Пряная штучка. Марина Ефиминюк

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Если вас уволили со скандалом, и от любимой работы остался только бронзовый конь, не время унывать! Отправляйтесь в глухую провинцию, где откройте собственное дело, и запомните, что отныне торговать придется отнюдь не острым словом. Парочка новых рецептов? Мешки со специями? Маг, требующий уплаты непосильного долга? Даже острые перцы не страшны горячей штучке, а вы тут со своими проблемами…

   Участник виртуальной серии романтического фэнтези "Вкусная магия"

ГЛАВА 1

ВЕТХОЕ НАСЛЕДСТВО

   — Да вы шутите, — прошептала я, стоя перед заброшенной торговой лавчонкой. Руки опускались. Не от удивления, а от тяжести бронзового коня. Пришлось подставить колено и, балансируя на одной ноге, прижать к груди дорогую сердцу статуэтку. Лучше надорваться, но не позволить престижной премии «Самое бойкое перо королевства», можно сказать, достижению всей моей жизни, уткнуться бронзовой оскаленной мордой в дорожную пыль городка Питерборо!

   — Мы точно не ошиблись адресом? — оглянулась я через плечо к носильщикам, сгружавшим с тачки дорожные сундуки.

   — Нет, госпожа, — отозвались сопроводители. — Она и есть. Старая чайная лавка Ходжеса.

   Витрины у лавки были заколочены. Потемневшие ставни на втором этаже плотно закрыты. На обшарпанной двери висел ржавый навесной замок. Молоточек кто-то скрутил, уличный фонарь тоже — остался только жалкий крюк. Весь домик выглядел донельзя линялым и решительно не соответствовал светлому образу, нарисованному мной в воображении.

   Глядя на ветхое безобразие, я была готова официально заявить, что те, кто нас, газетчиков, называл врунами, никогда не получали вежливых писем от стряпчих, служивших у покойных дядюшек по материнской линии. В злосчастном послании говорилось, что я, Александра Генриетта Колфилд, получила в наследство от безвременно скончавшегося родственника чудную торговую лавку в живописном городке Питерборо, что стоял на берегу озера Кристал Уотор.

   Громкое название рисовало в воображении удивительной красоты горные склоны, затейливые особнячки и толпы отдыхающих в любое время года богатеев. Но когда я вышла из омнибуса, в котором тряслась сорок часов с бронзовым конем на коленях, то почувствовала себя обманутой. Питерборо оказался обычной провинциальной дырой, сонной и неторопливой. От чистого воздуха кружилась голова, а от тишины звенело в ушах. И ни единого магната! Если только они не прятались по подворотням и по кустам.

   К слову, набережной в городке вообще не было. По дороге к дядюшкиной лавке носильщики мне объяснили, что Питерборо стоял в двадцати милях от озера, то есть на непреодолимом расстоянии к туристическим маршрутам. Откуда здесь взяться набережным с пирсами и магнатам с яхтами? Хорошо, что свое почтовое отделение имелось и даже маленький вокзал, правда, открытый всего пару лет назад.

   — А когда будет следующий омнибус до Кингсбурга? — как будто небрежно уточнила я.

   — Через неделю, — сгружая последний сундук, объявили работники. Я подавилась на вдохе.

   — Сложить вещи обратно? — ухмыльнулся один из них.

   — Нет уж, — передернула плечами. Вернее, попыталась. С тяжелой дур… фигурой даже двигаться получалось с трудом. От веса «достижения всей моей жизни» ныли руки и подгибались колени. Я действительно сбежала бы от местных красот и свежего воздуха обратно в столицу, но возвращаться нам с конем и дорожными сундуками было решительно некуда.

   Оставив меня перед ветхой собственностью, готовой рассыпаться на дощечки от любого дуновения ветерка, носильщики загремели тачкой по брусчатке.

   К посланию от стряпчего прилагался ключ. Я его почти отыскала, но выронила ридикюль из рук, а следом чуть не упустила коня. От удара в сумке что-то подозрительно звякнуло. Главное, чтобы не ароматическое масло. Не хочется пахнуть, как коммивояжер с ящиком дешевых благовоний.

   — Сейчас я тебя достану, сволочь! — процедила я.

   Расставила пошире ноги и попыталась поднять ридикюль, не выпуская из рук статуэтку. Но только кончики пальцев зацепились за ручку, как в поле зрения появились чужие туфли, и сумку выдернули буквально у меня из-под носа!

   — Да ты оборзел, сволочь! Положи обратно, иначе конем зашибу! — рявкнула я, изумляясь наглости местных грабителей. Где это видано: увести сумку среди бела дня?

   — Извините, госпожа Колфилд, — вдруг смутился налетчик.

   Я выпрямилась и глянула на преступника. Оказалось, что рядом мялся невысокий невзрачный типчик в дурно сидящем костюме и с прилизанными на косой пробор светленькими волосенками. Выглядел он не вором, а серийным маньяком.

   — Откуда вы знаете мое имя? — сощурилась я.

   — Я Стэн Кроули, поверенный вашего дядюшки. Это я вам писал, — объявил он.

   — Ах, стряпчий…

   — Приятно познакомиться. — Он протянул руку.

   — Взаимно, — согласилась я и с ловкостью фокусника-мошенника втюхала поверенному бронзовую статуэтку. От тяжести у бедняги подогнулись колени. Он крякнул, но прижал коня к груди с таким рвением, точно охранял родное дитя.

   — И как вы узнали о моем приезде? — забрав у него ридикюль, я принялась переворачивать содержимое в поисках ключа и печати для охранного заклятья, небольшой плашки из магического металла.

   — У нас городок маленький, новости расходятся быстро, — простонал поверенный и кое-как обтер рукавом пальто испарину, немедленно выступившую от натуги.

   — Быстрее только простуда, — заметила я, целясь ключом в замочную скважину. Учитывая, что омнибус прибыл на станцию не больше часа назад, новости в Питерборо разлетались не просто быстро, а со скоростью скверны в осажденном замке.

   — Постойте! — притормозил меня Кроули. — Сначала печать. Вот сюда…

   Он указал на почти бесцветную метку, выдавленную на двери рядом с ручкой. От тяжести бронзового коня натруженные руки тряслись, и я не с первого раза попала плашкой в знак. На одно мгновение фасад дома вспыхнул бледным зеленоватым светом.

   Я присвистнула. А дядька-то на охранную магию не поскупился!

   — Замок немножко заедает, — прокомментировал Кроули, когда я сунула ключ в замочную скважину. — Вы сначала назад, а потом вперед.

   — Смотрю, вы неплохо разбираетесь в моем замке, — сыронизировала я. — Много раз пытались открыть?

   — Да разве ж полезет стряпчий в чужую собственность, — нашелся мошенник. — Я проверял целостность вашего, так сказать, наследства.

   Чтобы распознать в поверенном дядюшки отменного враля, особое чутье не требовалось. И упоминать, что просто рыбак рыбака видит издалека, совершенно не к месту. Мы непохожи. Я никогда не вру. Ладно, изредка. Хорошо! Бывает, что привираю, но того требует творческая профессия. В смысле, бывшая творческая профессия требовала. Сейчас мы с конем временно оказались не при делах.

   — И вас не смутило, что в лавку даже вор забраться не может? — заметила я, но тут же оговорилась: — Не подумайте, будто я недовольна. Благодарю вас за рвение и преданность делу.

   — Тут ручка хлипенькая… — тихонечко выдохнул Кроули.

   — Простите, что? — не расслышала я, попыталась повернуть ручку, и она с грохотом выпала из гнезда, заставив меня отпрянуть.

   — Слышали поговорку, что ручки на входной двери ломаются на счастье? — нервно хохотнул Стэн.

   — Не слышала, — сдержанно отозвалась я. Вандалы! Не могли аккуратнее взламывать?

   Отодвинула ручку носом туфли, сунула палец в дыру и потянула на себя дверь. Жалобно скрипнули ржавые петли. На нас повеяло запахом сырости и старья. Через доски на заколоченных витринах в помещение узкими полосами проникал дневной свет. Мебель, прилавки и шкафы, скрывали пыльные простыни.

   — Вы первая, госпожа Колфилд, — прокряхтел поверенный, судя по мучительной гримасе, мечтавший куда-нибудь пристроить злосчастного коня.

   — Только после вас, Стэн, — гостеприимно указала я внутрь лавки.

   — Вообще-то, Стэн — это имя, — подсказал он, нарочито понизив голос. Мол, мы же с вами не заметим конфуза?

   — Знаю, — премило улыбнулась я и приказала: — Входите!

   — Ну, хорошо… — смирился он с тем, что вполне мог провалиться со статуэткой под пол. Бронзовый скакун от падения шею точно не свернет, а вот Кроули… как светлый бог на душу положит. Я же намеревалась схитрить и держать между нами дистанцию в пару ярдов, чтобы не оказаться там же. В смысле, под полом, а не в объятиях светлого бога.

   Первые шаги поверенный делал с большой осторожностью, но когда стало ясно, что пол даже спустя пять лет оставался крепким, осмелел и постучал по доскам каблуком.

   — Здесь совершенно безопасно!

   Одной рукой он сдернул с прилавка простыню и немедленно закашлялся от закружившегося в воздухе облака пыли.

   — Нет! Не ставьте его! — выкрикнула я, когда поверенный попытался пристроить коня рядом со старой кассой.

   — Если я поставлю, он испортится? — с мучением спросил Кроули.

   — Если заберутся воры, пока мы будем осматривать лавку, его непременно своруют.

   — Бронзового коня? — с сомнением уточнил он.

   — Стэн, в ваших руках самое дорогое, что у меня есть!

   Стуча каблуками, я направилась в соседнее помещение.

   — Это кухня, — объявил поверенный, следуя за мной по пятам.

   Кухня оказалась просторной, с большим старомодным очагом в центре.

   — В доме проведен водопровод, — для чего-то пояснил Стэн, когда я подошла к квадратной глубокой раковине с потемневшим дном. Крутанула вентиль. К моему удивлению, трубы загудели. Кран пару раз выплюнул ржавые брызги, а дальше потекла чистая прозрачная вода.

   Задняя дверь из кухни вела в запущенный сад, чуть тронутый осенним увяданием. Беседку густо опутывали покрасневшие от холодных ночей побеги хмеля. Разрослись и одичали кусты роз.

   — Поднимемся на второй этаж? — предложил поверенный.

   — Поднимемся, — согласилась я.

   Не знаю по какой причине, но он вел себя, как навязчивый торговец недвижимостью. Точно боялся, что лавка с торговым залом, кухней и старым садом столичной штучке решительно не понравится, и капризная клиентка даст деру в Кингсбург. На омнибусе, идущем через неделю.

   На втором этаже располагались две спальни, разделенные чуланом, который на поверку оказался переделанным в банную. Я заглянула в одну из комнатенок. В ней был камин с кованой решеткой, стояли высокая кровать, громоздкий шкаф и круглая тумба. На полу лежал полосатый рукодельный коврик. Воздух пах тяжелой старостью, как на чердаке, забитом рухлядью.

   — Отличная спальня! И просторная! — просиял Стэн. Подвинул меня в дверях и прытко, видимо, из последних сил, подскочив к тумбе, водрузил на нее коня. — Сейчас впустим свежий воздух!

   Он заторопился открыть окно: загремел рамами, толкнул ставни… и они с грохотом выпали в сад. В комнату заструился сладковатый запах подгнившей яблочной падалицы. Я оторопела от очередной потери, а Стэн глубокомысленно высказался:

   — Ой… Ну надо же! Какой конфузец…

   — И не говорите.

   — Зато! — просиял он. — Смотрите, какая здесь отличная кровать!

   Переведя взгляд на кровать, я постаралась отогнать мысль о том, что скорее всего с нее дядюшка Ходжес и отбыл на тот свет.

   Не знаю, из каких соображений поверенный уселся поверх голой перины и начал подпрыгивать, но ножки у кроватного остова натужно заскрипели, изголовье забилось о хлипкую стену. Кто со стороны увидит или услышал, точно подумает какую-нибудь пошлость. Или, может, я была слишком испорчена и проедена столичными нравами?

   — Жесткая! — со знанием дела объявил Стэн.

   Пол под моими ногами ходил, лавка тряслась. Казалось, что на первом этаже что-то подозрительно звенело. Надеюсь, не стеклянный светильник на потолке.

   — Отлично для спины! — не успокаивался Кроули, из торговца недвижимостью превращаясь в торговца антиквариатом.

   Следом раздался грозный треск, точно дом огрызнулся на невнятную постельную акробатику. Замерев, поверенный недоуменно моргнул. Секундой позже с ужасающим грохотом под тумбой с конем провалился пол. Достижение моей жизни ухнуло на первый этаж! Тишина, последовавшая за крушением, была гробовой. Потеряв дар речи, мы глянули в сквозную дыру. Разломанная тумба и конь, головой воткнувшийся в деревянный пол, валялись посреди торгового зала.

   — Я помогу внести сундуки, — тихо вымолвил Кроули, боясь встретиться со мной глазами.

   — Было бы неплохо, — отозвалась я в ответ.

   Когда вещи с горем пополам были затащены в лавку, едва держась на ногах от усталости, мы уселись на крышку дорожного сундука. Поверенный выудил из кармана пальто смятый замызганный платок, обтер взмокший лоб и обвел торговый зал рукой:

   — Не надрывайтесь с уборкой. Завтра у вас тут все уберут подчистую.

   — Тогда уж и плотника со стекольщиком пришлите, — попросила я, стараясь восстановить дыхание, и снова задрала голову, разглядывая дыру в потолке.

   Достижение всей моей жизни оказалось таким тяжелым, что абсолютно все в этой самой жизни крушило. Даже унаследованную лавку.

***

Конь мне вскружил голову! В смысле, не он сам, конечно. Чего может быть хорошего в бронзовой фигуре, проламывающей пол? А то, что он олицетворял в мире газетчиков: награду «Самое бойкое перо королевства». Когда я поступала на творческий факультет, то знала наверняка: в лепешку разобьюсь, но знак отличия получу! Когда рисковала шеей в погоне за скандалами, то чувствовала: уже совсем близко. И получила по всем статьям… за статью. В ней и слов-то толком не было, практически один заголовок, но какой! Вершина моей карьеры!

   «Балерина для наследного принца…»

   Могла ли я тогда предположить, что наборщица в типографии сделает роковую ошибку, а балерина неожиданно поменяет пол и превратится в балеруна? Знала ли, что именно в то утро наследный принц, прочитав статью, подавится булочкой и чуть не помрет посреди ресторации? Тонуть с бронзовым конем оказалось куда быстрее, чем в одиночку. Только выпустить его из рук, уходя на дно, было уже невозможно…

   Из мрачных мыслей меня вывел подозрительный шум на первом этаже. Снизу неслись голоса и грохот, словно кто-то двигал мебель. Я решила, что наконец-то пожаловали обещанные Стэном Кроули уборщики, но вдруг один из нанятых рабочих выкрикнул:

   — К двери его! К двери!

   Резервуар для мытья в банной комнате был сидячий, свернуться в нем пришлось бубликом, а когда тело затекло, вытянуть ноги на бортики. Поспешно я вскочила из ванной, полной пахнущих ванилью пузырьков, и чуть не клюнула носом в ледяной пол. Быстро натянула халат, обула домашние туфли. Не чувствуя под собой ног, слетела в торговый зал и обнаружила удивительную картину. С мебели были сорваны покрывала, в воздухе кружилась пыль. Двое грузчиков пытались вытащить из моей лавки прилавок, повернув тяжелую махину бочком, чтобы прошла во входную дверь, а третий в обнимку с бронзовой наградой занял очередь на улицу.

   — Куда ты поволок моего коня?! — завопила я так, что была бы оперной певицей, сорвала бы овации восхищенного зрительного зала.

   — Мать моя женщина! — воскликнул вор, едва статуэтку не выпустив.

   — Я не твоя мать, а Александра Генриетта Колфилд — хозяйка этой чудной лавки! Была бы вашей матерью, вы бы трое сейчас под стол пешком ходили, а не тырили чужие вещи!

   — Призрак! — взвизгнул он.

   — Это вы у меня призраками чайной лавки станете, в мучениях умершими! — рявкнула я и бросилась на спасенье статуэтки. — Отдай коня, ворюга, сохрани нос на будущее! Хук справа у меня поставлен!

   Проверять правдивость угрозы обомлевший грабитель, видимо, побоялся, отдал награду без боя. Конь был по-прежнему тяжел, но я оказалась настолько возмущена, что не чувствовала внушительного веса. Беснующаяся хозяйка в халате, сыпавшая газетными заголовками, произвела на грабителей самое хорошее впечатление. В смысле, они пришли в трепет.

   — А вы двое! — прикрикнула я и, заглотнув пыли, звонко чихнула. — Руки прочь от моего прилавка! Немедленно поставьте!

   — На место? — испуганно спросил один из них.

   — На пол! — Голос вдруг меня подвел, пришлось кашлянуть, а только потом потребовать ответа: — Почему вы мою мебель выносите?

   — Нас Кроули прислал, — растерянно переглянулись носильщики, и я несколько поутихла, начиная чувствовать себя дурочкой.

   — Что за уборка странная? Чтобы помыть полы, не надо обчищать дом до остова.

   — Господин поверенный велел всю мебель вынести, а потом разбирать начать.

   — Что разбирать? — не поняла я.

   — Так старую лавку Ходжеса разбирать, — подсказал тот, кто пытался стащить бронзового коня. — Мы же адресом не ошиблись?

   — Не ошиблись, — согласилась я. — Только зачем вам мое наследство разбирать?

   — Кроули сказал за долги.

   — У меня есть конь и никаких долгов! — возмутилась я из-за наглого поклепа на честную, законопослушную королевскую подданную. И три привода в стражий участок за проникновение в особняки знаменитостей никто не считает. Пробралась по делу, то есть из-за хорошей статьи.

   — Знаете, дамочка, — вдруг совершенно алогично разозлился один из мужчин, заявивший, что собирается превратить мою лавку в кучку старых дощечек и щербатых камней. — Разбирайтесь с Кроули сами, а потом уже нас вызывайте!

   — Я уж с ним разберусь! — мстительно процедила я сквозь зубы, готовая не только хуком справа, но и конем слева доказывать свою правоту.

   Никогда в жизни не одевалась быстрее! Вытащила из сундука измятый синий плащ в белый горох, на голые ноги натянула туфли на высоком каблуке, не сразу сообразив, отчего обувка надеваться решительно отказывалась. Проход перегораживал прилавок. Когда протискивалась к двери, на ум пришла досадная мысль, что стоило приказать поставить махину на место, а не на пол. Как теперь ее двигать?

   Накануне мошенник Кроули оставил личную карточку с адресом, написанным витиеватым почерком. Особо было подчеркнуто, что клиентам следовало идти в центр города, к мэрии. Здание, где располагалась контора, стояло в разбитом конскими копытами переулке и выглядело порядком обшарпанным. Даже здесь обдурил мошенник!

   Кабинет оказался пыльной каморкой и в общем соответствовал хозяину. Наплевав на испуганного помощника, пинком я открыла дверь и замерла на пороге, буравя поверенного злобным взглядом.

   — Алекса… — промычал Кроули.

   — Для вас, отвратительный человек, госпожа Колфилд! — рявкнула я. Мошенник щелкнул челюстью и, судя по болезненно скривившейся бледной физиономии, прикусил до крови язык.

   — Я хотел сказать, вы… — Он постучал себе по лбу, намекая, что я круглая дура.

   — Вы меня еще и оскорблять вздумали? — с угрозой в голосе вкрадчиво переспросила я.

   — Да нет! У вас на голове… — Кроули выразительно скосил глаза на мою шевелюру.

   — Удивлены, что у меня есть волосы? — проворчала я, но руки между тем подняла и немедленно нащупала мягкую пышную шапочку для купаний с бантиками на сборке. Проклятие! Я бежала через весь город в розовом купальном чепчике, и ни один хороший человек, а встретилось мне их, сволочей, немало, не намекнул, что на голове пестреет нечто несуразное! Быстро сдернула шапочку, смяла в кулаке и засунула в карман.

   — Присядете? — Кроули указал мне на стул.

   — Не сомневайтесь, — отозвалась я, и от моей тяжести ножки подозрительно зашатались, а спинка заскрипела. — А теперь объяснитесь! Ко мне в лавку вломились рабочие и принялись обчищать торговый зал! Попытались вытащить мебель и даже посягнули на святое: на бронзового коня! Сказали, что у меня долги! И как это понимать?

