Я порвала с прошлым. Дикие равнины, магия и демоны, готовые явиться по первому зову - вот мое настоящее и мое будущее.
Но так ли это? Что делать, если охотник на ведьм, мой враг, вдруг накинет удавку на шею, привяжет, направит на опасные и, может быть, даже смертельные поиски? И не кого-то, а убийцы. Его убийцы.
Если бы я не знала, что он совершенно, абсолютно, окончательно и бесповоротно мертв, то бы решила, что все это его большой хитрый план, чтобы заманить меня в ловушку. Сыграть на чувствах одной плохой самовлюбленной ведьмы, подсунув ей лучшее из всех возможных свидетельств капитуляции – приглашение на свои собственные похороны. Не карточку с приглашением, конечно. От карточки за милю несло бы подставой – кто же присылает приглашения по адресу, которого в нормальном мире не существует? Но можно пустить слух, что некий пограничник по прозвищу Тень недавно отправился в лучший мир на постоянное место жительства, и убедиться, что плохая самовлюбленная ведьма это услышит. Тогда она точно придет позлорадствовать.
Вот так все просто.
На кладбище холодно. Говорят, там всегда холодно, и это нематериальный, ненастоящий холод. От земли, от свежих могил, от увядших тусклых цветов и темных надгробий веет могильной стужей, холодом той стороны. Где-то здесь, рядом, под слоем размокших разноцветных листьев и склизкой рыжеватой земли лежат тысячи мертвых, тысячи пустых, вакантных тел. Тысячи существ, которых можно поднять, вдохнуть в них жизнь и подчинить себе. Тысячи тел, с помощью которых демоны могут стать материальными.
Но не все это понимают.
Я сижу на земле возле его могилы, скрестив ноги и засунув руки в карманы куртки. Надгробие простое – потемневшая от сырости деревяшка, на которой вырезано только прозвище – Тень. Понятия не имею, мера ли это предосторожности – чего только ни способны сотворить демоны, зная настоящее имя, а труп ты или нет, им без разницы. По правде говоря, труп он, может, и полезнее будет; это как пустая квартира: хочешь – занимай. А, может, те, кто его хоронил, и имени настоящего не знали. Тень и Тень, кому какое дело. Едва ли он жил по принципу “заведи сто друзей” – скорей уж “уничтожь сто врагов”. Вот и закопали труп так, без другого имени. Свет с ним – и ладно.
Хотя нет, не так все было. Убили, похоронили, подписали первую попавшуюся деревяшку – и пусть себе гниет.
Стоп. Убили?
Я оборачиваюсь.
От него немногое осталось – он выцветший, поблекший и полупрозрачный. Стоит у меня за спиной, вроде как на земле, как нормальный, но то, что он не нормальный, бросается в глаза сразу. В остальном – помимо того, что он просвечивает, как помутневшая стекляшка, и по цвету серо-коричневый – он не изменился. Все такой же высокий и худощавый, с призрачной щетиной на призрачном подбородке и полным презрения к низшим формам жизни взглядом. Даже волосы у него той же длины, как и два месяца назад, когда мы последний раз виделись.
Только вот Тень теперь тень. По-настоящему.
– Убили? – переспрашиваю я. Без особого энтузиазма, потому как призраки в голову лезть сами по себе не должны. Им, призракам, этого не дано – это демоны влезут куда угодно, перемешают все по своему усмотрению и отправятся дальше по демоническим делам, оставив после себя только пустую оболочку, “пустышку”. А призракам мысли лучше держать при себе, пока их не спросят, потому как отправить их обратно – дело, в общем-то, плевое. – Может, это ты сам себя убил.
– Сам себя? – Он усмехается. Все та же усмешка, что и при жизни – меня от нее и сейчас наизнанку выворачивает. Усмешка в духе “никуда ты от меня не денешься, я все про тебя знаю”.
Да, мы старые знакомые. По моим нынешним меркам даже очень старые знакомые, потому как в жизни злобной равнинной ведьмы мало кто задерживается дольше, чем на пару месяцев. А Тень маячит на горизонте вот уже несколько лет, омрачая мое радостное, безбедное и совершенно аморальное существование.
– Ты тело-то мое видела?
– А ты предлагаешь его откопать и произвести вскрытие? Изучить, так скажем, изнутри.
Серо-коричневые губы кривятся в странноватой улыбке.
– Попробуй. Только его там, – кивает на могилу, – все равно нет. Что делают с такими, как я, Принцесса? Верно – сжигают. Могила – пустышка, для отвода глаз. Но, думаю, ты сможешь позвать своих маленьких друзей, чтобы собрать мой многострадальный прах и слепить все на место. Этим ты, кажется, любишь заниматься – созданием людей из того, что под руку попадется.
– Не нарывайся, – предупреждаю я.
Отправлять призраков назад – дело несложное. Прослеживаешь связь, находишь зацепку и рвешь ее, как нитку, без особых усилий. У призраков связи тонкие и непрочные, и максимум, что они могут сделать – утянуть с собой того, за кого зацепился. Какого-нибудь невезучего прохожего, который совершенно случайно оказался не в то время и не в том месте – рядом с умирающим, которому совсем не хотелось умирать. Последнее Желание – штука мерзкая.
Тень стоит, точнее, висит в воздухе, уперев призрачные руки в призрачные бока, и призрачная ухмылка кривит призрачные губы. Блефует. Как всегда, блефует.
Или…
– А то что? Мы с тобой отправимся в увлекательное путешествие в другие миры?
Тут я закрываю глаза. Потому что мысль, проскользнувшая в голове, совершенно дикая и абсолютно неприятная. От этой мысли меня чуть наизнанку не выворачивает. Попасться, как молоденькой и неопытной…
… нет. Быть такого не может! Не первый же день я на свете живу?
Мне не нужно много времени, чтобы сосредоточиться: я делала это столько раз, что сконцентрировать в одной точке, а потом перенаправить внутреннюю энергию, занимает не больше секунды.
Вот я уже широко раскрываю глаза – и вижу.
Связи опутывают меня. Разнообразные, разноцветные, разномастные и разносортные – они тянутся от моего тела куда-то в пустоту. Стоит легонько потянуть за любую, как на другом конце дернется марионетка. Кучка мелких демонов, слепленных в одного идеального мужа. Кучка мелких демонов, заменяющих убитого любимого. Мелкий демон, внедренный в чье-то сознание, чтобы внушить нужные чувства.
Приворот. Отворот. Воскрешение мертвых. Создание идеального спутника жизни. Что угодно, как угодно. Только выскажите пожелание и назовите цену. Я могу все. Мы можем все. Такие, как я – равнинные ведьмы, плохие ведьмы – мы призываем демонов. Живем этим. Дышим этим. Любим это.
Отбрасываю лишние связи, отсеиваю, как мелкий песок, и… да. Вот оно, Последнее Желание. Его чертово Последнее Желание. Обвилось вокруг моей руки, впилось в кожу черной, выжженной полосой с красноватыми, воспаленными краями. Говорят, смерть черная с красным, потому и нить Последнего Желания черная и впивается так, чтобы то и дело проступала красная кровь. Напоминает о себе, предупреждает. Все мы смертны, даже ведьмы.
У любой вещи есть изнанка. А уж про Последнее Желание можно запросто сказать, что оно состоит из одной изнанки. Хоть ты ноги в кровь сотри, исполняя то, что поганый труп соизволил пожелать, в итоге не получишь совершенно ничего. Никакой платы за потраченное время и силы. Никакого вознаграждения. Ни-че-го.
И не исполнить нельзя. Опасно, рискованно. Кто знает, сможешь ли ты в последний момент выбраться из затянувшейся вокруг шеи петли? Разорвешь ли связь прежде, чем призрак утянет тебя за собой?
На вопрос, которым я задавалась все время, пока пробиралась сквозь мудреные цепи ограждений, отделяющие пригород от диких равнин, наконец, находится ответ. У меня не было выбора. Да, не было. И неудивительно, что я ни секунды не сомневалась, что он абсолютно мертв. Последнее Желание, тонкая, черная нить, соединившая нас, чертово Последнее Желание привело меня сюда. И подсознательно у меня действительно не было выбора – оно бы толкало и тянуло меня к городу, к кладбищу, пока я не встретилась бы с тенью того, кто когда-то звали Тень. Мне нужно было выслушать его проклятое желание.
– Что-то ты побледнела, красавица, – он ухмыляется. Тень и его вечная ухмылка на губах. Самоуверенный и самовлюбленный, нежелающий и не умеющий отступать, всегда идущий до конца любой ценой – он похож на меня. Я бы тоже никогда не сдалась. Даже в самом конце. Даже когда все начало бы меркнуть и исчезать, когда меня начало бы затягивать в глубины неизведанного, я бы нашла способ.
Как нашел он.
– Неужели твои дружки-пограничники не перевернут весь этот город вверх дном и не порвут в клочья того, кто тебя убил?
Я уступаю ему, поддаюсь. Решаюсь проиграть битву, чтобы выиграть войну. Может, удастся отделаться малой кровью. Уговорить его на простенькое, глупое Последнее Желание. Сообщение кому передать. С близкими за него попрощаться.
Но не все так просто. С такими, как Тень, ничего не бывает просто.
– Мои, как ты выражаешься, дружки-пограничники, – с нажимом произносит он, – понятия не имеет, кто меня убил.
– А с чего ты взял, что я имею? – тут же огрызаюсь я. – И не нужно мне твоих тонких намеков. Мы тут не в остроумии соревнуемся – это раз, и времени у меня мало – это два. Я, конечно, с радостью отправила бы тебя в увлекательное путешествие по далеким мирам, но – увы! – я тебя не убивала.
Он кивает своей призрачной головой. Не произносит ни слова, но его ответ – слишком четкий и слишком ясный – сам по себе возникает в моем сознании.
“Я знаю”, – говорит он. – “Я знаю, Лу”.
Его мысленный голос мягкий, вкрадчивый. Призрак проскальзывает в мое сознание, как дым вползает в щель под дверью – осторожно и беззвучно, не задевая ни одной ловушки, ни одного сигнального препятствия. Делает это, как умеют только наделенные талантом – и так, будто занимался этим всю жизнь.
– Забавно, да? – хмыкает он. Теперь уже нормально, вслух. – Ты будто не знала, что так оно и бывает. Чудесная и безграничная близость.
– Не люблю связываться с призраками. И не связываюсь.
– Неудивительно. В твоих шкафах со скелетами можно заблудиться. Страхи, комплексы. Угрызения совести. Но, должен сказать, я теперь лучше тебя понимаю. А всего-то надо было познакомиться чуть поближе. Снять, так сказать, маски.
Он смеется. Призрачный смех, холодный, потусторонний, отражается от могил и надгробий, усиливается. Нарастает постепенно, как приливная волна, накрывает с головой. Затягивает.
Я осознаю, что ему больше ничего не остается, кроме смеха, и мне противно от одной только мысли, что я тоже понимаю его. Страхи, сомнения. Чувства. Вот они, совсем рядом, стоит только нырнуть поглубже, и можно будет читать его, как открытую книгу.
Мы враги, нам положено друг друга не понимать. Но как только он зацепил меня своей связью, опутал, часть моего сознания стала постоянно соприкасаться с частью его, и вместе с этим пришло понимание. Ему ничего не осталось – ни тела, ни свободы, ни возможности покинуть это хмурое мокрое кладбище. Только постепенно меркнущий разум, пустая могила, темная деревяшка с прозвищем вместо имени… и я.
Должно быть, на моем лице отражается что-то из этих кощунственных мыслей о нашем новообретенном взаимопонимании, потому что его призрачное лицо искажается в брезгливой гримасе.
– Вот уж избавь меня от фальшивого сочувствия, Принцесса. Пустышки не чувствуют. А ты и есть пустышка, если не хуже. Продажная безмозглая тварь.
Вот теперь я его чувствую. Он больше не пытается осторожно влезть ко мне в голову, он хочет ворваться туда со всей силы, резко, быстро и больно, пробить мысленные щиты и вырвать у меня признание, что я действительно продажная и безмозглая. Ему нужно в это верить. Это сделает его призрачный мир куда проще, понятнее и спокойнее.
Я вышвыриваю его прочь. Выталкиваю вон из моего сознания, выплескиваю на него долго сдерживаемую злость. Я не слабая глупенькая ведьмочка, которая никак не может понять, что чувства мешают работе. Никогда ей не была. Я вытравила из себя то, что называют человечностью, так давно, что и забыла уже напрочь, как эта хваленая человечность выглядит. Я не привязываюсь к местам, к вещам, к людям. Не чувствую и не сочувствую. В моей жизни есть место для одной единственной настоящей страсти – призыву демонов. Я достаточно сильна, чтобы управлять могущественными созданиями.
И вот, здравствуйте. Попалась. Тень – человек, не демон и даже не маг, а обыкновенный пограничник, охотник на ведьм – умудрился зацепиться за меня Последним Желанием, загнать в ловушку. Он, презирающий любое проявление “грязной магии”, привязал меня к себе, как Луну на веревочке, и все таланты, умения и навыки, так долго и старательно оттачиваемые, не вытащат меня из этого капкана. Я по-настоящему попалась.
Его призрачную форму отбрасывает назад, за ржавую железную ограду кладбища в разросшиеся желтые кусты, и он тускнеет, блекнет и почти теряется среди острых колючек, мелких листочков и крупных гроздьев сочных беловатых ягод. Я только что отняла у него еще частичку призрачной жизни, приблизила тот момент, когда он окончательно растворится в холодном воздухе.
Рука отзывается болью. Отдача настигает меня, впивается острыми иголочками. Причинив ему боль, я причиняю ее себе – так работает наша новая связь. И мне приходится стискивать зубы, чтобы не вскрикнуть, не выдать своей слабости. Не стоит ему знать, что боль у нас теперь одна – общая.
Тень возвращается быстро. Ему легко – призрачные ноги не завязают в раскисшей от дождей земле, призрачная одежда не цепляется за колючки. Даже вставать толком не надо – призраки не падают, не опрокидываются навзничь. Высокая ограда с цепью мощных заговоренных фонарей ему не помеха, свет не режет призрачные глаза, не обжигает все то демоническое, что скопилось внутри. Хотя у него демонического-то и не было никогда, он же чистый. Это я грязная, мне свет причиняет боль.
Теперь на его лице нет ни тени улыбки, одна только решимость. Мы напомнили друг другу, что мы старые враги. Пора переходить к делу.
И я перехожу первая.
– Так чего ты хочешь? – спрашиваю. – Ты думал, что я тебя убила. Ну так у меня для тебя новость – черт, как известно, тоже думал, да под фонарь попал. Что теперь, о гениальный сыщик?
– Интересно, если я пожелаю, чтобы ты убила себя, ты это сделаешь? – бормочет он. Призрачный голос шелестит, как ветер опавшей листвой, холодком пробегает по коже. Еще не желание, но уже что-то близкое, пограничное. Опасное.
– Нет.
– Нет? Ой ли! Пусть твоя грязная магия и не моя стихия, но пару тезисов я знаю, Принцесса. Последнее Желание может быть любым.
– Прекрати называть меня Принцессой!
– Тебя это задевает, да? – снова смеется он. – Что же случилось с тобой в прошлом, Луна, что ты так ненавидишь это слово? Что вообще случилось с тобой такого, что ты отреклась от всего человеческого, чистого, ради темной магии? Может, тот, кого ты когда-то называла принцем, выбрал себе другую принцессу, а ты не смогла с этим смириться? – Тень насмешливо цокает языком. Это просто для него – перейти на личности. Снова начать раскапывать прошлое, ворошить полузабытое и ненужное. Искать ответы. Он всегда был ищейкой, и даже смерть не смогла это изменить. – Не хочешь быть принцессой, Принцесса, тогда перестань лгать.
Я встряхиваю головой. Серебряные бусинки на концах тонких темных косичек сталкиваются с тихим звоном, эхом отдающимся в наступившей тишине. Дьявольский перезвон, называют это ведьмы. Способ подавить ненужные воспоминания.
“Тень больше не дышит”, – в ту же секунду осознаю я. Пусть его призрачное лицо почти прижато к моему, а призрачная рука пытается сомкнуться на горле, я все равно ничего не чувствую. Его горячее дыхание должно было бы обжигать мою холодную кожу. Его пальцы должны были бы оставить черные синяки на шее. Но он нематериален – его больше нет. И я не понимаю саму себя, не понимаю тех чувств, которые вызывает во мне эта мысль. Я должна радоваться: мой противник мертв, еще одним охотником на ведьм стало меньше, и не надо больше приближаться к городу с такими предосторожностями, потому что только у пограничника по прозвищу Тень была личная вендетта к ведьме Луне. Но то, что я чувствую, непохоже на радость.
– Ты можешь пожелать, чтобы я убила себя, – несмотря ни на что, мой голос звучит ровно. Я, в конце концов, плохая самовлюбленная ведьма, а такие не расклеиваются от всякой ерунды. – Но я буду сопротивляться. Все сведется к битве Желаний: твоего – о смерти, и моего – о жизни. Исход непредсказуем. Так что это невыгодное Желание.
Призрачная рука разжимается.
– В любом случае, я не этого хочу, При…, – тут он осекается. Я ответила честно, и он не называет меня “Принцессой”. Это уже что-то. Начало. Мы впервые идем на компромисс. – Мне нужно, чтобы ты нашла того, кто меня убил.
Руку, куда впилось его Последнее Желание, охватывает огнем. Я не смотрю, боюсь – черное призрачное пламя напомнит мне, что я теперь уязвима, слаба. Тень принял решение – окончательное и бесповоротное – мне остается только подчиниться. Я не могу отказаться.
Приказ выдан, приказ получен.
– А почему, интересно, ты не приказал своим дружкам рыть носами землю? Ищейки из них получше меня будут, – уже для порядка спрашиваю я, чтобы хотя бы видимость создать, что я сопротивляюсь. На самом деле, обратного пути нет, я обязана найти его убийцу. Без вариантов. И чем быстрее, тем лучше, пока Последнее Желание не вытянуло из меня все силы.
Нечеткая, не до конца оформившаяся мысль проскальзывает в его призрачном мозгу.
– Вот ведь черт баночный! – невольно выдыхаю я. – Ты думаешь, что один из вас тоже потрудился на благо человечества!
Тень медленно кивает. Эта мысль – слишком сильная, чтобы умереть, когда умерло его тело – разъедает призрачные останки изнутри. Кто-то из тщательно отобранных и обученных служить и защищать цепных псов оказался не таким уж добропорядочным и нацеленным на общее благо. Поэтому Тень рискнул своей бессмертной душой, как они говорят, и решился на такой грязный ведьмовской трюк с Последним Желанием.
– Кто? Кого ты подозреваешь?
Он не помнит. Я легонько касаюсь его сознания и понимаю, что это правда.
Смерть – странная штука. Забирает самое важное, полезное и оставляет только шелуху, ненужные, глупые воспоминания. Он помнит, что мы были врагами. Он – пограничник, защитник города и чистого человечества от демонов и демонической грязи. И я – равнинная ведьма, призывающая. Демоны откликаются на мой зов, делятся частичкой темной силы. Мы не могли бы быть никем, кроме врагов. Но он помнит, как гнал меня как-то по залитой солнечным светом зеленой равнине до самого озера, как настиг на берегу. Мои темные волосы растрепались, выбились из замысловатой прически. Дыхание сбилось. Ноги вязли в снежно-белом песке. Мы сцепились как всегда – коротко и бурно; его амулеты, обереги и заговоренное оружие против моей магии. Он помнит, как уничтожал моих демонов, одного за другим, и как менялась я, теряя все больше и больше созданных темной магией вещей. И как сошлись врукопашную, тоже помнит. Как изменилось под силой внутреннего демона мое тело, исказилось. Как я перестала быть ведьмой, которую он всегда знал… Может, где-то там далеко внутри сохранилось и воспоминание о том, как я собрала оставшуюся энергию и создала для него светящегося демона-проводника, чтобы Тень мог вернуться в город, когда солнце спряталось за горизонтом и наступили сумерки. А он оставил мне куртку – его подбитую мехом кожаную заговоренную куртку – чтобы я смогла пережить ту холодную ночь на равнине, обессиленная и опустошенная.
Странные из нас получались враги. Уж очень мы наслаждались этой игрой.
Тогда мы могли бы убить друг друга как минимум несколько раз. Уверена, я тогда думала, что это достойный обмен – демон-проводник на заговоренную куртку, чтобы ночные твари не разорвали в клочья и его, и меня. Но на самом деле никто из нас просто не хотел ставить точки. Я точно не хотела. Он, думаю, тоже не хотел.
Тень помнит меня, Луну, непохожую на луну. Луна светлая, ясная. Сияет в ночном небе, как оборотная сторона солнца, и темных пятнышек на ней лишь несколько. А я темная вся – у меня темные волосы, потемневшая на солнце кожа. Обереги и амулеты из черных шкур демонических тварей, обожженных костей. Вплетенные в косы серебряные бусинки припорошены пылью, чтобы не отражать свет. Я не сияю в темноте, я сливаюсь с ней. Не боюсь мрака, не боюсь ночи, не боюсь выходящих на охоту тварей. Черная магия защищает меня, окутывает темным облаком. Демоническая энергия проникла в самое нутро, въелась в кровь, кожу и кости.
Тень помнит меня четче, ярче, чем кого бы то ни было из его прошлой жизни. Это его жертва, его уступка. Он отдал свои воспоминания, чтобы поймать меня, привязать к себе. И теперь меня в его памяти много, а самое главное ускользнуло – кто убил его, почему так важно найти убийцу, кого он подозревает из своих бывших соратников… Все, что могло бы мне помочь, вытекло из пустой призрачной головы. Только озеро, которое он всего раз в жизни видел, и крутится в его памяти. Безмятежно синий островок спокойствия посреди сочной зеленой равнины.
