Когда ты считаешь себя ужасной, потому что родилась не такой, как другие: сабой с нестабильной магией и нестабильной психикой, трудно устроиться в мире, даже если магия в нем правит наравне с наукой. И трудно найти того, кто примет тебя такой, как есть. Лейтис и вовсе оказалась на улице, а потом, в один прекрасный день, случайно встретила… своего хозяина. И эта встреча превратила печальную историю ее злоключений в трогательную историю обретения любви.
Откуда взялась девчонка, Эйдан даже разобрать не успел: он садился на совершенно пустую и чистую парковочную площадку возле торгового центра. Но, когда машину уже подхватил автопарковщик, слегка разворачивая влево, откуда ни возьмись выскочила она. Прямо ему под днище, зараза! Эйдан резко крутанул руль флайера вправо, синяя светящаяся дуга автопарковщика растянулась, как резинка, и вспыхнула трескучими голубыми искрами.
– Внимание! Вернитесь в горизонтальное положение! – громко возвестил невозмутимый женский голос автопарковщика.
– Заткнись! – прошипел Эйдан, совершенно безрезультатно.
– Срочно вернитесь в горизонтальное положение! – продолжил настаивать голос.
Будто он и сам не хотел вернуться в это долбаное горизонтальное положение, но флайер продолжал крениться набок от резкого поворота, надсадно жужжа парковочным двигателем. А полоумная девица, отбежав в сторону, с искренним любопытством и как ни в чем ни бывало любовалась его попытками выровнять машину. Эйдан выразительно выругался и, наконец справившись с управлением, опустил флайер на площадку, с резким толчком, от которого Эйдана изрядно тряхнуло. Потому что автопарковщик, не вынеся всего этого, еще раз поискрил и отрубился ровно за секунду до его приземления. Впрочем, система безопасности флаера все равно был устроена так, чтобы сесть без повреждений даже в подобном случае, просто вышло жестче обычного.
Эйдан выскочил из машины стремительно, намереваясь повторить кошмарной девице всю сказанную недавно нецензурную тираду, добавив еще парочку цветистых эпитетов, но даже рта открыть не успел. Девчонка подбежала к нему и, уставив руки в боки, рявкнула:
– Вы совсем обалдели?! На людей свой флайер сажать! Хоть бы смотрели, куда летите! Хотя понятно, что вам все равно! Таким, как вы, всегда все равно, на чьи головы вы садитесь!
В первый момент Эйдан прямо опешил: это, значит, он еще и виноват? После того, как автопарковщик сломал, пытаясь не расшибить своим флайером ее дурную голову. Вот же хамка неблагодарная! Наглая – каких поискать.
– Слушай, ты, пламенная анархистка, – совсем не дружелюбно ответил он, – по парковкам бегать не надо, тогда тебе не будут флаеры на голову падать! Тротуара мало было, решила путь срезать? Ну и кто тебе в этом виноват?! Уж точно не я!
Теперь он наконец рассмотрел ее внимательней: выглядела девица так, будто прямо здесь, возле парковки, под забором и жила: какие-то мешковатые и довольно задрипанные штаны, такие же бесформенные потертые кофты, надетые одна на другую, куртка замызганная, черные волосы, зачесанные набок в дурацкий хвостик, уже успевший порядочно растрепаться. Может, она и не путь срезала, а драпала из торгового центра, что-то с прилавка стянув – впрочем, на это Эйдану было плевать. Пусть охрана и полиция разбираются.
– А ты, значит, консерватор? По вечерам молишься на портрет королевы? Поэтому некоторые не стоят твоего внимания, оттого, что бегают слишком низко под ногами? Ну и иди ты в жопу, я-то думала – хоть прощения попросишь, как человек, а так – говорить мне тут не с кем! Пламенный привет королеве! – она показала ему средний палец руки и побежала прочь.
– А ну-ка стой! – крикнул Эйдан, кинувшись следом за ней. Вот же твою через ногу мать, острый политический конфликт: она ему неприличные жесты показывает, а он должен за поломанный автопарковщик платить. Потому что у нее идейные принципы. А еще – соображения в голове ни капли, где можно расхаживать, а где нет! Но смотреть, чтоб она не убилась, и платить за ее придурь должны «консерваторы». А чего, у них же деньги есть. – Стой, кому говорю! Дрянь маленькая!
Разумеется, девчонка и не думала стоять, а очень даже резво убегала, но Эйдан бегал куда быстрее, так что почти догнал ее возле кустов, куда она собиралась нырнуть. Он уже тянулся рукой, чтобы ухватить ее за шиворот, когда от нее прямо в него отлетело облачко какой-то зеленоватой пакости, и он расчихался до слез. Эйдан выбежал из облака далеко не так бодро, как в него вбежал, и остановился, чихая, утирая слезы и потекшие сопли. Маленькую дрянь он упустил, конечно, и сейчас слышал ее торжествующий удаляющийся топоток.
Макни его все подери, его магия не сгодилась даже на то, чтобы уберечь от такой вот ерунды! «Вот тебе и инженер по системам магической безопасности», – с иронией подумал про себя Эйдан. И штраф за сломанный автопарковщик ему пришлось оплатить сполна.
«Консерватора», который ее едва не убил позавчера своим дурацким флаером, Лейтис заметила в магазине возле холодильников со свежим мясом. Стоял такой, одетый в сюртук, правда, не в бежевый, как позавчера, а в темно-зеленый, и набирал себе в тележку упакованных стейков. Гад какой! Чуть не задавил человека – и живет, в ус не дует! Еще и стейки есть собирается!
Злость вскипела мгновенно, решение Лейтис приняла так же быстро. Не хочет приносить извинений – она сама возьмет. Деньгами.
Девушка забежала за угол, там как раз был служебный вход, и никто ее тут не должен был заметить, торопливо стянула с себя куртку и большую часть кофт, оставила только розовенькую, остальное пихнула комом в рюкзак. Перебросила волосы на левую сторону, чтобы прическа теперь выглядела розовой и, прихватив их резинкой, пошла набирать полную корзину всякой ерунды, наблюдая за мерзким типом и поджидая, пока он выберет достаточно безлюдное глухое место. На счастье Лейтис, он направился в идеально подходящий для этого закуток с приправами: небось, стейки дома было нечем посыпать! Она решительно свернула следом и, старательно зацепившись корзинкой об его тележку, рассыпала большую часть ее содержимого на пол. Банки с бобами покатились во все стороны, и Лейтис, воскликнув: «Какая я неловкая! Простите!» – присела на корточки, собирая все, что рассыпала, и старательно отворачиваясь, чтобы он ее не признал случайно. Теперь-то он с тележкой ни хрена проехать не сможет, пока Лейтис все не уберет!
– Ну что вы, ничего страшного. Давайте помогу, – тип, который сегодня с чего-то сделался обходительным – может, оттого, что предвкушал, как мясом обожрется – присел на корточки рядом с Лейтис и принялся помогать складывать продукты.
Так было еще лучше: намного легче, улучив момент, подобраться к нему со спины и вытащить бумажник из заднего кармана брюк, предварительно подморозив задницу анестезией. Все же Лейтис карманницей не была, и вытащить что-то незаметно просто так не сумела бы. А он, когда встанет, решит, что просто от сидения на корточках нога затекла. Вообще отлично! Не поймет, небось, в чем дело, до самой кассы.
Наверное, она слишком обрадовалась тому, насколько удачно все идет, потому и не заметила, как подошел охранник – ровнехонько в тот момент, когда она тащила кошелек.
– Стой! Воровка!
Лейтис подхватилась на ноги и ринулась из закутка, пытаясь обогнуть охранника и торопливо выпуская слезоточивое облачко, но коль уж удача повернулась к тебе спиной – пощады не жди. Этот сюртучный тип кинул в нее своей магией, стянувшей руки, склеившей их друг с другом, и Лейтис замешкалась, так что ее немедля схватил охранник.
– Не уйдешь, воровка! Тюрьма по тебе плачет!
Лейтис потрепыхалась в руках громилы и затихла, обреченно понимая, что сегодня – не ее день.
Девицу Эйдан узнал еще в тот момент, когда она вскочила на ноги: уж в лицо-то он ее запомнил хорошо, хоть налысо она побрейся, не только цвет волос поменяй. Не каждый день тебе под флайер кто-то кидается, трудно забыть. Оттого и сориентироваться успел вовремя, чтобы она опять этой своей дряни слезоточивой не напустила. Словом, он ее узнал и поймал – но радости ему это не доставило. Эйдан предпочел бы вообще засранку никогда не видеть больше и поехать домой к ужину, а не тащиться в полицейский участок. В котором – и он совсем этому не удивился – ее знали прекрасно.
– О, снова ты! – дежурный полицейский расплылся в саркастичной ухмылке и тут же ехидно крикнул в глубь общего зала: – Нивен! Иди-ка сюда, тут твою любимую клиентку привезли.
«Любимая клиентка» с очень выразительной недовольной миной плюхнулась на скамейку для задержанных и бессмысленно подергала оплетающие руки магически путы: те были крепкими, разумеется, и даже руки развести больше чем на два дюйма не давали. Эйдан тоже уселся, на ближайший свободный стул, и стал ждать Нивена, который оказался низеньким юрким человеком лет сорока пяти. Завидев девицу, он тут же с тяжким вздохом приложил ладонь ко лбу.
– Только не это! Самая ужасная саба Луденвика опять на мою голову. Ну какого хрена?..
И вот уж на этом месте Эйдан удивился, хотя, вообще-то, мог и раньше предположить, что такое кошмарное недоразумение – бесхозная саба, а не стабильный маг. Впрочем, она даже среди себе подобных выделялась кошмарным нравом и поведением. «Сирота, что ли?..» – подумал Эйдан и посмотрел на девушку, на которую еще недавно так сильно злился, с искренним сочувствием. На создание, так сильно нуждающееся во внимании и заботе, и так очевидно оставленное без них, невозможно было сердиться. Ей просто было очень плохо, и к тому же сейчас, со всей очевидностью, должно было стать еще хуже – после попытки ограбления-то.
Сабы всегда были нестабильными магами, еще и с не совсем стабильной психикой, и единственное, что могло успокоить саба – кто-то властный, кто мог бы держать такое безобразие в руках, раз уж оно само себя в руках держать не могло. Это были или родители, или маг-доминант и, по всей видимости, ни того, ни другого у девочки не было. Хоть бы какой добрый человек ее забрал! Есть же такие, встречаются, которые обвиняемых из-под ареста взять готовы. Потому что так же, как Эйдан сейчас, хотят позаботиться – и это нормальная реакция для доминанта, ее обязательно кто-нибудь возьмет. Последняя мысль его несколько успокоила, и очень зря.
– И я теперь должен звать оракула, а потом добросердечных доминантов, ни один из которых тебе не подойдет потому, что такая ужасная саба никому не нужна? – вопросил Нивен.
– Вы по закону так и должны, – фыркнула она.
– По закону, милочка, у тебя ограниченное количество шансов, мы не можем с тобой возиться вечно. Так что, я думаю, раз уж ты так мило относишься к нашим усилиям, мы можем сразу передать тебя магу-палачу, который, наконец, разучит тебя выпускать ядовитые облака на окружающих, – злорадно возразил полицейский.
Девушка замерла, глядя на Нивена огромными перепуганными глазами и не говоря ничего вовсе.
«Мать твою растак!» – подумал Эйдан не слишком полезную, зато преисполненную чувства мысль. Лучше бы она у него кошелек свистнула с концами, чем полностью магии лишилась, попав к палачу, а потом еще и в тюрьму загремела. На штрафе за автопарковщик Эйдан не разорился, и тут бы не обеднел. Ну деньги, ну нервы – а у нее вся жизнь сейчас окончательно в пропасть покатится. Из-за того, что этот Нивен – дать бы ему в нос, да он при исполнении – хочет от нее поскорее избавиться, любым способом, будто она назойливая муха, а не человек.
– Зовите оракула, – громко, но очень спокойно сказал Эйдан, поднявшись с места. – Я хочу ее взять.
Из-за того, что отношения доминантов и сабмиссивов были неравноправными, у доминанта было слишком много шансов воспользоваться своей властью во вред сабу. Потому взять под свою руку саба можно было только после подтверждения у оракула, что эта связь не грозит сторонам взаимной опасностью. Магической проверки на совместимость, которая никогда не врала и не подводила.
Впрочем, Эйдану с этим катастрофически не везло: он отлично знал, даже безо всяких оракулов, что он, со своим сложным душевным устройством, трудным характером и непростыми привычка и вкусами, легко может испортить жизнь любому. Потому вовсе не удивлялся, что за время своих долгих и бесплодных попыток устроить личную жизнь постоянно получал «красный», негативный ответ.
И нынешняя затея казалась ему гиблой изначально: если два таких вот аномальных явления, которые ни с кем не совпадают, получат «зеленый», или хотя бы «желтый» ответ от оракула, это будет настоящее чудо. Но Эйдан просто не мог поступить иначе и хотя бы не попытаться спасти эту девочку, на которую всему миру, начиная с Нивена, было глубоко плевать. Она перевела на Эйдана взгляд, полный отчаянной надежды, а Нивен фыркнул:
– Да вы шутите!
– Нет, – Эйдан снисходительно посмотрел на него. – Я – доминант. И я хочу дать этой сабе шанс и взять ее на поруки.
– Да она вам не подойдет, только оракула зря гонять, – недовольно возразил Нивен, но все же занялся своим делом.
Их провели в общий зал, и там полицейский вызывал оракула по медальону, и пока оракул не прилетел, принялся оформлять документы, благодаря чему Эйдан узнал, что девушку зовут Лейтис, ей двадцать три года, а Нивену лень заполнять документы об очередной попытке подобрать бесхозной сабе хозяина. Лейтис, это Эйдан видел совершенно точно, будто на ней висела табличка с надписью, после вспышки надежды сидела на стуле в полной безнадеге и отчаянии, едва отвечая на вопросы: она уже заранее не верила, что этот последний шанс ее спасет. Что ж, она была совершенно права, Эйдан и сам ни во что не верил, но не мог не попытаться.
Местный дежурный оракул, миловидная шатенка с невозмутимым лицом, взяла у Лейтис одну из ее бесформенных кофт, а у Эйдана – галстук. И уселась за стол с отрешенным видом, положив вещи перед собой. Лейтис даже слегка встряхнулась от своего удрученного состояния, когда между вытянутыми вперед ладонями оракула начал разгораться белый светящийся шарик. Девушка уставилась на него во все глаза, и Эйдан тоже, ожидая, что сейчас он покраснеет: не с их с Лейтис дерьмовым счастьем на партнеров, и не после того, как они начали знакомство с мерзкой ссоры, ждать чего-то другого. Но шарик, Эйдану точно не казалось, постепенно сделался нежно-салатовым, потом начал наливаться цветом все ярче – и наконец вспыхнул изумрудным.
– Ярко-зеленый, – громко возвестила оракул.
– Да вы шутите! – повторил Нивен свою дурацкую фразу.
– Как видите, нет, – ответила оракул, слегка скривив губы и кивнув на шарик. – Ярко-зеленый, крайне желательно и благоприятно, чтобы этот доминант получил права на эту сабу.
Эйдан судорожно вздохнул и медленно перевел взгляд с шарика на Лейтис. Он и сам был готов, следом за этим придурком Нивеном, крикнуть оракулу, что это плохая шутка. Или какая-то глупая ошибка. Но шарик светился, медленно угасая, и это значило, что он сейчас сможет забрать Лейтис из участка. И нести полную ответственность за все ее ядовитые облачка, попытки случайно самоубиться об его флаер и анархистские замашки. И он испытывал по этому поводу только огромное облегчение. У них неизбежно будут проблемы, и большие, и скоро, если не сразу. Зато Лейтис останется магом, и у нее будет хозяин, как минимум, на ближайший год, который дают домам и сабам на установления связи. На максимум, конечно, рассчитывать не приходилось. Он впился в девушку взглядом, пытаясь понять, что она думает на этот счет.
– Офиге-е-е-еть! – сказала она и потом повторила: – Офиге-е-еть!
И снова уставилась на Эйдана глазами, полными живого изумления и любопытства. По существу, он был с ней согласен.
– Может, вы не согласны, и предпочтете мага-палача? – ядовито спросил Нивен.
Лейтис отрицательно замотала головой:
– Согласная я! Просто… Ну офигеть же!
От ее непосредственной реакции на лицо Эйдана сама собой выползла улыбка. Двадцать три года, ну надо же! Сейчас она казалась едва ли семнадцатилетней, с этим искренним детским удивлением. И ожила сразу – это хорошо.
– Пожалуй, и впрямь… кто бы мог подумать, что нам так повезет, – сказал он Лейтис, продолжая улыбаться. «Нам» было правильное слово, хотя он еще, по факту, не получил права на нее. Но Эйдан непременно это сделает, и пусть Лейтис слышит сразу, привыкает, что она больше не сама по себе. Впрочем, с передачей прав тянуть не стоило. – Давайте оформлять бумаги, – куда холоднее и суровее, чем к девушке, обратился он к Нивену.
– Я ее отсюда без ошейника не выпущу! – немедленно возмутился тот.
– Давайте оформлять бумаги, ошейник сюда привезут, – еще жестче повторил Эйдан, доставая из жилетного кармана медальон, чтобы заказать этот самый ошейник. Время было уже достаточно позднее, чтобы церемонию нельзя было провести нигде, кроме полицейского участка, имеющего частичное право регистрировать акты гражданского состояния. А Эйдан не хотел откладывать получение статуса хозяина не то что до завтра, а на лишний час. Хотя на то, чтобы привезли ошейник, как и на заполнение целой кипы крайне важной бюрократической макулатуры, все-таки было нужно время.
Все это было совершенно, полностью чересчур. Участок, угроза отправиться прямо в лапы мага-палача и потом внезапно свежеобретенный хозяин. Будущий хозяин, от которого Лейтис, впрочем, никак не могла позволить себе отказаться, так что можно было считать его уже обретенным. Ну, вроде как, если оракул дал им зеленый, то ужасно он с ней обращаться не должен, хотела бы Лейтис это увидеть! Учитывая, какая она невыносимая для всех. Как, интересно, она ему может подходить? Что это вообще за тип, который в двадцать первом веке умудряется носить сюртуки в супермаркете с таким видом, будто именно это и есть нормальная одежда, а все окружающие в джинсах и куртках отстали от моды? Интересно, как он к себе потребует обращаться? Хозяин? Господин? Лейтис слегка поморщилась. Он ее, конечно, спасал, но это все равно не было приятно. Обретение хозяина, будто она какая-то собачка… подобранная на улице безродная псинка.
А ведь еще он будет ее содержать! Этим Лейтис осенилась внезапно и снова принялась оценивающе рассматривать Эйдана, будто темно-рыжий цвет его волос, кудряшки или полные губы могли подсказать, как сильно он будет ее пилить за то, что она пыталась его обокрасть, дрянь эдакая, а теперь он снисходительно ее обеспечивает.
С бумагами их мариновали долго, уже приехал курьер с ошейником, который вскоре должен был запереть магию Лейтис, подчинить ее воле Эйдана, и на коробочку с которым она не могла не коситься, ожидая ужасного, а бумаги все еще заполнялись. Наконец сержант Нивен, который вел ее дело, спросил:
– Ну что, готовы стать новой ячейкой общества? – дождался, пока Лейтис кивнет, и с невыносимым ехидством потребовал: – Становись на колени перед господином Дейном.
Не то чтобы ей никогда не доводилось этого делать, скорее наоборот, в поисках своего «я» Лейтис не один час простояла на коленях перед разными доминантами, но вот так, в полицейском участке, на затоптанном полу, когда этот сволочной сержант наслаждается ее унижением – было кошмарно. Она вспыхнула и закусила губу, чтобы не сорвать все сейчас лишним словом, и настолько неловко опустилась на колени перед Эйданом, будто делала это впервые. Могла ли она себе представить, что ошейник на нее будут надевать вот так… а она будет в уродливых грязных джинсах, а не в чем-то нарядном, приличествующем случаю? Вообще она когда-то думала, что в такой момент на ней будет коротенькая юбка, из-под которой почти видно край чулок: и стоять на коленях не мешает, и красиво, и вызывающе. И корсет, разумеется, без верха, красивый как у вечернего платья. Большой зал, множество гостей, торжественный прием в честь события, как-то так. Не занюханная кофточка и полицейский участок, а главное – не совершенно незнакомый тип с ошейником в руках перед ней.
– Готова ли ты, Лейтис Рейдон, принять над собой власть Эйдана Франгана Дейна и его заботу о тебе? – в соответствии с ритуалом спросил сержант Нивен.
– Угу, – ответила она и уставилась на Эйдана, ожидая, что на ее шее вот-вот сомкнется ошейник.
– Готов ли ты, Эйдан Франган Дейн, принять под свою руку Лейтис Рейдон, вкупе со всеми правами и ответственностью, которые она вверяет тебе?
– Да, – тихо и твердо ответил Эйдан.
– Правом, данным мне королевским домом Йорвик, и властью, данной им самими богами, объявляю этот договор состоявшимся, – изрек Нивен, и Эйдан, наклонившись, одним движением защелкнул на шее Лейтис тонкое металлическое кольцо.
Церемония была закончена, и теперь все состоялось: они были помолвлены, а одновременно он стал ее опекуном. Все юридические и гражданские права Лейтис перешли к этому самому Эйдану Дейну, ведь сабы могли считаться дееспособными только в том случае, если ответственный за них поручитель вернет им эти права, иначе они были как несовершеннолетние. Не рабы, как кто-то мог бы подумать из-за ошейника, но как дети, не достигшие возраста совершеннолетия.
Лейтис едва осознала это, как ошейник начал теплеть, будто на плите подогревался. И она вдруг отчего-то испугалась, что он скоро сделается совсем горячим, начнет жечь кожу, а Лейтис не сможет его снять: на ошейнике висел замок, такой же старомодный, как сюртук Эйдана, и ключи были сейчас у него. От металла под кожу забирались мурашки, расползались по телу – на плечи, вниз по груди, доходили до сердца, и когда они дотуда добрались, Лейтис впервые ощутила состояние хозяина. Легкую тень его эмоций – смутное беспокойство, в котором смешались, кажется, самые разные переживания, так что трудно было разобрать, какие именно. Или она плохо чувствовала, потому что у них просто была хреновая связь. А потом жжение ошейника прекратилось, только продолжало покалывать от остаточной магии кончики пальцев.
Связь не была чем-то эфемерным, хотя и определялась чувствами и эмоциями. Тем не менее, магические артефакты легко могли установить связь саба и дома, а еще – глубину и крепость этой связи, которую только предстояло взрастить, иначе помолвка не будет завершена браком, каким бы удачным ни было предсказание оракула. Именно благодаря связи, возникающей во время ритуала, маг-хозяин мог управлять магией саба, не давать ему творить пакости, сделаться послушным хотя бы чужой воле, раз ее не может обуздать сам саб. Хотя назвать чужим человека, чувства и эмоции которого ты ощущаешь практически как свои, вряд ли возможно, а ведь все говорили, что именно к такому и приходит завершенная связь.
Браки сабов и домов обычно оказывались счастливыми, потому что они всегда были открыты друг другу, и трудно не любить того, чью заботу ты ощущаешь постоянно, и не отвечать на чувства того, кто относится к тебе с искренней благодарностью.
«Ну ляпни что-нибудь, ляпни, ты же хочешь!» – думал Эйдан, косясь на Нивена. Но тот, к сожалению, был слишком сообразительным. И прекрасно понимал, что за прямое оскорбление Лейтис Эйдан запросто подаст на него в суд, едва передача прав завершится. Может быть, даже понимал, как сильно Эйдану этого хочется, потому что полицейский достал его преизрядно. По правде сказать, и весь участок достал: он был таким… лишним. Меньше всего нужным сейчас Эйдану и Лейтис, которые надевали ошейник в и без того отвратительной ситуации, а вся эта казенщина, все это плохо скрываемое презрительное ехидство полицейских, все косые взгляды – делали только хуже.
Ничего, сейчас Эйдан ее отсюда заберет. Он все это и делает для того, чтобы забрать Лейтис отсюда, как можно скорее, и она вынуждена терпеть эту церемонию в участке, чтобы не терпеть все вот это до завтрашнего полудня, чтобы не проводить ночь в тюремной камере. Все равно паршиво, не то что не романтично, даже не человечно. Но так лучше, в этой ужасной ситуации – лучше уж так. Потому что Эйдан в глубине души боялся, что, оставь он ее здесь, не получив права, Нивену придет в голову отправить Лейтис к палачу «на всякий случай», а потом хлопать на Эйдана глазами и говорить, что все случайно вышло.
– На свадьбу через год пригласишь, Лейтис? – тем временем, хихикая, спросил дежурный, и Эйдан резко обернулся, впившись в него взглядом.
– Не пригласит, разумеется, – сказал он совершенно спокойным и ровным голосом. Нивен сообразительней оказался: понимает, что теперь за Лейтис может ответить Эйдан. В том числе, и на такие вот фразочки. Дежурный от его взгляда скис, и Эйдан повернулся к Лейтис, все еще стоявшей на коленях. – Поднимайся и пойдем домой, – сказал он и протянул ей руку, ладонью вверх.
Лейтис оперлась на руку легко, почти невесомо, и вскочила на ноги куда ловчее, чем опускалась на колени, обвела взглядом участок и тихо, едва слышно, прошептала: «Ублюдки». Эйдан не стал никак на это реагировать и сразу повел ее наружу к своему флаеру. Свою сабу! Подумать только! Взгляд то и дело возвращался к ошейнику на тонкой девичьей шейке, а в душе ворочалась удивительная для этого момента гордость. Вот его саба, и он теперь несет ответственность за нее, как настоящий доминант, а не непонятно кто, которому оракул не доверяет ни одной девушки.
Стоило свежеиспеченной феерической парочке выйти за дверь участка, Нивен вздохнул с облегчением. Что с Лейтис Рейдон будет делать этот чудак, одетый, как на параде в честь дня рождения Ее Величества – его личные трудности. В конце концов, на нем большими буквами написано, что вкусы у него странные. Может, он саб с придурью коллекционирует, в конце-то концов. Все это – больше не проблема Нивена, вот что самое главное, можно об этом не думать и не беспокоиться, и слава богам! Но, рассуждая таким образом, он явно поторопился, потому что неожиданно подала голос Шибхан, которая до этой минуты молча наблюдала за происходящим из-за своего стола.
– Слушайте, а это что, и вправду был Эйдан Дейн? – спросила она так, будто к ним премьер-министр заглядывал, а не странный тип в сюртуке.
– Ну да, его так зовут, в документах написано, – без особой охоты и даже с легким раздражением ответил Нивен. – А он что, актер какой-то или в таком роде?.. – ну кем еще мог быть такой придурок, не министром же, и впрямь. А фамилия у него была распространенная, и внимания на такую не обратишь.
– Не-е-е-ет! – с довольным видом протянула Шибхан. – Ну вы даете! Он изобретатель куполов безопасности.
– Молодец, конечно, и что? – равнодушно пожал плечами Нивен.
– А то! Иди сюда, покажу! – она поманила его пальцем, тем временем второй рукой набирая что-то на своем голобоксе.
– Ну?.. – скептически хмыкнул Нивен, глянув ей через плечо.
На голоэкране красовался снимок этого типа, в очередном немыслимом сюртуке цвета морской волны и с еще более немыслимым шелковым галстуком в «огурцах», пожимающим руку фарсидскому смуглому носатому мужику в национальной хламиде в полосочку, будто пошитой из матраса. Все это с виду отдавало чистым безумием и плохой комедией, однако тон прилагающейся к голофото статьи был предельно серьезным. «Дейн Дефеншен» завоевывает рынки Фарсии», – гласил заголовок, а дальше следовал сухой деловитый текст:
«Сегодня на открытом пресс-брифинге Эйдан Дейн, президент крупнейшей маг-инжиниринговой компании Нортумбрии «Дейн Дефеншен», и глава фарсидской транспортной корпорации «Аль Тарик» Камран Саджади заявили о заключении пакета договоров о сотрудничестве в инженерно-транспортной сфере. По словам мистера Дейна, речь идет о поставках готовых систем дистанционного управления транспортом для железных дорог. Напомним, что корпорация «Аль Тарик» официально владеет 30% железнодорожных путей на территории Ближнего Востока, находящихся на территории четырех государств региона».
Нивен чуть не икнул от удивления: не министр, конечно, а бизнесмен, но все равно – обалдеть! Вот так, значит, прямо в своих карнавальных нарядах миллионные контракты и заключает. Все богатые чокнутые, он это всегда знал. Впрочем, дальнейший текст поразил его еще больше. И не только его: по ощущениям, за их с Шибхан спинами успела столпиться половина участка. Послышался возмущенный ропот, что ничего не видно и прочитать невозможно, расступитесь, и сержант Мун принялся зачитывать продолжение новости вслух:
– Также напомним, что компания «Дейн Дефеншен» создала свой капитал на продаже защитных куполов для зданий, изобретателем которых является мистер Эйдан Дейн. На данный момент его компания является ведущим производителем магзащитных систем в Нортумбрии. Ну, это мы уже поняли!
– Ты дальше читай! – потребовали у него сразу на два голоса.
– Также «Дейн Дефеншен» специализируется на производстве «магических диспетчеров», магической начинки для транспорта и бытовых артефактов различного назначения. Благодаря своим достижениям в области магической инженерии мистер Дейн не первый год! Прочно удерживает позицию в первой десятке! Богатейших, дорогие мои сотрудники охраны правопорядка! Людей Нортумбрии по рейтингу экономического журнала «Форс»… Вы прикиньте, кто тут к нам заходил?.. Надо было денег просить! Ему точно не жалко – он вон бесхозных саб в два счета подбирает. Эх, знать бы!
– Мы ему не понравились, – буркнул Нивен. – Очень уж нос кривил…. Миллиардер!
– Такая жалость, что он доминант, – вздохнула Шибхан, – такой кусок мимо рта всех не саб.
– Тебе бы все равно ничего не светило, Шибби, расслабься! – хихикнул сержант Мун. – Не был бы доминантом, был бы аристократом – и нос кривил бы еще сильнее.
– А на эту девицу вульгарную не кривит! – капризно возмутилась Мадди, которая, похоже, считала, что с ее третьим размером и пухлыми губами ей бы все-таки светило. Самонадеянно, но Нивен был согласен в том, что Мадди всяко получше этого кошмарного черно-розового безобразия. А этот Дейн – определенно, извращенец во всех смыслах.
– Ептыть! – вдруг выкрикнул домушник, которым только что занимался сержант Мун, – Так это был тот самый тип, из-за которого я попался! Зубодробительные он сигналки клепает!
– Воровать не надо, тогда и попадаться не будешь, – добродушно ответил чернокожий Мун. Он вообще мог себе позволить быть добродушным: с его ростом и мускулами он и так сразу внушал уважение.
– И все-таки я не понимаю, – поделился Нивен с Шибхан, которая должна была его понять, – как им ярко-зеленый дали, этим двоим? Что общего у миллиардера и этой черно-розовой оборванки?!
– Да уж! – немедленно согласился Даллан, сегодняшний дежурный, который его тоже прекрасно понимал, хоть и подкалывал недавно насчет этой Рейдон, когда ее приволокли. – Они даже выглядят так, будто из двух разных комиксов сбежали!
– У него просто возможности есть кого угодно откуда угодно взять. Хоть целый фарсидский гарем из саб завести, – Шибхан выразительно хмыкнула. – Может, он ее вообще на необитаемый тропический остров отправит и поселит там жить на своей вилле, с охраной на флаерах и катерах.
– А было бы отлично! – возрадовался идее Нивен. – Тогда бы мы ее точно больше никогда не увидели.
– Нет, но все-таки стра-а-анно! – протянула Мадди. – Такой завидный жених – и холостой! И взял нарушительницу из участка под ошейник. Когда у него очередь из саб должна стоять от земли до самой верхушки «Банана»!
Нивен фыркнул: ну да, еще и «Банан»! Самый долбанутый небоскреб Луденвика, который так прозвали из-за его странной изогнутой формы. Когда он в темноте светился окнами, и впрямь походил на гигантский банан. И принадлежала эта штуковина «Дейн Дефеншен», которые выкупили несколько лет назад за бешеные деньги, это Нивен сейчас вспомнил, а тогда удивлялся, у кого такие деньжищи бывают, чтобы небоскребы покупать. Вот и посмотрел.
