Заклятие Неры. Анжела Кристова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Глава о том, какие дороги мы выбираем
• ГЛАВА 2. Глава о том, что раз очнувшись, можно испугаться от пришедших в голову мыслей
• ГЛАВА 3. Глава о том, что инициатива не всегда приводит к тяжким последствиям, а также о том, что изречение «всё в твоих руках» – работает
• ГЛАВА 4. Глава о том, как трудно быть на вид одним, а думать по-другому
• ГЛАВА 5. Глава о том, что у каждого в этом мире свои цели, задачи и свои пути их достижения
• ГЛАВА 6. Глава о том, что, если вам не удалось влиться в дружный коллектив собачьей стаи на законных правах, то стоит обратить свое внимание на сообщество людей. Может, там вы найдете своё место?
• ГЛАВА 7. Глава о способах поощрения и наказания, а также о силе желания
• ГЛАВА 8. Глава о целях отдельных личностей и способах их достижений
• ГЛАВА 9. Глава о доме или месте, где твой дом
• ГЛАВА 10. Глава о способах достичь результата и материальных средствах на жизнь
• ГЛАВА 11. Глава о пользе еды и о вреде питья
• ГЛАВА 12. Глава о трех вариантах беседы: первый – доверительный разговор, второй – допрос с пристрастием, третий – оправдательная речь
• ГЛАВА 13. Глава о планах на ближайшее будущее
• ГЛАВА 14. Глава о странной сказке, в которой есть место для простых людей
• ГЛАВА 15. Глава о способах убеждения, обмане зрения и слуха, а еще о силе слова
• ГЛАВА 16. Глава о способах охоты на мясо, рыбной ловле и вариантах приготовления блюд в походных условиях
• ГЛАВА 17. Глава о том, что хороший способ разобраться в ситуации – это подраться
• ГЛАВА 18. Глава о желаниях
• ГЛАВА 19. Глава о мучителях, спасателях и их взглядах на свою работу
• ГЛАВА 20. Глава о том, как спасатели видят свою работу
• ГЛАВА 21. Глава о щенячьем счастье
• ГЛАВА 22. Глава о потере Его Светлости и планах по возвращению пропажи
• ГЛАВА 23. Глава о том, что нужно дать по репе всем! Особенно тем, кто любит спать до обеда
• ГЛАВА 24. Глава о том, что первые порывы не всегда самые верные – замерзнуть можно
• ГЛАВА 25. Глава о человеческой душе, собачьей натуре и неожиданном исходе колдовства
• ГЛАВА 26. Глава о том, что оборотней можно встретить в чистом поле

АННОТАЦИЯ

Одна растишь ребенка? Ничего страшного, Алёк, ты справишься! Главное – у тебя есть любимое увлечение, и друзья не бросили, а терпеливо ждут, когда ты присоединишься к очередной авантюре. Пещера ждет компанию друзей, а в ней новый мир. Под действием заклятия я превращусь в собаку, потеряю сына и познакомлюсь с магом, которого держит в тюремной камере своего замка темный властелин. Но на поверку маг окажется совсем не рыцарем, а злое колдовство принесет мне много впечатлений. История о том, как нелегко оказаться в шкуре оборотня-собаки.

   Полюбите собаку безродную,

   Одинокую, беспородную.   

   Не беда, если шерсть вся в репьях-

   Посмотрите на чувства в глазах…

ГЛАВА 1. Глава о том, какие дороги мы выбираем.

Вы любите ходить в походы?

   Правда, не раз и не два вам задавали этот вопрос малознакомые люди. Я тоже часто слышала его.

   Каков мой ответ?

   Да, мы любим ходить в походы! Мы – это я и мой сын Колька.

   Как только сын немного подрос и окреп, то есть достиг возраста трех лет и мог уже некоторое время шагать сам, а не сидеть у меня на загривке, я начала брать его в туристические походы.

   Подойдя к телефону, я взяла трубку и набрала свою давнюю подружку Светку.

   – Алле, Светик, привет! Как ты поживаешь?

   Светик, похоже, поживала прекрасно. Узнав меня, моя давняя подружка понимающе ухмыльнулась в трубку и задала встречный вопрос:

   – Ты с нами что ли собралась?

   – Да! Если возьмете…

   – Возьмем, а в чем проблема? – Светкин голосок немного напрягся.

   Я обернулась и глянула из коридора в комнату. Колька дрых на диване и видел десятый сон. А до этого было десять сказок на ночь глядя. Я устала читать все десять сказок подряд: Колька внимательно следил, как я переворачиваю страницы. Считать не умеет, но уже сечёт, когда мамка пытается сжульничать.

   Я снова погрузилась в разговор: что же ответить?

   – Светик, проблема в том, что мне некуда деть Кольку, а так хочется пойти с вами!

   Светик молчала минуту или две, я старалась вздыхать погромче: она должна слышать и прочувствовать мое горячее желание подорваться с ними.

   – В прошлый раз Лёнька нёс твоего охламона 8 км, до станции…

   – Я помню, Свет! Ты не спеши с ответом, поговори с ребятами. Кольку ведь и я могу нести!

   – Ага, можешь! Мы собираемся пристать к спелеологам.

   Мое сердце пропустило удар.

   – Свет…, – проскулила я и замолкла.

   – Хорошо! Я протрясу вопрос. Жди, подруга!

   Мы синхронно повесили трубки.

   Я прошла в комнату и осторожно уселась на диван. Глянула на сына и тяжко вздохнула.

   С рождением Кольки моя жизнь круто изменилась. До сего знаменательного момента я шла совсем иным курсом, вверх и вверх по всем лестницам одновременно. Блестяще заканчивая обучение, я успевала подрабатывать и сдавать сессию одновременно. Моя личная жизнь цвела всеми красками, намечалась грандиозная свадьба. На карьерной лестнице тоже была удачно преодолена новая ступенька: я неожиданно получила очень интересное предложение, от которого и не думала отказываться. Меня пригласили в клинику, сразу на повышение и ставку ветврача. Все верно: как раз испытательный срок закончится, у меня будет диплом на руках! Оле-Оле–Оле–Оле!

   Вернее, Алле- Алле- Алле-Алла! Меня Аллой папа назвал.

   Дальше уже не все так радужно. Диплом я получила, на новое место работы вышла, а вот свадьбы не случилось.

   Через год и три месяца родился Колька, и я поняла, что моя жизнь больше никогда не будет прежней.

   Как же тяжко вспоминать! Беременность, роды, а уж потом как навалило, и с гаком! Еще хорошо, что не осталась одна на улице в чужом городе! Город был родной. Одна я тоже не осталась – вот когда начинаешь ценить заботу родителей! Дали жизнь и обеспечили всем. Понимание приходит, когда стрясется что-то вот эдакое!

    С детства я была очень впечатлительной натурой, а ещё много читала и вела активный образ жизни. Излишняя впечатлительность вылилась в то, что я остро переживала свое падение со всех лестниц сразу. Обилие прочитанного и усвоенного переварилось, и я осознала: всё, что произошло со мной, уже никак не исправить, значит надо жить дальше. Тем более, что я как бы и не одна осталась… Мама, папа, братья и уже растёт сокровище. Пускай завидуют те, кто в состоянии оценить!

   Активный образ жизни подразумевал большое количество знакомств. У меня была просто неимоверная куча подруг, друзей, просто хороших знакомых и многочисленная родня – близкая и не очень.

   Мама сказала замечательную фразу, и я сразу, ну, почти сразу – прошел без малого год – воспряла духом. Узнав новость из первых рук, она сказала буквально следующее: «Все проходит, и это пройдет. А ребенок будет всегда!»

   Как же это верно – всегда! Колька родился в срок, я не сильно мучилась при родах, а подруги и родня как-то сами перестали меня искать и интересоваться моей жизнью. Мне же было сначала не до общения, умудриться бы выспаться, и уже отлично!

   Родила я в двадцать три и на долгие три года выпала из привычного круга общения. Отец ребенка мне не стал помогать, ну а я перестала скоро о нем вспоминать. Мама и папа жили отдельно, а я как-то сразу дала всем понять, что постараюсь справиться сама. Сначала мама приезжала, потом стала просто звонить. Я тоже первое время навещала родителей, но путь был неблизкий, и ездить я перестала.

   Наши встречи стали не чаще двух раз в месяц. Всё логично: родители у меня люди активные. Маме на пенсию еще рано, папе в добавок к госвыплатам все же нужно работать. Когда я появилась, маме было 19, папе – 22 года, и ведь справились же! Я старше, я умнее, так как успела выучиться, и время сейчас другое! Всем открыты такие горизонты…

   Однозначно, я не собиралась унывать. Кроме любимой работы, на которую с моей беременностью таз опрокинулся, я имела целый ряд ненормальных увлечений. Лошади, собаки, кошки – это все понятно и логично. Кто шагает прямым курсом в ветеринарку, тот, так или иначе, неровно дышит ко всем братьям нашим меньшим.

   Но я отличалась особой оригинальностью в пристрастиях. Моей слабостью были туристические походы, разного рода слёты, туристические базы в горах, сплавы на байдарках по леденющим речкам, прыжки с парашютом и скалолазание. Самое настоящее экстремальное безобразие. Если бы не рождение Кольки, то я бы и альпинизмом занялась, так горы меня тянули! Чем выше и страшнее, тем лучше: адреналин в кровь и вперёд, с песнями…

   Ещё в школе это началось. Сначала лагерь спортивно-оздоровительный, где я, единственная девочка, сражалась на эстафетах наравне с мальчиками и большинство лихо обыгрывала. Как меня хвалили! Приятно чувствовать себя сильной и ловкой! Потом лагеря трудовые – да, да! Пока не развалился наш «Союз нерушимый», были при школах и такие лагеря! У нашей продвинутой в математическом плане школы был трудовой и спортивно-оздоровительный лагерь. Круто: выбирай, куда тебя больше тянет- перетягивать канат или прыгать с ветки на ветку в Краснодарском крае! Меня тянуло во все стороны сразу.

   Краснодарский Край. Село Красное. Смена первая: клубника и черешня, смена вторая: вишня, смена третья: яблоки. Однажды, правда, мы уже прикатили на поезде в Красное, а черешня и клубника ещё не поспели, и мы три недели пололи саженцы не пойми чего.

   Я тогда уже начала интересоваться, что растёт и что сажают – узнала у нашего бригадира, как оказалось, мы пололи саженцы яблони. Взволновало это меня одну, остальным было проще: главное запомнить, что саженец – не сорняк, и оставить деревце в земле. Я же уже в мыслях представляла: вот вырастет из саженца большое дерево, и каждый год на нём будут созревать красные яблоки.

   Выросло ли в итоге моё деревце, я не узнаю уже никогда. Видимо, выросло, раз яблоки на прилавках в магазине не кончаются ни летом, ни зимой. Но что стало с моим конкретным рядком саженцев, история умалчивает.

   В общем, и в частности, я росла любознательным, чересчур впечатлительным ребёнком, остро реагирующим на каждую мелочь окружающей среды.

   Потом ботанический интерес перерос в интерес зоологический, потянуло к братьям нашим меньшим. Я начала приносила домой голубей, сбитых машинами воробьев, а мама всех их пристраивала в «хорошие руки». Мы с мамой обеспечили живностью всю нашу многочисленную сельскую родню! Как они радовались!

   Но вот с какого бока всё это притянуло ко мне страсть к экстремальному туризму, я не понимала. И мама с папой не понимали – они люди сугубо городские. Дома чистота и порядок, никаких канареек, орущих в пять утра, никаких кошечек, будящих своих хозяев еще до первых петухов, никаких пудельков, стриженных шариками.

   «Природа и её обитатели должны жить в этой самой природе!» - это мамин тезис.

   Тогда, в стародавние и такие добрые времена, люди жили устоявшимися десятилетиями правилами, лозунгами были украшены все площади и стенды, а некоторые тезисы мы заучивали наизусть на уроках политологии. Хорошее было время, доброе.

   «Союз нерушимый» приказал нам всем, его гражданам, долго и счастливо жить… После пришли лихие девяностые, а я окончила школу.

***

С беременностью слеты и туристические походы тоже накрылись медным тазом. Очень громко. Я отправилась в больницу на сохранение, а мне на домашний телефон позвонили друзья и пригласили в очередной поход. Мама за меня ответила, что мол, не пойду я в этот раз, и в следующий пойду не скоро.

   Звонки прекратились, друзья перестали меня беспокоить своими идеями, на работе тоже нерадостная картина: мне предложили уйти самой. Я забрала трудовую книжку с двумя записями: первая – учеба в ВУЗе в течение 5 лет, вторая – работа в клинике пять месяцев, – и осела в четырех стенах.

   За месяц до родов я перебралась в бабушкину квартиру. Здесь было тихо, как в склепе, и пахло соответственно.

   Я осталась одна. В животе сокровище растёт, на дворе осень листьями посыпает старый двор, а впереди одна безнадега. Скучать, конечно, мне не придется, но как же жизнь моя круто изменилась!

   Из самых-самых остались Светка, Лёнька, Станислав и Ольга. Самые верные мои приятели еще со школьных времен.

   Эта бедовая и всегда готовая сорваться с места в поход четвёрка не забросила меня на дальнюю полку, звонила родителям, приехала меня из роддома встречать, кричала под окнами всякую чушь и пела веселые стишки. Но – самое главное – они терпеливо ждали пока я оклемаюсь, а Колька дорастет до того момента, когда нас двоих можно будет брать хотя бы за город.

   И вот Колька дорос…

   Первые три мероприятия мы с ним на пару осилили. А вот четвертое, последнее…

   Колька еще на подходе к месту сбора как-то расклеился. Мы уже отмахали 15 км в одну сторону, его успели понести на своих плечах все по очереди. Особенно досталось Лёньке, как самому крупному. На месте сбора Колька всю ночь хныкал и не давал никому спать. Разболелся. Лёнька нес его и назад.

   Все закончилось хорошо. Сынулька выздоровел, а я недели через полторы затосковала.

   Лето в самом разгаре. Народ обязательно сорвётся из города на выходные. Мне тоже хочется сорваться с ними! Но встает вопрос ребром: захотят ли ребята нести в случае чего Кольку?

   Я сижу, томлюсь от мысли, как Светка протрясет вопрос. Спелеологи. Значит, пещеры. Значит, не карабкаться по скалам, а ползти по расщелинам и спускаться в темные дыры. А там камни и вода, а еще опасность, которая меня, как магнитом, притягивает.

   Не возьмут – скоро созрел ответ. Не возьмут. А значит, сегодня или уже утром позвонит Светка и откажет.

   Я вздохнула. И тут зазвонил телефон.

***

Я вытолкала сонного Кольку из квартиры и захлопнула дверь. Глянула на двери лифта. Мы опаздывали. Лифт стоял где-то на этаже, что ниже нашего, девятого.

   Нет, ну так нельзя!

   Я подошла к двери и пнула ее ногой. Лифт, как стоял с открытыми дверьми, так и остался стоять. Я дернула лямки на рюкзаке и схватила ладошку Кольки.

   – Пошли пешком, а то еще уедут без нас!

   Колька мне ничего не ответил. Он спал, как боевой конь, стоя.

   Чертыхаясь и спотыкаясь, я сползла на первый этаж и распахнула двери подъезда. Меня встретила Светка.

   – Чего так долго?

   – Лифт застрял…

   – С вами что ли?

   – Нет! Без нас, сам застрял, я мимо проходила.

   Светка оглянулась, в дворовом проезде горели фары.

   – Пошли, – и сама подхватила на руки Кольку.

   Загрузились. Меня подтолкнули к свободному месту, походя стянули с плеч рюкзак и вручили в руки сына.

   – Меня Егор звать, это Павел, – качнул головой водитель на парня рядом.

   – Алла.

   Остальных я знала в лицо.

   Итого нас восемь. Четверо парней, три девчонки и Колька. Я глянула на сына – спит.

   Ко мне перегнулся с переднего сиденья Павел:

   – Спит?

   Я кивнула головой.

   – Это хорошо, ехать долго, выспится. Тебя в лагере оставим.

   – В каком лагере? – я посмотрела на Павла.

   – В том, что организуем рядом.

   – А! Ну, хорошо, буду готовить еду.

   – Точно, и нас ждать.

   – Хорошо.

   Я отвернулась к окну.

   А чего ты ждала, Алёк? Взяли – уже отлично. Горы, камни, топать, опять же, в такую даль. А то, что я пещеру не увижу… Я вздохнула.

   Ехали и правда долго. Три часа в дороге. Уже солнце встало, а мы всё едем и едем. Все успели выспаться и устать вглядываться в забрызганные грязью окна. Павел больше не оборачивался, курил в открытое окно. К нам по салону тянуло дымом, я помалкивала, натянула только на голову Кольки капюшон.

   Наконец водитель сбавил скорость, а народ, что похрапывал рядом, стал тереть глаза и оглядываться. Семь утра.

   Я посмотрела назад. Полмашины занимали мешки и рюкзаки. Основательно подготовились парни.

   Еще с час ехали по грунтовой дороге, которую раз пять пересекали разного размера ручейки. Дорога ужасная, трясло нашу буханку немилосердно. Я каждый раз подпрыгивала чуть не до потолка, обитого дерматином.

   Сын, проснувшись, оглядывал компанию, но помалкивал. Он у меня отличный парень – вести себя умеет.

   Наконец наша буханка остановилась, и Егор скомандовал:

   – Приехали, выгружаемся.

   Я с чувством невыразимой благодарности подняла свой зад с жесткого сиденья. Ух, все отбила!

   Выбрались на воздух, я посмотрела по сторонам. Лес, и овраг впереди, а еще дорога кончилась, даже такая плохая, по которой мы ехали последние полчаса.

   – А где же пещера?

   – Там, – качнул головой в направлении оврага Егор. Он как раз натягивал на плечи тяжеленный рюкзак.

   Ко мне подошла Ольга.

   – Алёк! Колька идти ведь сам может…

   – Конечно, я что-то должна в руки взять?

   – Да.

   Ольга протянула мне две брезентовые сумки. Вкупе с моим рюкзаком я оказалась нагружена, как мул.

   Всё! Колька глянул на меня очень хитро и сразу же пошел… вперёд, к оврагу.

   – Стой! Куда собрался? А ну стань рядом и ни шага в сторону, – скомандовала я, а мужики напряглись. Колька даже не оглянулся. Побежал вперёд, и я рванула за ним следом, с рюкзаком и двумя сумками в руках. Догнала и, выпустив одну сумку, ухватила сына за капюшон куртки.

   – Сейчас чужие, малознакомые дядьки решат, что ты непослушный, и оставят нас тут.

   – Я тут хочу, – Колька оглянулся по сторонам. Его место устраивало.

   – Нет, пойдем со всеми вместе. Обещаю, как придём на место, я разрешу тебе везде бегать.

   – Мам, мам, бабочка! Бабочка! – Колька рванулся из моих рук, раздался треск разъезжающейся молнии, и у меня в руках оказался один капюшон.

   Наросла рядом тень. Я оглянулась. Ко мне приблизился водитель.

   – Все уже двинулись, смотри, не потеряйся! Тут и там, – он махнул рукой в сторону, куда уже унесся Колька, – обрыв.

   Я оглянулась. Народ топал совсем в другую сторону. Я одним махом скинула с плеч рюкзак и побежала за Колькой, бросив на ходу:

   – Я вас догоню и вещи донесу.

   Догнала. Схватила. Встала.

   – Слушай! Бабочка улетела, а я больше тебя в поход не возьму.

   Колька поднял на меня голубые ангельские глаза и с печалью в голосе произнес:

   – Мам, а бабочка пилетит?

   – Да! Пошли, нас ждут.

   Ребят мы догнали быстро. Мне оставили одни сумки, рюкзак подхватил Павел. Как только я задышала в спину шедшему последним Павлу, он пропустил меня вперёд и забрал одну сумку. Я тут же более удобно перехватила руку Кольки.

   Так и шли: все груженые вещами, а я с одной сумкой и Колькой.

   Как оказалось, топать нам по склону оврага час с гаком, а выпустить из рук ладошку сына, это значит, что очередная бабочка может унести его с обрыва вниз. Никто и слова не сказал, я сопела и тихо страдала, что дойдем мы до места, и все полезут сразу в пещеру, а мне – готовить еду, палатки сторожить, бдеть у костра, ветки таскать и воду. В общем, всё делать для того, чтобы, как они вернутся, все были довольны и поменьше вспоминали о том, что я принесла на место лагеря только Кольку и одну сумку.

   Дошли. Я огляделась: кусты сплошняком. Под ногами глина.

   – Пещера там, – мне в направлении склона оврага кивнул Павел. – Ты тут сиди.

   – Я поняла.

   – Умница, – ответил Павел и куда-то исчез.

   Следующий час я была занята обустройством лагеря. Светка, Ольга и я быстро поставили три палатки и разложили спальники. Потом занялись собиранием хвороста. Мужчин видно не было. Ну, кроме Кольки, за которым приглядывали все вместе. Каждая считала своим долгом грозным рыком предупредить Кольку, чтобы он был всё время в зоне видимости и не смел шагу ступить в сторону. Бабочки очень мешали! Все время летали и норовили улететь в сторону оврага.

   Я не спрашивала, куда пошли мужчины. И так ясно: пещеру глянуть. Мое дело ребёнка не спустить с оврага вниз. А еще стараться. Я старалась. Светка, видя, с каким я остервенением дергаю сухую ветку и пытаюсь её целиком принести к костру, одновременно не желая и Кольку упустить из виду, только веселилась.

   – Да, Алёк! Ты восхитительна в своем стремлении угодить. Но не переусердствуй!

   – Не переусердствую. Мне стыдно. Я Кольку взяла, а вещи не пёрла.

   – Ничего страшного. Парни не в обиде. Я забыла тебе сказать: они сразу настроены были тебя взять, как только я сказала, что ты с ребенком хочешь. Павел сказал вообще: «отлично, будет, кому в лагере сидеть».

   – Класс! – Я скривилась, – Я чего тут, два дня проторчу?

   – Ну, да! – Светка подняла голову к небу, – Солнце, свежий воздух. Природа родного края. Ну не расстраивайся! Мы тоже вряд ли спустимся. Там сложный маршрут. Мужчины сейчас осмотрятся. Если все нормально, то завтра и мы следом. Ты тоже, я останусь с Колькой.

   – Спасибо, Светик! Я тебя люблю, – с чувством проговорила я.

   – Не за что! Я пещеры не люблю: холодно, мрачно, сыро… – проговорила Светка.

***

Мы успели не только расставить все три палатки, но и сварганить обед. На дне оврага тёк ручей, и Ольга три раза спускалась в самый низ за водой с большой пластиковой канистрой и ковшиком. Мы сварили суп из консервов, макароны с тушенкой были у нас на второе, а на третье – сладкий чай.

   Как всё было готово, позвали парней. Орали мы долго. Ольга трижды бегала в овраг и орала там. Тишина. Ольга спустилась в четвертый раз. Её долго не было. Наконец подруга поднялась к нам наверх.

   – Там внизу нет никакой пещеры, и куда наши утопали, я не знаю. Я в оба направления сходила. Я ручей весь исходила туда и обратно, один бурьян вокруг. В кустах ничего не разглядишь, непонятно, куда они ушли даже.

   – Давайте поедим, – сказала я. – Сын, иди сюда.

   Колька приблизился.

   – Будешь слушаться, дядя Павел возьмет тебя и маму пещерку посмотреть…

   – А бабочки там будут? – Ребенок безропотно уселся рядом.

   – Нет! Там нет бабочек. Но там есть такие красивые камешки, сталактиты называются.

   – Нет, я бабочек хочу посмотреть, – Колька был непоколебим. Наступил вечер и подул холодный ветер. Бабочки исчезли.

   – Посмотришь. Вот вернутся наши парни, и я с тобой пойду бабочек ловить. Завтра утром, как все разойдутся.

   Колькин взгляд зажегся ярким светом. Светка глянула и только усмехнулась:

   – Ботан растет. Флорист…

   – Не ботан, и не флорист, а натуралист.

   – Пять часов прошло, а их всё нет! Куда делись? Оборудование и всё снаряжение тут осталось, – Светка начала волноваться, – Пойду поищу.

   – Вот не надо, Свет! Нам что сказано было? Тут сидеть. Вот и сидим, – сказала Ольга.

   Она в нашей компании была самой ответственной и серьезной. Работала в прокуратуре. В общем, образ должен соответствовать. Она и соответствовала на все сто.

   Так мы просидели, ожидая парней, до темноты. Скучно, тревожно.

   Ушедшие ребята никаких инструкций, кроме одной: «сидеть тут», нам не дали. Светка разнервничалась окончательно. Ольга отправилась спать в нашу, девичью палатку, туда же затащила сонного Кольку. Сын уже спал сидя на земле, привалившись к теплому боку мамы. А я все вглядывалась в сгущающиеся сумерки.

   Вот как это назвать? Ушли четверо смелых, и с концами.

   – Идите спать, девоньки! – проговорила Ольга из палатки. – Завтра, если не появятся, то вернемся к машине и поедем за помощью.

   Светка угрюмо сидела у костра. А я не смогла. Ушла в палатку спать. Обняла спящего сына, завернулась с ним в спальник, и уснула.

***

Утро разбудило меня громким пением птиц, а еще приглушенными голосами. Огляделась: Колька спит еще, Ольги нет, как и Светика.

