Бесприданница не могла надеяться стать женой блистательного лорда Валентайна, брака с которым искали самые родовитые и богатые семьи королевства. Но я мечтала, а потом он приехал в дом моего опекуна…
Узнай меня, мой лорд. Анжелика Лав
Меня трясёт, и всё кажется, сейчас темноту коридора разрежет сияние свечей, а сквозь грохот сердца донесутся шаги.
В тонкой кружевной сорочке холодно, и это заставляет отклоняться к стоящей сзади Изабелле. Это она сорвала с меня халат и уронила его на леденящий паркет.
На лицо опускается бархатная полумаска. Изабелла завязывает её, вкладывая в ленточки чары, чтобы никто не снял.
– Итак, запомни, Кати, – шепчет Изабелла на ухо, прикрытое перекрашенными в чёрное волосами. – Лорд опоён зельем страсти, надо только коснуться его, и он не сможет тебя выгнать прежде, чем получит своё. Едва он уснёт, выходи в коридор, я сменю тебя. Поняла?
Киваю, потому что ответить не могу – предусмотрительная Изабелла лишила голоса на целую ночь.
– И не вздумай ему сопротивляться, кузина, – шипит она, и вдоль моего позвоночника ползёт мертвенный холод чар. – Ты должна изображать страстную влюблённость… Впрочем, – она усмехается, – кажется, тебе это и изображать не надо.
Сердце пропускает удар, я оборачиваюсь, хотя в темноте не могу разглядеть её лицо, лишь лиловые отсветы в глазах. Изабелла – колдунья, и я слишком хорошо знаю, какими ужасами обернётся непослушание.
Единственное, чего не понимаю – зачем ей подкладывать под лорда Валентайна меня? Пусть колдовству любовь не подвластна, но он красивейший мужчина, умный, благородный – мечта любой девушки! Но то ли Изабелла не хочет рисковать, опасаясь, что он не женится на опороченной, и тогда она сможет доказать свою невинность, то ли она не невинна.
А может, это извращённая месть за то, что на балу лорд первой пригласил меня, а не блистательную Изабеллу, и теперь она хочет дать мне вкусить мимолётного, хоть и позорного счастья, а потом отнять его навсегда.
Своей рукой она проворачивает кованую ручку. Контур приоткрываемой двери очерчивается жёлтым сиянием. От волнения хочется кричать, но я лишь сглатываю.
В последний миг Изабелла шепчет:
– Если не получится – расплачиваться будет Лотта.
Меня охватывают мурашки. Лотта – моя кормилица, единственный человек, который меня любит. Но она простолюдинка, служанка в доме отца Изабеллы, и под «расплачиваться» та может подразумевать и выплеснутый в лицо Лотты кипяток, и приказание высечь её плетью, и отправку на самые чёрные работы. И всё вместе взятое.
Могу ли я своим упрямством обречь Лотту на страдания? Стоит подумать о её ласковых глазах, о больших тёплых руках, о том, как она заботилась обо мне больной, как она играла со мной, как осталась с нами в самые трудные времена, и понимаю: не отступила бы, даже если бы меня ждал не прекрасный лорд Валентайн.
Изабелла подталкивает меня в гостевую комнату и закрывает дверь. Я много раз помогала служанкам наводить порядок в этих покоях, и богатое убранство, золочёная мебель с шёлковой обивкой и роскошные ковры давно не вызывают робости.
Вскользь осматриваю первую комнату: на резном столике чёрного дерева фрукты и початая бутылка вина. А вот бокал стоит на столике возле дверей спальни, прямо под вазой с алыми розами. Дверь приоткрыта, и за ней тоже сияют свечи.
Сердцебиение оглушает. Несмело шагаю вперёд. Шёлковые кружева скользят по телу, вызывая странный трепет. Не удивлюсь, если и меня Изабелла на всякий случай чем-нибудь опоила. А может, я слишком хочу, чтобы мечта о поцелуе с Валентайном осуществилась. Надеюсь, что он сорвёт маску, и тогда его делом чести будет жениться на мне, а не на Изабелле.
– Иди же! – раздаётся приглушённый шёпот.