– Извращенец, одно слово, – резюмировал он и решительно направился к своему столу. Он не миллиардер, ему надо трудиться в поте лица. И дел невпроворот.
Эйдан усадил Лейтис на пассажирское место рядом с собой и собственноручно застегнул ремни безопасности – как ребенку. Возможно, это было лишнее, но Эйдану слишком хотелось уже начать заботиться о ней, показывать, что она теперь его саба, а не бесхозная.
– Я… – она запнулась, закусила губу и, посмотрев на него несчастным взглядом, продолжила: – Должна поблагодарить вас… Эйдан. За то, что вы взялись вот так. Спасать.
Она резко отвернулась к окну, то ли стесняясь, то ли опасаясь его ответа.
– Не за что, – немного помолчав, ответил Эйдан и осторожно положил ладонь ей на плечо. – То есть, действительно. Вот если бы я этого не сделал, меня бы следовало назвать ублюдком вместе с ними и обругать еще сильнее, чем на парковочной площадке. Лейтис… как ты бы хотела меня называть? – неожиданно спросил он в конце. Эта заминка перед тем, как называть его имя, конечно, не ускользнула от Эйдана. Хозяин, господин, мастер, сэр… он перебрал в голове слова и понял, что не будет требовать ничего. Пусть зовет так, как чувствует. По имени – значит, по имени. Так правильнее для их совсем хрупкой, едва установившейся связи.
Лейтис повернулась к Эйдану, и с надеждой заглядывая в его лицо, переспросила:
– Правда, можно выбрать? А… ничего, если я подумаю? Я не была готова…
«Ох, во имя Трехликой!» – мысленно воскликнул он, вздернув брови в сочувственно-удивленном движении. Кажется, бедная девочка ожидала от него чего-то совсем страшного. Что он будет указывать, как его называть, что есть на завтрак, когда садиться и когда вставать… в какую сторону голову поворачивать. И, если так – то и других, более страшных вещей. Что он будет гнуть ее под себя, как кусок проволоки. Да, во имя всех богов, она этого не от него ждет – она этого ждет от любого хозяина! Что же с ней в жизни творилось за эти двадцать три года?..
Разумеется, доминаты указывали сабам, но это не преследовало цели скрутить саба в узел, нет. Больше всего нормальное доминирование было похоже на возню с трехлеткой, когда человек уже ощущает себя очень самостоятельным и в то же время, например, не может сам успокоиться, взять себя в руки и прийти в себя, если расстроился. Тогда взрослому приходится брать его в руки, брать на ручки и успокаивать, потому что сам он не сможет. Так и саб, когда пошел вразнос, просто не может сам, и ему нужно помогать – поддерживать, а не ломать.
– Называть так, как хочешь – нужно, – решительно объявил Эйдан. – И подумать тоже. Потому что, разумеется, ты не была готова, и тебе нужно время. Привыкнуть. Разобраться. Понять, как тебе будет лучше. Не торопись, Лейтис… это очень важно. Пока можешь продолжить звать меня по имени и на «вы».
Он наконец-то взлетел с места. Сколько можно было торчать перед участком?
– Спасибо… Эйдан. Вы очень добры.
Возможно, она проговаривала про себя обращения, когда так запиналась, и Эйдан не мог не думать с волнением о том, что же именно она выберет. Все-таки настоящее обращение саба к дому – это очень сексуально. Даже если он совершенно не собирается не то что настаивать, а и намекать на секс. Все-таки его вкусы не могли подойти нежной и запуганной Лейтис, а он вряд ли сможет остаться сдержанным, если их отношения прейдут в другую плоскость. Хотя сейчас Эйдан не мог не разглядывать ее и не думать о том, что без слоев мешковатой одежды, в одной розовой кофточке, сразу становилось видно, насколько на самом деле Лейтис очаровательная девушка.
Вот, кстати, нужно будет прямо завтра позаботиться об одежде для нее! Столько всего нужно сделать… чтобы ей могло быть хорошо. Вряд ли Лейтис было хоть когда-то хорошо хоть где-то, но Эйдан надеялся за то время, которое у них есть, успеть отогреть ее хотя бы отчасти – на большее он не мог рассчитывать и не хотел сейчас даже надеяться. Но это он сделать был должен, иначе зачем было вообще все затевать?..
– Не за что, – повторил он, – я твой доминант и я о тебе забочусь. Так и должно быть. Сильно устала?.. Проголодалась?.. Как ты себя чувствуешь? – разумеется, она устала, а еще перенервничала так, что дальше некуда. И спросить, как у нее с аппетитом, было хорошим способом узнать, насколько сильно она продолжает нервничать. Потому что ворошить неприятные переживания Лейтис по поводу «ублюдков» из участка Эйдану сейчас не хотелось. Пусть успокаивается потихоньку и понимает, что теперь ей никто ничего плохого не сделает. И еще – привыкает рассказывать ему о своем состоянии и своих желаниях. Кажется, она вовсе не считала, что это нормально, напротив – думала, что это какой-то роскошный подарок от Эйдана, из-за его исключительной доброты к сабе. Но это было нормально и даже необходимо – как иначе он сможет заботиться о ней?
– Не знаю, – растерянно ответила Лейтис, и тут у нее в желудке забурчало. Она исправилась: – То есть, кажется, голодная. И, наверное, устала.
Саба обхватила себя за плечи, невыносимо трогательным жестом. Обнять и плакать. Похоже, она еще и замерзла.
– Держи вот, не мерзни, – сказал Эйдан, протянув ей лежавший за его сидением плед. Ему, по правде говоря, хотелось накинуть на плечи Лейтис собственный сюртук, но это слишком отвлекло бы от управления флайером. Вот прилетят, и тогда уж он поделится своей одеждой, с преогромным удовольствием. – Сейчас до дома доберемся, сразу провожу тебя в твою комнату. А пока будешь приводить себя в порядок, Тэвиш ужин приготовит. Это мой дворецкий, больше в доме никто не живет, – он потихоньку рассказывал ей, как Лейтис предстоит жить дальше, и что будет происходить. Неожиданностей на нее одну сегодня и так было слишком много.
– Дворе-е-ецкий. Ко-о-омната, – задумчиво протянула Лейтис. – Хорошо, прям будто меня ждали.
На самом деле известие о том, что там будут еще какие-то новые люди, точнее один человек, ее напугало. Приведут ее в дом вот такую, всю грязную, в потертом шмотье, зато уже с ошейником, прям будто невесту с помойки. Хотя вряд ли их с Эйданом ритуал можно было приравнять к помолвке, как это обычно бывает. Он ее хозяин и взял ее на поруки. И, наверное, будет чего-то от нее ждать… какого-то поведения. Наверное, что она сейчас, благодарная вся, срочно станет хорошей послушной сабочкой. Собачкой. Псинкой, которая машет хвостом своему хозяину.
А тут еще и дворецкий. Знает она эту породу, не всякий аристократ так сверху вниз глянет, как слуга, величающий себя дворецким. Будет теперь о ней думать… всякое. Что она Эдйана соблазнила – угу, прям в потертых джинсах и воняющей потом кофточке соблазнила. Или еще чего похуже. Но уж точно обманула и нагло втерлась в доверие. Они все такое думают о ней. Или другое, но не лучше.
– У нас все совсем внезапно вышло, – озвучил очевидное Эйдан, – но это не значит, что я буду относиться к ошейнику не всерьез и как к недоразумению. Я принял сознательное решение, оракул его одобрил – и ты теперь моя саба, с комнатой, дворецким, которому ты можешь велеть приносить в эту комнату чай, и всем остальным, что тебе полагается после того, как я получил на тебя права.
– Я – худшая саба Луденвика, – напомнила ему Лейтис то, что он, видимо, не счел серьезным предупреждением. – Вряд ли вы всерьез это учитывали, принимая свое сознательное решение.
В этом поганец Нивен все же был прав. У Лейтис само так выходило. Если бы она нарочно, то можно было бы что-то с собой сделать, наверное, но она сразу уродилась какой-то пропащей и делала все не так. Неудивительно, что ее никто не брал, и Эйдан не взял бы, разумеется, если бы чуть дольше подумал.
– Учитывал, конечно. И то, что я тебя чуть флаером не убил, и то, что ты у меня чуть кошелек не украла – очевидно, намереваясь так отомстить за флаер, – спокойно ответил Эйдан, но потом все же коротко вздохнул: – Если бы оракул дал нам желтый ответ, я бы взял тебя все равно и говорил бы сейчас то же самое. Лейтис… давай откровенно?.. Я прекрасно понимаю, что не из элитной школы для юных аристократок тебя забрал, и будет трудно. Но это не значит, что ты не заслуживаешь человеческого отношения и обращения. Скорее уж наоборот, тебе оно нужно больше, чем кому бы то ни было. И я рад зеленому ответу, потому что это означает, что нам будет легче наладить отношения, невзирая на все трудности. Странно это слышать от «консерватора», который тебя флайером едва не расплющил, да?
«Да уж, прямо из школы фиг бы кто меня тебе отдал, я тогда еще считалась слишком завидной невестой», – с улыбкой подумала Лейтис и снова принялась разглядывать Эйдана. Что-то он такое смешное о ней надумал, наверное, очень жалостное, иначе не взял бы ее к себе. Впрочем, на деле, жалеть ее было не за что, сама скатилась, куда хотела, никто не заставлял.
– Странно, – согласилась она. – В зеленый ответ я до сих пор не верю, так не бывает. Я и желтый-то не много раз видела.
Эйдан приоткрыл рот, чтобы ответить, на секунду замер так и только потом сказал:
– Можем считать это шуткой Макни – все, начиная с флайера, – он весело усмехнулся. Покровитель доминантов и мошенников, бог изменчивой нестабильной магии, пожалуй, и впрямь мог бы такое затеять. – По меньшей мере, будет прелюбопытно поглядеть, что он задумал на наш счет, как тебе кажется?
Лейтис хихикнула.
– Ну, если уж он руку приложил, ничего хорошего, разумеется, не случится. Но кому-то будет весело.
– Надеюсь, что нам, – оптимистично ответил Эйдан и, отключив с пульта флайера защитный купол над домом, принялся заходить на посадку.
Двухэтажный особнячок позапрошлого века с небольшим садом он купил, едва стали позволять доходы, и даже успел привыкнуть, что живет теперь в доме своей мечты. Эйдан заботливо сохранил широкую подъездную дорожку: так дом выглядел совсем старинным, из тех времен, когда люди еще не летали, а ездили по земле не только на велосипедах и самокатах. Хотя дорожка и заканчивалась прямо за воротами современной парковкой на пять мест.
– Добро пожаловать, – улыбнулся Эйдан, нажав на кнопку, чтобы открыть дверь со стороны Лейтис, когда они приземлились прямо перед крыльцом, а потом нажав вторую, чтобы снять с дома купол безопасности. Домом он все же очень гордился и надеялся, что ей здесь понравится по-настоящему, не только потому, что идти больше некуда и это дом единственного хозяина, который для нее нашелся в Луденвике. Бедная девочка! Эйдану хотелось сейчас взять ее на руки, прижать к себе и так и внести в дом. Не ради торжественности момента, а потому что она ужасно переживала: про Эйдана, про Тэвиша, про то, какая она негодная, хотя дело было вовсе не в ней, а в том, что жизнь у нее сложилась дерьмово. И она заслужила не презрительных шуточек и моральных пинков от Нивена, а немного хорошего в этой самой крайне плохой жизни.
Лейтис вылезла, продолжая кутаться в плед и волоча за собой рюкзак за одну лямку. Она внимательно разглядывала окружающее, так что, подойдя к Эдану, едва в него не врезалась, засмотревшись. Ее немедленно захотелось обнять, такая она была снова по-детски трогательная, одновременно растерянная и удивленная. И, в конце концов, кто мог Эйдану запретить? Он осторожно обхватил ее рукой за плечи и уверенно повел к крыльцу. В дом хотелось побыстрее, словно, когда Лейтис войдет, это будет лишним подтверждением, что она действительно его саба и теперь живет у него, так что он поправил ей плед и забрал рюкзак, чтобы не волочились по гравию, прямо по пути.
– Пойдем в дом скорее, флайер потом в гараж заведу.
Тэвиш, как и всегда, встречал на пороге.
– Добрый вечер, мистер Дейн, – привычно поздоровался он и, разумеется, ни словом и ни движением брови в первый момент не выдал своего изумления по поводу Лейтис. Только окинул ее быстрым, чтобы не смущать, взглядом, а потом внимательно уставился на Эйдана, закономерно ожидая объяснений.
– Добрый вечер, Тэвиш. Это Лейтис Рейдон, моя саба, – Эйдан говорил уверенно и без пауз, потому что очень тщательно продумал, что сказать дворецкому, еще пока они летели. – Она попала в очень непростую жизненную ситуацию, в которой я счел своим долгом попытаться ей помочь, в меру сил. И оракул дал нам зеленый ответ.
Как Эйдан и ожидал, на этом моменте невозмутимое лицо Тэвиша просияло искренней теплой улыбкой. Пожалуй, единственным, кто был лучше осведомлен о причудливых пристрастиях Эйдана и его проблемах с поиском пары, был Наставник в клубе – да и то только потому, что лучше понимал специфику. Тэвиш никогда не был просто прислугой, с тех самых пор, как Эйдан взял его на работу после смерти одинокой старушки-графини, у которой дворецкий прослужил пару десятков лет и едва не впал в депрессию после смерти самого близкого человека. Эйдану тоже было одиноко, так что они нашли друг друга, и Тэвиш с радостью излил на него все имевшиеся у него огромные запасы заботы и преданности. Так что, разумеется, был от души рад и этому «зеленому ответу», и появлению Лейтис. И уже готов излить сердечную теплоту и на нее тоже.
– Добро пожаловать, мисс Рейдон. Очень вам рад, – он вытянул руку в приглашающем жесте.
– Благодарю, – очень светским тоном проговорила она. – Надеюсь, вы не будете возражать против того, что я тоже буду называть вас Тэвиш?
Речь ее внезапно сделалась очень чистой, аристократической – ну, собственно, а чего Эйдан мог ожидать от сабы? Само собой, она была высокородного происхождения, и, как бы ее ни потрепала жизнь в дальнейшем, что-то из прошлого осталось в багаже.
Волею богов, в которой Эйдан подозревал немало сарказма, сабмисивы всегда происходили из стабильных магических родов – а попросту говоря – аристократии. Зато доминанты рождались исключительно в простых немагических семействах, но сами магией обладали вполне стабильной и убедительно помогающей справляться с подопечными. И обычно, хотя дом надевал на саба ошейник, это саб брал дома в свою семью.
– Буду рад, мисс Рейдон, – не менее светски ответил Тэвиш, продолжая улыбаться. – Ваш плед, если позволите? – аккуратно затворив дверь, когда они вошли, дворецкий снял с плеч Лейтис плед, словно это было норковое манто, и уже потом забрал у Эйдана ее рюкзак.
– Я покажу мисс Рейдон свободные комнаты, отнесешь ее вещи позже в ту, которую она выберет. А пока забери у меня из багажника пакет с мясом. Девушка проголодалась, так что сытный ужин будет кстати, – стейки он все-таки купил, пока они дожидались полиции. Мясо было единственным, что Эйдан всегда покупал сам и даже иногда готовил, отодвигая Тэвиша от плиты. Но сегодня пусть тот займется едой, потому что Эйдан будет заниматься Лейтис.
– Разумеется, мистер Дейн, – кивнул дворецкий и торжественно удалился в сторону кухни вместе с пледом и рюкзаком.
– Хороший дом, – сказала Лейтис, проследив за Тэвишем и дождавшись, пока за ним закроется дверь, – Хотя все равно немного великоват, вы уверены, что Тэвишу не тяжело справляться с этим хозяйством в одиночку?
Эйдан уставился на нее с искренним восхищением: прекрасное создание, едва обвыкшись, начинает беспокоиться о том, справляется ли Тэвиш с домом! До этой минуты Эйдан даже как-то не задумывался, что Лейтис разбирается и в этом тоже. Раз ее обучали магии, то обучали и управлению особняком даже раза в три или четыре больше его скромного жилища.
– У нас есть две приходящие горничные и садовник, которым со мной любезно делится сосед – благо, сад тут небольшой. А готовить Тэвиш предпочитает сам, – пояснил он и, взяв ее за руку, повел к парадной лестнице, по дороге продолжая рассказывать: – Свободные комнаты – на втором этаже и в мансарде. Нижняя больше, зато в верхней панорамные окна.
– Хорошо, – согласилась Лейтис со всем одновременно. И про Тэвиша, и про выбор комнат. Дом был уютный, хороший такой дом без излишнего лоска, не чересчур обновленный, но и не захламленный старинными вещами так, будто тут музей, а не жилище. Обаятельный, если можно так сказать о доме. – Это… семейное владение, или ваше собственное?
В конце концов, ей с Эйданом год жить, вряд ли больше. Разве что наоборот: Лейтис очень сомневалась, что он от нее не откажется за это время. Но год – тоже срок, и она имела право представлять, кто такой ее опекун.
– Мое, – Эйдан улыбнулся, слегка пожав плечами, – я из довольно небогатой семьи. Но достаточно хороший инженер по системам магической защиты, чтобы заработать на такой дом, в каком мне всегда хотелось жить.
– Мне нравится ваш выбор, – улыбнулась Лейтис. – Наверное, это потому что «ярко-зеленый», должны же наши вкусы довольно сильно совпадать, чтобы аж так.
– Спасибо. Я очень рад, что нравится, – он улыбнулся ей в ответ и потер нос. – И ярко-зеленому очень рад и верю, что он означает больше, чем общность вкусов… должен. Хотя голофильмы вместе смотреть – тоже хорошая вещь.
Вдоль лестницы висели портреты, как и полагается в доме, оформленном во вкусе гвитирианской эпохи. И, разумеется, портрет самой Гвитир висел на видном месте, еще молодой королевы, увенчанной розами, а не короной с бриллиантами. Молодой прекрасной, как писали тогдашние поэты, королевы, она и впрямь была ничего с этим ее тонким овалом лица, огромными глазищами и аристократическим носом. Глядя на портрет, Лейтис невольно скривилась и почесала свой нос – не менее аристократический на вид. Но вот так возвышенно и романтично она не выглядела, несмотря на нос и даже не меньшие глаза. Зато у нее волосы разноцветные, Гвитир никогда бы так не выкрасилась! Если бы Лейтис не стеснялась Эйдана, она бы показала королеве язык.
На втором этаже, куда они поднялись, их встретил биллиардный стол, стоящий прямо посреди холла возле лестницы. Судя по вишневым кожаным креслам и низкому столику, холл был не только биллиардной, но и «курительной комнатой». Отсюда Эйдан повел ее направо и вскоре открыл перед Лейтис дверь в довольно просторную комнату, обставленную все в том же гвитирианском стиле.
Это была спальня-гостиная с большой кроватью и диванчиками, и креслами, и комодом; с обоями, на которых между цветами летали птички, с бежевыми занавесками и бордовым ламбрекеном. Очень уютная, Лейтис не отказалась бы жить в такой и не придя с улицы.
– Клевая, – развязно оценила она, рассматривая одинокую шляпную картонку на шкафу. – Можно и вторую глянуть, но жить я буду тут.
– Тогда устраивайся, а вторую и потом глянуть можно, вместе со всем остальным домом, – мягко ответил Эйдан, положив ладонь ей на плечо, и показал рукой в сторону двери возле окна. – Ванная вон там, одежду оставь тут где-нибудь, Тэвиш ее заберет, чтобы постирать, и принесет, во что переодеться. Поделюсь с тобой своим халатом и пижамой на вечер, а завтра мы тебе что-нибудь купим. Моя спальня напротив, если что. А столовая внизу, как спустишься по лестнице – направо.
Ванная, да. Наверняка она ужасно пахнет, вон Эйдан и подойти ближе не хочет.
– Спасибо, да, – она нервно подергала себя за хвостик. – С радостью воспользуюсь вашим любезным предложением.
Когда Эйдан, сообщив, что ждет внизу, ушел, Лейтис просто ринулась в ванную, но и там не все было в порядке. Жидкое мыло внезапно оказалось слишком плотным, густо-белым, как гуашевая краска и отчетливо пахло мятой. Лейтис не сразу на него взглянула, так как оценивала свой вид в зеркале, и обнаружила, что с мылом что-то не то, когда уже размазала это по рукам. Понюхала и вздохнула: похоже, вся банка мыла превратилась в зубную пасту.
– Ну, хотя бы не в крем для обуви превратилось, – бормотнула она вслух и попыталась отменить воздействие своего стихийного выплеска, но не тут-то было. Ошейник слегка нагрелся, и Лейтис ощутила, что ее магия связана, как бывала порой связана и сама Лейтис во время сессий с бондажистами. Но как нашкодить, так эта паршивка стихийно выплеснулась! – А ведь у меня уже есть доминант, и такого не должно происходить! – пожаловалась Лейтис отражению.
Но, с другой стороны, доминант пока ею и не командовал, а день был слишком нервный, вот все и происходит как обычно! Лейтис смыла с рук зубную пасту и отмыла их гелем для душа. Интересно, как все-таки Эйдан будет воздействовать на ее магию, чтобы вот этого безобразия больше не случалось? Все-таки те же клубные доминанты ей почти ничего не давали, кроме психологической разрядки. Но они и не были магами, обычные БДСМщики. Свой собственный доминант должен как-то лучше помогать справляться с неконтролируемой магией, в этом смысл!
– Жду тебя внизу, – сказал ей Эйдан, улыбнувшись и, погладив свою сабу по плечу, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ему все еще хотелось обнимать Лейтис, но вкупе с мыслями о том, как она сейчас будет раздеваться и лежать в ванной, в пене и безо всего остального, мысли об объятиях приобретали откровенно порнографический оттенок. Которого ему не то что не хотелось, но не хотелось, чтобы Лейтис думала, что он будет от нее ждать чего-то, чего она сама не хочет. А обнимать ее, когда она едва вошла в дом и в комнату, а у Эйдана уже стоит так, что почувствовать это совсем не сложно – все же несколько слишком.
Так что объятья он отложил до менее томного момента, вместо этого предавшись эротическим фантазиям в собственной спальне. Фигурка у Лейтис была шикарная: чем внимательнее Эйдан приглядывался, тем увереннее приходил к этому выводу. Совершенно дивные, очень женственные, а вовсе не подростковые изгибы. И очаровательное личико, которое безумный розовый цвет волос только больше украшал. Образ его сабы, лежащей в ванной с довольно полуприкрытыми глазами, так и стоял перед мысленным взором. А потом она будет неторопливо тереться мочалкой… Нет, думать об этом всем тоже было слишком.
Эйдан торопливо засунул себя под прохладный душ, и это несколько привело его в чувство. В конце концов, им за ужином предстоит важный разговор. Ему не хотелось заводить беседу о правилах до тех пор, пока Лейтис не переоденется и не поест хотя бы немного, не очухается с дороги. Но после – он был необходим, самый важный сейчас разговор для их отношений. Саба должна знать, чего хочет и ждет от нее доминант. И для Лейтис это, опять же, особенно важно: после того, как она столько времени так безнадежно была бесхозной и предоставленной самой себе. Чтобы успокоиться, чтобы почувствовать почву под ногами, чтобы ощутить, что Эйдан действительно рядом и владеет ей не только по бумагам.
Выдав Тэвишу темно-синие пижаму и халат для Лейтис, он сам оделся в свободные домашние штаны коричневого цвета, мягкую бежевую рубашку и другой халат, бордовый, а потом сразу же спустился в столовую, чтобы там дожидаться ее прихода.
И само собой, когда она явилась, то зрелище собой представляла совершенно невыносимо сексуальное. Великоватые для нее рукава и штанины она подвернула, но вот глубоковатый вырез так легко не прикроешь и теперь взгляд так и притягивало к холмикам груди, а пояс халата отлично выделял тонкую талию. Волосы Лейтис оказались двухцветными: правая половина розовая, левая половина черная – и теперь она собрала их в два хвостика разных цветов, которые очень хотелось собрать и зажать в одной руке.
Эйдан медленно выдохнул и спросил:
– Как ты?
– Освеженно. Благодарю. И еще сильнее хочу есть.
Лейтис снова напустила на себя аристократическую сдержанность, и в этот момент Эйдану стало понятно, что делает она это от неловкости. Эйдан отодвинул ей стул, она присела с натренированной грацией, и он, лишь коротко погладив ее по плечу, вернулся на свое место.
Тэвиш, разумеется, подошел к вопросу сытного ужина очень старательно: сперва их ждал салат с цыпленком, потом – густой грибной крем-суп, тоже очень сытный. Лейтис старалась есть, соблюдая этикет и благородные манеры, но голод брал свое, и салат исчез в ней стремительно. А Эйдан все это время любовался на ее шейку и вырез пижамы, в котором поблескивала тонкая полоска ошейника, и это было так восхитительно, что про свой салат он то и дело забывал. Суп Лейтис ела уже куда медленнее и не с такой жадностью, и Эйдан решил, что пора завести разговор.
– Лейтис, я хочу с тобой поговорить об очень важной вещи – о правилах поведения в этом доме и правилах поведения со мной. Чтобы ты ясно и четко понимала, как мы будем жить дальше, как ты будешь жить в этом доме.
Она немедленно замерла и, положив ложку на тарелку, сказала:
– Да… Эйдан. Я слушаю вас.
Глаза у нее тут же сделались настолько отчаянно перепуганные, что выносить это было невозможно, и Эйдан немедленно, отложив свою ложку тоже, придвинулся к ней, чтобы обнять ее за плечи.
– Не пугайся, девочка, – тихо сказал он и поцеловал ее в висок. – Это совсем не страшные правила. И, надеюсь, понятные. Для начала, тебе можно все, чего я прямо не запретил. И что не угрожает безопасности – твоей, моей, Тэвиша и дома. Например, защитный купол без причин снимать нельзя, даже если я прямо не велел тебе этого не делать. Брать книги в библиотеке – можно, не спрашивая моего разрешения.
– Это понятно, – согласилась она, но менее испуганной не стала, – а что еще?
– Остальных запретов будет три: нельзя уходить из дома, не спросив моего разрешения, нельзя никого приводить в дом, не спросив моего разрешения, и нельзя трогать личные вещи, мои или Тэвиша, не спросив моего или его разрешения. Все личные вещи находятся в гардеробной, комнате Тэвиша и в моих спальне и кабинете, – Эйдан говорил размеренно и тихо, будто рассказывал ей сказку, при этом одной рукой прижимая ее к себе, а второй поглаживая по плечу. Но голос его при этом звучал уверенно и твердо: запреты – это запреты, даже если они совсем не страшные.
– И все? Это довольно просто, – недоверчиво сказала она.
«Ну разумеется, просто», – подумал Эйдан. Правила должны быть простые, чтобы их было легко выполнять. Потому что они нужны не для того, чтобы «дрессировать» сабу, делая ее послушной, а для того, чтобы успокаивать. Все, что делал доминант, было необходимо ровно для этой цели: успокоить как нестабильную магию, так и нестабильный эмоциональный фон саба, чтобы он мог нормально жить, не страдая от своих врожденных особенностей. Человечеству очень повезло случайно обнаружить особенности влияния доминантов на сабов еще в те времена, когда о гуманизме никто не задумывался. Тогда «дефектных» магов из благородных семей выдавали за неаристократов просто потому, что не жалко: они зачастую и жили недолго, становясь жертвами несчастных случаев или собственных стихийных выплесков. Но оказалось, что в таких парах сабы стабилизируются, и все неприятности, причиняемые их буйным даром, сходят на нет. Так что теперь у Эйдана за плечами были сотни лет накопленного людьми опыта по укрощению буйной магии, которые он собирался применить с умом и заботой. Правила должны быть простые, чтобы Лейтис понимала, что ей делать и как себя вести, и не нервничала без нужды. И чтобы обеспечить ее безопасность, пока ее дар остается нестабильным.
– Еще я хочу, чтобы ты завтракала и ужинала, а также обедала, если я дома, вместе со мной в столовой. За исключением случаев, когда ты болеешь и должна лежать в постели. Во всех остальных случаях – всегда, если я не сказал другого, – продолжил Эйдан тем же успокаивающим тоном. Ритуалы тоже важны, их соблюдение тоже успокаивает. – Обязанностей у тебя пока две: сообщать мне о любых своих желаниях и потребностях и задавать любые вопросы, которые у тебя возникнут. Привыкай к новому месту и обживайся. Если решишь, что тебе скучно и нечем себя занять самостоятельно, тоже скажи мне, и мы вместе обсудим, чем еще ты можешь заниматься, и какие еще обязанности у тебя могут быть. Вот теперь все, девочка, – он снова поцеловал ее в висок и улыбнулся.
– Точно все? Эм… Ну тогда, правда, а чем я могу заниматься? Шататься по дому без дела скучно.
«Слава Трехликой, теперь ты точно успокоилась», – подумал Эйдан, снова восхищенно и умиленно уставившись на нее. Скорость, с которой Лейтис от полной растерянности, едва придя в себя, переполнялась любопытством и жаждой деятельности, поразила его еще в полицейском участке.
– Ты чудесная, очень любознательная и деятельная, – от души сказал он, расплывшись в довольной улыбке, а потом сознался: – Я рассчитывал, что ты мне этот вопрос задашь послезавтра или хотя бы завтра. Так что пока не успел толком ничего придумать. И тебя расспросить, для начала, о том, что тебе интересно и нравится. Вот можем об этом и поговорить. Или, например, сразу решить, чем ты готова и хочешь помогать Тэвишу.
Эйдан пододвинул к себе тарелку, чтобы продолжить есть суп: по зрелом размышлении, он решил не отсаживаться обратно, а так и продолжил обнимать Лейтис за плечи одной рукой, только ослабил объятья, чтобы ей тоже было удобно есть. Потому что ему ужасно нравилось сидеть так, чувствовать рядом тепло ее тела – и ей, кажется, нравилось тоже. Он ощущал, что так лучше для нее, и эти ощущения были прекрасны сами по себе. Он чувствовал свою сабу.
Лейтис фыркнула:
– Меня учили варить варенье. Кажется, это пережитки прошлого, задержавшиеся в программе примерно с тех пор, когда хозяйка замка должна была уметь наготовить запасов, чтобы в случае чего держать осаду. Не думаю, что Тэвишу это очень поможет.
– А грибы мариновать? – совершенно серьезно осведомился Эйдан. – Тэвиш каждый год переживает, что тут вокруг дома и в лесу полно грибов, а ему одному с ними не управиться. Пообещаешь ему помощь – завтра же с утра убежит в лес, обвешавшись корзинами. Ну и, в принципе, можешь ему на кухне помогать, с чем требуется: что-нибудь мешать или резать.
– В крайнем случае, в интернете посмотрю, чего с ними делать, – хихикнула Лейтис. – Невелика проблема. А человек порадуется. Может, кстати, и меня за грибами возьмет. Это ж можно?
– Можно, разумеется, – он снова разулыбался, чувствуя какую-то новую для себя радость, очень приятную: от того, что Лейтис перестала пугаться, от того, что она действительно обживается здесь, у него, и собирается идти с Тэвишем за грибами. Эйдану в этом виделось что-то очень домашнее, уютное, интимное. Отношения, которые у них теперь были не на двоих с дворецким, а на троих. И это очень согревало. – Я полагаю, в сопровождении Тэвиша ты можешь ходить куда угодно, без моего специального разрешения – за покупками, на прогулки...
– Хорошо, спасибо, это мне важно, – согласилась она и вернулась к супу.
– Пожалуйста, Лейтис, – ответил Эйдан, в этот раз не став говорить «не за что». Исключение из запрета, а это было именно оно, не делалось просто так. Она его заслужила свои искренним желанием помогать Тэвишу и налаживать с ним отношения за пределами «принеси мне воды» и «где на первом этаже ванная комната?» – Можно, потому что ты чудесная и хочешь приятно и полезно проводить время вместе с Тэвишем. Чему я очень рад, от всей души.
Приятно и полезно проводить с ней время самому Эйдану тоже хотелось, поэтому, когда они управились с супом, а потом и со стейками, он позвал Лейтис посидеть в гостиной, где можно было обнимать ее куда удобнее, устроившись на диване, и обсуждать завтрашний поход за одеждой и прочими нужными вещами для нее.
«– А вот теперь ты будешь моей! – зарычал на ухо Эйдан, схвативший обе ее руки и навалившийся на нее всем телом. – Ты моя саба, и я могу делать с тобой все, что захочу.
