Игры богов. Право на любовь. Ринка Кейт

Им не дано было полюбить друг друга, но когда избирает сама Богиня Любви, остается только принять ее дар или же сладостное проклятье. Но что может сделать одна богиня, когда против этой связи Судьбы и жестокий Бог Войны? А пока на Олимпе ведутся закулисные игры, Рейне приходится преодолевать пространство и время, бороться со смертью и с избранным сердцем мужчиной, лишь бы только снова быть вместе с ним.

   ИГРЫ БОГОВ. ПРАВО НА ЛЮБОВЬ. РИНКА КЕЙТ

   Эта любовь шире любого пространства,

   длиннее самого времени и сильнее воли Судеб.

   Хранитель Баланса – это тот, кто охраняет Пространство и Время от нежеланных лазутчиков, кто отлавливает нарушивших границы и отправляет обратно – в свой мир и на свое место. Их покровитель – Бог Войны Арес. Любовь – категорически недозволенное для них чувство.

   Время быстротечно, бесконечно, циклично. Но! Уловимо, если ты – Ловец Времени.

   Пространство необъятно, многогранно, многослойно. Но! Едино, если ты – Скиталец меж мирами.

   Баланс хрупок, неустойчив, необходим. И! Твоя ноша и цель, если ты – Хранитель Баланса.

   Жизнь – многомерный многогранник, сотканный из множества миров, которые сшиты Нитями человеческих Судеб. Те нити берут свое начало от Веретена Судьбы, кое вращают дочери Зевса и Фемиды – Мойры. И нет у них других дел на Олимпе, кроме как вращать Веретено и ткать из этих нитей свое многослойное полотно, но не по чьим-то потребностям, а по личному усмотрению. И да будут милостивы боги к тем, кто пытается свою судьбу создавать сам, ибо нет страшнее гнева и кары беспристрастных Мойр.

   Пролог

   Огромное белоснежное ложе было устлано алыми лепестками маков. Высокими колоннами служили тонкие стволы яблоневых деревьев, чьи наливные плоды так и просились быть сорванными. Маковые губы Афродиты скользили по смуглой коже, прокладывая дорожку на крепкой груди любовника. Арес терпеливо наслаждался этой лаской, прикрыв глаза и сминая в широкой ладони горсть ароматных волос богини, куда были впутаны снежные соцветия мирта. Вот уже вечность они с Афродитой сгорали в такой греховной страсти, которая обещала не угасать еще столько же: на зависть всему Олимпу, назло богам и за спиной ее истинного мужа Гефеста.

   – Отдай мне этих двоих, – попросила богиня, касаясь поцелуем щетинистого подбородка. – Я хочу о них позаботиться.

   Арес открыл глаза: «Опять она за свое!»

   – Даже не проси меня об этом. К тому же, благодаря тебе, моя сладкая погибель, они теперь не только в моей власти. Они теперь и во власти Мойр.

   Добравшись до его рта, Афродита игриво провела по нему губами, заглядывая в суровые глаза бога:

   – А если я поговорю с Судьбами?

   – Едва ли они станут тебя слушать. И я с ними буду солидарен. Моим Хранителям запрещено любить, и точка. Им и так хватает забот.

   Она лукаво улыбнулась:

   – Я знаю это.

   – Знаешь, – согласился он. – Только все равно ослушалась меня и даровала им это чувство.

   – Они заслужили…

   – Это мне решать! – Прогремел его голос, словно сотканный из десятка мужских голосов.

   Этот рокот испугал певчих птиц, которые встрепенулись с ветвей яблонь и стайкой улетели прочь. Испугалась и Афродита, но лишь на долю секунды. Страх быстро сменила обида, уведшая ее в дальний угол любовного ложа. Вот уже несколько лет они не могли прийти к соглашению касательно лишь одной пары ее влюбленных.

   – Всего двое из сотни, а ты уже готов из-за них объявить мне войну!

   – Сначала двое, потом четверо, а потом и все остальные. И кто останется охранять границы миров? Ответь мне, моя мудрая богиня, – спросил Арес, небрежно приподнимаясь на локте, отчего напряглись и прорисовались каменные мышцы руки.

   Афродита вздернула носик и отвернула лик в сторону, лишь бы не видеть своего искусителя. Можно подумать, ее план был именно таким. Она всего лишь без спросу Судеб и Ареса подарила кусочек счастья двум его Хранителям. Оберегала их, прикрывала эту недозволенную любовь. Пока все тайное не стало явным. И что тут началось...

   – Двое – это еще не все, – сердито произнесла она, вставая с ложа.

   Но крепкий захват пальцев молниеносно сжал ее запястье.

   – Далеко ли?

   – Куда угодно, лишь бы подальше от несговорчивого, жестокого и бессердечного бога.

   Он рассмеялся, забавляясь ее словами, в которых была чистейшая истина.

   – Разве тебя это хоть когда-нибудь смущало?

   Он дернул Афродиту и потянул за собой, когда стал подниматься на ноги. Подхватил и бросил спиной на ложе, подминая под себя с пылом варвара. Богиня ахнула. Зарумянились белесые щеки. Участилось дыхание. И ответ ее был: «Никогда».Только вслух она это произносить не станет даже под пытками.

   – Ненавижу тебя, – прошептала желанному, млея от прикосновений огрубевшей в сражениях кожи его рук к своим нежным бедрам.

   – Да-а-а, – удовлетворенно протянул он ей в шею.

   Но пусть Афродита сдалась и пала под его головокружительным натиском здесь и сейчас, только это не значило, что она собирается отступать от своего вовсе. Просто… «Придется снова действовать тайно и обходными путями, только и всего», – думала она, наслаждаясь сладко-грубыми и попеременно нежными ласками своего пламенного любовника. Ведь, как известно – в любви, как на войне хороши все средства.

   Основное место действия:

   Далекое будущее Земли. Одна из параллелей. Претерпев многочисленные междоусобные войны и климатические катаклизмы, мир изменил орбиту бытия. Классовое расслоение стало размером в пропасть. Электронная техника необходима так же, как воздух. Оставшиеся жилые Города опутывает сеть видеокамер. Медицина сделала большой скачок вперед. Некоторые другие отрасти застыли в своем развитии. Ужесточено законодательство. Человечество стало более алчным и жестоким. Генетические и природные мутации – обычное и управляемое явление, вытесненное на нежилые территории суши. Одно из главных развлечений всего мира – «Игры богов», где арена – остров «Нью-Йорк», участники – преступники, в том числе и осужденные на смертную казнь, главная цель – выжить. Основная награда – свобода.

   Эпизод I

   Карцер. Врагу не пожелаешь побывать в этом месте. Хотя, смотря какому. Здесь сыро, мокро и холодно. Так холодно, что зубы выдают стук кастаньет. Этот звук и собственные стоны – единственные мои собеседники. С ними только и остается, что вспоминать, как я жила раньше…

   Руки сжимают горячую кружку кофе. Ароматный запах наполняет собой пространство ночной забегаловки. У меня перерыв на дежурстве. Дома ждет маленькая дочка и любимый муж. Я думаю о них с улыбкой. Пью кофе.

   Еще пять минут в запасе. Спешить не хочется. Жизнь и так вся протекает в спешке, как в потоке бурного ручья. Думаю о будущем. О том, как провести очередной отпуск вместе с близкими мне людьми.

   В ухе оживает наушник. Срочный вызов.

   Ухожу, так и не допив свою последнюю чашку кофе.

   Страшно хочется пить. Опухший язык не помещается во рту. От сухого неудержимого кашля сотрясает в муках все тело.

   И остается только вспоминать, с чего все началось…

   Возвращаюсь с дежурства под утро. Меня ждут. Но только совсем не те, кого я желаю увидеть. Подозрительная тишина большого дома и отключенная система безопасности наводит не контролируемый сознанием страх. Крадусь по коридорам. На ходу достаю Пи-7, который ложится в руку как родной. Открываю дверь в комнату дочери, не дыша. И цепенею на пороге комнаты, когда вижу знакомое лицо. С ним еще четверо. Они сидят на диванах и над чем-то смеются. Он – в кресле, весь в черном, как огромное черное пятно на карте моей жизни. Улыбается мерзко. У него на коленках моя дочь – сидит в футболке, на которой изображены персонажи из старых сказок. На маленьком личике слезы. Задыхаюсь слезами сама. Она так боится, что даже не рвется ко мне. Вся сжалась в маленький комочек. У ее горла он держит паранг. Так примитивно, так по-скотски. Краем глаза неподалеку вижу чье-то тело. Оно лежит, не двигаясь, и, кажется, уже не дышит. Рядом по полу растекается алая лужа. Секунда острой паники. Но нет, это не муж, это Валентина, няня.

   Роняю на пол сумку и пистолет – все равно не буду стрелять в гада, пока он держит мою дочь.

   – Прошу, не трогай ее, – умоляю, думая только о Лое.

   – Ну-ну, откуда столько удивления и страха? Неужели не ждала гостей? Я же обещал, что мы придем сразу же, как только нам дадут зеленый свет. Ты испортила мне веселье, детка, потому мы здесь. Винить больше некого.

   Поворачивает голову, касается языком щеки моей дочери. Она пищит, пытаясь отстраниться. Сжимаю в ярости кулаки, оставаясь на месте.

   Говоря «дадут зеленый свет», он подразумевает, что отпустят из патрульного участка, куда я с напарником доставила его сегодня ночью. Эта сволочь изнасиловала и убила бездомную девочку. За это его должны были задержать в участке, а в дальнейшем хотя бы судить.

   – Тебя не должны были отпускать!

   Он смеется. Остальные поддерживают, обмениваясь грязными шуточками в мой адрес.

   – Ошибаешься. И я не сяду даже за убийство твоей дочурки. А знаешь – почему?

   – Нет, но очень любопытно, – поддерживаю разговор, потому что так нужно, пока я лихорадочно думаю, как действовать дальше.

   – Так тебе еще не сказали? – Он выдерживает паузу, досадливо качая головой. – Моя королевская персона неприкосновенна.

   – Разве, ты член Сената? Что-то не припомню.

   – Горячо, но не то.

   – Чей-то выродок?

   – Бинго! И ты получаешь супер-приз! – потешается он, как клоун из театра Черного Юмора.

   Снова дикий смех всей пятерки. В его глазах стоит сумасшествие. Его – против моих со страхом. И решимостью.

   – Иди к папочке. – Манит пальцем. – Только для начала сними всю одежду. Уверен, где-нибудь в складочках обязательно спрятано оружие.

   О себе уже не думаю напрочь, думаю только о дочери. Выполняю его желание, игнорируя отвратную похоть в глазах. У меня не остается выбора.

   – Детка, закрой глазки, – едва шевеля губами, прошу дочь.

   Она слушается. Тогда я осторожно подхожу к выродку, но только затем, чтобы неуловимым движением выхватить паранг из его руки и вонзить в горло. За ним следующие издыхают один за другим. Действую как в тумане, быстро, четко, на автопилоте, по привычке. Все успешно. А дочь кричит в истерике. Подхватываю ее на руки, прижимаю, целую, что-то говорю, говорю и плачу вместе с ней...

   Слезы уже давно высохли. Кожа зудит. Боже, как же она чешется! И тело так ноет, что каждое движение приносит боль. Двигаться совсем не хочется. Хочется сдохнуть.

   Скорее бы…

   Скрип железных петель заставляет вздрогнуть. Яркий свет врезается в глаза, бьет. Не могу даже щуриться. Только чувствую, как поднимают и пытаются поставить на ноги чьи-то грубые руки. «Больно!» – хочется выкрикнуть, а получается только хрипеть и стонать. Босые и онемевшие ноги не держат, и я с трудом перебираю ими по полу. Спотыкаюсь. Куда-то тащат, как мешок с ботвой, чем я себя и чувствую. Сажают на стул, не свалиться с которого в тот же миг стоит для меня больших усилий.

   Холодно. До сих пор сотрясает дрожь. Ничего не вижу. Свет льет с потолка и только на меня одну. Но рядом кто-то есть. Кто-то стоит, дышит и смотрит.

   – Так вот она какая, – женский голос. – Вы бы ее хоть помыли.

   – Простите, не успели, – голос тюремщика, который я узнаю из тысячи. – Клинт!

   – Повторите, за что ее посадили?

   – Она убила внебрачного сына Сенатора. Редкостная сволочь… сын, я имею ввиду.

   Кто-то подходит ближе. В его руках железное ведро. Успеваю только задержать дыхание, прежде чем окатывают ледяной водой. Боже!

   – Ясно. А почему она такая… потрепанная?

   – Ее привели из карцера. Она плохо себя вела последнее время.

   Уголок моих губ невольно приподнимает вверх. Под «плохо себя вела» эта свинья подразумевает ни что иное, как мой отказ от интимной связи, который я рьяно выразила, всадив в его ладонь ручку. Синюю, кажется.

   – Как ее зовут?

   – Рейна Смит.

   – Рейна… – произносит, будто слышит это имя впервые. – Понятно. Мы забираем ее.

   Забираем? И почему я догадываюсь, о чем они говорят?

***

Мои догадки оправдываются, чего и следует ожидать. Спустя несколько часов я сижу в кабинете врача. Чистая, свежая, но почти такая же вымотанная, как и в день до этого, и до этого, и до этого. Доктор – женщина, еще молоденькая, намеревается осматривать меня со всех сторон. Померить давление я ей еще позволяю. Но когда она чем-то светит мне в глаза, я злюсь, выдергивая у нее из руки этот маленький предмет. Фонарик летит в угол.

   Моей реакции она пугается, потому не сразу подходит снова.

   – Послушайте, я лишь хочу помочь, – говорит она, глядя на меня, как на дикого зверька.

   – Зря вы охрану отослали, – голос будто не мой – хрипит.

   – Я вам доверяю. Вам просто нужна помощь, и я могу ее дать. Могу облегчить ваши физические мучения.

   – Они ничто по сравнению с тем, что творится здесь, – я кладу ладонь на грудь со стороны сердца.

   – Могу помочь и с этим, – кивает она.

   А взгляд такой обеспокоенный, словно она и правда за меня волнуется.

   – Зачем тебе это? – Спрашиваю устало.

   – Это моя задача – помогать тем, кто нуждается в моей помощи.

   Я улыбаюсь на эти слова. Горько.

   – Когда-то это было и моей задачей.

   – Я знаю. Читала ваше дело. Год назад вы были в Патруле Города. Сочувствую. Вы знаете, куда вас направляют?

   – Да.

   – Разве Вы не хотите использовать свой шанс? Вдруг повезет снова увидеть свою семью.

   Я отвожу взгляд. Задумываюсь. Так долго об этом мечтала, что попросту устала это делать.

   – Давайте сначала просто попробуем еще раз, хорошо? – Спрашивает врач, доставая из кармана новый фонарик. – Я буду аккуратна, обещаю.

   И я соглашаюсь, позволяя ей себя осмотреть и взять все необходимые анализы.

***

Мое нынешнее здоровье не сулит мне никаких утешительных перспектив. Казалось бы, пневмония, воспаление органов и прочие цветущие болезни, которые могли бы угробить меня быстрее, чем смертная казнь, – а именно такой был когда-то назначен приговор. И это после того, как я посвятила Системе годы жизни. Что тут сказать? Справедливость нынче не в моде. Но, несмотря на тяжелое состояние, меня можно подлатать за считанные часы. Для нынешней медицины такие болезни сущая мелочь. Несколько волшебных уколов, капельницы – и все болезни отступают прочь. Весь мир сейчас сидит на препаратах. Правда, в моем случае дело не только в медицине, дело во мне самой.

   В больничной палате стоит запах лекарств. Он щекочет нос. Я смотрю на свое отражение в зеркале, висящем на стене над раковиной. Кожа выглядит свежей, фарфоровой. Даже и не скажешь, что еще несколько часов назад я подыхала во влажном карцере. Волосы отросли, что я замечаю только сейчас. Последний раз помню их длиной чуть ниже плеч, а сейчас они прикрывают задницу. А вот их цвет нисколько не изменился – они все такие же белые, но не матовой, не седой белизной, а скорее, с отливом серебра. И таких я больше ни у кого не встречала. И глаза у меня темно-синие, такие, как полотно неба после грозы. Почему я такая? Почему так отличаюсь от других? Самое странное заключается в том, что я не знаю наверняка.

   Я четко помню лишь последние пять лет своей жизни. Что было «до», знаю только со слов мужа – Троя. Я выгляжу не как все, имею всевозможные навыки, и регенерация моего тела при должном общем состоянии на порядок выше, чем у любого другого даже с самыми чудодейственными препаратами. Порой мне кажется, что я с другой планеты. Но Трой говорит, что я просто участвовала в засекреченном проекте Главного Лабораторного Центра. Многочисленные климатические катаклизмы привели к возникновению опасных для человечества и страшных вирусов. Эти вирусы распространялись так быстро и так массово, что поначалу люди не успевали с ними бороться. Вирусы меняли людей, разрушали цивилизацию. Чтобы решить хоть часть проблемы, ученые всего мира объединились в поиске лечения. Так был основан Главный Лабораторный Центр. Его целью было создать новое поколение, устойчивое к вирусам, выносливое, идеальное для жизни в иных условиях. А я была одной из тех, на ком проводились опыты. Так мне сказал Трой. Но как это все было и чем кончилось, он не знал. Знала только я, потому что подписывала договор о неразглашении. Единственное, что было известно мужу, что в проекте я перестала участвовать еще десять лет назад.

   Где же я получила свои боевые навыки, не знал даже он. Как оказалось, я была очень скрытной и таинственной особой. Не удивительно, что привлекла внимание такого человека, как Трой. Он у меня поистине интересный мужчина. И не последняя фигура в обществе, приближенном к Сенату. Правда, это не помогло ему уберечь меня от тюрьмы. Единственное, что Трою удалось добиться, это отсрочить смертную казнь. Он все надеется меня вытащить. Глупый.

   Как он там?

   Как там наша девочка?

   Как же мне хочется снова их увидеть…

   Отчего-то увлажнились щеки. Не сразу понимаю, что это мои слезы. Я стираю их ладонью и возвращаю себе маску безразличия. Так легче.

   Для убийцы сына Сенатора, пусть и внебрачного, прощения не было, а мера наказания – самая строгая. Потому что Сенат – единственная верховная и диктаторская власть всей нашей большой планеты, а члены Сената – непоколебимые правители, почти что боги.

   И добро пожаловать в мой мир!

***

Пустота: бескрайняя, сухая, колючая. Словно пустыня в сезон бурь, когда песок кружится в воздухе, проникает в одежду, скрипит на зубах, раздирает легкие. Но стоит ли говорить именно так, когда вокруг НЕГО пестрит изобилие? Стоит. Потому что ни напиться и ни наесться, ни насытить плоть. И он тонет в этой пустыне, словно в зыбучем песке, и таком вязком, что не остается никаких шансов выбраться.

   Он. Стоит темной фигурой у высокого окна, глядя сверху вниз на территорию своих владений. Его взгляд властен, тяжел, внимателен, зорок. Он уверен в себе и в том, что делает. Нет никаких сомнений. Им нет места в его очерствелой душе. Он как Аид на Земле – владыка собственной Геенны.

   – Ваш ход, господин, – слышен тонкий голос личной рабыни.

   Их две. Близняшки. Он медленно поворачивает голову. Две красивые белокурые куклы сидят в одном кресле в обнимку у игрального стола. Перед ними разложены шахматы. Они играют белыми и только что сделали свой ход. Он подходит к столу, чтобы сделать свой. Тонкими пальчиками Лана проводит рукой по волосам сестры, смотрит на него озорным взглядом. Обе – искушенные, распущенные. Почти нагие. Их стройные подтянутые тела укутаны в красный шелк, который струится по коже пестрыми волнами, открывая части обнаженных тел: плечи, грудь, колени. Они любовницы, но скорее друг другу, нежели ему. В их трио Маркус лишь такой же искушенный наблюдатель…

***

Не помню, сколько прошло времени. Кажется, я задремала. Открываю глаза в тот момент, когда шасси самолета касаются земли, отчего встряхивает. Под конвоем меня еще долго куда-то ведут по длинным коридорам и этажам, пока не оставляют в небольшой комнатушке тюремного типа. Здесь только кровать, тумбочка, ниша для одежды и стул. Все – песочного цвета. С первого взгляда создается впечатление, что меня перевели из одной тюрьмы в другую, только с лучшими условиями и смешанного типа. Все же отдельная комнатушка лучше личного карцера. У моей двери даже есть окошко, через которое открывается вид в общий зал, имеющий форму круга. Почему общий? Потому что комнатушки, подобно моей, разбросаны по всему периметру. Во многих из них я замечаю любопытные лица. Здесь надзиратель объяснил мне, что внутри комнаты я в безопасности, потому что двери открываются по отпечаткам пальцев жильца. Естественно на персонал сего заведения это ограничение не распространяется, у каждого есть ключи-карты. Так же мне объяснили, что выходить из комнаты игрокам можно только при особой надобности, это если помимо времени обеда или ужина.

   Так куда меня все-таки доставили? Спрашивать без надобности, стоит только обратить внимание на всевозможные эмблемы одежды, дверей, стен и прочего. Везде красуется оскалившийся красный череп внутри такого же красного круга. Я нахожусь в тюрьме «Райкер». Недалеко от нас остров Нью-Йорк – цитадель зла, арена современного цирка, где проходят «Игры богов». Почему «остров»? Потому что некогда так назывался город Северно-Американского континента, территория которого после всех катаклизмов отделилась от общей и осталась наплаву отдельным островом. И это одна из суш, куда сваливают всякого рода современную нечисть, «живой мусор». А вот те, кого я заметила в этой тюрьме – такие же участники, как и я, и это, несомненно, осужденные. Уже исходя из этого приятную компанию даже не ожидаю. Да впрочем – мне наплевать.

   Отойдя от двери, ложусь на кровать, укрываюсь одеялом и засыпаю.

***

Будит настойчивый стук в дверь. Хоть и просыпаюсь, но реагировать на него не спешу. Кто-то свистит, потом кричит за дверью. Женщина:

   – Эй, Выходи, тварь! Старая подруга хочет с тобой поздороваться.

   Я открываю глаза. Разворачиваюсь. В окошке, стоя по ту сторону двери, скалится женщина с короткими светлыми волосами и шрамом на лице. Бойкая. Она снова ударяет ладонью в дверь и зло выкрикивает:

   – Помнишь меня, сука? Ха?

   Еще бы нет. Это одна из задержанных мною в ночном рейде по городу. Вот только не помню, за что. Зато она, как видно, мне ничего не забыла. Плевать. Безразличная, я снова разворачиваюсь к стене.

***

Она подходит ко мне еще несколько раз. Она и кто-то еще из наиболее любопытных. Для обитателей этого заведения я не только новенькая, а еще и нечто вроде диковинки. Потому я не спешу выходить из камеры без надобности. Любопытство надоедает. Пропускаю обед и ужин. Много сплю, позволяя организму окрепнуть окончательно, что мне пригодится. Ночью здесь не так уж и тихо. Слышу тихие придушенные крики и стоны сексуального характера. Удивляться нечему.