   Я в спешке начала выбираться из спальника. Ощутимо заныла поясница – отлежала. Жесткая, вернее, комковатая земля впечаталась мне в спину. Я с чувством потянулась, укрыла сына спальником и выбралась на свет.

   Наши потеряшки в полном составе сидели у костра.

   – Привет, – проговорил Павел,– Как спалось?

   – Отлично! Вы чего так долго?

   – Немного не рассчитали время, – ответил мне Егор. Я разглядела вылезшую за ночь темную щетину на его физиономии и подумала некстати, что с таким вот ежом опасно целоваться.

   – Колька спит, – зачем-то сказала я, – а вы когда вернулись?

   Ответила мне Светка:

    – Утром.

   Настроения у нее как не было вчера, так и сегодня не прибавилось.

    Егор глянул на меня и неожиданно спросил:

   – Спуститься хочешь?

   – Да! – мигом отозвалась я и добавила, вдруг не расслышали, – Да, хочу!

   Егор глянул на Светика и подошедшую к костру Ольгу:

   – Молодец, девочка! А вы чего кислые такие? – посмотрел он на моих подруг.

   – Я всю ночь вас ждала, глаз не смыкала, а Ольга, – Светик глянул на хмурую подругу: – Собралась утром за подмогой ехать.

   Егор усмехнулся:

   – Мы сами с усами. Подмогу звать не стоит.

   Поднялся на ноги и, развернувшись в сторону одной из палаток, отправился туда спать. Из палатки раздалось:

   – Через три часа начнем готовиться к спуску. Аллу я возьму. Вас нет…

   – Ну и ладно, – проговорила Светик. – Аллу придется брать с Колькой.

    Ответа не дождалась. Я вздохнула. Если девчонки не согласятся с Колькой сидеть и бабочек ему ловить, то я никуда не спущусь. Ни сегодня, ни завтра. Тем более что завтра нам обратно ехать уже с самого утра.

***

Спуск был утомительным, и через непродолжительное время, стукнувшись, наверное, тридцатый раз каской об очередной выступ щели, я подумала, что затея не стоит затраченных сил. Меня на верёвке спускал в щель Егор, а страховал спуск Павел, который пошел первым. Я только достигла дна ногами, как он обхватил меня за плечи и притянул к себе. Затем, в кромешной темноте, меня попытались поцеловать, нагло и сразу в губы.

   «Щетина! – первое, что пришло на ум, – колется!»

    Я вывернулась и ухватилась за веревку.

   – Ты чего? Испугалась?

   – Не хочу! Чего пристал?

   – Хорошо. Не буду.

    Павел что-то поднял с земли и сунул мне в руку рукоятку фонаря. Сам нащупал кнопку. Пещерный мрак прорезала слабая полоска света. Я оглянулась:

   – И где эти самые сталактиты?

   – Там, нужно ползти немного совсем, и будет очень красиво, – проговорил Павел, – Отойди чуть в сторону.

   Я сделала два шага и опять со всего маху стукнулась каской об очередной выступ камня.

   – Осторожно. Не делай резких движений! Каску разобьешь, – проговорил Павел и потрогал на всякий случай эту самую каску на моей голове: не разбила ли?

   – Не разобью! – ответила я.

   Каску. То, что голова моя треснет, – это ничего! А каску жалко…

   Павел глянул мне в глаза и усмехнулся.

   Я чувствовала себя ужасно. Фонарь еле светит, малознакомый Павел рядом, и я тут с ним одна. Сама не поднимусь ни в жизнь! И чего теперь? Покричать? Я вытянула шею и попыталась углядеть что-то вверху, там, откуда я появилась. Темнота.

   Тем временем Павел повернулся к верёвке, на которой только что меня спустили и резко два раза дернул за неё.

   Точнее сказать, я теперь разглядела: веревок было две. Одна поползла вверх, а другая?

   Минуту спустя к нам опустили Кольку.

   Я только охнула…

   – Зачем? – прошипела я. – Зачем ты его вниз спустил?

   Павел обернулся.

   – Пускай пацан посмотрит, ничего страшного тут нет.

   – Мам, – пропищал Колька. – А бабочки?

   – Боже! Павел! Все, что хочешь! Поднимайте его обратно! – простонала я. Рванулась к дыре в намерении закричать, чтобы поднимали нас обратно. Павел обхватил меня поперек туловища и молча вернул на прежнее место. Я глянула на него.

   Усмешка. Минуту спустя к нам в тесное пространство щели спустился Егор. А еще я учуяла запах спиртного. Все! Приплыли.

   – Поднимите меня и Кольку обратно.

   – Не трясись. Посмотрим, чего тут есть, и полезем обратно. Не бойся, – сказал Егор и, тронув свою каску, зажег еще один фонарик.

   Тут раздался голосок Кольки:

   – А бабочки будут?

   Мне поплохело. Вот так разом. Бабочки будут, и все достанутся маме. Но сыну я ответила как-то резко:

   – Нет! Замолкни!

   Егор уже полез в новую щель, расположенную на уровне моих дрожащих коленок.

   – Не надо кричать на ребенка! – назидательно проговорил Павел. – Ты что, и правда одна живешь?

   – Да, я одинокая мама. Я вас боюсь…, – мне еще хотелось добавить, что-то важное и конкретное, но меня перебили:

   – Это ты зря.

   А потом зачем-то добавил:

    – Нет времени тут стоять, так что поторапливайся. Заряда батареи на два часа хватает, – и дернул меня вниз за руку. Я упала на коленки.

   – Ползи следом за Егором, потом Колька, последним я, – сказал мне Павел.

   Ну, я и поползла.

   Два выпивших мужика, трехлетний ребенок и я, идиотка. Вот ничему меня жизнь не учит!

   Пролезли в узкий лаз и оказались, по моим смутным ощущениям, в просторной пещере. Дышалось тут легко, чувствовался легкий ветерок. Я так и сидела на корточках, прижав в себе Кольку. Ребенок молчал. И тут я разглядела, что он без каски.

   – Ребята! Каску Коле не одели…

   – Не одели. Он в каске утонет. Я ему пробовал – велика, – ответил Павел.

   Я сама во всём виновата. Остается только констатировать факт полнейшей личной тупости, глупости, безмозглости при планировании сего мероприятия: поход. Ага! С трехлетним ребенком. В горы. Начала расстегивать ремешки своей каски, надела её на голову Кольки и, как могла, туго затянула ремешок. Раздалось:

   – Мама, я ничего не вижу.

   – И не надо, сынуля. Мама расскажет.

   Если сможет потом чего вспомнить…

   Меня толкнули в спину, и я как была, на четвереньках, полезла дальше.

   Так как всё равно кругом темно, фонарь в руках только мешал. Я его выключила, засунула себе за пояс брюк и подтолкнула вперед Кольку. Первым полз–шел Егор. Я различала слабый свет от его фонаря, укрепленного на каске, потом я с Колькой, замыкал Павел. Его фонарь был выключен. Я не смотрела по сторонам, строго себе под коленки. Никаких сталактитов, сталагмитов и чего там еще растёт. Мокрые камни и темнота.

   Павел то и дело толкал мою непокрытую голову к земле. Все в молчании, даже Колька угомонился: нет бабочек. Нечего спрашивать.

   Выберусь – напьюсь, только Кольку отдам на ответственное хранение Ольге. Светка все свободное время занята Лёнькой. А мне достанутся два бойфренда… оптом. Интерес они ко мне свой уже проявили: сумки и рюкзак несли, в пещерку опустили.

   В следующее мгновение меня ослепила яркая до невозможности вспышка света. Следом я различила звук камнепада. Последним, что услышала, – это как матюгаются оба – Павел и Егор. Я притянула к себе Кольку, засунула его себе между коленок и постаралась сгруппироваться.

***

Темно. Я попыталась что-то различить перед носом. Ощупала себя – глаза на месте, пальцы гнутся. Вздохнула глубже. Есть воздух. Нащупала тельце сына. Каска на месте, голова под каской. Сын в куртке и ботинках. Коленки сухие. Все. Больше ничего не понять в кромешной темноте.

   – Парни! – осторожно позвала я.

   Тишина.

   – Эгей! Я тут одна?

   Тишина.

   И тут раздалось:

   – Мам!

   – Все хорошо, сейчас пойдем обратно, не бойся!

   Я расцепила руки, и Колька сразу же дернулся.

   – Нет! Сиди смирно.

   Я нащупала фонарик на поясе брюк и, вытащив его, нажала кнопку.

   Луч фонаря озарил строго ограниченное полоской света пространство.

   Впереди не было стены. Я перевела луч фонаря назад – нет и там стены. Посветила себе под ноги и рядом.

   – Парни! Вы где? – еще раз позвала я.

   В ответ опять тишина. Я услышала только, как капает где-то вода. Кажись, с потолка помещения.

   Прекрасно! Сталактиты захотелось посмотреть! Замечательно!

   Поорать надо, и громко. Чего я шепчу себе под нос?

   Орала я долго. Колька от моего звериного, отчаянного крика только вздрагивал и сильнее сжимался в комок.

   Наоравшись, я некоторое время прислушивалась к эху, что разносится во все направления.

   – Слушай! Надо парней поискать. Вдруг им помощь нужна?

   Колька смотрел-смотрел, не отрывая взгляда, на меня, из-за тусклого света фонаря этот взгляд был таким жутким. Фантастическим каким-то. А как сама выгляжу?

   Я потрогала голову: волосы растрепаны и мокрые.

   – Я ребят поищу. Сиди на месте. Потом, если не найдем, поползём обратно. Там верёвка, и нас вытащат. Сиди на месте.

   Колька на это мне ничего не ответил. Я отпустила руку сына и начала метр за метром исследовать пол на предмет обнаружения парней. Оглядывалась на Кольку: сидит. Наблюдает, как я ползаю в темноте.

   И тут раздалось:

   – Мама, там выход!

   Я резко подняла голову и врезалась в камень. В глазах искры, больно, руки моментом вспотели.

   Придя немного в себя, я, зажав рукой рассеченный затылок, обернулась к Кольке. Сын встретился со мной взглядом и указал на чернеющее пятно во мраке.

   Парней рядом точно нет, а дальше в темноту я и сама боюсь ползти. Я не знаю, что там, но вот так сидеть в этом месте и орать я больше не стану. Ползём вперёд.

   Я добралась до Кольки и подтолкнула его к черному пятну.

   Мы подобрались на коленках к стене, и я осторожно ощупала мокрый камень прохода. Тянуло сквозняком. Я осторожно вздохнула. Там точно выход, хоть и нет света. Пахнет странно – дымом.

   – Вставай сразу за мной на коленки и голову держи низко. Я первой полезу.

   – Мам, я боюсь! – Колька задрал голову высоко вверх, только так он мог видеть из-под каски меня.

   В первый раз Колька мне сказал это. Он даже темноты не боялся и бабы яги!

   «Если выберусь, больше в горы ни ногой!» – решила я для себя. Ох! Если бы знать наперед, что выйдет из всего!

***

Через десяток метров я куда-то выползла. Понять, куда именно, не получалось. Я все время надеялась, что впереди меня ждет свет солнца, а вылезла в кромешную ночную темноту.

   Звёзды на небе, и все такие крупные и яркие! Я задрала голову и пару минут любовалась небосводом. Вдохнула полной грудью ночной воздух и уловила сладковатую вонь разложения. Перелезла чуть правее, и моя рука нащупала что-то влажное и мягкое. В следующее мгновение мои пальцы ощутили, что это шерсть. Нащупала на поясе фонарь. Включила.

   Рядом на земле лежал труп огромной собаки, размером с маленького телёнка – не меньше. Животное скончалось несколько дней назад и одуряющее пахло.

   – Давай вставай, Коля. Нам нужно идти.

   Я рывком подняла ребёнка на ноги и пошла вниз по сыпучему каменистому склону. Вниз идти было тяжело. Ботинки намокли, я все хотела остановиться и затянуть потуже шнурки, но меня будто гнало что-то от места, где валялся труп собаки, ни разу не оглянулась. Спуск стал еще круче, и в какой-то миг я подняла голову к небу. За выступом горы показалась огромная желтая луна, такая невероятно огромная, что я в сомнении зажмурилась. Быть такого не может!

   Луна озаряла мертвенным светом все окрестности вкруг – горы, черное небо. От света луны, казалось, померкли звёзды.

   И тут Колька дернул меня за руку.

   Я повернулась. Глянула прямо и увидела фигуру верхового. Огромная, как мне в первый момент показалось, лошадь и всадник, безмолвно взирающий на нас.

   Я замерла, притянув к себе ребёнка.

   Всадник поднял руку, и только я хотела обратиться к нему с вопросом, как его рука загорелась белым пламенем, и луч света устремился к нам.

   Всё, что я успела сделать, это оттолкнуть как можно дальше в темноту Кольку.

ГЛАВА 2. Глава о том, что раз очнувшись, можно испугаться от пришедших в голову мыслей.

Меня тащили за шкуру двое. Я чувствовала вцепившиеся в шерсть пальцы. Волокли над полом, мои конечности только изредка касались камня. Всё время на весу.

   – Тощая какая! А тяжелая!

   – Это хорошо. Маг заказывал тощую и молодую.

   «Боже! О ком это они?»

   Я ощущала себя странно. Тело будто не моё, а голова и мысли – мои.

   В следующий миг мои ноги вновь коснулись пола, а шкуру выпустили из пальцев. Я опустилась всем телом на холодную плиту.

   Кто-то приблизился и прямо мне в нос упёрся носок сапога. Я дернула носом и ощутила запах металла. В следующее мгновение ударили…Этим самым сапогом.

   От удара я отлетела к стене и осталась там лежать, тихо поскуливая.

   – С ней был щенок, – раздался скрипучий, как плохо смазанный механизм часов, голос.

   И тут я вспомнила про Кольку. Вскочила на ноги и бросилась к стоявшим в середине комнаты людям.

   Новый удар сапогом – теперь уже по брюху – и я вновь улетела к стене. Долетев до препятствия, я перекинулась на спину и, крутанувшись, вновь встала на все четыре лапы.

   На все… четыре лапы.

   Я осмотрела себя. Кто я? Обзор странный, вижу предметы расплывчато и как-то косо.

   На меня смотрело четверо мужчин. Тот, что бил меня сапогом, стоял ближе ко мне, и я, разглядев сначала его ухмылку, а потом и окованный металлом носок сапога, зарычала.

   – Так, где твой щенок? – проговорил незнакомец.

   Я оглянулась по сторонам.

   Люди в молчании наблюдали за мной. И тут раздались шаги. Открылась с лязгом огромная дверь, и в помещение вошли ещё двое. В руках одного из них скулил мокрый серый комок шерсти. Щенок.

   Я присела на задние лапы и заскулила.

   – Ого! Узнала! Смотри!

   Ко мне приблизился тот, что бил меня, и без боязни присел на корточки рядом. Ухватил меня за загривок и дернул вверх.

   – Твой щенок побудет пока у меня. А тебя я отдам магу. Уж очень он скучает, – в его глазах я разглядела злое веселье.

***

Собака. Я теперь собака! Умерла ветврач Алла Бякишева и родилась собака неизвестной породы – тощая серо-рыжая, как облезлая мокрая мышь. За грехи земные мы расплачиваемся в следующей жизни. Звери. Люди.

   Меня вновь тащили по мрачному коридору за шкирку. А я, поджав хвост, старалась подтянуть выше и лапы. Все четыре. Люди топали в тяжеленных сапогах, окованных отвратительно пахнущим металлом. Топали – это мягко сказано. Они грохотали ими. Мой слух обострился до невозможности. Каждый звук, как удар гонга на ринге боксёров. А запахи все слились в невообразимую кашу. Самый жуткий и ненавистный – запах металла. Он был тут повсюду.

   А еще камень и вода. Сыро. Я тряслась от холода.

   Меня принесли к какой-то двери. Я начала машинально принюхиваться ко всему. Нос сам работал на распознавание запаха. Я еще попробовала что-то разглядеть своими новыми глазами, но передо мной была только стена из камня. Меня всё так же держали на весу за шкирку.

   Дверь с режущим уши лязгом отворилась, и я полетела куда-то вниз. Долетела и больно стукнулась о пол.

   Раздалось веселое напутствие:

   – Развлекайся, маг. Смотри, не замори подружку!

   Новый громкий лязг металла и, наконец, наступила долгожданная тишина.

   Я пролежала без движения долго. Тишина меня усыпляла. Казалось, что стоит чуть шевельнуться, как вернутся все звуки – ужасные громкие звуки. Наверное, я заснула, вернее, окунулась в целительное забвение. Но все хорошее кончается. Я очнулась и попробовала шевельнуться. Все тело болело и ломило суставы.

   Снова пришло понимание, что я это не я. А кто тогда? Мысли в голове точно мои.

   Вскочила разом на все четыре лапы и осмотрелась.

   Глаза уловили какую-то тень в дальнем углу помещения. Там горел слабый огонек. Лампочка? Свечка? Фонарик? Я дернула головой: не вышло. Получилось лишь чуть наклонить голову вбок.

   И тут тень, что была в дальнем углу, как-то внезапно наросла и материализовалась в фигуру человека. Большого человека. Я в испуге присела, поджала хвост (теперь у меня есть хвост!), заскулила, втянула в плечи голову и прижала уши. Еще и глаза бы закрыла, но не смогла: следила за бесшумно приблизившимся ко мне человеком.

   И тут нос уловил запах – мясо, кусок сочного, сочащегося алой, еще не успевшей свернуться, кровью. Кусок был зажат в руке человека.

   – На, тебе надо есть, и много. Иначе не хватит сил на оборот, – проговорил человек и поднес кусок прямо к моей пасти.

   Я так и сидела, сжавшись в комок. Один мокрый комок шерсти. Четыре лапы, уши, хвост и морда, с косящими и плохо видящими глазами зверя. Это я?! Алла? Бякишева?

   Человек выпустил кусок из пальцев, и он со звучным шлепком упал на пол помещения.

   Я повернула голову и разглядела дверь и идущие к ней каменные ступени. У последней ступени лежали какие-то тряпки. Одежда. Я метнулась к ней и тронула лапой ткань.

   Раздалось в спину:

   – Как взойдет солнце. Сейчас надо поесть. Другой еды не будет для тебя… и для меня тоже.

   К мясу я не притронулась, а человек, постояв рядом, ушел к стене и там уселся на пол, подтянул к животу ноги и уставился на меня.

***

Ночь тянулась и не кончалась. Я попробовала походить, лапы – все четыре – плохо меня слушались. Я шаталась, спотыкалась, мешали когти. Как с такими лезвиями ходить? Лучше всего мне удавалось сидеть с поджатым хвостом. Наконец, устав пробовать ходить, я уселась в самом дальнем углу помещения, подальше от человека, и тихо заскулила.

   Мне не мешали. Человек не смотрел в мою сторону. А немного погодя я заметила, как в помещение пробралась через дыру в полу большая крыса и прямиком направилась к куску мяса, так и валявшемуся там, где его бросил на пол человек.

   Я вздрогнула. В своей прежней человечьей жизни я недолюбливала крыс. Белых лабораторных, серых обыкновенных, пестрых декоративных. Их мелкие черные глазки и лысый, упругий, как проволока, хвост – он больше всего напрягал в их облике.

   Сейчас по полу помещения к куску мяса приближалось существо из моей прежней жизни. Я горожанка, крысы жили рядом со мной в городе, по соседству. И мы взаимно друг друга недолюбливали.

   Я зарычала тихо, утробно.

   Крыса замерла… Казалось, всего на миг, и неожиданно встала на задние лапки. Заметно выросла на глазах. Я с испугом смотрела на монстра, ставшего всего за пару мгновений размером с кошку или даже больше кошки – для меня теперь все прежние габариты были сдвинуты, и конкретно в большую сторону. А мой нынешний облик – в меньшую. Крыса глянула на меня, сверкнул черный глаз искрой пламени, и серая открыла пасть. Раздался писк на волне ультразвука.

   В следующее мгновение человек поднялся на ноги и быстро переместился ближе ко мне.

   Я рванула от него к двери, но он был быстрее. Он поймал меня за загривок и притянул к себе. Объятия человека. Я затряслась всем своим тощим мохнатым телом.

   – Бежать тут некуда. Покажешь им свой страх, и они растерзают тебя следующей ночью.

   Крыса опустилась на четыре лапы и ухватила зубами кусок мяса. В следующее мгновение из щели в полу вылезло еще несколько монстров немногим меньше первой.

   Я попробовала вырваться. Скулила, сучила лапами и выворачивалась. А человек меня крепко держал и не выпускал, пока последняя крыса не исчезла в дыре пола. Мясо они погрызли, и часть уволокли с собой. На полу помещения остался только влажный красный след.

   Человек отпустил меня, и я метнулась к куче тряпья, что так и валялась у ступеней, ведущих к лестнице. Улеглась там клубком, спрятав в лапах морду и глаза.

   – Жаль, что ты так и не поела. Умрешь теперь, сил не хватит.

   Человек, проговорив это, отошел в свой угол и уселся там без движения.

   Я полежала так немного, потом уселась на попу, обернула голову к загривку, принюхалась: на шерсти остался резкий запах человека. Ухватилась зубами и начала выгрызать в шерсти сама не знаю, что. Запах. Он меня волновал и беспокоил.

   Окончив себя грызть, я начала вылизываться. Язык скоро пересох. Я это поняла потому, как он прилип к моей теперь шести. Я оторвалась от своего занятия и обернулась на человека. Он смотрел на меня.

   И тут я почувствовала, как меня начинает выворачивать наизнанку. Жуткое чувство, когда из тебя лезет то, чего в тебе и нет совсем.

***

Собаку начало перекидывать. Рассвет.

   Аль-Герод смотрел на мучения существа. Сколько раз он такое уже наблюдал! Сейчас ее еще и разрывать на части начнет. Вот уже аура алеть начинает.

   Собака волчком крутилась на одном месте. Скулила – странная особь, беспомощная совсем, слабая, не агрессивная. Забитая – вон, никак не придёт в себя. Сколько часов в покое пролежала, а не очухалась. Иначе чем объяснить её нежелание есть. Испуганная и молодая.

   Трансформация внезапно ускорилась: смазались очертания зверя, тело покрыла влажная кровавая дымка. Раздались новые завывания, которые переросли в человечьи стоны. На пол помещения камеры упало окровавленное тело молодой женщины. Спутанные темные волосы, странно короткие, как остриженные ножницами. Тощие руки и острые коленки – все, что в первый миг удалось разглядеть Аль-Героду.

   Человек бросился к женщине, как только различил слабый вздох. Живая. Повезло. Может, ему удастся с ней поговорить, убедить есть, и копить силы…

***

Я очнулась в объятиях незнакомца. Принюхалась, и меня замутило от запаха крови. Я вся в крови, и меня кто-то держит в руках. Вкус крови на губах. К моим губам прижата окровавленная ладонь. Я дернула головой. Это кошмар какой-то!

   – Ненормальная! Пей хоть, раз есть не стала.

   Звуки человеческой речи ураганом ворвались в мое сознание.

   – Кто вы?! – это все, что я смогла прошептать.

   – Пей кровь. Нет воды. Я смогу тебе помочь лишь этим.

   – Нет! Не буду! – я мотнула что есть мочи головой.

   – Вот дурная! – человек в досаде оттолкнул мою голову. Оставил меня в покое, сел у стены и отвернулся.

   Я поняла только, что раздета и сижу на холодном полу. Вмиг меня затрясло от всего сразу.

   – Где я? – прошептала в ужасе.

   Ответа не дождалась. Поползла к человеку и, не доползя до него метра, вспомнила, что раздета. Оглянулась. Куча тряпок на ступеньках. Почти добравшись до одежды, я поняла неправильность своих действий: почему я ползу?

   Пришло воспоминание: я – собака.

   Оделась в то, что нашла. Одно рванье. Грязное, вонючее, лежалое. От запаха одежды меня замутило. Осмотрела свое одеяние: странное платье, нет карманов, нет пояса, длина до пяток. Хламида – точнее не опишешь. Серая хламида. Глянула на человека: не смотрит.

   Нужно с ним поговорить. Я точно ненормальная. Что-то произошло, а я еще не врубилась. И тут я всхлипнула. У меня есть сын!

   – Послушайте! – обратилась я как можно вежливее к человеку, – Я не совсем понимаю, что со мной случилось. Пожалуйста! Объясните мне, где я оказалась? Со мной был ребенок, маленький. Мальчик трех лет. Где он и куда я попала?

   Человек даже не повернул голову на звук речи.

   Я не унималась, приблизилась к нему и попробовала тронуть его за кисть. В ответ на это эта самая кисть начала гореть странным светом. Я отшатнулась. Отошла от него. Взвыла в голос. Схватилась за волосы и начала их рвать.

   – Выть будешь, когда наступит ночь. И да, я уже наслушался твоего воя и скулежа, – Незнакомец обернулся, взгляд его вспыхнул, а я ойкнула и замолкла, – Вот так лучше. Теперь он с явной неприязнью рассматривал меня.

   Наглядевшись, он отвернулся к стене.

   Я отошла к ступенькам и уселась там. В помещении стало светло, как днём. Откуда же свет? Я посмотрела на потолок. Там были щели – вытяжка, видно, оттуда и проникает свет в помещение.

   В молчании прошел весь новый день.

