осторожнее, Лей высоты боится.

   — Мы невысоко полетаем, — заверил дракон, кося хитрым взглядом. — Пара кружков по окрестностям, чтобы крылья размять.

   Раш подошел ближе. Конь норна испуганно фыркнул и попятился. Дракон довольно выпустил струйку дыма ему в морду.

   — Прекрати безобразничать! — погрозил пальцем виконт, успокаивая скакуна.

   — Да я так, слегка, — даже не подумал извиниться крылатый пройдоха и поторопил: — Усаживай свою драгоценность.

   Раш плюхнулся на брюхо и замер.

   Поколебавшись, перебралась из одного седла в другое. Это оказалось проще, нежели я думала. Под чутким руководством хозяина села, как положено, застегнула ремни, взялась за кожаные петли.

   — Все, что ли? — живо откликнулся на прекращение возни дракон. — Тогда поберегись!

   Полет понравился. Сверху все казалось калейдоскопом красок,пестрой узорчатой картиной. Только когда взлетали и приземлись, было безумно страшно, казалось, непременно упаду, но обошлось.

   Катание на драконе плавно перетекло в ужин опять-таки за одним столом с норном. На десерт подали ягодное мороженое. Стыдно, но я съела целых две креманки: хозяин великодушно отдал свою порцию.

   Заснула я в постели виконта, свернувшись калачиком под боком, разумеется, прежде исполнив долг торхи. Честно пыталась воплотить советы Сары, чтобы отблагодарить за маленький праздник, но, по-моему, ничего не вышло. По крайней мере пыталась, норн не обвинит в черной неблагодарности.

   *   *   *

   Хозяин с утра заперся в кабинете, предоставив слугам свободу действий.

   Переделав текущие дела, сбегала к аптекарю за глазными каплями для одного из драконов. Безусловно, могла остаться на кухне, но у меня свой интерес. Да и к кузнецу по-прежнему хотелось зайти.

   Без приключений добралась до города, купила капли себе и дракону. Как всегда, изображала дурочку, которая понятия не имела о содержимом зеленой бутылочки. Поболтала немного со словоохотливым аптекарем о погоде, прошедшем празднике и отправилась обратно, засунув «драгоценность» за бюстье.

   При виде вольготно расположившихся у обочины мужчин в воздухе запахло опасностью: слишком уж пристально они смотрели.

   Вокруг ни души, справа поле, слева река. Чуть поодаль — лесок.

   Я остановилась, задумалась: рискнуть и пройти мимо или повернуть обратно и дождаться кого-нибудь путника. Ведь предлагали подвезти до деревни, отказалась!

   — Ну что же ты, красавица, подходи! Мы тебя давно дожидаемся, — осклабился один из мужчин, встал и походкой вразвалочку направился ко мне.

   Попятилась, сообразив, с кем имею дело. Наемники! Самоуверенные, загорелые, мускулистые, в стеганых куртках с железными пластинами, отлично вооруженные, они не походили на разбойников. Последних успешно искореняли из окрестных лесов люди хозяина.

   — Привет от сеньора Анафа, куколка!

   Ощутив дуновение воздуха, затравленно обернулась: позади стояли двое.

   — Да ты не стесняйся, тут все свои, — издевался главарь. — Становись на четвереньки и задирай юбки. Мы твои прелести по-братски поделим, а потом немного разукрасим, чтобы место знала.

   Сеньор Анаф… Имя казалось знакомым. Точно, сосед хозяина, которого я облила вином! Значит, он не просто грозил, а предупреждал.

   Взгляд заметался по сторонам в поисках спасения. Время утекало, как песок сквозь пальцы.

   — А ты, как погляжу, стеснительная, потаскушка! — Один из наемников шагнул ко мне и рывком стащил короткое пальтецо. — Слышь, Донер, — обернулся он к главарю, — кто первый?

   — По старшинству, Вирт, — осклабился тот. — Но вдруг красотка щедрая, и ты сзади пристроишься? Тогда, так и быть, разрешаю со мной. Тащи ее сюда! — рявкнул Донер.

   Отчаянно рванулась в глупой надежде убежать. Увы, только сумку уронила. Наемник со смехом взвалил на плечо и бросил на землю чуть в стороне от дороги. Больно ударившись затылком, не сумела быстро подняться и упустила последнюю возможность затеряться среди пшеничных скирд. Поле — вот оно, рукой подать. Я лежу в самом начале межи, только вот шея и руки намертво прижаты к земле.

   — Ты как, куколка, ножки под норном раздвигать хорошо научилась? — Надо мной нависла усмехающаяся физиономия Донера. Сплюнув жевательный табак, он расстегнул штаны. — Может, еще какие премудрости знаешь? Показывай, не стесняйся!

   Наемник расхохотался и в подробностях сообщил, что и как со мной сделает. Воспользовавшись моментом, пнула его, постаравшись попасть ниже пояса. Увы, промахнулась, зато главарь запутался в штанах и упал, извергая проклятия.

   Резкая боль прожгла кожу. На миг перехватило дыхание. Еще один удар, и кровь хлынула из носа. Кажется, Вирт его сломал.

   Донер поднялся и с хмурым видом пнул в живот. Тихо заскулила и сжалась в комок.

   — Только посмей взбрыкнуть еще раз, шлюха! — мрачно пригрозил наемник. — Все ребра ножом пересчитаю, сукина дочь! Поняла?!

   Всхлипнув, кивнула. От боли по щекам текли слезы. Кровь не останавливалась и стекала по подбородку.

   Донер задрал юбки, рванул трусики. Они, естественно, порвались.

   — Пожалуйста! — взмолилась я, ни на что не надеясь.

   Похабно осклабившись, главарь запустил мне руку между ног… и рухнул с арбалетным болтом между глаз, придавив потным телом.

   Наемники рассредоточились вдоль дороги, на время утратив ко мне интерес.

   Звякнули взводимые курки коротких ружей — пистолетов. На пятерых, включая покойного, их оказалось две штуки — достаточно, чтобы «снять» моего спасителя.

   Выстрелы грянули почти одновременно. Облачко пыли заволокло спусковые механизмы. Целились в лес — значит, арбалетчик притаился там.

   Со второй попытки скинув с себя мертвеца, вскочила и нырнула за ближайший стог. Распласталась по земле и поползла, пока не уткнулась в чей-то бок. Закричать не успела: чья-то рука зажала рот.

   — Тише, они услышат! — прошипел неизвестный.

   «Они»? Значит, не из наемников. На слово, конечно, верить нельзя, но мужчина не пытался залезть под юбки, и я немного успокоилась.

   Не знаю, сколько мы пролежали среди снопов. Когда отважилась высунуть голову, у дороги валялись пять трупов. С трудом верилось, что наемников мог уложить один человек. Видимо, высказала сомнения вслух, раз сосед пояснил: «Он не один – с друзьями».

   Опасность миновала. Я выпрямилась и осмелилась оглянуться на повалившегося на землю мужчину. Немолод. Кожа обветренная, одежда не по размеру. Судя по характерным незагорелым полоскам на шее и запястьях, незнакомец — бывший хыр. Ощутив остановившийся на запястьях взгляд, тот развеял сомнения:

   — Собратья по несчастью. Ты ведь тоже не араргка?

   Кивнула и настороженно поинтересовалась:

   — А как вы… — тут же поправилась: — ты догадался?

   — Браслет. — Мужчина указал на мою руку. — За что с тобой так? Торх ведь просто не насилуют ради развлечения.

   Вздрогнула от воспоминаний о пальцах наемника и его достоинстве, которое пусть на миг, но вошло в меня.

   — Насолила одному норну, — решила не вдаваться в подробности.

   — Неужели хозяину плевать на свою собственность? — изумился собеседник и вытащил из волос соломинку. — Араргцы, ублюдки, ревностно блюдут чистоту торх, а не позволяют иметь их всем, кому не лень.

   — Он не знает, — покачала головой и осторожно высказала догадку: — Послушай, ты ведь не аверд?

   Мужчина со смехом кивнул и протянул крепкую руку.

   — Давид, беглый хыр. Теперь, вот, еще и разбойник, потому как выбора нет.

   — Но я думала, сбежать невозможно… — удивленно уставилась на него.

   — Одному? Нет. Мы всем бараком бежали, только вот, — он грустно усмехнулся, — из сорока человек в живых осталось трое. Нас куда-то везли, на ночь привязали плохо, вот и выбрались. Вырубили стражу, одежду, оружие забрали и дали деру. Не помню, когда в последний раз так радовался, когда избавился от ошейника!

   Не веря, поинтересовалась, как можно снять его без кузнеца. Это казалось подозрительным. Со слов Давида, кузнец не нужен, достаточно украсть у надсмотрщика ключ. Он стандартный, подходит и для ошейника, и для браслетов.

   — Больно? — участливо спросил беглый хыр, заметив, как я боюсь свести ноги.

   Промолчала, утирая кровь. Такое с мужчинами не обсуждают. А больно? Больно, конечно. Неважно, как насилуют, приятно не выйдет. Да и наемник успел-таки… Только носу хуже, слезы из глаз текут. Ничего, пройдет, притерпелась уже.

   Давид выбрался из пшеницы и подкрался к мертвому главарю наемнику. Стрельнул глазами по сторонам и, присев на корточки, обыскал. В качестве трофеев перепал кошелек, пара ножей и палаш. Одежду Давид тоже снял, не стесняясь меня, разделся донага — белья на нем не оказалось, да и откуда? — и натянул обновки. Они пришлись впору. Новый знакомый довольно крякнул и свистнул, сунув два пальца в рот. Со стороны леса, прихрамывая, вышел еще один беглец. Ему, в отличие от Давида, с одеждой не повезло: рубашки нет, только потертые, обвисшие на коленях штаны и кожаная куртка, наверное, его ровесница. В руках мужчина держал арбалет.

   — Где Нотан? — обеспокоено озирался по сторонам Давид.

   — Подстрелили, сукины дети! — Мужчина сплюнул и скривился от стрельнувшей болью ноги.

   — Как, насмерть?! — взвился спаситель, огласив воздух потоком ругательств.

   Закрыла уши руками, не желая слушать о гадыхах в выгребных ямах.

   Высказав все, что считали нужным, мужчины вместе обчистили почивших в бозе наемников.

   — Ты, надеюсь, нас не выдашь? — Давид обернулся ко мне и смерил тяжелым взглядом, словно раздумывая, а не совершил ли он глупость, так много рассказав.

   Замотала головой и попятилась. Может, уйти? Но ведь у них арбалет и нож, да и раз убегаю, решила выдать властям. Лучше вести себя естественно, насколько это возможно в сложившейся ситуации. Например, отыскать сумку и пальто, вдруг целы? Хорошо бы со снадобьем ничего не случилось, оно дорогое. А потом… Потом найду предлог, чтобы расстаться с нежданными знакомыми, и загляну к кузнецу. Без ножа отныне из замка не выйду.

   — Давид, может, ее лучше того, а? — Второй хыр недобро покосился на меня.

   — Она торха, Гор.

   — Так выдаст же! Женщину ударь пару раз, она мать родную продаст, — убеждал недоброжелатель. — Глянь на нее! Вон какая ухоженная… была, явно с хозяином ладила. Заметь, одна по дороге шла, без охраны.

   — Я не выдам, — хлюпая кровоточащим носом, заверила я и выбралась на дорогу. — Я тоже мечтаю вернуться на родину, поэтому помогу. Вы мне жизнь спасли.

   — Верю, — улыбнулся Давид. — У тебя глаза честные. До ближайшей деревни далеко?

   — Чуть больше километра. Вы осторожнее, — понизив, голос предупредила: — замок хозяина рядом. Там солдаты, а еще в окрестностях маг-охотник бродит.

   Хыры переменились в лице. Последнее известие стало для них неприятным сюрпризом. Задумалась: не их ли искала снэрра Джованна? Ее работа — ловить беглых.

   — Вот что, девочка, проведи в обход деревни и купи поесть. Хлеба там, кольцо колбасы… — Давид подбросил на ладони отобранный у главаря разбойников кошелек.

   Кивнула, не задумавшись о последствиях. Пособничество беглым рабам со стороны других рабов каралось смертной казнью. Но не могла я просто уйти! Если бы не Давид и Гор, меня бы по очереди, а то и не один раз отымели наемники и бросили умирать под кустом. А подозрения Гора… На его месте я бы тоже пугалась мышиного писка.

   Перевязав Гора и остановив, наконец, мое кровотечение, нашли драконьи капли. Слава Шоану, не разбились! Засунув их в карман пальто, повела спасителей по широкой дуге, стараясь держаться вдоль леса. Третьего беглого хоронить не стали: потеряем драгоценное время, и так слишком шумели. Давид сотворил над ним молитву и прикрыл валежником.

   Оставив хыров в подлеске, сжимая в кулаке монетки, отправилась за провизией. По дороге не выдержала, заглянула-таки на кузню. Ее владелец, рослый плечистый мужик, отнесся к просьбе скептически.

   — Ты хоть знаешь, что это незаконно, детка?

   Поникла и робко предложила:

   — А за золотой цейх? Совсем простенький маленький ножик.

   — Ага, я его сделаю, а ты норна зарежешь. Соучастником пойду. Нет, деточка, без ножика обоим спокойнее.

   — Мне для убийства, а для самообороны! — цепляясь за последнюю надежду, выпалила я.

   — Самообороны? — Кузнец насупил брови, разглядывая мое лицо. Догадываюсь, какая сейчас красавица! — От тех, кто тебе нос расквасил?

   — Я в город хожу. Темнеет рано, пьяных много. Они на браслет не смотрят, им другое надо. Вот и привязался один.