– Но ведь… вы ведь были так добры?
– Я и сейчас буду добр, если ты не станешь сопротивляться…»
Лейтис вздохнула. Как-то не слишком возбуждало. Это был очень-очень тяжелый день, который она закончила одомашненной, небесхозной сабой. И думать об этом – значило не уснуть. Хотя на самом деле правила, введенные Эйданом, оказались ничего так. Это ее успокоило, и выплесков магии больше не было. Но все-таки хотелось перед завтрашним днем отоспаться, а для этого стоило бы помастурбировать перед сном, это ей обычно помогало расслабиться и уснуть. Тут даже рукой можно: никто не увидит, не нужно сжимать ноги и работать только мышцами, делая вид, что ничего не происходит, чтобы не полезли «помогать». Не то чтобы она не могла справиться с насильником, с ее-то способностями, но зачем заводиться? А вот фантазия не складывалась. Может, представить, как Эйдан ее побьет? В голове немедленно возникли образы скамьи для порки и кнута. Нет. Не то. И вообще, неинтересно представлять такое, какое Эйдан не сумеет с ней сделать. А, вот, например!
«– Ты очень виновата и будешь наказана!
– Но, мастер Эйдан, зачем мне для этого раздеваться?
– Затем, чтобы я вставил в тебя вот эту штуку, и ты вспомнила, для чего вообще домам нужны сабы!»
Эта фантазия ее захватила полностью, и с мыслью об огромном черном дилдо внутри, которое растягивает почти до боли и которым ее наказывает Эйдан, Лейтис заснула.
В мечтах можно было ни в чем себе не отказывать. И Эйдану этого очень хотелось после того, как он очень целомудренно обнял Лейтис у двери в ее комнату, еще более целомудренно поцеловал в щеку, пожелав спокойной ночи, и как истинный джентльмен удалился к себе в мыслях о том, как облегает ее красивую упругую грудь тонкий шелк его пижамы. И о том, что в норме после помолвки никто не ждет от дома и саба целомудрия. В мечтах Эйдан развязывал на Лейтис пояс халата прямо в коридоре, намотав его на руку, крепко обхватывал за талию и вваливался в комнату, вслепую, жадно ее целуя. С треском отрывал пуговицы от пижамы, пока раздевал ее с торопливой похотью, чтобы успеть, пока они дойдут до кровати, а там – привязывал этим самым поясом от халата к кованой спинке, поставив кверху попкой, наверняка такой же восхитительно красивой и округлой, как и грудь.
И наконец-то сжимал в руке эти разноцветные хвостики, чтобы потянуть голову Лейтис назад и вбок, а потом лизать и кусать шею, на которой так невыносимо чувственно поблескивал обруч ошейника. Он представлял, как берет ее сзади, резко, порывисто, и лоно Лейтис сжимается вокруг его члена, а он рычит ей на ухо «Моя!», много-много раз повторяет хриплым шепотом: «Моя, моя, моя, моя…» И Лейтис стонет на это: «Да, да, да, да», – горячо и страстно. А потом Эйдан шлепает ее по восхитительной попке, один раз и другой, и третий, не переставая трахать… Это было очень хорошо, но недостаточно. В мечтах и впрямь можно было ни в чем себе не отказывать, и у него в руке тут же появилась короткая плетка-змейка, которой он бил наискосок от локтя, оставляя на спине Лейтис яркие красно-розовые полосы. А она с не меньшей страстью стонала от его ударов и просила еще. И они кончали одновременно. А потом Эйдан долго и нежно вылизывал каждый след от плетки.
Невозможная и сладкая фантазия захватила его полностью, до потери чувства реальности, и Эйдан пришел в себя, только почувствовав, как ему в нос попала вода из душа, когда он запрокинул голову, вздрагивая в судороге последних отголосков оргазма. Всех этих восхитительно сладких фантазий, разумеется, не могло случиться на самом деле. Лейтис такого никогда не захочет, а без ее желания он не то что подобного, а вовсе ничего себе не позволит. Но в мечтах можно было ни в чем себе не отказывать. И, засыпая, представлять, как она лежит с ним рядом, у него в объятьях, совершенно обнаженная, со следами порки на спине, а он нежно поглаживает пальцами ее шею чуть выше ошейника.
Миссис Дейдре Шейн была личной помощницей Эйдана, девицей очень преданной делу магической инженерии и «Дейн Дефеншен» в частности. Именно поэтому она так надолго и задержалась на этой должности, на которой до этого самые различные юные особы сменяли друг друга с пугающей частотой. Ровным счетом никаких магических способностей у Дейдре не было, и потому стать инженером ей не светило, а заниматься любимым делом хотелось. Так что ее нынешняя работа была просто идеальной. Во всем этом она честно созналась мистеру Дейну прямо на собеседовании, после чего он немедленно взял ее на испытательный срок.
Изучить привычки и характер Эйдана она за это время успела хорошо, потому была немало удивлена, когда он пришел утром на работу позже обычного. И без какой-либо известной ей веской причины. Так президент «Дейн Дефеншен» не делал раньше вовсе никогда. Дейдре уж подумала, что случилось что-то плохое, и забеспокоилась, но вид у появившегося в приемной Эйдана был слишком довольный для неприятностей.
– Доброе утро, Дейдре! – поздоровался он, улыбнувшись. – Кое-что важное: если мне будет звонить мисс Лейтис Рейдон, или кто-нибудь будет звонить по поводу нее, соединяй сразу. Это всегда срочно и неотложно.
– Поняла, – ответила Дейдре, застучав пальцами по клавиатуре голобокса.– Мисс Лейтис Рейдон, первоочередной контакт.
После чего уставилась на мистера Дейна с обжигающим любопытством. Он, конечно, может не объяснять ей ничего, но вдруг все-таки поделится?
– Моя саба, – ответил Эйдан и немедленно расплылся в очень гордой и довольной улыбке. – Мисс Лейтис Рейдон носит мой ошейник, официально.
– О-у-о! – счастливо взвыла Дейдре, которая была в курсе проблем мистера Дейна с сабами и вскочила с рабочего места просто потому, что ей нужно было попрыгать и поаплодировать, иначе она бы просто лопнула. – Поздравляю, мистер Дейн! У меня просто нет слов! Все так неожиданно! Здорово! Я так за вас рада! А фото с церемонии покажете?
Ей очень хотелось посмотреть, как выглядит саба, подошедшая ее начальнику.
– У нас все как-то… очень спонтанно и вдруг вышло, – Эйдан смущенно потер нос и пожал плечами. – Потому без особых церемоний. Зато очень удачно! У нас ярко-зеленый ответ, кто бы мог подумать! – физиономия у него на этом месте снова сделалась такая довольная, что только слепой мог бы усомниться в том, что мистер Дейн рад тому, как все «вышло». Да и слепой тоже не смог бы – по радостному тону бы услышал.
– Расскажете? – подтолкнула его Дейдре. Должен же он поделиться, когда его так распирает! И Дейдре удовлетворит свое любопытство, потому что это «спонтанно» совсем уж интриговало.
– Расскажу, хотя бы для того, чтобы моя помощница не погибла от приступа мучительного любопытства, – весело усмехнулся мистер Дейн, хотя по нему было видно, что он и сам рад поделиться. – Она влипла в неприятности – сама знаешь, с бесхозными сабами такое случается. Она влипла, а я ее вытащил – взял под ошейник. Иначе… все было бы плохо. Кошмарная история, на самом деле, о человеческом равнодушии. Лейтис ничего ужасного не делала, просто… у нее такие же проблемы с поиском дома, как у меня с сабами. И полицейским было лень с ней, такой хлопотной, возиться, просто лень. Хорошо, что я там оказался! Хотя я даже не рассчитывал ни на что, ну ты понимаешь… я сложный, она сложная, какова вероятность хотя бы желтого ответа?.. А тут – ярко-зеленый! – он рассказывал торопливо, бурно жестикулируя, и по лицу тоже было видно, что его прямо-таки распирает от эмоций. Очень-очень видно.
Дейдре немедленно представила себе, как эта самая несчастная Лейтис Рейдон пытается самовольно занять какой-то пустующий дом, а ее за это арестовывают и хотят упечь в тюрьму, и мистер Дейн врывается в участок, чтобы спасти несчастную. Она не успела еще сообразить, откуда он там взялся, но все равно это было здорово.
– Это было очень благородно, мистер Дейн, что вы так ее взяли и очень здорово, что вы совпали! Я так рада, так рада за вас!
– Спасибо, Дейдре, – он снова смущенно потер нос, он вообще сегодня необычно много смущался. Еще и на работу опоздал. Вот честное слово, было чему порадоваться, когда он весь такой вот. – Я пока не представляю, что из этого выйдет, честно говоря. Зеленого ответа и ошейника недостаточно, чтобы… В общем, не знаю, что выйдет, но надеюсь, что хорошее. Потому что она чудесная, и я рад, что взял ее, – последнее признание прозвучало совсем уж трогательно. А Эйдан сосредоточенно уставился в потолок, будто рассматривал там что-то очень важное.
– Я очень желаю вам, чтобы все сложилось самым лучшим образом, – искреннее пожелала Дейдре. – Вы заслужили!
В конце концов, их отношения давно вышли за рамки только начальника и подчиненного, и, раз уж не так давно мистер Дейн вмешался в ее личную жизнь – и весьма удачно – то и Дейрдре считала возможным интересоваться, как у него дела на этом фронте. Если бы могла, то помогла бы ему тоже, но вроде бы он начал справляться с этим сам и, как обычно, с успехом.
Шайлих любила рабочие совещания, они все упорядочивали, и после них можно было вдохновенно идти работать. Если, конечно, на совещании не ссорились. И любила совместные обеды – когда директор Дейн не уходил обедать с кем-нибудь важным, эти обеды тоже зачастую перерастали в совещания. Но сегодня она ждала обеда вовсе не для того, чтобы поговорить о работе, но, напротив, о чем-то куда более захватывающем: о новостях, которые принесла ей Дейрдре.
– Рассказывай! – потребовала Шайлих, едва Эйдан со всеми поздоровался и уселся за стол. Они всегда обедали в общей корпоративной столовой, вместе с остальными сотрудниками. Но за отдельным столом, весь их небольшой совет директоров и с некоторых пор – еще и Дейрдре.
– Ну все, мои личные тайны раскрыты и секреты нивелированы! – засмеялся Эйдан, подняв руки и покосившись на Дейрдре.
– Какие тайны? О чем рассказывать? – заинтересовался Осиан, их главный дизайнер, который, как обычно, так увлекся очередным артефактом, что происходящее в мире людей пропустил. Ингену, главному инженеру, Дейрдре тоже, конечно, уже все рассказала, так что Осиан единственный оставался не в курсе.
– У мистера Дейна появилась саба! – незамедлительно сообщила Дейдре, выразительно выпучив глаза и довольно улыбаясь. Приблизительно таким тоном, каким сообщают: «Вчера состоялась торжественная церемония коронации».
– Да, и, судя по рассказу Дейдре, не просто завел, а героически спас. Выступив прямо как благородный рыцарь и победитель драконов, вызволяющий из беды прекрасных дев, – немедленно вставила Шайлих.
Осиан поднял брови и даже перестал жевать, что в его случае означало крайнюю степень удивления и обуревающие его сильнейшие эмоции по поводу сказанного.
– О, ну если как благородный рыцарь, то тебе теперь дадут титул и полцарства в придачу, не так ли, Эйдан? – весело спросил он.
Шайлих прислушалась с интересом. Может сейчас Эдан поделится информацией о своей невесте, расскажет про ее семью, как они восприняли жениха своей невесты. Это должно быть любопытно, ведь сабы всегда были аристократки, а домы из простых людей, что наверняка приносило высокородным семействам немало огорчений. Но и привыкнуть к такому аристократия должна была. Уж не говоря о том что Эйдан, разумеется, стоил большинства из них вместе взятых, но поди объясни это высокородным! Хотя среди них тоже встречаются нормальные люди, те же Осиан и Инген… В общем, могло быть по-разному, и Шайлих было страшно любопытно.
– Ничего мне не дадут, и не выдумывай! – Эйдан махнул рукой. – И мне, честное слово, и не нужно. У Лейтис очень напряженные отношения с родственниками, она сбежала из дому. И я тоже не горю желанием видеть их, кем бы они там ни были.
– Ты как всегда! – Шайлих расплылась в довольной улыбке. – Добиваешься всего сам, даже если помолвлен с аристократкой.
Пожалуй, если бы Эйдан Дейн был каким-то другим, она бы с ним так не сработалась. А может, и «Дейн Дефеншен» не было бы вовсе. Но сам он, конечно, как всегда, скромничал.
– Да ничего я пока не добился, – он махнул рукой опять и пожал плечами. – Чудесную девушку спас от серьезных проблем – уже хорошо. А в остальном – не ясно ничего.
Шайлих иронично хмыкнула:
– Нашелся тут самый ничего не добивающийся, а то мы не в курсе. Мы ж тебя все тут знаем, если тебе надо, то ты и «банан» купишь, и шейха ради сделки вокруг пальца обведешь. Так что тут тем более можно не сомневаться, что своего добьешься.
Ее поддержал Инген, взявший за руку Дейрдре:
– Ты вот даже другим добьешься, нам вот, а уж себе-то!
Его слова вызвали у всех улыбки, так как помолвка Ингена с Дейрдре, которой немало поспособствовал Эйдан, была совсем свежим событием и действительно радующим. «Хорошо, когда в коллективе теплые отношения, все друг с другом дружат и даже любят», – подумала Шайлих и тоже улыбнулась вместе со всеми.
– Ну, по меньшей мере, на ближайший год я ей обеспечу нормальную жизнь. Лучше той, которая у нее была раньше, – продолжил скромничать Эйдан, но тут уж его вовсе не стали слушать, а принялись бурно поздравлять, чокаясь стаканами с соком.
Ходить с Лейтис по магазинам, чтобы обеспечить ей для начала нормальную одежду, было изысканным мучением. Поджидать ее возле раздевалки, представляя, как она там обнажается до белья, а потом оценивать, насколько хорошо на ней сидят всякие обтягивающие брючки и подчеркивающие ее прелести футболки, было просто невыносимо, когда хотелось зайти в кабинку и присутствовать, ведь теоретически он имел на это право как ее доминант. У Эйдана вообще было очень много прав относительно Лейтис, а уж это и вовсе подразумевалось – что они будут заниматься сексом, в том числе – в таких вот ситуациях, когда их легко застукать. Сабы любили ходить по грани, нарываясь на стыдные и унизительные ситуации, и такой, вполне безопасный выход их потребностей, даже негласно поощрялся – чтобы не начинали творить худшего. Так что это было бы нормально, если бы Эйдан сейчас зашел в раздевалку, вот только не в случае с Лейтис. Потому он мужественно пережил и магазины просто одежды, и тот, где она покупала пижамки, ночнушки и халат, а вот в бельевой не пошел, переждал, придя только оплатить все, что она там выбрала, и стараясь даже не думать, что именно лежит в маленьком бумажном пакетике, за который он заплатил.
Еще одной проблемой было то, что Лейтис сначала старательно выбирала, что подешевле, испуганно оглядываясь на Эйдана и явно опасаясь превысить неизвестный ей лимит, и брала совсем мало всего. Пришлось объяснить, что это бессмысленно, лучше взять нормальной одежды и не самый минимум, чтобы не таскать Эйдана по магазинам часто. Все равно ведь, если не купить все нужное сейчас, придется возвращаться.
В любом случае, в итоге, вместо очень чистенькой, отстиранной и наглаженной оборванки с которой они пришли в магазин, Эйдан увидел рядом прехорошенькую сабу в обтягивающих черных брючках и не менее обтягивающей футболке, которая демонстрировала грудь Лейтис куда убедительнее, чем его пижама. Выглядело это невыносимо соблазнительно, особенно потому, что дополнялось его ошейником. И, с одной стороны, Эйдан мог любоваться этим бесконечно, с другой – был даже рад отойти на пять минут в туалет и сделать перерыв в этой восхитительной эротической пытке. А заодно – хотя бы умыться холодной водой.
Он уже морально приготовился снова увидеть ее чудесную фигурку в облегающем всем, однако Лейтис там, где он ее оставил, не было. Эйдан внутренне обмер и зашарил взглядом по сторонам в надежде, что она отошла куда-нибудь, чтобы присесть, но знакомых двухцветных волос не виднелось ни поблизости, ни вдалеке. Первой мыслью Эйдана было, что она сбежала. Передумала быть его сабой – и смылась в неизвестном направлении. «Идиот! Куда она сбежит в ошейнике?!» – тут же мысленно отругал он на себя. Но если так, то с ней, наверное, что-то случилось?.. Во что она могла вляпаться за пять минут, во имя Макни, который совершенно точно был покровителем этого самого беспокойного и восхитительно умеющего находить неприятности на свою красивую попку существа?!
Эйдан заметался вдоль витрин, заглядывая то в один, то в другой магазин, потом, как любой паникер в подобной ситуации, принялся хватать за локоть всех подряд прохожих, спрашивая, не видели ли они девушку с розово-черными волосами. Ему зачем-то представлялся Нивен, который снова волочет Лейтис в участок, а она вырывается, плачет и обзывает его ублюдком, но ничего не может сделать, в ошейнике и магических кандалах. Эйдан проклинал себя за то, что они первым делом не пошли покупать Лейтис медальон, чтобы ее хоть вызвать было можно.
– Вы не видели девушку с розово-черными волосами? – почти безнадежным тоном спросил он очередного проходящего мимо мужчину, а тот неожиданно ответил:
– Да, вон там только что, – и кивнул на дверь одного из ближайших магазинов.
Эйдан быстрым шагом отправился туда и буквально на пороге столкнулся с довольной жизнью Лейтис, которая явно думала о чем-то своем, пока не налетела на него.
– Ой! – она возвела брови домиком. – Я не успела вернуться да? Туда, где ты велел мне себя ждать.
Эйдан мысленно взвыл: не успела вернуться! Засмотрелась на цацки на прилавках, когда он тут уже успел незнамо что навоображать! Любопытная, мать ее растак, и очень деятельная, пять минут на месте не стоится! Он неровно вздохнул: ему хотелось немедленно прижать Лейтис к себе, крепко-крепко, и сказать, чтобы она никогда больше так не делала, несносная девица. Потому что он, Эйдан, за эти гребаные сутки к ней, как к родной, привязался. Да безо всякого как, она была его сабой, она была его. И она нарушила запрет. Поэтому Эйдан не мог сейчас прижать ее к себе и сердился на нее за это тоже – за то, что вынужден сердиться и ругаться на нее.
– Если я сказал где-то меня ждать, нужно никуда не уходить, а не успевать возвращаться, – ровно, спокойно, со стальной невозмутимостью проговорил он. – Ты нарушила запрет никуда не уходить без моего разрешения, Лейтис. И заставила меня за тебя волноваться, очень сильно.
На самом деле Лейтис с самого начала ужасно перепугалась. Как она снова ухитрилась буквально в первый же день своей новой жизни начать все портить? Буквально вчера ведь решила, что теперь-то сделается очень послушной сабой, чтобы все прошло хорошо, чтобы у нее был хоть год тихой и мирной жизни. А тут пять минут на месте не смогла устоять! Понесла нелегкая посмотреть смешные сувенирчики, и теперь Эйдан на нее сердится, потому что она нарушила правило, не послушалась указания, думала, успеет вернуться, он и не заметит, а ей не будет так скучно. Ну и стоило оно того? Когда он теперь на нее сердится и, наверное, возможно, скорее всего… будет наказывать! Вот так сразу! Зачем она такая уродилась? Паршивая, никуда не годная саба, которую вечно куда-то несет! Ей хотелось сесть на месте прямо на пол и разрыдаться, предпочтительно – уткнувшись лицом в колени Эйдана, но, разумеется, она этого не сделала, как не стала и просить прощения сразу, как только он ее поймал на нарушении – а стоило бы, но она забыла и про это тоже: что лучше сразу просить прощения.
Она сама не заметила, как над ее головой принялась сгущаться какая-то тучка, и не поняла, что Эйдан, положив руку ей на плечо и коснувшись ошейника, прогнал надвигающийся стихийный выплеск одним движением. Лейтис была слишком занята переживаниями, чтобы обратить на это внимание
– Я надеялась, я на минуточку, – пролепетала Лейтис, чувствуя, что опять ее несет куда-то не туда, но тут ее перебили.
– Какие люди, и с сабой! Я поражен!
Лейтис нервно оглянулась и увидела высокого и плечистого чернокожего мужика, который мог бы быть слишком прилично упакованным баскетболитом. Впрочем, он не был выше ростом, чем Эйдан, и она теперь ощущала себя примерно так, будто на нее с двух сторон надвинулись два шкафа. Черный, меж тем, продолжал:
– Новость, достойная быть напечатанной в газетах! Дейн нашел себе сабу! Всем расскажу, ты только уточни, где ты такую вообще откопал, с разноцветными волосами? Такое чудо в перьях, видимо, по большой скидке отдали, раз другим не пришлась.
Лейтис разозлилась и испугалась. Вдруг они сейчас подерутся? А что будет с ней, если ее хозяина упекут в тюрьму? Ей тогда тоже в тюрьму? За кошелек и все предыдущее?
В самую первую секунду она хотела тихонько слинять за спину Эйдана, но теперь застыла на месте, не в состоянии шевельнуть ни ногой и очень надеясь, что они не начнут драться, пока она тут, между ними, так как уйти она не смогла бы, хоть бейте, хоть режьте! За нее все сделал Эйдан: сделал шаг вперед, закрывая ее собой и отодвигая левой рукой еще дальше назад, так что Лейтис теперь могла разве что высовываться у него из-за плеча.
– Берк, ради всех богов! Снова завидуешь тому, чего у тебя не будет никогда? Не будет ведь – ни сабы, ни собственных изобретений, – тоном еще саркастичнее, чем у «баскетболиста», ответил Эйдан. – А что поделать: некоторые рождаются со способностями, а некоторое – только с удачной фамилией.
Лейтис замерла, ощущая разрастающийся холодок внутри. Эйдан это говорил черному Берку, но вот уж к кому точно можно было обратить эту фразу, так это к ней, к Лейтис. Ничего толкового у нее не было, разве что фамилия, и та…
Черный вытаращил глаза и открыл рот, чтобы ответить, наверняка что-нибудь не менее едкое, но Эйдан не дал ему этого сделать.
– Извинись, – потребовал он, кивнув себе за спину, туда, где стояла Лейтис. – Извинись перед ней немедленно. За все, что ты тут намолол своим поганым языком.
– Вот еще, – хмыкнул черный. – Я и перед тобой не собираюсь извиняться, а перед твоей гражданской собственностью – так тем более. Было бы перед кем!
Теперь у Лейтис захолодел и язык. Очень странное было чувство. Когда она сама справлялась со всеми на улице, ничего у нее не холодело и не отнималось, а тут поди ж ты, какие внезапные дисфункции. Она пыталась разозлиться, чтобы отойти от этих странных чувств, но что-то не выходило. Это что, от того, что она теперь хозяйская саба? И теперь ей всегда в сторонке стоять, пока Эйдан разбирается? Почему тогда ее об этом не предупреждали?
– Она как человек стоит полдюжины таких бессмысленных кретинов, как ты, Берк, – ответил Эйдан и хмыкнул. – Тебе бы перед ней еще и на колени встать следовало. Вот тогда ваше положение в пространстве в точности отражало бы то, чего и кто заслуживает.
«Скажешь тоже! – мысленно возразила хозяину Лейтис. – Я и сама та еще бессмысленная кретинка».
Черный презрительно хмыкнул. Он явно разделял ее точку зрения.
– Да я знать не знаю, кто она такая вообще, чтобы тут перед ней выплясывать. Ты ври, да не завирайся, Дейн!
– Вот потому, Берк, у тебя бизнес плохо и идет: вечно ничего не знаешь, а рот открываешь и языком треплешь. А люди не любят с дураками дело иметь, – проговорил Эйдан спокойным, расслабленным даже тоном. – Иди уже отсюда, ты мешаешь мне говорить с действительно умным человеком, моей сабой. Так что исчезни и не отсвечивай со своими глупостями.
«Вот это уровень наглежа, – весело оценила Лейтис Эйдана. – Аж завидно!»
– Да ты что себе вообще позволяешь? Думаешь, сабой обзавелся и все можно тебе? – неподдельно возмутился Берк.
– По делу есть чего сказать? – еще наглее поинтересовался в ответ Эйдан. – У тебя, может, ко мне выгодное деловое предложение? Ценный совет по воспитанию сабмиссивов? Нету? Тогда, прости, мне с тобой не о чем разговаривать. Будет чего умное сказать, или вдруг, паче чаяния, извиниться захочешь – приходи. А пока – до свидания! – он развернулся, решительно обхватив Лейтис за талию, и потянул ее прочь, не дожидаясь ответа.
Лейтис шла, ощущая, как скручивается в животе комок страха, и как закладывает уши. Может вот сначала и обошлось бы, а теперь, когда этот самый Берк Эйдана накрутил, он на нее точно сорвется. Вон он и так думает, как сабов воспитывать! Совета спросил! Может, решит вообще запретить ей из дому выходить или в комнате запрет, или чего похуже.
Эйдан шел молча, глядя прямо перед собой, целеустремленно, пока наконец не остановился возле ниши в стене, украшенной каким-то вазоном с каким-то папоротником, подвел к ней Лейтис и встал напротив, положив руки на плечи и глядя в глаза.
– Лейтис, я правда считаю, что ты у меня чудесный, умный и замечательный человек. Любознательный, сообразительный, деятельный, интересный – куда до тебя Берку! Я тебя очень ценю, девочка, и очень рад, что ты сейчас у меня есть. И я и впрямь считаю, что Берк должен просить прощения на коленях, потому что ты заслуживаешь самого уважительного к себе отношения. И хорошего. И отношусь к тебе именно так. И это не повод так себя вести, мое хорошее уважительное отношение к тебе. Даже напротив – то, что я тебя ценю, это повод так не делать никогда. Потому что я за тебя очень переживаю. И запреты поставил не просто так, понимаешь? Это не мой каприз, не глупость, которой можно пренебречь!
Он продолжал пристально смотреть на нее, сжимая руки на ее плечах, явно ожидая ответа, ее реакции.
– Я-а-а-а понимаю, хозяин Эйдан, – проблеяла Лейтис, ощущая себя все более виноватой от того, что он вот думает про нее всякое хорошее, а она не такая вообще, и все ужасно, кошмарно и чудовищно. – Я была неправа и должна просить прощения.
Она опустила голову, думая о том, что на самом деле по-хорошему должна бы сказать «накажите меня», но слова не сходили с языка.
– Это хорошо, что понимаешь. У меня не так много запретов, и они совсем не сложные, ты мне сама об этом говорила, – продолжил Эйдан. – И все мои запреты поставлены не потому, что мне так захотелось. Они нужны для того, чтобы ты была в порядке, я был за тебя спокоен, и в наших отношениях все было нормально. Поэтому их нельзя нарушать. И поэтому за нарушение я должен тебя наказать. Поэтому что это тоже моя забота о тебе.
– Я зна-а-аю, – чудовищное блеяние не проходило, еще у Лейтис закружилась голова, и начали подкашиваться ноги. Она ужасно боялась, сама не зная, чего. Ну не откусит же он ей голову! Но все равно происходящее ее пугало. Нарвалась, сама нарвалась, да еще по такой мелкой глупости!
Она успела подумать, что Эйдан сейчас отведет ее в парикмахерскую и велит обрить ей голову или придумает что-нибудь еще такое, чтобы помнила. Эйдан вздохнул, как показалось Лейтис, раздраженно, едва сдерживая гнев. А потом, совершенно неожиданно и вдруг, подхватил ее на руки и куда-то понес.
– Я тебя наказываю не чтобы тебе было плохо, а чтобы ты поняла, что это серьезно, – спокойно, с расстановкой проговорил он, а потом внес ее в магазин под задорной вывеской «Лавочка скобяных товаров Кини».
Оглядевшись, Эйдан усадил Лейтис на стоявший в углу видавший виды стул, а сам направился к прилавку, не глядя по сторонам, на ряды развешанных по стенам дверных ручек и петель. Он явно уже знал, что собирается купить.
Лейтис обхватила себя руками, задумчиво оглядываясь вокруг и едва ли представляя, что он тут нашел такое… наказательное. Слова про то, что все делается для ее же блага, были ей очень хорошо знакомы, и Эйдан говорил что-то из той же оперы. Что она должна понять, что все серьезно. Она и не сомневалась.
– Цепочку для ключей, толстую, полтора метра, с двумя карабинами, – отчеканил Эйдан, выложив на прилавок карточку, и, когда продавец – видимо, тот самый Кини – подал ему нужное, молча кивнув, взял цепочку и вернулся к Лейтис.
Он опустился перед ней на корточки и защелкнул карабин на колечке, свисающем с ошейника и нужном специально для этого, для поводка.
– Если ты не можешь соблюдать правила сама, мне придется сделать так, чтобы ты их соблюдала. Сейчас мы пойдем и купим тебе медальон. Потом я сниму поводок, потому что буду знать, что больше тебя здесь не потеряю.
Это было логично, когда она такая беспутная, что ее и на пять минут нельзя оставить, приходится вот так следить. Чтобы не сбежала от страха перед наказанием.
– А накажете дома, да? – решилась спросить Лейтис. От ее вопросов уже вряд ли будет хуже.
Эйдан очень удивленно вздернул брови, а потом, судорожно вздохнув, притянул ее к себе, крепко обняв обеими руками, и поцеловал в макушку.
– Бедная ты моя девочка, – проговорил он. – Это и есть наказание: пойдешь на поводке и только за медальоном. И больше никаких дурацких сувениров! Дождалась бы меня нормально, вместе бы пошли смотреть… А теперь все, медальон и домой.
– Никаких сувени-и-и-иров, – вздохнула Лейтис. Это тоже было сурово. Как же… без сувениров. – И в следующий раз тоже? Всегда?
Это было так… невыносимо трогательно, что Эйдану показалось, будто он может физически захлебнуться от переполнивших его нежности, умиления и сочувствия к Лейтис. Бедная, чудесная, славная девочка! Ему даже думать было страшно, как ее наказывали раньше, что она боялась до дрожи в коленках. До того, что ему пришлось ее на руках нести в скобяной магазин, хотя он не собирался делать этого раньше, чем накажет и простит. Теперь он ее уже простил, невозможно было продолжать сердиться, когда она была такой несчастной, милой и очаровательной одновременно. И так искренне, совершенно по-детски переживала из-за сувениров. И так от души считала, что поводок – не наказание, а просто способ окоротить «самую ужасную сабу», которая ровно такого обращения и заслуживает. Его бедная, хорошая, славная Лейтис.
– Сегодня никаких сувениров, – очень мягко ответил Эйдан. – А в следующий раз пойдем туда вместе, если тебе захочется. Я, может, тоже их посмотреть не отказался бы, а ты без меня пошла… Еще и переживать заставила, что пропала. Не делай так больше, родная, я за тебя волнуюсь. И я больше не сержусь, – он поднял ей голову за подбородок и по очереди поцеловал в обе щеки, а потом снова крепко прижал к себе.
– Я постараюсь, – очень искренне пообещала она, а потом опустила голову и пробормотала: – Только все равно… Оно само выходит. Не одно, так другое.
«Само!» – мысленно воскликнул Эйдан, чувствуя, как от щемящей нежности у него сжимается сердце. Самая ужасная, строптивая, непослушная саба, которая на деле была просто славной не в меру любопытной и непоседливой девочкой, неспособной устоять на месте и искренне забывающей обо всем на свете, разглядывая дурацкие забавные штуки. Чудесная. Замечательная.
– Для этого я здесь, с тобой, Лейтис, – заботливо проговорил Эйдан. – Вместе с правилами, требованиями и наказаниями тоже. Чтобы у тебя… пореже само выходило и не вышло само что-нибудь совсем опасное, а если выйдет – чтобы я мог вовремя что-нибудь с этим сделать. Ты не одна больше, я с тобой.
– Спасибо, хозяин Эйдан, – она смущенно поковыряла ногой пол и подняла голову, робко улыбаясь. – Наверное, надо уже идти за медальоном, что мы тут сидим.
