Дай мне руку. Остин Марс

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30

АННОТАЦИЯ

Странная сила госпожи Вероники проявляет себя всё более явно, как и странное отношение к ней на первый взгляд такого холодного министра Шена. Боги играют в кости на карте мира, переплетают судьбы людей и святых, война становится всё более неизбежной, хотя Вера чувствует себя абсолютно не готовой воевать, ни с Империей, ни с обществом, ни с собственным сердцем.

   Первая книга: Король решает всё. Остин Марс

   Вторая книга: Король решает не всё. Остин Марс

   Третья книга: Дай мне руку. Остин Марс

   Четвертая книга: Я слышу, как ты дышишь. Остин Марс

   Пятая книга: Шаг из тьмы. Остин Марс

   Шестая книга: Кровь в круге. Остин Марс

ГЛАВА 22

3.22.1 Сказки перед сном и переезд на третью квартиру

   Когда он сам просил её об удаче, ей становилось особенно страшно.

   Вероника лежала на диване в гостиной, завернувшись в скатерть и мелко подрагивая от нервов. В голове отчаянной мантрой билась бессвязная молитва всем богам мира только об одном – пусть с ним всё будет хорошо, пусть у него всё получится. Время проходило мимо, ничем не отмеряемое, и оттого ей казалось, что она лежит так уже вечность.

   Когда в библиотеке раздались тихие шаги, она мигом их узнала и чуть не расплакалась от облегчения – он здесь, всё хорошо, всё закончилось.

   Она лежала с закрытыми глазами, чувствуя себя тающей в облаке блаженства, вся обратившись в слух, отслеживающий его шаги. Вот он прошёл мимо дивана в кухню, включил воду, моет руки. Пьёт воду, ставит чашку на стол, идёт в ванную, там долго шумит вода. Выходит и тихо подходит к двери спальни, без малейшего скрипа открывает её и входит.

   В спальне был какой-то шорох, потом министр вышел и тихо подошёл к дивану, на котором лежала Вера, отвернувшись к спинке. Остановился рядом, усмехнулся и несколько секунд простоял молча и неподвижно, потом Вера почувствовала, как её осторожно укрывают одеялом, и прошептала:

   – Спасибо.

   – Я думал, вы спите, – так же шёпотом ответил министр, она перевернулась на спину, закутываясь в одеяло до подбородка, посмотрела на министра Шена, нахмурилась, увидев белеющую в полумраке повязку на его левой ладони. Он чуть улыбнулся, сел на пол, облокотившись спиной о стоящее боком кресло. Вера развернулась на бок, их глаза оказались почти на одном уровне, она рассмотрела следы усталости на его лице, спросила:

   – Как вы?

   – Отлично, – в темноте сверкнули его зубы, Вера улыбнулась в ответ:

   – Всё хорошо?

   – Да, – он уверенно кивнул. – Вы возвращаетесь на третью квартиру. Но для безопасности, об этом будут знать только король, Двейн, я и Лика с Сантом. Для всех остальных вы живете, как раньше, на втором этаже того дома. Там будет жить Лика и создавать видимость вашего присутствия. Король оценил мою идею с двойником и полностью согласен.

   – Вы подняли короля в четыре утра ради этого? – чуть улыбнулась Вера, министр тихо рассмеялся и пожал плечами:

   – Уже шесть. Поднял, да. И подвесил вверх ногами.

   «Дзынь.»

   – Ладно, не подвешивал, – поднял ладони министр, заставив Веру улыбнуться, – до этого не дошло, он согласился раньше. Его счастье.

   Она улыбнулась, отдавая дань его наигранному высокомерию, он помолчал, рассматривая её лицо, прошептал:

   – Вы поспали хоть чуть-чуть? – Она молча качнула головой, он укоризненно нахмурился, – ложитесь на кровать и отдыхайте.

   – Не хочу, – капризно шепнула Вера, плотнее кутаясь в одеяло, он чуть улыбнулся:

   – Я завтра прикажу перенести сюда ваши вещи.

   – Спасибо. – Вероника вдруг подумала, что он сам жил на третьей квартире, после того как Эйнис выгнала его из дома. – Я выжила вас из квартиры, да? – виновато вздохнула она, он усмехнулся и махнул рукой:

   – Это не проблема, я уже забрал вещи из квартиры Эйнис, буду опять жить в кабинете, как раньше. – Вера скорчила виноватую мордочку, заставив его тихо рассмеяться. Он добавил: – Но не расслабляйтесь, потому что все будут думать, что вы живете не здесь, и если кто-то вас здесь застанет, то вы просто у меня в гостях.

   – Я поняла, – кивнула Вера. Он посмотрел на часы, она нахмурилась: – Вы куда-то спешите?

   – Ещё пять минут, – вздохнул он, – потом пойду разбираться с последствиями этой ночи.

   – Удача ещё понадобится? – полушутливо спросила она, он улыбнулся:

   – Уже нет, хватит, мне и так сегодня необычайно везло. – Он перестал улыбаться и отвёл глаза, стал без нужды поправлять повязку на руке, смущённо пробормотал: – Я, наверное, должен извиниться за... – он нахмурился, дёрнул подбородком в сторону библиотеки, Вера всё больше не понимала, о чем он. Он бросил на неё короткий взгляд и опять опустил глаза: – Вы не давали мне права называть вас по имени, это ужасно невоспитанно.

   Она тихо рассмеялась от облегчения, потёрла лицо:

   – Господи, я уж испугалась... Называйте как хотите, я не против.

   – Правда? – в его глазах появилось что-то такое, что она вдруг почувствовала, что лежит в его квартире, в его халате, под его одеялом, а он сидит рядом в своей чёрной безрукавке и его плечи в полумраке выглядят потрясающе притягательными.

   Она нашла в себе силы только молча кивнуть, он улыбнулся шире и медленно прошептал:

   – Вера. – Она с чего-то смутилась ужасно, он отвёл глаза и несерьёзно усмехнулся: – На людях я всё равно буду называть вас как раньше, так будет лучше.

   – Хорошо. – Она кивнула, продолжая рассматривать его руки, он опять посмотрел на часы. – Расскажите что-нибудь хорошее, – тихо попросила Вера, он поднял на неё вопросительный взгляд, она опустила глаза и призналась: – Я боюсь спать.

   Он сочувственно нахмурился, потом улыбнулся:

   – Помните, Эйнис вчера пришла за разрешением на дуэль для Двейна? – Вера кивнула, он довольно усмехнулся: – Не знаю, где были мои глаза, но я вырвал из блокнота не тот лист. И вместо разрешения Двейн получил слова: «Пусть скромностью гордятся те, кому гордиться больше нечем», заверенные моей печатью и подписью. Но он не растерялся, он вообще парень находчивый, он принял к сведению. И вызвал Санта на дуэль утром, предоставив ему право выбрать любое оружие, хоть огнестрельное. И сказал, что что бы Сант ни выбрал, сам Двейн возьмёт чайную ложку. – Вера поражённо распахнула глаза, министр победно улыбнулся: – Сант подумал пару часов и отказался от дуэли, прилюдно извинившись. Двейн принял извинения, но потом тихонько спросил меня, как ему следовало понимать моё послание.

   – И что вы? – заинтересованно хихикнула Вера.

   – Я не признался, – прищурил один глаз министр, – сделал вид, что так и было задумано, он поверил. – Вера рассмеялась, министр опять посмотрел на часы: – Мне пора, я приду вечером за вещами. Спите.

   – Счастливо, – она увидела, что он неотрывно смотрит на неё, замерла, пытаясь не подать вида, как ей хочется услышать что-нибудь ужасно неофициальное. Он закрыл глаза и отвернулся, глубоко вдохнул и встал с пола:

   – Приятных снов, Вера.

   – Спасибо, – она улыбнулась и проводила взглядом его напряжённую спину, крепко зажмурилась, слушая его шаги и мечтая скорее уснуть, не успев растерять это пушистое тепло внутри.

***

3.22.2 Лекция про щиты от Барта

   – Ура, я пришёл!

   – Ура, ты пришёл, – сквозь зевок протянула Вера, выпутываясь из двух одеял. Барт стоял в дверях библиотеки и сиял, как новая монетка, а рассмотрев её халат, улыбнулся ещё шире:

   – О, я вижу, у кое-кого наладились отношения?

   – А я вижу, кое-кто так и не разучился совать нос, куда не надо. И вообще, тебе разве разрешили со мной видеться?

   – Ты же здесь не живёшь! – радостно развёл руками Барт, ехидно пропел: – Ах, какая удача, что я застал тебя в гостях у господина Шена! – Сделал нормальный голос и сказал: – Я всё знаю.

   – Откуда? – Вера поправила халат и встала, кивнула в сторону кухни: – Пойдём, хоть чай попьём.

   – Пойдём, – Барт вприпрыжку поскакал на кухню, сел за стол, Вера открыла холодильник, посмотрела на абсолютно пустые полки и закрыла. Открыла шкафчик, в котором у неё когда-то стояли коробки с чаем, там стояла всего одна, металлическая, без рисунка. При одном взгляде на неё Вера вспомнила запах, отдающийся болью в голове, и закрыла шкафчик.

   – Барт, ты не хочешь на рынок сбегать?

   – У меня мало времени, – понурился парень, – а что?

   – Да просто у господина министра здесь всё довольно аскетично, – вздохнула она.

   – Потому что он здесь не живёт, – фыркнул маг, смерил хитрым взглядом её халат и понизил голос, – но скоро будет, раз уж ты сюда перебираешься.

   – Барт, – укоризненно поморщилась Вера, он снисходительно усмехнулся:

   – Верочка, он вчера пришёл от тебя в криво застёгнутой рубашке, а ночью поставил на уши дворцовую охрану, похитив короля прямо из спальни. Хорошо, что начальник королевской охраны не цыньянец, он бы себе пузо вскрыл от стыда. Все, конечно, и раньше знали, что господин Шен многое может, но таких откровенных демонстраций силы он никогда не устраивал. А ради тебя, – он развёл руками, Вера вздохнула:

   – Я вчера ночью чуть не пристрелила Эрика, мне до сих пор вспоминать страшно.

   – Я знаю, – криво усмехнулся Барт, – уже весь отдел это обсуждает. И то, как ты расплакалась, а господин тебя обнимал и успокаивал, а потом забрал к себе на третью квартиру «утешать». – Вера поморщилась от его игривой интонации, он с долей восхищения приподнял брови: – Я не знаю, как вы умудряетесь делать так, чтобы ваши отношения не отражались на ауре, но после сегодняшней ночи даже маги поверили, что у вас что-то есть. Особенно когда Эйнис растрепала всему отделу, что читала протокол допроса часовых у палатки Тонга, где сказано, что ты отказала Тонгу в интимной близости, пообещав взамен кое-что покруче.

   – Офигеть, – медленно выдохнула Вера, потирая лоб, – то есть, теперь весь отдел думает, что я тут с твоим обожаемым папиком всякими извращениями занимаюсь?

   Барт сочувственно улыбнулся и развёл руками, вжал голову в плечи и шёпотом сказал:

   – А мне ты говорила, что девственность – не показатель...

   Вероника хлопнула себя по лбу, с рычанием отворачиваясь к окну, подняла ладони:

   – Я не собираюсь это комментировать и больше ни слова по этому поводу не скажу, думайте что хотите.

   – Вер? – мигом сжался Барт, – ты обиделась?

   – Забей, – отмахнулась она, нервно прочёсывая пальцами волосы, вздохнула, помолчала, пытаясь успокоиться. – Расскажи лучше что-нибудь хорошее.

   – Хорошее... – Барт задумался, потом просиял: – Сегодня утром Лика грандиозно провалилась на рынке, и господин Шен сказал, чтобы она не общалась больше с теми торговцами, с которыми общалась ты.

   – Что значит «провалилась»? – насторожилась Вера.

   – Валент, механик и мастер-артефактор, у которого ты мясорубку заказывала, как-то узнал, что она – это не ты. И пригрозил обратиться к властям, если ты не появишься и сама лично ему не скажешь, что с тобой всё в порядке.

   – Ого, – округлила глаза Вера, с теплом вспоминая неравнодушного мастера.

   – Да, вот так. Так что завтра ты, скорее всего, к нему пойдёшь. Хорошая новость? – он с надеждой улыбнулся, она кивнула:

   – Да, спасибо.

   – Отлично, – с нехорошим прищуром сказал маг, – значит, теперь я могу говорить плохую. – Вера подняла брови, Барт сложил руки на груди и надулся: – Я на тебя обиделся!

   – За что? – опешила Вера.

   – За вот это, – он указал глазами на её шею, – и за вон то, – кивок на её запястье. – Ты купила какие-то паршивые артефакты у каких-то паршивых рыночных магов!

   – И что? – осторожно спросила она, – нормальные артефакты, работают...

   – Что?! – возмущённо воздел руки маг, – работают?! Ты платишь деньги за корявые поделки каких-то недоучек, когда у тебя есть я, дипломированный мастер-артефактор самого высокого в столице уровня, готовый работать бесплатно!

   Вера виновато прикусила губу:

   – Тебя не было рядом...

   Барт возмущённо вдохнул полную грудь, но нахмурился и сдулся:

   – Я решу этот вопрос. – Помолчал, тихо сказал: – В любом случае, если теперь ты будешь здесь, то мы будем видеться. Давай я хоть этот ширпотреб подправлю, раз ты его уже купила.

   – На, – Вера сняла с шеи «купол тишины» и протянула магу, он взял, задумчиво посмотрел на него пару секунд и вернул:

   – Всё. А на руке что?

   – Часы, – Вера отодвинула рукав и показала.

   – Ты купила часы?! – возмущённо схватился за голову маг, – Вера, я с тебя в шоке!

   – Чего? – окончательно сжалась Вера.

   – Во-первых, женщины часы не носят, это мужское украшение. Во-вторых, если тебе хочется часы, я тебе их сделаю. Сам. И гораздо лучше этих.

   – Хорошо, как скажешь, – подняла ладони Вера. – Кстати, я давно хотела тебя спросить, – маг оживился, она улыбнулась и понизила голос: – Артур говорил, что он, как сильный менталист, видит много чего такого, что другие не видят. – Барт тихо фыркнул, но перебивать не стал, Вера продолжила: – Есть возможность сделать так, чтобы всякие левые маги не могли видеть во мне то, что их не касается?

   – Есть, называется «ментальный щит», – деловым тоном ответил Барт. – И у него есть один секрет, о котором мало кто знает. – Вера заинтригованно заблестела глазами, маг улыбнулся: – Сделаем так. Ты пойдёшь завтра к своему Валенту и купишь у него самый сильный «ментальный щит», который у него есть. Потом пойдёшь гулять по рынку и будешь заходить ко всем магам и просить их обновить щит. Потом попросишь Артура, обязательно, потом Дока. А потом я займусь. Зачем это надо, – он с умным видом положил руки на стол, заставив Веру улыбнуться от умилительной схожести юного умника со своим драгоценным папиком. Барт сделал укоризненную морду «я заметил» и продолжил: – У каждого мага свой почерк, своя специфика заклинаний и свои маленькие фишки. Уязвимости есть в любом щите, но если эти щиты много раз накладываются друг на друга, количество слабых мест падает в разы. И если твой щит поставит Артур, то он найдёт возможность через него смотреть, потому что остальные рыночные маги куда слабее него. Но если поверх его щита будет стоять щит дока, ему будет куда сложнее. А уж мой щит он не пробьёт никогда. И всегда, когда заходишь к магам, любой школы и специализации, проси обновить щит, это дёшево, зато когда их станет несколько десятков, такой щит не пробью даже я.

   – Ого, – уважительно кивнула Вера, – спасибо, так и сделаю.

   – Ещё вопросы?

   – Да, сейчас, – она пошла за сумкой, вернулась и стала рыться в ней, выкладывая на стол окровавленные чертежи всякой ерунды, которые не отдала министру. Нашла черновик точилки и разгладила. – Вот. Ты у нас мастер придумывать новое, так что это – точно к тебе.

   – Что это? – заинтересовался маг.

   – Точилка для карандашей. Нужно сделать, чтобы вот здесь вращалась шестерёнки, когда здесь нажимается кнопка. Возьмёшься?

   – Давай, это просто, я уже делал такое, – он сложил чертёж и спрятал в карман, – когда нужно сделать?

   – Как получится, это не срочно.

   – Хорошо. У меня, если честно, сейчас туго со временем... – Он тяжко вздохнул, потом вскинулся: – Кстати, у меня к тебе тоже вопрос. Я же занимаюсь твоей проблемой с телепортацией. Расскажи мне, как зависят твои ощущения от того, за кого ты держишься? А то мне господин Шен недавно сказал, что мы ошибались по поводу количества телепортаций, дело в другом. Ты же когда за меня или господина Шена держишься, всё проходит легче, чем когда сама, да?

   – Я никогда не телепортировалась сама.

   – А с Артуром? – прищурился маг, – лучше, чем со мной или с доком?

   – Нет, с Артуром хуже всего.

   – Блин, жаль. А я думал, что можно привязаться к уровню магического дара... Я запросил в архиве Ридии копию дневников мастера Висара, он тоже это изучал. Я ещё не всё перевёл, но узнал, что когда он телепортировал свою жену, взяв на руки или просто прижав к себе, то ей было легче, чем когда она телепортировалась с другими людьми. А так как он был сильным магом, я думал, что это и есть причина. Жаль. А ты не помнишь, когда для тебя телепортироваться было легче всего?

   – Нет, не помню, – качнула головой Вера, – но я подумаю над этим, потом скажу.

   – Хорошо. И ещё одно...

   – Что ты тут делаешь? – раздался от двери голос министра Шена, Барт напрягся, но изобразил невинное недоумение:

   – Мне нельзя приходить к вам?

   Министр снисходительно усмехнулся и качнул головой:

   – Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Я запретил тебе приближаться к госпоже Веронике, пока ты не станешь дипломированным бытовиком.

   – Вы сказали, чтобы я не появлялся в той квартире, – надулся Барт, министр сложил руки на груди и качнул головой, молча показывая, что номер не пройдёт. Барт надулся ещё больше, молча встал, поклонился и ушёл. Вера проводила его спину сочувственным взглядом, укоризненно посмотрела на министра и полушутливо сказала:

   – Злой, жестокий человек.

   Министр поморщился:

   – Курс бытовой магии длится три месяца, как-нибудь переживёт.

   – А если я не переживу? – с невесёлой иронией усмехнулась Вера, министр нахмурился и отвёл глаза:

   – То это будет полностью моя вина, за что он меня возненавидит независимо от того, будет он с вами общаться или нет.

   – Ясно. Ладно. – Она опустила глаза, рассматривая его левую руку, на которой больше не было повязки, зато добавилось три тонких шрама.

   «Как раз там, где я его тогда коснулась. Чёрт.»

   Министр заметил её взгляд и напряжённо застыл, как будто готовясь спорить до последнего, Вера мягко улыбнулась ему и отвела глаза, показывая, что неудобных вопросов задавать не будет. Он вздохнул с облегчением.

   «Я и без вопросов всё поняла уже.

   Точнее, ничего я не поняла, но продолжать допытываться не буду, как и пытаться к вам прикоснуться, господин мой любящий тайны министр. Если каждое прикосновение вам так дорого обходится, я как-нибудь обойдусь.»

   3.22.3 Чай и нижнее бельё

   – Барт уже рассказал вам новости? – недовольно спросил министр, рассматривая стол.

   – Про Лику с Валентом, или про слухи о невиданных извращениях, не отражающихся на ауре? – саркастично фыркнула Вера. Он нахмурился и кивнул:

   – Завтра вы пойдёте на рынок, успокаивать своего почитателя, – нахмурился ещё больше и прошипел: – А Эйнис я язык укорочу, она окончательно оборзела от безнаказанности, я это исправлю.

   Вера попыталась скрыть недоверчивую усмешку, она сомневалась, что он способен привести свою угрозу в исполнение. В библиотеке раздались тяжёлые шаги, и Вероника выглянула из дверей кухни, шутливо вопя:

   – Ура, Булатик пришёл!

   – Ура, ура, – с напускной суровостью пробурчал повар, – я пришёл, какая радость. – Он держал в руках здоровенный поднос, накрытый на двоих, поставил его на стол и разогнулся, насмешливо смеривая взглядом Верин халат: – Нашухарила ночью, беспощадная женщина?

   – Ой, – тяжко вздохнула Вера, невесело отмахнулась, – до сих пор страшно.

   – Ну давай отдыхай тогда, – двусмысленно улыбнулся повар, – снимай стресс, все дела. Кушайте, – он указал глазами на поднос, – приятного, я старался, раз уж вы решили снизойти. Только вы, это, не расслабляйтесь, вам через полчасика одежду из прачечной принесут.

   – Спасибо, – Вера изобразила укоризненный взгляд, Булат хохотнул и кивнул им обоим:

   – Пойду, бывайте.

   Вероника помахала ему рукой и посмотрела на министра Шена, изображающего невозмутимость, криво улыбнулась и стала расставлять тарелки:

   – А чего это вы решили прийти на обед, собирались же вечером?

   Он сел в дальний угол спиной к стене и ответил:

   – Вечером я буду занят, большие планы. – Вера бросила на него вопросительный взгляд, он продолжил: – Ваши чертежи всплыли. Судя по информации, которую я получил, там ещё не поняли, что их надули, пытаются разобраться в ваших «приводах ходовой». – Вера довольно улыбнулась, министр неопределённо дёрнул щекой и усмехнулся: – Зато я теперь знаю, где делают их танки, у меня есть там свой человек, информация будет из первых рук. И кстати, успехи у них пока весьма скромные, так что можете расслабиться.

   Вера пожала плечами, она не считала, что скромные успехи врага – повод расслабляться. Убрала пустой поднос со стола и села:

   – Приятного.

   – Вам тоже, – он взял вилку, какое-то время они молчали, занимаясь едой, потом министр сказал: – Кстати, ваша милая шутка про нашу с вами поездку в горы, к развалинам, принесла неожиданные плоды. – Вера подняла заинтересованный взгляд, министр помялся, отвёл глаза. – Дело в том, что я пару дней назад... после того, как вы подарили Эйнис пони, размышлял над вариантами, куда вас можно сводить на экскурсию. – Вера заинтригованно выпрямилась, министр смущался всё сильнее, нервно копаясь вилкой в тарелке. – Есть одно место, старая столица, называется Орхус. 400 лет назад там было сильное землетрясение, которое разрушило королевский дворец и часть города, а всё остальное засыпало камнями. Король построил новую столицу и переехал, а в Орхусе остались живописные развалины, которые частично поглотил лес, и частично затопило озеро, – он чуть покраснел и замялся, заставляя Веру чуть ли не пищать от умиления, тихо добавил, – там красиво. Я решил наведаться туда и проверить всё, но отказался от экскурсии, потому что решил, что это слишком опасно, да и сезон неподходящий. О цели своего визита туда я никому не сказал, а для телепортации взял с собой мага, – он криво усмехнулся, – Артура. Как я узнал вчера, Артур на тот момент уже был под влиянием того самого гениального менталиста, так что информацию эта группа получила. А после визита моей «неубедительной копии» к вам, они сложили два и два, – он развёл руками, Вера понимающе кивнула. – Вчера я слил через Артура информацию, что мы с вами сегодня вечером отправимся на прогулку, они клюнули, так что будем мы сегодня ловить гениального мага на Лику.

   Вера нахмурилась, посмотрела на его часы:

   – Когда?

   – Пообедаем и будем собираться, – он тоже посмотрел на часы, потом на окончательно расстроенную Веру и улыбнулся, – всё будет хорошо.

   Она смутилась и опустила глаза, попыталась что-то съесть, но аппетит пропал окончательно. В библиотеке раздались шаги и вошёл Двейн с двумя корзинами, поклонился:

   – Господин, госпожа. Это не всё, я сейчас ещё раз схожу, – и сбежал, Вера не успела с ним даже поздороваться. Она подняла недоумевающий взгляд на министра Шена, он загадочно поулыбался, потом признался:

   – В Империи не принято открыто проявлять эмоции и демонстрировать третьим лицам отношения между двумя людьми. Там вообще многие до самой свадьбы не знают, откуда берутся дети, особенно в благородных семьях.

   Вера фыркнула и скривилась:

   – Мракобесие какое-то... Есть за одним столом тоже неприлично?

   – Неприлично мужчине и женщине находиться вдвоём в запертой комнате, – от его тихого голоса у Веры мурашки по спине побежали, он хитро улыбнулся: – А учитывая, что вы здесь ночевали, и что до сих пор сидите в моём халате...

   – Ясно, – мрачно вздохнула Вера, сутулясь над столом, посмотрела на рукав халата и буркнула: – Постираю – верну.

   – Оставьте себе, – усмехнулся министр, – у меня их много. А вам, похоже, до сих пор спать не в чем.

   Вера хотела что-нибудь съязвить, но вошёл Двейн, поставил на пол ещё две корзины и исчез раньше, чем Вера сказала «спасибо». Она увидела в одной из корзин ворох белых кружев и указала на него глазами:

   – Ну почему же не в чем? Мне недавно Эйнис в великой щедрости подарила ночнушку размером с двуспальную палатку. Я не знаю, как у вас в этом спят, я бы в ней запуталась и заблудилась. А эти бордельные кружева и разрез вообще ни к селу ни к городу.

   Министр поражённо выпрямился и не предвещающим ничего хорошего тоном спросил:

   – Какой разрез?

   – Спереди, снизу и чуть ли не до груди, – фыркнула Вера, махнула рукой, – я его распорола до конца и сделала халат.

   – Вон то белое? – прошипел он, она насторожилась, но кивнула, изображая беззаботность:

   – Да, а что?

   – Вы не будете это носить. Выбросьте его.

   – Зачем? – взялась за висок Вера, – нормальный получился халат, я угрохала на него кучу времени.

   – Я куплю вам новый! – рыкнул министр, Вера сжалась, он тут же смутился и понизил голос, шепча под нос, – я её убью.

   – Что не так? – устало вздохнула Вера, – опять шутки на уровне детсада?

   – Нет, на этот раз вполне взрослое оскорбление, была бы она мужчиной, её можно было бы на дуэль вызвать за это. – Вера заинтересованно подняла брови, он поморщился: – Можно, я не буду объяснять? Это глупо и не важно.

   – Нет, нельзя, – скривилась Вера, – или я вечно буду делать ошибки из-за того, что не знаю каких-то местных тонкостей и традиций.

   Он отвернулся и потёр лицо:

   – Кружевная ночная рубашка дарится невесте перед первой брачной ночью. Центральный шов специально делают слабым, потому что по традиции, жених разрывает рубашку спереди, это символизирует невинность.

   – Это чья традиция? – нахмурилась Вера.

   – Юго-западного Карна. – Он покопался в тарелке, продолжил, – в Карне невесты частенько бывают не девственницами, это давно никого не удивляет. Но есть старая традиция, что если родственники жениха или кто угодно другой хочет обвинить невесту в легкомыслии, то они подменяют рубашку на ту, в которой шов уже разорван.

   – Ясно, – Вероника пожала плечами и продолжила есть, министр немного понаблюдал за ней и неверяще спросил:

   – Вас это не задевает?

   – Нет, – она фыркнула в ответ на его недоумевающий взгляд, – Эйнис промазала со своей тонкой шуткой. Может, с местными это и прокатило бы, но в моём мире всё куда свободнее и проще. Там секс – не повод для знакомства.

   Министр поражённо выдохнул и схватился за голову, Вера рассмеялась:

   – Я вас смутила?

   – Вы меня шокировали, – тихо сказал он, она опять рассмеялась и успокаивающе подняла ладонь:

   – На самом деле, так живут далеко не все. Большинство имеет постоянного партнёра, и если и гуляет налево, то тщательно скрывает, те, кто имеет несколько партнёров одновременно, осуждаются обществом. Доказанный факт измены можно даже использовать как аргумент в суде.

   – В суде по поводу?

   – Развода, допустим. Или убийства из ревности.

   – У вас тоже убивают из ревности? – чуть улыбнулся министр, Вера фыркнула:

   – Мне кажется, или вас радует этот факт?

   Он улыбнулся шире и отвёл глаза:

   – Хоть что-то общее у наших культур.

   Она улыбнулась:

   – На самом деле, у нас тоже было что-то вроде ваших заморочек, лет двести-триста назад. Но потом люди научились предохраняться, и понеслось, – она махнула рукой, – от появления коротких юбок до гей-парадов один шаг.

   – Парадов? – прошептал он.

   – Ага, – она тихо рассмеялась, – у вас такого нет?

   – Вообще мужеложство есть, – поморщился он, – но только в Ридии и только в определённых слоях населения. В Карне и в Империи нет, на севере о таком вообще не знают, на островах где как, там везде своя культура.

   – А у нас...

   – Хватит, – поднял ладонь он, – достаточно на сегодня информации о вашем мире, дайте мне переварить то, что есть.

   Вера рассмеялась и кивнула, опять взяла вилку. Министр быстро доел, при этом имея вид человека, поглощённого проблемой мирового масштаба, посмотрел на часы и встал:

   – Время. А мне ещё Эйнис мозги вправлять. Я это забираю, – он взял из корзины ворох белых кружев, увидел прилипшую к ним бежевую тряпку и снял двумя пальцами. Вероника прикусила губу, чтобы не начать смеяться, министр нахмурился:

   – Что это?

   Вера уложила подбородок на переплетённые пальцы и с улыбкой умиления и злорадства смотрела на министра Шена, изучающего её кружевные стринги. Вздохнула и медленно ответила:

   – Нижнее бельё.

   – Не понял, – он нахмурился, взял трусики двумя руками и попытался развернуть правильно.

   – Бантик спереди, – мурлыкнула Вера, – чуть ниже пупка.

   Он наконец развернул правильно, на лице появился ужас осознания, и Вера рассмеялась, глядя как он роняет стринги обратно в корзину и пытается проморгаться.

   – Я думал, после котят меня уже ничто не впечатлит, – наконец сказал он, она нахмурилась:

   – А где вы успели увидеть моих котят?

   – А кто, вы думаете, с вас комбинезон снимал, когда вы с лихорадкой слегли?

   – Я думала, Эйнис.

   – Я, – качнул головой министр, Вера чуть помрачнела, он добавил: – Эйнис в это время док инструктировал, а мне сказал вас подготовить.

   Вера кивнула и промолчала, увидела, что он опять смотрит на стринги в корзине, и хихикнула, он крепко зажмурился и прошептал:

   – Как в этом можно ходить?!

   – Меня больше удивляет, как можно ходить в том, что мне Эйнис купила, – фыркнула Вера. – Вы не видели? Труселя-стакселя от селя до селя, – она указала на пояс и колени, он закрыл глаза ладонью и рассмеялся, покачал головой:

   – Да, в Карне забавное бельё. Хотя на севере ещё забавнее, а цыньянки и южанки носят просто нижние рубашки, до пяток.

   – Надо попробовать, – загадочно кивнула Вера, он задумался, потом зажмурился, помрачнел и встал:

   – Мне пора.

   Вера улыбнулась и пошла провожать, он остановился возле портала, с силой сминая кружева в компактный тючок, Вера шепнула:

   – Удачи вам.

   – Спасибо, – он продолжал изучать рубашку. – Я приду, если освобожусь не очень поздно.

   – Приходите в любом случае. – Он на секунду поднял глаза, кивнул и ушёл. Она пошла разбирать вещи, довольная, как слон.

***

3.22.4 Когда удача лишняя

   Она изо всех сил убеждала себя не начинать нервничать до заката. Пыталась чем-нибудь заняться, пыталась читать, пыталась переписывать букварь, пыталась приготовить что-нибудь из того, что нашла в шкафчиках на кухне. Там были только крупы, так что ужинала она рисом и остатками обеда.

   Больше никто не приходил. Солнце безжалостно село и Вера всё-таки призналась себе, что боится. Опять взялась за переписывание книги, распсиховалась и разревелась, ушла в ванную, набрала полную и лежала в ней, пытаясь потерять счёт времени. Время шло своим чередом.

   К полуночи у неё кончились слёзы. Скатерть Тонга была мокрая и противная, но она куталась в неё, как будто от этого должно было стать легче. Легче не становилось.

   К двум часам ночи слёзы опять появились. У Веры не было сил их вытирать, они стекали по вискам и впитывались в подушку. Она молилась так, как никогда не молилась.

   В голове было пусто и звонко, как в огромном храме, где тихое бубнение единственного монаха разносится колокольным громом и отражается от стен.

   Когда в темноте прорисовались серым оконные проёмы, она смирилась с тем, что не уснёт, встала и привела себя в порядок. Пошла на кухню, поморщилась на единственную банку с чаем и выпила чашку горячей воды. Куда бы она ни посмотрела, взгляд проваливался вдаль, весь мир плыл, где-то не в фокусе, где-то далеко.

