Оглавление
АННОТАЦИЯ
Давно уже длится вражда между людьми и оборотнями. И каждая встреча недругов обычно не заканчивается ничем хорошим. Только не поднялась рука у юной знахарки добить тяжело раненого волка, загнанного воинами ее племени.
Но не пожалеет ли красавица Рада, что укрыла врага в собственном доме, когда поймет, как сильна в нем жажда мести? И что ее саму он воспринимает, как проклятую чужачку?
Столкновение ненависти и взаимного притяжения порой бывает весьма болезненным. Сможет ли хрупкое светлое чувство выстоять вопреки всему и оказаться сильнее вековой вражды?
Спасибо за обложку Татии Суботиной
ГЛАВА 1
Рада
В поселении что-то случилось. Поняла это, едва прошла в ворота за бревенчатую стену, ограждающую от леса. Люди не шли степенно, как обычно, а куда-то спешили, оживленно переговариваясь. Может, перехватить кого-то и расспросить? Впрочем, какой смысл? Я все равно направляюсь в ту же сторону. В центр поселения, где на небольшой площади располагался рынок и решались важные вопросы. Там все и узнаю. Тем более что и явилась сюда только для того, чтобы пополнить припасы. Нужно купить крупу, соль и еще по мелочи.
Поудобнее перехватив плетеную корзину, ускорила шаг. Здоровалась на ходу со знакомыми, которые, вопреки обыкновению, не останавливались, чтобы перекинуться парой словечек. Видимо, и правда, случилось что-то из ряда вон выходящее!
К тому времени как добралась до площади, где толпился народ, любопытство едва не загрызло. Но пока ничего интересного, что могло объяснить всеобщее оживление, я не наблюдала.
Заработала локтями, чтобы пробиться в первые ряды. Люди огрызались, но разглядев меня, уважительно кивали и расступались. Все-таки в статусе единственной знахарки есть определенные преимущества! Пусть даже приходится жить на отшибе, в домике в лесу, как и повелось издревле. Считалось, что вдали от людей снадобья, что делала сначала покойная бабушка, а потом и я, обретали большую силу. Впитывали энергию леса.
Но к уединению я привыкла быстро. Еще с тех пор, как меня, семилетнюю сиротку, из множества других девчонок выбрала старая знахарка. Пожелала передать свои знания именно мне, что-то разглядев тогда в моих глазах. Хотя, быть может, просто пожалела недокормыша, на чьем тощем тельце места живого не было от синяков и кровоподтеков. Дальняя родня, у которой я до того жила в приймах, не особенно церемонилась со мной. Невзирая на малый возраст, заставляла работать как взрослую, а тумаками вбивала покорность.
Я поспешила отогнать дурные мысли. Что было, то прошло и быльем поросло. Теперь у меня есть какой-никакой статус среди сородичей, и никто не посмеет больше причинить вред. Спасибо бабушке Малике, заменившей мне и мать, и отца и прочих родственников!
Заметив в первых рядах дородную краснощекую женщину в компании здоровенного мужика, чьи ручищи могли свернуть шею даже быку, я двинулась к ним. Кузнец Стоин и его жена Тодора, чьих двух ребятишек я прошлой зимой на ноги поставила, когда с ними хворь приключилась, с тех пор относились ко мне как к родной. Тетушка Тодора не раз захаживала к моей избушке в лесу, приносила гостинцы и подолгу со мной болтала, пока я толкла травы и делала различные снадобья. А дядюшка Тодор подправил покосившиеся стены и починил крышу, что явно требовали мужской руки. В общем, если и были в поселении те, кого я могла назвать друзьями, то это, пожалуй, именно они.
От остальных я держалась на некотором расстоянии. Как и бабушку при ее жизни, люди меня, пусть и уважали, но побаивались, считая ведьмой. Хотя никаких особых способностей не было и подавно. Просто умение разбираться в травах.
– Тетушка Тодора, дядюшка Стоин, что случилось-то? С чего переполох такой? – спросила, раскланявшись с семейной парой, к которой жались две малолетние пигалицы-дочки.
– Говорят, Крастай с побратимами живого волкодлака притащил! Всех созвали, хотят прилюдно смерти предать, – охотно отозвалась женщина.
Я в потрясении застыла.
– Так у нас сейчас с ними мир вроде… – пробормотала в растерянности.
– А ты это Крастаю скажи! – нахмурился кузнец, которому происходящее явно не нравилось.
В отличие от большинства собравшихся, жадных до развлечений и мало думающих о последствиях, дядюшка Стоин понимал, чем подобное может грозить. Десять лет мира закончатся в один миг, и снова начнется жестокая грызня с волчьим племенем. А в том, что они пожелают мстить за сородича, можно не сомневаться!
– Куда ж староста смотрел? – покачала я головой. – Почему не остановил?
– Дык в отъезде Ивэй, – пояснила тетушка Тодора. – В соседнее поселение поехал. Там, говорят, все старосты окрестные собираются.
Я едва зубами не скрипнула. Дальнейшее можно было не объяснять. Полоумный Крастай, давно уже мутивший воду среди местных парней, решил перейти к активным действиям. Его, видите ли, не устраивало, что отец не хочет новой войны. А у этого идиота кровь прямо бурлит, так хочется удаль свою показать!
Вот не зря сынок старосты мне никогда не нравился! Как чувствовала, что ничего хорошего от этого малого ждать не стоит! Пусть и сам он моей неприязни не разделял, даже напротив – проходу от него не было одно время. Даже свататься пытался. И то, что я упорно гнала его взашей, останавливало мало. Пока староста Ивэй строго-настрого не запретил вообще ко мне приближаться. Мол, хватит позориться уже. Если девка против, так чего народ смешить, донимать постоянно. Других девиц вокруг пруд пруди, и любая рада будет за сына старосты пойти!
Только этому идиоту почему-то я в душу запала. Даже пил беспробудно после запрета отца, горе заливал. А потом и вовсе с цепи сорвался, начал силами мериться со всеми, кому «ума» хватало поддаваться на его подначки. Теперь же из-за этого безбашенного всему поселению горе будет! Ой, чую, не к добру все это! Будь дома староста, не допустил бы такого! Но без него с Крастаем и его побратимами Любеном и Дасиром никто не сладит. Да и не захотят. Все знают злобную натуру этой троицы. Потом житья не дадут!
– И как же они волкодлака поймали? – мрачно спросила, оглядывая возбужденных предстоящей расправой людей.
– Говорят, ловушку устроили в лесу, он и попался. Видать, молодой еще, неопытный, – объяснил кузнец. – Матерый бы почуял опасность и обошел, а этому вон не повезло.
– Вы его видели?
– Нет, говорят, еще засветло притащили, сетями спеленутого. Держат пока в порубе.
И вот вроде причин жалеть давнего недруга нет. Сколько зла волкодлаки моим сородичам причинили в свое время! А почему-то этого неопытного звереныша жалко стало. Наверняка просто охотился себе, по лесу бегал. Ни сном ни духом о том, что его такая участь ожидает. Теперь же… И, что самое страшное, одна смерть повлечет за собой множество других.
Содрогнулась, вспомнив рассказы бабушки Малики о том времени, когда даже в лес опасно было ходить в одиночку. Правда, ее саму никто не трогал. О причинах этого она мне как-то рассказала, велев держать язык за зубами. О том, как однажды помогла двум раненым волчатам, убежавшим в лес во время очередного набега наших на их поселение. За это волкодлаки поклялись обходить ее домик в лесу и не причинять вреда.
Если перемирие закончится, мне такой милости ждать не стоит! Я ведь им никаких услуг не оказывала. Хотя спрятаться в доме, конечно, смогу. Эх, лучше бы не дошло до такого! Может, кто-то из поселян вразумит Крастая, удержит от опрометчивого поступка?!
По тому, как зашумела толпа, поняла, что настала решающая минута. Народ расступился, пропуская трех молодых парней, везущих деревянную клетку с мечущимся в ней поджарым волком. Хотя, скорее, волчонком-подростком на длинных тощих лапах, неуклюжего какого-то, вовсе не выглядящего грозным зверем. Заметив засохшую кровь на боку и неестественно вывернутую заднюю лапу, поняла, что он еще и ранен.
Острое чувство жалости заставило стиснуть зубы. Я с неодобрением смотрела на горделиво вскидывающего голову Крастая – высокого сильного парня, из тех, по которым девки прямо-таки сохнут. Статный, с приятным лицом и густыми темными волосами, мужественным подбородком и широкими плечами. Единственное, что отталкивало в его облике, это взгляд – злобный, колючий. Карие, глубоко посаженные глаза смотрели на остальных с нескрываемым превосходством, что он готов был доказывать всем и каждому. Два побратима Крастая были ему под стать – такие же широкоплечие, высокие. Правда, по характеру пожиже, во всем подчиняются сынку старосты.
Я едва не отпрянула за спину тетушки Тодоры, когда взгляд Крастая встретился с моим. Не по себе стало от того, каким голодным блеском вспыхнули карие глаза. Вот так он и смотрел на меня всегда! Как на кусок мяса, который все никак ему не достанется. Может, еще и поэтому общество этого парня не доставляло мне никакого удовольствия.
И ведь уже не один год прошел, а никак не успокоится. Так, будто ему на мне медом намазано! Хоть и знала, что плотских утех старостин сын не чурается, к вдовицам и гулящим ходит. А вот поди ж ты! Все равно, стоит мне рядом оказаться, глядит так, что страшно становится. Или из-за того и бесится, что ему отказала?
Клетку поставили в центре, а Крастай зычным голосом стал похваляться тем, как поймал волкодлака. Приврал явно изрядно, выставляя волчонка едва ли не медведем-шатуном. Мол, все трое едва не погибли, пока его изловили. Некоторые не верили россказням и ухмылялись, другие принимали все за чистую монету. Но в открытую никто и слова поперек не говорил. Крастай же, покончив с прелюдией, грозно насупился и заявил:
– Доколе мы будем бояться по собственному лесу ходить?! Хватит уже трусливо прятаться за стенами! Докажем волкодлакам проклятым, что наших отцов и дедов убивали, кто тут настоящие хозяева!
Вот последняя его речь зацепила многих. За десять лет память о былых временах еще не изгладилась. Почти у всех кто-то из родичей когда-то пострадал от клыков и когтей давних недругов. Так что слова Крастая упали на благодатную почву.