Свою скромную работу Атайр любил очень. Разумеется, он не собирался всю жизнь оставаться продавцом мороженого и газировки с тележки, но, пока был студентом, расставаться с этой подработкой не собирался. И дело было не в удобном расписании, не мешавшем учебе, и не в том, что работа была непыльной, хоть и хлопотной порой, особенно по выходным и праздникам, когда покупателей становилось в несколько раз больше.
Атайр приметил парочку сразу: трудно не разглядеть даже в толпе девицу, у которой одна половина волос выкрашена в ярко-розовый. А присмотревшись повнимательнее, понял, что сопровождал ее тоже весьма выразительный тип. В пиджаке, про который впору было подумать, что он его из гардеробной голостудии украл. Вместе с жилетом, из которого свисала цепочка медальона. Кто в наше время носит медальоны в жилетном кармане, будто лет сто пятьдесят назад, ну в самом деле! А этот вот – носил. Приглядевшись еще внимательней, Атайр заметил на девице ошейник и окончательно пришел в восторг: они были еще и магами, домосабской парой. Просто с ума сойти! Но они не просто прошли мимо, а еще и показали Атайру целый спектакль с собственным участием, подробностями которого он поспешил поделиться со своей напарницей Соршей, едва та вернулась.
– Ты себе не представляешь, что я тут только что видел! Такая парочка! Дом и саба! Я думал, таких только в голофильмах показывают. Ну, или в яматанских мультиках, они там, на Ямато, все странные.
– И чем они такие… персонажи? – с легкой иронией спросила Сорша.
– Ну ты себе представь: стою я такой и вдруг вижу девицу! С ярко-розовыми волосами, наполовину, а вторая половина черная. А потом смотрю – рядом с ней мужик идет рыжий, в таком костюме, как в голофильмах про гвитирианские времена! Я уж так и подумал сперва, что кино снимают, но голокамер же нету, и не перекрывали ничего, не предупреждали, – затараторил Атайр, которому очень хотелось излить свои впечатления. – А на ней еще сабский ошейник, значит! Вообще! А потом она в магазин сувениров пошла, а он ее потерял, бегал тут искал, три раза мимо меня пронесся туда-сюда. Нашел потом и говорит ей такой, как доминант из порнухи: «Я тебя сейчас накажу!» Я уж подумал, выпорет прямо здесь, прилюдно, смотреть приготовился. И тут к ним подходит двухметровый негр!
– Угу, и потом они устроили тут тройничок тебе на радость, – Сорша обидно засмеялась. – Скажи еще, что тут мимо тебя принц Алан Йорвик проходил. Со свитой. Не тем делом ты занимаешься, Атайр, тебе надо сценарии писать для твоих любимых фильмов и деньги лопатой грести!
– Не тройничок, а драку! И не устроили, разошлись. А я так надеялся! – пробурчал Атайр и вздохнул, махнув рукой, а потом оскорбленно добавил: – И зачем мне сценарии писать, когда жизнь круче любых сценариев? Такая, что ты мне даже не веришь! – было все-таки ужасно досадно, что его историю не оценили. Но ровно в этот момент он увидел, как замечательная парочка выплыла из-за угла. Причем на этот раз гвитирианский тип вел свою сабу на поводке! Он дернул Соршу за рукав и принялся ожесточенно тыкать пальцем в их сторону.
– Ой, ух ты, и правда они! – удивилась Сорша. – А где негр?
– Так я ж говорю: они сперва собирались подраться, а потом разбежались, – хмыкнул Атайр и с победоносным видом уставился на напарницу. – А потом он ее, наверное, все-таки пошел выпорол. И теперь вот на поводке таскает, чтоб снова не сбежала… О, смотри, а вот и негр! – он аж дыхание затаил, увидев, как чернокожий тип вырулил из магазина за спинами аниме-персонажей, в надежде, что сейчас будет вторая серия. Но, к превеликому сожалению, тот парочку даже не заметил, пошел в другую сторону. А они продефилировали мимо Атайра и Сорши с таким видом, будто ходить на поводках – совершенно обычное дело.
Сорша очень внимательно их рассмотрела, а потом сказала:
– Все таки это чудовищно как-то. Сабы, конечно, с особенностями, но в голове не укладывается, как живому человеку может нравиться, что его на поводке водят!
Атайр хмыкнул и пожал плечами. В пристрастиях сабов он совершенно не разбирался, но розово-черная девица выглядела вполне довольной жизнью, как на его взгляд. Хотя это, конечно, и было странно.
Настроение у Лейтис менялось со скоростью погоды в Луденвике, известной своей переменчивостью. Когда они вышли из скобяной лавки, она уже вполне жизнерадостно шла едва не вприпрыжку и оглядывалась по сторонам. Потом с улыбкой сообщила Эйдану:
– Никогда не ходила на поводке в общественных местах! А забавно. Люди пялятся, вы заметили? Они, наверное, думают, что это такая игра… сексуальная. Смущаются вон. Просто не знают, что я такая ужасная, что меня без поводка выпускать на люди нельзя, обязательно чего-нибудь натворю.
Знала бы Лейтис, какая буря эмоций кипит внутри у Эйдана сейчас, когда он любуется тем, как она любопытно вертит своим очаровательным носиком, и когда она так невинно веселится про сексуальные игры. О, с каким бы удовольствием он с ней затеял такую сексуальную игру! И вовсе не в общественных местах… А она бы снова называла его «хозяин». Это последнее Эйдан все никак не мог осознать до конца. Сперва он подумал, что Лейтис сказала это с перепугу, из страха перед наказанием, стараясь попросить прощения получше. Но потом она повторила… с благодарностью, с радостью, что он ее простил. С тем отношением, для которого и было нужно это слово. Выбрала! После того, как Эйдан выбрал ей наказание. Или, может, после того, как защищал ее перед Берком, или после всего сразу. Он бы хотел, чтобы она повторяла это все время, его самая прекрасная в Луденвике саба.
– Ты не ужасная, – возразил ей Эйдан, восхищенно глядя на нее, и очень довольно улыбнулся. – Ты чудесная. Любознательная, изобретательная и очень деятельная. Только иногда перебарщиваешь с энтузиазмом. Ну, ты перебарщиваешь – и я перебарщиваю. Вот, вожу тебя на поводке. Тоже иногда.
– Ну уж и чудесная, – она смущенно накрутила кончик черного хвостика на палец, – взяла конец прогулки всем испортила. Да ну, лучше скажите, какой мы будем мне медальон искать. С выходом в Интернет или попроще?
Медальон Эйдан, разумеется, не удержался и купил ей из последних моделей, именно тот, про который Лейтис с восхищенным придыханием сказала: «Какой красивый!» Потому что ее радостная мордашка стоила всех потраченных денег. Ну и, к тому же, он ведь лишил ее сувениров и мороженого, не мог же он после этого быть к Лейтис чрезмерно суровым? Так что вернулись домой они вполне довольные жизнью и друг другом, а к тому же у Эйдана добавилось информации к размышлению по поводу ее прошлого, о котором Лейтис, разумеется, вовсе не желала говорить впрямую, но он и так о многом мог догадываться.
На ужин были грибы. Тэвиш, воодушевленный их с Лейтис утренним походом в ближайший лесок, из которого они вернулись с богатой добычей, и их разговорами о том, что можно приготовить из грибов, взялся за дело широко. Так что на первое у них был суп из белых грибов, а на горячее – тушеная утка, уже с опятами, которых они набрали особенно много. Все это великолепие было, разумеется, очень вкусным, и Лейтис наслаждалась и едой, и тем, что Тэвиш был так внимателен к ее словам и пожеланиям.
Как раз когда они дошли до утки, Эйдан и решил завести разговор.
– Лейтис, я с тобой снова хочу поговорить о важном. И сложном, наверное, но ты у меня очень большая умница и поймешь, – он сделал паузу и коротко вздохнул, внимательно посмотрев на нее. – Я вижу, что ты пугаешься, сильно. Когда я собираюсь что-то сделать как твой доминант.
Лейтис тут же отложила вилку и нож – от нее всегда требовали такого поведения, ведь при важном разговоре не жуют, это невежливо – и чинно сложила руки на коленях.
– Да, хозяин Эйдан, – постаралась сдержанно ответить она.
Ну да, разумеется, она не такая саба и реагирует тоже неправильно.
Он тихо вздохнул, тоже положил столовые приборы и, наклонившись к ней, протянул руку, чтобы погладить по голове.
– Я не ругаю тебя, Лейтис. И можешь есть, если хочешь, – мягко сказал он. – Ты не виновата, что пугаешься. В этом виноваты только те, кто тебя так сильно запугал. И я затеял этот разговор не чтобы тебя «повоспитывать», как раз наоборот – чтобы постараться объяснить, что я так не буду делать никогда. Потому что это… неприемлемо, – перед последним словом он сделал паузу, сжав челюсти, будто собирался сказать что-то другое, куда более грубое. Но сдержался.
Только есть Лейтис не хотелось. Она очень растерянно потерла нос и спросила:
– Но вы же меня воспитывали в торговом центре?
– Потому что ты плохо поступила. И я сердился на твой поступок. Не на то, что тебе стало любопытно, не на то, что тебе нравятся сувениры, а на то, что ты сделала. И я никогда не стану тебя ругать за то, что ты боишьс, или расстраиваешься, или тебе что-то не нравится, или, наоборот – что-то нравится, – очень спокойно, все так же мягко объяснил Эйдан. – И даже за проступки не буду ругать, если от них нет никакого вреда. Например, от того, что ты будешь продолжать есть утку, пока мы говорим, никому не будет вреда, я же могу есть и одновременно внимательно тебя слушать, значит, и ты можешь. И требовать от тебя демонстрировать «уважение» ко мне как хозяину таким образом – глупость и самодурство. Настоящее уважение проявляется не так, не в дурацких ритуалах вежливости и соблюдении правил, в которых нет внутреннего смысла, кроме моей прихоти, – пока он говорил о Лейтис, его тон оставался заботливым, даже нежным, но когда дело дошло до «самодурских правил», в нем засквозило явное раздражение. И вилку в кусок тушеной утки Эйдан воткнул так ожесточенно, будто это она придумывала глупые ритуалы и по этому поводу заслужила наказания.
Лейтис снова вздохнула, уже совсем по другому поводу: на речь Эйдана она отреагировала странно. Когда он так говорил, ей немедленно представилось, как он отодвинет утку и все остальное со стола и, нагнув ее, займется с ней любовью прямо здесь и сейчас. Это точно было не по «дурацким правилам». И очень приятно! Она капельку подумала и, решив, что от такого поведения вреда точно никому не будет, взяла в руки нож и вилку, тем временем избавляясь под столом от туфли, чтобы, протянув ногу, игриво погладить Эйдана по ноге, взбираясь все выше. Ей всегда нравилась такая игра, когда внешне все чинно, а на самом деле – нет. В этом была прелесть анальной пробки на светском приеме или хотя бы отсутствия трусиков под строгой деловой одеждой.
От ее прикосновения Эйдан резко вздохнул и замер, вытянув спину и расправив плечи, будто солдат на параде. Он на секунду прикрыл глаза, а потом тихо и мягко сказал:
– Лейтис, милая, не нужно этого делать, пожалуйста, – и, медленно повернув голову, посмотрел на нее с каким-то очень странным выражением лица и странным чувством, которое Лейтис ощущала, но не могла разобрать, что это вообще такое.
Ей тут же перестало быть весело.
– Да, хозяин Эйдан, – она вернула ногу на место и, опустив голову, принялась очень чинно есть утку, совершенно не ощущая ее вкуса.
Он к ней очень хорошо относился, в этом Лейтис сомневаться не могла, она это видела и отчасти ощущала через их хрупкую связь. Но, видимо, всерьез не воспринимал вовсе. Наверное, особенно после выходки в торговом центре: решил, что она совсем как ребенок. И с ней надо, как с ребенком, а не как со взрослой. Лейтис ощутила тогда у Эйдана что-то похожее на умиление, с которым сюсюкают с детьми, и в тот момент, когда она была так расстроена, ей было даже приятно, что она ему нравится. Но сейчас это было тяжело, так как она не представляла, как ему доказать, что она совсем уже взрослая и желания у нее тоже взрослые.
Может посоветоваться с Тэвишем? Обиняками, конечно. Не может же она сказать дворецкому, что не может соблазнить хозяина, когда очень этого хочет. Но можно сказать, что она очень хочет постараться показать ему, что не такая ужасная, как все думают. И что на самом деле взрослая. Она искоса взглянула на Эйдана, но тот жевал утку с очень строгим и неприступным видом. Ужасно, чудовищно, привлекательным видом, такого она его хотела безумно. Чтобы он вот с таким же суровым лицом и холодным тоном приказал ей раздвинуть ноги или отсосать ему – немедля и очень старательно, иначе он будет сердиться.
Невыносимо, когда он такой желанный и не хочет ее!
Это было невыносимо, когда Эйдан так хотел ее и совершенно не мог себе ничего позволить, не должен был позволять. Ему хотелось, чтобы нога Лейтис забралась еще выше, до самого его совершенно бесстыдно выпирающего сейчас из брюк члена, чтобы она ласкала его там, поджимая пальчики, чтобы потом забралась под стол, расстегнула ему ширинку и сделала минет, прямо там, а он бы перебирал пальцами ее восхитительные разноцветные волосы, тянул за эти безумно сексуальные хвостики. А потом отымел прямо на столе, между супницей и соусником. Эйдану хотелось всего этого так, что челюсти сводило, а внизу живота ныло болезненно и горячо. Но только не так!
Бедная чудесная Лейтис, которая, конечно, была благодарна ему за хорошее отношение – за попросту нормальное, человеческое отношение, на самом-то деле, которого ей так сильно не хватило в жизни. Она была ему благодарна, но притом совершенно не понимала, как благодарить хозяина – особенно когда считала себя такой ужасной, никчемной и ни на что негодной сабой. И наверняка думала, что уж с этим-то справится: доставить ему удовольствие, ублажить доминанта, как положено сабам.
И он хотел ее, но совершенно не хотел, не мог вот так – не потому, что Лейтис захотелось этого тоже. А потому, что он хозяин, которому нужно отплатить за хорошее отношение. Это было бы свинским, неуважительным, чудовищно неправильным отношением к ней, которого он так сильно старался не допускать. И объяснял ей вот только что, что ничего подобного никогда себе не позволит. Но как же нестерпимо он ее хотел! И как же трудно было сдерживаться! Весь остаток ужина Эйдан провел в тяжелой борьбе с собственной похотью, так что утка едва лезла ему в горло, особенно когда он смотрел на Лейтис, грудь которой футболка обтягивала все так же туго и выразительно.
Ни Эйдан, ни Лейтис не обратили внимания, что соус у утки в блюде покраснел и сделался внезапно брусничным, так что на сей предмет удивился лишь Тэвиш, когда убирал ужин. Впрочем, он быстро вспомнил, как мисс Рейдон объяснялась с ним насчет зубной пасты в банке для мыла, и лишь умиленно улыбнулся выходкам своевольной магии сабы его хозяина. В конце концов, ничего страшного не произошло, да и соус оказался вполне вкусным.
Дейдре ждала появления начальника, едва ли не подпрыгивая от нетерпения и волнения. Потому что у нее были новости. Они казались ей важными, но она не знала, как мистер Дейн отнесется. Это было очень нервно, но она все равно собиралась сказать – хотя бы потому, что не могла от него скрывать того, что лазила по сети в поисках информации про его сабу. Это в первую очередь, а уж во вторую – из-за своего неуемного любопытства, которое и толкнуло ее на поиски информации. И теперь ей было ужасно интересно, что из этого знает мистер Дейн. А может, ему известно куда больше, чем самой Дейдре, и он возьмет да и поделится! Как вчера.
Едва он вошел, как обычно, выглядя с утра, будто новая копеечка, Дейрдре вскочила с места и, поздоровавшись, приступила к главному:
– Мистер Дейн, простите, что я тут полезла не в свое дело, но я посмотрела просто из любопытства, ничего такого, честное слово! Но не могу не рассказать! Рейдон – это не фамилия.
Эйдан остановился возле стола Дейдре, приподнял бровь и заинтересованно уставился на нее.
– Часть титула? Что ж, вполне логично. Я уже говорил, что отношения с семьей у нее отвратительные, так что вполне понятно, почему она не хочет иметь отношения к собственной фамилии. Я, впрочем, тоже не хочу, Дейдре. И знать про них не желаю. Предпочел бы никогда про них не слышать, и тем более – не видеть. Так что не нужно подробностей, умоляю.
Дейрдре вздохнула. Плохие отношения с родственниками – это всегда тяжело, и она сейчас сабе мистера Дейна, а главное – ему самому очень сопереживала.
– Я понимаю, мистер Дейн, как скажете! В самом деле, главное – сделать так, как вам лучше. И я очень вам с мисс Рейдон сочувствую, это все так… неприятно.
Последнее слово не было точным, но лучшего Дейрдре не подобрала.
– Спасибо, Дейдре, но сейчас все в порядке. Она живет со мной, родственники на горизонте не появляются, поэтому все хорошо. Так что не переживай! И хорошего рабочего дня, – с этими словами он легкой походкой скрылся у себя в кабинете, оставив Дейдре размышлять над теми подробностями, которых она мистеру Дейну так и не рассказала, по его настоянию. И пришла к выводу, что, в самом деле, информация была бы лишней. И что с того что у мисс Рейдон, как она себя называет, есть замок? Зачем он мистеру Дейну? Он свой маленький дом любит! Да и потом, если бы мисс Рейдон была заинтересована в собственной вотчине больше, чем в сбережении нервов от родственников, которые, видимо, ее имущество отдавать не хотят, она бы про нее мистеру Дейну сама и сказала. Так что, и впрямь, это все не дело Дейрдре.
Сидеть на кухне было очень уютно: и потому, что она тут тоже была старинная, как все остальное в доме – с дубовыми шкафчиками, изразцовыми плитками и очень современной варочной панелью, встроенной прямо в старинный очаг. Даже кухонный комбайн поблескивал медными боками, своим видом встраиваясь в общую атмосферу старины. Однако уютнее всего был Тэвиш: после их совместного похода за грибами отношения между Лейтис и дворецким немедленно установились самые теплые, и теперь он опекал ее не меньше Эйдана.
Вот и сейчас, когда они старательно резали белые грибы, чтобы нанизать их на нитки и потом развесить на веранде сушиться, Тэвиш внимательно выбирал ей ножик по руке, говорил, что не нужно спешить, когда она, глядя на то, насколько быстрее управляется с делом Тэвиш, начинала торопиться и резать кривовато. Грибы, мол, никуда не убегут, а Лейтис наловчится со временем – и у нее станет выходить быстрее само собой.
– Не такая уж у нас с вами, мисс, и огромная добыча, к обеду управимся легко, – сказал он, взяв из дуршлага очередной гриб. – А потом нужно будет за покупками выбраться: грибы – это, конечно, замечательно, но ими одними сыт не будешь.
Лейтис сразу обрадовалась: все-таки ей все время хотелось выйти из дому, чтобы ощутить, что она тут не заперта, как в тюрьме. Ограничение на прогулки ее смущало очень, пожалуй, больше всего остального.
– Я с вами! Хозяин Эйдан разрешил с вами ходить, так я с удовольствием.
– Отличный у нас хозяин с вами, мисс Рейдон, – улыбнулся ей Тэвиш. – Обо всех подумал и позаботился: и мне с вашей помощью будет с покупками легче управиться, и вам не придется дома сидеть скучать в одиночестве. Мистер Дейн меня предупредил и даже денег выделил побольше – на случай, если вам захочется чего-нибудь сверх списка покупок: пирожного там, или конфет.
Лейтис тут же подумала о мороженом, которое не позволяла себе на улице, даже когда деньги были – вдруг заболеет? Болеть на улице было тяжко, она с простой простудой однажды докатилась до воспаления легких и спасибо, что ее пролечили в больнице по бесплатному полису, но все же это было ужасно и страшно: вот так вот чувствовать, что можешь запросто умереть от того, что нет возможности лежать дома в тепле и пить горячий чай с зельями. Она пыталась лечить себя сама, выделяя нужные магические вещества, но, видимо, недостаточно понимала, что ей нужно, и это лишь истощило ее силы. В-общем, мороженого она не ела уже почти два года как.
– Я даже знаю, чего я хочу, – с улыбкой сказала она, и тут же вспомнила о том, чего хотела куда сильнее мороженого. И, кстати, разговор сам довольно удачно повернулся. – А вот насчёт хозяина Эйдана, у меня такое чувство, что он ко мне относится не всерьез, хорошо, но не всерьез, и я не знаю, что делать. Я, конечно, понимаю, что не зарекомендовала себя как человек… которому можно доверять и которого стоит уважать, но я бы хотела показать, что не такая уж я и никчемная, только не знаю, как.
Тэвиш немного задумчиво помолчал, сосредоточенно очищая гриб, а потом сказал, так же задумчиво и очень серьезно:
– Если вам так кажется, мисс Рейдон, вполне возможно, что вы отчасти правы. Он о вас очень беспокоится и, может быть, из-за этого чересчур опекает. А вы все же взрослая девушка, а не ребенок, хотя забота и кошке приятна… – он вздохнул. – Меня тоже поначалу опекал, знаете, ну да я вам рассказывал: мы с ним не в лучшую минуту моей жизни встретились, и он всерьез волновался, что у меня на старости лет инфаркт приключиться может от переживаний. А потом успокоился. Вот я сижу теперь, соображаю, что же его убедило, что не надо обо мне печься поминутно, и я сам справляюсь.
Лейтис вздохнула и погладила дворецкого по руке сочувственным жестом. Он правда рассказывал, что Эйдан нашел Тэвиша тогда, когда тот остался без работы по самой грустной из возможных причин: потому что умерла его хозяйка, старая графиня, которой он прислуживал большую часть жизни, и которая была его самым близким человеком. Тэвиш в тот момент не представлял, как может служить кому-то еще, но Эйдан его нашел и уговорил стать его дворецким. Все-таки Эйдан правда был самым заботливым доминантом из всех, кого Лейтис приходилось встречать.
– Он очень заботливый и добрый, но мне хочется выглядеть взрослее и самостоятельнее в его глазах. И я верю, что вы можете мне помочь.
– Знаете что, мисс Рейдон? – с воодушевлением воскликнул Тэвиш, еще немного помолчав. – Пожалуй, он понял, что я в порядке, когда я начал сам себе дела находить и с ними управляться. Не делать только то, что у меня в списке обязанностей обозначено или мистер Дейн приказал, а всерьез принялся сам думать, что для хозяйства нужно. Ну, мне на это, конечно, время понадобилось, втянуться и разобраться, но у вас-то я есть и с удовольствием вам помогу, разумеется, и подскажу. Вот и покажете ему, что вы вполне самостоятельная особа, способная и к рассуждению, и к делу без посторонней помощи.
Лейтис с радостью ухватилась за это предложение, так как оно показалось ей разумным, и они с Тэвишем вместе долго перебирали возможности, соразмеряя с ее вкусами и умениями. В итоге пришли к тому, что Лейтис может помогать в работе по саду. Идея эта ее весьма воодушевила. Во-первых, это было тоже не в доме, так она могла ощущать, что ее как будто никто и не ограничивает, во-вторых, этому приличному для аристократки занятию ее даже обучали, так что немного обращаться с садовыми ножницами она умела, в-третьих, ей сразу представлялось, как приятно будет встретить Эйдана первой. Вот он прилетает домой, а она стоит, собирает граблями чудесно пахнущую свежесостриженную траву, вся такая изящная и соблазнительная, как стриптизерша возле пилона. Он просто обязан будет наконец соблазниться!
Очередного настолько прекрасного и невыносимого зрелища по возвращении домой, да еще и прямо у крыльца, Эйдан не ожидал. Однако оно красовалось прямо перед ним, когда он вышел из приземлившегося флайера: прекрасная попка Лейтис в очередных очень обтягивающих брючках возле цветочной клумбы, над которой она склонилась, что-то тихо напевая себе под нос. Эйдану она показалась самым прекрасным цветком, и он невольно замер, любуясь этим зрелищем, не в силах оторвать взгляда или окликнуть ее.
Впрочем, вскоре Лейтис, радостно сияя, обернулась к нему сама, прижимая к груди огромный трехцветный букет георгинов: белых, розовых и лиловых – и садовые ножницы. Цветы невероятно шли к ее волосам и раскрасневшимся от работы на прохладном осеннем воздухе щечкам. Что она тут не только букет собирала, Эйдан прекрасно видел: на Лейтис были садовые перчатки, перепачканные землей, левая коленка перепачкалась в песке, и на лбу красовалась темная полоса: видимо, убирала волосы от лица и измазалась.
Это был невообразимый коктейль чувств: горячего желания, нежности и гордости от того, что она у него такая молодец, который Эйдан попытался выразить в единственной приветственной фразе – ту часть, которую мог:
– Добрый вечер, милая! Букет совершенно чудесный.
«А ты – еще лучше», – подумал он про себя и, подойдя, обнял ее за талию.
– Добрый вечер, хозяин Эйдан! Я так рада вас видеть! И спасибо, только я букет не сложила еще, вот сами увидите – потом будет совсем красивый. А я вот, видите, себе еще занятие нашла, не только ж Тэвишу надоедать, но вы не думайте, я его одного не бросила, мы грибы сегодня сушили, вот сами сейчас увидите, – затараторила Лейтис, радостно и довольно.
– Ты у меня чудесная, – разулыбавшись до ушей, сказал Эйдан и поцеловал ее в щеку. Ему, разумеется, хотелось не только в щеку, и не переставать ее обнимать, целуя в губы и в шею, а потом забрать у нее георгины и ножницы, положить на ступеньки, а ее саму развернуть и нагнуть, обратно в цветочную клумбу, и, стянув эти издевательски обтягивающие брючки, взять прямо здесь. Но он мужественно взял себя в руки и продолжил радостно и как ни в чем ни бывало: – Без дела совсем не сидишь, еще и новые занятия сама находишь! Моя замечательная Лейтис, я тобой горжусь. Поставишь букет у меня в спальне? Буду любоваться, – продолжая обнимать Лейтис, он потянул ее в дом. Потому что у него тоже были новости и сюрпризы. Вот сейчас, пока она приводит себя в порядок после трудов, он сюрприз из флайера и достанет, чтобы она заранее не видела.
– С удовольствием поставлю, а сюрприз приятный, я надеюсь? – она явно слегка встревожилась и прижалась к Эйдану крепче – видимо, в поисках защиты. Бедная запуганная девочка.
– Очень приятный, – поспешил успокоить ее Эйдан, обняв сильнее. – Я тебе подарок купил. Надеюсь, тебе понравится. Но ты сперва сходи переоденься и умойся, а потом спокойно сядем в гостиной и его откроем. О, грибы! – последний неожиданный возглас был вызван тем, что на веранде и впрямь висели грибы: на длинных нитках, растянутых под потолком, как праздничные гирлянды. Эйдан уже и забыл, как много Лейтис с Тэвишем в четыре руки понабрали, и теперь зрелище «домашних заготовок» поразило его с новой силой.
– Да, это мы вот сделали! И хочу подарок, да еще и сюрприз! Ужасно интересно! – Лейтис слегка подпрыгнула на месте. – Уже жду не дождусь.
Но управилась с букетом и переодеванием она, конечно, не мгновенно, Эйдан успел заждаться, сидя на диване в гостиной с небольшой прямоугольной коробкой в руках. Та была обернута в черную бумагу в розовых цветочках и перевязана розовой лентой: разумеется, он специально под ее волосы выбирал.
– Держи! – торжественно сказал Эйдан, едва прибежавшая Лейтис, изнывая от нетерпения, плюхнулась на диван рядом с ним.
– Ух ты! Как красиво упаковано, – порадовалась Лейтис и принялась невыносимо медленно и осторожно, чтобы не порвать бумагу, высвобождать коробку из упаковки. Эйдан так бы не смог, но наконец она справилась, и едва увидев фирменную упаковку с витиеватой буковкой «М» – логотипом компании – взвизгнула: – Не может быть! Хозяин Эйдан, вы серьезно?
И тут же принялась осторожно открывать коробку. Он и в самом деле выбрал ей голобокс той же фирмы, что и медальон, одной серии, чтобы уж точно пришелся ей по вкусу, и теперь наслаждался ее восторженными попискиваниями.
– Это чтобы ты поменьше скучала в мое отсутствие, когда дел нет, – объяснил он, с улыбкой глядя на нее. – С медальона все же неудобно в интернет ходить, а фильмы смотреть и читать – так и вовсе невозможно толком. А с голобоксом сможешь развлекаться, как тебе вздумается и захочется, – Эйдану подумалось, что какие угодно траты кажутся ему сущей мелочью по сравнению с искренней радостью Лейтис. И он бы ей не только голобокс, а остров в океане купил. Но для нее и это такой огромный подарок! Ей любая капля внимания кажется огромной, не говоря уже о чем-то большем. И ей действительно нужен этот артефакт, чтобы находить себе занятия не только по части работы по дому. Находить Лейтис умела, в этом он убедился сегодня, увидев ее в саду – так что теперь она голобокс вдвойне заслужила.
– Теперь точно не буду скучать, спасибо! – она обняла его за шею, расцеловала его в обе щеки, и, глядя в глаза, негромко и безумно сексуально сказала: – Вы самый лучший, хозяин Эйдан, мне незаслуженно повезло!
У него аж голова закружилась: не поцеловать ее в губы, когда они, восхитительные, пухлые и красивые, были совсем рядом, было почти нереально. Но Эйдан совершил нереальное. Расцеловал ее в щеки в ответ и сказал:
– Очень даже заслуженно, потому что у меня чудесная саба, которая насушила грибов и насобирала букетов, потому что ей все время нужно заниматься чем-то интересным. И которая, к тому же, так от души радуется подаркам, что их исключительно приятно дарить. Пойдем поставим его на стол у тебя в комнате и включим, м? – предложил он, улыбаясь ей от всей души, хотя ему все еще невыносимо хотелось в этой самой комнате заняться с ней вовсе не голобоксом.
Они, впрочем, преотлично провели время до ужина, изучая возможности новой игрушки Лейтис, каждой из которых она радовалась с тем же искренним детским воодушевлением. Потом за ужином обсуждали ее мысли и планы по поводу сада, и заодно по поводу того, чтобы завести больше зелени и цветов на веранде, а то там, по ее мнению, без них было «пустовато». И Эйдан шутил, что с грибами уже стало намного лучше, а потом искренне и всерьез восхищался ее идеями, потому что у нее и впрямь были вкус, и фантазия. И к концу ужина он от души решил, что и безо всякого секса – очень счастливый доминант сейчас, потому что у него есть его чудесная девочка, которая доставляет ему столько радости самим фактом наличия себя в жизни Эйдана.
А занимаются они любовью или нет – это частности. Очень сложные частности, учитывая его садистские пристрастия, которые готовы разделить очень немногие и которые он вовсе не готов вываливать на голову милой и чудесной, а еще к тому же безмерно запуганной Лейтис. Так что, может, даже и лучше вовсе об этом не задумываться и просто наслаждаться жизнью рядом с ней. Хватило его убежденности до того момента, когда Эйдан, собравшись ложиться спать, услышал тихий, но настойчивый стук в дверь своей комнаты.
– Хозяин Эйдан, к вам можно? – спросила Лейтис и едва он дал ей утвердительный ответ, как в комнату вошла она, одетая в черное и весьма минималистичное белье и в развязанный халатик. Любимые им хвостики очень задорно качались, когда она грациозно скользила в сторону его кровати, улыбаясь и поигрывая поясом от халатика, – Хозяин Эйдан, надеюсь сегодня вы рады своей сабе?
От представшего перед ним зрелища Эйдан чуть не упал прямо где стоял. Теперь ему и воображать почти ничего не надо было: чувственные изгибы тела Лейтис предстали перед ним во всей красе, хоть зажмуривайся. Да что ж такое! Это из-за голобокса, выходит?.. Он опять сделал для Лейтис что-то, для чего, по ее мнению, благодарности на словах было мало – и вот пожалуйста, она опять пытается отплатить ему сексом. В ванную, что ли, малодушно сбежать, запершись изнутри? Впрочем, разумеется, этого Эйдан, как доминант, себе позволить не мог. Но ничего другого сейчас не в силах был сделать тоже, вытаращившись на нее во все глаза, как распоследний дурак, и замерев на месте.