   — Нечего одной ходить, девочка. — Кузнец хлопнул по плечу. Рука у него оказалась тяжелая, будто каменная. — Ножичек только разозлит. Убьют, закопают, и никто не найдет. Топай отсюда. Считай, я ничего не слышал, а то возьму и все хозяину расскажу. Пьянчугу хоть запомнила? А то виконт Тиадей весь город казнит.

   Заверила: помню, и робко спросила:

   — А заколку можно? — Уходить не хотелось, сегодняшний случай доказал, без оружия никак нельзя. — Острую такую, длинную, чтобы пучок скрепить.

   — Можно, — улыбнулся кузнец, разгадав мой умысел. — Законом не запрещено. Ладно, сделаю, за дамский стилет сойдет. Только никому не показывай, а если к стенке прижмут, говори, в городе купила. Через недельку зайди. Семьдесят серебром возьму.

   Почти целый цейх — в одном золотом цейхе восемьдесят серебряных монет — крон. Но я не стала торговаться, еще и поблагодарила.

   Уладив дела с кузнецом, направилась в деревню. Дорога шла через мостик. Глянула на отражение в реке — красавица! Половина лица в крови, другая — в земле, вместо носа — что-то непонятное, на шее — бурые пятна. Ладно, рабов часто бьют, никто внимания не обратит. Совру, хозяйский сервиз разбила. Фамильный.

   Торговец подозрительно покосился, когда попросила две буханки хлеба, кольцо кровяной колбасы и пару фунтов бобов, но промолчал. Постаралась завязать непринужденный разговор. Человек, замысливший противозаконное деяние, не станет болтать о всякой чепухе, быстро уйдет, а я, наоборот, задержалась, даже купила леденцов — мелких таких, в жестяных коробках. В лавке осталось две штуки после праздника. Видимо, местные сладкое не любили, а я хотела заесть волнение.

   На обратном пути сгрызла яблоко-паданку. Оно, конечно, подгнило немного, но вкусное. Подумав, собрала немного яблок для хыров.

   Беглецы ждали в полукилометре от деревни, притаившись в канаве. Гор выглядел неважно, периодически сквернословил от боли. Повязка на ноге набухла, пропиталась кровью. Ему бы к врачу, только кто согласится его лечить? Эх, вспомнить бы хоть какое-то народное средство, нас же учили… Кажется, нужно нарвать листьев белены и срезать кору с ольхи. Не сильна я в травах.

   — Ну, как там?

   Давид с жадностью набросился на еду, Гор не отставал. Сколько же дней они не ели?

   — Тихо. Объявления о розыске не висят.

   Подождав, пока хыры закончат трапезу, повела их кружной дорогой, надеясь самой не заплутать. Места знала плохо, но спасибо недавней прогулке на Раше — помогла сориентироваться.

   Мы шли, в полголоса переговариваясь, когда Гор неожиданно поднял палец. Огляделась, пытаясь понять, что же его так напугало. Тихо, изредка птички переговариваются. Ветер в кронах гуляет. И тут я услышала хруст. Сердце рванулось из груди, а потом упало в желудок. Там, в лесу, кто-то был! Хорошо, если зверь… Отвернулась всего на мгновенье, а хыров уже след простыл, только ветви кустарника качаются. Спрятались. Мне тоже не мешало бы, кто прячется, тот виновен. С другой стороны, вдруг меня тоже примут за беглую?

   Подумав, со всех ног кинулась к проселочной дороге и налетела на отряд солдат во главе со снэррой Джованной. Судя по ее гаденькой улыбке, болтаться мне на одной веревке со спасителями.

   — Старая знакомая! И опять в бегах. — Магичка объехала вокруг меня, щелкая пальцами. — Только на этот раз изрядно потрепанная. Ну, что скажешь?

   — Я возвращалась в замок, и на меня напали наемники. — Правда, снэрра, лгать не собираюсь.

   — Протяни руку, — властно потребовала старая знакомая.

   Испуганно косясь на длинные стволы ружей, подчинилась. Охотничий маг начертила на ладони ногтем какую-ту руну и повторила вопрос. Ответила слово в слово. Руна вспыхнула белым пламенем и испарилась, не оставив следа.

   — Странно, не врешь, — разочарованно пробормотала Джованна и отпустила. Затем обернулась к командиру отряда и указала на лес. — Они там. Двое. Полмили на северо-восток. Возьмете на просеке.

   Мужчина кивнул, пришпорил коня и отдал короткое указание подчиненным.

   Я осталась наедине с магичкой. Та с видом абсолютного равнодушия подпиливала расслоившийся ноготь.

   Из леса донеслись крики, а потом все стихло. Через пару минут вернулись солдаты. Двое обтерли о палую листву широкие охотничьи ножи.

   — Все в порядке, госпожа снэрра, пошли на корм зверям, — отрапортовал командир.

   Плечи невольно задрожали, на глаза навернулись слезы.

   Шоан, их убили только за то, что они хотели вернуться к семьям, на родину!

   — Отвези ее в замок, — указав на меня, приказала ближайшему солдату Джованна. — Пусть маг виконта нос посмотрит.

   Меня посадили на лошадь позади всадника, поэтому всем телом ощущала движения животного. Хорошо, ехали шагом, а то бы зад отбила или вовсе упала. И так сползала, за солдата цеплялась.

   Чем ближе подъезжали к замку, тем меньше туда хотелось.

   Меня била дрожь. Воображение услужливо рисовало картины смерти хыров. Их, наверное, сначала застрели, а потом, для верности… Но у Гора был арбалет! Ну да, он не успел им воспользоваться. Они бежали к просеке, а солдаты ждали их, взведя курки. Не дали хырам времени, подстрелили издали. Потом подъехали и добили.

   — Замерзла? — Солдат обратил внимание на мои трясущиеся руки.

   Промолчала. Не хотелось говорить с человеком, который травил людей, как кроликов.

   В замке меня встретила недовольная Сара, собиравшаяся отчитать за затянувшуюся прогулку. Увидев мой нос, она замерла с открытым ртом.

   — Где вы ее нашли? — наконец выдохнула экономка.

   — Да за деревней, — неопределенно махнул рукой солдат. — Какие-то хмыри напали. Я не видел, но госпожа снэрра сказала, девчонка не врет. В общем, получите свое сокровище, и я поехал.

   Служивый сгрузил меня на землю и вопросительно уставился на женщину. Та быстро сообразила, чего от нее ждут, и всучила ему серебряную монетку.

   Пока Сара занималась урегулированием денежного вопроса, постаралась незаметно прошмыгнуть в кухню, чтобы избежать ненужных вопросов. Не вышло. Пришлось вернуться и отдать драконьи капли. Сара со вздохом забрала его, развернула меня к свету и, качая головой, осмотрела нос.

   — Рассказывай, как было, Лей.

   Я все и рассказала, умолчав лишь о помощи хырам. Придумала, что наемников спугнули солдаты.

   — Так, немедленно к сеньору Мигелю, не переодеваясь! — скомандовала экономка. Сейчас она напоминала воинственную деву, только меча не хватало. — Сама пошлю за врачом и доложу хозяину.

   — Не надо хозяину! — взмолилась я.

   Норн непременно допросит с пристрастием, быстро выведет на чистую воду.

   — Мне лучше знать, — отрезала непривычно суровая Сара. — Идем!

   Маг не обрадовался нежданной работе. Он спокойно сидел, читал, потягивая ароматный глинтвейн, а тут чей-то разбитый нос. Взгляд Мигеля красноречиво свидетельствовал, я — лишний предмет в его любимой библиотеке.

   — Садись, — сжав губы в тонкую ниточку, бросил он, неопределенно махнув рукой.

   Присела на краешек стула, хлопая ртом, как рыба: дышать носом не могла. Маг подошел, склонился надо мной и внимательно осмотрел перелом.

   — Да уж, повозиться придется! — недовольно пробурчал он. — Наверняка с лестницы навернулась, а я теперь лечи! Сиди и не рыпайся.

   Я и не собиралась.

   Первое же прикосновение вызвало дикую боль. Не обращая внимания на судорожные подергивания и побелевшие костяшки пальцев, которыми вцепилась в стол, Мигель с безразличием палача приводил кости в порядок. Хмыкнув, маг прошептал заклинание и отошел, придирчиво разглядывая. За этим занятием его и застал Сашер альг Тиадей, стремительно ворвавшийся в библиотеку.

   — Ну и красавица! — Не понравился мне его тон. — Кто так тебя? Зеленоглазка, я спрашиваю, кто?!

   Я подскочила от звериного рыка. Сжавшись, решила, сейчас он меня ударит. Маг виконта тоже вздрогнул и медленно попятился вглубь библиотеки. Понятно, мысли у нас одинаковые.

   — Мигель, что у нее с носом? — Норн подошел ближе, буравя янтарными глазами.

   — Сломан, мой норн. — Мигель с тоской посматривал на дверь. Ну да, кто же захочет остаться в комнате с разъяренным драконом? — Ничего, я быстро все исправлю.

   — Лей, — голос хозяина стал мягче, — кроме носа еще что-то?

   — Они несколько раз ударили, — чуть слышно пробормотала я, гадая, стоит ли говорить про Анафа.

   — Они? — наморщил переносицу виконт. — Грязные свиньи, всех велю повесить! Хотя нет, сначала они попрыгают под щипцами палача. Лей, — он ощупывал мое тело, подмечая места, где я болезненно кривилась, — почему ты не хочешь все рассказать?

   — Я хочу, хозяин, просто мне тяжело одновременно дышать и говорить.

   Чистая правда: дышать со сломанным, забитым сгустками крови носом сложно.

   Норн кивнул и отошел, наблюдая за тем, как колдует Мигель.

   Нос жутко чесался, потом полыхнул жаром, а потом стал мертвенно-холодным.

   — Все, — сообщил Мигель, вернувшись к прерванному чтению, — если руками не трогать, через час срастется.

   — Спасибо, — скупо поблагодарил хозяин, взял меня под руку и вывел в коридор.

   Тревожно косилась на норна, гадая, что ему известно. Не успела ли снэрра Джованна выяснить истинное положение дел? О возможностях магов я ничего не знала, может, они в голову заглядывать умеют. Но хозяин не начал разговор на тему: «Мне все известно», он всего лишь затащил в спальню и раздел. Естественно, увиденное ему не понравилось.

   — Зеленоглазка, тебя изнасиловали?

   С таким выражением лица убивают — жесткое, непроницаемое. Янтарные глаза практически стали карими.

   Интересно, подлежит ли наказанию торха, если ее изнасиловали? Вдруг это тоже преступление? Умри, но не дай другому мужчине.

   — Пытались, — пролепетала я.

   — Кто?!

   Я мечтала провалиться сквозь землю. Он не спросил, а прорычал, как дикий зверь, предупреждающий жертву, что минуты ее сочтены.

   — Не знаю, хозяин, наемники. — Судорожно глотнула

   — Какие наемники? Где ты их встретила? Приметы? — Вопросы сыпались градом стрел. — Зеленоглазка!!!

   Прикрывшись: неудобно разговаривать голой, сбивчиво пересказала свои злоключения, упустив помощь хыров и изменив место действия. Вернее, я о нем просто не упомянула.

   — Анаф! — прошипел хозяин, сжав кулаки. — Решил, никто не узнает? Ничего, он ответит перед законом. Ты моя, Лей, моя и больше ничья! — Норн встряхнул за плечи и впился в губы болезненным поцелуем. — Ублюдков четвертуют, живых или мертвых. Снэрра Джованна поможет.

   Лучше не надо! Но сказать такое норну, разумеется, не могла, и мысленно приготовилась к тому, что меня четвертуют вместе с покойниками.

   Прибывший в замок врач констатировал ушиб органов брюшной полости, изнасилование, магически залеченный перелом носа и пару незначительных повреждений.

   Хозяин рвал и метал. Не выдержав, отправился на поиски снэрры Джованны. Я торха, не могу обвинять норна, нужно, чтобы слова рабыни подтвердили либо аверд, либо магическая проверка. Судя по всему, на обратном пути виконт заглянет к соседу и вряд ли ограничится повесткой в суд.

   Хыры сделали ванну и смазали синяки пахучей мазью. К ушибам приложили лед.

   Пришла Сара, со вздохом взглянула на меня и велела лежать. Я и лежала, рассматривая потолочные балки и, заодно, кружево паутины в углу, гадая, через сколько минут или часов придет возмездие. Оно в лице хозяина и снэрры Джованны явилось к обеду. Вошедшие о чем-то горячо спорили по-ангерски. Говорил больше норн, магичка ограничивалась лишь короткими ответами.

   — Итак, где вы ее нашли, снэрра Джованна? — Хозяин навис надо мной.

   Мысленно помолилась Шоану: ядовитости тона хозяина позавидовала бы любая змея.

   — За деревней. Вылетела из подлеска, как испуганный олень. — Джованна одарила жертву насмешливой улыбкой.

   — Вы спросили, что она там делала?

   Допрос велся исключительно ради подсудимой, то есть меня. Норн давно знал ответы на все вопросы.

   — Разумеется, и проверила правдивость ответа. На нее напали наемники.

   — Весь вопрос: где? Тела нашли совсем в другом месте. Да и Анаф подтвердил, они ждали торху на дороге. С приставленным к горлу клинком не будешь лгать. Так может быть врет кто-то другой? — Хозяин выразительно посмотрел на меня. — Ну, Зеленоглазка? Правду и ничего, кроме правды.

   И я, задыхаясь от страха, рассказала и замолчала, когда дошла до пущенного в лоб наемнику болта.