– Смерть волкодлаку! – выкрикнул кто-то из задних рядов, и его слова немедленно подхватили.
В мечущегося по клетке зверя полетели камни и все, что находилось под рукой. Волчонок рычал, скалил зубы и напрасно пытался достать хоть кого-то из-за прутьев.
– Стойте! – решился все же вмешаться кузнец, выступая вперед и загораживая клетку своей широченной спиной.
Град овощей, фруктов, яиц и камней на время прекратился, люди в ожидании замерли. Дядюшка Стоин пользовался уважением, и ему дали возможность высказаться. Крастай недобро прищурился, недовольный тем, что кто-то посмел прервать устроенную им забаву.
– Вы хоть понимаете, что если убьете этого волкодлака, следом явятся его сородичи?!
– Да пусть являются! – хохотнул Любен, один из побратимов Крастая. – Мы им устроим горячую встречу!
Его слова поддержали одобряющими возгласами несколько молодых парней из толпы.
– А уверены, что сдюжите? – едко спросил кузнец. – В отличие от вас, у кого во время последних стычек с волкодлаками еще молоко на губах не обсохло, – он обвел взглядом молодых и рьяных, – я самолично сражался с ними. И знаю, на что они способны! Хотите опять утопить поселение в крови?
Толпа примолкла, явно растерянная. Я уже начала надеяться, что все обойдется, когда второй побратим Крастая – Дасир громко крикнул:
– Так что ж нам терпеть, когда эти твари на нас в лесу нападают?! Они первые нарушили условия договора, а не мы!
– И когда же они на вас нападали? – покачал головой кузнец.
– А вспомни, как дочь гончара три месяца назад из лесу не вернулась! – торжествующе выкрикнул Дасир.
– Так вроде на болоте сгинула. Охотники потом ее корзинку нашли неподалеку, – возразил Стоин.
– И вы в это верите, люди?! – возгласил теперь уже Крастай. – Волкодлаки – хитрые твари! Могли и подстроить так, чтобы мы не на них подумали! А вспомните, как они детишек напугали прошлым летом!
– Так они сами забрались прямо к их поселению, – начал было говорить кузнец, но его слова заглушил поднявшийся ропот.
Крастай же, вдохновленный поддержкой, снова вещал о тех бедах, что принесло поселению такое соседство. Взывал к гордости мужчин, призывал перейти от трусости к доблести.
В клетку снова полетели камни, и один из них задел кузнеца в плечо. Жена поспешила оттащить мужа, что-то шепча ему на ухо. Стоян попытался противиться, но глянул на испуганных плачущих дочек и весь как-то сник.
– Бей волкодлака! – завопил Крастай и первым схватил заостренный кол, принесенный Любеном.
Над площадью пронесся жалобный скулеж волчонка, когда в него воткнулось острие. Теперь он забился вглубь клетки, напрасно пытаясь увернуться от новых ударов. Но вместо того чтобы отрезвить людей, такое его поведение лишь разбудило в них звериные инстинкты. Добить, растерзать слабейшего! Толпа прямо-таки ринулась к клетке. Люди хватали колья, выдирали их друг у друга, лишь бы поучаствовать в кровавой забаве.
– Это тебе за наших отцов и дедов! – ярился кто-то с перекошенным лицом.
Другие плевали в клетку, орали, подбадривали тех, кому удавалось дотянуться до волкодлака. Я попыталась пробиться сквозь толпу к Крастаю и остановить все это, но меня едва не затоптали. Только помощь кузнеца позволила удержаться на ногах. Он оттащил меня туда, где в отдалении уже стояли его жена и дочери. Единственные, кто не принимал участия во всеобщем безумии.
– Ты ничем ему не поможешь, – глухо сказал кузнец, в чьих руках я билась, напрасно пытаясь высвободиться. – Еще саму зашибут!
– Но это же неправильно! Неправильно! – глотая слезы, кричала я, с ужасом глядя на творимое зверство.
Толпа схлынула только тогда, когда окровавленное тело замордованного зверя перестало подавать признаки жизни и начало менять очертания. Вместо волчонка на грязном полу клетки лежал теперь окровавленный подросток. Мальчишка не старше тринадцати лет. На его теле живого места не было. Только сейчас до людей, казалось, дошло, с кем они все это время сражались. Некоторые в смущении отводили глаза и отходили от клетки. Другие хмуро оправдывались:
– Этот звереныш в дальнейшем вырос бы в настоящего волка! Так что правильно сделали, что уничтожили!
Протяжный и грозный волчий вой, разнесшийся вдруг над площадью, заставил всех умолкнуть и на миг оцепенеть. Головы начали разворачиваться в сторону звука. Я, как и все, глянула на бревенчатую стену, виднеющуюся в отдалении, на которой отчетливо виднелся силуэт огромного волка. Он снова угрожающе завыл, обвел взглядом собравшихся, словно предупреждая, что это еще не конец, и одним прыжком соскочил со стены на другую сторону.
– Похоже, их разведчик, – пробормотал кузнец. – Видать, решили проверить, не у нас ли пропавший волчонок. Теперь убедились! Скоро следует ждать нападения.
В почти звенящей тишине, царящей на площади, его слова услышали все. Люди, казалось, только сейчас осознали, какую угрозу на себя навлекли. Послышались женские причитания, мужской ропот. Начинающуюся панику прервал звучный голос Крастая:
– Ну, что ж, если придут, мы дадим им достойный отпор! Нужно готовиться к бою! Мужчины, готовьте луки со стрелами. Женщины – кипятите воду и смолу в котлах. Волкодлакам придется сильно постараться, чтобы ворваться в наше поселение!
Дальше я уже не слушала. Внутри все ныло от протеста и собственного бессилия. Зачем все это?! Эта бессмысленная резня, которая скоро начнется! Кому от нее станет лучше? Разве что Крастаю, желающему завоевать еще больший авторитет среди сородичей!
– Рада, ты куда? – крикнула вслед бредущей в сторону ворот мне тетушка Тодора.
– Домой, – обернувшись, ответила, глядя на женщину сквозь пелену подступивших слез.
– Может, лучше останешься у нас? В лесу теперь опасно! – поддержал жену кузнец.
– Моя бабушка не раз уже переживала волчьи нападения у себя, и обходилось как-то. Спрячусь в подполе, если что, – глухо отозвалась.
Оставаться среди этих людей, что только что показали себя ничем не лучше диких зверей, было нестерпимо. Не хотелось иметь с ними ничего общего! Да и надеялась, что волкодлаки окажутся более верными своему слову, чем люди, и на дом знахарки не нападут.
Оказавшись за воротами, отбросила ненужную теперь корзинку и побежала со всех ног. На душе было муторно и неспокойно. Что-то подсказывало, что сегодняшний день навсегда изменит мою жизнь. И не только мою, но и жизнь сородичей. И что в этот раз никаким миром военный конфликт с волкодлаками не закончится. После того, что люди сделали сегодня, об этом и речи быть не может. Вероломно нарушили обещания, поймали их детеныша и подвергли жестокой и позорной смерти. Такое не прощается!
ГЛАВА 2
Чтобы унять одолевающие меня тревожные мысли, я пыталась занять себя чем-нибудь. Но все буквально из рук валилось. То порошка в снадобье больше чем надо, насыплю, то какую-нибудь посудину разобью. В итоге плюнула на бесплодные попытки и вышла на крыльцо. Вглядывалась до рези в глазах в сторону поселения, пусть оно и было не видно за деревьями. Вслушивалась в окружающие звуки. Но до самого вечера ничто не предвещало беды. Даже начала надеяться, что обойдется, и волкодлаки решат ради одного сородича не завязывать новую войну.
Но едва солнце скрылось за горизонтом, а на лес опустилась тьма, как раздался заунывный волчий вой. И уже через секунду ему вторил еще один, потом еще. Сердце обмерло в груди. Едва переступая вмиг отяжелевшими ногами, попятилась обратно в хижину. Мелькнула мысль – спрятаться в подпол, но я поняла, что вряд ли усижу там, не зная, что происходит в поселении. Как бы ни относилась к произошедшему сегодня, судьба сородичей мне не безразлична. Да и волки не станут разбирать, кто виноват – растерзают всех!
Каждый из них в схватке стоил трех, а то и больше обычных людей, пусть и сражался без оружия. Когти и зубы вкупе с усиленной ловкостью и скоростью давали серьезное преимущество. Даже то, что люди нашли их уязвимое место, не всегда помогало. Речь об особой травке – волкушке, которая для нас безвредна, но на оборотней оказывает поразительный эффект. Если смочить ее соком стрелы или другое оружие, и он попадет в кровь, раны волкодлаков будут заживать куда дольше. Уже не говоря о том, что это их ослабляет и уравнивает по силам с обычными людьми.
Только вот попробуй попади в юркого зверя, который умеет подобраться совершенно неслышно и напасть, когда меньше всего ожидаешь! Хотя если сородичи будут наготове и начнут обороняться из-за стен, шанс есть. Но я сама сегодня видела, как легко волкодлак способен преодолеть преграду. Ему стоит лишь найти брешь в обороне, и окажется внутри. Среди людей, где тут же начнется паника.
Имею ли я право отсиживаться здесь, когда сородичам может быть нужна помощь знахарки? Пусть я и не одобряла случившегося, но есть ведь еще чувство долга. Только вот не поздно ли спохватилась? Теперь при всем желании не смогу незамеченной пробраться за стены, раз их уже атакуют враги.
Осторожность и страх призывали остаться здесь и оказать помощь после битвы. Если, конечно, будет кому ее оказывать – от последней мысли и вовсе стало тошно. Но я внезапно осознала, что просто не смогу сидеть тут в неведении. Попробую подобраться незаметно и посмотреть издалека, что происходит. А там уже действовать по обстоятельствам!
Наскоро побросав в котомку перевязочных тряпок, снадобий и прочего, что может понадобиться при обработке ран, двинулась по направлению к поселению.
И чем ближе подходила, тем отчетливее слышала крики людей, рычание и вой волков и другие жуткие звуки, от которых кровь стыла в жилах. Запоздало подумала о том, что совсем близко подходить нельзя – у волкодлаков хороший нюх, могут почуять.