Я сжимаю зубы. Теперь путь туда мне заказан.
– Документы, – с трудом вспоминает Тень. Подталкивает мне это воспоминание, предлагает. – Документы по последнему расследованию. Там должно быть…
– Где они?
Он и этого не знает.
Призраки быстро теряют разум. Нажмешь, надавишь чуть сильнее, и энергия иссякнет, сознание померкнет. Его снова потянет на ту сторону – куда живым не попасть. За время нашего разговора Тень еще больше поблек, еще больше выцвел. Стал прозрачнее, чище. Даже оперся призрачной рукой на свое надгробие, будто из пустой могилы можно вытянуть хоть каплю энергии. Но тщетно. Его время вышло.
Если бы у меня было под рукой его тело, я могла изменить привязку, открепить его от могилы. Может, из нас получилась бы неплохая команда – ведьма и пограничник, объединенные общей целью. Но тела нет, и призраку придется остаться на кладбище. Накапливать энергию и пытаться восстановить хоть часть последних воспоминаний до нашей следующей встречи.
Кто-то позаботился об этом – кто-то, в чей воспаленный мозг могла закрасться безумная идея, что хороший пограничник Тень может попытаться привязать к себе плохую ведьму Луну. Тот, кто знал о нас. Возможно тот же, кто и убил моего старого противника, кого и должна отыскать я.
Но в любом случае, он на ход нас опережает.
Равнинных ведьм редко заносит в города. В этих последних оплотах цивилизации нам интересно только одно – люди. Вернее, деньги, которые эти самые люди готовы заплатить за простенькое заклинание.
Да, ведьм называют аморальными и бездушными, но ведь у каждого своя голова на плечах – сам может решить, что ему хорошо, а что плохо. И если одна моя клиентка не родилась красивой, я тут ни при чем. Совершенно. И завороженный красавчик тоже на ее счету – вместе со всеми вытекающими последствиями, между прочим, которые вызывают демоны, даже самые мелкие, побывав у человека в голове. Не моя вина, что ей так захотелось. О побочных эффектах я всегда предупреждаю. Но что ж поделаешь, если желание быть любимой перевесило все доводы рассудка? А отказалась бы я, согласилась бы другая. Ведьм же все-таки много.
С пограничниками наши мнения разошлись бы. Конкретно с пограничником по прозвищу Тень они расходились всегда – он сказал бы, что раз уж мы боремся с демонами во всех демонических проявлениях, то и призывать их для своей выгоды не дело. Да и верить в то, что демонов можно полностью контролировать, он отказывался. Отчасти, конечно, это верно – хотя при нем я бы и под пытками так не сказала.
Нет, я тоже не люблю демонов. Как любой выживший на планете человек – а ведьмы тоже люди, только одаренные – я демонов ненавижу. За уничтоженный мир, который мне довелось увидеть лишь на картинках. За зараженные территории, где один глубокий вдох равносилен смерти, потому что большие, красные и необыкновенно красивые, но от этого не менее смертоносные дьявольские цветы убивают одним своим ароматом. За темноту, в которой тебя разрывают на куски в считанные секунды, и за всех сведенных с ума, выпитых до дна, извращенных до неузнаваемости когда-то людей, которых принято называть “пустышками”. Когда демоническая реальность столкнулась с нашей, демоны захватили и уничтожили все, что можно было захватить и уничтожить, сделав нас пленниками беспрестанно сокращающихся осколков цивилизации. Они нагадили в нашем мире – так почему же и нам нельзя в отместку пользоваться их силами себе во благо?
Как говорят – у меня дурная кровь и дурная наследственность. Кто его знает, откуда изначально пошли ведьмы, но если слова о кровном наследии правда, то у меня с этим все в порядке. Говорят, среди предков моей матери была та самая ведьма, которая выпустила чертей из банки. Конечно, не ее вина, что черти на наших вольных хлебах отъелись, разжирели, да еще и расплодились так, что в банку обратно не влезали. И не ее вина, что обстоятельства заставили эту банку открыть. Она, может, и не хотела – но ведь в отчаянных ситуациях решаешься на отчаянные вещи, да?
Помните историю про Еву и Змея? В школах любят ее рассказывать – уж больно она поучительная. Тут и соблазн, и слабость. И даже демон, принявший облик змея. “Глупая Ева”, – осуждают учителя. – “Невольно стала прародительницей ведьм”. Но мы ведь не свидетели, нам неизвестно – может, обстоятельства были исключительные.
Так же и с Первой ведьмой. Почему бы не обвинить тех, кто развязал Последнюю войну, разрушил нашу планету до неузнаваемости, отравил воду и воздух, стер с лица земли большую часть тогда еще чистого человечества? И это были вовсе не ведьмы, и даже не демоны. Может, если б банка не была открыта, мы бы вымерли подчистую еще тогда – чистыми от демонического вмешательства, но грязными от творений наших же собственных рук. А так человечеству хотя бы дали отсрочку.
Да, я верю, что наша история еще не закончена. Заметьте, в этом я вполне себе патриотична. Где-нибудь когда-нибудь найдется герой, способный спрессовать всех чертей обратно в банку, и тогда чистое человечество снова восстанет из пепла и отстроит города вроде тех, что сохранились лишь на картинках. А лично я намерена дожить до этого момента, продираясь сквозь дни настоящего с максимальным комфортом, который может принести только совершенно негероическая жизнь равнинной ведьмы. Жертвовать собой? С этим, пожалуйста, к городским магам.
Пограничники проповедуют, что жить надо в чистоте – не касаться грязной магии. За высокими городскими стенами так, может, и можно – стена удержит не переносящих света тварей, а сами пограничники защитят от остальных. Отгонят прочь огнем и заговоренным оружием, отпугнут амулетами и талисманами. Да-да, теми самыми треклятыми магическими вещичками, которые они, якобы, ненавидят. А все потому, что демонов и их демонических тварей ничем другим не проймешь. Так или иначе, но магия нужна.
Вот городских магов и терпят.
Ярмарка, квартал легальных заклинателей, раскинулась на отшибе. Энергии здесь нет – город экономит драгоценные ресурсы; свет – только от чадящих факелов. Защиты, в общем-то, никакой – пограничники решили, что зараза к заразе не липнет, и на ярмарку силы не тратят. Но магам подачки не нужны, они не первый день на свете живут. Сами справляются. Заговоренная ткань разноцветных шатров от тварей спасает лучше любого городского дома – так просто ни зубами не прогрызть, ни когтями не прорвать, да и на голову обвалиться не грозит, не в пример некоторым древним строениям. А уж амулетов и оберегов у городского мага больше, чем у самого воинственного пограничника – они этим, как-никак, на жизнь зарабатывают. К тому же свое – оно как-то ближе к телу и защищает надежнее.
На месте гильдии городских магов я бы давно снялась с места, помахала городу ручкой и перебралась на дикие равнины. Да, неизведанное пугает, но батрачить бесплатно на пограничников, безмолвно снося оскорбления, насмешки и полные презрения взгляды городских – увольте! Хотя нельзя не признать, что не было бы ярмарок, не стало б и черного рынка, а без него не видать мне ни клиентов, ни денег. Так что я даже рада, что маги терпят.
Ведьмы в магических кварталах гости желанные. С братьями нашими меньшими у нас симбиотическая связь – взаимовыгодный союз то есть. Почему-то простой городской обыватель скорее носки свои сжует, чем обратится к равнинной ведьме напрямую – проповедники не зря хлеб едят и ужастики хорошо рассказывают. Но вот через ярмарочного мага – пожалуйста. И за определенный процент те подыскивают нам желающих сделать приворот, отворот и все вплоть до заворота кишок конкурентам. А мы, в свою очередь, сбываем на ярмарках всякие разные куски убитых тварей – кожу, кости, зубы, внутренности… все, что может пригодиться для изготовления амулетов. По весьма божеским ценам, если учесть, сколько среднестатистический маг сдирает с городского жителя за простенький талисманчик.
– Ищете человека честного и надежного, Принцесса, не проходите мимо, – голос мага еле слышен на фоне неумолкающего ярмарочного шума. Очень высокий и очень тощий, заклинатель устроился в старом облезлом кресле, вытянув длинные ноги поперек узкого прохода между шатрами. Разноцветные лохмотья болтаются на нем, как одежка на огородном пугале, а вылинявшая и потерявшая форму широкополая шляпа закрывает большую часть лица. Я не остановилась бы, если б не боялась споткнуться, не обратив внимания ни на старое школьное прозвище, которое знали лишь немногие, ни на знакомый выговор.
Тонкие губы растягиваются в улыбке.
– Ты все не меняешься, Лу.
С одной стороны, изменить внешность для призывающей легче легкого. Надо только демона подходящего найти – покрупнее и посильнее. Он тебя сделает и миниатюрной блондинкой, и пышногрудой брюнеткой, и вообще хоть мужчиной. Самим-то демонам все равно, в какую обертку тебя оборачивать. Но вот будет ли цель оправдывать средства? Прикиньте сами – мелким демонам манипуляции с физической материей не под силу. А крупные, цельные, неделимые – это как раз те, после которых от человека остается пустышка. Высшие демоны поголовно существа опасные, какими бы услужливыми, покорными и безобидными поначалу ни казались. Только и ждут, когда ты расслабишься, чтобы подчинить себе, вытянуть разум, забрать силу. Эти демоны – мастера жестоких игр. А сломить ведьму для них редкостное удовольствие.
В нашем мире “не меняешься” значит “остаешься узнаваемой”. Владеешь лишь тем, что дала тебе мать-природа, и вмешиваешься, только чтобы залечить раны или придать себе естественный лоск. Да, я без проблем могу сделать кожу чистой, ровной и гладкой на зависть всем городским красоткам, а отвратительный рубец от удара ножом сойдет, не оставив и следа. Но рост, черты лица, строение костей – все это и многое другое лежит за пределами моих возможностей. Здесь нужны сильные демоны.
Бытует мнение, что равнинные ведьмы меняются утром, днем и вечером. Дескать, сменить внешность для них то же, что для городской модницы одежду. Еще говорят, что мы пьем кровь младенцев и приносим в жертву девственниц, чтобы сохранять дьявольские таланты. А городских магов в то же время считают безобидными торговцами, шутами и шарлатанами. Стоит ли говорить, что все это досужие россказни? Опытные ведьмы меняют внешность крайне редко, в особых случаях, а городские маги – любые, кстати говоря – очень даже опасны.
– Ты тоже, – отмечаю я. Другой бы хоть мяса на костях нарастил, раз уж изменить великанский рост не под силу. Хотя бы суповой набор получился, а то кости одни – только холодец варить. Костяная погремушка ходячая.
– Так не я широко известен в узких кругах под именем Черная Луна, Принцесса, – парирует он. – Мы, маленькие паразиты, такой славы недостойны. Живем, так сказать, в тени, – он лукавит. Быть может, не проведи я немало часов среди ярмарочных магов, фальшь и укрылась бы от меня. Но городские маги – известные лжецы, а привычка принижать себя, чтобы возвысить собеседника, у них в крови. Так, говорят, торговля лучше идет. Всем же хочется, чтобы их считали всемирно известными и всемогущими.
Только вот когда-то давно мы были друзьями. А когда старый друг готов изворачиваться, лебезить и лгать тебе в глаза – это всегда неприятно.
– Не Принцесса, – поправляю я. – Просто Луна.
– И даже без титула? Без присказки? – смешок неловкий, наигранный. – Хорошо. Ну а я как обычно – все еще старый добрый Тухля.
Он совсем не старый и, конечно же, не добрый. Запредельная худоба, цветные лохмотья и выговор простоватого дурачка не могут обмануть того, кто вырос с ним на одной улице. Передо мной не безобидный ярмарочный шут, отнюдь. Тухля всегда умел обращать свои недостатки в достоинства. Тощий, с выпирающими ребрами и острыми коленками, он легко умудрялся разжалобить поварих на раздаче и получить дополнительную порцию. Пойманные за какой-нибудь шалостью, мы с Шутом всегда получали по полной программе, тогда как Тухля прикидывался простачком и мямлил что-то в духе “все побежали, и я побежал”. А на крайний случай у него в кармане была припасена слезливая история о том, как маму убили твари.
Никчемное недоразумение с виду, внутри мой дорогой друг всегда представлял собой нечто очень темное и очень хитрое.
– Поговаривали, что Черная Луна избегает родных трущоб, – как ни в чем не бывало, продолжает он. – Конечно, ловить у нас особо нечего, но пару-тройку стоящих клиентов я тебе подберу. В память о былых временах, так сказать.
Былые времена тут совершенно ни при чем. Одно только упоминание о том, что он работал с Черной Луной, сделает ему неплохую рекламу в узких кругах людей знающих. И да, я охотно помогла бы, если не в честь давно забытой дружбы, то хотя бы в счет неоплаченных пока долгов, но последнее, что мне сейчас надо, так это дошедшие до пограничников слухи о блуждающей неподалеку Черной Луне. Потом, на обратном пути, когда убийца получит заслуженное, а Последнее Желание перестанет жечь кожу, все может быть. Да.
Смотрю на протянутую мне узкую руку в черной перчатке без пальцев, и медленно качаю головой.
– Я не клиентов ищу. Не сейчас.
Дежурная улыбка на губах тускнеет. Рука снова опускается на костлявое колено.
– А что тогда, Принцесса? Не навестить же старого друга зашла?
Я пропускаю обращение мимо ушей. Что толку скрипеть зубами? Даже начинающая ведьма знает – нельзя раздражаться по мелочам. Равно как и радоваться. Когда имеешь дело с демонами, любые эмоции одинаково опасны.
– Мне нужен знак гильдии.
Улыбка исчезает совсем. Наклонившись вперед, ко мне, якобы для того, чтобы снять мерку для заговоренного пояса, Тухля обегает окрестности цепким взглядом. Это лишь для меня, чужой, ярмарка кажется настолько спокойной, насколько данное слово может быть применимо к ярмаркам. Обычная суета, шум, запахи. Маги громкими голосами зазывают случайно забредших в неурочное время покупателей, нахваливают товар. Переругиваются друг с другом, обмениваются сплетнями. Ветер колышет разноцветные полотняные вывески, позвякивает свисающими на длинных нитках амулетами. Пахнет дымом, готовящейся на кострах пищей и обжигаемыми до черноты костями. Да и помойная яма, до которой отсюда рукой подать, распространяет характерные гнилостные ароматы.
Неудивительно, что Тухля выбрал эту точку. На самом краю ярмарки, у невысокого заборчика, отделяющего ее от городской свалки. Вот не надо было так часто твердить, что он испорченный, с гнильцой, тогда и гниль нельзя было бы назвать его тотемом. А теперь только представьте, на что способен маг, чьи силы подпитывает выгребная яма. Особенно в городе, где мусора немеряно.
Пограничники правы, когда говорят, что монстры рукотворны. Но творят их не ведьмы при помощи грязной магии, а само хваленое чистое человечество. Учителя, призванные порицать любое проявление магического таланта. Строгие родители, всегда готовые выбить дурь вместе с самой жизнью, и участливые родственнички, притворно-сочувственно вздыхающие: “Ой, ну в кого же он такой, порченный, уродился?” А сверстники, без устали травящие тех, кто хоть чем-то отличен от других? И после этого кто-то еще удивляется, что подавляющее большинство магов озлоблено на весь мир, а слова “доброта”, “бескорыстие”, “участие” и “понимание” для них просто бессмысленные наборы букв.
Из Тухли запросто вышел бы злой колдун наподобие Черного Пепла или Безмолвного Ужаса. Нам было семь или восемь, когда мы впервые оказались в одной команде в “демонах и пограничниках”, и в нем уже тогда скопилось столько злобы, что хватило бы и одного легкого толчка, чтобы она выплеснулась наружу. Не будь нас: сначала первой беспроигрышной команды “демонов”, а потом просто неразлучной троицы друзей – Тухли, Луны и Шута – он давно ушел бы на равнины. Не знаю насчет таланта, но ненависти ему уж точно бы хватило, чтобы выжечь напоследок пару кварталов негостеприимного города, разом перечеркнув эти страницы жизни. Может быть, мы бы точно так же встретились несколько лет спустя – только призывающим была бы не я. А, может, старый добрый Тухля действительно стал бы Безмолвным Ужасом – одним из тех колдунов, у которых и не разберешь, где кончается демон и начинается человек, настолько все одинаково черное и злое.
Неудивительно, что раз уж в конечном итоге его сослали на ярмарку, то дела он тут проворачивает далеко не легальные. Хорошо, закроем глаза на то, что Тухля, которого я знаю, охотнее удавится, чем сделает что-то хорошее для тех, кто все детские годы издевался над ним – за исключением разве что избавления от бессмысленного и бесполезного прожигания жизни, если включить это в стройные ряды хорошего. Но даже взглянув на его обитель со стороны, увидишь: для торговой палатки его шатер слишком невзрачен, место не лучшее, а уж про одежду хозяина что и говорить – в таких лохмотьях на преуспевающего торговца он не похож. Да и первое предложение подыскать мне клиентов говорит само за себя – мой добрый друг давным-давно переметнулся на другую сторону закона. Значит, мне можно расслабиться и позволить ему самому отслеживать окружение: когда кону не простое взыскание, а кое-что посерьезнее – смертная казнь – Тухля не пропустит ни тяжелого ботинка пограничника, выглядывающего из-под пестрого занавеса, ни любопытных глаз своего же коллеги и конкурента.
– Ты не городской маг, – отстраняясь, произносит Тухля. Не знаю, какую мерку можно снять, прикладывая измерительную ленту к животу наискось, но явно не ту, что надо, потому что его вывод до чертиков абсурден.
– А я и не знала, – огрызаюсь в ответ. – Спасибо, мистер очевидность, без тебя никак не догадалась бы. Что, животом не вышла?
– Кто бы мог подумать? – заклинатель раздраженно мотает головой. В тон мне он отвечает скорее машинально, по привычке, потому что вопреки ожиданиям, сарказм не разряжает обстановку, а напротив – обостряет до предела. – Да, не вышла. И не только животом. Здесь живут сорок три мага, а их палатки нашпигованы амулетами и талисманами, но я чувствую твою ауру так же ясно, как если бы мы были вдвоем в мертвой степи. Ты хоть представляешь, насколько зашкаливает твое силовое поле по сравнению с полями среднестатистических ярмарцев? Я бы предположил, что передо мной молоденькая забывчивая ведьма, не умеющая гасить ауру и отсекать лишние связи, но я знаю тебя, Лу, ты не упускаешь таких мелочей. Конечно, тогда я решил бы, что ты одержима, но на тебе столько защиты, что демон должен быть законченным мазохистом. К тому же, твои глаза по-прежнему зеленые, как и в старые добрые времена, которые тебе явно не хочется вспоминать, так что и сей вариант отпадает. Остается последнее – даже максимально пригасив силовое поле, ты все равно светишься на фоне всех нас. Со стороны, верно, кажется, что над нашей ярмаркой взошла луна. Как думаешь, сколько потребуется отряду пограничников, чтобы засечь энергетический всплеск и заявиться сюда с оружием наперевес? И что от ярмарки останется? – его голос звучит тихо и зло, разочаровано и устало. Рассчитывал поднять рейтинг при помощи талантливой подружки детства, а получил одни проблемы на голову. Обидно, действительно.
Пограничники не оставляют равнинным ведьмам ни единого шанса затеряться в толпе. Можно было и не спрашивать, что будет с ярмаркой после их визита. Пеньки обгорелые, вот что. Ну и трупов парочка, если кто не сгорит в огне.
– Я не собираюсь задерживаться, Тух. Ярмарочная жизнь меня совершенно не привлекает – скучно, да и соседи не лучшие. Мне надо в город.
Тухля вглядывается в мое лицо долго и напряженно. Потом в профессионально бесстрастных серых глазах проскальзывает что-то знакомое, и он коротко усмехается.
– Смотрю, ты все такая же шутница. Почти поверил – как в первый раз.
Ждет, что я рассмеюсь. Поддержу его расползающуюся по швам надежду.
– Я не шучу, – негромко возражаю я. – Мне действительно надо в город.
– Тогда тебе черти в голову ударили, Лу. Надо! – передразнивает он. – Восемь лет было не надо, а тут вдруг понадобилось. И зачем, позволь спросить? Когда мать в лечебницу забирали, ты и не подумала объявиться. А она все повторяла: “Мою дочь забрали демоны, мою дочь забрали демоны, мою дочь забрали демоны”. Сутки напролет. Как заклинило. Раскачивалась из стороны в сторону и повторяла одно и то же. Пока не охрипла. Думаешь, маленькая Бриз могла с ней справиться? Да-да, не отворачивайся. Маленькая Бриз. Помнишь, сколько ей тогда было? Так давай напомню – двенадцать. Много она могла сделать, когда у них не было ни света, ни еды, ни денег? А знаешь, что она говорила? “Луна обязательно вернется, и у нас все наладится”. Все надеялась…
– И зачем ты мне это рассказываешь? – обрываю его я. – Думаешь, я не знаю, что тебе их печальная судьба как черту фонарь? Тебя только и волнует, как бы содрать с меня побольше в расчет за старую услугу. Так давай-ка ближе к делу.
Городской маг качает головой.
– Это тебе нет дела ни до кого, кроме самой себя. Да и не было.
Он и сам-то не лучше. Можно подумать, его когда-либо волновала чья-то судьба. Кроме себя любимого, разумеется. Он городской маг, в конце концов, живет на ярмарке и продает наивным простачкам смертельно опасные услуги равнинных ведьм. Знает же, чем обернется безобидный приворот. А идеальные спутники жизни – это и вовсе ходячая бомба с часовым механизмом. А он, видите ли, меня обвиняет в бессердечности!