   — Дальше! — хозяин требовательно смотрел в глаза. Он стоял, скрестив руки на груди. — Помнится, я предупреждал, наказание за ложь может намного превосходить вину.

   Куда уж больше? Дважды убить невозможно. Хотя, у араргцев богатая фантазия. Вдруг они перед четвертованием вырвут язык?

   — Меня спасли хыры, — коротко пересказала оставшуюся часть событий.

   — Беглые хыры, убившие авердов, — отчеканил виконт. — Ты помогала им? — Глаза норна сузились.

   — Я просто... — судорожно сглотнула и тихо всхлипнула. — Они мне жизнь спасли, а я еды принесла. — Не сомневаюсь, лавочник уже обо всем сообщил хозяину.

   — Ты знаешь, что полагается за пособничество беглым рабам?

   Знаю. Поэтому и снэрра здесь. Магические оковы, в темницу и на дыбу?

   — Если бы не они, меня бы по очереди насиловали пятеро мужчин, а когда бы им надоело, перебили все кости, — когда нечего терять, можно отвечать смело.

   Норн задумался и обернулся к снэрре Джованне.

   — Проверьте, врет ли. Если потребуется, вытяните всю правду. Потом зайдите ко мне.

   Хозяин ушел, я осталась наедине с магичкой.

   — Ну как, сама все расскажешь, или прибегнем к методам дознания?

   Джованна выразительно зажгла и погасила на ладони синий огонек. Заметив мой интерес, улыбнулась:

   — Он как настоящий, можно обжечься.

   Выбора нет, пришлось повиниться, старательно сглаживая острые углы. Судя по выражению лица снэрры, я уже покойница.

   — Что ж, — заключила она, — виконту Тиадею пора искать новую торху. Может, конечно, и выкрутишься, но вряд ли. Вообще, он слишком добр к тебе, не беременна ли? Тогда считай, тебе крупно повезло.

   Увы, капли я пила регулярно, даже крошечной надежды не осталось.

   Магичка ушла, я снова осталась одна. Прижав колени к подбородку, лежала на кровати, молилась, вспоминала дом, лица родных... Скоро я их всех увижу, вернусь в Кевар. Только на том свете.

   Дверь распахнулась, и на пороге возник квит. Вот и познакомимся. В руках он держал веревку с петлей.

   Пискнула и забилась в дальний угол кровати. Неужели меня повесят прямо здесь?

   «Вставай!» — Квит демонстративно взмахнул петлей и, прицелившись, набросил на шею. Потянул на себя, принуждая встать и подойти, чтобы не задохнулась. Достав ручные кандалы, квит зафиксировал запястья за спиной и на поводке повел во двор.

   В холле встретила хозяина, хмурого, задумчивого. Он не удостоил меня взглядом.

   Мы остановились перед знакомым столбом, только на этот раз к нему прибили перекладину. Виселица. Вопреки ожиданиям квит не перекинул веревку через брус, а толкнул к ввинченным в стену крючьям. Освободив от петли, он приказал двум дворовым хырам раздеть меня. Донага, прикрыв низ живота обрывком ткани на тесемках, заменявшим трусики. А ведь на улице начало октября!

   Дрожавшую от страха и холода, сгорающую от стыда, меня выставили на всеобщее обозрение с начертанной на груди углем надписью. Какой, не могла разобрать. Распятая на крючьях, я не могла прикрыться и гадала, вдруг я уже хыра, и любой может воспользоваться столь щедрым предложением. К счастью, никто насиловать не собирался.

   Я провисела так до утра, от холода не чувствуя пальцев. Потом пришел квит, перевернул животом к стене и высек смоченной в специальной жидкости крученой плетью. Сказать, что больно, — это ничего не сказать, но я не кричала: не могла, из груди вырывался только хрип.

   Квит исполосовал всю спину и ягодицы и, довольно хмыкнув, разомкнул кандалы. Мое обмякшее, окровавленное, замерзшее тело рухнуло на землю. Идти не могла, к виселице меня волокли, периодически награждая пинками. Накинули балахон, прислонили к столбу, набросили петлю на шею. Подняв глаза, увидела хозяина, наблюдавшего за казнью с крыльца. В руках он держал белый платок. Вздрогнула и отвернулась, чтобы не видеть отмашки.

   «Хорошо, как пожелаете, господин», — неожиданно произнес квит, отпустив веревку. Кажется, я пропустила какую-то фразу хозяина. Да и тот неожиданно оказался в паре шагов от меня со злосчастным концом перекинутой через перекладину веревки. Решил сделать сам. Повинуясь минутному порыву, упала на колени, обхватила его ноги руками, уткнулась лицом в сапоги. Веревка натянулась до предела, разрывая горло, а потом ослабла.

   Слезы хлынули из глаз. Умирать не хотелось, да еще за такой поступок. Я всего лишь помогла людям, спасшим меня от зверской расправы. Выходит, лучше бы меня не спасали.

   Закашлявшись, замерла на земле. Дрожь сотрясала все тело.

   Сейчас веревка вновь натянется, тупая боль и ломота в саднящей спине сменятся удушьем и багровой бороздой на шее. Я буду болтать ногами, как кукла, дергаться в судорогах, пока не умру.

   — До свидания, мой норн. Надеюсь, следующая торха окажется покладистее, — донесся как свозь одеяло голос снэрры Джованны.

   Хозяин ничего не ответил, он вообще молчал. Скорчившись у его ног, стуча зубами от озноба, терпеливо ждала. Зачем же тянуть, почему виконт медлит?

   — Нож, — наконец приказал норн и перерезал веревку. — Надеюсь, извлечешь урок. — Меня подхватили подмышки и подняли. — По закону тебя нужно пытать и повесить. Сделать хырой и оставить на ночь в качестве развлечения дворне. Цени: я этого не приказал.

   Облобызала его руки, тем самым, кажется, вызвав одобрение. Тогда я еще не понимала, что легко отделалась, а милость хозяина могла стоить ему должности: он проявил незаслуженную сердечность к рабыне, виновной в тяжком преступлении.

   — И еще, Лей, я не терплю лжи. — Янтарные глаза норна впились в лицо. — Я предупреждал и дал шанс самой рассказать всю правду. Ты воспользовалась им лишь наполовину, признавшись во всем из страха. Наказанием за ложь стали удары плетью. Остальное — плата за провинность. Облегченная, потому что ходишь и дышишь.

   — Спасибо, хозяин.

   Еще раз потянулась к его руке. Виконт отдернул ее и приложил пальцы к моему лбу.

   — На кухню, пить отвар! Твое воспаление легких дорого встанет. И, запомни, больше я ничего не прощу, — ледяным тоном добавил норн и зашагал к вольеру с драконами.

   Все разом потеряли ко мне интерес, оставив стоять на коленях. Превозмогая боль, встала и побрела к кухне.

   Служанки во главе со Снель выразительно косились на меня, показывали пальцем — мол, знай свое место, тварь подзаборная. Теперь я понимала, чего на самом деле стоит моя жизнь.

   Ко мне подбежала хыра с домашними туфлями и шерстяным платком. Опустилась на колени и обула. Платок накинула сама и с трудом добрела до стола. Сесть даже не попыталась.

   — Госпожа пьет рашит?

   Я — госпожа? Я такая же рабыня, как она.

   И что такое «рашит»?

   Не дожидаясь ответа, хыра достала с полки графин с мутной жидкостью соломенного цвета, налила полстакана и протянула мне. Горло обожгло, но я мужественно проглотила рашит. Крепкий! Слишком крепкий для торхи, которая пьянела даже от вина. С большим трудом осилила всю порцию. Голова стала тяжелой и кружилась. Горло саднило, озноб волнами гулял по телу.

   Кутаясь в теплый платок, придерживаясь за стол руками, раскачивалась из стороны в сторону, стараясь не думать о боли.

   Какая-то служанка, не глядя на меня, поставила на стол флакон темного стекла и ушла. Взглянула на этикетку — кажется, травяной настой, я все еще плохо читала по-ангерски.

   — Выпейте, госпожа, станет легче! — Услужливая хыра налила кружку горячего молока. — Госпожа Сара сказала, двадцати капель достаточно.

   Покорно выпила отмеренную дозу, позволила проводить себя в комнату и раздеть.

   Хыра нагрела воды, осторожно смыла грязь и кровь, перебинтовала.

   Кое-как свыкнувшись с болью, заснула.

   *   *   *

   Продержав в замке чуть больше года и уверившись, что я присмирела, норн решил перевезти меня в городской дом. По долгу службы виконт регулярно бывал в столице. Это доставляло определенные неудобства. Полеты над Гридором запрещены, приходилось добираться на перекладных: сначала на Раше, а потом на лошади.

   Носилась по замку, как заведенная: казалось, хозяин собирался взять с собой всю обстановку. Но он ограничился малым: одеждой, несколькими ящиками личных вещей, сундучком и собственно мной.

   Багаж отправили вместе со слугами на низших драконах, мы же налегке летели на Раше.

   Дракона, похоже, сообщение о столь дальней поездке не обрадовало. Я так и не поняла, что он сказал, зато взгляд оценила. У них с хозяином вышла небольшая перепалка, закончившаяся победой норна. Фыркая огнем, Раш позволил себя оседлать и покорно преклонил колени.

   Я все еще побаивалась летать, но честно пыталась бороться с постыдной слабостью. Видимо, не слишком убедительно, раз хозяин уложил себе на колени. В этот раз не возражала, рассудив, так и впрямь лучше.

   Мы приземлились километрах в пяти от города, на околице крупной деревушки. На местном постоялом дворе уже ждали лошади. Вернее, не нас, а норна.

   Хозяин изъявил желание перекусить, я покорно поплелась вслед за ним в трактир. После полета кусок не лез в горло. При мысли о еде хотелось скорее юркнуть в ближайшие кусты, чтобы прилюдно не опозориться.

   Первое, на что я обратила внимание: девушка-подросток у стойки. Она сидела на полу у ног бородатого мужчины и, не мигая, смотрела перед собой. Щупленькая, в большом для нее овечьем полушубке. Торчащая из-под него серая ткань говорила о роде ее занятий. Сколько ей? Пятнадцать? Взгляд потухший, на ногах — синяки.

   Поспешила отвести глаза, чтобы не расплакаться.

   Играть в куклы — и стать торхой, наложницей совершенно чужого и неприятного тебе человека! Животные, скоты! А бородачу все равно. Рука то и дело невзначай тискает несформировавшуюся грудь, наполовину открытую распущенной шнуровкой. Вот он что-то сказал трактирщику, тот протянул ключи. Норн пнул торху, и она покорно последовала за ним наверх. Их не было минут двадцать. Потом ангерец вернулся, похабно улыбаясь и поправляя пояс. Девочка так и не появилась.

   — Подонок! — сама того не заметив, сказала вслух и отвернулась к окну.

   Гнусный выродок спит с малолетней! А законы этому потворствуют. Насколько я помню, торхами можно делать девочек с пятнадцати лет. О хырах лучше не думать, тут возрастных ограничений вовсе нет.

   — Тебе что-то не нравится, Лей?

   Я вздрогнула, услышав голос хозяина. Ну вот, опять оскорбила норна, снова не сдержалась!

   — Лей, кого ты назвала подонком?

   Шоан, в кого у него такой слух?! Тут же шумно, слово легко затеряется в гуле голосов.

   — Просто мысли вслух, хозяин, — как можно смиреннее ответила я.

   — Интересные мысли, — почесал подбородок хозяин и равнодушно глянул на заигрывавшую с ним подавальщицу. Ну да, зачем ему ты, когда рядом торха. — Так кого? Меня?

   В ужасе подняла на него глаза и замотала головой. Норн усмехнулся и провел рукой по щеке.

   — Приятно слышать. Надеюсь, у нас сложатся доверительные отношения. Так кто же не понравился моей Лей? — Пальцы нежно погладили.

   — Я совершила непозволительную ошибку, хозяин, я не имела права…

   — Кого-то из авердов? Уж не бородатого норна у стойки? — Хозяин обернулся к владельцу несовершеннолетней рабыни.

   Что на такое ответишь? Промолчала, ожидая наказания за болтливый язык.

   — Из-за девочки, да? Не спорю, на вид ей больше четырнадцати не дашь, но торговцы все тщательно проверили, а до них интенданты. Люди разные, Лей, — вздохнул виконт и отвернулся. — Некоторым нравится спать с детьми. Я не понимаю прелести подобного занятия: ни доставить, ни получить удовольствия такая торха не может. Родить тоже. Если все же выносит и не умрет, то, скорее всего, к дальнейшему деторождению станет не пригодна. Ни груди, ни попы, да и лечь на такую страшно: того и гляди, что-то повредишь. Вот ты была в самом лучшем возрасте: уже сформировалась, начала задумываться о мужчинах, но отдаться никому не успела. — Он сделал паузу и выразительно глянул на меня. — Чего ты ждешь, Зеленоглазка? — Рука взъерошила волосы. — Я не стану тебя наказывать, ты ведь, по сути, права. Да и никто, кроме меня, обвинений не слышал. Точно не голодна? Хотя бы воды выпей.

   Воды мне тоже не хотелось, лучше прилечь и закрыть глаза, что я, немного подумав, и сделала. Не без участия хозяина, который перетащил меня на колени. Ему приятно любое проявление нежности, я ведь его совсем не баловала. Так и просидела, положив голову на плечо виконту, весь обед, а потом совершила приятное путешествие на руках до лошади. Можно подумать, я не вещь, а человек, слишком уж заботились о моем удобстве. Или я просто очень дорогая вещь? Вряд ли, наверняка за торх платили и большие деньги.

