Не кричите в тёмном лесу. Дарья Кузнецова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Напарник
• ГЛАВА 2. Рейс
• ГЛАВА 3. Контакт
• ГЛАВА 4. Пришельцы
• ГЛАВА 5. Союзники
• ГЛАВА 6. Тень
• ГЛАВА 7. Реликвия
• ГЛАВА 8. Побег
• ГЛАВА 9. Открытие
• ГЛАВА 10. Сторож
• ГЛАВА 11. Щит
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Если за века своего развития человечество колонизировало сотню планет, но до сих пор не встретило чужой цивилизации, — это совсем не значит, что её нет.

   Маленький экипаж безымянной грузовой гавии не задумывался о вечном. Пилот Юрий Сорока, землянин, просто осваивался на новом месте службы. Штурман Лунария О-Ори, уроженка планеты Лооки, просто радовалась возвращению к любимой работе и хотела поближе познакомиться с новым напарником. Случайная встреча поможет им в полной мере воплотить свои желания и заодно — примерить роль контактёров, на себе испытав гостеприимство братьев по разуму. После чего ответить на важный вопрос: а нужны ли вообще людям такие «родственники»?

   В наличии: "лёгкая" научная фантастика, социальная фантастика, приключения, космос и далёкое будущее. Присутствует второстепенная романтическая линия.

ГЛАВА 1. Напарник

Лунария О-Ори

   Все, кто имел возможность, собирались на традиционную утреннюю летучку. По моим прикидкам, таких «имеющих» должно было набраться пятнадцать человек из полусотни, все остальные в рейсах. Я пришла в числе последних, благоразумно не опаздывая к назначенному сроку: потом устанешь объяснять, где тебя носило. Я, конечно, могу сказать, что просто поленилась идти и еле уговорила себя выбраться из уютной каюты или ещё более уютной сауны, но начальство такой прямоты обычно не понимает.

   Поздоровавшись с товарищами, я с размаху плюхнулась в кресло. Оно приятно спружинило и подстроилось под форму тела, а через пару мгновений вообще начало вибрировать и массировать мышцы возле лопаток: обнаружило излишнее напряжение.

   Люблю современную технику.

   — Как прошло вчерашнее свидание? — вполголоса спросила сидящую рядом Ику. Та выразительно скривилась, махнув рукой.

   — Так же, как и все предыдущие. Кончились у нас благородные мужчины, — резюмировала она угрюмо.

   — А что, они когда-то начинались? — искренне удивилась я. — Читала бы ты меньше сказок, а? Если они когда-то и существовали, то вымерли вместе с мамонтами.

   — Иди ты, — обиженно огрызнулась подруга, но тут же заинтересованно уточнила: — А кто такие мамонты?

   — Понятия не имею, — легко ответила я. — Говорят, жили такие существа много стандартов назад на Земле. Примерно тогда же, когда твои странные мужчины.

   — На Земле-е, — протянула Ику расстроенно. — Где мы, а где та Земля!

   Я только насмешливо фыркнула и не стала уточнять, что имела в виду совершенно другое.

   Странные критерии, которые Ику предъявляет к мужчинам, и её представление об идеале неизменно повергают меня в недоумение. Ладно внешность, но как можно найти мужика, который на первом свидании не будет мечтать окончить встречу в постели? Да, он может сдержаться и ничего от тебя не потребовать, но как он может не думать? Зачем ещё на свидания ходить?!

   Конечно, Ику можно только посочувствовать: она координатор. То есть настолько эмоционально восприимчива, насколько вообще бывают восприимчивы люди, и отлично чувствует подлинное состояние собеседника. Люди её профессии очень часто несчастны и одиноки, а потому полностью помешаны на работе. Но проблема этой женщины не в профессиональной деформации — она легко сходится с людьми и умеет закрывать глаза на мелкие недостатки — а в странном отношении к жизни, как у ребёнка откуда-нибудь из дикой патриархальной глуши. Мы с ней не особенно близки и я не знаю её семью, поэтому не исключено, что дело в воспитании. Хоть выросла она в большом городе и совсем не дикарка, люди попадаются всякие. Но Ику ведь давно не ребёнок, сорок стандартов стукнуло, должны же какие-то здравые мысли проклюнуться!

   Впрочем, чего я точно не собиралась делать, так это заниматься воспитанием окружающих. Дожила же она как-то до своих лет без моих советов и несчастной не выглядит.

   Пока я выясняла подробности вчерашнего выходного Ику, собрались остальные коллеги. Кто-то с интересом ожидал назначения на рейс, кто-то ждал того же лениво и с неудовольствием. Координаторы должны были отчитаться о состоянии тех, кто уже в рейсе, а трое из присутствующих, включая меня, просто создавали массовку и занимали места для галочки.

   Пара пилот-штурман обычно складывается во время учёбы. Здесь важно не столько уважение к профессионализму напарника и умение работать в команде, сколько личное доверие и психологическая совместимость. Во время перехода происходит не просто тесное взаимодействие, а слияние сознаний. Конечно, не полное, полное просто невозможно, но и частичный контакт с неприятным тебе человеком — то ещё испытание. Чисто теоретически, работать можно, вопрос — насколько хватит ответственности обоих? Или даже не ответственности, а просто — сил?

   В общем, вместо того, чтобы попусту рисковать жизнями ценных специалистов, дорогостоящей техникой, грузами и пассажирами, в основу современной геонавтики была положена установка: подбирать в пару только психологически совместимых людей, с похожим отношением к жизни и минимальной вероятностью конфликта.

   Пятнадцать стандартов с момента окончания училища я работала с Вадари, отличным пилотом и замечательной подругой, и получала от процесса огромное удовольствие. А недавно Вая меня бросила.

   То есть я, конечно, утрирую. Не бросала она меня, просто оставила работу по семейным обстоятельствам: проще говоря, вышла замуж и решила завести ребёнка. Так что подруга уже полстандарта сидит дома, ожидая появления на свет сына, а я те же полстандарта скучаю на базе, потому что свободных пилотов под меня нет. Остаётся ждать прибытия на практику слушателей лётного училища и подбирать пару среди одарённой молодёжи. Хотя я с трудом представляю, как смогу работать с пилотом, напрочь лишённым опыта...

   Двое других моих товарищей по несчастью находятся в похожем положении. Тарандар, он же Тарр — отличный, даже почти гениальный пилот, увы, обладает неуживчивым тяжёлым характером. Он по психологической несовместимости сменил трёх штурманов и сейчас сидит без работы. А у Ризы такая же ситуация, как у меня: её друг и напарник недавно женился, но обретённая подруга жизни оказалась ревнивой и ему пришлось уходить из геонавтов в обычные лётчики. Это, наверное, хорошо, что жена и семья оказались для него важнее службы, хотя за Ризу обидно. Но у нас не тюрьма, мы даже не военные, поэтому желающих уйти никто не удерживает.

   Нет, мне предлагали перейти к воякам. Специалист я ценный, напарника там подберут сразу и может даже займут чем-нибудь чрезвычайно интересным вроде поиска новых миров, но этот вариант я пока придерживала на крайний случай. Мне нашей-то дисциплины хватает за глаза, а у тех ребят всё совсем строго.

   Продолжить разговор по душам нам с Ику не дали. На пороге возник взмыленный начальник группы с совершенно дикими выпученными глазами и стоящими дыбом короткими светлыми волосами. Со всех сторон посыпались вопросы, что происходит, но шеф замахал на нас руками, безадресно погрозил сразу обоими кулаками — наверное, для большей доходчивости. Безумный взгляд обычно сдержанного Варнера пробежался по небольшой кучке присутствующих, потом запнулся о меня, и шеф начал бурно жестикулировать, попеременно тыкая пальцем в меня и себе в грудь.

   Мы с Ику растерянно переглянулись, подруга пожала плечами, и я в полном недоумении уставилась на начальство:

   — Что не так-то?

   Варнер всплеснул руками и замахал сложенными в щепоть пальцами у себя перед грудью, вверх-вниз. Я растерянно опустила взгляд, уткнулась им в глубокое декольте своего расстёгнутого форменного комбинезона и удивлённо спросила:

   — Мне застегнуться, что ли?

   Потерявший дар речи шеф радостно закивал, потом дёрнулся и отскочил от двери.

   Я вновь переглянулась с Ику, на этот раз — почти испуганно, приняла менее вольную позу и действительно замкнула застёжку до самого горла, краем глаза отмечая, как встревоженно зашевелились коллеги, спешно придавая себе сосредоточенный деловой вид.

   У транспортной службы есть свой устав, своя форма и определённые дисциплинарные требования. Но у нас не армия, и на мелкие нарушения руководство смотрит сквозь пальцы. В самом деле, какая разница, застёгнут у меня воротничок или нет? Начальство в основном мужского пола, ему приятно посмотреть, а мне — не жалко, зато комбинезон не душит.

   Варнер — мужик эмоциональный, сам из бывших координаторов, имеет привычку перестраховываться по поводу и без. За общее дело радеет куда больше всех нас, вместе взятых, поэтому к его нервной реакции на всё подряд более-менее притерпелись, как привыкли делить на десять его прогнозы. Но одно дело — личные переживания шефа, а совсем другое, когда он вдруг вспоминает устав до последней закорючки. Если дошло до такого, значит, что-то случилось. Последний раз на моей памяти он так паниковал чуть меньше стандарта назад, когда приехала большая внеплановая проверка из центра, причём не внутренняя, а государственная.

   Пока мы переглядывались и шушукались, строя предположения, дверь вновь открылась, впуская небольшую процессию. Идущего впереди Авгара А-Апи, начальника базы, прекрасно знали все присутствующие и многие искренне любили. Он — не просто интеллигентный и умный человек, но, что называется, «свойский мужик». Под настроение может не только вызвать к себе для разноса, но и пригласить для вполне неформальной мирной беседы за чашкой чая, особенно после долгого сложного рейса. Геонавт из него не получился, но профессией этой он бредил с детства, поэтому любит послушать наши истории. В общем, его визит не мог служить поводом для паники, и всё внимание сосредоточилось на сопровождавшей его троице.

   Одеты чужаки были одинаково безлико: явно форменные комбинезоны, только не облегающие, как у нас, а достаточно свободные, с многочисленными карманами, непонятными накладками и вставками. Отличался и цвет, тёмно-синий против нашего серебристого.

   Первой шла молодая женщина с лицом типичной о-Лоо, то есть уроженки Лооки, странно сочетавшимся с длинными абсолютно чёрными и прямыми волосами. Приглядевшись, я обнаружила, что у неё даже глаза тёмные. То ли у неё настолько странные вкусы и это косметическая коррекция, то ли она не местная. Скорее, второе, учитывая вид двух сопровождавших её мужчин.

   Несмотря на похожее сложение, наружность они имели совершенно разную и при этом — одинаково чуждую. Первый имел непривычного золотистого оттенка короткие волосы, которые обрамляли вытянутое лицо с тяжёлым квадратным подбородком и высоким лбом. Особенно странно смотрелись широко распахнутые глаза. Второй мужчина походил на него типом лица и разрезом глаз, но отличался чёрными волосами, тоже подстриженными, и коричневым цветом кожи.

   Я даже предположить не могла, откуда к нам принесло такую разношёрстную компанию. А кроме того, пришельцы разглядывали нас как равные, с ответным искренним любопытством, и совсем не походили на важных гостей откуда-то сверху.

   Впрочем, А-Апи быстро расставил всё по своим местам.

   — А это, собственно, наша лучшая группа. Та её часть, которая пока не в рейсе. Дамы и господа, знакомьтесь: Киоко Като, пилот, — он указал на женщину, та коротко поклонилась, спрятав лёгкую улыбку в уголках губ. — Фидель Рамос, штурман, и Юрий Сорока, пилот, — начальник назвал сначала брюнета, потом блондина. — Они прибыли по программе обмена опытом с Земли, прошу отнестись к нашим гостям и будущим товарищам с пониманием. Всю группу представлять не буду, полагаю, вам особенно интересны только трое...

   Собственно, как только А-Апи начал называть пришельцев, стала ясна цель их визита: вот они, напарники для одиночек нашей группы. Но потом он назвал их родину, и теперь я понятия не имела, радоваться напарнику или начинать паниковать.

   Почти триста стандартов назад Земля вдруг объявила глухой карантин, закрыв своё пространство от гостей и решительно оборвав все торговые связи. Информационный обмен с прародиной продолжался, они заверяли окружающих, что ситуация под контролем, но тем не менее никого не впускали и не выпускали, да и информацию эту тщательно фильтровали.

   Только сорок шесть стандартов назад земляне начали потихоньку выходить из самоизоляции и навёрстывать упущенное. Тогда выяснилось, что затворничество не привело к упадку, технологии прародины не стояли на месте, а стало быть причиной карантина не могла являться настоящая полноценная катастрофа, она непременно разрушила бы общество. И о том, что произошло на самом деле, широкие массы могли только гадать.

   Мне всегда казалась самой правдоподобной версия о том, что их чуть не погубило заигрывание с основой жизни — генная инженерия, в которой земляне на голову превосходили всех остальных. Какой-нибудь эксперимент вырвался из-под контроля или природа постаралась взять своё и нанесла внезапный удар в виде жуткой новой болезни — не знаю, но сейчас земляне генетическими экспериментами официально не занимаются и ни с кем своими знаниями не делятся.

   С другой стороны, и отказываться от имеющихся знаний они не спешат, приглашают к себе на лечение многих больных, от которых отказываются ведущие клиники самых разных миров. Так что поверить в их утверждение о прекращении экспериментов трудно.

   Земляне сейчас уже не такая сказка, как, скажем, в прошлом веке, и не такая экзотика, как было тридцать стандартов назад, но всё равно поверить, что мне предстоит работать с кем-то из этих загадочных людей, я не могла. Затворничество-то кончилось, однако посвящать широкую общественность в подробности своей жизни они не спешили и туристов к себе не звали. Только всё тех же пациентов, которых дальше медицинских центров не выпускали.

   Но первый шок и беспокойство быстро сменились предвкушением: мало того, что мне представился шанс вернуться к любимой работе, так ещё сделать это предстоит в компании совершенно легендарного существа. То есть не просто познакомиться с уроженцем нашей всеобщей прародины, но ещё с полным на то основанием заглянуть к нему в голову! Это же какая удача!

   Жалко только, ни с кем, кроме Ику, поделиться наблюдениями не получится: она координатор, её обязанность — быть в курсе взаимоотношений пары. Надо постоянно напоминать себе, что это не забавная зверушка, а напарник, и его стоит всячески беречь. В том числе, от собственного длинного языка.

   Пока мы все шли за А-Апи к его кабинету, я окончательно успокоилась и принялась сосредоточенно разглядывать обоих пилотов. С штурманом-то всё понятно, поэтому темноволосый мужчина меня интересовал в последнюю очередь, а вот с кем из этих двоих предстоит учиться работать — большой вопрос. И за время недолгого пути я так и не определилась толком, кто мне кажется более интересным.

   Кабинет А-Апи мне всегда нравился. Наша станция — «Унлоа», «Радужная» — располагается на краю естественной воронки на полюсе Лооки, а начальник станции помещается почти на самом верху. Над ним — только диспетчерская вышка, куда посторонние не допускаются ни под какими предлогами, ничто не загораживает обзор и поэтому вид отсюда открывается изумительный.

   Недалеко от «Унлоа» распахнут зев циклопической, больше двадцати километров в диаметре, воронки водоворота. Отсюда, с высоты, гладкий конус кажется монолитным и неподвижным, а льдины, что срываются с краёв и устремляются к жерлу — крошечными. Даже старожилам эта картина порой кажется неестественной, ненастоящей, будто нарисованной на стекле. Даже геонавтам, которые неоднократно разглядывали её изнутри и скользили среди льдов по покатому конусу, чтобы вскоре вместе с потоком провалиться на изнанку мира.

   В ясную погоду летом это зрелище прекрасно — сизое море, пронзительно-синее небо и ослепительно-белые льды, — но стоит оно внимания и в другое время. Когда над «Унлоа» клубятся низкие облака, порой цепляясь за диспетчерскую вышку, водоворот навевает тоску и мысли о собственной ничтожности перед силами природы. А ночью, под отсветами полярного сияния, он... страшен. Первобытно, до дрожи в пальцах и холодной испарины, страшен просто и примитивно, как древние мифы о жизни после смерти и ожидающем грешников наказании. Прямой вход в Преисподнюю. Кто знает, может, древние люди и придумали ту страшилку, взглянув на подобный же провал на северном полюсе Земли?

   Сегодня Лооки кокетничала и стремилась показать себя гостям с лучшей стороны. Алу — жёлтый карлик, вокруг которого вращается наш мир, — по весенней поре висел низко над горизонтом, небо отличалось почти пугающей чистотой, ледяные глыбы искрились, как настоящие бриллианты, а горизонт виделся тонкой чёткой линией, лишённый малейшей дымки.

   Правда, сейчас это зрелище меня не зачаровало так, как бывало обычно: сиюминутные эмоции оказались сильнее. Долго мучить нас неведением А-Апи не стал и первым делом представил напарников друг другу. Мне достался мужчина.

   Сначала мы с обменялись задумчивыми взглядами с коллегой, а потом — принялись с интересом изучать материал, с которым предстояло работать.

   Подобное разделение несколько удивило, мы обе ожидали иного: Риза привыкла работать с мужчиной, я — с женщиной, и казалось разумным не изменять этой привычке. Я легко нахожу общий язык с представительницами собственного пола, бесконфликтна, не рвусь быть первой, до определённого предела легко прогибаюсь и умею балансировать на той грани, когда не изменяешь своим принципам, но окружающие всё равно считают тебя «своей». Что поделать, я выросла с двумя очень разными, но очень сильными характером старшими сёстрами, пришлось подстраиваться!

   А вот дружить с мужчинами я не умею. Честно пробовала, не получается. Если бы у меня имелся возлюбленный или напарник был глубоко женатым семейным человеком, совесть ещё заставила бы удержаться на границе флирта, а так — я даже пробовать не собиралась. Напарники неизменно становятся очень близки друг другу: сложно дистанцироваться от человека, знающего тебя до самой потаённой мысли и желания. И если они не ближайшие друзья — Риза со своим предыдущим, например, считали себя без малого братом и сестрой, — то любовники, и по статистике восемьдесят процентов разнополых пар в конечном итоге женятся.

   В общем, спорить с высоким начальством и целым штатом координаторов я в любом случае не собиралась, так что оставалось положиться на их компетентное мнение и привыкать к сложившейся ситуации. Да и стыдно жаловаться: пилот был как минимум хорош внешне, пусть и немного экзотичен, а сомневаться в его профессиональных качествах мешал здравый смысл. Земляне заново налаживают контакты с соседями, и для них, как и для Лооки, этот новый опыт очень важен. Вряд ли прародина прислала бы для такого ответственного эксперимента каких-то неумёх.

   Так что теперь я разглядывала землянина особенно пристально, отмечая интересные детали уже с хозяйственным одобрением. И высокий рост, и широкие плечи, и узкую талию, и крупные сильные ладони, и густые короткие волосы — картинка, а не мужик! Но особенно мне понравились глаза, причём не столько экзотичностью, сколько выражением: умные, живые и смешливые.

   Будущий напарник отвечал мне прямым оценивающим взглядом, внимательным и спокойным. То есть как минимум был настроен дружелюбно, а остальное приложится.

   Надолго мы у А-Апи не задержались. Начальник станции сообщил, что тренировки у новообразованных пар начнутся завтра, в девять утра по станционному времени, до тех пор аборигены свободны, а новичков ждёт скучный день решения организационных вопросов. Так что нас выдворили наружу, а землян с распростёртыми объятьями и очень хищными выражениями лиц ждали старший координатор «Унлоа» и начальник медицинской службы.

   Крепкие у пришельцев нервы. Я при виде таких радушных гримас занервничала бы и попыталась спастись бегством, а эти ничего, вежливо кивнули и без возражений согласились.

   Когда мы вышли наружу, Тарр поспешил распрощаться и быстро ушёл, а мы с Ризой неторопливо двинулись в сторону жилого сектора. Кажется, коллегу тоже мучило желание обсудить увиденное.

   — Ну как тебе земляне? — первой спросила я.

   — Любопытно. — Риза ответила задумчивым пожатием плеч. — Оба пилота производят впечатление людей спокойных и выдержанных, а штурман — эмоционального и темпераментного. Неожиданный выбор. Ладно, мы с тобой, но я не представляю, как этот чернявый сработается с Тарром!

   — Какая ты наблюдательная, — восхищённо протянула я. — А я только своего пилота разглядывала, и то толком рассмотреть не успела. Но мужик фактурный, интересный.

   — Лу вышла на охотничью тропу? — с иронией улыбнулась Риза. — Ты бы поаккуратней, они всё-таки земляне, а про них много всякого рассказывают.

   — Например? — Я даже слегка растерялась. Про землян я слышала всякое, но ничто из этого не говорило о кардинальных отличиях их от прочих людей.

   Коллега смерила меня задумчивым взглядом, несколько секунд поколебалась, но потом всё-таки продолжила:

   — Ты же знаешь, что мои родители состоят в дипломатическом корпусе? Вот мать как раз с землянами работала. Зная тебя, не могу не предупредить. У них очень... странный, если не сказать большего, подход к личным отношениям.

   — В каком смысле? — я растерялась окончательно.

   — Я точно не знаю, да и мама не в курсе, но складывается впечатление, что они в принципе равнодушны к постельным утехам.

   — И как же они в таком случае размножаются? Из пробирки? Да ну! — Я поморщилась, а потом вовсе недовольно затрясла головой. — Нет, подобные глупости хорошо смотрятся в фильмах и всяких фантастических байках, но чтобы в реальности такое случилось? Целая планета на искусственном размножении? Конечно, можно принудительно купировать все соответствующие инстинкты, особенно учитывая их уровень знаний в вопросах генетики и анатомии, но... нет, не может быть. Зачем?! Нет, я отказываюсь в это верить! Такой мужик — и вдруг абсолютно бесполезный?!

   — Лу, мужчины не только такую пользу приносят, — рассмеялась Риза. — Да ладно, не переживай так. Будет повод открыть новую грань человеческих отношений: платонические. Или научиться наконец с ними дружить.

   Я никак не стала комментировать это заявление, только скривилась недовольно, и спросила:

   — И что, они на любые намёки реагируют смертельной обидой?

   — Нет, почему? — собеседница задумчиво повела плечами. — Они реагируют спокойно и вежливо. Они вообще в большинстве своём очень вежливые и спокойные люди. Впрочем, у меня есть достоверные сведения только о дипломатах, а это специфическая профессия и не исключено, что они отличаются от всех остальных. Или, может, за пределы Земли выпускают только специально обработанных. А с другой стороны, среди посольских есть супружеские пары, которые ведут себя совершенно естественно с нашей точки зрения, — заметила она, скорее рассуждая вслух, чем разговаривая со мной.

   — Тьфу, ну с этого и надо было начинать, — обрадовалась я. — Мало ли как там этих дипломатов обрабатывают, чтобы избежать утечки информации! Опять же, если есть нормальные семьи, то и нормальные отношения наверняка должны быть.

   — Да я вообще не исключаю, что мама пошутила или от возмущения подобное ляпнула, если у них что-то с этими землянами не заладилось. Если совсем честно, она это не мне говорила, я случайно их разговор с отцом услышала, — улыбнулась Риза. — Так что воспринимай это как сплетню и относись критически. Просто очень уж к слову пришлось, я не могла с тобой не поделиться и не попросить быть поаккуратней.

   — Если честно, ты только разбудила во мне азарт, — весело фыркнула я в ответ. — Спорим, я его всё-таки затащу в постель? После тренировок... Ладно, с учётом особенностей — после первого же рейса!

   — Лу, это глупо и по-детски — спорить на подобное, — укоризненно протянула коллега.

   — Ой, да ладно тебе! Один раз живём, кто за нас глупости совершать будет? Ну, давай! Мы же не всерьёз, а из принципа. На бутылку розового «Оре»! И я ещё Ику привлеку в роли судьи, должен же кто-то факт засвидетельствовать!

   — Искушаешь, — с ироничной улыбкой вздохнула Риза. — Но разве я могу отказаться от возможности распить бутылку «Оре» в хорошей компании? Спорим. Но только без глупостей, ладно?

   — Ты что, плохо меня знаешь? — наигранно возмутилась я.

   — Хорошо, поэтому и предупреждаю! Ещё раз прошу, будь осторожнее и не навороти дел.

   — Ай, ну что — осторожнее? Не прибьёт же он меня! Ну попросит держать грязные мысли и неприличные намерения при себе, и этим всё закончится. Уж подобную трагедию моя хрупкая психика переживёт!

   На этой позитивной ноте мы и расстались, Риза пошла по своим делам, а я направилась в бассейн. Почему-то лучше всего мне думалось именно в воде.