   Она казалась себе радиоточкой, испускающей волны, способные дотянуться до него, где бы он ни был. Дотянуться и передать всю силу, которую она сможет отдать.

   Солнце поднялось, затопило город светом. Вера сидела с пустой чашкой в руках и смотрела, как ползёт часовая стрелка. Девять. Половина десятого.

   В библиотеке раздались быстрые, нервные шаги, Вера вскинулась, чувствуя, что дрожит от напряжения.

   «Если он так уверенно ходит, значит, с ним всё в порядке.»

   Министр ворвался в кухню и с порога рявкнул:

   – Вы можете это прекратить?!

   – Что? – шёпотом переспросила Вера, он зло сжал зубы и опустил глаза, тихим, дрожащим от злости голосом сказал:

   – То, что вы делаете. Я, конечно, благодарен вам за поддержку, но столько удачи мне не нужно, тем более, на тренировке.

   Вера испуганно молчала и смотрела на него – мягкие сапоги от ниндзя-костюма, свободные штаны, чёрная безрукавка и мокрые волосы.

   «От пота мокрые, он весь блестит. Тренировка?..»

   – Вы говорили, – хрипло от долгого молчания спросила она, – что если группа работает ночью, утренняя тренировка отменяется.

   – Группа работала днём, тренировки не было вечером, – раздражённо бросил он. – А уже утро, мне надо тренироваться. А такими темпами со мной скоро вообще все откажутся спарринговать. – Она непонимающе нахмурилась, он наконец посмотрел на неё и процедил: – Об меня Двейн только что меч сломал.

   – Двейн? – всё ещё шокировано переспросила Вера.

   – Да, Двейн, кроме него, до меня никто мечом не дотянется. И он на глазах у пятнадцати бойцов сломал об меня меч. Вы выставляете меня в очень сомнительном свете, как будто я ставлю противника в заведомо проигрышное положение. Я понимаю, что вы ничего не знаете о своей силе, но всё-таки учитесь её контролировать, это уже выходит за все рамки.

   – Если бы вы сказали, что операция закончилась, – тихо сказала Вера, – этого бы не было.

   – Я сказал, – поморщился он, дёрнул щекой, – я посылал Двейна, ещё вечером.

   – Здесь никого не было, – перехваченным голосом прошептала Вера.

   – Не может быть!

   Она встала, размашистым шагом дошла до двери и с трудом удержалась от желания пихнуть министра плечом, проходя мимо. Достала из сумки «часы истины» и грохнула ими о стол, дрожащим от злости голосом повторяя:

   – Здесь никого не было! Вы ушли в обед и сказали, что придёте вечером, вы обещали...

   – Я не обещал. Я сказал, что приду, если освобожусь не очень поздно.

   – Двейна вы послали вечером. Вечер – это поздно?!

   – Я не обязан вам отчитываться! – рыкнул он, она поражённо ахнула и замерла с открытым ртом, подняла ладони и крепко зажмурившись, выдохнула:

   – Прекрасно. Идите тренируйтесь, передавайте от меня Двейну пожелания удачи.

   Низко опустила голову и быстро прошла мимо него в спальню, хлопнула дверью и застыла, чувствуя, как внутри беснуется разрушительная злость, не находящая выхода.

   Услышала, как он стремительно вышел из зала в библиотеку, криво усмехнулась – она надеялась на извинения.

   «Он не обязан тебе отчитываться. И ничего он тебе не обещал, ты ему вообще никто, поняла? Кухарка и амулет, да и тот уже без надобности, наигрался.»

   – Удачи, Двейн, – прошептала Вера, злорадно отправляя в его сторону волну света и силы. – Удачи, дружище.

   Нервно сорвала одежду и забралась в постель, от злости кружилась голова, ей казалось, что она бесконечно падает и никак не может упасть.

***

ГЛАВА 23

3.23.1 Извинения и синяя коробка

   Ей снился какой-то мрачный муторный бред, в котором её хватал за руки полуголый министр с огромной раной на левом боку, всюду была кровь, было тяжело дышать, она отбивалась, а он всё пытался ей что-то сказать, но она ничего не слышала.

   Проснувшись, она ещё долго лежала в темноте, глядя на подсвеченные фонарями ветки деревьев за окном, ей не хотелось смотреть на часы. Перекатившись на вторую подушку, она уткнулась лицом в холодный шёлк, укрылась плотнее. Потом вдруг подумала, что такого постельного у неё никогда не было, и поражённо замерла, внезапно понимая, что за странный запах преследовал её, когда она только легла, едва уловимый и исчезающий от попыток принюхаться и разобраться.

   «Постельное никто не менял...»

   Она посмотрела на дверь, убеждаясь, что она заперта, откинула одеяло и уткнулась в него носом, как собака, до головокружения вдыхая и узнавая этот переменчивый коктейль из запаха больницы, травяного чая и чего-то очень мужского, неузнаваемого, но бесконечно желанного.

   «О мой бог... надо убираться отсюда, неудивительно, что мне такое снилось.»

   Она вскочила, оделась, пошла в ванную, спеша смыть с лица свой дурной сон. Выпила ещё чашку горячей воды со сладким рисом, достала из сумки чертежи и пошла за стол.

   Вера так усердно спешила забить голову новым, чтобы прогнать из неё старое, что стало даже что-то получаться, она начертила ещё одну развёртку корпуса Т-34, когда увидела входящую через портал тёмную фигуру и подняла голову.

   – Госпожа, – Двейн переломился в низком поклоне и замер, она криво улыбнулась:

   – Добрый вечер, Двейн. – Он согнулся ещё ниже и опустился на колени, Вера дёрнулась, – что ты делаешь?

   – Я хочу извиниться за вчерашнее, госпожа, – глухо ответил Двейн, медленно наклоняясь и касаясь пола. Вера схватилась за голову и простонала:

   – Что ты творишь?! Господи, ваши средневековые фишки меня с ума сведут! Встань, не издевайся надо мной, пожалуйста!

   Он молча наклонился ещё ниже, она зарычала и встала, подошла к нему и уселась на пол рядом:

   – Ладно, тебе хочется сидеть на полу – посидим на полу. Можем даже полежать.

   – Нет, – испуганно разогнулся Двейн, – госпожа, вы не должны.

   – Дружище, я Призванная, единственное, что я должна – это быть странной. Так что или садись за стол и рассказывай, что за фигня вчера произошла, или будем удобненько лежать на полу, мне здесь даже нравится. – Она села ещё кривее и широко гадостно улыбнулась, – решай.

   Он зажмурился и тихо сказал:

   – Примите мои извинения, и я встану.

   – Принимаю, ты прощён за что угодно. Всё?

   Парень тяжко вздохнул и поднялся, замялся, как будто хотел подать ей руку и не мог решить, прилично это или нет. Вероника улыбнулась и протянула свою:

   – Дружище, если не знаешь, подавать руку или нет, всегда подавай. Лучше жалеть о том, что подал, чем о том, что не стал.

   Он чуть улыбнулся и взял её руку, помог встать и опять опустил глаза:

   – Простите, вчерашнее недоразумение – полностью моя вина. – Вера фыркнула:

   – Если бы кое-кто не считал себя светочем истины в последней инстанции, а всех остальных – по умолчанию неправыми, «вчерашнее недоразумение» осталось бы всего лишь недоразумением.

   – Господин прислал вам подарок, – Двейн опять опустил голову, Вера саркастично пробормотала:

   – Почему я не удивлена?

   – Я сейчас принесу, – он поклонился и вышел, она мрачно сложила руки на груди и стала рассматривать книжные полки. Двейн вошёл с большой коробкой в руках, обёрнутой блестящим синим шёлком и золотистой лентой, поклонился и протянул её Вере: – Примите, пожалуйста.

   – Поставь куда-нибудь, – поморщилась Вера и пошла к столу, отодвинула стул для Двейна, – садись и рассказывай, что вчера случилось.

   Парень тяжко вздохнул и опустил коробку на столик у дивана, сел на краешек стула и неуютно замялся:

   – Когда господин вернулся из Орхуса, то сразу же...

   «Дзынь.»

   – ...приказал, – Двейн неодобрительно посмотрел на часики, Вера криво улыбнулась:

   – Ну-ну?

   – Он приказал мне сообщить вам, что не придёт. Он был ранен, – парень погипнотизировал часы и выдавил: – Несерьёзно...

   «Дзынь.»

   – ...и сразу же пошёл в лазарет. Там же был и Сант, а Санту досталось куда сильнее, к нему никого не пускали. Но к нему пыталась пробиться Лика, и она была так настойчива, что я во всей этой неразберихе принял её за вас. С ней был Барт, он сказал, что это он её привёл, я решил, что вы как-то узнали о ранении господина. Это полностью моя вина. Я приказал Барту вернуть её домой и сказал ей, что сегодня господин к ней не придёт. И доложил господину, что вы предупреждены. Простите.

   – Бывает, – отмахнулась Вера, тяжко вздохнула и чуть улыбнулась, – всё?

   – И ещё я должен был распорядиться по поводу ужина, но Булат прислал его на пятую квартиру, а я забыл его предупредить. – Двейн виновато ссутулился и сказал ещё тише: – Я могу принести что-нибудь сейчас.

   – Не надо, я уже поела, – криво улыбнулась Вера, – если ты голодный, могу предложить рисовую кашу и чай.

   Он на миг улыбнулся и качнул головой:

   – Вы не злитесь?

   – Я не злопамятная, – отмахнулась Вера, – если сразу не убила, то завтра уже не убью. – Помолчала и чуть дружелюбнее спросила: – Ты правда сломал об него меч?

   Двейн впечатлённо округлил глаза и кивнул:

   – Об голое плечо, все были поражены. Откололась четверть лезвия, хотя я зацепил только кончиком. Мы потом рассмотрели, что клинок был плохо прокован и в толще металла были пустоты, по ним трещина и пошла. Но я работал этим мечом больше года, он выдерживал и гораздо более серьёзные испытания, чем голое плечо. А у господина даже царапины не осталось. Вы бы это видели, кусок клинка отлетает в стену, я теряю равновесие и пытаюсь понять, что случилось, а господин смотрит на своё плечо и говорит: «Эта женщина меня доконает», бросает меч и выходит из зала. Там тишина стояла гробовая, ещё с минуту.

   – А потом как потренировались? – ехидно спросила Вера, – когда он вернулся?

   Двейн поморщился, как будто ему больно было вспоминать.

   – Продуктивно. Он меня чудом не убил. И вечером я узнал, что это за чудо, – он изобразил ироничный поклон. – Теперь у господина гениальная идея – чтобы вы желали удачи его противникам.

   – Теперь он будет самоутверждаться, доказывая всему миру, что прекрасно обойдётся и без амулета, ясно, – фыркнула Вера, Двейн опустил глаза:

   – Вам что-нибудь нужно?

   – Ничего мне не нужно, – поморщилась Вера.

   – Я хотел бы как-то загладить свою вину. Наверное, я всё-таки принесу вам ужин.

   – Принеси мне кусочек Барта, – фыркнула Вера.

   – Он просился к вам, господин не позволил. – Двейн сочувственно понизил голос, – я спрошу ещё раз.

   – Не надо. А насчёт «загладить вину», мы оба знаем отличный способ, – она указала глазами на свой перевод учебника, Двейн прыснул и качнул головой:

   – У меня сейчас нет на это времени.

   – Приходи когда будет.

   – Хорошо. – Он опять тяжело вздохнул и встал, Вера поднялась его проводить.

   – Кому мне желать удачи этим вечером?

   – Мне, Эрику и Артуру, – невесело усмехнулся Двейн, поклонился, – госпожа.

   – Счастливо, – она помахала ему рукой и вернулась за стол.

   Её всё ещё трясло от злости и обиды.

***

3.23.2 Амулет для противников

   Она просидела над очередным вариантом танка весь вечер, к полуночи дойдя до черты, за которой кончалась информация и начинались домыслы. С сожалением отодвинула чертежи и выпрямилась, похрустывая суставами и потягиваясь. Взгляд зацепился за яркую коробку, которую Двейн оставил на столике возле дивана, Вера поморщилась и отвернулась – у неё не было ни малейшего желания её открывать.

   «Он уверен, что может купить всё, что угодно.

   Вот только далеко не всё продаётся.»

   Из портала вышел Двейн, мокрый как мышь и тяжело дышащий, поклонился:

   – Госпожа.

   – Привет.

   – Я пришёл сказать, что у нас закончилась общая тренировка и начинаются спарринги. Вы можете начинать... то, что вы обычно делаете. Если вам не сложно.

   Она насмешливо вздохнула и улыбнулась:

   – Дружище, ты так говоришь, как будто я ритуалы шаманские провожу. Я просто желаю удачи и всё.

   – Тогда пожелайте.

   – Удачи, Двейн, – шутливо пропела Вера.

   – И Артуру с Эриком.

   – Удачи, Артур, удачи, Эрик, – послушно вздохнула Вера, парень кивнул:

   – Спасибо. Я приду после тренировки, – он кивнул на её бумаги, – отрабатывать.

   – Хорошо. Только бери с собой еду, а то у меня роскошный выбор между тремя кашами.

   – Хорошо, до встречи, – он поклонился, потом посмотрел на коробку и осторожно спросил, – а... хм, что мне передать господину Шену по поводу его подарка?

   – Ты должен что-то передать? – прохладно спросила Вера, Двейн напрягся, замялся и очень осторожно сказал:

   – Мне кажется, если я принесу ему какую-нибудь приятную новость, он будет меньше зверствовать на тренировке и я останусь чуть более цел. А кроме меня, есть ещё Артур и Эрик.

   – Ну, Артура мне не жалко, – иронично фыркнула Вера, – а вам с Эриком я нажелаю столько удачи, что об вас мечи ломаться будут. Иди и ничего не бойся. Только возвращайся быстрее, желать так много удачи довольно утомительно.

   – Я постараюсь, – он кивнул, посмотрел на её часы и замялся, – госпожа, а... вы очень злитесь на господина?

   Вера покачала головой и тихо рассмеялась:

   – Не переживай, ничего с твоим драгоценным господином не случится, я не умею вредить на расстоянии.

   – Я не об этом. Просто, понимаете... он после того случая сам не свой.

   – Двейн, пожалуйста, – Вера поморщилась и подняла ладони, – ты заделался парламентёром и свахой одновременно? Или твоего папика хватает на то, чтобы вломиться в спальню к королю, но не хватает на то, чтобы прийти ко мне в библиотеку? – Двейн неуютно замялся и Вера вдруг похолодела от страшной догадки, – или он не может? Что у него с левым боком?

   – Ерунда, – отмахнулся Двейн, потом нахмурился, – а откуда вы знаете?

   Она тихо рассмеялась и отмахнулась, подпёрла щеку рукой, глядя на смущённого и растерянного парня, тяжко вздохнула и понизила голос:

   – Скажи мне одну вещь.

   Двейн с досадой посмотрел на «часы истины», Вера устало закрыла глаза, дотянулась и провернула основание, припечатала выключенные часы к столу и приглашающе заявила:

   – Ври!

   – Я не знаю, – опустил голову Двейн.

   – Понятно, спасибо. – Он непонимающе посмотрел на неё и приподнял плечи:

   – Зачем вы спрашивали?

   – Я просто хотела узнать, он не захотел или не смог. Я узнала.

   Он с досадой закрыл глаза и беззвучно выругался. Из портала вышел ещё один парень и жадно уставился на Веру, молча и напряжённо. Она узнала Эрика и тоже стала молча смотреть на него, не находя в себе смелости даже поздороваться. Двейн заметил её взгляд и обернулся:

   – Что случилось?

   – У тебя время вышло, – тихо сказал Эрик, отводя взгляд, Вера смогла выдохнуть и попыталась не показать, как он её смутил.

   – Я уже ухожу, – кивнул Двейн, – госпожа. – Он поклонился Вере, она чуть улыбнулась:

   – Удачи, – на секунду подняла взгляд на Эрика, поймала ответный и чуть улыбнулась, – удачи.

   Эрик улыбнулся в ответ, Вера залюбовалась его осветившимся лицом и искрящимися глазами, вдруг подумала, что желать удачи ему будет особенно приятно. Покраснела от своих мыслей и опустила глаза, Двейн выпрямился и ушёл, подтолкнув к порталу оцепеневшего Эрика.

   Вера закрыла лицо руками и опять попыталась представить себя радиоточкой.

   «Удачи, Эрик. Отделай моего слишком умного министра так, как я никогда не смогу.»

***

3.23.3 Долгая история про родословную

   Спустя полтора часа она уже привыкла излучать в фоновом режиме, это даже не мешало чертить. Тёмная фигура у портала склонилась и замерла, Вероника улыбнулась с облегчением:

   – Как потренировались? – довела линию до конца и подняла глаза, тут же ахнув и зажмурившись от шока – у портала стоял министр Шен, с длинной раной от виска и почти до подбородка. Края опухли и не сходились, но крови не было, тем не менее, красная открытая плоть вызывала у Веры дрожь ужаса где-то внутри, она пыталась не представлять, насколько это больно, но солёный вкус чужой боли навязчиво стоял во рту.

   – Отлично потренировались, – сказал министр без капли юмора, – спасибо за помощь, это было очень кстати.

   Вера сглотнула твёрдый комок и тихо спросила, не поднимая глаз:

   – Как ребята?

   – Эрик в лазарете. Я запретил ему с вами говорить, но он не послушался. В результате, как обычно после встречи с вами, он витал в облаках и был рассеян, за что и поплатился. Артур слегка помят, зато я в жизни не видел его таким сосредоточенным, каким он стал после слов Двейна о том, что вам его не жалко. – Вера чуть улыбнулась, не поднимая глаз, министр продолжил: – Двейн цел и невредим.

   – Почему он не пришёл? – равнодушным тоном поинтересовалась Вера, министр нахмурился и высокомерным холодным тоном ответил:

   – Я решил, что раз это моя ошибка, то и отвечать мне.

   – Ясно, – она сложила чертежи и убрала в сторону, придвинула свой перевод и кивнула министру на кресло напротив: – Вперёд.

   Он подошёл и сел за стол, придвинул к себе листы, молча поизучал их и отложил. Согнулся над столом, упёрся лбом в переплетённые пальцы и сказал:

   – Вы не хотите открыть свой подарок?

   – Нет, не хочу. – Она поняла, что прозвучало резковато, но упрямо не подала вида. – Зачем задавать вопрос, если вы знаете, что ответ вам не понравится?

   – Это был не вопрос, – устало поморщился он, – это намёк, что я хочу, чтобы вы его открыли.

   – Спасибо, кэп, – с сарказмом прошептала Вера, – я тоже много чего хочу, но этому грёбаному миру на мои хотелки плевать с... я не знаю, что у вас тут самое высокое.

   – Вера, – устало вздохнул он, – не надо усложнять, а? Просто откройте, вам понравится.

   – Откуда вам знать, что мне понравится?

   – А откуда вам знать, что нет?

   – Вы уверены, что хотите услышать ответ?

   – Мы всегда теперь будет вопросами общаться?

   – Вы думаете, получится?

   – Вы, часом, не еврейка? – фыркнул министр.

   – У вас есть евреи? – округлила глаза Вера, министр пожал плечами:

   – А где их нет?

   Вера не выдержала и рассмеялась, прикусила губу и развела руками:

   – Да, я еврейка, на одну восьмую. – Министр округлил глаза, она улыбнулась: – Ещё на одну восьмую цыганка и на четверть хакаска, у моего деда были глаза как у вас, но они не сохраняются во втором поколении. Остальное я точно не знаю, вроде как сборная солянка из разных славян. Ещё вопросы?

   Министр поражённо потёр лоб и прошептал:

   – Как это получилось?

   – Это долгая история.

   – У меня море времени.

   – Ну, короче, так, – она подкатила рукава и изобразила пальцами двух шагающих навстречу друг другу человечков: – Он такой: «Привет! Ты классная, давай поженимся!». Она такая: «Давай. Только на наших свадьбах принято петь под гитару и танцевать с бубном». Он такой: «Черт, а на наших – петь под гармошку и напиваться до поросячьего визга. Что делать?». А она: «А, пофиг, устроим две свадьбы». Он: «Отлично. Но я слышал, вам можно жениться только на цыганах...». Она такая: «А я скажу бате: “Я птица вольная!”, у нас все так делают». Он: «Класс, так и сделаем. А потом наштампуем детей, синеглазых как я и черноволосых как ты». – Вера театрально раскланялась, министр смеялся и впечатлённо качал головой:

   – У вас талант. Ещё.

   – Ладно. – Она опять поддёрнула рукава и показала человечков: – Он такой: «Привет». Она такая: «Ну привет. А ты с какого района вообще, что ты тут забыл?». Он такой: «За тобой приехал, пойдём поженимся?». Она такая: «Шутишь? Ты наши свадьбы видел вообще? Двести человек и все на конях и с шашками!». Он такой: «Знаешь, тебе тоже, наверное, не понравятся наши национальные костюмы... Но ведь это придётся пережить только один раз, да?». Она: «А, пофиг, пригласим всех и будь что будет. Тут недавно русско-цыганская свадьба была, нам их всё равно не переплюнуть».

   Министр рассмеялся и прошептал:

   – Сумасшедший мир.

   – Зато весело, – пожала плечами Вера.

   – В моём мире это далеко не так весело, – криво усмехнулся министр. – Мой прадед по карнской линии влюбился в цыньянку. Попросил у её родителей её руки, но ему отказали и подняли на смех. Он её похитил и увёз к себе, через время её цыньянская родня его нашла и убила, а её хотели сослать в монастырь, потому что она была на девятом месяце беременности к тому моменту, в Империи это позор для всей семьи – свадьба без благословения старших, муж – преступник, ребёнок – полукровка. Она дождалась похорон мужа и покончила с собой, но ребёнка удалось спасти. У него получилась светлая кожа и нормальные глаза, так что инцидент удалось скрыть, он остался в Карне и никто так и не узнал, кто его мать.

   Вера поражённо таращила глаза, зажмурилась и прошептала:

   – И это у меня сумасшедший мир?

   – Это традиции, – вздохнул он, отводя глаза, – с ними ничего не сделаешь... Хотя, другой мой предок, с цыньянской стороны, был женат на ридийке. Вообще она была из Маялу, там все полуцыньянцы, к тому же, её семья вела род от одного из правителей Империи, они смогли это доказать. Хотя существует версия, что семья невесты сфабриковала родословную и просто дала за ней огромное приданое, а правитель Кан на тот момент нуждался в деньгах и отдал сына за золото. Но они жили счастливо и у них было много детей, что в Империи редкость.

   – Почему? – нахмурилась Вера, – вы же говорили, что в Империи бешеная рождаемость?

   – Среди простолюдинов, – качнул головой он. – Двейн рассказывал вам, что аристократы – почти отдельная раса, это действительно так. Благородные цыньянки имеют очень тонкую кость, это считается красивым, но мешает им рожать, очень многие женщины в родах умирают. Поэтому у аристократов часто всего один ребёнок, или они выдерживают траур и женятся ещё раз, если хотят ещё детей. – Вера поёжилась и он быстро добавил: – Но в моей семье этого нет, женщины Кан плодовитые. У моей матери кроме меня ещё четверо детей.

   – У вас есть братья? – чуть улыбнулась Вера, он качнул головой и с улыбкой вздохнул:

   – У меня четыре сестры со стороны матери и три со стороны отца.

   – Ого! – распахнула глаза Вера, – я одну еле выдерживала, как вы справились?

   – Сложно, – изобразил печаль он, из портала вышел Двейн, шустро зыркнул на них обоих по очереди и на коробку, и сделал вид, что никуда не смотрел:

   – Господин, Док закончил с Эриком.

   – Хорошо, – кивнул министр, – пять минут пусть отдохнёт.

   – Как потренировался? – шутливо спросила Вера, Двейн улыбнулся и поклонился:

   – Ни царапины, госпожа. Это невероятное ощущение, когда точно знаешь, что не ошибёшься, можно делать очень рискованные вещи. К такому легко привыкнуть, но я бы повторил.

   – И тем не менее, Эрика это не спасло, – цинично фыркнул министр, поднимаясь, улыбнулся Вере:

   – Госпожа Вероника, спасибо за лекцию, мне пора.

   – Счастливо, – помахала рукой Вера, он поклонился и ушёл вслед за Двейном. Она посмотрела на синюю коробку и опять помрачнела.

   «Поболтали о ерунде и ничего так и не выяснили. Как обычно.»

***

ГЛАВА 24

3.24.1 Утро перед похищением

   Она проснулась от звука чужих шагов, прислушалась и насчитала трёх человек. Они ходили по библиотеке и кухне, хлопали дверцами, хотя и было слышно, что они стараются вести себя тихо. Вероника встала с постели и оделась, дождалась, пока беготня утихнет, и пошла в ванную. Там прибавилось баночек, появились те, что она оставила на прошлой квартире.

   Умывшись и расчесавшись, пошла на кухню, где нашла свои банки с чаем, свои приправы и даже свою еду. Поулыбалась с изрядно уменьшившейся запеканки министра Шена и доела вчерашний рис.

   В библиотеке обнаружились все её бумажки с прошлой квартиры, даже те, на которых были каляки-маляки, под столом нашёлся бумажный пакет с точилками и сундучок с нитками-иголками.

   Потом взгляд наткнулся на синюю коробку и Вера помрачнела, отвернулась и заметила входящего через портал министра Шена. Он заметил её взгляд, насторожено замер и чуть кивнул, пытаясь изобразить беззаботность:

   – Доброе утро. Собираетесь открыть?

   – Нет, – она отвела глаза, но всё равно почувствовала его напряжение и досаду.

   – Почему?

   Вероника медленно глубоко вдохнула и как могла спокойно ответила:

   – Не знаю, как тут у вас, но в моём мире подарок – это не просто вещь, это память. Как обелиск в честь победы, чтобы видеть и вспоминать обстоятельства, при которых он был получен, людей... – Она с досадой на себя саму сжала зубы, понимая, что говорит не то и не так. – Понимаете, каждый раз, как он попадается мне на глаза, я вспоминаю... – она опять запнулась, не находя слов, посмотрела на министра Шена, надеясь, что он поймёт и так.

   – В моём мире, – тихо сказал он, глядя на коробку, – иногда дарят подарки, чтобы извиниться и загладить вину.

   – В моём тоже так иногда делают, – с сарказмом кивнула Вера, – некоторые женщины даже устанавливают своеобразную таксу, соотношение тяжести преступления и стоимости подарка. Но я не из этих.

   – Я купил его до того, как... Практически сразу после боя в Орхусе. Это действительно подарок, а не взятка.

   – Почему вы не захотели прийти? – Вера посмотрела на него прямо, он отвёл глаза. Она кивнула на подарок: – Я открою, как только узнаю причину.

   Он молчал, становясь всё напряжённее, нахмурился и тихо выдохнул:

   – Не хотите – не открывайте.

   – Я подожду, – криво улыбнулась Вера, – рано или поздно я всё равно узнаю.

   – Неужели вам не любопытно?

   – Нет.

   – И вы не попытаетесь узнать из других источников?

   – Нет. Я подожду, пока вы скажете мне сами.

   – Долго придётся ждать.

   – Ничего, я родилась в год змеи, змеи умеют ждать.

   – Я тоже родился в год змеи, – фыркнул министр, – но ждать совершенно не умею.

   – Наверное, в наших мирах слишком разные змеи.

   – Похоже на то, – криво улыбнулся министр, опять глядя на подарок, Вера молча пожала плечами, не решаясь спросить, зачем он пришёл. Министр наконец опустил глаза, тихо сказал: – Вчера с рынком не получилось, пойдёте сегодня после обеда. Куда-нибудь, кроме лавки мастера Валента, пойдёте?

   – Да. Мне нужно ещё к одному мастеру и в аптеку. И по продуктовым рядам было бы неплохо пройтись, у меня много чего закончилось.

   – Я понял. – Он мрачно смотрел в пол и молчал, она неуверенно спросила:

   – Я по дороге увижусь с Бартом?

   – Нет. Он не знает, что вы идёте на рынок.

   – Но если выйти в правильное время...

   – Нет, – качнул головой министр, – Барт из корпуса в корпус телепортируется, в тот раз он пошёл пешком только ради вас, и кстати, опоздал на занятия.

   – А он может телепортироваться на тот перекрёсток, а потом телепортироваться оттуда?

   – Нет. Барту для телепортации нужна крыша. – Вера подняла брови, министр неохотно пояснил: – У него в детстве была боязнь открытых пространств из-за того, что он почти не выходил из дома. Фобию вылечили, но телепортироваться под открытым небом он до сих пор боится, а для этого нужна сосредоточенность и концентрация.

   – Ясно. – Она вздохнула и замолчала. Министр криво усмехнулся и фыркнул:

   – А если я предоставлю вам Барта, вы пригласите меня на чай? – Она поморщилась:

   – Откуда в вас эта привычка – за всё торговаться? Даже за то, что можно легко получить даром.

   – В моём мире ничего не даётся даром.

   – Теперь будет, – саркастично развела руками Вера, – потому что в вашем мире появилась я, смиритесь с этим.

   Он усмехнулся и покачал головой:

   – Я никак не привыкну.

   – Ничего, это придёт со временем, – иронично успокоила его Вера. – Чай?

   Он чуть улыбнулся и кивнул, она сделала приглашающий жест и пошла на кухню. Министр сел у стены и невинным тоном сказал:

   – А вы уже завтракали? – она улыбнулась:

   – Вы, как я понимаю, нет? – Он изобразил смущение и кивнул, она рассмеялась. – А вашу запеканку кто-то опять подточил.

   – Это я её подточил, – фыркнул министр. – Булат вчера узнал, что я вас расстроил, психанул и подал на ужин такое, что здоровые с трудом жевали. Я взял Лику и пошёл ужинать на пятую квартиру, так что мучились все, кроме меня.

   – Коварно, – шутливо протянула Вера, министр развёл руками и улыбнулся, глядя как Вера ставит греться еду.

   – Булат постоянно вас требует. Хотите к нему?

   – Да, я сегодня заберу для него подарок, надо будет увидеться.

   – За два часа до ужина устроит?

   – Да, конечно.

   Он достал блокнот и что-то записал, улыбнулся, Вера вопросительно подняла брови и он улыбнулся шире, указал на блокнот:

   – У меня тут до сих пор страница с разрешением на дуэль для Двейна. А ваша цитата уже разошлась по всем спецотделам, Двейн прибил бумажку к стене тренировочного зала, причём на такой высоте, что никто снять не может. Авторство хотели приписать мне, но я честно признался, кто это сказал, так что количество хвастунов с тех пор сильно выросло.

   Вера рассмеялась и манерно мурлыкнула:

   – Господин министр в негодовании, что хвастаться любит не он один?

   Он фыркнул и отвернулся, она рассмеялась. В библиотеке раздались шаги и неуверенный голос: «Господин Шен? Срочный курьер из управления».

   – Странно, – он нахмурился, посмотрел на часы и встал, Вера насторожилась, проводила взглядом его спину до двери библиотеки, сделала меньше огонь. Он вернулся через минуту, на ходу читая бумажки, сел за стол. Вера неуверенно спросила:

   – Накрывать?

   – Да, – он кивнул, не отрываясь от бумаг, она подала еду, села рядом, он отложил бумажки и тоже взял вилку, с извиняющимся видом посмотрел на Веру: – Прогулка отменяется. Пойдёте по строгому маршруту и чётко по времени. И наденете вот это, – он вытащил из-за воротника горсть амулетов, выбрал один, потом ещё один, – и это. – Снял и положил на стол, Вера взяла:

   – Что это?

   – Щиты. – Он мрачно вонзил вилку в еду, – на вас опять открыли охоту, только теперь наши, карнцы. На базе готовят Лику, вам скоро принесут одежду. Будьте готовы к неожиданностям, но что бы ни случилось, знайте, что всё идёт по плану и вы под охраной. В нужный момент вас подменят, эти ребята почему-то не хотят клевать на Лику, хотел бы я знать, как они её от вас отличают.

   Вера помрачнела и надела амулеты, они доели в тишине, она стала убирать. Вошёл Двейн, оставил на диване стопку одежды и сумку, обменялся с министром кивками и ушёл.

   – Одевайтесь, выходим через двадцать минут.

   Вера с сомнением посмотрела на ярко-красную юбку и вздохнула:

   – Это чтобы меня лучше видно было?

   – Именно.

   Она взяла вещи и пошла в спальню одеваться. Когда вышла, в библиотеке стояли Двейн, министр и Мартин, склонившись над картой рынка, увидев Веру, министр жестом подозвал её ближе и ткнул пальцем в карту:

   – Идёте вот так. Здесь Валент, три минуты и выходите. Потом сюда, тоже три минуты и на выход, в аптеку идёте вот так, через эти ворота, в этом ряду можете что-то купить и задержаться на пять минут. На аптеку вам пять минут.