   Гридор произвел неизгладимое впечатление. Такого огромного города я до сих пор не видела –– по словам хозяина, в нем проживало около миллиона человек. Во всем Кеваре, наверное, наберется миллиона два, а ведь это немелкое княжество.

   Столицу королевства Арарг окружали три линии укреплений, не сводившиеся к банальным крепостным стенам. Тут поработали придворные маги, сумевшие сплести тончайший силовой полог, замыкавшийся на любом, кто пытался в обход ворот попасть в город. От бедняги оставалась лишь горстка пепла. Или обуглившийся скелет, если соприкосновение оказывалось мимолетным. Вещественные доказательства действенности полога — обгоревшие тушки животных — периодически тачками вывозили в ближайший овраг.

   Гридор также защищали пушки, прятавшие жерла за умело замаскированными бойницами, и агейры. В столице квартировало много военных, которые держали агейров вроде собак. Араргцы привыкли во время службы иметь дело с ручными демонами и не желали расставаться с ними в мирной жизни. Живя в Гридоре, я до смерти боялась попасться такому существу.

   Агейры преданнее любого пса, надежны и неподкупны. Справиться с ними можно только с помощью пули, желательно заговоренной или из специального сплава. Стрелы и арбалетные болты их не берут: слишком толстая шкура и слишком быстро восстанавливаются ткани. Стрелять нужно в глаза, либо в место сочленения головы с шеей. Второй попытки не будет, не успеете: рассвирепевший демон разорвет в клочья. В прямом смысле этого слова. С двумя рядами острых, как бритва, зубов, каждый с человеческий палец, это не составит труда.

   Впервые увидела агейров именно тогда, у городских ворот. Парочка страшных созданий дремала по обеим сторонам поднятой решетки, положив кошачьи морды на лапы. Даже не знаю, вывели ли араргцы демонов, или их такими создала природа. Черные, гладкошерстные, размером с крупного теленка. Тело — собаки, но все в складках, которые спасали от зубов и ножа. Морда и хвост — пантеры. Когти, как у всякого порядочного демона, в наличии, так же как крылья. Во сне они так забавно подрагивают.

   Один из агейров лениво открыл один глаз, и я вскрикнула, чуть не упав с коня. У живого существа не бывает пылающих алых глаз. Зрачок практически отсутствовал и тоже не черный, а темно-синий, вертикальный, кошачий.

   Хозяин успокоил, заверил, агейры никогда не нападают без причины.

   Солдаты приветствовали норна странным жестом — приложились к левому плечу ладонью левой руки. Младший офицер стражи, вытянувшись во фронт, бодро выпалил: «С возвращением в Гридор, мейдир коннетабль!» Хозяин ответил кивком и придирчиво осмотрел стражников. Один из них поспешно отшвырнул ногой пустую бутылку. Норн промолчал, ограничившись осуждающим взглядом: для выпивки на рабочем месте еще слишком рано.

   Улицы Гридора, словно ветви, разбегались от ствола — бульвара Созвездий. Он стрелой пронзал город с юго-запада на северо-восток и заканчивался дворцом Его величества Никотаса Второго. Полное имя монарха гораздо длиннее, но я никак не могла его запомнить. Кажется, Никотас Трумер Шион Торрес альг Хаир. Любопытно, называет ли его кто-нибудь так? К хозяину, к примеру, никто не обращался столь витиевато.

   Норн жил в фешенебельной части города, примыкавшей к королевскому дворцу. Люди попроще селились ближе к воротам. Улочки, то расширявшиеся, то опять сужавшиеся, вечно перегораживали тележки торговцев или кареты норнов. У дворца каменная паутина распутывалась, давая возможность спокойно разъехаться двум экипажам.

   Меня интересовало абсолютно все: как-никак, первый выезд в большой мир. Оказывается, успела отвыкнуть и от городского шума, и от толпы, и от специфических запахов. Что я видела: замок, деревня, — и так по кругу. А тут столица! Гридор казался огромным прожорливым зверем, заглатывавшим зазевавшихся жертв. Я родилась и выросла совсем в другом городе. Тулон не подавлял, а Гридор стремился раздавить и подчинить.

   Вглядываясь в лица прохожих, заметила среди них не только араргцев, хотя последние, безусловно, преобладали. Очень много полукровок с разноцветными волосами, есть жители низинных земель — коренастые, широкоплечие. Араргцы, те, которые не норны, и не полукровки, напоминали птиц — высокие, тощие, смуглые. Обладателей пепельных или даже русых волос среди них не заметила, зато цвет глаз поражал разнообразием. Все-таки они совсем не такие, как обитатели долины Старвея.

   Мы двигались очень медленно, хотя хозяин, наверное, мог с легкостью расчистить себе дорогу. Он ведь коннетабль, занимает высокий пост, иначе солдаты не стали бы отдавать ему честь. И не только те, у ворот — обычные патрули городской стражи, даже солдаты в увольнительной, толпившиеся у дверей кабачка. Наконец остановились перед шикарным особняком. По сравнению с этим мой несостоявшийся жених жил в жалком домишке. Особняк, несомненно, старый, из потемневшего известняка, с гербом Тиадеев над входом. Мое новое пристанище на ближайшее время. Где же меня поселят? На чердаке, в каморке под крышей?

   Пока выбежавшие на громкие окрики слуг хыры носили вещи, мы не двигались с места. Управились они быстро, но чем-то все равно вызвали неудовольствие хозяина, который лениво прошелся плетью по спине ближайшего раба. Тот даже не поморщился, воспринял наказание, как должное, и подобострастно кланяясь, придержал норну стремя.

   Хозяин спешился и подозвал вышедшего навстречу управляющего — или как называется тот, кто ведет хозяйство и контролирует слуг? Пока они что-то обсуждали, вертела головой, впитывая новые впечатления. Не все оказались приятны: ухо уловило мольбы о пощаде. Кричала женщина. Спустя пару минут я увидела, как ее со связанными руками волокли двое араргцев. На спине женщины, поверх разодранной одежды, болталась табличка. Группа направлялась к нам, и я зажмурилась, чтобы не видеть лица несчастной.

   — Я бы на твоем месте посмотрел, — ворвался в мои мысли голос хозяина. В следующее мгновение его руки насильно вернули зрение. — Полюбуйся, что случается с рабами, обманувшими доверие хозяев. Эй, — он знаком остановил мучителей, — что она натворила?

   — Воровка.

   Женщина притихла. Глаза радостно блеснули из-под спутанных волос. Найдя в себе силы подняться, она метнулась к виконту и, повиснув на руках палачей, в мольбе простерла к нему покрытые багровыми синяками руки.

   — Да продлят боги ваши дни, мой норн! Смилостивитесь, скажите, что Наира никогда не брала чужого! Вы же часто бывали у хозяина, должны меня помнить. Я торха сеньора Манеуса, та самая, которая хорошо танцует. Вам ведь нравились мои танцы?

   — Наира, говоришь? — Хозяин подошел к ней и взял за подбородок. Женщина постаралась улыбнуться, хотя далось это ей с трудом. — Вот уж не ожидал! Образцовая торха, ласковая, предупредительная, умная.

   — Мой норн, умоляю, не позвольте казнить за то, чего я не совершала!

   — Если твой хозяин решил, что ты виновна, так оно и есть. Куда вы ее? — Виконт снова обращался к конвоирам.

   — В бордель для хыр. Если хотите, адрес оставим, мой норн, — лукаво подмигнул араргец.

   — Уберите ее, — поморщился норн и брезгливо вытер руку о край плаща.

   Тогда я не поняла столь резкой перемены настроения, причину ее узнала много позже. Пока Наира была торхой, она считалась чистой. Когда перешла в разряд хыр, да еще публичных, превратилась в представительницу самой низшей касты. Норны с такими не имели дела, как и большинство горожан.

   Публичные дома для хыр посещали отбросы общества и люди с психическими отклонениями. Закон запрещал вещи, которые в них процветали. Всевозможные извращения не заканчивались даже со смертью девушек. Последние редко выдерживали дольше полугода. На мертвую «девочку» тоже найдется клиент, иногда заплатят больше, чем за живую.

   Наира умоляла спасти ее, обещала стать подстилкой для всей прислуги, работать от зари до зари, лишь бы норн перекупил ее, но хозяин делал вид, будто не слышит. Виконт стащил меня с седла, подгоняя легкими толчками в спину, запрещая оборачиваться, заставил подняться по ступенькам и войти в дом.

   — Пожалуйста, хозяин, спасите ее!

   Ухватив его за руки, опустилась на колени. Меня трясло; в ушах стояли отчаянные мольбы торхи.

   — Нет. Вставай.

   — Я… я... Что нужно сделать? Я сделаю!

   Нельзя бросить несчастную. Не верю, будто она воровка.

   — Лей, я не стану вмешиваться, — отрезал норн. — Ее хозяин волен поступать так, как ему заблагорассудится. Вставай и успокойся. Сострадание к людям похвально, но, к сожалению или к счастью, Зеленоглазка, иногда нужно пройти мимо. Судьба чужой торхи меня не касается.

   Смирилась и встала. Понимай я тогда, куда ведут Наиру, стояла бы до победного, сумела бы уговорить виконта снизойти до помощи несчастной. Женщина не его собственность, а преступать закон ради чьей-то игрушки он не собирался.

   Поневоле задумалась о собственной судьбе и своем норне. Когда я ему надоем, он тоже может продать меня в бордель. Больших денег, конечно, не дадут, зато совесть чиста — не убил. Другое дело, там хуже смерти. Я, разумеется, в подобных местах не бывала, но догадывалась, да и на изнасилования в Арарге насмотрелась. Не то, чтобы подобное считалось обыденностью, разумеется, нет, но в отношении рабов авердов не сдерживала мораль. Стоит стать хырой, сразу найдется желающий. Взять хотя бы девочек в распределителе, над которыми измывались солдаты, ломая гордость.

   — Тебе ее жалко, Лей? — Хозяин обнял сзади, сплел пальцы на животе. — Или боишься оказаться на ее месте?

   — Боюсь, — честно призналась я.

   — Нет, туда ты не попадешь. Хотя бы потому, что человечнее сразу убить. И я гораздо лучше отношусь к своей торхе, нежели Манеус, не делаю скоропалительных выводов. Хотя, если ты меня очень сильно расстроишь…

   Он отпустил и поднялся по лестнице. Я же осталась посредине холла, не зная, куда податься. Одна пробыла недолго, потому что попала в руки сразу двух хыр, одной служанки и управляющего, вежливо (даже удивилась) поинтересовавшегося моим именем.

   Меня вымыли, одели, причесали и разместили в специальной комнатке между этажами. Выше обитали служанки, ниже — господа. Хыры и вовсе ютились в подвале. Комната опять темная, без окон. И без очага — видимо, чтобы торха не причинила себе увечий. Обстановка скоромная, даже армейская: кровать, стол, стул, сундук, но мне хватало. В замке жилось примерно так же. За ширмой — умывальник и деревянная бадья для омовений. Через бортик перекинуто пушистое полотенце и… нижнее белье? Нахмурившись, уставилась на него. Нужного размера, дорогое. Сначала подумала, оно принадлежало предыдущей торхе, не помню, как ее звали. Кстати, судя по рассказам, она умерла в этом доме, но подробностей я тогда не знала. Твердо решила подружиться со всеми обитателями особняка, чтобы заработать право ходить на рынок. Однако, приглядевшись, поняла, белье новое, сохранился даже ярлычок магазина — «Атласная роза». Значит, его купили мне.

   Незапланированные подарки на этом не закончились. Вошла служанка и вручила шуршащий сверток, в котором обнаружилась пара чулок, пояс, подвязки и тончайшая батистовая нижняя рубашка.

   С интересом рассматривала вещи, которые не могла себе позволить в Кеваре. Словно любовница богатого вельможи! Видимо, хозяина сильно раздражало то, что я носила под форменным платьем, раз он решил потратиться. Дорого стоят услаждающие взор штучки! Зачем так стараться, наряжать вещь, которая, может, долго не прослужит? А батистовая рубашка, куда мне ее надевать? Под платье торхи не положено, а других не ношу. Виконт издевается? Возможно. Хотя, понимаю, жаловаться на хозяина глупо.

   Выставила служанку за дверь, а сама упала ничком на кровать. Нет, я не плакала, просто лежала среди вороха товаров из магазина женского нижнего белья и думала о Кеваре, родных. Должен же кто-то уцелеть! Теперь, по прошествии времени, полагала, матери нет в живых, она вряд ли выдержала участь хыры, но отец мог уцелеть, и я должна к нему вернуться.

   Все еще лежала, не умывшись с дороги, когда в дверь постучались, и вошла хыра.

   — Хозяин просит спуститься в холл. Я стану помогать вам, госпожа, можете звать меня Фей.

   Села и окинула взглядом ту, для которой стала госпожой. Босой подросток в подпоясанном обрывком веревки балахоне до колен. Чернявая, угловатая. По рукам и ногам — браслеты с «ушками» для цепи, на шее — ошейник. Позднее узнала, моя помощница и первая подруга в Гридоре, никогда не видела свободы. Она родилась в рабстве от хыры и кого-то из авердов. Девочка предполагала, что отец не простолюдин, иначе бы она не стала прислугой. Для своего возраста — Фей минуло пятнадцать — она обладала огромным опытом по мужской части и даже учила, как использовать в своих целях мужское желание. У нее самой был постоянный любовник, стараниями которого другие мужчины девушку не трогали. Без него девчонке пришлось бы туго.

