В любви и на войне все средства хороши! Книга 1. Ирина Ведуница

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25

АННОТАЦИЯ

У каждого из нас своё понятие о важном и допустимом. Любой человек когда-нибудь делает выбор, который меняет его жизнь. И не беда, если в расчёты и планы вдруг вкралась ошибка. Всё поправимо! Но даже если не получается изменить саму ситуацию, всегда есть возможность поменять своё мнение о ней. А, возможно, даже в чём-то изменить себя. Но не себе. Главное, чтобы оно того стоило!

   Книга-победитель конкурса ПродаМастер-2017

   Только так и можно сохранить рассудок во время войны: совершать благородные поступки вопреки всеобщему хаосу.

   Скотт Вестерфельд. "Левиафан".

   Только так и можно сохранить рассудок во время войны: совершать благородные поступки вопреки всеобщему хаосу.

   Скотт Вестерфельд. "Левиафан".

ГЛАВА 1

- Девушки-красавицы, а не хотите ли распить бутылочку чудесного винца за скорейшую победу наших войск? Ну, или хотя бы просто подарить по поцелую «на удачу» будущим величайшим героям? – вихрастый рыжий огневик приоткрыл дверь купе и с наглой улыбочкой многозначительно подвигал бровями.

    - Иди уже отсюда, герой-любовник, потенциальный пациент, - нарочито сурово отшила его Тильда. - А то сообщу магистру, чем вы тут занимаетесь вместо положенного отдыха и медитаций. Или совсем запамятовал, что рано утром мы уже прибываем?

    Парень тут же испарился, поспешно захлопнув за собою дверь: то ли угрозы испугался, то ли и вправду забыл, что ехать нам осталось всего ничего, и всем было приказано хорошенько отдохнуть и восполнить личный резерв.

    Женщина весело усмехнулась, лукаво сверкнув глазами, и покачала головой.

    - Нет, Эрин, ты только посмотри! Ничего со временем не меняется! Ведь на войну едут, шалопаи великовозрастные, а сами только о плотских радостях думают, да о выпивке. Адепты! Ещё молоко на губах не обсохло, а всё туда же. Соблазнители роковые, так их разэдак!

    В ответ на её наигранное ворчание я лишь улыбнулась задумчиво, не став развивать эту тему дальше, и вновь погрузилась в созерцание проносящегося за окном мирного пейзажа. Пока ещё мирного.

    Мы ехали на войну. Началась она уже более полугода назад с какого-то мелкого пограничного конфликта. Но после гибели нашего посольства, отправленного разрешить возникшую ситуацию, небольшое столкновение стремительно переросло в полноценные боевые действия. Яростные сражения сменялись периодами недолгого затишья, а затем снова набирали силу, собирая свою кровавую жатву.

    Сначала армия справлялась своими силами: боевых магов там хватало с лихвой. Но когда противник объединился ещё с одним соседом и ситуация на фронте сильно ухудшилась, призывать стали всех без разбору. Каждый хоть на что-нибудь, да годился.

    Даже адептов-старшекурсников боевого и стихийного факультетов отправили на передовую. В бой, правда, пока не кидали, приписав их к охране полевых госпиталей, интендантской службе и фуражирам тылового обеспечения.

    Спустя некоторое время настала очередь Лекарского факультета. На военную службу призвали почти весь преподавательский состав и самых талантливых адептов.

    Поговаривали, что даже некромантам пришлось отправить своих магов на фронт. То ли в службу разведки, то ли в госпитали, а то ли и вовсе для использования умертвий в качестве боевых единиц.

    В последнюю версию мало кто верил, так как для проведения массовых ритуалов поднятия требовалась уйма магической энергии. К тому же удерживать войско нежити в постоянном подчинении совсем непросто. С такой задачей не каждый архимаг справится.

    Так что многие склонялись к мысли, что это просто слухи. Сами же некросы хранили гордое молчание, не распространяясь на эту тему вовсе. А настаивать и выспрашивать дураков больше не было: дурная слава адептов факультета некромантии была известна всем.

    Впрочем, небезосновательно.

    На все жалобы чересчур настырных и любопытных, а потому пострадавших, ректор лишь разводил руками, сетовал на издержки профессиональной деформации и рекомендовал лишний раз с ними не связываться.

    Однако все эти разговоры и догадки вмиг потеряли свою остроту, как только стала известна последняя новость.

    Магия заканчивается!

    То есть, не совсем исчезает: просто природный магический фон не успевает восстановиться в местах проведения боёв, вычёрпываемый магами обеих враждующих сторон до дна.

    Из-за этого стали гибнуть магические растения, массово откочевали все животные, чьё существование было невозможно в условиях магического вакуума.

    Соответственно участились случаи столкновения войск врукопашную без магической поддержки и защиты. Понятное дело, самих магов в эту мясорубку не бросали. А вот простого народа там полегло немало.

    Было много раненых, увечных, умирающих. Ведь для полноценного использования лекарского дара так же требовалась магия. Целитель, как известно, может или тянуть силу из окружающего пространства, пропуская её через себя, или зачерпывать из собственного восполняемого резерва. А в самых крайних случаях - брать из неприкосновенного запаса – ауры.

    Но в последнем случае слишком велика вероятность нанесения здоровью целителя непоправимого ущерба: в лучшем случае – простое выгорание, в худшем – летальный исход.

    При использовании личного резерва необходимо было его потом где-то пополнять. Вот тут-то и таилась основная сложность: магии почти не осталось, а тех крох, что ещё были - катастрофически не хватало.

    Тогда командование приняло решение о доставке на линию фронта амулетов-накопителей. И нужно их было много. Очень много.

    Так оказался мобилизован факультет артефактологии. Причём, в полном составе. Естественно, сами адепты никуда не поехали, но с этого момента все силы старшекурсников были направлены на создание боевых и лекарских артефактов.

    Младшие же курсы делали заготовки для простеньких одноразовых амулетов-накопителей. Много сил и знаний для этого не требовалось, так что с задачей они справлялись вполне. Заодно получили неоценимый опыт и весьма полезные навыки, в кратчайшие сроки доведённые практически до автоматизма.

    Всё, что они создавали, шло на нужды войны, пересылаясь под конвоем вместе с очередным поступлением на фронт: людей, провианта, лекарств и всего того, что требовалось для войск.

    Работая в академическом лазарете, я с нарастающей тревогой наблюдала за постепенным развитием всё более пугающих событий. Будучи чистокровным человеком, практически начисто лишённым магического дара, я могла не опасаться призыва в армию, как иные лекари, работающие со мной. Но это меня мало успокаивало.

    Когда я появилась на свет, родители – оба дипломированные маги-лекари – только руками развели. Резерв их единственного ребёнка был настолько крохотный, что даже не стоил упоминания и не оставлял надежды на какие-либо положительные изменения в будущем. И они смирились с этим. Просто приняли меня, как есть.

    Будучи людьми прогрессивными, и сторонниками осознанного выбора, позволяющего самостоятельно творить свою судьбу, родители не стали заключать раннюю помолвку, чтобы отдать меня замуж, едва я вступлю в пору девичества, как было принято у обычных людей.

    Вместо этого они с младых ногтей стали прививать мне любовь к медицине, обучая теории и практическим навыкам, не требующим использования магической силы. Так, по их мнению, они давали мне возможность самостоятельного заработка и самообеспечения, за что я им до сих пор безмерно благодарна.

    Возможность убедиться в мудрости такого подхода выдалась до обидного быстро: неожиданно я осталась сиротой. Мама с папой погибли при проходе через портал – несчастный случай, как мне объяснили позже. Какой-то там пространственный сбой или что-то вроде того унёс самых дорогих для меня людей. Утешало лишь то, что они ничего не почувствовали – всё произошло слишком быстро.

    В ту пору мне было всего десять лет, и до наступления восемнадцати пришлось жить в приюте, пока по достижении совершеннолетия я не вступила в права наследования имущества родителей. Других родственников у меня, увы, не было. В приюте было неплохо: о нас заботились, кормили, одевали, научили шить, готовить, вести хозяйство и даже танцевать. В общем, дали образование, необходимое молодым девушкам для дальнейшей счастливой замужней жизни. Читать и писать я к тому времени уже умела сама, по остальным дисциплинам тоже не отставала, так как любила узнавать новое, и учёба давалась мне легко.

    Печалила лишь полная невозможность заниматься любимым делом: учиться медицине дальше. Несколько раз я пыталась подольститься к приютскому лекарю и предлагала свою помощь в несложных делах взамен на обучение. Но тут меня поджидала неудача: вредный старикашка имел отвратительный характер и всегда был чем-то недоволен. А уж рассматривать в качестве помощницы сопливую девчонку, как он меня тогда называл, отказывался вовсе.

    Несколько раз получив отворот поворот, я бросила эту затею, решив, что обязательно продолжу дело, начатое родителями, как только вступлю в права наследования и выйду из приюта.

    Так и произошло. Денег от родителей мне досталось немного, но их вполне хватало, учитывая мой скромный образ жизни. Отдельным сокровищем оказался дом: небольшой, но уютный, в котором прошло моё детство. Расположенный в тихом зелёном районе на окраине города, он мог похвастаться даже небольшим садом, где когда-то располагался мамин аптекарский огородик и росли на диво плодовитые яблони.

    За восемь лет хозяйство пришло в упадок: сад сильно зарос, а дом успел несколько обветшать без твёрдой хозяйской руки, но я это быстро исправила, потратив, правда, на услуги мастеров-ремонтников и бытовых магов почти треть имевшихся у меня денег.

    Следующий год я посвятила тому, чтобы заново обжиться в отчем доме, наладить незамысловатый быт и воскресить в памяти все те знания, которые родители успели в меня вложить. Благо, домашняя библиотека была мне в том хорошим подспорьем.

    А потом случилось чудо!

    Миранда – моя близкая подруга по приюту - помогла устроиться на работу в лазарет магической Академии. За тот год, что мы с ней не виделись, она каким-то образом ухитрилась выскочить замуж за одного из тамошних целителей и, зная о моей давней мечте, упросила мужа дать мне шанс.

    Счастью моему не было предела! И я сделала всё от меня зависящее, чтобы удержаться на этом месте. Трудилась допоздна, оставалась сверхурочно, не чуралась никакой тяжёлой работы, со временем прочно войдя в коллектив хорошо принявших меня людей.

    Двенадцать лет пролетели незаметно, а я всё так же работала в крыле исцеления академического лазарета. Личная жизнь как-то не сложилась, замуж я так и не вышла. Любимое дело заменяло всё. А, может, просто с мужчинами не везло, не знаю. Романы были, конечно, но особых надежд я на них не возлагала. Всего лишь взаимно приятное времяпровождение: на большее не оставалось ни времени, ни сил.

    Сначала потому, что, кроме работы в Академии, я периодически ходила на практику в городскую больницу для неимущих - набиралась опыта по безмагической диагностике и лечению. А потом просто пропало желание что-то менять в своей налаженной жизни.

    Для обычных мужчин, в свои тридцать с хвостиком, я давно уже считалась перестарком, а маги меня совсем не привлекали. Может, оттого, что я до сих пор болезненно переживала собственную ущербность и невозможность управлять потоками? Кто знает…

    Долгая жизнь, как другим одарённым, мне не грозила, а потому я философски приняла как данность то, что, похоже, так и останусь одна на склоне лет, не познав великого и прекрасного чувства любви.

    И снова ошиблась.

    А всему виной неожиданно ворвавшийся в мою жизнь адепт боевого факультета – Максимилиан Ройс.

    Высокий, статный юноша с коротко стриженными тёмными волосами и голубыми глазами. Серьёзный, вдумчивый и… какой-то настоящий. Несмотря на свой возраст, он производил впечатление уже взрослого мужчины, хотя и подурачиться иногда тоже любил.

    Являясь не слишком сильным магом, Максимилиан с успехом компенсировал это наличием таких черт характера, как талант, упорство и старательность, иногда граничащая с фанатизмом. Да и любви к экспериментам ему было не занимать. Наверное, именно поэтому он поначалу так часто попадал к нам в лазарет. Травмы были разной степени тяжести и порой по совершенно нелепым причинам. Пару раз даже казалось, что выжить адепту помогло только чудо.

    Но каждый раз, вылечившись и покинув крыло Исцеления, он снова забывал об осторожности, отдаваясь процессу обучения со всей горячностью юношеского максимализма.

    Спустя год целители и медперсонал, работающие в лазарете, стали даже делать ставки

   на то, как быстро Максимилиан вновь окажется их пациентом, и по какой причине на этот раз. Я в этом тотализаторе не участвовала, искренне переживая за целеустремлённого юношу. И несказанно обрадовалась, когда интервалы между его посещениями стали постепенно увеличиваться, а после и вовсе сошли на нет. Видимо, поднаторел в магическом искусстве и многому сумел научиться.

    А потом как-то так случилось, что он просто зашёл к нам в гости. Да не просто так, а с большим тортом и горячей благодарностью за все наши старания. Не знаю, кто его надоумил это сделать, но угадал парень верно. Поэтому стоило ему только заикнуться о желании пройти краткий курс обучения оказания первой помощи без применения магии, как ему тут же дали разрешение приходить в любое удобное время и обещание научить всему-всему по высшему разряду!

    Так Максимилиан Ройс снова стал частым гостем крыла Исцеления, где и находился собственно лазарет. Занимался он старательно и весьма радовал добровольных учителей своей серьёзностью, вдумчивостью и успехами.

    Практику он проходил под моим контролем, сначала помогая в перевязках и выдаче лекарств пациентам. Потом набивал руку в уколах, наложении гипса и остановке кровотечения. Так мало-помалу мы и сдружились.

    Хотя назвать это дружбой было сложно. Просто общее дело и приятное общение, причём и то и другое исключительно в стенах лазарета. Вне его у каждого из нас имелась своя жизнь, и никакого даже намёка на общение друг с другом в ней не было. Правда, пару раз он присылал вестника, когда не мог прийти на заранее договорённое занятие. Но на этом всё.

    А время шло. Мало-помалу я и сама не заметила, как привязалась к нему, начала с нетерпением ожидать этих наших коротких, но таких важных встреч. Ждала, тосковала. Понимала, насколько это глупо, ведь разница в возрасте между нами была почти в десять лет, но глупое сердце упрямо не желало слушать доводы холодного рассудка, прекрасно осознающего, к чему идёт дело.

    К тому же надежды добавляло то, что уже не раз я замечала, как Макс тоже смотрит на меня с чисто мужским интересом. Называл меня на «ты» и коротким именем, заботился в мелочах, что позволяло почувствовать себя хрупкой и оберегаемой женщиной. Порой шутки наши перерастали в откровенный флирт, когда грани становились размытыми, а сердце сладко замирало от предвкушения и надежды. Вроде бы случайные прикосновения, долгие взгляды…

    Иногда мне казалось, что Макс словно чувствует, когда я нахожусь рядом: стоило войти в помещение, как он тут же оглядывался и искал меня взглядом. А найдя, с улыбкой приветствовал кивком и только после этого возвращался к прерванному занятию.

    Так продолжалось почти год.

    Впоследствии к нам с целью обучения стали заглядывать ещё двое его однокурсников. Но с этими ребятами у меня сразу установилось ровное, дружеское общение. Ни малейшим намёком не похожее на то неясное сумасшествие и томительное ожидание, что накрывало меня рядом с Максом.

    А потом началась война.

    Адепт Максимилиан Ройс, к тому времени уже окончивший четвёртый курс боевого факультета, был призван вместе со своими сокурсниками. И в начале лета, почти сразу после сдачи сессии, отправился на фронт.

    Снедаемая страхом и беспокойством за ставшего уже таким небезразличным мне юношу, я места себе не находила. Больших трудов стоило мне узнать, куда именно его распределили. А выяснив точное местоположение группы войск, где сейчас находился их факультет, я тут же написала заявление в деканат о добровольном желании пойти на фронт.

    Но мне было отказано. Резко и бескомпромиссно. Вплоть до угрозы увольнения. Но что значит карьера для влюблённой женщины, чьё сердце болит и разрывается вдали от дорогого ей человека?

    Решение было принято. И вслед за отклонённым заявлением о мобилизации на стол ректора Академии легло моё заявление об увольнении. Меня не стали ни уговаривать, ни удерживать. Оно и понятно: сколько ещё таких старательных, но бездарных в смысле магии женщин мечтает получить работу в Магической Академии?

    Да каждая вторая!

    Мне ведь просто сильно повезло, что подруга похлопотала за меня и устроила на хорошее место, дав не только незаменимую практику, но и научив держать себя с магами на равных. Без излишнего трепета и преклонения.

    Ведь пусть мой магический дар настолько мал, что почти незаметен, зато рука у меня лёгкая и память хорошая. А ещё талант к медицине. Да, я так и не получила полноценного профильного образования, зато за годы практики при академии в качестве санитарки и помощницы на все руки получила массу новых полезных навыков и знаний.

    Я никогда не стеснялась задавать интересующие меня вопросы, если что-то было непонятно. К тому же коллектив у нас подобрался на редкость дружный и отзывчивый, поэтому целители с удовольствием и максимально доходчиво посвящали меня во все тонкости своей работы. Причём и тогда, когда работали с магическими потоками, и когда использовали классический безмагический метод.

    На то, чтобы видеть ауру человека и его энергетические каналы, моего куцего дара хватало, но уже впритык. Ни о каких заклинаниях и речи быть не могло. Единственное, что я ещё умела – это поглощать содержащуюся в амулетах-накопителях магическую энергию. Но вот только шла она не на увеличение резерва, а лишь кратковременно усиливала мою скорость реакции и выносливость.

    Иногда это было необходимо.

    Так что нужными знаниями, навыками и практическим опытом я обладала. Решимость моя не подлежала сомнению тоже. Поэтому, как только заявление на увольнение было подписано ректором, не прошло и часа, как я уже ставила свою подпись на контракте в городском пункте набора рекрутов-контрактников.

    В условиях образования аномальной безмагической зоны в местах боевых действий добровольцы, умеющие работать в таких условиях, ценились на вес золота! И платили им тоже, кстати, весьма неплохо. Это явилось весьма приятной неожиданностью, лишний раз утвердив меня в правильности принятого решения.

    О войне же я пока старалась не думать. Всё равно, пока не прибуду на место и не окунусь в тамошние реалии, представить, что именно происходит и чего ожидать, было сложно. На моём веку таких крупных войн, да ещё в условиях отсутствия магии, не случалось. Только небольшие приграничные стычки.

    Так что, когда на фронт отправился очередной эшелон, я уже была в числе его формирования. И сердце моё радостно билось в предвкушении скорой встречи с Максимилианом, которого я не видела уже больше двух месяцев. Предчувствие грядущего свидания окрыляло. Ещё совсем чуть-чуть. Уже скоро.

    Порталы теперь не были надёжны, так что добираться ими непосредственно до расположения армии больше не представлялось возможным. Поэтому вновь, как когда-то в давние времена, для связи с фронтом стала использоваться старая железная дорога: по ней отправляли эшелоны снабжения туда и госпитальные поезда обратно.

    Здесь-то я и познакомилась с Тильдой Крафт – неунывающей вдовой средних лет, как и я, ставшей добровольцем. Муж её погиб несколько лет назад из-за несчастного случая, дети уже выросли, а внуков пока ещё не предвиделось. Так что дома её особо ничего не держало. Всю жизнь проработав в главной городской лечебнице и обладая весьма обширными знаниями и опытом, она почти сразу, как началась война, перевелась в полевой госпиталь.

    И пусть магического дара у неё не было вовсе, но и без него эта удивительная женщина прекрасно умела оказать первую помощь, обиходить больного, а то и помочь лекарю во время операции, буде возникнет такая необходимость. Плюс к этому ещё время от времени самолично моталась в столицу для сбора и комплектации необходимых медикаментов, материалов, инструментов и амулетов, не доверяя в этом деле службе тылового обеспечения.

    Вялые мысли, воскрешающее перед мысленным взором самые приятные моменты прошлого, текли неторопливо. А усталый, переполненный новыми впечатлениями разум медленно, но верно погружался в дрёму, под мерный перестук колёс, унося меня в мир грёз и сладких ожиданий.

    Пробуждение было неожиданным и резким. Кто-то настойчиво тряс меня за плечо, приговаривая:

    - Вставай, Эрин. Приехали. Надо быстро собираться и освобождать места. Тут уже на погрузку носилки стоят, и как только вагоны заполнят, поезд двинется обратно!

    - Уже приехали? – спросонья я непонимающе хлопала глазами и пыталась осознать полученную информацию. – Мы же должны были утром прибыть, а за окном ещё темень полуночная.

    - Вот так вышло: пришли с опережением графика. В такое время рассусоливать не любят. Особенно, когда надо раненых и местное население эвакуировать. Прошёл слух, что линия фронта сдвинулась из-за нашего отступления. Так что того и гляди наш госпиталь на передовой окажется.

