Фора. Анатолий Оркас

Принцесса хоренов Фора попадает в плен к людям. Проданная на рынке, она становится рабыней рыцаря Ричарда, к добру ли, к худу ли, принимая своё положение и тяготы, с этим связанные. Но оказалось, что особенности наследной принцессы вполне помогают ей не только смириться с новым статусом, но и даже получать от этого удовольствие. Странное, необычное, но разве от этого менее сладкое? Да и хозяин оказался совсем неплохим человеком...

   ФОРА. АНАТОЛИЙ ОРКАС

   В мае кузнечики ещё такие маленькие. Недавно перелинявшие, но уже с крыльями, они так забавно скачут! Фора очень любит прыгать за ними и ловить пастью маленькие зелёные вкусняшки.

   - Госпожа Фора! - Хаонг, как всегда, высокомерен и напыщен. - Прошу вас, оставьте эти детские забавы, вам же следует не просто прыгать за насекомыми, но охотиться. Напоминаю, что весь ваш род до двадцать седьмой тётушки обладает столь развитыми ляжками именно поэтому, и хоть редко кто может сравниться с высокородной по дальности и точности прыжков, но развивать тело следует и далее. Не ограничиваясь полученным от предков.

   Фора отворачивает морду, прикрывшись плечом, и коротко высовывает язык.

   - А я что делаю?

   - А вы пропустили уже четверых!

   Противный Хаонг. Сидит и считает. Фу, бука! Испортил всё удовольствие. Но день слишком хорош, чтобы долго расстраиваться. Ну, хочет он, чтобы Фора наловила ему жуков? На! Хлоп, хлоп, хлоп.

   - Примите в дар, учитель!

   Хаонг с непроницаемой мордой забирает у девочки пойманных насекомых и отправляет в пасть. Фора смотрит на него, слушает хруст кузнечиков на зубах и думает, что она — самая несчастная принцесса в мире. Достался же ей учитель… Такой, что даже лакомство, ею же самой пойманное, забирает и жрёт, скотина узкобёдрая!

   Да, при всех прочих достоинствах бёдра у Хаонга узкие. И поэтому ему приходится носить штаны. Ха, как какому-то человеку! То ли дело она.

   Шерсть изумительно ровного оттенка, от красного на спине до жёлто-бурого на боках. Живот настолько ровно белый, что казалось — на пузике у девочки уютно устроилось небесное облако. Хвост столь правильной формы, что до сих пор соседние кланы умиляются, только увидев малышку! Кончик хвоста не просто белый — он с синевой. Редко встречающийся оттенок шерсти, и достался ей. Какая она красивая!

   Фора шевельнула грязным и облезлым кончиком свалявшегося в грубую тряпку хвоста. Ах, детство, как ты быстро кончаешься. И когда это случается — потом остаётся горько жалеть. Как поздно приходит понимание, что мудрые учителя вовсе не жаждали тогда издеваться над маленькой хореной, а учили правильно, от души. Именно тому, что нужно.

   Увы, когда это дети слушали старших?

   Фора вытянулась во весь рост и попыталась вжаться в стенку клетки. Она всегда гордилась своим телом. Её учили этому с самого рождения. Ею восхищались. Ставили в пример. На неё смотрели с завистью. И вот она лежит грязная, отвратительная, немытая и нечёсаная. И без всякой одежды! Перед всеми, в столь неприглядном виде!

   На горизонте посветлело. Значит, скоро откроют клетку, выпустят и прикуют к остальной рабской колонне.

   Вторую ночь наследная принцесса Фора была пленницей людей. И, как она понимала, ни к чему хорошему это не приведёт.

   Человеческий город был огромен, душен и смердлив. Количество запахов на один отдельно взятый нос далеко превышало его возможности. Точнее, в лесу запахов не намного меньше, но они были или приятны, или привычны. Здесь же запахи людей смешивались с неповторимым ароматом конского навоза, нагретого камня, гниющей рыбы, чьих-то фекалий. Во всё это вмешивались нотки прелого сена, свежей воды, горячего железа и молодой травы. Трава и здесь находила себе путь, прорастая иногда даже сквозь камни мостовой.

   - Это невольничий рынок, - объяснил Форе упитанный лысый человек с серьгой в ухе. Хорена никак не могла понять, почему они не прикрывают своё уродство одеждой? Тело укрыл, а лысую голову всем напоказ выставляет. - Здесь я тебя продам будущему хозяину. Я знаю, что ты по этому поводу думаешь, но ты уже не принцесса, а обычная вещь. Как вот эта тряпка или вот этот сапог, - человек стукнул каблуком о камень. У тебя больше нет твоего мнения. Но у тебя ещё есть твоя шкура, которая тебе, возможно, дорога. Лично мне всё равно, что с тобой сделает потом покупатель, хоть шкуру снимет, лишь бы мне платил. Но если тебе это не всё равно — никому не признавайся, что ты принцесса.

   - Тогда дайте мне одеться, - Фора постаралась, чтобы голос не звучал плаксиво. Но получилось плохо.

   Человек только покачал головой.

   - Нет, по этому тебя не узнают. Если тут продают хоренов, то, как и всех - раздетыми, другим это даже в радость, хоть на полчаса почувствовать себя благородным. Просто потом покупателю не говори, откуда ты. Шерсть у тебя в таком виде не потому, что мы сволочи бессердечные, а именно чтобы в тебе никто благородную не заподозрил.

   - А почему? - наивно спросила Фора.

   - Потому что благородную не купит никто. Вот оно надо кому, с хоренами связываться!

   - Ну, вы же связались?

   - То — мы! Я тебя продам и ищи меня. А и найдёшь — поди, докажи, что это был я? А тот, кто купит — он целиком и полностью доступен будет. Разве что король на тебя польстится, но он рабов сам никогда не покупает. И вряд ли тебя даже в подарок купят. Вы, благородные, хорошие воины и политики, а рабы из вас отвратительные. Так что я на этой продаже почти не наживаюсь. Но для тебя же лучше держать твой длинный язык за своими острыми зубами.

   Фора в очередной раз непроизвольно повела шеей. Но увы, ошейник для неё сделали под хорена — то есть, такой, чтобы не выскользнуть. Аж дышать тяжело.

   - Захочешь пить — скажи. Дам напиться. Захочешь ссать — тоже скажи. Обоссышься прямо на помосте — получишь плетей. Обосрёшься на помосте — заставлю вылизать. Языком. А теперь — пошла!

   От толчка Фора почти вылетела на помост. От земли невысоко, ей по грудь, а людям и вообще чуть выше колена. По углам — столбы, на столбах — железные кольца. На верхнее работорговец повесил цепь от ошейника, второй цепью от железного пояса пристегнул к нижнему кольцу. Удивительно, но эта тяжёлая и жёсткая штука на животе придавала сил и спокойствия. Испачканная шерсть и сбитые лапы-ноги просто вопили о том, чтобы их укрыли хоть чем-то. Обхвативший талию обруч давал хоть какое-то ощущение одежды. А люди по-прежнему считали её голой. Удивительные уроды!

   Оставшись в относительном покое, хорена огляделась. Рынок рабов представлял из себя немаленькую площадь, заставленную хижинами, клетками, помостами, там и тут на них виднелись люди. Мужчины, женщины, все — без одежды. Внутри зародился рык. Да как они смеют! И тут рык был подавлен простой мыслью: они — смеют. Это в стае хоренов она могла демонстрировать всем безупречность шерсти, идеальность линий и манеры (только слегка подправленные учителями). А здесь она… Как там хорошо сказал этот, лысый? Подмётка от сапога. И здесь её свалявшаяся и грязная шерсть очень под стать этим людям. Хотя… Если те, кто прикованы к столбам рядом с ней, уродливы и кривы, то вон тот, скажем, очень даже ничего. Бугры мышц, широкие плечи, волосы только длинноваты… Но если их подстричь или уложить — будет очень ничего!

   К сожалению, не она одна обладала вкусом к человеческому телу. Почти сразу у помоста с силачом остановились женщина и мужчина, затеяли спор о цене… Но тут и на неё обратили внимание.

   - Хорен? Почём отдашь?

   - Двести, - тут же раздался голос лысого.

   - Хм… - покупатель оглядел Фору и пошёл дальше. Но почти сразу подошёл какой-то старик в ношенной одежде.

   - Почём за хорена возьмёшь?

   - Сто двадцать.

   - Дорого…

   - А что ты хотел? Задаром?

   - Да понятно, - и старик пошёл дальше.

   Пока Фора прислушивалась, шевеля ушками, красавца-мужчину купили. Оглядевшись, самочка поняла, что служить живым товаром — невероятно скучно. Одно хорошо: не бьют, не заставляют куда-то идти, и вообще, лежи себе… кстати, а она может лечь?

   Следующие полчаса она потратила с пользой и удовольствием. Она ложилась, садилась, вставала, тёрлась о столб спиной и пузом, примеряясь, может ли достать до верхних колец и снять с них конец цепи?

   - Ах, ты, паршивка! - свист и резкая косая боль, обжёгшая спину и бок. - Лежать! Увижу, что встала — ещё получишь!

   На вой и скулёж обернулись ближайшие покупатели и рабы. К помосту подошли несколько человек.

   - А что умеет?

   - Да хрен его знает, что. Я что, проверял, что ли?

   - А, так необученный…

   - Тем лучше. Чему надо — сам обучишь.

   - Вот ещё… За семьдесят отдашь?

   - Отсоси у меня за семьдесят.

   Фора выслушала ленивую ругань и почерпнула пару новых выражений, которым её не обучали. Покупатели подходили, смотрели, щупали. Задирали хвост, дёргали за шерсть, пытаясь определить качество. Было мерзко, противно, гадко, но никуда не деться. Одного особо настырного Фора укусила за руку и тут же прижала уши, распластавшись по помосту в ожидании удара. Но торговец только заругался на нахального покупателя:

   - Поделом тебе! Покупать собираешься? Плати и шчупай сколько хошь! А так — неча руки распускать.

   Нахал поругался, поворчал, но удалился. Рынок быстро потерял интерес к новинке и стало скучно. Фора вытянулась возле столба, лениво постукивая хвостом. Думать не хотелось. Скулить не хотелось. Ничего не хотелось. Точнее, хотелось домой, к маме. Но мама уже давно распростилась с непослушным щенком и вынашивает новых. Папа, возможно, и попытался бы спасти непутёвую дочь. Но не в центре человеческого города. Хорены хороши при схватке один на один или в лесных урочищах, а в городе вооружённые люди — непреодолимая преграда. Как ни верти, а получается, что детская шалость, недостойная принцессы, привела таки к катастрофическим последствиям. А ведь Хаонг говорил ей…

   И память услужливо вывернула события трёхдневной давности.

   - Госпожа Фора. Извольте оставить здесь метку.

   - Хаонг, фу. Это не наша территория, зачем её метить?

   - Метки позволят найти тебя, если что-то случится.

   - Что со мной может случиться?

   - Тебя могут украсть. Может схватить хищник, хищная птица. Ты можешь сдурить, убежать куда-нибудь и заблудиться. Повредить себе ногу, попасть в ловушку…

   - Зануда, - Фора пристроилась к дереву и коротко писнула на кору. Проверила запах.

   - Ну, теперь тебя устраивает?

   - Это не меня должно устраивать, а в первую очередь — тебя. Эта привычка должна быть постоянной. Как дышать, как спать. Ты не просто хорен, ты — благородный хорен! Придёт время и тебе надо будет оставлять потомство. А о каком потомстве можно говорить, если ты сдохнешь? И все усилия твоих предков по выведению и улучшению породы пропадут втуне! Поэтому — никаких самовольничаний!

   О, дорогие вы наши учителя! Когда бы эти абсолютно правильные слова достигали ушей воспитанников, а не отлетали в сторону?! Ну, что может случиться здесь, рядом с загадочными и непостижимыми Хассийскими горами? Ведь Нора рассказывала детям, что никакое зло не в силах пересечь неприступные скалы, и даже драконам нет туда ходу. Но вот хорены, совершенные телом и чистые помыслами — могут попытаться.

   Ну, и попытались. Лафар и Скриппи подбили Фору на вылазку. И ранним-ранним утром детвора побежала к горам. Нет, пробраться через ледники и перевалы ни у кого и мысли не было, там не на одну луну поход надо готовить. И, возможно, забыть о благородстве и даже надеть защитную амуницию. Детки просто хотели посмотреть, что будет?

   Ну, и посмотрели…

   Что именно делали люди в этих местах — спросить не удалось. Как-то не до того было. Зато люди в который раз показали, что при всех своих недостатках и уродствах, в прямом противостоянии могут доставить массу неприятностей. Лафар, кажется, если она правильно увидела, так и остался валяться там, насаженный на стрелу. Куда делась Скриппи — не углядела. Тут бы побыстрее ноги унести! Да только вдруг перехватило горло, сжало до слёз, до хрипа, больно и обидно. И бежать уже стало некуда.

   - Вот и добегалась, - удовлетворённо сказал заросший до самых глаз человек с грубыми и сильными руками. - Эй, что у вас там? А у меня — вот! Живая добыча! Гля! Сойдёт?

   Тогда Фора ещё пыталась дёргаться, кусаться, как-то сопротивляться. Но лапы ей быстро и проворно связали и заставили бежать, так и не сняв петлю с шеи. Тут даже в сторону не прыгнешь. И как бы ни была она совершенна, а люди не уступали юной хорене в силе и упорстве. Они тяжело дышали, спотыкались, но бежали, бежали, бежали…

   А потом была клетка. И отчаяние. Полное, безнадёжное. Ей давали мясо, противное, грубое, она бы гордо отказалась от еды, но истомившееся тело оказалось сильнее неё, и Фора ела. Ей давали воду, и вода приносила облегчение, а кто ж откажется от лёгкости? Будь девочка постарше — может и предпочла бы гордость и высокомерие столь недостойной жизни. Но не смогла, упустила момент. А после бороться с собой оказалось ещё сложнее. Убить себя — это непросто. А и зачем? Всё равно эти… справятся лучше.

   Но — нет, не убили. Пока что всё закончилось рынком рабов. Она — рабыня. Надо же. Рабыня людей. Фора припомнила, что ей рассказывали про рабов? Только то, что рабы делали для богатых… что скажут. А что придётся делать ей? Что умеет она? И тут наследная принцесса с самым горьким скепсисом сообщила самой себе, что всё, чему учили — не стоит одной какашки. Ну зачем ей правила поведения в стае, очерёдность пищи, подчинение вожаку или выбор правильного самца? Зачем ей выбор земли для норы, лекарственные травы, следы и повадки животных? Зато она абсолютно ничего не знает о рабах, о ценах, о правилах подчинения хозяину и прочих жизненно необходимых ей вещах. Тех, которые пригодятся в самое ближайшее время!

   На помост села муха. Фора шевельнула носом, но муха взлетела, покружила и снова села. Хорена небрежно попыталась прихлопнуть её лапой. Муха взлетела и села ей на ухо. Фора шевельнула и муха опять опустилась прямо перед ней. Снова удар лапой. Ещё один. Чуть дальше, потому что мухе надоело и она перелетела. Дальше было не дотянуться — мешали цепи.

   - Ставлю десятку, что не прихлопнет.

   - Ставка принята. Эй, а на сколько?

   - Ну, пусть на четверть часа.

   - Ставлю три к двум, что мухе надоест и она улетит.

   Фора изумлённо подняла мордочку. Перед помостом собралась толпа, человек семь. И все смотрели на неё. И рабы, прикованные к остальным столбам, тоже смотрели. И даже лысый с кнутом. Он ей и сказал:

   - Ты продолжай, продолжай. Вишь, люди на тебя деньги ставят? Единоборство лисы и мухи! Первое и единственное в этом сезоне!

   Фора перевела взгляд на муху. Её забава, занятие от скуки, вдруг почему-то понравилось людям. И что теперь делать? Она опять хлопнула лапой по доскам, рядом с мухой. Та даже не дёрнулась. Хорена шлёпнула чуть ближе — муха недовольно взлетела, покружилась и снова села на доски.