   – Мало.

   – Семь, – кивнул министр, – и идёте по этому ряду, по правой стороне. Здесь вас заберут, не пугайтесь. Выход в 10.30. – Он посмотрел на часы, на Двейна, – Лику сюда мне.

   Двейн кивнул и вышел, вернулся с Ликой, одетой так же как Вера, но с распущенными волосами. Они синхронно осмотрели друг друга, Вера поморщилась, Лика наоборот расцвела и кокетливо поправила волосы. Министр посмотрел на Веру:

   – Вы с карандашом в волосах пойдёте?

   – У меня всего одна резинка, – скривилась Вера, – я не могу дать ей такую же.

   Министр раздражённо потёр лицо и протянул Лике карандаш, она надулась как жаба, но ничего не сказала и молча заколола волосы. Мужчины придирчиво осмотрели их обеих и кивнули, вразнобой соглашаясь, что пойдёт. Министр посмотрел на часы:

   – Обувайтесь, время. С вами пойдёт Двейн, не обращайте на него внимания. – Вера молча кивнула, застёгивая туфли, Двейн надел куртку. Министр прошёл с ними до портала и достал из кармана деревянную пластинку с каким-то знаком, протянул Двейну, ещё раз посмотрел на Веру, помолчал и тихо сказал: – Ничего не бойтесь, вы в безопасности.

   Она натянуто улыбнулась и кивнула, Двейн тихо прокашлялся и неуверенно спросил:

   – Госпожа? – Вера подняла брови, – вы не пожелаете мне удачи? Всё-таки я буду вас охранять.

   – Удачи, Двейн, – улыбнулась она, министр нахмурился и посмотрел на часы:

   – Время.

   Двейн кивнул и предложил Вере руку, она взяла и шагнула вместе с ним в портал.

   3.24.2 Cлоновья кавалькада

   Грохот и боль оглушили, она успела от этого отвыкнуть. Когда открыла глаза, они с Двейном стояли в её прошлой квартире, он смотрел на часы.

   – Сколько? – хрипло спросила Вера, он удивлённо поднял на неё глаза, улыбнулся:

   – Засечь не успел даже. Это хорошо?

   – Да, – слабо улыбнулась она, отпуская его руку, – идём?

   Он кивнул и открыл ей дверь, они спустились со второго этажа. На улице было ясно, но уже холодно, по небу плыли редкие тучки, тусклое солнце проглядывало между ними, иногда мелькая отражением в стёклах. Людей было не много, Вера рассматривала их одежду, раздумывая над тем, что ей скоро понадобится головной убор и что-то вроде пальто.

   «И сапоги...»

   Она заулыбалась сама себе, вдруг стало стыдно за собственную упёртость, она подумала, что зря обидела его, отказавшись открывать подарок. Потом вспомнила, как он потребовал прекратить желать ему удачи, и опять нахмурилась – а нечего было орать, командир нашёлся.

   Двейн шёл чуть сзади, Вера успела о нём забыть и даже испугалась, когда он тронул её за локоть:

   – Лавка мастера Валента, госпожа. У вас три минуты, не забудьте.

   Она посмотрела на часы и кивнула, зашла в светлое помещение. Мастер увидел её и улыбнулся так радостно, что ей даже стало неловко, но разговор с клиентом не прервал. Вера стала рассматривать витрины, увидела мясорубку, украшенную затейливой чеканкой и надписью: «Протяни руку», улыбнулась. Заметила на прилавке стеклянный ящик с монетами и какой-то надписью на карнском, дождалась пока мастер отпустит довольного покупателя и кивнула ему:

   – Добрый день.

   – С вами всё хорошо, госпожа? – понизил голос мужчина, она успокаивающе улыбнулась:

   – Да.

   – Вас держат взаперти?

   – Нет.

   – Я видел одну особу, которая выдавала себя за вас и хотела забрать ваш заказ, – он сделал загадочные глаза и Вера понимающе кивнула:

   – Спасибо, что не отдали.

   – Я так и знал! – хлопнул ладонью по стойке мастер, бросил злой взгляд на стоящего у двери Двейна и наклонился к Вере: – Госпожа, у меня есть родственники в городском совете, я могу сказать кому следует...

   – Не надо, – с мягкой улыбкой качнула головой Вера, – меня не держат в плену, меня просто очень... внимательно охраняют. Ради моего же блага.

   – Кто вы, госпожа? – прошептал мастер. Вера опустила глаза, он напряжённо улыбнулся: – Знаете, я начал кое-что видеть. Странные вещи. – Она удивлённо посмотрела на него, он развёл руками: – Внутри людей... как будто облачко. У кого-то светлое, у кого-то тёмное. Бывают плотные, бывают редкие и прозрачные, иногда я вижу на людях кровь, у беременных женщин вижу ребёнка. И чем больше я ставлю ваших печатей, тем больше вижу.

   Вера смотрела в стол и пыталась придумать, что ему сказать. Мастер вздохнул и полез под стойку, достал большой мешок и поставил перед Верой, с гордостью представляя его:

   – Мясорубка, для большого мужчины. – Она улыбнулась и заглянула внутрь, радостно прижала руки в щекам:

   – Красота какая! Сколько?

   – Дарю.

   – Любая работа должна быть оплачена, – наставительно сказала Вера, доставая кошелёк, – а хорошая работа должна быть хорошо оплачена. – Он довольно крякнул, глядя как она выставляет в столбик десять золотых, вздохнул и снял восемь, смахнул в ящик:

   – Я запомню ваши слова. Знаете, госпожа... я хотел для вас всё самое лучшее сделать, а надо же знать, что да как, чтобы не наобум. Пришёл к жене на кухню и говорю: «Давай я тебе что-нибудь, это, на мясорубке». А она так обрадовалась, – мастер смутился как ребёнок, стал ковырять ладонь, – мы, в общем... весь вечер на кухне просидели, смеялись.

   – Госпожа, время.

   – Мне пора, – виновато поёжилась Вера, мастер схватил её за руку:

   – Скажите хотя бы, какому богу вы служите? Кому я служу теперь, я должен знать!

   – Его нельзя называть по имени, – быстро ответила Вера, освобождая руку, – не бойтесь, это добрый бог.

   «Дзынь.»

   Она округлила глаза, мастер вздрогнул и бросил быстрый взгляд за Верину спину, она быстро добавила:

   – Он беспощаден к грешникам, но вообще добрый.

   – Этот бог...

   – Госпожа, время, – настойчивее повторил Двейн.

   – Простите. Счастливо, – Вера помахала рукой мастеру, подхватила тяжёлую сумку, незаметно вынув оттуда маленький бумажный свёрток и сунув в сумочку вместе с кошельком, вышла из лавки. Двейн выдохнул, неодобрительно посмотрел на Веру, кивнул на её сумку:

   – Позвольте.

   – На, – она отдала ему сумку, Двейн осмотрелся и повёл её к следующей лавке. Там ей хватило и пары минут, она забрала скрепки и зажимы, в очередной раз пожелала удачи и вышла. В продуктовом ряду купила пакет яблок чисто чтобы отцепиться от слишком щедрого торговца. Он насыпал ей вдвое больше, чем она заказала, так что пройдя пару шагов, пришлось переложить часть яблок в сумку с кошельком и косметичкой, они очень удачно закрыли бумажный пакет.

   В аптеке она купила всякой ерунды, на которую в прошлый раз не хватило денег, тоже бросила в сумочку, а большой пакет отдала Двейну, пошла по длинному южному ряду, через минуту заметив, что Двейн исчез вместе со всеми её пакетами. Стало как-то неуютно.

   «Спокойно, министр говорил, что всё идёт по плану.»

   Она пыталась не показать, как напряжена. Рынок жил своей шумной жизнью, говорливые южане предлагали свои товары, звали её по имени, откуда только узнали.

   Одна бойкая торговка чуть ли не силой сунула ей в руки здоровенный персик, Вера попыталась положить его обратно в ящик, когда услышала частый грохот копыт по каменным плитам улицы. Люди примолкли и стали оглядываться. Вера подумала, что никогда не видела на рынке верховых, лошадей всегда водили в поводу...

   В дальней стороне улицы толпа стала расступаться к прилавкам, как будто от центра её отгоняло что-то страшное, человеческая волна катилась всё ближе, мелькали испуганные лица, а когда над головами людей показалась толпа всадников в одинаковой красно-чёрной одежде, Вера тоже ощутила желание куда-нибудь забиться. Кто-то взял её за руку, она вскрикнула, сама не услышав своего голоса в шуме, но обернувшись, увидела всего лишь какую-то старушку, которая пыталась оттащить с дороги застывшую Веру.

   Оцепенение спало, она подобрала юбку и постаралась не упасть, когда толпа, отхлынувшая от группы всадников, стала относить её, как безвольную песчинку.

   Копыта загрохотали совсем рядом, из толпы выметнулся первый всадник на огромном чёрном коне, нашёл глазами Веру, наклонился, обхватил её за пояс и рванул вверх, тут же пришпорив коня. Вероника оказалась на коне перед ним, боком, в настолько неустойчивом положении, что не понимала, почему до сих пор не свалилась. Конь бежал всё быстрее, она видела испуганные лица людей, шарахающихся из-под копыт, видела двух других всадников, обгоняющих их справа и слева.

   Когда первый шок прошёл, она поняла, почему не падает – всадник её держит двумя руками... очень знакомыми руками.

   Страх оставил её, как будто вместе с силами, захотелось прикрыть глаза и обмякнуть у него на груди.

   «Держи себя в руках, это будет ужасно неприлично.»

   Внутренний голос говорил сварливым насмешливым тоном, Вера прикусила губу, пряча улыбку. Они уже выезжали с рынка, когда кавалькада резко свернула в одну из боковых улочек, Вера почувствовала, что сейчас соскользнёт с коня, но её придержали, прижали крепче и она почти согласилась со своим глупым сердцем, что это отличный повод облокотиться на его грудь и расслабиться, но конь свернул ещё раз и её бросило в другую сторону.

   «Да конечно, расслабишься тут.»

   Она опять чуть не соскользнула, министр опять прижал её к себе, так крепко, что она почувствовала едва уловимый запах травяного чая, пропитавший её постель.

   «Его постель. Его.»

   Она окончательно смутилась и запуталась, а после очередного поворота увидела, как их догоняет ещё один всадник с девушкой в красной юбке.

   Лика прижималась к нему, красная юбка плескалась по ветру, Вера засмотрелась на эту картину, подумав, что они сейчас выглядят точно так же...

   В память врезалась ледоколом совершенно другая картинка – Лика на столе, среди рассыпанных карандашей, а Сант целует её шею, с таким удовольствием, так страстно.

   «Хотела бы я увидеть столько страсти и удовольствия в глазах моего ледяного министра.»

   Память подкинула ещё картинку – ледяной министр закрывает глаза и наклоняет голову, прижимаясь щекой к её ладони на своём плече.

   «В нём была боль и вина. И ни капли страсти.»

   Министр придержал коня, их стали обгонять те, кто ехал позади. Один за другим всадники уносились вперёд и скрывались за поворотом, наконец они остались одни в длинном переулке между высоким каменным забором и оградой парка из изящных кованых прутьев. Парк был засыпан красно-жёлтыми листьями, полуголые деревья казались замёрзшими, Вера вздрогнула.

   Министр остановил коня, спрыгнул и снял Веру, как ребёнка с высокого бордюра, она невесело улыбнулась ему и стала поправлять одежду, увидела, как министр изображает приветливый поклон, и криво улыбнулась:

   – Виделись уже. Или вы думаете, что если наденете другую физиономию, я вас не узнаю?

   Он фыркнул и улыбнулся, она рассматривала его лицо – славянское, бородатое, с голубыми глазами и русыми волосами. Министр впечатлённо качнул головой и спросил:

   – Как?

   – Руки надо прятать, – съехидничала Вера, рассматривая персик, который с перепугу так и не выпустила из рук.

   – Я спрятал, – усмехнулся министр, Вера удивлённо подняла глаза, он показал ей руку в толстой чёрной перчатке, она нахмурилась, пытаясь вспомнить, как именно она его узнала.

   В этот момент у неё над плечом возникла здоровенная усатая морда и нагло выхватила персик из рук.

   – Ты офигел, кабан ездячий?! – обернулась Вера, министр прыснул и расхохотался, конь с перепугу сжал зубы, выронив то, что не успел откусить, повернул голову, глядя на Веру сверху вниз темным удивлённым глазом. Она вздохнула: – Что? Доедай теперь, что теперь делать.

   Конь отступил от неё на полшага, вздохнул и наклонился за упавшим персиком. Министр опять рассмеялся, снял перчатки, спрятал, расстегнул красно-чёрную куртку и повернул один из амулетов на шее. Лицо мгновенно изменилось, Вера улыбнулась с облегчением, он усмехнулся:

   – Так вам больше нравится?

   – Да, нет ощущения подвоха. – Она смотрела на коня, жующего персик, стала рассматривать рельефную грудь с выпирающими мышцами, длинные сильные ноги.

   – Нравится? – самодовольно спросил министр, Вера кивнула:

   – Очень красивый.

   Конь поднял голову и гордо изогнул шею, как будто всё услышал и понял, Вера улыбнулась и шкодным голосом пропела:

   – А у меня ещё яблоки есть.

   Конь насторожил уши, министр фыркнул, тихо сказал:

   – Зря вы это сказали. И зря сказали, что он красивый, он теперь будет выделываться и выпрашивать.

   – Он понимает, что ли? – улыбнулась Вера.

   – О, он умнее многих людей! – кивнул министр. Конь медленно обошёл Веру по дуге, высоко поднимая ноги и красуясь, тоненько заржал, как будто возмущаясь, что на него смотрят недостаточно восторженно, Вера рассмеялась, кивнула ему:

   – Ну красавчик, красавчик, всё.

   Он довольно тряхнул гривой, запрокинул голову, задние ноги нетерпеливо переступили, выписывая кренделя. Вера впечатлённо качнула головой и расстегнула сумку, достала яблоко, протянула:

   – Угощайся, выпендрёжник. – Конь с готовностью подбежал и ткнулся бархатным носом в ладонь, осторожно снимая яблоко, захрустел, она погладила его по шее, заодно вытирая с ладони слюни, почесала за ухом.

   – Я думал, вы боитесь лошадей, – сказал министр, молча наблюдающий за балдеющим конём, Вера подняла брови:

   – Почему вы так решили?

   – Вы так спешили избавиться от своего трофейного коня, называли его копытным чудовищем, – он пожал плечами, отвёл глаза, – ни разу не спросили о нём.

   – Я просила вас о нём позаботиться, – сказала Вера, он кивнул:

   – Да, я отдал его на конезавод, он там в хороших условиях. Если вы захотите, сможете забрать его в любой момент.

   – Это вряд ли.

   – Почему?

   – Я убила его хозяина у него на глазах, – поморщилась Вера. – Да и вообще, я не умею ездить верхом.

   – Не умеете? – поражённо выдохнул министр, – сколько вам лет?

   – Достаточно, чтобы иметь право водить машину, – поморщилась Вера, стала перебирать блестящую гриву замершего от удовольствия коня, вздохнула: – В моём мире лошади есть только в зоопарках и специализированных школах, чтобы покататься, нужно платить большие деньги, это экзотика.

   Она отодвинула тонкий кожаный ремешок, врезавшийся в шкуру возле уха, поскребла ногтями под ним. Конь попытался прижаться головой к её пальцам сильнее, наклонился и пошёл на неё боком, Вера рассмеялась, на секунду теряя равновесие и хватаясь за его шею.

   – И вы платили деньги, чтобы поездить верхом? – с сомнением спросил министр.

   – Платила, – вздохнула Вера, поглаживая пальцами бархатный нос коня, – три раза в жизни. По пять минут.

   – А как вы тогда решились на него вскочить, если не умеете ездить?

   – Жить захочешь – и динозавра оседлаешь, – вздохнула Вера, осмотрелась в поисках другой темы и спросила: – Надолго мы тут?

   – Не особенно. Мы ждём сигнала. Если номер сработал, то сидим здесь, пока всё не закончится, если нет – опять прыгаем на коня и идём на второй круг.

   Веру передёрнуло от этой перспективы, он заметил, усмехнулся:

   – Так вы всё-таки боитесь лошадей?

   – Мне просто не нравится такой способ передвижения, постоянно кажется, что я вот-вот упаду.

   – Я же вас держу, – насмешливо улыбнулся он, она скорчила рожицу:

   – Вы сами так когда-нибудь ездили?

   – Нет.

   – Попробуйте, – фыркнула она, он пожал плечами и промолчал. Оставшийся без внимания конь медленно обошёл министра Шена со спины, навис над ним с невинным видом, как будто просто решил тут постоять, потом резко хватанул его зубами за плечо, отпрыгнул на всех четырёх ногах, как козлёнок, и ехидно заржал, довольный собой. Вера стояла с открытым ртом, министр шипел ругательства и щупал плечо, посмотрел на охреневшую Веру и ненатурально улыбнулся:

   – Это он так играется, – повёл плечом и поморщился, повернулся к коню: – Сволочь ты неблагодарная.

   Конь запрокинул голову и заржал, министр буркнул:

   – Сам такой!

   – Вы давно вместе? – спросила Вера, он закрыл один глаз, задумался на секунду и ответил:

   – Пятнадцать лет. В его понимании – всегда.

   – Ого, – Вера по-новому посмотрела на внимательно слушающего коня, – как его зовут?

   – Бес. – Министр посмотрел на коня, ещё раз потёр плечо и громко заявил ему: – Сокращение от «бестолочь»!

   Конь возмущённо подпрыгнул передними ногами, как будто топнул, тихо заржал и осторожно, боком, пошёл к министру, тот делал вид, что ничего не замечает, но улыбался очень загадочно. Бес подкрался к нему со спины, наклонился и стал щипать губами за волосы, Вера таращила глаза и зажимала себе рот ладонью, чтобы не засмеяться, вытягивающий губы конь выглядел уморительно. Министр смотрел на Веру и тихо посмеивался, потом оттолкнул морду коня:

   – Всё, ладно, отцепись, – конь попытался укусить его за ухо, министр пихнул его плечом, – хватит... ай!

   Бес всё-таки сжал зубы, отпрыгнул и пошёл по улице, высоко подкидывая ноги и мотая головой с зажатой в зубах прядью волос. Вера всё-таки рассмеялась, министр изобразил укоризненный взгляд, но тоже улыбнулся:

   – Это он мне мстит за то, что я давно его не брал, соскучился. Давайте сядем, а то он мне покоя не даст.

   3.24.3 История Беса

   Он кивнул на ступеньки, Вера пошла за ним, рассматривая стену внимательнее. Судя по всему, здесь когда-то были ворота, но потом их заложили, не тронув высокие ступеньки и богатую арку, украшенную изображениями деревьев и цветов. На месте ворот теперь был барельеф, молодая женщина в струящейся одежде, она просто стояла ровно, сложив руки под грудью и опустив глаза. Министр заметил Верин взгляд и сказал, садясь на ступеньки:

   – Это храм Ра Ни, цыньянской богини утешения. Когда-то здесь были боковые ворота, но храм расширили и эта стена стала задней, а по канону здесь не должно быть дверей, их заложили.

   – Ясно, – Вера тоже села, но сразу же развернулась и опять стала рассматривать изображение женщины, – это она?

   – Да.

   – Красивая.

   Он тоже обернулся, пожал плечами и опять стал смотреть на коня, бродящего вдоль противоположного забора. Бес нашёл место, где ветки деревьев пролезли между прутьями, поднялся на задние ноги и обрывал губами жёлтые листья. Вера тоже засмотрелась на его выкрутасы, залюбовалась великолепным сложением и точностью движений, краем глаза увидела, как министр бросил на неё короткий взгляд и заулыбался ещё самодовольнее, она улыбнулась ему:

   – Ну? – Он сделал подчёркнуто непонимающее лицо, она хихикнула: – Ну давайте, хвастайтесь, я же вижу, как вас распирает.

   Он попытался прикинуться, что его вовсе даже и не распирает, в глазах мелькнуло: «уговори меня», Вера изобразила самого благодарного в мире слушателя:

   – Так вы его с детства воспитывали?

   Министр помолчал, постепенно надуваясь от гордости, посмотрел на коня, на Веру и сказал:

   – Я вывел эту породу. Назвал Ларнский Верховой. Ларн – это конезавод. Мой. – Вера подобрала челюсть, министр тихо рассмеялся, кивнул: – Да. И именно поэтому меня взбесило желание Эйнис иметь пони. Я владею лучшим конезаводом в стране, одним из лучших в мире, я могу достать ей самого лучшего в мире коня, самого сильного, быстрого и выносливого. А она хочет пони! – он раздражённо развёл руками. – Вы бы видели глаза начальника рынка, когда я поднял его в половине первого ночи и потребовал пони. Ему понадобилось всё его самообладание, чтобы не рассмеяться прямо при мне. – Он укоризненно посмотрел на Веру, которая сама с трудом сдерживала смех, вздохнул и указал на Беса: – Объясните мне, чем он хуже пони?

   – Он большой и сильный, – с улыбкой вздохнула Вера.

   – Это плохо? – риторически фыркнул министр.

   – Для маленькой девочки – да, – с извиняющимся видом кивнула Вера, министр перестал улыбаться, она ещё тише продолжила: – Пони маленький, он не представляет опасности, маленькая девочка может его гладить, обнимать, играться с ним и не бояться, что он неловким движением собьёт её с ног или сделает больно. Пони не для того, чтобы на нём ездить, он просто... компенсирует дефицит ласки в жизни. – Вера замолчала, вдруг подумав, что это она первая тогда попросила пони. И теперь поздно говорить, что она пошутила. Бросив короткий взгляд на министра Шена, она увидела, что он задумчиво смотрит на своего Беса. Он усмехнулся и дёрнул щекой:

   – А я всё думал, чего она его постоянно моет?.. Ездить на нём ещё рано, он маленький, так зачем его каждый день чистить и расчёсывать, косы заплетать... – Он тихо невесело усмехнулся, покачал головой: – Дефицит ласки?

   Она кивнула и опустила глаза:

   – В моём мире для этого заводят маленьких собак. У вас есть маленькие собаки?

   – Дворняги, – кивнул он, показал руками размер, Вера качнула головой:

   – Совсем маленькие, меньше кошки.

   – Не проще кошку завести?

   – Нет, кошка – это другое. Кошки слишком самодостаточны, большинство из них даже не скрывает, что им плевать на хозяина. Отношения человека и кота – это симбиоз двух эгоизмов, кот позволяет себя гладить за еду, но если ему будет неприятно, может и поцарапать. А человек гладит кота тогда, когда ему нужно расслабиться и снять напряжение, а в остальное время не обращает на него внимания, это устраивает обоих. А собака это совсем другое, она любит хозяина, она на это генетически запрограммирована. И если одинокой женщине хочется, чтобы кто-то встречал её у порога, смотрел влюблёнными глазами и полностью от неё зависел, она заводит собаку. Можно завести большую, но здесь та же проблема – большая опасна, она может испортить мебель, чтобы с ней гулять, нужно одеваться в то, в чем не жалко упасть. Она может вывалять в грязи, испортить причёску и переломать ногти, просто от избытка радости. А с маленькой собачкой можно гулять на каблуках и с маникюром, а если что, её не тяжело взять на руки.

   – Я когда-то носил его на руках, – с усмешкой кивнул на Беса министр, – потом ещё долго отучивал его на меня прыгать.

   – Я тоже носила на руках нашу собаку, – улыбнулась Вера, – и когда она стала весить столько, что я уже не могла оторвать её от земли, она сильно расстраивалась, но мы придумали выход. Я садилась в кресло, она садилась рядом, устраивала ляжки у меня на ногах, а голову на плече. Не очень удобно, зато очень тепло.

   Министр рассмеялся, покачал головой:

   – А почему не взяли маленькую?

   – Они слишком хрупкие, – поморщилась Вера, – тут обратная ситуация, когда сам боишься случайно наступить на собаку. В моей семье довольно разрушительные игры, когда мы с братом играем в боевых мутантов, собака мечется по квартире в диком восторге вместе с нами, иногда попадается под ноги, поэтому нужна была собака, которая выдержит, если на неё упасть.

   Министр тихо рассмеялся, глядя на своего Беса, Вера хитро улыбнулась:

   – А что компенсировали вы?

   Он невесело усмехнулся и отвёл глаза:

   – Наверное, мне просто нужны были новые вершины.

   – В шестнадцать лет? – подняла брови Вера, он пожал плечами:

   – В пятнадцать я стал чемпионом мира по бою на традиционных мечах, через полгода выиграл чемпионат по двум мечам. Ещё через полгода опять подал заявку на участие в чемпионате мира, так редко делают, но правилами это не запрещено. У меня были причины, – он замялся, махнул рукой, – были. Но после победы мне стало стыдно и я отдал награду парню, занявшему второе место. – Он задумался, коротко улыбнулся и продолжил, как будто паузы и не было: – В лучном троеборье можно участвовать с восемнадцати лет, работать аристократам нельзя аж до двадцати, в двадцать сдаётся высший экзамен в столице и выдаются назначения. Учиться, конечно, всегда можно, – он улыбнулся, шкодно сверкнул глазами, – но я был способным и до шестнадцати успел научиться всему, я так думал. В шестнадцать лет четыре года кажутся вечностью, мне нужно было чем-то их занять, чтобы не провести в библиотеке. И я решил завести себе лучшего в мире коня. – Он значительно поднял брови, – лучшего в мире. А я тогда объездил весь мир и точно знал, что такого, как я хочу, в мире нет.

   Вера улыбалась, он выглядел капризным ребёнком в своей категоричности, это почему-то умиляло.

   – Самые быстрые кони в мире в юго-западной Ридии, они называются асхал, дух пустыни. Они способны бежать день и ночь без капли воды и еды, местные воины их очень уважают и воспитывают, как членов семьи. Они очень умные и любопытные. – Он замолчал, задумался, потом чуть тише сказал: – Я там когда-то жил, учил язык, – коротко улыбнулся, посмотрел на Веру, – когда вы говорите «милаха», я слышу это на халли, тамошнем языке. Больше ни в каком языке нет такого слова.

   Она улыбнулась, он отвёл глаза, продолжил:

   – Но южные кони предназначены для пустыни, они очень сухие и с короткой шерстью, по эту сторону гор они мёрзнут и болеют. Здесь популярны карнские рудольфы, их вывели лет двести назад, влив в породу местных верховых кровь северских тяжеловозов. Это очень сильные кони, огромные и неспешные, абсолютно невозмутимые и способные работать в любой мороз. Рудольфы получились крупные и сильные, но по характеру подвижные и хорошо дрессируемые. Я объездил десяток лучших конезаводов мира, изучал архивы, выбирал генетические линии и пришёл к выводу, что с кем бы ни скрещивали северных, результат получается крупным, но кроме размеров и силы, больше практически ничего не наследует. И поехал на север.

   Его передёрнуло, Вера заметила и с ехидным сочувствием прикусила губу:

   – На праздник попали?

   Он крепко зажмурился и выдохнул:

   – Я думал, я сдохну. Из жизни выпала неделя, первые дни ещё хоть как-то помню, потом просто провал, мне рассказывали, что я делал, я не верил. – Он тяжко вздохнул, махнул рукой, – когда пришёл в себя, я был уже дома, и как оказалось, где-то между гуляньями даже умудрился купить очень хорошую кобылу, из горной линии, они не такие большие как равнинные, но по выносливости сильнее и более весёлые. Черную.

   Он бросил на Беса обожающий взгляд, продолжил:

   – Пригласил в гости своего учителя выездки из Ридии, у него был очень хороший асхал, уже старый, у него было много жеребят, все очень удачные. И стал ждать, – он улыбнулся, качнул головой, – я очень плохо умею ждать. Через пару месяцев эта кобыла решила, что я – такой специфический жеребёнок, который постоянно крутится рядом, стала пытаться меня облизывать и опекать. Отец сначала смеялся, что я скоро забуду человеческую речь и буду только ржать и фыркать, потом решил меня чем-то занять и послал учиться в Оденс, в Высшую Академию, – он криво усмехнулся, – меня там не любили, я плохо говорил по-карнски и часто дрался. Мой друг предварительно ставил на меня деньги и мы их потом делили. Он сейчас банкир.

   Министр посмотрел на Беса, тот повернулся к ним, как будто заметил.

   – Когда он родился, я бросил Академию. А он был меньше новорожденных северных и даже меньше рудольфов, опытные заводчики говорили, что я испортил коня. Но я не обращал на них внимания, я на седьмом небе был – Бес соображал куда быстрее остальных жеребят и с удовольствием занимался ерундой – поднимал ноги по команде, садился, ложился, ржал, прыгал. Когда он подрос, его обожал весь конезавод, он умудрился найти подход к каждому. Но он всё ещё был маленький, – министр саркастично усмехнулся, – все говорили «мальчик бесится от скуки», «мальчик воспитывает цирковую лошадь»...

   Он опять с обожанием посмотрел на коня, надуваясь от гордости:

   – А «мальчик» взял и выиграл Большую Гонку, – посмотрел на Веру, пояснил, – это скачки по пустыне, сутки непрерывного бега от рассвета до рассвета. Когда мы подали заявку, над нами смеялись. Асхалы мелкие и очень гармонично сложенные, Бес рядом с ними выглядел несуразно большим, высоким, худым, с тонкими ногами и широкими копытами, а я среди наездников был самым маленьким, в пустыне семнадцатилетних вообще не допускают к дрессировке лошадей, это считается слишком ответственной работой. Когда мы пришли первыми с солидным отрывом, смеяться перестали. Я знал, что мы выиграем, – он хитро улыбнулся, – и специально для этого приготовил «гордую походку и поклон». Бес!

   Конь поднял голову, министр сказал, как будто сам себе:

   – Нет, он не захочет сам. Сейчас.

   Он встал, подозвал коня, что-то сказал на ухо и подвёл его ближе к Вере. Выпрямился, высокомерно задирая подбородок и расправляя плечи, конь выгнул шею и тоже поднял голову, забил копытом. Потом министр тронул его локтем и они пошли, в ногу, излучая столько самодовольства, что Вера рассмеялась и зааплодировала. Они синхронно остановились и поклонились, Бес опустился на переднее колено и наклонил голову, министр просто чуть поклонился, излучая гордость. Потрепал коня по шее, что-то тихо говоря в ухо, конь фыркал и хватал его губами за волосы. Министр вернулся на ступеньки, развёл руками:

   – Вот так мы делали на каждой гонке. Мы заслужили по яблоку? Я видел, у вас есть.

   Она рассмеялась и расстегнула сумку, достала два яблока и отдала министру, он подозвал коня и отдал одно, вторым захрустел сам. Откусил два раза, а на третий наглая конская морда выхватила его чуть ли не изо рта, министр возмущённо выпрямился, а Бес, зажав в зубах яблоко и высоко задрав хвост, отбегал на другую сторону улицы и весело ржал, как будто смеялся.

   Вера сквозь смех сказала:

   – По-моему, он не в курсе про вас и вашу еду.

   Министр изобразил возмущение, Вера достала из сумки последнее яблоко и протянула ему. Бес от удивления разжал зубы, упустив надкусанное яблоко, министр развёл руками:

   – Поздно, дружище, доедай теперь.

   Конь фыркнул и отвернулся, стал рассматривать парк. Министр взял у Веры яблоко, посмотрел на него, хитро улыбнулся и сказал:

   – Вы говорили, что обладаете великой мощью, позволяющей ломать яблоки?

   Вера с нехорошим предчувствием посмотрела на последнее яблоко, твёрдое и крепкое, потом на министра Шена, он медленно кивнул:

   – Я требую демонстрации мощи.

   – Может, не надо? – со слабой надеждой вздохнула Вера, он качнул головой:

   – Мы с Бесом показали вам представление, ваша очередь. Давайте, мы хотим зрелищ.

   Вера неохотно взяла яблоко из его рук, провела ногтем полосу, по которой потом сломается всё яблоко, вытерла руки о юбку, попыталась взяться поудобнее и стала ломать. Яблоко ощущалось гранитным монолитом, Вера старалась не смотреть на министра, но всё равно чувствовала его ехидную улыбку.

   – Нож дать? – сочувственно вздохнул министр, пытаясь сдержать смех, Вера пыхтела и сопела, бросила на веселящегося министра укоризненный взгляд и опять вцепилась в яблоко, где-то внутри него уже слышался обнадёживающий хруст.

   – Помощь нужна? – ещё сочувственнее спросил министр, Вера мотнула головой:

   – Я справлюсь.

