Сборник романов. Марина Комарова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ – РАССКАЗ 1. ОСКОЛКИ МОРЯ И БОГОВ
• ЧАСТЬ I. Чужая могила
• ГЛАВА 1. ГОСТЬ
• ГЛАВА 2. СОЛНЦЕ И ШАГ
• ГЛАВА 3. ШЕПЧУЩИЙ С ВЕТРОМ
• ГЛАВА 4. ЖЕЛЕЗНЫЙ
• ГЛАВА5. МЕОТСКАЯ ПРЯЛКА
• ГЛАВА 6. ГОРОДОВОЙ И КТО-ТО
• ЧАСТЬ II. ЖЕНЩИНА ИЗ СОЛИ
• ГЛАВА 1. Колесо из человеческого тела
• ГЛАВА 2. КАРТЫ СНОВ
• ГЛАВА 3. АЗОВ
• ГЛАВА 4. ТИРГАТАО НЕНАВИДИТ МОРЕ
• ГЛАВА 5. МОЙ АШАУК
• ГЛАВА 6. ИГРЫ БОГОВ
• ЧАСТЬ III. ПЛАЧ СНОВИЯ
• ГЛАВА 1. Конец не лета
• ГЛАВА 2. ГРИФОНЬИ ШАХМАТЫ
• ГЛАВА 3. ЛЕДИБОЙ
• ГЛАВА 4. СНОВИЙ
• ГЛАВА 5. У ЗАЖИГАЛКИ УМЕР ОГОНЬ
• ГЛАВА 6. Тропа Снов
• ЧАСТЬ IV. ОСКОЛКИ МОРЯ И БОГОВ
• ГЛАВА 1. Царевна-лебедь
• ГЛАВА 2. СОЛНЦЕ НОЧЕЙ
• ГЛАВА 3. ОСКОЛКИ БОГОВ
• ГЛАВА4. ПРИЕЗЖАЙ. ВОЛНУЮСЬ. МОРЕ
• ЧАСТЬ - РАССКАЗ 2. ПРАКТИКА НА ЛЫСОЙ ГОРЕ
• ЧАСТЬ I. Сын чугайстра
• ГЛАВА 1. Любовное заклятье
• ГЛАВА2. СТУДЕНТКА ПОД ПОКРОВИТЕЛЬСТВОМ
• ГЛАВА 3. Галушки по-злыдневски
• ГЛАВА 4. Цвет отруты
• ГЛАВА 5. Ой, мамо, люблю Гриця
• ГЛАВА 6. Дочь Ворсклы
• ЧАСТЬ II. Охота на злыдня
• ГЛАВА 1. Призрачный Цимбалист
• ГЛАВА 2. Смерть прыстрастника
• ГЛАВА 3. Пойдем выйдем... замуж
• ГЛАВА 4. Уговор дороже денег
• ГЛАВА 5. Мольфарская сокровищница
• ГЛАВА 6. По злыдневу следу
• ЧАСТЬ ІІІ. Орыся
• ГЛАВА 1. Пари с Вием
• ГЛАВА 2. Южный Городовой
• ГЛАВА 3. Восставшие из чар
• ГЛАВА 4. Заклятье на крови
• ГЛАВА 5. Забери меня из мертвых
• ГЛАВА 6. Упыри прилетели!
• ЧАСТЬ IV. Практика на Лысой горе
• ГЛАВА 1. Экзамены и не только
• ГЛАВА 2. Где живут чугайстры
• ГЛАВА 3. Шабаш на Лысой горе
• ГЛАВА 4. Злыдневы тропки
• ГЛАВА 5. Ритуал
• ГЛАВА 6. Каникулы считать открытыми!
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ - РАССКАЗ 3. ЗМЕЕДЕВА И ТУРГУН-ВАРВАР
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22. Молот любви
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

"Осколки моря и богов"

   Южный город видит сны о крови и древних курганах, а маньяк с крюком и сетью выходит из моря, чтобы охотиться на людей. Яна Колесник, Слышащая Землю, должна остановить его. Однако она даже не подозревает, что ею давно заинтересовался могущественный бог Азова, резко меняющий правила игры. Теперь, чтобы выжить и прекратить убийства, Яна должна покориться морю, которое ненавидит с детства. Только поможет ли это избежать участи марионетки в руках тех, о ком уже тысячи лет слагают легенды?

   "Змеедева и Тургун-варвар"

   Ты попала в мир Азулу? Будь осторожна - он полон необычной магии, загадочных змеелюдей, мужественных воинов и… смертельных опасностей. Варвары предназначили тебя в жертву чудовищу. Властитель могущественного города хочет сделать своей наложницей, злобный демон решил использовать как приманку, а повелитель нагов просит стать его сообщницей. Кто придет на помощь? Конечно, древние боги и молодой король, воспылавший к тебе безумной страстью.

   "Практика на Лысой горе"

   Все знают, что академий магии много. Но Полтавский магический университет - особенный! Завхозом здесь работает самый настоящий черт, деканом - ведьма, а ректор наводит ужас даже на преподавателей. Но у первокурсницы Дины нет времени удивляться. Кроме того, что учиться очень сложно, никак не получается разобраться с личной жизнью. Могущественный колдун предлагает Дине замужество, а сама она по уши влюблена в того, кого любить и странно, и опасно. Ведь ее избранник - смертельная угроза для любого мага.

ЧАСТЬ – РАССКАЗ 1. ОСКОЛКИ МОРЯ И БОГОВ

ЧАСТЬ I. Чужая могила

ГЛАВА 1. ГОСТЬ

Кровь и соль. От запаха дурно. Ледяное лезвие ножа прижато к шее. Острый кончик впился в кожу, но боли нет. Её заглушил страх. Мерзкий, холодный, липкий.

   — Назад пути не будет…

   Шёпот, от которого вдоль позвоночника пробежали мурашки. Сердце бешено заколотилось.

   Короткий смешок, горячее дыхание. На душе противно, но не пошевелиться.

   — Не бойся.

   Голос хриплый, чуть шелестит — словно мелкие волны накатывают на берег. Тело онемело. Страх затопил полностью. Сейчас, сейчас, последнее мгновение и…

   Вспышка боли. Хриплый выдох:

   — Нет…

   Я резко распахнула глаза и сделала глубокий вдох. Солнце медленно катилось по небосклону, окрашивая воды Днепра золотом и акварельно-красным. Двое ребятишек лет пяти с радостными криками пробежали мимо.

   — Дети! Дети! Не убегайте так далеко! — послышался звонкий оклик молодой матери.

   Ветер едва заметно шевелил волосы, ласкал лицо вечерней прохладой.

   Я с трудом разжала пальцы и уставилась на спрятанный в ладони серебряный кулон в виде ромба. Снятый уже после смерти его владелицы.

   — Ну как? — спросил Олег, вытащив из кармана пиджака пачку сигарет. — Всё то же самое?

   Я рассеянно кивнула, провела указательным пальцем по кулону, замыкая энергетический контур. Читать чужие эмоции — здорово, но если они возникли за несколько минут до смерти, то приятного мало.

   Олег вздохнул и взъерошил короткие светлые пряди. Вид получился изрядно странный: идеально выглаженный костюм, белая накрахмаленная сорочка, галстук — и ни намёка на подходящую образу причёску.

   Хотя, чего скрывать, всегда оставалось загадкой, каким образом Олег Грабар, юрист и по совместительству мой секретарь, сохранял представительный вид на протяжении всего рабочего дня. Исключая моменты, когда он находился рядом со мной.

   — Он перебрался в город. Мне это не нравится, — произнёс Олег, уставившись на кончик тлеющей сигареты.

   В горле запершило. Что за дрянь он курит? Что-то оригинальное, со странным ароматом.

   — Много соли, рыболовная сеть и нож, — вздохнула я, прикрыв глаза и пытаясь прогнать наваждение. — Парень работает хаотично. Убивает людей разного возраста, пола и достатка.

   — Яна, это да, — хмыкнул Олег. — Но тогда Городовой не стал бы приходить ко мне и отдавать распоряжение разобраться с этим делом.

   Я поморщилась. Городовой. Вот с кем с кем, а с ним уж совсем нет никакого желания работать. Но хозяин города. Хочешь или не хочешь, а надо. Лучше по собственному желанию спрыгнуть с крыши, чем разозлить Городового. Спрятав кулон в карман джинсовой юбки, я поднялась со скамейки.

   — Платить он, конечно, не собирается?

   Олег пожал плечами, в серых глазах мелькнула насмешка. Впрочем, вопрос был чисто риторический. Городовой и деньги — вещи несовместимые. Значит, опять заниматься благотворительностью.

   — Есть идеи? — поинтересовался он.

   Я пожала плечами:

   — Домой. Отоспаться как следует, потом всё обдумать.

   Олег тоже встал, длинной затяжкой уничтожил сигарету и бросил в урну. Потом подхватил портфель. Чёрный, дорогой, с золотой застёжкой.

   — Годится. Как надумаешь — звони.

   Я кивнула:

   — Договорились.

   Через несколько секунд я осталась одна — Читающий Сны всегда уходит очень быстро.

   Некоторое время так и стояла, не двигаясь. Потом развернулась и пошла прочь, оставляя за спиной набережную и памятник-каравеллу. С Олегом поговорю позже, сейчас нужно сообразить что и как.

   С заходом солнца стало заметно прохладнее. Настолько, что я невольно обхватила себя руками: тонкая туника из бледно-зелёного шёлка не спасала. Странное лето в этот раз выдалось. То холод, то жара — ничего не разобрать. Хорошо бы домой добраться до ночи. Ночь — время Городового. Не хочется встретиться лицом к лицу с ним и его ручным львом.

   Итак, что мы имеем?

   Четыре смерти в области. Пожилая женщина, мальчишка четырнадцати лет, древний старик и девочка, совсем ребёнок. Серебряный кулон в моём кармане принадлежал ей. Эти люди никак не связаны между собой. Единственная ниточка — все жили на побережье Азовского моря. Стрелковое, Счастливцево, Приозёрное. Всё рядом, однако требуется время, чтобы добраться из одного посёлка в другой.

   Я остановилась, уставившись на красный глаз светофора. Машины с ревом проносились мимо.

   Всех убили ударом ножа в сердце. При этом изуродовали параллельными и перпендикулярными надрезами, словно убийца сидел и специально выводил ножом клеточки на телах и лицах убитых. Зачем? Бред какой-то.

   Вместе с собравшимися людьми я перешла дорогу, едва не налетев на спину резко остановившейся бабули.

   — Осторожнее, девушка, — свысока бросила она, поджав сухие губы.

   — Извините, — пробормотала я, не сбавляя скорости и обходя её.

   Девушка, да уж. Молоденькая. Моложе не придумаешь. Хотя выгляжу весьма недурственно. Так, но об этом сейчас думать не стоит.

   Пробегая мимо бюста Суворова, я склонилась ниже, чем требовалось, чтобы разглядеть камни под своими ногами. Вечера доброго, Александр Васильевич, ты уж прости, что давно не забегала — всё времени не хватает. Думаете, памятник — это просто так? Что там никто не живёт и не наблюдает за вами? Ха!

   На тонких губах из тёмного камня мельком появилась улыбка. Прощает — не злится. Это хорошо. Не стоит ссориться с хранителем центральной улицы города. Особенно если сама живёшь неподалёку от его дома. Бывшего. Пускай уже более двух веков дом смотрит на памятник своему хозяину пустыми окнами глаз, рановато списывать Александра Васильевича со счетов. Духи не стремятся покидать мест, в которых провели много времени.

   Но задуманное так и не свершилось. Вместо того чтобы сразу отправиться домой, я бродила по улице, пытаясь сопоставить кусочки мозаики. Порой бывает, что не хочется отгораживаться от человеческих голосов и лиц, хоть никакой особой пользы это и не приносит. Вернуться до наступления темноты так и не получилось. Впрочем, вряд ли Городовой следит за каждым моим шагом.

   Кстати, шаги… Подойдя к двери подъезда, я замерла. Откуда странный солоноватый запах? Сейчас во дворике цветёт липа — должен чувствоваться мёд и только. Я присела и провела пальцами по земле. Хм, вмятины от чьей-то подошвы, явно не человеческой. Взяла щепотку и перетёрла пальцами — кожа вмиг заледенела. Это что ещё за новости? К кому в этом доме таскаются нелюди, кроме меня?

   Дверь скрипнула, во двор выглянула Людмила Петровна, незабвенная соседка сверху. Прищурила подслеповатые глаза и поправила очки.

   — Яна? Что ты там делаешь? — поинтересовалась она скрипучим голосом и принялась осторожно спускаться со ступенек.

   Интересно, куда это её понесло в такое время? Однако лучше делать ноги. Людмила Петровна из тех дам, которые действуют во имя светлого будущего и лиги справедливости старушек на лавочках. С обязательным уточнением: «Молодёжь сейчас совсем распустилась».

   Пришлось быстро подняться, нечего бабушку озадачивать — потом же житья не даст.

   — Ключи выронила, — невинно соврала я и метнулась к двери, успев поймать её до того, как закроется.

   Людмила Петровна не успела ничего ответить — и то радость.

   Квартира встретила меня тишиной. Но стоило только сбросить босоножки, как откуда-то сверху спрыгнул Нешка. Выгнул чёрную спину, раскатисто заурчал и сверкнул зелёными глазищами. Почти такими же, как и у меня. Не зря говорят, что звери похожи на своих хозяев. Подхватив кота на руки, я почесала его за ухом.

   — Что, бандит, голоден опять?

   — Ур-р-ру, — согласился он.

   — Ладно, сейчас что-нибудь тебе найдём, — пообещала я, опуская его на пол.

   Тут же по линолеуму зацокали когти. Нешка не очень-то любил, когда его желания выполняли не сразу, а попозже. Негласная война между нами велась каждый день. Ибо он был абсолютно уверен, что статус хозяина дома принадлежит ему безраздельно.

   Скинув одежду, я направилась в душ. Вроде температура на улице не перескакивает за тридцать, а ощущения всё равно премерзкие. Ударившая в спину струя холодной воды заставила вздрогнуть. Не к месту пришли воспоминания о лезвии ножа. Лезвие, скользящее по коже и впивающееся в шею. Медленно-медленно, словно в кино.

   Плеснув на лицо водой, я переключилась на мысли о Грабаре. Все документы подписаны, заказчик обещал перевести деньги за прошлое дело. Вода стала теплее, неприятные мысли начали таять.

   На кухне что-то стукнуло. Нешка разошёлся, гад. Я выключила воду и потянулась за полотенцем. Выйду — накручу хвост безобразнику.

   Рука ухватила пустой воздух. Недоумённо уставившись на вешалку, вдруг сообразила, что так и не соизволила достать полотенце из шкафа, а прежнее браво улетело в корзину для грязного белья ещё утром. Чертыхнувшись, я выбралась из ванной и прошлёпала босыми ногами в комнату. Кожу приятно холодило, так бы и ходить, хорошо, хоть тут никто не будет умничать, а Нешке без разницы, как я выгляжу.

   — А ты не торопишься, — неожиданно произнёс кто-то низким шелестящим голосом, от которого стало не по себе.

   Я замерла, уставившись на еле различимый силуэт у окна. Чёрт, как же надо было уйти в себя, чтобы не сообразить, что тут у меня гости?

   И не разобрать же кто. А Нешка, предатель, даже не зашипел. На раздумья ушла секунда. Я метнулась к включателю, но запястье перехватили стальные пальцы.

   — Тш-ш-ш-ш, — прошептал незнакомец почти на ухо, — не так быстро.

   Мигом обдало запахом моря, травы и песка. Меня прижали к стене, не дав рыпнуться. Попыталась вырваться, однако ощущение такое, будто придавило камнем. Никуда не деться.

   Хуже всего было, что тело сковала слабость. Даже хорошенько двинуть я была не в состоянии. К тому же враг явно сильнее меня. А ещё предательски закружилась голова: такое бывает, когда выходишь из моря на берег и смотришь на воду, отливающую назад, перебирающую множество битых ракушек прозрачным пологом.

   — Что вам надо?

   Смешок, от которого не по себе. Запах стал отчётливее. Если закрыть глаза, можно подумать, что я на берегу моря. Чёрного ли, Азовского — не суть.

   — Вот теперь правильный вопрос, — прошептал он и чуть ослабил хватку на моей руке.

   Впрочем, не настолько, чтобы можно было выбраться. Ещё б отодвинулся немного — вообще хорошо. А то положение получалось жутко недвусмысленным, учитывая, что из одежды на мне ничего.

   — Про маньяка с сетью — забудь, — прошептал он.

   Сеть?

   Крепкие пальцы вдруг сдавили моё горло, и я захрипела. Но чудом извернулась и лягнула его ногой. Успеха не достигла, но воздух хлынул в лёгкие.

   — Не твоё это дело, Колесник, — мягко произнёс он и неожиданно провёл пальцами по моим волосам, заправив непокорную прядь за ухо.

   Упираться — глупо, но главное не показать, что едва он отсюда выйдет, спущу на него всех собак. И даже заявлюсь к Городовому на аудиенцию. Только бы сейчас переждать.

   — Даже не стоит пытаться, — внезапно со смешком заявил незнакомец. — Узнаю — лично откручу голову.

   Очень захотелось, чтоб это было не моя голова. Попытка врезать ещё раз бесславно провалилась. Меня скрутили так, что продохнуть оказалось трудной задачей.

   — Кто… вы? — прохрипела я, стиснув зубы и стараясь не думать о боли.

   — Мор-р-р-е, — прошелестело мне на ухо, и шею обожгло что-то горячее.

   Пол почему-то ушёл из-под ног, и я рухнула вниз.

   …В себя пришла от того, что невыносимо ныли шея и плечи. Рядом сидел Нешка и надрывно завывал. Кое-как приподнявшись на руках, я мотнула гудящей головой.

   — Не ори, я не умерла.

   Кот резко смолк и уставился на меня, всем своим видом выражая подозрение. Потом осторожно приблизился, обнюхал и громко чихнул.

   — Будь здоров — спасибо, — пробормотала я.

   С трудом поднявшись на ноги, всё же включила свет. Стрелки часов замерли на без пятнадцати двенадцать. Учитывая, что домой я пришла где-то к десяти, — впечатляло. Кем бы ни был этот гад, его визит ничем хорошим мне не светил.

   Нешка вновь заорал. Вспомнив, что я так и не накормила зловредного кота, выдала ему сардин и на время остановилась возле зеркала. Всё на месте, никаких порезов, синяков и царапин. Значит, можно плюнуть на заботу о здоровье и завалиться спать. Утро вечера мудренее.

   Нешка пришёл ко мне под бок, предварительно старательно размазав остатки сардин по морде. Потом этой же нахальной мордой ткнулся мне в руку и довольно заурчал. Уступив коту законные полкровати, я отключилась.

   Приснилось что-то странное.

   Солнце, синее море, пылающее серебром от падающих сквозь толщу воды лучей. Ветер приносил соль и свежесть. Я сидела на берегу и смотрела в даль. В босые ступни впивались осколки ракушек и мелкие камешки. За спиной кто-то стоял. Тяжёлые руки лежали на моих плечах.

   Он что-то сказал. Но из-за шума и моря нельзя разобрать ни слова. Только мои губы почему-то тянулись в дурацкой и безумно счастливой улыбке, а внутри было так горячо, что, казалось, южное солнце разгорелось на месте сердца.

   Чьи-то пальцы коснулись моих волос, ласково перебирая пряди. Горячее дыхание обожгло шею, ладони проскользнули под рубашку. Мягко, осторожно, почти невесомо.

   — Пришла… — с трудом сумела разобрать я.

   Возражать не хотелось, хотелось наоборот — согласиться. Где-то на краю сознания мелькнуло понимание, что всё очень странно и есть на земле только один человек, которому бы я могла так радоваться. Только вот не пахнет он солью и не опаляет жарой полуденного солнца.

   Меня вдруг резко опрокинули и придавили к берегу. В спину впились острые края ракушек, а по телу пробежал озноб. На меня смотрели глаза: ни синие, ни зелёные, ни голубые — волнующееся море; аж голова пошла кругом.

   Шершавые пальцы гладили мою скулу, щеку, провели по губам. Голос-ветер, голос-волны что-то шептал, смеялся…

   Я наконец-то разглядела лицо напротив. Внутри всё сжалось. Вместо глаз — провалы, из которых по щекам сползали чёрно-бордовые вязкие капли. Улыбка — оскал чудовища, кожа рассыпалась в пыль. Изуродованные губы исказились, из горла вырывался жуткий смех. Седые волосы трепал ветер.

   Тварь склонилась к моему лицу, скалясь-улыбаясь в безумном веселье. Зловонное дыхание заставило подобраться к горлу тошноту.

   — Яна… — шёпот. — Ты скоро узнаешь…

   Рядом упала окровавленная рыбацкая сеть. Сжалась, как живая, поползла ко мне, резко стянула мои ноги. И вдруг рванула всё выше, выше, выше…

   Я вздрогнула и распахнула глаза. За окном светало. Нешка тихонько сопел рядом. Кошмар медленно выпускал из своих липких щупалец. Время ещё есть. Надеюсь, что день окажется лучше ночи.

   Однако выспаться было не суждено. В замке послышался звук проворачивающегося ключа. Я на мгновение замерла: неужели ночной гость вернулся? Внутри появился горячий комок. Я резко вскочила с постели и стала возле стены, всматриваясь в зеркало на двери. Не зря его повесила сюда: позволяет прекрасно видеть, что происходит в коридоре. Правда, чёртов полумрак ничего не давал разглядеть.

   — Любимая, я дома, — раздался бодрый голос Олега.

   Сплюнув от досады, я облокотилась на косяк двери и мрачно заметила:

   — Верни ключи от моей квартиры.

   Желание придушить его несколько приглушалось тихой радостью, что по мою душу не явился ночной незнакомец. Физиономия Грабара излучала неподдельное участие, а невинные серые глаза, казалось, могли вынуть душу. Словно это я к нему явилась ни свет ни заря. Проклятый жаворонок.

   — Верну, конечно, — сообщил он ровным тоном, быстро разулся и прошёл на кухню, деловито неся объёмный пакет. — Когда ты умрёшь.

   Я закатила глаза и пошлёпала в ванную. Ну да. Однажды имела глупость попросить его приглядеть за котом, если меня вдруг убьют. Олег воспринял это чересчур серьёзно.

   После холодного душа стало лучше. Сон полностью не прошёл, но мозги зашевелились активнее. Глянув на себя в зеркало, отметила тёмные круги под глазами и мерзкую бледность. Красавица, ничего не скажешь. Не хватает только таблички: «Чучело руками не трогать». Ладно, ну лицо ужасная — добрая внутри.

   С кухни донёсся убедительный кошачий мяв. А потом — суровый голос Олега:

   — Подожди, не такой ты голодный.

   Их идиллию нарушила я: ещё не совсем проснувшаяся, раздражённая и неожиданно голодная. Впрочем, Олег колдовал над сковородкой. В воздухе стояли непередаваемые ароматы колбасы, жареной яичницы и помидоров. Кажется, ещё чуть-чуть и я прощу ему утренний визит. Прекрасный секретарь, который на самом деле совсем не секретарь.

   — Твои кошмары обрели сексуальный оттенок, — заметил он, стоя ко мне спиной.

   Ни намёка на осуждение, а вот ехидства — целый бочонок. Конечно, когда читаешь сны своей напарницы, приятного мало. Хочешь не хочешь, а надо. Потому и прискакал сюда.

   — У тебя уже есть толкование? — уточнила я, внимательно следя, как сковородка перекочёвывает на стол, на можжевеловую подставку прямо перед моим носом.

   Олег мотнул головой и сжал губы. Это плохо. Возможно, проснись я попозже, он смог бы что-то выудить.

   Он сел рядом. Достал пачку сигарет из кармана, покрутил в руках. Потом спрятал. Я нахмурилась. Если драгоценный напарник начинал теребить в руках какие-то предметы, то явно нервничал. К чему бы?

   — Что случилось? — осторожно поинтересовалась я, одновременно беря вилку. Плохие новости лучше слушать сытой.

   — Ешь, — буркнул Олег, вздохнул и всё же присоединился к завтраку.

   Грабар — существо непредсказуемое. Решит, что последствия кошмара могут быть для меня слишком серьёзны — заявится и выкинет фокус вроде приготовления завтрака, чтобы переключить моё внимание. Решит, что я его достала — запросто отрубит телефон и исчезнет из города. Правда, ненадолго.

   Работа Слышащей Землю и Читающего Сны — одно целое. Поэтому приходится всё время находиться в зоне досягаемости.

   — Есть новость, — неожиданно произнёс Олег и положил на стол билет.

   Простой, маленький, с плохо пропечатанными буквочками: «Херсон-Геническ». Я приподняла брови:

   — Ты решил меня отправить на море?

   — Не я, — хмыкнул он, довольно прищурившись, — а твой любимый Городовой. Автобус — в семь. У тебя осталось полчаса.

   — Сволочь, — искренне выдала я.

   Не став уточнять, кто именно: Городовой или Грабар. Ведь последний прекрасно знал, что море я ненавижу.

ГЛАВА 2. СОЛНЦЕ И ШАГ

   Дорога в назначенное место займёт не меньше трёх часов. Стрелковое — село, где убили маленькую хозяйку серебряного кулона, находилось на приличном расстоянии от Геническа, в который я сейчас ехала. Заняв место у окна, бездумно уставилась на мелькающий пейзаж. Не люблю разговоры в дороге, потому и попутчиков тоже не люблю. Сейчас, пусть даже через тонкую преграду стекла, можно почувствовать себя свободной. Хоть на какое-то время откинуть в сторону все мысли, которые не покидают при ходьбе по грешной земле.

   Старенький микроавтобус вёз к южнейшей точке Херсонской области. Обычно туда приезжают, чтобы подгореть, просолиться и залюбоваться. Стрелковое находится на границе с Крымом. Конечно, нет той зелёной роскоши гор и плещущих синих волн, но есть другая — не столь броская, но пышущая жаром, золотая, под коркой соли.

   Я покрутила головой: слева и справа земля, засеянная солнцами. Чёрные круги, обрамлённые жёлтыми лепестками, поворачивались к солнцу; простирались аж до горизонта.

   Сухая, зелёная, золотая скифская степь сливалась с небом.

   Небо было июльского цвета — синее-синее, замершее над горячим воздухом.

   Ещё немного — и будет Сиваш по правую руку. Наше Гнилое море. Маленькое, но отчаянно солёное. Впрочем, тут и так будет соль: на губах, языке, ладонях.

   Даже сквозь стекло ощущалось, как солнце горит — радостно целует землю. И сама вышла бы из бренного тела — стала горячей, сухой, с пылью и солью. И не ушло это чувство даже тогда, когда я ступила на вытоптанную дорожку возле неприметной коричневой остановки, чтобы перескочить на другой автобус и добраться до Стрелкового.

   Уже выехав за окраину Геническа, я кое-как сумела сбросить степные чары. Место в этот раз досталось в самом конце автобуса, где изрядно попахивало бензином и было немыслимо жарко. Чтобы хоть как-то отвлечься, бездумно вынула и кармана мобильник и не менее бездумно принялась клацать игру с перепрыгивающим шариком.

   — Ой, ну просто невозможно. — Рыжеволосая соседка в открытом белом платье обернулась назад, жалуясь кому-то: — Жара, такая жара. Только поедешь отдохнуть, как на тебе!

   — А ты хотела, чтобы был дождь? — резонно возразил женский хрипловатый голос.

   — Нет, но сама подумай, какие фотки получатся? Я же так быстро обгораю, — пожаловалась рыжая.

   «Нефиг по морям тогда разъезжать», — про себя хмыкнула я.

   Пальцы ткнули в раздел галереи, автоматически пролистывая фотографии. В основном — виды города и природа. Несколько штук — Олег в образе бесшабашного гуляки с Тышо-тышо феста, ибо нельзя было не щелкнуть ради шантажа. Олег исчез, появилось новое фото: парень в тёмной одежде, стоящий на берегу Днепра. Стройный, можно даже сказать, худой. Вглядывается куда-то вдаль, в закатную речную гладь. Ветер развивает длинные каштановые пряди, которые он безуспешно пытается придержать правой рукой. В левой — ивовый прутик. На губах улыбка — добрая, почти детская. Он стоит в профиль, но я прекрасно знаю, что в тёмно-карих глазах спрятана та же доброта, что и в улыбке. Весь он угловатый, тонкий и чуть нескладный. Как оленёнок. И в тоже время как-то по-особенному очаровательный.

   Сердце заныло. Нахмурившись, я резко пролистнула фото, заблокировала мобильник и уставилась в окно. Ошибки надо исправлять. И неважно, прошлое это или будущее. Я вздохнула и прикрыла глаза, упорно делая вид, что не замечаю заинтересованный взгляд рыжей. Нет, дамочки на выезде, не хочу ни с кем болтать. Грабар… тот, пожалуй, подошёл бы вам. Он бы сумел крутить любовь и делать одновременно работу. Я же в этом смысле занудна и нерасторопна.

   Мы въехали в Стрелковое. Кулон в моём кармане неожиданно нагрелся. Угу, значит, следую верно: энергетический контур так и подпекает.

   Когда автобус наконец-то остановился, я была готова молиться всем богам, что прибыла на место. Первым делом закинула вещи в гостиничный дом. Такой, без опознавательных знаков, с минимумом мебели и абсолютным отсутствием какой-либо кухни. Впрочем, я сюда приехала не на морском бережочке нежиться, поэтому жилище сочла удовлетворительным. Оплатив хозяйке, полногрудой красавице (весьма немолодой) три дня, тут же направилась в село. К дому, к которому так тянул горячий кулон.

   Его владелицу звали Кристина Далева. Шесть лет. Воспитывалась матерью-одиночкой Екатериной Андреевной, работающей в местной школе. Жили бедно, но довольно сносно. Ничем не выделялись, обычные люди. Серебряный кулон — подарок дедушки покойного отца, первого и единственного мужа Екатерины.

   Узкие пыльные улочки петляли меж домов. На траве возле покосившихся заборчиков невозмутимо паслись куры и гуси. Воинственно настроенная индюшка покосилась на меня, но после деловито отошла в сторону. Ветер шумел листвой деревьев.

   Стрелковое жило своей жизнью, далёкой от смерти, Городового и Слышащей Землю, уныло бредущей вперёд.

   Сильно приближаться к дому Далевой я не стала. Видно, что мужских рук не хватает, ремонта давно не было. Но при этом двор, виднеющийся через невысокий забор, чистенький. На окнах аккуратные шторки в горошек, подоконники покрашены в ультрамариново-синий. А вот с крышей беда… Ну да ладно, не моё дело.

   Сразу, конечно, хотелось подойти как можно ближе. Даже если выйдет, завязать разговор с Екатериной, но…

   Я замерла, стоя в густой тени лип и глядя на синие подоконники. Серебряный кулон, сжатый в руке, обжигал кожу. Только сейчас поняла, что никакого разговора я завязывать не буду. Ложь выйдет слишком неубедительной, а маньяк вряд ли не заметит, что им заинтересовались. Почему-то я была абсолютно уверена, что он здесь, в Стрелковом.

   Деревянная дверь скрипнула, и на пороге появилась молодая светловолосая женщина. Миловидная. Только горе перечеркнуло лоб глубокой морщиной и болезненно изогнуло уголки губ; присыпало серебром русые пряди. Она посмотрела на меня — молча, безразлично. Кажется, и вовсе не заметила. Стало не по себе. Женщина медленно спустилась, свернула к невзрачному сарайчику.

   Отлично. Я быстро приблизилась, глубоко вдохнула горячий воздух, сосредоточившись на ощущениях. Из земли поднялись невидимые спирали и обвили мои ноги. По телу пробежала жаркая волна, голова пошла кругом. Внутри словно загорелось маленькое солнце. Земля хорошо знает свою служительницу и всегда откликается на зов.

   Перед глазами опустилась туманная пелена, а в ушах загудело. Миг — и две реальности закружились, расслоились, одна перекрыла другую. На задний план отошло июльское солнце и пронзительный знойный день.

   Запахло яблоками и свежей сдобой. За окном опустился летний вечер. В зоне видимости появился телевизор, показывавший мультфильм про каких-то животных. Взгляд упёрся в розовые тапочки и брошенного на полу плюшевого зайца.

   — Кристина! — звонко окликнули с кухни. — Ужинать!

   — Иду, мам! — крикнули мои губы детским тонким голоском.

   Спрыгнуть с дивана — совсем ерунда. Это не то, что вчера с дерева, Колька-сосед научил же. Хорошо, хоть мама не видела, а то точно в углу стоять пришлось бы.

   Побежав вприпрыжку на кухню, тело резко замерло.

   Меня звали. Но не голосом, а проговаривая древний призыв, без слов. Сознание ребёнка запаниковало. Сознание Слышащей Землю, моё собственное, — с горечью усмехнулось.

   Секундной растерянности хватило — острый укол в шею. Боль, страх. Из горла вырвался крик, но тут же сменился сипением.

   Я охнула и разорвала связь с жертвой. Земля под ногами дрогнула, а к горлу тем временем подобралась дурнота. Бр-р-р, ещё мне набираться опыта и набираться. Слышащая Землю не должна пропускать чужие эмоции через себя.

   — Вам плохо? — раздался женский голос, полный сочувствия и участия.

   Опёршись на ствол липы, я мутным взглядом обвела всё вокруг. На стоявшей возле забора Екатерине зрение упорно отказывалось фокусироваться.

   — Нет-нет, порядок, — ответила я, выдавив слабую улыбку. — Это всё жара. Не подскажете, как пройти к морю?

   Стандартная фраза. Каждый второй сейчас это спрашивает.

   «Сумасшедшая», — мелькнула мысль в её глазах. Однако, видимо, решив, что это исключительно моё дело: треснет солнечный удар по макушке или нет, Екатерина махнула в сторону базы отдыха.

   — Туда. Обойдёте, потом прямо — как раз и выйдете.

   — Спасибо, — пробормотала я, быстро покидая узорчатую тень лип и оставляя старенький домик с ничего не понимающей женщиной за спиной.

   Говорить с теми, кто пережил горе, — не моё. Трусливо? Да. Но мне хватает своих проблем, от чужих становится и вовсе невыносимо.

   Шагая по широкой дороге между бетонных стен, что вела прямо к дикому пляжу, я проклинала лезший везде песок и анализировала увиденное. Итак, имеем весьма скудную картину: покойная Кристина не видела лица нападавшего. Да и почувствовать толком не успела. М-да.

   Я перецепилась за ветку и ругнулась под нос. С детьми тут плохо: ауру или движение энергии они уловить хоть и могут, но распознать не в состоянии. Тут даже наличие кулона мне никак не поможет. Кстати, надо будет его вернуть матери. Только не сейчас, чуть позже. Так что… хочешь или нет, а идти по домам других жертв необходимо.

   Ветер ударил с размаху, заставив задохнуться. Я остановилась. Там, в метрах десяти от меня, шумело море. На некоторое время все мысли исчезли. Хоть я его и не люблю, хоть и…

   Под ногами шуршал битый ракушняк. Я приблизилась к самой кромке — вода тёплая, совсем близко — с мутной прозеленью.

   С берега — лазурно-голубая, присыпанная пылающим серебром. Солнце словно раскидало свои лучи и бросило горстью монет в мягко накатывающие волны. Смотреть даже больно: так и слепит, так и не даёт отвести взгляда.

   Ветер рассмеялся, растрепал мои волосы, ухватил одежду невидимыми руками. А небо тут бескрайне синее — июльское, чистое. Так бы стояла и стояла, позабыв обо всем на свете.

   В кармане завибрировал мобильник. Я глянула на высветившуюся фамилию и хмыкнула. Грабар. Конечно, кто ж ещё?

   — Ты где? — поинтересовался он.

   — А я на морі-і, — ехидно протянула я, цитируя рекламу.

   Олег только фыркнул, пряча смешок:

   — Если кому скажу, что Колесник решила позагорать — не поверят и окрестят вруном.

   — А ты и не говори, — лениво произнесла я, отходя подальше от нахальных волн, так и норовивших намочить обувь. — Как дела?

   — С нами расплатились за дело Ракевичей, — довольно сообщил он, — но я звоню не поэтому.

   — Мог бы и порадовать, — буркнула я, присаживаясь и касаясь ладонью воды. Нет, глупо, конечно, вода может ответить только Дышащим Морем, но никак не мне.

   — На тебя тут открылась презанятнейшая охота, — сообщил Олег таким тоном, словно поздравлял с днём рождения.

   Весть неприятная, но как-то не сказать, что неожиданная. После ночного визита особенно.

   — Кто? — сухо спросила я.

   — Дом говорит, что это чужак и солоны его следы. Но почувствовать не может даже он. Жалуется, что крыша скоро потечёт, если вовремя не обратить внимание ЖЭКа.

   Я только хмыкнула и медленно побрела по берегу, бездумно и безотчётно, будто пытаясь найти ответ на загадку там, где его не было.

   — Он всегда жалуется. Такой уж у меня дом.

   — Может, просто всё же стоит обратить на него внимание? — снисходительно поинтересовался Олег.

   Я только пожала плечами. Грабар не мог этого видеть, но прекрасно чувствовал мой настрой.

   — Смотри по сторонам в оба, — вдруг глухо произнёс он, — и выпей на ночь успокоительное.

   Последнее заставило озадачиться. Так, что я даже остановилась.

   — Это ещё зачем?

   — С твоей манерой спать урывками я не смогу растолковать ни один сон, — недовольно протянул Олег. — Это не просьба, это приказ.

   Неожиданно дунул такой порыв ветра, что кожа покрылась мурашками от холода. Сидевшая рядом девица в откровенном розовом купальнике даже не поёжилась. Возившийся с пасочками и лопаткой маленький ребёнок — тоже. Я нахмурилась. Что ещё за история? И поняла, что Олег ещё говорит, но я уже порядком прослушала.

   — … что-то надо будет и тогда…

   — Что-что? — переспросила я.

   — Колесник, у тебя там тазик вместо головы? — обозлился он. — Спрашиваю, что тебе нужно и как долго торчать будешь там? Городовой ответ спросит — за ним это не заржавеет.

   Я поморщилась, новый порыв ветра заставил отойти назад. И внезапно озарила мысль.

   — Узнай, что известно про сеть нашего маньяка.

   — Сеть? — в голосе Олега появилась озадаченность. — Какая ещё к чёрту сеть? Они были убиты ножом.

   — Тоже мне, толкователь снов, — фыркнула я. — Узнавай, это может оказаться важной деталью.

   — Хорошо, — вздохнул он, — слушаю и повинуюсь… мучительница.

   С последним я была крайне не согласна: обычно мучителем в нашем тандеме выступал как раз он.

   Ветер вдруг стал мягким и ласковым, оберегающим от палящего солнца. Обернувшись, я успела разглядеть, как на стенке внушительного здания магазина мелькнула тень. Быстро-быстро. Только следы на песке остались — обычные, человеческие, не слишком большие. Хм. За мной уже следят? Только… неужто искомый мной маньяк умеет повелевать ветром?

   Олег что-то буркнул на прощание и отключился. Решив, что он прав и смотреть надо действительно в оба, я решила на время оставить Стрелковое и проехаться в Счастливцево, знаменитое своими солёными озёрами.

   Однако добраться туда так и не получилось. Голова неожиданно начала раскалываться, а дышать густым горячим воздухом стало практически невозможно. Выматерив от души южное солнце, которым ещё недавно так восхищалась, я поплутала по улочкам и забрела в первый попавшийся магазин.

   «А цены тут дай бог», — хмыкнула, изучая небогатый, но вполне удовлетворительный выбор.

   Что ж, я сюда приехала не есть, хотя не отказалась бы от какой-либо сносной кафешки. Но вот чего нет, того нет. Дикий отдых, чтоб его. Прихватив воды, кофе, хлеба и колбасы, молча сгрузила покупки у кассы. Продавец, девица необъятных форм и, кажется, весьма активной жизненной позиции, пробила товар.

   Вернувшись в гостиничный дом, я едва не столкнулась с девушкой в неприлично коротких джинсовых шортах и малиновой майке.

   — Ой! — охнула она, поправив огненно-рыжие кудряшки. — Извините… — И снова. — Ой! Мы же ехали вместе в автобусе.

   Этого ещё не хватало! Выдавив вежливую улыбку, я кивнула:

   — Да, здесь, по сути, можно приехать только в одно место.

   Девица разулыбалась, хотя сказала я откровенную чушь. Хоть тут и дикие пляжи и с цивилизацией явный напряг, гостиничных домов, больших и маленьких, пруд пруди. Но, видимо, это судьба. Девица, кстати, была не такой уж страшненькой. Точнее, совсем даже не страшненькой. Может, и не слишком болтливой.

   — Дина, я зонтик не взяла, — послышался уверенный голос, и рядом с рыжей появилась миловидная брюнетка.

   Дина насупилась, разом позабыв обо мне.

   — Почему? Он же не тяжёлый.

   Я только хмыкнула. Обе девчонки тут же уставились на меня, словно заподозрили что-то нехорошее.

   — Ваша подруга права, — мягко произнесла я. — Просто у моря — сильнейший ветер. Зонт и впрямь лучше не брать.

   Они переглянулись и как-то синхронно кивнули.

   — Да, чувствуется, — неуверенно сказала Дина и поправила сползшую с плеча тонкую лямку майки.

   Вот же ж барышня! Вечно у неё что-то спадает.

   — А вода тёплая? — требовательно спросила брюнетка.

   Я пожала плечами:

   — Не скажу даже — не пробовала.

   Девочки вновь озадаченно на меня посмотрели, но благоразумно смолчали. Вежливо распрощавшись, мы каждый направился в свою сторону. Правда, благодаря чуткому слуху, я всё же разобрала:

   — Странная. Красивая, но странная. Будто не на отдых приехала, а на пытки.

   Я лишь криво улыбнулась, поднимаясь по деревянной лестнице на свой второй этаж. Именно, раскрасавицы, так оно и есть. Чёрта с два я бы сюда явилась по своей воле.

   Первым делом сунула продукты в холодильник и приняла душ. Стало чуть легче, но ненамного: голова гудела и глаза предательски слипались. Всегда так в жару — воздуха не хватает и полная сонка-дримка.

   «Только пусть глаза отдохнут», — решила я, садясь на кровать, а потом откидываясь на подушку.

   Шума моря здесь не услышать. Только ветер, только голоса и порой — моторы проезжающих за забором машин. Возможно, не такое уж плохое место. Но об этом подумаю послезавтра. Завтра — Счастливцево и Приозёрное. Заглянуть в оба посёлка, поискать следы погибших женщины и старика. Хоть что-то должно было сохраниться. Земля же помнит, кто по ней ступал, а дома должны были сохранить ауру. С Кристиной вышла незадача, впрочем, с детьми всегда так… слишком быстро истаивает энергетический контур, по нему ничего и не прочтёшь. Эх…

   Сон накатил удушливой волной, тяжёлой и непоправимой. Сознание погрузилось в состояние оцепенения и безразличной лени.

   — Упр-р-рямая, — прошелестело море на ухо, — упр-р-р-рямая.

   Я вздрогнула, попыталась открыть глаза, но… ничего не вышло. Мигом затопила паника, сердце застучало в висках. Нет, что это такое?

   — Боишься, — прошипел морской отбой, — пр-р-равильно.

   Ветер пошевелил мои волосы, огладил щёку, смешливо пощекотал губы. Вокруг не было непроглядной тьмы, всё застлало оранжевато-серое полотнище, словно я сквозь закрытые веки смотрела на солнце. Стало нестерпимо горячо, пальцы непроизвольно сжались, загребая битые ракушки и песок.

   — Тш-ш-ш…

   Сильные руки неожиданно стиснули меня, будто стремились задушить. Я дёрнулась, пытаясь освободиться, но потерпела неудачу. Паника исчезла, вместо неё нахлынула злость. Опять этот дурацкий сон!

   — Ну-ну, тише, — довольно проурчали мне на ухо. А хватка и впрямь стала не столь сдавливавшей. — Спокойно. Я не причиню тебе зла.

   Послушно замерла, чтобы нащупать энергетический поток ауры моего пленителя. Только потянулась, и вдруг слово резко окатило кипятком. Я охнула и зажмурилась. Хотя это было и без толку — всё равно ничего вокруг не видела.

   Он что-то ещё сказал, но я не разобрала. Хотелось выть побитой собачонкой. Больно, чёрт, как же больно. Да до кого же, в конце концов, я дотронулась?! Аура безумно сильная, тут даже приближаться нельзя.

   — Смело, но неосторожно, — прошептали рядом.

   Но я уже не слышала. Жар затопил полностью, сознание растворилось в обжигающей дымке. По моему телу скользили чьи-то руки: ласкали, гладили, сжимали. А может, не руки вовсе, скорее уж упругие потоки тёплого воздуха… но не ветра.

   «Неужто всё же поймала солнечный удар, и теперь уже и глюки пошли?» — мелькнула мысль на краю сознания.

   — Тоже мне, героиня, — тихо рассмеялись, погладили по волосам и неожиданно ласково поцеловали в висок.

   Злость внутри мешалась с горечью, обидой, бессилием. Хотелось сжать кулаки и что есть силы врезать. Неважно, куда попаду — лишь бы побольнее. Только обе моих руки сжали и вдруг начали целовать пальцы. Я вздрогнула и тут же онемела, не понимая, что происходит. Слишком странное издевательство, слишком непонятное…

   — Отпусти, — еле слышно прошептала пересохшими губами.

   — Нет, — твёрдо, но тихо выдохнуло море. — Нет, покор-р-р-рись…

   Мира вокруг не стало. Я понимала, что проиграла, почти проиграла. Что-то невероятно могущественное и древнее подавило волю, заставляя превратиться в рабыню стихии.

   Из околдованного оцепенения вырвал оглушительный звон металла. Я резко вскочила и непонимающе уставилась пол. На бежевом коврике лежал странный предмет, напоминающий грубо изогнутый крюк для рыбной ловли.

   Внезапно за окном раздался крик. Женский.

   Поборов головокружение, я поднялась и подошла к балкончику — довольно хлипкой конструкции из сваренных металлических прутьев, выкрашенных белой краской. Взору открылась детская площадка. Синяя горка. Лесенки. Песочница. Разбросанные игрушки. Узенькая беседка с дешёвыми пластмассовыми стульями, которые можно встретить в любой пивнушке.

   Ревущий мальчик в голубых шортиках и съехавшей набекрень кепке отчаянно утирал измазанную мордашку одной рукой, а второй лупил по земле. Возле него хлопотала заботливой наседкой пожилая женщина.

   Так, понятно. Всего лишь звуки реального мира. А я уже чуть не навоображала чёрт знает что. Зябко передёрнув плечами несмотря на стоявшую летнюю духоту, я села на кровати. Путешествие к морю явно идёт не так, как мне того хочется. Сны стали слишком странными. Вязкими. Почти реальными. Кто-то играет со мной, зная, что можно подёргать за ниточку, словно марионетку, и заставить быть покорной своей воле, а потом выбросить.

   Голова соображала плохо. Я бездумно смотрела на белую стену напротив. Интересно, что мне вечером скажет Грабар? Ведь каждый раз он складывает новый кусочек мозаики в свои сюрреалистические картины снов.

   Я забралась с ногами на кровать, потёрла виски. Так, хватит страдать. С первого раза с Далевой ничего не вышло. Но это не причина не попробовать сыграть повторно. К тому же…

   Я вздрогнула. Вот идиотка же! Тень на стене! И странное дуновение ветра. За мной спокойно кто-то может следить и передавать информацию о каждом шаге тому, кто потешается надо мной каждый раз.

   Сделав глубокий вдох, я бросила взгляд в сторону стола, на котором стояла банка кофе, чашка и стикеры с сахаром. Так, внутрь всё равно ничего не лезет, а вот кофе не помешает.

   Вообще, скажу честно, быть Слышащей Землю — это не только бесконечные поручения Городового, опасные ситуации и возможность свихнуться, не дожив до старости. Слышащая Землю — это знание, неподвластное обычным людям. Это когда к тебе прислушиваются существа разных миров и уровней, потому что связь с землёй священна. Я не ощущаю голода так, как остальные. Меня кормит земля. Конечно, человеческая пища всё равно нужна, но не так, как остальным. Кстати, полезное умение.

   Во вред свой дар я никогда не использую. Нельзя.

   Я щёлкнула кнопкой чайника. Разорвала сахар и сыпанула в чашку. Дар. Не совсем верное слово. Талант? Уже ближе. Но всё равно не совсем то. Каждый человек может что-то по-своему. Так, как не может никто другой. Вот и слышать землю… каждый из нас делает это только так, как позволяют силы и возможности.

   Коричнево-золотистые гранулы последовали за сахаром. Забурлила закипевшая вода, чайник громко щёлкнул. Я залила кофе кипятком. Ноздри защекотал приятный аромат.

   Можно ли угадать: сколько родится Слышащих Землю, Читающих Сны и так далее? Ответ: нет. Можно ли знать, что кто-то будет левшой, а у кого-то учудит рецессивный ген, и глаза вместо тёмных будут светлыми? Не бывает? Поверьте, в этом мире бывает всё.

   Подхватив чашку, я вышла на балкон. Недавно шлёпнувшийся мальчишка уже забыл и думать о своей беде и лопал шоколадку. Три немолодых женщины о чём-то увлечённо разговаривали в беседке. За забором стояла машина с распахнутой дверцей. Доносились звуки какой-то летней песни.

   Я задумчиво уставилась на крыши домов. Моря отсюда не видно, и слава богу. Итак, что следует сделать в ближайшие часы? Разузнать про тень. И попытаться ещё раз нащупать след Далевой. Екатерина меня спугнула, но не будет же она круглосуточно ходить вокруг дома.

   Я сделала глоток, приятный жар скользнул в желудок. Уж такая привычка — пить кипяток и в жару, и в холод. Грабар только у виска крутит.

   Порыв неожиданно налетевшего знойного ветра заставил вздрогнуть. Показалось, что есть в нём что-то неправильное. Слишком живое и любопытное — желающее схватить в кольцо и сдавить изо всех сил.

   Я чуть приподняла свободную руку и подставила ладонь под поток воздуха. Ветер тут же ослабел, пощекотал ладонь, словно извиняясь.

   Я хмыкнула. Вот так-то. И тут же нахмурилась. Степь и море. Ну конечно. Эта мысль у меня уже была, но тогда так и проскользнула мимо. А ведь кому делать первый шаг, как не им?

   Я опрокинула остатки кофе в себя. Из номера донёсся звонок мобильного. Искренне озадаченная, кто бы это мог быть — ведь Олег так быстро не расшифрует, ему вообще лучше бы ночи дождаться — покинула балкон.

   Взяв мобильник, я озадаченно уставилась на экран. Ни имени из телефонной книги, ни незнакомого номера. И заставка — не привычное здание художественного музея, которое я клацнула месяц назад, а мерно накатывавшие на берег зеленовато-голубые волны.

   Сглотнув, я нажала кнопку вызова и поднесла трубку к уху.

ГЛАВА 3. ШЕПЧУЩИЙ С ВЕТРОМ

Сама, не понимая почему, вздрогнула, когда тихий шелест солёной воды затопил всё вокруг. Смешался с ветром — голодным, злым, гуляющим по степи, а потом ухающим со всего разгону в море.

   «Этого не может быть», — прошептала про себя, прекрасно зная, что может.

   Кто-то со мной играет. Смотрит на реакцию. Смеётся за тонкой гранью реальности.

   Земля вдруг ушла из-под ног. Я вскрикнула, но голос утонул в насмешливом шелесте волн.

   — Мы — вечность. Мы — время. Мы видели эти места, когда нога человека не ступала по этим берегам. Нам ли слушать вас, кто пришёл на день?

   Во рту пересохло, перед глазами всё застлала непроницаемая мгла. В одно мгновение я потеряла возможность слышать и ощущать. Даже возникший внутри ужас не полностью почувствовался, оставшись словно за стеной из толстого стекла.

   А потом вдруг ударило солнце. До боли, до слёз. Заиграло живым серебром в голубой с прозеленью воде, приласкало моё лицо мягким жаром лучей. Ветер налетел, закружил жёлтый песок.

   «Какой ещё песок? — совсем не к месту мысленно изумилась я. — Ведь тут битый ракушняк».

   — Смешные вы, чужие…

   Сквозь танцующие песчинки я с трудом сумела различить фигуру сидящего человека. Ноги скрестил, руки поднял. Длинные пальцы вырисовывали в воздухе странные узоры. Откуда-то донёсся звон колокольчиков и глухой стук барабанов.

   Я засомневалась: человек ли?

   Слишком плавные движения, слишком странно изгибается — уж скорее колышется на ветру, как степной ковыль.

   Существо захватило песок одной рукой и тоненькой струйкой начало пересыпать в открытую ладонь. Ветер стих. Но золотисто-жёлтая песчаная пелена осталась. Внезапно я осознала, что мне крайне важно узнать, сколько времени будет пересыпаться песок. Ведь именно…

   — Ещё рано! — прошипел кто-то на ухо и с силой вытолкнул назад.

   Мобильный обжёг пальцы. Я невольно вскрикнула и выпустила трубку. Сделала несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Голова гудела. Будто сквозь плотную пелену с улицы доносились детский смех и громкий говор взрослых.

   Потерев лицо ладонями, пытаясь стереть наваждение, я осмотрелась. Никакого и намёка, что только что меня выбросило из реальности. Чайник, чашка, кровать, белые стены.

   Кто-то определённо получает удовольствие от игры. С одной стороны — не привыкать, с другой — приятного мало.

   Я бездумно уставилась на пол, на бежевый коврик. Внезапно вспомнилось, что едва я открыла глаза, сразу увидела рыбацкий крюк. Теперь его нигде не наблюдалось.

   Обыскав всю комнату, я поняла, что от крюка и след простыл. Какое-то время покорив себя за нерасторопность и растерянность, ухватила полотенце и пошлёпала в душ. Кожа покрылась испариной, а волосы тонкими прядями липли к шее. Ненавижу лето.

   Прохладная вода привела в чувство. Загадочный перенос в другие место и время отошёл на задний план. Ощущения, конечно, не из приятных, но, возможно, Грабар сумеет достать что-то ценное.

   Быстро одевшись, я ещё раз окинула взглядом номер. Почему-то появилось стойкое ощущение, что здесь находится кто-то ещё. Прислушалась. Пропустила по телу земной ток, стараясь дотянуться до самой земли, на которой воздвигли здание.

   Разочарование кольнуло острой иголочкой. Ничего чужеродного и непонятного. Жаль. Дом удивлённо отозвался тысячами шепотков: настороженными, любопытными, заинтересованными. Почуял чужачку. Но чужачку, способную говорить на его языке.

   Я улыбнулась и мягко погладила сухую белую стену.

   — Верю-верю, — прошептала еле слышно, посылая сквозь кончики пальцев энергию земли. — Не ты желаешь мне зла, не я тебе.

   Дом словно шумно выдохнул и успокоился.

   Однако прежде чем закрыть дверь и провернуть ключ в замке, ещё раз внимательно оглядела номер. Что-то не так.

   Бодро спустившись со второго этажа, я едва не столкнулась с давешними девчонками. Рыженькая знатно подрумянилась на солнце: от икр до кончика вздёрнутого носа, усыпанного золотыми веснушками. Брюнетка выглядела получше: то ли сидела в тени, то ли просто не становится угольком сразу. Она угрюмо поглядывала на подругу и тянула сумку и зонтик. Зонтик, кстати, выглядел весьма плачевно. Судя по всему, его всё же сдуло в море.

   — И не надо ничего говорить, — внезапно огорошила рыжая.

   Я озадаченно проводила девчонок взглядом. Брюнетка прошла мимо меня, но потом обернулась и легонько пожала плечами, мол, не берите в голову. Я с трудом удержала улыбку. Вот говоришь же, ан нет! Всё надо сделать по-своему.

   На этот раз дорога к морю показалась куда короче. Дом Далевой заведомо обошла стороной. Надо подождать до темноты, тогда можно и приближаться. Как раз и местность вокруг прощупаю — будет куда удобнее набрести на след Кристины. Детский — он лёгкий, серебристый, почти прозрачный. Душа человека уходит из бренного мира, а след остаётся. Но не слишком долго. Лучше всего искать в течение трёх дней. Хорошо держится — до девяти. К сороковому дню после смерти истлевает до невидимой ниточки. Кое-какие отголоски могут оставаться и до года, но очень редко. А детский след вообще поймать нелегко — слишком мало ребёнок провёл времени на земле, вот и не держит его нисколечко.

   Солнце медленно катилось к закату. Отдыхающих стало чуть меньше, но ненамного. Я остановилась возле бетонной стены, исписанной краской из баллончика, на приличном расстоянии от лениво накатывавших на горячий от дневного зноя берег. Море — это хорошо. Но не для меня.

   Мимо прошли бабушка с дедушкой, ведущие за руки непоседу-внука. Внук бросил на меня любопытный взгляд и вприпрыжку поскакал дальше. Конечно, выглядит немного странно: все смеются, загорают, плещутся в волнах. Только я не вписываюсь в эту радужную картину. Не так внешне, как внутренне. Мой отдых остался в городе. Что бы там ни говорили, а город я люблю. Даже несмотря на то, что там Городовой…

   Ветерок легонько пошевелил волосы, огладил предплечье, коснулся кисти. Я замерла. Знакомо. Значит, не ошиблась в своих выводах. Легонечко пристукнула каблуком по земле — пробежала едва ощутимая дрожь. Проходившая мимо рыжая собачонка недовольно тявкнула.

   Ветер налетел снова. Окутал тёплыми прозрачными объятьями, зашептал на тысячах языков, убаюкал, как маленького ребёнка. Стало почему-то уютно и немного щекотно. Я невольно рассмеялась.

   — Какое чудо, — раздался за спиной чуть хрипловатый мужской голос. Тихо-тихо — не понять: где шёпот ветра, а где — человека.

   Слева возникла длинная тень. Солнце окрасило волны золотисто-красным. Показалось, что на мгновение удалось ощутить на своей щеке чьё-то осторожное дыхание. Я медленно развернулась. И поражённо замерла, уставившись в пустоту перед собой. Никого. Захотелось протянуть руку и пощупать воздух. Понимая, насколько это будет глупо выглядеть со стороны, я всё же воздержалась.

   Тихий смех, раздавшийся у самого уха, заставил вздрогнуть.

   — Чудо, — выдохнул невидимый собеседник. — Ничего не бойся — дождись тьмы. Я появлюсь.

   Сердце бешено застучало. Меня нашёл Шепчущий с ветром. Сам нашёл. Это и радовало, и напрягало одновременно. Из всех чувствующих они самые неуловимые. Да и неудивительно, когда сам ветер в покровителях.

   Цепочка следов выстроилась прямо передом мной.

   — Пошли-и-и… — выдохнул ветер, рассмеялся нечеловечески, как сказочное существо, сошедшее со страниц незаконченного романа.

   Что-то ухватило меня за запястье и уверенно потянуло куда-то вперёд. Сердце испуганно ёкнуло, однако мне не дали опомниться, утягивая дальше. Только не по поросшей высохшей травой дорожке, а по воздуху. Сквозь время и… Я зажмурилась от нахлынувших на меня образов. Время и сознание…

   Вокруг стоит запах яблок.

   Мама…

   Я открыла глаза и шумно выдохнула. Чёрт, кажется, стою у самой кромки моря. Хорошо меня потянуло. Посмотрела украдкой по сторонам — никто на меня не пялится. Это хорошо. Значит, Шепчущий сделал всё красиво.

   Море с шипением плеснуло на мои ноги, заставив вздрогнуть. Холодно. Я тут же сделала шаг назад. Кажется, короткое путешествие на побережье малой кровью не обойдётся. Все так или иначе пытаются сунуть меня в воду.

   Но выхода нет. Ждать, пока пылающий шар солнца скатится за горизонт — тогда можно посмотреть на моего неожиданного собеседника. Порой бывает, что получив слишком серьёзный дар, его сложно удержать в себе. И тогда начинаются… неприятности.

   Я вздохнула, задумчиво глядя на воду. Ветер снова растрепал мои волосы, игриво дёрнул свободную футболку. Подожди, радость моя, ещё чуть-чуть. Тогда и с хозяином твоим поговорю, и тебя приласкаю.

   Я хорошо слышу землю. Не жалуюсь. Не зря считаюсь одной из лучших специалисток в Херсоне… и во всём южном регионе. Потому Городовой и терпит меня. Впрочем, должок за ним тоже имеется…

   — Скоро… — прошептали рядом. — Закат солнца — как конец жизни. Но там где заканчивается одна, сразу же начинается другая.

   Ветер заволновался, кинулся на волны, вспенил их белыми гребешками.

   — Да ты мудрец, — лениво оборонила я.

   — Да, я такой, — тут же согласились со мной. — Станешь тут мудрецом, когда рядом с тобой Трое и Сестра.

   Сказанное заставило вздрогнуть. Этого я не ожидала.

***

— Когда Трое и Сестра пришли на эти земли, то всё выглядело иначе. Уж неизвестно, почему остались именно они, потеснив остальных. У них миллионы лиц и голосов. Каждый знает неподвластное человеку. Встретить на своём пути кого-то из них — большая удача. Только не всегда она оборачивается добром.

   Раньше я этих слов не понимала, да и сейчас не особо.

   Звёздное небо раскинулось над головой. По чёрному полотну рассыпались белые и золотистые искорки. И, кажется, что раскинула бы руки и обняла всё это небо, но небо смеётся в ответ. Не зло так — по-доброму.

   Южная ночь. Тёплая.

   Морская вода стала чёрной, лёгкий ветерок пробрался под одежду. Разведённый на берегу костёр тихо потрескивал.

   — …и остались они здесь, разделив землю, — продолжил сидевший напротив сухощавый парень. Такие они…

   Шепчущий с ветром оказался моложе, чем я предполагала. Худой, высокий, нескладный. В прямоугольных очках, в которых сейчас отражалось пламя костра. Светло-русые волосы были зачёсаны назад. Клетчатая рубашка висела мешком.

   Джинсы порваны, кеды — в пыли.

   Стоило ему только отодвинуться назад, как очертания худого тела мигом растворялись в ночи. Глядя на него, я понимала, что далеко не всё знаю про игры энергии и нежелательные последствия. Вот Игорь, так он представился — Игорь Липа, переиграл. И физическое тело теперь днем не существует. Только ночью. Да и то — если ветер не слишком сильный.