   Оказалось, хозяин хотел взять меня с собой в гости. Шли мы пешком — норн решил прогуляться, размять ноги после поездки. Он — впереди, я — позади, под присмотром слуги. Виконт остановился перед дверьми особняка, меньше его собственного, зато выходившего окнами в сад, позвонил и поинтересовался у отворившего дверь слуги, дома ли хозяева. Тот сообщил, что господина нет, зато госпожа принимает. Норн велел доложить о себе и прошел в уставленный вазами с цветами холл. Вслед за ним семенила я.

   Как волнительно-то! Я впервые очутилась в гостях у норнов. Ох, как бы ничего не испортить? Решила молчать. Да, так лучше всего.

   Стояла и вертела головой, разглядывая затейливую роспись на вазах. Холл тоже оказался занятным. Светлый, с большими окнами. С потолка свисает люстра со множеством стекляшек. Подозреваю, она хрустальная. У хозяина холл больше, но я не успела его толком рассмотреть..

   Виконт вольготно устроился в кресле, заложив ногу на ногу. Он лениво следил за мной и нетерпеливо постукивал пальцами по столу для писем. Слуга удалился в дворницкую, как полагалось. Минут через пять к нам вышла обворожительная красавица. Я еще не видела норин и бесстыдно ее рассматривала.

   Хозяин улыбнулся, встал и шагнул навстречу хозяйке.

   — Сашер, как я рада тебя видеть! — Обладательница каштаново-русых волос — сверху — шоколад, концы — словно спелая пшеница — подошла к хозяину и порывисто поцеловала в щеку. — Надеюсь, ты вернулся насовсем, а то, смотри, — она шутливо погрозила пальцем, — одичаешь в провинции.

   — Приятно, что ты скучала, Дорра. — Норн ответил ласковым прикосновением к губам. — Женская верность дорогого стоит. Вижу, брата нет дома…

   — Да, опять обивает пороги дворца ради крохотного кусочка земли. Но проходи же, не стой на пороге! — спохватилась хозяйка.

   Она на мгновенье обняла виконта и, встав на цыпочки, что-то прошептала на ухо. Хозяин улыбнулся и кивнул.

   — А это кто?

   Видимо, я слишком открыто пялилась на нее, раз норина соизволила обратить на меня внимание, окинула недовольным высокомерным взглядом. Глаза у нее тоже зеленые, как у меня, только болотного оттенка. Видимо, хозяин подбирал рабыню под любовницу.

   — Моя новая торха, — с гордостью представил хозяин. — Это она заставила перебраться в замок. Пока привыкла, научилась… Лей, подойди сюда! — подозвал он. — Знакомься: норина Доррана Атальвин.

   Низко поклонилась и просеменила ближе. Снова поклонилась и замерла. Холеная женская рука зарылась в волосы. Что она там искала, вшей? Или в Арарге торх заводят даже женщины?

   — Хорошенькая, — наконец изрекла норина. — За собой следит, явно не из крестьянского быдла. А в остальном как? Фигурка, постель?

   — Устраивает, — уклончиво ответил хозяин и пожаловался: — Хотелось бы, конечно, чтобы меньше походила на забитого зверька, но, видимо, от природы такая.

   С облегчением разогнула спину. Стоять, согнувшись, тяжело.

   — Детишек заводить будешь?

   — Пожалуй. Надеюсь, забеременеет.

   — Как, разве она еще ни разу? — Норина с изумлением взглянула на меня. — Сколько она у тебя? Год? Здоровая? — Вопросы сыпались один за другим.

   — Абсолютно, — виконт предпочел ответить только на один.

   — Тогда решительно ничего не понимаю. — Норина Доррана потерла переносицу и чуть выпятила нижнюю губу. — Или она редко греет тебе постель?

   Хозяин усмехнулся.

   — Гораздо чаще, чем ты, Дорра. Ничего, не переживай, девочка исправится. Я до недавних пор ее берег. Знаешь, она нервничала очень, решил приучить. Теперь можно и детей завести. Красивые выйдут, надеюсь, умные. Если не получится, обидно, конечно, но что поделаешь!

   Отослав на кухню, господа удалились. Сидя в уголке у очага и слушая шепоток слуг, поняла, что не ошиблась: норина действительно давняя любовница хозяина. Жениться на ней он не собирался: норина хоть и дворянка, но без титула. Приданого брат тоже не даст: неоткуда взять. Семья Дорраны не бедствует, но жить на широкую ногу не могут. Не получи в свое время брат наследство, безвылазно сидели бы в провинции.

   Только зачем хозяин взял меня с собой? Хотел похвастаться перед любовницей новым приобретением?

   Когда господам подали чай, мне неожиданно велели пройти в гостиную.

   Норина с виконтом сидели на диване. Платье кокетливо обнажало плечо. Показалось, или корсаж неправильно зашнурован? Так и есть, криво. Когда норина Доррана сладко потянулась, платье сползло. Она довольна, улыбается. Любит, наверное, хозяина. Ну да, он мужчина видный, богатый, знатный.

   — Сашер, можно ненадолго занять твою торху? — Хозяйка дома положила голову на плечо виконту. — А то я отпустила горничную до вечера.

   Хозяин кивнул, и норина поманила к себе. Просьба оказалась предсказуемой — помочь зашнуровать корсет. Ладно, мне несложно, одену любовницу виконта. Ожидала, та начнет жаловаться на мою неуклюжесть, неприятный запах или неподходящее выражение лица — обошлось.

   — Из тебя вышла бы отличная горничная, — похвалила норина Доррана. — Ловкие пальчики, внимательная. Сашер, я одобряю, — обернулась она к любовнику. Тот развалился на диване — довольный, расслабленный. — Не возражаешь, если я пошлю ее в аптеку? Не сбежит?

   Хозяин задумался, оценивая степень моей благонадежности, и дал согласие. Норина продиктовала список: капли «от детей», шампунь, масло для кожи груди, гигиенические принадлежности. На руки выдали рецепт. Я его переделаю, сотворю из одной бутылочки две. Простите, хозяин, пусть вам жеребят племенные кобылы рожают, мои дети появятся на свет по любви.

   — Тут недалеко, на углу квартала, — вручив деньги, напутствовала норина. — Заблудишься — спросишь. На все — час.

   Сориентироваться в незнакомом городе нелегко, даже пытаться не стала, сразу обратилась к прохожим. Час пролетит незаметно, за опоздание строго накажут. Нечего и думать, чтобы после куда-то без провожатых отпустили.

   Шла и пыталась запомнить каждый дом, каждую вывеску. Пригодится и в повседневной жизни, и при побеге. Не хотелось навсегда остаться рабыней только потому, что не смогла выбраться из лабиринта улиц. Только я все продумаю, не кинусь без оглядки при первой возможности. Заработаю доверие хозяина, скоплю денег, найду, на чем добраться до порта — словом, подойду к делу ответственно.

   При виде лотка торговца сладкими булочками с корицей потекли слюнки. Когда я в последний раз ела? Утром. Замерла, раздумывая, стоит ли побаловать себя, и потянулась к скромному кошельку, болтавшемуся на шее. Пара монет погоды не сделает, а сил и уверенности прибавит.

   Удовольствие обошлось баснословно дешево — в один медяк — и оказалось божественно-вкусным. Пристроившись на крыльце, проглотила булочку, с интересом обозревая толпу. На ступеньке выше примостилась женщина. Судя по одежде, аверда, но из низов. Она поинтересовалась, не приезжая ли я. Завязался короткий разговор, в конце которого женщина предложила проводить до аптеки.

   Мы свернули с оживленной улицы в глухой переулок, срезая дорогу. Буквально через пару шагов заметила, что шнурок на ботинке развязался. Наклонилась и угодила в чьи-то руки. В рот засунули кляп — носовой платок.

   Отчаянно брыкаясь, пыталась вырваться, но двое мужчин без труда скрутили и засунули в мешок. Последнее, что запомнила, — удар по голове. Видимо, строптивая торха изрядно надоела похитителям.

   Во рту стоял странный привкус. Когда сознание более-менее вернулось, поняла, это кровь. Кто-то разбил мне губу.

   Голова гудела, раскалываясь на части. Спасибо, больше не били, зато связали руки за спиной. Видимо, я уже долго так пролежала, потому что они онемели.

   Повертевшись, смогла осмотреться. Я лежала на полу в комнате без окон, судя по всему, в подвале. Подо мной — плащ. Проявление заботы порадовало и вселило надежду, что меня похитили не для того, чтобы убить.

   Глаза резанул яркий луч света — открылась дверь.

   Заерзала, но закричать не решилась.

   — Красиво лежишь! — с ехидцей прошипел над ухом смутно знакомый мужской голос. — Наверное, успела меня забыть? А я помню. У меня хорошая память, а твою я сейчас освежу.

   Мужчина ударил ногой в живот. Скрючившись от боли, застонала.

   — Ну как, память вернулась, кеварийская сучка? Я сделал то же, что посмела сделать ты. Не будь Сашер таким добреньким, давно бы в земле сгнила, тварь!

   Начала судорожно вспоминать, где и когда могла ударить незнакомца. Прошлое воскресили черно-палевые волосы араргца. Норн с торгов. Шоанез!

   — По глазам вижу: узнала, — довольно ухмыльнулся норн. — Вставай и топай за мной. Полагаю, Сашер не слишком расстроится, если я заменю одну торху другой, да еще доплачу. А тебя, детка, отправлю туда, где таким самое место.

   — Вы не имеете права, вы нарушаете закон!

   Не знаю, откуда во мне взялось столько храбрости, но я выпалила все ему в лицо. Шоанез отреагировал неожиданно спокойно, даже не ударил.

   — Как посмотрю, успела права выучить. Нет, кеварийка, я ничего не нарушаю, потому что официально ничего не делаю. Это не мой дом, не мои люди, и меня здесь нет. Единственное, в чем меня можно обвинить, — не обратил внимания на подозрительных личностей, тащащих рабыню. Эй, заходите! — крикнул он кому-то.

   Дверь снова отворилась, впустив женщину. Ту самую, которая вызвалась меня проводить. Только теперь она выглядела иначе: богаче, ярче. Вся в золоте, глаза густо подведены черным. Вскоре к ней присоединилась вторая женщина, постарше, обрюзгшая, но тоже увешанная броскими драгоценностями.

   — Мой норн! — Обе низко поклонились.

   Шоанез не ответил и присел на единственный стул, пододвинув его ближе ко мне.

   — Можете приступать. — Норн лениво махнул рукой. — Смотрите, сколько угодно.

   Та, что моложе, наклонилась и задрала юбку, щупая ноги. Вторая расшнуровала платье. Осмотр напоминал подобную процедуру в распределителе, только вот она казалась еще более омерзительной из-за Шоанеза. Когда пожелтевшие, унизанные безвкусными перстнями пальцы потянулись ко рту, не выдержала и укусила женщину. Взамен получила пощечину.

   — Нет, не возьму, хотя красивая, — покачала головой первая араргка, та, которая заманила в ловушку. — Я уже не в том возрасте, чтобы учить уму-разуму девочек. Да и торха… — Она задумалась и вновь мотнула головой. — Нет, не возьму!

   Поклонившись Шоанезу, она ушла. Вторая женщина осталась, несколько минут пристально разглядывала и обернулась к норну:

   — Сколько она пробыла торхой?

   — Не беспокойся, Трувель, ублажать мужчин должна уметь, — равнодушным скучающим тоном ответил Шоанез. — Если нравится, поговорим о цене.

   Женщина задумалась, покусывая краешек губы. Пальцы теребили кольца.

   — Придется нанимать мага, ломать защиту браслета — слишком дорого! С другой стороны, товар ценный. У нее нежная кожа, красивые глаза, фигура, кое-какой опыт, образование… Я бы взяла для особых клиентов. Сто пятьдесят, мой норн.

   — За нее платили четыреста пятьдесят цейхов. — Шоанез оценил меня дороже, нежели деал Себр.

   — Ну, невинность всегда в цене! — рассмеялась женщина. — Теперь товар подпорчен и не вами, мой норн. Я и так плачу втридорога за краденную торху, рискую, очень рискую!

   — По рукам! — недовольно буркнул норн. — Давай деньги.

   — Э, не так сразу, мой норн! — Торговка оказалась опытной. — Сначала ее осмотрит врач.

   — Сейчас, Трувель, или будешь болтаться в петле, — повысил голос Шоанез.

   Осознав, куда меня хотят продать, ужаснулась. Никогда не думала, что буду молить небеса оставить меня торхой, но я молила. Увы, боги остались глухи.

   Женщина и Шоанез вышли, продолжая горячо обсуждать стоимость «живого товара», им на смену пришли печально знакомые мужчины. На этот раз в мешок меня не засунули, просто взвалили на плечо и вынесли на улицу.

   Квартал, в котором я оказалась, заметно отличался от того, в котором жил хозяин: низкие лачуги, склады, сараи, грязь, снующие по мостовой крысы. Теперь я поняла, почему никому не придет в голову искать здесь Шоанеза. Самого его увидела через пару минут — пронесся мимо верхом на гнедом скакуне. Значит, об оплате договорились.

   — Несите ее ко мне, мальчики! — весело крикнула новоявленная покупательница. — Тут недалеко, через три улицы. «Красная дама».

   При этом названии мужчины расплылись в сальной улыбке. Очевидно, они там бывали и получили удовольствие. Какое — уточнять не требовалось.

   Висела на плече у мужчины и думала: так ли плохо жилось у хозяина? Предложи кто-нибудь добровольно вернуться, вприпрыжку бы побежала. Между куклой и циновкой в прихожей большая разница.