Ему представилось, как он прижимает Лейтис к стенке, в одно движение стягивает с нее трусики, подхватывает под бедра, понимая вверх, и тут же входит в нее, решительно и страстно, лишь приспустив халат и лямки бюстгальтера с плеч, чтобы наконец-то целовать и кусать и облизывать эту восхитительную грудь, которая все время являлась ему в эротических мечтах. И рассказывая ей, что она невыносимо наглая, развратная, чудесная, самая лучшая для него девица. Которую он сейчас отымеет как следует, если уж она так напрашивается. Потому что невозможно ее не желать, невозможно ее не целовать, невозможно не трогать ее и пальцем, когда она не просто рядом, а вытворяет такое. Лейтис… его любимая, его единственная саба.
Эйдан вздохнул и тряхнул головой, избавляясь от наваждения, а потом подошел к ней, очень аккуратно запахнул халатик и старательно подвязал его поясом.
– Я тебе всегда рад, Лейтис, – сказал он совершенно искренне. Эйдан хотел, чтобы она была рядом всегда. А сейчас, к тому же, со всей ясностью понимал, что не может ее ни отругать, ни тем более выгнать. Это было бы несправедливо: она искренне хотела проявить к нему хорошее отношение в ответ и делала это как умела. И заслужила от Эйдана только внимания, заботы и благодарности. – Если хочешь, оставайся спать здесь, рядом со мной, на моей кровати. Спать означает сон, закрыть глаза и видеть сны, – он обнял ее и нежно поцеловал в висок. Все это вместе и одновременно было маловыносимо: хотеть ее и целомудренно лежать рядом, нежно обнимать и вынужденно ставить границы... Они просто лягут сейчас, он ее обнимет и попытается как следует все объяснить. Не упомянув при этом, как сильно изнывает от желания. А то тогда она точно не поймет, с чего бы ему отказываться, если саба сама предлагает.
– Я вам не нравлюсь? – растерянно спросила Лейтис, возведя брови домиком, и у нее задрожали губы.
– Во имя Трехликой, – сокрушенно выдохнул Эйдан и тут же подхватил Лейтис на руки, усевшись на кровать вместе с ней и крепко прижав к себе. Пожалуй, не упоминая объяснить не получится никак. Пожалуй, лучше вообще откровенно во всем сознаться, лишь бы его чудесная девочка не думала, что она для него непривлекательна. – Очень нравишься, Лейтис, безумно, невыносимо. С первого дня, что ты здесь. Я сегодня так на тебя засмотрелся, когда ты там возле клумбы стояла, взгляд отвести невозможно... А сейчас и вовсе... невозможно. Ты невероятно красивая и соблазнительная. Но... я хочу, чтобы между нами что-то было, только если ты тоже хочешь, по-настоящему, а не просто потому, что я твой доминант и имею право.
– Как будто на мне где-то написано, что я не хочу, – в сердцах сказала Лейтис, – Или я пристаю ко всем встречным и поперечным и выгляжу такой нимфоманкой, которой не вы нравитесь, а любой встречный, у которого член в штанах имеется. С чего вы вообще такое взяли! Это обидно, между прочим! Как будто я сама вообще ничего решить и понять не могу!
Ему немедленно сделалось невыносимо стыдно. Потому что он, ее доминант, не понял ее чувств и желаний. И обидел этим Лейтис, сильно. Что следует из того, что его саба решила соблазнить его вовсе не из благодарности, а потому что он ей кажется соблазнительным, Эйдан сейчас сообразить не мог. Он слишком волновался про то, что ее расстроил, чтобы думать о приятных перспективах в эту минуту.
– Лейтис, хорошая моя, прости меня, – от всей души сказал он. – Я перед тобой виноват, я тебя не понял, не почувствовал… и виноват. Обидел очень, заставил переживать… я думал, ты это делаешь просто из хорошего ко мне отношения. Из благодарности за мое хорошее отношение. А не потому, что я тебе нравлюсь, как мужчина. И очень сильно этим обидел, потому что нравлюсь. И ты почти до слез расстроилась… и тогда за обедом тоже, да?.. Бедная моя, чудесная Лейтис, прости.
– Обидел! Я тут сутки коварные планы строила, как тебя все-таки соблазнить, а ты… вот! – Тут она уткнулась к нему в плечо и зарыдала.
Эйдан и сам чуть не расплакался от невыносимой нежности к ней, которая накрыла его разом, как огромная волна.
– Моя самая замечательная саба… Сутки! Так для меня старалась, бедная хорошая девочка, а я так ужасно себя повел, – проговорил он одновременно сочувственно и восхищенно, прямо ей в ушко, прижав ее к себе еще крепче. Сейчас не поцеловать ее было просто невозможно, он бы не вынес не поцеловать, и не поцеловать было бы самым чудовищным и жестоким преступлением. – Чудесная моя… Красавица моя… Самая соблазнительная… Самая изобретательная… Самая-самая-самая... – полушепотом говорил он, касаясь ее губ короткими поцелуями и вытирая пальцами слезы со щек. А потом приник к этим губам так ласково и так жадно, как хотел все это время, и, не переставая целовать, уложил на кровать, чтобы улечься рядом и продолжить поцелуй, сжимая Лейтис в объятьях.
– Все равно ведь не соблазнила, – горестно сказала она, когда он прервался, – Ты меня жалеешь, а не повелся.
Эйдан, который за эти несколько минут уже успел заново «повестись» так, что с него пижамные штаны сползали, очень пристально и внимательно уставился на Лейтис, потом перевел взгляд на тот самый орган, из-за которого сползали штаны, и который свидетельствовал о его желаниях лучше любых слов, снова посмотрел на нее, а потом перевернул на спину, нависнув сверху и глядя прямо в глаза.
– Тебе просто попался самый суровый доминант Луденвика, – нарочито серьезно сообщил он. – Который сдерживает свои желания стальной хваткой, даже когда рядом с ним расхаживает самая соблазнительная саба Луденвика в одном красивом нижнем белье, которую хочется незамедлительно прижать к стенке и взять прямо так, стоя, потому что невозможно терпеть, когда она такая красивая. И даже когда она невыносимо эротично трогает его ногой под столом, он остается невозмутим и не велит ей залезть под этот самый стол, чтобы незамедлительно доставить ему удовольствие, хотя ему очень хочется. И теперь бесконечно сожалеет, что этого не сделал. Впрочем… я ведь могу завтра утром за завтраком?.. – полувопросительно сказал он, продолжая смотреть на нее, склонившись к ней совсем близко.
– О да, мой хозяин, – с придыханием ответила Лейтис, – Хоть весь завтрак, я вся в вашем распоряжении!
«Ох, девочка!» – мысленно вздохнул Эйдан и тут же нетерпеливо прижался к ней бедрами. Это было прекрасно: и видеть, и ощущать наконец ее желание, которое больше не смешивалось с его собственным – откровенное и сладкое, головокружительное. Самое упоительное, что может быть в мире: то, как Лейтис хочет его. Своего доминанта, способного завести ее даже не приказом, а обещанием приказа. Во имя всех богов… ни один мужчина в мире не мог быть счастливее Эйдана в эту секунду.
– Ты и сейчас в моем распоряжении, – проговорил он, целуя ее в шею возле уха, переплетая свои пальцы с ее пальцами, чтобы прижать руку Лейтис к кровати. – В полном… моем… распоряжении… – он спустился поцелуями вниз по ее прекрасной шее, которая на вкус, под губами, была еще восхитительнее, чем ему представлялось, до самого ободка ошейника, провел языком прямо над ним, поцеловал ключицу под ним, а потом, слегка отстранившись, велел Лейтис: – Сядь, я хочу тебя раздеть, прямо сейчас.
– Да, хозяин, – у нее горели глаза, когда она поднималась и все это время Лейтис смотрела на него безотрывно. Она была настоящей сабой, нуждающейся в том, чтобы ею командовали и подчиняли, жаждущей его власти над ней – власти, которая всегда должна была быть ограничена ее желаниями, зачастую даже невысказанными. Если связь укрепится, то Эйдан будет их ощущать, не станет ошибаться, как сейчас, и всегда будет доставлять ей только удовольствие – в этом были суть и смысл образования доминантно-сабмиссивных пар. Именно это стабилизировало магию сабов прежде всего, а не артефактные ошейники, которые просто помогали справляться, особенно поначалу. И Эйдан горел желанием делать своей сабе только хорошо, но слишком боялся, что после всего ее явно ужасного опыта, она совсем не может подчиняться, как положено ей по ее природе. Но он ошибся, и теперь ему нужно было просто загладить свою ошибку. Показать сабе свою силу и власть, показать, что он всегда будет командовать ею к полному ее удовольствию.
Раздевать Лейтис, неторопливо и с удовольствием, было изысканным наслаждением: медленно стаскивать с ее плечей халатик, поглаживая руки, расстегивать бюстгальтер, чтобы наконец увидеть целиком ее совершенно дивную, прекрасную грудь, взять в ладони, слегка сжать, снова любоваться.
– Моя красавица… восхитительная… – довольно сказал Эйдан, а потом, слегка толкнул ее ладонью под подбородок, велев: – Запрокинь голову, покажи мне шейку, – чтобы погладить пальцами вверх и вниз по всей длине, ласкать возле ошейника, чувствуя, как она трепещет, слышать, как учащается ее дыхание.
Любоваться ей еще, а потом снова велеть: – Поднимись, на колени, – махнув рукой, и когда она встала, добраться губами до этой невозможно сладкой груди, целовать и облизывать, одновременно поглаживая ладонями по спине. – Теперь раздень меня, – отдал он новое указание, не прерывая своих ласк, напротив, сделав их еще более жаркими и страстными, тут же зашептав: – Моя сладкая… моя Лейтис… Моя!
– Ваша хозяин Эйдан, вся ваша! – согласилась Лейтис и старательно снимала с него одежду, пока он ласкал ее грудь, потом слегка, совсем несильно потянул ее за хвостики, это должно было быть можно, оно про власть и доминирование, а не про боль. Когда Лейтис справилась с задачей, потянул ее за хвостики чуть сильнее, заглянул в глаза, спросил:
– Ты ведь хочешь уже доставлять мне удовольствие, моя саба?
– Очень хочу, хозяин! – и по выражению ее лица, по учащенному дыханию, по румянцу и покрасневшим губам было видно, как она хочет, но Эйдан принял суровый вид и сказал:
– Сейчас проверю! – и только тогда позволил себе запустить руку между ее ног. Там было восхитительно горячо и влажно, трудно было оторваться, но Эйдан выдержал лицо, убрал руку, – Действительно хочешь, послушная саба, хорошая. Тогда я разрешаю тебе вылизать его.
Он указал на свой член, и Лейтис склонилась над ним, чтобы выполнить распоряжение. Это было восхитительно – ощущать ее язычок, наблюдать ее красивую спинку и попку, когда она так склонялась, старательно доставляя ему удовольствие. А он продолжал приказывать, чтобы ей было еще приятнее это делать:
– Теперь чуть быстрее… Вот так… Теперь головку… Старайся… О-о-о… Хорошо, старательная саба. Выгни спинку сильнее, хозяин хочет тобой любоваться, – он погладил ее по спине рукой сверху вниз, едва удержавшись в конце от шлепка по попке. – Молодец… Красивая девочка, послушная саба. Заслужила, чтобы хозяин взял тебя сегодня. Хочешь, чтобы я сделал это? – он снова позволил себе слегка потянуть ее за розовый хвостик, пока поднимал голову вверх за подбородок.
Какая же Лейтис была потрясающая, когда так преданно и страстно смотрела на него снизу вверх! Еще красивее, чем всегда, самая красивая сейчас – его, вся целиком, саба хозяина Эйдана. Сама мысль об этом была такой возбуждающей, что у него по позвоночнику пробежала дрожь. И все сжалось в предвкушении того, как он прикажет Лейтис раздвинуть перед ним ноги. Как возьмет ее, придавив к кровати, сжимая в объятьях, ощущая своей еще больше, еще сильнее. Даже воображать это было бесконечным удовольствием.
– Мечтаю, хозяин Эйдан, – согласилась Лейтис, и это, мягко говоря, не передавало того, как сильно она хотела. Она была не просто мокрой между ног, смазка потекла ниже, вся внутренняя часть ее бедер была влажной, так она хотела.
Эйдан умел командовать, умел показать свою власть так, что большего казалось и желать невозможно, даже не нужно было мечтать о том, чтобы он ее выпорол или как-то иначе распорядился ее телом по своему усмотрению – а это были те вещи, которые обычно могли ее довести до такого состояния. И сейчас она мечтала об одном: чтобы этот красивый и достаточно крупный член, с которым она теперь была неплохо знакома, оказался в том месте, которое так его жаждало. У нее давно не было мужчины, Лейтис не настолько низко себя уронила, чтобы спать с собратьями по несчастью на улице, так что сейчас наверняка член Эдана покажется ей даже слишком крупным, и эта мысль доставляла ей неимоверное удовольствие.
– Хорошая саба, любишь доставлять удовольствие хозяину, – Эйдан, продолжая удерживать Лейтис за подбородок, погладил ее большим пальцем по губам, слегка толкнул его в рот, чтобы погладить язык тоже, а потом отпустил ее голову и, как-то особенно строго и решительно велел: – Ложись на спину и раздвигай ноги! – кивнув в сторону подушек.
Сам он остался стоять на кровати на коленях, уперев одну руку вбок и наблюдая сверху, как Лейтис выполняет указание, с видом строгим и невозмутимым. Доминировал над кроватью и над ней самим своим положением в пространстве, видом и позой. Он смотрел на нее внимательно, будто оценивая, насколько она справляется и насколько заслужила, чтобы он отымел ее прямо сейчас, как Лейтис страстно хотелось.
Она лежала, так глядя на него, любуясь его атлетическим телом и изнывая от желания, чтобы он овладел ею не только снизу, чтобы еще и снова так вот властно поласкал ее язык, а потом еще двумя пальцами, жестко и ощутимо и Эйдан, будто услышал ее мысли, опустившись над ей, он оперся на локоть и опустил палец к ее рту:
– Старайся, покажи еще раз хозяину, как ты хочешь, – и когда она облизала палец, втягивая его внутрь, толкнулся вторым пальцем, дождался, пока она выгнется от удовольствия, и тогда вошел в нее на всю длину члена сразу, не жалея.
Это было так восхитительно, что Лейтис застонала, едва не закричала, и Эйдан еще и еще опускал пальцы ей в рот, пока не решил сменить позу. Теперь он наваливался на нее всем телом, давал ей ощутить насколько он сверху и какой он тяжелый – это было совершенно восхитительное чувство, несравнимое ни с каким другим. Он сжимал ее в тесных объятьях, стискивая ладони на плечах и двигался в ней, резко, жадно, страстно, а потом провел рукой вниз, ухватил за попку и хрипло сказал на ухо:
– Закинь на меня ножку. Выше! Вот так, – а потом вошел еще глубже, еще сильнее, так что Лейтис казалось, что она ощущает Эйдана буквально всем своим телом, по которому от каждого его движения в ней расходится дрожь наслаждения.
Он продолжал двигаться, ускоряясь, и целовал ее в губы, в подбородок, в шею, снова спускаясь к ошейнику. А добравшись до него, ухватил зубами и потянул, с глухим страстным полустоном-полурычанием. И Лейтис, ощутив давление ошейника, невольно запрокинула голову, открывая Эйдану шею, которую он тут же принялся снова целовать.
– Моя… моя… моя… Моя Лейтис, моя девочка, моя саба.
– Ваша хозяин, только ваша и больше ничья, ни за что не буду ничья другая, – согласилась Лейтис, потому что ощущала это именно так: она могла быть только с ним, с этим восхитительным красивым властным мужчиной, могла принадлежать только ему, навсегда, потому что ни с кем другим ей не может быть и в половину так хорошо. Она всегда хотела ощущать в себе только его член.
И на этой мысли ее накрыла волна восхитительного оргазма, который длился очень-очень-очень долго, так что Лейтис совершенно выдохлась к тому времени, как он кончился, и ощутила себя свалившейся на кровать тонкой тряпочкой, которую только что очень хорошо отгладили – всем телом Эйдана.
– Лейтис, – шепнул он ей на ухо, теперь совсем ласково, прежде чем, отстранившись лишь ненадолго, укрыть одеялом и тут же, улегшись рядом, сжал в сильных и крепких объятьях, в которых было очень уютно. – Самая чудесная, самая сладкая, самая страстная… С тобой восхитительно хорошо, девочка моя, – все так же шепотом говорил он, касаясь ее щек, подбородка и губ, легкими, неторопливыми расслабленными поцелуями.
– Мхм-м-м, – согласилась Лейтис, у которой сил не было даже на то, чтобы шевельнуть языком, привалилась к Эйдану поближе и мигом уснула.
«С ума сойти!» – это была первая внятна мысль, которую подумал Эйдан, когда все закончилось и стихла последняя судорога невыносимо яркого оргазма. И теперь это «с ума сойти» повторялось у него в голове на разные лады, пока он лежал, сжимая в объятьях свое спящее сокровище с растрепавшимися хвостиками. Эйдан очень осторожно, чтобы не потревожить, стянул резинки с волос Лейтис, отложил на тумбочку и продолжил смотреть на ее умиротворенное во сне лицо, слушать ее тихое, ровное спокойное дыхание.
От всего этого и впрямь было можно свихнуться: то ли от радости, то ли от изумления, то ли от понимания, что он все это время вел себя как полный дурак – а скорее от всего сразу и одновременно. От того, что сегодня его жизнь благодаря Лейтис снова сделала кульбит, и теперь его саба сладко спит в его объятьях, ровно так, как он еще вчера, да что там, еще сегодня смел только мечтать.
Впрочем, еще лучше было слушать Лейтис, которая всегда и во всем была совершенно запредельно искренней. А особенно с ним, Эйданом, потому что доверяла ему. Так, как, может быть, никому никогда не доверяла в жизни раньше. Своему хозяину, которому только что подчинялась с таким нескрываемым и страстным удовольствием. Эйдан ужасно сглупил, решив, что при таких проблемах в жизни, где она пугается каждого его неосторожного слова и движения, пугается даже неожиданных сюрпризов – проблем в сексе у нее будет еще больше. И потому держал дистанцию здесь куда сильнее. И сглупил. Потому что нужно было делать ровно наоборот, потому что в постели Лейтис вовсе не была запуганной, и он мог ей дать то, что ей нужно, в полной мере. Они оба могли быть друг с другом ровно так, как им обоим было нужно.
«Спасибо, моя чудесная саба», – подумал он, улыбнувшись. Его Лейтис сделала все правильно, принялась его соблазнять и соблазнила, в конце концов. Хорошая саба, замечательная, готовая, если хозяин ошибся и делает все неправильно, взять и сделать правильно. Строптивая, своевольная, беспокойная – самая лучшая для Эйдана. Он бы не хотел никакой другой. Лейтис была лучше всех, лучшая в Луденвике, в Нортумбрии, на всей планете.
Будильник у Эйдана на медальоне играл какую-то приятную мелодию, от которой Лейтис хотелось не просыпаться, а продолжать смотреть сны уже под нее, вплетя в ускользающее сновидение, в котором она куда-то шла по лесу – возможно, за грибами – а музыка звучала прямо из крон деревьев. Денек там стоял погожий, и просыпаться из этого сна вовсе не хотелось, но потом Лейтис ощутила объятия Эйдана – и немедленно передумала, решив, что в реальности сейчас намного лучше.
– Хозяин Эйдан! – восхищенно прошептала она, открыв глаза и увидев, что он уже не спит, после чего сразу кокетливо спросила: – А я заслужила утренний поцелуй?
– Доброе утро, моя чудесная Лейтис, – Эйдан улыбнулся и тут же наклонился к ней, коснувшись носом кончика ее носа. – Ты заслужила много-много утренних поцелуев, и не утренних тоже, всяких разных, – сказал он очень довольным тоном и сразу же, в подтверждение слов, поцеловал ее, нежно, неторопливо и с удовольствием.
Лейтис осторожно погладила его по боку, радуясь этой возможности расслабленно побыть с ним. Эйдан уже пообещал, что весело будет за завтраком, а значит сейчас можно было просто целоваться и обниматься, а может даже заняться сексом «ванильно», если он захочет. Все-таки сабмиссивность требовала подчинения не круглосуточно, а сколько-то, не слишком много. Каждому сабу нужно было свое количество командного воздействия, чтобы успокоить нервы и магию и на какое-то время сделаться как нормальный член общества, который может за себя отвечать, и выяснить это количество можно было только опытным путем. В любом случае, после вчерашнего Лейтис стало легче, так же как ей стало легче после того, как Эйдан надел на нее поводок в торговом центре. И когда это незримое давление магии утихало, ей хотелось ласки и нежности не меньше, чем любому человеку, не отягченному нестабильным магическим даром.
Эйдан, кажется, разделял ее желания – или чувствовал, что ей сейчас нужно. Хотя связь и у них была пока совсем слабая, она все же была и проявлялась то и дело. В любом случае, когда он медленно поглаживал Лейтис по спине и так же медленно, томительно-нежно целовал в губы и в подбородок, выглядел он очень даже довольным.
– Такая красивая… хочется поцеловать тебя везде, – наконец сказал он, снова ей улыбаясь. – Красивая, чудесная и рядом, невозможно не целовать.
– Вот и целуй, – довольно сказала Лейтис, – Я ведь твоя саба, так что ты обязан получать удовольствие! Ну и мне заодно доставлять. Чуточку.
Она томно потянулась, ощущая себя самой коварной соблазнительницей и манипуляторшей домами, прям как Джулия Джонс, шпионка из комиксов. Это было смешное чувство, потому что Летис отлично знала, что ничего подобного, но кажется оно возникло от того, что она ощущала чувства Эйдана и чувствовала, как своими действиями может на них повлиять и это было в конце-концов отчаянно приятно, точно чувствовать, как тебя сильно и страстно хотят, и как желают делать тебе хорошо.
– Чуточку?.. – с очень лукавой улыбкой спросил Эйдан, вздернув бровь, а потом принялся покрывать ее шею легкими, совершенно зефирными, нежнейшими поцелуями и так же нежно поглаживать ее языком, спускаясь ниже, на плечо, а оттуда к груди. – Самую капельку… и очень-очень осторожно буду доставлять тебе удовольствие, – полушепотом сказал Эйдан и медленно очертил языком круг возле ее соска.
– Ну потому, что главное удовольствие – тебе, – широко улыбаясь объяснила Лейтис, – а мне чуточку, что останется. Я не жадная!
– Самая… щедрая… саба… в Луденвике… – проговорил Эйдан, то обхватывая ее сосок губами, то снова отпуская. Потом переместился губами ко второй груди – и продолжил свои ласки. – Мне с тобой так повезло… Ты мое главное удовольствие, Лейтис, вся ты целиком, – ладонь Эйдана заскользила по ее боку, по животу, по бедру, описывая изгибы тела, задерживаясь в некоторых местах, чтобы погладить с особенным вниманием и наслаждением.
– Правда? – Лейтис принялась целовать его шею, гладя одной рукой по голове, а второй аккуратно спускаясь по спине к его заманчивой крепкой заднице, – А чем я тебе нравлюсь, расскажешь?
Ей и правда нужно было это слышать, хотелось чувствовать, что она ему правда хорошая и нужная и привлекательная, что дело не просто в том, что у него утренний стояк, а в том что ему хорошо с ней.
– Конечно, – Эйдан довольно вздохнул, откидывая голову, подставляя шею под ее губы. – Именно этим и собирался заниматься одновременно с поцелуями. Целовать везде и рассказывать, как ты мне нравишься везде…
Он снова наклонился к ней, чтобы поцеловать в плечо, покрыть его все до самого изгиба шеи быстрыми жадными поцелуями, а потом перебраться на ключицу. А обе его руки продолжали путешествовать по телу Лейтис, неторопливо лаская.
– Очень сексуальная, – выдохнул Эйдан ей в шею. – Такая, что в одежде тебя все время хочется представлять раздетой, твою восхитительную грудь и не менее восхитительную попку, которые эта клятая одежда так красиво облегает… А без одежды просто невыносимо соблазнительная… Лейтис… Самая очаровательная. Двигаешься, как кошечка. Я бы тобой любовался все время, если бы мне не хотелось так сильно тут же тебя схватить и что-нибудь с тобой сделать. Все с тобой сделать. Страстно, как вчера, нежно, как сейчас. Хочу с тобой по-всякому, потому что ты мне всякая нравишься, всегда, – он продолжал покрывать поцелуями ее кожу, пока говорил, а потом приподнялся на локте, запустив пальцы в ее волосы, с розой стороны. – И волосы твои обожаю. Запрещу тебе перекрашиваться, как суровый доминант… Тебе безумно идет этот розовый. К твоим губам, к твоим щечкам… Чудесная моя, – он вздохнул и обхватил своими губами ее в томном и жарком поцелуе.
От слов «все с тобой делать» Лейтис завелась, немедленно, представив себе очень разное «все». Разумеется, о порке даже мечтать не стоило, но Лейтис тут же отмахнулась от этой грустной мысли когда ей было так хорошо, принявшись думать о куда более реалистичном, но тоже приятном. Ну уж поводок он, наверное, не откажется привнести в их игры и сзади отыметь, и, может, хотя бы намекнуть на связывание? Распорка между ног, руки за спиной и Эйдан который рассказывает ей, что дело сабы молча сосать, а не ждать, пока ее будут заводить и ласкать, так что теперь он ее отымеет насухую, чтоб не выступала… Наверняка ее фантазии зашли слишком далеко, дальше, чем он стал бы себя вести с ней, но рядом с ним представлялось так сладко! И Лейтис все же тихонько, совсем немножечко повоображала про Эйдана с ремнем в руке, который обещает ее наказать как следует. А потом закинула ногу ему на бедро, наслаждаясь близостью с Эйданом. Ей нравился его запах, нравились его рыжие кудрявые волосы, его прекрасный нос, его умение командовать, его манера носить сюртук, его доброта с ней и с Тэвишем. Она тоже хотела его всего, такого как есть.
Когда Эйдан оторвался от ее губ, Лейтис сообщила:
– Это магическая «вечная» покраска, ее не так просто свести. Вот если бы тебе не нравилось – было б проблематично.
Эйдану не могло не нравиться: волосы были… как отражение самой Лейтис. Откровенно вызывающе, почти по-детски трогательно, очаровательно женственно и сексуально, и обаятельно – все сразу, как сама Лейтис, которой тоже были нужны одновременно строгость и нежность, жесткость и мягкость, страсть и ласка. Которая была такой разной, оставаясь единственной и неповторимой собой. Его саба, его… другой такой нет, для Эйдана точно не существовало никого, кроме нее, ему не был нужен никто, кроме Лейтис. И он и правда хотел с ней всего, хотел нежно и неторопливо заниматься с ней любовью сейчас, чтобы она чувствовала, как нравится ему, как он заботится о ней – и уже мечтал о завтраке. О том, как она встанет перед ним на колени. Как он снова возьмет ее на поводок… ей нравился поводок, ей нравилось, когда ее тянули за ошейник, он проверил вчера, ему хотелось узнать. Узнать, что она любит, когда ее придавливают к кровати. Когда удерживают руки. И значит, если она не против, а вовсе наоборот – можно продолжить… И привязать ее потом уже наконец к этой гвитирианской кованой спинке, что он столько раз представлял в своих фантазиях. Конечно, его мечты заходили куда дальше допустимого, и думать сейчас о том, как по ее красивой кругленькой попке со всего маху проходится стек, оставляя на ней огненно-красные следы, было слишком, чересчур. И Эйдан старательно отогнал от себя эти мысли, сосредоточившись на том, что с ней делать можно. Этого уже было невообразимо много! И Эйдану хотелось любить свою Лейтис всеми возможными способами.
– Мне очень нравится, – заверил он, продолжая перебирать пальцами волосы, поглаживать по голове. Он перебрался пальцами на черную половину волос и одновременно обхватил губами мочку ее ушка, тоже совершенно прекрасного. – Это очаровательно дерзко и очаровательно мило одновременно. Как ты. Чудесно. Очень тебя хочу, девочка моя, – он шумно вздохнул и скользнул рукой между ее ног, лаская внутреннюю сторону бедра, продолжая делать все неторопливо и нежно, наслаждаясь каждым прикосновением к ее телу.
– Я очень дерзкая и непокорная саба, – согласилась Лейтис, – Это ведь тоже чудесно, я надеюсь?
– Восхитительно, – от всей души ответил Эйдан. Потому что в нем с новой силой вспыхивало желание от одних ее слов. Дерзкая, непокорная, которую так приятно покорять… так сладко, так хорошо. Видеть, как Лейтис смотрит на него сверху вниз, ловя его слова, его приказы каждой клеточкой собственного тела, трепещет вся, чувствуя его власть над собой. Удовольствие. Бесконечное. Знать, что она, чудесная строптивая девочка, покорится ему не из страха, не силой, а потому что хочет, жаждет не меньше, чем он жаждет ощущать ее в своей власти. – Чудесно дерзкая, очаровательно непокорная, потрясающе строптивая. И хозяин знает, что с этим делать, – последнюю фразу он шепнул ей на ухо, совсем тихо, одновременно нетерпеливо скользнув ладонью вверх между ее ног, чтобы добраться до самого главного, до того места, которое принадлежало только ему. Которое он сейчас тоже будет покорять, снова, иначе, чем вчера, ласково, нежно, ничуть не менее прекрасно.
Целовать ее самыми трепетными поцелуями и представлять, как позже будет совсем иначе, как он одним словом или движением руки поставит Лейтис на четвереньки, как скажет, что дерзкие непокорные сабы нуждаются в том, чтобы их воспитывали получше. И связали покрепче. И были с ними пожестче. Представлять, как велит подползти к нему на коленях и снова доставить ему удовольствие ртом. И пока она делает ему минет, сможет снова в свое удовольствие тянуть ее за чудесные хвостики, управляя каждым движением головы. Думать обо всем этом, продолжая неторопливые заботливые ласки, было особенно горячо.
– Это самое лучшее для сабы – когда хозяин знает, что с ней делать, – промурлыкала Лейтис, жмуря глаза от удовольствия, – Самое правильное! Когда хозяин знает, что делать, сабам даже не хочется капризничать и вредничать, потому что им и так хорошо.
– А чего хочется сабам сейчас, чтобы им стало совсем хорошо, м? – шепотом спросил Эйдан, снова теребя губами ее ушко. Это был вопрос, на который Эйдан прекрасно знал ответ, и тут же ответил, движениями своих пальцев лаская ее там, где ей больше всего хотелось, исследуя, пробуя, изучая, как ей приятнее и слаще.
«Я буду знать, что делать, девочка моя. Буду для тебя. Всегда, всегда буду, понимать, чувствовать, думать, решать – чтобы тебе было хорошо. Я хочу, чтобы тебе было всегда хорошо, моя сладкая Лейтис», – думал он, продолжая шептать вслух, какая она красивая, очаровательная и желанная. Он ощущал Лейтис сейчас, их связь, пока совсем хрупкую, распускающаяся, как цветок, окутывающую Эйдана дивным ароматом страсти Лейтис, ее удовольствия, ее радости оттого, что они вместе. Все время, пока они двигались в неторопливом ритме любви, ускоряющемся постепенно, чтобы оборваться на самой высокой ноте удовольствия, накрывшего их одновременно. И это было самое прекрасное утро, которое Эйдан только мог себе представить. Которое должно было стать еще прекраснее, потому что их ждал завтрак.
К завтраку Лейтис спустилась в одном халате на голое тело, все равно снимать, так зачем напяливать лишнее? Хотя это так только называлось – завтрак, поесть она уже по всему рассчитывала после того, как Эйдан отправится на работу. Посидит на кухне с Тэвишем, будет уютно. А Эйдан напротив появился при полном параде, в очередном красивейшем синем сюртуке, который ему очень шел, хотя обычно завтракал он одетым по-домашнему. Но Лейтис отлично поняла зачем: одетый как для работы он был в куда более сильном положении, чем в халате. И когда она такая беззащитная голая и в ошейнике, встанет перед ним на колени, это сразу будет о том, что он хозяин положения. А еще это был не самый тонкий намек на то, что это Лейтис хочет и ей нужно, а Эйдану – не очень и он лишь возможно снизойдет к ней, что было само по себе прекрасно. Именно так. Он очень хорошо понимал ее потребности. Ее хозяин, самый властный доминант Луденвика.
Когда она вошла, Эйдан уже сидел за столом и с самым невозмутимым видом нарезал на кусочки жареную колбаску, ловко и очень элегантно орудуя ножом и вилкой. Он медленно повернул голову к Лейтис, окинул ее с ног до головы пристальным взглядом, который, казалось, можно было почувствовать физически, и слегка кивнул на стул слева от себя, напротив которого стояла ее тарелка. Сам он, разумеется, сидел с торца, во главе стола.