   — А что же тут непонятного? — с фальшивым недоумением развел руками Кроули.

   — Да, собственно, все непонятно!

   — Пять лет назад ваш дядька заложил землю под лавкой. По договору, если долг не закрыть через пять лет, земля перейдет в собственность кредитора. Пять лет прошло… Вот посмотрите бумаги.

   Передо мной легла тонкая коричневая папочка с красными ленточками, завязанными аккуратным бантиком. Кажется, у Кроули только бантики в конторе и были аккуратными.

   — Вообще-то, пять лет назад мой дядька умер, — заметила я. — Вас удивит, но мертвецы неспособны отдавать долги.

   — Конечно, — как злобный крокодил, готовый слопать маленькую птичку, улыбнулся Кроули и с видом победителя откинулся на стуле (хоть бы, что ли, упал), — но в нашем королевстве долги переходят к наследникам. Так почему же вы, госпожа Колфилд, не внесли ни одного платежа?

   — Может, потому что узнала о лавке неделю назад из вашего письма? — сухо уточнила я. — Что же вам помешало написать мне сразу после смерти дядюшки?

   — Я искал вас долгие пять лет, — не моргнув глазом, соврал мошенник.

   — И сколько вам обещали заплатить, чтобы вы пять лет искали человека, который никуда не терялся?

   Он кашлянул в кулак.

   — Видимо, неплохо, — изогнула я бровь. — К счастью, лавка все еще моя.

   — Вот и забирайте собственность, но землю освободите.

   — Говоря «забирайте», что вы имеете в виду? По дощечкам?

   — Не думаю, что вы сможете перевезти лавку в другое место цельным домом…

   Выходило, что без хозяина отобрать землю они не могли, дотянули, а стоило наследнице появиться, как тут же принялись выселять! Никогда в жизни меня так ловко не обманывали! Лавка, конечно, была не фонтан, а ночью я замерзла как собака. Поленьев для камина не нашла, из разбитого окна в соседней комнате, пусть и заткнутого подушкой, сквозило, но к развалине я все равно прикипела душой. Да и идти мне было некуда. Оставалось сыграть на пафосе.

   — Я ославлю вас на все королевство! — спокойно пригрозила. — Вы не понимаете, с кем связались? Меня знают во всех газетных листах столицы! Я не оставлю от вас ни косточки!

   — Насколько мне известно, госпожа Колфилд, это от вас не оставили ни одной косточки. Пережевали и выплюнули. Иначе почему бы вы приехали в глухую провинцию? Так что вряд ли вы сможете меня ославить, разве что народ насмешить.

   Он был прав. От осознания полного бессилия я вдруг почувствовала, как к глазам подступили злые слезы.

   — Дайте мне сюда договор, — сердито пробормотала я, придвигая папочку.

   — Господин Палмер был бы согласен пойти на уступку и отсрочить выплату, если бы к нему пришла хотя бы пара монет, но в течение пяти лет ни пенни, — проохал Кроули.

   — Естественно, — процедила я, и тут в голову простая мысль: — Говорите пару пенсов за отсрочку?

   — Так и есть.

   — И он не забрал бы свое обещание обратно?

   — Никогда! Господин Палмер — человек чести.

   — Такой же, как и вы? — иронично уточнила я, а когда поверенный нервно подергал узел галстука, пояснила: — Знаете поговорку: рыбак рыбака видит издалека?

   — Впервые слышу.

   — Жаль. Будьте добры мне лист бумаги. Хочу написать вашему человеку чести.

   — Не думаю, что он смягчится…

   — Да нет, — перебила я и, вытащив из ридикюля кожаный кошель, достала золотую монету. — Договор истекает только завтра. Вы сами сказали «пару пенсов». Я отправлю ему целый золотой в счет долга.

   У Кроули вытянулось лицо, и вид сделался ужасно обиженный. Похоже, мошенника впервые обвели вокруг пальца. И кто? Столичная штучка! Просто те, кто считал аферистами поверенных, никогда не сталкивались с газетчиками, получившими награду «Самое бойкое перо королевства». У нас не только самописные перья бойко скрипели, но и голова неплохо работала.

   — К слову, расписку тоже дайте, — потребовала я. — Во избежание недоразумений.

   Говорят, что краткость — сестра таланта. В письме я была кратка до неприличия. Написала: «в счет долга», поставила дату, подписалась, сунула в конверт золотую монету и скрепила личной печатью.

   — Всего хорошего, господин Кроули, — улыбнулась я. — А бумаги заберу с собой. Для изучения.

   Едва не подпрыгивая от радости, что сумела обставить прощелыгу и выгадать время, я вышла из душного пыльного кабинета.

   Вызов был брошен! Меня ждала огромная работа! Я собиралась восстановить старую чайную лавку.

***

Вернувшись, первым делом попыталась оттащить от двери прилавок — бесполезно. Перевернутая громадина не сдвинулась ни на дюйм. Оставалось смириться с тем, что в ближайшее время мне предстояло просачиваться к выходу, как юркой змейке. Переодевшись в домашнее платье, я вооружилась блокнотом с самописным пером и пустилась на ознакомительную экскурсию по унаследованным владениям. Правда, начала записывать с собственной спальни.

   — Заделать дыру в полу и вернуть окно, — четко продиктовала перу. Похожее на волшебную палочку с острым жалом оно запорхало по страничке висевшего в воздухе блокнота.

   Осмотр растянулся. Я проверила кухню и холодильную кладовую с затянутыми паутиной полками. Помещение, где дядюшка хранил товар, было заставлено жестяными и стеклянными банками с разнообразными сортами чая. В деревянных ящичках лежали полуистлевшие шарики из чайных листьев. Видимо, какой-то сорт заварки родом из восточных королевств. Казалось бы, вон сколько товара! Открывай лавку и продавай. Да только за пять лет все испортилось. Вчера попыталась вскипятить чайку в медном ковшике, а напиток отдавал перегнившей соломой. От одного воспоминания о чудовищном вкусе меня передергивало.

   — Выбросить чай, — приговорила я все запасы, и перо с готовностью внесло пометку в блокнот. Заполненная страничка сама собой перевернулась.

   Хотела забраться в погреб, но огарок последнего светового камня, привезенного с вещами из столицы, потух ночью, а свечей в лавке не нашлось.

   — Купить световые камни, — вслух рассудила я, пополняя список покупок, а потом вспомнила, сколько стоит магическое освещение, и быстро исправилась: — Вычеркнуть. Купить свечи.

   В животе вдруг печально заурчало. Последний раз я ела поздним вечером. Вернее, сжевала хлеб с твердым сыром, купленным на перевалочной станции по дороге в Питерборо.

   — Купить еды.

   Пусть меня охватывал азарт и руки чесались доказать всему миру, что Алекса Колфилд способна свернуть горы, если захочет, но война войной, а обедать организм желал по расписанию. Моментально вспомнилась маленькая кофейня в Кингсбурге, стоящая на пересечении двух улочек. Ах, какие там подавали пончики с черничным вареньем! Даже слюна набежала!

   — Не думать о еде! Как раз похудеешь... или скопытишься, — добавила через паузу, и перо шустро застрочило по странице. — Нет-нет! Этого писать не надо!

   Магическая штуковина законспектировала и эту фразу.

   — Скотское… О, божечки! Вычеркнуть, я сказала!

   Когда список был готов, умаянная я уселась за кухонный стол, чтобы подсчитать все имеющиеся средства. Получилось, что в королевском монетном дворе на счету лежало двести сорок золотых, девять осталось в кошеле. Не бог весть какие богатства, но на скромный ремонт и небольшую закупку товара должно было хватить.

   Вдруг вспомнилось, как я широким жестом, исключительно чтобы подразнить мошенника поверенного, вложила в конверт родименькую монету, и горло перехватило от досады. Сказал же: пара пенсов, чего было рисоваться? Во всем виноват мой паршивый характер! Ради желания кого-нибудь уесть или под действием момента, я совершала разорительную глупость, а потом кусала локти.

   Мысленно посокрушавшись, разделила накопления. Немного оставила на жизнь. Поколебалась и пару золотых из счета за ремонт вычеркнула. Мама, пусть ей сладко спится в объятиях светлого бога, всегда говорила, что девушка должна иметь деньги на черный день. Хотя, конечно, мой черный день обычно становился тем днем, когда в витринах модных лавок появлялись новые модели туфель, или ушлые торговцы выкладывали на прилавки блестящие самописные перья с разноцветными камушками. Тогда заначка вытаскивалась из потайного кармашка, а я становилась обладательницей ненужных вещей.

   За перо, между прочим ужасное неудобное, денег до сих пор жаль. Удерживать его в воздухе было кошмаром репортера, писало оно плохо, пропуская целые фразы, а стекляшки вывалились уже на второй день. В общем, сплошное разочарование. Хуже только синий плащ в горох — мялся, как проклятый. Чем я думала, когда его покупала? Или ярко-красные туфли на высоченной шпильке, в которых сегодня пошаркала к поверенному? Честное слово, не переломала ног только из вредности, чтобы не доставить удовольствие главному аферисту Питерборо!

   Прихватив с собой список, я обулась в удобные ботинки без каблуков, натянула плащ (раз уж купила, так надо носить) и направилась в лавку «Тысяча мелочей», стоящую в самом начале торговой улицы. В витрине красовались начищенные медные чайники, пузатые котелки, кувшины и ребристая доска для стирки. Магазинчик встретил меня запахом щипавшего нос хозяйственного щелока и воска для полировки мебели. На полках выстроилась рядками кухонная утварь, флаконы с мыльными растворами, разноцветные свечи в стеклянных шарах и много прочей хозяйственной ерунды. В торговом зале не было ни души. Пустовал огромный прилавок с древней кассой. Дверь в подсобное помещение была открыта, но внутри царила темнота.

   — Есть кто-нибудь? — позвала я, вытянув шею в надежде усмотреть продавца, но ответом мне послужила тишина: — Ладно, подождем…

   На стене светился магический знак в виде весов с двумя чашами. С любопытством я дотронулась до рисунка, а он вдруг мигнул и показал дату. Видимо, день, месяц и год открытия.

   — Чем могу быть полезен? — прозвучало в тишине.

   Я моментально отдернула руку от стены и оглянулась. За прилавком стоял высокий, широкоплечий шатен, гладковыбритый, холеный и подтянутый, мечта любой институтки. Почему-то меня ужасно удивило встретить в обычной лавке мелочей одного из тех красавчиков, которые посещали столичные мужские клубы и разбивали сердца невинным девицам.

   — Дайте угадаю. — Он широко улыбнулся, блеснув идеально ровными белыми зубами, и бесцеремонно указал в меня пальцем: — Алекса Колфилд, племянница покойного Ходжса и новая владелица чайной лавки.

   Видимо, у меня так выразительно вытянулось лицо, что парень развел руками:

   — Нет, мы незнакомы, но в нашем городе слухи разносятся со скоростью черной плесени. Вы об этом подумали?

   На широкую искреннюю улыбку отозвалась бы даже монашка.

   — Вообще-то, я подумала о скверне в осажденном замке, — парировала я. — Вы здесь работаете?

   — К моему огромному сожалению, отец решил, что я лучше всех подхожу на роль торговца домашней утварью и оставил лавку мне в наследство. — Он протянул руку над прилавком. — Фред Оутис.

   — Мое имя вы уже знаете, — охотно ответила я на рукопожатие, но к собственному неудовольствию обнаружила, что ладонь у Фреда Оутиса была влажной и холодной. — Надеюсь, что у вас крыша не течет, и пол не проваливается.

   — Моя крыша в полном порядке, — пошутил он. — Спорим, вы собираетесь делать ремонт?

   — Судя по тому, что решение было принято целых три часа назад, это уже не секрет для всего города. Я даже составила список.

   — Покажете?

   Блокнотик с моими каракулями, честно выведенными самописным пером, перекочевал к Фреду. Он подвесил записи в воздухе, словно приколотил к стене, уперся ладонями в прилавок и забубнил:

   — Заделать дыру в спальне, купить лак для пола, гвозди… — Глаза бегали по строчкам. — Не думать о еде… Скотск…

   — О, светлый божечка! — догадалась я, что хозяин лавки читал законспектированные по ошибке фразы, и попыталась схватить блокнот, но тот точно намертво застрял в воздухе.

   Ух ты! А новый знакомый оказался сильным магом! У меня самой магические способности были выше среднего, но развивать их не было надобности. У газетчиков больше ценились ясная голова и острый ум. Я даже отказалась от общего магического курса в пользу дополнительных творческих часов и ограничилась бытовым колдовством, но Фред Оутис, похоже, получил полное магическое образование.

   — Простите, — улыбнулся он и вернул записи. — Что ж, Алекса Колфилд, могу сказать, что вы завернули в правильную торговую лавку.

   — Вы мне сможете продать плотника, грузчика и гвозди?

   — Нет. — Он блеснул улыбкой. — Но за парочку купленных ароматических свечей, я с удовольствием расскажу, где вы сможете за небольшие деньги найти и материалы, и даже плотника. Идет?

   — В список еще входит стекольщик.

   — Найдем как нечего делать.

   Некоторое время мы с хитрецой разглядывали друг друга. Глаза у Фреда Оутиса тоже оказались замечательные, серые с едва заметными карими крапинками.

   — Мне ежевичные и лавандовые свечи, — деловито указала я на разноцветные баночки, — а еще шарики для ванны.

   Фред, родившийся в Питерборо и знавший каждую, простите, дворнягу, доходчиво объяснил, куда податься лавочнице, чтобы недорого купить доски, лак, магические затирки от жука-короеда и прочие непонятные штуки, названия которых звучали почти как ругательства. Подсказал, где нанять грузчиков и найти плотника со стекольщиком. Я внимательно слушала, стараясь ничего не упустить, а самописное перо натужно скрипело по странице блокнота.

   — И последнее, — наконец объявил новый знакомый, — не забудьте оформить разрешение на торговлю.

   — Какое еще разрешение?

   Мужчина кивнул мне за спину. Я оглянулась, упершись взглядом в светящиеся весы. Очевидно, дата была вовсе не днем открытия лавки, а датой получения разрешительной грамоты.

   — Разрешение в торговой гильдии. Когда лавка будет закончена, надо заполнить бумаги.

   — Записала! — проследила я за тем, как перо поставило последнюю точку. — Спасибо, Фред.

   — Не за что. — Он подвинул сложенные в бумажный пакет покупки: — Держи.

   — Сколько с меня? — спохватилась я, сделав вид, что совершенно не покороблена панибратским «ты», будто мы приходились старинными друзьями.

   — Приветственный подарок.

   — Зачем?

   Щедрость плохо знакомых людей меня всегда настораживала. Обычно, получив малость, потом отдаешь в три раза больше.

   — Ты, Алекса Колфилд, никогда не жила в маленьком городке, поэтому не в курсе, но у нас принято друг другу помогать.

   — Раз так… — неохотно приняла я пакет, не представляя, как отказаться от дара после столь пламенной тирады. — В таком случае, как только открою лавку, пришлю чай. Какой вы… ты… предпочитаешь?

   — Любой, если только его заваривает красивая хозяйка чайной лавки.

   И почему же Фред Оутис, несмотря на дурацкое имя, глупую фамилию и холодные, влажные ладони, был таким милым?

   — Тогда до встречи, Фред. — Я направилась к двери. — Заходи на чай. Только не сегодня.

   — Почему? — окликнул он из-за прилавка.

   — В моей лавке заколочены окна, чай просрочен, и входную дверь перегораживает прилавок.

   — Звучит заманчиво.

   — Заманчиво ровно до того момента, пока не увидишь это безобразие собственными глазами, — фыркнула я и, толкнув входную дверь, буквально вывалилась на улицу.

   Сначала направилась в одну сторону, потом опомнилась, резко развернулась и пошагала в противоположную. Похоже, после встречи с сексапильным лавочником вид у меня был столь ошарашенный, что две лицеистки, ставшие свидетельницами метаний, залились ехидным хихиканьем. А может, они просто тоже знали, какой одуряющий эффект производил сероглазый хозяин лавки «Тысяча мелочей» на особ женского пола, случайно попавших под его обаяние.

   Правда, не успела я сделать и нескольких шагов, как Фред меня снова окликнул, заставив оглянуться:

   — Алекса, подожди!

   Он подошел и протянул вчетверо сложенный листик.

   — Когда будешь заказывать материалы, то скажи, что тебя прислал Оутис-младший и просил передать вот это.

   — И что там?

   — Посмотри, — улыбнулся он, снова продемонстрировав ряд белых зубов.

   Я развернула записку и прочитала крупные печатные литеры: «Не обманывать!»

   — Спасибо, Фред Оутис, — с иронией махнула я «грозным письмом». — Уверена, что теперь меня точно никто не попытается обмишурить.

   Но записку все равно сунула невысокому торговцу дядюшке Биллу, похожему на надутый воздушный шар. К вечеру мне доставили материалы, банки с морилкой и лаком, а те же грузчики, что утром выносили мебель, за пару пенсов помогли вернуть на место многострадальный прилавок. Уже затемно пришел стекольщик, и в спальню вернулось окно.

   Спать я ложилась с чувством глубокого удовлетворения, подкрепившись чудесной грудинкой, свежим хлебом и кипятком вместо чая. Для полного счастья оставалось дождаться плотника, купить еды и подумать о том, где найти мастера, способного вдохнуть жизнь в холодильную кладовую, за пять лет превратившуюся в обыкновенный чулан.

***

Ничто не бодрит с утра так, как прорвавшие на кухне трубы! В ожидании, когда наконец до лавки доберется плотник и сдерет с заколоченных витрин доски, я принялась разбираться с товаром в чулане. Освободила все емкости, перетерла полки, а потом надумала перемыть банки, чтобы ни один посторонний запах не испортил аромат свежего чая, но едва открутила кран, как услыхала подозрительно шипение. Заглянула под раковину, где стояла посудина с высохшей мыльной пастой. Из трубы в разные стороны разбрызгивал капли тоненький, но настойчивый водяной лучик. Прикрыла его пальцем. Сверкнула голубоватая вспышка, и на месте невидимой трещинки появилась ледяная заплаточка…

   Секундой позже мне в лицо, словно в отместку, ударил сильный поток. От неожиданности я захлебнулась, охнула и плюхнулась на пятую точку. С лица и волос стекало. Подскочив, как ошпаренная, я закрутила кран. Ведь обычно вода прекращала течь, если кран закрыть! Однако, к моему огромному удивлению, радостный и самоуверенный фонтан продолжал бить, и по каменному полу потекли ручейки.

   Искалеченную трубу надо было срочно чем-нибудь заткнуть! Схватила с кухонного прилавка полотенце и припечатала к излому. Струя утихомирилась, но ткань мгновенно намокла.

   — Да что с тобой делать-то? — цедила я, пока с локтей стекала вода. Хорошо, что у меня соображала голова! Одной рукой стянула с головы шарфик и, осторожно, словно при перевязке раненого, начала прибинтовывать шифоновой полоской к трубе полотенце … но не успела. Проржавелый кусок выпал мне в руки, и из темного круглого зева пальнула злобная струя.

   — Проклятый светлый бог! — рявкнула я.

   Скомкала полотенце и сунула в трубный зев. Туда же запихнула шарфик. Схватила из ведра половую тряпку и впечатала в распахнутую пасть водопровода.

   — Подушка! — Сверкнула новая гениальная мысль.

   Я вскочила, бросилась в торговый зал к сундуку с мелочами, привезенными из столицы. Теми самыми, дорогими девичьему сердцу, что не позволяла выбросить жадность, потому как куплены эти мелочи были в помутнении рассудка за баснословные деньги. Никогда не поверю, будто у других девушек моего возраста нет таких тайных вещичек! Правда, готова признать, что не каждая кокетка перевозит их сундуками.

   Посреди зала, как ни странно, стояли двое мужчин и в растерянности оглядывали разруху. Один плечистый, второй — даже не худой, а изящный. Не был бы коротко подстрижен, решила бы, что он высокая девушка.

   — Госпожа… — попытался обратиться ко мне тот, что был потоньше.

   — Плотники? — выкрикнула я, галопом прогарцевав мимо долгожданных рабочих. — Быстрее! Хватайте подушки! Пошли плотину строить, пока запруда не натекла!

   — А?! — обрадовались они возможности искупаться в ледяной воде из прохудившейся трубы.