    Сама женщина уже была полностью одета и вовсю готовилась к высадке: споро собирала постельное бельё, упаковывала остатки еды в сумку, при этом активно поторапливая меня.

    - Эрин, поспеши, времени мало. Скоро уже мужики грузиться придут, а ты ещё в ночной рубашке тут щеголяешь.

    После этих слов сон с меня как рукой сняло. Подскочив на кровати, я начала поспешно одеваться, после чего последовала примеру своей попутчицы, наскоро собирая оставшиеся вещи.

    Успели мы вовремя. Стоя на станции и поёживаясь от ночной прохлады, я ни на шаг старалась не отходить от Тильды, понимая, что она тут самый надёжный проводник, без которого я просто заблужусь и потеряюсь. Сама же женщина, переговорив с несколькими мужчинами, быстро выяснила, где находятся подводы, присланные из госпиталя, на которые уже грузилось доставленное для него обеспечение.

    Ухватив меня за руку, чтобы не потеряться, она куда-то поспешила, ловко лавируя в толпе, и периодически бурча себе под нос что-то явно нецензурное. А дойдя до одной из повозок, уже заполненной мешками и коробами, забросила в неё наши вещи, посадила меня рядом с возницей и наказала никуда не отходить. Сама же вновь растворилась в толпе.

    Вернулась Тильда только спустя полчаса, и обрадовала меня новостью, что мы скоро отправляемся. Сама она собиралась ехать на другой подводе, но обещала, как только мы достигнем госпиталя, сразу же найти меня и озаботиться моим размещением. Ехать предстояло недолго, всего около часа, но заснуть по дороге я так и не смогла.

    Во-первых, банально боялась свалиться во сне на дорогу, а во-вторых, возница оказался довольно разговорчив, и во время пути сначала я развлекала его свежими столичными новостями, а потом он посвящал меня в последние события, произошедшие на фронте.

    В общем, что называется, оба провели время с пользой. Хотя, признаться, меня последние новости слегка напугали. Судя по всему, дела наши были плохи, однако переживать по этому поводу пока ещё рано, да и бессмысленно. Лично я ничего не могла изменить, а всё от меня зависящее собиралась исполнять со всем старанием и самоотдачей. В остальном же – на всё воля Богов!

    По приезду мне пришлось ещё немного подождать, наблюдая за тем, как споро мужчины разгружали подводу, на которой я прибыла. Но вскоре пришли и за мной, пообещав отвести к месту ночлега. Предчувствуя скорый отдых, я без возражений подхватила свои вещи и отправилась следом за провожатой.

    Тильда шла быстро, уверенно ориентируясь в хитросплетении раскинувшегося в поле недалеко от леса лагеря, тихо проскальзывала между палатками и почти уже прогоревшими кострами, у которых вповалку спали солдаты. Мне оставалось только не отставать и запоминать её пояснения.

    - Так, слушай внимательно: тебе места пока не нашлось. У нас тут вообще с размещением напряжёнка. Женский шатёр забит под завязку, поэтому временно поживёшь в мужском.

    - То есть как это? – от удивления я даже споткнулась о чей-то брошенный рюкзак, и чуть не пропахала носом землю.

    На моё счастье, реакция женщины оказалась быстрее. Подхватив меня под руку, она помогла восстановить равновесие и терпеливо пояснила, увлекая меня за собой дальше:

    - Да не бойся ты, там сейчас только один из целителей живёт. Принесём тебе лежак, матрас, будете делить один шатёр на двоих. Не волнуйся, места там много, занавеску повесишь, отгородишься, как ширмой, и будет тебе личное пространство. Насчёт соседа не беспокойся, приставать или ещё как-то докучать не будет. Не до того им сейчас, бедолагам.

    Последнюю фразу она произнесла с тяжёлым вздохом и явным сочувствием в голосе, и я не удержалась от вопроса:

    - Почему? - но ответ меня разочаровал.

    - Скоро сама всё увидишь и поймёшь. А пока располагайся, мы пришли.

    С этими словами Тильда свернула к не слишком уж и большому шатру, откинула полог и затащила меня внутрь. Темно было, хоть глаз выколи! Но спустя несколько мгновений впереди затеплился небольшой огонёк – это Тильда зажгла висящую на опорном столбе масляную лампу. И это показалось таким странным по сравнению с привычными уже магическими светлячками, что я даже сначала не поверила своим глазам.

    - Экономим магию на всём, - хмыкнула санитарка, увидев выражение моего лица. – Скоро и ты привыкнешь.

    Несколько смутившись своего поведения, я поспешно отвела взгляд, с интересом осматривая место, где мне предстояло жить ближайшее время.

    Внутренняя обстановка была действительно весьма скромной: невысокий лежак с тюфяком, подушкой и одеялом, средних размеров сундук с плоской крышкой, который, похоже, одновременно использовался как обеденный стол, и этажерка со всевозможными баночками, пузырьками и устрашающего вида хирургическими инструментами.

    Сам шатёр поддерживался центральной опорой и несколькими столбами по периметру, на одном из которых я с удовольствием заметила умывальник и походную раковину. Так что как-то приспособить здесь разделяющую занавеску было не слишком сложно. Осталось только раздобыть где-то моток верёвки и кусок материи достаточного размера.

    Обратившись с этим вопросом к Тильде, получила совет обратиться утром к интенданту, что-нибудь обязательно найдётся. После чего женщина распрощалась, пообещав зайти за мной завтра утром и показать, что тут где находится.

    Несколько растерявшись от столь стремительно развивающихся событий, я только и успела окликнуть её с последним вопросом:

    - Тильда! А мой сосед…

    - Эрих Ленц, целитель высшей категории. Не беспокойся, он сейчас на ночном дежурстве. Завтра с ним познакомишься, а пока устраивайся и спи.

    - Спи - это хорошо, – пробормотала я себе под нос. – А где?

    С сомнением покосилась на единственный тюфяк, и тяжело вздохнула. Нет уж, чужую постель точно занимать не буду. Неизвестно ещё когда этот лекарь с дежурства вернётся и в каком состоянии, а тут я у него развалилась – счастье нежданное. Мало кто такому сюрпризу обрадуется. Начинать же добрососедские и рабочие отношения с ссоры – как минимум, недальновидно.

    Лучше подожду немного. Мне там, вроде как, матрас обещали. Или, на крайний случай, просто посижу у одного из костров до рассвета. Вроде, не так долго уже осталось. Плащ у меня добротный и тёплый, так что сильно замёрзнуть не успею.

    Однако не успела я положить свои вещи на облюбованное место у противоположной стенки шатра, как полог повторно откинулся и внутрь вошли несколько солдат: двое несли лежак, ещё один скатку с тюфяком, одеялом и подушкой. Следом за ними проскользнула молодая девушка, прижимая к груди внушительную стопку белья.

    Неужели это всё мне? Как оказалось, нет. Моей там была ровно половина, и содержала в себе постельные принадлежности, два полотенца, форменное платье для работы в лазарете, фартук, плотную длинную ночную рубашку и простое нижнее бельё. Судя по всему, проблем со снабжением у них нет. Только с магией. И войной.

    Точно такая же по высоте стопка нашла своё место на тюфяке моего соседа по жилью, только, полагаю, с мужской одеждой.

    Уля, так представилась девушка, оказалась помощницей интенданта. Выдав мне всё полагающееся обеспечение и извинившись за спешку, попросила заправить постель самостоятельно. Причин для отказа я не видела, и без того понимая, что сейчас девушка носится с вновь прибывшими, как «в попу раненая рысь». Поэтому согласилась всё сделать самостоятельно без возражений и капризов.

    В благодарность Уля предложила обращаться к ней, если понадобится что-то ещё. А я, пользуясь удобным случаем, тут же выложила свою просьбу насчёт верёвки и плотного куска ткани для ширмы. Задумчиво кивнув и пообещав завтра что-нибудь придумать, помощница интенданта пожелала мне доброй ночи и убежала по своим делам.

    А я, уже с заметно возросшим оптимизмом оглядев своё временное пристанище, быстро приготовила спальное место и одежду на завтра. Дорожную сумку, за неимением собственного сундука, пока положила рядом с изголовьем. На том и успокоилась.

    Уже собираясь переодеваться на ночь и ложиться спать, я оглянулась на лежанку своего пока ещё незнакомого соседа по шатру и тяжело вздохнула. Мне часто говорили, что инициатива наказуема и нельзя ничего делать без просьбы со стороны. Да и вообще лучше думать побольше о себе, а не заниматься никому не нужным альтруизмом. Но не могла я оставить всё, как есть. Не могла и всё тут.

    Вот как представлю, что усталый мужчина придёт с ночного дежурства, а ему тут ещё и постель себе застилать, так жалость в душе и просыпается. Поэтому, отбросив последние сомнения и робко вякнувший голос рассудка, я пересекла шатёр и споро заправила походную постель, накрыв её сверху имевшимся здесь же покрывалом.

    Больше всего почему-то боялась, что кто-то сейчас зайдёт и застанет меня за этим занятием. Как будто нечто постыдное делала, а не простое доброе дело. Но, на моё счастье, посетителей больше не было. Видимо, и без того у людей забот хватало. Большинство уже спали после тяжёлого дня, а те, кому по долгу службы и работы приходилось бодрствовать, давно уже обо мне забыли, поглощённые более неотложными делами.

    Закончив застилать бельё, после недолгого раздумья, убрала и тарелки с давно высохшей едой с импровизированного стола. Объедки счистила в помойное ведро, стоящее с внешней стороны шатра.

    Его я заметила не сразу. Лишь когда вышла в надежде спросить у кого-нибудь, куда я могу выбросить мусор, заметила небольшую загородку с нужной мне ёмкостью. Сюда же, видимо, можно было ходить по нужде, буде таковая внезапно случится ночью. Сделав себе зарубку на память завтра подробно расспросить Тильду о местах личной гигиены, я, довольная, вернулась обратно в шатёр.

    Мне даже показалось, что внутри стало как-то уютнее. Хотя, вполне возможно, что я просто надумываю себе это в попытке побыстрее приспособиться к походным условиям жизни. Как бы то ни было, теперь, по крайней мере, здесь не будет пахнуть несвежей едой.

    На этой оптимистичной мысли я, вполне довольная собой и прошедшим днём, быстро переоделась в ночнушку и юркнула под одеяло. С непривычки тюфяк показался чересчур жёстким. Зато одеяло хоть и было довольно тяжёлым и к тому же немного кололось даже через пододеяльник, грело просто замечательно!

    Но ещё больше меня грела мысль, что возможно, уже завтра я, наконец-то, смогу увидеть того, ради которого проделала столь долгий путь и презрела опасности военных будней.

    Да что там, с кафедры лекарей я уходила чуть ли не со скандалом, выбивая себе направление на военную службу. Не хотели меня отпускать, ох, как не хотели! Я даже и не поняла почему, если честно. Но свою цель видела чётко и шла к ней напролом, невзирая ни на какие препятствия. Потому что просто хотела быть рядом с тем, кто мне дорог.

    И вот завтра… уже завтра!

    Крепко зажмурившись и чувствуя себя проказливой девчонкой, я снова, как когда-то в детстве, тихо прошептала:

    - Я сплю на новом месте, приснись жених невесте!

ГЛАВА 2

Утро выдалось двояким, принеся как приятные новости, так и печальные. Причём, печальных было две. Первая состояла в том, что сегодня рано утром снова произошла крупная стычка, а значит, скоро будут подвозить раненых. Вторая новость была неприятной только для меня: оказалось, что тот, кого я так надеялась встретить в лагере, неделю назад ушёл в составе сопровождения обоза фуражиров.

    Приятная же была в том, что совсем скоро, в течение нескольких дней ,обоз уже ждали обратно. Поэтому я решила сильно не расстраиваться, все силы пока бросив на ознакомление с планом лагеря, обстановкой полевого госпиталя и своими непосредственными обязанностями.

    С соседом своим, к слову, я утром так и не встретилась. Помню лишь, сквозь сон слышала шаги, покашливание, а чуть позже плеск воды и тихое фырканье со стороны умывальника. А потом скрип лежака и тишина. Видимо, он так устал, что упал на постель и заснул тут же.

    Привыкшая спать чутко, всё это отметила, не открывая глаз. А ещё порадовалась, что мужчина не храпел. Так, посапывал себе чуть слышно и всё – везение прям-таки невероятное! Но спустя некоторое время послышался шорох полога, потом тихий разговор и невнятная ругань. После чего шатёр вновь опустел: кроме меня, внутри никого больше не осталось.

    И впрямь бедолага: если его каждый раз так дёргают по любому поводу, то о сне и отдыхе приходится только мечтать.

    Однако жалела я Эриха Ленца недолго. Ровно до тех пор, пока не посчастливилось познакомиться с ним лично.

    Общение наше не задалось сразу же. Едва только увидев высокого, сухопарого брюнета с довольно резкими чертами лица и пронзительным взглядом, я каким-то шестым чувством поняла: с ним будет сложно.

    Ленц сильно отличался от спокойных, уравновешенных лекарей и целителей, к которым я привыкла за долгие годы работы при лазарете Академии. Те были невозмутимые, даже несколько флегматичные в большинстве своём, однако работали в высшей степени профессионально и не чурались доброй шутки или простого разговора.

    Этот же больше походил на сердитого нахохлившегося ворона. Приказы отдавал резко и коротко. Не терпел и малейшей проволочки или неповиновения, больше походя на армейского старшину, чем на целителя. Впрочем, своё дело он тоже знал превосходно, не зря имел ранг высшей категории.

    Работал Ленц быстро, умело, стараясь сделать всё в кратчайшие сроки, не затягивая операции и быстро принимая решения на основе анамнеза больного. В условиях почти полного отсутствия магии и весьма ограниченного запаса амулетов-накопителей такая тактика была единственно верной.

    Разумеется, раненые и больные находились у нас не до полного выздоровления: стационара как такового у нас не было. В полевой госпиталь свозили только самых «острых» и тех, кто без оказания серьёзной медицинской помощи не пережил бы переброску в тыл.

    Легко раненым первую помощь оказывали прямо на месте. После чего отправляли их с обозом к ближайшей станции, откуда их забирал курсирующий по расписанию поезд. Один из тех, что привёз меня сюда. Пациенты нашего госпиталя, уже пришедшие в стабильное состояние и способные выдержать перевозку, тоже при первой возможности отправлялись в тыловые городские госпитали.

    Там, в условиях неограниченного количества наличествующей магии, их быстро ставили на ноги, и нередко снова отправляли на фронт, в зависимости от тяжести перенесённых повреждений и психологического состояния солдата. Паникёров, садистов и психически нестабильных на фронт не брали - это было опасно для своих же. Война ломала многих, и были люди, которые уже никогда не становились прежними, выпуская наружу свои самые тёмные, потаённые страхи и желания.

    Но были и те, кого лишения закаляли. Бесконечное количество случаев личного героизма и самоотверженной помощи не только в сражениях, но и в тылу, находящемся в непосредственной близости от передовой.

    Без сомнения, к таким людям можно было отнести и Эриха Ленца. То, с каким фанатизмом он отдавался своей работе, не жалея себя и подчинённых, без сомнения спасло жизнь многим. Это вызывало невольное уважение. Но характер легче ничуть не делало.

    При этом, судя по всему, я ему тоже не очень-то понравилась с первого взгляда. Когда утром, после завтрака, обхода лагеря и знакомства со всеми необходимыми службами меня привели в лазарет, то первое, что я от него услышала, было:

    - Ну, вот, ещё одна сердобольная. Почувствуешь, что не справляешься – собирай вещи и уматывай. Нам тут лишние плаксы не нужны.

    Наверное, не являйся он начальником госпиталя, к которому меня приписали, я не сдержалась бы и нахамила в ответ. Пусть подобное поведение мне несвойственно, но терпеть незаслуженные обиды я не привыкла. Однако тут пришлось прикусить язычок и молча проглотить недовольство. Негоже ссориться с начальством, ещё даже не приступив к работе.

    Вот будет сегодня новое поступление, и он сам увидит, что зря возводил на меня напраслину, обвиняя в непрофессионализме. Убедится как в моих умениях, так и в том, что я прекрасно понимаю особенности работы с пациентами. Главное – не допускать чрезмерного эмпатического погружения. А лёгкое сопереживание и забота только на пользу пойдут. Это я в академическом лазарете уже хорошо усвоила.

    Как же я была самонадеянна! Хлынувший вскоре нескончаемый поток раненых и увечных доказал мне, что я ничегошеньки не знаю о настоящей войне, боли и смерти. Это был чистый ужас!

    Первые подводы с ранеными пришли ближе к обеду. В течение этого дня я не раз порадовалась, что так и не успела поесть, потому что по первости смотреть на открывшееся мне зрелище без содрогания и спазмов в желудке было невозможно. Потом как-то привыкла, постепенно абстрагируясь, и уже не так остро воспринимая.

    За годы работы в лазарете и практики при хирургическом отделении городской больницы я не раз видела травмы разной степени тяжести. Наблюдала, а после и ассистировала на многих операциях, и думала, что привыкла к виду крови. Даже разрезанные мышцы и внутренние органы не пугали меня своим видом, вызывая лишь профессиональный интерес и жажду познания.

    Но теперь, глядя на открытые рваные раны, животы, внутренности в которых оставались на месте только благодаря амулету краткосрочной стазисной заморозки, перевязанные окровавленными бинтами культи, на месте некогда здоровых, крепких рук и ног, меня откровенно мутило.

    Мы работали не покладая рук, принимая и размещая раненых, а подводы всё шли и шли. В лагере не осталось никого, кто не был бы задействован в этой тяжёлой и скорбной работе. Разве что несколько человек с полевой кухни занимались своими прежними обязанностями. Пусть о еде мы пока и не помышляли, но раненых всё равно требовалось кормить. Да и персонал госпиталя на одной силе духа и патриотизме долго не протянет. Для остальных помощников дел нашлось более чем достаточно.

    Крепкие местные мужики, присланные для тяжёлых работ при госпитале, споро и аккуратно выгружали раненых, размещая их на заранее подготовленных лежаках. Они же по требованию переносили самых «острых» в операционный шатёр.

    Самые опытные из лекарей и помогающие им медсёстры работали на пределе сил и возможностей, часами не отходя от хирургического стола.

    Я же, в первый день определённая на испытательный срок в санитарки, под руководством Тильды носила, убирала, подавала, бинтовала, выполняла поручения лекарей и руководила помощниками.

    И хоть работы было много, я всё чаще поглядывала в сторону стоящего поодаль похоронного шатра, в который периодически кого-то уносили. Время от времени рядом с ним появлялся высокий, худой мужчина в чёрном балахоне, и некоторое время зачем-то ходил вокруг. Колдовал или просто там бродил по своим интересам, я так и не поняла.

    Как узнала позже, погибших не закапывали в ближайшем лесочке, а под чарами заморозки отправляли в столичный морг, где родственники могли забрать тела и похоронить их по своим обычаям. Тем же, кто остался неопознанным, устраивали огненное погребение за счёт города.

    День и ночь пролетели незаметно. Один раз меня даже отпустили ненадолго поспать, но я так и не смогла себя заставить закрыть глаза. Стоило только опустить веки, как перед внутренним взором вставали картины виденного сегодня кошмара. Поэтому вместо того, чтобы на час прилечь и отдохнуть, я достала из запасов, привезённых с собой, предпоследний амулет-накопитель и опустошила его почти наполовину, возвращая себе какое-то подобие бодрости и сил.

    Вообще-то я взяла их с собой десять штук: девять одноразовых прикупила в магической лавке перед самым отъездом, а десятый многоразовый заказала в родной академии. Хотела отдать их Максимилиану, вдруг ему понадобится? Однако, видя творящееся вокруг и понимая, как острая нехватка магической энергии ограничивает возможности целителей и снижает шансы оперируемых на благополучный исход, собрала восемь штук и отдала их Эриху Ленцу с просьбой использовать по назначению.

    Вот просто подошла и отдала. Даже внимания не стала обращать на его усталый, мрачный и даже в чём-то подозрительный взгляд, встретивший меня, стоило к нему приблизиться. Но накопители взял, даже кивнул благодарно. И то хлеб. Я же не ждала от него благодарственных речей, вот и не дождалась. Но мне уже было всё равно. Работы было ещё много, ей-то я и занялась.

    И вот теперь, не удержавшись, потратила один из двух оставшихся амулетов на себя, твёрдо решив, что последний, самый большой и дорогой, сделанный на заказ – уж точно передам по назначению.