   Пришлось прилично побродить по берегу, чтобы отыскать укромное местечко и дождаться темноты. Игорь не заставил себя ждать. Едва затрещали сухие ветки, как Шепчущий с ветром вышел ко мне. Огонь — одна из сильнейших стихий, поэтому чтобы привлечь к себе Шепчущего как можно скорее, я решила подкрепить свой зов огнём. Ещё ни разу не было такого, чтобы не срабатывало.

   Только сидя сейчас на берегу и глядя в блеклые светло-голубые глаза за стёклами очков, я понимала: спешить нет смысла. Игра с энергетикой ветра забрала не только физическое тело, но и часть разума Игоря. Нет, не сделала его сумасшедшим, но явно… не от мира сего. Потому и не пыталась перебить его и поторопить с рассказом о Троих и Сестре.

   Движения Игоря были странно угловатыми, немножко неправильными, словно он привык к скорости ветра, а теперь не мог быть таким же лёгким и всепроникающим.

   — Он выходит из моря, — глухо проговорил Игорь и глянул на меня.

   В голубых глазах на мгновение исчезло всё человеческое. У меня по спине пробежали мурашки, но я храбро выдержала этот взгляд. Хоть и пришлось затаить дыхание.

   Игорь снял очки, потёр узкую переносицу. Ветер закружился рядом, взъерошил русые волосы.

   — Его не увидеть, — продолжил хрипловатым голосом. — Ни ночью, ни днём. Однажды… рано-рано, почти на рассвете, мне удалось разглядеть на песке следы. Такие… неровные клетки. Словно кто-то пытался поймать песок в сеть. А может, и воду…

   Я прикрыла глаза, мысленно вспоминая слова Грабара. Сеть. И крюк. Отметины на телах жертвы. Есть кто-то, кто орудует этими вещами так, что не приснится и в страшном сне.

   — Рядом были следы, — продолжил Игорь, и я вздрогнула.

   — Следы? — тихо переспросила я. — Какие?

   Но Шепчущий, кажется, меня не слышал. Смотрел куда-то в чёрную даль, глядя на впитавшую ночную тьму морскую воду.

   — Они уходили туда. — Худая рука указала в сторону моря. — И скрывались там…

   Да уж, очень радужная перспектива. Ветер ласковым котёнком потёрся о мою руку. Легонечко пошевелив пальцами, я улыбнулась. Ветер порой лучше людей. Но земля — лучше ветра. Прости, малыш, я предана другой стихии.

   Игорь сам посмотрел в указываемом направлении.

   — Это не были человеческие ступни, — тихо и глухо сказал он. — Будто неоформившаяся лапа какого-то существа из древних времён.

   — Больше похоже на хвост? — попыталась я хоть немного конкретизировать слова Шепчущего.

   Он медленно, будто серьёзно раздумывая, кивнул. И тут же сказал:

   — Но не совсем. Я никогда такого не видел.

   Я глубоко вздохнула. А чертовщина-то творится совсем рядом. И будь проклят тот день, когда сюда сунулись Трое и Сестра. Поговаривают, что после их появления в каком-либо месте аномалии начинают сыпаться в таком количестве и с такой скоростью, что Городовые хватаются за головы.

   — Нет, ты не думай, — внезапно хитро улыбнулся Игорь, и я поняла, что вся беседа только начинается. — Тут странного всегда хватало. Это вы живёте далеко, землю слушаете и горя не знаете. Она же твердь, она же не предаст.

   Сердце кольнуло обидой, но потом я криво усмехнулась. Что правда, то правда. Земля не предаёт. А море — неверное. Не успеешь что-то понять, а и понимать уже нечего — смыло волной, оставив во рту солёный привкус. И нет ничего: ни следа на песке, ни горсти земли в руках. Ничего.

   — Но с чего бы морю против своих ополчиться, — тихо произнёс Игорь и как-то резко, даже дергано пожал плечами, словно отрицал собственные словами. — Не знаю. Неправильно это. Безобразия тут творятся не пойми отчего. И смерть маленькой девочки…

   Он снова пожал плечами. Только ветер подхватил едва прошелестевшее: «непонятно-непонятно-непонятно». Я поёжилась. Что-то нехорошее и неправильное здесь было. И, кажется, надежда на помощь не совсем оправдалась.

   — А как смерть связана с Тремя и Сестрой?

   Ветер замер. Игорь посмотрел на меня. Вдумчиво, странно, будто смотрел сквозь моё тело куда-то очень далеко.

   — Они приходят, когда им вздумается. Их порядки — порядки хозяев. Недавно прошла тут царевна-лебедь, к морскому владыке ходила.

   Я повела плечами, почему-то стало зябко и неуютно. Точнее, шло полное несоответствие: мягкого голоса, рассказывавшего на первый взгляд сказочную историю, и холода, идущего изнутри. Море слушало рассказ Шепчущего с ветром, тихо смеялось, давало возможность говорить. Но при этом я прекрасно понимала, что оно внимательно слушает и само решает: что мне следует знать, а что нет.

   Упоминание о царевне-лебедь заставило меня нахмуриться. Вот уж не думала, что она может оказаться тут. Если к морю пришла.

   Я разозлилась и шумно выдохнула. Так, всё запутывается ещё больше.

   — Я только кое-что вижу, — произнёс Игорь, сделал какое-то неуловимое движение длинными худыми пальцами.

   Ветер кинулся в волны, зашумело рассерженно море, отвлечённое от нашей беседы шутником-вихрем.

   — Тот, кто выходит из него. — Короткий кивок в сторону беснующихся волн. — Пришёл издалека. Не только по расстоянию, но и по времени. Поэтому и ответа тут не найти.

   Игорь медленно поднялся. Тонкие губы что-то шепнули — ветер вмиг стих. Поднял руку, но я перехватила угловатое запястье.

   — Ты подарил мне видение. Днём. Что это было? С чем оно связано? Что знает Екатерина и почему она слала проклятия?

   Спустя мгновение я поняла, что ничего не ощущаю. Светло-голубые глаза смотрели на меня с неописуемой грустью и очень мягким упрёком. Ветер коснулся моего лица, пошевелил волосы, выдохнул на ухо:

   — Спроси у снов.

   Игорь растаял, словно рисунок из серебристого песка на стекле. Мою ладонь обожгло холодом, как если бы только что ухватилась за металл, пробывший несколько часов на морозе.

   Ветер засмеялся нечеловеческим голосом, с силой задул, загасив в один миг весело трещавший костёр. Я едва успела прикрыть ладонями лицо, защищая глаза от песка и пыли.

   — До встречи, Яна, — прошептал ветер с грустной интонацией Шепчущего.

   Внутри появилась злость. Ну надо же. Развели, будто девчушку. В сердцах топнув ногой, я повернулась к морю. Ну, ничего, всё равно я не отступлю. Пусть придётся перелопатить всё дно Азова. Достану.

   Резко развернувшись, я пнула попавшийся на дороге камень и направилась в гостевой дом, решив по дороге завернуть к Далевой. Не в гости, разумеется. Когда в одиннадцать к тебе в дом заявится незнакомка, вряд ли можно этому обрадоваться.

   Пока я шла, появилось странное чувство, что кто-то непрестанно смотрит мне в спину. Замерла — ничего. То ли уже паранойя начинается, то ли и правда здесь что-то не так. Прислушалась. Только шелест листвы деревьев, и ещё слышится плеск волн. Больше ничего. Даже отдыхающие не гуляют. Оно и ясно — в этой стороне пансионаты для детей, тут покой и природа. Никого и не пустят. Буянить не будут.

   Я снова зашагала по дороге, пролегающей между спящими домиками с деревянными заборами и низенькими калитками. Где-то залилась тоскливым воем дворовая собака. Ей тут же ответили из соседних дворов.

   Ощущение, что слежка продолжается, стало сильнее. Я послала слабенький импульс в землю. Он юркой змейкой скользнул назад. Тут же по моему телу прошла лёгкая вибрация, давая понять, что кто-то читает мои шаги и идёт следом. Только идёт почти невесомо, надолго останавливаясь и внимательно следя за своим энергетическим фоном.

   Я про себя усмехнулась. На ловца и зверь бежит. Какая прелесть. Что ж, кажется, мои планы немного изменятся. Екатерина подождёт. Ставить метки на доме в присутствии свидетеля я не стану.

   Засвистев пришедший в голову мотивчик, я сунула руки в карманы и беспечно направилась в свой гостевой дом. Ветер всё так же шелестел листвой. Собаки остались далеко за спиной. Но преследователь не оставался. Казалось, я слышу шорох, слышу хрипловатое дыхание, чувствую… лёгкий запах соли.

   Показались ворота и, скользнув во двор, я затаилась возле стены. На детской площадке никого не было. В окнах горел свет. Повезло, что отдыхающих здесь не так много и никто не смотрит на странную девицу, замершую каменной статуей.

   Преследователь остановился. Потянуло сероводородом. Я глубоко вдохнула и задержала воздух. Голова, правда, всё равно закружилась. Раздался глухой рык. Мой лоб покрылся холодным потом.

   Земля под ногами приобрела приглушённо-красный цвет, будто я стояла на тлеющих углях. По венам пробежал жар.

   Что-то с силой ударило по створке ворот. Металлический лязг заставил вздрогнуть. Следом послышался жалобный скрип замка. Я медленно подняла руку, но вовремя остановилась, услышав разочарованное рычание. Значит, не может войти. Это хорошо. Тогда можно себя не выдавать.

   Вдруг длинный почерневший червь скользнул в щель между кирпичным забором и воротами. Я с трудом удержала вскрик. Спустя миг поняла, что это не червь, а отвратительно изогнутый коготь.

   Время остановилось.

   «Убирайся, убирайся», — твердила я, очень слабо представляя, что будет, если это существо всё же сумеет пробраться во двор. Это не игрушки Городовых и прочей нечисти, тут живые люди.

   Существо разочарованно выдохнуло —со странным свистом, словно не могло дышать обычным воздухом. А потом всё стихло. Резко. Будто никогда не было.

   Постояв ещё немного, я поняла, что преследователь не собирается вламываться сюда. И, кажется, вовсе ушёл. Хотя стоит ещё немного подождать. Я бесшумно выдохнула.

   И тут резко зазвонил мобильный.

ГЛАВА 4. ЖЕЛЕЗНЫЙ

   Не сразу дошло, что это не у меня. Мгновенно накатившая паника и ужас резко схлынули. Повернув голову, я увидела, что возле дома мелькает красноватый огонёк сигареты.

   Послышался женский голос. На мгновение он показался знакомым. Как же я радовалась, что эта девушка сидит ко мне спиной!

   Ещё раз прислушавшись и поняв, что преследователь исчез, я направилась к дому. Проходя мимо говорившей по телефону, заметила, что это та брюнетка, которая с подругой приехала на отдых. Надо же, куда ни пойдёшь — везде они. Совпадение?

   Девушка кинула на меня задумчивый взгляд, но тут же перевела его, словно её мало интересовали окружающие. Порадовавшись, что никто не будет задавать глупых вопросов, я быстро поднялась по лестнице и нырнула в коридор. Хватит приключений на сегодня.

   Ключ в замке почему-то заело. Пришлось приложить немалые усилия, а заодно обругать работников гостиничного дома. В итоге дверь нехотя, но поддалась. Оказавшись в номере, я замерла. Так, вроде всё по-прежнему. А то поди догадайся, какой сюрприз мне может преподнести местная нечисть.

   Я попыталась позвонить Грабару, однако донеслось только монотонное: «К сожалению, на данный момент абонент не может принять ваш вызов». Вздохнув, положила телефон на стол. Что ж, если он засел за свои карты снов, то придётся подождать. В этот момент он покидает цивилизованный мир и становится недоступен. Лучше не дёргать. Сначала будут проблемы потусторонние, а потом уже вполне осязаемые — может и отшлёпать. Читающие сны, они порой такие трепетные натуры, что поделать…

   Соорудив ужин из купленных продуктов и задумчиво пережёвывая бутерброд, я всё же потянулась к телефону снова. Возможно, в интернет слили новости об убийствах. С полицией пока связываться не хотелось. Хоть у меня и много знакомых, но сначала нужны факты. Гадания на кофейной гуще никому не помогут.

   Стоило свести в кучу все полученные данные. Но отключённый от мирской жизни Грабар серьёзно усложнял дело. Во-первых, следовало выяснить, кто такой Игорь Липа. Разговор с Шепчущим с ветром — хорошо, но не лишним будет знать и всю подноготную. По идее тут мог бы помочь Городовой, но соваться к нему по собственному желанию?

   Я передёрнула плечами. Б-р-р, извините, я не такая мазохистка.

   Бутерброд закончился на удивление как-то быстро. М-да, а простимулировали аппетит гонки с непонятным существом. Пришлось повторить бутерброд и углубиться в изучение информации.

   Найденное как-то совсем не радовало. Игорь Липа — фигура-призрак. Ни тебе аккаунтов в социальных сетях, ни каких-либо упоминаний на сайте Шепчущих. А ведь насколько мне известно, они ребята дружные. Правда…

   Я откинулась на стену. Дружные-то дружные. Но бывают у них и изгои. Ветер иногда капризен, сворачивает своим избранникам мозги набекрень так, что потом ничем не поможешь. Кажется, всё куда серьёзнее, чем я думала.

   Я прикрыла глаза. Сытый желудок как-то не способствовал размышления. Куда больше клонило в сон. На улице стало заметно прохладнее, и после полуденного раскалённого зноя, когда бродишь сонной мухой, казалось, что я попал в рай.

   Положив телефон на пол, вытянулась на кровати. Так, сейчас, ещё чуть-чуть и лягу нормально. Нельзя бросать на полпути. Видение, которое мне подкинул Игорь, нужно осмыслить. Странные предметы, которые Екатерина зашвырнула в море… Хм, на что они похожи?

   И тут же сам себе ответила — на веретёнца. Только очень маленькие, словно кто-то сделал кукольную прялку да ещё из серебра.

   Ветер шумел в вершинах деревьев. В номер доносился запах ночной свежести, аромат скошенной травы и… я сама не заметила, как заснула.

   …Море шумело совсем рядом. Несколько шагов — и можно намочить босые ступни. Солнце мягко пригревало — утреннее, мягкое, ласковое. Ещё не вошедшее во вкус дневного зноя. Рядом громко крикнула чайка.

   Сквозь подстилку я чувствовала спиной неровность ракушнякового берега и мелкие камешки. Но дискомфорта не было. Так бы и лежала вечность, закинув руки за голову и не открывая глаз. А ещё я прекрасно знала: здесь никого нет. Только я. Небо. Солнце. Угрюмое море, совсем ещё не проснувшееся. Вон как шумит!

   Губы почему-то сами растянулись в улыбке. Как хорошо. Лежать бы вечность. И знать — никто не нарушит покой. Всё будет хорошо, всё…

   — Упря-я-ямица, — неожиданно прошелестело море.

   Гладкие, как вода, и чуть прохладные пальцы коснулись моей скулы, провели по щеке. Внутри стало на миг горячо-горячо. Но тут же всё исчезло. Где-то на краю сознания мелькнул страх, внутри всё сжалось. Миг — лучи солнца снова пригревали, шелест волн вновь стал морским, беззаботным. Только крики чаек и шум ветра.

   Открывать глаза совершенно не хотелось. Меня окутало какое-то странное чувство покоя и неги. Не хотелось даже шевелиться. И не было страха. Какое-то странное умиротворение накрыло с ног до головы.

   Широкие ладони огладили мою грудь, спустились к животу. Замерли. По телу пробежала дрожь. Я шумно выдохнула. Почему-то казалось, что это всё правильно. Что так и надо… Какой странный сон.

   — Скучаешь? — выдохнул хриплый голос.

   Соль, море, ветер. Сухие губы скользнули по моей щеке, гибкие пальцы вплелись в волосы. Я шумно выдохнула, набрала воздуха, чтобы произнести слово, и тут же мой рот зажала пахнущая морем ладонь.

   — Тш-ш-ш, не надо.

   Я дёрнулась, однако он ловко перехватил мои руки и пригвоздил одним ленивым движением — прямо над головой. А потом на глаза легла мягкая прохладная материя. Стало не по себе. Одновременно захлестнули страх и желание. Я попыталась сбросить материю, но она словно приросла к коже. Я похолодела.

   — Не бойся, — короткий выдох на ухо.

   Пальцы очертили линию носа, обвели контур губ, надавили, заставляя приоткрыть рот. Он прижался ко мне, не давая сдвинуться. Я коснулась языком кончиков со странно заострёнными ногтями. Снова накатила волна ужаса, другая рука внезапно скользнула к моему паху. Все мысли перепутались. Только сейчас я осознала, что нет даже клочка одежды.

   Сухие губы прижались к моим. Дыхание замерло. Голова закружилась, стон утонул прямо в целующих губах. Во рту мгновенно пересохло, меня бросило в жар. Я дёрнулась, пытаясь высвободить руки, но ничего не вышло.

   Гибкие пальцы провели линию по низу моего живота. Я замерла, не понимая, что делать.

   — Тш-ш-ш-ш.

   Мою шею и плечи защекотали чьи-то пахнущие солью и солнцем волосы. Он отпустил мои руки, однако они странно занемели, и все попытки двинуться терпели неудачу. Его руки огладили мои бока, сжали бёдра. Горячее дыхание заставило поёжиться. Я закусила губу, чтобы не произнести ни слова.

   — Согни ноги.

   Прозвучало, как приказ. Тут же плеснула внутри злость.

   — Да иди ты…

   Он коротко рыкнул и резко согнул мои ноги в коленях. Развёл, с силой удерживая и не давая свести назад.

   — Пойду, — прошептал он на ухо, заставив вздрогнуть и потеряться в голодном злом шуме штормящего моря. Которое нахлынет один раз — и унесёт с собой в пучину всё, что встретит на пути. И не вырваться потом никогда.

   Воздух застрял в лёгких. Тело охватил жар. Ладони выглаживали внутреннюю часть мои бёдер, а дыхание и прикосновения губ заставляли кусать губы.

   А потом стало безумно горячо. Я даже не понимала, что происходит на самом деле, а что нет. Жар солнца — невыносим. Или же это просто от умелых ласк? Но чьих?

   Волна наслаждения заставила выгнуться. Меня сжали так, что с губ сорвался жалобный стон. Солнце стало невыносимым — так жарко, так безумно хорошо.

   — Смеш-ш-шная, — прошелестело море с едва уловимой насмешкой. Но какой-то доброй, совсем непонятной. И в тоже время близкой, ясной. Было что-то такое, отчего хотелось расслабиться, успокоиться, забыть обо всем на свете…

   Я стиснула зубы. Ну, нет. Хотя…

   Я вскрикнула. Морские волны хлынули на берег, скрывая нас, заставляя выгнуться в безумно ярком оргазме. Удовольствие смешалось со странной горечью на губах. Морская вода горька и солона, да. А руки, скользящие по моему телу, — сильны и уверенны. Только кажется, что острые когти впиваются в кожу. И как-то странно, что можно дышать под водой.

   Волны откатились назад, он слизнул кровь с прокушенных губ.

   — Моя… — хриплый выдох. А потом настолько крепко стиснул, что я испугалась, что меня сейчас раздавят. Правда… пусть. По телу разлилось блаженное тепло, и хотелось глупо и счастливо улыбаться. Какое странное чувство.

   Словно услышав мои мысли, он чуть ослабил объятия. А потом, не говоря ни слова, подхватил на руки и куда-то понёс.

   — Что? — хрипло шепнула я непослушными губами. — Куда?

   И хоть по-прежнему глаз было не открыть, показалось, что вижу его улыбку. Точнее, не вижу — чувствую.

   — В море, — шепнул он. И в голосе было столько необъяснимой нежности, что на миг сердце сжалось.

   А потом он коснулся моего лица. Пальцы потянули за край материи. Я невольно задержала дыхание…

   Рука адски заныла. С трудом привстав на кровати, я поняла, что заснула в чертовски неудобной позе. И даже не разделась. Ахтунг. Осмотрелась. Всё на месте — я в номере, мобильник так и остался на полу.

   С балкона доносилось громкое чириканье. Точнее, не совсем чириканье — явно не воробей. Звонко и как-то очень мелодично. Ну и сны. Тьфу. То-то поехидничает сегодня Олег.

   Я встала с кровати, и тут же повело так, что чудом успела ухватиться за быльце кровати. Так-так, а это ещё что такое? Мышцы странно тянуло, а голова была как чугунная. Вновь вспомнился сон. На миг меня бросило в холодный пот. Ну, нет… не может быть.

   Немного придя в себя, подхватила полотенце, и направилась в душ.

   То, что бойлер ещё не нагрелся, было меньшей из неприятностей. В конце концов, холодная вода хорошо бодрит. Но когда я увидела на коже царапины и засосы — сглотнула. И отчётливо поняла, что так просто из этого дела я не выкарабкаюсь.

   Повернула кран, тут же зашипела пошедшая из душа вода.

   Да. У меня определённо проблемы. Большие.

***

Рудольф Валерьевич Железный пил мятный чай с шестью ложками сахару. Закусывал розовым свежим зефиром и маленькими круглыми печеньками с шоколадом. При этом курил тоненькую коричневую сигаретку с ванильным ароматом.

   — Бери, Олежек, не стесняйся, — сказал он и подвинул гостю пиалу с кокетливой розовой каёмочкой, заполненную сладостями.

   Грабар осторожно глянул на неё и медленно покачал головой.

   — Что вы, Рудольф Валерьевич. Я даже кофе без сахара пью.

   — Зря, — ухмыльнулся Железный, затянулся и выдохнул ванильный дым. Сверкнула белозубая улыбка, в ореховых глазах мелькнули бронзовые искорки. — Сахар — топливо для мозга.

   — Мой вроде не жалуется, — задумчиво произнёс Грабар, делая глоток свежесваренного кофе и обводя взглядом жилище провидца.

   Да уж. Всё тут будто пришло из прошлого века. Хотя бы эти ковры с густым ворсом в коричнево-бордовых тонах. Ими завешаны стены, только узенькая полоска кремовых обоев видна возле наличника. Словно бы голые стены удручали Железного. Большой шкаф со стеклянными полками и дверцами. За дверцами — статуэтки. Белые-белые, настоящий китайский фарфор, с золотой окантовкой. Грустные балерины, задорные нимфы, олени с ветвистыми рогами, цирковые слоники с мячами и зонтиками. А еще хрусталь. Удивительно красивые и бесполезные вещицы.

   Рядом — не менее внушительный шкаф. Красно-коричневый, почти в тон коврам. В шкафу — книги. Так много, что глаза разбегаются. В кожаных переплётах, с потёртыми корешками и совсем новенькие, глянцево поблёскивавшие при свете жёлтых ламп. Люстра у Железного, кстати, тоже хрустальная. Олег даже предположить не мог, сколько это великолепие может стоить. Пожалуй, если б можно было, то и на ней были бы книги. Они у провидца везде. Одна даже лежала на столе, рядом с вазочкой с мармеладом.

   — Рудольф Валерьевич, я к вам по делу, — наконец-то произнёс Грабар.

   Железный улыбнулся совершенно очаровательной улыбкой чеширского кота. Только не заграничного, а местного — ленивого и рыжего. Вроде милого, но всё же опасного хищника, который только делает вид, что нежится на хозяйской перине.

   — Я знаю, — ровным голосом произнёс он, убрал за ухо русую с проседью прядь и поправил прямоугольные очки в тоненькой золотистой оправе.

   Провидец хоть и не носил длинных волос, но и короткой стрижкой эту причёску назвать было сложновато. Весь Рудольф был сплошным противоречием. Худой, что ветер сдует и не заметит, но поглощающий сладости в таких количествах, что обзавидуется орда детишек. Педант и перфекционист в доме и на работе, но известный разгильдяй, когда дело касается правил провидения. Он их нарушал не потому, что они ему чем-то не нравились, а потому что вообще забывал про их существование.

   Под внимательным взглядом Железного Грабар почувствовал себя неуютно. Срочно захотелось встать и закурить. А ещё походить туда-сюда по комнате, чтобы избавиться от напряжения. Однако присутствие Железного не давало вести себя как захочется. Поэтому приходилось сидеть недвижимой статуей и внимательно смотреть на собеседника.

   Тот даже не думал торопиться. Всё так же курил и пил чай. Щурился при свете жёлтых ламп, прислушивался к звукам, доносившимся с улицы.

   Железный жил ближе к центру города, в здании, некогда гордо носившем звание гостиницы «Европейской», в девятнадцатом веке бывшей одной из лучших гостиниц на юге Российской империи. Окна его квартиры выходили прямо на улицу, где проносились машины и автобусы. Поэтому тишины здесь никогда не было. Даже ночью кто-то умудрялся проехать, нарушив ночной покой засыпающих улиц.

   — Твоя Слышащая Землю серьёзно вляпалась, — неожиданно произнёс Рудольф, глядя на тлеющий кончик тёмно-коричневой сигареты. — Ей заинтересовались раньше, чем она выехала из Херсона.

   Грабар насторожился. Он это знал. Сны Яны были слишком красочными и болезненными, чтобы не понять этого. Искренне хотелось надеяться, что все испытанные неприятные ощущения оставались в пережитых кошмарах, а хлопоты яви вытесняли их подальше.

   — Кому она нужна?

   Железный взял круглую печеньку, задумчиво повертел её в пальцах, словно гривневую монету.

   — Правильно спрашиваешь, Олежек. Именно нужна. Убийства — это только действия. Действия…

   Ванильный дым вновь защекотал ноздри Грабара. Он глубоко вздохнул, про себя ругая провидца последними словами. Ну давай же, говори! Сколько можно издеваться? Железный бросил на него хитрый взгляд, и Грабар понял, что просто проверяют его выдержку. Скрипнув зубами, он поинтересовался ровным тоном, почти без эмоций:

   — Какие?

   — Действия убийцы — отдельно, жажда того, кто выходит из моря, — отдельно. Как ни крути, но Колесник слишком хороша в своём деле. И крепкий орешек. Её хотят расколоть.

   — А не пойти бы им? — вежливо поинтересовался Грабар, судорожно соображая, как вытрясти из провидца знания. Ведь добром же точно не скажет.

   — Пойдут, — кивнул Железный, — только и Яна вместе с ними.

   Грабар метнул на него злой взгляд:

   — На рано ли вы её… хороните?

   Железный театрально приподнял руки, но потом аккуратно сбил пепел в пепельницу из змеевика и затушил сигарету. Грабар только поморщился, глядя на это чистоплюйство.

   — Упаси Трое и Сестра её хоронить. Колесник — очень сильная. Город её любит, земля слушается, крепко держит и никогда не уйдёт из-под ног. — На его тонких губах появилась странная улыбка. — Но и, согласись, у неё много страхов. И чтобы их побороть — надо постараться.

   При упоминании о городе, Грабар скривился.

   — Расскажите это некоему Даниле Александровичу, который каждый раз старается подстроить ей гадость. Да и что, не знаем мы, что ли, что Ромку он специально спрятал?

   Железный приложил длинный гибкий палец к губам, призывая к молчанию.

   Повисла странная тишина.

   Из спальни, важно цокая коготками по паркету, вышел громадный серый котище. Посмотрел на гостя жёлтыми глазищами, перевёл недоумённый взгляд на хозяина, мол, это что такое на моём стуле сидит?

   — Босенька не очень любит людей, — сказал вдруг Железный. — Такой характер. Меня ещё туда-сюда, а гостей — прям ужас какой-то. Но ты, Олежек, не бойся. Он человечиной не питается.

   Кот тем временем в упор смотрел на Грабара, и тот чувствовал себя крайне неловко. Почему-то казалось, что котяра сейчас превратится в огромное чудовище и за милую душу поужинает Читающим Сны.

   — А выглядит так… — начал Грабар, однако Бося демонстративно отвернулся и принялся сосредоточенно драть ножку дивана. На что, к немалому удивлению, Железный никак не отреагировал.

   — Так вот, Олежек, — вновь заговорил Рудольф. — Городовой порой не объясняет своих действий, но ничего не делает просто так. Поверь, так надо. Всё неспроста. Я не могу сказать прямо, но поверь — Рома в надёжных руках.

   Грабар про себя выругался и попытался успокоиться. Да уж, в надёжных. Они все просто не знают, каково это: каждый день видеть напарницу, которая уже потеряла всякую надежду и постоянно смотрела с такой тоской в глазах, что становилось больно. Раньше было вообще жутко: Грабар не знал, выкарабкается ли Яна, но она сумела. Да.

   — Ну что ж… Рудольф Валерьевич, посоветуйте. Что делать, чтобы не наломать дров?

   Железный внезапно посерьёзнел. Допил чай, шикнул на кота, и серое чудовище вдруг мгновенно послушалось.

   — Советую не брыкаться, а постараться прислушаться. Чем больше Яна будет сопротивляться тому, что должно случиться, тем больнее будет. Сейчас ей кажется, что враг подошёл слишком близко и надо действовать. Однако стоит ещё раз внимательнее присмотреться: враг ли? Возле неё кружат две сущности. Надо сделать правильный выбор.

   И тут же улыбнулся так, что у Грабара похолодело всё внутри. Чёртов провидец. Сколько ему лет? Хоть и выглядит, как престарелый пижон, но явно же по глазам видно — мудрость, сила, холод, от которого всё сворачивается жгутом и хочется сорваться и сбежать подальше.

   — С-спасибо, Рудольф Валерьевич, — прошипел Грабар, с трудом выдавливая улыбку и стараясь выглядеть вежливым, но получалось с трудом.

   — На здоровье, — улыбнулся Железный, и снова захотелось исчезнуть. — Кушай — не обляпайся.

   На слове «кушай» Бося шевельнул ушами и внимательно посмотрел на хозяина. Время еды — священно, время гостей — прошло. Поняв, что больше ему ничего не скажут, Грабар распрощался с Железным и покинул квартиру провидца.

   Ночь выдалась неожиданно прохладной. Но, может, просто после сладкой и тёплой комнаты ночной ветерок казался слишком резким, заставляя кожу покрываться мурашками. Вдохнув полной грудью, Грабар принялся подниматься от гостиницы на улицу Суворова. Несмотря на ночное время, здесь ещё гуляли люди. Возле салона с работами местных художников и мастеров прикладных искусств стояло фортепиано. С табличкой: «Уличное пианино». Крышка, покрытая тёмным лаком, была открыта. Клавиши словно нажимали невидимые пальцы. Тихая мелодия навевала покой и умиротворение. Жители считали, что инструмент вывез какой-то чудак-благодетель, но Грабар знал, что это дело рук Настройщика Душ. Любит он это дело — открытое пространство, небо над головой, музыка и тысячи струн-душ, которые надо там подтянуть, там подкрутить, там заставить звучать громче.

   Грабар шутливо козырнул, проходя мимо фортепиано. Ответом стал резкий аккорд, и вновь мелодия полилась тихо и нежно. Он закурил — в затяжку, с наслаждением, выгоняя сладостный дурман квартиры провидца. Глянув на летнюю площадку возле кафе «Ланда» и только хмыкнул. Нет дремлющего днём каменного льва у клумбы. Значит, Городовой делает с ним свой еженощный обход. Ну-ну, давай, Городовой. Встречаться с тобой в такую ночь совсем не хочется.

   Грабар сунул руку в карман джинсов и вынул телефон. Нахмурился, пытаясь вспомнить, когда и зачем выключил его. Вроде же не было такого. К тому же в любой момент могла позвонить Яна. Странно.

   Включив телефон, он тут уже услышал пиликанье пришедшей смс-ки. Точно, интуиция не подвела — пропущенный от Колесник. Грабар глянул на часы — без чего-то два. Не лучшее время для звонков. Да и для прогулок по городу тоже. Решив, что позвонит утром, он всё же никак не мог сунуть трубку обратно в карман. Какое-то странно чувство, что происходит что-то очень нехорошее, не покидало его.

   Неожиданно на плечо легла чья-то холодная ладонь.

ГЛАВА5. МЕОТСКАЯ ПРЯЛКА

Едва я приняла душ, тут же закрыла номер и отправилась в Счастливцево. Пока не так жарко, стоит посмотреть на место убийства старика.

   Во дворе были люди. Кто завтракал в беседке, кто играл с весело хохотавшими детьми. Хозяйка гостиничного дома задумчиво рассматривала оставшуюся на воротах длинную царапину.

   — Откуда это ещё? — пробормотала она, когда я проходила мимо. И тут же: — Доброе утро!

   — Доброе, — кивнула я, не останавливаясь.

   Вот как выходит. Кто-то здесь ходит с далеко не благими намерениями. Вспомнив коготь преследовавшего меня существа, я почувствовала, как сердце подскочило к горлу. Так, спокойно, вдох-выдох. Сейчас не думать об этом. Паника ничему не поможет, только всё испортит.

   Я шла по улице, не замечая никого вокруг. А Стрелковое жило своей жизнью: сельчане работали в огородах, развешивали постиранное бельё, покрикивали на шаливших детей. Стайка птиц расселась на ветвях деревьев и галдела на всю округу.

   Меня беспокоило, что Грабар так и не перезвонил. Вообще-то он не оболтус, поэтому такое поведение несколько настораживало. Мысли были самыми разными. От: случилось что-то нехорошее до… всё-таки случилось что-то очень нехорошее. На фоне всего этого красным тревожным молоточком билось банальное переживание за Нешку. Он, конечно, кот самостоятельный, но мог уже всё слопать, если Грабар куда-то влип и не заходит в мою квартиру.

   Решив, что маюсь глупостью, просто снова набрала номер напарника. Ни ответа, ни привета — только бесконечно длинные гудки. Может, и впрямь всё бросить здесь и рвануть в Херсон? В конце концов, убитых не вернуть, а вот живым ещё помочь можно.

   Я глубоко вздохнула, ругая себя последними словами за панику. Пока рано. Могло случиться что угодно: вплоть до приезда любимой грабаровской тётушки из Одессы. А тётушка — это всегда тяжёлая артиллерия, поэтому ещё вопрос, кому хуже: мне или ему.

   Дорога в Счастливцево не заняла даже получаса. Так бы везде. Вскоре появились синенькие таблички, обведённые белой рамочкой: «Солёные озёра. Вход — 3 гривны». Честно оплатив билет на законное проникновение на территорию местной достопримечательности (хотя, по сути, можно было бы подойти к озеру и бесплатно), я приложила руку козырьком к глазам и посмотрела на противоположный берег.

   В село успею, но и озёра следует изучить. Если уж кто и завёлся тут нечистый, то лучше места и не сыскать. Но с виду было всё как обычно. Возле озера стояли машины. Белокожие туристы спешно стягивались с себя одежду, чтобы окунуться в лечебные воды. Рядом прохаживались пышнотелые красотки в купальниках, обмазанные серой и чёрной субстанцией, которая в теории лечила от всяких болезней.

   На меня косо глянули. Я хмыкнула. Давайте, барышни, топайте к лотку со свежими пирожками и булочками. Меня здесь нет.

   Подойдя к озеру, я присела и опустила руки в воду. Пустила тоненькую энергетическую сеть на дно. Ладони тут же почти физически вытолкнуло. Так-так. Здесь кто-то живёт и не очень любит Слышащих Землю. Или мне так показалось?

   Руки быстро высохли. К моему удивлению, на коже остались меленькие крупинки соли. Вот это да! Местное мёртвое море. Почти. Оглянувшись, я поняла, что не зря тут стоят душевые с пресной водой. Ибо если окунешься, а потом ещё и на солнышке побродишь — станешь мумией.

   Мимо меня пронёсся малыш в панамке и бирюзовых плавках, щедро обдав брызгами. Я едва успела встать, однако окатило меня неплохо.

   «Что ж, приеду в Херсон, Грабар смело сможет закусывать, как рыбой к пиву», — мелькнула не особо весёлая мысль.

   Я легонько притопнула, посылая по выжженной земле поисковый импульс. Миг — мутно-зелёная вода зашипела. Вскрикнула полная женщина, нежившаяся в прогретых солнцем волнах. Ничего страшного, всё равно не поймёт, подумает, что природное джакузи.

   Сразу ничего не было — только заливистый хохот плескавшихся неподалёку девчонок. Но спустя полминуты по земле прошла слабая вибрация. Житель озера слал ответный удар. Но слишком слабый, чтобы что-то разобрать.

   Я нахмурилась. Возможно, это ночное существо, поэтому беспокоить сейчас его глупо. Мигом накатила волна расстройства. В принципе, можно было бы что-то узнать, но не вышло.

   Обойдя озеро и прислушиваясь к шёпоту земли, я только тяжело вздохнула. Ловить нечего, надо сюда прийти ночью. Неожиданно задул ветер, обжёг горячим дыханием, зашевелил волосы.

   — Не торопис-сь, — донёсся из ниоткуда голос Игоря.

   Я невольно вздрогнула. Шепчущий с ветром следит за мной. Всё страньше и страньше, как говаривала Алиса из известного произведения.

   Желудок внезапно заурчал, и я вспомнила, что с утра не ела. Купила на лотке пирожок, который можно было есть половину дня (по размеру) и не беспокоиться об опустошении кошелька (по цене). Краем глаза заметила белый вагончик с окошками с аккуратными шторочками в розовый цветочек. Рядом стоял стенд, достигавший мне пояса. На нём были изображены пчёлы и надпись, гласившая: «Лечебный сон на ульях».

   Я невольно хмыкнула. Кажется, многое про сон мне неизвестно. Пирожок, кстати, был с абрикосами. Внезапно очень свежий, горячий и безумно вкусный. Я даже удивилась: и когда успела такой аппетит нагулять? Обычно в жару есть не хочется.

   Озеро пришлось покинуть ни с чем. Однако я уже чётко решила, что обязательно наведаюсь сюда на обратном пути. Если уж есть возможность вытрясти информацию из местных обитателей, то этот шанс ни за что нельзя упускать.

   …Дом Егора Васильевича Капраря, сторожа дач и пенсионера, находился в центре села. С ним, к сожалению, было сложнее, чем с Кристиной. Там был медальон, принадлежавший девочке. Тут — ничего.

   О Капраре информации были вообще крохи. То, что нарыл Грабар, особо на подвиги не вдохновляло. Старик жил скромно, прикармливал бродячих котов и собак. Хозяйство имел скудненькое — маленький участок земли и живность в количестве трёх печальных куриц. Впрочем, возможно, они были вовсе не печальными, но впечатление создалось именно такое. Как-то уныло очень они ходили по двору.

   Дом был закрыт, однако запустения не чувствовалась. Олег поведал, что Капрарь был человеком тихим, скромным. Не скандалил, вёл себя прилично, дружил с соседями. В Счастливцево обитал сам, дети уехали в Винницу. Поэтому когда мужчину нашли в собственном доме с рваными ранами, словно кто-то бил его острым крюком, а потом пытался протянуть его сквозь живую плоть, никто не мог поверить. Конечно, детали знали немногие, но слухи удивительным образом расползлись с невероятной скоростью.

   Потоптавшись возле зелёной калитки с пошкарлупившейся краской, я тихонько пустила через землю энергетическую нить. Прямо к дому. Хорошо, что сейчас хозяев нет. Ведь явно чувствуется человеческое присутствие: то ли дети вернулись, то ли временно кто-то из соседей приглядывает за жилищем.

   Дом отозвался: немного удивлённо, но с затаённой радостью. Ведь когда умирает хозяин, то и дом погружается в траур, скорбя вместе со всеми. А порой и сильнее остальных. Поэтому почуяв прикосновение Слышащей, способной говорить со стенами, немного отбросил тень горя.

   Развернувшаяся перед глазами картина заставила замереть на месте. Плотным облаком окутали запахи и образы. Звуки слились в один нескончаемый поток. Да так громко, что захотелось закрыть уши.

   Дом изо всех сил пытался мне показать, что было, но какой-то барьер упрямо мешал это сделать. Мне удалось лишь уловить смутную картинку: ночь, свет уличного фонаря, лай собаки.

   — Кто там? — хриплый старческий голос, кажется, исходил из моего горла, хоть губы и оставались неподвижными.

   В ответ — странный шорох и протяжный скрип.

   — Ну, я тебе сейчас! — пригрозил Капрарь. — Милицию вызову!

   Колено прошила боль. Старость — не радость.

   Моё сердце забилось, как сумасшедшее. И хоть сам старик был скорее раздражён, чем испуган, у меня на лбу выступил холодный пот. Что-то мерзкое и невыносимо чуждое вдруг коснулось ноги.

   А потом в спину ударили чем-то тупым и тяжёлым. Вспышка боли, крик и…

   Меня вдруг окатила странная вязкая волна, не давая дышать. Перед глазами всё поплыло.

   — Я же сказал — не лезь! — кто-то рявкнул мне на ухо, и залепил такую оплеуху, что в голове зазвенело.

   Картинка со двором Капраря резко пропала. Я ухватилась рукой за забор. Колени мерзко подгибались. Да что ж это такое? Кто мешает мне добраться до разгадки?

   Я быстро осмотрелась по сторонам. Слава богу, никого рядом нет. Шумно втянула воздух и приложила пальцы к вискам, пытаясь унять резко возникшую пульсирующую боль.

   Голос. Голос был знакомым. Кажется, он принадлежал тому же существу, что появилось у меня в квартире незваным гостем. Только сейчас я разобрала, что в воздухе повис едва уловимый запах соли.

   Ещё раз посмотрев на дом Капраря, я отчаянно выругалась про себя. Невыносимо — иметь возможность разобраться и не иметь сил это сделать, потому что кто-то против.

   В ладонь впилось что-то острое. Поморщившись, я потёрла её, но занозы не разглядела. Да уж. Придётся возвращаться с носом. Надежда только на ночную беседу с жителем озера. Тот явно знает, кто может выбираться из моря и бродить по близлежащей к озеру территории.

   Дорога назад заняла почему-то больше времени, чем в Счастливцево. За это время я успела ещё раз проголодаться, обозлиться на весь мир и неудачно позвонить Олегу. Трубку он взял, буркнул что-то нечленораздельное и сообщил, что перезвонит.

   Весь путь пришлось тупо смотреть в окно и стараться не думать о жаре. Скорее в номер. Там можно собраться с мыслями и выстроить план действий на вечер. Расследование заходило в тупик, и это откровенно бесило.

   Прибыв к гостиничному дому, я на минуту задержалась у ворот, рассматривая царапину. Да уж, глубокая. Видимо, на озере чем-то всё же оцарапалась, но заметила только сейчас. Покачав головой, я вошла во двор. Не успел сделать и пару шагов, как увидела хозяйку. Она махнула рукой.

   — Яна, подождите.

   Не успев даже толком удивиться, я увидела, как она оказалась рядом и сунула мне в руки небольшой бумажный свёрток.

   — Это вам тут передала женщина.

   Кто? Женщина?

   — Она была молодая или старая? — попыталась уточнить я, судорожно соображая, кто мне тут может что-то передавать.

   Хозяйка хмыкнула:

   — Да ничего так. Ближе к молодым. Ирой представилась.

   Дальше поговорить не удалось, потому что её позвали со второго этажа. Поэтому только улыбнувшись, хозяйка оставила меня в гордом одиночестве.

   Я нахмурилась и взвесила в руке свёрток. Неясно. Что-то лёгкое. Хм, странно.

   Поднявшись к себе в номер, первым делом попыталась прощупать энергетический контур. Мало ли, какой подарок тут могли принести. Да и ни с какой Ирой за эти два дня я не познакомилась.

   Ладони легонечко толкнуло, пальцы защекотало, на миг заморозило — словно я коснулась металла, пролежавшего на морозе. Хм. Отголосок чего-то есть, но явно не проклятие. Что-то ускользающее, почти не ощущаемое.

   Наплевав на все меры предосторожности, я развернула бумагу и… молча уставилась на три серебряных веретена. Вытянутых, гладеньких, как будто их только что сделали. Присмотревшись, я поняла, что на них есть какие-то символы. Кружочки, черточки, зигзаги и что-то ещё. Жаль, настолько мелко, что ничего не разобрать.

   Положив сверток на стол, я быстро соорудила скудный обед из остатков продуктов. Что ни день, то загадка. После приёма пищи и чашки кофе мозги заработали лучше. Вспомнились видения, которые любезно мне подсунул Игорь. Далевы на берегу и поблёскивавшие серебром веретёнца, летевшие прямо в море.

   Закрыв дверь на ключ, я присела возле странной «посылки». Что ж, если так ответа нет, то попробуем по-другому. Враждебности от предмета всё равно не чувствую, так что не стоит затягивать.

   Я забралась на кровать, уселась по-турецки. Глубоко вдохнула и прикрыла глаза. С улицы доносились женский смех и мужской говор. Пели птицы. Шумел ветер.

   Покой. Вдох и выдох. Забыть обо всём. Солнце, люди, обычная жизнь — далеко. Меня здесь нет. Не было. Никогда.

   Внутри стала сворачиваться тонкая тёплая спираль. Энергия шла снизу, медленно проникая в кровь. Когда я держала медальон Кристины, то всё было куда проще — не было нужды ставить блоки. Теперь же лучше себя обезопасить. Кто знает, что там может быть припрятано. Потому и концентрация не та, что раньше. И надо использовать все навыки, которые годами обретала в медитациях и работе с энергетикой земли.

   Серебряные веретёнца медленно поднялись в воздух. И вдруг быстро-быстро закрутились вокруг своей оси. Маленькие символы живыми кляксами плеснули в пространство, заливая его непроглядной тьмой.

   Миг — я потеряла опору. Энергия внутри взорвалась, словно сверхновая звезда, обдала нестерпимым жаром. В ушах зашумело, а во рту появился привкус крови. Я потеряла ориентацию, тело мгновенно стало лёгким, как пушинка.

   Изумлённо выдохнув, я всмотрелась во тьму и вдруг поняла, что снова нахожусь на морском берегу. Только не в Стрелковом. И берег другой, и шатры какие-то стоят, и голоса доносятся. Хотя… Внезапно дошло, что шатры — всего лишь мираж. Ничего и никого нет.

   В нескольких шагах вдруг появилась фигура. Вся смазанная, будто бы кто-то рисовал акварелью, а потом ещё и водой сбрызнул на неудавшуюся картину. Но у меня почему-то возникла чёткая ассоциация, что я вижу женщину за прялкой. И крутится серебряное колесо, а в нереально длинной руке — веретено.

   И слышится песня на незнакомом языке. Такая мягкая и тягучая. Но будто нечеловеческим голосом спетая. И в то же время полная энергии и неиссякаемой уверенности. Я нахмурилась, понимая, что не в состоянии собрать мысли в кучу.

   — Не ходи вокруг да около, — неожиданно прошелестел, смешиваясь с шумом ветра, женский голос. — Все ответы перед глазами. Кто сильнее: жизнь или смерть?

   Колесо прялки закрутилось быстрее, фигуру окутало сияние.

   — Не ищи далеко, ищи — близко. Тиргатао уже упустила нить жизни. Из нити сплели сеть. Сетью ловят души.

   Моё сознание начало куда-то уплывать, голова закружилась. Я пыталась сосредоточиться, однако ничего не получилось.

   — Берегись…

   Веретено вырвалось из её пальцев и улетело в ночное небо.

   — Берегис-с-сь…

   Меня вышвырнуло назад с такой силой, что я едва не стукнулась затылком о стену. Поморщившись, потёрла виски. Так, кажется, мои проблемы усугубились. Пока что нигде не могу добиться чёткой картинки. Это плохо.

   Я глянула на веретёна: они как-то странно потускнели и потемнели, словно покрылись налётом от времени и долгого пребывания на открытом воздухе. Я взяла одно из них и задумчиво покрутила в руке.

   Всему есть объяснение. Прялка, песня на неизвестном языке, сеть. И Тиргатао.

   Я откинулась назад, ощущая спиной прохладу кирпичной стены. Если память мне не изменяет, то так звали царицу меотов, воевавшую с Боспорским царством. Тут я только ухмыльнулась, благодаря про себя собственное пристрастие к истории. Да и грех было не запомнить двух воительниц — Тиргатао и Томирис, которые в своё время так насыпали перцу на хвост врагам, что об этом до сих пор пишут книги и ставят спектакли.

   Но если Томирис, царица сакская, здесь не бывала, то вот Тиргатао…

   Я нахмурилась и постучала веретеном о быльце кровати, выстукивая дробный ритм. Азовское море греки называли Меотидой. И хоть конкретно здесь, на территории Стрелкового и близлежащих сёл, меотов не было — это не значит, что сюда никто не мог приехать. Если верить картам историков, то современная Кубань — вот их место обитания. Но… история — наука непрозрачная, сквозь слой пыли прошедших веков поди разбери, где правда, а где ложь.

   Я задумчиво закусила губу. Как связаны предупреждения, фигура, меотская прялка и Тиргатао? Связано. Только мысли что-то разбегаются врозь, совсем не хотят работать на благо родины.

   Я встала с кровати и вышла на балкон. Так, может, конечно, не получится, но надо попробовать. Положила руки на перила и посмотрела на яркое солнце. Чёрт, больно — вон как светит. Но губы сами поползли в улыбке. Как она там говорила: кто сильнее? Жизнь сильнее. Смерть — раз и пришла. А жизнь вон сколько длится. И не сдаётся, продолжается, даёт новые ростки. Можно возразить, что рано или поздно всему придёт конец. Но до конца… ты ещё доживи.

   Мне повезло — во дворе пока никого не было. Лёгкий ветер почти не ощущался. Я тихонько поманила его к себе, рисуя пальцами спирали в воздухе. Не зря же ветер ластился ко мне. Значит, есть надежда поладить. И пусть я Слышащая Землю, но кое-что всё же сумею.

   Ветер замер заинтересованным зверьком, пошевелил мои волосы, пощекотал прозрачными пальцами губы, щеки, ресницы. Провёл по скулам, дохнул на шею июльским зноем.

   — Ну, ближе… — шепнула я.

   И человеческие слова не прозвучали как следует, а смешались с шумом листвы, шорохом оставленного во дворе пустого пакета, потрескиванием сухих веточек, упавших в траву.

   Ветер замер, а потом обнял руками-вихрями, вопросительно зашелестел на ухо, мол, что-что-что и слушаю-слушаю-слушаю.

   — Передай Игорю, что мне нужна его помощь. Если он поможет выяснить, кто такая Тиргатао, то я помогу ему вернуться в физическое тело.

   Ветер рассмеялся, зашипел: хорошо-хорошо-хорошо. Обхватил напоследок, словно желая напиться силы земли, и резко улетел в небо. Да так лихо, что сорвал панамку с шедшей по улице длинноногой девчонки. Она вскрикнула и недовольно посмотрела на меня, будто это было моих рук делом. Я подмигнула ей и нырнула в комнату, довольный, что удалось дотянуться до ветра.

   Не совсем теряю сноровку, уже приятно.

   Не успела я порадоваться своим успехам, как зазвонил мобильный. Грабар, надо же. Взяв трубку, незамедлительно поприветствовала:

   — Здравствуй, моя пропавшая принцесса. Я уж тут испереживалась — не украл ли тебя злой людоед?

   — Заметно, — как-то устало отозвался Олег. — Слушай, может, умничать будем в другой раз? Судя по тону, ты там довольна, как слон. Не удивлюсь, если наплевала на свои принципы и греешь пузико на солнышке.

   Я поморщилась:

   — Хам. Очень остроумно. Выкладывай, что произошло?

   Повисло молчание. Я чувствовала, что Олег очень не хочет говорить, но если уж позвонил, то иного выхода нет.

   — Тут новости. Это не по телефону. Приезжай в Херсон.

   От услышанного я села. Так как совершенно не ожидала такого. Что угодно, но не «бросай всё и беги сюда».

   — Почему? У меня тут больше вопросов, чем ответов. Хотя не скажу, что время проходит неинтересно.

   — Верю, — как-то мрачно ответил Олег. — Но сейчас маньяк немного подождёт. Тут кое-кто хочет с тобой поговорить.

   Это мне не понравилось. Мой взгляд наткнулся на веретёна. Мелькнула мысль, что надо бы их спрятать. А лучше забрать с собой и показать только Грабару, больше никому.

   — Яна, поверь. Это серьёзно.

   — Верю, — вздохнула я, — завтра с утра буду выезжать.

   — Почему не сегодня? — напряжённо спросил он.

   Ветер распахнул балконную дверь, сердито стукнул форточкой. Швырнул мне на колени свёрнутую записку на пожелтевшей бумаге и тут же исчез.

   Я взяла её и отстранённо ответила:

   — Сегодня тут у меня есть дела.

   И сбросила вызов. Хоть что-то надо решить. Бросать на полпути — не люблю. Но раз такие обстоятельства, то хоть кое-что надо успеть.

   Аккуратные угловатые буквы, стремительный почерк, наклон вправо чуть больше, чем надо. Кратко и убедительно.

   «Я жду на берегу».

   Я невольно ухмыльнулась. Какая романтика. Если Грабар увидит, то подумает, что у меня тут свидание. Снова вспомнилась Ира. Ёлки… Кто это может быть? Пожалуй, кроме Екатерины, двух девочек, приехавших на отдых и хозяйки гостиничного дома, я больше ни с кем из женщин не общалась. Кто?

   Я снова глянула на записку. Ладно, берег. Шепчущий с ветром найдет меня сам, коль так приглашает. И тут же потянул уголки бумаги, чтобы разорвать, однако пальцы обожгло так, будто схватила пучок крапивы. Вскрикнув от неожиданности, я разжала руки.

   Записка жёлтым лоскутком упала на пол. Нахмурившись, я присела рядом и поднесла ладонь к безобидному на вид кусочку бумаги. Стало вдруг жарко-жарко, словно кожи почти касалось пламя свечи. Но сила ветра не может такого!

   Уголки записки медленно свернулись, как живые, пряча от меня фразу Игоря. Во рту неожиданно пересохло. Показалось, что кто-то находится в номере. Совсем рядом: заглядывает через плечо, обжигая дыханием кожу шеи.

   Желтая бумага вновь тихо зашуршала, медленно разворачиваясь. Светло-бежевый коврик, на котором она лежала, вдруг начал пропитываться чем-то тёмно-красным и густым. В воздухе появился солоноватый запах с оттенком металла.

   Я сглотнула, позабыв, как дышать. Записка почти выровнялась, багрово-чёрными буквами проявились два слова.

   «Волнуюсь. Море».

   Внезапно мою шею сжали чьи-то пальцы, не давая шевельнуться, парализуя одним прикосновением.

   — Попалас-с-сь, — прошептали на ухо с особым извращённым удовольствием.

   Перед глазами всё поплыло. Я захрипела. Руки и ноги и онемели, сердце замерло, будто никогда не билось.

   Последнее, что я успела увидеть: записка извернулась и вдруг скрутилась в острый рыбацкий крюк.

   — Попалас-с-ь. Моя.

   Резкая боль пронзила грудь, и я потеряла сознание.

ГЛАВА 6. ГОРОДОВОЙ И КТО-ТО

Грабар замер. Сигарета руке догорела и обожгла кожу. Коротко зашипев, словно Нешка, которого Яна повесила ему на шею, он подул на пальцы и медленно обернулся. М-да. Не стоит никогда надеяться на лучшее. Надежда — самое ненадёжное чувство из всех, которые есть на свете. Как бы глупо это ни звучало.

   Белый лев, оживший камень, коротко рыкнул, разглядывая Олега своими неподвижными глазами. Воздух в лёгких Грабар застыл, по телу пробежал холодок. Зверь. Подарочек племени каменных оборотней. Вот уж Городовой любит всякую всячину. Нет бы выбрать что посимпатичнее!

   Городовой улыбнулся уголком губ, чуть склонил голову набок. Белые волосы скользнули по плечу, обтянутому чёрной тканью идеально выглаженной рубашки. Черты лица — резкие, кожа — гладкая-гладкая — ни морщинки, ни складочки. Глаза — такие же неподвижные, как у каменного льва, сидящего у его ног. Прямой нос. Левое ухо проколото — серьга в виде стального якорька, видимо, символ портового города.

   Одежда — чёрная. Ладони немного вытянутые, пальцы — длинные и гибкие. Вроде во внешности ничего устрашающего, а смотришь — и в холодный пот бросает.

   Грабар заставил себя улыбнуться:

   — Доброй ночи, Данила Александрович.

   Городовой ответил не сразу. Только посмотрел так, что мигом захотелось позорно дать дёру. Грабар усилием воли сохранил невозмутимое выражение лица. Стоять и ещё раз стоять. Не показывать страх. Плевать, что чуждое и страшное создание. Он — хранитель города. И какими бы чудовищными ни казались его методы, но они всегда действенны. Городовому лучше знать. Он обменял свою жизнь и прошлое на Город.

   — Доброй-доброй, — ответил тот низким приятным голосом.

   Отчаянно хотелось сделать ноги, но Грабар только отвёл взгляд.

   «Видимо, нервы расшалились, — подумал он. — А может, при свете дня Городовой не производит такого впечатления, потому и общаться с ним куда проще».

   Ведь общался же! Сам получал поручение по Азовскому маньяку. А сейчас стоит, как нашкодивший школьник. Но тут себя даже особо винить не стоит: у Городового сила. Да такая, что перекрыть её может только Следящий.

   — Как продвигаются дела? — поинтересовался Городовой и положил руку на загривок льва.

   Тот коротко рыкнул и прикрыл каменные глаза. Сердце Грабара пропустило удар, но в тот же момент стало легче. Лев не нервничал, не пытался показать, что не стоит делать лишних движений.

   Впрочем… Грабар это и так знал.

   — Слышащий Землю расследует ваше дело, — осторожно сказал он.

   Не совсем было понятно, зачем интересуется Городовой. Ведь ему всё докладывают очень быстро.

   — И как?

   Ночь, кажется, стала прохладнее. Или просто ветер подул. Пальцы заледенели, Грабар сунул руки в карманы.

   — Продвигается. Правда, появляются новые обстоятельства, поэтому времени уходит куда больше, чем предполагалось.

   Городовой приподнял бровь:

   — Ой ли?

   Грабар не изменился в лице:

   — Данила Александрович, мы делаем всё, что в наших силах.

   Ответ вышел не слишком хорош, но отступать нет смысла. Городовой любит сильных. Поэтому пусть поязвит, поусмехается. Только не прогибаться.

   — Боюсь, — лениво обронил собеседник, — плохо стараетесь. Однако сейчас ваша медлительность сыграла на руку.

   Грабар нахмурился, пропустив мимо ушей издёвку. Это Яна бы вспыхнула, услышь такое. Слишком эмоциональна, особенно когда дела касаются хранителя города. Грабар же знал, что клиент всегда прав. Даже если этого клиента хочется убить с особой жестокостью. Поэтому и не обращал внимания на капризы.

   — Вы можете чем-то помочь? — поинтересовался он.

   Городовой издал странный звук, похожий на постукивание металлической палочкой по камню и щёлкнул пальцами.

   Лев быстро поднялся, внимательно посмотрел на него и быстрым шагом направился к кафе, чтобы улечься возле клумбы.

   — Немного, — коротко сказал Городовой.

   И вдруг подхватил Грабара под руку и резко взмыл в ночное небо, не дав опомниться.

   Сердце замерло. Автоматически Грабар зажмурился и вцепился в Городового. Возле уха прозвучал довольный смешок.

   На удивление каким-то странным способом удавалось держать равновесие и не заваливаться набок, мешком повиснув на Городовом.

   — Посмотри, — прошептал он.

   Грабар открыл глаза. Внизу раскинулся город. Тьма, пронизанная жёлтыми огнями. Черепичные и шиферные крыши. Зелень скверов и улиц, укутанная ночью. Свежий ветер холодил лицо.

   Городовой шёл по воздуху, крепко держа Грабара.

   Удалось вдохнуть полной грудью. Вмиг по телу разлилось какое-то тепло, а внутри поселилось спокойствие. По левую руку поблёскивал в свете звёзд и луны величественный Днепр. Отовсюду доносились шепотки — нечеловеческие, приглушённые, тихие-тихие.

   Голоса домов. Грабар попытался прислушаться, но потом усмехнулся. Сейчас можно и не пытаться. Кто-то их слышит лучше, кто-то хуже. Вот Яна, например, может запросто болтать с любым зданием. То ещё ей и картинки покажет, и в прошлое может сводить, дать покататься на бричке да попробовать лакомства из лавок. У Грабара было сложнее. Он тоже мог говорить с домами, но нужно было сконцентрироваться.

   Городовой опустился на перекрестке. Улица Коммунаров бежала от центра и прямо в речной порт, к чёрной ленте Днепра. Соборная — пересекала первую, пролегая между двумя музеями: художественным и краеведческим. Оба здания были старинными, сейчас отреставрированными, кремово-жёлтыми, словно бисквиты. Так бы и откусил кусочек.

   — Пошли, — коротко бросил Городовой, утягивая Грабара к скверику возле краеведческого музея, где стояли деревянные скамейки и изящные фонари, освещавшие пространство.

   Идеальное место для свиданий. Грабар покосился на Городового. Ну уж нет, увольте. Не с этим типом.

   — Кто-то должен прибыть? — осторожно поинтересовался он, решив, что подобрал верное слово. Гости Городового ходят не только по земле, поэтому можно ожидать чего угодно.

   Городовой следил за Грабаром с непонятным выражением в светлых глазах. Такие уж глаза у Городовых — не бывает тёмных. В них должны оставаться все образы, все шаги, все души горожан. Прозрачная клетка без прутьев, из которой не выбраться, если только тебя не выпустят сами. Не позволят уйти и всё.

   Вот у Яны не получилось. Потому она и ненавидит хозяина города, не в силах себе признаться, что зависит от него. Особенно после того, как забрали Ромку, не пояснив, зачем и почему. И всё было бы не так критично, но…

   Грабар вздохнул. Если бы Яна всё же думала холодной головой, то давно бы уже узнала, что и как. Городовой умеет говорить с разумными людьми. Но ослеплённая болью и горем Колесник уж скорее бы вцепилась в глотку, но никак не пошла бы на степенный разговор. И… Грабар её понимал. Когда он стал напарником Яны, то состояние последней оставляло желать лучшего. Эмоциональный фон пылал тревожным красным светом, а энергия земли уходила в никуда, разбиваясь о заслонку гнева и боли. Потребовалось время и много работы, чтобы привести её в чувство и дать понять, что жизнь не закончилась.

   Городовой присел на скамейку.

   — Кто-то, — подтвердил он и тут же сменил тему: — Колесник не там ищет, — неожиданно произнёс он.

   Грабар покосился на него, задержав дыхание.

   — То есть?

   Городовой глянул снизу вверх, при этом всё равно возникло ощущение, что Грабар — маленький-маленький ребёнок у ног древнего страшного существа.