   Нырнув в сундук, я вытащила плюшевую белую подушечку с вышитой кошачьей мордочкой и победоносно пробормотала:

   — Хоть здесь ты пригодишься.

   Хорошо, что не выкинула. Вот чем бы мне сейчас трубу затыкать? Совершенно было бы нечем!

   Не теряя времени, я проскакала мимо рабочих обратно на смертный бой с водопроводом. Как ни странно, плотники потянулись следом, а на кухне нас ждал сюрприз. Злобная труба выплюнула кляп, и струя воды сбила банку с засохшей мыльной пастой. Посудина раскололась. На пол вываливалась клубы голубоватой пены, грозившей заполнить кухню.

   — Что случилось с вашей раковиной? — изумился плотник.

   — Ее тошнит голубыми пузырьками… — ошарашенно пробормотала я и, не в состоянии оторвать зачарованного взгляда от удивительной картины, сунула работнику подушку. — Вы же плотник, заткните ей пасть.

   — Раковине?

   — Да трубе же!

   — Так у вас трубы прорвало?! — охнул он и, всучив мне подушечку обратно, процедил: — Дамочка, держите свою игольницу.

   — Это игольница? — другими глазами посмотрела я на кошачью мордочку.

   — Но господин… — попытался заикнуться подмастерье, когда хозяин сдернул пиджак и, закатывая рукава рубашки, с решительным видом направился к месту пенного извержения.

   Вообще, если бы не вселенский потоп, то я оценила бы рабочее рвение, ведь редкий плотник, думаю, приходил к заказчику в белой сорочке с запонками. Хотя, может, он просто был паршивым мастером, и отсутствие навыков пытался компенсировать хорошим впечатлением.

   — Не стони, а перекрой воду! — приказал он ученику.

   — Господин плотник, но я уже перекрыла, — уверила я.

   — Где? — развел он руками, намекая на растущие, как на дрожжах, вернее, на воде, пенные сугробы.

   — Кран закрутила!

   — Ох, помолчите уж, — пробормотал подмастерье, бросаясь в сад. Мог бы сам промолчать, ведь под убийственным взглядом плотника слова и без всяких советов сами собой неожиданно иссякли.

   Захлопала хлипкая задняя дверь, в кухню повеяло холодным осенним утром. Работник развел пену руками, залез под раковину и прикрыл льющую потоком трубу половой тряпкой (надо же, хоть что-то я сделала правильно). Тут из сада донесся голос помощника:

   — Вентиль нашел!

   — Закрывай!

   И что-то пошло не по плану. Вообще не по плану. Струя не иссякла, а хлынула из трубы с такой мощностью, что мастер моментально вымок до пояса и чуть не захлебнулся. Случись подобная нелепость, и старая чайная лавка Ходжеса стала бы знаменита на весь Питерборо не только новой хозяйкой, но и первым в мире утоплением в кухне…

   Никогда в жизни не слышала, чтобы плотники так громко и цветисто матерились. Он даже заткнул бы за пояс дуэт из сапожника и портового грузчика.

   — Простите! — послышалось снаружи, и поток воды стал убывать.

   — Стойте-ка! — тут дошло до меня. — Так у меня на ночь ни ванны, ни кипятку не будет?

   — Зачем вам ванна? — хмуро буркнул мастер, выбираясь из-под раковины. — У вас тут целая купальня.

   — Но я предпочитаю воду теплую, а пузыри клубничные, — для чего-то проворчала я, начиная осознавать, что теперь в лавке не только пол проломлен, но еще и куска трубы не хватает. Интересно, где найти жестянщика?

   Неожиданно я обнаружила, что таращусь на мужской торс, гладкий, крепкий и покрытый от холода мурашками.

   — Послушайте, господин плотник, а вы трубы чинить умеете? — обратилась к замечательному торсу, хотя, конечно, следовало бы поднять взгляд и перестать столь бесстыже пялиться, но нечего было в присутствии дамы разоблачаться.

   — Нет, — рявкнул он, выжимая рубашку прямо на пол.

   Подмастерье между тем с несчастным видом маячил в окне и боялся зайти обратно в дом. Когда наставник оглянулся через плечо, вытянулся в струнку, как новобранец перед старшиной.

   — Жаль, — вздохнула я. — Вам, может, переодеться дать? У меня есть широкий… халат.

   — Не утруждайтесь, — буркнул он, даже не подумав отвернуться, и взмахнул рубашкой в воздухе. В разные стороны разлетелись брызги, и ткань моментально высохла.

   С ума сойти! Что за любопытный город Питерборо, если здесь и лавочники, и плотники обладают выдающимися магическими способностями, развитыми совершенно не по ремеслу? Может, в городе открыт филиал Королевской магической академии?

   — Слушайте, — с просительными интонациями обратилась я к мастеру, — а вы можете так с моим полом, как со своей рубашкой? Чтобы на карачках с тряпкой не ползать.

   Он выгнул бровь. Тут я разглядела, что помимо торса мастер и собой был очень даже ничего. Глаза синие, а волосы темные.

   — Я заплачу! — тут же уверила я. — Могу натурой.

   Плотник поперхнулся.

   — В смысле, могу вас покормить грудинкой! И напоить… — Произошла неувязка, ведь в чайной лавке не осталось ни воды, ни чая даже пятилетней давности. — Колодезной водой! Вы какую воду предпочитаете? Горячую или холодную?

   Бедняга содрогнулся и буркнул:

   — Воды с меня точно достаточно.

   Он уселся на стул и принялся расшнуровывать кожаные туфли, вероятно, желая с вымокшими штанами проделать тот же фокус, что и с рубашкой.

   — То есть ползать мне на карачках, — без лишних уточнений поняла я, что магом-уборщицей плотник работать не желает. — А может, пока вы будете мою дыру заделывать, то ваш помощник тут уберется? За десять шиллингов.

   — Вашу дыру? — Плотник ошарашенно поднял голову и уставился на меня, как на умалишенную.

   — В спальне.

   У мастера сделалось очень странное лицо.

   — Дыра в полу, — пояснила я, помахав вокруг ног руками, чтобы продемонстрировать размер отверстия. — Конь пробил, когда падал со второго этажа на первый.

   — А как… — Мужчина откашлялся. — Простите, но как к вам на второй этаж попал конь?

   — Поверенный занес.

   — На чем?!

   — На руках. Он бронзовый.

   — Поверенный?

   — Конь! — раздражаясь, пояснила я.

   Может, он наглотался мыльной пасты, пока трубу перекрывал, а потому не понимает самых очевидных вещей?

   — Ладно, вы тут сушитесь, — дала наивысшее соизволение. — Сейчас полотенце для волос принесу.

   Пока я искала в комоде, в какой из восьми ящиков сложила махровые полотенца, услышала, как снизу донесся голос плотника:

   — Это и есть ваша дыра?

   Задвинув ящик, я присела и выглянула в пролом, неожиданно встретившись взглядом с задравшим голову мастером.

   — Сейчас полотенце принесу, — отчего-то смутилась я.

   — Давайте сюда! — протянул он руку.

   — Ага. — Я осторожно бросила сложенное вчетверо полотенце в дыру.

   — Благодарю, — поймав махровый лоскут, мастер принялся растирать волосы.

   Когда я спустилась на первый этаж, подмастерье уже был помилован и стоял за спиной наставника с видом преданного щенка. Плотник выстукивал ногой по половицам, определяя те, что были подгнившими.

   — Здесь все трухлявое.

   Он толкнул носом туфли нижнюю ступеньку лестницы, и дерево нехорошо хрустнуло. Даже страшно сделалось, что лавка от его усердного осмотра сложится, как карточный домик.

   — Вы бы полегче, — попросила я.

   — Лестницу придется менять…

   В голове моментально защелкали воображаемые счеты, намекавшие, что менять лестницу мы не будем.

   — Давайте просто ограничимся дырой в потолке.

   Тут раздался страшный треск, а следом испуганный вскрик. Мы резко оглянулись. Подмастерье одной ногой провалился в пол и в панике хватался за пустые полки стеллажа.

   — Батюшки, я застрял! — проблеял он, вытаращив на нас полные ужаса голубые глаза. Потом принялся осторожно высвобождать ногу из ловушки.

   — Эта половица за ваш счет, — немедленно объявила я.

   — Договорились, — неожиданно согласился плотник, выказав удивительную сговорчивость. Мне-то казалось, что он должен был бороться за каждый забитый гвоздь и ошкуренный брусок.

   Мы пожали руки. Ладонь у нового знакомого неожиданно оказалась совершенно гладкой, хоть и теплой. Никаких шероховатостей или застарелых мозолей, обычных для людей, занимавшихся физическим трудом. По поводу рук у меня была целая теория, и она никогда не подводила. Работяга с руками стряпчего вызвал настороженность.

   — К слову, как вас зовут, господин плотник? — как будто между делом уточнила я.

   — Этан. — Он даже не улыбнулся, а едва заметно дернул уголками губ.

   — А фамилия?

   — Просто Этан.

   — Что ж, господин Просто Этан… — Я хотела предложить ему начинать махать молотком, но удивилась: — А где же ваши инструменты?

   Ведь не кулаком же он собирался забивать гвозди и не голыми пальцами отдирать доски от витрины?

   — Сначала решил объем работ посмотреть, о цене сговориться, а потом уже инструмент нести.

   — И как вам объем?

   — Нормально, — согласился он. — Дыра в потолке вообще выше всяких похвал.

   — С дырами у меня точно порядок, — едва слышно вздохнула я. И добавила мысленно: особенно в бюджете.

   Никогда бы не подумала, как сложно в действительности приходилось хозяевам собственных торговых лавок. То труба лопнет, то пол провалится, то золотые, как мыши, в одну минуту разбегутся из кошелька.

   Пока Этан, как я накануне, придирчиво осматривал лавку и критиковал каждый угол моего ветхого, но уже полюбившегося жилья (честное слово, как в душу плевал каждым своим «развалина»), подмастерье притащил инструменты. Они разбирались с досками, а я потихонечку приводила в порядок кухню. Лавка наполнилась визгливым звоном пилы, надрывным грохотом молотка и воплями плотника. Ругался он цветисто и забористо. Не представляю, как ученик с таким наставником не получил тик нижнего века или мелкого дрожания рук. Сама бы огрела тирана молотком по голове, отсидела двадцать лет в исправительном доме и ни на минуты не жалела.

   Вдруг сверху что-то громыхнуло. Сидя на каменном полу, я даже голову вжала в плечи. Лавка содрогнулась от очередного вопля:

   — Криворукий!..

   — Точно конь упал, — вздохнула я, искренне сочувствуя бронзовому приятелю, и продолжила натирать полы.

   Потом как-то незаметно подмастерье оказался рядом со мной и принялся старательно отмывать кухонные шкафы от мыльного раствора.

   — Имя? — спросила я, не оборачиваясь к парню.

   — Ирвин, — буркнул он.

   — Как же тебя, дружище Ирвин, угораздило к такой скот… милому человеку в подмастерья пойти?

   — Сам удивляюсь, — злобно глянул он в потолок.

   — Я все слышу, — вдруг раздалось сверху. Может, еще где дыра в потолке появилась, но уже поближе к кухне? Или Этан Просто Этан обладал нечеловеческим слухом?

   Ученик сошел с лица и выпалил:

   — Простите, господин... — Он осекся, затравленно покосился на меня и договорил: — Господин плотник!

   Вечером, когда кухня засияла чистотой, работы тоже подошли к концу. На темном полу в торговом зале теперь пестрели светлые заплатки новых половиц. Сквозь большие витрины была видна кривоватая торговая улочка, а потолок хоть и оставался обшарпанным, но дыра исчезла. Если еще днем, когда стены лавки сотрясались от матерных воплей, я сомневалась в том, что Этан настоящий плотник, а не столичный кредитор, вдруг решивший размяться с пилой и молотком, то теперь настороженность исчезла. Работал мастер действительно на совесть и заслужил каждый пени из оговоренной суммы.

   — Этот дом требует капитального ремонта, — заметил он, когда я вручила кошель с монетами.

   Тоже мне колесо придумал! Будто я не понимала, что однажды могла проснуться на дядькиной кровати, но под завалами.

   — Боюсь, что капитальный ремонт мне сейчас не по карману, — сама не знаю отчего, разговорилась я. — Так что оставляйте свой адрес, буду звать заколачивать дыры в потолке.

   — С адресом как раз проблема, — признался Этан и вдруг неопределенно кивнул: — Кстати, у вас же одна спальня пустует?

   — И что? — уперла я руки в бока, ощутив, что прямо сейчас меня пытаются обмануть. В этом Питерборо сплошные мошенники! Только успевай отбиваться и держи ухо востро!

   — Я как раз ищу комнату для постоя. Мы могли бы договориться на взаимовыгодных условиях. Вы пускаете меня пожить на время, а я тихонечко делаю ремонт. Все довольны и счастливы.

   — А я? — испугался Ирвин. — А меня-то вы куда денете, господин плотник? Я тоже хочу быть довольным и счастливым!

   — А он может спать в торговом зале, — тут же нашелся «добрый» мастер и увесисто похлопал юнца по плечу, удивительно, как у того не подогнулись коленки. — Он вообще неприхотливый малый: ест мало, супы варит, полы драит. Правда, бывает болтливым не в меру…

   — Вы мне своего подмастерье продаете, что ли? — скептически поглядывая на парочку, скрестила я руки на груди. — А вы, господин плотник, не промах.

   — Не жалуюсь.

   Нет, может, мастер он был и хороший, но каков аферист! Палец в рот не клади, всю руку откусит!

   — У меня тут чайная лавка, знаете ли, а не бордель, — объявила я.

   Мужчина поперхнулся:

   — Простите, Алекса, но мне даже страшно уточнять, какие из моих слов навели вас на мысль, будто я решил, что здесь организуется дом терпимости.

   — Но именно так подумают местные жители, если я пущу в соседнюю спальню двух половозрелых… — я посмотрела на открывшего рот долговязого парня и исправилась: — Пущу одного половозрелого мужчину и одного… кхм… Ирвина в дом. Я же из столицы! В глазах провинциалов, не в обиду вам, местным жителям, сказано, мы или куртизанки, или содержанки.

   — Так мы неместные жители! — обрадовался ученик плотника. — Давайте дружить!

   — Серьезно? — насторожилась я.

   — Серьезнее некуда, наездами только бываем… — под выразительным взглядом Этана он осекся и пробубнил себе под нос: — Пожалуй, подожду вас на улице. В конце концов не февраль месяц на дворе, ничего не обморожу…

   Бодрой рысцой Ирвин сбежал на улицу, окутанную темнотой, только дверь за ним мягко закрылась, и нежно тренькнул привешенный Этаном колокольчик.

   — Право слово, вы такая сложная, — хмыкнул плотник. — Можно было просто сказать, что комната для постоя не сдается.

   — Комната для постоя не сдается, — согласилась я.

   — Тогда до встречи. Поверьте, встречаться в этой лавке мы будем часто... Хотя, извините, соврал. Очень часто.

   Натянув пальто и с легкостью подхватив с пола тяжелую люльку с инструментами, он откланялся.

ГЛАВА 2

ПИЛЮЛИ ОТ ЗВЕЗДНОЙ БОЛЕЗНИ

   За суетой с ремонтом, сменой труб и покраской полов я не заметила, как вспыхнула разноцветным колером настоящая осень. В каменной столице, где дни были наполнены погоней за горячими новостями, насладиться пестрым разноцветьем не выходило. В конце сентября открывалась ярмарка невест, и в Кингсбург со всего королевства съезжалась знать, а у репортеров начинался сезон сенсаций. Попробуй упустить громкий скандал, редактор голову снесет! Зато в тихом Питерборо, где жизнь текла медленная и спокойная, как неторопливая река, пейзажей было хоть отбавляй, а от желто-красной пестроты рябило в глазах. И ничегошеньки не происходило. Люди до сих пор обсуждали последнюю крупную новость — мой приезд, и с любопытством следили за тем, как преображалась старая лавка Ходжеса.

   В записях дядюшки я нашла адрес поставщика из соседнего городка. Отправила письмо с просьбой о встрече и, получив положительный ответ, с утра пораньше села на междугородний омнибус.

   Вайтберри повезло больше, чем Питерборо: он стоял на самом берегу Кристал Уотер. Здесь имелась и набережная, и пирс, и отделения всех известных торговых домов королевства. Правда, я не увидела ни бескрайнего озера, ни пылающих осенними пожарами окрестностей, ни особняков магнатов — вырубилась так, что меня три раза трясли за плечо, когда пришло время выгружаться из экипажа. Зря только ради волшебных видов к окну села и терпела сквозняк.

   До встречи, к счастью, оставалось еще много времени. Чтобы не явиться к поставщику заспанной и опухшей, а со здоровым румянцем, я решительно направилась гулять вокруг квартала и, сама того не планируя, отыскала огромный особняк с табличкой золотыми буквами «Торговый дом Роберта Э. Палмера».

   Несмотря на то, что вокруг толкался народ, все равно остановилась на мостовой, как вкопанная, вдруг почувствовав себя шпионом на вражеской территории. Кредитор, судя по всему, столь успешно обманывал доверчивых королевских подданных, что процветал. Фасад особняка был богат и украшен лепниной, а карета, стоявшая напротив главного входа, стоила, как вся лавка дядьки Ходжеса вместе с заложенной землей.

   Вдруг швейцар с помпой распахнул дверь и выпустил из холла худого хмурого человека с нездоровым цветом лица, одетого в длинное зеленое пальто. За господином выскочил встрепанный и помятый Стэн Кроули. Он же вместо лакея исхитрился открыть мужчине дверь экипажа.

   Теперь я точно знала, как выглядел мой злейший враг. Человек, пытавшийся украсть у меня лавку, был похож на маринованный огурец!

   Палмер забрался в салон головой вперед, что-то буркнул стряпчему, а потом отбыл. Оставшийся на пешеходной мостовой Стэн казался оплеванным. Не в прямом смысле слова, конечно.

   — Козел! — вдруг услышала я недовольный возглас, а потом Кроули вдруг показал удалявшейся карете язык.

   Слава светлому богу, поверенный меня не заметил на шумной, многолюдной улице, иначе упал бы замертво от стыда. Хотя не понимаю, зачем размениваться на детскую дразнилку? Лучше сразу по-взрослому показать неприличный жест рукой, но у стряпчего, судя по всему, была кишка тонка.

   На встречу с поставщиком я чуть было не опоздала. В результате явилась уже не сонная, а растрепанная и распаренная, как будто из Питерборо бежала на своих двоих. Влетела в приемную. Не видя ни обстановки, ни секретаря, поднявшегося из-за стола, без спроса плеснула из графина в стакан воды и принялась жадно пить.

   — Госпожа Колфилд? — заикнулись мне, но я выставила руку, мол, не прерывайте, если не хотите на ворсистом ковре труп девицы в плаще веселенькой расцветки. И когда вода закончилась, то прокаркала страшным голосом:

   — Да!

   — Вас уже ждут.

   Хотела подкрасить губы, но так и не успела. Нацепив на лицо лучшую улыбку, я вошла в кабинет, а уже через два часа обедневшая на сотню золотых, но с подтвержденным заказом направилась к омнибусной станции, чтобы вернуться в Питерборо. Оставалось получить разрешение и дождаться товара, а потом открывать старую чайную лавку заново.

   А дома меня ждал неприятный сюрприз. Вернее, два. Оба обнаружились на полу, притом один сюрприз ел второй сюрприз. Огромная хвостатая крыса с упоением грызла уголок письма, брошенного почтальоном в щель для корреспонденции. Плохим зрением я никогда не страдала и легко разглядела на белом квадратике из плотной бумаги золотой вензель Роберта Палмера.

   — Отпустить! — рявкнула я и швырнула в крысу первым, чтобы было под рукой. Вернее, в руках — ридикюлем. Попала точно в цель, но хвостатая воровка не только не выпустила добычу из зубов, так еще вместе с ней припустила под лестницу.

   — Только не под лестницу! — вскрикнула я, хотя, справедливо говоря, не было никакой разницы, в какую сторону крыса побежит. Письмо большое, вряд ли она сумеет его запихнуть в норку! Однако крыса оказалась упорной. Она забралась в щель под лестницей задом и попыталась втащить послание. Тут-то я нагнала грабительницу! Плюхнулась на колени и в последнюю секунду выдрала бумажку из пасти.