    Второй день был менее суетливым, чем первый, но всё равно довольно напряжённым. Умерших за ночь мужчины относили в похоронный шатёр. Тех, кто мог выдержать долгую дорогу до столичного госпиталя, мы готовили к отправке на поезд: переодевали, меняли повязки, кормили. Остальным, находящимся ещё в довольно тяжёлом состоянии, оказывали необходимую помощь и уход. Некоторые ещё до сих пор ждали операции. Некоторые её так и не дождались.

    В первый день, пока магии и амулетов хватало, лекари ещё пытались ставить людей на ноги. Но когда она вновь начала заканчиваться, а подводы с поступающими ранеными – нет, стали экономить, используя целительский дар только в самых тяжёлых случаях, когда без этого у человека не оставалось шансов выжить. Останавливали внутреннее кровотечение, сращивали повреждённые внутренние органы, лечили тяжёлую контузию.

    Никто не ожидал такого огромного количества пациентов. Всё, что могло подождать или быть исправлено хирургическим путём – делали по старинке, безмагическим методом. И тут мои умения оказались весьма кстати: перевязка, накладывание гипса, подготовка материала и необходимых инструментов – в этом я разбиралась хорошо, имея немалый опыт за плечами. Оттого работа шла быстро и уверенно. Так что и второй день я почти весь провела в операционном шатре и при больных.

    В один из кратких моментов отдыха меня нашла Тильда. Чуть ли не насильно впихнув в руки глиняную миску с густой похлёбкой, коротко приказала:

    - Ешь, давай.

    - Не хочу, - аппетита и правда не было, настолько сильна была усталость

    - А я говорю, ешь! Желудок у тебя крепкий, как я посмотрю. Так что обратно всё не отдаст на следующей операции, а вот организму нужно откуда-то силы брать. На одной подпитке с накопителя долго не протянешь. Или измотаешь себя начисто так, что уже потом не встанешь, или отходняк накроет такой, что пару дней будешь совсем ни на что не годна. А здесь так нельзя: сама видишь, каждая пара рук на счету.

    Отчитав меня, Тильда присела рядом и быстро принялась за еду. А я, виновато покосившись на неё, тихо спросила:

    - Ты заметила, да?

    - Конечно, заметила. У меня глаз наметанный, - коротко хмыкнула женщина и пожала плечами. - А чего в этом такого? Тут все так делают. Кто умеет, конечно.

    Её нейтральный тон и спокойное отношение вдруг подтолкнули меня выговориться, делясь своими тревогами.

    - Мне почему-то стыдно, Тильда. Ведь накопитель можно использовать для лечения. Помочь кому-то, спасти жизнь. А я трачу его на себя. И, вроде, умом понимаю, что это верно, а на душе всё равно не спокойно, будто отбираю у кого-то что-то важное.

    Вопреки опасениям, Тильда не стала высмеивать эти страхи или отмахиваться от моих проблем, просто посмотрела остро, словно в самую душу заглянула и серьёзно, обстоятельно всё разъяснила:

    - Ерунда всё это, Эрин. И думать о таком забудь - это в тебе усталость говорит и нервное напряжение. Ни у кого ты ничего не отнимаешь. Прикинь сама: много ли с одного накопителя лекарю достанется? Сил ему прибавит - да, но тут ведь не только в магии дело. Сама же знаешь, маги – они тоже люди, не могут работать беспрерывно. Им же и поесть, и хоть немного поспать надо, да иные какие потребности справить. В таких условиях для них работать на износ - только ценные кадры зря переводить. Так и до выгорания недалеко.

    Пришлось скрепя сердце признавать её правоту. Вяло ковыряясь в миске, я через не хочу запихнула в себя несколько ложек оказавшегося неожиданно вкусным варева. И тут же почувствовала, насколько я на самом деле проголодалась.

    Быстро проглотив свою порцию, с трудом удержалась от того, чтобы сбегать за добавкой. Понимала: нельзя переедать, сразу в сон потянет. Да и тяжелее работать станет. Так что лучше через некоторое время, как освобожусь, наведаюсь на кухню и ещё что-нибудь перекушу.

    А пока, раз выдалась свободная минутка, хотелось расспросить Тильду о том, что вообще такое происходит вокруг. Судя по тому, что я увидела и услышала мельком, такой массовый наплыв раненых выдался впервые. Бывали, конечно, и раньше тяжёлые дежурства, но никогда ещё не случалось такого, что операции длились несколько дней подряд почти беспрерывно. И это ещё даже с учётом использования целительской магии.

    Слишком страшные и необычные раны, слишком большое количество пострадавших. Неимоверные эманации боли и страданий, которые прочувствовала даже я, фактически лишённая дара. Тяжело представить, что сейчас ощущали сами целители, как никто восприимчивые к таким тонким материям.

    И я хотела понять, что же произошло? Как было раньше и может ли это повториться вновь? И хоть умом понимала, что, скорее всего, так и будет, однако наивная вера в чудо всё же заставила попробовать расспросить Тильду. За последние два дня мы с ней и не разговаривали толком, просто некогда было. А сейчас такой удобный случай выдался.

    Отставив свою миску в сторону, я задумчиво посмотрела на небо, виднеющееся в распахнутом пологе госпитального шатра. Солнце клонилось к горизонту, сумерки медленно опускались на землю, принося с собой прохладу и тишину. Мы сидели в небольшой проходной «комнате» у выхода, достаточно близко для того, чтобы быстро прийти на зов в случае необходимости, и достаточно далеко от запахов и звуков, присущих госпиталю, чтобы немного отдохнуть, наслаждаясь краткими мгновениями покоя.

    - Тильда, - решилась я начать разговор, видя, что женщина так же, как и я, закончив с едой, никуда не торопится. – Ты давно здесь работаешь. Скажи, неужели это каждый раз вот так?

    - Как именно, Эрин? – в голосе старшей санитарки чувствовалась усталость, но раздражения от моего любопытства там не было, и я приободрилась.

    - Страшно. Столько изувеченных людей, столько смертей, выжатые досуха целители? А эти раны?! Я никогда прежде не видела такого. Ведь магии сейчас нет. Так каким же разрушительным оружием можно сотворить такое? Да ещё так массово?

    - Ты права. Раньше так не было. Война, конечно, штука неприятная, и всякое на ней случается, но ещё несколько месяцев назад всё было иначе. Если в человека попадают заклинанием и его успевают доставить живым, то, как правило, вылечить такого раненого не так уж и сложно. Особенно при наличии лекарей и целителей высшей категории. Поэтому поначалу всё было не так уж и плохо. Работы много, да, но не такой, как ты видела сегодня. Когда магия ушла, всё намного усложнилось. Но в чём-то и стало проще: ранения были обычные, от холодного оружия или стрел. При минимуме целительских сил и умелых руках хирургов оказать первую помощь и отправить долечиваться в тыл - было вполне посильно. Разумеется, везде имелись свои сложности и исключения, но, в общем и целом, так. Однако на этот раз… - тяжело вздохнув, Тильда чуть подвинулась, доставая что-то из кармана платья и, найдя искомое, положила себе на открытую ладонь, - …всё было совсем по-другому.

    Глазам моим открылась вещь необычной и неожиданной красоты. Словно прекрасный, изящной работы бутон из неизвестного мне металла расцвёл на руке сидящей рядом женщины. Его хрупкие, прихотливой формы лепестки были строги и симметричны. Но что-то всё-равно не давало любоваться этой красотой в полной мере, подспудно ощущая исходящую от него необъяснимую опасность.

    - Что это? – спросила я, заворожено рассматривая невиданное чудо, не пытаясь, впрочем, до него даже дотронуться.

    - То, о чём ты спрашивала. То, что оставляет после себя такие страшные раны, и из-за чего на этот раз было столько жертв. Всем просто не успевали оказывать помощь вовремя. Экспансивные пули. Забытое, древнее, запрещённое оружие. Выходит, они всё же решились презреть запрет и начали его снова использовать.

    В её голосе не было страха. Лишь горечь, смешанная с ноткой обречённости. И последнее мне совсем не понравилось. Выходит, это не последнее сражение, после которого нас ожидает подобный поток раненых. Или может быть что-то ещё хуже этого?

    - Экс-пансив-ные пули? О чём ты говоришь? Какой запрет и что ещё за древнее оружие?

    - Да, - невесело усмехнулась Тильда. – Это не самая распространённая информация. Более того, в большинстве своём даже засекреченная, во избежание нездорового любопытства. Что ты знаешь о нашем мире, деточка?

    - То же, что и все, - недоуменно нахмурилась я. – Мир Ринтон, населён только людьми. Иные расы, если и были, то покинули мир в незапамятные времена. Память о них сохранилась только в легендах и преданиях. Единственный крупный континент омывается Мировым океаном и разделён на множество независимых государств, одним из которых является наш Тандир.

    - Понятно. Это действительно общеизвестные данные. А что скажешь насчёт магии?

    - А что тут можно сказать? Она присутствует во всех сферах жизни. Процент одарённого населения страны не слишком высок, но магов хватает и для защиты территорий, и для участия в повседневной жизни страны, с помощью магии облегчая многие сферы жизни. Как правило, в каждом государстве есть своё учебное заведение, обучающее одарённых. У нас это Такарская академия магии, расположенная в предместьях столицы.

    - Умница! Всё как по учебнику рассказала. Но это ещё не всё. Знаешь ли ты, что магия пришла в наш мир не более пятисот лет назад. А до этого её не было?

    - То есть, как это не было? – удивлению моему не было предела. Магия всегда воспринималась мной как что-то постоянное и привычное, а тут такие откровения.

    - А вот так. Не было и всё! – усмехнулась Тильда, увидев потрясённое выражение моего лица. – Тогда технологии развивались совершенно другими путями. Люди жили, учились, работали совершенно иначе. Даже для войны использовалось вооружение, не имеющее в себе и капли магического потенциала, но со страшной разрушительной силой.

    - Вроде этих… пуль?

    - Именно так. Но бывало и нечто похуже, чем эти «цветочки».

    - А что случилось потом?

    - Никто не знает. Просто в какой-то момент что-то изменилось, и в мир пришла магия. Её источники разлились повсюду, навсегда меняя сложившуюся жизнь сотен тысяч людей. А всё дело в том, что прежние технологии перестали работать. Практически все, и особенно военные. Пришлось людям учиться адаптироваться в новом мире. Осваивать открывшиеся умения, систематизировать полученные опытным путём знания, приспосабливать жизнь к иным условиям. Что-то со временем удалось переделать и приспособить под нынешние реалии. Например, тот же поезд раньше ходил на паровой тяге, это уже потом его переделали под движение на магических накопителях. Так он стал и быстрее и рентабельнее. Да и на окружающую экологию влияет уже не так сильно.

    - Я… я не знала этого. А Академия? Она тоже была создана несколько сот лет назад?

    - Да, потому этих учебных заведений так много. Просто неожиданно потребовалось обучать довольно большое количество людей. Показывать, как правильно использовать внезапно свалившийся на них дар. Заодно там же изучали природу магии, составляли учебные пособия и проводили различные эксперименты. Нарабатывали научную базу, так сказать. Это сейчас одарённых определяют чуть ли не с рождения, и все они при наличии достаточно сильного дара обязаны пройти специальное обучение по его стабилизации и возможности управлять. А вот первым потенциальным магам пришлось ох, как непросто!

    - Представляю себе. А что было дальше?

    - Дальше… Появление магии повлияло на все сферы жизни людей. На тот момент существовало три крупных империи, часто враждовавших между собой. Но с открытием магических источников оружие перестало работать, и начался хаос. Именно тогда некогда большие и мощные государства распались на множество мелких и независимых. И никто ничего не смог с этим поделать. А когда была освоена боевая магия, менять что-либо было уже поздно. К тому же все настолько были заняты налаживанием жизни и решением бытовых проблем, что было как-то не до войн. Речь шла о выживании. А потом уже и привыкли как-то. Военные конфликты, конечно, случались, но уже не такие масштабные. Старое, уже непригодное оружие было или уничтожено,или тщательно спрятано, а на его использование наложен строжайший запрет.

    - А как его можно использовать, если оно не работает-то?

    - Мало ли как? Всегда найдутся умельцы, фанатики или самонадеянные экспериментаторы, которые могут попробовать решить эту задачку. И судя по всему, кому-то это уже удалось.

    Сказать, что я была потрясена открывшимися мне новыми знаниями – это преуменьшить. У меня просто в голове всё это не укладывалось. И был ещё один вопрос, который я тут же и задала:

    - Откуда ты всё это знаешь? Ни за что не поверю, что эти данные лежат в общем доступе?

    - Ну, почему же? Ты знаешь, что в столичном музее есть зал, посвящённый истории вооружения? Открывается он не так, чтобы часто, но всё же иногда экспозиции доступны для просмотра. Но знаю я всё это, конечно же, не поэтому, - Тильда улыбнулась мечтательно, словно вспомнив что-то хорошее. – Просто мой покойный супруг был страстным любителем истории. А работая старшим библиотекарем, мог часами просиживать в закрытых разделах, изучая дела времён минувших. Особенно его почему-то интересовал домагический период. Причём всё, что можно было о нём найти: от социально-политического уклада до использовавшегося в те времена вооружения и методов ведения войн. Это была его страсть! А как ты знаешь, если жена хочет, чтобы в семье была хорошая и спокойная атмосфера, волей неволей, но приходится разделять увлечения мужа. Так и я втянулась. Это оказалось ужасно интересно! Особенно, когда я получила доступ к медицинской литературе. Знаешь ли ты, что вся наша система безмагической диагностики и лечения ведёт свои истоки оттуда? Это не побочная ветка целительского искусства, а основной принцип лечения домагических времён. Вот так-то…

    - Невероятно! Скажи, Тильда, а эти... как их… экспансивные пули. Про них тоже было рассказано там, да?

    - Именно так. Как и про много чего ещё другого, не менее смертоносного.

    - Расскажи о них, пожалуйста. Почему они… такие? Ведь даже несмотря на то, что раны они оставляют после себя просто ужасные, мы могли бы с ними справиться и не допустить столько смертей. Есть что-то ещё, да?

    - Да, ты права. Это особенные пули. Если попадание в тело идёт с близкого расстояния и на маленькой скорости, то они раскрываются в такой вот «цветок» и просто распахивают живую плоть своими острыми краями, увеличивая зону поражения. Но если пуля попадает в тело на высокой скорости, она просто рассыпается на мельчайшие частицы, собрать и вывести которые без использования магии нет никакой возможности. И это ещё не говоря о том, что при попадании в тело от остаточной энергии пули создаётся зона потрясения, как от ударной волны. Ткани, попадающие в неё, просто умирают, разрушаются, становясь благодатной почвой для развития бактерий и микробов. Чуть промедлишь с ампутацией – и гангрена обеспечена.

    - И как с этим справлялись раньше? – чем больше я узнавала, тем страшнее становилось.

    - Никак. Или ампутация конечностей, или верная смерть. При попадании пули в корпус на высокой скорости шансов выжить - ноль.

    - А мы? А у нас ведь сейчас всё по-другому, да?

    - Нас спасает магия, пока она есть. Но и работы лекарям тоже прибавляется немало. Поэтому все остаточные мероприятия хирургического характера проходят практически без её использования. Особенно нам повезло, что есть некроманты. На этот раз львиная доля работы, как и накопителей, досталась им.

    - Некроманты? В нашем госпитале работают некроманты?! – вот этого я уж точно не ожидала.

    - А ты не заметила? Высокий такой, худой мужчина в чёрном балахоне – мэтр Толман.

    - Это который время от времени у похоронного шатра ходит? – вспомнила недавно виденное я.

    - Ага, он самый. Пока тут один из дипломированных, и двое учеников с собой привёз. Но поговаривают, будут ещё из академии присылать. Эти уже своими силами не справляются.

    - А чем здесь могут помочь некроманты?

    - Как чем? Инородные тела из раны достать, омертвелую ткань изъять, остановить воспалительный процесс. В конце-то концов, просто наложить временную стазисную заморозку, которой хватит для того, чтобы выгадать немного времени для операции. Но, сама понимаешь, на износ они работать тоже не могут, помощь нужна. Так что ждём со следующим поступлением не только накопители, но и дополнительный штат целителей и некромантов.

    - Понятно. Значит, думаешь, что такое ещё повторится?

    - Боюсь, что повторится и не раз. Если уж начали и увидели эффективность подобного оружия, то уже не остановятся. Как бы ещё чего хуже в дело не пустили.

    - Ты меня пугаешь, Тильда, – поёжившись, я обхватила плечи руками, вдруг почувствовав внезапный озноб.

    - Я тебя предупреждаю, Эрин. А теперь иди к себе. Сегодня ночью ты отдыхаешь. Есть время получить сменную форму, помыться и хорошенько выспаться. Завтра днём дежуришь по лазарету. Так что не теряй времени даром.

    Вняв мудрому совету, я не стала больше засиживаться и впустую тратить время, выделенное на отдых. Сначала отнесла нашу грязную посуду на кухню и там же попросила горячей воды. В их хозяйстве всегда стояли большие чаны с водой, используемой для разных нужд. Сейчас как раз закипала очередная партия.

    Попросив одного из помощников помочь мне донести вёдра до шатра, я быстро наполнила небольшую лохань, загодя выпрошенную у Ули. Потом добавила немного холодной и развела в двух вёдрах тёплую воду для ополаскивания.

    Вымыться хотелось со страшной силой. Смыть, наконец, с себя кровь, грязь и пот последних напряжённых дней. Вновь ощутить себя чистой и спокойной. Почти как раньше, пусть и не совсем. Конечно, соблюдая санитарные нормы, мы не ходили в грязной одежде и ежедневно меняли рабочие фартуки, но на личную гигиену времени оставалось совсем мало. А тратить и так недостающую магию на бытовые заклинания по очистке тела и одежды казалось кощунственным.

    Приготовив на утро второй комплект выданной мне рабочей одежды и ночную сорочку для сна, я с полотенцем и мылом отправилась в небольшой закуток, спрятанный за ширмой, где стояла моя будущая ванна. Плотную ткань для разделения шатра на две половины мне доставили на следующее же утро после приезда, отгородив заодно и место для умывания.

    Неожиданного прихода соседа и, как следствие, нарушения своего уединения, я не опасалась: знала, что Ленц сегодня находится на дежурстве. Он уже успел немного отдохнуть и восстановить силы, поэтому вновь вернулся к полноценной работе.

    Боги, какое же это блаженство - смыть с себя накопившуюся за несколько дней сущего кошмара грязь и усталость! Лохань была не очень большая, и мыться пришлось довольно быстро, пока не остыла вода, но это всё равно стало ни с чем несравнимым удовольствием.

    Особенно тщательно пришлось промывать волосы: они у меня на зависть всем были густыми и длинными. Несмотря на ставшие недавно модными короткие стрижки, особенно в среде магичек, я не торопилась расставаться со своим богатством, справедливо полагая, что волосы – одно из лучших моих украшений.

    Мягкие, волнистые, цвета тёмного гречишного мёда, на солнце чуть отдающие рыжиной, они спускались почти до талии, на концах завиваясь колечками. В полевых условиях ухаживать за ними было очень непросто, но это меня не пугало.

    Домывшись, я оставила воду в лохани, решив вылить её уже утром. Сейчас сил на это уже просто-напросто не осталось. Наскоро вытерлась, надела ночную сорочку, а поверх неё плащ, чтобы не замёрзнуть после купания, и села расчёсывать волосы. Уже чувствуя, как закрываются глаза, поспешно заплела ещё влажные пряди в свободную косу и погасила свет.

    Когда добралась до лежака, усталость взяла своё, и я просто напросто отключилась, стоило только залезть под одеяло и положить голову на подушку.

ГЛАВА 3

Утром, проснувшись чуть позже обычного, я чувствовала себя не в пример лучше. Как морально, так и физически. Воспоминания последних дней слегка притупились, теряя свою остроту и уступая место профессиональной отстранённости. Тем более, что раненых на нашем попечении заметно поубавилось.

    Сдав грязное бельё в стирку, я сходила в столовую на завтрак. Осталось только договориться с мужчинами из помощников, чтобы они зашли в шатёр главного целителя и вылили лохань с использованной водой. Что я и сделала, вовремя заприметив двоих за соседним столом.

    Работа встретила меня уже привычной суетой в госпитале. Свои обязанности я уже выполняла почти механически, стараясь не слишком присматриваться к лицам пациентов, искаженным страданием. И всё же, доброе слово находилось для каждого, кто нуждался в поддержке. С некоторыми я даже перекинулась парой фраз. Кто-то уже понемногу начал шутить и делать комплименты. Последние были из числа уже более или менее оправившихся, кого мы готовили к завтрашней отправке на поезд.

    Подводы на станцию должны будут уйти утром ещё затемно, так что всё необходимое нужно было сделать сегодня: выдать одежду тем, чья форма пришла в полную негодность, сделать последнюю перевязку, составить списки уезжающих и умерших за ночь.