   — Дело — в земле. Море — только посторонний фактор. Хоть и неприятный.

   Грабар переваривал услышанное. С одной стороны, это и так ясно. С другой — соль, крюк, сеть. Море… Даже сны Яны. Нет, тут что-то не так. Совсем не так. Несколько растерявшись, он сел рядом с Городовым, позабыв о желании держаться от него подальше.

   — Яна слишком зациклена своей ненависти ко мне и морю, — в ответе Городового послышалась ирония. — Но при этом забывает, что я действую не по своей прихоти.

   — Ваши действия, Данила Александрович, порой так сложно растолковать верно, — пробормотал Грабар, уставившись на носки своих начищенных туфель.

   Он тоже боялся Городового. Однако понимал, что иногда можно и нужно говорить кое-что поперёк. Городовой не дурак. Просто не надо переходить грань.

   Послышался довольный смешок. Грабар поднял голову. Неподвижные глаза внимательно смотрели на него, заставляя превратиться в холодный безжизненный камень. Но губы улыбались. Игриво поблёскивал свет на стальном якоре в ухе.

   — Иначе нельзя, мой дорогой. Уж Читающий Сны должен это понимать.

   Грабару стало неуютно. Но на этот раз он не отводил взгляд. Говорят, что в давние времена, когда в эти места прибыли греки, а Понт Эвксинский, незабвенное Чёрное море, был на много веков моложе, случились странные вещи. На кораблях прибыли не только люди, но и существа, напоминавшие живые камни. Время шло — существа остались. Каменные оборотни, потомки тех, о ком не принято говорить. Интересно, какое отношение к ним имеет Городовой? Или это только внешнее сходство?

   Послышался шум мотора. Грабар повернул голову и посмотрел на приближавшуюся к музею машину. Чёрная «ауди». Спортивная, быстрая. На такую кинешь взгляд — почувствуешь себя жертвой, которую вот-вот сожрёт голодный хищник. Но хищник неторопливый, знающий толк в игре. Он не будет кидаться сразу, он подождёт, пока жертва сама дойдёт до кондиции и, не соображая от страха, сама упадёт к нему в ноги.

   Грабар вдруг сообразил, что Городовой за ним наблюдает. Пришлось взять себя в руки, повернуть голову и обворожительно улыбнуться. Получилось чересчур, но Городовой оценил.

   — Мы дождались?

   Городовой кивнул и встал. Машина притормозила. Тьма в окнах, серебряные блики на чёрном гладком корпусе. Кажется, скоро быть беде. Грабар не удержался и попытался дотянуться к машине шестым чувством. Тут же ударило током, по позвоночнику пролетела раскалённой стрелой боль. Бросило в жар, на лбу выступил холодный пот. Грудь сжало металлическим обручем.

   — Ай-ай-ай, — покачал головой Городовой. — Кто ж так делает…

   Но Грабару было не до его укоров. Вдох — выдох. Осёл вислоухий. Но было ж так интересно…

   — Идём, — приказал Городовой.

   Ничего не оставалось, как последовать за ним.

   Стоило только подойти, как задняя дверца машины сама распахнулась. Грабар заколебался, однако Городовой дал понять, что стоит сесть. Нырнув в залитый тьмой салон, Олег почувствовал тонкий аромат мускуса, вишни и табака. Тихо играла восточная этно-музыка. Водителя не было. Грабар сглотнул, сообразив, что машину явно не вели привычным способом. Пристроившись на краешке сидения, он замер, силясь разглядеть сидевшего рядом. Но ничего не выходило, и это начинало нервировать. Пришлось сжать ладони в кулаки. Где Городовой?

   — Доброй ночи, Олег Олегович, — раздался глубокий низкий голос, от которого свернулась кровь в венах. — Как поживаете?

   Грабар превратился в каменное изваяние, не в силах поверить, кто сейчас находится рядом с ним. Ну, Городовой, сволочь. Всё же права Яна — таким не место в этом мире.

   Он действительно прибыл. Кто-то.

   Повисла тишина. Неловкая, неуютная. Надо что-то говорить. Запрятать поглубже все страхи и желания. К чёрту Городового. Раз уж пихнул Грабара сюда в одиночку, значит, есть на то причины.

   — Нормально, — ответил он, сам про себя удивившись, что голос не дрогнул Хорошо, так держать.

   Раздался еле слышный смешок. Насмешливый или одобрительный? Не разобрать. Напротив Олега вдруг загорелись две маленькие красные точечки. Потом три, четыре, пять…

   Грабар сглотнул. Тринадцать. Нечто маленькое, но в то же время смертельно опасное. Показалось, что кожи коснулись невесомые лапки. Тонкие-тонкие, как паучьи. Послышался едва различимый свист. Тьма справа качнулась вперёд. Грабар затаил дыхание. Панель управления вспыхнула ровным серебристым светом, лишь слегка разгоняя мрак, царивший в салоне.

   На переднем сидении, вершине спинки, находился паук. Чёрный, пузатый. Верхняя часть брюшка разрисована тринадцатью красными пятнышками. Маленькие глазки смотрели внимательно, с тихим предвкушением.

   Холодный пот потёк по спине. Каракурт. Грабар не особо разбирался в пауках, но этого признал сразу. Смертельно ядовитый. Бич Причерноморья и Приазовья. Каракурты массово размножаются раз в десять-двенадцать лет, и тогда приходится туго. Они любят жару. А жара здесь всегда.

   Грабар сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Это всё проверка выдержки. Если бы хотели убить, то не звали бы сюда и не водили по ночному городу.

   — Как превратно люди порой думают о каракуртах, — произнёс голос находившегося рядом. — А ведь они такие лапочки.

   В поле зрения появилась кисть. Длинные пальцы, красивой формы ладонь. Удалось разглядеть на запястье татуировку. Кажется, змея. На среднем пальце серебряный перстень с печатью-грифоном. И почему так видны все детали? Наверное, панель стала светиться ярче. Или это всё галлюцинации?

   Каракурт побежал к говорившему, деловито вполз на тыльную сторону руки и выжидающе уставился на Грабара.

   «Самка, — отстранённо определил он. — Самки больше. И у самцов тельце полностью чёрное».

   Тут же едва удалось сдержать нервный смешок. Рядом смерть в двух обличиях, а он размышляет о морфологических признаках пауков.

   — Данила Александрович любезно согласился устроить нам встречу, — тем временем продолжил голос. — Но присутствовать не сможет. Дела и город, сами понимаете.

   — Угу, — коротко согласился Грабар, — конечно. Чем могу быть полезен?

   Вопрос получился каким-то резким, но уже поздно было идти на попятную.

   Смешок. Каракурт, поднимая тонкие лапы, начал медленно взбираться по руке собеседника. Грабар вдруг сообразил, что видит тёмно-серую ткань рубашки. Движения паука, казалось, гипнотизировали. С трудом отведя взгляд, Грабар взял себя в руки. Слушать и только слушать. Не поддаваться чужой силе. Нельзя.

   — Чем может быть полезен Читающий Сны? — мягко уточнили.

   Грабар закашлялся. Явно не за этим же пришли. Но терпение, только терпение. Иногда искренне хотелось, хотя бы на одно дело, поменяться с Яной местами. Конечно, у напарницы больше опасностей, но в основном там угроза физической расправы. Тут же вынос мозга и гарантированное попадание в дурдом.

   — Впрочем, что-то я заболтался, — тут же произнёс собеседник. — Слушайте внимательно, Олег Олегович. Ибо от этого зависит не только жизнь вашей напарницы, но и многих людей.

   Грабар нахмурился. Кивнул.

   — Азовское море потревожили силы, о которых мы надеялись никогда не услышать. Азов перерыл всё дно, но беда идёт не с моря.

   «Как же не с моря? — изумился про себя Грабар. — Кто тогда разгуливает по берегу и убивает людей?»

   — И маньяк — только следствие, — произнесли с едва заметной насмешкой, заставив Олега вздрогнуть.

   Читает мысли, гад.

   Гад улыбнулся. Да-да, открыто и искренне. Грабар сообразил, что глаза так привыкли к окружающему полумраку, что могут разглядеть лицо находящегося напротив. Интересно, сколько ему лет? Не определить. От тридцати и больше. Кто их разберёт, этих Следящих.

   Грабар забыл, как дышать, сообразив, что первый раз за весь разговор, определил, кто перед ним находится. Судя по глазам собеседника, догадка была верной. Глаза — тёмные, кажется, карие. Со смешинками, внимательные, обманчиво мягко смотрят поверх узких прямоугольных очков, приспущенных на кончик хищно изогнутого носа. Ведь стоит только чему-то пойти не так, и быть очень плохо. Всем.

   Худое лицо, узкий подбородок. Губы неожиданно чувственные, наверно, приковывают женское внимание. А может, и мужское тоже. Тут даже дело не в физиологии. Просто те, кто знает древние слова, не принадлежащие этому миру, произносят их по-особенному. Нечеловеческие голоса нечеловеческими губами.

   Тёмные с проседью волосы свободно спускались на плечи. Запястье левой руки обвивали серебристые часы. Дорогие. Интересно, они показывают обычное время или есть и отсчёт в прошлое? Правая рука оставалась неподвижной. Каракурт уже добрался до локтя.

   — Маньяк — это следствие. Но болезни так не лечатся. Колесник — девочка талантливая, но экспрессивная. Может натворить дел.

   Грабар насторожился. Откуда знает? Вроде Яна никогда не выходила на связь со Следящими. Городовой — и тот заставляет её нервничать. А Следящие правят бал по всей стране. И Городовые не смеют их ослушаться. Что-то тут не так. Но и прямо не спросить.

   — Дело в земле, — сказал Следящий. — Берег. И чужая могила. Колесник должна найти её.

   — Чужая? — всё же не выдержал Грабар. — В каком смысле? Сколько ей лет и…

   — Много, — спокойно ответил тот. — Очень. Азовское море — древнее. Насколько — представить страшно. Каргалук, Темеринда, Меотида, Бахр Аль-Азуф, Балысыра, Балык-Денгиз… Мне перечислять всё?

   Грабар отрицательно помотал головой. То, что у Азовского моря была тьма названий и тьма народов, живших на его берегах, он знал. Но как в такой толпе отыскать чужих?

   — Все там оставили свой след, — продолжил Следящий. — Но силы, которые сейчас проснулись, не относятся ни к кому из обитателей прошлых веков.

   Уже что-то. Каракурт вдруг резко поднялся по руке Следящего и замер на плече. Грабар невольно дёрнулся назад.

   — Кто мог их разбудить? И какого рода эти… силы?

   Следящий поднёс к губам указательный палец, призывая к молчанию. Олег замер.

   — Давно ли ты раскладывал свои карты, Читающий Сны?

   Грабар оторопел от такой смены темы. Однако понял, что надо отвечать. На самом деле карты снов — дело муторное и местами страшное. Поэтому и обращались к этому методу редко, когда уже не было иного выхода.

   — Давно, — ответил он ровным голосом.

   Следящий кивнул, медленно и отстранённо:

   — Хорошо. Значит, силы почём зря не тратил. Вызывай Колесник сюда. Там сейчас делать нечего. Я хочу её… видеть.

   Грабар потерял дар речи. Приказ противоречит распоряжениям Городового. Но… Следящий выше по рангу. Значит, Городовой не будет против.

   Получилось только кивнуть. Хотя на языке крутился миллион вопросов.

   — Нужно посмотреть сны одного существа, — невозмутимо сказал Следящий и вдруг щелчком пальцев сбил каракурта со своего плеча. Тот слетел в мгновение ока и завис в воздухе, прямо перед лицом Олега.

   У Грабара остановилось сердце. Паучьи лапы почти касались его щеки. Руки заледенели. Дыхание вырвалось с хрипом.

   — Поэтому завтра вечером она должна быть здесь. — Следящий улыбнулся. И в сравнении с этой улыбкой зависший рядом паук показался игрушкой. — Это приглашение, Олег Олегович. Но отказы не принимаются. Вы меня поняли.

   — Да, — прошептал Грабар одними губами, не смея шевельнуться.

   Снова улыбка. Чуть мягче предыдущей, но ещё не добрая и далеко не ласковая.

   — Вот и славно.

   Щелчок пальцев, каракурт вспыхнул чёрным пламенем, щеку на мгновение опалило. Грабар с трудом удержал вскрик. На его колени упала визитка. Красная, с чёрным витым узором. Пустая.

   — До завтра, Олег Олегович, — снисходительно произнёс Следящий. — Я сам вас найду. Но это — на всякий случай.

   Тьма вновь окутала его с ног до головы.

   — Доброй ночи, — послышался низкий голос. — Точнее, утра.

   Грабар ничего не сказал. Вышел из машины на автомате, не в состоянии на более осмысленные действия. Неподвижно стоя на месте, посмотрел, как хищная «ауди» дала задний ход и свернула в сторону речного порта.

   Городового нигде не было.

   Тишина, покой, ночь. До рассвета ещё далеко.

   Грабар облегчённо выдохнул и только сейчас сообразил, что сжимает в руках картонный прямоугольник визитки. Опустил взгляд. На красном пустом пространстве появились цифры. Странный набор. Ни один из известных операторов не имеет таких кодов.

   Грабар задумчиво провёл по ним подушечкой большого пальца. Кожу тут же защекотало, словно легонечко коснулись паучьи лапки. На этот раз страшно не было. Грабар хмыкнул.

   Цифры смазались и исчезли. Появилась витиеватая надпись: «Чехлянц Эммануил Борисович. Консультант по социальной работе».

   Грабара разобрал хохот. Ненормальный, близкий к истерике. Отсмеявшись, он утёр выступившие в уголках глаз слёзы. Консультант. С ума сойти.

   Сунув визитку в карман, Грабар медленно направился по улице вверх. Хватит на сегодня приключений. Хватит.

   Проходя мимо бывшей гостиницы «Европейской», он услышал тихое покашливание. Поднял голову и увидел стоявшего на балконе Железного. Тот курил и гладил рассевшегося на перилах огромного серого кота.

   — Кажется, в городе скоро будет жарко, — произнёс он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Очень жарко. Чужая могила уже разрыта.

ЧАСТЬ II. ЖЕНЩИНА ИЗ СОЛИ

ГЛАВА 1. Колесо из человеческого тела

Резкая боль пронзила всё тело. Чудом вывернувшись, я со всей силы оттолкнула напавшего. Толчок пришёлся по что-то мягкое и мерзкое. На ум пришла рыбья требуха. Меня передёрнуло. В ответ — шипение, смешанное с пробирающим до костей смехом.

   Я обернулась и замерла. Исчезли стены и пол номера. Я была на морском берегу. Солнце слепило, волны лениво перекатывались. Воздух пропах зноем и солью. Перед моими ногами лежало существо. Я присмотрелась. Гладкое лицо без носа. Чёрные провалы глаз. Вместо рта — круглая присоска. Руки — короткие, между пальцами — перепонки. Ног нет. Точнее, кажется, что они когда-то были, но потом срослись в одну уродливую конечность, приспособленную больше для плавания, чем для ходьбы по суше. Какой-то изуродованный плавник, нелепое нагромождение из плоти и чешуи.

   Кожа существа была голубовато-белой, плотной, покрытой странной маслянистой субстанцией. Глядя на существо, я поняла, что испытываю неопределённое чувство. То ли хочется всё бросить и бежать куда глаза глядят, то ли остаться и попытаться разобраться, что происходит.

   Неожиданно спину обожгло болью. Я вскрикнула и дёрнулась в сторону. Обернулась — никого. Только боковым зрением уловила, что за спину метнулась тень. Не понять чья. С трудом удалось загнать панику подальше — не до неё сейчас. Я снова развернулась — никого.

   В шум волн вплёлся издевательский смех. Я почувствовала, как по спине медленно течёт кровь. Поморщилась. Сейчас не до самолечения, надо вычислить тварь, которая так легко порвала полотно реальности и перенесла меня с такой лёгкостью в другое место.

   Существо передо мной вдруг шевельнулось. По коже пробежал мороз. Я сглотнула. Воображение нарисовало оживающего мертвеца, который сейчас вцепится мне в глотку. Мотнув головой, отогнала ненужную фантазию и уставилась на происходящее. Всего лишь миг — существо рухнуло в огромную яму, неведомым образом образовавшуюся под ним. Позабыв от изумления обо всём на свете, я сделал шаг вперёд, мысленно отметив, что почему-то песок не ссыпается в образовавшуюся дыру.

   Вокруг никого не было. Спина теперь только приглушённо ныла. Я подошла ещё ближе и заглянула в яму. Шумно выдохнула, замерев на какое-то время и пытаясь осмыслить увиденное.

   Поначалу показалось, что там, внизу, лежит колесо от большой прялки. Только какое-то странное — кривое, изъеденное временем, покрытое паутиной. Хотя нет, не паутиной… Присмотревшись, я с ужасом и отвращением поняла, что это высохшее человеческое тело, выгнутое немыслимым способом. Чтобы такое сотворить, конечности должны гнуться просто под немыслимыми углами!

   Я сглотнула. Какой нелюдь это сделал? Как?

   Определить, жив ли был человек, подвергшийся этой страшной пытке, или нет, когда с ним такое сотворили — невозможно. Вдруг у меня закружилась голова, а перед глазами заплясали чёрные точки. Усилием воли удержав соскальзывающее за грань сознание, я снова заглянула в яму. С трудом сумела разобрать, что в углу, в нескольких сантиметрах от колеса, скорчилось существо с хвостом, которое до этого лежало на песке. Некоторое время ничего не происходило. Потом донёсся глухой щелчок, и в мгновение ока существо превратилось в коричневатую пыль.

   Тело изуродованного усопшего вдруг дёрнулось. Медленно-медленно начало подниматься под немыслимым углом, приковывая всё моё внимания и гипнотизируя жуткой неумолимостью движения. Словно против всех законов природы. Замерло. Мне показалось, что сердце перестало биться. Всё же мозг отказывался верить увиденному.

   Тело медленно раскручивалось колесом. Против часовой стрелки. И что-то во всём этом было такое мерзкое и неестественное, что к горлу подкатила тошнота. Колени ослабли, и я бы рухнула, но неожиданно кто-то подхватил меня под руки.

   Сухие губы коснулись виска, опора исчезла из-под ног. Я слабо охнула, однако тут же почувствовала, как поток энергии вливается через чужие прикосновения.

   — Пошли, — вдруг прошептал на ухо знакомый голос.

   Да… я его уже неоднократно слышала. Он насмехался надо мной, когда его обладатель незваным гостем появился в моей квартире. Он приходил во сне. Он вытянул меня из странного видения о туманной фигуре с прялкой. Он…

   Мне захотелось обернуться, но ничего не вышло — не дали.

   — Ещё рано, — шепнули на ухо.

   И тут же легонько подтолкнули вперёд, заставляя шагнуть к краю ямы. Дыхание застыло в лёгких, я внутренне сжалась и попыталась воспротивиться. Однако изнутри почему-то поднялось странное ощущение, что бояться нечего.

   Колесо из человеческого тела крутилось всё быстрее. При этом оно поднималось из ямы, принимая вертикальное положение. И вдруг зависло на расстоянии вытянутой руки, не прекращая вращаться.

   Откуда-то донеслись удары в барабан и резкие звуки, напоминавшие игру на флейте из преисподней.

   Пространство вокруг колеса потемнело, как небо, которое затягивали грозовые тучи. А потом яркий свет ударил по глазам, да так, что пришлось зажмуриться. Меня резко подняли в воздух, словно я была ребёнком.

   — Смотри, — шепнули с едва определимой настойчивостью.

   Внутри стало горячо, как если бы я хлебнула коньяка и не рассчитала дозу.

   Я даже позабыла о том, что позади кто-то стоит. То, что видели глаза, было невероятным, странным… нереальным. Игры с пространством. Насмешка над реальностью. Нет, мне не раз говорили, что само пространство очень нестабильно и им можно управлять при помощи сознания. Однако сам инструмент управления куда сложнее, чем механика пространства. Поэтому и подвластны эти вещи только Следящим регионов и некоторым Городовым. И те, и другие имеют такие способности, что нам, простым смертным, и не снилось. Но тут никого из не было… Только колесо. Кто же его создал?

   Тьма затопила всё вокруг. Колесо засияло серебром, дробь барабанов стихла. Песня флейты превратилась в тихую и печальную мелодию. Разум отказывался верить увиденному. Куда меня занесло? Будто кто-то стёр окружавшие меня предметы влажной тряпкой, оставив непроглядную мглу.

   — Что происходит? — тихо спросила я, правда, не особо надеясь на какой-то ответ.

   — Прошлое, — пророкотал голос возле уха. — То, что когда-то было… Но…

   Зашелестел ветер. Зашумели морские волны. Только ни волн, ни простора, где можно было разгуляться ветру, — не было. У меня галлюцинации?

   Нет, вряд ли. Просто проклятые игры богов. Ну, или тех, кто выступает в их роли.

   Тьма замерцала белыми точками, будто кто-то рассыпал по чёрному полотну тысячи мелких драгоценных камушков. Я вздохнула — прохладный воздух полился в лёгкие.

   С запозданием сообразила, что колесо исчезло из поля зрения. Даже не так… растворилось во тьме.

   Белые точки вдруг слились в огромную широкую полосу, по которой тут же пошли волны. Миг — полоса замерла, тронутая рельефом, превратившись в грубые ступени.

   — Идём, — прошелестел шёпот за спиной.

   И вдруг меня крепко взяли за руку и повели к ступеням. При этом от прикосновения разлилось какое-то приятное тепло, а внутри появился покой. Почему-то я была абсолютно спокойна.

   Теперь мой сопровождающий шагал справа. Периферийным зрением удавалось разглядеть слабо мерцающую фигуру, но стоило только чуть повернуть голову в сторону, как тут же всё исчезало.

   — Прошлое никуда не уходит, — расслышала я слова. — Оно есть. Оно определяет наше будущее. Только люди считают, что то, что прошло — исчезло и стёрлось в песках времени. Это не так.

   Странный разговор в странном месте. И тема странная.

   Мы медленно, шаг за шагом, спускались вниз. Прикосновения стали почти невесомыми, однако я всё равно их ощущала.

   — А где же оно? — вопрос как-то задался сам, язык оказался впереди мыслей.

   — Здес-с-сь, — пророкотало море, и я вздрогнула, понимая, что забыла, кто шагает рядом. Доброе ли, злое это существо, а опасаться стоит в любом случае. — Прошлое не уходит. Оно как бессмертный феникс, что восстаёт из пепла, прячется в глубине веков. Чтобы однажды вновь явиться миру, приняв иное обличие.

   Что ж, частично всё верно. Всё повторяется. Меняются люди, страны, окружающий мир. Но события идут по спирали. И в определённый момент история делает повтор того, что когда-то уже было. Ничего нового. Просто хорошо забытое старое.

   Я посмотрела вниз и замерла. Там, на земле, стоял высокий курган. Чёрный, кажется, ещё свежий. Кто и когда его насыпал — неясно. На вершине кургана через короткие промежутки времени вспыхивали сероватые огоньки, вызывая какую-то гадливость, словно их свет был чем-то гнилым и нечистым. Вокруг кургана лежали плоские камни.

   Откуда-то донёсся мерный глухой звук, будто кто-то ударял рукой в маленький барабанчик. Звук приближался. Я, затаив дыхание, наблюдала за происходящим. Из-за кургана появилась невысокая фигура, завёрнутая в плащ. Через её плечо был перекинут кожаный ремень, к которому крепился продолговатый барабан, упиравшийся в бедро идущему.

   Глухие удары по-прежнему раздавались, но человек к барабану не прикасался. У меня по коже пробежал мороз. Чёрт бы побрал эту мистику и того, кто сюда меня приволок. Но в то же время я прекрасно понимала, что именно здесь будет разгадка к делу, которым я занимаюсь. Поэтому и стояла статуей, не смея отвести глаз.

   Человек в плаще медленно двинулся вокруг кургана, словно совершая какой-то ритуал. Огоньки вспыхивали в одном ритме с ударами в барабан, словно отзываясь на голос инструмента.

   Вдруг полилась песня. Женский голос. Красивый, печальный, низкий. И в то же время было в нём что-то страшное, монотонно неотвратимое. Как дьявольское заклинание, которое поёт прекрасная сирена.

   Огоньки замерцали ярче, богатым ожерельем обвили курган. Песня стала громче и увереннее, появились торжествующие нотки. И только меня охватило жуткое предчувствие, что сейчас может произойти что-то страшное.

   Кто бы ни была женщина в плаще, она — зло. И песня её — злая. И мерцание гнилых огней — только начало.

   Что-то обязательно случиться. Здесь и сейчас. Только пока ещё неясно что.

   Женщина вдруг присела и провела ладонью по земле. И там, где она касалась, вспыхивали красные точки, а вверх устремлялся сизый дым. Словно каждое касание рождало уголёк.

   Через несколько минут угольков стало так много, что они слились в одно тускло мерцающее полотно размером где-то полтора метра на полтора.

   Откуда-то донесся смех. Страшный, нечеловеческий, заставивший сжаться. По кургану будто прошла волна. Смех повторился.

   Женщина сняла плащ и отбросила в сторону. Барабан неведомым образом завис в воздухе. Женщина была нага. Только длинные чёрные волосы спускались почти до талии. Изящная, красивая. Статуэтка, выточенная из слоновой кости и покрытая серебром. Узкая талия, пышные бёдра, обвитые слабо мерцающей во тьме цепочкой, длинные ноги. Она обернулась, и я увидела её лицо. Красивое, с немного резкими чертами. Широкий низкий лоб, прикрытый чёрными прядями волос, брови вразлёт, длинный нос, пухлые губы. Маленький подбородок. Глаза — тёмные, не разобрать какого цвета. Но смотрит надменно, с едва уловимой насмешкой.

   Высокая грудь прикрыта массивным украшением из крупных квадратов и ромбов.

   Кое-где на серебре мерцали тёмным светом чёрные камни. Почти так же, как глаза женщины. Дивное мастерство.

   «Такое могли создать древние скифы, — мелькнула мысль. — Хотя, может, и не скифы. Здесь жило множество народов, поди определи, кто и что».

   — Кто это? — шепнула я, не отводя от неё взгляда.

   — Пряха, — донёсся ответ волн. — Зурет. Дочь тёмного прорицателя.

   Мою шею вдруг обожгло чьё-то дыхание. По телу пробежала дрожь. Я сглотнула и на мгновение прикрыла глаза, старясь успокоить безумно забившееся сердце. Какая странная реакция. Словно за спиной стоит тот, кого стоит опасаться куда больше, чем женщину внизу. Зурет. Красивое имя. Но странное.

   Она вдруг подняла руки и начала двигаться. Отзываясь прекрасным белым телом на каждый удар барабана, на каждый всхлип флейты. Бёдра, талия, руки и ноги — все тело превратилось в сполох белого неистового пламени, пляшущего под порывами ветра. Музыка стала громче, налилась страстью и болью. Чёрные волосы рассыпались по плечам и спине, серебряные квадраты и ромбы тихонько позвякивали, вплетая в мелодию чарующий нездешний аккомпанемент.

   Забыв, как дышать, я смотрела на неё. Красиво. Богиня. И плевать, что ничего доброго от неё не исходит. Но был миг. И хотелось любоваться её танцем бесконечно.

   — Зурет, Зурет, Зурет…

   Имя пришло из ниоткуда. Его произнесли тягучим хриплым голосом, от которого у меня внутри все похолодело. В какой-то момент мне показалось, что курган потемнел, хотя вроде уже было больше некуда. Огоньки погасли.

   Зурет рухнула на землю, распростёршись ниц, словно благоговея перед явлением какого-то божества.

   — Я слушаю тебя, дочь, — раздался голос: хриплый, нечеловеческий, со странными интонациями, от которых сердце болезненно сжималось от ужаса.

   Она вскинула голову, медленно встала на колени, склонилась в уважительном поклоне. Так, что чёрные волосы коснулись земли. Прошло какое-то время. Я вдруг почувствовала, что кто-то положил руку мне на плечо. Удалось только глубоко вдохнуть свежий ночной воздух. Но тело как будто онемело: ни двинуться, ни шевельнуться.

   Зурет заговорила. Но не словами — жестами. Быстро, отчаянно, с какой-то невероятной просьбой. Музыка стихла. Мне показалось, что я слышу, как быстро-быстро бьётся сердце девушки.

   Повисло молчание. Казалось, что тот, кто жил в кургане, задумался. Зурет застыла изваянием из слоновой кости.

   — Зачем? — донеслось не пойми откуда.

   Вновь быстрое-быстрое сплетание и расплетание гибких длинных пальцев. Словно она пыталась втолковать что-то безумное важное и необходимое. Что нужно просто до безумия. Настойчиво-настойчиво.

   — Проклятая… — выдохнули мне на ухо и вдруг обняли со спины.

   Я замерла. Провела языком по вмиг пересохшим губам. Это что ещё за новость?

   Попыталась обернуться, но не дали.

   — Смотри, — снова выдохнули на ухо. — Запоминай.

   Мне захотелось огрызнуться. Смотрю уж, смотрю. Куда я денусь. Но только всё закончиться — будет что спросить. Кто-то лапает меня уж больно нахально. И… с ощутимым трудом удалось загнать чувство, что мне это приятно. Это испугало. Куда сильнее, чем гнилые огни, странный курган и немая пряха по имени Зурет, взывавшая к неведомым силам.

   Послышался тяжёлый вздох. Подул ледяной ветер, пробравший до костей. Я съёжилась — ведь было неведомым образом тепло только спине. Точнее, оно было понятно каким. Сзади стоял тот, кого я просто не вижу. Но кто не хочет меня выпускать. Это одновременно и бесило, и странно успокаивало, так как чувствовалась уверенность, что мне ничего не грозит. Пока, во всяком случае.

   — Сложно-о-о… — прошелестел ответ. — Смерти хочеш-ш-шь…

   Зурет уверенно кивнула. В чёрных глазах полыхнуло пламя. Да такое, что спалить заживо можно — лучше не приближаться.

   Снова тишина. Я с трудом различила, что где-то шумит море. Ага, значит, мы где-то на побережье. Вон, даже чувствуется знакомый запах. Соль, трава, песок. Только… ощущение, что я включилась именно сейчас. До этого была в каком-то месте вне пространства и времени.

   Ступени под ногами вдруг растаяли. Я едва удержала вскрик, от испуга кинуло в жар. Но ступни остались неподвижны. Тьма поддерживала, будто ничего и не менялось.

   — Не упадёшь. — Сухие губы коснулись моего виска. В голосе прозвучала немного издёвка, немного насмешка, немного… странная нежность.

   С трудом успокоившись, я вновь посмотрела на Зурет. Она сжимала маленькие кулачки и смотрела на курган. Вдруг вновь вспыхнули огни. Засияли так, что стало больно глазам. Миг — погасли. Откуда-то издалека раздался дикий вой. Будто ревело выброшенное на берег морское чудовище.

   Я передёрнула плечами. Когда уже закончится это видение?

   Втайне появилась надежда, что это всего лишь сон. В крайнем случае — бред. Тогда Грабар сумеет что-то выудить наружу и растолковать. Не сейчас, так попозже. Ведь кто бы там со мной не хотел встретиться — ему придётся подождать. Неизвестно, когда я вернусь. Если… вернусь.

   — Придёт… — Курган дрогнул, как от подземного толчка. — Жди.

   Зурет вновь распростёрлась перед ним, словно немо благодаря за оказанную милость. Я готова была кусать локти, отчаянно понимая, что пока никак не узнаю, что именно она попросила. Кто бы ни был в кургане — добра от него ждать не стоит. Это подтверждали слова моего невидимого собеседника, рёв издалека и происходящее в реальном мире.

   — Иди, — приказал голос. — Ты увидишь его, когда пройдёт три ночи.

   Зурет медленно поднялась. Нарисовала в воздухе какой-то знак. Потом поклонилась в пояс. Даже при таком освещении было заметно, что её спина поблёскивает от бисеринок пота, а ноги подрагивают. Видимо, содеянное стоило немалых усилий. Она устало провела ладонью по лицу, отбросила назад чёрные пряди. А потом улыбнулась. Меня передёрнуло от отвращения. Мерзкая улыбка дьявола на лице красавицы. Неправильно. Такого не должно быть.

   Зурет взяла свой плащ и барабан. Накинула тёмную ткань на плечи. Какое-то время стояла недвижимо, как статуя. А потом начала медленно оборачиваться. Наши глаза встретились.

   — Не смотри, — прошипели мне на ухо.

   Мне стало нехорошо, по телу словно прошёл удар тока.

   И тут раздался стук в дверь.

   «Какая к чёрту дверь?» — пронеслась шальная мысль. И тут же дошло, что нет ни тьмы, ни кургана, ни немой пряхи. Всего лишь бежевый коврик в моём номере. Коврик с дыркой, кстати.

   Стук повторился. Я с трудом приподнялась. К горлу подступила дурнота, не сразу получилось даже на колени встать. Что за дьявольщина? С этими скачками в потусторонние миры я превращаюсь в изнеженную барышню, падающую в обмороки на каждом углу.

   Будь Грабар рядом, он бы не преминул заметить, что моим бесчувственным телом обязательно могут воспользоваться заинтересованные лица, поэтому лучше находиться в сознании. А то мало ли. А личностей последнее время, кажется, не так уж и мало. Поэтому есть резон укреплять нервную систему и взять пару уроков у Читающего Сны. Или не пару. Как пойдёт.

   Опершись рукой о кровать, я встала. Не так бодро и резво, как бы мне хотелось, но всё же. Преодолев расстояние до двери, щелкнула замком.

   Уставившись в пустоту, я поняла, что ловлю неслабые глюки. Хотя… возможно, просто не дождались. Но кого могло принести? Я даже вышла в коридор. И тут же увидела Дину, бравшую из общего холодильника молоко и яйца. Кажется, кто-то собрался сотворить омлет. Дина обернулась, её пухлые губы чуть тронула улыбка:

   — Добрый день.

   — Добрый, — кивнула я. Немного поколебалась, стоит ли задавать вопрос был ли здесь кто-то.

   — Я вам мешаю? — уточнила она, видимо, расценив мой взгляд по-своему, и указала на холодильник.

   — Нет-нет, — отрицательно покачала я головой. — Мои продукты до холодильника не доходят.

   Шутка получилась очень сомнительной, но Дина хихикнула. В её глазах так и было написано: «С виду нормальная, но слишком странная. А жаль». Впрочем, мне всё это могло и показаться. После происходившего-то!

   — Тут неплохое кафе, в соседнем доме отдыха, — неожиданно произнесла она, захлопывая дверцу. — Но нам лень идти. Танька ворчит, что так все деньги на одну еду профукаем.

   — Еда — это святое, — хмыкнула я.

   Нет, а что? Кто со мной не согласиться, может идти и голодать. И завидовать.

   Дина осторожно перехватила пакет с яйцами за ручку.

   — Вы не очень хорошо выглядите, — тихо произнесла она. — Всё в порядке?

   Хм, заметно. Плохо. Так ещё и с помощью могут прибежать.

   — Перегрелась на солнце, — буркнула я и тут же перевела тему: — Отсюда случайно никто не выходил?

   Дина захлопала ресницами. Кажется, такой поворот несколько озадачил её.

   — Н-н-нет, — произнесла она. — Я не видела. А вы кого-то ждёте?

   «Всё-то ты хочешь знать», — мелькнула мысль.

   Однако вслух, разумеется, я этого говорить не стала. Хамить девочкам — невежливо.

   — Да так, — туманно ответила и направилась к выходу. — Немного.

   — Ясно, — отозвалась Дина и подошла к двери своего номера. — Бывает. Ну, я побежала.

   — Приятного аппетита, — хмыкнула я, быстро выглянув не улицу.

   Нет, никого.

   — Спасибо.

   Я постояла пару минут, тупо глядя во двор. Потом вздохнула и вернулась к своей двери. Так и параноиком можно стать.

   Я переступила порог и замерла, увидев, что на моей кровати кто-то сидит.

   — А ты не слишком-то гостеприимна, — неожиданно весело произнес он низким глубоким голосом. — Ну, не стой — заходи.

ГЛАВА 2. КАРТЫ СНОВ

Да, я готов

   Разгадать твою карту снов.

   Режу имя твоё на руках,

   Чтоб остаться навсегда в этих снах.

   Roman Rain, «Prinzessin der Träume»

   Карты снов можно было купить на Таврическом, в бутике у дяди Миши. В узкой будочке, стоявшей среди рядов местного рынка, всегда было тесно. Пахло бумагой, кожей и металлом. На витринах стояли подсвечники, ароматические лампы и статуэтки японских богов. Напротив — столы с массивными кольцами, шипастыми ошейниками, напульсниками и кулонами с названиями рок-групп. Рюкзаки с теми же рок-группами были сложены в большой корзине в углу. С плакатов на стенах взирали длинноволосые музыканты с разрисованными чёрным и белым лицами.

   У дяди Миши всегда толпились юные неформалы, шумно выбирая очередной аксессуар. Но не так редко появлялись и другие покупатели…

   Сам дядя Миша был мужчиной крупным. Седоватым, с усами. Энергичным. Всегда знает, что посоветовать: и молоденькой панкушке в вырвиглазной одежке, и степенному гражданину, зашедшему за… другим товаром.

   Грабар, когда зашёл сюда в первый раз, не сразу поверил, что именно у этого человека находится его колода. Впрочем, на второй раз — тоже. Тогда он ещё не знал, что карты можно увидеть только дотянув до нужного уровня в чтении снов. Так можно в упор смотреть на коробку с колодой и… не видеть. Но зато потом…

   Его колода оказалась чёрной с фиолетовым. Казалось, что на рубашку карт кто-то щедро плеснул чернил, а потом присыпал звёздной пылью. По размеру карты снов были чем-то средним между игральными и таро.

   Дядя Миша, завидев Грабара, только хитро улыбнулся и вдруг произнёс:

   — Уж заждались они вас.

   Удивлению тогда не было предела. Колода в синей и чуть потёртой коробочке лежала на стекле витрины, прямо возле ароматической лампы в виде черепа. Покрылась даже тоненьким слоем пыли.

   — Заждались? — переспросил Грабар почему-то охрипшим голосом.

   Дядя Миша кивнул:

   — Уж неделю лежат. Прямо на этом месте.

   Но Олег заходил сюда только вчера и был готов поклясться, что ничего тут не было!

   Посмотрев на хозяина бутика, попытался определить: шутит или нет. Нет, абсолютно серьёзен. Только в карих глазах смешливые искорки.

   …Да уж. Именно так оно и было.

   Грабар отошёл от окна, за которым царила южная ночь. В отличие от Яны он жил не в центре города, а в относительно молодом районе. Поближе к дяде Мише, подальше от Городового.

   На Таврическом кипела жизнь, несмотря на поздний час. Под окнами сидела компания, распивавшая пиво. Девушки звонко смеялись, грубые голоса парней вторили им. И хоть у Грабара был пятый этаж, слышалось всё отменно.

   Поглядев на часы, он хмыкнул. Начало одиннадцатого. Самое время веселиться. Кому-то во дворе, а кому-то…

   Не слишком вовремя вынырнуло воспоминание о такой же ночи, шесть лет назад. Они сидели за деревянным столом, на узких досках скамеек, чудом уцелевших от произвола хулиганов. Сигареты, вино, пицца. Красивая Витка Бойкова из отдела договоров. Русые волосы до пояса, курносый нос, длинные пальцы. И взгляд чуть искоса: лукавый, заинтересованный, с лёгким вызовом. Попробуй. Просто попробуй. И будь смелее. Всё получится. Я скажу тебе да. Возможно.

   И сердце билось не так ровно, как обычно; и не так важна была маленькая пирушка, устроенная с друзьями в честь поступления на новое место работы. Грабар уже было решился пораньше распрощаться с ребятами и вызваться проводить Виту домой, но вдруг всё померкло.

   И перед взором тут же разлилась тревожная краснота, а голова взорвалась болью. Откуда-то донеслись хрипы: старческие, отчаянные, тихие.

   «Вот и всё», — огненным росчерком пронеслась мысль.

   Чья? Не понять. Во рту пересохло, в висках запульсировала боль. Красноту вдруг расчертили параллельные чёрные полосы. Изогнулись, зазмеились, опутали.

   — Вот и всё… — донесся чей-то выдох, и вдруг воздух закончился.

   И мир тоже.

   Грабар очнулся в больнице. Толком врачи не могли объяснить причину внезапного обморока. Подозревали нервное истощение. Но самого Олега такой диагноз только озадачил. Были нервы по работе, но не такие, чтобы доходило до обморока.

   А потом, в два часа пополудни, прямо на залитой солнцем улице Суворова, Грабар встретил Городового. В чёрной одежде, со светлыми нечеловеческими глазами. Без льва. Лев — это только ночью. Городовой смотрел долго и внимательно. Но так, что захотелось дать дёру аж до следующего квартала. Однако руки и ноги словно окаменели.

   Городовой улыбнулся, склонил голову к плечу. И вмиг стало как-то спокойнее и теплее, будто произошло что-то очень важное.

   — Ну здравствуй, Читающий Сны, — мягко произнёс Городовой.

   Здравствуй… Способности проснулись спонтанно. Эмоции повлияли на энергетический контур города, и Грабар сумел прочесть сон умиравшего деда Виты Бойковой. Потому и не удержался на грани сознания. Те, кто умирает, всегда пытаются утянуть за собой.

   Городовой потом это объяснил. И многое другое.

   В дверь позвонили. И мигом по спине пробежали мурашки. Грабар вдохнул поглубже и ровным шагом направился в коридор. Назад дороги нет. Это не самый желанный гость, но не впустить нельзя.

   Набрав воздуха в грудь, Грабар щёлкнул замком.

   Гость стоял на пороге, сложив руки на груди. Очки чуть приспущены на кончик носа, взгляд поверх стёкол внимательный, цепкий, чуть ироничный. В этот раз не столь официально, как прошлой ночью. Потёртые джинсы, кофта — серая, лёгкая, крупной вязки. Чуть растянутая. Но эта небрежность странным образом придавала прибывшему шарма. Он поднял руку и поправил очки. Мелькнул металлический браслет от часов и татуировка в виде змеи.

   — Доброй ночи, Олег Олегович. Впускаете?

   Грабар сглотнул. Дурак. Какого так пялиться и стоять столбом? Снова быстрый резкий вдох и посторониться.

   — Да-да, конечно. Входите, Эмман…

   Он запнулся. Эммануил Борисович. Имя с претензией, которое в упор не хотело слетать с губ. Что-то было в нём не так.

   — Чех, — коротко бросил тот, проходя в коридор. — Так легче.

   «Да, легче, — подумал Грабар, следуя за Следящим. — Только не так уж. Что с ним делать? Видит же, гад, всё. Знает. Сволочь.»

   Следящий чувствовал себя как дома. Просто прошёл в комнату, не дожидаясь хозяина. Бросил задумчивый взгляд на книжные шкафы, на компьютерный стол, задержался на диване. Хмыкнул.

   Грабар, прислонившись к косяку, молча наблюдал за ним. Хотелось сказать что-то умное, но как-то не получалось. Да и ни к чему было. Со Следящим лучше не умничать. Всё равно будет так, как хочет он, а не сам Грабар.

   Чех бросил быстрый взгляд на стол и колоду карт. Задумался. Грабар и сам не заметил, что затаил дыхание, словно ожидая приговора. Карты у всех разные. Зависит от уровня силы.

   Чех сел за стул и взял колоду в руки. Замер, прикрыв глаза и что-то прощупывая на энергетическом уровне. Потом довольно хмыкнул и посмотрел на Грабара.

   — Годится. Справимся.

   На душе стало легче. Ещё немного помявшись, Грабар прошёл в комнату и сел напротив Чеха.

   — Кофе есть? — неожиданно задал тот вопрос, введя Олега в ступор.

   — Ну… да? А вы…

   — Мы, — невозмутимо ответил Чех.

   Встал и выключил большой свет, мигом погрузив комнату во тьму. Потом что-то сказал на непонятном языке, и по всей комнате разлилось лиловое сияние, едва освещавшее помещение.

   Грабар поёжился, но не мог не признать, что так даже лучше. Электрический свет только сбивает концентрацию. Поэтому обычно он включал маленький ночник и накрывал его тканью, чтобы свет был очень приглушённым.

   — Кофе понадобится тебе, — продолжил Чех. — Попозже.

   Снова вернулся и сел напротив. Двигался он нечеловечески ловко и грациозно. Так, словно не приходилось вообще затрачивать никаких усилий, чтобы пошевелить рукой или ногой.

   Чех поставил локти на стол, сплёл пальцы. Грабар мысленно отметил, что чертовски рад: Следящий не притащил своего каракурта. Только вот взгляд карих глаз всё же заставлял понервничать. Смотрит, гад, так, будто всё знает. Но хочет услышать это от самого Олега.

   — Когда это произошло? — ровным голосом спросил Чех.

   Грабар уставился на колоду. Тревога за Яну вновь зазвенела в мозгу. Так хоть какое-то время удавалось её гасить.

   — Связь оборвалась днём, где-то около трёх, — произнёс он вмиг ставшими непослушными губами. — Поначалу я этого не чувствовал. А потом… словно струна лопнула.

   Грабар сглотнул. Спокойнее надо, спокойнее. Обрыв связи — это ещё не конец света. Это может значить что угодно. Даже то, что напарница на время просто отгородилась. Такое нужно, чтобы быстро восстановить потерянные силы. Но… В голову почему-то лезло только плохое.

   — И трубку не берёт? — лениво поинтересовался Чех.

   Грабар отрицательно помотал головой. Не берет. Едва его охватила паника, как визитка, которую ему дал Следящий, вдруг нагрелась до немыслимых пределов, обжигая ладонь. Чего скрывать, если он сразу взял её в руки, как только понял, что с напарником что-то не так. Конечно, можно было обратиться к Городовому, но тот сам дал понять, что умывает руки. Делом будет заниматься Следящий. Чех. Сокращение от Чехлянц, видимо. Да уж. Дал бог фамилию. Но сокращение ему дивным образом шло.

   — Что ж, неприятно, но не смертельно, — тем временем прозвучал вердикт. — Раскладывай карты. Я помогу.

   Грабар настороженно посмотрел на Чеха, но тут же отогнал глупые мысли. Всё правильно, лучше дотянуться так. Уж Следящий-то не даст всей энергии утечь в подпространство. Карты, они полезные и мощные, но выпивают столько сил, что в пору потом ложиться на стационар в больницу.

   Олег не раз задавался вопросом: кто их создал? Но Городовой только загадочно улыбался, а дядя Миша говорил, что карты были всегда. Однако всему есть начало и конец. Поэтому «всегда» — это неправильно.

   Грабар взял колоду в руки. Начал медленно, очень плавно перетасовывать. Ничего общего с движениями игроков. Медленно, вязко, ритмично. Карты тихо зашелестели. Фиолетово-чёрные рубашки вспыхнули звёздной россыпью. Маленькие огоньки задрожали на каждой карте.

   Чех молча наблюдал, замерев каменным изваянием. Только на его губах появилась тонкая, едва уловимая улыбка. Он одобрял. Что конкретно — не понять. Но сейчас и не до этого.

   Грабар почувствовал, как кончики пальцев немного закололо. Невольно улыбнулся и сам. Пошёл контакт.

   Фиолетово-чёрная краска ожила. Затрепетала тьмой, медленно поползла с одной карты на другую. Окутала кисти Грабара, засияла белыми звёздами, рассыпавшись по пальцам, ладоням, тыльным сторонам. Поползла к запястью.

   Всё исчезло. Остался только он, окунувший руки в ночь. Не бог, но и не совсем человек.

   Читающий Сны.

   Осталась где-то за спиной реальность. Шум за окном. Скрип стула, на котором сидел Чех. Ветер в вершинах деревьев. Приглушённый свет в тёмной комнате.

   Сны плеснули разноцветными красками. Потянулись невидимыми руками. Ухватили так крепко, что не вырваться. Закружили в безумном танце. Что такое мир снов? Нелогичный, непостоянный, рвано искристый. То накатывает удушливой волной, принося страх и ужас, то окутывает светом и надеждой, и даже утром у пробудившегося это эти чувства не исчезают.

   В мире снов нет правды и лжи. Здесь только вероятности. Прошлое, будущее и настоящее смешаны в одно. Что когда-то видел, думал, знал… Мечты оживают и предстают в гротескно-чудовищных образах, зовут за собой, тянут в омут безумства несостоявшегося.

   Но и пугаться не стоит. В каждом образе — знак, символ. Его можно прочесть. Только нужны время и сила.

   Звёздные руки Грабара ухватились за полотно реальности, рванули на себя. Послышался треск, потом — одобрительный смешок Чеха. Реальность расползлась обтрёпанными краями, осыпалась алмазной пылью на пол.

   Сны шипели, шептали, звали миллионами голосов тех, кто спит и будет спать. Во сне можно всё. Главное — понять это. Звёздная пыль засверкала ярче, скрутилась перед взором длинным жгутом, на который упали кривые тени, напоминавшие уродливые тонкие руки. Одни, вторые, третьи… Слишком много, слишком опасно.

   Грабар зло и весело улыбнулся. Нет, не выйдет. Сновиям тут кормиться нечем. Маленькие мерзкие создания, которые насылают во снах безнадёжность и отчаяние. А Читающих Сны заводят так глубоко в подсознание, что есть потом риск не выбраться.

   Тоненькие ручки исчезли, испуганные решимостью Грабара. Смелых боятся. Всегда. А вот с трусами куда легче. Схватился за переливающуюся бледно-жёлтым светом неуверенность — и тяни сколько хочешь, вей воздушные верёвочки, опутывай пульсирующий страх.

   Грабар потянулся к Яне. Отодвинул ненужное эхо чужих снов, устремился к напарнице. Обратная сторона запястья вспыхнула короткой болью. Тьма разошлась, выпуская на волю смолянисто-красную нить. Кровавые брызги разлетелись во все стороны, зависли налитыми ягодами в пространстве.

   — Хочешь чувствовать кого-то, — возник в мозгу голос из прошлого с ленивой тональностью Городового, — лучшем, чем других — нужна кровь. Его и твоя. Тогда эту связь ничто и никто не нарушит.

   С Яной она была. Грабар хорошо помнил тот ледяной январский вечер, когда первый раз пропала связь. Колесник довела себя до истощения и свалилась в обморок, утеряв способность здраво мыслить и рассчитывать силы.

   — Вырежи её имя на руке — никогда не потеряешь душу.

   Городовой был прав. И хоть ритуал был и диковат, но Грабара это даже позабавило, а Яна отнеслась с безразличием. Тогда она вообще не была похожа на себя. И было очень тяжело.

   Нить превратилась в спираль. Потянулась сквозь живое тело снов к крови Слышащей Землю.

   Грабар вздрогнул. Метки из соли и песка, боли и гнева стоят везде, где только можно дотянуться. Чужие, холодные… старые. Олег сделал шумный вдох. Кто-то играет с Яной, дёргает за ниточки, словно марионетку. И сама Яна выбраться не сумеет — слишком сильное воздействие. От меток пахло металлом и чем-то кислым. Кислое — это кошмар. Горькое — болезнь. Морозно-свежее — счастье.

   Грабар скользнул по нити дальше, почувствовал, как попал в вязкое пространство прошлое. Перед глазами вдруг с необычайной яркостью развернулась картина: ночь, костёр, люди. Все высокие, смуглые, темноволосые. Мужчина в кожаных доспехах — статный, с гордым разворотом плеч. Сгорбленный старик. В его чёрных глазах отчаянье и страх. Красивая женщина в кольчуге смотрит на него хмуро, без капли жалости. Ещё один сухощавый воин с жестоким изгибом тонких губ одной рукой держит за волосы изящную девушку, стоящую на коленях. Другой — острый длинный кинжал с рукоятью в виде грифона.

   — Твой лживый язык послужит хорошей платой за сказанное, Зурет, — глухо произнёс мужчина в доспехах.

   Девушка рванулась из рук воина, но тут же вскрикнула от боли. Мужчина взял кинжал, рукоять-грифон хищно блеснул в отблесках голодного пламени. Женщина с косой не шелохнулась, сложив руки на груди.

   Старик рухнул на землю перед ней.

   — Тиргатао, заклинаю тебя…

   Но та даже не разомкнула губ. Только одарила таким холодным взглядом, что впору было заледенеть.

   — Когда ты звал Того, из кургана, то смеялся. И не думал о Тиргатао и её людях. Не думал о том, что вышло из моря. И теперь… твоя дочь ответит за твой грех.

   — Нет-нет-нет! Умоляю вас, — залепетала девушка.

   По её щекам покатились слёзы, губы побелели. Ещё секунда — и потеряет сознание. Да и как от такого не потерять…

   Мужчина в доспехах поднял руку. Старик вдруг вскочил на ноги и криком кинулся на него. Удар, стон — обмякшее тело рухнуло под ноги стоявшего, и седые волосы разметались по песку.

   Мужчина сделал шаг к девушке. Она жалобно застонала, дёрнулась в последней отчаянной попытке уклониться. Воин второй рукой сжал её подбородок, открывая рот.

   — Ты проиграла, Зурет, — прошептала Тиргатао. — Будь ты проклята. Натай, вырежи ей язык.

   Крик захлебнулся, мерзко булькнул, полумычание-полувой — дикий, как у обезумевшего животного, — унёсся в ночную мглу.

   Грабара бросило в жар. Виски пронзило болью, с выдохом сорвался хрип. Перед глазами потемнело. Уже не от игры с миром снов, а от затраты сил. Далековато забрёл, хотя вроде и не пытался этого делать. Но метки…

   На его плечи вдруг легли чьи-то ладони. Он вздрогнул, но тут же услышал голос Чеха:

   — Не заходи так далеко. Потом не достану.

   От этих прикосновений в тело полилась сила. Чистая, прозрачная, как весенний ручей. Частично стёрлись неприятные ощущения. Увиденное словно не доходило до сознания. Разумом Грабар понимал, какой только ужас предстал глазам, но внутри была выжженная пустота.

   — Вот и славно, — послышался голос Чеха. — Хоть кто-то из вас двоих умеет ставить щит. А то сидеть нянькой при тебе мне как-то не с руки.

   Грабар поморщился. Ирония с долькой презрения, звучавшая в голосе Чеха, на подвиги вдохновить не могла. Он повёл плечами, стараясь высвободиться из чужих рук, но вмиг окутавшая слабость заставила только поморщиться. А может, просто нельзя избавиться от прикосновений Следящего, когда тот против?

   — Далеко улетел, — лениво заметил Чех и кивнул на кучку пепла на столе. — Видел, как карты вспыхнули?

   Грабар оторопело уставился на пепел. Господи. Да как же это? Его карты. Внутри вдруг всё сжалось. Нет, этого просто не может быть. Они служили ему четыре года. И так, за какое-то невнятное видение сгорели в момент.

   Стало бесконечно жалко. И карты, и себя. Он мотнул головой. Так, не расслабляться. Не хватало ещё показать расстройство при Следящем.

   — Ничего страшного, — сказал Чех. — Просто они не способны вынести тебя на нужный уровень. Слишком слабые.

   Он убрал ладони, вмиг по телу пробежал страшный холод. Грабар неосознанно обхватил себя за плечи. Странно это — стучать зубами в жаркую июльскую ночь. А вот… иначе никак.

   — Кофе у тебя в верхнем шкафчике? — как ни в чём не бывало спросил, будто это было нечто привычным и обыденным.

   Грабар сжал виски и сделал глубокий вдох, прикрывая глаза.

   — Да, — хрипло ответил он. — Только кофе мне никогда не помогал.

   — Поможет, — хмыкнул Чех и, насвистывая какую-то песенку, удалился на кухню.

   «Бред, — мелькнула мысль, — какой бред. Следящий южного региона варит кофе для простого Читающего Сны».

   Впрочем, Грабар всё равно прекрасно понимал, что всё не просто так. Ему удалось заглянуть в сон. Правда, он был абсолютно уверен, что Яне последний не принадлежал. А скорее тому, кто поставил метки. Итак, удалось ухватить имена: Зурет, Тиргатао, Натай… Странное упоминание «того, из кургана». Кто такой? И что там выходит из моря? Уж не тот маньяк, которого им надо с Яной поймать?

   Кусочки паззла складывались крайне неохотно. Грабар попытался проанализировать увиденное. Определить хотя бы приблизительно век и народ, к которому принадлежали люди, — и то хлеб.

   Он посмотрел на диван. Идея прилечь, кажется, не такая уж и плохая. Правда, этот гадкий Чех… Дьявол, принесло же! И в то же время Грабар не мог не отметить, что с ним неплохо поделились силой. Порой после карт сваливало в сон мгновенно. А тут просто слабость и недомогание. Собравшись с мыслями, он медленно поднялся и, опираясь на стол, побрёл к дивану.

   Знаки. Язык. Зурет. Такое впечатление, что уже где-то слышал это имя. Голова закружилась. Ойкнув, Грабар не сразу сообразил, что кто-то его подхватил под локоть.

   — Стоять, — сказал Чех и легонько подтолкнул Грабара к дивану. Однако сделал это так ловко, что тот тут же оказался в нужном месте, а не приземлился на пол.

   В руки тут же сунули чашку с горячим кофе. Грабар автоматически сделал глоток и закашлялся. Перец, кардамон, шоколад. И ещё почти кипяток!

   — Вы извращенец, — просипел он.

   — Нечасто, но практикую, — отозвался Чех и сел рядом. — Но только по взаимному согласию сторон. Однако… сейчас не об этом.

   Грабар подозрительно покосился на собеседника, чувствуя, что над ним откровенно издеваются. Всё же спорить было глупо. Сделав ещё один глоток кофейного пойла, вдруг осознал, что состояние каким-то чудесным образом нормализуется.

   — Вы можете чем-то помочь? — тихо спросил он, ни на что не надеясь. Но всё-таки не исключая того, что Следящий сюда пришёл не просто так. Да и силой подкармливает не из-за мимолётной прихоти.

   — Ты видел сон Зурет, — неожиданно задумчиво сказал Чех, и Грабар забыл, как дышать. — Пока шла картинка, я кое в чём разобрался. Кошмар о прошлом. С кисловатым привкусом.

   Грабар медленно кивнул. Что кошмар — сто процентов. Только вот понять, кому он принадлежал, он сам не смог. Слишком далеко и неясно, будто приходилось тянуться в седую древность. Потому и спросил:

   — А… кто такая Зурет?

ГЛАВА 3. АЗОВ

— Не люблю гостей незваных, — ответила я ровным голосом, однако внутри всё сжалось.

   Ему было около сорока. Во всяком случае, так выглядел. Белые, почти серебристо-седые волосы, длиной до плеч. Кожа — загорелая, почти бронзовая. Из одежды: кофта-сетка, джинсы в дырках. Босой. На шее — кулон на чёрной верёвке. Но не разглядеть какой именно — слишком далеко. Лицо, словно высеченное из камня. Высокий лоб, прямой крупный нос, четко очерченные губы. Скулы — высокие. Глаза не пойми какого цвета. То голубые, то зелёные, то серые. И если б свет менялся — ясно. А так сидит в тени же. Бр-р, не понять.

   Он поднял руку и поманил к себе. Движение вышло нечеловечески плавным. Как будто не было костей и мышц, а вся конечность состояла из воды. И в то же время чувствовалась нереальная сила. Сразу стало понятно, что лучше не приближаться.

   — Иди сюда, — мягко, но повелительно произнёс он.

   Я открыла было рот, чтобы послать его подальше, но дверь сама захлопнулась, подтолкнув меня в спину. Непривычно громко щёлкнул замок.

   Я сглотнула. Трое и Сестра, помогите. Кажется, я серьёзно попала.

   Говорить, что узнала незнакомца, даже не стоило. Это он — гость в моей квартире. Он — снившийся несколько раз. Он — уведший по звёздной дорожке, чтобы показать древний курган.

   — Не бойся, — улыбнулся он. — Хотел бы тебя убить — убил бы. Лучше сядь.

   Сказано было таким тоном, что я сразу поверила. И впрямь — мощь у сидевшего передо мной существа была огромна, раз оно могло проникнуть куда угодно и делать, что пожелает.

   Оно. Существо. И пусть оболочка человеческая, но это только игра. Ведь слышно, что в его голосе плеск волн, а номер наполнил запах соли и тины. Чего только стоит одна эта улыбка. Словно он ещё не решил, что со мной делать. Ибо вариантов много, и все такие чертовски привлекательные.

   Глубоко вздохнув и сообразив, что сесть, кроме как на кровать, больше негде, я подошла и опустилась на край. Не стоять же истуканом, в конце концов.

   — Вот так уже лучше, — одобрил он. — Я не такое чудовище, как ты вообразила.

   Покосившись на него, поняла, что действительно не такое. А куда… куда хуже.

   — Кто вы? — тихо, но твёрдо спросила я, понимая, что пора дело брать в свои руки.

   Правда, в свои — сильно громко сказано. Повисла тишина. Слышно только, как заливается ласточка на балконе. Внезапно он склонился к моему уху и шепнул:

   — Азов.

   Обычные звуки превратились в солёные брызги, оказались на коже, заставили замереть каменным изваянием. По спине пробежали мурашки. Я медленно повернула голову и встретилась с его взглядом. Глаза, что бездна. Ни дна в них, ни края. Но есть и солнечные блики на голубой воде, и белые пенные гребни и чернота зарождающегося шторма. Всё вместе. Страшно, опасно, нельзя.

   Пусть Азовское море самое мелкое в мире. Только никто не говорит, что самое безопасное. И гибнет в нём столько людей, что невозможно и представить. И шторма разыгрываются не на шутку.

   Губы Азова улыбнулись — тонко, призрачно. Но глаза так и остались холодными.

   — Или хочешь знать все мои имена?

   Я покачала головой, отгоняя вмиг расползшийся льдом внутри страх. Спокойно, Яна, спокойно. Раз он так пришёл, то явно не собирается убивать. Иначе б сделал это более изысканным способом.

   — Азов, так Азов, — покладисто согласилась я. — Чем обязана визитом?

   Он выпрямился, расстояние между нами вновь увеличилось. На этот раз в странных глазах насмешки не было. Скорее, холодная серьёзность.

   — Что ж, ты не глупа. Это радует, — спокойно произнёс он, и я нахмурилась.

   Ну, спасибочки на добром слове, а то уж прям занервничала. Однако он, как ни в чем не бывало, продолжил:

   — Изначально всё было куда проще. Я не думал, что потребуются умения Слышащей Землю. Но чуть позже выяснилось, что с землей мне лучше не связываться. А ты… ты слишком упряма, чтобы слушать предупреждения, да?