    Я еще раз внимательно осмотрела комнату, где меня заперли с незнакомым мужчиной. Окон не было, была памятная мне щель в полу, большая, как оказалось при ближайшем рассмотрении. Я подобралась к ней поближе и попробовала просунуть в нее руку. Рука прошла, а вот дальше плечо застряло. Дна я не нащупала, как ни старалась. Из щели в полу тянуло сыростью и затхлостью. Но раз нет окон и непонятно, откуда берется свет, то, кроме железной двери и этой щели, разглядывать больше нечего. Этим я и занялась.

   – Это сливная яма. Надеюсь, ты не станешь толкать туда лапу, когда наступит ночь? Крысы вмиг тебе её откусят по брюхо. И вообще, это не дело в такие места руку совать! Воды нет и вымыть тебя нечем. Сиди там, где сидишь, подальше от меня, – проговорил человек.

   – Ах, ты! Нельзя было раньше сказать?! Когда я к ней подошла?!

    Моему негодованию не было предела. Я даже про пропавшего Кольку забыла на время.

   Человек состроил гримасу. Ответа я не дождалась.

   Снова оглядела себя: грязна, вернее, окровавлена. Одета в рванину, разута, лохмата и недавно совсем исследовала канализацию. «Диггер», – пришло на ум. А ночью я кем была?

   Я приблизилась к незнакомцу, и он неожиданно обернулся. Вскочил на ноги и ухватил меня за руки. Притянул к себе.

   – Я тут совсем один и много дней так обретаюсь. На первый и на второй взгляд ты страшна и отвратна. Но при ближайшем рассмотрении…

   Незнакомец перехватил обе мои руки в свою одну свою и сжал их. Вот это силища! Освободившейся рукой поднял мой подбородок и всмотрелся мне в глаза.

   – Давай ты не будешь противиться. Мне скучно и одиноко тут. Близкое общение с собакой мне претит, днём ты на человека похожа… И будь так добра, сама сними эту грязную тряпку. Я хочу рассмотреть тебя внимательно при свете дня.

   – Вот нахал! А чего тебе еще подать? Может, ноги раздвинуть?

   Я вырвалась. Ну, меня и не удерживали особо. Отошла к ступеням и встала там. Мне в спину раздалось:

   – Страшна, грязна, да еще недотрога. Повезло…

   В памяти осталось только одно: «страшна». В прежней жизни я слыла не то, что бы красавицей, но симпатичной. Меня любили, даже не один и не два, а много раз признавались в любви. Я себя любила! Любила смотреться в зеркало, одеваться в красивые вещи. Все кругом говорили, что у меня есть вкус, я обаятельна, привлекательна, очаровательная и мила! Рождение Кольки на моей фигуре никак не отразилось – я осталась стройна, только грудь с первого размера выросла до третьего. Но это и хорошо! Молоко ушло, а размер остался.

    И тут… какое-то мужское недоразумение…

   Я оттянула серую хламиду и в сомнении обозрела грудь. Третий размер никуда не делся и в новой жизни. А то, что я умерла, и меня теперь конкретно колбасит из собаки в человека – это точно. Никто ведь не расскажет, каково там, пока не помрешь! Вот я померла, и нате вам! То собака, то страшна и давай развлечемся!

   Ущипнула себя за руку – больно! Вообще странная смерть! Всё чувствую!

   Я зло посмотрела на незнакомца:

   – Нет!

   – Я понял! – проговорил он с усмешкой. Глянул вновь, теперь в открытую подмигнул.

   – Нет, и еще раз нет!

   – Ну, как знаешь! Скучно тут! Скоро вечер, и будь добра, если совсем разум от оборота не потеряешь, сиди подальше от меня и вой тише.

***

Через три дня я всё поняла. Я собака ночью, а днём – человек. Перевёртыш, оборотень, зверь ночью, а днём – существо женского полу. Существо грязное, голодное, слабое и не совсем еще свихнувшееся.

   Рядом со мной, вернее, задолго до моего появления здесь, в этом месте обретался человек разумный, и, как оказалось при ближайшем знакомстве, не совсем нормальный. Да уж! Как тут повелось или, вернее, как тут принято, в потустороннем мире – маг человеческий, наказанный и посаженный в темницу.

   Он был слаб, потому что кормили только меня, и только сырым мясом. Он его тоже старался есть, но совсем немного. Так как, в основном, его странно заботило, чтобы смогла наесться я. А ещё он всегда, всегда оставлял приличный кусок приходившим ночью крысам. Я, как попробовала мяса, старалась съесть весь кусок. Он не давал. Я рычала и пробовала огрызаться. Получала ощутимый щелчок по носу.

   На четвертые сутки я, наконец, успокоилась немного. Ежедневные перекидывания так утомили меня морально и физически, что я разрешила магу напоить себя его кровью. Стало значительно легче. Я вздохнула, а маг усмехнулся и тряхнул длинными, похожими на дреды, патлами ниже плеч. Я его разглядела: молод, на первый взгляд, моложе меня, лет так шестнадцать, не больше. Глаза темные, ресницы, как у девицы – длинные и загнуты. Тёмные волосы. На усы и намека нет. Худой, жилистый скорее, и сильный. Колдун был одет в штаны и рубаху – все кожаное. На ногах сапоги до колен, которые он ни разу не снял. Как, впрочем, и рубаху со штанами.

   Звали мага Аль-Герод. Сама спросила, как немного очухалась, перекинувшись в очередной раз в человека поутру. В зверином облике я могла только гавкать и скулить. Я тоже представилась, на что маг сказал, что ему без разницы.

   Я обозлилась и на весь день замолчала.

   Он сказал мне, что я стриженая. Я только пожала на это замечание плечами. Какая разница? Ночью я обрастаю сплошь шерстяным покровом, а с рассветом приобретаю облик человека. Волосы. Я тронула тугой завиток, лежащий на ухе. Никогда не любила длинные волосы – тяжко с ними, лезут в глаза! Глянула на сидельца. Его волосы выглядели, на мой взгляд, ужасно.

   Ясно теперь, сама три дня тут обретаюсь – ни помыться, ни напиться! А он сидит куда дольше меня.

   Посмотрела краем глаза на парня – не смотрит, уставился взглядом на стену напротив и смотрит пустым ничего не выражающим взглядом в одну точку.

   Подняла локоть и принюхалась. От меня уже попахивает. Боже! Хочу помыться! Хочу одеться в чистое! Хочу простую питьевую воду!

   Не судьба. Я оглянулась. На стенках узилища я не заметила никаких символов власти или знаков – нет ничего. Подумала: «Бог, ты вообще где?»

   Вечерком я перекинулась в собаку и, как только произошла полная трансформация, уселась у самой двери и начала тихо скулить. Колька. Я помнила щенка, что принесли в комнату. Мой щенок – это Колька? Где тогда он?

   Маг и эту ночь смотрел куда угодно, только не на меня, тихо скулящую у двери. Открылась дверь, и мне кинули кусок мяса. Я на лету вцепилась в него зубами. Начала жадно есть – силы мне нужны, утром опять перекидываться, ужас, как больно. Дверь закрылась. Приблизился маг и отнял у меня оставшийся кусок. Крысам отдаст, добряк!

   Они и появились немного погодя, ближе к утру. Из той щели в полу, от которой я старалась держаться подальше. Маг, видя это, только мрачно усмехался.

***

Утром я перекинулась в очередной раз в человека и, немного отдохнув, решила прояснить некоторые вопросы. Первое: где мой Колька?

   – Маг! – обратилась я к человеку.

   – Да, милая! Я внимательно тебя слушаю.

   Ого! Я уже милая. Четвертые сутки всего пошли!

   – Со мной был ребенок, где он, не знаешь?

   – Не знаю.

   – Плохо.

   – Я чего, теперь каждую ночь так перекидываться буду? Всегда?

   – Да. Ты попала под заклятие. Ты оборотень.

   – Я не хочу так жить, – всхлипнула.

   – Не плачь, не выношу женских слез! – Маг скривился, – Ты и так всю ночь скулишь, хоть уши затыкай! Днём хоть не вой!

   – Я потеряла тут сына!

   – Я помню.

   Я надолго замолчала. Хочется пить. Воды не приносят. Только кусок мяса, и все. Я, когда наступает ночь, облизываю влажные стены камеры. Маг поступает также. Пить хочется и ему.

   Его совсем не кормят. Странно… Чем он питается?

   Я решила отдохнуть немного и спросить его об этом. Отдохнула. Только собралась задать вопрос, как дверь начала открываться. Днём. Это случилось в первый раз с тех пор, как я поняла, что днём я человек.

   Дверь заскрипела, я поднялась на ноги, прижав к животу скомканную тряпку. Ближе к вечеру мне ее приходилось снимать. В первый вечер маг насильно стянул её с меня, порвав, – так я цеплялась за подобие одежды. Я думала только про самое плохое, а оказалось, что я не интересна ему. Он просто переживал, что в следующее моё пришествие в образе девы мне нечего будет на себя натянуть и прикрыть наготу. Так и сказал. И вот тогда он может не сдержаться. Еще рассказал, что он год так тут торчит, один. Несчастный!

   Я каждый вечер снимала хламиду, маг отворачивался и потом мрачно наблюдал как меня перекидывает, колбасит, как того наркомана при ломке. Глюки тоже присутствуют – то я зверь шерстистый, то человек болящий.

   Дверь открылась, и на пороге я узрела обладателя кованных металлом сапог. За его спиной стояло ещё двое бородачей. Все уставились на меня в молчании. За моей спиной шевельнулось, и меня ненавязчиво передвинули чуть в сторону. Маг приблизился к стоявшим в дверях людям.

   – Что? Не нравится подружка? – проговорил с кривой ухмылкой тот, в сапогах, которые я навек теперь запомню.

   Маг ему не успел ничего сказать.

   В помещение ворвались стремительно те двое, что стояли у говорившего за спиной, схватили меня за руки и потащили к двери. Выволокли наружу, а за спиной раздались треск и свист. Я не поняла ничего.

   Буквально волоком меня протащили по какому-то коридору и наверх по каменной лестнице. Я упиралась, пыталась вырвать свои руки, ну или на худой конец зацепиться ногой за какой-нибудь выступ. Не выходило – руки держали крепко, толкали в спину, ноги же отдавили.

    Наконец, втолкнули в комнату.

   – Оденься!

   Мне в руки кинули мою грязную хламиду.

   «Кошмар продолжается! Вот это я прочувствую, смерть свою!»

   Я, путаясь в тряпке цвета неопределенного, но вроде серого, кое-как натянула ее на себя, оправила подол…И тут я разглядела огромное окно. Приблизилась к нему: яркое солнце, синее небо, облака и люди на улицах.

   Некоторые задрали головы, и углядели меня.

   – Уйди от окна! – раздалось за спиной.

   Ко мне приблизился человек, что пинал меня в облике собаки, и отволок, не сильно церемонясь, к стенке. Оставил там, а сам уселся за стол. На столе лежали кипы бумаг.

   Человек что-то поискал на столе и вытащил одну из бумажек, уложил ее поверх остальных.

   – Как звать?

   Я промолчала. Рассматривала его, старалась запомнить. Лицо неприятное, мрачный взгляд, тяжелый, давящий своей силой. Кустистые брови, борода аккуратно стрижена.

   – Чего молчишь?

   Перевел взгляд на окно. И я посмотрела туда же.

   За окном шумела жизнь, и слышны были даже детские голоса. Я различила отдельные слова, сердце защемило.

   – Твой щенок у меня. Ты тоже в моей власти. Что захочу, то и сделаю. Ты, – глянул на меня с усмешкой, – собака. Захочу, останешься собакой и на светлое время суток. Захочу…, – замолчал.

   Я ждала. Стояла у стены, не смея вздохнуть от ужаса.

   Человек отвернулся вновь к окну, видимо, ему было неприятно на меня смотреть.

   – Захочу, – повторил он, – верну в прежний твой мир. Захочу – убью.

   Я дернулась. Мой мир! Постойте, какой мир? Так я не умерла?! Не сошла с ума? Я могу вернуться домой?!

   На меня с нескрываемым сарказмом смотрели опять. Разглядывали. Оценивали. Решали, совсем спятила, или еще есть шанс на выздоровление?

   – Я задал тебе вопрос, повторяю: как тебя зовут?

   – Алла. Алла Бякишева.

   – Только имя. Остальное лишнее, – Человек уставился в бумагу, что вытащил. Помолчал и неожиданно продолжил, – Твой щенок обернуться не в состоянии. Разговаривать не в состоянии. Расти будет и лет так через двенадцать сможет стать человеком. Научишь сама говорить. Если доживёт. Ты, как только станешь мне не нужна, отправишься обратно или умрешь. Всё зависит от тебя.

   Я вся сжалась, переваривая ужасную для меня информацию.

   – Но я предлагаю тебе добровольное сотрудничество. Пока твой сын растет, ты мне служишь. Добровольно. Он вырастает, и я отпускаю вас обоих. Его и тебя, назад… к маме и папе. – Глянул вновь усмехнувшись. – Ну что? Согласна?

   Я кивнула головой.

   – Тогда подойди и ставь тут своей рукой подпись. Имя пиши – Алла.

ГЛАВА 3. Глава о том, что инициатива не всегда приводит к тяжким последствиям, а также о том, что изречение «всё в твоих руках» – работает.

Аль-Герод остался один. Девчонку увели и вряд ли вернут обратно. Кремар подразнил и оставил ни с чем. С крысами, поиздевался.

   Ну да демоны с ним! Ему все без разницы тут. Ушла, и забудем о ней. Ненормальная псина. Четыре дня никак не очухается. Вот же странная особь! Неужели трансформация с ней случилась так поздно? Еще и щенок ее какой-то! Дети вообще перекидываться не умеют. Взрослеют, матереют и уже годам к пятнадцати в первый раз пробуют менять исходную форму. Этот родился собакой. Собакой! Беспородная мать и сынок, видно, такой же, как она – тощая, дохлая, слабая.

   Аль-Герод перестал думать о псине пару часов спустя.

   Приближалась ночь, нужно поесть. Двенадцать дней – самое большое, больше он не выдерживает. Ближе к утру пришли крысы. Аль-Герод дождался компании и, выбрав самую слабую и пугливую особь, стремительно вскочил на ноги и рывком ухватил серую тварь за хвост. Раздался многоголосый писк. Вожак, самая крупная крыса, метнулся к ногам человека, но тот был начеку и двинул сапогом по морде зверя. Крыса отлетела к щели. Он попробовал отбить визжащую в руке человека товарку и опять, вновь бросился на человека. Получил на этот раз слабый заряд в глаз. Раздался новый злобный писк. Запахло паленой шерстью. Стая заметалась, некоторые бросились даже на стены.

   – Убирайтесь. До завтра, хорошие мои.

   Крысы, как по команде, толпой метнулись к щели в полу. Последним, злобно вереща, убрался предводитель крысиной банды.

   Аль-Герод задушил крысу, оглядел свой завтрак, обед и ужин в одном флаконе – взглянул на потолок. Вздохнул. Светало. Он знает, точно ощущает здесь, в подземелье, каждый прожитый час.

   Еще раз посмотрел на дохлую крысу. Может, поджарить ее?

   Но нет, слишком много уйдет на это сил. Лучше съесть сырой.

   Уже разделавшись с блюдом сомнительных вкусовых качеств, Аль-Герод уловил своим обострившимся слухом шаги за дверью. Шли по коридору, и явно на свидание к нему. Утро. И чего надо? Днём он получает пускай и небольшой, но заряд сил, а съеденная крыса даст еще одну толику дополнительной энергии. Так к чему рисковать? Пришли бы ночью, он мало на что способен в тёмное время суток.

   Открылась дверь и на пороге камеры встал Кремар. Оглядел помещение, как будто ища что-то. Усмехнулся и обернулся назад.

   В следующее мгновение в помещение втолкнули девчонку.

   Кремар еще раз глянул на Аль-Герода.

   – Так нравится больше?

   Вопрос остался без ответа. Ему привели давешнюю псину. Сейчас день. Её отмыли, переодели и даже причесали.

   – Мне нужно от тебя всё тоже. Не скучай, маг. Развлекись немного. К вечеру я её заберу.

    И толкнув в спину девушку, захлопнул дверь.

***

Я от толчка в спину пролетела вперед по ступенькам вниз, встала. Мой сосед по камере так и сидел в своем углу. Глядит неприязненно. Я отвернулась к стене.

   Наконец мне надоело сидеть, надоело молчать. Понятно: я ему неинтересна. Но все же, это некрасиво – девушка скучает. Спросил бы чего, разговор бы завел…, фокус показал?

   – Послушай! – я обратилась к сидельцу. – Я не виновата, меня сюда не по моему желанию привели.

   Тишина.

   – Давай хоть поговорим. Я скоро уйду, – зачем-то добавила я.

   И добилась результата – не меня посмотрели.

   – Кремар хочет многого…, – проговорил Аль-Герод. – Зря старается, – добавил он, немного помолчав.

   Я пожала плечами.

   – Мне тоже непонятно. Больше скажу – ничего непонятно. Кремар – это кто?

   На меня опять странно посмотрели.

   – Это тот, кто тебя сюда привел. Борода, – добавил уточнение Аль-Герод и мазнул по своему гладкому подбородку рукой.

   Да они все тут с бородами! Ну, кроме соседа по камере. Но я поняла, о ком он говорит.

   – Неприятный тип. У него мой сын в образе щенка. Мне его даже не показали. Этот, который Кремар, сказал, что я должна…

   Закончить предложение я не смогла. Я должна… – это громко сказано. И как я должна? Сама подойти? Ну уж нет! Сижу тут и жду!

   Я и сама не совсем понимала, чего от меня ждут. Мне сказали – «Иди». Я и пошла. Вот, в спину толкнули. До этого переодели и помыли. Я даже в зеркало посмотрелась – страшна. Тут прав Аль-Герод. От моей привлекательности и очаровательности ничего не осталось в новом мире. Облик зверя с глазами побитой собаки.

***

Весь день мы просидели каждый в своем углу. Я представила в мозгу Московский зоопарк. Самка камышового волка, которую привезли к молодому самцу. Посадили к нему в клетку. Дали поесть, попить дали и ждут. Чего ждут? Ну, понятно… Людям понятно. А зверям?

   У зверей, между прочим, тоже есть чувства.

   Я хмыкнула и осторожно глянула на сидящего в углу мага. Молод, я ему не пара. Больше скажу – я ему не нравлюсь настолько, что он даже, просидев один год, не смотрит на меня. Ничего не выйдет, я же вижу.

   Зоопарк. Московский зоопарк. Зверинец. Не кормить и не дразнить!

   А еще звери бывают опасны.

   Я подумала, что ночью, когда я в очередной раз перекинусь в собаку, нужно попробовать укусить. Кого? Ну, хотя бы Кремара этого. Он всю прошлую ночь смотрел на меня, я скулила, а он веселился, занимался своими делами. Ходил туда-сюда, глядел на меня, и каждый раз его физиономию озаряла довольная улыбка. Я ждала, что он покажет мне Кольку, а он не показал. Утром я перекинулась в человека и, как немного очухалась, меня покормили нормальной едой.

   Кольку не показали. Гады.

   Я хотела поплакать, но перед взором замаячил кулак бородатого, и я передумала. Чую, Колька рядом. Колька жив, пускай и в образе щенка, но он меня узнает, точно. Я же не изменилась внешне. Буду человеком, найду его, он обрадуется. Мамка нашлась! Бедный мой сынок!

   Так, думая совсем не о задании, а о сыне и том, как я буду кусать бородатого, я не заметила, как прошел день.

   Очнулась, когда лязгнула открываемая дверь. Поднялась на ноги и, не глянув в сторону сидельца, вышла к пришедшим за мной людям.

   Меня отвели в другое помещение, тут же, почти рядом, и скомандовали снять одежду. Я без лишних церемоний разоблачилась. Меня даже похвалили за покорность. На мне было много разных вещей – две юбки, две кофты, пояс, сандалии и накидка на голову.

   Человек, что привел меня в комнату, наклонился поднять скинутые мной вещи. А я со всего маха двинула ему по черепушке сжатым кулаком. Самой больно сделалось! А уж ему, несчастному… Мужик ойкнул и свалился на пол. Я бросилась к нему и дернула за кожаный пояс. Ощупала его всего, нет ни ключей, ни чего там бывает у стражников в сказках? Меча, сабли, ножа – ничего! Я растерялась. Лежит тихо. Дышит.

   Я посмотрела на скомканные розовые тряпки. Нет уж! Уважаю мнение Аль-Герода! Такую жуть розовую не то, что любить, трогать противно! Но что же мне надеть, если не розовое? Я оглянулась по сторонам.

   И тут я вспомнила, что скоро вечер, а значит, можно и нагишом. Я скоро все равно стану шерстистой псиной.

   Больше не мешкая и секунды, я бросилась к двери. Открыта, а за ней темнеет коридор. Увидела дверь камеры сидельца. Интересно, – возникла в голове идиотская мысль, – а его камера закрывается снаружи на засов? Нет ведь ключей. Я помнила только лязг двери, и нет в ней, вернее, не было в ней щели для механизма замка. Средневековье. Штаны и рубахи есть, оружия я еще ни у кого не видела, как не видела никаких приспособлений механического толка – ключей, например. А двери как закрывают?

   Итак. Идем и смотрим на дверь снаружи.

   Я подбежала к двери и не разглядела вообще никакого приспособления для запора. Просто дверь. Ключ некуда вставлять, и нет ее – замочной скважины.

   И тут за моей спиной раздались шаги, потом и голоса. Шли сюда.

   Я оглянулась. Куда же мне бежать? Света с каждым мгновением все меньше и меньше. Глянула на потолок – ниша. Вот туда я и спрячусь.

   На стене было странное приспособление, похожее на крюк – железное, торчащее из камня. Вцепившись в него руками, я подтянулась и закинула ногу за выступ, что шел у самого потолка.

   Залезла я в эту нишу и застряла – места совсем мало. Я видна, стоит только голову задрать.

   «Боже! – родилось в голове, – куда меня занесло?!»

   Люди подошли, уставились на открытую дверь и того, кто валялся в комнате. Никто ничего не сказал. Никто не додумался поднять голову и посмотреть на карниз у потолка.

   Их было трое. Двое побежали назад, ужасно грохоча сапогами по камням. Оставшийся принялся приводить в чувства своего коллегу.

   Мама всегда говорила нам четверым, своим отпрыскам: нужно только захотеть! Я захотела, и нате вам! Как-то так у меня вышло, что я человека взрослого одним ударом кулака по башке отправила в долгий нокаут. И – странное дело – моя рука не то что бы сильно болела…

   В общем, пока размышляла над странным феноменом силы моего удара, я осталась в коридоре одна: последний убежал следом за первыми двумя. Нужно слезать. Нужно куда-то бежать и мне.

   Спрыгнула на пол коридора.

   Вспомнила разом о сыне, о сидельце и о Кремаре. Колю нужно найти. Это первое, но бросилась я к двери сидельца. Дернула ее на себя, и дверь открылась.

   – Эй! Аль-как-там-тебя?! Герод, выходи и беги. Я тоже убегаю. Пока.

   Вот и всё. Я чуть дверь назад не закрыла, но вовремя в щель просунулась рука сидельца. Быстро он соображает! Дальше – больше: он меня ухватил за плечо и вылез наружу сам.

   Толкнул в грудь и рванул наверх, в мою нишу. Прямо вот так, оттолкнувшись ногами в сапогах от пола и сразу там, на потолке почти.

   – Эй! Куда ты?

   – Пошла отсюда!

   Я не поняла, это он мне? Да еще так грубо.

   Но парень, видимо, очень спешил расстаться со мной. Он уже был прямо в том самом месте, где совсем недавно я торчала.

   Грубые слова меня задели за живое. Я не стала выяснять отношения, а пошла туда, куда послали – отсюда.

   Коридор скоро раздвоился на два отдельных прохода, по центру общего коридора была металлическая решетка в полу. Прутья толстенные. Я присела на корточки и потянула решетку на себя. Да! Тяжеленная, и ни на сантиметр не сдвинулась. И тут я вспомнила слова мамы: нужно только захотеть!

   Глянула на решетку. Так!

   Дернула уже со всем старанием и максимально приложив волю и желание. И диво! Решетка буквально отлетела от пола. Я от неожиданности выпустила ее из рук – тяжеленная же! Раздался жуткий грохот. Мои уши! Мой обострившийся в разы слух! Я посмотрела в дыру в полу и ринулась туда, почему-то вниз головой.

   Уже в процессе полета созрела, как искра, мысль: куда же я падаю?

   Ответ пришел совсем скоро – в воду. Побарахталась немного и вылезла на какие-то уступы из камней. Сжалась в комок, обхватив руками коленки.

   Посижу тут, авось скоро начну перекидываться. Собаки умеют плавать. Я поплыву. Поплыву и обязательно куда-то да выплыву.

   Эта мысль меня согрела. Вспомнилась мама! Стоит захотеть. Хочу найти Кольку. И найду! Я оглядела место, где отсиживалась. То, что меня активно ищут, я точно знала. Даже тут слышны были звуки и топот ног. Решетка. Нужно было хоть её вернуть на место! Но, как подумала, так сразу отбросила мысль: вряд ли кто-то еще разумный вот так, головой вперёд, сиганет с той высоты.

   Канализация. Запахи жуть, и еще, я вспомнила… диггеры. Я – диггер. Еще немного подождать, и стану собакой.