   - Я ж говорил, не поймает!

   - Ты погодь, ещё и минуты не прошло. Давай, зверюшка, давай!

   Фора развернулась к мухе хвостом. И тут увидела лицо лысого. Тот ненавязчиво показал ей кнут. Пусть хорена была юна и неопытна, пусть она знала людей очень плохо, но этот намёк поняла. Чуть скосив глаза, она подняла хвост. Муха, разумеется, тут же полетела на запах… Где и была прихлопнута одним резким ударом.

   - Вааааа! - закричали люди, и даже рабы у столбов зааплодировали.

   - Ну, на, - один из людей отдал другому что-то.

   А этот подошёл поближе к помосту и спросил:

   - Почём?

   - Триста двадцать.

   - За двести возьму.

   Фора посмотрела на покупателя и вдруг почувствовала, как сердце медленно стекает в живот. Ну, вот. Допрыгалась! Да сколько ж можно-то? Ведь просто мух ловила, и тут — на тебе! Её же купят! Она же слышала, как этот, лысый, говорил «двести!»

   Но тот почему-то упёрся и не желал продавать пушистую рабыню за цену, которую совсем недавно сам же и сказал. Они яростно торговались, лысый опустил цену до двухсот пятидесяти, в конце концов этот не выдержал, плюнул и пошёл.

   - Эй! Ладно, двести — и она твоя!

   - Да я подумал, нахер она мне нужна?

   - Тоже верно, - с неприкрытой горечью отозвался лысый.

   - Я возьму за двести.

   Фора повернула голову. Старик с седой бородой смотрел на неё столь чистыми глазами, что не верилось, что этот может причинить какой-то вред любому из окружающих существ. - Вот, бери и отвязывай.

   На этот раз лысый ничего не стал возражать. Он забрал немаленький мешочек, заглянул внутрь, кивнул и снял с Форы пояс, а со столба — конец ошейной цепи.

   - Это твой новый хозяин, - напутствовал он. - Он волен сделать с тобой всё, что пожелает. А дальше всё зависит от тебя, и только от тебя. Помни, что я тебе говорил.

   И с этими словами он вручил старику цепь. Но старец не стал сам брать свою покупку, а кивнул стоящему рядом молодому (и очень сильному!) парню.

   Фора вздохнула. Да и куда бы она сбежала посреди города людей? Но всё равно шанса было жаль.

   - Хы! Хы! Ыыых!

   Меч свистел в воздухе, руки послушно направляли полёт лезвия, тяжёлое дыхание сопровождало каждый удар, каждый выпад и поворот.

   - Ноги мягче. Спиной, спиной дорабатывай. Вот так, да.

   Ричард слушал указания вполуха. Связка была знакома ему до мелочей, тело слушалось идеально, а ворчание наставника воспринималось как привычный фон.

   - Ногу в колене сгибай!

   Ага, если сгибать колено, то мечом уносит в сторону и потом возвращать приходится не красивым финтом, а тупо тащить железяку обеими руками!

   - Доброго дня, сэр Ариман.

   - И ты здравствуй, Гвенниль.

   - Здравствуйте, отец. Ой, что это?

   - Это я, вот, игрушку прикупил, - старик улыбнулся и погладил девочку-лисичку между ушками.

   - Где? - изумился Ричард. - Где нынче продают живых хоренов?

   - На рынке Справедливости.

   - Господи Иисусе, отец! Что это с вами? По невольничьим рынкам ходите, игрушки себе покупаете…

   - Вообще-то я тебе.

   Ричард закатил глаза.

   - Отец! Мне уже семнадцать лет!

   - Большой, - усмехнулся старик. - Ну, большому мальчику и игрушки соответствующие.

   - И сколько оно стоило?

   - Пустяки. Можно было поторговаться, но я взял за двести.

   - Двести золотых!? За маленького хорена?

   - Это девочка. Ты ещё скажи, мол, из ума выжил. А ты предпочитаешь жеребца за пять тысяч!?

   - На жеребце хоть можно ездить! А что с нею делать?

   - Что хочешь.

   - Да я ничего не хочу! Ну, зачем, зачем вы её купили, меня не спрося?

   - Ты не представляешь, какая она забавная.

   Все посмотрели на лисичку, которая боязливо прижала уши, поглядывая на людей.

   - Она мне всё равно не нужна.

   - Ну, так отошли её на кухню и всё.

   Ричард заметил, как вздрогнула лисица и укоризненно заметил:

   - Отец! Я не настолько голодаю, чтобы есть хоренов!

   - И кто это меня только что обвинял в скудоумии? - нахмурил брови старик. - Да не в жаркое, а просто на работу! Не хочешь сам забавляться — вон, пусть на кухне помогает. Там всегда работа сыщется. Даже если больше ничего не умеет — там пригодится.

   - Ну, ваша покупка — вы за нею и следите. Мне она и даром не нужна.

   - Большой, смотрю! Из игрушек вырос!

   - Да!

   - А ногу в колене сгибать так и не научился, - ехидно уел отец сына.

   - А я ему постоянно долблю! - вмешался учитель. - Да когда б это дети наставников слушались?

   - Да что вы до этого колена привязались? На прямой ноге удобнее!

   - Потому, - ответил старый Ариман, - что в настоящем бою тебя просто снесут первым же ударом! Если противник попадётся посильнее или потяжелее. В настоящем бою никому не сдалась твоя красота, никто не будет восхищаться плавностью движения твоей впечатляющей тушки. Тебя проткнут или разрубят. На прямой ноге ты подобен дереву, которое может и выстоять, но если рухнет — то навзничь. Сгибая же ноги ты подобен пружине, которая гнётся от малейшего усилия, но зато и сломать её невозможно! Ладно, играй в свои взрослые игрушки, а я и впрямь отведу твой подарок на кухню.

   - Да что мне с ним делать? - бросил Ричард в спину удаляющемуся старику.

   - Что хочешь, - ответил тот, не оборачиваясь.

   Фора с изумлением рассматривала жилище людей. Огромный парк, почти как их родовая территория, огорожен камнем и решётками. У ворот — стража в блистающих таких одеждах. Интересно, подумала Фора, а они на солнце не нагреваются? Это же ужас какой-то должен быть! А они их носят… Её провели куда-то за огромный дом, который пришлось долго обходить между красиво подстриженных кустов. Хорошая идея, кстати, надо папе подсказать. Ой… Да, хорошо бы папе подсказать, если она вдруг когда-нибудь вернётся домой. За домом оказалась утоптанная площадка, трава росла только по краям, ближе к середине была смешана с землёй, в центре и вовсе отсутствовала. Там под руководством воина танцевал с мечом парень. Очень красиво танцевал, залюбуешься! Она и залюбовалась. Пусть люди ненавистны ей, но любой хорен нутром чует красоту. И что поделать, если красивым оказывается враг? Пусть это будет красивый враг, всё не так противно.

   И тут оказалось, что старик купил её не себе! А вот этому красавцу! Ой… Фора задрожала от нахлынувших впечатлений. К сожалению, парень ею ничуть не заинтересовался. Хорошо, хоть есть её отказался. Уже радует. А когда этот противный старик, который постоянно гладит её по голове, как какую-то зверюшку, заявил, что красота не нужна и его красивую тушку в первом же бою проткнут…

   Тут Фора впервые посмотрела на своего будущего хозяина. То есть, до этого она его видела, но просто как одного из людей. А сейчас постаралась оценить то, что видит.

   Высокий, она ему ушами до плеч не достаёт. А плечи — ого-го! И тело очень красивое, кожа хоть и голая, зато мышцы так чётко видны. Длинная шерсть на голове завязана в такой смешной пучок, но, что удивительно, это его не портит, а придаёт эдакую пикантность. Что там ниже — ей увидеть не удалось, потому что голым у парня был только торс. Пришлось напомнить себе, что у людей совсем не обязательно под штанами скрывается какое-нибудь уродство. Может, там всё в порядке, просто люди всегда носят штаны.

   К сожалению, её отправили на кухню. А вправду, что бы она делала с этим вот воином? Воины хоренов исполняли приказы отца или матери. Но этот явно не будет выполнять её распоряжения.

   Но пока что не удалось даже поговорить с будущим хозяином. А настоящий хозяин велел заткнуться, пока язык из пасти не вырвали. Завёл в дом, вызвал какого-то человека и сказал:

   - Герман! Вот, это наша новая рабыня. Ничему не обучена, займись ею. Пока что будет работать на кухне, готовь пока к этому. А там посмотрим.

   Герман молча кивнул, перехватил цепь и повёл…

   Увы, вовсе не на кухню, откуда так здорово пахло едой. А завёл в очень маленькую комнатку, практически голую, с маленьким оконцем под самым потолком.

   - Это теперь твоя комната, - хмуро сказал он хорене. - Здесь пока будешь жить и здесь будем тебя обучать. Я знаю, как ты ненавидишь людей и как мечтаешь сбежать при первой же возможности. Ну, так я тебе сразу так скажу: мне своя шкура твоей дороже. Потому что если ты сбежишь — то высекут меня. А чтобы мне не досталось — я буду сечь тебя. Так что не обижайся, я тебе сразу сказал.

   Фора уже и забыла, что она ненавидит людей и что мечтает сбежать, но тут ей об этом так удачно напомнили!

   Ах, если бы это хоть чем-то помогло! В следующие полчаса её обучали команде «сидеть». То есть, услышав эту команду, она обязана была из любого положения, в любое время, чем бы ни занималась — усесться рядом с ногой Германа. Фора честно старалась, потому что ей совсем не хотелось, чтобы её высекли. Она ещё помнила боль от удара бича сегодня утром. Но Герман был постоянно недоволен и почём зря дёргал её за ошейник. Потом пристегнул цепь к кольцу в стене и собрался уходить.

   - Господин, - пискнула Фора, как учили её работорговцы.

   - Чего? - обернулся к ней человек.

   - Я хочу писать.

   - Тьфу ты, точно.

   Ну, и что? Разумеется, лучше бы она этого не говорила! Герман вывел её наружу, завёл в кусты и сказал:

   - Давай.

   И только Фора пристроилась и начала, как прозвучала ненавистная уже команда «Сидеть!». Это что же, вот прямо сейчас, журча, кидаться к ноге хозяина? Она раздумывала всего секунду, но тут же получила по голове тяжёлой цепью. И такие мелочи, как испачканная шерсть сразу перестали волновать. Она кинулась к ноге, поскуливая от обиды.

   - А быстрее надо! - наставительно сказал Герман. - Ну, всё, можешь продолжать.

   - Я больше не хочу! - чуть не заплакала Фора.

   - А я сказал — надо! Делай!

   - Так нечем! - всхлипнула самочка.

   - Точно? Ну, тогда пошли обратно.

   Оставшись одна в комнате, Фора потрясла описанной ногой, но облегчения это не принесло. Она была голодна, расстроена, хотела пить, ей было страшно и воняло. И главное — она ничего не могла с этим поделать! То есть, если немного постараться, то можно снять цепь с кольца в стене. Или таки вывернуться из ошейника.

   Но зачем? Дверь заперта снаружи, она это прекрасно слышала. А уж выбраться незамеченной и вовсе не стоит даже и пытаться. Она ещё помнила лежащую на земле тушку Лафара с торчащей из неё стрелой. Или даже двумя. Хочешь так же? Нет, ответила она себе. Не хочу. И так не хочу, и эдак не хочу. А что делать?

   За последующий час она передумала множество способов, как убежать или как отомстить людям. Увы, ни один из них невозможно было воплотить в реальность. А там открылась дверь и вошёл Герман со стариком.

   - Ты глянь, сидит, хитрая тварь! - удивился Герман.

   А старик оглядел её и негромко сказал:

   - Она ещё наделает делов. Ты поосторожнее с нею.

   - Сам знаю!

   Герман поставил на пол миску с вкусно пахнущим варёным мясом и сказал:

   - Сидеть!

   Фора заскулила и прыгнула к его ноге. Ну, насколько позволяла цепь.

   - А чего она скулит? - удивился старик. - Ты что, побил её уже?

   - Да разок всего стукнул. Чтобы не думала.

   - Больно молодая. Может, не бить пока? Может, так привыкнет?

   - Если не бить — она на шею сядет и ножки свесит. Пусть поскулит, ей полезно.

   Старик вышел. А Герман объяснил:

   - Это — твоя еда. Но тебе её есть нельзя. Пока не скажу «можно». Понятно?

   Фора замотала головой.

   - Чего непонятно?

   - Пока что не скажете?

   - Пока не скажу «можно».

   В тот же миг Фора прыгнула к миске и вцепилась зубами в мясо. Ошейник натянулся, она прижала уши и закрыла глаза в ожидании удара… Но человек не стал её бить.

   - В следующий раз за такое получишь, - сердито сказал он. - Но на первый раз прощаю. За сообразительность.

   Фора глотала упоительно вкусное мясо и была счастлива. Как ловко ей удалось провести человека, а? Мням, мрчаф, аф, аф! Но она непроизвольно дёрнулась, когда ладонь легла ей на загривок. А секундой позже девочка осознала, что действительно, она стоит тут на четырёх лапах и жрёт как животное, исключительно пастью. И человек, конечно, и отнёсся к ней, как животному.

   Когда Герман ушёл, унося миску, Фора легла у стены и задумалась. Впервые с момента пленения мозги включились настолько, чтобы можно было хоть что-то обдумать. Дома ей часто задавали житейские и бытовые задачи, предлагая решить их самой. Иногда предлагали воплотить решение, чтобы на практике убедиться в ошибках. Всю свою недолгую жизнь хорена относилась к этим занятиям как и ко всем прочим: этикету, физическим упражнениям, позволяющим выгодно подчеркнуть данную природой фигуру, выслеживанию и пряткам… То есть, не более, чем обязаловка. Но сейчас возникло вот то самое ощущение, когда мама велела накормить группу воинов. Сначала дала теоретические вводные, проверила ответ, а после вывела к семерым одетым хоренам и велела проверить решение на практике. Тогда Фора едва не схлопотала по ушам от самого старшего, которого не учла в своих расчётах, и которому не выделила первый кусок. А потом едва не была погрызена им же за то, что не настояла на честной делёжке и последний остался без еды — все предыдущие по кусочку разобрали его долю. Самый молодой из воинов показательно (это было видно, но от этого не менее обидно) разразился лающим воем, мол, обидели, за верную службу голодом морят! Мама ничего не сказала, но Фора впервые, пожалуй, осознала, что и этикет, и прочие премудрости — они не просто так нужны, чтобы учителям отвечать. А старший хорен не покусал молодую принцессу, только зубами над ушами пощёлкал, но объяснил, что уж если взялась делить — то обязана проследить, чтобы досталось всем. И если нарушать этикет нельзя и ему нужно дать первую порцию, это не значит, что порция должна быть больше остальных. Вот по этой самой причине.

   Сейчас перед Форой была очень похожая задача. Есть человек, и этикет в среде людей она не знает. Но она поняла, что люди по-разному относятся к рабам и к животным. То, как относятся к рабам — она насмотрелась там, где её продавали. Как относятся к животным — тоже. Лошадей не стегали, собак кормили и ласкали. Правда, животные беспрекословно делали то, что люди им приказывали. Лошади исправно тащили повозки, собаки — охраняли. Получалось, что быть животным — выгоднее, чем рабом. Может быть ей следует изображать из себя животное? Вон, даже Герман поддался своим чувствам и погладил её. А то, что ей его ласки не нужны вовсе — придётся забыть. Придётся изображать щенячий восторг, радостно повизгивая каждый раз, когда человек будет гладить её по спине, и (кошмар какой!) по голове! Но это лучше, чем кнут, цепь и кандалы.

   А теперь следующий вопрос. А как ведут себя животные? Фора обвила ноги хвостом и глубоко задумалась. Она знала о повадках лесных зверей, об их следах, запахах, вкусе и опасности. Но не имела ни малейшего представления о том, как ведут себя животные домашние. За исключением тех моментов, которые видела по пути сюда. Осталось их припомнить как можно точнее…

   Работа на кухне оказалась несложной. Зря Фора боялась. Правда, лапы хоренов не приспособлены для тонкой работы, например, фигурно нарезать овощи. Но уж помыть котлы и сковородки, подать-принести — это вполне доступно.