Нет, конечно, я далеко не положительный персонаж. Не принцесса, непорочная душой и телом, заточенная в башню жестоким драконом-демоном. Но и Тухля не странствующий рыцарь, готовый не задумываясь отдать жизнь во имя спасения мира. Мы с ним похожи. Одинаково отрицательны.
Это в детстве я была упрямой девчонкой в художественно продранных чулках и неприлично укороченной юбке. Это в детстве он был вечно избитым тощим пареньком из соседнего дома. Но Принцесса обернулась ведьмой, а мальчик для битья – змеей подколодной.
Я встряхиваю головой, и дьявольский перезвон уносит с собой все лишние мысли. Я готова достать главный козырь из рукава.
– Не приплетай кого ни попадя, Тух. Моя мать и мелкая – не твои проблемы.
– Почему же? – обманчиво мягко переспрашивает он. – Ты мертвая, Лу, не забывай об этом. Пограничники до сих пор верят, что ты погибла в том пожаре. Тебя и похоронили, и оплакали. Где-то даже твоя могилка есть, глянь, как в следующий раз на кладбище будешь. Пока немногие в курсе, что ты и злобная ведьма Черная Луна – это одно и то же. Но сестрица твоя мигом сложит два и два – она сообразительная и нежных чувств к тебе давно не питает. Тогда все это станет моей проблемой – потому что именно у меня ты хочешь раздобыть знак нашей гильдии.
– А я могу достать его где-нибудь еще?
– Нет, – признает он после минутной заминки.
– Вот именно. Тогда у меня нет выбора. И у тебя тоже нет, если ты не хочешь, чтобы я начала распускать слухи о “том пожаре”. Как думаешь, хватит пограничникам слухов, чтобы забрать тебя в места не столь отдаленные?
Тонкие губы мага кривятся в мрачноватой усмешке.
– Да, – медленно произносит он. – Я тоже рад тебя видеть, подружка.
Когда я отпускаю демонов на волю, солнце уже почти ныряет за линию горизонта. Холодный туман мутной пеленой наползает с востока, с болот, уменьшая видимость до предела. Пустое кладбище теперь выглядит скорее зловещим, чем хмурым или унылым. Кажется, вот-вот кто-то выползет вон из-за того серого надгробия, ухмыльнется во всю зубастую пасть и погонит ослабевшую без демонов меня к городским стенам.
Знаю, в вечерних сумерках в город пробираются лишь безумцы да полные дилетанты. Ну и всякие твари, конечно, для которых городские обитатели – лакомая закуска, но тварей я в расчет не принимаю – они по своей сути не очень-то разумны. Только в пустых головах никак не может уложиться мысль, что для любого пограничника сам факт, что ты шастаешь по городу в темноте, подозрителен по самое не могу. Тут же всплывет вопрос – а зачем, собственно говоря, ты это делаешь? И попробуй на него ответить так, чтобы было правдоподобно и вполне невинно, и не выдай в процессе того, кто ты на самом деле есть.
Был бы у меня выбор, я бы вообще не стала соваться в город. А если б и стала, то само собой, не ближе к ночи. Но так уж получилось, что такой роскоши как выбор у меня не наблюдалось с того момента, как один не в меру прыткий труп распустил свои Последние Желания.
Не будь Тень уже совершенно и окончательно мертв, я бы его собственноручно убила. И черт с тем, что убиваю я редко и неохотно, даже вполне заслуживающих смерти – особенно с точки зрения ведьм – пограничников. Пятном на совести больше, пятном меньше – все равно нам всем гореть в аду, как любят повторять проповедники. А вот репутацию при жизни надо беречь, иначе без работы останешься. Конечно, я никогда не забываю упомянуть, что форс-мажорные обстоятельства могут повлечь за собой досрочный разрыв контракта. Любовник, там, прослужит чуть меньше. Или приворот спадет раньше времени. Но клиенты почему-то любят пропускать такие детали мимо ушей. Не дано им понять, что ведьмы тоже люди, не черти, и иногда светить свое непомерно раздутое силовое поле совершенно не выгодно. Не считают они треклятое Последнее Желание форс-мажором. Вот и соберутся потом как-нибудь две дамочки за рюмочкой травяной настойки, и начнется: “Ах, я тут не так давно делала приворот у Черной Луны, а мой прекрасный молодой дружок вдруг ни с того ни с сего взбеленился, обозвал меня старой жирной коровой и ушел, хлопнув дверью, в ночь холодную!” И нет бы подружка указала, что если уж здраво посмотреть, то дамочка и есть старая жирная корова, у которой ненароком лишние деньги завалялись. Так нет, женская солидарность – штука страшная, и Черную Луну тут же окрестят поганой шарлатанкой, а молодого дружка – козлом вонючим. Будут две подружки рыдать друг у друга на плече и сокрушаться о своей тяжкой доле. Не видит, понимаете ли, никто их тонкой нежной души за оплывшей жиром наружностью. Хотя насчет наличия у них души как таковой я бы, честно говоря, поспорила.
Не делают душевные люди приворотов.
Я занялась любовной магией вовсе не от большого желания дарить счастье всем сирым и убогим. Просто на деле это самый легкий и в то же время неизменно пользующийся стабильным спросом вид ведьмовской деятельности. Примерно наравне идут заказные убийства, промывка мозгов и прочие нехорошие пакости конкурентам, но в той области пришлось бы работать с сильными и опасными демонами, а это, как известно, чревато. Да и зачем лезть на игровое поле самых черных колдунов и напрашиваться на неприятности, когда есть такая прекрасная вещь как любовь? Ее вообще частенько переоценивают. Превозносят до небес, как что-то жизненно необходимое, прекрасное и светлое. Жалостливо, а то и откровенно злорадно поглядывают на обделенных сим даром. Перешептываются за спиной, глаза закатывают. Одиночество почему-то считают чуть ли не унизительным, и желание непременно быть любимым у некоторых индивидуумов доходит до навязчивой мании. Хотя сами любить они при этом даже не пытались.
Пусть настоящая любовь как таковая не вызывает у меня должного благоговения, но зато свободу выбора я считаю чуть ли не лучшим, что может быть на свете. И неудивительно, что посягающие на эту свободу никаких светлых чувств у меня не вызывают. Только темные. Потому как, если подумать, приворот или отворот – это самое что ни на есть поганое посягательство на личную свободу. За такое следует платить.
И как же я сплю по ночам, занимаясь тем, что сама считаю мерзким? Да замечательно. Отчасти потому, что я давно уже не делала классического приворота – такого, где все последствия ложатся на привораживаемого. Если уж и калечить кого-то, засовывая демона в сознание живого человека, то заказчика. Хочешь любви – получай. Только не забывай, что когда контракт закончится, я разорву связь с превеликим удовольствием, и твой маленький подлый мозг превратится в большую невнятную кашу. И больше ты уже никому такой гадости не сделаешь. А если обстоятельства потребуют от меня перераспределения энергии, то я и окончания контракта дожидаться не стану.
Как сейчас.
Отпустив демонов, я испортила парочку и без того подпорченных личностей, развеяла по ветру несколько идеальных спутников жизни, ну и устроила небольшую гадость покойному пограничнику, поскольку занялась этим делом не так далеко от его могилы. Ну как тут было удержаться? Конечно, Тень так и не выполз, отлеживался, верно, где-то, но магические следы он заметит – призраки такое чувствуют.
Все не так страшно – в смысле, личности подобное заслужили, без идеальных спутников кое-кто перебьется, а, сделав гадость, как известно, чувствуешь радость. Только одно плохо – распуская демонов, ведьмы слабеют. До непривычно-неприличного уровня. Еще пару часов назад, на ярмарке, я запросто могла вызвать в наш мир большую бяку, которая сравняла бы магический квартал с землей не хуже отряда пограничников. Сейчас же я… ну, скажем, дышу и на ногах держусь, что уже хорошо. Зато моя аура больше не сияет лунным светом в непроглядной ночи заштатных городских магов, потому что сиять там больше нечему – одно послеследие осталось да минимум жизненно необходимой энергии.
Порядком озлобленный на меня Тухля помимо безвкусной и жгущей кожу метки ярмарочных магов, с кривой гримасой нацепленной мне на предплечье, достал еще и список примерных адресов заслуживающих самого пристального внимания пограничников. “Заслуживать внимания” у него переводилось “близко не приближаться, а, завидев, бежать со всех ног куда подальше”, и список мне был вручен в качестве жеста доброй воли – а также, видимо, из опасения, что я все-таки начну распускать нехорошие слухи. Разубеждать друга и отказываться от подарка я не стала – особенно после того, как усмотрела в списке адресок моего милого покойника. Как и объяснять, что на расстоянии оттуда держаться не получится, ибо необходимо произвести досмотр личных вещей невинно убиенного. Впрочем, вполне возможно, что этот щедрый “подарок” был поводом подольше потянуть время, и Тухля на самом деле надеялся, что в сумерках меня слопает какая-нибудь зубастая тварь. С городскими магами все может быть – устраивать пакости исподтишка вполне в их стиле.
А вот, кстати, и тварь – легка на помине. Солнце вроде бы даже еще не село, оставшаяся в воздухе энергия не до конца развеялась, а большая голодная бяка уже тут как тут. Застыла в тени у ограды и смотрит оранжевыми глазищами. Принюхивается.
Я показываю твари средний палец. Интеллектом эти создания, может, и не блещут, но на свет соваться не станут. Да и обвешанная амулетами ведьма, пусть даже временно ослабевшая, – добыча не очень. Пока последние лучи солнца согревают мою кожу, к демонической твари можно смело поворачиваться спиной, не рискуя…
… оказаться распростертой на земле, лицом вниз, придавленной весом немаленькой когтисто-зубастой туши. Если бы не заговоренная куртка, доставшаяся мне в наследство от пограничника по прозвищу Тень, длинные когти пропороли бы меня насквозь, а так только проскальзывают с противным скрежетом по черной кожанке. Извернуться получается в самый последний момент, и зубы вхолостую клацают в воздухе там, где еще мгновение назад была моя шея. Вытягивать из талисманов-накопителей энергию и колдовать времени нет – только и успеваю сдернуть с пальца кольцо и запустить им твари в морду.
С тонким протяжным визгом тварь скатывается с моей спины, всеми четырьмя лапами пытаясь сбить холодное колдовское пламя. Пальцами очерчиваю вокруг себя защитный круг – даже прежде, чем окончательно сознаю, что спасаться бегством не лучшая идея. В правой ноге пульсирует боль, и теплая кровь окрашивает ладонь, когда я пытаюсь обнаружить рану. Когтям все-таки удалось меня зацепить.
Ситуация складывается не лучшая. Кусочек солнечного диска еще виден над горизонтом, но на востоке уже давно собирается туманная мгла. Защитный круг на рыхлой земле горит тусклым, блеклым огнем, который может иссякнуть в любую минуту. В центре я – слабая, как новорожденная ведьма, раненая. Остатки энергии из браслетов уходят на то, чтобы остановить кровотечение, и остается только пара талисманов да защитные амулеты, которые помогают лишь при непосредственном контакте. Кто бы ни натравил на меня эту тварь, рассчитал он все абсолютно верно.
– Вот же черт баночный, – сквозь зубы выдавливаю я.
Понятно, что Тухля меня не услышит. Сидит, небось, сейчас в своем шатре да зубы скалит. Понадеялся, что меня слопают? Ага-ага, конечно. На одной надежде далеко не уедешь, надо усилия прикладывать. Тварь там какую-нибудь натравить.
Знать бы только, что я ему такого сделала, чтобы он вот так без раздумий решил меня убрать. Надавила слегка? Ну так с кем не бывает – магический мир жестокое место. Не готов – не суйся.
Тварь согласно чихает. Уселась на задние лапы, почти как человек, повернула ко мне обгорелую морду и дожидается, когда солнце сядет, а круг погаснет. Теперь уже добыче деваться некуда, не то, что раньше. Можно и подождать.
По своей воле демонические твари на свету и в одиночку не нападают – не совсем глупые все же. Свет им как серная кислота человеку – не факт, что убьет, но ослабит и шкуру попортит. В темноте или стаей – дело другое, но эта тварь одна, во всяком случае, пока – куда ни глянь, вокруг кладбища пусто и тихо. Значит, науськал кто-то. А кто, кроме Тухли знал, что я в городе? Только Тень, но он мертвяк и я выполняю за него грязную работу…
Кстати, о мертвяках. В любом другом месте в таком состоянии призывать демона-защитника можно было бы и не пытаться, но рядом с кладбищем все иначе. Тут и строительный материал прямо под ногами валяется, и завеса между той и этой сторонами тоньше. А когда альтернативой служит перспектива оказаться у зубастой твари в желудке, даже думать особенно не приходится.
Кончиками пальцев рисую на земле волнистую линию. Намечаю место разрыва. Потом закрываю глаза и начинаю собирать приманку для демона.
Мне почти нечего предложить. Злость. Боль. Отвращение. Усталость. Что-то еще, не до конца оформившееся, непонятное. Похожее на тоску, наверное, но разве бесчувственные ведьмы могут тосковать? Едва ли.
Я выжимаю себя до последней капли. Собираю энергию эмоций, чувств и потаенных желаний в сложенных ладонях, предлагаю. И, лишь коснувшись линии разрыва, сразу же получаю отклик, будто что-то только и ждало, чтобы собраться, слиться в единое целое по моему призыву. Черная, пульсирующая сила той стороны тянется ко мне в ответ, льнет к тонкой завесе. По каплям просачивается в наш мир.
Тварь нападает в ту же секунду, когда последний солнечный луч, на краткое мгновение задержавшийся на моих сомкнутых веках, исчезает в туманной мгле. Круг, должно быть, погас чуть раньше, лишившись энергетической подпитки, и я снова оказываюсь распростертой на земле. Усвоившая урок тварь метит теперь в незащищенные ноги, вспарывая тонкую корочку, затянувшую раны, вгрызаясь все глубже и глубже. Попытка вызвать демона вытянула из меня всю оставшуюся силу, и я даже не пытаюсь отбиваться. Все магические побрякушки разряжены, а единственный нож надежно припрятан за голенищем сапога, куда никак не дотянуться. А еще я устала – от однообразной любовной магии, вытягивающей все человеческие чувства каплю за каплей, от вызывающих лишь отвращение клиентов, от никак не желающих оставить меня в покое пограничников. От слабости, приходящей тогда, когда отпускаешь демонов – отрываешь с частью себя, своей души и своей сути. От призраков и их глупых Последних Желаний, и от людей, которые когда-то верили в меня, хотя я все равно не могла бы оправдать их ожидания. Я не такая.
“Эй, призрак, ты все-таки зря на меня ставил”, – проносится в голове четкая, окрашенная горечью мысль. – “Не получится у меня расследования. Лучше бы сразу убить себя приказал”.
А потом кто-то отрывает от меня демоническую тварь. Тихо, но отчетливо хрустят кости, затихает в холодном воздухе предсмертный всхлип. Нога в тяжелом, подкованном железом ботинке пинком отправляет обмякшее тельце, разом переставшее быть большим, мохнатым и угрожающим, на рыхлую землю у моих окровавленных ног.
Я молча смотрю на своего спасителя. Защитника. То, что я все-таки успела вызвать с той стороны. Или, вернее, кого.
Он высокий и худощавый, но не такой болезненно тощий, как Тухля. Под черной рубашкой угадываются напряженные мускулы, с пальцев все еще капает теплая кровь. Смуглая кожа, почти как у меня, но волосы светлые, будто бы выжженные равнинным солнцем почти до белизны. Взгляд с прищуром, настороженный. Амулеты потрескивают от переполняющей их энергии смерти, темной, как у равнинных колдунов. Глаза похожи на бездонную черную яму – ни зрачка, ни радужки, одна пульсирующая, затягивающая тьма.
Губы медленно кривятся в до боли знакомой ухмылке.
– Теряешь сноровку, ведьма. Еще чуть-чуть, и пришлось бы тебя по кусочкам собирать, – опустившись на одно колено, демон быстро ощупывает мои изодранные ноги. Судя по пронизывающей при каждом прикосновении боли, нервные окончания целы, значит, не все так плохо. Боль – неизменный спутник жизни.
Его пальцы сильные и теплые, и на мгновение меня накрывает странное желание притвориться, будто я не знаю, что он такое и откуда взялся. Мгновение мне хочется верить, что он настоящий.
– Идти сможешь или придется тебя тащить? – деловито интересуется демон, поглядывая на наползающую с востока тьму. Я поворачиваю голову в ту же сторону, и в молочно-белой мгле тумана различаю движущиеся темные силуэты. Равнинные твари, выходящие по ночам на охоту, учуяли запах крови и смерти, и через пару минут у кладбища соберется целая свора голодных демонических созданий.
– Кто ты? – хрипло выдыхаю я. Абсурдный вопрос, заданный в особенно подходящий момент, но мне нужно услышать ответ, получить подтверждение. Убедиться, что мои мысли верны.
– Рыцарь в сияющих доспехах, – хмыкает демон. – Кого хотела, ведьма, того и получила. Целиком и полностью в твоем распоряжении.
– Никого я не хотела, – себе под нос бормочу я.
Демона-защитника, да, но уж точно не такого.
Защитники безлики, не похожи на людей. Просто собрание мелких демонов, слепленных в абстрактное целое – целое, которое может убивать любого, осмелившегося приблизиться к вызвавшей ведьме. Защитники не говорят, не мыслят. Не отшучиваются. Не оценивают обстановку.
Даже собранные из частичек энергии мертвых душ, демоны-защитники не принимают человеческий облик. Не становятся точной копией призрака, связавшего меня Последним Желанием. Не оборачиваются несуществующим уже в мире живых пограничником, с точностью до последней черточки повторяя его образ. Если бы не глаза, наполненные пульсирующим мраком глаза потустороннего демона, я бы не отличила копию от оригинала.
Демон насмешливо выгибает бровь.
– Так что, Принцесса, совершаем ритуальное самоубийство? Или все-таки поищем для тебя крышу над головой и парочку лечебных повязок?
И, не дожидаясь ответа, Тень-демон легко поднимает меня на руки и уверенно направляется в сторону магического квартала. Равнинные твари провожают нас разочарованным воем.
Не думала, что когда-нибудь так обрадуюсь пестрым шатрам ярмарки. Но после произошедшего на кладбище, после давящей влажной пелены тумана и медленно наползающей из-за мокрых надгробий тьмы, освещенный факелами квартал кажется благословенным убежищем.
Тень-демон – или как еще можно назвать вызванное мною к жизни существо? – переносит меня за линию ограждений так легко, будто он и не демон вовсе, и магическая защита совершенно не причиняет ему боли. Я кое-как смогла замедлить кровотечение, впитав немного энергии демона, но полностью остановить кровь не удалось, и редкие красные капли отмечают наш путь по пыльной мощеной улочке, пересекающей ярмарку насквозь. Городские маги, перешептываясь, смотрят нам вслед, но ни один не делает ни единой попытки подойти и помочь – впрочем, как не выражают и особого желания бежать куда подальше. Если вспомнить, что в неярком свете факелов тьму в глазах демона не так просто разглядеть, то наверняка они видят обыкновенного пограничника, несущего на руках раненую равнинную ведьму. А пограничники магам не друзья.
Чуть опережая нас, растрепанная девчонка-подросток снует из палатки в палатку – видимо, передает новости. Стоило бы приказать демону задержать ее, но я решаю, что Тухля по-любому так или иначе уже услышал о моем появлении на ярмарке и успел убраться подобру-поздорову. Да и выяснять отношения с ним я все же малость не в форме, а вот место, где спокойно можно провести ночь и подпитаться энергией, лишним не будет.
Я не указываю дорогу, но демон каким-то непостижимым образом находит ее сам, уверенно лавируя между хаотически разбитыми шатрами. Возможно, ориентируется по запаху – это самое приятное из приходящих мне в голову объяснений. Другое же, по сути, невозможное предположение, что помимо внешности демон приобрел и воспоминания пограничника по прозвищу Тень, пугает меня. Одно дело оболочка. За нее нет смысла держаться, цепляться, привязываться. Но совсем другое – отправить назад существо, вобравшее в себя квинтэссенцию чьей-то ушедшей души.
Души, которая никогда больше не вернется.
Демон останавливается у знакомого шатра на краю ярмарки. Высвобождает одну руку и откидывает в сторону пестрый полог.
– Есть кто дома?
В ответ тишина, что неудивительно. Если мой добрый друг действительно натравил ту тварь с кладбища, он, несомненно, удрал бы, только прослышав, что пограничник со мной на руках пересек черту квартала.
Внутри темно и тесно. Пахнет какими-то курительными смесями, причем едва ли безобидными. Демон опускает меня на низкую лежанку, насквозь пропитавшуюся запахами этой части ярмарки – выгребной ямой, сладковатыми благовониями, жжеными костями и дымом. Зажигает пару тонких свечей. Слабые пляшущие огоньки освещают жилую часть палатки – низенький столик, заваленный всякими наполовину готовыми магическими штуковинами, закрытый шкафчик, жаровню, самодельный жестяной рукомойник.
В среднем ящике шкафа находятся и средства первой помощи – у любого мага они есть. Я осторожно выдавливаю лечебную смесь из травяного мешочка на раны – прямо так, не промывая и не накладывая повязок. Для начала попытаюсь унять боль и поднакопить сил, а потом уже займусь заживлением. На талисманы Тухли кошусь с опаской – кто его знает, вдруг они взорвутся у меня в руках. Маги частенько встраивают внутрь всякие сюрпризы.