***

Утром мне приносят новую одежду, она же и сценическая. В ней я должна буду выступать на играх. И это: нижнее белье, эластичные шорты, майка, перчатки, сапоги, плащ и... чулки?! Впрочем, какая разница? Главное, что все по несколько пар моего размера. Это радует. Моя первая игра назначена уже на следующую ночь. Пора знакомиться с «коллегами».

   Я одеваюсь. Выхожу в зал во время обеда. В центре стоят столы и стулья, как в небольшом кафе. Подхожу к одному из столиков, где сидит та, которая колотила в мою дверь. Она ко мне спиной, потому не замечает сразу. Хватаю ее за волосы и опускаю лицом в стол. Ломаю ей нос. В зале повисает мертвая тишина.

   – Еще раз подойдешь к моей двери… – пытаюсь предупредить.

   Но девушка не слушает. С криком она вырывается и бросается на меня. Уворачиваюсь от удара, хватаю бойкую за руку, выкручиваю ей за спину до характерного хруста сустава и бью носком по ноге. Поверженная, она падает коленями на пол, а я продолжаю:

   – Еще раз подойдешь к моей двери – убью.

   В этот момент уже медленно поднимается из-за стола ее приятель – так мне кажется, потому что он сидит с ней за одним столиком. Да и вид у него такой, словно он недоволен моим поведением. Сам мужчина – верзила, каких редко встретишь: слишком мордаст, слишком мускулист, слишком высок и широк в плечах. Свои силы я оцениваю быстро и трезво – с ним придется попотеть. Словно отвечая на мои предположения, он срывается на рык, бьет кулаками в стол, который жалобно трещит, едва не складываясь в ножках. Уже предполагаю, что сейчас будет драка. Но также неожиданно по комнате проносится свист. Как и все, перевожу внимание на источник звука. В дальней части зала за столиком сидит мужчина. Широкоплечий, подтянутый, смуглый. На нем черная майка, которая лишь подчеркивает рельефы груди и рук. Глаза серые, пронзительные, а сам взгляд цепкий, тяжелый, диковатый, как у маньяка. Такой запоминается. От него веет холодом лютого мороза. Мужчина ничего не говорит, просто смотрит на верзилу. И тот без особого удовольствия усмиряет свой гнев, обходясь предупреждением.

   – Еще раз ее тронешь, будешь иметь дело со мной, – говорит он мне басом, после чего подходит к своей подруге, подставляя той плечо и поднимая с колен.

   Оставляю их в покое, тихо злясь на этого типа с серыми глазами. Ему не стоило вмешиваться.

   Между тем я спокойно подхожу к стойке, где раздают еду. Беру поднос. Занимаю свободный столик. Длинные волосы, такие чистые за последнее время, мешают. Скручиваю их в узел и откидываю за спину. Ем, лениво думая о том, как бы не подавиться под настороженными и любопытными взглядами. Их около двенадцати, не включая персонал. Больше всего напрягает сероглазый, который смотрит в упор. Он словно жрет меня, перемалывая зубами. Когда дожевываю последний кусок мяса, поднимаюсь и подхожу к нему, опуская ладонь на стол.

   – Есть что сказать? – спрашиваю с вызовом.

   Позади меня все неожиданно замирают. Сероглазый недовольно щурится. Молчит. Напряжение нарастает. Переставая что-то понимать, я начинаю злиться еще сильнее.

   – Язык проглотил?

   – Он… он тебе ничего не скажет, – несмело говорит мне парнишка за соседним столиком. – Не говорит он.

   От неожиданности почти проглатываю собственный язык. Холодный взор становится еще более лютым. Смотрит так, словно обещает меня грохнуть при первой же возможности. Хочется извиниться, но такому не говорят подобного, иначе это будет сродни проявлению жалости. А жаль ли мне его? Нет, нисколько. Да и видно по брутальному лицу, что ему не нужны ни мои извинения, ни моя жалось. Потому я молча разворачиваюсь и направляюсь в свою комнату.

   Но, не доходя до двери пару шагов, слышу грозное:

   – Смит! На выход!

   Закрываю глаза с одной простой мыслью: «Начинается»…

***

Меня выводят из зала. Заталкивают в лифт. Пока едем, руки сковывают за спиной. Поднимаемся на шесть этажей вверх. Еще долгий путь по длинному извилистому коридору. Останавливаемся напротив высоких красивых дверей. Что-то мне начинает подсказывать, что я у порога апартаментов первой персоны во всем этом заведении. Один из охранников распахивает двери. Второй – подхватывает меня под руку и толкает вперед. Проходим по узкой комнате, которая отличается скромностью и чувством стиля: белые стены, черная мебель. Наконец, попадаем в последнюю из комнат. Здесь уже преобладают все оттенки красного. Первое, что бросается в глаза, это круглая кровати, которая находится в центре. И на этой кровати целуются две полуобнаженные блондинки.

   И тут я понимаю – да они близняшки!

   Хочется отвернуться. И главное – есть куда. Сбоку от входа на диване сидит мужчина, для которого и устроено все это представление. Не узнать его может лишь тот, кто не знает, что такое средства массовой информации. Я же знакома с ним лично. Мы встречались несколько раз на всевозможных приемах, куда я приходила вместе с мужем. Помню, я невзлюбила его сразу же, как и он меня. Так вот это сидит сам владелец острова «Нью-Йорк» и «Игр богов». И зовут его – Маркус Петрелли. Он одет очень по-домашнему – в черные джинсы, наверняка выкроенные по его меркам, и белую рубашку, не заправленную и не застегнутую ни на одну пуговицу. И вот этот мужчина обращает на меня свой взор. Лицо серьезное, с жесткими чертами. Глаза черные, словно дно бездны. Ловлю себя на мысли, что невольно по коже пробегает странная дрожь. Она мне противна. Потому я умело отодвигаю в сторону все лишнее.

   – Ближе, – произносит он всего одно слово. – И на колени.

   Как же все-таки коварна судьба-злодейка. Дело в том, что Маркус – главный конкурент моего мужа. Так все-таки, чем занимается мой муж? Да почти тем же: если у Петрелли – «Игры», то у Троя – собственный «Колизей». И если раньше я для Маркуса была женой конкурента, то сейчас – рядовая туша для его игр. Таков наш мир – один неверный шаг, и ты в пешках. Даже не представляю, что будет с Троем, когда он узнает, куда и к кому я попала.

   Дернув меня за руку, охранник подводит к Маркусу. Ударяет носком ботинка в сгиб моей ноги, так что я едва не падаю на колени. Но он настаивает. В плечо врезаются грубые пальцы, давят вниз. Снова удар по ногам. И вот я все-таки на коленях. Стою, скрипя зубами, натягивая оковы до боли в запястьях, и смотрю на охранника, обещая ему как минимум врезать. От него отвлекает Маркус. Он придвигается ко мне, меняя положение тела. Локти ложатся на разведенные в сторону колени. Я вижу начищенные до блеска ботинки, и обращаю внимание на его руки почти у самого моего носа. И надо признать, достаточно красивые руки, чтобы я задержала на них взгляд. Когда же поднимаю глаза, то упираюсь в пустоту его черного взора.

   – Все такая же дерзкая? – Спрашивает он.

   – Как и всегда, – отвечаю с не напускным спокойствием.

   Охранник отступает в сторону и занимает позу «покорного ожидания».

   – Сколько ты здесь?

   – Два дня.

   – Два дня, и уже успела нажить врагов. Неплохо. Учитывая, что у тебя с ними следующей ночью первый выход. Ты жить хочешь?

   – Не уверена.

   Смотрит в упор. Изучает. Кажется, даже верит. Опускает глаза, нахально рассматривает мое тело. Так по-мужски.

   – Нравится? – Спрашиваю с ухмылкой.

   Поднимет глаза и отвечает:

   – Не очень.

   Врет или нет, мне наплевать. Мнение этого типа меня интересует меньше всего. Тем временем, он откидывается спиной обратно на спинку дивана.

   – Даже ради Троя и Лои?

   Невольно сглатываю. За одно упоминание их имен хочется порвать ему глотку.

   – А это не твое дело.

   Беспристрастно смотрит на меня. Отводит взгляд туда, где продолжается его представление. Берет в руку стакан с красным напитком и медленно подносит к губам. Я уже не понимаю, почему все еще стою перед ним на коленях.

   – Я свободна?

   Медленно, даже нехотя, опускает глаза ко мне. Словно его окликнула недостойная внимания.

   – Я скажу, когда будешь свободна.

   И снова возвращается глазами к девушкам. Чувствую себя оскорбленной. Хоть и не привыкать. Да и другого поведения от Маркуса я не ожидаю. Терпеливо жду пару минут. В это время пытаюсь нащупать на оковах секретку – уж кому как не мне знать, как заставить их поддаться. Откидываюсь на пятки и поднимаюсь, из-за чего меня награждают суровым взглядом черных глаз. Охранник уже почти рядом со мной. Но и секретка найдена. Короткий щелчок, и мои руки свободны. Встречаю охранника кулаком в нос. Как я и обещала. Он явно не ожидает, тем более такого сильного выверенного удара. Слышу хруст переносицы, а так же женский визг за своей спиной. Попутно выхватываю из набедренной кобуры мужчины Пи-7, самый любимый мною пистолет из всех, какие только сейчас существуют. От ощущения холодного металла в моей ладони, этой любимой мною игрушки, ловлю истинное удовольствие. Но расслабляться некогда. Массивное дуло Пи-7 смотрит охраннику в лоб, пока я прожигаю взглядом Майкла, только теперь – сверху вниз, а не снизу вверх. Второй охранник уже готов стрелять. Одно мгновение… за которое Петрелли поднимает ладонь в знак отмашки.

   – Ну что ты? Не стоило. И все-таки, я хочу услышать, что свободна,– говорю ему.

   – Впечатляет, – произносит он. – Уверен, твои боевые навыки тебе пригодятся в играх. – Лениво делает глоток из стакана. – А сейчас будь хорошей девочкой и отдай оружие.

   Мои глаза превращаются в две щелочки. Мне кажется или он надо мною издевается?

   – Я не повторяю дважды, – пугает он, да так, что назло не хочется опускать оружие.

   А еще любопытно, почему этот мужчина так спокойно себя ведет, когда рядом находится непредсказуемая женщина с оружием в руках. Но в этот момент что-то происходит. Я смотрю ему в глаза и куда-то резко уплываю. Проваливаюсь в бездонную пропасть…

   Вспышка. Переливы шелковых простыней, сминаемых моими пальцами. Слияние наших скользких тел, покрытых жаркой испариной. Рывок его бедер внутрь меня. Сжатие сильных пальцев на моей коже. Черные как ночное небо глаза… толчок… глаза… толчок… Запрокидываю голову. Выкрикиваю стон. Снова рывок, почти удар. Жестко, но так восхитительно сладко…

   Выплываю из омута, роняя пистолет, когда снова оседаю на колени и хватаю ртом воздух, потому что... потому что (черт!) ищу точку опоры, пока меня сотрясают спазмы оглушительно оргазма. Вот сволочь! Как он это сделал?! – Думаю я. В это время Маркус как-то угрожающе поднимается с места. И на мою щеку опускается тяжелая пощечина. Наотмашь. Так неожиданно, что я даже не успеваю защититься. Щека мгновенно немеет и начинает пульсировать. Смотрю на Маркуса с гневом в глазах, обещая дать сдачи. Но и его взор все также суров. Не понимаю его поведения напрочь. Он кидает взгляд на охрану и резко бросает:

   – Уберите ее отсюда.

   Не успеваю вдохнуть, как меня поднимают и ставят на ноги, после чего выпихивают из комнаты. Я слишком ошарашена и зла, чтобы спорить. Иначе просто сейчас кого-то убью. Спотыкаюсь, но продолжаю идти. Сглатываю, ощущая сухость во рту, пока запихивают в лифт. Накрываю пальцами низ живота, пытаясь понять: что это все значит?!

***

Ночью не могу уснуть. Меня преследуют черные глаза. И те откровенные образы, те ощущения, которые они смогли во мне вызвать. Откуда все это? Я и не знала раньше, что Маркус умеет влезать людям в голову. Но зачем он навязал мне эти образы? А после еще ударил по лицу. У этого мужчины с головой явно что-то неладное.

   Пытаюсь о нем забыть. Но уснуть так и не удается. За мной снова приходит охрана. Пока ведут по уже знакомому коридору, я все задаюсь вопросом: «Что еще от меня нужно этому сукиному сыну?» Да только стоит мне переступить порог покоев Маркуса, как забываю обо всем. И задыхаюсь эмоциями. Я вижу Троя. И пусть не здесь, а всего лишь на большом экране, но это уже больше, чем я могла бы желать. У него темные волосы длиной чуть ниже плеч. Он жилист, высок и очень красив, но главное – такой родной! Впервые за последнее время на моих губах появляется улыбка. Увидев меня, он подается ближе к экрану, опираясь руками о поверхность стола. Читаю по карим глазам, как ему хочется быть рядом. Эти эмоции граничат с безумием. У него всегда так. А еще вижу в них любовь, чувство вины и злость, но не на меня, на обстоятельства, которые он не в силах изменить. В подтверждение этому он произносит простое и емкое слово:

   – Прости.

   – Я знаю, милый, знаю, – говорю в ответ, осознавая, что виновата в первую очередь я.

   Что же до Маркуса, то тот в вальяжной позе хозяина сидит в кресле. Почти в той же одежде, только уже с застегнутыми на рубашке пуговицами. Равнодушный ко всему вокруг.

   – Все? – спрашивает он у мужа. – Я удовлетворил твое скромное пожелание? Ты увидел ее. Как видишь, она в порядке.

   Трой переводит глаза к нему:

   – Чего ты хочешь? Денег? Мой «Колизей»?

   – Заманчиво. Но нет. Она будет участвовать в играх.

   Трой снова смотрит на меня. Злится еще сильнее прежнего. Но мы оба понимаем, что спорить бесполезно. Бесполезно и применять силу. Не здесь и не сейчас. Но думаю я в первую очереди не о нас, а о дочери. Свою свободу, ради нашей девочки, мне придется зарабатывать кровью и потом. И уже кажется, что даже к лучшему, что мы в этот момент так далеко друг от друга.

   – Как Лоя? – Спрашиваю, пока есть возможность.

   – Скучает по тебе.

   Душу в себе поток ненужных слез. Нет, я должна быть сильной! Я должна пройти эти чертовы игры и вернуться домой! Я просто не имею права упускать такой шанс.

   – Поцелуй ее от меня. Хорошо? И передай, что мама постарается скоро вернуться.

   – Я, конечно, тронут, – вставляет свое слово Маркус. – Но на этом все, Трой. До встречи.

   Муж уже открывает рот, чтобы что-то добавить. Но Маркус одним нажатием кнопки разрывает канал связи. Он даже не дает попрощаться! Вот же!..

   Уходить не спешу. Выдыхаю все лишние эмоции. Сажусь в кресло напротив Маркуса. Он с интересом смотрит на меня, явно не понимая этого очередного приступа наглости.

   – Хочу поговорить, – произношу я.

   – Что ж, когда наши желания совпадут, я дам тебе знать.

   – Сейчас, – настаиваю я.

   Он отводит взор и просто говорит:

   – Уберите ее отсюда.

   Я подрываюсь с места. Мое плечо тут же обхватывает грубая ладонь в черной перчатке. Вот это он зря! Потому как я и так на взводе. А охранников всего… трое. Для меня сущая мелочь. Первому ломаю руку и нос. Второму стреляю в ногу. Третьему - в плечо. Раза два. Кровь на красной плотной шторе даже не сильно портит весь вид. На мои действия Маркус смотрит тем же беспристрастным взглядом, будто я тут разношу кофе, а не калечу его людей, которые, правда, поправятся очень быстро. Тогда становится еще интереснее, за что же я получила ту пощечину?

   Снова сажусь перед ним в кресло и закидываю ногу на ногу. Кладу Пи-7 себе на колени. На мне только тонкая майка, удобные шорты и высокие сапоги, благо, без шпильки.

   – А сейчас я достаточно убедительно прошу о разговоре? – Спрашиваю мужчину.

   Он щурится:

   – Ты начинаешь меня бесить, Рейна.

   Я вздрагиваю, сама не зная, отчего. Просто мое имя впервые слетает с его губ. Он приподнимает руку… и пистолет летит в его ладонь, будто тот резко дергают невидимой ниточкой. Прекрасно, ему еще ведом и телекинез. Не мужчина, а ходячий сюрприз. Это заставляет нервничать. Просто хочется знать заранее, в логово какого хищника ты умудрилась попасть. Отбросив мою несостоявшуюся игрушку в сторону, он поднимается.

   – Иди за мной, – бросает он, шагая к выходу.

***

Я встаю и иду за Маркусом. Он распахивает перед собой двойные двери. Нам навстречу уже спешат его люди.

   – Двое с нами, – говорит он, и к нам присоединяются два человека.

   Вдоль по коридорам, вниз по лестницам, через тяжелые стальные двери с кодовыми замками, и мы заходим в круглую комнату. Я понимаю, что это за комната, когда за спиной захлопывается дверь. Это какая-то прямо-таки комната пыток или наказаний: стеллаж с кнутами, железные оковы на стенах, даже «железная дева». В полу отверстия для стоков. И удивительная для помещения медицинская чистота. Странно, что мы не в бахилах. В центре же комнаты два железных столба с оковами. На них Маркус и кивает:

   – Тебе сюда.

   Он спятил?! Да еще заставил меня прийти своими ногами?!

   – Только попробуй, – угрожаю ему.

   Мужчина просто вскидывает руку и сжимает ее в кулак, и воздух сразу становится плотным. Он сковывает, давит, и я уже с трудом могу шевелиться. Тут подоспевают подручные Маркуса. И я не могу им сопротивляться. Терплю и злюсь, стискивая зубы, пока приковывают к столбам и фиксируют ноги. Натягиваю оковы, когда Маркус ослабляет свое давление.

   – Ты за это ответишь, слышишь? – Обещаю ему.

   – Конечно, – говорит, усаживаясь в черное кожаное кресло, которое стоит чуть в стороне от меня, и закидывая одну ногу на колено другой.

   Чертовы охранники отступают назад и становятся по стойке «смирно». Я оглядываюсь, насколько могу, пытаясь угадать, что же будет дальше. А дальше в комнате появляются те самые близняшки. Ухоженные, причесанные и накрашенные, с алой помадой на губах. На обеих красные шелковые халатиках до самых пят. В остальном босые и, кажется, нагие.

   – Новая игрушка? – Говорит одна из них, обходя меня по кругу.

   – Мне нравится, – произносит вторая.

   Обе подходят к стеллажу с кнутами, начиная выбирать. Причем копаются так долго и так увлеченно, словно выбирают ювелирное украшение. Смотрю на Маркус:

   – Я знала, что ты редкая сволочь, но не думала, что настолько.

   – Ты сама напросилась. Нужно было слушать, что я говорю, и не трогать моих людей.

   – Так это наказание?

   – Считай, что да. Эта комната оборудована специально для тех, кто плохо слушает.

   Смотрю с ненавистью в глазах:

   – Ты играешь с огнем.

   – Ты правда думаешь, что меня это испугает?

   Пока мы говорим, блондинки приходят к консенсусу и выбирают кнут. Не особо страшный, но неприятно будет.

   – Только аккуратнее, – говорит им сволочь. – Ей нужно быть сегодня на игре.

   Если одна берет кнут, то вторая – с пустыми руками. Одна встает передо мной, другая – за спиной. Вижу красивое невинное личико, но светлые глаза с маньячной искоркой – в них стоит предвкушение. К спине прикасаются холодные пальцы, задирают ткань вверх, обнажают грудь. Откладываю в памяти как-нибудь прибить обеих.

   – А ты красивая, – говорит девушка, проводя рукой по моим волосам, собранным в хвост. – Я – Лана, а это, – кивает она на сестру, – Лина.

   В ответ молчу. В который раз натягиваю оковы, прикрываю глаза и считаю до десяти, пытаясь умерить свою злость. Жаль, что из всех навыков и способностей я обделена силой Геракла.

   – Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спрашивает Маркус.

   Смотрю на него все с той же ненавистью:

   – О, как вовремя!

   Пока отвлекаюсь на этого гада, Лана наклоняется к моей шее и касается губами кожи. Я вздрагиваю. Тем временем Лина проводит ладонью по изгибу спины. Вот сейчас мне становится страшно. Я была готова вынести удары кнута, но не это!

   – Маркус, убери их от меня! – Едва не с паникой прошу я.

   Он молчит. Ну, конечно же, какое ему дело до моей просьбы?

   – Я задал тебе вопрос, – напоминает он. – Закончим разговор, и я попрошу близняшек умерить свой аппетит.

   Закрываю глаза, снова собираясь считать до десяти. В это время приходится переносить поглаживание ягодиц. Распахиваю глаза, когда женские губы легко касаются моих губ. Говорю этой Лане в рот:

   – Отойди от меня.

   Она хитро улыбается. Не настаивает. Целует в щеку. И в этот момент на мою спину опускается первый удар кнута. Страшно подумать, чем это все кончится. Я даже уже готова идти на уступки. Чего он там хотел услышать?

   – Зачем ты навязал мне те образы? – Спрашиваю мужчину в перерыве между первым и вторым ударом кнута, а так же касаниями женских губ.

   – Я тебе их не навязывал, – отвечает он спокойно.

   – Тогда что это было?

   – Это у себя спрашивай. Это все плод твоего сознания.

   – Что?! – Выкрикиваю это, а следом еще и стон боли, когда кнут в третий раз рассекает кожу. О Лане на секунду забываю, пытаясь игнорировать. – Это не может быть плод моего сознания.

   Он встает с кресла. Подходит к нам, небрежно опирается рукой о столб и смотрит мне в лицо:

   – Неужели? Никогда не мечтала обо мне втайне от мужа?

   Да он издевается! Дергаю руками в желании его ударить.

   – Ты мне никогда не нравился, – говорю сквозь зубы и честно.

   Тем временем Лана опускается ниже по моей коже, покрывая поцелуями шею. И снова удар по спине, да так, что кончик хлещет руку Маркуса, прорезая ткань рубашки вместе с кожей. Я было надеюсь, что он сейчас вспылит на блондинок и выгонит их отсюда. Но нет. Он безразлично смотрит на девушку, потом на руку, будто ему и не больно, снова возвращается ко мне и произносит странную фразу:

   – Жаль не могу это проверить.

   Лана уже добирается до ключицы. Я пытаюсь ее оттолкнуть коленями. Получается плохо, мешают оковы на лодыжках.

   – Ты читаешь мысли?

   – Нет. Я чувствую чужие эмоции, либо могу вытаскивать какие-то образы из глубин сознания. Что еще?

   – А пощечина за что? – Спрашиваю дальше.

   – Мне не понравились твои образы.

   Отвечает так просто, будто это и в самом деле все объясняет. Только вот, сравнивая его обычное состояние – в тот момент он просто вышел из себя. Так все-таки он считает эти образы моими? Но я не согласна. И в итоге мы остаемся каждый при своем мнении.

   – Я закончила с разговором. Теперь убери их.

   Он молчит. Лина снова опускает кнут на мою спину. От души. Вторая блондинка уже опускается к груди.