   Уже через пару минут после заключения это пари и мне начало казаться несусветной глупостью и ребячеством. Но со мной такое случается нередко: не успеваю удержать язык на привязи, и он мелет, что попало. Одно утешает, я чаще всего говорю глупости, а не гадости, и не успеваю никого обидеть. Напротив, окружающих это обычно забавляет, я же искренне считаю, что смех гораздо полезней волнений и скандалов, даже если смеются надо мной. Как говорит Ику, я «человек абсолютно уравновешенный, с порой даже слишком здоровой самооценкой», так что обидеть меня очень трудно. На моей памяти это получалось только у сестёр в детстве, а потом мы дружно поумнели.

   На втором круге по бассейну я пришла к выводу, что про пари помнить буду, но активно бороться за победу и бегать за напарником, стирая подмётки, — уже вряд ли. Как минимум потому, что сама не люблю навязчивых людей. Проиграю — с радостью поставлю девочкам бутылку вина и в их компании посмеюсь над этим приключением.

   Но прощупать почву всё равно стоило, причём даже не из-за пари, а из обыкновенного любопытства: раздразнили меня слова Ризы. Этот Юрий — приятный мужчина, и я в любом случае начала бы с ним флиртовать. Но сейчас гораздо сильнее хотелось выяснить, насколько земляне отличаются от уроженцев других планет, действительно ли у них есть какие-то проблемы в личных отношениях и если есть, то какие? И вообще, насколько изменилась Земля по сравнению с картинкой в учебнике, насколько изменились тамошние порядки, чем живут и дышат современные обитатели прародины.

   Лооки — первый из обнаруженных людьми пригодных для жизни миров, первая из колоний, и при этом из всех открытых планет она больше всего похожа на Землю. Своё нынешнее название она получила через много лет после колонизации с лёгкой руки знаменитого местного поэта — «моя родная» на здешнем наречии. А как называлась прежде, я постоянно забывала: история — не мой конёк.

   Лооки повторяет Землю соотношением воды и суши, климатом, наличием закованного во льды океана на одном из полюсов. Даже здешняя жизнь потрясающе похожа на земную. Не просто похожа — генетически родственна!

   Это потом, открыв совсем чуждые миры, люди столкнулись и с небелковой жизнью, и с такими чудесами, в которые долго не могли поверить. А тогда момент открытия Лооки стал моментом торжества современных ему учёных, считавших, что всё живое во Вселенной должно быть подобно земным обитателям.

   Хотя, если совсем честно, за открытие моей родины стоило благодарить первопроходцев-геонавтов, которые верили, что где-то есть миры, почти неотличимые от родной планеты. Верили настолько, что нашли их.

   В общих чертах историю Земли как неотъемлемую часть истории человечества знает каждый, даже такой неуч, как я.

   Впрочем, про «каждого» я всё-таки погорячилась: заселённых миров много, и некоторые из них забыли даже себя, совершенно одичав. Да и достовреность этого знания очень спорна: ученикам дают лишь небольшой набор фактов и основных исторических вех, больше попросту не влезает в учебный процесс. А искать самостоятельно... информации много, она зачастую противоречива, и без специального образования разобраться во всём этом попросту невозможно.

   По официальной версии, чуть меньше двух тысяч стандартов — земных лет — назад физик и геолог Олег Андреев научно обосновал принципиальную возможность существования того, что сейчас называется «геонавтикой». Опираясь на некоторые явления, необъяснимые современной ему наукой, он доказал наличие связи между планетами и иными крупными космическими объектами не через внешнее пространство, именуемое космосом, а через внутреннее. Через точки гравитационного искажения, образующиеся внутри достаточно массивных тел. А если ещё точнее — через потоки однотипных веществ, сообщающиеся через эти искажения. В случае Земли таковым веществом стала вода.

   Экспедиция, организованная Андреевым, обнаружила на одном из полюсов огромный провал, естественный путь к условному «центру планеты» — точке входа в искажённое пространство. Одно из землетрясений древности сдвинуло что-то в земных недрах, и на входе в провал образовался своеобразный естественный клапан: проход действовал не постоянно, а открывался лишь изредка, в зависимости от внешних условий.

   Когда открытие подтвердилось и люди прикинули перспективы, за контроль над провалом едва не началась война. Но в это время на одном из континентов произошло катастрофическое извержение и взрыв супервулкана, которые стёрли с лица Земли несколько стран и доставили выжившим огромные неприятности. Но, по иронии судьбы, сопровождавшее взрыв землетрясение заклинило открытый «клапан» на полюсе, распахнув для науки новые горизонты.

   Правда, на некоторое время людям стало не до полюса и не до открытия гениального учёного, но в тот раз человечество удержалось на краю пропасти. Труды не забылись, исследования продолжились и через некоторое время достигли значительного размаха, теория потихоньку начала обрастать практическими наблюдениями и результатами, принесёнными автоматическими станциями. А через полторы сотни стандартов после совершённого Андреевым открытия к точке перехода отправился первый пилотируемый аппарат, которые создатели назвали «Гавия» — в честь какой-то земной птицы, умеющей нырять. Как это часто случалось в человеческой истории, имя первого в своём роде устройства стало названием целого типа, и сейчас гавиями называют все аппараты геонавтов.

   Дальше открытия посыпались одно за другим. Люди научились достаточно уверенно ориентироваться в пространственных складках, обнаружили пригодные для заселения планеты, основали колонии. Правда, так до сих пор не сумели доподлинно установить принцип строения планет и других крупных космических тел. Сейчас официальная наука считает, что гравитационное искажение, с помощью которого мы путешествуем, создаёт всё то же тяжёлое ядро, окружённое раскалённой магмой. Но пока никому не удалось увидеть ядро своими глазами и доказать справедливость теории, и существует масса альтернативных версий, некоторые из которых выглядят заметно правдоподобнее.

   С начала эры геонавтики отгремело несколько крупных и без счёта мелких войн. Какие-то колонии отстаивали собственную независимость, потом — грызлись между собой. Кто-то деградировал, несколько планет оказались уничтожены старым добрым атомным и изобретённым гораздо позже тектоническим оружием. Технологии забывались и утрачивались, открывались вновь, но главное, человечество потихоньку продолжало развиваться.

   Земля не особенно боролась за контроль над колониями. Открытие огромных пространств, пригодных для жизни, повлекло за собой новое великое переселение. Десятки, сотни миллионов покинули истерзанную прежними войнами и катастрофами Землю, и последней это пошло на пользу, старушка вздохнула с облегчением.

   Незадолго до странного карантина прародину мало кто считал главной в политическом смысле, но она снискала себе научный авторитет и стала в этой области лидером, признанным всем СНП — Содружеством Независимых Планет.

   А потом на Земле случилось легендарное неизвестно что, и у меня появился отличный шанс выяснить, что именно.

   Лёжа на спине, я прикрыла глаза, вытянула и расслабила руки и ноги и вслушалась в стук собственного сердца — единственный звук, нарушающий тишину бассейна. В это время суток здесь почти всегда безлюдно, обитатели станции заняты делами.

   Обстановка располагала, и я позволила себе погрузиться в медитацию. Стук сердца стал медленным, гулким, далёким. Тёплая вода мягко обнимала тело, помогая отрешиться от всех ощущений. Чистый прохладный воздух пах только водой и немного — холодом, который как будто просачивался через прозрачные стены, отделяющие пресный бассейн от едва солёного моря. Если повернуться лицом вниз, можно увидеть тёмную толщу воды: пол здесь тоже прозрачный, а под бассейном располагается одна из глубочайших впадин океанского дна.

   Но чтобы заглянуть в бездну, мне не требовалось шевелиться и открывать глаза. Дымчатая, серо-сине-зелёная, она распахнулась под закрытыми веками, затягивая меня в свои глубины, и я покорно поддалась влечению.

   Бездна знала всё. В неё уходили умершие, из неё приходили живые. Она вела в другие миры, она заключала их в себе, как бокал игристого вина содержит пузырьки газа, вереницей бегущие от дна к поверхности. Она одинаково полно знала тех, кто имел наглость смотреть ей в лицо, и тех, кто даже не подозревал о её существовании.

   И с тем, кто занимал сейчас мои мысли, она тоже была отлично знакома.

   Мужчина. Красивый мужчина. Не лицом и телом и даже не моральными качествами — стандарты человеческой красоты скоротечны и изменчивы. Красивый... С точки зрения бездны. Своей полноценностью, завершённостью, отсутствием лишнего. Неизменностью.

   Она любит таких. Как-то выбирает их среди миллиардов, призывает к себе, открывает для них своё чрево, позволяет заглянуть в самые потаённые уголки своего естества. Именно их — по старой памяти — называют пилотами. Пузырьки в бокале игристого: идеальная форма, лаконичное содержание.

   Таких, как я, она тоже любит, но иначе. Мы — её неотторжимая часть, тонкие ниточки потоков, нарушающие покой всей неизмеримо огромной массы.

   Течение подхватило упругий шарик воздуха, понесло вперёд, кружа, щекоча, заигрывая... а тот вдруг легко вывернулся из потока, устремился вверх и за считаные мгновения исчез из поля зрения, затерялся среди себе подобных.

   Из состояния медитации я выскочила резко и не так чтобы добровольно, скорее — как от хорошего пинка. Было бы поменьше опыта, могла нахлебаться воды, а то и вовсе утонуть с перепугу, но обошлось. Нырнула, сделала несколько гребков под водой, потом поднялась на поверхность и подозрительно огляделась по сторонам. Бассейн оставался всё таким же пустынным.

   Хм.

   Или я чего-то не понимаю, или пилот мне достался не просто хороший, а отменный!

   Нет, конечно, можно допустить, что полуабстрактному абсолюту — инфополю Вселенной, которое я для удобства называла бездной — вдруг захотелось вмешаться в мои развлечения и поступить по-своему. Но если обойтись без бредовых допущений, получается, меня сейчас доходчиво попросили не тянуть абы куда руки, не отвлекать занятых людей и не переходить сразу на фамильярный тон.

   Чувствуя, как внутри разгорается азарт, я выбралась на бортик бассейна и принялась торопливо надевать комбинезон, прошедший за время моего купания цикл очистки. К счастью, процесс одевания занимает какое-то время, и за прошедшую пару минут я сумела немного успокоиться и взять себя в руки, поэтому не побежала прямо из бассейна разыскивать землянина, чтобы взглянуть в его хитрые глаза и потребовать немедленного удовлетворения моего любопытства. Излишняя навязчивость — это плохо, а завтра он от меня всё равно никуда не денется.

   Выдержки хватило до вечера, и то только потому, что доброе начальство придумало мне занятие. Пока новоприбывшие знакомились с «Унлоа», их будущих напарников решили прогнать через стандартные тесты. Просто так, для подтверждения профпригодности. Начальству очень хотелось лишний раз убедиться, что за время вынужденного безделья никто из нас не растерял навыков.

   Если бы не эти тесты, я бы не выдержала ожидания и отправилась на поиски пилота гораздо раньше, а так — дожила до ужина без особых проблем. И дольше бы, наверное, прожила, если бы не припозднилась, пропустив основную волну едоков, и не обнаружила землянина не просто сидящим за моим любимым столиком у окна, но ещё и в полном одиночестве. Разумеется, проигнорировать подобный факт я не смогла и, выбив из системы доставки плотный ужин (программа настроена на здоровое питание, так что добыть вечером что-нибудь вкусное вроде отбивной непросто), направилась углублять и расширять знакомство.

   — Привет представителям дружественной цивилизации, — бодро поздоровалась я и плюхнулась на удобный стул напротив мужчины. Пилот явно был больше поглощён просторами планетарного информационного пространства, чем ужином: глаза его закрывала непрозрачная полоска терминала. Но при моём появлении она сначала чуть посветлела, а потом вовсе втянулась в воротник комбинезона. К слову, уже нашего, местного, а не того, в котором мужчина прибыл.

   — Привет, — с лёгкой улыбкой в уголках губ кивнул Юрий, ответив мне уже знакомым спокойным изучающим взглядом. Причём пилот с одинаковыми эмоциями осмотрел и содержимое моей тарелки, и меня саму, включая привычно глубокий вырез комбинезона. — Странно, я ожидал встретить тебя раньше.

   — То есть? — Я озадаченно вскинула брови.

   — На первый взгляд ты показалась мне чрезвычайно любопытной даже для штурмана-женщины, потом косвенно подтвердила это, а потом вдруг пропала, — хмыкнул он.

   — А-а, вот ты о чём! — легко рассмеялась в ответ. — Ну да, я бы, может, тебя и раньше отыскала, но нашлись другие занятия. Ловко ты от меня сбежал, не ожидала от пилота такой прыти. У вас там все такие или ты особенный?

   — По-разному, — неопределённо пожал плечами мужчина и спросил насмешливо: — Дай угадаю, дальше ты хотела спросить, чем земляне отличаются от нормальных людей?

   — Не угадал, — я насмешливо фыркнула. Что я, совсем дура, такие вопросы в лоб задавать малознакомым загадочным субъектам? И так ясно: правды не дождусь. — Я хотела предположить, что ты раньше работал с мужчиной. Иначе знал бы, что любопытство от пола не зависит.

   — Не угадала, — передразнил он. — С женщиной.

   — И что с ней случилось? — полюбопытствовала я, но тут же осеклась и поспешила уточнить: — Если я вдруг проявила бестактность — извини, это случайно.

   — Не проявила, — спокойно ответил землянин. — Ничего страшного с ней не случилось, просто вышла замуж. Семейные редко ходят в рейсы, особенно если партнёр — не напарник.

   — Странно, избегать нашего любопытства и попыток внушения ты наловчился, а замуж она вышла не за тебя. — Я слегка наклонила голову к плечу.

   — Я раньше работал с сестрой, мы близнецы, — пояснил он, видимо, чтобы окончательно снять этот вопрос. — Она почему-то всегда считала себя старшей, пришлось научиться держать её на расстоянии.

   — Как я тебя понимаю! — я душераздирающе вздохнула и добавила, принявшись за еду: — У самой две старших сестры. Родня — это хорошо, но иногда очень утомительно.

   Вдохновлённый моим примером, собеседник тоже вспомнил о своём остывшем ужине, и некоторое время мы молча жевали, посматривая друг на друга. Лично я на будущего напарника — с крепнущим уважением. Одно дело ускользать от внимания посторонних, а вот от кровной родственницы, тем более — близнеца, сбежать не так-то просто.

   Это ещё одна тонкость взаимоотношений в паре. Пилот управляет гавией, для чего подходят люди уравновешенные, спокойные, с крепкой стабильной психикой и хорошей реакцией. Бывают, конечно, исключения вроде Тарра, но редко. Штурман же — задаёт направление и выбирает дорогу в более широком смысле, а с этой работой лучше всего справляются люди гибкие, пластичные и достаточно энергичные. Побочным эффектом нашей связи является возможность взаимного влияния, и пользуются ей обычно именно мои коллеги. Привыкая контролировать действия напарника в рейсе, многие начинают переносить это в обычную жизнь.

   Всерьёз что-то изменить, конечно, нельзя не только с этической точки зрения, но и банально с технической: мы можем лишь немного корректировать эмоциональное состояние напарника. Например, успокоить, разбудить любопытство, раздражение. Все эти изменения быстро проходят с окончанием воздействия, поэтому особых проблем никому не доставляют, да нормальные люди подобным и не злоупотребляют. На самом деле это очень полезный в работе и удобный механизм: в случае необходимости штурман может помочь напарнику справиться с сиюминутной нагрузкой. Например, в экстренной ситуации, когда аппарат терпит крушение и способности штурмана не очень-то важны, гораздо ценнее мастерство и спокойствие пилота.

   Очень редко пилоты умеют уходить от такого воздействия, да им это обычно и не надо. В бассейне я подумала, что мы пока просто не нашли контакта, плохо знакомы, и намеревалась попробовать потом, попозже. Но если он умудрялся избегать внимания родной сестры, то мне, пожалуй, можно даже не пытаться.

   Однако мне всё больше нравится этот тип!

   Поужинали мы в тишине, а потом я спросила:

   — Тебе уже показали станцию?

   — Весь день только этим и занимались, — усмехнулся он. — Стартовые площадки, техника, тренажёры, медблок, жилые секторы... У вас отличное оснащение.

   — Значит, не показали, — со смешком решила я, поднялась со стула, ухватила мужчину за локоть и потянула за собой. — Пойдём, самое интересное тут не для официальных лиц.

   — Ну пойдём, — через мгновение согласился пилот и позволил мне увлечь себя прочь из столовой. Даже чуть согнул руку в локте, чтобы мне было удобнее держаться. Жест показался рефлекторным, и такие рефлексы обнадёживали.

   С землянином было приятно идти рядом. Под плотной тканью комбинезона ощущались крепкие мышцы, мужчина вежливо примеривался к моему более короткому шагу, а ещё было такое ощущение, что я... в скафандре полной защиты. Даже не в скафандре — в аварийной капсуле, которая уже лежит на земле, причём земле родного мира. Пилота буквально окутывала аура спокойной уверенности, безопасности. Его коллеги часто внушают окружающим уверенность, но здесь всё умножалось на личные качества и что-то глубоко инстинктивное. Мужчина равно защитник.

   Интересное ощущение, очень непривычное.

   Прогуливались мы не спеша. Я действительно угадала, ничего по-настоящему интересного пилоту не показали. То есть техника-то ему тоже наверняка была интересна, тут я несправедлива, но на технику можно насмотреться во время работы, надоест ещё. Начальство, как и положено, показывало вещи, нужные для жизни и работы, а я — для души.

   Мы посетили логово гляциологов и океанологов, занимавшее почти всю нижнюю часть станции. Заглянули к метеорологам и полюбовались на роскошную объёмную модель полюса Лооки со всеми воздушными течениями, заодно выяснив, что через пару дней ожидается перемена ветра и пришествие огромного недовольного жизнью циклона. Показала я пришельцу и бассейны — верхний, отделённый от синего неба только тонкой плёнкой силового поля, и нижний, мой любимый.

   На «Унлоа» я провела добрых полжизни и любила её искренне, поэтому рассказывала бойко и с удовольствием. Судя по всему, экскурсовод из меня получился хороший и прогулка напарнику нравилась. Во всяком случае, он с искренним интересом всё рассматривал и задавал уточняющие вопросы.

   — А как у вас всё организовано? — полюбопытствовала я, но тут же осеклась, вспомнив, с кем разговариваю, и поспешила добавить: — Это не попытка выведать секретную информацию!

   — Ну, секрета никакого нет, — усмехнулся землянин. — У нас всё проще: станции целиком подводные, лежат на грунте. Дно достаточно ровное, можно себе позволить. Не то что ваши иглы. А это что такое? — спросил он растерянно, когда я затолкала его в узкую шахту лифта, и транспортная площадка медленно поехала вниз.

   — А это самое интересное, сейчас увидишь. Думаю, тебе понравится. У тебя же хороший вестибулярный аппарат и нет клаустрофобии?

   — Обычно такие вещи спрашивают заранее, — насмешливо сообщил он.

   — Обычно пилоты такими проблемами не страдают, — рассмеялась я в ответ и протянула задумчиво: — Юр-рь-ий... Интересное имя. У вас троих вообще интересные имена, у нас таких нет.

   — Старые, — коротко пояснил он. — Очень старые.

   — У вас так принято или просто совпало?

   — Принято, у нас очень редко попадаются новые имена, которые родом из колоний. Меня так вовсе назвали в честь вполне конкретного человека, первого космонавта. Тоже, кстати, пилотом был, — со смешком добавил землянин.

   — Кхм. Нет, таких подробностей древней истории я не знаю, — созналась я.

   — Не такая уж она древняя, — он пожал плечами. — У меня родители историки, так что о прошлом человечества я знаю достаточно много. Мы спускаемся под землю? Глубоко?

   — В одну из скал. Нет, неглубоко, да вот уже приехали!

   С платформы мы вышли в сравнительно небольшое протяжённое помещение, в полукруглой стене которого располагался десяток одинаковых дверей, а посередине стоял пульт, за которым скучал одинокий дежурный.

   — Лу? — заметив меня, он удивлённо вскинул брови и с интересом осмотрел моего спутника. — Давненько тебя не было видно.

   — А с кем мне было тут торчать? — рассмеялась я. — Мы ненадолго, у нас экскурсия, так что без экстрима.

   — Ну-ну, — протянул он насмешливо, но комментировать происходящее не стал и молча открыл проход в одну из капсул.

   — Пойдём, пойдём, я тебя не съем! — Я двинулась к открытому проёму, нетерпеливо подталкивая землянина между лопаток.

   — Я бы на твоём месте не верил этой женщине, — донеслось в спину насмешливое. Я, не оборачиваясь, погрозила старому знакомцу кулаком, и подбодрила спутника:

   — Не обращай внимания, он дурак и не лечится.

   Ещё один короткий лифт, и мы оказались в небольшой сферической формы капсуле, освещённой только падающими из дверного проёма отсветами.

   — Ну, держись! — велела я, закрывая дверь.

   — За что? — с иронией спросил пилот.

   — Понятия не имею, — хихикнула в ответ.

   Пол под ногами дрогнул и завибрировал, мы медленно двинулись в темноту. Потом короткий резкий толчок — и комнату окутало тусклое зеленоватое сияние, льющееся сверху. Короткая перегрузка окончилась сильным рывком, уронившим меня прямо на мужчину, силуэт которого смутно угадывался в окружающем сумраке.

   Юрий продемонстрировал отличную подготовку и реакцию, без видимого труда устоял сам, удержал меня. На мгновение я оказалась в крепких объятьях мужчины, а потом он аккуратно поставил меня на мягко покачивающийся под ногами пол и рассмеялся:

   — А вот это было грубо.

   — Извини, я нечаянно, — я виновато пожала плечами.

   — Я не про твоё падение, хотя оно, конечно, тоже неубедительное.

   — Что, совсем не получится? — раздосадованно вздохнула я, не думая отрицать свои намерения, и села на пол. Было, конечно, досадно получить такую отповедь, но не настолько, чтобы доводить ситуацию до абсурда и пытаться изображать святую наивность.

   — Совсем, — вновь засмеялся Юрий и присел на корточки.

   — Жалко, — искренне протянула я, пару мгновений подумала и вытянулась на спине, разглядывая далёкую поверхность воды. — То есть про вас правду говорят? Что у вас даже инстинктов не осталось и вы размножаетесь из пробирок?

   — Про нас такое говорят? — весело уточнил мужчина, сел поудобнее и тоже запрокинул голову, озираясь. — Нет, размножаемся мы, в основном, традиционным путём. А вот с инстинктами всё сложнее, и этот вопрос я точно не намерен обсуждать. Если угодно, можешь считать его той самой страшной тайной.

   — Обидно.

   — За неудовлетворённое любопытство? Уверяю, технически у нас всё происходит точно так же, как у остальных людей, — со смешком сообщил он.

   — Ну в этом-то я не особенно сомневалась, только всё равно обидно. Ты симпатичный.

   — Хм. Наверное, вот в этом главное различие. В нашем представлении этого для секса недостаточно.

   — Ну, это понятно, должно быть ещё взаимное желание, иначе...

   — Давай сменим тему, я чувствую себя глупо, обсуждая подобные вещи с почти незнакомым человеком, — перебил он. — Расскажи, что это такое? Зачем? — Глаза уже привыкли к темноте, и я различила, что мужчина широко повёл ладонью. — Не для романтических свиданий же, правда?

   — Как место для романтических свиданий оно подходит только при общении с коллегами, — легко согласилась сменить тему я. — Чужих сюда не приведёшь, а если приведёшь... на взгляд нормального человека, здесь страшно. Мало какой псих из гражданских сумеет получить удовольствие в подобной обстановке. Во всяком случае, мне такие не попадались. Ты, в общем-то, и так завтра сюда попал бы: здесь начинаются тренировки, практические занятия в паре. На контроль, на контакт, на выдержку. Эти пузыри закреплены на разных уровнях и в разных течениях. Сам понимаешь, здешний рельеф, эти скальные выходы-шипы, предоставляет в этом смысле огромный простор для фантазии. Сейчас мы в самом тихом, медитационном, он находится глубоко, в спокойном месте, здесь почти нет течения. Видишь, даже крепления не предусмотрены.

   — Интересное решение вопроса, — задумчиво похвалил Юрий. — Так, может и проверим, раз всё равно здесь оказались?

   — Ты не против?! — просияла я. — Я хотела предложить, но постеснялась.

   — Странная женщина. Секс она предлагать не стесняется, а поработать — да, поработать — это так неприлично! — расхохотался пилот.

   — Да ну тебя, — отмахнулась от него. — Откуда я знаю, может, ты устал с дороги и тебе врачи запретили до завтра подобные нагрузки!

   — Ты сейчас про работу или про что? — ехидно спросил землянин.

   — Да ну тебя! — повторила я возмущённо. — Иди сюда, ложись рядом и дай мне руку. Мне лёжа проще расслабиться, да и физический контакт не повредит... И — да, сейчас я про работу! — с трудом выдерживая серьёзный тон, строго проговорила я, не дав ему высказаться.

