Империя Тигвердов - 3. Пламя мести. Тереза Тур

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ВТОРАЯ
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ПЯТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТАЯ
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Никогда не знаешь, к чему тебя приведет любовь к синим платьям и к журналистике. Никогда не знаешь, кого видишь перед собой. У злодеев тысячи лиц, и надо научиться видеть сердцем.

   Меня зовут Вероника. С фамилией, как и со статусом в империи Тигвердов, мне еще предстоит определиться, а пока... Пока кое с кем предстоит разобраться, да помогут нам Стихии! И может быть, тогда я наконец-то скажу Ричарду, что...

   А сейчас под угрозой не только наше чувство, но и само существование тысяч людей под небом Империи, которое перестало быть прекрасным и мирным.

ПРОЛОГ

Денис стоял и смотрел на женское тело, найденное в подворотне. Странный непривычный гул в голове мешал сосредоточиться и понять, что делать дальше. Хотелось закурить. Он бросил еще до того, как перебрался в империю, а теперь и вовсе не вспоминал — имперцы не выносили запах табака.

   До этого момента не тянуло, а сейчас… Он нервно дернул головой, запрещая сотруднику переворачивать убитую лицом к ним… Еще несколько мгновений он может разрешить себе надеяться. Еще чуть-чуть — на пару затяжек. Черт, как же хочется курить. Надо все-таки держать пачку на экстренные случаи, хотя Луиза не одобрит.

   Этот район Роттервика был спокойный, респектабельный даже. И жители дома немедленно вызвали сотрудников Уголовной полиции. Да еще и отчитали прибывших следователей, за то, что те недостаточно хорошо выполняют свою работу по обеспечению правопорядка в столице.

   Бывший командир СОБРа, а ныне — волей императора Фредерика — начальник Уголовной полиции империи, не отрываясь, смотрел на убитую. Длинные рассыпавшиеся по спине медовые волосы, темно-синее платье. И перстень с темно-синим камнем на указательном пальце правой руки. Тело лежало так, чтобы рука и перстень на пальце бросались в глаза.

   Денис воспринимал свою способность мысленно связываться с людьми в этом мире как должное. Его психика быстро адаптировалась к местным «чудесам», так как был он натурой не романтичной и не впечатлительной. Глубоко вздохнув, он еще раз почувствовал желание затянуться сигаретой, сосредоточился и мысленно позвал:

   — Вероника! — Она не отвечала.

    Зато Ричард, с которым он связался вторым «звонком», ответил сразу, словно что-то почувствовал.

   — Где она? — спросил Денис у сына императора.

   — Эта невозможная женщина, — абсолютно счастливым голосом ответил принц Тигверд, — опять оторвалась от охраны. Оставила записку, что ушла по делам и исчезла.

   Сердце начальника Уголовной полиции рухнуло вниз. Он разорвал связь, резко шагнул вперед и, стараясь чтобы никто не заметил, как предательски трясутся руки, перевернул покойницу.

   — Ника… — раздался за спиной хрип Ричарда. Имперец почувствовал неладное и сразу перенесся к Денису.

   — Нет, — выдохнул бывший командир СОБРа со смешанным чувством дикого облегчения и нестерпимого стыда, рассматривая лицо. Симпатичное, круглое. С россыпью веснушек. Незнакомое.

   — Это не она? — выдохнул Ричард.

   — Смотри сам. — Денис поднялся и шагнул назад.

   Принц Тигверд сделал над собой явное усилие и опустился на колено рядом с убитой. Долго и внимательно ее осматривал.

   — Явно хотели меня задеть. И перстень очень похож…

   — Согласен. Синее платье, — кивнул начальник Уголовного розыска. — Необычный оттенок волос. Кто-то захотел с нами поиграть…

   — Я вызвал армейских розыскников. Сейчас будут, — ответил ему главнокомандующий в отставке. — Милорд Браун, я позволю себе предложить помощь вашему управлению?

   — Я с удовольствием ее приму, — торжественно ответил Денис. — Более того, я буду настаивать на том, чтобы организовать сотрудничество всех силовых ведомств, пока у нас… подобная непонятная ситуация.

   Хлопок портала. И перед ними появляются военные. Черная форма, отсутствие знаков различия.

   — Командующий Тигверд, — поклонился невысокий крепко сбитый черноволосый мужчина, на вид такого же возраста, как и старший сын императора.

   — Полковник Гилмор, — обратился к нему Ричард. — Позвольте вам представить нового начальника Уголовной полиции милорда Брауна.

   — Очень приятно. — Мужчины коротко поклонились друг другу и обменялись рукопожатиями.

   — Я заинтересован, чтобы дело об убийстве этой несчастной, — Ричард кивнул в сторону тела на мостовой, — было раскрыто в кратчайшие сроки. А виновный… Я желаю с ним пообщаться. Надеюсь, господа, вы пойдете навстречу моим желаниям. В связи с этим, полковник Гилмор, объявляйте особое положение, присоединяйтесь к сотрудникам Уголовной полиции. Поднимайте всех. Вы поступаете в распоряжение милорда Брауна. О ходе расследования отчитаетесь мне завтра в семь утра. И, кстати… — В его глазах полыхнули алые всполохи. — Отрядить пятерку нюхачей. Пусть мне доложат, где миледи Вероника. Мне необходимо с ней поговорить.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   — Миледи Вероника… — счастливыми улыбками встретили меня три дамы, оставаясь, впрочем, сидеть в креслах.

   Как я поняла — мне пытались указать, где мое место. Стратегия этих райских птичек заключалась, видимо, в том, что я, стоя на пороге изящной до зубной боли гостиной, должна была почувствовать себя никчемной неотесанной выскочкой. Впрочем, так оно и было, а потому не задевало нисколько.

   Я глубоко вздохнула, улыбнулась хищной улыбкой, скопированной у его величества Фредерика, обвела их всех насмешливым взглядом и неторопливо шагнула вперед, давая женам вельмож фору на пару минут… Надо же им было привыкнуть и одуматься.

   Итак, кого я вижу перед собой?

   Маркиза Вустер. Ту, что мы с Джулианой — моей помощницей в деле издания журнала — называли «иконой стиля». Аристократка. Красивая, утонченная. Каждый жест продуман, каждое движение отточено. Каждая мелочь — в облике ли, в одежде — подчеркивает стать и красоту хозяйки… Я обратилась к ней через его величество, она мне была нужна. В идеале я бы хотела, чтобы она лично вела модную колонку в моем журнале. В крайнем случае — консультировала.

   Она согласилась встретиться со мной и все обсудить. Но почему-то ждала меня не одна, а в компании еще двух дам.

   И кто это? Интересно мне знать…

   Молчание затягивалось. Я смотрела на женщин, они смотрели на меня. Хозяйка дома, которая должна была нас представить, молчала.

   Вообще-то, если посчитать, то с момента моего появления в доме, меня оскорбили уже не один раз.

    Мы с маркизой Вустер запланировали встречу, не предполагающую, как я думала, присутствия посторонних, — раз. Неизвестных мне дам не представили — два. Кроме того, я все-таки была членом семьи императора, следовательно, по местному табелю о рангах, они должны были приветствовать меня поднявшись. А так… Я перед ними стояла, как служанка при найме на работу. И присесть мне, что характерно, не предложили.

   — Я так понимаю, — как-то мне все это надоело, — что разговора не получится… Маркиза, я в восторге от вашего умения оказывать любезность. Доброго дня, дамы.

   И я развернулась, чтобы уйти из этого дома.

   Марево портала, и я сталкиваюсь с Ричардом.

   — Ника! — Он хватает меня за плечи.

   — Ваше высочество… — пытаюсь голосом показать, что он со своими проявлениями чувств слегка ни к месту, но милорд Верд меня почему-то не слышит.

   — Почему без охраны! — теперь в его голосе слышится злость.

   — Принц Тигверд… — поджимаю я губы, раздосадованная этим представлением.

   Дамы за спиной старательно молчат.

   «Ричард! — мысленно рычу я, — да оглядись и возьми себя в руки! Мы не одни!!!»

   Он наконец приходит в себя, смотрит за мою спину. Его лицо принимает обычное для общения с посторонними отстраненно-надменно-насмешливое выражение.

   — Маркиза, — чуть склоняет он голову, не выпуская, впрочем, мои плечи.

   — Ваше высочество, — нежный женский голосок невинно звенит серебряным колокольчиком.

   — Вы уже закончили вашу… беседу? — обращается ко мне Ричард, и насмешка в его голосе становится отчетливее.

   — Да, — киваю я.

   — Чего-то подобного я и ожидал, — иронично отзывается он. — Маркиза, вы предсказуемы.

   Я обернулась, чтобы увидеть, как хозяйка дома поднимается и склоняется в придворном реверансе. При этом ее глаза сверкнули ненавистью, которую ей не удалось скрыть, несмотря на то, что она явно старалась это сделать.

   — Герцогиня Борнмут… — продолжил сын императора. И герцогиня — сверкая надменной красотой совершенной статуи — тоже была вынуждена подняться и склониться перед нами. — Мне кажется, или его величество абсолютно зря высказал предположение о том, что опалу вашей семьи можно снять? Складывается впечатление, будто ни вы, ни ваш муж — бывший генеральный прокурор — не умеете ценить хорошего отношения августейшей семьи. Весьма прискорбно….

   — Графиня Троубридж... — обернулся принц Тигверд к третьей участнице наших милых посиделок. Дама была бледна, и в ее синих глазах явно читалась растерянность. — Вас я, честно говоря, не ожидал здесь увидеть.

   «Троубридж… — стала вспоминать я. — Это получается мама студента из Академии. Дипломник Ричарда, который у него обедал».

   Я старательно отогнала мысль о том, как этот самый юный аристократ пытался меня зажать в коридоре…

   «Именно он следил за правилами поведения на дуэли, когда Рэм и Паша сцепились с сыновьями Кромера и Борнмута».

   — Общаясь с вашим сыном в стенах Академии, я подразумевал, что и его семья — вполне лояльные к императорской фамилии аристократы, — продолжил между тем принц Тигверд.

   — К императорской фамилии — безусловно! — все-таки не выдержала хозяйка дома. — Однако…

   — Вы оспариваете решение императора? — теперь в голосе Ричарда было только веселье. — Вы не согласны с тем, что и я, и миледи Вероника принадлежим к семье повелителя? Да вы просто бунтовщица, миледи!

   — Его величество волен в своих решениях, — прошипела маркиза.

   — Именно так, — склонил голову сын императора. — А его подданные должны уважать эти решения. Я думаю, на этом мы закончим эту интереснейшую беседу. Дамы… Я разочарован. Миледи Вероника…

   Он протянул мне руку, на которую я и оперлась.

   Мы сделали шаг в портал.

   — Где мы? — спросила я.

   — О! Это сюрприз, дорогая! — Что-то было в его голосе такое, что я напряглась.

   — Посмотри, Вероника. — Это был Денис.

   — Что происходит? — недовольно поинтересовалась я, оглядываясь. Поняла, что нахожусь в какой-то подворотне. А прямо передо мной лежит мертвая женщина.

   В голове у меня застучало, ноги подкосились.

   Меня поддержал, не давая упасть, Ричард.

   — Смотри внимательно, Вероника… Никого не напоминает? — И я понимаю, что если посмотрю ему в глаза, то увижу вместо обычной черноты алое пламя бешенства.

   — Пусти меня…

   — Нет, — слышу я к своему удивлению. — Смотри внимательно.

   — Не понимаю. — Злость сплетается со страхом.

   — Она одета так же, как ты, — шипит мне в ухо принц Тигверд. — У нее твой цвет волос. И — посмотри — похожий перстень на пальце.

   — Действительно.

   — А ты сбежала от охраны.

   — Ее убили, потому что перепутали со мной?

   — Вот этого мы не знаем, Вероника, — вмешивается в нашу беседу Денис. — Но когда мы увидели несчастную, то нам показалось…

   — Ричард, — поднимаю я глаза на мужчину, который продолжает меня обнимать.

   — Ника, больше никаких отлучек без охраны, — приказал мне сын императора. — Мне не хотелось бы тебе угрожать или ругаться с тобой, но… Пожалуйста.

   — Хорошо, — тихо пообещала я.

   Действительно, что-то я осмелела чересчур. А может, это у меня так выражался протест против того, что моя семья — и я, и Наташа, и мои родители с мальчиками — были вынуждены переселиться в империю.

   — Забери меня отсюда, — подняла я глаза на Ричарда.

   — Конечно, любимая, — прикоснулся он губами к моим волосам.

   В последнее время мы сбегали ото всех в крошечный домик посреди вечного леса. Я все хотела спросить у него, где мы и как он нашел эту избушку… Но стоило оказаться наедине, как все вопросы, мысли и переживания прятались — а появляться снова стеснялись….

    Оставалась только наша дикая, какая-то отчаянная страсть. И мы отдавались ей так, будто виделись в последний раз. Ричард не заговаривал ни о свадьбе, ни о будущем. Мы вообще старались не разговаривать, наверное, оба боялись, что любым неосторожным словом можно уничтожить тот хрупкий мир, который установился между нами.

   Мы просто делали шаг навстречу друг другу — один маленький, осторожный шажок… А потом… Потом мы смотрели друг другу в глаза и время исчезало, а пространство плавилось в затерянной избушке непонятно где.

    Мы уже перестали стонами — моими — и рычанием — его — пугать окрестную живность. И теперь просто молчали. Нам было уютно. Обнявшись, мы слушали лес, который, казалось, по-доброму и чуть насмешливо слушал нас.

   Я уже начала дремать, когда Ричард тихо проговорил:

   — А ты помнишь...

   — Танго?

   — Да. — Он легонько коснулся меня губами.

   — Это было волшебное место… Мы еще будем там?

   — Просто побывать там можно, — Ричард гладил мои волосы, но говорил куда-то в пустоту, — но попросить решить твою проблему — нет.

   — Почему?

   — У мага есть только один шанс за жизнь спросить у Пустоты совета. И попросить совершить чудо.

   — И ты потратил этот шанс? — Я посмотрела ему в глаза и не увидела там и тени сожаления. — А вдруг в твоей жизни случится что-то более важное?!

   — Самое важное в моей жизни — ты… — и он сменил тему. — Мне понравилось, как ты вчера пришла ко мне на совещание.

   Пальцы легонько стали поглаживать мою спину, вспоминая, должно быть, наш обоюдный взрыв страсти, который за этим вытаскиванием с совещания и последовал.

    — По-моему, мне все позавидовали. — Он чуть прикусил мне мочку уха, потом стал целовать шею.

   — На самом деле, я пришла к тебе ругаться. Потому что ты скрываешься от моих журналистов. И нарушаешь все договоренности!

   Надо же, у меня хватило сил на такую длинную фразу.

   — По-моему, это было эффектное появление. И его запомнят, — довольно сказал Ричард.

   — Это ты превратил деловой разговор в… непонятно что!

   — А ты не заметила полный кабинет военных и просто стала меня целовать… И такое впечатление, что, если бы я нас сюда не перенес, ты бы меня там, на столе в кабинете, и ….

   — Ричард!

   — Что?!

   — Ничего… На столе — это неудобно.

   — Почему? — блеснули его глаза.

   Думаю, в ближайшее время мы что-то такое будем проверять опытным путем. Я рассмеялась — и тоже стала гладить его. Потом вывернулась — и склонилась над ним. Мои волосы рассыпались по его коже.

   — Будешь меня провоцировать — опыты начну прямо сейчас…

   — Может, если я заведу руки за голову, вам будет удобнее? — обратился он ко мне, сверкая черными глазами.

   — О! Это было бы весьма любезно с вашей стороны, милорд…

   Я поцеловала его твердые и вкусные губы. Потом подняла голову. Внимательно посмотрела на него…

   — Изумительное сочетание — светлых, почти белых волос, вьющихся на затылке — мои пальцы запутались в его распущенных волосах, — и черных глаз. Ричард, я схожу от тебя с ума буквально с первого взгляда.

   — Я тоже… — прошептал он. Потом насмешливо прищурился и спросил тоном девочки-отличницы. — Так ты воспользуешься моим беззащитным положением?

   — Всенепременно! — кивнула я.

   И воспользовалась.

***

   — Расскажи мне об этом лесе, — неожиданно для себя попросила я.

   — О чем тебе рассказать? — изумился и он.

   — Это же не просто лес…

   — Нет. — Удивление в его глазах никуда не делось, но он с явным облегчением поменял тему разговора. — Это лес погибшего мира.

   — Как это?

   — На этот мир напали. Только завоевателям не нужны были полезные ископаемые. Им необходимы были земли. Для себя, для своих детей. Их мир погиб — и им некуда было идти.

   — А вы помогли тем, кто защищался?

   — Да. Только мы не учли степень отчаяния нападавших… Или сумасшествия… Не просчитали.

   — И что сделали нападавшие?

   — Когда они поняли, что проигрывают, они уничтожили этот мир. Сочетание техники, магии и мощного проклятия, замешанного на жизнях тысяч живых существ.

   — Какой ужас.

   — Мы спасли, кого смогли, вывезли. В этом мире осталось несколько городов, под куполами защиты. И этот лес. И убийственный ядовитый большой мир снаружи. Я сам ставил защиту, чтобы под куполом спасти это место.

   — А есть надежда?

   — Я верю в это. Когда-нибудь заклятие рассеется. Я уберу щиты. И такой лес будет по всему миру. Он возродится.

   Он долго смотрел мне в глаза. И выдохнул:

   — Я тебя люблю…

***

   Когда я перенеслась домой, в загородное поместье Ричарда Тигверда, то попыталась тихонечко просочиться в свою комнату. Честно говоря, хотелось в душ и подремать. В голове была приятная легкость, а ноги подкашивались. Но меня, к сожалению, уже ждали.

   — И как вы прикажете вас понимать, миледи? — споткнулась я о взгляд глаз, отсвечивающих алым.

   О-о-о! Какой родной, наполненный скрежетанием голос… Если закрыть глаза, то можно подумать, что это гневается или император Фредерик, или его старший сын — Ричард. Я умилилась и проговорила:

   — Простите, Брэндон. Знаю, что поступила не очень разумно…

   — Разумно?! — взвился он окончательно. — Смею вам напомнить, миледи, что я несу за вас ответственность! А еще — в прошлый раз, когда вы так исчезли, то были захвачены сошедшей с ума русалкой!

   «Это он еще не знает о том, что нашли убитую женщину, похожую на меня…»

   Пока наследник гневался, а я ощущала себя девочкой-первоклассницей, одновременно размышляла о том, что надо бы дать задание нашим журналистом узнать подробности этого дела. Но связываться сама с ними я не умела, а просить об этом…Брэндона, например... не очень хотелось.

   — Слушайте, — мне удалось вклиниться в его проникновенно-гневный монолог. — Но ведь не было никакой опасности. Я перенеслась в столичный особняк Ричарда. А оттуда — дошла пешком до дома маркизы Вустер.

   — Так вот, где вы были… Как пешком?!

   Я посмотрела на него удивленно — моя прогулка, между прочим, в соседний дом, тут причем?

   — Вас должны были привезти в карете, — продолжил возмущаться наследник. — Вы же не прислуга, чтобы пешком ходить!

   — Брэндон, — взмолилась я. — Давайте я отдохну, а вы меня после поругаете.

   — Вы хорошо себя чувствуете?

   — Отлично, — так, Вероника. Не краснеть. Ни в коем случае не…

   Брэндон посмотрел на меня с насмешкой.

   — Простите, что задержал вас в холле.

   Покачала головой — вот ведь язва тигвердская…

   И прошла в гостиную. Меня встретил радостный Флоризель, всем своим собачьим видом выражая поддержку, но при этом осторожно поглядывая на Брэндона — сердится ли тот или уже нет.

   Тут я попала под прицел матушкиных глаз. Судя по поджатым губам, она была совершенно согласна с каждым словом наследника. Понятно, что сюда долетели все. Странно, что она не выскочила оказать поддержку молодому дарованию, когда он меня воспитывал.

   Прошла к своему креслу у камина. Уселась. Погладила подросшего щенка, со счастливым вздохом рухнувшего рядом. Оглядела свое воинство.

   Наташа сражалась с имперской печатной машинкой, тыкалась в нее пальцами и тихонько бурчала что-то неприличное. Привычный ей ноутбук зарядить было не с чего, и она пыталась освоить местную технику. Но у нее это не получалось. К тому же буквы были имперские. А думала создательница фэнтези по-русски… В общем, писательница была в печали.

   Джулиана что-то сосредоточенно рисовала в альбоме. Всю неделю она была какой-то потерянной. Погруженной в себя. Почти не говорила. Утром писала статьи — и для газеты, и для журнала. Днем металась по городу, общаясь со знакомыми журналистами и собирая новости. Исчезала вечерами.

   — Брэндон, — обратилась мама к наследнику, явно продолжая разговор, который был до моего прихода. — Все-таки надо решать вопрос с переездом.

   Сын императора Тигверда поморщился.

   — Мы не можем издавать нормально газету и журнал, сидя в поместье под охраной.

   — Это я понял, но вопросы безопасности — прежде всего!

   — Согласна. Но! — Мама подняла указательный палец вверх. — Никого из нас нет в редакции. Новости до поместья доходят с опозданием. Хорошо хоть, что в типографии пока боятся — но это ненадолго. Без присмотра все рухнет!

   — Я бы не был в этом так уверен.

   — Надо перебираться в город. И ходить на работу, как положено.

   — Мы еще толком с теми, кого набрали в штат, не беседовали. Не говоря уже о внештатных сотрудниках, — добавила я. — Кстати, маркиза Вустер не будет вести в журнале колонку о моде.

   — Она вам отказала? — изумился Брэндон.

   — Можно сказать и так.

   — Значит, надо искать еще кого-то, — кивнула мама. — На Луизу мы все это не повесим. У девочки подготовка к свадьбе. И она взяла на себя колонку с рукоделием.

   — А меня пока не будет вечерами, — отозвалась Джулиана.

   — Можно подумать, для кого-то секрет, что вы вечерами отправляетесь во дворец, к императору Фредерику, — мерзким голосом проговорил наследник. — Должно быть, вы очень стараетесь показать ему, насколько благодарны за то, что он не отправил вас на рудники!

   Мы все обомлели от подобного.

   А Джулиана… Она вскочила, уставилась в глаза Брэндона, словно надеясь, что ослышалась. Увидела гнусную усмешку. Побелела. Подошла, изо всех сил залепила наследнику пощечину. Кинула ему под ноги альбом, в котором рисовала — и выбежала.

   — Ты понимаешь, что сделал? — взбеленилась теперь и я. — Ты понимаешь, гаденыш высокородный, как эту девочку жизнь трепала? Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что ей пришлось пережить, чтобы на панель не попасть? Или ты думаешь, что она просто так в обносках ходит? Она старается, чтобы ее красоты никто не заметил — тебе это не приходит в дубовую голову?! А почему — сам догадаешься, или тебе подсказать?

   Брэндон, не отвечая мне, поднял альбом. Пролистал его.

   — Стихии… Милена Рэ… — прошептал он. — Она рисует для отца портрет Милены Рэ…

   И наследник исчез.

   М-да. День удался.

ГЛАВА ВТОРАЯ

   — Привет, — потянулась я. — А я и не слышала, как ты пришел.

   Ричард уже одетый, как обычно — весь в черном — с заплетенными волосами, склонился надо мной, опираясь коленом на кровать.

   — Прости, — с досадой проговорил он. — Не хотел тебя будить, но не удержался.

   — Погоди пять минут. Я соберусь — и мы хоть позавтракаем вместе.