   – Маркус! – слышу истерические нотки, что на меня не похоже.

   – Лана, – окликает наконец, но не сразу, будто делая мне одолжение. – Поскромнее с нашей гостьей.

   Та поворачивается к нему:

   – Хозяин, но мы только начали.

   Надувает губы. Выпрашивает. Но его это нисколько не трогает.

   – Как видишь, она предпочитает кнут, нежели тебя, – говорит он ей.

   На лице девушки медленно расцветает обида, которая сменяется злостью. На меня.

   – Хорошо, – звучит обиженно.

   Она отходит. Берет еще один кнут и встает рядом с сестрой. Частота ударов увеличивается вдвое. Я терплю их под безразличным взглядом черных глаз. С каждым разом становится все больнее. Даже у меня кожа и мышцы не успевают восстановиться так быстро. Но приходится терпеть.

   А эта сволочь все стоит рядом и смотрит. В него летят алые капли. Попадают на белую рубашку и в лицо. Но он будто их не замечает.

   – Сколько еще? – спрашиваю у Тирана.

   – Я жду… когда ты попросишь прекратить.

   Вот сложно было сказать сразу?!

   – Тогда хватит, – быстро выдыхаю.

   Маркус кидает ленивый взгляд на своих рабынь. И удары прекращаются. Выдыхая, я почти повисаю на своих оковах.

   – В следующий раз, – говорит он, – лучше мне не перечить.

***

Спустя полчаса я уже сижу в своей комнате. Сижу и пью воду из пластиковой бутылки, пытаясь утолить жажду и остудить злость. Спина еще болит, но раны быстро затягиваются. Поэтому пока не надеваю чистую майку. Маркус мне ответит за это. Уж я постараюсь.

   – Что, получила? – Злорадствует за моей дверью старая знакомая.

   У нее на переносице красуется пластырь – моя работа.

***

Вечером начинается шоу. Наступает время для «Игр Богов». Я одеваюсь по всей форме, надеваю перчатки, плащ и даже чулки. Волосы заплетаю в косу. Выхожу вслед за всеми. Мы поднимаемся вверх, на последний этаж здания.

   Здесь нас уже ждут организаторы. Царит суета. Просторная комната напичкана камерами и заполнена людьми. На стенах висят экраны, по которым уже транслируют заставку Игр. Ее сменяет обзор участников. Мелькают лица, в том числе и мое. Показывают ведущего, который вскоре в сопровождении камеры и трех девиц появляется в этой комнате лично. Он одет в черные брюки, алый пиджак, такого же цвета галстук, и весь лощеный до отвращения. Один из участников хватает девиц за талию, привлекает к себе и жадно целует. Другие девицы хохочут. И это все происходит перед камерой.

   Меня отвлекает верзила в черной форме с эмблемой Игр на левой стороне груди, а именно – с красным оскалившимся черепом.

   – Значит, ты у нас новенькая? – Спрашивает он.

   Взгляд жесткий, поза уверенного в себе человека. Суровый на вид. Но я ему отвечаю:

   – Что, так заметно?

   Он ухмыляется.

   – Правила знаешь?

   – Можно сказать, нет.

   – Тогда рассказываю. Твоя задача, как и у всех, перемещаться по городу согласно карте и выполнять задания. Из точки «А» добраться до точки «В», потом до «С» и так до конечной. Врагов хватит на всех. Задания – разной сложности, главное – дойти до конечной точки. Поэтому лучше двигаться вместе со всеми, желательно слаженно, не отделяться без надобности, хотя самодеятельность приветствуется. Это понятно?

   – Да уж не глупая, вроде бы.

   – Умница. Меня зови – Заг. А теперь вперед, выбирай оружие.

   Он кивает на круглый красный шар, который стоит на высокой ножке недалеко от нас. В шаре есть отверстие. В него я должна засунуть руку и вытащить карточку. Это своего рода лотерея. Такая, где ты выбираешь способ, каким будешь защищать свою жизнь. Например, Немому достается Пи-7. Мужчина привычным движением рук распихивает по карманам обоймы. Завидую ему.

   Я подхожу к шару. Тут же подскакивает ведущий со своей камерой, свет от которой бьет в глаза.

   – А что у нас тут? Да это же наша новая участница! Дамы и господа, поприветствуйте… Несравненную Рейну! Дорогуша, скажи пару слов нашим зрителям.

   Это он ко мне обращается?! Оказалось, что да, потому как, произнеся это, он сует мне в лицо микрофон. Я и говорю:

   – Отвали.

   На что он:

   – У-у-у, какой перченый характер. Уверен, вам это понравится, – говорит он в камеру, понижая тон. – А еще знаете, что я вам сейчас скажу… – Совершенно беспардонный тип отводит оператора в сторону, кидая на меня улыбчивые взгляды. Манит девиц к себе поближе, будто собираясь открыть им какой-то секрет. После чего я слышу тихие слова: – Вы узнали ее? Да-да, это та самая. Это жена Троя, владельца «Колизея»… какая интрига!

   Мне кажется, что он много говорит, отчего я начинаю злиться. Но только делаю шаг в его сторону, на моем пути встает Заг, едва ли не загораживая весь обзор.

   – Оставь его, – говорит он мне. – И поторопись, а то останешься без оружия.

   Вовремя понимаю, что он прав, и возвращаюсь к шару. Наконец засовываю рукувнутрь и вынимаю карточку. На ней написано красивым готическим шрифтом – меч. Свезло так свезло. Радует одно – я умею им пользоваться. Один из ассистентов протягивает мне мое новое оружие – длинный меч в черных ножнах. На ножнах вырезаны драконы, они словно перетекают от кончика к основанию в причудливых позах. Рукоятка белая, костяная. Вытаскиваю лезвие. Вау! Это самый настоящий черный обсидиан. Эта игрушка начинает мне нравиться.

   – Необычной девушке – необычное оружие, – говорит Заг, подмигивая.

   Я почти тронута комплиментом.

   Подходит Немой, опаляя холодом своих глаз. Протягивает раскрытую ладонь в жесте «дай посмотреть». Вот еще! Резким движением загоняю меч в ножны. А ему отвечаю:

   – Примета плохая.

   Он долго смотрит. Потом достает блокнот и карандаш. Что-то размашисто черкает на чистом листочке. Отрывает и передает его мне. Читаю: «Ты не доживешь до утра».

   – Поспорим? – Говорю уже в спину.

   Поворачивается обратно. Снова пишет. Читаю: «Не вижу смысла».

   Хм, оригинально. И очень воодушевляет.

   Дают первый сигнал. Это значит, пора выходить на вертолетную площадку. Мне помогают закрепить меч за спиной, чтобы ничего не мешалось в ногах, и были свободны руки. Пока идем, изучаю своих «коллег». Задачу мне упрощает Заг. Уже внутри вертолета он проводит знакомство.

   – Значит, так – это Рейна… – начинает он.

   Немого, оказывается, зовут Мак. Мою старую «подругу» – Перл, и у нее в арсенале два острых стальных полумесяца. У ее друга, крепыша Дика, секира – такая компактная, мини вариант, но из-за этого не менее смертоносная. Молодого парнишку зовут Майки – у него всевозможные взрывоопасные примочки, большие и малые. С виду такой юный, а оказывает, такой опасный тип.

   Также с нами летят еще двое мужчин и девушка с темными волосами. Девушка носит имя Кори. У нее – лук и стрелы. Парни также крепкие. И у обоих на лбу написано «опасен для жизни». В вертолете я сажусь напротив одного из них. Это именно он целовал ту девицу ведущего. И зовут индивида невинно – Берт. Но имя обманчиво. Он не прекращая вертит в руке «бабочку». И смотрит на меня так, будто в уме рисует этой «бабочкой» узоры на моей коже. Причем, на трупе. Маньяк по духу и образу жизни, не иначе. В его арсенале ножи и пара огнестрельных. Последнего представили – Вонг. У него раскосые глаза. И он пуст. Странно.

   Пока летим, ловлю на себе любопытные взгляды. Утешает то, что со временем это у них пройдет.

   Наконец залетаем на территорию острова «Нью-Йорк». Мертвый город окутывают сумерки. Вид сверху ужасает. Полуразрушенные высотки все еще стремятся куда-то ввысь, но многие из них уже давно без зеркальных окон, и все покрыто трещинами или ржавчиной. Какие-то здания и прочие сооружения разрушены вовсе, от них остались одни сваленные груды обломков и ржавого железа. Дороги заросли и в основном разбиты напрочь. При желании кое-где можно проехать на внедорожнике, если конечно на пути не окажется разрыв в виде канавы, уходящего в подземное метро, или другого неожиданного препятствия. С первого взгляда кажется, что в этом богами забытом месте нет ни души. Но это далеко не так. Души тут есть. Но только уже давно проклятые.

   Нас выбрасывают на контрольной точке – на дорожном пяточке, который изрисован эмблемой Игр. Я встаю как раз на левый клык черепа. Еще при высадке раздают широкие браслеты – это и есть интерактивная карта.

   С этого момента дается старт.

   Надеваем браслет. Включаю свой. Он оживает и разворачивает над моей рукой трехмерную картинку в виде объемного изображения. На ней видно место, где мы находимся, и первая точка следования. Жестом руки Мак дает сигнал «все за мной». И все идут за ним. Это любопытно. Оказывается, этот Немой тут у них за старшего. Шагаем по дороге куда-то вглубь города. Воздух здесь смрадный, отчего все натягивают на рот тряпичные макси, опять же с красной эмблемой. Берт не оставляет в покое свою «бабочку» даже сейчас. Это начинает уже раздражать. Особенно в тот момент, когда он смотрит на меня. По глазам вижу, что задумывает что-то нехорошее. Только хуже от этого будет не мне.

   До первой точки доходим бодрым шагом. Без приключений. Под пристальными взглядами видеокамер. Здесь, на стене невысокого здания, висит красная коробочка – в Играх все предусмотрено заранее. Мак включает ее. Все по очереди проводят браслетом вдоль маленького окошка на коробке, и на картах с тихим писком меняется маршрут. Теперь наш путь лежит в парк.

   Здесь – первый сюрприз. «Точка» – а именно так между собой называет бригада маленькую красную коробочку – находится в центре заминированного участка. Проверили – мины неширокого радиуса поражения, но если на нее случайно наступить, ногу оторвет точно. Еще один плюс – задержка между касанием и взрывом в три секунды – достаточно, чтобы отпрыгнуть в сторону. Хм, да, как раз на другую мину.

   Чтобы не кучковаться, идем в две колонны. Первую ведет Мак, вторую Дик. Они прокладывают путь, при необходимости активируя мины собранными заранее камнями. Я упускаю тот момент, когда за мной оказывается Берт. Он дышит мне в спину, тем и нервирует. В один момент встает слишком близко, почти наступая на пятки. Но когда тыкается мне носом в шею, шумно вдыхая запах с кожи, я зверею. Оборачиваюсь и толкаю его в грудную клетку. Он вылетает из полосы безопасной тропинки и падает спиной на землю. Под ним раздается слабый писк. Прикрыв голову, парень уворачивается в сторону. На том месте, где он только что лежал, раздается взрыв. Во все стороны разлетается сухая земля. Снова писк. Берт, все еще целый, откатывается обратно. И снова взрыв. Далее следует звенящая тишина, пока ее не нарушает Перл:

   – Сука! Она же нас всех так угробит!

   Хочется ее послать, но я сдерживаюсь. Поднимается шум и гам. Перл в панике требует меня пристрелить сейчас же. Другие пытаются ее успокоить. Наверняка она бы уже попыталась это сделать, если бы у нее было при себе огнестрельное оружие. Но его нет даже у тех, кто стоит рядом с ней: Мак и тот же Берт идут в моей колонне.

   – Все, закончили! – Пытается перекричать всех Берт. – Я в норме!

   Он встает – Вонг подает ему руку. Стряхнув с себя землю, подходит ко мне. Смотрит в глаза с улыбочкой маньяка, с вызовом.

   – Хочешь еще? – Спрашиваю я.

   Чуть наклоняется вперед и тихо говорит:

   – Я все равно тебя поимею.

   – Ну-ну, рискни, – предупреждаю лихого.

   Не успеваю повернуться, как уже хватают за руку и дергают вперед. Это Мак. Он тащит меня к себе и ставит вперед колонны. Молча, что естественно, и сует в руку камни. И так же грубо подталкивает ладонями в спину. Злюсь, но не спорю. Идем дальше.

   На это раз доходим до Точки мирно. На карте отражается пункт «С». Это куда-то еще глубже в город. Честно говоря, интуитивно мне кажется, что я знаю этот город. Будто я когда-то тут была. Когда еще все было иначе. Когда здесь кипела жизнь: бурная, чистая, цветущая и цивилизованная.

   Да только город этот канул в Лету еще до моего рождения.

   Идем до токи «С». Где-то неподалеку от нас возникают какие-то шорохи. Похоже, жители города уже знают о нашем присутствии. Но пока они просто следят за нами и следуют по пятам. По дороге никто не разговаривает. Если кто-то спотыкается, его тут же подхватывают. Жизнь каждого в отдельности тут зависит от всей команды. И они, не смотря на то, что уголовники, это ценят. Но всегда ли так? Надолго ли? Жаль, я редко смотрела это шоу. Трой запрещал.

   Наконец, мы оказываемся у подножия здания – высокое, разрушенное, в основном со сквозными дырами на месте окон. Сверху доносится протяжный писк летучей мыши и шелест крыльев.

   – Нам наверх, – обреченно говорит Майки.

   Смотрю на парнишку. На вид лет восемнадцать, щупленький с кучерявой шевелюрой. Уже становится интересно, как он вообще сюда попал.

   – Да это здание рухнет, как только мы в него войдем, – озвучивает Кори мысли каждого из нас.

   Где-то позади раздается грохот. Все реагируют на него, как один – вздрагиваем и оборачиваемся. Но видим только ускользающие тени, и как по асфальту катится какой-то мусор. Берт складывает «бабочку» и убирает в карман, освобождая руку.

   – Ладно, идем вперед, – говорит Дик, сплевывая на землю. – Не первый раз.

   Внутри темно, царит Разруха и хозяйничает Ветер. Приходится доставать фонарики. Неимоверно радует, что они не ручные, а такие, которые крепятся на лоб с помощью широкой резинки – это освобождает руки. Перл обо что-то спотыкается, но тот же Дик вовремя поспевает ей на помощь. Приходится теперь светить еще и под ноги.

   – Какой этаж? – Спрашивает Вонг, который копается в карте.

   – Пятнадцатый, – отвечает Перл.

   – У меня семнадцатый, – не соглашается тот.

   – *лять! – Выдает Кори. – Опять.

   – В чем дело? – Не понимаю я, открывая карту.

   На моей вообще двадцатый этаж. Отвечает мне Майки, тихо, шепотом:

   – Это такой игровой ход. Они специально это делают. Теперь нам придется разделиться.

   – Я пойду с Бертом. – Решает Кори. Она подходит к мужчине и встает к нему в пол оборота. Смотрит с долей остринки в глазах. – Если у тебя, конечно, нет других вариантов.

   А Берт смотрит на меня.

   – Да сейчас! Чтобы я пошла куда-то с тобой вдвоем? Если только тебе не надоело жить.

   Все решает Мак. Он выходит в центр нашего сложившегося круга. Отводит меня куда-то в сторону. Ко мне же и Майки. Далее показывает рукой, что Кори идет с Бертом и Вонгом, а Дик с Перл. Так и решается. Разброс в этажах идет с пятнадцатого по двадцатый. Каждой группе достается по два этажа. Включаем наушники, они же рации. Дружно ищем лестницу и расходимся по этажам.

***

Сидя на удобном диване, оббитом черным бархатом, Арес беспристрастно наблюдал за своим подопечным. Трой метался по комнате, не спуская глаз с большого экрана, где развивались события «Игр Богов», и где пыталась выжить его... «возлюбленная». Само название вызывало в нем улыбку. Но действия Игры, в принципе, удовлетворяли. В этом мире так сложно было добиться от людей чего-то большего! Так много утрачено. Да, надо признать, он переборщил. Слегка. Когда увлекся междоусобными войнами, которые и повлекли за собой некоторые разрушения, катаклизмы, мутацию. Хотя Афродита называла это иначе: «Доигрался!» Уф, при одном воспоминании об этой женщине у него твердели чресла.

   – Арес, я тебя еще раз прошу! – Снова обратился к нему Трой. – Сделай же что-нибудь! Верни мне Рейну!

   – Если я вмешаюсь, это развяжет руки Афродите. А у нас уговор – мы не вмешивается в ваше злополучное трио, которое, кстати сказать, уже у меня в печенках.

   – Что если она уже вмешалась?! Какого черта Рейна вообще делает у Маркуса? Если он все вспомнит…

   – Он не вспомнит! – Отрезал Арес. – И хватит ныть! Ты позоришь мое великое имя.

   Трой замолк. Отвернулся, сложил на груди руки и уставился на экран.

   Трой, Рейна, Маркус – эта троица уже давно стала занозой в заднице Бога Войны. Когда-то они были одними из лучших Хранителей Баланса. Сейчас же тошно смотреть, что с ними стало. Маркус походил напризрака самого себя. Рейна превратилась в куклу в руках Троя. Сам же Трой полностью отдался своей одержимости этой женщиной. И виновата в этом ни кто иная, как Афродита. Вот кто ее просил даровать любовь Маркусу и Рейне?! Тогда бы не проснулась и в Трое эта всепоглощающая зависть. Бесы Аида! И ведь опять он злится! Пожалуй, самое время посетить Римский легион, умыться кровью раненых и павших, и вволю насладиться битвой. Чтобы только успокоиться.

   И все-таки, Арес не оставил их. Он был рядом. И присматривал. Трою подсобил с современной версией «Колизея», Маркусу подкинул «Игры Богов»… Чтобы только от обоих был хоть какой-то толк! Рейну же предпочел не трогать, оставив ее одержимому и «пылко влюбленному» мужчине. Трой заслужил это, как истинно верный своему богу, который в свое время открыл ему глаза на происки его любовницы. Хотя жаль, что даже это не помогло подопечному остаться Хранителем Баланса. С поста пришлось списать всех троих. Всех! Такова была воля Судеб.

   Потянувшись за веткой винограда, который лежал перед ним в вазе на невысоком столе, Арес заметил Лою. Девочка пяти лет пряталась за дверным косяком, не решаясь зайти внутрь комнаты, но с любопытством наблюдая за ним издалека. Большие темные глаза достались ей от папы Маркуса, белые волосы – от мамы Рейны. И она обещала вырасти интересной женщиной. О да, он знал, какой она будет.

   Протянув виноградинку, Арес поманил к себе девчушку. Та покосилась на Троя, получая от самоназванного отца ноль внимания. Тот был слишком занят. Тогда Лое пришлось принимать решение самой – можно ли ей подойти? Бог и не сомневался в ее решении. Прошмыгнув в комнату, девчушка подбежала к нему. Остановилась. Нерешительно взяла из его руки виноградинку. Он подмигнул ей. Она скромно улыбнулась. Снова повернула голову в сторону «отца». И тут увидела…

   – Мама? – Произнесла Лоя.

   На ее голос Трой отреагировал сразу.

   – Твою… Симона! – окликнул он няню. – Убери сейчас же отсюда этого ребенка!

   Поднялся переполох. С криками «мама» Лоя начала бросаться на экран. Прибежала Симона и принялась ловить Лою. Трой стал кидаться на няню. И только спустя несколько минут женщине удалось увести ребенка. И все улеглось.

   – Эй, – окликнул подопечного Арес. – Не смей обижать девчушку и береги ее. Она мне нравится. Пожалуй даже, заберу ее себе, как только она достигнет зрелости.

   – Как пожелаешь, – ответил ему тот с каменным выражением лицо. – Мне все равно, что будет с девочкой, только если это не сильно расстроит Рейну.

   – Не переживай. Вдвоем мы что-нибудь придумаем, – произнес Бог Войны с дьявольской улыбкой на лице, солютуя ему бокалом вина, а сделав глоток, напоследок добавил: – А теперь извини, не смогу с тобой досмотреть это великолепное действо. Меня ждут великие дела...

   И, попрощавшись с Троем, Арес шагнул в петлю времени, отправляясь в эпоху правления Александра Македонского.

***

Мак, я и Майки поднимаемся на семнадцатый этаж. Пять минут отдыхаем. Высоко же, черт подери! Пока отдыхаем, оглядываюсь. Вдаль уходит просторный коридор, ответвляясь на отдельные комнаты. Это похоже на бетонный лабиринт, по которому гуляет Сквозняк. По знаку Мака мы идем вперед, осматривая комнату за комнатой. Несмотря на плачевность самого здания, здесь еще остались какие-то предметы интерьера, но они выглядят также жалко. Наша задача – отыскать во всем этом хламе красную заветную коробочку. Лучи фонарей тревожат одиноких летучих мышей. Они срываются со своих мест и с писком разлетаются по сторонам – пугливые.

   То и дело доносятся какие-то звуки. То и дело в моем ухе звучат голоса – это переговариваются члены команды. Как вдруг! Смех сменяется на мат. Я вздрагиваю, когда слышу в ухе выстрелы. Они смешиваются с хрипами и жуткими рыками, которые доносятся до нас уже и без наушника.

   С этого момента наступает хаос. А у меня сразу подскакивает пульс.

   – У нас гости! – Кричит Берт. – У нас гости!

   – Откуда? – Спрашивает Дик.

   – Подкрались снизу! Снизу!

   Я выхватываю меч. Майки с испугу приседает, доставая из кармана гранату.

   – Эй! – Говорю ему, кладя ладонь на плечо и привлекая внимание к себе. – Не торопись, парень, хорошо? Еще успеешь.

   Он активно кивает. Мак уже держит наготове Пи-7. Но жестом руки показывает двигаться дальше. К счастью, вскоре слышим возглас Кори:

   – Нашли! Девятнадцатый этаж! Девятнадцатый!

   Майки срывается на бег. Он несется в сторону лестницы. За ним Мак. Мне ничего не остается, как броситься вслед. Но добежать мы так и не успеваем. На наш этаж выскакивает существо – некроид. Где-то я слышала, что «некро» означает – «мертвый». Строение тел таких существ почти как у человека, только серая кожа, обтягивающая жилистое тело, острые когти и челюсть на пол лица с такими же острыми и длинными зубами, и ни грамма растительности на теле. И пришел он сюда в поисках пищи. И не один. Свет фонарика выхватывает оскал гнилых зубов, который сопровождается рыком. Упершись худыми руками во входной проем, некроид готовится к прыжку.

   Пока я оттаскиваю в сторону испуганного Майки за шкирку, Мак начинает стрелять. Бетонные стены омываются черной густой кровью. Но вслед за первым врагом выскакивают и другие. Там, где один некроид – там и целая «семья». Они, как муравьи, выползают один за другим. Мак отступает. Я беру на себя тех, кому удается ускользнуть от его пули. Семнадцатый этаж превращается в поле боя, не единственное в этом здании – я все еще слышу возгласы других участников группы.