Забралась на самое высокое дерево, что нашлось рядом, и теперь увидела происходящее в поселении как на ладони. Люди отчаянно отбивались, пуская стрелы в ловко уворачивающихся волков. Те в один громадный прыжок вскакивали на стену и вгрызались в пытающихся поразить их топорами и кольями защитников поселения. Перед забором уже валялось несколько трупов растерзанных людей, и волков среди них было куда меньше. Хотя поразило то, что оборотней было немного. Не больше двадцати. И численный перевес давал поселянам шанс на спасение.
Крастай с несколькими парнями рискнул ударить с тыла, выбравшись с другой стороны поселения и зайдя волкодлакам за спину. Атака лучников была удачной, и семь волчьих тел полетело со стены вниз. Остальные стали действовать осторожнее, но небольшая победа воодушевила защитников, и они удвоили усилия. Ни жива ни мертва я сидела на дереве и наблюдала за тем, как перевес медленно, но уверенно переходит к нашим.
Трое оставшихся в живых волков, осознав, что дело проиграно, отступили и стремительно юркнули за деревья. Но разгоряченные битвой поселяне не собирались легко их отпускать. Крастай с побратимами и еще четырьмя молодчиками, что так удачно действовали при обороне, ринулись следом.
Не знаю, что меня дернуло последовать за ними. Тогда мало что вообще соображала. Давило осознание чудовищной неправильности происходящего. С одной стороны, я радовалась тому, что поселение устояло. С другой – было жаль волков, которые лишь пытались добиться справедливости, мстили за своего. Хотелось, чтобы хотя бы эти трое уцелели, спаслись!
Когда подоспела к месту событий, там уже кипел бой. Уйти волкодлакам все же не удалось – стрелы достали раньше, и значительно ослабленные, они вынуждены были сражаться. Упрямство стоило жизни почти всем, кто пошел с Крастаем. Уцелели лишь он и его побратимы, но и на них виднелись глубокие царапины и укусы. Из волков же еще держался только один, весь окровавленный, утыканный стрелами. Когда-то светлая шерсть почти утратила первоначальный вид. Нечеловеческим усилием ему все же удалось расшвырять кинувшихся на него с ножами мужиков и прыгнуть за деревья. Но Крастай с горящими жаждой крови глазами резко взмахнул рукой:
– За ним! Не дайте ему уйти! Это их вожак! Я видел, как он отдавал остальным команды!
И снова началась бешеная гонка, в которой никто из участников не заметил меня, бегущую следом и едва переводящую дух. Легкие уже саднили, ноги заплетались, но что-то удерживало от того, чтобы сдаться и прекратить этот безумный бег.
Неожиданно поняла, что молюсь всем богам, чтобы дали несчастному зверю уйти. В этой гонке я была целиком и полностью на его стороне! Только вот удастся ли ему убежать с такими ранами? По земле тянулся кровавый след, а от кровопотери волкодлак наверняка все сильнее слабел.
Дорога показалась знакомой, и я поняла, что оборотень выбрал ее неслучайно. Она выводила к обрыву, внизу которого простиралась небольшая, но бурная речушка. Если успеет в нее прыгнуть и каким-то чудом выплывет, то преследователи вряд ли его догонят. Нужно будет искать другой спуск, а пока они это сделают, он успеет уйти. Да и там есть одна пещерка, которую трудно отыскать, не зная о ее существовании. Мне когда-то показывала бабушка Малика, как и другие укромные места в лесу. Может, и белый волк сумеет ее отыскать неким своим звериным чутьем? Если так, то его шансы на спасение возрастут! Конечно, если не умрет от ран.
Услышала впереди полный досады возглас Крастая и, осторожно выглянув из-за дерева, скрывающего от стоящих на обрыве мужиков, с облегчением перевела дух. Я угадала верно! Белый волк использовал свой единственный шанс на спасение.
Некоторое время парни еще стояли, вглядываясь в темнеющую внизу реку.
– Что будем делать? – неуверенно спросил Любен.
– Может, ну его? – предложил Дасир. – С такими ранами вряд ли выплывет!
– Да точно! – поддержал его Любен. – На поверхности его не видно. Наверняка утоп!
– Что ж, туда ему и дорога, – Крастай злобно сплюнул и отвернулся. – Пошли обратно. Теперь они сто раз подумают, прежде чем на нашу территорию соваться!
– Точно! Мы им хорошо нос утерли! – хохотнул Дасир. – Долго помнить будут!
Весело обсуждая прошедшее сражение, они двинулись к поселению. Я вжалась в дерево и затаила дыхание, чтобы меня не заметили. Пересекаться с этой троицей в ночном лесу совершенно не хотелось! Кто знает, что взбредет в голову? Крастай сейчас в таком взбудораженном состоянии, что еще потешиться вздумает. Даже невзирая на то, как в поселении с насильниками поступают – отрезают мужское достоинство, чтобы прочим неповадно было. Только вот кто им помешает после потехи полоснуть меня ножом по горлу и в реку кинуть и от всего откреститься. И никто даже не поймет, что вообще произошло. От этих мыслей стало еще больше не по себе, и я едва дождалась, пока побратимы окончательно скроются в ночи.
Только потом вышла на открытое пространство и подошла к обрыву. Глянула на реку, пытаясь разглядеть на ее поверхности спасшегося зверя. Но ничего не увидела. Неужели и правда утонул? Стало так горько от этой мысли, что даже сердце защемило. А может, все-таки выплыл, но сейчас издыхает от полученных ран?
Нет, просто так не могу уйти, не убедившись окончательно! И я решительно двинулась к известному мне безопасному спуску. Бродя по узкому бережку, усиленно вглядывалась в землю, пытаясь отыскать хоть какие-то следы. Что-то екнуло внутри, когда заметила темное пятнышко на одном из камней. Присев на корточки, мазнула по нему пальцем и поднесла к носу. Кровь! Несомненно! Значит, все-таки выплыл!
Воспрянув духом, двинулась дальше, пока не нашла еще одно пятнышко. Теперь нет сомнений! Следы вели к той самой пещерке, укрытой кустарником, о которой я думала изначально.
Подойдя совсем близко, застыла в нерешительности. Что если загнанный в угол волкодлак примет меня за одного из преследователей и кинется сразу, едва полезу внутрь. Поколебавшись, все-таки решила, что рискну, и осторожно раздвинула кусты, скрывающие вход. Из небольшой пещерки дохнуло сыростью, запахом мокрой звериной шерсти и кровью. Я черкнула кресалом, что всегда предусмотрительно носила в сумке, и подпалила найденную рядом сухую ветку.
Свет импровизированного факела позволил рассмотреть лежащего внутри земляной пещеры раненого волка. Зверь едва дышал, воздух со свистом прорывался наружу. Раны уже почти не кровили, но утыканное стрелами тело представляло собой плачевное зрелище.
Сердце сжалось от щемящей жалости, и хоть и понимала, что совершаю глупость, полезла внутрь, желая помочь.
Волк меня все же почуял. Приоткрыл замутненные глаза, вспыхнувшие двумя мерцающими огоньками, и угрожающе зарычал. Но получилось слабо и неубедительно. Было видно, что реальной опасности он сейчас не представляет.
– Все хорошо, – сказала как можно ласковее и попыталась улыбнуться. – Я не причиню тебе вреда! Наоборот, хочу помочь.
Не знаю, соображал ли он что-то – взгляд был полубезумным, как у того, кто находится на грани жизни и смерти и уже плохо себя осознает. И лишь инстинкты еще заставляли волка порыкивать и дергать лапами, до последнего пытаясь отпугнуть возможного врага. Но слабость оказалась сильнее, и веки его сомкнулись. Волк обмяк и опустил голову на землю. Я даже испугалась, что совсем испустил дух.
Уже без боязни бросилась к зверю и, кое-как устроив факел в расщелине у стены, с тревогой всмотрелась в распростертое передо мной тело. Волк едва-едва, но все-таки дышал, и я облегченно перевела дух.
Внезапно заметила, как тело зверя дернулось, будто в конвульсиях, а потом начало меняться. Похоже, меняет ипостась. Тревожный признак, если вспомнить, что волчонок в клетке обратился уже после смерти! Этому тоже, видимо, недолго осталось! Наверное, силы окончательно оставили, раз уже не может поддерживать звериную ипостась.
Несколько томительно долгих секунд – и передо мной лежал не окровавленный волк, а находящийся в не менее плачевном состоянии человек. Совсем еще молодой парень не старше двадцати трех лет, со спутавшимися светлыми волосами и заострившимися от потери крови чертами лица. Залегшие под глазами темные тени и едва вздымающаяся грудная клетка тоже наводили на неутешительные мысли.
При других обстоятельствах я бы, наверное, смутилась, оказавшись наедине с обнаженным парнем. Но сейчас даже как мужчину его воспринимать не могла. Передо мной находилось существо, нуждающееся в помощи, не больше. Окровавленное, грязное, мокрое. В боку, бедре, предплечье и других частях тела торчали стрелы. Некоторые сломанные и застрявшие в плоти лишь наконечниками, другие все еще с оперением.
– Бедняга! Как ты вообще еще жив с такими ранами? – вырвалось у меня сочувственное.
Глаза защипало от слез, но я усилием воли подавила проявления слабости. Не время расклеиваться! Передо мной нуждающийся в помощи раненый, я должна думать только об этом. И плевать, что мои сородичи считают его врагом! Я просто не могу оставить его здесь вот так. Это равносильно тому, чтобы добить самолично. Хотя в его случае, возможно, добить и правда было бы милосерднее…
Я стиснула зубы. Нет уж! Сделаю все возможное, чтобы дать ему шанс выжить. Не смогла это сделать для того мальчишки в клетке, так хоть попробую для этого бедняги. Теперь прекрасно понимала бабушку, что когда-то вот так же не смогла пройти мимо двух раненых волчат, хоть и знала, что ее поступок не поймут и осудят. Или, может, дело в том, что для нас, знахарей, любая жизнь ценна сама по себе, невзирая на людские предрассудки?
Так, для философских рассуждений точно не время! Если я немедленно что-нибудь не сделаю, этот бедолага умрет прямо на моих руках!