   Я умывалась, наклонившись над раковиной, когда почувствовала его нетерпеливые руки на своем теле.

   — Какой вид, — прошептал он, прижимая меня к себе.

   — А завтрак?

   — Опоздаю, — пообещал он мне. — Но от завтрака не откажусь. И не только от завтрака.

   Я поймала в зеркале отражение его улыбки и пропала…

***

   На завтрак с Ричардом я так и не спустилась, потому как сладко-сладко заснула. Через несколько часов, отдохнувшая, выспавшаяся и в прекрасном настроении я вышла из своей комнаты.

   В этот момент раскрылась дверь в конце коридора, и оттуда выскользнула Джулиана. Я взглянула на нее и искренне расстроилась… Опять — «гордый имперский бомж — лучшие годы». Вздохнув, я не удержалась и спросила:

   — Зачем?

   Но, внимательно посмотрев в горящие гневом изумрудные глаза, только примирительно подняла ладони вверх. Мы в молчании спустились вниз, зашли в столовую. И обнаружили там Брэндона, который мерил комнату нервными шагами. Джулиана застыла на пороге. Я тоже… застыла…

   В руках принц Тигверд держал… чудо! Чудо, которое заставило меня на несколько секунд забыть обо всем. Это был огромный букет совершенно удивительных цветов. Бутоны формой напоминал тюльпан, но были намного меньше по размеру. В середине каждой чашечки цветка горело пламя огня. Мне хотелось так стоять и любоваться этой красотой бесконечно, и самое страшное, что так оно и было бы, если бы меня не окликнули слуги.

   — А… Мне надо отдать распоряжения. На кухне. Срочно, — объявила я. И сбежала.

   — Госпожа Блер, простите меня, — услышала я голос наследника, прикрывая за собой дверь.

   На кухне я обнаружила маму и Наташу. Увидев, что я вошла, подтянулись и Оливия с Катариной.

   — Ну, что там? — блестя глазами, спросила Наташа.

   — Наследник, и…цветы… — ответила я.

   — Это не просто цветы. — Джон Адерли хитро блеснул глазами.

   Я окинула всех собравшихся, и мне стало понятно, что Джон, Катарина и Оливия улыбаются как-то по-особенному. Остальные были, скорее, в замешательстве.

   — Рассказывайте, — потребовала я.

   — Это — Огонек Надежды. Цветы влюбленных. Юноша дарит девушке огонь любви в надежде, что тот коснется ее сердца.

   — В нашем мире есть два способа проверить, есть ли между влюбленными искренние чувства, — улыбнулась Оливия

   — Только если интерес взаимен — цветы будут гореть. Таким образом юноша может проверить чувства девушки. — Это уже просияла Катарина.

   — А если подарить эти цветы мужчине — можно проверить его чувства? — поинтересовалась я, уловив во всем этом некую дискриминацию.

   — Женщина ведет мужчину в «Зеленую цаплю», — хором прочирикали Оливия и Катарина.

   Джон одернул их — и мне показалось, что он не хочет продолжения разговора. Мне, конечно, тут же стало интересно — почему, но тут мама спросила:

   — А Джулиана?

   — А Джулиана — обрядилась в свое, — ответила я.

   Вздох разочарования.

   — Ладно, давайте работать, — приказала мама. — Я сегодня намерена побывать в редакции и типографии.

   Маму, у которой был огромный опыт редакторской работы, мы единогласно назначили главным редактором. Правда, она ворчала, что никакого отношения к журналистике никогда не имела. Редактировала себе свое любимое фэнтези. А вот ведь как жизнь повернулась.

   — И тебе, как хозяйке всего этого безобразия, не грех трудовому народу показаться! — заявила сердито мама, увидев улыбку на моем лице.

   — Хорошо, — не стала спорить я. — Но потом я уеду. Мне надо переговорить с господином Мирровым.

   — По-моему, ты просто хочешь сбежать ото всех в свой любимый книжный магазин.

   — Не без этого, — ответила я. И обратилась к Наташе. — Составишь мне компанию?

   — Давай в другой раз, — улыбнулась она. — У меня книга пошла — не хочу сбивать настроение.

   — Его высочество недоумевает, почему его все оставили, — дипломатично намекнул Джон Адерли.

   — А Джулиана? — хором спросили мы.

   — Госпожа Джулиана с букетом в руках выскочила из дома. Должно быть, на прогулку.

***

   На самом деле, в редакцию и типографию нужно было отправлять одного Брэндона Тигверда. Ни ко мне, ни к маме никто и не думал относиться хоть как-то мало-мальски серьезно. С опаской — это да, — как к двум обезьянам с гранатой. Еще представители пишущей братии посматривали на нас с тяжелым недоумением. Две дамы, одну из которых называют невестой ненаследного принца Тигверда, в сопровождении наследника престола… Да еще и после того, как разъяренные военные сожгли их предыдущее место работы, а все начальство император отправил на рудники, «хранить гордое терпение».

   Я обозначила свое присутствие, произнесла патетическую речь на тему: «Вейтесь кострами, работникам имперского труда — ура и выше, дальше, сильнее!»

   Похоже, никого особо не впечатлила, оставила маму разбираться со всем этим безобразием и удалилась на встречу с господином Мирровым, хозяином самого крупного книжного магазина в Роттервике.

   — Вы понимаете, что журнал нужно делать бомбой! — сразу начала я.

   Мужчины посмотрели на меня удивленно. Я пояснила:

   — В смысле, чтобы все о нем только и говорили.

   Они кивнули с облегчением.

   — Господин Мирров, я бы хотела вам предложить договор о сотрудничестве.

   — Моя дорогая миледи Вероника, — прищурился владелец книжного магазина, — кто я в сравнении с теми вельможами, что вас окружают…

   — Но мы в любом случае не будем заниматься распространением журнала, — парировал наследник. — А у невесты ненаследного принца Тигверда есть идея, что «Имперская сплетница» должна продаваться не только в столице или в Центральной провинции, но и на всей территории империи.

   — То же самое касается и газеты. Надо в каждом регионе делать…

   — Остановитесь, миледи, — приказал мне Брэндон. — Перед тем, как вы будете что-то рассказывать о своих планах, необходимо, чтобы господин Мирров дал свое согласие, а я взял с него клятву о неразглашении.

   Я кивнула — утечки информации не хотелось. Мне было понятно, если сделать издательский дом по аналогии с земными — это золотое дно. И сокровищница. Потому что у Тигвердов все было… как-то по-военному. Прямолинейно. И никаких излишеств. Как и особых развлечений.

   И вообще, создавалось ощущение, что идея о том, что пресса формирует общественное мнение и это надо использовать, приходила в голову не только мне. И нашему пока еще неведомому противнику. Вот что хотите со мной делайте, но я не поверила в то, что все это затеял и провернул главный маг империи — Удо как-его-там. Мне все казалось, что за ним стоял кто-то более коварный. Более умный. Женщина.

   Тут я поняла, что господин Мирров задает мне вопрос, а я и не слышу… Попыталась включиться. Мы обсудили вопросы цены, по которой можно было выставить журнал на продажу — она оказалась чуть выше, чем я планировала.

   Мирров обещал познакомить с людьми, которые занимаются поставкой прессы по всей территории империи. Поддержал идею Наташи о том, чтобы в журнале были обзоры новинок литературы. Распорядился прислать по нашему адресу необходимые книги.

   — Вы же понимаете, что этот самый обзор не обязательно будет положительным? — смеясь, спросила я. — Вдруг нам не понравится.

   — А вот это — совсем не важно. Главное — поднять шум.

   — Тогда вопрос — а как поднять шум с нашим журналом? Как бы вы это сделали?

   — Сделайте закладки для книг с рекламой вашего журнала. И за неделю перед выходом — раньше не надо — пускай в магазинах вкладывают эти закладки в покупки.

   — Замечательно, — улыбнулась я. — А плакаты в магазинах?

   — Можно, как дополнение. Только вы же понимаете… С вас не возьмут денег. С вас, как с особы, приближенной к императору, попросят услугами.

   — А что попросите конкретно вы?

   — Рекламу своего магазина. Время от времени. Анонс некоторых книг… И разрешение афишировать тот факт, что я сотрудничаю с вами. Не более того.

   — Вы поможете подобрать для сотрудничества таких людей, которые попросят у меня не более этого?

   — Да, миледи, — улыбнулся он.

   — Скажите, — вдруг поменял тему разговора наследник. — А что нужно, чтобы талантливая художница стала успешной?

   — Это вы про картины госпожи Блер, которые я выставляю в своем магазине? — догадался Мирров.

   Брэндон кивнул.

   — Понимаете, покупатели хотят видеть не только красивые картины, но и волшебное, легкое, воздушное существо, что их пишет. А госпожа Блер, при всем моем восхищении ее творчеством… — Владелец книжного магазина замялся.

   — Выглядит не так…

   — Художник — это тот, кто вхож в дом. Вот вы, миледи Вероника, что подумали, когда ее увидели?

   — Мне захотелось ей помочь, — резко ответила я.

   — Вы — необычный человек, миледи, — поклонился он мне.

   — Так что надо сделать? — быстро спросил наследник.

   — Сделать так, чтобы она чувствовала себя в безопасности, — в моем голосе была злоба, но мужчины не обратили на это никакого внимания.

   — Для начала — студия. И что-то приличное, не ее клоповник.

   — Это понятно, — кивнул Брэндон.

   — И ее статус…

   — А что не так с ее статусом? — спросила я.

   — Женщина в империи должна быть при мужчине. Или дочь, или сестра, или жена, или…

   — Получается, что у госпожи Блер должен появиться знатный покровитель? — быстро спросил наследник.

   — Если вы хотите оскорбить девушку, продолжайте в том же духе, — поднялась я. Мужчины были вынуждены прерваться и повторить мой маневр.

   На этом мы распрощались с господином Мирровым, который развел руками и пожал плечами так, как делают в нашем мире колоритные одесситы, и отправились в поместье Ричарда.

   — Почему вы разгневались? — спросил у меня наследник.

   Только хмуро посмотрела на него. Вот как объяснить имперцу, что зеленое — это не мокрое. И что есть вещи, которые делать не следует.

   Когда мы перенеслись в поместье, нас встретил встревоженный Джон Адерли.

   — Миледи, — обратился он ко мне, игнорируя наследника. — Госпожа Джулиана… как ушла утром — так еще и не возвращалась.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   — Почему мы не обратились к розыскникам? — спросила я у Брэндона, выходя из портала. — И не взяли охрану?

   — Зачем? — Наследник изумительным образом игнорировал свои же собственные распоряжения.

   Посмотрела на него насмешливо.

   — Со мной-то вам ничего не грозит! — возмутился он. — Это вы сами по себе беззащитны.

   М-да… Похоже здесь про то, что правила едины для всех — слыхом не слыхивали… Дикие они. Имперцы.

   — Пойдемте скорее, Джулиана где-то неподалеку. Она порталы строит замечательно. Если начнет прыгать, чтобы уйти… — и Брэндон помрачнел.

   — Где мы вообще находимся?

   — Роттервик, — огляделся наследник. — Бедные кварталы.

   Молодой человек произнес это смущенно и тихо, как бы извиняясь за то, что в империи существуют-таки бедные кварталы.

   Я огляделась. Низкие, маленькие, но добротно сделанные домики из цельного сруба. Кольца деревьев имели форму не круга, как у нас, а звезды. Смотрелось очень красиво. Сам ствол тоже был ребристым, и напоминал шестеренку.

   Я не стала ничего уточнять, так как давно уже привыкла к тому, что флора империи удивительна и разнообразна. И только каждый раз вздыхала, ругая себя за то, что так и не добралась до атласов с растениями. А они в императорской библиотеке были, я видела! Лежали на верхней полке — огромные такие свитки. С картинками. И наверняка к каждому растению и магическая составляющая, и легенды, с ними связанные... Эх…!

   Удивило также и то, что бревна были явно обугленные — все.

   — Дома горели?— спросила я.

   — Нет, конечно. Их специально обжигают.

   — Зачем?

   — Тикуны.

   Ну... вот и поговорили. «Тикуны» — что ж тут не понятного-то. Ладно, будем считать, что это что-то вроде вшей, клопов или тараканов — кварталы-то бедные. Мы, не торопясь, шли по узкой улочке. Честно говоря, если уж начистоту, то «край бедности» по имперским меркам отвращения у меня не вызывал. От обожженной древесины почему-то сладко пахло корицей, весна была в самом разгаре. По обочине росли цветочки, по форме напоминающие наши маргаритки, — розовые и нежно-фиолетовые. Одна маргаритка была синяя — синяя-синяя! Я наклонилась, потрогала мягкие лепестки, и…

   — Ааааааааааааааааа!!! — слева из кустов что-то выскочило, и… откусило головку синей маргаритки! Глазки-бусинки внимательно смотрели на меня, а челюсти меланхолично жевали… мою маргаритку. Зверек был забавный — очень похож на крысу, только с пушистым хвостиком. А вот мордочка была наоборот, лысая и непривлекательная. Секунда — существо вспыхнуло и исчезло, оставив на траве два ярко-синих лепестка.

   — Брэндон! Кто это? И почему оно исчезло?

   — Это дагги. Насколько я знаю — нечто подобное есть во всех существующих мирах. Вот, например, в вашем мире — есть маленькие зверьки, которые водятся там, где бедность, грязь, отходы и болезни?

   — Есть. Крысы. — Я поежилась. — А эти — тоже переносят всякие болезни?

   — Да, но вам ничего не грозит — я же его сжег!

   — Сжег?!.. — Я вспомнила голубую шерстку с оранжевыми пятнышками. Фиолетовая морщинистая кожа на мордочке, правда, оставила не самое приятное впечатление, но все равно стало как-то не по себе.

   И тут мы услышали, как чей-то хрипловатый, безжизненный тихий голос проговаривал, как заведенный:

   — Яся… Такая девочка хорошая. Понимаете… Такая… девочка…

   — Простите, что я вас побеспокоила, — раздался голос Джулианы, непривычно мягкий.

   Она стояла на пороге какого-то дома — те же обугленные бревна, из щелей треснувших ступенек покосившегося крыльца выбивались пучки серой травы и несколько тех самых цветочков, которые я окрестила «маргаритками». Что-то маленькое и пушистое, на этот раз ярко-оранжевое, шмыгнуло из приоткрытой двери и скрылось под крыльцом.

   Женщина, с которой разговаривала журналистка, была уже немолодая. А может, просто выглядела так? Худая, сгорбленная, в шерстяном сером платье, черных перчатках без пальцев и выцветшем платке непонятного оттенка. У ее ног стояла деревянная кадка с огромными лопухами на мясистых стеблях с красноватыми прожилками. Я отметила, что одеты Джулиана и эта женщина были практически одинаково. Смотрелось очень органично, но мне это не понравилось. И Брэндону, кажется, тоже.

   — Старшая моя… музыке училась, у маэстро Зорго Цума. Мой отец еще был жив, дед ее. Дудочку ей на день рождения сделал. Маэстро Цум отца уважал, — в голосе женщины были и гордость, теплота, и… горе… — Понимаете… Нам не положено толком учиться, но моя девочка была настолько талантливой, что… маэстро Цум взялся ее учить, в память о моем отце.

   — А… ваш отец? — тихо спросила Джулиана.

   — Он делал инструменты. Деревянные. Дудочки, воги, айлы… А прадед, мой дед, был настройщик. Так он рассказывал, будто его дед настраивал рояль у самого императора, во дворце. — Женщина говорила машинально, смотря перед собой мутным взглядом, ни к кому особо не обращаясь. — А Яся… Ясенька… она… простите… простите меня…

   Слезы текли беззвучно, а в легких просто не осталось воздуха от судорог, вызванных рыданиями. И от этого беззвучного плача стало жутко и страшно. Я зачем-то вспомнила мальчишек — холод сковал позвоночник, перехватило дыхание и захотелось немедленно вернуться и узнать, где все: мама, отец, мальчишки, Ричард…

   — Его найдут, — уверенно и сурово сказала Джулиана, — найдут и убьют.

   Женщина отрицательно покачала головой:

   — Кто ж искать-то будет? Кому мы нужны?

   Тут наследник отмер и решительно направился вперед.

   — Я обещаю вам, что виновник будет найден, — склонил он голову перед женщиной…

   — Она ведь платья синие никогда не носила… Их же вообще никто не носит…

   Похоже, женщина так и не поняла, что перед ней появился еще кто-то. А я… Я позвала Ирвина. Вот с ним у меня получалось связаться всегда. Целитель появился и прогнал нас.

   — Вас к этой несчастной зачем понесло? — строго спросил у подавленной Джулианы наследник.

   Тут Ирвин посмотрел на нас недовольно — и нам сразу захотелось испариться. Мы, не сговариваясь, зашагали по дороге. Шли довольно долго, в полной тишине — каждый думал о своем. Наконец мы дошли до реки, разрезающей город надвое. Она величественно и неторопливо текла из вчера в завтра, смывая все: и скорбь, и радость. Первой молчание нарушила Джулиана:

   — Я дала себе слово. Если соберусь писать о чем-то, то всегда буду проверять информацию. Лично. Всегда.

   Девушка смотрела на воду, крепко обняв себя за плечи, вцепившись пальцами чуть выше локтя так, что побелели костяшки. Ветер с реки развевал вьющиеся, длинные, неухоженные волосы, трепал подол серого шерстяного платья, которое было ей велико — линия плеча на рукавах съехала, и они почти полностью закрывали кисть. Удивительно, как ей удавалось в таком виде быть совершенно неотразимой! Она была прекрасна — огромные зеленые глаза на бледном лице, медный отлив волос, будто нарисованные брови, длинные пушистые ресницы, и маленькая трогательная родинка над верхней губой слева.

    Я залюбовалась Джулианой, забыв обо всем — но тут увидела выражение лица Брэндона и вмиг спустилась с небес на землю. Я говорила, что залюбовалась Джулианой? Можете себе представить, что было с несчастным принцем…

   — Зачем вы сбежали? — Брэндон нашел в себе силы очнуться.

   — Ничего я не сбегала, — огрызнулась девушка. — Я отправилась работать. Если, конечно, вам известно значение этого слова.

   — Не ругайтесь, — попросила я. — Не надо.

   И они, разом кивнув, замолчали.

***

   Когда мы оказались дома, Джон доложил, что миледи Журавлева еще не появлялась, зато нас почтил своим визитом его величество император Тигверд.

   — Покормить мы его покормили, — успел шепнуть бывший солдат, — но…

   — Я желаю побеседовать со всеми троими, — недовольно процедил Фредерик, появляясь в холле. — В кабинете Ричарда.

   Брэндон выглядел раздосадованным, Джулиана испуганной. А мне было любопытно — что стоит за этим выступлением? Тревога за то, что нас понесло куда-то не туда — да еще и без охраны? Или же тревога, что наследнику понравилась совсем уж неподходящая девушка?

   — Итак, — император решительно уселся за огромный стол Ричарда. Мы трое остались стоять, как двоечники на приеме у строгого директора. — Когда я отправлял Брэндона вам помочь, Вероника, я и не думал, что все зайдет так далеко.

   Я посмотрела на императора с изумлением. Наследник, конечно же, промолчать не мог и съязвил:

   — Конечно же… Я же вышел из покоев во дворце — и хоть кого-то увидел, кроме стен.

   — Миледи Вероника, — проигнорировал высказывание Брэндона отец. — Я требую, чтобы вы навели порядок среди ваших подопечных!

    Я вздохнула, но промолчала, надеясь, что сейчас император проворчится и уймется. Ага. Сейчас.

   — Я требую, чтобы вы оградили наследника от общения с теми людьми, — и Фредерик злобно уставился на Джулиану, — что не подходят ему по положению!

   Кивнула. И нежно попросила, пытаясь не начать фразу со слова «дети»:

   — Вы позволите нам поговорить с его величеством наедине?

   Молодые люди поклонились и вышли. Не дожидаясь согласия императора.

   Фредерик хранил гордо-злобное молчание. Я дождалась, пока закроется дверь, дошла до ближайшего кресла и уселась.

   — Чем больше вы будете давить, тем сильнее будет сопротивление, — сказала я ему.

   Недовольное молчание в ответ.

   — А будете обижать девушку, да еще и несправедливо, будет у вас семейный бунт.

   Опять молчание.

   — И вообще, вот чего вы хотели добиться этим демаршем?

   — Вы же понимаете, что все происходящее между этими двумя — нелепо, — горько сказал Фредерик.

   — Послушайте, — я посмотрела ему в глаза, — всю неделю у нас было тихо и спокойно. Все занимались делом. Конечно, Брэндон достаточно много времени проводил в обществе Джулианы, ему было интересно. Но не более. Наследник сопровождал ее, когда она собирала материал для статей, они обсуждали то, что девушка собиралась написать. Принес ей что-то написанное. Они шушукались потихоньку, пока она правила и показывала, как лучше. Все.

   Император покачал головой.

   — А потом случились эти поздние вызовы Джулианы во дворец. Вот зачем? Вам стало легче от того, что вы унизили хорошую, правильную девушку? — Палец сильно обожгло. Так сильно и неожиданно, что я не успела это скрыть — дернулась и посмотрела на перстень. В камне мерцали синие искорки… Император тоже смотрел на камень, но думал при этом о чем-то своем. А потом проговорил:

   — Девчонка так рисует, что мне кажется — она видит Милену, яблони в цвету, замок... Видит, рисует — а этого уже нет. И никогда не будет!

   — Фредерик… — беспомощно проговорила я.

   — И я не хочу, чтобы у Брэндона судьба сложилась так же. Неподходящая женщина. Неподходящие отношения. И будущее — которого нет. И чем сильнее ты пытаешься обмануть себя, убедить, что все получится…

   Он поднялся, отошел к окну, повернулся ко мне спиной.

   Что тут скажешь... Пока я пыталась подобрать слова, чтобы хоть как-то утешить его, прекрасно понимая, что таких слов в природе не существует… Он повернулся ко мне — спокойный, уравновешенный.

   — Простите мне минутную слабость, — чуть ироничный поклон.

   — Ничего…

   — Я распорядился, чтобы госпоже Джулиане организовали мастерскую неподалеку от вашего с Ричардом столичного особняка.

   — Спасибо.

   — У девушки несомненный талант. А мне не стоило ее компрометировать — вы правы.

   Склонила голову.

   — И передайте вашей воспитаннице…

   Я заинтересовано ждала, что его величество выскажет еще…

   — Что ее работу в столичном приюте для брошенных детей никто не отменял. А то она увлеклась и статьями, и картинами, а про долг государству — забыла.

   — Я прослежу, ваше величество.

   — И еще… Я не желаю, чтобы вы занимались расследованием гибели женщин в синем, — резко сказал император.

   — А я не…

   — Вероника, для вас этого дела не существует!

   — Но новость об этом будет в газетах. И мы в «Имперской правде» не можем обойти ее вниманием! Сегодня среда — ночью четверга у нас должна быть статья об этом!

   — Пусть журналистским расследованием занимается кто угодно. Только не вы.

   — Хорошо.

   — Передайте госпоже Джулиане, что я приду в ее мастерскую в наше обычное время — и мы продолжим. С вашего позволения, я откланяюсь.

   И император Фредерик удалился через выстроенный портал.

   А я вышла из кабинета и отправилась посмотреть, кто чем занят.

   Мама еще не появлялась, отец тоже был на службе. Такое впечатление, что он был там все время. И, кстати, добиться от него, чем он занят, не представлялось возможным.

   Наташа ушла гулять с Флоризелем.