   Мой острый обсидиановый меч без труда врезается в плоть некроидов. Оказывается, у них очень горячая кровь и хрупкие кости. Когда-то эти существа были людьми. Их изменил вирус. И мало того – сделал новую популяцию: одичавшую, с мышлением во многом на уровне инстинктов и способную к размножению. Попросту такие полуразумные звери. Поначалу этих некроидов хотели и могли истребить до последнего. А потом решили использовать. Например, как пушечное мясо для увеселения алчной толпы выживших после Апокалипсиса. И вот я принимаю в этой Игре непосредственное участие. Пытаюсь остаться в живых, выплясывая танец смерти перед заранее выставленными на этаже камерами. В какой-то момент слышу шум вертолетных лопастей. И вскоре попадаю в пучок яркого света прожектора.

   И все-таки раздается взрыв. Все-таки Майки бросает в толпу свою гранату. Меня отбрасывает назад ударной волной. Приземляюсь спиной на пол. От обломков во многом спасают тела, которые накрывают сверху защитным одеялом. Окатывает смрадным дыханием некроида. У меня пару секунд, чтобы среагировать и не дать ему вонзить в мою шею гнилые зубы. Уже почти чувствую их внутри. А также – последующую боль укуса. Но в тот же миг голова существа взрывается, как тыква. Едва успеваю прищурить глаза и закрыть рот. И да – спасибо Маку. Мне остается только сбросить с себя теперь уже действительно мертвое тело. Но радоваться, как оказывается, рано. От взрыва рушится пол – одна из плит начинает съезжать на нижний этаж. С громким хрустом бетона этот самый пол подо мной стремительно накреняется. А мне и не за что ухватиться. И вроде бы я только что была у самого излома, а сейчас уже быстро ускользаю вниз в «каменный миксер». Спасает все тот же чертов Мак. Именно его широкая ладонь в перчатке крепко хватает мою протянутую вверх руку. Секунду замираю под его сосредоточенным стальным взглядом. После чего помогаю ему вытащить меня на ровную поверхность. Меч так и не выпускаю из руки – он словно прирос ко мне или я к нему. Только благодарить спасателя некогда. Характерный треск бетона сообщает о том, что дефект здания не пройдет бесследно. Нужно как можно скорее выбираться отсюда. Причем так думают даже некоторые некроиды, покидая здание впереди нас, словно крысы с тонущего корабля. Но они непременно будут ждать нас внизу. Но и нам ничего не остается, как двигаться вниз, что мы и делаем.

   – Майки, мелкий ты гаденыш! Твоих рук дело? – Бесновался в моем ухе Дик.

   – Дик, я случайно… – оправдывался тот дрожащим голосом.

   – Рей, детка, ты еще жива? – слышу голос Берта.

   – Только не для тебя, – отвечаю подонку, который в ответ лишь смеется.

   – Что с Точкой? – Спрашивает кто-то.

   – Она у меня, – говорит Кори с придыханием.

   Но только в следующую секунду раздается ее протяжный крик. И он не прекращается, лишь меняет свою тональность. Он так истошен, что пробирает насквозь.

   – Кори! – Орет Перл. – Кори!.. Черт!

   – Простите, ребята, но мы ей уже ничем не поможем, – пыхтит на бегу Берт.

   Я ругаюсь. Причем, не одна. Девушку искренне жаль, пусть я даже ее совсем не знала. Нас же – минус один, плюс потерянная Точка. Останавливаемся на шестом этаже, чтобы перевести дух. Еще минуту назад приходилось сражаться с некроидами, а теперь – с бетоном.

   – Что дальше? – Спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно.

   Отвечать мне не спешат – толи никто не знает, толи никто не хочет со мной разговаривать. В ухе стоит голосовое молчание. Неужели, на этом все? Аккуратно выглядываю в окно. Вижу внизу скопление некроидов. Причем, сейчас они заняты. Все лезут в один центр – к телу Кори, которое рвут на куски, чтобы отправить себе в рот. Она уже не кричит. Зрелище не для слабонервных, если учесть, что на ее месте мог и еще может оказаться любой из всей групп, включая меня. Сглатывая, отстраняюсь от окна. Кстати сказать, я не думала, что этих некридов такое количество. Да и смотреть отрывки съемок Игры, и участвовать в них – сравнению не поддавалось.

   – Я не хочу умирать, – начинает лопотать испуганный Майки, сидя рядом со мной на корточках, – не хочу, не хочу…

   Даже не знаю, что ему сказать. Ловлю на себе взгляд Мака. Он стоит напротив, прислонившись к стене. Тяжело дышит, но внешне совершенно спокоен. Крепко держит Пи-7 в окровавленной руке. Кажется, он ранен – по общему виду сейчас и не поймешь, где кровь его, а где чужая, где просто порвана одежда, а где еще и плоть. Он смотрит мне в глаза, пронизывая холодом. Спрашивается, на кой черт помогал мне?.. Жаль, если я спрошу, в данный момент он ответить не сможет. А если сегодня погибнет, то заберет эту тайну с собой.

   Отвлекает писк карты. Оказывается, нам меняют маршрут. Кто-то в верхах, а возможно и сам Маркус, решает продлить шоу. Следующая Точка – соседнее здание.

   В ухе возобновляются разговоры.

   – На пятом этаже есть мост, ведущий в здание с Точкой! С северной стороны! – Слышу Дика.

   Но и без его подсказок уже видим маршрут. Майки срывается впереди нас. На пятом этаже выскакиваем на узкий мост. Когда-то он был под куполом и представлял собой соединяющий проход между зданиями. Сейчас это полуразрушенные голые плиты. Двигаемся по ним бегом, почти догоняя Берта. Меч убираю за спину. Позади нарастает хруст и грохот. Сбоку от нас гудит вертолет – всего лишь хладнокровный наблюдатель, до которого и нам нет никакого дела. Впереди виднеется разлом. Небольшой. Но все равно приходится прыгать. Первый идет Берт, за ним Мак. Чуть сбавляю бег, чтобы дать возможность перепрыгнуть Майки. И вот уже почти готова я. Да только поздно краем глаза замечаю Перл. Еще толком не поравнявшись со мной, она толкает меня в плечо. Я спотыкаюсь, теряю равновесие и вылетаю с моста.

   – Рейна! – кричит Майки.

   Ударяюсь спиной. От боли стискиваю зубы, прикрываю на секунду глаза…

   …и резко приземляюсь на ровную жесткую поверхность, разом выдыхая весь воздух. Оглушает тишина. Какого черта? Не этого я ожидаю. Открываю глаза не сразу – мешает яркий слепящий свет. Когда же удается это сделать, то понимаю, что нахожусь неизвестно где, но явно в новом месте. Я в каком-то бурно цветущем саду, который пестрит красками: зеленый, оранжевый, красный, белый, синий и всевозможные их оттенки. А запахи! Они в момент окутывают нежностью своих нот. Здесь щебечут птицы, и ласково шумит фонтан, возле которого я и лежу, глядя снизу вверх на это чудо архитектурной лепки. Мне на нос приземляется фиолетовая бабочка. Всего на секунду.

   Неужели я умерла и попала в Рай? Нет, я не согласна! Я еще нужна дочери!

   Решительно поднимаюсь на ноги, намереваясь разобраться, что со мной происходит, и где я вообще нахожусь. Оглядываюсь. И наконец, слышу нежный женский голос:

   – Рада снова видеть тебя, дорогая.

   Оборачиваюсь на звук и вижу женщину. Она стоит недалеко от меня – в длинном белом пеплосе, вышитым золотыми нитями под цвет ее пышных волос. И эта женщина мне улыбается. Она так божественно красива, что замирает сердце, и переполняет небывалое чувство радости. Я ее знаю! Хоть и не имею понятия, откуда. Но знаю! Знаю настолько, что мне чудится – есть шанс, что все будет хорошо. С тихим смехом я оседаю на колени, сажусь на пятки, когда она подходит ближе. Закрываю дрожащие веки, с которых скатываются слезинки облегчения. Ее ладонь накрывает мою макушку, заставляя трепетать от этого прикосновения. ЕЕ ко мне.

   – Я вижу, как ты устала, – говорит она нежно, лаская слух. – Но никому ничего не дается больше, чем он способен выдержать.

   Киваю, открывая глаза и поднимая к ней лицо.

   – Кто ты? – Спрашиваю то единственное, что сейчас меня мучает, потому что кажется – стоит узнать ее имя, как мне откроется гораздо больше.

   – Бедная девочка. Они так многое у тебя отняли.

   Жестом руки она просит меня подняться с колен. Я так и делаю. Тогда она вкладывает в мою руку прозрачный шарик с желтым сиянием внутри и сложенный лист папирусной бумаги.

   – Возьми. Отсюда ты все поймешь сама.

   Мне больше ничего не удается спросить. Она толкает меня в плечо, сильно, так что я снова падаю на спину…

   …стискивая зубы, каким-то чудом хватаюсь за выступ бетонной подпорки, которая еще держит этот разрушенный край моста. Разом сдираю с пальцев кожу. Выступ находит и одна нога. Фух! Ну хоть сейчас можно перевести дух. Гадина Перл!

   Встряхиваю головой, прогоняя из нее какие-то призрачные неясные образы. Кажется, от боли я на секунду потеряла сознание и мне что-то привиделось. Бывает же. Но теперь долой все лишнее, что мешает сосредоточиться.

   – Мак! У нас нет времени! – Слышу голос Дика.

   Слышу спор между членами команды – оставлять меня или идти дальше. Высотка так и продолжает рушиться по частям, причем уже не малым, заставляя землю вздрагивать. Некроиды, словно стервятники, стоят в стороне и наблюдают. Ждут, когда добыча сама свалится к ним в когтистые лапы. В темноте их видно плохо, зато теперь хорошо слышно – они ликуют. Но я им так просто не достанусь. Пытаюсь осмотреться. За спиной шумит вертолет, чей прожектор направлен на меня. Его луч освещает пространство вокруг. Лучшим вариантом нахожу все-таки путь наверх. В этот момент снова надо мной возникает знакомое лицо, лицо Мака. Опять он! И снова мужчина протягивает мне руку. Хочется его уже послать с этой всей помощью, учитывая то, как бравадно пыталась с ним поспорить, что останусь в живых. И я бы его послала, если бы старалась выжить не ради себя. Задавив чувство гордости, я выбрасываю ему руку. Наши ладони крепко захватывают запястья. И он тащит меня наверх.

   Через мост прыгаю первой. За мной Мак. На мосту уже никого нет, но понимаю, что Мак знает дорогу, потому что он целенаправленно ведет нас внутрь здания. Эхом раздается рев некроидов. Значит, и они уже где-то здесь. Да и мы спешим куда-то вниз, словно на встречу к ним. Я уже тянусь за мечом, но тут вместо лестницы ныряем в шахту лифта. И снова вниз. На парковку. Еще немного вперед, по карте Мака. Упираюсь взглядом в заведенный автомобиль, пикап, с колесами мне по плечо и железным конусовидным бампером, из которого торчат шипы. Не машина, а зверь. Нахожу глазами Перл. Уже прокручиваю в мозгу, как ее сейчас буду убивать. Залезаем в багажник пикапа. Но стоит мне дернуться в сторону Перл, как на пути встает Дик, а сзади хватает за плечо Мак.

   – Брейк, девочки, разбираться будете потом, – советует Дик.

   Перл улыбается, довольная собой. И говорит мне:

   – Аккуратнее надо быть.

   – Теперь уж постараюсь.

   За рулем Берт. С возгласом «я-ху!» он вылетает из здания. Пикап трясет и подбрасывает, так что приходится держаться. И уже пока не до Перл. Мы влетаем в небольшую кучку некроидов. Землю сотрясают удары – это рушится то последнее, что осталось от высотки. Поднимается пыль, окутывая нас плотным песчаным туманом. На наше счастье, часть обломков погребает под собой некроидов в соседнем здании. Но не всех. Кто-то еще пытается ухватить свой куш, бросаясь под колеса и непосредственно на нас. В ушах стоит их рычание и звуки выстрелов.

   – Держитесь! – Орет Берт.

   Авто накреняется, потом куда-то спрыгиваем. Бедолага Майки едва не вылетает за «борт». Ловлю его за штанину. Но тут один из некроидов хватает его за голову. Парнишка начинает кричать и вырываться.

   – Майки! – Не сдерживаюсь я, сразу понимая, что кричу не то имя: – Мак!

   Тот реагирует сразу, но на очередной кочке его бросает назад, на Дика, которой тоже было дергается на помощь. Вонг сидит рядом со мной. Но он даже не пытается помочь. Просто сидит и держится двумя руками за край пикапа. Я панически понимаю, что Майки от меня ускользает. Разжимаю руку, которой держалась, чтобы не выпасть самой, и хватаю парнишку обеими руками. Пытаюсь тянуть на себя. Но когда снова подбрасывает, падаю вперед. Майк вылетает из машины. За ним я… вылетела бы, если бы не крепкий хват Мака за талию, возвращающий меня обратно. Меня одну.

   Уже ничего не кричу. К горлу подступает ком. Просто смотрю назад, как некроиды набрасываются на еще живого парнишку. Его так жаль, что смаргиваю слезы. Как же так?! А потом раздается взрыв – это Майки активировал свою последнюю гранату, забрав с собой на тот свет не одного падальщика. Нам остается его благодарить за это, потому что мы наконец отрываемся.

   Итак. Точкой «D» оказался этот автомобиль. На нем мы не без потерь добираемся до точки «Е». В команде царит траурное настроение. Но это не скорбь, это страх, порожденный мыслью: «а ведь я могу быть следующим».

   Останавливаемся перед очередным зданием. Это уже не высотка. Это здание какого-то культурного центра. Этажей в пять. Карта показывает, что нам наверх, туда, где торчит сломанный шпиль, выходящий от полуразрушенного купола. И к этому шпилю прикреплен черный флаг Игр с красным черепом по центру.

   Начинают слетаться вертолеты. Их три.

   Внезапно оглушает писк. А потом до нас доносится голос Маркуса:

   – Поздравляю всех героев, которые смогли добраться до последней Точки. Вы молодцы. Бесспорно. Но это еще не конец. Думаю, все вы видите флаг Игр… Так вот, тому, кто сорвет его, я дарую свободу. Сегодня же. Так что не теряйте своего времени.

   Все замирают. Переглядываются. Первой стартует Перл. За ней и остальные, включая меня. С этого момента команда перестает быть таковой. Теперь каждый сам за себя. И это также мой шанс!

   Но, надежда влететь в парадный вход обрывается на корню. Упираемся в наглухо замурованные двери.

   – Да, кстати, забыл сказать, – добавляет Маркус. – Быстрее всего будет добраться поверху. И хочу добавить от себя лично: Рейна, просто чтобы ты знала, болею за тебя. Удачи.

   Бросаюсь к правой части здания, в уме посылая Маркуса с его ободряющей речью. Но двигаюсь туда не одна. На первый взгляд, там удобнее всего взбираться. Это строение сейчас будто создано для альпинизма: форма ярусная, выступы и впадинки, включая разрушенные части. Но не так все просто. В первые же разбитые окна даже никто не спешит нырнуть. Все лезут дальше, выше. Отсюда заветная цель видна и кажется очень достижимой. Словно рукой подать, если не смотреть вниз. И на губах уже ощущается привкус свободы. Очень быстро и дружно долезаем до третьего этажа. С этого момента приходит осознание, что ты можешь не успеть, что кто-то окажется быстрее тебя. Первым это понимает Вонг. Я не вижу, что он делает, но Дик летит вниз. Об этом громко сообщает Перл:

   – Д-и-и-ик!

   К счастью для крепыша, он умудряется за что-то схватиться. Но Перл уже заведена.

   – Ах ты сволочь! – Кричит она на Вонга.

   Рядом с ней оказывается Берт. Тот слишком увлечен попыткой удержаться в неудобной позе и не может даже помешать девице выкрасть свой пистолет. Только что-то тихо ворчит себе под нос. Вонг просекает ее намерения с первого взгляда в безумные глаза. Впрочем, как и я. Он ускоряет темп, только это не помогает. Она стреляет. Он вскрикивает, но пытается удержаться.

   – Ну все. Все! – Вопит гад. – Прости! Перл, убери оружие…

   Она не дослушивает. Снова звучит выстрел. Пуля достигает цели. И Вонг срывается. Я смотрю ему в глаза, пока он летит на землю. Смотрю, как приземляется с хрустом костей на неровные камни. Как умирает. И мне его не жаль.

   А потом, когда поднимаю лицо, вижу дуло пистолета. У Перл появляется новая цель – я.

   – Только посмей, – предупреждаю девушку.

   Она улыбается. Гаденько. Явно наслаждаясь моментом.

   – Ты великолепно смотришься через прицел, дорогуша, – нагло сообщает мне.

   А потом стреляет. Боль пронизывает в районе правого плеча. Прошибает пот. Но я не перестаю держаться. Прижимаюсь лбом к холодному бетону. Вот бы и мне сейчас такую же игрушку, как и у нее.

   – Перл, хватит! – кричит ей снизу Дик.

   Но той не до него. Она снова стреляет, попадая мне в то же плечо. Я уже начинаю рассматривать вариант опуститься немного вниз, чтобы нырнуть в окно, внутрь здания. Скрыться из-под ее прицела, пока не поздно. В любом случае до флага уже не добраться первой. Но тут снова раздается выстрел. Я зажмуриваюсь, но в этот раз боли нет. Да еще слышу вскрик самой Перл.

   Открываю глаза. Оружие девицы летит вниз, а на ее руке выступает кровь. Поднимаю лицо вверх. Там на краю стоит Мак, держа в вытянутой вниз руке Пи-7, а в другой – чернуютряпку флага.

***

Он сидит в массивном кресле из алой кожи. Взгляд блуждает по листкам бумаги, пересматривая один за другим. Рейтинги, ставки, прибыль. Как обычно, на несколько процентов «Игры богов» опережают «Колизей». Как обычно, это является хорошей новостью. Всегда приятно побеждать конкурента. Да и Трой никогда ему не нравился. Он нутром чувствовал к нему неприязнь. К тому же само соперничество обязывало быть некоторыми… врагами. Два главных шоу мира не могли стоять на одной ступени пьедестала. Кто популярнее – у того больше привилегий, дарованных от лица Сената. Больше вложений. Больше возможности для процветания. Поэтому иметь среди игроков жену Троя – истинная удача, за которой он гонялся около года, пытаясь добиться от начальника тюрьмы разрешенияна участие этой Рейны. И теперь наблюдался явный скачок интереса к шоу «Игры богов». Его шоу.

   Сидя у ног Маркуса, близняшки обсуждают последнюю Игру. Спорят по поводу одного из участников. Задаются вопросом, который интересует многих.

   – Хозяин, – тихо зовет Лана, упираясь щекой ему в коленку. – Ты правда отпустишь Мака?

   – Посмотрим.

   – Мы считаем, что не должны его терять, – говорит Лина.

   – Я же сказал – посмотрим, – отрезает сухо.

   В этот момент раздается сигнал – спрашивают разрешение войти к нему. Маркус нажимает кнопку, принимая. В сопровождении охраны в его кабинет заходит Мак, которого он ждал. Садится напротив. Близняшки сразу начинают томно шептаться.

   – Поздравляю, – говорит он победителю сегодняшнего этапа.

   Тот просто берет в руку планшет, который уже подготовленный лежит рядом на высоком столике. Начинает писать. Лана подает такой же планшет Маркусу. На экране, будто сами собой, выводятся черные линии, формируясь в слова.

   «Так я правда свободен?»

   Маркус поднимает глаза:

   – Ты сильный игрок, Мак. И знаешь это. На твоем счету уже пять пройденных этапов из двенадцати. Это хороший результат как для тебя, так и для Игр. Но как бы мне не было жаль тебя терять, я должен держать свое слово. Не так ли? Так что… да, ты свободен.

   Близняшки затихают, шокированные его великодушием. Но Маркус еще не закончил.

   – Только, знаешь, в чем дело… я, да и все почитатели Игр, включая твоих фанатов, мы все будем удивлены и разочарованы, если ты примешь эту свободу именно сейчас. Слишком легко, не правда ли? Так неужели ты готов сойти с дистанции?.. Как трус.

   На щеках Мака проступают желваки. Он злится. Но Маркус знает, куда давить. Одиночка, испытывающий зависимость от адреналина и жажды крови, не мог не принять такой вызов. Не он. Ему некуда идти. Его никто не ждет на этой свободе. И хорошо Мак, бывший силовик Системы, у которого когда-то сорвало крышу, умеет делать только три вещи – выживать, защищать и убивать.

   И вот результат:

   «Ты прав. Такого желания у меня нет. Зато есть другое».

   – Все, что пожелаешь.

   «Отдай мой выигрыш Рейне. Отпусти ее. А я останусь».

   Близняшки ахают, волнуются. Маркус и сам не ожидал именно этого. И ведь интересная выходит ситуация. Но не одна из тех, которую нельзя решить.

   – Почему вдруг?

   «Она мне нравится» – просто пишет мужчина.

   На что Маркус отвечает:

   – Это не повод, чтобы отпускать женщину. Так может, ты хочешь ее себе?

   Без раздумий Мак опускает стилус на поверхность планшета. Пишет «нет». Но тут же вскидывает к нему глаза. Маркус без усилий смотрит в их глубину. И видит там борьбу эмоций. Да-а-а. Мужчина напротив, со стальным холодным взглядом, испытывает искушение, которое борется с частицей его избирательной человечности. И, несомненно – он жаждет эту женщину. И достаточно неистово, чтобы согласиться на все его предложения. И это та слабость, на которую тоже можно давить или просто сыграть на ней.

   – Так возьми ее, – предлагает Маркус, подогревая искушение своего игрока. – Считай это моим подарком вместо свободы. И давай больше не будем друг другу врать.

***

Рассвет этого дня начинается с посещения санчасти. Из восьми человек до конца игры дожили пятеро. Жаль погибших, но с этим уже ничего не сделать. Здесь не дом отдыха. От медсестры я узнаю, что это еще неплохой результат. Так же узнаю, что до конца смогли дойти лишь пятеро за весь период существования Игр, а это прядка десяти лет. Не густо.

   После осмотра ран, которые к тому моменту почти затянулись, меня отпускают в душевую и оставляют одну. Но не в общую женскую, а в ту, что находится на этаже самой санчасти. Это из-заПерл – теперь все опасаются, что мы с ней друг друга поубиваем. Скорее всего, так и будет. Вопрос времени. В раздевалке я начинаю скидывать с себя грязную и порванную одежду. Стаскиваю обувь… Неожиданно из одного сапога что-то вываливается. Это сложенный листок коричневой бумаги и шарик, размером с вишенку. И как только я его не почувствовала?..

   Резко вспоминаю свое видение во время Игр.

   Зеленый цветущий сад.

   Женщину в белом.

   И эти предметы…

   Сглатываю, пытаясь понять, как такое возможно? Но ответа нет даже и близко.

   «Возьми. Отсюда ты все поймешь сама», – вспомнились последние слова той дамы.

   Надпись на листе шокирует еще больше: «Рейне. Бесконечно любимой».

   Трой? – Первым делом возникает мысль, отчего сразу отпускает состояние шока.