   Юрий выразительно хмыкнул, но комментировать всё это не стал и молча устроился рядом. Пузырь был достаточно небольшим, метров трёх в диаметре, и даже я не могла толком вытянуться на покатом дне, а мужчине пришлось опереть ноги о стену. Но устроились мы в конце концов вполне удобно, и я, прикрыв глаза, полностью расслабилась, загипнотизированная лёгким шумом в ушах, ощущением знакомой бездны вокруг и еле слышными протяжными звуками, доносящимися снаружи пузыря, — дыханием океана...

   ...Не знаю, кто подбирал нас друг другу, но стоило сказать ему большое спасибо. Мне, кажется, даже с Вадари не было так легко, как с этим землянином, а с ней мы знакомы с детства, учились вместе и тренировались тоже с самого начала обучения. Может, всё-таки правы те, кто предлагает ввести не добровольный отбор, а разделение по парам на основе личностных характеристик? И это будет не ущемление свободы, тирания и потеря человеческих ценностей, а просто разумный выход, удобный всем?

   Эти мысли блуждали в голове, пока сознание привыкало к знакомому телу, а расфокусированный взгляд блуждал по достигающим этой глубины тусклым сполохам солнечного света и плавающим среди них теням. Хорошо, что сейчас день; когда вода чёрная под звёздным небом, даже опытным геонавтам бывает жутковато внутри этой прозрачной скорлупки, болтающейся на тонком тросе.

   Раньше, в древности, когда геонавтика только начиналась, ничего всё происходилло совершенно иначе. Нашим предшественникам приходилось доверять свои жизни сложной автоматике, они были её заложниками и полностью зависели от конструкторов и техников. То есть от тех, кто не рисковал своей жизнью, ныряя в гигантский водоворот под защитой тонких стен пилотируемого аппарата. Слияние сознания, теория единства информационного поля, способность человеческого разума после определённых тренировок воспринимать его — всё это было открыто много позже, с развитием биотехнологий. Когда кто-то умный подумал, что если удаётся научить искусственный интеллект ориентироваться в искажённом пространстве, то почему бы не попробовать научить тому же людей?

   Оказалось, не просто можно, но результат превзошёл все ожидания. Сначала прибегали к бионическим вставкам, усиливающим способности мозга искусственно, а потом научились развивать всё это естественным путём. Впрочем, мода на бионику порой возвращается, видоизменяясь и совершенствуясь, но пока на Лооки стремятся ко всему естественному, и лично мне подобное по душе.

   Возвращаясь же к землянину... Здесь, рядом со мной и на границе с бездной, он был почти такой же, как в реальности, только ещё лучше. Сложно объяснять эти ощущения словами, но мне он напоминал цельный и неправдоподобно чистый кристалл — может льда, а может даже алмаза. Удивительно ясный разум. Как человек может быть таким... таким?! Такое впечатление, что он вообще не испытывает сомнений!

   Впрочем, эйфория первого знакомства вскоре отступила вместе с жутковатым ощущением, что я пообщалась или с нечеловеческим существом, или с программой. Пришла более здравая мысль: я увидела не всё, дальше этой спокойной уверенности меня просто не пустили. Это предположение, с одной стороны, обнадёжило, а с другой — оказалось по-детски обидным. Как же так, мне не доверяют!

   Почему-то это было гораздо обиднее истории с дурацким спором и моим желанием пощупать живого землянина. Даже несмотря на уверенность, что всё это грани одной фигуры, и понимания, что особых причин доверять мне вот так с ходу у мужчины нет. Я же знаю, что если я — душа нараспашку, совсем не обязательно окружающим придерживаться того же взгляда.

   Но осадок всё равно остался.

   Долго он, впрочем, не продержался. Я быстро уговорила себя, что это временно, что мужчине просто надо привыкнуть и вообще есть дела поважнее.

   — Ты забавная, — нарушил тишину пилот. — Не то порыв ветра, не то горный ручей. Не думал, что бывают такие люди.

   — Мы в расчёте, — весело фыркнула я в ответ. — Мне ты напомнил камень, и я тоже подумала, что никогда не встречала таких людей. Правда, потом сообразила, что ты закрываешься. Это всегда так?

   — Это нормально. Разве нет?

   — Не знаю, — честно признала я через пару секунд. — У меня не такой большой опыт, я раньше всего с одним человеком работала, и мы друг друга знали лучше, чем самих себя. Можно, конечно, спросить у координатора, но я бы пока не спешила с такими мерами. Как считаешь?

   — Сами разберёмся, — как мне показалось, излишне резко ответил он.

   Мой напарник не любит координаторов? Или всё куда проще, и он просто не любит, когда окружающие вторгаются в его личное пространство? Наверное, это действительно нормально и именно мне надо как-то перестраиваться и привыкать к общению с нормальными людьми.

   — Ну что, давай потихоньку выбираться отсюда? Я люблю свою работу, но иногда всё-таки нужно спать.

   — Да, пожалуй, время-то к вечеру! Тебя, кстати, полярный день не беспокоит?

   — Я могу спать в любой ситуации, — рассмеялся землянин.

   — Тогда пойдём, Юр-рь-ий, — мягко, грассируя, протянула я, отправляя через внутренний переговорник сигнал на пульт.

   — Можно просто Юра.

   — Лу. Будем знакомы, — я с преувеличенно серьёзным видом пожала руку пилота. И в этот раз в ответ на рывок троса падать не стала: зачем, если меня уже раскусили?

ГЛАВА 2. Рейс

Лунария О-Ори

   Если бы не инструкции, я бы без малейших душевных переживаний доверила новому напарнику жизнь буквально на следующий день после знакомства. Но на моё рвение, восторги и желание поскорее вернуться в строй всем было плевать, поэтому три новообразованных пары без лишней спешки совместно проходили положенные тренировки, сдавали нормативы и потихоньку знакомились друг с другом.

   Второй пилот с Земли, Киоко, оказалась спокойной и достаточно мягкой по характеру девушкой, контактной и дружелюбной, но — себе на уме. Для неё вопрос неприкосновенности личного пространства стоял ещё острее, чем для Юрия, и не допускала она туда никого и ни в каком качестве: не только берегла свой внутренний мир, но старательно избегала случайных прикосновений.

   А вот штурман полностью оправдал первое впечатление. В отличие от остальных землян, он оказался очень открытым, энергичным и неунывающим человеком. Фидель отказывался обсуждать только отдельные темы вроде сакраментального вопроса «что же случилось на Земле?», явно определённые полученными дома инструкциями. Странно, но общий язык с Тарандаром он умудрился найти очень легко, наш доморощенный гений вполне благосклонно принял чужака и умудрился за время тренировок ни разу с ним не разругаться, а это дорогого стоило.

   Моё общение с Юрием оставалось в тех рамках, которые определились с самого начала. Мужчина спокойно реагировал на мои хватательные порывы, с удовольствием поддерживал какие-то шутки, полностью доверял мне как специалисту и... Всё. Пилот с достойным восхищения изяществом продолжал держать меня, как и всех остальных, на некотором расстоянии. Первое время я возмущалась и обижалась, но потом обсудила ситуацию с Ику и временно смирилась с подобным положением вещей. Вот такой осторожный мне достался пилот, что поделать! Если сравнивать с той же Киоко, мне ещё, можно сказать, повезло. Координатор уверяла, что это совершенно нормальное поведение и со временем, если мы сойдёмся характерами, всё изменится, и я великодушно решила дать землянину время привыкнуть.

   Мысли, что мы можем не сойтись, не допускала вовсе.

   Поскольку компания подобралась исключительно опытная, инструкторам не приходилось объяснять что-то кому-то по пять раз, все нормативы оказались сданы с первого захода, и нас торжественно поздравили с допуском к реальной работе в поле.

   Первого рейса я ждала с предвкушением и нетерпением, и назначение не подкачало: большой груз в сырьевую колонию на необитаемой планете, где всех жителей — полторы сотни работников автоматических горнодобывающих комплексов. Обратно надо было забрать и доставить плоды их труда, какие-то редкоземельные металлы в астрономических количествах. То есть всё по моему вкусу: непростой маршрут, необычные пейзажи и отсутствие пассажиров.

   При всей общительности и дружелюбии, я очень не люблю возить людей: они доставляют массу переживаний и являются серьёзным испытанием для моих нервов. Конечно, на пассажирских рейсах присутствуют бортпроводники, которые следят за порядком в жилой части гавии, но я всё равно каждый раз дёргаюсь. Слишком уж ответственное занятие, приходится обращать внимание на те мелочи, которые в грузовом рейсе можно игнорировать. Большинство грузов без проблем выдерживают перегрузки и резкие манёвры, чего нельзя сказать о пассажирах. Действительно опасных нагрузок, способных повредить здоровью, в штатных ситуациях не случается — себя мы тоже бережём и здоровьем попусту не рискуем. Но неподготовленные люди боятся решительно всего и искренне полагают, что сильная турбулентность означает неминуемое падение. А паника на борту хуже пожара.

   Впрочем, на моё счастье, к перевозке пассажиров допускаются только экипажи с приличным опытом, и нам с землянином подобное не грозит ещё стандарт-другой минимум.

   Гавия нам досталась давно знакомая. Небыстрая, но послушная и изумительно надёжная машина чуть моложе меня. Выглядела она неказистой и слегка потрёпанной жизнью, но зато я точно знала, чего от неё можно ожидать, где у неё что может вдруг «заболеть» и что следует предпринимать в этом случае.

   — Серьёзный аппарат, — одобрил Юрий, когда амфибия поднялась со стартовой площадки и по глиссаде двинулась к воронке.

   — Хоро-оший, — ласково протянула я, погладив приборную панель.

   Гавия эта не имеет собственного имени, только порядковый номер и название линейки — «Боро». Боро — это вид крупных, в пол-ладони, жуков, обитающих в тропических зонах всех трёх материков моей родной планеты, и создателям данной амфибии нельзя отказать в остроумии. Машина не только существует в тех же средах, что и природный тёзка (умеет летать, плавать и нырять), но даже внешне напоминает это насекомое.

   Подобные аппараты производятся на Лооки массово, пользуются большой популярностью и любимы геонавтами за простоту и надёжность. Для своих размеров, назначения и стоимости транспортник отлично слушается пилота, обладает неплохими скоростными и маневровыми характеристиками.

   «Боро» универсален, насколько это возможно. Для управления им вполне достаточно стандартной пары пилот-штурман — необходимый минимум — но можно разместить и расширенный экипаж. Так что представители этой серии встречаются повсеместно: у транспортных компаний вроде нашей, у частных владельцев, буквально живущих на борту, и даже у исследователей.

   Любая гавия управляется просто. В рубке есть шесть универсальных терминалов, через любой из которых можно легко получить доступ к единому виртуальному интерфейсу. Раньше для подобного подключения людям в головы вживлялись нейроконтакты, а сейчас хватает небольшого биоэлектронного приборчика, входящего в состав костюма, — вербула. В быту люди через него получают доступ к информационным сетям, а в таких профессиях, как наша, ещё и работают.

   Через этот общий интерфейс можно легко и быстро общаться между собой, отдавать команды системам гавии, он заметно упрощает «отрыв от реальности» — прямой контакт с единым информационным полем. Можно работать и без него, в полностью ручном режиме: такую возможность предусмотрели на случай какой-то серьёзной аварии, если вдруг электроника выйдет из строя. Но без необходимости переходить на подобный режим довольно глупо.

   Помимо быстрого общения между членами экипажа, виртуальный интерфейс имеет ряд преимуществ. Например, в экстренной ситуации способен ускорить восприятие человека, буквально «растягивая» для него время. Да, это вредно, мозг может и не выдержать нагрузки, но подобная возможность спасла не одну и не две жизни.

   Я люблю работать на грани, в полуавтоматическом режиме, когда часть расчётов отдаётся на откуп «мозгам» гавии, но самые ответственные решения принимает человек. Как оказалось, Юрий придерживался того же мнения и предпочитал тот же стиль работы.

   Автопилот — это рутина. Скучная, простая, надёжная и почти не требующая внимания. Никто не запрещает пилоту прибегать к его услугам, как никто не мешает штурману пользоваться автотрассировкой, но это своего рода признак недостаточного профессионализма. Или лени. Или равнодушия. Человек, которому нравится его работа и который по ней соскучился, не будет передавать самую интересную её часть аппаратуре, и мне было приятно лишний раз убедиться, что Юрий — именно такой человек.

   В водоворот мы вошли точно и аккуратно, возле самого жерла, а дальше поток подхватил амфибию и потащил за собой. Наименее опасный момент в дороге, но наиболее зрелищный: кажется, будто воронка сминает гавию и шансов выбраться у путешественников нет. Но это только видимость, на самом деле поток держит не так крепко. Даже в таком жутком и мощном водовороте, кажущемся монолитным, есть струи, стремящиеся прочь от жерла, нужно только найти их и поймать. Главное, не переть в лоб, не пытаться пересилить стихию, а действовать аккуратно и с умом.

   Но сейчас наша цель лежала за пределами этого мира, поэтому оставалось следовать за потоком и ждать, пока он принесёт нас к точке перехода. А вот после начиналось действительно самое сложное.

   Здесь, в искажённом пространстве перехода, не имеют смысла расстояния: Лооки находится на другом конце галактики по сравнению с Землёй, но путь между ними очень короткий. Куда важнее здесь сродство, подобие среды. Легче всего перебраться из воды в воду — туда, где есть мировой океан, подобный земному. Именно поэтому первыми были освоены планеты, очень похожие на нашу прародину, и только потом люди научились перебираться из потока одного типа в другой, проскакивая своеобразные мембраны, разделяющие их. Нетрудно, например, вляпаться в какой-нибудь газовый гигант, и астрофизиков подобное обстоятельство несказанно радует, открывая огромные возможности для исследования Вселенной.

   Умей амфибия выживать в плотных потоках плазмы, для неё не составило бы труда заглянуть и внутрь звезды, чем упомянутые астрофизики бредят с самого начала геонавтики. Но защитная оболочка гавии хоть и прочна, и оберегает от многих опасных веществ и столкновения с некоторыми твёрдыми объектами, на такое пока не способна.

   Мне заранее жалко того потомка, которого рано или поздно закинут в недра одного из бесчисленных гигантских термоядерных реакторов, созданных природой. От одной мысли о подобном делается жутко, а я не самый трусливый человек.

   Технически сложнее всего попасть на твёрдые планеты, лишённые подземных океанов. Быстро перемещаться в твёрдой породе мы, увы, пока не умеем, и остаётся довольствоваться только теми мирами, которые имеют в глубине большие полости. Хороший штурман способен рассчитать точку прокола мембраны так, что гавию выкинет внутри такой вот гигантской пещеры, а дальше уже можно двигаться малым ходом. Что нам, собственно, и предстояло сделать.

   При необходимости из этих полостей пробиваются ходы на поверхность планеты. Не регулярными транспортниками, конечно, а специально для этих целей созданными машинами и очень редко. Только в том случае, если новый мир с какой-то целью начинают активно осваивать. На большинстве планет без океанов и с твёрдой корой очень агрессивная атмосфера, их поверхность интересует только немногочисленных учёных, так что гораздо проще и дешевле сосредоточить хозяйственную деятельность внутри обнаруженных естественных полостей.

   На всякий случай каждую амфибию оснащают буровым оборудованием, но делается это в большей степени для успокоения. Ставить серьёзные мощные системы на каждый грузовик — слишком дорого, а то, что есть, профессионалы-буровики воспринимают со смехом. Инструкция в случае промаха предписывает повторный заход: если в полости есть выход из пространственного искажения, там же находится и вход в него, поэтому сбежать из подобной природной ловушки не сложнее, чем в неё попасть. Это достаточно рискованное занятие, потому что велик шанс впечататься в скалу и сгинуть в неизвестном пространстве-времени, но совсем не такое самоубийственное, как может показаться. Во всяком случае, я проделывала подобное неоднократно.

   Но блеснуть талантами в этот раз было не суждено. Мы миновали всего пару потоков, когда совсем рядом разверзлась жевака. Я предупредить об этом пилота ещё успела, он сменить курс — уже нет.

   Жеваки представляют собой завихрения потоков, нарушающие целостность и однородность как их самих, так и соединяющих их мембран. Такие искажения возникают спонтанно — во всяком случае, мы пока не умеем их предсказывать, — существуют недолго и, насколько я знаю, до сих пор толком не объяснены наукой. По-научному это явление называется очень красиво, непонятно и грозно: случайная флуктуация пространственного искажения. Насколько я помню, они даже как-то классифицируются — так же сложно, заумно и с практической точки зрения бесполезно.

   Бытовое название гораздо лучше отражает и суть явления, и результат встречи с ним. Жевака затягивает в себя неудачника, «пережёвывает» его пространственными искажениями — тщательно или нет, как повезёт, — и выплёвывает то, что останется. Опять же, куда повезёт: может гуманно вышвырнуть в воду, может впечатать в твёрдую породу, по последнее случается редко. Точной статистики нет, ушедшую в камень амфибию считают пропавшей без вести — найти её невозможно. Вот только бесследно пропадают мои коллеги достаточно редко, а следы жеваки на останках аппаратов сложно с чем-то спутать: так аккуратно и ровно поменять местами двигатель и кабину транспорту или голову и ногу человеку больше ничто не способно.

   Некоторые браво рассказывают байки о том, как им удалось увернуться или проскочить без потерь, но обычно это именно байки. Любой геонавт знает, насколько мало шансов действительно проскочить, и сейчас я особенно отчётливо понимала, что все россказни «очевидцев» — выдумка от начала до конца.

   Потоки скручивались, прихотливо пересекались и обрывались. От этой путаницы, от запредельного напряжения кружилась голова и ломило в висках. Кажется, я сроду никогда не пыталась так быстро обрабатывать такие объёмы информации, аппаратура гавии работала на максимуме и даже тренированный разум неуклонно начал меркнуть. Как успевал реагировать на мои команды и лавировать среди этого безумия напарник, я уже не задумывалась — не хватало возможностей мозга.

   А потом катавасия вдруг прекратилась, и нас выплюнуло в ровный спокойный поток. По ощущениям — за мгновение до того, как я отрубилась.

   Нам невероятно повезло, причём дважды. Во-первых, вышвырнуло нас в воду, что давало шанс выбраться на поверхность пригодной для жизни планеты. А во-вторых, жевака оказалась слабой и почти «беззубой», полетела лишь часть электроники по внешнему контуру. И хотелось бы списать всё на наше мастерство, но найти проход там, где его попросту нет, не способен ни один профи, так что было это чистой воды везение. С другой стороны, протиснуться там, где пролезли мы, сумеет далеко не каждый..

   Теперь я могла немного расслабиться и перевести дух, здесь почти вся ответственность ложилась на пилота. Не знаю, как Юрий умудрялся в ручном режиме вести по заданному курсу вихляющуюся и трясущуюся гавию, но он не только выдернул нас из потока в открытое водное пространство, но даже сумел поднять амфибию над поверхностью и на малой высоте дотащить до берега, оказавшегося сравнительно недалеко — третья удача. Там наш кораблик рухнул и блаженно затих, уткнувшись носом в рыхлый грунт.

   Несколько секунд мы оба сидели неподвижно и пялились в пространство перед собой, отходя от случившегося. Впрочем, после маневрирования в жеваке финальный перелёт можно было считать развлечением...

   — Ты как? — первым подал голос пилот.

   — Это было круто! — выдохнула я, после чего поспешила пояснить, поймав его озадаченный взгляд: — Я не про жеваку, я про то, как ты выруливал.

   Землянин с облегчением рассмеялся и чуть откинулся вместе с креслом, разминая пальцы.

   — Я рад, что ты в порядке.

   — Это только так кажется, — успокоила его я. — Вот сейчас как устрою истерику! Или не сейчас, чуть позже, — добавила рассеянно, краем сознания сохраняя контакт с амфибией и пытаясь выяснить, насколько та пострадала и каковы наши шансы на спасение.

   — Я, кажется, знаю, где мы, очень приметный пейзаж, — обнадёжил Юрий, разглядывая обзорный экран — внешние камеры, на наше счастье, работали. Точнее, нормально работала одна, но её вполне хватало. — Если не ошибаюсь, эту планету обнаружили стандартов двадцать назад, здесь смертельная для человека концентрация углекислого газа и для жизни она непригодна. Но её не забросили, исследуют автоматическими станциями, орбитальными и не только: очень необычные небелковые формы жизни, достойные изучения. Насколько я знаю, подобные аппараты отправляют отчёты раз в несколько дней, так что уж за месяц нас точно найдут и вытащат.

   — Скорее всего, раньше, — предположила я. — О нашей пропаже сообщат, а в таких случаях опрашивают все возможные станции и поселения. Надеюсь, у колонии не случится локальной катастрофы из-за недостачи продовольствия...

   — Не идиоты же они, заказывать поставки, когда всё уже кончилось, должен быть запас! — отмахнулся напарник.

   Мы ещё некоторое время помолчали, привыкая к мысли, что всё обошлось. Эх, знаю я отличный способ сбросить лишнее нервное напряжение, но ведь пошлют же!

   Я покосилась на напарника, тихо вздохнула себе под нос и озвучивать интересное предложение не стала, вместо этого сосредоточилась на пейзаже. Благо вид открывался действительно запоминающийся и очень располагающий к созерцанию.

   Зеркало почти неподвижного, ртутно-серебристого океана плавно переходило в бескрайний ровный пляж так, что береговая линия угадывалась с большим трудом. Крупный песок на первый взгляд казался серым, но при более пристальном рассмотрении вызывал желание вглядеться, потрогать, поднести к лицу и осмотреть каждую песчинку. В общей серо-чёрной массе то и дело проскальзывали осколки радуги, и разные участки поверхности отливали всеми цветами спектра. Интересно, что создавало такой эффект? Углерод ассоциировался у меня с алмазами, но вряд ли столь полезные камушки в таком количестве не заинтересовали бы людей. Скорее всего, это нечто вроде гранитной крошки с вкраплениями слюды.

   Низко над горизонтом в тёмно-сером небе висело тусклое и маленькое бледное солнце. То ли планетку с трудом обогревал какой-то белый карлик, то ли располагалась она достаточно далеко от светила. И грелся этот мир, наверное, во многом благодаря парниковому или каким-то другим эффектам, о которых я не слышала. Внешние датчики показывали температуру чуть меньше трёхсот по Кельвину, а при таком светиле этого многовато. С другой стороны, а откуда я знаю, что светило здесь одно?

   Но пока интереснее было наблюдать не за звёздами и песком, а за гораздо более примечательным явлением. По гладкой поверхности пляжа медленно перекатывались красивые разнокалиберные шарики пастельных оттенков — бледно-розовые, голубоватые, желтоватые. Судя по тому, что двигались они порой в противоположных направлениях, иногда замирали или разворачивались на месте, произвольно меняли скорость и аккуратно огибали друг друга, именно эти странные объекты и представляли собой те самые «необычные формы жизни». Выглядели они лёгкими, воздушными, даже как будто пушистыми или, скорее, плюшевыми, и вызывали большое желание потискать или хотя бы пощупать.

   Впрочем, когда один из них замер совсем близко от камеры и я прикинула его размеры, всё умиление бесследно растаяло: в диаметре это нечто составляло метра четыре.

   — Это животное или растение? — полюбопытствовала я у пилота.

   — Понятия не имею, — откликнулся землянин, так же с интересом разглядывавший местных обитателей. — Я же не космобиолог. Случайно наткнулся на информацию об этой планете в новостях, запомнилась картинка. — Он кивнул на обзорный экран. — Почти такой же вид был.

   — Всё-таки нам очень повезло, — резюмировала я, а потом продолжила со смешком: — Меня разрывают противоречивые эмоции. С одной стороны, очень хочется выйти, прогуляться, размять ноги и немного развеяться, стены давят. А с другой — здравый смысл грязно ругается в ответ на такие идеи.

   — Правильно делает, — похвалил Юрий. — Верх глупости — выходить из исправного корабля на поверхность незнакомой планеты, да ещё непригодной для жизни.

   — Я же не предлагаю идти, я просто жалуюсь. Наверное, это всё от нервов. Адреналин выделился, а реализовать всплеск энергии не получилось. — Я задумчиво мазнула взглядом по чёткому профилю мужчины и снова тихо вздохнула.

   Ощущение было неприятное. Слишком быстро всё произошло и слишком благополучно разрешилось: организм, приготовившийся к боли, удару или вовсе смерти, никак не мог поверить, что опасность миновала. Внутри будто сжалась пружина и мелко подрагивала, готовая вот-вот выстрелить, это чувство никак не хотело проходить и потому немного беспокоило.

   — Есть у меня одна идея, — вкрадчиво предложил пилот, поворачиваясь ко мне вместе с креслом и чуть подаваясь вперёд. Глаза его буквально искрились от сдерживаемого смеха. Я, конечно, залюбовалась, а в глубине души вспыхнула надежда, что мысли наши сходятся, но справедливо заподозрила подвох. Однако ответила мягко, кокетливо, с придыханием, тоже чуть сместилась ему навстречу:

   — Я вся внимание!

   — Знаю верное средство, помогающее в подобных ситуациях. Надеюсь, такое примитивное животное стремление тебе не претит. — Юрий окинул меня выразительным, раздевающим взглядом, приблизил лицо к моему на расстояние ладони и продолжил всё так же мягко и чувственно: — Пойти пожрать.