Я достала из сумки флягу с водой и перевязочный материал и кое-как очистила раны от попавшей на них грязи. Извлекла несколько стрел, щедро поливая раны захваченным с собой зельем, предотвращающим заражение. Раненый застонал, но не очнулся. Его вообще начало лихорадить, что только усугубляло плачевность положения. С трудом удалось расцепить его зубы и влить туда еще одно снадобье, повышающее жизненный тонус. Очень мощное, злоупотреблять им не стоит. Но в данном случае иного выхода нет. Без него он точно долго не протянет.
Наскоро перевязав раны, перевела дух и задумалась. Тут парня оставлять однозначно нельзя. При таких ранах нужен хороший уход. Да и лихорадка не желает отступать. Пусть снадобье и подействовало, дыхание нормализовалось и сердцебиение уже не такое слабое, эффект этот временный. Здесь я ничего больше не смогу для него сделать.
Единственный выход – перетащить к себе в дом, пока еще не очнулся и раны не начали беспокоить. Но хватит ли у меня сил? Парень, пусть и не выглядит здоровяком, но весит немало. Как его дотащить до нужного места? Может, попытаться привести в чувство, и пусть сам попробует дойти?
Я достала нюхательную соль и поднесла к носу раненого. Он скривился и все же открыл глаза. По-прежнему затуманенные, но уже хотя бы человеческие и не такие жуткие. Необычного серо-синего цвета, выразительные и яркие. Не знаю, почему, но сердце мое забилось чаще, когда наши взгляды встретились. И я только сейчас в полной мере осознала, что передо мной молодой парень, абсолютно голый и довольно привлекательный. Даже излишняя бледность и темные круги под глазами не могли этого скрыть.
Позабыв обо всем на свете, я просто сидела и пялилась на него, чувствуя, как все тело охватывает ранее неведомый жар, а сердце прямо-таки заходится в груди. Да что со мной такое?! Усилием воли подавила это странное состояние и неожиданно охрипшим голосом спросила:
– Сам идти сможешь?
Он смотрел на меня, не мигая, и по его лицу было отчетливо видно – он вообще не понимает, кто я такая и чего хочу. Парень попытался приподняться на локтях, но тут же застонал и рухнул обратно, стукнувшись затылком о земляной пол. Опять потерял сознание, и я досадливо поморщилась. Похоже, сам передвигаться точно не сможет.
Вздохнув, поплелась из пещеры делать волокушу, надеясь, что сил хватит дотащить его до моего дома и что боги помогут остаться незамеченной сородичами.
Пока сооружала импровизированные носилки, не раз мелькала мысль, что я сделала для волкодлака более чем достаточно. И что по-хорошему, мне не следовало бы рисковать дальше и тащить его к себе. Из этого вряд ли выйдет что-то путное.
Но мысли эти как приходили, так и уходили. Я отчетливо понимала, что уже не смогу его бросить здесь. И не только из жалости к беспомощному раненому существу. Перед внутренним взором снова и снова вставали выразительные серо-синие глаза, и по телу проносился знакомый жар, наполняющий непонятным волнением и чем-то новым, что я никогда ранее не испытывала.
Эх, будь что будет! Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему. Надеюсь только, что мне не придется об этом жалеть.
ГЛАВА 3
Данэйл
– Данэйл, беда! – выпалил запыхавшийся Мирин – мой ближайший друг и правая рука, помогающий мне поддерживать порядок в поселении во время отсутствия отца.
Только когда вождь доверил такую ответственность, я начал осознавать, сколько же всего ему приходилось тащить на своих плечах. Восстанавливать поселение после недавнего пожара, заботиться о пропитании, возглавляя охотников, разбирать возникающие споры, договариваться об обмене товаров с явившимися торговцами из дружеских к нам племен. У меня попросту голова шла кругом! Если бы не Мирин и другие мои товарищи, позорно бы облажался. В первые три дня после того, как отец отбыл на большой совет волчьих племен, вообще не знал, за что хвататься в первую очередь. Но постепенно втянулся. И вот только начало казаться, что жизнь налаживается, как опять что-то случилось.
Отложив доску, которую обстругивал для восстанавливаемого частокола, вопросительно глянул на рыжеволосого парня. Обычно неунывающий весельчак казался непривычно серьезным и встревоженным.
– Что случилось-то? – я тоже невольно забеспокоился.
– Да вот мальчишки учудили! – в сердцах сплюнул Мирин. – В воинов решили поиграть! Испытание устроили. Кто подберется ближе к человеческим поселениям и не испугается.
Внутри все похолодело. Уже предчувствуя самое плохое, с усилием заставил себя собраться и казаться уверенным. Остальные, кто работал рядом, тоже прислушивались к разговору, и я понимал, что многое зависит от того, как поведу себя я. Все же именно меня назначили главным.
– Рассказывай дальше, – потребовал, отводя Мирина в сторону.
Лучше сам сначала узнаю, что произошло, потом решу, как все преподнести остальным сородичам.
– Мальчишки видели, как он угодил в ловушку и как местные на него сеть накинули, потащили в свое поселение. Они не решились идти дальше и побежали сюда.
– Почему ко мне сразу не пошли? – все сильнее хмурился я.
– Побоялись, – вздохнул Мирин. – Сказали, что ты им головы оторвешь!
– Так и сделаю! – мрачно пообещал я. – Но позже. Сейчас есть вещи поважнее. Нужно послать кого-то к людям и вернуть нашего. Как его хоть зовут?
– Момчил, – откликнулся рыжий.
Я вспомнил этого неугомонного постреленыша, который вовсю стремился доказать, что уже достаточно взрослый, чтобы стать воином. Мальчишка мне нравился, и я хотел через пару лет, когда подрастет немного, взять в свою ватагу. Но теперь сильно сомневался. Это ж надо, что учудил! Не хватало еще, чтобы люди восприняли детские шалости, как нарушение мирных соглашений. Проклятье! Я едва не сплюнул. Отец меня точно по головке не погладит, что такое допустил!
Представил себе, что снова может начаться грызня с нашими давними недругами и ощутил, как пробирает ледяной холод. В памяти возникли жуткие воспоминания. Набеги на наше поселение, попытки спасти женщин и детей, которые не всегда заканчивались удачно. Сколько раз приходилось отсиживаться, как загнанным зверям, прячась в лесной чаще, пока воины отбивали очередное нападение.
А еще вспомнилось самое страшное из пережитого – смерть беременной матери, которая из-за большого живота не могла обращаться и отстала от остальных. Как я желал остаться и помочь ей, будучи тогда еще девятилетним мальчишкой. По просьбе самой матери меня утащили силой, и тот последний ее взгляд я помню до сих пор… До последнего надеялся, что ей удалось где-то спрятаться и укрыться от погони. Как мы потом возвращались в поселение, уже в сопровождении нашедших нас воинов. Вид отца, в лице которого не было ни кровинки, держащего на руках мертвое тело жены, не раз потом являлся в кошмарах.
Он тогда практически обезумел от горя, ничего вокруг не замечал, лицо искажено, из горла вырывается жуткий вой. А еще я никогда не забуду вспоротый живот матери и лежащий неподалеку комочек плоти, что мог стать моим братом или сестрой. Так и не знаю точно, у отца спросить язык не повернулся.
А еще помню, насколько отец после случившегося ожесточился сердцем. Если до того, вторгаясь в человеческие поселения, он приказывал не трогать женщин и детей, теперь уничтожал их собственными клыками и когтями. Не щадил никого! Об этом я узнал из тихих разговоров других воинов, собиравшихся у костров по вечерам. Притаившись поблизости, чтобы меня не заметили, слушал их рассказы, тоже терзаемый жаждой мести.
Наверное, только после тех событий в полной мере осознал, что такое ненависть. Ненависть не к кому-то конкретному, а ко всему человеческому племени! И я остро желал присоединиться к другим воинам, вторгаться в жилища врагов и мстить-мстить-мстить. За жестокую смерть матери, за нерожденного брата или сестру, за то, каким стал отец, не замечающий больше ничего, кроме своей боли и жажды мести!
Так и не понял до конца, почему мои слова, сказанные спустя какое-то время отцу, все изменили. Я тогда пришел к нему и решительно заявил, что в следующий набег хочу отправиться с ним. Мол, уже достаточно взрослый, мне двенадцать. С перекошенным от ненависти и злости лицом говорил, что желал бы сделать с нашими врагами, уничтожить их племя под корень. На лице отца впервые за долгое время появилось нечто иное, чем пугающая ледяная отрешенность. Сожаление и боль, полоснувшие в самое сердце.
– Ты полагаешь, что чужая кровь и смерть поможет тебе справиться с горем? – как-то устало сказал отец и опустил голову. – Ну так поверь, с каждой отнятой жизнью становится только хуже! Ты понимаешь, что это не вернет тех, кто тебе дорог. Прости, сын… – неожиданно сказал он, и по его заросшей щетиной щеке скатилась одинокая слеза. Она поразила меня в самое сердце. Впервые видел своего отца таким! Даже над мертвым телом матери он не плакал. Рычал, выл, проклинал врагов, но не проронил ни слезинки.
– За что ты просишь прощения? – только и смог выдавить из себя.
– За то, что подал тебе неправильный пример. Не хочу, чтобы в твоей душе творилось то же, что сейчас творится в моей. Поверь, этого и врагу не пожелаешь!
– Ты жалеешь о том, что убивал наших врагов? – попытался я возмутиться.
– Не врагов. А тех, для кого я стал таким же чудовищем, как те, кто убил твою мать. Их лица я вижу перед глазами до сих пор. Каждое из них! Женщины, дети, старики. И я не хочу, чтобы ты, мой единственный сын, падал в эту пропасть вместе со мной! Пусть это будет только на моей совести. Довольно этой проклятой резни! – с неожиданной силой воскликнул он. – Хватит! Я не желал прислушиваться к доводам тех вождей волчьих кланов, что убеждали пойти на мировую с людьми. Но теперь… Думаю, они правы.
– Я просто не верю в то, что ты говоришь! – я был поражен до глубины души.
Как отец может желать примириться с ненавистными людьми после всего, что они сотворили?! С этими жестокими, подлыми чудовищами? Даже самый лютый зверь в лесу добрее и благороднее этих человеческих крыс!
Но мне пришлось смириться, пусть я так и не понял до конца решение отца. Но он наш вождь. Его воля закон! И не мне ему противиться.