   Не раздумывая, уже более спокойно разворачиваю лист. Первым делом оглядываю. И тут понимаю, что почерк незнакомый. Не Троя. Но начинается с обращения моего имени. А внизу подпись: «Всегда твой, верный и любящий, Маркус».

   Маркус?! – Возвращается состояние шока. Что за бред? Много ли на свете Маркусов, и, желательно, не здешних, но могущих писать Рейне, и именно мне, да еще в таком контексте?

   Наконец, начинаю читать:

   «Рей, детка, если ты читаешь это письмо, значит, у меня ничего не вышло, и мы не вместе. Прости, я виноват, что не справился, что не смог нас защитить.Но поверь, я попытался сделать все, что мог. Иного я не в состоянии себе позволить. И знай, как бы все не обернулось, я всегда буду вас любить – тебя и Лою. Береги себя и нашу крошку. Если встретишь Троя, не важно – где и когда, не доверяй ему ни в коем случае, как бы он ни раскаивался, и что бы тебе ни говорил. Не его бы слепая зависть, у нас бы все получилось. Я уверен. Доверять можно только Афродите. Она всегда была за нас. Слушай ее. Если она сможет чем-то помочь, она поможет. Ты же знаешь. Единственное, о чем умоляю – не рискуй собой ради нас, если этот риск окажется слишком велик.Но ведь ты не послушаешь меня, верно? Моя отчаянная девочка, если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю…

   Всегда твой, верный и любящий Маркус».

   Читаю письмо в пятый раз. Глаза то и дело цепляются за фразы «тебя и Лою», «нашу крошку» и «встретишь Троя… не доверяй ему». Из-за упоминания дочери во мне поднимает острое чувство страха. Что за шутки? Откуда вообще ко мне в сапог попал этот гадкий кусок бумаги?! От злости я сминаю его в ладони. Но тут же разжимаю пальцы, когда кожу начинает жечь. На моих глазах письмо вспыхивает, быстро превращается в пепел и растворяется в воздухе коричневой дымкой. Его словно и не было. После такого послания и подобных фок усов меня начинает колотить. Я вообще ничего не понимаю!

   Здесь как раз вовремя попадается на глаза еще один загадочный предмет. Хватаю в руку маленький шарик, который прилагался к письму. Это что еще за хрень? Он прозрачный, вроде бы из стекла, так что видно, как внутри клубятся яркие желтые сгустки. И чем дольше я на него смотрю, тем ярче он становится, пока не начинает светиться желтоватым свечением. И мне уже кажется, что внутри что-то есть…

   И оно завораживает.

   И хочется понять, что же это...

   Рассмотреть… картинки…

   Переливы шелковых простыней, сминаемых моими пальцами. Слияние скользких тел, покрытых жаркой испариной. Рывок его бедер внутрь меня. Сжатие сильных пальцев на моей коже. Черные, как ночное небо глаза… толчок… Запрокидываю голову. Выкрикиваю стон. Снова рывок, почти удар… Маркус!

   Теряя чувство равновесия, хватаюсь за голову.

   Теплая ладонь медленно стаскивает бретельку с моего плеча. Я оборачиваюсь с улыбкой. Вижу его ответную. Чувствую прикосновение мягких губ к своей коже… Маркус!

   Меня ведет в сторону. Бросает плечом в стену.

   Я кричу. Пытаюсь дышать, через силу и боль. У меня схватки.

   – Давай, родная, ты сможешь, – ласково подбадривает мужской голос.

   Передо мной – черные глаза, не пустые, в этой тьме слишком много тепла и нежности. Одна я их вижу, когда эти глаза смотрят на меня. И мои пальцы впиваются в крепкую руку, которая держит… Маркус!

   Стоит грохот. Я пытаюсь не упасть, хватаясь за все, что попадается под руку.

   – Бери Лою, мы уходит, – торопливо говорит Маркус, сжимая мое лицо в ладонях.

   – Что случилось?

   – Арес узнал о нас, – слышу, словно приговор. – Если дойдет до Судеб…

   В глазах любимого вижу отражение своей паники и отчаяния. Вот-вот у нас отберут все, что имеем.

   – Откуда? – Только и спрашиваю, но уже знаю ответ наперед.

   Перед глазами все плывет. Рука соскальзывает с гладкой поверхности.

   – Трой… – слышу свой голос как раз перед тем, как потерять сознание.

   Эпизод II

   Открываю глаза. Медленно прихожу в себя. Теперь цельную. В моем сознании больше нет ни одного пробела. На языке ощущается горечь момента истины. Вспоминаю все до мелочей. Вспоминаю, кто я.

   Я – Хранитель Баланса под началом Бога Войны Ареса. У меня за плечами – долгая жизнь, которую не объять пространством и временем. Я нахожусь вне их, как и многие другие – мои братья и сестры, такие же Хранители. Наша задача – охранять границы миров, через которые то и дело кто-то норовит проскочить, нарушая баланс. Да только, кажется, для меня это все в прошлом.

   Я вспоминаю Маркуса. И сердце ускоряет ход. И становится тяжело дышать. Он тоже Хранитель. Мы были в одной команде. Всегда друг другу симпатизировали, пока к нам не пришла Афродита, щедрая Богиня Любви.

   Я вспоминаю Троя. И внутри закипает страх – за Лою, и злость – на него самого. Когда-то друг и брат – стал нашим врагом. Я помню его глаза, полные лихорадочной зависти.

   – Скажи, – спрашивал он у Маркуса. – Каково это?

   – Это лучшее, что есть во всей вселенной.

   – И ты готов жертвовать собой ради этой... Любви?

   – Да. Я готов умереть за один только поцелуй любимой женщины.

   – Рейны? – Спрашивает, глядя на меня в объятьях Маркуса.

   – Рейны, – отвечает тот с нежностью в голосе, целуя меня в висок.

   Тогда, глядя в глаза Троя, я впервые почувствовала тревогу.

   Я также помню его обещание – он обещал не раскрывать нас, но не сдержался. Он рассказал обо всем Аресу. И морок Афродиты, под которым мы укрывались, развеялся. От гнева Бога Войны сотрясало весь Олимп. Во многих мирах одновременно прокатилась волна войн. Конечно же, все дошло и до Судеб, на чью милость Арес отдал нас двоих, отверженных. Это было больно. И страшно. Мы хотели бежать, скрыться, затеряться в параллелях. И у нас бы вышло, если бы только Афродита смогла прикрыть. Но у нее не получилось. Она была вынуждена оставить все попытки помочь нам.

   Но мы все равно попытались. С Лоей на руках пустились в бега по мирам. Хотели запутать свои следы, по которым Арес направил других Хранителей. И у нас почти получилось. Почти… В последний момент все пошло не так. С Маркусом что-то произошло. Я стала терять его и путаться в маршрутах перемещения. Не иначе, вмешались Судьбы. Отчаянно я пыталась следовать за любимым. Попадая в какой-то мир, понимала, что его здесь нет. Только я и рыдающая вместе со мной Лоя, которую крепко прижимала к своей груди. Но я не сдавалась. Я упорно неслась за Макусом.

   И догнала его.

   Здесь.

   В этом мире.

   Но мы тогда так и не встретились.

   Последнее, что я помню из доселе забытого – лицо Троя.

   Да, этот гад отнял у меня все! Он отнял память, поместив ее в сферу – капсулу для хранения. Это тот самый шарик, который мне отдала божественно красивая женщина в белом – Афродита. Ее щедрость и коварство не знают границ.

   Я невольно начинаю хохотать. А как же удачно все сложилось для Троя! Значит, он догнал меня, забрал всю память, а на пустом месте выстроил легенду, угодную ему одному. Признаться, такого коварства я от него не ожидала. Да, он завидовал, но не знала, что настолько жгуче.

   Подведу итог. Рационально, хладнокровно, спокойно. В этом мире: я, Маркус, Лоя и Трой. И мы все здесь застряли. Маркус меня не помнит, это очевидно. А Лоя, наша дочь, у Троя, который возомнил себя моим мужем и любовью всей жизни. Здесь меня затошнило, стоило только вспомнить моменты близости. И вообще мое вселенское заблуждение. Все ложь. Все!

   Ну, я ему еще устрою!

   Так, спокойно.

   Нужно дышать.

   Мне необходимо поговорить с Афродитой. Но как добиться встречи с богиней? Только звать.

   – Слышишь? – Обращаюсь к ней вслух. – Ты нужна мне!

   Она услышит, я уверена. Остается только ждать, когда соизволит явиться.

   А пока – иду в душ. Я все еще в санчасти. Видно ненадолго вырубилась, раз еще никто не спохватился. То, что я вспоминаю, меняет многое. Меняет все! Но, прежде чем что-то предпринимать, мне нужно во всем разобраться. А главное, – до этого вести себя, как обычно.

***

Не успеваю я напроситься на одну встречу, как уже нарываюсь на другую. В мою комнату заходит охранники сухо бросает:

   – На выход.

   Я даже не спорю, и мы выходим. В общем зале натыкаюсь на взгляд Мака. Он в одиночестве сидит за столиком, закинув на него ноги, и жует яблоко. Провожает меня цепким стальным взглядом. Странно его здесь видеть. Кажется, этой ночью он выиграл себе свободу. Так что же все еще тут делает? Будто и не собирается уходить. Хотя не могу не признать, что его помощь лишней не была. Так что я даже рада, если по какой-то причине он остается. Надо не забыть его поблагодарить, что я до сих пор так и не сделала.

   Наконец, поднимаемся на знакомый этаж. Но здесь, в небольшой смежной комнате, охранник меня останавливает.

   – Надень это, – говорит он, тыча пальцем в прямоугольную черную коробку, которая стоит на белом высоком столике.

   – Что это?

   – Не мое дело.

   Ясно, приходится смотреть самой. В коробке оказывается длинное платье гранатового цвета. Красивое. Но я его надевать не собираюсь. Откладываю презент в сторону и шагаю к охраннику.

   – Пойдем.

   – Ты что-то забыла, – сурово говорит он.

   – Мне так не кажется. Если не собираешься рисковать жизнью в стремлении засунуть меня в этот кусок ткани, веди к Маркусу.

   Я тороплюсь, и мне не до нарядов. Я хочу скорее увидеть любимого. Понимаю, что он меня не помнит, но помню я, за нас двоих. И чувствую, как безумно соскучилась. Я хочу его видеть! До ломоты в мышцах и пульсации крови в висках, до нехватки кислорода, до начальной стадии паники.

   – Веди, – требую от него.

   – Сама будешь виновата.

   Он уже не настаивает и распахивает передо мной двери. И я забываю, как дышать, а в ногах появляется слабость. Смелая при встрече с любым, даже самым страшным соперником, я боюсь этой встречи с любимым мужчиной. Боюсь не сдержаться и что-то испортить. Боюсь выдать свои эмоции. Боюсь разреветься от счастья. Приходится отводить взгляд, когда захожу внутрь, и быстро брать себя в руки. К счастью, на это есть время, потому что Маркус стоит ко мне спиной. Держа в руке острый и узкий нож, он вонзает его в кусок льда. Откалывает пару маленьких кусочков и бросает в свой стакан с алым напитком. А после ловким движением руки переворачивает клинок между пальцами и втыкает в дощечку, которая лежит рядом на столе. Я узнаю это движение, отчего делаю резкий вдох. Может меня он и не помнит, но вот его руки ничего не забыли.

   Наконец, Маркус поворачивается. Опускаю взгляд на стакан в его руках, лишь бы не смотреть в глаза. Лишь бы спрятать эмоции – я это умею, училась, просто нужно время для нового вдоха. Он подходит и останавливается напротив. Одет все также, в черные брюки и белую рубашку, застегнутую не до конца и с закатанными рукавами. Раньше ему редко удавалось носить рубашки, но такой его вид всегда будоражил меня до мурашек. Вот и сейчас я не в состоянии сдержать предательскую дрожь.

   – Поздравляю, – говорит он. – Тебе удалось выжить.

   – Спасибо.

   – Хотел отпраздновать с тобой это событие, а ты не по форме одета. Где платье?

   – Мне не обязательно его надевать…

   – Обязательно, – отрезает так резко, что я вздрагиваю.

   Он просит охранника принести сюда коробку. Тот выполняет поручение, не мешкая, после чего удаляется из комнаты по следующему указу. Я слежу за всем молча. В нашей группе Хранителей Маркус был ведущим, оттого эта властность была ему близка и к лицу. Единственное что – он никогда не был такой надменной и холодной сволочью. Вроде и Маркус, только не совсем мой.

   – Надень, – требует он.

   Я бы и рада, да что-то во мне сопротивляется. Для своего Маркуса я бы выполнила все, что угодно. Но для этого…

   – Извини, но я не твоя кукла, как те блондинки.

   – Тебя снова нужно заставлять? Те блондинки с удовольствием тебя разденут и оденут в это платье. Стоит только их попросить…

   Я смело вскидываю глаза и смотрю на него в упор. Смело, потому что злюсь, а эта эмоция для него не нова. Что же, если он так хочет… Спокойно отхожу в сторону, поворачиваюсь к нему спиной и начинаю раздеваться. Понимаю, что он знает мое тело даже лучше меня самой, и от этого понимания бросает в жар. А подогревает пристальный взгляд его темных глаз. Остаюсь босой, потому как к этому платью высокие сапоги совсем не подходят.

   – Не поможешь застегнуть? – Спрашиваю, прося помочь с длинной молнией на моей спине.

   Но он отвечает:

   – Нет.

   От его холодности пробирает до костей. Она больно ранит, несмотря на то, что осознаю ее причины. Больнее удара ножа или пули. Я прикрываю веки и пытаюсь успокоиться. Он так близко и одновременно так далеко. И это так невыносимо!

   Молнию приходится застегивать самой, с чем я удачно справляюсь. Платье длинное, до пола, и красного цвета. Он всегда любил этот цвет.

   – Так лучше, – произносит мужчина. – Теперь нет сомнений в том, что мы что-то празднуем. Вина?

   – Я не пью.

   Он не слушает. Наполняет бокал и подает мне. Я принимаю его и отставляю на стол, который стоит рядом, причем накрытый на две персоны. Маркус провожает мое движение взглядом. После чего подходит вплотную и так, что я почти присаживаюсь на край стола.

   – Ты никогда не делаешь то, что тебе говорят, верно?

   Он так близко, что я начинаю терять самообладание. Мне хочется к нему прижаться и поцеловать, ощутить кожей родное тепло его тела. И вот сейчас, глядя мне в глаза, он начинает хмуриться. Нет, он не читает мысли, но чувствует эмоции – побочный эффект телекинеза, присущий каждому Хранителю. Правда, я своих способностей сейчас не ощущаю, что странно и заставляет меня нервничать.

   Понимая, что поймана с поличным, я решаюсь на отчаянный шаг в надежде, что у него в груди от этого что-то екнет, да и просто потому, что дико этого желаю. Я бросаюсь вперед, к нему. Обнимаю за шею и обхватываю губами губы. Слышу глухой удар и звук всплеска – это Маркус роняет свой стакан. Но больше никакой реакции. Я словно целую скульптуру. Но очень скоро это изваяние оживает. И он отталкивает меня от себя. Выкручивает руку, ломая запястье и заставляя упасть к его ногам. Да так и держит, надменно глядя сверху вниз. Приходится терпеть боль и пресмыкаться. Но в этот раз слезы сдержать не удается. Только этому Маркусу все равно.

   – Я очень не люблю, когда ко мне прикасаются, – говорит он. – Тем более таким образом. Это понятно?

   – Да, – выдыхаю ему.

   Он отпускает. Отходит и садится в пол оборота за стол, закидывая на него ноги. Я обиженно прижимаю к себе сломанную руку. Скоро срастется, но болеть будет еще долго… и где-то в груди.

   – А говорила, что не грезишь обо мне по ночам, – пытается задеть с ухмылкой на лице. – Садись, – добавляет таким тяжелым тоном, что у этого слова действительно ощущается вес.

   Я смотрю на него и не могу поверить, что это все-таки Маркус. Внешне – один в один, но в остальном – другой человек. Передо мной жестокий и властный тип, когда любимому мною мужчине были чужды эти качества. Он едва ли не сдувал с меня пылинки. И с таким контрастом приходится свыкаться. Но как бы оно ни обстояло сейчас, я была намерена вернуть себе того, кого любила больше жизни и кому родила прекрасную дочь с его темными глазами. Оставалось только узнать, как это сделать.

   Я стираю с щеки дорожку слезы. Поднимаюсь с пола и сажусь за стол, напротив него.

   – Вина? – Спрашивает в очередной раз, показывая рукой на бокал, который я до этого поставила на стол.

   Все-таки беру этот злосчастный бокал и делаю глоток. Вино приятное, с насыщенным букетом вкусов. Как я люблю. Тем временем Маркус нажимает какую-то кнопку на столе, и уже через минуту к нам заходят две официантки. Они расставляют на столе закуску и тут же удаляются.

   – Я не голодна, спасибо.

   – Попробуй яблоко. Не каждый год удается вырастить именно этот сорт.

   Я и не знаю, что делать. Не попробую – ведь заставит. Потому беру из вазы с фруктами яблоко. Подношу ко рту и кусаю. Он пристально смотрит, причем каким-то непонятным взглядом.

   – Оно отравлено? – С чего ты взяла?

   – Почему сам не ешь?

   – Лучше посмотрю, как это делаешь ты.

   Мой Маркус тоже всегда любил пищу для глаз, но не до такой степени. А так же яблоки – его любимый фрукт. После меня, конечно. Тут невольно вспоминаю Мака, которого видела перед уходом сюда.

   – Почему Мак все еще тут? Он остается?

   – Рад слышать, что тебя интересует этот вопрос. Да, он остается.

   Любопытно…

   – Ты соврал?

   – Ты слишком плохого обо мне мнения.

   Неужели?..

   – Дело совсем не в этом, – продолжает он, – но тебе будет интересно узнать, в чем именно.

   Еще любопытнее…

   – И в чем же?

   – Как и обещал, я подарил ему свободу. Но он оказался так великодушен, что отдал ее… тебе.

   Услышав эти слова, я давлюсь кусочком яблока. Начинаю сильно кашлять, так, что на глазах выступают слезы. Маркус встает со своего места, подходит ко мне и хлопает по спине. Надо же – только что сломал мне руку, а тут спасает от удушья.

   – Не поняла? – Хрипло спрашиваю, наивно надеясь услышать «ты свободна».

   Маркус присаживается на край стола:

   – Думаю, ты поняла все верно – он отдал свой выигрыш тебе.

   – С чего это?

   – Это спросишь у него сама.

   – Так я свободна?

   – Нет, – отвечает коротко и резко.

   – Как это понимать?

   – Все просто. Он был волен распоряжаться своей победой так, как пожелает. Он передал ее тебе. А тебе я свободу не обещал и волен в ней отказать.

   Вот же!.. Гад! И это я еще слишком плохого о нем мнения?!

   Со злостью швыряю недоеденное яблоко на стол. Жаль, что Маркус сидит так близко, иначе запустила бы огрызок в него. Но это, как оказывается, не все новости.

   – Тем не менее, его нужно как-то отблагодарить. Ты так не считаешь? – спрашивает он у меня, что настораживает.

   – Что ты имеешь ввиду?

   – Не отказывай ему, если он о чем-то попросит.

   – Например, о чем? – Говорю со злостью в голосе.

   – Например, о сексе. В самом деле, Рейна, ты уже большая девочка, чтобы это понимать.

   Я теряю дар речи. И вся в изумлении. Он вообще понимает, о чем меня просит? Даже пусть и этот Маркус. Хотя, вижу по глазам, что понимает. И как раз вспоминаю, что позлить меня и Троя для него – милое дело. Пусть ко мне вернулась память, но здешний мир от этого не изменился, и для всех я – все та же Рейна, заключенная и жена владельца «Колизея».

   – Я не буду этого делать.

   Ох, Боги! Милый, ты даже не представляешь, как сильно об этом пожалеешь. Но как жаль, что я не могу привести ему такой аргумент вслух. Он не поверит ни одному моему слову, а то и вовсе примет за сумасшедшую.

   – Я не прошу два раза, ты же знаешь, – говорит он, словно произнося предупреждение.

   – Значит, заставишь? – Он кивает. Совершенно спокойно, когда мне хочется его ударить. – Каким образом? Просто интересно.

   – Например, Мак может исчезнуть. А насколько я успел заметить, он нужен тебе в Играх. Вовремя приходящий на помощь – настоящий подарок судьбы, не так ли? И поверь мне – он дойдет до конца. Либо, мы можем обойтись без жертв. Даже более того – я могу выполнить одно твое скромное пожелание взамен. Чего ты желаешь сейчас больше всего?

   Вот так, сидя перед любимым мужчиной, который меня не помнит, я думаю лишь об одном, и на языке вертится простой ответ: «тебя». В голове быстро возникает мысль – что если попытаться изменить его решение и при этом оказаться с ним? Только с ним. Хитрит он – попытаюсь схитрить и я.

   – Хорошо, я согласна. Но при условии, что Мак, если он того захочет, окажется во мне только после тебя.

   У Маркуса от удивления взлетают брови. Но в целом он реагирует спокойно, не то, что я, сижу и уже пылаю от одной этой мысли.

   – Ты так изголодалась по мужской ласке?

   По твоей, милый, только по твоей, - думаю, сверля его взглядом. Но в первую очередь просто надеюсь, что после себя он не отдаст меня другому.

   – Я, конечно, польщен, но вынужден отказать.

   И снова бьет словами. Но в этот раз я не реву, в этот раз я встаю со стула с ярым желанием его все-таки ударить. За то, что отказал. За то, что отдает другому. И даже не важно, что не осознает, что делает.

   – Выбирай другое пожелание.

   Он ставит меня в тупик. Упорно вынуждает и гнет под себя. Но чего еще я могу желать так сильно? Это только встречи с нашей дочерью. Вспоминая о ней, задыхаюсь от эмоций. Как я по ней скучала, было не передать словами. Как я мечтала хоть краем глаза увидеть ее, дни и ночи напролет, когда сидела в тюремной камере. Как я смирилась с неизбежным, отрекшись от всех. И вот теперь, когда все резко изменилось, и появилась надежда, я не могу отказаться от такой возможности. Просто не могу. И глядя в глаза Маркуса, я понимаю, что готова ему позволить себя купить, продав даже свое тело.

   – Хорошо, – отвечаю ему, не имея другого выбора. – Я согласна на это пойти, если смогу видеться с дочерью. Только она и я.

   – Раз в неделю.

   – Чаще и на целый день.

   – Раз в неделю и максимум двенадцать часов.

   Теряюсь, когда понимая, что торгуюсь я, а не он, и уступать готова я, а не он, потому что мое желание мне уже нужнее. И он это знает, и пользуется. Устало опускаюсь на стул. Ведь проигрываю по всем фронтам. Но даже так получаю немало – встречи с самым родным созданием и ангела-хранителя в лице Мака. А это гораздо больше, чем ничего.

   Но падать духом еще рано. Теперь у меня возникает другая задача – убедить Мака, что попросить у меня он может все что угодно, кроме секса. Спать с ним я все равно не стану. И эта задача мне не кажется неразрешимой, стоит только вспомнить, с каким холодом он на меня смотрит. И настроение уже начинает подниматься. Остается только дождаться появления Афродиты и узнать у нее, как мне вернуть Маркуса. Моего Маркуса. И что бы она там ни сказала, я сделаю все. Ради него. Ради нас троих.