    С последними было сложнее всего, так как не всех получалось опознать. Этой ночью ушли ещё пятеро из самых тяжёлых. Их унесли в похоронный шатёр до моего прихода, и только пустые лежаки с грязным бельём свидетельствовали о том, что ещё недавно здесь кто-то находился.

    Что с ними будет дальше и как именно тела переправят в столицу, я не расспрашивала. Просто не хотела знать. И без того было тяжело. Проверять свои нервы на прочность желания не было: и так эмоциональное напряжение от работы сливать было некуда, так зачем добавлять себе лишнее?

    Дома я решала эту проблему весьма своеобразно. Через несколько лет после того, как получила наследство, по соседству со мной поселился уже довольно пожилой мужчина – Дуглас Дартон – отставной сержант королевских войск. Получаемая им военная пенсия позволила купить небольшой домик в нашем тихом районе, чтобы спокойно дожить остаток отведённых ему дней.

    Ни семьи, ни близких родственников у сержанта не было. Друзья тоже захаживали нечасто, насколько я могла судить. Да и у меня хорошие знакомые появились только на работе: подруги из приюта разлетелись кто куда, и лишь изредка присылали о себе весточки. Может быть поэтому, как-то случайно начав общаться с мистером Дартоном, мы вскоре к обоюдному удовольствию нашли друг в друге приятных собеседников.

    Я иногда помогала ему по хозяйству, а он делился воспоминаниями о славном боевом прошлом и давал мудрые советы, если это было необходимо. Именно он, когда я пожаловалась на накопившуюся усталость и усиливающуюся нервозность, объяснил, что нельзя всё держать в себе. Особенно на такой работе, как у меня. Пусть даже она и кажется довольно несложной.

    Человек, по словам мистера Дартона, имеет способность словно губка впитывать чужие эмоции, хорошие и плохие. Для этого не надо даже обладать магическим даром. Ведь сопереживаем мы душой, а не чем-то другим. А душа – она у всякого есть. Так и сказал.

    Но больше всех подвержены этому те, кто часто работает рядом с чужой болью, однако при этом не умеет до конца закрываться эмоционально. Потому-то и ловит чужие эманации, копит их в себе, а потом страдает сам от того, что не может наружу выпустить. Мучается. И лекарство от такого есть только одно – сильная физическая или эмоциональная нагрузка. Но эмоции при этом нужны совершенно другие: злость, радость, страх, восторг. Всё, что угодно, лишь бы оно могло полностью отвлечь внимание на себя и дать возможность «выпустить пар», вновь обретая утраченное душевное равновесие.

    Вот и получилось, что после этого разговора он стал заниматься со мной. Сначала просто гонял, заставляя привыкать к физическим нагрузкам и укрепляя тело. Потом начал понемногу обучать навыкам самообороны.

    Надо сказать, давалось мне это нелегко!

    За несколько лет спокойной, неторопливой жизни я слегка расслабилась. И пусть фигура у меня всегда была хорошая, но то, насколько я слабая физически и не слишком выносливая, понять труда не составило. Мы даже сделали мне на заднем дворе небольшую «полосу препятствий», как, усмехаясь в густые усы, называл это мой новоиспеченный наставник.

    Ежедневная утренняя самостоятельная разминка и совместные занятия по выходным через некоторое время начали приносить свои результаты: я заметно похудела, стала более крепкая, жилистая и ловкая. До сержанта мне было ещё далеко, но даже такие успехи радовали меня невероятно. Особенно тем, что не только укрепили тело физически, но и замечательно помогали сбрасывать эмоциональную усталость, вновь делая характер спокойным и дружелюбным. Ведь на моей работе это было очень важным.

    Дав мне базовые знания по рукопашному бою, мистер Дартон на этом не остановился, вознамерившись начать обучать меня и ножевому. На всякий случай, как заявил он на мой робкий вопрос, зачем девушке подобное умение. Мол, будет спокойнее домой с дежурства возвращаться, если будешь знать, что можешь за себя постоять.

    Но, к сожалению, его планам не суждено было исполниться. Мы успели только начать учить меня ножевому бою, как через месяц тренировок моего наставника не стало. Просто не проснулся однажды утром, тихо скончавшись во сне. Хоронили отставного сержанта за счёт города, и на похоронах присутствовала только я, отпросившись в тот день с работы.

    Позже, объявившиеся дальние родственники продали дом какому-то клерку средней руки, и на том закончилась история нашей с Дугласом Дартоном хорошей дружбы. На память об отставном сержанте мне осталась только та самая «полоса препятствий» и твёрдая уверенность - продолжать заниматься необходимо.

    И не только для того, чтобы разгрузиться эмоционально, по и потому, что мне просто нравилось ощущение своего тела, находящегося в прекрасной физической форме.

    Правда, в последние годы, когда у меня один за другим образовались два романа, я несколько позабросила занятия, о чём впоследствии не раз сожалела. Однако вскоре сожалениям не осталось места. Все мои мысли заняло новое и необыкновенное для меня чувство, из-за которого я, в результате, и оказалась здесь.

    И кто знает, что в ближайшее время может случиться? Говорят, не так давно наши войска начали отступать, и линия фронта немного сдвинулась. Может, стоит освежить в памяти некоторые навыки самообороны или хотя бы снова начать заниматься по утрам? Разумеется, когда стану чуть посвободнее. Если стану…

    Закончив с одной работой по подготовке уезжающих завтра, принялись за другую: всех остающихся нужно было обойти, покормить, обиходить, и сгруппировать в дальней части госпиталя, чтобы не тревожить утренними сборами.

    Раненых в тяжёлом состоянии было ещё довольно много: кто-то потихоньку шёл на поправку, но перевозку пока не осилил бы, кто-то был плох и перспективы его были не ясны, а кто-то уже находился на грани между жизнью и смертью. Смотреть на последних мне было откровенно тяжело. Слишком жаль таких некогда здоровых, полных сил мужчин и парней, заплативших за нелепую, никому не нужную войну своими жизнями.

    Лежаки переносили мужчины из помощников, а дежурные санитарки, в числе которых была и я, помогали обустроить больных на новом месте. Следили, чтобы с ними обращались бережно и укладывали не слишком близко друг к другу.

    Теперь дежурства, по словам Тильды, станут короче: не суточные, как раньше, а дневные и ночные. Это было нужно, чтобы младший персонал госпиталя мог тоже отдохнуть после напряжения последних дней. Спешки уже никакой не было, а сил одной ночной дежурной бригады - лекаря, медицинской сестры и санитарки - вполне хватало для того, чтобы сделать всё необходимое. Днём же будут приходить целители, которые наблюдают за больными и выдают для них назначения.

    Раньше, когда госпиталь был буквально забит битком, дежурства неслись по секторам – большим отгороженным «палатам», за каждой из которой следила отдельная санитарка. Теперь же, после отъезда первой партии выздоравливающих, свободного места заметно прибавится. Уже сейчас самые здоровые ночевали не в госпитале, а на улице под навесами и возле горящих костров. Так что всех тяжёлых смогли уместить в одной «комнате».

    Наверное, поэтому одного из раненых, который почему-то привлёк моё внимание, я ни разу до этого не видела. На вид ещё довольно молодой мужчина, не старше сорока лет, судя по развороту плеч - крепкого, атлетического телосложения. А по тому, что длины лежака для него едва хватало, ещё и довольно высокого роста.

    Цвет волос и глаз рассмотреть возможности не было: удлинённые, по плечи, пряди были грязными и слипшимися от пота, веки прикрыты. Мужчина находился в глубоком беспамятстве и никак не отреагировал на смену своего местонахождения.

    Сама не знаю, чем он меня зацепил, но за всё время дежурства по госпиталю я неоднократно заглядывала к нему, отмечая перемены в самочувствии и надеясь, что ему всё же станет лучше.

    Но, к моему глубокому сожалению, этого не произошло.

    Вечером больному стало хуже. Поднялась температура, явно началась горячка. Мужчина метался в бреду, всё норовя раскрыться или вовсе свалиться с лежака. Неразборчиво кого-то звал, о чём-то просил. Немного успокаивался, только когда я клала на его пылающий лоб свою ладонь, казавшуюся прохладной, и смачивала влажным тампоном сухие губы. Потом наступало временное затишье.

    В один из таких моментов я всё же рискнула подойти к главному целителю с просьбой о помощи. Здесь явно нужно было магическое вмешательство, и чем быстрее, тем лучше.

    Но Эрих Ленц меня неприятно удивил. Он как раз недавно сменился с дежурства, и теперь сидел в шатре на своём лежаке, делая какие-то пометки в блокноте. На мою просьбу он сначала не отреагировал, будто не услышал. Но я решила так просто не отступать, застыв на месте и терпеливо ожидая ответа. Долгую минуту молчал, думая о чём-то, но наконец, поднял глаза от записей, удостаивая меня своим вниманием, и холодно произнёс:

    - Ему уже ничем не поможешь. Разве что добить, чтобы не мучился.

    - Но, может быть…

    - Нет, Эрин! – неожиданно рявкнул на меня Ленц, откладывая в сторону блокнот и скрещивая руки на груди. – Это моё последнее слово.

    - Но почему? – не выдержав, повысила голос и я.

    - Хорошо, объясню на пальцах, раз сама не понимаешь. Контузия у него тяжёлая. Раз пошла горячка, значит налицо дополнительное инфицирование и воспаление. Они-то его скоро и доконают. Парню просто не повезло. Не успел. Привезли одним из последних, когда уже почти все накопители были израсходованы. В этот раз никто не ожидал такого большого количества раненых, поэтому новые амулеты поступят ещё не скоро. Обычно их привозят раз в две недели. Лекари же не будут ради одного человека вычёрпывать свой личный резерв до дна. Особенно учитывая, какая прорва магической энергии требуется для лечения такого рода контузий. И насколько долгая и ювелирная работа с магическими потоками нужна в процессе. На одного человека – как минимум четверо целителей и некромант – это учитывая его сопутствующие проблемы. Так рисковать людьми я не буду. Поэтому – нет!

    - Да как так можно, вообще?! – от подобной холодной расчетливости у меня просто опустились руки, а в душе начало разливаться отчаяние.

    Умом я понимала всю правоту его слов, но женское сердце не хотело смириться с подобной безнадёжностью. И плевать было, что разговор мы вели о совершенно постороннем мне человеке. Просто иногда бывают вещи, через которые ты не можешь переступить, потому что в этот момент изменишь себе. И потом ещё долго будешь мучиться чувством острой вины за то, что мог, но не сделал. Хотел, но не сказал.

    - Можно, Эрин, поверь мне, можно, - на мгновение мне даже показалось, что Ленц немного смягчился, но уже следующие его слова развеяли это заблуждение. – И ты либо принимаешь это, либо нет. Поэтому у тебя есть три варианта. Либо ты принимаешь эту ситуацию как данность и перестаёшь мучиться чувством вины, либо собираешь вещи и уезжаешь домой. Сразу оговорюсь, что вариант с отъездом мне не очень нравится, потому как лишиться пары умелых рук в подобной ситуации весьма неприятно. Но и смотреть, как ты сломаешься, тоже желания нет.

    - А третий вариант? – с надеждой посмотрела на него я, так как ни один из ранее перечисленных мне категорически не подходил.

    - Третий вариант – ухаживаешь за ним сама, в свободное от основной работы время. Все необходимые лекарства и материалы можешь взять у старшего лекаря. Если твой подопечный дотянет до привоза новой партии накопителей, при условии, что за это время не случится нового сражения, тогда попробуем ему помочь. Если нет – значит на то воля богов. Что выбираешь?

    - Третий, - глухо ответила я, уже в уме прикидывая, что мне может понадобиться из лекарств, и насколько вообще реальны мои шансы преуспеть там, где даже целители уже махнули рукой. – Постараюсь сделать всё, чтобы он дотянул.

    - Ну и прекрасно! Однако смотри, чтобы это не сказалось на выполнении твоих основных обязанностей. Поняла?

    - Поняла.

    - Тогда свободна, - небрежным жестом Ленц махнул на выход, но почти тут же остановил: - Да, и ещё одно, Эрин.

    - Да? – застыла я, ожидая продолжения.

    - Старайся не принимать всё так близко к сердцу. Это война. Здесь умирают.

    Ответить на это было нечего. И так понятно, что на войне не в игрушки играют, и фронтовые госпитали нужны не насморк да депрессию лечить. Всё гораздо серьёзнее. Поэтому просто молча кивнув, я вышла на улицу, и быстрым шагом пошла к лекарской палатке.

    Там к моему позднему визиту отнеслись с пониманием, сразу выделив всё необходимое и даже сверх того. Так что остаток вечера и половина ночи прошли для меня в трудах: целиком раздеть больного, обтереть его специальным настоем, помогающим сбить жар, снова одеть уже в чистое. Ворочать мне его помогала Тильда, больно уж неподъёмный был. Потом я сидела рядом, меняя холодные примочки на лбу, и по капле вливая в приоткрытый рот целебный отвар.

    А когда сделала всё предписанное лекарями, просто сидела рядом, держа мужчину за руку и мысленно представляя, как делюсь с ним своей жизненной силой. Увы, в реальности мне это было недоступно. Необходимой для этого магией жизни я не владела. Но почему-то так мне становилось легче.

    А может, и не только мне. Не знаю, что именно дало свои результаты, но уже ближе к полуночи мой подопечный забылся тяжелым сном. Меня же прогнала спать Тильда, дежурящая сегодня в ночь. Просто пришла, взяла за руку и вывела из госпитального шатра, напомнив, что рано с утра мне ещё помогать с отправкой раненых.

    Спорить я не стала, и не только потому, что непреклонный тон старшей санитарки не оставлял надежды на снисхождение. Просто я и сама уже с ног валилась после тяжёлого дня. Всё же ухаживать за больными – это не только физический труд, но большая эмоциональная и душевная самоотдача. Здесь я прочувствовала это особенно остро.

    Поэтому просто попросила Тильду присмотреть за моим подопечным и разбудить меня, если его состояние резко изменится. О том, что этот мужчина на моём попечении с разрешения главного целителя, она уже знала: я сама рассказала ей о разговоре с Ленцем. И получила полное одобрение вкупе с пожеланием удачи.

    Однако это не помешало женщине, ставшей за этот короткий срок мне настоящей подругой, выставить меня вон. И в этом она была права. Мне нужно было выспаться.

    Как я добралась до своего шатра, помню уже плохо: шла как сомнамбула, чудом не натыкаясь на потушенные костерища и чужие палатки. Оказавшись на своей половине, с трудом подавила желание рухнуть на лежак как есть, прямо в платье. Остановило то, что сменного у меня не было: не успела ещё получить в интендантской службе. А выглядеть неряхой в мятой форме, без уважительных на то причин, мне не позволяло чувство собственного достоинства и профессиональная этика.

    Поэтому, пересилив себя, всё же переоделась в ночную сорочку, аккуратно сложив форму у изголовья, умылась и с блаженным вздохом растянулась, наконец, на своей походной постели.

    Проспать я не боялась: мой уже мирно спящий сосед тоже должен был присутствовать на отправке раненых из госпиталя. Встанет он – проснусь и я. За время, проведённое здесь, чуткость сна у меня, несмотря на постоянную усталость, не притупилась, а наоборот, заметно обострилась. Зато и засыпать стала не в пример быстрее.

    Прямо как сейчас. Стоило только укрыться одеялом и закрыть глаза, как сознание провалилось в тёмный омут без сновидений.

ГЛАВА 4

Эрих Ленц оказался прав. Этой ночью умерло ещё семеро пациентов из числа самых тяжёлых. Об этом я узнала утром, стоило только прийти на дежурство. И на какой-то страшный момент испугалась, что среди них тот контуженый, за которым мне поручено было ухаживать.

    Но боги миловали: он, как и прежде, находился на своём лежаке и метался в жару. Больной, осунувшийся, весь словно выцветший, но живой. И вот странное дело: я даже имени его не знала, но чем-то запал мне в душу этот мужчина, не желавший сдаваться ни болезни, ни смерти.

    Было в нём что-то такое, что говорило об упрямом характере и несгибаемой силе воли. Может, упрямый подбородок, сейчас покрытый тёмной щетиной, или гордый профиль, говорящий о явно благородном происхождении. Что забыл этот аристократ на войне, тем более на передовой? Быть может, он из офицерского состава? Тогда почему его привезли последним и не смогли вовремя оказать своевременную квалифицированную помощь?

    Документов или хоть чего-то, говорящего о его личности, при нём тоже не было. Ни родовых колец, ни даже брачной татуировки. Выходит, он даже не женат. А родители есть? Ждёт ли его хоть кто-нибудь дома, с надеждой молясь богам о благополучии сына, брата или возлюбленного?

    Кто знает… Времени на праздные размышления у меня не было.

    Убедившись, что с подопечным всё в относительном порядке, я, как смогла, напоила его травяной микстурой. Обтёрла лицо и руки, в попытке хоть немного сбить жар положила на лоб мокрую тряпицу, и поспешила помочь другим со сборами в дорогу, покидающих госпиталь. Запряжённые подводы уже ждали на улице, и требовалось в кратчайшие сроки их загрузить, чтобы успеть к приходу эшелона.

    Основная тяжёлая работа опять досталась мужчинам. Нам же требовалось разбудить раненых, дать напиться, выдать сухой паёк. В случае необходимости помогали справить естественные потребности или делали перевязку. Те из отправляющихся, кто мог передвигаться самостоятельно, уходили к подводам сами, остальных уносили на носилках и старались расположить максимально аккуратно, чтобы не растрясло в дороге.

    Работы было много, и делать всё требовалось в темпе, но я всё равно смогла улучить несколько свободных минут, чтобы наведаться к своему подопечному. Меняла ему примочки, обтирала сухие, растрескавшиеся от жара губы влажным тампоном. Один раз даже пришлось держать его, во время приступа сильного озноба. Колотило беднягу так, что мог запросто свалиться с лежака на землю.

    О том, что подобное может случиться, лекари меня предупредили. И соответствующее лекарство тоже выдали. Правда, дать его получилось далеко не сразу: больной намертво сжал челюсти, усложняя мне задачу. Из-за чего часть лекарства всё же пролилась ему на грудь и постельное бельё.

    Метнувшись к Тильде, как к последней надежде, я быстро обрисовала проблему, и опытная женщина быстро взяла дело в свои руки. Оставив меня заканчивать перевязку, сама ненадолго отлучилась, а вернувшись через пару минут, сказала, что дело сделано. Не знаю, как уж ей это удалось, но приставать с расспросами не стала. Меня больше интересовал результат.

    Теперь осталось только дождаться, когда лекарство начнёт действовать, и мужчину можно будет снова на некоторое время оставить одного. Эрих Ленц и так уже недобро поглядывал в мою сторону, но пока открыто замечаний не делал, и это позволяло не столь остро чувствовать свою вину. Я же обещала заниматься подопечным в свободное время, а тут постоянно к нему бегаю. И ведь не объяснишь, что сейчас наступил очередной кризис. Есть чем заняться – делай. Всё остальное – потом.

    К счастью, приступ продлился недолго, вскоре я смогла вернуться к основной работе, которой осталось не так уж и много. Спустя час мы с Тильдой с облегчением провожали глазами последнюю уходящую подводу. Остальные санитарки и медсёстры уже разошлись кто куда: свободные отправились досыпать или заниматься своими делами, а дежурящие сегодня – обратно в госпиталь.

    Дел предстояло ещё немало: собрать грязное бельё, вынести пустые лежаки, обиходить оставшихся больных, прибраться в операционных и «палатах».

    Тильда тоже засобиралась к себе, отдохнуть после ночного дежурства. А я вернулась к подопечному. Моя смена сегодня стояла в ночь, так что пока своё свободное время я могла посвятить уходу за ним.

    Но мужчина снова то ли заснул, то ли впал в забытьё, однако лежал тихо и смирно. Потрогав лоб, обнаружила, что жар в очередной раз немного пошёл на убыль. Хотелось верить, что это моя забота делает своё дело, и ему становится лучше. Но радоваться я пока не торопилась. Стойкой ремиссии пока не наблюдалось, так что оптимистичные прогнозы делать было преждевременно.

    Переодевать раненого я пока поостереглась. Наверняка его опять скоро приступ скрутит, тогда сразу и оботру всего, и постель перестелю, и лекарство дам. Кстати, а вот насчёт последнего неплохо было бы заглянуть к лекарям и пополнить запасы.

    Так что пока нашлась свободная минутка, быстренько навестила аптечную палатку, где мне выдали всё необходимое. Затем забежала в столовую, наскоро перекусить и заодно заварить новый лечебный травяной чай для больного.