   Хорошо. Шерсть, четыре лапы, а еще хвост, нюх зверя и огромное желание найти сына. Я найду. Я справлюсь. Я человек разумный. Только голый.

   И тут меня начало перекидывать.

   Я чуть не утопла в процессе…

   Плохо еще то, что всё понимаешь, а как-то повлиять на действо не в силах. Я барахталась в воде, выныривала, хлебала воду. Вылезала на камни и падала вновь. В общем, этот новый раз меня чуть не убил.

   Не утопла. Собакой стала, вылезла уже окончательно на тот же выступ и только собралась по устоявшейся за несколько последних дней привычке поскулить, как вспомнила: Колька!

   Втянула носом воздух. Набор запахов меня чуть не сбил с ног. Вот это да! Хорошо, что я сидела! Какая палитра ароматов! И все как один… Ну, да ладно. Я не собака, а человек. Утром, днём и немножко вечером.

   А сейчас…

   Я припала на передние лапы и, собравшись с духом, прыгнула в воду. Поплыла.

   Плыла я долго, устала. Вылезла на новый уступ и, отдохнув немного, прыгнула в воду снова. Так, плывя всё время вперед по каменному туннелю, я достигла выхода. Куда? В реку, куда же еще!

   Итак. Средневековье. Я собака. Я плыву. Кругом уже предместья – сарайчики, заборчики, утопшие большей своей частью скользкие деревянные мостки.

   А в прежней жизни?

   Я бы точно попала в систему очистных, и что бы со мной было? Плыть собакой в средневековом городе куда как спокойнее. Я вылезла на сушу и отряхнулась с большим старанием. Ух! Гавк! Ох!

   Огляделась: рядом никого. Город светился мерцающими огнями, больше всего огоньков было у моста, под которым я проплыла немногим ранее.

   Вспомнила. Колька! Колька в городе.

***

Аль-Лаберьер не находил себе места. Вчера пришло письмо от Кремара. Он несколько раз, уж не помнит сколько, но раз десять точно перечитал короткое послание.

   «Ваш сын у меня. Я нашел способ получить желаемое. Если вам еще охота его забрать, то я, князь Кремар Эмсерандо Он-Седаро настоятельно предлагаю приехать лично и привезти каменную бабу. В противном случае, каменной бабой станет ваш сын, а поможет мне в этом подружка, которую я к нему подсадил».

   И подпись багрово красным: «Кремар».

   Аль-Лаберьер вгляделся в лист, на мгновение показалось, что буквы потекли, превратившись в потеки крови. В глазах предстала картина: каменный истукан с лицом его сына, с замершим взглядом, уставленным в одну точку, а на темном небе огромная желтая Чинора.

   Только не это!

   Аль-Лаберьер взвыл сквозь стиснутые зубы. Нет! Нельзя, мать услышит! Второй год пошёл. Он ждал информации, он затягивал переговоры и каждый раз находил новые уловки, чтобы не отдать то, чего с него требуют. Все! Сын! Он не знал точно, где его держат. Догадывался – в подземельях Мадельеры. Конкретнее – в каменном замке Эмсерандо. Но и сам князь ни словом ранее не обмолвился, что мальчик у него.

   Попался, недотепа! Как чувствовал! Все его друзья и подружки, пьянки и шатания по кабакам и сомнительным заведениям не доведут до добра.

   Как с цепи сорвался, щенок! А мать… все уговаривала его не нажимать, дать мальчику свободу! Теперь сама сидит в четырех стенах и плачет. Как выразилась, добровольное заточение. Ага! Пока сын не найдется!

   Нашелся…

   Он семнадцать раз был инкогнито в Мадельере, каждый раз пытался найти возможность пробраться в подземелья или разузнать про сына. Он знал, что дверь камеры наверняка никто не охраняет, и если он там, то открыть ее не составит большого труда. Но вот попасть за периметр охранных заклинаний каменного замка князя можно только, если его пропустит сам Кремар. Люди, работающие на князя, были все связаны клятвой, они ему не помощники. Остальные горожане так были напуганы лишь одной перспективой за вознаграждение проникнуть за стены замка, что он за больше, чем год, не нашел ни одного желающего таким тривиальным способом заработать.

   И вот первое письмо от Кремара. Сын нашелся там, где и предполагал отец. Что там придумал темный маг, Аль-Лаберьер примерно знал. Парень заскучал, попросил себе компанию, а это значит, что, как только пройдет один лунный месяц, князь сотворит себе новую каменную бабу. И этой каменной бабой станет его единственный сын. Придется отдать ему ту, что хранится в Родовом замке Лаберьеров.

   Как он намерен сотворить обращение? Нужно, чтобы она сыну понравилась настолько, чтобы он согласился добровольно вступить с ней в связь…Не с каждой это выйдет, он точно это знал. Магия крови, его рода! Эта подруга должна быть не просто абы кто. Где же он такую достал?!

   Точно не из мира сего! Наколдовал?

   Аль-Лаберьер скомкал послание. Решено! Он поедет в Мадельеру еще раз. Теперь на встречу с Кремаром. Пускай покажет сына.

***

Аль-Герод парой минут спустя понял для себя одно: спрятаться в нише не судьба – места мало. Он как на ладони виден всем, пускай только одному из бегающих по коридору стражников взбредет поднять голову.

   Он и заклинание невидимости уже сотворил, и вжался, как мог, внутрь, а всё равно: если приглядеться к смазанному пятну, то даже не обладающему истинным зрением парню станет понятно – это смазанное пятно и есть покинувший свою каморку маг.

   Глянул в направлении прохода, куда убежала девчонка, подумал: «Вот она не сплоховала». Как получила от него словесный посыл «пошла отсюда», так сразу его и воплотила в жизнь! Команду воплотила.

   Стремительно темнело, ночь близко. Внезапно зажглись в нескольких местах коридора магические светильники. Показалось, что стало светло, как днём.

   «Всё! Сейчас меня обнаружат! Вот кретин! И чего я в эту нишу полез?!»

   Люди сталкивались в узком проходе, матерились, бодались, неслись дальше.

   Аль-Герод глубоко вздохнул.

   «Ну что ж! Остается одно, – еще раз глубоко вздохнул, чуть дернул пальцами на обеих кистях рук. Загорелись мелкие огоньки, – нечего сидеть и ждать! Обнаружат, и быстро, вот сейчас кто-то прибежит на вопли Кремар и догадается поднять голову».

   Более не раздумывая, он стремительно спрыгнул в проход коридора прямо на голову пробегавшего в этот момент стражника.

   Повалил бедолагу на пол, и в следующее мгновение всадил ему в шею заряд. Послышался треск, запахло палёным. Следом раздался жуткий вой, пошел клубами дым.

   Встав на ноги, Аль-Герод уже обратил свои горящие пальцы на следующего. В узком проходе подземелья негде было разминуться. На него надвигались сразу трое. Отлично! Всех троих он успокоил одним заряженным ударом молнии. Раздался сухой треск, и опять запахло палёным. Люди повалились на колени, схватившись за обожженные лица.

   Аль-Герод развернулся в противоположную сторону, куда убежала девчонка. Раз она там спаслась, то и ему нужно в том направлении.

   Убежать далеко не вышло. Аль-Герод так торопился переставлять свои ноги, что не обратил внимания на то, куда именно он ступает. Нога пошла вниз в пустоту и последнее, что парень подумал, было: «Какого черта решетка не задвинута на место!»

***

Вынырнул на поверхность. Глотнул воздуха и вновь ушёл в глубину. Ему прямо на голову плюхнулся бегущий следом стражник, тоже не заметивший сдвинутой решетки. Упавший сверху, похоже, не умел плавать, и единственной трезвой мыслью в голове Аль-Герода осталась мысль не дать себя утопить в нечистотах замка.

   Сливной канал! Демоны! Нет! Только не такая смерть! Лучше уж в камере с крысами! Лучше год без питьевой воды и нормальной еды! Лучше с псиной в качестве подружки, чем так!

   Аль-Герод снова вынырнул, вдохнул ртом глоток спертого смрадного воздуха и вновь пошел на самое дно. Стражник мертвой хваткой вцепился в его космы и упорно лез на макушку всем своим тучным телом, облаченным в кожаные латы.

   «Выберусь – остригусь на лысо!»

   Аль-Герод достиг ногами дна, тело кувыркнулось назад, вместе с прицепившимся, как клещ, стражником. Его топили, и конкретно. Не потому что он маг и враг, а потому что паника – она хуже чумы! Чуму хоть победить можно карантинными мероприятиями, а панику только головой.

   И тогда маг сжал что есть мочи кисти в кулаки и стал мутузить стражника, куда попадал. И о, чудо! На мгновение он выпустил космы Аль-Герода из своих пальцев. Тело его стремительно потащило вверх. А Аль-Герод наоборот постарался зацепиться руками за дно – получилось. Пальцы нащупали металлический заржавелый штырь на самой глубине. Всплывет сейчас следом за стражником, и тот вновь вцепится в него и потянет на дно. Нужно еще сделать вот что!

   Аль-Герод напрягся и раскрыл глаза. Ничего не увидел. Зря только решался, силы собирал. Муть на дне сливного канала была непроглядная. Закрыл глаза.

   Ему на голову вновь опустилось барахтающееся тело стражника. Аль-Герод толкнул от себя тело ногами, потом оттолкнул руками и спасительный штырь. Нужно отплывать, и подальше, как можно дальше.

   Маг начал рывками, по-лягушачьи, двигаться прочь от места приводнения. Далеко проплыть не вышло. При следующем толчке ногами под водой его руки и следом голова встретились с препятствием. Удар, и маг от неожиданности вздохнул. Все! Доплавался!

   Перестав как-то противиться злодейке-судьбе, Аль-Герод дернул руками в воде еще раз, так, на всякий случай, и его стремительно потянуло на глубину.

   Он достиг места, где уходил поток воды еще на один уровень вниз. Аль-Герода поволокло по узкому каменному рукаву, и, немного повертев, вынесло на склон городского вала, бросило вниз по сливному желобу.

   Счастье, что маг был тощ. Год сидения взаперти без нормального питания сделал свое доброе дело.

   Внезапно вернулось сознание, и первым пришло в голову: он все еще барахтается в воде. Но дышит, видит и, главное, плывет!

   Аль-Герод глянул на городской вал и, повертев немного головой, выбрал направление. Поток воды тянул ощутимо вправо, в темноте шумели другие потоки. Чуть впереди Аль-Герод увидел новые сливные ручейки. Но такого мощного, как из стены замка, больше не было.

   Нырнул с головой, вынырнул, вздохнул глубоко. Вроде чувствует себя неплохо для утопленника.

   Вода в обводном канале была не в пример чище, чем в подземельях замка.

   – Я выжил, я свободен, словно птица в вышине, я свободен! – Хотелось проорать погромче. Но позволить себе такого он не мог. Поэтому маг гундосил себе под нос речитатив, мощными гребками загребал воду и двигался, двигался вперёд.

   Поток стал шире, и Аль-Герод понял, что его несёт в реку.

   Какая там у нас река? В Мадельере этой? А она и есть – Мадельера, по реке и город назвали.

   Скоро он выплыл и в саму реку, но тут его встретила не свобода, а городская стража на первом же мосту. Мост освещали несколько магических шариков, свободно висящих в воздухе над головами стражников, некоторые были размером с голову человека, другие меньше, но все очень ярко горели и хорошо рассеивали мрак ночи. Значит и маги стоят среди солдат. Это плохо! Маги его и разглядели в темноте. Стража же стояла с алебардами и держала в руках взведенные арбалеты, направленные в его сторону.

   В следующее мгновение пара горящих шаров метнулась к нему по воздуху и замерла как раз над его головой. Разглядели.

   Аль-Герод развернулся и еще быстрее погрёб в обратном направлении. Течение его толкало к мосту, а желание жить – в обратную сторону. Но он оставался на одном месте, барахтался, силясь уплыть обратно.

   Люди на мосту что-то ему кричали, он не прислушивался. Изо всех сил он греб прочь от них.

   – Еще чуток, еще немножко, и я уплыву. Мне в другую сторону, мне туда, где вас нет. И нам не по пути.

   Через некоторое время крики на мосту смолкли. Зато раздались всплески воды. Аль-Герод обернулся на один такой звук и с ужасом для себя разглядел, как в воду нырнул арбалетный болт. Его все-таки сносит ближе к мосту, и стража стреляет, скоро начнет доставать.

   И тут вмешалось Провидение. Или может быть это злодейка-судьба смилостивилась.

   Папа. Он прибыл в город.

***

Аль-Лаберьер вышел на городскую улицу, как услышал набат и разглядел несущуюся в его сторону городскую стражу. Присел от испуга. Но вовремя вспомнил: его трудно признать под личиной городского судьи, и даже дражайшая супруга не в курсе его отлучки. Он должностное лицо на государственной службе и часто, очень часто задерживается на рабочем месте до рассвета. А на рабочем месте все думают, что он отправился спать.

   Но он отправился в Мадельеру! И вот, как последний карманный воришка, присел в испуге, как только разглядел несущуюся в его сторону городскую стражу.

   Стражники, не обращая внимания на странное поведение хорошо одетого горожанина, промчались мимо, а им вслед понеслись выкрики из толпы зевак. Аль-Лаберьер расслышал много скверных слов и неожиданно одно хорошее: «упустили», следом опять пара непристойных выражений, потом приличное: «мага упустили». Аль-Лаберьер вспотел разом и понял, что ноги его не держат. Он сел на мостовую, вырвал из нагрудного кармана платок. Вытер мокрый лоб и шею.

   – Может, у Кремара много магов сидит под землей?! Почему сразу мой сын? Но…, – глянул вслед унесшейся городской страже и вскочил на ноги. – Я последую за вами, ребята.

   Стража прибежала на мост, а там уже камню негде упасть! Люди смотрели на воду и горланили все разом.

   Аль-Лаберьер протиснулся к самому парапету и минутой спустя, по направленным к воде рукам, разглядел голову собственного сына.

   Родное дитя девятнадцати лет от роду отчаянно барахталось в воде, стремясь уплыть как можно дальше от перекинувшегося через реку каменного моста.

   – Светлые! Все разом! Как же помочь?!

   Аль-Лаберьер вцепился пальцами в ограждение моста, вопрос слетел с губ, не заметил, как побелели и проступили от напряжения костяшки пальцев. Не обратил внимания, что он один стоит и молча смотрит, выпучив глаза на воду.

   Кругом все орали! Орали его сыну, чтобы плыл чуть правее, левее, быстрее, или плыл прямо к ним. Его, мол, тут ждут с распростертыми объятиями.

   Неожиданно на его сомкнутую кисть легла чужая. Аль-Лаберьер дернулся и отвел взгляд от воды.

   – Вас можно разглядеть, не нервничайте так! – проговорили прямо в ухо. – Давайте отойдем!

   Рука, лежавшая мгновение назад на его пальцах, исчезла, и Аль-Лаберьер обернулся на голос. Разглядел только неспешно удаляющуюся спину.

   Сын приблизился к мосту, полетели первые болты в воду. Серьезно еще не доставали, далековато. Но парой минут спустя они вполне могут…

   Внезапно Аль-Лаберьер разжал пальцы и стремительно пошел в направлении, обратившегося к нему человека.

   Выбрался из толпы, огляделся и заметил стоявшего у стены первого дома незнакомца в длинном темном плаще.

   – Там вы ему не поможете.

   – Его убьют на моих глазах, сейчас убьют, – голос сорвался, Аль-Лаберьер неожиданно всхлипнул и задрал подбородок к ночному небу.

   – Ночь не ваше время!

   – Да! Всё верно! Ночь не наше время, – Аль-Лаберьер посмотрел пристально в глаза незнакомцу и разом отпрянул.

   – Не стоит, право, не стоит! Скажите: каменная баба все ещё у вас?

   Аль-Лаберьер отвернулся, не в силах смотреть в мерцающие глаза незнакомца. Он вообще был не в силах смотреть куда-то еще. Крики на мосту стали еще громче. Развязка близка.

   – На моих глазах убьют моего сына!

   – Ну! Не стоит так драматизировать, уважаемый! И не на ваших глазах! Мы отошли, и вы не увидите отсюда ничего. Но я бы хотел услышать ответ на свой вопрос. Баба все ещё у вас?

   – Да!

   Незнакомец стремительно приблизился.

   – Так отдайте её мне! В обмен на жизнь вашего сына!

   Аль-Лаберьер с отчаяньем и непониманием во взгляде обернулся к мосту и чуть повел рукой в его направлении:

   – Но как?! Я не понимаю! Кремар…

   – Кремар не получит ничего! Ни вашего сына, ни бабу. – Глянул на изумленного такими словами Аль-Лаберьера. – Так что? Вы мне отдадите бабу?

   – Отдам. Спасите сына!

   Незнакомец усмехнулся, в свете взошедшего куска луны блеснули, как лезвия кинжалов, белые клыки.

   – Не вопрос! Стойте тут и не ходите смотреть на мост.

   Незнакомец, проговорив это, быстро растворился в ночи, в буквальном смысле растворился. Был только что рядом, и в миг не стало.

   «Чинуша! – в испуге подумал Аль-Лаберьер. – Чинуша! Ночь – их время. Сила в ночи! – Их девиз. Обещание, данное чинуше, нельзя отозвать обратно. Бабу на сына. Лишь бы успел!»

   Аль-Лаберьер оглянулся на мост. Крики внезапно смолкли. И тут сначала один, потом второй произнес еле различимо: «утонул маг».

   Расслышав слова, Аль-Лаберьер ухватился за стену дома, а после и вовсе уселся на землю.

   Рядом что-то шевельнулось. Аль-Лаберьер напряг слабое в ночное время зрение и разглядел мокрую облезлую собаку с поджатым под брюхо хвостом. Животное покрутилось у стены соседнего дома и полезло под покосившуюся изгородь, прочь от всех.

ГЛАВА 4. Глава о том, как трудно быть на вид одним, а думать по-другому.

   Я вернулась в город. Бежала долго, переплыла два небольших грязных ручейка. Устала. Не вспотела – собаки не умеют потеть. Они высовывают язык из пасти и таким способом охлаждают свое тело от перегрева.

   Прибежала сначала к мосту: хотела перейти на другую сторону. Мне чудилось, что Колька в той части города, на другой стороне реки. Но не смогла. На мосту было очень тесно от столпившихся людей с оружием. Я побоялась, что мне оттопчут лапы.

   Рассмотрела странные приспособления для убийства и, немного поразмыслив, опознала их как древние арбалеты. А еще там были длинные пики со странными окончаниями – как раздвинутые вилы.

   Покрутилась рядом и увидела, как из толпы вышел сначала один странный донельзя тип, от которого мою мокрую шкурку пробрала дрожь, потом следом вышел второй.

   Второй не вызывал у меня такой резкой антипатии, как первый субъект, но всё равно что-то в его облике было странным. Я решила отойти в темный уголок. Нашла такой. Пары минут не прошло, как крики на мосту усилились, а я поджала хвост и прижала уши как можно сильнее. Орали, как из громкоговорителя и прямо, казалось, мне в уши.

   Пока прятала под брюхом хвост и прижимала уши, пропустила момент, как эти два типа вновь разделились. Куда пошел первый – неприятный, я не увидела. А вот второй, немного постояв, внезапно начал падать. Я присела. Поставила уши торчком, потому что крики на мосту разом стихли. Потом раздалось слышимое отчетливо: кто-то там утоп, в речке этой.

   Ну и пускай! Я посмотрела на темное небо, меня посетила мысль, что до рассвета не так уж и долго, а значит, я девой стану опять, и нужно поискать совсем тёмное место, обсушиться, вылизаться и согреться. А еще нужно найти одежду.

   Потом найти Кольку! Обязательно!

   И я полезла под плохо пригнанную ближайшую изгородь.

***

Вы когда-нибудь думали над тем, как стянуть с бельевой веревки чьи-то сохнущие портки? Я вот никогда прежде, но теперь пришлось.

   Я сидела под высившейся на метр с хорошим гаком над моей головой веревкой, растянутой от одного забора до другого, и с мрачной решимостью обозревала ряд тряпок всевозможных размеров и разной степени заношенности.

   Сначала я выбрала тот предмет женской одежды, что был самым на вид новым. Прыгнула вверх и достала, но в зубах остался лишь кусок оторванной ткани.

   Прицелилась к следующей вещи. На этот раз мой взгляд выбрал на вид крепкие мужские панталоны – серые в ночи, на запах свежие, стираные и пахнущие чем угодно, но только не телом носившего их человека. Пускай будут мужские панталоны.

   Я присела пониже, прижала голову к земле, вновь подпрыгнула вверх с раззявленной пастью. Промахнулась, при этом больно ударившись глазом о какие-то металлические бляшки панталон.

   Так, прыгая раз за разом, я, наконец, смогла стянуть-сорвать с бельевой веревки первую вещь средневекового гардероба – это был пояс. Женский, судя по размерам.

   Ур-ра! Гавк!

    Я громко сообщила всем, кто не спит, что я удачно подпрыгнула.

   Внезапно наросла какая-то тень слева, и я обернулась, но ничего не разглядела в кромешной темноте. Краем уха услышала звуки на мосту, вроде бы крики опять, и громкие.

   Между тем мои странные донельзя действия, оценивали, рассматривали и офигевали.

   Ну, правильно! Вы хоть раз видели, как собака прыгает вверх, стараясь сорвать с бельевой веревки хозяйские тряпки? Может, кто и видел такое. Я – нет!

   Смотревшие на меня трое тоже такого не видели раньше.

   Двумя были те субъекты рода человеческого, на выход из толпы орущих горожан которых, я обратила внимание. А третьим был сиделец, Аль-Герод.

   Увидев прыгающую в направлении бельевой веревки псину, парень только усмехнулся. Глянул вновь и обернулся, поймал встревоженный взгляд отца.

   – Чего это с ней? Бешеная?

   – Нет, отец, она одеться хочет!

   – Кто? – Аль-Лаберьер изумленно перевел взор с псины на сына. – Собака?!

   – Ну да! Ей надо, скоро ведь утро. Пошли отсюда, не будем ей мешать, – проговорил с явной усмешкой Аль-Герод, ухватил за плечо отца, и они двинулись в сумрак узкого переулка.

   Третий незнакомец также обратил внимание на необычное поведение собаки у бельевой веревки, но, в отличие от молодого мага, решил псине помочь. Приблизился к изгороди, и нагнул веревку чуток ниже.

   Умная псина глянула на принявшего неожиданное участие в деле кражи чужого белья незнакомца.

   – Умница! Мы еще встретимся, прекрасная незнакомка! Скоро утро. Вот, держи, – и сам, притянув ближе веревку, снял с нее платье, кинул на землю. – До скорой встречи!

   И вновь растворился во мраке, как и не было.

***

Город. Ну что можно сказать про средневековый город, да еще разглядывая его, находясь на уровне коленок малорослого прохожего? Город выглядел непривлекательным с точки зрения собаки бродячей. Что я разгляжу утром, когда стану девой? Ну, до утра еще дотянуть как-то надо. Я голодная. Утром опять перекидываться.

    Молодой маг меня признал, но помогать не стал. Даже в деле кражи одежды, а вот его спутник помог, но тоже ушел, растворился во мраке. Странный тип!

   Но дело было сделано, а мне нужно линять с места преступления. Я, припрятав снятое платье под кустом крапивы, вылезла обратно на улицу через лаз под забором и уселась немного отдохнуть. Сил набраться и окрестности внимательно разглядеть. Мне тут утром топать надо и вдруг мой внешний вид испугает? Кого? Ну не собак, людей испугает! Вот я и вылезла на этих самых людей поглядеть.

   Человеки, что бродили в большом количестве, несмотря на явно предрассветный час, выглядели на мой собачий даже взгляд удручающе – одеты в лохмотья, на ногах деревянные башмаки. Ужас! Как же они в них? Разглядела и лица – выражения кривых, странно перекошенных лиц пугало. Больше было мужчин, но я приметила и двух женщин. Обе дамы, если можно так выразиться, были до того безобразны, что я в сомнении начала вспоминать свой облик. Человеческий. Немного поразмышляла и пришла к выводу, что ночью все же удобнее в образе собаки, чем в образе девы. Собака я непривлекательная, для людей. А вот дева? Глянула еще раз на бредущую по улице даму. До чего же лицо у нее безобразное! Не старая, так в чем же дело? Зачем же так кривиться?!

   Посмотрела в который раз на небо. Собирался дождь. Это я поняла не только по тому, что ночное небо было затянуто тучами, это у меня заныли побитые кости. А еще откуда-то взялись блохи. Я немного посидела в придорожной пыли, и вдруг блоха как вопьется мне в загривок! Я завертелась на одном месте юлой, стараясь достать противное насекомое. Блоха была стреляной, поэтому легко сбежала от моих зубов поближе к хвосту. Я принялась выкусывать её в хвосте.

   Бедная я, бедная, несчастная псина. Пинали меня, потом я тонула, долго плыла, потом еще дольше бежала, высунув язык, обратно к городским стенам. Вылезла у первого моста и теперь вот сижу в пыли у самой стенки дома и разглядываю снующих туда-сюда горожан странной наружности, блох гоняю.

   Первая блоха меня покинула и тут же налетела другая, голодная. Я вспомнила – они кровью питаются! Я так совсем ослабну. Идея нашла место в моей собачьей голове, и я сорвалась с места. Перебежала на другую сторону моста. Там меня встретила стая собак.