   Но зачем понадобилось связываться с торхой, и как владелица «веселого дома» собиралась дезактивировать браслет? Столько возни ради обычной девушки! Я же не принцесса, имени заведению не принесу. Или остальные девушки, которые продают тело за деньги, настолько ужасны, что на их фоне я выгляжу королевой? Рассмеялась. Ну, кто тебе сказал, будто выросшие на дне некрасивы, и их нельзя обучить вежливому обхождению с клиентами? Не думаю, чтобы в публичном доме велись светские беседы. Так, поздороваться, пара общих фраз, наверное, чай или что-то покрепче — и все. В постели проститутки, несомненно, искуснее. От меня многого не требовали, лишь бы бревном не лежала.

   Нет, не понимаю, в чем ценность торхи. Может, в том, что принадлежала виконту? Наверное, Трувель будет предлагать меня со словами: «Почувствуйте себя норном». И найдутся желающие хотя бы таким образом приблизиться к миру избранных.

   За разговором самой с собой не заметила, как меня донесли до «Красной дамы» — двухэтажного дома с мезонином. Яркая вывеска с красоткой намекала, что найдешь, когда поднимешься по ступенькам.

   Дребезжащий звук дверного колокольчика стал новой вехой в жизни.

   Миновав темную прихожую, меня внесли в полную зеркал гостиную и бросили на один из многочисленных диванов. Курившие на полу кальян девочки с интересом уставились на меня. Мои ровесницы или даже моложе, одеты в сильно декольтированные платья с разрезами по бокам. Близился вечер — рабочая пора, — и подопечные мамаши Трувель пребывали в полной боевой готовности: накрашенные, обильно надушенные.

   — Новенькая, — представила хозяйка публичного дома. — Переоденьте, в порядок приведите. Пусть сегодня только помогает, присматривается. Придет маг, браслет с нее снимет, обслужите бесплатно. — Среди девочек пронесся недовольный шепот, но хозяйка внимания не обратила, хлопнула в ладоши: — Все, работать!

   Ко мне, покачивая бедрами, подошла большеглазая брюнетка. Прищурившись, смерила взглядом с головы до ног и пробасила:

   — Пойдем, что ли? Ты у нас как: хыра, али торха? Ну-ка, ручонку дай!

   Она ухватила за запястье, рискуя его вывернуть, и взглянула на браслет.

   — Торха! — присвистнула брюнетка. От нее несло дешевыми духами и тухлой рыбой. — Каким ветром тебя сюда занесло? Ну, да ладно, дело прошлое. Я Магда, а те лохудры, — она кивнула на девушек с кальяном, — Дара, Савента, Йорин, Ойке и Стьява. Стьява — кличка, она имени не помнит. Родители по пьяни в детстве в бордель продали. Ты не смотри, что она мелкая — опыта не занимать!

   Стьява — вертлявая худышка — фыркнула и, изогнувшись, прошлась губами по мундштуку кальяна. Вышло донельзя пошло, впрочем, девушка этого и добивалась.

   Магда хрипло рассмеялась и, наклонившись, шлепнула по мягкому месту.

   — Чего разлеглась, корова? Наверх топай! Мой тебе совет: чужих мужиков не трогай. Есть такие, они только к одной девочке ходят, цацки дарят. Сразу говорю: мой блондин с серьгой в ухе. Посмеешь подойти, личико изуродую. Ничего, не расстраивайся, — подсластила пилюлю собеседница, — поработаешь годик, своего заведешь. Может, мамаша подсобит: она всем новеньким клиентов выбирает. Ты не кочевряжься, недотрогу не изображай, а то в другой бордель продадут, где пьяная шваль ошивается. У нас-то мужик приличный.

   Села и обратила ее внимание на связанные руки. Девица сходила за ножом и с разрешения хозяйки освободила от пут. Пытаясь вернуть чувствительность затекшим конечностям, посидела немного на диване и поплелась за Магдой. Взгляд упал на двух верзил у двери. Мимо таких мышь не проскочит.

   По сравнению с комнатой работниц «Красной дамы» коморка торхи в доме хозяина казалась дворцовым покоем. Спали все вместе, вповалку, на двух широких кроватях. Ванная тоже одна на всех — старая, жестяная. В ней меня и вымыли. Потом Магда протянула мне нечто, с улыбочкой обозвав это платьем. На разумные возражения, что с таким вырезом видно нижнее белье, девица «обрадовала»: оно не полагалось.

   — Совсем? — испуганно пискнула я.

   — Верх, дуреха! — расхохоталась Магда и швырнула алое платье на кровать. — Мамаша специально такое дать велела, чтобы быстрее привыкла. Полапают, конечно, но ты не боись, работать не придется.

   — Ага, только голым задом повиляешь, — поддакнула рыжая Ойке. — Ей ведь сегодня павлина изображать? — Она покосилась на товарку.

   Та кивнула, и Ойке кинула мне видавшее виды перо, которое следовало воткнуть… В общем, как у настоящего павлина. И вот в таком виде, крутя бедрами, почти голой, мне надлежало отплясывать на клавесине — имелся в борделе и такой.

   — Покажешь товар лицом, — лениво протянула Магда, оценила меня без одежды и констатировала: — Покупатели найдутся. За шестнадцатилетнюю сойдешь — любимый возраст. На самом деле-то сколько?

   — Восемнадцать.

   Из головы не шла картина будущего танца. Ни за что не стану! Не заставят же они насильно!

   — На год меня старше. Давай, напяливай, и накрашу.

   Магда быстро подвела мне глаза, нанесла на губы алую помаду. Порывшись под кроватью, девица вытащила пару туфель на высоком каблуке. Они оказались велики, но подобные мелочи никого не волновали.

   Придерживаясь за перила, спустилась вниз, где девочки обхаживали первого клиента. Одна, кажется, Дара, сидела у него на коленях и лизала шею.

   Мамаша Трувель велела принести гостю вина. Робко поинтересовалась у нее насчет танца и вздохнула с облегчением: девушки зло пошутили.

   — Наверх, крошка! — крикнул мужчина и встал, увлекая за собой полуголую девицу. — Только поторопись, а то мы и без винца!

   Проходя мимо, он ущипнул меня.

   Звякнул дверной колокольчик. Вошли двое солдат и потребовали рашита. Обслужив их, отправилась наверх.

   Из-за двери раздавались сладострастные стоны: «Давай, детка! Еще, еще!» Замерла с бутылкой вина, не зная, входить ли. Затем повернула-таки ручку, стараясь не смотреть на постель, поставила бутылку на пол и опрометью ринулась вниз. Казалось, меня стошнит.

   У самой лестницы замерла. С какой поразительной покорностью я приняла перемены в судьбе! Смирилась со статусом шлюхи, выполняю приказы омерзительной женщины и даже не пытаюсь бежать. Охраняется только дверь, за окнами же никто не следит!

   Прислушалась. Кажется, пока занята одна комната для гостей. Рискну! Отворила дверь той, чьи окна по моим расчетам выходили во двор. Вытащила из комода сменные простыни и связала вместе. После открыла окно. Как и предполагала, оно выходило на задворки публичного дома.

   Высоко, простыни ненадежны, но другого выхода нет. Надеюсь, не упаду, не запутаюсь в платье, ничего себе не сломаю.

   — Где носит эту дрянную торху? Сеньор маг пришел! — послышалось из-за двери.

   Вздрогнула и выпустила конец самодельной веревки. Теперь она сиротливо белела внизу, укоряя в малодушии.

   Понимая, лучше выйти самой, понуро вернулась в коридор, где тут же угодила в руки хозяйки заведения. Она влепила две пощечины, от которых горело лицо и сводило зубы, и, ругаясь, пинками погнала вниз. Там, в холле, спиной к нам, стоял мужчина и беседовал с одной из девочек.

   — Вот она. Уж снимите браслет, пожалуйста! — елейным голоском пропела Трувель, наградив меня очередным подзатыльником. Видимо, догадалась, что я пыталась бежать.

   — Готовьте цейхи, милочка! — цокнул языком маг.

   Он оказался молоденьким пареньком со следами оспы на лице.

   — А вы точно сумеете? — недоверчиво уточнила хозяйка.

   — Вы сомневаетесь в силе магии? — нахмурился посетитель. — Тогда ищите другого простака. Подсудное дело, между прочим.

   — Двадцать цейхов и любая девочка на ночь бесплатно.

   — Две девочки и на месяц.

   Трувель вздохнула, но согласилась.

   Солдаты уже вовсю развлекались. Один из них отдал «самое дорогое» в руки Стьявы, другой пытался уговорить Ойку поиграть в лошадь и наездника. Та, смеясь, требовала доплаты. Наконец, отдав деньги хозяйке, оба поднялись наверх.

   — У вас всего полчаса, мальчики, поторопитесь! — напутствовала солдат Трувель. — За всякое такое платим отдельно. Девочек не бить!

   Маг усадил на диван и велел вытянуть руку с браслетом. Прикоснувшись к нему, он начал чертить в воздухе непонятные знаки. Было немного щекотно.

   Входная дверь с треском распахнулась.

   Охранники взялись за оружие — и рухнули на пол. Один с кинжалом в груди, другой с пулей во лбу.

   Холл наполнили солдаты.

   Девочки завизжали и поспешили укрыться за спинками диванов.

   Маг дернулся, схватившись за подвеску-октаэдр, так и не решив, стоит ли сотворить заклинание. На его лице застыл страх. В первый раз видела, чтобы маги боялись. Те, которые встречались на моем жизненном пути, выглядели такими спокойными, самоуверенными.

   — По какому праву… — гневно начала Трувель, но осеклась, пискнула и спряталась за конторкой. Уже оттуда она истерично выкрикнула: — У меня связи! Я была любовницей конюшего его величества! Он не позволит так обращаться с честной женщиной!

   — Честной женщиной? Я вижу здесь только шлюх, — раздался гневный голос хозяина. Далее последовал приказ: — Всех связать. Девиц — проветриться в тюрьму, их ухажеров собрать в гостиной.

   — Моему норну не понравились девочки? — увидев, кто перед ней, Трувель сменила тон.

   Она осторожно выбралась из-за конторки и с мольбой взглянула на мага. Тот предпочел заботу о собственной шкуре: попытался сбежать через зыбкий сгусток пространства. Не успел: хозяин хладнокровно застрелил его –– практически не целясь, быстрым отточенным движением, как и полагалось Наезднику. Не думала, будто мага можно убить так просто, считала, они заговоренные. Или Трувель не хватило денег на нормального волшебника?

   Вызванное заклинанием пространство потухло, слившись с воздухом. Маг, словно набитая песком кукла, грузно плюхнулся на пол, широко раскинув руки. Кровь залила лицо и волосы, каплями стекала на дешевый ковер, образовав густую темно-вишневую лужицу. Сквозь ошметки кожи виднелось что-то серое, склизкое…

   Подавив рвотные позывы, уткнулась головой в колени, чтобы не видеть трупа, распростершегося у моих ног. Я боялась, кровь дотечет до меня. Ее солоноватый запах, казалось, полностью вытеснил благовония.

   Трувель закричала и почему-то резко осеклась на высокой ноте. Подняв голову, увидела, ее держит за шкирку солдат. На щеке Трувель пунцовел синяк.

   — Итак, это ты посмела украсть мою торху?

   Хозяин подошел ближе, поигрывая прикладом ружья. Раз — и тот обрушился на голову женщины. Выступили капли крови, частично смыв пудру с лица.

   — Смилостивитесь, мой норн, я не знала! Я не крала девушку, а купила!

   — Значит, ты даже знаешь, какую именно. — Губы виконта скривились в недоброй усмешке. — Я ведь не назвал ее.

   Еще один удар, на этот раз рукой — и женщина со стонами повалилась на пол.

   — Кто ее продал, мразь? — Хозяин склонился над ней и встряхнул. — У тебя всего одна попытка, чтобы сохранить заведение и никчемную жизнь. Ну!

   — Один норн, я не знаю его имени. Клянусь вам! — Трувель встала на колени и молитвенно простерла к виконту руки. — Я деньги верну, даже доплачу, мой норн, только не убивайте!

   — Шлюху хотела сделать из нее, крыса! Дешевую шлюху из благопристойной торхи! — в бешенстве прошипел виконт и пнул женщину ногой.

   После он отошел, наблюдая, как солдаты выталкивают в гостиную полуодетых мужчин и девушек легкого поведения. Последних, в том числе и тех, кто прятался за диванами, скрутили и выкинули на улицу. Полуголых мужчин выстроили вдоль зеркальной стены под прицелами ружей и арбалетов.

   — Зеленоглазка, — хозяин впервые за время разговора обратился ко мне, — кто-нибудь из них к тебе прикасался? Или, может, среди них есть тот, кто причастен к похищению?

   Перехватила испуганный взгляд клиента Дары. Ну да, он меня трогал, если расскажу норну, он его убьет.

   — Зеленоглазка, не бойся, скажи правду. — Голос хозяина звучал очень грозно.

   Упорно молчала, не желая становиться убийцей, но тот человек выдал себя сам — взглядами, которые перехватил хозяин. Нет, норн не застрелил его, подошел, приставил нож к горлу и заставил признаться во всех грехах. Очевидно, щипок не показался большой провинностью, раз виконт ограничился ударом в живот, от которого у бедняги перехватило дыхание.

   Воспользовавшись моментом, Трувель попыталась бежать через «черный ход». Солдаты схватили ее и швырнули под ноги хозяину.

   — Итак, кто ее продал? — Он взвел курок и приставил дуло ко лбу белой, как простыня, Трувель.

   — Норн с черно-палевыми волосами. Он пришел, предложил хорошую девочку… У нас пристойное заведение, именитые клиенты есть! — Трувель почти перешла на писк.

   Ее трясло. Глаза бегали.