   Джулиана что-то быстро писала в гостиной, Брэндон тоже строчил в блокноте.

   Я сообщила молодым людям новости. Отреагировали они как-то странно — Брэндон разозлился, Джулиана покорно кивнула.

   — Радоваться надо! — проворчала я. Потом плотоядно посмотрела на наследника:

   — Ваше высочество… Время идет!

   — Да, — меланхолично заметил он. — Время — это такая философская категория, которая…

   — Я про то, что у нас для журнала ничего не готово, — невежливо перебила наследника.

   — Почему же ничего? — поднял на меня глаза молодой человек. — И колонку рукоделия миледи Луиза подготовила. И…

   — Пожалуй, что и все. Фотографа нет — а разговор был две недели назад. Вашего интервью — нет. Приближенные его величества скрываются от меня, никто не хочет отвечать на вопросы.

   Наследник скривился.

   — И самое любопытное — пока объясняешь, что такой журнал необходим — все кивают, соглашаются — и прямо жаждут помочь. А потом — скрываются!

   — Я вот не скрываюсь! — обиделся Брэндон.

   — И мы восхищаемся вашей беззаветной храбростью! — на полном серьезе заявила я. Похоже, перестаралась — Джулиана хихикнула, а принц нахмурился.

   — Брэндон, пожалуйста. Я вас умоляю!

   — Вы ведь все равно будете выпускать журнал сплетен?

   — Буду!

   — И на ваши вопросы придется отвечать?

   — Ваше высочество — это не больно!

   — Но противно.

   — Брэндон, но то, что придумывают — это еще хуже.

   — Ладно, — величественно согласился принц. — Задавайте вопросы.

   — Джулиана! — скомандовала я.

   — Ваше высочество, — тут же отозвалась журналистка. — А чем вы любите заниматься?

   — В каком смысле? — напрягся принц.

   — Есть вещи, которые вам делать положено. Например, Военная Академия. Или развитие магии. А что вам нравится как человеку?

   — Это уже для статьи? — насмешливо посмотрел на Джулиану принц.

   — Именно, — кивнула она и показала, что у нее в руках карандаш и блокнот.

   — В большинстве своих предпочтений я зауряден. Люблю вкусно поесть. А больше всего — выпечку.

   Я про себя хмыкнула — это у них, видимо, семейное.

   — Люблю фехтовать. Особенно с Ричардом, моим старшим братом. Люблю играть в шахматы. Это уже с отцом.

   — А что вы любите из необычного?

   — Делать фейерверки.

   — И вы покажете, как вы это делаете?

   — А вам, правда, это интересно? — нахмурился отчего-то принц.

   — Мне вообще интересны люди, — отозвалась Джулиана.

   — Особенно в ваших разоблачительных статьях, — не сдержался Брэндон.

   — Давайте работать! — остановила их, снова чуть не добавив, «дети». Но в последний момент сдержалась. — Ваше высочество, а что бы вы могли рассказать о себе?

   — Тоже под запись?

   — Мы не опубликуем ничего без вашего одобрения. И без одобрения его величества.

   — Я хорошо схожусь с людьми, мне они интересны. — Он насмешливо взглянул на Джулиану. — Мне нравится общаться с теми, кто меня в чем-то превосходит. Кто меня в чем-то сильнее.

   — А какая у вас мечта?

   — Я всегда хотел путешествовать. Просто без цели. И делать это, пожалуй, так, как делает отец. Он ведь настраивает портал между мирами таким образом, чтобы не знать, где окажется.

   «Надо посоветоваться с Крайомом, — вспомнила я про начальника охраны. — Можно давать подобную информацию или нет».

   — А у вас в империи есть любимое место? — спросила Джулиана.

   — Море. Я всегда любил побережье.

   — Ваше высочество, а можно — просьбу, — быстро сказала я, прижимая руки к груди.

   — Какого рода? — настороженно спросил принц.

   — Ну, вот, — расстроилась я. — А батюшка ваш обычно отвечает: «Все, что в моих силах».

   — Мне у императора еще учиться и учиться. Вроде бы по смыслу то же самое, а как звучит!

   — Итак, ваше высочество?

   — Все, что в моих силах! — ответил принц и романтично приложил руки к груди.

   — По-моему, вы немного переигрываете, мой принц, — нахмурилась я, а Джулиана хихикнула и кивнула.

   — Миледи Вероника! — в шутливом отчаянии возопил принц.

   — Понимаете, нам надо много фотографий. Разных. И не только в кабинете.

   — А где еще? — с тоской отозвался Брэндон.

   — На прогулке, — стала перечислять я, — в Академии, в форме. И на фоне замковых стен. Верхом. Когда вы будете фехтовать. Танцевать.

   — С вами? — ехидно заметил принц.

   — Э, нет. Это лишнее. Мне хватает тех сплетен, что у нас есть.

   — Вы же понимаете, что фотоаппаратов в вашем понимании в империи Тигвердов просто нет.

   — Брэндон, — укоризненно сказала я. — Разговор о том, что в журнале нужны хорошего качества изображения, был две недели назад. И я не поверю, что до сих пор никто не сообразил, как их раздобыть. Я могу, конечно, обратиться к милорду Швангау…

   Принц скривился, услышав имя верховного мага империи и сказал:

   — Будет вам фотограф.

   — И, с вашего позволения, завтра мы и начнем, — строго сказала я, подумав, что иначе мы никогда с места не сдвинемся.

   — Миледи, вы — просто сущий кошмар! — вырвалось у наследника.

   — Посочувствуйте вашему брату, — рассмеялась я. — Завтра — съемки во дворце. И договоритесь, чтобы его величество и ненаследный принц Тигверд присутствовали. А еще члены вашей боевой пятерки.

   Тяжелый вздох.

   — Не печальтесь, изображения получатся отменными. Завтра бы еще отснять ваше любимое место на побережье. Потом Академия и танцы… Вы — верхом. И… пожалуй, что и все.

   — А фейерверки? — вдруг тихо спросила Джулиана.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   — Ника, — сказала мама. — Нам надо поговорить.

    Папенька, с которым они вместе зашли в дом, важно кивнул.

   Вообще, после переезда в империю, родители стали выглядеть как-то моложе. Энергичнее. Чистый имперский воздух, волшебные общеукрепляющие настойки великого Ирвина, отсутствие финансовых проблем, — все это пошло им на пользу. И если мама и раньше была «спортсменка, комсомолка, просто красавица», то папа последнее время стал сдавать — давление, лишний вес. А тут, в империи, он был нужен, полезен, заинтересован в происходящем. Его ценили на службе, маму — в издательстве, и у них открылось второе дыхание. Горели глаза, как в молодости, и мне кажется, вся эта история их заново сблизила. Они столько пережили. Из-за меня…

   — Хорошо, — ответила я. — Пойдем в кабинет.

   Видимо, день такой. Кабинетный.

   — Доченька… Мы попали в этот мир, — начала мама, — и нам тут нравится. Теперь надо подумать, как мы будем устраивать свою жизнь дальше.

   — Согласна, — вздохнула я.

   — У нас с отцом есть к тебе вопрос… Только постарайся не злиться.

   Ну, вот что мне остается делать… Только рассмеяться.

   — Слушаю. И стараюсь.

   — Ника… Вот скажи, а что ты думаешь делать с Ричардом?

   Я покачала головой. Действительно, хороший вопрос.

   — Замуж я не собираюсь — если вы об этом.

   — Но ты живешь с ним в одном доме.

   — Спишь с ним в одной кровати, — вмешался папа.

   — Ага, ем из одной чашки, — вспомнила я «Трех медведей». — И сижу на его стуле.

   — Ника! — хором возмутились родители.

   — Вот император Фредерик — умный. Он сам на эти животрепещущие темы со мной говорить не рискнул — вас отправил.

   — Ты же историк, — нахмурилась мама. — И должна понимать, что так вызывающе противопоставлять себя обществу не стоит. Тем более, такому своеобразному, как империя Тигвердов.

   — Это, не говоря уже о том, что у Фредерика и так проблемы с аристократией, — заметил отец.

   — Вот и пусть их решает. С твоей помощью, — резко ответила я. — У тебя самого пиетет перед высокородными особями отсутствует как класс. Вот и будет, чем заняться, вместо того, чтобы лезть в мою личную жизнь!

   — Ника, — укоризненно посмотрела на меня мама.

   — Мне в столице выделили особняк, — спокойно проговорил отец. — Мы съездили — посмотрели. Он, конечно, поменьше, чем этот дом, но все же… Значительно больше всего того, к чему мы привыкли. Я предлагаю пока перебраться туда. Заодно ты и решишь, чего ты хочешь.

   — А с Наташей что?

   — Я ей предложила поселиться пока с нами, там все равно места очень много. Она согласилась.

   — А Джулиане подобрали мастерскую в столице. Неподалеку от нас.

   Родители посмотрели на меня удивленно.

   — В смысле, неподалеку от городского дома Ричарда, — поправилась я.

   — В любом случае, — заметила мама, — если мы хотим серьезно заниматься газетой, то надо перебираться в город.

   — Когда вы будете переезжать?

   — Завтра, — ответил отец. — Что тянуть.

   — Я дождусь Ричарда. И поговорю с ним, — решила я. — Кроме всего прочего, есть вопросы безопасности.

   — Есть, — кивнул отец и внимательно посмотрел на меня.

   А мама гневно сказала:

   — Прекращай уже со своим подростковым бунтом! Женщину в синем кто-то же убил!

   — Мне сказали, что девушка синего отродясь не носила.

   — Ее переодели, — подтвердил отец.

   Мы с мамой вздрогнули.

   — Рит, у нашей дочери хорошая серьезная охрана. Я разговаривал с командиром, он утверждает, что все предусмотрено. Только… Ника, не смей сбегать. Ты можешь передвигаться по городу, но порталами — только в сопровождении охранника. Или кого-нибудь из имперцев. И ставь в известность о своих передвижениях!

   — Хорошо.

   — И не выматывай нервы службе безопасности! Они тоже люди. Служат.

   На этом мамином замечании я и удрала к себе в комнату. Переоделась после душа в джинсы и футболку — хватит с меня синих платьев! И уставилась на картину Джулианы.

   Каждый раз, когда я смотрю на эту работу, становится легче дышать. Что-то рождается в районе солнечного сплетения и белой бабочкой летит туда, в окно, едва задевая прозрачным крылышком ярко-синие лепестки полевых цветов.

   Свое присутствие в поместье Ричарда я воспринимала во многом, как… возвращение домой, что ли… Как само собой разумеющееся. А ведь, действительно. Я не экономка. Не хозяйка. И не невеста.

   Мда… Безусловно, мама была права. И если нам пришлось остаться в этом мире, то какие-то правила поведения стоило бы соблюсти. Хотя бы внешне. На самом деле, наверное, поздно. После всех тех сплетен обо мне, что я — любовница бастарда его величества, открыто живущая в его доме. Дамы высшего света сегодня откровенно выразили свое отношение. И я не думаю, что оно как-то изменится.

   Кстати, а что делать с балом в честь дня рождения наследника, на котором я, по воле императора Фредерика, должна была присутствовать? А теперь еще и отец служит при дворе. Следовательно, и на него будут коситься… Хотя, папенька мой, после опыта выживания в структуре КГБ, а потом и ФСБ, да еще и не в лучшие для страны годы… В общем, я так думаю, он справится, конечно. Но осознавать, что я доставляю родителям неприятности, было горько…

   Вздохнула. Прислушалась. Посмотрела на часы — дом, похоже, спал. Взяла пачку бумаг — статьи, которые мне оставили для согласования — и пошла в гостиную. Заодно и Ричарда дождусь.

    Уселась у камина на полу, разложила бумаги. Всего на секунду отвлеклась взять диванную подушечку, чтоб удобнее было, как две толстые лапы уже подобрались к моим материалам!

   — Флоризель! Морда ушастая — фу!

   Щенок посмотрел прямо в глаза. Да что там, в глаза, прямо в душу заглянул — жалобно, грустно и с укоризной. Мол, надо же мне хоть чем-то играть! Хоть с кем-то. Хоть когда-то…

   Всем я сегодня не угодила, все решили меня сегодня стыдить! И за моральным-то обликом наследника не уследила, и о своем не подумала, и с бедной собачкой не поиграла, да?

   — А ну иди сюда… Иди сюда, говорю! Морда… — Я сгребла Флоризеля в охапку, прижала к себе. Теплый, милый… мой!

   Песик рос не по дням, а по часам, и это немного расстраивало. Он был таким очаровательным щенком! А сейчас вытянулся, стал крупнее. И так как до поведения взрослой, умной, воспитанной собаки было еще ох как далеко, этот монстр крушил все, что было в поле зрения. Пришлось принести еще бумаги, скрутить несколько «шуршалок», и разбирать статьи, отвлекаясь на мохнатого ребенка.

   Так…Что тут у нас? Это — от Луизы. Колонка по рукоделию — вышивка крестиком. Красиво. Ничего в этом не понимаю… Но написано увлекательно. С энтузиазмом. Прямо захотелось взять в руки иголку, нитки и заняться. Замечательно. И картинки красивые. Интересно, она сама их рисовала?

   Вообще, чем дольше длилось наше общение с баронессой Кромер, тем большее восхищение она у меня вызывала. Делала она все с удовольствием, хорошо и в срок. Единственная из всех, между прочим. А ведь у нее была еще и подготовка к свадьбе… Я написала в блокнотике, что третий или четвертый номер журнала надо посвятить свадьбам. И красиво, и всем нравится, и… материалы со свадьбы Луизы можно использовать. Интересно, при таком раскладе — от меня скоро все скрываться начнут по подвалам?

   Отодвинув любопытный собачий нос, взяла следующую папку. Вот эта статья — неизвестно от кого. Наверное, от каких-то новых журналистов, которых, видимо, отобрала мама. Так. Обзор ресторанчиков. Где лучше провести свидание. Интересно, а что у нас с заказными статьями? В смысле, с рекламой? Кто за это деньги брать будет? Скорее всего, работник пера не просто так хвалил одни места, где можно свидание проводить, и ругал другие. Надо поговорить с Джулианой. И без фотографий, на мой взгляд, материал казался мало интересным.

   Так… Это опус Наташи. Они с мамой корректировали текст под имперские реалии. Что тут у нас?

   — Ты не спишь? — подошел ко мне Ричард.

   Я и не услышала, как он вернулся.

   — Тебя жду, — улыбнулась я ему. — Ты голодный?

   — Нет, военные после того, как ты высказала свое недовольство, следят, чтобы я хорошо питался.

   — Когда я высказывала свое недовольство?

   — На том самом совещании, которое ты разогнала.

   — Не помню.

   — Ну, пока офицеры отступали из кабинета, ты не только целовала меня, ты еще и гневалась. И фразу о том, что кто-то же должен следить, чтобы командующий был сытый — услышали.

   Он опустился рядом со мной на ковер, не обращая внимания на бумаги. Я, поспешно убрала бумаги. Сначала спасла чужой труд, а потом уже стала целоваться...

   — Ты зачем джинсы надела? — проворчал имперец.

   — В них на полу валяться удобнее.

   — Мне они не нравятся!

   — Под платье залезать удобнее?

   — Именно.

   — Полный дом народу, — проворчала я, когда он потянулся, чтобы расправиться с очередным моим комплектом одежды. Решила для себя, что любимые джинсы на растерзание этому варвару я точно не отдам!

   — И что же нам делать? — промурлыкал он.

   — Хотя бы отправиться в спальню.

   Он рассмеялся, подхватил меня на руки — и понес к себе. Получилось так, что на этой половине дома, которую я называла господской, он был один.

   И опять все завертелось перед глазами, словно он поставил себе целью свести меня с ума.

   — Я ставлю полог тишины уже на рефлексе, — рассмеялся Ричард, когда я зажала себе рукой рот, чтобы не кричать от наслаждения. — Перестань.

   — Я тебя люблю, — потянулась я к нему.

   — Ника… — все же начал он серьезный разговор, как только мы чуть пришли в себя. — Со всем этим что-то надо решать.

   — Мне об этом сегодня говорила мама. Она предлагает переехать в дом, который предоставил отцу император.

   — А чего хочешь ты? — глухо спросил Ричард.

   — Я хочу ни о чем не думать. И ничего не решать.

   — Ты же понимаешь, что так не получится.

   — Хорошо, а что предлагаешь ты? — вырвалось у меня прежде, чем я успела прикусить язык.

   И Ричард немедленно ответил — с удивительно довольным видом, словно ждал этого вопроса:

   — Я предлагаю тебе руку, сердце и все, чем я владею.

   Мне оставалось только посмотреть на него укоризненно.

   — Ника, почему?

   — Может быть… Я просто боюсь.

   — Ты думаешь, мне не удастся тебя защитить?

   — Дело не в этом.

   — А в чем?

   — Все неприятности между нами начинаются с твоей фразы о том, что нам надо пожениться. А уж если я отвечаю согласием, то и вовсе начинается светопреставление. Ричард, я так больше не могу. Это настолько больно, словно часть меня умирает…

   Он нахмурился, но промолчал. Потом сказал:

   — У Паши сегодня открылись способности мага огня.

   — Что?!!! И ты говоришь мне об этом только сейчас, Ричард! — Я вскочила с кровати, зачем-то стала одеваться, раскидывать вещи…

   — Любимая, успокойся. Успокойся, пожалуйста, с ним все в порядке, слышишь? — Он усадил меня к себе на колени.

   — Ричард… Но… Как же это? Это не опасно?

   — Это, прежде всего, удивительно, — потер лоб Ричард. — Все произошло так, словно он мой сын. По крови, понимаешь? Просто способности проявились не в детстве, а в подростковом возрасте. И… у него сила — вполне сопоставимая с моей.

   — «Как вы лодку назовете — так она и поплывет», — процитировала я мультик про капитана Врунгеля.

   — Что ты имеешь в виду?

   — Ты же назвал его Рэ — с самого начала. И все подумали, что это твой внебрачный сын. Видимо, Вселенная решила пошутить.

   — Тогда мне нравится ее чувство юмора.

   — Слушай, а с ним правда все в порядке?

   — Да. Феликс был рядом. Рэм, Алан и молодой Борнмут. Они помогли — он особо не пострадал.

   — Ричард! — вскочила я. — Что значит «особо не пострадал»?!! Обгорел? Или…

   — Ника… — этот невозможный мужчина лениво и как-то плотоядно смотрел на меня. — Пострадала полоса препятствий. Сильно. Точнее, восстановлению она не подлежит. Еще бюджет Академии — ее придется отстраивать заново. Немного — живот Гилмора.

   — А с исполняющим обязанности ректора Академии что случилось?

   — Смеялся много.

   — У вас какие-то странные представления об обучении, технике безопасности… и юморе тоже.

   — Просто он помнит, что последний, кто эту самую полосу препятствий извел — это я.

   — Ты?

   Ричард гордо кивнул.

   — В молодости. Я хотел, чтобы меня отчислили — решил, что не останусь в империи. И демонстративно все спалил.

   — Слушай, а вот какое ты имеешь моральное право строить детей, если сам что только ни творил?

   — Зато я знаю, что могут натворить кадеты. И догадываюсь, как этого избежать. Ну, или как наказать, чтобы прониклись.

   Я покачала головой и потребовала:

   — Мне надо увидеть сыновей. Немедленно.

   — Хорошо, — не стал спорить Ричард. — Один вопрос: ты так отправишься в Академию? Или все-таки накинешь что-нибудь?

   Мы заявились, видимо, в достаточно неподходящее время: когда Ричард постучал в дверь, то сначала послышалось сдавленное ругательство — сразу из нескольких глоток. Бывший кадет этой самой Академии понимающе усмехнулся, внимательно посмотрел на меня и негромко сказал:

   — Павел, мама пришла.

    За дверью что-то громыхнуло.

   Принц Тигверд под моим суровым взглядом подавил усмешку. Я хотела ему сказать, что…

   Но тут дверь открылась.

   Пашка был… такой милый, такой сонный… Алкоголем вроде не пахло, сигаретами тоже, чужими духами — я повела носом, как заправская собака… Тоже нет.

   — Мама! — жизнерадостно поприветствовал меня сын. — А мы… скучали!

   Тут из-за его плеча выглянули Рэм и Феликс. С исключительно радостными физиономиями.

   — Мамочки! — хором сказали они.

   Ричард уже не мог сдержаться и всхрюкивал у меня за плечом.

   — Я… — промямлила, чувствуя себя… глупо. — Беспокоилась. Ричард сказал, Паш, что у тебя открылись способности огненного мага.

   — Да, как у отца, — выпалил Паша. И смущенно посмотрел на меня и на Ричарда.

   Я хотела обнять его, но не решилась. Еще открою дверь — и узнаю что-то, что порушит мой сон на многие-многие месяцы вперед.

   — Ждем на выходных. Спокойной ночи, — сказал Ричард, утаскивая меня в портал.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Оливия помогала мне собираться во дворец, но посматривала на меня при этом как-то странно.

   — Что? — Я оглядела себя в зеркало.

   Платье цвета грозовых сумерек чуть измененного покроя — талия на месте, рукава не присборены. Все это делало меня стройнее, что очень радовало. К тому же этот оттенок выгодно сочетался и с цветом волос. Последние я разрешила Оливии уложить по последней имперской моде — со всеми вытекающими.

   — Что-то не так, Оливия?

   — Миледи… — решилась служанка. — Вы же здесь хозяйка. И милорд — он же пылинки с вас сдувать готов. И свадебное платье… Его же сшили. И…

   — Стоп! Ты, Оливия, тоже агент императора Фредерика? Операция «свадьба»? Так это у вас называется?!

   — Служу империи Тигвердов! — бодро отрапортовала она.

   — Сговорились вы все, что ли…

   — Но мы ж от души!

   — Вот не было бы этой зимы, — вздохнула я, — конечно, я была бы здесь хозяйкой. А так… Прости, Оливия. Я спешу.

   — Но ведь милорд пострадал от чужого, злого колдовства! Он не виноват, и… что ж теперь?..

   — Не знаю, — ответила я.

   Карета везла нас в столицу. Джулиана сидела напротив и выглядела сногсшибательно.

   Вместо того, чтобы в сотый раз попытаться объяснить девушке, что ее страсть выглядеть как бомж — следствие душевной травмы в тяжелые годы, мы с Луизой решили поменять стратегию. И у нас получилось! Вечером мы собрались и как бы между прочим затеяли разговор об имидже, который каждая из нас будет сохранять во имя популярности. Я — ношу синие платья, Луиза — верх совершенства, и Джулиане тоже нужно выбрать что-то свое.

   Слово «свое» было ключевым, и это сработало. Художница сделала несколько набросков, съездили к моей любимой портнихе, и пару недель спустя девушка обзавелась несколькими платьями по собственным эскизам — для работы и на выход. Выглядело это строго, целомудренно (на мой взгляд, даже слишком), но при этом невероятно элегантно и стильно. Воротник-стойка, длинные лишь чуть-чуть присборенные у самого плеча узкие рукава неизменно доходили до середины пальцев. Торжественные выходы, вот как сейчас, дополнялись тонкими перчатками в тон платья. Цвета были преимущественно темными.

    Что касается прически — тут журналистка выступила настоящим новатором, с претензией на свержение принятых в обществе стереотипов. Свои роскошные с медным отливом волосы девушка уговорила Оливию убрать назад и уложить в замысловатую композицию из кос разных размеров и плетений. Оливия была известная мастерица по плетению, и только эта ее страсть помогла Джулиане добиться своего.