   С людьми я познакомилась, очень близко, так сказать, вместе ели и пили тоже, а вот с собаками в этой моей новой жизни я встретилась впервые.

   Стая замерла в полном составе. Никто не двигался с места, а я, не долго думая, уселась на пятую точку и начала осторожно мести своим хвостиком пыльную мостовую.

   Постаралась я, подняла такую пыль, что она меня даже немного скрыла. И тут я вспомнила: скоро рассвет, а платье мое на той стороне моста. Я развернулась и помчалась как можно быстрее обратно. До моста я еще не успела добежать, как поняла – вся стая сорвалась с места и пустилась за мной следом с громким лаем. Разорвут, если догонят. Караул!

   Я гавкнула, взвизгнула и припустила еще быстрее – задние лапы далеко обгоняли передние. Мост я промчалась и приблизилась к забору, метнулась к лазу и быстренько юркнула в него. А как пролезла, то остановилась и зарычала, оскалив все свои сорок два зуба. Оскал вышел что надо. Собачья стая достигла лаза, и первая морда просунулась на эту сторону забора. Я встретила её зубами и цапнула в нос. Раздался визг, и голова исчезла. Я бросилась к кустам крапивы – нужно сцапать мое платье и постараться вместе с ним забиться куда-то подальше.

   Платье я подхватила, но вот найти укромное место мне не удалось. В лаз пролезла сначала первая псина, потом следом за ней вторая и третья. Втроем они набросились на меня и начали рвать на мелкие кусочки.

   А говорят еще, что собаки сучек не кусают! Враки все, кусают, и еще как! Я выплюнула платье и принялась спасать свою серую шкурку. Спасала я ее до тех пор, пока на задний двор дома, не вышли хозяева. В наш визжащий шерстяной комок полетел сначала сапог, потом кочерга, а потом и палка прилетела в руках здоровенного мужика. Тот еще и орал на всю мощь своих легких. Клубок шерсти распался, и мои враги стремглав бросились наутек в тот самый лаз, что я приглядела, и немного расширила, пытаясь пролезть в первый раз.

   Первая, вторая, третья собака скрылась на той стороне забора, а во дворе осталась я и злой хозяин. Он принялся с палкой орать еще громче и гоняться за мной по тесному закутку. Я честно пыталась залезть на забор, но в образе собаки это невыполнимо. Оставалось два варианта – смерь от палки или лаз, а там, на улице темной, в предрассветной мгле – стая бродячих собак.

   И тут меня догнала в который раз палка, я взвизгнула нечеловеческим голосом и метнулась, ничего уже не выбирая, к лазу. Пролезла, получив напоследок по спине очередной удар палкой и, как вылезла, нос к носу столкнулась со здоровенной вонючей псиной, поджидающей меня на улице.

   Все, прощай, мамочка! О Кольке я в этот миг и не вспомнила.

   Огромная, заросшая до самых глаз, образина оскалила свою ужасную пасть и зарычала. Никак не вспомню, чего мне делать-то надо. Что в такой ситуации делают мелкие, слабые и трусливые? И тут псина как приблизится! Дохнула смрадом, и я, не помня себя, от ужаса припала на передние лапы, уткнула свою несчастную моську в пыль и заскулила тихо-тихо, жалостно-жалостно. Я уже приготовилась распрощаться с жизнью собачьей, поэтому завалилась на спину и задрала все четыре лапы вверх.

   Меня не загрызли, наоборот, как только я высказала смирение и покорность своей судьбе, окружили со всех сторон. Та страшенная, лохматая и вонючая морда, что первой приблизилась, деловито и не спеша меня всю обнюхала, пока я валялась в позиции «кверху лапы». Пока образина лохматая занята была обнюхиванием, я тряслась, как осинка, припоминая, как наша дворовая шавка Гайка – мелкая и трусливая, всегда встречала квартирных псов в толстых кожаных ошейниках. Эти откормленные, уверенные в себе собаки на дух не переносили Гайку. Уж не знаю за что, но почти каждый день ее кто-то из них кусал, гонял, ну или на худой конец облаивал. Обычно Гайка первой замечала собак и убегала. Я решила для себя, что, раз мне убежать не удалось, то остается одно – лежать смирно. Всё время в моей собачьей башке крутилась одна и та же мысль, как гвоздь в сапоге: сучек не кусают. Но мои потрепанные бока громко ответствовали обратное.

   Я, видно, неправильная какая-то собака. Решила все же посмотреть на мир, ну хоть и в последний раз…Прямо над распластанной мной, с опущенной низко мордой, стоял кобель и чего-то там на мне искал своим носом, чихая и фыркая.

   Кусать он меня не стал, а, нанюхавшись до чихов, ткнул в мой бок своим мокрым леденющим носом. Зачем? Я и так почти распласталась. Потом наступил мне передней лапой на шею и замер, высоко задрав морду и хвост.

***

Училась я хорошо, но тогда все больше на хирургию и паразитологию налегала. С этими направлениями работать собиралась, а вот науку, изучающую поведение животных – этологию, нам не преподавали отдельным курсом.

   И тут стая с лаем сорвалась с места, приблизилась ко мне в едином порыве, а я вскочила разом на все свои четыре лапы и, окруженная псами, понеслась по улице куда-то в темноту.

   Я бежала, припадая на обе передние лапы, спину наоборот выгибая – по спине прошлась палка и еще я старалась не сильно хромать на заднюю правую. Вдруг стая решит, что мне недолго осталось жить, и тогда они решат позавтракать мной?

   Меня гнали до какой-то помойки, судя по запахам, – рыбной свалки. Я решила для себя, что, видимо, это место обитания бродячей стаи псов, к которым я попала.

   Что будет со мной утром? Я, остановившись, тихо заскулила, глянула на светлеющее небо и уже завыла в голос. Приблизился вожак стаи и ткнул меня носом – это, мол должно в его понимании означать: замолкни? Я на всякий случай так и сделала. Еще и потому, что, как только я прямо уставилась вожаку в глаза, тот оскалился, складки вокруг его жуткой пасти резко собрались, оголились ужасные клыки, почему-то желтые, и раздалось утробное рычание. Злится. Не буду… не буду больше смотреть.

   Я опустила свою лохматую голову до земли, так что огромные уши повисли лопухами.

   Еще несколько минут, и начнется светопреставление: шоу под названием «Алла кровавая».

   Вожак, видя, что я не двигаюсь, опять приблизился, обнюхал мой поникший хвост и вдруг уселся рядом. Это что в его понимании значит? Я теперь его сучка что ли? Вот свезло! В стае, похоже, одни кобельки разной степени свежести и корявости – пегие, рыжие, лохматые, облезлые. Смотреть в упор на вожака я уже не решалась, но если глядеть не прямо, а искоса, то все хорошо видно. У собак это называется периферическое зрение. Я спешно вспоминала все, что мне известно об отношениях между собаками. Очень важен хвост, его держать правильно надо, но как? Поднять или прижать? Пока оставим прижать и посильнее.

   Тут в мою несчастную голову пришло: «думай как вор». То есть, по аналогии, я должна думать как собака, но я не умею!

   Я принюхалась к кобелю: о, боже мой! Помыть бы тебя собачьим шампунем: «Шарик»!

   Потом вспомнила свой облик и вновь опустила морду – я в их понимании просто красавица: молодая, шерстка нежная, кудрявая, вьется. Может, я породистая? Представить даже невозможно такую породу! Я бездомная дворняжка, потеряшка, перевертыш, уши – и те висят лопухами.

   И тут меня начало колбасить…

***

Кончилось все не в пример быстрее, а, может, я уже приспособилась за столько-то дней. Я валялась на куче какой-то требухи и тяжело дышала. Вот же… смерь какая!

   Стая и вожак стаи – все жались к развалюхам, что окружали место Х. Я в центре, лежу, прихожу в себя. Голая. Собаки не в счёт. Я голая только для людей. А для них я человек, хозяин природы. И тут я вспомнила, что хозяин из меня никакой, если стая надумает меня сожрать. Не знают они меня, вернее, не поняли, что произошло и куда делать мелкая лопоухая сучка. Вот и разнервничались, разбежались, пока я крутилась на месте волчком, а потом уже не лапами, а руками человечьими размахивала.

   Внезапно я вздохнула глубже, и горло свело спазмом – я начала кашлять. Сил нет, как пить хочу!

   Между тем собаки начали приближались ко мне все разом и медленно.

ГЛАВА 5. Глава о том, что у каждого в этом мире свои цели, задачи и свои пути их достижения.

Кремар разглядывал сидящего в углу щенка. Скоро рассвет, и девчонка обернется человеком. Ее уже ищут по всем закоулкам Мадельеры. В город отправлены группы стражников, все бродячие псы, стаи псов, одинокие собаки – приказ переловить всех бездомных. Особое внимание к сучкам. Таких мало. Больше щенков подростков или же взрослых матерых кобелей.

   И тут до слуха Кремара донесся далекий собачий лай. Кремар прислушался – по ощущениям, стая бродячих псов гнала жертву. Взмахнул рукой, в воздухе начерталась красная вспышка, и тотчас на зов в дверь вломился одетый в кожаные доспехи здоровяк.

   – Ты слышишь? – обернулся Кремар к воину.

   –Да, милорд. – Человек приблизился к распахнутому окну. – Это в районе рынка, а гонят к торговым складам на пристанях.

   – Немедленно доставь мне её сюда. Живой доставь, – посмотрел мрачно на щенка, сидящего на полу, – Вот же сучка! Сбежать додумалась!

***

Аль-Лаберьер пропустив вперед сына, вошел в дом, что снимал на подставное лицо в Мадельере. Третий за ними не пошел. Разошлись почти сразу, еще там, на мосту.

   Все очень торопились. Аль-Лаберьер – скорее убраться из города, а сын?

   Как вошли в дом, парень бросился в уборную и заперся там. Отец подошел к двери и расслышал только какой-то стук, потом что-то зашуршало, и следом полилась вода в каменную ванную.

   «Помыться решил», – подумал отец.

   Прошел к себе в комнату и, открыв бельевой шкаф, выбрал два комплекта одежды для себя и сына. Вернулся к двери и осторожно постучал. Нет ответа. Прислушался. Слышно было, как плещется вода.

   – Герод! Не ковыряйся долго. Нам надо спешить убраться из города, пока возможно.

   Сын ничего не отвечал, были слышны лишь плеск воды и бульканье.

   – Быстрее!

   Бросил у закрытой двери одежду и сам пошел собирать вещи в дорогу.

   Собрав нужное, вновь приблизился к двери уборной. Вещи с пола исчезли. Дверь открылась, вышел Герод. Аль-Лаберьер тихо охнул. Гладко выбритая черепушка сына влажно блестела во мраке дома.

   – Что с тобой?

   Аль-Герод глянул на отца:

   – Я больше никогда, никогда не стану отращивать волосы, папа!

   – Пошли быстрее, – отец сунул в руки сына темный плащ. – Надень. И вот, – вытащил из саквояжа смятую широкополую шляпу с облезлым пером. – А ее – на голову. А то уж больно ты теперь приметен!

   Аль-Герод кивнул и без лишних слов натянул шляпу на лысую голову.

   Через пять минут два закутанных в длинные плащи человека вышли из дому и не мешкая перешли на другую сторону улочки. Вошли в дверь напротив, щелкнул замок. Немного погодя, по темной улочке пробежала новая толпа стражников.

   Вышли двое уже на соседней улице, широкой, мощеной булыжником. На новой улице было многолюдно, несмотря на предрассветный час.

   – Слышишь лай?

   – Слышу, – буркнул себе под нос Аль-Герод.

   – Собаки кого-то гонят…

   Аль-Герод не ответил, отец глянул на сына и продолжил:

   – Как ты выбраться сумел?

   – Псина помогла…

   – Какая псина?

   – Та, что под бельевой веревкой прыгала. А чуть раньше меня утянул на дно темный, – зло посмотрел на отца, сверкнули в ночи светом глаза. – Что ты ему пообещал, отец?

   – Бабу. Успокойся, только бабу пообещал! Я вчера получил письмо от Кремара.

   У распахнутых дверей трактира толпились люди. Свет из всех окон, шум, взвизги, дым от чадящих очагов.

   – Поговорим, как выберемся. Лошадей возьмём здесь.

   Через полчаса двое всадников выехали через распахнутые ворота трактира и не спеша, шагом двинулись в сторону городских ворот. Торопиться было некуда. Ворота откроются только с рассветом. Осталось подождать совсем немного.

   Аль-Герод вновь расслышал далекий лай. Подумал: «Загонят дуру прямо в руки Кремара». Потом вспомнил: «Ей туда и нужно. Ее щенок в замке».

   Молодой маг усмехнулся. Аль-Лаберьер все время оглядывался, прислушивался. Лай наконец стих.

   Некоторое время спустя они поехали рядом.

   – Всё мне расскажешь. У меня много вопросов к тебе, сын. – Посмотрел вперед на проступившие из мрака городские ворота. К ним уже шагала стража.

    – Молчи, – добавил чуть слышно, – рта не раскрывай! Я всё сам скажу.

   Подошли стражники. Отец вытащил медальон, потом слез с лошади и прошел в караулку. Аль-Герод оглянулся. На улице становилось заметно светлее. Первый рассвет на свободе. Даже если отец и задержится в караулке, даже если их начнут досматривать более тщательно, даже если заподозрят и вызовут подкрепление. Всё равно максимум через двадцать минут начнет восходить солнце, и вся их сила проснётся с рассветом. Их будет уже не удержать за стенами Мадельеры!

   Усмехнулся, разглядев в толпе нескольких молодых женщин, желающих покинуть город с рассветом. Крестьянки. Втянул ноздрями воздух и уловил слабый запах скошенной травы. Сеновал…На первом же постоялом дворе он выберет себе служанку посвежее!

***

Темный маг по имени Чино-Леноор смотрел на растерзанные тряпки, которые еще прошлой ночью были женским платьем. Подойти надо, осмотреть всё внимательно, но не сейчас. Люди кругом, а платье валяется под забором, у всех на виду.

   Чино посмотрел в сторону моста. Народ сновал туда-сюда, даже не подозревая, какие события произошли на этом месте прошлой ночью. Город большой, слухи расползались по всем углам, но это лишь слухи. Потому что, даже приблизившись к самому парапету набережной и посмотрев магическим зрением в реку, уже ничего не разглядишь. Свидетели же ночного происшествия дают сейчас показания в замке. Всех туда погнали, как только наступило утро.

   До этого момента, вся городская стража, не занятая караулом и охраной складов, сломя голову носилась по всем закоулкам Мадельеры, отлавливала встречных бродячих псов, рассаживала их по мешкам, клеткам для пернатой живности, тащила на веревках в сторону замка. Заняты были все свободные люди.

   Еще утром Чино хотел прийти к мосту и найти девушку, но не срослось. Сначала он следил за домом, в который зашел светлый маг, потом, дождавшись, когда эти двое выйдут, проследил, к каким воротам города они направятся. Дождался, когда восточные ворота открылись, и, проводив взглядом мага и его сына, только тогда отправился к мосту.

   Пока наблюдал за домом, следил за светлыми «братьями», пока шел обратно от ворот к реке, слышал собачий лай, встречал стражников, как один, обнимавших лохматых псов.

   Помогая собаке в деле кражи чужого белья, он прицепил к платью небольшой предмет женского гардероба – костяную брошку с маленьким кристаллом. Сейчас сей маячок неярко мерцал в районе первого городского моста. Там, где он его и оставил.

   Солнце встает. Сейчас девушке не до свиданий. Еще не совсем закончилась трансформация, лежит наверняка в темном сарае или куда там ей удалось залезть – овраге, зарослях крапивы… Он точно не мог еще сказать – далеко.

   Чино усмехнулся. Двойная жизнь – тяжкое бремя злого тёмного колдовства. Зато какие преимущества дает! Он-то не понаслышке знал. Сам превращал одних существ в другие. Иногда просто ради смеха, иногда для дела, иногда по заказу. Оплата всегда была очень высокой, но и спрос был. А еще такими навыками обладали единицы. Он лично знал троих: себя, Кремара, а третьим был его учитель. Он же когда-то учил и Кремара. Но было это очень давно, сто лет прошло или больше. Чино не помнил.

   Теперь воля одного ученика великого мастера перевоплощений сыграла очень злую шутку с человеком. И как она попалась ему под руку?

   Через полчаса он подошел к мосту.

   Простоял немного и, наконец, смог подойти к изгороди. Платье лежало всё в пыли. Чино нагнулся, подхватил порванную тряпку. Нащупал брошь. Посмотрел по сторонам… Что же здесь произошло?

ГЛАВА 6. Глава о том, что, если вам не удалось влиться в дружный коллектив собачьей стаи на законных правах, то стоит обратить свое внимание на сообщество людей. Может, там вы найдете своё место?

Я очнулась на помойке после очередного раза перевертывания, вывертывания – называйте как хотите. Голая, грязная, а кругом бездомные псы. Рычат, скалят свои зубастые пасти и стараются подойти поближе.

   Зачем? И так ясно: я их завтрак, обед, а на ужин вряд ли что останется, если только кости.

   Я выругалась и вскочила на ноги. Хватит лежать!

   – А ну! Пошли вон! – и взмахнула рукой над головой.

   Ко мне бросились сразу несколько псин. Руку я отдернуть успела, как раз в сантиметре от моих пальцев щелкнула зубастая пасть самой быстрой. Успела взмахнуть ногой и догнала в полете другую. Удар, и собака улетела к дальней куче чего-то малосимпатичного и дурно пахнущего. Остальные отскочили сразу и начали лаять, ну хоть не приближаются больше.

   – Пошли вон отсюда! – еще раз заорала я что есть мочи. Постаралась вложить в вопль побольше злости. Вышло не очень, голос сорвался, но уж рявкнула так рявкнула – должно их пронять! Еще и шаг навстречу собакам сделала, наклонила корпус вперед и стала поочередно смотреть каждой псине в глаза, стараясь поймать ее взгляд. Взгляды я ловила, и не было в них ни испуга, ни страха. Слышалось утробное рычание нескольких глоток разом. Жуть, а не звуки! Стая медлила, выжидала. Новой команды к атаке?

   Я нашла глазами вожака – рычит и злобно глядит, голову опустил, и взгляд желтых косящих глаз не отводит. Зверюга!

   Я первой отвела взгляд. Посмотрела на следующую псину – тоже ничего себе, крупная, злобная, смелая. Следующая… Нашла глазами ту собаку, которая первой на меня бросилась, потом ту, что пнула ногой. Эта уже вылезла из кучи и встала в рядок между своими товарками. Все рычат и пасти зубастые скалят. Ночью и у меня такая пасть! А вот утром…

   Я вспомнила о зубах, своих ногтях, посмотрела на руки – ничего серьезного! Ногти я не отращиваю, я же врач, мне руки в чистоте и опрятности содержать подобает. Зубы тоже острыми не назовешь, я же человек! А стало собак больше, точно больше, чем было ночью.

   «М-да! Я не знаю, стоит ли еще орать на них так грозно? Или лучше уж бежать куда подальше?»

   Но если я обернусь или сделаю шаг назад, то покажу им, что боюсь.

   Собакам, стае, нельзя показывать, что ты их боишься. Они и так очень хорошо чуют страх и панику, ощущают на подсознательном уровне, а еще по жестам и поведению человека угадывают, куда он в следующий миг метнётся, что сделает, как отреагирует на них. Даже по шагам они точно угадывают твой настрой. А угадав, смелеют, и тогда у тебя становится еще меньше шансов спастись. Одна собака еще ничего, а уж если они собьются в стаю…Стая опасна, очень.

   Я еще немного наклонилась вперед корпусом и сделала осторожный шаг… назад. За моей спиной была стена какого-то сарая, ее я нащупала рукой. Нужно попытаться подняться повыше или встать на что-то, что поднимет меня над землей, хоть на чуть-чуть, на самый крайний случай я постараюсь прижаться к стене спиной, тогда хоть со спины я не буду ждать атаки.

   Опять нашла глазами вожака. Собачий лидер! Он первым и нападет… Снова ко мне подбирается та, которую я пнула. Я опять посмотрела на нее – «серый кардинал» стаи, на вторых ролях, но очень хочет быть тут главной. Все у нее для этого есть: смелая, даже отчаянная. Вот только случая выделиться не представилось пока. Я – этот случай, я! Голый человек без оружия в руках!

   Я обратила все свое внимание на главаря стаи, и вовремя: он сразу бросился на меня с тихим рыком, целясь в горло.

   Щелкнула раскрытая пасть у самого лица, я чуть только успела отпрянуть и выставила сжатую в кулак руку. Удар вышел опять каким-то нелепым, смазанным, косым. Щелкнула пасть, я ухватила вожака за загривок и со всей силы дернула его за шкирку. Добавила согнутой коленкой в лохматое брюхо и сразу опять вновь постаралась приподнять его над землей. Ноги вожака на миг оторвались от грунта, и я толкнула его навстречу остальной собачьей братии.

   Собаки, получив обратно своего предводителя, немного сбавили шаги в моем направлении и даже чуть попятились. Сначала одна, потом вторая залаяла, припадая на передние лапы, и минутой спустя начался оглушительный лай. Вожак тоже залаял, а я немного успокоилась: пока лают, не кинутся.

   Я рукой за спиной уже ощупывала стену здания. Пальцы нащупали выступ, можно попробовать забраться на него. Я обернулась и вцепилась обеими рукам в стену, полезла вверх. Лай резко смолк. Краем глаза заметила, как вся собачья стая в едином порыве бросилась вперед. Ощутила движение воздуха – это чья-то раскрытая пасть чуть не ухватила меня за ногу. Раздался щелчок зубов, потом еще один, и следом новый дружный собачий лай в несколько глоток.

   Но я уже сидела на крыше сарая и смотрела с высоты на стаю, что бесновалась внизу.

***

– Эй, девка! Чего голая то скачешь по крышам, – раздалось за моей спиной.

   Я обернулась. Это строение другой своей стеной выходило в мрачный проулок. Дома там все были кособокие, без окон, без дверей, одни нагромождения темного от времени дерева. Свалка, а это дома, выходящие своими задами на нее. Вот я где! Сейчас в проулке между постройками стояло несколько человек. Задрав головы, они смотрели на меня. Все мужчины, все в одежде, и все с нездоровым интересом в глазах.

   – Не знаю, как я тут оказалась, господа, но не могли бы вы мне кинуть какую-нибудь одежду срам прикрыть?

   Мне в ответ раздались веселые смешки, а еще кто-то заметил:

   – Смотри, Грем, стриженная. Нужно кликнуть кого, и послать к Зургану. Если это его девку стража отпустила, то он обрадуется…

   Я не стала спорить. Все лучше: раз обрадуется, то хорошо. Не знаю я никакого Зургана, и вот еще вопрос: почему меня стриженой обозвали? Вспомнился сиделец, он тоже на это обратил внимание: усмехался, качал головой.

   Я тронула рукой голову – волос много, и не короткие они уж настолько! Не ежик, а стрижка модельная, можно при желании и хвостик затянуть на затылке. Чего они?!

   Посмотрела на столпившихся в проулке мужчин. Пускай будет Зурган. Может, он оденет меня, как королеву – в меха и парчу?

   Я обратила внимание, что один человек убежал.

   Оглянулась назад. Стая, поняв, что меня они упустили, тихо и без лишнего шума убралась с помойки. В город подалась. На место моей недавней битвы уже пробрались какие-то личности и шуровали в одной куче, активно разбрасывая ее в стороны.

   Нужно запомнить вид окрестностей, дома, деревья, стену. Как устроюсь, наведаюсь сюда и разберусь с вожаком и его подчиненными. Тут их место сбора. Ночью они бродят по городу и окрестностям, а утром тут обитают. Я еще вернусь! Дождитесь.

   Сама я дождалась нескорого прихода Зургана. Так и сидела на крыше сарая, солнышко начало припекать, я даже согрелась немножко, а еще подсохла грязная корочка на моем теле. Я еще раз в сомнении посмотрела на столпившихся в проулке людей. Их внешний вид был до того безобразен, что я сильно удивилась, увидев наконец прибывшего ко мне Зургана.

   Средних лет мужчина был одет аккуратно – не в рванину какую, а в добротные тряпки, ладно сидевшие на его плотно сбитой фигуре. Широкополая шляпа с пером, как во времена мушкетеров, высокие темные сапоги, широкий кожаный ремень весь в блестящих заклепках. Борода. Да! Борода вот мне напомнила одного человека. И у этого борода лопатой.

   «Зурган пришел», – я расслышала шептание в толпе зевак. Прибывший мужик в молчании меня разглядывал. Его вердикт, в общем, мне был известен задолго до его появления: я не его девка.

   И очень хорошо! Я рада! Правда! Одеться бы еще во что-то!

   Солнышко поднималось все выше и выше. Зурган стоял столбом и рассматривал меня с таким злым вниманием, что я не выдержала, первой открыв рот:

   – Вы Зурган, а я Алла. Дайте мне одеться во что-то. Потом будете выяснять, чья я девка. Договорились?

   Молчание.

   Я решила, что с меня не убудет, и мило так улыбнулась.

   Мужик сильно напрягся, уставившись мне прямо в рот. А еще выпучил глаза. И чего он такого увидел? Оглянулся с явным недоумением на любопытных граждан города, молча взиравших на нас. Я продолжила улыбаться, как ни в чем не бывало, теперь уже всей округе демонстрируя мой великолепный, ослепительный, белоснежный ряд зубов.