***

Перед уходом я беру свои вещи. Мысленно прощаюсь с Маркусом и желаю себе удачи. В смежной комнате переодеваюсь в шорты и майку. Странно ли, но охранник в этот момент отворачивает голову в сторону. Наверное потому, чтобы лишний раз не накликать на себя недовольство своего хозяина. Это похвально.

   Когда возвращаюсь на этаж игроков, в общем зале уже пусто. Я сразу иду не к себе, а к Маку. Он в своей комнате и тут же открывает дверь. Отходит в сторону, чтобы я могла зайти внутрь, что я и делаю. Передо мной стоит мужчина с обнаженным крепким торсом, на котором красиво прорисовываются все мышцы. Мне бы попросить его надеть футболку, да может не так меня понять. Поэтому, я перехожу сразу к делу:

   – Зашла поблагодарить. Не помню, к сожалению, за сколько раз, что, кстати, впечатляет. И знаешь, не стоило тебе отдавать свой выигрыш. Я бы так не поступила.

   Он молча смотрит на меня. Понимаю, что ничего не скажет. Но ведь может что-то написать. Я оглядываюсь в поисках его блокнота. Но в этот момент происходит нечто странное. Мак делает ко мне шаг. И тут я чувствую его пальцы в своих волосах. И уже на моих губах пляшет его дыхание.

   – Эй! – Восклицаю я, отстраняясь и успевая накрыть его губы ладонью.

   А у самой сердце так и колотится от всплеска адреналина, неожиданности и… чего-то еще. Он слишком приятен внешне и умудрился завоевать мое расположение за эту ночь. К тому же, я все-таки женщина, у которой давно никого не было. Но это реакция тела, не души. И это все пустое по сравнению с тем, как я желаю оказаться в объятьях любимого мужчины вместо этих.

   – Ты, верно, не так меня понял, – говорю я, поражаясь тем эмоциям, которые вижу в глазах напротив. А вижу я следующее – необъятный лютый голод, вырывающийся из недр серых льдов. Он впечатляет, но помочь с этим я ему ничем не могу. – Я зашла поблагодарить. Словами и только. А также хочу сказать, что ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь в ответ. И только, Мак.

   Со звуком разочарования он подается вперед, но лишь затем, чтобы упереться ладонями в стену. Мне было бы удобнее, если бы я не оказалась зажата между ними и этой стеной. Его близость напрягает. Как и то, что я совершенно не знаю, чего от него ожидать в следующий момент. Еще не хватает нам подраться из-за того, что я не хочу давать ему желаемое, то есть – свое тело. Черт же!.. Как же я прокололась, когда решила, что совершенно не интересна этому мужчине. Тут вспоминаю Маркуса и его слова: «Не отказывай ему, если он о чем-то попросит». И понимаю, что Мак-таки просит. И если я откажу, это будет чревато, а так же вряд ли увижу свою дочь.

   – Может, я могу сделать для тебя что-то еще? – Невинно спрашиваю. – Давай попробуем договориться, хорошо? Я верю, что мы можем подружиться и без этого, согласись.

   Его глаза узко сощуриваются. Меня же уже начинает бесить его невозможность говорить. Если бы он был в состоянии это делать, я бы смогла понять его чуточку лучше. Пока же приходится читать по глазам, которые в данный момент говорят мне только одно: «дико хочу тебя и точка».

   – Может, ты мне что-нибудь напишешь? – Прошу уже конкретнее.

   Пока говорю, он смотрит на мои губы. У меня складывается такое ощущение, будто я под взглядом питона. Этот зверь опускает глаза ниже, а заодно и руку, которая замирает у моего живота. Его лоб прикасается к моему, и ведь отстраняться уже некуда. Пальцы вздрагивают, когда он решает – дотронуться или нет. И я совершенно не удивляюсь, когда эти пальцы задирают на мне майку, и его ладонь накрывает кожу живота. Это касание заставляет обоих вздрогнуть – его – от эмоций, меня – от него самого. Даже интересно – у него так давно не было женщины или просто именно я так пришлась ему по вкусу?

   – Извини, но мне это не нравится, – говорю спокойно, стараясь заставить его отступить самостоятельно.

   Он отдергивает руку. И вижу по глазам, что ему как раз не нравятся мои слова. А потом происходит следующее: подхватив под локоть, Мак открывает дверь и вышвыривает меня наружу. Я не падаю благодаря лишь тому, что налетаю на колонну.

   Вот это новости! Неужели, обиделся?

   Подхожу обратно к двери и заглядываю в окошке. Мак уже на полу, и он отжимается. Мне хорошо видно, как работают тугие мышцы спины, перекатываясь под кожей при каждом подъеме и опускании торса. Лучший способ сбросить напряжение, если нет иного выхода, так это силовые нагрузки. Признаться, мне его даже немного жаль, а себя я чувствую немного стервой. Но все-таки я благодарна ему еще и за то, что он не стал настаивать. А так же понимаю, что теперь остается ждать бури в лице Маркуса, если он узнает – а он узнает – что я не выполнила его просьбу. Но эту проблему буду решать уже тогда, когда она появится.

***

Я подхожу к своей двери. Распахиваю ее. Но только делаю шаг через порог, как попадаю в цветущий сад. И нос моментом окутывают сладкие запахи. И краски едва не вышибают слезы, до того яркие и красивые. Знакомое место. И я снова у фонтана, только в этот раз стою рядом, а не лежу под ним. Вижу впереди белое здание, оплетенное различными растениями. Они все в цветах: розовых, красных, малиновых, синих. А передо мной раскрыты двустворчатые двери, которые словно приглашают зайти внутрь. Я так и делаю.

   Внутри очень уютно. Здесь светло и много места, гораздо больше, чем кажется снаружи. Мерцающая мраморная мебель отличается своим изяществом. Здесь есть огромнее белоснежное ложе. И тоже все в цветах.

   – Рейна, – окликает меня женский голос.

   Я оборачиваюсь. И в этот раз узнаю эту красивую даму в белоснежной тунике, вышитой золотыми нитями. Она не спеша идет ко мне, плавно качая бедрами.

   – Афродита, – говорю ей вместо приветствия.

   – Ты все вспомнила?

   – Как видишь.

   – Это хороший знак.

   – Жаль, что только он.

   Подойдя ближе, она берет меня за руку. Ее ладонь теплая и такая нежная, что хочется ее просить держать меня вечно.

   – Не переживай, дорогая, мы попробуем все исправить. Пойдем. У нас есть немного времени поговорить, пока я могу нас с тобой скрыть от чужих глаз и ушей.

   Она ведет меня в сторону. Мы присаживаемся на мягкую тахту. Мне приходится сосредотачиваться, чтобы думать, вместо того, чтобы отдаться чувству блаженства. Здесь так красиво и уютно, что возникает одно желание – лечь и ничего не делать, только нежиться в этой атмосфере эйфории и покоя, испытывая счастье и чувство любви ко всему вокруг.

   – Что ты хочешь у меня спросить? – Говорит она.

   – Что с нами случилось?

   – Трой. Ты помнишь? Он рассказал о вас Аресу.

   – Это я помню. Мы с Маркусом попытались убежать. Что случилось? Вмешались Судьбы?

   – Да. Арес отдал вас на их милость. И им, конечно же, не понравилось то, что ваши судьбы оказались связаны. Из этого вышел непредвиденный узелок в их полотне, а они такое очень не любят.

   Я опускаю глаза. Мало кто знает, насколько истеричны Судьбы. Для них любой изъян в их полотне это брак в работе и катастрофа необъятного масштаба.

   – Они нашли этот узелок и попытались его распутать, – продолжила Афродита. – Только твойМаркус предусмотрел и это…

   – И это?.. – Перебила ее я случайно, просто вырвалось.

   – Он очень постарался вас обезопасить. Маркус попросил меня кое о чем, и я выполнила его просьбу – одна из моих пчел донесла каплю меда из этого сада и оросила ваш узелок. Из-за этого Судьбам оказалось очень непросто вас разъединить. Но ты же знаешь, насколько они старательны и упрямы.

   Я киваю, а она продолжает:

   – Они так старались разделить ваши нити, что нить Маркуса расслоилась. Мне очень жаль, дорогая, но тот Маркус, которого ты видела – это лишь его пустая оболочка с отвратительным характером и низменными потребностями.

   Последнее как раз для меня новостью не являлось, это я заметить успела.

   – Он ничего не чувствует, – продолжала богиня. – Даже вкусов и запахов. Никаких эмоций. И, конечно же, не помнит тебя и вашу дочь.

   – А с женщинами он что-нибудь может?

   Не стыдно было признавать, как сильно меня это интересует.

   – Увы, – отвечает она, позволяя понять еще и то, почему он мне отказал.

   Он не только не может, но и не испытывает подобной потребности. Я снова пытаюсь сосредоточиться и сделать выводы.

   – Хорошо. Это все ясно. Как мне теперь его вернуть? У нас есть шанс?

   – Если бы шанса не было, то я бы к тебе не пришла. Но это все равно путь для тебя нелегкий, придется очень постараться.

   – Говори, что я должна сделать.

   Богиня не спрашивает, уверена я или нет, она просто отвечает:

   – Первое – веди себя как обычно, и будь осторожной, иначе я уже ничем не смогу помочь. Арес следит за тобой и за Маркусом и часто навещает Троя. Второе – тебе придется вернуть Маркусу все то, что он потерял, чтобы вернуть его самого.

   – Это как?

   – Из-за расслоения его нити судьбы этот мужчина перестал быть одним целым, стало несколько его сущностей. Теперь он живет в нескольких мирах одновременно. Но если ты разорвешь другие нити, то Маркус снова станет собой.

   – Не понимаю, в чем подвох?

   – Чтобы разорвать нити, тебе необходимо отправиться в те миры, где еще он живет в одном определенном временном отрезке…

   – Так… – настораживаюсь я, не понимая, к чему она клонит.

   – И уничтожить его, – несмело заканчивает она. – Мне жаль.

   Я испытываю шок. И не могу в это поверить. Но как?! Как я буду убивать Маркуса, пусть и клона?!

   – А другого способа нет?

   – К сожалению, нет, дорогая моя Рейна.

   – А как я смогу перемещаться, если потеряла этот навык?

   – Ты не потеряла, Арес забрал его у тебя, Маркуса и Троя, исключив таким образом вас из числа Хранителей. Но ты не волнуйся об этом, я все устрою. Ты сможешь перемещаться, но только под моим покровом, и только тогда, когда я скажу.

   – Погоди, но Маркус до сих пор владеет телекинезом.

   – У него Аресу не все удалось отобрать, потому что он перестал быть единым целым.

   Нет, это немыслимо! Но я сглатываю все страхи и сомнения и покоряюсь обстоятельствам.

   – Хорошо, сколько раз мне нужно будет это сделать?

   – Возможно около семи, точно пока не могу тебе сказать. Главное береги себя в том мире, в котором ты сейчас. Ты здесь слишком уязвима.

   Тут впору схватиться за голову и рвать на себе волосы. К счастью, я не такая. Кроме того, что толку, когда у меня нет иного выбора. Я не оставлю Маркуса. Я верну его, чего бы мне это ни стоило. Я буду убивать и притворяться, я отдам ему саму себя на растерзание, лишь бы только у меня все получилось.

   На этом наш разговор с Афродитой заканчивается. Пожелав мне удачи, она отправляет меня обратно в пустую и серую камеру.

***

Этой ночью удается уснуть. По большей части из-за того, что я вымоталась за последние сутки. Мне снится Маркус. Во сне я бегу за ним, снова пытаюсь догнать, видя перед собой либо его спину, либо профиль. На мне длинное платье, подол которого постоянно путается в ногах, но разбираться с ним некогда. Я падаю, спотыкаюсь, потом все равно встаю и продолжаю бежать с криком до хрипоты. И настигаю любимого. Но когда он разворачивается… я вижу Троя. Это заставляет ужаснуться и отскочить назад. И на моих глазах лицо Троя меняет черты до тех пор, пока на его месте не оказывается Арес…

   Резко просыпаясь, я вздрагиваю. Пугает щелчок двери моей камеры. Это ко мне заходит охранник и говорит уже знакомую фразу:

   – На выход.

   Без лишних слов я выполняю сказанное и следую за ним.

   Очередная встреча с Маркусом заставляет нервничать. И все потому, что я не знаю, чего ожидать в этот раз. А в этот раз он не один – в его апартаментах я вижу Мака. Мужчина сидит в кресле, одетый в потертые синие джинсы и черную футболку. Поза напряженная, взгляд суров, неспешно следует от меня к владельцу Игр и обратно. Мой Тиран стоит у окна. Невозмутимый и холодный, со сложенными на груди руками, на которых закатаны рукава рубашки. И я уже знаю наперед, о чем сейчас пойдет речь.

   – Ладно, ближе к делу, – первой нарушаю это напряженное молчание.

   Но оба так и не произносят ни звука. Маркус берет со стола пульт и включает экран. Я делаю резкий вдох, когда вижу на нем свою дочь крупным планом. Она на чем-то сидит и играет с куклой, расчесывая той волосы. И что-то поет себе под нос. На глаза невольно наворачиваются слезы просто оттого, что я ее вижу. Боги, как же она подросла! Сколько всего я пропустила в ее жизни.

   – Как видишь, это твоя дочь, и она здесь, – произносит Маркус. Хочется его поправить, что она не только моя, но он не поймет. – Я всегда держу свое слово, если даю его. А вот ты, Рейна, своего не сдержала и меня подставила перед Маком.

   В груди учащается биение сердца, когда я понимаю, к чему он клонит. Я перевожу взгляд на того самого Мака. И вся эта ситуация мне начинает не нравиться еще больше.

   – Как ты добился согласие Троя на то, чтобы она сюда приехала? – спрашиваю я.

   – Пришлось торговаться. Так что, поздравляю – количество твоих игр сократилось на три этапа.

   Поведение моего самоназванного мужа сейчас уже не удивляет. Ему важно получить меня обратно как можно скорее. А так же мне становится очевидна его некоторая холодность к Лое, которая была всегда. Нет, он очень старался быть примерным отцом, но не для нее, для меня. Лишь бы я была довольна и любила его.

   – Чего ты хочешь? – спрашиваю напрямую.

   Мужчина разводит руками:

   – Чтобы ты выполнила мою просьбу так же, как я выполнил твою.

   – А если я откажусь?

   Он поворачивает голову в сторону экрана, смотрит на Лою. И тут режет словами по живому:

   – Жаль будет, если с твоей девочкой что-то случится, не правда ли?

   От таких ледяных и страшных слов меня пронзает цепенеющий ужас. Я не верю, что слышу это. Хочется накрыть ладонью рот, но дрожащие пальцы лишь пробегают по губам. Если Маркус с ней что-нибудь сделает, то мы оба этого не переживем.

   – Ты не посмеешь. Она невинный ребенок!

   – Я разве сказал, что Я собираюсь с ней что-то сделать? – спрашивает он. – Я говорил лишь о том, что это место небезопасно. Поэтому она может… упасть с лестницы. Или же… попасть в руки сбежавшего игрока. Например… Берта, которому ты так приглянулась…

   – Хватит! – затыкаю ему рот, начиная злиться.

   Подойдя к нему, я выхватываю из его руки пульт и выключаю экран. После чего начинаю кружить по комнате, стараясь успокоиться. Мне уже не нравится видеть Лою тут, рядом с папой, который сам не в себе. Но и требовать, чтобы ее вернули домой, я тоже не решаюсь. Дома ее ждет не менее теплая компания. А тут она все-таки ближе ко мне. И что же делать?

   Тем временем Мак неотрывно провожает меня взглядом.

   – Не знала, что вы заодно, – говорю ему, разворачиваясь в его сторону. – Зачем только строил из себя «хорошего парня»?

   Мак хмурится, и темнее становятся его глаза. Переводит взгляд на Маркуса. А потом неожиданно встает и идет к двери. Открывает ее и выходит. Кто бы мне объяснил, что это значит?

   – Если ты его не вернешь, – говорит Тиран, – я расстроюсь. А если я расстроюсь, это плачевно отразится на твоей дочери.

   Я действую как на рефлексе – сначала он, и только потом осознание. Мой кулак летит в лицо любимого, четко в нос. Потому что заслужил. Но Маркус всегда был слишком ловок и быстр. И он перехватывает мой кулак, ловит на лету и обхватывает пальцами. А потом выкручивает мне руку так, что приходится опуститься на одно колено, повинуясь импульсу боли. К счастью, на этот раз обходится без сломанных костей, только вывих. Зато гнев мой утихает сразу.

   – У тебя пять минут, – спокойно говорит он, прежде чем отпустить.

   Не сразу, но, проклиная весь Олимп с его богами, я выхожу вслед за Маком. Мне приходится, потому что другого выхода пока не вижу. Угрозы этого Маркуса не вызывают у меня сомнений, и если он сказал, что навредит Лое, так и сделает. В этот момент я все для себя решаю. Мне придется уступить сейчас, чтобы все исправить в дальнейшем. Я смогу пережить близость с другим. Переживет это и сам Маркус, когда к нему вернется память, и он осознает, что сделал. Но вот смерть нашей дочери не переживет ни один из нас.

   – Эй! – Окликаю я мужчину, нагоняя у лифта, где ждет охрана, готовая сопроводить вниз.

   Тот слегка поворачивает голову, но остается стоять в ожидании, как и стоял.

   – Извини, я погорячилась, – начинаю с этого. – Ты… действительно хороший парень. И мне снова нужна твоя помощь.

   Он так и стоит, будто не слышит. Приезжает лифт. Открываются двери. И Мак шагает вперед.

   Понимая, что он уходит, я хватаю его за предплечье.

   – Мак, пожалуйста. Он хочет, чтобы ты вернулся, иначе в беде окажется моя дочь.

   Наконец, он обращает на меня свой взор. Но лишь затем, чтобы убрать руку и оттолкнуть назад. И тогда я понимаю, что мне остается только одно. Я подаюсь вперед, хватаю Мака за футболку, дергаю к себе и впиваюсь губами в его рот. Он вздрагивает. Но отвечает тут же с жадностью голодающего. Под его напором я отлетаю спиной в стену. Чувствую давление пальцев на своей талии, горячие руки? на коже под майкой. И вот мой язык уже у него во рту, а его – в моем. И уже саму невольно пробирает дрожь от такого голода. Не ожидала, но Мак не просто целует, он глотает этот поцелуй, будто я предлагаю воды тому, кто умирает от жажды.

   – Не рано ли вы начали? – врезается в слух голос Маркуса.

   Этот голос побуждает меня оттолкнуть Мака, в глазах которого снова плавятся льды. Страшно подумать, что сейчас творится внутри него. Мой Тиран же стоит в проеме двери, опираясь одной рукой о косяк и держа стакан в другой. Под его взглядом мне становится неуютно находиться в объятьях другого мужчины. Да только этому Маркусу все равно – с кем и что я делаю. И даже больше – он хочет это видеть.

   – Прошу обратно, – приказывает он.

   Мак поворачивается ко мне. Пристально смотрит несколько долгих секунд. Я лишь надеюсь, что он видит в моих глазах немую просьбу, которая сработает. И она срабатывает. Взяв меня за запястье, Мак тянет за собой. Когда проходим мимо любимого, он провожает нас взглядом, а потом также заходит в комнату. Здесь Мак уже сам тянется ко мне, чтобы продолжить поцелуй. Неожиданно резко. Но я его останавливаю:

   – Нет, этого хватит. Бери, как хочешь, но губы больше не трогай. – После этого обращаюсь к Маркусу: – Дай мне слово, что с моей девочкой ничего не случится.

   – Это все от тебя зависит. Будешь меня слушать и выполнять все просьбы, с твоей девочкой ничего не случится. Я даже буду столь великодушен, что выделю ей отдельную детскую комнату.

   – Так она остается тут?

   Он словно задумывается:

   – Пожалуй, да. Думаю, Тройпротив не будет. Она же рядом с матерью.

   Ох, даже и не знаю, насколько эта новость хорошая. И хочется уже быстрее выполнить все то, о чем мне говорила Афродита.

   – Так что у вас там планировалось дальше? – спрашивает Маркус, делая глоток из своего стакана.

   Я смотрю на Мака. Он ждет. Оба ждут. Как два похотливых самца, кем и является большинство мужчин. Я начинаю нервничать. Сглатываю. Внутри меня все кричит и бастует против происходящего. Но цена слишком высока, чтобы я рисковала и показывала свой характер. Пусть так, хорошо, я это сделаю. Только обязательно ли Маркусу на это смотреть?..

   – Почему именно здесь? – спрашиваю я его.

   – Потому что я так хочу.

   Ответ так же прост, как и вопрос. Не имея возможности быть с женщиной, Маркус, вероятно, любил смотреть на других. Живьем. Я была бы менее против, если бы не пришлось в этом участвовать лично.

   Ох, боги, любимый, что же ты делаешь? В кого превратился?..

   – Если вы забыли, я не люблю ждать, – напирает мой Тиран.

   И я повинуюсь. Лишь бы он оставался доволен и безопасен для всех, включая самого себя. Опускаю глаза и берусь за края своих эластичных шорт. Но тут Мак меня останавливает. Поначалу не понимаю, что опять не так. А оказывается, он просто хочет это сделать сам.

   Первым делом Мак встает передо мной. Протягивает руки к моим бедрам. А потом его пальцы аккуратно стаскивают с меня шорты вместе с бельем. Он даже опускается на одно колено, чтобы также аккуратно вытащить меня из этой одежды. Когда поднимаю правую ногу, он обхватывает ее и зачем-то касается губами коленки. Снова вздрагиваю, поражаясь этой нежности, когда в его глазах стоит все та же жесткость. Признаться, я представляла себе все иначе – нагнет, возьмет и отвернется. Что меня бы вполне устроило. Поэтому я говорю:

   – Это лишнее.

   Но Мак не слушает. Так и продолжая стоять на коленях, он закидывает мою ногу к себе на плечо. Ну, это уже слишком! Если я согласилась отдать свое тело, то это не значит, что готова была заниматься таким сексом и получать от него удовольствие.

   – Мак, встань, – прошу я, пытаясь одновременно отстраниться, но этот гад лишь сильнее придавливает мою ногу к своему плечу и дергает ближе.

   Тогда я ко всему прочему хватаю его за волосы, потому что мне совсем не нравится, куда стремится его рот.

   – Мак! – уже кричу я, едва не теряя равновесие.

   «Сейчас упаду», – только думаю я, как вдруг врезаюсь спиной в… Маркуса.

   – Глупая, – слышу его тихий голос у своего уха, который рождает сладкую дрожь, – и неблагодарная. Он пытается тебя подготовить.

   С этими словами он берет мою руку, которая сжимает волосы другого мужчины, и настойчиво убирает в сторону.

   – Обойдусь и без этого, – выдыхаю я, но заканчивая стоном, когда Мак добивается цели.