   Но нахалка пошла в наступление! Не знаю, чем уж письмо оказалось привлекательным, может, у почтальона руки были масляными и пахли пирожком с мясом, но крыса выскочила из норы и напала. Отскочив, я схватила с ноги туфлю и швырнула в обнаглевшую тварь. Опасалась, что она на лету подхватит обувь в пасть и сожрет, но крыса моментально пришла в чувство. Просекла, кто в доме хозяйка, которая собиралась сегодня же купить крысиный яд в аптекарской лавке, и смылась подпол.

   — Вот тебе, несносное создание! — рявкнула я. — Купить десять унций крысиного яда!

   Приказ улетел в пустоту, потому что перо и блокнот лежали в ридикюле, валявшемся на полу. Старые репортерские привычки изживались очень сложно.

   Чувствуя себя дурой, я подвесила послание в воздухе и заставила расправиться. Хрустнула красная сургучная печать, лист выпрямился. Как и я, Роберт Палмер считал краткость сестрой таланта. В письме стояла дата первое января будущего года, и за отсрочку по кредиту я прониклась бы к Маринованному огурцу уважением, но с долгом произошла сказочная трансформация. В смысле, если бы сказка была историей ужасов и цифры оборачивались в чудовищ. Вместо единицы в сумме полторы тысячи золотых оказалась четверка!

   — Четыре с половиной тысячи?! — Я не сразу осознала, что возопила вслух. В том, что секретарь Палмера не описался сослепу или на пьяную голову, сомнений не возникло. Из-за неуплаты долг вырос в три раза!

   — Чтоб тебе каждую ночь не спалось до пяти утра, а вставать нужно было в полшестого! — прокляла я подлеца и следом обругала дядьку, задрав голову к потолку: — Чем ты думал, когда связывался с этим мошенником? Ты сглупил, а я теперь расхлебываю! У меня вообще изжога от чая! Жить потом не хочется! Чтоб ты знал, мне кофе больше нравится!

   Наплевав на принцип краткости, я накатала злобное письмо с такой быстротой, что перо едва успевало летать по листу и оставляло кляксы. В ответе потребовала обосновать каждый начисленный сверх долга пенни. Не позволю себя обмануть ни на одну монету! Тем более что скопленные деньги таяли, как первый снег в октябре! Противное послание от жадного Маринованного огурца было заперто в ящик под прилавком.

   На следующее утро первым делом я отправилась в мэрию, в здании которой находилась торговая гильдия. День в Питерборо начинался рано. Хотя не было восьми часов, все лавки уже открылись, из булочной пахло свежей выпечкой. В кофейне «Сладкая жизнь» толпились клерки и сидели степенные старики с маленькими чашками бодрящего напитка, а по мостовым лихо грохотали кебы. К слову, в тихом городке экипажи гоняли так, словно и лошадей, и извозчиков кормили пилюлями для резвости.

   Торговая гильдия располагалась на первом этаже. Рядом с дверью на стене светились знакомые весы с чашами, и я поняла, что пришла по адресу. Председателя гильдии звали Бернард Осле, и фамилия меня моментально напрягла. Войдя в приемную, где сидела молоденькая помощница, из-за пушистых волос похожая на перезрелый одуванчик, я поздоровалась и с жизнерадостной улыбкой вопросила:

   — Господин Осел на месте?

   Последовала страшная пауза, девица сошла с лица.

   — В смысле, Осле, — исправилась я, удивляясь, как от потрясения у секретаря не снесло высветленные белой краской и торчащие шариком короткие кудряшки. — Я имела в виду, господин Осле.

   — Председатель сейчас ужасно занят, — пояснила она и указала на стул у стены. — Вам, Алекса, придется подождать.

   Если человек, который три года придумывал из мелочи горячие новости, сам превращался в горячую новость, его уже ничего не удивляло. Вот и я даже глазом не моргнула, когда незнакомая девица не только меня узнала в лицо, но еще и по имени назвала.

   В шумной, многолюдной столице до Александры Колфилд не было никому никакого дела, по крайней мере до той злополучной статьи о наследном принце, но в провинциальном городке до меня было дело почти всем. Я никак не могла привыкнуть, что на улице приходилось здороваться почти с каждым встречным, улыбаться или отвечать на вопросы, как продвигается ремонт в дядюшкиной лавке, и придет ли тот сорт чая из белых лилий, который он завозил десять лет назад.

   Ждать заставили без малого два часа. Вся издергалась! Когда я вошла в кабинет с массивной мебелью, председатель выглядел растрепанным и взъерошенным. Если он не прятал в архивном помещении любовницу, то точно досыпал положенные часы, поджав коленки на коротком кожаном диванчике.

   — Добро пожаловать в гильдию, госпожа Колфилд! — поднялся он из-за стола. — Присаживайтесь.

   Бернард Осле оказался вширь и в высоту приблизительно одинаковым, и я немедленно пожалела, что нацепила высокие каблуки. Чтобы не возвышаться над чиновником на добрые полголовы, я плюхнулась на диванчик. Тут меня огорошили новостью:

   — По правилам Питерборо, прежде чем выдать разрешение, гильдия должна осмотреть лавку.

   — Осмотреть? — не поняла я, живенько представив десять человек, заглядывающих в каждый ящик и угол моего детища.

   — Конечно, Алекса, это простая формальность, — улыбнулся председатель, сложив руки на внушительном животе. — Мы же все знаем, какой грандиозный ремонт вы затеяли. Не сомневаюсь, что у вас не возникнет проблем.

   Фальшь в его голосе настораживала. Моментально вспомнилась каждая недоделка, оставленная до лучших времен. И вредная крыса вспомнилась. Нахалка не только не пожелала ночью самоубиться крысиным ядом, но и утром неспешно пересекла торговый зал, словно пытаясь доказать, что именно я вторглась на ее владения, а не наоборот.

   — И когда же мне ждать вашей простой формальности, господин Осе… Осле? — надеясь, что тот не заметил оговорки, быстро исправилась я. — Мне бы побыстрее.

   — Значит, завтра и придем, — приторно улыбнулся председатель, и его глаза исключительно алчно блеснули.

   — Тогда до завтра, — приторно улыбаться я тоже умела.

   Еще час потратила на то, чтобы заполнить десяток одинаковых форм, и мухой вылетела из приемной. А в людном холле мэрии меня ждало совершенно удивительное зрелище. По широкой лестнице, застеленной исхоженным красным ковром, поднимался Этан в компании подмастерья Ирвина. Парочку, что-то страстно лопоча, сопровождал худенький трясущийся клерк, отчего-то все время указывающий рукой направление вверх, как будто у визитеров имелась возможность пойти влево или вправо.

   Может, в мэрии крыша провалилась или бронзовый конь пробил пол, раз плотника встречали как родного?

   Тут на верхнюю площадку из недр коридора выкатилась толпа чиновников. Судя по тому, с каким подобострастием они принялись здороваться с работягой, катастрофа случилась не иначе как в кабинете у самого мэра, и только Этан единственный, кто мог вернуть градоправителю на место крышу. Прямо спаситель мира получался. С мальчиком-подмастерьем на подхвате.

   От любопытства я даже на цыпочки встала и тут же моментально потеряла равновесие. Хорошо, что рядом кто-то проходил.

   — Ой! — вмазалась я носом в мужскую грудь.

   — Вот мы и снова встретились, — бережно сжимая мои плечи, белозубо улыбнулся Фред Оутис.

   — Здрасьте, — глубокомысленно поздоровалась я с пуговкой на его куртке и осторожно отодвинулась. Честно говоря, меня охватывал азарт: до мелких бесов хотелось вскарабкаться по лестнице и выяснить, что происходит на втором этаже. Неужели у мэра действительно протекает крыша, в прямом смысле этого слова? Репортерские инстинкты наотрез отказывались удушаться. В голове даже сложился заголовок для статьи: «Снесенный чердак мэра!»

   — Как дела с разрешением? — не давал мне удовлетворить любопытство Фред, возвращая с небес на землю.

   — Чердак!

   — Чей? — чуточку удивился мужчина.

   Обескураженная тем, что выпалила мысли вслух, я исключительно находчиво моргнула и наконец нашлась:

   — Мой! В лавке. Надо ремонтировать, но пока отложила. Завтра разрешение получу. Это же простая формальность. Подзаработаю и отремонтирую. Станет лучше новенького.

   — Уверен, у тебя все будет отлично. — Прозвучало неуверенно.

   И уж точно я никак не ожидала увидеть красавчика-лавочника, когда на следующее утро он вошел в чайную лавку следом за председателем Ослом, в смысле, Осле и каким-то неприятным типом, забывшим представиться. Мысленно я назвала его Стручок. Но именно под его ногой очень жалобно скрипнула половица. Этот протяжный вздох заново покрытого лаком пола словно напоминал, что старушку можно обрядить в новое платье, но моложе она все равно не сделается.

   — Добро пожаловать в чайную лавку Ходжеса, — сверкнула я улыбкой.

   — А где чай? — голос у мерзостного типа тоже был мерзостный. Острый взгляд прошелся по полкам с пустыми жестяными банками.

   — Уже заварила.

   Вчера я не пожалела трех монет, купила заварки (что было само по себе странно, учитывая, что лавка-то чайная), кремовых пирожных, яблок и маленькую бутылочку рябиновой настойки, а утром в ожидании представителей гильдии выложила угощение в кухне на красивой салфетке.

   — Угу, — пробормотал Стручок и подвесил в воздухе планшет с гербовым листом. Самописное перо моментально сделало пометку. Хотя Фред всем видом показывал, что мне совершенно не о чем беспокоиться, там точно была какая-нибудь гадость! Я начала дергаться и кусать губы.

   Абсолютно во всем немедленно увиделась угроза моему разрешению. Утром на полу торгового зала обнаружились темные следы от крысиных лап. Видимо, тварь вляпалась в краску и оставила отпечатки, словно пометив территорию. Логика подсказывала, что о хвостатой соседке представителям гильдии знать не стоило. Стараясь прикрыть безобразие, я передвинула тумбу, сколоченную заново Этаном, а чтобы никому не пришло в голову проверить, что творится под ней, водрузила коня. Бронзовая фигура оказалась единственным заметным пятном в пустом торговом зале.

   Осмотр шел, и неожиданно я поймала Осле на том, что он попытался сунуть толстый палец в оскаленную пасть моего скакуна. Председатель быстро отдернул руку и продолжил крутить головой, а потом провел тем же пальцем по идеально начищенному светильнику на стене, как будто проверяя пыль. Пыли не было, сама ночью три раза влажной тряпочкой прошлась.

   — А это что? — в свою очередь кивнул Стручок на статуэтку.

   — Красивая, верно ведь, господин Крефин? — моментально вступился Фред. Фамилия у противного типчика оказалась опасная. Даже хуже, чем Осле.

   — Это же просто конь, — недоуменно свел он брови.

   — Зато какой! Бронзовый! — хлопнул по столешнице защитник, и она нехорошо хрустнула. Конь шатнулся. Мы с Фредом в ужасе дернулись. Плотник, конечно, сколотил тумбу обратно, но после падения со второго этажа несколько нужных кусков в боковинах откололось, и старушка держалась на честном слове. И магии. Сама сегодня утром заморозила шовчики, теперь истекающие тонкой слезой.

   — Угу, — промычал Стручок Крефин, и перо сделало очередную пометку.

   Он двинул дальше, а Фред остался стоять на месте, держа столешницу обеими руками.

   «Отпусти коня!» — взглядом потребовала я.

   «Она сломалась!» — молча, в панике скосил он глаза на тумбу.

   — Что случилось? — полюбопытствовал немедленно Крефин.

   — Ничего! — хором, как лицеисты, ответили мы и синхронно расплылись в фальшивых улыбках.

   Председатель что-то спросил из чулана, подготовленного под хранение товара, и я на всякий случай крикнула:

   — Да!

   Надеюсь, что он не уточнял, не хочется ли мне порушить стены и сделать нормальный склад.

   — Бери коня! — прошипела я Фреду, не представляя, как избежать очередного разрушения. Он немедленно схватил фигуру, а тумба, лишившись бронзового наездника, безнадежно скосилась на одну сторону.

   — Сколько он весит? — прозвучал мучительный стон.

   — Лучше спроси, сколько он стоит!

   — И сколько?

   — Еще немножко, и он будет стоить мне разрешения на торговлю!

   Мы нагнали председателя со Стручком, тершихся спинами в узком чулане. Тут у обоих обострился приступ застарелого соперничества, видимо, длившегося не первый год, они коллективно попытались выбраться из дверного проема, но застряли. Стало очевидно, что кому-то следовало уступить, однако ни тот, ни другой не сдвинулись с места. Дергаясь и отталкиваясь от косяков, кое-как вывалились наружу.

   — Фред, зачем вы притащили коня? — одернул пиджак Стручок, нарочито игнорируя председателя.

   — Решил, что вы его плохо рассмотрели, господин Крефин, — нашелся лавочник и для чего-то подпихнул конскую морду прямо в лицо оппонента: — Красавец! Правда?

   — Господа, а почему бы нам не прерываться и не выпить чаю? — чувствуя, что осмотр выходит из-под контроля, уточнила я. — Проходите в кухню.

   Услышав про угощение, председатель расплылся в довольной улыбке, а перо Крефина снова скрипнуло, сделав какую-то пометку. Неужели решил, будто их пытаются подкупить? Нет, конечно, я их тут кормить решила не по доброте душевной, но и перо, и шею Стручка хотелось свернуть.

   — Не подумайте, будто я пытаюсь отвлечь вас от дел. Просто как раз подошло время второго завтрака, — с улыбкой я указала на настенные часы, висевшие на деревянной подпоре. Мужчины дружно подняли головы и с радостью обозрели, что часовые стрелки не двигались, замерев на десяти утра. Проклятие, за каким бесом мне пришло в голову показывать на них?!

   — Кухня туда, — решила я указать направление, раз с предметами скромного интерьера не заладилось.

   С небывалым облегчением Фред пристроил бронзового скакуна на кухонный прилавок, а мы расселись вокруг накрытого стола. По рюмочкам была разлита рябиновая настойка, по чашкам — горячий крепкий чай, а пироженки разложены на блюдцах с золотой каемочкой.

   Вернее, с золотой каемкой было всего одно блюдце, и я подсунула его председателю, зато Стручок вкушал слоено-кремовое чудо из тарелки с лошадьми и повозками. В общем, конская тема нас неотступно преследовала.

   — Что ж, Алекса, — поднял рюмку председатель. — Лавка вашего дядюшки волшебным образом преобразилась…

   Я расщедрилась на самую очаровательную из своего арсенала улыбку, немедленно прилипшую к губам, как на клейстер. За спиной председателя без всякого пиетета или страха спокойно шагала знакомая крыса. Но мало того, что негодяйка заявилась сама, так еще и подругу в гости привела! Следом за ней, обнюхивая вымытые каменные плитки, семенила тварь меньше, но, по-видимому, ничуть не скромнее.

   — За новое начинание! — провозгласил Осле.

   Непрошенные хвостатые гостьи скрылись за очагом, и я перевела дыхание. Председатель единственный опрокинул в себя настойку, а потом тут же налил заново.

   — Господин Крефин, а отчего же вы не угоститесь? — прогудел он. — Неужели здоровье не позволяет?

   — На службе не пью, — фыркнул тот.

   Над столом повисла напряженная тишина.

   — Что за дивный конь! Берите яблоки! — одновременно с Фредом высказались мы и, переглянувшись, обменялись слабыми улыбками.

   От меня не ускользнуло, что перо, только-только спокойно лежавшее на кухонном прилавке, подпрыгнуло и что-то чиркнуло в отчете. Как есть Крефин решил, что мы с соседом-лавочником в преступном сговоре!

   — Фред, — вдруг сквозь зубы пробормотал Стручок, — перестаньте гладить меня по ноге! Я не понимаю ваших странных знаков и мне щекотно!

   Красавчик округлил глаза и немедленно открестился от грязных приставаний:

   — Для чего мне вас трогать?

   Все трое мужчин уставились в мою сторону.

   — Не смотрите на меня с таким подозрением! Мои ноги под стулом, — тут же выпалила я. Что характерно, про председателя пострадавший пошлостей не подумал.

   — Тогда кто прямо сейчас ползет к моей коленке? — тихо уточнил он.

   — Ну, явно не моя туфля, — проворчала я и не очень-то изящно заглянула под стол.

   По широкой штанине Стручка осторожно, точно скалолазка на восхождении, карабкалась мелкая крыса! Светлый божечка! Похоже, хвостатые твари не просто заглянули на огонек, а решили в моей кухне устроить крысиный шабаш!

   Оставалось импровизировать. Резко выпрямившись, я лучезарно улыбнулась и пропела:

   — Ой, по вашей ноге ползет Фирс! Мой ручной крысеныш. Только сегодня из клетки убежал.

   — Кто? — поперхнулся Стручок, немножко сходя с лица.

   — Не переживайте, он сейчас до коленок доползет, а потом его можно будет стряхнуть…

   С тоненьким визгом Крефин оттолкнулся пятками от пола. Стул перевернулся, и глубокоуважаемый представитель гильдии сковырнулся на спину, высоко подняв ноги и утянув за собой салфетку с угощениями. Зазвенели разбитые чашки и тарелки, а в воздухе повеяло терпким запахом рябиновой настойки, растекшейся по полу.

   — Вы целы? — вскрикнула я, бросаясь к мужчине, в связке со стулом похожим на перевернутую черепаху.

   Несчастная крыса не удержалась на штанине, шлепнулась ему на живот.

   — Я с детства крыс боюсь! Снимите с меня монстра! — вопил он, размахивая руками и ковыряясь в разлитой заварке, яблочных дольках и ошметках пирожных. — Он хочет отгрызть мне нос!

   Гульфик, по которому ползал крысеныш, прикрывал вовсе не нос, и запускать туда руку девице было не очень-то прилично. Но разрешение на торговлю дороже! Желает, чтобы убрали крысу? Значит, уберем!

   Потянулась двумя пальчиками, чтобы, не дай светлый бог, не дотронуться до ширинки на штанах… Вдруг Стручок сделал странное движение бедрами, пытаясь скинуть цапкого захватчика.

   — Божечки, да перестаньте вы дергаться! — отдернула я руку, как от раскаленной сковороды. — Животное умертвите!

   Я вознамерилась пнуть зверька носом туфли, но положение спас Фред, который причинных мест на мужском теле не стеснялся. Он проворно поймал грызуна за хвост, и пока подвешенный вниз головой крысеныш изворачивался и пытался цапнуть ловца за пальцы, объявил:

   — Алекса, держите вашего любимца!

   — Оставьте себе, — предложила я и, подскочив к Стручку, схватила его под локоть. — Господин Кретин, вставайте! Сейчас господин Осел вам тоже поможет, а то я одна не справлюсь…

   Тут на кухню обрушилась молчание, а на меня — жуткое осознание допущенной ошибки. Стручок, распластавшийся на полу, возмущенно округлил глаза. У председателя, все еще державшего полную рюмку, отвалилась челюсть (надеюсь, что не придется вправлять).

   — Я хотела сказать Кретин и Осел, — попыталась исправиться я, но снова оговорилась. — В смысле, Крефин и Осле.

   Тишина стала поистине гробовой.

   — Не поверите, — понимая, что положение исправит только хорошая шутка, хохотнула я, — у вас такие забавные фамилии. Вот ваша похожая на кретина, а ваша на осла…

   Всегда знала, когда стоило прикусить язык. Официально заявляю, что сегодня правильный момент был напрочь упущен! Лучше бы вообще рот не открывала!

   Оскорбленные визитеры уходили с хмурыми минами, чеканя шаг, а Стручок еще и мое полотенце с цветочками унес — вытирал измазанное в креме лицо. Попросить вещь обратно я не решилась, все еще надеясь, что он восхитится щедростью молоденькой лавочницы и одарит разрешением на торговлю. Как бы хороший человек не решил, будто сволочи дали ему взятку полотенчиками.

   — Вы получите ответ! — процедил он.

   — Когда?

   — Когда-нибудь!

   — Полотенце отдайте! — потребовала я, раз терять было нечего, но Крефин не услышал и так шибанул дверью, что от силы удара гостеприимный колокольчик не прозвенел, а подавился бряцаньем.

   — Ну, госпожа Колфилд… — пробрюзжал председатель и выскочил на улицу следом за коллегой. Сквозь чистейшее, намытое до блеска окно витрины, я с тоской проследила, как они забирались в кеб, хотя пешком от чайной лавки до мэрии было идти минут пятнадцать.