Это Изабелла не удержалась и заглянула в щёлочку двери. Хлёсткий удар чар отдаётся болью вдоль позвоночника, и я поспешно приближаюсь к спальне. «А что, если Валентайн не выпил зелья, вдруг он с позором меня выгонит?» – Заглядываю в приоткрытую дверь.
Огромная кровать под балдахином расправлена, Валентайн лежит на ней в одной рубашке, дышит тяжело. Тёмные кудри разметались по подушке, глаза закрыты, ресницы нервно вздрагивают, а губы кривятся.
Впервые вижу настолько обнажённого мужчину и застываю в нерешительности. Изабелла снова подталкивает в спину и закрывает дверь.
Шорох заставляет Валентайна распахнуть тёмные глаза. Их выражение такое рассеянное, что не уверена, видит ли он меня. Нервно касаюсь бархата маски, закрывшей верхнюю половину краснеющего лица.
Прикрыв нижнюю часть тела одеялом, Валентайн с видимым трудом садится:
– Леди Изабелла, я много выпил на охоте и не вполне за себя отвечаю. Вам лучше уйти.
Сердце колет разочарованием.
Значит, он всё же принял меня за неё. Конечно, у нас обеих пухлые губы, одинаковый рост и фигуры, лишь кружевная сорочка Изабеллы чуть тесновата в груди, но у меня светлые волосы, а сейчас я брюнетка, глаза из чёрных стали голубыми. И он, как говорит, много выпил, но как же обидно, что он считает меня ею…
В надежде на узнавание подхожу ближе. Он следит за мной тяжёлым взглядом. Между полами расстёгнутой рубашки видно тяжело вздымающуюся мускулистую грудь, и мне до ужаса хочется дотронуться до его кожи, ощутить его мощь.
– Уйдите, – глухо повторяет он и резко поднимается.
Опускаю взгляд от его чувственно-красивого лица и судорожно вдыхаю: на нём нет нижнего белья, и я вижу мужское достоинство так близко, что меня парализует. Тяжело часто дышу. Вздрагиваю от прикосновения к плечам. Поднимаю голову и смотрю в лицо Валентайна, а он глядит на мою грудь, на топорщившие кружево соски, и тоже тяжело дышит.
– Изабелла, – сипло выдавливает он. – Я уже говорил, что…
Его пальцы судорожно сжимаются на моих плечах, сильное мужское тело притискивает к холодной двери. Контраст холодного и горячего обжигает, я раскрываю рот, и Валентайн впивается в мои губы жадным поцелуем.
Чужой язык проникает в рот, захватывает, играет с языком, крадя дыхание. Горячие руки скользят по бёдрам, и мои ноги дрожат от внезапной слабости. Внизу живота разгорается пожар. В фантазиях поцелуй Валентайна не был и вполовину таким жарким.
Обхватываю широкие плечи, притягиваю, захлёбываясь восторгом и желанием, по венам будто струится огонь, и в этом пламени сгорают сомнения, стыд, осознание последствий. Кружево жалобно трещит, обнажая моё пылающее тело.
Валентайн обхватывает меня, поднимает и головокружительным рывком подносит к кровати. Когда он начинает отстраняться от моих губ, невольно тянусь за ним. Его пальцы впиваются в волосы, настойчиво оттягивая меня. Я заглядываю в мутные от страсти глаза: зрачки почти поглотили тёмно-зелёную радужку, и от этого взгляд кажется опасным, злым.
Сорвав с меня остатки сорочки, Валентайн швыряет её в камин, и тонкая ткань гасит пламя. А Валентайн переворачивает меня животом на кровать и наваливается сверху.
Ужас захлёстывает меня, но близость Валентайна продолжает опалять, и сердце сходит с ума. Пытаюсь приподняться, но он стискивает мои запястья над головой и, охватив бёдра коленями, свободной рукой гладит ягодицы, проскальзывая пальцами между ног.
Я трепещу, силясь вырваться, закричать, но голос не подчиняется.
– Я знаю о вас больше, чем вам хотелось бы, Изабелла, – шепчет на ухо Валентайн, продолжая скользить пальцами там, где меня не касался ни один мужчина, и в глазах темнеет от страха, а в голове полыхает мысль: «Как я могла на это согласиться?». – И даже не надейтесь, что вам удастся обмануть меня и подстроить всё так, чтобы я был вынужден на вас жениться.