   Он помолчал, повздыхал и ещё мягче предложил:

   – А может, мы будем просто откусывать от него по очереди? – Вера не выдержала и рассмеялась, но яблоко не отпустила, качнула головой:

   – Сейчас всё будет, я чувствую, оно уже дрогнуло.

   Министр с трудом сдержал смех, Вера приложила последнее усилие и яблоко наконец дало трещину, с хрустом разломилось на две неодинаковые половинки. Вероника победно выпрямилась и вручила министру большую:

   – А вторая мне.

   Он впечатлённо качнул головой, изобразил уважительный сидячий поклон:

   – Какая мощь, поразительно.

   – Я просто давно не тренировалась, – пробурчала Вера, откусывая от своей половины.

   3.24.4 Снежинка и Моша

   Министр вдруг насторожился и замер, Вера тоже застыла, прислушиваясь к шуму близкого рынка и шелесту ветра в редких кронах парковых деревьев. За каменной стеной храма кто-то мёл двор, в парке стучал дятел, раздался вой кошачьей драки и министр выдохнул, расслабляясь, улыбнулся с извиняющимся видом:

   – Показалось.

   – Что показалось? – всё ещё шёпотом спросила Вера, он отмахнулся:

   – Что нам сообщают о том, что надо идти на второй круг. – Вера непонимающе нахмурилась, он объяснил: – В условиях города знаки должны быть похожи на обычные звуки города – крики торговцев, разговоры, голоса городских птиц и кошек.

   – А, – она понимающе кивнула, он чуть улыбнулся, указал кивком за спину:

   – В храмах Ра Ни держат кошек, их тут полно.

   Из кустов с той стороны ограды выпрыгнул здоровенный рыжий кот, скользнул между прутьями и побежал вдоль переулка. Бес заинтересованно проследил за ним взглядом, потом попытался догнать и куснуть, охреневший кошак прыгнул обратно в парк, Бес шумно вздохнул и пошёл обратно. Вера увидела, как с дерева спускается ещё один кот, понаблюдала грациозный прыжок и решила, что это кошка – слишком маленькая и изящная, гладкошёрстная, с остренькой мордочкой и голубыми глазами.

   – Красивая какая, – вздохнула Вера, министр проследил за её взглядом и кивнул:

   – Храмовая. Видите бирку на шее?

   Вера присмотрелась, кошка увидела, что на неё смотрят, и стала воображать специально, медленно вылизывать розовую лапку, щуриться на солнце. Вера тихо рассмеялась и позвала её:

   – Кис-кис-кис, иди сюда.

   Кошка насторожила уши, но тут же отвернулась и сделала вид, что ничего не заметила. Вера позвала опять, министр поморщился:

   – Зачем она вам?

   – Просто так, потискать.

   – Тоже дефицит ласки? – фыркнул министр, Вера порадовалась, что не смотрит на него, и беззаботно кивнула:

   – Ага. Кис-кис, ну иди, давай.

   Кошка медленно прошла между прутьями ограды, подошла к Вере, мягко запрыгнула на ступеньку, прошла по юбке, оставляя на красной ткани пыльные следы. Вера погладила её, кошка выгнула спину, протираясь по её ладони... и не останавливаясь перешла на колени к министру Шену.

   Вера возмущённо ахнула, министр прыснул и рассмеялся, сочувственно посмотрел на Веронику, пожал плечами. Кошка топталась по его коленям кругами и мурлыкала, хотя он её не трогал, а сидел как и раньше, опираясь руками на ступеньку. Вера с шутливой угрюмостью смотрела на кошку, аж трясущуюся от счастья, пушистая зараза тёрлась об министра всем телом, кружилась и падала то на один бок, то на другой, вставала и опять утыкалась лбом ему в живот, выгибаясь и ввинчиваясь в него, потом внезапно поднялась на задние лапы и ткнулась носом ему в подбородок, заставив поморщиться и отдёрнуться. Вера рассмеялась, министр вытерся рукавом и буркнул:

   – Не люблю кошек. Заберите её, вы звали, вы и развлекайте.

   – Нет, – с шутливой угрюмостью задрала нос Вера, – она прохлопала своё счастье, я два раза не предлагаю. Ушла к вам – туда ей и дорога, а я найду себе другую кошку. Или кота. – Вера осмотрелась, увидела под кустом здоровенного кошака воробьиного цвета, явно немолодого и битого жизнью, радостно указала на него: – О, вон того! Иди сюда, страшилище, кис-кис-кис.

   – Зачем он вам? – ещё более устало вздохнул министр, пытаясь спихнуть со своих коленей настырную кошку.

   – Тискать, – как само собой разумеющееся ответила Вера, кот настороженно осмотрелся и перебежал к ступенькам, прижимаясь к земле и косясь на следящего за ним Беса. Вера наклонилась к нему и осторожно протянула руку, шёпотом сказала:

   – Здравствуй, мохнатое чудовище.

   Кот осторожно понюхал кончики пальцев и отодвинулся. Вера положила руки на колени и стала рассматривать парк. Министр хмыкнул:

   – А как же тискать?

   – Он ещё не решил, – серьёзно ответила Вера, посмотрела на кота, тихо сидящего возле её бедра, изобразила шутливый снобизм, – он не из этих, – кивнула на белую кошку, которая продолжала домогаться министра Шена, – он взрослый серьёзный кот, разборчивый в связях. Если он захочет, чтобы его погладили, он даст понять. Да, чудовище? – Вера посмотрела на кота, он внимательно посмотрел ей в глаза и замурлыкал.

   Министр фыркнул и покачал головой, тихо смеясь. Посмотрел на часы, вздохнул:

   – Долго они.

   – Это плохо? – посерьёзнела Вера, он качнул головой:

   – Это хорошо. Если бы что-то пошло не так, нам бы уже сказали.

   Вера задумчиво посмотрела на его куртку и спросила:

   – Что это за форма?

   – Генеральская сотня, – министр с лёгким раздражением смахнул с куртки белую шерстинку, – личная гвардия военного министра. – Посмотрел на парк, криво улыбнулся Вере: – Он узнал о вашем Призыве и был страшно возмущён тем, что вашей охраной занимаюсь я. Он считает себя самым умным и сильным в мире, – министр фыркнул, – узнал о вас через месяц после Призыва, теперь гордость чешется и требует возмездия. – Вера непонимающе подняла брови, он поморщился: – Вояки всегда считали, что на них держится королевство, что наша военная мощь – основа спокойствия на континенте. Если бы он знал, сколько раз за последние десять лет я предотвращал войну одной точечной операцией, его бы удар хватил. – Он помолчал, посмотрел на рукав своей формы, – кто-то ему сболтнул, что вас похитили на следующий день после того, как я вас отбил у Тонга, и что потом ещё не раз на вас совершались покушения. Он не знает о существовании Лики. И он возомнил, что справится с вашей охраной куда лучше меня, причём он имел глупость рассуждать об этом во всеуслышание в королевском дворце. Его слова услышал королевский шут и предложил ему вас украсть, раз уж он так уверен, что я вас плохо охраняю, то у него должно получиться. Якобы, если он сможет, то и враги смогут, значит, он имеет полное право взять охрану на себя. А шут тесно сотрудничает с разведуправлением.

   Вера поражённо выдохнула, министр улыбнулся:

   – Да, он умный парень, вы познакомитесь с ним на балу. Не обманывайтесь его внешностью... хотя, я думаю, вам это не грозит.

   Он загадочно улыбнулся, Вера почувствовала, что краснеет, и поспешила вернуть его к теме:

   – Так что там за фишка с формой и Ликой?

   – О, это просто милая шутка, – он высокомерно усмехнулся, – маленькая кнопка коллеге на кресло. – В его глазах появилось самодовольное мечтательное выражение. – Господин военный министр вчера получил информацию о вашем маршруте и времени выхода, я планировал всё провернуть с Ликой, но его слишком умный заместитель уже один раз похищал Лику, и на этот раз решил подстраховаться. Я пока ещё не выяснил как, но они нашли способ вас отличать. Возле западных ворот, отделяющих мастерские от торговых рядов, сидел наблюдатель, который должен был убедиться, что это точно вы, и подать сигнал. После этого господин военный министр гордо и громко, как на параде, во главе кавалькады выезжает за вами. Хватает вас, как слон проносится через весь рынок и везёт вас в своё министерство. Это такое здание, похожее на замок, с валом и рвом, там глубокие подвалы и бараки для гарнизона.

   Министр исходил ядовитым сарказмом так, что даже его конь насторожено отодвинулся, Вера молча слушала.

   – Правда, когда замок строился, никто не учёл, что рядом скоро построят элитную гостиницу, с крыши которой весь замковый двор просматривается и простреливается. А к подвалам их я вообще уже давно аккуратненько подкопался, – он довольно ухмыльнулся, отряхнул рукав, – в этом подвале я потянул форму. В общем, он рассчитывал, что я брошусь в погоню, поэтому расставил по пути ещё отряды, которые должны прикрывать его слоновью кавалькаду и сопровождать потом до замка.

   – И что вы сделали? – заблестела глазками Вера.

   – Угостил коллегу безобидным зельем, от которого его десяток дуболомов посыпался с лошадей, надел его физиономию и сделал всё по его плану. Группа Двейна соберёт этих бедняг в таком же магически закрытом переулке как этот, развезёт по домам и магически внушит, что они всё сделали как планировали. Группа Мартина отвезёт Лику в замок, двери им откроют группы сопровождения. Лика проведёт там день, а ночью обчистит их архив и уйдёт через мой лаз в подвале. А на базе мой дознаватель сейчас общается с наблюдателем, так что очень скоро я буду знать, как они вас отличали.

   – Интересная у вас работа, – впечатлённо вздохнула Вера, он улыбнулся на одну сторону:

   – Да, особенно после вашего Призыва, ни дня без сюрпризов.

   Вера почувствовала тепло на ноге и опустила глаза, кот аккуратно трогал её бедро лапой и следил за её реакцией, Вера улыбнулась и шепнула:

   – Залазь, не стесняйся.

   Кот вздохнул и сел поближе, положил ей на ногу передние лапы и опустил на них голову, стал тихо мурчать. Вера осторожно погладила его голову кончиками пальцев, министр фыркнул:

   – И всё? Слабо вы как-то тискаете.

   – У него рана на шее, ему будет больно, – Вера аккуратно разобрала шерсть и показала длинную царапину под ухом. – Надо его намазать.

   Полезла в сумку, достала косметическое масло и капнула на палец, дала коту понюхать, он долго решался и принюхивался, но потом облизал палец. Вера накапала ещё и стала мазать его шею, разорванное ухо, другие мелкие царапины. Она не смотрела на министра, но чувствовала, как его раздражает то, что она делает.

   – Что? – наконец не выдержала она.

   – Вы тратите дорогое масло на безымянного уличного кота, которого в первый раз в жизни видите.

   – И что? Вещи для людей, а не люди для вещей.

   – При чём здесь люди, вы кота мажете.

   – «Люди» здесь я, я делаю это для себя, – ответила Вера, закрывая и пряча масло. Министр раздражённо сопел и хмуро смотрел на кота, наконец буркнул:

   – Я не понимаю.

   – Очень жаль, – вздохнула Вера, опять трогая кота за здоровое ухо и чуть улыбаясь. Она видела, как бесит министра её безмятежность, и почему-то не хотела ничего менять.

   – Ваше «очень жаль» каждый раз звучит как диагноз, – наконец выдохнул он, она пожала плечами:

   – Если вы не понимаете сами, то объяснять бесполезно.

   – Уж потрудитесь объяснить хоть раз, – прошипел он, она прохладно улыбнулась:

   – Вы тоже много чего обещали мне объяснить, но что-то не торопитесь.

   – Например?

   – Что я сказала неправильно тогда в подвале, про доброго императора Ву? – Министр резко отвернулся, Вера пожала плечами и грустно улыбнулась: – Вот видите. Не хотите – не говорите, буду ходить необразованная и делать ошибки. – Он молчал, она гладила кота. – А по поводу имени вы правы, надо его назвать. Назову его Мох, сокращение от Мохнатое Чудовище. А звать буду Моша. Тебе нравится? – Она наклонилась к коту, он прикрыл глаза и тихо муркнул в ответ, Вера улыбнулась. – А ещё надо сделать ему ошейник.

   – Зачем? – прошипел министр.

   – Ну у вашей же кошки есть.

   – Их выдают в храме, это бирка с именем.

   – И как её зовут? – Вера заинтересованно повернулась, министр грубовато взял кошку за ошейник и показал Вере пластинку с парой иероглифов:

   – Снежинка.

   – Ей подходит, – улыбнулась Вера. Где-то за стеной раздался звонкий гонг, кошка сорвалась с коленей министра Шена и с пробуксовкой бросилась к забору, ловко вскарабкалась и спрыгнула с той стороны. Министр фыркнул и стал отряхивать колени:

   – Женщины...

   – В смысле? – выпрямилась Вера, из солидарности готовясь спорить по любому поводу.

   – Это сигнал к обеду, – ехидно пояснил министр, – храмовых кошек кормят вместе с послушницами.

   – И что? – подняла брови Вера. – Значит, когда она вас домогалась, вы не обращали на неё внимания, а когда она ушла, вы недовольны. Так вы любите кошек или не любите?

   Он поморщился и не ответил. Из парка раздался вой дерущихся котов, Мох насторожил уши, но глаз не открыл, зато министр поднял голову:

   – Это нам. Всё закончилось, можно идти домой.

   Он встал и застегнул куртку, достал перчатки, Вера осторожно сняла с себя лапы кота, погладила его и забросила сумку на плечо. Ещё раз посмотрела на изображение женщины в воротах, вдруг почувствовала желание к ней прикоснуться и поднялась по ступенькам. Ворота были высокие, но до сложенных рук Вера дотянулась, тронула их пальцами, на миг ощутив удар тока, опустила руку.

   – Что вы делаете?

   – Не знаю, захотелось, – медленно сказала Вера, сама пытаясь понять себя, спустилась со ступенек и опять оглянулась на богиню. – А в храм можно зайти, просто посмотреть?

   – Вас там никто не ждёт.

   «Дзынь.»

   Министр вздрогнул и отвёл глаза, но сразу же бросил на Веру злой, раздражённый взгляд. Она улыбнулась и ехидно протянула:

   – Ай-яй-яй, как некрасиво. Проверять людей на враньё, исподтишка, фу таким быть. Да к тому же прибором, использование которого разрешено только на судах и допросах, и то подсудимый имеет право отказаться. А я, вот так вот просто, ужас какой. А с виду такая приличная девушка... И где я этого нахваталась? – Она манерно захлопала глазками, министр угрюмо сложил руки на груди и смотрел на неё с выражением скуки и усталости на лице. – Значит, меня там ждут?

   Он отвернулся, постоял молча, посмотрел на часы и свистнул, подзывая коня. Вера саркастично рассмеялась, развела руками:

   – Отлично, привычно, как обычно. Господин министр хочет знать всё, даже если его это меньше всего касается, а госпожа Вероника обойдётся и без информации, имеющей к ней прямое отношение. Прекрасно.

   Министр поправил перчатки и вскочил в седло, протянул Вере руку. Она устало вздохнула:

   – Я не знаю, как это делается.

   Он выругался под нос, свесился с седла и втащил её к себе, грубовато усадил как надо и толкнул коня пятками, заставив Веру покачнуться и схватиться за гриву.

   «Маленькая месть, да? Ничего, я тоже умею.»

   3.24.5 Измеритель божьей благодати

   Всю дорогу до рынка она лелеяла в себе злость и придумывала планы мести, которые становились страшнее с каждым поворотом, на котором она чудом не соскальзывала с коня. В укромном переулке рынка их ждал Двейн с Вериной сумкой и ещё несколько ребят, которые даже в гражданской одежде выглядели одинаковыми.

   Министр спрыгнул с коня, снял Веру, напоказ мягко и почти нежно, она чуть не рассмеялась с этой клоунады. Но на остальных этот маленький нюанс произвёл впечатление, парни улыбались и отводили глаза, министр делал вид, что не замечает. Двейн вручил ей её пакеты, вопросительно посмотрел на министра Шена, тот кивнул и снял с шеи «маяк»:

   – Проводи госпожу Веронику ко мне.

   Улыбочки стали ещё шире, Вера решила тоже делать вид, что не видит их. Двейн взял камешек и предложил Вере руку, она взялась покрепче, Двейн кивнул одному из парней и её бросило на белый капот, визг, звон стекла, удушливая боль и шок, когда она резко прошла. Они стояли в библиотеке, Двейн смотрел на часы. Бросил короткий взгляд на Веру и чуть улыбнулся:

   – Четыре секунды.

   – Статистику ведёшь? – криво улыбнулась Вера, он кивнул:

   – Барт попросил, – отпустил ей руку и осмотрелся, – вам ещё что-нибудь нужно?

   – Нет, спасибо. – Она взвесила в руках сумки, он поклонился:

   – Тогда я пойду. Госпожа.

   – Счастливо, – она помахала ему рукой и пошла расставлять покупки, но выйдя в гостиную, замерла от удивления, увидев сидящего в кресле Барта, он вскочил и раскинул руки:

   – А здесь я!

   – Привет, – Вера поставила сумки и обняла мага, взлохматила ему волосы, – как ты тут оказался?

   – На обед пришёл, – он отпустил её и любопытно заглянул в пакеты, – мне теперь можно, я всё уладил. А что это?

   – Это «дырокол» называется. – Вера стала доставать из сумки свёртки и объяснять: – Это скрепки, на, дарю. Это зажимы, тоже дарю.

   – Выглядит дорого, – осторожно сказал Барт, рассматривая украшенный травлением зажим, Вера махнула рукой:

   – Скоро на каждом углу будет за копейки продаваться, забирай, у меня их десять. Это папка, листы вот так дыроколом, а потом сюда.

   – Круто, – улыбнулся маг, – это нужная штука, а то они постоянно рассыпаются. А это?

   – Это мясорубка, я Булатику подарю. А там яблоки.

   – И всё? – нахмурился Барт.

   – Всё, на этом моменте меня похитили. – Она рассмеялась, глядя на вытянувшуюся физиономию мага. – Ты не знал? У меня сегодня была увлекательная поездка на коняке, боком, это была жесть.

   – М-м, – Барт пару раз приподнял брови, игриво понизил голос, – господин катал тебя на Бесе? – Она поморщилась, он перестал улыбаться: – Что такое? Это же романтика!

   – Да ну, какая романтика, – отмахнулась Вера, Барт тяжко вздохнул и помрачнел:

   – Так вы что, не помирились? – Вера нахмурилась, думая, сказать, что они уже успели поссориться опять, или промолчать. – Вер, а из-за чего вы поссорились? Я так и не понял. Все говорят, что он просил тебя перестать посылать ему удачу, когда он тренируется, и что на следующей тренировке ты желала удачи Двейну и он дважды достал господина Шена, один раз даже лицо. Ты из-за этого расстроилась?

   Она криво усмехнулась и посмотрела на потолок, на Барта:

   – Ты в курсе, что квартира прослушивается?

   – Я умею ставить защиту от прослушки, – он на секунду закрыл глаза и кивнул: – Всё, говори.

   Она медленно глубоко вдохнула и села на диван, Барт пристроился рядом, заранее делая сочувственную мордочку.

   – Позавчера твой папик у меня обедал, – сдерживая злость, начала Вера, – а после обеда собирался повоевать и вечером прийти. Вечером не пришёл. И ночью, и утром. – Её опять начало трясти от злости и того ночного страха, который был ещё слишком свеж в памяти. – А потом ворвался в девять утра и потребовал, чтобы я прекратила желать ему удачи, потому что столько удачи ему на тренировке не нужно.

   Барт поморщился и сочувственно спросил:

   – Ты ждала его всё время?

   Вера глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки:

   – В прошлый раз, когда он обещал прийти и не пришёл, на него колонна упала, а всю остальную группу истыкало осколками... – у неё задрожал голос, Барт приподнялся и обнял её, прижал к себе, стал успокаивающе шептать на ухо что-то неразборчивое и она всё-таки разревелась, он погладил её по плечам и вздохнул:

   – Ну, у господина, наверное, были причины...

   – Наверное, – истерично хохотнула Вера, – но меня он в них не посвятил.

   – А что за коробка в библиотеке стоит?

   – Очередная попытка господина министра купить то, что не продаётся, – фыркнула она, – надо её спрятать.

   – А что там?

   – Не знаю, я не открывала.

   – Так давай откроем.

   – Поздно уже. Я успела ляпнуть, что не открою, пока он мне не скажет, почему не пришёл.

   – Вы друг друга стоите, – фыркнул маг, погладил Веру по спине, вздохнул. – Так вы помирились или нет?

   – Мы просто проехали и сделали вид, что ничего не было.

   – То есть, у вас всё хорошо?

   – Барт, – устало вздохнула Вера, – «у нас» ничего нет, это слухи, и они врут. А твой хитромудрый папик эти слухи не опровергает, потому что они ему удобны и выгодны, всё.

   – Вера, ну я же маг, мне бесполезно врать, – усмехнулся он, – я вижу, что он тебе нравится.

   – Для отношений нужно два человека, детка, – невесело усмехнулась Вера, – а твой папик, похоже, вообще не знает, что это такое. Мне иногда кажется, что если прижаться ухом к его груди, можно услышать, как внутри воет метель.

   Барт тяжко вздохнул, поколебался и тихо сказал:

   – Не суди его слишком строго, ладно? В Империи всё совсем не так, как в Карне... или как у вас, в твоём мире, я не знаю. А господин вообще вырос в таких условиях, что... он так привык, всё покупать, понимаешь? Он и меня купил, и Эйнис.

   Вера выпрямилась, округляя глаза, Барт кивнул и развёл руками:

   – Да. Он предложил мне контракт на десять лет службы и двадцать тысяч аванса, которыми я заплатил за Высшую Школу Спецкорпуса и обычную старшую школу. Но дело в том, что несовершеннолетние не имеют права подписывать такие контракты, там нужна подпись опекуна. И он заплатил моей сестре... я не знаю, сколько, много, наверное. Заплатил за то, чтобы она забыла о моём существовании. И с меня взял обещание, что я не буду туда ходить и пытаться с ними связаться. А Эйнис вообще... Её же за кражу искали, она пряталась. Он пришёл к ней домой с ордером на арест и сказал её родным, что либо они возмещают стоимость того, что она украла, либо он её забирает и не их дело, куда. Её мама стала возмущаться, а он просто спросил, сколько они хотят за дочь, предложил сумму, покрывающую их долги, и небольшие выплаты каждый месяц, пока Эйнис будет у него жить. Они согласились. А она на них смертельно обиделась и поклялась, что ноги её там не будет. – Барт невесело усмехнулся, пожал плечами: – Я думаю, он специально это при ней сделал, чтобы... – он замер, испуганно расширив глаза, Вера тоже услышала стремительные шаги и быстро вытерла лицо.

   Министр возник в дверях и хмуро рыкнул:

   – Ты что тут забыл?

   – Тихо, – Барт поднял ладонь, на всякий случай отодвигаясь подальше, – спокойно, я сейчас всё объясню! Сейчас, – полез за пазуху и вытащил сложенную бумажку с водяными знаками и печатями: – Вот, всё. Я дипломированный бытовик, могу ходить к Вере.

   Министр нахмурился ещё сильнее, быстро подошёл и выхватил у Барта диплом, пробежал глазами.

   – Где ты его взял?

   – Ректор выдал, – чуть расслабился Барт, – после того, как я сдал экзамен комиссии, всё честно и законно.

   – Экзамен нельзя сдать досрочно, – сложил руки на груди министр, Барт улыбнулся так самодовольно, что Вера тоже невольно улыбнулась.

   – Это кому попало нельзя, а мне – можно, я гений.

   – Сколько ты за это заплатил, гений? – фыркнул министр, небрежно тыкая диплом Барту.

   – Ректор – приличный человек, он взятки не берёт...

   «Дзынь.»

   – ...это было добровольное пожертвование в казну Академии, – задрал нос маг. – И это далеко не всё. Господина ректора очень заинтересовала книга, которую я пишу. Вы не знали? Я пишу справочник по предельной вариабельности переменных параметров заклинаний, уже два тома готово, третий в работе. И в конце третьего тома я напишу особую благодарность своему ректору и наставнику, а ещё подарю по десять экземпляров всем пяти академиям Оденса.

   Он замолчал, как будто ждал аплодисментов, Вера улыбалась и кусала губы, министр медленно смерил взглядом лучащегося гордостью мага и приподнял бровь:

   – Это всё?

   Маг скривился и неохотно признался:

   – Ещё я бесплатно зарядил все амулеты главного корпуса. Мне было лень бегать по аудиториям, поэтому я поставил ограничение по внешним стенам и запитал всё. – Он вздохнул, вжал голову в плечи: – Только вертикальное ограничение поставить забыл, получился луч в небо, который зарядил облака и птичек, а вниз ушла волна, зарядившая скалы и коммуникации. А ещё я не знал, что под Академией установлен накопитель размером со спортзал, я случайно зарядил и его тоже, – он вжал голову в плечи ещё сильнее, тихо продолжил, – после этого пришлось отдохнуть пару часов в лазарете, но уже всё нормально.

   – И после этого тебе дали диплом? – иронично вздохнул министр, Барт пожал плечами:

   – До этого. – Министр устало потёр лицо и покачал головой, Барт хитро улыбнулся: – Всё, я дипломированный бытовик.

   – А теперь давай вспомним, – вздохнул министр, – как звучал приказ.

   – Вы сказали, чтобы я не появлялся в этой квартире, в смысле, в той квартире, пока не сдам экзамен, – кивнул Барт, – я сдал.

   – И ещё я сказал, что ты будешь посещать занятия со всеми остальными студентами.

   Барт надулся и буркнул:

   – Я буду. Но экзамен я сдал. Я могу ходить к Вере.

   Министр впечатлённо качнул головой, посмотрел на Веру, она увидела в его глазах сдерживаемый смех, который он тут же спрятал и медленно кивнул Барту:

   – Ладно, – секунду посмотрел на воодушевившегося мага и добавил: – Час в день.

   – Два, – упрямо буркнул маг.

   – У тебя слишком много свободного времени? Могу записать ещё на какие-нибудь курсы.

   – Ладно, час, – поднял ладони Барт, – можно в несколько визитов?

   – Можно.

   – Спасибо, – Барт улыбнулся, порывисто обнял Веру, чмокнул в щеку: – Я вечером зайду, принесу твой заказ. Пока! – ещё раз поцеловал её, схватил из сумки яблоко, поклонился министру и исчез.

   Вера улыбнулась и осторожно подняла глаза на министра Шена, тот смотрел на неё с весёлым недоумением и молчал, она не выдержала:

   – Что?

   Он ещё раз качнул головой и вздохнул:

   – Женщины...

   – Что?! – ещё больше окрысилась Вера, он криво улыбнулся:

   – До вашего появления Барт был само смирение и кротость. А теперь даёт взятки, прогуливает уроки и позволяет себе по-своему трактовать мои приказы.

   – Он просто вырос, – фыркнула Вера, стала разворачивать свои покупки, просто чтобы чем-то заняться и не смотреть в глаза министра Шена. Тот постоял молча, глядя как она раскладывает покупки, тихо сказал:

   – Я выяснил, как вас отличали от Лики. – Вера подняла глаза, он достал из кармана какой-то маленький прибор, она подошла ближе. Запаянная стеклянная трубка, с подвешенной внутри свободно болтающейся стрелкой и шкалой с делениями, была похожа на какой-то стимпанковский декор. Вера вопросительно подняла глаза, министр встряхнул трубку: – Смотрите.

   Поднёс её к Вериной руке, стрелка качнулась, и звякнув, упёрлась в стеклянную стенку.

   – Здесь десять делений, – министр развернул прибор Вере, – тот, кто это конструировал, вас недооценил.

   – Что он измеряет?

   – У этого излучения нет названия, Док предложил наречь его «божья благодать», – он закрыл глаза и фыркнул, Вера нахмурилась:

   – Почему?

   – Этот прибор фиксирует излучение, которое до недавнего времени считали невозможным засечь и измерить. Он реагирует на шаманок и жрецов. И на вас. В разведуправлении служит штатная шаманка, довольно сильная, возле неё прибор показывает тройку. А возле вас – зашкаливает.

   – И что это значит?

   – Это значит, что перед всеми операциями с Ликой вы будете желать ей удачи. – Вера непонимающе нахмурилась, он пояснил: – Возле Двейна прибор показывает двойку, а возле мастера Валента – четвёрку. Я думаю, вы распространяете эту «благодать», когда желаете удачи.

   – А возле вас?

   – На меня он не реагирует, – холодно бросил министр, глядя куда-то мимо Веры. Она пожала плечами:

   – Удачи.

   Стрелка звякнула о стекло и упала, министр выровнял трубку, хмыкнул:

   – Семь.

   – Сейчас ещё попробую, – заинтересованно улыбнулась Вера, сжала кулаки и опять представила себя радиоточкой. Стрелка звякнула и замерла, министр встряхнул трубку, но стрелка продолжала упираться в стекло как приклеенная. Он поднял на Веру шутливо настороженный взгляд, криво усмехнулся:

   – Я так понимаю, моя вечерняя тренировка пропала?

   Вера перестала улыбаться и отвела глаза:

   – Я пожелаю Двейну потом.

   – Пожелаете, заодно измерим, как это зависит от расстояния. – Он замолчал, стал рассматривать свёртки. Вера чувствовала, как в нём растёт напряжение, и молчала, наконец он сказал: – Я расскажу. – Поднял глаза, увидел непонимающий взгляд Веры и опять отвернулся: – Что вы не так сказали на базе про императора Ву, я объясню. А вы ответите на мой вопрос. Вечером, я приду после тренировки.

   – Хорошо, – Вера кивнула, настороженно ожидая новых сюрпризов, но он молча поклонился и ушёл.

***

3.24.6 Праздник в честь окончания карантина для Барта

   Она проторчала на кухне весь вечер, снимая напряжение бесконечным нарезанием всего подряд. В какой-то момент ей перестало хватать конфорок и места на столе, Вера немного пришла в себя и схватилась за голову. На плите варился суп, тушились тефтели в томате, кипела картошка и шипела сковородка с блинами. На столах громоздились салаты, башня бутербродов и три вида начинки для блинов, так что место для блюда с фруктами пришлось долго искать.

   Когда в библиотеке раздались шаги, она сначала решила, что ей показалось из-за бурления, шипения и грохота крышек по кастрюлям, но потом дверь открылась и в кухню заглянул Двейн, окинул столы впечатлённым взглядом и медленно склонил голову:

   – Госпожа.

   Она улыбнулась ему и вздохнула:

   – Двейн, спасай, я не знаю, куда это поставить.

   Он быстро переставил несколько тарелок и помог ей устроить блюдо на столе, улыбнулся:

   – У вас праздник?

   – Ага, карантин для Барта закончился, буду откармливать доходягу. А ты голодный?

   – Нет, спасибо.

   «Дзынь.»

   Он поморщился и вздохнул:

   – Мне нельзя есть, я иду на тренировку, зашёл к вам за благословением.

   Вера рассмеялась и сделала пафосную мину:

   – Благословляю тебя, чадо, да будешь ты силён, быстр и неуязвим до самого рассвета. Иди и заработай кучу денег на синяках господина нашего обожаемого министра, только не убей его, пожалуйста, он мне нужен живым. Всё?

   – Пойдёт, – улыбнулся Двейн, печально осмотрел кухню, Вера улыбнулась:

   – Он ко мне придёт вечером, с Бартом. Хочешь, и ты приходи, тут на всех хватит.

   – Спасибо, я спрошу господина, – он склонил голову, Вера поморщилась:

   – Что значит «спрошу»? Я тебя приглашаю.

   – Спасибо, – ещё сильнее смутился парень, поклонился, – госпожа.

   Она фыркнула и изобразила реверанс, он сдавлено рассмеялся, кивнул и ушёл. Она продолжила готовить, время шло, а никто не приходил. От скуки она взялась вырезать из яблока кроликов, когда услышала в библиотеке топот и страстный стон:

   – Верочка, богиня! – Барт ворвался в кухню и сжал Веру в объятиях, звонко чмокнул в щеку и завопил в потолок: – А я говорил, говорил! Я знал!

   В дверях появился министр, осмотрелся и впечатлённо качнул головой, за ним вошёл сутулый смущённый Двейн, кивнул Вере и уставился в пол.

   – Как потренировались? – Вероника освободилась из объятий Барта и потянулась за тарелками, Двейн с Бартом одновременно наклонились ей помочь и треснулись лбами, одинаково зашипели и потёрли головы. Вера прыснула и грозно ткнула Барта пальцем в грудь:

   – Сядь за стол, разрушитель, и не вставай, пока я не скажу.