    Вернувшись обратно в госпитальный шатёр, обнаружила, что пока никаких перемен нет. Мужчина всё так же лежал без движения и мерно дышал. Только показалось, что на этот раз в дыхании присутствуют лёгкие хрипы, да температура тела немного повысилась. Но сбивать её ещё было рано, такую организм должен сам стараться перебороть.

    Пока моё присутствие рядом с больным не требовалось, я решила помочь дежурным санитаркам. Однако стоило только присоединиться к уборке, как я тут же удостоилась язвительно замечания Ленца о чьём-то неумеренном трудовом энтузиазме. Причём сделал это он прилюдно, что было обидно вдвойне.

    Сделав над собой усилие и промолчав, я просто продолжила заниматься работой, время от времени заглядывая к «своему» пациенту в ожидании каких-то перемен. На периодические подначки Ленца старалась внимания не обращать, он сегодня явно с утра был не в духе.

    А я упорно занималась своим делом: когда наступил очередной кризис, сбивала вновь поднявшуюся температуру, обтирала, меняла бельё, поила лекарственными отварами и микстурами. Удерживала, когда пытался метаться, норовя соскочить с лежака. Уговаривала, когда бредил, звал, неразборчиво ругался. И просто сидела рядом со своим подопечным.

    Но чем дальше, тем больше настроение главного целителя становилось ближе к отметке «отвратительное». Доставалось не только мне и это хоть как-то утешало. Однако сдерживаться с каждым разом становилось всё сложнее. Ясное дело, что после отъезда в госпитале остались только самые тяжёлые, считай – безнадёжные. И радостного настроения это, ясное дело, не добавляло. Однако срываться из-за этого на персонале я считала несправедливым.

    До конца дня «ушли» ещё четверо. С последним я долго сидела рядом, держа его за руку, стараясь хоть так облегчить последние минуты. Душа болела, но глаза оставались сухими. Показать ему свою жалость и страх я не имела права. Вместо этого просто тихо напевала старинную мелодичную песню и ласково гладила по голове.

    Молодой умирающий парень, почти мальчишка, смотрел на меня с тоской в глазах, понимая, что его жизнь отсчитывает последние минуты и крепко, до боли сжимал мою ладонь. Не просил, не умолял, не жаловался. Словно впитывал последние доступные ему ощущения. Пока, наконец, пальцы его не расслабились, а взгляд не застыл, смотря теперь в бесконечность.

    Я высвободила свою руку из безвольной теперь ладони. И, в последний раз погладив по гладкой щеке, никогда не знавшей бритвы, осторожно опустила ему веки. Слёз не было, но внутри словно что-то заледенело, закрылось, отсекая ненужные, опасные сейчас эмоции. Это война. Здесь умирают. А у меня есть ещё работа.

    Поднявшись на ноги, я рассеянно окинула взглядом «палату», и неожиданно наткнулась на хмуро сверлящего меня взглядом главного целителя. Ленц стоял в проходе, скрестив руки на груди, и вид его не предвещал ничего хорошего. Но теперь меня это уже не испугало. Видимо сказалась довольно сильная эмоциональная усталость, накопившаяся за этот день: борьба за жизнь подопечного, общая атмосфера безнадёжности, витающая в этой «палате», плюс физическая работа. Да ещё и на обед сходить забыла, забегалась.

    Поэтому, чувствуя, что ещё немного и сорвусь, просто молча отвернулась и ушла в дальний угол, к своему подопечному. А когда спустя минуту бросила взгляд в сторону прохода, там уже никого не было. Ну и ладно!

    Однако гром всё же грянул. Не в госпитале. В шатре, который мы всё ещё делили на двоих.

    Ближе к вечеру пришла Тильда и сказала, что приглядит за моим подопечным, пока я поем и пару часиков отдохну перед ночным дежурством. Я не стала отказываться от такого подарка - усталость брала своё. Искренне поблагодарив подругу, я сначала завернула в столовую, где через силу затолкала в себя плотный ужин. Есть снова не хотелось, но я помнила мудрое наставление и старалась лишний раз не вредить своему организму.

    Однако стоило мне только вернуться к себе, как оказалось, что в шатре меня поджидает весьма недовольный целитель. Хотя недовольный – это ещё мягко сказано. Не стесняясь в выражениях, Ленц отчитал меня за излишнюю инициативу, эмоциональность и впечатлительность. На что я, не сдержавшись-таки, обозвала его бездушным сухарём и циником, после чего просто ушла.

    Была бы дверь - обязательно бы ей хлопнула. Но мягкий шелест опускаемого полога прозвучал неубедительно. А я вся пылала от негодования и незаслуженной обиды. Об отдыхе в таком состоянии не могло быть и речи, поэтому пришлось вернуться в госпитальный шатёр. Надеялась, что Ленц хоть туда не заявится со своими нравоучениями и претензиями. Его смена уже закончилась, уж он-то свой отдых не упустит.

    Найдя Тильду, сидящую на складном стульчике возле моего спящего пациента и мирно вяжущую шерстяной носок, я не удержавшись, высказала ей всё, что у меня накипело в отношении непосредственного начальства.

    Но женщина лишь улыбнулась и покачала головой.

    - Не переживай ты так, Эрин. Ну, подумаешь, слово бранное сказал – с кем не бывает?

    - Если бы только слово! Такое впечатление, что он невзлюбил меня сразу же, как только увидел! – в сердцах воскликнула я. – Что ни делаю, всё не так! Да ещё и перед другими высмеивает. Совершенно невозможный человек, пусть даже трижды прекрасный целитель!

    - Да ладно тебе, остынь. Эрих человек неплохой, хоть и дурит иногда изрядно. Но врачеватель он от Богов – это ты верно подметила. Просто навалилось на него много в последнее время, а мужики – не бабы. Сама знаешь: у нас, женщин, какое горе, так мы поплакали, покричали, разбили что-нибудь и от сердца отлегло. А им что остаётся? Только в себе держать да терпеть. Вот и выливается это в чудачества или грубость. Как по мне, так лучше бы уж плакали иногда, чем морды друг другу бить или пить запойно.

    - А что, и такое бывает? – всполошилась я, ясно представив, что против Ленца я врукопашную не устою. Особенно если он перед этим ещё и напьётся.

    - Нет, здесь это запрещено, вплоть до трибунала. Военное время всё ж. К тому же в нашей работе трезвая голова и здоровые руки – не блажь, а жизненная необходимость. Как целитель или лекарь оперировать будет с опохмела или распухшими пальцами, а? То-то и оно! Так что смотри веселей. У нас тут ещё всё хорошо и спокойно.

    - Да уж, тебя послушать, так при таком сравнении Эрих Ленц просто образец терпения и хороших манер.

    - Ну, чего нет – того нет. Однако, в некотором роде, можно сказать, что это у него здесь характер испортился. Раньше он был совсем другим.

    - Другим? - недоверчиво хмыкнула я. – Это что же должно было случиться такого, после чего у него стал такой мерзкий характер?

    - Выгорел, - коротко и безэмоционально ответила Тильда, как отрезала.

    - Как выгорел? – опешила от такого неожиданного поворота я. – Он же работает до сих пор. Владеет магией исцеления и даже возглавляет этот госпиталь! После выгорания, даже если маг не сходит с ума, он уже всё равно не может стать прежним и иметь возможность работать с магическими потоками.

    - Эриху Ленцу повезло. Он не успел выгореть до конца, хотя спасло его только чудо: вовремя нашедшийся целый накопитель, который предотвратил возможность полного выжигания резерва и опустошения ауры. Потом вынужденная командировка в тыл на восстановление. Вернулся он через два месяца уже таким: жёстким, нетерпимым и принципиальным, как ты знаешь его сейчас. Он не злой и не жестокий. Просто иногда слишком дистанцируется, не желая ни повторять прошлый опыт, ни испытывать чувство вины за то, что не смог кому-то помочь.

    - Но, Тильда… почему это произошло? Из-за чего он чуть было не потерял свой дар? На то была веская причина, или он просто не рассчитал своих сил?

    В последнее верилось слабо. Ибо целители высшей категории как никто умеют правильно оценивать риски и филигранно пользоваться своим даром.

    - Причина была. Его сын. Мальчишке только шестнадцать исполнилось, а он всё на фронт рвался, чувства патриотические в нём, видишь ли, возобладали. Родину хотел защищать! Как будто без него там защитников мало было. Дар у него был слабый, учиться никуда толком не поступил. А как война началась, всё на фронт проситься начал. Поначалу родственники его удерживали. Но только магия пропала и стали призывать всех без разбору – сбежал и добровольцем записался. В первом же сражении и полёг, несмышлёный. Повезло ещё, что чудом его часть к нашему госпиталю приписана была. Привезли его сюда, а парень уже на ладан дышит, последние минуты отсчитывает. Думала, Ленц прямо тут поседеет от горя. А он как осатанел! Взялся за сына сам, хоть и мало осталось накопителей, почти все уже истратили на других раненых. Несколько часов выправлял, восстанавливал, оперировал, зашивал, сращивал – выжал себя почти досуха, а остановиться всё не мог, пока надежда была. Кто чем мог ему помогали, но, сама понимаешь, никто собой рисковать не хотел. Но Ленц упрямый мужик оказался, и целитель талантливый всем на зависть – сам почти выгорел, но сына таки вытянул. Спас. Правда, потом даже говорить с ним не захотел. Приказал, как в себя придёт, отправить с остальными ранеными. Сам же отлёживаться-отсыпаться ушёл. Пара дней прошла – ему хуже стало: горячка началась. Так что и его домой отправили, на восстановление. Вот только двух месяцев не прошло, а он уже вернулся и снова к работе приступил. Только характер изменился сильно. Ломает война людей. Пусть и по-разному, но всё равно ломает.

    Закончив рассказ, Тильда похлопала меня по плечу и ушла. А я осталась на дежурстве, размышляя над сказанным ею. С такого ракурса всё выглядело совсем иначе. И винить старшего целителя в чёрствости и эгоизме уже не получалось. Обыкновенная профессиональная деформация, нам рассказывали о таком. Просто обычно она наступает не так быстро. Однако, видимо, в экстренных условиях или после сильного потрясения природа берёт своё, ограждая человека от непосильных эмоциональных нагрузок.

    Но долго размышлять об этом мне не пришлось. Пусть лазарет значительно опустел за прошедшие дни, но работы на ночном дежурстве всё равно хватало: как с больными, так и по уборке. Много времени уделялось и подопечному, потому как не желала я оставлять надежду на благополучный исход.

    Утром, усталая после дежурства, я шла в столовую, как вдруг заметила непривычное оживление на другом конце лагеря. Повинуясь неосознанному порыву, тоже направилась в ту сторону. И когда до толпившихся людей осталось совсем немного, меня вдруг пронзило пониманием случившегося. Сердце замерло, пропуская удар, а потом вновь забилось с сумасшедшей скоростью.

    Обоз вернулся!

    Дождалась.

    Вымотанная событиями последних дней и тяжёлым ночным дежурством, я не смогла сдержать эмоции, да и не пыталась этого делать. Вызванные вспыхнувшим в груди чувством огромного облегчения и радости при виде живого и здорового Максимилиана, они вылились в громкий радостный крик:

    - Ма-а-акс!

    Не чуя под собой ног от счастья и нетерпеливо расталкивая столпившихся у меня на пути людей, я бежала к нему, сбивчиво бормоча, словно молитву:

    - Он вернулся… Он здесь… Он жив… - а стоило только приблизиться, бросилась на грудь, крепко обнимая за шею и счастливо смеясь.

    И лишь несколько мгновений спустя до меня стало доходить, что парень так и не обнял меня в ответ. Нет, он не пытался меня оттолкнуть, но стоял, словно задеревенев, и даже не посмотрел на меня. Проследив за его растерянным и каким-то беспомощным взглядом, направленным в сторону, я увидела молодую красивую девушку, с не меньшим удивлением воззрившуюся на меня.

    Потом она нахмурилась и обратила вопросительный взор на Макса. Вся эта немая сцена длилась всего несколько секунд и, наверняка, наш безмолвный обмен взглядами прошёл не замеченным для большинства невольных свидетелей. Но для меня в этот момент словно мир перевернулся.

    Сердце резануло острой болью вкупе с какой-то детской обидой: не дождался. Нашёл себе другую - моложе, красивее, лучше. А я… а я теперь, выходит, ему мешаю? Всё только порчу…

    Представив, как такая картина должна выглядеть со стороны новой девушки Макса, я на мгновение испытала злорадное удовлетворение, но тут же устыдилась такого недостойного порыва. Она-то в чём виновата? И он… Ничего же мне не обещал, о чувствах не заговаривал даже ни разу. Выходит, всё, что мне, казалось, есть между нами… Просто показалось.

    Никто ни в чём не виноват. Сама придумала, сама поверила. Вот и результат.

    Все эти мысли пронеслись в считанные мгновения. Несколько ударов сердца, и я уже приняла решение: не буду им мешать, раз именно я здесь лишняя.

    В последний раз крепко прижавшись к застывшему парню, на прощание желая запомнить ощущение близкого присутствия, я тихо шепнула ему на ухо:

    - Извини. Я всё исправлю, - и, разомкнув руки, отстранилась. Стараясь всё также радостно улыбаться, нарочито громко продолжила: - Я очень рада, что с тобой всё в порядке! Мы там, в Академии, очень за вас всех волновались!

    И не дожидаясь его ответа, огляделась, выхватывая взглядом из толпы ещё два знакомых лица. С не меньшим энтузиазмом бросилась обнимать и их, причём, уже совершенно искренне, не переставая при этом тараторить:

    - Ольгер! Серджи! Ребята, как же хорошо, что вы тоже живы и здоровы! Не поверите, каких только страстей там у нас не рассказывают про войну. А вы, я смотрю, тут в полном порядке. И это замечательно! А я теперь тоже у вас тут работаю. Так что будем, как в старые добрые времена.

    Оба парня, проходившие у нас в лазарете практику вместе с Максимилианом, приняли меня не в пример теплее, от души обняв и даже в шутку расцеловав в обе щёки. Шалопаи!

    Подтянулись остальные боевики с их курса, кто хоть раз бывал у нас в лазарете и видел меня там. Приветствовали, расспрашивали о новостях в Академии, об общих знакомых. Макс же, наоборот, исчез, как только появилась такая возможность. Не было больше видно и той девушки.

    Я стояла, смеялась, перешучивалась с парнями и заставляла себя не искать его в толпе взглядом. Подобное самообладание давалось нелегко: в груди мучительно ныло, сердце стучало как сумасшедшее, а в мыслях, наоборот, образовалась какая-то пустота. И одиночество: привычное, неотвратимое, оно уже вновь разливалось по венам, вымораживая кровь и оседая на языке горечью невысказанных упрёков.

    Сейчас мне больше всего хотелось остаться одной. Закрыться от внешнего мира. Забиться в какой-нибудь тёмный уголок и постараться хоть как-то пережить свалившееся на меня осознание. Крушение иллюзий – это всегда больно. И, как правило, чем больше ожидаешь, выше взлетаешь, строя свои воздушные замки, тем больнее оказывается падать на землю при столкновении с суровой реальностью.

    Стоит уже запомнить это.

    Поболтав с ребятами ещё немного и чувствуя, что моя выдержка вот-вот даст трещину, я, сославшись на усталость после ночного дежурства, ушла к себе. Ленц уже отправился в госпитальный шатёр, так что я, наконец, оказалась в столь необходимом мне сейчас уединении.

    Масляную лампу зажигать не стала, меня вполне устраивал царящий внутри полумрак: очень уж он соответствовал моему настроению. Присев на свою походную постель, обхватила колени руками и уткнулась в них лбом. Слёз не было. Мыслей тоже. Только душевная пустота и накатившая апатия, отбивающие желание делать хоть что-то: есть, спать, просто думать. Хотелось забыть обо всём окружающем мире. Не вспоминать. Не чувствовать. Просто. Не. Быть.

    Но и этому моему желанию не суждено было исполниться. Пусть я могла не думать о мире за пределами шатра, но он обо мне забыть отказывался напрочь! Шелест полога, неразборчивое ругательство, характеризующее степень освещённости, и радостный возглас Тильды, неожиданно появившейся на моей половине.

    - Вот так и знала, что ты опять себя вымотаешь до предела! Эрин, так нельзя! Поесть-то хоть сходила?

    - Нет…- неохотно промычала я, не поднимая голову от колен. – Слишком устала.

    - Так я и думала! – в голосе подруги чувствовалась озабоченность, скрытая нарочитым оптимизмом.

    Но мне сейчас не хотелось чужой заботы. Ничего не хотелось. И есть в том числе. Вот только кого в этом мире интересует моё мнение? Лежак чуть качнулся, когда на него рядом со мной примостилась Тильда. В бок мне пихнули локтём, а стоило только поднять голову, как на коленях тут же появилась глиняная миска с наваристой кашей. Настолько густой, что ложка в ней чуть ли не торчком стояла.

    - Ешь! – скомандовала Тильда, и с аппетитом принялась за свою порцию. А я с тоской поняла, что спорить бесполезно. И единственная возможность вновь побыть одной – это как можно быстрее расправиться с завтраком и лечь спать. По уму отдохнуть после тяжёлого дежурства действительно следовало. Заодно во сне я гарантированно избавлюсь не только от чужого присутствия, но и от собственных мыслей, переживаний, чувств.

    Как говорил один из знакомых лекарей ещё в той, мирной жизни: «Если случилось что-то плохое или непонятное, то не надо принимать решение сгоряча. С этим надо просто переспать. А утро вечера мудренее!». Вот и последую мудрому совету.

    Сказано – сделано. Через силу запихнув в себя показавшееся безвкусным варево, я поблагодарила сердобольную женщину за заботу и нарочито широко зевнула, всем своим видом демонстрируя крайнюю степень усталости. Впрочем, тут притворяться особо и не пришлось. После сытной еды меня и вправду разморило: тело расслабилось, глаза начали закрываться сами собой.

    Тильда намёк поняла и, забрав посуду, ушла, одарив меня напоследок острым, внимательным взглядом. Словно хотела что-то спросить, да передумала. И я была ей за это благодарна. Сил о чём-то беседовать у меня не было совершенно: ни физических, ни моральных. И, похоже, она это прекрасно уловила.

    Действуя уже скорее по выработавшейся привычке, чем осознанно, я совершила все необходимые перед сном процедуры, переоделась и, уже засыпая на ходу, закуталась в одеяло с головой. Будто гусеничка в кокон. Кто знает, может, когда я проснусь, стану бабочкой? Красивой и свободной… Полечу, куда захочу… Буду радоваться ветру, цветам и играть с другими такими же легкомысленными созданиями. Бабочками- однодневками. Глупыми и наивными, совсем, как я…

ГЛАВА 5

Проснулась уже только во второй половине дня. Причём, как ни странно, чувствуя себя довольно отдохнувшей и спокойной. Утренние переживания притупились, потеряв свою остроту и безнадёжность. Внезапно захотелось поверить, что всё не так плохо, как могло показаться на первый взгляд.

    Может, я чего-то недопоняла? Или сама себе от волнения надумала? Так бывает.

    Сердце моё отчаянно жаждало надеяться на лучшее, не прислушиваясь к робким возражениям разума. Только долго об этом размышлять возможности у меня не было, хоть и хотелось посидеть спокойно, подумать, разложить всё по полочкам, решить, что делать дальше.

    Но у меня были свои обязательства. Причём взятые на себя добровольно. Поэтому идти на попятный я не имела никакого морального права. И так, пока отсыпалась, пропустила почти весь день, в надежде, что дежурная смена присмотрит за моим подопечным.

    Однако «тяжёлых» в госпитале и без того ещё хватало, а мой контуженный требовал повышенного внимания, которое ему не всегда могли уделить. Так что, быстро приведя себя в порядок, я почти бегом метнулась на кухню. Наскоро перекусила, не забыв выпить бодрящего травяного отвара, и поспешила на свой пост.

    Успела я вовремя. Горячка в очередной раз набирала обороты, терзая и без того измученный организм больного. Хрипы в лёгких усилились, появился надрывный кашель. А последняя надежда на то, что мужчина скоро придёт в сознание, растаяла, как дым.

    Печально вздохнув, я снова приступила к привычным уже процедурам: раздеть, обтереть, перестелить постель, одеть в чистое, дать лечебный отвар и лекарство. А потом сидеть рядом, менять примочки на пылающем лбу и следить за малейшими изменениями в состоянии.

    На этот раз он уже почти не метался. Видимо, сил осталось совсем мало. Бормотал в бреду тоже еле слышно, и постоянно срывался на мучительный кашель. По всем симптомам выходило воспаление лёгких. Оттого, видимо, и температура не падает. Всё очень плохо.