   Я сделала вид, что не обратила внимания на прозвучавшую подколку.

   — У меня задание Городового. А с ним спорить неразумно.

   Азов хмыкнул:

   — Дражайший Данила Александрович. Как же, как же. Знаю. Есть у него занимательные привычки не жалеть своих сотрудников.

   Впервые за всё время мне не хотелось возражать. Городовой — это такая зараза, что не стоит стоять рядом. Иначе будут большие проблемы и немного трупов.

   — Перейдём к делу? — направила я разговор в нужное русло и отвела взгляд. Всё-таки смотреть на него — испытание ещё то. Словно отражение в морской глади: нестабильное, ненадёжное, готовое в любую минуту измениться под дуновением ветра.

   — Да, — кратко ответил он. — Поговорим о маньяке. Я знаю, что ты пытаешься найти его, вот только не с того бока начала.

   — Да? — мрачно отозвалась я. — А с какого же надо было?

   — Начинать надо было не с маньяка, а с его жертв. Поверь, они куда опаснее.

   Я не поверила своим ушам и молча уставилась на него. Бред какой-то. Они сами себя так изуродовали, что ли?

   — Только не говорите мне, что это было ритуальное самоубийство.

   Азов легонько щелкнул пальцами, и к нему вдруг по воздуху медленно подплыл свёрток с веретёнцами, которые передала мне незнакомая Ира.

   — Не скажу, — невозмутимо сказал он. — Потому что это не самоубийство.

   Ничего нового, Америку не открыл. Правда, тон, которым это было сказано, заставил насторожиться. В мозгу забрезжила догадка, однако ухватить пока её не удалось. Внезапно только сейчас я осознала, что зря не продумывала этот вариант. И тут же почему-то стало стыдно.

   — А я предупрежда-а-ал, — протянул Азов, словно прочитав мои мысли.

   — Лучше б помог, — буркнула я, сам не заметив, как перешла на ты. — Виной всему существо из озера, так?

   Азов нахмурился:

   — Существо из озера уж скорее враг нашего врага. А Тот, из кургана и есть наша проблема.

   Тот, из кургана. Прям тебе Роджер Желязны восстал из могилы. Я вздохнула. Кажется, ничего хорошего мне не светит. Да и остальным тоже.

   — А можно с самого начала?

   Азов кивнул:

   — Можно. Но сначала тебе нужно выехать отсюда.

   — Из Стрелкового? — уточнила я, стараясь не выдавать мелькнувшей надежды.

   Ну, да. Пожалуй, местечко не такое плохое. Но глядя на то, что тут происходит да ещё возле моря… Лучше город. Домой хочу. К тому же Грабар меня прибьёт. Ведь ясно же сказал, что мне нужно в Херсон. Но пока… не складывалось.

   — Из гостиничного номера, — даже не улыбнулся Азов. — Насколько я знаю, заплачено за три дня?

   Я изумлённо уставилась на него. На душе вмиг стало тоскливо. Эта зараза следила за мной. И хорошенько так следила.

   Азов тем временем с крайне довольным видом откинулся на стенку. Заложил руки за голову, довольно ухмыльнулся:

   — Не смотри на меня так. Я не собираюсь воспользоваться твоим невинным телом.

   Я стиснула зубы, про себя повторяя считалочку про короля. Сомнительные шутки и сомнительный тип. Специально дразнит, как и Городовой. Только тот работает по-другому. Злее, больнее, с насмешкой. Этот тоже не букетик фиалок, но всё же совсем другой.

   — Куда тогда? — задала я весьма лаконичный вопрос.

   Азов не смутился:

   — Поверь, у меня есть место. Только одно условие — выключить телефон.

   Это мне не понравилось. Этот телефон, мать его за ногу, и так работал через раз и до Грабара фиг дозвонишься, а тут ещё сделать такое нарочно. Поэтому отрицательно мотнула головой.

   — Сначала информация, — поставила ему условие.

   Азов лениво улыбнулся, даже не подумав поменять позу.

   — Как хочешь, — бросил он, правда, я расслышал нотки раздражения. — Но если не поверишь — слушать не буду. Итак, задавай вопросы.

   Я немного растерялась. Их было слишком много. Мысли надо было как-то упорядочить. Если понять, зачем я существу из моря, можно было относительно просто, то вот дальше — какая-то загадка. Я подозрительно покосилась на Азова. Кстати, он так и не сказал, кем является. Судя по силе, явно не мальчик на побегушках хозяина вод, но…

   Пришлось повернуться полубоком, чтобы всё же смотреть собеседнику в глаза. Он тем временем вынул веретёнца, и теперь они, вертясь вокруг своей оси, медленно плыли по воздуху. Однако далеко от него не отлетали.

   — Фокусник, — буркнула я.

   — Есть немного, — согласился Азов. — Так что? Я жду.

   И внимательно посмотрел на меня. Тишина стала вязкой и непроницаемой. Словно из комнаты вдруг выкачали весь воздух. Мне стало жарко. Мысли путались. Я невольно впилась пальцами в край кровати. Только не поддаваться гипнозу. Мигом пустила вниз импульс — к земле. Чтобы можно было расслабиться и сбросить напряжение.

   И тут же спросила:

   — Тот, из кургана… кто это?

   Азов ещё какое-то время смотрел на меня, будто не верил услышанному, а потом одобрительно хмыкнул:

   — Соображаешь. Это прекрасно. Ну, так слушай…

   Давно, веками не сосчитать и секундами не измерить, нынешние земли пустовали.

   Тот, из кургана появился из ниоткуда. Не разобрать, где ранее был его дом. Он изначально никак не проявлял своего присутствия, разве что ветер и шелест волн переговаривались между собой.

   А потом пришли люди. Пришли с востока. Они остались здесь. Потомки назовут их стоянку Кермек. Многое сотрётся из памяти. Включая и то, что при помощи бубна и нескольких жестов, спрятанных в глубине веков, они вызывали сущности, которым не место на земле. С первой смертью обитателей стоянки пришёл Он. Без имени и лица. Но с властью, полученной от тех созданий, которым поклонялись и будут поклоняться люди во все времена.

   Шло время. Звенели на берегу моря чужие голоса, смеялись чужеземцы. Пёстрые шатры стояли на ветру, и тлели угли от костров.

   Босоногие смуглые люди. Дети. Девушки, вешающие на грудь звенящие ожерелья. Бородатые мужчины с луками. Табуны лошадей. Закатное солнце, провожающее народ за народом. Ветер, целующий бесстрашных сарматок. Плетущий смоляные косы задумчивым дандарийкам. Шутливо ласкающий озорных синдок. И шепчущий древние тайны на ухо коварным меоткам.

   История не сохранила их имён, но…

   Голос Азова смолк. Веретёнца замерли в воздухе. А потом медленно подплыли ко мне. Остановились возле лица. Одно робко коснулось щеки. Я осторожно отодвинулась. Этого ещё не хватало.

   — А дальше-то?

   Азов поманил веретёнца к себе. Два вернулось, но самое ближайшее ко мне и не подумало. Я вздохнула и взяла его в руку. Ладонь вдруг обожгло. С губ сорвался вскрик.

   — Тш-ш-ш, — шепнул Азов мне на ухо, и вдруг дошло, что он рядом и прижимает меня к себе.

   Кожа на запястье треснула, окрасилась алым. Крик замер у меня на губах, внутри словно образовалась огромная пустота. Веретёнце входило всё глубже и глубже, истончалось, будто длинная игра. Перед глазами появился туман. Боли не было, но я знала, что шевелиться нельзя. Иначе — быть беде. Игла превратилась в расплавленное серебро, потекла по венам вместе с кровью.

   Осознание, что рядом Азов, исчезло. Растворилось предрассветной туманной дымкой в наступающем знойном дне. В голове зашумело. Виски вдруг пронзило болью. Я сдавленно охнула. Ощутила на губах привкус боли. Подушечки пальцев закололо множество иголочек. Где-то шелестел ветер. И, кажется, шумело море.

   Ноздри защекотал запах дерева, сухой травы и масла. Слабый огонёк отбрасывал тень на стену, плясал диковинный языческий танец.

   — Сам ко мне придёшь, сам меня найдёшь, — дрогнули мои губы, шепча слова. Только язык явно не русский, а непонятный, древний. Но все значения ясны, словно идут изнутри.

   Под рукой уверенно крутилось колесо прялки. Стук — один оборот. Стук, стук — два оборота. И тянулась нить — серебристая, тонкая. А коснёшься пальцами — что лёд. И порежет так, что мало не покажется. Оно и видно — не зря пальцы обагрены кровью. Но останавливаться нельзя. Откуда я это знаю?

   «Земля тебе это говорит, — пронесся в голове шёпот Азова. — Она всё помнит, она знает».

   — Сгинут враги мои, исчезнут недруги. Выйдет из моря ашаук, станет моей защитой. Покроется пылью меч Тиргатао, станет прахом её плоть.

   И столько злобы и ненависти было в этих словах, что меня замутило. Сознание начало ускользать, как тонюсенькая ткань под грубыми пальцами.

   Только прялка пела свою ритуальную песню, вторя словам девушки.

   — Не будет покоя ни на земле, ни на море. Пеплом останется, солью покроется, — звучал тихий срывающийся шёпот.

   Стук — один оборот. Стук, стук — два оборота.

   Натянулась серебряная нить, вымазанная густой кровью. Сладковатый запах стал в горле.

   Я закашлялась, из груди вырвался стон. Словно было тяжело и больно держать эту нить. Впрочем, предположение оказалось почти верным: слишком медленно, слишком тяжело было прясть нить жизни.

   Стук — один оборот. Стук, стук — два оборота.

   Чёрная прядь соскользнула вниз. Загорелая рука с широким металлическим браслетом резко заправила её за ухо и вернулась назад, придерживая колесо.

   — Станет она прозрачной, холодной. Забудет своё имя. Покроется ржавчиной её щит, издохнет конь. Растает белое тело в соляной могиле.

   Стук — один оборот.

   Нить натянулась, но не лопнула.

   — Ударит молнией, расколет на тысячи тысяч осколков, выбросит в море. Позабудет земля своё дитя.

   Стук, стук — два оборота.

   — Поглотит Тиргатао море…

   В углу вдруг появилась тень. Распустилась дивным цветком, обволокла живой тьмой часть пола и стены.

   Стук… колесо замерло. Серебристая нить скользнула по пальцам, словно желая упасть на пол.

   — Зурет, Зурет, Зурет…

   Еле слышный шёпот. Моё-её сердце пропустило удар. Кто пришёл на зов? Эта тень не может быть тем, кого ждали.

   Тень дрогнула, раскинула во все стороны щупальца, как цветок-кракен. Нить всё же коснулась пола. Тень заволновалась, будто почуяв что-то.

   — Зурет, Зурет, Зурет, — прошелестел шёпот, от которого по коже пробежали мурашки. Щупальца жадно затрепетали, потянулись к прялке, словно сами хотели покрутить.

   Онемение сковало тело. По виску потекла холодная капля пота.

   Но вдруг распахнулась дверь, и на пороге показался невысокий мужчина в чёрном плаще. Откинул капюшон, по плечам рассыпались седые волосы. Он внимательно посмотрел на меня тёмными глазами, в которых плясали едва заметные огоньки превосходства.

   — Получилось, — прошептал он. — Получилось, дочь моя! Сегодня Он ждёт нас!

   Внутри что-то зазвенело от радости, будто натянутая струна. Но в то же время стало тревожно, и сердце сжалось. Вдруг всё пойдёт не так, как задумано? Ведь сорвать план может кто угодно. Да ещё эта тень. Стук колеса разбудил того, кого не стоило тревожить. Но, может, удастся обойти запреты? Тот, из кургана обещал помощь. А значит, есть надежда!

   Я посмотрела на свои руки, потом покосилась на колесо. Оно стояло неподвижно. Серебряная нить мигом потускнела, а после и вовсе исчезла, скрывая следы ворожбы, будто и не было.

   Принесённая весть и радовала, и одновременно тревожно сжимала сердце.

   — Всё у нас выйдет? — в женском чужом голосе, слетавшем с моих губ, звучала неопределённая тоска.

   Мужчина кивнул. Улыбнулся — мягко, по-доброму. Только в тёмных глазах вспыхнуло пламя — холодное и гнилое. От которого мне стало не по себе.

   — Он не даёт пустых обещаний. Ашаук вот-вот выйдет из вод.

   Я резко вскинула голову, даже позабыв о своей неуверенности.

   — Как уже так быстро?

   Мужчина довольно потёр ладони в предвкушении чего-то невероятного.

   — Да, Зурет, да! Он быстр, как ветер! Мы освободим его из кургана!

   Я почтительно склонилась.

   — Ты воистину стал сильнее, отец, — прошептали мои губы.

   Только сердце почему-то заныло от нехорошего предчувствия, что к кургану придём не мы одни.

   — Кстати, — неожиданно спросил он. — Чего этот прихвостень Тиргатао, Натай, вдруг начал тобой интересоваться?

   Перед глазами вдруг всё потемнело. К горлу подобралась дурнота, а голова закружилась. Натай… кто такой Натай? Имя почему-то показалось странно знакомым. Только сейчас было не до него.

   Азов подхватил меня под руки и помог сесть. Я мотнула головой. Сообразила, что нахожусь на берегу. Сижу на какой-то подстилке и все неровности очень хорошо ощущаю собственной задницей.

   Спустя секунду дошло, что сейчас ночь. Прыжки из прошлого в настоящее крайне вредны для здоровья и восприятия окружающей среды.

   Звёзды сияли ярко-ярко. Аж страшно смотреть вверх. Я вновь посмотрела на свои руки, будто желала увидеть там призрачную кровь. Нет, ничего. Только воспоминания. От произошедшего было холодно и муторно. В то же время рубашка липла к спине, а мерзкая слабость заставляла подрагивать руки и ноги.

   — С чем связалась эта Зурет? И сколько лет этой истории? — спросила я, чувствуя, что Азов находится за моей спиной.

   — Считает ли человек минуты? — философски изрёк он и положил ладони мне на плечи. — Давно. Точно не скажу.

   В этот раз я толком даже не обратила внимания на прикосновение. Точнее, обратила, но не хотелось сбрасывать его руки. Наоборот — пусть побудет так. Хоть какая связь с реальностью.

   — Связалась не Зурет. А её отец, Максай-прорицатель. Уж начал заниматься вещами, в которые нос совать не следовало. Ему удалось разгадать знаки тех, кто жил на стоянке, я имею в виду, Кермек. Тот, из кургана услышал зов. Но чтобы выйти на землю, ему требовались жизни, человеческие и много.

   Я хмыкнула:

   — Неужто пообещал власть над миром?

   Ладони Азова накрыли мои лопатки, медленно скользнули ниже. По коже разлилось приятное тепло. Зачем он это делает?

   — Кто его знает. Скорее уж показать мир, откуда он явился. Или приоткрыть завесу будущего. Тот, из кургана может многое. Поэтому, когда понял, что эта дрянь намеревается выползти наружу, направил к кургану людей.

   Ладони совершали круговые движения.

   — Людей? — переспросила я.

   — Как бы ни была хороша Зурет, искусная пряха и красавица, — шепнул Азов мне на ухо, — а всё равно не нравилась она Натаю, охотнику и воину. Чувствовал он, что у красавицы гнилое сердце. Как бы ни была трудолюбива и храбра Зурет, но всё же перешла дорожку воительнице Тиргатао. А та не признавала ни чёрной ворожбы, ни лютой жажды власти. В общем, сначала была у них скрытая вражда, а потом перелилась уже в открытую. Каждая так и ждала, чтобы сделать сопернице подножку.

   — Тиргатао положила глаз на воина, что ли? — уныло протянула я, глядя на плещущие волны.

   Как-то уж совсем печально: бабские разборки, а тут гибнут люди.

   Азов провел кончиками пальцев по моей пояснице, поднырнув под футболку. Я попыталась отклониться, но меня тут же вернули на место.

   — Сиди. Что я, не знаю о твоих болях в спине?

   Я потеряла дар речи, забыв, как дышать. То есть… Дьявол, откуда он знает? Боли у меня были несколько месяцев назад. И действительно прописывали массаж. Однако я побывала лишь на нескольких сеансах — потом работа закрутила, было уже не того. Но этот-то откуда знает?

   Азов это дело знал и, видимо, любил. Осторожно надавливал на позвоночник, растирал мышцы ладонями, замирал именно тогда, когда с губ уже был готов сорваться стон. Мыслить трезво не получалось. Слишком расслабляло, слишком хотелось прилечь прямо на этой подстилке и забыть обо всём. Но нельзя было. Нельзя.

   — Тот, из кургана был благосклонен и к Зурет, — произнёс Азов. — Наделил её даром пряхи, научил зачаровывать человеческую жизнь. Пока прядёт ниточку — живёт человек. Оборвёт — вот тебе и погребальный костёр. Самое мерзкое — поймать её не могли. Поэтому и творила она долго всё, что хотела. Тот, из кургана хорошо оберегал свою девочку. Да и Максая тоже радовал.

   Пока Тиргатао не убедила вождя, что его прорицатель продался злу.

   — Как пафосно, — выдохнула я, блаженно прикрыв глаза.

   — Пафосно или нет, а Тот тогда был ещё сильнее, чем сейчас.

   — Сейчас?

   Повисла тишина. Я медленно повернула голову и посмотрела в глаза Азова. Он хмурился. Даже руки замерли. И вмиг стало как-то холодно и неуютно.

   — Сейчас, — подтвердил он. — Как я уже говорил, прошлое не исчезает. То, что на него не обращают больше внимания, не значит, оно рассыпалось в прах. Поэтому всегда надо об этом помнить.

   Я вздохнула. Услышанное совсем не радовало. Если здесь где-то спит могущественная сила, настроенная далеко не доброжелательно, то это будут очень большие проблемы.

   — Кто-то нашёл могилу Зурет. И пробудил её дух. Ашаук снова бродит по земле, взывая к своей хозяйке.

   Я потёрла виски, провел ладонью по лицу.

   — Кто это? Кого просила Зурет?

   — Ашаук — охранник, преданный пёс, которого приставил к своей пряхе Тот.

   Я хмыкнула. Кажется, начинаю понимать, что к чему. Правда, пока своими догадками делиться не стоит.

   — Как от него избавиться? — спросила я. Встретилась со ставшими тёмно-синими глазами и немного неловко улыбнулась: — Спасибо за массаж.

   — Сначала нужно избавиться от неё, — ровным тоном сказал он, не отводя взгляда. — И только после этого ашаук исчезнет вновь.

   А потом, не говоря ни слова, Азов склонился ко мне, вплёл пальцы в волосы и прижался к губам.

ГЛАВА 4. ТИРГАТАО НЕНАВИДИТ МОРЕ

Всё померкло. Казалось только, что слышится оглушительный стук сердца. Моё или его? Не разобрать.

   Я шумно выдохнула, вцепилась рукой в его плечо. Крепкое. И лицо, словно высеченное из камня, близко-близко.

   — Зачем? — хрипло спросила я.

   Он смотрел прямо в глаза. По позвоночнику пробежал холодок. Но в то же время было что-то такое, отчего не хотелось слышать ответа. Пусть так и стоит, так и смотрит. И только шумит ветер. И совсем тихо — волны.

   Азов едва заметно улыбнулся:

   — Так надо, — шепнул и провёл пальцами по моей щеке.

   Дыхание почему-то застряло в лёгких. Пересохшие губы онемели. Тело окутала слабость, я шумно вдохнула ночной воздух. Вмиг почему-то захотелось спать. Денек выдался не очень. А сейчас ночь… Нужно спать.

   — Тебе нужно отдохнуть, — шепнул он, притягивая меня к себе. — Завтра поговорим.

   Голова закружилась, перед глазами появилась темнота. Азов подхватил меня и тихо хмыкнул:

   — Эх, Слышащая…

   А потом я заснула, почти мгновенно.

   Кажется, мне ничего не снилось. И отдохнуть получилось на славу. Только немножко затекла шея. Но это мелочи. Я повернулась на бок и открыла глаза. Осмотрелась по сторонам. Деревянный пол, на котором несколько полосатых дорожек. Кровать — широкая, удобная, застеленная синей простыней и мягким пледом с коричневыми цветами. Широкое окно, через него видно, как солнце играет серебряными всполохами на морской глади. Деревянные стены. Два шкафа. В одном книги, в другом — разные поделки из ракушек. Рядом — часы в виде спасательного круга со смешным пузатым водяным.

   Вставать совершенно не хотелось. Даже осознание, что я нахожусь бог знает где, будто бы билось о стеклянную стену. На душе было спокойно. Меня полностью окутывало какое-то странное умиротворение. Протянув руку, я подхватила бирюзовое покрывало и натянула на себя. Не встану. Может, ещё рано? Жалко, часы слишком далеко — именно циферблат толком и не разглядеть. Я прикрыла глаза. Попыталась себя убедить, что надо встать. Надо в Херсон. Там Нешка. Там Грабар. Там мой дом, у которого протекает крыша. Впрочем… Вспомнились поцелуй и прикосновения Азова. Кажется, крыша протекает не только у дома, но и у его хозяйки.

   Я легла на спину и потянулась. Кости хрустнули, по мышцам разлилась приятная истома. Заложила руки за голову и уставилась в потолок. Кстати, чистый, хорошо беленный. Но видны три трещинки. Параллельные, маленькие. Размером с те веретёнца, которые… Я нахмурилась. Хм, а куда они делись?

   Но эта мысль тут же исчезла. Куда больше меня интересовало: что делать дальше? Азов показал весьма интересные вещи. Если из прошлого тянется какая-то гадость, и именно здесь, то и изгонять её тоже надо здесь.

   Я вздохнула. Что мы имеем? Две противоборствующие силы в лице Зурет и Тиргатао. Об обеих мало что знаю. Разве только, что у Зурет есть ещё какой-то ашаук. Она говорила, что это существо её защитит. Следовательно, оно вполне могло быть привязано к ней энергетически. И коль ашаук имеет нематериальную природу, то после смерти пряхи могло просто затаиться. А тут выходит, что кто-то нарушил покой усопшей Зурет и разбудил её ашаука. М-да. Странное какое-то слово. Никогда такого не слышала. Появится Азов — обязательно спрошу.

   Кстати, совсем не исключено, что тот, кого мы приняли за маньяка и есть этот самый «ашаук». Только почему пошли смерти?

   Я провела ладонью по лицу и отбросила со лба волосы. Да уж. Тут одной не разобраться. Хочешь или нет — вставать надо.

   К тому же заурчало в животе, откровенно намекая, что пора бы подкрепиться. И, пожалуй, позвонить. Всё-таки всякие могущественные хозяева древних морей, которые смотрят на тебя так, будто готовы сожрать в любой момент и с удовольствием облизать губы, это ещё далеко не причина полностью быть покорной.

   Сев на кровати, я оглядела свою мятую одежду и пришла к выводу, что в таком виде среди людей лучше не появляться. Ещё раз оглядела комнатку и обнаружила свой мобильник в шкафу, на одной из книг. Встала и подошла поближе. «Вторая встречная», Пальмира Керлис. Хм, издание достаточно свеженькое, этого года. Азов — заядлый книгоман? Интересно, интересно.

   Я взяла книгу в руки. Интересная обложка. Девушка с отстранённо задумчивым взглядом с длинными чёрными волосами. И дымчато-сизый фон, по которому разбросаны чёрные кляксы. За спиной скрипнула дверь.

   — О, не спится? — любезно поинтересовались за спиной.

   Я резко обернулась.

   Там стоял Азов. На этот раз в одних джинсах, подвёрнутых до щиколоток. Чёрный кожаный ремень на бёдрах. Массивная пряжка в виде головы какой-то рыбы. На шее — тускло-серая раковина. Но при этом возникает странное ощущение, что внутри спрятано нечто такое, на что лучше простым смертным не смотреть. Некоторое время он смотрел на меня, а потом хмыкнул:

   — Похожи. — И выразительно посмотрел на книгу, в которую я неосознанно вцепилась. Уголки губ дрогнули в улыбке. Мне даже показалось, в одобрительной.

   — Да иди ты, — буркнула я, ставя книгу назад и забирая телефон. — Где я?

   — В доме моей знакомой, — невозмутимо ответил он. — Хорошая женщина, жаль бывает здесь нечасто.

   — В доме? — подозрительно уточнила я.

   — Угу. Времянке, если тебе так больше нравится.

   Не слишком радовало. Значит, из гостиничного дома меня всё же утащили. Что ж, переживём. Только сейчас до меня дошло, что возле кровати стоит моя собственная сумка. И, судя по всему, — с вещами, моими же.

   — Зачем всё это? — неуверенно спросила я, краем глаза глядя на экран мобильного. Пропущенных не было. Следовательно, Грабар в панику не кидался.

   — Затем, что далековато к тебе бегать, — заметил Азов. — Пошли уже. Завтрак и поедем в Приозёрное.

   Я вскинула голову.

   — С какой целью?

   — Узнаешь, — хмыкнул он и вышел из комнаты.

   Озадаченно проводив Азова взглядом, я молча последовала за ним. Что ж, завтрак, и впрямь очень хорошее предложение и не стоит от него отказываться.

   Каково же было удивление, когда меня привели на маленькую кухоньку с простеньким, но весьма милым интерьером и усадили на табурет с вязаным чехлом на сидушке. Деревянный стол, накрытый сиреневой клеенкой с изображёнными на ней фруктами. Две полки с красными банками и белыми надписями «соль», «сахар», «сода». Маленькое окошко, чистый подоконник. На подоконнике — горшок с геранью. Ещё один кухонный стол с дверцами, в котором, кажется, была посуда. Четырёхконфорочный таганок, где стоял красный чайник в крупный красный горох. И сковородка. Под крышкой которой оказались колбаса, грибы, яйца и зелень. Пахло умопомрачительно. И хоть не верилось, что хозяин вод сам всё это сделал… иных предположений не было.

   Пока я ела, Азов потягивал кофе. Хороший кофе: крепкий, дурманящий, с кардамоном.

   — Значит, планы у нас такие, — озвучил он, и я от неожиданности подавилась. Азов участливо похлопал меня по спине. — Делать будешь, что я скажу. Первое — не соваться в солёные шахты.

   Внутри горячей волной плеснуло раздражение. Ишь, какой умник взялся! Правда, в то же время разум подсказывал, что ничего плохого мне не посоветуют.

   — Потому что там произошло ещё два убийства? — осторожно уточнила я.

   Азов посмотрел в окно. Кажется, чахлая герань его интересовала куда больше, чем беседа со мной.

   — Не совсем, — наконец-то тяжело вздохнул он. — Хотя, если ты не поняла, то слушай сюда: ни Зурет, ни её отцу так и не удалось провести ритуал полного пробуждения и вывести Того, из кургана на землю. Но обеты, которые были даны, держат его тут.

   Предчувствие не обмануло пряху — они попали в засаду. После этого отец Зурет не выжил, а ей самой отрезали язык за чёрную ворожбу. Только она сумела найти в себе силы и прийти к кургану ещё раз, чтобы упросить Того о последней милости. А так же дать обет…

   — Что за обет? — уточнила я, с сожалением глядя на то, что осталось на сковородке. Еда уже не лезла, а глаза всё ещё были голодными. Вздохнув, всё же отодвинула от себя и потянулась к чашке с кофе и тихо добавила: — Спасибо.

   — На здоровье, — невозмутимо ответил Азов. — Так вот, при всей мерзости характера и гнили в сердце, Зурет не была дурой. Поэтому и заключила сделку с Тем до тех пор, пока не рассыплется в прах последняя косточка из её тела.

   Я присвистнула. Недурно.

   — То есть нам надо загнать назад существо из кургана и уничтожить тело Зурет?

   — Сначала уничтожить тело Зурет, — поправил Азов и наконец-то посмотрел на меня. — И заодно найти того, кто додумался её пробудить.

   Я уставилась на стол. Какие яркие ягоды у нарисованного на клеенке винограда, однако. Но кривые. Мысли почему-то путались.

   — Хорошо. А почему тогда Приозёрное? И жертвы?

   Азов подпёр кулаком подбородок и внимательно посмотрел на меня. Не очень так приятно, словно видел, как бьётся сердце и поступает воздух в лёгкие.

   — Сама подумай. Смерти, ритуал, сущность. Мёртвую Зурет потревожили магией крови. А уж после этого — очнулся Тот.

   — Нет, подожди. — Я отставила чашку в сторону. — Что-то не сходится. Если Тот — твой противник, то почему этот самый ашаук вышел из моря? И на телах убитых находили метки от ножа и сети. Почему так?

   Повисла напряжённая тишина. Я понимала, что, возможно, творю глупость, но ведь молчать тоже было глупо. Кофе вдруг показался обжигающим, хотя уже прилично постоял на столе и остыл.

   — А мне самому интересно, — прошелестел его голос, и почему-то показалось, что меня окатила ледяная волна.

   За окном кто-то чирикнул. Весело, задиристо, настойчиво. Как будто звал кого-то. Почему-то резко захотелось домой. Плевать на все эти тайны и загадки древних меотов. Я устала. Но тут же вновь послышалась птичья трель, и почему-то стало стыдно. И Городовой — сволочь. И пусть он тут и не виноват, но всё равно… Как-то, когда нашёл виноватого, становится легче жить. Вот и вся загадка. На языке крутился вопрос, но губы почему-то не хотели пошевелиться, чтобы задать его. Пришлось собраться с мыслями.

   — Слушай, а что это за существо из озера?

   Азов встал и деловито принялся мыть чашку.

   — Ашаук, — послышался ответ. — Только не Зурет, а Тиргатао.

   — Тиргатао? — изумилась я. — А она что, тоже имела дело с Тем, из кургана?

   — Нет. — Хмыканье. — Она как раз обратилась ко мне.

   Некоторое время я переваривала услышанное, но потом всё же осторожно уточнила:

   — Тебе? Но почему?

   — Потому что… — Азов обернулся, и у меня заледенела кровь от его взгляда: — Тиргатао ненавидит море.

***

Солнце слепило глаза. Жгло-целовало шею, проскальзывало под футболку. Испарина выступила на висках и на лбу. Волосы пришлось стянуть в хвост, хоть я этого и не любила. Небо стало бело-голубым, горячим, июльским. Пыль под ногами, сухая трава и мелкие веточки. День дышал зноем, смеялся над истекающими потом людьми.

   Рядом шёл Азов. И я ему люто завидовала. Он накинул рубашку с рукавом до локтя, прикрыв до неприличия крепкое и сильное тело. Девицы точно бы не прошли мимо. Чёрные очки. Едва заметная улыбка на губах. Кажется, жара его совершенно не волновала. А ещё всё время было ощущение, что он вот-вот возьмёт меня за руку. Но ничего подобного не происходило. Только напряжение. Казалось, что если он приблизится хоть на сантиметр, то между нами заискрит.

   Я убрала с лица непослушную прядь. И жарко, чертовски жарко. Но только солнце ли всему этому виной?

   Пока мы сюда ехали, всё же удалось отвоевать свой телефон и написать Олегу любовное послание. В смысле, что дело приняло ещё более странный оборот и пока вернуться не могу, так как надо довести расследование до конца (или чем чёрт не шутит, Азов меня просто никуда не отпустит). Второй вариант был куда вероятнее, просто проверять мне совершенно не хотелось.

   Мы остановились на уступе. Чуть ниже сбегала тропинка, заросшая зелено-жёлтой травой. Ещё дальше виднелись белые берега. Почти белые — с розовым оттенком. Соль. Богатство здешних мест. Солнце нещадно било в глаза. Пришлось приложить к глазам ладонь козырьком, чтобы рассмотреть получше.

   — Туда лучше не идти, — произнес стоящий рядом Азов. Причем таким тоном, что я сразу поняла: возражения не принимаются.

   — А зачем мы тогда сюда приперлись? — мило поинтересовалась я, с трудом сдерживая раздражение.

   — Почувствовать, — хмыкнул он и вдруг положил мне руки на плечи.

   — Перестань, на нас же см… — зашипела я.

   По телу пролетела горячая волна, в голове словно что-то взорвалось. Я тихо охнула и покачнулась. Азов сжал сильнее, не давая потерять равновесие.

   — Сосредоточься. Слышишь? Они зовут.

   В голове и впрямь зашумело. Громко, неистово. Будто ветер и волны смешались в одно целое. Зашептали тысячей голосов. Перед глазами плеснул ослепительно-белый свет.

   Из земли рванули вверх импульсы: по ногам, к животу — прямо к сердцу. На миг показалось, что меня не стало.

   — Соль — хороший проводник, — шепнул на ухо Азов, щекоча дыханием кожу. — Но только тогда, когда получает мою команду.

   Перед внутренним взором замелькало множество лиц, силуэтов, теней. Все сплелись в причудливом танце, закружились безумным хороводом.

   — Слышащая Землю, Слышащая землю, — звали они еле различимыми голосами. — Услышь, донеси последнюю воли, помоги…

   Я растерялась, не понимая, что делать, однако затем глубоко вдохнула солёный воздух. Спокойно, действовать чётко по плану. В крайнем случае — вцепиться в Азова. У него явно свой интерес, поэтому не бросит.

   — Танкурова Елена Дмитриевна, — едва дрогнули мои губы.

   Водоворот лиц замер, превратился в смазанную картину художника-авангардиста. Один из силуэтов стал чётче, выделился тёмно-красной кляксой.

   — Что? — раздался тихий печальный голос. Женский. Вероятно, красивый при жизни. — Кому я нужна?

   Разглядеть не удавалось. Да и времени вряд ли мне было выделено много, поэтому пришлось задавать вопросы сразу:

   — Я ищу вашего убийцу, Елена Дмитриевна. Что вы помните?

   Море недовольно зашумело. Громко вскрикнула чайка, пролетев мимо. Тени-лица затихли. Танкурова не торопилась отвечать.

   Казалось, вокруг всё звенит. Я не могла сообразить, откуда идёт звук. Улавливала его даже не через органы слуха, а просто чувствовала.

   «Скорее всего, это от соли, — подумала я. — Если она проводник, то обязательно будет иметь свои побочные эффекты».

   Танкурова глубоко вздохнула:

   — Я ничего не помню, Слышащая. Я умерла во сне.

   Надежда что-то прояснить рухнула в одно в мгновение. Пустышка. Смерть во сне и впрямь дело безнадёжное. Жертва ничего не помнит. Никогда. Резко захотелось топнуть ногой. Или стукнуть Азова. Не со зла, а так — от безвыходности.

   Танкурова расплылась серой кляксой, сотнями капелек разлетелась во все стороны. У меня закружилась голова, во рту пересохло. Сесть бы сейчас, закрыть глаза и забывать обо всём. Но пока нельзя.

   Через ладони Азова в меня снова хлынула сила. Сделав глубокий вдох, я прикрыла глаза и мысленно направилась через бурлящий поток душ погибших. Энергетические импульсы из земли слабо покалывали кожу, солнце жарило прямо в макушку. Ненавижу лето. Души отшатывались от меня, замирали, с любопытством провожали дальше. Чувствовали, что забрела в их мир дивным способом и удерживаюсь тут только чужой волей. Волей Азова.

   Оставался только один. Всего один. Ведь особого толку не было ни от Капраря, ни от Далевой. За Танкурову и говорить нечего. Теперь лишь бы с последним повезло.

   Перед внутренним взором я удерживал его внешность: худой, рыжий, конопушки на лице. Торчащие вихры, хитрых прищур зелёных глаз. Саянец Максим Викторович. Четырнадцать лет. Ученик школы, мечтал стать футболистом. Вроде как жалоб на мальчишку не поступало, ни за чем плохим замечен не был.

   Огненно-оранжевое пятно вспыхнуло перед глазами. Я чуть было не зажмурилась, но тут же вспомнила, что этого делать нельзя. Ведь можно всё упустить! Показалось, что по телу пробежал ток. Он! Точно он!

   — Максим! — крикнула я, но с губ сорвался лишь хриплый шёпот.

   Пятно замерло. Ни фигуры, ни лица. Почему-то только смазанное пятно. То ли Азову неудобно меня держать, то ли мои силы пропадают.

   — Чего? — послышался недовольный мальчишеский голос. — Чего вам всем от меня надо?

   Такой вопрос несколько озадачил меня. Однако размышлять было некогда. Пятно дрогнуло и начало удаляться.

   — Стой! Подожди!

   Кажется, я рванулась вперёд, но Азов меня удержал — только энергические импульсы болью отозвались в ногах.

   — Да знаю, я знаю, — донёсся голос. — Одна уже приходила: спрашивала тут, как я умер! А мне больно было, понимаете? Больно! И что вы тут все ходите, явились уже после смерти. Хороши защитнички!

   Я даже потеряла дар речи. На меня обрушился шквал эмоций души: гнев, боль, разочарование, страх и жгущая огнём ненависть. Он ненавидел всех сразу. Как дико и странно…

   — Она, мол, смогу помочь. Угу, из могилы поднять! Думала, сучка, что я не узнал её голоса. Ведь она это была! Думает, не помню её смех, когда в меня нож втыкала? И вообще… идите вы все!

   По глазам ударил ослепительный свет, дыхание на мгновение перекрыло. Перед глазами появилась тьма, а ноги подкосились. Энергетические импульсы резко ушли в землю, и я рухнула вниз. Точнее, повисла в руках Азова. Стало нестерпимо жарко, словно меня попытались положить на раскалённый лист металла.

   — Воды… — пробормотала я, но с губ, кажется, слетело только какое-то невнятное мычание.

   — Тоже мне, героиня, — недовольно сказал Азов и, поудобнее перехватив меня, куда-то понёс.

   Впрочем, утверждать, что именно понёс, я не рискну. Может, и потащил. Состояние было такое, что врагу не пожалеешь. Как бы ещё не вывернуло наизнанку, а то выйдет нехорошо.

   Вывернуть не вывернуло, но на какое-то время я всё же отключилась. Пришла в себя только когда меня похлопали по щекам. А потом, заметив нежелание открывать глаза, щедро плеснули в лицо водой.

   — Ай! — вскрикнула я, резко распахивая глаза. Первое, что увидела — поразительно довольное лицо Азова.

   — Так лучше, — констатировал он и сунул мне в руки бутылку с минералкой. — Пей.

   — У тебя премерзкие манеры, — прошипела я, автоматически вытирая воду с лица тыльной стороной руки, но при этом отчаянно хватаясь за холодную полулитровую бутылку с синей этикеткой. — И отсутствие всех навыков заботы и внимания.

   Я сделала глоток. Ещё один, ещё. Кажется, есть эликсир волшебный в мире. Ещё чуть-чуть, и я буду готова признать, что Азов не такая уж зараза.

   Он только улыбнулся уголками губ и сел рядом. Кажется, мои потуги сказать что-то резкое его порядком веселили. Я снова накинулась на воду. Ну и жажда! Однако это неудивительно. Если проводником была соль, то теперь тело будет протестовать и требовать восполнения жидкости.

   Наконец-то почувствовав себя лучше, я подняла голову, чтобы понять, где мы. Ага, скамейка, козырёк, металлические листы между стойками. Судя по всему, остановка. Хорошо же он меня телепортировал! Ну, ладно — доставил.

   — Где мы? — задала я вполне логичный вопрос и покосилась на Азова.

   Он невозмутимо смотрел куда-то в даль — на синюю полоску неба без облаков и жёлтую степь.

   — В Счастливцево, — кратко бросил он.

   — Что? — поперхнулась я и отставила бутылку от греха подальше.

   — В Счастливцево, — невозмутимо повторил Азов. — Я не думал, что дух жертвы мог быть так агрессивно настроен. А Приозёрное — всё в соли. Поэтому с тебя бы очень быстро вытянули бы силы. Пришлось доставить прям сюда.

   — Но как? — нахмурилась я, переваривая услышанное.

   — У меня свои методы, — не смутился он и вдруг положил мне на колени небольшой чёрный пакет. — Домой сейчас ещё рано — нужно побеседовать с обитателем озера. Поэтому тебе лучше подкрепиться.

   Я озадачилась и заглянула в пакет. К моему удивлению там оказалась красная, зелёная и коричневая палочки чурчхелы. Вмиг стало жарче. Или это просто солнце так стало, что попадает под козырёк остановки? Орехи в загущенном виноградном соке. У нас не делают, больше в Крыму и здесь, на юге Херсонской области. С одной стороны, ничего особенного. С другой — я могла есть её, как сумасшедшая. Олег об этом знал и вечно подкалывал. Только… откуда Азов в курсе?

   — За этой остановкой — есть рынок, — невинно сказал он, словно сейчас это было очень важно. — Или надо было взять что-то другое?

   — Н-нет, — с трудом выдавила я, неожиданно даже для себя вцепляясь мёртвой хваткой в пакет. Плевать, что и как. Я действительно за это лакомство готова многое отдать.

   — Вот и славно, — кивнул Азов. — Немного отдохнём и отправимся.

   — И существо примет нас днём? — уточнила я, помня, что надо приходить как раз таки ночью.

   Азов пожал плечами:

   — Куда оно, горемычное, денется?

   Возможно. Всё же я понятия не имею, настолько велики силы сидящего рядом со мной… бога? Или сущности? Или…

   — Кстати, — резко сказала я, заставив Азова удивлённо посмотреть на меня. — Ты так и не сказал: почему Тиргатао ненавидит море?

ГЛАВА 5. МОЙ АШАУК

День выдался солнечным, горячим. По-городски шумным, в любую минуту готовым показать своим жителям: вот вам и суета, и жар одиннадцати утра. А может, уже не утра?

   Под тенью деревьев можно было даже сидеть. Узорчатой такой, объемной, будто кто-то решил расчертить на земле причудливую схему. Справа шёл дурманящий аромат от бордовых и красных роз. Слева — тихонько журчала вода в фонтане, находившемся в нескольких шагах.

   Грабар задумчиво смотрел на памятник Потёмкина, гордо стоявший на постаменте, отблёскивавший бронзой на солнце. Ну, Григорий Александрович, светлейший князь, хорошего тебе денёчка, чай Городовой неплохо свою службу несёт, раз беды обходят Херсон стороной. Так, только угрожающе скалятся, но сунуться сюда не смеют.

   Памятник основателя города был неподвижен, однако в какую-то секунду Грабару показалось, что вспыхнула в глазах золотистая искорка. Так-то оно всегда. Кто давал свои жизненные силы городам, тот никогда из них не уходил навсегда.

   Грабар откинулся на спинку скамьи и вдруг увидел, как к нему приближается Железный. Тот шёл бодрой походкой и чуть щурился. В неизменной клетчатой рубашке. В коричневых лёгких брюках и бежевых сандалиях. С тканевой сумкой через плечо. Совсем небольшой, если книжка или планшет поместятся — будет хорошо. За ним, подпрыгивая на коротеньких лапках, бежал угольно-чёрный мопс с красным ошейником. Железный шёл так, словно и не замечал Грабара. Но стоило ему только оказаться в нескольких шагах от Олега, провидец быстро свернул и уселся рядом на скамейке.

   — Похолодание обещают с завтрашнего дня, — мягко сказал он, не глядя на Олега и лишь внимательно наблюдая за резвящимся мопсом.

   Его, кстати, Грабар видел с Железным только на улице. В доме кроме вредного серого котяры Боси никогда и никого не наблюдалось. Мопс, точнее мопсиха, по кличке Пифия, отличалась хулиганским нравом и большущими агатовыми глазами, в которые нельзя было смотреть просто так. Желательно бы при этом ещё что-то дать. Повкуснее.

   — Я только за, — проворчал Грабар, задумчиво разглядывая сумку Железного и отмечая необычный значок в виде сегмента, на котором стояло четыре буквы «ПНУМ». — Это жара доканает любого.

   — Как знать, как знать, Олежек, — вздохнул Железный, по-прежнему не глядя на Грабара. — А значок — это от моего коллеги, подарочек. Знаешь, есть в Полтаве университет. Говорят, что магический. Правда, я бы не сказал. Вот приглашали консультантом, а я и согласился.

   Он всё же бросил быстрый взгляд, Грабар успел отметить смешинки в ореховых глазах. Однако реагировать не стал. Полтава — город ещё тот. Не зря там Гоголь творил отечественный хоррор. Магия — она везде. Просто не глянцево-сказочная, а… другая.

   — Прохлада всё равно лучше жары, — сказал он отстранённо, наблюдая, как Пифия подбежала к фонтану и, став на задние лапы, передними облокотилась на бортик, с любопытством посматривая на резвившихся с водой детей.

   — Это на тебя так отъезд Эммануила Борисовича повлиял? — улыбнулся Железный.

   Грабар тоже улыбнулся в ответ. Криво, давая понять, какую сомнительную шутку сейчас отпустил собеседник. И отчаянно не признаваясь себе, что после того, как Чех уехал, и впрямь стало пусто и холодно.

   Проклятый Следящий сжёг карты снов. И в то же время подпитывал своей силой — вкусной и хмельной. Заставляющей сердце биться быстрее, а голову кружиться от ощущения какой-то новой мощи.

   — Привыкнешь ещё, — хмыкнул тогда Чех, когда всё же частично помог Олегу восстановиться после долгой истории про Зурет. — Осторожнее надо.

   А потом ушёл, почти на рассвете. Уже переступил через порог и лениво обернулся, посмотрел внимательно, словно хотел что-то разглядеть на лице Олега.

   — Если что случится, то ты знаешь, где находится Одесса.

   И растворился во тьме. Будто никогда и не было.

   Грабар тогда только ошалело уставился на лестничную клетку, не веря своим глазам. Но Следящий и впрямь ушёл. Даже не попрощался. И это никак не давало разобраться: скоро ли всё закончится, и при чём тут Одесса?

   А теперь и этот ещё!

   — А вы что-то знаете? — невинным тоном поинтересовался Грабар.

   Пифия тявкнула и подбежала к хозяину. Тот опустил руку, принявшись чесать её за ухом.

   — Знаю, что снился тебе сон, — как-то странно произнёс Железный, и Грабар замер. — Был он, а вспомнить — не можешь. И съедает тебя это уже не первый день. Потому что в том сне — часть паззла, которую надо вложить в картину, чтобы всё стало на свои места. Знаю, что сказал ты всё Колесник, но она пока так и не ответила, а ещё…

   Пифия возмущённо тявкнула и посмотрела на Олега. Железный приложил к губам длинный желтоватый палец. Мопсиха вздохнула и села рядом с ногой хозяина.

   — А ещё? — осторожно спросил Грабар резко охрипшим голосом.

   — А ещё — ночь, Олежка. И шторм. И пусть море мелкое-мелкое, но шторм — злой, беспощадный. И пропадают там люди пропадом. И в утлых меотских лодчонках, и современных кораблях…

   Грабар вздрогнул. Или и вправду стало холоднее? А, точно, тучи зашли. И егоза Пифия как-то жалобно заскулила. Только Железный сидел как ни в чём не бывало.

   — О чём вы, Рудольф Валерьевич?

   Но тот снова приложил палец к губам. И только ветер зашумел в кронах деревьев — сильно, недовольно, будто сердился на кого-то или на что-то. Голова почему-то закружилась. Но в тот же момент Грабар едва не подпрыгнул от радости. Словно глоток ключевой воды проник в измученную жаждой глотку. Он вспомнил! Вспомнил свой сон!

   Железный улыбнулся. Посмотрел на затянутое тучами солнце. Еле слышно шепнул:

   — Пошли, Пифия, не будем мешать.

   Но Грабар этого уже не слышал. И не видел, как провидец вдруг растворился в солнечном дне. Только прикрыл глаза и… рухнул в то время и место, разум и сердце… Услышал шёпот, срывавшийся с собственных губ. Хрипловатый и — женский. Во сне можно быть кем угодно. Делать, что угодно, но только чтобы это не шло вразрез с правилами сновиев, которые не любят чужаков в своих владениях.

   — Теме, Теме… Не было между нами дружбы никогда, — шептали губы — ил инее его вовсе? — и не будет. Но принял ты кровь моего возлюбленного, забрав навсегда. Так приди же на мой зов…

   В босые ступни спивались мелкие камешки и битые ракушки. Но ступни воительницы — не нежные ножки дочки вождя — и не такое терпели. Шаг. Ещё шаг — остановиться. Посмотреть в ночную даль и укутанные тьмой волны, мерно набегающие одна на другую. Протянуть руку — рвануть серебряную фибулу.

   Грубый плащ рухнул к ногам. Губы растянулись в улыбке — злой и веселой, отчаянно открытой. А в глазах — боль. И пусть самих глаз не видно, но во сне можно учуять и не такое. Она отбросила ногой плащ, только едва слышно звякнул металлический браслет на щиколотке.

   Ветер приласкал обнажённое тело, коснулся ночной прохладой. Только не мёрзнет никогда закалённая воительница. Тиргатао всегда смеётся в лицо ветру.

   Ветер обиженно зашипел и исчез, полетел к морю.

   Тиргатао закинула голову, вытянула гребень из волос. Чёрным водопадом хлынули тяжёлые пряди, прикрывая спину и бёдра.

   Грабар чувствовал, как клокочет внутри неё ненависть, однако, позабыв обо всём и преступив гордость, она пришла сюда — просить управы на своего врага.

   Тиргатао сделала шаг вперёд, ближе к кромке набегавших волн, оставлявших пенный край.

   — Тот, из кургана тебе не друг. Заберёт он твои силы, только вырвется на волю. Станет здесь хозяином, запустит когти в землю…

   Ещё шаг к морю. Упал лунный свет — на предплечьях и плечах высветил смуглую кожу, разрисованную знаками-символами: черточками, ромбами, кругами. В руке появился кинжал с рукоятью в виде грифона. Длинное лезвие вспыхнуло огнём в звёздных лучах.

   Тиргатао провела им по своей руке. Тут же выступила кровь, в ночи заизвивалась чёрной змеей и капнула вниз.

   — Эта дочь каракурта, проклятая Зурет, уже сделала своё дело, Теме. Не избежать мне её чёрной ворожбы. Так обрати моё тело в оружие против неё — подари мощь после смерти.

   Кровь падала в море. Волны запили, словно клубок змей.

   — Стал он моим, а я — его, — шепнула Тиргатао, и Грабару сделалось не по себе. — Смешалась наша кровь воедино. Но ушёл он в плаванье и не вернулся. Ты познал кровь его, Теме. Ты забрал плоть его. Душа спрятана на дне. Так возьми и мою, но помоги — дай сил. Пусть будет управа на Того…

   Морская волна вдруг резко взвилась и упала прямо на Тиргатао. Женщина вскрикнула, выронив кинжал.

   — Слыш-ш-шу, — раздался шелест-голос, от которого кожа покрылась мурашками, а внутри всё онемело от ужаса. — Приш-ш-шла. При-иму.

   Стоя, не в силах пошевелиться, Тиргатао лишь мысленно попросила хозяина вод не дать ей умереть до того, как истлеет последний лоскуток кожи Зурет.

   — Её же заклятье обернётся против неё, — выдохнуло море.

   В шелесте волн сквозило что-то странное. Тиргатао это понимала. Тот, из кургана хоть и стремится вырваться наружу, но всё ещё заперт. А море — здесь. Всегда было и будет. Знает этот край, чужаков не любит. Тот ему только помеха.

   — Станешь ты женщиной из соли, — шёпот-шелест, от которого укачивало и немного мутило — не давало сосредоточиться. Хотелось лечь на берег, прикрыть глаза, укрыться с головой волнами, вслушаться в бесконечные морские слова. Говори, Теме, пришёл твой час. Я твоя. Теперь не уйду. Буду твоей: отдам жизнь и стану после смерти тоже.

   — Иди к озёрам, Тиргатао, — тихий смешок. — Встретит тебя твой ашаук. Станешь ты его повелительницей — такой же, как он. А потом иди домой и спи. Спи до заката, на глаза никому не показывайся. Станет оборачиваться солью тело твое, всё, как задумала Зурет. Но только ни разум, ни волю ей не получить. Придёшь к ней за час до полуночи, ранишь. Но так, чтобы она прожила до восхода солнца.

   Тиргатао сглотнула. Мысли в голове путались, а ноги мерзко подрагивали — лишь бы не упасть, лишь бы не потерять сознание.

   — Заберёшь у неё все веретёна. Все три. Принесёшь мне…

   Повисла тишина. Тиргатао вдруг поняла, что не осмеливается поднять голову.

   — А… дальше? — всё же хрипло спросила она, не зная, слышен ли вообще её вопрос.

   — Дальше — узнаеш-ш-шь. Узнаеш-ш-шь…

   Шёпот волн вдруг стал безумным хохотом — диким, неистовым. Таким, что сердце сжало рукой ужаса.

   Тиргатао шумно выдохнула, развернулась и понеслась не разбирая дороги прочь от сошедшей с ума стихии. И только внутри билось одно и то же: «Ашаук, ашаук. Мой ашаук».

   Грабар вздрогнул и непонимающе уставился перед собой. Потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Потом сделать глубокий вдох и понять, что Железного рядом нет. А ещё то, что так и не понял: сумела ли добежать Тиргатао до озера?

***

— Сумела? — спросила я севшим голосом, во все глаза глядя на Азова.

   Рассказанная им история была невероятной, однако после того, что было с Зурет и общения с душами умерших, не особо в новинку. Просто в голове не совсем укладывалось, что человек, который что-то ненавидит, может пойти к нему и просить помощи. Правда…

   Я вздохнула. Легко судить, когда сама не оказывалась в такой ситуации, что готова и продаться ненавистному существу или стихии, лишь бы избавиться от врага.

   — Сумела, — ровным голосом произнёс Азов. И тут же указал на гладь озера, сегодня почему-то тут даже не было туристов. Последние уходили, как только мы пришли. — Ашаук её принял сразу.

   — Как он… — Я сглотнула. — Выглядит?

   Азов покосился на меня. В бездонных серо-зелёных, будто море в дневной зной, глазах отразилась заинтересованность.

   — Тебе действительно хочется знать?

   Я поколебалась всего секунду, вспомнив того преследователя, что провожал меня от берега до гостиничного дома. И запах сероводорода.

   — Нет, — качнула головой.

   Азов засмеялся. Как-то мягко, добродушно. Отчего вмиг стало как-то тепло и странно уютно. Я нахмурилась, пытаясь прогнать странное ощущение. Этого ещё не хватало.

   — Это ты его за мной послал тогда?

   Азов кивнул.

   — Зачем?

   Откровенно начинало раздражать его молчание и нежелание продолжать разговор. Словно мне сказали всё, что нужно было знать. Но ведь это не так!

   — А… — упёрто начала я, но Азов вдруг приложил указательный палец к моим губам.

   Захотелось укусить, но серо-зелёные глаза смеялись. А ещё светились каким-то странным светом. И захотелось даже не укусить, а врезать со всей силы. И в то же время было понимание, что не надо делать ни того, ни другого.

   — Ты не ладишь с морем, потому что принадлежишь земле. Но это не значит, что меня нужно ненавидеть.

   Грубоватые пальцы скользнули по моей щеке, замерли на скуле.

   Внутри вдруг стало горячо-горячо, как если бы солнце вдруг скатилось с неба и оказалось у меня в груди. Всё выжигая на своём пути, не давая дышать.

   — Прекрати, — шепнула я. — Люди…

   — Нет тут никаких людей, — шепнул Азов одними губами.

   И он был прав. Только вот это странное отношение одновременно злило и вводило в недоумение. Я не понимала, зачем он это всё делал. Неужто так не хочет говорить про ашаука?

   Пришлось сделать шаг назад. Азов не протестовал, только смотрел на меня с едва заметной улыбкой на губах.

   — Ашаук не выйдет из озера больше, у него приказ, — спокойно произнёс он. — Но и службу свою выполнит — не даст тому, кто хочет твоей крови, подобраться близко.

   Я нахмурилась, посмотрела на воды солёного озера. На мгновение показалось, что в нескольких метрах от меня появилось тёмное пятно. Будто какое чудище поднялось и глубин и теперь хотело понежиться в лучах дневного солнышка.

   — Маньяк так и не достал тебя, — спокойно произнёс Азов и вдруг снова оказался рядом. Правда, на этот раз даже не пытался прикоснуться. — Мой слуга знает своё дело.

   — Не достал до летального исхода? — ехидно уточнила я.

   — Ага, — невозмутимо согласился он.

   Да уж. Крыть было совершенно нечем. А хотелось. И однозначно — матом. Ибо маньяк всё же неплохо меня понадкусывал, затаскивая в самые невероятные места.

   Постаравшись отвлечься, я вздохнула:

   — Слушай, а дальше что было? Тиргатао сумела убить Зурет? И зачем тебе были веретёнца?

   Он кивнул:

   — Конечно, сумела. Точнее, выполнила моё приказание. А уж загнуть пряху в колесо…

   Я вздрогнула, вспомнив своё видение и ту жуткую фигуру, в которую превратилась Зурет в могиле на берегу. С трудом загнала подступившую было панику. Нельзя об этом думать, нельзя. Надо спокойнее на всё реагировать. У Азова были причины так сделать. Пусть свои, странно нечеловеческие, жестокие, но были. Зурет не принесла никому добра, иначе б не было против неё столько людей.

   Тут же захотелось засмеяться. Да откуда я знаю, что происходило века назад? Только разве что могу судить по трупам жертв, а так…

   — Скажи, — хрипло произнесла я и краем глаза заметила, что Азов почему-то нахмурился — видимо, не понравился мой тон. — Существо, которое сидело в могиле Зурет и было её ашауком, дарованным Тем, из кургана?

   Азов покачал головой. И вдруг мягко положил мне руки на плечи, потом провёл по волосам.

   — Нет, Яна. Это мой слуга. Он был оставлен на её могиле, чтобы не упустить… Не дать высвободиться. Однако кто-то лихо обошёл мои замки.

   Я невольно вздрогнула. Ну и видок был у защитничка Тиргатао! Воистину дивно, что кто-то осмелился туда сунуться. Но действия налицо.

   — Да уж. Работает он и впрямь неплохо, — признала я.

   — Угу.

   Слишком коротко. Он почему-то не склонен говорить. Может, не хочет, чтобы это слышало существо из озера? Так вроде бы оно служит ему и не должно стать преградой. Хотя… тут можно сейчас надумать бог знает что.

   — Ты, кажется, так и не поняла, кто к тебе приходил, — неожиданно произнёс Азов, и я озадаченно посмотрела на него снизу вверху. Хм, что-то совсем не замечала, что он такой высокий.

   — О ком ты… — начала и тут же оборвала себя на полуслове.

   Господи, какая же я дура! Ира! Я искала её среди современных знакомых, а это… Одна же из форм имени Тиргатао — именно Ира! Пусть это не доказано, но такого совпадения быть не может! Значит, она пришла сама!

   — Когда Тиргатао принесла мне веретёнца, удалось усыпить силу Того, из кургана и поставить защиту. Но при пробуждении Зурет мои чары могут рассеяться. Поэтому веретёна жизней не должны попасть ей в руки.

   Я слушала, потеряв дар речи. Ничего себе подарочек. Но почему она не стала показываться мне на глаза? Впрочем, спрашивать можно было очень долго. Только вряд ли я услышу какие-то ответы.

   — А почему я?

   Вопрос получился неуклюжим, почти неслышным. Но Азов понял. И внезапно обнял меня со спины и шепнул на ухо:

   — Ты слишком упёртая.

   Я вздрогнула, попыталась высвободиться, но не вышло. Несмотря на то, что меня не слишком сильно-то и держали. Странно.

   — Это как наказание? — вместе с вопросом вырвался истерический смешок.

   — Частично, — не стал отрицать Азов. — И возможность показать Городовому, что с тобой надо считаться.

   Я нахмурилась. Вот сволочь. И знает же, в какое место бить. Утереть нос Городовому— одна из важнейших задач. Внезапно я даже почувствовала какую-то извращённую симпатию к этому странному существу.

   — Ты же этого хочешь, не так ли? — шепнул он мне на ухо.

   Я прикрыла глаза, вслушиваясь в шум ветра.

   — Да, хочу.

   — Вот и славно, — хмыкнул он.

   И неожиданно отступил на шаг и рванул мою футболку. Ткань с треском разошлась. Я оторопела, даже не в состоянии вскрикнуть. И резко обернулась, прикрыв грудь руками.

   — Да что ты творишь?

   Но Азов даже и не подумал что-то объяснять, вновь повернув лицом к озеру. В следующий миг дошло, что на мне вообще не осталось одежды. На шею быстро что-то надели, и местечка между лопаток коснулось что-то холодное.

   Сознание окутал туман, губы онемели. Всё возмущение кипело где-то внутри, но стало до того маленьким, что-то не обжигало, а так — еле-еле тлело.

   — Не бойся, — сказал Азов, — тебя никто не увидит, я позаботился. А теперь иди вперёд. Ашаук должен признать тебя.

   — Но я не…

   — Иди!

   Меня с силой толкнули в озеро. Потеряв равновесие, я едва не упала, но чудом удержалась на ногах. Вода оказалась тёплой, даже горячеватой. По телу вдруг пробежала дрожь. Я шумно выдохнула. Кожа покрылась мурашками. Вдруг рядом появился житель озера — мелькнул толстый серый бок у самой поверхности воды. Сердце застучало, как бешеное. Во рту всё пересохло. Захотелось сбежать, но ноги не слушались.

   «Не бойс-с-я, — прошептал в голове шипящий голос. — Я не враг, я — защ-щ-щитник. Я не дам в обиду».

   Всё тело будто пронзило стрелой, кровь заиграла в венах. Появилось странное ощущение, что я давно этого ждала. Странный приток силы, переполнявший от пяток до макушки. Хотелось расхохотаться и подпрыгнуть на месте.

   «Дай мне руки».

   Не задавая лишних вопросов, молча протянула их вперёд. Тут же почувствовала прикосновение чего-то мягкого и гладкого, словно существо пыталось просочиться сквозь открытые ладони.

   Жар снова прилил волной. Казалось, всё тело пылает неведомым огнём. И особенно — место между лопатками. Азов же так и стоял за спиной, не произнося ни слова.

   «Стану я твоей защитой, а ты моей волей. Будет земля твоей опорой, а вода — жизнь. Вечную клятву даю — не покидать».

   Мои запястья под вводом окутал тревожный красный свет, похожий клубы крови.

   «Ничего не бойся, ничего».

   Почему-то чуть не сказала, что не боюсь, но губы не дрогнули. Слишком всё невероятно. Слишком странно. Организм Слышащей Землю принимал энергетику воды и… не сопротивлялся. Что же это такое?