   Так что сейчас, мерно покачиваясь в уютной карете, передо мной сидела роскошная красавица. Платье винного оттенка, с тонкой полоской кружев в тон по стойке и внизу рукава, изящные кисти затянуты в перчатки, из украшений — рубиновый гребень в волосах. Но самое главное — было видно, что молодая женщина чувствует себя спокойно, комфортно и уверенно. И именно этот факт делал ее образ удивительным — ярким, запоминающимся, немного холодноватым и в меру таинственным. Художница о чем-то напряженно думала и вдруг выдала:

   — Вы ведь не сказали правды о том вечере, когда принц Брэндон был у вас в покоях, не так ли?

   — Не сказала, — подтвердила я.

   — И как вы можете, — отвернулась она.

   — Ситуация была… очень неоднозначная.

   — Я не буду писать откровенную ложь, — нахмурилась любительница правды и страдалица за нее же.

   Мне стало смешно. Какая она, в сущности, девчонка… Удивительно талантливая — в ее статьи, как и в ее картины — веришь. Удивительно правильная. И что же ей такое сказать? Подумала, и решилась рассказать правду. Хотя до этого всячески собиралась эту самую правду скрывать.

   — Он был под заклятием. И должен был по замыслу того, кто устроил все это светопреставление, меня изнасиловать.

   — Зачем? — блеснули ее глаза. — Чтобы ненаследный принц Тигверд его убил?

   — Возможно. Или чтобы обвинить его в таком преступлении, от которого не отмоешься.

   — Получается, что принц... — Джулиана с надеждой посмотрела на меня.

   — Тоже пострадал. Кто-то решил дискредитировать самую, пожалуй, популярную фигуру империи Тигвердов.

   Наша журналистка размышляла над полученной информацией. А потом спросила — светло и радостно:

   — То есть — кто-то настолько серьезно противостоит императору Фредерику?

   — Именно так.

   — С ума сойти… — в ее голосе не было ужаса или смирения жертвы, которая вляпалась во что-то грандиозно-неприятное. Только ненормальный восторг журналистки, которая почуяла сенсацию. — Так это действительно попытка государственного переворота!!!

   — Джулиана…

   — Да понимаю, я! И не напишешь же…

   — Не напишешь, — согласилась я, радуясь, что она хоть это понимает. — И никому не расскажешь…

   — Так он… — в лице ее вдруг мелькнуло отвращение.

   — Нет. Он очнулся. Дал мне возможность убежать и позвать на помощь. А потом смог преодолеть заклятие.

   — Но все равно тяжело. Вам. И ему.

   — Мы постарались забыть. И перенести нашу ненависть на того, кто в этом действительно виноват. Вот только кто он — мы не знаем. Знаем одно — кем бы он ни был, чтобы навредить империи для него все средства хороши. Ни морали, ни жалости.

   Мы вошли во дворец, где нас встретил мой любимый распорядитель — господин Хормс. Хмурый, но на этот раз почтительный. Видимо, проняло высказывание императора о том, что малейшее неуважение ко мне — и рудники слуге обеспечены. Или моя угроза нарядить всех в оранжевые комбинезоны и отправить улицы мести подействовала.

   — Добро пожаловать, миледи Вероника, — поклонился он. И, исчерпав все свое количество вежливости, мазнул недовольным взглядом по Джулиане.

   — Здравствуйте, — улыбнулась я ему.

   — Вас ожидает… — Он задумался, подбирая слово.

   — Фотограф? — попыталась помочь я ему.

   — Посланец от милорда Милфорда, — сурово ответил старик.

   — Пригласите его.

   Молодой человек со штативом в руках, обвешанный кофрами, но в традиционной имперской одежде и так производил сильное впечатление, а уж недовольным выражением лица и вовсе мог соперничать с самим распорядителем Хормсом.

   — Господин Фикс, — представился он мне. И тут же добавил. — Миледи, я надеюсь, это разовая акция? И дальше я смогу вернуться к своим обязанностям. Я служу в контрразведке.

   И это все так обиженно.

   «Ну, Милфорд, ну, спасибо!» — подумала я. А вслух проговорила:

   — А где вы научились фотографировать?

   — В Петербурге, — сурово отвечал мне молодой человек. — Это, конечно, не входит в мои обязанности. Это увлечение. Ваш мир изобилует техническими чудесами. В каждом — есть магия, просто слепцы ее и не видят, и не признают.

   — Слепцы?

   — Так мы называем ваших соотечественников, — фотограф смутился. — Вы, точно так же, как и мы, так же, как жители других миров, живете среди магии. Она вокруг, она в вас самих. Вы с ней сталкиваетесь, вы ей владеете, — но почему-то именно в вашем мире большинство людей изо всех сил стараются этого не замечать… Упорно. Но если чья-то душа чуть более восприимчива — эти создания, как правило, попадают к нам, или в какой-либо иной мир. Часто — во сне. Это уникальная особенность, миледи Вероника, — господин Фикс улыбнулся.

   Всего на секунду, очень быстро и немного грустно, но улыбка получилась настолько светлой, искренней, она так неожиданно изменила весь образ.

   — Господин Фикс, все это очень интересно, и мне бы хотелось когда-нибудь вернуться к этой беседе в менее формальной обстановке. А сейчас необходимо, чтобы вы понимали, — обеспечить газету и журнал фотографиями тоже очень важно, — ответила ему я.

   И обернулась к распорядителю:

   — Господин Хормс, проводите нас к его высочеству.

   В недовольном молчании мы стали подниматься по парадной лестнице. Потом шли бесконечными пышными коридорами и залами. Такое ощущение, что распорядитель не к наследнику нас вел, а устраивал экскурсию по дворцу. Чтобы мы прониклись. И знали свое место.

   — Миледи Вероника, — окликнул меня знакомый голос.

   Широкими шагами к нам подходил начальник безопасности империи Тигвердов.

   — Граф Крайом! — искренне улыбнулась я. — Рада вас видеть!

   — И я вас, миледи. Рад, очень рад видеть вас в добром здравии, — язвительно отозвался он.

   — Позвольте представить вам мою новую помощницу — талантливую художницу и очень профессиональную журналистку — госпожу Блер, — быстро сказала я.

   — Очень приятно. — Граф как-то иронично поклонился девушке, она присела в реверансе, просто неприлично пожирая его огромными темно-зелеными глазами.

   — Гм… — издала я звук, пытаясь не смеяться в голос.

   — Госпожа Блер, если бы я не был безнадежно стар и давно женат, я бы даже смел на что-то надеяться, — серьезно проговорил начальник охраны его величества.

   — Что? Я!!! Нет. Простите. — Девочка стала просто багровой.

   — Граф! Это профессиональный интерес, — все-таки расхохоталась я. — Джулиана, не переживайте, один из номеров будет посвящен этой загадочнейшей фигуре империи. Вы тогда и оторветесь!

   — Оторветесь?! — хором переспросили они и посмотрели на меня удивленно.

   — Ну… Отвяжетесь… — попробовала я пояснить, но, кажется, запутала их еще больше.

   — Что-то в любом случае мне не нравится, как это звучит, — пробормотал граф.

   — А мне так наоборот, — хищно взглянула на него юная журналистка.

   — Миледи Вероника! Я буду просить защиты у его величества!

   — Он дал мне карт-бланш, — сурово взглянула я на начальника охраны. — Сейчас мы идем к наследнику. Кроме того, интервью и с вами, и с ненаследным принцем Тигвердом будут после того, как выйдет журнал, посвященный его величеству. Вы думаете, он вас станет защищать, сам пройдя через это?

   — Вы страшная женщина, миледи Вероника! Я в восхищении! — Граф Крайом взял мою руку и поцеловал кончики пальцев.

   — Я польщена, милорд.

   — Кстати, я вас встречаю не просто так.

   — Не разрывайте мне сердце, граф! Я думала, вы хотели меня видеть.

   — Конечно же, я скучал. Когда вы жили во дворце, миледи, здесь было… как-то уютнее.

   Я посмотрела на него с укоризной. Джулиана — с таким любопытством, что, казалось, зашевелились кончики ушей.

   — Так зачем вы меня встречали? — улыбнулась я. — Ну, кроме того, чтобы повеселиться.

   — Может, попенять на ваше поведение, — стал серьезным граф.

   — Я… исправилась, — опустила голову.

   — Мне доложили, поэтому и ждал вас не за тем, чтобы ругаться. Рад, искренне рад, что вы поняли, насколько серьезно положение. У вас неплохая охрана, миледи Вероника, но все усилия будут напрасными, если вы будете сбегать.

   — И сколько же человек вокруг меня?

   — Мои гвардейцы, военные главнокомандующего. И, со времени покушения, еще и представители от клана наемных убийц вертятся. На самом деле, такое количество охраны излишне. Военные и клановики только путаются под ногами. Но это приказ его величества.

   — А военные откуда? — поразилась я.

   — Так главнокомандующий Тигверд со вчерашнего дня еще и их приставил.

   Я печально покачала головой.

   — Зря вы так, миледи, — сообщил мне мой собеседник.

   — Понимаю, что зря… Только это все… Как-то…

   — Непривычно?

   — Душит.

   — По-моему, вы преувеличиваете, — отрезал Крайом. — Мои люди работают так, что их и не видно даже.

   — Но я-то знаю, что за мной наблюдают.

   — Лучше уж они, чем те, кто убил ту бедную девушку…

   — В этом вы, безусловно, правы.

   — Запомните. Я и мои люди — просто тени. Готовые, если придется, закрыть вас собой. Вероника, не надо сбегать. Вы умудряетесь исчезать таким образом, что нам не удается вас отследить. Может, это представляется вам забавным или вы так боретесь за свою свободу… Только в этом глупом порыве вы можете потерять жизнь. Простите, миледи, за откровенность.

   — Спасибо. Я только сегодня поняла, насколько все серьезно. И почему это необходимо.

   — Рад это слышать.

   — Скажите, а если я хочу погулять с собакой… Или переехать? Или пройтись по магазинам?

   — Делайте все, что считаете нужным. Охрана подстрахует. Только не исчезайте с помощью вашего артефакта. Или — если это необходимо — вызовите гвардейцев, чтобы они отправились с вами. Можете мне поверить — они не злоупотребят вашим доверием.

   — Договорились, — а про себя все же подумала, что будет очень забавно, когда в нашу с Ричардом избушку попадут и охранники…

   — Если вы отправляетесь куда-то с наследником или с командующим Тигвердом, — словно прочитав мои мысли, проговорил Крайом, — то вопросы вашей безопасности решают они сами. Охрану предупреждают в таком случае тоже они.

   — Убийцу не поймали?

   — К нашему удивлению — нет. Поэтому я заклинаю вас! Будьте осторожнее!

   На этом мы распрощались, прошли еще несколько поворотов, и оказались в крыле дворца, где обитает наследник.

   — Я бы попросил вас поторопиться, — недовольно протянул распорядитель, как будто до этого сам не водил нас кругами. — У вас аудиенция у наследника престола. Негоже на нее опаздывать!

   Открылись белоснежные высокие с позолоченными украшениями двери, являя взору мрамор, красное дерево, алый бархат, серебро канделябров и головокружительную перспективу огромных зеркал, в которых все это великолепие отражалось и множилось: алый бархат, красное дерево, золото, серебро, канделябры… принц.

   — Миледи Вероника, — изящно поцеловал мне руку его высочество, — очень рад вас видеть!

   — Я вас тоже, ваше высочество, — склонилась в положенном реверансе.

   — Мы же с вами договорились! Без церемоний, — улыбнулся он мне, сверкнув семейными черными глазами.

   — Это дворец на меня так действует, — улыбнулась я. А на лицо наследника набежала тень.

   — В смысле приверженности к этикету, — уточнила.

   — Спасибо вам. — Брэндон поцеловал мне руку. — А теперь позвольте представить вам мою боевую пятерку.

   Он развернулся к построившимся аристократам, которых было почему-то трое.

   — Миледи Вероника, вы их знаете и даже один раз спасли от голода…

   Джулиана, которая уже забилась в уголок и что-то рисовала в альбоме, вскинулась, услышав нечто любопытное.

   — Его величество посчитал, что голод и труд — два наиболее действенных средства, чтобы молодое поколение осознало — драться с друзьями нельзя, — улыбнулся девушке наследник. И добавил. — А миледи Вероника организовала нам ужин.

   — И мне бы хотелось, — поспешила добавить я, — чтобы его величество никогда не узнал о порывах моего доброго сердца.

   Молодые люди, включая Джулиану, рассмеялись. Фотограф, выглядевший совсем несчастным, нахмурился.

   — Итак, дамы и… господа, позвольте вам представить моих друзей. Герцог Гирвас, виконт Крайом и милорд Меграс. Граф Троубридж, к сожалению, отсутствует.

   Я хмыкнула. Бедный граф всегда так хмурился, когда видел меня, что создавалось ощущение, что это я его зажимала в коридоре, а не он — меня.

   — Какие у вас будут вопросы? — спросил наследник у Джулианы.

   — Вы все — одногодки? — начала журналистка, у которой горели глаза.

   Аристократы дружно склонили головы.

   — И как вас воспитывали?

   — Строго, — ответил наследник. — У его величества целая теория о том, как надо воспитывать наследника и его ближайшее окружение. И наказаний в этой системе гораздо больше, чем поощрений.

   — И за что вас могут наказать?

   — За драку между своими. За самовольную отлучку. За грубость к женщине, особенно если она ниже по социальному положению.

   — А за что могут наградить?

   — За хорошо выполненное задание, — разом ответили все.

   — А как наградить тех, у кого есть все? — вдруг спросила Джулиана.

   — Нам дают кусочек того, чего у нас никогда не было, — тихо и серьезно ответил Брэндон.

   — И что же это?

   — Свобода.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   — Да все, что вы запланировали, снимать еще неделю! — дружно возмутились и Брэндон, и фотограф. Аристократы из ближайшего окружения принца молчали — должно быть, рабство у нагов вспомнили. И тем не менее, судя по выражению на породистых физиономиях, были всецело на стороне наследника.

   — Ваше высочество! А вы — быстренько, — стала уговаривать я. — Поверьте, мы в долгу не останемся! Пирожочков напечем! Блинчиков…

   И получилось у меня так: льстиво-льстиво. Ну, чистый подхалимаж. Джулиана смотрела на меня удивленно. Наверное, в ее картине мира пирожками соблазнять наследника престола было… как-то неправильно. Но я-то прекрасно знала, что это — подействует. И добавила соблазна:

   — А пирожочки будут с разными начинками. Горяченькие…

   — Ладно. — Брэндон кивнул как завороженный.

   — Завтра будем снимать танцы — я и принесу!

   — Мы тоже придем! — решительно шагнули аристократы.

   С мыслью о том, что Каталина меня убьет, я подхватила Джулиану под руку и удалилась. Сообщив, правда, молодым людям, что сейчас снимем верховую прогулку — и на сегодня все. Репортаж с побережья можно сделать и завтра-послезавтра. Я ж не зверь какой!

   — И тогда у нас остаются снимки в кругу семьи, в Академии и что-нибудь интересное, с фейерверком, — радостно шепнула я Джулиане.

   Пока мы не ушли из дворца, я записалась в приемной императора на аудиенцию завтрашним утром.

   — Надо предупредить, что нам нужны также снимки с участием его величества.

   А дальше нас ждала редакция — сегодня был четверг, следовательно, ночью второй выпуск газеты «Имперская правда» должен отправиться в типографию.

   — Вот объясните мне — это что? — гневалась мама.

   И мы поспешили в кабинет, где она общалась с подчиненными.

   Мама была прекрасна. Со вздернутым вверх подбородком, аккуратно убранными серебристыми волосами, в белоснежной, накрахмаленной блузке, и длинной темно-синей юбке по фигуре, чуть расклешенной книзу, с высокой талией. Мама осторожно, потихоньку, но все-таки осваивала имперскую моду — и ей невероятно шло.

   — У меня два десятка статей! И все про одно и то же: мужчина спрыгнул с моста, спасти его не удалось. В окрестностях Роттервика обнаружили банду — есть пострадавшие. Банк «Имперский Золотой» возможно стоит на грани банкротства. Целители не смогли спасти ребенка, упавшего в ущелье в Западной провинции. И так далее — и тому подобное!

   — Но это же все правда, — попытался ей возразить мужчина постарше, предварительно оглядев своих коллег и осознав, что всеобщая поддержка на его стороне.

   Наивный!

   — Правда?! — рассердилась мама. — Членов банды уже схватили охраняющие тот участок дороги ветераны. Бандиты дожидаются суда — где это? Про мужчину, что бросился с моста — не знаю. А вот про то, что пьяных подростков, упавших в ущелье, было девять человек. Из них спасли восьмерых — это даже мне известно. Почему такой странный подход к подаче информации? И каким образом он относится к правде — за которую вы все так ратуете?!

   — И как быть? — спросил другой журналист, помоложе.

   — Переписывайте, — голосом строгой учительницы, дающей двоечникам последний шанс, сказала мама. — И на будущее — если хотите работать в газете миледи Вероники, дважды проверяйте предоставляемую вами информацию!

   — Но половина материала — это тексты внештатников!

   — Кто у нас с ними работает? — рыкнула мама на незнакомого мне пожилого дядечку.

   — Понимаете, новости про разбой, грабеж и убийства — продаются лучше.

   — Конечно, — не стала спорить с очевидным мама. — А еще новости про покушения и заговоры. Но если силовые ведомства справляются с ситуацией, почему мы должны делать вид, что они не работают? Такого не будет.

   Повисло молчание.

   — У кого-нибудь ко мне есть вопросы? — поинтересовалась маменька.

   — Миледи Журавлева, — спросил у нее журналист постарше. — Вы говорили, что возможно будет взять интервью у высокопоставленных вельмож.

   — Будет возможно, — кивнула величественно мама. — Миледи Вероника этим вопросом как раз занимается.

   — За пирожки, господа, — сказала я многозначительно, — в империи Тигвердов возможно все.

   На этом мужчины вышли из матушкиного кабинета.

   — А я взяла Вилли работать в редакцию посыльным, — похвасталась мама уже своим, не учительским голосом.

   — Спасибо, — искренне поблагодарила я. Мне стало немного стыдно. Как же за всеми этими событиями я не подумала о работе для своего маленького друга. — Надо только, чтобы он учебу не забросил. Джон пристроил его в ту же школу, где у его друзей сыновья учатся.

   — Как-то выкрутимся, — улыбнулась мама. — А мальчишка хороший.

   Я кивнула.

   — Слушай, дочь! — взглянула на меня строго-строго главный редактор. — А где кроссворд для последней страницы?

   — Ой! Забыла! — ахнула я.

   — Ты народ подсадила — ты и разбирайся! А то что ж получается — какая хозяйка, такие и работники? Неорганизованные! Все! Только Джулиана и Луиза умнички. И я молодец! А вот остальные!

   Мы расхохотались, и я понеслась трудиться.

    Отловила Вилли, сунула ему деньги и велела бежать в книжный магазин за энциклопедиями. Затем принялась расчерчивать квадратики на листе бумаги. Это мне развлечение на полдня точно. С другой стороны, сама виновата, не надо было тянуть.

   К вечеру меня из-за стола вытянул Ричард.

   — Пойдем домой, неугомонная ты моя! — распорядился он.

   — Сейчас, — кивнула я. — Еще два слова — на «Т» и «С»

   — Тигверды и солдаты.

   — Очень смешно.

   — А тебе из какой области надо?

   — Из мирной.

   — Цветочки-бантики?

   — Драгоценные камни, книги, города…

   И тут я кое-что вспомнила:

   — Ричард, — кто такие тикуны?

   — Что?! Где ты этого набралась? Ты где была? С кем?! — началось...

   Допрос с пристрастием, рычанием и огненными искорками в черных очах! Красота!!! Пришлось рассказывать все, как есть. И про разноцветных пушистых даггов, и про синюю маргаритку, и про ребристые обожженные деревья. Отчитываться, оправдываться, успокаивать, прикрываться наследником, обещать блины и…много чего обещать…

   Как я и предполагала, тикуны — это клопы. Живут в коре не особо ценных древесных пород, из которых и строят свои жилища бедняки. Сам по себе тикун не опасен, и даже деревья он не ест — просто там селится. Но людей кусает — от страха, впрыскивая под кожу мизерную дозу яда. Яд для жизни не опасен, но зуд и покраснения вызывает.

   Ричард пытался меня отговорить, намекая на то, что упоминание об этом насекомом не совсем принято в светском обществе, но я решительно отвергла подобный снобизм. Представила, как Вилли радостно вписывает в колонку знакомое слово, и решила, что все делаю правильно.

   — А на «с»? — Я подняла глаза на Ричарда. Ох… Как же хитро он улыбается…

   — Сойки — подойдут? Добьем местную аристократию сельской экзотикой! — Принц хохотал.

   — Сойка — это птичка? — Я обрадовалась, услышав знакомое слово.

   — Сойки — это цветы, Ника! И я думал, они твои любимые, раз тебе так понравилась та картина. Я даже букет приготовил, но потом пришлось искать подснежники.

   Я вспомнила любимую картину, что написала Джулиана, и ярко-синие маленькие цветочки на ней. Годится!

   — Все! — захлопала я в ладоши. — Ричард, а где ты нашел подснежники, ведь не сезон был?

   — Для влюбленного мужчины нет ничего невозможного, — очень серьезно ответили мне.

   — Пойдем, — попросила я.

   Мы вместе отнесли кроссворд маме. Она кивнула, улыбнувшись, поглядела на Ричарда. И отпустила меня домой.

   — А вы? — удивленно посмотрел на нее ненаследный принц Тигверд.

   — Ну, нет! Пока все сделано не будет, как надо — я отсюда ни ногой!

   Я хотела сказать, что тоже не пойду. В конце концов, кто всех взгоношил! Но споткнулась о матушкин взгляд и удалилась.

   — У тебя удивительная мама, — тихо проговорил Ричард. — Чем-то похожа на мою. С ней рядом тоже тепло.

   — Расскажи о своей маме, — попросила я. А сама вспомнила наброски, что видела в альбоме у Джулианы. Надо попросить, чтобы она и для нас портрет Милены Рэ написала. Интересно, я бы понравилась маме Ричарда?

   — Ты бы ей понравилась, — эхом отозвался на мои мысли Ричард. — Она ценила искренность. Мама и сама была такой — прямолинейной, честной. Говорила всегда только то, что думала. Все, как есть. Вот только говорила редко и мало. Она была тихая, молчаливая. Часто — грустная.

   Он потер лоб и вдруг неожиданно светло улыбнулся:

    — Мама учила меня… без слов. Либо показывала что-то, либо просто клала ладонь на лоб — и я знал, что она хочет сказать. Или видел сон, в котором чему-то учился…

   Мне вдруг стало очень грустно. Что-то заныло в груди, больно сжало в висках, и очень-очень сильно обожгло палец с перстнем. Буквально секунда — и все прошло. Так же внезапно, как и началось.

   Мы шли пешком по вечернему Роттервику. Людей было мало, в воздухе сладко пахло цветущими деревьями. Запах был свежий, весенний. Так пахнет, когда цветут те самые деревья, в парке у дворца. Под этим деревом мы встретились когда-то. Осенью. Интересно, как они называются, эти деревья? Надо все-таки добраться до атласа в библиотеке.

   — Пойдем, поужинаем? — прервал мои мысли Ричард. Я и не заметила, что мы подошли к ресторану «Зеленая цапля».

   — Может, дома? — Я поежилась, вспоминая помпезность этого роскошного места — Дома как-то…уютнее?