    В то, что пациент безнадёжен, я верить категорически не хотела. Что-то внутри меня сопротивлялось просто взять и поставить крест на его жизни, отказавшись от изматывающих и, казалось бы, совершенно бесплодных усилий. Но я продолжала верить, что шансы по-прежнему есть. Даже если они совсем небольшие. Но есть же! Иначе было просто невозможно.

    К вечеру больной затих, вновь провалившись в беспамятство, а меня нашла Тильда. Поинтересовавшись моими успехами и выслушав отчёт о проделанной работе, она снова выставила меня из госпиталя с наказом пойти и отдохнуть. Правда перед этим заверила, что присмотрит за моим подопечным ночью, благо сегодня как раз её дежурство. А если больному станет сильно хуже, она меня позовёт.

    Возражать я не стала. Мне и самой хотелось побыть немного в одиночестве, чтобы обдумать, наконец, сложившиеся обстоятельства и то, какие изменения в мою жизнь они принесли. Поэтому в шатёр я не пошла. Видеть там Ленца после вчерашних разносов категорически не хотелось. Не говоря уже о том, что я справедливо опасалась продолжения праздника неадекватного поведения. Ну его! Вернусь попозже, когда он уже наверняка уляжется спать. А может, и уйдёт куда-нибудь на ночь. Тогда ему будет точно не до меня.

    Тихое и безлюдное место я нашла на самом краю лагеря, недалеко от кромки близко подступающего леса, где снабженцы заготавливали дрова для полевой кухни. Сейчас здесь высился привезённый фуражирами огромный стог сена, прикрытый от непогоды наскоро сколоченным навесом.

    Обойдя его по кругу, я пришла на противоположную сторону, скрытую от взглядов со стороны лагеря. Забравшись повыше, уютно устроилась, откинувшись спиной на свежее, ароматное сено и, заложив руки за голову, обратила свой взор к небесам.

    Поздний вечер уже плавно перетекал в ночь, и на небе начали зажигаться первые звёзды, время от времени закрываемые наползающими на них тучами. Погода ощутимо портилась, по всем приметам обещая ночью разразиться нешуточным ливнем. А я лежала и думала.

    Почему-то первым, помимо воли, на ум снова пришёл мой сосед по шатру. На самом деле, за то недолгое время, что я находилась здесь, ещё ни разу не видела, чтобы он куда-то уходил ночью, кроме как на дежурство или по срочному вызову из госпиталя. Но это ещё ни о чём не говорит.

    Существует же распространённое мнение, что мужчины не могут долго воздерживаться, имея свои потребности. А тут война, стресс, долгое отсутствие женщин. Хотя с последним пунктом вопрос был спорный. В академии разное болтали про особых женщин, сопровождающих регулярные части и дающих солдатам возможность сексуальной разрядки. Почему бы таким дамочкам не обретаться и при госпитале?

    Я же здесь мало кого знаю. Как приехала, так сразу в круговерть попала, ни о ком ,кроме раненых, не думала уже. Вот и знаю тут, считай, только Тильду, Улю да ещё нескольких санитарок и медсестёр, с кем вместе приходилось в одной смене работать. Одним словом, не до знакомств как-то было совсем. Хотя в лицо уже более или менее знала здешних дам.

    А вот эту девушку, что переглядывалась тогда с Максимилианом, раньше здесь не видела. Скорее всего, она с последним эшелоном приехала, тем самым, на котором мы последнюю партию выздоравливающих вчера отправляли.

    Тогда… может, она и не девушка ему вовсе? Вроде даже показалось, что в чертах лица у них некоторое сходство есть. Вдруг просто родственница навестить приехала? Или даже сестра? А тут я со своим неожиданным появлением!

    Вот Макс и растерялся. Просто не знал, как реагировать. Зря я так прямо у всех на виду к нему бросилась. Нужно было подождать немного. В сторонку отвести. Одно оправдание, что вымотана сильно была, да и облегчение при виде живого и здорового парня свою роль сыграло.

    Может, не так всё плохо? И рано ещё отчаиваться? Наверное, нужно просто немного дистанциироваться. Постараться не пересекаться и дать ему время привыкнуть к моему присутствию здесь. А там, глядишь, что-нибудь и прояснится со временем.

    Так и сделаю!

    Приняв такое решение, я уже было собралась уходить к себе, как вдруг услышала звук приглушённого разговора. Говорящие медленно приближались, находясь, к счастью, с дрогой стороны копны, но это не мешало мне услышать становившиеся всё более разборчивыми слова. И узнать, кто именно неожиданно заявился в мой уголок уединения.

    Максимилиан.

    Затаившись, как мышка, я постаралась ничем не выдать своё присутствие. Просто не хотела его сейчас видеть. Особенно учитывая, что пришёл он не один, а с той самой девушкой. Надеюсь только, что я не ошиблась в своих предположениях, и на сеновал они заявились не для романтического свидания. Быть свидетельницей чужих любовных утех у меня не было ни малейшего желания. Да и получить славу прилипалы, повсюду таскающейся за предметом своего обожания, категорически не хотелось.

    Так что осталось только затаить дыхание и замереть, в надежде на то, что они скоро наговорятся и уйдут. В тучах, устилающих небо, появился небольшой просвет, в который лукаво выглянула луна, словно одним глазком проверив, что творится на земле. И тут же скрылась, затянутая ещё более плотным облачным покровом.

    Послышалось шуршание и довольный вздох, а потом и тихий девичий смешок:

    - Обожаю запах свежего сена! Дома так не поваляешься свободно, надо пользоваться моментом. Присаживайся рядом, Макс.

    А в ответ не слишком довольное:

    - Не хочу. Я на это сено уже смотреть не могу, столько обозов с ним сопроводил – со счёта сбился. Лучше бы уж какое серьёзное задание дали, а то катайся туда сюда: то с фуражирами, то раненых на поезд перевози, и с него же мешки да ящики перегружай. Тоже мне, работа для боевого мага!

    - Ну, во-первых, будущего боевого мага, - не приняла его ворчания собеседница. – А во-вторых, лучше уж здесь, чем на передовой. Сам целее будешь, и твоим близким спокойнее. Магии-то нет, слишком опасно сейчас на линии фронта. Слышал новости о запрещённом оружии, которое использовали против нас? Сколько погибших! Ужас!

    - Слышал. Но всё равно, лучше уж на передовую, чем здесь прозябать.

    - Кто она? – вдруг резко сменила тему разговора девушка.

    - Кто именно? – по слишком быстрому ответу и лёгкой неуверенности, промелькнувшей в голосе Макса, легко было понять, что суть вопроса он прекрасно уловил. Просто не хочет на него отвечать.

    - Та женщина, которая сегодня так горячо тебя приветствовала? Странная немного, но рада тебе была неподдельно. Кто она? Вы были знакомы раньше, - последняя фраза прозвучала не вопросом, но утверждением. – Именно с утра ты не в духе, хотя приехал вполне себе довольный жизнью. Всё ходишь какой-то мрачный, задумчивый. Рассказывай, давай.

    Надо ли говорить, что в ожидании его ответа я просто-напросто забыла, как дышать. Словно от того, что он скажет, зависела моя жизнь. Хотя в чём-то отчасти так оно и было.

    - Да нечего рассказывать. Я её и не знаю почти, - сказал, как отрезал Макс, а я почувствовала, как моё сердце словно разбилось на мелкие осколки, обжигая грудь острой болью. А он, даже не подозревая об этом, продолжал хладнокровно и решительно втаптывать остатки моего иллюзорного счастья в пыль. – Просто санитарка из лазарета академии. Я весь последний год ходил к ним на практику, вот и познакомились. Но я там много с кем общался, так что тут ничего странного нет. А почему она мне тут на шею бросилась? Понятия не имею! Да и вообще, зачем на фронт потащилась – тоже. Наверное, за последние дни натерпелась страху с ранеными и при виде знакомых лиц от облегчения не сдержалась. На войне многие меняются. А я просто первый под руку попался. Остальным парням, кто у них практику проходил, она обрадовалась не меньше. Ты сама это видела. И вообще, давай закроем тему. Оно вообще не стоит внимания. Смотри, дождь снова накрапывает, как бы ливень не начался. Пошли, провожу тебя до твоего шатра, и тоже пойду. Высплюсь, наконец-то, спокойно.

    - Пошли-пошли… - голос у девушки был задумчив. – И тему закроем, раз ты того хочешь. Я только одно скажу тебе напоследок: какие бы грешки у тебя в прошлом ни были, теперь придётся вести себя безукоризненно. Война эта рано или поздно закончится и тебе придётся доучиваться, а потом жениться. Помни о своём происхождении и положении: перед тобой открываются большие перспективы. Не упусти их ради минутной прихоти. Ты понял меня?

    - Понял. Но тебе не о чем беспокоиться. Пойдём.

    И они ушли, а я осталась одна: растоптанная, задыхающаяся от боли и отчаяния. Небо расколола яркая молния, ослепляя, чтобы через мгновение снова погрузить мир в темноту. Открывшаяся истина была столь же внезапной и болезненной. Вдали прогремели первые раскаты грома, а мне показалось, что это с грохотом рушится мой привычный мир. Резкие порывы ветра растрепали волосы, срывая с головы плат, хлеща по залитому молчаливыми слезами лицу прядями. Дождь ливанул сплошной стеной, барабаня по крыше навеса и осыпая мокрой пылью, но мне уже было всё равно. Широко раскрыв глаза, я уставилась невидящим взглядом на тёмную громаду ночного леса.

    Где-то слышалась перекличка часовых, приглушённый смех у костров, пахло готовящейся едой - жизнь продолжалась. Но я словно выпала за её пределы, ощущая в душе пугающую пустоту и дикое одиночество, от которого хотелось кричать, плакать, выть на луну, словно раненая волчица, проклиная несправедливость этой жизни. Но из горла не вырвалось ни звука: спазмом перехватило. Не дало опозориться ещё больше, выплескивая своё горе на всеобщее обозрение, открывая душу совершенно чужим и равнодушным, по сути, людям.

    Неожиданно на плечо опустилась тяжёлая мужская рука. Но я даже не вздрогнула. Лишь молча повернула лицо к тому, кто неслышно подошёл сзади. Сморгнула, пытаясь вернуть чёткость зрению, затуманенному никак не желающими останавливаться слезами.

    Появление Эриха Ленца не вызвало ровным счётом никаких эмоций, лишь вялое удивление где-то на задворках сознания. Одежда его была сухой, значит, он появился здесь ещё до дождя и, скорее всего, стал свидетелем недавнего разговора. Неприятно, но не смертельно. Хуже он обо мне уже и так не подумает. Разве можно думать хуже о том, кто и без того раздражает тебя одним своим видом?

    Зачем он вообще здесь появился? Хочет отчитать ещё за какой-нибудь, с его точки зрения, проступок, или непрофессиональное поведение? Что ж, пусть начинает. Даже оправдываться или переживать не буду. Мне уже всё равно. Мне всё… всё равно.

    Но целитель меня удивил. Мягким касанием стёр со щёк солёные дорожки и опустился на сено рядом, обхватывая за талию и притягивая к своему тёплому боку. Сопротивляться ни сил, ни желания не было. Я словно заледенела в своём горе, ни на что не желая реагировать.

    - Ну, что ты, девочка? Такая сильная, смелая… Столько всего за последние дни пережила, и ни слезинки не проронила, а тут…

    Его тихий голос с непривычно мягкими, участливыми нотками и неподдельное сочувствие вдруг что-то надломили во мне. Дышать стало тяжело, воздух с трудом проталкивался в лёгкие, сопровождаясь судорожными всхлипами. Тело забила мелкая дрожь, а слёзы хлынули нескончаемым потоком. Мужские руки обняли меня крепче, притягивая ещё ближе, а я… Я, наконец, позволила себе разрыдаться. Громко, горько, безнадёжно, пряча лицо на груди этого казавшегося таким сухим и чёрствым человека. Но сейчас я не хотела думать о причинах перемен в его поведении. Мне просто нужно было выплакаться. Выплеснуть из себя всё то, что накопилось, что не сбылось, все наивные мечты о будущем, и казавшийся нескончаемым кошмар последних дней.

    Ленц молча сидел рядом, крепко прижимая к себе и успокаивающе поглаживая по спине. А я всё никак не могла успокоиться. Но всё когда-то заканчивается, вот и я устала плакать, теперь просто тихо шмыгая носом, и не желая покидать такого надёжного убежища от всех невзгод мира. Очередная иллюзия. Но такая необходимая мне сейчас. Такая спасительная.

    Стало легче. Хоть немного, но легче. Боль уже не воспринималась так остро, приглушённо пульсируя где-то в районе сердца, однако дышать и мыслить уже не мешала. Я приняла то, что случилось. Просто приняла. И отказалась об этом больше думать.

    Но мне напомнили:

    - Из-за него сюда приехала? – тихо спросил целитель нейтральным тоном.

    Не упрекал, не жалел, просто уточнял. Я коротко кивнула в ответ. А потом, поняв, что он мог и не заметить этого жеста, хрипло ответила:

    - Да.

    - Забудь. Он тебя не достоин. Молодой ещё, глупый. Жизнью не битый. Ты заслуживаешь лучшего.

    Его краткие сухие фразы ложились точно и беспощадно, словно заколачивая гвозди в крышку гроба моих надежд. По сути, он был прав, мы слишком разные с Максом. Но глупое женское сердце… Оно надеялось до последнего. Пока не убедилось в обратном. Ну и пусть. Так даже лучше. Да, так лучше. Надо просто забыть. Абстрагироваться. Переключиться на другое. Благо, есть на что.

    Пошевелившись, я неохотно отстранилась, не без сожаления покидая тёплые объятия. Ленц меня не удерживал, лишь достал из кармана и протянул чистый носовой платок. Вытерев лицо и немного пригладив растрепавшиеся волосы, я серьёзно посмотрела ему в глаза и решительно спросила:

    - У меня есть последний накопитель. Большого объёма. Он ещё полный. Там много магической энергии. На операцию хватит, и не только для вас. Можете его взять и помочь тому умирающему солдату?

    - Упрямица, - вопреки моим опасениям не рассердился, а мягко улыбнулся он. - Ведь не сдашься?

    - Нет, - решимость сделать всё, что возможно, полыхнула с новой силой.

    И, видимо, это достаточно отразилось в моём выражении лица или взгляде, потому что главный целитель, тяжело вздохнув, кивнул.

    - Ладно, отдашь мне свой накопитель, а я подберу рабочую бригаду. В каком состоянии сейчас больной?

    - Плох. Очень. Ничего не помогает, - тоже вздохнула и понурилась. Признаваться в своём бессилии было сложно, но здесь требовался честный ответ. – Сейчас температура немного спала, бред прекратился, но это ненадолго. Слишком ослаблен организм. Горячка - следствие начавшегося воспаления лёгких. Дышит тяжело, с хрипами. Сильно кашляет. В сознание пока ни разу не приходил. Внешних ран и иных повреждений нет, но сильная контузия налицо. Традиционной медициной с этим не справиться, нужна работа целителей.

    - Значит, не будем откладывать на потом. Судя по твоему описанию, эта ночь может оказаться решающей. Так что иди, неси накопитель, и готовь операционную. А я пока переговорю с целителями и некромантами. Как раз вчера ещё двое по распределению в помощь к мэтру Толману приехали. Только потом всё равно за ним тщательный уход нужен будет. Поняла?

    - Спасибо, мэтр Ленц! – вскочила я, не веря до конца, что он действительно согласился помочь. А потом, поддавшись порыву, крепко его обняла, сбивчиво благодаря: - Большое вам спасибо! Я никогда не забуду... правда!

    - Ну, будет… будет, - меня снисходительно похлопали по спине и аккуратно отстранили. - Потом поблагодаришь, когда твоего подопечного вытянем. А пока рано так говорить, плохая примета. Ну, всё, иди. Поторопись, чтобы нам ждать не пришлось. Тильду попроси о помощи, если что: я заметил, что вы сдружились. Она сегодня как раз на дежурстве.

    Радостно кивнув, я стрелой выскочила из-под навеса и побежала в сторону нашего общего шатра. Даже не заметила, что гроза утихла, вновь сменившись еле накрапывающим дождиком. Мне было не до этого. После глубокого отчаяния в сердце вновь вспыхнула надежда! Пусть я и не смогла найти счастья в этой жизни сама, зато теперь появился шанс дать эту возможность кому-то другому. Сохранив ему жизнь. И я сделаю для этого всё возможное!

ГЛАВА 6

Всю ночь я не сомкнула глаз, с волнением ожидая результата операции, которая затянулась больше чем на шесть часов. Уже даже успела перестелить для больного постель, выбрав для его лежака более удобное место, чем раньше. Приготовила всё необходимое для дальнейшего ухода, и сходила поесть. Полевая кухня последнюю неделю работала почти круглосуточно. По-крайней мере, там всегда можно было взять горячую воду для госпитальных нужд или выпить тонизирующего настоя для поддержания сил. Иногда, предупреждённые загодя, повара оставляли что-то из еды: после операций целителям требовалось обязательно плотно поесть, восстанавливая силы.

    Наконец, устав от неизвестности и тревоги, я решила немного развеяться. Вышла из госпитального шатра на улицу и остановилась, вдыхая полной грудью свежий утренний воздух. Рассвет ещё не окрасил золотым окаёмом край горизонта, а солнце пока ещё прятало свой ясный лик от спящего мира, хотя ночная темнота уже погасила звёзды, поредела и рассеялась, сменившись серым предрассветным сумраком. Поле возле госпиталя, раскинувшего свои шатры и палатки на невысоком холме, затопило лёгкой туманной дымкой, придавая окружающей природе вид непривычный и даже немного сказочный.

    Первые робкие переклички птиц, раздающиеся со стороны рядом стоящего леса, смешивались с шелестом крон, будто деревья перешёптывались о чём-то важном на своём, непонятном для простых смертных языке. В воздухе разлилась та самая звонкая свежесть, которая бывает только после прошедшей ночью грозы. Весь мир очистился, смывая с себя пыль, боль и суету прошедших дней, с нетерпением ожидая, когда он сможет показаться во всём своём великолепии, играя алмазными переливами росы под первыми лучами восходящего солнца.

    Лагерь ещё спал. Слышались только редкие покашливания, храп и время от времени тихие переклички часовых. Охрана у госпиталя была всегда - военное время обязывало. И пусть мы находились не на самой линии фронта, от неожиданных неприятностей всё же следовало подстраховаться. В охранении стояли как адепты боевого факультета, так и стихийники, составляя рабочую пару. Так же в связке двойками они по необходимости отлучались из лагеря: сопроводить обоз, доставить срочное донесение и выполнить иное необходимое поручение.

    Как это делали Ольгер, Серджи… Максимилиан.

    Поймав себя на запретной теме, я нахмурилась и упрямо тряхнула головой, словно это могло помочь мне избавиться от непрошеных мыслей. Что-то я замечталась совсем! Пора вернуться с неба на землю и пойти посмотреть, не закончилась ли операция?

    Резко обернувшись и сделав шаг ко входу, я вдруг неожиданно на кого-то наткнулась. Крепкие мужские руки тут же опустились на плечи, помогая удержаться и восстановить равновесие. Смущённо пробормотав извинение, я отстранилась и, подняв голову, встретила усталый, но неподдельно довольный взгляд Эриха Ленца.

    Сердце на миг замерло, боясь поверить произошедшему. Но где-то в глубине души уже несмело разливалось ликование: всё получилось! Иначе главный целитель не был бы таким спокойным и благодушным. Значит, операция прошла успешно. Мой подопечный будет жить!

    И всё же уточнить не помешает:

    - Как всё прошло, мэтр Ленц? – спрашиваю осторожно, боясь спугнуть распахнувшую крыло надежду.

    - Очень хорошо, Эрин. Теперь он точно поправится, хоть тебе и придётся для этого хорошенько потрудиться. Пойдём в шатёр, поговорим там. Что-то я очень устал.

    - А пациент… - робко заикнулась я, разрываемая противоречивыми чувствами: хотелось тут же рвануть в госпиталь проверять своего подопечного. И в то же время интересно было, что главный целитель расскажет об операции и общих рекомендациях по дальнейшему уходу. К тому же, было бы свинством и дальше держать на ногах полностью выложившегося человека, простоявшего за операционным столом больше шести часов кряду.

    В конце концов, победила совесть. И услышав заверения Ленца: «С твоим подопечным всё будет хорошо. Целители с ним ещё некоторое время поработают, отслеживая функционирование всего организма, так что ты там пока не нужна», с лёгким сердцем согласилась составить мужчине компанию в шатре. Не терпелось послушать более подробный рассказ о прошедшей операции и узнать рекомендации касательно моих действий в послеоперационный период.

    Стеснение отошло в сторону, поэтому, когда мы, за неимением других мест, уселись рядышком на лежак целителя, неловкости я не почувствовала.