   «Отныне ни вода, ни соль не причинят тебе вреда».

   Клубы крови рассеялись, образовав окружность. Внутри этой окружности вдруг появилась зеркальная поверхность, по которой скакали солнечные зайчики. Прошло мгновение — отразилось моё бледное худое лицо с ненормально блестевшими яркой зеленью глазами.

   И тут же исчезло. А потом вдруг зарябило, как под ветром, и начало тут же что-то рисовать. Сначала по точечке, по черточке, по палочке и… Вот она улица. Ночь. С правой стороны доносится соседский хохот, слева — дом. Знакомый, кстати. Стоп! Это точно не Стрелковое. Это же…

   Я сглотнула. Счастливцево, дом Капраря. Скрипнувшая калитка, и заскулившая собака. Но ни та, ни другая — не помеха. Потому что нет преград для неё. Неё?

   В какой-то момент в зеркале отразилась фигура, в профиль. Невысокая женщина, светловолосая. Она двигалась плавно и хищно, будто и не была человеком. В одной руке держала нож, а в другой — рыболовецкую сеть, металлически поблёскивавшую при свете луны и звёзд. Потом остановилась. Обернулась. Посмотрела мне прямо в глаза.

   Внутри всё похолодело. Словно и не было знойного июльского дня и солёного озера. А вдруг весь мир оказался туннелем в пещере извечных льдов.

   Женщина отвернулась, озёрное зеркало растаяло. Я вздохнула и сжала пальцами виски, понимая, что узнала убийцу.

   Да. Узнала.

   Ею была Екатерина Далева.

ГЛАВА 6. ИГРЫ БОГОВ

Резко похолодало. Словно лето передумало быть знойным и жарким, решив дать передышку и людям, и себе. Ветер пробирал до костей. Я уже была не рада, что надела только тонкую рубашку с вышивкой, пусть и с длинным рукавом.

   Азов стоял за спиной. На невозмутимом лице не дрогнул ни один мускул. Казалось, ночная прохлада его совершенно не волновала.

   Мы стояли под липами. Впереди — калитка и забор. Дом с горящими жёлтым тёплым светом окнами. Иногда можно было разглядеть силуэт невысокой женщины, которая лишь ненадолго задерживалась перед взором и тут же уходила в сторону.

   — И всё же не понимаю, — вздохнула я, — почему? Ладно, другие, но собственную дочь за что?

   — У Того, из кургана длинные руки, — произнёс Азов отстранённо. — Хотя сам не совсем понимаю его действия. Здесь что-то не так. Хоть результат мы и видели.

   Я достала из кармана веретёнца и задумчиво покрутила их в руках. Всего два. Одно из них на прочной черной нити висело на моей шее. Легонечко холодило местечко между лопаток. Азов строго-настрого запретил переворачивать, так как сдвоенная энергетика не должна была находиться возле сердца.

   — Хочешь сказать, разумом Екатерины управляет чужая воля?

   — Это само собой, — твёрдо сказал он и бросил странный взгляд на окна. — Но почему она поддалась его влиянию — уж очень интересный вопрос.

   Азов отобрал у меня веретёнца.

   — Стой и не двигайся, — как-то устало произнёс он.

   Мне только и осталось, что попытаться глянуть на него периферийным зрением. Никогда не думала, что услышу от него подобную интонацию!

   Азов воткнул одно веретёнце передо мной, другое — позади. Вскинул руку, серо-зелёные глаза вспыхнули нехорошим светом, словно огни Святого Эльма в туманной дали.

   Вдруг рядом зашумело море. Недовольно, неистово, почти сердито. У меня по коже пробежали мурашки. Потому что внезапно я осознала — это не море, это слова Азова. И хоть мне и запретили шевелиться, я прекрасно понимала, что сейчас не обернулась бы и по доброй воле.

   Слишком жутким был этот шёпот. Слишком нечеловеческим. Страшным.

   Спину вдруг обожгло, я с трудом сдержала вскрик. Приятного-то мало. Из земли выскочили импульсы и пронеслись по моему телу, вливая в кровь густой жар. Перед глазами появился красноватый туман. В ушах зашумело. Ветер и заклятие Азова смешались в одно, стерев грань между реальностью и остальными мирами.

   Какое-то время ничего не происходило. Только я чувствовала, как по телу циркулирует энергия, способная в один миг разорвать меня на части. Однако страх чем-то приглушался, как будто я смотрела на всё происходящее со стороны.

   Я сделала шумный вдох.

   Свет в окнах внезапно погас. Сердце быстро-быстро заколотилось. Откуда-то справа раздался тревожный собачий вой.

   «Ты справишься, — прошелестел в моей голове голос Азова. — Я не могу показываться ей на глаза. Иначе Тот, из кургана почувствует моё присутствие. Но я рядом. Не бойся. Я помогу».

   Медленно, с жутким скрипом, дверь начала открываться. На пороге показалась Екатерина. В ситцевой ночнушке, сползшей с левого плеча. С растрёпанными волосами. Полузакрытыми глазами.

   Она замерла. Потом медленно повернула голову в сторону. Втянула носом воздух, будто пыталась что-то определить по запаху. Повернула голову обратно. Всё так и не открывая глаз полностью. У меня по коже пробежали мурашки. Б-р-р, жуткое зрелище. Словно Далева никогда не была живым человеком.

   Она вытянула руку вперёд, будто хотела что-то нащупать. Нахмурилась. Сделала шаг, ступив на низенькую ступеньку перед крыльцом.

   С неба неожиданно сорвались мелкие капельки. Дождя ещё не хватало! Я передёрнула плечами и сжала руки в кулаки, стараясь замкнуть энергетический поток. Внимательно посмотрела на Екатерину, отправила ей мысленный зов.

   Она некоторое время не двигалась. Но потом медленно, как-то нехотя, направилась ко мне. Было видно, что каждый шаг даётся с огромным трудом.

   Мои руки что-то сжало и легонько потянуло. Я криво улыбнулась. Так-так, враг распробовал мои сети, не понравилась ему петля земных сил. Но это ничего, в следующий раз будет думать, с кем связываться.

   Екатерина подошла к калитке. На ощупь открыла её. И вдруг замерла на пороге. Тонкая нить между нами натянулась. Показалось, что я даже чувствую, как она врезается в ладони. Ну, иди же сюда, иди. Ближе, ещё ближе.

   Стиснув зубы, я упрямо тянула её к себе.

   Екатерина странно выдохнула, с полувсхлипом-полустоном. Рукав ночнушки сполз ещё ниже, открывая длинный извилистый шрам на предплечье. Ещё постояла немного, но всё же сдалась и пошла ко мне. Остановилась в нескольких шагах. Подняла лицо и посмотрела полузакрытыми глазами, вызывая у меня очередную дрожь.

   Женщина-призрак, женщина-слепец. Но слепец, который всё видит.

   — Что… ты хочешь? — выдохнула она хрипло и низко. Рот превратился в чёрную дыру, а черты лица смазались, словно были акварельным рисунком и кто-то плеснул на него водой. Волосы вмиг обесцветились, став почти прозрачными.

   — Назови имя, — сказала я, и тут же с ужасом осознала, что это не мои слова, а Азова. Только вот каким образом сказанные, так и не понять. Неужто сумел завладеть разумом?

   Порыв ветра заставил поёжиться, но я не сдвинулась с места. Екатерина отвечать не торопилась. Было видно, как под полуприкрытыми веками двигаются глазные яблоки, словно она очень хотела, но не могла увидеть ту, с кем говорит.

   — Кто ты? — снова хрип-шёпот.

   И в этот раз захотелось зажать уши руками, потому что этот голос мог принадлежать чему-то бесконечно мерзкому и злому, пришедшему из тех древних времён, когда здесь не было ни одного кургана.

   С моих губ слетел смешок, и я поняла, что Азова знатно веселит создавшееся положение. Однако мне было совсем не до шуток. Игры богов не для простых смертных. Поэтому нам тут места нет. Раньше играли Зурет и Тиргатао, теперь — мной и Екатериной.

   Екатерина немного нахмурилась, будто пытаясь узнать говорившего. И явно не меня. Кожа женщины стала ссыхаться и покрываться сеточкой трещин, превращая в жуткую статую из живой плоти.

   — Ты-ы-ы…

   Но Азов молчал, а мне не слишком хотелось делиться с ним своим разумом и телом.

   — Зачем ты их убила? — прямо спросила я.

   Рот-дыра деформировался в ужасной улыбке:

   — Кровь, глупая Слышащая Землю, кровь выбранных наполняет силой. Пробуждает. С ней можно делать что хочешь. Можно вернуть то, что давно потеряла. Ведь правда же? — Смешок. — У тебя есть то, что ищешь-ищешь, а найти не можешь?

   Удар вышел болезненным. Внутри всё сжалось, но я сумела сохранить на лице маску невозмутимости. Не твоё дело, тварь, что и как.

   — Я же знаю, — вкрадчиво продолжила она, — ты хочешь его вернуть. Хочешь больше жизни. Так почему нет?

   Стиснув зубы, я глянула на веретёнце, находившееся передо мной. Его тут же охватило бледно-зелёное пламя, а земля покраснела. Мало ли что я ищу, тебе этого лучше не знать.

   Никогда не пытайтесь вернуть тех, кого у вас забрали, через договор со злом. Слышите? Никогда! В результате будет плохо и вам, и тому, кого вернёте. Кстати, ведь далеко не факт, что это будет именно тот — любимый и родной человек. А младшим братом рисковать я не собираюсь.

   За спиной раздалось шипение, а потом бледно-зелёное пламя прочертило возле меня круг, словно выстраивая защитный контур. Веретёнце, висевшее на шее, вдруг стало горячим.

   — Потому что нет, — тихо сказала я и выставила ладони вперёд. — Это ты смогла убить собственную дочь. Тебе и гореть в аду.

   Веретёна закрутились как бешеные. Создание, некогда бывшее Екатериной, завыло так, что у меня внутри всё сжалось. Оно протянуло исхудавшие рук, с каждой секундой вытягивавшиеся всё сильнее, превращаясь в безобразные мертвенно-белые ленты.

   Веретено, находившееся сзади, метнулось вперёд. Слилось со своим собратом в одно-единственное. Засияло голубым светом. Вой стал громче. Тело создания таяло на глазах, превращаясь уже даже не в ленту, а толстую отвратительную нить, наматываясь на огромное веретено.

   Энергетические импульсы били из земли, заставляя стискивать зубы от боли. Но выпускать их было нельзя. Только не сейчас. Боль как-то стёрлась, ушла на задний план.

   А потом вдруг веретено вырвалось и понеслось в небо. Мои ладони обожгло. Я вскрикнула и отпрянула.

   — А теперь за ним! — неожиданно скомандовал неведомо откуда появившийся Азов. Ухватил меня за руку и понёсся вперёд — по тёмным улицам, через дорожки между базами отдыха — к морскому берегу.

   Поначалу я держалась рядом, но потом стала уставать: появились отдышка и боль в мышцах. Или он специально потащил меня по длинной и запутанной дороге?

   Мы вылетели на пустынный берег. Вокруг — тишина. Только море накатывало на берег. Я огляделась, пытаясь отдышаться.

   — А что дальше?

   Азов как-то странно улыбнулся, и в темноте эта улыбка показалась чудовищным оскалом нереального дикого зверя. А потом пошёл прямо к воде. Я стояла как вкопанная, не в силах пошевелиться. От веретена, касавшегося спины, в тело шла чужая сила, сковывая и сдавливая, не давая действовать по своей воле.

   Азов скрылся в волнах. Небо неожиданно осветила безумно яркая вспышка. Я зажмурилась, но по щекам всё равно потекли слёзы. Раздался дикий крик — и тут же всё смолкло, будто ничего и не было. Только…

   — Убир-р-айся с моей терр-р-ритории, — прошипело море. — Пр-р-рочь!

   В морских водах вдруг появилась чёрная воронка. В мгновение будто невидимые руки ухватили меня и потянули вперёд. Я невольно вскрикнула, не удержала равновесие и упала на мокрый холодный берег. Что-то протащило на несколько метров прямо к морю, однако всё же удалось собраться и замкнуть энергетический контур, вцепившись в свою стихию. Меня тут же отпустило.

   Снова полыхнуло небо. Ударил гром, и на землю хлынул ливень. Чужая воля, сковывавшая меня, исчезла. С трудом поднявшись на колени, я посмотрела на море. Ничего приятного. В такую погоду оно ещё хуже, чем обычно. Скорее бы домой. Кое-как поднявшись, я посмотрела на себя. Грязная, как поросёнок. Внутри пустота. Голова нещадно болит, а горлу подступает тошнота. Чтобы я ещё раз хоть как-то согласилась сотрудничать с богами и им подобными!

   — Да уж, — неожиданно раздался рядом голос Липы. — Мерзкая погодка. Ну и любит пошалить наш дражайший Теме-Азов.

   Надо мной появился зонтик. Худющий Игорь держал его с таким видом, словно это было опахало из павлиньих перьев для индийского раджи.

   — Любит? — автоматически спросила я.

   — Угу, — кивнул он. — Страх просто как любит. Ну что… как насчёт зайти на чашечку кофе к бедному Шепчущему с ветром?

***

Каково же было моё удивление, когда он привёл меня в тот же дом, где Азов кормил меня завтраком. Деревянный, маленький. Со шкафами, забитыми книгами и поделками из ракушек. Только Азов тогда сказал, что это дом его знакомой. Но Игорь не похож на женщину, даже во тьме и со спины.

   — Садись, садись, — сказал он.

   Раскрыл зонтик, поставил сохнуть прямо в комнате. Я снова сидела на кухне, на деревянной табуретке. Чайник в горох стоял на таганке.

   — Это твой дом? — не зная зачем, уточнила я.

   Игорь кивнул, однако тут же произнёс:

   — Почти. Иногда Ира забегает.

   Мне показалось, что я ослышалась.

   — Кто? — осторожно переспросила я.

   — Ира. Сестричка названная. Жалко, что редко тут бывает: служить богам — это вам не хухры-мухры.

   Тиргатао? Господи. Кажется, я больше ничему не буду удивляться. И никогда. Игорь тем временем достал из шкафчика банку «Нескафе». Не спрашивая, сколько и чего, засыпал в две чашки и залил водой.

   — Тот, из кургана теперь побесится, — отстранённо произнёс он. — Опять Теме его обошёл. А Тот этого не любит.

   — Теме? — спросила я, беря в руки чашку с кофе. — Ты так называешь Азова?

   Игорь плюхнулся рядом, поправил сползшие с переносицы очки.

   — Ой, да как его только ни называю! Но меотский вариант мне что-то нравится больше всех!

   Я уставилась на тёмно-коричневую жидкость. А ведь точно. До меня как-то сразу не дошло. Меоты называли Азовское море — Темеринда. Только где гарантия, что правильно — именно Темеринда? Возможно, сокращённое название тоже было в своё время.

   Я сделала глоток и поморщилась. Как горячо. Но после ливня — самое то. Да ещё и при таком похолодании.

   — Азов приказал тебе следить за мной? — вопрос сам сорвался с губ.

   Игорь удивлённо посмотрел на меня. Потом рассмеялся:

   — Чудная ты. Разве можно приказывать Шепчущему с ветром?

   Я раздражённо пожала плечами. Но в тот же момент сделала глубокий вдох и попыталась успокоиться. Как глупо. Такой порядок вещей. Никто не будет со мной панькаться и следить за моим душевным равновесием.

   — Не знаю. Скажи, вы что, серьёзно не знали, что Екатерина убивает людей?

   Игорь покачал головой.

   — Нет, не знали. Иначе не потребовалось бы обращаться к твоей человеческой силе. Да ещё и с поддержкой от земли. Знаешь ли, Тот, из кургана как раз заключён в тюрьму именно благодаря земле. Поэтому и…

   Азов ничего не объяснял. Не посчитал нужным. Сволочь. Неужто это было так сложно? Так бы однозначно появилась возможность что-то сделать быстрее и разобраться в ситуации.

   — Да ты не злись, — неожиданно хмыкнул Игорь. — Ашаук — существо вредное и непостоянное. Хоть и подчиняется своему хозяину, но это не значит, что им можно играть, как марионеткой.

   Я насторожилась:

   — Что ты имеешь в виду?

   Но Игорь сделал вид, что слишком увлечен напитком. Допив наконец-то, он невинно посмотрел на меня и улыбнулся:

   — Яна, ашаук выбрал тебя сам. Как только произошло первой убийство. Маленькая Кристина погибла случайно, Екатерина не собиралась её убивать. У Того есть странные понятия о родственных связях. Девочка просто оказалась не в том месте, не в то время.

   Я нахмурилась. Голова жутко раскалывалась. Кажется, мне необходим отдых. Какими бы ни были понятия той твари из кургана, лучше это не делает: ни ей, ни погибшим людям.

   — Ну, а остальные? Как их выбирали?

   Игорь встал и принялся невозмутимо мыть кружку.

   — На кого указывал Тот, из кургана. У него свои вкусы. Поэтому каждая жертва — не просто так. Это игры богов, Яна. — Он закрыл воду, и вдруг повисла странная тишина. Потом послышался его вздох. — Один по своей воле загнул колесом пряху Зурет, другой — забирает кровь людей. Ни у одного из них нет сострадания к людям. Все мы — пыль.

   Мне не понравилось услышанное, однако я не торопилась отвечать. Пусть у Игоря будет своё мнение, а у меня — своё. Но всё же оставался один вопрос, на который так и не нашлось ответа.

   Я допила кофе и глянула за окно. Ночь, дождь, холод. Б-р-р-р, не пойду туда. Уж лучше посидеть тут, хоть разговоры с собеседником мне и не по душе.

   — Тебя что-то волнует? — мягко уточнил он, словно прочитав мои мысли.

   — Да, — кивнула я. — Кто пробудил Того, из кургана?

   Игорь снова сел напротив меня. Подпёр кулаком щеку, задумчиво посмотрел на виноград на клеенке, покрывавшей стол.

   — Это уже не для наших умов, думаю. Если Азов посчитает нужным — скажет. А пока молчит — мы можем только гадать.

   — И есть предположения? — поморщилась я, чувствуя укол разочарования и досады одновременно. Кстати, про ашаука мне так ничего не сказали. И, видимо, спрашивать бесполезно.

   Он пожал плечами:

   — Знаешь, с этими вопросами уж точно не ко мне. Сразу я подозревал, что виной всему мятежный дух Тиргатао. Потом — кто-то не вовремя оказался возле кургана и пробудил Того. Даже… — Игорь задумался. — Вот точно, думал, что сюда приложили руку Трое и Сестра.

   Я приподняла в изумлении бровь.

   — А им-то зачем?

   — А они, Яна, ребята у себя на уме. Не слабее Азова. Поэтому и мыслят по-своему. Что Городовой, что Трое и Сестра — одним миром мазаны. Потому и некоторые вопросы лучше не задавать. А ответы на них — не слышать вовсе. А то… мало ли.

   У меня больше не нашлось слов. Всё было как-то… неправильно. И одновременно мне дали чётко понять, что в это дело соваться больше не стоит. Мягко, ненавязчиво и… доходчиво.

   Игорь больше ничего не говорил. Я тоже. Не сейчас, возможно, потом узнаю всё.

***

Автобус отправлялся в одиннадцать. Пора домой, в Херсон. Там Нешка, оголодавший и одичавший в компании Грабара. Там мой любимый дом с его извечно текущей крышей. Там Александр Васильевич, который смотрит на дорогу и незаметно улыбается уголками каменных губ.

   Там — сволочь Городовой.

   И да — гонорар за дело Ракевичей, преданно ждущий меня на счете в банке. В целом и общем жизнь немного налаживалась.

   Сама не зная почему, я пришла к морю. Вчерашний разговор многое прояснил, но в то же время и оставил множество загадок. Тот, из кургана ведь явно не успокоится, но мне чётко дали понять, что в разборки высших лучше не лезть — хуже будет. Ну и ладно, у меня без того проблем хватает.

   Наконец-то удалось дозвониться до Грабара. Он в этот раз даже взял трубку и отчаянно отругал меня за безалаберность. Я даже не возражала. Молча слушала и смотрела на море. А рядом гуляли раскормленные чайки, искоса поглядывая на меня чёрными глазами. И губы сами почему-то тянулись в дурацкой улыбке. Потому что снова чувствовалась восстановившаяся связь. Снова Грабар мог читать мои сны, а я — слышать его шаги, где бы он ни находился.

   Выпустив пар, он всё же уточнил, какого чёрта я лыблюсь. Это заставило оторопеть и тупо посмотреть на трубку. Да нет, не может быть. Смотреть сквозь пространство он ещё не научился. Однако Олег нажал отбой, прежде чем я успел задавать вопрос. Поэтому все разборки предстояли дома.

   На берегу, кажется, и впрямь было куда холоднее, чем на узеньких улочках между базами отдыха. Опять это пустынное место и никого больше.

   Я плюнула на все приличия и села прямо на землю, уставившись на водную гладь. Внутри была пустота. Ни о чём не хотелось думать. Только бы не отказалась от автомата с кофе. Ну, так, чтобы согреться. Но это не набережная Партенита, где четыре года назад в такую же погодку я смотрела на Чёрное море и ела мороженое. Пломбир с клубникой. И пила кофе — простой американо, который казался самым вкусным на свете.

   Но это было тогда, и я была не одна, а с Ромкой.

   Я вздохнула. Всё–таки холодно. Не лучшая идея вот так просто сидеть.

   — Тоже ещё нашла место для отдыха, — неожиданно раздался за спиной голос Азова.

   Больше ничего не говоря, он протянул мне стаканчик.

   Простой, бумажный, с улыбающейся блондинкой на фоне Колизея. Горьковатый аромат заставил всё внутри сжаться. Кофе. Он принёс мне кофе. Секундная заминка; прогнав рассеянность, я аккуратно приняла стаканчик.

   — Спасибо, — произнесла плохо слушающимися губами.

   Пальцы тут же обожгло, пришлось перехватить стаканчик повыше.

   Маленькая мечта. Исполнение которой в нужном месте в нужное время заставляет почувствовать себя счастливой.

   Я смотрела на тёмно-коричневую жидкость, наслаждаясь прохладным ветром, шумом волн и едва уловимым запахом соли в воздухе.

   Азов идеально выдержал драматическую паузу. Однако когда я подняла голову и встретила его взгляд, то почувствовала себя ещё меньше, чем маленькое желание выпить кофе. Он смотрел серьёзно, спокойно. Ни намёка на ехидство, надменность или снисходительность. Просто, прямо — глаза в глаза. По спине пробежали мурашки. Смотреть — страшно. Можно утонуть точно так же, как и в волнах подвластного ему моря. И назад не вернуться. И нет здесь ничего страстного и романтичного. Головокружительно — да. Но не от радости — от страха. Или всё же не страха?

   Неожиданно я чётко осознала, что боюсь Азова. Раньше как-то не чуяла его мощи, хотя и прекрасно понимала, что он невероятно могущественен.

   От него не ускользнули мои мысли. Азов молча подошёл и сел рядом. Руки тяжело легли на мои плечи.

   — Успокойся. Всё хорошо, — шепнул на ухо шелестом волн, накатывавших на ракушечный берег.

   Осторожно надавил, заставив откинуться к нему на грудь, потёрся носом о мои волосы. Положил руки поверх моих, скользнул губами щеке.

   — Хорошо… Всё хорошо...

   Волны гладили пологий берег, разбивались белой пеной почти у самых моих ног и мягко откатывались назад. Объятия стали крепче, а внутри как будто что-то лопнуло. Натянутая струна была-была — и нет.

   Я глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Руки Азова подобно волнам гладили мои волосы, лицо, шею. Губы коснулись лба, переносицы, прикрытых век. С желанием, но не удовлетворить страсть, а защитить, успокоить, убедить, что всё действительно хорошо, что всё правильно. И не было никакой крови, не было сошедшей с ума Далевой, не было маньяка с сетью и крюком. Не было.

   Губы жёг вопрос: «Зачем тебе всё это?». Но словно что-то сковывало, и не хотелось ничего говорить. И нарушать хрупкое доверие, хрустальным мостиком раскинувшееся между нами.

   Молчи, Слышащая Землю. Молчи и слушай. Пей свой кофе, согревай омертвевшее сердце, прижимайся к горячему и сильному чудовищу, которое тебя никому не отдаст.

   А дальше… время покажет.

   — Я найду твоего брата, — неожиданно сказал Азов. — Найду, обещаю.

ЧАСТЬ III. ПЛАЧ СНОВИЯ

ГЛАВА 1. Конец не лета

Август выдался горячим. Солнечным и прозрачным, с запахом ванили и раскалённых асфальтовых дорог. С гомоном южных городов и сладостью выпечки; загорелыми телами и сверкающими улыбками отдыхающих.

   Рудольф Валерьевич Железный вышел из дому в хорошем настроении. Поднялся на Суворова, зашёл в «Робин-Бобин», чтобы приобрести шоколадных конфет и творожных печений. Снова вышел на улицу и, прикупив семечек у бравой бабули в сером платке, принялся кормить голубей. Голуби жили в старинном здании, располагавшемся напротив «Робина-Бобина», и всегда слетались вниз на бетонные плиты в поисках еды. Мало кто мог пройти мимо и ничего им не дать. В результате голубей тут с каждым годом только прибавлялось.

   Один, особенно нахальный экземпляр, сел Железному на плечо и довольно закурлыкал. Провидец улыбнулся и легонечко погладил его по крылу.

   — Какие люди! — раздался весёлый мужской голос, и Железный обернулся. — Рудольф Валерьевич, рад видеть!

   Голубь вопросительно курлыкнул, снова посмотрел на провидца. Мол, что такое? Однако Железный только улыбнулся. К нему направлялся мужчина в светлом льняном костюме и панамке. Круглый, энергичный. С задоринками в зелёных глазах. Пышными усами, маленьким подбородком. Весьма объёмным животом, который ни капли его не портил, даже наоборот — придавал приятной округлости. Невысокий, приземистый. С жёлтой авоськой, в которой виднелась упаковка сосисок «Тигреня», бутылка молока и рогалики с повидлом.

   — Сергей Панкратьевич, аналогично, — произнёс Железный. — Гуляете?

   — Всё по хозяйству, по хозяйству, — ответил тот. — Аннушка моя, умница-красавица, захотела пирогов напечь, так отправила по магазинам.

   Железный глянул на авоську и хмыкнул:

   — Оно и видно. Рогалики сажать будет в землю и ждать, пока пироги вырастут?

   Собеседник довольно ухмыльнулся, блеснув золотым зубом:

   — Вы знаете, Рудольф Валерьевич, мою берегинюшку. Каждый день что-то новое. Каждый день.

   Железный едва заметно качнул головой. Голубь нахально расселся у него на плече, даже не подумав улететь и, вероятно, вообразил себя попугаем.

   Берегиню Рудольф, конечно, знал. Как не знать? Анна Назаровна слишком приметная особа, чтобы пропустить мимо внимания. Мастерица на все руки, регулярно устраивает выставки. Прекрасная женщина. Только стоит помнить, что берегиням города лучше дорожку не переходить. Как только она выбрала в мужья себе Кавуна — загадка.

   Кавун тем временем бросил неодобрительный взгляд на голубя.

   — Что ни встреча, то новый зверь. Босенька, Пифиюшка…

   Железный кивнул:

   — Зверь. Правда, сейчас птица. А голубь у нас, как знаете, птица весьма полезная. Она вести носит.

   Кавун забавно развёл руками:

   — Арбузам это всё равно.

   Железный усмехнулся. Ещё бы. Кавун Сергей Панкратьевич, дух арбузов, покровитель сладкого символа Херсона, мерил пользу только по своим… ягодкам. И в принципе, был прав.

   Кавун указал в сторону «Ланды»:

   — Рудольф Валерьевич, пройдёмся?

   В зелёных глазах на мгновение промелькнуло что-то такое, что сразу стало понятно — встреча не случайна. Кавун знал, что провидец выйдет на прогулку. Никак Аннушка нашептала. Зараза черноокая.

   Откровенно говоря, берегиню Железный недолюбливал за скверный нрав, острый язык и замужний статус. Не будь последнего, нрав и язык можно было бы как-то перетерпеть. Больно уж хороша. Но…

   — Пройдёмся, — кивнул он, медленно делая шаг вперёд.

   Голубь вспорхнул с плеча в синее августовское небо. Железного, лавируя на высоченных каблуках, обогнала миловидная блондинка в короткой джинсовой юбке. Кавун только поцокал языком и покачал головой:

   — Эх, молодёжь! — и тут же резко перевёл тему: — Знаете, Рудольф Валерьевич, поговаривают, что какую семечку посадить, такой плод и вырастет.

   Железный прекрасно знал эту псевдосадоводческую манеру Кавуна вуалировать пренеприятнейшие вести. Поэтому улыбнулся тонкими губами, высыпал остатки семечек копошащимся голубям и выбросил бумажный пакетик в урну.

   — Угу, есть такое, — согласился он. — А что, обещают годный урожай, Сергей Панкратьевич?

   Кавун задумчиво смотрел под ноги, словно бетонные плиты сейчас были самой важной вещью в мире. При этом не стоило обманываться: Кавун всё прекрасно слышал. Просто не торопился отвечать.

   Они прошли мимо недостроенного гигантского торгово-развлекательного центра. Железный поморщился, как будто съел кислый лимон. Не дело это — в центре города такую громадину держать. Упыри ж медлить не будут — вмиг накинут свои сети и начнут тянуть энергию из жителей. Эх, власти-власти, сами не понимают, что творят.

   — Урожай и впрямь… будет ничего, — задумчиво протянул Кавун, глядя по сторонам, чтобы перейти дорогу. — Давайте по мороженому, а потом побеседуем на лавочке.

   Железный не возражал, хоть и не слишком любил мороженое. Такое, в длинном вафельном стаканчике, не слишком сладкое, со змейкой черничного джема. Хотя в жару самое то. Но приученный к сладостям организм просто не понимал, как можно потреблять подобное.

   Под кронами платанов было хорошо. Прохладненько. Они уселись прямо напротив столов со всякими сувенирами — яркими, нарядно-праздничными. За столами чуть поодаль находился центр туризма и приключений «ХерсON».

   «Надо бы зайти, — подумал Железный. — У ребят всегда новости самые свежие. Могут помочь. Не зря же предчувствие беды как появилось с утра, так никуда и не уходит».

   Кавун тем временем довольно уминал мороженое и довольно пофыркивал. Потом достал из авоськи бутылку молока и сделал глоток. Прикрыл зелёные глаза. На лице появилось блаженное выражение.

   — Так бы и сидеть, — произнёс он. — Эх, жизнь хороша. Главное — не спешить.

   — Не больно-то вы, Сергей Панкратьевич, спешите, — заметил Железный, запрокинув голову и, прищурившись, рассматривая листву деревьев. — Жалуйтесь уже.

   Кавун пожал плечами:

   — Ну знаете, что есть, то есть. Городовой не любит дневную пору, вот я, несчастный, за него и отдуваюсь.

   Железный скептически приподнял бровь. Да-да, конечно. Сначала берегиня виновата, теперь Городовой. Хотя, конечно, что та, что этот — одним миром мазаны.

   — Итак?

   Кавун засмотрелся на стол с деревянными расписными ложками. Поманил одну из них к себе. Та поднялась в воздух и медленно поплыла к нему. Железный только покачал головой. Вот взрослый же… нелюдь. А шалит, как мальчишка.

   Кавун поймал ложку и принялся внимательно её рассматривать.

   — Городовой, — неожиданно произнёс глухим голосом, — опасается. Чует неладное. Бархатный сезон на носу.

   Железный покосился на собеседника:

   — Это плохо?

   Пока будущее было закрыто на замок и не жаждало показываться в пред ясны очи. Это немного раздражало. Хотя он прекрасно знал, что видение придёт именно тогда, когда будет нужно. И, возможно, беседа с Кавуном — толчок в нужную сторону.

   — Плохо, — кивнул тот. — То, что началось два года назад, теперь войдёт в силу. Информация у Городового проверенная. Но скудная. Поэтому он обратился к нам.

   Железный поморщился. Ну да. Провидец, который неделю в глухом пространстве, не имеет никакой пользы для города. Поэтому первым делом дражайший Данила Александрович пошёл советоваться с берегиней. Та всякую гадость чует за километры. По долгу службы, так сказать.

   — И есть ли направление? — невинно уточнил Железный.

   Кавун к этому времени уже расправился с мороженым и вернул расписную ложку на место. Не понравилась, видимо.

   — А як же! — улыбнулся он. — Море сдаваться не хочет. Ваш Азов, паскудник престарелый, положил глаз на Слышащую Землю. Представляете? Это ж во сне не приснится! Такой конфуз! Чтоб хозяин вод — и к земле? Ужас!

   Железный никакого ужаса не находил. Про отношения Яны и Азова он видел многое, но пока не собирался озвучивать. Особенно Яне и её напарнику, Читающему Сны. Это ж точно разболтает! А моменты были как весёлые-опасные, так и достаточно пикантные.

   — Азов может многое, — продолжил Кавун неожиданно серьёзным голосом. — И дел своих он не закончил. Тот, из кургана хоть и спрятался, но только и ждёт, чтобы отомстить.

   Железный вздохнул. Доел мороженое, потом достал платок и принялся вытирать пальцы.

   — Это нормально, — спокойно сказал он. — Только какое им дело до города?

   Кавун посмотрел на провидца. Зелёные глаза на мгновение вспыхнули:

   — Не до города, а до того, кого прячет Городовой.

   Железного эти слова совершенно не удивили. Проблемы от Романа Колесника затронут столько народу, что мальчика лучше по-тихому убить, нежели потом расхлёбывать последствия. Но Следящий строго-настрого сказал: не трогать. Да и Городовой два года возился с мальчишкой не для того, чтобы отправить на тот свет.

   С чисто академической точки зрения Железному было интересно, что из этого выйдет. А вот чисто с точки зрения безопасности… Тут уже был серьёзный вопрос.

   — Видите ли, Сергей Панкратьевич, — мягко сказал он. — Как решат наши дорогие хозяева, так и будет. Я надеюсь.

   Кавун молча кивнул. Перехватил поудобнее ручки жёлтой сетки, проводил взглядом фигуристую красавицу в красном платье до колен.

   — Вы абсолютно правы. Но берегинюшка моя беспокоится. Поэтому подумайте лучше, когда и как давать свои прогнозы. Возможно, в некоторых случаях надо будет поторопиться.

   Кавун снова улыбнулся. Золотозубо, открыто. А потом встал с лавки и взял авоську.

   — Ну-с, приятно было с вами поговорить, Рудольф Валерьевич. Передавайте привет Босеньке, он у вас редкий проказник. И к нам заходите, на арбузики маринованные.

   Железный хмыкнул. Вот же пройдоха. Впрочем, что и говорить — дух он и есть дух. А плоть — то так. И как только Аннушка за такого вышла? Ума не приложить!

   Кавун, легонечко помахивая авоськой, покинул Железного. Не прощаясь — не любил он этого. Некоторое время ещё была видна его дородная фигура среди людей, а потом резко пропала.

   Железный ещё некоторое время посидел на лавочке, слушая человеческие голоса и гомон птиц.

   Эх, нехорошие дела скоро будут твориться в родном городе, раз древние силы решили выйти да погулять. Не умеют гулять по-доброму. Надо бы ночи дождаться и Городового поймать. Тот расскажет прямо, без всяких заморочек. Ибо не раз уж приходилось отмечать — к Колеснику-младшему Городовой относился хорошо. А вот к старшей сестре — совсем иначе.

   Встав с лавки, провидец бодрой походкой направился в магазин. Босенька и впрямь проказник. Надо купить ему молочка. А то, что через некоторое время, а точнее, пять часов, произойдёт большая беда, Железный решил не думать.

***

Вид у Грабара был несчастный и отчаянно шкодливый одновременно. Напарник мялся при входе на кухню и почему-то не решался войти. И даже сногсшибательный запах картофельно-молочной запеканки и мяса с черносливом не мог приманить его поближе.

   Кулинарное вдохновение накатило внезапно, поэтому я решила себя побаловать вкусным. И совершенно не удивилась, что именно к обеду притопал Грабар. Порой казалось, что у него просто чуйка на подобные вещи.

   Нешка сидел на табурете и вопросительно смотрел на гостя, искренне недоумевая, чего тот никак не входит? Потом спрыгнул, подошёл к нему и начал тереться о ноги. Олег вздохнул и взял кота на руки. Тот оглушительно заурчал.

   Я, сложив руки на груди, молча наблюдала за происходящим.

   — И не надо на меня так смотреть, — буркнул Олег. — Cам знаю. Но не могу ей отказать.

   Я постаралась сдержаться и сохранить невозмутимое выражение лица. Тётушку Олега, Сару Абрамовну, я никогда не видела, но судя по рассказам, — дама термоядерная. Смесь еврейской мамы, любопытной кумушки у подъезда и деловой женщины, которая твёрдой рукой держит магазин. Большой такой. Посудный.

   Олег потоптался на месте, удерживая Нешку на руках. Тяжко вздохнул и всё же зашёл на кухню. Сел на табурет и посмотрел на меня печально-загнанным взглядом. Такой Грабар вызывал только желание поскорее удрать. Потому что видеть его в таком раздрае и стараться не хихикать было очень сложно.

   Нешка потёрся мордой о его щёку. Олег растерянно почесал кота за ухом.

   — Ну, это… — запнулся он. — Думаю, ты справишься?

   Я села напротив и вопросительно приподняла бровь.

   — Справлюсь с чем?

   Олег задумчиво посмотрел на плиту, где стояла сковородка. Потом на запеканку в прямоугольной посуде. Вмиг исчез несчастный вид, уступив место собранному, серьёзному и… голодному Читающему Сны.

   — Тебе сегодня снились странные вещи.

   Я нахмурилась. Не слишком хотелось об этом говорить. Да и сон я толком не помнила. Разве что какие-то обрывки. Весьма малоприятные. Потерев уголок брови, задумчиво уставилась на пол. Как-то не приходило в голову, что Грабар может ухватиться за этот ночной кошмар. Сказать по-хорошему, так плохие сны не приходили с тех пор, как я вернулась из Стрелкового. На удивление, ночи были спокойными. Получалось высыпаться, поэтому чувствовала себя прекрасно. О событиях июля вспоминать не хотелось, но нельзя было не признать, что они несколько изменили меня.

   — Попробуем посмотреть? — осторожно уточнил Олег.

   Я поморщилась. Открывать сознание и отдаваться в нежные ласковые руки Читающего, который обычно с особой жестокостью выдирал самые премерзкие сновидения, мне не хотелось. Особенно сейчас.

   — Может быть, не надо?

   Олег нахмурился. Он явно не одобрял, однако почему-то не хотел спорить.

   — Но всё же… — начал он.

   — Кстати, что понадобилось Саре Абрамовне? — резко перевела я тему.

   Олег забыл, что хотел сказать и скривился так, словно раскусил лимон. Нет… лимон вместе с лаймом. Так будет точнее.

   Сара Абрамовна, тётушка, извечная неугомонная одесситка, всегда находила проблемы на свою рыжую голову и тут неслась их решать. При этом активно подключала всех родственников. Особенно дорогого племянника. Кстати, я никогда не видела родителей Олега, а он не слишком желал их показывать. Я не обижалась — его право. Напарник — не жених. У всех должны быть свои маленькие шкафчиками с миленькими скелетиками внутри.

   Так, вот. Сара Абрамовна. Почти еврейская мама. Страшный человек. Потому и неудивительно, что Олег готов сейчас всё бросить и даже залезть в мой сон, но только бы оттянуть отъезд в Одессу.

   — Расширяться собирается, — буркнул он. — И бумаги надо оформить. Потому и хочет меня. Как юриста.

   — Ну а как тебя ещё можно хотеть? — невинно поинтересовалась я.

   Олег снова поморщился и потёр лицо ладонями.

   — Колесник, ты зараза. Ты знаешь об этом?

   Я кивнула:

   — Ещё как. Ты мне об этом напоминаешь регулярно просто. Поэтому хочешь не хочешь, а помнить приходится.

   Нешка спрыгнул с коленей Олега и, подняв хвост, деловито направился в комнату. Людские разговоры его занимали мало. Вообще, хорошо быть котом: никто тебя не дёргает по странным вопросам. Есть своя жизнь — ей и живёшь.

   Я поморщилась. М-да, печальный вид Грабара что-то тянет меня на неуместную философию. Приятного мало.

   — На сытый желудок страдать легче, — с невозмутимым видом сообщила ему. — Так что — вперёд. Всё равно ехать долго, поэтому о желудке надо позаботиться заранее.

   — Тоже мне хозяюшка, — буркнул Олег, однако по глазам было видно, что бурчит он скорее для проформы, нежели по-настоящему.

   На некоторое время повисла тишина. Слышался только стук вилок. Ну да. И пение птиц, доносившееся из окна. Совсем немного — шум машин. Всё же суббота, погожий день — люди поразъехались на дачи и за город. Все пытаются ухватить уходящее лето за хвост и подержать подольше. Все… кроме меня.

   А воспоминания о сне тем временем стали чётче и яснее, как если бы кто-то стёр с них слой пыли.

   Ночь. Толком ничего не разглядеть. Странные покосившиеся дома с прохудившимися крышами. Длинные и узкие окна, сквозь которые не виднеется ни лучика света. И дорога — прямая, угрюмо-серая. Только светит луна. Нехорошая такая, обжигающе-белая. Ни единой звёздочки. Замерший воздух — неподвижный, неживой.

   Внезапно появляются жалостливые нотки, и внутри всё сжимается. Потому что понимаю, что хорошо знаю этот голос. Очень хорошо. И…

   Я вскинула голову и внимательно посмотрела на Олега. Тот сделал вид, что увлечён трапезой и меня вообще не замечает.

   — Кончай свои штучки, — предупредила я.

   Олег хмыкнул и отставил тарелку.

   — Тебя что-то беспокоит. Но не так, на уровне простого недомогания или временной потери чувствительности к токам земли. Это серьёзно. У тебя…

   Он резко замолчал. Я нахмурилась. Не люблю такие вот недоговорки.

   — У меня что? — обманчиво мягко уточнила.

   — Пока ничего хорошего, — сказал Олег и посмотрел мне в глаза. — У меня предчувствие, что кто-то хочет покопаться в твоём прошлом. Только пока не понять, кто именно.

   Я скептически приподняла бровь и откинулась на стуле.

   — Давай ты не будешь говорить загадками, а? В моём прошлом много чего весёлого и занятного. Поэтому копаться там и впрямь кому-то может быть интересно. Только вот толку?

   Ещё раз прокручивать сон в голове не хотелось. Плюс не к месту вспомнилось обещание Азова. Кстати, после того раза на берегу мы больше и не виделись. Я уехала — и море меня отпустило. Поначалу было странное чувство, что всё это неправильно, но потом… стало легче. Просто отпустило. И получилось вздохнуть свободнее. Кстати, даже сегодняшний сон почти забылся. Но Грабару почему-то потребовалось его вытянуть наружу.

   — Спасибо за еду, — невозмутимо сообщил он. — Была бы ты не такой врединой — женился бы.

   Я потеряла дар речи, но потом прокашлялась и ответила:

   — Свои матримониальные планы можешь оставить до лучших времён. К тому же меня не интересуют сухие занудные юристы.

   — Ну да, конечно, — согласился он и встал из-за стола. — Тебе куда больше нравятся мускулистые нахальные хозяева морей.

   Я только фыркнула. Прекрасно, просто прекрасно. Отличная тема для шуточек и подколов. Прям лучше не найти.

   Стараясь не скрипеть зубами, я демонстративно уставилась в потолок.

   — Молчишь, — констатировал он. — Знаешь, а ведь это не шутки.

   Я сложила руки на груди, упёрлась пяткой в пол и начала осторожно покачиваться. По-прежнему не проронив ни слова. Язык словно онемел. Самым мерзким было то, что внутри скреблось какое-то странное чувство. Нет, безусловно, Олег говорил чушь. Нельзя симпатизировать существу, которому несколько веков, которое может уничтожить тебя и глазом не моргнув. Однако в то же время нельзя отрицать, что Азов мне помог. Пусть не ради меня одной, но… вытаскивал же из неприятностей. И наделил странным охранником.

   Конечно, далеко не факт, что все неприятности обходят меня стороной из-за него, а не по причине благоразумного поведения и того, что банально никуда не высовывался.

   — Хочешь сказать, что я говорю глупость? — неожиданно тихо уточнил Олег.

   Что-то в его голосе заставило насторожиться. Впрочем, в виде тоже. Потому что он был абсолютно серьёзен. От этого стало не по себе. Я вообще не люблю серьёзного Грабара. Это как-то… неправильно. И немного страшновато.

   Поэтому, чтобы чуть разрядить обстановку, я сильнее откинулась на стуле, услышав скрип несчастной ножки.

   — Думаю, да, — наконец-то отозвалась со вздохом. — Азова нельзя не уважать. Хотя бы за его мощь. Но в остальном… как бы тебе сказать. — Я запнулась, подбирая слова: — В общем, я не в восторге от произошедшего.

   Некоторое время Олег молчал, а потом резко выдал:

   — Может… ты просто влюбилась?

   Я вспыхнула:

   — Что-о?

   Внезапно ножка стула треснула, и я рухнула на пол.

ГЛАВА 2. ГРИФОНЬИ ШАХМАТЫ

После ухода Грабара стало тоскливо. Ничего не хотелось делать. Внеплановое раскрытие сна сбило всё настроение и желание заниматься повседневными делами. Пока Городовой никуда не звал, а Грабар удачно разогнал всех клиентов по отпускам, можно было побездельничать со спокойной душой.

   Точнее, не совсем Грабар. Мы вместе.

   Весь вечер я провела, бездумно пересматривая передачи, которые беспрерывно гнал «Дискавери». Увиденное не запоминалось и в голове не откладывалось. К ночи за окном ещё и полил страшный ливень.

   Я некоторое время постояла на балконе. Нешка везде бегал за мной хвостиком, словно чувствовал, что настроение хозяйки ни к чёрту. Легла спать рано, молча уставившись в потолок. Ещё несколько минут до этого было желание залезть в шкаф и достать старые фотографии. Но потом решила этого не делать. К чему смотреть на брата, если я и так прекрасно помню, как он выглядит?

   Я заложила руки за голову. Нешка впрыгнул на кровать, свернулся клубочком у меня под боком и утробно заурчал. Я прикрыла глаза. Не думать об этом, не надо. Ничего хорошего не получится. Надо просто искать выход. Медленно, методично. В конце концов, мне уже неоднократно давали понять, что Ромка цел и невредим. Только до него не дотянуться. А Городовой на разговоры не идет. Сволочь.

   Я вздохнула. И незаметно для себя провалилась в сон. Или только показалось?

   В дверь постучали. Тихо, мягко, как будто у стучавшего не было нормальной руки с костями и ногтями, а только хрящи. Вышло даже какое-то шкрябанье. Тихое, но мерзкое.

   Я нахмурилась и приблизилась к двери. Прислушалась — ничего. Странно. Неужто показалось? Прошла минута. Две, три, пять… Ничего нет. Только слышно, как тикают часы в гостиной.

   Уже собралась было сделать шаг назад, как шкрябанье повторилось. Снова замерла. Футболка прилипла к моей спине. На лбу выступила испарина. Почему-то вдруг показалось, что нельзя даже смотреть на того, кто стоит за дверью.

   — Йа-а-ана… — прошипел откуда-то че-то голос. — Я так с-с-скучаю. Йа-а-на… Я так жду-у-у…

   Ужас тонкой змейкой пополз внутри. Дверь дрогнула, словно кто-то с размаху ударил по ней. Я отпрыгнула назад. Что ещё за ночные гости?

   Мысли путались, а резко накатившая паника не давала возможности понять, как поступить. Какая-то сила заставила прикрыть глаза — дикий первобытный страх, зовущий человека спрятаться в темноте от подступающих чудовищ. Странно, непонятно, без возможности убежать. Только стоять и не двигаться.

   — Как это мило, — вдруг кто-то произнёс шипящим голосом, и я вздрогнула.

   Резко обернулась, и поняла, что в квартире нахожусь не одна. Нешка, спавший на кровати, вдруг вскочил, выгнул спину дугой и зашипел. Зелёные глаза страшно сверкнули.

   Незваный гость даже не обратил на это внимания. Так и стоял возле прохода в комнату. Освещался только звёздами и луной. Разглядеть получилось только плащ до пят с капюшоном, скрывающим голову. Это явно не Азов. Но кого тогда ещё принесло, что замки ему не помеха?

   Гость поднял руку и поманил меня к себе.

   — Пош-ш-шли. Нужно поговорить.

   Развернулся и пошёл в комнату, оставив меня в полном недоумении.

   Нешка снова зашипел.

   Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоить бешено заколотившееся сердце.

   У Слышащих Землю чего только ни бывает — так чего истерировать? Уж как-то защититься в родном доме я смогу. Наверно.

   Стоило мне сделать шаг, как тут же замерла от удивления. В центре комнаты находился прямоугольный столик на витой ножке. Крышка стола — словно шахматная доска была разрисована чёрными и серебристыми квадратами. От самого стола исходило слабое сияние.

   — При-с-с-саживайся, — прошипел гость. — С-сыграем.

   «Я брежу», — возникла вполне логичная мысль.

   Осторожно подойдя к столу, остановилась напротив гостя. Тот так и не потрудился откинуть капюшон. Но в то же время прекрасно чувствовалось, что выжидающе на меня смотрит и ждёт выполнения пусть и мягкого, но приказа.

   Однако играть мне не хотелось. Сначала стоило выяснить, кто навестил меня без предупреждения. Да и вообще: какого чёрта?

   Возле меня появилось глубокое кресло.

   — Прис-с-аживайся.

   В шипении — лёгкое раздражение. И недовольство. Ибо жертва уже не дрожит как кролик. А ведь ещё совсем недавно не могла сделать и шага.

   — Кто вы? — прямо спросила я.

   Гость тем временем плавно взмахнул рукой, и над серебристо-чёрной доской закружился сияющий вихрь.

   — Мы знакомы, — мягко произнёс он. — И нет.

   Я нахмурилась. Такое ведение беседы мне совсем не нравилось.

   — Да с-с-садись же!

   Кресло вдруг оказалось близко-близко и, стукнув меня по ногам, аккурат под коленками, заставило в него рухнуть.

   — Что тут происходит? — я едва сдерживала раздражение, в то же время судорожно соображая, как поставить защиту. Даже уже было потянулась энергетически к стенам комнаты, стараясь дать сигнал дому, что здесь есть нежеланный гость.

   Но стоило только легонечко подать импульс, как сердце пронзило болью, голова закружилась. Я невольно вскрикнула и тут же упрямо стиснула губы. Посмотрела на гостя. Тот не двигался, словно был ни при чём.

   — Это всё, — шипяще выдохнул он, — будет… попозже. А с-с-сейчас…

   В какой-то миг показалось, что к щеке мягко прикасаются чем-то невесомым. По губам будто бы пробежал лёгкий ветерок.

   — Ты мне нравишьс-с-ся, Йана, — прошипело существо и вдруг подалось ко мне. — И поэтому у тебя нет выхода.

   Мою шею будто сдавили стальные пальцы. Но несильно, только так, чтобы не могла кричать. Вихрь над шахматной доской вдруг исчез, оставив четыре ряда серебряных фигур: два с моей стороны и два — со стороны противника.

   — С-сыграем, Йана, — вдруг обожгло мою шею, а по телу пробежали мурашки. — Ну же, девочка. Не откажи мне.

   Я внутренне напряглась, с ужасом осознавая, что сама не выберусь. И сейчас совсем не отказалась бы от чьей-то помощи. Только вот помощников нет. И пока что единственный выход остаться относительно целой и невредимой — слушаться ночного гостя и не нарываться на неприятности.

   Глубоко вздохнув, очень осторожно, чтобы не ощущать боль от впившихся в шею цепких пальцев, я еле слышно произнесла:

   — Хорошо.

   Миг — тишина. Существо в плаще подалось ко мне, словно пытаясь рассмотреть и определить: действительно ли я согласилась или задумала какую-то пакость? Эх, задумала бы с удовольствием, да только пока не было возможности её осуществить.

   — Молодец, — похвалили меня шелестящим шёпотом. — Хорош-шая девочка.

   Внезапно мне показалось, что сидящий напротив — женского пола. Однако тут же это подозрение исчезло, так как толком и подкрепить его было нечем. Может, у этого существа вообще нет пола?

   — Твой ход, — прошипело оно.

   Я посмотрела на фигурки. На миг забыла обо всём на свете, ибо воистину не видала такой красоты. Шахматы были сделаны из светлого серебра с едва уловимым зеленоватым оттенком. Каждая фигура — грифон. Маленький, с изумительно проработанными деталями, характерный. У пешек глаза — чистые аквамарины. У короля — рубины, ферзь — изумруды. Ладьи — загадочно мерцающие александриты. Слоны — зелёные демантоиды. А кони — жёлтые хризолиты. Вроде всё мелкое, но в то же время отчётливо видна каждая деталь. А ещё странное ощущение, что только коснёшься фигурки, и она оживёт.

   — На что… — хрипло начала я. — На что играем?

   Совсем не верилось, что эти слова произнесли мои губы. Перед глазами почему-то всё поплыло, голова закружилась. Хотелось опустить голову на руки и заснуть. Очень хотелось поверить, что это всего лишь бредовый сон. Или хотя бы галлюцинация. Но только не реальность!

   — На что, хм, — собеседник будто задумался. А потом улыбнулся — хищно, страшно. И хоть лицо скрывал плотный занавес ткани, улыбка чувствовалась буквально кожей. — А мы играем на тебя, — выдохнуло оно.

   Чьи-то ледяные пальцы забрались под мою футболку. Я вздрогнула, чувствуя, что медленно схожу с ума. Вон же он сидит передо мной! Руки сложены на углу доски. Меня никто не касается! Или…

   Пальцы легонечко пощекотали бока, скользнули ниже.

   — У тебя нет выхода, Йа-а-ана, — прошипели на самое ухо. — Играй. Играй, как в последний раз.

   Самочувствие стало ещё отвратительнее. Мерзкая волна слабости накрыла с ног до головы. Я зажмурилась, силясь отогнать гадкие ощущения и сосредоточиться. Господи, что происходит? И Олег не в городе. У кого просить помощи?

   Охватила паника, заколотившись в висках крохотным красным молоточком. Во рту пересохло. Шипение нежданного гостя стало неразличимым, только отчётливо слышалась дикая жажда. Желание обладать. Не понять, зачем и для чего, но…

   Ледяные пальцы сдавили горло сильнее, не давая вдохнуть. Шею обожгло прикосновение чего-то влажного и горячего, нечеловеческого. Я рванула в сторону, чем вызвала только довольный смех.

   — Йа-а-ана…

   Неожиданно порыв ветра резко распахнул балконную дверь. Раздался грохот, от которого у меня заложило уши. Лёд на шее исчез. Пошатнувшись, я рухнула на пол, не понимая, куда делось кресло.

   Стол с шахматами растворился в воздухе. Существо в плаще резко оказалось на ногах. Меня подхватили с пола. К горлу прижалось что-то холодное и острое. Стоять было неудобно, пришлось вытянуться струной. Как же я не заметила, что он такой высокий?

   Однако это всё было мелочью, когда я увидела, что в балконном проходе стоит… Городовой. На белом лице не дрогнуло ни мускула. Светлые глаза сияли нереальным пламенем. Посмотришь — обожжёшься. Ветер трепал его волосы и одежду. Но сам хранитель города стоял, будто высеченная из мрамора статуя.

   — Я приш-шла за с-с-своим, — прошипели у меня за спиной. — Она — моя. Моя! — крик вдруг сорвался на визг.

   Городовой не удостоил и словом. Я только смутно отметила, что существо до этого говорило от мужского лица. А теперь…

   Он поднял руку и чуть шевельнул пальцами. Всего лишь на пару миллиметров, что толком и не разглядеть. Существо за моей спиной завыло, отпустило меня и сделало шаг назад.

   — Будь ты про… — начало было оно, но порыв ветра ударил так, что задребезжали стёкла. А в комнате в одно мгновение воцарился мрак.

   Повисла тишина.

   Я пыталась отдышаться и удержать ускользающее сознание. Нешка медленно выполз из-под кровати и понюхал воздух. Присмотрелся к Городовому, потом подошёл ко мне и заглянул в глаза.

   Я с трудом сглотнула. С губ рвались десятки вопросов, но сияющие мертвенным серебром глаза Городового не позволили задать ни один из них.

   Не знаю, как только выдержала это взгляд, но всё же с трудом сумела добраться до кровати и сесть. Стало немного лучше. Нешка тем временем недовольно фыркнул и важно поцокал когтями в сторону кухни. Кажется, Городовой его совершенно не впечатлил.

   Тот посмотрел на кота, потом на меня. На белом лице не дрогнул ни один мускул. Я поняла, что ничего хорошего мне его приход не светит. Хотя… с другой стороны, он явился сам и погнал незваного гостя. При этом без излишней театральности. Просто взял и выгнал. Кажется, совершенно не напрягаясь.

   И в то же время я прекрасно понимала, что Городовой взбешён. Просто не показывает этого. До меня дошло, что, пожалуй, в первый раз в жизни мне одновременно хочется убить его и сказать спасибо.

   Городовой посмотрел по сторонам. Потом подошёл ко мне. Протянул руки и приложил пальцы к вискам. Вмиг стало легче, а извне словно полился поток бодрости и силы. В какую-то секунду даже показалось, что он ласково провёл ладонью по моим волосам, однако я тут же тряхнула головой. Нет, этого просто не может быть.

   — Спасибо, — непослушными губами прошептала, упорно глядя в пол.

   Городовой не ответил. Ладони исчезли. Комментировать произошедшее он, кажется, не торопился. Это и радовало, и заставляло напрячься. В конце концов, я не выдержала:

   — Что это было?

   — Хотел бы я знать.

   Ответ привёл меня в ступор. То есть как… хотел бы? То есть… не знает?

   Я подняла голову и внимательно на него посмотрела. Но Городовой даже и не думал насмехаться. Его вид был предельно серьёзен. Это удивило ещё больше.

   За окном ударил гром. Ослепительная молния рассекла небо пополам. Повисшая тишина вдруг начала давить физически. Я вздохнула.

   — Спросишь у Азова, — внезапно резко сказал Городовой. — Это пришло оттуда. В городе таких существ нет.

   Я нахмурилась. Как-то с Азовом видеться не особо и хотелось. Хотя, пожалуй, другого выхода не было. Если эта гадость действительно вышла из моря, то…. Я передёрнула плечами. Не хочу об этом думать. Ненавижу море.

   — Вы же пришли среди ночи не для того, чтобы спасти меня от неведомого гостя? — произнесла я куда резче, чем планировала.

   Губы Городового внезапно тронула едва заметная улыбка.

   — О да.

   Я сразу даже не поверила услышанному. Неужели проскочили довольные нотки? Однако стоило только на него глянуть, и сразу стало ясно: шуточки закончены. Сейчас будет серьёзный разговор.

   — Самочувствие ничего? — лениво бросил он и тут же продолжил, не дожидаясь ответа: — Пора взяться за работу. Сегодняшняя ночь для многих оказалась последней. А поскольку этот бездельник Грабар укатил, то придётся общаться напрямую.

   — Не такой уж и бездельник, — буркнула я, защищая напарника и собираясь с мыслями.

   Кстати, занятное дело. Городовой мог незлобно ругать Грабара, но никогда и словом не обмолвился о его буйной родственнице-одесситке. Интересно, это неспроста или как?

   — Что произошло?

   — Пять смертей во сне, — сухо сообщил он. — Пошли, слушать землю и держать шаги — твоя работа.

   — Я… — начала было, но от меня только отмахнулись.

   — Не промокнешь.

   И он подошёл к балконной двери. Распахнул её настежь, потом посмотрел на меня и чуть криво улыбнулся. Сделал приглашающий жест рукой.

   Ничего не оставалось, кроме как встать, гордо расправить плечи и принять приглашение. С запозданием я отметила, что моё обычное желание придушить эту заразу сейчас находится где-то в самом тёмном уголке сознания.

   Внезапно образовался узкий тоннель, словно кто-то поставил огромную пластиковую трубу, которую огибали, не смея просочиться внутрь, капли дождя.

   «Ишь ты, пижон, — подумала я. — Не хочешь ножечки промочить! Ну и… всё остальное тоже».

   Городовой двинулся вперёд. Я — следом. Глянула вниз, и сердце на мгновение замерло. Всё же… Ночь… Спящая улица Суворова. Листва, вымытая дождём. И холодный ветер, пробирающий до костей.

   Я бросила на Городового злобный взгляд. Сволочь. Мог бы дать пару минут накинуть рубашку. Всё–таки все уже умерли, а мне как-то утром встать с заложенным носом не улыбается.

   Мой взгляд не остался незамеченным. Это ощущалось буквально кожей. Городовой с невозмутимым видом шагал рядом, сложив руки за спиной. Светлые волосы едва-едва шевелил ветер.

   — Ты меня так ненавидишь, что прям немного неловко. Откуда столько страсти, Колесник? — его голос прозвучал ровно, однако показалось, что меня ударили кулаком в солнечное сплетение.

   Я задохнулась. Но потом взяла себя в руки. Ничего особенного. Просто штучки Городового. Проверяет. Смотрит. Играет. Ухмыляется.

   — Мне не за что вас любить, — прямо сказала я, глядя себе под ноги.

   Невероятно, ступни парили в нескольких метрах над бетонами плитами, клумбами и скамейками.

   — Это нормально, — ни капли не смутился Городовой. — Хоть и обременительно.

   Я подозрительно покосилась на него. Как пить дать, издевается. А у меня даже сейчас нет ни сил, ни желания вцепиться в него и вытрясти всю душу. Грабар бы сказал, что холодный разум наконец-то восторжествовал над моими неуёмными эмоциями. Но это не так. И всё же…

   — Первая жертва — студент кораблестроительного университета, — вдруг резко перевёл он тему, и дождь сильнее застучал по крышам домов.

   Меня окутал холод, а внутри цепкими пальцами всё сжал страх.

   Внизу пробегала серая прямая дорога. Машины, вздымая море брызг, проносились вперёд, сверкая жёлтыми фарами. Внезапно. Ночь, а люди не спят.

   — Девятнадцать лет, — продолжил Городовой. — Евгений Столярский. Первый курс, факультета кораблей и океанотехники.