   — Без тебя оно станет еще более пристойным.

   Хозяин без всякого сожаления всадил в нее пулю и брезгливо смахнул носовым платком брызги крови с одежды. Виконт равнодушно переступил через труп и велел записать имена посетителей публичного дома. Те с облегчением вздохнули: останутся живы. Они по очереди подходили к конторке, оставляли на листке фамилию и под конвоем поднимались наверх, чтобы привести себя в порядок и стрелой слететь вниз по лестнице. Хозяин некоторое время наблюдал за ними, а потом подошел ко мне. Вжалась в спинку дивана, приготовившись к побоям. Взгляд остановился на окровавленном прикладе ружья. Сейчас меня тоже ждет знакомство с этим оружием.

   — Зеленоглазка, тебе нехорошо?

   Норн протянул руку. Пискнув, прикрыла лицо, казалось, став единым целым с диваном. Хозяин вздохнул и, отпихнув труп мага, присел рядом.

   — Тише, успокойся, все позади!

   Аккуратно усадив на колени, он обнял, свободной рукой гладя по волосам. Пытался успокоить и добился успеха: я перестала дрожать, хотя лежавшее рядом ружье по-прежнему вселяло панический ужас.

   — Ты видела того норна?

   Кивнула.

   Честно, не хотела утыкаться хозяину в плечо, но так вышло. Виконт спас меня и сейчас расспрашивал таким мягким тихим голосом, будто очень сильно беспокоился.

   — Ты его знаешь? — Он взял меня за подбородок, чтобы видеть глаза. — Не бойся, тебе абсолютно ничего не грозит.

   Но как я могла сказать, что в публичный дом меня продал его друг? Наверняка решит, будто оговариваю Шоанеза, благо повод имеется. Дорого ли стоит слово торхи? Да, хозяин меня по-своему любит, но как вещь. Друг, безусловно, дороже.

   Вздохнула и пожала плечами.

   — Хорошо, опиши его.

   — Там было темно, хозяин, я слышала только голос.

   — Лей, почему ты снова дрожишь? — нахмурился виконт.

   Молчала. Не правду же говорить!

   Норн снова погладил по волосам.

   — Хорошо, потом. Сейчас ты слишком напугана. Завтра подробно обо всем расскажешь.

   Хозяин встал, взял на руки и, отдав необходимые распоряжения, вышел на улицу. Усадил на лошадь, сел сам и кивком поблагодарил солдата, принесшего забытое ружье.

   За нами увязалось четверо солдат — охрана.

   Стемнело. Гридор расцветили огни. С закатом жизнь не замирала, просто перетекала из одних кварталов в другие.

   Хозяин бережно обнимал, кутая в плащ. Его запах дарил чувство защищенности. Глупо, наверное, но сейчас свято верила, ничего дурного со мной не случится, никто не тронет. Разумеется, кроме самого норна альг Тиадея.

   До дома добрались без приключений.

   Спешившись, хозяин тут же приказал позвать врача. Отнес к себе в спальню и посадил на кровать. Сам сел рядом, взял в ладони мое лицо и заглянул в глаза. Потупилась, опасаясь, что он потребует назвать организатора похищения. Но нет, виконт просто смотрел, потом провел рукой по волосам, заправляя за уши.

   — Приляг.

   Он ушел, а я осталась одна в полутемной комнате. Отделанная деревянными панелями, обставлена тяжеловесной, вычурной мебелью, она казалась такой же огромной, как спальня в замке. Хотелось лечь, но я не решилась примять узорчатое покрывало, поэтому устроилась в кресле, полагая, раз мне дозволили сидеть на кровати, можно и там.

   Минут через пять вошла служанка и поставила на столик поднос с дымящимся напитком. Не дожидаясь указаний, выпила его и поблагодарила за заботу. Вопреки ожиданиям девушка улыбнулась.

   — Да не за что. Давай с тобой посижу, пока доктор не придет. Все не так тоскливо.

   Искоса рассмотрела служанку: обыкновенная, ничем не примечательная, в форменном синем платье, только на груди дешевая брошка-бабочка.

   Служанка восприняла молчание как согласие, устроилась в кресле по другую сторону столика.

   — Я тебе потом поесть принесу, хозяин распорядился. Ты ведь торха виконта?

   Кивнула.

   — Давно он себе никого не покупал, с тех пор, как Ивона умерла.

   — А отчего она умерла? — Выпал шанс расспросить о прежней торхе, и я им воспользовалась.

   — Родами. Раньше срока начались. Ни мать, ни ребенок не выжили. Сеньор Мигель, наш маг, пытался вдохнуть жизнь в младенца, но…

   Она замолчала и тяжко вздохнула. Видимо, любила детей.

   — Зачем хозяину ребенок от торхи? — Действительно, какой в нем прок? — Всего лишь еще один раб.

   — Нет, глупенькая! — рассмеялась служанка. — Дети хозяина не рабы. Мальчики — аверды, девочки — полусвободные. Сыновья еще и отцовскую фамилию получают, только без дворянской приставки «альг». Кстати, как тебя зовут? Я Карен.

   — Иалей.

   — Карен, а полусвободные — это как?

   Впервые слышала, что существовал и такой тип людей.

   — Их скенами называют. Они не рабыни, браслетов не носят, но целиком и полностью подвластны воле отца, хотя в документах указывают только имя матери. Обычно скены становятся служанками. Если норн великодушный, образование может дать, профессию или разрешит жить отдельно. Отец над ними господин. Захочет, из дома вышвырнет, захочет, в больницу сиделкой работать отправит или в любовницы кому-то отдаст. И возразить нельзя — он в своем праве. Власть над скеной отец теряет лишь после замужества. Тогда она становится авердой.

   Разговорившись, не заметили, как в комнату вошел врач. Бегло осмотрев меня, он констатировал ушибы, нервное истощение и несколько ссадин. Все, по его словам, несерьезное, о чем доктор и доложил хозяину. Странно, тот вошел только после окончания осмотра.

   Ужинала не в своей комнатке, даже не в спальне хозяина, а в столовой. Меня переодели в обычную одежду: какую-то кофту и юбку, одолженную одной из служанок — и усадили по левую руку норна. На стул, а не на пуфик. Опешив, боялась коснуться серебряных приборов, запятнать чистоту фарфора соусом или кусочком мяса.

   — Ешь нормально, — приказал виконт, заметив мое стеснение и велел положить мне всего по чуть-чуть. — Может, - таинственно добавил норн, - заслужишь маленькое поощрение.

   Заинтригованная, отрезала немного курицы и отправила в рот. Ммм, вкусно! Руки подрагивала: за время жизни в Арарге отвыкла пользоваться приборами.

   Хозяин велел налить мне вина:

   — Тебе нужно успокоиться.

   Кивнула и мелкими глотками осушила бокал. Вопреки опасениям, больше норн пить не предлагал, зато пристально следил за тем, как я орудую ножом и вилкой. Под его придирчивым взглядом едва не перепилила тарелку. Казалось, это экзамен на титул принцессы. Знаете, в сказках девушкам устраивали разного рода испытания, чтобы выбрать достойную короны.

   Поужинав, виконт промокнул губы и встал. Я поднялась вслед за ним и с тоской покосилась на недоеденную дольку мандарина. Увы, правила не перепишешь: торха кончает есть вместе с хозяином.

   Норн рассмеялся и милостиво разрешил:

   — Возьми.

   Обрадованная, тут же отправила сочный кусочек за щеку.

   — Спишь сегодня со мной, — бросил через плечо норн.

   Меньше всего на свете хотелось заниматься любовью с хозяином, однако виконт удивил. Он меня не трогал, даже не целовал, просто уложил рядом.

   Утром привычно проснулась раньше хозяина, оделась и прошла к себе, обустраивать свое холодное пристанище. Безусловно, в постели под боком мужчины теплее, но я не любовница, чтобы нежиться до завтрака и желать доброго утра.

   На кровати ждало чистое белье и новое одеяние торхи.

   Фей с зевком вылезла из-за ширмы:

   — Я вам воды нагрела и душистое мыло принесла.

   Через четверть часа выслушивала указания управляющего. Как и в замке, слуги собирались на кухне примерно в то же время. Меня поручениями обделили, велев лишь вытереть пыль на лестнице и холле после возвращения. Но откуда? Сомнения разрешила Карен. Она весело шепнула, что мы идем по магазинам.

   Начали с рынка. Карен, сверяясь со списком, лихо порхала через толпу от прилавка к прилавку. Я едва поспевала за расторопной служанкой.

   — Осматривайся, запоминай, потом сама ходить будешь, — щебетала между покупками Карен.

   Фрукты купили в лавке краснолицего полукровки, явно не араргца. Затем долго выбирали постную говядину. Требовалось мясо определенного цвета, с нужной линией прожилок, обязательно мягкое и свежее. Карен деловито тыкала куски пальцем, пытаясь определить, не обманул ли торговец. Наконец, отпустив одного из приставленных хыр — в качестве провожатых выбирали только потомственных, преданных хозяину, — перебрались в другой квартал. Там затоварились пряжей, туалетными принадлежностями, теплыми носками и туфлями для меня.

   Всё, домой.

   Шла рядом с Карен, гадая, как купить капли. Рецепт остался в публичном доме, в старой одежде, да и, сохрани я его, под каким предлогом бы отпросилась в аптеку?

   — Карен, — я, наконец, решилась, — скажи, рецепт можно восстановить? Во время похищения потерялась бумажка норины Дорраны. Она разгневается, если не куплю.

   — Любовница хозяина-то? — Об отношениях этих двоих знали даже слуги. — Может. Что она просила, помнишь? Если норина не раз к аптекарю за той вещью посылала, может так дать.

   В душе расправляла крылья призрачная надежда. Оставалось убедить Карен не заходить в аптеку вместе со мной. Она сама не стала, вспомнив, что забыла справиться о новых сапогах управляющего.

   — Смотри, не сбегай! Дороже станет, — напутствовала служанка. — Я быстро!

   Отделавшись от спутницы, с облегчением вздохнула и толкнула тяжелую стеклянную дверь. Внутри все полнилось светом. На полочках между окон и кадок с растениями лежали мешочки с травами, стояли разнообразные бутылочки. Даже засмотрелась на эту красоту: в городке, куда я ходила, все гораздо скромнее.

   — Чем могу быть полезен? — На меня с улыбкой взирал ученик аптекаря.

   Пальто почти полностью скрывало платье, браслет я не выставляла напоказ, поэтому он принял меня за аверду.

   — Здравствуйте, — активно включилась в игру. — Моя госпожа, норина Доррана, заказывала пару снадобий. К сожалению, она потеряла рецепт, но вы ведь отдадите мне лекарства? — Широко улыбнулась и захлопала ресницами, стараясь держаться раскованно. — Подумаешь, бумажка!

   Ученик аптекаря хмыкнул, недоверчиво глянул на меня, но все же вышел в подсобное помещение. Очевидно, свериться с амбарной книгой.

   Я, как и подобает молоденькой служанке, подошла к зеркалу и сделала вид, будто поправляю прическу — так удобно наблюдать за прилавком и скрывать волнение.

   — Да, действительно, заказано и оплачено, — вернувшись, сообщил юноша. — Противопростудный сбор, капли от нежелательной беременности и омолаживающая маска для лица. Расписку оставите?

   — Конечно!

   Не спеша подошла к прилавку и написала на протянутом листе бумаги: «По поручению госпожи такой-то забрано из аптеки…» — далее следовал список предметов, число и неразборчивые каракули: не все же служанки грамотны.

   Прихватив чужие покупки, попрощалась, а потом, картинно спохватившись, обернулась.

   — Совсем забыла! Подруга просила купить еще одну бутылочку капель. Тех, которые от детей.

   С замиранием сердца выложила на прилавок нехитрые сбережения.

   Капли мне продали, вроде бы ничего не заподозрили. Неплохая из меня актриса! Спрятав бутылочку, вышла на улицу. У порога, переминаясь с ноги на ногу, дожидался печальный хыр с ворохом пакетов. Судя по взгляду, мысли о свободе он отринул давно, но прежде бежать пытался, иначе откуда шрамы?

   Вскоре к нам присоединилась запыхавшаяся Карен. Она заглянула в пакет из аптеки и предложила занести в дом любовницы хозяина. Значит, связь давняя, раз служанка знала адрес.

   Как ни странно, норина Доррана снизошла до того, чтобы взглянуть на меня, скупо поблагодарила и даже поинтересовалась самочувствием.

   — Сашер вчера всю городскую стражу на уши поднял, мага из кабака вытащил. Думал, сбежала — оказалось, в переплет попала. Держи за труды. — Она протянула пригоршню медных монет. — Передавай наилучшие пожелания хозяину, скажи, на балу я буду в золотом.

   Вернувшись в особняк виконта, приступила к исполнению непосредственных обязанностей — уничтожению пыли. Ее оказалось много, особенно на рамах картин. Пришлось взять стремянку и подниматься в поднебесные дали.

   На звук хлопнувшей входной двери не обратила внимания. А зря!

   — Выкрутилась, как вижу.

   Ойкнула и от неожиданности выронила тряпку.

   Шоанез!

   Медленно обернулась и убедилась, слух не подвел.

   Шоанез скинул пальто на руки слуге и велел доложить хозяину. Норн подошел к столику для писем и провел по нему пальцем.

   — Плохо работаешь!

   Промолчала, опустив глаза. Начни я пререкаться, Шоанез обвинил бы в неуважении. Хоть столик уже протирала, прошлась по нему тряпкой еще раз.