   Я чувствую его влажный рот между своих ног. Чувствую горячие губы и скользкий язык, который пробегает по нежной коже. И чувствую Маркуса за своей спиной. И мне очень жаль, что он не на месте другого.

   – Вижу, вы не первый раз практикуете подобное, – говорю мужчинам, пытаясь отвлечься.

   – О, нет, – отвечает Тиран. – Он здесь впервые. Как и ты.

   – Какая честь…

   Я все-таки не сдерживаю стона, когда язык Мака проскальзывает туда, где ему не место. Такая ласка сбивает с толку, дезориентирует, вынуждает тело реагировать. Если бы Маркус не держал меня, я бы точно уже грохнулась на пол. К счастью, эта пытка длится недолго. Мак поднимается. Отходит любимый, чтобы снова наполнить свой стакан.

   – Если можно, не тяни, – тихо прошу мужчину, придвинувшись к нему ближе.

   Жаль, он не может ничего ответить. Вместо этого запускает пальцы в мои волосы и проводит по ним назад, сжимая на затылке. Это заставляет меня податься еще ближе к нему, под его губы и в объятья. Кажется, он плохо меня понимает, или просто не желает этого, потому кроме всего прочего просит об очередном поцелуе, на что я уже четко сказала «нет». Такое чувство, что он хочет урвать от нашей близости как можно больше. Будто в последний раз с женщиной. Хотя, кто знает, может это и правда его последний раз. Но все равно не ко мне.

   Упираясь ладонью в его солнечное сплетение, пытаюсь оттолкнуть. Он позволяет это сделать. Тогда я подхожу к креслу и опускаюсь на сиденье одним коленом, а руками на спинку. Передо мной стена, а больше ничего и никого я видеть и не желаю. Но Маркус и тут решает по-своему. По его воле это кресло вместе со мной отъезжает назад. Это злит, но приходится только скрипеть зубами.

   Прикосновение теплой ладони к спине, навязчивое скольжение вверх под майку, заставляет прогнуться в пояснице. Это Мак, которому так понравилось ко мне прикасаться, что он не упускает теперь ни одной возможности. Надоедает. Я оборачиваюсь к нему, чтобы сказать:

   – Ты всегда заставляешь девушек ждать?

   Кажется, это его сердит. Думаю исходя из того, как меняются черты лица. Зато, наконец, он расстегивает пуговицу на своих джинсах. Дальше смотреть не хочу. Но когда поворачиваюсь обратно, передо мной стоит Маркус. И деться уже некуда. И Мак уже упирается в меня горячей головкой, обхватывая бедра руками, в которых чувствуется дрожь предвкушения. Пытаюсь приготовиться к тому, к чему приготовиться невозможно. Впиваюсь пальцами в спинку кресла. Опускаю глаза, но Маркус не дает и этого. Движением, похожим на жест Мака, он зарывается пальцами в мои волосы и тянет назад, приказывая смотреть в чернильную пустоту его глаз. И это в тот момент, когда мужская плоть врезается внутрь меня, заставляя глотать воздух от такого ненужного вторжения. Хоть и врезается не до конца, лишь на половину, но даже это кажется непозволительно много. В иной ситуации я бы за такое убила, а тут приходится себя сдерживать. И терпеть. Жаль только, что не боль, а совершенно иные ощущения. Пропуская воздух сквозь стиснутые зубы, Мак начинает рывками проталкиваться глубже, очень осторожно и бережно, словно специально мешая мне его ненавидеть. Впрочем, это чувство вызывает и вторая сторона медали. Под пристальным взглядом Маркуса хочется плакать и просить прощение за то, что тело откликается.

   – Тебе так нравится смотреть на мои мучения? – спрашиваю у любимого, чтобы и тут хоть как-то отвлечься.

   – Очень, – говорит он.

   Отвечает и снова натягивает волосы на затылке, пока Мак размеренно во мне двигается, стискивая пальцами бедра. Чувствую себя в двойном капкане. И слишком обнаженной – не телом, а нутром. Хочется все захлопнуть, закрыть глаза, но каждая такая попытка обходится болью, когда мой Тиран дергает за волосы. И я уже не в состоянии сдержать стона, когда Мак ускоряет темп. Кусаю до крови губы, в надежде, что это скоро кончится. Но сероглазый не спешит. Когда же прикасается влажными пальцами к чувствительной точке, я понимаю, что заставляет его сдерживаться. Ему мало моего тела в обычное пользование, он хочет им управлять.

   – Нет, – выдыхаю я, хватая Мака за руку.

   Но тот опять не слушает. Вбивает снова и снова, ласкает руками. И добивается своего, когда помимо моей воли накрывает оргазм. Волна за волной. И это под жгучим взглядом Маркуса, который с диким удовольствием пьет стоны с моих губ, едва к ним прикасаясь. Именно это «едва» и становится последней каплей. Его близость и тепло дыхания, хват пальцев в моих волосах– все, что мне сейчас доступно. И это когда он сам не знает, что для меня значат такие крохи. Что значит все происходящее. Вынудил, распял, использовал – это больно. Но я была готова на все, лишь бы вернуть его обратно, и лишь бы до этого момента он не навредил нашей дочери.

   Позабыв о Маке, который содрогался во мне в спазмах оргазма, я тянусь к Маркусу. Всего лишь за поцелуем, за призрачным утешением. Но мне удается лишь провести губами по его, как он снова натягивает волосы.

   – Вошла во вкус? – спрашивает с ухмылкой.

   От его тона и грубости также хочется плакать. Но это непозволительная для меня роскошь. Закрываю глаза лишь на пару секунд, а когда открываю, то смотрю уже с ненависть, но именно к этому Маркусу.

   – Да пошел ты, – говорю тихо, выплевывая эту фразу ему в лицо, что мужчину нисколько не трогает.

   – Люблю таких, – произносит тогда он, отпуская меня и отходя в сторону. – Таких ломать одно удовольствие.

   – И часто ты увлекаешься подобным? – спрашиваю из любопытства.

   – Нет, потому что такие упрямые и выносливые встречаются не часто.

   Что же мне так везет?

   Внезапно моего плеча касаются губы Мака. Я дергаюсь, пытаясь отстраниться, словно вместо поцелуя он ударяет. Но лучше бы ударил, чем это. Лучше бы не был так внимателен, а взял свое грубо, по-варварски. Возможно, тогда мне было бы проще это перенести, если бы только было менее приятно.

   – Хватит, – тихо прошу его успокоиться. – И отойди от меня.

   Он смотрит в глаза. Но я не могу понять его эмоций, это какая-то смесь из благодарности и сожаления на фоне привычной суровости. Наконец, хоть и нехотя, словно его просят отпустить нечто ценное, он отстраняется, вытирается полотенцем, которое ему кидает Маркус, и застегивает штаны. И сразу становится легче дышать. Одеваюсь и я, после чего с чувством собственного достоинства не забываю потребовать:

   – Теперь я хочу видеть свою дочь.

***

Он смотрит ей вслед. И думает, чего же ему не хватило в этот раз? Абсурд, но этим казалась невозможность собственного участия, что его еще не мучило так, как сегодня. Не чувствуя запахов, вкуса, ощущений и эмоций, лишь примитивные позывы и желания, Маркус может только наблюдать за другими. И ему это по душе, потому что только так он ощущает себя живым, когда впитывает чужие эмоции, используя шестое чувство.

   Что же до Рейны, то тут есть и еще кое-что. А именно – желание распоряжаться женой Троя, своего конкурента, так, как ему вздумается. Ломать ее. Заставлять. И видеть в ней покорность. В этом есть что-то… особенное.

   Но вот она оказывается в его власти.

   И подчиняется.

   А этого почему-то кажется мало.

   Мало просто смотреть. Когда сама женщина, эта падшая преступница, тянется к нему, забывая о муже. Это такой шанс. Только вот, в этом есть что-то… странное. Ему не нравятся ее эмоции, которые он видел в ней на протяжении последних суток. Потому что они притягивают его, вызывают любопытство.

   – Стой, – говорит он Маку, когда замечает возле двери. – Останься. Присядь.

   Он предлагает игроку сесть в кресло, которое стоит у стены. Не сразу, но тот повинуется. Тогда Маркус берет со стола два планшета и отдает один Маку. Занимает место в кресле напротив, в котором недавно была Рейна. Это место еще хранит ее теплои особую ауру, здесь даже сам воздух кажется другим. А его шестое чувство еще ловит сладкие отголоски произошедшего, отчего по коже пробегают мурашки.

   – Тебе понравилось? – спрашивает он у Мака.

   Тот смотрит на него в упор. Отвечать не спешит, потому что не хочет. Но, как и всегда, понимает, что нужно.

   «Да», – наконец, выписывает это слово на планшете размашистым шрифтом.

   – Хотел бы повторить?

   И снова: «Да».

   В этот момент их прерывают, когда в комнату заходят близняшки в длинных халатах из красного шелка. Заходят тихо, стараясь не мешать.

   – А сделать это с ними? – спрашивает Маркус у игрока, жестом руки показывая на девушек.

   Но здесь уже видит другой ответ:

   «Нет».

   – Почему же? Чего нет в них, что есть в Рейне?

   Слушая их разговор, близняшки без труда понимают суть. И сразу же начинают действовать, находя для себя занятие. Лина садится на подлокотник кресла Мака, обнимает мужчину за шею и привлекает к себе его лицо за волевой подбородок. Тем временем Лана опускается перед ним на колени. Она кладет ладони на его ноги и скользит по джинсовой ткани вверх, к паху.

   – Зря ты так, – томно говорит ему Лина. – Тебе бы понравилось.

   Но Мак ловит блудливые руки одной девушки, обхватывает пальцами запястье другой и аккуратно отводит в стороны.

   – Почему нет? – спрашивает Маркус, плохо понимая своего собеседника.

   Но в ответ видит:

   «Только Рейна».

   – Почему?!– настаивает глава игр.

   Мак смотрит ему в глаза. Он злится, потому что говорить с ним об этом не хочет. Иметь Рейну в его присутствии, так это, пожалуйста, но говорить о ней – нет. И видно, Мак готов во многом ему подчиняться, но это не значит, что во всем. Потому тот откладывает планшет, поднимает из кресла и идет к выходу. Близняшек это шокирует. Его отказ их больно ранит. На глазах Ланы даже появляются слезы обиды.

   – Ты обидел их, – произносит Маркус ему вслед, не поворачивая головы.

   Мак сразу же возвращается. Забирает из его рук планшет и пишет на нем рывками кисти:

   «Я сказал – только Рейна».

   Маркус решает более не настаивать. Этот игрок заслуживает поблажек. Да и смысл копаться в причинах? Мужчиной движет вожделение, это очевидно. У каждого свои цели и взаимная помощь в их достижении. И только это имеет значение.

   – Что же, хорошо, – отвечает он ему, поднимаясь из кресла. – Будет тебе Рейна. Только запомни – лишь когда и где я скажу, и никак иначе.

   Глаза Мака сощуриваются. Он в легком смятении и недоверии. Только от предвкушения учащается пульс. Ведь желанный плод так сладок, так необходим, так близок, что вскоре он кивает в согласии. И только после этого спокойно уходит.

***

Раскрыв тугую железную дверь, я захожу внутрь. И первое, что вижу – лицо своей дочурки. Поначалу она замирает от неожиданности, а потом бросает куклу и бежит ко мне с криком «мама». Я подхватываю ее и прижимаю к себе. Но дочь и без этого крепко обнимает меня руками за шею и ногами за торс.

   – Девочка моя… – говорю ей, целуя в висок, когда слышу всхлипы.

   Она плачет, да так навзрыд, будто у нее случилось какое-то горе, а не радость. Я и сама не сдерживаюсь – на глазах выступают слезы счастья. Боги, как же она выросла, моя маленькая девочка. Я глажу ее по волосам и целую мокрые щеки.

   – Мама… – повторяет она сквозь рыдания.

   – Ну все, все, я тут, с тобой. Не плачь, моя хорошая.

   Мне удается ее успокоить лишь спустя какое-то время. За каждую ее пролитую слезинку хочется кого-нибудь убить. Да только это не исправит всей ситуации. И приносит боль, такую, какую может испытывать только любящая мать за своего ребенка.

   – Я так соскучилась, – говорит она мне, вытирая кулачком красные глаза.

   – Я тоже, поверь, я тоже, –шепчу, снова целуя и качая ее на руках.

   – Когда ты вернешься домой?

   – Скоро все наладится, радость моя, потерпи еще немножко, хорошо?

   – А можно мне остаться с тобой? Я не хочу возвращаться к папе.

   Здесь ответ у меня уже есть. Маркус уже все решил. Мне же остается только ей объяснить, почему не смогу быть с ней постоянно. Возникает мысль о няне, новой или старой, не важно, главное, чтобы рядом находился человек, который присмотрел бы за ней в мое отсутствие.

   – Конечно, можно. А почему ты не хочешь возвращаться к папе?

   – Потому что папа плохой, - звучит из детских уст.

   Как же дети остро чувствуют человеческую личину. И моя девочка уже доросла до того, чтобы это сказать. Я крепко прижимаю к себе, целуя в висок. И отвечаю лишь одно:

   - Все будет хорошо, моя радость. Я обещаю.

   Мы еще долго разговариваем. Мною ощущается каждая минута, проведенная рядом с дочерью. Я жадно ловлю каждое ее слово, каждый жест, каждый взмах ресницами. В какой-то момент ее начинает клонить ко сну. Уговариваю ее немного поспать, и качаю на руках, напевая какую-то мелодию. Впервые за долгое время я по-настоящему счастлива…

   – Рейна… – вдруг слышу голос Афродиты. – Сейчас!

   От неожиданности я вздрагиваю. Но понимаю ее сразу же. И в груди замирает сердце. Вот оно, чего я так ждала и чего так боялась. Чтобы случайно не разбудить дочь, перекладываю ее на кровать. Но уходить никуда не собираюсь. Я просто ложусь рядом с ней,закрываю глаза и готовлюсь, словно к прыжку в ледяную воду, уже ощущая привычный прилив силы, которую у меня когда-то отобрали.

   Вспоминать, как перемещаться сквозь Пространство и Время, не приходится. Об этом помнит каждая клетка тела. А сознание быстро выстраивает указанный Афродитой маршрут, находя нужную координату на карте Вселенной…

   Вспышка!..

   Ощущение невесомости, но в тоже время давления и скорости…

   Устремляюсь вперед, разрезая Пространство… разрезая Время… разрезая Миры.

   Вспышка!..

   И, наконец, ощущение плотности и реальности. А так же удара, когда с непривычки плашмя приземляюсь на жесткую землю.

***

Тонкий пальчик Афродиты поглаживал маленькое тельце мохнатого паучка. Крошка Пи помещался у нее на ладони. Еще одно чудесное создание, живущее в ее Саду. Но сейчас он нужен был ей для воплощения своих дальнейших планов. Именно ему по силам было сделать то, что не в состоянии выполнить никто иной.

   – Ты знаешь, что делать, – сказала она ему, опуская на бутон мака.

   По воле богини бутон накренился, и паучок спрыгнул вниз. Он засеменил мохнатыми лапками, зарываясь в гущу зеленой травы. Просочился сквозь землю и устремился вперед, по тайным лабиринтам Пространства Олимпа, ведомым лишь ему одному. Он бежал и бежал, пока не остановился на нужном меридиане. И уже здесь помедлил, завороженный отблеском серебристых Нитей Полотна Судьбы, кое раскинулось под ним на расстояние безмерности. Оно не было ровным, оно было многогранным и многослойным. Оно было великолепным! Шедевром, сотканным умелыми руками прекрасных богинь.

   Сплетая нить своей паутины, Пи зацепился за Точку Пространства и опустился вниз, вглубь Полотна. Уже там аккуратно встал лапками на одну из нитей. А потом снова побежал, следуя на запах меда. И, наконец, замер, когда нашел нужный участок. Теперь ему оставалось только ждать, когда здесь порвется та или иная нить, чтобы уже своей паутиной исправить брак, пока тот не заметили Судьбы.

   Поджав лапки и устроившись поудобнее, Пи распахнул пучок своих черных блестящих глаз, упиваясь невероятно красивым видом, когда вдоль каждой из Нитей Судьбы то и дело пробегали отблески серебристого свечения.

***

Где я, это мне скоро предстоит узнать. Перед глазами еще пляшут зайчики, так что я понимаю первым делом одно – я на улице, где и пытаюсь подняться с земли. Здесь смердит, а так же довольно шумно: стоит шум воды, скрип дерева, лязг металла, кудахтанье кур, звуки ударов – такая уличная суета. Только голоса людей слышны где-то поодаль. Но стоит зрению ко мне вернуться, как я замечаю, что поблизости людей немало. Это женщины и мужчины, старики и дети. Просто они молчат и ошарашено смотрят на меня. Чумазые, в одеждах средневекового типа из грубой ткани…

   И тут с ужасом понимаю, что я – в одной из параллелей Средневековья. Лежу на улице среди толпы людей, которые еще пять минут назад занимались своими насущными делами. А тут я свалилась им на голову.

   – Ведьма… – слышу тихим шепотом.

   Отлично! Стоит ли сомневаться, что они подумают как-то иначе?

   – Ведьма, – подхватывает кто-то с другой стороны, но уже более уверенным голосом.

   Откидывая за спину белые локоны, я поднимаюсь на ноги, чтобы встретить ожесточение непонимающих людей в более удобном положении.

   – Ведьма! – выкрикивает какая-то женщина.

   И вот уже в меня летит первый камень. Выход вижу один – бежать. Что и делаю.

   – Держи ведьму! – слышу за спиной.

   Огибая препятствия, я несусь подальше от толпы, уже по дороге решая, где бы укрыться. Повсюду строения из серого камня, но нырнуть некуда. Впереди вижу башни замка. Засмотревшись на них, едва не врезаюсь в лошадь, которая встает на дыбы, когда ее стегают плеткой.

   – Держи ее!

   Неожиданно под ноги выскакивает ребенок. Стараясь его не задеть, я отпрыгиваю в сторону… и врезаюсь в широкую грудь человека, от которого несет потом и специфическим запахом раскаленного железа. Это кузнец, высокий, крупный и сердитый. Отталкиваясь от него, устремляюсь дальше. Но получается сделать только шаг, как дергают за волосы в обратную сторону. Это все тот же кузнец, схвативший меня своими грязными мозолистыми руками. Спотыкаясь и падая, я разворачиваюсь и ударяю его кулаком в пах, чтобы уже наверняка. Это помогает – кузнец сгибается пополам и разжимает руку. В этот момент почти настигает разъяренная толпа.

   В меня снова летят камни. Прикрывая голову, я срываюсь на бег. Но далеко уйти не получается. Ощутив в ноге острую боль, я спотыкаюсь и падаю в грязную лужу. Пытаюсь подняться. Но уколы в спину опускают обратно на четвереньки. Уколы от вил, которые держит какая-то полная одичавшая от безумия женщина со смоляными, растрепанными волосами. И я уже окружена людьми, подобными ей, где с вилами стоят еще двое. Эти люди так боятся меня, что предпочитают держаться на расстоянии, и даже не стараются понять того, чего не понимают. И разговаривать с ними бесполезно, уж я-то знаю. Ими движет злость, возникшая от страха. Но своего они добиваются – я вынуждена ждать того же, чего ждут и они, окружив меня со всех сторон.

   Но все бы ничего, если они то и дело не тыкали в меня своими грязными вилами!..

   - Что здесь происходит? – громко звучит мужской голос, от которого пробирает до дрожи, потому что этот голос мне слишком знаком.

   Разом замолкнув, люди с одной стороны расступаются.

   И я вижу… Маркуса!

   Один в один.

   На нем синяя туника, плащ без рукавов, расшитый узорами из позолоченных нитей, узкие темно-синие штаны, заправленные в сапоги. И, конечно же, на поясе висит меч. А рядом с ним, одетые во все черное, идут еще несколько мужчин, на которых надеты железные головные уборы – стража. Это все сразу дает мне понять, что Маркус здесь кто-то из высокого сословия.

   Пусть Афродита и предупреждала о расслоении нити любимого, но видеть воочию его клона для меня сродни стрессу. У него сейчас тот же возраст, та же внешность, те же темные глаза, лишь немного припущенные шоколадом, который придает им человеческий карий цвет. Он все так же красив. Сложно верить, что это тоже ОН. Сложно принимать это все за правду, осознавая, что в тоже время это не ОН. Сложно свыкаться с мыслью, что мне придется убивать того, кого вижу перед собой сейчас, в чем и есть причина моего пребывания в этом мире.

   Пока я, сидя на земле, рассматриваю клона Маркуса, он подходит ближе.

   – Так кто мне скажет, что тут происходит? – спрашивает, глядя вниз, будто у меня.

   – Сэр Маркус, – обращается к нему кто-то из толпы. – Эта женщина – ведьма!

   – Она появилась из ниоткуда… – говорит другой.

   – Посмотрите на ее волосы…

   – И глаза!

   – Сжечь ведьму!

   От такой участи невольно пробегает по позвоночнику неприятный холодок. Надо будет учесть, что перемещение вышло удачно, но немного не аккуратно.

   – Сжечь!

   – Сжечь!

   – Тихо! – затыкает всех Маркус… сэр Маркус, который по-прежнему пожирает меня взглядом, изучает, словно со знанием дела.

   – Как твое имя?

   – Рейна, – отвечаю ему, как есть.

   – Эти люди правы в своем утверждении?

   – Нет, – конечно же отвечаю я.

   – Врет! – кричат за спиной.

   – Не верь ей!

   – Она врет!

   – Сжечь ведьму, пока она не накликала на нас беду!

   – Тихо! – повторяет Маркус,

   Он продолжает меня изучать глазами, в которых стоит любопытство. И определенно, не только обычного характера. Здесь все мужчины смотрят на меня с отвращением. Все, кроме Маркуса, который с жадностью оглядывает каждый сантиметр моего тела, мало прикрытого для этого времени. Только подобные ощущения ему явно не по нраву – это все выдают глаза. Я здесь чужеземка с очень странной внешностью. Поэтому, своим ощущениям он сопротивляется. А также, прежде чем отвернуться, отдает сухой приказ:

   – Схватить ее.

***

Он немного опоздал. Задержался, увлекшись битвой при Ватерлоо. Афродита уже была на месте. Она сидела в плетеном кресле, наслаждаясь созерцанием заката на фоне Эйфелевой Башни, одетая в длинное белое платье с красными узорами. Арес просто возник рядом с богиней. Сел в такое же плетеное кресло и устремил свой взор на заходящее солнце.

   Они молчали, не спеша что-то говорить. Между ними находился небольшой столик, устеленный белоснежной скатертью, на котором стояла ваза с фруктами и бутылка вина от самого Диониса. Сплошная романтика, которая была так близка Афродите, но так чужда ему самому. Арес никогда не предавал ей значение. Ему было все равно, где они встречались, и в какой обстановке. Лишь бы эти встречи продолжались. Лишь бы он мог снова и снова вкушать сладость ее дивной плоти и утолять необузданный голод своей.