   Мы миновали Морскую академию. Памятник Фёдору Фёдоровичу Ушакову на миг шевельнулся, проводил нас тёмным взглядом. У меня по спине невольно пробежала дрожь. Пришлось сделать глубокий вдох. Ушаков — не моя парафия. Тут уж местные чувствуют его лучше. Моё — это Суворов. Кто смотрит на твой дом, тот и руководит душой.

   — В комнате он был один. Дежурный клянется, что никого на этаже не было, — глухим голосом продолжил Городовой.

   Мы прошли над площадью Свободы. На мгновение я задержалась, залюбовавшись ночной подсветкой возле здания облгосадминистрации. Но тут же поспешила за Городовым. Тот явно ждать не будет.

   — Как же его нашли? — тихо спросила я.

   — Сосед зашёл в комнату, — хмуро ответил Городовой. — Он же и поднял шум. Столярский лежал на спине, сложив руки на груди. В пальцах была зажата карта.

   Я приподняла бровь:

   — Карта?

   В пространстве едва различимым серебристым светом замерцали ступени. Мы спустились по ним прямо к деревянным дверям кораблестроительного университета. Хотя, если быть точнее, то в Херсоне находился филиал Николаевского Университета Кораблестроения. В просторечии его именовали «корабелкой» и не особо вдавались в подробности.

   Рука Городового легла на ручку двери: большую и вытянутую, с конусообразными набалдашниками. Ветер рванул кроны деревьев, раскачал, как в безумном танце.

   Я нахмурилась:

   — Зачем в университет? Сейчас приедет полиция. К чему задерживаться?

   — Полиция уже там, — ровно ответил он и, открыв дверь, нырнул внутрь. — Идём.

   Возражения явно слушать не собирались. А у меня как-то не оставалось желания торчать под дождём. Ведь стоило только Городовому оказаться в холле университета, как исчез защитный купол, и все прелести ливня я ощутила от и до.

   В университете было тихо. Темно. Кто станет сидеть ночью в августе в учебном заведении? Во всяком случае, сейчас, когда в общежитии все стоят на ушах.

   — Слушай, — коротко бросил он.

   Я замерла. Почему-то возражать не появилось никакого желания. Городовой знает, как лучше. И сейчас стоит слушаться, а не строить из себя звезду танцпола.

   Я пустила в землю прощупывающие импульсы. Они ушли, будто в песок. Нахмурилась, послала импульс посильнее, так, что аж свело сжатые кулаки. И тут же что-то негромко щёлкнуло, а пол под ногами загудел.

   Пространство вокруг задрожало, пошло рябью, как вода тихого озера, по которой вдруг пустили несколько камешков детской рукой. Место, где я стояла, стало ярко-красным, ступни обожгло. В воздухе появились аквамариново-голубые разводы — извилистые, непостоянные, струящиеся, как вода. Появился запах соли, смешанный с какой-то гнилью.

   Кто бы здесь ни проходил, следы он оставил. Явно не человек. Возможно, существо, сходное с тем, что было у меня в квартире. Однако я тут же заколебалась: стоит ли такое говорить? Может, после произошедшего мне это только кажется? Всё же впечатлило неслабо.

   Городовой взмахнул рукой. Его ладонь прошла горизонтально над полом, словно рассекая воздух. Миг — меня ухватил чудовищный водоворот и утянул прямо в себя. Перед глазами замелькали картинки: вечер, включенная настольная лампа, разбросанные мелкие красные бусинки. Чуть поодаль — кровать, на которой, укутавшись в плед, лежит женщина.

   Вдох. Смена картинки — подъезд, разбитая лампочка, запах сырости. Лежащий на спине человек. Мужчина. Только не разобрать какого возраста. Щелчок — мальчишка лет девяти. В детской комнате на полу рассыпались игрушки, а их хозяин лежит прямо на коврике, так и не добравшись до кроватки. И ещё — хрупкая девушка в кружевном белье. Прямо на кровати, только та почему-то не расстелена. Кажется, просто не успели.

   Аквамариновые змеящиеся линии прочертили пространство и метнулись влево по коридору — к общежитию. Следы существа звали, манили за собой. Я сделала маленький шажок. Городовой остался за спиной. Руку он так и не опустил, словно удерживал рассечённое пространство и не давал ему схлопнуться.

   Я оказалась в тёмной комнатке. Две кровати, тумбочка, большое окно. На подоконнике зарядка от телефона. На тумбочке возле кровати — ноутбук. Сквозь меня вдруг прошла туманная фигура человека в полицейской форме. Послышались приглушённые голоса.

   Я сообразила, что Городовой наложил одну реальность на другую, давая мне возможность увидеть жертву, но без вмешательства в дела полиции.

   Жертва. Темноволосый мальчик в одних джинсах. Руки сложены на груди. Пальцы окровавлены. Между ними зажата карта. Хм, больше игральной, уж ближе к Таро. Я присмотрелась. Нет, это всё только кажется. На самом деле всё не так.

   У карты рубашка — фиолетово-чёрная, с россыпью звёздной пыли. И пусть другие не замечают, но я вижу это вязкое мерцание, потустороннее. А ещё прекрасно помню руки, которые держали подобные этой карте несколько лет подряд.

   Мне стало дурно. Карта была из колоды Грабара.

ГЛАВА 3. ЛЕДИБОЙ

   I got shot with the sweetest gun

   I have it all, all in one

   No broken hearts, no bad romance

   Why should I love when I can have fun

   With my ladyboy.

   Lindemann, «Ladyboy»

   Грабар сидел в кафе возле Оперного театра.

   Ветер пробирал до костей, но уходить с летней площадки не хотелось. Слева умиротворяюще журчал фонтанчик. Рядом за столиком сидела дородная дама в синем платье и пыталась угомонить расшалившихся близнецов, кажется, ещё не достигших и пятилетнего возраста. При этом не отрывая от уха руки с мобильником. Дети слушались с переменным успехом и шумно гоняли вокруг дамы в кошки-мышки.

   Настроение у Грабара было отвратнейшее. Он приехал к ночи, тётушка вывалила ворох ненужной информации, закормила до одури и отправила спать. Снилось что-то странное, только вспомнить не получалось. Кто-то плакал — тихо, отчаянно, безысходно. Во сне от этого плача по коже бежали мурашки. Но стоило только проснуться — и всё забылось. Лишь осталось мерзкое настроение. Такое же, как и тогда, когда приснилась Тиргатао, входившая в море и просившая помощь у Азова.

   Весь день Грабар прозанимался бумажной волокитой, помогая неуёмной родственнице и про себя костеря всех бюрократов.

   После работы тётя Сара, окинув Олега внимательным взглядом, поправила очки и сообщила, что его бледный вид делает ей головную боль. Поэтому стоит прогуляться и подышать свежим воздухом.

   Грабар не спорил. Одессу он любил. Правда, сегодня что-то всё было не в радость. В связи с этим на столике перед ним стояла стопка холодной водки и стакан сока. Мультивитамин, поц его за ногу. Совершенно некуртуазно и неподобающе статусу. Однако ничего другого не хотелось.

   И есть тоже, кстати.

   Плач всё ещё стоял в ушах. Казалось, преследовал везде. Но вот понять, почему — никак не выходило.

   В небе громыхнуло. Грабар поднял голову и посмотрел на затягивающееся тучами небо. Да уж. Ещё под ливень не хватало попасть. Но всеобъемлющее безразличие и какое-то непонятное оцепенение не давали даже шевельнуться.

   Олег вздохнул. Внезапно сильно захотелось домой. Сам не понял почему. Изнутри грызло нехорошее предчувствие, что вот-вот произойдёт что-то очень плохое.

   «Надо было в провидцы подаваться, а не в Читающие Сны», — отстранённо подумал Грабар и тут же тряхнул головой, отгоняя странную мысль.

   В небе снова громыхнуло.

   — Добрый вечер, Олег Олегович, — вкрадчиво прозвучало рядом.

   Хриплый низкий голос, от которого вмиг перехватило дыхание.

   «Не может быть», — проскочила паническая мысль.

   Грабар медленно поднял голову и встретился с задумчивым взглядом карих глаз поверх прямоугольных стильных очков без оправы. Воздух в лёгких неожиданно закончился. Уж кого-кого, а этого человека он встретить тут не ожидал. Точнее, не человека.

   — Добрый, — произнёс Грабар надтреснутым тихим голосом, не в силах отвести глаз.

   Чех сел напротив. Весь в чёрном: футболка, брюки, туфли. Даже короткий чёрный зонт, висевший на запястье. Ишь, какой предусмотрительный. Хотя дождь мог и не пойти. Всё же город большой. Тут есть, там — нет.

   Он выразительно посмотрел на водку, потом снова на Грабара.

   — С чего бы это? — спросил лениво, почти безразлично, словно надо было просто что-то сказать. Однако от Олега не ускользнул ни огонёк, зажёгшийся в карих глазах, ни едва заметно поджатые губы.

   Но в нынешнем состоянии Грабару было откровенно плевать, что подумает о нём влиятельный господин Следящий.

   — Бывает, — неопределённо пожал он плечами. — Рад вас видеть, Эммануил Борисович.

   — Врёте, — припечатал Чех, и Грабар вздрогнул.

   Самое гадкое было то, что он действительно врал. Видеть Следящего, когда ты к этому не готов, удовольствие ещё то. Вмиг стало стыдно и немного страшновато. Видит насквозь, зараза. И вот что делать?

   Грабар глубоко вздохнул, уставился на стакан с соком. Во рту резко появилась непонятная горечь. Говорить не хотелось, а молчать было невежливо.

   — Не надо страдать — я не кусаюсь, — неожиданно усмехнулся Чех. — Особенно не собираюсь приближаться к тому, что уже понадкусывала дражайшая Сара Абрамовна.

   Грабар оценил шутку, но улыбнуться не получилось.

   — Боитесь отравиться? —поинтересовался он.

   — Именно, — кивнул Чех и тут же резко перевёл тему: — Что вы знаете о сновиях, Олег?

   Отчество отбросил за ненадобностью. Всё-таки не тот возраст. Да и вообще… будто почувствовал, что Грабар не очень любил такое обращение. Отца он не знал, матери — тоже. Воспитывался бабушкой, а после её смерти — некоторое время жил у дальней родственницы. И только потом познакомился с Сарой Абрамовной, которая, по сути, была не совсем уж и тёткой. Только пока это не всем следует знать. Особенно Яне.

   Только спустя несколько секунд до него дошло, что поставили вопрос.

   — Сновии? — переспросил Олег, словно пытаясь удостовериться, что не ослышался.

   Чех кивнул. Значит, не показалось и надо отвечать.

   — Сущности на Тропе Снов. Мерзкие. Только зазеваешься — утянут за милую душу. При этом после знакомства с ними рискуешь не проснуться вообще. Если работать с картами, то опасаться сновиев нужно постоянно. Чуть эмоционально нестабилен — и всё, прибегут мгновенно и будут тянуть силы.

   Чех задумчиво постучал кончиками пальцев по крышке стола. Получилось неожиданно гулко и звучно. Грабар подозрительно покосился на него, лишь чуть приподняв бровь, и спросил:

   — А что?

   Как-то совершенно не верилось, что Следящий не в курсе, кто такие сновии. Но, судя по виду Чеха, он всё же знал недостаточно. Или же удачно прикидывался несведущим.

   — Да так… — пространно ответил тот. — А способны ли сновии убить человека? В реальности.

   — Что? — Грабару показалось, что он ослышался.

   — Могут ли сновии убить человека, который не спит? — повторил Чех ровным голосом.

   Грабар покачал головой:

   — Нет, конечно. Это всё равно, что во сне купить что-то у торговки на Привозе.

   Чех неожиданно фыркнул:

   — Сразу видно, что вы ничего никогда не покупали на Привозе.

   — Покупал, — буркнул Грабар, внезапно почувствовав себя нашкодившим мальчишкой.

   Раздался довольный смешок. Удивлённо взглянув на Чеха, он понял, что тот уже не сдерживается. Нахал.

   — Ну, коль так — поверю. Пройдёмся?

   Предложение заставило озадачено моргнуть. Однако Чех смотрел выжидающе и вопросительно. А ещё так, что сразу было понятно — отказа не примут.

   Взяв стакан с соком, Грабар выпил до дна. Водку уже трогать не стал. Хватит выпитых двух стопок, разумеется. Да ещё и на голодный желудок. Как-то сразу есть не хотелось, даже удалось храбро выстоять перед нападками тёти Сары, решившей во что бы то ни стало накормить дорогого племянника.

   В итоге чуть не поругались. Но вроде обошлось. Готовит она, конечно, божественно, но нельзя же, в конце концов, есть в таких количествах несколько дней подряд! Даже несмотря на то, что он совсем недавно приехал.

   Грабар поднялся из-за столика, оставил деньги и последовал за Чехом.

   Тот направился прямо, обойдя Оперный — и чуть налево, чтобы выйти к Приморскому бульвару. Не спрашивал, куда надо Грабару. А тот как-то и не подумал возразить. Собственно, телефон с собой, так что не потеряется. Даже учитывая то, что тётя Сара может дать прикурить не только Следящему, но и самому Стольному, если тот вздумает покуситься на её мальчика.

   — А почему… — Грабар запнулся, но тут же продолжил: — Вас заинтересовали сновии?

   Чех задумчиво посмотрел на зонтик, а потом сложил руки за спиной, совершенно непринуждённой походкой шагая по бульвару.

   — Проявляют дикую активность, знаете ли. В Одессе сошло с ума трое Читающих Сны. И все — далеко не слабаки.

   Грабар нахмурился:

   — Вот как. А… как это всё происходило?

   — Да… — Чех на мгновение замер, давая пройти двум красавицам на высоченных каблуках, едва не съевших его взглядами. Импозантный мужик, чего уж там. Видимо, от поклонниц отбоя нет. — Ложились спать нормальными людьми, а просыпались уже сдвинувшимися.

   Грабар задумался. Вот как. Нет, как-то слышал о подобных случаях, но лично видеть не приходилось. Если такое происходит, то это очень-очень плохо. Где-то случился прорыв, и сновии творят, что хотят. Но в то же время…

   — А при чём здесь тогда реальность? Сходили-то после ночи, — заметил он.

   — Так-то оно так, — согласился Чех, — только потом они не могли заснуть вообще. И безумие сильно прогрессировало. В итоге — три трупа. Один выбросился из окна, вскрыл вены, третья — выпила упаковку снотворного.

   — Ну и дела, — пробормотал Грабар, чувствуя, что как-то расхотелось ему находиться в Одессе и пора бы домой. В Херсоне своих неприятностей хватало, но там хоть ориентировался. А тут — чужая территория.

   — А что Городовая? — осторожно спросил он.

   Да, Одесса — женщина. И хозяйка города — тоже. Тут даже не могло и идти речи о мужском начале.

   — А она… — Чех сделал паузу, заставив Олега занервничать, но тут же продолжил: — Разве не ради этого вас и вызвала сюда?

   — Нет, она сказала, что магаз… — начал было Грабар и резко замолчал.

   Дьявол! Ведь вполне могло быть. Просто могла сказать об этом не сразу. Это было вполне в характере тёти Сары.

   — Поэтому, вы решили взять дело в свои руки? — ляпнул он.

   Чех посмотрел на него поверх очков. Внимательно, изучающе. Так, что вспомнился первый разговор в машине, и захотелось спрятаться куда подальше.

   — Именно, — чётко произнёс он. — Взять.

   Сказано было таким тоном, что стало ясно: если что попадает в руки Чеха, то потом не выберется. Если только он сам не отпустит.

   Олег сглотнул и с трудом сохранил невозмутимое выражение лица.

   Гром ударил со страшной силой. Налетел ветер, и с неба хлынули струи дождя. Чех поднял голову и посмотрел на небо. Замер. Капли стекали по его лицу и волосам, впитывались в тонкую ткань футболки.

   Грабар замер тоже, позабыв, что и сам сейчас будет мокрый до нитки. Губы Чеха дрогнули:

   — На півдні України передбачаються короткочасні грозові, місцями зливи, — произнёс он, умело копируя интонацию одной из ведущих прогноза погоды.

   Только прозвучало это словно заклинание, и на дождь на короткое время притих.

   Щёлкнул, раскрываясь, зонт. Тёмный купол скрыл от холодных струй.

   — Как непредусмотрительно с вашей стороны, — неожиданно обронил Чех.

   И вроде и стояли не слишком близко, но зонт закрыл от дождя обоих. Грабар поёжился от пронизывающего взгляда Следящего.

   — Читающий Сны с простудой мне без толку, — невинно сообщил Чех. — Поэтому прошу проследовать за мной.

   — Я… — Грабар, сам не понимая почему, спросил: — Не могу отказаться?

   — Разумеется, нет.

***

После вылазки в общежитие я чувствовала себя отвратительно. Ноги подрагивали, перед глазами плясали чёрные точки, а к горлу подкатывала тошнота. Мне удалось просмотреть всех жертв и вычислить следы существа. Сомнений не оставалось: это было именно то, которое явилось ко мне в гости.

   Городовой умело держал пространство в рассечённом виде и не давал окружающим меня заметить. В какой-то момент я была даже ему благодарна. Всё-таки это огромная помощь. Так бы всегда… Только, само собой — это невозможно. Стоило только всё закончить, как меня утащили из университета. Однако в этот раз Городовой не был столь любезен и домой не доставлял.

   Дождь утих. На улице было мерзко и прохладно, но хоть с неба ничего не падало. Хмурый и погружённый в собственные мысли, Городовой выслушал мои слова и исчез, напоследок сообщив, что добраться домой я могу теперь сама.

   Обматерив его всеми словами, которые только знала, я обхватила себя за плечи, поёжилась и побрела вниз по Ушакова. Топать прилично, а я в домашних тапочках. Нет, реально сволочь! Ни слова не сказал про карту, хотя прекрасно её видел. Впрочем…

   Я задумалась. Кажется, его самого это совсем не порадовало. Вполне возможно, что помчался трясти своих осведомителей. Но возможно и… Я передёрнула плечами: кто разберёт этих Городовых?

   Шлёпнув в достаточно глубокую лужу, почувствовала, что нога быстро промокает. Поморщившись, ускорила шаг. Не хватало ещё насморк подцепить. Вот будет умора — летом и с температурой.

   Ветер пробрал до костей, по телу пробежала дрожь. Всё же холодно, чёрт. А Грабар, наверно, уже приехал к заботливой тётушке, сидит на мягком диванчике и жрёт свою курочку. Завидую ли я ему? Да! Ещё как!

   Мысли путались. Бессонная ночь, странный гость, прощупывание земли — всё вымотало и сбило с толку. Настроения не было. Я шла исключительно на желании попасть домой и рухнуть в кровать. А перед этим — в горячую ванну. Чтобы выгнать из тела эту гадкую зябкость.

   Словно подслушав мои мысли и решив, что неприятностей мало, снова хлынул дождь. Чертыхнувшись, я помчалась по улице вперёд, стараясь спрятаться под козырьками магазинов и зданий. Учитывая, что расстояние от университета до дома было приличным, пришлось запастись терпением. Я плюнула на правила и пустила по земле короткие мощные импульсы. Тут же ступни обожгло, и по телу пронёсся ослепительный разряд, придавая бодрость и ускоряя бег. Эти фокусы забирают много энергии, но дома уж разберусь, что и как.

   Спустя десять минут, пошатываясь, я стояла у собственной двери. И только сейчас дошло, что ключа-то с собой нет. Запасной, разумеется, есть. Но не здесь. А у Грабара, мать его. М-да.

   Поняв, что тупо смотрю на замок и не знаю, что делать, только вздохнула. Более дурацкой ситуации и представить не могла! Нет, это определённо уже ни в какие рамки!

   От бессилия я злобно стукнула стену кулаком. И тут же голова вспыхнула болью, а перед глазами появилась серая пелена. Судорожно вздохнув, ухватилась за стену — не хватало ещё рухнуть в обморок.

   — Это ещё что такое? — неожиданно произнёс кто-то за спиной, и меня подхватили под руки.

   От неожиданности я даже немного пришла в себя и повернула голову. На меня, чуть прищурившись, смотрел Азов. Ноги неожиданно подогнулись, однако он не дал упасть, удерживая меня, как игрушечную.

   Дверь скрипнула, приглашающе распахнулась. Азов втащил меня в тёмный коридор. Я слабо соображала, что происходит, но был искренне благодарна.

   — Откуда ты тут? — вопрос получился хриплым и едва слышным.

   — Мимо шёл, — невозмутимо ответил Азов. — Смотрю, ты стоишь — в дом попасть не можешь. Или не знаешь, как…

   Он резко замолчал. И вдруг крепко обнял меня. Прижал. Щеку чуть кольнуло, от рубашки пахло травой и солью. Я зажмурилась. Под закрытыми веками стало горячо-горячо. Температура, что ли? Да вроде ещё рано. Просто переохладилась. Горло сдавило — не получалось произнести ни слова. Широкие ладони огладили мою спину. Сухие губы коснулись виска.

   — Тш-ш-ш, — шепнул Азов. — Всё хорошо.

   Словно почувствовал, что события сегодняшней ночи уже вот-вот выплеснутся за край чаши. Слишком много, усталость накатила в один миг.

   Под коленками всё же дрогнуло. Я бы упала, но он подхватил меня на руки. Возразить не получилось, губы так и остались сомкнуты. Все «это неправильно», «отпусти», «перестань» остались где-то далеко.

   От него исходила уверенность. Спокойствие окутывало тёплым пледом.

   Азов зашёл в комнату и усадил меня на кровать. Тут же оказался рядом сам. Сгрёб в охапку и усадил на колени, не дав ничего сообразить. Вплёл пальцы в мои волосы, нежно перебирая пряди.

   Нешка впрыгнул на кровать и попытался заглянуть мне в глаза.

   — Всё хорошо, — повторил Азов.

   Внутри стало тепло и спокойно. Захотелось попросить: «Не уходи, пожалуйста. Останься». Глупо. Но не очень.

   От этих мыслей захотелось истерически засмеяться, но не вышло. Смелости сказать такие слова не хватало. Но Азов и не собирался уходить. Убаюкивал, словно маленького ребёнка, и шептал что-то на ухо. Только слов не разобрать — лишь мягкий шелест волн, навевающий сон.

   — Тебе нужно поспать, — сказал он.

   Чувствовалось, что возражения не примет, да и возражать не очень хочется. Я неосознанно прижалась к нему, согреваясь и расслабляясь. Он что-то сказал. Но я отключилась раньше, чем Азов уложил меня в постель.

   Приснился ночной гость. Только в этот раз он даже не пробовал подойти ко мне. Стоял на морском берегу, волны намочили нижний край плаща. Смеялся женским смехом и в то же время резко переходил на грубое рычание, на которое женское горло просто не способно. А потом откуда-то донеслась странная музыка, и гость заплясал: то грациозно и плавно, искушённая танцовщица, то резко и порывисто, как воин, исполнявший ритуальную пляску.

   А потом он замер. Посмотрел на меня. И хоть сквозь ткань я не видела его глаз, но почувствовала, что меня видят насквозь.

   — Йа-а-ана, — выдохнул и потянулся к капюшону. Пальцы вцепились в ткань и потянули назад.

   …Я резко распахнула глаза и уставилась на белый поток. Своей собственной квартиры. Прислушалась к ощущениям: вроде бы ничего, нет и следа от прошлой усталости. Попыталась приподняться и осознала, что лежу без одежды. Нахмурилась и посмотрела по сторонам. Одежды всё равно не обнаружила. Это что еще за новости?

   Конечно, я была вчера промокшая. Но… сама не раздевалась точно. Следовательно, Азов. Представив, как тот стягивал с меня вещи, стало неловко. Точнее, очень неловко. Только признаться в этом было сложно. Появилась робкая надежда, что он деликатно оставила меня одну, дав возможность не сгореть утром со стыда.

   Однако на кухне что-то звякнуло. Я насторожилась и невольно натянула на себя плед. А то войдёт и… И тут же отмахнулась от этой мысли. Какая уже разница, что он увидит меня голой, если вчера уже и так увидел всё, что только можно?

   Вздохнув, я села на кровати и подтянула ноги под себя. Нешка, паразит, судя по всему, отирается на кухне и позабыл про почти болезную хозяйку.

   Раздались шаги. Я затаила дыхание. Тихо приоткрылась дверь, и в комнату заглянул Азов. Увидев, что я проснулась, криво улыбнулся уголком губ и подошёл ко мне.

   Не говоря ни слова, вдруг склонился. Взял лицо в ладони. Посмотрел прямо в глаза.

   Сердце замерло, воздух словно исчез из лёгких.

   — Ты принадлежишь мне, — прошелестели в голове морские волны, шум прибоя заставил задрожать.

   Губы Азова не дрогнули, но я буквально кожей ощущала, что мне только в очередной раз напоминают, что от хозяина вод никуда не уйти. Хотела бы я сама это сделать, или кто-то, кто думает, что может обойти его…

   Он, кажется, склонился ещё ниже. Горячее дыхание пощекотало мои губы. Ещё секунда — и прижмётся. Сильно, грубо — не даст вырваться. И будет почти больно, но до безумия желанно.

   Внутри всё сжалось. Я попыталась прогнать неуместные мысли, однако Азов произнёс:

   — У тебя неприятности, Яна.

   Мягко, тихо. С едва слышным укором, словно журил любимое дитя. И от этого тона по коже пробежали мурашки. Он медленно выпрямился, отнимая ладони от моего лица. Я выдохнула с облегчением, но по смешинкам, мелькнувшим в серо-зелёных глазах, поняла, что Азов добился требуемого эффекта на свои действия.

   — Это я поняла, — буркнула, не рискуя отвести взгляда. — Но что это за существо?

   С трудом удалось сдержаться и не задать ещё минимум пять вопросов. Нужно поочерёдно. Всё сразу — это плохо.

   — О, это наш старый приятель, — заметил Азов и сел на кровать.

   Послышался цокот коготков, и в комнату влетел Нешка. Посмотрел подозрительно на меня и Азова, недовольно мявкнул, сел и принялся демонстративно умываться.

   — Это мужчина? — спросила я, глядя на кота. Всё же смотря на него, не испытываю такого дикого смущения, как при взгляде на Азова.

   — Нет, — последовал невозмутимый ответ. — Но ты ведь умная девочка, догадалась?

   — Женщина? — криво улыбнулась я.

   Ну, да. Безумно сложно догадаться. Как в известной оперетте «Сильва»: а потом она родит мальчика. А если не мальчика? Не мальчика? Но тогда кого?

   — Нет, — повергло меня в ступор уточнение. Да так, что всё-таки пришлось плюнуть на Нешку и посмотреть на Азова. Издевается, что ли?

   Но он был предельно серьёзен.

   — А можно детальнее?

   Он поколебался несколько секунд:

   — Мне не нравится происходящее, Яна. Но я бы махнул рукой, знаешь ли. Город — территория Данилы. Но вот к тебе протянули руки, и меня это не устраивает.

   Сразу появилась масса вопросов вместе с возмущением и вполне логичным: «А ты тут каким боком?». Но Азов продолжил:

   — Только я чую, что эта зараза вышла из моих краёв и снова убивает людей, чтобы обрести силу. Поэтому сидеть сложа руки не собираюсь. К тому же тянется к тебе. Слишком вкусной оказалась энергия Слышащей Землю, Яна. А мне как-то совсем не улыбается тобой делиться…

   — Но… — возмущённо начала я, однако Азов зажал мне рот ладонью.

   — Да-да. Ты можешь, конечно, какое-то время не посоглашаться — дело твоё. Только ночной гость намерен заполучить тебя в абсолютное пользование. А то, что он вобрал в себя женскую и мужскую сущность одновременно, только усложняет задачу уничтожить его.

ГЛАВА 4. СНОВИЙ

В квартире Чеха было тихо. Одуряюще дорого. Стильно.

   Грабар сам не верил, что оказался в доме Следящего. Здесь было всё как-то странно. Тёмный паркет, золотисто-коричневые шторы на огромном окне, мебель под орех, широкий диван, на котором можно было не только выспаться, но и, пожалуй, жить. Бар со стеклянной дверцей полон алкоголя. Судя по этикеткам, в основном коньяк. Олег про себя ухмыльнулся. Так-так, вот что любит уважаемый Следящий.

   На журнальном столике стоял ноутбук, рядом — пепельница из змеевика. Наверно, Чех работал и курил. И стул возле столика: изящный, с бордовой мягкой тканью на сидении и спинке, словно из театра.

   Но самое неожиданное для интерьера городской квартиры находилось в углу, возле подоконника. Между книжным шкафом и баром. Тёмно-коричневый полированный стол с дверцами. На столе — террариум из золотистого стекла. Внутри террариума — красноватая земля. В террариуме лежала изогнутая, почти чёрная коряга. Причудливые башенки-украшения, напоминавшие строения-миражи, возникавшие в пустыне перед взором уставшего путника. Возле одной из них притаился каракурт.

   Грабар глубоко вдохнул, стараясь не показывать панику, накатившую упругой вязкой волной. Каракурта он помнил хорошо. Точнее, каракуртиху. Утешало лишь то, что вряд ли даже Следящий позволит паучихе разгуливать по квартире, когда привёл гостя, явно не одобряющего никого из рода каракуртов.

   — Присаживайтесь, — коротко бросил Чех. — Я сейчас.

   Грабар кивнул и опустился на диван. Мягко, удобно. Да уж. Сейчас бы откинуться на спинку, расслабиться — и можно спать. Только не здесь. И не в компании Чеха.

   Внезапно дошло, что в этой квартире какое-то странное пространство. Это ощущалось сразу, только вот осознать было не так просто. Здесь будто выросли огромные защитные щиты. Способности Читающего Сны? Ха, ещё чего!

   Олег вдруг сообразил, что так себя чувствовал в далёком прошлом, когда был обычным человеком. Это заставило озадачиться и тут же нахмуриться. Чех так сделал специально? Дом — крепость? Чтобы никто не мог добраться до Следящего? Занятно-занятно, ничего не скажешь.

   Грабар невольно бросил взгляд на монитор ноутбука. Новости, хм. Неужто Следящий читает такую гадость? Однако… «В Херсоне во сне умерло пять человек. У каждого в руках была зажата игральная карта. Полиция подозревает сектантское ритуальное самоубийство».

   Грабар нахмурился.

   «Это ещё что за новости? Только вчера уезжал — было всё в порядке. За одну ночь такая чехарда. Смерть во сне. Так ещё и карты. Неужто вляпался кто-то из Читающих Сны?».

   Такое вполне могло быть, но Грабар не мог и представить, кому из коллег могло понадобиться заниматься такими вещами. Или реально какая-то дурь, и делает гадости некая секта? Сейчас много кто этой самой дурью мается, а последствия потом крайне плачевны… По идее, если бы произошло что-то серьёзное, позвонила бы Яна. Ну, на худой конец явился бы лично Городовой и за шкирку утянул Грабара домой. Всё же в свете того, что происходило месяц назад, за ними обоими очень пристально следят. Это Олег знал очень хорошо. Но в то же время доказать не мог. Слуги Городового — хорошие слуги.

   Чех появился в комнате с двумя чашками кофе, чем и прервал размышления. Грабар изумлённо приподнял бровь. Безмолвно посмотрел на кофе, очень выразительно, вкладывая в этот взгляд все неозвученные вопросы. В конце концов, не только Чеху брать харизмой.

   Однако тот даже бровью не повёл. Вручил Грабару фарфоровую чашку, украшенную мелкими фрезовыми розочками с позолотой. Пальцы обожгло, ноздрей коснулись запахи кардамона, имбиря и корицы. Чёрт, кофе по-мароккански. Это уметь надо, целое искусство же.

   Что было в чашке Чеха — не угадать. Тот сел напротив и тут же, не давая опомниться, задал вопрос:

   — После приключений на море вы не замечали, что Яна изменилась?

   Вопрос ввёл в ступор. Грабар даже забыл, что пытался глотнуть кофе. Яна? Изменилась? Ну, почертыхалась, конечно. Много-много раз. Порассказывала о своих приключениях, прокляла Азова и всех его подданных, покостерила Городового (для профилактики) и… всё. Всё как всегда. Куда хуже было бы, явись она тихая и молчаливая. Вот тут и впрямь стоило бы побеспокоиться. А так…

   — Нет. — Он покачал головой. — Ничего странного или выходящего за грань её обычного поведения я не заметил.

   Чех пристально смотрел. Сделал глоток. Олегу показалось, что воздух вокруг стал вязким, каким-то неправильным. Вмиг стало как-то горячо, словно резко подпрыгнула температура в помещении.

   — Странно-странно, — задумчиво протянул Чех. — То есть никаких всплесков силы или игры со способностями?

   Грабар нахмурился:

   — Нет.

   Ему категорически не нравились вопросы. Чех куда-то вёл, но куда именно — фиг догадаешься. Чтобы не вляпаться в неприятности, стоило держать язык за зубами. Но в то же время и хранить молчание — нельзя. Вот он, сундучок с ответами — только открой крышку.

   Пришлось сделать глубокий вдох и глотнуть кофе. По рту разлилась приятная горечь. Свежесть кардамона и терпкость корицы обволокли язык. И в то же время вдруг показалось, что с плеч рухнула страшная тяжесть.

   Чех едва заметно улыбнулся. Но Олегу эта улыбка как-то не особо понравилась.

   — Как вам моя квартира? — неожиданно спросил Следящий, заставив Грабара поперхнуться.

   Все мысли о том, чтобы держать марку, исчезли в непонятном направлении. Ибо сказанное ввело в ступор снова. Чех же явно наслаждался реакцией.

   — Что-то не так? — вежливо поинтересовался он. — Или недостаточно удалось рассмотреть?

   — Паук напрягает, — брякнул Грабар, понимая, что и так уже выглядит чучелом и надо что-то с этим срочно делать.

   Чех посмотрел на террариум, сделал глоток. Покачал головой, в карих глазах мелькнул мягкий укор.

   — Зря вы так. Она красавица и умница. Просто порой слишком… экспрессивна. Впрочем, в самом деле, не в спальне же живёт, — пожал он плечами.

   Грабар крякнул. Да уж. В таком случае с интимной жизнью у Следящего была бы масса проблем. Редкая девушка захочет предаваться сексуальным утехам, когда в любой момент из террариума может выбежать «красавица и умница» с чёрными длинными лапами и покрытым красными точками брюшком.

   — Но если вы обратили внимание только на это, Олег Олегович, — неожиданно холодно произнёс Чех, — то я в вас сильно разочарован.

   Перемена тона и снова переход на имя и отчество заставили напрячься. Безусловно, тут что-то есть, что надо было сразу заметить. Однако Грабар прохлопал ушами. И теперь Следящий этим крайне недоволен.

   Грабар прислушался к своим ощущениям. Хм, просто пустое пространство. Не присутствует никто и ничто. Вообще, всё как перекрыло. Или это специально? Только вот…

   Он нахмурился. Словно что-то немного щекочет. Легко, совсем невесомо. Задумчиво допил кофе. И вдруг осознал, что разлившийся внутри жар от напитка каким-то дивным способом обострял все чувства.

   — Здесь блокировки, — неуверенно произнёс Олег, задумчиво глядя в потолок. — И есть что-то ещё…

   Чех смотрел выжидающе, но явно сменил гнев на милость.

   — Шевелите мозгами — это прекрасно, — лениво сообщил он. — А если точнее?

   Грабар задумался. Странное ощущение. Чем-то напоминает Выходы. Последние появились давно. Сквозные пространственно-временные пути. Он сам по таким никогда не ходил, однако прекрасно знал Выход, соединявший Херсон и Санкт-Петербург. Виной тому было четыре совершенно одинаковых дома, построенных в обоих городах. Кто и зачем заложил в них магию хода — было непонятно. Городовой только поддерживал Выход со своей стороны да передавал привет петербургскому коллеге.

   Здесь же… Здесь было похоже. Только в доме, а в отдельно взятой квартире. И не понять, что и куда ведёт.

   — У вас… — Грабар сглотнул и продолжил более уверенным голосом: — Замаскированные Выходы. Один прямо надо мной. Сколько других — определить не могу. Но, если не ошибаюсь, около десятка, так?

   Чех благосклонно кивнул, даже на губах появился призрак улыбки.

   — У вас и впрямь получается думать, если вы этого хотите, — заметил он и неожиданно встал. — Идём.

   Грабар медленно поднялся, поставил чашку на столик и подозрительно посмотрел на Чеха. Играет. Играет, сволочь. Вон, какой довольный!

   — И… куда? — осторожно уточнил он.

   — В спальню, — последовал невозмутимый ответ.

   …Спальня оказалась роскошной. Опять же чертовски стильной, дорогой и невероятно… странной. Тёмно-синие обои, плоский огромный телевизор, высокие продолговатые шкафы. Зеркало чуть ли не во всю стену. Коллекция дизайнерских масок на стене напротив. Деревянные, пластиковые, из папье-маше, фарфоровые…

   Широкая постель. Бельё — фиолетово-чёрное, с рассыпанной по нему звёздной пылью.

   Грабар невольно сглотнул. Слишком уж напоминало рубашку собственной сожжённой колоды карт. Вздохнул, отогнав ненужные мысли. Сейчас об этом не следует думать. Особенно, когда рядом тот, кто ждёт от тебя каких-то ответов.

   Олег подозрительно посмотрел на Чеха. Тот прислонился к косяку и невозмутимо сложил руки на груди. Звёзды на чёрно-фиолетовой ткани неожиданно вспыхнули серебристым светом и отразились на потолке. Затанцевали под неслышную мелодию, мягко переливаясь перламутром.

   Грабар смотрел, затаив дыхание. Откуда подсветка? Это ещё что такое? Или так специально сделано? Может, Чех любит всякие неожиданные штучки и… Он прислушался к собственным ощущениям. Нет, это явно не электрический свет. Это что-то другое.

   — Один мой знакомый, — отстранённо произнёс Чех, стоя чуть поодаль, — любит сокровища. Разные: древние и современные, странные и понятные, маленькие и не очень. Знаете ли, ему несут сокровища со всех уголков страны. И я порой балую его маленькими подарочками. С годами становлюсь сентиментален, что поделать.

   Олег, завороженный невероятным танцем звёзд на тёмном полотне потолка… или уже не потолка вовсе? — только спросил:

   — Он такой хороший человек?

   Кажется, Чех пожал плечами, но ручаться было нельзя.

   — Да кто его знает. Всяко может быть.

   Стены растаяли в кромешной тьме. Потолок стал чёрный туманом. В один миг вокруг вспыхнули тысячи бриллиантовых точек. Грабар ощутил, что нырнул в южную ночь. Яркую-яркую, сумасшедшую, нереальную. Заставляющую сердце биться безумно и сладко.

   — Так вот, — продолжил Чех, и показалось, что он сам находится где-то очень далеко, — очень уж он хочет увидеть вас, Олег Олегович. Просто извёлся весь.

   — Кто он? — сдавленно спросил Грабар, и вдруг почувствовал, что земля ушла из-под ног.

   В ушах зашумело. Под ногами яркие сверкающие осколки звёзд быстро складывались в дорогу: извилистую, аккуратную, ползущую змеей.

   А потом раздался звук: протяжный, тревожный, сладкий. От него могли содрогнуться горы, а сердце забиться часто-часто. Казалось, что звук, подобный этому, Олег уже где-то слышал. Какой-то музыкальный инструмент. Только вот не обыденный, не так часто его можно услышать. Хотя и не сказать, что совсем редкость.

   Грабар нахмурился. Нет, определённо он это слышал!

   — Сновии бывают разные, — тем временем мягко произнёс Чех, медленно шагая рядом.

   Олег краем глаза посмотрел на него. Ишь, какой! Руки заложил за спину, мечтательно смотрит куда-то поверх своих стильных очков. Как ни в чём не бывало. Что по Приморскому бульвару, что по звёздной дороге!

   — Я знаю, — хрипло сказал Грабар. — С некоторыми виделся. Ощущения ещё те. Надеюсь, мы не к ним.

   — Боже упаси, — улыбнулся Чех. — Не к ним. — И тут же добавил: — К нему.

   Олег насторожился. Сердце пропустило удар, а в горле пересохло. К нему. Тому, у кого есть сокровища. К тому, кто хочет видеть Читающего Сны.

   Звук повторился. Грабар внезапно осознал, что очень похоже на трембиту. Горную, карпатскую. Ночную.

   — Он, конечно, своеобразен, — продолжил Чех. — Вкусы специфические. Питается душами мольфаров.

   Грабар нахмурился и подозрительно покосился на Чеха. Это что-то новенькое. Инфернальная сущность?

   — Что? Никогда не слышали? — лениво уточнил Чех.

   Олег помотал головой. Ничего говорить не хотелось. Бог с ним, а то опять сейчас начнёт умничать, что был лучшего мнения о Читающем Сны.

   Однако Чех ничего не сказал. Только остановился, словно к чему-то прислушиваясь, и потом двинулся дальше.

   — Дитя Сновия и Ночной Трембиты, гроза мольфаров. Живёт на Чумацком шляхе, смотрит лунными глазами на землю. Существо из снов, Призрачный Цимбалист. Говорят, он всегда приходит за душами мольфаров после голоса Трембиты. Смотрит глазами ночи, шепчет древние заклятия, катается на Луне…

   Грабару показалось, что голос Чеха вплетается в шёпот ветра, который шелестит листвой деревьев. Тихий звон соприкасающихся колокольчиков и мягкий зов лесной сопилки. А ещё… нежная музыка цимбал. Только странная у них мелодия, не могут такую наиграть человеческие пальцы.

   — Струны его цимбал перебирают мировые ветра, — шепнул Чех, будто рассказывая старинную прекрасную легенду. — Вплетают в их звон шелест листвы, журчание горных озёр и стук человеческих сердец. Призрачный Цимбалист — не друг людям и не враг. Сам не знает, чего хочет. Но в то же время готов ответить на все вопросы. Хранит сокровищницу мольфаров, один знает заколдованные стежки-дорожки, ведущие к ней. Кого захочет одарить — сам возьмёт за руку и проведет. Разрешит выбрать, что душа пожелает. А захочет наказать…

   Олегу не захотелось слышать продолжение. И так понятно. Ещё одно сильное и жестокое создание, обладающее своей нечеловеческой моралью. От такого лучше держаться подальше. И пусть Грабар не был мольфаром, но страшно сделалось всё равно.

   — И что ему могло от меня понадобиться? — осторожно поинтересовался он.

   Чех остановился. Спрятал руки в карманы, легонечко пристукнул каблуком по звёздной дороге. И вдруг налетел ветер. Закружил-завертел, заставил зажмуриться. И тут же донёсся тихий странный смех, под тихий звон струн цимбал.

   — Привёл… — различил он чей-то голос. — Надо же, привёл…

   Чех не ответил. То ли считал это ниже своего достоинства, то ли выдерживал по-королевски паузу. Всё же Следящий, поди разбери, что у него на уме.

   — Посмотри на меня, — прошептало существо, и у Олега на лбу выступил холодный пот. Однако, набравшись смелости и решив не показывать своих страхов, Грабар всё посмотрел на нового собеседника. И замер, потеряв дар речи.

   Вытянутое тело, непропорционально длинные руки. Какие ноги — не определить, ибо сложены по-турецки. Только острые коленки видны. А на коленках — цимбалы. Переливаются то золотом полной луны, то серебром молодого месяца. И струны будто сделаны из хрусталя.

   Тело Призрачного Цимбалиста — прозрачное, сплошь усеянное мерцающими звёздами. Лица не разглядеть да и головы тоже. Глаза только видны — жёлтые. Как матовый янтарь из Бурштына. Но смотреть в них долго нельзя — голова идёт кругом. И кажется, что внутри этих глаз — целая Вселенная. Крутятся медленно в космическом танце мириады звёзд и планет — пойманные души мольфаров.

   — Здравствуй-здравствуй, Читающий Сны, — напевно произнёс Призрачный Цимбалист. — Что ж ты молчишь, не говоришь ни слова?

   Длинные пальцы с заострёнными обсидиановыми когтями тронули струны — зазвенели цимбалы укором.

   Грабар понял, что надо срочно исправлять положение. Однако в голову ничего умного не приходило. Потому не оставалось ничего сказать, как:

   — Добрый вечер.

   Призрачный Цимбалист благосклонно кивнул:

   — И то неплохо. А что, шановные, поговорим о прекрасном-возвышенном или сразу к делу?

   — К делу, — коротко и доходчиво сказал Чех тоном, что сразу давало понять — возражения не примут. В этот момент Грабар был благодарен настолько, что едва не стиснул Следящего в объятиях. Пришлось глубоко-глубоко вздохнуть. Всё же не надо так.

   — Ну и ладно, — улыбнулся Призрачный Цимбалист, и Олег похолодел. — Скажи-ка, Читающий Сны, куда делись твои карты?

   Грабар затаил дыхание. Почему-то казалось, что сейчас нельзя даже шевельнуться — можно всё испортить. Призрачный Цимбалист смотрел выжидающе, только на него. Будто Чеха не было вовсе. Хотя… может, они со Следящим недолюбливают друг друга? Один чёрт разберёт взаимоотношения этих нелюдей.

   — Сгорели, — тихо сказал Олег.

   Почти правда. То есть просто правда. Но не полная. Карты сгорели из-за того, что он сошёл с Тропы снов, покачнулся в сторону сильного врага. Но Чех вовремя ментально ухватил за шкирку и не дал сгинуть. Только карты вот таких приключений не выдержали.

   — Ай-ай-ай, вот так-так, — покачал головой Призрачный Цимбалист, задумчиво дёрнул несколько струн — те отозвались громко и недовольно. Немного угрожающе, мол, нельзя так, Читающий Сны, что ж ты творишь? Приличные люди так не делают, Читающий Сны, запомни это.

   Грабару было неудобно, страшно неуютно. Хотелось побыстрее покинуть звёздный мост, раскинувшийся между квартирой Чеха и странным местечком на Чумацком Шляхе. Кстати, почему он молчит? Ведь стоит же рядом, значит, не просто так. Но самому уйти нельзя.

   Сделав глубокий вдох, он внимательно посмотрел на Призрачного Цимбалиста.

   — Вы что-то хотели от меня узнать?

   Янтарно-желтые глаза прищурились, на тонких губах появилась улыбка:

   — Хочу-у-у. Знать хочу, Читающий Сны, — голос-звон превратился в голос-шёпот. — Почему сновии, слуги мои, приносят мне по карте из каждого уголка страны? Почему на фиолетово-чёрной рубашке чувствуются твои прикосновения? Почему кончики твоих пальцев покрыты звёздной пылью? Почему что-то дикое и чужое ползёт с южного берега, закрывая собой половину ночи?

   По спине бежали мурашки. Окутало такое чувство безысходности и холодного ужаса, что в один миг стало ясно: либо ответ, либо смерть. И если ответ не понравится Цимбалисту, то Чех даже пальцем не пошевелит, чтобы как-то исправить положение.

   — Видно, в роду твоём мольфары были, Олег, — еле слышно вдруг еле слышно произнёс Следящий, не отводя взгляда от Призрачного Цимбалиста. — Вон как тебя заморочил-то.

   Грабар будто очнулся. И впрямь — морок. Опасность есть, но не такая прямая. И впрямь играет с ним, как кот с мышонком. Тряхнул головой, улыбнулся в ответ.

   — Откуда мне знать? Уж месяц, как карты в руках не держал, — ответил он прямо и честно. — А что, кто-то другой раскладывает их?

   Спросил с откровенной издёвкой, не ожидая ответа. Однако Цимбалист вдруг взмахнул руками. Звёздная серебристая пыль окутала длинные пальцы. И тут же в его руках появилось десять карт: по пять в каждой. Грабар сглотнул, узнав собственную колоду. Невольно потянулся к ним, то тут же был отброшен мощной ударной волной. Еле удержался на ногах, озадаченно моргнул, пытаясь понять, что произошло и почему так блестят края карт, каждое, словно заточенное лезвие?

   — Что это? — тихо спросил он.

   Призрачный Цимбалист странно посмотрел на Чеха:

   — Мальчик не при чём, — неожиданно сказал он. — Есть тут его отпечатки, только разрушительной мощью он не баловался.

   — Разрушительной? — переспросил Олег, возвращаясь на прежнее место. — Кто-нибудь мне объяснит, что происходит?

   — Видишь ли, — невозмутимо сказал Призрачный Цимбалист. — Кто-то из жителей Тропы Снов сумел воскресить из пепла твою колоду. И теперь при помощи карт убивает людей и впитывает их жизненные соки.

   — Убивает? — эхом отозвался Грабар, ничего не понимая. Посмотрел растерянно на Чеха и тут же вспомнил открытый ноутбук и новость про убитых в Херсоне.

   Мысли путались. Во рту пересохло. Не может быть. Этого просто не может быть. Карты не убивают людей. Да и сновиев тоже. Это же просто помощники, просто предметы, помогающие попасть на Тропу Снов.

   — Зачем и кто? — прошептал он пересохшими губами.

   Призрачный Цимбалист подул на карты, и те разлетелись серебряной пылью. Коснулись лица Грабара, заставив вздрогнуть. Стало холодно и в то же время показалось, что невероятно жарко.

   «Схожу с ума», — подумал он.

   — Не знаю, — покачал головой Призрачный Цимбалист. — Но не люблю, когда моих слуг подозревают в том, чего они не совершали.

   Захотелось брякнуть, что сновии творят и так немалые гадости, но… разум возобладал. Чех вдруг положил руку Олегу на плечо. Дар речи пропал. Грабар чуть повернулся, чтобы посмотреть на Следящего. Тот невозмутимо и прямо смотрел на Цимбалиста.

   — Предлагаю сделку, — произнёс Чех в абсолютной тишине. Даже струны цимбал молчали. — Ты помогаешь Читающему Сны отыскать виновника, а взамен он выполнит то, что попросишь.

   — Но… — тихо начал Грабар, понимая, что Цимбалист может запросить что угодно. С него же станется! — Я не…

   — Согласен, — прозвенели, смеясь, струны цимбал.

   Перед глазами всё завертелось, только в ушах остался звон-смех, да на плече рука Чеха. Пришлось прикрыть веки и задержать дыхание. И не сразу понять, что вдруг оказался другом месте.

ГЛАВА 5. У ЗАЖИГАЛКИ УМЕР ОГОНЬ

День был в разгаре. Я сидела за ноутбуком и пыталась систематизировать данные про убийства и карты снов. Пришлось стянуть с себя футболку и заменить её на коротенькую маечку, потому что август решил, что дождь — это только для ночи. Солнце палило вовсю и даже не думало скрываться за тучами. А ведь всю неделю дожди обещали, паразиты.

   Я сдула упавшие на лицо волосы и, скрестив ноги, умостилась на кровати поудобнее. Нешка развалился рядом, демонстрируя чёрное брюшко с белой точкой. Посмотрел на меня зелёными глазами с безразличием и лёгоньким укором. Ему не очень нравилось, что в квартире появился незнакомый мужик, от которого пахло солью. И в то же время этот мужик уже дважды покормил его (и один раз меня), и Нешка уже находил его не таким плохим.

   Правда, в то же время кот совершенно не мог определиться, как относиться к происходящему. Чужаков он не слишком жаловал. Но когда чужак вкусно кормит… Последнее признала даже я, хоть про себя и тихо дивилась: откуда у Азова такие выдающиеся кулинарные способности?

   Мои тонкие намёки, что неплохо бы быть поскромнее, он игнорировал. И вообще вёл себя так, словно давно тут живёт и знает меня лет сто.

   Перед глазами уже всё плыло от напряжения. Толком поспать так и не удалось. То ли от шока, то ли от прихода Азова, который потом сбил всё настроение. Рассказанное им заставило позабыть про усталость.

   — Тот, из кургана не хочет отступать, — сказал Азов. — Каким-то образом он сумел собрать то, что насыщало души Зурет и её ашаука. И слепить воедино.

   Сказанное пришло некоторое время обдумывать. Что могло насыщать? Энергия? Эфир? Я вздохнула и осторожно уточнила:

   — Что? Что произошло после этого?

   — После этого произошло нехорошее, — криво улыбнулся он. — Две сущности слились в одну. И при этом Тот завязал их на тебе. Энергетический отпечаток Слышащей Землю слишком сладкий и манящий, вот и идут по следу.

   — Они мне так хотят отомстить? — растерялась я.

   Что-то не складывалось. Не та рыбка. Хотя… может, я о себе слишком плохого мнения?

   — Хотят, — кивнул Азов. — Знай я, что такое может быть, то и не стал бы тогда делиться своей силой.

   Я разинула рот. Мысли спутались. Услышанное было трудно осознать. Не то, что сложить в слова.

   — Подожди… Как — делиться?

   — Молча, — хмыкнул Азов.

   На этом все объяснения закончились. И как я ни пыталась его растрясти — ничего не выходило. Только удостоили таким взглядом, что лучше было благоразумно заткнуться и не будить бурю.

   — Но дело не только в выродке Того, потому что действует он не один. Я не могу определить, кто это.

   Азов остался непроницаем, но я заметила, что его кулаки сжались. И вдруг с удивлением осознала, что это его дико бесит. Обладать такой силищей и быть не в состоянии вычислить того, кто тебе пакостит. Особенно когда этот кто-то тянет лапы к тому, что ты считаешь своим.

   В светлые чувства Азова я не верила. Однако и отрицать, что он мне помогал, не имело смысла. У него просто была своя странная логика. И ход мыслей. Только ни тем, ни другим он делиться не собирался. Это невероятно злило. И одновременно давало возможность немного расслабиться, за что я была ему чертовски благодарна. Ведь, говоря прямо, я вляпалась. И то, что рядом появился тот, кто хоть как-то поможет выкарабкаться, несказанно радовало. Только вот говорить об этом я не стала.

   Кстати, удалось связаться с Грабаром и рассказать про убийства. Он в ответ буркнул что-то неразборчивое. Но я поняла, что это для него далеко не новость. И что незабвенная тётушка уже довела до белого каления, и он сегодня возвращается в Херсон.

   Это порадовало и насторожило одновременно. Вдруг карты — это всего лишь приманка? И не для меня, как возомнили мы с Азовом, а для него? Ведь на самом деле карты снов Грабара сгорели. Он вскользь рассказал эту историю, но было видно, что вдаваться в подробности не желал.

   У меня-то автоматически сработал рефлекс. Подумать удалось только сейчас…

   Нешка растянулся и впился когтями мне в бедро. Шея и плечо заныли от неудобной позы. Я поморщилась, сделала шумный вдох и попыталась немного помассировать больное место. Шуганула кота, но тот только лениво приоткрыл один глаз и тут же прикрыл.

   — Нахал, — сообщила я ему.

   — Мр-р-р.

   Азов вышел из коридора, где, по его словам, занимался прощупыванием следов моего вчерашнего гостя. Углубившись в размышления, я даже забыла, что он с ночи как пришёл ко мне домой, так никуда и не уходил. Поначалу я наблюдала и пыталась понять, зачем он делает всё это, однако… оказалось бесполезно. Азов лишь заявил, что Слышащая Землю всё равно не увидит силу морской стихии, поэтому шла бы я… искать информацию о жертвах.

   С одной стороны послал, а с другой — вроде и прав. Больше всего раздражало то, что ничего толкового я отыскать не смогла.

   Азов беззвучно сел рядом и положил ладони мне на плечи. По телу вмиг пробежал приятный жар. Сильные пальцы сжали мышцы, а потом легонько погладили. И так — снова и снова.

   Я прикрыла глаза от удовольствия и чуть откинула голову. Говорить не хотелось. Точнее, хотелось, но только одно: «Не останавливайся». Правда, это могли понять совсем не так, и я благоразумно молчала.

   — Как успехи? — глухо спросил он, полностью увлечённый массажем.

   — Ни… — Ребро его ладони прошлось по моему позвоночнику, заставляя выгнуться и прикусить губу, чтобы не застонать от удовольствия, — …как.

   — Ясно, — хмыкнул он и неожиданно приказал: — Ложись.

   — Что? — оторопела я, резко обернувшись к нему.

   Меня ловко перехватили и уложили на живот, не дав даже возмутиться. При этом ловко отодвинули ноутбук и Нешка.

   — Что за… — возмущённо начала я.

   Но попытку встать тут же пресекла широкая тяжёлая ладонь, легшая мне на спину и придавившая к постели.

   — Вообще-то, если что-то болит, то следует это лечить, — невозмутимо сообщил он таким тоном, что захотелось вскочить и стукнуть.

   Только это было весьма проблематично. Ладони Азова прошлись от плеч до поясницы, замерли. Потом медленно поднялись выше. Чуть придавили, я шумно выдохнула:

   — Какой заботливый…

   — А то, — весело отозвался он, даже не думая убирать руки. — Откуда боли подхватила?

   — От работы, — буркнула я, устраиваясь поудобнее и прижимаясь щекой к подушке.

   Поведение Азова оставляло желать лучшего. Однако массаж он делал и впрямь классный. Поэтому никакого желания прогонять его не было совершенно. Впрочем, вряд ли бы меня кто-то послушал. Уж скорее бы перекинул на плечо и хлопнул по заднице, чтобы не возмущалась.

   Ущемляло ли это гордость? Да.

   Приносило ли это расслабление и странный покой? Да.

   Поэтому, взвесив и то и другое, решила, что всё высказать можно и после массажа. Если, конечно, сохраню требуемый вид и бессовестно не засну прямо здесь. А очень хочется. Руки у него сильные, внезапно нежные. Хочется прикрыть глаза и позабыть обо всём на свете. По телу вон как разливается нега. Эх…

   — А по ночам, между прочим, — неожиданно, склонившись, шепнул мне Азов на ухо, — нужно спать.

   — Я и пыталась, — слабо отбрыкнулась, прикрыв глаза. А, фиг с ним. Пусть воспитывает, надо же, в конце концов, чем-то рассчитаться.

   — Как-то не очень, — заметил Азов, — раз всё равно бодрствовала.

   Ладони вдруг замерли на пояснице, согревая, утихомиривая ноющую боль и убирая напряжение из мышц.

   — Угу, — согласилась я, уже толком не слыша, что он говорит.

   И не совсем понимая, что с поясницы ладони переместились на ягодицы. Потом скользнули по бёдрам.

   — Тебе мало было издеваться надо мной во снах? — отстранённо спросила я, даже не думая шевелиться.

   К чему устраивать истерику? Все взрослые люди. Что странные отношения? Да. Смутиться, что малознакомый мужчина? Ну, у Слышащих Землю своя мораль. Да и никому не должно быть никакого дела, что я и с кем делаю. Разве что Городовой из чувства сволочизма заглянет ко мне в гости и устроит полный отчёт. Хотя… с чего это я? Он днём не ходит. Да и судя по внешнему виду, ещё тот аморал.

   — Издева-а-аться? — протянул он, явно наслаждаясь прикосновениями. — Ты уверена, что именно так выглядят издевательства?

   Я вздохнула, медленно повернулась на бок. Посмотрела в серо-зелёные глаза. Непонятные, беспокойные, как море в пасмурную погоду. Чуть нахмуренные брови. На губах призрак улыбки, но только совсем невесёлый. И смотрит на меня внимательно, пристально. И в то же время сам словно где-то далеко-далеко.

   Глядя в лицо Азова, я вдруг осознала, что испытываю какое-то странное чувство, когда он рядом. Нет, речь не идёт про привязанность и даже про дружбу. Всё какое-то слишком неправильное, нереальное. Море и земля — слишком разные, никогда им не сойтись. Но в то же время было что-то такое, отчего на душе становилось спокойнее. В Азове ощущалась древняя мощь. И уверенность, граничащая с нахальством, которое несказанно раздражало. Но тут же не давало сомневаться.

   Просто… порой всем нам надо, чтобы пришёл кто-то и кое-что решил за тебя. Не всегда — редко. Но это необходимо. Тогда появляется шанс, что не свихнёшься раньше времени.

   Азов осторожно отвёл прядь волос с моего лица и заправил за ухо. Внутри вдруг стало жарко. Я с трудом сохранила невозмутимое выражение лица.

   — Не уверена, — наконец-то произнесла, не отводя взгляда. Только вышло хрипло и очень тихо. — Только… зачем тебе всё это?

   Повисла тишина. Кончики пальцев Азова скользнули по моей щеке, очертили скулу. За окном раздался шум мотора — сосед обнаглел, поставил машину прямо возле подъезда. Порыв ветра закачал кроны деревьев.

   Снова безмолвие. Еле ощутимый узор на щеке, пальцы у него — шершавые, очень осторожные. А взгляд — прямой, спокойный, уверенный. Только показалось, что сердце почему-то не стучит и страшно сделать и вдох. Неужто ответ для меня так важен?

   Захотелось истерично рассмеяться. Азов обвёл кончиками пальцев мои губы по контуру, смех растворился, замер, так и родившись.

   — Зачем? — хрипло повторила я, понимая, что больше отступать некуда. И если не ответит сейчас, то больше и спрашивать не буду. Незачем.

   Он медленно склонился ко мне. В серо-зелёных глазах вспыхнули изумрудные огоньки, на миг сделав взгляд жутким и нечеловеческим.

   — Сегодня узнаеш-ш-шь, — вдруг прошелести мелкие волны, а вокруг всё заполонил запах соли и песка. — Всё узнаеш-ш-шь.

***

Поздний вечер опустился на город. Окутал тьмой бархатного неба, закружил голову свежим ветром. С небес смеялись рассыпанные неосторожными руками сновиев звёзды. Уличные фонари, жёлтые и оранжевые, разгоняли темноту, проливая на землю электрический свет.

   На бульваре Мирном людей было на удивление мало. Я привыкла, что ночью после дневного зноя на улицу выходят шумные молодёжные компании и влюблённые парочки. Азов молча шагал рядом. Как ни странно, но после его массажа я всё-таки бессовестно заснула. И проснулась уже часам к шести. За это время Азов вёл себя подозрительно тихо, дав мне спокойно отдохнуть. Я была безумно благодарна, но обещание, данное перед этим, всё же напрягало. Что я узнаю?

   Стоило только встать с постели, как мне заявили, что сегодня срочно нужно оказаться в местах скифской силы. Услышанное ввело в ступор. Однако возражений Азов не слышал.

   Синие скамейки пустовали. Белели во тьме статуи. Борисфен, скиф, возничий, сирена, кентавр с нимфой, царица Тавриды. Создавали их Слышащие Землю из разных городов, а потом принесли в дар нашему. С виду — обычные статуи. Какая поинтереснее, какая попроще. На бульваре расположен в одном конце фонтан, в другом — подземный переход, выводящий прямо к павильону центрального рынка. Перед павильоном расположилась клумба и бронзовый памятник — огромная трёхъярусная пектораль. Скульптор назвал его «Дары Таврии», изобразив южную землю и солнце, богиню плодородия и богатство днепровских плавней. Обычные люди не знают, что от памятника к скульптурам на бульваре тянется паутина энергетических нитей, сплетённая Слышащими Землю.