   Барт показал язык и поплёлся за стол, министр проводил его взглядом и улыбнулся:

   – Очень забавно потренировались. Как в ваших фильмах, когда человека полчаса бьют, а он даже не устал.

   – Вы смотрели мои фильмы? – оглянулась Вера, министр кивнул, она прищурилась: – А кстати, когда вы лежали в лазарете, над чем вы смеялись?

   – Над фильмом, – он усмехнулся, – там несколько видео с одинаковыми актёрами, они ездят на лошадях, дерутся, – он сжал губы, с трудом сдерживая смех, – стреляют из лука. – Смех всё-таки прорвался, министр потёр лицо, успокоился и вздохнул: – На это можно смотреть бесконечно, смешно каждый раз.

   – Я даже не знаю, о каком вы фильме, – качнула головой Вера, – тоже из «облака»?

   – Наверное.

   Она достала приборы, Двейн уже расставил тарелки и стоял у плиты в полной готовности помогать, Вера улыбнулась:

   – Дружище, расслабься, ты в гостях. – Он смущённо улыбнулся и опустил голову, она хотела похлопать его по плечу, но остановила руку на полпути, почувствовав, что ему будет больно, если она прикоснётся. – Не помогла удача, «чадо»? – невесело усмехнулась она, он мотнул головой:

   – Помогла, конечно, – запнулся и нахмурился: – В смысле?

   – Плечо, – Вера кивнула на предполагаемый синяк, он чуть улыбнулся:

   – Ерунда.

   – Садись, я сама подам. – Двейн опустил глаза и качнул головой, упрямо оставаясь на месте, Вера развела руками со смесью возмущения и безысходности, стала разливать суп и отдавать тарелки Двейну. Все расселись, Барт сиял и потирал руки:

   – Всё? Всем приятного аппетита!

   Все согласились и застучали ложками, Барт справился первым, блаженно оперся плечом о стену и расслаблено улыбался, созерцая стол, вздохнул и протянул:

   – Вера, я тебя обожаю... Я уже говорил тебе, что я тебя обожаю?

   – Сегодня – точно нет, – после паузы ответила Вера.

   – Обожаю, – выдохнул маг. – А если ты завтра сделаешь мне бутеров на обед, я вообще буду самым счастливым бытовиком на свете.

   – В холодильнике стоят, заберёшь, когда будешь уходить. – Она рассмеялась, увидев блаженство на его лице, маг театральным жестом протянул к ней руку и с придыханием простонал:

   – Свет моего желудка! Богиня!

   – Хватит, я сейчас краснеть начну, – рассмеялась Вера, он хитро улыбнулся и выровнялся, взгляд стал самодовольным:

   – Красней, я уже привык. – Вера с недоумением приподняла брови, он усмехнулся: – Я же в девчачьем классе учусь, я там один среди девок. А на безрыбье и я им очень ничего показался. К тому же, в форме.

   – В смысле? – не поняла Вера.

   – А, я же тебе не рассказывал! – маг хлопнул себя по лбу и довольно засиял: – Короче, когда я пришёл записываться на курс, мне разрешили не покупать форму Академии Прикладных Искусств, курс короткий, поэтому смысла нет. И я ходил туда в старой форме, с нашивками Высшей Школы Спецкорпуса.

   Он выглядел таким самодовольным, что она посчитала нужным уточнить:

   – Это круто? Ты говорил, что туда сложно попасть...

   – О, это не просто круто! – Барт самодовольно сложил руки на груди и со значением приподнял брови: – Чтобы туда попасть, мало быть сильным магом, нужно ещё набрать определённый – очень высокий! – балл по основным предметам и немагической боевой подготовке. А в самой школе учёба такая, что выпускная группа выглядит как толпа Артуров. Человек в этой форме в любой толпе будет выделяться, а уж на бытовом факультете! – Он запрокинул голову и широко улыбнулся в потолок: – Когда я вошёл в класс в этой форме, на меня смотрели так, как будто я туда сквозь стену проломился, в боевой раскраске спецуры и со сверкающими щитами. А потом, – он хитро улыбнулся Двейну: – Ты говорил мне, помнишь, чтобы я никому не говорил, что участвовал в боевых операциях? Я понял, зачем. Это гениально. – Двейн опустил глаза, пряча улыбку, Барт стал качаться на стуле от избытка эмоций. – Я сказал соседке по парте, что на практике просто заполняю бумажки и заряжаю артефакты. И в первый же день спалился, когда учительница попросила поставить на себя щит перед практическим заданием, а я поставил универсальный боевой, у всех глаза чуть не выпали!

   Министр хитро переглянулся с Двейном, Барт не заметил, продолжил качаться на стуле и рассуждать:

   – Я потом ещё не раз выпадал из легенды по мелочам, так что все стали подозревать, что я не просто бумажки заполняю. Зато потом однажды ко мне подошла наша староста, там, по делу, – он отмахнулся, – и как бы между прочим спросила, что я, такой крутой, делаю на бытовом факультете. – Он попытался сделать серьёзную мину и даже сел ровно, но надолго его не хватило и улыбка опять прорвалась. – И я сказал ей: «Прости, я не могу тебе сказать». – Министр и Двейн переглянулись и расхохотались, Барт поднял ладони: – Тихо, ещё не всё! Она сделала такое понимающее лицо, что я не сдержался и добавил, – он понизил голос и пафосно мурлыкнул: – «Моя работа не состоит из одних тренировок и бумажек. Иногда жизнь забрасывает в такое дерьмо, что нужно уметь выводить пятна». – Все опять рассмеялись, Барт взялся за лоб, покачал головой: – Я такого серьёзного лица, как у неё, никогда в жизни не видел.

   Министр отсмеялся и протянул Вере пустую тарелку:

   – Ещё.

   – Вы уверены? Там ещё второе и десерт.

   Он задумался, она взяла у него тарелку и стала убирать со стола. Тут же вскочил Двейн, стал помогать, они вместе подали вторую смену блюд. Барт засиял, а министр помрачнел, Вера заметила:

   – Что? – Он сделал вид, что всё нормально, она изобразила лицом: «не верю» и он неохотно признался:

   – Зубы. Я ещё не могу есть мясо.

   – Я в курсе, – иронично улыбнулась Вера, – и именно поэтому я приготовила из него тефтельки, они мягкие.

   Он недоверчиво придавил маленький шарик вилкой и тот распался, Барт рассмеялся, Двейн хлопнул себя по лбу, министр чуть виновато посмотрел на Веру и с досадой на Барта, маг сиял:

   – Я говорил? Говорил! Она богиня, она вообще всё может!

   – Мне кто-нибудь объяснит, в чём дело? – сложила руки на груди Вера, Барт кивнул:

   – Конечно. Я только что выиграл кучу денег, потому что я в тебя верю. А они мне теперь все должны, ещё док, Эйнис и Булат. Они все поставили на то, что ты будешь кормить господина Шена бульонами и пюре, а мясо не приготовишь, потому что Булат купил тебе только свинину, а приготовить её так, чтобы её не надо было жевать, невозможно. Они все так думали, а я знал! – Он рассмеялся и пропел: – Я теперь богат! Что тебе купить?

   – Чай, – с улыбкой вздохнула Вера, Барт достал блокнот:

   – Какой?

   – Твой любимый.

   – Хорошо, – он записал, убрал блокнот и взял вилку, – а теперь я планирую обожрякаться! И вам рекомендую, – сунул в рот половину тефтели и блаженно застонал, Вера тоже взяла вилку, министр вздохнул и тоже попробовал, уважительно кивнул и взял ещё:

   – Вы научите Булата это готовить?

   – Конечно. Когда?

   – Можно завтра, раз уж сегодня вы уже телепортировались.

   – Отлично. – Она тоже взяла вилку, но не успела съесть и половины, как министр протянул ей тарелку:

   – Ещё.

   – Вы уверены? – улыбнулась Вера.

   – Я уверен.

   – Вам потом будет плохо.

   – Мне будет отлично, – решительно кивнул министр, – мне уже сейчас хорошо, а будет ещё лучше. У вас ещё много этих тефтелей?

   – Кастрюля.

   – Можете считать, что я её опечатал, никому больше.

   – Так может, вам только тефтелек положить? – рассмеялась Вера, беря у него тарелку, он качнул головой:

   – Мясо не подают без гарнира.

   Вера рассмеялась, сделала загадочную физиономию и томно мурлыкнула:

   – Господин министр, оглянитесь вокруг. Что вы видите?

   – Кухню, – понимающе фыркнул он, поднял руки, – на которой командуете вы, я помню. Пять тефтелек и обойдёмся без картошки. Нет, десять.

   – Семь, – кивнула Вера, накладывая и подавая ему тарелку, он смиренно кивнул и вонзил вилку в самую большую, полюбовался и довольным голосом шепнул:

   – Кощунство, – положил её в рот целиком и блаженно зажмурился. Двейн шутливо пробурчал:

   – Кощунство – это то, что вы с борщом сделали. Я после этого уже ничему не удивляюсь, – увидел недоумение на лице Барта и объяснил: – Госпожа приготовила борщ, а господину нельзя было жевать, и он взял только бульон. Весь.

   – Из борщика? – ахнул Барт, – разве можно?

   – Это Верина кухня, детка, – высокомерно протянул министр, – здесь всё можно.

   Вероника заметила как вздрогнул Двейн, когда министр назвал её по имени, больше никто, вроде бы, не заметил. Барт продолжал возмущаться, министр наворачивал тефтели, а Двейн смотрел в тарелку и задумчиво улыбался.

   Они доели второе, Вера стала накрывать чай и блинчики, Двейн вымыл посуду, не слушая возражений Веры. Министр от чая отказался, сказав, что ему сегодня предстоит ещё много чая, и при этом так загадочно посмотрел на Веру, что она глупо засмущалась и ничего не ответила. Двейн мигом засобирался и утащил с собой Барта, а тот вообще ничего не успел сообразить и с перепугу забыл свои бутерброды.

   3.24.7 История семьи министра Шена

   Вероника, внезапно оставшаяся наедине с министром за столом, накрытым на четверых, почувствовала себя как-то неуютно, подняла на министра укоряющий взгляд:

   – Зачем вы их выгнали?

   – Уже половина второго, – криво улыбнулся он, – это вы завтра выспитесь, а у меня утром тренировка.

   – Они блины даже не попробовали, – вздохнула Вера, убирая лишние чашки и тарелки, министр махнул рукой:

   – Мы им оставим. Чуть-чуть. Может быть. – Вера молча качнула головой и выключила закипевший чайник, министр улыбнулся: – Мне северский.

   Она достала банку и с тяжким вздохом высыпала последний чай, закрыла и поставила на место. Залила кипятком, и с удовольствием вдохнув аромат, прошептала под нос:

   – Господи, я даже не знаю его названия... Как я буду искать его на рынке?

   – Он называется «Светлый бор», – усмехнулся министр, – и на рынке его не купишь. Там можно купить похожий «Ясный бор», но я думаю, вы отличите, там много чего не хватает.

   – Ладно, будем пробовать новое, – обречённо кивнула Вера.

   – Вы говорили, что хотите прогуляться по восточным рядам? – Вера подняла брови и кивнула, министр выбирал блинчик и не смотрел на неё, она сказала:

   – Двейн мне не рекомендовал.

   – Но вы хотите?

   – Хочу.

   – Я могу организовать вам эту прогулку, но у меня есть несколько условий. Вы наденете то, что я выберу, сделаете причёску, как я скажу, пойдёте по маршруту, который я составлю, и будете обращаться к торговцам на «ты».

   Он наконец выбрал блинчик и вопросительно посмотрел на Веру, она поморщилась:

   – Это некультурно.

   – Что именно?

   – Обращаться ко всем подряд на «ты».

   – А к кому культурно? – криво улыбнулся он, возвращая блинчик на блюдо, она стала наливать чай и перечислять:

   – К друзьям и членам семьи; к тем, кто младше, и к ровесникам; к близким людям, одноклассникам, сотрудникам... – задумалась, пожала плечами, – это трудно так конкретно сформулировать. Обращение интуитивно выбирается, исходя из того, как человек себя держит, как выглядит. Если к простому как табуретка человеку обратиться на «вы», он может почувствовать себя неуютно, а если высокомерному и отстранённому снобу начать тыкать, то это испортит отношения сразу и навсегда.

   – К Двейну вы сразу обратились на «ты».

   Вера поставила на стол чашки и села:

   – Он примерно моего возраста.

   – Он младше меня на два месяца, – усмехнулся министр. Вера вытаращила глаза и ахнула:

   – Двейну тридцатник?!

   – Угу, – министр довольно кивнул, взял чашку, улыбнулся, – а вы думали, сколько?

   – Какая разница, – вяло отмахнулась Вера, тоже выбирая блинчик. – А доктору сколько?

   – Полтинник скоро будет, – он увидел, как она подняла брови, и с улыбкой пожал плечами: – Маги хорошо сохраняются. Барт может, наверное, лет сто пятьдесят прожить.

   – Круто, – вздохнула Вера, прикусила губу и понизила голос: – А у доктора имя есть? Я никогда не слышала, чтобы к нему обращались по имени, а спросить неудобно.

   – Есть, – министр рассмеялся, кивнул, – его зовут Касим. Но проблема в том, что в его боевой группе был ещё один Касим, тоже маг. И чтобы их не путать, Дока стали звать Доктор, это кличка, она была у него задолго до того, как он стал врачом. У него просто дар, как у Барта телепортация, только у Дока побочный эффект всех заклинаний – регенерация. Он без усилий заживляет раны у всех вокруг себя, без разбора свой/чужой, ему это даже мешало, потому что потом иногда приходилось эти раны опять вскрывать, чтобы почистить. Ему сразу говорили, что с таким талантом надо учиться на медика, но он хотел быть боевиком, точно как Барт.

   – А почему стал врачом тогда?

   – Женился, – вздохнул министр, – на решительной даме, которая поставила условие, что не выйдет за него, пока он не получит мирную профессию. Он быстро переучился и остался в разведуправлении.

   – Ясно, – она помолчала и спросила: – А зачем обращаться к торговцам на «ты»?

   Он помолчал, как будто собирался с силами, осторожно сказал:

   – Скоро бал, вам придётся общаться с людьми, с которыми до вас общалась Лика. Я ближе к дате принесу вам записи, чтобы вы знали свою легенду.

   – Какую легенду? – мрачно взялась за висок Вера. – Что вы придумали? И какое отношение это имеет к торговцам с рынка?

   – Самое прямое. – Он выровнялся, стал прокручивать в руках чашку. – Торговцы и ремесленники – средний класс, ниже них только крестьяне, рабочие и рабы. Аристократы выше, и ко всем, кто ниже, обращаются на «ты». Вы, по легенде, дочь богатого землевладельца, состоящего в дальнем родстве с правящей династией...

   – Господи, какой династией?! – Вера схватилась за голову, – я же рассказывала вам про революцию, демократию...

   – Я помню, – он мрачно поднял ладонь, она медленно выдохнула и замолчала, он продолжил: – Но давайте сойдёмся на том, что мне виднее, как вам будет лучше жить в моём мире. Слушайте и запоминайте. Вы аристократка. И не спорьте, это откроет вам все двери, поможет заниматься, чем вы захотите, и выйти замуж, за кого захотите – хоть за шаха, хоть за короля.

   У Веры внутри прокатилась волна нехорошего напряжения, она прикусила губу и отвернулась, он продолжил:

   – Ваш отец владеет землёй, богатой рудой, углём и камнем, можете рассказать про свой карьер, раз уж вы о нём так много знаете. Ваша мать никогда в жизни не работала. Вы сами тоже никогда в жизни не работали.

   – Откуда у меня тогда полная голова технических знаний?

   – Вы учились сами, по книгам.

   – Ясно, – Вера отмахнулась, положила на тарелку надкусанный блинчик и взялась за чашку двумя руками.

   – Дальше, – продолжил министр, – вы были замужем.

   – Да ладно, – саркастично фыркнула Вера.

   – Так надо, – вздохнул он, – иначе вас будут считать либо легкомысленной, либо больной. В вашем возрасте нужно быть замужем.

   – В каком это таком возрасте? – подняла брови она, он укоризненно посмотрел на неё и не ответил, она усмехнулась: – Знаете, когда мне было семнадцать, мне давали двадцать пять, а когда стало двадцать, стали давать шестнадцать. Так сколько мне, по-вашему?

   – Сколько? – прямо спросил он, она скривилась:

   – Не скажу, женщинам в возрасте положено скрывать.

   – Вот и скрывайте, – он отвернулся, отпил чая. – Счастливы в браке вы не были, потому что это был брак по договорённости, детей у вас нет.

   – И на том спасибо, – шёпотом буркнула Вера.

   – Обращайтесь, – с сарказмом выдохнул он. – Траура по мужу или своему миру вы не соблюдаете, в отношениях не состоите. – Вера окаменела, надеясь, что это внешне не заметно. Внутри прокатывались волны страха, обиды и глупой детской надежды, что всё каким-то образом обойдётся. Министр помолчал, потом чуть тише сказал: – Слухи, которые бродят по моему отделу, до дворца не добрались, так что проблем это не создаст. Но если кто-то попробует намекнуть на что-то подобное, говорите, что это ложь. Если будут настаивать, можете по секрету признаться, что что-то было, но это было несерьёзно и уже закончилось.

   Вера так вцепилась в чашку, что костяшки побелели, в ушах нарастал тяжёлый звон, сквозь который едва пробивался его холодный размеренный голос.

   – Дальше. В зал вас поведёт сопровождающий, которого назначит король. Вас объявят, вы спуститесь, подойдёте выразить почтение королю, потом ко всем, кто захочет с вами поговорить, их много. Танцевать вы не умеете, местных танцев не знаете, поэтому не танцуете. По всем вопросам обращаетесь к сопровождающему, но если вдруг что, я буду в зале поблизости, или не я, а Сант или Линг, это ещё один мой двойник, вы не знакомы. – Он замолчал, как будто думал, не пропустил ли он чего, кивнул сам себе и прямо посмотрел на Веру: – Да, кстати. Ко мне и к моим двойникам вы будете обращаться на «ты».

   Вера так удивилась, что от шока даже смогла перебороть своё нервное оцепенение:

   – Чего это?

   Он криво невесело улыбнулся и отвернулся:

   – А это, как вы говорите, долгая история. Но я расскажу, раз уж обещал.

   Он отпил чая и откинулся спиной на стену, завозился, как будто устраиваясь поудобнее, но Вера видела, что он просто тянет время и пытается не показать, насколько ему не по себе. Он нервно усмехнулся, глубоко вдохнул и начал:

   – Я полукровка. Вы, наверное, уже успели заметить, – он чуть улыбнулся, указывая на своё лицо, она не ответила. – Моя мать была младшей дочерью правителя Кана и внучкой императора Ву, с такой родословной её должны были выдать замуж за цыньянского аристократа её круга, то есть, минимум за сына правителя. Но началась война, правитель Кан с семьёй бежал в столицу, потом вместе с императором Ву на запад из столицы, потом они жили у дальних родственников из провинции Чен, одной из приграничных, которые потом откололись и в составе Четырёх Провинций стали частью Карна. По условиям договора о мире, они могли вывезти из дворца своё имущество, но там на тот момент уже хозяйничал младший брат правителя Кана, который ещё в начале войны поддержал нового императора и получил всю полноту власти в провинции, почти законно. И он обещал, что предателям ни гроша не даст. Когда Георг 15 взял под свою руку 4 провинции, то приказал построить в Оденсе новый район, север-северо-западный. Город строился по строгой радиальной схеме, для расширения была подготовлена под застройку земля, на которой до этого были холмы, почти горы. Там сделали уступы и петляющие дорожки, красиво, оттуда шикарный вид на центр города...

   Он замолчал, задумчиво улыбаясь, потом улыбка погасла.

   – Король хотел, чтобы все лишние аристократы переехали из Четырёх Провинций в столицу, чтобы ускорить интеграцию и не нагнетать напряжение на границе. Ну и чтобы дать понять цыньянцам, что их новый дом теперь здесь, чтобы они не смотрели на восток и не лелеяли планы туда вернуться... да и контролировать их в столице легче, на случай, если у императора-солнца Тана случится рецидив и он захочет оттяпать Четыре Провинции обратно. Каждой семье выделили место для постройки дворца, немаленькое, потому что аристократы привыкли к простору и роскоши. Все взялись строить себе новые дворцы, мой дед, естественно, тоже. Только в отличие от многих других, у семьи Кан были только те деньги, которые они увезли с собой ещё в начале войны, и за пять лет они успели большую часть истратить. Но построить недостаточно пышный дворец – значило уронить честь семьи, так что дед выгреб резервы и постарался, стройка шла несколько лет. А работать правителям нельзя, их задача – править, то есть, дед и его старший сын, наследник Кан, всё это время просто тратили деньги на дворец и делали вид, что всё в порядке. Второй сын имеет право работать, он нанялся управляющим к богатой семье по соседству, получал зарплату и мог хоть как-то поддерживать семью. Женщины тоже не работают, вообще, а тратить на женщин нужно много, аристократки не могут встречать гостей в одном и том же костюме, наряды нужно обновлять минимум раз в сезон, плюс товары для рукоделия, косметика и украшения, выходило много. Деньги кончались, в какой-то момент дед начал продавать коллекционное оружие и украшения своей матери.

   Он замолчал. Вера не дышала, в тишине было слышно, как за окном цокают подковы и бряцают оружием солдаты патруля. Министр наконец оторвал взгляд от чашки, отпил глоток, бросил на Веру короткий несерьёзный взгляд.

   – Украшения старшей женщины семьи считаются реликвией и передаются из поколения в поколение. Когда моя прабабка узнала, что её сын их продаёт, она пришла в бешенство. Но, так как женщина против мужчины бессильна, она ничего ему не сказала, а тихо и торжественно покончила с собой, написав в последнем письме, что не смогла вынести позора, к которому привёл семью её непутёвый сын. И этим она подложила сыну грандиозную свинью, потому что заострила на его поступке внимание и раструбила об этом на весь мир – предсмертные записки по закону нельзя скрывать, их предъявляют по требованию родственникам и чиновникам, а те разносят сплетни. После её смерти старшей женщиной рода стала моя бабка, то есть, теперь дед не мог продать не только украшения своей матери, но и жены. Он остался при дворце, двух женщинах, наследнике и единственном работающем сыне, который никак не мог тянуть всё на себе. Ещё у них было несколько десятков слуг, которых тоже нужно кормить и одевать, а уволить нельзя, потому что они бывшие рабы, они не уйдут.

   Он смотрел в стол, Вера смотрела на его руки, медленно вращающие чашку.

   – Моей матери тогда было пятнадцать лет, уже взрослая. Дед продал все её украшения, кроме двух заколок, а незамужней девушке нельзя носить украшения для взрослых, поэтому она могла выходить из дома только через день, чтобы не показываться два дня подряд в одном и том же. И однажды она встретила на рынке мужчину, которому очень понравилась, – он усмехнулся, – она была потрясающе красивым ребёнком, так все говорят. Он узнал её адрес и они стали тайно переписываться, иногда встречались на рынке, она ходила туда в сопровождении слуг, так что всё выглядело прилично. Со временем он окончательно потерял голову и стал тайно посещать её у неё во дворце. Они договаривались о встречах через письма, он приходил в назначенное время и забирал её на свидания или оставался у неё. В какой-то момент заметил, что она соглашается на встречи только по чётным дням, и спросил, в чем дело. А она с детской непосредственностью, – он иронично улыбнулся, – или изобразив детскую непосредственность, призналась ему, что не может с ним видеться, потому что у неё нет заколок.

   Вера опустила глаза, ей даже слышать о таком признании было стыдно и неуютно. Министр, похоже, заметил, усмехнулся с какой-то невесёлой гордостью:

   – А он был богат. Очень. И для него не составило проблемы осыпать её подарками. Но проблема была в другом – он был женат. – Вера поражённо выдохнула, министр кивнул: – У него было трое детей и вполне ещё молодая жена из влиятельного знатного рода. Но он был чуть ли не самым богатым промышленником столицы и мог позволить себе иметь любовницу. В Империи за такое убивают, обоих, а в Карне это было в порядке вещей, многие аристократы не скрываясь возили фавориток по театрам на глазах у жён и детей. Столкновение культур получилось грандиозное.

   Он невесело усмехнулся, покачал в ладони полупустую чашку.

   – Не знаю, чем он думал, но он пришёл к главе рода Кан с подарками и честно признался, что любит его дочь. Дед сказал ему, что не отдаст дочь за иностранца, а тот ответил, что свадьба и не планируется, они просто будут встречаться. Дед пришёл в бешенство и вызвал его на дуэль. И проиграл, противник был моложе и сильнее. Тогда дед поклялся, что закроет дочь в покоях до самой свадьбы, а жениха найдёт в Империи. А она замуж в Империю не хотела, ей очень неплохо жилось под крылышком богатого любовника. И она не придумала ничего лучше, чем прямо на площади при куче народа заявить, что она беременна и что от ребёнка избавиться не позволит.

   Вера округлила глаза, министр смотрел в стол, как будто глубоко задумался. Она не торопила его, но он и сам заметил, что молчит слишком долго, поднял глаза, Вера свои тут же отвела, он продолжил:

   – Об этом знал весь Оденс. Мой дед дал ей сутки на то, чтобы она ушла из жизни самостоятельно, после чего обещал помочь ей лично. Её любовник сказал, что не даст её в обиду отцу и вообще никому, забрал её к себе прямо с площади и поселил в специально для неё купленном шикарном доме, окружив охраной. Её отец и брат попытались туда проникнуть и были убиты стражниками. А по цыньянским законам, дом аристократа должен иметь старшего мужчину, старшую женщину, хотя бы один меч и наследника, если чего-то из этого не хватает, дом закрывается. То есть, в этом доме не принимают гостей и ничего не празднуют, члены семьи носят траур. Дом может быть закрыт в течение года, если за этот год не удастся восполнить потерю, дом считается пришедшим в упадок, вся семья теряет привилегии, их никуда не приглашают, это конец для аристократа. Старшая женщина Кан, оставшись без мужа, закрыла дом и быстро женила своего девятнадцатилетнего сына, в надежде на наследника. Но его жена за первые три месяца не забеременела, он подал на развод по причине её бесплодия и женился ещё раз, но вторая жена тоже не подарила ему наследника.

   Он невесело усмехнулся и на секунду поднял взгляд на Веру:

   – Зато родился я. И у бабушки Кан был выбор, взять на себя позор и признать меня наследником, сохранив род, дом и отношения с единственной дочерью, которая к тому моменту стала очень богата, или отказаться меня признавать и потерять всё, в этом случае у неё было две дороги – монастырь или смерть. Она выбрала позор и богатство, как я позже узнал, она планировала меня убить, как только обзаведётся другим наследником. Но другой наследник никак не хотел рождаться, – министр злорадно улыбнулся, допил чай и поставил чашку на стол. – Моего дядю, на тот момент – старшего мужчину Кан, прокляла бесплодием женщина, которая его любила.

   Вера поражённо замерла, министр развёл руками и криво усмехнулся:

   – Дикие были времена, противозачаточных амулетов не было. Она была рабыней-полукровкой, он с ней спал, а когда узнал, что она забеременела, приказал избавиться от ребёнка. Тогда скандал по поводу беременности моей матери был в самом разгаре, и дядя скорее умер бы, чем покрыл себя подобным позором. Но женщина его любила и ребёнка хотела, она пообещала дяде, что сохранит всё в тайне, но он не позволил и силой напоил её зельем, травящим плод. – Он отвернулся и гораздо тише сказал: – Оно вызывает сильную боль и кровотечение, чтобы это скрыть, он отослал её из дворца в храм. Она промучилась там несколько дней и умерла, так иногда случается. Это официальная версия. На самом деле, она выжила и даже каким-то чудом сохранила ребёнка. Пожила немного в храме, и заручившись поддержкой моей матери, которая её чисто по-женски поняла, переехала жить в дом Кан Цыньянской Империи, где служила на кухне, родила ребёнка и умерла через несколько дней после родов, там... плохие условия. Ребёнок остался безымянным рабом дома Кан, и спустя девять лет, имя дал ему я.

   Он улыбнулся, Вера поражённо приоткрыла рот, он кивнул:

   – Двейн, что значит «тень», или «то, что сокрыто в тени» – секрет, тайна. Он мой двоюродный брат. Я узнал об этом от матери, когда привёз его в Карн. Она увидела его и сказала, что он похож на её брата в молодости, и рассказала мне историю о том, как может повернуться судьба. И даже показала письмо, где мать Двейна написала, что если его отец не хочет видеть своего ребёнка, то пусть не увидит своих детей никогда. У него нет больше детей, он сменил четырёх жён, которые в следующих браках нормально рожали, а за него перестали отдавать девушек, потому что стало понятно, что проблема в нём.

   Он отставил чашку и тут же опять взял, попытался улыбнуться.

   – Вот так я остался единственным наследником. Мой отец осыпал семью золотом и подарками, мать стала самой дорогой в Карне и самой презираемой в Империи распутницей, я стал живым доказательством позора семьи, дядя стал непросыхающим пьяницей. Некоторое время спустя мать охладела к отцу и вышла замуж за наследника правителя, который точно так же потратил последнее на дворец и готов был потерпеть позор ради денег и возможности иметь наследника. На данный момент она родила ему четырёх дочерей и полностью посвятила себя семье.

   – А отец? – тихо спросила Вера.

   – Он умер, девять лет назад.

   – Простите, – прошептала Вера, отводя глаза, он махнул рукой:

   – Я уже привык и смирился. – Помолчал, с теплом сказал: – Он был единственным человеком в мире, которому было плевать на моё происхождение, на то, какие у меня глаза, на каком языке я говорю. У него до меня было три дочери и он очень хотел сына. Тратил на меня море времени и горы золота, у меня было всё, что бы я ни захотел, всё самое лучшее и мгновенно, максимум завтра. Он всегда стремился достать для меня всё лучшее в мире – лучших учителей, лучшее оружие, лучшие материалы. Я вообще никогда не слышал от него слова «нет», мне было можно всё.

   Он задумался, улыбнулся:

   – Я в детстве был любопытный и всё хотел попробовать, что ни увижу, мне мигом хочется так уметь. У меня была кузница, была мастерская с инструментами для чего угодно, даже огород был, я увидел, как крестьяне копаются в земле, и мне тоже захотелось, он разрешил. Хотя для аристократа это позор, к земле прикасаться. Я даже вышивал, а мужчинам нельзя, это исключительно женское занятие. Отец сказал, хочешь – учись, и нанял для меня лучшую в Империи мастерицу вышивки. Она так меня боялась, что у неё всё из рук валилось. Поначалу. Через недельку она уже бойко рассказывала мне, откуда у меня руки растут, – он грустно улыбнулся, посмотрел на свои руки, задумался и замолчал.

   Вера боялась пошевелиться, внутри гудел водопад из разрозненных чувств и эмоций, которые все вместе вызывали только одно желание – обнять его покрепче. Он помолчал, глубоко вдохнул и повёл плечами, оперся о стол:

   – Короче, по делу. Официально женаты мои родители никогда не были, и даже в завещание отца я внесён без слова «сын», а наравне с его друзьями и коллегами. Отец баловал меня деньгами и вниманием, но для общества это всё равно не более, чем причуда богача. Бастардов нигде не любят, а бастарда, выбившегося в люди наравне с родовитыми отпрысками, не любят вдвойне, потому что посмел влезть с посконной мордой в суконный ряд. Для людей, с которыми вы будете общаться на балу, само моё существование, и уж тем более, присутствие на балу – плевок в их чувствительную душу. Для вас было бы лучше, если бы меня там вообще не было, но этого я позволить не могу, даже королевский дворец небезопасен, а доверить вас мне некому. Так что просто запомните, полукровки, и тем более, бастарды, кем бы они ни были и сколько бы у них ни было денег, по социальному статусу ниже аристократов, поэтому аристократы обращаются к ним на «ты». И вы должны...

   – Нет.

   – Вера, не усложняйте себе жизнь, – он вздохнул, устало потёр лицо, – это мелочь, которая вам сильно поможет...

   – Нет.

   Он зарычал и запустил пальцы в волосы, исподлобья посмотрел на Веронику и выдохнул:

   – В жизни не слышал ничего более категоричного, чем ваше «нет». И более безысходного, чем «очень жаль». Ваша очередь, кстати. А то я всё болтаю и болтаю, некому заткнуть.

   Она смущённо улыбнулась и выдохнула:

   – Я даже не знаю... у меня теперь ощущение, что я вам крупно должна, как минимум – историю своей жизни.