Постепенно жизнь в поселении менялась, хотя поначалу установившийся мир был непривычен, и многие ожидали какого-нибудь подвоха. Но нет. Похоже, люди так же устали от войны, как и мы.
Десять лет мира, к которому я относился неоднозначно. Жажда мести, конечно, поутихла за эти годы, но до конца не унялась. И людей я по-прежнему ненавидел. Не было более презренного для меня существа, чем человек. Самое мерзкое насекомое предпочтительнее, чем эти мелкие подлые гады, по какому-то недоразумению так похожие на нас!
Ходили даже легенды, что изначально мы произошли из одного племени. Что самых достойных и смелых из людей боги наделили способностью обращаться в волков и постепенно они отделились от прочих. Но что и после этого обычные люди могли обрести способность обращаться, если кто-то из волков поставит на них свою метку, и боги сочтут их достойными.
Глупости и бред! Такие истории всегда вызывали у меня раздражение. Даже длительный мир не поколебал моей уверенности в том, что люди остаются нашими врагами, лишь на время затаившимися и только и ожидающими возможности укусить исподтишка. Но разумеется, эти мысли я держал при себе. Для отца и многих других мир был важен. Они выстрадали его, заплатили за него собственной кровью и кровью близких. И возвращаться к прошлому никто не хотел.
Все эти мысли мелькали в голове, пока я обдумывал слова Мирина. И пусть клыки так и чесались показать проклятым людишкам, что не стоит списывать нас со счетов, я сдержался.
– Мирин, выбери кого-то из наших! Пусть осторожно, не привлекая внимания, приблизится к людскому поселению. Посмотрит, что там да как. Узнает, что сделали с Момчилом. Если просто держат взаперти, я сам явлюсь с мирной делегацией и попрошу вернуть в обмен на щедрые дары. Ни в коем случае не проявляй враждебности. Не хватало еще, чтобы из-за безрассудного мальчишки нарушилось перемирие. Вождь нас за это по головке не погладит!
– Понял, Данэйл, – рыжий явно воспрянул духом, получив четкие указания. – Сам туда сгоняю!
– Будь осторожен, – крикнул ему вслед.
Сам же попытался вернуться к работе, но все буквально из рук валилось. Охватившие меня тревога и предчувствие беды никак не желали отпускать, а лишь усиливались.
Когда же в поселение вернулся весь трясущийся от обуреваемых эмоций рыжий, понял, что предчувствие не обмануло. Вокруг Мирина собрались и остальные сородичи, уже знающие о его вылазки. И чем больше я его слушал, тем сильнее ощущал, как жажда мести и ненависть вскипают так, что хочется крушить все вокруг.
Эти нелюди, твари, проклятые трусы даже не позволили мальчишке умереть достойно! Унижали и оскорбляли, истыкали кольями прямо в клетке, выказывая в полной мере, насколько мало нас уважают и что плевать хотели на мирные соглашения! Такого спускать нельзя! Это я и озвучил немногим воинам, что оставались в поселении, а не ушли с отцом.
Один из стариков попытался увещевать, что надо бы дождаться вождя, а там пусть он принимает решение. Но я был непреклонен. Заявил, что если вокруг лишь трусы, пойду туда сам и лучше подохну, но постараюсь забрать с собой как можно больше ненавистных врагов. Разумеется, меня поддержали и другие горячие головы.
Единственное, на что хватило благоразумия, это подождать вечера и напасть с наступлением темноты, когда людям, неспособным хорошо видеть ночью, будет труднее обороняться.
Нас было чуть больше двух десятков, но все находились в таком состоянии, что силы буквально удесятерялись. Гнев, злость и желание отомстить охватывали каждого, кто отправился в человеческое поселение. И плевать на то, что с нами будет! Не мы первые объявили эту войну! Люди дорого поплатятся за свое вероломство!
Возможно, нас подвела неопытность и то, что недооценили врага, но ночная вылазка завершилась полным поражением. Мы не учли, что осаждать укрепленное поселение – не то же самое, что сражаться лицом к лицу. И что многие из нас погибнут еще на подступах. Но даже это не остановило. Мы готовы были сражаться до последнего!
Сам момент боя остался в памяти сплошной кровавой пеленой, в которой я мало что соображал. Рвал зубами и когтями податливые тела, упивался чужими криками боли и охватившим меня безумием. Очнулся, лишь когда Мирин прикусил за загривок и потащил прочь, послав мысленный сигнал, что битва проиграна. Лучше будет отступить и прийти сюда с новыми силами, когда в поселение вернется мой отец.
Только тогда кровавая пелена перед глазами развеялась, и я увидел, что творится вокруг. От боли и отчаяния едва не обезумел, осознав, что по моей вине нашли сегодня смерть все те, кто доверился и пошел за мной. И не утешало даже то, что людей погибло больше! Нужно было послушаться совета старика и дождаться опытных воинов. Теперь я должен увести хотя бы этих двоих, что еще остались живы и несутся рядом со мной.
Видя, как они стараются принимать удары на себя, заслоняя собственными телами, осознал и вовсе неутешительное – они пытаются спасти не себя, а меня. Своего глупого безрассудного товарища, что оказался бездарным вожаком!
Когда оба испустили дух, истыканные стрелами, первым порывом было умереть рядом с ними, напоследок дорого отдав свою жизнь. Но удержала мысль о том, что тогда смерть Мирина и Карада окажется напрасной. Нет, я выживу, несмотря ни на что! Выживу, чтобы вернуться и воздать вероломным людишкам по заслугам!
Инстинкт самосохранения и ведущая меня цель заставляли действовать на грани возможного. Спасло то, что этот лес я знал как свои пять пальцев, все его тайные тропы и закоулки. Хотя то, в чем видел единственный шанс на спасение, вполне могло оказаться моей смертью! В том состоянии, в каком я находился, уцелеть во время прыжка с обрыва и доплыть до берега было нелегкой задачей.
Но я сумел! Нырнув под воду, плыл там, опасаясь, что иначе в меня пустят еще одну стрелу, что станет роковой. Но обошлось! Или, что более вероятно, стрелы у моих преследователей к тому времени закончились.
Как я дополз до пещеры, толком не помню. Сознание почти оставило, и держался я на чистом упрямстве. Из последних сил подавлял обращение, понимая, что человеческая ипостась сделает еще более уязвимым. Позволил себе отключиться, только оказавшись внутри.
То ли в бреду, то ли уже на грани смерти увидел рядом девушку с длинной русой косой и встревожено смотрящими на меня ясными голубыми глазами. Неужели именно так выглядит смерть? Или это ко мне она пришла в облике красивой девушки, чей взгляд проникал в самую душу? Зарычал, пытаясь отпугнуть наваждение, злясь из-за собственного бессилия, и услышал тихий приятный голос, дарующий надежду на скорое избавление от страданий:
– Все хорошо. Я не причиню тебе вреда. Наоборот, хочу помочь.
Оказывается, смерть не так страшна и жестока, как я думал. Эта мысль заставила окончательно провалиться в беспамятство и мир грез.
Иногда на время выныривал из зыбкой пустоты, где было нестерпимо жарко и болезненно ныло все тело, и снова видел русоволосую смерть. Она куда-то тащила меня, оборачивалась и с беспокойством всматривалась в мое лицо, и тогда я снова тонул в ясных и бездонных голубых глазах. Даже не пытался сопротивляться, отчего-то чувствуя себя рядом с моей смертью в полной безопасности. А потом сознание оставило совсем, заставляя провалиться в вязкую темноту.
ГЛАВА 4
Рада
Дотащить раненого волкодлака до своей хижины оказалось тем еще испытанием. Я вся взмокла и выбилась из сил. Много раз прямо руки опускались. Хотелось сесть на землю и разреветься от бессилия. Но стоило посмотреть в разгоряченное лицо мечущегося в лихорадке парня, которому нужно как можно скорее оказать помощь, как я стискивала зубы и продолжала тащить волокушу. Нет уж! Я не позволю ему умереть! Только не после того как приложила столько усилий, чтобы спасти!
Уже неподалеку от дома ощутила нахлынувшую тревогу. Своим инстинктам доверять я привыкла, потому оставила импровизированные носилки в укрытии. Сама же наскоро утерла пот со лба, восстановила дыхание и, приняв более-менее приличный вид, вынырнула из-за деревьев.
Мое появление для нетерпеливо переминающегося с ноги на ноги деревенского паренька лет четырнадцати – Огира – стало неожиданностью. Он даже подскочил на месте и напрягся, готовый дать стрекача в случае опасности. Но разглядев, что это всего лишь я, расслабился и заулыбался во весь ряд не слишком ровных зубов.
– А вот и ты, Радка! Я уж заждался! Еще немного, и побег бы обратно. Сказал бы, что тебя не нашел.
– А зачем было меня искать? – стараясь говорить ровным тоном, спросила, подходя ближе и радуясь тому, что при слабом свете звезд трудно разглядеть кровавые пятна на моем платье.
– Дык ты разве не слышала? – он почесал вихрастый затылок. – Волкодлаки нападали! Но мы отбились! – последнее было сказано с гордо выпяченной грудью. Так, словно он сам непосредственно принимал участие в битве.
Подавив невольную усмешку, я кивнула.
– Слышала. Потому и в лесу укрывалась. Мало ли, куда могли волкодлаки кинуться, – придумала правдоподобную версию своего отсутствия. Не хватало еще подозрения вызвать.
– Ясно, – понятливо отозвался парень. – Хотя зря боялась. Уж мы им задали!
В этот раз насмешки во взгляде я наверняка не смогла скрыть, потому что он слегка стушевался и поспешил добавить:
– В основном, конечно, Крастай с побратимами отличились. Но я тоже помогал! Стрелы на стену подносил!
– Молодец, – машинально похвалила, чувствуя, как прошиб холодный пот.
Услышал парнишка или нет негромкий стон раненого волкодлака из кустов? Но похоже, что нет. Огир весь жил подробностями прошедшей битвы, которую ему не терпелось поведать в подробностях. Причем привирал безбожно! Так, по его словам, волков была тьма-тьмущая. Так, что на одного защитника поселения приходилось не меньше трех. Вранье чистой воды! Даже не будь я сама свидетельницей событий, и то не поверила бы.
– Так от меня чего нужно? – прервала очередную небылицу о подвигах храбрых поселян.