«Так он не тронет меня», – понимаю со смесью сожаления и облегчения. И ужас отступает.
Пальцы Валентайна скользят по ягодице на спину.
– Я не возьму в жёны женщину, принадлежавшую другому, – шепчет он. – Но вот развлечься…
Его колено протискивается между моих ног, за ним второе. Сильные руки порывисто дёргают за бёдра, ставя на колени, грудь проскальзывает по шёлковой простыне. В следующий миг что-то горячее и твёрдое упирается между ног, там же скользят пальцы, направляя это твёрдое.
Точно удар приходит осознание, что это, а в следующий миг Валентайн вторгается в меня мощным толчком. Внутри будто что-то разрывается, боль пронзает так сильно, что чары на миг отпускают горло, выпуская крик. Меня трясёт. Слёзы застилают всё, и больше всего я боюсь, что Валентайн продолжит страшное движение. Но он освобождает меня от своей плоти и переворачивает на спину.
Сквозь пелену слёз не вижу выражение его лица.
– Прости, – шепчет он и целует мои дрожащие губы.
Пытаюсь оттолкнуть его, но он сильнее. Он продолжает целовать, я не отвечаю, и тогда он спускается к шее, груди. Охватывает губами сосок, играет с ним языком, перемещается к другому. Осторожно прикасается к пылающим, саднящим складочкам. Гладит. Меня трясёт от ужаса перед новой болью.
– Тихо, тихо, – шепчет он. – Самое страшное позади.
Но я не верю. Лежу, глотая слёзы и не понимая, почему женщины соглашаются на такие муки.
Решительно поднявшись, Валентайн направляется к дверям.
«Там же Изабелла», – ужасаюсь и надеюсь я, с трудом приподнимаюсь и поворачиваюсь к окну. Бежать! Но прежде, чем успеваю сделать хоть шаг, возвращается Валентайн с бутылкой и бокалом.
Мотаю головой, но Валентайн наливает полный бокал и, подхватив меня под затылок, заставляет выпить. Внутренности затопляет теплом, и дрожь проходит.
– Вот так лучше, моя девочка. – Валентайн наливает ещё бокал.
«Там же зелье страсти», – пытаюсь отвернуться, но Валентайн вливает в меня ещё порцию.
По венам снова начинает струиться огонь. С ужасом наблюдаю, как Валентайн выпивает полный бокал: он же меня не отпустит до утра, так и будет мучить.
Окаменев от ужаса, смотрю на него. Валентайн обнимает меня за плечи и целует. Дыхание перехватывает, внутри так тепло и хорошо, и я даже не замечаю, как начинаю отвечать на поцелуй. Вдруг понимаю, что боли больше нет, а скольжение ладоней по телу отзывается сладкой дрожью. Голова кружится от удовольствия. Из-под прикрытых век наблюдаю, как Валентайн ласкает мою грудь, живот. Он спускается всё ниже, я пытаюсь стыдливо стиснуть ноги, но он не даёт, опускается совершенно неприлично низко.
Прикосновение его языка доставляет просто удивительное блаженство, я не замечаю, как начинаю извиваться под ним. Тяжело дыша, комкаю простыню. А он продолжает посасывать и надавливать языком, вызывая волны горячей дрожи по всему телу.
Когда Валентайн нависает надо мной, я едва соображаю от странного томительного чувства. Меня охватывает страх боли, но Валентайн входит медленно и осторожно, и это неожиданно приятно, почти как прикосновения его языка.
Проникнув до упора, Валентайн замирает надо мной, позволяя привыкнуть. Судорожно дышу. Хочу, чтобы движение продолжалось, хотя понимаю, дальше никак. Валентайн чуть отстраняется и снова входит в меня, вызывая приступ дрожи. Наворачиваются слёзы, на этот раз от удовольствия.
Валентайн двигается и двигается, и меня наполняет жаром, по коже бегают мурашки, мне хорошо, так хорошо, что я стискиваю его ногами. Я задыхаюсь, а он охватывает мои губы, целует их, наполняя меня собой, вызывая неизъяснимое тревожное напряжение. Оно пугает, но хочется больше. Страшно и хорошо – сумасшедшая смесь.