   – Расскажите мне историю о том, почему вы решили полечить и наградить именем помойного кота, и будем квиты, – иронично фыркнул он, она пожала плечами:

   – Короткая будет история. Он мне понравился и мне захотелось сделать для него что-то хорошее. Всё.

   – А при чём там «вещи для людей»?

   – Я сделала это для себя, – кивнула Вера, смутилась и напоказ саркастично закатила глаза, – потому что есть такая глупая категория людей, которым для счастья нужно быть кому-то полезными. А я – самая бесполезная в мире Призванная, и компенсирую это как могу.

   Он прыснул и тихо рассмеялся, покачал головой:

   – Я понял. Ладно.

   – Глупо? – поджала губы Вера.

   – Ага, – он мягко улыбнулся и сполз по стулу ниже, откинулся головой на стену и надолго задумался. Вера смотрела на него, рассеянно изучая руки, медленно вращающие чашку, лицо с неуловимыми тенями мыслей... Ей показалось, что ему легче, как будто о том, что он рассказал, было тяжело молчать, а теперь эта тяжесть пропала.

   «Какая всё-таки между нашими культурами пропасть...»

   Она медленно глубоко вдохнула, он вопросительно посмотрел на неё и она поспешила изобразить беззаботность:

   – Ещё чая?

   – Давайте, – министр прикрыл рукой зевок, потёр глаза, Вера заметила:

   – Засыпаете?

   – Нет, – он сел ровно, решительно кивнул: – Я бодр, как бобр! В смысле... как кто? – министр задумался, Вероника рассмеялась, он опять потёр глаза, – ну как это говорится?

   – Понятия не имею, как у вас это говорится, – подняла руки Вера, – у нас это называется «сонная тетеря».

   – Я тетеря? – возмутился министр.

   – Ага, – издевательски закивала Вера, ссутулилась и сделала сонное лицо, кривляя министра Шена: – Сидит так и из стороны в сторону качается, качается...

   – Я не качаюсь, – заявил министр, заглянул в чашку и сурово вопросил: – Мы вообще чай пить будем или нет? У меня блины остывают! Ух ты, блины... Почему мы их раньше не ели?

   Вера покачала головой и пошла ставить чай, министр в это время аккуратно развернул все три вида блинов, выбрал начинку и завернул обратно.

   – Что там за несанкционированные движения? – грозно обернулась Вера, министр сделал честное лицо:

   – Разведка, – облизал пальцы и добавил, – боем. Вкусно. Черт, а я уже объелся.

   – Я же говорила, тефтельки были лишние.

   – Тефтельки никогда не лишние, – наставительно произнёс министр, потёр живот и пробурчал: – Почему вы меня не остановили?

   – По-моему, этот вопрос давно не актуален.

   – В следующий раз остановите меня.

   – Обязательно. – Она сняла закипевший чайник, выбрала чай и заварила самую маленькую чашку. Отнесла на стол, села рядом и подпёрла щёку ладонью, с умилением глядя на откровенно засыпающего министра. Он взял блинчик, посмотрел на него и вздохнул:

   – Я стану очень, очень толстым, – покивал и добавил: – Все будут тыкать в меня пальцем и говорить: «Фу, жиробас! Сколько еды ты сожрал?». А я буду отвечать: «Много. И это было обалденно», – печально вздохнул и откусил половину, запил чаем и загрустил окончательно.

   – Что опять не так? – улыбнулась Вера.

   – Я вспомнил, что этот пояс застёгнут на последнюю дырку. И больше нету.

   – Ничего, здесь есть диван. Можно будет сесть, откинуться на спинку и расслабиться.

   Министр зажмурился и простонал с набитым ртом:

   – Звучит, как музыка. – Посмотрел на половину блинчика, решительно нахмурился и заявил ему: – Лопну, но доем. – В два подхода запихал блинчик в рот, допил чай и чемпионским жестом показал пустые ладони, Вера рассмеялась и зааплодировала, встала убрать со стола, министр с трудом поднялся и выпрямился, взглядом победителя обвёл всю кухню, достал из кармана блокнот, что-то размашисто написал, шлёпнул печать и вырвал лист:

   – Вера! Это для тефтелек.

   Она взяла лист, там было две строчки на карнском и три столбика на цыньянском, из всех иероглифов она узнала только «прикасаться» и «смерть», усмехнулась и просунула листок сквозь ручку крышки кастрюли, убрала всё в холодильник и обернулась:

   – Идём?

   Он кивнул и пошёл в гостиную, с блаженным видом устроился на диване и достал из кармана телефон, стал что-то искать, посмотрел на Веронику, остановившуюся в нерешительности между диваном и креслом, похлопал по дивану рядом с собой и кивнул на телефон:

   – Давно хотел у вас спросить...

   Она села рядом, он тут же придвинулся ближе, почти касаясь её бедром, включил фильм, сел чуть ниже, Вера поднялась выше, чтобы хорошо видеть экран. Стала рассказывать, через время почувствовала, как господин министр всё ниже сползает по дивану и удобно устраивает голову на её плече, и замолчала. Его волосы рассыпались по её груди, дыхание было тихим и ровным, руки расслабленно лежали на коленях. Она осторожно повернула голову, глубоко вдохнула до дрожи пробирающий запах своей постели и закрыла глаза. Ей хотелось его поцеловать. Хотелось взять за руку, ощутить кончиками пальцев каждый шрам, каждую линию на ладони, взять двумя руками и греть, целовать каждую чёрточку...

   Но она боялась пошевелиться, потому что понимала, что он проснётся, поэтому просто сидела тихо и старалась дышать медленнее. Казалось, она излучает своё неутолимое желание, оно наполняет воздух, пропитывает всю комнату.

   «Господи, как же я люблю вас... как же...»

   Ей хотелось кричать об этом, на весь мир, чтобы он услышал и понял. Его волосы были так близко, что она могла бы дотянуться и прижаться губами...

   «Он проснётся.»

   Сердце грохотало так, что она видела его удары сквозь рубашку, грудь подбрасывало, в голове шумело, как после бешеного бега.

   «А может и не проснётся...»

   Вероника зажмурилась изо всех сил и приказала себе держать себя в руках.

   «Хрен поймёшь этот грёбаный мир...

   Что он имел в виду, когда говорил, что я свободна и могу выходить замуж? Что всё было несерьёзно и уже кончилось? Когда ночью я гладила его по щеке, а он сказал, что ничего больше не будет, это от нас не зависит?

   Почему он говорит одно, а делает другое? И почему я вижу в его глазах, что ему хорошо со мной, но делать ни шага дальше он не хочет?»

   Она слушала его дыхание и сходила с ума от желания встряхнуть его и потребовать объяснений... и осознания, что ни за что его не разбудит.

   «Ты же хотела, чтобы он спал в твоей постели. Радуйся.»

   Внутри действительно была радость, где-то в груди, под всеми страхами и сомнениями.

   «Приятных снов, солнце моё.»

   Она представила тот поцелуй, на который так и не решилась, как поворачивается и прижимается губами к его волосам. Даже думать об этом было счастьем. Она закрыла глаза, мечтая утонуть в этом чувстве.

***

ГЛАВА 25

3.25.1 Утро на диване

   Она так и не поняла, спала она или нет, но когда в библиотеке раздались шаги, глаза открыла первой.

   Вошёл Двейн, округлил глаза и сделал шаг назад в библиотеку, согнулся в поклоне и тихо позвал:

   – Господин, вы пойдёте на тренировку?

   Министр приоткрыл глаза, повернул голову к двери и хрипло прошептал:

   – Иди отсюда.

   – Я зайду через пять минут. – Двейн ушёл, министр опять опустил голову на Верино плечо и задышал ровно, она начала улыбаться, в восторге от этой картины. Спустя пару минут он вздрогнул и резко окаменел, открыл глаза, зажмурился и осторожно выровнялся, отодвигаясь от Веры. Потёр глаза и спросил:

   – На чём мы остановились?

   «На том, что я хотела вас поцеловать.»

   – Где-то на половине третьего ночи, – иронично шепнула Вера, он посмотрел на часы и ахнул, взялся за лоб, замер на секунду. Встал и поклонился, не поднимая глаз, тихо сказал:

   – Не забудьте, что вечером идёте к Булату, – замялся на миг, как будто не знал как попрощаться, ещё раз поклонился и ушёл.

   Вера подумала, как Двейн отреагирует на отпечаток швов её рубашки у министра на щеке, сбросила туфли и растянулась на диване, мигом отключившись.

***

3.25.2 Мастер Валент и радость

   – Госпожа Вероника? – голос Лики, короткий стук в открытую дверь библиотеки. – Госпожа?

   Вера с трудом разлепила веки и села:

   – Не заперто.

   Дверь открылась, вошла улыбающаяся Лика с двумя здоровенными корзинами, поклонилась:

   – Господин Шен прислал меня помочь вам одеться для похода на рынок. Мы можем позавтракать, у нас есть два часа. Вы будете завтракать?

   – Да, пойдём. – Вера подавила зевок и встала, попыталась привести в порядок волосы, бросила любопытный взгляд на корзины, которые Лика с облегчением опустила на пол, – а что ты принесла?

   – Вашу одежду. Это моё платье... в смысле, ваше, я в нём хожу на рынок, – Лика смутилась, как будто сболтнула лишнего. – Господин сказал, вы согласились, чтобы наряд выбрал он, – она мечтательно вздохнула и понизила голос, – это так романтично, что вы так ему доверяете.

   Вера опасливо покосилась на корзины и молча пошла на кухню.

   «Как бы я об этом доверии не пожалела.»

   – Ты уже завтракала? – поинтересовалась Вера, ставя чайник и доставая из холодильника пакеты с фруктами, девушка смущённо замялась в дверях:

   – Вообще да, но уже время обеда, если честно.

   – Ясно, – фыркнула Вера и достала кастрюли с салатами и прочей едой, услышала, как за спиной ахнула Лика, и обернулась: – Что?

   – Простите, – Лика резко опустила глаза. Вера выровнялась:

   – Это не ответ на вопрос. Что случилось? – Лика смущённо указала глазами на продетую в ручку крышки кастрюли бумажку, Вера криво улыбнулась: – И?

   – Там написано: «Объект под охраной, любой несанкционированный доступ карается смертью», – опасливо шепнула Лика.

   Вера фыркнула и тихо рассмеялась, покачала головой. Лика шумно сглотнула и попросила:

   – Уберите эту кастрюлю, пожалуйста. Я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно узнал, что мы её доставали.

   – О мой бог, – убито пробурчала Вера, убирая тефтельки в холодильник, – что ж вы все его так боитесь?

   Лика невесело усмехнулась и прошептала:

   – Вы когда-нибудь видели господина в гневе?

   Вера вспомнила сидящего на полу Барта, щепки в своих руках и голубую полосу от меча, невольно передёрнула плечами и кивнула:

   – Ага. Но неужели ты думаешь, что он станет убивать за еду? По-моему, он просто шутит таким образом.

   – У господина Шена, – почти шёпотом сказала Лика, – слова с делом не расходятся. И если там написано «смерть», это значит «смерть», поверьте, я давно с ним работаю и знаю.

   Вероника невесело усмехнулась и промолчала. Стала выставлять на стол еду. Задумалась, о чём бы поговорить со своей подделкой, и решила по делу:

   – Расскажи мне, с кем ты общалась под моим именем, какое впечатление они произвели. А то мне скоро с ними всеми разговаривать, а я вообще не в курсе.

   – Господин говорил, что даст вам записи.

   – Записи дают однобокое представление, я хочу услышать твоё личное мнение.

   – Ну... – Лика задумалась, – его величество приходил дважды, вёл себя очень приветливо, разговаривали мы в основном о политике и истории, но он мало гостил, у меня был приказ выпроваживать его пораньше.

   Вера порадовалась, что стоит спиной, и Лика не видит её удивлённого лица.

   «Надо же, как интересно...»

   – Господин Рубен пришёл один раз, расспрашивал о вашем мире, я рассказывала ему о маркетинге, господин Шен давал мне конспект. Господин Рубен был впечатлён, слушал очень внимательно, обещал прийти ещё, но не пришёл. Спасибо, – Вера поставила перед девушкой тарелку и вручила вилку:

   – Приятного, – тоже села и придвинула салат, – а кто пытался тебя отравить?

   – Господин Хаким, – Лика поморщилась, – очень милый, весёлый, добрый и жизнерадостный. И он не пытался, он отравил, я два дня в лазарете лежала.

   Вера впечатлённо дёрнула бровями, но промолчала. Они занялись едой, Вероника думала о том, как это – чувствовать себя в чужой шкуре.

   «Мне бы не понравилось.»

   – А как тебя узнал мастер Валент?

   – Я не знаю, я всё делала по инструкции. А он понял мгновенно, как будто знал.

   «Облачко увидел.»

   – Меня больше никто не узнал, а я общалась со всеми, пила чай с Сайдэ, ходила на примерку платья... – девушка грустно улыбнулась и вздохнула: – У вас очень красивое платье.

   Вере почему-то стало стыдно, как будто она была виновата перед Ликой за то, что у неё есть то, чего у Лики нет. В своей жизни она видела много зависти, достаточно, чтобы узнавать её с первого взгляда, но Лика в этом смысле была особенной, она не просто смотрела со стороны и завидовала, она смотрела почти изнутри.

   «Но есть кое-что, что у тебя есть, а у меня нет, детка. Поддельный министр целует поддельную меня с настоящей страстью, которой я до сих пор не видела у настоящего министра ни разу.

   Но ты об этом никогда не узнаешь. Красивые девочки плачут только ночью, днём они улыбаются.»

   Вера улыбнулась и стала тщательно выбирать кусочек. Они доели, Лика посмотрела на часы и нахмурилась:

   – Нам нужно поторопиться.

   – Ты говорила, у нас два часа, – подняла брови Вера.

   – Нам ещё причёску делать, – вздохнула Лика, – а я, если честно, ещё не очень хорошо умею, так что может быть, придётся переделывать.

   – Там что, настолько сложная причёска? – насторожилась Вера, Лика неопределённо пожала плечами и Верино нехорошее предчувствие стало ещё сильнее.

   Они вышли в гостиную, Лика сказала Вере снять всё и завернула её в три слоя одежды, похожей на вечернее платье и кимоно одновременно. Множество шёлковых юбок здорово мешало ходить, широченный пояс от талии до груди сковывал движения, а накидка, похожая на болеро, не скрывала кобуру. Вера посмотрелась в зеркало и решительно качнула головой:

   – Нет, нужно что-то длинное, чтобы спрятать оружие. Я могу надеть на это куртку?

   – Нет, – шокированно ахнула Лика, – она совершенно не подойдёт к платью!

   – Мне плевать, как это будет выглядеть, я не пойду туда без оружия.

   – Господин Шен не позволит, – тихо сказала Лика.

   Вера тяжко вздохнула и ещё раз посмотрела в зеркало. Единственное, что её в костюме устраивало, это ткань – синий, зелёный и фиолетовый шёлк выглядел и ощущался как волшебство, но ходить в этом всём...

   – Какая-нибудь сумка мне положена? – мрачно спросила Вера, Лика радостно кивнула:

   – Вот, две на выбор. – Вера взяла большую, заглянула внутрь, перебрала зеркало, кошелёк, какой-то узелок, платок, гребень, вывернула сумку и вытряхнула над кроватью. Сунула туда револьвер и горсть патронов, мрачно сжала губы, поняв, что больше ничего не влезет, деньги придётся носить в кармане.

   «Интересно, а ещё меньше сумки не было?»

   И тут Лика окончательно добила её, мягко попросив:

   – Снимите часы, пожалуйста. Женщины не носят часы.

   Вера раздражённо зарычала и сняла болеро, ткнула его Лике и попыталась развязать мудрёный узел пояса, шипя под нос:

   – Что ещё женщины не делают в вашем грёбаном средневековом мире?! В штанах не ходят? Теперь будут.

   Лика на секунду закрыла глаза и медленно сказала с бесконечным терпением:

   – Госпожа Вероника, не ломайте ногти, пожалуйста. Каждый раз, как вы их обрезаете, господин Шен заставляет меня стричь мои. Если вы передумали идти на рынок, то я помогу вам переодеться, но сначала я должна предупредить группу, что всё отменяется.

   – Он предвидел, что я откажусь это надевать, да? – прищурилась Вера, Лика отвела глаза:

   – Господин предполагал, что вы найдёте, к чему придраться.

   Вера поражённо выдохнула и всплеснула руками:

   – Придираюсь я, значит! Офигеть. – Сложила руки на груди и мрачно засопела, пытаясь решить, чем пожертвовать – походом в загадочные восточные ряды или собственным спокойствием. – Ладно, – наконец решилась она, – ладно, хорошо. – Расстегнув часы, она подняла их выше локтя и опять застегнула, прикрыв рукавом, достала из сумки свёрток с наручными «часами истины» и точно так же надела их на вторую руку, переведя в вибро-режим. Проверила амулеты и кивнула: – Я пойду. Что там дальше?

   – Причёска, госпожа, – ответила Лика с таким видом, как будто не ждала ничего хорошего.

   Спустя минуту, Вера поняла, почему. Лика явно делала это в первый раз, у неё не получалось, она тянула волосы, тыкала шпильками куда зря, и судя по ощущениям, выдрала у Веры полголовы, но она мужественно молчала всё время, пока Лика сопела и ругалась. Через время она ушла в себя настолько, что начала бубнить под нос, кроя в три этажа Верины волосы, слабые заколки и загадочного «его», который «взял бы и сделал сам, умный какой».

   – Кто «умный какой»? – наконец не выдержала Вера, Лика испуганно пикнула: «Простите» и замолчала, Вероника улыбнулась: – Слушай, мне правда интересно, кто тебя учил?

   – Вы не знаете? – шепнула Лика, – господин Шен...

   «Он умеет делать причёски?.. Ах, да, он ведь умеет всё, кроме пения, как я могла забыть?»

   Вера улыбнулась и промолчала. Когда Лика наконец сказала: «Всё», она увидела в зеркале сложную конструкцию из жгутов и косичек, неопределённо пожала плечами и вынесла вердикт:

   – Экзотичненько. Это всё?

   – Ещё украшения. Сядьте, я сама надену. И снимите серьги. – Вера сняла и застегнула их на цепочке амулета, оставив болтаться на шее. Лика вернулась с маленьким сундучком и протянула руку: – Давайте, я уберу.

   – Не надо, пусть тут будут, – Вера поправила цепочку.

   – Куда вы их дели? – озадаченно нахмурилась Лика, в упор глядя на серьги, Вероника опять тронула цепочку с амулетом, начиная догадываться.

   – В кошелёк положила, пусть там будут.

   «Дзынь.»

   На самом деле, звука не было, но когда часы на локте завибрировали, Вера почти услышала его в своей голове. Лика кивнула:

   – Как хотите, – и стала доставать заколки и украшения. Вера молча смотрела, как она развешивает на ней гору блестяшек, и сжимала зубы, чтобы ничего не сказать – она решила, что у него не выйдет заставить её отказаться от визита в восточные ряды, она вынесет что угодно. Когда Лика закончила, Вера ощущала себя новогодней ёлкой, позвякивающей на каждом шагу, на ней было штук двадцать цацек, включая массивные перстни на обеих руках. Лика восхищённо смерила её взглядом и вздохнула:

   – На меня господин никогда столько не тратил.

   Вера замерла и набрала воздуха, готовясь возмущаться, но Лика уже выскочила за дверь, из гостиной раздался голос Двейна, Веронике пришлось выйти из спальни, чтобы поздороваться:

   – Привет.

   – Госпожа, – он медленно поклонился, – прекрасно выглядите.

   – Я похожа на новогоднюю ёлку, – мрачно фыркнула она.

   – Вы похожи на благородную цыньянку, – качнул головой парень, – когда вы их увидите, вы поймёте, там все так ходят.

   – Лика сказала, что одевалась попроще.

   – Она никогда не ходила в восточные ряды. Вы готовы?

   Она проверила револьвер, повесила сумку на локоть и кивнула, он сочувственно поморщился и сказал:

   – С вами буду я и ещё двенадцать человек охраны, вам нечего бояться.

   – Я не выйду из дома без оружия, – медленно качнула головой Вера, Двейн махнул рукой и кивнул:

   – Как хотите. Идём?

   Она кивнула, он предложил ей руку и провёл через портал. В знакомой квартире на втором этаже ничего не изменилось, Вера посмотрела на засыпанный бумагами стол и опять смутилась от вспомнившейся картины с Ликой и Сантом. Потом вспомнила, как от неё утром уходил министр Шен, и прикусила губу, пряча улыбку. Двейн открыл перед ней дверь и сказал:

   – Госпожа, вы должны кое-что запомнить, прежде чем мы доберёмся до восточных рядов. – Она бросила на него удивлённый взгляд, но тут же опустила глаза, глядя под ноги – боялась запутаться в юбках и загреметь с лестницы. Двейн продолжил: – Когда благородная женщина куда-то выходит со служанкой, она может с ней разговаривать, но если она идёт с телохранителем, то должна делать вид, что его нет. Поэтому, будьте любезны, не называйте меня «дружище» и вообще ко мне не обращайтесь. И не надо отдавать мне сумки, руки телохранителя должны быть свободны. Просто называйте имя «госпожа Вероника» и говорите, что покупки заберёт слуга.

   Вера кивнула и шутливо насупилась, бурча:

   – Тебе не нравится, когда я зову тебя «дружище»?

   Он сдавленно прыснул и опустил голову:

   – Обращаться так к слуге неприлично.

   – Ты офигел?! – шутливо возмутилась она, – господину своему будешь так отвечать! В моём мире слуг нет, и вообще, я обиделась! Как борщик жрякать, так все друзья, а как борщик закончился, так всё.

   Она бросила на него грозный взгляд и всё-таки запуталась в юбках, чуть не рухнув со ступенек. Двейн поймал её за плечи и с усталой улыбкой вздохнул:

   – Осторожнее. Можете называть меня как хотите, но только тогда, когда никто не слышит. А на людях – только по имени.

   – Короче, тебе не нравится, – вздохнула Вера.

   – Да, не нравится, – поморщился он.

   «Дзынь.»

   Вера сжала губы, сдерживая улыбку, и шёпотом протянула:

   – Хочешь, секрет расскажу? – Он иронично поднял бровь, она толкнула его бедром и довольно шепнула: – Я знаю, что ты врёшь, – увидела его неуверенную улыбку и захихикала ещё довольнее, подобрала юбку и стала прыгать по ступенькам, шёпотом напевая: – Тебе нра-ви-тся!

   Он пытался сдержать смех, но у него плохо получалось, Вера допрыгала до конца и поправила юбку.

   – Слушай, а мы можем зайти к мастеру Валенту? Или у нас строгий маршрут?

   – Если ненадолго, то можем.

   – Отлично. И ещё вопрос. Ты видишь, что у меня на шее висят серьги на цепочке от амулета?

   Двейн внимательно посмотрел на её шею:

   – Я вижу мыслеслов и два амулета-щита, которые раньше носил господин Шен, больше ничего.

   – Понятно, значит, это Барт наколдовал. Щиты, кстати, надо вернуть, я постоянно забываю.

   – Не нужно, господин уже заказал себе новые, а эти решил оставить вам, после того случая, – Двейн замялся, Вера понизила голос:

   – А что тогда случилось? Ну, когда Артур был не в себе?

   Двейн напрягся, отвёл глаза. Открыл перед Верой дверь на улицу, подождал, пока она выйдет, и пошёл за ней, отстав на шаг и делая вид, что не слышал вопроса.

   – Ясно, – насмешливо буркнула Вера, – ты не в курсе, что мне соврать по этому поводу, как обычно. Меня чуть не убили, а я даже не узнаю, как и почему.

   – Спросите господина Шена, – тихо ответил Двейн.

   – И он мне либо соврёт, либо не ответит, – скривилась Вера, махнула рукой и замолчала. Они в тишине дошли до лавки мастера Валента, Двейн буркнул:

   – Три минуты, – и подпёр стенку у двери, а Вера как обычно пристроилась в конец короткой очереди. На неё странно посматривали, но она делала вид, что не замечает, списывая всё на свой странный костюм. Через время за ней заняли ещё несколько человек, она слегка расстроилась, что поговорить с мастером наедине не удастся, но выбора не было.

   – Госпожа Вероника, – мастер приветливо кивнул ей, смерил восхищённым взглядом, – вы сегодня сияете.

   – Меня заставили, – шутливо прошептала она, он рассмеялся:

   – Слышал, военный министр приглашал вас в гости?

   – Да ну их, такие гости, – отмахнулась Вера, он поднял ладони, оставляя тему:

   – Как вашему другу понравилась мясорубка?

   – Я ещё не подарила, сегодня пойду. Зато мне очень понравились часы, – она сделала загадочные глаза, он довольно просиял и понизил голос:

   – Я снял матрицу заклинания с тех часов, что вы принесли. Вообще-то, это незаконно, но я не думаю, что вы на меня пожалуетесь.

   Она понимающе улыбнулась, он довольно потёр ладони:

   – Вы за чем-то конкретным или просто поздороваться?

   – Я за ментальным щитом.

   – Понял, – он кивнул и ушёл в подсобку, вернулся с ящиком и щедро распахнул его: – Выбирайте. И ещё, я бы рекомендовал вам взять два, когда щиты накладываются друг на друга, уровень повышается, как если бы два мастера второй ступени, объединившись, сумели одолеть мастера третьей.

   – Хорошо, давайте эти, – она выбрала два маленьких серых камешка и полезла в карман за деньгами, протянула мастеру горсть монет, он выбрал несколько серебрушек и кивнул, она спрятала остальное. Понизила голос и хитро улыбнулась: – Как ваши облачка?

   – Всё ярче, госпожа, – протянул мастер.

   – А что вы видите во мне? – заинтересовалась она, он устало улыбнулся и качнул головой:

   – Вы сияете. Так сильно, что кроме этого света, я ничего не вижу, он слепит. – Помолчал и чуть серьёзнее сказал: – Со мной на улице стали здороваться шаманки, просто так, ни с того, ни с сего. Просто идут, смотрят, смотрят... потом улыбаются и кивают, как знакомому. Я вот всё думаю, что они видят во мне? Может быть, отражение вашего света? – Вера смутилась и опустила глаза, он вздохнул: – Когда вы мне расскажете? Я же не могу делать, и не знать, что делаю?

   – То, что вы делаете, приносит людям радость? – виновато улыбнулась она, он кивнул:

   – Да.

   – А вам приносит радость?

   – Да.

   – Значит, мы делаем что-то хорошее? – с надеждой шепнула Вера, он улыбнулся, склонил голову:

   – Заходите ещё, госпожа.

   – Удачи, мастер, – она тоже чуть поклонилась и вышла, спрятала амулеты в сумку, посмотрела на Двейна: – Всё, в восточные?

   – Идите, я за вами, – кивнул он.

   Она пошла по центральному продуктовому ряду, нашла ту женщину, которая в прошлый раз сунула ей персик, и попыталась за него заплатить. В итоге купила ещё корзину, а шумная торговка собрала вокруг себя такую толпу, что Двейну пришлось прорываться наружу при помощи локтей.

   3.25.3 Магазин госпожи Виари

   Вход в восточные ряды был отмечен высоченной аркой с надписью, из которой Вера ни слова не поняла, но на всякий случай, запомнила. За аркой начинались лавки и закусочные, вроде бы, такие же, как и по ту сторону арки, но всё же другие. Здесь было гораздо больше цыньянцев, их одежда и причёски отличались от карнских тем сильнее, чем дальше Вера углублялась в восточные ряды. Буквально в паре улиц от арки карнские костюмы исчезли совсем, здесь все мужчины носили халаты или длинные жилеты с поясами поверх рубашек и штанов, а женщины были одеты почти как Вера, в платья с широким поясом и короткие курточки, отличалась только ткань. Через время она заметила, что яркую одежду из шёлка носят богачи, торговцы и их помощники одеваются поскромнее, но тоже в цветное, а бедные ходят в грубом полотне серо-коричневых цветов.

   Женщин, одетых как она, Вера увидела всего человек пять, они ходили в сопровождении толпы служанок и смотрели на весь мир, как на дерьмо. Торговцы перед ними в прах рассыпались, а девушки кривили мордочки и постоянно смотрелись в зеркальца, поправляя серьги и браслеты. Кстати, столько украшений, сколько надела на неё Лика, Вера не увидела ни на ком, ни разу. Максимум восемь-десять предметов, но никак не два десятка.

   «Вы мне это объясните, господин министр, о, да.»

   Ещё она заметила, что на неё смотрят. Здесь все вели себя не так, как она привыкла, но эти взгляды выглядели странными даже для этого странного места. Она чувствовала острое внимание, оборачивалась и ловила пристальный взгляд, на неё смотрели в упор несколько секунд, потом резко отворачивались и делали вид, что заинтересовались стеной. Так на неё смотрели только мужчины. Женщины рассматривали исподтишка, причём не её саму, а костюм и украшения, в их взглядах она видела такую чёрную зависть, что желание пнуть министра Шена росло с каждой минутой.

   Двейн за спиной шёпотом командовал, куда идти, чтобы посетить те лавки, которые запланировал для неё министр. Она купила чай в чайной лавке, нитки и ленты в лавке для рукодельниц, целую гору разнообразных круп и сушёных травок в лавке с едой и весьма странную губную помаду в лавке косметики.

   А потом зацепилась карманом за перила крыльца какой-то очень скромной лавки.

   Сначала Вера не поняла, что случилось, показалось, что её дёрнули за юбку, заставив остановиться. Она резко замерла, в неё чуть не врезался Двейн, извинился и отступил на шаг. Вера сняла зацепившийся карман, запрокинула голову, читая вывеску, там было всего три слова – «красота» и «здоровье», третье она перевести не смогла. В этот момент открылась дверь, из неё вышла немолодая красивая цыньянка и две служанки с корзинами, спустились по ступенькам и прошли мимо, овеяв Веронику запахом травяного чая, который у неё уже давно ассоциировался с министром Шеном.

   – Что это за место? – шёпотом спросила она у Двейна.

   – Лавка косметики, – так же тихо ответил он.

   – Я туда хочу.

   – Вы уже были в подобной лавке.

   – Я хочу именно сюда.

   – Почему? – устало вздохнул парень.

   – Ты веришь в знаки? – полушутливо шепнула Вера, Двейн зажмурился и тяжко вздохнул, Вера скромно опустила глаза: – Если ты скажешь «нет», я не пойду.

   Он поморщился, секунду поколебался и обречённо выдохнул:

   – Это лавка для женщин, я не могу войти туда с вами.

   – Там может быть опасно?

   – Нет.

   – Тогда всё в порядке? – с надеждой улыбнулась она, он медленно глубоко вдохнул и прошептал:

   – Две минуты.

   – Спасибо, – она радостно улыбнулась и юркнула в дверь.

   За дверью оказался небольшой коридорчик, украшенный настенной росписью и вышитыми веерами. Вера остановилась, рассматривая нарисованные на стене горы, реку в ущелье и деревья, полоскающие цветущие ветки в спокойной воде. Очнулась и открыла вторую дверь, входя в просторное помещение с длинным прилавком и полочками на стенах. На полках стояли бесчисленные баночки и коробочки, все разные, некоторые с надписями, некоторые с рисунками, а за прилавком стояла женщина, абсолютно седая, но со странно молодым лицом. В традиционном костюме, небогатом, но искусно вышитом, широкий пояс подчёркивал нереально тонкую талию, женщина медленно мешала пестиком в ступке что-то, источающее тот самый запах Вериной постели. Когда она вошла, женщина подняла глаза и чуть улыбнулась, медленно склонила голову:

   – Что угодно госпоже?

   – Здравствуйте, – Вера тоже чуть поклонилась, улыбнулась, – у вас так краси... – она замерла не полуслове, когда выпрямилась и увидела, что женщина до белых костяшек стиснула пестик и окаменела, глядя в пол с таким лицом, как будто с трудом удерживается от желания запустить свою ступку в Верину наглую морду.

   «К торговцам нельзя обращаться на "вы"...»

   – Простите, – прошептала Вера, увидела, как женщина вздрогнула, и тут же закрыла ладонью свой глупый рот, зажмуриваясь от стыда.

   «Чёрт.»

   Она весь день общалась так, как говорил министр, научилась мастерски строить предложения таким образом, чтобы навязчивое «вы» нигде не влезло, а тут умудрилась так сглупить, дважды. Убрав руки ото рта, она с силой переплела пальцы и виновато склонила голову, тихо заговорила, тщательно подбирая слова:

   – Я сказала, не подумав, мне очень жаль.

   «Простите.»

   – Я издалека и многого не знаю. Вряд ли...

   «...вы захотите...»

   – ...кому-то захочется общаться с таким невоспитанным человеком. Надеюсь,..