   Мгновение мы разглядывали друг друга, а потом одновременно расхохотались, откинувшись в креслах. Может и нервно, даже истерически, но зато — искренне.

   — Кто про что, а мужик про еду, — выдохнула я сквозь смех, утирая слёзы тыльной стороной ладони.

   Не знаю, действительно ли помогает в таких случаях плотный обед, а вот веселье мигом разрядило обстановку и помогло расслабиться.

   — Энергия лишней не бывает. К тому же интересно выяснить, какой рацион ждёт нас в ближайшие дни. Очень надеюсь, что в контейнерах есть мясные консервы, а не только сухие крупы или, хуже того, концентраты, и хочу выяснить это побыстрее.

   — Кто-то любит вкусно покушать? — хихикнула я, игриво толкнув идущего рядом пилота бедром. Вернее, попыталась: он увернулся и даже вежливо поддержал меня под локоть, когда я по инерции чуть не пролетела мимо.

   — Ещё скажи, что ты готова питаться солнечным светом. Кто-то очень уважает красное мясо, насколько я успел заметить, — с иронией парировал он. — Хотя, судя по твоей внешности, ты должна питаться как раз нектаром.

   — Это почему? — опешила я и удивлённо вытаращилась на напарника.

   — Наружность эфемерная, — невнятно ответил он. — У всех о-Лоо, но у тебя особенно.

   — Вот сейчас было обидно и несправедливо. — Я, ухмыляясь, демонстративно приподняла грудь ладонями, заодно командуя послушному мысленным приказам комбинезону углубить вырез. Взгляд напарника предсказуемо упал в моё декольте, задержался там на пару мгновений, а потом мужчина неопределённо хмыкнул и исправился:

   — Я не это имел в виду, а лицо. Уж извини, твою фигуру я не разглядывал.

   — А вот это было совсем обидно! — фыркнула я недовольно, но не удержала серьёзной гримасы и опять захихикала. — Да ещё и непрофессионально! Надо же точно знать своего напарника, а то так со спины и не отличишь.

   — Значит, мне есть куда расти в профессиональном плане, — философски заметил Юра.

   — А что ты всё-таки имел в виду? — спросила я, возвращаясь к предыдущей теме и временно прекращая балаган.

   Дело в том, что по меркам родной планеты назвать меня эфемерной довольно сложно: большинство женщин о-Лоо отличаются гораздо более тонкими и хрупкими фигурами и я, прямо скажем, далека от местного эталона. И грудь великовата, и бёдра широковаты — наследие бабушки по отцовской линии, она не с Лооки. Впрочем, от собственной неидеальности в представлении сородичей я никогда не страдала, справедливо полагая, что восхищённые взгляды случайных прохожих меня мало интересуют и способны принести больше вреда, чем пользы. А привлечь нужного рода внимание интересных мне людей обычно удавалось без особых проблем: здесь гораздо важнее уверенность в себе и умение себя преподнести. Не говоря уже о том, что почти всю свою сознательную жизнь я общаюсь с теми, кто много путешествует и в большинстве своём обладает гораздо более широкими взглядами на мир и его красоту.

   — Лицо. Светлая тонкая кожа, почти сиреневые глаза, вьющиеся белые волосы — и всё это при монголоидном типе лица. На взгляд рядового землянина, очень странная наружность. Я раньше встречал ваших сородичей, но это совсем другое ощущение. Да не столько во внешности дело, сколько... Ты правда очень не похожа на тех людей, с которыми мне доводилось сталкиваться в рабочей сфере, в близком контакте через инфополе. Всё это, в сочетании с необычным типом лица, придаёт какой-то мистичности. Я же говорю, ты очень похожа на горный ручей — тонкий, хрупкий, прозрачный, но непредсказуемый. Когда тает снег, такой ручей может превратиться в нечто чрезвычайно грозное.

   — Кхм, — тихо кашлянула я, потому что дар речи временно пропал, и растерянно глянула на по-прежнему задумчиво-невозмутимого Юрия. — А ты, оказывается, поэт. Так и не скажешь...

   — Я просто очень много читал в детстве, — обезоруживающе улыбнулся он в ответ.

   На некоторое время стало не до посторонних разговоров, мы выбрались в грузовой отсек и принялись за ревизию. Если в двух словах, нам снова невероятно повезло, потому что еды было много и еда эта была разнообразной. Присутствовали даже некоторые в полном смысле слова деликатесы и редкости — питательные, полезные и дорогие. Соблазн полакомиться был велик, но мы его преодолели. Конечно, чтобы выжить, нужно нормально питаться, но наглеть-то не стоит, тут и без экзотики есть чем подкрепить силы. Вот если мы съедим всё остальное и другого выбора не останется...

   Впрочем, очень надеюсь, что до этого не дойдёт. Двоим такого количества припасов хватит на несколько стандартов, а я бы предпочла, чтобы нас нашли значительно раньше. Очень надеюсь, что Юра правильно угадал планету...

   Плотно пообедав саморазогревающимися пайками, отдать им должное — весьма вкусными, мы продолжили скучать в кабине. Заняться было решительно нечем, пейзаж за окнами почти не менялся, только светило удручающе медленно ползло к горизонту: сутки на планете оказались по прикидкам раз в пять длиннее стандартных земных (почти, к слову, равных суткам Лооки). Выходить наружу мы себе строго запретили, и из развлечений осталась только информация в терминалах — какие-то книги, логические игрушки и прочая чепуха — и разговоры. Последние доставляли куда больше удовольствия, но трещать без умолку несколько часов кряду не могла даже я, а Юра заметно уступал мне в болтливости.

   Разговаривали мы о какой-то совершенной ерунде. О кулинарии и курьёзах во время учёбы, о космических телах и перспективах прогресса, о дальних колониях и необычных животных — всего и не упомнишь. Но я всё больше проникалась уважением к тем, кто подобрал нас в пару, и симпатией к самому землянину. Нам было легко вместе, многие суждения совпадали, а симпатия (кажется, взаимная) крепла с каждой минутой.

   По молчаливому согласию разбрелись спать, когда светило всё же скатилось за ровную линию горизонта, полыхнув напоследок зеленоватым закатом, больше похожим на северное сияние. По корабельному времени сейчас было время ужина, и прожорливый пилот оказался не прочь подкрепиться перед сном. Я посидела с ним за компанию, а потом устроилась в тесной каюте, свернувшись калачиком.

   Комбинезон снимать не стала. Всё равно на таких кораблях нет нормального душа, только ионное недоразумение, удовольствие от процесса я не получу, а острой необходимости в мытье сейчас не было, костюм помогал сохранять чистоту. Длинные волосы в рейсах тоже проблем не доставляли: я собирала их в несколько кос, укладывала вокруг головы и фиксировала одним хитрым составом. В таком виде они не путались, не пачкались и могли без особых проблем просуществовать десяток-другой дней, а больше обычно и не требовалось.

   Заснула быстро. Койка, занимавшая добрую половину крохотной каморки, удобно подстраивалась под тело и не доставляла неудобств, а сознание с радостью воспользовалось передышкой. Тот факт, что я не впала от встречи с жевакой в истерику, да и потом неплохо себя контролировала, совсем не значил, что встреча эта далась легко. Я видела останки тех, кому повезло гораздо меньше, и хоть умудрилась тогда не проблеваться, но забыть увиденное не могла до сих пор и не смогу уже никогда. Сложно было не прокручивать в голове эти картины и не холодеть от мысли, что мы были на волоске от подобного исхода.

   Закономерно, что, уснув, спала я урывками и то и дело просыпалась от невнятных сумбурных кошмаров: разум переваривал переживания дня. Обнаружив себя в тесной тихой каюте, я каждый раз быстро успокаивалась, поворачивалась на другой бок и засыпала снова.

   В какой-то момент меня разбудил короткий оклик по имени, и в первое мгновение я спросонья подумала, что это была часть сна. Но тут комната озарилась рассеянным тусклым светом, а стоящий в проёме двери Юра вновь окликнул меня и спросил:

   — Лу, на корабле есть оружие?

   — Что?! — пробормотала я сонно, села на койке, растирая глаза. — Что случилось, какое оружие?

   — Есть или нет? — требовательно повторил он.

   — Нет, откуда! Это же обычный грузовой аппарат, ты же читал характеристики...

   — Я имею в виду ручное оружие.

   — Нет, — окончательно растерялась я. — По инструкции не положено, да и толку от него? Опять же, с ним ещё уметь обращаться надо...

   Глаза более-менее привыкли к свету, и я сумела наконец рассмотреть пилота. И увиденное мне не понравилось.

   — Плохо, — коротко проговорил он. — С ним было бы спокойней.

   — Да что случилось, ты можешь мне рассказать?! — Я торопливо поднялась с койки.

   — Пойдём, сама увидишь, — отмахнулся мужчина и широким шагом двинулся к рубке. Я, естественно, поспешила за ним, на ходу пытаясь угадать, что происходит.

   Мысли, что Юрию приснился кошмар и у него вдруг разыгралась паранойя, я даже близко не допускала, не тот человек. Может, я плохо знаю его и его биографию, но что-то подсказывало: очень сложно вывести моего пилота из равновесия, а сейчас он был весьма встревожен. Не паниковал и даже, наверное, не боялся, но явно ожидал чего-то очень плохого и готовился с этим бороться. С оружием в руках.

   Самым вероятным мне представлялся вариант, что на поверхности планеты с закатом появилось нечто более внушительное и опасное даже на вид, чем те шарики, но дальше фантазия пасовала. Я просто не могла представить себе живое существо, способное всерьёз угрожать амфибии. А даже если бы сумела, точно не поняла бы, как в борьбе с ним может помочь ручное маломощное оружие.

   Но всё оказалось иначе.

   Ночь на этой безымянной планете мало уступала в яркости дню: небо пересекала широкая полоса, дававшая почти столько же света, сколько здешняя звезда. Судя по всему, с белым карликом я угадала, и за орбитой «нашей» планеты располагался протопланетный диск, который отражал очень много света. Ума не приложу, как мы могли не заметить его вечером...

   Но это всё мелочи. Главное, в свете этой полосы в нашу сторону вдоль береговой линии двигался... двигалось нечто. Продолговатый серебристый объект по-настоящему гигантских размеров, по меньшей мере в пару километров длиной, на первый взгляд кажущийся совершенно монолитным. Он неторопливо плыл на высоте в несколько десятков метров с лёгкостью и грацией облака, закрывая горизонт, надвигаясь неотвратимо и... да, по-настоящему жутко.

   Разноцветные шары продолжали флегматично перекатываться по поверхности, равнодушные как к смене дня и ночи, так и к новым гостям. Неизвестный объект же, напротив, проявлял к ним повышенный интерес, и то один, то другой шар взмывали вверх, бесследно исчезая в серебристом чреве, а остальные соседи полностью игнорировали пропажу.

   Жертвы выбирались на первый взгляд бессистемно, разных цветов и размеров. То забирались несколько рядом, то пропускались плотные скопления. И всё это плавно, размеренно, даже как-то рутинно.

   Я догадывалась, о чём думает сейчас напарник, и полностью разделяла его мысли. Почему-то не вызывало сомнений, что мы разделим участь пасущихся на пляже существ, и представлялась эта участь незавидной. А хуже всего было то, что мы не имели возможности сопротивляться: повреждённая амфибия не могла сдвинуться с места без посторонней помощи, а бежать некуда. Даже если оно нас не заметит, мы просто не сумеем дожить за пределами гавии до прибытия помощи.

   Бросив задумчивый взгляд на напарника, я опустилась в собственное кресло: сидя ждать развития событий было значительно удобней. Юрий на несколько мгновений оторвался от созерцания приближающегося объекта и последовал моему примеру. Я почувствовала, что он запустил проверку систем двигателя — жест отчаянья, за время нашего сна ничего не изменилось и измениться не могло.

   Всё-таки ожидание и осознание собственного бессилия много хуже смерти как таковой.

   — Как думаешь, что это? И кто? — Я наконец не выдержала тишины.

   Искусственное происхождение громадины почему-то не вызывало сомнений.

   — Может, какая-то колония, с которой была потеряна связь? — с расстановкой проговорил землянин, но, судя по голосу, и сам в это не верил.

   За всё время развития геонавтики люди так и не встретили пресловутых «братьев по разуму». До сих пор хватало энтузиастов, которые упорно искали их следы. Возможно, большие секретные шишки знали куда больше и чаёвничали с какими-нибудь многорукими хвостатыми гуманоидами, но обыватели довольствовались сказками и условно-реальными историями. Никакого «контакта» не случилось, никто не вёл с нами дипломатических переговоров, не пытался торговать и не рвался делиться совершенными технологиями.

   Не исключено, что с разумом таким мы встречались, но не опознали его. Я придерживалась популярного мнения, что возникший в принципиально иных природных условиях разум будет, скорее всего, настолько иным, что контакт просто не сможет состояться, мы банально не сможем воспринять друг друга и будем существовать параллельно.

   Некоторые считали, что нам очень повезло ни с кем не встретиться. Если немного дать волю фантазии и интерпретировать в подобном ключе кое-какие находки, подобное мнение казалось особенно справедливым.

   Человечество действительно регулярно встречает на других планетах разнообразные сооружения, похожие на следы древних цивилизаций. Многие из них представляют собой мегалитические каменные конструкции и до странности напоминают древние сооружения Земли. Например, одной из достопримечательностей Лооки является огромная скала, обточенная в форме правильной пирамиды явно не водой и ветрами. Вот только происхождение таких творений, в отличие от земного наследия, остаётся огромной тайной: вокруг них нет следов даже совершенно одичавших, примитивных аборигенов.

   Сотню стандартов назад много шуму наделала небольшая планетка, открытая исследовательской миссией. На ней имелась вода, воздушная атмосфера, но не было ровным счётом никакой жизни, даже бактерий. Полная стерильность. Зато нашёлся материал, похожий на янтарь, огромные залежи мела и другие вещества, которые в человеческом представлении имеют органическое происхождение. А ещё там нашлись пресловутые пирамидальные мегалиты. Что за катастрофа уничтожила жизнь, явно прежде существовавшую на этом небесном теле, учёные гадали до сих пор, версий имелась масса, но ни одна пока не подтвердилась.

   Сейчас я смотрела на медленно летящее вдоль береговой линии нечто, и во мне крепла неприятная уверенность, что я знаю ответ на эту загадку.

   — Интересно, нас банально сожрут, препарируют или попробуют сначала поговорить по душам? — мрачно уточнила я.

   — Истории ходят разные, — уклончиво ответил землянин. — А жалко, что я не согласился тогда на твоё предложение. В той тренировочной капсуле.

   — Ты серьёзно? — я вытаращилась на него с, подозреваю, весьма ошалелым видом.

   — Нет. — Он усмехнулся. — Просто пытаюсь разрядить обстановку. Всё равно бы ничего путного не вышло.

   — Да ладно... Говорят, настоящий мужчина не может считаться импотентом, пока у него есть хоть один палец, — заметила я, с готовностью подхватывая тему.

   Пустопорожняя фривольная болтовня определённо приятнее мыслей о неизбежной скорой смерти. И полезней, что уж там. Очень не хотелось впадать в ничтожество и терять от страха человеческое лицо, а если в тишине представлять себе всевозможные картины зверской расправы жутких тварей над людьми, удержаться от этого трудно.

   В ответ на моё высказывание Юрий расхохотался.

   — Интересная мысль.

   — Да ты что, это же древняя шутка, — хмыкнула я чуть растерянно. — Небось, ещё с Земли родом.

   — У нас сейчас об этом не шутят.

   — За это бьют морду и смертельно обижаются?

   — Нет, почему? Просто не смешно, — он слегка пожал плечами.

   — По тебе заметно, как не смешно, — съехидничала я.

   — В твоём исполнении и именно сейчас получилось удачно, — пояснил он.

   — Погоди, я знаю! У вас с головой проблемы, а не с противоположным местом! — предположила я.

   — Не понял.

   — Ну мораль очень строгая. Настолько строгая, что до свадьбы прямо ни-ни, и всё это ещё химически контролируется. А дома тебя ждёт женщина, которой ты поклялся хранить верность. Впрочем, есть ещё одна мысль, но она мне ещё сильнее не нравится: женщина эта умерла, а ты больше ни с кем и никогда... Надеюсь, не угадала? — насторожилась я, потому что напарник смотрел на меня уж очень странно.

   — Кхм. Нет. Ты книги сочинять не пробовала? У тебя получится!

   — Ты думаешь, я сама это придумала? Нет, как раз почерпнула из разного рода развлекательной литературы, — с облегчением ответила ему. — Точно никакой трагической истории с бывшей женой нет?

   — Точно, — спокойно проговорил Юрий. — Обошлось. Я вообще не был женат, у нас редко женятся поспешно и потому редко разводятся. И овдоветь пока тоже не успел.

   — То есть у тебя или совсем не было женщин, во что мне совсем не верится, либо близкие отношения вне брака всё-таки не порицаются, — сделала я логичный вывод.

   — Не порицаются. — Пилот усмехнулся задумчиво и как будто немного снисходительно, чуть сощурился, разглядывая меня, и явно собрался что-то сказать, но в этот момент картинка «за окном» резко сдвинулась, и мы оба осеклись, напряжённо уставившись в экран.

   Игнорировать нас пришельцы, увы, не стали. Немаленькая амфибия воспарила вверх с той же лёгкостью, с какой до сих пор поднимались разноцветные шары, — и на этом всё кончилось. Точнее, кончились наши перемещения. Снаружи царила непроглядная глухая темень, а приборы показывали несусветную ерунду. Состав атмосферы менялся стремительно и хаотично: то там был разреженный аргон, то электроника утверждала, что мы вмурованы в толщу камня, то выдавала длинные невнятные списки веществ, как будто в случайном порядке выдернутых из какого-то химического справочника. Причём некоторые из них по всем привычным мне законам просто не могли существовать рядом, не вступая друг с другом в реакцию, однако — существовали.

   Видимо, корабельная электроника знала те же законы, что и я, или просто не выдержала таких стремительных изменений, и вскоре внешние датчики расписались в собственном бессилии.

   Некоторое время мы молча сидели в тишине, а потом за нашими спинами с тихим шелестом открылась дверь. В мёртвой тишине этот звук прозвучал грохотом, и мы с напарником одновременно обернулись. Причём я обернулась вместе с креслом, а Юрий одним слитным движением успел не только повернуться, но и встать, сделав полшага по направлению к двери — кажется, чтобы пульт и кресло не мешались. Разглядев причину переполоха, я вздрогнула от неожиданности, тоже медленно встала, но вперёд рваться не спешила. Наоборот, вжалась в пульт, из-за плеча пилота рассматривая неожиданного визитёра.

   Выглядел он... человекообразным. Среднего роста некрупная фигура в какой-то бесформенной серой одежде. Кажется даже, не просто бесформенной, а прихотливо изменяющей очертания. Описать лицо тоже не получалось: оно было никаким. Невнятные очень короткие сероватые волосы, непонятного цвета глаза. Каждая черта в отдельности казалась нормальной и человеческой, но собираться в единый портрет они упорно отказывались.

   — Сохраняйте спокойствие, — бесстрастным и таким же никаким, как остальная наружность, голосом проговорил он.

   Судя по всему, прямо сейчас убивать или жрать нас не собирались, решили сначала поговорить. Это вселяло определённый оптимизм и позволяло немного перевести дух. По крайней мере, сейчас.

   — Кто вы такие и что вам от нас надо? — хмурясь, спросил землянин.

   — И откуда вы знаете нашу речь? — не удержалась я и осторожно подступила ближе. Не к чужаку, к напарнику: с ним рядом мне было спокойней. Подошла, встала у него за спиной и чуть сбоку, едва удерживаясь от желания ухватиться за локоть мужчины.

   Вперёд я бы не полезла даже в бреду. Я совсем не боец и способна постоять за себя в очень ограниченных пределах, а вот Юрий держался уверенно. Не думаю, что он действительно чувствовал себя таким спокойным, как пытался показать, но... обманчиво расслабленная устойчивая поза, какая-то необъяснимая сосредоточенность давали понять, что, в отличие от меня, пилот драться умеет и непременно будет, если возникнет такая необходимость. И мешаться у него под ногами я не собиралась.

   — Примитивное средство коммуникации, простое в изучении, — так же монотонно ответил чужак. — От недостатка информации особи вашего вида совершают нерациональные поступки, чем вредят себе. Сохраняйте спокойствие и оставайтесь внутри своего транспортного средства.

   — Что вы собираетесь с нами делать? — настойчиво повторил Юрий.

   — Изучать.

   — Мы хоть живы после этого останемся? — мрачно уточнила я.

   — Способности вашего вида к самовосстановлению пренебрежимо малы, вероятность выживания особи при применении разрушающих методов изучения приближена к нулю. Вероятность успешного изучения конфигурации электрических связей и носителей информации в случае разложения приближена к нулю. Выработанный алгоритм поведения требует применения неразрушающих методов исследования. Сохраняйте спокойствие и оставайтесь внутри своего транспортного средства, — повторил пришелец, пошёл странной рябью и исчез.

   С тихим шипением закрылась дверь, в проёме которой прежде стоял странный гость.

   Несколько секунд мы молча таращились в стену.

   — Я почти ни хрена не понял, но «неразрушающие методы» звучит лучше, чем разрушающие, — с расстановкой проговорил пилот. Глубоко шумно вздохнул, передёрнул плечами, встряхиваясь, и только после этого обернулся, оказавшись в упор ко мне. Я нервно хихикнула и, зажмурившись, уронила голову, уткнувшись лбом в плечо землянина.

   — И не говори.

   Руки и ноги сделались ватными. Кажется, пальцы мелко дрожали, но смотреть на них и убеждаться в этом не хотелось. Хотелось рассмеяться, сморозить какую-нибудь глупость, пошутить, да хоть бы опять начать приставать к Юре с неприличными предложениями, чтобы отвлечься. Но по спине пробирало холодом, а в голове билась единственная мысль: оно вошло в транспорт, не повредив обшивку и не потревожив электронику. И я готова была поклясться, дверь среагировала на его появление только для того, чтобы... подопытные не начали совершать нерациональные поступки от недостатка информации.

   А если оно вошло однажды, с той же лёгкостью войдёт снова.

   Мне на плечо опустилась тяжёлая ладонь мужчины, слегка сжала. Говорить какие-то слова утешения напарник не пытался, да оно и к лучшему, я бы всё равно не поверила. Главное, он просто стоял рядом — сильный, уверенный и как будто даже спокойный. Во всяком случае, достаточно себя контролирующий, чтобы казаться спокойным.

   Умом я понимала, что землянин знает не больше моего и вряд ли способен как-то справиться с этим существом, но всё равно напряжение потихоньку начало отпускать. Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь унять торопливо колотящееся в горле сердце, судорожно сглотнула и осторожно заговорила, проверяя, не дрожит ли голос:

   — Мне кажется, он говорил про мозг. Носители информации, электрические связи...

   К счастью, голос звучал ровно, и это ещё немного приободрило. Если сейчас расклеиться или, хуже того, удариться в панику, ничего хорошего это нам не принесёт. Да и... устраивать безобразную сцену очень не хотелось — не только из-за мужчины, но и ради самой себя.

   — Если они так хорошо понимают в наших мозгах, может, это всё было просто видением? Внушением? — предположил Юрий через несколько секунд.

   — Но как?! Корабль защищён от проникновения любых веществ, он...

   — Но ведь ты способна ориентироваться в потоках, вовсе не прибегая к помощи приборов. Да, сложнее, но стенки корабля этому не мешают.

   — Если это действительно так, если они правда пользуются единством информационного поля, — медленно проговорила я и подняла взгляд на лицо собеседника, — получается, мы можем им что-нибудь противопоставить?

   — Никто не мешает попытаться. — Землянин одобрительно улыбнулся уголками губ, и страх окончательно отступил под его сосредоточенным взглядом. Не сгинул совсем, но затаился и притих, вытесненный другими мыслями и стремлениями.

   Откладывать попытки проверить эту гипотезу мы не стали и поспешили вернуться в кресла.

   Сейчас люди склонны полагать, что Вселенная едина и, как ни странно это звучит, неделима. Она изменяется, расширяется, но на любых расстояниях остаётся связь между двумя любыми её точками. Взаимосвязано всё, на самых разных уровнях и с помощью самых разных сил, многие из которых были известны ещё до зарождения геонавтики. Одни взаимодействия связывают элементарные частицы в атомы, другие собирают атомы в молекулы и удерживают вместе, третьи не позволяют планетам сбегать от звёзд.

   Давно было доказано, что ничто не может исчезнуть бесследно. Чуть позже — что материя есть особая форма существования энергии, «закольцованная», уплотнённая. А потом, пытаясь найти связь энергии, пространства и времени, обнаружили ещё одно измерение, ещё одно качество реальности: информацию. Отпечаток на шкале времени, который оставляют все события, начиная от колебаний атомов в кристаллической решётке и заканчивая столкновением галактик. Самое замечательное, что для всех этих отпечатков не существует понятия расстояний. То есть, с точки зрения этой теории, в любой точке Вселенной доступно одновременно всё информационное поле. На практике, впрочем, всё выглядело совсем не так масштабно и радужно.