А он двигается, снова и снова вторгаясь – всё резче, чаще, и тревожное напряжение усиливается, внутри бушует ураган, требует двигаться навстречу, и я захлёбываюсь охами и стонами, вынуждая отпустить мои губы.
Приподнявшись на руках, Валентайн резко двигает бёдрами и смотрит мне в лицо, а я задыхаюсь, беззвучно кричу, и меня захлёстывает ослепительным удовольствием, оно отзывается пульсацией всего тела и пульсацией плоти Валентайна внутри меня. Он стонет, и внутри меня становится жарко и тесно.
Осторожно опустившись сверху, Валентайн дарит долгий медленный поцелуй. Чувствую, как он покидает моё тело. Странное сожаление отдаётся в каждой клетке. Чужой язык скользит по губам. Поцелуи смещаются на прикрытую бархатом скулу, к уху, и Валентайн шепчет:
– Какая же ты сладкая девочка…
Ладонь накрывает мою грудь, пальцы сжимают сосок. Губы Валентайна сдвигаются на шею, снова на лицо и опять к уху.
– Как я хочу тебя, ты такая горячая, даже удивительно, что не заметил этого ранее…
Он целует, расточая самые сладкие похвалы, каких не встречала даже в любовных романах. Гладит меня, чувственно сжимает груди, и внизу живота разгорается огонь. А Валентайн, кажется, только этого и добивается. Он дожидается, когда я начинаю выгибаться под ласками его руки, и снова входит в меня, заставив трепетать от восторга.
В этот раз он двигается ещё решительнее, придавливает меня собой, шепчет на ухо нежности, и я таю, я вытягиваюсь в струну, и ослепительное удовольствие накрывает меня снова и снова, заставляя забыть обо всём.
Валентайн содрогается на мне, снова наполняя жаром, и шепчет:
– Изабелла…
Меня словно ударяют. «Кати, я – Кати», – замираю под ним. Глаза наполняются слезами. Я знала, что пришла сюда как другая женщина, но это обращение вбило в сердце кинжал.
– Изабелла, – повторяет Валентайн.
И хочется разрыдаться. А он несколько раз целует меня и, не дождавшись ответа, спрашивает:
– Устала, малышка?
Киваю в надежде не услышать этого отрезвляющего имени. Валентайн прижимает меня к себе и накрывает нас покрывалом, целует в припухшие губы.
– Спи, моя малышка, завтра пойдём к твоему отцу.
Внутри всё сковывает льдом. Зажмуриваюсь, силясь сдержать слёзы, но они прорываются из-под ресниц.
– И маска тебе больше не нужна. – Валентайн тянет за завязки, но они не поддаются.
Дёргаю ненавистную маску – и Валентайн вдруг обмякает рядом, его глаза затухают и медленно закрываются. Трясу его за плечи, но всё бесполезно. Ужас колотится внутри.
Дверь отворяется. Изабелла с довольной улыбкой смотрит на нас. В груди так больно, что не вдохнуть.
– Ну что, моя маленькая шлюшка, – хмыкает Изабелла, приближаясь, – пора бежать к себе. – Она швыряет мне халат. – Давай, выметайся.
Изабелла смотрит на оставленные на полу бутылку и бокал. Вопросительно изгибает точёную бровь:
– Ты это пила?
Киваю.
– Тогда поторопись, а то скоро уснёшь. Вот потеха будет, если тебя в коридоре найдёт кто-нибудь из гостей и тоже попользуется.
Несколько мгновений требуется, чтобы осознать угрозу, и я хватаю халат. Хочу спрыгнуть с кровати и бежать, но ноги не слушаются. Поднявшись, я не падаю только потому, что ухватываюсь за холодный столбик балдахина. Изабелла срывает с меня ненавистную маску и завязывает на себе. Лицо покалывает.
– Убирайся, приживалка, – Изабелла снимает халат, под которым ничего нет.