   Попытка вести себя как животное потерпела сокрушительную неудачу. Было очень больно и обидно. Герман отстегал её ремешком, который принёс вместо цепи.

   - Вот тебе, вот! Будешь ещё притворяться, тварь? Будешь? Н-на!

   Что именно Фора сделала не так — она не успела разобраться. Боль и обида заглушили разум, и теперь девочка была полностью растеряна и потеряла всякое представление о происходящем. Поэтому первую половину дня вела себя как самое обыкновенное неразумное животное: не понимала, что говорят, роняла, падала, постоянно путалась под ногами. При этом на неё орали, её стегали, толкали, ругали, но это не воспринималось никак. Вообще. Если толкали — она отходила. Если ругали — прижимала уши и молчала. Но, похоже, все прониклись сочувствием к забитому и никчёмному существу. Это Фора осознала уже у себя в каморке, когда разум опять включился и начал анализировать сегодняшний день. Герман же не дурак, и он сравнил её вчерашнее поведение и утреннее. И увидел явное несоответствие. Поскольку за одну ночь она никак не могла превратиться в преданное животное, весёлое и доверчивое — то и заподозрил её в притворстве, и наказал. Так, отметим. Разница в поведении должна быть не столь резкой. А как она вела себя всё остальное время? Как полная дура. Вот! Вот это и должно быть стилем поведения. Не обижаться, не показывать, как тебя мучают обильные и дурные запахи, как тебе здесь плохо и ничего не понятно. Толкают? Ругают? Ну, пусть будет так. Засунем гордость подальше и пусть люди делают, что хотят.

   Так она и поступила. И на следующий день не сделала вообще ничего, пока Герман не приказал «Сидеть». Тогда только точным и выверенным движением прыгнула к ноге и замерла рядом. Человек осмотрел хорену, преданно глядящую в глаза и не нашёл, что сказать. А на кухне сегодня приходилось дозировать глупость и сообразительность. Но на второй день было полегче: она уже различала кухарок, поваров, поварят и другую прислугу. Поварята умильно сюсюкали над новенькой, но не изводили. Да и прочие сегодня отнеслись спокойнее. Бежать хорена не пыталась, кусаться не пробовала, терпела тычки и побои с такой скорбной мордочкой, что люди невольно перестали обижать блаженную. Кормили её как животное — ставили миску на пол, хотя сами садились за стол. В первый раз Фору это покоробило, но она тут же напомнила себе, что она — зверь бесправный, поэтому так, значит — так. Легла и постаралась есть без помощи лап. Это, кстати, оказалось непросто. Привычки есть привычки, да и строение зубов не позволяло откусывать сразу нужный кусок. Так что пришлось придерживать еду одной лапой, но, похоже, на это никто не обратил внимания. То ли животные тоже так делают, то ли просто людям было не до неё? В следующий раз она придерживала еду смелее и снова никто ничего не заметил. Так и повелось — кормили её вместе со всеми, но на полу. Пока это не заметил Герман.

   - А чего это у вас лиса на полу валяется?

   - А где ей валяться? - удивилась повариха.

   - Почему за стол не посадили?

   Тут люди впервые обратили внимание на происходящее. А Герман накинулся на Фору:

   - А ты почему не сказала?

   - Я же рабыня, - напомнила хорена. - Как сказали, так я и делаю.

   Люди обменялись взглядами и… Оставили как есть. Фора потом раздумывала над этим и так и не поняла, то ли хорошо получилось, то ли она опять где-то ошиблась. Но раздумывать долго ей не пришлось, потому что появились иные поводы для размышлений.

   Во-первых, дети. Поварята, хотя и были заняты, и огребали от взрослых ничуть не меньше, чем сама Фора, но всегда успевали найти время для каких-нибудь проказ. Пожалуй, в её нынешнем положении, хорена тосковала даже не по свободе леса, не по родственникам, а по вот этой детской непосредственности. Она отчаянно завидовала маленьким людям, которые могли шалить и развлекаться, ей остро хотелось к ним. Но разве она кому-то здесь нужна? Кроме как служить тряпкой для грязной посуды?

   Оказалось, нужна. Герман зашёл за ней, собираясь отвести в каморку, но тут повариха его остановила, сказав, что сама отведёт. Тот пожал плечами и вышел, не задавая вопросов. Уже было поздно, Фора давно хотела спать, но терпела. И вот, когда последний котёл был водружён на просушку, последняя вода с пола была собрана и последние тряпки были отжаты и развешаны, толстая повариха позвала её:

   - Ну-ка, лисичка, иди ко мне. Какая-то ты неряха стала.

   Ну, ещё бы! Целый день то посуду моешь, то котлы драишь, то на полу валяешься. А главное, одежду никакую не дают. То, что испачканной хорене стыдно до невозможности — никого не волнует. Тряпка она и есть тряпка, кому интересно, что она там внутри ощущает? А тут повариха поставила её перед собой стоймя, взяла тряпку, намочила и обтёрла ей шерсть. Фора стояла и пыталась понять, что она делает? Движения рук полной женщины несли в себе нечто иное, чем просто желание стряхнуть грязь с замарашки. Девочка стояла, прислушиваясь к своим ощущениям, и повариха это заметила.

   - Ну, что, нравится? - усмехнулась она.

   Фора кивнула. Не потому, что ей нравилось, а потому что не знала, что ответить. За эти четыре дня она уже усвоила, что лучше соглашаться, это не так больно и обидно. Повариха ещё потёрла её тряпкой, потом взяла за плечи и слегка отодвинула.

   - Ишь, какая красивая лиса получилась! Загляденье!

   У Форы внутри всё оборвалось. Неужели она заметила? Неужели она поняла, что перед ней — наследная принцесса? Ой, что будет! Но повариха взяла поводок, висевший у двери, прицепила к ошейнику и сказала.

   - А опустись-ка на землю, как будто ты животное.

   Фора выполнила приказание и удивилась. Оказывается, люди по-разному воспринимают её, когда она стоит на ногах, и когда она стоит на ногах и лапах. Так вот в чём дело! И… что делать дальше? Ходить всегда носом в землю — неудобно. Ходить всегда прямо — а как же роль «послушное животное»? Пока девочка мучилась ужасно сложным вопросом — они дошли до её каморки. Повариха огляделась и завела хорену внутрь. Прикрыла дверь, присела на корточки и запустила толстые пальцы в загривок.

   - Ах, ты моя красавица, ах, ты моя пушистенькая…

   Фора терпела шустрые руки тётки и не могла понять, что происходит. А та задрала платье, обнажив коленки, и оттуда пахнуло тяжёлым мощным ароматом. А женщина схватила её за шкирку и потянула на себя. Фора от неожиданности упёрлась когтями в пол и стало действительно больно.

   - Ну же, не упирайся! - раздался сальный голос. - Всё равно же заставлю.

   Фора слегка расслабилась, задержала дыхание и морда оказалась там, под юбкой. В темноте было почти ничего не видно, но зато сверху послышался приказ, отданный с хрипотцой, едва слышный:

   - Лижи!

   Фора содрогнулась, глубоко вздохнула, наплевав на запах, и лизнула. Там, к её изумлению, оказалась шерсть. Жёсткая, грубая, она скользила по языку совсем не так, как ожидалось.

   - Лижи, девочка, лижи! - голос поварихи грудной, гортанный, пальцы сжали кожу на шее, подталкивая ближе. - Ниже!

   Ниже оказалась полоска кожи, такая же, как у любой самки. И она была такая же мокрая, хоть запах и вкус были иными, незнакомыми. Но Фора быстро с ними познакомилась.

   - Да, да! - жарко вздыхала над ней повариха. - Ага, и глубже тоже. Не стесняйся, девочка, давай, наяривай! Задай мне жару!

   Фора старалась изо всех сил, язык у неё уже устал, а баба всё приговаривала:

   - Ещё быстрее, ещё сильнее! О, да, да, давай, давай!

   Когда тётка сжала её коленями и сладко застонала, хорена уже думала, что язык сейчас просто отвалится. Повариха отпустила хорену, потрепала по холке, похвалила, но как-то сумбурно и невнятно, поднялась, качнулась и опёрлась о стену рукой. Уже уходя, вдруг вспомнила, вернулась и повесила поводок на кольцо в стене. А потом, наконец, ушла.

   Фора сидела, тяжело дыша. Уставший язык свешивался из пасти. Она встала, осторожно отщёлкнула крепление на кольце и сняла свой поводок. Интересно, а зачем они это делают? Вот что они хотят этим показать или добиться? Может, это проверка того, насколько она послушная? Или они хотят ей показать, что это место — её? А может, это просто какой-то необычный ритуал? Так и не разобравшись с этим, Фора просто легла поудобнее подальше от двери и уснула. Проснувшись от шагов Германа, она первым делом повесила поводок обратно на кольцо. И уселась, как ни в чём ни бывало.

   - Уже проснулась? Ну, пошли.

   И эта проказа осталась безнаказанной! Как интересно! А что она ещё может сделать такого, чтобы «остаться в рамках», но при этом — выйти за них?

   Утро начиналось с дрессировки рабыни. Кроме уже привычных команд «сидеть» и «замри», Герман проверял моральную устойчивость рабыни. Например, требовалось замереть по команде, а после суровый мужчина начинал сбривать мех с живота. Мечом. Всухую. Или, скажем, команда «замри» во время прыжка. Фора честно старалась, но тело не всегда было с ней согласно, Герман хмурился и заставлял повторять. После этих тренировок работа на кухне была уже даже приятна и выглядела отдыхом. А повариха так и вовсе старалась «свою лисичку» порадовать — то вкусным куском, то погладить, то похвалить… А вечером она заявилась в каморку к рабыне со свёрнутой периной. Расстелила, улеглась с удобством, расставила пошире коленки и пригласила:

   - Давай, лижи.

   Сегодня Фора уже примерно представляла, чего от неё ожидают, поэтому не выкладывалась, как вчера. Вылизывала не спеша, давая себе отдых. Но повариха вовсе не возражала, стонала и охала пуще вчерашнего. И назавтра она пришла вечером, принесла хорене вкусняшек, а потом разделась и попросила сначала полизать груди, а уже после — как обычно.

   Так бы и продолжалась их простая жизнь, полная взаимных удовольствий и ласки, но оказалось, что не одна тётка Розетта охоча до шустрого язычка. Ранним утром на обычных занятиях с Германом, скучных и до боли напоминающих о доме, Фора вдруг услышала детский голосок.

   - Ой, надо же! А у вас и хорен есть?

   - Есть, - обернулся к ней Герман. - Доброго утра, леди Анна. Вы уже встали в такую рань?

   Перед ними стояла девочка, ростом даже поменьше самой Форы. Но наряд у неё был — о, хорена оценила. В данном случае не приходилось говорить о том, что одежда скрывает уродство. Наоборот, у этой белокурой девочки одежда выгодно подчёркивала достоинства. Пусть хорена и не слишком хорошо разбиралась в людях, но врождённое чувство прекрасного вопило от восторга. Хорошенькое личико, зелёные глаза, тонкий нос, всё это затенено шляпкой с розовыми цветами. Платье украшено множеством петелек и волн, юбка же вообще представляла из себя перевёрнутый гриб, торчащий наружу многочисленными складками. И запах — чистый, волнующий….

   - А что он у вас, разве из благородных?

   Фора на миг обмерла, но сейчас она находилась в режиме «послушной рабыни», поэтому ничем не выказала кольнувшего страха.

   - Нет, с чего ты решила? - Герман обернулся и оглядел воспитанницу.

   - А чего он без одежды?

   - Это «она». А зачем ей одежда? Она ж на кухне работает. Там не холодно, а всё равно запачкаешься.

   - А можно я с ней погуляю?

   - Зачем тебе это, леди Анна? Разве мало тебе, с кем гулять? Да и на кухню ей идти уже следует.

   - Герман, что, у вас на кухне без хорена не справятся? А я так хочу погулять с такой очаровашкой! Ну, Герман, ну, разрешите! Я поиграю и отошлю обратно на кухню.

   В голосе девочки послышалась сталь. Фора даже удивилась, как такая мелкая соплюшка может так говорить? Да ещё со старшим? Отец очень редко позволял себе такое, и только после откровенного неповиновения. А тут…

   - А вдруг она от тебя убежит? Это новенькая, ещё неприученная.

   - Мы не будем уходить далеко. Ты собираешься от меня сбегать? - величественно спросила девочка, забирая с куста висевший там поводок. Фора замотала головой. - Ну, вот видите. А если сбежит — я сразу закричу и её застрелят.

   - И стоило тогда её покупать? - ответил Герман, но в голосе его не было уверенности.

   - А пусть не убегает. Ты же не убежишь? - ещё раз спросила она.

   И на этот раз Фора мотала головой значительно искреннее.

   Так маленькая девочка забрала Фору с собой. И вот тут хорена поняла, что Герман, Розетта и даже тот лысый работорговец — они все милейшие люди! Которых она ненавидела чисто по недомыслию. И глупости. А вот обычный человеческий ребёнок… У хорены не было приличных слов. Единственное, что можно было считать приятным — это что девочка показала ей тот лес, что теперь считался её обиталищем. На самом деле, конечно, она с гордым видом ходила и всем демонстрировала хорена на поводке, видимо, считая это невероятно привлекательным. Насколько могла понять сама Фора, окружающие люди не разделяли этого мнения, но Анну это ничуть не беспокоило. Она не умолкала ни на секунду, разговаривая с Форой, как с куклой.

   - А сейчас мы пойдём по вот этой дорожке, ты не убегай никуда, иди рядом со мной, вот так… А тут у нас берёзки и мы остановимся пописять. Давай, давай. Вот так. А потом мы пойдём вон туда, а там ходят лошади, но к лошадям мы не пойдём, пойдём лучше вон туда, там беседка, ты там полежишь, а я с тобой поиграю.

   Мнение Форы её ни разу не заинтересовало. А в беседке она уложила хорену на стол и… принялась её наряжать! О, этот процесс вымотал бедную Фору до того, что она начала огрызаться. За что схлопотала по морде. Ладошкой. Девочка абсолютно не боялась, что будет укушена или даже разорвана, и, пожалуй, только эта уверенность и останавливала Фору от того, чтобы вцепиться ей клыками в горло и окрасить кровью её роскошное платье… Наконец, Анне надоело издеваться над своей игрушкой и она полезла ей под хвост. Тут Фора уже непритворно зарычала.

   - Лежи! - прикрикнула на неё Анна и шлёпнула по спине. - Ничего тебе от того не сделается! Подумаешь, посмотрю, что тут у тебя такое… Ой, какое всё маленькое. Прямо даже и незаметно. И как отсюда лисята вылупляются? А тебе приятно, когда тебя тут трогают?

   Фора лежала на столе, уставившись в стену качающихся деревьев. Ей было неприятно. Но говорить об этом она не посмела. Да и зачем? Разве эта… тварь… остановится только от того, что кому-то что-то неприятно?

   - А мне приятно, - доверительно сказала Анна. - Хочешь, я тебе у себя покажу? Слезай!

   Форе давно уже ничего не хотелось, кроме как вернуться обратно на родную и привычную кухню. Но она — послушное животное, выполняющая все прихоти хозяев. Пришлось слезать. Девочка задрала платье и раздвинула ноги. Надо же, удивилась Фора. А у неё тут всё было гладко, и никакой шерсти. И запаха никакого. Для проверки она даже лизнула.

   - А ты уже обученная? - в голосе девочки удивление смешалось с удовлетворением. - Да, так. Ну, продолжай же!

   Фора вздохнула и принялась за привычное уже дело. Поскольку под платьем ничего не видно, а слышно только влажное хлюпание и тяжёлое дыхание, то обе очень удивились мужскому голосу:

   - Анна? Что это ты тут делаешь такое?