   Мы остановились возле статуи скифа, задумчиво глядящего вниз.

   — Ты хочешь узнать что-то конкретное? — спросила я, покосившись на Азова.

   С тех пор, как мы вышли из дома, он не проронил ни слова. Поначалу я не обращала внимания, но потом это начало напрягать. Создалось ощущение, что он находится где-то очень далеко и идёт рядом со мной только физически.

   — Да, — ровно ответил он и коснулся плеча статуи пальцами. — Мне надо знать, кто плачет по ночам.

   Пока я переваривала и пыталась хоть как-то проанализировать сказанное, скиф вдруг медленно поднял голову. Глаза, словно белая яшма, посмотрели на Азова.

   — Что-о-о? — донёсся приглушённый голос, похожий на осыпающиеся с уступа маленькие камешки. — Зачем разбудил?

   И хоть смотрели не на меня, всё равно стало не по себе. Моих сил не хватит, чтобы разбудить дух, заключённый в статую. Только если он сам захочет показаться на глаза. Говорить с домами — это уже другое дело. А вот Азов — может.

   — Кто пришёл в город из моря?

   И голос Азова вдруг стал далёким-далёким. Страшным. Нечеловеческим. Он и скиф. Говорили те, кто никогда не был людьми. Понимали друг друга. Только я была лишней.

   Азов вдруг крепко ухватил меня за руку. Я глянула на него и замерла. Серо-зелёные глаза пылали призрачным пламенем, кожа лица стала белой-белой, а черты лица странно изменились. Я невольно отпрянула, но его пальцы впились в моё запястье.

   — Нет у него дома, нет цели. Потерянный, — проскрежетал каменный скиф. — Оставляет только следы: горячие, страшные. Как тот, кто раньше всё мог, а теперь обо всём позабыл. И лишь осталась тень памяти. И от этого он с каждым днём всё злее и злее. Костёр без пламени, река без вод. Чтобы жить — берёт людскую кровь. Он ищет…

   Скиф смолк. Я затаила дыхание. Кто? Кто он? Ничего не понимаю. Но с другой стороны, каменные изваяния не говорят прямо. Да даже Азов толком не может ничего сказать по-человечески!

   — Что ищет? — уточнил Азов, потянув меня на себя.

   Скиф вдруг поднял голову и посмотрел мне в глаза. Голова вмиг закружилась, а к горлу подобралась дурнота. Под коленками дрогнуло, а на лбу выступил холодный пот. Азов сгрёб меня в охапку, сжимая так, что стало трудно дышать. Но в то же время слабость прошла.

   — Не играй, — с угрозой произнёс Азов, и скиф недовольно отвёл взгляд.

   — Ответ у тебя в руках, хозяин вод, — сказал он. — Чем быстрее вернёте то, что он ищет, тем быстрее обретёте покой.

   Яшмовые глаза сверкнули, и скиф снова онемел белым изваянием.

   Азов резко оттянул меня к фонтану. Я не сразу сообразила, что руки мерзко дрожат. Хотела рассмеяться, но вышел приглушённый всхлип. Как же, совсем не подумала, что духи, заточенные в камни, любят полакомиться энергией. Днём-то это легко — народу тьма, никто особо и не почует. А ночью, когда стоишь один на один, — добра не жди.

   — Что он имел в виду? — хрипло спросила я, чувствуя, что ещё немного — и повисну в руках Азова тряпичной куклой.

   — Пока не знаю, — нехотя ответил тот.

   Я подняла голову, не веря своим ушам. Глаза Азова, слава богу, снова приобрели нормальный цвет.

   — Да и такое бывает… — отстранённо заметил он. — Я тоже не знаю всего. И это меня раздражает и злит, Яна. Кто этот гад, решивший навести свои порядки, и почему бездействует Городовой — меня очень интересует.

   Я уткнулась лбом в его плечо. Так положение было куда устойчивее. Хотя слова заставили задуматься. Городовой, хоть я его терпеть не могу, вряд ли бездействует. Потому что иначе не может прост. Не бывает безразличных Городовых. У них душа — город. Поэтому тут что-то иное. Только что?

   — Это создание Того? — тихо спросила я.

   Азов привлёк меня к себе, мягко провёл ладонью по спине. Прижался щекой к макушке. У меня внутри всё сжалось.

   — Думаю, да. Ведь что у Зурет, что у её ашаука были собственные силы. Если оба потеряли то, что имели, то это и впрямь… неприятно.

   Интонация, с которой он произнёс последнее слово, вызвало дрожь. Да уж. У зажигалки умер огонь. Лютовать будут страшно. А если им ещё от меня что-то надо… только что?

   Я вздохнула.

   — Замёрзла? — тихо спросил Азов.

   Я не ответила. И да, и нет. Мерзко от всего этого. Господи, до чего же хочется, чтобы хоть какое-то время было тихо и спокойно. Да, мои способности не позволят отсиживаться в уголке, но хотя бы немного можно передохнуть?

   Азов аккуратно взял моё лицо в ладони и заглянул в глаза.

   — Яна, — шепнул он, и у меня по коже пробежали мурашки. — Я обещаний на ветер не бросаю. И брата твоего найду.

   Я шумно выдохнула и попыталась улыбнуться. Время застыло.

   «Найду», — эхом прошелестело на пустом бульваре.

   Азов склонился и прижался к моим губам. Мир внезапно покачнулся, завертелся чёрным смерчем. Миг — над головой раскинулось звёздное небо: бескрайнее, безответное, необъятное. Голова пошла кругом, и вдруг захотелось расхохотаться — весело, пьяно. Стало легко-легко.

   Губы Азова обжигали, забирали дыхание, не давали думать о чём-то другом. Руки держали крепко и бережно, словно он боялся упустить. И некоторое время я не двигалась, а потом резко обняла за шею, вплела пальцы в седые волосы и ответила с таким рвением, что он тихо рассмеялся. Однако ничего не сказал и снова поцеловал.

   Я не сразу поняла, что под спиной вдруг оказалось что-то мягкое, а откуда-то доносится шелест волн. Одежда внезапно превратилась в рыбацкую сеть: и моя, и его. Спутала руки и ноги, не давая выбраться. И ни уйти, ни отодвинуться — только прижаться крепче.

   — Не пущ-щ-щ-щу, — выдохнуло море, а в серо-зелёных глазах появилось что-то такое, отчего сразу стало безумно сладко и страшно одновременно.

   Его руки огладили мои плечи, скользнули по груди. Губы коснулись скулы, кончик языка провёл по щеке.

   — Моя, — выдохнул он, вжимаясь пахом в пах.

   Он огладил бёдра, низ живота. Я снова прижалась к его губам, наплевав на все сомнения. Пусть потом будет дождь и голодная земля. Пусть потом будет глухо и тоскливо. Пусть… Сейчас мне дают понять, что я живая. Желанная. Под бескрайним южным небом, у тихого смеха-шелеста Азовского моря. Не сразу даже поняла, как тут оказалась, но это неважно.

   Азов был настойчив, порывист. Поцелуи перемежались с укусами, шепот заставлял забывать всё на свете. Сеть опутывала обоих, не давая сделать лишнего движения, уйти дальше, чем можно было. Только ближе, только крепче, только сильнее…

   Он вошёл в меня. Я вскрикнула и выгнулась. Вздрогнул, замерев не дыша. Почувствовала обжигающее дыхание на коже. Выдохнула сквозь стиснутые зубы. Всё плыло, как в тумане.

   Азов что-то шептал. Нежно, тихо, успокаивающе. Слишком давно никого не было. Слишком… Словно маленькие волны баюкали и утешали, смывая боль, исцеляя душу. Почувствовав, что я немного расслабилась, он осторожно двинулся. Мягко придержал мои ноги, давая возможность скрестить их на пояснице, и двинулся снова. А потом ещё и ещё. По телу пробежала судорога: болезненная ли, сладкая — не разобрать. Я обняла его так, будто кто-то собирался оторвать, и прижалась всем телом.

   — Расслабься, — шепнул он. — Ты только моя. Моя…

   Ветер подхватил это слово, закружил, бросил в ночное небо и чёрные волны. На душе стало тихо и спокойно, а по телу прошла волна удовольствия.

   — Девочка моя, — прошелестело то ли песней моря, то ли шёпотом на ухо. — Не отдам никому…

   А потом всё стало неважно. И стон мой превратился почти в крик, когда Азов довёл меня до оргазма. На миг словно ослепла, оглохла и онемела одновременно, не понимая, почему всё так ярко и остро и в то же время — невероятно прекрасно.

   — Моя… — прошелестел выдох, и внутри стало безумно горячо.

   Некоторое время я просто лежала, прижимаясь щекой к плечу Азова. Не хотелось ни говорить, ни двигаться. Не хотелось ни о чём думать. Впервые за долгие годы было действительно просто хорошо. Не смущали ни ночная прохлада, ни шум волн, ни сеть на покрытой испариной коже. И надо бы что-то сказать, но губы упорно не хотели двигаться. Тишина — лучшая песня.

   Азов нежно поглаживал меня по волосам и прижимал к себе. И тоже молчал. Коснулся губами виска, потёрся носом о щеку. Внезапно пришла странная, почти сумасшедшая мысль, что всё будет хорошо. И именно у меня. И именно с ним. Я чуть не рассмеялась.

   — Что-то не так? — тихо спросил Азов.

   Я прикрыла глаза и обняла его крепче. Уткнулась носом в шею, вдыхая аромат соли и песка.

   — Всё хорошо, — прошептала сухими губами. — Правда. Всё хорошо.

   Азов прижал меня к себе и поцеловал в висок. Какое-то время мы так и лежали, переплетённые телами и душами. В тишине.

   Внезапно раздался странный звук. Я нахмурилась, пытаясь понять, что его издаёт. И в ту же секунду поняла, что рядом кто-то плачет.

ГЛАВА 6. Тропа Снов

Приподнявшись, я посмотрела по сторонам. Азов успел меня мягко выпустить из объятий и тоже прислушался.

   Плач повторился. Тихий-тихий, еле различимый. И не понять: плачет ребёнок или уже кто постарше? Вмиг стало как-то прохладно. Я неосознанно натянула сеть, совершенно не задумываясь, что в этом «наряде» выгляжу далеко не благопристойно.

   Азов ничего не говорил. Любовался молча.

   Плач стих. Слышны были только шум ветра и шёпот волн. Звёздное небо стало ещё бездоннее, обняло бархатом ночи, опьянило бескрайним простором. Я вдохнула полной грудью. Может, всё это зря? Может, море не такое уж и плохое? И моя ненависть берёт корни откуда-то из другого места?

   Усмехнулась, мотнула головой, выбрасывая глупые и неуместные мысли.

   Он сел рядом, положил мне руки на плечи.

   — Что-то не так? — уточнил он.

   Я снова мотнула головой. Нет, не так. Просто у меня галлюцинации. Кто может плакать на берегу моря посреди ночи возле Стрелкового? Ведь вряд ли Азов унес меня куда-то в другое место.

   — Всё нормально, — отозвалась я, решив, что потом помучаюсь угрызениями совести и размышлениями на тему «что-это-вообще-было». И тут же добавила: — Ты слышал?

   Азов кивнул:

   — Слышал. И не раз уже. Только вот понять не могу, кто плачет.

   — Думаешь, не человек? — осторожно спросила я.

   Нет, ну мало ли. Возможно, и впрямь чей-то ребёнок, а мы уже напридумывали черт знает что. И тут же едва не расхохоталась. Да уж, что-то совсем мозги закрутились в свете происходящих событий. Азов же говорил, что тоже слышал это. И будь то человек — не задавался бы вопросами.

   — Нет, — коротко ответил он. — Здесь нет людей.

   Услышанное не сразу удалось осознать. Нет людей. То есть, как нет?

   — Подожди, где мы тогда? Это не Стрелковое?

   Азов улыбнулся. Так, что стало не по себе. Кажется, на какое-то время умудрилась забыть, с кем нахожусь рядом. Он склонился ко мне, обжёг шею дыханием:

   — До Кермека здесь была своя жизнь, — прошептал он, почти касаясь губами моего уха. — До людей. До начала отсчёта времён. До того, как боги решили оставить эти места.

   Я судорожно выдохнула:

   — Только слёзы были и тогда.

   Азов помрачнел. И вдруг приказал:

   — От меня — ни на шаг. Хоть тут и нет никого, кто посмеет перечить моей власти, но риск не нужен. Поняла?

   Тон, которым это было сказано, мне не понравился. Но глупо обижаться на толковые вещи. Он прав. Вляпываться в очередную неприятность — глупо. Видимо, размышления отразились на моём лице, потому что Азов подцепил мой подборок пальцами и заставил поднять лицо. Посмотрел прямо в глаза, чуть прищурился. Не страшно, но внутри всё-таки появилось какое-то странное чувство, что спорить не стоит. А то ещё и выпороть не откажется.

   — Да, поняла я всё, — буркнула, чувствуя, что не могу отвести взгляда. Всё же колдовская мощь. Сомнет, подчинит и не выпустит.

   — Славно, — подытожил Азов и вдруг мягко поцеловал меня. — Пошли.

   Мы медленно поднялись. Я ещё раз осмотрела свой странный наряд. Азов одеждой вообще не заморачивался. Впрочем, при его телосложении можно было не носить её вовсе. Греки бы с удовольствием пригласили бы его в качестве прототипа, чтобы создать очередную шедевральную скульптуру.

   — Куда ты дел мои вещи? — спросила я.

   Всё же разгуливать в таком виде было и прохладно, и неудобно. Однако Азов явно со мной был не согласен.

   — Тебе идёт, — заметил он, с трудом скрывая улыбку.

   Я ткнула его локтем в бок. Азов сгреб меня в охапку и потянул вдоль берега.

   — Не бухти, — невинно сообщил он. — Всё равно все вещи остались в твоём времени. Поэтому придётся немного потерпеть.

   Я ничего не ответила, молча топая за ним. При этом продолжала вслушиваться. Вроде тишина, ничего нет. Странно.

   — Когда пришёл Тот, из кургана, — неожиданно произнёс Азов, — здесь обитали существа, дети тьмы и ветра. Предки сновиев.

   Я превратилась в слух, боясь пропустить любое слово. Сновии — не по моей части. И надеюсь, как только Грабар доберётся до Херсона, вцеплюсь в него и вытрясу всю информацию.

   — Знаешь, даже не сохранилось их названия, а язык стёрся из памяти, — тем временем продолжал Азов. — Они жили очень обособленно, принадлежали больше к стихии, чем к материальному миру. И крепкую дружбу, пожалуй, водили только с одним ветром.

   Я нахмурилась. С ветром, значит. Что ж, вполне допустимо. Читающие Сны и Шепчущие с Ветром и сейчас имели особую связь. А, как известно, где Читающие Сны, там и сновии. Другой вопрос, что Шепчущие были такими же, как и их стихия — неверными, переменчивыми. Поэтому и удивляться нечему. Возможно, действительно, поначалу Шепчущие с Ветром дружили именно со сновиями. Ведь последние могли как помогать, так и делать гадости людям. Правда, чего уж там скрывать: гадостей всегда делали больше.

   — Это как-то нам поможет? — уточнила я.

   В пятку что-то больно врезалось и, тихонько вскрикнув от неожиданности, я замерла и поморщилась.

   — Надеюсь, — ровным голосом произнёс Азов и быстро подхватил меня на руки.

   — Я могу сама! — возмутилась, пытаясь высвободиться.

   Но с тем же успехом можно было пытаться объяснить морю, что вода у него не должна быть такой солёной.

   — Вижу, — коротко хмыкнул он. — Но всё же предпочту взять всё в свои руки.

   — Ты и взял, — фыркнула я.

   — Угу.

   На этом наша плодотворная беседа закончилась. Неожиданно для себя самой я больше не чувствовала желания возражать и упираться. Несёт — и несёт. Ради бога. Надо пока извлечь пользу из создавшегося положения, а поругаться всегда успеем. Однако и молчать не следовало.

   Я вздохнула:

   — Слушай, а могли каким-то образом предки сновиев пробраться сквозь полотно времён к нам?

   Азов остановился. Задумчиво посмотрел на линию морского прибоя. Только сейчас я заметила, что вдалеке вода слабо фосфоресцирует.

   — Скорее всего, тут виной Тропа снов, — задумчиво проговорил он. — На неё сунулся твой напарник и, кажется, натворил дел.

   — Это каких? — насторожилась я.

   Всю историю о помощи Следящего я прекрасно знала. Но в то же время и прекрасно знала Олега, который обладает особым чувством долга, справедливости и морали. Следовательно, лезть в сомнительные мероприятия не будет. Другое дело, что тем, кто выше, отказать невозможно.

   Я покосилась на Азова, ожидая ответа.

   — Ну?

   — Какая нетерпеливая, — хмыкнул он и медленно, шаг за шагом, направился в воду.

   Я замерла, озадаченно глядя на тёмные волны. Куда это его понесло? Неужто решил притопить после того, как натешился?

   — Пока что это только мои размышления, — наконец-то произнёс он. — Подозреваю, что Тот, из кургана как-то сумел дотянуться до Тропы Снов. И именно выплеск сил, который устроили твой Грабар и Следящий, сказались на том, что пошёл везде перекос.

   Я озадаченно потёрла бровь, пытаясь привести мысли в порядок.

   — Ты хочешь сказать, что души Зурет и ашаука слились в одно целое из-за этого тоже?

   Вода коснулась моих ног. Тёплая, мягкая. Но от неожиданности я поёжилась и прижалась к Азову.

   — Только подозреваю. Ибо других причин не было. Я уничтожил проводника воли Того, из кургана. Поэтому и очень удивился, когда понял, что работа сделана не до конца.

   — Ещё бы, — рассеянно сказала я и вцепилась в Азова. Всё же море, да ещё и ночью меня в восторг не приводило. — Слушай, куда ты меня тащишь?

   — А разве незаметно? — невинно уточнил он.

   — Заметно, — мрачно отозвалась я, пытаясь загасить невовремя проклюнувшуюся панику.

   Так, сделать глубокий вдох. Не нужно так бояться воды. Под ней всё равно земля. И если потребуется, то я её почувствую и получу силу. В конце концов, тут маленькая глубина. Вон, Азову всего по пояс. Однако всё равно внутри образовался тугой комок, и даже вдохи-выдохи помогали слабо. Меня окружал запах соли, от него к горлу подобралась дурнота. Слабо, совсем чуть-чуть, но…

   — Тш-ш-ш, — неожиданно шепнул Азов, остановившись.

   Крепко прижал меня к себе, дал уткнуться носом в шею. Замер, давая прийти в себя. Легонечко качнул, словно желая убаюкать.

   — Я не хочу, чтобы ты меня боялась, — прошептал он на ухо, потёрся щекой о волосы. — Море тебе не враг. Слышишь?

   Да, слышу. Только поверить не могу. Голова всё равно кружится, а пальцы так отчаянно впиваются в плечи Азова. И ничего не хочется. Только поскорее ощутить под ногами твёрдую землю. Да, знаю, у меня ненормальная реакция. Возможно, потому что связь с землей слишком тесна. Оттого я никогда не летала на самолётах и боюсь до одури кораблей. Оттого я — одна из лучших Слышащих Землю в городе. Есть одно, но обделена в другом.

   — Не… надо, — хриплым срывающимся голосом выдохнула я, зажмурившись.

   Секунда — всё замерло. Тишина показалась нереальной, неправильной. Я слышала только удары сердца Азова и боялась услышать его ответ.

   Показалось, что время остановилось. Замерло хрусталём неподвижным.

   — Хорошо, — шепнул он, и я чуть не вздрогнула, но меня обняли так, что проблематично было пошевелиться. — Хорошо.

   Сухие губы коснулись моего виска. На миг показалось, что стало нестерпимо жарко и горячо, потом всё исчезло, и я сообразила, что нахожусь в собственной постели.

   В квартире было тихо. Только я — больше никого. Свет звёзд и луны проникал через незашторенное окно. Нешка беззвучно впрыгнул на кровать и потёрся о мою ногу.

   Сердце, колотившееся как бешеное, начало медленно успокаиваться. Я глубоко вздохнула и откинулась на подушку. Это всё сумасшествие. Этого просто не может быть. Хозяева вод могут соблазнить Слышащую Землю, но не будут с ней долго возиться. В этом нет ничего обидного или неправильного. И на душе тоже как-то легко и спокойно. Словно всё идет по плану.

   Но стоило перевести взгляд на пустую половину кровати, и я замерла. На белых простынях лежало серебряное ожерелье из фигурок грифонов, напоминающее скифскую пектораль. Я нахмурилась и взяла его в руки, ощутив приятную тяжесть металла. Покрутила во все стороны, пытаясь понять, откуда оно. Вроде никаких печатей и чужих сил не ощущается. Но в то же время на простое украшение не похоже. Странно.

   Неожиданно серебро превратилось в голубоватую воду, застыв в моих ладонях зеркалом. Отразившееся в нём заставило позабыть обо всём на свете.

***

За окном пролетали жёлто-зелёные степи и холмы. Сливались с синим небом, пронизанным солнцем. Стекло окна маршрутки казалось нереальным. Протяни руку — всё растает, и можно коснуться колкой травы и дорожной пыли. В маршрутке было жарковато, однако Грабар на это не обращал внимания.

   Включённая водителем музыка убаюкивала, вводя в состояние странного оцепенения. Олег пристроился у окна на одиночном сидении и тупо смотрел на проносившийся мимо пейзаж.

   Дорога от Одессы до Херсона занимала больше трёх часов. Поэтому времени на размышления было больше, чем предостаточно. Он прикрыл глаза.

   Вмиг перед внутренним взором появилась ночь, усыпанная драгоценностями звёзд. Обнимающая тысячей рук, смеющаяся, шальная, как молодая хмельная девчонка. Звёзды были под ногами и над головой. Или Чех специально выбрал такое постельное бельё? Чтобы каждый раз падать в небо? Развратник. Женщины, наверно, ценят.

   От воспоминаний становилось жарко и морозно одновременно. Нельзя блуждать неподготовленному ни по Чумацкому Шляху, ни по Тропе Снов.

   Грабар сглотнул, вернувшись в реальность. Достал из сумки бутылку минералки и судорожно сделал глоток. Да уж. Лучше об этом не думать. И не говорить никому. Решат, что сошёл с ума. А сдвинувшийся Читающий Сны не нужен ни Городовому, ни Яну, ни тёте Саре. Какой от него будет толк? И всё же… Воспоминания нахлынули снова.

   После встречи с Призрачным Цимбалистом они на миг оказались в квартире Чеха, среди тёмных стен и безмолвных масок, а потом всё резко закружилось, заискрило, и… пропало. Время словно исчезло, начало свой собственный отчет между настоящим и будущим.

   Грабаром завладела паника. Он не осознавал, что происходило. И только рука Чеха, ухватившая его за плечо, давала понять, что это происходит на самом деле. Пространство вокруг колебалось, поднималось клубами чернильного дыма, окутывало, не давая шевельнуться. Под ногами распускались огненные цветы и золотыми яркими искрами окружали ступни Грабара.

   В ушах зашептали тысячи голосов: заспорили, заторопились. Будто бы каждый хотел сказать что-то безумно важное. Невероятное.

   — Слушай-слушай-слушай…

   — Знаешь, не всё в этом мире так просто…

   — Каждый приходит сюда по Тропе Снов, ею по жизни ходит, после смерти на неё попадает…

   — Слушай-слушай-слушай…

   И всё настойчивее звучал их шёпот, всё увереннее. А потом раздался звон огромного колокола: сердитый, неистовый.

   Грабар зажмурился и зажал уши. Опора из-под ног исчезла, показалось, что он стремительно падает вниз. Но в то же время не двигается.

   — И пришли Трое и Сестра их, лебедь. И разделили земли. Забрал старший брат центр, соединил там всю мощь, и пустил под землю огонь. И взял средний брат земли, что омывались морем, заключив мир с народом каракуртов. Взял младший брат запад, где стоят горы и леса, где прячется бурштын и птицы летают высоко. А восточные земли, просторы неизмеримые, взяла сестра их, лебедица белая. И стал ветер свидетелем их клятвы. И понёс слова её во все стороны. Всем сообщил: живым и мёртвым, нерожденным и позабытым: пришли-пришли-пришли. Поклялись силой и кровью защищать, не давать в обиду.

   И после них приходили многие, но власти оспорить никто не смог. Не рискнул… Нет власти выше Троих и Сестры, что бы ни говорили.

   Грабар вздрогнул. Понял, что снова слышит историю про Троих и Сестру. Только не из уст людей, а шепотом сновиев. И каким-то образом сам оказался на Тропе Снов. Без карт. Без настройки. Без желания. Словно выдернутый из реальности чьей-то безумно сильной рукой. А где-то совсем рядом стоит Чех и улыбается.

   Следящий южного региона. Средний брат. Хозяин земель, омываемых морем. Заключивший мир с народов каракуртов. Грабар искоса посмотрел на Чеха. Неудивительно, что к каракуртам тот питает особую нежность. И тут же эта мысль показалась настолько дикой и абсурдной, что он едва не расхохотался.

   — Так весело? — шепнул на ухо Чех, и Олег онемел.

   Но потом тряхнул головой, сбрасывая наваждение, даже сумел улыбнуться:

   — Частично. Теперь я понимаю, почему каракурты.

   — Они славные ребята, — невозмутимо сказал Чех. — Правда, ядовитые. Но лучше не злить их. Впрочем, это работает не только с каракуртами. Сам понимаешь.

   Грабар кивнул. Поколебался, но всё же задал вопрос:

   — Куда мы идём?

   Чех приложил палец к губам Грабара и взглядом указал вниз. В карих глазах на мгновение появилась чёрная бездна.

   Олег глянул вниз и еле сдержал зачарованный вздох. Вот это да. Там, сияя огнями, на берегах Днепра раскинулся величественный Киев. Грабар был в столице всего один раз, но вот фотографий насмотрелся множество, поэтому признал столицу сразу.

   Если на то пошло, то старший брат из Троих, который взял центр, носил звание не Следящего, а Стольного. И был одновременно и хозяином центральных земель, и Городовым.

   — Почему Киев? — тихо спросил Грабар.

   Чех только загадочно улыбнулся. И вдруг в один миг оба оказались на влажной чёрной брусчатке среди домов и каштанов. Здесь было куда холоднее, чем в Одессе. Грабар поёжился, обхватил себя за плечи. Перевёл вопросительный взгляд на Чеха. Тот поманил его за собой.

   — Идём.

   Ночной Киев не спал, дышал ночью, прислушивался к голосам жителей. Днепр молчаливо нёс свои волны среди раскинувшихся берегов. Ночь — не время людей. Киевские сновии затаились на крышах, внимательно глядя вниз.

   Только остановиться и посмотреть на них не было времени. Чех неумолимо тянул куда-то к набережной.

   — Думаю, Железный всегда знает больше, чем говорит.

   Грабар чуть не спотыкнулся и озадаченно глянул на Чеха:

   — Железный? Провидец? Рудольф Валерьевич?

   Чех кивнул, продолжая уверенно шагать вперёд:

   — Он любезный, он ненаглядный. Умеет дурить не только Городового, но и меня. Зря вы, Олег Олегович, на юге родились. Тут живут провидцы и прохвосты. Заметьте, оба слова одинаково начинаются.

   — Меня как-то не спрашивали, — буркнул Грабар.

   — Ну… и такое бывает, — не стал спорить тот и вдруг резко перевёл тему: — Что вы знаете о Романе Колеснике?

   Показалось, что ослышался. Однако Чех не улыбался и был абсолютно серьёзен. Пришлось и впрямь задуматься. Ничего особенного. Роману двадцать два года, младше Яны на пять лет. Он поступил в университет на дизайнера и закончил с красным дипломом. Способности Читающего Сны проснулись так же резко, как и у самого Грабара. Только если ему удалось обойтись одним обмороком, то, по словам Яны, у Ромы было всё куда хуже. Постоянное энергетическое истощение, всплески неконтролируемой силы и частое неконтролируемое появление на Тропе Снов.

   Так прошёл всего месяц. А потом Рома пропал. И Яна его больше не видела.

   Грабар всё это выложил Чеху, даже не подумав, что что-то надо скрыть. Тот некоторое время шёл молча, словно обдумывал что-то серьёзное.

   — Какие попытки отыскать брата делала Яна? — потом всё же спросил он.

   Олег растерялся. Яна об этом не отчитывалась. Кое-что он, конечно, знал, но запрет Городового не обойти. Поэтому часто получала отказы. И… в общем, ничего толкового.

   — А почему… вы интересуетесь? — осторожно спросил он.

   — Взвешиваю проблемы, — задумчиво протянул Чех и остановился. — Они будут в любом случае. Возможно, потому что такого ещё не было, а, возможно, что было. Но очень-очень давно. Видишь ли, Олег…

   «Снова на ты», — отметил Грабар, но не перебивал, желая услышать, что дальше.

   Чех засунул руки в карманы, посмотрел на памятник слева. До Грабара внезапно дошло, что они стоят возле памятника основателям Киева: Кию, Щеку, Хориву и Лыбедь. Медная плоская ладья. Три могучих древних богатыря и красавица в развевающихся одеждах на носу ладьи. А возле постамента памятника — бассейн. Несколько шагов — и окажешься в воде.

   — Нравится мне это место, хорош Наводницкий парк, — неожиданно сказал Чех и с какой-то особенной лаской провёл ладонью по ладье. — И… да, так вот, Роман.

   Олег уже ничего не понимал. Только подошёл ближе, чтобы ничего не упустить. А то даже если полезное что-то и скажут, то можно не расслышать.

   — Рома — Читающий Сны. Но это лишь частичный дар.

   Услышанное заставило позабывать, как дышать. Такое Грабар слышал впервые. То есть как —часть… Слишком слабый дар? Но тогда не было бы обмороков, головных болей и прочей радости. Чем меньше способности, тем лучше самочувствие. Вот такая вот зависимость.

   — В каком смысле — частичный? — уточнил он.

   — В таком, что он умеет ещё кое-что, — последовал ответ.

   Маршрутка остановилась, и Грабар очнулся от задумчивости. Ага, уже въехали в Николаевскую область, остановка Коблево. Можно выскочить и взять кофе. А то так и вовсе уснешь. Что уже не годится. Потом такой вид, словно всю ночь чёрт знает чем занимался.

   Взяв бумажный стаканчик со свежесваренным эспрессо без сахара, Грабар остановился возле винного магазина с вывеской «Коблево» и ещё раз прокрутил в голове разговор с Чехом. Подул, остужая, сделал глоток. Чётко этот гад ничего сказал. Дал понять, что рано ещё. Но при этом не запрещал рассказывать Яне. Вскользь назвал Ромку «хамелеоном». Но ничего не уточнял. И в Киев утянул не просто так. Только вот понять причину поступка было сложно. И памятник основателям. Зачем привёл именно к нему?

   Пустой бумажный стаканчик полетел в урну. Грабар направился к маршрутке. Что-то какая-то игра с завязанными глазами получается. Всё только дают намёки, но как сказать прямо — так не дождёшься. Хотя… может, он и сам не во всём уверен?

   Заняв своё место, Грабар снова бездумно посмотрел в окно. И только сейчас до него дошло, что один из братьев на постаменте в Наводницком парке был похож на Чеха.

ЧАСТЬ IV. ОСКОЛКИ МОРЯ И БОГОВ

ГЛАВА 1. Царевна-лебедь

Ветер дул с востока. Играл с серо-зелёной водой, взбивая пенные гребешки, нёс запах соли и моря. Солнце спряталось за серыми тучами. Июльский зной неподвижно застыл над поверхностью. Казалось, что он превратился в прозрачную стеклянную стену, сквозь которую никто не пройдёт.

   — Тогда слушай мой план.

   …За окном неожиданно что-то грохнуло. Рудольф Валерьевич Железный поморщился и потёр виски. Ну что за неприятность! Вот так всегда! Только сосредоточишься, и начинается какая-нибудь гадость.

   Он встал из-за стола и закрыл окно. Солнце клонилось к горизонту, сиренево-розовым окрашивало небо, разливало оранжево-жгучее золото по краю. Листва деревьев перешёптывалась с ветром. Внизу проходили люди. Машины проносились мимо дома. Всё как всегда.

   Бося устроился на табуретке и лениво приоткрыл один глаз.

   Железный раздражённо выдохнул, вернулся на своё место и посмотрел на разложенные на столе фигурки грифонов. Амулеты минувшего, как же без них. Провидцы ведь могут и в прошлое заглядывать, но редко кто. И надо хорошенько постараться.

   Железный не любил распространяться, что смотрит прошлое через грифонов, купленных у дяди Миши. Всё же вещицы зачарованные, из скифских курганов, лучше не афишировать. А то… мало ли.

   Вздохнув, он налил себе невероятно сладкого чаю и взял плюшку. Задумчиво пожевал. Показал коту. Тот вопросительно мурлыкнул и спрыгнул со стула. Подошёл к хозяину, обнюхал лакомство, пренебрежительно фыркнул и, отвернувшись, поднял хвост трубой. Явно дал понять: «Гадость ты, обожаемый хозяин, кушаешь. Приличные коты такое не будут».

   Железный откусил от плюшки снова и запил чаем. Хамелеон. Вот и доигрались. Хотя чему и удивляться? Лидия Васильевна, царь-девица, лебедь белая… Ты ж такого накрутишь, потом все Трое за головы хвататься будут. Но в то же время и не признать правоты твоей нельзя. Ой, нельзя.

   Честно говоря, Железному самому было интересно, каким образом Липе удалось разбудить дар младшего Колесника. Ведь это не просто так!

   Встав, он принялся мерить кухню шагами. Так думается лучше. Да и движение, опять же, — жизнь. А от сидения только кости старые ноют.

   — Босенька, видишь, как оно получается, — задумчиво произнёс он. — Что б ни делали, а всё равно случается так, как должно быть. Закон — и ты никак его не обойдешь.

   Кот дёрнул ухом. Снова впрыгнул на табуретку и принялся вымывать лапу.

   Железный присел на подоконник, ласково провёл пальцами по мясистым листикам шлюмбергера в зелёном горшке. Как ни крути, а надо срочно что-то делать. Раз уж тут появлялся Следящий южного региона. Не мог он не учуять след сестрицыной работы. А Липа каков, а?! Не побоялся! Сделал так, как лебедь белая ему приказала.

   Железный бы с радостью поговорил с Городовым, да только рано ещё. Не придёт. А увиденное ближайшее будущее показывало, что надо быстро что-то делать. Азов может не успеть, а над Яной уже повисла тень. Большая, страшная. Если девочка не узнает правды, то спастись не сможет.

   Сначала играли, эмоциональный купол на прочность выстраивали, чтобы Тот, из кургана не смог отыскать истинное лакомство. Всё на стенку из горечи и боли натыкался. А теперь… Близко он, близко. Серебро проклятое уже шлёт, как бы Слышащая Землю пальцы об него не обожгла.

   Придётся немного поступиться принципами невмешательства. Железный поморщился. Прошёл в комнату и взял мобильный. Пощёлкал кнопками, отыскивая в телефонной книге нужное имя. Нажал кнопку вызова.

   — Алло, Олежек? Хорошего вечерочка. Будь добр, голубчик, зайди ко мне сегодня. И Колесник с собой прихвати. Да-да, ты не ослышался, Колесник.

***

Когда пришёл Грабар, я была готова его расцеловать. Выглядел он на удивление бодро и свежо. Уж даже закрались подозрения, что ездил не к тётушке Саре, которая была мастером по выносу мозга, а куда-то в Коблево: к сосновому бору и Чёрному морю. На отдых.

   Сама я похвастать годным самочувствием не могла. Бессонная ночь сказывалась во всей красе, хоть утром и попыталась поспать. Странное ожерелье тут же убрала с глаз долой. Ведь именно благодаря нему показалось, что в зеркальной поверхности я вижу Ромку. Решив, что уже начинают преследовать галлюцинации, отыскала в шкафчике настойку успокоительных трав (как Слышащую Землю она меня успокаивает куда лучше, чем алкоголь) и легла.

   Снилось что-то гадкое, тревожное. Останавливавшиеся под окном машины то и дело будили, не давая заново уснуть. К утру появились слабость и головокружение. Начало подташнивать.

   Прокляв вчерашние приключения и странные отношения с Азовом, я поняла, что надо вставать. И какова же была безумная радость, когда услышала, что в замке проворачивается ключ.

   — Любимая, я дома! — раздался бодрый голос Грабара.

   Я чуть не подскочила на постели. Даже не отреагировала на ехидное приветствие. И наплевала, что он явился утром. Да, проклятый жаворонок, но как же я тебе рада!

   Грабар заглянул в комнату, окинул меня скептическим взглядом.

   — Доброе утро, — произнёс он.

   — Допустим, — не растерялась я.

   — Вот и славно, — кивнул он. — Давай сползай и марш в душ. Мне есть, что рассказать.

   Тон, которым это произнесли, мне не понравился. Однако, хорошие новости или нет — слушать надо. Поэтому, плюнув на плохое самочувствие, я направилась в душ. Хотя, если быть откровенной, то просто присутствие напарника в любом месте и времени всегда улучшает самочувствие. Уж так мы зацепились энергопотоками, что можем подпитывать друг друга, находясь рядом.

   В этот раз Грабар не стал ничего выдумывать и привёз с собой пиццу с морепродуктами. Жутко и тяжко с утра, да. Но вкусно. Хотелось совсем неправильно начать утро и выпить ко всему этому пива. В таком случае любые новости будут восприниматься куда благостнее и приятнее, нежели на совсем трезвую голову.

   Но Грабар посмотрел на меня укоризненно, словно прочитал мысли. И поставил перед носом высокий стакан с апельсиновым соком. Ладно. Сок, так сок.

   — Что у нас плохого? — поинтересовалась я, принимаясь за пиццу.

   — Ну… — Он потёр уголок брови. — Знаешь, я бы не сказал, что плохое. Но и слишком хорошим не назвать.

   — Да ну? — неопределённо хмыкнула я, уплетая смачный кусок. Всё же знает Олег, чем меня задобрить с утра. И надо отдать ему должное, никогда плохих продуктов не привозит. Не будь напарником — вышла бы замуж. И плевать, что он ещё не сделал предложения.

   — Это да, — не остался он в долгу и потрепал подошедшего к ноге Нешку. — Так уж вышло, что в Одессе, кроме удовлетворения любимой тётушки, я удовлетворял ещё кое-кого.

   Я даже позабыла о еде и подозрительно посмотрела на Олега.

   — Это ещё что за разврат?

   Олег хмыкнул:

   — Слушай.

   …История, рассказанная Грабаром, заставила задуматься. Ромка — хамелеон? А Следящий южного региона взял дело в свои руки? Так-так. Вполне возможно. Второе, а не первое.

   Сложно поверить, что мой брат — что-то отличное от привычных мне людей со способностями. Но в то же время я прекрасно помнила болезненное проявление силы и частые обмороки. Ощущение было и впрямь, что с ним происходит что-то жуткое. Ранее я ни у кого такого не видела. Но списывала всё на то, что не особо знаю, как появляются способности у Читающих Сны.

   За разговором мы просидели долго. Не заметили, как пролетело время. Варианты, как это всё могло получиться, выходили крайне бредовыми. Попросту не верилось!

   Рассказ о Призрачном Цимбалисте на Тропе Снов меня озадачил. Правда, толком Олег не успел всё озвучить, потому что раздался звонок его телефона.

   Пока он говорил, я с ужасом осознала, что дело уже к вечеру. Даже не сообразила, что Олег закончил разговор и усиленно пихает меня в бок.

   — Земля, приём, — буркнул он. — Спать ночью надо, а днём — бодрствовать. И вообще, идём.

   — Куда? — оторопела я.

   Олег нахмурился:

   — Яна, ты меня вообще слышала?

   — Нет, — призналась я.

   Он закатил глаза и, кажется, призвал всех богов терпения, которых только знал.

   — Колесник, доброе утро, включайся уже! Мы сейчас идём к Железному! Он хочет видеть нас, — и тут же добавил: — Обоих.

   На вялую попытку возразить, что идти мне никуда не хочется, особенно, к провидцам, Олег не отреагировал. Поэтому пришлось быстро собираться и идти на улицу.

   Вечер выдался прохладным, мягким. Ни следа от дневного зноя. Я даже немного пожалела, что не прихватила рубашку и пошла в одной тунике. Однако Грабар был неумолим и назад не отпустил.

   Прошли быстро по Суворова, спустились к дому Железного мимо коричневого уличного пианино. Крышка была закрыта, но у меня появилось странное чувство, что Настройщик Душ уже сидит за ним и в любую минуту и готов нажать на клавиши судьбы.

   Железный встретил нас гостеприимно. Открыл дверь, обдал запахом домашнего печенья и клубничного компота. Прищурившись, посмотрел через стёкла очков с золотистой тонкой оправой. Поправил бежево-кофейный фартук с аппликацией в виде чашки с кофе. На его губах появилась улыбка. Рудольф Валерьевич — мужчина особенный, ничего не стыдящийся. И не опасающийся, что кто-то сложит о нём превратное мнение. Любит сладкое и котов. Предсказывает будущее и хранит тайны, которые невозможно выбить, если сам не пожелает просветить.

   — Заходите, — улыбнулся он. — Уж заждался.

   Мы оказались в узеньком коридорчике с деревянными вешалками, большим длинным зеркалом размером во всю стену и развешанными по стенам картинкам с янтарными деревцами.

   С кухни доносился запах выпечки. В коридор выглянул здоровенный серый котище с жёлтыми глазами. Раза в два больше моего Нешки. Внимательно посмотрел на обоих. На Олега презрительно, на меня с интересом. Поднял лобастую голову, посмотрел на хозяина и вопросительно муркнул. С интонацией: «Это что здесь такое?».

   — Гости, Босенька, — невозмутимо ответил Железный. — Так надо.

   Кот поднял пушистый хвост, сердито дёрнул кончиком и направился в комнату. Мы с Олегом переглянулись. Кажется, мнение Босеньки тут весомее мнения гостей. Впрочем, мне тут не жить.

   — Проходите в комнату, — сказал он. — Я сейчас.

   В доме Железного я была давно, два года назад, когда только пропал Ромка. Искала везде, где могла. Вот так и забрела к провидцу. Больше — ни ногой. Знала, что Грабар с ним часто пересекается, однако меня это не касалось. А теперь… Провидец почему-то позвал сам.

   Мы сели на диван в полном молчании. Никто не мог и предположить, о чём пойдёт речь.

   Железный появился спустя пять минут, держа в руках широкое блюдо с ароматными рулетиками, посыпанными сахарной пудрой. Олег еле слышно фыркнул.

   — Да, знаю, Олежек, — тут же отозвался Железный. — Но что поделать: кому кофий без сахара, а кому и булочек можно.

   И посмотрел на меня, как на суповой набор. Почему-то стало неуютно, но в то же время дико смешно. Железный не пытался меня уколоть. Просто сказал, что думал. И рулетики, кстати, у него оказались замечательными.

   Когда он уселся напротив, то я не могла и предположить, о чём пойдёт разговор. И первый же вопрос вогнал меня в ступор:

   — Куда ты дела грифонье ожерелье?

   Я озадаченно посмотрела на провидца:

   — Осталось дома, — честно призналась.

   Он кивнул:

   — Хорошо. Больше к нему не прикасайся. Серебро проклятое, проблем потом не оберёшься. Кстати, оно тебе что-то показало?

   Я поколебалась всего секунду, но потом поняла, что ничего не теряю:

   — Брата.

   Железный не удивился. Взял рулетик с блюда, чуть вымазав пальцы в пудре.

   — Что ж… Это логично, — пробормотал он. — Другого я и не ожидал.

   — Какого? — тут же напряглась я.

   Неужели удастся что-то узнать о Ромке?

   — Слушай меня, Яночка, и не перебивай, — ровно сказал он, глядя куда-то в окно. — Брат твой стал, сам того не зная, игрушкой под руками высших. И с одной стороны беда, а с другой — научится себя защищать.

   Я невольно вцепилась в быльце дивана. Олег осторожно положил руку мне на плечо. По телу прошла волна тепла. Я благодарно посмотрела на него и чуть кивнула. Спасибо за поддержку, милый.

   — Роман — хамелеон. Сильный Читающий Сны и не менее сильный Шепчущий с Ветром. Только вот беда в том, что пока у нас нет толковых учителей, которые помогут удержать оба дара в гармонии. Кроме одного…

   Учитывая, что Олег уже немного подготовил меня к такому повороту, я не удивилась, однако ухватилась за последние слова:

   — Кого?

   Азов сказал, что поможет. И, как ни странно, я ему верю. Следовательно, когда Ромка окажется рядом, надо будет срочно что-то делать. Но Железный будто не расслышал:

   — Трое и Сестра заняты этим делом. Особенно, Сестра. — На меня внимательно посмотрели ореховые глаза. — Поэтому тут надо быть осторожными. Романа у тебя увели специально. Во-первых, сохранили в целости, а во-вторых…

   — Да, конечно, — не сдержалась я. — Разве не было другого выхода?

   Олег сжал мою руку, однако меня начало колотить. Потому что каждый раз, когда пытались сказать, что всё это было ради блага, вспоминались два года отчаянья и безысходности.

   — Перестань, — неожиданно холодно сказал Железный, и на меня словно вылили ушат воды. — Хочешь, чтобы твой брат стал кормом для Того, из кургана?

   — Но… — собственный голос стал хриплым и почти неслышным.

   — Вот тебе и но, — резко сказал он. — Лыбедь это сделала специально.

   Рассказ о договоре Липы и Лыбедь заставил позабыть обо всём на свете. Всё казалось нереальным, неправильным. Но чем больше я слушала, тем яснее осознавала: иного выхода не было.

   Уже когда мы собирались уходить, вдруг поняла, что нестерпимо хочу задать провидцу вопрос. Но никак не решусь. Олег вышел на лестничную клетку. Я замешкалась, надевая обувь.

   — Яна, — неожиданно позвал меня Железный.

   Я остановилась. Неужто всё понял и заметил? Замерла в дверях и медленно обернулась. Посмотрела на него, прямо в ореховые глаза с бронзовыми искорками.

   — Действия Азова далеки от идеала, — вдруг мягко произнёс он, — и поступает он не так, как надо бы, но поверь — он тебя не обидит.

   Сердце пропустило удар. Показалось, что я ослышалась, а тонкие губы Железного вот-вот разойдутся в ироничной улыбке. Но он был абсолютно серьёзен.

   Громко пробили часы в гостиной. Я вздохнула и исподлобья посмотрела на провидца.

   — И… — осторожно начала, — что мне с этим делать?

   — Любить, — последовал простой ответ.

ГЛАВА 2. СОЛНЦЕ НОЧЕЙ

Мы вышли от Железного молча. Последние слова спутали все мысли. Я не исключала возможности, что несносный провидец попросту ведёт себя, как заматерелый тролль и с любопытством смотрит, как я отреагирую.

   На город опустилась ночь. Звёзды ярко светили с небес. Олег достал сигареты и закурил. Обдал меня запахом табака и вишни. Я чуть нахмурилась. Раньше он такого не курил. Только рассказал, что табак и вишня были у Следящего. Неужто подхватил привычку? Ай-ай-ай.

   — Что думаешь? — наконец спросил он.

   Я смотрела под ноги, но ничего не разбирала. Не сговариваясь, мы решили обойти Суворова. Вряд ли Городовой сидит там, но лучше не нарываться.

   Что я могла думать? Всё в кучу свалили и вытолкали за дверь. Сама думай, Слышащая Землю, может, что и поймешь. А понимать, честно говоря, не хотелось. Просто наконец-то отыскать брата — и всё.

   — Железный знает больше, чем говорит, — заметил Олег, останавливаясь напротив Свято-Успенского собора.

   — Оу, — хмыкнула я и скептически добавила: — Ты тоже заметил?

   — Не будь язвой, — отмахнулся он.

   Я посмотрела на собор. Старый, мудрый, много знает. Двести восемнадцать лет, как-никак. Помоложе Херсона на каких-то пару десятков лет. Луна, висевшая в бархатной черноте, вон как уронила блики на золотые купола.

   — Легко сказать, — произнесла я.

   Ответа не последовало. Нахмурившись, я огляделась. Олега рядом не было. Озадачившись, я снова посмотрела по сторонам. Отойти так, чтобы тебя не заметили, тут просто некуда. Стояли возле дома, а через дорогу собор. Вот и всё.

   Однако шестое чувство не обманывало: на улице в данный момент я нахожусь одна. Напарник попросту испарился.

   Закралось очень нехорошее чувство, а сердце невольно застучало быстрее. Что происходит?

   Собор вдруг померк, будто кто-то вылил ведро тёмной краски. Уличные фонари почти погасли. Справа и слева донёсся подозрительный шорох. Словно кто-то шёл по асфальту и волочил ногу.

   Я похолодела. Это ещё что такое?

   Осторожно пустила импульс в землю — вмиг по телу разлилась волна жара. Но тут же схлынула, как будто я попала в морозильник.

   — Йа-а-ана, — ласково позвал шелестящий голос. — Йа-а-ана…

   Вспыхнула паника, на лбу выступила испарина. Существо из душ Зурет и ашаука не побоялось открытого пространства и пришло само. Снова.

   Отвечать — нельзя. Почему-то вспомнился один из кошмаров, где я куда-то бежала, но должна была сохранять молчание. Иначе быть беде.

   — Йа-а-ана…

   Оно появилось в нескольких шагах от меня. Ирреальное, колышущееся на ветру, словно кусок поглощающего свет полотна. И в то же время от него шли холод и ужас, сковывающий на месте и не дающий шевельнуться.

   — Ты оказалась умнее, чем мне виделась, Йа-а-ана, — выдохнуло оно мне прямо в ухо, хотя так и осталось зависшим в пространстве. — Лишь слегка прикоснулась к проклятому серебру. А я надеялся, так надеялся выпить твою душу. Не кровь хамелеона, но всё же…

   Я дёрнулась, но мышцы будто сковало льдом.

   — Не-е-ет, — пощекотало мне шею ледяное дыхание. — Теперь не уйдёш-ш-шь.

   Тьма плеснула, залила всё вокруг. Когтистые руки сжали моё горло. В ужасе захрипев, я на мгновение сбросила сковывающее проклятие и сломя голову побежала вверх по улице.

   За спиной раздался хохот. Довольной, злой, мерзкий.

   — Не уйдёш-ш-шь! — завыло оно и помчалось следом.

   Я неслась, не разбирая дороги. По ходу вытягивала энергопотоки, которые свивались вокруг моих лодыжек тонкими щупальцами. Хоть как-то суметь преодолеть расстояние, сделать его больше. А потом уже смогу развернуться и дать ответный удар. Но сейчас — бежать. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что надо помочь Грабару. Только потом. Если выберусь.

   Существо оказалось проворным. То и дело подбиралось настолько близко, что я чувствовала, как мышцы отказываются подчиняться. Оно больше не звало по имени — хрипело и выло так, что по коже бежали мурашки. Добежав до сквера, где любили по субботам собираться шахматисты, пересекла дорогу и помчалась к ночному клубу. Туда, где толпа народу, эта зараза не сунется. Я запросто смогу выкачать силы у него через десятки человеческих ног, стоящих на земле. Его сила — моё одиночество.

   Плечо болезненно обожгло. Я с трудом сдержала вскрик. Рванула быстрее — только не останавливаться. Спасение близко. Только вот дверь заела. Такого же быть не может! С губ сорвался рык, я в ужасе осознала, что дверь держит существо.

   Тонкая ткань туники прилипла к плечу. По обнажённой коже чуть выше вдруг прошёлся шершавый язык.

   — Какая ты вкус-с-сная, сестра хамелеона, — выдохнуло оно на ухо, сжав когтистой лапой мою шею. — Какой…

   Я потянула энергетические щупальца и хлестнула его куда придётся. Существо на миг выпустило меня. Задрожало, будто лист на ветру. Зашипело какое-то проклятие. Я снова ударила, колени нещадно обожгло — совсем не рассчитала. Вновь надо мной зависло смазанное пятно, колеблющееся и живое. Ему не хватало сил, чтобы накинуться на меня, но и уходить не хотелось.

   Неожиданно дверь распахнулась, прошла сквозь чёрное полотно, тут же осыпавшееся пеплом на землю.

   — Добрый вечер, Яна, — мягко произнёс знакомый голос, и я с удивлением поняла, что слышу Игоря Липу, Шепчущего с Ветром.

   Меня втянули внутрь, но вместо коридора, окутанного эхом громкой музыки и запахом сигарет, я вдруг оказалась на берегу моря. Так и замерла с широко раскрытыми глазами, пытаясь понять, что произошло.

   Ночной бриз ласково обдувал лицо и шевелил волосы. Волны мерно накатывали друг на дружку и касались ракушнякового берега. Игорь некоторое время молчал, а потом сел прямо на берег, подогнув длинные нескладные ноги. Я покосилась на него, однако не рискнула всё это повторить. Неосознанно провела по волосам, пытаясь их пригладить. Плечо тут же заныло. Поморщившись, попыталась разглядеть рану, и ничего толком не заметила. Несколько точек — значит, крови совсем немного. Только цапнул, а ощущение, что пора в больницу. Боль моя исключительно в голове.

   Тишина затягивалась. Вспомнила, что Липа — человек особенный, раз — и нет. Поэтому не стоит упускать возможность и хватать надо сразу. Только вот сосредоточиться было очень трудно.

   Не думая ни о чём, я присела на корточки.

   — Что происходит? — хрипло спросила, глядя прямо в спрятанные за стёклами очков глаза.

   Игорь задумчиво крутил в руках ключ. Простой, видимо, от дома. Ничего странного от предмета не исходило. Я выдохнула с облегчением и едва сдержала нервный смешок. Что-то у меня уже паранойя началась.

   — Если ты о том, как я оказался в ночном клубе, то скажу просто: ждал тебя.

   Ну, конечно. Святая простота.

   — Провидцы помогли? — мрачно уточнила я.

   Игорь кивнул:

   — Они. Точнее, он. Знаешь ли, Железный всегда такой загадочный. Так что…

   — Не лучше тебя, — отрезала я, чувствуя, как начинают ныть колени. — Объясни, с какой радости всё это затеяли?

   Игорь помолчал. Внимательно посмотрел на меня. Стало не по себе, в горле почему-то пересохло. Я как-то не подумала, что если он дружит с самой Сестрой, то и силами наделён немалыми. Вряд ли она не одарила своего друга и соратника.

   Игорь вдруг пожал плечами:

   — Хамелеонов до этого не было. Никто не знал, что сновий всё же исхитрится сделать нам гадость и пробудить душу Зурет. А ещё появится солнце ночей.

   — Солнце ночей? — насторожилась я. — Это ещё что такое?

   Липа продолжал сосредоточенно крутить в руках свой ключ. Не поднимая взора, глухо произнёс:

   — Я вышел на знакомых Читающих Сны. Сильных, талантливых. Ты уж прости, имён не назову. Не надо этого. Они сумели дотянуться до гнёзда сновиев, раздразнили его, напугали. Обещали показать солнце ночей — самое страшное для сновиев. Легенда у них такая, что когда взойдёт чёрное солнце, то сгорит Тропа Снов. Негде станет сновиям жить.

   Они заметались, стали искать укрытие. Только нашептал им ветер мои слова, что в Херсоне живёт сильный Читающий. Чем быстрее пробудить его дар, тем быстрее появится у них защита. Станет крепче Тропа Снов. Не будет по ней бродить не пойми кто и зачем.

   Я приподняла бровь:

   — Сновии так испугались?

   — У моих знакомых… особые методы, — уклончиво ответил Игорь. — Но пойми одно: сновии не слишком умны, а вот силы у них имеются.

   — То есть… — вместо голоса сорвался хрип, пришлось прокашляться. — Ты хочешь сказать, что способности Читающих Сны вызывают сновии?

   Нет, что-то тут не складывается. Или я вообще уже ничего не знаю? До этого при обучении всех кормили байками, что способности — дело спонтанное и естественное. Никто и никогда не определит, корда они появятся. А тут на тебе!

   — Нет, — качнул он головой. — Но бывают исключения. Твой Роман в любом случае стал бы бомбой замедленного действия. Точнее, уже и был ею. Мы лишь ускорили процесс.

   У меня вдруг отказал разум. Они ускорили. Твари. Как так можно было?

   — Яна, отпусти! — вскрикнул от неожиданности Липа, но мои пальцы впились с такой силой в его рубашку, что послышался треск рвущейся ткани.

   — Бомбой, говоришь? — прошипела я ему в лицо. — А какого же чёрта не попытались разминировать? Возомнили себя слишком грамотными? Поиграть захотели? — Я встряхнула его. — Ну, отвечай!

   Хоть было темно, но я заметила бледность Липы. Пусть он дружок Лыбедь, но разъяренная Слышащая Землю — это большая проблема. И пока он позовёт на помощь, может приключиться беда. Тем не менее он нашёл в себе силы сохранить невозмутимое выражение лица и произнёс ровным голосом:

   — Яна, отпусти меня.

   Умом я понимала, что надо выслушать, а не кидаться. Только вот сердце рвалось на части, а перед глазами плясали искры. Убить, отомстить, уничтожить.

   Медленно-медленно я разжала пальцы и сделала очень глубокий вдох.

   Море зашумело и заволновалось. Ветер налетел на водную гладь, закрутил белыми пенными гребешками. Легонько потрепал мои волосы в грубоватой ласке.

   — Говори, — медленно произнесла я.

   Липа тем временем смотрел на порванную одежду. Кажется, это его весьма расстроило. Вздохнул и покачал головой. Заправил за ухо русую прядь. Посмотрел укоризненно, да так, что я скрипнула зубами.

   — Ну?!

   — Торопишься ты, Яна, — заметил он. — Только могла бы порой и головой подумать. Городовой у тебя брата забрал не просто так. Потому что слишком сильно вы связаны. Безумно сильно, родственная связь могла привести к непоправимому. Знай ты, где находится Роман, его б уже не было в живых. Давно. Хотела бы стать убийцей самого близкого человека, а?

   Сказанное словно ударило обухом по голове. Внутри всё похолодело. Я замерла, не веря услышанному, и посмотрела на Игоря. Что? Кажется, ослышалась. Что за дурацкое предположение?

   В ответ только зашумели морские волны. Липа сидел напротив и сверлил меня взглядом. Однако сдаваться я не собиралась. Пока не услышу правды — не уйду. Говори, Шепчущий, только от тебя сейчас всё зависит.

   Умом я прекрасно понимала, что передо мной никто изливать душу не собирается. И первый раз, кинувшись на него, я поступила крайне необдуманно. Теперь Липа насторожен и готов к любому моему действию. Только попытаюсь снова схватить, как растает ветром — ищи потом. А учитывая, что он перенёс меня из города на морской берег, надо будет как-то самостоятельно добраться домой. Чёрт! Почему последнее время у меня постоянные прыжки с места на место, при этом не по своей воле?

   Липа вздохнул:

   — Ладно, скажу. Всё равно ж не отступишься. — И посмотрел чуть насмешливо. — Тронул мой ветер сновиев — закрутилось колесо событий. Не думал я, что напуганные солнцем ночей, потянутся они к древним силам. Да так, что разбудят мятежный дух Зурет, а она, в свою очередь, потянет Того, из кургана.

   — Мог бы и подумать, — буркнула я, чувствуя, что начинаю замерзать. Обхватила себя руками за плечи, шумно выдохнула. Ненавижу. Как я их всех ненавижу.

   — Угу, — неожиданно согласился он. — Но когда проснулись силы у твоего Ромки, Городовой понял, что Тот окажется в городе в ближайшие сроки и уничтожит не только твоего брата, но и всех, кто станет у него на пути. Сдвоенная сила твоего брата напитала бы его так, что потом бы мы не загнали его в курган.

   Я снова сжала кулаки. Посчитала до десяти, стараясь успокоиться, надышаться морским воздухом и усмирить бешено заколотившееся сердце. Но надо молчать. И так уже своей несдержанностью испортила всё, что могла.

   — Но разве… — всё же тихо произнесла, — он вышел из кургана?

   Игорь покачал головой.

   — Нет, и слава Трём и Сестре. Именно твоё незнание и стало преградой, о которую разбивались все попытки добраться до Романа.

   Я ничего поняла. Покосилась на Шепчущего.

   — Поясни толком.

   Липа чуть улыбнулся:

   — Неужто ты не знал? Твои боль и отчаянье в течение двух лет создали непробиваемый щит, скрыв брата от всех сущностей. Ты же в курсе, что через родственную связь можно дотянуться куда угодно. Знай ты, где находится Роман, Тот, из кургана добрался бы до него в мгновение ока. А так все силы уходили, чтобы пробиться сквозь выстроенный тобой барьер. Даже когда ты оказался здесь, в Стрелковом, где бродил ашаук, Тот всё равно не мог дотянуться до Романа.

   Я сглотнула. В голове почему-то стало пусто. Совершенно. Словно не было ничего вообще. Слова Шепчущего… Лучше бы ничего не говорил. Хотя как не говорить? Я схватилась за голову и прикрыла глаза. Втянула воздух с полухрипом-полустоном. Господи, да за что же?

   Сама не сообразила, что опустилась на берег. Прямо на напитавшийся влагой ракушняк. В груди всё онемело. Как будто сердце и не стучало вовсе. Никогда. Хотелось выть и хохотать одновременно.

   Только губы онемели. И глаза. Смотрела в одну точку и содрогалась от безумного хохота. Щит, всего лишь щит. Убью.

   Бездумно сгребла в горсть влажный песок с ракушняком, просыпала тонкой струйкой вниз. Судорожно выдохнула.

   — Я вас ненавижу, — глухо сказала, не в силах даже обернуться. — Два года жизни. И где гарантия, что это был единственный способ?

   — О, — неожиданно усмехнулся Липа. — Её нет.

   Я молнией обернулась и врезала по ухмыляющемуся лицу. Вложила всю силу и ярость, аж костяшки пальцев заныли. Он пошатнулся, сдавленно охнул. Но не упал. Смотрел на меня, поправляя слетевшие от удара очки. Хмуро, отчуждённо, словно не стоял тут.