Она хмуро смотрит на безмятежно спящего Валентайна, и я не улавливаю ни капли приязни. Даже кажется, Валентайн ей противен. Зачем тогда она хочет за него замуж? Только ради денег? Но как жить с мужчиной, который тебе отвратителен?
Собравшись с силами, надеваю халат и медленно иду к двери. Уходить невыносимо, но с Изабеллы станется кому-нибудь подкинуть моё бесчувственное тело. А с каждым шагом от Валентайна сердце разрывается.
Оборачиваюсь у двери и с тоской смотрю на него.
«Завтра узнай меня, пожалуйста. Узнай меня, мой лорд», – молю всей душой. Поймав гневный взгляд Изабеллы, выхожу из покоев и закрываю дверь. Теперь падающий в окна мутный свет озаряет коридор.
Дышать невозможно. Я не кричу только потому, что чары Изабеллы парализовали связки. Всё закрывает мутная пелена слёз. Спрятав лицо в руки, делаю несколько шагов и натыкаюсь на кого-то.
Отшатываюсь.
Надо мной возвышается остроносый Меврик, брат Изабеллы. Презрительно оглядев меня и будто ничуть не удивившись, он отступает в сторону и прислоняется к дверям в покои Валентайна.
«Они заодно. Изабелла устроила всё вместе с братом», – судорожно вдохнув, я плотнее кутаюсь в халат и бреду к себе по спящему дому, надеясь, что меня никто не увидит, но в то же время надеясь, что меня увидят и скажут об этом Валентайну, а он догадается…
Но когда мечты об этом отогревают сердце, я вспоминаю, что сейчас больше похожа на Изабеллу, чем на себя.
Добравшись до комнатки, падаю на узкую девичью кровать и захлёбываюсь слезами. К счастью, моё беспросветное горе быстро прерывает обещанный Изабеллой зачарованный сон.
– Кати, радость моя, – шепчет Валентайн и стискивает мои руки. Не могу поверить, что он пришёл в мою комнатушку. Но он пришёл, стоит передо мной на одном колене, гладит мои посветлевшие пряди, смотрит в глаза с любовью. – Я понял, что это была ты. Я заберу тебя отсюда.
Сердце сладко сжимается, тепло и трепет охватывают меня, я улыбаюсь, тянусь навстречу его горячим объятиям… и просыпаюсь.
В комнатах северной стороны свет всегда мрачный, но сегодня эта мрачность особенно давит, обращая тёмно-коричневые стены и тёмную мебель в подобие пещеры какого-нибудь дикаря-людоеда.
Голова тяжёлая, дыхание сбивается. Вчерашняя близость отдаётся странными ощущениями внизу живота. Приподнимаюсь на локтях. Я так и спала поверх кровати, и любой, кто зайдёт, может подумать, что я вернулась под утро.
Сделав над собой усилие, встаю. Посветлевшие пряди падают на грудь, но возвращение внешности не радует. Сдвигаю покрывало и забираюсь под одеяло. Сначала меня потряхивает ознобом, но постепенно согреваюсь. Закрываю глаза, и на коже вспыхивают ощущения от прикосновений Валентайна, а за этим приходит душераздирающее понимание, что это не повторится, ведь он не поверит, что ночью с ним была я, а не Изабелла.
Меня снова захлёстывают рыдания – ещё более сильные от осознания несправедливости, от боли, полного понимания всего, что произошло.
Вчера, когда Изабелла огорошила меня своим планом, всё выглядело не так ужасно, как сегодня. Но после того как Валентайн столь ласково отнёсся ко мне, теперь, когда знаю – будь я со своей внешностью, он мог бы взять меня в жёны и увезти из этого ужасного дома, переносить невзгоды станет в тысячу раз труднее.
Я так плачу, что не замечаю появления Лотты. Старая кормилица охает и садится рядом:
– Кати, девочка моя, что случилось? Тебя опять Меврик обидел? Или захворала?
Всхлипывая, говорю, что болит голова. Поохав, Лотта поднимается:
– Пойду, поклонюсь в ножки хозяину, сегодня у него радость, вдруг позволит лекаря вызвать.
Не хочется в очередной раз обременять дядю, который попрекает любой тратой, и потому утираю слёзы и стараюсь взять себя в руки:
– Нет, Лотта, не надо, всё не так плохо. Просто… родителей вспомнила, вот и взгрустнулось.