   Наконец этот Зурган сделал какой-то взмах рукой, что-то вякнул сквозь стиснутые зубы, и опять кто-то куда-то убежал. Я не разглядела, так как продолжала улыбаться. Наконец мне это надоело. Чего я никак не пойму, так это как тут у них принято знакомиться при первой встрече!

   Сиделец, потом Кремар, теперь вот этот Зурган. Я стараюсь понравиться, а они? Смотрят неприязненно. Захлопнула пасть, вздохнула, обняла руками свои голые коленки и приготовилась ждать чего-то, устроив свою стриженую голову на коленках.

   Убежавший очень быстро вернулся и передал в руки Зургана какую-то тряпку. Я вытянула в предвкушении шею. Меня оденут! Ура! Счастье-то какое! Это он точно мне принес!

   Минутой позже мне на крышу прилетело платье. Я, не разглядывая, надела его и спрыгнула… Прямо в объятия этого Зургана.

   Мужик по-хозяйски меня обнял и, прижав посильнее, начал разглядывать с явным вниманием. С очень явным вниманием.

   Не буду вырываться, пускай лапает. Я вновь мило ему улыбнулась. Мужик опять странно напрягся. Я его разглядела повнимательнее: лицо все в каких-то ямочках, угри что ли по молодости такие обильные были?! Зурган чуть отстранил голову, наконец, отпустил меня и провел по моей шее пальцем, будто пробуя мою кожу:

   – Стая…, – проговорил он хрипло, – собаки всю ночь по городу гоняли. Не тебя ли часом?

   Я продолжила улыбаться.

   Ну что тут сказать? Если только глупость – признаться: да, гоняли… не по всему городу, но гоняли.

   – Чего молчишь? – задал новый вопрос неизвестный мне Зурган.

   Я, не переставая улыбаться, ответила:

   – Нет, не меня! Я напилась вчера, и вот… очнулась на помойке, голая.

   Не оборачиваясь, я кивком головы указала направление помойки. Вдруг он не знает….

   Мужик отвел глаза, уставился задумчивым взглядом мне за спину. Произнес негромко:

   – Пошли тогда, раз ты говоришь, что не тебя…, – ухватил меня за руку повыше локтя и потащил в сторону.

   Минутой спустя я оглянулась в том направлении, куда до меня смотрел Зурган. По проулку в нашу сторону шустро вышагивали какие-то бородачи со странными длинными палками в руках.

***

Вот ведь люди!

   Я сидела на качающейся табуреточке в окружении разглядывающих меня бородатых ребят и вспоминала, как со мной поступили прежние знакомые мне мужчины. Выстроила их для удобства в ряд.

   Папа не из этого ряда, он особнячком, потому что хороший. Я про остальных… начнем с моего начальника: руководитель ветклиники – такой обходительный, интеллигентный и воспитанный в лучших традициях социалистического строя кит, переплывший в стаю капиталистических акул, выставил меня, беременную, на улицу. Мол, в стране кризис, нет у него денег на меня, и не станет он ждать, пока я рожу и насижусь в декрете!

   Следующий представитель…

   Ну не разобралась сразу! Ну не с теми выпила, ну плохо стало! Так какого черта?! Вот я бы ни в жизнь не стала приставать к пьяному парню с конкретными намерениями. Ладно, пропустим…

   Теперь новый мир, другая жизнь и все представители сильной половины человечества меня «радуют»… Я подняла голову, уставилась на разглядывающих меня бандитов. Что у них с лицами? Никак не пойму. А привели меня в притон.

   Вели какими-то переулками и задворками, я босыми ногами наступила на массу жуткого и вонючего, и теперь чувствовала себя ужасно неуютно. Ноги, руки грязные, платье грязное, да и платье не мое…

   Вздохнула. Ну чего ты, Алёк, комплексуешь? Тут нет ничего твоего, только тело.

   – А ничего так себе, девка… молодая, – раздалось чье-то высказывание.

   Я сидела, ссутулившись, обхватив себя руками за плечи, услышав реплику, постаралась выпрямить хоть спину. Ну чего я горблюсь? Люди мной интересуются… Я попыталась распрямиться. Кости болят!

   Нужно как-то познакомиться. Первой что ли начать? Я в сомнении рассматривала свое новое окружение.

   Окружали меня такие морды – в глазах рябило, а уж пахли парни! Я с тоской вспомнила сидельца – тот хоть выглядел здоровым, молодым и был без обильной растительности на лице. А тут…

   Зурган мрачно выпустил разом воздух из своих легких и глянул мне в глаза:

   – Ты перекидываться умеешь?

   Я решила не отвечать. Странный вопрос. Вместо ответа я задала ему свой:

   – А ты?

   Зурган вздохнул и сделал нетерпеливый взмах рукой:

   – Пошли все отсюда!

   Народ шумно поднялся на ноги и также шумно, задевая коленками предметы в комнате, начал продвигаться к двери. Дверь открылась и я вытянула шею, стараясь углядеть, что за ней происходит. Послышались странные звуки, дверь за последним ушедшим захлопнулась и наступила оглушающая тишина.

   – Полдня уже прошло, немного подожду…, и все разъяснится. – Зурган неожиданно улыбнулся мне так задорно и я, глянув на его довольную рожу, увидела зубы – гнилые, кривые. Сразу замутило. Боже! Да тут работы для стоматолога на два месяца вперёд! Нет, не для стоматолога, он не взялся бы. Для зубного хирурга!

   Мужик, увидев мою реакцию, захлопнул пасть и нахмурился. Опустил даже голову.

   И тут я подумала: он ведь мои зубы хорошо разглядел, и чего я так выразительно морщусь? Ему, может, обидно за свои!

   – Да! Перекидываюсь. – Нужно спасать ситуацию, – в собаку. Это меня стая ночью гоняла по городу. Днём я человек, ночью собака. Чего ещё узнать хочешь?

   Зурган поднял глаза, звучно крякнул и посмотрел на закрытую дверь. Проговорил с усмешкой:

   – Повезло.

   – Кому?

   Ответа я не дождалась. Зурган поднялся на ноги и вышел. Минутой позже я расслышала, как опускается затвор на дверь. Странные у них тут приспособления! Нет замков, затворы какие-то.

   Меня заперли местные бандиты. Осталось только выяснить, что им от меня надо. Думаю, не молочка.

   Я поднялась на ноги и постаралась хорошо осмотреться. Окна нет, дверь одна, и та заперта. Я попробовала в нее толкнуться, приложила силу и желание. Как там мама говорила? Не помогло. С той стороны точно опустился засов, выструганный из бревна толщиной с две моих ноги, не меньше!

   Кстати…

   Я опустила голову и посмотрела на свои ноги. Света в комнате было совсем мало, сумрак, но я смогла разглядеть и ноги, и кожу, и ее цвет.

   Огляделась. Узрела какую-то тряпку.

   Следующие полчаса я пыталась оттереть хоть что-то. Тряпку я извазюкала, сама чище не стала.

   Светлое время суток тянулось и тянулось. Город я толком не разглядела, старалась глядеть себе под ноги, потому что топала босиком по такой грязи… мамочка моя!

   Я и поспать успела, и перебрать все предметы, которые отыскала в комнате: пять криво сколоченных занозистых табуреток, два деревянных пустых ящика, одна грязная тряпка, две пары порванных носков странной длины – мне так связанное местной рукодельницей изделие до подмышек будет! Еще я нашла на полу помятый медный кувшин и кучку сухих соцветий, прежде бывших красивым букетом.

   Ах, да! Еще я нашла много-много пыли.

   У моей покойной бабушки на чердаке в деревенском домике и то больше предметов лежало!

ГЛАВА 7. Глава о способах поощрения и наказания, а также о силе желания.

Когда стало заметно темнеть, дверь открылась, и вошли трое. Меня грубо схватили за руки и ноги, повалили на пол.

   Кошмар! Я начала брыкаться, вырываться, кусаться. Достигла успеха – меня на миг отпустили, и я резво дрыгнула ногами. В следующее мгновение мне на голову опустился тяжеленный предмет.

   Сознание вспыхнуло ярким бликом, следом свет в глазах померк.

   Очнулась я быстро. Попробовала тряхнуть головой и раздался такой гул в ушах, что я зажмурилась.

   – Ой! Как же голова болит! – застонала. Чую, меня сейчас вырвет…

   – Давай! Скорее одевай! Она уже приходит в себя!

   Я попробовала открыть глаза и посмотреть... посмотрела. Опять раздета! Да что же это такое?! Человеки! Вы все с ума посходили в этом мире?!

   Дернулась. Руки мне держали за спиной. На шею странно давили – душат что ли?

   Я, не обращая внимания на гудящую голову, начала сопротивляться дальше. Раздели! Оденусь я сама! Вот только раскидаю сейчас всех по углам…

   Я и в страшном сне такого развития событий не ожидала. Мало того, что я ночью собака! Мало мне, что я влезла в пещерку вместе с сыном, которого потеряла, выбравшись наружу, да еще и вылезла в чужом мире! Под ногами звякнула цепь. Я дернулась, пытаясь вырвать из цепких рук свою шею. Не вышло, так как держали меня в четыре руки. Вот ведь…

   Как только кожаный ошейник оказался в нужном месте, руки расцепились, и к моей щеке приставили какую-то кувалду. Я скосила глаза. Кувалда и есть.

   Я замерла, скосив оба глаза.

   – Не надо…, – все, что смогла я прошептать.

   Зажмурилась. Почувствовала, как что-то провернулось рядом с моим ухом, сделалось больно в районе шеи, как кожу потянули или ущипнули. Потом я соображу – это скобу затянули.

   От меня все разом отошли, а я повалилась на пол.

   – Все! Теперь никуда не денется днём!

   – А ночью? – спросил у вытирающего потную шею Зургана бандит.

   – Ночью тем более…

   Я на это только и смогла, что простонать.

   Люди вышли, оставив меня одну. Я немного повалялась и решила уточнить некоторые детали. Цепь длинная, можно три раза обернуться вокруг тела. Конец ведёт за дверь. Дверь закрыта.

   Я огляделась. В комнате предметов не прибавилось, скорее, убавилось, например, пропали все табуретки и платье пропало.

   Тронула рукой цепь. Толстая, крепкая, пахнет металлом, и меня уже мутит от этого запаха.

   Может, удавиться на ней? Я в сомнении ощупала кожаный ошейник. К нему еще были приклепаны металлические бляшки. Сидит очень туго.

   И тут меня начало колбасить.

   Перестав дрыгаться и стонать, я улеглась на грязный пол и положила свою печальную мордочку на передние лапки.

   Как только все случилось, дверь открылась, и в комнату вошел Зурган. Приблизился и без всякой боязни уселся перед моим горячим сухим носом на корточки. Тронул рукой мой затылок, погладил даже, потом осторожно стянул с шеи ошейник. Звякнула жалобно цепь.

   – А ты такая славная! Не переживай! Привыкнешь! Я не так уж и плох!

   Зурган поднялся на ноги и приоткрыл дверь. Высунул наружу голову и ему в руки что-то передали.

   Как оказалось – миску с водой и кусок мяса.

   Я, шатаясь, встала на плохо меня держащие ноги. Сначала напилась, потом стала есть.

   Ну, что ж! Моя собачья жизнь не кончается!

   Покормив, меня не оставили одну, Зурган вытащил из кармана штанов веревочку и, смастерив удавку, накинул мне ее на шею.

   – Не дергайся, – промурлыкал он, прям как котяра, объевшийся сметаны. – Топай за мной! На прогулку пойдем.

   И потянул меня вон из комнаты.

***

Я прогулялась до ветру. Обнюхала все доступные углы в окрестностях, а также мне в нос потыкали разными сапогами. На предмет запоминания запаха? Я запомнила. Каждого. На всю оставшуюся жизнь.

   Наконец прогулка по ночному средневековому городу закончилась. Меня вернули в комнату. Сняли веревочку и, выйдя, закрыли дверь.

   Я побрела в угол. Там для меня уже была постелена соломка и лежал матрасик – стеганый из разного размера шерстяных кусков, большой матрасик. На нем лежал ошейник.

   Увидев его, я зарычала. Захотелось погрызть его. Чем я и занялась. Дел других до утра у меня не было. Когда пришел Зурган, я уже успела растрепать кожу.

   Увидев, что я натворила, мой хозяин нахмурился.

   Я уселась на пятую точку и зарычала, оскалила пасть.

   На что Зурган лишь усмехнулся.

   – Сожрешь всю кожу, и будешь весь день сидеть в голом металле. Подумай! Раскинь своими мозгами! Мне хорошо известно, что они у тебя человечьи. Бабские, но все равно, не собачьи! Так что думай! А сейчас…

   Зурган приблизился ко мне и без всякой боязни ухватил меня за ухо, притянул больно к себе.

   Нацепил на упиравшуюся меня ошейник и не успокоившись на этом, намотал еще на мою шею и цепь.

   Я взвизгнула.

   – Не переживай, не придушу. На будущее запомни: если надумаешь снять ошейник в образе собаки, то утром, как очнешься, я в наказанье отдам тебя своим ребятам на потеху.

   Сказав это, Зурган размотал цепь, потом даже потрепал меня за ухо.

   – Красавица! Умница! За хорошее поведение днём я тебя сведу помыться, дам красивую одежду и кормить буду и днём, и ночью. Ты только не хулигань! – глянул мне в печальные глаза. – Договорились?

   Я опустила голову.

   Зурган еще раз тронул мое ухо и, поднявшись на ноги, вышел.

    Ошейник я не сняла. Просидела до самого рассвета и тут меня начало перекидывать в человека.

***

Как очнулась, увидела, что на табуретке сидит Зурган, а на его коленках лежит платье.

   Вздохнув тяжко, я потрогала рукой, ставший мне тугим ошейник.

   – Зачем такие крайности? – обратилась я к мужику, – Я не опасна днём, и ночью тоже… не опасна. Зачем все это?

   – Для дела…, – ответил очень иносказательно и туманно Зурган.

   Я только вздохнула. Даже не стану уточнять, для какого дела. Мне и без уточнений хреново совсем.

   – Можно мне одеться, а еще помыться?

   – Конечно! – Зурган кинул мне платье.

   Когда я натянула на себя платье, Зурган завел мне обе руки за спину и крепко стянул их в районе локтей веревкой.

   На шее у меня так и остался ошейник, Зурган отцепил только цепь.

   – Пошли мыться.

   Я, как раб какой, в ошейнике, босиком и со связанными за спиной руками, прошествовала через мрачный пустой зал куда-то вниз по скользкой лестнице.

   Вид помещения, где меня держали, был ужасен – грязь была толстым слоем наведена везде, я не шла, а осторожно ступала босыми ногами, все время боясь поскользнуться и растянуться на полу.

   Спустились куда-то вниз дома, и, немного пройдя по узкому коридору, подошли к низкой двери. Зурган ее открыл и втолкнул меня внутрь. Прошел следом. Я разглядела деревянные ведра с водой. Сразу зачесалась потная поясница. А еще ноги.

   Зурган развязал мне руки и убрал веревку в карман своих штанов, и толкнул меня в спину.

   – Иди, мойся!

    Я сделала два шага и не сдержалась, наклонилась и начала елозить пальцами по голени. Расчесав кожу, я приблизилась и сунула руку в первое ведро.

   – Холодная! – Сморщилась я. – Холодная вода!

   – На будущее я это учту, а пока мойся в этой! – И пошел назад к двери.

   Я окинула взглядом комнатку. Через малюсенькое окошечко на самом верху стены проходила узкая полоска света. Где тут мыло? Где мочалка? Я узрела ведра с водой и сковородку. Всё.

   Зурган уже собрался дверь открыть.

   – Мыло! – Завопила я. – Мыло и мочалка где?

   Зурган посмотрел на меня с удивлением.

   – Вода есть, отмоешься!

   И вышел. Услышала, как на дверь опускается засов. Заперли.

   Я без сил прислонилась к стеночке.

   Я помылась в металлическом тазике размером с большую сковородку, не глубокую. Хотела помыть голову, но не решилась. Воды очень мало – два ведра, вода холодная. Но для моего несчастного человеческого тела её хватило. Я даже испытала облегчение. Напилась еще, впрок. Сил нет.

   Надела на себя платье и стукнула в дверь кулаком.

   Через пару минут вошел Зурган, и я набросилась на него с кулаками. Надавать как следует по репе взрослому мужику у меня не вышло. Этот Зурган то ли ждал чего-то такого, то ли очень был ловок. Почти сразу он перехватил обе моих руки и провел приём, больно заломив мне их за спиной. Я взвыла, а Зурган ещё и, наподдал мне по заднице коленом. Больно. Еще и еще раз. Я попробовала достать его головой - не вышло.

   Мужик оказался очень вертким… и сильным.

   – Ты чего? Не поняла меня, девчонка? Сейчас объясню подробнее…

    И поволок меня по узкому коридору наверх. Я упиралась как могла, пиналась, цеплялась руками за все, что находила. Зурган ругался и толкал, толкал меня наверх по узкой лестнице. Сверху ко мне уже тянулись какие-то руки. Дотянулись и без лишних церемоний схватили меня за волосы.

   – Не надо, я всё, всё поняла! Зурган! Не надо! – Орала я что есть мочи.

   Меня уже волокли по грязному полу трое. Зурган топал последним. На какой-то миг я сумела вырваться и, не поднимая высоко головы, метнулась под ближайшую деревянную лавку, забилась в самый дальний угол и начала орать в голос.

   Кто-то опустил низко голову и заглянул под лавку.

   Я на миг замолчала.

   – Вылезай по-хорошему!

   Зурган присел на корточки и из такого положения смотрел на меня, сидящую под лавкой.

   – Не вылезу, – прошептала я. – Не вылезу!

   – Вот дура! – В сердцах проговорил Зурган, и поднялся на ноги. – Тащите ещё веревки, и еще багор тащите, будем её вытаскивать! Не ломать же лавку!

   Что такое багор я не знала, но фантазия живо нарисовала мне палку длиной в пару метров. Может это и есть багор?

   Кто-то куда-то утопал, страшно громко топоча сапогами. Я вздохнула и полезла наружу сама. Как только из-под лавки показалась моя голова, Зурган сразу же сцапал меня за шею. Звучно щелкнул карабин на ошейнике, и мне на спину упала тяжелая цепь.

   – Я тебя накажу, обязательно накажу! Вот только немного успокоюсь…, – тяжело дыша, проговорил мне прямо в ухо Зурган. И потащил меня в комнату.

***

Я тихо плакала на соломке, размазывая слезы и сопли по щекам. Солома колется. Матрас не спасал, больно он был тонок. Чесалась кожа. Все мое тело болело от побоев. Потрогала лицо – глаз затёк, щека вздулась, а еще волос явно поубавилось на голове.

   Бедная я, несчастная! Что днём, что ночью! Я с ужасом ждала, когда придет вечер. Мне перекидываться больно, а сегодня больно будет вдвойне. Вся избита, потоптана. Что толку, что утром мылась?

    Пару часов спустя в комнату пришёл Зурган, в руках у него был странный предмет. Я пригляделась, и мне поплохело. Хлыст. Таким предметом стегают лошадей.

   Подтянула коленки к животу.

   – Выбирай! Снимаешь платье, и я тебя отстегаю, пока ты в этом образе… или дождемся вместе момента, когда ты станешь псиной. И я выбью тогда из твоей шерсти всю пыль этого дома! Обещаю только одно – не умрешь! Вы, перевертыши, живучие.

   Глянул мне в глаза. Веселится. Я посмотрела на свои руки и начала снимать платье.

   – Правильно. Вещь хорошая, почти новая. Ты в нем такая красавица…, – бормотал Зурган, стуча хлыстом себе по сапогу.

   Я расшнуровывала ворот платья. На шее ошейник, к нему цепь прицеплена. Платье я снять могу, только спустив его до ног.

   Разделась.

   Зурган поднялся с табуретки и ногой отбросил платье к противоположной стенке.

   – Нагнись или лучше вставай на коленки и повернись ко мне спиной.

   – Ну, уж нет! Избить меня можно и так, пока я на ногах стою! – возмутилась я.

   Зурган засмеялся. Отсмеявшись, он вытер проступившие слезы и даже чихнул один раз.

   – Откуда ты такая вылезла? Умная, разговорчивая…, – глянул на меня. – Мне приятно видеть тебя на коленях. Подчинись, и жизнь твоя станет намного приятнее.

   Сказав это, Зурган начал расстегивать ремень на штанах.

   А я подумала, что зря платье сняла.

   Но надевать его на себя нет уже времени. Видя, как довольно ухмыляется Зурган, я внезапно сделала два шага ему навстречу и, нагнувшись, подхватила лежащую на полу цепь. Еще один быстрый шаг вперёд, и цепь уже обвилась вокруг шеи негодяя. Еще одно резкое движение, и глаза Зургана полезли из орбит.

   Нужно только захотеть! Я захотела его убить, и я его убила.

   Еще некоторое время я с отвращением глядела в стекленеющие глаза человека. Руки свои он уже опустил. Что толку?! Силища во мне была звериная, не собачья, а волчья, круто замешанная на ненависти ко всему роду человеческому. Сейчас я себя ощущала собакой, зверем, лютым зверем, ничего человеческого во мне не осталось. Я видела его тело как-то неясно, смазано, видно это стресс так подействовал, и адреналин в крови гуляет. Мне казалось, что Зурган расслоился на составляющие. Вот я уже гляжу в его стекленеющие глазницы и вижу, как замирает и начинает расти в размерах темный зрачок. Еще мгновение и на моих глазах замедляет свой бег горячая кровь, что текла секундой назад быстро к глазу по тонкому, как ниточка, сосуду. Мертв. Я это поняла только сейчас.

   Он унижал меня, хотел изнасиловать, избить хлыстом! И получил по заслугам.

   Наконец я расслабила руки. Тело кулем свалилось мне под ноги. Я брезгливо переступила через него. Штаны спустить успел, всё остальное успела сделать я.

   Посмотрела на закрытую дверь. Цепь тянется туда, ее нужно отстегнуть.

   Я протянула руки к ошейнику. Попробовала раз и еще раз расцепить скобу. Не выходит. Странный замок. Я пальцами прощупала каждую мелкую деталь. Нигде я не чувствовала стыков. Как спаянно всё, но я точно помнила, как я вылезла из-под лавки. Зурган точно прицепил мне цепь к ошейнику. А когда вёл меня мыться, он эту цепь отстегнул. И как? Я бросилась к трупу, перевернула мягкое, ставшее таким тяжелым мертвое тело. Обыскала. Нашла монеты в кармане, нож в голенище сапога и странный предмет – плоский черный стержень.

   Вот оно! Это ключ! Я в сомнении вертела пальцах странное приспособление. Куда же его вставлять? Бог мой, что за мир?! Я и так и сяк пыталась приложить плоскую полоску металла к ошейнику. Ничего не выходило. Ошейник был слишком туго пригнан к моей шее. Я даже мизинец не могла просунуть между ним и горлом!

   Измучившись, изнервничавшись, вспотев, я начала замерзать. Вечер скоро. Я в образе собаки не сумею толкнуть эту дверь. Да и заперта она ночью будет снаружи. Сейчас все, кто там, в зале, знают: Зурган здесь. Выйдет, когда ему это нужно будет.

   Я вспомнила, он смотрел, как меня перекидывает из человека в собаку. Вот и сейчас, если я не освобожусь от цепи в образе человека, то, превратившись в собаку, не смогу сбежать. Силы не те, и маленькая я стану. У меня только один шанс спастись! Это отцепить цепь. Или же…

   Я глянула на дверь. Цепь точно прикручена где-то там, в зале, к какой-то стенке! Ну не дураки же они?!

   Я стремительно начала натягивать на себя платье.

   Одевшись, я свернула в несколько колец цепь и подошла к двери. Оглянулась. Хотелось взять нож и монеты, но мне нужно, чтобы мои руки были ничем не заняты. Глянула в последний раз на стены комнаты, в которой меня держали.

   Больше не мешкая, я толкнула дверь.

   В зале было восемь человек. Как я всех посчитала вот так разом, я не вспомню никогда. Но не ошиблась. Люди, увидев меня, повскакивали со своих мест, а я, выйдя, дернула что есть мочи на себя цепь. Та была прицеплена за металлическое кольцо к стенке. Я так дернула, что вырвала металлическую скобу. Она полетела ко мне, как снаряд из пушки, и, долетев, больно врезалась в ногу.

   Я нагнулась, и подхватив свободный кусок цепи, лихо им взмахнула, сразу сорвав со стены какую-то железку. Крутя над головой конец цепи, я помчалась навстречу оторопевшим людям.

   Боя не случилось. Я достала цепью лишь двоих. Второй была женщина, и ее дикий визг довершил начатое мной безумие. Люди понеслись от меня во все стороны. Орали все. Ну, кроме меня, я молча продвигалась к темнеющему выходу.

   Меня заботило лишь одно – скоро ночь, мне нужно успеть выбежать.

   Я успела… выбежать и даже убежать в неизвестном мне направлении.

   Я так мчалась, не разбирая дороги, что скоро поняла, что даже по запаху в образе собаки не смогу найти место, в котором меня держали. Я бежала, волоча за собой цепь, а встречные люди, увидав меня, бежали от меня с криками и воплями во все стороны. Добежала до каких-то кустов и вломилась в них. Пронеслась по скользким бревнам, сваленным в кучу, и с разбегу плюхнулась в воду. Вода меня остановила или это я устала, наконец? Я не знала. Улеглась в воду и с жадностью начала пить.