– Можешь сесть, – сказал Эйдан и вернулся к колбаске. Снисходить он к ней собирался явно не сразу. Впрочем, когда Лейтис уселась и взяла в руки приборы, он тут же отложил свои и, наклонившись к ней, очень уверенным хозяйским движением раздвинул полы ее халатика, так что получилось совсем уж неприлично глубокое декольте. – Так намного лучше, – сообщил Эйдан, погладив пальцами между ее грудей.
– Как скажете, хозяин Эйдан, – согласилась Лейтис и приступила к яичнице, пока она еще теплая. Ела она ее неторопливо и изыскано, по всем требованиям этикета, прекрасно зная, что это выглядит очень провокационно. Все это напускное смирение, опущенные глаза, изящные движения. Пусть вот тоже помучается, раз решил тянуть.
Хватило Эйдана, впрочем, ненадолго – точнее говоря, он просто дождался, когда она приступит к еде, чтобы почти сразу сказать:
– Хозяин должен заботиться о тебе, Лейтис, – и снова уставиться на нее очень пристальным взглядом. – О том, хорошо ли ты ешь… Встань, – он махнул левой рукой вверх, чтобы тут же указать пальцем вниз, на пол возле своего стула: – на колени, – и воткнул вилку в кусок колбаски.
Лейтис поднялась, как бы ненароком цепляя кончик пояса халатика, чтобы он распахнулся сразу же, и с нестерпимым удовольствием опустилась на колени, преданно глядя на него снизу вверх.
– Да, хозяин Эйдан, вы всегда заботливы к своей сабе.
Провоцируя его, она очень надеялась, что Эйдан возмутится ее строптивым поведением, ведь раздеваться он не приказывал, и эта мысль согревала Лейтис. Так игра была гораздо интереснее.
– Разве я велел тебе раздеваться? – в полном соответствии с ее ожиданиями недовольно спросил Эйдан. Разумеется, он не мог не отреагировать на ее маленькую наглость. – Ужасно своевольная саба! И очень, очень распутная! Придется быть с тобой построже.
От одних его слов, Лейтис ощутила себя по настоящему плохой сабой, которая очень виновата перед хозяином и это было восхитительно и очень возбуждающе. Мало что могло ее порадовать сейчас больше обещания быть построже. Разве что сама строгость.
Эйдан едва закончив ее ругать, тут же достал из кармана пиджака уже знакомую Лейтис цепочку, купленную в скобяном магазине, и быстро защелкнул карабин у нее на ошейнике, намотав другой конец себе на руку, так что поводок стал совсем коротким – Эйдану хватило бы сейчас легчайшего движения, чтобы управлять ею.
– Хочешь добиться внимания хозяина? Заслужи внимание хозяина, а не провоцируй его своеволием! – строго выговорил ей он и осторожно потянул за поводок, чтобы Лейтис подалась чуть ближе к нему.
– Да, хозяин Эйдан. Я очень виновата, хозяин Эйдан! Простите свою беспутную сабу, хозяин Эйдан, – проговорила Лейтис, очень виновато глядя на него снизу вверх.
– Веди. Себя. Хорошо, – раздельно выговорил Эйдан, склонившись к ней. – Слушайся хозяина, делай все, что скажет хозяин – и я прощу тебя на первый раз сегодня. И, возможно, даже разрешу доставить мне удовольствие. Если будешь стараться. Ешь, тебе нужно хорошо есть, – ее губ коснулась вилка с совсем маленьким кусочком колбаски, скорее для игры, чем для еды. – Открой ротик!
Это было восхитительно, у Лейтис сами сжались соски, хотя тут не было прохладно и их никто не трогал, и она с радостью открыла рот, исполняя приказание. Когда Эйдан сам буквально положил ей колбаску в рот, она осторожно сняла губами этот кусочек, чтобы быстро его прожевать и сказать:
– Благодарю, хозяин!
– Уже лучше, – одобрил Эйдан, мягко похлопав ее ладонью по щеке. – Так и нужно себя вести: слушайся и благодари.
Он подцепил на вилку еще кусочек колбаски, снова велел открыть ей рот, а когда она взяла еду губами, отложил вилку и макнул палец в соус на тарелке.
– С соусом вкуснее. Открой ротик! И оближи, как следует, старательно, – палец слегка мазнул по губам Лейтис, оставляя на них капельку соуса.
О, да с соусом было вкуснее – вылизывать губы, показывая Эйдану свой язык, втягивая губу в рот, старательно показывая, как она может доставить этим ртом ему удовольствие.
– Вы так внимательны, хозяин Эйдан, объясняете, как лучше себя вести вашей беспутной сабе! Я не устану благодарить вас за вашу заботу, – сказала она в конце своего представления и снова облизала губы.
– Умница, старательная саба, – одобрил Эйдан и снова провел пальцем в соусе по ее губам, а потом толкнулся в рот. – Хорошо старалась и заслужила еще. Оближи! – палец сразу же принялся настойчиво поглаживать ее губы и язык, забираясь глубже, неторопливо, но очень уверенно овладевая ее ртом.
Лейтис принялась посасывать его палец, ощущая, как всерьез возбуждается, как ей хочется придвинуться к хозяину Эйдану ближе, чтобы потереться об его ноги всем телом, очень надеясь, что уж теперь-то он заведется достаточно, чтобы велеть ей хорошенько вылизать вовсе не пальцы.
Словно услышав ее мысли и точно почувствовав желания – хотя Лейтис знала, что это невозможно даже с их связью – Эйдан выставил вперед одну ногу, просунув между ее бедер и погладив по животу и ниже, там, где было горячее всего.
– Разденься, – велел Эйдан, вынув палец изо рта Лейтис и грубовато погладил ее ладонью по подбородку и щеке, потом – по шее возле уха, скользнув на затылок. – Ты хорошо лижешь, пожалуй, позволю тебе продолжить и дальше, – сказал он и принялся расстегивать брюки.
– О да, хозяин Эйдан, я буду счастлива доставить вам удовольствие, – совершенно искренне ответила Лейтис и, скинув халатик, подползла к нему ближе, устраиваясь между ног и спросила: – Можно?
Когда она оказалась совсем близко, Эйдан намотал на руку еще один виток цепочки, чтобы снова сделать поводок совсем коротким, а потом похлопал ладонью по своему бедру.
– Левую руку сюда. Правой обхвати член. Умница, – когда Лейтис сделала, как он велел, Эйдан провел рукой по ее волосам, чтобы тут же крепко за них ухватить. – Теперь можно. Приступай! Вылижи его настолько бесстыдно, насколько умеешь. Ты ведь умеешь быть очень бесстыдной, моя саба? – он потянул за поводок, одновременно направляя ее голову и второй рукой, которой держал за волосы.
– Угу-у-у-у, – согласилась Лейтис и приступила к заданию со всей старательностью, высунув язык на всю длину, чтобы хорошенько провести им по члену, и не один раз и постанывая от удовольствия, а потом наделась на него ртом, чтобы облизать языком теперь головку, оттянув оттуда кожу рукой и старательно лаская это самое нежное место, трогая кончиком языка маленькую дырочку, лаская именно ее, и еще посасывая, чтобы усилить ощущения – ей говорили, что это феерично и она умела стараться, доставляя удовольствие своему мужчине. А уж Эйдану Лейтис хотела доставить его особенно сильно.
Она не забывала при этом двигать правой рукой, чуть сдавливая, давая ему насладиться по полной, повинуясь тому ритму, который он задавал, дергая за хвостики.
– Ле-е-ейтис, – хрипло стонал Эйдан ее имя, самое сладкое слово на свете, такое же сладкое, как то, что она сейчас делала с ним, для него. Его чудесная бесстыдная девочка, его прекрасная саба, которая так старалась доставить ему удовольствие и так хорошо это умела. – Да, моя хорошая… Вот так… О-о-о, Лейтис! – он двигал ее головой и слегка двигал бедрами ей навстречу, не в силах сдержаться, так ему было восхитительно хорошо, так хотелось больше, чтобы это продолжалось, чтобы не заканчивалось.
И смотреть на Лейтис, видеть ее прелестную голову, склонившуюся к нему, ее очаровательную попку, отставленную назад – было еще лучше. «Моя хорошая, моя замечательная, вся моя», – исступленно думал Эйдан, слегка поддергивая поводок в такт их совместным движениям, купаясь в феерический ощущениях, которые она ему дарила сейчас. Это было так прекрасно, что было совершенно невозможно выносить такое сильное удовольствие долго, и вскоре он еще сильнее толкнулся бедрами ей навстречу и выгнулся, вздрагивая, удерживая ее голову, пока по нему прокатывалась волна ослепительно яркого оргазма. А потом осел на стул, тяжело и сбивчиво дыша, и отпустил Лейтис, чтобы она в последний раз медленно провела по его члену своим самым прекрасным ртом, чтобы, едва она тоже отпустила Эйдана, наклониться и, подняв ее голову за подбородок, поцеловать в губы.
– Чудесная саба, – шепнул Эйдан, прежде чем ощутить губами и языком, как его собственный вкус, острый и терпкий, смешивается со знакомым уже нежным вкусом Лейтис. Это был поцелуй благодарности и поцелуй любви, поцелуй о том, как он восхищается ею, как он счастлив быть с ней, как он ценит ее, свою самую прекрасную сабу.
– Что я еще могу сделать для вас, хозяин? – она положила голову ему на колено и смотрела снизу вверх довольно и умиротворенно, будто тоже кончила вместе с ним. Скорее всего от того, что получила достаточно ощущения власти над собой, чтобы утихомирится и перестать быть строптивой сабой – хотя и ненадолго, скорее всего.
– Хочешь продолжить доставлять хозяину удовольствие, милая? – ласково спросил Эйдан, расслабленно поглаживая ее по голове и посильнее отпустив поводок. Это были минуты нежности и отдыха, для них обоих. – Хорошая саба, – он знал, что она ответит «да», поэтому, не дожидаясь, отодвинул в сторону свою тарелку с едой и стакан с соком, чтобы было куда усадить Лейтис.
– Конечно хочу, хозяин Эйдан, – согласилась Лейтис и потерлась о его ногу грудью.
– Садись на стол, – велел он, погладив ее по щеке. – И раздвинь ножки, пошире.
Когда Лейтис, со своей изумительной кошачьей грацией, выполнила указание, Эйдан придвинулся на стуле ближе к ней и отпустил поводок, чтобы как следует ухватить ее за попку обеими руками и сразу приникнуть губами к груди. Тискать ее бедра и одновременно ласкать ртом грудь было очень приятно, чувствовать свою Лейтис в руках, ощущать, как она подается навстречу его ласкам. И еще у них был карамельный сироп, чтобы сделать все еще слаще. Для оладьев, до которых они и близко не добрались, но золотисто-коричневая тягучая жидкость в соуснике все равно оказалась очень кстати. Чтобы макать в нее палец, осторожно трогать им соски Лейтис и потом старательно вылизывать, одновременно давая ей вылизать свой палец.
– Вкусная, как оладушек, – довольно сообщил Эйдан, в очередной раз припадая ртом к ее соску. – Хочешь еще? Хочешь больше? Хочешь доставлять хозяину удовольствие собой?
– Всегда хочу, хозяин Эйдан, мечтаю! – со стоном согласилась Лейтис.
Он тоже мечтал, очень, представлял себе это не один раз. И теперь снова взял поводок и взял Лейтис за руку, чтобы помочь ей спуститься со стола и, под его заботливым руководством, встать, развернувшись к нему попкой, наклонившись и опершись о стол. Эйдан снова любовался ей, стоя позади нее, в такой откровенной, безумно соблазнительной позе, и ласкал ее между ног, чтобы Лейтис со стоном выгибала спину и подавалась к нему, и так было еще красивее и эротичнее. Настолько, что невозможно было сдерживаться долго. Эйдан хотел взять ее вот так, сзади, стоя, тиская одной рукой попку, а второй – грудь. А потом – снова тянуть за любимые хвостики, заставляя ее приподняться и наклоняясь к ней, чтобы вылизывать языком плечо, продолжая трахать, страстно и нежно. Рассказывая ей, какая она безумно, безумно, безумно развратная и прекрасная вот так. Самая потрясающая, самая чудесная. И кончить сразу следом за ней. И, едва отдышавшись, подхватить ее на руки, чтобы тут же устало и расслабленно опуститься на стул, довольно сжимая свою замечательную девочку Лейтис в объятьях.
Это было ровно то, о чем мечтала Лейтис каждый раз, когда они вместе ели, потому что она нуждалась в таком обхождении, а еще потому, что Эйдан был такой сексуальный, такой красивый, такой мужчина ее мечты. И сейчас было упоительно осознавать, что они могут повторить это столько раз, сколько захотят, а еще придумать новое, лучше и интереснее. И, в конце концов, проживет она как-то без порки, когда и так хорошо, даже замечательно.
– Спасибо, это было просто таки, о чем я мечтала, было так хорошо! Упоительно, – с искренней благодарностью сказала она Эйдану. Он должен знать, что ему все удалось, должен понимать, что нравится и подходит его сабе.
– С тобой тоже, Лейтис, совершенно восхитительно, лучше не бывает. Моя чудесная саба, – сияя радостной улыбкой, ответил Эйдан, и уткнулся носом ей в висок, нежно целуя в щеку. – Совсем-совсем моя, целиком и полностью. Хочу зацеловать тебя всю и еще что-нибудь хорошее тебя подарить, потому что ты радуешь меня собой и я хочу радовать тебя в ответ, и все время всего мало, чтобы выразить, как я счастлив, что ты со мной. И хвастать тобой хочу всем вокруг, какая ты у меня замечательная и какая моя. Давай сходим куда-нибудь вместе? В ресторан? – предложил он, слегка отстранившись и вопросительно уставившись на нее.
– Ну, боюсь, в ресторан у меня подходящей одежды нет. Ты меня очень прилично упаковал, но все-таки не для ресторанов, – рассудительно ответила Лейтис. Позориться в неподходящем виде она бы в принципе могла, но не тогда, когда Эйдан хотел ею хвастаться.
Вообще это было приятно – что ему так хотелось. Лейтис внимательно посмотрела на него и пришла к неизбежному выводу, что Эйдан, похоже, в нее влюбился, и от этого стало очень тепло на душе. Так было совсем хорошо.
– В том и состоит замечательный план, который я придумал, – с энтузиазмом ответил Эйдан. – Сперва сходим в пару каких-нибудь действительно хороших магазинов, чтобы купить тебе подходящее платье, туфли, украшения и все остальное – а потом уже в ресторан! Это как раз и будут подарки, хорошие и нужные. Закажу столик на завтрашний вечер, а сегодня сходим и все купим.
– Что даже колечко купим? – спросила Лейтис, которой внезапно остро захотелось вот такой совсем уж безделушки. Что-что, а кольца свои она, как из дому ушла – сразу пораспродавала, чтоб хоть какие-то деньги были. Желание было дурацкое, но сильное.
– И колечко тоже, какое захочешь, – заверил Эйдан с умиленной улыбкой и поцеловал Лейтис в висок. – То есть, действительно какое захочешь: на ценник не смотри даже. Украшение – это надолго, не то что футболка. Бери, что понравится по-настоящему, хочу, чтобы мой подарок был любимым.
Тут Лейтис внезапно очень цинично подумала, что от хорошего минета всегда большая польза есть: мужчины очень на него ведутся. Хотя она Эйдану и так бы сделала и с удовольствием! И просить ничего не собиралась. А он – все равно сам предложил вот. Всегда так, с минетом-то.
– Ты меня бессовестно балуешь, – довольно сказала она, – Но я не откажусь, а наоборот сяду тебе на шею и ноги свешу. Потому что к наряду нужны еще и сережки!
– Сережки непременно нужны, в ресторан без сережек никак нельзя! – согласился Эйдан и тут же, картинно нахмурив брови, добавил: – И я тебя балую ровно настолько, насколько считаю необходимым, как твой доминант. Суровый и строгий. И если уж я решил тебя баловать, то ничего не поделать, придется подчиниться моей воле, – тут он наконец не выдержал и улыбнулся. – Тэвиш тебя вечером в город подбросит, к концу моего рабочего дня – и пойдем по магазинам. Ты хочешь завтрак доесть или тебя лучше отнести наверх отдыхать, милая?
Все-таки Эйдан был невероятно милым. Лейтис поцеловала его в щеку и ответила:
– Отдыхать и еду туда тоже… после завтрака-то надо хоть поесть. И мне ужасно нравятся наши планы, уже не дождусь вечера. Вот только твоим подарком вчерашним и буду отвлекаться! Засяду в Интернете!
Эйдан улыбнулся еще шире, поцеловал ее в ответ и кивнул.
– Сейчас отнесу тебя и скажу Тэвишу, чтобы тебя покормил в постели, – сказал он, потом помог ей накинуть халатик и понес на руках в спальню, всю дорогу очень довольно улыбаясь, с таким видом, будто тащил в свою пещеру очень ценную добычу. Впрочем, почему «будто»? В сущности, именно так оно все и было.
Свой завтрак, уже успевший остыть, разумеется, Эйдан сжевал второпях: и так на работе появится заметно позже, чем следовало бы. Хотя он, разумеется, не сожалел об этом ни секунды – там и без него управятся, а вот Лейтис без Эйдана никак не обойтись. И ему без нее тоже. Их отношения и ее состояние были важнее всего для Эйдана сейчас. Так что, доев, он пошел не в гараж за флайером, а говорить с Тэвишем, который уже, разумеется, успел отнести Лейтис еду и теперь возился с чем-то в кладовке.
– Тэвиш, – окликнул его Эйдан, – мне тебе нужно сказать кое-что важное.
Тот немедленно отложил жестянки которые переставлял явно в поисках чего-то и спросил:
– Все в порядке, мистер Дейн? Я относил завтрак мисс Рейдон, она сказала, что все хорошо, но все равно переживаю, что она ушла в постель с утра.
– Все правда хорошо, – поспешил заверить Эйдан и тут же улыбнулся. Тэвиш так искренне и от души беспокоился за Лейтис, и это согревало сердце. Беспокоился не меньше него самого. – Собственно, я как раз про это хотел тебе сообщить… Лейтис теперь будет ночевать в моей спальне. Так что ты следи, чтобы для нее в ванной было полотенце, и за всем остальным, что потребуется, – очень тактично и обтекаемо обрисовал он ситуацию, из-за которой Лейтис завтракала в постели.
– Как я рад, что у вас отношения с мисс Рейдон совсем наладились! Все так замечательно складывается, и теперь, когда у вас с мисс Рейдон совсем отношения сложились, может и связь установится! – тут же воодушевленно воскликнул Тэвиш, и Эйдан успокоенно вздохнул: по всей видимости, намеки оказались достаточно понятными. – Потому что мисс Рейдон совершенно замечательная девочка, и вы, мистер Дейн довольны, и ей тут хорошо, а я уже к ней привязался и тоже буду рад именно ее тут хозяйкой видеть.
«Да уж, мистер Дейн ужасно доволен, потому что на радостях заездил замечательную девочку так, что она теперь в постели завтракает», – усмехнувшись, подумал Эйдан. Вслух Тэвиш этого ни за что бы не сказал, но мысли о благополучно и бурно устроившейся личной жизни хозяина ясно читались у дворецкого на лице.
– Не знаю я пока ничего насчет связи, Тэвиш, – сказал он вслух, пожав плечами. Про это уж точно радоваться было рано. – Она у нас слабая совсем, я вот даже не понял… что у Лейтис ко мне совсем не платонические чувства. Не ощутил. Ну и, сам знаешь, я в личной жизни очень специфический человек со странными вкусами. Впрочем, может, это и не важно вовсе: связь – такая вещь, тонкая, с ней никогда заранее не скажешь, как именно установится и установится ли. Каждая пара свой способ ищет. И я пока не знаю, какой подойдет нам и есть ли он в природе.
«Хотя мне хотелось бы, так хотелось… Чего уж скрывать, сильно, очень», – добавил он про себя. И ну их, эти самые его странные вкусы, уж как-то обойдется без порки и придержит при себе свои желания. Зато во всем остальном с Лейтис совершенно замечательно.
– Мне кажется, мистер Дейн, что пока что все идет очень даже правильно, – утешительно сказал Тэвиш, – Вот у вас как за четыре дня все хорошо сложилось, а у вас ведь еще целый год впереди есть на то, чтобы связь установилась.
До этой минуты Эйдан вовсе не смотрел на вопрос с такой стороны: он называл отмерянное по закону доминанту и сабу на установление связи время «всего лишь год», но ведь и впрямь, теперь, когда все, как справедливо заметил Тэвиш, замечательно складывается, это можно называть «целый год». Очень много времени на то, чтобы вырастить из этого ростка чего-то удивительно трепетного и радостного, которое возникало сейчас между ними, чудесный цветок, дать ему распуститься. Они ведь могут! У них есть время, и они очень постараются.
– Знаешь, я думал, что будет намного сложнее… с таким-то началом. Никакого тебе клуба знакомств и встреч, где за тобой еще и Наставники проследят, никакого даже просто знакомства человеческого. Выдернул ее от мага-палача, потому что выхода другого не было – и сразу был вынужден ошейник надеть, а она была вынуждена согласиться. И притом у нее проблем навалом, и в жизни, и, как следствие, в голове, да и я сам с закидонами доминант... Честное слово, я думал, будет очень трудно. А с ней легко, невообразимо легко и чудесно, – Эйдан мечтательно улыбнулся. Ни при чем тут был ярко-зеленый ответ, просто Лейтис была его личным чудом, искренним, умным, славным человеком, которого ему, по счастью, хватило ума и сердца разглядеть. – Зеленый ответ ничего не гарантирует, совместимость психики и характеров – не панацея. Но с Лейтис все выходит замечательно, потому что она замечательная.
– Сугубо с моей точки зрения, большая часть ее проблем проистекает оттого, что бедный ребенок вынужден был сам за себя ответственность нести и ни с чем не справлялся, мне так вот видится. Мы же с ней тут каждый день вместе, и я на нее гляжу – она трудолюбивая, старательная, отзывчивая, придумщица такая! Всегда рада что-нибудь сама затеять, а не только мне помочь с тем, что я попросил. Но когда на нее одну столько проблем навалилось, да таких огромных, тут разве справишься? Вы подумайте только, жить на улице и для пропитания грибы собирать! – Судя по тому, сколько он вложил в последнюю фразу эмоций, Тэвиш весьма проникся Лейтис и очень ей сочувствовал. И полностью разделял восторг Эйдана по поводу того, какой она была неугомонной и деятельной натурой. Только полный дурак, которым, по всей видимости, был ее опекун, мог решить, что Лейтис нужно полностью контролировать, потому что она «никчемная». Решил – и ей внушил. А ей достаточно было, чтобы ее просто слегка направили, Эйдану как доминанту требовалась едва ли пара фраз, чтобы она сама побежала придумывать, делать, достигать. Просто капля помощи и поддержки, которая так требуется сабам. Чудесная, славная Лейтис.
Словно продолжая его мысли, Тэвиш воодушевленно сказал:
– Но теперь-то вы этим занимаетесь, мистер Дейн, и ей наконец спокойно живется, так что и проблем не должно быть много.
– Занимаюсь, – задумчиво согласился Эйдан, продолжая размышлять. С передачей прав при надевании ошейника ему теперь тоже все виделось вовсе не так, как в самом начале. Он рассчитывал, что на весь этот год будет нести полную ответственность за Лейтис, чтобы она ничего не нарушила снова, не имела проблем с законом и вообще каких-либо юридических проблем. В самом начале доминант имеет те же права, что и опекун несовершеннолетнего, подписывает за саба все документы, распоряжается деньгами и так далее. И Эйдан полагал, что они так и проживут этот год.
Разве что, подумывал ослабить ошейник в том, что касается магии: свою силу Лейтис контролировала неплохо, могла создать нужное заклинание без проблем. Так что ей можно было разрешить что-нибудь безопасное. Но теперь Эйдан уже полагал, что вскоре сможет дать ей и определенную финансовую самостоятельность, и некоторые юридические возможности. Так обычно и происходило, если отношения в паре складывались хорошо и саб был психически стабилен. А у них все складывалось очень даже неплохо. И еще – Эйдан совершенно не хотел держать любознательную и активную, живую Лейтис на совсем коротком поводке. Он снова задумался о неизвестном ему опекуне: тот, по всей видимости, поводок оставлял настолько коротким, насколько вообще было можно – вот она и взбрыкивала. Для Лейтис такое ограничение свободы было невыносимо тяжким, с ее неуемным любопытством, с ее жаждой деятельности, которые Эйдан в ней так любил.
– Я думаю, большая часть проблем Лейтис – из-за того, что ее опекун вовсе не понимал, как с ней обращаться и с сабами в принципе. И что на улице жила – тоже из-за этого случилось. У нее гм… в постели почти нет проблем, зато за ее пределами много. Она боится подчиняться, потому что ее не подчиняли, а ломали. И, по всему, у нее с семьей и отношениями в ней все было очень плохо. До того, как она одна осталась… точнее, сбежала от них, скорее всего.
– А вы не собираетесь их найти? Хотя бы посмотреть, что там за семья, чтобы лучше понимать проблемы Лейтис, – спросил Тэвиш.
– В принципе, сделать это можно, – Эйдан вздохнул и пожал плечами: зная ее титул, достаточно легко, Дейдре информацию о том, что Рейдон – не вамилия, моментально раскопала. – Но Лейтис от них скрывается и, скорее всего, очень сильно боится, не хочет, что ее нашли. И я тоже не хочу ее тревожить и искать их не собираюсь. Незачем, ее проблемы я и так пойму, по ней самой. И пока что у меня – все права на Лейтис, они не имеют никаких, и когда не знают ничего о ней, не создают сложностей. Вот пускай и дальше так будет. Если… связь не установится, я сам заранее начну искать ей нового доминанта, в котором буду уверен, и передам ему с рук на руки. Чтобы ее бывшие опекуны даже и близко не подходили. И чтобы она больше не была одна. Так, на мой взгляд, будет лучше всего. И никаких родственников.
Думать о том, что связь может не установиться, Эйдану не хотелось вовсе. Точнее говоря, он себе просто не представлял сейчас, как это – что Лейтис не будет в его жизни, рядом с ним, что она перестанет быть его сабой. Невозможно. Ужасно. Все чувства Эйдана протестовали против этого, едва ли не взвывая. Но разум говорил, что он должен думать и о таком варианте тоже, потому что должен заботиться о Лейтис, именно потому, что она была ему так сильно важна и дорога. Эйдан сделает все, что в его силах, чтобы Лейтис была с ним, но если не сможет – сделает также все, чтобы она была в порядке и без него.
Тэвиш тут же продолжил сокрушаться:
– Такая хорошая девочка, а в жизни так трудно пришлось. Уж лучше я буду надеяться, что она у нас сможет осесть!
– Я тоже буду надеяться, Тэвиш, – Эйдан грустно улыбнулся. Даже если отодвинуть в сторону все его чувства к Лейтис, она попросту заслужила найти уже наконец себе дом и семью, людей, которые о ней заботятся и могут ее понять, место, где ей будет хорошо. Она заслужила это, как никто: чтобы ее называли «хорошей девочкой», которой она и была, сумевшей, невзирая на все кошмарное, жестокое, презрительное и равнодушное отношение к ней окружающих, не озлобиться, остаться по-детски искренней и отзывчивой к хорошему, не запереться в себе, не отвернуться от мира. Напротив: его чудесная Лейтис, едва находился повод, разворачивалась к этому миру лицом и сердцем, с любопытным взглядам, улыбками, вдохновением и восторгом, щедро отвечая на доброе к ней отношение душевной теплотой. – Я буду надеяться, потому что она лучше всех. Чудесный человек и самая замечательная саба… я себе лучше не нашел бы, даже если бы мне так трудно искать не было. И, знаешь, я не понимаю: почему мне никого себе не найти, совершенно ясно – не всем доминант с такими привычками подходит. Но она?.. Ладно опекун у нее идиот, но оракул-то нет, а ей и в полиции никого не подобрали. И я не понимаю, почему. Она же счастьем для любого вменяемого доминанта должна быть. Славным, теплым живым счастьем.
Эйдан, совершенно определенно, говорил как очень-очень сильно влюбленный мужчина, готовый петь своей женщине оды с утра до вечера. Он это понимал. И все же считал, что оценивает свою Лейтис вполне объективно: после всего, что ей пришлось пережить, Эйдан и правда думал, что будет намного сложнее. Что ей будет трудно привыкнуть, трудно строить отношения, и не мог требовать от нее вовсе ничего. Но она, едва придя в себя, едва поняв, что можно не бояться, вздохнула полной грудью – и превратила его размеренную жизнь в яркий радостный фейерверк. С грибами, георгинами, походами в магазин за сережками, увлекательными застольными разговорами, уютными вечерами и страстными ночами. Она и впрямь была настоящим счастьем. И Эйдан искренне не понимал, почему подходящим для такого счастья оракул счел только его.
– Но может быть она именно вас и ждала, мистер Дейн. Такова судьба и воля богов и ее следует просто принять, ведь все точно будет хорошо!
– Спасибо, Тэвиш, – искренне поблагодарил Эйдан. От разговора и впрямь стало легче на душе. И даже если боги были ни при чем, очень хотелось верить, что они благословили их с Лейтис.
На самом деле, от новостей Тэвиш пребывал в счастливом ошеломлении. Так что даже не смог сразу сообразить, что, помимо пресловутых полотенец, ему требуется сделать. Перенести ли косметику в другую ванную? А где останется гардероб мисс Рейдон? Будто не опытный дворецкий, а начинающий мальчишка-слуга, ну право слово! Впрочем, если уж на то пошло, ничего подобного ему никогда делать не приходилось: его покойная хозяйка семью так и не завела, прожила одна до конца дней. И, глядя на мистера Дейна, Тэвиш свыкся с мыслью, что ему везет на хозяев-холостяков. И хотя, безусловно, переживал и хотел мистеру Дейну заслуженного личного счастья – боялся даже надеяться, что с появлением мисс Рейдон что-то изменится. И, однако же, вот! Ошарашивающе! Так, что он не способен сразу сообразить простые вещи: что косметики для ванной нужно купить второй комплект, а все вещи мисс Рейдон просто не поместятся в гардероб в спальне мистера Дейна, потому останутся в ее комнате.
Тэвиш не считал, что одинокая жизнь – это приговор или диагноз. Графиня прожила прекрасную жизнь в окружении любящих людей, однако после ее смерти, когда племянники начали делить наследство, Тэвиш уволился. Потому что дома, в котором он прожил много лет, больше не существовало, достался бы особняк кому-то одному, или бы его продали, поделив прибыль – это был бы уже не тот дом, который стал ему родным. И он всерьез опасался, что и этот гвитирианский коттедж, и дело мистера Дейна постигнет та же судьба. Даже дети могут не захотеть разделять вкусы родителей и идти по их стопам, но уж, в любом случае, отнесутся бережно к полученному наследству, с которым их многое связывает в сердце. У мистера Дейна были замечательные сестры и брат, но их дети могли очень по-разному поступить с полученным наследством. И это уж не говоря о магии, которая тоже должна сохраняться и передаваться.
Словом, Тэвиш считал совершенно несправедливым, что такие хорошие люди, как его бывшая хозяйка и нынешний хозяин, которых все вокруг так любят, не могут найти того, кто полюбил бы их настолько, чтобы разделить с ними жизнь. Завести детей, сберечь все то хорошее, что они оставляют после себя в наследство. Переживал по этому поводу – и боялся загадывать, чтобы у мистера Дейна с кем-то сложилось. А оно вот так вдруг начало складываться, да еще как!
Хотя, если вдуматься, с самого начала можно было предположить, что мистер Дейн себе нашел подходящую сабу – посчитал Тэвиш. И вовсе не потому, что им ярко-зеленый ответ дали. Было видно, почему он ярко-зеленый. Просто-таки сразу, как только мисс Рейдон появилась. Ее было трудно не заметить в любой толпе, с этими ярко-розовыми волосами, да еще с манерой одеваться, когда она сняла с себя ужасные уличные лохмотья. Наверняка многим не нравилось: слишком экстравагантно! Однако при всем этом у мисс Рейдон были манеры и привычки настоящей леди, и глуп тот, кто не заметит этого за вызывающей внешностью. Тэвиш никогда скудоумием не страдал и увидел с первой минуты. Кроме того, он не страдал и снобизмом: старая графиня, будучи графиней молодой, тоже позволяла себе эпатажные по тем временам вещи, и ее дворецкий находил это глубоко правильным. Это слугам, таким, как он, нужно соблюдать формальности от и до, а тот, кто является носителем благородства по рождению, принимает его не по форме, но по сути. И может нарушать нормы, поскольку хорошо их знает. Мисс Рейдон была именно такой.