   - Генрих! Спасите меня от этого животного! - очень натурально вскричала девочка. - Я боялась пошевельнуться! Она же может меня укусить!

   - Ах, ты, тварь! - мужчина с аккуратной бородкой и длинными волосами свёл брови от гнева. - Эй, Герман! Поди сюда, глянь, что тут твои хвалёные рабы вытворяют!

   Фора отстранилась от девочки и изумлённо разглядывала людей. Что она сейчас-то не так сделала? Ведь всё, как учили сделала! Почему они ругаются?

   Суд был коротким. Леди Анна уверяла, что злая лиса сама полезла ей под юбку, а она ничего не могла сделать, потому что боялась, что её укусят.

   - Значит, она будет сурово наказана, - вынес вердикт Герман.

   Но тут на разгорающийся скандал подоспел тот самый старик, который купил её на рынке.

   - Что тут у вас происходит?

   Герман кратко и чётко пересказал происшествие. К середине рассказа подошёл и красавец Ричард. Выслушав, он с сочувствием посмотрел на девочку и высказался:

   - Ну, что, отец, хорошую игрушку вы купили.

   - Погоди. Что-то здесь не так. Не могу понять, что.

   - А что тут не так, лорд Райли? - гневно спросил тот мужчина, который их застал в беседке. - Тварь накинулась на невинную девочку…

   - А давайте спросим об этом саму тварь? - неожиданно агрессивно предложил Ариман. - Чай, не немая. Скажи, да не ври мне! Тебя заставляли?

   Фора помотала головой. И увидела, какой радостью полыхнули глаза мужчины.

   - Надо же. И она тебе ничего не приказывала, не говорила?

   Фора опять помотала головой.

   - Ну, что ж. Тогда, действительно, придётся наказать. Герман, отведи её.

   И впервые за свою жизнь Фора почувствовала Вой. Вой — это когда боль и унижение такие сильные, что душа рвётся наружу сплошным непрерывным потоком, пытаясь смыть и унести страдание тела. Она выла не стесняясь, пытаясь хоть так обрести облегчение. Но тщетно — раз за разом падал тяжёлый кнут, обжигая и срывая мех. А после её истерзанную тушку немилосердно протащили и бросили в каморке, даже не пристегнув к кольцу. Ну, конечно, никто и не думал, что она может убежать.

   Однако, это событие привлекло внимание старика к его покупке. Вечером того же дня Герман зашёл в каморку и забрал голодную и несчастную Фору, сказал «рядом!» и повёл куда-то. После долгих коридоров и лестниц они вошли в огромную комнату, и первое, что увидела Фора, это были шкуры. Шкуры животных, устилающие пол, стулья, даже висящие на стенах. И опять сердце скатилось в живот, она уже представила собственную шкуру, лежащую тут же и оскалившую пасть в последнем страдании.

   - Благодарю, Герман. Оставь её. Нет, привязывать не надо. Надеюсь, что на меня она не кинется, а если и кинется — не так я слаб, как леди Анна. И клыков ещё не боюсь.

   Некоторое время старик молчал, глядя на хорену, молчала и Фора. Старик подал голос:

   - Прости меня, девочка, я знаю, что ты получила незаслуженно. Но я не мог тебя спасти, потому что сам был растерян.

   Фора изумлённо подняла морду. Он перед ней извиняется? Но… Разве хозяин не….

   - Но разве хозяин не имеет право делать с рабыней всё, что захочет?

   - Имеет, - кивнул головой Ариман Райли. - Конечно, имеет. Тебе это так сказали?

   - Да, господин.

   - Тебя не обманули. Но это зависит от хозяина. Если хозяин берёт себе раба только чтобы мучить — то он, конечно, имеет на это право. Но дерьмовый же это человек, скажу я тебе! А я себя таковым не считаю. И извиняюсь я по большей части не перед тобой, а перед собой. Я твой хозяин, пока Ричард не принял свой подарок, и я отвечаю за всё, что ты натворила. А поэтому я желаю знать, что же там у вас произошло? Поэтому садись или ложись, как тебе будет удобнее. И расскажи мне подробно, как было дело? Всё с самого начала, и постарайся ничего не утаивать. Ты своё наказание уже получила, второй раз тебя наказывать не будут, даже если ты в чём-то виновата. Поэтому рассказывай без утайки.

   А после старик внимательно слушал рассказ хорены, недовольно морща брови и поджимая губы, но не прерывая.

   - Ах, маленькая тварь, - бросил он, заметил, как Фора прижала уши, и поправился: - Я об Анне. Она, конечно, не заставляла тебя и ничего не приказывала. Всего лишь промолчала. Маленькая бесстыжая тварь.

   Ариман прищурил глаза глядя куда-то вдаль. Потом крикнул:

   - Герман! Зайди-ка. И расскажи мне то, что ты знаешь про утро.

   Выслушав слугу, Ариман сказал:

   - Так вот. Она действительно ничего ей не приказывала. Она просто подняла платье, сама подняла! И просто разрешила. Понимаешь? И ты ещё хочешь сказать, что я выжил из ума?

   - Я никогда не говорил такого, мой лорд!

   - Но ты не поверил, когда я сказал, что дело нечисто? Так что я не имею к тебе никаких претензий. Твоя воспитанница действительно ни в чём не виновата.

   - Я имею к ней вопрос, мой лорд.

   - Так спрашивай!

   - Скажи мне, почему, когда эта девчонка задрала перед тобой подол, почему ты начала её лизать?

   Фора прижала уши и пригнулась.

   - Я сделала что-то неправильно?

   - Да, и ты за это уже получила. Меня же интересует, почему ты именно лизала, а не вцепилась в неё зубами и не выгрызла ей живот?

   - Так меня бы тогда наказали…

   - Это понятно. Почему ты именно лизала а не, скажем, просто посмотрела и отвернулась?

   Фора не понимала, что они хотят.

   - Так ведь надо лизать же?

   - С чего ты решила?

   - Так всегда же….

   - И у кого ты всегда лижешь? - подался вперёд Ариман.

   - У Розетты…

   Мужчины переглянулись.

   - Вот это номер! - изумлённо, но не зло сказал Герман.

   - Чего только не узнаешь, - ответил Ариман.

   Помолчали. Потом старый лорд сказал:

   - Однако, раз такое случилось, не дело оставлять нашу пушистую рабыню на кухне. Может, и впрямь её продать? Теперь обученная, можно хоть свою цену вернуть.

   - Не продавайте меня! - взмолилась Фора.

   - Почему? - строго спросил Ариман.

   - А вдруг меня вот эта купит? Которая леди Анна?

   Мужчины опять переглянулись.

   - Ну, сама не купит, - как бы лорду объяснил Герман, - а вообще — может и такое случиться. Может, проще сделать внушение Розетте?

   - А скажи-ка, - обратился Ариман к Форе. - А тебе самой нравится то, что ты делаешь?

   - Нет, - мотнула головой Фора и облизнула нос. - Очень долго, у меня язык устаёт.

   Мужчины переглянулись и хохотнули.

   - И всё? Только поэтому? Да, хорены бесстыжие, ничего не скажешь. А может, оставить всё как есть? Пусть Розетта развлекается, баба уже такая, что мужика не найдёт себе, хорене от этого не в убыток, только объяснить, что с чужими такого делать нельзя…

   - Я не желаю больше видеть семью Мюрреев у себя даже по праздникам! - нахмурил брови Ариман.

   - Господин, вы несправедливы, - легко улыбнулся Герман. - Из-за какой-то рабыни…

   - Ты не понял, Герман! Нам невероятно повезло, что это была рабыня. Глупая и наивная. А если бы это был Ричард? Представь, что Ричард бы женился на Анне! И она с той же милой непосредственностью, ни словом не солгав…

   - Я понял, мой лорд. Но и портить с ними отношения вот так вот прямо…

   - Значит, будем их портить криво. Слушай меня внимательно, рабыня. Слушай внимательно и поступай по велению своего сердца. Если ты не желаешь, чтобы тебя продали кому-то ещё, то тебе придётся дать клятву верности нашему роду. После этого мы не можем от тебя избавиться, но в случае малейшего отступления от клятвы ты будешь немедленно убита. Не за проступок, но как клятвопреступница. Если ты согласна — то клянись в том, что будешь верна роду Райли, никогда не поднимешь на него руку… то есть, никогда, ни словом, ни делом, ни бездействием, ни молчанием не допустишь нанесения вреда никому из рода Райли, никогда не будешь служить иному роду и не отступишься от этой своей клятвы ни в пользу, ни из страха. Клянись...

   Фора лежала на жёстком полу в своей комнатушке и страдала. После порки только немного саднило в тех местах, где кнут выдрал шерсть. Рёбра ещё побаливали от каждой смены позы, а позу приходилось менять часто. Но хуже всего было внутри. Наследная принцесса впервые осознала уровень своего падения. До сего дня пленение, рабство, служба у людей — всё это воспринималось как неприятность, но неприятность житейская, проходящая. Какой же сегодня страшный день! Она познакомилась с этой Анной, терпела её игры, после чего получила знатную трёпку, а вдобавок ещё и поклялась в верности людям! Что самое смешное — люди ей не поверили. Они слышали слова, но подумали, наверное, что хорена произносит их из страха. А чего стоят клятвы на страхе — всем известно. Люди не знали, что слова человеческого языка произносит наследная принцесса. И вместе со словами меняется она сама. Нет больше наследной принцессы рода хоренов, а есть человеческая игрушка, верная и преданная. Которая не допустит ни словом, ни делом, ни даже просто молчанием того, чтобы роду Райли был нанесён вред. Тяжело переживать собственную смерть.

   Открылась дверь и вошла Розетта.

   - Ох, бедняжка ты моя…

   Фора повернулась к поварихе, присевшей рядом с ней.

   - Уходи, Розетта.

   - Да что ж я, не понимаю, деточка? Я тебя приласкать пришла, - она действительно положила руку на загривок.

   - Не надо. Уходи, Розетта.

   - Ты же из-за меня пострадала, деточка!

   - Да, это так. Но ты уже ничего не изменишь. Уходи, дай мне поплакать одной.

   Повариха вздохнула, помянула Господа и вышла. А Фора неожиданно успокоилась. Да, тяжело переживать собственную смерть. Но вот, пережила же? Жизнь продолжается. Да, пусть не так, как планировали её родители, как ожидали её учителя и воспитатели, пусть простят глупую девчонку двадцать поколений предков… Или не простят, это ничего не изменит. Да, она умерла. Остаётся жить так, как получится. Ну, что ж. Здравствуй, новый мир!

   Фора опять повернулась, давая правому боку облегчение. Спать сегодня придётся… если вообще придётся. Скорей бы утро!

   Утром Герман с удивлением обнаружил рабыню на улице. Хорена с любопытством разглядывала и обнюхивала ступеньки.

   - Ты уже выспалась?

   - Нет, господин. Но я больше не могла лежать. Это мучительно.

   Человек нахмурился, но ничего не ответил на это. Только сказал:

   - Что ж, тогда приступим.

   - Нет.

   - Что?

   - Мы не будем заниматься с утра моей дрессировкой. Это больше не нужно, - спокойно ответила хорена. - Гораздо важнее другое.

   - Ты будешь решать, что важно? - возмутился Герман, но Фора его перебила:

   - Я вчера дала клятву верности вашему роду. Но я не в силах её исполнить, пока не познакомлюсь со всем родом. Вот с этого и надо начинать. Я уже знаю лорда Аримана, я знаю лорда Ричарда и тебя, Герман.

   - Я не отношусь к роду Райли. Пожалуй, ты права. Пойдём, я тебя познакомлю и представлю всем остальным.

   - Благодарю, господин. И дайте же мне, наконец, одеться!

   Поздним вечером, почти ночью, так здорово сидеть у камина, в котором тлеют угольки, навевая приязнь и даря покой. А когда ты сидишь в уютном кресле родового замка рядом с отцом, в руке твоей бокал прохладного вина, а за плечами — тяжёлый путь, то уют и покой втройне приятны.

   - Вы слишком многого хотите, отец. Ей всего девять лет.

   - И что? Быть стервой в девять лет — можно?

   - Не судите ребёнка по меркам взрослого. Вспомните меня в девять лет.

   - Да, ты был сорванец, каких поискать. Но, насколько я тебя помню, и поправь меня, если я не прав, даже в этом возрасте ты не жертвовал другими во имя своих шкурных интересов.

   - Всяко бывало…

   - Ну-ка, ну-ка? А поподробней? Чего я не знаю из твоей бурной молодости?

   - Да мы тогда залезли в сад и садовник поймал Артура. А мы убежали и бросили его там.

   - Ну, это всё-таки несравнимо. Что мог сделать садовник Артуру?

   - Отхлестать крапивой. Что он и сделал, кстати. А мы его там бросили и не вернулись на помощь.

   Ариман отхлебнул из бокала.

   - Возможно, я и впрямь неправ. Но выходка этой девчонки меня просто разозлила! Использовать чужую рабыню… таким образом… ещё и обвинить её в домогательствах!

   - А вы бы предпочли, чтобы она при всех в чужом доме призналась в своих… хе-хе… ну, что она вот так развлекается? И как бы это выглядело? Так что, возможно, девочка нашла лучший выход из положения.

   - Ты знаешь, Ричард, из тебя получится неплохой адвокат дьявола. Вот слушаю тебя и думаю, может, я не прав, несмотря на весь свой опыт и возраст? И может, вы с Анной друг друга стоите? Она нашла лучший выход из положения, пусть и ценой шкуры чужой рабыни. А ты этот выход одобряешь…

   - Я не одобряю. Я просто не понимаю, почему вы так печётесь об этой шкуре с ушами?

   - Кабы я ещё сам это понимал, - усмехнулся старый лорд. - Видимо, возраст. Я как увидел, какая она забавная, вот, думаю, такая бы внучка получилась бы.

   Он посмотрел в глаза сыну и не отвёл взгляда, а продолжил:

   - Ну, а там подумал, что тебе игрушка эта пригодится. Я даже подумать не мог, что ты так воспротивишься.

   - Как? Что мне с ней делать? Обучить владению мечом и брать с собой в походы?

   - Ричард, не кипятись. Мечом ты и так владеешь, и в дружине твоей воины прекрасные. Но кто-то должен готовить еду, стирать одежду, перевязывать раненных.

   - А то мы не умеем всего этого?

   - Ну, я понял, понял. Не хочешь — как хочешь. Оставлю себе, буду сидеть здесь, гладить по голове и ожидать твоего возвращения из похода.

   - Задрав юбку.

   Оба рассмеялись.

   - А и что? - полушутя сказал старый лорд. - Вот специально для этого надену юбку.

   - Как скотландцы?

   - О, например, так. Даже интересно, почему они юбки носят?

   - Они сами уверяют, что так удобнее.

   - Везде мужикам удобнее носить штаны, а им, видишь ли, юбки!

   - Я думаю, просто привычно. Нет, отец, я не отказываюсь, я просто пытаюсь понять, зачем? Зачем ты мне её пытаешься навязать? Для… этого?

   - Бог с тобой, Ричард. Ты уже взрослый мальчик, сам разберёшься. И если ты вдруг попользуешь её таким образом — я не особенно пекусь о девственности рабыни. Так что если тебя это волновало, можешь расслабиться, делай, что хочешь. Но мне кажется, что преданный и обученный хорен окажется полезен в другом.

   - А она преданная и обученная?

   - Знаешь что? А давай проверим. Вот ты говорил, что у Осбюрнов нездоровые какие-то шевеления? Съезди и проверь. Возьми её с собой.

   - Зачем?

   - Если она сбежит по дороге — то ты избавишься от своей проблемы. Нету — и нету.

   - Двести золотых!

   - Жаль будет, но не сильно. Пусть бежит домой, зато мы с тобой останемся у хоренов скорее положительным, чем скорее отрицательным врагом. А вот Мюрреи… И тебе будет жалко двести золотых за то, чтобы стравить Мюрреев с хоренами?