   Напившись, я не стала вылезать из воды. Так и сидела в ручье, с тоской вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Сколько же времени?

   Небо темное, затянуто тучами. Скоро ночь.

   И только я подумала о ночи, как поняла: сейчас начнется действо.

   Уже плохо контролируя себя, я начала выпутываться из мокрого платья. Не успела, почувствовала, как меня начинает перекидывать и взвыла! Платье! Следующим утром мне опять нечего будет надеть! Алла! Алла! Нужно было раздеться! Заранее!

ГЛАВА 8. Глава о целях отдельных личностей и способах их достижений.

Чино-Леноор спрятал брошь в нагрудный карман. Его интересовала судьба девушки.

   Вытащив из реки сына Аль-Лаберьера, он первым же вопросом спросил у него, как тому удалось выйти из камеры?

   Парень отдышавшись, ответил, что собака помогла, перевертыш. Её вывели, как стало темнеть, прошло несколько минут, она открыла дверь, он и вышел.

   – Дальше? – спросил Чино-Леноор.

   – Дальше? – молодой маг поднял на него глаза. – Дальше сточная канава замка и река. Течение вынесло меня к мосту.

   – Остальное я знаю, – проговорил темный и, ухватив парня за шкирку, поставил на ноги. – Пошли! Отец ждет.

***

Теперь он быстрым шагом шел в направлении пристаней, туда, судя по лаю ночью, двигались бродячие псы.

   Посмотрел на небо. Время ближе к обеду. Нужно пустить поисковик, но у него не хватило ума взять клок шерсти, ну или на худой конец тронуть рукой ее загривок при первом знакомстве. Он просто подтянул ниже бельевую веревку и, сорвав платье, бросил его ей. Контакта не было.

   Подумал: а не вернуться ли к той изгороди? Платье, ее запах, может и шерсть осталась?

   Но нет, он не станет возвращаться. Времени много прошло, он только его еще больше потратит впустую. Нужно найти ее в образе человека. Ну или нанять кого для этого поиска…

   Пристани.

   Чино вышел на первый деревянный причал и сразу же натолкнулся на стражников, те с азартом гонялись за бродячими псами, что бежали во все стороны, поджимая хвосты. Стая: пять, шесть, восемь, насчитал Чино. Двух поймали, остальные носились между тюков и ящиков, стражники перекрыли проходы в город, установив шиты на дороге. За причалами вода реки, собаки метались среди сваленных коробок и тюков.

   Третью, лохматую, словили сетью, и сейчас двое, ругаясь и мешая друг другу, пытались выпутать визжащее животное из плетения.

   И тут на причал выехал всадник.

   Стражники, увидев его, принялись с еще большим рвением гоняться за собаками. Один так постарался, что, не надеясь догнать мелкое животное, прыгнул, как лягушка, вперед. Не поймал, собака метнулась под самые копыта коня появившегося верхового. Лошадь испуганно заржала и подалась назад.

   Всадник не позволил, грубо остановил ее движением руки. Вторая, свободно свисающая, была сжата в кулак.

   – Идиоты! – обратился он к подбежавшему стражнику, в правой руке которого висела псина. – Это кобель. Вы что… не видите?

   – Милорд… приказ Вашей Светлости, отловить всех бездомных!

   – Не надо! Уже поздно. День в самом разгаре, она перекинулась! – посмотрел злобно на замерших на месте стражников, – Перекинулась! Идиоты! Ищите женщину!

   Те двое, что уже вытащили кобеля из сетки и держали его за шкирку, разжали пальцы, и пес, громко скуля, понесся в сторону города.

***

Кремар смотрел на небо. Луна убывает, она и днём сейчас была видна в небесной синеве. От бессильной ярости у него темнело в глазах.

   У него всего двадцать дней, чтобы найти девушку. Если он ее не найдет, всё будет напрасно. Маг удрал, девчонка убежала!

   Он столько лет ждал благоприятного момента, столько средств перепробовал, столько магических сил истратил на эти обороты, и вот когда, наконец, все так удачно сложилось и в его руках оказалась удачная заготовка, не подозревающая даже о своей участи, он разом, за один вечер, потерял все! И мага, чтоб ему пусто всю оставшуюся жизнь было в постели, и девчонку-оборотня.

   Что же предпринять? Попробовать выкрасть? Так не выйдет! Наверняка идолицу прячут надежно, хоть он и знает место, но вступать так явно в конфликт со светлыми магами королевства и с самим королем он не может. Чертова вассальная клятва! Его казнят… нужно действовать как прежде – тайно. Как же он все хорошо распланировал! Составил правильное заклинание, несколько раз его опробовал, мага светлого поймал и надежно замел все следы. И такой позорный финал…

   Остается одно – найти эту сучку мелкую и попробовать провести обряд. Он даже не знает, случилось ли у них чего в подземелье?! Эти олухи стражники ничего не поняли! У него осталось совсем мало времени! Вот же…

   Кремар внезапно остановил поток своих размышлений: сработала защита. Кто-то еще был рядом, сильный, наглый, даже не стремящийся прикрыть ауру. Напряг восприятие и уловил чужое магическое присутствие – где-то совсем рядом стоит. Обернулся, но никого не заметил. Мгновение спустя напряжение отпустило, видно маг убрался куда подальше или же накинул полог.

***

Чино стоял в стороне и с веселым вниманием наблюдал, как надрывается в крике верховой. А Чино его узнал! И не изменился совсем за столько-то лет!

   Расслабился, отвлекся на бесплатный концерт. Кремар, наоравшись, замолчал, лошадь под его седлом все также нервно крутилась на одном месте. Внезапно Кремар посмотрел в его сторону. Чино мгновение спустя почувствовал укол в самое сердце – защиту пробил, одним взглядом пробил! Но Чино уже сделал шаг влево, ушел с прямой линии прямого контакта.

   Глубоко вздохнул, сердце отозвалось острой болью. Кремар его почуял. Нужно аккуратно уходить.

   «Ну что ж! Ее ищут! Это значит, что рано или поздно найдут, а мне нужно найти ее первым. Думается мне, – размышлял Чино, уходя быстро от пристаней, – что Кремар больше раздосадован не побегом молодого мага, а исчезновением псины. Что-то должно было серьезное произойти. Как-то все туманно и неоднозначно».

   Кремар тот еще умелец!

   Чино сам многое умел, давным-давно научился обращать людей в глупых или как вариант – глупых и злых зверей, зверей обращал в тупых и безмозглых людей. В умных людей – ни разу не выходило. Он не один раз наблюдал результат своих обращений! Люди из зверей получались странные, все как один злые и агрессивные. И сильные. Идеальные убийцы, но только взять таких оборотней под контроль всегда было очень трудно. Оставалось лишь одно – показать им цель и самим поскорее убираться с дороги. Видимо, да нет, наверняка, от таких обращений страдал мозг. Ну и внешний вид. Красавцами, превращенные им, не становились ни в облике человека, ни в зверином.

   Из человека зверь выходил и вовсе странный – глупый. Больше ничего сказать Чино не мог.

   Один раз превратил старушку в лисицу. Та – шмыг в распахнутую дверь. Чино еще бросился за ней, дурной, хотел обернуть вновь, потом объяснить, что пошутил. Не догнал в темноте. А утром сам наткнулся на растерзанный собаками труп. Не добежала даже до леса…

   Но вот Кремар, похоже, как-то усилил, усовершенствовал известный метод, у него вышло сотворить настоящего перевертыша – слабого, но способного переживать превращение вновь и вновь. Причем это с ней происходило каждые сутки дважды – из зверя в человека и обратно. Больно, и много сил тратится, но работало!

   И что важно: в образе зверя девушка не теряла разума, он же видел искру мысли в ее собачьих глазах. Настоящая удача! Если удастся, конечно, ее найти.

   Такой стоит заняться! Да Чино уже и сам хотел ей просто помочь. Может, удастся разобраться, как такое могло произойти.

   Он вернулся к себе в дом, и, пройдя в кабинет, заперся там.

   Он прибыл в Мадельеру с совсем иной целью, и ее он выполнил «на отлично» – нашел способ вернуть темным магам идолицу. Теперь даже весь Ковен магов королевства не вправе отобрать её обратно. Место ее хранения установлено, обещание вернуть дано. Свое слово светлый маг взять обратно не может. Чино вернул ему живого сына. Дело сделано, сделка состоялась. Это большая его личная удача. Конечно, ему повезло и, прежде всего, хорошо сработала разведка, дав ему нужные сведения о месте пребывания сына Аль-Лаберьера. Пока он искал пути и возможности проникновения за периметр охранных заклинаний замка, светлый маг удачно сбежал, удрала и выручившая его псина.

   Запершись в комнате, Чино быстро сотворил магического посланника и, приоткрыв окошко, осторожно выпустил иллюзию белого голубя на свободу.

   – Лети, милый!

   Птица, взмахнула белыми крыльями и улетела.

   Темные братья сами встретят у ворот замка Аль-Лаберьера и его сына, заберут без лишнего шума и определят на новое место жительства каменное изваяние.

   Для Чино не было тайной, кто в далеком прошлом стал образцом для этой каменной бабы. Известно ему было также и то, как всеми правдами и неправдами Кремар старался найти нужный порядок произнесения заклятья, что превратило некогда молодую и талантливую темную магичку в каменного истукана. Похоже, Кремар нашел способ вернуть ее в мир живых.

   А это значит, что он не успокоится, постарается доделать начатое, и стоит только представить, что произойдет, если ему это удастся!

   Он немного подумал и следом за первым голубем сотворил нового посланника. Эта птица получилась серой, как самый обыкновенный сизый голубь, и полетела она совсем в другую сторону. Чино как можно короче изложил свои мысли в новом послании, и адресовано оно было магистру темного ордена, членом которого Чино много лет являлся.

   Ну что ж… теперь, когда каменная идолица окажется у его братьев, Кремар сам придет к ним… на поклон. И его сотрудничество все эти долгие годы с королем и светлыми братьями ему не поможет, когда его, Кремара Он-Седаро, заставят держать ответ перед орденом тьмы.

   А теперь он, Чино-Леноор, темный маг и тайный агент, займется тем, что интересно ему, попробует отыскать в этом городе одного милого пёсика. Собакой девушка выглядит премилой, ему хочется посмотреть на нее, когда она в человечьем обличье. Ну и охота до чертиков разобраться, в чем тут вся соль…

   Передвинул стол, стоявший посередине комнаты, в угол к окну. На полу, под половиком был люк. Подняв крышку, Чино скользнул во мрак каменного подземелья.

   Подземелья Мадельеры. Он многое знал про них… Сейчас, спешно двигаясь по темным, затхлым, местами обвалившимся коридорам, он не переставал думать о девушке.

   Из скупых фраз, сказанных сыном Аль-Лаберьера, он понял главное. Кремар держал их какое-то время вместе. О чем это говорит? А о том, что Кремару за каким-то демоном это было нужно!

   Сейчас ему нужен тот, кто хорошо ориентируется в этом городе, кто знает все ходы-выходы! Этот кто-то и найдет девушку.

   Чино быстрым шагом по мрачному ходу подземелья направлялся в сторону городского рынка. Под землей спокойнее днем. Ну и еще… если за ним следили, то будут уверены – он у себя дома.

   В Мадельере у него было много знакомых, но он сейчас подумал только об одном человеке. Лично он с ним не был знаком, но все координаты штатного сотрудника наружной службы наблюдений у него были. Свои обеспечили. Он решил привлечь сыщика к поискам девушки.

   В записке, выданной ему при отбытии в Мадельеру, значилось имя: Валес Грегор. Много лет на государственной службе, последний год в звании старшего наблюдателя, значит, и связи налажены, и прикрытие работает, – и самое главное – он устраивает людей, живущих не незаконные доходы.

   Дошел под землей до тупика. Чуть выше его роста был хорошо различим люк, такой же, как в его квартире. Поднял руку и осторожно толкнул крышку люка наружу. Она с трудом, но поддалась. Чино ухватился за край отверстия и, подтянувшись, вылез в темное запыленное помещение. Немного посидел без движения, давая глазам перестроиться на дневное освещение. В подземном ходе, имеющем множество разветвлений по всему городу, он хорошо все видел – чем темнее и мрачнее место, тем темному магу легче использовать свои способности. В доме стояла тишина. Видимо, днем большинство жильцов отсутствовало.

   Осторожно, стараясь не шуметь, вернул крышку люка на место и прикрыл куском дерюжки. Оглядел помещение – пыльно, пахнет затхлостью. Долго никто сюда не наведывался! Ну и хорошо.

   Подошел к двери. Прямо на ее створке висел ключ на кожаном шнурке. Вставив ключ в скважину, Чино открыл дверь и, тихо ступая, двинулся по темному коридору.

   Жильцы в доме были, он встретил в узком коридоре двоих – женщину с большой корзиной выстиранного белья и старика, шаркающего по проходу в сторону входной двери. Никто на Чино не обратил внимание. Это был доходный дом, из разряда самых дешевых, койка на одну ночь стоила две тараньки*.

   Чино без проблем через пару минут вышел на мрачную улочку. Огляделся. Понял по крикам, идущим справа, что он в той части города, куда ему и надо, и шум идет со стороны городского рынка.

   По городскому рынку он бродил несколько часов, все время возвращался к дому, что своим фасадом смотрел на рыночную площадь. Дом был двухэтажный, с маленьким деревянным кривым крыльцом. На входной двери был прикреплен деревянный щит. Надпись гласила, что эта дверь ведет в следственный участок Мадельеры.

   Чино ждал, когда же надпись на щите сменится на другую. Ближе к ночи дождался – вышел сутулый молодой человек и, сорвав прежний листок, прикрепил новый. На нем крупными буквами было написано: «следственный отдел закрыт до утра». Чино дождался момента, как тот же сутулый молодой человек выйдет на улицу и закроет на ключ входную дверь. Того, кто ему нужен, Чино не дождался.

   Но где его искать в вечернее время он тоже знал, и на этот счет у него были инструкции. Раз не пришел на работу, значит, делать ему тут сегодня нечего.

   Чино вышел через ворота рынка на улочку и направился вверх по мощеной булыжниками улице, что вела к главному собору Мадельеры – Храму богини Неры.

   На рынке уже осталось совсем мало продавцов, большинство собрали свой товар и расползлись по домам еще раньше – в послеобеденное время. Сейчас на город опускались вечерние сумерки, а скоро придет темная ночь.

   Осенью темнеет рано.

   Холодный ветер гнал по улице всякую труху и мусор. Погода менялась в худшую сторону. Ночью будет дождь, а может, и вовсе ливень. Как повезет. Окрестности Радужных гор славились на весь край своими ливневыми дождями, порой такими обильными, что самая крупная река края – Мадельера за пару часов набирала такую массу дождевой воды, что ее уровень поднимался на три метра. Тогда речная вода заливала весь нижний город до окон первых этажей, хотя в нижнем городе большинство домов стояло на деревянных сваях.

   Чино как раз сейчас был в нижнем городе. Шел, не торопясь, зорко оглядывая все углы и подворотни, заглядывая под сваи домов. Под строениями, в грязи и кучах мусора ковырялись облезлые куры, темные голуби и разные мелкие птицы, слетающиеся в город днем из близлежащих лесов за едой. Собак видно не было – разогнали, а тех, кого не переловили, видно попрятались.

   И она где-то спряталась, сейчас день, раздета, измучена и голодна. Самое опасное – это голодна. На оборот нужны силы.

   *(таранька – самая мелкая единица, медная монетка, 50 таранек – один серебряный гавр, 50 гавров – 1 золотой грог).

ГЛАВА 9. Глава о доме или месте, где твой дом.

Я очнулась в воде. Осмотрела место. Темно. И я одна тут лежу. Вот и славно. Я выбралась на берег и с большим старанием отряхнулась. Гавк! Опустила голову вниз, тряхнула головой, и ошейник плюхнулся в воду. Тяжеленная цепь утонула, потянув на дно и его. Я приблизилась к протоке и заглянула в воду. В воде я разглядела разорванное на клочки платье, оно зацепилось за корягу на дне ручья.

   «Покойся с миром!» – пришло в мою собачью голову.

   Оглянулась. Темно, ветер дует. Холодно.

   Как мне быть теперь? Вспомнился Зурган. Вот же сволочь!

   Я со всеми возможными предосторожностями начала осторожно красться вперед. Теперь-то я ученая и битая жизнью. Не попадусь так глупо!

   Я вылезла на какую-то улочку и, крадучись, все время останавливаясь, начала двигаться от дома к дому, ближе к стене, ниже мордочку, и хвост тоже подожмем. Мы мелкие, мы серые, в ночной мгле не разглядеть, если специально не искать. Так, темными углами и подворотнями я пробиралась по ночному городу.

   Пока кралась по улочке, встретила всего трех прохожих, двое точно смотрели в мою сторону, но ни у одного не возникло никаких идей насчет меня.

   Осмелев немного, я начала двигаться вперед быстрее.

   Час спустя я влезла под покосившийся забор. Территория за забором была заросшая бурьяном – крапива, полынь, другая высокая травка. Я пробралась немного вглубь и нашла покосившееся строение, сарайчик. Распахнутая, сорванная с одного крепления дверь жалобно скрипела, раскачиваясь от ветра. По темному небу быстро неслись рваные облака – темные, мрачные.

   Сарайчик был завален какими-то тряпками. Принюхавшись, я поняла, что они принадлежали разным людям – все сильно заношенные, прогнившие настолько, что, казалось, тронь их лапой, и ткань поползет по швам.

   Запах чужих вещей волновал, тревожил. Был каким-то неприятным, нездоровым – вот правильное слово. В темноте я не смогла разглядеть цвета одеяний. Да и собачье зрение ночью не различало ничего, кроме серого, светлого и совсем темного – тоже серого.

   Вот наступит день, я стану человеком и насмотрюсь на краски мира!

   А сейчас мне доступны все запахи мира, все звуки мира и весь негатив мира, в котором я теперь живу.

   Я подняла голову. В крыше сарая зияли дыры, сквозь них я видела и звезды, и кусок желтого месяца. Убывающая луна, три четверти. Я в этом мире уже восемь дней и девять ночей. Вспомнилась реклама туроператора и расценки на отдых – восемь дней, семь ночей! У меня наоборот. Я в этот мир прибыла ночью.

   Найденный заброшенный склад чужих вещей меня обрадовал. Утром в этой куче рванья я постараюсь найти себе, во что одеться. Я решила никуда больше сегодняшней ночью не идти. Утром, я перекинусь, оденусь и выйду… Куда выйду? К людям.

   Я тяжко вздохнула.

   Собаки, так тяжко вздыхают! Кто имеет в доме питомца, это подтвердит.

   Устроилась на какой-то тряпке в дальнем углу и задремала.

   Очнулась. Очень хотелось есть, но я потерплю. Потому что не сильно надеюсь, что в темноте, в незнакомом мне городе найду что-то, что можно будет съесть. Охотиться я не умею. Мышей и крыс боюсь. Кошек есть не стану, потому что ловить кошек… нет, я к кошкам хорошо отношусь, они ласковые, пушистые. Дождусь утра. Стану человеком, оденусь, и может тогда, встретив человека, узнаю у него, где в этом городе можно раздобыть еду.

   Ни о чем другом, кроме еды, я думать сейчас не могла, переживала, все время на ум приходили слова сидельца: «сил не хватит на оборот!»

   Все верно, может и не хватить…

   Так, уложив голову на лапы, я обдумывала свои действия с наступлением дня, если мне удастся пережить утро. Мне нужно учиться выживать в этом мире. Не покидало чувство беспокойства за Кольку. Восемь дней! Как же он без меня?!

   Грела мысль, что я нашла место тихое, неприметное, с кучей брошенного барахла. На какое-то время это место станет мне домом, куда я буду возвращаться раз за разом, пока не найду себя в этом мире.

   Собака, человек. Теперь, настрадавшись в образе собаки, я не хотела рисковать еще и днем. Нужно быть очень осторожной, постараться устроиться в этом мире и отыскать сына. Собака я получаюсь мелкая, слабая совсем. Перекинувшись человеком, я ощущала в себе силу немереную, и волчью злость. Я хорошо помнила все, что со мной произошло за эти восемь дней. Больше того, я очень хорошо помнила свою прежнюю жизнь. В той жизни я была человеком, гордилась собой, а еще я себя любила. В этой жизни мне предстоит занять свое место, и только от меня зависит, насколько это место будет хорошим!

***

Валес Грегор выслушал доклад своего осведомителя. Человечек нашептал информацию и, получив из пальцев Валеса пять таранек, тихо удалился из исповедальни.

   Сам Валес никуда не спешил. Еще не все, кто должен, ему отчитались. Он ждал еще как минимум троих.

   Прошел еще час. Пока ждал, перечитал от скуки половину сказания о Фиоре, каменной идолице, способной творить злое колдовство. Вздохнул. Сказание, конечно, сильно приукрашено кровавыми подробностями, но он хорошо помнил тот памятный год, когда злое колдовство навела вот такая же каменная идолица. Навела мор на город и лишила Валеса дома.

   «И не было спасенья от поветрия ни младому, ни взрослому, ни мужу, ни жене, ни служителю Неры, ни светлому магу, ни его противнику – темному. Всех пожрала страшная короста. И опустели селения, а через двадцать один день поветрие пришло в славный град Мадельеру. И взвыли колокола на башнях Каменного замка Эмсерандо, им вторить начали колокола на звоннице магистрата, им отвечали мрачным воем трубы Главного храма богини Неры. И звонили они тринадцать дней, пока короста не поднялась на звонницу и не сгубила звонаря. Днем ранее замолкли трубы на самой высокой башне Храма богини Неры, а тремя днями ранее перестали звонить башни Каменного замка. И пришла тишина на землю нашу. Смерть пришла».

   Валес хорошо помнил эту тишину. И сейчас будто слышал ее, стоит только припомнить детство. С тех самых пор он не выносил тишины, спал всегда с открытым окном и жил с тех пор в городе, где днем и ночью был слышен кавардак. Много лет спустя он так и не создал себе настоящего дома, не завел семью, а за стены города не выезжал с тех самых пор, как поступил на службу.

   Город и ночью не спал – проезжали по улочке груженые провизией и дровами повозки. Ночь – самое удобное время для развоза всего, что нужно городу. По мостовой топали подкованными сапогами горожане, пробегали под окнами прохожие, слышен был плеск выливаемой на мостовую воды и разноголосый гомон прохожих. Валес хорошо засыпал под этот шум.

   Пока жил и учился, старался все время быть на виду, рядом с людьми. Суета и гам его не раздражали.

   А тогда, проснувшись утром и не услышав звона колоколов, не услышав воя днем ранее замолкших труб, он заплакал.

   Выжили немногие. Кто пережил поветрие, на всю оставшуюся жизнь получили безобразное лицо.

   Лицо Валеса осталось нетронутым, моровая язва не обезобразила его внешность, но она прошлась своей когтистой лапой по сердцу, оставив на нем свои зарубины, она же убила всех его родных.

   Тронул лицо – кривой шрам пересекал щеку наискось, одним своим концом доставая до левого глаза. Еще чуть-чуть, и глаз бы задел. Но это увечье он получил много лет спустя, так сказать, на поприще службы – его лицо обезобразил вор, за которым молодой служащий гнался и нагнал в темной подворотне.

   Валес тогда его поймал, а затем, передал властям. Вора не казнили, отправили на каторгу. А Валес дождался его возвращения через пять лет и навестил однажды вечером.

   У Валеса когда-то была большая семья – отец, мать, три старших брата и младшая сестра. Умерли в течение трех часов, крича и плача.

   Валес тоже кричал от боли, но, как они, не умер. А на третьи сутки сам вышел из мертвого дома и смотрел, как санитарная команда в черных балахонах и сапогах, измаранных дегтем, поливает его домом горючей смесью. Потом дом подожгли.

   Над городом стоял смог от чадящих костров, пахло ужасно. Сжигали мертвых, так как некому было рыть могилы. Поветрие не щадило никого – ни богатых, ни бедных. Рядом лежали трупы, ожидая своей очереди на погребальном костре. В то холодное лето Валесу Грегору исполнилось восемь лет. Он помнил свое имя, и это единственное, что ему осталось от прежней жизни. Детство закончилось в тот день, когда он понял, что остался в этом мире один.

ГЛАВА 10. Глава о способах достичь результата и материальных средствах на жизнь.

Кремар Он-Седаро, лорд и наместник короля на землях Северного края, не находил себе места, бродя по темным переходам замка Эмсерандо. Поиски девушки днём не дали результата. Сейчас наступила новая ночь, и он отдал вновь приказ на отлов собак в городе. Девятые сутки прошли.

   Два раза за последний час он спускался в каменный колодец замка, лично осматривал всех отловленных псов. Принял решение не отпускать их обратно, а передавить, как выразился: «чтобы не мешались под ногами следующей ночью».

   Сейчас Кремар мрачным взглядом смотрел на гору трупов.

   – Как наступит день, увезти из города, закопать. – Глянул на подчиненных. – Закопать, а не выбросить в реку!

   – Будет исполнено, Ваша Светлость. – Стражник низко-низко поклонился. Остальные стояли тут же, сжав массивные кулаки. Гнев Его Светлости был опасен. Каждый представлял хорошо в мозгу, что с ними станет, если приказание не будет в точности исполнено.