   — Не переживай, — попытался подбодрить меня Фред, пряча крысу в больших ладонях. — В лавке все сделано на совесть. Ты получишь разрешение, уж я об этом позабочусь. Завтра Осел, в смысле, Осле уезжает в столицу. Вот как вернется, так с ним и поговорю.

   Тут за нашими спинами раздался грохот. Мы резко оглянулись. Тумба из-под коня все-таки отдала светлому богу душу и развалилась.

   — И о Фирсе я тоже позабочусь, — пообещал добрый Фред.

   Хотя бы кому-то сегодня привалило счастье! Я про крысеныша. Поди сам не догадывался, что, карабкаясь по ноге Кретина, в смысле, Крефина, просто восходил на вершину к светлой жизни.

   — Да уж. Корми его сытно.

   Втайне я надеялась, что хвостатые соседи решат, будто в лавке «Тысяча мелочей» курорт для грызунов, и всем семейством перебегут к Оутисам, раз не желают травиться ядом, как все нормальные твари.

   Убираясь в кухне, я прикидывала, во сколько мне встанет разрешение и хватит ли денег, ведь на счету в монетном дворе осталось раз, два и обчелся (хоть конем взятку давай), а заодно ругалась в пустоту.

   — Стадо паршивых овец! — потрясла метелкой, намекая на хвостатых соседей. — Вы зачем тут, как кони, гарцевали перед этим… как его… Крефином, прости божечка, что за имечко! Нельзя было тихо в норке сегодня посидеть? Вы же еще выпас решили устроить!

   Вылезла бы нахальная крыса, огрела бы, но она натворила дел и спряталась.

   Пока ворчала и наводила порядок, в голове созрел план. Я решила подкараулить председателя Осле и наедине вручить остатки денег в обмен на разрешение. Торговая гильдия еще не понимала, с кем связывалась! Если у меня перед носом хлопали дверью, я пыталась влезть в окно, а если и оно оказывалось закрытым, то просто разбивала стекло и все равно попадала внутрь. Правда, однажды после такого способа меня загребли в участок и чуть не приписали взлом с проникновением.

   Но как всегда, если что-то могло пойти не по плану, оно обязательно шло. Когда, приведя себя в порядок и пересчитав последние золотые (между прочим даже заначку на черный день из тайного кармашка вытащила), я вышла из лавки, обнаружила, что узкую торговую улочку перекрыла тяжелая подвода, запряженная мерином. Из Вайтберри привезли заказанный чай!

   Мешки были аккуратно зашиты и помечены этикетками, написанными несмываемыми чернилами. Товар перетащили в торговый зал. Внутри матерчатых торб пересыпались и шелестели долгожданные чаинки, обещавшие превратиться в золотые. Наскоро подмахнув подпись под бумагами, я распрощалась с грузчиками. Подвода еще пыталась вырулить на узкой улочке, а меня уже и след простыл.

   До площади я почти бежала. Влетела в мэрию, выяснила у охранника, на месте ли председатель, а потом принялась ждать в аптеке, где продавали не только пилюли и притирки, но и горячий шоколад. Витрина как раз выходила на здание — ничего не пропустишь.

   Когда на площадь опустились сумерки, фонарщики зажгли уличные огни, а четыре выпитые кружки какао требовали тривиальных надобностей, к главному входу подъехала карета. Та самая, на которой представители гильдии с утречка уносились по колдобинам торговой улочки, увозя мое разрешение на торговлю. Председатель неспешно вышел и начал загружаться в карету. Мне несказанно повезло успеть! Если бы он отбыл, пришлось бы брать кеб и как в старые добрые времена пускаться в погоню, но я умудрилась незаметно скользнуть на сиденье через вторую дверь. Внутри густо пахло гиацинтовым благовонием, а Осле страстно сжимал в крепких объятиях трепетную даму в шляпке с пером неопознанной птицы.

   — Госпожа Колфилд? — вытаращился на меня изменник над плечом любовницы. — Что вы тут делаете?!

   Дама отпрянула от председателя, как от чумного, даже шляпка скособочилась.

   — Ой, а это ваша карета? Простите, думала, что наемный экипаж! — пряча кошель с монетами поглубже в карман пальто, сладко улыбнулась я. — Мадам Осле?

   — Я? — пискнула незнакомка.

   — Значит, не она.

   — Между прочим я его племянница! — агрессивно фыркнула та.

   — Кто против? — ласково улыбнулась я. — Но знаете, что? Скажу по секрету: при жизни дядюшка Ходжес меня ни разу так не обнимал.

   — Как?

   — Страстно, рьяно, жарко, похотл…

   — Достаточно, Алекса! — перебил меня председатель. — Мы поняли, что у вас богатый словарный запас.

   Он бросил злобный взгляд, и немедленно стало ясно, что в городке Питерборо у меня появился первый враг.

   — Еще я умею держать свой богатый словарный запас за зубами, — многозначительно улыбнулась я. — А иногда у меня случаются провалы в памяти.

   — И что вы хотите за очередной провал в памяти? Хотя не говорите, я догадываюсь. — Он сморщился, точно бросил в рот дольку лимона…

   Домой я возвращалась, едва не танцуя. Теперь у меня было и разрешение, и товар, и хорошо отремонтированное помещение. Держись, Питерборо! Старая лавка Ходжеса открывается заново! Я стану устраивать чаепития, дегустации и создам литературный клуб «Чашечка чая под хорошую книгу»!

   В лавке витал странный запах, показавшийся особенно густым после кристально-чистого, холодного воздуха улицы. Торговый зал, заваленный мешками с заваркой, должен был благоухать благородными чайными листами, но обоняние раздражал пряный аромат, вызывавший желание громко чихнуть. Как будто в мой чай вместо бергамота сыпанули красного перца!

   Ножом для резки бумаги я осторожно вскрыла один из мешков, и на пол посыпались черные мелкие горошины. Не веря собственным глазам, зачерпнула пригоршню и принюхалась почти уверенная, что в обмане зрения был виноват тусклый свет. Но нет, никакой ошибки! Мне подсунули целый мешок душистого перца!

   Холодея, я принялась проверять привезенный товар.

   Перец красный, черный, белый. Много-много пряностей! И ни одной чаинки!

   Усевшись на корочки, я таращилась на мешки и второй раз в жизни не представляла, что делать. В прошлом месяце, когда нас с конем выставили из газеты, а потом никуда не захотели брать, мне вдруг пришло письмо из Питерборо. Я уцепилась за возможность изменить жизнь. И — проклятие — ведь изменила! Стала хозяйкой не только бронзовой фигуры, но и старой лавки, огромного долга и двадцати мешков всевозможных пряностей!

   Увы, но от перца бежать было некуда.

***

Поставщик чая с перекошенным, покрасневшим от ярости лицом тряс у меня перед носом уже изрядно помятой бумажкой о товаре, принятом накануне.

   — Это ваша подпись? Ваша?

   — Моя! — нависая над столом, не стала отбрыкиваться я и снова ткнула в накладную пальцем. — Но подписана она по ошибке, под давлением обстоятельств!

   — Подписали? Подписали! — рычал поставщик, почему-то в прошлый раз, морда аферистская, показавшийся мне ужасно милым (как знала, что не надо было пить предложенный им ромашковый чай). — К нам какие претензии?

   — Ваши грузчики застали меня врасплох!

   На самом деле скандал шел по кругу. С того момента, как сметя с дороги секретаря, я ворвалась в кабинет поставщика и с порога пошла в наступление, в смысле, закатила такой скандал, что сотряслись стены, мы повторяли один и тот же диалог.

   — Откуда вообще в вашем Чайном доме взялся перец?! — выкрикнула я. — Здесь же заварка должна под ногами хрустеть!

   — Между прочим нас тоже обманывают!

   — Ага! — пошла я в наступление. — То есть вы признаете, мошенник, что втюхали мне перец обманом!

   — Это ваша подпись?! — захрипел торговец.

   Тут я подавилась воздухом и выставила палец, мол, дайте мгновение, надо прокашляться, прежде чем вопить заново.

   — Вообще, чем докажете, что мы вам перец привезли? — вдруг успокоился аферист.

   — Ах, вы доказательств хотите?! — прошипела я. — Будут вам доказательства!

   Он же — подлец — не подозревал, что я притащила с собой мешок с душистыми горошинами. Перла, ругалась на чем свет стоит (и больше матом), но тащила в качестве доказательства. Просто оставила его в коридоре, чтобы эффектно влететь во вражеский стан и застать мошенников врасплох.

   Выскочив из кабинета, я на секунду замешкалась — оказалось в приемной собралось не меньше десяти человек, и все с большим удовольствием слушали доносившиеся вопли.

   — Жулики! — рявкнула я, глядя на местных обманщиков, и выглянула в коридор. Мешок, помеченный названием чайного сорта «Звезда востока», по-прежнему подпирал побеленную стену. Схватив багаж двумя руками, полусогнутая я протащила его по полу, толкнула бедром дверь приемной и протиснулась спиной. Народ с изумлением следил, как растрепанная фурия волочила тяжелую ношу в кабинет к начальству. Ворваться уже, конечно, не получилось, но как эффектно я вползла!

   — Вы приехали с мешком перца?! — поперхнулся он и, схватив со стола стакан с водой, залпом выпил.

   — А вы думали, я к вам с горсткой заявлюсь?

   — Из Питерборо?!

   — Да хоть бы из самой столицы! Что здесь написано? — указала я на пришитую этикетку с расписанным чайным составом и весом. — Читайте!

   — Я без очков не вижу!

   — А вы поближе подойдите! Хотя не утруждайтесь, сама прочитаю. «Звезда востока»! Чай с легкой цитрусовой нотой и чем-то там еще восточным! Но смотрите! — Я с помпой рванула у мешка перевязанную горловину, и по полу посыпались горошинки. — Та-дам!

   — Ну, пряности же на востоке делают… — тихонечко вставил противник.

   — Вы издеваетесь?! Я требую, чтобы вы забрали свой перец и отдали мой чай!

   — А чем докажете, что вы не высыпали чай и не засыпали в наш мешок перец? — вдруг нашелся торговец.

   — Засып… — попыталась возмутиться я и страшно захрипела, вдруг потеряв голос. Замахала руками, требуя воды. Видимо, подлец решил, что прямо сейчас рядом с мешком пряностей еще появится труп девицы, и подсунул мне стакан. К слову, тот же, из которого пил сам. Вот ведь чума! Хорошо, что подлость не передается через общую посуду или воздушно-капельным путем.

   Вода закончилась. Я пристроила опустевший стакан на край стола и уперла руки в бока.

   — А знаете, что?

   — Что? — выкатил прощелыга грудь.

   Не произнося ни слова, я выхватила из мешка горсть перца и швырнула в лицо лгуна.

   — Получите!

   — Да вы с ума сошли, дамочка! — взвизгнул он, прикрываясь от прицельной атаки. — Ваш дядька в гробу перевернется от такого неуважения к…

   — Ваш тоже! — рявкнула я и метнула новую пригоршню. — А если он еще жив, то сам ляжет в гроб, чтобы перевернуться!

   А потом со злостью пихнула мешок. Сухие твердые горошины, похожие на мелких паучков, живым потоком посыпались по полу. Поскакали под мебель, забились в щелки.

   — Что вы делаете?! — разъярился торговец.

   — Отсыпаю сдачи! — удовлетворенно отряхнула я руки и пожелала: — Желаю вам разориться еще до конца года!

   Развернулась и… осознала, что горделиво стучать каблуками не получится — вокруг были рассыпаны горошинки. Неудачно наступишь и к выходу разве что горделиво отползешь на карачках. Пришлось идти на цыпочках, не слишком грациозно наступая на чистые клочки пола. Кузнечиком на тонких каблучках и допрыгала до двери.

   — Хулиганка! — просипел мне в спину аферист.

   — Мошенник! — не осталась в долгу я и шарахнула дверью кабинета с такой яростью, что наверняка даже на улице прохожие осенили себя святым знамением, решив, будто услышали отголоски божественного грома.

   В притихшей приемной у меня случился приступ жадности. Жаба душила с такой силой, что хоть локоть себе кусай! Как подумала, сколько заплатила за перец, чуть концы не отдала!

   С непроницаемым видом я снова вернулась в кабинет. При моем возникновении на пороге, торговец без преувеличений вздрогнул.

   — Это мое! — заявила я и, сжав горловину ополовиненного, полегчавшего мешка, все-таки убралась восвояси, вернее, на засыпанную осенними листьями смурую улицу. Перекинула мешок через плечо и кое-как побрела к омнибусной станции.

   Передвигаться на каблуках, когда сверху к земле прижимал приличный груз, было ужас как паршиво. По дороге из Питерборо омнибус останавливался практически возле Чайного дома, мешок и переть-то особенно не пришлось. Сейчас его тяжесть, казалось, вбивала меня с каблуками в пешеходную мостовую, будто молоток — гвозди. В крышку гроба.

   Выдохшись, я остановилась напротив открытых ворот рынка. Скинула мешок на землю и выпрямилась, чувствуя, как ноет каждая мышца в теле. Рядом с торговыми лотками и прилавками терлись грузчики с тачками.

   — Эй, народ! — позвала я, вытягивая шею, но «народ» оказался исключительно тугоухий и напрочь проигнорировал измученную лавочницу, а если заметил, то ответить не пожелал.

   Сжав зубы от злости, я взвалила мешок на спину и, не разгибая коленей, пошагала на рынок. Вокруг витал характерный запах: смесь нечистот и свежей зелени. Живя в столице, я предпочитала закупаться в продуктовых лавках, но теперь приходилось экономить, так что местные ароматы меня больше не отпугивали.

   — Господа доставщики! — прохрипела я, практически добравшись до лодырей, сидевших на тачках, подобно воробьям на заборе. Тут мое внимание привлек прилавок с ящиками всевозможных специй. Были там и черные, и красные, и белые перцы, желтый порошок карри, пахнущий пряно и остро. Вокруг толпились покупатели, а усатый, чернобровый торговец, с видом ярмарочного фокусника засыпая ложкой в бумажную воронку пряности из разных емкостей, получал ядреную смесь.

   — Для мяса! — объявил он, передавая свернутый кулек девице в чепце и с плетеной корзиной на сгибе локтя.

   Идея в голове сверкнула так ярко, что я чуть не взвизгнула от счастья! Наплевать на чай! Я буду продавать смеси перцев!

   — Девушка, вам нужны пряности? — заметил меня торговец из-за прилавка.

   — Нет! — Я подняла плечо, намекая на мешок. — У меня своих двадцать мешков дома лежит!

   Груз за спиной вдруг стал ужасно легким, к туфлям точно бы приделали крылья. Сама не поняла, как подскочила к лавчонке в самом углу рынка, где продавались всевозможные баночки. Купила несколько разных размеров, пробковые крышки, коричневые этикетки и сургуч для печатей. Как добралась до омнибусной станции, даже не заметила. На холодную морось, начавшуюся по дороге, внимания тоже не обратила.

   Карета оказалась переполненной. Звеня банками и наступая на чужие ноги, я кое-как протиснулась на единственное свободное место в самом конце салона. Экипаж тронулся, загремел по мостовой, и салон наполнился непотребным перезвоном банок. Вроде и купила немного, но звякали они истошно.

   Делая вид, будто не являюсь источником безобразной какофонии, вытащила из кармана пудреницу, заглянула в зеркальце и вздрогнула. Из отражения на меня смотрела бродяжка с мокрыми волосами, черными потеками туши под глазами и размазанной помадой. Достала из ридикюля платочек, попыталась вытереть черноту на сухую, но краска наотрез отказывалась отмываться. Послюнявила кончик тряпицы, но тут встретилась взглядом с попутчиком напротив. Он переводил презрительный взгляд с моей физиономии на позвякивавшую сумку. Верно, принял меня за пьянчужку.

   — Это не бутылки, — уверила я. — Это банки. Пустые.

   Он поджал губы.

   — Для перца. Хотите, отсыплю? — для чего-то добавила я, кивнув на мешок между нашими ногами.

   Мужчина отвернулся к сквозящему окну и принялся разглядывать промокшую под дождем улицу с жалко лысеющими кленами.

   — Зря отказываетесь, — пожала плечами и, наплевав на условности, начала поправлять краску на глазах.

ГЛАВА 3

ПРЯНАЯ ШТУЧКА

   В насквозь продуваемом деревянном ангаре, где располагалась столярная мастерская, было ужасно шумно. Вокруг пилили, шкурили и сколачивали. Воздух пах влажной древесной стружкой и железом. Работы не останавливались ни на мгновение, и мастер, смотревший на меня, как на чокнутую, явно раздражался.

   — Этан говоришь? — прогудел он и характерно почесал затылок. — А фамилия?

   — Да не знаю!

   — У нас тут трое Этанов бывает.

   — У моего еще подмастерье есть, тощенький и долговязый. Ирвином зовут.

   Недоумение на обветренном лице мастера сменилось странной ухмылкой, как будто он знал о нас с плотником какой-то грязный секретец.

   — Почему вы так улыбаетесь? — справедливо взъерепенилась я. — Вспомнили, о ком мы толкуем? Или просто подмастерье незабываем?

   Забыть Ирвина, справедливо говоря, было действительно сложно. Лично у меня бедняга вызывал непреодолимое желание защитить, пожалеть и накормить посытнее, чтобы сильным ветром не сносило по улице.

   Мастер переглянулся с напарником, который до того заинтересовался разговором, что на время отложил молоток.

   — Передать чего, когда он появится? — предложили мне.

   — Пусть заглянет в старую чайную лавку.

   Я хотела заказать вывеску, даже название, достойное острого начинания придумала! Буркнув недовольное «спасибо», вернулась домой и, наскоро перекусив, засела за изучение старых матушкиных блокнотов.

   В гастрономической магии маме не было равных. Она свято верила, что путь к сердцу мужчины лежал через желудок, а потому любая уважающая себя женщина была обязана освоить приготовление чечевичной похлебки, жаркого из ягненка с черносливом и творожных пончиков. Но к двадцати четырем годам я на практике убедилась, что к сердцу мужчины имелись и другие, менее витиеватые пути, не вынуждавшие стоять у очага по три часа кряду. А умения превосходной хозяйки не смогли удержать в доме моего непутевого отца — сбежал от запеканок, домашних апельсиновых конфитюров и отбивных правильной прожарки так, что только кожаные подошвы на домашних туфлях мелькали.

   Читая мамины рецепты, я непроизвольно сглатывала набегающую слюну, запивала кипятком и удивлялась скрупулезности, с какой были расписаны унции каждого ингредиента. Впрочем, матушкина дотошность сэкономила мне кучу времени. Казалось, что смеси специй, расписанные для блюд, только и ждали, чтобы ими воспользовались.

   Тут кто-то постучался в стекло садовой двери. Я даже подскочила, как если бы сидела на втором этаже, а в окно неожиданно заскреблись. За порогом стоял Фред. Он сверкнул белозубой улыбкой и продемонстрировал бумажный пакет.

   — Я стучался, но ты не открывала, — заявил гость. — Решил проверить кухню.

   — Ты ведь не принес крысеныша? — с подозрением вопросила я, отпирая хлипкую дверь.

   — Нет, — хохотнул он. — Я отдал Фирса племяннице. Она в восторге.

   — У тебя больше нет племянниц? — тут же полюбопытствовала я в надежде, что раз крыс не получается ни выселить, ни вытравить, может, выйдет выловить и раздать в хорошие руки.

   — Только одна, — с сожалением вздохнул Фред.

   — А подружек у нее нет? — без особенной надежды спросила я, пытаясь справиться с заедавшим замком.

   — Давай помогу. — Фред заставил меня подвинуться и с легкостью провернул ключ в замочной скважине. — Слышал, председатель лично дал тебе разрешение?

   — Угу.

   — Я подумал, что раз лавка отремонтирована, разрешение получено, а витрины больше не заколочены, то можно прийти в гости на чай.

   — А чая нет.

   — Есть. — Он потряс бумажным свертком.

   Едва я собралась объявить, что угощений в доме тоже не водилось, разве что банка горького каштанового меда, привезенная еще из Кингсбурга, как Фред опередил:

   — Еще я принес пирожные.

   — Как предусмотрительно, — без особой радости пробурчала я себе под нос.

   Всю жизнь ненавидела, когда меня отвлекали от работы. Ощущение незавершенности выводило из душевного равновесия. Однако пришлось смириться с тем, что гостя запросто из лавки выставить не выйдет и надо обеспечить кипятком, раз чай ему захотелось заварить именно в моей, а не в своей кухне.