Взгляд цепляется за браслеты на руках демона. Тонкие серебряные полоски все еще светятся от скопившейся внутри темной энергии. Тоже опасная штука, но все же лучше, чем вещи городского мага, который, возможно, пытался меня убить.
– Снимай побрякушки, – коротко приказываю я. С демонами надо так – жестко и беспрекословно, чтобы не забывали, кто здесь хозяин. Пусть я и проводила вызов ослабевшей и в экстремальных условиях, а демон все равно появился и спас мне жизнь, расслабляться не стоит. Мало ли, что с той стороны вылезло.
Тень-демон послушно стягивает пару браслетов и роняет их на лежанку рядом со мной. Стиснув в ладони холодное серебро, я вбираю в себя темную силу, чувствуя, как постепенно заполняется тянущая пустота внутри. Могущественной Черной Луной я еще долго не буду, но и выжженной до дна ведьмой тоже. Демон наблюдает за мной молча, чуть кривя губы в странноватой гримасе.
– Тебе надо отдохнуть, Лу. Я посторожу.
С тихим шелестом полог опускается за его спиной. Хочется крикнуть вслед, чтобы он не называл меня Лу, но боюсь, что на крик меня уже не хватит. Потом.
Я откидываюсь на спину, закрываю глаза, глубоко вдыхаю, пытаясь уложить в голове все произошедшее.
Пограничник Тень мертв. Кто-то убил его, стер последние воспоминания и предсказал, что Тень может попробовать зацепиться за меня Последним Желанием. Впрочем, не обязательно за меня, достаточно предположить, что пограничник будет готов отбросить все годами взращиваемые в нем предрассудки и связаться с любой абстрактной ведьмой. Может, и рановато пока кричать, что его убийца знает о вышедшей на охоту Черной Луне.
Тем не менее, меня уже пытались убрать. Тухля ли, мой старый добрый друг, натравил на меня тварь и по своей ли воле? Или я и тут тороплюсь с выводами?
Вспоминаю ее, странную тварь, выползшую при свете дня. Глупую и удивительно разумную. Сидящую возле защитного круга совсем как человек. Выжидающую. Метящую в уязвимые, незащищенные ноги.
Я чуть было не попалась в последнюю ловушку и выкрутилась только при помощи демона.
Демона, вызов которого не завершила как надо.
Демона, которого вообще не стоило вызывать.
Я просыпаюсь в относительном полумраке. Свечи, зажженные ночью, до конца прогорели и погасли, оставив на столике лужицы застывшего воска. Но бояться нечего – солнечный свет пробивается сквозь неплотно задернутый полог жилой части шатра и длинными белыми полосками расчерчивает дощатый пол. Я лежу на боку, подтянув колени к груди, накрытая пестрым лоскутным одеялом. На душе удивительно легко и пусто, как будто привычный груз проблем покинул меня вместе с кровью и магической силой. Снаружи доносятся приглушенные голоса: один, хрипловатый и усталый, незнакомый, но второй, с едкими саркастичными нотками, я знаю слишком хорошо.
Тень. Или, вернее, Тень-демон – конечно, не Тень, но и не просто демон. Существо, с которым определенно надо что-то делать.
С тихим стоном я перекатываюсь на спину. Жду, что тут же проснется боль, но вместо этого из-под пестрого одеяла высовывается темная мордочка Бряка, и демоненок, словно подлизываясь, трется о мое плечо.
– Вот только тебя здесь не хватало, – вполголоса возмущаюсь я. – Не звали ж.
Бряк только ухом дергает, не обращая на мое недовольство ни малейшего внимания. Впрочем, как всегда – это своевольное создание что прогонять, что звать бесполезно.
Бряк похож на вытертую плюшевую игрушку – маленький, ушастый, с мягкой на ощупь черной шерсткой и длинными коготками. Не стоит, правда, забывать, что вот эта вроде бы ласковая игрушка запросто отгрызет тебе палец, пока ты будешь сладко спать. А если не повезет, то не только палец – зубы у Бряка острые, а характер пакостный. Был на моей памяти один непонятливый колдун, до которого намеки в форме легких предварительных укусов не доходили… Бедняга!
Понятия не имею, почему Бряк ко мне прибился. На маму-демоницу я не похожа даже рано утром, когда меня разбудили раньше положенного. После череды бессонных ночей я действительно бываю и злая, и страшная, но все-таки не настолько страшная, как настоящая демоническая тварь. У тех густая черная шерсть по всему телу, желто-оранжевые глазищи, клыки и когти, а мне этого добра и даром не надо – меня и так моя наружность устраивает. Может, по меркам демонических тварей абсолютные жутики и могут считаться главными красотками, но мы-то, к счастью, не в мире тварей живем.
Как-то давно знакомые равнинные колдуны отловили одну такую красавицу с выводком детенышей. История зубастой мамаши оборвалась хоть и трагично, но зато быстро, а вот маленьких демонят колдуны решили пытать подручными средствами, вспомнив, верно, свое старое доброе детство и сотни замученных зверюшек. Часов через пять жалобные вопли встали мне поперек горла, и я выбралась из-под теплого одеяла, поругалась со всем уговорившим уже не первый десяток бутылок травяной настойки колдовским сборищем, отобрала последнего живого демоненка и отправилась обратно спать. В теории за ночь выживший демоненок должен был убраться от лагеря куда подальше, оставив пьяных колдунов с носом. Но на практике он нашел другое безопасное место – в ногах у спящей Черной Луны – и до рассвета скалил оттуда зубы бывшим мучителям. Колдунам же перспектива лезть за ним в палатку не улыбалась совсем – не сколько из-за меня, сколько из-за их же бравого предводителя, который по совместительству был истинным хозяином палатки и сладко спал в тот момент рядом со мной. В свое время все умудрились наслушаться баек про Черного Пепла и его изощренные жестокости, а проверять, досужие ли это слухи или нет, на своей шкуре никто желанием не горел.
Расчет Бряка – из всех зол выбрать самое большое и злобное – оказался верен. Самого Черного Пепла пытки демонят никогда не интересовали, а колдуны своего предводителя если до позорно мокрых штанов и не боялись, то опасались уж точно, и ни с ним, ни со мной из-за такой ерунды, как наглый демоненок, связываться не хотели. Вот Бряк, пользуясь положением, и издевался над обидчиками по-всякому и по-разному. Говорили, он даже слопал колдуна-инициатора пыток – во всяком случае, пропал тот подозрительно близко тому к моменту, как Бряк приволок из леса несколько обглоданных человеческих костей и пару дней всячески ко мне подлизывался, чтобы я сделала их них амулет-погремушку. Слопал ли он в итоге колдуна или не слопал, я разбираться не стала, но амулет сделала и в его честь окрестила зверушку Бряком.
В конце концов, наши дорожки с колдовским сообществом под предводительством Черного Пепла разошлись, а демоненок Бряк все равно остался со мной. Черт его знает, почему. По привычке, может – или боялся, что когда меня рядом не будет, Черный Пепел не станет его терпеть. Так или иначе, в любви и заботе Бряк никогда не нуждался, особых неудобств не причинял, и я махнула на него рукой – пусть себе таскается следом. Тем более, он научился мастерски сооружать мне мудреные прически и вплетать в волосы дьявольские колокольчики – то есть, приносил пользу. Взамен я позволила ему спать, прижавшись ухом к моей груди – как и всех демонических созданий Бряка завораживали звуки бьющегося сердца. Главное, что съесть меня он никогда не пытался, покусать тоже – и мы относительно поладили.
До этого момента Бряк не делал особых глупостей и не совался вслед за мной в пригороды, где у демонят жизнь бывает короткой и незавидной. Но сейчас он зачем-то приполз – возможно, почувствовал, что из-за Последнего Желания одного крайне прыткого трупа, я еще не скоро вернусь на дикие равнины. Ну и свет с ним, как говорится, никто его насильно идти со мной не заставлял.
Пока я спала, кто-то снял с меня и заговоренную куртку, и рваные брюки. Судьба драных брюк меня не очень-то взволновала – невелика потеря – но вот куртка была любимая, трофейная. Тень наверняка еще долго скрипел зубами, вспоминая тот злосчастный день, когда он ее лишился, а я посмеивалась всякий раз, стоило ведьмам спросить, откуда у меня взялась куртка пограничника и почему я ее ношу не снимая. Дело было в удобстве, само собой. Уж не знаю, кто ту куртку заговаривал, но поработал он на славу – так не каждая ведьма сможет. Даже я, к своему стыду, не сумела б.
Ноги больше не болят – мы, ведьмы, регенерируем быстро. Нам надо несколько часов очень глубокого сна, чтобы восстановить силы, и если мы эти часы переживаем, то просыпаемся уже почти как новенькие. Хорошо, конечно, что демон торчал поблизости, пока я спала – в состоянии глубокого сна ведьмы уязвимы как никогда в жизни. Но теперь, раз уж рваные раны на ногах затянулись темной корочкой, а болезненная пустота внутри заполнилась свежей энергией, демон-защитник мне больше не нужен. Самое время отправить его обратно, что бы он там по этому поводу ни думал. Большая часть защитников чаще всего думать не способны вообще, но, я подозреваю, этот конкретный демон вполне разумен – и еще как.
Вместо брюк треклятый благодетель оставил мне юбку – ярко-оранжевую, с выглядывающим из-под верхнего слоя броской ткани жестким краем черной нижней юбки. Когда-то я такие любила, но потом на собственном опыте убедилась, что на равнинах удобство предпочтительнее красоты. Да и само понятие красивой одежды у всех разное. Мне раньше нравились вызывающе-укороченные юбки, сетчатые чулки, замысловатые украшения, высокие сапоги на каблуках и кожаные куртки. Любила я и расшитые корсеты, и узкие брюки. Сторонники строгой нравственности долго время закатывали при виде меня глаза, пока несколько лет жизни на равнинах не приучили меня носить темное, заговоренное и практичное – никаких вам оранжевых юбок, оставленных щедрым благодетелем.
Понятное дело, показывать кое-кому, что он мало того, что наслышан о моих прежних вкусах, так еще с размером угадал, не очень-то хотелось. Но и ходить полураздетой тоже. А что еще в такой ситуации можно было сделать, кроме как натянуть то, что предложили?
Так или иначе, но вчерашнее происшествие вернуло мне подзабытую уже осторожность, и прежде чем выйти из шатра, я прислушиваюсь. И замираю, так и не отдернув пестрый полог.
На ярмарке царит тишина. Давящая, странная тишина – от нее звенит в ушах, а пальцы покалывает от нехорошего предчувствия.
В магическом квартале не бывает тихо – даже ночью. Тут готовятся снадобья, заклинаются вещи и – иногда – призываются демоны. Сюда зазывают клиентов, наперебой расхваливая товар, и здесь же обмениваются всеми возможными сплетнями – зачастую перекрикиваясь через всю улицу. Но сейчас снаружи тихо – как на кладбище.
Некстати я о кладбище вспомнила. Вчера в молочно-белой мгле тумана мелькал не один десяток темных силуэтов, и едва ли они успели за ночь заглушить свой голод. А если уж вчерашняя тварь не постеснялась напасть на меня при солнечном свете, то мало ли, что другим в голову взбредет. Может, их ни день, ни жилой квартал не остановит.
Я вынимаю нож из голенища сапога и зажимаю в руке. Бряк, почувствовав, как я напряглась, подбирает с лежанки серебряные браслеты демона и приносит мне, чтобы я надела их для дополнительной защиты. Я так и делаю. Вчера пришлось вытянуть большую часть закачанной в них энергии, и, если придется с боем прокладывать себе дорогу с ярмарки, на колдовство силы не хватит. Первый удар они отразят, а вот дальше – уже хуже. С другой стороны, демона я еще не отослала, так что шанс у нас есть. Он вообще, как говорится, есть почти всегда.
Знаком посоветовав Бряку сидеть тихо, я отодвигаю полог и осторожно выглядываю наружу. Тут же выясняются две вещи. Первая – моего пробуждения ждали. Вторая – от демона вскорости избавиться не удастся.
– Так это и есть та самая девушка, попавшая в беду? – интересуется обладатель хрипловатого голоса.
– Да, – коротко соглашается Тень-демон. – Она самая.
Они расположились за пустым прилавком Тухли – незнакомец в кресле, а Тень прямо на столе. Мне хватает одного взгляда на них обоих, чтобы понять причину странного затишья на ярмарке – поторгуешь тут, когда на заднем дворе заседают пограничники. Причем Тень-то ладно, если к нему присмотреться, станет ясно, что он не пограничник вовсе, а демон, под пограничника шифрующийся, но вот его собеседник самый что ни на есть хрестоматийный охотник на ведьм. Мускулистый и широкоплечий, с коротко стриженными волосами и проступающей на висках сединой, на правой щеке виднеется выцветшая от времени татуировка пограничника. На коленях – внушительного вида ружье, наверняка заряженное пулями против демонов и демонических тварей. Человека-то любая пуля убьет, а вот над демоном придется потрудиться. В старину таких типчиков называли ковбоями, а в наше время кличут пограничниками старой закалки.
Он окидывает меня оценивающим взглядом с головы до ног – от носков черных заговоренных сапог до вплетенных в волосы серебряных бусинок. Потом с обманчиво дружелюбной улыбкой поднимается на ноги, откладывает в сторону ружье и протягивает мне руку.
– Капитан Сумрак. Вы, должно быть, Луна.
Ну, хорошо хоть не Черная – и то радует. Правда, за Черную меня бы уже давно заковали в кандалы и поволокли на костер, а не разговоры разговаривали. Кивнув, я слегка сжимаю сильную ладонь и недоуменно рассматриваю оставшуюся на пальцах темную пыльцу.
– Заговоренный пепел, – поясняет капитан. – Одержимым он руки жжет. Не очень-то вежливо, конечно, но осторожность никогда не помешает. Как у нас говорится – доверяй, но проверяй. Вы, как я понимаю, старые знакомые? Работали вместе?
– Можно и так сказать, – соглашаюсь я. Во всяком случае, по моей карте убиение твари и прогулка до ярмарки вполне может считаться за совместную работу.
Капитан пододвигает мне кресло, а сам прислоняется к деревянному прилавку рядом с демоном. Тот за ночь умудрился разжиться форменной курткой, отмыть кровь и побриться, да и в целом выглядит подозрительно довольным. Да, ну конечно, показавшись капитану, он гарантировал себе еще минимум несколько дней в нашем мире – теперь стоит мне только попытаться отправить его обратно, как по мою душу прибегут рассерженные пограничники, обвиняя в умышленном и крайне циничном убийстве.
Вот черт! Посмотрела бы я, как демон расписывал Сумраку свое волшебное воскрешение. Врал, небось, умело и изворотливо, раз тот даже пеплом проверять не стал.
– Тень про вас много рассказывал.
– Правда? – на мой убийственный взгляд демон отвечает вопросительно изогнутой бровью. Воплощенная невинность, со стороны ничего плохого и не подумаешь. – Хорошее, я надеюсь?
Капитан издает короткий вежливый смешок.
– Вы ведь сестра нашей Бриз, верно? Честно говоря, я вас старше представлял. Никак не привыкну, что ваша братия выглядит моложе положенного. Тень вроде бы тоже не мальчик – а больше тридцати никак не дашь. Да-да, я знаю, что вы с равнин, не переживайте, – как ни в чем ни бывало заверяет меня пограничник. Действительно, ну ведьма, ну и что? – Главное, Тень за вас ручался, а я ему по части консультантов доверяю. Так что можете опустить, что вы там прячете за спиной – амулет или посох?
– Нож, – не моргнув глазом, закладывает меня демон.
Раздраженно передернув плечами, я выкладываю оружие на стол – так, чтобы до него легко можно было дотянуться.
– Сами же говорили – доверяй, но проверяй.
– И я уверен, у вас еще не один козырь в кармане, – соглашается капитан. – Но я предпочитаю считать, что вы девочка умная, и уже осознали – если бы мы хотели причинить вам вред, мы бы уже это сделали. Как-никак нас двое против вас одной.
На его месте я бы не стала так уверенно утверждать, на чьей стороне Тень-демон. Я и на своем-то не рискую, а я его, между прочим, собственноручно призывала.
– Допустим, я действительно умная девочка. Но можно спросить, в честь чего такая щедрость?
– Сразу видно, вы выросли при прежнем капитане и давно не были в городе. Времена сейчас другие, Луна, нравы другие, другая власть. Пограничники давно не убивают людей просто потому, что они им не нравятся. Даже равнинных ведьм, маскирующихся под городских магов. Не трудитесь возражать, – опережая меня, устало предупреждает Сумрак. – Я человек занятой, да и вы, должно быть, свое время цените. Нет смысла тратить его на ничего не значащие расшаркивания и уверения, что я все не так понимаю. Я не слепой и не глухой, иначе не прожил бы так долго. Тень объяснил, что вы помогаете ему в расследовании. Я согласен закрыть глаза на вашу классовую принадлежность до тех пор, пока вы носите браслет консультанта на видном месте и не злоупотребляете нашим гостеприимством, – он поднимается на ноги и забирает ружье, наглядно показывая, что аудиенция закончена.
– Ну спасибо, – себе под нос бурчу я, не совсем уверенная, кого надо благодарить – капитана пограничников или демона.
– Пожалуйста, – пропуская мимо ушей саркастичный тон, откликается капитан. – В следующий раз лучше сразу обращайтесь ко мне – и не связывайтесь с всякими шарлатанами.
– Будь так добр, объясни, что это было?
Мои ладони, прижатые к груди демона, сияют. Колдовской свет должен причинять ему невыносимую боль, пронизывать насквозь, выжигать черную тьму из иллюзорной оболочки, и нормальному демону полагалось бы корчиться от боли и умолять о пощаде.
Этот же лишь скалится.
– Неразумная растрата энергии, – говорит он то, что я и без него знаю. Вчера я лишилась почти всей колдовской силы, а сегодня трачу жалкие восполнившиеся капли на то, чтобы наказать зарвавшегося демона. Но иначе нельзя. Почуяв слабину, демоны наглеют. – Тебе совсем не обязательно искать повод, чтобы прикоснуться ко мне, ведьма.
Он смотрит на меня сверху вниз – двухметровое собрание теней, принявшее человеческую форму. Если бы я сомневалась, что гримаса на его лице выражает ехидство, его легко можно было бы прочесть в зеленых глазах…
В зеленых глазах! Еще бы капитан пограничников не стал даже подозревать, что перед ним может быть не Тень! У демонов и одержимых не бывает зеленых глаз – равно как не бывает синих или серых. Глаза демона – это концентрированная тьма, злая, пульсирующая энергия той стороны. У этого же демона глаза насыщенно-зеленые.
Колдовской свет на моих ладонях гаснет. Я отступаю назад, но демон не двигается с места.
– Что у тебя с глазами?
Ехидства в демонической улыбке прибавляется.
– Иллюзия. Слышала о таком, ведьма? Кажется, в вашем мире популярно менять внешность по своему усмотрению.
– Зачем ты ее применил? Кто тебе приказал? Кто тебе разрешил?
– А ты бы предпочла, чтобы я предстал перед пограничниками в истинной форме? – вопросом на вопрос отвечает Тень. – Вы, люди, странные существа. Ты злишься, потому что я позаботился о твоей безопасности.
– Ты натравил на меня пограничников, – огрызаюсь я. – Едва ли это можно назвать заботой о безопасности.
– Они бы все равно тебя обнаружили, – пожимает плечами демон. – В данном случае разумнее было показаться им самой, чем оправдываться, уже будучи пойманной.
– Ты должен был охранять шатер, пока я восстанавливалась, а не бродить по городу в поисках проблем.
– Твой сон оберегала маленькая тварь. И шатер твоего друга заговорен так, чтобы пропускать лишь немногих людей – близких ему, надо полагать.
– Мой друг Тухля пытался меня убить. А маленькая тварь, как ты выразился, приходит и уходит, когда ему заблагорассудится.
Светлая бровь саркастично изгибается.
– Он когда-нибудь покидал тебя в моменты величайшей опасности, ведьма? – демон выделяет голосом местоимение “он”, но я не могу точно разобрать интонацию, с которой он это делает. Возможно, с насмешкой, хотя не понимаю, что в этом может быть смешного.
Бряк, выискивающий среди амулетов Тухли что-нибудь костяное, косится в нашу сторону. Особой любви к большому родственнику он до сих пор не высказал, предпочитая держаться в стороне. Магические побрякушки и обожженные кости занимают его намного больше, чем наша с демоном перепалка.
В чем-то Тень-демон прав – когда жизнь становилась особенно жаркой, Бряк всегда был где-то поблизости. Вчерашняя ночь хороший тому пример. Но с другой стороны, Бряк и так почти постоянно бродит неподалеку от меня, а сказать, что я всегда в опасности, было бы слишком смело. Да и кто ж их, тварей, разберет, с чего им в голову приходит к кому-то привязаться? Только черти чертей понимают.
– Ты боишься доверять тем, кто не связан обязательством, – негромко произносит Тень-демон. – Интересно, почему? Не веришь, что кто-то может выбрать тебя по собственной воле? Быть с тобой по собственной воле?
– Тебе положено молчать, пока не спросят, – обрываю я. – И исполнять мои желания.
Демон улыбается – неторопливой, ленивой улыбкой. Одним большим шагом он сокращает разделяющее нас расстояние до нескольких сантиметров, и я почти утыкаюсь лицом ему в грудь. Мне не надо даже перенастраиваться, открываться магическим силам, чтобы ощутить исходящую от него темную энергию той стороны. Воздух между нами и тот кажется загустевшим и дрожащим от жара.
В аду, говорят, всегда жарко…
– Я именно это и делаю, Лу, – Тень-демон снова называет меня по имени, и я понимаю, что прежнее “ведьма” нравилось мне гораздо больше. Лу – это слишком лично, слишком…. – Исполняю твои желания. Даже те, которые ты сама не осознаешь и не можешь выразить словами.