   Кремар мрачным взглядом буравил согнутую спину стражника – боится, все боятся.

   – Ступай, приведи мне эту девчонку, Левар! Озолочу и отпущу со службы!

   – Ваша Светлость! Я город переверну днём, и ночью постараюсь!

   – Иди, Левар! Возьми себе в помощь еще пять стражников.

   Люди убежали. Те, кто остался, взялись грузить трупы на телегу.

   Кремар глянул на мертвых псов.

   – Давно пора было этим заняться, – проворчал себе под нос. – Все недосуг было, вот теперь куча бездомных псов всех мастей и размеров носится по городу, и лишь одна интересна! Попробуй, отлови ее теперь! – двинулся к входу в замок.

   Взмахом руки остановил следующего на шаг позади него начальника внутреннего караула:

   – Утром, как рассветет, вывесить объявление на стене магистрата, на всех воротах и на каждом углу, везде, где видно, что за каждую сучку, приведенную в замок, будет выплачено вознаграждение в размере десяти гавров серебром. Принимать у всех – днём, ночью, в любое время. На площади у храма соорудить помост, поставить на него клетку и ждать дальнейших моих распоряжений.

   Начальник внутреннего караула склонился в поклоне:

   – Ваша Светлость! Все будет исполнено. А что с кобельками делать прикажете?

   – Кобелей отлавливать и свозить сюда, в крепость. Я их всех пересмотрю, потом успокоим. Вам ничего доверить нельзя! Идиоты! Выпустить её из замка! И мага этого выпустить! Удавил бы своими руками всех вас, но нельзя, другие ничем не лучше. Объявить по всему городу, что проводятся карантинные мероприятия. Кто захочет избавиться от домашних животных, у всех принимать собак. У всех! Платить деньги за сучек и всех, всех в замок свозить, даже кобелей. Пошел вон! – прорычал зло Кремар.

   Начальник внутреннего караула еще раз поклонился и так, не совсем разогнувшись, постарался убраться подальше от разгневанной Его Светлости. Кремар начал подниматься вверх по лестнице замка, которая вела на верхние уровни огромной крепости. Добрался до второго уровня и оттуда расслышал, как внизу раздаются уже гневные вопли начальника караула замка.

   – Бездельники, дармоеды и глупцы! Все самому лучше делать!

   Кремар вытер испарину на лбу. Руки тряслись, в груди щемимо. Обернулся. Он тут один, все разбежались, попрятались кто куда. В гневе Его Светлость был страшен. Мог и неконтролируемо чего-то наколдовать, были уже прецеденты – передохли все, некоторых сами стражники прибили, такие уж уродцы вышли. В общем, гневить Его Светлость его подчиненные очень боялись.

   Кремар прошел по темному коридору в самый конец, там была узкая лестница, ведущая на верхние этажи замка. Слабый свет от горящих где-то на нижних этажах факелов и магических светильников еле добирался в эту часть замка. Кремару свет был не нужен, он прекрасно ориентировался во мраке. И сила прибывала стремительной волной, и магия творилась легче. Поднялся по узкой лестнице на два уровня еще вверх, потом пошел по темному не освещенному факелами новому узкому коридору.

   Кремар достал ключ и открыл массивную дверь. Вошел в темную комнату, все ставни на окнах которой были закрыты. Закрыл дверь, щелкнул невидимый запор, в полнейшем мраке приблизился к стене. Взмахнул правой рукой, во мраке проявилась красная линия, и в тот же миг на стенах и по углам комнаты вспыхнули красными огнями магические светильники. Стало видно, что в помещении нет совсем никакой мебели, и только на одной стене висит большой портрет с изображением в полный рост женщины в длинном черном платье. Голые белые плечи на общем темном фоне горели, как и огромные красные рубины в ее прическе. Как живая!

   Кремар приблизился к картине и вгляделся в черты лица.

   Женщина, изображенная на картине, была очень молода: темные волосы, густыми волнами спадающие почти до земли, светлая кожа и тонкие черты лица. Глаза… глаза были необычными, и, если присмотреться к ним, возникало ощущение, что женщина сейчас оживет и сделает шаг навстречу тому, кто осмелился так ее рассматривать – пристально и в упор. Кремар не опасался этого взгляда. И сегодня, как и вчера, он пришел посмотреть на свою Фиору. Картина была написана магистром живописи, великолепным, ныне покойным мастером. Угольно-черное платье, черные волосы, черные глаза и свечение за ее спиной, будто разгорается белое пламя.

   Тридцать лет прошло, как один ужасно длинный день. Он не забыл ее и не терял все эти годы надежды на скорую встречу.

   Они были странной парой – он и она, адепты магической школы. Она – единственная дочь лорда Фердана – наместника короля в Северных землях, талантливая, самая красивая девушка, какую он встречал в жизни.

   И вот прошло тридцать лет, он теперь наместник короля в Северных землях, почти старик, а она все также юна и прекрасна. Захочет ли она знать его, когда он совершит оборот? Посмотрит ли в его сторону? Он не знает, но все равно каждый день думает о ней и мечтает о том часе, когда она вновь будет рядом.

   Свидание все откладывалось, но теперь осталась всего ничего, дождаться нового полнолуния, и он бы встретил ее в своем замке, как тогда, когда проводил ее на площадь Мадельеры окутанную мраком, ею и созданным. Темная богиня. Королева его сердца, хозяйка его души. Пока она в камне, нет его душе покоя. Зачем он ее послушал? Зачем отпустил?

   Она хотела отомстить живым, и месть удалась на славу, но вот темное колдовство отняло слишком много сил, и в какой-то миг все пошло не по плану. А может быть, не следовало ей так близко подходить к изваянию богини Неры? Кто знает. Главное и непоправимое случилось. Фиора обратилась не зверем, а камнем. Но она оставила ему знание. Они вместе его раздобыли, опробовали и решили привести приговор жителям Мадельеры в исполнение. Оставшись один, Кремар только через много лет сумел воссоздать заклятье, и теперь он в который раз попробует исправить то, что произошло в ту роковую ночь.

   Кремар всего на пару мгновений замер перед портретом:

   – Потерпи еще немного, моя дорогая!

   Сказав это, Кремар стремительно вышел из помещения. Хлопнул дверью, и тот же миг тьма окутала пространство коридора замка, надежно скрыв от посторонних глаз дверь.

   Выйдя на внутренний балкон, Кремар посмотрел вниз на площадку перед главным входом в замок:

   – Щенка в клетку посадить. Чтоб все видели. Запереть и выставить охрану, круглосуточно.

   По крутой лестнице к Кремару как раз поднялся мрачный звероподобный стражник, ростом под два метра, в доспехах и с мечом на боку. Кремар поморщился: чего он так вырядился? Не в поход же к Радужным горам идет, а в мирный город… но ничего не сказал. Охота ему железо на себе таскать, пускай носит.

   – Ты видел девчонку-оборотня в лицо. И ты, – обернулся ко второму подбежавшему стражнику, – Вы оба, будете посменно сторожить щенка, и как только она появится, схватите ее и приведете ко мне. Выполнять!!!

   Последнее он уже проорал, что есть мочи. От каменных стен отразилось гулкое эхо и понеслось, повторяя последнее слово по всем закоулкам мрачного замка, – ать-ать-ать-ать…

   – Найти! Доставить мне живой!

   Люди давно уже разбежались выполнять приказ, а пришедший в бешенство лорд все орал и орал, и эхо вновь и вновь разносило его вопли.

   Все же напряжение последних двух суток дало о себе знать, Кремар не мог уже сдерживаться. Эхо еще не утихло в мрачных, темных переходах замка, как по ближайшим к стоявшему сжавши кулаки Кремару проходам начали стекаться призванные им крысы.

   Крысы приблизились, и вот уже первая подобралась к самым сапогам темного мага, уселась на хвост и поднялась, высоко задрав острую мордочку. Глазки-бусинки внимательно уставились в глаза мага.

   – Ты все время следила за узниками. Что ты видела? Рассказывай, – прохрипел он. Горло от недавнего крика саднило.

   Секундой спустя раздался тонкий писк. Под самые ноги Кремара уже прибежало несколько крыс, наконец, приблизилась самая большая.

   Первая крыса, пропищав, замолкла.

   – Значит, парень напоил её своей кровью…Ну надо же! И давно? – Крыса издала еще один тонкий писк и умолкла, – Семь дней… Очень хорошо. Всё еще может получиться, даже не прибегая к крайним мерам… Но лучше не рисковать. Найди мне эту сучку! – Обратился Кремар к самому большому крысу, – я отдам тебе подвалы замка и буду каждую неделю дарить по узнику.

   Крыс поднялся на задние лапы, их взгляды встретились, и какое-то время человек и животное смотрели друг другу в глаза.

   Мгновение, второе… и раздался слабый писк самого большого крыса.

   – Договорились, – прошептал Кремар.

   В тот же миг крысы бросились врассыпную и растворились во мраке замковых переходов.

   Люди, что не легли спать в эту ночь, потом еще много дней с содроганием рассказывали спавшим соседям, что из мрачного каменного замка ночью раздавались жуткие вои.

***

Как только солнце раскрасило окутанный предрассветным туманом небосвод, на главной площади города в спешном порядке начали возводить массивный помост, быстро приделали к нему лестницу, по которой подняли наверх огромную железную клетку. Подъехала повозка, из нее вышел стражник, в его огромных руках сидел маленький серый щенок. Маленький серый комок шерсти заскулил, оказавшись в клетке, и через некоторое время рядом с помостом собралась толпа зевак. Люди недоумевали. Для чего эта демонстрация?

   Из главного храма города к помосту подошли два служителя. Мрачно взглянули на маленького щенка и, покачав головами, вернулись к себе под стены храма.

   – У его милости и светлости совсем плохо с головой! Мало того, что двое суток все в городе ловят бродячих псов, в реке ловили прошлой ночью сбежавшего узника, потом искали его труп, так еще сегодня утром наш князь-лорд затеял новое действо…

   – Хоть одно полезное дело – переловят бродячих псов! – проворчал храмовый служка в ответ на реплику главного служителя храма богини Неры. – Кошек бы еще кто приказал ловить…

   – Мне не нравится все затеянное князем, особенно не нравится то, с каким маниакальным упорством Его Светлость и милость ищет способ вернуть в стан живых свою боевую подругу.

   – Собака-то ему зачем? И этот щенок?

   – Не знаю. Темное колдовство, а еще магия превращений. Вон сколько лет прошло, как одна прыткая дамочка решила потягаться с самой богиней. Бери выше – решила встать на ее священное место, стать равной ей... И что в итоге? Каменная стала – итог печален. Будь моя воля, я бы топором разбил сей монумент!

   Седой подошел к узкому стрельчатому окну и всмотрелся в неясные очертания статуи, что занимала свое почетное место на площади.

   – При чем здесь скульптура богини, диан Альнариус? Это же не идол, а символ, так сказать образ, художник постарался и вылепил богиню, как живую.

   – Как живую… придурок, она и была когда-то живой! В самом прямом смысле этого слова. Пока не захотелось одной слишком прыткой стать ей равной по силе. Только не вышло ничего путного из этой затеи – силенок тягаться с богиней не хватило. Злое колдовство, как и доброе – для всего силы нужны и знания. Не знаю, чего там у Фиоры Ферданы не хватило – силы или знаний, но итог налицо и всем известен – одна каменной стала, во славу второй скульптор постарался. Только немногие знают, что эти двое связаны покрепче родственных уз! Приди кому-то в голову затеять новый оборот, и одна из них и впрямь оживет, и тогда встанет рядом, как ты сейчас стоишь передо мной… что тогда сделает, не знаешь? А я знаю. Богиня нас всех призовет к ответу!

   – Как призовет? К какому ответу? Кто призовет, диан Альнариус?

   – Святые! Ты никогда не думал над тем вопросом, что все, что есть в религиях мира, придумано не случайно? Молчишь. Так вот я тебе скажу – у каждой легенды, у каждого предания есть своя предыстория. Я скажу тебе сейчас одну вещь, а ты уж сам сделай выводы – вера в богиню Неру имеет в своей основе настоящий прототип, и если этот прототип оживет и придет в наш мир, то всем нам не поздоровится. Ясно тебе? Я вообще удивлен, я думал, уж ты должен это знать, диан Морис.

   – Так как же она придет, и почему сейчас?

   – Потому идиот, что кто-то нащупал ниточку, вернее, тропку к тем знаниям, которые дают такой шанс тем, кто уже однажды обратился в камень.

   – Неужели…

   – Да-да. Наша старая знакомая, прекрасная Фиора, совсем скоро пожалует в гости. Но не это страшно, а вот это, – и седой служитель храма указал своим перстом на постамент с изваянием коленопреклоненной богини Неры и младенца у её ног. – Если эта дама оживет, то нам мало не покажется. Всем.

***

Валес глянул на зарешеченное окошко исповедальни. Посетители были скрыты от глаз служителей богини Неры деревянной решеткой с мелкими ячейками – только звук голоса и проходил. По ту сторону помещения нет никого. Посидит еще с полчасика, и можно идти домой. Тут было тепло и сухо, можно удобно вытянуть натруженные за день ноги.

   Опять раскрыл книгу, но не стал перечитывать текст, уставился пустым взором на страницу, мысли унеслись опять в далекое прошлое…

   От воспоминаний его отвлек звук храмовой трубы, возвещавшей, что уже восемь – скоро начнется вечерняя служба. Он тут два часа сидит. Пора уходить.

   Хотел уже вставать, как услышал, что кто-то еще вошел в исповедальню.

   Странно. Он троих не дождался, но, по негласному правилу, после воя храмовой трубы с отчетом на сегодня было покончено, то есть, до следующего раза.

   Валес вздохнул. Нужно просто тихо посидеть. Женщина, или кто там зашел, сейчас начнет рассказывать о своих грехах, а он помолчит. Совсем ничего ей не ответит, и она поймет, что ее исповедь никто не услышал, не пришел еще служка храмовый, нет никого, кроме духа богини. Грешница уйдет, и тогда он тоже покинет это место.

   Кто-то подошел к самому окошечку и секундой спустя отодвинул стул. Уселся. Валес понял по звуку тяжелых шагов, что это не женщина, а мужчина. Шаркнула подошва сапога по каменной плите пола. Точно, сапоги подбиты металлом, женщины такие не носят.

   – Я хочу нанять вас для поиска человека, – раздался чуть охрипший голос, – ищу женщину. Она прошлой ночью сбежала из замка Кремара, и скрывается от официальных властей.

   Незнакомец замолчал, и тут раздался новый вой храмовой трубы – время вечерней молитвы. Валесу нужно было уходить. Сейчас сюда придет служитель Неры, но незнакомец, кто бы он ни был, не дал ему уйти.

   – Описать внешний облик не могу, но уверен, у вас есть её точное описание, – сказав эту фразу, незнакомец опять замолчал.

   Валес постарался даже дышать потише, вдруг тот, кто говорит, сообразит, что нет тут никого. Уйдет, как не бывало.

   Валес знал про сбежавшую. Но незнакомец, как услышал что-то, в голос усмехнулся и продолжил, чуть понизив голос, как бы в доверительной беседе с ним, с Валесом Грегором.

    – Молодая женщина… – помолчал. – У нее есть одна характерная особенность, она ночью перекидывается в собаку. Вот собаку могу описать – небольшого роста, беспородная, шерсть вьется мелкими кольцами, густая, длинная, темно-серая масть. Уши висят лопухами и на концах темнее. Глаза карие. – Замолчал. Через непродолжительное время незнакомец добавил: – Собаку согласен посмотреть ночью, если найдешь, конечно.

   В следующее мгновение маленькое окно исповедальни приоткрылось, и показалась рука в темной кожаной перчатке, в пальцах был зажат небольшой кожаный кошель. Пальцы разжались, и кошелек шлепнулся на полку, куда исповедник ставил свои локти. – Дай знать, в кошеле адрес дома, куда можно принести весточку.

   Валес не издал ни звука. Заниматься поиском этой женщины ему не хотелось. Кошель был туго набит. Осторожно перевел дух.

   «Нет, не стоит связываться».

    Хотел уже подать голос, чтобы незнакомец забрал кошелек, как внезапно деревянная перегородка, разделяющая помещение на две не равные половины, начала странно себя вести – поплыла под взором, в глазах у Валеса зарябило. Он моргнул и внезапно увидел темного. Темный пару мгновений смотрел ему в глаза и неожиданно оскалился:

   – Это аванс. Приведешь ее мне, получишь в два раза больше.

   Темный поднялся на ноги и, развернувшись, вышел из исповедальни.

   Валес Грегор по долгу службы знал в лицо всех темных магов в Мадельере, как знал в лицо большинство бандитов, в общем, всех, с кем ему хоть раз доводилось сталкиваться. Этого он не знал. Из столицы, наверное.

    Перегородка спустя всего пару мгновений стала обычной. Валес глянул на лежащий кошелек, мгновение спустя подхватил его с полки и спрятал в карман куртки. Открыл дверь исповедальни, и лоб в лоб столкнулся с пришедшим служителем храма Неры.

   – Прошу прощения, диан Морис, немного задержался, – Валес отошел чуть в сторону, давая проход служителю храма. Тот ему ничего не ответил, скользнул в помещение, закрыл за собой дверку. Валес пошел к выходу.

   «Будет служка мирно спать все время службы. Место тихое, спи себе и спи, пока остальные поют молитвы и дуют в трубы, конечно, если никто не потревожит сон своими признаниями в греховных делах!»

   Вышел на улицу, хмурое, набухшее дождевыми тучами небо уже потемнело.

   Валес и сам всю прошлую ночь занимался поиском собаки, под описание она подходила в точности – серая шерсть вьется кольцами, беспородная сучка. Значит, перевертыш. А еще прошлой ночью искали сбежавшего мага. Ночью же поступила информация, что маг утонул, весь световой день стражники искали его труп, ныряли в реку, проверяли сети, установленные ниже по течению, а еще опять гоняли по городу и ловили собак.

   Из храма Неры Валес Грегор отправился к себе домой. Нужно было хоть пару часов поспать. Всю прошлую ночь он провел на ногах, и днем отдохнуть ему никто не дал, всего и посидел, что пару часов в исповедальне.

   Зайдя к себе в комнату, он прошел к столу, отодвинул ящик и бросил кошелек внутрь стола. Деньги ему были очень нужны. На службе платили сущие гроши.

   Следующим утром Валес узнал, что убили Зургана – большую шишку в преступной иерархии Мадельеры. У покойного Зургана в подчинении было сорок головорезов, а еще он ведал всеми притонами города и к нему несли все отчисления в общий котел преступного сообщества Мадельеры. Зурган ведал бандитским общаком. И вот неожиданная смерть…

***

В это самое время двое всадников приближались к родовому замку Аль-Лаберьеров. Возвращение! Отец и сын очень спешили. В пути решили не останавливаться на ночлег. Отец предложил ехать ночью, Аль-Герод согласно кивнул головой, останавливаться на ночь в тех постоялых дворах, что они проезжали на главной дороге, ведущей из Мадельеры в столицу страны Паланкину, и Аль-Героду уже расхотелось. Хотелось домой, хотелось еще раз помыться, наесться и залечь спать в чистой, теплой и сухой постели. Еще увидеть мать очень хотелось.

   – Ты отдашь темным магам каменную бабу, отец?

   – Отдам. Я же обещал чинуше. Тебя он спас, я не вижу причин не сдержать слово.

   – А как же Ковен магов? Как же король, отец? Ты все эти годы, а до тебя твой отец и старший брат стерегли покой королевства, надежно прятав темный идол горестей и бед нашей земли и вот сейчас ты готов с ним расстаться?

   – Дорогой сын! Мне приятно слышать из твоих уст такие слова! Ты или поумнел, или же скорее всего ничего не понял…

   – Отец!

   – Аль-Герод! Слово, данное одним магом другому магу, нужно держать! Ковен магов рассмотрит наш случай и, надеюсь, сочтет мой поступок оправданным. Ты не задумывался, почему Кремар молчал весь этот год, что ты сидишь у него? Он откуда-то узнал, что каменная баба спрятана у нас в замке! Законным путём или же путём подкупа он её достать не мог. А значит, не случись той памятной попойки и не окажись ты в его руках год назад, каменная баба и сейчас спокойно бы стояла в самом глубоком колодце нашего родового замка – подальше от дневного света Нояры и ночного света тоже – света тёмной богини наших земель – Чиноры. Я лишь три дня как получил письмо от Кремара, в котором он мне сообщил, что ты у него. Почему только сейчас? Причем здесь собака, и каким образом Кремар собирался использовать каменный идол? Ты многого еще не знаешь, и, надеюсь, никогда тебе не придется этого узнать!

   – Отец, о чем ты?

   – Есть способы, обороты. Ты их изучал, когда учился, превращения одних существ в другие. Так вот, Кремар мне написал в письме, что он нашел способ, предложил отдать ему каменную бабу, хранящуюся в нашем замке в обмен на тебя. А еще предельно ясно написал, что нашел способ обращения и сказал мне, что, если я не отдам ему бабу, он обратит тебя в камень.

   – То есть, Кремар нашел утерянный давным-давно способ обращения?

   – Да. Иначе к чему ему красть и лишать тебя свободы, год об этом молчать, потом писать подробное письмо мне с предложением обмена? Ты или кто другой, но он нашел, как вернуть каменной идолице жизнь земную, а еще он наверняка нашёл кого-то ей на замену. Для того чтобы обряд прошел удачно нужно чтобы совпало множество условий. Одно из них – это добровольно отданная кровь светлого мага существу, способному на многократный оборот. Второе условие – это сроки обряда – один лунный месяц на всё. Третье…

   – Отец, я не подходил на роль каменного идола.

   – Почему ты так в этом уверен? – Аль-Лаберьер обернулся.

   – Я мужчина. Ему нужна женщина, ведь каменная баба, что хранится у нас в замке, когда-то была женщиной?

   – Верно. Видимо, он нашел подходящий экземпляр. Одно не могу понять, как он собирался все провернуть – кровь, оборот, подходящий оборотень….

   – Та собака, что мы встретили в городе у бельевой веревки, она просидела со мной в темнице четверо суток. Я ей хотел помочь, она так была слаба. В общем, я ее напоил своей кровью.

   – Добровольно?

   – Да, я сам захотел, она была против. У Кремара есть всё для нужного оборота – напоенная кровью оборотень-женщина, нужнее заклинание, и теперь осталось только получить каменную бабу.

   Аль-Лаберьер круто осадил своего коня:

   – Срочно возвращаемся в Мадельеру, Аль-Герод. Нужно найти эту девушку.

   – Но, отец, виден уже наш замок. Давай завтра поедем её искать, – Аль-Герод обернулся в сторону замка, разглядел пыль от мчащихся им навстречу всадников. – Кто это, отец?

   – Не знаю, но уехать вот так сейчас мы уже не сможем. Это за нами скачут. Надеюсь, – осмотрел на сына, – это не от нашего славного короля с приказом схватить меня как изменника.

   Через несколько минут совсем рядом с ними начал образовываться тёмный вихрь. Аль-Лаберьеру даже пришлось прикрыть глаза – такой интенсивности он был, что поднял высоко вверх обильную дорожную пыль.

   Минутой спустя подскакали и всадники, все на чёрных, как ночь, лошадях. Глаза скакунов горели красным огнём.

   «Не иначе оборотни», – подумал Аль-Лаберьер.

   Восемь всадников осадили своих коней, и в тот же миг из тёмного пылевого вихря вышел еще один тёмный. Верховный магистр ордена тьмы. Великий Огнер Коренар – собственной персоной. Аль-Герод только присвистнул, когда разглядел его лицо.

   «Ну и встреча!» – про себя проговорил Аль-Герод.

    Его портрет висел в магической школе, в кабинете директора-распорядителя. В этом кабинете Аль-Герод бывал часто, так часто, что и вспоминать сейчас не хотелось. А уж пока там стоял и переминался с ноги на ногу, успел рассмотреть «прекрасный образ». Сейчас «прекрасный образ» беспросветной тьмы уставился своим мрачным взглядом как раз на Аль-Герода.

   И чего смотрит? Не знакомы ведь… лично ни разу!

   – Магистр! Приветствую вас! – обратился к нему Аль-Лаберьер.

   – Приветствую вас, светлые братья. Мы по делу, – обернулся на всадников маг. – Мои воины заберут каменную бабу, а вас двоих я прошу проехать со мной.

   – Дом, милый дом, встреча с отчим домом откладывается, – вздохнул Аль-Герод. – Надеюсь, магистр, в том месте, куда вы нас приглашаете, я смогу привести себя в порядок?

   – Конечно, молодой человек. Все будет вам предоставлено, всё, что пожелаете.

ГЛАВА 11. Глава о пользе еды и о вреде питья.

Утром я оделась в то, что нашла в куче ветхого тряпья, и, пока еще не совсем рассвело, осторожно выбралась за ограду. Босиком побрела по улице, всё время оглядываясь. Нужно запомнить дорогу к пустырю. Встреченные горожане смотрели на меня очень странно. Платье я себе выбрала длинное, но оно было таким ветхим, что я всерьез боялась его порвать, нечаянно наступив на него голой ступней. Шла, осторожно придерживая подол рукой. Ноги разуты, голова непокрыта.

   Я огляделась: многие шли с непокрытыми головами, босиком – только я одна.

   Прикрывали голову