   Неожиданно до нас донесся настойчивый стук во входную дверь, будто гостей в лавку привлекал запах приправ.

   — Плотник пришел, — вздохнула я.

   Фред следом за мной отправился в торговый зал, где на стене, ярко и дерзко, всем врагам назло, горел знак торговой гильдии, а пол был завален мешками с перцем. Неожиданно гость громко чихнул, вероятно, от густого запаха острых специй.

   — Чем тут так пахнет? — промычал он и шмыгнул немедленно заложенным носом.

   — Пряностями.

   — Разве ты не хотела открыть чайную лавку? — удивился Фред, видимо, не усмотрев в происходящем никакой торговой логики. И правда, зачем закупать паприку с душистым перцем в чайный дом?

   — Не получилось, — туманно пояснила я и отперла засов на входной двери.

   На пороге стоял Этан, гладковыбритый, аккуратно причесанный и совершенно непохожий на разнорабочего, как будто на свидание пришел. Ирвина не было, видимо, беднягу забыли в мастерской… или не стали брать на встречу, чтобы не вздумал держать свечку.

   — Мне передали, что вы просили зайти, — вымолвил плотник, перешагивая через порог, немедленно обнаружил Фреда, и лицо несколько перекосило.

   Не знаю, нужно ли было представлять друг другу лавочника и плотника, но они разобрались без моего участия.

   — Фред, — протянул сосед руку для приветствия. — Фред Оутис.

   — Этан, — ответил на рукопожатие второй гость. — Господин Этан. Помогаете Алексе по хозяйству?

   — Держу хозяйственную лавку по соседству.

   Сцепленные мужские руки сжимались все сильнее, у обоих побелели костяшки. Странно, как до меня не доносился звук хрустящих хрящей.

   — Лавочник, значит? — заломил бровь плотник.

   — А вы разнорабочий? — почему-то тоже прозвучало, как оскорбление. — Гоняетесь за заказами?

   — Так хорошо идет торговля, что в середине дня можно лавочку прикрыть?

   Я с любопытством наблюдала за чудной пикировкой и гадала, не проломится ли пол, если они начнут друг друга мутузить. С другой стороны, один плотник, другой торговец, а значит, и доски купить смогут, и полы перестелить. Даже захотелось драки, чтобы за чужой счет доделать ремонт.

   Мужские руки расцепились. Незаметно друг от друга (но не от меня), противники принялись разминать скукоженные крепким захватом пальцы.

   — Ладно, вы тут пока представляйтесь, а я за наброском сбегаю, — предложила я.

   — За каким еще наброском? — не понял Этан.

   — Вывески.

   — Вы хотите, чтобы я сделал вывеску? Я плотник, а не резчик по дереву.

   — А есть какая-то разница? — удивилась я.

   — Ты знаешь, Алекса, на самом деле, я неплохо умею вырезать… — заикнулся Фред, но его тут же перебили.

   — Неси свой набросок, — неожиданно перейдя на «ты», чтобы уесть противника, отправил меня Этан на второй этаж.

   Вообще, я давно заметила, что стоило двум мужчинам оказаться в замкнутом пространстве, они начинали вести себя исключительно странно. Я бы даже сказала, как последние кретины. Если их не связывали мистические узы дружбы, то в голове щелкали какие-то пружинки, и воинственные аборигены принимались отвоевывать территории (хорошо, не помечать). И плевать, что территории в нашем случае принадлежали только мне.

   Когда я поднималась по лестнице, Фред прикрикнул:

   — Мешки с перцем нужно убрать куда-то?

   — Да, в погреб, но никак не хватает времени грузчика нанять.

   Я подхватила папку с несколькими эскизами вывески и услыхала, что в торговом зале происходит подозрительный переполох. Недоуменно нахмурившись, поспешила обратно, но мужчин не застала.

   — Этан? Фред? — удивленно позвала я.

   До меня донеслись приглушенные голоса. В полу кладовой, отведенной под хранение товара, был раскрыт погреб. Внизу горела свеча. Осторожно спустившись на пару ступенек по деревянной лестнице, я согнулась и проверила, чем занимались мои гости. Они перетягивали друг у друга мешок с перцем, видимо, пытаясь договориться, куда его пристроить.

   — Просто положите на стеллаж, — посоветовала я.

   Следующие двадцать минут оставалось наблюдать, как, прея от натуги, подстегнутые азартом соперники тягали мешки. Наверняка завтра обоих ждал приступ радикулита и мизантропии, особенно по отношению к хозяйкам торговых лавок, но ни один сдаваться не собирался. Они носились по залу, как ужаленные, хотя к середине второго десятка явно проклинали соревновательный дух, а Фред вдобавок подозрительно хлюпал носом.

   Вдруг в погребе что-то звучно хрустнуло и раздался вопль Этана:

   — Да твою ж!

   — Ты в порядке? — испугалась я, проверяя плотника. Он валялся на земляном полу, сверху придавленный мешком.

   — Похоже на то, что я в порядке?! — прохрипел пострадавший, делая отчаянные попытки подняться.

   — Я тебе сейчас помогу!

   Надо же было зацепиться каблуком за ощеренную длинными острыми шипами ступеньку и с визгом плюхнуться вниз! Совершенно точно воспитанная девушка не имела права догадываться о значении тех слов, которые в тот момент вылетали из моего рта.

   Хорошо, что Этан меня перехватил. Снова сверзившись на земляной пол, спаситель странно крякнул, словно выпустил из груди предсмертный вздох. Мы представляли собой сандвич из двух человеческих тел с прослойкой мешка, полного перца. Зажмурившись, я испуганно пробормотала:

   — Этан? Ты не умер?

   — Алекса, зачем ты сюда упала? — раздался сверху возглас Фреда, заносившего очередной куль. Конечно, туфли у меня спросили, прежде чем зацепиться на щепу! Не хотите ли, госпожа Колфилд, припечатать своим телом контуженого плотника?

   С Этана я скатилась с такой проворностью, будто меня обожгло. Краем глаза заметила, что Фред заносит ногу над сломанной ступенькой, и выкрикнула:

   — Осторожнее!

   Мгновением позже лавочник кувыркнулся в погреб, выронив мешок и сметя по пути свечу. В кромешной темноте прозвучал удар, матерное ругательство и страшный сип умирающего человека.

   — Фред, ты раздавил Этана! — испугалась я.

   Выставив руки, попыталась подняться, споткнулась о мужчин и рухнула сверху, грудью припечатав Фреда к издыхающему плотнику. Теперь мы представляли собой не просто сандвич, а расплющенный слоеный пирожок, у которого последний слой превратился в подошву.

   — Слезьте! — хрипел внизу Этан. — Слезьте с меня, демоны! Пока я еще жив…

   Разлепляться во мраке тесного погреба было жуть как неловко. Мы путались в руках и ногах, пару раз столкнулись лбами. Думаю, что Этана спас мешок с пряностями, иначе бы затоптали. Наконец измученные, растрепанные и изрядно помятые, все трое выбрались из погреба.

   От чая с пирожными неудачливые грузчики отказались напрочь. Подозреваю, оба знатно побились. Мысленно я представляла, как по дороге из лавки с их лиц сходит сдержанное выражение и проявляется гримаса боли. Когда Этан уже вышел за порог, звякнув на прощание дверным колокольчиком, я вспомнила про вывеску.

   — Постой! А как же моя вывеска?

   — Давай наброски, — вернувшись, буркнул он.

   Когда блокнот с эскизами перекочевал в его руки, он проверил неумелые рисунки и многозначительно изогнул брови:

   — «Острая перчинка»? Ты хочешь назвать лавку «Перчинкой»?

   — Отличное название для лавки с пряностями! — огрызнулась я. — Если бы ты шарил в ярких названиях, то сейчас имел бы свою пилораму, а не работал плотником.

   Этан одарил меня выразительным взглядом, закрыл блокнот и вышел за дверь.

   — А цена? — выскочив на ледяную улицу, я поежилась от холода. В доме-то постоянно тлел очаг, и тепло из кухни струилось в торговый зал.

   — Не разорю! — рявкнул он, даже не оглянувшись. — Четвертым днем привезу!

   — И чего разорался, чувствительный какой? — буркнула, поскорее прячась в лавке.

***

За неделю, что я провела за приготовлением смесей, воздух в бывшей чайной лавке насквозь пропитался особенным, острым и душистым, ароматом пряностей. Подозреваю, что я сама им тоже несколько пропиталась, и благоуханный шлейф тянулся за мной на пару ярдов.

   На полках в лавке затеснились красивые баночки с коричневыми этикетками, приклеенными с помощью магии. К каждой емкости была привязана карточка с рецептом приготовления блюда из маминой коллекции. Я специально выбирала те, что попроще, чтобы не отпугнуть сложной кулинарной магией покупательниц.

   Предложишь какую-нибудь утку в паприке и с гречишной начинкой, и больше не увидишь клиентку. А посыпать кусок отбитой говядины черным молотым перцем, перемешенным с солью, и с двух сторон пожарить, сможет любая девица… даже я сама (проверить на личном опыте не успела, но инструкцию из маминого блокнота выучила назубок). Не пожалела времени и на то, чтобы расклеить по всем информационным доскам объявления, что в Питерборо начинает работу чудесная лавка пряностей, способных за секунду превратить даже самое заурядное блюдо в королевское угощение.

   В день открытия мне не хватало только заказанной вывески (а ведь обещал четвертого дня привезти, мошенник!)… и толпы восторженных домохозяек, решительно желающих, оказаться просветленными простым способом осчастливить оголодавшего мужа.

   До обеда в лавку заглянула только пара случайно проходивших мимо прохожих, да и те по старой привычке хотели купить чая. Я уже подумывала сбегать на рынок за парой фунтов черного чая — хоть перепродам, чтобы не закрывать рабочий день всухую, но звякнул колокольчик. По полу потянуло сквозняком, и дверь впустила в торговый зал Ирвина. Ученик плотника держал под мышкой прямоугольный сверток, очень похожий на завернутую в коричневую бумагу картину.

   — Здрасьте! — улыбнулся Ирвин.

   — Не прошло и полгода, — недовольно проворчала я.

   — Только доставили.

   — Вы ее в столице, что ли, резали?

   — А? — вдруг растерялся Ирвин, будто его наставник действительно гонял в Кингсбург, чтобы изготовить вывеску для перечной лавки, и немедленно заявил: — Господин Этан велел повесить.

   — Хорошо не повеситься, — выходя из-за прилавка, буркнула я под нос.

   — Простите? — удивился подмастерье откровенному недружелюбию.

   В душе я, конечно, понимала, что злилась вовсе не из-за вывески, а из-за полного отсутствия покупателей. Никто не спорил, что перечные смеси — продукт в хозяйстве не первой надобности, но такого оглушительного провала никто не ожидал. Ведь ни один хороший человек, а сколько их, сволочей, все-таки проживало в Питерборо (точно не знаю, но наверняка немало), не захотел заглянуть в новую торговую лавку просто из любопытства. Появись они, без перечной баночки точно не ушли бы!

   Между тем Ирвин раскрыл упаковку, и моему взору предстала удивительной красоты вывеска. Название было вырезано витиеватыми буквами на специально состаренном дереве, а к уголку на невидимой магической подвеске была привязана гроздь ярко-алых стручков острого перца, словно парившего в воздухе.

   — Как? — видимо, заметив мое ошеломление, расплылся в улыбке Ирвин. — Нравится?

   — Я в шоке…

   — В шоке — это хорошо или плохо? — засомневался подмастерье, не догадываясь, отчего у клиентки, мягко говоря, вытянулось лицо.

   Пока страшный вопрос, во сколько же мне встанет по столичному изящная красота, решила оставить и разобраться в проблеме насущнее.

   — Ты уверен, что вывеска для моей лавки? Заказы не перепутал?

   — Для вашей, — уверил Ирвин.

   — Но почему на ней написано «Пряная штучка»?

   — А что должно быть? — изумился подмастерье.

   — Или у меня проблемы со зрением, и я читаю неправильно. Или у твоего хозяина проблемы с памятью, и он забыл, но ему заказывали вывеску про перец. «Острая перчинка»!

   — Так господин Этан сказал, что «Пряная штучка» гораздо лучше вам подходит… — тут Ирвин замялся и, испуганно сглотнув, пробормотал: — Он, верно, имел в виду вас лично, а я перепутал…

   — Вырезал ты? — прищурилась я.

   — Ну как вырезал… — смутился подмастерье и заканючил: — Госпожа Алекса, а мы можем сей возмутительный факт моей небрежности скрыть от господина Этана?

   — А мне что делать-то? — подбоченилась я.

   — Понять и простить? — в глазах Ирвина читалась нечеловеческая тоска.

   — Ага, и называться «Пряной штучкой»?

   — Ну, «Острая перчинка» тоже не бог весть какое название… Извините. Придуманное вами название — выше всяких похвал.

   Было видно, что подмастерье попал в огромные неприятности и подумывал, куда смотаться от наставника, чтобы остаться целеньким.

   — Бесплатно! — сжалилась я и указала пальцем в вывеску. — Я готова молчать, если она достанется мне задаром!

   — Всего-то? — выдохнул он и тут же заулыбался. — Да забирайте! Господин Этан все равно сказал, что денег за нее не возьмет.

   — Серьезно? Еще бы он за это уродство золотые стребовал!

   Вывеска была дорогой и необычной, а название мне, как ни странно, нравилось. Про уродство сказала исключительно для профилактики, чтобы не заикнулся про деньги. Знаем мы таких дарителей! Сначала в руки силой впихивают, а потом объясняют, сколько надо заплатить за то, что потискала.

   — Я должен сам ее повесить! — подрядился Ирвин. — Цитируя господина Этана: «Чтобы шею себе не сломала на лестнице»… кхм… а где тут лестница?

   Когда торговое произведение искусств повисло на цепях, и красные перчинки, плывущие в воздухе, вдруг зазвенели от дуновения ветра, то стало ясно — даже если бы вывеску действительно перепутали или потребовали горку денег и еще две монетки, выскребла бы все до последнего пенса, но обратно увезти не позволила бы.

   Когда работа была закончена, и Ирвин убрал складную лестницу в садовый домик, то был щедро накормлен похлебкой. Откровенно сказать, кухарка из меня изрядно так себе. Над очагом я стоять не любила, но чего-то намудрила со смесью для супа и пришлось сварить ковшик на пробу. Вышла страшная дрянь, но подмастерье не жаловался, ел. Правда, жадно закусывал хлебом.

   — Остро? — уточнила я.

   — Нет, очень вкусно, — невнятно промычал он с оттопыренной хлебным мякишем щекой.

   Вообще, странно, потому что по рецепту похлебку надо было готовить на мясном бульоне, но мяса у меня не имелось, и бульон я варить не умела, так что сделала на воде.

   — Не пересолено? — услужливо уточнила я.

   — Может, чуточку, — деликатно объяснил он, что язык оказался сожженным напрочь.

   — Уменьшить соль на десять унций, — немедленно приказала я встрепенувшемуся перу сделать пометку в рабочем блокноте.

   Ирвин вдруг понял, что выступал в роли подопытной крысы и обиженно посмотрел на дно почти опустевшей тарелки.

   — Кажется, там колокольчик звякнул! — с надеждой заявил он, желая отослать меня из кухни и избавиться от остатков обеда.

   — От сквозняка.

   — Совсем с покупателями туго? — Ирвин вздохнул и прихлебнул супчик.

   — Похоже, в Питерборо перец не в чести, — призналась я, что немножко начинаю нервничать из-за отсутствия покупателей. Каждая проданная баночка приближала к возвращению долга, а пока все баночки стояли на полках торгового зала.

   — Вам бы объявления развесить.

   — Развесила по всему городу.

   — Ни одного не видел, — удивился подмастерье.

   Как только он ушел, я написала новые объявления, заперла лавку и обошла информационные доски.

   Я заново развесила зазывные листовки с заголовком: «Пряная штучка! Простой рецепт семейного счастья! Добавь в жизнь перчинку!» В этот раз приклеила с помощью магии, чтобы ни порывом ветра, ни рукой завистника, ни силами дворников объявления не сорвало. А сверху наложила заклятье водонепроницаемости и свечения в темноте. Специальным магическим хитростям меня научили, как ни странно, в редакции, ведь во время работы записи приходилось вести в любую погоду и в любое время суток.

   Когда на Питерборо опустилась холодная осенняя ночь и на торговой улице зажгли фонари (все, кроме того, что стоял рядом с лавкой), в торговом зале зазвенел колокольчик. Я размалывала в кофемолке перечные горошины и не ждала покупателей. Так увлекалась смешиванием специй, что забыла о времени и не закрыла дверь на засов. Однако, несмотря на поздний час, морщить нос на потенциальных клиентов я просто не имела права.

   Обтирая руки о полотенце, как была в поварском фартуке, выглянула из кухни. В торговом зале, с любопытством оглядываясь по сторонам, стояли трое плечистых здоровяков в форме королевского флота. Что они забыли в Питерборо, где вместо реки протекал широкий ручей, а через него пафосно перебросили горбатый каменный мост, было совершенно непонятно. Может, заблудились и дорогу решили узнать?

   — Уберите руки от коня, — сдержанно попросила я, когда заметила, что один из поздних визитеров принялся пальцем тыкать в бронзовую статуэтку.

   — У вас тут пряные штучки? — поинтересовался один из матросов, ощупывая мою фигуру сальным взглядом. Ощупывать, к слову, было особенно нечего, фартук скрывал формы почище кожуха.

   — Хотите перца? — с сомнением уточнила я, все еще подозревая, что парни просто не осознали, в какую лавку завернули.

   — Да поострее! — ухмыльнулись они.

   Покупатели?! От радости я чуть не выпрыгнула из домашних туфель. Быстро скользнула за прилавок и засияла самой своей красивой улыбкой.

   — Пряных штучек у нас хоть отбавляй!

   Мужички переглянулись и с ухмылками подтянулись к прилавку.

   — Порекомендуете? — просипел коренастый.

   — Они все острые и жгучие! Черные, белые, красные, — перечислила я. — Вперемешку.

   — Вперемешку? — сглотнули они от голода.

   — Слоями. Снизу черная перчинка, сверху красная, а посередке — белая прослойка. Знаете? Равновеликие полоски.

   Матросы затаили дыхание. В глазах появился настораживающий блеск.

   — Продемонстрируете или сначала деньги надо дать? — с горящими, как сигнальные фонари, щеками выдохнул самый молоденький из них, по виду едва-едва перешагнувший отроческий возраст.

   — Конечно, — ласково улыбнулась я. — Продемонстрирую и даже позволю снять пробу, чтобы остроту проверить. Совершенно бесплатно.

   Удивительно, но один из мужичков вдруг подтер пальцем слюну. Перец, что ли, так сильно любил?

   — Вот смотрите!

   Пока они не передумали, я принялась выставлять на прилавок разноцветные баночки. С чистым перцем, выложенным слоями, крапчатым — перемешенным с морской солью. Видимо, изящные баночки с рецептами произвели на представителей королевского флота такое неизгладимое впечатление, что они таращились на прилавок и от восхищения не смели вымолвить ни слова. Может, боялись, что перечные смеси им просто снятся?

   — Что это? — наконец выдавил сиплый.

   — Перец, — не поняла я. — Черный, красный, белый, слоями. Все, как вы хотели.

   — А девочки? — Три возмущенных взгляда пытались пробуравить у меня во лбу дыру.

   — Какие девочки?

   — Брюнетки, блондинки и рыжие — черные, белые, красные. Одна снизу, другая сверху, третья в прослойке. — Сиплый облизнулся. — Разноцветный сандвич…

   — А что она должна в прослойке делать? — промычала я и немедленно оговорилась: — Хотя не смейте отвечать, у меня хорошее воображение.

   Воображение у меня действительно работало исправно, не зря несколько лет в газете прослужила. Легко представилось и сверху, и снизу, и даже прослойка. На личном опыте не проверяла, но книжечки на тривиальную тему почитывала, особенно будучи студенткой.

   Пауза длилась бесконечно долго. Я рассматривала рожи матросов и чувствовала себя ужасно оскорбленной.

   — То есть перца вы не хотите? — тихо спросила я, взвешивая на ладони банку с названием «Для печенки и ливера».

   — Баб перченых хотим. Черно-красных! И вина с перцем! — Матросы переглянулись и заржали, как кони. Им не в лавку пряностей надо было идти, а в городские конюшни.

   Целее бы остались.