   — Что ж… возможно, я заслужил, — равнодушно отметил он.

   Если бы он попытался защититься, то отлетел бы в сторону. Я была готова ударить снова. Но… Игорь не двигался. Смотрел молча, заставляя лишь почувствовать горечь и разочарование. Отомстить тем, кто заставил меня сходить с ума всё это время, я попросту не могла. Тягаться с Тремя и Сестрой? Глупо. Лучше сразу тогда спрыгнуть с крыши художественного музея. Красиво и надежно. Насмерть. А эти ещё и помучают.

   — Что теперь? — хрипло спросила, не надеясь уже ни на какой ответ.

   Впрочем, его и не последовало. Ветер засвистел в ушах, сыпанул в глаза песком. Я зажмурилась и отвернулась. Почувствовала солоноватый привкус во рту. Голова пошла кругом.

   — Напарник твой позаботился кое о чём. Не зря он понравился Следящему южного региона, — неожиданно прошептал на самое ухо Игорь. — Да и Азов обещания свои выполняет. Так что радуйся, Слышащая Землю, хорошие у тебя друзья, славные.

   Ветер стал обжигающе горячим, забил дыхание. Вдохнуть — не вышло. Только сильнее закружилась голова. Желудок неожиданно взбунтовался, подскочив к самому горлу. С трудом сдерживая подкатившую тошноту, я подняла голову и посмотрела на линию моря. Только ничего не разобрала — всё вокруг закружилось, звёзды слились в нестерпимо яркий бело-серебряный круговорот. Шумно выдохнув, я попыталась сосредоточиться, но сознание ускользало, будто песок сквозь пальцы. Как только закрою глаза, сразу потеряю сознание. А этого делать никак нельзя. Потому что…

   — Она с-с-сопротивляется, — донесся шёпот, от которого кровь в венах заледенела. — Ты не с-справляешься.

   Позабыв о плохом самочувствии, я вслушалась. Этот голос слышал тогда, когда Азов показывал мне страшный танец Зурет. Этот голос проникал в моё сознание и пытался подчинить разум.

   — С-скоро Сестра придёт…

   Разочарованно, зло и немного… испуганно.

   Тот, из кургана.

   Он страшился, что так и не сумел выбраться на волю и дотянуться до лакомства. Он пытался достать меня, но тоже не вышло.

   — Ты меня рас-с-страиваешь, Пряха, — выдохнул Тот.

   В ответ раздался странный звук. Ничего человеческого. Полувой-полуплач. Не разобрать ни звука. Только чувствовалось, что кто-то просит дать последний шанс. Мне захотелось зажать уши, лишь бы не слышать всего этого.

   Пряха… Неужто Зурет, слитая воедино с ашауком? Больше ж некому. Она не сумела выполнить приказ и забрать мои силу и кровь. Шепчущий с Ветром нарушил все планы.

   В этот момент я даже почувствовала к нему какую-то благодарность.

   — Я с-с-сказал, нет! — рявкнул Тот, и показалось, что мир содрогнулся.

   Вой стих, будто кто нажал кнопку. Повисла мёртвая тишина: ни ветра, ни шума волн. Ничего. Словно я оказалась между пространством и временем в небытие. По спине пробежали мурашки.

   Серебряный круговорот растаял, уступив место звёздному небу. Мерный шелест волн снова заполнил всё вокруг. Я посмотрела по сторонам: Липа исчез. Проклятый Шепчущий. Знает, как сбежать.

   Я прикоснулась к берегу, пуская вниз тонкие щупальца энергии. В ответ — пустота. Ни одного следа, будто ноги Игоря и не стояли здесь ещё несколько минут назад. Грамотный, зараза. Талантливый.

   Я вздохнула. Медленно поднялась на ноги. Полезла в карман за телефоном. Переночевать где-то — не выход. Знаю только, что есть домик Игоря где-то здесь, но где именно — понятия не имею. И искать среди ночи — занятие ещё то.

   Мельком глянула на море. Появилась предательская мысль позвать Азова. В конце концов, он обещал помощь. Да и уж коль метил в любовники, то должен помочь. Но…

   Я шумно выдохнула. Нет, потом. Не готова я ещё звать морского бога. И в то же время прекрасно понимала, что банально трушу это сделать. Когда Азов приходил сам, не оставалось выбора. И можно было спрятаться за прозрачной стенкой безобидной лжи, что он меня не спрашивал.

   Да, не спрашивал. Однако я и не хотела вопросов. Иначе б никогда не приблизилась и на шаг.

   Я набрала номер Олега.

   Прекрасно помнила, что он пропал при появлении существа. Но в то же время связь не обрывалась, поэтому была надежда, что если напарник и попал в неурядицу, то в мелкую.

   Длинные гудки выматывали, натягивали нервы струной. Возьми уже эту долбаную трубку, Грабар. Сделай это. Я скажу всего пару слов. И ты тоже. И можешь идти к своему Чеху или кому там ещё. Следящий южного региона много знает, сама бы вцепилась в него изо всех сил.

   Дозвониться не вышло. Так, надо срочно что-то решать.

   Я чуть не расхохоталась. Мысль была, конечно, логичной, но и отчаянно бредовой. Куда бежать среди ночи? Вызвать такси? Идея неплохая, но за три часа езды надо чем-то платить. А того, что имелось в кармане джинсов, явно будет недостаточно.

   От злости я пнула первый попавшийся камушек. Вот же ж… Что такое не везёт, и как с этим бороться?

   Снова посмотрела на море. Один чёрт знает, как надо вызывать богов. Может, телеграмму посылать?

   От нервов и внезапно нахлынувшего смущения я поняла, что в мыслях появился всякий бред. Такое было только в далёкой юности, когда в школе встречала белокурого красавца-отличника Андрея Плотникова. Немела-робела в его присутствии и забывала, что хотела сказать. При том, что девочкой была не глупой и числилась твёрдой ударницей. Так и сейчас…

   Страшная мысль обожгла кипятком. Так и замерла, пытаясь осознать. Все эти смущения, путающиеся мысли. Господи, я что, влюбилась? Смех сорвался с губ сам: громкий, звонкий, какой-то бесконечный. Совсем двинулась, Слышащая Землю. Приласкали тебя немного, так ты и позабыла обо всём на свете. В омут с головой, дурочка.

   Я посмотрела на слабо опалесцирующую воду. Нет, не в омут — в море. Вот же оно, рядом, родимое. Волнуется, шепчет, так и зовёт войти. Попробовать отбросить принципы и войти?

   Я судорожно вздохнула. Нет, сама не пойду. Как птицам не дано под водой жить, так Слышащей Землю через воды пройти. А идти против себя — это уже боль.

   И, сама не понимая почему, всё же сделала первый неуверенный шаг вперёд. Море одобрительно зашумело.

   «Ближе, ближе. Не бойся».

   Боюсь. Так, что на лбу выступает испарина, а пальцы превращаются в лёд. Замерла у самой кромки, отрывисто выдохнула.

   — Яна, — кто-то тихо позвал.

   Я резко подняла голову. Этот голос… родной, любимый, золотой. Он принадлежал только одному человеку на свете.

   В трёх метрах от меня по пояс в воде стоял человек и протягивал ко мне руки. Лица не рассмотреть, только по осанке и развороту плеч, по согнутым кистям и чуть склонённой голове я поняла, кто это.

   Сердце бешено застучало.

   — Ромка! — выдохнула и рванула через шепчущие волны к нему.

ГЛАВА 3. ОСКОЛКИ БОГОВ

Грабар не сразу понял, где оказался. Только-только стоял рядом с Яной, и на тебе! Осмотрелся — кругом темнота. Лишь кое-где переливались мягким светом крохотные точки. Ощущение, словно разложил карты снов и выпрыгнул в мир сновиев. Но карт не было давно — один пепел остался. Да и перехода самого тоже не почувствовалось.

   Слева что-то зашуршало. Грабар вслушался. Мысленно выругался, стараясь отогнать подступающую панику. Всё же Читающий Сны не имеет никаких способностей на борьбу с реальным врагом. Только во снах. Другое дело — Слышащие Землю или Шепчущие с Ветром. Да и Дышащие Морем тоже многое умеют. Здесь же…

   — Кто здесь? — крикнул Грабар.

   Со всех сторон донёсся тихий смех, походивший на шорох фольги. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы утихомирить эмоции. Яна, оставшаяся на земле, в привычном мире, ему не поможет. Хотя… кто его знает, может, Яне куда больше нужна сей час помощь?

   Олег попробовал потянуться к нитям, связывавшим его с напарницей. Тронул — зазвенели, всхлипнули. Что-то не так. Но держат крепко. Значит, есть надежда.

   Смех повторился. Зашуршало возле самого уха. И вдруг расчертило тьму серебряной молнией.

   — Прочитай меня, пройди по звёздам, пойми, — зашептали со всех сторон.

   Миг — и в нескольких сантиметрах от лица вспыхнуло сиреневое пламя, опалив нестерпимым жаром. Олег отпрянул назад, сердце замерло. Шумно выдохнул, зачаровано уставившись на длинные языки огня, тянувшегося к нему, но натыкавшегося на какую-то невидимую преграду.

   Присмотревшись, он понял, что может различить в пламени высокий курган, тонкую фигурку, распростёршуюся ниц возле него. А ещё увидел туманное колесо, медленно вращающееся над курганом.

   — Что, любопытно? — неожиданно спросили за спиной.

   Грабар резко обернулся. И замер каменным изваянием. Совсем рядом стоял Призрачный Цимбалист, облачённый в одеяние из тьмы и звёзд.

   — Ох, шановный пан Грабар, никак есть в вашем роду мольфары, — заметил он, хитро прищурив жёлтые продолговатые глаза. Склонился к Олегу, втянул шумно воздух, словно почуял след самой сладкой жертвы. — Так бы вас и…

   «Этого ещё не хватало», — подумал Грабар, спешно соображая, куда драпать, если вдруг Цимбалист всё же надумает откусить от него кусочек.

   Тот потянулся к Олегу, почти коснулся щеки длинным изогнутым когтем, но потом невинно сложил руки. Будто ничего и не хотел. Только из прищуренных глаз не исчезли ни интерес, ни голод.

   — Не стоит, — произнёс Олег, делая шаг назад. — Не люблю я этого, знаете ли.

   Призрачный Цимбалист усмехнулся. Странно повёл пальцами в воздухе, словно наигрывал какую-то мелодию.

   — Жаль, — промурлыкал он. — Я бы с радостью. Но на нет и суда нет. Лучше взгляните — ничего не узнаёте?

   На ладони Цимбалиста появилась колода карт. Фиолетово-чёрных, со звёздной пылью. Олег сглотнул, зачаровано глядя на родные карты. Аж сердце заныло, как захотелось прикоснуться. Хоть на секунду обмакнуть пальцы в сонную ночь, рассыпать вокруг осколки звёзд. Осколки — да. Есть легенда, что когда-то все на свете карты снов были единым целым — огромной звездой. Ещё в те времена, когда богов из ветра и воды, света и тьмы создавал тот, чье имя никогда не узнать. И едва закончил он своё дело, как юные боги принялись за создание людей.

   Но один из расы первозданных не творил человеческий род. Куда милее ему было носиться вихрем среди космических просторов. И с каждым днём становился он всё сильнее, вбирая энергию тьмы и бесконечности. И вот однажды он решил расколоть звезду создателя, чтобы показать, что главнее он и все должны ему подчиняться. Звезда разлетелась. Но что-то пошло не так — вместе с ней и боги разлетелись миллиардами осколков и упали на землю, попав в сердца людей. С тех пор каждый человек несёт в себе частичку божественного. А то, что было слишком мелким даже, чтобы быть осколком — так, пылинками, превратилось в карты снов, колокольцы ветра, камешки морей… и многое другое, что помогает чувствующим стихии.

   Грабар отчасти верил, отчасти — нет. Слишком непонятной была легенда, никем не подтверждённая. Потому и верить можно было только сердцем, но не разумом.

   — Узнаю, — прошептал наконец-то пересохшими губами. — Только к чему это?

   — Да вот, — задумчиво произнёс Призрачный Цимбалист и сжал ладонь — колода карт исчезла, словно и не было. — Подарите мне сокровища кургана, шановный, тогда и верну вам колоду.

   Сердце внутри замерло. Сокровища кургана? Ну и ну! Пожелал, так пожелал! Появилась робкая надежда, но тут исчезла, как роса на жарком солнце. Олег криво усмехнулся:

   — Насмехаетесь? Разве ж можно вернуть то, что и Следящий достать не может?

   Тонкие губы Цимбалиста вновь разошлись в улыбке. Он покачал головой:

   — Следящий не ходит по той стороне ночи, не знает слов заветных. — Жёлтые глаза под звёздными ресницами обожгли, заставили забиться сердце часто-часто. — Потому… подумайте.

   Грабар на миг обернулся, чтобы посмотреть на курган в сиреневом пламени, но ничего уже не было. А взгляд Цимбалиста жёг огнём, не давал спокойно выдохнуть. И карты. До безумия, просто до ненормальности хотелось вновь ощутить их в руках, огладить кончиками пальцев чуть шершавую поверхность, вдохнуть запах прессованной бумаги и кошмаров.

   Призрачный Цимбалист это заметил. Оказался вдруг близко-близко, положил руку на плечо. Зашептал на ухо звёздным шёпотом:

   — Не жить Тому, из кургана. Не дадут. Высшим он неугоден. А в кургане много вещиц — волшебных, зачарованных. А моя сокровищница мольфарская без них такая… пустая.

   Грабар невольно усмехнулся. Сокровищницы Цимбалиста он никогда не видел, но мог предположить, что всякого добра там навалом. Однако куда больше волновал другой вопрос: что делать? И как справиться с этим простому Читающему Сны?

   — Ты сможешь помочь Яне, — подначил Цимбалист. — Ну же…

   «Провоцирует, чёрт», — мысленно усмехнулся Грабар.

   Но в то же время он прекрасно понимал, что хуже уже не будет. А Яна… ведь ей действительно может требоваться помощь.

   — Что мне делать? — тихо спросил он.

   Призрачный Цимбалист рассмеялся звенящим смехом, словно ветер тронул струны цимбал.

   — Хитрый. Где согласие?

   Олег прищурился:

   — Что я должен делать?

   Цимбалист ощерил в зверской улыбке острые зубы. Олег сжал кулаки, с трудом удержал невозмутимое выражение лица. Тут у каждого своё на уме, поэтому нельзя поддаваться. Закрутят, околдуют, задурят голову — потом не выберешься.

   — Хорошо… — прошелестел шёпот, и Цимбалист вдруг рассыпался серебристой пылью у ног Грабара. — С-смотри-и-и. Читай сны, ты уже умеешь.

   Вмиг перед глазами всё закружилось, спуталось. На голову будто обрушилось что-то тупое, тяжёлое, стало нехорошо. Олег пошатнулся, ощутил мерзкую слабость. И тут же внутри разлился дикий страх.

   Над головой — тьма. Земля давит, прячет под собой не одну сотню лет. И рвётся душа в немом безысходном усилии прорваться наверх, а не выходит. Не пускает зачарованная, влажная, чёрная… Погребает под собой.

   И хочется выть безумно, царапать когтями землю, хоть на секунду ощутить свежий ветер, да только… ничего. Не простил создатель разрушенной звезды. Сжег, искалечил, заключил в древний курган… И нет отсюда выхода, и вход замурован навечно. Только остается, что видеть сны и в каждом собирать по осколку уничтоженных собственными руками богов.

   Грабар вздохнул. Понял, что оказался во сне. И страшно было предположить, в чьём. Но холодящий сердце шепоток прокатился во тьме, зазвенел струной:

   — Тот…

   Тот, из кургана. Замкнутый в своей темнице, желающий хоть как-то вырваться на волю.

   К горлу подкатила тошнота. Новая волна сновидения окутала с ног до головы.

   И плещет перед глазами море. Радостное, шальное, залитое солнцем. Вот они, осколки на открытых ладонях. Всего лишь часть — пропащие души, погубленные жизни. В ладонях не удержать, но это далеко не все.

   — Нет бога у моря. Не-е-ет… Или есть?

   Грабар провёл ладонями по лицу. У Того сны тяжёлые — уловить их сложно, не то что человеческие. Вязкие, долгие, охватывающие безумием и тоской. И дышать даже тяжело, кажется, что проваливаешься в чёрный раскручивающийся омут, из которого не выбраться.

   — Смотри дальше, — шепнул Цимбалист. — Или до конца.

   Грабар понял, что отступать поздно. Прикрыл глаза, задержал дыхание… и рухнул с головой, растворился в чужом сне.

   Костры меотов горят жарко, ярко. Сыплют искры вокруг, падают в землю. Смех черноволосых женщин разлетается под южной ночью и замирает над гладью моря. Меотские воины чистят оружие, обсуждают коней. Лишь иногда поглядывают на смеющихся красавиц. И взгляды тёмных глаз ещё жарче костров.

   Золотым огнём вспыхивает камень. Расходится земля. В чёрных глазах пряхи отражается блеск заколдованных щитов и кинжалов, ритонов и кубков. Багрянцем разливается свет пылающих рубинов и гранатов на заколдованных кольцах и ожерельях. Сверкают начищенные шлемы, прячутся арфы и свирели с зачарованными голосами.

   И вдруг Грабар понял. Не один век взывавшие к Тому носили сюда заколдованные предметы. Дарили Тому, насыщали его курган силой. Чтобы тюрьма стала оружием. Только всё было мало, всё не шло… Словно что-то тянуло силу заколдованных подарков. Что-то…

   — Дотянешься, Читающий Сны, — получишь свою колоду, — шелестяще рассмеялся Призрачный Цимбалист и вдруг с силой толкнул Грабара в спину.

   Олег от неожиданности взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, однако рухнул на колени. Поморщился от саднящей боли.

   И вдруг сообразил, что находится на берегу моря.

***

Море зашумело, окутало колышущейся бездной. Вмиг стало холодно, захотелось остановиться и больше не двигаться. Но разве это было сейчас важно? Не знаю, за сколько я преодолела разделявшее нас расстояние и схватила брата в охапку. Прижала к себе. И вдруг с недоумением осознала, что сама утонула в этих объятиях неправильно сильных рук. По телу разлилось приятное тепло.

   «Азов», — промелькнула усталая мысль.

   — Сволочь, — прошептала я непослушными губами.

   — Давай о любви потом? — Он перехватил меня крепче и вдруг, чуть приподнявшись, помчался прямо по волнам.

   Я оторопела, позабыв, где нахожусь. Ощущение было настолько нереальным и странным, что потеряла дар речи. Даже не сразу поняла, что ходить по воде — теперь не голословное утверждение.

   Азов выскочил на берег и поставил меня на ноги.

   — Ты можешь помочь своему брату. Быстро.

   Ухватил меня за руку и потянул за собой. Бежал так быстро, что я еле успевала переставлять ноги. То и дело запиналась о ветки и камешки, но Азов всегда удерживал, не давая упасть.

   — Где… Рома? — с хрипом выдохнула я.

   — У кургана, — бросил Азов.

   — Зачем ты… — шумный выдох, — принял его облик?

   Азов не смутился. И даже не обернулся ко мне. Лишь на ходу бросил:

   — Я не принимал. Просто зов твоего брата оказался слишком сильным.

   От услышанного я всё же спотыкнулась и рухнула на колени. Слышала не раз, что когда близкий человек в беде, то может как-то передать свой образ на какой-то предмет. Однако… Азов — не предмет, А вполне живое создание, резко подхватившее меня под руки и поднявшее на ноги.

   Через несколько секунд мы оказались у подножия высокого кургана. Точнее, некогда бывшего высоким, а сейчас утерявшим часть былого величия. И хоть свет исходил только от луны и звёзд, мне стало не по себе. Казалось, курган вот-вот оживёт. Ещё миг — и спрятанная в нём чудовищная сила вырвется наружу. Трудно описать словами напряжение, которым напитался воздух. Кончики пальцев закололо, и я покосилась на Азова. Под ногами стало горячо. Земля сопротивлялась, не желала подчиняться.

   — Тот погружён в сон, — шепнул Азов. — Смотри.

   И на мгновение будто став выше и увидев всю картину сверху, я замерла. Возле кургана стояли Рома и Олег. Оба — с закрытыми глазами и сжатыми руками. Неподвижно, страшно. Их руки иногда подрагивали, словно старались что-то удержать.

   — Они плетут сеть сновидений, — прошептал Азов, и я даже не сразу сообразила, где он находится. — Навевают на Того свои чары, убеждают уснуть крепче. Теперь твоя очередь.

   Навевают сон? Гипнотизировать не сложно, если знать как. Особенно Читающим. В мозгу не укладывалось, что я вижу перед собой брата, живого и невредимого. Что-то упорно застилало разум, не давая нормально соображать.

   — Что я должна делать? — хрипло спросила, снова ощутив под ногами твёрдую землю.

   — Разрушь курган, — выдохнуло море, и по коже пробежали мурашки.

   Конечно. Курган. Что же ещё?

   Надо было задать тысячу вопросов, однако я прекрасно понимала, что сейчас не до этого. Вообще не до чего, кроме Того. Потом разберёмся.

   Где-то на краю сознания промелькнула мысль, что так нельзя, но тут же исчезла. Меня нереально взбудоражило, что прямо сейчас можно навредить врагу. Ведь все беды пошли от этого существа. Про Липу думать не хотелось. Пусть он сдвинувшийся ненормальный Шепчущий с Ветром, но он не того масштаба, чтобы…

   Я судорожно выдохнула и чуть не рассмеялась. Слышал бы меня кто. Кажется, просто схожу с ума.

   — Ну же, — прошелестел рядом шёпот Азова. — Давай. Теперь ты можешь.

   Тело наполнилось силой. Живой, настоящей. Вмиг стало легко-легко. Показалось, что я спокойно могу взмыть в небо. Силы становилось всё больше. Ещё чуть-чуть — и перейдёт через край.

   Широко расставив ноги, я заняла устойчивое положение. С моря подул сильный ветер. Солёный, будоражащий. Будто сам Азов посылал его, давая понять, что не оставит одну.

   Я почувствовала, что вся горю. Улыбнулась. Направила тонкие импульсы под землю. Миг — они распробовали толщину почвы и помчались к кургану. Замерли, словно озадаченные. Мол, уверена ли ты, хозяйка?

   Я легонько притопнула ногой — земля дрогнула. Зашумело торжествующе море, зашипел ветер, рванул мои волосы и тунику. Но не шелохнулась, не испугалась. Сейчас в такие игры не играю. Здесь и сейчас — моё место. А ведь известно — сдвинуть Слышащую Землю с места не может никто, если она сама того не пожелает.

   Существо в кургане спало тревожным сном. Ворочалось в липких костлявых пальцах кошмара, сдерживало рвущиеся наружу стоны.

   Горящая паутина снов опутывала его полностью. Пусть не было у Того тела — ни ног, ни рук, ни головы, — только Читающим Сны всё равно. Серебристые нити — то Грабар напускает ледяной ужас, стынь одиночества, страх перед пробуждением. А зелёно-чёрные, отливающие изумрудом, — Ромка. Только не признать и не ощутить. Пропитаны они чужой мощью, пронизаны сотнями искр, от которых глазам делается больно.

   И Тот, из кургана дышал тяжело и часто. Крутился в полуночном кошмаре, выскользнуть наверх не мог. Перед моими глазами расцветали сумасшедшими красками причудливые картины: беспроглядная тьма, серебро звёзд. Сияние всех цветов радуги и тут же — сочная зелень холмов, синева раскинувшегося моря. Солнце — жёлтое-жёлтое, слепящее глаза.

   А потом появились люди. Пёстрые шатры, громко ржущие кони, загорелые воины. Женщины с длинными косами. Сверкающие щиты, острые копья. Кругом слышались смех и грубый воинский говор. Но в то же время есть что-то неуловимо прекрасное и понятное во всём происходящем. Картинка исчезла, на смену ей явилась сгорбленная фигура жреца в черном одеянии. В его руках находились фигурки грифонов, украшенные драгоценными камнями. На мгновение мне показалось, что признаю их. Именно они были при первом появлении существа, несшего в себе души Зурет и её ашаука. Раздался стук, и жрец скрылся за огромным прядильным колесом, медленно вращавшимся по часовой стрелке…

   Я вздрогнула и очнулась.

   Импульсы проникли под землю, поползли к Тому. Не рискнула я соваться в плетение Читающих. Туда ни своих, ни чужих не пускают. Потому уж лучше своими методами.

   Земля вновь содрогнулась, раскалилась докрасна под ступнями. Я почувствовала жар, но не шелохнулась. Сила — в одном положении. Двинусь — импульсы разорвутся. Сила земли текла в моё тело лавой: густо, неторопливо, безжалостно. На лбу выступила испарина, волосы прилипли к вискам. Вмиг захотелось содрать с себя одежду. Слишком жарко, слишком безумно. Что там одежду — лучше кожу.

   По кургану вдруг прошла странная рябь. Медленно-медленно начала осыпаться земля.

   Ярко-красной сетью импульсы оплели курган, сжимая и сдавливая. Донёсся ужасающий стон. У меня едва не заложило уши. Я зажмурилась и приказала себе не двигаться, хотя ноги уже подгибались. Нельзя, надо стоять. Иначе никак.

   — Яна, держись… — из ниоткуда донёсся еле различимый шёпот. И не понять было, кому он принадлежит: Ромке или Азову.

   — Держусь, — шевельнула я одними губами, упрямо глядя сквозь мельтешащие перед глазами чёрные точки на курган.

   Одежда уже намокла и прилипла к телу. Пот стекал по лицу. Ещё чуть-чуть — и вспыхнет всё алым пламенем. Только курган держится, не сдаётся. Я смутно понимала, что таяли силы Читающих. Хоть что один, что другой не выпускали тварь, всё глубже и глубже сталкивали его в путы кошмара.

   Налетел ветер, остудил моё пылающее лицо. Заволновалось море:

   — Держись. Только держись.

   Ставшие деревянными губы сами улыбнулись. Ничего не обещаю. Постараюсь.

   Только сжала кулаки и плеснула весь жар, всю силу землю единым потоком. Пусть знает, как выходить, когда не просят! Импульсы вспыхнули живыми рубинами, а потом спустя доли секунд, погасли, стали горелыми головешками.

   Курган налился маслянистой чернотой. Где-то загрохотало, будто рядом были горы, и с них неслась лавина. Чернота вздулась, стала шириться во все стороны. До меня донёсся крик Олега. Я дёрнулась, но тут же обожгла волна раскалённого воздуха.

   Дикий крик, сразу и животный, и человеческий, пронзил воздух, заставил съёжиться от ужаса. Земля задрожала вновь, грохот повторился. Курган затрепетал, словно живой. Потянулся ко мне смоляным червём, изгибаясь на ходу. И там, где он проползал, затухали красные метки земли.

   — Не уйду-у-у один… — прошелестело в голове. — Заберу-у-у-у с собой.

   Внутри всё онемело, захлестнула паника. Я мгновенно собралась и снова пропустила через себя всю мощь, на которую была способна. Вокруг озарилось всё красным. Смоляной червь взорвался изнутри, разлетелся на множество влажных ошмётков.

   Леденящий душу вой оглушил. Я зажмурилась и зажала уши. Не помогло. Лицо и шею опалило, воздух застрял в лёгких. Вой смешался с шумом морских волн. На миг показалось, что неудержимая стихия хлынула на берег. Внутри заплескал страх. Надо бежать! Срочно! Иначе утону — точно не вернуться тогда.

   Ноги подкосились, и я не удержалась и упала. К горлу подкатила тошнота, руки мерзко затряслись. Силы вмиг покинули, ушли, как воды в песок. Сердце гулко стучало, уши заложило. Земля ещё была горячей. Земля знает, что делать. Под ней хранится всё то, что не должно видеть солнце.

   — Яна! Яна! — послышался взволнованный крик. Потом — болезненный стон.

   Я шумно вдохнула, сглотнула. Надо найти силы и приподняться. Попытаться хоть как-то спасти ситуацию. Точнее, того, кто, совсем не подумав, ломанулся ко мне, не дождавшись нужного времени. Сказать, что ко мне пока нельзя. Вон, земля вся оплавилась. Кто ногой ступит, потом лечиться будет очень долго. Сила Слышащих Землю редко показывается, но с ней лучше не шутить.

   Но звавший, видимо, на это плевал. Возле меня опустился, перевернул на спину. Но у меня не было сил даже раскрыть глаза. Спасительная темнота звала куда более нежно и сладко.

   — Яна, — прошептал он дрожащим голосом. — Яна… Как ты?

   Прохладные пальцы коснулись моего лица, невесомо огладили обожжённую щеку. С такой трепетно-затаённой нежностью, что сердце сжалось и застучало быстро-быстро.

   — Ромка… — прошептала я потрескавшимися губами.

   Только вышло хриплое сипение. Попыталась прокашляться, чтобы позвать его снова, но перед глазами потемнело, и сознание ускользнуло прочь.

ГЛАВА4. ПРИЕЗЖАЙ. ВОЛНУЮСЬ. МОРЕ

В воздухе стоял запах хвои. Свежий, чуть горьковатый, безумно приятный. Мысленно я удивилась: откуда бы? Вроде соснового бора или ельника рядом нигде нет.

   Приоткрыла глаза, свет тут же ударил по ним так, что пришлось зажмуриться. Рядом послышался тихий смех, и меня мягко взяли за руку.

   — Яна, ты очнулась.

   Ещё как очнулась! От этого голоса я подпрыгнула и автоматически сгребла в объятия сидевшего рядом. Снова тихий смешок, потом меня обхватили крепко-крепко и прижались всем телом. Я уткнулась в тёмную макушку, не в силах поверить, что он наконец-то со мной. И хвоей пахло от него.

   Некоторое время мы молчали. Хотелось спросить так много всего, но слова застревали в глотке. Какая разница? Он здесь. Мой брат здесь.

   Ромка осторожно отодвинулся и заглянул мне в глаза. Внимательно, мягко, немного обеспокоенно.

   — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он.

   Я мысленно прикинула что да как. Вроде бы ничего не болит. Немного ноют мышцы спины и рук, но терпимо. И слабость. Но опять же не то состояние, чтобы расстраиваться. День-два и приду в норму.

   — Живая, — хмыкнула я и снова прижала его к себе. Выпускать не хотелось ни на секундочку. — Расскажи, где ты был.

   Ромка вздохнул. Получилось как-то тяжело и грустно. У меня внутри появилось нехорошее предчувствие. Он скажет что-то такое, что мне не понравится?

   — Здесь, Яна, — произнёс он. — И только первые две недели — в Одессе.

   У меня отвисла челюсть:

   — Как здесь? Я же…

   Рома погладил меня по руке.

   — Я знаю. И безумно благодарен тебе. И хотел дать весточку. Всё время… Но мне не давали и шанса. — Он осторожно высвободился. Не отодвинулся, но и не стремился вернуться в прежнее положение: — Городовой умеет хорошо прятать.

   — Городовой?

   Мне показалось, что я ослышалась. Как Городовой?

   Ромка сжал мою руку. От прикосновения полилось родное тепло, я сделала глубокий вдох:

   — Расскажи.

   Он чуть пожал плечами:

   — Поначалу я жутко испугался. Засыпал в больнице, а очнулся бог знает где в компании странного мужика. Чувствовал себя мерзко, почти всё время спал. Но в то же время чувствовал, что силы медленно восстанавливаются, словно кто-то их мне вливает. Уже через пару дней я пришёл в себя настолько, что был готов воспринимать информацию. Тогда-то и узнал, что Городовой перенёс меня на обратную сторону города.

   — Это ещё что такое? — буркнула я.

   — Это то же самое, что и здесь. — Ромка обвёл ладонью мою квартиру. — Только там живут другие сущности. Людям попасть — никак. Там действуют законы города — живого существа. И сам Городовой совсем другой. — При последних словах в его глазах появилось какое-то странное выражение.

   — А как же он протащил тебя? — Я осторожно подцепила его лицо за подбородок и заглянула в глаза. — И зачем?

   — Те, у кого способности, не совсем люди, — спокойно ответил он, смело выдержав мой взгляд. — А уж хамелеоны, как я, тем более. А зачем… — Ромка вздохнул. — Если б Тот сумел выпить меня, то сила бы его увеличилась в несколько раз. А так ему перекрыли все ходы. Даже эмоциональную связь с тобой чуть не разорвали. — Он сжал мою руку.

   Сказать было нечего. Разве что снова появилось желание оторвать голову Городовому. Но уже такое… тихое, скорее тень желания, нежели оно само как таковое. Почему-то возникло мерзкое чувство, что меня обманывал не только Городовой, но и собственный брат. И в то же время умом я прекрасно осознавала, что это полный бред. У них были причины. Да, они мне не нравятся, но всё отрицать и упёрто стоять на своём — тоже глупость. И Ромка сбежал не по собственной воле. Я помню его приступы.

   — Ты… — неожиданно хрипло шепнул Ромка и тут же смолк.

   Я посмотрела на брата. В его глазах застыл страх. Ожидание, что я вот-вот скажу, что не хочу его видеть. Он замер крохотным зверьком в напряжении, ожидая приговора. Длинные пальцы побелели, вцепившись в покрывало.

   — Дурак, — буркнула я и снова сгребла его в охапку.

   Ромка на мгновение замер, словно не веря происходящему, а потом облегчённо выдохнул и прижался.

   — Думаю, можно нарушить вашу семейную идиллию? — раздался бодрый голос Олега, в тот же миг появившегося на пороге с кухонным полотенцем в руках. Выглядел он немного бледно, однако в целом вполне нормально.

   Я подозрительно покосилась на брата:

   — Слушай, кто у меня дома ещё?

   Ромка хихикнул:

   — Никого, успокойся. Но у Грабара, — он обвиняющее ткнул в сторону напарника, — ключи от квартиры. Поэтому сложно было его не впустить.

   Олег поднял указательный палец вверх:

   — Не сложно, а невозможно. Потому что я могуч и прекрасен.

   — А ещё вреден сверх меры, — вздохнул Ромка.

   — Кстати, — встрепенулся Грабар, — скажи, а как ты оказался возле кургана?

   Хороший вопрос. Что-то я туго соображаю, а Олег молодец, мыслит правильно.

   — Городовой привёл.

   — За ручку? — поехидничал тот.

   — Дурак, — фыркнул брат.

   Я вдруг поняла, насколько соскучилась по их перепалкам. Легонько пощекотала брата, который тут же ойкнул и посмотрел на меня огромными глазами. А потом хмыкнул:

   — Приходишь в себя.

   — Он далеко и не уходил, — фыркнул Олег и сел на край кровати. — Слушайте, вы вообще помните, как тут оказались?

   Ромка отрицательно мотнул головой. Так, что чёрные локоны разметались по плечам. Рука сама потянулась, чтобы пригладить их. Он чуть улыбнулся.

   — Тоже не помню, — вздохнула я. — Впрочем, думаю, без рук Азова там не обошлось.

   — Азов твой — гад, — вдруг огорошил Олег. — Мало того, что вёл себя по-хамски, так ещё и ничего не объяснил.

   — Он не хочет осколков моря и богов, — усмехнулся Рома, и мы поражённо уставились на него.

   Брат немного смутился, не поняв нашего пристального внимания:

   — Что?

   — К-какие ещё осколки? — хрипло прошептала я. То есть я слышала про них, но не в такой форме.

   — Ну… — Он запнулся. — Когда первозданных богов раскололи, большинство из них упало в море. И Тот, из кургана, не в силах остановиться, решил превратить море в стекло, чтобы расколоть вновь и уничтожить даже воспоминание о них, но Азов был не согласен.

   — Занятное толкование, — пробормотал Олег.

   Я нахмурилась. Что-то явно не шло, не стыковалось. Азов — не из числа первозданных? Не бог? Но тогда кто? Чёрт разберет эту иерархическую лестницу высших существ. Я шумно вздохнула:

   — Что ж, тогда понятно его желание всеми способами избавиться от этой дряни.

   Олег почесал затылок:

   — Слушай, а ведь всё происходило как в бреду.

   — Ещё каком, — мрачно отозвалась я. — И морду я Городовому всё равно набью.

   Ромка хихикнул, видимо, представив это, и дёрнул меня за рукав.

   — Что? — возмутилась я.

   — Как ты себе это вообще представляешь?

   Я пожала плечами и взъерошила ему волосы. Ромка только вздохнул. Из нас двоих он всегда был самым рассудительным. И есть.

   — Знаешь, — вдруг тихо произнёс он, — а ведь не зря Лыбедь даже в легендах представляется отрицательным персонажем. Не во всех, конечно, но…

   Я вздохнула и откинулась на спину. Ну да. Есть логика. С другой стороны…

   — Думаешь, слишком положительными были Кий, Щек и Хорив?

   При упоминании второго имени взгляд Олега стал каким-то странно задумчивым:

   — Щек — проходимец ещё тот. Чехлянц Эммануил Борисович.

   То, каким тоном он это сказал, заставило вздрогнуть. А ведь могла бы и догадаться. Олег как-то проронил, что Следящий южного региона велел называть себя «Чех». А Чех — одно из имён Щека, пусть и не слишком распространённое. У меня по позвоночнику пробежал мороз. М-да уж. Братья и сестра ругаться друг с дружкой не будут. Играют с нами, как с оловянными солдатиками. Только и всего.

   Меня вдруг озарило:

   — Слушай, помнишь, когда я был в Стрелковом, ты позвонил и сказал, что нужно срочно возвращаться в Херсон?

   Олег кивнул:

   — Помню.

   — Но тогда так и не получилось. Это был приказ Чеха?

   — Ну а кого ж ещё? — поморщился он. — Кстати, я потом по шее получил, что ты так и не явилась. А когда разобрались, в чём дело, то по шее уже получал Азов.

   Что ж, мелочь, а приятно. Азов… Где он сейчас? Что вообще это всё значило?

   Я принялась сползать с кровати.

   — Куда это? — приподнял бровь Олег.

   — В ванную, — буркнула я. — Раз уж мир спасли нашими силами, но при этом ничего не удосужились объяснить, то выждем время и спросим ещё разок. А пока можно и привести себя в порядок.

   — Почему же не объяснили? — неожиданно подал голос Ромка.

   Мы снова уставились на него. Он не смутился. Тоже сполз с кровати, последовав моему примеру. Кстати, двигаться он стал как-то более плавно и грациозно, исчезла вся угловатость.

   — Поясни, — нахмурилась я.

   Он пожал плечами:

   — Всё просто же. Троим и Сестре был не угоден Тот. Его убрали. Троим и Сестре интересно было получить хамелеона — они его получили. Всё очень просто… просто, — Ромка шумно вздохнул, — наших интересов никто не учитывал. — Совсем. Хотя и не оставили в беде.

   Его объяснение мне не понравилось. Хотя оно и было чертовски логичным. Кто мы такие, чтобы высшие нам отчитывались? Вон сколько стоят города, растут и рушатся, а Трое и Сестра — на месте. И Азовское море тоже будет шуметь под солнцем и играть волнами, перекликаться с чайками.

   — А дальше-то что будет? — тихо спросил Олег. — Ну, появился хамелеон. Но это же только… начало.

   Я сглотнула, перевела взгляд на Ромку. Тот в один миг словно стал меньше и беззащитнее. В почерневших глазах на секунду промелькнул страх. Сердце сжалось. Нет, не получите. Не отдам больше!

   Однако он тут же мотнул головой и выпрямился:

   — Что будет, то и будет. Прятаться я не собираюсь. А Городовой научил меня управляться собственными силами. Переживём.

   Уверенность, прозвучавшая в его голосе, наполнила сердце странной надеждой. Всё может быть именно так, как мы того захотим.

   — Хватит стоять, — неожиданно заявил Олег. — Я там обед сварганил, а они тут стоят. Шагом марш!

   Спорить с Грабаром, когда тот сделал еду, лучше не надо. Поэтому, не теряя времени, я быстро направилась в ванную. Действительно. Мир спасать уже не надо. А о себе мы сможем позаботиться сами.

   Холодный душ сделал из меня человека. Выбравшись, я вдруг услышала, как пропиликал мой мобильник. Кому это в голову пришло слать смс-ки? Все родные и близкие теперь здесь, рядом.

   Телефон лежал в спальне на тумбочке. Подойдя к ней, я взяла аппарат и нажала кнопку разблокировки. Конвертик сообщения замигал и тут же исчез. По экрану вдруг пошла рябь, в нос ударил запах соли и песка. В ушах зашумело, крики чаек разнеслись по округе.

   Я вздрогнула. На экране плескались волны, вырисовывая знакомые черты. Щеку на миг опалило, словно её коснулись чьи-то губы. Шею обожгло дыханием. Сильные пальцы на долю секунды сжали плечи.

   — Яна… — донеслось из ниоткуда, и жар прилил к щекам.

   Волны дрогнули, и вдруг слились в слова. Простые, понятные… долгожданные. Голова почему-то закружилась, а дышать стало трудно.

   «Приезжай. Волнуюсь. Море».

   — Яна! — донёсся с кухни голос Олега. — Ну, где же ты?

   — Иду, — прошептала я непослушными губами. «Приеду», — прошептало сердце.

***

   Рудольф Валерьевич Железный сидел на лавочке и смотрел на заходящее солнце, разливавшее на днепровских водах червонное золото. Прохладный ветерок заставлял немного ёжиться и поправлять клетчатый пиджак. Скоро осень. Даром что юг. Ветра не скрыть, дыхания золотой поры не отменить.

   Пифия, заливаясь радостным визгом, пронеслась мимо. Гонять голубей — очень важное занятие. Особенно для собаки провидца.

   Железный поднял голову и посмотрел на гранитный парусник. Памятник первым кораблям Черноморского флота. Мало кто знает, что ночью, когда то угодно Городовому, каменная каравелла сходит с постамента и плывет по волнам. Порой по днепровским, порой — по волнам воспоминаний. Уж как пожелает Данила Александрович, как угодно будет господину Городовому.

   — Рад вас видеть, — вдруг произнесли рядом, и Железный с удивлением повернул голову и встретился с задорными зелёными глазами.

   Кавун смаковал скибочку спелого, изумительно ароматного арбуза. Тоже смотрел на залитый золотом и багрянцем Днепр, хитро улыбался.

   — Аналогично, Сергей Панкратьевич, — улыбнулся Железный. Только губами, глаза остались непроницаемы. Внутри плеснуло беспокойство: что задумал хитрый дух? Ведь не зря же нарисовался.

   — Что слышно? — как ни в чём не бывало спросил тот. — Видели ли что-то занятное?

   — Уж скорее занятное уже произошло, — вздохнул Железный. — Поиграли на море, почудили.

   Кавун кивнул. Выбросил скибочку, достал из кармана платок и сосредоточенно вытер пальцы.

   — Да уж как видите, — неожиданно ровно произнёс он, и в зелёных глазах появилась странная жёсткость. — Но иначе нельзя. Намаемся мы с хамелеонами, дражайший Рудольф Валерьевич, намаемся.

   — А с кем только не маемся? — усмехнулся провидец.

   Кавун не стал возражать. Да и что возражать? Роман Колесник — только начало. Пускай Азов и Чех соединили свои силы, грамотно подобрали орудия… то есть Грабара, Яну и Романа, без человеческого элемента же никак… Только всё гладко не прошло. Там, где исчезает одно, мгновенно появляется другое. Не бывает в мире пустоты. И на месте Того, из кургана уже появилось что-то новое. Обязательно. Просто пока не понять, что именно.

   — Азов — хитрец. Хорошо ему. Хозяин воды, — задумчиво сказал Кавун. — Повезло ему, что не был среди первозданных богов, Тот и дотянуться не смог.

   Железный нахмурился:

   — Кстати, как? С его-то мощью?

   Кавун ухмыльнулся:

   — А вот так. Море, как и прочий рельеф, уже создавали первозданные. А до созданий первозданных Тот не дотянулся бы. А происхождение Азова точно неизвестно, а сам — молчит.

   Железный хмыкнул, дивясь прозорливости хозяина вод. Молодец. Меньше знают — меньше смогут навредить.

   — А курган-то обчистили, — неожиданно сказал Кавун. — И грифоньи шахматы увели, и ожерелья, и шлемы… Всё. Словно, ничего и не было.

   — Ну что и удивляться… — рассеяно ответил Железный и посмотрел вправо.

   По набережной шёл молодой человек. Стройный, невысокий, изумительно пропорциональный. В тёмном костюме и элегантной шляпе. Русые кудри рассыпались по плечами. Трость с набалдашником-черепом задорно постукивала по асфальту. Носки идеально чистых туфель сияли в свете ночных фонарей.

   Железный и не заметил, как потемнело. Или тут кто-то вмешался?

   Они переглянулись с Кавуном, синхронно усмехнулись. Надо же, явился. Ну кто бы мог подумать!

   Молодой человек подошёл к ним. Остановился в паре шагом, посмотрел поверх круглых стильных очков жёлтыми глазами.

   — Доброй ночи, шановные, — поздоровался певучим голосом с лёгкой хрипотцой. — Не возражаете?

   Ответить не успели, как он уже оказался между ними, усевшись с независимым видом. Сделал глубокий вдох и, закинув голову, посмотрел на тёмное небо.

   — Уж вы не серчайте, — вкрадчиво произнёс он, — да только мочи нет терпеть. Вот я и… — махнул рукой, — ускорил.

   Кавун хмыкнул, мол, знаем тебя.

   — Что же вас с Чумацкого Шляха-то прямо к нам занесло? — вежливо, насколько мог, поинтересовался Железный.

   В жёлтых глазах на мгновение отразилась луна — холодная, чужая, далёкая. На губах появилась усмешка:

   — Вы знаете, Рудольф Валерьевич. Должок.

   Железный чуть нахмурился. Кой чёрт заставил Призрачного Цимбалиста принять человеческий облик и явиться лично? Что-то уж совсем дела дивные.

   — Слышал, — тем временем продолжил Цимбалист, — меня вы тут вспоминали. Вот подумал, дай проведаю. Давно уж сюда не заглядывал.

   Железный прекрасно помнил, что Призрачного Цимбалиста никто не упоминал. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, почему тот явился. Сокровищница Цимбалиста, пожалуй, одна из самых больших в стране. Хозяйственный, зараза. Улучшил момент. Только вот по чьей наводке действовал? Явно ж кто-то одобрил эту затею.

   — Раритеты вывозите, — буркнул провидец. — Смотрите, как бы с каракуртами чего не вышло.

   Сказал так, чисто из вредности. На что Призрачный Цимбалист звонко рассмеялся:

   — Не выйдет. Уж Эммануил Борисович позаботится, поверьте мне.

   Кавун хмуро посмотрел на Цимбалиста, покачал головой. Однако ничего говорить не стал. Железный пожал плечами. Соваться в дела Троих и Сестры не стоит. Добра точно не будет.

   — Красиво у вас тут, — неожиданно произнёс Цимбалист, задумчиво глядя на ночной Днепр. — Спокойно. И южные звёзды такие яркие. Моя б воля — провёл бы тут лето, погрелся в солнечных лучах. Послушал бы вашего Настройщика Душ. Дивно играет, нигде такого не слышал…

   И ночь и впрямь была хороша. И люди не мешали, и звёзды светили ярко.

   Пифия с громким лаем подлетела к Железному. Тот поднёс указательный палец к губам. Она смолкла, села на задние лапы и внимательно посмотрела на всех троих.

   Призрачный Цимбалист протянул руки вперёд, нарисовал в воздухе невидимую окружность. Звёзды, горевшие в небе, метнулись к кончикам его пальцев. Озарили золотистым светом. Миг — выстроились в звёздную тропку, уходящую куда-то далеко-далеко, в чёрную синь небес.

   — Рад был видеть, панове, — сказал он певучим голосом. — Не могу больше задерживаться, хоть поболтал бы ещё.

   Он грациозно поднялся со скамейки. Опустил руку в карман и вынул колоду карт. Одним шутливым движением рассыпал их веером, карты тут же сверкнули звёздной пылью, зачаровали сиянием.

   Железный хмыкнул, признав колоду.

   — Да-да, — кивнул Призрачный Цимбалист. — И сам удивляюсь, что это я добрый такой. Но коль обещал — надо выполнять. Хорошей ночи, шановные.

   И, больше не задерживаясь ни секунду, развернулся и шаг за шагом принялся подниматься по звёздной дороге.

   До Железного дошло, что трость Цимбалиста осталась одиноко прислонённой к скамейке. Вдруг глаза черепа-набалдашника сверкнули ядовито-зелёным светом. Цимбалист, даже не подумав обернуться, поднял руку и щёлкнул пальцами. Трость взмыла в воздух и полетела за своим хозяином. Пифия звонко тявкнула, покосилась на Железного. В её глазах явно читалось: «Это ещё что? Таких собак не знаю».

   Железный прицепил поводок к ошейнику.

   — Что ж, пора и нам потихоньку. А то совсем засиделись. Девочка проголодалась.

   — И то правда, — согласился Кавун, — Аннушка меня заждалась совсем. Доброй вам ночи, Рудольф Валерьевич.

   — И вам, Сергей Панкратьевич. Вам тоже.

   Неторопливо поднимаясь к перекрестку Соборной и Ушакова, оба молчали. Что говорить? Уж лучше слушать. Город не спит. Город шепчет тысячами голосом, смеется южным ветром, оставляет в душе след.

   Городовой уж вышел на свой обход. Вон, метрах в пяти, мелькнул алебастрово-белый бок льва. И славно. Данила Александрович покой стережёт, никого не пускает. Не важно, сколько лет прошло и пройдёт: Городовой от своего не отступится.

   Железный хотел было свернуть налево и пройти мимо Свято-Успенского собора, но передумал. Лучше по Суворова. Аппетит нагулять.

   Поднялся выше, обогнул остановку с весело галдевшей молодёжью. Улыбнулся замершему в металле Александру Васильевичу, уловив в ответ и улыбку на тонких губах полководца.

   Железный вздохнул полной грудью свежий ночной воздух и посмотрел на окна Колесник. Там горел свет и виднелись две фигуры. Кажется, в объятиях. Одна высокая, мощная. Вторая куда тоньше и стройнее.

   Провидец улыбнулся. И то правильно. Не стал Азов ждать — сам примчался.

   Вот и хорошо, вот и славно. Если что-то твоё — не отпускай. Держи крепко, помогай во всём, не отталкивай, даже если оступится. Ведь каждый может ошибиться. Но ты не отпускай.

   Ведь хорошо это и правильно — любить своё. Что женщину, что город.

ЧАСТЬ - РАССКАЗ 2. ПРАКТИКА НА ЛЫСОЙ ГОРЕ

   Ой не ходи, ходи, Орисю, на гору, на Лиску.

   Не ходи, ходи, Орисю, a грай на сопілці.

   Ой-гой, дриці-дриці, oй-гой, дриці-дриці

   Не ходи на Лису гору, а грай на сопілці.

   Народная украинская песня

ЧАСТЬ I. Сын чугайстра

ГЛАВА 1. Любовное заклятье

   Вий-Совяцкий — это вам не подарок. Лыс, упитан, в сером невзрачном костюме. Говорит медленно, слушает внимательно. За весь мой рассказ только пару раз недовольно хмыкнул. Если б не это, можно решить, что ректор попросту заснул. Правда, стоило только запнуться, как тяжелые веки приоткрылись, и на меня глянули блеклые голубые глаза.

   — Да-да?

   Воздух застрял в легких, на лбу выступила испарина. От низкого глубокого голоса по спине пробежали мурашки.

   Я подавил вздох и повторил:

   — Кафедра мольфаров , Павел Константинович.

   Он кивнул, протянул руку и еще раз посмотрел на мои документы. Отчаянно скучающий взгляд. На миг показалось, что я сижу на глыбе изо льда, а просторный кабинет заполнило морозное дыхание зимы.

   — Ходатайство, значит. Андрей Григорьевич Чугайстрин.

   Четко, смакуя каждое слово, будто пробуя на вкус.

   — Да, — подтвердил я.

   — Ну что ж…

   Время замерло. Боязно было пошевелиться. Вдруг откажет?

   — Посмотрим-посмотрим, — размеренно произнес он, будто вколачивая каждым слогом гвозди. — Пока испытательный срок — месяц, а там… У нас середина года, будете вникать по ходу дела.

   Он выдвинул ящик стола, достал коробку из зеленого змеевика. Я затаил дыхание, следя за его действиями. Невольно отметил, что пальцы Вий-Совяцкого неожиданно длинные и гибкие, а ногти слишком грубые. Больше даже на когти похожи, чего уж там.

   Он тем временем вытащил пятиугольную печать, подозрительно смахивавшую на пентаграмму, и шлепнул на пропускной лист.

   — Пройдите к секретарю, она вас оформит.

   Я еле удержался, чтоб не вскочить. Во-первых, за два часа собеседования из меня чуть не вытряхнули душу, во-вторых… просто не верилось.

   — Я… принят? — голос на удивление прозвучал ровно.

   Он пристально посмотрел на меня, потом чуть прищурился.

   — Идите к секретарю, Андрей Григорьевич. Не задерживайте, будьте любезны.

   — Да, конечно, — пробормотал я, спешно сгребая документы.

   Вий-Совяцкий по-прежнему смотрел на меня, будто изучал новое насекомое, внезапно влезшее на его стол и нарушившее идеальный порядок.

   — Вы идите, Андрей Григорьевич. Идите.

   Оказавшись в коридоре, возле массивной двери с табличкой «Вий-Совяцкий Павел Константинович, ректор ПНУМ», я смог кое-как прийти в себя. До сих пор не верилось: я прошел собеседование. При этом ректор не такое уж чудовище, как о нем рассказывали. Хоть и приятного мало.

   Мимо пробежала мертвенно-бледная девчонка, удерживая в руках светящийся красный шар. За ней промчались двое старшекурсников, чудом не столкнувшиеся со мной.

   — Где здесь секретарь? — успел я крикнуть.

   — На второй этаж, первая дверь слева, — бросил один из них, не оглядываясь.

   Что ж, сейчас занятия. Поищем самостоятельно.

   Поднявшись по широкой лестнице, я нырнул в темный коридор. В воздухе стоял еле уловимый запах хвои и мяты. Интересно, это мольфары стараются? Вряд ли кому-то еще в голову придет экспериментировать с этими ароматами. Все же лес — больше их парафия. Однако принюхавшись, понял, что экспериментаторы перестарались — отчетливо слышался запах гари. Качнув головой, я подошел к секретарской двери и постучал. Из кабинета доносился пронзительный женский голос, но меня явно не слышали. Постучал еще раз, взгляд упал на табличку «Языкатая Х.Х., секретарь».

   Осторожно опустив ручку, я заглянул:

   — Разрешите?

   Кабинет не уступал по размерам ректорскому, но оказался настолько захламлен, что стоять было практически негде. Везде стопки бумаг, папки, на столе три телефона, по двум сразу говорила худая пожилая женщина. За ее спиной высился приоткрытый шкаф, из которого выглядывали пальто и… метла.

   Женщина только стрельнула в меня черными глазами и кивнула. Убрала за ухо темную прядь, выбившуюся из стянутых в пучок волос, и снова застрекотала на такой скорости, что вообще не разобрать, о чем речь.

   Метла вдруг с тихим шорохом съехала вниз и стукнулась о пол. Секретарь подпрыгнула от неожиданности.

   — Перезвоните через час! — рявкнула она сразу в две трубки и с грохотом положила их на аппараты. — Слушаю вас.

   Последнее относилось ко мне, поэтому я тут же протянул ей бумаги. Она нахмурилась, быстро пересмотрела все листы.

   — Так-так, точно мольфарское?

   — Да, именно, — подтвердил я, стараясь сказать это как можно спокойнее.

   Она принялась что-то выписывать на продолговатом бланке.

   — Хорошо. Значит, сейчас заселитесь в общежитие. Сегодня уже ваших распустили, знакомиться с группой будете завтра в полдевятого. Сосед ваш Ткачук, правда…

   Дверь распахнулась, смерчем в кабинет влетел худенький мужчина в измазанной куртке. Взлохмаченный и возбужденный. Озадаченный и даже испуганный, словно черт, попавший в монастырь.

   — Хвеся Харлампиевна, караул! Спасайте, голубушка! Эти дармоеды совсем обнаглели, весь этаж мне попортили! Я их и так, и этак, а толку никакого!

   — Злыдни, — не отрываясь от бумаг, сообщила она.

   — Что? — в один голос переспросили мы вместе с появившимся.

   — Не дармоеды, а злыдни, — невозмутимо сообщила Хвеся Харлампиевна, убрав часть моих документов в огромную синюю папку, и отдала мне два талона: на заселение и на питание. — Они у нас по материальным ведомостям больше всего пользы приносят, так что это вы зря.

   — Так меня ж Вий-Совяцкий убьет!

   — Дидько! Не заворачивайте мне мозги! Вы завхоз или где?

   Я чуть не поперхнулся. Вот так фамилия, нечего сказать. Вид у него был настолько расстроенный, что стало даже жалко. Интересно, какого размера неприятности?

   — А что… — осторожно начал я, но Хвеся Харлампиевна метнула на нас колючий взгляд.

   — Чугайстрин, вас общежитие заждалось. Там все расскажут. Столовая находится на территории университета, возле второго корпуса.

   — Спасибо, — быстро ответил я, решив, что лучше не нарываться, и выскользнул за дверь. За мной тут же вышел Дидько.

   — Стену выжгли своими заклинаниями, — запоздало ответил он на вопрос. — Уже второй раз за неделю.

   Мы зашагали к лестнице. Стояла мертвая тишина, видимо, с пар тут не сбегали.

   — А как вы обычно справляетесь? — поинтересовался я.

   Дидько пожал плечами:

   — Умудрялся выбивать стройматериалы. А тут совсем беда, прям не знаю, что делать. Все закончилось, эх…

   Я задумчиво посмотрел на него.

   — А показать сможете?

   Оторопевший взгляд, пожатие плечами:

   — Пошли, чего уж там. Пока эти дармо… злыдни не понабегали.

   Мы покинули здание, пересекли большую площадку и направились к двухэтажному строению. Снег хрустел под ногами, мороз щипал щеки. Солнце спряталось за тучи, но настроение все равно было хорошим.

   «Пострадавшее» здание оказалось страшной развалюхой: покосившееся, закопченное, будто печеная в костре картошка, с выбитыми окнами. Даже в крыше обнаружилась дыра, из которой валил густой сизый дым. Кажется, говоря про один этаж, завхоз явно… сказал не все.

   — Вы новенький, да? — спросил Дидько.

   — Да, — кивнул я.

   Завхоз смотрел с доброжелательным любопытством, но вдаваться в подробности не хотелось.

   — Кого вам дают, мольфаров с первого курса?

   — Да, именно.

   Приблизившись к зданию, я почувствовал кислый неприятный запах. Так-так, кто-то, наплевав на безопасность, балуется прикладной умертвологией. Не будь у меня в студенческие годы соседа-злыдня и регулярных пожаров в комнате, знать бы не знал, что значит такой запах.

   Я остановился и поднес руку к стене, пальцы защекотало. Хмыкнул и покачал головой.

   — У вас тут третий курс резвился?

   Дидько снова поник и обреченно кивнул. Подошел ко мне и тяжко вздохнул.

   — Они, проклятущие. Сашка хоть и гоняет их, но мало. Всю группу бы в подвал на отработки, тогда был бы толк.

   Я начертил в воздухе несколько знаков, которые тут же вспыхнули белым, и здание опутала тончайшая светящаяся сеть. По телу разлилось приятное ощущение бодрости и звенящий азарт.

   — А кто у нас Сашка? — спросил я, напитывая плетение восстановительной энергией.

   — Ткачук, куратор их… Ой, мамо!

   Обгоревший дом ослепительно вспыхнул, мы с Дидько разлетелись в разные стороны и рухнули прямо в снег. Ладонь свело судорогой, тут же заныл затылок, которым я обо что-то приложился. М-да, перестарался.

   Двухэтажное здание стало чуть лучше, но ненамного. Но хотя бы пропала дыра в крыше, уже приятно.

   Дидько присвистнул:

   — Вот паскудники, приложили же… Но и за крышу спасибо.

   Он так и сидел в сугробе, видимо, не собираясь вставать. Меня неожиданно прошиб холодный пот, я резко обернулся, не понимая, что случилось.

   — Так-так, — прогремел низкий голос.

   Подняв голову, я увидел опирающегося на подоконник Вий-Совяцкого. Прищурившись, он смотрел на вмиг побелевшего Дидько.

   — Используем силу, Жорж Гаврилович? Работаем руками?

   Дидько сглотнул и закивал, но, явно прикипев к месту, не мог даже встать. Я тоже замер, не зная, что делать. Взгляд у ректора и впрямь был… страшный. Это что ж за силища?

   — Зайдите ко мне, ведомость прихватите. Побеседуем.

   — Бегу, Павел Константинович, — просипел Дидько, с кряхтением пытаясь встать.

   Я ухватил его за шиворот и помог подняться.

   — Спасибо, — выдохнул завхоз.

   — А вы, Чугайстрин, если страдаете топографическим кретинизмом, носите с собой план университета! — прогремело так, что невольно пришлось вжать голову в плечи.

   — Да-да, понял, — пробормотал я, глядя, как Дидько трусцой бежит к корпусу, а потом, не теряя времени, быстро ухватил свои вещи и пошел искать общежитие. Нарываться на ректора больше не хотелось. Впрочем, леденящий взгляд провожал меня еще долго.

***

   Полтавский национальный университет магии — заведение с традициями, выпускным шабашем и хорошей репутацией. Характерники , злыдни , мольфары, провидцы и ведьмаки, отучившись пять лет, получают высшую квалификацию и направления на рабочие места. Получить же направление в сам университет достаточно сложно. Сюда отбирают по принципу, который для меня так до сих пор и остается загадкой. Если б не твердая рука отца, еще неизвестно, что б могло быть.

   Преподавательское общежитие оказалось местом приятным, даже каким-то… домашним. Комендант, сухонький седой старичок, встретил меня с улыбкой. Вручил ключ, но толком ничего рассказать не успел из-за требовательно зазвонившего телефона. Потому лишь махнул в сторону коридора и быстро с кем-то заговорил.

   Выделенная мне комнатка оказалась довольно уютной. Мебели по минимуму: шкаф, стол, стул, две кровати.

   Время пролетело незаметно, неоднократно упомянутый Ткачук не появлялся. Решив, что познакомлюсь позже, я лег спать. Рано вставать — это та еще проблема.

   Сон приснился на удивление приятный. Белеющие в темноте округлые плечи, изящные руки, стягивавшие