   Подул легкий ветерок, ероша его волосы. Арес сделал глубокий вдох, втягивая носом воздух, пронизанный пряным запахом мирта. Этот запах всегда доводил его до исступления. Так пахла богиня, так пахло удовольствие, которое она ему дарила. Иногда Бог Войны ловил себя на мысли, что эта женщина возымела над ним недопустимую власть. Иначе не было других объяснений его порывам, когда он мог бросить все и примчаться к ней по первому зову.

   – Ты опоздал, – сказала Афродита, когда повернула к нему голову. – А еще у тебя сухой лист в волосах и кровь на щеке.

   Арес поднял руку, запустил пятерню в шевелюру и провел вдоль виска. Видно не доглядел в спешке. Но разве это важно? Для него может и нет, но не для Богини Любви.

   – Ненавижу твои войны, – произнесла она, поднимаясь из кресла.

   Арес тут же встал и сам, встречая богиню лицом к лицу.

   – Как и я твою любовь, – ответил он ей.

   Она коварно улыбнулась. Взяла со стола салфетку и стерла кровь с его щеки. Ох, эта женщина! Хоть когда-нибудь она перестанет его притягивать с такой силой? Настанет ли то время, когда он прекратит желать ее с такой страстью, как сейчас?

   – Вот так лучше, – добавила она, подаваясь вперед и прикасаясь мягкими губами к его рту.

   Один мимолетный дразнящий поцелуй, и он уже весь пылает.

   – Откроешь вино? – спрашивает она, отстраняясь.

   Но Аресу уже ни до чего не было дела.

   – Потом, – ответил он низким голосом, притягивая Афродиту за талию так резко, что она шумно выдохнула воздух.

   Прижимая ее к себе, он впился в маковые губы и принялся терзать их, выедая всю сладость. Но как же этого было мало! Прозвучал треск ткани, когда Арес рванул ту в разные стороны, пытаясь добраться до желанного тела.

   – Милый, я потратила вечность, чтобы выбрать платье, которое могло бы тебе понравиться.

   – Нет ничего прекраснее, чем твоя кожа, – ответил он, обнажая богиню до пояса.

   – О-о-о, – протянула она, когда он накрыл губами вершину ее груди. – Разве можно с тобой спорить?

   Короткая ласка. В спешке снимаемая одежда. Терпению уже не было места. Усадив Афродиту на столик, Арес устроился меж ее ног и ворвался внутрь горячего лона. И для него остановилось все течение жизни, он сам замер вместе с ней, наслаждаясь этим моментом бесконечности. Только эта женщина и обоюдная страсть.

   – Опять синяки останутся, – произнесла она, сжимая его руки, пальцы которых впивались в кожу лилейных бедер.

   – Я поцелую каждый из них. Не думай об этом, моя погибель, думай обо мне.

   Закончив фразу, Арес покинул лоно богини, но лишь затем, чтобы опять в него вонзиться, повторяя эту муку снова и снова.

   – Я всегда думаю о тебе, мой бог.

   – И что же ты думаешь?

   – Я думаю о том, как ты прекрасен, – произнесла она, пробегая ладонями по каменным мышцам, которые играли под кожей рук.

   Он улыбнулся победной улыбкой, а она продолжила:

   – А еще о том, как я тебя люблю.

   – Замолчи! – выкрикнул он ей в рот, тут же затыкая его своими губами и вбиваясь в нее плотью до основания, до боли, до вскрика.

   Ох и зря она ему это сказала. Как же зря. Он ненавидел эти слова, особенно сказанные устами Афродиты и в его адрес. И теперь он будет медленно убивать ее своим телом, захваченную в плен, поверженную, павшую к его ногам богиню. Но это было бы истинно так, если бы только он не видел в ее газах отражение своего триумфа.

***

В темнице замка Брегфорт (как написано на каждом флаге, который попадался мне на глаза) запахи стоят даже хуже, чем на улице. К сожалению, во времена этого мира еще не придумали колонизацию. Но кроме того здесь воняет смертью. Кажется, что этот запах гниющей плоти въедается в кожу и разлагает тебя заживо, подобно вирусу. Но больше всего он сводит меня с ума из-за того, что мне предстоит сделать.

   И почему именно Средневековье?!

   Почему снова темница?!

   Мое внимание привлекает перезвон цепи.

   Когда я поворачиваю голову, то вижу в соседней камере растрепанную худую женщину в лохмотьях. Она такая грязная, что не ясно, какого цвета ее кожа. И эта женщина улыбается малозубым ртом и манит меня рукой, чтобы я подошла ближе.

   – Чего тебе? – спрашиваю я.

   Она ничего не говорит, только снова машет рукой. Хоть и нехотя, но я подхожу ближе. Но она все также молчит. Смотрит и улыбается, разглядывая меня вблизи. Какая-то сумасшедшая, не иначе. Она выкидывает вперед руку, хватает меня за волосы и дергает, вырывая прядь.

   – Ау! – восклицаю, уже глядя, как она отскакивает на дальнюю сторону камеры. – Чумная, больно же!

   Но ей хоть бы что. Забившись в угол, она начинает что-то шептать, перебирая в руках свой трофей в виде моих волос. После этого еще меня будут называть ведьмой? Даже как-то обидно.

   Сев на прежнее место, я снова принимаюсь ждать. А жду я того момента, когда за мной вернется стажа. Иначе, если сегодня она не появится, ночью я выйду отсюда сама. Впрочем, я могу выйти из камеры хоть сейчас, но торопиться не хочется. Мне нужна моральная подготовка к тому, к чему невозможно приготовиться заранее.

   Ближе к вечеру стража все-таки приходит. Один из них сковывает мои руки за спиной ржавыми цепями. И только после этого выводят из камеры.

   – Нужно пронзить сердце, – слышу я тихий голосок, когда проходим мимо Сумасшедшей.

   Невольно я останавливаюсь, правда тут же толкают в спину. Но я все равно не упускаю возможности переспросить:

   – Что?

   Понимая, что ухожу, она подбегает к прутьям и уже громче добавляет:

   – Пронзи сердце. – И вдруг сразу же начинает биться в истерике и кричать: – Пронзи сердце! Пронзи сердце! Пронзи сердце!..

   Я испытываю удивление – неужели она знает, что я собираюсь сделать? Стража же так испугана, что белеют их лица. Один из них подходит к клетке и бьет ногой по бедолаге, которая не успевает отскочить на достаточное расстояние.

   – Пошла вон! – гонит тот ее.

   Это последнее, что я вижу в этой богами забытой темнице.

   Меня приводят в большой каменный зал и ставят на колени перед длинным деревянным столом. Здесь, в стороне, потрескивает камин, горят свечи и совершают вечернюю трапезу обитатели замка Брегфорт. Передо мной накрытый стол, вдоль которого, по одну лишь сторону, сидят люди из высокого сословия. Но из всех из них мне интересен только один – Маркус, который сидит справа от пожилого мужчины.

   – Фу, какая она страшная, – произносит дама, которая сидит рядом с Маркусом.

   – Признаться, за всю свою жизнь вижу такое впервые, – произносит сам лорд Брегфорт, не иначе.(Его выдает преклонный возраст и место по центру).

   – Отец, скажу тебе, что даже я такого не встречал в далеких землях, – говорит тот, что сидит по левуюруку от лорда.

   – Подумаешь, – произносит еще один, который с аппетитом пожирает куриную ножку, держа ту засаленными руками. – Я и не такое видел.

   Лорд Брегфорт поворачивается к наглецу.

   – И где же, скажи, пожалуйста?

   – Далеко на севере, в землях Далая так выглядит каждая вторая женщина.

   Вот ведь гад, врет на ходу. Но мне это только на руку. На любой лжи хорошо плетется новая ложь.

   – Он говорит правду, – произношу я. – Мы очень древний северный народ, преданный Богу и вере. И назвать «ведьмой» меня - это наивысшее оскорбление самому Создателю. А если со мной что-нибудь случится, мои братья и сестры, благословенные Богом, придут к вам с войной. Они лично заставят вас явиться пред его ликом и ответить на вопрос – как вы посмели тронуть ту, которая служит ему верой и правдой?

   Врун тут же перестает жевать. Он явно не ожидает от пленной такой наглости. Как и остальные.

   – Она врет? – спрашивает у него дама.

   Тот отвечать не спешит. Осознает, что, признавая вруньей меня, выдаст и себя.

   – Роланд? – обращается к нему лорд.

   – Н-нет, – неуверенно отвечает тот, почесывая за ухом. – Я слышал такое о ее… народе.

   – Так что же мы сидим! Господь всемогущий! – восклицает глава семейства, ударяя кулаком по столу. – Стража! Отпустить ее немедленно!

   И вот уже стража спешит ко мне. Двое поднимают на ноги, третий расстегивает кандалы. Все это время я смотрю на Маркуса, который не участвует в разговоре, лишь так же задумчиво и жарко смотрит в ответ. У меня снова учащается пульс, потому что я понимаю – это мой шанс, сейчас или некогда.

   И я его использую.

   Выхватывая меч из ножен стража, я устремляюсь вперед. С разбега запрыгиваю на стол и заношу оружие над головой. Все это под женский визг и лязг металла, когда реагирует стража. И у меня только одна цель – Маркус, который отлетает на спину вслед за падающим тяжелым стулом. И на глазах уже наворачиваются слезы, когда внутри все кричит и протестует.

   Что же я делаю?! Я ведь не хочу его убивать! Но, думать об этом уже некогда.

   Да только, когда я опускаю меч, из-под его ребра летят искры – так железо встречается с железом. А поверх выставленного в защиту длинного лезвия, я вижу обозленный взгляд Маркуса. И это когда сама лежу животом на ступне его согнутой ноги. Он выпрямляет колено и отталкивает меня назад, так что я слетаю со стола на пол. Двое его братьев перепрыгивают через стол с обнаженными мечам. Уже приближается стража, готовая защищать своих господ. Только в этот момент звучит голос Маркуса:

   – Оставьте ее! Я сам.

   Все вокруг замирают, затаивают дыхание. Мужчина перепрыгивает через стол, тяжело приземляясь на пол. Делает шаг вперед. Он держит в руке железный меч. В глазах стоит гнев. Я его даже понимаю – всегда злит, когда тебя кто-то пытается убить, тем более без видимой причины.

   – У вас так принято, нападать на тех, кто проявляет гостеприимство? – спрашивает он у меня, делая шаг в сторону.

   Я же пытаюсь заставить себя думать о том, что это не мой Маркус, и мне нужно сделать то, что я собралась сделать. Что этим я лишь все исправлю. И уже на почве собственных терзаний меня начинает колотить дрожь. Вот-вот я сорвусь и все испорчу.

   – Сидя в темнице, я его не прочувствовала, – отвечаю, поддерживая беседу.

   – Я бы принес свои извинения от лица своей семьи, если бы не чувствовал себя… чудом избежавшим смерти. В ваших землях женщины учатся владеть мечом?

   – Немного.

   – Любопытно.

   Он атакует первым. Я защищаюсь. Снова слышны звонкие удары железа, летят искры. Маркус всегда хорошо владел любым видом оружия. И этот его клон прекрасно управляется со своим мечом, наверняка по праву имея статус рыцаря. Мне тяжело, хоть я и мало уступаю ему. Мы словно танцуем в центре комнаты под песнь металла, шорохи наших шагов и дыхания, постоянно меняясь ролями. Эта схватка перестает быть забавной спустя несколько минут после первых значительных порезов как на его, так на моей коже. В ход уже идут дополнительные приемы, такие, как удары и толчки. Маркус принимает меня за опасного противника и явно очень не хочет опозорить свою честь проигрышем какой-то даме. Для него это важно. Но моя главная цель не менее значимая. Именно поэтому я должна быть беспощадной даже сквозь слезы.

   Подставив меч над головой в блоке, я быстро разворачиваюсь вокруг своей оси и приседаю. Цепляю рукояткой ногу Маркуса в районе щиколотки и резко дергаю в сторону. Потеряв равновесие, мужчина падает на спину. И вот уже клинок моего меча упирается ему в кадык. Но этого не должно быть! Все-таки где-то еще срабатывает сигнал «стоп». Все-таки что-то во мне еще сопротивляется. Маркус сглатывает, глядя мне в глаза из положения лежа. И он определенно не хочет умирать. А я опрометчиво медлю.

   – Стража! – раздается крик лорда.

   Мне в плечо вонзается лезвие, едва не выбивая из руки меч. Окружают. И я понимаю, что не могу этого сделать! Что я упускаю свой шанс. Из глотки невольно вырывается всхлип поражения. И времени уже нет ни на что. Я поднимаю голову. Вовремя подставляю меч в защиту, когда пытается нанести удар один из стражников. В плече отзывается режущая боль. Она заставляет меня выпустить оружие из руки. А потом я выпрыгиваю из этого мира, за секунды до перемещения еще успевая вытащить из плеча инородный предмет, которым оказывает небольшой клинок, и сунуть его в сапог.

   И вот я снова в стенах тюрьмы «Райкер», и рядом со мной мирно спит дочь. Я оказываюсь здесь точь-в-точь в той же секунде, в какой оставила это место. Но сейчас я душу собственный возглас, затыкая рот ладонью. Мне нельзя выдавать свои эмоции так бурно, нельзя вызывать подозрение ни на каком фоне. За мной наблюдает Арес и две камеры, установленные в этой комнате. Но это сложно, когда понимаешь, что все испортила, не смогла, не сумела. Что все останется таким, как есть, и может стать только хуже.

   – Нет, – выдыхаю я, пытаясь донести до Афродиты свою мысль: – «Я попробую еще раз!»

   «Быстрее, времени осталось мало», – отвечает она мне.

   И снова бросаюсь в Средневековый мир конкретной параллели, на несколько секунд позднее того момента, в котором его оставила. По протоптанной дорожке перемещаться проще, особенно если умеешь управлять хронометражем всего многослойного пространства. И если вспомнить, как это делается. Поэтому я сразу оказываюсь в замке Брегфорт, среди его каменных стен. И рядом с Маркусом. Он выруливает мне навстречу, из-за поворота коридора. И в этот раз я не оставляю жалости никаких шансов. Выхватив из-за сапога клинок, я ударяю им в грудь мужчины, точно в сердце. Его глаза с ужасом расширяются, когда он смотрит мне в лицо, уже понимая, что так выглядит его смерть. Это длится всего секунду, после которой он падает на колени, упираясь лицом мне в живот. Дрожащими руками я обнимаю его за голову. Запускаю пальцы в жесткие волосы, такие знакомые мне на ощупь. Прижимаю его к себе. И рыдаю с тихим словом на губах: «прости». Это боль едва выносима. Больно убивать и видеть смерть возлюбленного, чего я не хочу видеть ни при каких обстоятельствах. И я очень надеюсь лишь на одно – что это действительно поможет мне вернуть моего Маркуса.

***

Наполнив стакан, Лана подает его Маркусу, который просматривает документы. Привычное движение руки, когда он забирает стакан. Подносит его ко рту. Делает глоток… и тут же выплевывает содержимое обратно. Где-то внутри колет ощущение страха от неожиданности. Со звуком удара стакан опускается на поверхность стола и отъезжает в дальний ее конец.

   – Хозяин, что-то случилось? – спрашивает встревоженная Лана.

   Но если бы он знал сам.

   Маркус проводит языком по небу, пытаясь понять, что изменилось. Невероятно, но он ощущает… вкус. Эти пряно-кислые нотки. И он отчетливо чувствует, как алкоголь пощипывает язык. Вытянув руку, он заставляет стакан вернуться в ладонь. Подносит к лицу и втягивает носом, только запаха по-прежнему нет.И снова пробует.

    Все так и есть – пряно-кислые нотки и легкое пощипывание.

   – Хозяин? – спрашивает и Лина, которая стоит рядом, наклонившись к нему.

   Маркус переводит на нее взгляд. Смотрит на губы девушки. И почему-то возникает мысль о губах Рейны.

   – Вы свободны. Идите к себе, – говорит он близняшкам.

   – Но, хозяин, мы только расставили шахматы.

   Повинуясь силе его мысли, распахивается дверь.

   – Вон! – повышает он тон лишь затем, чтобы его лучше расслышали.

***

Я едва успеваю успокоиться, как за мной приходят. До этого еще пытаюсь хоть как-то привести себя в порядок – стереть с кожи кровь, умыться в раковине, которая есть в этой комнате. Только с одеждой ничего не поделать – дырки есть дырки, многие – с ровными прорезями. Но это все мелочи. Мне ничего не остается, как оставить дочь, пока она спит. Плотно укрыв одеялом, я нежно целую ее в висок и выхожу из комнаты.

   Пока же охрана ведет меня по коридорам, замечаю их косые взгляды. Они явно не понимают, почему я в таком виде, а так же – почему от меня так воняет. В дальнейшем нужно будет что-нибудь придумать, чтобы не повторять подобной ошибки. Пока же придется выкручиваться.

   – Прошу прощения, – говорю им. – Но не могли бы мы забежать ненадолго в душевую, если это по пути? Иначе, когда меня снова позовет к себе Маркус, поведете в таком виде?

   Они останавливаются, переглядываются, и один из них произносит:

   – Идем.

   Меня заводят в душевую комнату для заключенных. Тут довольно просторно и любая кабинка на мой выбор. Сбрасываю грязную одежду и встаю под горячие струи. Мысли сами собой возвращаются к тому Маркусу, которого я... убила. Боюсь закрывать глаза, потому что в сознании сразу появляется его лицо со всем тем, что в нем было. Минуты одиночества обещают меня этим добить. Мне нужно либо на что-то отвлекаться, либо… я просто сойду с ума. Пытаюсь не плакать, что почти получается. Стоя лицом к стене, стараюсь расслабиться и выкинуть из головы все мысли. Провожу рукой по шее…

   …и упускаю тот момент, когда через голову перекидывается удавка. Толстый жгут моментально стискивает шею. И это могло бы стать плачевно, если бы у шеи не находилась моя рука, усилием которой удается не допустить окончательно тугого захвата.

   – Привет, сладенькая, – слышу возле уха голос Берта, тугой член которого скользит по моему заду. – Скучала по мне?

   Ну все, он труп!

   Упираясь ногой в стену, отталкиваюсь назад. Мы шагаем до тех пор, пока Берт не врезается спиной в противоположную стену. Действую быстро и сосредоточенно, благо, не неженка, чтобы стушеваться в такой ситуации. О, нет, даже немного иначе – я жажду крови этой сволочи, совершенно не ощущая себя жертвой, скорее – приманкой. С размаху ударяю его затылком в нос, пару раз, и очень удачно. Слышу его болезненные стоны, ослабевает хватка. Удерживая и растягивая жгут двумя руками, падаю вниз, выскальзывая головой из петли. И вот мы уже лицом к лицу. Бью его кулаком и снова в нос, из которого уже течет кровь. Он пытается напасть – неудачно, потому что поскальзывается. Выхватываю из его руки жгут. Подныриваю рукой под его предплечье и ударяю ребром ступни по сгибу его ноги, опуская гада на колени. И жгут уже стягивает шею Берта. Он хрипит, тщетно пытаясь сопротивляться. И жить насильнику остается считанные минуты. Да только внезапно, когда уже совсем не жду, набегает охрана и бросается ко мне.

   А вместе с ними вдруг появляются и близняшки.

   – Отпусти его! – кричит одна из них.

   Я бы не отпустила, если бы не удар дубинкой по темечку. И нас растаскивают. Жаль, я не уловила, кто из этих бравых парней их охраны самый смелый. Берт же, стоя на четвереньках, сплевывает кровь, пока одна из блондинок кудахтает над ним. Вторая пытается убить меня взглядом. И сразу становиться ясно, как этот игрок здесь оказался.

   – Ваших рук дело? – спрашиваю я с усмешкой. – Интересно, а Маркус об этом знает?

   Блондинка вздергивает подбородок, а по глазам становится ясно – ее хозяин не в курсе.

   – Сука… – слышу со стороны поверженного противника первое внятное слово, что вызывает мою злорадную улыбку.

   – Скажешь ему хоть слово, – говорит девушка, – таким же образом Берт окажется в комнате твоей дочурки.

   А вот это она зря. Делаю шаг в ее сторону, но двое из охраны хватают за предплечье. Перевожу недовольный взгляд на одного из них, тот качает головой в немом заботливом предупреждении «не надо». И я почему-то ему верю. И уже просто глядя в глаза девушке, вкрадчиво говорю:

   – Задушу собственными руками. И никакая охрана мне в этом не помешает.

   В глазах напротив появляется некий испуг, а от моего пристального взгляда девушка не знает, куда себя деть, выказать же страх наверняка считает ниже своего достоинства. И, конечно, пытается оставить за собой последнее слово:

   – Думаю, мы поняли друг друга.

***

После душа с сюрпризом поначалу ведут в комнату, но после недолгих переговоров с коллегами по линии беспроводной связи, снова ведут к Маркусу. Решаю пока ничего ему не говорить о недавнем инциденте – я не в том положении, чтобы осыпать угрозами подопечных хозяина этого заведения, мне просто никто не поверит, а себя попытаются прикрыть как угодно. А я не рискую. Чувствую себя смертельно уставшей. Если Тиран снова начнет надо мной издеваться, я его побью. По дороге волнуюсь, не зная, чего ожидать. Но в комнату захожу смело и с гордо поднятой головой.

   Он один. Сидит у стола. В его руке красное яблоко, еще целое.

   – Присядь, – говорит мужчина, кивая на стул, который стоит напротив него.

   Я выполняю его просьбу, с любопытством ожидая, что же будет дальше.

   – Сегодня странный день, ты не находишь? – спрашивает он.

   – Что же в нем странного?

   Он не отвечает. Вместо этого толкает яблоко, которое катится ко мне по поверхности стола. Я ловлю его у самого края.

   – Попробуй, – говорит он мне.

   – Не хочу, – отвечаю, откладывая фрукт в сторону.

   Маркус молча смотрит на меня. Ждет. Не желая его выводить из себя, беру яблоко и откусываю кусок.

   – Как на вкус? – снова спрашивает мой Тиран.

   – Сладкое.

   Тут Маркус поднимается из кресла и подходит ко мне. Присаживается на край стола, опираясь рукой о согнутое колено. Берет мою руку, подносит к своему рту и кусает яблоко, не спуская глаз с моего лица. Я невольно вздрагиваю.

   – Ты права, – говорит мужчина, еще не успев дожевать до конца.

   И тут я начинаю что-то понимать. Неужели он ощущает его вкус? Поднимаюсь со стула и оказываюсь ужасно близко к Маркусу. И протягиваю яблоко к его рту.

   – Хочешь еще?

   Но он резко замирает:

   – Разве я говорил тебе вставать?

   Да что же такое! Со злостью я сажусь обратно и начинаю на его глазах доедать вкусный плод.

   – Это все, что ты от меня хотел?

   – Нет. После твоего ухода мы с Маком кое о чем договорились. Тебе интересно это узнать?

   Его слова интригуют и настораживают, и лучше узнать обо всем заранее.

   – Конечно, особенно если это касается меня.

   – Тебя это касается самым прямым образом. Встань.

   Нет, вы посмотрите на него, как же он тут любит покомандовать – то сядь, то встань. Я вся в возмущении, но все равно поднимаюсь со стула. Только сразу уплывают все мысли, когда пальцы Маркуса обхватывают мой подбородок. Это мимолетное прикосновение