И мистер Дейн – тоже. Внутреннее благородство порой может появляться у человека, семья которого не насчитывает многие поколения аристократов в роду. И это естественно не может все благородство скапливаться лишь у маленькой кучки людей, иначе этот мир был бы слишком плох. И Тэвиш был уверен, что оное благородство заключено не в осанке и походке, манере говорить и так далее, а в сердце. У мистера Дейна было благородное сердце, и у мисс Рейдон – ничуть не меньше, она была очень славной, душевно щедрой девочкой. И поэтому Тэвиш верил, что их отношения – надолго и всерьез.
И кажущаяся разность вкусов и привычек, внешности, на деле выражала по сути одно: желание проявлять собственную личность, готовность это делать, без смущения перед другими. Благо, проявить было что. И личность, и темперамент. Сколь бы сдержанным и солидным мистер Дейн снаружи не выглядел, Тэвиш его хорош знал. И понимал, что в душе он тот еще авантюрист. Иначе не создал бы «Дейн Дефеншен» и не привел к такому успеху.
Так что и не удивительно, что мисс Рейдон с кровати встать не может после того, как они отношения налаживали. Лишь бы эту самую кровать не сломали рано или поздно, все же хорошая антикварная вещь. Жалко! С другой стороны, ради счастья хороших людей и кроватью можно пожертвовать.
Добравшись до голобокса в одиночку, Лейтис вовсе не кинулась скачивать новинки кино и игр, для чего, видимо, ей и подарили такую навороченную и сложную модель, а пошла открывать свою почту, надеясь, что за два года ничего с сайтом не произошло, ящик не хакнули и не переустановили все таким образом, что ей не вернуть своих старых контактов без старого же медальона. Почта была, но побиться за нее, доказывая, что Лейтис – это именно она, пришлось изрядно.
И первым же делом она написала подруге Гвинивере. Гвин была чудесной, она не бросила Лейтис, и когда та шлялась по улицам, поддерживала ее, как могла. Еще и пыталась уговорить жить у нее, но, зная своего отца, Лейтис не согласилась.
А потом Гвин вышла замуж и уехала в Иберию, но очень просила хоть иногда кидать ей сообщения, что с Лейтис все в порядке, и пополняла ей счет на медальоне. Медальон у нее увели три месяца назад и, честно говоря, нужно было бы найти Гвин сразу, как появился новый медальон, но Лейтис никогда не отличалась идеальной памятью на цифры и телефонные номера, потому не могла этого сделать. Но зато теперь она смогла написать письмо.
«Привет, Гвин!
Я жива, здорова, в порядке и даже не дома. Прости, что пропала, у меня украли медальон и не получалось тебе написать сообщение, зато сейчас могу сразу повиниться и поделится новостями не слишком кратко.
Вообрази себе, я теперь хозяйская саба, уже четыре дня как. И у меня есть свой собственный голобокс, так что сможем общаться сколько душе угодно.
Мой хозяин Эйдан очень хороший, можешь за меня не волноваться!
История наша вышла, как в романе, хотя тебе не понравится, конечно. В общем, меня в очередной раз замели в участок, а там такой сержант сволочной, ты не переставляешь даже! Хотел меня отправить к магу-палачу! Сразу! Блин, я там чуть не померла с перепугу, если у меня еще и магию отнять, что от меня останется? И тут Эйдан (он там вообще по другому делу был, но оказалось, что он доминант) услышал, что мне грозит, и говорит: погодите, я хочу попробовать взять ее на поруки. Пожалел, короче. Ну, я с моим поиском партнеров знаю, что даже желтый мало шансов увидеть, а что делать – надеюсь! И тут значит приезжает оракул и… блин, как я не завизжала тогда – сама не понимаю. Зеленый! Ярко-зеленый!!! По-моему, Эйдан тоже был несколько шокирован, но взять меня на поруки и немедленно надеть на меня ошейник это ему не помешало.
Живет он в небольшом гвитирианском особнячке с дворецким, впрочем, тут есть приходящая прислуга, иначе Тэвиш не справился бы. Наверное, следует написать – мы живем. Я пока не привыкну к этому «мы» – слишком мало времени прошло, да и связь с Эйданом пока слабенькая совсем, я не ощущаю, что мы – «мы», ну так, опять же, времени прошло немного.
Несмотря на то, что он меня подобрал с улицы, хуже того, взял на поруки из участка, относится он ко мне как к настоящей леди. Ну, во всяком случае, лучше многих из тех, кто знал меня до побега из дома. И к тому же искренне. Эйдан очень заботливый, и не считает меня ужасной. Поставил мне понятные и разумные ограничения, в основном насчет безопасности и чтобы не шлялась куда ни попадя, хотя не могу сказать, что выполнять их так уж просто: я слишком привыкла гулять сама по себе. А еще он меня балует и Тэвиш тоже. Тэвиш учит меня готовить, это очень мило.
И ты, конечно, спросишь, каков Эйдан в постели, и я скажу – ну просто мечта любой сабы. Как он умеет командовать, я… гм, не знаю, как передать это хоть сколько-то приличными словами, вот, кажется, нашла: он умеет заставить себя хотеть с пары властных и уверенных слов. Ну, наверное, если ты не саба, так не понять, да? Я вот слышала грубое выражение: ему я готова дать даже на еже, так вот, для меня он такой.
При этом я боюсь, что из-за моих особенностей связь все равно не установится, но не хочу заранее страдать о том, что будет год спустя. Пока что нам слишком отлично вдвоем и, возможно, хотя бы это нам поможет? То, что нам хорошо.
Безумно хочу узнать, как дела у тебя, хотя и написала сразу о себе, но это чтобы ты не волновалась, как я. Потому что я в самом большом порядке за все последнее время, а может, и за всю жизнь. И буду рада услышать, что и у тебя все точно так же. И у мужа тоже. И у родителей. Пиши все-все во всех подробностях.
Твоя Лейтис».
От Нового города, делового района, утыканного офисными небоскребами, до Тай-стрейд, где расположились все самые модные и дорогие магазины Луденвика, было не так уж далеко: на флайере – едва ли десять минут. Эйдан оставил машину на общественной парковке в самом начале улицы, и дальше они отправились пешком, среди огней вечернего города. Это само по себе было романтично, а уж когда он обнимал за талию Лейтис, довольно и заинтересованно вертящую головой по сторонам, чувствуя тепло ее тела рядом, так и тем более. Они собирались первым делом пойти за туфельками и платьем, но взгляд Эйдана почти сразу зацепился за вывеску небольшого парфюмерного бутика.
– Духи тебе тоже нужны, – сообщил он Лейтис, кивнув на магазин. Кое-какую косметику Лейтис себе купила в торговом центре, но парфюм точно не выбирала, Эйдан помнил. А теперь он, определенно, ей понадобится… Да и представлять свою сабу в легком облаке какого-нибудь прекрасного аромата было приятно и возбуждающе. Духи – не меньшее украшение женщины, чем драгоценности, а его Лейтис должна быть самой красивой. Для него она и так была прекраснее всех, но его сокровище заслуживало самой лучшей оправы.
Эйдан предполагал, что Лейтис остановится и будет выбирать, занюхивать опробованные духи зернами кофе, чтобы ощущать хорошо вновь, но та сразу выцепила взглядом продавщицу, подошла к ней и поинтересовалась:
– Девушка, подскажите, у вас есть «Фем фаталь»?
«Ну надо же! Роковая женщина!» – восхитился Эйдан. Духи эти были известными еще в прошлом веке и в целом сейчас не пользовались особой популярностью, хотя, разумеется, громкое имя они не растеряли. Безусловно, слышал о них и Эйдан и всегда представлял себе что-то ужасно провокационное и кричащее. Ядовитый и темный запах, тяжелое дурманящее облако. Теперь он, разумеется, немедленно представил что-то подобное на Лейтис и довольно улыбнулся: если у нее очередной приступ жажды эпатажа, то это отличный и безопасный способ. А прогуливаться в ресторан под ручку с роковой женщиной Эйдану будет необыкновенно приятно.
– Да, конечно, подождите минутку, сейчас принесу, – тем временем вежливо сказала девушка, улыбнувшись дежурной улыбкой продавца-консультанта, и при этом посмотрела на Лейтис с плохо скрываемым любопытством. Вернулась она даже меньше, чем через минуту, достав два тестовых флакона с соседней полки. – Вот, духи и туалетная вода. Какой интересный выбор! Это что-то ностальгическое, да? Любимые бабушкины духи? – все-таки не сдержав своего интереса, спросила она.
– Что вы, для бабушки они слишком дешевые и простые. Мне просто нравится запах, ответила она продавщице, а потом с надеждой обратилась к Эйдану: – Возьмем все? Духи на выход, а туалетную воду – для дома можно.
Спрашивала Лейтис, старательно попробовав оба запаха на разных руках и с удовольствием принюхиваясь то к одной, то к другой.
– Возьмем, – немедленно согласился Эйдан, представив себе благоухающую Лейтис в одном кружевном белье на кровати у себя в спальне. И тут же задумался о бабушке, потому что из сказанного выходило, что его саба – не просто из аристократической, а из очень аристократической семьи. И при этом с ней там так ужасно обращались! Хотя, если вдуматься, избыточная повернутость на правилах и нормах поведения в таком семействе была как раз очень объяснима. Да и органическое неприятие Лейтис «консерваторов», которое она вывалила Эйдану на голову прямо при их знакомстве, было очень понятно тоже. «Нет уж, теперь я точно их искать не стану», – подумал Эйдан. Наверняка окажется, что он не слишком подходит для благородного рода, тоже ничему не соответствует – и проблем не оберешься. Хотя, конечно, доминанты всегда происходят из немагических, а значит, и невысокородных семейств, но Эйдан сильно подозревал, что семейке Лейтис слишком сложно смириться с тем, что приходится принимать в семью кого-то неаристократического. Так что лучше держаться от таких подальше. Без них справятся, и намного лучше, чем с ними. Он обнял Лейтис за талию и вернулся от неприятных размышлений к приятным. – Всегда было любопытно, как они пахнут, – с улыбкой сказал Эйдан и, осторожно взяв Лейтис за запястье, поднес ее руку к своему носу, тут же с удивлением осознав, что это облако мягкого цветочного аромата исходило именно от нее.
«Кто бы мог подумать!» – мысленно восхитился Эйдан. Разумеется, он сталкивался с этим ароматом раньше, но никогда бы не подумал, что это и есть «Фем фаталь». Они были как Лейтис, которую офицер Нивен отрекомендовал, как «самую ужасную сабу Луденвика», и после этого навоображать можно было боги весть чего, как и про духи с таким названием. А они – аромат и Лейтис – оказались совершенно очаровательными, очень женственными, завораживающими и теплыми. Это было яркое, богатое оттенками, но при этом мягкое пудрово-цветочное облако, удивительно подходящее ей.
– Они тебе потрясающе идут, – улыбнулся Эйдан. – И дома носи, и всегда носи – мне очень нравится.
– Я рада, ведь и мне они очень нравятся. Такие нежные роза и жасмин, такой запах, как утро в саду. Хорошо, что и тебе пришлись по душе, не могу же я тебе плохо пахнуть! – радостно защебетала Лейтис.
– Чудесный запах и чудесная ты, – улыбнулся Эйдан. – Я думаю, мне все понравится, что тебе по душе, у тебя отличный вкус. Дайте духи и туалетную воду. И еще, если есть, флакон «Кур нуар», – спохватился он, что раз уж они в магазин зашли, нужно и себе купить одеколона про запас. Это был очень старый, и вовсе позапрошлого века, классический кожаный запах, с которым Эйдан сроднился и не собирался его ни на что менять, как и свой гвитирианский дом.
Из магазина они вышли с изящным бежевым пакетом в тонкую черную полоску, который Лейтис с довольным видом прижимала к себе, и наконец-то отправились за платьем, начав прямо с ближайшего бутика одежды, попавшегося им на пути.
В первом они, правда, ничего такого, что бы Лейтис захотела примерять, не нашли, так что пришлось идти дальше, но, с другой стороны, тот магазин, в котором она наконец нашла себе что-то по душе, был очень удачным. Во всяком случае, раздевалки там точно были отменные: с белыми стенами, черными кожаными занавесками, которые плотно закрывали вход, и просторные внутри. Там даже стояли низенькие скамеечки, тоже обитые кожей, видимо, чтобы можно было присесть, разуваясь. Или вот, например, присесть, наблюдая за тем, как раздевается твоя саба.
– Вы не выйдете, хозяин Эйдан? – спросила Лейтис, устроив намеченные для примерки платья висеть. – Я думала показывать вам уже как сидит на мне, а не в процессе одевания…
– На самом деле, я хотел посмотреть на процесс раздевания, – невозмутимо сообщил Эйдан, присев на скамеечку, расслабленно прислонившись к стене и улыбнувшись Лейтис. Если раздвинуть ноги и положить руки на колени, он выглядел очень доминантно, невзирая на то, что смотрел на нее сейчас снизу вверх. Хозяин уселся поудобнее, желая посмотреть, как девушка раздевается – и никак иначе.
– О да, – с придыханием ответила Лейтис, – на это вы всегда имеете право, хозяин Эйдан!
И принялась грациозно и игриво снимать с себя сначала курточку, потом футболку, а потом и свои узкие брючки, из которых она выползала, извиваясь всем телом, так как сидели они на ней совсем в облипку. В примерочной, разумеется, было огромное ростовое зеркало, так что Эйдан мог рассмотреть ее импровизированный стриптиз с разных ракурсов и со всех сторон. И он терпеливо сидел и смотрел, хотя ему уже невыносимо хотелось при виде этого соблазнительного зрелища прижать ее прямо к зеркалу и сделать что-нибудь очень приятное и непристойное. Только когда Лейтис осталась в одном белье, он махнул рукой, подзывая ее, но сам оставшись сидеть на месте.
– Подойди, – произносить первый приказ было особенно приятно, будоражаще. Как первое прикосновение или первый поцелуй в губы. Еще лучше, чем они.
– Я вся ваша, хозяин Эйдан, – прошептала Лейтис, подойдя к нему.
– Моя саба, – довольно сказал Эйдан, положив ладонь ей на попку и неторопливо погладив. – С которой я могу делать, что мне заблагорассудится, когда угодно и где угодно. Особенно… если тебя немного связать, – с этими словами он потянул узел галстука, развязывая и снимая с шеи. Это он тоже представлял много раз и очень, очень хотел сделать. Почему бы не здесь и не сейчас? Вот так, в раздевалке, используя то, что есть под рукой – даже интереснее. И соблазнительнее. Он очень медленно, еще медленнее и выразительнее, чем Лейтис раздевалась, стягивал галстук с шеи, одновременно лаская рукой ее бедро. Восхитительно мягкое, бархатное, нежное бедро, которое так хотелось стиснуть посильнее. Но не прямо сейчас.
– Ваша, хозяин Эйдан, и связывать можете сколько угодно. Более того, меня должно связывать прежде, чем отыметь хорошенько, – проговорила она, завороженно наблюдая за тем, как он снимает галстук. – Самую ужасную сабу Луденвика нужно держать накоротке и в строгости.
Ее слова звучали, как музыка, как самые приятные комплименты, как обещание неземных удовольствий. Должно связывать сабу? О, дома у него найдется, чем связать как следует, получше... если его чудесная любимая девочка хочет. Эйдан шумно вздохнул, скользя взглядом по ее телу, представляя на нем кожаные ремешки и бархатные ленты.
Впрочем, шелковый галстук тоже был хорош, особенно здесь и сейчас.
– Строптивую сабу нужно связывать и фиксировать, держать покрепче, чтобы даже не думала сопротивляться хозяйской воле, – ответил Эйдан не менее сладким обещанием. – Вытяни руки перед собой, сложи вместе, ладонями друг к другу. И стой смирно! А то мне придется тебя не только связать, но и повоспитывать немного...
Он усмехнулся, подумав, что теперь Лейтис стоять не будет, лишь бы повоспитывал. Ну и хорошо. Тем лучше выйдет то, что он задумал дальше. И она не обманула его ожиданий: вместо того, чтобы вытягивать руки, прильнула к нему, обнимая, глядя снизу вверх горящими глазами, спросила с придыханием:
– А как воспитывать, хозяин Эйдан?
Эйдан тут же крепко сжал обе ее руки в захват, не больно, разумеется, но сильно, уставившись прямо в глаза.
– Строго. Очень строго воспитывать, чтобы слушалась, – проговорил он стальным тоном, а потом провел по ее правой руке ладонью от запястья, за которое держал, к плечу, надавливая, заставляя опуститься на колени. – На колени. Сейчас. Быстро.
Она опустилась, подрагивая от возбуждения и не отрывая от него преданного пылающего страстью взгляда.
– Простите, хозяин Эйдан, ваша несносная саба опять провинилась, – Лейтис начала виноватым тоном, но к концу предложения он был уже радостным и счастливым. Было совершенно очевидно, что исправляться она даже и не думала собираться.
– Тебя нужно держать на о-о-очень коротком поводке, – сокрушенно сказал Эйдан, подцепив пальцем колечко ее ошейника и потянув на себя, пока лицо Лейтис не оказалось совсем близко к нему, так что он чувствовал на коже ее учащенное дыхание. – Руки. Перед собой. Ладонями друг к другу. Или мне заставить тебя слушаться хозяина, вздорная саба? – он взял в руку галстук, лежавший на колене и поднес к ее лицу. – Хозяин желает тебя связать. И сделает это, даже если ты будешь сопротивляться.
Вот теперь Лейтис возвела брови домиком и сказала и впрямь жалобно:
– Я не буду сопротивляться, хозяин Эйдан, я не такая ужасная, все же! – после чего выполнила его приказ.
– Умница, – шепотом выдохнул он ей в лицо и поцеловал в губы, одновременно нежно и жадно, а потом отпустил колечко ошейника и принялся связывать руки галстуком.
Это было как ласка: мягкий атлас, который туго обвивает запястья, пальцы Эйдана, скользящие по ее коже. Красиво. И очень чувственно. Первый виток, второй, обвить получившиеся петли, попробовать пальцем, просунув его под ткань, не слишком ли туго, расправить полосы ткани – заботливо, нежно, а потом одним решительным жестким движением затянуть петлю. Совсем короткий поводок, который не ослабить: узкий хвост галстука в его руке, которого не хватит даже на то, чтобы обернуть вокруг ладони.
Эйдан поднялся на ноги и потянул Лейтис за галстук, на себя и вверх.
– Поднимайся, я еще не закончил привязывать свою сабу как следует.
– Да, хозяин Эйдан, – она поднялась с колен, походя потершись об него всем телом.
– Какая своевольная и развратная саба, – возмутился Эйдан, чувствуя, как от ее близости по позвоночнику пробегает дрожь и становится очень-очень горячо всему телу. Лейтис провоцировала его умопомрачительно, головокружительно, лучше не придумаешь. Он готов был грозить ей воспитаниями и наказаниями сколько угодно, самыми страшными, лишь бы она вот так очаровательно на них нарывалась. – Хочешь получить удовольствие? Хозяин доставит тебе удовольствие! Таким образом, каким он сам пожелает, – Эйдан слегка разогнул руку, в которой держал галстук, так что Лейтис оставалась рядом, но приблизиться к нему так интимно теперь не могла. А потом потянул ее ближе к стене, в которую были вбиты крючки для сумок и одежды. На одном висели платья для примерки, а еще пара – пустовала. Эйдан выбрал самый крайний, накинул на него конец галстука и затянул, перед тем убедившись, что Лейтис стоит удобно: со слегка согнутыми руками и расслабив спину и ноги, ровно так, чтобы не устать. Лицом к стене.
– Только так вы и должны, хозяин Эйдан, как сами пожелаете, – согласилась Лейтис и облизала губы, оглядываясь на него.
– Хорошая, послушная саба, – проговорил он ей на ухо, прижавшись сзади и огладив руками бока и бедра. – Угомонилась? Хозяин пожелает взять тебя сзади, только чтобы ты сперва расставила ножки как следует и отставила попку получше, – он погладил ее рукой по этой, самой аппетитной, попке, а потом подтянул скамейку поближе ногой и, отступив от Лейтис, аккуратно поставил возле нее к стене, чтобы ей удобно было забраться. – Вставай сюда на колени.
– Угомонилась, – согласилась Лейтис устраиваясь на скамейке, – Вы умеете заставить угомониться вашу строптивую сабу, хозяин Эйдан.
Эйдан позволил себе полюбоваться ею, подошел и отодвинул банкетку, поправил ноги, чтобы она стояла именно так, как он хотел, прогибая спинку и выставив свою красивую попу. Сейчас, когда скамейка была отодвинута, а руки привязаны, Лейтис оказалась действительно хорошо зафиксирована, особенно не побалуешь. И Эйдан действительно мог делать с ней что угодно – но, разумеется, не стал бы, зато он не мог не представлять. Как спускает с нее трусики, потом гладит по этой изящно выгнутой спинке, хватает за плечо, выдергивает из брюк ремень и, сложив вдвое, шлепает им по вздрагивающим ягодицам, сперва легонько и медленно, а потом все сильнее и сильнее. А она тихо и сладко вскрикивает от каждого удара.
Это тоже было бы прекрасно, экспромтом и подручными средствами, как весь их секс в этой кабинке. И Эйдан не мог себе этого позволить. Зато мог позволить как следует стиснуть ее попку руками, погладить бедра, расстегнуть бюстгальтер, чтобы потеребить грудь. Жестко, напористо, страстно.
– Тебе нравится, как хозяин тебя ласкает? – спросил Эйдан, снова положив ладонь на этот чудесно отставленный очаровательный зад, и скользнул пальцами между ног. – Сейчас проверю. Нравится ли.
Все же это было восхитительно, неожиданно и этим – тем более прекрасно. И то, что Эйдан был готов ее связывать и – ничуть не меньше – что готов устраивать секс в общественном месте, где их могли застукать, отчего делалось горячо, упоительно. И то, как он умело ее обездвижил – о да, Лейтис очень нравилось. Мог даже не проверять, но конечно она хотела, чтобы он ее приласкал между ног, жаждала этого. Еще она хотела бы, чтобы он после этого как следует шлепнул ее по заднице, хотя бы рукой, но побольше и от души, а потом снова погладил там, где она так жаждет, вот тогда было бы еще слаще чем сейчас, совсем сладко, но такое Лейтис могла только воображать… и все же одних фантазий ей хватило, чтобы возбудиться сильнее.
– Нравится, – довольно констатировал Эйдан, настойчиво толкаясь в нее пальцами. – Хорошая саба, любит доставлять удовольствие хозяину.
Он склонился к ней, чтобы поцеловать в шею за ухом, поласкать языком. Приник к Лейтис всем телом, обнимая, поглаживая рукой по животу и груди, а потом убрал пальцы и, ухватив за бедра, вошел в нее, так же резко и страстно, нетерпеливо, сразу начав двигаться, помогая ей руками насаживаться на свой член сильнее.
– Хочу, чтобы ты стонала, – сказал Эйдан, сбивчиво дыша. – Чтобы все слышали, как ты рада доставить хозяину удовольствие.
От мысли, что окружающие услышат, чем они тут занимаются, стало еще горячее. Они будут знать, что Эйдан тут ее отымел, как последнюю шлюху, прямо в центре чопорного и фешенебельного района Луденвика, и будут испытывать финский стыд, осуждать и завидовать – потому что с ними так не поступят, ведь они не сабы. Возможно, даже вообразят, что ее наказывают за какой-то проступок. Восхитительно!
– Хотите, чтобы они вам завидовали? – довольно спросила Лейтис. – О да, они будут, только поддайте еще, чтобы я это делала от души.
Она прекрасно понимала, что это ужасная наглость, но именно это и было восхитительным. Дразнить его. Заводить, даже когда он уже в ней, чтобы у Эйдана аж искры из глаз сыпались от нее.
– Наглая саба, распутная саба, – с невообразимой смесью суровости, нежности и страсти проговорил Эйдан и вцепился рукой в ее хвостики, потянув голову назад. – Я бы тебя заткнул, но кто же будет вопить от удовольствия? Так что я просто оттрахаю тебя так, чтобы ты только орать и могла, – он шумно выдохнул ей в ухо, приникнув губами к шее, еще сильнее задирая ей голову, принялся вылизывать ее языком жадно и с удовольствием. И двигаться в ней, еще быстрее, еще глубже, еще резче, впившись пальцами Лейтис в бедро.
Это было прекрасно! Он знал, как доставить ей удовольствие, при котором стоны не могли не срываться с ее губ. Жаркие, страстные стоны. А вопить, к сожалению, она не сможет, разве что нарочито, искусственно, что совсем неинтересно. Вопила Лейтис обычно под плетью. Но и жаркие стоны могут быть громкими, особенно когда он так хорошо, прекрасно, просто изумительно ее трахает, действительно от души.
– Да, моя самая развратная девочка, вот так, – одобрительно шептал Эйдан, двигаясь в ней все так же быстро и страстно – Еще! Хорошая саба, знает, как уважить хозяина! Еще, девочка! – он подгонял ее словами, подгонял движениями, подгонял рукой, которая, погладив по животу, легла прямо Лейтис на промежность, чтобы ласкать ее и так тоже, чтобы она стонала еще громче, задыхаясь от удовольствия.
Она была уже близка к разрядке, и именно этого движения не хватало, чтобы, заорав от удовольствия, кончить, видя белую пелену перед глазами, которая обычно означала предвестье сабспейса. Впрочем, он был тут неуместен. Лейтис, тряхнув головой, простонала:
– Вы – лучший, хозяин. Еще никто… Никогда…
Это и правда было для нее свежо и ново. За пределы клубов она со своими экспериментами все же не выбиралась и теперь понимала, что, хотя она далеко не новичок, Эйдан может поучить ее затейливому сексу. Как он все устроил в раздевалке! И в лучших условиях не всякий так сможет, так что комплимент она отвесила более чем искренне.
Для Эйдана ее искренние, от всей души сладострастные стоны были самым восхитительным комплиментом. И все же когда Лейтис сказала это «лучший», и еще – «никто» и «никогда», он ощутил, что сейчас просто взорвется от переполняющей его гордости, прямо в примерочной. То, что мечтает услышать любой мужчина, будь он доминантом, сабом, или ни тем и ни другим. То, что из уст любимой женщины звучит как небесная музыка. Она тоже была самой лучшей, его чудесная девочка, которая так потрясающе умела подчиняться и быть непокорной, слушаться и провоцировать – и заводила его этим всем так безумно, до головокружения, до светящегося вихря перед глазами. И Эйдан был готов придумать что угодно и сделать что угодно, лишь бы продолжать так же доставлять ей удовольствие. Потому что Лейтис тоже доставляла удовольствие ему, исключительное, ни с чем несравнимое.
– Все что угодно для тебя, моя чудесная, любимая Лейтис, – прошептал он, целуя ее в красивое плечико, а потом дотянулся до галстука, чтобы распустить скользкие шелковые узлы в пару движений и подхватить ее, измученную наслаждением, на руки, усевшись вместе с ней на скамейку. – Потому что ты у меня тоже лучше всех… и мне с тобой восхитительно хорошо. Моя прекрасная сладкая строптивая девочка, – ему хотелось засыпать ее комплиментами, с ног до головы, потому что его сейчас переполняло чувство почти эйфорической радости. И бесконечной любви к ней.
Лейтис устроилась у него на руках, покрутившись и прислонившись, чтобы расслабиться, опираясь на него всем телом, и обмякла, наваливаясь.
– Я вам правда нравлюсь? – спросила она. – Вам правда хорошо с вашей беспутной сабой?
Эйдан немедленно прижал ее к себе еще крепче и еще ласковее и оставил на ее щеке три коротких нежных поцелуя. Чудесная девочка, со своими бурными и внезапными сменами состояний, которые его восхищали, умиляли, волновали, беспокоили. Которые он тоже любил, вместе со всей остальной Лейтис. И теперь мог ощущать лучше, чем раньше – как сейчас, когда вместе с адреналином схлынули азарт и возбуждение, и им на смену пришла тихая трогательная нежная грусть. Это тоже было нужно Лейтис, чтобы расслабиться, чтобы эти эмоции вышли наружу и схлынули. И еще, чтобы это случилось, ей очень были нужны забота и внимание.
– Очень нравишься и очень хорошо, – заверил Эйдан, снова целуя ее в щеку. – Ты у меня самая чудесная, самая строптивая и самая трепетная… И очень любимая. Всякая, разная, любая. Я тобой любуюсь всегда и всегда хочу быть с тобой. Моя саба, лучше всех, я тобой на весь магазин похвастался и счастлив.
– Так вы хвастались? – Лейтис подняла к него голову и улыбнулась. – А чем хвастались-то?
– Тем, что у меня самая потрясающая саба в Луденвике, – улыбнувшись в ответ, сказал Эйдан. – Самая страстная, чувственная, искренняя и обворожительная. Которая сводит меня с ума прямо в раздевалке, так что устоять невозможно. И с которой мне так хорошо, всегда. Быть с которой – потрясающее удовольствие, и доставлять удовольствие которой – тоже удовольствие. Вся моя, мое бесценное сокровище, и ничье больше.
– Ну ладно, – Лейтис слабо улыбнулась. – Если вы так говорите, то, может, и ничего, может, и не самая ужасная у вас саба.
Она потерлась головой о его грудь, и от этого движения и от ее слов Эйдана затопило волной щемящей, почти болезненной нежности. Бедная девочка, которую так долго уверяли в ее ужасности, что она поверила. И теперь ей очень трудно поверить в обратное. Но Эйдан сделает все, чтобы ее переубедить.
– У меня самая чудесная саба. Для меня так точно, – тихо сказал он, погладив ее по щеке и снова поцеловав. – Никого лучше тебя для меня нет, и никто и никакой другой мне не нужен. Только ты. Хочу быть с тобой всегда и всегда о тебе заботиться. Что будем делать сейчас, милая? Можем еще так побыть, можем решительно собраться купить платье, можем куда-нибудь пойти посидеть и отдохнуть от покупок, ты наверняка пить хочешь... а может, и есть. Или все по очереди.
– Все по очереди. Сидеть хорошо и платье хорошо, и попить тоже нужно. И помолчать.
Она правда умолкла, рассеяно крутя пуговицу на рубашке Эйдана.
– М-хм, – тихо согласился Эйдан, чтобы не слишком нарушать это молчание, о котором она попросила, и уткнулся носом ей в макушку. Он вдыхал ее чудесный запах и нежно гладил ее по голове и снова прижимал к себе крепче. И так тоже было хорошо. С Лейтис действительно было хорошо как угодно, по-настоящему замечательно.
Возможно, они так просидели целых пять минут, пока это тихое настроение не схлынуло с Лейтис так же легко, как и любое другое, после чего она слезла с рук Эйдана со словами:
– И все-таки я хочу выбрать платье! – и отправилась примерять.
Выбрали они целых два: одно – вечернее, черное в искру, «русалочьего» фасона и совсем без плеч, очень классическое на вид, а второе – коктейльное, лиловое, легкое и шелковое, сочетающееся с цветом волос Лейтис, и вышли из кабинки под ручку с абсолютно пристойным видом. Сотрудница магазина, которая следила за примерочными, при их виде очень выразительно и недвусмысленно покраснела до ушей. Лейтис это доставило удовольствие, как доставлял его и Эйдан, который прекрасно держался. Не словно нашкодивший школьник, который едва сдерживает смешок, а настоящий джентльмен, уверенный в себе и знающий, что не совершил ровно ничего предосудительного.
– Мы возьмем это и это, – невозмутимо сообщил Эйдан, протянув продавщице выбранные платья. – Где оплатить?
– Справа от входа, – сдавленно пискнула девушка и стремительно улетучилась в ту сторону, добавив: – Я отнесу, – видимо, пока она на них смотрела, ей представлялось слишком много подробностей.