Мне хочется отступить. Отодвинуться от него. Может, даже убежать.
Мне нравится эта мысль – сбежать из этого треклятого города. Обратно на дикие равнины, где летний жар уже спал, а холод еще не отправил постоянных обитателей в зимнее паломничество к югу. Снова стать сильной и могущественной – вернуть утерянную энергию и избавиться от лишних воспоминаний, ненужных сомнений. Отправить этого жутковатого демона обратно.
Нельзя верить и нельзя просить, но нельзя и бояться. Нельзя сдаваться и уступать. Демоны – мастера жестоких игр, но никто и не говорил, что быть ведьмой легко. Я знала, на что иду. Это не первый мой демон, в конце концов. И не второй. Я не позволю демону сломить мою волю. Не дам монете перевернуться, превратив меня из хозяйки в рабыню.
Я потрачу накопленную с таким трудом энергию? Ничего, зато послушный защитник нужен всегда. Еще будет время восстановиться.
Колдовской свет снова загорается на моих ладонях. Боль демона пахнет солью и талой водой. Кровь демона – темная, почти черная – дымится на свету.
– С этого момента ты будешь делать только то, что я выражу словами. Никакой собственной инициативы. Никакой собственной воли. Никаких собственных мыслей. Ты – мой защитник. Я – твоя госпожа. Это понятно?
– Да, госпожа, – бесцветным тоном соглашается демон. – Как скажете, госпожа.
Но когда я поворачиваюсь к нему спиной, мне кажется, что я ощущаю на себе насмешливый, пристальный взгляд.
– Ну вот те на те! И что тут прикажете думать?
– Что вы, госпожа ведьма, порядком кому-то насолили, – ровным тоном откликается демон.
Я на него не оборачиваюсь – и так вижу темную тень на серой от пыли дорожке. Тень-демон неизменно держится позади – слева и сзади, если быть совсем точной. Хотела бы я сказать, что это рефлексы защитника так сказываются, но язык не поворачивается. Уж больно демон получился своевольный, себе на уме – таких в рамки загнать можно только прямым приказом… если, конечно, они и в них лазейки не отыщут. Слова ведь штука ненадежная, многозначная, и демоны, как ни странно, понимают это намного лучше людей. Зачем тратить силы, пытаясь пробить защиту ведьмы, когда от пары-тройки точных фраз она сама раскроется? Вот и мой демон так. То на заведомо риторический вопрос ответит, то коснется случайно – все средства хороши, когда речь заходит о том, чтобы в очередной раз вывести “госпожу” из равновесия.
Восседающий у меня на правом – подальше от демона – плече Бряк старательно принюхивается. Впрочем, мог бы и не трудиться – мертвечиной несет так, что и я, натянувшая шарф до самого носа, чтобы защититься от вони, это чувствую. На самом деле при жизни демонические создания пахнут очень слабо и не сказать, что неприятно – Бряк тому пример: его короткая черная шерстка отдает песком и нагретыми на солнце камнями; но вот демонические мертвяки смердят так, как человеческим трупам и не снилось. Тут хватило бы и одной дохлой твари, чтобы отравить воздух во всем магическом квартале, и никакие столь любимые магами благовония не спасли б. А если дохлых тварей не меньше сотни, то что и говорить.
Достаточно одного взгляда, чтобы оценить масштабы ночного нашествия – ряд внешних ограждений сметен полностью, внутренний частокол местами погрызен, а вырванные с корнем гнезда для факелов отброшены в сторону. Если добавить утоптанную множеством ног и лап траву, щедро забрызганную темной кровью, можно легко представить, как все происходило. Бурно – это еще слабо сказано. Складывается впечатление, что вчера ночью на ярмарку приземлился огромный магнит, и всех окрестных тварей потянуло к нему.
И в это время я мирно сопела в две дырочки. Даже не ворочалась особенно. Как говорят на равнинах: хочешь убрать конкурента – дождись, пока он расслабится и заснет, не установив защиту, а потом его хоть на кусочки режь. Один известный колдун так и поступал – изматывал намеченную жертву до полубессознательного состояния, когда становилось не до защиты вовсе, а затем раз-два и готово. Сам же он, как утверждают знакомцы, месяцами не спал. Хотя те же знакомцы клялись и божились, что и страшный-ужасный Черный Пепел пьет для поддержания формы девственную кровь, а это, как я собственноручно проверила, оказалось редкостной брехней. Как и множество других жутковатых слухов.
Нет, с одной стороны, глубокий сон – способность нужная и удобная. Ни храпящие над ухом сожители не мешают, ни жар, ни холод, ни мысли ненужные. Впрочем, с досаждающими и треплющими нервы размышлениями у равнинных ведьм и так разговор короткий – отдал демону и спи спокойно. Не видим мы и снов, где выплывают на поверхность подсознательные страхи и желания – которые, как известно, вещи абсолютно лишние. С другой же стороны, доберись до палатки хоть одна из буйствующих на подступах к магическому кварталу тварей, от меня остались бы обглоданные костяшки да что-нибудь из личных вещей. По ним и опознавали бы.
Потрепанные городские маги поглядывают на нашу пеструю компанию так, что убраться с ярмарки подобру-поздорову – самое лучшее решение. Маги, может, и братья наши меньшие, но если их хорошенько разозлить, они отомстят. Разумеется, втихую и исподтишка, но так, что надолго запомнится. Надо полагать, они и так не раз и не два за прошлую ночь подумывали выволочь треклятую ведьму из шатра и оттащить тварям на съедение. Когда встает выбор между своими и чужаками, ярмарочные неизменно выбирают своих – какими бы полезными или опасными ни были чужаки. Судя по окровавленным повязкам у некоторых на руках, дело продвинулось даже дальше невинных мыслей – да только Бряк на пути попался. А потом и пограничники наверняка подоспели – во главе с демоном.
Сказала бы, что не ради меня все затевалось. Ну не легендарная я личность, не Безмолвный Ужас и не Черный Пепел, на которых, может, и стоило устраивать охоту. И даже не полумифическая ведьма-убийца Этта. Черная Луна – вполне реальная равнинная ведьма, чье имя, может, и обросло сплетнями, но не жуткими, а почти не интересными. Черную Луну можно и встретить, и руками потрогать, и в живых после этого остаться…
Но уверенности-то нет. Может, какой городской маг и разворошил демоническое гнездо, вызвав справедливую ярость у равнинных тварей, а все дружно перевесили вину на так удачно подвернувшихся под руку незваных гостей. Но слова словами, предположения предположениями, а вот не приведи свет… если вдруг я ошибаюсь, и целью тварей действительно была Черная Луна, из города даже нос лучше не высовывать – в момент откусят. И на ручного демона-защитника не посмотрят.
Который, к слову, ни капельки не ручной. Пытается притвориться, конечно, но получается плохо, неправдоподобно. Слишком уж он независимый. Слишком уж многое сделал за те жалкие часы, пока я восстанавливала силы. Как по плану действовал – замаскировался, заглянул в штаб пограничников, наплел что-то, вернулся, должно быть, к самой схватке с равнинными тварями… еще и мне успел новую одежду раздобыть. А, главное, все пока я не очнулась и не успела отправить его обратно. Теперь-то поздно уже дергаться – без демона в город не попадешь: он и мой пропуск, и демонстрация самых честных и добрых намерений.
Ситуация постепенно выскальзывает из-под контроля. И не стоит, наверное, поворачиваться к демону спиной…
– Ты лучше молчи, дружок, пока я не прикажу тебе говорить, – хмуро бросаю я через плечо. – И не болтайся за спиной как приклеенный, а топай вперед, обстановку разведывать.
Демон в ответ только бровь выгибает – и без слов прекрасно демонстрируя, что я пожалею о своем приказе.
Само собой я жалею. Проблемы начинаются, когда пестрые шатры и разом опустевшие улочки ярмарки остаются позади, а в отвесной городской стене показывается проем ворот.
Дневная смена на порядок слабее ночной. Днем и следить особо не за чем, а день к тому же ясный и солнечный, и время – ранняя осень, когда темнеет поздно, а твари не оголодали и не обнаглели вконец. Чтобы развернуть ярмарочного мага или хлопнуть створкой перед носом городского жителя, сильный молодой пограничник не нужен. И старый, изрядно потрепанный жизнью и демонами, сойдет.
– Далеко ты собралась, дочка? – хрипловато интересуется стражник, демонстративно поглаживая обрез. Лицо его пересекает уже поблекший от времени шрам, и один глаз закрыт черной повязкой. – Здесь, знаешь ли, проходит черта, где заканчиваются земли демонических прихвостней.
– Я с ним, – показываю я в сторону демона.
И стоило бы ему слегка кивнуть или, там, моргнуть – нас бы тут же пропустили. Даже на спрятавшегося за моей спиной демоненка не посмотрели бы. Но Тень-демон, эта коварная тварь, застыл, с совершенно отсутствующим видом уставившись в одну точку. Один в один одержимый демоном. И ладно бы в землю смотрел или вдаль – ему приспичило воззриться на прицепившегося ко мне Бряка. Многозначительно, кстати говоря, воззриться.
В следующий момент одноглазый с неожиданной для дневного пограничника прытью оказывается у меня за спиной, и холодное дуло обреза вплотную прижимается к позвоночнику. Мы оба знаем, что такое заговоренная пуля, перебившая ведьме хребет. Три недели полукоматозного состояния, и это, прошу заметить, как минимум. Верхний предел лучше и не вспоминать. Особенно если принять во внимание Последнее Желание, готовое в любой момент затянуть меня в глубины неизведанного…
Я прожигаю демона злым взглядом, и уголок его губы чуть заметно дергается вверх. Тень-демон доволен – можно подумать, все идет согласно его хитроумному плану.
– Не шевелись-ка, ведьма. У меня тут хорошая пуля как раз для таких как ты припасена, – предупреждает стражник, свободной рукой подбрасывая вверх заговоренный сигнальный камешек.
Черный Пепел однажды сказал, что самая большая и самая опасная глупость, которую только можно совершить – пытаться доказать свое превосходство над противником. Зачем вызывать врага на поединок и бить смертным боем на глазах всего честного народа, демонстрируя свои редкостные таланты и умения, когда можно тихонько пырнуть его ножом в спину и раствориться в толпе?
“Это же подло”, – кажется, возразила воспитанная на героических историях я.
“Возможно”, – хмыкнул он. – “Но исчерпав все силы в битве с одним, легко стать жертвой другого. Глупо призывать бурю, чтобы молнией сжечь единственное дерево, когда можно воспользоваться топором, затратив в десять раз меньше энергии. Тогда ты не останешься обессиленной у обгорелого пня – добычей для любого голодного хищника”.
Урок я выучила на собственной шкуре и с тех пор зареклась рисоваться. Пограничнику же, к его сожалению и моему счастью, Черный Пепел на жизненном пути не встречался…
Одноглазый вполне мог не рисковать. Не приближаться к равнинной ведьме, желая доказать свое превосходство над ней, не тыкать в спину обрезом. Не вестись на обманчивый образ молодой девчонки с подозрительно молчаливым спутником и странной зверушкой.
Демоненка многие недооценивают. Да, с виду он похож на плюшевую игрушку или милого ручного зверька. Но скулить и жаться к моим ногам, дожидаясь, пока нас всех выведут из строя, Бряк не станет. Маленькой черной молнией метнувшись к летящему камешку, демоненок перехватывает его в воздухе и разражается противным визгом. Пограничник, явно не ожидавший от Бряка такой прыти, на мгновение теряется, и обрез смещается в сторону от моего позвоночника. Большего мне и не надо – только ускориться чуток, вытянув запасы магической энергии, и извернуться так, чтобы выпущенная пуля лишь скользнула по коже, оставив длинную кровавую полосу с обожженными краями. Да нож выхватить и к горлу одноглазого прижать. А Бряк в это время уже успевает вцепиться зубами в руку с обрезом. Пограничнику остается лишь глазом хлопать.
Тень-демон даже не пошевелился.
– Послушайте, папаша, – мой голос, искаженный болью, напоминает шипение Бряка. – Что ж вы сразу за оружие хватаетесь? Я помогаю пограничнику в расследовании, по его, к слову сказать, слезной просьбе. Скажи ему, – с нажимом произношу я, глядя на демона.
– Да, Луна мой консультант, – безжизненным тоном выдает тот. – Помогает в расследовании.
Вот она, вселенская несправедливость. Стоит только пограничнику, который и вовсе даже не погранчник-Тень, сказать хоть слово, так его слушают и слышат. А я виновата по всех грехах по умолчанию, просто потому что ведьма. Одноглазый, быстро отыскавший взглядом серебряные браслеты, одолженные мною у демона, разводит руками.
– Что ж вы сразу не сказали-то, что она у вас под контролем? – корит он демона. – Мне показалось, что она вас в заложники взяла… да и отбиваться сразу начала, как все эти паскуды.
– Ну извините, – огрызаюсь я. – Не люблю, когда во мне лишние дырки делают.
Опустив нож, отступаю на несколько шагов назад, по-прежнему готовая защищаться. Убивать стражника было бы, конечно, глупо – до капитана Сумрака в момент дойдет, кто тут подсуетился. Но если одноглазый еще раз нападет – придется. Бряк неохотно разжимает зубы и шустро отпрыгивает в сторону, опасаясь получить напоследок в бок тяжелым ботинком.
Пограничник сплевывает на землю и потирает укушенную руку.
– Ты уж прости меня, дочка. Осторожность… сама понимаешь. Перестарался малек.
Я наскоро оцениваю причиненный ущерб. Растраченная практически впустую энергия и рана на спине. А все демон, поганец.
– Ничего, до свадьбы заживет. Ворота откроете? Мы тут спешим.
Одноглазый согласно кивает и, прихрамывая, уходит в будку приводить в действие запирающий механизм ворот.
Я оборачиваюсь к демону. Если бы не свидетели, которые непременно найдутся, я бы не пожалела сил – сотворила бы с ним такое, что демонам в кошмарах снится.
– Доволен? Контролируешь меня, значит?
Демон хранит образцово-показательную невозмутимость. Интересно, на сколько шагов вперед он просчитал свои действия? Вчера мне показалось, что браслеты он снял первые попавшиеся, а, оказывается, какой-то из них и есть браслет консультанта.
– Ты можешь говорить, – устало соглашаюсь я. – Все равно же будешь вставлять мне палки в колеса.
– Я ничего не вставляю вам, госпожа, – мягко, вкрадчиво возражает разом обретший дар речи демон. – Всего лишь исполняю ваш приказ. Не моя вина, что он оказался неудачным, – слова так и сочатся до боли знакомым сарказмом – кажется, демон унаследовал не только внешность оригинального пограничника, но и зловредный характер. – Но если вы позволите мне самому решать, как поступать в зависимости от ситуации, я докажу, что могу быть куда полезнее. Как друг, – светом клянусь, он подмигнул. Быстро и почти незаметно, но подмигнул.
Друг. Ну конечно, так я и поверила – демон-друг. Даже звучит смешно.
Встряхиваю головой, наслаждаясь дьявольским перезвоном и тем, как ярость медленно уступает место привычной сосредоточенности.
– Хорошо. Но не нарывайся.
Ехидная усмешка кривит его бледные губы.
Ворота открываются медленно и словно неохотно, со скрипами и скрежетом проржавелого металла. Я наблюдаю молча, борясь с вновь подступающим желанием бежать от города прочь. Дело не только в том, что за стенами на каждом шагу поджидают пограничники, которым лишь дай повод – сразу на костер отправят. Есть и другое…
Демон осторожно касается моей руки. Его ладонь теплая и шершавая, а мои пальцы, как всегда после колдовства, мерзнут.
– Ты опять ранена, ведьма, – замечает он. – Стоит быть осторожнее, если действительно хочешь дожить до свадьбы.
– Это выражение такое. Человеческое. Тебе не понять.
Он тихо смеется, но его негромкий смех слышен яснее скрипов и стонов несмазанных ворот.
– Почему же? Я представляю, что вы подразумеваете под человеческой свадьбой. И, уверен, многие не отказались бы назвать тебя своей женой.
Я оборачиваюсь. Демон улыбается – так, как никогда не улыбался пограничник Тень.
– Ты-то что об этом знаешь? – пожалуй, излишне резко отвечаю я.
– Ты удивишься, Лу, – одними губами произносит он. – Ты еще удивишься.
За восемь лет город мог бы измениться до неузнаваемости. Расцвести, как на старых картинках – устремить вверх ровные стены домов, подключить новые источники энергии, которых хватало бы не только на то, чтобы накрывать город защитным куполом света. Или, наоборот, рассыпаться еще больше, погрузившись во тьму, лишившись последних черт того, что досталось нам от далеких предков, разбиравшихся в странных науках и создававших необычные вещи. Но все по-старому. Узкие пустые улочки, мощенные серым камнем. Натянутые поперек веревки для сушки белья – от одних плотно запертых на день деревянных ставень до других. В сезон уборки урожая ни на что другое не хватает времени. Весь день в поле, а потом, когда стемнеет, силы есть только на то, чтобы смыть с себя трудовой пот и заснуть под отдаленный вой голодных равнинных тварей. Ранней осенью даже рынок закрывается – торговать некому и не для кого. Даже половину пограничников – и тех отправляют помогать, чтобы успеть собрать все до дождей.
Кажется, на мгновение я перенеслась в прошлое. В детстве, когда я была еще обыкновенной городской девчонкой, мы с Тухлей и Шутом частенько прогуливали уроки как раз в эти последние теплые дни, пользуясь отсутствием пограничников, лазали по всем темным и загадочным закоулкам города, закрытым в другое время – от брошенных высоких домов на южной окраине до туннелей на севере. Пробирались мы и на ярмарку, не подозревая тогда, что один из нас навсегда там осядет, а другая пойдет еще дальше. Все: и лабиринт улиц, и запахи – кажется таким родным и знакомым, будто бы я действительно вернулась домой. Кажется, вот-вот распахнутся потемневшие от дождей ставни на окнах и Лазурная Волна позовет ужинать.
Я наклоняюсь к Бряку. Мягкая черная шерстка демоненка приятно щекочет пальцы. Да, все изменилось. И Лазурная Волна, и Северный Берег мертвы, да и соседская девчонка Луна, за которой они приглядывали, погибла при пожаре. Для Черной Луны – плохой равнинной ведьмы – город не дом, а ловушка. И если из неизведанного и можно заглянуть на оставленные в иной жизни места, то ни Волна, ни Берег не обрадуются, увидев здесь меня в компании демоненка и демона. Да и Тухле, наверняка, не повезет. Вот Шут…
А шут его знает, кем стал Шут. Живет ли еще в городе, женился ли… работает с заговоренными осветителями, как всегда мечтал, или застрял на полях. Жив ли…
Обернувшись, натыкаюсь на внимательный взгляд демона. Он молчит, и его лицо уже ничего не выражает – но испытующий взгляд я кожей чувствовала. Надеялся, небось, на легкую победу – что я сейчас расклеюсь, поддамся воспоминаниям… а он овладеет моим разумом. Демонам крошечной лазейки достаточно, чтобы подчинить сознание раз и навсегда.
Повинуясь внезапному порыву, показываю ему язык – выходка в духе маленькой Луны. Бряк, прекратив на мгновение с довольным урчанием тереться о мою руку, повторяет этот жест.
Губы демона трогает легкая улыбка. Не ехидная, не насмешливая – скорее какая-то задумчивая и понимающая.
– Дверь сможешь открыть? – переходя на деловой тон, интересуюсь я. – Ты же точная копия как-никак.
Дверь у пограничника сработана на славу – заклинания с нее разве что не стекают. Перенастроившись, разглядываю тонкое сплетение силовых линий, паутинкой опутывающих не только дверь, но и часть коридора возле нее. Деревянная поверхность вся испещрена защитной вязью, а вместо замка и дверной ручки – пульсирующие темной энергией амулеты. Такую защиту впору от равнинных колдунов ставить – которых в городе водиться не должно. Я бы даже сказала, что для рядового пограничника это все как-то слишком. И, интересно, где он раздобыл мага, способного сплести столь безукоризненные заклинания? Через такую защиту непросто будет продраться – даже мне. Даже с демоном.
Тень-демон качает головой.
– Такая магия распознает только хозяина и близких ему людей. Чужак через дверь не пройдет.
Да уж, а мы самые что ни на есть чужаки.
Впрочем, не уверена, что у пограничника был хоть один близкий ему человек.
– И что предлагаешь?
– Пусть маленькая тварь заберется по стене и проверит, не слабее ли защита на окнах, – отвечает демон.
Бряк, не дожидаясь моего согласия, темной тенью шныряет к выходу. Удивительно, как легко они с демоном нашли общий язык – а недавно ведь только друг от друга шарахались. Родственники, что с них взять.
Губы демона кривятся.
– Сейчас ты решишь меня наказать за то, что твоя маленькая тварь слушается меня.
У меня действительно проскользнула такая мысль, но я уже успела отпихнуть ее подальше и разыгрываю оскорбленную невинность.
– Бряк не моя маленькая тварь. Он сам по себе и может делать все, что ему угодно. Я ему не хозяйка. А ты как знаешь…
Теплая рука демона осторожно касается пропитавшейся от крови блузы. Я вздрагиваю.
– Можно посмотреть? – спрашивает он.
Свет с ним, пусть любуется на мою изодранную спину. Ноги он уже видел, а там все было куда кошмарнее – одно дело пуля, и совсем другое – зубы голодной демонической твари.