   — Ника, — меня нежно, но крепко обняли за плечи, развернули к себе, — ну неужели ты думаешь, что я за это время тебя не выучил?! Мы не пойдем в этот ресторан. То есть пойдем, но не совсем туда, куда ты ожидаешь. Во-первых — это сюрприз, который, я надеюсь, тебе понравится.

   — А во-вторых? — Я совсем напряглась.

   — А во-вторых — дома нет ни еды, ни слуг… никого.

   — Даже Флоризеля?

   — Он в поместье с Джоном — с ним все будет в порядке, не волнуйся. Просто я хочу, чтобы мы были только вдвоем.

   — Я тоже…

   После долгого поцелуя я мало что соображала — просто семенила за Ричардом, который, крепко сжимая мою ладонь, тащил меня за собой. День был тяжелый, вечер поздний. Я украдкой зевала и, честно говоря, предстоящим романтическим ужином интересовалась мало. Тем более что есть не хотелось. Совсем. А хотелось… Домой хотелось.

   Мы прошли огромную залу того самого ресторана, где уже были когда-то. Ричард о чем-то пошептался с метродотелем, и мы стали спускаться вниз по винтовой лестнице. Лестница была очень красивая — ажурные воздушные перила с изображениями цветов и птиц, белоснежный мрамор с розоватыми прожилками. Спускались довольно долго. Наконец мы вошли в маленькое полуподвальное помещение. Там были изящные кованые столики, выкрашенные мятным цветом стены и огромное количество птичьих клеток! Клетки были разных форм и размеров — от совсем маленьких, плетеных до больших и очень красивых. Клетки были и золотые, и серебряные, кованые, плетеные, но в каждой из них сидели маленькие ярко-зеленые птички. Их было так много, что, если бы они разом стали петь или чирикать, услышать друг друга было бы невозможно. Но к счастью, птички молчали. Больше всего они были похожи на ярко-зеленых воробьев. Ну или на растолстевших канареек. И тут я догадалась, кто это:

   — Ричард! Это… Зеленые цапли?

   — Да, любимая — Ричард смотрел на меня очень вдохновенно и романтично, а я…Я хохотала до слез, настолько зеленый воробей был не похож на цаплю. Наверное, я сильно испортила красоту и торжественность момента, но ничего не могла с собой поделать. Ричард терпеливо ждал… Я успокоилась, но дала себе слово как-нибудь показать Ричарду как выглядит в моем мире цапля — тогда он меня поймет. И простит. Я хихикнула последний раз, когда к нам подошел сам хозяин.

   — На сегодня вы закрыты — я хочу, чтобы мы с миледи остались вдвоем. Бутылку «Зеленой цапли», любику для птиц, какой-нибудь легкий десерт для нас.

   — Открыть клетки? — Мужчина улыбнулся. На мгновение показалось, что он мне подмигнул. Хотя, наверное, это от того, что я смеялась до слез — вот и показалось.

   — Да. И оставьте нас вдвоем.

   — Конечно, милорд.

   — Ричард… А почему они не поют? И зачем ты приказал открыть клетки? Мы их будем кормить? А они не улетят? Это что, какой-то имперский обычай, да?

   Ричард смотрел на меня и улыбался. И от этого взгляда стало так тепло, так радостно. Перстень снова обжег палец — но совсем не больно, чуть-чуть.

   — Интересно, сколько вопросов подряд ты способна задать? Надо будет как-нибудь посчитать…

   — Интересно еще и то, что ты так и не ответил ни на один! — Я требовательно уставилась в черные глаза.

   Тем временем нам принесли маленький пузатый пузырек с чем-то густым и ядовито-зеленым, две вазочки с нежно-розовым кремом, два очень красивых бокала и небольшую корзиночку с ягодами, напоминающими плоды боярышника. Крышка с легким хлопком открылась, и густое зелье разлили по бокалам. Честно говоря, выглядело немного жутковато. Я сразу вспомнила сказки про то, как злые колдуньи варят в котлах всякие нехорошие зелья, кидая туда сушеных мышей и прочую пакость. И вот это самое зелье в моем мире изображалось чаще всего именно так — нечто густое и зеленое. С другой стороны, в моем мире и цапли выглядят по-другому, так что не будем торопиться и делать поспешных выводов. Ричард тем временем уже поднял свой бокал, приглашая и меня сделать то же самое.

    Я поднесла бокал к лицу, вдохнула аромат — и пропала…Что бы это ни было, но пахло оно восхитительно! Чем-то сладким, свежим, дурманящим. Что-то свернулось пушистой кошкой в области живота и рассыпалось бабочками в голове. Я уже хотела попробовать, но Ричард мягко коснулся щеки, чем вернул меня в этот мир.

   — Подожди, любимая. Ника — ты любишь меня?

   Ну вот, приехали. Видимо, у имперцев так принято делать предложение руки и сердца.

   — Так не делают предложения руки и сердца — так проверяют любовь!

   Нет, все-таки он читал мои мысли! Второй раз за вечер — это уже не совпадение, это уже закономерность.

   — Ты решил меня проверить?

   — Нет-нет, успокойся. Я не хочу тебя проверять. Я уверен, и именно поэтому привел тебя сюда, чтобы кое-что тебе показать. Но чтобы волшебство случилось, и порадовало женщину, которая мне дороже всего на свете, эта женщина должна ответить на вопрос. Ника — ты меня любишь?

   Я задумалась, расслабилась и заглянула внутрь себя — как тогда, в пустоте между мирами. Были моменты, когда я не верила в происходящее, когда я не позволяла себе даже думать об этом серьезно. Были — когда я решила, что все кончено, и старалась забыть. Была злость, обида, боль. Страсть. Желание. Но — да. Я любила. Все это время и с первой секунды нашей встречи — я любила его. А посему ответила с улыбкой и легким сердцем:

   — Да!

   — Я тоже тебя люблю, Ника. Я люблю тебя! А теперь — пей! До дна! — Ричард подмигнул мне и зажмурился, делая большой глоток.

   Поскольку зажмурился он явно от удовольствия, я не стала долго себя уговаривать и залпом выпила… божественный нектар. По-другому не скажешь — настолько это было вкусно!

   И в ту же секунду птицы запели. Они пели, а их грудки постепенно становились ярко-алыми. В тот же миг клетки распахнулись, птицы стали вылетать, кружить над нами и угощаться ягодами из корзинки. Ричард насыпал любику мне на ладонь, и я кормила их с руки.

    Мы смотрели друг на друга, кормили зеленых птичек и были абсолютно счастливы.

   Постепенно все стихло — зеленые воробьи замолчали, расселись по клеткам, которые захлопнулись сами собой, и алые перышки стали гаснуть, будто пламя свечи. Через какое-то время имперские цапли снова стали зелеными. Я не отрывала от них глаз, не могла прийти в себя от увиденного и пережитого.

   Ричард вложил в мои пальцы маленькую ложечку, помог зачерпнуть из вазочки и отправить в рот что-то легкое, розовое и воздушное. Мусс был очень вкусный — нежный, с кислинкой.

   — Вкусно! Ричард… спасибо. Это незабываемо! Эти птички — они…

   — Вкусно, согласен, но с твоими блинчиками не сравнить! — вздохнул милорд Тигверд. — А зеленая цапля — птица, которую еще называют «спящая красавица».

   — Почему?

   — Не заметила? Посмотри на них внимательно.

   Я присмотрелась — птицы спали! А Ричард продолжал рассказывать:

   — Птицы реагируют на магию любви. Если двое искренне любят друг друга — случится чудо. Зеленые цапли проснутся, запоют и их грудки станут алыми. Если же нет — будут спать. Поскольку в империи браки в основном заключают по расчету — в этом ресторане редко такое увидишь. Вон — сбежался весь персонал.

   Ричард кивнул в сторону открытой двери. Там, и правда, стояли, наверное, все работники ресторана и даже посетители верхней залы. Лица у них были такими восторженными, что они даже не отреагировали на то, что их заметили. Мы с Ричардом рассмеялись.

   Пока мы шли домой — обнимались, как школьники, не обращая внимания на малочисленных прохожих. А что? Требования имперцев к приличиям соблюдены: я в шляпке и в перчатках. А что обнимаюсь с любимым мужчиной — так не их дело!

   Перед самым порогом дома, Ричард меня поцеловал. Подхватил на руки. Дверь распахнулась — дом словно приветствовал нас, соскучившись.

   — Это в вашем мире есть традиция перенести жену через порог своего дома? — прошептал мне на ухо Ричард.

   Он донес меня до спальни. Уложил на кровать. Нежно коснулся пальцами щеки — я потянулась за лаской как котенок. Он кончиками пальцев поднял подбородок, заставляя смотреть в глаза — лично я такое терпеть не могла — но сегодня ему и это было можно. Ричард чуть улыбнулся — и медленно склонился к моим губам.

   Я задрожала в предвкушении. Ну, же… Давай… Поцелуй меня, а я выгнусь тебе навстречу и сойду с ума в любимых руках. Запущу руки под одежду, пройдусь вверх по мышцам спины, оглажу плечи, сожму ключицы — тебе ведь это нравится. Потом запутаюсь в светлых жестких волосах…

   Услышу свой стон… И вторящий как эхо — твой!

   И во Вселенной останемся только мы с тобой. Да еще, может быть, этот старый дом, который радуется за нас.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Утром я проснулась в состоянии блаженства. Умиротворенная. Счастливая. Ричарда уже не было. Мне показалось — или он тихонько ушел под утро? Вечером спрошу. Я быстро собралась, благо моей одежды в гардеробной этого дома было предостаточно, и отправилась в редакцию. Надо же узнать, что там у нас со вторым выпуском «Имперской правды».

   Меня встретила расстроенная мама, которая выложила передо мной газеты конкурентов. Я посмотрела на строчки, которые тут же запрыгали у меня перед глазами.

   — Так вот куда его вызвали…

   — Ника! — всплеснула руками мама. — Да как же так! Да что за сволочь объявилась на нашу голову!

    «Кто защитит наших жен и дочерей?»

   «Золото волос как приговор»

   «Второе убийство во втором городе страны»

   «Еще одно убийство золотоволосой женщины в синем. Власти бездействуют».

   «По крупным городам империи прокатилась череда убийств молодых женщин. Убийства начались в столице и продолжаются до сих пор. Каждый третий день в нашей империи гибнет красивая молодая женщина. Накануне в Норверде — столице Северной провинции — была убита еще одна женщина — третья жертва неизвестного убийцы!

   Что же предпринимают власти? Реформированный Уголовный розыск? Конкретно, его начальник — ставленник ненаследного принца Тигверда — бастарда императора? Получается, что НИЧЕГО. Защитники правопорядка лишь констатируют очередную смерть.

    Сейчас идет подготовка к торжествам, посвященным дню рождения наследника и, видимо, все силы брошены на то, чтобы обеспечить безопасность этого мероприятия.

   — Судя по статьям, второе убийство было не в столице, а в главном городе Северной провинции — Норверде.

   — Северная провинция… — повторила я задумчиво. — Земли рода Рэ…

   — Жена мелкого чиновника. Пропала из парка, где гуляла с детьми. Никто ничего не заметил.

   — Тварь… Какая тварь!

   — И, как пишут газеты, никто из них не был во время похищения в синем… И вообще синего не носил.

   — Получается, что платье на них надел убийца, — у меня пропал голос. — Надо сказать Наташе, чтобы гулять одна не ходила. Она, конечно, не золотоволосая блондинка, но…

   — И Джулиану предупреди, — нахмурилась мама. — И вот что за идея переселиться в студию эту?! Лучше бы оставались все в куче.

   — А что папа говорит? — спросила я.

   — Вот вечером он придет с работы — и узнаем. А то папа твой — как обычно — молчит себе. Будто это нас и не касается.

   — Наверное, они хотели схватить этого гада быстро, по-тихому. Чтобы избежать всей этой шумихи.

   — Но не получилось…

   — Значит, надо давать газетчикам свою версию событий, — протянула я. — Дадим сегодня специальный номер. А то имперские умельцы такого понапишут, что выяснится под конец, что это Ричард лично всех жертв перебил, а Денис на подхвате был.

   — Ага… И наш журнал через несколько недель выйдет. А там… — скривилась мама.

   — А там биография наследника. И подготовка к балу.

   — И получается, что мы — только что прибывшие в империю чужаки — равнодушны к ее бедам.

   — Да уж, — печально кивнула я головой. — Надо поговорить с Денисом.

   — Может, не трогать его пока?

   — Ага. А его, между прочим, все это напрямую касается. Я сейчас же отправлюсь к нему — пускай делится информацией.

    — Ника, а Ричард?

   — Ш-ш-ш-ш… Не спугни. Но, с другой стороны, он ушел и ничего мне не сказал! И я злюсь.

   — Ника, — насмешливо посмотрела на меня мама. — Ну, представь себе — над тобой склоняется любимый мужчина. Ночью. И говорит проникновенно: «Там женщину убили. Пойдем со мной!»

   — Все равно он не прав.

   — И до чего вы договорились?

   — Ма-а-ам, — укоризненно протянула я.

   — Ника… Вы так и будете прятаться по углам и закоулкам?

   Через час я уже подъезжала к мрачному зданию Уголовного розыска.

   По крупной дрожи, что вдруг начала меня бить изнутри, я поняла, что зря все это затеяла.

   — Что с тобой? — связался со мной Ричард.

   — Все хорошо.

   — А почему такой внезапный приступ паники? — обеспокоено спросил он.

   — К Уголовному розыску подъезжаю.

   — И что ты там забыла?!

   — Если меня не ставят в известность об информации, которая для меня важна, то я буду добывать ее сама!

   — Ника.

   — Всего доброго.

   — Вероника Евгеньевна! — поприветствовал меня по-русски новый хозяин старого кабинета.

   — Денис Юрьевич! — постаралась я улыбнуться и дала себе распоряжение смотреть только на бывшего студента, а ныне — начальника Уголовного розыска империи.

   — Присаживайся, — любезно предложил мне старый знакомый и подал руку, чтобы проводить к стулу.

   К тому самому стулу. Надо же, сколько всего поменялось, а мебель все та же. Крепкая… Привинтили интересно стул к полу или нет?

   — Ника… Ника… Да что с тобой? Доктора вызвать?! — голос доносился как через несколько слоев ваты.

   Вспомнила, что доктора в этом заведении уже мои практически останки соскребали. И хихикнула.

   — Ты бы еще палача местного пригласил, — сами сложились губы.

   Да… Идею посетить это учреждение можно охарактеризовать как идиотскую…

   — Госпожа Лиззард… — звал меня незнакомый голос. — Госпожа Лиззард… Ну что же вы нас пугаете?

   Я лежала на диванчике. Мне под нос сунули какой-то отвратно пахнущий флакончик. Глаза заслезились, дыхание стало частым и прерывистым. Перед глазами упорно стояла пелена, не желая никуда исчезать.

   — Ника! — раздался голос Ричарда. Теплые руки обняли меня. — Вот какая ты… неугомонная!

   — Все уже хорошо, — продолжил некто, говорящий с теми же интонациями, что и целитель Ирвин. — Надеюсь, вас на этот раз не начальник Уголовного розыска обидел? А то он у нас человек новый, всех сотрудников устраивает… Не надо бы его на каторгу — как вы считаете?

   — Зачем на каторгу?! — изумился Денис.

   — Так нас предыдущий начальник покинул после того, как мы госпожу Лиззард из этого кабинета полумертвой выносили.

   Ричард так прижал меня к себе, что я подумала — задохнусь.

   — А что случилось с миледи Вероникой? — осторожно поинтересовался мой бывший студент.

   — Допрашивали.

   — Что? — в голосе Дениса было какое-то бешеное изумление.

   — А наш начальник… вспылил.

   — Я признательные показания подписывать не хотела, — прошептала я.

   — Как вы, госпожа Лиззард? — спросил доктор.

   — Спасибо, лучше, — ответила я. — И простите за представление.

   — Давайте еще успокоительное выпьем, и будет совсем хорошо. — Мне под нос подсунули другую мензурку, из которой я и выпила.

   — Вот скажи мне, Ника, если ты так на все остро реагируешь, ты зачем сюда приехала? — раздался голос Дениса, в котором была целая гамма эмоций. Я услышала и раздражение, и заботу, и тревогу…

   — Не рассчитала просто.

   — Не рассчитала, — пророкотал у меня над ухом Ричард. — А мы здание готовились штурмовать!

   — Вот ведь…

   — Слушай, если надо было тебе со мной поговорить, — возмутился Денис, — ну, встретились бы в ресторанчике. Или дождалась бы меня у Луизы, в моем доме. Сказала бы, я б к тебе заехал. Чего тебя на подвиги понесло?

   — Я по работе.

   — Миледи Вероника хотела, чтобы вы выдали ей секретную информацию по расследованиям смертей женщин в синем, — заметил Ричард.

   Я скинула с себя его руки и поднялась. Обнаружила разрезанную шнуровку на спине, ощутила голыми лопатками холодный воздух.

   Ненаследный принц Тигверд с шумом втянул в себя воздух.

   — Вероника… — простонал Денис, обозревая беспорядок в моей одежде. — Ты смерти моей хочешь?

   — Да ладно, — усмехнулась я. — В прошлый раз меня вообще голой отсюда уносили. Милорд Милфорд, спасибо ему, плащом поделился.

   — Я слышал, что предыдущий начальник превысил свои полномочия во время допроса, но никак не думал, что это связано с тобой.

   — Увы… — вздрогнула я.

   — Так, хватит. У меня свадьба скоро. Мне в глубину имперских руд никак нельзя. Ричард, забери, пожалуйста, свою невесту. И доставь домой.

   — И желательно, чтобы никто не видел, в каком я виде.

   Марево портала — и мы дома. В нашей спальне.

   — Ника, — прижал меня к себе Ричард. — Зачем ты так?

   — У меня газета — и мне нужна информация.

   — Ника, ты должна понять… Женщин убивают не просто так — их убивают, маскируя под тебя. Понимаешь ты или нет?! Под тебя!

   — Ричард…— я прижалась к нему, взяла его лицо в свои руки, развернула к себе, и заговорила быстро-быстро, боясь, что он вспылит, не выдержит, не дослушает меня, не поймет…

   — Это бессердечно и низко, я чувствую, как много ненависти в том существе, которое все это затеяло. У меня язык не поворачивается назвать его человеком! Но ты же понимаешь, газета — мой единственный способ бороться? Помогать вам, быть нужной, полезной. И потом — я же не одна! Мама, Наташа, Джулиана, сотрудники… Я повела их за собой, и теперь я за них в ответе. Весь проект провалится, если мы не будем вовремя освещать события. Общество опять погрязнет во взаимных обвинениях, вместо того чтобы сообща делать одно дело.

   — Ника…— глаза немного потемнели, но всполохов огня на дне не было. Была какая-то обреченность.

   — Ричард, это не мой каприз. Я осторожна, не бегаю от охраны, соблюдаю все, что предписано. Но скрывать от меня информацию, зная, что мы выпускаем газету и журнал — это…

   — Я понял, — палец лег на мои губы прежде, чем с них сорвалось что-нибудь безапелляционное.

   Затем последовал легкий, примирительный поцелуй, и Ричард произнес:

   — Миледи Вероника — я обещаю не скрывать от вас важную информацию. Вы же обязуетесь вести себя осторожно. Мир?

   — Мир…

   Ричард доставил меня в поместье, приказал никуда больше не выходить. Напомнил, что завтра суббота — прибудут в увольнительную мальчишки — и удобнее будет разместиться за городом. Я только успела кивнуть — он исчез.

    Едва переоделась, как меня известили, что в гостиной ожидает его величество Тигверд. В гневе.

   — Вот что еще? — ворчала я, спускаясь вниз.

   — И как это прикажете понимать, миледи Вероника? — проскрежетал император, не хуже, как при нашей первой встрече, когда Ричард был при смерти, а Фредерик пытался решить, причастна я к этому или нет.

   — Что именно, ваше величество? — спросила я кротко.

   — Я требую объяснить мне, почему под вашим чутким руководством, наследник… стал заниматься непонятно чем? Вместо того, чтобы танцевать и делать снимки для журнала, он сбежал в Норверд вместе с этой… журналисткой. И… оказывает там помощь!

   — Какого рода? — На самом деле, я порадовалась за Брэндона. Наконец-то парень при деле. Глядишь, и дурных мыслей поубавится.

   Похоже, мне не удалось скрыть радость от императора, потому что он нахмурился еще больше.

   — Миледи Вероника!

   — Ваше величество, я не понимаю, чего вы хотите от наследника… Послушную собачонку, сидящую на привязи во дворце в попытке понять, не принести ли вам тапочки? Так этого не будет — не тот генофонд. Брэндон вам никого не напоминает?

   Похоже, с Фредериком так еще не разговаривали — он просто онемел.

   — Вы хотите, чтобы у вас с ним были какие-то взаимоотношения, кроме горечи с его стороны и недовольства с вашей? — продолжила я. — Так дайте ему быть собой. Дайте ему дело, в котором он почувствует себя нужным! Пусть он учится и набивает шишки.

   — Но эта журналистка…

   — Они чем занимаются в Норверде?

   — Со слов охраны — разговаривают с людьми. Объясняют, какие действия предпринимает власть, чтобы разобраться с убийцей. Опрашивают знакомых погибшей — спрашивают, какая она была…

   — И что в этом плохого? Что не так?

   Фредерик замолчал.

   — Мне Ричард все время выговаривал, что я излишне опекаю мальчиков, что они мужчины и должны принимать решения сами. И отвечать за них. Так им по четырнадцать. А вашему — скоро двадцать пять.

   — Я против его взаимоотношений с этой девушкой.

   — Фредерик, — впервые за этот разговор назвала его по имени. — Взаимоотношения либо будут, либо нет. И наше с вами мнение будет молодым людям…без разницы.

   — Дочь мелкопоместного барона из южной провинции, изгнанная из рода. Художница и журналистка, арестованная по обвинению в оскорблении императорской семьи. Вы думаете, им кто-то позволит забыть эти факты ее биографии?

   — На самом деле — как поработать с общественным мнением. Любви аристократов, конечно, ей не видать. Так и Джулиану колотит при одном упоминании об элите общества. А вот остальные граждане империи… К тому же — еще ничего не понятно, что вы завелись?

   — Это вам не понятно. И, может быть, Джулиане. А вот Брэндон уже все решил, — вздохнул Фредерик. — Но, в любом случае, мне не следовало врываться к вам и гневаться.

   — Ничего. Вы беспокоитесь, и это естественно.

   — Давайте отложим с танцами до понедельника. Но через два дня я вас жду во дворце. Будем фотографироваться для журнала.

   — Слушаюсь, ваше величество!

   Фредерик поморщился — и исчез. А вскоре принесся Вилли, с сообщением от моей мамы. Наша главная редактор ругала меня за то, что я совсем не берегу свое здоровье. И информировала о том, что документы о ходе расследования передали и от главнокомандующего Тигверда, и от начальника Уголовного розыска империи, милорда Брауна.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   — Шшшшш… Дзинь-дзинь-дзинь! Пшпшпшшш… Лязг-лязг-лязг! Пшшшшпш…Ррррррр… Мммммм… Ауууууу!

   Вот так выглядит мое субботнее утро. Не догадались? Ладно. Расшифрую, так и быть!

   — Шшшшшшш… Пшшшшшш… Пшпшпшшшшш...

   Я пеку блины на всю ораву, с учетом того, что Фредерик может заявиться без предупреждения. Судя по тому, как его величество частенько является в гости аккурат в тот самый момент, когда я, мама или Каталина достаем следующий противень или кладем кусочек масла на горку горячих оладьев — думаю, есть у него информаторы среди нашей незримой охраны… Ох есть!