– Дык Крастай послал, – опомнившись, произнес Огир. – Там тяжело раненые есть. Сказал, сами не справимся. Велел тебя отыскать.
Проклятье! Я мысленно выругалась. Должна была и сама предположить, что за мной могут послать. И как теперь быть? Пусть еще недавно сама горела желанием помогать пострадавшим, для того ведь и потащилась к поселению, сейчас все мысли были о раненом волколдлаке. Но понимала – если не пойду, подумать могут что угодно. Еще и Крастай самолично явится на правах главного в поселении.
– Ладно, сейчас соберу все необходимое для перевязок и пойду. А ты можешь возвращаться.
– Так я проводить направлен! – опять выпятил грудь паренек.
– Сама справлюсь, – фыркнула. – Тем более что ты говоришь, волкодлаков всех перебили. Иди уж! Только под ногами будешь путаться.
Огир обиженно засопел, но возражать не осмелился. Видать, побоялся возможного ведьминского наговора. Несколько раз оглянувшись на ходу, словно надеясь, что передумаю, двинулся в сторону поселения.
Я с облегчением выдохнула, когда он скрылся за деревьями. Выждав на всякий случай еще немного, пошла за раненым. Снова пришлось изрядно попыхтеть, пока сумела затащить его на крыльцо и в дом, а потом устраивала на узкой лавке в небольшой комнатке, служившей нам с бабушкой спаленкой в тех случаях, когда не было лежачих хворых. Лавок там было две, так что смогу устроиться рядом и наблюдать за раненым парнем ночами. Впрочем, о чем я говорю? Чудом будет, если он хотя бы до утра протянет!
Времени было мало, и я поспешила приготовить отвар, сбивающий горячку. Пока кипела вода в котелке, обтирала прохладной водой пышущего жаром парня, чтобы хоть немного унять лихорадку. Снова обработала раны, теперь уже более тщательно. Самое главное – избежать заражения. Так учила бабушка Малика, и я целиком доверяла ей в этом вопросе. Пусть оборотни и менее подвержены людским хворям, но сейчас парень ослаблен соком волкушки. И раны не спешат затягиваться. Опыта же лечения волкодлаков у меня никакого. Сужу лишь по тем крохам, что знала старая знахарка. Она говорила, что у них раны затягиваются быстрее, но для того организм должен быть очищен от всего, что может ему помешать. А кто знает, сколько потребуется времени, пока растительный яд окончательно выйдет из тела парня!
Когда приготовился отвар, практически насильно начала вливать его в рот ненадолго пришедшего в себя раненого. Его взгляд был мутный и лишенный разума, но это даже к лучшему, что не осознавал, что происходит. Иначе вполне мог воспротивиться лечению.
Провозилась я, несмотря на все попытки управиться побыстрее, достаточно долго. Так что едва раненый выпил кружку отвара, кинулась собираться. Пусть и оставлять его одного категорически не хотелось. Настолько, что сердце протестующе ныло.
Напоследок подошла к уже слегка успокоившемуся от метаний парню – видать, отвар и обтирания все же немного подействовали – и провела рукой по спутанным, мокрым от пота и крови волосам. Чувство какой-то странной щемящей нежности заставило и вовсе решиться на поступок, что ужаснул бы в другое время. Я прижалась губами к горячему лбу и поцеловала раненого парня.
Тут же отпрянула, стыдясь своего порыва, и ощутила, как запылали щеки. Да что это со мной? И оправдываться тем, что просто пожалела болезного, не получалось. Врать самой себе я не привыкла.
Мелькнула мысль, что зря я снисходительно поглядывала на других девиц, что сохли по кому-то из местных парней. Сама ни разу не испытывала чего-то подобного и привыкла считать, что это потому что я более рассудительная и здравомыслящая, чем они. Ага, как же! Самой теперь было смешно от своих тогдашних рассуждений. Оказывается, все дело было в том, что мне на самом деле никто не нравился достаточно сильно.
За свою самонадеянность теперь поплатилась в полной мере. Это ж надо – положить глаз на волкодлака! Такого и врагу не пожелаешь!
И дело не в том, что я относилась к оборотням с предубеждением и неприязнью, как прочие сородичи. Уж от такого меня бабушка Малика отучила. Просто прекрасно понимала, что между нашими племенами пропасть, которую не перешагнешь, как ни старайся. Даже во время перемирия они считались недругами, теперь же и вовсе…
Так что нужно выкинуть из головы неподобающие мысли, поставить раненого на ноги и отправить восвояси. И чем быстрее, тем лучше, поскольку если кто-то из сородичей прознает о том, что я сделала, будет худо. Сама убедилась, насколько скоры на расправу поселяне. Разбираться, кто прав, кто виноват, не станут.
Волкодлака, как и того парнишку, заколют острыми кольями, меня же камнями могут забить, даже несмотря на то, что я единственная знахарка. Ведь мой поступок можно назвать предательством, а такого не прощают. Одна надежда на то, что вождь Ивэй вернется и исправит то, что натворил его полоумный сыночек. Хотя после случившегося он мало что сможет сделать. Кровь уже пролилась, притом не одного человека и волкодлака.
На сердце скребли кошки от всех этих тяжких раздумий, которые я вела, пробираясь в ночи к нашему поселению. Я настолько погрузилась в размышления, что утратила бдительность и едва не налетела на вышедшего навстречу неподалеку от стены мужчину. Он успел вытянуть руки и удержать за плечи, пока я унимала сбившееся от неожиданности дыхание.
Только осознав, что отпускать меня не спешат, опомнилась окончательно и вскинула голову. Тут же отпрянула, настороженно глядя на стоящего напротив Крастая. У него были перевязаны правая рука и бок, но раны явно не были серьезными, иначе не смог бы вот так спокойно расхаживать.
– А вот и ты! – он растянул губы в чуть кривоватой усмешке. – Я уж волноваться начал, сам пошел навстречу. Думал, вдруг мы кого-то из волкодлаков упустили. Мало ли.
– Готовых тряпок для перевязки не оказалось, пришлось наскоро резать чистое полотно, – придумала я жалкое оправдание своего долгого отсутствия.
– Да плевать на это, – он небрежно отмахнулся. – Главное, что с тобой никакая беда не приключилась. Пойдем тогда. А то уж заждались!
И он по-хозяйски взял меня под руку, чему я, естественно, попыталась воспротивиться. Но видать, сегодняшний успех изрядно повысил самоуверенность Крастая. Вместо того чтобы отпустить, он еще крепче вцепился в мою руку и всем видом дал понять, что не потерпит отказа. Кипя от гнева, но понимая, что открытое противоборство ни к чему хорошему не приведет, я завела разговор, пока парень не перешел к еще более активным действиям:
– Раненых и убитых много?
Крастаю явно не хотелось сейчас говорить об этом, его сальный взгляд давал понять, что предпочел бы иные темы. Но я не собиралась идти у него на поводу. Потому хмуро глянула, давая понять, что ожидаю ответа.
– Двадцать четыре убитых, – помрачнев, сказал Крастай. – Десять тяжело ранены, явно не жильцы. Еще полтора десятка, если окажешь помощь, могут и выдюжать.
– Тогда не будем терять времени, – я ускорила шаг, и парню все-таки пришлось отпустить мою руку.
Но я всем нутром чувствовала жадный взгляд, окидывающий с ног до головы. Похоже, то, что из-за него столько сородичей поплатились жизнями, заботило мало. Куда больше Крастая волновали собственные желания, главным из которых, к моему несчастью, была я сама. Отступаться сын старосты и не думал, и это сильно тревожило. Сегодняшний день сказал мне о многом. В том числе и о том, на что Крастай готов ради достижения своей цели. Захотел показать себя героем перед другим поселянами – устроил резню, воспользовавшись отсутствием отца. И при этом плевать хотел на последствия.
Словно в подтверждение моим опасениям, Крастай догнал меня и резко развернул к себе.
– И долго будешь от меня бегать? – жарко выдохнул, обхватывая громадными ручищами мою талию.
Ощутив винный дух у своего лица, поняла, что он еще и выпить успел. Наверняка в честь одержанной победы.
– Я уже сказала тебе все, что думаю по этому поводу. Еще два года назад, – морщась от отвращения, я изо всех сил пыталась высвободиться. – Найди себе кого-то другого!
– А если мне только ты нужна? – его горящие глаза смотрели так, что по спине пробежал холодок.
– Сказала же, не бывать этому! – в сердцах воскликнула, упираясь кулаками в его широкую грудь.
– Это мы еще посмотрим! – недобро усмехнулся он.
– Тебе ведь отец велел держаться от меня подальше! – напомнила я.
– Отец не всегда будет здесь главным, – с намеком сказал он, а меня в жар бросило.
Страшная догадка заставила буквально оцепенеть. Это что его сегодняшняя выходка вызвана была не только бравадой и желанием показать молодецкую удаль? Хотел доказать, что будет лучшим вождем, чем Ивэй? Проклятье! Вот такой поворот мне совсем не нравился!
Воспользовавшись моим оцепенением, Крастай приник к моим губам, жадно сминая их и прижимая меня к себе с такой силой, что едва ребра на захрустели. Фу! Противно-то как! Я извивалась как могла, напрасно пытаясь высвободиться и избавиться от ощущения слюнявого рта и шарящего в моем собственном чужого языка. От отвращения подкатила тошнота. Никаких приятных чувств я не испытывала! Первый поцелуй оказался донельзя противным и вызывал единственное желание – пусть это поскорее закончится.
Только когда уже начала задыхаться, он, наконец, отпустил и с видом победителя окинул мое раскрасневшееся от стыда и негодования лицо.
– Зря упрямишься! Все равно моя будешь! – пообещал он и, расправив плечи, двинулся к поселению, не сомневаясь, что последую за ним.
Едва не рыча от бессильной злости, я вытерла ладонью рот, подавляя желание отплевываться после недавних ощущений, и все-таки пошла к поселению. Раненые люди не виноваты, что им достался такой предводитель. Мой долг знахарки – помочь им. Но теперь я еще больше желала возвращения Ивэя. Может, хоть он приструнит слишком много на себя взявшего сыночка?!
Крастай, к моему счастью, не стал торчать рядом со мной в доме, который освободили для раненых. Отправился праздновать победу вместе с другими воинами. На фоне торжествующих возгласов и смеха еще большим контрастом слышались причитания женщин, потерявших сегодня кого-то из близких. Отыскав взглядом тетушку Тодору, тоже обихаживающую раненых, я подошла к ней.