    - Значит так, слушай внимательно, - не стал затягивать с объяснением Ленц. – Основную работу мы сделали: убрали некроз, внутренние гематомы и воду из лёгких. Ослабили симптоматику острой пневмонии, а так же запустили ускоренную регенерацию тканей и насколько возможно укрепили иммунитет. Так что на ноги твой пациент встанет довольно скоро, однако первые два-три дня ему понадобится особенно тщательный уход.

    - Что нужно делать?

    - В идеале, первые сутки побыть рядом. Хотя бы до тех пор, пока не спадёт температура. По моим прикидкам, если всё и дальше пойдёт так же хорошо, к вечеру кризис пройдёт. Хотя пока загадывать рано. Сама знаешь, насколько непредсказуемы подобные прогнозы.

    - Знаю. И всё же буду надеяться на лучшее, - я улыбнулась, очень обрадованная этой новостью. – Есть какие-то более конкретные рекомендации? Что ему сейчас потребуется в первую очередь?

    - Пригляд, обтирания, обильное питьё - лучше всего подойдут общеукрепляющие и витаминные сборы. Ну и воду тоже надо давать, когда попросит. С едой пока повременим до завтра. Как начнёт приходить в сознание, там и посмотрим.

    - Ясно.

    - Вот и славно. Наше вмешательство помогло отодвинуть смертельный исход и дать шанс на выживание, но дальше организм должен бороться сам. Случаи, когда целитель «поколдовал» над больным и тот стал как новенький – не наш вариант. Да и вообще, так бывает только при незначительных проблемах со здоровьем. В остальных случаях, кроме профессиональной помощи целителей, очень многое зависит от ухода за больным и даже от него самого. Захочет жить – выкарабкается. Не захочет, вечно его вытягивать не получится. Да и не нужно это никому. Поэтому вот тебе ещё информация для размышления: простого механического ухода мало. Постарайся говорить с ним, касайся аккуратно и ласково. Я знаю, ты обычно так и работаешь, но сейчас это особенно важно. Твой подопечный довольно долго был в тяжёлом состоянии на грани жизни и смерти, от такого так просто не оправиться. И, поначалу, возможны странные реакции, не совсем адекватное поведение, провалы в памяти. Иногда даже агрессия. Будь к этому готова. Если такое произойдёт и почувствуешь, что не справляешься, зови на помощь – подсобят. И ещё очень внимательно следи за симптомами. Заметишь что-то, что покажется странным или необычным – сразу ко мне. Поняла?

    - Да.

    - Вопросы есть?

    - Пока нет. Но не исключено, что вскоре появятся. Спасибо вам огромное, мэтр Ленц! Вы просто волшебник!

    - Не я один всё делал. Так что присваивать себе заслугу полностью – не буду. Хотя похвала и приятна, продолжай… - это он пошутил сейчас со мной, что ли? Взгляд хоть и усталый, а в глазах, вон, смешинки пляшут!

    - Я искренне благодарна всем, принявшим участие в операции. И, надеюсь, вы сможете им это потом передать, как гениальнейший лекарь, скромнейший из смертных и справедливейший начальник госпиталя, - немного неловко поддержала его шутку я.

    - Смотрю, ты об этом болезном заботишься, как не каждый родственник бы смог, - снова подколка и мой лукавый ответ.

    - Да я с ним как-то за это время уже сроднилась. Шутка ли, ни днём, ни ночью не расставаться: все мысли только о нём! – пикировка доставляла немалое удовольствие и помогала справиться с уходящим внутренним напряжением.

    Слишком долго переживала, много волновалась, и теперь всё потихонечку приходило в норму. Но стресс требовал выхода. И пусть немного нервный, но смех – подходил для этого просто идеально!

    Я сидела рядом с этим замечательным, как оказалось, человеком, шутила, смеялась. Как же всё хорошо обернулось. Не зря народная мудрость гласит: «Всё, что ни делается – к лучшему!». Не услышь я недавнего разговора и не разочаруйся в Максимилиане, кто знает, решилась бы отдать последний накопитель для больного? Всё же свой близкий человек всегда кажется важнее. А потом, смогла бы простить себе, если, имея шанс на реальную помощь подопечному, упустила его, и в результате мужчина умер бы у меня на руках после долгой агонии? Смогла бы я с этим жить дальше так, как будто ничего не произошло?

    Не знаю. И, надеюсь, никогда больше мне не представится возможности такого выбора.

    Однако шутки шутками, а Ленцу нужно было дать отдохнуть. Операция была долгая и изматывающая. Сон – это лучшее, что сейчас может ему помочь. Так что следовало проявить тактичность и дать человеку хорошенько выспаться.

    Ещё раз поблагодарив целителя за помощь, я предложила принести ему поесть, но он отказался. Сказал, что позже сам сходит в столовую. Ну, нет - так нет. Настаивать не буду.

    Я уже собиралась встать и уйти, как меня вдруг остановили:

    - Эрин, погоди! Забыл отдать тебе накопитель, - Ленц достал из кармана овальный амулет величиной почти с ладонь, украшенный россыпью драгоценных камней, складывающихся в прихотливый узор и рунные знаки. Внимательно его разглядывая, мужчина аккуратно водил пальцем по искусной гравировке, задумчиво отмечая: - Замечательный многоразовый амулет большого объёма. Есть даже индикация уровня оставшейся энергии. Сразу видна работа мастера. Материал изготовления - лунное серебро, плюс натуральные камни, если не ошибаюсь: гошенит, ахроит, морозный агат, молочный опал и лунный камень. В дополнение ко всему специальная охранная гравировка, призванная защитить амулет от потери и кражи: только добровольно отданный в дар, он будет функционировать как надо. В противном случае останется просто красивым украшением. Мда, стоить такой образчик артефакторского и ювелирного искусства должен недёшево. И это - мягко говоря. Если не секрет, Эрин, откуда у тебя такая редкая и качественная вещь? То, что не по наследству досталась – сразу видно. Новодел.

    Будучи по натуре не слишком общительным человеком, я не любила рассказывать о себе. Но здесь посчитала вполне уместным, в качестве благодарности, немного приоткрыть завесу своей прошлой жизни.

    - Я двенадцать лет проработала в лазарете при Такарской магической академии. Когда началась война и стала исчезать магия, подала прошение о переводе в полевой госпиталь, но мне было отказано. Тогда я написала заявление об увольнении по собственному желанию. А вот его оформили быстро, даже сократив обязательный срок отработки с месяца до двух недель. Тогда мне было не до того, чтобы интересоваться причинами подобной поспешности. Отпустили, и ладно! Тем более что в таком случае я как раз успевала к формированию очередного эшелона, идущего на фронт в нужном мне направлении. Пока отрабатывала положенный срок, зашла на кафедру артефакторики. Там у меня был знакомый мастер-преподаватель. В своё время у него серьёзно заболела десятилетняя дочь, и он обратился в академический лазарет с просьбой об излечении. Целители согласились, но до и после лечения девочке требовался особый уход. Эта обязанность легла на меня. Особенно тяжело пришлось после операции. Несколько суток пришлось практически неотрывно находиться при ребёнке. Но вскоре кризис был преодолён, и малышка пошла на поправку. Мы с Нэлли поладили: на редкость замечательный и умный ребёнок. Потом она ещё не раз забегала к нам по возможности: делилась со мной секретами и приносила мамино домашнее печенье. А когда прошло несколько лет, и она выросла, пошла по стопам отца, поступив в академию на артефактора. Годы пролетели, а дружба между нами осталась. Как и благодарность её отца – действительно одного из лучших мастеров в своей специальности. Который, когда я обратилась к нему с просьбой об изготовлении вместительного, но не слишком дорогого накопителя, сказал, что с удовольствием мне поможет: за работу денег не возьмёт, только за материалы.

    - И за сколько тебе достался накопитель? – с интересом спросил Ленц.

    - Десять золотых, – не стала скрывать я. Сумма для меня немаленькая, но на качестве амулета я решила не экономить. Кое-какие сбережения у меня для этого имелись.

    - Практически даром, - хмыкнул довольно целитель. – Любой из этих камушков стоит втрое дороже, не говоря уже о лунном серебре – уникальном и редком сплаве, предназначенном специально для изготовления качественных артефактов. Причём, зачастую именно лекарской направленности. Хотя и для других нужд тоже вполне себе подходит. Украшения так же подобраны со смыслом. Про гравировку уже говорил. Гошенит – судя по всему, помогает в быстром накоплении артефактом энергии из окружающего пространства, при этом в случае целенаправленного его наполнения, потери магической энергии сводятся к минимуму. Ахроит – блокирует самопроизвольную утечку заряда. Наверное, именно поэтому твой накопитель остался полным, тогда как другие привезённые опустошались достаточно быстро. Поэтому-то мы и привыкли не экономить их на лечении. Что касаемо остального – это поделочные камни, и здесь они исполняют сигнальную функцию, показывая, сколько заряда осталось в накопителе. Посмотри на эти руны: они начинают чуть мерцать, подсвечивая один из камней. К примеру, сейчас заряда осталось на донышке, на это указывает лунный камень. Видишь?

    - Да, - зачарованно следила я за его пальцами, показывающими мне различные элементы накопителя, о котором он говорил. Сама же пребывала в полном шоке. Выходит, такой амулет стоит целое состояние, а мне его просто подарили? Взяли чисто символическую плату и наградили подобным чудом артефакторики? Но как же… - А вы уверены, что это именно те дорогие камни, о которых Вы говорили? Мэтр Ленц, не подумайте, что я сомневаюсь в ваших знаниях, но представить подобное…

    - Абсолютно уверен, - «успокоил» меня целитель. – Одно время, ещё по молодости обучаясь в академии, я факультативно довольно серьёзно изучал возможности излечения с помощью применения драгоценных и полудрагоценных камней. Так что много времени пришлось провести среди артефакторов, где я не только узнал свойства камней, но и немного поднаторел в азах работы мастеров. Так что с полной уверенностью могу сказать - ошибки тут нет никакой.

    - Но мастер Гарен говорил, что это простое серебро и поделочные камни: горный хрусталь, агат, опал и лунный камень, - совсем растерялась я.

    - И он не солгал. Последние три я тебе уже показывал. Разве что не упомянул, что морозный агат и молочный опал – это довольно редкие камни. А горный хрусталь тоже есть – вот он, видишь? Мелкие камешки по окантовке? Исключительно в декоративных целях и для придания обережных свойств, - подытожил он, но, посмотрев на меня и заметив совершенно убитое выражение лица, тут же добавил: – В общем, я бы на твоём месте не переживал – тебе сделали прекрасный подарок. Поздравляю! И не волнуйся о цене. Каждый сам решает, каким способом проявить свою благодарность другому человеку. Это был выбор артефактора. Одного только понять не могу: ты говорила, что до отъезда оставалось чуть больше двух недель. А для изготовления подобного изделия нужно как минимум дней десять: слишком сложные технологии используются, многоступенчатые. Но это только заготовка. А потом ещё нужно не меньше недели-двух, чтобы он полностью самостоятельно зарядился из окружающей среды. Или посредством постепенного вливания в него силы. Маги в такие вещи сливать силу не любят, слишком большой объём, да им самим потом восстанавливаться надо. И так несколько раз. Куда дешевле и проще дождаться, пока заполнится сам. Тогда как тебе зарядили его так быстро?

    - Мастер Гарен сказал, что это был прощальный подарок от преподавательского состава академии. Они узнали, что я добровольно собралась уехать на фронт, и таким образом пожелали мне удачи: совместными усилиями зарядили накопитель за два дня. Каждый вложил понемногу, но все вместе добились потрясающих результатов, успев наполнить его до моего отъезда.

    - Тебе очень повезло, Эрин. Видимо, тебя действительно ценили, как работника, раз решили сделать такой подарок. Впрочем, ничего удивительного. Пусть знакомы мы недолго, но и я уже кое-что смог понять о твоём характере, - хитро посмотрел на меня целитель.

    - Что же именно? – не удержалась от вопроса я.

    - Ну, например, то, что сейчас, выйдя отсюда, ты сразу же отправишься к своему подопечному, даже не поспав пару часиков. Слишком волнуешься, сопереживаешь. Но при этом умеешь держать дистанцию и эмоции в узде. А ещё работаешь профессионально и с полной самоотдачей. Это хорошие качества для человека, посвятившего себя медицине. И я рад, что ты приехала к нам. А теперь иди и возьми с собой накопитель. «Допей» остатки энергии, до вечера тебе как раз хватит продержаться. А я, с твоего позволения, хотел бы поспать прямо сейчас.

    - Да, конечно! – подскочила, как ужаленная я. – Отдыхайте, пожалуйста! Совсем я вас тут заболтала.

    И поспешно направилась к выходу, не желая мешать Ленцу готовиться ко сну.

    - Эрин, накопитель забыла, - послышалось сзади чуть ехидное.

    - Точно! Извините, - снова вернулась, и тут же получила своё сокровище обратно.

    Положив накопитель мне на ладонь, Ленц сжал мою руку в кулак и неожиданно ласково погладил по пальцам.

    - Всё хорошо, Эрин. Всё уже в порядке. Можно расслабиться. Теперь будет только лучше, поправится твой подопечный, я в этом уже просто уверен. С такой хваткой и самоотверженностью никуда он от тебя уже не денется.

    И подмигнул. А я стояла, как вкопанная, с удивлением прислушиваясь к собственным ощущением. Под чуткими пальцами целителя вверх по моей руке начало растекаться тепло и приятное покалывание. Но как только он отпустил мою руку, всё прошло, будто и не было. Причём, вид у самого Ленца был несколько обескураженный, почти сразу же сменившийся глубокой задумчивостью.

    Решив разобраться с этим позже, я поспешно попрощалась и выскочила из шатра. Стоило оказаться на улице, как на меня навалилась неподъёмная усталость, словно только сейчас я позволила себе расслабиться. Сильный недосып последних дней тоже дал себя знать. Поэтому я решила, не откладывая, последовать совету Ленца и потянула из накопителя магическую энергию для поддержания собственных сил.

    К моему удивлению, магии в нём оказалось больше, чем я рассчитывала. Может, целитель ошибся с рунами? Всякое с устатку бывает. А мне так даже и лучше оказалось. Теперь на весь день бодрствования хватит. А ночью, – если прогноз сбудется и можно будет оставить пациента одного до утра – обязательно высплюсь хорошенько!

    Дав себе такое обещание, я убрала накопитель в глубокий карман платья и поспешила к госпитальному шатру.

ГЛАВА 7

Вновь увидев своего подопечного, я не смогла сдержать радостной улыбки от явно наметившихся положительных перемен. Выглядел он не в пример лучше, чем когда я видела его в последний раз. Болезненная бледность пусть и не уступила ещё место здоровому румянцу, но хотя бы не смотрелась столь пугающе.

    Температура тоже пока ещё не вошла в норму, зато лихорадочный жар сменился умеренным её повышением. Хотя это ещё ни о чём не говорило: Ленц предупреждал о том, что кризис спадёт только к вечеру. Так что можно было ожидать и нового повышения температуры – организм будет бороться с остатками инфекции.

    Но в этот раз меня не пугала подобная перспектива, наоборот, я радовалась тому, что скоро всё закончится и болезнь пойдёт на убыль. А в том, что этот упрямый мужчина, столь отчаянно боровшийся со смертью, сможет теперь выкарабкаться, я даже не сомневалась. И я ему в этом помогу.

    После операции больной был всё ещё обнажён, и лежал укрытый тёплым одеялом. Одевать его я не видела смысла: во-первых, сразу после лекарского лечения надо было хоть бы несколько часов передвигать пациента как можно меньше. А во-вторых, всё равно, если пропотеет, будет проще его обтереть и переодеть в свежее бельё.

    Пару часов ничего не происходило, состояние пациента оставалось неизменным. А я за это время, чтобы не сидеть без дела, помогала дежурной санитарке и медсестре в уходе за оставшимися больными. Лишь время от времени заглядывая к своему, чтобы не пропустить начало кризиса.

    Как оказалось, этой ночью умерли ещё двое из самых тяжёлых, и теперь в лазарете оставалось не более пятнадцати человек в состоянии разной степени тяжести. Но, судя по тихим разговорам персонала, надежды для них почти не осталось. Разве что и правда кто-то сможет дожить до нового поступления амулетов.

    Я старалась не принимать это близко к сердцу, прекрасно понимая, что всех вытянуть невозможно, и хотя бы одна спасённая жизнь – это уже немало. Но больше я помочь ничем не могла. Только принести воды напиться, обтереть, дать лекарство, поговорить немного, молча посидеть рядом. Но это давалось мне нелегко.

    Из-за последних событий я как будто немного выпала из жизни, теперь же снова в неё погрузившись с головой. И требовалась немалая выдержка, чтобы не чувствовать за собой вину и не показывать пациентам своего сочувствия. Впрочем, больше половины из них этого бы и не заметили: они находились в беспамятстве или метались в жару, сгорая буквально на глазах. Боюсь, после этой ночи мы снова кого-то недосчитаемся.

    Но вскоре размышлять об этом стало некогда: внимания потребовал мой подопечный. Вопреки обыкновению, в этот раз он не метался в горячечном бреду. Но всё равно вёл себя очень беспокойно, время от времени пытаясь сбросить одеяло, двигая руками, мотая головой. Приходилось его сдерживать, успокаивая. Пару раз потребовалось даже обратиться за помощью, моих сил уже просто не хватало. Одно слово – здоровяк! Создавалось впечатление, что даже больной и истощённый, он, при желании, мог легко скрутить меня в бараний рог. Если был бы в сознании и понимал, что делал.

    Но к счастью или к сожалению, в себя он пока так и не пришёл. Однако спустя час начал потихоньку успокаиваться, более чутко реагируя на мои слова и прикосновения: кажется, они действовали на него благотворно. Чем я и воспользовалась, тихо разговаривая, и время от времени поглаживая его по лицу. И в который уже раз поразилась четкости, красоте и благородству черт, с грустной улыбкой подумав, что будь этот человек здоров, он бы и не посмотрел в мою сторону.

    Моя обычная внешность, далеко уже не юный возраст и некоторая неуверенность в себе не способствовали привлечению внимания противоположного пола. А те отношения, которые у меня были, закончились ничем. Взять хотя бы последнее увлечение…

    Почувствовав, как на глаза наворачиваются непрошенные слёзы, я резко поднялась с краешка лежака, на котором сидела. Подопечный некоторое время назад затих и вроде как уснул, а мне требовалось выйти на улицу немного проветриться, успокоиться. Это усталость давала себя знать. Просто усталость… Так бывает…

    Но не успела я сделать и шага, как неожиданно моё запястье обхватили крепкие мужские пальцы и послышалось тихое, хриплое:

    - Пить…

    Не веря своим ушам, я резко обернулась и заметила, что глаза моего подопечного чуть приоткрыты, а рука, которой он удерживал меня, вдруг ослабла, безвольно упав на одеяло.

    Бегом метнувшись за свежей водой, я на обратном пути прихватила с собой ещё одну лампу, которую подвесила на вбитый именно для этих целей в опорный столб крючок. Опустившись на колени рядом с лежаком, аккуратно приподняла голову больного и прислонила к его губам край чашки, надеясь, что он не заснул и сможет пить самостоятельно.

    Едва почувствовав прикосновение прохладной воды к своим губам, мужчина резко распахнул глаза и принялся жадно пить, делая глубокие глотки. Мне пришлось чуть придержать чашку, чтобы не дать ему захлебнуться.

    Напившись, подопечный откинулся на подушку, продолжая всё так же смотреть широко открытыми глазами в потолок. А я невольно залюбовалась их необычным цветом: вроде серые, но не совсем. В неровном свете масляной лампы, отбрасывающем неровные блики, чудилось, что радужка зрачка испещрена расходящимися от зрачка тонкими линиями серебристого цвета. Необычное, завораживающее зрелище, которое исчезло, как только мужчина закрыл глаза, погружаясь в глубокий целительный сон.

    А я задумалась: могло ли мне это просто показаться? Или же было на самом деле? И если было, то нормально ли это, или всё же является отклонением от нормы? Может ли это быть симптомом, которые просил тщательно отслеживать целитель?

    Посомневавшись немного, я всё же решила спросить совета у Ленца. Лучше сбегать к нему впустую, чем пропустить что-то важное и потом об этом сожалеть. Больной крепко спал, поэтому время на прогулку до шатра у меня было. Надеюсь, мой сосед по жилплощади уже проснулся и по-прежнему в хорошем настроении.

    Но нашла я Ленца не в шатре, а в столовой, где он как раз с аппетитом поглощал то ли поздний обед, то ли ранний ужин. Решив совместить полезное с приятным, я тоже нагрузила поднос и подсела за столик к главному целителю.