   Постепенно человечество с удивлением обнаружило, что природа, оказывается, наделила людей самым точным и универсальным инструментом для исследования этого масштабного явления — мозгом. Не только как вместилищем разума, но просто как органом чувств: мозг способен «пощупать» это самое информационное поле гораздо полнее и точнее, чем придуманные людьми приборы.

   Как любая теория, эта имела свои пробелы, и замахиваться на «всезнание» человечеству было, мягко говоря, рановато, но это не мешало учёным продолжать свои изыскания, а техническим специалистам — превращать их плоды в достижения прогресса.

   Что я, что Юра — практики, мы учились обращаться с техникой и контролировать свой разум, в некотором смысле выходить за пределы собственного тела, но почти не изучали причин и закономерностей этого всего. Мы знали, что и как нужно делать, чтобы добиться определённого результата, но вот почему это происходит — представляли весьма условно. И точно так же смутно предполагали, как именно можно проверить предположение землянина. Но даже тыкаться вслепую, пытаясь решить неразрешимую задачу, лучше, чем дрожать, забившись в угол, и в этом мы с напарником оказались солидарны.

   Повреждённая техника задачу не упрощала, но никаких сложных вычислений от нас всё равно пока не требовалось, надо было для начала просто осмотреться. И результат этого осмотра оказался не менее странным, чем показания датчиков среды, когда те ещё работали.

   Заглянуть далеко наших способностей не хватало, но на несколько километров вокруг простиралась очень странная среда, понять состав которой мы не могли. Она не походила ни на что, виденное прежде или хотя бы теоретически знакомое — сложная смесь самых разнообразных простых веществ, к которым были подмешаны незнакомые соединения. Нельзя было даже с уверенностью сказать, газ это или твёрдая материя. Непонятное облако было пронизано столь же неоднородными электромагнитными полями и постоянно хаотически двигалось.

   Попытки приглядеться повнимательней привели к тому, что меня попросту вышвырнуло обратно в реальность, и в этой реальности моему телу было плохо: от перенапряжения тошнило и ужасно кружилась голова. Я расслабленно прикрыла глаза, пережидая приступ дурноты, и попыталась проанализировать увиденное.

   По всему выходило, что усилия были напрасными, во всём окружающем хаосе не удалось найти и намёка на разумных существ. Кто и как нас похитил, кто и как с нами разговаривал, где мы сейчас находились — ни на один вопрос так и не нашёлся ответ. Даже внятных предположений не осталось.

   — Что же это такое? — пробормотала я себе под нос. Действовали мы с напарником совместно, поэтому ощущения его мало отличались от моих, да и мысли, подозреваю, тоже.

   — Есть у меня ощущение, что во всём этом с ходу не разобрался бы и коллектив нескольких исследовательских центров, — философски заметил землянин. — Так что результат хоть и обидный, и неутешительный, но закономерный. Лично меня сильнее занимает вопрос «Что со всем этим делать?», но — увы. Могу только с уверенностью сказать, что из амфибии лучше не выходить. Удивляюсь, как держится обшивка и почему никакие приборы, пережившие аварию, в таких условиях не вышли из строя, но на себе проверять, что ждёт человека в защитном костюме, не тянет. К тому же нам ясно велели оставаться внутри корабля, и нарываться на неприятности вот так с ходу не хочется.

   — Интересно, какие силы удерживают всё это в таком состоянии? — продолжила я, мысленно согласившись с доводами мужчины. — Может, наши временные хозяева просто теряются в этом хаосе? То есть они где-то там, но за этой, с позволения сказать, атмосферой мы их не видим?

   — Это тоже возможно, но больше всего похоже... — ответил он, но замялся, подыскивая слова.

   — Мы просто не способны воспринять их целиком и осознать увиденное, — завершила я за него и удостоилась чуть рассеянной благодарной улыбки. — Например, они могут не иметь физического тела и состоять из относительно свободной энергии неизвестной нам природы.

   Разговор помогал пока отвлечься от мыслей о нашем туманном будущем, и я готова была говорить что угодно и о чём угодно. Несколько минут мы с напарником вяло обсуждали увиденное и упражняли фантазию, строя предположения. Без особой надежды докопаться до истины и без каких-либо аргументов, просто это было единственное доступное развлечение, которое хоть немного нас занимало.

   — Ладно, предлагаю пойти досыпать, — наконец решил Юрий. — Думать лучше на ясную голову, а мы проспали часа три. Всё равно наша бдительность никому не поможет, а не спать мы не можем.

   — Три часа? — переспросила я. — А как ты вообще заметил их приближение?

   — Не спалось, потом пить захотелось, решил заодно сходить в рубку, — ответил тот и пожал плечами, поднимаясь с кресла.

   — Юра, а можно я тебя кое о чём попрошу? — решилась я.

   — О чём? — Пилот, явно растерявшись, озадаченно посмотрел на меня. Кажется, не ожидал от меня такой неуверенности.

   — Можно, я пойду с тобой? — попросила тихо.

   — Кто про что, а Лу о самом главном? — он иронично хмыкнул.

   — Я очень тебя разочарую, если скажу, что в такой ситуации думать о сексе не могу даже я? — Я слабо улыбнулась в ответ и созналась: — Одна, боюсь, не засну.

   — Пойдём.

   Продолжать тему и выяснять подробности он не стал, и за это я тоже была благодарна.

   Я хороший штурман, могу сказать это без ложной скромности. Наверное, даже из лучших на всей немаленькой «Унлоа». Я люблю свою работу, люблю сложные рейсы и необычные занятия. Когда нужно добраться не на соседнюю обжитую колонию земного типа, а вот как в этот раз — далеко, трудно, непредсказуемо. И опасности, грозящие геонавтам, я принимаю спокойно. Смерти боится любой, но каждый из нас к ней готов.

   А вот к тому, что происходило сейчас, я оказалась не готова. Да и можно ли вообще подготовиться к подобному?

   Одно дело, если нас быстро и безболезненно убьют, но ведь возможны варианты гораздо худшие. Да, хочется верить в лучшее, хочется, чтобы, внимательно рассмотрев, эти странные существа вернули нас домой, но можно ли всерьёз рассчитывать на такой исход?

   Мне хватало самообладания и силы воли, чтобы сдерживать свой страх, отгонять мрачные мысли. Но это здесь, в ярко освещённой рубке, в компании собранного и сосредоточенного напарника; глядя на него, было очень стыдно поддаваться панике. А вот что со мной будет в одиночестве крошечной каюты — большой вопрос. Истерика представлялась самым вероятным и ещё относительно безобидным вариантом.

   Койка для двоих оказалась узкой — всё-таки Юрий достаточно крупный мужчина — и устраиваться пришлось в обнимку. Я вжалась спиной в стену, уткнулась лицом в грудь напарника, ощущая на талии тяжесть его руки. Было тесно и трудно дышать, но не могу сказать, что это обстоятельство меня расстраивало. Зато из темноты за мной не наблюдали бесстрастные чуждые глаза и было почти не страшно.

   Но уснуть всё равно удалось не сразу: никак не получалось расслабиться и окончательно успокоиться. Я лежала, слушая размеренное дыхание мужчины, и пыталась уговорить себя, что всё обойдётся, что совсем скоро всё это закончится и мы сможем вернуться к нормальной жизни.

   Снилось что-то сумбурное и неприятное, но, стоило открыть глаза, и сон тут же забылся.

   Не сразу удалось сообразить, где я нахожусь и почему. А когда вчерашние события вспомнились, мысли от них первым делом перескочили не на вчерашние страхи, а на напарника, который спал рядом. Почему-то я ожидала, что он встанет первым.

   Юрий лежал в той же позе, в какой засыпал; кажется, за всю условную ночь мы оба ни разу не пошевелились. Во сне он хмурился, а веки подрагивали — пилоту явно снилось что-то неприятное.

   Я только сейчас окончательно осознала, что землянин, несмотря на самообладание, тоже совсем не робот. После аварии его, похоже, лихорадило даже, чем меня: не просто же так его понесло пейзажи разглядывать! Наверное, он раз за разом прогонял в голове свои действия и гадал, мог ли что-то изменить и вывести гавию из жеваки с меньшими потерями. Да и вчерашние события явно не прошли даром, вот он и компенсирует долгим сном...

   Почему-то эта мысль совсем меня не расстроила и не напугала, а наоборот, приободрила и даже немного обрадовала. Во-первых, понимание несовершенства окружающих и наличия у них слабостей помогает и к собственным слабостям относиться снисходительней, а во-вторых, я где-то слышала, что лучше всего справиться со страхом помогает не самоубеждение, а наличие рядом человека, которому ещё страшнее, чем тебе самому, и которого приходится утешать. Землянин, правда, в утешении не нуждался, но мне всё равно полегчало.

   Тут же обуяла жажда деятельности, очень захотелось пойти и совершить подвиг или хотя бы организовать завтрак, но по здравом размышлении я решила отложить эти благородные порывы. Выбраться, не разбудив напарника, я бы не смогла, а будить его не хотелось, пусть лучше спокойно выспится.

   Справимся. Совместными усилиями мы со всем справимся, выберемся из этой передряги и ещё потом будем со смехом вспоминать, травя коллегам байки.

ГЛАВА 3. Контакт

Лунария О-Ори

   Долго Юрий не проспал, я даже не успела задремать вновь. Наверное, я всё-таки разбудила его каким-то неловким движением.

   — Доброе утро, — тихо поздоровалась я.

   — Как ни странно, да, — хмыкнул землянин в ответ и поднялся с койки, разминая затёкшие со сна мышцы. — Выспалась?

   — Ага, даже не ожидала. Пойдём завтракать?

   Пустяковые бытовые вопросы, вроде организации перекуса и ленивые сетования на невозможность нормально умыться, скрасили утро, позволив на некоторое время забыть о происходящем снаружи.

   Несмотря на заявленную производителями гавии универсальность, устройство «Боро» не рассчитано на долгое комфортное проживание. Рубка здесь является, пожалуй, единственным действительно удобным и с умом организованным помещением, где находящиеся на борту люди могут разместиться одновременно, не доставляя друг другу неудобств. Грузовые отсеки тоже распланированы с умом: несколько шлюзов облегчают погрузку, и даже во время рейса в любой момент можно получить доступ почти к любой части груза. А вот все остальные «жилые помещения» явно распихивали по остаточному принципу. Несколько крошечных тесных кают, две туалетных комнаты и некое подобие камбуза площадью с одну из кают — вот и все удобства.

   Встречаться с гавиями этого ряда мне доводилось часто, и даже с данной конкретной амфибией я знакома достаточно давно: доводилось возить грузы ещё с прошлой напарницей. Я всегда считала «Боро» одной из лучших, а бытовые неудобства — вполне терпимыми. Сейчас же все недостатки всплыли в полной мере и добавили неприятностей.

   Впрочем, в настоящий момент куда сильнее смущал не столько тесный камбуз, в котором мы с трудом могли развернуться вдвоём, а неопределённость. Я просто не могла решить, начинать уже привыкать к тесноте и приниматься за обустройство гавии в пределах наших скромных возможностей, или попробовать перетерпеть. Слабо верилось, что исследования наших тюремщиков, даже если всё пойдёт по самому благополучному сценарию, уложатся в несколько дней. Но пока никаких точных сведений не имелось, и надежда жила.

   Позавтракав, мы опять устроились в рубке, не спеша в этот раз куда-то лезть: достаточно успокоились, чтобы здраво поразмышлять, а не пытаться забыться. Поэтому мы уселись в кресла и развернулись друг к другу вполоборота.

   — Юра, а земляне в самом деле знают об инопланетянах — то есть пресловутых представителях иных цивилизаций — не больше нашего?

   — Если кто-то и знает подробности, то это, увы, не я, — ответил он, пожав плечами. — Званием не вышел.

   — Званием? То есть ты военный?

   — Тебя это удивляет? — Юрий усмехнулся.

   — Ты не похож на военного, — сообщила прямо, окидывая мужчину новым оценивающим взглядом. — Слишком... интеллигентный, — припечатала, с трудом подобрав нужное слово.

   — Военные тоже бывают разные, — развеселился он. — И совсем не обязательно это машины для убийств с ограниченным набором навыков и словарным запасом, всё зависит от профессии. На Земле нет и в последние столетия почти не было геонавтов-гражданских, это вотчина военных ещё с начала освоения других планет. Поначалу подобное отношение было продиктовано опасностями, грозящими первопроходцам. Потом ситуацию начали понемногу смягчать, появились гражданские гавии вроде вот этого транспорта. Но обострилась политическая ситуация, стали появляться другие источники угрозы вроде колоний, жаждущих независимости, и частных перевозчиков опять потихоньку подмяли под себя армейские. До карантина разве что отставные имели право на продолжение деятельности, но их всё равно курировало бывшее начальство. Во время карантина геонавтов вообще обучали очень мало, только чтобы не утратить это умение, а после — сама понимаешь.

   — Почему установили карантин, ты, конечно, не расскажешь? — полуутвердительно спросила я.

   — Уж точно не сейчас. — Напарник не стал меня удивлять.

   — И о том, ради чего Земля прислала вашу компанию, тоже?

   — Ну, тут всё просто и полностью отвечает официальной версии: налаживаем контакты, делимся опытом. Я же говорил, у нас во время изоляции было очень мало геонавтов, да и сейчас их совсем немного, а потребность только возрастает.

   — И у меня есть шанс через некоторое время получить заманчивое предложение? Приглашение поработать? — опешила я.

   — Понятия не имею, не я же буду делать выводы и принимать решения, — пилот развёл руками. — Нам сказано работать, осваиваться и смотреть по сторонам. Например, внимательно наблюдать за отношением окружающих к Земле и землянам.

   — Ага, проще говоря — шпионить. Интересно, а специальная подготовка у тебя есть? — весело спросила я, окинув крепкую фигуру напарника внимательным взглядом. Хм. Честно говоря, совсем не удивлюсь, если всё именно так. — Ладно, не отвечай, всё равно ты правды не скажешь или я не поверю. И вообще, нам бы для начала выбраться отсюда. — Я наконец вспомнила, где мы находимся и в каких условиях, и настроение опять испортилось. — Только лично у меня никаких мыслей на эту тему нет.

   — С полезными мыслями у меня тоже негусто, — согласился пилот.

   Некоторое время мы молча сидели, гипнотизируя приборную панель. Я вяло просматривала показания датчиков, внутренних и внешних, не изменившиеся со вчерашнего: корабль по-прежнему не знал, как обозвать окружающую среду, и уверенно утверждал, что посторонних на борту нет и не было. А потом повисшую тишину нарушил Юрий.

   — Очень странно, — негромко заметил он.

   — Которую из странностей ты сейчас имеешь в виду? — со смешком уточнила я.

   — Кислород. Рабочее вещество системы регенерации нетронуто, система жизнеобеспечения к ней не обращалась, при этом все резервуары со сжиженным кислородом полны под завязку. После аварии гавия забирала газ из внешней среды, восполнила всё то, что мы использовали во время перехода, и потом продолжила работать на забортном кислороде. Продолжает и сейчас.

   — Погоди, как так?! Датчики среды отказали, мы должны были перейти на внутренние запасы!

   — Должны. Но — не перешли, — пилот медленно кивнул. — Более того, стоит отметка о принудительном переходе на этот режим. Компьютер считает, что от экипажа поступила соответствующая команда. Ты её, как я понимаю, не давала, я — тоже, а команда отдана вскоре после того, как мы оказались внутри этого странного объекта. Посторонних на гавии не было, — последнюю фразу он проговорил с откровенным сарказмом, видимо, передразнивая компьютер.

   — То есть не было никакого загадочного воздействия через информационное поле, вчерашний тип нам не привиделся? — заключила я. — Им просто не нужны такие воздействия, потому что они напрямую управляют электроникой гавии, могут входить и выходить, когда заблагорассудится. А могут и не выходить вовсе...

   — Похоже на то, — мрачно согласился напарник. — Этот вариант выглядит отличной альтернативой воздействию через информационное поле и, на мой взгляд, правдоподобнее. Если они с такой лёгкостью взломали мозги гавии, причём без труда влезли в такие глубокие и изолированные от всех прочих области, как система жизнеобеспечения, возникает закономерный вопрос: зачем им мы?

   — То техника, а интересовались они нашими мозгами, — предположила я, пожав плечами. — Наверное, и сейчас наблюдают. И хихикают. Впрочем, даже если мы угадали, это не даёт никакой полезной информации и ответа на вопрос «что делать?» тоже. Разве что поговорить с ними напрямую и узнать, что именно их интересует. Так что, братья по разуму, разговаривать будем? — спросила я у потолка.

   — Предложение рационально. Принято, — прозвучало за нашими спинами.

   Мы с напарником одновременно вздрогнули и обернулись, с искренним недоумением таращась на гостя. Задавая последний вопрос, я просто дурачилась и даже на мгновение не могла предположить, что меня не просто услышат, но действительно решат поговорить. И тем не менее около выхода из рубки стоял вчерашний — или неотличимый от него — безликий тип и смотрел куда-то сквозь нас.

   Единожды высказавшись, продолжать беседу гость не стремился. Мы с Юрием обменялись растерянными взглядами, и я осторожно уточнила:

   — Вы роботы, искусственные создания? Или живые разумные существа?

   — Не роботы, — уверенно заявил пришелец и опять умолк.

   Потом он отмер и сдвинулся с места, подошёл к одному из свободных кресел и сел. Двигался чужак при этом странно — судорожно, порывисто, порой лишь каким-то чудом не падая. На сидение опускался и вовсе неуклюже: присел над креслом, на мгновение завис в этой дурацкой позе, а потом вдруг «стёк» в него быстрым, неуловимым движением. Ещё на мгновение он застыл неживым болванчиком со сведёнными коленками и уложенными на них ладонями, а потом перетёк в другую позу, расслабленную и гораздо более естественную. Я вдруг сообразила, что он просто скопировал Юрия, который несколько секунд назад сидел точно так же.

   Все эти неловкие неестественные движения вызывали иррациональный, подспудный страх. Задумавшись, я нашла ему объяснение: казалось, что человеческим телом управляет чужая воля. Кто-то другой шевелил руками и ногами нашего собеседника, открывал его рот, и человеческое тело было для этого некто непривычной неудобной одеждой.

   Правда, всерьёз предположить, что перед нами действительно труп какого-то бедолаги, управляемый чуждым разумом, я не могла. Этот «костюм» при внимательном рассмотрении вообще не казался живым человеком, он скорее напоминал пресловутого робота или некачественную голограмму. Мелькнула мысль, что неплохо было бы пощупать гостя, чтобы узнать, насколько он реален, но я поспешила отогнать эту безумную идею.

   — И всё-таки, чего вы от нас хотите? О чём именно согласились поговорить? — вернул меня к реальности голос напарника.

   — Изучать, — веско, с расстановкой проговорил чужак. — Уникальное строение управляющего органа. Нестандартный путь прогресса для разумной формы жизни белкового типа. Предварительный прогноз исключает возможность прямого столкновения ввиду отсутствия предпосылок конфликта. Рассматривается возможность симбиотического... взаимовыгодного существования. Для окончательного принятия решения необходим подробный анализ особенностей управляющего органа, особенностей экстенсивного развития популяции, поведенческих норм отдельных особей, впоследствии — создание исключающих превратное толкование предпосылок для контакта.

   Весь монолог был произнесён тем же механическим тоном с той же монотонностью, абсолютно без выражения. Подобная манера только подчёркивала заумность фраз, отлично с ней сочеталась и дополнительно осложняла восприятие.

   — Чёрт, вам с юристами разговаривать надо было, — недовольно фыркнул себе под нос пилот, явно разделявший моё мнение. — Почему вы, кстати, решили исследовать именно нас двоих, если прежде уже неоднократно сталкивались с нашими сородичами? Или не сталкивались? Или мы не первые жертвы?

   — Взаимодополняющие особи вида, ярко выраженная искомая особенность управляющего органа, жизненные показатели в норме, поведенческие показатели в норме, низкая вероятность проявления агрессии, высокая стрессоустойчивость. Оптимальная ситуация: случайное воздействие обстоятельств непреодолимой силы, угроза жизни и безопасности. Рекомендуется оценка наших действий как... жеста доброй воли, — последнюю фразу он добавил нетвёрдо, как будто не был уверен в её значении.

   — И что же угрожало нашей жизни на поверхности этой планеты? — спросила я растерянно.

   — Явления тектонического характера. Прогнозируемое время уничтожения транспортной единицы с экипажем — восемнадцать часов семь минут в вашей системе счисления.

   — Ох, ну ни... — Я выругалась себе под нос. — Ты слышал о том, что на этой планете такие разрушительные землетрясения?

   — Нет. Но это не показатель. Если он говорит правду и если нас действительно планируют отпустить живыми, эти сведения будет легко проверить. Даже если они взломали спутник и исправили его данные, есть ещё статистика наблюдений, в которую землетрясение либо впишется, либо нет. Есть, наконец, люди, которые всё это изучают! В общем, не вижу смысла ему лгать. Мы и так полностью в их власти и никуда не денемся, а единственное доказательство их добрых намерений мы сможем получить только тогда, когда окажемся на территории дружественной планеты, то есть когда необходимость в подтверждении отпадёт совершенно. Так что предлагаю пока поверить.

   Конечно, обсуждать слова чужака в его присутствии было невежливо, но что-то подсказывало: плевать он хотел на нашу вежливость, если вообще знает, что это такое.

   — Ну да, если нас не собираются отпускать, смысла не имеют вообще никакие действия и разговоры. Проще допустить, что они действительно хотят мира, чем мучиться паранойей. И какая особенность мозга — ты же о нём, верно? — так ярко выражена у нас двоих? — спросила я у чужака. Предположение у меня имелось только одно, но хотелось бы ясности.

   — Способность к прямому обмену информацией без передачи вещества и энергии.

   — И как вы хотите использовать эту способность? — Юрий несколько напрягся.

   — Необходимость использования отдельных качеств белковых форм жизни отсутствует. Прямой обмен информацией осуществляется нами на качественно более высоком уровне. Механизм использования белковыми формами жизни подобного способа коммуникации представляет исследовательский интерес с точки зрения...

   — Слушай, а ты можешь говорить нормально? — перебила я его, не выдержав и полностью потеряв нить повествования.

   — Вопрос некорректен, — после секундной заминки решил чужак.

   — Слишком заумные слова, как будто ты читаешь какой-то научный доклад. Даже в официальном общении люди так не разговаривают!

   — Примитивный способ коммуникации, — через несколько мгновений прокомментировал он, видимо, сообразив, что я имела в виду. — Рекомендовано выбирать наиболее точные формулировки в целях достижения максимальной когерентности...

   — Стой! Погоди! — перебила я. — Люди так не говорят!

   — Мы стараемся ещё упрощать свой примитивный способ коммуникации, — со смешком пояснил землянин, а я продолжила:

   — Если вы исследовали людей, должны уже были выяснить это!

   Чужак ещё немного помолчал, а потом решил:

   — Утверждение соответствует статистически накопленной информации. Поправка принимается.

   — Ты можешь рассказать, как вы собираетесь нас исследовать?

   — Наблюдать. До фазы покоя... — сна? — вы активно применяли эту способность. Для наблюдения желательно, чтобы вы повторили эти действия. Понятно?

   — Так гораздо понятнее, — похвалила я. — Такой способ исследования лично меня устраивает, действительно — неразрушающий. А на наши вопросы вы ответите?

   — Какого рода вопросы?

   — Например, как вы выглядите на самом деле, кто вы вообще такие?

   — Мы — разумный вид экзопланетного происхождения. Основа состава — кремний, углерод. Второй вопрос некорректен.

   — А что не так со вторым вопросом? — растерялась я.

   — «Внешний вид» — качество, которое люди оценивают с помощью зрения, а человеческое зрение имеет слишком низкую разрешающую способность. Вы... не сможете нас увидеть, — пояснил он, видимо заметив, что опять увлёкся «точными формулировками».

   — А вот это? — Я широким жестом обвела сидящую фигуру.

   — В пределах, различимых человеческими органами чувств, мы способны принимать любую форму, — сообщил он и наглядно это продемонстрировал.

   Голова фигуры обратилась в плотное облачко, поднялась на полметра над фигурой. Очертания туловища, в свою очередь, поплыли, и через пару мгновений кресло превратилось в полное подобие пульта управления. После этого всё вернулось в исходное состояние.

   — Лихо, — протянула я.

   — Погоди, я, кажется, понял. — Напарник чуть подался вперёд. — Ты — колония микроорганизмов?

   — Приблизительно. Белковые соединения отсутствуют, — педантично поправил чужак.

   А я едва не подпрыгнула от восторга, когда сказанное вдруг сложилось в голове в единую картинку.

   — Я поняла! Не микроорганизмы, а жутко сложная колония нанороботов или чего-то вроде! Правда, естественного, не искусственного происхождения. Наши учёные до сих пор грезят возможностью создать подобное, только пока у них не получается...