– Как дядюшка Стоин?
– Живой, – она устало улыбнулась, утирая пот со лба.
Видать, немало уже потрудилась, оказывая помощь, из-за чего я невольно ощутила угрызения совести. Я должна была делать то же самое, а не тащить по лесу того, благодаря кому кто-то из этих людей был ранен. Но эта мысль мелькнула отстраненно и не задержалась в голове. О том, что помогла волкодлаку, я не жалела. Как бы ни сложилось дальше, понимала, что в ином случае угрызения совести грызли бы куда сильнее.
– Ну, слава богам! – улыбнулась я в ответ и, наскоро расспросив о том, кому больше всего нужна помощь, приступила к своим прямым обязанностям.
Домой вернулась только к рассвету. Настолько измученная, что едва ноги волочила. Но вместо того, чтобы сразу кинуться на свободную лавку и заснуть, нашла в себе силы посмотреть, как там мой раненый. Облегченно улыбнулась, заметив, что крепкий молодой организм сумел справиться с лихорадкой. Теперь парень мирно спал, и на его лице больше не виднелось признаков скорой смерти. Успокоившись хотя бы за него, я устроилась на лавке и провалилась в глубокий сон.
ГЛАВА 5
Данэйл
Очнулся я уже днем, в незнакомой хижине, лежащим на постели. Во всем теле ощущалась такая слабость, что с трудом мог шевелить руками и ногами. Но отметив, что они не связаны, слегка воспрянул духом. Впрочем, вернувшаяся боль от полученных ран поумерила мои восторги. Видать, не связали, потому что не посчитали, что в таком состоянии на что-то способен.
А в том, что я в доме врагов, сомневаться не приходилось. Запах человека чуял хорошо. И волчьего к нему не примешивалось, помимо моего собственного. По какой-то причине, вместо того чтобы добить, обнаружив в пещере, меня притащили сюда.
Едва сумев повернуть голову, бегло оглядел помещение и обнаружил, что в комнатке не один. На лавке у противоположной стены спала женщина, повернутая ко мне спиной. В том, что это женщина, можно было не сомневаться. Растрепавшаяся во сне коса и особый тонкий аромат говорили об этом прекрасно.
Принюхавшись лучше, едва не заскрежетал зубами от ярости. К ее запаху примешивался еще один – тот, что я запомнил прекрасно. Запах человеческого вожака, что преследовал меня в лесу! Значит, это его самка! И притащил меня, скорее всего, именно он. Но с какой целью?
Догадки приходили неутешительные. Если не убил сразу, значит, ему что-то от меня нужно. К примеру, разузнать о положении дел в волчьем поселении. Сколько у нас мужчин, способных сражаться. Как мы, скорее всего, будем действовать дальше. Если же узнают, что я сын вождя, могут сделать заложником и диктовать отцу условия.
Нет уж! Лучше подохну, чем стану помогать ненавистным чужакам! На беду человеческого вожака, он меня недооценил, раз оставил лишь на попечении своей женщины и даже не связал. Она же сама спит, и у меня есть шанс выбраться отсюда.
Только вот далеко ли сумею уйти в таком состоянии? А особенно если она проснется и обнаружит пропажу! Тогда точно побежит за помощью, и меня догонят по свежим следам. Но попытаться все же стоит. Предпочту умереть в схватке, чем позорной смертью под пытками или для развлечения местных, как погиб Момчил!
Снова втянул носом воздух и напряг слух, пытаясь понять, нет ли в доме или на подворье кого-то еще. Но нет. Самка здесь одна. Это наблюдение заставило недобро усмехнуться. Напоследок, перед тем, как уйти, я преподнесу их вожаку ответный подарочек. Сверну шею его бабе! И пусть раньше мне не доводилось убивать женщин, я настраивал себя на мысль, что ее нельзя считать таковой. Она враг, как и прочие ее сородичи. И окажись в подобной ситуации человек, он бы даже не колебался. Они хуже диких зверей и жалости не знают, в чем я убедился на собственном опыте. Достаточно вспомнить мою мать или замученного в клетке волчонка. Значит, и я не должен их жалеть! К тому же убить эту женщину необходимо еще и потому, что иначе мой побег обнаружат раньше.
Приняв решение, я стиснул зубы, чтобы ненароком не застонать от боли, и попытался сесть. Тело отозвалось такой пронзительной болью от множества ран, что в глазах потемнело, и я тут же рухнул обратно. Проклятье!
Откинув покрывало, которым меня накрыли, оглядел себя и мысленно выругался. Насчитал не меньше десятка ран, обработанных и перевязанных со всем возможным тщанием. Видно было, что делал это тот, кто знает толк в лекарском деле. Значит, и правда не хотели, чтобы испустил дух раньше времени. Иначе бы добили сразу, чтобы не мучился, или оставили в пещере. Вряд ли дожил бы до утра с такими ранами. Растительный яд не дает нормально регенерировать, еще и значительно ослабляет.
На мгновение в памяти возник горячечный бред о приходившей ко мне смерти в облике русоволосой девушки. Насколько он реален? Вот сейчас об этом думать точно не время! Нужно брать себя в руки и вставать, пока человеческая самка не проснулась.
Я прокусил нижнюю губу до крови, но все же сумел подняться, не издав ни звука. Правда, шатало так, что приходилось цепляться за стены и мебель, чтобы не упасть. Дал команду телу обратиться, но куда там? Организм в таком состоянии был на это неспособен. Все силы уходили на то, чтобы убрать действие яда. А жаль! В волчьем обличье регенерация пошла бы быстрее.
С минуту постоял, борясь с головокружением. Потом собрался с духом и побрел к соседней лавке. По дороге прихватил нож, лежащий рядом с тканью для перевязок. Мог бы, конечно, придушить женщину голыми руками, но не в этом состоянии. Я сейчас слаб, как новорожденный волчонок. Еще вопрос, кто кого одолеет. Так что мой единственный шанс – сделать все четко и быстро, пока она не проснулась.
Застыл над спящей, чувствуя, как дрожит нож в ослабевшей руке. Я едва мог удержать его пальцами. Но хуже всего, что не только физическая слабость удерживала от дальнейших действий. Оказалось, перерезать глотку беспомощной спящей женщине куда труднее, чем одолеть в честном поединке сразу нескольких врагов! Все во мне этому противилось настолько, что дурнота к горлу подступала.
Я с жаром убеждал себя, что так будет правильно. Но переступить через что-то внутри не мог. Что-то подсказывало, что если поступлю так, уже никогда не смогу стать прежним.
Да боги с ней! – мысленно выругавшись, отвернулся от лавки и двинулся к выходу. Пусть живет! А я все-таки попытаюсь уйти подальше и найти укрытие, что поможет сбить преследователей со следа. Неожиданно накатившее головокружение заставило на миг потерять контроль над телом. Нож со звоном стукнулся об пол, выпав из ослабевших пальцев, и я замер.
Обернулся к спящей, надеясь, что она спит достаточно крепко, чтобы не услышать. Мои надежды были напрасны. Сон у женщины оказался чутким, и она перевернулась на спину. Впрочем, все мысли тут же улетучились, стоило мне встретиться со взглядом знакомых голубых глаз. Тех, что я считал плодом горячечного бреда. Значит, не почудилось! Я и правда видел ночью ту девушку!
Мы оба смотрели друг на друга, явно не зная, как быть дальше. Только когда она в смущении отвела глаза, а ее щеки окрасились румянцем, вдруг осознал, что стою перед ней полностью обнаженный. Пусть меня частично прикрывали повязки, это дела не меняло. Сам смутившись не меньше, попытался воспользоваться оставшимся на лавке покрывалом, чтобы дальше не светить срамом. Но силы окончательно оставили, и вместо этого позорно повалился на пол.
В этот раз не смог сдержать болезненного возгласа, проехавшись по дощатому полу еще не зажившими ранами. Поверх некоторых повязок выступила кровь.
Пока я лежал, силясь подняться, девушка вскочила со своей лавки и кинулась ко мне. Куда только подевалось ее смущение?! Она ругалась так, что оставалось в удивлении расширять глаза.
– Да как же можно так себя не беречь?! – напоследок бросила упрек, помогая подняться. – Хочешь, чтобы все мои старания насмарку пошли?
Опираясь на ее плечо, оказавшееся неожиданно крепким и надежным, я доковылял до лавки и рухнул на нее. Девушка уложила на постели поудобнее и, прикрыв нижнюю часть моего тела покрывалом, захлопотала над ранами, проверяя те, что снова открылись. Я же постепенно отходил от охватившей меня растерянности и буравил новую знакомую взглядом.
Ничего ведь не изменилось. Она по-прежнему мой враг, пусть даже, как уже понял, именно ей я обязан тем, что не окочурился еще ночью. Только вот сделала это явно не из любви к ближнему. Ее мужику я нужен живым, вот и поручил заботам девицы. Почему-то мысль о ее связи с тем чужаком всколыхнула внутри непонятную злость. И на девушку я смотрел соответственно, буравя недобрым взглядом.
Глянув в мое лицо, она даже растерялась. Рука, держащая чистую ткань для перевязок, замерла. Но девушка пересилила себя и продолжила свое занятие, хотя пальцы начали дрожать. Оставалось поражаться силе ее духа – другая бы в испуге отшатнулась, оставшись один на один с враждебно настроенным оборотнем, пусть и раненым.
– Ну вот и все, – стараясь говорить ровным тоном, сказала она. – Тебе хотя бы пару дней нельзя вставать.
Я презрительно усмехнулся. Выполнять ее советы я не собирался! Вот пусть только куда-то отлучится – немедленно уйду.
– Меня зовут Рада, – неожиданно сказала она, пусть я ничем и не давал понять, что меня интересует ее имя. Видя, что я никак не реагирую, девушка робко спросила: – А тебя как?
Мой ответный взгляд красноречиво показал, что общаться с ней не собираюсь.
– Ладно, – вздохнула она, поднимаясь. – Пить хочешь?