   — Шшшшшшш… Пшшшшшш… Пшпшпшшшшш...

   Мальчишки прибыли на выходные. Феликс что-то переписывает в тетрадку из огромной энциклопедии по местной медицине. Он очень увлечен целительством. На факультете его хвалят, отметки хорошие. Ирвин так и вовсе возлагает большие надежды — хочет потом взять мальчика на практику лично к себе. И дело тут не в наших хороших отношениях, а в способностях и трудолюбии Феликса. Я улыбнулась про себя. Гордость и радость за сына потопталась в душе милым розовым слоном — потопталась, похлопала ушами и полетела дальше.

   — Дзинь-дзинь-дзинь, лязг-лязг-лязг! — Пашка, Рэм и Ричард фехтуют во дворе.

   — Ммммммммм! Ауауаууууу! — это Флоризель…

   Если Вселенная решила, что раз Пашка теперь Рэ и маг огня, то по всему выходило, что Флоризель, как истинный Тигверд — без ума от выпечки…

   Вот такое субботнее утро — богатое на запахи и звуки. Я выпекла последний блин, из остатков теста соорудила три оладушка Флоризелю, дала распоряжения Каталине и пошла наверх, в гостиную, посмотреть, что там творится.

    Мама с папой склонились над какими-то бумагами — два серебристоволосых трудоголика. Феликс священнодействовал над энциклопедией. Мальчик настолько ушел в себя, что даже щенок не решился ему мешать — уселся рядом и терпеливо ждал.

   Ричард с мальчишками ввалились в гостиную возбужденные, раскрасневшиеся и голодные.

   — Вероника, надо накрывать на стол! — решительно встала мама.

   Завтракали с аппетитом — мужчины, включая Флоризеля, налегали на блины, и только папа предпочел овсянку и бутерброд с сыром. В этом плане он себе не изменял, сколько я себя помню. Ричард смотрел на отца как на настоящего героя, — с искренним и нескрываемым восторгом. В его понимании овсянка каждое утро — верх воинской дисциплины.

   Казалось, все было хорошо. Но что-то беспокоило. После завтрака я настояла на том, чтобы родители пошли прогуляться — все-таки это был выходной, который оба заслужили. Ричард с Пашкой куда-то исчезли, Флоризель увязался за Каталиной на кухню, Рэм… Рэм! Вот оно — то, что не укладывалось в общую картину полного и безоблачного благополучия — неземной красоты глаза под до неприличия отросшей челкой, в коих плескалось море вселенской тоски и неизбывной печали.

   — Рэм, помоги мне, пожалуйста, — кивнула я на посуду. Мы вошли на кухню, я сделала страшные глаза Каталине, мотнув головой в неопределенном направлении. Как же хорошо съесть не один пуд соли вместе: пара жестов, совершенно не поддающихся никакой здравомыслящей идентификации — и тебя понимают!

    Как только мы остались одни, я не стала ходить вокруг да около:

   — Рэм… Что случилось? — удивительно, но в этот раз сын не стал ни увиливать, ни придумывать, ни делать вид, что все в порядке — он просто поделился тем, что его волновало. Совсем взрослый стал…

   — Матушка связалась со мной. Ей удалось вернуть себе престол и победить заговорщиков. Часть из них казнены. Часть бежали. Мой долг — быть с ней. И… она вернется, чтобы забрать меня домой. Я знаю, что это необходимо и готов исполнить свой долг.

   Рэм говорил и говорил. Что-то патетическое и гордое, но… плечи напряглись, а голова опускалась все ниже.

   Я не выдержала:

   — Давай приедет герцогиня, и мы все обсудим, хорошо?

   — Мама уже здесь… — Рэм поднял на меня печальные глаза. — Миледи Вероника, пожалуйста, пойдемте. Она ждет вас.

   Ничего не понимая, я пошла за юным герцогом. В нашей гостиной, перед камином, спиной стояла женщина в длинном плаще с капюшоном, полностью скрывающим лицо. В первый момент я вздрогнула — вспомнила гильдию убийц — плащ был похож по покрою, только не дымно-серый как у членов гильдии, а черный.

   Женщина резко обернулась, откинула капюшон, скинула плащ и улыбнулась. Герцогиня Рэймская смотрела только на сына.

   — Матушка…

   — Геральд…

   Рэм подошел и поцеловал герцогине руку, она же быстро провела ладонью по его волосам и поцеловала в лоб. У меня перехватило дыхание. Да, это было сдержанно — они не кинулись друг к другу, не стали рыдать в голос, как наверняка сделали бы мы с Пашкой, случись нам расстаться надолго. Но в этом «приличествующем положению» поведении матери и сына было столько любви, взаимопонимания и боли, что я расплакалась…

   Потом наши взгляды встретились. Кончилось все тем, что мы все трое крепко обнялись и расцеловались. И все же я заметила, что оба — мать и сын, с тревогой поглядывают по сторонам. Видимо, я — единственный человек, с которым они позволили себе подобную минутную слабость.

   Мы едва успели прийти в себя, когда вошли Феликс, Паша и Ричард. Мальчишки переглянулись встревожено и очень красноречиво.

   Пашка явно был в курсе. «Это хорошо. Значит, они доверяют друг другу», — подумала я. Дальше мои мысли мне совсем не понравились. Герцогиня и Ричард изучающе смотрели друг на друга. Между ними было что-то общее, что-то такое…недоступное мне. Внутри немного похолодело и слегка закололо. Перстень обжег палец…

   Я с интересом, восхищением, и, к сожалению, не без ревности рассматривала Дарину Гадэ Рэймскую. Она была удивительно хороша собой — тонкая, гибкая — точно струна. С золотисто-смуглой кожей и крупными локонами, рассыпанными по плечам. Но больше всего меня удивил ее наряд. Под плащом оказались очень узкие обтягивающие брюки с высокой талией, длинные ботфорты из мягкой кожи и что-то вроде камзола с широким поясом.

    Я ни разу не видела, чтобы женщины в империи одевались подобным образом, и, зная, как Ричард относится к брюкам на женщине — откровенно ревновала. Корила себя, стыдила, но… ничего не могла поделать! Я так увлеклась невеселыми мыслями, что почти не слышала, о чем говорили Ричард и герцогиня:

   — Рэм невероятно вырос в магическом смысле, и мое мнение — во многом благодаря Академии. Я обещаю вам, герцогиня, что при первых признаках появления Анук-Чи, я сообщу вам лично.

   Смуглое лицо женщины стало белым. Герцогиня наклонила голову, подошла к креслу. Села. Глубоко вздохнула. Очень внимательно посмотрела на сына. Рэм глаз не опустил, — в его взгляде была просьба и покорность любому ее решению одновременно. Это длилось так долго, что я уже подумала, что надо, наверное, что-то сказать, разрядить обстановку. Наконец Дарина заговорила, и было видно, с каким трудом и болью дается ей каждое слово:

   — Я благодарна вам, милорд Верд. Надеюсь, когда-нибудь судьба предоставит мне возможность хоть чем-нибудь вам отплатить за заботу о сыне. Но вы же понимаете, Ричард… Анук-чи юного мага до сих пор не проявляется, потому что рядом нет чкори.

   — Ну почему же нет, герцогиня? При всем моем уважении… — Ричард сделал легкий полупоклон и лукаво улыбнулся.

   Перстень опять нагрелся. Мне даже показалось, что он зашипел. Я украдкой кинула взгляд на камень — синие искорки плясали и подмигивали. Их поведение не выглядело тревожным, и я успокоилась.

   — Хорошо… Но мне необходимо дать некоторые наставления… — Герцогиня выглядела растерянной.

   — Давайте прогуляемся — вы не против? За поместьем — лес, совсем неподалеку — небольшая поляна. Как вы смотрите на то, чтобы размяться, герцогиня?

   — С удовольствием, милорд… — герцогиня улыбнулась. Робко, но искренне.

   Я расстроилась совсем — какие-то лукавые улыбки, недомолвки… Что происходит, в конце-то концов! Неожиданно мне на помощь пришел Рэм, который все это время молчал.

   — Герцогиня Рэймская и… милорд Верд — оба чкори, — тихо сказал он. — Чкори — в далеком прошлом кочевой, но уже много лет осевший на территории империи народ, имеющий свою собственную историю, традиции и магию. Анук-Чи — стихия в образе лошади или змеи, в зависимости от клана. Моей матери стихия явила себя, когда ей было семь. Ее Анук-Чи может принимать разные формы — это не совсем обычно для чкори, и связано с тем, что она — так же, как и я — полукровка.

   Тут он грустно замолчал, но продолжил:

   — В Академии у меня не было проблем на занятиях по магии, но Анук-Чи так и не появился, а мне уже пятнадцать…

   — Рэм — маг земли. Он самый сильный в этой стихии из всех параллельных потоков — ему просто равных нет! — Мой сын своим звонким голосом и попыткой поддержать товарища разогнал таинственность мягкого голоса юного герцога. Мне даже стало немного обидно, зато герцогиня Рэймская посмотрела на Пашку тепло и нежно. Пауль Рэ — и ее сын тоже…

   Мы оделись и вышли. Ричард обнял меня и шепнул:

   — Ничему не удивляйся и ничего не бойся — тебе должно понравиться…

   Мне понравилось! Огромный огненный конь Ричарда мчался по кругу небольшой поляны, за ним летела песчаная птица — галсту́к, похожая на ястреба. Время от времени песок осыпал гриву скакуна золотым дождем, — и вот уже огромная змея вьется меж копыт… Миг — и птица села Дарине на плечо, а языки пламени заплясали под ладонью Ричарда…

   Как я поняла, конь и змея — два духа, воплощающие в себе все стихии природы. Образ змеи или лошади не означают землю или огонь, они лишь означают принадлежность к клану. Магия огня, воды, земли и воздуха — это у имперцев. Конь и змея у чкори — это скорее мать-природа, а огненный конь и песчаная змея — это просто память предков. Ричард как-то рассказывал мне, что дух не для всех выглядит одинаково, а также не все его видят…

   Сложно, конечно, но в принципе разобраться можно. В птицу галсту́к Анук-Чи превращается только у Рэймской, так как в ней по крови — две магии. У Ричарда — тоже, но его Анук-Чи — огненный конь, и он не трансформируется.

    Прогулка получилась незабываемой, но слегка напряженной из-за настороженно-требовательных взглядов герцогини в сторону смущенного Рэма.

   Я продолжала анализировать полученную информацию и сделала вывод — герцогиня ждет, что у сына тоже появится Анук-Чи и не знает, как тот будет выглядеть! Я собой гордилась — и пусть этого никто не замечал…

   Все уже подходили к поместью, когда навстречу с громким лаем выскочил Флоризель Тигверд. Щенок лаял, расставив толстые лапы, изо всех сил изображая злого сторожевого пса. Наверное, он решил, что герцогиня Рэймская — это «чужой», и нас срочно нужно спасать! Странно — никто его этому не учил… Может быть, он вырос? Гены? Интересно, он вообще сторожевой пес? Надо будет прочитать про породу гончих святого Губерта. Я подошла к щенку, попыталась его успокоить, но не тут-то было — Флоризель и не думал успокаиваться, и тут я наконец увидела, почему!

   Щенок лаял не на Дарину, — он рычал на существо, которое безмолвно стояло рядом с юным герцогом — на золотисто-песчаную копию Флоризеля…

   Анук-Чи герцога был не таким четким и крупным, как у старших, но очень …живым! Золотисто-песчаный вихрь вился у ног юного мага, чем вызвал непередаваемый восторг у мальчишек. Минуту так же, как и все мы, они стояли молча. Но минута пролетела быстро, и вот уже было совершенно не разобрать — где чей сын и кто чей дух.

   Когда все наконец успокоились, я отправила мальчиков в дом, чтобы Ричард и герцогиня могли поговорить. Сама я тоже осталась. А что? Это и мой сын тоже, и сейчас решается его судьба.

   — Герцогиня — вы можете побыть с Рэмом несколько дней — это необходимо, но я бы очень просил вас дать герцогу возможность окончить Академию в империи. Со своей стороны, смею предложить свою помощь в наставничестве. Я — маг огня, Рэм — земли, но Анук-чи вместе с магией стихий есть и у меня. Я смогу позаботиться о его развитии. Обещаю информировать вас более чем подробно.

   Ричард говорил все это герцогине, украдкой посматривая на мальчишек, которые никуда не ушли — просто отошли в сторонку… Сговорились!

   Дарина улыбалась и обнимала сына. Было видно, что случилось, наконец, то, чего она ждала, и теперь ей стало намного легче. Она приняла решение, которое далось нелегко, но герцогиня своих решений не меняла.

   Я смотрела на эту хрупкую женщину и каждой клеточкой ощущала исходившую от нее силу — силу, с которой не так-то просто справиться. Я понимала, почему именно она — правительница своей страны. А еще чувствовала, что у Рэма тоже есть эта сила. Сколько же ему предстоит пройти… И когда придет его время — он возьмет на себя ответственность по праву рождения. Его преследует судьба, которую он не выбирал и от которой он никогда не сможет отказаться. «Нам дают то, чего у нас никогда не было. Свободу» — вспомнила я…

   — Я не против. Но Рэм должен быть эти дни в герцогстве. Мне очень жаль, что я не могу вас пригласить… При моем еще не прочном положении это может вызвать недовольство, но Рэм обязан быть — торжество запланировано в его честь… — Женщина развернула мальчика к себе и произнесла:

   — С днем рождения, сынок…

   Дальше мы загудели все разом! У сына день рождения, — а мы не знали, да как же так, надо же торт, и подарки, и… В итоге решили, что семейный праздник переносится на вечер.

   Герцогиня, Рэм и Ричард отошли в сторону, что-то забормотали не на имперском, и щенок из золотого песка исчез к бурному разочарованию мальчишек и относительной радости его живой копии. Флоризель Тигверд конкуренции не выносил.

   Решили, что праздновать будем в тихом семейном кругу, так как Рэму с герцогиней сегодня же надо было отбыть во дворец. В герцогстве Рэймском с завтрашнего дня начинались торжественные приемы в честь именин наследника.

   Я рассказала Ричарду о нашем обычае задувать свечи на торте и загадывать желание, но маг огня, к сожалению, отверг подобное святотатство категорически.

   Огонь — проявление стихии огня. Он — ее дыхание. Обращаясь с просьбой, огонь зажигают, а не гасят. Тем более, что Рэм — маг земли и обращаться с просьбой к другой стихии не должен. В общем — все сложно…

   Спорить я не стала, но настояла на том, чтобы Дарина организовала любимый десерт именинника, и его нам доставили из герцогства. А вообще, что с рэймцами, что с имперцами — сложно с ними. День рождения воспринимается как… политическое событие. О том, чтобы порадовать ребенка никто вообще не думает!

   А вот Пашка про друга не забыл. Мы пошептались и решили ехать в город за подарком. Хорошо, что сын точно знал, что нужно. Ричард сообщил, что ему необходимо во дворец, подмигнул Пашке и исчез в портале. Я приказала подавать карету, оставила все организационные хлопоты на родителей, в тысячный раз заверив, что подарок, за которым мы с сыном едем в город, будет от нас всех. Феликс с Флоризелем тоже без дела не сидели — в поте лица своего отвлекали герцога Рэма, чтобы тот не заметил всеобщей суеты — все-таки это сюрприз!

   Джон привез нас с Пашей к магазину, в котором я никогда не была. На витрине — чего только нет. Шпаги, кинжалы, шляпы, перчатки, сапоги… Магазинчик назывался «Оден Идан». Насколько я поняла из Пашкиных сбивчиво-восторженных комментариев, Оден Идан — великий имперский фехтовальщик, известный практик и теоретик. В полутемном подвальчике невероятно вкусно пахло кожей и чем-то еще… Это был какой-то авантюрный запах приключений бесстрашных мушкетеров! Продавец — коренастый мужчина небольшого роста, непонятного возраста и со шрамом во все лицо. Шрам этот хоть и был глубоким, каким-то удивительным образом совершенно не выглядел устрашающе.

   Я с удивлением отметила, что эти двое — хозяин магазинчика и мой сын — прекрасно друг друга знают. Пауль сказал пару фраз, из которых я не поняла практически ничего, и нам вынесли наш подарок. Это был плащ. Ничем особо не примечательный, из какого-то очень прочного, но невероятно легкого материала, цвета потертой кожи. Я не очень поняла все нюансы, но смысл был в том, что это — плащ специального кроя, который использовался во время боя на шпагах. Там был скрытый карман для метательных ножей, какая-то специальная петля для чего-то еще, и некий магический ресурс, отвлекающий противника.

   Пока упаковывали покупку, я с интересом рассматривала все, что меня окружало. Фантазия уже рисовала статью про это волшебное место — с интервью и фотографиями, и тут мое внимание привлекли гравюры, развешенные на стенах вместе с прочими трофеями. В основном это были зарисовки фехтовальщиков, но на одной картинке была изображена женщина. Выглядела она точь-в-точь как герцогиня Рэймская, посетившая нас сегодня.

    Оказалось, что это женский костюм для фехтования. Но так как в империи женщинам фехтовать запретили, — подобная мода канула в лету. Встретить прекрасную амазонку в узких брюках и высоких ботфортах теперь можно только в местах, на которые власть империи не распространялась. Например, в герцогстве Рэймском.

   Я вспомнила Пашину знакомую — девушку, которая читала стихи и занималась фехтованием. Она в подобном костюме выглядела бы сногсшибательно — под стать самой Дарине Гадэ. И Джулиане бы тоже пошло — красиво и… удобно, в конце концов! И вообще — надо что-то делать с этой чудовищной имперской дискриминацией, разорви меня Стихии! Об этом непременно стоит написать — небольшой познавательный экскурс в историю, но с подтекстом… Пока я мысленно возмущалась, мы вернулись в поместье, где все уже было готово к скромному семейному торжеству.

   Праздник получился чудесным — Ричард принес фамильный клинок рода Рэ и не просто подарил его Рэму, а совершил какой-то ритуал, мне не понятный, но очень красивый. У Ричарда с Рэмом при этом были такие серьезные лица…Нет-нет, я не смеялась, вы что! Я тоже поддерживала торжественность момента, и улыбалась исключительно про себя. Видимо, этот жест со стороны Ричарда действительно означал очень многое, потому что герцогиня с сыном побледнели и потеряли дар речи на несколько минут.

   А потом были «Грезы на закате» — традиционный десерт Рэймского герцогства и любимое лакомство Рэма. Даже розовый крем в «Зеленой Цапле» не был таким вкусным! Торт был похож на шоколадное мороженое, которое чудесным образом не таяло. Внутри — нечто воздушное и хрустящее, а сверху — алые сладко-кисленькие зернышки, напоминающие зерна граната. Выяснилось, что Флоризель не только истинный Тигверд, но еще и немножечко коренной житель герцогства Рэймского… Удивительный пес!

   Подарок, выбранный Пашкой, дополнил подаренный Ричардом клинок — так вот почему они переглядывались и перемигивались! Разошлись уже глубоко за полночь. Абсолютно счастливые Рэм и герцогиня исчезли в мареве портала, Пашка, Феликс и Флоризель заснули практически мгновенно — устали за насыщенный впечатлениями день.

   Уже в спальне я расчесывала волосы перед зеркалом — перстень на пальце в отражении ярко вспыхнул синим. Ричард подошел сзади, отодвинул волосы, чуть коснулся губами плеча.

   — Что с тобой? Что-то не так?

   — Нет, что ты! Все так… Все просто замечательно, — улыбнулась я ему. А про себя подумала: «Это-то и страшно…»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Ричард открыл портал, и мы снова оказались в городском доме, где никого не было.

   А я вдруг подумала, что хочу дочку. С такими же глазами, как у любимого мужчины. Ну, и с моим ангельским характером. После таких страстных, сладких ночей дети и должны появляться на свет.

   О чем я и сообщила Ричарду, как только смогла разговаривать. И как выяснялось, зря…

   Он странно на меня посмотрел и сказал осторожно:

   — После свадьбы — со всем возможным прилежанием…

   — Что это значит?

   И тут на меня словно ушат холодной воды вылили:

   — Ника, ты что, правда не понимаешь, что быть незаконнорожденной — это клеймо?

   — И что же ты делаешь, чтобы не было нежелательной беременности?!

   — Как что? — удивился Ричард. — Плету заклинание, конечно.

   — Значит, все эти месяцы, когда я надеялась, радовалась каждому дню задержки — ты просто делал так, чтобы ничего не было?

   — Да, — спокойно ответил он.

   — Ничего не сказав мне, не спросив о том, что я думаю по этому поводу?

   — Ника, мы же не женаты!

   — Это что — рычаг воздействия?

   — Нет. Это забота. Ника, это правда. И я не понимаю, почему от тебя разливается такая горечь, такая тоска.

   — Мне надо побыть одной, — поднялась я.

   — Конечно, — вскочил он с кровати. — Но, Ника, объясни. Пожалуйста.

   — Потом.

   И я пошла к двери. Перед тем, как выйти, обернулась и спросила:

   — А как же тогда на свет появился ты?

   — В магии имеет значение желание сильнейшего. Я так понимаю, что мама настолько сильно любила отца, что решила — пусть останется хотя бы ребенок. Раз уж им не быть вместе.

   — Но император — сильнейший маг. По крайней мере, мне так говорили.

   — Среди стихийцев — безусловно. Но Милена Рэ была чкори.

   — А ты, я так понимаю — и чкори, и стихиец?

   — Да, так же как Рэймская и Рэм. — Ричард отвечал деловито и искренне, совершенно не замечая моего сарказма, и от этого почему-то было еще больнее.

   — Понятно. Значит, у меня — никаких шансов…

   Тихо закрыла за собой дверь. И отправилась бродить по дому. Наверное, еще месяц назад, услышав такое, я бы хлопнула дверью. Но после того, как мы побывали сначала у русалки, потом в Пустоте — я стала бережней относиться к нашей любви. К тому же умом я понимала: Ричард абсолютно прав. Нам не до ребенка — подосланные убийцы, заговор. Заклятие, которое на Ричарда наложили. Потом — всю зиму — вообще не пойми что, да и сейчас, если честно, не лучше. Кто-то же убивает женщин, похожих на меня, переодевая их в синие платья!

   Но, наперекор всем здравым мыслям, было горько. Я открыла дверь в первую попавшуюся комнату — городского дома я совсем не знала. Добрела до кровати, и без сил упала на нее.

   — Ника, — очутился Ричард рядом со мной. С цветами — маленькими, синенькими… — Прости, я понимаю, что поступаю невежливо… Что так делать не положено… Если жена аристократа сказала, что хочет побыть одна — верх бестактности ее тревожить… Но я не могу.

   Он вложил мне в руки букетик и тихо сказал:

   — Пожалуйста… Прости меня.

   Мы обнялись и заснули.

   Утром он перенес меня обратно в поместье, нежно поцеловал и исчез.

   Когда я открыла глаза, первое, что увидела, — синий букетик в стакане с водой. Над ним, на стене висел точно такой же, только нарисованный на холсте. И я простила…

   То, что меня обидело, было даже не результатом воспитания, нет. Это было…следствием другого сознания. А то, что в стакане стоял букетик тех самых цветов, что нарисовала когда-то Джулиана… Это во всех существующих мирах называется и воспринимается одинаково. И ради этого стоит жить, понимать и терпеть.