Поворачиваюсь к демону спиной и стискиваю зубы. Готовлюсь, что сейчас он дернет присохшую к ране ткань и придется сдерживать крик, но демон на удивление осторожен. Опускается на колени, поднимает рваную блузу…
Потом я чувствую касание его языка и вздрагиваю. Нет, это не больно. От каждого прикосновения языка чувствительность все больше и больше притупляется, как от замораживающего заклятия, и очень скоро боль уходит совсем. Но это неправильно. Да и мерзко, если всерьез об этом задуматься.
Есть, конечно, ведьмы, которые позволяют своим демонам всякие вольности. И колдуны, к слову, такие есть. Говорят, демоны умеют угадывать самые скрытые, самые темные желания – и исполнять их так, что через пару-тройку раз ты уже не можешь по-другому. Но даже в минуты полнейшего одиночества, когда живого тепла хотелось так, что выть было в пору, демоны для утех меня не прельщали.
А демон для утех, принявший облик пограничника, и подавно.
– Все хорошо, Лу, – шепчет демон. – Я не сделаю ничего плохого.
Он пытается меня удержать, но я вырываюсь так сильно, что когда его руки разжимаются, по инерции влетаю в заколдованную дверь.
Магия. Я ощущаю ее сразу – злая, холодная, разрушительно-сильная и какая-то кусочная, не совсем правильная магия, растекается по телу, опутывает. Закрываю глаза, будто покоряясь ей, потому что глубоко внутри сознаю, что сопротивляться бесполезно. Кто бы ни ставил эту защиту, он был намного, намного сильнее меня.
Глубоко вдыхаю, позволяя чужой магии невидимыми щупальцами скользить по коже. А потом широко раскрываю глаза, когда правую руку пронзает острая боль – Последнее Желание горит огнем, опаляя.
Полубессознательно тянусь к демону, словно умоляя вытащить меня отсюда, но тут боль отступает, и дверь открывается с тихим щелчком.
Я делаю несколько шагов – машинально, просто чтобы удержаться на ногах. Глубоко вдыхаю, радуясь этим первым мгновениям затихающей боли, оставшейся лишь там, где в кожу впилось Последнее Желание. Воздух внутри спертый, застоявшийся. Пахнет старостью – рассыпающейся мебелью, трухлявыми досками, плесенью. Крошечные пылинки кружатся в ярком свете, полосками проникающем сквозь щели в ставнях.
Дом, который давно уже не дом. Брошенный и ненужный, уже не принадлежащий никому.
Тоска, почти невыносимая в своей остроте, вдруг сдавливает сердце. Что-то накатывает волной – уже полузабытое, вытертое временем что-то. Может быть, чувства, которые так опасны для равнинной ведьмы.
– Лу, – голос демона мягок и вкрадчив.
Он так и стоит за чертой порога, словно действительно не может его пересечь, такой похожий и в то же время совершенно непохожий на того, кого уже нет. На того, в чье последнее пристанище я так бесцеремонно вторглась.
Встряхиваю головой, отгоняя лишние мысли. Дьявольский перезвон разрушает, рассыпает прахом то, что не должно существовать. Горечь.
– Я же сказала не называть меня Лу, – зло огрызаюсь я, отворачиваясь от демона. Не хочу на него смотреть, лишний раз осознавать, что он лишь жалкое подобие. – Ты не из тех, кому это дозволено.
Ощупываю полутемное помещение быстрым взглядом. Ищу зацепки, улики. Именно их, потому что мне совершенно неинтересно, как жил Тень. На что была похожа его личная жизнь, та, в которой равнинной ведьме не было места.
– Когда-то ты считала иначе, – доносится негромкий голос демона.
Не сразу понимаю, что он не про мертвяка. Не про то, что когда-то связывало нас, ведьму и пограничника, сплетая друг с другом в тесный, плотный кокон. Он про Лу.
Хочу развернуться и резко, жестко и непреклонно разъяснить демону – что бы там ему ни казалось, я это терпеть не стану. Но взгляд натыкается на платье – женское, яркое, новое и совершенно чужое здесь, в жилище одинокого охотника на ведьм. Потом на баночки с кремами у зеркала, на гребень, где сохранились светлые волоски.
Тень хозяйки этой квартиры. Женщины пограничника по прозвищу Тень, женщины его жизни.
Мне хочется что-то уронить или разбить. Добавить разрушений этому рассыпающемуся дому, лишившемуся хозяев. Мне кажется, Тень мог бы прятать свои секреты под полом, или за настенными драпировками, или в большом, чуть приоткрытом шкафу. Если выбросить из него все вещи, можно многое найти.
Да. Шагаю ближе, полная злой решимости.
– Луна, – настигает меня предостерегающий голос демона. – Справа.
Бросаю короткий взгляд направо, на низкий столик у окна. Серебряный браслет консультанта, тускло поблескивающий заключенной внутри магией, привлекает внимание. И бумага. Листы бумаги, сложенные аккуратной стопкой.
Осторожно, почти боязливо подхожу ближе. Магия, чужая, сильная магия, сродни той, которая запирала дверь, щекочет кончики пальцев. Энергия сильного колдуна зачем-то тянется ко мне, зовет. Завораживает.
Я протягиваю руку, мысленно отсекая все лишнее – голос демона, далекий и какой-то злой, тревожное верещание Бряка. Магия влечет меня, и я не могу отказаться.
Что-то происходит, когда пальцы касаются пожелтевших по краям пустых листов. Что-то словно бы меняется, лопается, как наполненный водой пузырь, и на бумаге начинают проступать буквы. Черные буквы, складывающиеся в бессмысленные слова. В бессмысленные имена. В бессмысленные женские имена, незнакомые мне.
Кроме одного.
Прикусываю губу, чтобы не вскрикнуть. Отрываю руку от листов, и…
Шорох, треск, вой. Все начинается в ту же секунду, как разрывается мой контакт с чужой энергией. Меня накрывает волной резкого, пропитанного ярмарочными благовониями воздуха, а дверца шкафа, который я так и не успела открыть, распахивается сама по себе.
И оттуда, как черт из банки, скалит зубы демоническая тварь. Одна, вторая, третья…
С порывом ветерка все разрушается. Рассыпается та застывшая безмятежность, встретившая меня на пороге, разрывается вместе с тишиной утробным рыком демонических тварей. И я подсознательно понимаю, что не успею. Не успею отбиться, не смогу убежать.
Жилище пограничника по прозвищу Тень, его последнее пристанище, вдруг оборачивается смертельной ловушкой. И остаточная магия, опасная, чужая магия, выплеснувшаяся, когда разорвался контакт с зачарованными листами бумаги, набрасывается на меня с яростью ураганного ветра.
Пошатываюсь. Выкачиваю энергию из амулетов – едва восстановившихся, слабых. Вытягиваю руку, но не к тварям, к демону. И три шага как последние три удара сердца кажутся медленными и почти вечными. Но потом…
Потом меня подхватывает неведомой силой, захлестывает волной темной, мощной энергии. Я не успеваю даже моргнуть – и вот я уже за порогом квартиры в руках своего демона-защитника. Еще вдох, и сильная остаточная магия настигает меня. От невыносимой боли темнеет в глазах.
Я не замечаю, как демон выбирается наружу, как мы оказываемся в самом центре растрескавшейся мостовой – там, где свет не оставляет тьме и ее порождениям ни единого шанса. Солнце обжигает морду первой сунувшейся за нами твари, и та с разочарованным взвизгом снова скрывается в тени. Остальные мудро предпочитают не испытывать судьбу.
Демон по-прежнему удерживает меня на руках, тесно прижав к груди. Кажется, мой вес не причиняет ему ни малейших неудобств. Равно как и солнечный свет. Демон не щурится, не пытается прикрыть глаза. Его сердце бьется ровно и размеренно, и грудная клетка вздымается и опадает с каждым вдохом и выдохом. Хоть занимающим иллюзорное тело демонам и не нужно дышать, Тень-демон дышит – до мелочей соответствуя образу человека. Тот разве что запыхался бы, с такой скоростью сбежав вниз – дыхание не сбилось бы лишь у колдуна, а Тень, насколько я знаю, колдуном не был.
Устало прижимаюсь лбом к плечу демона. Голова все так же раскалывается от боли – высвободившаяся энергия разорванных заклятий ищет нового носителя, и я почему-то кажусь ей самым подходящим сосудом. Но только молоденькая неопытная ведьма рискнула бы впитать энергию неизвестного колдуна, а я не такая уж юная и пару вещей об остаточной магии знаю. Оказаться во власти сильного мага – не самое приятное ощущение, а отвоевать потом свободу – не самое простое дело. Само собой, у меня нет ни малейшего желания проходить через это снова.
– Верно говорят: наткнешься утром на пограничника – так и весь день насмарку, – невесело усмехаюсь я.
Можно было бы предположить, что убийца оставит нам подобный сюрприз. Слишком уж легко я попала внутрь, слишком уж охотно пропустила меня магия неизвестного, но явно очень сильного колдуна.
– Кому-то очень не хочется, чтобы ты впутывалась в это дело, Луна, – негромко отвечает демон, склонившись ко мне. – Возможно, еще не поздно остановиться.
Я поднимаю глаза, и его лицо оказывается совсем близко – тьма пульсирующих черных зрачков затягивает, гипнотизирует. Высвободив одну руку, Тень-демон обводит контуры моих скул, еле касаясь кожи кончиками пальцев. Темная энергия, обнаружив гораздо менее упрямый сосуд, устремляется к демону. Магическое давление разом ослабевает – я с облегчением выдыхаю.
– Я смогу защитить тебя, – мягко, вкрадчиво продолжает он, и уголки его бледных губ приподнимаются в слабом подобии улыбки. – Можешь не сомневаться, Лу… на, я укрою тебя в самом безопасном месте. Пока ты под моей защитой, ни один чужак не причинит тебе зла.
Пора бы было уже поставить меня на землю, но Тень-демон не делает в этом направлении ни единой попытки. Как взял на руки, так и держит, только плотнее прижимает к себе. Уговаривает всем – и словами, и поступками; демонстрирует, как может быть хорошо, если положиться на кого-то сильного, надежного… будто демоны могут быть надежными! Да, он силен. Но эта сила никогда не станет защищать меня – напротив, сметет все преграды, разобьет все барьеры ментальной защиты и переломит Луну пополам как иссохшую ветвь. Хрусть – и не станет ведьмы.
– Поздно уже, – коротко отвечаю я.
– Ты мне не веришь, – невозмутимо произносит Тень-демон. Его слова – не вопрос, утверждение. Верное, должна заметить, утверждение.
– Конечно. Ты демон.
– Я твой демон.
Коротенькое “твой” будто застывает в холодном воздухе. “Мой”. Чуждое, лишнее слово в колдовском мире, где каждый сам за себя…
Бряк протискивается между нами, словно учуяв напряжение. Пихает мордочкой руку, требуя ласки. Я провожу по вздыбленной шерстке – демоненок сразу прижимает уши и негромко урчит. Пальцы демона осторожно перебирают пряди моих волос, забирая последние капли оставшейся чужеродной энергии. И это так неправильно, так возмутительно лично…
Встряхиваю головой, чтобы дьявольский перезвон отогнал лишние мысли. Не об этом надо думать, не об этом.
Что же получается? Тот, кто заколдовывал дверь пограничника, определенно знал ауру Черной Луны. Случайность? Или действительно умело устроенная засада?
– Почему защитные заклятия пропустили меня, но не тебя? – спрашиваю демона. Слишком много вопросов, слишком сложно держать их все в себе. Лучше говорить, пусть даже с ним, понимая, что он не скажет мне ничего полезного. – Думаешь, они были настроены так, чтобы войти могла только я?
– Вероятно, – односложно соглашается демон. – Остаточная энергия тянулась к тебе.
– Защитные заклятия такого уровня распознают ауру…
– А мог ли пограничник ее знать?
– Мог, – лишь на мгновение задумавшись, отвечаю я. – Однажды я колдовала для него, и остаточная энергия должна была сохраниться. Если у него с собой был амулет, способный впитать хоть частичку моей магии, он смог бы передать его колдуну, чтобы тот настроил защиту.
– Колдовала для него, – насмешливо выгибает бровь демон. – Для своего противника, осмелюсь заметить. При каких же, интересно, обстоятельствах?
Можно подумать, я вызывала не демона, а тренажер для отработки убийственных взглядов. Только Тень-демон, к сожалению, оказался из тех, на кого все мои таланты вербально и невербально ставить зарвавшихся личностей на место действуют, как на черта святая вода. То есть не действуют вообще.
Вот почему я предпочитаю не давать демонам-защитникам оформиться во внятное целое. Не то чтобы у меня было много таких своевольных демонов как этот. И не то чтобы я их боялась. Но раз уж мои эстетические чувства не шокирует мутно-серое пятно, которым обычно получаются демоны-защитники, зачем придавать им форму, разум и склочный характер? Не спорю, принц на белом коне с виду получился вполне себе ничего, но увы, он только и делает, что вызывает непреодолимое желание отправить его обратно в родной демонический мир. А пятно, пусть мутное и некрасивое, мыслило бы примитивно и легко контролировалось, в отличие от этой пакости, что все время норовит выйти из-под чуткого руководства и ехидствует по поводу и без.
– Не многовато ли магии вокруг одного простого пограничника? – еле слышно добавляет Тень-демон. Его дыхание, легкое как летний ветерок, случайно заблудившийся в раскаленном безветрии полудня, щекочет кожу. Совершенно некстати в памяти всплывает четкое воспоминание о том, как демон зализывал мои раны, и невольная дрожь пробегает по телу.
Я торопливо высвобождаюсь, справедливо решив, что это лучшее из всех возможных действий в сложившейся ситуации. Тень-демон не пытается меня удержать – напротив, покорно опускает на землю, чуть поддерживая, чтобы я, не приведи свет, не упала. Выскользнув из его рук, я настороженно оглядываюсь.
Трудно не заметить, что Тень выбрал для своего убежища очень специфическое местечко. В любом жилом квартале города можно найти штаб пограничников, где в свою очередь обнаружится пара-тройка постоянных обитателей. Пограничники не живут поодиночке. И заброшенные районы, уже проигранные ночной тьме, их мало привлекают.
Когда-то здесь бурлила жизнь. Когда-то по этой разбитой дороге под нашими ногами ходили люди, еще не подозревавшие, как скоро погаснет защитный купол света, который отделял их от смерти, темной волной хлынувшей с равнин. А сейчас… остались лишь ровные стены домов, по-прежнему гордо стремящиеся в небо. И окна, мрачно смотрящие на нас сумеречными провалами выбитых ставен.
Должна признать, скорбное величие мертвого квартала всегда меня влекло. Покинутый, вычеркнутый с карты города, лишенный энергии – но несломленный. Лишь капля магии, капля потусторонней силы, могла бы преобразить все до неузнаваемости. Снова вдохнуть жизнь в пустые стены, наполнить теплом и светом. А без магии…
– Без магии здесь не выжить.
– Вот именно, – кивает демон.
Да уж, господин безупречный пограничник открывается с новой стороны. И как я раньше не обращала внимания на то, что Тень говорил о “грязной магии”? Всякие гадости – да, но верные ведь гадости! Такие, которые не мог бы знать человек, ни разу не ступавший на равнины. Слишком уж хорошо Тень понимал жестокие законы колдовского мира. Как будто сам в нем жил…
А еще говорят – лунный свет обманчив. Но и солнечный-то не лучше. Человек солнечного света может быть ничуть не лучше ведьмы лунной ночи. Тень мог быть ничуть не лучше меня.
– В чем дело? – голос демона врывается в отчаянный поток мыслей.
Я помню его, моего противника, светлого пограничника. Тень, не похожего на тень. В нем не было ничего темного, только свет, свет, свет. Выгоревшие на солнце волосы, теплый загар. Лукавые морщинки в уголках ясных зеленых глаз, смешливые блики. Изгиб губ, в котором вечно чудилась насмешка. Помню прикосновение теплых, жестких ладоней к коже, и пахучие травинки, колющие спину. Мои воспоминания о нем так же ярки и четки, как и его обо мне. Глупо обманываться. Последнее Желание было совершенно ни при чем.
– Лу, – демон касается моей руки.
Дьявольский перезвон уносит лишние мысли.
Я провожу кончиками пальцев по холодному серебру браслета консультанта. Он не совсем настоящий – иллюзорный дубль, который разрушится вместе с материальной оболочкой демона, но с виду точь-в-точь повторяет оригинал. Тонкая полоска белого металла с выбитыми цифрами. Никакой причудливой вязи, никакой вычурности, свойственной ярмарочным поделкам. Обманчивая простота.
Такой же браслет лежал, защищенный заклятием, в квартире мертвого пограничника. Точно такой же, с теми же цифрами, только наполненный опасной, сильной магией. Настоящий.
– Такие штучки, – я поддеваю пальцем браслет, – обычное дело в колдовских бандах. Мастер контролирует силу подчиненных с помощью этого браслетика. Хочет – перекроет доступ к энергии, хочет – откроет и направит.
Несколько лет я смотрела, как просто и безотказно работает эта система. Самые независимые, талантливые и могущественные колдуны непременно сгибались, стоило лишь Черному Пеплу щелкнуть пальцами. Казалось бы – магическая татуировка, сущий пустяк, перетекающая из одного состояния в другое картинка. Но попробуй-ка не подчиниться хозяину!
– Знак на твоем предплечье действует по тому же принципу, – справедливо замечает Тень-демон. – Но он не вызывает у тебя тех же эмоций.
– Символ гильдии, – фыркаю я. – Это ерунда. Мне пришлось на него согласиться, но он блокирует лишь ничтожную долю энергии. У ярмарочных магов особых сил не бывает. А такой браслет создан, чтобы управлять равнинными ведьмами. Кто-то помогал пограничнику их контролировать.
– Кто-то? – хмыкает демон. – Кто же, по-твоему?
– Сильный колдун. Возможно, тот же, кто сплел защиту.
– Сильный?
– Сильнее меня.
За все равнинные годы мне довелось столкнуться лишь с несколькими мастерами. Черный Пепел был сильнейшим – да, но и остальные не сильно отставали. Если такой колдун ненароком прибил пограничника по прозвищу Тень – мне проще сразу приготовиться к отходу в мир иной, чем судорожно барахтаться и пытаться выплыть из вязкого болота, куда я по собственной глупости умудрилась угодить.
Весь вопрос только в том, верна ли моя догадка. И если она верна, то у меня очень, очень серьезные проблемы.
– Нужно его найти, – встряхивая головой, говорю я. Отгоняю страх, неприятно шевельнувшийся внутри.
Демон хмурится.
– Это плохая идея.
– А что хорошая? Спрятаться в твоем так называемом безопасном месте? У меня для тебя новость, демон, так уж получилось, что мне теперь днем с огнем не сыскать безопасного места. И если я не сделаю, что должна, мне никто и ничто не поможет – и уж точно не жалкая кучка демонических ошметков, которая ни с того ни с сего вообразила себя разумным целым!
Кучка демонических ошметков отвечает нехорошей, незнакомой улыбочкой. Покойный Тень так никогда не кривился. А демон… он словно знает что-то такое, что делает его хозяином положения.
– Ты удивишься, – беззвучно, одними губами произносит Тень-демон. Он вглядывается мне в глаза долго и внимательно, и когда начинает говорить снова, слова звучат тщательно выверенными. – Это не шутка, – осторожно начинает демон. – Сейчас самое время задуматься о доверии. Да, о том, которого между нами нет. Я подозревал, что за дверью может крыться ловушка. Но мог ли предупредить? Вот что бы ты сделала, ведьма, скажи я об этом прямо? Не поверила бы, как не веришь сейчас. И к чему бы все пришло? Мы бы оба погибли. Так сколько раз я должен спасти тебе жизнь, чтобы завоевать доверие? Сотню? Тысячу? Хочешь ли ты, госпожа, чтобы я вернулся и пожертвовал собой для того, чтобы ты могла достичь своей цели?
– Нет, и ты и это прекрасно знаешь, – огрызаюсь я.
Нет такого демона и нет такой ведьмы, которые не знали бы, что бывает с призывающей, лишившейся призванного существа. Говорят, по сравнению с этим, черти, поджаривающие несчастного грешника на медленном огне, покажутся искусными массажистами. Понятное дело, поджариваться у чертей на том свете никто из живущих не пробовал, но почему-то это испокон веков считается эталоном человеческих мучений.
– Я обязан защищать тебя, ведьма. Это было условием, которое мне пришлось принять, чтобы пересечь завесу. И я защищаю тебя. Прими же это.
– Прими, – эхом повторяю я. – Принять что? То, что ты знал о засаде, но не сказал ни слова, потому что решил, что между нами нет доверия? Или то, что ты сделал все, чтобы, приказав тебе молчать, я пожалела о своем запрете? Что, хотел, чтобы я как можно раньше поняла, что нельзя приказывать тебе молчать? Зачем? Чтобы заговорить меня потом своими сладкими речами? Соблазнить нежными прикосновениями? Втереться в мое доверие? Ты знал, что я захочу отправить тебя обратно, когда твое дело будет закончено, и сделал все, чтобы помешать мне. И после этого предлагаешь тебе верить. Ну так скажи, что же еще ты знаешь, демон?
Он подходит ближе. Все та же нехорошая, чужая улыбочка на его губах пугает меня.
– Я знаю, что ты лжешь сама себе. Не видишь дальше своего носа. Не понимаешь вещей, выходящих за пределы твоего тесного маленького мирка. Не умеешь отличать друзей от врагов. И даже не знаешь, какую просьбу ты составила, когда обращалась за помощью в мой мир. Понятия не имеешь, Луна, – вот теперь его губы кривятся в до боли знакомой улыбке пограничника по прозвищу Тень, и ситуация становится до ужаса похожа на одну из тех, других. Мне хочется… – А я знаю.