   — Да, — с некоторой запинкой ответил чужак. — Это близко.

   — А «экзопланетного» означает, что зародились вы такие в открытом космосе, — пробормотал себе под нос Юрий. — Забавные, однако, существа. Сюда бы кого-нибудь из маститых космобиологов, и он съел бы все свои научные работы!

   — Почему мне кажется, что ты имеешь в виду конкретного биолога? — задумчиво спросила я, мучительно пытаясь выбрать, какой вопрос задать «забавному существу» в первую очередь. Вопросы эти толпились в голове и то казались одинаково важными, то — равно бессмысленными.

   — Я бы даже сказал, парочку конкретных биологов, — усмехнулся пилот. — Скажи, к вам применимо понятия «количество особей» или есть один огромный организм? А если применимо, то — сколько вас здесь сейчас? И где это — здесь? Как вы путешествуете?

   — Есть индивидуальный разум, который при необходимости становится частью общего. Постоянная неразрывная связь частей с целым осложняет коммуникацию и распространение, — сообщил он. — Неподалёку находится четыре особи, выполняющие различные функции. Способ перемещения... сложно объяснять. Долго. Несовершенные средства коммуникации. Чем раньше мы выясним то, что нас интересует, тем скорее вы окажетесь среди своих. Срок существования белковых форм жизни слишком короток, — резюмировал он.

   Мы переглянулись, не сдержав усмешек: не знаю, что именно они хотели выяснить, но о людях действительно знали много. Во всяком случае, кое-что в психологии понимали и умели виртуозно уходить от ответа. Сомневаюсь, что он не сумел бы при желании вкратце ответить на любой наш вопрос.

   А с другой стороны, может, во всём виноват пресловутый поиск точных формулировок, и в таких сложных вопросах он просто не мог позволить себе чрезмерное упрощение. Кто его, бесформенного, поймёт!

   Но зато они отдают себе отчёт в нашей недолговечности. Так, глядишь, нас вернут домой не едва живыми стариками, а через разумный срок.

   — Это честно, теперь наша очередь, — кивнул Юрий. — Что именно от нас требуется?

   — Продолжать делать то, что вы делали, — сообщил он и исчез. Наверное, распался на составляющие.

   От мысли, что где-то вокруг нас, а хуже того — возможно, внутри нас, — сейчас находится невидимое существо с неизвестными возможностями, стало жутко, но я поспешила отогнать это ощущение и постаралась расслабиться. Надо сделать то, о чём просило это странное существо, и, глядишь, мы в самом деле в недалёком будущем увидим дом.

   В этот раз выматываться так, как делали в прошлый, мы с пилотом не стали. Судя по всему, с обнаружением наших новых знакомцев в информационном поле та же проблема, что и с попытками их увидеть, не хватает чувствительности органов восприятия. Так что не было смысла биться над этой проблемой, а других задач перед нами не стояло.

   Зато мы смогли относительно спокойно обсудить ситуацию и определиться с дальнейшим поведением. Ничего особенного, впрочем, не надумали, вариант имелся всего один, озвученный раньше: попытаться поверить словам пылеобразного существа и сделать то, что просят. Или геройски умереть, никому ничего не сказав, но эту идею отложили на потом. Представить обстоятельства, при которых наши знания могут как-то помочь чужаку в гипотетической войне против человечества, мы так и не сумели, поэтому и спешить с красивым благородным жестом самопожертвования не стали. Пока была надежда выжить, стоило бороться.

   Два дня прошли в неожиданно спокойном размеренном ритме. За это время мы уже вполне успокоились и узнали о наших новых знакомых вещи, кажущиеся фантастическими. Понять объяснения пылеобразного собеседника оказалось несложно, сложнее было в них поверить.

   Зародился этот вид в какой-то туманности, удалённой от нашей галактики, и постепенно очень широко распространился. Они умели «вручную» управлять субатомными процессами вроде термоядерного синтеза или ядерного распада, жили и питались за счёт получаемой при этом энергии, с её же помощью перемещались. Явно не просто летали, раз сумели добраться от своей далёкой туманности до нашей галактики, но что именно они делали с пространством-временем, мы так и не узнали. Более того, случайно выяснилось, что их активная деятельность в туманности ускоряет формирование звёзд, и именно из-за этого они вынуждены искать новые места обитания. Я плохо понимала объяснения, да тут и специалист по субатомной физике не понял бы, но от открывающихся возможностей захватывало дух.

   Эта разумная пыль могла поглощать энергию разных типов, синтезировать атомы любых веществ и составлять из них молекулы. Последнее давалось сложнее всего, создавать сложные органические вещества и полимеры они не умели, как не умели собирать из молекул достаточно большие объёмы вещества. Несколько элементарных ячеек кристаллической решётки — вот был их предел. Если вдруг им требовалось сырьё подобного рода, добывали органику (да и неорганику тоже) на планетах. Собственно, именно такая участь постигла добытые вместе с нами шары. Собеседник утверждал, что разумных на компост они не перерабатывают, но мы с Юрой не поверили. Хотя тему предпочли не развивать. Пылеобразный слишком уверенно и виртуозно уходил от некоторых вопросов вроде количества и местонахождения представителей «стандартных белковых видов», и выводы из этого следовали не самые приятные. В конце концов мы и сами стали избегать этой темы, чтобы не трепать себе зря нервы.

   В целом новый знакомый оказался более чем интересным существом, и мы с землянином остро сожалели о недостатке собственных знаний. Даже почти успокоились и привыкли к обществу чужака, хотя оставаться одна я всё равно опасалась. Судя по тому, что Юрий не шутил на тему нашего «совместного проживания», он либо отлично понимал моё состояние, либо и сам ощущал нечто подобное.

   Но окончательно свыкнуться с обстоятельствами попросту не хватило времени. На третий день такого изучения мы опять выпали в реальность, едва прикоснувшись к информационному полю. Хаотическая монотонность окружающего пространства за прошедшее время стала уже привычной, а сейчас с ним что-то происходило, и подобрать для этого «что-то» название с ходу не получилось. Зато получилось понять, что именно из-за него нас вышвырнуло сюда — не то инстинкт самосохранения, не то остатки корабельной автоматики.

   — Ситуация критическая. Сохраняйте спокойствие. Воспользуйтесь средствами защиты, — сообщил, возникнув на высоте полуметра над креслом, наш знакомый и тут же растаял вновь.

   — Да какого... вообще происходит?! — проговорила я растерянно, а пилот рывком поднялся на ноги.

   — Не знаю, но предлагаю последовать совету.

   Защитные костюмы на борту имелись и хранились они здесь же, в рубке — инструкция требовала. Мы даже регулярно сдавали нормативы на скорость облачения в эту неуклюжую конструкцию. Никто никогда всерьёз не верил, что лично ему придётся прибегать к подобному средству спасения, поэтому пытались халтурить, относились к этой обязаловке с неприязнью, соревновались в остроумии и ругались. Но сейчас я помянула добрым словом дотошного А-Апи, который драл с техников три шкуры и требовал от них каждый раз проверять не только системы гавии, но снаряжать амфибии под новый экипаж, в том числе, защитными костюмами в размер. А с геонавтов драл по четыре, игнорируя недовольство, заставляя изучать средства спасения до последнего шва и всерьёз отрабатывать все практические занятия.

   Помогая друг другу, мы уложились в две минуты, на треть быстрее норматива, после чего, изрядно отяжелевшие и «распухшие», устроились в креслах.

   — Юр, за что нам такое везение, а? — тоскливо пробормотала я. — Мне бы для бодрости духа одной аварии хватило.

   — Копи бодрость про запас, — предложил он с усмешкой. — И не дёргайся раньше времени, ещё ничего не ясно. Вполне может быть, что это ложная тревога и у них тут подобное регулярно.

   Я только нервно хмыкнула в ответ. Можно было предположить даже, что всё подстроено специально, для изучения нас двоих — очередной неразрушающий метод — и на самом деле ничего этакого не происходит. Но чутьё подсказывало: всё всерьёз, мы вляпались в новые неприятности.

   Долго ожидание не продлилось, и где-то через четверть часа мы сбросили тревожное оцепенение, с жадностью уставившись в обзорный экран, тьма на котором неожиданно начала рассеиваться. Сначала чернота превратилась в густой смог, потом он стал редеть, и сквозь клочья потихоньку проступали смутные обманчивые очертания. А потом мне очень захотелось протереть экран — или собственные глаза.

   Снаружи был ангар. Во всяком случае, именно это слово первым приходило в голову. Просторное ярко освещённое помещение с гранёными стенами: в плане оно, кажется, представляло собой правильный восьмиугольник. Серовато-белые, на вид шершавые стены, тёмный пол. В стыках потолка и стен помещались тонкие длинные светильники, дававшие холодный болезненно-резкий свет, от которого тени делались чёткими и очень контрастными. Вдоль стен громоздились странные угловатые конструкции, соединённые между собой какими-то гофрированными шлангами. Вернувшиеся в строй датчики утверждали, что атмосфера хоть и отличается составом от привычной, но вполне пригодна для дыхания и даже не представляет опасности.

   Но самым главным, что окончательно вывело нас из равновесия, стали люди, ходившие вокруг гавии.

   — Это что, кто-то из наших учёных развлекался?! — потерянно пробормотала я, не веря собственным глазам и словам. — Или вправду — какая-то старая колония?

   — Не думаю, — медленно качнул головой Юрий и отдал компьютеру безмолвный приказ увеличить изображение одного из этих людей. Высокий худощавый мужчина стоял у какого-то ящика на колёсиках и, похоже, командовал остальными. — Присмотрись внимательнее.

   Я послушалась и быстро сообразила, что с «людьми» здорово погорячилась. Да, они очень походили на нас, особенно издалека, но вблизи бросались в глаза многочисленные отличия, и чем дольше я рассматривала это существо, тем больше их обнаруживала. Вытянутая форма черепа, странные черты лица — широкий приплюснутый нос, большие круглые глаза, узкая нижняя челюсть, чуть смещённые назад уши. Руки отличались широкими пальцами и выраженными рудиментами перепонок. А ещё я вскоре пришла к выводу, что это не игра освещения, кожа его действительно имела странный сероватый оттенок, а короткие тёмные волосы на голове отливали зеленью.

   — Меня настораживают их действия, — тихо заметил напарник. — Судя по всему, они намереваются нас вскрыть.

   — Это логично, — согласилась я. — Наши бы на их месте тоже что-нибудь этакое предприняли. Что будем делать?

   — Понятия не имею! Драться мы с ними не можем, это бессмысленно. Рассчитывать, что они, не сумев вскрыть гавию, выкинут нас на какой-то знакомой нам планете — вовсе глупо. Не похожи они на тех, кто может отступить перед подобной задачей, так что рано или поздно нас отсюда выковырнут. Кончать жизнь самоубийством меня по-прежнему не тянет. Предлагаю немного выждать, понаблюдать, а потом — идти сдаваться. Авось удастся договориться!

   — Ну да, я тоже других вариантов не вижу. Интересно, куда делся тот, пылеобразный? И всё то облако, в котором он нас перетаскивал? Что-то подсказывает мне, он смог бы прояснить ситуацию. Конечно, не исключено, что он был творением вот этих ребят, но верится слабо. Тогда они бы не стали так долго возиться со шлюзом.

   — Да, похоже, эти гуманоиды с пылеобразными не заодно и сделали с ними нечто нехорошее. Хоть я и затрудняюсь представить, как и что именно.

   Мы несколько секунд помолчали. Окружающие амфибию существа, одетые в одинаковые бесформенные синие штаны и глухие, под горло, тонкие синие куртки, оснащённые чем-то вроде коротких передников, деловито суетились. Одни прикатывали на разнообразных тележках странные агрегаты, часть из них быстро увозилась обратно, прочие — оставлялись. Другие «люди», облачённые в светло-серое, соединяли эти приборы между собой и пытались с их помощью взаимодействовать с гавией.

   — Юра, а ты не смотрел, у нас есть внешние микрофоны? И что-нибудь вроде громкоговорителя, — подала я голос.

   — Нет, не смотрел. Хорошая мысль, а то что мы только картинки разглядываем?

   Микрофоны действительно нашлись, они даже оказались исправны. Рубка тут же наполнилась лязгом, гудением, грохотом и, очевидно, речью наших новых хозяев. С полного одобрения напарника я задействовала все свободные вычислительные ресурсы гавии под дешифровку. Не знаю, хватит ли на это умений программы и мощности пережившего аварию оборудования, но попробовать в любом случае стоило.

   — Интересно, насколько они на самом деле отличаются от людей? — спросил напарник не столько у меня, сколько у окружающего пространства.

   — По крайней мере, они используют для общения такой же примитивный способ, как мы, — хмыкнула я в ответ. — Предлагаю потратить время с пользой и рассмотреть их как следует, пока нас отсюда не выкурили.

   Когда мы перешли на «рабочий» уровень восприятия, взглянув на незнакомых существ в информационном поле, у нас, что называется, отлегло от сердца. Ощущались они как нормальные живые существа и действительно очень походили на людей. Приглядевшись, мы пришли к выводу, что сами эти чужаки работать с информационным полем не умеют: опытные люди вроде меня и землянина воспринимаются в нём несколько иначе. На первый взгляд заметить это сложно, но при определённой практике вполне возможно.

   Интересно, уж не один ли это из тех «стандартных белковых видов», о котором говорил наш пылеобразный собеседник? Знать бы ещё, что такое стандарт по его мнению...

   Дальнейший осмотр показал, что мы находимся внутри космического корабля, причём значительно меньшего той громадины, что забрала нас с негостеприимной планеты. Во всяком случае, за пределами ограниченного пространства, заполненного живыми существами и ограниченного твёрдой «скорлупой», простирался, докуда хватало восприятия, вакуум.

   Мы ожидали, что с задачей по вскрытию гавии наши новые хозяева справятся быстро, однако та, на удивление, оказалась для них весьма сложной. Наверное, на корабле просто не было необходимого оборудования: вряд ли они каждый день курочат инопланетный транспорт. Автоматика то и дело жаловалась на различные воздействия, но по факту амфибии скорее было «щекотно», чем действительно грозили какие-то серьёзные травмы.

   Дополнительным сходством этих существ с людьми оказались эмоции. Во всяком случае, в информационном поле они воспринимались очень по-человечески, да и спектр этих чувств оказался вполне понятным. Досада, раздражение, азарт, любопытство, восторг, опасение — ровно те чувства, которые испытывали бы на их месте наши сородичи.

   Где-то через час «мозг» гавии выдал сразу два полезных прогноза: во-первых, пообещал закончить предварительную дешифровку через одиннадцать часов, а во-вторых, гарантировал, что такими темпами нарушить целостность обшивки братьям по разуму не удастся.

   Мы некоторое время помаялись в защитных костюмах, но потом решили нарушить инструкцию и устроиться с большим комфортом. Толку от этого костюма? Он значительно уступает обшивке в прочности, и если аборигены окажутся враждебными, вряд ли сумеет помочь.

   Вернув ценное снаряжение на место, мы опять расселись в креслах. Вернее, землянин сел, буравя экран угрюмым нечитаемым взглядом, а я устроилась на своём месте боком, свернувшись калачиком — благо эргономичное устройство позволяет и не такое. Некоторое время я задумчиво разглядывала пилота, после чего негромко спросила:

   — Юр, а если мы всё-таки не вернёмся домой?

   — Вот если не вернёмся, тогда и будем думать, гадать и бояться. Сейчас-то что об этом говорить? — не шевелясь, флегматично ответил он.

   — Ну, надо же говорить хоть о чём-то. — Я философски вздохнула. — У меня сейчас такое гадкое ощущение, что в этом случае никто особо и не расстроится...

   — Лу, ты чего? — напарник растерянно уставился на меня, отвлекаясь от происходящего снаружи. — С чего ты взяла?! У тебя как минимум есть семья, ты говорила про сестёр. Или у вас с ними настолько плохие отношения?

   — Ну да. Две старших сестры, родители... Отношения хорошие, но у каждого всё-таки своя жизнь. И друзей таких, чтобы друг за другом и в пропасть, и в омут, не осталось. Прошлая напарница, Вадари, была мне очень близкой, ближе сестёр, но сейчас ей по понятным причинам не до меня. И остаётся только работа...

   Землянин повернулся ко мне вместе с креслом, подался вперёд, ухватился одной рукой за спинку моего сидения.

   — Лу, брось ты эти глупости, — хмурясь, сказал он. — Я тебя не узнаю. И вот эта женщина так решительно и настырно пыталась соблазнить меня через час после знакомства?

   — Не самый умный поступок в моей жизни, — мрачно усмехнулась я. — Я ещё и с Ризой зачем-то поспорила, что у меня всё получится. Что максимум после первого же рейса ты таки дрогнешь. А теперь вот выходит, я даже за проигрыш отчитаться не смогу...

   — Детский сад, — решил пилот после короткой паузы, растерянно качнув головой.

   — Не без этого, — я вздохнула.

   Мы ещё некоторое время помолчали. Я в очередной раз рассматривала лицо мужчины, пытаясь отвлечься от тяжёлых мыслей и отстранённо размышляя, какого у него всё-таки цвета глаза. Раньше я готова была поклясться, что голубые, а сейчас они казались тёмно-серыми, как океанская вода в непогоду.

   Напарник отвечал мне задумчивым взглядом, но понять, что за мысли бродят в его голове, не получалось.

   — На что хоть спорили? — наконец спросил он.

   — На бутылку, — честно призналась я.

   — Низко же вы меня оценили, — тихо засмеялся пилот.

   — Да я не так чтобы всерьёз. Просто с языка сорвалось, не на деньги же спорить... Я в общем-то с самого начала подозревала, что проиграю, но стоило хотя бы попытаться. Это было очень глупо, да?

   — Явно не самый умный поступок в твоей жизни, — со смешком передразнил напарник. Прожёг меня пристальным внимательным взглядом, потом второй рукой ободряюще сжал моё плечо. — Лу, всё будет хорошо. Хочешь, пообещаю, когда выберемся, открыть страшную тайну и рассказать, что случилось на Земле и чем мы отличаемся от всех остальных людей?

   — А может, ты лучше расскажешь сейчас? — вяло поинтересовалась я.

   — Тогда стимула не будет. — Юрий пожал плечами. Я неопределённо хмыкнула, а потом со вздохом проговорила, накрыв его ладонь своей и благодарно пожав:

   — Извини, что-то я совсем расклеилась. Наверное, устала бояться. Расскажи, а у тебя большая семья?

   — Нет. — Он качнул головой с едва заметной улыбкой в уголках губ и откинулся на спинку кресла. — Сестра-близнец и ещё двое братьев — старший и младший.

   — Ничего себе, и это — маленькая семья? — растерялась я. — Нас трое было, и то это — слишком!

   — Смотря с чем сравнивать. Я же говорю, на Земле вступают в брак только те, кто на это всерьёз настроен, кто желает завести семью и, главное, детей. Лучше ты расскажи мне о Лооки. Нам, конечно, выдавали кое-какую информацию, но мнение местного жителя интереснее. Да и о вашей культуре нам никто особенно не рассказывал, и об истории...

   — Я тоже тот ещё знаток, — рассеянно пробормотала я, пытаясь вспомнить что-нибудь существенное.

   — Ты производишь впечатление весьма эрудированной особы, так что — не верю я в твоё незнание, — возразил он. — А точные даты меня не слишком интересуют.

   Собравшись с мыслями, я всё-таки начала рассказ. С самого начала, когда восемнадцать столетий назад нога человека впервые ступила на поверхность моей родной планеты. Долгое время её изучали, а собственно заселять начали только стандартов через сто. Ещё через пару веков Лооки отстояла свою независимость, а с тех пор... Много что успело случиться. Местные жители неоднократно воевали уже между собой, четыре века назад одна из таких войн едва не окончилась полным крахом не только людей, но всей планеты. К счастью, тогда наши предки успели вовремя спохватиться и взялись за ум. С тех пор серьёзных войн на планете не было, и вся Лооки последние стандартов триста являет собой единое государство.

   Культура тоже сильно менялась. Образовывались странные религиозные течения, которые порой приобретали серьёзное влияние. Люди увлекались техникой во всех её проявлениях, в один из периодов — полвека перед Последней войной — на Лооки царил очень жёсткий патриархат со строгой вычурной моралью. Сейчас, на мой вкус, было самое удачное время: верховодил наиболее разумный принцип «живи и не мешай жить другим». Люди занимались своими делами, в большинстве своём стремились к естественности и равновесию с природой... в общем-то, хорошо жили.

   Как-то незаметно — Юрий не возражал и не перебивал — я, в качестве примера культуры, разболтала ему всё о себе. Да там и рассказывать было особенно нечего, биография моя не отличалась насыщенностью. Хорошая биография. Была до этой аварии...

   Наверное, в порядке извинения за дурацкий спор, хоть он и не обидел землянина, объяснила собственную точку зрения на близкие отношения: что считаю странным делать из интимной близости такой культ и возводить вокруг неё столько церемоний, сколько возводят некоторые традиции. Придавать ей значение, на мой взгляд, стоило только в том случае, если всё происходит не только на основе взаимного влечения, но и чувств. Вот тогда можно задумываться и о ритуалах, и о верности, и о каких-то моральных ценностях, но до тех пор... это просто физиологическая потребность, такая же естественная, как желание поесть.

   И кажется, Юрий не просто понял, о чём я ему говорила, но вполне принял подобную точку зрения, довольно популярную на Лооки. Если подумать, в ней было много общего с высказанной пилотом земной точкой зрения на семью. Создание семьи, как и сохранение верности, и отношение к близости как к чему-то сокровенному, должно быть решением человека, и только в этом случае оно имеет смысл. Никакие запреты не заставят стать надёжной опорой близким того, кому не нужна семья, и никакие общественные ценности не удержат от измены того, кто слышит только свои гормоны.

   Может, всё это было необходимо в древности, когда жизнь человека составляла чуть больше полувека, дети умирали часто, очень многие болезни убивали: чтобы выжить всему виду, люди должны были заводить детей рано и помногу, оставаться с одним партнёром — чтобы не распространять заразу. А сейчас, когда жители развитых колоний спокойно доживают до полутора сотен стандартов, сохраняя при этом бодрость духа и тела, можно позволить себе некоторые поблажки.

   Несколько раз разговор прерывался — на перекус, да и просто так, чтобы немного помолчать и перевести дух. Пару часов мы даже подремали прямо в креслах.

   Энтузиазм исследователей за это время поутих. Они поняли, что своими силами с обшивкой гавии не сладят, и суеты вокруг заметно убавилось. Большинство вовсе ушли, остались несколько человек в чёрных одеждах — кажется, охрана — и ещё несколько серых. Кто-то следил за показаниями приборов, а тот первый, которого мы разглядывали и который, похоже, был каким-то местным начальником, сидел в стороне у лёгкого немного обшарпанного стола и что-то сосредоточенно обдумывал, делая пометки в большой тетради. Обычной такой, кажется бумажной, какие сейчас только в музеях и встретишь...

   Наконец нас взбодрил сигнал от компьютера о получении промежуточного результата. Отчёт подтвердил прогноз, система сумела разобраться в структуре языка. Словарного запаса ей, понятное дело, не хватало, но это дело наживное. Главное, у нас появилась некоторая база для начала разговора. Пусть повторить слова чужого языка внятно не получалось ни у меня, ни у Юрия, но зато биокомпьютер, встроенный в наши комбинезоны, теперь мог выступать самообучающимся переводчиком и давать подсказки. Конечно, надёжней было бы, окажись у кого-то из нас двоих нейрочип в голове, но — кто мог предполагать подобные приключения, чтобы озаботиться им дома?

   — Думаю, не стоит дальше тянуть, — решительно начал Юрий. — Я схожу на разведку, а ты...

   — Это плохая идея, — мрачно проговорила я. И хотя чего-то подобного я ожидала, всё равно оказалась не готова к тому, чтобы расстаться с напарником.

   — Лу, ещё худшая идея — вляпаться вместе. А так я могу сказать, что один здесь, и...

   — И потом, когда обман вскроется, мы огребём кучу неприятностей, — подхватила я.

   — Можно и не говорить напрямую, не так уж хорошо мы разобрались в их языке, — возразил пилот и продолжил увещевательно: — Подумай сама, это...

   — Я и думаю, — вновь перебила его. — Они могут догадаться, что ты не один, или потребовать впустить их в гавию. А в качестве аргумента предъявить твою жизнь. Если тебе вдруг начнут угрожать, думаешь, у меня хватит выдержки спокойно за этим наблюдать?!

   — Лу, успокойся, — он опять подался вперёд, потом вообще опустился рядом со мной на корточки. — Такой сценарий тоже возможен, но очень сомнителен. Зачем им сразу угрожать, причём — вот так? И даже если мы пойдём вдвоём, где гарантии, что тогда они нам поверят? И в гавию они могут потребовать впустить в любом случае, есть только один способ этого избежать — не выходить вовсе. Можно попробовать договориться с ними дистанционно, с помощью банальных микрофонов и динамиков, но где гарантия, что на такое обращение они отреагируют адекватно? Могут испугаться гораздо сильнее, а появление безоружного живого существа, очень похожего на них самих и настроенного неагрессивно, должно их хоть немного успокоить.