   «...это не испортит вам настроение на весь день...»

   – ...этот день ещё будет хорошим для нас обеих. Удачной торговли, я пойду.

   Она закрыла глаза, желая удачи так сильно, как раньше желала только министру Шену, ещё раз поклонилась и вышла. Дверь тихо закрылась, Вера медленно выдохнула, глядя на пейзаж на стене и замечая, что на нём нет ни единой живой твари, хоть бы одна птичка была в небе нарисована, или бабочка какая-нибудь...

   Внутри было так гадко и мерзко, что ей хотелось биться в стену головой и обзывать себя последними словами. Взяв себя в руки, она попыталась справиться с лицом и вышла на улицу.

   Двейн увидел её и мигом напрягся:

   – Что случилось?

   – Похоже, я сделала большую глупость. Пойдём домой.

   Он нахмурился, посмотрел на вывеску:

   – Нет, это я сделал глупость. – Помолчал и спросил: – У нас по плану ещё ювелирный и книжный, вы уверены, что хотите уйти?

   – У меня нет настроения смотреть на цацки, пойдём домой, а?

   – Ладно, – мрачно кивнул он, – до конца ряда и направо.

   Вера кивнула и пошла, куда он сказал, глядя в землю и ни на что не обращая внимания, внутри сжималась кольцами ненависть к себе и злость на себя, дикое чувство вины, и перед женщиной, и перед Двейном, который, похоже, теперь винит во всём себя.

   3.25.4 Восточные ряды и Старая Лама

   Под каблук попался камешек, Вера больно подвернула ногу и чуть не упала, Двейн придержал её, она благодарно улыбнулась и опять опустила глаза.

   – Бесстыдники!

   Хриплый злой голос вспорол размеренный шум рынка, Вера поморщилась, но глаз не подняла. А в следующую секунду замерла от возмущения, когда им под ноги хлынула грязная вода, если бы Двейн не дёрнул Веру в сторону, они были бы мокрые оба. Вероника округлила глаза, найдя источник шума – крепкую бабу славянской наружности, как раз ставящую на крыльцо грязное ведро. Баба вытерла руки о передник, сверля Двейна маленькими злющими глазками, скривила всё лицо в презрительной гримасе и прошипела:

   – Что смотришь, отродье?! У, узкоглазые, тфу! Тфу, уроды!

   Вероника, шокировано застывшая поначалу, потихоньку собрала мысли в кучку, бросила короткий взгляд на окаменевшего Двейна и стала нервно скручивать перстень с левой руки. Двейн взял Веру за локоть, не отрывая взгляда от шумной бабы, стал теснить её к дальней стороне улицы, баба не унималась ни на секунду, продолжая орать и плеваться.

   – Уроды, тфу, мелкие, тощие, глаза не открываются! А девку нашёл красавицу, конечно! Наплодят полукровок, страшных, больных, уродов, тфу!

   Двейн оттеснил Веру впритык к декоративной ограде закусочной, по ту сторону низкого заборчика обедали люди, ходили официанты, но все как один делали вид, что ничего не происходит, Вероника видела только макушки и спины, если кто-то и смотрел, то осторожно, через плечо.

   Её возмущение всё росло, от шока не осталось и следа, а от взгляда на Двейна внутри поднималась холодная беспощадная волна – парень выглядел абсолютно растерянным и беспомощным. Баба хрипела и плевалась, наступая на них:

   – Что, богатенький, да? Думал, цацек на девку нацеплял, волосы в свой грязный чёрный выкрасил, так она и забудет, что ты бусурман желторожий?! Тфу, безбожники, живут как свиньи, а всё бы белых девок портить! Тфу!

   Баба плюнула им почти под ноги, подслеповато прищурилась и ещё ближе подступила к Двейну:

   – Ба, да ты сам полукровка! Что, батя твой, уродец, белую девку поимел, так и тебе надо?!

   Вера надела перстень на правую руку, развернула все три камнями внутрь и сжала кулак, у неё не было ни малейших сомнений.

   «Ещё одно "тфу" – и я её ударю.»

   – Уроды, ублюдки кругом, да ещё и ублюдков плодят, тфу!

   Вера коротко шагнула вперёд и влепила ей с правой в челюсть.

   Стало тихо-тихо.

   Баба застыла с открытым ртом, как будто её выключили, на щеке постепенно проступало кривое красное пятно, быстро напухающее и набирающее цвет. Люди в закусочной теперь все до единого смотрели на них, кругом были открытые рты и выпученные глаза.

   Вероника мягко тронула ошарашенного Двейна за локоть и громко, с саркастичным участием сказала:

   – Бедная женщина, болеет, видишь? Истерия.

   Баба наконец смогла вдохнуть, побагровела от возмущения и провыла:

   – Ты... ты...

   Вера выпрямилась и влепила ещё раз, в то же место. В полной тишине вышел звонкий шлепок, разнёсшийся на всю улицу. Баба опять замерла, Вера опять повернулась к Двейну:

   – Мало того, что приступы истерии, так ещё и заикается, бедняга. Но я умею это лечить, меня папа научил. Говорит, вот так пальцы складываешь и по морде, достаточно одной таблетки, максимум, двух. Если со второго раза не помогло, тогда двумя руками, вот этой частью, по ушам с двух сторон, это вообще работает всегда. – Двейн стоял неподвижно, как статуя, Вера повернулась к бабе, участливо взяла её за плечо, прихватив пальцами шею: – Вам уже лучше? Помощь больше не нужна? – Баба сдавлено икнула, посмотрела Вере в глаза и тут же опустила взгляд, Вера сжала пальцы сильнее: – Вы не стесняйтесь, говорите, я всё лечу.

   Баба дёргано качнула головой, вислые щёки тряслись, как холодец, глаза бегали, как будто искали что-то на полу.

   – Ну, если всё в порядке, то мы пойдём. Не болейте. – Она с силой хлопнула бабу по плечу, вгоняя камни перстней поглубже, взяла Двейна под руку и заглянула в глаза: – Идём?

   Он кивнул и пошёл с ней в сторону арки, отделяющей цыньянские ряды, им смотрели вслед, перед ними спешно расступались, освобождая дорогу, Двейн шагал как робот, настолько погружённый в себя, что казалось, вообще ничего не видел... а потом на дорогу прямо перед ними выбежал молодой цыньянец и согнулся в поклоне, что-то тараторя и протягивая какой-то свёрток.

   Всё изменилось за секунду, вокруг стало тесно от возникших из ниоткуда одинаковых мужчин, Двейн толкнул Веру за спину, в воздухе сверкнул металл. Она ничего не понимала и ничего не видела, кроме спин, только слышала тихий голос, твердящий:

   – Пожалуйста, госпожа, пожалуйста...

   – Что случилось? – Вера встревоженно тронула Двейна за руку, он спрятал нож и раздражённо выдохнул:

   – Всё в порядке, парни просто перенервничали.

   «Как и ты, дружище.»

   – Так что случилось?

   Двейн молча указал на парня, стоящего на коленях в пыли, охранники расступились, давая ей дорогу, она подошла и смогла рассмотреть причину беспокойства – совсем молодой, судя по костюму, торговец, перепуганный и страшно смущённый. Он поднял взгляд на миг и тут же зажмурился, наклоняя голову и протягивая Вере свёрток:

   – Пожалуйста, госпожа.

   – Что он хочет? – шёпотом спросила Вера у Двейна, тот хмуро буркнул:

   – Чтобы вы ему что-нибудь написали.

   – Зачем?

   Двейн устало потёр переносицу и прошипел:

   – Просто напишите ему пару слов о цветочках-листочках, и всё.

   Вероника озадаченно двинула бровями и наклонилась к парню, ласково спросила:

   – Тебе нужна удача?

   Он поднял на неё удивлённый взгляд, отчаянно покраснел и не ответил, ещё раз протянул свёрток и повторил:

   – Пожалуйста, госпожа.

   – Ладно, ясно. – Она взяла у него свёрток, он радостно улыбнулся:

   – Вы напишете?

   – Я напишу, – вздохнула Вера, – встань, пожалуйста.

   Он поднялся, стал поправлять одежду, Вероника развернула ткань, увидела внутри кисточку и чернильницу-непроливайку, повернулась к Двейну:

   – А где писать?

   – На ткани, – вздохнул он, осмотрелся, как будто что-то искал, под его тяжёлым взглядом в ближайшей закусочной люди повскакивали из-за столов, Двейн кивнул на самый большой, выбежал трактирщик, шустро вытер стол и застелил свежей скатертью, бросил на лавку подушку. Веру усадили, она чувствовала себя ужасно неуютно.

   – Что писать?

   – Без разницы, – поморщился Двейн, – хоть стихи, хоть философские изречения можете изобразить, – он саркастично дёрнул бровями и шепнул, – если знаете.

   Вера задумалась. Она знала только одно, довольно длинное, но места было много и она азартно поддёрнула рукава, обмакнула кисточку и приступила.

   Она старалась писать быстро, но это всё равно заняло несколько минут, в течение которых вокруг стола собралась толпа, сдерживаемая только телохранителями. Закончив, она перечитала и вздохнула с облегчением, с надеждой посмотрела на подохреневшего Двейна и на парня:

   – Пойдёт?

   Двейн медленно закрыл глаза и кивнул, парень смотрел на Веру как на божье знамение, ей стало ужасно неловко, она встала и чуть улыбнулась:

   – Всё, я могу идти? – он кивнул и опустил глаза, теперь рассматривая её художества с трепетным благоговением. Вероника помахала ему рукой: – Счастливо. Удачи.

   Парень глубоко поклонился, Вера взяла Двейна под руку, он тут же нервно стряхнул её ладонь, она обиженно надулась, и опустив голову, пошла к арке выхода. Толпа охранников потихоньку рассосалась, когда они выходили с рынка, рядом был только Двейн. Вера попыталась с ним говорить, но он не реагировал и она перестала.

   Пошли они не к квартире, а к «Чёрному коту». Вероника удивилась, но промолчала, так же в тишине они прошли по коридорам до пустой столовой, где Двейн молча рухнул на табуретку, опёрся локтями на стол и взялся за голову, застыв в таком положении.

   – Двейн? – тихо позвала Вера. Он не отреагировал. – Ну Двейн... – Она мягко взяла его за плечи, уложила подбородок ему на макушку. – Что случилось, а? Ну Двейн... – покачала его за плечи из стороны в сторону, вздохнула. – Поговори со мной. Ну что я такого сделала?

   – Господин Шен пусть с вами разговаривает, – медленно процедил Двейн, – я не знаю, как ему удаётся с вами работать, я бы чокнулся, как?

   – Сложно, – вздохнула Вера, – устаёт, ругается. Много ест – стресс, наверное, заедает. Говорит, скоро станет очень толстым.

   Двейн глухо, истерично рассмеялся, покачал головой:

   – Что вы написали тому парню?

   – Философское изречение, ты же сказал. Я знаю только одно, это эпиграф к книге по истории, там аллегорическое выражение про корабль и попутный ветер, «удача благоволит сильным», вроде того.

   – Великие боги... – Двейн хлопнул себя по лбу и со стоном провёл ладонью до подбородка, прошептал: – Вы там что, действительно книги читаете ночами?

   – Ну да, – пожала плечами Вера, он прошептал:

   – Вы ненормальные оба. – Тяжко вздохнул и дёрнул плечом: – Прекратите на мне виснуть, это неприлично.

   – Не нравится? – надулась Вера.

   – Нет.

   «Дзынь.»

   – Врёшь, – хихикнула Вера, наклонилась и прошептала ему на ухо: – У меня есть «часы истины», я знаю.

   Он нервно рассмеялся и опять попытался убрать с себя её руки, она увидела, что в столовую входит толпа бойцов, и отошла сама, села за стол напротив Двейна, просительно заглянула в его глаза:

   – Ну что я сделала не так?

   – Что вы сделали... Да так, ерунду. Всего лишь уничтожили моё самолюбие, похоронили мою репутацию, и на всю столицу ославили меня как мужчину, за которого заступается женщина.

   – Да ладно тебе, – Вера опять попыталась взять его за руку, – даже лучшие из мужчин бессильны против женской неадекватности.

   – Именно! – он опять стряхнул её руку и грозно выпрямился. – Против вашей неадекватности бессилен весь мир! Мартин! – Двейн резко поднялся, указал на Веру, – отвечаешь. Я скоро буду, – раздражённо пнул табуретку и ушёл.

   Вероника сидела, вжав голову в плечи и чувствуя себя паучком под микроскопом, на неё смотрели все, Мартин сел на место Двейна и смущённо кивнул:

   – Здравствуйте.

   – Ага, – мрачно кивнула Вера. На стул рядом плюхнулся Артур, встряхнул мокрыми волосами, улыбнулся в сто зубов и взял её за руку:

   – Верочка, ты мой герой. – Она смотрела на него в ожидании подвоха, он медленно поднёс её пальцы к губам и протянул: – Довести Двейна до такого состояния, чтобы он психовал и пинал мебель, ещё не удавалось никому. Обожаю тебя. – Он поцеловал её пальцы, она скривилась:

   – Не смешно. Это действительно такая проблема?

   – Ой, Вера, – Артур рассмеялся и запрокинул голову: – Ты хоть знаешь, кого избила? Нет? Из какой же задницы мира ты приехала, глухомань?! Это же Старая Лама, её весь рынок знает! – Он опять стал перебирать её пальцы, потом от двери раздалось:

   – Артур, опять?! – и маг резко убрал руки.

   Вероника выпрямилась, чуть улыбнулась подходящему министру, заспанному и мятому, потом поняла, что это не министр, и поражённо вытаращилась:

   – Привет. Ты как?

   – Здравствуй, Вера, – парень улыбнулся, подходя ближе, – у тебя, как обычно, ни дня без сюрпризов?

   – Да уж кто бы говорил, детка, – фыркнула Вера, – ты удивительно хорошо выглядишь, я думала, министр тебя из подвалов не выпустит до старости.

   Мартин нахмурился, поддельный министр поморщился и протянул Вере руку:

   – Я тебе потом всё объясню, пойдём.

   Вера подняла ладони и отодвинулась:

   – Прости, нет никакого желания к тебе прикасаться, насколько я помню, ты ядовит.

   – Эрг? – неверящим тоном спросил Мартин и попытался встать.

   Двойник зло махнул на него рукой и парень рухнул на пол вместе с тремя бойцами, стоявшими рядом. Дёрнулся к Вере, она отшатнулась, чуть не свалившись с табуретки, увидела, как Артур резко поднял руку и двойник наткнулся на синюю стену, возникшую у самого её носа. Она видела его так близко, что смогла различить отчаяние и злость в глазах, смотрящих на неё сквозь щит. Он оттолкнулся от синей стены и дёрнулся к двери, но её загородили оставшиеся бойцы, кто-то поднял оружие. Тогда парень безысходно ругнулся, схватился за шею и исчез.

   Вероника разжала пальцы на рукояти револьвера, перевела охреневший взгляд на такого же охреневшего Артура и спросила:

   – Что это было?

   – Это был капец нам всем, – тихо ответил маг, движением пальцев гася синюю стену, потом медленно улыбнулся: – Кроме меня. Я красавчик. Эй, все! Не ходите через то место, где он исчез, я слепок сниму. И вообще, чего застыли, ты за Доком, ты за Шеном, быстро.

   – Я уже здесь, – мрачно рыкнул от двери министр, такой же заспанный и мятый, как двойник, осмотрелся, кивнул Вере: – Госпожа Вероника. – Она кивнула ему в ответ, он посмотрел на Мартина, валяющегося на полу, потом на Артура: – Докладывай, кратко.

   – Здесь был Эрг, пытался забрать госпожу, она его узнала и не пошла. После короткого боя он ушёл телепортом, сам, технология мне незнакома. Сделаю слепок – отчитаюсь.

   – Ясно, работай. – Он посмотрел на Веру и жестом подозвал её к себе, вышел с ней в коридор, поставил спиной к стене и наклонился, почти на ухо шепча: – Как вы его узнали?

   Она хитро улыбнулась:

   – Вы думаете, я не узнаю человека, с которым целовалась?

   – Вера, это не шутки, мне надо знать.

   – У него глаза другого цвета, – хихикнула она, он нервно сжал губы и процедил:

   – После прошлого раза я до истерики довёл и двойников, и магов, и себя, сидя перед зеркалом и пытаясь найти разницу, её нет!

   Она поднялась на цыпочки, и почти касаясь его уха губами, шепнула:

   – А вы посмотрите в зеркало и подумайте обо мне.

   Он зло хлопнул ладонью по стене у её плеча, рыкнул:

   – Вера!

   – Я не знаю! – перестала придуриваться она. – А как мастер Валент отличает Лику от меня? Он видит об-лач-ка внутри людей, только не спрашивайте меня, я не вижу.

   – Шаманку надо позвать, – сказать министр, – спасибо. – Обернулся: – Артур! – Маг вышел к ним, министр достал жёлтый «маяк», – перемести госпожу на третью. – Опять повернулся к Вере, криво улыбнулся: – Я буду поздно, уставший, голодный и злой.

   – Жду не дождусь, – с манерной страстью шепнула Вера, он чуть улыбнулся и кивнул Артуру, тот подал Вере руку:

   – Готова? – она кивнула и рухнула в калейдоскоп страшных подробностей, вынырнув из которого, увидела сосредоточенное лицо Артура:

   – Одиннадцать, – констатировал он, шутливо надул губы, – со мной хуже всего, да?

   – Иди работай, – поморщилась Вера, потом вздохнула и буркнула: – Спасибо за щит.

   – Тебе спасибо, – поморщился Артур. – Если бы он увёл тебя на глазах у всей группы, Шен бы нас поубивал. Как ты их отличаешь?

   – Божественная сила, – скривилась Вера.

   – Ясно. Пока. Хотя... пожелай мне удачи, – он сделал миленькие глазки, – на тренировке помогло.

   – А как же «в тебе нет магии»? – съехидничала Вера.

   Он показал язык и буркнул:

   – Как хочешь. Тебе меня не жалко, я помню.

   – Удачи, – вздохнула она, он хитро улыбнулся, кивнул и ушёл в портал.

   Вера окинула взглядом библиотеку, задрала рукав и посмотрела время – пять вечера.

   «Отлично погуляли по восточным рядам. Офигенно.»

   Попыталась развязать пояс, не смогла, и махнув рукой, пошла чертить так.

***

3.25.5 Извинения от Двейна

   Когда он пришёл, на часах была половина второго. Вера успела вытащить из волос почти все шпильки и поснимать украшения, но развязать пояс так и не смогла, поэтому до сих пор сидела в платье. Готовить ничего не стала, потому что боялась вымазать одежду, пыталась читать и переводить, упрямо борясь со сном и иногда осторожно желая министру удачи.

   Едва войдя в библиотеку, он поклонился и улыбнулся:

   – Не спите ещё?

   – Вас жду, – чуть улыбнулась она.

   – Я распоряжусь, чтобы ваши покупки доставили сюда. – Он кивнул и вышел, вернулся с тремя парнями, которые выставили в ряд корзины с мешками, свёртками и банками, заставив Веру округлить глаза:

   – Это я всё купила?

   – О, да, – рассмеялся министр, выпроводил парней и хитро посмотрел на корзины и на Веру: – Хорошо ходить на рынок как благородная женщина?

   Она скорчила рожицу и махнула рукой:

   – Вы уже всё знаете?

   – Знаю, но вашу версию событий услышать тоже хочу.

   – У меня море вопросов.

   – Разберёмся, – кивнул он, – сразу после ужина.

   – Я ничего не готовила, потому что не смогла развязать пояс, – пробурчала Вера, – будем есть ваши тефтельки.

   – Обожаю свои тефтельки, – изобразил серьёзность министр. – Давайте пояс развяжу.

   Она встала и повернулась спиной, чувствуя, как по шее бегут мурашки от его дыхания, пояс завязывался мудрёным узлом почти между лопатками.

   – Понравилось платье? – тихо спросил он.

   – Да, спасибо.

   «Дзынь.»

   Он фыркнул, она вздохнула:

   – В моём мире такое не носят. Но красиво. Я смогу привыкнуть.

   Ткань шелестела в его руках, Вера напряжённо ждала непонятно чего, потом вздрогнула, когда он вытащил из её волос шпильку, позволив тонкому жгуту упасть на шею, медленно раскручиваясь.

   – А украшения?

   Вероника закрыла глаза, осторожно сказала:

   – А их не слишком много?

   – Благородные женщины носят столько украшений, сколько могут себе позволить их мужчины.

   – Я видела на других женщинах максимум пять-семь предметов...

   – Ну и что?

   – На меня лились океаны зависти.

   – Ну и отлично.

   – Я не люблю зависть.

   – А я люблю. – Он вытащил ещё одну шпильку, на Верину спину упала тонкая коса, опять пустив по шее мурашки. – Как можно не любить зависть? По-моему, это прекрасно – владеть тем, что все хотят, но не могут получить.

   – В моём мире выпячивать своё богатство неприлично, самые обеспеченные люди одеваются очень скромно.

   – Пусть скромностью гордятся те, у кого нет украшений, – усмехнулся он, перекладывая несколько прядей, чтобы добраться до очередной заколки, Вера чувствовала, как по коже бегут искры под его пальцами, слабым голосом выдохнула:

   – У меня нет украшений.

   – Теперь есть. – Он щёлкнул заколкой, отпуская на волю ещё одну прядь волос. – Это всё ваше, включая то, что в сундуке в спальне. Я предупреждал, что если вы не позаботитесь об этом сами, этим займусь я.

   Под его пальцами щёлкнула ещё одна заколка, голос стал ещё тише:

   – Вам нравится?

   «Заколки или то, что вы делаете с моими волосами?»

   – Да, спасибо.

   Он переложил ещё несколько прядей, невесомо перебрал волосы, расплетая косу.

   – Правда нравится?

   «Да, продолжайте.»

   – Да, – она улыбнулась, думая, сказать ему о том, что там больше нет заколок, или не стоит.

   – Вы же говорили, что не любите украшения? – насмешливо прошептал министр, Вероника улыбнулась.

   Зато люблю вас.»

   И тут же прикусила язык, чтобы этого не сказать.

   А потом подумала – почему, собственно, нет? По извечной женской жажде дождаться первого шага от него? Разве то, что он сейчас делает, его руки, его голос, разве этого мало?

   «Скажу. И будь что будет.»

   Внутри взрывом шампанских брызг расплескались искры, грудь щекотало изнутри предчувствие невероятного, она глубоко вдохнула, собираясь с силами, полуобернулась и улыбнулась:

   – Зато я люблю...

   – Господин? – у порога согнулся Двейн, министр обернулся:

   – Что?!

   Двейн дёрнулся, склонился ещё ниже:

   – Отчёты и анализ слепка матрицы от Артура.

   – Я сказал, чтобы меня до утра не трогали, – прошипел министр, Двейн понизил голос:

   – Вы сказали принести, как только будет готово.

   – Давай, – министр нервно взял бумаги, потёр лицо и бросил: – Свободен. И чтобы я больше никого здесь до утра не видел.

   Двейн виновато поморщился, кивнул, но не ушёл, ещё тише спросил:

   – Я могу поговорить с госпожой?

   – Нет! – рыкнул министр, увидел расширившиеся от страха глаза Вероники и бросил: – Говори! – стремительно вышел из библиотеки и хлопнул дверью, заставив дёрнуться обоих.

   Двейн медленно выпрямился и шёпотом спросил:

   – Я не вовремя?

   – Да, – так же шёпотом ответили Вера, он виновато поджал губы:

   – Простите.

   Она вяло махнула рукой, вздохнула и спросила:

   – Ты как?

   Он повторил её вялый жест, отметающий мелочи, виновато опустил голову:

   – Я должен извиниться, госпожа.

   Она нервно фыркнула и с сарказмом выдохнула:

   – Вы с папиком точно родня, оба сначала говорите, что думаете, и делаете, что хочется, а потом приходите такие правильные, типа «я должен извиниться». Вроде как «я не считаю, что неправ, но воспитание, все дела».

   – Я неправильно выразился, – вздохнул Двейн.

   – Всё ты правильно выразился, – поморщилась Вера, – и сказал ты всё правильно, не надо передо мной извиняться, я не в обиде. Просто знай на будущее, что я странная Призванная, и что если какая-то сука будет на тебя вякать, я дам ей по морде.

   Он коротко рассмеялся, понизил голос и сказал:

   – Говорят, Старая Лама до сих пор заикается.

   – Зато истерия прошла, – пожала плечами Вера, поправила на руке воображаемые перстни и гордо заявила: – Доктор Вера лечит всё.

   Он прыснул, поклонился и ушёл, продолжая смеяться.

   Вероника медленно выдохнула, посмотрела на дверь, поправила волосы. Ей было страшно туда идти.

   «Интересно, он слышал? А понял?»

   Всё казалось таким глупым и неправильным, ей хотелось отмотать время назад и промолчать.

   «Рано или поздно мне придётся отсюда выйти, так что лучше рано, пока я не успела себя накрутить.»

   3.25.6 История Старой Ламы

   Смелости не прибавлялось, она собралась, взялась за ручку двери, провернула и открыла. И дёрнулась, увидев министра прямо перед собой, он опирался о подоконник и смотрел в бумаги. Вера нервно улыбнулась:

   – Подслушиваете?

   – Ага, – кивнул он, не поднимая глаз, она фыркнула, тоже отвела глаза:

   – Сейчас переоденусь и пойдём ужинать.

   Он молча кивнул, она опустила голову и прошла мимо в спальню, стала дрожащими пальцами разматывать пояс, её колотило.

   «Хорошо, что я вышла сразу.»

   Аккуратно разложив платье на кровати, она взяла с полки какую-то рубашку, потом пакостно улыбнулась и взяла ту, у которой был вырез на спине.

   «Вам ведь нравится смотреть на мои мурашки, господин министр? Нравится, я знаю.»

   В памяти возникло то утро, когда она поймала его на рассматривании этого самого выреза. Щекочущий нервы взгляд, невесомо касающийся открытой кожи...

   «О чём я думаю...»

   Она застыла и крепко зажмурилась, вспоминая, чем закончилась та прекрасная ночь.

   «И вообще, он уже сказал, что между нами ничего не будет, это от нас не зависит. А я чуть не ляпнула такую глупость, чёрт... Что за день сегодня, прокол на проколе.»

   Решительно отложив рубашку с вырезом, она достала самую закрытую, надела штаны и юбку, кобуру с револьвером, кофту. Посмотрела в зеркало и обречённо выдохнула – волосы за день превратились в кудрявый колтун, прочесать такое будет очень сложно.

   Махнув рукой, она заколола их как есть, использовав одну из шпилек из того самого сундука, со смешанными чувствами посмотрела на платье и сундук.

   «Чем это всё считать? Средствами маскировки в исключительно деловых целях, или всё-таки личными подарками со смыслом?»

   На миг закрыв глаза, она опять погрузилась в тот момент, когда почти сказала ему...

   «А если бы сказала? Если бы Двейн не пришёл?»

   В голове взорвались горячие видения лихорадочных неудержимых поцелуев, крепких объятий, вулканической страсти сорвавшегося с цепи министра Шена...

   «Нет.

   Господи, Вера, какая же ты дура. Размечталась, фантазёрка, блин.

   Не было бы никаких поцелуев, о чём ты?!

   Он бы просто промёрз, как обычно, сказал бы что-нибудь осуждающе-деловое и ушёл. И потом было бы очень стыдно.

   Надо сделать вид, что ничего не было.

   У меня получится.»

   Она в последний раз посмотрелась в зеркало, поправила волосы и вышла на кухню, осторожно посмотрела на министра Шена и тут же отвела глаза, пошла к холодильнику. Он сидел за столом, мрачно глядя в бумаги, но как ей показалось, не читал, а просто прятал взгляд, как и она.

   «Он всё слышал...»

   Вероника стала доставать еду, поставила греть и осталась стоять у плиты, просто чтобы не садиться за стол. Почувствовала спиной медленный изучающий взгляд, голос министра был тихим и насмешливым:

   – Замёрзли?

   Она натянуто улыбнулась и промолчала, понимая, что не сможет сказать «да» – «часы истины» её выдадут. Ей было жарко. Всё тело горело жаром, она боялась представить, насколько она сейчас красная.

   Министр тихо рассмеялся и зашелестел страницами, попытался изобразить серьёзность, но улыбку в голосе скрыть не удалось:

   – А что вы хотели сказать по поводу украшений, перед тем, как Двейн вас перебил?

   – Не важно, – смущённо отмахнулась Вера, – я передумала. Если вы считаете, что это необходимо, я буду их носить... и буду делать всё, что нужно. И не буду то, что нельзя.

   Он чуть удивлённо хмыкнул, вздохнул и тихо сказал:

   – Правильно. – Веронику насторожил его голос, она обернулась, пытаясь понять, послышалось ей или нет сожаление и разочарование в его голосе, но его лицо было непроницаемым, а глаза мрачно смотрели в лист. Он невесело усмехнулся и повторил: – Правильно. – Медленно глубоко вдохнул и выпрямился, разминая плечи, как будто сидел так уже много часов, собрал бумаги и убрал в сторону, откинулся на стену, беззаботно улыбнулся: – Вы говорили, у вас много вопросов?

   – Да, – схватилась за тему Вера.

   – Задавайте, – щедро кивнул он.

   – Кто такая Старая Лама и почему её все знают?

   – Хороший вопрос, – чуть улыбнулся министр. – Она известна на весь Оденс, как самая ярая ненавистница цыньянцев и противница смешанных браков.

   – У неё есть причина?

   – О, да, – он улыбнулся ещё беззаботнее, Вера тоже улыбнулась.

   «Не верю.

   Но сделаю вид, что верю. Мы справимся.»

   – Старая Лама была хозяйкой таверны недалеко от рынка. Они с мужем управляли делами вдвоём, у них было двое детей и дела шли неплохо. Когда им перестало хватать рабочих рук, её муж поехал в Четыре Провинции за работниками. После отмены рабства там образовался целый класс людей без конкретного места в жизни, они бродяжничали, прятались от полиции, становились лёгкой добычей для вербовщиков на всякие низкооплачиваемые и тяжёлые работы, потому что не были знакомы с законами и не могли толком распорядиться своей свободой. Местные чиновники придумали что-то вроде невольничьего рынка, где собирали рабов, опрашивали, составляли для каждого специальный документ с его навыками и пожеланиями, а потом помогали работодателям и работникам найти друг друга. Этот рынок до сих пор действует, в Четырёх Провинциях толпы желающих уехать работать в Оденс, но сейчас там требования повыше, с обеих сторон. А тогда бывшие рабы готовы были работать чуть ли не за еду и крышу над головой, их брали слугами в богатые дома и работниками на заводы и фермы, предоставляли жильё, это было гораздо выгоднее, чем платить карнцам. Большая часть рабов, естественно, увозилась в столицу. Муж Старой Ламы нанял себе помощниками на кухню небольшую семью – женщину с тремя детьми. Они подписали контракт и поехали в Оденс. Дорога занимает около двух недель.

   Он замолчал, Вера обернулась, успела заметить странное насмешливо-грустное выражение его лица, но он тут же улыбнулся, иронично приподнял брови:

   – Что случилось за эти две недели, никто конкретно не знает, но по приезде в Оденс мужчина развёлся со Старой Ламой, продал свою таверну, забрал половину денег и сына, женился на цыньянской рабыне, усыновил её детей и отправился обратно в Четыре Провинции, где, по слухам, опять стал трактирщиком. Старая Лама, оставшись одна с маленькой дочерью, решила выгодно вложить деньги и купила в кредит участок земли в новом районе возле рынка. Тогда в столице перестраивали целый сектор, было много приезжих, они были стеснены в средствах, и Георг Пятнадцатый издал особый указ, позволяющий покупать землю в этом районе в кредит, на очень выгодных условиях, первый взнос был совсем маленький, процент смешной, время рассрочки можно было растянуть на десятки лет. Тогда рынок был гораздо меньше, чем сейчас, та часть, на которой сейчас расположены восточные ряды, вообще была жилым кварталом, но место было выгодное – центр города, рядом студгородок, через улицу рынок. Многие покупали там участки под мастерские и магазины. Но через несколько лет цыньянцев в Оденсе стало очень много, они продолжали приезжать, район заселялся всё плотнее. Когда-то в центре цыньянского квартала был цыньянский рынок, карнцы туда вообще не ходили, но со временем он вырос, в Четырёх Провинциях поняли, что в столице живётся очень неплохо, и стали приезжать целыми семьями. Те, кто уже имел свои участки, стали строить вторые-третьи этажи, а первые сдавать приезжим под таверны и магазины. В итоге цыньянский район превратился в сплошные торговые ряды, которые добрались до центрального карнского рынка. Управление архитектуры и строительства попыталось подогнать то, что ещё можно, под карнские стандарты, рынки объединили, убрав заборы и добавив дорог. И таверна Старой Ламы оказалась в цыньянском секторе рынка, да к тому же, рядом открыли несколько цыньянских закусочных с традиционной кухней, все клиенты, понятное дело, переметнулись туда, а карнцы в цыньянский район стараются не забредать, у него плохая репутация. Короче, таверна Старой Ламы стала убыточной. Продать участок, кредит на который не погашен, нельзя, поэтому ей пришлось сдать часть жилых помещений под склады, и на эти деньги жить и платить кредит. Всеми делами занималась её дочь, потому что Старая Лама цыньянцев не переваривала и дел иметь с ними не хотела. И однажды эта дочь сказала матери, что выходит замуж за того парня, который снимал у них склад.