Я нехотя кивнул, понимая, что глупо устраивать себе пытку. Пить и правда хотелось, видать, после лихорадки. Раз предлагают, нужно пользоваться моментом, чтобы набраться сил. Рада просияла улыбкой, от которой мое сердце неожиданно забилось чаще. Сердясь на самого себя за странную реакцию, поспешил отвести взгляд. Оправданием мне могло служить только то, что девица и правда прехорошенькая, а я все же нормальный мужчина.
Вот тело и реагирует на нее. Но давать ему волю точно не стоит. В первую очередь она враг, и воспринимать ее я должен соответственно.
Рада вернулась с кружкой воды, причем успела привести себя в порядок. Длинная русая коса, доходящая до бедер, была переплетена, а выглядела девушка опрятно и чистенько. Даже простое, без всяких изысков платье не могло скрыть соблазнительных изгибов юного красивого тела.
Поймав себя на том, что смотрю на ее довольно пышную грудь, отчего-то взволнованно вздымающуюся, я мысленно выругался. Нет, это точно ненормально! От ран едва шевелиться могу, а туда же, на девиц слюни пускаю! Причем, что особенно бесит, так это то, что ни одна волчица из собственного поселения раньше такой сильной реакции не вызывала. Я, конечно, женского внимания не чурался, особенно во время полнолуния, когда не считалось зазорным отпускать звериную натуру наружу и уединиться с какой-то не менее охочей до ласк самочкой. Но даже тогда настолько контроля не терял.
А тут прямо напасть какая-то! Постоянно ловлю себя на том, что хочется смотреть и смотреть на эту чужую девку! Нет, определенно, нужно как можно скорее убираться отсюда! Хуже всего стало, когда подумал о том, что она специально применяет ко мне свои женские чары, чтобы разузнать побольше и понять, насколько я могу быть полезен ее мужику!
Но эта мысль помогла. Отрезвила настолько, что сумел взять себя в руки. Молча принял кружку и жадно выпил холодную воду, показавшуюся слаще хмельного вина – настолько сильной была жажда! Не посчитав нужным поблагодарить, отдал обратно и хмуро уставился на Раду, ожидая дальнейших действий. Ее ответный взгляд, какой-то умиленно-задумчивый, смутил и мигом выбил из колеи. Я нервно провел рукой по волосам и поморщился. Они превратились в сплошной колтун. Заметив мое действие, Рада своим тихим приятным голосом произнесла:
– Чуть позже воду поставлю, вымоем тебе голову. А сейчас я бульоном займусь. Чего-то тяжелого тебе пока нельзя, а вот бульон – самое то!
– Предпочел бы мясо, – буркнул, а она снова просияла улыбкой. Похоже, то, что я все же заговорил с ней, изрядно обрадовало.
– Пока нельзя, – примирительно сказала.
А я поймал себя на мысли, что таким тоном со мной когда-то говорила мать, когда нужно было образумить неразумное дитя. Сердце защемило от все еще таившейся внутри боли. Эта девушка не должна вызывать у меня таких эмоций. Она – одна из тех, из-за кого моей матери больше нет!
Будто уловив перемену в моем настроении, Рада обеспокоенно изогнула брови. Явно хотела задать вопрос, но я уже отвернулся, сцепив зубы и не желая на нее смотреть. Еще какое-то время улавливал ее присутствие рядом, потом уловил движение воздуха, когда она поднялась, и услышал шаги по направлению к двери.
Интересно, куда подалась? Правда ли, что будет мне обед готовить? Или сначала известит вожака о том, что я пошел на поправку? Отыскал глазами так и оставшийся на полу нож и недобро усмехнулся. Зря она оказалась настолько беспечной! Едва рука ее мужика меня коснется, я перережу ему глотку. Заставил себя подняться, пусть тело и протестующе заныло. Но долго напрягаться не стал. Лишь взял нож и спрятал под тюфяком. Пусть будет рядом на всякий случай.
Затем стал вслушиваться в происходящее в доме и постепенно успокоился. Девушка по-прежнему была поблизости. То хлопотала на подворье, то в доме, громыхая посудой. Значит, кое-какая отсрочка есть. Видимо, ей дали указания обихаживать меня, пока не поправлюсь в достаточной мере. Иначе просто не выдержу последующих пыток и буду для них бесполезен.
Дверь снова приоткрылась, пропуская хозяйку дома с миской аппетитно пахнущей похлебки в руках. Желудок тут же заурчал – мой организм охотно отозвался на возможность восстановить силы еще и таким образом.
Поставив миску на стол, Рада помогла усесться поудобнее на лавке и устроилась рядом. Я протестующе нахмурился, когда она попыталась покормить меня с ложечки, но едва попробовал поесть сам, понял, что вряд ли справлюсь. Руки еще были слишком слабыми, и я только пролил содержимое на себя, зашипев, когда горячая жидкость попала на кожу. Рада покачала головой и решительно отобрала ложку. Сопротивляться дальше я счел бесполезным, но всем видом давал понять, что позволяю ей это только по необходимости. Когда содержимое миски опустело, обессилено откинулся на подушки.
– Вот и молодец! – услышал ласковое. – Теперь отдыхай, а я пока воды подогрею. Нужно волосы промыть. Тело я ночью обмыла от крови, а до головы дело не дошло. Да и ты в лихорадке метался. Не стоило рисковать.
Ощутил, как к щекам невольно приливает краска при мысли о том, что она обмывала мое обнаженное тело. Глянул на нежные пальчики и так живо представил, как они касались меня в самых интимных местах, что организм отреагировал вполне однозначно. Проклятье! Только этого не хватало! Окинул девушку чуть ли ненавидящим взглядом, что ее почему-то сильно расстроило. И она поспешила ретироваться. Это немного утешило. Хоть так сумел поставить на место! А чего ожидала? Что я так легко куплюсь на мнимую доброту и дешевые уловки?
Правда, когда дело дошло до мытья головы, совладать с собой оказалось нелегко. Так бережно и осторожно она промывала мои волосы, устроив таз с теплой водой у изголовья. Я боялся даже дышать лишний раз, чувствуя, как предательски отзывается мое мужское естество на прикосновения этой девушки, ощущая рядом ее дурманящий тонкий аромат.
О, боги, как же соблазнительно она пахнет! Настолько, что хочется забыть о своей слабости, схватить, подмять под себя и… Стоило огромных усилий делать вид, что меня нисколько не волнуют ее прикосновения. Наконец, с этой самой настоящей пыткой было покончено. Рада, как могла, высушила полотенцем мои волосы и даже расчесала гребнем. Удовлетворенно улыбнулась, глядя на дело рук своих.
– Вот теперь ты снова на человека похож!
Она ласково коснулась рукой моих волос, и я раздраженно стряхнул ее ладонь.
– Я не человек! – зло процедил, и она закусила нижнюю губу, такую пухленькую и соблазнительную, что я едва не застонал от вспыхнувшего желания попробовать ее на вкус.
Ничего не сказав на мой выпад, Рада унесла таз с грязной водой и, к моему облегчению, занялась своими делами. Я же, сытый и чистый, сам не заметил, как опять уснул.
ГЛАВА 6
Рада
Прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнатке, я механически выполняла привычную работу. Но сосредоточиться на ней полностью не получалось. Все мысли были о раненом волке, появление которого настолько изменило мою жизнь, что я уже не знала, как смогу вернуться к прежнему размеренному и спокойному существованию.
Как оказалось, те эмоции, что он вызывал у меня, пока оказывала помощь и лечила, ни в какое сравнение не шли с теми, что испытываю теперь! И хуже всего, что ничего с собой поделать не могу! Внутри царило такое смятение, что я ни на чем не могла нормально сосредоточиться. И одновременно ощущения эти были такими удивительными и новыми, что жизнь казалась вдвое ярче и насыщеннее. Так, словно до встречи с этим волкодлаком я спала, а сейчас пробудилась и научилась чувствовать по-настоящему. И это не радовало, учитывая то, с какой враждебностью он ко мне относится. Явно воспринимает врагом и при любой возможности постарается избавиться от моего общества. Даже имя свое не назвал. Хотя порой казалось, что в его глазах я вижу нечто другое, помимо неприязни и недоверия. Но возможно, принимала желаемое за действительное.
Вспомнила, как пробудилась сегодня от какого-то резкого звука и не сразу осознала, откуда взялся перемотанный тряпками, едва держащийся на ногах парень. Сначала даже испугалась, но как только наши взгляды встретились, страх куда-то ушел, сменившись совсем иным. Сердце колотилось так, что казалось, его стук разносится по всей комнате. Внутри все сжималось от чего-то сладостного и волнующего.
А я, как завороженная, не могла отвести взгляда от выразительных серо-синих глаз. Таких необычных, что хотелось смотреть и смотреть, как на сверкающие на солнце драгоценные камни. Ободок вокруг радужки насыщенно-синий, как и небольшие крапинки, искрящиеся в серебристо-серой глубине. Они вспыхивали как маленькие огоньки, и будто гипнотизировали. С большим трудом удалось сбросить с себя наваждение и прервать поединок наших взглядов.
Но от этого я еще больше смутилась. Парень ведь был совершенно обнаженным, если не считать повязок на ранах! И чем больше я на него смотрела, тем сильнее нравилось то, что видела. Не такой высокий и широкоплечий, как Крастай и его побратимы, но с достаточно развитыми мускулами, стройный, с длинными ногами. Я поймала себя на том, что была бы не против ощутить, как эти сильные руки умеют обнимать. И тут же мысленно выругалась. О чем только думаю?!
Совершенно растерявшись, я не знала, что сказать или сделать. Но парень все решил за нас обоих. Потянулся к лавке за покрывалом, но ослабленное ранами тело не удержалось на ногах. Миг, когда волкодлак повалился на пол, издав болезненный стон, отрезвил моментально. Оцепенение, сковавшее меня, улетучилось. Душу же переполняли страх за этого идиота, вставшего с постели в таком состоянии, и какое-то странное, несвойственное мне ранее чувство. Никогда еще ни за кого из хворых, которых довелось обихаживать, я так не волновалась. Будто он был для меня кем-то близким и родным, а не врагом, которому помогла из жалости.
С губ слетали слова, что при других обстоятельствах ни за что бы не произнесла при посторонних. Ругалась, одновременно пытаясь помочь парню подняться, и с тревогой смотрела на окрасившиеся кровью повязки. Пытаясь хоть как-то оправдаться, в том числе и перед самой собой,