– Бедная девочка, – Лотта вновь садится и гладит по растрёпанным волосам.
Стараясь отвлечь её от себя, бормочу:
– А что за радость?
– Так это, лорд Валентайн сделал Изабелле предложение. Укатит наша великая госпожа в столицу, будет там всех гонять да гонор свой показывать… Ты чего так побледнела?
– Ни-че-го, – губы едва шевелятся, от сердца отходит вся кровь, и оно обращается в лёд.
Снова у меня перехватывает дыхание, хочется кричать, но я не издаю ни звука.
– Что с тобой? – вглядываясь в моё лицо, Лотта наклоняется. – Кати, малышка?
– Всё нормально, просто… не знаю, – закрываюсь от её взгляда ладонями.
Так хочется признаться ей, но Лотта попытается переубедить Валентайна. Он ей не поверит, а вот Изабелла отомстит.
Не удивлюсь, если она и убить Лотту может, ведь для неё слуги не люди, а животных Изабелла много раз засекала до смерти.
– Лотта, дорогая моя, пожалуйста, дай побыть одной.
Поколебавшись, Лотта оставляет меня, и я стараюсь выплакать всё горе, потому что иных способов облегчить душу не знаю.
Будущее видится в чёрных тонах: бесприданница, ещё и порченная. А Валентайн подарит свою нежность, все те ласковые слова Изабелле…
Ах, почему нельзя вырвать сердце, чтобы ничего не чувствовать?
Моя дорогая Лотта не успокаивается и достаёт успокаивающие капли, так что в счастливом забытье я провожу почти весь день и ночь, а на утро просыпаюсь хоть и с тяжёлой головой, но уже способная не только плакать.
Я снова обмываюсь, на этот раз более тщательно, и теперь не могу даже воображать, будто на мне сохранился запах Валентайна. При воспоминании о моём прекрасном лорде колени дрожат, и я до ужаса боюсь встречи с новоявленным женихом.
Боюсь и надеюсь.
И надеваю самое лучшее платье, – тёмно-синее, с белыми кружевами, – хотя оно не идёт ни в какое сравнение с великолепными модными нарядами остальных женщин.
Спускаясь к завтраку, стараюсь не выпускать перил – кажется, от волнения упаду.
«Он меня узнает… – трепещет в сердце надежда, подогреваемая вопросом: – Неужели он совсем не почувствовал разницы?»
Мне кажется, Валентайн должен ощутить подмену, даже если глаза говорят ему обратное.
В большую столовую собираются многочисленные гости дяди. Высокомерные аристократы едва удостаивают меня взглядом, а вот пожилые дамы интересуются здоровьем, чтобы засыпать советами. Зная, как важно людям в возрасте ощущать свою значимость, я слушаю, киваю и, благодаря за участие, обещаю в точности исполнить все рекомендации.
К счастью, в этой толпе дядя не обращает на меня внимания, иначе не избежала бы выговора за нездоровый вид. Мы рассаживаемся по местам. С замиранием жду появления Валентайна, и слушать причитания старушек всё труднее. Сердце болит, я вновь мечтаю вырвать его из груди.
Наконец дверь отворяется, и Валентайн, по-королевски величественный в тёмно-зелёном бархатном костюме, вводит под руку улыбающуюся Изабеллу в неприлично богатом для завтрака бирюзовом платье. Бриллианты на её шее и в ушах сверкают, точно звёзды. Среди гостей слышится ропот восхищения-осуждения. Изабелла блистает, ей нет дела до недовольства чопорных дам.
Валентайн ведёт её к столу. Изабелла держит руку так, чтобы все видели на её руке огромный перстень с топазом в россыпи чёрных бриллиантов. Это обручальное кольцо словно символизирует саму Изабеллу с чёрной смолью её волос и голубыми сверкающими глазами.
Счастливую Изабеллу и внимательно смотрящего на неё Валентайна закрывает дрожащая дымка.
«Ведьма», – я опускаю взгляд на тарелку, и несколько слезинок капают на салфетку.
– Какая красивая пара, – шепчет старушка справа от меня.