    Несколько осуждающих и пренебрежительных взглядов восприняла спокойно, привыкла уже, что ко мне здесь относятся несколько настороженно. Поначалу, когда я только приехала, знакомиться было некогда: я общалась только с Тильдой и Улей. Но как только поток раненых слегка ослаб, и всем стало известно, что я делю шатёр с Эрихом Ленцем, тут же поползли какие-то невнятные слухи.

    «На чужой роток не накинешь платок» - уверяет народная мудрость. И в данном случае я была с ней полностью согласна, даже не предпринимая попыток как-то оправдаться или обелить себя. Зачем? Каждый мыслит в меру своей испорченности, переделать таких людей невозможно. Они всегда найдут, к чему придраться. Мне же вполне хватало общества двоих дружелюбно ко мне расположенных женщин.

    Поэтому я научилась просто не обращать внимания на такие вот проявления то ли ревности, то ли злобы, то ли недалёкого ума. Каждому своё.

    Поздоровавшись с ничуть не возражавшим против моего присутствия главным лекарем, я пожелала ему приятного аппетита и сама с удовольствием принялась за еду. Но как только с трапезой было покончено, тут же задала интересующий меня вопрос относительно странности подопечного.

    Ленц, услышав про замеченную мной необычность, задумчиво постучал пальцами по столу и хмыкнул:

    - Судя по твоему описанию, подобная странность - это показатель того, что твой подопечный – маг. Бывший. Выгорел, причём не так уж давно – пару лет назад, не более.

    - Но почему? Как одно от другого зависит? – я в первый раз слышала о таком.

    Выгоревших магов у нас не так уж и много: слишком уж это большое потрясение для всего организма и психики. Если с кем и случилось подобное несчастье, то, как правило, бедолага погибал сразу. Или же мучительно агонизировал, в первые три месяца медленно сходя с ума.

    Счастливчиков из тех, кто выгорел и остался в живых, в истории магии насчитывалось всего несколько человек. И это были уникальные с точки зрения медицины случаи. Что стало тому причиной - сильная воля бывшего мага или же счастливое стечение обстоятельств – неизвестно. Но в любом случае им несказанно повезло!

    - Всё очень просто: во время магического перенапряжения, являющегося причиной выгорания, происходит обратный выброс магической энергии через нервную систему, в данном случае – через сетчатку глаза, отчего возможны фрагментарные выгорания радужки. Причём на сетчатке линии точно такие же, только их не видно.

    - А можно узнать, из какой он академии? – почему-то стало очень интересно. У нас я его точно не видела. Подобные крупные мужчины так просто не забываются.

    - Можно, - кивнул Ленц, и непринуждённо добавил: - Для этого нужно просто хорошенько осмотреть его и найти на теле специальную татуировку.

    - Татуировку? А это ещё зачем?

    - У каждой академии имеется своя особенная татуировка, которая ставится по окончании обучения, и включает в себя символику выбранного факультета. Свести её невозможно, как и замаскировать. Так что, пусть твой подопечный и выгоревший маг, но «печать» альма-матер на нём должна была остаться.

    - А где именно она ставится? – об этом любопытном обычае я почему-то не слышала за всё время работы в академии. Может, это некое выпускное таинство? Или просто настолько общеизвестный факт, что о нём не принято было упоминать? Тогда почему я упустила его из виду?

    Хотя, припоминается мне, что несколько раз я видела подобные у кого-то из преподавателей и целителей. Но не придала этому значения, отнеся к элементам украшения или особой «фишкой» нашего учебного заведения. Как оказалось, всё намного сложнее.

    - Особой традиции тут нет, просто, как правило, принято разделение по факультетам: целители ставят татуировку на плече, боевики на спине, стихийники на солнечном сплетении, а артефакторы на тыльной стороне ладони. Хотя придерживаться этого принципа необязательно. Каждый волен самостоятельно выбрать на своём теле место для «метки».

    - Любое? – на всякий случай уточнила я.

    - Абсолютно! Никаких ограничений. Даже явное отсутствие здравого смысла не помеха, – лукаво улыбнулся Ленц.

    После такой улыбочки интересоваться местоположением метки у сидящего напротив мужчины я посчитала неприличным. Поэтому вовремя проглотила чуть было не сорвавшийся с языка вопрос.

    А вспомнив некоторых известных мне по академии адептов из первогодок и их чувство юмора, настолько ярко представила себе, где именно они могут захотеть поставить заветную татушку, что не удержалась от ответного ехидного смешка. Надеюсь, мой подопечный окажется более благоразумен, и не станет подвергать стыдливость дамы подобным испытаниям, отделавшись более заметной меткой в каком-нибудь приличном месте.

    Вот только, прикинув, что за это время я не раз его обтирала и переодевала, однако так и не заметила на коже никаких рисунков, эта надежда начала медленно, но верно таять. Ладно, покручу-поверчу, а там уж видно будет! Уже самой любопытно стало, где мог раньше обучаться такой громила. Как-то самым подходящим для него вариантом вырисовывался боевой факультет, но мне об этом думать было неприятно. Я вообще с некоторых пор испытывала довольно-таки прохладные чувства к представителям этого магического сословия.

    Ну, да нечего заранее загадывать! Найду метку, рассмотрю её хорошенько, а там уж и буду решать, как относиться к нему дальше. Впрочем, как бы то ни было, качество моего ухода от этого хуже не станет. А личные предпочтения и эмоции санитарки? Да кому вообще есть до них дело?!

    Вернувшись после разговора с целителем к своему подопечному, увидела, что он зря времени не терял: старательно пропотел, изгоняя из себя остатки жара, и теперь лежал мокрый, как мышь. Оно и к лучшему. Значит, кризис всё же миновал. Теперь надо привести его в порядок и перестелить постель.

    Я давно уже подметила, что если в процессе выздоровления после последнего кризиса пациента хорошенько намыть, то он идёт на поправку гораздо быстрее и увереннее. Словно вода смывает не только грязь и пот, но и остаточные эманации боли и болезни. Возможно, оно так и есть, я никогда не задавалась этим вопросом с магической точки зрения. Просто следовала сложившемуся уже правилу: если состояние больного позволяет, то первый шаг к окончательному выздоровлению – мытьё!

    А то, что в процессе можно было ещё разок поискать местонахождение татуировки, лишь подогревало интерес, поэтому за дело я взялась с удвоенной энергией.

    Для начала нашла себе двоих помощников и попросила их принести дополнительный лежак. Затем отгородила угол, где лежал подопечный, импровизированной ширмой, щадя скромность подопечного, и создавая более комфортные условия. Скоро он начнёт приходить в себя, так что лучше ему не видеть того, что творится вокруг. И нервы здоровее будут, и психика.

    Новый лежак застелила клеёнкой и свежей простынёй, попросив помощников переложить больного туда. А как только его осторожно перенесли на новое место, озадачила одного из мужчин принести по ведру горячей и холодной воды, второго же я отправила в шатёр главного целителя за лоханью. Для купания всего пациента она мне, увы, не сгодится, но для мытья головы - самое то!

    Пока дожидалась воду и тару, успела застелить постель свежим бельём, а грязное отнести в стирку. Сменную одежду я приготовила заранее, как и лекарство, которое нужно будет дать после. Всё это было сложено на импровизированной тумбочке, стоящей у изголовья лежака. Я сделала её сама из деревянного ящика, накрытого куском чистой ткани. Гораздо удобнее ухаживать за больным, когда всё нужное есть под рукой.

    Мыла я своего подопечного тщательно, с использованием мыльного раствора, но старалась делать это как можно быстрее, чтобы он повторно не простудился. Сначала сдвинула чуть выше изголовья, чтобы голова была практически на весу, и занялась волосами. Они у мужчины были хоть и не слишком длинными, но за время болезни пропотели и спутались, так что с ними пришлось повозиться.

    Уже споласкивая волосы чистой водой, вдруг почувствовала кончиками пальцев какие-то неровности чуть выше ямочки у основания черепа. Попыталась ощупать более детально и поняла, что по ощущениям это больше похоже на тонкий шрам. Но долго размышлять об этом было некогда, следовало как можно быстрее закончить с водными процедурами. А полюбопытствовать, что там у него на самом деле, можно и чуть позже.

    Щетину, уже значительно отросшую за эти дни и частично скрывающую лицо, я брить не стала. Ограничилась лишь тем, что тоже тщательно её промыла и вытерла. А вот с телом пришлось повозиться. Мужчина и правда оказался довольно высоким и крупным, с хорошо развитой мускулатурой. А ещё тяжёлым. Поэтому пришлось основательно повозиться, обрабатывая такое поле деятельности. И пока я не закончила с омовением, сама успела взмокнуть несколько раз.

    Но наконец, ополоснув подопечного в последний раз, я снова позвала мужчин на помощь, чтобы переложить его на кровать. Не теряя времени, быстро одела в чистое бельё и укутала одеялом. Сама же занялась просушкой волос, завёрнутых в небольшое намотанное на голову полотенце. Подушку пока отложила в сторону, чтобы не намочить.

    Неспешно промакивая влажные спутанные пряди сухой тряпицей, я попутно разбирала их, чтобы потом легче было расчесывать. А вот за гребешком пришлось сбегать к себе в шатёр. Тщательно просушив и расчесав ставшие чуть подвиваться волосы, я улыбнулась. Они оказались русого цвета, при жёлтом свете масляного фонаря отливая немного в золото. Золотисто-русый – так это, кажется, называется. Вот ведь странность какая, а борода у него значительно более тёмного оттенка, как и брови. Ни за что бы не догадалась, что цвет волос у него другой, да ещё такой красивый.

    Сидя у изголовья и задумчиво перебирая руками пряди чистых и неожиданно мягких волос, я размышляла о том, что татуировки у него на теле так и не нашла, хотя осмотрела всего очень внимательно. Мда, красивое тело у мужика – залюбуешься, но мне сейчас не до эстетического созерцания. Любопытство грызло намного сильнее.

    Не могло же мне показаться, что у него с глазами такая странность. Нарочно не придумаешь, да и Ленц подтвердил, что такое бывает. Значит, татушка должна быть! А где? И тут я вспомнила случайную находку, сделанную в самом начале мытья. А что, если…

    Осторожно повернув на бок голову всё так же находящегося в беспамятстве мужчины, я вновь нащупала нужное место и убедилась в том, что что-то там всё-таки есть. Аккуратно раздвинула волосы и склонилась ниже, чтобы получше разглядеть, что именно я нашла.

    Есть! Вот она, родимая! И красивая какая, надо же.

    Теперь осталось узнать, что именно означают эти символы. Надеюсь, Ленц сможет их идентифицировать. Иногда кажется, что он вообще знает всё на свете! Так же, как и Тильда. Одна я тут птенец-несмышлёныш неоперившийся. Ну, да ничего, догоню их ещё. Какие мои годы!

    С этими позитивными мыслями я укрыла своего подопечного получше, подложила под голову подушку и притушила свет на минимум, чтобы не мешал ему спать. Состояние мужчины было уже стабильным, положительная динамика выздоровления наметилась, и за жизнь можно больше не опасаться. А значит, я тоже могу спокойно идти спать.

    Но перед этим обязательно расспрошу целителя о значении татуировки!

    К шатру я не шла – летела, подгоняемая нетерпением и любопытством. И уже с порога, успев только отодвинуть полог, позвала:

    - Мэтр Ленц…!

    Но договорить не успела, так как меня, в свою очередь, перебили радостным:

    - А, Эрин, ты-то мне и нужна! Подойди сюда, пожалуйста.

    Заинтригованная таким началом разговора, я беспрекословно послушалась, приблизившись к стоящему у стеллажа и копающемуся на полках целителю. Что-то он там явно искал.

    - Я здесь. Вы что-то хотели? – показалось, он даже не заметил, что я подошла. Поэтому и решила уточнить.

    - Да. Вот, держи! – в ладонь мне лёг круглый медальон, по виду очень похожий на мой накопитель, только гораздо более скромный как по размерам, так и по оформлению. Однако на нём тоже имелась небольшая россыпь камней, сейчас совершенно тусклых и невзрачных. - А теперь проведём небольшой эксперимент.

    Всё так же удерживая мою руку, целитель вдруг расстегнул пуговицу манжеты и поднял вверх рукав платья, обнажая руку чуть выше локтя. Я смотрела на это, затаив дыхание. Было непонятно, что он от меня хочет и оттого немного неловко. И страшно.

    - Зачем вы… - попыталась спросить я, но меня снова прервали.

    - Тс-с-с… - приложив палец к моим губам каким-то нарочито интимным жестом, Ленц вдруг улыбнулся и мягко, завораживающе произнёс: - Всё хорошо, Эрин. Успокойся. И дыши глубже. Ничего страшного не происходит. Нужно просто немного расслабиться. Я всего лишь хочу провести маленький эксперимент, помнишь?

    - Д-да… - помимо воли я начала заикаться, потому что видеть целителя таким было для меня слишком непривычно. Обычно я воспринимала его как старшего по статусу, талантливого врачевателя и непосредственного начальника. А теперь пришлось увидеть в нём мужчину. И это было как-то уж слишком неожиданно.

    - Вот и умница. А теперь попробуем сделать так… - кончиками пальцев он осторожно коснулся сгиба локтя и поглаживающими движениями спустился вниз по руке, вызывая своими действиями россыпь мурашек на коже и уже знакомую волну непонятного тепла.

    Это было столь странно и пугающе, что я вырвала руку и отскочила на шаг назад, готовая в любой момент выбежать из шатра, если Ленц продолжит вести себя столь же странно. Но он словно тут же потерял ко мне интерес, вновь став собранным и спокойным.

    - Всё, выдыхай, Эрин. Эксперимент закончен. Ты – молодец! А теперь отдай мне, пожалуйста, накопитель.

    Разжав крепко сжатый кулак, я в недоумении уставилась на металлический кругляш, лежащий на моей ладони, словно впервые его видела. Соображалось откровенно плохо. Но даже в таком состоянии я поняла, что что-то изменилось. Точно! Раньше камни были бесцветными, а теперь один из них еле заметно мерцал тускло-жёлтым огоньком.

    Приблизившийся ко мне Ленц, забрал накопитель и, внимательно к нему присмотревшись, остался явно доволен результатом своего опыта:

    - Я так и знал! – торжествующе воскликнул он, тут же бросившись к сундуку, на котором лежал его блокнот, и принялся что-то спешно в нём что-то записывать, бормоча себе под нос: - Замечательно! Просто великолепно!

    Не смея прервать его занятие, я осталась на месте, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Свой-то вопрос пока так и не задала. А уж больно любопытно было узнать, что именно обозначает этот странный рисунок. Или, может быть, стоит подойти попозже, когда Ленц освободится?

    Но целитель сам разрешил мои сомнения, не отрываясь от своих записей, спросив:

    - Кстати, ты же когда пришла, хотела что-то сказать? Смелее, я тебя внимательно слушаю.

    Внимательно, ага! Так упоённо что-то строчит в блокноте, что можно подумать, он хочет сейчас отвлекаться на всякую ерунду. Впрочем, сам спросил, так что воспользуюсь его любезным предложением, пока есть такая возможность.

    - Да, хотела уточнить у вас насчёт татуировки. Я её нашла.

    - И что там? - всё так же чуть отстранённо подбодрили меня на продолжение.

    - Треугольный пурпурный щит с золотой короной по центру, пересекаемый чёрной молнией.

    - Что?! – вот тут он сразу оторвался от всех дел, сосредоточив внимание только на мне. - Ты уверена?

    - Абсолютно. Я хорошо её рассмотрела. Но там не только это. Татуировка явно сделана давно, так как уже чуть-чуть поблёкла, а вокруг неё другой рисунок – я бы даже сказала клеймо, совсем свежее, едва зарубцевавшееся: солнце из мечей, у которого вместо лучей – острия клинков.

    - Демоны! – Ленц сорвался с места и быстрым шагом вышел из шатра, успев по дороге прихватить меня за запястье. Так что пришлось бежать за ним, придерживая юбку свободной рукой, чтобы не упасть. Надо сказать, до госпитального шатра мы добрались в рекордные сроки.

    Войдя в закуток к больному, целитель прибавил освещения и коротко скомандовал:

    - Показывай! – а стоило ему самому убедиться в точности моего описания, тут же помрачнел, отодвинул ширму в сторону и громко крикнул в сторону выхода: - Коменданта и интенданта ко мне. Быстро!

ГЛАВА 8

Вызванные мужчины появились в госпитале в кратчайшие сроки и почти одновременно. Первым успел интендант - немногословный мужчина средних лет, - за что и получил сразу целый ворох указаний от главного целителя:

    - Господин Пэриш, где хотите, но найдите мне одноместный шатёр! Именно шатёр, не палатку. Расселите кого-нибудь, объедините, переройте старые запасы, но найдите! Необходимо установить его недалеко от моего, но чуть в стороне от общего лагеря. А так же создать внутри все условия для комфортного проживания и выздоровления: высокий лежак, матрас, одеяло, подушка, что-нибудь вроде прикроватного столика, как здесь, например, - жестом указал на мою импровизацию возле изголовья. - Ещё нужен небольшой сундук с несколькими сменами чистого постельного и нательного белья.

    - «Удавчики?» - губы мужчины дрогнули в мимолётной улыбке, но он тут же снова принял серьёзный вид.

    - Именно они, - серьёзно кивнул целитель, хотя глаза его насмешливо блеснули при названии разработки. - Выдайте, пожалуйста, Эрин несколько штук. Хороший повод опробовать их в деле.

    - Понял. Сделаем.

    Больше Пэриш вопросов задавать не стал, тут же отправившись исполнять указание, а Ленц переключился на терпеливо ожидающего коменданта. Как в своё время рассказала мне Тильда, мэтр Штайн и сам когда-то был боевым магом, но на склоне лето оставил эту опасную профессию, благополучно уйдя «на пенсию».

    Однако, когда началась война и на фронт в качестве охранения было решено отправлять адептов из академии, Штайн сам вызвался ехать с одной из групп, приняв на себя должность командира боевого подразделения и коменданта полевого госпиталя в одном лице.

    Немалый опыт, умения и прошлые заслуги позволили ему занять этот пост без труда. Причём за всё время его пребывания здесь ещё ни разу не было никаких нареканий. Хотя как он умудрялся держать в ежовых рукавицах толпу молодых самоуверенных балбесов, никто понятия не имел. Но у него это получалось прекрасно.

    - Мэтр Штайн, в ближайшее время мы изолируем этого пациента. Требуется поставить охранение у его шатра из двух человек. К тому же особым распоряжением запретить им разговаривать во время дежурства на отвлечённые темы: как с пленным, так и между собой. Внутрь никого не пускать, кроме меня и Эрин. Да, ещё выберите человека, который через час повезёт срочную депешу в штаб. Дайте ему заводную лошадь и всё необходимое в дорогу: послание должно быть доставлено как можно быстрей. На этом всё.

    Но комендант не торопился уходить, переводя внимательный взгляд с лица целителя на моё, а затем на лежачего больного.

    - Кто он? - спросил прямо и без обиняков. Видимо выслуга или хорошие, почти дружеские отношения с главным целителем давали ему право на подобные вольности. И Ленц своим ответом лишь подтвердил эту догадку:

    - Бывший маг. Выгоревший. С вражеской стороны, - прозвучало достаточно тихо, чтобы разобрать могли только мы трое.

    - Откуда такая уверенность? – не сомневался, просто уточнял комендант сразу по всем пунктам.

    - Несомненные физиологические признаки, плюс татуировка в виде пурпурного треугольного щита с изображением золотой короны, перечёркнутого наискосок чёрной молнией. В сложившихся обстоятельствах лучше немедленно сообщить Стэнли Троду о присутствии у нас подобного пациента. Так же, как и принять необходимые меры по его отдельному содержанию.

    - Согласен, - видимо, для Штайна эти картинки тоже значили что-то важное.

    Однако Ленц ещё не закончил.

    - Но это ещё не всё. У него стоит клеймо – «солнце из мечей». Знакомый символ?

    Комендант заметно напрягся, кинув опасливый взгляд на моего спящего и казавшегося сейчас таким беззащитным подопечного. После чего хмуро уточнил:

    - Может тогда удвоить караул? – но встретил спокойный отказ.

    - Не стоит. Больной сейчас ещё слишком слаб физически, чтобы причинить кому-либо реальный вред или совершить попытку побега. Так что обычной связки из адептов: боевика и стихийника, будет вполне достаточно. Дальше уже посмотрим по ситуации.

    - Тогда поспешу отдать необходимые распоряжения. Дайте знать, когда депеша будет готова – гонец выедет сразу же.

    - Благодарю, - а стоило коменданту уйти, как Ленц обернулся в мою сторону. Причём вид у него при