   - Я не собираюсь никого стравливать, отец. Но если на то будет ваше слово…

   - Не будет. Это будет решение Всевышнего. Зато если она всё-таки не сбежит… Ты сам убедишься, что она теперь преданна душой и телом. И тогда моя покупка резко вырастает в цене. Так и порешим, возьми троих воинов, эту лису и езжай к Осбюрнам. Формально — навестить соседей и отпраздновать лунолетие.

   - И я еду праздновать лунолетие с троими воинами?

   - О, уверен, по дороге к вам прибьётся целая толпа желающих под охраной доехать до Осбюрнов. А так мало — чтобы это не было воспринято как военное вторжение.

   - Не думаю, что это будет воспринято так, даже если я возьму всю дружину. Но как скажете, отец. А на самом деле надо будет посмотреть и разведать?

   - Да. Вот тут тебе хорен и пригодится. По дороге проинструктируй её, чтобы она пыталась сбежать. А ты будешь её активно привязывать, запирать и следить постоянно. Тогда то, что ты не увидишь и не услышишь — ей и покажут и расскажут.

   - Кто?

   - Все те, кто будут уверены, что она действительно собирается сбежать, и они ей очень помогут, если помогут.

   - Отец… Я что-то не понимаю. Вы говорите так, будто уже уверены, что эта дура от меня не сбежит!

   - Почему ты считаешь её дурой? Она юна и наивна, но мне не показалось, что она дура. Или ты считаешь, что дать клятву верности роду можно только сдуру?

   - Вообще-то нет, но в данном случае — да. С чего бы хорену клясться в верности нам? И вы верите в эту клятву?

   - Повторяю, давай проверим. Если я и впрямь уже выжил из ума — то я ошибаюсь и она сбежит от вас первой же ночью. А если я прав — то она не только не сбежит, но и донесёт тебе на всех тех, кто будет ей в этом помогать. А так же всё остальное интересное. Поэтому, если я не прав — то все мои планы и рассуждения не имеют смысла и ты узнаешь об этом уже послезавтра. А вот если я окажусь прав — вот на этот случай слушай и запоминай. Везде, где только можно, делайте вид, будто вы — смертельные враги. Будто хорен у тебя за собачку, будто ты издеваешься над ней, а она терпит только потому, что убежать не может. Но везде во всех остальных случаях проявляй к ней внимание и ласку. Учти, что верность клятве — это одно, а верность на деле — это совсем другое.

   - Уж это я помню, отец.

   - Молчи и слушай! Помнит он. Если бы помнил — то сам бы наградил Артура и Арчибальда.

   - Я бы и наградил! Если бы вы не вмешались!

   - Ой, ой! Так и скажи — забыл! А когда я сделал — вспомнил! Ну? То-то! Поэтому и говорю тебе, лучше лишний раз повторить, уши-то не отвалятся! А если ты забудешь, что верную рабыню надо будет привечать да баловать — то верности не добавится. А коли будешь к ней ласков в те моменты, когда другие не видят — ей будет проще смириться с ролью обиженной собачки во всё остальное время. И получится у тебя такой замечательный шпион, что слов нет! А главное — никто ничего не заподозрит! Ну, а ты её каждый раз ловить будешь после побега и демонстративно наказывать. Только не увлекайся, помни, что она живая и чувствует. Наказание должно быть внешне жестоким, но не мучай зверюшку понапрасну. И после не забудь обязательно хоть слово доброе сказать. А после вернёшься и обговорим, что вы там вынюхали и насколько я из ума выжил…

   Фора вышла во двор, повернулась к кустам и прикрыла глаза, приподняв хвост. День сегодня обещал быть пасмурным, на листьях и траве дрожали крупные капли росы. Фора встряхнула хвост, извернула морду и цопнула зубами клеща. Выгнулась, потискала когтями траву и выпрямилась. Провела когтями по шерсти, посмотрела — нет, вроде бы клещей больше нету. Но надо будет у хозяев потребовать полного осмотра — а то если заведётся гадость, потом не выведешь. Сами-то хорены гигиеной не брезгуют, особенно благородные. А здесь одежда спасает. Кстати, об одежде. Пора и одеваться.

   Одежда у самих хоренов несёт множество информации о том, кто, из какого рода, из чьего племени, какие навыки или умения, что развивает, а что досталось от родителей. У неё же одежду подбирали люди, по своему вкусу и разумению. Ну, что ж. Она — игрушка, приходится терпеть. Надеть платье через голову, подвязать поясом. Ещё её пытались в шляпку нарядить, получалось совсем смешно. Но шляпа мало того, что мешала слышать, она постоянно сваливалась. Чуть шевельнёшь ухом — она и слетает. А ухом шевелить — это ж привычно. Так и осталась Фора без шляпки. И к счастью, ей совсем не хотелось напоминать ту девочку…

   Ну, вот. А теперь можно и на кухню. Подумать только, ещё позавчера она на этой кухне трудилась тряпкой. Старательно, до боли в лапах отмывая огромную посуду. А жрут люди много и с удовольствием! Правда, и людей много. Поэтому и посуды столько. После того, как хозяева пообедают и поужинают — её тоже надо вымыть. И если к столовым сервизам её не допускали, то ложки-вилки — дочиста! А сейчас она туда идёт завтракать. И — никакой помывки посуды! Сейчас она знакомится со всеми обитателями замка Райли. Не только с родом самого лорда, но и со всеми, кто здесь проживает. А проживает здесь просто множество людей! И у всех есть имена, да такие сложные, не запомнить! Старый лорд смеётся и говорит, что сам иногда путается, так что не важно. Потом — опять ненавистный с детства этикет. Её, как настоящую человечку, учили сидеть за столом. Да, оказывается, это очень непросто! Она думала, что люди бесятся со своими привычками, а тут получается, им самим очень тяжело! А сидеть на стуле ужасно неудобно — хвост мешает. Хорошо, ей дали табурет. Но держать одновременно нож и вилку — лапы заплетаются! Люди смеются, дают советы, но тут уже мозги начинают «плыть» - она слышит слова, но не понимает их смысла.

   - Эй, хорена! Иди сюда!

   Фора поворачивается. Он! Он стоит там. Огромный, красивый. Сейчас, правда, одет, и это сильно сбивает восприятие. Приходится напоминать себе, что если одетый — то это не означает «увечный» или «уродливый». Напоминаешь, а всё равно как-то смотрится… Ох, что ж делать-то с тобой, голова рыжая? Ладно, иду.

   - Ты мне скажи, ты на лошади ездить умеешь?

   Фора только хлопает глазками, приоткрыв пасть. На лошади? Она? Да вы что?! Это ж ноги надо в такую раскоряку!

   - Нет, господин.

   - Не умеешь, или никогда не пробовала?

   Стоящий рядом с Ним молодой парнишка с только пробивающимися усами вдруг почему-то засмеялся.

   - Я не умею и никогда не пробовала. У хоренов же нет лошадей.

   - Пошли, научу.

   - Как скажете, господин.

   И поклониться, как учили.

   А когда она выпрямилась — то Он смотрел… так, что захотелось тут же упасть на колени и повиниться во всех проступках, какие были и каких не было.

   - А если я тебе прикажу лечь под коня и поскачу? Тоже выполнишь?

   Фора вздыхает.

   - Д-д-да, господин. Я не знаю, я не пробовала. Я не умею. Я обязательно….

   Второй парень переводит изумлённый взгляд с Ричарда на Фору. Он видит, что разговор идёт не совсем о том, о чём говорят, но тоже не понимает, что именно обсуждается.

   - Понятно, - Ричард сплюнул в сторону. - Ох, папуля, что ж ты тут вытворяешь, копытом тебе в темя? Ладно, пойдём, посмотрим.

   Со стороны лошади — очень красивые животные. Чем-то напоминают оленей. Но рядом — это ж громадина! Фора едва-едва дотягивается до лошадиной спины! Это надо лапу вытягивать, чтобы достать. И вот туда залезть?

   - Смотри, вот это — седло. Здесь сидят. А вот это — стремена. Сюда ноги ставят, и чтобы залезть, и чтобы сидеть. Ну-ка, давай!

   О-о-ох! Он обхватил её за талию! Он прикоснулся к ней! А какой сильный! А какой осторожный! Хорена взлетела в воздух, вытянув хвост, и не успела даже тявкнуть, как оказалась в седле. Лошадь под ней переступила.

   - Тихо, тихо! - Он похлопал лошадь по шее. - Н-да… До стремян ты не достанешь. Даже если подтянуть.

   У хоренов ноги значительно короче, чем у людей. Даже в пропорции. Поэтому им удобно стоять на четвереньках. Но вот на лошади… Ноги пришлось развести почти в стороны. Когти нелепо торчали, согнуть же не получилось бы никак.

   - Понятно. Ладно, вижу. Лошадь отменяется.

   И снова прикосновение огромных и сильных рук.

   Фора нагнулась, как бы случайно, даже не глядя, и втянула носом запах. Так и есть. Всё. Вот теперь точно приплыли. Запах был тот самый. От человека. Не зря её организм с самой первой встречи толкал и намекал. И что? Что теперь делать?

   - Ты завтракала?

   - Нет, господин.

   - Перестань величать меня «господином»!

   - Слушаюсь, господин!

   Засмеялся только второй парень. Тут лошадь подалась назад и потянулась к Форе носом. Та обнюхала в ответ.

   - Ну, познакомились? - усмехнулся парень. - А со мной будешь обнюхиваться?

   - Как прикажет господин, - Фора вильнула кончиком хвоста.

   - Это Артур, - не стал ругаться Он. - Мой боевой товарищ и вообще друг. Он никогда не станет причинять мне вред, но к нашему роду не относится, поэтому его приказания выполнять не обязательно.

   - Я поняла, господин.

   - Тьфу на тебя. Беги ешь и будем собираться.

   Суета во время сборов страшенная. Для неё, для рабыни — готовят карету! Сам бы Ричард поскакал бы на лошади, но, учитывая приказ отца и особенности рабыни — придётся ехать так. Ну, а раз такое дело — то можно уложить и припасов побольше, и одеяло лишнее, и молоток со стамеской, и топор, и баклажку вина… А так же подарки и приветы Осбюрнам. Но всё-таки выехали. Внутри кареты оказалось очень удобно и уютно, хотя пахло пылью и застарелой грязью. С одной стороны был мягкий диванчик, когда-то бывший алым, а сейчас — малиновым в серых пятнах. С другой — одинокое кресло, рядом с которым примостился столик-тумбочка. На стенах висели засохшие цветы, какая-то пузатая ёмкость, ещё одна ёмкость, но прямоугольной формы, что-то свёрнутое или скатанное… Фора села на это кресло, но Ричард согнал её:

   - Перебирайся туда. А здесь сяду я.

   - Простите меня, господин.

   - Во-первых, я тебе приказал перестать звать меня господином! Хотя бы наедине. На людях — пожалуйста. А здесь… Меня зовут Ричард. А как зовут тебя?

   - Фора, - фыркнула хорена и удивилась. За всё время пленения это был первый человек, который озаботился её именем. Как-то до этого никто не интересовался этим вопросом.

   - Вот и познакомились. Я знаю, тебе сидеть неудобно, можешь ложиться.

   - Я могу сидеть, - с достоинством ответила Фора.

   - О, я видел, как ты сидишь! Сидишь, а сама думаешь, куда бы хвост деть. Так что не придуряйся. Отец купил тебя на невольничьем рынке, но я не желаю видеть тебя своей рабыней.

   - Я не нравлюсь… Ричард? - Фора прижала уши и согнулась.

   - Да причём тут нравишься или нет? Я не…

   В этот момент кучер выехал на ровную дорогу и пустил лошадей в галоп. Карету изрядно тряхнуло, так что Ричард откинулся назад, а сидевшая на самом краю дивана Фора взмахнула лапами и упала прямо на хозяина. Секунду они смотрели друг на друга, после чего Ричард подхватил Фору за шкирку и посадил себе на колено.

   - Я не рабовладелец, - закончил он фразу, придерживая хорену за талию. - Я не знаю, что делать с рабами. Они мне как-то всю жизнь были не нужны. Я привык решать проблемы сам, или хотя бы принимать помощь друзей. Все наши слуги могут мне сказать «Нет». А ты — рабыня, ты даже не имеешь такого права.

   - Ну, почему? - голос оказался хриплым, Фора сама не ожидала. - Я тоже могу сказать «нет». Могу тебя даже укусить.

   - Правда? - молодой рыцарь внимательно посмотрел на хорену.

   - Могу даже показать, - кивнула Фора. - Я давала клятву не причинять тебе вреда, но не думаю, что мой укус так уж повредит тебе. Тем более — с твоего согласия. И я ведь не настоящая рабыня!

   - Это как? - озадаченно поднял брови Ричард.

   - Меня поймали и продали совсем недавно. Ещё десять дней назад я была свободна и могла кусать, кого вздумается. Так что я послушна лишь до тех пор, пока сама могу это выдержать. А если сорвусь… Сама не знаю, что будет.

   Ричард оглядел девочку с куда большим интересом.

   - Надо же… То есть, ты тут просто изображаешь из себя послушную рабыню, а сама примериваешься, как бы меня загрызть?

   - Нет, го… Ричард. Я слушаюсь только из страха. Я знаю, что люди сильнее и могут меня побить или даже убить. Поэтому я слушаюсь, чтобы не били. Но и загрызть тебя я не собиралась никогда. Разве что…

   - Что?

   - А если я скажу правду, ты будешь меня бить?

   - Фора, я не буду тебя бить, если ты не вынудишь меня к иному. Может быть выскажу резко или обидно, но бить — не буду. Говори!

   - Разве что вот ту Анну я бы загрызла.

   - То есть, она и тут не врала.

   - Кто?

   - Анна. Она уверяла, что боялась пошевельнуться, иначе ты бы её загрызла.

   - Я? - изумилась Фора. - Сейчас — да. Тогда — нет. Тогда я старалась выполнять всё, что она говорила.

   - Но она же не приказала тебе делать то, что ты… делала?

   - Нет. Впрямую, вот так, словами — нет. Она…

   - Погоди. Мне не интересно, что вы там делали. Мне тоже неприятно, как она поступила, но, согласись, она делала то же самое, что и ты.

   - Что и я? - хорена развернула уши вперёд, поднесла обе лапы к груди, указав на себя, с такой потешной мордочкой, что Ричард не выдержал и рассмеялся.

   - В общем-то — да. Она тоже не хотела получить за своё свинское поведение и свалила всё на тебя. Ты делаешь вид, будто послушная, она делает вид, будто невинная. И вы обе не хотите плетей.

   Фора подняла мордочку к потолку кабины. Ричард рассматривал светлый мех на горле, исчезающий под воротником платья.

   - Наверное, это так, - решила хорена. - Ты человек, тебе виднее.

   - Значит, ты меня загрызть не хочешь. А если бы…

   - Нет, Ричард! - Фора положила лапу ему на руку. - Я дала клятву и буду ей верна.

   - Да? А что ты сделаешь, если я тебя отпущу?

   Карету на повороте положило на бок, и хорена уютно устроилась в кольце рук рыцаря.

   - Ну, - она пошевелила ушами. - Наверное, пойду обратно?

   - В свой лес?

   - Нет, к лорду Райли.

   - Зачем? - юноша перехватил свою ношу поудобнее.

   - Он взял с меня клятву верности роду. Он, наверное, и может её отдать обратно?

   Ричард вдруг засмеялся, радостно, свободно, тоже задрав лицо вверх.

   - Что я сказала смешно?

   - Ты сказала «отдать клятву обратно». Отец — гений! Ты впрямь такая забавная. Я не знаю, можно ли отдавать клятвы обратно, но вот освободить тебя от клятвы, действительно, может только он. Давай так. Вернёмся домой — я поговорю с отцом на эту тему.

   - Почему? Я ведь не смогу так быстро вернуть вам двести ваших денег, у меня пока просто нету.

   - О деньгах поговорим позже. В конце концов, это не ты виновата, что отец потратил свои деньги, а он сам. Мне же куда приятнее иметь друга среди хоренов, чем раба. Я уже говорил — я не знаю, что делать с рабами.

   Фора опять пошевелила ушами.