   — Ага, если они не грохнут тебя сразу же на выходе.

   — Такой вариант тоже нельзя исключать, но я предпочту рискнуть. Разговаривать с ними вот так, изнутри, можно только с позиции силы, а занять эту позицию мы не можем. Можем только блефовать, что уничтожим их всех к чертям, но это риск куда больший. Если блеф не сработает, это окончательно убьёт надежду на мирное разрешение ситуации. А долго он работать не сможет, потому что поддержать его нечем. Пальнуть для острастки нам нечем, а буровое оборудование — единственная аппаратура, которую как-то можно было использовать против местных — уничтожено жевакой. В общем, я предпочту осознанный взвешенный риск безумной авантюре.

   — А почему нельзя пойти мне? — проворчала я.

   — Я-то покрепче буду и поспокойней, — мягко улыбнулся Юра. — Но главное, я не видел среди них ни одной женщины. Да, возможно, что они не так отличаются внешне, как люди, они могут быть... не знаю, родственниками ящериц, что ли. Или вообще гермафродитами. Но в любом случае они гораздо сильнее похожи на мужчин, а ты можешь вызвать дополнительный интерес. А если женщины у них есть, они похожи на человеческих, но просто отсутствуют на корабле... Не мне приводить тебе исторические аналогии и вспоминать, при каких обстоятельствах подобное возможно. Да, причиной может оказаться не строгая патриархальная мораль, а бережное отношение к женщинам, которых не допускают к опасным профессиям именно из соображений заботы о здоровье, но даже в этом случае на меня отреагируют гораздо спокойней, чем на нас двоих. Лу, ты же сама прекрасно понимаешь, что я прав, — резюмировал он.

   — Я тут рехнусь в одиночестве, — с тихим вздохом призналась я. — Может, ну их? Может, останемся здесь?

   — А если они всё-таки придумают способ проникнуть внутрь? Или вообще уничтожат гавию? Вместе с нами. Я согласен, риск велик, но попытаться стоит. Амфибия неисправна, сами мы её починить не сможем и своими силами вернуться домой — тоже. Глупо просто сидеть и ничего не делать. Главное, предусмотреть несколько резервных способов связи помимо редких контактов через инфополе, чтобы ты могла наблюдать за мной постоянно. Тебе так будет спокойней, ты сможешь давать какие-то подсказки, если вдруг появится интересная мысль. И я не буду дёргаться от беспокойства.

   — Чтобы не дёргаться, надо идти вместе, — упрямо возразила я, хотя и понимала: напарник решение принял и бодаться с ним дальше — глупо. Тем более он явно был уверен в правильности сделанного выбора, а я в своём сомневалась.

   Честно говоря, мне просто страшно было оставаться одной в гавии, и все аргументы я приводила, лишь бы этого избежать.

   — Думай лучше, как обеспечить связь, — улыбнулся Юрий, никак не прокомментировав мои слова.

   Настаивать дальше я не стала. И так уже дала себе достаточно слабины, позволила всем страхам выползти наружу, а теперь пора брать их в руки.

   Дальше мы некоторое время обсуждали исключительно важные практические вопросы, не отвлекаясь на эмоции, и просматривали всё находящееся на борту оборудование, включая ту пару контейнеров, что составляла наш груз. Улов оказался небогатым, но весьма полезным. Помимо вербула, который являлся частью костюма, и связи через информационное пространство, в нашем распоряжении оказались маячки, способные передавать информацию на сравнительно небольшое расстояние, но зато почти без потерь. К ним прилагался комплект датчиков — небольших, на вид цельнометаллических, дисков, заключающих в себе среди прочего камеру и микрофон. Судя по инструкции, оборудование это ставилось на любые автоматизированные системы и использовалось для удалённого контроля. Принимать сигналы можно было с помощью вербула, дистанционно.

   На наше счастье, к человеческой коже и форменным комбинезонам датчики липли накрепко, и теперь на лбу пилота, его висках и на спине между лопатками красовались тусклые круглые зеркальца, а на руке — узкий браслет, также похожий на нарисованный. Смотрелось неожиданно эффектно.

   — Знаешь, ты сейчас на инопланетянина похож даже больше, чем они, — хихикнула я, окинув взглядом пилота и особенно задержавшись на металлически поблёскивающих дисках на голове. Мужчина сидел в кресле, а я стояла перед ним и старалась приладить датчики поровнее и понадёжней.

   — Инопланетяне — понятие относительное, — со смешком заметил землянин. — Для них-то мы как раз инопланетяне и есть. — Он кивнул на экран.

   — Ну... да. Наверное. Поосторожнее там, ладно? — тихо попросила я и порывисто обняла напарника за шею.

   Мужчина неожиданно ответил на этот порыв, крепко обхватил меня одной рукой за талию, а второй — за бёдра. И на мгновение, пока длились объятья, мне вдруг стало не только уютно, но как-то удивительно спокойно. Охватила иррациональная необоснованная уверенность, что всё будет хорошо. Что эти чужаки окажутся хорошими ребятами и непременно помогут нам добраться до дома, и будут наши цивилизации жить долго и счастливо, в мире и дружбе, как мечтали люди ещё много веков назад, только задумываясь о космических путешествиях.

   Через пару секунд землянин аккуратно отстранил меня, придерживая обеими руками за талию, и ответил:

   — Я-то буду осторожен. Главное, ты не совершай опрометчивых поступков, хорошо?

   — Так точно, командир, — пробормотала я себе под нос, внимательно разглядывая лицо напарника. Отчаянно, до кома в горле захотелось его поцеловать, а лучше всего — привязать к креслу и никуда не отпускать, но я подавила это стремление и отступила на шаг, позволяя мужчине подняться.

   Юрий заговорщицки подмигнул мне и отправился к шлюзу, а я рухнула в кресло, невидящим взглядом буравя второй обзорный экран: на него выводилось всё то, что видели датчики на пилоте. Четыре картинки, полный круговой обзор. От волнения меня начало потряхивать, и сейчас я уже не пыталась это скрыть, поэтому позволила себе нервно закусить костяшку указательного пальца.

   Вот всегда так, всю человеческую историю. Ох уж мне эти мужчины! Они решительно бросаются вперёд, совершают героические поступки и великие открытия, а нам... сиди и жди, не в силах хоть как-то повлиять на события. И надейся, что очередной поступок не станет последним.

   Наверное, напрасно я никогда не верила ни в какие высшие силы и не знала, кому из них стоит молиться в такой ситуации. Может, сейчас было бы легче?

ГЛАВА 4. Пришельцы

Юрий Сорока

   Перед выходом меня одолевал мандраж, который удавалось сдерживать только благодаря присутствию напарницы, изображать спокойствие приходилось хотя бы ради неё. Я как-никак мужчина, должен служить опорой и защитой. Судя по всему, внушить Лу уверенность в моих силах получилось, а вот успокоить самого себя — уже не очень.

   Увы, перед отправкой на Лооки нас готовили ко многому, но совсем не к контакту с совершенно чуждой цивилизацией.

   Сердце по ощущениям колотилось в горле, заглушая сторонние звуки, быстро и неровно. Глубокий вдох, медленный выдох — и, не оставляя себе времени на размышления, я отдал сигнал автоматике.

   Шлюз открылся быстро и почти бесшумно. Дольше стоять на месте было глупо и даже опасно, поэтому я сделал первый шаг, а остальные уже дались легче. Стараясь не делать резких движений и держать руки на виду, я медленно двинулся вниз по столь же бесшумно опустившемуся трапу. Знал, что дверь уже закрылась за спиной, но всё равно с трудом подавил порыв обернуться и удостовериться в этом.

   Выживу — вернусь домой и лично набью морду тому хмырю, что читал у нас лекции по ксенопсихологии и утверждал, будто встреча с представителями цивилизаций внеземного происхождения невозможна, поэтому вопрос даже обсуждать не стоит, не говоря уже о создании какой-то инструкции. Умник, специалист по экзобиологии и социологии, именитый психолог. Академик! Лауреат! Авторитет! Поставить бы его сюда и загнать ему что-нибудь из местного оружия в задницу...

   Раздражение и привычка собираться в экстренной ситуации, забывая о нервах и откладывая вопросы на потом, помогли взять себя в руки, поэтому на пол ангара я ступил уже спокойным.

   Отдать должное местным, моё появление они заметили сразу, только сначала, похоже, не поверили своим глазам. Первыми очнулись существа в чёрном, вскинули какие-то агрессивного вида штуковины, висевшие на плечах, один издал предупреждающий возглас. Я и без переводчика понял, что обращаются ко мне с требованием не двигаться, поэтому послушно застыл у подножия трапа, позволяя тому убраться. Не надо было соприкасаться с инфополем, чтобы уловить исходящее от вооружённых аборигенов агрессивное напряжение, и спорить с ними было себе дороже.

   И всё-таки эти существа чертовски похожи на людей. Готов поставить сто к одному, что мои сородичи в сходной ситуации вели бы себя точно так же. Из подозрительного неразрушимого объекта через несколько часов после обнаружения вдруг спокойно выходит человекообразное существо — есть от чего насторожиться!

   Сразу после охраны очнулся тип в сером, очевидно руководивший исследованиями. Он вскочил со своего места и почти бегом кинулся ко мне, оживлённо жестикулируя и раздражённо крича на чёрных. Тот, кто велел мне остановиться, тихо буркнул себе под нос нечто недовольное и жестом скомандовал своим отбой.

   Похоже, верховодили здесь учёные, и это успокаивало: по крайней мере, не устранят сразу как опасный объект. Но утешение было слабым. С военными не пришлось бы долго мучиться, а вот у научных деятелей обычно богатая фантазия. Надеюсь, методы исследования у них тут тоже... неразрушающие.

   Тип в сером широкой рысью подбежал ближе, замер на расстоянии метра, демонстрируя раскрытые ладони и с жадностью меня разглядывая. Я отвечал спокойным любопытством, не двигался и старался контролировать мимику на случай, если в этом вопросе они от людей всё-таки отличаются. Но пока ничего подобного не заметил ни я, ни автоматика гавии.

   Кажется, тактику и стиль поведения я избрал верные, потому что тип напротив немного расслабился, переступил с ноги на ногу, принимая более удобную позу, потом коснулся ладонью своей груди и проговорил:

   — Ашшира.

   Кажется, приветствием это не было, поэтому я повторил жест и сказал:

   — Юра.

   Ответ учёного явно обрадовал и вдохновил на дальнейшее общение. Сопровождая свои слова бурной жестикуляцией и пантомимой, он пустился в пространные объяснения. К счастью, говорить мужчина старался медленно, а жестикулировал достаточно красноречиво, так что даже со своим куцым словарём местного языка я сумел понять объяснения.

   Ашшира утверждал, что их корабль уловил наши сигналы со знакомой планеты, на которой прежде никаких следов цивилизации не было. Пока добирались, сигнал пропал, но зато они наткнулись на... нечто. Сарыш. Наверное, этим словом обозначалось транспортное средство пылевых существ. Поскольку пылевые — рыш — иногда воровали сородичей наших нынешних хозяев, обитатели корабля сделали логичный вывод, что именно они виноваты в исчезновении подававшего сигналы объекта. Злодеев нашли, отбили нас и очень рады, что не ошиблись, что мы оказались такими настоящими и не пострадали, и даже согласны на общение. А ещё поинтересовался, почему я так долго не выходил наружу.

   Вариант прикинуться не знающим языка я отбросил ещё в гавии: нам требовалась помощь этих существ, а тратить время, делая вид, что учусь с ними общаться с нуля, не имело смысла. Так что пришлось ломать язык и пытаться вкратце пересказывать свою историю. Естественно, в отретушированном варианте.

   Я объяснил, что в полёте случилась непонятная авария, мой транспорт чуть не погиб и я надеялся на помощь сородичей. Но тут прилетели эти... рыш. Хотели странного. В общем, большое спасибо, что спасли. А из корабля я не выходил, пытаясь разобраться в языке спасителей, чтобы суметь с ними общаться.

   Если честно, никакой благодарности к местным я не питал. Да, рыши тоже не стоили доверия, но с ними было заметно легче общаться. Кроме того, в рассказе учёного, если я всё правильно понял, имелось множество нестыковок и противоречий. Чтобы поймать сигнал нашего передатчика, они должны были находиться на орбите планеты, где им на первый взгляд нечего было делать. Чтобы перехватить сарыш в открытом космосе, надо прекрасно там ориентироваться и уметь отслеживать рышей, а я не уверен в принципиальной возможности издалека отличить это облако пыли от миллионов обычных межзвёздных облаков.

   А ещё пылевики спокойно проникли в гавию и вообще производили впечатление существ гораздо более высокоразвитых, чем нынешний собеседник. Тем не менее человекообразные не сумели повредить обшивку гавии, но при этом как-то отбили добычу у рышей.

   В общем, материала к размышлению была масса, только возможности спокойно подумать не было. Вся надежда в этом вопросе оставалась на Лу.

   Высказывать свои сомнения собеседнику я, конечно, не стал.

   — Мы можем помочь с ремонтом вашего транспорта? — спросил Ашшира.

   — Нет. Опасно. Нельзя без специального оборудования, может взорваться. Посторонним нельзя внутрь, даже со мной. Может взорваться. Сильно, — с трудом подбирая слова, предупредил я. — Поэтому вышел раньше, не до конца освоив язык: предупредить.

   Не знаю, насколько правильно подсказывал мне компьютер и насколько поверил моими угрозам собеседник, но он бросил на гавию долгий взгляд и тему пока развивать не стал. Вместо этого пригласил меня пройти для дальнейшего разговора в более удобное место, если я не против на время оставить свой аппарат. Я согласился.

   К «более удобному месту» мы шли пешком и достаточно долго. Пара охранников недовольно сопела в затылок, но внимательно смотреть по сторонам мне это не мешало.

   Никогда бы не подумал, что лучшим подспорьем и подсказкой в такой ситуации может стать прочитанная в детстве и юности исторически-познавательная и приключенчески-фантастическая литература.

   А с другой стороны, именно эти книги во многом определили мою судьбу, поэтому — всё закономерно. Увлечённый историями первопроходцев, включая собственного легендарного тёзку, я выбрал профессию пилота, утянув за собой и сестру, с которой мы в детстве были неразлучны. В юности хотелось открытий, приключений и свершений, потом я немного пообвыкся и полюбил уже не столько высокие недостижимые идеалы, сколько саму работу. И давно уже думать забыл о тех детских грёзах, а они вот взяли и сбылись...

   Более того, оглядываясь по сторонам, я с удивлением понимал, что как-то так и представлял себе космические мечты людей прошлого. Я почти узнавал некоторые картинки в том, что попадалось мне навстречу, и мысли это рождало весьма противоречивые. Понимать, пусть только отчасти, чужую реальность оказалось приятно и удобно, а вот приходящие в голову возможные ответы на вопрос «как такое возможно» мне не нравились. Полбеды, если это совпадение, чудо или какие-то общие корни. Хуже, если что-то совсем иное: например, игры разума, обманутого теми пылеобразными существами. И чем дольше я наблюдал за окружающими, тем больше склонялся именно ко второму варианту. Слишком всё предсказуемо и похоже на когда-то придуманное людьми, чтобы быть правдой.

   Путь наш завершился в небольшой комнатке, ярко освещённой, наполненной разнообразными приборами и откровенно химическим оборудованием, — очевидно, лаборатории. Здесь двое местных в сером занимались какими-то опытами, но когда на пороге появилась наша процессия, побросали свои дела и отпрянули к стенке, пожирая нас любопытными взглядами. Ашшира предложил мне сесть, проигнорировав младший персонал. Охранники заняли стратегическую позицию около выхода.

   Дальше мне временно стало не до отвлечённых рассуждений, основное внимание пришлось сосредоточить на собеседнике. Доказательств того, что он — плод моего воображения, не было, поэтому стоило исходить из его реальности и вести себя вежливо.

   Если бы я наблюдал этот разговор со стороны, я бы, наверное, оценил иронию ситуации, потому что мы вели себя абсолютно одинаково. Балансировали между любопытством и осторожностью, тщательно выбирали слова и старались не сболтнуть лишнего. Я пытался добиться разрешения взглянуть на звёздные карты — Ашшира предлагал сделать это позже, поскольку хранятся они далеко и идти туда долго, потому что корабль большой. Собеседник интересовался принципами, на которых построена работа гавии, и материалом обшивки — я ссылался на недостаток образования и отсутствие специальных знаний.

   Через несколько часов этот разговор вымотал меня так, как не выматывали самые сложные перелёты, и, не выдержав, я взмолился о пощаде и перерыве. Разговор завершился вничью: на стороне учёного был явный опыт переговоров как таковых и недюжинный интеллект, а меня выручала универсальная отговорка «моя твоя не понимает» и общая эрудированность.

   Ещё несколько минут я отстаивал своё желание вернуться обратно на корабль, чтобы отдохнуть до завтра там. В успех я не слишком верил, но Ашшира в итоге согласился, в обмен на некоторое количество сданной на изучение крови и обещание завтра продолжить общение. Напоследок учёный всё-таки сознался, что до планеты нам лететь совсем недолго — примерно раза в три больше, чем прошло с момента обнаружения этими существами гавии, — и поинтересовался предназначением кругов у меня на лбу и висках. Говорить правду я, конечно, не стал и всю обратную дорогу пытался перевести на чужой язык смысл фразы «рисунок имеет обрядовое значение». Кажется, у меня это не получилось.

   И кто мешал сказать, что это наше, человеческое, представление о прекрасном?

   Поднимаясь по трапу, я до последнего ожидал подвоха. Удара в спину, попытки проникнуть в гавию одновременно со мной. Сложно было изображать спокойствие, но я всё-таки сумел не озираясь преодолеть путь от учёного с охраной, замерших у подножия трапа, до шлюза, не заработав при этом косоглазие и нервный срыв.

   Внутри меня первым делом едва не сбила с ног Лу. Крепко обхватила руками за талию, уткнулась лбом в грудь и тихо проговорила:

   — Я так боялась, что они тебя не отпустят.

   — Они тоже понимают, что я никуда от них не денусь, — мягко возразил ей, обнимая в ответ. Уточнять, что и сам опасался подобного, не стал. — Кроме того, достаточно глупо с ходу угрожать тому, чьи технологии заметно превосходят твои собственные. Особенно, если этот «кто-то» пока настроен дружелюбно.

   — А кто говорит, что они обязательно должны поступать разумно с нашей точки зрения? — с тяжёлым вздохом спросила она и слегка отстранилась. — Ты, наверное, голодный? Пойдём.

   Подхватив под локоть, она потянула меня в сторону крошечного местного камбуза. Я не стал возражать, более того, с облегчением почувствовал, как напряжение последних часов отступает под напором энергии напарницы, ослабевая от самого её присутствия.

   Эта женщина попала в число тех немногих людей, первое моё впечатление о которых оказалось обманчивым.

   На «Радужной» я полагал Лу легкомысленной и ветреной. Сложно иначе воспринимать особу, ведущую себя подобным образом и оказывающую такие вот «знаки внимания» совершенно незнакомому человеку. Как это у неё сочеталось с профессионализмом, я на тот момент не задумывался. Главное, работалось с ней легко, дело своё она знала и на человека, недостойного доверия, не походила.

   Только потом, в экстремальной ситуации, я сообразил, что подобное поведение — это проявление не легкомысленности, а скорее, искренности. Если угодно — детской непосредственности, живости характера. Она просто делала то, чего ей хотелось в данный момент, руководствуясь при этом другой моралью. Чем дольше я с ней общался, тем большей симпатией проникался. И уважением.

   Меня не готовили для контакта с чуждой цивилизацией, но меня готовили к военным действиям. Не думаю, что Земля всерьёз намеревалась на кого-то нападать или ожидала вторжения, но... нас осталось не так много, меньше миллиарда, и население не спешит стремительно расти, несмотря на низкую смертность и высокую продолжительность жизни. Миролюбивым проще быть тогда, когда ты сильнее всех возможных противников.

   И то, при всей пройденной психологической подготовке, мне в сложившейся ситуации было... неспокойно, для сохранения присутствия духа приходилось прилагать серьёзные усилия. Требовать же исключительного мужества от гражданского специалиста, причём достаточно эмоциональной и впечатлительной женщины, попросту глупо. А Лунария держалась отлично. Боялась, почти не скрывала этого, но — пыталась бороться со страхом, показывая себя очень сильной личностью.

   Ужинали мы вместе, не отвлекаясь на разговор. Похоже, Лу всё это время не покидала рубку и вымоталась не меньше меня. А может, и сильнее: ожидание — трудная работа.

   — Что ты думаешь об этих ребятах? — первой заговорила о-Лоо.

   — Думаю, говорить, что мы крепко влипли, бессмысленно, да? — усмехнулся я в ответ. — Пока они не проявляют агрессии и ведут себя вежливо, но впечатления альтруистов не производят. Я почти уверен, что домой нас по доброте душевной не доставят, в лучшем случае — помогут в обмен на что-то ценное. Правда, я пока не представляю, что такого ценного можно им предложить, не подставившись ещё сильнее. Что-то из оборудования гавии? Так нет никаких гарантий, что сделка будет честной. Посулить им технологии и помощь руководства? Так они и поверили! По-моему, ситуация становится всё более безвыходной.

   — Интересно, куда подевались эти пылеобразные. Как их называли местные, рыши? Мне показалось, что они куда более высокоразвитые существа, нежели эти, белковые. Странно, что они оказались настолько уязвимыми.

   — Ну... дикарь с дубиной опасен и для очень цивилизованного человека, — с иронией заметил я. — Так что их высокоорганизованность — не аргумент.

   — Ну ладно организованность, но я даже представить не могу, как можно навредить разумному сгустку пыли, способному усилием воли контролировать субатомные процессы!

   — Честно говоря, я тоже, и меня не меньше твоего беспокоит это противоречие, но нельзя ничего утверждать наверняка. Может, наши учёные тоже с лёгкостью нашли бы решение и управу на рышей? А вообще меня посещала мысль, что всё это — их большой эксперимент.

   — Н-нет, не думаю, — неуверенно протянула Лунария. — То есть они, конечно, чуждый разум и непонятно, чем руководствуются, но... нет, не верю. Интуиция подсказывает, что всё примерно так, как кажется: псевдолюди сумели устранить рышей и перехватить нас.

   — В любом случае, даже если мы оказались втянуты в эксперимент, возможности нарушить его нет, остаётся пытаться действовать в предложенных обстоятельствах. Мне не дают покоя ещё две странности. Во-первых, они слишком похожи на нас.

   — Ты же сейчас не про внешность, да? — уточнила собеседница.

   — Внешне тоже, но я говорю про окружающее пространство, про их технику, про их оружие. Я понимаю, что многое объясняется именно внешним сходством. Одинаково устроены руки, глаза, уши, поэтому многие инструменты, выполняющие какие-то конкретные функции, просто не могут сильно отличаться. Рано или поздно человек придёт к наиболее удобной форме предмета, который использует, и форма эта вряд ли будет сильно отличаться от знакомой нам. Но здесь... всё слишком похоже.

   — Я бы так не сказала, — с сомнением проговорила Лу, бросив задумчивый взгляд на экран. — Всё слишком угловатое, громоздкое, у нас так не делают.

   — Проблема в том, что именно так люди представляли будущее в далёком прошлом. Мои родители — историки, так что я нахватался от них всякого и с детства люблю старые книги. Если всё вокруг — не галлюцинации и не часть исследования рышей, то эти гуманоиды когда-то были очень тесно связаны с людьми. Общие корни, общие представления... Причём складывается впечатление, что контакт этот случился во времена не такие уж незапамятные, иначе мы успели бы сильно разойтись в развитии.

   — Логично, — кивнула женщина. — А что во-вторых?

   — Во-вторых, их технологии. Какой-то очень странный контраст. Они не сумели вскрыть гавию, даже поцарапать обшивку, пользуются ручным оружием вместо каких-то более удобных и эффективных средств защиты. А с другой стороны, столь поразительные достижения в других областях.

   — Ты про стычку с рышами?

   — И про них тоже, но главное, про этот их космический корабль. У них есть искусственная гравитация! Причём явно проверенная, надёжная, привычная система, в эффективности которой местные обитатели уверены так же, как в неизменности гравитации планеты. Сама посуди, они почти ничего не закрепляют, спокойно оставляют открытые сосуды с жидкостями, то есть совершенно не допускают возможности появления невесомости. А размеры этого корабля? Да он не меньше вашей базы, они даже не пытаются экономить место! Ну и самое главное, как он вообще летает? Люди вышли в космос больше двух тысяч стандартов назад, но мы до сих пор топчемся на околоземной орбите, порой отправляя к другим телам Солнечной системы спутники, не намного превосходящие те, самые первые. Да, технологии улучшаются, но у нас до сих пор нет достаточно совершенных двигателей, позволяющих перемещаться в открытом космическом пространстве: только антигравы гавий, действующие в поле притяжения планеты. Не нашли никакого гиперпространства, не научились превышать скорость света. А у них путь в соседнюю звёздную систему — или даже не соседнюю, а весьма удалённую, — занимает всего несколько дней!