   — Значит… — мягко вытаскивая пробку из банки, вкрадчивым голосом вымолвила я. — Вы приняли мою лавку, труд почти всей моей жизни, наследство, оставленное покойным дядюшкой, за дом терпимости и питейное заведение? Два в одном?

   Мужчины странно переглянулись, и вдруг один спросил:

   — Выходит, ты одна за всех?

   — Почему же одна? С конем и перцем, — изогнула бровь, примиряясь к первой жертве.

   — А что конь делает? — не понял сиплый.

   — Ты лучше спроси, что делает перец… — процедила я и швырнула банку ему в голову.

   Никогда не догадывалась, как красиво взлетает в воздух облако разноцветных приправ. Главное, вовремя отпрянула и не вдохнула огненный порошок. Но с мужчинами сработал эффект неожиданности. Они и вдохнули, и глотнули, а сиплый и вовсе опрокинулся на спину, поймав глазом банку с толстыми стенками. Как вообще с такой реакцией они служили во флоте и дожили до своих лет? Не матросы, а неповоротливый корм для морского чудовища.

   — Я вам покажу дом терпимости! Вы у меня, любовники на выезде, сейчас натерпитесь! — без предупреждений, пока в рядах противников случилась сумятица, я метнула новую банку, а следом еще одну. — Держите и брюнетку, и блондинку, и даже рыжую!

   Завораживающий фонтан порошка карри взвился в воздух и опустился на головы неудачливым гулякам…

   Что характерно, стражьи участки и в провинции, и в столице были похожи. Правда, я никогда не предполагала, что окажусь в знакомых унылых стенах уже через месяц после приезда. Столичные клетки для заключенных никогда не пустовали, а в Питерборо такого наплыва перченых — в прямом смысле слова — хулиганов, громивших лавку пряностей тихой осенней ночью, явно никто не ожидал. В единственную клетку с узкой лавочкой четверо разбойников — один из них был с бронзовым конем на коленях — помещались разве что впритирку. Да и стражи намеревались тихо-мирно пройтись по сонным улочкам и никак не ожидали на собственную голову наткнуться на драку, выкатившую за пределы лавки.

   Чтобы мы… Ладно, кому я вру? Чтобы я не накинулась на неудачливых любителей разврата и больше не огрела никого из них бронзовым конем, во время допроса нас рассадили по разные стороны стола, на приличное расстояние. Подозреваю, шаг был тактически выверен — страж боялся, что растрепанная лавочница с недобро горящими глазами добросит тяжелую статуэтку до пострадавших, в смысле, нападавших, и придется писать еще один протокол.

   Матросы выглядели, прямо сказать, плохо. Блюстители порядка не сразу поверили, что такое смогла учинить хрупкая девушка, да и я сама, как красное марево спало с глаз, удивилась безобразию. Может, конечно, во мне поселилось чудовище, способное поколотить трех мужиков, и просыпалось оно только в минуты гнева?

    У сиплого горе-гуляки заплыли оба глаза, и он беспрестанно смаргивал слезы, точно бы рыдал от обиды. Второй красовался разбитой губой и расцарапанной щекой. Подозреваю, что у него еще и на животе разливался синяк после того, как в него впечаталась бронзовая конская голова. Хорошо, что не стал раздеваться, чтобы продемонстрировать увечье.

   Третий обошелся малой кровью — шишкой на лбу, но в этом моей вины не было. Он пал жертвой аллергии на порошок карри. Только унюхал, как сопливо чихнул, тюкнулся лбом об угол прилавка и вырубился минут на десять. В общем, все веселье пропустил.

   — А теперь рассказывайте, что произошло? — в десятый раз потребовал нервный страж.

   Мы молчали, как шпионы на допросе, понимая, что сегодняшняя потасовка отольется нам коллективными неприятностями разной степени тяжести. Ко мне в лавку забудут дорогу покупатели — кому охота оказаться избитым чокнутой торговкой специями? А матросам влетит от старшины так, что твердой земли они не увидят до пенсии по выслуге лет.

   — Произошло недопонимание, господин страж, — осторожно начала я и указала на матросов: — Добрые господа зашли ко мне в лавку спросить дорогу, но тут в двери ворвались налетчики…

   — В лавку пряностей? — скептически сощурился страж.

   — В лавку пряностей, — серьезно кивнула я. — Не знаю, может, с монетным двором перепутали. Но безбожники налетели, поколотили банки с перцами, побили этих сволочей… кхм… доблестных представителей королевского флота, а потом сбежали.

   — А на улице вы почему дрались?

   — Так не разобрались в темноте, кто там кто, — пожала я плечами. — Фонарь-то не горел.

   — Все так и было, господин страж, — поддакнул сиплый, видимо, понимая, что ловчее языкастой лавочницы вряд ли сможет соврать.

   — Вы издеваетесь? — процедил блюститель порядка.

   — Как можно? — испугалась я, вдруг осознав, что мне придется ночевать в участке в тесной камере.

   — Мы просто баб хотели, — вдруг шмыгнул носом молоденький, мы вчетвером (считая коня) уставились на болтливого юнца страшными глазами, мол, закрой рот, сопливый, но того под пристальным взглядом стража понесло: — Так вот мы баб хотели, а у нее только перцы оказались…

   Матросов забрали утром, когда за окном стражьего участка забрезжил жиденький рассвет. В Питерборо знакомых, кроме плотника и соседа-лавочника, я завести не успела, так что взять меня на поруки было некому. Решив, что подожду прихода капитана, а там уж устрою показательную истерику со слезами и обмороком (в столице не срабатывало, но в Питерборо стражи пока непуганые), я прилегла на узкую лавку и немедленно вырубилась от усталости.

   — Доброе утро, — раздалось совсем рядом.

   Моментально просыпаясь, я обнаружила стоявшего возле клетки Этана.

   — Пришел подать заявление, что исчезла хозяйка перечной лавки, а она отсыпается в камере, — ухмыльнулся он. — Удобно?

   — Подтверди кто я! — немедленно бросилась к нему, но тут же ощутила, что правая нога затекла, и чуть не влетела лбом в толстые прутья.

   — И что мне за это будет?

   — Тебе не стыдно устраивать торги, когда я в бедственном положении?! — возмутилась я.

   — Нет.

   — Я дам тебе денег!

   Этан состроил скучающий вид и сунул руки в карманы.

   — Ладно, — не стала теряться я. — Тебе еще нужна комната для постоя?

   В глазах плотника мелькнул интерес.

   — Живи, сколько надо! Спальня за тобой.

   — Ты говорила, что твою лавку примут за бордель, если ты пустишь к себе двух половозрелых мужчин, — вдруг принялся на мою неслыханную щедрость упираться Этан.

   — Вообще-то, я сказала одного половозрелого мужчину и одного Ирвина. Но раз мою лавку уже приняли за бордель, так почему бы не поселить ночного вышибалу?

   — В предложение входит трехразовое питание?

   — Лицо напополам не треснет, и пузо не отрастет? — возмутилась я.

   — Готовить может Ирвин.

   — То есть подмастерье все-таки будет?

   — Он мало ест и почти не занимает места.

   Светлый боже, где он учился торговаться? Даже ответить нечем!

   — Хорошо, Ирвин сойдет за бронзового коня, но кровать у меня одна. Вы заранее о спальных местах договоритесь, чтобы потом по ночам не скандалить, — смирилась я с тем, что снова буду жить с соседями.

   В столице цены на жилье были ломовые, и мне приходилось снимать крошечную квартиру вместе с подружкой Стаффи. Когда я уехала в Питерборо, она занималась покупкой свадебного платья и, видимо, даже не обратила внимания на исчезновение соседки. Ни разу не написала. Впрочем, я сама оказалась так занята, что отправила единственную карточку с гравюрой городка, когда добралась до места.

   — Въедете на следующей неделе.

   — Завтра утром, — потребовал вконец обнаглевший плотник. — Снимать комнату в доходном доме очень дорого. Договорились?

   Предлагая заключить соглашение, он протянул руку между прутьями решетки.

   — Ладно, — процедила я сквозь зубы и ответила крепким рукопожатием. — Добро пожаловать.

   — Почему прозвучало так, как будто ты отправила меня в известном направлении? — ухмыльнулся Этан, не собираясь отпускать моих пальцев.

   — Заметно? Предлагаю чувствовать себя как дома, но не забывать, кто в нем хозяйка, и не превращать лавку в реальный дом терпимости. Другими словами, никаких женщин на моей территории! Ирвина правило тоже касается! Даже если случится неслыханное и на него кто-нибудь польстится.

   Неожиданно партнерское рукопожатие превратилось в пошлое перетягивание рук, как каната, через клетку.

   — Идет, но завтра подпишем договор, — в свою очередь потребовал Этан. — Хочу быть уверен, что ты не выставишь нас со своей территории посреди ночи, когда окажешься в дурном настроении.

   — Я не настолько жестока, — процедила я, посильнее дергая его руку.

   — Скажи это трем избитым матросам!

   Когда я вернулась в лавку, то обнаружила, что ночью кто-то стащил красивую вывеску. Вместо «Пряной штучки» на ветру развевались пустые цепочки.

   — Что за город мошенников и воров? — буркнула я и от души громыхнула входной дверью, даже витрины зазвенели.

   Привела себя в порядок, накрасила губы поярче и вернулась в участок, чтобы написать заявление о краже. При моем появлении страж, без преувеличений, вздрогнул и попытался спрятаться в туалетной комнате.

   — Не пугайтесь! — королевским жестом остановила я измученного блюстителя порядка. — Теперь я пришла подать жалобу на грабеж.

   — Матросы оказались налетчиками?

   — Матросы оказались неплохими парнями, которые умудрились перепутать лавку пряностей с увеселительным домом, — фыркнула я, усаживаясь на стул и пристраивая на коленях ридикюль, — а вывеску у меня украла настоящая сволочь!

***

Огромный дорожный сундук Этана появился с утра, когда я едва успела отодвинуть засов и открыть лавку для посетителей. Багаж втащили в зал двое грузчиков и потребовали объяснить, куда занести. В спальне для гостей сундук занял почти весь проход между кроватью и старым шкафом, оставив только узенькую дорожку, чтобы пройти на цыпочках. Судя по тому, что ни плотник, ни подмастерье не появились, они просто хотели застолбить место.

   Недолго думая, я закрыла лавку на замок, чтобы мне не помешали совершать преступление, а потом с помощью шпильки, магического разряда и матерного слова вскрыла замок на сундуке. Поверх вещей лежал белый конверт. На нем быстрым, летящим почерком было написано: «Не ройся в вещах, договор и документы здесь».

   — Умный, что ли? — фыркнула я, хотя не смогла ни оценить чувство юмора будущего постояльца.

   Договор был оформлен на Этана Гровера, холостяка тридцати лет, проживающего в Вайтберри. Печать на личной грамоте была подлинная, так что не верить плотнику не было причин. Быстро вернув бумаги на место, я закрыла сундук, но мучиться с замком и запирать не стала — все равно ведь понимал, что хозяйка бывший репортер, а значит, не спросит, так проверит.

   В середине дня на двери весело зазвенел колокольчик, и в лавку влетел господин в черной фетровой шляпе, в белом длинном пальто и с деревянным ящичком в руках. Остановился посреди торгового зала, огляделся и широко улыбнулся мне, демонстрируя золотой зуб.

   — Здравствуйте! — счастливо выдохнул он.

   «Сектант или коммивояжер?» — примерилась я.

   — Я принес благую весть!

   Точно сектант.

   С резвостью фокусника он пристроил на прилавок ящичек, щелкнул застежками и откинул крышку. Внутри переливались всеми цветами радуги флаконы, заткнутые пробками.

   — Госпожа, только сегодня! И исключительно для вас! Я могу предложить две превосходные алхимические притирки по цене одной!

   Ах, нет. Все-таки коммивояжер.

   — Вы красите волосы? — Он потянулся, стараясь потрогать распущенные по плечам, уложенные специальным составом пряди.

   — Нет, — отодвинулась я.

   — Тогда пора начинать. Скоро седина!

   — Мне двадцать четыре.

   — Почти старость! — всплеснул он руками и вдруг принялся выставлять на прилавок передо мной пузырьки с разноцветными подозрительными составами. — Для блондинок, для брюнеток, для лысых. Снадобье для потравки крыс! Главное, не перепутайте, а то от него волосики вылезут…

   — Стоп! — резко подняла я руку. — Мужик, придержи подводу!

   Он изумленно моргнул.

   — Я куплю у тебя отраву для крыс, если ты купишь у меня банку перечной смеси.

   Посредник недоуменно уставился на полки у меня за спиной, заставленные красивыми разноцветными баночками. Не тушуясь, я стала выставлять шеренгу пряностей:

   — Для мяса на огне, для жаркого с картофелем на очаге, для спагетти, для овощного салата…

   Спасибо, светлый боже, что одарил меня хорошей памятью. Назубок протараторила пять способов приготовления жареной курицы с перцем и через полчаса складывала несколько больших банок в бумажный пакет с эмблемой в виде маленького перчика посередке (сама три ночи рисовала под свечами, чуть не ослепла).

   — Четыре шиллинга, — объявила я, всучив покупки несколько ошалелому торговцу.

   Он вытащил кожаный кошель, поискал нужные денежки и протянул мне четыре монетки. А потом, позвякивая баночками, направился к выходу. У самой двери коммивояжер очнулся, осознал, что где-то его надули, и обиженно, с претензией высказался:

   — А как же потравка для крыс?

   — Как можно подозревать, будто в моей лавке живут крысы? — развела я руками. — Уже неделю не вижу. Похоже, от перца все разбежались. Приятного аппетита, приходите еще.

   Облапошенный коммивояжер было хотел возмутиться, даже махнул чемоданчиком, но тут, заставив колокольчик истерично звенеть, в лавку ввалился Этан. Он подвинул растерявшегося торговца и едва не прищемил дверью Ирвина, тащившего деревянную люльку с инструментами. Встретившись взглядом с хмурым плотником, отчего-то находившимся в дрянном настроении, посредник алхимика тут же улизнул на улицу.

   — Клиент? — изогнул брови Этан.

   — Коммивояжер.

   — Он купил перец?

   — Больше продавать здесь нечего, — пожала я плечами. — Разве что коня.

   — Продала перец торговцу?! — уточнил плотник.

   — Нормальные люди ко мне почему-то заглядывать не хотят. И матросам тоже продала бы, но они меня взбесили, — уверила я и вышла из-за прилавка, чтобы показать новым жильцам комнату. — Ирвин, инструмент убери в кладовую. Там все равно пока пусто.

   Видимо, образ девы-воительницы, не пожалевшей на обидчиков перца, так ярко вспыхнул в голове у подмастерья, что он, боясь меня спровоцировать, немедленно двинулся в сторону кладовой.

   — Как хорошо, что я не был с теми матросами, — донеслось до меня хмурое бормотание.

   — Ну, ты же не перепутал мою лавку с домом терпимости, — отозвалась я.

   — Да как можно? — охнул Ирвин.

   — Вот и не путай дальше, — с ласковой улыбкой напомнила я.

   К вечеру в лавке появилась смущенная девушка. Заикаясь и оглядываясь по сторонам, словно боялась общественного порицания за посещение лавки пряностей, она попросила «тот самый перец, который входит в простой рецепт семейного счастья».

   Наверное, идея с баночками пряностей действительно оказалась неплоха, или после драки, прогремевшей на весь город, народ из любопытства начал заглядывать в лавку, но впервые я порадовалась, что в Питерборо новости распространялись быстрее осенней простуды. К концу недели хозяйки знали, где именно продавались готовые смеси для простых, сытных и вкусных блюд, и в магазинчик приправ протоптали дорожку покупательницы. Ведь если мама была права, и путь к сердцу мужчины лежал через желудок, то в «Пряной штучке» указывали самый легкий способ, как до него добраться.

   До сердца, конечно.

***

Сквозь витрины я следила за тем, как золотая осень Питерборо превращалась в осень облезлую, глаз уже мало радующую. Ветер безжалостно сдирал листья с кленов, и пешеходные мостовые накрывало бронзовым влажным ковром, на котором по утрам намерзала тоненькая льдистая корочка. Все реже из-за облаков выглядывало солнце, очаг на кухне грелся все жарче.

   А потом пошел дождь…

   Настоящий, стеной, совершенно непохожий на осенние дождички, что слегка обрызгивали городок в прошлом месяце. Зарядил так, что спать было невозможно. Звонко застучал по окнам, забарабанил по крыше. Я крутилась в кровати, пытаясь задремать хотя бы на часок. Ложилась на правый бок и на левый, устроилась на спине, раскинув руки звездочкой, потом поняла, что замерзла. Решила подкинуть поленьев в камин, но немедленно босой ногой наступила в ледяную лужу и от неожиданной подлости тихо пискнула. Света от камина было еще меньше, чем тепла. Запалив свечу в ночнике, подняла лампу над головой.

   Ошибки не было, на полу действительно разлилась приличная лужа!

   Пришлось забраться на кровать, чтобы отыскать источник неуместной в доме влаги. Балансируя на перине, исследовала потолочную балку. По ней сбегала дождевая вода. Медленно и тяжело на пол срывались крупные капли.

   С каких пор у меня протекает крыша? В смысле, в моем доме протекает крыша?

   — У тебя еще и крыша течет?! — возмущенный вопль Этана пробился через две стены и банную комнату, переделанную из чулана.

   — С моей крышей все в порядке! — заорала я в ответ. Наверное, если бы не дождь, то услышали бы соседи по торговой улочке.

   — Тогда почему мы спим в луже?!

   — Чего ты у меня спрашиваешь, если рядом Ирвин лежал?!

   — Я не причем! — донесся голос подмастерья. — Тут течет с балок.

   — Вот! — прогрохотал Этан. — Слышала?

   — Ты живешь здесь бесплатно, так что не жалуйся! — огрызнулась я.

   В коридоре раздался твердый стук голых пяток по дощатому полу. Видимо, жилец хотел выразить недовольство нерадивой хозяйке в лицо, но вдруг снова взвыл:

   — Не дом, а решето!

   Соскочив с кровати, как была, в ночной фланелевой рубашке до пят я вылетела из спальни и немедленно наступила в натекшую лужу. Ойкнув, отпрыгнула обратно. Этан, видимо, уже вкусивший прелесть ледяного купания, стоял на одной ноге, как цапля, а Ирвин в ночном колпаке держал свечу и оглядывал потемневший потолок. Сверху весело плюхало, словно на втором этаже случилась радостная весенняя капель.

   Мы с плотником встретились глазами.

   — Подставим ведра? — миролюбиво предложила я.

   Задействовано оказалось все, что не протекало и вмещало воду: деревянные шайки, котелки, ведра, а лестничные ступеньки облепили обеденные миски, потому что, в отличие от посуды, дождь не заканчивался.

   Когда дом наполнился перезвоном, а все лужи были собраны, время перевалило за полночь. Глаза слипались. Стало плевать и на дождь, и на протекавшую крышу, лишь бы уснуть. Однако тихонечко улизнуть в спальню мне не дали. Этан схватился за ручку, не позволив закрыть дверь, и со всей серьезностью заявил:

   — Спим вместе.

   — Ты обалдел?! — подавилась я от возмущения, и весь сон разом сошел.

   — У нас на кровати стоит тазик с водой.

   — Так спите под кроватью, — потянула я дверь на себя.

   — Разве хозяйка не должна обеспечить комфортное проживание своим постояльцам? — настаивал Этан.

   — Постояльцы деньги платят, а вы двое — наглые захватчики чужих территорий!

   — За ночь в твоей постели бесплатно починю крышу.

   Кто бы со стороны услышал, точно решил, будто у нас дом терпимости. Я остановилась и с интересом посмотрела в лицо плотника с пробившейся на подбородке темной щетиной.

   — Что скажешь? — изогнул он брови и протянул в дверную щель руку, чтобы заключить очередное соглашение.

   Что ж, можно и потолкаться одну ночь. Крыша важнее.

   — Я с краю! — заявила я, принимая рукопожатие. — Ненавижу спать у стены.

   — Не хочу показаться назойливым, — прозвучал виноватый голос Ирвина, — но куда вы положите меня?

   Подмастерье разместили посередке. Втроем на одной кровати нам явно было тесновато. Я только ждала удачного момента, чтобы отправить Ирвина спать на коврик перед камином, но он как почувствовал неладное и притворился мертвым. Лежал на спине и не шевелился.