   - Боюсь, Ричард, я не… Я ведь всё-таки связана клятвой, так что я постараюсь… Но и ты, и я — оба знаем, что на самом-то деле я рабыня!

   - Поэтому я и поговорю с отцом, когда мы вернёмся. Он не дурак, всё правильно поймёт. А пока что я тебе скажу вот что….

   На привал остановились часа через два, лошадям тоже нужен был отдых. Из кареты Фора вышла на поводке. Ричард отвёл её в кустики, где и велел отвернуться.

   - А почему? - обратилась к нему Фора по окончании процесса.

   - Что «Почему»?

   - Почему люди отворачиваются и так прячутся? Ведь всё равно же пахнет?

   Ричард посмотрел на орошённые кусты с откровенным отвращением и повёл рабыню обратно.

   - Это неприлично.

   - Но почему? Вы же все это делаете? Это естественно!

   - Хоренам не понять.

   - Жаль. Я так стараюсь.

   - Зачем?

   - Если я теперь буду жить среди людей — я должна понимать, как люди. Я должна понимать, что вы делаете и почему.

   - Тебе никогда не стать человеком! - немного высокомерно бросил юноша.

   - Я и не собираюсь, - вильнула хвостом хорена. - Я только собираюсь понимать, как вы живёте.

   - Риччи! - Артур уже валялся под деревом. Возница забрался под карету и, похоже, уже спал. - Оставь свою лису, пусть побегает.

   - Ага, а потом, вместо того, чтобы ехать в Осбюрг мы будем её ловить, да? Или потом вернёмся к отцу и скажем, что его подарочек бегает где-то здесь в лесу. Нет уж!

   Он привязал Фору к колесу и велел «Сидеть!». Девочка сама изумилась, как прыгнула к ноге Артура и замерла рядом.

   - Вот так и сиди, можешь отмереть, - велел рыцарь и направился к дереву, где отдыхали его друзья.

   Через четверть часа загрузились в карету и поехали дальше.

   - А почему ты не сказал про наш договор остальным? Ты же сказал, что Артур — это твой друг!

   - И Артур, и Франсуа, и Николя — все мои верные друзья. А Нинти, хоть и кучер, но тоже верен мне душой и телом. Да с другими я бы и не поехал.

   - Так почему ты им ничего не сказал?

   - У нас есть поговорка «Что знают трое, то знает свинья». Дело не в том, что я им не доверяю, я тебе не доверяю куда больше. Но есть вещи, которые лучше не знать даже друзьям. Они просто могут неправильно понять ситуацию, как-то не так себя повести, выдать случайно, из самых добрых побуждений. Ты тоже можешь, но кто тебе поверит? Ты — рабыня, а рабам свойственно выдавать желаемое за действительность. Так что лучше пусть всё останется как есть. Все будут думать, что ты — забитое и ненавидимое мной существо. И твоя задача будет всех в этом уверять! Поэтому ты можешь на меня рычать, ругаться, можешь даже кусать… Я тебе всё равно не дам этого сделать, так что не бойся, кусайся смело. Правда, можешь за это и по морде получить, но знай, что это я не со зла, а дела ради.

   - Господин… Я не знаю… Я не сумею!

   - Да, тяжёлое тебе задание досталось. Ну, вот так мой папка придумал. Посмотрим, что из этого выйдет. Скажи, ты сейчас чего-нибудь хочешь?

   - Да.

   - Чего?

   - Побегать.

   Ричард несколько секунд молчал, слегка покачиваясь в такт движения.

   - Ладно, понял. Но прямо сейчас — нельзя. Может, ты хочешь кушать или спать?

   - Я и так ничего не делаю, куда мне ещё кушать? Вот располнею и буду некрасивой.

   - Ты красивая.

   - Я? Ты же меня не видел!

   - Как это я тебя не видел?

   - Я же это дурацкое платье ношу!

   Фора тут же стянула с себя тряпку и вытянулась на сиденье дивана, отогнув хвост кверху, иначе он упирался в стенку кареты. Взглянула на Ричарда и изумилась. Тот сидел чуть не вжавшись в спинку кресла, глаза огромные, на лице — ужас!

   - Я не красивая? - испугалась Фора. Она же сколько времени не занималась, не ухаживала за шерстью! И, дура облезлая, побежала тут же хвастаться интересному самцу! Вот ду-ура!

   - Ты красивая! - испуганно ответил Ричард. - Но я тебя прошу, пожалуйста, оденься! И не надо вот так… пугать.

   - Я страшная? - совсем расстроилась девочка.

   - Нет, нет! Ты не страшная! Ты очень красивая и хорошенькая. Но у людей же не принято… Вот так раздеваться!

   - Но здесь же нет других людей! - Фора села, совсем человеческим жестом схватила платье и прижала к животу. - Я не знала! Извини меня.

   - Ничего, ничего. Одевайся. Я всё время забываю, что у хоренов без одежды… Погоди! Ну-ка, ну-ка? Тебе привычно без одежды ходить?

   Фора молча натянула платье и завязала пояс. Дура. Точно дура. Теперь… Хотя, что теперь? Если её уже попёрли из рабынь, может, это и неплохо? Но Ричард не стал развивать тему.

   Вместо этого он велел ей рассказать о себе. Всё и без утайки.

   А как это рассказать? Как-то не задумывалась Фора о том, как жила и что делала. Ну, как это расскажешь? Ну, бегали, играли с братьями и сёстрами. Которые не из одного помёта, а просто из одного рода. Ну, учили её и жить, и выживать, и языку людей учили, и языку драконов учили…

   - Ты знаешь язык драконов? - изумился Ричард.

   - Знаю. Наверное. Я же ни с одним не разговаривала.

   - А зачем вы язык драконов учите?

   - Не знаю, - хорена шлёпнула хвостом по сиденью. - Меня учили, а зачем — я не спрашивала. Так положено.

   - А скажи что-нибудь по-драконьи?

   Фора раздула шею и рррыкнула.

   - Ух, ты! А что это значит?

   - Ну…. Как же это… «Мы с тобой одна цепочка»… «Мы на разных концах пищевых звеньев»... Нет, как же это сказать-то?

   - А попроще как-нибудь можно?

   - Да, - Фора оскалилась. - «Не ешь меня».

   Ричард хлопнул себя по коленкам, откинулся и расхохотался.

   До следующего привала они успели вдоволь наговориться. А на привале Ричард сказал, что должен выгулять своего питомца и чтобы за ними не ходили. Отойдя подальше, он отстегнул поводок от ошейника и разрешил:

   - Бегай.

   - А можно я сниму платье?

   - Снимай, - пожал плечами парень.

   Уселся под дерево и попытался разобраться с тем, что он видит. Сейчас хорена без платья никак его не задевала. Тогда, в карете, это движение, которым она раздевалась, эта поза, этот взгляд… Он и в самом деле испугался, как не боялся давно. Испугался того, что сейчас может потерять человеческое и рыцарское достоинство, накинуться на эту рабыню и…. Как зверь, как животное. Удержаться удалось. А сейчас — ну, бегает крупная лиса по поляне. И впрямь забавная. Фора сначала носилась между кустами крупными скачками, потом остановилась, чем-то заинтересовавшись… И принялась ловить бабочку. Поскольку в отличие от диких лис она была крупным животным, а, кроме того, могла спокойно двигаться как на четырёх, так и на двух конечностях, то бабочка была обречена. Тем не менее, она её так и не поймала. Поначалу Ричард был полностью на стороне бабочки, но к концу охоты досадливо кусал губы: малышка она ещё. Ничего толком не умеет. Даже простую бабочку схватить не может. Видимо, хорена и сама поняла бесплодность попыток, потому что вдруг упала на землю и на дикой скорости куда-то умчалась. Только кусты зашуршали. Ричард вспомнил наставления отца «Если она сбежит — то тебе же проще». Ага, как же! Если утром он смотрел на «подарочек» с откровенным недовольством, потому что не представлял себе, как общаться и что вообще делать с такой рабыней, то сейчас ему очень бы не хотелось возвращаться одному. Да ещё разводить руками перед друзьями, которым два часа назад сам же пенял на то, что хорена может сбежать. Скоро беспокойство начало нарастать. Во-первых, их там ждут обедать. А во-вторых, кто-нибудь может сейчас прийти сюда и поинтересоваться, где, собственно? Ричард отлип от дерева и вгляделся в кусты. Но нигде ничего не шевелилось. Хорена исчезла. Выждав ещё пару минут, рыцарь в последний раз окинул взглядом полянку, мысленно плюнул и повернул к своим. Прямо перед ним сидела Фора. Смотрела на него понимающим взглядом коричневых глаз и когтями вычёсывала хвост.

   - Не пришла? - спокойно спросила она.

   - Нет. Вот скотина! - Ричард облегчённо выдохнул.

   - Надо её наказать, - мимоходом сообщила Фора, подобрала платье, натянула, подвязала пояс, прицепила поводок и подала конец юноше. - Пошли, а то там без нас всё съедят.

   - А мы вас уже искать собрались! - подмигнул Ричарду Николя.

   И сделал удивлённое лицо, когда тот не ответил на подначку.

   Ночевали в постоялом дворе «Конский хвост». Означенный хвост действительно был прибит и к вывеске над входом, и над стойкой в трактире, и над каждой дверью. Нинти, как прислуга низшего сословия, отправился ночевать на первый этаж. А рыцари с дамой — в комнату на третьем этаже.

   - Мы что, будем с ней в одной комнате спать? - поинтересовался Франсуа.

   - А что? Ты стесняешься? - тут же ввернул Николя.

   - Она ж вонять будет!

   - А сам ты благоухаешь? - ровно, но без всякого веселья ответил Ричард.

   - Ну, так то — я!

   - А то — она. Куда ты предлагаешь её деть? Если не нравится — можешь спуститься и выбрать отдельную комнату. За свой счёт, разумеется.

   Франсуа высказался негромко, мол, ему же потом «спасибо» скажут.

   В комнате Фора мгновенно юркнула под кровать и там затихла.

   - Фора! - строгим голосом позвал Ричард. - Платье снимай, не мни. Здесь служанок нет, гладить некому!

   Через полминуты из-под кровати высунулась лапа, сжимавшая платье. Ричард забрал его, встряхнул, повесил на спинку, и господа рыцари принялись готовиться ко сну. Готовились они бурно, весело, и никак не менее часа. За всё это время из-под кровати не донеслось ни звука.

   А среди ночи Ричард проснулся от какого-то непонятого ощущения. Проснулся как воин: сразу и полностью, готовый прыгать, уворачиваться и сражаться. Но остался лежать неподвижно, пытаясь понять, откуда надвигается опасность?

   Рука. Она свисает с кровати. Он спал на животе, и рука свисала с кровати вниз. И это в ней… К ней… Он понял, что его разбудили осторожные касания мокрого языка.

   - Дура, спи лучше! - Ричард забрал руку и после долго пытался уснуть. Под кроватью было тихо.

   Трехдневное путешествие в Осбюрг оказалось скучным и однообразным. За это время они наговорились, выспались, Ричард научил хорену играть в кости, чем они и занимались большую часть времени, вяло переругиваясь. Не со зла, а просто так. Единственным приключением была неожиданная остановка, и сразу несколько голосов снаружи заорали:

   - Дракон!

   - Ваша милость, гляньте, дракон!

   - Риччи, живой дракон!

   Ричард отдёрнул занавеску, выглянул на небо, потом распахнул дверцу и выскочил наружу. Фора последовала за ним.

   Да, действительно. В небе летел дракон. Мощные крылья быстро распахивались и складывались, солнце иногда сверкало на чешуйках. А через минуту величественное и прекрасное создание превратилось в точку, так что все вернулись на свои места и продолжили путешествие.

   Единственным плюсом этой встречи оказалась новая тема для разговоров. Теперь Ричард рассказывал людские легенды о драконах, и в них крылатые ящеры оказывались либо неизменно злы и жестоки, либо просто необычайно мудрыми и могущественными. В первом случае люди побеждали мерзкую гадину, а во втором — следовали их советам и получали богатство, славу и прочие вкусные вещи. Это привело к дискуссии о том, почему люди так любят делить мир на чёрное и белое.

   - Но видишь же сам, если бы вы драконов не обижали, может быть они могли бы вам поведать что-то интересное, полезное!

   - Форочка, но это же сказки! - смеялся Ричард. - Может, оно всё и вовсе не так было.

   - Я понимаю, - кивала хорена. - Я про это и говорю. Вот ты рассказываешь мне это, я же слышу тебя? Я не знаю, как там было на самом деле. Может быть ваш Мерлин и вовсе не силой магии подчинил себе того дракона. Может, привёл много людей, долго мучил, а потом продал на рабском рынке.

   Ричард смеялся очень сильно.

   - Ну, ты скажешь! Дракона! На невольничьем рынке! Ой, умора!

   - Ну, меня же продали? Почему ж дракона нельзя?

   - Ты знаешь, - резко успокоился парень, всё ещё вытирая выступившие слёзы, - с одной стороны ты права. Да, а что такого? Можно и дракона продать, может быть. Но сама ситуация выглядит настолько смешной… То есть, кому-то, кто оказался сильнее дракона и смог его пленить, деньги оказались нужнее самого дракона? Вот это смешно! Ну, что в тех деньгах? Они же сами по себе низачем не нужны!

   - А зачем тогда меня продавали?

   - Ой, Фора, ты такая смешная! Тебя продали потому, что ты не принадлежала этим людям! Они тебя украли. Они — воры!

   - Тогда почему их не наказывают? У вас же наказывают воров?

   - Потому, что они воруют в основном людей. Ты — это чрезвычайная редкость! Хорен в рабстве — это очень редко бывает, я думаю, и тебя тоже скоро вызволят.

   - Нет, - грустно покачала головой Фора. - Нет.

   - Ну, это мы ещё посмотрим. Я же знаю, что хорены будут портить нам кровь всеми доступными вам способами, пока не добьются желаемого. А работорговцы те ещё горько пожалеют о тех двухстах золотых. Но мы не про это. Они торгуют людьми, и им всё равно, кто у них купит добычу — родственники, друзья или сам же попавшийся в плен. Заплати им ты — и тебя бы тут же отпустили бы. Даже отвезли бы, где взяли, за отдельную плату, разумеется. А на эти деньги они будут покупать то, что они не готовы производить сами. Еду, выпивку, оружие, одежду, лошадей… Деньги нужны только для того, чтобы покупать. А когда у тебя есть целый дракон — зачем тебе покупать? Ты можешь просто пойти и взять. Нет, это очень, очень глупый поступок.

   - А можно было бы выслушать дракона, он может оказаться мудрым и умным.

   - Возможно и так. Но мы же не знаем, как там всё дело было? Может быть Мерлин, как ты говоришь, и впрямь присвоил себе всю славу. Но разве это что-то меняет?

   - Конечно. Вот ты, если встретишься с драконом, ты что сделаешь? Пойдёшь с ним поговоришь, или возьмёшь воинов и пойдёшь убивать?

   Ричард посмотрел в окно, поправил занавеску.

   - Фора, я очень надеюсь, что мне не придётся воевать с драконами. Я его вообще первый раз в жизни увидел.

   - Первый раз? - изумилась хорена. - Как же так? Ты же давно живёшь?

   - А тебе сколько лет?

   - Четыре.

   - Четыре года? - изумился на этот раз Ричард. - Боже всеблагий, да ты ещё совсем девочка!

   - Почему? - слегка обиделась хорена. - У меня в этом году будет первая течка. А в следующем я вполне могла бы кормить своих детей.

   Парень с любопытством разглядывал её мордочку.

   - Фора, то есть, ты ещё никогда с самцом не?..

   - Почему? - опять обиделась хорена. - Конечно, была. У нас же были курсы по размножению. Такое ответственное для нас дело нельзя пускать на самотёк. А то природа может пойти по-своему, и исправлять её своеволие будет долго и муторно.