   — А почему ты решил, что мы летим в другую звёздную систему? — полюбопытствовала Лунария.

   — Потому что до этого мы находились возле белого карлика, — пояснил ей. — Сложная белковая жизнь на планете не может пережить сброс звездой оболочки и вряд ли способна развиться из бактерий до разумных существ за время посмертного существования звезды.

   — Кхм. Да, я об этом как-то не подумала, — смущённо кашлянула напарница, а потом задумчиво проговорила: — На самом деле этот их парадокс развития выглядит не таким уж парадоксальным. Сам посуди, открытие того способа межпланетного перемещения, которым мы сейчас пользуемся, могло и не состояться, а за возможность подобных путешествий вообще стоит благодарить случайность. Если бы не тот супервулкан — как его, Ёсло... Ело... не помню, — водоворот на полюсе не открылся, вода продолжала бы циркулировать через поры в коре, а подземные океаны мы бы и до сих пор не обнаружили.

   — Тоже верно, — признал я.

   Ещё некоторое время мы пытались придумать запасной план действий и найти выход, но не преуспели. Причём идея угнать космический корабль аборигенов и попытаться на нём добраться до какой-то из знакомых планет оказалась едва ли не самой разумной из всех предложенных. По крайней мере, она единственная имела хоть какой-то шанс на реализацию.

   Размышления и обсуждения не прибавили бодрости и хорошего настроения, поэтому мы единогласно признали день окончившимся и отправились спать. По сложившейся традиции — в одну каюту: ни я, ни Лу не стремились разойтись по комнатам, обоим так было спокойней. А привыкнуть к тесноте оказалось совсем не трудно. Более того, я начал находить в такой компании удовольствие. Не только от осознания, что с напарницей всё в порядке, это было чувство иного плана. Тепло, уют; едва уловимый приятный запах чужого присутствия, звук дыхания...

   Только, увы, было совсем не до обдумывания этих ощущений. Выжить бы сначала и выбраться, а там уже можно разбираться с деталями и чувствами.

   Назавтра я уже примерно знал, что меня ожидает, поэтому в шлюз входил почти спокойным. Конечно, теперь разговор мог обернуться не столь мирно и закончиться чем угодно, но это меня уже не так беспокоило: главное, я вполне сориентировался в обстановке. В первом приближении моих... партнёров по контакту можно было считать людьми, а люди, даже агрессивные и опасные, нервировали совсем не так, как неизвестность и загадочные непонятные существа. Да, я старался напоминать себе, что от этих существ можно ожидать чего угодно, что сходство пока только внешнее. Но ситуация из категории «хрен знает, что происходит» перешла в разряд чётко сформулированных задач, и я испытал огромное облегчение.

   Однако никаких неприятных сюрпризов Ашшира не подготовил и остался верен себе, продолжая соответствовать образу увлечённого человека науки. В хорошем смысле, а не учёного-маньяка. Наверное, можно считать, что нам здорово повезло наткнуться именно на такого.

   В том же режиме прошло три дня. Аналитическая система гавии, а с ней вместе мой вербул, здорово продвинулась в изучении языка, так что общались мы уже вполне уверенно. С одной стороны, так стало гораздо удобнее, но с другой — уходить от вопросов Ашширы стало гораздо труднее. Впрочем, я довольно быстро нащупал линию поведения, которая позволяла не сболтнуть лишнего: «приложение к машине». Недалёкий и ничего не знающий человек, сидящий внутри гавии просто потому, что так положено. Все решения принимает автоматика, а пилот занимает кресло.

   Изобразить такого оказалось несложно, мне доводилось встречать подобных «специалистов» в жизни. Печальное зрелище, когда человек ни к чему не стремится и не желает развиваться, но сейчас такой опыт оказался кстати. Я получил возможность не говорить ничего принципиально важного, ссылаясь на незнание, но зато вспомнил все знакомые мне развлечения, придуманные землянами и уроженцами бывших колоний. Слушал всё это Ашшира одинаково внимательно и, наверное, делал какие-то выводы.

   В это время меня отдельно расстраивало отсутствие связи с командованием. Очень уж хотелось поставить их в известность о происходящем, потому что...

   Пылевым рышам в самом деле нечего было делить с нами, существами органическими и способными существовать только в очень ограниченном диапазоне сред. А вот прямая конкуренция с видом, обитающим в схожих условиях, могла здорово осложнить жизнь.

   Все войны в человеческой истории, какими бы красивыми лозунгами они ни прикрывались, велись за ресурсы. Только очень наивные люди могут верить в религиозные причины, бескорыстное освобождение кого бы то ни было и историческую справедливость. Материальные блага в той или иной форме — вот всё, что когда-либо интересовало людей, стоящих у власти и развязывающих войны. Да, солдаты будут сопротивляться агрессору ради родных, ради собственной жизни, они могут вовсе не задумываться о деньгах и идти в бой во имя собственного воинского долга — но войны начинают не солдаты.

   Как бы между делом, стараясь чтобы это не выглядело нарочитым, я рассказывал о военной истории человечества. Сообщил, что люди давно не воюют между собой, но на просторах космоса уже сталкивались с враждебно настроенными цивилизациями и неизменно давали отпор. Радовался, что сейчас мне повезло столкнуться с существами не просто похожими на нас, но миролюбивыми и обладающими схожей моралью — спасли же они меня от рышей! Вдохновенно вещал о том, как всю историю человечество надеялось на встречу с настоящими «братьями по разуму» и как я рад, что именно мне выпала возможность стать контактёром. В общем, изо всех сил пытался дать собеседнику понять, что с нами лучше дружить и лично меня лучше вернуть сородичам — как гарант и залог хороших отношений, которые выгодны обеим сторонам.

   Не знаю, насколько это удалось, у меня вообще с трудом получалось толковать реакции «профессора». Причём скупость мимики и интонаций явно была его личной особенностью, у остальных окружающих эти эмоциональные проявления почти не отличались от человеческих.

   В качестве ответной любезности Ашшира немного рассказывал о своей родине. Насколько я понял, родная звезда этих существ — сами они называли себя «шаты», в переводе «люди», — была частью небольшого достаточно плотного скопления и путь до соседних звёздных систем от них был гораздо ближе, чем от Солнца до ближайших соседей. Впрочем, эти общие слова совсем не объясняли такой высокой скорости перемещения. Не вплотную же друг к другу они висят, эти звёзды!

   Однако рассказывать мне о принципах, с помощью которых шаты путешествовали между звёзд, профессор отказался почти в тех же словах, что и я. Сказал, что он учёный, а не технический специалист, и занимается совсем другими вопросами. Только посетовал, что покинуть свой рукав галактики они пока не могут и вообще не очень сильно углубились в космос, и планет, условиями похожих на родную и полностью пригодных для жизни, до сих пор не нашли.

   Я на всякий случай поддержал его сетования и сообщил, что мы столкнулись с той же проблемой, и ни одного объекта, похожего на Землю, нам до сих пор не попалось, только безжизненные миры, на которых располагались горнодобывающие комплексы. И корабль мой летел, чтобы доставить исследователям одного такого груз, но потом случилось «нечто», в результате которого я оказался на незнакомой планете у непонятной звезды. Лучшая ложь — та, которая по большей части состоит из правды.

   Выяснилось также, что биологически мы в самом деле очень близки. Не один вид, понятно, но совпадений нашлось куда больше, чем различий. Когда мы добрались до этой темы, Ашшира весьма оживился и долго пытался объяснить мне, что именно он выяснил в своих исследованиях (помимо анализа крови, он проверил меня примитивным рентгеновским сканером и на третий день даже уговорил на короткое время расстаться с комбинезоном для осмотра), но здесь я уже в самом деле ничего не понял, да и переводчик не сумел справиться с большинством специальных терминов, которыми сыпал шат.

   Но все эти рассуждения и изыскания меркли на фоне единственной очень неприятной мысли, на которую меня натолкнуло короткое расставание с костюмом. Полбеды, что без вербула я лишался связи с гавией и напарницей. Гораздо хуже, что я оставался и без переводчика. Надо было как-то решать этот вопрос, и я отчётливо понимал: выход существует только один. Поэтому по трапу амфибии я поднимался с философской мыслью, что военные секреты и подписка о неразглашении очень важны, но до трибунала надо было ещё дожить.

   Напарницу я нашёл в рубке, умиротворённой и невозмутимой. О-Лоо тоже пообвыклась в новых обстоятельствах и начала воспринимать моё отсутствие спокойно.

   — Лу, ты мне нужна, — с порога сообщил я.

   — Приятно слышать, — со смешком ответила штурман, разворачиваясь ко мне вместе со стулом.

   — Что-то случилось? — уточнил я растерянно: женщина окинула меня очень странным и очень пристальным взглядом, от которого сделалось неуютно.

   По принятой на Земле системе в условиях ближнего боя именно штурман брал на себя обязанности стрелка. Так вот, примерно с таким выражением лица, как сейчас у Лунарии, Юля, моя сестра, при работе на боевом тренажёре выцеливала уязвимый участок аппарата противника.

   — Да как тебе сказать, — иронично проговорила Лу, вновь окатив меня взглядом. — Ты меня весьма впечатлил.

   — В каком смысле? — окончательно опешил я.

   — В прямом. Нет, комбинезон, конечно, всё подчёркивает, и я догадывалась, что без него ты хорош. Но не ожидала, что до такой степени. Буквально произведение искусства! — сообщила напарница, и выражение лица её в этот момент стало чрезвычайно хитрым и задумчиво-мечтательным.

   — Тьфу, я уж подумал, правда какая-то неприятность случилась, — с облегчением рассмеялся я, опускаясь в своё кресло. Радовался не столько отсутствию дополнительных проблем, сколько тому факту, что женщина окончательно взяла себя в руки. Если она вновь начала шутить на знакомую тему, значит, действительно прекрасно себя чувствует.

   — Ладно, мы отвлеклись. В каком качестве я тебе нужна? — игривым тоном спросила она.

   — Как женщина, — спокойно ответил ей и, выдержав короткую паузу, продолжил: — Которая разбирается в электронике.

   — Заинтриговал. Продолжай. — Лу поощрительно кивнула.

   — Продолжу, но лучше поговорить без лишних ушей.

   — Каких? — Белые брови изумлённо выгнулись.

   — Любых, — расплывчато отозвался я и расслабленно откинулся в кресле, подключаясь к виртуальному интерфейсу.

   Земля шла на контакт с бывшими колониями охотно, но с осторожностью, и не перестраховаться, отправляя геонавтов жить среди чужаков, моё начальство не могло. Нас не только познакомили и научили уверенно работать с техникой Лооки и пары других высокоразвитых планет, но снабдили некоторыми полезными техническими средствами. А именно сложной биоэлектронной системой, вживлённой в тело, которую шутники-разработчики окрестили ёмко — «Переплёт».

   Говорят, поначалу планировали присвоить этой конструкции высшую степень секретности и встроить в неё механизм уничтожения носителя в случае разглашения информации, но, подумав, решили не перегибать палку, ограничившись серьёзным внушением и честным словом.

   Система эта обычно находится в спящем режиме и включается либо по команде, либо — по жизненным показателям, когда состояние носителя подходит к тому порогу, из-за которого не возвращаются. Нас настойчиво просили не злоупотреблять её возможностями: организм от её работы сильно изнашивается, расходуя собственный ресурс.

   Возможности она давала самые широкие. В сверхчеловека не превращала, но отчасти дублировала нервную систему, заставляя её функционировать в тех случаях, когда по всем законам биологии она должна была отключиться, или заставляла работать иначе. Например, меняла реакцию на кровопотерю, позволяя избежать шока. А ещё содержала в себе аналог вербула и помогала выводить из организма всевозможные вредные вещества. Теоретически я бы мог какое-то время прожить, например, на поверхности той планеты, где наша гавия потерпела крушение.

   Именно об этой системе я хотел поговорить с напарницей, а заодно — попробовать «подружить» «Переплёт» со стандартными средствами связи. Заявлять же о ней вслух я не собирался: почти наверняка всё, происходящее внутри гавии, фиксируется какими-то следящими системами. Шансов, что эти записи попадут к руководству Лу, немного, но я предпочёл перестраховаться.

   Провозились мы в конечном итоге очень долго, но решение нашли — спасибо предусмотрительности разработчиков. Потом, наскоро проверив результаты, завалились спать совершенно вымотанные, чтобы проснуться всего через пару часов от сигналов гавии, сообщавшей о сильных изменениях в окружающей среде.

   Когда мы добрались до рубки, экран демонстрировал крайне занимательную картину: парящая в невесомости и вакууме амфибия медленно плыла через ангар, и движение это направляли суставчатые механические конечности, торчащие из стен и явно управляемые откуда-то извне. Движения устройств были резкими, лишёнными плавности и изящества хорошо отлаженного сложного механизма, но задачу свою эти клешни выполняли. Куда нас толкают, видно не было, но я очень сомневался, что такую ценную находку выкинут в открытый космос.

   Через несколько минут мы преодолели шлюз и оказались в тускло освещённой тесной каморке, лишь немного превосходящей размерами саму амфибию. Там транспортник стиснули какими-то скобами, и шлюз закрылся. Похоже, исследовательский корабль на планету не садился и груз перенесли в спускаемый челнок. Атмосферы и гравитации на котором, к слову, не было.

   Спуск на этом аппарате оказался делом небыстрым и занял чуть больше четырёх часов. За это время мы успели добрать сна и плотно позавтракать, фантазируя о том, как выглядит планета наших братьев по разуму, только показывать нам её не спешили. Спуск проходил жёстко, с перегрузками (к счастью, гавия умела всё это компенсировать), а после посадки мы ещё несколько часов находились внутри капсулы в почти полной темноте.

   Впрочем, мучиться от неизвестности мы не стали и с самого начала наблюдали за происходящим с помощью инфополя. Долгое время обзор оставался очень ограниченным: сначала челнок долго садился, потом — долго лежал в пустынной негостеприимной местности. Пилотировали его двое шатов, они сидели в крошечной тесной кабине и почти всё это время сохраняли спокойствие профессионалов, выполняющих привычную рутинную работу. В конечном итоге за челноком прибыл атмосферный летательный аппарат, экипажу помогли выбраться и пересесть в кабину, а нас подцепили на внешний подвес.

   Летели долго, ещё несколько часов, и за это время мы сумели в общем составить представление о планете, на которую попали. Складывающаяся картина настораживала.

   Судя по тому, что мы сумели «увидеть», мир был сильно перенаселён. Сложно было не вспомнить слова Ашширы о трудностях с поиском пригодных для жизни планет: похоже, для местных этот вопрос стоял весьма остро. Кроме того, атмосфера этой планеты оказалась гораздо агрессивней земной. Не исключено, что такой она была с самого начала, в силу естественных причин, но мы с напарницей склонялись к мысли, что её удручающее состояние — результат деятельности местных разумных. Как это случалось в прежние времена на Земле, как это было сейчас в мирах менее благополучных, чем Лооки.

   — Есть подозрение, что так просто нас домой не отпустят, — недовольно проговорила Лу, когда мы в очередной раз вынырнули в реальный мир, чтобы передохнуть. — Они не производят впечатления дружелюбных «братьев по разуму».

   — Пожалуй, что так, — согласился я. — С другой стороны, и убивать нас резона нет, в первую очередь стоит вытрясти всю полезную информацию и использовать с максимальной выгодой.

   — Не нравится мне, как звучит это «вытрясти»! — пробормотала напарница.

   — Я всё-таки надеюсь, что они предпочтут договориться миром. Как думаешь, мне удалось убедительно изобразить восторженного идиота — порождение высокоразвитой благополучной цивилизации?

   — О да, — насмешливо фыркнула напарница. — В восторженного идиота поверила даже я. Какой ты, оказывается, артистичный и разносторонне одарённый! Только почему ты думаешь, что они, даже поверив, решат не связываться? Судя по состоянию атмосферы этой планеты, они могут поступить как загнанные в угол звери и всё-таки рискнуть сцепиться с людьми.

   — Я не думаю, я надеюсь, — ответил честно. — Собственно, у нас другого выбора нет, кроме как надеяться на лучшее.

   — Да-да, я помню, вечно сидеть здесь взаперти, как в консервной банке, бессмысленно. Давай закроем тему, а то я опять начинаю нервничать и накручивать себя. Расскажи мне... ну хотя бы о своей сестре. Как вы ладили? Как попали на один корабль вместе работать? Как ты научился от неё закрываться?

   Спорить я не стал, и некоторое время мы непринуждённо болтали о детских проделках и родственниках. Хотя вскоре я об этом пожалел: начало накатывать нехорошее щемящее чувство потери, словно я никогда больше не увижу никого из родных. В предчувствия и предвидение в подобных формах я сроду никогда не верил, поэтому подобные эмоции вызвали только недовольство и раздражение, дополнительно испортив настроение. Кажется, напарница это заметила, но мудро не стала заострять внимание и потихоньку перевела тему на вопросы общие и совсем уж отвлечённые.

   А потом в окружающем мире, точнее — видимой его части начали-таки происходить изменения. Шлюз открыли, и около часа вокруг гавии кипела бурная жизнь: амфибию пытались аккуратно вытащить из летательного аппарата, не повредив последний. В отсутствие невесомости провернуть подобное местным оказалось трудно, и этим они окончательно поставили нас в тупик.

   Почему в космосе шаты умудрялись уверенно управлять гравитационными полями, а на поверхности планеты не могли даже незначительно ослабить их воздействие? Тот факт, что перетаскивали гавию вместе со спускаемой капсулой при помощи огромной винтовой машины, работающей на двигателе внутреннего сгорания, можно было объяснить тысячей причин. Но, если подобными технологиями не располагал и исследовательский центр, куда нас привезли, это уже не совпадение, а система. И я готов был поставить своё жалование за год, что дело не в технологических ограничениях вроде способности управлять только собственноручно созданными полями, не в помехах со стороны планеты и не в чём-то ещё столь же специфичном. Проблема была глубокой, принципиальной. Антигравитация вообще не вязалась с шатами на их уровне развития, и я никак не мог отделаться от ощущения, что это явление мне мерещилось. Как будто я наблюдал какой-то спецэффект, красивую картинку.

   Или как будто они и сами толком не знали, как работает то устройство, которым они пользовались на корабле.

   Последней мыслью я поделился с напарницей, и та в ответ искоса посмотрела на меня с очень серьёзным и задумчивым выражением лица.

   — Может, ты всё-таки не пойдёшь туда? Сомневаюсь, что прежние хозяева расстались с этим прибором добровольно.

   — Да ладно, может, шаты случайно нашли какой-то артефакт и отчасти разобрались в его работе? Не выяснили принципы, но сумели найти закономерности.

   — А ты, оказывается, оптимист, — протянула Лу с непонятной интонацией.

   — Повторюсь, а что нам ещё остаётся? Если бы я был пессимистом, я бы просто предложил застрелиться, — хмыкнул я в ответ. — А вот и старый знакомый... Ладно, нехорошо заставлять старого приятеля ждать.

   Рабочие с горем пополам справились со своей задачей и вытащили гавию в просторный ярко освещённый ангар, и теперь её окружили шаты рангом явно повыше, включая Ашширу. Выражение лица учёного мне не понравилось — раздражённое, недовольное, даже откровенно злое — как не понравились трое типов в красно-белых нарядах, стоящих рядом с ним. Но отступать сейчас было некуда.

   Когда я поднялся, Лунария тоже встала, приблизилась ко мне и крепко обняла.

   — Будь осторожен, хорошо? Помни, что ты тут не один, — тихо проговорила она мне в шею, пощекотав дыханием незащищённую комбинезоном кожу, а потом вдруг осторожно коснулась губами горла.

   Странный поцелуй. Лишённый всякого чувственного подтекста, какой-то совершенно детский и невероятно искренний. Особенно странный для прежнего поведения и ехидных неприкрытых намёков женщины; я ведь чувствовал её эмоциональный настрой, и ничего подобного в Лу сейчас не было.

   Повинуясь порыву, неожиданной внутренней уверенности, что именно так будет правильно, я чуть отстранился, пальцами приподнял лицо женщины за подбородок и коротко коснулся её губ своими — в ответ. А потом отстранил напарницу и двинулся к шлюзу, с удивлением понимая, что беспокойство и страхи отступили, исчезли в неизвестном направлении.

   Почему-то показалось, что всё самое сложное и страшное уже позади, а со всем остальным мы легко разберёмся. Появилась твёрдая уверенность, что всё сложится хорошо, что выход из этой ситуации непременно найдётся. Что я сумею взглянуть на Лооки не только через вербул и его виртуальный интерфейс, а своими глазами. Что, как обещал, непременно расскажу Лу о давних событиях, так сильно изменивших землян.

   С этими мыслями я и спустился по трапу, разглядывая стоящих неподалёку типов в бело-алом, чьё присутствие столь явно нервировало Ашширу, показавшегося мне достаточно невозмутимым по жизни типом.

   Наряды их резко отличались от откровенно рабочей одежды остальных шатов. Тёмно-красные с широким белым кантом высокие сапоги, такого же цвета — длинные, по локоть, перчатки с широкими раструбами. Белые свободные штаны из плотной ткани, не стесняющие движений, заправлены в голенища, сверху надета рубашка с глухим воротником под горло — хотя, возможно, это был комбинезон. Сверху всё это прикрывало нечто вроде приталенного жилета с широкими накладками-наплечниками, красными с жирными пятиконечными белыми звёздами. Жилет прижимал широкий белый пояс, с которого впереди вниз свисало длинное треугольное полотнище на манер древней набедренной повязки. Кроме того, откуда-то из-под наплечников — мне было не видно с такого ракурса — почти до колен спадали плащи, белые с алым же подбоем. На ремне у каждого, по бокам, висело по небольшой белой сумке сложной конфигурации — кажется, в них хранилось оружие. Всё это напоминало какую-то странную форму, но повергало в недоумение своей откровенной непрактичностью.

   Держались красно-белые с таким видом... в общем, слепой бы понял, что именно они тут главные. Хотя лично мне они этой надменной холодностью, вкупе с расцветкой нарядов, до смешного напомнили обыкновенных петухов. Настолько, что с трудом удалось удержать улыбку в вежливых пределах. Впрочем, вскоре я вообще постарался волевым усилием отогнать неуместную весёлость. Она была предпочтительней страха, но тоже могла не довести до добра. Кто знает, что из себя представляют эти трое на самом деле? Тот факт, что их наряды кажутся мне забавными, не умаляет возможной опасности этой троицы.

   — Здравствуй, Юра! — первым заговорил Ашшира. — Это Кра, дальше разговаривать с тобой будет именно он, — представил профессор одного из красно-белых, на первый взгляд не отличавшегося от остальных.

   — А что случилось? Почему не ты? — спросил я со всем дружелюбием, на какое был сейчас способен.

   Кра и его коллеги смотрели на меня внимательно и настороженно, будто ожидали, что я сейчас брошусь и попытаюсь кого-то из них загрызть или взять в заложники учёного. Тот факт, что они не спешили хвататься за оружие, мало обнадёживал. Не удивлюсь, если где-то неподалёку дежурит охрана, пристально следящая за каждым моим движением, и именно на неё возложена задача по обезвреживанию опасного пришельца в случае агрессивного поведения. Поручиться за это я не мог, но резких движений на всякий случай решил избегать.

   — Кра — пуль, — «пояснил» исследователь.

   — Пуль? — переспросил я, потому что переводчик этого слова не знал и прежде оно нам не попадалось.

   — Они... следят за порядком. Защищают и направляют, — проговорил Ашшира подчёркнуто ровно и спокойно, но его эмоциональное состояние, которое я непрерывно считывал через инфополе, ясно говорило: собеседник и сам не верит своим словам. Ему откровенно не нравились эти пули, но спорить с ними и возражать он опасался. Похоже, я имел честь познакомиться с представителями местных спецслужб, хотя функция «направлять» в применении к ним звучала непривычно. — Юра, будь осторожен со словами, говори то, что им нужно, — торопливо добавил учёный. — То есть отвечай на вопросы, — поспешил уточнить он, бросив короткий взгляд на пулей.

   — Хватит, — оборвал профессора Кра, повелительно дёрнул головой. Один из его спутников на полшага приблизился к Ашшире. Учёный не был ниже и не казался слабее, но рядом с этим пулем как-то инстинктивно сжался и ссутулился. — Вперёд, — это уже мне, — и без глупостей, — отрывисто велел он.

   Под конвоем двоих красно-белых и нескольких примкнувших типов в уже знакомых чёрных комбинезонах я двинулся через ангар. Разговаривать со мной никто не спешил, но осматриваться не мешали.

   Отделанное грязновато-серыми панелями, озарённое резким холодным светом и лишённое окон, помещение производило неприятное, давящее впечатление. Мимо то и дело громыхали жестяными тележками,