Мне хочется, чтобы он замолчал. Исчез. Растворился в холодном воздухе.
Обманчиво-зеленые глаза, не моргая, смотрят на меня. Демон протягивает руку – медленно, осторожно, как тянут ее к дикому зверьку, которого боятся спугнуть.
Я отворачиваюсь.
– Пойдем. Надо кое-кого навестить.
Само собой, Бриз сменила замки. Я бы, честно сказать, сильно разочаровалась в умственных способностях младшей сестренки, если бы она этого не сделала. Конечно, общественность наивно полагала, что Луна давным-давно сгорела, и, по словам Тухли, обеспокоенные горожане даже похороны организовали, но ключи-то железные, а железо, как известно, не горит. А там мало ли кто их подберет. К тому же есть одно мудрое равнинное правило: не стоит пребывать в счастливой уверенности, что некая конкретная личность мертва, пока не отыщешь труп и не отрежешь ему для верности голову. То есть сменить замок было решением логичным и верным.
Другое дело, что дверь как была хлипкая, так и осталась – если еще больше не разболталась. По-хорошему, ее давным-давно надо было заменить, но денег на такое дело у нас никогда не водилось. И если раньше поблизости всегда были Шут и Тухля, готовые в любой момент прийти на помощь, то сейчас каждый из них, надо полагать, занят своим делом. А эту дверь даже я смогла бы выломать, если бы не успела растратить все энергетические запасы. Про демона и говорить нечего – он эту ничтожную преграду снес с нашего пути с неподражаемой легкостью. Хотя, надо полагать, тут же об этом пожалел, потому что я категорично посоветовала приделать ее на место, а строить – это вам не ломать.
Оставив хмурого демона чинить дверь, а Бряка прыгать вокруг и зубоскалить, я честно доползла до первой же относительно горизонтальной поверхности и погрузилась в глубокий целебный сон.
В колдовском сообществе много разных поверий про зов крови и родство крови. Началось все, само собой, с Первой ведьмы. Вернее, с Первой ведьмы и ее сестер. Говорят, когда оказалось, что демоны скорее враги, чем союзники, Первая ведьма впитала в себя силы сестер и создала завесу. Ту самую, через которую мы в наши дни проводим призванных демонов. С тех пор и повелось считать, что колдуны-родственники – непобедимая сила. Такую, дескать, ни демонам, ни более невезучим коллегам не раскусить. Свет его знает, брехня это или нет, но просыпаюсь я потому, что ощутила нечто – будто бы какой-то внутренний толчок. И только потом приходит волна силы, которая, надо полагать, и вырвала меня из глубокого сна.
Солнце уже клонится к закату, но растраченная энергия так и не успела восстановиться полностью. Парадокс колдуна – чем больше силы ты можешь вместить, тем быстрее она восстанавливается. Черной Луне хватило бы пяти часов, чтобы полностью заполнить энергетические резервуары. Черному Пеплу – двух. Мне же, видимо, придется теперь впадать в спячку на сутки, если не больше. А все треклятый труп со своими, понимаете ли, Желаниями!
На ноги я поднимаюсь с трудом, пошатываясь. Организм всячески протестует против досрочного подъема и в отместку отзывается такой болью, что в глазах мутнеет. Даже нематериальная, в общем-то, нить Последнего Желания как назло отметилась на коже красной вспухшей полосой. Приходится принудительно перенаправить часть энергии на заглушение боли, чтобы хоть как-то держаться на ногах.
Кто-то пересек ограничительную черту – иначе бы меня так не подбросило. На выставление полноценной защиты энергии, ясное дело, не хватило, но, наученная горьким опытом, я поставила следилку. Любой маг, зацепив тонкую силовую линию, устроил бы мне такой вот выброс.
И кто-то ее задел.
Темнота всегда была неотъемлемым атрибутом моего детства. Должно быть, именно поэтому я так легко прижилась на равнинах. Ведь стоит солнцу боязливо спрятаться за горизонт, как все вокруг затягивает непроглядная чернота, а вместе с ней выползают из дневных укрытий твари. Немудрено испугаться, когда кругом лишь бескрайние просторы, где нет ни единой дружественной души, а горящие голодом оранжевые глаза безмолвных демонических созданий светятся буквально в паре метров от колдовского пристанища. Вот многие новоиспеченные ведьмы, едва дождавшись первых лучей солнца, и мчались обратно под стены города, так и не вкусив желанной силы и свободы. Мне же к темноте было не привыкать.
Ма не любила свет. Он резал глаза и, причиняя боль притаившемуся внутри демону, мутил и без того не очень ясный разум. Наша тесная квартирка стала убежищем, где царила вечная ночь: Ма не раскрывала ставен и не зажигала свечей. Тонкая и бледная как привидение, она научилась двигаться с закрытыми глазами, вытянув вперед костлявые руки. Едва ли во всем потустороннем мире найдется демон, которому удастся забрать воспоминание о ржаво-соленом вкусе смешанных с кровью слез, остававшемся на губах всякий раз, когда я перед сном целовала Ма в мокрую щеку. Слишком уж оно въелось в память.
Тьма укрывала меня. Когда Светлый Человек в очередной раз появлялся на пороге, красивый и неизменно жестокий, Ма бросалась к нему, одержимая своей влюбленностью, а я заползала под лежанку, куда не проникали лучи света, и старалась даже дышать как можно тише в тщетной надежде остаться незамеченной. Что мне после этого опасности равнин? Тихие вскрики Ма, скрипы продавленной лежанки и до блеска начищенные ботинки нежеланного гостя пугали куда больше, чем громогласный вой вышедшей на охоту стаи. А уж сам Светлый Человек внушал мне такой страх, который легендарным колдунам Черному Пеплу и Безмолвному Ужасу при всем желании не под силу внушить.
Лазурная Волна рассказывала, как однажды Шут, с расплывающимся под глазом синяком, привел за руку непонятное окровавленное существо, без устали повторяя, что совершил хороший поступок. Спас принцессу, дескать. Но вот уж на принцессу я похожа не была – скорее на одичавшего звереныша. Грязная, тощая, среди кровоподтеков и покрывшихся корочкой царапин здоровой кожи не разглядеть. Ни слова не говорила на все озадаченные расспросы собравшихся взрослых. И все норовила снова забиться в темноту, сопротивлялась, вырывалась. Я не знала тогда, что именно Лазурная Волна постепенно, шаг за шагом, превратит озлобленного звереныша в человека. Не знала, что вскоре стану им как родная.
Мир изменился, когда Шут впервые взял меня за руку. Крошечная и темная вселенная, сжатая до погруженной в себя Ма и жуткого Светлого Человека, вдруг распахнула двери туда, где оказалось светло, но не страшно. Крепко сжимая в маленькой ладони мои пальцы, Шут вывел меня из мира мрака, боли и ужаса. И навсегда остался в потаенных теперь воспоминаниях, куда я прячу всех дорогих людей.
Мы были неразлучны с тех самых пор – Принцесса Луна и ее Рыцарь-Шут. Так хорошо было убегать от проблем в теплую кухню, где хозяйничала Лазурная Волна. Безумная Ма и пожирающий ее разум демон, ненавистный Светлый Человек и железистый привкус крови во рту – все это уже не имело значения. Не существовало. Шут был моим лучшим другом – пока я не ушла одним холодным вечером на равнины, оставив позади пылающие адским пламенем дома. Сохранились с тех пор лишь частичка прежних воспоминаний и полузабытое теперь прозвище “Принцесса”. Потому что, как говорят проповедники, гнилым рожденное гнилым и остается…
В щель между ставнями видна узкая улица. Холодный осенний вечер уже вступил в свои права, и узкий диск растущей на востоке луны почти загнал солнечный круг за горизонт. Трубы остановившейся фабрики, молчаливое напоминание очередной потери чистого человечества, уходят черными от копоти верхушками в темнеющее небо. Длинные тени пролегли между домами, отвоевав у света жизненно важное пространство.
Сумерки не зря называют мертвым сезоном. Как только алый закат отгорит до конца, пограничники подадут энергию на тысячи охранных осветителей, накрыв город куполом света. Но сейчас, когда свет дня уже померк, а искусственная защита еще не включена, любая демоническая тварь, ненароком пробравшаяся в город, может выползти из своего темного убежища и кем-нибудь закусить. Каким-нибудь запоздалым прохожим.
Не случайно мне вспомнился Шут. Не потому, что я люблю ворошить в памяти события минувших дней – напротив, я с удовольствием забыла бы их все. Просто один из этих запоздалых прохожих до боли похож на моего друга. Да, лица в темноте не разглядеть, но вот его походка, манера держаться…
Шут был самым красивым мужчиной из всех, с кем мне довелось повстречаться. Трудно описать его, не срываясь на набившие оскомину шаблонные сравнения. Тут вам и тело древнего бога, и лицо падшего ангела. Длинным черным ресницам позавидовала бы любая городская красавица, а запустить пальцы в густые темные волосы мечтали почти все. Шут всегда был любимцем женщин. Еще в младших классах девчонки тайно вздыхали по нему. Что началось потом, можно полно описать лишь одним словом – сумасшествие. За Шутом бегали почти все – от молчаливых скромниц до первых забияк школы. Даже некоторые преподавательницы не стеснялись распускать руки, всячески намекая, что покровительство умудренной опытом женщины пойдет пареньку исключительно на пользу. У самого Шута, впрочем, все это внимание вызывало лишь одно желание – провалиться под землю. Хотя, думается мне, его бы и оттуда выкопали.
Другой бы, оказавшись в таком положении, горделиво выпрямил спину, поднял подбородок вверх. Расцвел, так скажем, в лучах всеобщего обожания. Шут же всячески старался быть незаметным. Низко пригибал голову, горбился. Улыбаться так вообще мог лишь в обществе родных или близких друзей, которые, к счастью, никаких неподобающих желаний к нему не испытывали. А после травмы лодыжки у него появился отличный повод слегка прихрамывать.
Вот и запоздалый прохожий такой. Сгорбился, хромает, пошатывается, как пьяный. К своему изумлению, в неверном свете трясущегося в руке мужчины фонаря я различаю отличительные нашивки пограничника на серой куртке. Рановато для патруля. Впрочем, он не один.
Его спутницу можно было бы принять за неуклюжего мальчишку-подростка. Одежда висит мешком, капюшон надвинут на лицо. Только некоторая излишняя для мужчины плавность походки да то, как она прильнула к своему сопровождающему, и выдает в ней женщину. Неразумную городскую жительницу, которой хорошо бы было сидеть сейчас дома, закрыв все окна, и дожидаться удара гонга. А потом, когда ночная защита города была бы включена, она могла бы и сбегать к своему пограничнику.
Луч фонаря вспарывает сгустившийся в проулке сумрак, выхватывает серую брусчатку дороги и красноватые стены домов. Скользит выше, по тяжелым, потемневшим от дождей ставням с замысловатой защитной резьбой. Проникает тонкой полоской света внутрь – освещает бурый от пыли занавес, разделявший в свое время нас и Ма. Бриз так и не стала его снимать.
Я отступаю от окна, не желая показываться пограничнику на глаза. Тихонько цокают коготки Бряка по дощатому полу, когда демоненок, учуявший, что я проснулась, подбирается ко мне. На равнинах он всегда пристраивается рядом, будто бы охраняет мой сон, но в чужом, враждебном городе, где все призвано защищать чистых обитателей от злых демонов, Бряку не по себе. Даже большого демона не видно и не слышно, но за этого я не волнуюсь, этот наверняка затаился поблизости, выбирая удобный момент, чтобы нанести удар. Демоны коварные существа – и терпеливые.
Я точно знаю, что вырвало меня из глубокого сна. Искорка ауры, вспышка силы. На языке осталось смутное послевкусие соли и горечи. Ведьма, кем бы она ни была, мне не опасна. Аура слабая, еле-еле прощупывающаяся. Остаточной магии немного – наверняка она призывала демонов всего пару раз, да и то не очень удачно. В колдовском мире ее бы и ведьмой-то не назвали, а на ярмарке причислили бы к проблемным подросткам. Установленная ловушка по-хорошему не должна была на нее реагировать…
Бряк прихватывает зубами мой палец, разрывая концентрацию.
Бряк тихо шипит.
Мгновение спустя в дверном замке поворачивается ключ.
О, вошедшим совершенно не до гостей! Фонарь небрежно поставлен на край маленького столика у двери, а пара настолько поглощена друг другом, что выпрыгни сейчас из темноты злобный демон, его и не заметили бы. Куда уж тут равнинной ведьме с демоненком на плече. Шорох стягиваемой одежды, треск ткани. Быстро, суетливо и как-то отчаянно…
Три вещи случаются одновременно. Пограничник отталкивает свою спутницу, бормоча что-то неразборчивое. Мне в голову закрадывается пугающее осознание, кто же мог открыть дверь квартиры ключом. С улицы доносится звук гонга, и яркий свет врывается в дом сквозь раскрытые ставни.
– Если это шутка, милый мой Рыцарь, то заметь – я не смеюсь. Потому что совращать ту, которая выросла у тебя на руках, было бы совершенно не по-рыцарски, – как обычно, ехидный тон скрывает многое. Растерянность. Удивление. Смутную радость, что они оба живы. Обжигающую ярость при одной только мысли о том, что друг детства мог бы сотворить сейчас с моей младшей сестренкой. Но чему бы ни хотелось прорваться наружу, едкие слова перекрывают внутренним эмоциям кислород.
Я не могу поддаваться чувствам. Не тогда, когда коварный и своевольный демон только и ждет своего часа. Слишком многое сейчас на кону – это не только моя жизнь и не только мой разум. Если Тень-демон превратит меня в послушную марионетку, опасность будет грозить и Шуту, и Бриз. Да и всему городу, если уж на то пошло.
Демон, легок на помине, неожиданно возникает за спиной. Касается рукой плеча, будто ободряя, и проходит дальше, вперед, протягивая Шуту ладонь для рукопожатия. Демонстративно не замечает сложившейся ситуации: полураздетых горе-любовников, разглядывающих меня так, словно они никак не могут определиться, кто же я – потусторонняя тварь, демоническая иллюзия или призрачная тень.
На удивление, непринужденное поведение демона разряжает обстановку. Хотя, казалось бы, его и похоронили, и надгробие соорудили, и забыли наверняка…
– Очевидно, Луну вы знаете, и представления будут излишними, – только и произносит демон. Не касается ни своего чудодейственного воскрешения, ни моей новой сути. – Тогда, может быть, сразу к делу?
“Дел” у демона оказывается на удивление много. И ни одно из них не касается реального положения вещей. Если кто и умеет играть, так это демон – разыгрываемый им пограничник немаленького, надо полагать, ранга выходит убедительным и достоверным. Если бы я не знала правды, кроющейся за иллюзорной зеленью его глаз, то, наверное, и не заподозрила бы обмана. Впрочем, до тех пор, пока “дела” демона отсрочивают неизбежные объяснения с Шутом и Бриз, я не имею ничего против.
Можно было бы изобрести сотню причин, которые привели меня именно сюда. Можно было бы найти простое объяснение, если бы кто-то додумался спросить. Например, безопасность. Конечно, безопасное место можно отыскать и в любом другом квартале города, не говоря уж о ярмарке, где я, конечно, за свою бы не сошла, но за близкую к своим – вполне. Или полуправда – я хотела увидеть Бриз. Убедиться, что с ней все в порядке, обнять еще разок. Любая причина хороша, лишь бы не называть главную – черные буквы на зачарованной бумаге, сложившиеся в слишком знакомое, слишком родное имя.
Что ж, Бриз я увидела. Бриз сидит на трехногом стуле напротив меня, и я не могу найти слов, которые изгнали бы затаившуюся в ее глазах неприязнь. Говорят, любовь легко переходит в ненависть. Вот и малышка, которую мы с Шутом и Тухлей нянчили, переросла детскую привязанность к старшей сестре. Начинающая ведьма Бриз ненавидит равнинную ведьму Черную Луну.
Сложить все воедино легко. Слабый маг мог разорвать нить ловушки только в одном случае – если та самая пресловутая кровная связь усилила бы его тусклую ауру. В состоянии глубокого сна мы способны бессознательно делиться энергией с теми, кому доверяем. Должно быть, почувствовав приближение Бриз, я, сама того не ведая, отдала ей часть энергии. Вот так слабенькой ведьме удалось разорвать поставленную на сильного колдуна ловушку. Нотки же соли и горечи, оставшиеся в магическом послевкусии, отражают ее личный тотем – морской ветер, бриз. Так же как магическое послевкусие Тухли всегда имело неприятный привкус гнильцы.
Моя сестра – ведьма. Нет, хорошо, пока не ведьма. Но Бриз пыталась призывать демонов, и не важно, сознательно это было или бессознательно. Она пересекла черту, отделяющую примерную городскую жительницу от грязных ведьмовских отродий.
Казалось, кто бы говорил, да? Я и сама не святая. Но Бриз, моя маленькая Бриз, употребила свою силу на то, что я ненавижу больше всего на свете – классический приворот. Будто не знала, что именно он превратил Ма в ходячий безумный скелет. Что Светлый Человек, подонок, в которого мы обе темноволосые и зеленоглазые с острыми чертами лица, лишил Ма остатков разума. Что он выбросил ее, как ненужную игрушку, когда обзавелся законной супругой. И после всего этого Бриз выбрала для своих коварных планов моего некогда лучшего друга – Шута.
Все признаки налицо – затуманенный взгляд, неадекватное временами поведение. Загнанное выражение, появляющееся на лице всякий раз, когда ему на глаза попадается Бриз – так бывает у тех, кто изо всех сил сопротивляется привороту. Я была несправедлива – Шут понимает, что происходящее неправильно. Это Бриз давно забыла, что есть хорошо, а что плохо. Как говорят, рожденное гнилым…
Я оставляю демона говорить о “делах”. Меня они не касаются, не затрагивают. Пусть он играет свою роль, изображает давно мертвого пограничника. Пусть делает, что хочет – мне нет до него дела. Я ненавижу демонов и ту заразу, которую они разносят.
Мне было восемь, когда родилась Бриз. Маленькое чудо. Малышка с глазами цвета морской волны. Да, не прозрачно-голубыми, как у Ма. Но и не зелеными, цвета замшелого камня, как у Светлого Человека. Кажется, первое время я завидовала – ей природа подарила частичку Ма, смазала резковатую, злую красоту человека, которого я ненавидела больше всех на свете. Мне же от матери не досталось ровным счетом ничего.
Прошел год, и Ма сошла с ума. Мне долго не хотелось признавать, что только демон – тот самый, который разрушил ей разум и уничтожил ее жизнь – удерживал Ма на краю безумия. Когда он ушел – вернее, когда его изгнали – она окончательно потерялась. Реальное и нереальное так сплелось в ее воспаленном сознании, что ей уже не удавалось отделять истину от иллюзии.
Бриз плакала. Отчаянно и надсадно – так плачут маленькие дети, еще не способные понять, что Ма больше не может их утешить. В квартире было холодно и пусто, и только луна рисовала на грязном полу длинные светлые дорожки. Серебристый луч скользнул по моей щеке и упал на личико заплаканной Бриз. Тогда я впервые взяла ее на руки. И она затихла.
Я до сих пор считаю, что лунные дорожки указали мне путь. Мое предназначение. В тот холодный осенний день я перестала быть маленькой Луной. У меня появилось новое имя – старшая сестра.
Первым словом Бриз было “Лу”, неравноценная замена “Ма”…
– Лу! – Бриз переминается с ноги на ногу на пороге ванной. Ей не по себе – это ясно читается за напускным безразличием. Интересно, как давно она стоит там, наблюдая, как я вожу пальцем по поверхности ледяной воды, заполнившей умывальник, вспоминая вещи, которые не стоило бы вспоминать.
– Нагревательных кристаллов нет, – отрывисто произносит сестра. – Закончились. Заплатить было нечем.
– Не поверишь, но я заметила, – по привычке едко откликаюсь я.
Ванная у Бриз выглядит так, будто ей уже давным-давно не пользовались. Светильник остался всего один, пустой и покрытый толстым слоем пыли. Вода застоялась в умывальнике, ржавая и ледяная. Полотенца и вовсе нет. Кажется, будто с тех пор, как я ушла на равнины, ничто в нашей маленькой квартирке и не подумало измениться к лучшему. Включая саму Бриз.
– Если хочешь вымыться, ближайшая душевая в двух кварталах. Хотя видок у тебя, конечно, – сестра разглядывает меня колючим, неприязненным взглядом, подчеркивая, что растрепанная и окровавленная девушка, увешанная подозрительного вида амулетами, обязательно привлечет ненужное внимание. – Ну или не закрывай дверь. В коридоре свет есть.
Бриз греет руки в карманах просторной кофты – черной и бесформенной, скрадывающей любые возможные достоинства фигуры. Сестренка сделала все возможное, чтобы не походить на меня и не походить на женщину. Ее волосы коротко, но неровно обрезаны. Бледные сухие губы растрескались от ветра и холода. Острые фамильные черты лица можно было бы смягчить, оживить краски, подчеркнуть длину ресниц или изящный изгиб бровей. Но, очевидно, женские хитрости не для Бриз. Она похожа на мальчишку-подростка, спрятанная в свободных одежках и далеком внутреннем мире. Хорошенькая девчушка, длинные волосы которой я когда-то заплетала в замысловатые косички, осталась в далеком прошлом.
– Бриз, – мой оклик застает ее врасплох. На мгновение на лице Бриз проступает что-то знакомое, по-детски трогательное, родное. Я знаю, мне многое нужно ей сказать. Многое попытаться понять. Разобраться, как же сестра, в которой раньше не было ни капли магии, оказалась в черном списке мертвого пограничника. Но я не знаю, как начать. За те долгие годы, что я вытравливала из себя человечность, я разучилась быть сестрой. И единственное, что приходит мне в голову, до крайности нелепо. – Я знаю, где достать нагревательные кристаллы. Нужны?