    Я вздохнула, умылась и побежала к мальчишкам с предложением отправиться гулять по Роттервику. Рэм с герцогиней уже перенеслись в свое герцогство, Пашка и Феликс уже скучали, поэтому на мое предложение согласились.

   — И к бабушке зайдем, посмотрим, как она обустроилась.

   Парни согласились и на это — и мы пошли.

***

   Дом родителей был прекрасен. Большой, уютный. Из серого камня с розоватым отливом. Высокие потолки, много места. Много света. Я поняла, почему и мама, и Наташа в него сразу влюбились.

   — Посмотрите, какая замечательная гостиная! — Женщины проводили нам экскурсию по дому, а мальчишки бросали на меня недовольные взгляды — исподтишка, чтобы бабушка ни в коем случае не увидела. Но тем не менее, взгляды были очень выразительные. Страдальческие. Пришлось их отпустить — пусть занимаются своими делами.

   — Слушайте, — предложила я. — Погода замечательная! Пойдемте лучше гулять!

   — А тебе можно? — строго спросила мама.

   — Да, только охрану надо предупредить. Мы с Наташей хотели в книжный магазин зайти. И пироженок съесть в любимой кофейне.

   Услышав слово «пироженки», Наташа метнулась в комнату за перчатками и шляпкой со скоростью, на которую обычно не способны женщины на сносях! Писательница, в отличии от меня, с удовольствием наряжалась в платья-ночнушки, они ей очень нравились. При этом она предпочитала исключительно сочные желтые цвета разных оттенков. Похоже, синие и желтые оттенки тканей во всей империи заказывали исключительно ради нас…

   — Бегемот в стиле Джейн Остин готов! — спустилась вниз Наташа.

   Мама все-таки предпочла остаться дома, а мы отправились.

   — Ощущаю себя дирижаблем! — смеялась Наташа.

    Я улыбнулась, но получилось, видимо, грустно. Наташа посмотрела внимательно, но промолчала. И мы вышли на улицу.

   Яркое солнце делало ядовито-лимонное платье Наташи еще ярче, чем оно было на самом деле. На нас косились проходящие мимо строгие дамы в бежевых и нежно-персиковых платьях, шляпках и перчатках в тон, безмолвно намекая, что это просто… переходит все границы! Наташе сии границы были явно неведомы, ибо она гордо вышагивала по центральной улице, широко улыбаясь солнцу, небу, мне, показавшейся за углом любимой кофейне, ну…и встречным дамам заодно.

   Мы зашли внутрь уютного помещения, заказали пирожных, кофе и апельсиновый сок.

   — Вы знаете, я как автор фэнтезийных романов, очень люблю хэппи энды, — сказала вдруг Наташа. — И, посмотрев на вас с принцем Тигвердом издалека, не будучи даже посвященной во все перипетии вашей истории… очень хочу этого самого хэппи энда!

   — Этот мир наполнен волшебством, — улыбнулась я уже искренне. — Может, он вас и услышит…

   — Надеюсь.

   — А что вы хотите для себя? — спросила я отчасти потому, что мне действительно было интересно, отчасти чтобы сменить тему.

   — Не знаю, — вздохнула она. — Пожалуй, что и ничего.

   — Э, нет, — погрозила я ей пальцем. — Мы решили, что этот мир — волшебный. Значит, надо срочно захотеть для себя что-то хорошее. И оно исполнится.

   — Хочу, чтобы ребенок родился здоровым. Чтобы все как-то устроилось, — задумчиво проговорила она.

   — А себе?

   Она скривилась.

   — Одно время я хотела семью. Чтобы дом. Чтобы я ждала мужа, приходящего с работы. Чтобы дети. А потом. Как-то не получилось… Потом начались книги. Но… Это же просто сказки. Так, поразвлечь себя в минуту душевной невзгоды.

   Наташа махнула рукой:

   — Все эти годы я работала в школе, где вдруг стало очень тяжело. Очень. Наверное, дело во мне. С детьми надо работать на запале, на адреналине. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось — поменять свою жизнь. Полностью.

   — Вы хотите сказать, что рады оказаться в империи?

   — Конечно, я не думала, что все поменяется настолько глобально. Но пока все, что происходит, меня не огорчает. А вас?

   — Мне надо увлечься чем-то интересным. Чтобы времени в сутках не хватало. Чтобы метаться и ничего не успевать. Чтобы спать без сновидений. Тогда я чувствую себя хорошо.

   Я видела, как у Наташи на языке вертелся вопрос: «А как же Ричард?» и была ей очень и очень признательна, что она мне его задавать не стала.

   — После книжного магазина зайдем к Джулиане? Узнаем, как она устроилась, — предложила я. — Если вы хорошо себя чувствуете.

   — Конечно, зайдем, — улыбнулась писательница. — Хорошая девочка. И я от ее картин без ума.

   — Миледи Вероника? — вдруг послышался женский голос. Такое впечатление, что здешних аристократок специально приучают говорить словно петь. Так, чтобы каждая нотка голоса была прекрасна. Чтобы звучала нежность, а слушающий проникался той мыслью, что это счастье — когда с тобой заговорила герцогиня или маркиза. Меня лично это раздражало. Слишком нарочито.

   — Герцогиня Борнмут? — посмотрела я на даму, что к нам подошла. Пришлось подняться. — Чем обязана?

   — Ах, неужели вы, разгневавшись на нашу любезную маркизу Вустер за ее эпатажный прием, перенесли ваше недовольство и на нас с графиней Троубридж?

   — Ни в коем случае, — широко и максимально искренне улыбнулась я ей. — Просто я несколько занята.

   — Ах, как интересно! Может быть, я смогу вам помочь?

   — Каким образом?

   — Вы позволите? — вдруг кивнула герцогиня на стул и заговорила нормальным голосом. Чуть надломленным и очень усталым.

   — Прошу вас, — теперь мне стало любопытно.

   — Вы позволите говорить откровенно?

   — Конечно.

   — А ваша спутница?

   — Я могу за нее ручаться.

   Наташа кивнула:

   — Могу, в свою очередь гарантировать свою скромность.

   — Мне придется вам довериться, — тихо проговорила герцогиня. — Дело в том, что наша семья в опале. Гнев его величества… он всеобъемлющ. Мой супруг — в отставке и под домашним арестом в нашем поместье. Сын — в Академии, без права ее покидать. Не только герцогу, но и мне не разрешается его посещать… Мы оказались в изоляции — как вы понимаете — императорский двор без жалости относится к тем, кто потерял расположение императора. Особенно если до этого пресмыкался перед моим супругом как перед одним из самых влиятельных аристократов империи.

   — И что же вы хотите от меня?

   — Я так поняла, что вы хотели от маркизы Вустер содействия в каком-то деле.

   — Именно так.

   — Могу предложить вам свою помощь. Не думаю, что окажусь менее компетентна в каком-либо вопросе, чем маркиза Вустер.

   — И вы хотите мне помогать, потому что...

   — Я хочу вернуть расположение его величества. Лично себе. Мой супруг ведет свою игру, и, кажется, он заигрался. Я не хочу оставаться в поместье один на один с отчаявшимся человеком. Я хочу видеть сына.

   — Если я приму вашу помощь… У меня будут проблемы с родом Борнмутов? И с вашим мужем? Как вы понимаете, мы с ним и так недолюбливаем друг друга.

   — Они примут мое решение, — в голосе герцогини послышались стальные нотки.

   — Вы сможете работать вместе с баронессой Кромер?

   — Смогу. В отличие от наших мужей, мы особо не общались, но и вражды как таковой между нами нет.

   Я задумалась. Насколько мне надо видеть герцогиню перед собой и, говоря откровенно, впускать ее в ближний круг? Да еще и своим участием служить причиной того, что император Фредерик, как вариант развития событий, снимет с их семьи опалу? Насколько я помню, ареста для ее мужа добивался лично Ричард, и я категорически не желала хоть как-то мешать ему в его планах.

   — Мне не принять этого решения, не проконсультировавшись с его величеством и ненаследным принцем Тигвердом. Простите.

   — То есть, если его величество будет возражать…

   — Я буду вынуждена вам отказать. Это же относится и к возражениям со стороны ненаследного принца Тигверда.

   — Они не очень-то дружны с моим супругом, — печально заметила герцогиня.

   — Этот проект курирует его величество, поэтому без его дозволения я ничего делать не буду. А против желаний моего жениха я в любом случае не пойду.

   — Я понимаю.

   — Где мы может встретиться, чтобы я смогла вам дать ответ?

   — Давайте в этой кофейне.

   — Завтра в это же время?

   — Договорились.

   Мы с ней поднялись одновременно.

   Слегка склонили головы и распрощались.

   — И как она вам? — спросила я у Наташи.

   — Мне ее жаль. Ей, правда, не разрешают видеться с сыном?

   — Скорее всего. Наследник рода выведен из подчинения Бормутов и находится под личной опекой его величества.

   — А что случилось?

   — Это связано с Луизой и ее сыном Аланом. Ее покойный муж, барон Кромер, согласился подставить свою жену, обвинив в преступлении, которого та не совершала. Их сын, Алан, взбунтовался — и организовал побег матери. Ну, и свой заодно. А юный маркиз ему в этом помогал. Чтобы узнать, куда они сбежали, было совершено нападение на Военную Академию. Герцог сам допрашивал своего сына. Но тот, как я понимаю, друга не выдал.

   — Мутная история.

   — Согласна. И ведь до сих пор не ясно, кого они прикрывали. Барон Кромер погиб.

   — Даже так…

   — Ладно, давайте оставим эти печальные рассуждения и отправимся к Джулиане.

***

   Мы подошли к высокому, красивому дому в самом центре города. В нем снимали квартиры и мастерские художники, портнихи, ювелиры, шляпники.

    Тут же, внизу, у некоторых из них располагались и небольшие салоны. Надо поговорить с Джулианой — может, ей тоже открыть небольшой выставочный салон? Наймем кого-нибудь продавать.

    Дом был светлый и радостный — блестел до блеска вымытыми окнами, кокетничал цветами у крыльца и на подоконниках. На крыше — несколько застекленных башенок. Это как раз и были места под мастерские для художников. Одну из таких башенок сняли для Джулианы. И я восхитилась Фредериком: несмотря на свое недовольство самим фактом существования художницы, он сделал все, чтобы девушке было хорошо. Я попыталась представить, как выглядит небольшое помещение с огромными окнами по всему периметру от пола до потолка. Наверное, очень красиво… Захотелось как можно скорее это увидеть, и мы вошли в холл.

   Просторное уютное помещение чем-то напоминало кафе — столики, стойка, откуда вышла маленькая кругленькая пожилая дама в ярко-розовом платье и шляпке в кремовых розочках. Мы с Наташей переглянулись и поняли — наш человек! И таким сине-лимонно-розовым цветником уселись пить чай, ответив согласием на радушное приглашение госпожи Стилл.

   Кроме убийственного ярко-розового оттенка платья и неприлично большого количества розочек на довольно маленькой шляпке (и как они там все уместились?) в облике пожилой дамы ничего экстравагантного не было. Рыжеватые волосы, веснушки, курносый носик, голубые глаза и круглые румяные щечки. Госпожа Паша Стилл была смотрительницей этого дома — следила за порядком, оплатой аренды, и конечно же, знала обо всех своих постояльцах огромное количество пикантных сплетен. Узнав, что мы пришли к Джулиане, она только что не подпрыгивала от удовольствия и желания расспросить нас обо всем.

   Мы с Наташей улыбнулись — настолько прозрачным было ее поведение. Еще бы, наша Джулиана — темная лошадка, о ней так просто ничего не узнаешь. Мы и сами-то знаем далеко не все…

   Оказалось, тем не менее, что художница успела подружиться с госпожой Стилл, и даже подарить ей свою работу, которую нам с гордостью и продемонстрировали. Натюрморт висел тут же, над столиками.

    Мы с Наташей ахнули — и когда она все успевает? Ведь наша журналистка занята практически с утра до вечера — статьи, интервью… Я постаралась представить — когда же художница написала эти розы, — ничего не получилось. Джулиана, Джулиана…Ты вообще спишь, девочка?

   В том, что картина была написана специально для новой знакомой, не было никаких сомнений. Удивительно, — но этот натюрморт был точной копией курносой старушки! Это был… портрет-натюрморт.

    В небольшой вазочке стояло так много кремовых роз, что казалось, если смотреть на картину подольше, то станешь свидетелем того, как букет падает под собственной тяжестью. Вокруг цветов стояли блюдечки с воздушными пирожными, чашечки с ароматным чаем, и даже взбитые сливки в прозрачных бокалах. Все это было написано настолько искусно, что не принять приглашение выпить чайку, а заодно и выложить все-все сплетни разом — было ну просто невозможно! Магия….

   — Джулианочка подарила — улыбнулась женщина искренней и доброй улыбкой, не теряя при этом хищного блеска в любопытных глазках. И как ей это удается?

   — Да… Удивительно! Чувствуется аромат свежезаваренного чая, цветов. Джулиана очень, очень талантливая художница! — восхищенно выдохнула Наташа.

   А я подумала, что надо бы напечь лимонных плюшек и попросить Джулиану их написать. Поставим букетик каких-нибудь ярко-лимонных цветочков — и получится натюрморт для писательницы. Кстати, о цветочках:

   — Скажите… А это — розы? — поинтересовалась я.

   — Конечно розы! Я их очень люблю! И розовый цвет!

   — Мы заметили, — улыбнулась Наташа.

   Пока мы все смеялись, я думала о цветах… Есть, оказывается, в империи совершенно обычные розы, ничем не отличающиеся от наших, только, может быть, не такие крупные. А есть — золотые лилии, огоньки надежды, синие-синие сойки… как же так?

   — А где сама Джулиана? — спросила Наташа.

   — Убежала, за красками! Джулиана всегда сама оттенки выбирает — не доверяет никому. А вот господин Рей — так тот все заказывает, ему посыльный приносит. «А посыльный, мальчишка — говорит, дела у художника не очень — заказов мало, задолжал он им сильно за краски…

   — А можно мы посмотрим ее мастерскую? — поток сплетен необходимо было прервать, и я привстала, давая понять, что чаепитие пора заканчивать.

   — Конечно — на самый верх и прямо. Джулиана никогда не запирает — я всегда здесь, я послежу. А один раз, зимой это было…

   — Спасибо огромное! Пирожные просто восхитительны! Мы вернемся, и вы дадите мне адрес кондитерской — я неисправимая сладкоежка… — это уже Наташа попыталась исправить ситуацию, пока мы не скрылись, торопливо поднимаясь по лестнице наверх.

   Я вошла в мастерскую… Да, это красиво — очень! Свет…Свет бил отовсюду, заливая собой мольберты, холсты, кисти, кувшины с цветами… Два натюрморта стояли в разных концах мастерской — корзина зеленых яблок с букетом из веток с набухшими почками, из которых кое-где уже начинали разворачиваться листочки, и прозрачный кувшин с вином рядом с какими-то незнакомыми мне фруктами. Разрезанный вытянутый плод внутри сверкал рубиновыми бусинами — вот что было в «Грезах на закате»!

   Выставленные в качестве натюрмортов композиции радовали глаз, потому что все мольберты с холстами были закрыты белой тканью. От такого количества белых полотен было немного жутковато. Захотелось их сорвать.

   — Как ты думаешь, если я только одним глазком взгляну на тот зеленый натюрморт, с яблоками — ведь Джулиана не обидится? — и ярко-желтый бегемот решительно двинулся к своей цели. Протискиваясь между двумя мольбертами, Наташа даже не заметила, как случайно задела ткань…

   Та легко и бесшумно скользнула на пол, и я вздрогнула, настолько игра света оживила ту, что была изображена на открывшемся портрете… Это была она — женщина, которая переворачивала ноты императору за роялем, та, что играла у костра с маленьким черноволосым мальчиком и огненной лошадкой. Это была Милена Рэ — возлюбленная Фредерика, хозяйка мрачного замка и удивительно красивого яблоневого сада.

    Женщина на портрете была старше той, с кем я встречалась в сновидениях. Но это была она — смуглая кожа, огромные карие глаза, удивительной красоты тонкие длинные пальцы… перстень! На ее правой руке было кольцо с сапфиром — фамильная драгоценность рода Рэ.

   Перстень на моей руке нагрелся и обжег так сильно, что хотелось кричать. Синие всполохи устроили в камне целый фейерверк. Я смотрела на портрет и не верила своим глазам — написанный на холсте камень искрился! Я поморгала и попыталась взять себя в руки. Это игра света, или магия. Джулиана просто очень, очень талантливый живописец, она смогла это передать, вот и все…

   Милена Рэ и Дарина Рэймская были очень похожи. Обе смуглые, с миндалевидным разрезом глаз... Но черты лица женщины на портрете были мягче, круглее, чем у герцогини. А глаза… В глазах была не решительность и бесстрашие, как у правительницы, а мудрость, печаль и…магия.

   Ричард был прав… Если такая женщина захочет — ни один маг во Вселенной, какой бы он ни был могущественный, ни одно заклинание, каким бы сильным оно ни было — не помешают ей иметь ребенка от мужчины, которого она полюбила…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   В понедельник мы явились во дворец, фотографировать танцующих наследника, отца-императора и старшего брата-командующего. С пирожками, как я и обещала.

   А в ночь выйдет специальный выпуск газеты «Имперская правда», посвященный погибшим женщинам и поискам убийцы. Все материалы были уже у мамы. Кроме того, мы решили начать подписку по сбору денег среди граждан империи для того, чтобы помочь семье первой погибшей девушки. У ее матери-вдовы еще пятеро детей.

   — Миледи Вероника! — поцеловал мне руку принц Брэндон, изящно склоняясь передо мной. — Рад вас видеть!

   — Я вас тоже, принц, — склонилась я в реверансе.

   — Мы же с вами договорились! Без церемоний, — улыбнулся он мне, сверкнув семейными черными глазами. И перевел взгляд на насупившуюся Джулиану. — Доброе утро, госпожа Блер.

   — Доброе утро. — Джулиана присела в положенном реверансе и направилась в уголок танцевальной залы.

   Господин Хикс настраивал аппаратуру. Выглядел он еще более несчастным, чем при нашей первой встрече. Но я видела его фотографии. Они были прекрасны — яркие, живые, очень информативные, с хорошим светом и ракурсами. Господин Хикс знал свое дело, и ради этого я была готова терпеть его бесконечные страдания! Тем более что он больше кокетничал, нежели был недоволен сложившейся ситуацией по-настоящему. Имперский разведчик был фотографом в душе, и работу свою делал с удовольствием. Об этом говорили его снимки — и те, на которых был принц и его друзья, и другие, где были имперцы — жители Роттервика и Норверда, что пришли почтить память погибших девушек…

   — А я вот решил составить вам компанию, — тут все обратили внимание, что за роялем сидел император Фредерик. И поклонились.

   Я подошла к нему поздороваться, обрадовавшись, что он не обижается на мои резкие слова, которые прозвучали в нашу последнюю встречу.

   — Рада вас видеть, — улыбнулась я ему. — Помню, что вы как-то говорили, что если бы не были императором, то стали бы музыкантом?

   — Не отказываюсь от своих слов! Кстати, я распорядился, чтобы и Ричард присоединился к нам.

   — Думаю, он занят.

   — Ничего, на час-полтора оторвется.

   — Я уже здесь, — раздался от двери родной голос. — Доброе утро всем. Можно начинать.

   — Еще несколько минут, — сказал, улыбаясь, император. — Я решил, что нам надо воспользоваться случаем и показать миледи Веронике имперские танцы.

   Я посмотрела на императора с укоризной — ну, вот что за человек! И тут перевела взгляд на наследника, который успел ко мне вперед старшего брата. И уже протягивал руку.

***

   — Брэндон! И вот что вы затеяли?

   — Позвольте, миледи!

   По зале поплыли звуки вальса. Император нежно коснулся клавиш, и я не устояла перед искушением.

   Мой реверанс, поклон наследника — и мы заскользили.

   Брэндон был прекрасным партнером, и вальсировать с ним было одно удовольствие. Двигался легко, вел уверенно, но не подавлял, подстраиваясь так, чтобы мне было удобно.

   — У моего брата глаза горят алым, — прошептал принц, чуть склонив голову. — Очень занятный оттенок.

   Я улыбнулась.

   — И вы, и ваш отец — бессовестные интриганы, — сообщила я наследнику.

   — Нам положено.

   Больше мы не говорили — только вальсировали. В сотый раз поздравила себя с тем, что занималась танцами — если бы не это мое увлечение, туго мне сейчас бы пришлось. Когда у меня будет дочка — обязательно отправлю ее на танцы! Так, на всякий случай… Раз-два-три, раз-два-три, поворот, раз-два-три, раз-два-три — реверанс.

   Брэндон подвел меня к роялю.

   — Вы смотрелись прекрасно, — улыбнулся Фредерик. — Только, Брэндон, не стоит пока фехтовать с Ричардом.

   — Отчего же? — раздался рядом скрипучий голос командующего. — Это будет… занятно.

   Ричард подошел не один, он любезно подвел к нам Джулиану. Брэндон характерно, по-тигвердски, сжал челюсти. И теперь уже его глаза на мгновение полыхнули алым. Но заговорил он спокойно:

   — С миледи Вероникой танцевать прекрасно. Не то, что со стулом, как в Академии, когда нас по ночам наказывали.

   — Да, сыновья мне рассказывали, — кивнула я, вспомнив рассказы Пашки об Академии.

   — А можно вас со стулом запечатлеть? — жадно спросила Джулиана.

   — Это еще зачем? — нахмурился принц, а Фредерик и Ричард посмотрели на журналистку с удивлением.

   — Вы, правда, не понимаете? — Джулиана посмотрела на Брэндона сочувственно. — В империи у многих матерей сыновья учатся в Академиях, в том числе и военных. И, конечно же, они рассказывают об этом эпизоде со стулом. Всем будет и интересно прочитать о том, что наследника не миновала эта участь, и… умилительно, что ли.

   — Госпожа Блер! А ведь вы правы! — не переставая наигрывать на рояле что-то тягуче-нежное, задумчиво сказал император. — А то могут сказать, что я определил своего сына в Академию под присмотр старшего брата. И пока все… со стулом танцевали и полосы препятствий проходили, он непонятно чем занимался. Или ничем.

   — Да уж, ничем, — фыркнул Брэндон. — Это уж совсем надо Ричарда не знать. Да меня, и мою пятерку больше всего напрягали в Академии.

   — Всех одинаково, — меланхолично отозвался Ричард, крутя родовое кольцо на пальце. — Не выдумывай.

   — Вот это надо в журнал! — хором сказали мы с Джулианой.

   — Что? — настороженно спросил Брэндон.

   — И этот спор… И полосу препятствий. И характеристику ваших преподавателей и сокурсников.

   — Надо собрать материал на командующего Тигверда, как на ректора военной Академии — добавила я. — А потом — с точки зрения сослуживцев. И хорошо бы интервью и фотографии с жителями какой-нибудь деревни, которых он спас.

   — Не вздумайте! — возмутился Ричард. — Это совершенно лишнее!

   — Страна должна знать своих героев, — отрезала я. — И параллельно то же самое делаем с его величеством.

   — Как это? — Император перестал ехидно улыбаться, слушая возмущения сыновей, и уставился на меня. Возмущенно.

   — Ваше величество, — начала я, и взгляд его стал гневным. — Фредерик. Вы, ваши сыновья и ваши сподвижники должны быть для империи положительными героями.

   — А вот и те, кого мы ждали, — улыбнулся император, явно обрадовавшись возможности сменить тему. — Дамы для наших кавалеров.