У стойки оплаты ее не обнаружилось: там стояли другая девица и молодой человек, которые прилежно заворачивали их покупки. Они отличались большей выдержкой: только бросали косые взгляды на ошейник Лейтис, а девушка – еще и на Эйдана, который старательно сохранял совершенно каменное лицо.
Скольких покупателей они успели порадовать, трудно было сказать точно: сейчас в магазине был только один мужчина, пристально изучавший их, скрывшись за вешалкой с пальто. Эйдан удостоил его лишь мимолетного взгляда, а потом очень галантно поцеловал Лейтис руку и сообщил:
– Тебе все это очень пойдет. Будешь самой красивой девушкой в ресторане.
На этом месте все-таки залилась краской и вторая девица, похоже, представив, что они могут в ресторане вытворить – и тут же торопливо вручила им пакет.
– Благодарю, – со спокойной вежливостью кивнул Эйдан, расплатился и они вышли из магазина, так же под руку, как самая благопристойная пара в Луденвике.
Не то чтобы Рона была скромницей, и уж тем более девственницей, и плотских удовольствий не чуралась. Она их очень даже любила! Но вот так, в публичном месте, когда тут покупатели ходят, этих покупателей распугивая – это все же было как-то слишком. Хотя и очень страстно. И даже романтично, пожалуй. Но слишком. Поэтому сейчас она стояла и ровно глубоко дышала, чтобы справиться с чувством неловкости перед тем вон мужчиной, который возле вешалки с пальто стоял, в первую очередь. А он, как назло, подошел и громко поинтересовался:
– И часто у вас такое? – так что Рона снова покраснела до самых ушей и ответить не могла ровным счетом ничего.
– По два платья покупают? Постоянно! – пришел ей на помощь Мэран, которого, похоже, все это не смутило вовсе. – А вот остальное – реже значительно.
– О, вот оно как, – слегка удивленно сказал покупатель. – А я уж думал, постоянно. Хотел в книге пожеланий предложить отдельную звукоизолированную кабинку завести, чтоб девушки не смущались.
«Как будто у нас тут публичный дом!» – возмутилась про себя Рона. Ну, или порностудия, если в отдельные кабинки еще голокамеры поставить. Вот же мысли дурацкие! Все оттого, что девица с розовыми волосами казалась ей смутно знакомой, и Рона всерьез подозревала, что та похожа на какую-то порноактрису, вроде Кати Грин. Но поскольку больше она никого из них по именам не помнила, то и понять, кого ей напоминает эта саба, не могла.
– Зна-а-аете, – протянул Мэран. – Мне кажется, они хотели привлечь наше с вами внимание, потому звукоизолирующая кабинка их бы не устроила.
Тут посетитель закашлялся и поспешил отойти от прилавка. Зато от кабинок для переодевания пришла Эдме, которая тоже выглядела изрядно смущенной. Единственным, кому тут не было неловко, оставался Мэран. Рона просто поражалась, как ему это удается.
– Ну как, они там ничего не сломали? – бодро поинтересовался он, и Эдме стремительно порозовела еще сильнее.
– Нет-нет, что ты! Все в порядке, – пролепетал она. – И одежду вернули в целости и сохранности.
– Вот, очень даже приличные покупатели, и два платья сразу взяли, – обрадовался Мэран.
– Все же, думаю, «приличные» – не очень подходящее слово, – робко возразила Эдме, а потом возмутилась: – Я теперь каждую парочку, которая у кабинок появляется, буду подозревать! В очень даже неприличном!
– А ты на ошейник смотри, – хихикнул Мэран, – если ни у кого ошейника нету, можно не волноваться. А если есть – вставляй беруши.
– Да ну тебя, – фыркнула Эдме и принялась складывать одежду, лежащую возле касс.
– Не представляю, как ты можешь сохранять такую невозмутимость, – не выдержала все же Рона, во все глаза уставившись на Мэрана. На самом деле это ее восхитило, прям настоящий мужчина: пока все переживают, твердо держится на ногах. Не что чтобы раньше Мэран ее не восхищал, но это было что-то новое.
– А я раньше в магазине для домов и сабов консультантом работал, пока сюда не перешел, – весело улыбаясь, ответил Мэран. – Привык! Еще и не к такому, – говорил он так, будто в этом не было ничего особенного, но нос вверх гордо задрал. Радовался, что Рона оценила!
– Там разве платят не больше, чем у нас? – удивилась Рона. Хотя, разумеется, она была рада, что Мэран перешел работать к ним, но непонятно же!
– Не, просто я предпочитаю эротику в нерабочее время все-таки, – улыбнулся Мэран. – Хотя было интересно! Но тут как-то… спокойнее.
Рона как-то не слишком прилично, кажется, вытаращилась на него, потому что немедленно представила это самое нерабочее время вместе с Мэраном. С использованием чего-нибудь из ассортимента секс-магазина, в котором он работал, раз уж он разбирается! Почему-то представлялся розовый вибратор… видимо, из-за цвета волос той девицы! Вот ведь! Наводят на всякие неприличные мысли своими стонами из раздевалки, совсем неприличные, аж снова стыдно!
– А-а-а, понятно-о, – потупившись, протянула Рона. Надо же было что-то ответить, а она совсем смутилась и ничего внятного в голову не шло, когда оттуда никак не удавалось выгнать образ секс-игрушки и руки Мэрана у нее на заднице.
– Кстати, а что ты после работы делаешь? – вдруг спросил он и положил свою ладонь на руку Роны.
Тут она совсем растерялась. Ото всех этих своих пошлых мыслей, оттого, что на самом деле давно хотела, чтобы Мэран это спросил, но не ожидала, что он сделает это так. Да и вообще не ожидала! Тем более, после таких вот разговоров!
– А ты что… эротику мне, что ли, хочешь предложить? – выпалила Рона и тут же захотела стукнуть себя ладонью по лбу. Самый идиотский ответ, который только можно вообразить!
Ей казалось, что она прямо сейчас безбожно все испортила, но Мэран только улыбнулся и, отрицательно помотав головой, сказал:
– Нет, пока только поход в кафе. Ты принимаешь приглашение?
– Я… да, конечно, да! – выпалила Рона и радостно улыбнулась ему в ответ.
«Вот, надо же, и от этих порноклиентов польза есть!» – подумала она. На самом деле, сейчас Рона была им искренне благодарна. Кто его знает, сколько бы Мэран еще решался, а она томилась, если бы не это все. Пускай еще заходят, где-нибудь через полгода: может, он ей тогда обручиться предложит.
Эйдан сразу повел Лейтис в ближайшее кафе, благо, их тут хватало на каждом шагу, чтобы утомленные шоппингом могли передохнуть. Местечко оказалось чудесное, очень уютное, с креслами-мешками и даже диванами-мешками, на которых нужно было валяться, попивая свой чай и любуясь коричневыми стенами, украшенными первыми полосами газет, афишами и открытками времен королевы Гвитир. Ее портрет так же красовался тут, в рамочке прямо поверх этого великолепия.
Эйдан и Лейтис устроились на двухместном диванчике приятного терракотового цвета, так, чтобы Лейтис могла продолжить расслабленно полулежать у него в объятиях. После внимательного изучения и обсуждения меню, Эйдан взял себе сэндвич, а Лейтис – два ромовых шарика, аппетитных круглых бисквитных пирожных, которые она возжелала с неизменным для себя детским воодушевлением. А он только рад был ее порадовать. И покормить. Не просто купив пирожное, а продолжив начатое за завтраком – поддевая маленькие кусочки ложечкой и отправляя Лейтис в рот. Впрочем, сейчас совершенно платонически: бурного секса им было пока достаточно, и в кафе царила расслабленная и заботливая нежность, которую Эйдан ценил ничуть не меньше жаркой страсти. Лейтис была совершенно очаровательная сейчас, хватая губами пирожное с ложечки и с удовольствием прикрывая глаза. И ее очень хотелось целовать, разумеется, но тоже – исключительно невинно и ласково.
Тут раздался громкий любопытный детский голосок:
– Мама, а почему дядя взрослую тетю кормит, как няня – маленькую Эйли? Она сама не умеет, что ли? Не научилась?
Лейтис фыркнула и явно прислушалась к тому, что будет отвечать мама. Та удивительно спокойным тоном, лишь слегка уставшим от несомненно постоянных объяснений, сказала:
– Видишь, на тете ошейник, она – саба. Ты же знаешь, что они иногда сами ничего не могут, из-за своей нестабильной магии, приходится с ними возиться, как с маленькими.
– Даже как с Терри, – со всей серьезностью продолжил мысль мамы мальчик. – Водить на поводке.
Лейтис старательно сдерживала улыбку и Эйдан, оглянувшись, заметил особенно чопорные лица прочих окружающих, которые ревностно не смотрели ни на них, ни на столик, где сидел ребенок с мамой. А тот радостно закончил рассуждение:
– Хорошо, что я не саба, не хочу на поводке ходить!
– А был бы саба, то хотел бы, – тихо сказал Эйдан себе под нос.
Лейтис согласилась:
– Еще бы. Стабильные маги ничего не понимают в прелести поводка. Разве что домы, да и то с другой стороны поводка, – а потом, сладко улыбнувшись, добавила: – Тебе теперь придется и чаем меня с рук напоить, а то разрушим ребенку свежесобранную картину мира.
– Я тебя чем угодно готов с рук напоить и накормить, милая, – с энтузиазмом согласился Эйдан и с не меньшим энтузиазмом очень заботливо вытер ей губы салфеткой, а потом осторожно поднес к ним чашку. Чай уже успел слегка остыть, но Эйдан все равно на него подул, на всякий случай, и поил ее очень аккуратно. – А еще прямо-таки мечтаю купить тебе очень красивый поводок для похода в ресторан. Вечерний. Как платье.
– О, красивый поводок нам точно нужен, – воодушевилась Лейтис и достала медальон. – А ну, сейчас гляну, есть ли тут рядом подходящий магазин.
И подходящий магазин, разумеется, тут был.
Бутик с громким и несколько вызывающим названием «Дары Макни», разумеется, был таким же фешенебельным, как и все, что располагалось на Тай-стрейд. Впрочем, за исключением названия, они держались скромно и стильно: единственная черная вывеска с тонкой золотой надписью и строгие двери темного стекла, за которыми скрывались три павильона в бежевых тонах, отделанные такими же изящными, как надпись, узорами. Товар в стеклянных витринах, впрочем, был довольно пестрый, потому что здесь имелось все, от ошейников до специальной мебели для связывания, в самом широком ассортименте. И все, разумеется, очень известных и дорогих марок: как тех, кто специализировался на товарах такого рода, так и прочих, предлагающих «аксессуары от известных дизайнеров». Имелся, например, ошейник в легко узнаваемую фирменную трехцветную полоску «Эйри».
Лейтис, радостно попискивая, бегала от одной витрины ко второй, сообщив, что она никогда не была в этом магазине, так как если что и покупала под свои потребности, то по Интернету, а полюбоваться всей этой красотищей вживую ей было очень здорово и приятно, лучше всякого магазина с сувенирами. Эйдан наблюдал за ней с улыбкой, но не возражал и с удовольствием обсуждал и разные поводки, и интимные украшения на тело, и мебель, наслаждаясь удивительным, все еще новым чувством, что у него есть своя саба, которой правда этого всего хочется, которая так искренне наслаждается тем, что он проявляет над ней свою власть, и поэтому ее все время хотелось гладить по голове и зацеловать прямо тут, под каждой витриной. И, разумеется, скупить ей в подарок добрую половину магазина, включая скамью для порки, которая им, во-первых, была не нужна, во-вторых, и так у него уже была. Впрочем, совсем уж нерациональные порывы Эйдан сдержал: им хватило и объемистого пакета вполне нужных покупок, чтобы он мог радоваться тому, как у Лейтис светятся глаза, как она его называет «хозяин», как они все это покупают вместе, потому что они – пара. Она его саба, которая хочет быть самой прекрасной для него, а он ее дом, который хочет, чтобы она получала удовольствие.
Сложнее всего было сохранять благоразумие насчет секс-игрушек, которые были очень разными, поэтому их хотелось попробовать просто из любопытства. А еще Эйдана охватывало что-то похожее на охотничий азарт, и ему хотелось изобретать и сочинять новые варианты, как они могут заняться любовью, чтобы радовать Лейтис. Особенно после примерочной. Но в конце концов они все-таки решили, что всегда могут прийти сюда еще раз. И отправились в ювелирный.
Там они тоже провели достаточно времени, разглядывая ассортимент и выбирая – точнее, выбирала Лейтис, как они и условились, а Эйдан, по большей части, разглядывал не украшения, а ее. Наслаждаясь воодушевленным мечтательным личиком. Из ювелирного они вышли с комплектом из колечка, сережек и кулона в виде изящных веточек с ягодами и листиками из драгоценных камней. И, в финале этого марафона купив в одном магазине сразу туфли, сумочку и перчатки, отправились домой, усталые, но очень довольные покупками и проведенным вместе временем.
Сытный ужин, которым их встретил Тэвиш, был после такого напряженного забега по магазинам очень кстати. Не менее кстати после еды было пойти ополоснуться и полежать в обнимку с голобоксом, потому что даже сидеть Лейтис сейчас было лень, а вот вытянуть ноги на кровати, откинуться на подушки и тупить в интернет – очень даже хорошо. Эйдан заботливо отнес ее до комнаты, очень нежно поцеловал и строго велел отдыхать, пока не отдохнет.
И, разумеется, она сразу полезла проверять почту. Ответное письмо Гвин, которое сделало прекрасный вечер еще прекраснее, начиналось с выразительного «о боги».
«О боги, Лейтис! Я за тебя жутко волновалась! А теперь ужасно за тебя рада!
Я так сильно рада, что даже не хочу тебя расспрашивать о подробностях того, во что ты так круто вляпалась и сокрушаться по этому поводу. Главное, что все хорошо закончилось. Лучше, чем хорошо – просто отлично! Не знаю, как словами передать свои чувства: у тебя есть хозяин и дом, наконец-то, причем и то, и другое – совершенно замечательное, судя по тому, что ты пишешь. Ярко-зеленый!!! Наконец-то ты нашла себе подходящего человека, сколько же можно так вот мыкаться, в самом деле?.. Знаешь, ради этого стоило даже и в неприятности влипать, вот такая крамольная мысль. Я вообще готова решить, что это боги вмешались и все устроили, потому что оно и впрямь как в романе. Но как же хорошо, что все так сложилось!
Буду держать за тебя кулачки весь этот год и молиться богам, всем по очереди, чтобы у вас установилась связь. Потому что ты там всего четыре дня, а я тебя в таком благостном расположении духа не видела уже много лет, кажется. А он еще и в постели ого – прямо мечта, а не мужчина. Хотя, может, у тебя благостное состояние и с этим сильно связано, а? ;)
Пиши мне почаще и в деталях, как у вас дела и отношения. Я о тебе радостно волнуюсь и очень жду всех и всяких новостей.
У меня самой все хорошо, не переживай! Родители приезжали в гости два месяца назад, летом у теплого моря греться. Папа все так же со своим желудком, сидит на диете и пьет лекарства, в остальном – они очень даже бодрые старички. У Лорето в художественной галерее дела тоже идут неплохо. И мы с ним недавно обсуждали, что где-нибудь через полгода можно пытаться завести ребенка. Это очень волнующе, но я хочу: еще немного понаслаждаюсь ролью замужней бездетной женщины – и буду осваивать новую.
Очень тебя люблю, Гвин».
Лейтис, самой собой сразу принялась набивать ответ.
«Привет!
Мне ужасно стыдно, что я пропадала, хотя я совершенно не нарочно и ничего не могла с этим поделать. Как только смогла – я тут!
Присылай голофотки своего дома! Я же хочу увидеть, как ты там живешь! Расскажи, с кем общаешься, есть ли у тебя новые подруги, про свекров тоже расскажи, все-все знать хочу. И кого хочешь первым – мальчика или девочку! И часто ли ходишь купаться в море – о боги, как это чудесно – жить возле теплого моря! Мне ничуть не меньше интересно про тебя, чем тебе про меня.
Я с тобой согласна, что приключение стоило выигрыша. С Эйданом мне очень хорошо, а он вообще влюбился, быстро так! Я как-то даже не ожидала.
Он вообще трогательный очень, боялся, что я, с моими проблемами с подчинением, не хочу с ним спать, пришлось брать дело в свои руки, зато в итоге он так неприлично сильно радуется, будто это что-то особенное – что мы с ним спим, а не что-то само собой разумеющееся для пары, связанной ошейником. Ну, мне приятно тоже, конечно, кому б не было приятно. Еще заявил, что хочет мной хвастаться, поэтому завтра поведет меня в ресторан. Ужасно мило, я не смогла отказать, хоть и подумала, что встретить знакомых было бы адски неловко. Надеюсь, что не встретим. Я ведь не решилась назвать ему свою настоящую фамилию. Ну их всех, моих родственничков! Я не с ними! И вообще, они все вечно портят. Так что я побоялась, что и тут испортят, хотя это довольно неловко, что я не говорю всей правды.
Боги мои, Гвин, как я сейчас тебе завидую! Хочу уехать из этой страны в какую-нибудь другую, просто подальше от них и проблем с ними. Но, боюсь, Эйдан не согласится. Он милейший поклонник нортумбийской старины, знаешь, такой любитель гвитирианской эпохи и ходит в сюртуках. Подозреваю, что вместе мы выглядим феерично, ну, ты же знаешь мой стиль современной девчонки. В общем, боюсь, он слишком патриот для исполнения моих мечтаний.
Но зато в другом он такой, как я и мечтать не смела. Гвин, он оказался ужасный любитель эпатажа, не хуже меня. Устроил сегодня такое! Мы пошли в магазин за платьем, чтобы было в чем идти в ресторан, ну и вообрази: я в раздевалку, а он за мной, мол, я на тебя смотреть буду, как ты раздеваешься. Ну, а я что? Возражать, что ли, стану? Ну и, разумеется, только смотреть он не собирался, и мы там таки изрядно нашумели. Видела бы ты, как потом краснела продавщица, которая выбивала чек на платье, прям трудно было держать серьезное лицо порядочной леди, очень хотелось захихикать. Но и я, и Эйдан, сдержались. Я даже не представляю, кто бы другой смог, как он, и ведь он нарочно! Тоже мной так хвастал, еще до ресторана, ну и еще он сказал: «Я перед тобой не могу устоять». Это, знаешь, весело и приятно. Лучше комплиментов показывает отношение, если ты понимаешь. При этом он такой суровый-суровый! Нет, правда, потрясающее сочетание того, какой он нежный и добрый, но очень суровый и властный. Я прям передать не могу, но я восторге!
Тоже тебя люблю, твоя Лейтис».
Ответив на письмо, она успела слегка поболтаться в сети, интересуясь новостями, но в целом прошло едва больше часа, как Лейтис услышала тихий стук в дверь, а потом она осторожно открылась и в нее с весьма сосредоточенным видом заглянул Эйдан – по всему, собираясь проверить, не уснула ли она тут окончательно от усталости. Но Лейтис не спала, так что он радостно и почему-то слегка смущенно улыбнулся и сообщил:
– Я соскучился. Тебя ужасно долго нет, так что я решил зайти сам… – после чего наконец зашел в дверь целиком, остановившись у порога и уставившись на нее вопросительным взглядом.
Лейтис, конечно же, сразу догадалась, по чему именно он особенно сильно соскучился, ведь раздевалка была так давно, почти в прошлой жизни, и разулыбалась, ощущая, что Эйдан опять ее растрогал.
– А я уже все сделала, что хотела, и отдохнула тоже прекрасно, – тут же сообщила она. – И сама вот думала, прийти к вам или нет. Но не могу же я все время бегать вас соблазнять! Это как-то неловко, и вообще, вы должны меня воспитывать и строго велеть являться доставлять вам удовольствие, а вы как-то забываете, что надо строго командовать – и все.
Он широко и умиленно улыбнулся ей в ответ и, подойдя, протянул руку, помогая подняться с кровати.
– Ну, я рассчитывал, что моя саба смиренно явится к хозяину, чтобы он немедленно начал строго ей указывать, как доставлять ему удовольствие. И даже все старательно приготовил для строгих указаний, – на этом месте вид у Эйдана стал очень лукавый и довольный. – А теперь мне, похоже, еще и повоспитывать тебя придется, раз не явилась… Тоже очень строго, – он картинно нахмурил брови, не сумев до конца стереть довольную гримасу. Очевидно, этот самый приготовленный сюрприз его слишком сильно воодушевлял.
Тут уж Лейтис не выдержала и кинулась к нему на шею, практически выпрыгнув из кровати от восторга.
– Я вся ваша, хозяин Эйдан! Приказывайте и воспитывайте! – счастливо сказала она, глядя на него снизу вверх.
– Конечно моя, вся, целиком, только моя, – обняв ее за талию и склонившись к ней, томным полушепотом сказал Эйдан, продолжая лукаво улыбаться, и ухватил ее за колечко ошейника, чтобы притянуть к себе еще сильнее и поцеловать в губы жадным коротким поцелуем. Его рука скользнула с талии вниз, поглаживая бедро, а потом он потянул ее за собой к двери, теперь ухватив за ошейник всей рукой и продолжая обнимать, прижимая к своему боку. – Идем, хозяин соскучился по своей строптивой сабе.
Было очень приятно ощущать себя вот так быстро захваченной в плен, без права на сопротивление, и предвкушать, что за сюрприз приготовил Эйдан. Наверняка что-то из купленных сегодня же игрушек, но ведь что именно он выбрал, Лейтис не знала, и это было прекрасно.
Едва они вошли в спальню Эйдана, Лейтис с любопытством огляделась по сторонам – и почти сразу заметила кандалы, которые очень выразительно лежали по четырем углам кровати, пристегнутые к столбикам за короткие цепочки. Кожаные, широкие, красно-черные, сразу для рук и ног, Эйдан купил их со словами, что Лейтис они очень пойдут.
– Видишь, – с улыбкой сказал он, проследив за ее взглядом, – я собираюсь быть очень строгим доминантом сегодня. Одного галстука для такой строптивой сабы явно маловато.
Это было очень возбуждающе – представлять, что он скоро прикует ее вот так кровати распятой, а еще – лестно. Само по себе желание приковать к кровати как ничто другое говорило о том, что Эйдан ее желает страстно и сильно. Приковать и никуда не отпускать вовсе.
– Вы правы, хозяин Эйдан, со мной так и надо, – радостно согласилась Лейтис, ощущая, как у нее сладко поджались половые губы от одной мысли, что он ее прикует и потом будет делать с ней все, что захочет.
– Тогда раздевайся, – велел Эйдан, снова скользнув рукой с талии на ее попку, погладив и сжав, очень выразительным и недвусмысленным движением. А потом отошел от Лейтис к кровати и уселся на нее, упершись руками в колени и слегка наклонив голову. – Медленно, не торопись. Хозяин хочет тобой любоваться, – он едва слышно вздохнул и облизал губы, скользя по Лейтис взглядом, уже любуясь ею, стоящей перед ним.
Лейтис повела рукой вверх по левой руке, по шелковому рукаву халата, и, кокетливо слегка приспустив ворот с плеча, посмотрела на Эйдана:
– Я правильно делаю, хозяин?
– Хорошо, – он одобрительно улыбнулся и снова облизнул губы. – Хорошая саба, радует хозяина собой. Хорошо, но мало. Продолжай! – пижамные штаны, надетые сейчас на Эйдана, были достаточно тонкими, чтобы Лейтис могла не только ощущать, но и видеть своими глазами, что она делает все очень даже правильно, и Эйдану очень даже нравится.
Лейтис повторила со второй рукой тоже самое и потом опустила сложенные на плечах руки, оглаживая свое тело, потом развернулась к Эйдану спиной и, развязав пояс халатика, распахнула полы, после чего, оглядываясь через плечо, начала натягивать ткань попой и отстранять ее, при этом позволив халату еще немного сползти с плеч. Она не могла не улыбаться, зная, как все это его раззадоривает, уже почти ощущая, как трудно ему сидеть со спокойным видом, будто ее стриптиз вовсе не будит у него желания броситься к ней и, сорвав с нее немногочисленную одежду, завалить на кровать.
– Повернись, по кругу, – велел Эйдан совершенно невозмутимым тоном, сделав соответствующий жест рукой в воздухе. – Хочу посмотреть на тебя со всех сторон. Как следует, – под конец строгой речи он все-таки не сдержал короткого томного вздоха, но по-прежнему остался непроницаемо спокойным на вид. Хотя было совершенно очевидно, что ему попросту мало обнаженных плечиков и задницы, прикрытой халатиком, пусть и соблазнительно выставленной. Но прерывать их томительно-возбуждающую игру он не собирался.
Лейтис медленно повернулась, при этом прикрывшись халатом, который так и держала за полы, так что ноги были совсем на виду, и опять провела по телу руками, теперь вверх, чтобы снова чуть стянув халат, неторопливо обнажить грудь почти до сосков. Внизу развязанный халат тем временем принялся распахиваться, и она начала прикрывать там рукой, позволяя тем временем сползти халату с груди. Ей доставляло невероятное удовольствие при этом наблюдать за Эйданом, который старательно держался невозмутимого вида, но дышал тяжело.
– Подойди ближе, – наконец не выдержав, велел он и, когда Лейтис выполнила указание, с нескрываемым удовольствием положил ладонь ей на грудь, погладил и слегка потянул за сосок. – Такая развратная саба, просто невыносимо. Так и напрашивается на то, чтобы хозяин разложил ее прямо здесь и хорошенько оттрахал, – проговорил он таким тоном, будто одаривал ее роскошными комплиментами. Впрочем, это они и были. Безо всякого «будто».
– Разложите, – согласилась Лейтис. – Заслужила ведь!
И была очень этим довольна, что заслужила.
– Еще как заслужила, – согласился Эйдан и резко дернул ее халатик вниз, так что, когда она отпустила руки, он слетел с нее в одно движение и упал к ногам. Ладони Эйдана легли на бедра Лейтис, очертили все изгибы ее тела, задержавшись на груди, а потом он ухватил ее за запястья и поднялся на ноги, чтобы, резко развернувшись, так же резко усадить, едва ли не бросить Лейтис на кровать. Сцепленные на ее руках ладони проскользили вверх до плечей, ощутимо сжимая и поглаживая в жесткой настойчивой ласке, а потом Эйдан мягко толкнул ее назад, уронив на кровать спиной, и встал прямо над ней, уперев руки в бока. – Разложить, привязать получше, чтобы не рыпалась, и отыметь во все дырки – вот чего заслужила. Ляг на подушки и разведи руки и ноги пошире!
– Ужасно строгий хозяин Эйдан велит своей маленькой сабе слушаться, и она слушается, – доложила Лейтис, заползая на кровать – не поднимаясь. Она скользила спиной по простыне, благо, еще в прошлую ночь заметила, что та хорошо сидит на матрасе и не сбивается, так что по ней можно вот так скользить, и, отталкиваясь ногами, развернулась чтобы принять нужную позу, так и не оторвав спины от кровати. Спина от этого немного разогрелась, но это было приятно. Пусть саднит. При этом она старательно смотрела на Эйдана, пока не развернулась.
– Возмутительная безобразница и распутница, – прокомментировал это впечатляющее зрелище Эйдан и в одно движение залез на кровать, встав над Лейтис на коленях и сжав своими ногами ее бока. – Ничего, сейчас хозяин сделает так, чтобы ты прекратила непристойно вертеться, – деловито сказал он и, наклонившись, принялся быстро и ловко пристегивать ее руки браслетами.
И это тоже было очевидным комплиментом, который Лейтис приняла с довольной улыбкой.
– Да, ваша ужасная саба нуждается в твердой руке, хозяин Эйдан, – согласилась она.
– М-м-м, сильно нуждается, – согласился Эйдан, развернувшись, чтобы теперь пристегнуть ей ноги, и, положив ладонь на самое интимное место Лейтис, осторожно погладил пальцами. – Очень сильно, я вижу.
Он поглаживал ей ноги, от бедер до лодыжек, прежде чем застегнуть браслеты, особенно нежно, круговыми движениями большого пальца, выступающую косточку щиколотки, вокруг нее, ступню до самых пальцев – где не было щекотно, но было очень сладко, так, что эти самые пальцы невольно поджимались.
– Теперь никуда не денешься, – довольно сказал Эйдан, покончив с последним ремешком, и снова развернулся к ней лицом, навис сверху, опираясь на одну руку, а другой поглаживая живот и грудь Лейтис. – Строптивая саба не будет выпендриваться, и хозяин сможет получить удовольствие так, как ему нравится, – он продолжил ласкать ее, жадно скользя рукой по всему телу.
Настолько скованное, такое беззащитное состояние всегда ощущалось, как опасность, тем более с партнером, который приковал тебя впервые, и это и возбуждало, заставляя выгибаться под его руками, ощущая себя трепещущей, жаждущей соития, которое обещало немного покоя. Пока тебя берут – не сделают чего похуже. Но вряд ли Эйдан ограничится только сковыванием, потому Лейтис ждала его действий с трепетом и волнением.
Он шумно вздохнул, а потом, продолжая ласки, приник к ее губам в очень страстном и жадном поцелуе, будто не целовал, а уже брал ее, овладевал ее ртом, путешествуя языком везде, настойчиво, так, что невозможно сопротивляться, впиваясь губами в губы.
– Хочу тебя везде, – сообщил Эйдан, когда наконец отстранился, через бесконечно долгое время. – В каждую дырочку, со всех сторон, овладеть тобой целиком. Потому что ты моя. Моя саба, которая принадлежит своему хозяину, – это звучало как обещание, это им и было. Он погладил ее губы языком, одновременно скользнув пальцами между ног, где уже было очень влажно и горячо.
– Жду в нетерпении, – отозвалась Лейтис, которой и впрямь хотелось остро и жадно, хотелось, чтобы Эйдан не был с ней слишком нежным, после всех этих обещаний, которой снова нужно было ощутить, что он владеет ею, и потому может брать как хочет.
Эйдан улыбнулся – и это тоже было обещанием, особенно когда он слегка отстранился, приподнявшись на руке, и открыл ящик прикроватной тумбочки. Так что Лейтис замерла в предвкушении.
– Во все дырочки, – повторил он и достал анальный плаг с вибратором, одну из их покупок. Он был довольно большой, по настоянию Лейтис, из прозрачно-сиреневого пластика, так что походил на какую-то драгоценность странной формы. На подарок, который Эйдан решил сделать для нее сейчас. И не собирался медлить, достав следом и смазку, чтобы обильно смазать ее между ног, лаская пальцами, иногда забираясь внутрь, поглаживая по кругу, сперва совсем нежно, но потом – все сильнее и настойчивее.
– Так я буду совсем ваша, хозяин Эйдан, – Лейтис застонала от неудовлетворенного желания, ей слишком хотелось ощутить в себе хоть что-то. А лучше всего и побольше.
– Да, девочка, совсем моя, – почти шепотом сказал он, склонившись к ней ниже, прежде чем ввести пробку, сразу до середины, теперь уже вовсе не нежничая с ее подготовленным телом. Так было уже хорошо, а когда плаг завибрировал, проталкиваясь глубже, стало еще лучше. И когда Эйдан, наклонившись совсем низко, принялся вылизывать ей грудь, прихватывать губами соски. И когда его вторая рука принялась ласкать ее спереди, именно там, где это вызывало особенно острое наслаждение. – Вся моя, везде моя, полностью в моей власти.
– Так хорошо быть твоей! – ответила Лейтис часто дыша, наслаждаясь, плавясь от удовольствия, которое обещало стать еще лучше.
«Моя девочка, моя саба, моя Лейтис», – неслось в голове у Эйдана одной сплошной бегущей строкой. Это было прекрасно, видеть ее такой – полностью скованной, беззащитной, когда с ней можно сделать все, что угодно. И знать, что будешь делать только то, что доставит ей удовольствие, только то, от чего Лейтис будет хорошо. И видеть наслаждение на ее лице, видеть, как она выгибается от страсти под его руками, как она просит еще, всем телом, слышать ее сладкие стоны. Внутри Эйдана сейчас бурлил кипучий коктейль острой страсти и пронзительной нежности. И когда Лейтис опять назвала его на «ты», чувства накрыли его и вовсе с головой.
В этом все же было что-то невероятно личное и интимное. Особенное доверие, ответная невыносимая нежность к нему, просьба, чтобы он был рядом, чтобы он был не только ее хозяином, но и ее мужчиной, ее Эйданом.
– Де-е-евочка, – простонал он, мягко подхватив ее под бедра, когда
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.