Зарождающаяся в уголках губ улыбка меркнет.
– Да, нужны, – отрезает Бриз. – Но не от тебя.
И она исчезает в кухне.
Я остаюсь. Примостившись на краю ванны, совсем как в те времена, когда я укрывалась здесь от Светлого Человека и безумной Ма, я пытаюсь понять, что же теперь делать. Совсем недавно план действий был ясным и четким – найти убийцу, стряхнуть с себя оковы Последнего Желания, отправить демона обратно в его демоническую реальность и вновь раствориться на равнинах. Сейчас…
Кто-то обнимает меня. Его руки большие, сильные и теплые, и в его объятиях уютно так, словно мы знаем друг друга уже много-много лет. Много-много лет были близки.
Невольная улыбка появляется на моих губах, и я поднимаю голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Это ты, – я перестаю улыбаться в ту же секунду, как разум осознает то, что упорно отказывается понимать тело. С этим существом мы никогда не были близки. Нельзя ему доверять. Мне не может быть уютно в его объятиях.
– Я, – коротко соглашается демон. – Кого же ты ждала, ведьма?
Старший смены на обязательных полевых работах, куда нас регулярно гоняли отрабатывать трудовую задолженность родному городу, любил повторять: правильное положение граблей зависит от того, что вы собираетесь с ними делать – наступать или работать. Вот и демон в этом конкретном случае все равно, что грабли – инструмент, способный доставить массу хлопот при неосторожном обращении, но без которого выполнить работу, взваленную альтернативно одаренными людьми на мои хрупкие плечи, не получится ну никак. Да уж, практика показывает, что Луну и грабли лучше не оставлять в одной ванной.
– Так кого, Луна? – демон наклоняется и, почти касаясь губами моего уха, еле слышно выдыхает. – Милого рыцаря? Или, может, ускользающую тень?
Я отстраняюсь. Ждала ли я Шута? Едва ли. Шут бы хлопнул меня по плечу, усмехнулся. А Тень…
– Он мертв. И тебе это прекрасно известно, – холодно произношу я. – Что до Рыцаря – по-моему, им не полагается обнимать ведьм.
– Мертв? – приподнимает брови демон. – Ну, как скажешь. Значит, остаемся только мы с тобой. Символично, не находишь?
– Нисколько.
Демон приглушенно смеется.
– Ты расстроена. Злишься. Тебе больно. Сила утекает, как вода сквозь пальцы. Ты уже не справишься одна, ведьма. Признай, тебе хотелось хотя бы на мгновение обрести опору.
– Конечно, – огрызаюсь. – “Обрести опору”, – передразниваю я, подражая его вкрадчивому тону. – Неужели кто-то смог бы прожить без вашей всепоглощающей мудрости, господин “я собрался из того, что под руку попало”? И откуда только вы, такие всезнающие, беретесь.
Теплая рука демона накрывает мои пальцы, судорожно вцепившиеся в край ванны.
– Тише, Лу, я на твоей стороне. – Тепло его ладони согревает. – Не надо, – вновь наклоняется к моему уху демон. – Не начинай спорить, не говори, что я враг и не могу быть на твоей стороне. Не трать слова. Тебе нужна сила, Луна. У меня есть сила. Так возьми же ее, отбрось сомнения. Прими меня.
– Ты…, – острый ответ уже готов сорваться с губ, но я осекаюсь. Молча смотрю на демона, на такие знакомые мелкие морщинки в уголках глаз. Он похож на пограничника по имени Тень и сознает это. Каждую секунду Тень-демон использует их сходство, играя на невысказанных, потаенных чувствах. Но там, внутри иллюзорной оболочки, нет сердца, нет души. Там таится потусторонняя сила, темная и сокрушительная. Рвется наружу, ищет мельчайшие трещинки в защите слабого человеческого разума.
Ну уж нет! Сдаваться просто так я не собираюсь.
– Тень, – наигранно-ласково произношу я, сжимая его руку.
Взгляд демона на мгновение опускается к нашим переплетенным пальцам. Теплые ниточки невидимой энергии послушно перетекают ко мне. Не нужно поддаваться демону, чтобы взять то, что и так принадлежит мне. Сила моя по праву, потому что именно я призвала его в наш мир.
Тьма вновь прячется внутрь. Но что-то еле уловимо меняется между нами, исчезает. Тень-демон снова становится демоном.
– Черная Луна, – кривовато усмехается он, когда я отпускаю его ладонь. – Признаю, я тебя недооценил.
Я наклоняю голову, молча признавая демона достойным противником. Стратегически он выбрал самый правильный из всех возможных моментов. Усталая, раненая, эмоциональная – я была легкой жертвой. Запомнить бы теперь этот урок, чтобы не попасть в ловушку еще раз.
Демон закрывает дверь – быстрым, бесшумным движением. Отделяет нас не только от Шута и Бриз, но и от света. Возможно, рассчитывает застать врасплох, обратить против меня возросшую в кромешной тьме силу. Вернуть украденную у него энергию.
– Нет, – словно прочитав мысли, негромко возражает Тень-демон. – Я не самоубийца.
– А жаль.
– Жаль? – со смешком переспрашивает он. – Серьезно? Мы связаны, Луна. Не говори, что прожила столько лет на равнинах и до сих пор не понимаешь сути. Связь, ведьма, это когда двое считаются за одного. Моя смерть убьет частичку тебя. Твоя смерть убьет частичку меня. Нравится или нет, но наши жизни сплелись в одну.
– Я собиралась тебя отпустить, – с нажимом произношу я. Пальцы дрожат – возможно, от холода. – Зачем ты помешал, если не собираешься умирать со мной? Неужели ты прожил столько демонических лет и до сих пор не понял, что в таких ситуациях шансы умереть у ведьмы стремятся к бесконечности со знаком плюс?
– Я не хочу, чтобы ты меня отпускала, – ровным, лишенным эмоций голосом отвечает демон. – Мы выпутаемся из этой твоей ситуации. Вместе выпутаемся. Потому что я не собираюсь отпускать тебя.
Браслеты на руках загораются холодным белым светом. Лунный свет – единственное, на что способна я сама. Здесь не нужна колдовская сила, не нужна концентрация. Не нужны даже демоны. Моя изначальная способность, чистая магия, принадлежит только мне, Луне. Свет исходит изнутри, подпитывается энергией ауры, души, самой сути ведьмы. Я не обращаюсь к потусторонней силе. Лунный свет рождается сам – когда я подсознательно желаю, чтобы стало светло.
Темноту разрывает на множество мелких темных теней, испуганно расползающихся по углам. Недвижимой остается лишь одна Тень – демон. Как и на улице, он держится так, словно свет не причиняет ему никаких неудобств, словно он вовсе не порождение мира тьмы. Демон смотрит на меня, чуть прищурившись, и от этого пристального взгляда по коже пробегают мурашки.
Я знала, что на его лице не проявится ни одной истинной эмоции. Знала, и все равно хотела заглянуть ему в глаза. Не догадывалась только, что от его ответного взгляда мне вдруг станет настолько не по себе.
– Тебе не больно? – я разглядываю свои пальцы, щербатый край ванны, растрескавшуюся плитку. Что угодно, лишь бы избежать беззвучного, бессловесного поединка. Есть в этом демоне что-то, от чего вдруг начинает казаться, что я, Луна, проиграю ему. Сдамся. Добровольно сдамся. – Свет должен причинять вам боль.
Он ограничивается коротким, почти презрительным смешком.
– Ты думаешь, мы боимся боли?
Быстрым, текучим движением демон оказывается рядом. Наклоняется к моей руке, прижимается на мгновение губами к коже. Я заворожено смотрю, как он проводит языком по дымящимся ожогам, зализывая ранки.
– Свет обжигает нас, ведьма. Но вопрос тебе надо задавать другой – боимся ли мы обжечься? Боюсь ли я обжечься?
“Есть вещи, которые стоят того, чтобы перетерпеть боль”.
Он не говорит этого вслух. Но слова четкие, ясные и слишком чуждые, чтобы быть лишь порождением воображения.
Впервые я ловлю себя на мысли, что демон меня пугает. Не тем привычным страхом, что вызывают все демонические твари, другим. Глубоким, пробирающим.
– Чего ты от меня хочешь?
– Для начала? Перестань считать меня врагом. Мы на одной стороне, Луна, ты и я. Твоя подозрительность ослабляет нас обоих.
– Предлагаешь довериться тебе?
– Почему бы и нет? Назови хоть одну причину. Кроме, конечно, ожидаемого: “Ты демон”.
– Ты демон, – соглашаюсь я. Действительно, ожидаемо – но ведь правда же!
– Не стану спорить. Я тот, кто я есть. Но помимо этого я не давал тебе ни одного реального повода не доверять мне. Более того, сохранять твою жизнь, заметь, в интересах твоего демона. Так может, заключим мирный договор? Я добровольно помогаю решить твою проблему, ты же, в свою очередь, помогаешь мне.
– Как?
Как я могу ему помочь? Перестать сопротивляться и быть послушной марионеткой?
– Согласись стать моей союзницей. Выступи на моей стороне.
– И все? Стать союзницей? – подозрительно переспрашиваю я. – Не одолжить тебе тело, не продать душу? Просто выступить на твоей стороне? Маловато, тебе не кажется?
Демон медленно качает головой.
– Это вы, люди, одержимы телом.
– Одержимы или не одержимы, но тело мне еще пригодится, ты уж прости.
Демон вновь качает головой.
– Мне не нужно твое тело, Луна. Мне не нужно от тебя ничего большего, кроме того, что я уже упомянул. Я хочу, чтобы ты была моей союзницей.
– Союзницей в чем? В истреблении остатков человеческой расы?
– Союзницей, – повторяет демон. – Просто союзницей. Человеческая раса и ее судьба меня ни капельки не волнуют. Сейчас меня интересуешь только ты, ведьма.
Я чувствую, что мое замешательство его забавляет. Обещание, которое в колдовском мире не значит ровным счетом ничего, почему-то кажется ему важным. Союзы, заключенные между колдунами, зачастую разрывались в тот же час – метко пущенной пулей в спину.
– Хорошо, – соглашаюсь я, сама удивляясь своим словам. – Давай заключим мирный договор. Только скажи, в чем подвох? Его надо скреплять свежей кровью?
Уголки губ демона приподнимаются в насмешливой улыбке.
– Достаточно простого рукопожатия, – с усмешкой произносит он. – Но, думаю, ты предпочтешь поцелуй.
– А это еще почему? – тут же возмущаюсь я, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. От одной мысли о поцелуе с демоном… становится холодно. Я цепляюсь за край ванны, чтобы унять пробравшую меня дрожь.
– Потому что тебе хочется узнать, как бы поцеловал тебя он.
Он. Тень. Проклятый мертвый пограничник Тень – теперь лишь бесплотный, выцветший контур. Пока он жил, пока он существовал, двигался и дышал, пока прикосновение его сухих растрескавшихся губ могло бы быть реальным, я считала его врагом. О, я желала ему смерти. Хотела, чтобы он оставил меня в покое.
Что ж, вот вам новость – желания исполняются. Он мертв, я жива. Мы связаны лишь тоненькой ниточкой Последнего Желания. Желания, исполнение которого разорвет нашу связь навсегда. И тень пограничника по прозвищу Тень просто исчезнет. Растворится в холодных осенних сумерках. А я останусь. Когда солнце уходит за горизонт, луна всегда остается на небе одна. Лунная ночь принадлежит лишь ей.
– Давай.
Я соглашаюсь для того, чтобы отгородиться от опасных мыслей. Ведьмы должны бежать от чувств. На равнинах им нет места. Злость на то, что Тень так некстати умер, ускользнул из-под носа, – это чувство. От него тоже надо бежать.
Закрываю глаза. Договор как таковой меня не волнует. Поцелуй демона… ну, иногда лучше проиграть маленькую, несерьезную битву, чем вступать в войну.
Мгновение ничего не происходит.
– Ну давай же, – повторяю я. Размыкаю веки, чтобы посмотреть, почему он медлит.
Лицо демона совсем рядом. Странно, я не ощутила даже движения воздуха, не почувствовала приближения. В холодном белом свете зелени его глаз почти не видно, одна лишь чернота – будто тьма выжгла иллюзорную преграду и вырвалась на волю.
– Он бы хотел, чтобы ты смотрела на него, – еле слышно произносит демон.
И вдруг подается ближе.
В следующий момент я оказываюсь в холодной ржавой воде. Выныриваю, отплевываясь, отбрасываю намокшую челку с лица. Пытаюсь осознать, как это произошло. В голове крутится лишь безумная идея, что демон меня толкнул. Специально окунул в ледяную воду, чтобы все мысли о поцелуях раз и навсегда вымыло из моего разума. Но, должно быть, я сама отпрянула, когда демон стал наклоняться, и не удержалась. Иначе, какой смысл был настаивать на поцелуе, чтобы самому же его испортить?
Хотя с виду демон кажется на удивление довольным. То ли вид промокшей до нитки и сердитой меня его так радует, то ли он все-таки сам постарался. Тоже мне, союзник.
– А вот теперь, если в твоих коварных планах покорения мира не значится ничего архиважного, нашел бы мне чистую смену одежды, – стиснув зубы, чтобы не стучали от холода, предлагаю я. – Можешь спросить у Бриз, наверняка что-нибудь лишнее есть.
Возражать демон благоразумно не стал, оставив меня счастливо отмокать в холодной ванне.
– Эх, Луна-Луна, – подражая голосу нашей старой воспитательницы, произношу я. – То ты во всякие аферы впутываешься, то вот сделки с демонами заключаешь. Допрыгаешься ведь когда-нибудь.
Само собой, о сделках и демонах в то время и речи не шло. Воспитательницу волновали куда более жизненные проблемы – например, неприятие образа жизни моей Ма. Вернее то, что странноватый женишок воспитательницы подозрительно часто к нам наведывался. Вот и моя тесная дружба с Тухлей и Шутом вызывала у нее крайнее неодобрение, а “Луна-Луна” и “допрыгаешься ведь” входили в число обязательных фраз дня. Надо ли говорить, что все зловещие пророчества оказались пустыми и по стопам Ма я не пошла?
Зачерпнув ледяной воды, я умываюсь. Жизнь на равнинах научила меня использовать любую подвернувшуюся возможность отмыться от дорожной грязи. Да, многие равнинные колдуны и ведьмы, особенно не один десяток лет прожившие вдали от последних оплотов человеческой цивилизации, не придают особого значения чистоте, неделями подряд не расходуя драгоценную энергию на такое городское дело как мытье. Почему “городское”? Во-первых, в городах есть такие замечательные места, как общественные душевые, где за умеренную плату можно понежиться в теплой воде. И магию тратить не приходится, не то, что на равнинах. А во-вторых, антисанитария приводит, как известно, к болезням. Колдунам-то болезни не страшны, демоническая энергия лечит все, а вот в городе большая часть заболеваний равнозначна смертному приговору. Страсть к чистоте на равнинах всегда приравнивалась к блажи… которую мне повезло разделить с другим известным любителем теплой воды – Черным Пеплом. Одно дело торопливо мыться в ржавой воде в темной и старой ванне и совсем другое – нежиться в теплом источнике с белым песчаным дном.
Я прикрываю глаза. Если постараться, можно представить, что вода вовсе не такая холодная и пахнет не ржавчиной, а луговыми травами...
Тихий вздох удовольствия срывается с моих губ. Вот не зря же умные люди говорят, что мысль материальна. Стоит захотеть – сразу потеплеет.
– Пожалуйста, – доносится до меня чуть насмешливый голос демона.
От неожиданности я чуть не подпрыгиваю. Пора было бы привыкнуть к бесшумным появлениям и исчезновениям демона, но он в очередной раз застает меня врасплох. Пока я притворялась, что лежу в теплой и чистой воде, демон эту воду теплой и чистой делал. Не знаю уж как, но вся ржавчина из ванны переместилась на его ладонь, облепив ее рыжевато-коричневой перчаткой.
Почти бессознательно я подтягиваю колени к груди, вжимаясь в дальний от демона бортик. Дело не в том, что он застал меня нежащейся в ванне – я не такая стеснительная, и он далеко не первый, кто видел меня в подобной ситуации. Меня смущает другое – то, что Тень-демон сделал. Помог мне. По собственной воле, без лишних просьб и приказов.
Его лицо меняется, когда он замечает мой испуг. Нет, никаких понятных человеческих эмоций я разобрать не могу, лишь чувствую подсознательно через нашу с ним связь призывающей и призванного – перемена была. Я понимаю – он сейчас уйдет. Черт его знает, что произошло между нами такого, и почему демон вдруг стал подозрительно тихим и полезным – и непохожим на пограничника по прозвищу Тень. Кажется, будто я выпустила на волю прежде подавленную часть его личности… и кажется – хоть все и изменилось вроде бы к лучшему – этого не стоило делать.
Мне хочется попросить его остаться, и быть пограничником по прозвищу Тень. Но я лишь молча смотрю, как он прикрывает за собой дверь ванной комнаты.
– Ты с ним, – Шут не поднимает головы от стакана, не оборачивается, не может видеть меня… но узнает. Видимо, по шагам. Или по тени, падающей на стол. Я ведь тоже узнала его лишь по походке и манерам. Мы просто слишком долго и слишком хорошо друг друга знаем, чтобы не узнавать.
– Столько лет не виделись, и что? Так ты приветствуешь подругу детства? – наигранно шутливым тоном выдаю я.
Шут оборачивается – резким, быстрым движением. Оборачивается как пограничник, убийца тварей, сознающий, что каждая секунда может быть на счету. Не так, как когда-то оборачивался тот Шут, наивно мечтавший сделать городскую жизнь лучше.
Темные глаза прожигают меня холодным, мрачным взглядом.
– Я думал, ты умерла, Луна, – негромко произносит он. Бесстрастно, безжизненно даже – если бы не тлеющий в глазах огонек злобы, мне бы показалось, что ему действительно наплевать. Умерла – ну и ладно. – Я тебя хоронил, Принцесса, копал твою чертову могилу, куда и положить было нечего. Горстка пепла! Горстка проклятого пепла – все, что мне принесли! “Вот она, твоя подруга, Шут. Вот ее тело, вот ее душа. Понимаешь, она сгорела дотла, и мы только и могли, как собрать ее в пакетик. И нет, ничего, что туда явно что-то примешалось. Мы просто понять не могли, где заканчивается она и начинается горелая мебель”, – Шут усмехается, криво, невесело, пропитанной горечью и болью усмешкой. – Я похоронил тебя, Лу. Смирился, что ты навсегда оставила меня одного. Так как ты хочешь, чтобы я тебя приветствовал? Здравствуй, подружка, не изменилась совсем?
Он опустошает стакан одним большим глотком, с тихим стуком опускает на застеленный грязной клетчатой скатертью стол. Интуиция подсказывает мне, что это далеко не первый, и даже не десятый его стакан за день. Алкоголь Шуту не чужак, наоборот – лучший, проверенный временем друг.
– Ты изменился.
Я пододвигаю трехногий стул, сажусь. Держусь от Шута подальше – не из боязни, нет, просто рядом быть уже неуютно. Нам не пять, не десять, и даже не двадцать. Пограничник, топящий горести в стакане, не Рыцарь моего детства.
– Еще бы, – Шут подталкивает мне вновь наполненный стакан, но я качаю головой. – Не поверишь, но люди имеют такую удивительную особенность – меняться. Ведьмы, как вижу, нет.
С Тухлей все было иначе. Холодно, отчужденно – да, но и профессионально. Он принял меня такой, какой я стала – плохой и новой. Шут же… не сможет?
– Тебя не удивило, что Тень может сотрудничать с ведьмой, – замечаю я.
– А чему тут удивляться? – фыркает Шут. – Ты у него не первая, да и не последняя, надо полагать.
Отчего-то слова как пощечина – звонко и хлестко ударяют по щекам. Значит, ему действительно было не в новинку сотрудничать с ведьмами. Казалось бы, мне-то что?
– Но он же пограничник…
– Пограничник, пограничник. “Свободных взглядов”, как он сам это кличет. Но, знаешь, Принцесса, и тебя-то, я посмотрю, не очень коробит, что твой дружок в свободное время расстреливает “ну совсем уж плохих” ведьм. Да и тебе пулю в голову пустит, не задумываясь, когда надоешь.
– Он мне не “дружок”, Шут. Нас просто обстоятельства свели.
Пограничник многозначительно хмыкает.
– Ты всегда так выражалась. В словаре Принцессы это называлось “случайно вышло” и “просто захотелось”. Вижу, ты и в этом не изменилась.
– У нас общее дело – мы работаем вместе. Ничего другого “случайно” не выходило. Да и не входило.
– Ха. Смешная ты девчонка. То-то он так хорошо ориентируется в твоих размерах.
В вещах, сваленных мертвым грузом в углу прежней комнаты Ма, демон отыскал настоящее сокровище. Мои любимые узкие брюки и красная кофта с открытыми плечами и рукавами до самых кончиков пальцев до сих пор сидят идеально. И Шуту ли не знать, что некогда это были мои любимые вещи.
– Мне наплевать, что ты себе вообразил, приятель, но мы просто работаем над одним и тем же делом. Включающим в себя: колдунов-убийц, свору демонических тварей и чей-то злой умысел. Как видишь, не то, о чем ты подумал. Алкоголь, знаешь ли, только так сворачивает мозги на неверный лад. Об этом лучше переживай.
Шут салютует мне бутылкой.
– За твое вновь обретенное здоровье, подруга!
Я
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.