   К нам подошли четыре прехорошенькие девушки — ну, просто райские птички. Нежные, воздушные. Джулиана сразу стушевалась и вернулась обратно в свой угол.

   — Брэндон, — приказал император. — Приглашайте девушек. Ричард, покажи Веронике танец, с которого начнется бал. Вы же, как я понимаю, будете в паре.

   — Да, ваше величество, — поклонились мы все разом. Только Ричард проворчал:

   — Вот почему как вальс — так Брэндон. А как хороводы водить с приседаниями — так я?

   — Не ворчи. — Император был безжалостен.

   — Да и не помню я все фигуры. Их же обычно распорядитель показывает. Что покажет — то мы и танцуем.

   — А помните, — встрял принц Брэндон, — как однажды прежний распорядитель напился перед балом и вместо одной из фигур привстал на колено, стянул со своей спутницы туфельку, подозвал лакея, налил в туфельку шампанского и выпил.

   — И мы все, на рефлексе повторили то же самое, — рассмеялся император. — Хорошо, давайте пригласим еще и распорядителей.

   В скором времени на пороге танцевальной залы появились еще двое.

   — Милорд Горн, миледи Горн, — обратился к ним император. — Я вас прошу нам помочь. Мой сын желает показать невесте, как танцуется грандис.

   — Да, мой император, мы счастливы! Счастливы вам помочь! Господа! Господа! — и милорд Горн вышел на середину залы, захлопав в ладоши и захлебываясь от восторга.

   Милорд Горн был высоким, худым, подпрыгивающим и воздушным — как и положено распорядителю-танцмейстеру. Его спутница была ему под стать — гибкая, летящая и приторно-счастливая.

   — Танец несложный, — пропел милорд Горн, подходя ко мне. — Главное, шагните с левой ноги — прекрасно, миледи, прекрасно! И чуть отведите левую ручку в сторону. Вот так — неподражаемо! Чуть выше, миледи — о, неподражаемо! Все встали?

   Он обвел взглядом всех собравшихся:

   — Прекрасно! Прекрасно! Бесподобно, господа, бесподобно! Мой император, музыку! Музыку! Грандис, господа, грандис! И раз, два, три!

   И он показал, что от нас требуется.

   Шесть пар, включая нашу, построились: дамы напротив кавалеров. Зазвучала музыка, потом поклоны. И мы неспешно и торжественно отправились. После первого круга я освоилась настолько, что стала получать от этого хождения удовольствие.

   — И как вам? — спросил Ричард.

   — Все просто. Это же не танго, — улыбнулась я ему. — А танцевать я люблю. Только практики давно не было.

   — По тому, как вы кружились с Брэндоном — не скажешь.

   — Он — хороший партнер.

   — А я? — Он посмотрел мне в глаза.

   — И вы тоже. Только давайте попробуем станцевать потом что-то более… танцевальное.

   — Мазурку?

   — Вы хотите подкинуть меня в воздух? — улыбнулась я.

   — Именно, — не стал спорить Ричард.

   — Согласна. Или вальс.

   — Там хоть обниматься можно.

   — А ты со мной еще не наобнимался, — шепнула я ему.

   — Хорошо. Давай дотанцуем это длинное парадное занудство. Кстати, мы с тобой на балу пойдем четвертой парой, — тихо сказал Ричард. — Первым — распорядитель с супругой, потом император с дамой. За ним — Брэндон с какой-нибудь красавицей.

   Я посмотрела на девицу, которая что-то щебетала вежливо-скучающему наследнику, на мрачную, остервенело рисующую в альбоме Джулиану, и нахмурилась. Фррредерррик!!!

   — Кстати, на этом балу император впервые за год будет не с маркизой Вустер, — поспешил отвлечь меня Ричард.

   — А что с ней случилось?

   — Срочно уехала в поместье поправлять здоровье. С приказом как минимум год не появляться в столице. Его величество не выносит таких манифестаций, которые посмела устроить маркиза. Кстати, его величество высказал и мне свое неудовольствие. Я должен был доложить о том самом первом происшествии, которое было в модном доме, где к тебе посмели отнестись неподобающе.

   — То есть маркизу сослали из-за меня?

   — Нет. И не вздумай переживать. Это случилось оттого, что маркиза осмелилась не выполнить пожелание императора.

   Я тяжело вздохнула.

   — И что — маркизе никак уже нельзя помочь? — спросила я у него.

   — Вероника, вы слишком добры, но, в конце концов, ее не на рудники отправили. Как я люблю вас, — тихий голос его стал бархатным. — Как мне убедить вас выйти за меня замуж?

   — Ричард. Не время и не место… — тихо сказала я.

   Аккорды звучали, пары двигались, а мы стояли и разговаривали, не замечая никого вокруг.

   — Ника, — схватил он меня за руку и развернул к себе, не обращая внимания на взгляды окружающих. И говорил он в полный голос, так что все это выяснение отношений не только видели, но и слышали. — Да пойми же ты… Я смогу нас защитить! Я убью того, кто это все затеял! Найду — и убью. Мы ведь должны были уже около четырех месяцев как быть женаты…

   — Да, Ричард, — не стала спорить я с очевидным. — Этого не случилось — и не только ты об этом сожалеешь. Но это не повод устраивать публичные выступления!

   — Я все сделаю для того, чтобы мы были вместе.

   — Раз-два-три, раз-два-три — прекрасно! Очень хорошо господа, очень хорошо! — попытался исправить ситуацию распорядитель, совершенно искренне кидая в нашу сторону сочувственно-встревоженные взгляды. — Прекрасно, прекрасно! Грандис! И раз-два-три…

   — Милорд Горн, миледи Горн — благодарю вас, вы свободны. А теперь танцуем вальс! — прозвучал голос Фредерика. И мы с Ричардом пришли в себя. Коротко поклонились императору.

   И вдруг услышали, как наследник обращается к Джулиане:

   — Госпожа Блер, а вы танцуете?

   И в ответ ее растерянный голос:

   — Конечно, ваше высочество.

   — Позвольте пригласить вас на тур вальса.

   Пока мы танцевали, я просто наслаждалась преувеличенно-спокойным выражением лица Фредерика, вальс у которого на этот раз получился каким-то быстрым. И бравурным. Словно это был замаскированный военный марш.

   Когда танец закончился, император подозвал нас:

   — Госпожа Джулиана, — обратился он к мгновенно побледневшей девушке. — Мне нравится, как вы работаете в газете. И рисуете вы отменно. Надеюсь, портрет, который я заказал, в скором времени будет готов. Но! Я хочу вам напомнить, что за оскорбление императорской фамилии вы должны год отработать в приюте. Я не настаиваю, чтобы это был полный день, однако…

   Я только поджала губы. И очень постаралась не сказать императору при всех, что он — чурбан. Имперский. Да еще и неумный. Судя по тому, как заблистали глаза наследника, а Ричард покачал головой — Фредерик рисковал услышать что-то очень неприятное. Но никто не рискнул, понимая, что наши слова могут навредить Джулиане. Не то, чтобы я считала, что император может отправить ее в тюрьму или на рудники… Но…

   — Слушаюсь, ваше величество, — низко поклонилась художница.

   — Фредерик, — не выдержала я, — можно мне с вами поговорить?

   Он рассмеялся, поднялся и приказал:

   — Ричард, поиграйте молодым людям, пусть потанцуют. — Миледи Вероника…

   Мы с ним в молчании дошли до его кабинета.

   — Да ничего я вашей девчонке не сделаю, — проворчал он, закрывая за собой дверь.

   — Вы окончательно рассоритесь с Брэндоном — только и всего.

   — Я забочусь о нем.

   — И что вы для него хотите? Какую жену? Что-то наподобие графини Олмри — подходящей по положению и магическому потенциалу?

   — Я хочу, чтобы мой сын был счастлив, — тихо проговорил Фредерик.

   — Так дайте ему быть счастливым. Не изображайте из себя императора Максимилиана. Просто будьте собой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Когда мы с Фредериком вернулись к остальной компании, то выяснили, что Ричард предложил отправиться в Академию и покончить со всеми съемками за один день.

   — Просто у всех есть, чем еще заняться, — ворчал он.

   В результате мы бодро и резво выступили порталами вперед заре навстречу. Что характерно, воздушно-зефирные девицы были оставлены во дворце. А в Академии нас встречал полковник Гилмор, тот самый, что позволил мне поговорить с Рэмом, когда тот затеял побег.

   — Добрый день! — радостно поприветствовала я его. И, вспомнив о хороших манерах, сказала. — Госпожа Блер, позвольте вам представить милорда Гилмора, ныне исполняющего должность начальника Имперской военной Академии. Это замечательный человек и очень добрый.

   — Только не говорите кадетам, — добродушно усмехнулся военный. — Это приведет к хаосу. Госпожа Блер, очень приятно.

   — Мне тоже, — искренне улыбнулась ему художница.

   Следом за нами в Академии оказались и принц с друзьями. Троубридж по-прежнему отсутствовал.

   — Его величество просил передать, что появится чуть позже, — сообщил нам Брэндон.

   — Тогда мы можем пока пообедать, — предложил милорд Гилмор.

   И все требовательно посмотрели в мою сторону, ожидая, что именно я дам отмашку.

   — Это было бы замечательно, — не стала я обманывать ожидания окружающих. — А почему в Академии так тихо? Где все?

   — Отбыли на сборы, — ответил мне милорд Гилмор. — Палатки, костер, свежий воздух.

   — Задания по командам. Предгорья Южной провинции, — мечтательно протянул командующий Тигверд. А его бывшие кадеты скривились.

   — Как на сборы? — поразилась я. — Как палатки? Дети же простудятся!

   — Миледи Вероника, — насмешливо протянул Ричард. — Не дети, — молодые мужчины. И мы с вами это уже несколько раз обсуждали.

   Я посмотрела на него с негодованием.

   — К тому же их отправили на юг империи, — поспешил успокоить меня милорд Гилмор. — Там днем до плюс шестнадцати. Ночью, правда, до плюс одного. Но с ними целители и вся необходимая походная амуниция. Все в отличном состоянии — палатки, обмундирование. Вы можете не волноваться, мое слово!

   — Благодарю, милорд. Вы меня успокоили, — и я постаралась улыбнуться полковнику как можно обворожительнее. Пусть Ричард видит и учится! Можно же успокоить женщину, заверить ее, что все в порядке, а не рычать, воспитывая, как своих кадетов! Да еще и при всех…

    Мы прошли в небольшую уютную столовую — явно для преподавательского состава. Все было накрыто, из чего можно было сделать вывод, что нас ждали. Надеюсь, во взоре, которым я одарила Ричарда, он прочитал свой приговор, который немедленно будет приведен в исполнение, если мальчишки вернутся с насморком или простудой.

   После обеда принца Брэндона и группу, с которой он заканчивал Академию, отправили разминаться на полосу препятствий. Вестовой доложил, что фотограф прибыл, и уже приступил к работе.

   Джулиана крутилась на стуле, всем своим видом показывая, что так дело не пойдет: там, на неведомой полосе препятствий что-то происходит… с кем-то, а она чинной барышней пьет чай с пирожными. Возмутительно!

   — Надо же работать! — гордо сказала она.

   — Император Фредерик просил дождаться, — нейтрально ответил ей Ричард.

   — Но мы же не можем…

   — Увы, госпожа Блер, — абсолютно серьезно проговорил Ричард. — Приказ есть приказ.

   Художница, она же журналистка, на минуту насупилась, потом что-то сообразила. И перевела прояснившийся взгляд на заместителя ректора.

   — Милорд Гилмор, — задумчиво протянула она, а в глазах загорелся огонек азарта. — Герой, организовавший блестящую оборону степного вала в прошлую компанию против Османской империи. А можно будет взять у вас интервью?

   — Зачем? — У героя обороны получилось как-то испуганно.

   — Страна должна знать своих героев! — решительно ответила девушка. Видимо, ей понравилась фраза моего школьного детства, которую я использовала накануне.

   Ричард беззвучно смеялся.

   — Вы представляете, Гилмор, как нас — и меня, и Брэндона, и даже императора, измучили эти дамы. Теперь и до вас добрались! — сказал он печально. — И ничего не поделать — приказ.

   — А отдельный номер журнала мы посвятим учебным заведениям, — мстительно сказала я. — Надо объехать все, сфотографировать красоты.

   — Вот так, Гилмор, — пожаловался командующий Тигверд другу.

   — Гражданам надо все время повторять, что жизнь в империи — замечательная, армия — образцово-показательная — защитники и герои. Дети — прилежные ученики и вообще красавцы. Император, его сыновья и вельможи — просто прелесть, ночи не спят, радеют за родное государство…

   — Понятно, — вздохнул военный. — Надо значит надо.

   — Так-то лучше! — рассмеялась я.

   — Я свяжусь с императором и попрошу разрешения начать без него, — поднялся Ричард, который, видимо, решил, что нас с Джулианой надо занять чем-то полезным, пока мы не выдумали еще что-нибудь.

   Таким образом, буквально через несколько минут мы отправились к группе выпускников Академии.

   Джулиана рванула вперед, как породистая гончая, вставшая на след. Милорд Гилмор только успевал показывать ей дорогу. А меня задержал Ричард.

   — Миледи Вероника, можно вас?

   — Да? — обернулась я. Ричард отвел меня чуть в сторону и вдруг резко распахнул какую-то дверь.

   — Прошу.

   — Надеюсь, это ненадолго, — проворчала я. — Мне работать надо.

   Мы шли темным коридором, потом куда-то свернули, прошли сквозную аудиторию, и так шли, пока Ричард, наконец, не распахнул передо мной дверь. И получилось у него это как-то… торжественно-воровато.

   Я захожу и понимаю, что попала в лекционную аудиторию. Парты, расположенные одна над другой, стол преподавателя. На стенах — портреты, с которых строго смотрели мужчины в парадных мундирах. Наверное, великие полководцы империи. За преподавательским столом висела — доска! Кто-то не стер до конца какую-то схему. Доска была черная, круглой формы, немного выпуклая — как полусфера. В тяжелой резной раме и с изящной полочкой для мела. Это было красиво и очень необычно, но все-таки это была самая настоящая грифельная доска, что почему-то привело меня в неописуемый восторг. А еще я сразу почувствовала себя, что называется, в своей тарелке. Вспомнила о любимой работе…

   — И что мы здесь делаем? — Я наконец вспомнила, что не одна, и что мне как можно скорее необходимо вернуться обратно.

   — Как что? — серьезно, даже как-то надменно ответил он мне. — Будем отрабатывать долги по нашим занятиям.

   — Какие долги? — Я даже зажмурилась, а потом и помотала головой. Может, у меня глюки от бессонной ночи?

   — Как это какие, Вероника? — Ричард обошел меня и двинулся к столу преподавателя. — Все, что были за эту учебную неделю.

   Он уселся. Строго и недовольно поглядел на меня.

   — Что вы там застыли? Идите сюда.

   …О! Так милорд изволит заняться ролевыми играми? Как-то во мне все запело… Сейчас-сейчас…

   И я нерешительно, даже робко, едва переставляя ноги, направилась к властному преподавателю.

   — И что же я должна вам отвечать, милорд? — испуганно спросила я.

   — К чему вы готовились? — требовательно спросил ректор.

   — К такому точно не готовилась, — усмехнулась я, но тут же включилась в игру.

   Снесло крышу у нас одновременно. А потом он сорвал с меня жакет и платье. Обнаружил вместо парашютных панталон с кружавчиками вполне себе земные трусики. Весьма развратного свойства — не то, чтобы я что-то эдакое планировала… Так, на всякий случай.

   Даже если у кого-то в какой-то момент и были остатки совести и здравого смысла — все рухнуло…

   Но стол устоял.

   Появились мы на полосе препятствий нескоро. С радостью обнаружили, что всем не до нас. Император наблюдал за наследником и его группой. Молодые люди беседовали с Джулианой. Что мне понравилось — без высокомерия или кокетства. Журналистка улыбалась всем сразу и никому конкретно — и строчила, строчила, строчила. Пчелка!

   — Мне только что доложили, что завтра с утра выйдет специальный выпуск об убийствах женщин в синем, — недовольно посмотрел на меня император.

   Обычно спокойный, ироничный владыка империи был сегодня какой-то дерганый. Словно что-то грызло его изнутри. Что-то, с чем он никак не мог справиться.

   «Да что же с ним происходит?!» — подумала я, но вслух сказала:

   — Я же не вмешиваюсь в расследование, ваше величество.

   Ричард хмыкнул, его отец злобно дернул головой.

   — А ты о чем думал, когда передавал материалы дела? Секретные! — рявкнул на него император.

   — Я думал о том, что этой женщине безопаснее сидеть дома с папками, чем носиться по империи, пытаясь отыскать тех, кто это сделал.

   — А вот позволь задать тебе вопрос: почему до сих пор никто не арестован?

   — Мы можем поговорить наедине? — спросил Ричард императора.

   Зря он это сделал, зря… Во мне поднялось… не описать словами! Этот… ректор военной Академии решил поделиться секретной информацией так, чтобы я этого не слышала? Нет, ну может быть мне только так показалось, может быть вовсе дело и не в этом… Да нет, не показалось! Меня, знаете ли не проведешь. И это после всего, что было между нами в аудитории?! Весь этот внутренний монолог я выдала возлюбленному одним лишь взглядом. Ну, во всяком случае, постаралась. Видимо, получилось неплохо, потому что Ричард вздохнул, бросил на меня сочувственно-виноватый взгляд и тихо заговорил:

   — Для убийств наняли двух наркоманов из мира Вероники. Опустившиеся, отчаявшиеся люди. Последняя стадия, когда за дозу этого зелья человек готов на все. На все, лишь бы получить желаемое.

   — Что им мешает его получить? — уточнил император.

   — Деньги. Эта жидкость, которую вводят через иглу прямо в вену, стоит очень дорого. На этих одержимых было наложено заклятие — странное, с отсроченным действием. Сделано не просто профессионально, сделано искусно, с поразительной временной точностью. Как только мы приближались — получали труп. За вторым мы ходили следом десять часов — я, Швангау и Милфорд. Пытались сделать так, чтобы убийца достался нам живым.

   Я замерла, стараясь даже дышать через раз. Впитывала информацию, стараясь все запомнить, до зуда в пальцах жалея, что у меня нет блокнота и карандаша, как у Джулианы.

   — И что в результате? — снова заговорил император.

   — Мужчина обезумел, напал еще на одну женщину. Пришлось вмешаться — он погиб.

   — Замечательно! Три самых сильных мага десять часов бродили за каким-то отбросом. И ничего!

   Командующий Тигверд склонил голову.

   — Миледи Вероника, — даже не думайте, что сможете опубликовать хоть что-то из того, что услышали, — вспомнил обо мне император.

   — Странно, — посмотрела я на него повнимательнее, — я вас в таком настроении еще не видела. Я могу вам помочь?

   Он рассмеялся. Невесело, но рассмеялся.

   — Что? — обиженно посмотрела я на него.

   — Этот вопрос обычно задаю я. Но никак не мне…

   — Вас это оскорбляет?

   — Нет. Нисколько. Просто… Не обычно. Но приятно. Тем не менее, это не отменяет моего решения — информация секретная.

   — Вот и зря! — не промолчала я.

   — Почему?

   — Потому что ваш народ пытаются убедить в том, что власти бездействуют. Что справедливость никому не нужна. Что за простых людей никто не вступится!

   — И что же мне — тирану и сатрапу — делать? — язвительно откликнулся император.

   — Поговорите с людьми.

   — По площадям пройтись?

   — Можно, конечно. Но проще — собрать журналистов. И дать им аккуратную, отредактированную версию того, что происходит.

   Император замолчал, раздумывая.

   — И кто будет давать эту… «версию»?

   — Ну, хотя бы Ричард.

    Любимый скривился.

   — И Денис, — сдала я бывшего студента.

   — И тогда основные вопросы будут вертеться вокруг того, почему на пост начальника Уголовного розыска был назначен пришлый. Из другого мира. Не аристократ, — проговорил особенно ни к кому не обращаясь Фредерик.

   — Да еще и мой знакомый, — опечалилась я.

   — Пусть скажет, что убийства произошли потому, что кто-то хочет дискредитировать службу, которую он пытается сделать образцово-показательной, — предложил Ричард.

   Теперь поморщилась я.

   — Что вас смущает в подобном варианте? — быстро спросил император.

   — Денис — не оратор. И я не знаю, как он поведет себя, если начнут задавать провокационные вопросы.

   Император рассмеялся:

   — Вы не представляете еще, насколько в таких ситуациях Ричард — не оратор!

   — Я просто скажу правду, — отрезал его старший сын. — И о том, что военные порвут этих тварей на кусочки, когда найдут. И о том, что я распорядился провести совместную операцию с Уголовным розыском. Скажу, что если газеты продолжат печатать чушь, то разделят судьбу редакции, пострадавшей от возмущенной общественности.

   Император расхохотался.

   — Назвать военных, которые отправились громить редакцию и типографию — возмущенной общественностью… М-да, сын мой, у вас отменное чувство юмора.

   — Какое есть!

   — Жаль, миледи Вероника, что нельзя выставить отвечать на вопросы журналистов вас — я бы даже не волновался. Разве что за них, слегка.

   — Вот спасибо…

   — Не в том плане. Просто Ричард наверняка бы вел список неудачных вопросов и особенно отмечал бы не понравившихся ему деятелей. Кто-нибудь бы пострадал наверняка.

   — А давайте отрепетируем? Послезавтра. Натравим на Ричарда и Дениса наших — Джулиану, Наташу, госпожу Журавлеву…

   — На женщин они так не отреагируют. Воспитание… Надо мужчину. Причем такого, кто будет их провоцировать.

   — Тогда журналистов «Имперской правды» подтянем.

   — А почему послезавтра? — спросил Ричард.

   — Потому что завтра Джулиана пойдет в приют — а я составлю ей компанию.

   — У миледи Вероники, — язвительно сказал Фредерик, — газета печатается в четверг ночью. И рано утром в пятницу продается. Вот она и будет…

   — Впереди планеты всей! — гордо сказала я.

   На самом деле я забыла про этот нюанс. Но если его величество убежден в моем изысканном коварстве — кто я такая, чтобы с ним спорить?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   В приют, в конечном итоге, мы отправились расширенным составом. К нам присоединилась еще и моя мама.

   — Засиделась я в редакции, — сказала она. — Надо прогуляться, тем более, что я сегодня своим указом объявила в издательстве выходной.

   Вот так мы и шли по улицам столицы империи, любуясь утопающими в пене цветущих садов роскошными особняками, расположенными по соседству.

   Правда, перейдя через мост, мы обнаружили, что на той стороне реки дома стали больше многоэтажными — а сады уже примыкали не к каждому дому. Но все равно — зелени было много, а в архитектуре господствовал ампир.

    Свернув в переулок Волшебных кошек, где нынче жила Джулиана, мы обнаружили, что художница уже сама идет нам навстречу.

   Получасовая прогулка, и мы достигли нашей цели — храма Четырех стихий, при котором размещался городской приют.

   Надо отметить, что народ в империи — в большинстве своем — был весьма не религиозный. Как я поняла, о вере вспоминали или по большим праздникам, или по большой нужде. И конечно чтобы зарегистрировать гражданское состояние. Рождение, смерть, брак…

   Еще при храмах были приюты и богадельни.

   — Только не думайте, — говорила нам жена настоятеля храма, матушка Гриммс, которая и выполняла функции начальницы приюта, — у нас очень редко отказываются от детей. Если гибнут родители, практически всегда ребенка забирают родственники. Или сослуживцы — когда речь идет