   - Какие же вы бесстыжие! - покачал головой Ричард. - Малых детей… обучать…

   - А что в этом стыдного? - хорена смотрела прямо и не испытывала ни малейших затруднений. - Спаривание проводят хорошо обученные самцы, методика отработана на множестве поколений. Они точно знают, когда возникают неприятные ощущения и способны удержать себя, давая возможность привыкнуть. Ещё и объясняют, что чувствуешь и почему. Или ты думаешь, что лучше пусть это делает молодой самец, который ничего, кроме своего удовольствия, не чувствует и ни за что не остановится?

   Малиновый Ричард отвернулся к окну.

   - Мне это не понять, - сказал он очень странным голосом.

   - Тебе и не надо, - Фора встала и села рядом, коснувшись лапой плеча.

   - Уйди! - резко выкрикнул парень.

   Фора отшатнулась, опустила хвост и забралась на свой диванчик. Вытянулась во всю длину, свесив хвост вниз.

   - Не обижайся, - через некоторое время подал голос Ричард.

   - Я не обижаюсь, - спокойно ответила хорена. - Я просто не знаю, что я сделала не так.

   - И не надо.

   - Но тогда я в следующий раз могу опять повторить ошибку! Просто по незнанию.

   Некоторое время только стучали копыта по земле и поскрипывали рессорные ремни.

   - А знаешь, - вдруг сказал Ричард. - Лучше бы повторить. Лучше ты повторишь, чем я тебя сразу… вот так. В общем, не обращай внимания. Это я не на тебя, это я на себя кричал!

   Фора скосила на него левый глаз и постукивала хвостом по дивану.

   - То есть, ты не хочешь говорить об этом?

   - Не хочу.

   - Тогда давай поговорим о том, о чём хочешь. Или опять будем играть?

   - Да, давай лучше поиграем. Господи, с тобой даже на раздевание играть не интересно!

   - Почему?

   - Потому что ты разденешься по первой же моей просьбе и без всяких возражений!

   Ещё долго Фора бросала кубики, подсчитывала очки, но сама пыталась понять глубину и смысл прозвучавшей фразы.

   Осбюрг был огромным городом! Слева и справа выросли дома, шум колёс сменился на грохот, и поехали, поехали, поехали! Фора припала носом к окну, разглядывая постройки, то многоэтажные, то одноэтажные, но по высоте не сильно уступавшие высоткам. Некоторые достигали аж четырёх этажей! Одни дома были белого или грязно-белого цвета, другие (особенно в несколько этажей) были и жёлтыми, и красными, и синими. Некоторые были украшены узорами или буквами. Перед некоторыми домами росли целые парки, а где-то — маленькие клочки земли. Но и эти участочки были украшены цветами. Фора зачарованно смотрела на великолепие человеческого города, почувствовала взгляд и обернулась. Ричард смотрел на неё с непонятным выражением.

   - Нравится? - спросил он, заметив, что хорена смотрит на него.

   - Ага, - Фора отвернулась к окну, но город сразу же стал неинтересен. Она по-прежнему отмечала улицы, заборы, количество разных людей, но мысли были заняты совсем другим. Почему Ричард так смотрел на неё? И как именно? Почему она так плохо понимает выражение лиц людей? Но там точно не было злобы, это чувство она даже если не видит, то чувствует носом. Может, она опять сделала что-то не так. А может, наоборот? Может, ему нравится, как она относится к городу людей? А как ей надо относиться? Может быть хвалить его, восторгаться? Или описывать дивную красоту столь грандиозной постройки? А может быть надо сказать ему, сколько здесь красивых одежд? Люди любят надевать красивые вещи. А может быть…

   Пока она раздумывала, карета свернула один раз, потом второй, и они подъехали к огромному забору. Здесь карета остановилась, всадники слезли с коней, а вот Ричард посмотрел на Фору с каким-то неудовольствием.

   - Ну, ты помнишь, да? Сейчас я выйду и буду тебя унижать всячески. А ты будешь злиться и пытаться сбежать. Только потом обратно прибежи, договорились?

   Последнее было сказано с таким чувством, что Фора торопливо закивала.

   - И ещё. Здесь на всех лапах бегать не принято.

   - Я же твоя рабыня? Мне же можно?

   - А, тогда снимай платье.

   - Но тогда же я буду выглядеть благородной, а не рабыней?

   - Шшит! Всё продумали, а внешний вид — нет! Так ты выглядишь благородной для людей, платье у тебя шикарное. А без него — благородной для хоренов. Ладно, некогда. Пойдёшь так, но без поводка.

   Он резко распахнул дверцу кареты и выпрыгнул на землю. Фора спускалась куда осторожнее.

   Вдох, выдох. Закрыть глаза. Открыть.

   Всё. Она — рабыня. Послушная, бесправная, замученная…. Последнее, кстати, правда. Замучил, урод лысый. Не в смысле, что он действительно урод или без волос на голове, а что шерсти у него мало и одет он. Придав всему своему внешнему виду соответственный облик, Фора чуть согнулась и направилась за хозяином.

   - Ого, лорд Райли! Какая у вас забавная свита!

   - Ты даже не представляешь, Жак, насколько забавная!

   - А откуда такая шкурка?

   - Купил недорого на распродаже. Всего пять сотен — и вот такая вот прелесть в твоём распоряжении. Гладить не советую, кусается!

   - Что, и тебя кусает?

   - И меня, - вздохнул Ричард.

   Фора слушала всё это не поднимая глаз.

   - Поэтому вы это, смотрите. Если она вдруг вздумает сбежать — из арбалетов по ней не пуляйте. Древками или палками обратно гоните. Так-то она смирная, но как увидит какую лазейку — и за хвост не удержишь.

   - Поня-атна…

   Прошли через ворота. Идут по мощёной дорожке. Вокруг — кусты. Неожиданно захотелось в эти кусты нырнуть. Почему это? Можно или нельзя? Ну, можно или нет? Фора сделала прыжок и… И запуталась платьем в ветках. А в следующую секунду её за шкирку и ухо ухватила мощная рука.

   - Куда? - раздался голос, такой знакомый.

   И рука держит крепко-крепко! От этого ощущения Фора растеклась, как капля, позволив себя вытянуть из веток.

   - Ещё раз сбежишь — получишь! - сурово сказал Ричард.

   И они двинулись дальше. После долгих и длинных коридоров, частично устланных ткаными дорожками, частично — нет, они оказались перед дверью, которую охраняли двое таких уродов… Ой, то есть, настолько разнаряженных, что мысль об их непроходимом уродстве, несовместимым с жизнью, напрашивалась сама собой. Но вряд ли люди поставят на охрану своего вожака совсем уж плохих воинов. Так что опять пришлось сместить взгляд восприятия и признать — в целом охранники были красивыми людьми. И этот их наряд даже совсем не портил, а наоборот. Может, это даже и не плохо? Когда ты вместо своей, данной от природы шкурки, можешь добавить себе красоты? Не просто «скрыть плохое» а «сделать ещё лучше»?

   - Лорд Райли, лорд Флоренс с сопровождающими к его светлости барону Осбюрну! - раздался звучный голос и они все вошли в огромную комнату. Комната была действительно огромная, Фора впервые видела настолько большое помещение. На центральном возвышении со ступеньками стоял большой стул с высокой спинкой, на нём сидел дяденька с густой бородой и одетый ещё более цветисто, чем стража у входа. Но тут хорена уже была начеку и не позволила себе думать о нём плохо.

   - О, Ричард, значит, не врут люди, что ты смог заполучить живого хорена в слуги?

   - Это не моя заслуга, - поморщился рыцарь. - Батюшка чудит.

   - А почему тогда он своё чудачество навесил на тебя?

   - Кабы я ещё знал бы об этом, Генри. Он твёрдо уверен, что этот довесок мне зачем-то нужен. А я ума не приложу, что с ним делать! Отец отвалил за него уйму денег и взвалил на меня же задачу следить, чтобы никуда не сбежал!

   - А почему на нём женское платье?

   - Это самка.

   - О! Ну, поздравляю.

   - Ах, Генри, оставь! Какая мне разница, какого оно пола? Или ты думаешь, что самка будет вернее самца? Брось. Проблем создают и те, и другие. Только и выгоды что ходить и гордиться, вот, мол, ручной хорен.

   - А как ихние? Ещё не предъявляли?

   - Нет. Пока не встречались. И очень надеюсь, что не встретимся. Потому что тогда я точно не смогу отчитаться отцу, куда делись вложенные им средства! Причём, виноват-то будет полностью он, если так дорожит своим богатством, то и держал бы при себе. А обвинит меня!

   - Одолжишь?

   - Зачем?

   Фора прижала уши. В голосе хозяина послышалась неприкрытая угроза. Ой, что будет?

   - У меня есть пара задач, исключительно для хоренов.

   - Она молодая, ещё ничему не обученная.

   - А что ж ты стесняешься?

   - Я не стесняюсь. Отец купил её неделю… Ну, десять дней назад. Три дня мы в дороге. Как и где я тебе её буду учить?

   - Да, действительно. Ну, если не получится — верну обратно. Так как?

   Глаза в пол! Мне это не интересно! Как решит хозяин, так и будет! В пол, я сказала! Вот в эту точку, что здесь? Жук какой-то? И хвост к ноге!

   - Ну, смотри сам. Если она тебе будет хоть чем-то полезна — забирай. Только я тебя Христом-богом молю, Генри! Чтобы не сбежала! Хорошо?

   - Не сбежит, - усмехнулся дядька на высоком стуле.

   Хлопнул в ладоши, к Форе подошёл человек. Ричард протянул ему поводок.

   - Вон, за кольцо цепляй. Так-то она знает, что если на поводке — то дёргаться нельзя.

   - Пошли! - её грубо дёрнули за шею, и Фора послушно поплелась за слугой.

   Оставшиеся в комнате посмотрели, как она уходит, потом барон глянул прибывшему прямо в глаза.

   - А теперь, Ричард, я хотел бы услышать от тебя правду, зачем ты приехал. Нет, конечно, я всегда рад буду видеть тебя в гостях на праздник, но что-то я не упомню случая, когда это ты три дня мчался на праздник, где не будет ни воинских состязаний, ни турниров.

   - Отец послал, - не стал отпираться молодой рыцарь. - А что до воинских состязаний — то Ариман уверен, что мне достанется возможность помахать мечом.

   - И до вас дошли слухи?

   - Генри, я зашёл к тебе исключительно по традиции. Доложить, что я официально приехал в твои земли и засвидетельствовать почтение. Если ты имеешь что-то против — так скажи прямо, я даже не буду распаковывать подарки, развернусь да поеду. А если желаешь об этом поговорить — я всегда буду рад твоей аудиенции в любое время.

   - Молодой ты ещё, дерзишь. Ну, что ж. Хорошо, раз так, то давай сегодня на ужин и приходи. Обсудим, кто там что кому против.

   Фору отвели в какую-то комнату, посадили в угол и привязали к уже знакомому кольцу. Наказали сидеть и ждать. Дверь снаружи заперли. Да, единственная проблема для хорена у людей — это скука. Пожалуй, работать тряпкой на кухне было даже неплохо. С работой Фора справлялась, это было не очень сложно, хотя, конечно, и противно. Но зато она понимала свою пользу, ощущала, что делает нужную вещь. А тут…. Сидишь себе в углу, вроде бы как привязанная. Хотя отвязаться ей вообще ничего не стоит. Но люди почему-то искренне уверены, что удерживает её здесь кожаный поводок, который мало того, что легко отстёгивается от ошейника, так ещё и легко перекусывается. Кстати, а легко ли?

   Когда грохот засова возвестил появление людей, то вошедшие застали рабыню за самым очевидным занятием. Она пыталась перегрызть поводок. Переливчатый скулёж вырвался в коридор вместе с воплем «Ах ты, рыжая сука, твою мать через забор налево!». Но на самом деле Фора была полностью удовлетворена результатом. Пусть немножко больно, но зато если хозяину нужно, чтобы о ней думали плохо — то вот, пожалуйста. Репутация тупой зверюги, мечтающей о побеге — создана. Её привели в комнату, где ожидал тот дядька и ещё трое незнакомых. Сопровождающие тут же доложили о недостойном поведении пленницы. Дядька оценил пожёванный поводок и кивнул:

   - Ричард предупреждал. Надо будет посоветовать ему заменить на цепь.

   Потом сказал уже персонально Форе:

   - Слушай меня внимательно, хоренка. Я не имею ничего против ни лично тебя, ни всего твоего народа в целом. Более того! У меня-то с хоренами всегда были тёплые и дружеские отношения. Если хочешь, я передам твоей стае, где ты находишься и у кого, пусть они дальше вызволяют тебя. Но вот лично от себя я прошу, пожалуйста, не надо прямо сейчас убегать или осложнять мне жизнь. Потому что ваши отношения с Райли — это ваши, а мне совсем не хочется портить свои, поэтому я могу только попросить тебя. Пожалуйста, не надо убегать! Иначе мне придётся сделать тебе — больно, а ему — стыдно.

   - Я больше не буду, - с лёгким сердцем пообещала Фора.

   Потому что и впрямь не собиралась. А этот человек всё очень чётко объяснил.

   - Тогда я прошу тебя помочь мне. Это несложно, но требует некоторых особенностей, которые обычно людям недоступны.

   Задание и впрямь оказалось несложным. Но абсолютно непонятным. Потом её покормили. А потом она скучала до самого вечера. Даже выспалась.

   Ричард забрал её совсем в темноте. От него пахло жареным мясом и вином.

   - Ну, рассказывай. Скучала?

   - Да, хозяин.

   - Хозяин?

   - Мы же ещё на людях, правильно?

   - А, ну, ладно. Рассказывай дальше.

   - Я погрызла поводок. Не так, чтобы совсем, но чтобы было видно.

   Ричард тут же остановился и проверил.

   - Да, видно и очень здорово. Теперь никто не поверит, что этим тебя можно удержать!

   - Этот ихний барон попросил меня не убегать. И он же предлагал сообщить моей стае о том, где я.

   - Ты согласилась? - очень трезво и жёстко спросил Ричард.

   - Нет, дальше предложения дело не зашло. Он попросил меня больше не убегать, чтобы не осложнять отношений с тобой. И попросил помочь.

   - А, нюхать. Что-нибудь вынюхала?

   - Наверное, да. Они потом обсуждали, но я не всё поняла.

   - А что хоть давали нюхать?

   - Какую-то большую коробку в ней куча вещей всяких. Дали понюхать такой мешочек чёрный и попросили найти в коробке вещь с похожим запахом. Я нашла. Потом дали четыре картины. Попросили найти подделку. Я не знаю, что я нашла. Куда-то ткнула, но они были недовольны. Потом были какие-то корявые камни, тоже просили найти эту подделку. Там я вообще не поняла. Потом водили к какому-то злому и плохому человеку…

   - А как ты определила, что он злой и плохой?

   - Он пахнет так.

   - Как злой и плохой?

   - Да.

   - А я как пахну?

   Они молча дошли до ворот. Вышли, сели в карету. И уже внутри Ричард очень горько продолжил:

   - Что, неужели тоже так плохо?

   - Что?

   - Ну, я пахну?

   - А, нет, совсем не плохо.

   - Тогда почему ты молчишь?

   - Я не могу.

   - Что не можешь?

   - Я не могу сказать такое хозяину.

   Хуже всего пришлось ночью. За день Фора выспалась. Хозяин упал на кровать и захрапел. А ей каково? Сначала она просто лежала. Потом встала и пошла осторожно по комнате, принюхиваясь ко всем предметам. Некоторые, особо пахнущие, попробовала лизнуть. Закрыла глаза и пошла по комнате снова, стараясь вписываться в проходы и узкие места, так, чтобы ничего не задеть и ни на что не наткнуться. Хозяин даже не проснулся. С третьего раза удалось пройти идеально. Тогда Фора развернулась и пошла в обратную сторону, так же не открывая глаз. Потом двинулась задом, хвостом вперёд, им же и нащупывая препятствия. Надоело! Комнату она изучила уже идеально, чем бы ещё заняться?