   — Гривой протри, кобыла! — Шоанез скривился, будто от меня пахло. — Обленилась, свободную из себя корчишь. Избаловал тебя Сашер! Или ты в постели хороша? Тогда бы я с удовольствием одолжил на пару ночей.

   — Боюсь, я бы вам не понравилась, мой норн, — не выдержав, ответила. — Показалась бы жуткой неумехой, не достойной ублажать такого уважаемого благородного человека, как вы.

   Шоанез одарил гневным взглядом, а потом неожиданно улыбнулся: увидел виконта.

   — Пришел? — с лестничной площадки неприветливо бросил хозяин.

   — Неласково ты встречаешь друга! — Норн потерял ко мне всякий интерес и направился к другу. — А ведь мы давно не виделись. Как жизнь? Может, закатимся к Франческе, отметим встречу?

   Хозяин проигнорировал его предложение и попросил подождать в кабинете. Когда Шоанез скрылся из виду, неожиданно подошел ко мне, заглянул в глаза и требовательно спросил:

   — Кто тот мерзавец?

   Удивленно переспросила:

   — Который, хозяин?

   — Норн, который продал тебя в бордель.

   Низко опустила голову. Виконт нависал надо мной, будто статуя древнего грозного бога. Попыталась уйти — не позволил.

   — Зеленоглазка, это очень важно. Тот человек виновен в тяжком преступлении. Что-то мне подсказывает, ты его запомнила, иначе бы не медлила с ответом. Боишься?

   Я кивнула и, юркнув за столик, объяснила:

   — Если скажу, вы меня убьете или отдадите квиту.

   — Если ты будешь молчать, точно отдам, — мрачно пообещал виконт. — Ну?

   — Это ваш друг, — упавшим голосом пробормотала я и прикрыла лицо руками.

   Сейчас он меня ударит! Но хозяин не тронул, и я решилась взглянуть на него сквозь пальцы. Хмурый, с насупленными бровями. На щеках гуляют желваки.

   — Шоанез? — выдал виконт то ли вопрос, то ли утверждение.

   Кивнула, втянула голову в плечи и всхлипнула. Слезы помогают смягчить наказание.

   — Почему не сказала сразу? Ты должна была сказать, Зеленоглазка, должна! — Хозяин почти кричал.

   Его рука сжалась в кулак. С визгом шарахнулась в сторону, твердя, что всего лишь опасалась наказания за правду. Все выглядело так, будто я оговаривала норна.

   Хозяин сделал над собой усилие и придал лицу спокойное выражение. Качая головой, он погладил меня по щеке и оставил в холле одну, дожидаться финала вечерней драмы. Судя по стремительности, с которой он поднялся по лестнице, норн не собирался прощать друга.

   Ноги стали ватными, пришлось ухватиться за столик, чтобы не упасть.

   Шоан, как же я перепугалась! Сердце до сих пор комом стояло в горле. Оговор аристократа рабом карался смертной казнью. Сами понимаете, ложью считалось любое неприятное слово.

   Знаю, многие бы назвали дурочкой. Мол, хозяин добрый, не тронул бы. Только в памяти жили оба наказания у позорного столба. Да и в столице у виконта любовница, зачем ему торха? А тут еще Шоанез напугал — словом, предпочла бы промолчать.

   Да, круто переменилась моя жизнь! Любимая дочка, которую никто пальцем не тронет. Отец, конечно, журил за нелюбовь к точным наукам. Оно и понятно: наследница дела. Мама уделяла внимание манерам, напоминая о дворянских корнях. Опять-таки замуж я за благородного собиралась. Словом, такие рабынями не становятся. Родись я в семье бедного лавочника, легче свыклась с незавидной участью. Она бы мало чем отличалась от женской доли супруги какого-нибудь кабатчика. Только вот Иахим колотить и указывать место не собирался. Жила бы я пусть и в тени мужа, но не безмолвно и безвольно.

   Как же хотелось вернуться к прежней жизни! Чтобы никто не смел принуждать любить против воли, не унижал из-за браслета на руке, не запрещал ходить, где вздумается, не контролировал каждый вздох и каждое слово! Пусть Кевар в руинах, пусть я бессребреница, зато мне доступны простые человеческие радости. Знаете, как, оказывается, дорого стоит возможность смотреть на голубое небо!

   Подумав, решила спрятаться за дверью в лакейскую. Не нужно оканчивать университет, чтобы понять, кого, уходя, убьет Шоанез. Одной торхой больше, одной меньше. Подумаешь, наказание? Зато честь спасена. От закона же можно откупиться, он для аристократов особый.

   Взгляд приковала лестница. И не напрасно: вскоре с площадки второго этажа донесся шум голосов. Беседа велась на араргском, на повышенных тонах. Большинство слов я знала, могла уловить общий смысл. Шоанез упрекал хозяина в том, что он поставил торху выше их дружбы. В ответ виконт напомнил о нарушении закона. Норн отпустил крепкое словцо, и хозяин вызвал его на дуэль. На сойтлэ, чтобы все знали и слышали. Шоанез возразил, что не видит повода, и чуть не скатился вниз по лестнице после удара виконта.

   — Ну как, Шоанез, теперь повод есть? — гневно сверкнул лазами хозяин. — Если мало, могу добавить, чтобы ты больше не трогал чужое. Со своими тремя делай, что хочешь, а мою торху не тронь! Скажи спасибо, в суд не подал, только из-за нашей дружбы.

   — Ты придурок, Сашер?! — сплевывая кровь, процедил Шоанез. — Из-за какой-то кеварийской подстилки чуть не выбил мне зубы!

   — Она моя торха, понял?! — прорычал виконт, ударив кулаком по перилам. — И никто, повторяю, никто, кроме меня, пальцем ее не тронет! Даже ты.

   — Значит, дуэль? — мрачно переспросил норн. — Хорошо! Здесь и сейчас, до первой крови. Победитель заберет торху на ночь и сделает все, что заблагорассудится.

   Сглотнула, представив свою незавидную участь. Шоанез бешенный, на обычное насилие размениваться не станет. Как только хозяин с таким сдружился? Виконт — человек иного склада, более мягкий, спокойный. Наверное, сошлись на войне.

   Все, Иалей, не думай! Ты же знаешь, какие араргцы скоты. Да по сравнению с ними волки — добрейшие создания.

   Сжала виски и глубоко вздохнула.

   Молись Шоану, чтобы виконт победил.

   Хозяин, кликнув слугу, велел принести оружие — два трехгранных клинка с рукоятью, похожих на облегченные мечи. Они были тоньше тех, которыми вооружали наших воинов, зато красивее. Глупо, наверное, рассуждать об оружии с точки зрения эстетики, но я, как женщина, могла лишь восхищаться филигранной вязью металла, защищавшей руку от удара. Во всем остальном банально не разбиралась.

   Клинки называли «араргским мечом», но от самих араргцев слышала другое название — шпага. Она полагалась только Наездникам и родовитым норнам. К слову, последние умели сражаться на обычных мечах: мне «посчастливилось» видеть, как хозяин снес таким голову. Однако в бою Наезднику удобнее именно шпага.

   Норны спустились в холл. Хозяин позвал управляющего и велел все организовать. Тот тут же очистил место для поединка, отметил позиции дуэлянтов, послал служанку за бинтами и аптечкой. Другой слуга поспешил за врачом: мало ли? Условия поединка еще раз озвучили. Меня вытолкали, как приз и показали обоим. Шоанез одарил кривой улыбкой, хозяин, подбадривая, кивнул. На правах владельца он погладил по щеке и легонько шлепнул по спине: иди.

   На негнущихся ногах добрела до стены. Сердце сжималось от страха, но я смотрела. Хочу заранее знать свою судьбу.

   Зрителей собралось много. Все молчали и напряженно наблюдали за тем, как мужчины встают в исходную позицию. По сигналу управляющего дуэль началась.

   Противники сблизились, сократив до минимума разделявшее их пространство. Шпаги порхали в руках, словно бабочки. Норны стремительно перемещались по холлу, делая то шаг вперед, то в сторону, то отпрыгивали назад, влево, вправо, по прямой линии и по дуге, уклоняясь от блестящей стали. Их гибкости могла позавидовать любая девушка. Завораживающий смертоносный танец!

   С трепетом следила за тем, как хозяин наносит и парирует удары. Я за него переживала, особенно в свете заключенного договора. Не хотелось попасть в руки Шоанеза, даже на несколько минут, не то, что на целую ночь. Каждый раз, когда кончик шпаги приближался к телу хозяина, задерживала дыхание и молилась Шоану, чтобы он не достиг цели.

   Противники оказались примерно равны и щедро одаривали друг друга уколами. Они не повторялись: то в плечо, то в грудь, то прямо, по диагонали, а потом, безо всякой передышки — в бок. Казалось, вот-вот один из ударов достигнет цели. Все так быстро, стремительно! Порой глаз не успевал уловить движение. Против воли признала: араргцы заслужено владели четвертью известного мира, они прирожденные воины.

   Шоанез хитрым ударом попытался выбить шпагу хозяина и одновременно попытался подло достать ногой. Мне показалось это нечестным, но никто больше так не считал. Тот же виконт в ответ ударил противника по колену. Шоанез покачнулся и едва успел отвести чужой клинок. Поднырнув под шпагу, он смело боднул противника в живот и тут же нанес снизу вверх колющий удар. Виконт, увы, не устоял на ногах. Показалось, или Шоанез задел хозяина шпагой? Однако бой не остановили — значит, кровь не выступила. Так и есть, просто вспорол рукав рубашки.

   Сгруппировавшись, хозяин перекатился, уходя от второго удара, и вскочил на ноги, переходя от обороны к атаке. Он сделал несколько обманных движений, на которые Шоанез не купился. Клинки вновь скрестились. Оба норна старались пригнуть острие шпаги другого к полу, чтобы обезопасить себя и получить возможность нанести укол.

   Минута, две, и противники разошлись, не добившись успеха.

   Короткая передышка, и поединок продолжился.

   Шоанез взял инициативу в свои руки. Озлобившись, он решил во что бы то ни стало выиграть поединок. Но ведь хозяин коннетабль, он должен взять вверх! И тут с ужасом осознала: виконт — Наездник, а, значит, не привык к пешему бою. А Шоанез мог оказаться… Не знаю кем, но профессиональным военным, который убивал людей, как комаров.

   В волнении сжимала пальцы, вскрикивая при каждой опасной атаке Шоанеза.

   Темп поединка ускорился, значит, скоро прольется кровь.

    Шоанез теснил хозяина к лестнице, нанося один удар за другим. Виконт отражал все, но не спешил перейти в контратаку. Или не мог? Сейчас его прижмут к перилам, лишат возможности для маневра, и впору вешаться на гардинном шнуре. Мысленно решила покончить жизнь самоубийством, если выиграет Шоанез. Так и так смерть, но лучше самой, чем от жестоких забав норна.

   Улыбающийся Шоанез нанес укол в ногу, но самоуверенность сыграла с ним злую шутку. Норн промахнулся, зато виконт оставил отметину на бедре друга. Не давая передышки, будто у него открылось второе дыхание, хозяин сделал выпад, чтобы нанести укол в правое плечо, но в последний момент изменил решение. Шоанез не успел среагировать, приготовившись парировать первоначальный удар. Рубашка обагрилась кровью. Ругнувшись, норн отбросил шпагу, признавая поражение.

   — Ну, доволен, Сашер? — сплюнув, пробормотал он.

   — Вполне, — вытерев пот, мрачно ответил виконт. — Пусть станет уроком.

   Наклонившись, хозяин положил оружие на ступеньку лестницы и протянул Шоанезу руку. Тот, немного помедлив, пожал ее. Оставив раненого друга на попечение слуг, виконт подошел ко мне. Он тяжело дышал, расстегнутая рубашка насквозь пропиталась потом.

   — Переживала? — усмехнулся хозяин и заглянул в глаза. — Думала, он меня убьет? Не посмел бы. А ведь ты действительно переживала, Лей. Хорошая девочка!

   Он провел рукой по моей щеке.

   — Как видишь, не такая ты бесправная. А теперь иди, приготовь ванну и чистую рубашку. Нет, — передумал хозяин, — сначала принеси рашита.

   Видимо, сегодня пригодится масло, которое мне подарили за потерю невинности. Придется надеть ажурное белье из «Атласной розы», распустить волосы и сделать так, чтобы хозяину все понравилось.

   С поручением управилась быстро, уже через пару минут принесла в холл поднос со стаканом рашита и закуской — даже мысли не допускала, будто хозяин станет пить просто так. Он и не стал, залпом осушил стакан, проглотил сложенные трубочкой кусочки ветчины и холодно попрощался с Шоанезом.

   Потом пришел черед ванной. Воду таскали и грели хыры, я лишь руководила работой. Когда они закончили, растворила ароматическую соль, зажгла благовония и растопила камин.

   Сама поцеловала виконта в ванной, когда он наклонился ко мне. Я ведь действительно переживала, даже дышать боялась. Все молилась: лишь бы не Шоанез! Не знала, что делать с руками, в итоге просто положила на плечи. Когда хозяин привычно взял инициативу на себя, испугалась, как бы не захлебнуться. Понимаю, он ожидал другой реакции, но бортики ванной твердые, а синяки — болючие. Словом, оставила благодарность для кровати. Надеюсь, сумею. Увы, вопреки советам Сары и рассказам Фей, ничего толком не получалось. Может, потому, что временами было больно. Нет, виконт ничего такого не делал, но не чувствовала я ни бабочек в животе, ни раскаленного сахарного сиропа — словом, ничего из обещанного опытными наставницами.

   Красивое белье осталось в ванной. Кстати, хозяину оно понравилось. Еще больше, разумеется, норну