   Едва лампа потухла, между нами с Этаном началась яростная борьба за «место под солнцем». На стороне плотника оказалось преимущество: он мог упереться в холодную стену коленкой и подвинуть нас с безответным Ирвином на самый край. Собственно, что подлец и проделал, едва не уронив меня носом в пол. В долгу я не осталась и наигранно, с сонным вздохом дернула одеяло, завернувшись в него, как пуховый кокон. Победой мне не дали насладиться. Не успела ойкнуть, как с глухим стуком кувыркнулась под кровать.

   — Госпожа Алекса! — испугался Ирвин. — Вы в порядке?

   — Лучше не бывает, — процедила я, барахтаясь, чтобы выбраться из проклятущего одеяла.

   Кое-как поднялась на ноги, но едва собралась улечься на свой клочок, в темноте прозвучал довольный голос Этана:

   — Раз ты все равно встала, то подкинь дровишек в камин, а то холодно очень.

   Швырнула на почти прогоревшие угли полено, плюхнулась обратно на перину, заставив соседей не иначе как подпрыгнуть. Мне достался самый краешек одеяла, под который не поместился бы и ребенок. Пришлось потеснить Ирвина, потому что вставать за пледом ужас как не хотелось. Я немедленно оказалась сдвинутой обратно, мол, каждый сверчок знай свой шесток.

   Учитывая, что двуспальный шесток принадлежал мне, как и одеяло, его покрывающее, и пахнущие лавандовыми благовониями простыни, то наглости паука у стены, хитростью захватившего больше трети кровати, можно было только подивиться.

   — Господа, постель трясется и у меня не выходит заснуть, — не выдержав, по-человечески посетовал Ирвин. — Вы не могли бы не толкаться?

   — Нет! — в два голоса рявкнули нелюди.

   В конечном итоге усталость победила. Мы с Этаном взяли короткую паузу, и «прослойка» умудрилась в пару секунд вырубиться. Но лучше бы продолжили воевать! Вмиг стало ясно, что поспать нам не судьба. Ирвин храпел, как дикий зверь. Удивительно, как из такого худого, длинного тела мог исходить столь чудовищный рык.

   — Ирвин, — потрепала я по плечу подмастерье, — повернись набок.

   Однако ревущий вепрем парень реагировать на просьбу напрочь отказался. Почмокал губами, что-то неразборчиво пробормотал, а потом выдал звериную яростную руладу, от которой лично у меня душа ушла в пятки.

   В следующую секунду с другой стороны кровати бедняге в лицо прилетела тяжелая перьевая подушка. Ирвин встряхнул руками и ногами, как-то ловко передавая мне почти все одеяло (не растерялась, тут же закатала под себя край).

   — Все живы?

   — Пока все, — проворчал Этан, возвращая подушку на место, и отворачиваясь к стене. — Но сомневаюсь, что ты сам доживешь до рассвета…

   А утром, когда в окошко заглядывал жиденький рассвет, в сладкий сон ворвался совершенно неуместный вопль, словно кого-то действительно убивали. Мы с Этаном проснулись одновременно. Открыли глаза и уставились друг на друга, мгновенно понимая, что подмастерье исчез, а мы, лишившись преграды, моментально переплелись ногами, обнялись руками и теперь терлись носами, как полоумные котики.

   — Спасите! — заорал из глубин лавки Ирвин.

   — Божечки, грабят? Коня уносят?! — испуганно подпрыгнула я, но тут же получила надрывный ответ:

   — Привидение!

   — Чего? — переглянулись мы с Этаном.

   Раздался топот, звон сбитой посуды, сдавленные ругательства, а потом Ирвин ворвался в теплую комнату, внеся поток холодного воздуха.

   — Госпожа Алекса! — Подмастерье был белым, как простыня. — Я пошел водички на кухню попить, а там мертвая невеста!

   — Ирвин, ты умом от недосыпа тронулся? — Этан явно не посчитал привидение достаточной причиной, чтобы вылезать из-под теплого одеяла.

   — Она в окно смотрит! — трясущимся пальцем указал в сторону коридора подмастерье, и лавку сотряс бешеный стук в дверь. — И дверь хочет выломать!

   Вряд ли бестелесный дух имел возможность барабанить в двери. Хотя, может быть, завернувшее в перечную лавку привидение являлось вестником апокалипсиса и хотело объявить о конце света. Если так, то оставалось непонятным, почему гонец объявлял о том, что всем на земле крышка, каждому индивидуально. Вроде предсмертного сервиса? Мысленно я склонялась к варианту, что какая-то дева или заблудилась, или на рассвете захотела банку с пряностями. Мало ли? Говорят, что у психов по осени начинается обострение.

   Подхватив со стула халат, на ходу я принялась его натягивать. По дороге толкнула носом домашней туфли шайку с водой. Заработала бодрящий ледяной фонтан на ноги и, выругавшись, стала спускаться по лестнице. В дверь снова забарабанили, и тут в витрине действительно появилась девица, наряженная во что-то белесое и пышное. Прижав к стеклу ладони, странное создание разглядывало торговый зал. Завидев меня, оно, в смысле, она вдруг помахала рукой.

   Тут-то я узнала рассветную страшилку.

   — Стаффи?!

   Отодвинув засов, я широко распахнула дверь, отчего колокольчик разразился истеричным звоном. Подружка с посиневшими от холода губами, с черными, как у панды, подтеками туши на щеках тряслась на пороге. Она была одета в загвазданное, подранное по кружевному подолу свадебное платье. Очевидно то самое, которое покупала, когда я паковала вещи в Питерборо.

   — Ты сбежала со свадьбы?! — опешила я.

   — Если бы! — шмыгнула носом подруженция, подхватывая с земли кожаный саквояж с вещами. — Сбежал он!

   — Твой котик? — охнула я, пропуская замерзшую, облезшую невесту в лавку.

   — Котик?! — прохрипела она. — Какой он котик?! Он наглый, подлый, отвратительный гоблин, который оставил меня одну у алтаря! Я так разозлилась, что тоже убежала! К тебе. Мужики — подлецы! Ты что, с одним из них сожительствуешь?

   — Я? — удивилась и повернулась в ту сторону, куда яростно ткнула трясущимся пальцем Стаффи.

   Оказывается, в торговом зале терся Ирвин, несколько ошарашенно следивший за мизантропическим приступом незнакомой гостьи.

   — Это Ирвин, — поспешно объяснила я, давая понять, что нападать на беззащитное существо будет только изверг.

   — Ирвин — имя нарицательное? — не поняла Стаффи.

   — Просто имя, но он не мужчина, — тихо пробормотала я. Ирвин, конечно, услышал (странно было бы в такой тишине не услышать) и вспыхнул от обиды. Думаю, что сегодня во время обеда он плюнет в мою тарелку.

   — Если он не мужчина, то кто?

   — Подмастерье.

   — Чей?

   — Вообще-то, мой, — произнес плотник.

   Мы так заговорились, что не заметили Этана. Ошарашенная Стаффи вытаращилась на моего жильца, который, в отличие от Ирвина, выглядел мужчиной во всех смыслах, несмотря на дурацкий халат в арестантскую полоску. Плотник стоял на лестнице, привалившись плечом к стене, и с презрением разглядывал вымазанное свадебное чучело.

   Я на расстоянии чувствовала, как подружка примирялась, куда бы ему вцепиться: в брутально небритую физиономию, приятно растрепанную шевелюру или сразу в горло, чтобы лишить голоса с сексапильной хрипотцой. Тут он поменял позу и спихнул стоявшую под ногами миску. Посудина заскакала по ступенькам, пошло бренча и разбрызгивая в разные стороны воду, а потом слетела на пол и с гудением остановилась. Весь эффект от появления оказался смазан, и брошенная невеста успокоилась. Этан, конечно, так не думал, но медная плошка спасла ему если не жизнь, то точно физиономию. Ведь мужчина, домашними туфлями пинающий миски, по определению не мог относиться к клану альфа-самцов.

   — Это Этан, — вздохнула я. — Он живет в моем доме.

   — То есть сожительствуешь ты с ним? — подбоченилась гостья.

   — Нет!

   — В таком случае эти двое перешли тебе по наследству от дядьки? — громко на ухо зашептала подруженция.

   — Давай ты для начала умоешься и согреешься, — предложила я, даже не представляя, что подумает подруга, когда узнает о нашей маленькой пижамной вечеринке.

   — К слову, госпожа… — Этан изогнул бровь, намекая, что заблудившейся невесте было бы неплохо представиться.

   — Стаффи… Стефани Фостер.

   — Так что, Стефани, вы к нам проездом или…

   — Или! — передернула плечами она. — Я приехала жить! Но не к вам, а к ней!

   Могу поспорить, у меня вытянулось лицо от неожиданного заявления.

   — Ага, — кивнул Этан. — Алекса, можно тебя на пару слов?

   Чтобы поговорить с глазу на глаз, мы уединились в кладовой, где кроме пустых жестяных банок из-под чая и деревянной люльки с инструментами, ничего больше не хранилось. Плотник попытался закрыть дверь, но ослепнув от темноты, тут же отворил обратно.

   — Ты собираешься оставить ее в нашем доме? — тихо спросил он.

   — В моем доме, — поправила я. — Ты же не намекаешь, то я должна выгнать на улицу подругу?

   — Я не намекаю, а говорю прямо. Твоя подружка — форменная мужененавистница! Она нам с Ирвином жизни не даст.

   — Так освободите комнату и живите спокойно, — немедленно предложила я. — Когда мне нужна была крыша над головой, Стаффи поделилась квартирой.

   — Слушай, я смотрю, у тебя вообще странная проблема с крышами, — хмыкнул Этан.

   — В смысле?

   — У тебя ее или нет, или она течет, — съехидничал он, очевидно, полагая, будто обладает отменным чувством юмора. — Если мы уедем, то кто тебе дом бесплатно чинить возьмется?

   Ремонт задаром был аргументом. От обиды я даже засопела, но буркнула:

   — Но у тебя же есть Ирвин.

   — Ты сама сказала, что Ирвин идет вместо бронзового коня.

   — Стаффи тоже почти ничего не ест и занимает мало места!

   Наглая ложь! Стефани Фостер была влюбчивая, шумная неряха, которая по утрам на два часа запиралась в банной комнате, а по ночам залезала в холодильную кладовую, чтобы втихаря слопать полкольца чесночной колбасы. Другими словами, сравнивать ее с подмастерьем было решительно невозможно. Ирвин прекрасно справлялся с кухней, за две недели перепробовав почти все перечные смеси. А уж как он обхаживал капризных покупательниц! За кассу его в сердцах и крепких выражениях отправил Этан, когда понял, что в расчистке сада от ученика пользы как от козла молока. То молотком себе по пальцам шмякнет, то пилу сломает, то руку порежет, когда на новой вывеске вензелек попытается вырезать.

   — В конце концов я здесь хозяйка! — не найдя других аргументов для подселения еще одного жильца, разозлилась я. — Сказала, что Стаффи останется, значит, Стаффи останется. Все равно я собиралась помощницу нанимать в следующем году. Так что в тесноте, но не в обиде…

ГЛАВА 4

ОГНЕННАЯ ВОДА

   Стефани Фостер официально страдала. Не разложив вещей, на все утро она заперлась в банной комнате и держала открытым кран, полагая, что шум воды в доме с тонкими стенами и отличной слышимостью сможет заглушить ее истеричные рыдания. Сначала мне подружку было ужасно жалко, я шикала на Этана, желавшего и умыться, и сделать другие остро необходимые дела, но ко времени открытия сама разозлилась. Водопровод в доме был с чудинкой: если на втором этаже включалась вода, то она напрочь исчезала на первом. Пришлось подружку выдворить из «комнаты душевной боли», а торговлю начать на полчаса позже. Не встанешь же за прилавок растрепанной и неумытой.

   Но день все равно не заладился. Лавка пряностей, которую матросы приняли за увеселительный дом, превратилась в обычный дурдом. Этан взялся проверять крышу, и домик содрогался от стука молотка, визжания пилы и истошных воплей мастера, костерящего неумелого помощника. Не знаю, как у Ирвина хватало выдержки, чтобы не огреть вопящего наставника черепичиной по макушке.

   Немногочисленные клиенты испуганно задирали головы, когда сверху что-то бабахало, а потом уходили без покупок. Наконец в середине дня горе-мастера отправились за недостающими материалами и воцарилось долгожданное спокойствие. Больше не приходилось извиняться перед нежными тетушками за сочный мат, лившийся с потолка, и я почти расслабилась, даже успела продать пару банок перечной смеси, но в торговый зал спустилась бледная как смерть, страдающая Стаффи.

   Чтобы она не распугала печальным видом покупателей, я попыталась спрятать подружку в кухне, но страдать в одиночестве она наотрез отказывалась и желала разделить душевную боль с окружающими. Пришлось дезактивировать разрушительную энергию монотонной работой. С намеком, что лучшее снадобье от душевных терзаний — это трудотерапия, я усадила невесту в угол торгового зала за маленький столик, вручила карточки и заставила переписывать рецепт из матушкиного блокнота. К слову, почерк у подружки был замечательный: с красивыми вензельками и круглыми ровными буквами.

   В тишине скрипело самописное перо, а Стаффи тихонечко диктовала рецепт приготовления рыбы в пряном желе. Изредка она вздыхала, подозреваю, что в этот момент перо вырисовывало какую-нибудь ненужную закорючку. Я расставляла баночки со смесями по полкам и думала о том, что мешки с перцем начинали мельчать, а значит, мне предстоял поиск нового поставщика. Лишь бы в этот раз не получить чай вместо специй.

   Мрачные мысли отпугнул деликатно звякнувший колокольчик на входной двери. Впустив в лавку ледяной октябрьский сквозняк, в торговый зал вошла худенькая молодая женщина в скромной шляпке.

   — Добро пожаловать в «Пряную штучку», — улыбнулась я и быстренько вернулась за прилавок.

   — Это ведь здесь продают простой рецепт семейного счастья? — спросила она негромким голосом. Со стороны Стаффи раздалось издевательское фырканье. Пришлось приструнить подружку выразительным взглядом.

   — Рецепт семейного счастья! Просто добавь перчику в котелок! — назубок прочитала я лозунг из собственной листовки.

   Девица воровато оглянулась через плечо, словно за ней мог кто-то подглядывать, и заявила:

   — Тогда продайте мне приворот!

   — А? — выразили мы со Стаффи коллективное изумление.

   — Чтобы он съел и больше не сбегал по выходным к своей матушке в Вайтберри!

   Мы с подружкой многозначительно переглянулись. Даже дурак бы догадался, что за «матушку» посещал неверный супруг, но женщине, похоже, очевидные вещи были не так очевидны, как нам: одной брошенной невесте и одной деве на вечном выданье, другими словами, замужем не побывавшим, но сильно наслышанным. Не успела я и рта открыть, чтобы посоветовать устроить для благоверного ужин при свечах, как Стефани брякнула:

   — Зачем вам приворот? Купите крысиный яд.

   — Помогает? — растерялась клиентка.

   — Поверьте, — фыркнула Стаффи. — Он точно больше никогда и никуда не поедет. Ни в Вайтберри, ни в Кингсбург. Правда, дома тоже его долго держать не получится.

   — Почему?

   — Портиться начнет.

   У девицы покруглели глаза.

   — Моя помощница шутит, — нервно хохотнула я, но едва собралась приступить к описанию трапезы из трех блюд, в каждом из которых использовались перечные смеси «Пряная штучка», Стефани снова высказалась:

   — Есть еще один отличный способ оставить мужа дома.

   — Закрыть дверь и спрятать ключ? — заинтересовалась страдающая супруга.

   — Подсыпать слабительный порошок! — мстительно процедила «почти супруга», и я точно наяву услышала, как мысленно она хохочет голосом сумасшедшего гения, за свое горе мстя всем мужчинам на свете. — Тогда он не то что из дома не уйдет, дальше коридора побоится шаг ступить! Только дозу рассчитайте. Мы же не хотим, чтобы он потом возжелал крысиного яда и начал портиться?

   — Или я могу продать вам приворот! — встряла я, пока страдалица не придумала какой-нибудь не менее извращенный способ отомстить чужому мужу за то, что оказалась брошенной у алтаря.

   В глазах покупательницы мелькнуло облегчение. Судя по всему, категоричные методы мужененавистницы ей не пришлись по вкусу.

   — Держите! — Я стукнула о прилавок баночкой смеси для жаренной в очаге курицы. — Инструкция прилагается.

   Некоторое время под недовольное сопение Стаффи, принявшейся бормотать новый текст для самописного пера, покупательница изучала рецепт приготовления, а потом уточнила:

   — Здесь написано «куриная тушка». Мне курицу надо умертвить…

   Светлый боже, кровожадность передается по воздуху?

   — Хи-хи, а потом и муженька… — Стаффи вжала голову в плечи, когда получила ментальный подзатыльник, и пронзила меня яростным взглядом.

   — Просто купите курицу в мясной лавке. Они тушки хорошо от перьев очищают. — Я залезла под прилавок и достала баночку с ароматизированной свечой из лавки «Тысяча мелочей». — Возьмите в подарок. Сервируйте стол, выставите на блюде готовую курицу и свежие овощи, зажгите свечу и откройте красного вина. Гарантирую, что ваш муж не захочет уходить из дома.

   — И надолго хватит приворотного эффекта?

   — Как только соберется к свекрови, тут же повторите, чтобы закрепить результат, — улыбнулась я. — В баночке хватит на два раза.

   — А когда приправа закончится, то приходите к нам еще раз, — подала голос Стаффи, я уж решила, будто подружка пришла в себя, но она добавила с видом серийного маньяка: — У нас есть пила. Я покажу, как незаметно подпилить ступеньки. Если ваш муженек сломает ноги, то уже точно не сможет сбежать из дома!

   — Двадцать пенсов, — перебила я словесные излияния кровожадной невесты, но едва успела запаковать баночку, как колокольчик подавился бряцаньем, и в лавку вошел Этан.

   — Он привороженный. Мы его выгоняем, а он никак не хочет уходить! — нашлась я, не зная, как еще объяснить, почему небритый злющий мужик, не здороваясь, загрохотал грязными сапогами по лестнице на второй этаж.

   Следом за ним ввалился нагруженный материалами Ирвин. На последнем издыхании подмастерье втянул в торговый зал длинные доски, задел подвеску, и медный звонкий колокольчик поскакал по дощатому полу.

   — Ой! — пропыхтел Ирвин. — Потом починю.

   — Мальчик тоже привороженный? — зачарованная странным явлением двух невнятных типов уточнила клиентка.

   — Нет, — поспешно покачала я головой, забирая у нее протянутые монетки. — Мальчик сам прибился.

   Дверь открылась заново, выпустив из торгового зала последнее тепло, но впустив высокую стройную даму в пальто с лисьей опушкой. Она остановилась над колокольчиком, изогнула подкрашенные брови и вздохнула:

   — Занятно.

   При появлении незнакомки покупательница вдруг страшно испугалась, словно оказалась схваченной за руку в тот момент, когда приобретала для мужа крысиный яд, а не перец для хрустящей курочки.

   — Фанни? Вы здесь? — одними карминовыми губами улыбнулась дама. Странно, как от ледяного тона в торговом зале не заиндевели витрины и банки.

   — Здравствуйте, Амелия, — пробормотала та и, прижав к груди сумочку, попыталась улизнуть из лавки.

   Исчезнуть испуганной покупательнице я не дала, крикнув ей в спину:

   — Вы забыли приправу!

   — Конечно. — Она вернулась, схватила пакет с баночкой и сбежала на улицу.

   — А у вас здесь неплохо. — Благовония молодой госпожи перебивали запах пряностей. — Давно хотела зайти с визитом, но все времени не хватало. Амелия Осле.

   Осле? Для жены председателя торговой гильдии женщина была слишком молода, от таких к любовницам не бегают. Выходило, что ко мне пришла его дочь. Понять бы для чего? С проверкой, из любопытства или по какой-то другой причине?

   Она протянула тонкую изящную руку.

   — Очень приятно, — ответила я мягким рукопожатием. — Александра Колфилд. Хотите перечных смесей?

   — Пожалуй. — Она вздохнула. — Пару баночек… чего-нибудь.

   Амелия скупила по одной банке каждого вида перца, нагрузила лакея, а потом, попрощавшись с вежливой улыбкой, убралась из лавки. Едва за ней закрылась дверь, как сверху что-то громыхнуло, и мы со Стаффи, тайком следившие за отъездом странной покупательницы, вздрогнули.

   — Это плохая