   Сегодня они с хозяином ночевали вдвоём. Остальные куда-то делись. Куда — Фора не спрашивала. Она с завистью глядела на Ричарда, храпит и храпит. Девочка молча залезла под его кровать и свернулась. Прикрыла нос хвостом. Нет, всё равно сна — ни в одном глазу. Да что ж делать-то? Фора вылезла и занялась, наконец, шерстью. Ну, сколько могла и что могла с помощью лап и языка. И только добравшись до интимного места, она поняла волнение и необычность ощущений. Течка. Первая течка. Здравствуй, взрослая жизнь! Зачем она ей нужна? Хорена с яростью укусила край одеяла, свешивающегося с кровати, и оно сползло на пол. Девочка пригнулась, прижав уши. Но хозяин не проснулся. Подождав и убедившись в этом, Фора осторожно поднялась и принялась разглядывать тело Ричарда. Обычно скрытое под одеждой, оно оказалось привлекательным. Девочка скользила взглядом по линиям спины, бесхвостых ягодиц, сильных ног. Подвинулась чуть ближе, чёрный нос шевелится, ловя запахи. А потом Фора закрывает глаза и отдаётся во власть той силы, с которой не может, да и не хочет справиться. Она водит шевелящимся носом вдоль тела человека и не может оторваться. Как же он здорово пахнет! Он ещё спрашивал, как. Разве это можно объяснить? Так…. Так…. Вот так! Ах, как прекрасно! Можно сидеть рядом, вдыхать без опаски и стеснения, не заботясь о глупых людских предрассудках, забыть о том, что ты — рабыня… И жалеть о том, что он об этом не помнит. Она была бы ему самой верной, самой послушной самкой! Если бы он хоть на миг захотел этого. Увы, он — человек, она — хорен. И это не изменить никакими силами. Если бы только в мире были вот те волшебники, про которых Он рассказывал в карете! Она бы отдала и хвост, и уши, и согласна была бы ходить всю жизнь лысой… Если бы ему понравилось.

   Фора улеглась на пол и опять прикрыла нос хвостом. Надо хоть немного отдохнуть. А то это же невозможное мучение — сидеть рядом, ощущать его запах, смотреть на тело, такое мощное и красивое. Для людей оно, возможно, даже совершенное. Как жаль, что он такую красоту прячет под одеждой. Смотрела бы и смотрела! Нет, нет! Фора чихнула в хвост. Хватит. А то она не выдержит, накинется, и… И это ужас, что будет дальше! А может, ну и пусть? Пусть проснётся, ударит, может быть прикуёт цепью где-нибудь снаружи… И можно будет хоть так отвлечься от той бури, что сейчас разрушительным ураганом сносила мозги и обостряла все остальные чувства.

   Ой, а что будет завтра….

   А назавтра поотпустило. Хозяин проследил, чтобы его рабыня поела, после чего сдал какой-то тётке в замке и велел позаботиться о его имуществе. И вот тут тётка сделала, наконец, то, о чём сама Фора мечтала уже скоро месяц. Она занялась её шерстью. И сделала это так, что Фора была готова сделать для неё что угодно! Впервые с момента попадания к людям шерсть была полностью, по всему телу — вычищена. Избавлена не только от грязи и крупных частиц, но и от пыли, от жира и вообще, приведена в пушистое и лёгкое состояние. Её не просто вычесали, её промыли, высушили, а потом уже вычесали! Вот такая она сама себе нравилась. А уж что говорить про хозяина? Уж сегодня хозяин увидит, какая она прекрасная!

   - Вам что-нибудь полизать? - на радостях спросила Фора добрую тётеньку и удивилась, когда та поджала губки.

   - Знаешь, что, милочка. Я не знаю, что у вас там и как, но ко мне со своими этими не обращайся! Хм! Тоже мне, нашлась. И вообще. Давай, одевайся и иди себе!

   И что вы думаете? Здесь тоже нашлись дети! И им тоже ужасно хотелось поиграть с живым хореном! Но, к счастью, местные дети оказались вовсе не такими страшными, как ей казалось! Они спросили, как её зовут, а потом пригласили играть в прятки. В прятки понравилось играть и ей, и детям. Старшая девочка, которая там всеми руководила, даже сказала «Ты прячешься так, что тебя не найти! Давай ещё!». Теперь Фора познакомилась и с человеческими детьми. Ох, чего не сделаешь от скуки? Наследная принцесса играет в прятки с малышами! Но, признаемся себе честно, это гораздо, гораздо интереснее и веселее, чем страдать в уголочке в ожидании хозяина, который и забыл про свою собственность.

   Хозяин не забыл. Солнце уже клонилось, когда он появился. Фора с восторгом бросила малышню и рванула к Нему, чуть не запоров легенду про их тяжёлые взаимоотношения. А Он…. О, Он почесал её за ушами! И даже обнял! Поговорил с дамой, которая её вычёсывала, но та не стала жаловаться на неподобающее поведение подопечной. Наоборот, посоветовала побольше внимания уделять воспитанию питомца для выхода в свет. А то зверские повадки так и прут. Он с самым живейшим участием согласился с тёткой, но посетовал на недостаток времени и умения.

   - А таскать с собой ещё и воспитателя рабов — это уже слишком. Ничего, подрастёт и образумится.

   - Я надеюсь, - тётка так ни разу и не взглянула на хорену. - Ну, счастливого пути, лорд Райли. Когда отбываете?

   - Я думаю, послезавтра.

   - До свидания.

   Они шли к выходу из замка, и Фора взахлёб рассказывала, как они играли, кто куда прятался, кто кого нашёл, как догоняли сначала Лорес, потом её, а Он слушал рассеянно и ничего не отвечал.

   В карете они доехали до места их ночёвки, Ричард завёл её в комнату и попросил посидеть здесь без него в одиночестве.

   - Я тебя привяжу, хорошо? Если тебя вдруг придут красть — спокойно позволь сделать это. Я примерно представляю, кто это будет, и тебя буду искать именно там. Хорошо?

   Он снял с неё платье. Сам! Сердце почему-то билось так сильно и лапы слегка дрожали.

   - Если хочешь, можешь поспать. На кровати, как человек!

   Он усмехнулся, привязал поводок к спинке, потрепал по боку и направился к двери.

   - Меня тут пригласили в одно место… Надеюсь, будет весело. Ну, не скучай!

   Ага, не скучай! Ну, как тут можно не скучать? А чем заниматься? Фора попрыгала на кровати. Села, глядя на медленно двигающиеся тени. Мельком отметила, что неприятные ощущения в животе практически не беспокоили весь день. Хотя, это первая течка, тут может быть что угодно. А сейчас? Почему она сейчас вспомнила про неё? Ведь забыла, как есть забыла! А что сейчас случилось? Фора обнюхала всё вокруг и обнаружила, что постель хранит Его запах. Ах, какой он… будоражащий! По телу побежали мелкие-мелкие точки. Вот так бы лежала и нюхала! И так здорово, так сладко…

   Хлопнула входная дверь.

   - Сам дойдёшь?

   - Я сам дойду!

   Выслушав этот идиотский диалог, Фора подняла голову. Действительно, уснула. Ох, опять сегодня всю ночь мучиться! Ну, ничего. Зато она опять будет сидеть ря… А?

   Ричард стоял посреди комнаты, едва видимый в отсветах из окна. И стоял он как-то странно. А ещё — незнакомый тяжёлый запах. Давит на голову, Фора бы забилась под кровать, если бы это не был Он. Но что с Ним? Ричард вдруг сделал два шага, тяжело, как будто тащил огромный и невидимый груз. Резкий запах усилился. Как будто Ричард наелся смолы. Что с ним? Он так и стоял возле кровати, глядя в никуда. Потом вдруг упал на кровать, как подрубленный. Фора только чуть отодвинулась, не понимая, что происходит. Ричард молча лежал, распространяя тяжёлый запах и дышал ровно, спокойно. Фора пригнулась к его лицу, принюхиваясь, и вдруг сильная рука схватила её за шкирку.

   - Что, сучка, хочешь полизаться? Ну, давай!

   И лизнул её прямо в нос! Фора попыталась отстраниться, но человек был значительно сильнее. Да и не так уж это и было неприятно, просто неожиданно. Ну, если он хочет… Фора быстро-быстро заработала языком, касаясь губ, носа, щёк и снова губ лежащего мужчины.

   - Ах, ты, - Ричард перевернулся на бок и прижал её к себе. Очень сильно. - Ах, ты, тварь моя…

   Сердце снова забилось! Моя! Он сказал «моя»! Да, я твоя, да, прижми меня крепче!

   Но Он выпустил её и завалился на спину.

   - Голова кружится, - сказал он потолку. - Ничего не хочется. Слышь, раздень меня.

   Фора никогда не раздевала людей. Но хозяин приказал — надо выполнять. С пуговицами когти справляются относительно легко. А вот как с него стащить рукава? Но Ричард с неожиданным смехом поворачивается, помогая. Так, теперь — штаны. А, нет. Сначала сапоги. Резкий и мощный запах бьёт в нос, но этот запах нормальный, живой. От него даже легче, это её человек, тот, которого она знает и ждёт. А там, сверху — какой-то чужой. Нет, что за глупости она думает? Ох, какой тяжёлый. А это место у него совсем не похоже на хоренское. Ну, и не должно, вообще-то. Но всё равно интересно. А мех у людей здесь какой-то странный. Он длинный и спутанный. Зачем им такой? Всё же он такой тяжёлый, даже одну ногу с трудом можно подвинуть. Интересно, а он разозлится, если его здесь лизнуть? Я только один разок…

   Ричард лежал, глядя в потолок, и никак не реагировал на происходящее. Фора нежно водила языком, вдыхая Его запах. И вдруг сильная рука снова сгребла её за шкирку, да больно-то как! Фора взвизгнула, когда её потащили куда-то вверх. В темноте Его глаза выглядели особенно странно. Как будто и впрямь чужой человек.

   - Что, тварюшка-лизушка, дорвалась до человечины? А?

   Непонимающая Фора лизнула его в губы и он резко отодвинул хорену от себя. Сжимая шкуру до боли.

   - Ишь, ты…. А ну, иди-ка сюда!

   Он неловко повернулся, приложив хорену спиной о край кровати. Она непроизвольно попыталась хотя бы удержаться, но тут Ричард сгрёб её за шерсть, повалил на кровать, задрал хвост и навалился сверху.

   - Лежи! И не дёргайся!

   Фора замирает. Хотя ей не нравится происходящее, но при этом хозяин приказал… А ему хочется повиноваться. Пусть, пусть приказывает! Пусть делает, что хочет, лишь бы не эта одуряющая скука! А уж тем более, когда он прикасается к ней и шерсть вспушается от одного его прикосновения… Ой!

   Между ног было влажно и горячо, но когда там неожиданно распух цветок боли — она вскрикнула и затявкала.

   - Молчи, дура! - медленно и вяло велел хозяин.

   Она бы и рада, да больно же! Ой, как больно, какой он большой! Пока лизала - было незаметно, как внутрь попало — ой, ой, ой! Фора тихонько скулила, но хозяин больше не обращал на неё внимания. Внутри двигался огромный и горячий ком, боль постепенно отступала… Шерсть на спине двигалась вместе с Его телом, девушка расслабилась… И вдруг поняла, что ей опять скучно. Как это ни странно, но происходящее её совершенно не трогало. Да, она где-то внутри мечтала об этом, но… но не так. Возможно, она надеялась, что будет как с Хаонгом и даже лучше. Ведь он говорил, что во время течки ощущения острее и поэтому ей будет просто невероятно приятно! А сейчас… Первая боль от неожиданного проникновения прошла, удовольствие так и не появилось. Разве что осознание того, что всё-таки — сделала! Добилась! Но и эта мысль была какая-то ненастоящая. Она же ничего не делала. Тут тело сверху вцепилось пальцами в шкуру на плечах, крепко сжав и натянув до боли, а там, внутри, он толкнулся куда-то особенно глубоко… Боль пронзила тело от хвоста до носа. Пальцы медленно разжались, тело неловко съехало со спины, придавив правую ногу. И тут Фора обнаружила, что хозяин похрапывает. Он просто уснул! Она осторожно слезла с него, уселась на кровати, выгнулась, отставив ногу в сторону, и вылизала себя. Крови, как ни странно, не было. Повинуясь внезапному порыву, она тяпнула себя клыком за влажную плоть. И снова всё тело прострелило ярчайшей вспышкой. Она едва удержалась, чтобы не завизжать. Ещё немного полизала, успокаивая себя. А потом взялась за хозяина. Тщательно вычистила его внизу, попутно удивившись, какой мягкой колбаской становится только что такой огромный и жёсткий орган. Уложила поудобнее, уж как получилось. Подняла упавшее одеяло, укрыла, подоткнула, чтобы нигде не дуло. И легла рядом. Уснуть получилось очень быстро.

   Утром она почувствовала, как Он зашевелился. Открыла глаза, с надеждой посмотрев в Его красивое лицо. Ох, сейчас Он откроет глаза…

   Он открыл глаза. Несколько секунд непонимающе смотрел на чёрный нос прямо перед собственным носом. А потом с воплем вскочил. И обнаружил себя раздетым. Фора сидела в постели, не понимая, что она опять не так сделала? Ричард протяжно выдохнул длинное ругательство и сел прямо на пол, обхватив руками голову. Хорена смотрела на Него, что-то неразборчиво мычащего и явно страдающего. Она должна что-то сделать. Но что? Как лечить людей — она не знала. Поэтому сделала то, что могла. Слезла с кровати, подошла сзади и обняла, прижавшись к нему мехом и обхватив за плечи. Он вздрогнул всем телом. Но хотя бы замер, перестал раскачиваться.

   - И ты ещё можешь ко мне прикасаться? - глухо обронил Ричард.

   Утро началось с противного ощущения во рту. В голове ещё был туман, но вот чего не ожидал Ричард увидеть — так это её глаза. Она лежала рядом и смотрела на него. Совсем рядом. То есть, практически в обнимку. А память услужливо наябедничала, что именно он вчера с ней делал. И как она визжала и скулила. Это память поведала особенно подробно. Так что не удивительно, что Ричард вскочил. И обнаружил, что память, эта честная сука, ни в чём не соврала. Он действительно вчера явился укуренный, упал на постель. И велел ей раздеть себя. А она подчинилась. После чего он, взрослый и сильный мужчина, рыцарь и так далее, изнасиловал маленькую хорену без малейшего сочувствия. Это он ещё помнил. Что было дальше — нет.

   Упав на пол, Ричард обхватил свою дурную голову. Тварь, тварь! Что он натворил? Зачем он с ней так? Ведь она же ничем его не обидела! Ни разу не укусила! Даже сейчас могла бы загрызть, пока он спал. Он был полностью беззащитен, а она его, сволочь такую, пожалела. Потому что дала эту чёртову клятву. Отец, на кой дьявол ты заставил её поклясться? Да пусть бы она его ночью загрызла, поделом! Сейчас бы не было так стыдно. Боже, что делать? Какая же он тварь, а? Тварь, тварь! Безголовый самец, бесчестный ублюдок!

   На спину и плечи легло живое тепло. А её смешной нос дохнул в шею. Лапы обняли за плечи.

   - Ты ещё можешь ко мне прикасаться? - спросил он, не смея даже надеяться на прощение.

   - Конечно, - очень спокойно и немного удивлённо ответила она прямо ему в ухо. - Ты очень красивый. И мне очень нравится твой запах. Но не такой, что вчера!

   Ах, она всё-таки напомнила. Он крепче сжал руками голову.

   - Сильно болит? - участливо спросила самочка, нежно поглаживая его по плечам.

   - Это я должен у тебя спросить, - нашёл силы ответить парень.

   - У меня ничего не болит. Всё давно прошло.

   Ричард повернул голову. А она лизнула его в нос!

   - Если ты так переживаешь из-за меня — то не расстраивайся. Я же твоя рабыня. Ты можешь делать со мной всё, что захочешь!

   - Да если бы я хотел! - с глухой тоской ответил Ричард и вдруг обнаружил, что мягкая шуба на плечах превратилась в камень.

   - А ты не хотел?