   Вера опять обернулась, поймала ироничный взгляд министра Шена и улыбнулась в ответ, он кивнул:

   – За цыньянца, да. Он был сыном хозяина трактира напротив. В цыньянской семье к девушке относились настороженно, но со временем убедились, что она совсем не похожа на мать и что готовит просто отлично, таверна стала процветать, в семье появился ребёнок, а Старая Лама окончательно возненавидела цыньянцев. Она постоянно устраивала скандалы и мелкие пакости, так что в конце концов довела дочь и она уехала с мужем и ребёнком к отцу в Четыре Провинции. Старая Лама стала местной достопримечательностью, ею пугают детей, подростки периодически устраивают ей неприятные сюрпризы, вроде тухлых яиц в дымоходе, а она в ответ обливает водой и плюётся, из-за этого ей и прозвище дали. Цыньянцы не могут выговорить карнские имена, поэтому всем придумывают новые. Она несколько раз попадала в полицию за хулиганство или оскорбления, но такого отпора, как сегодня, ей ещё никто никогда не давал. Вы стали звездой цыньянского квартала за один удар.

   – За два, – вздохнула Вера, снимая с плиты сковородку. – Избила старую, несчастную, обиженную судьбой женщину. Гордиться нечем. – Стала накрывать на стол, министр следил за ней со странной улыбкой.

   3.25.7 Вечер объяснения очевидных вещей

   – Вы говорили, что занимались борьбой, а там кулаками бить нельзя. – Вера криво улыбнулась:

   – Я встречалась с парнем, умеющим бить кулаками лучше всех в стране, он научил меня паре приёмов.

   Министр иронично протянул:

   – А потом встречались с музыкантом, который научил вас играть на гитаре, так?

   Вероника чуть тарелку не уронила. Попыталась взять себя в руки и изобразила насмешливую улыбку:

   – Играть на гитаре меня научил папа. – Всё-таки поставила тарелку, села за стол, увидела как министр неуютно прячет глаза, и добавила: – А парень-музыкант научил меня играть на барабанах, рояле и нервах. А что?

   Его лицо дрогнуло злостью, он саркастично фыркнул:

   – Сколько их у вас было?

   – Я же уже говорила, много.

   «Дзынь.»

   – Серьёзно, сколько? – он выровнялся, прямо посмотрел ей в глаза, заставив вздрогнуть от этого требовательного взгляда в упор, ей на миг стало необъяснимо страшно, захотелось сбежать, она отвела глаза. В тишине она слышала его дыхание, частое и напряжённое, вздохнула, и согнувшись над столом и подпирая голову рукой, тихо сказала:

   – Простите, конечно, но это глубоко не ваше дело. Этот вопрос даже в моём мире задавать неприлично, я не понимаю, почему вас это так интересует.

   Он молчал, она подняла глаза и увидела, что он смотрит на «часы истины», фыркнула и отвернулась. Опять посмотрела на министра Шена, на этот раз поймав ответный взгляд, напряжённый, злой и растерянный. Криво усмехнулась и указала глазами на «часы»:

   – Потрясающе неудобная штука, да?

   – Да, – без капли юмора кивнул он, взял вилку и устало вздохнул: – Давайте сменим тему. У вас были ещё вопросы?

   – Конечно. Зачем тот парень просил, чтобы я ему что-то написала?

   Министр замер и поднял на неё удивлённый взгляд:

   – Вы не понимаете?

   – Нет.

   Он медленно впечатлённо выдохнул, улыбнулся, потёр лоб:

   – Да...

   – Что? – надулась Вера.

   – Я конечно знал, что наши миры отличаются, но не думал, что настолько. – Он качнул головой и принялся за еду, Вероника мрачно понаблюдала за ним, продолжения не дождалась и тоже взяла вилку.

   Мысли в тишине опять побежали вокруг любимой темы, она моделировала в голове ситуации "что было бы, если бы". Вариантов было немного, самый невероятный вгонял в краску, самый очевидный погружал в бездну уныния и непонимания.

   «Я ничего не знаю об этом мире. И именно поэтому не могу понять его поведения.»

   – Я сильно обидела Двейна? – наконец сказала Вера.

   Министр поморщился, качнул головой:

   – Двейн зол больше на себя, чем на вас. Он не может простить себе, что растерялся и из-за этого вы оказались в такой ситуации. На самом деле, это моя ошибка. Двейн – боец, а не телохранитель, он обучен воевать с вооружёнными мужчинами, а не с неадекватными женщинами. Я должен был это предвидеть и пойти с вами сам, я вообще-то так и планировал... – он отвёл глаза, замялся, залился краской как школьник, заставив Веронику отложить вилку, и подперев щеки ладонями, любоваться его смущением с улыбкой до ушей.

   – И почему передумали? – пропела она.

   – Потому что мне было стыдно показываться вам на глаза после того, как я у вас уснул. Это ужасно, ужасно неприлично. Почему вы меня не разбудили?

   Она молча кусала губы, с трудом сдерживая улыбку, он поднял на неё глаза и она пожала плечами, заставив его фыркнуть и закрыть глаза ладонью:

   – Вы должны были меня разбудить.

   – Это вы должны были меня послушать, когда я говорила, что вы засыпаете. Но вы были уверены, что в вас бодрости, как в бобре.

   – Я такое сказал?! – прошептал он, она кивнула:

   – Разве у вас нет записи?

   – Нет, это же кухня, – убито прошептал он, закрывая лицо руками, вздохнул и повторил: – Мне стыдно.

   – Я заметила, – хихикнула Вера, улыбнулась и не сдержалась: – Решили последовать моему совету и поспать с подружкой? Понравилось?

   Он обречённо застонал и хлопнул себя по лбу:

   – Давайте закроем эту тему.

   – Значит, не понравилось, – шутливо вздохнула Вера. Министр фыркнул и грозно указал на неё пальцем:

   – Никому ни слова.

   – А смысл? – развела руками Вера, – весь ваш отдел думает, что вы тут постоянно спите.

   – Ну не на диване же.

   – А чем плох диван?

   – Неудобно, – пожал плечами министр, Вера фыркнула:

   – Да ладно, отлично.

   – Ну, в принципе, смотря как, – кивнул он, потом зажмурился, встряхнул головой и прошептал: – Куда-то мы не туда свернули.

   Вера рассмеялась, опять взяла вилку:

   – Не так уж и отличаются наши миры.

   – Отличаются, – качнул головой министр, – просто я по-другому к этому отношусь, я весь мир объездил, изучал разные культуры...

   – Интересную тему для изучения вы выбрали, – мурлыкнула Вера, он улыбнулся на одну сторону, бросил на неё укоризненный взгляд:

   – Молодой был, любопытный.

   – А сейчас старый и уставший от жизни, – собезьянничала она, он невесело усмехнулся:

   – Чужие культуры изучать уже не тянет. Тут со своими бы разобраться.

   – Внутренний конфликт? – улыбнулась она, он резко отвёл глаза, она перестала улыбаться, настороженно ожидая ответа. Министр качнул головой:

   – Внешний. Карнская должность требует одного, а цыньянская семья – другого. И выкручивайся как хочешь.

   Вероника почувствовала, что ступает на зыбкую почву, по которой лучше не ходить, замерла и застыла, ожидая действий от него. Сейчас он либо начнёт рассказывать и разговор станет серьёзным, либо съедет с темы и тему нужно будет замять, выбор за ним.

   Министр какое-то время молча смотрел в стол, мрачнея на глазах, потом криво усмехнулся и несерьёзно сказал:

   – Завтра будет Тяжёлый День, – с иронией посмотрел на Веронику, – постараюсь с вами не увидеться. Зато Двейн сможет отыграться за все обиды.

   – А почему постараетесь со мной не увидеться? – мягко улыбнулась Вера. – Я же говорила, что вы можете обращаться. Узнаем друг о друге много нового, подушками покидаемся.

   Он улыбнулся и опять взял вилку:

   – Давайте вернёмся к вашим вопросам.

   – Вы не ответили на последний.

   Министр замер, зажмурился и положил вилку, запустил пальцы в волосы и мрачно посмотрел на Веру:

   – Никогда не думал, что мне придётся объяснять подобные вещи.

   – Это плата за монополию, – развела руками Вера. – Если не хотите, не отвечайте, я спрошу у кого-нибудь другого.

   – Никто вам этого не расскажет, это цыньянская традиция, а в Карне принято на цыньянские традиции плевать. Георг Шестнадцатый ввёл моду на пренебрежительное отношение к цыньянской культуре, поэтому даже те, кто что-то знает, делают вид, что ничего не знают, это считается особым шиком – специально подчеркнуть, что не в курсе того, что нельзя делать или говорить при цыньянцах, а если удастся поставить их этим в неловкое положение, то лавры хорошего шутника обеспечены.

   – Сомнительная какая-то дипломатия, – поморщилась Вера, министр пожал плечами:

   – Он король, имеет право.

   – Так что там с тем парнем? – попыталась вернуть его к теме Вера.

   Министр медленно глубоко вдохнул и поднял глаза:

   – Верите в любовь с первого взгляда?

   – Нет.

   – Почему? – поднял брови он, она фыркнула:

   – Для этого нужна причина? Просто не верю.

   Он впечатлённо дёрнул бровями, помолчал, потом сказал:

   – А как же ваши слова о том, что любовь, как пуля, выпущенная из неизвестности?

   «Он запомнил...»

   Она отвела глаза, пытаясь вернуть себя с небес на землю, приподняла плечи:

   – Иногда люди внезапно влюбляются в тех, кого знали долгое время, но не обращали внимания. А при чём тут это?

   – Вы ему понравились, – с бесконечным терпением ответил министр, таким тоном, как будто объясняет азбучные истины неразумному ребёнку. – У цыньянцев считается, что любовь бывает только такая, увидел и всё понял, никак иначе. А когда мужчине нравится женщина, ему хочется быть к ней как можно ближе, но это не всегда возможно и прилично. В этом случае он пытается заполучить хоть что-то от неё, что-то, к чему она прикасалась, а лучше – оставила след. Лучший вариант – это рисунок или каллиграфия, но требовать рисунок при первой встрече – это наглость, потому что женщина не обязана тратить время и силы на мужчину, которого впервые видит. Каллиграфия – более приемлемый вариант, потому что это несложно, просто черкнула пару символов из жалости и всё. А он на них молиться будет.

   – Как всё сложно, – впечатлённо вздохнула Вера.

   – У вас такого нет? – Она качнула головой. – Да ладно, хотите сказать, что у вас никто никогда не просил рисунок?

   «Только вы...»

   Вера внезапно почувствовала озноб от этой мысли, подняла глаза, с долей юмора посмотрела в тёмные глаза министра Шена.

   «А зачем вам мой рисунок?»

   Прочла в его глазах: «только попробуйте сказать это вслух!» и улыбнулась шире.

   «И что тогда будет?»

   Министр заметно напрягся, отвёл глаза, Вера увидела в нём какой-то неожиданный страх, неуверенность, вдруг поняла, что он сам не знает.

   «Но почему-то эта возможность его пугает.»

   Она попыталась опять поймать его взгляд и успокаивающе улыбнуться:

   «Ладно, я не буду это спрашивать.»

   Поняла, что он слишком сосредоточен на том, чтобы не показать, насколько нервничает, чтобы замечать такие тонкости, отвела глаза.

   «Что он спрашивал?»

   – У меня часто просили рисунки, – мягко сказала она, глядя в стол, – но просят в основном уже готовые, просто потому, что рисунок понравился, а не потому, что это я рисовала.

   Вопросительно посмотрела на него:

   «Легче?»

   Прочитала в его глазах: «да, спасибо» и улыбнулась, он тоже улыбнулся, отвёл глаза:

   – Давайте остальные вопросы после чая?

   Она тихо рассмеялась и кивнула, взяла вилку:

   – Когда вам уже можно будет есть всё?

   – Не скоро, – вздохнул он. – Магия легко сращивает кожу, мышцы чуть хуже, связки и органы ещё хуже. А кости вообще с большим трудом, их сращивать могут только очень сильные маги, остальные просто фиксируют и ждут, когда само заживёт. Ещё.

   Она улыбнулась и взяла тарелку, подала добавку, села и вздохнула:

   – А я Булатику опять мясорубку не подарила.

   – Давайте завтра, – он посмотрел на часы и поправился, – послезавтра. Я сам поведу вас на рынок, а потом пешком к Булату, чтобы лишний раз не телепортироваться.

   – Хорошо.

   Стало тихо, Вера медленно ковырялась в тарелке, мысли метались в тесной клетке, постоянно натыкаясь на непонятные слова и взгляды министра Шена.

   «Почему он так себя ведёт? Он передумал? И что теперь будет? Как мне себя вести? Я делаю что-то не так?»

   Напряжение всё росло, в какой-то момент она поняла, что сидит неподвижно слишком долго, он давно должен был заметить. Осторожно подняв взгляд, она поняла, почему он не реагирует – сам задумался, мрачно изучая тарелку. Но заметив её взгляд, он тоже очнулся, они встретились глазами, смутились и отвернулись, Вера стала нервно крутить в пальцах вилку, министр чуть улыбнулся и сказал:

   – А как это происходит у вас?

   – Что? – она подняла глаза, он опустил:

   – Когда люди друг другу...

   – Вера, ты мне нужна! – завопил возникший посреди кухни Барт, увидел министра Шена, запнулся и втянул голову в плечи: – Я не вовремя?

   – Да, – прошипел министр, Вера нервно хихикнула и развела руками с извиняющимся видом. Барт скорчил несчастную мордочку и кивнул:

   – Ладно...

   – Что-то случилось? – спросила Вера, Барт буркнул:

   – Да.

   – Я могу чем-то помочь?

   – Не то чтобы... – он замялся, покосился на министра, взгляд стал совсем несчастным.

   – Пойдём, – она встала и протянула ему руку, вывела в гостиную и обняла за плечи, маг уткнулся лицом ей в плечо, тяжко вздохнул и шепнул на ухо:

   – Прости, что так ворвался. Меня на дуэль вызвали, он старше и опытнее, хоть и слабее по силе... Только не говори господину!

   – Не скажу. Удача нужна? – Вера улыбнулась и погладила мага по плечам, он кивнул, нервно усмехнулся:

   – Это моя первая дуэль.

   – Всё когда-нибудь бывает в первый раз. Завтра ты будешь смеяться над своими сегодняшними страхами.

   – Было бы отлично, – скривился он. – Никому не говори!

   – Не скажу. Удачи тебе. Хотя, я думаю, ты и так справишься. Ты же гений.

   – Да, я гений, – напряжённо улыбнулся маг.

   – Расскажешь завтра, как всё прошло?

   – Если буду жив и здоров, – шутливо закатил глаза Барт.

   – Только попробуй мне попасть в больницу, кормить перестану!

   – Жестокая, – изобразил возмущение Барт. – Всё, я пошёл. Желай.

   – Удачи, детка. – Вера зажмурилась, посылая ему удачу, маг кивнул и исчез.

   Она вернулась на кухню, поймала недовольный взгляд министра Шена и виновато развела руками, села за стол.

   – Что вы спрашивали?

   Он мрачно засопел, посмотрел на часы и недовольно сказал:

   – Что ему надо было?

   – Удача, – пожала плечами Вера.

   Министр криво улыбнулся, помолчал и ещё недовольнее буркнул:

   – Что у вас за привычка, виснуть на всех подряд? Неужели в вашем мире все так себя ведут?

   – Во-первых, далеко не на всех подряд, – слегка обиженно отвернулась Вера, – во-вторых, я не висну. И по-моему, в вашем мире люди ведут себя точно так же.

   – Нет, не ведут, – поморщился он, – в моём мире люди вообще стараются держать дистанцию и поменьше друг к другу прикасаться. Я не понимаю, что заставило вас сейчас его обнять или виснуть на Двейне на рынке.

   – Правда не понимаете? – криво усмехнулась Вера.

   – Правда.

   – Ну что ж, похоже, сегодня вечер объяснения очевидных вещей, – саркастично развела руками Вера.

   – Угу, – фыркнул министр, посмотрел на часы, – вечер, да. Давайте объясняйте, ваша очередь.

   – Ну что ж, – Вера изобразила на лице профессорский снобизм и иронично пропела: – Когда человеку плохо, он чувствует себя одиноким, слабым и недостаточно клёвым, ему хочется прикоснуться к другому человеку, чтобы почувствовать себя лучше. И если двум людям не наплевать друг на друга, то когда одному плохо, другой не против его ободрить и поддержать. Но иногда, когда человеку особенно плохо, он чувствует себя неуверенно, и ему кажется, что он не имеет права на дружескую поддержку и участие. Тогда второй человек, готовый поделиться силой и уверенностью, прикасается к первому, чтобы дать понять, что конечно же, имеет. Это гораздо проще и далеко не так неловко, как устные заверения в вечной преданности и готовности помочь. Я понятно объясняю? – съязвила Вера.

   – Вполне, – фыркнул министр. – Только не пытайтесь больше так делать в моём мире, люди вас не поймут.

   3.25.8 Тонкости отношений

   – Я победил! – радостно подпрыгнул Барт, возникая посреди кухни, Вера улыбнулась:

   – Ни секунды в тебе не сомневалась.

   – Что ты сделал? – мрачно осведомился министр.

   – Я отделал старшего сына замдекана боевиков в его родной стихии огня! – Барт гордо упёр руки в бока и запрокинул голову: – Я звезда! – Прыгнул к Вере и звонко чмокнул её в щёку, – ты была права! Обожаю тебя. – Обнял её за плечи и довольно уткнулся лбом в её лоб: – А что можно съесть?

   – Всё, что найдёшь, детка, – рассмеялась Вера, глядя как министра Шена корёжит от Бартовых обнимашек. Маг прыгнул к холодильнику, открыл и довольно выдохнул:

   – Мои бутеры! Это же всё мне?

   – Да, они ещё со вчера тебя ждут.

   – Обожаю тебя! – маг опять прыгнул к Вере, чмокнул в щёку и вернулся к холодильнику.

   – Барт?

   – М?

   – А зачем люди целуются? – шкодно улыбнулась Вера.

   – Чтобы показать, как они друг друга обожают, – с набитым ртом ответил маг.

   – А обнимаются?

   – Чтобы поделиться радостью!

   – А если грустно?

   – Тогда чтобы поддержать и ободрить. Что за вопросы?

   Вера с невинной улыбкой повернулась к министру и прикусила губу от его злого взгляда, хихикнула:

   – По-моему, вы живёте в разных мирах.

   Барт потихоньку перестал жевать, министр секунду посверлил его тяжёлым взглядом и прошипел:

   – Барт, исчезни.

   Маг сделал серьёзную ответственную морду и развёл руками:

   – Барт исчезает, – и исчез вместе с тарелкой бутербродов.

   Вера встала закрыть холодильник, вернулась за стол, кусая губы и с трудом сдерживая смех при взгляде на раздосадованного министра Шена.

   – Трещит по швам ваша монополия, господин министр, – наконец сказала она, тихо смеясь.

   Министр пробурчал:

   – Барт – не показатель, он вырос в Карне.

   – Но ведь мы в Карне, – пожала плечами Вера.

   – Вы не всегда будете в Карне, – ещё сильнее нахмурился он и злобно вогнал вилку в тефтельку. – Если вы поедете в Империю, там ваши манеры будут выглядеть откровенно деревенскими. Там аристократы даже при родной матери держат лицо, даже к жене обращаются на «вы» и даже детям не позволяют лишний раз к себе прикасаться.

   – Дикость какая, – нахмурилась Вера, – хорошо, что я в Карне, никогда не поеду в Империю.

   – Откуда вам знать, как повернётся ваша жизнь? – пробурчал министр, глядя в стол, – вдруг вы выйдете замуж за какого-нибудь правителя, вроде Тонга, будете жить в его дворце и соблюдать все правила. И придётся вам забыть все свои деревенские привычки.

   – Вы так говорите, как будто там не люди живут, – поморщилась Вера. – Если они друг друга любят, только им решать, как себя вести.

   Он невесело рассмеялся, покачал головой:

   – У меня есть один друг, цыньянский аристократ, который случайно влюбился в собственную жену. Я более несчастного человека в жизни не видел.

   – Как это? – озадаченно выпрямилась Вера, министр медленно поднял глаза, прямо посмотрел на неё и тихо сказал:

   – Любовь не всегда приносит счастье.

   Её осыпало колючей волной, но она умудрилась не отвести глаз, чуть улыбнулась и сказала:

   – Взаимная – всегда.

   – Нет.

   – Да.

   – Вы ничего не понимаете, – тихо сказал министр.

   – Так объясните мне.

   Он молча смотрел ей в глаза, ей казалось, сейчас воздух начнёт потрескивать от напряжения...

   – А это снова я! – возник посреди кухни Барт.

   Министр закрыл глаза ладонью и с рычащим стоном откинулся спиной на стену.

   Вера согнулась над столом, схватившись за голову и дрожа от истерического смеха, Барт переводил взгляд с одного на другого:

   – Что? Я тарелку принёс. – Вера продолжала смотреть в стол, маг вздохнул: – Я вам помешал?

   – Ты на время смотрел? – с подходящим к концу терпением вздохнул министр.

   – Половина третьего, – фыркнул Барт. – Ну и что? Я же знаю, что вы не спите. И вообще я на кухню пришёл, а не в спальню.

   – Возможно, я тебя удивлю, но то же самое, что и в спальне, можно делать и на кухне, – прошипел министр.

   – Нет, – с улыбкой замотал головой Барт.

   – Да, – хором выдохнули Вера и министр, переглянулись и нервно рассмеялись. Барт с досадой поднял ладони и съязвил:

   – Ладно, понял, я тут лишний, я пойду.

   – Стоять, – скомандовал министр. Барт вжал голову в плечи, не ожидая ничего хорошего, министр устало посмотрел на него и сказал: – Сейчас пойдёшь к дежурному у портала базы и скажешь, что любой, кто здесь появится раньше восьми утра, будет со мной неделю тренироваться, вне зависимости от пола, возраста и группы инвалидности. И сам завтра приходи на утреннюю тренировку ко мне, я много чего хочу тебе сказать.

   – Не надо, – съёжился Барт.

   – Поздно, – вздохнул министр. – Иди.

   Маг мрачно поклонился и исчез. Министр пару секунд посмотрел на то место, где стоял Барт, потом тяжко вздохнул и взял вилку, быстро доел и сказал, глядя в стол:

   – Давайте у камина чай попьём?

   – Хорошо, – кивнула Вера.

   – Я разожгу, – он встал и вышел из комнаты.

   Вера убрала и вымыла посуду, поставила чайник, нарезала фрукты. Пришлось сходить за персиками в библиотеку, где до сих пор стояли корзины. В гостиной уже горел камин, приглушённые светильники на стенах почти не давали света, министр сидел в кресле, напоминая готическую скульптуру, мрачную и величественную, Вероника скорее отвела взгляд, но его лицо в бликах огня всё ещё стояло перед глазами, вызывая внутри горячее волнение, терпкое желание сделать для него что-нибудь весомое и важное, что-то, что даст понять, насколько он ей дорог.

   «Дайте мне возможность, я буду счастлива свернуть ради вас горы.»

   Войдя на кухню, она оперлась о стол, пытаясь справиться с накатившими чувствами и восстановить дыхание, её качало, безумное сердце разгоралось внутри всё ярче.

   – Вера?

   Его голос окатил её тёплой волной, заставив вспыхнуть и опустить глаза:

   – Что?

   – Всё в порядке? – Он вошёл, встревоженно посмотрел на неё, она улыбнулась:

   – Всё нормально. Просто голова закружилась.

   – И часто у вас это бывает?

   – В последнее время всё чаще, – улыбнулась Вера, пряча глаза. Достала чашки, выбрала один из новых чаёв и заварила полный заварник. Министр опёрся о стол, подозрительно окидывая её взглядом:

   – Не хотите показаться Доку по этому поводу?

   – Нет, – ещё шире улыбнулась Вера, не поднимая глаз, – здесь медицина бессильна.

   – М, – он кивнул, как будто сделал какие-то выводы, Вера прикусила губу, сдерживая смешок, и взяла поднос с чашками и заварником, обернулась через плечо:

   – Захватите фрукты.

   – Хорошо, – он взял тарелку и вышел следом за ней, погасил свет на кухне, стало ещё темнее.

   Эта атмосфера вызывала у Вероники какую-то обречённую слабость, желание забиться в кресло и укутаться одеялом по глаза, растворяясь в тепле и тая от счастья, что он просто рядом, она шла осторожно и медленно, пол плясал под ногами, как палуба корабля.

   «Что вы со мной делаете, господин министр...»

   – Вера?

   – А? – она обернулась, увидела его совсем рядом и не отвела глаз, глядя в его потемневшие от полумрака глаза, в которых было что-то такое, что не отпускало, вызывая желание подойти ближе. Ей казалось, мир застыл, огонь прекратил трещать, сердце замедлило ритм... он закрыл глаза:

   – Ничего.

   Обошёл её и поставил блюдо с фруктами на столик между кресел, Вера поставила туда же чашки, налила чай и подала одну министру:

   – Прошу.

   – Спасибо.

   Она тоже села, сбросила туфли и забралась в кресло с ногами, юбка в процессе задралась, показав штаны, министр криво улыбнулся:

   – Вы верны своему стилю.

   – Так удобнее и теплее, – смущённо буркнула Вера, поправляя юбку, умостилась поудобнее, подтянула колени к груди, поставила на них чашку и блаженно вздохнула:

   – Тёплышко...

   Министр прыснул и рассмеялся, чуть не облившись чаем, поставил чашку на столик и смахнул с рукава несколько пролившихся капель, посмотрел на Веру:

   – Никогда не выражайтесь так в обществе.

   – Почему? Боитесь, что все обольются? – шкодно прищурилась Вера, министр опять рассмеялся и кивнул:

   – Все не все, а я уж точно.

   – Чем вам не нравится слово «тёплышко»? – сделала невинные глазки Вера, он опять рассмеялся, ответил:

   – Просто смешно звучит.

   – На каком языке?

   – На цыньянском, конечно. Я почти всегда слышу вас на цыньянском.

   – Почему? Вы же столько времени провели в Карне, а до сих пор думаете на цыньянском?

   – В Империи я провёл гораздо больше времени, – он взял чашку, откинулся на спинку кресла, посмотрел в огонь, невесело улыбнулся и перевёл взгляд на Веру: – Я не хочу об этом говорить.

   – Не будем, – кивнула Вера, отпила чая и тоже стала смотреть в огонь. – Рассказывайте.

   – Лучше вы рассказывайте, – чуть улыбнулся он, отводя глаза. – На чём мы остановились?

   – На том, что любовь не всегда приносит счастье, – почти шёпотом сказала Вера, министр опустил глаза, она улыбнулась, – на том, почему люди обнимаются. На моём деревенском поведении.

   – Это было грубо, – чуть смущённо улыбнулся министр, Вера пожала плечами:

   – Зато честно. А ещё раньше вы спрашивали, как это происходит в моём мире, когда люди друг другу... что?

   – Интересны, – чуть улыбнулся он, бросил на Веру подчёркнуто невинный взгляд и тут же отвёл. – Я смотрел ваши фильмы. Без перевода, конечно, очень информативно, – Вера прыснула, он закатил глаза, – а моя единственная попытка услышать перевод позорно провалилась.

   – Я уже смотрела этот фильм, могу так рассказать. Вы на каком моменте уснули?

   Он смущённо закрыл лицо ладонью, она рассмеялась.

   – Почти сразу, – виновато ответил министр, опустил голову и с досадой выдохнул: – У вас такой расслабляющий голос... – Вера тихо рассмеялась, он улыбнулся: – Я как-нибудь обойдусь без полного перевода, мне интересно, что она ему написала? – Вероника непонимающе нахмурилась и он уточнил: – Секретарша чиновнику.

   – А, – кивнула Вера, пожала плечами, – да ничего особенного, просто поздравила с Новым Годом и подписалась «сердечно ваша», это... вроде как... довольно интимная подпись, начальнику так не пишут.

   – Ясно, везде свои тонкости, – он невесело усмехнулся, отпил чая, стал смотреть в огонь. Вера смотрела на него и пыталась угадать, о чём он думает, судя по глазам, мысли были не из весёлых.

   – О чём задумались? – шутливо прошептала она.

   – О тонкостях, – вздохнул он, ненатурально улыбнулся: – Продолжайте, вы не ответили на вопрос.

   – Ой... – она тяжко вздохнула, потёрла лоб, – даже не знаю, с чего начать. У нас запросто знакомятся на улице. Не все, конечно, это требует определённой смелости с обеих сторон, но всё равно. Хотя чаще отношения возникают между теми, кто уже знаком по работе, учёбе, или общается в одной компании. – Она замолчала, задумалась, что ещё сказать, он спросил:

   – Я видел в вашем телефоне короткие видео с вашей ужасной музыкой, где люди знакомятся за стойкой таверны или во время танцев... – Вера криво улыбнулась и качнула головой:

   – Это другое, в клубах просто снимают себе компанию на ночь. Чаще всего, на том всё и заканчивается. Бывают, конечно, исключения, но отношения, которые начались с ни к чему не обязывающего секса, вряд ли будут долгими и прочными.

   Министр поражённо зажмурился, Вера рассмеялась, взяла с блюда ломтик персика и откусила, блаженно прикрыла глаза:

   – А ваша коняка знает толк.

   – Бес ест всё, – фыркнул министр, тоже взял себе персик и задумчиво посмотрел на него, – а долгие и прочные с чего начинаются?

   – Это у всех по-разному, – вздохнула Вера, – люди общаются в компании или по интернету, потом начинают гулять только вдвоём, потом признаются и начинают встречаться – конфетно-букетный период, романтика, все дела. Если они уже взрослые и живут сами, то приглашают друг друга к себе, отмечают вместе праздники, иногда остаются друг у друга на ночь или выходные. Это может длиться годами. Рано или поздно они принимают решение съехаться, живут вместе, этот период тоже может длиться годами. Потом, если уже вообще всё серьёзно и понятно, что они оба готовы жить долго и счастливо вместе, тогда уже знакомство с родителями, свадьба-дети-ипотека.

   – В это сложно поверить, – тихо сказал министр.

   – На самом деле, это началось не так давно, лет пятьдесят-сто назад свадьба была великим событием, меняющим жизнь, до свадьбы были только свидания, провожания домой и целомудренные поцелуи, а после свадьбы уже молодые жили вместе. Но в моё время свадьба ничего не меняет, это просто очень дорогой праздник, после которого жизнь идёт как шла.

   – Да, – криво усмехнулся министр, – и вы говорите, что в моём мире всё сложно! В моём всё проще некуда. Понравилась девушка, пошёл к её отцу, договорился, свадьбу сыграл и она твоя до самой смерти, она уже никуда не денется.

   – Девушки, наверное, в восторге, – съязвила Вера. Министр перестал улыбаться:

   – Девушек никто не спрашивает, – помолчал и добавил, – в Империи. В Карне спрашивают, даже в брачном обряде есть вопрос, согласна ли она на этот брак. В Империи брачный обряд проходит в тишине, в Ридии говорит только жрец, но там родители учитывают мнение девушки, хоть оно и не играет решающей роли. У них по этому поводу множество книг и пьес написано, как девушек выдают за нелюбимых и они сбегают с любимыми.

   – А на севере? – спросила Вера.

   – На севере бардак, – махнул рукой министр, – там князь может жениться хоть на бывшей рабыне, если готов потерпеть дружеские подтрунивания семьи. А если она красива и они явно друг друга любят, то никто вообще слова поперёк не скажет.

   Он замолчал, Вера пила чай и бросала осторожные взгляды на глубоко задумавшегося министра, пытаясь понять, почему его так явно раздражают северские традиции. В камине трещал поленьями огонь, переменчивые блики качали тени на лице господина министра, его взгляд становился всё более мрачным.

   3.25.9 История семьи Сун

   – Расскажите про своего