Оглавление
АННОТАЦИЯ
От счастья просто так хвостом не отмашешься!
Их не видно, но они нас хранят. А ещё они очень хотят, чтобы мы были счастливы, ведь если хорошо нам, то хорошо и им.
Кто же они? Конечно же, наши Хранители!
Хранительница Лючия мечтает познакомить своего хозяина с девушкой, которая будет его Счастьем. Вот только хранитель Айзек решил никогда не подпускать к своей хранимой никаких мужчин. "Нам больше никогда никто не сделает больно!" - рычит он.
Но жизнерадостная и оптимистичная Лючия давно уже решила совсем иначе. И хотя попытки свести людей у неё раз за разом проваливаются, она не собирается сдаваться. И начинает разруливать проблему... с Айзека.
ГЛАВА 1. Следы на снегу
– Гулять, гулять, скорее гулять! Мы идём гулять, мы найдём Её, мы будем счастливы!
Невидимая для хозяина, хранительница Лючия носилась вокруг него, пока он, наконец, не закончил одеваться. Вместе с ним заглянула в зеркало. Хозяин был хорош собой и одевался очень мило! Ах, это прекрасное серое пальто, этот длинный полосатый шарф… и какой же хозяин красивый, какой он добрый, какой он весёлый! Каштановые волосы забраны в хвост на затылке, ореховые глаза так и брызжут смехом, рот всегда готов улыбаться или целоваться… Девушки так и вились вокруг Кармина, увивались, льнули, ходили с ним под ручку, кидались в омут отношений с головой. Своё отражение хранительнице тоже понравилось. Да что там, она была просто неотразима, потому что все корги прекрасны! Эта белая манишка, эти чудные короткие лапки и торчащие рыжие ушки – они же бесподобны!
Одно только беспокоило Лючию: девушки-то вокруг хозяина вились и на него кидались, только вскоре омут начинал им казаться отмелью, а Кармин оставался один.
– Гулять, гулять, – хранительница уже готова была сама распахнуть перед Кармином дверь, потому что он всё медлил, задумавшись перед зеркалом. Смотрел туда и словно ничего не видел. А ведь там, снаружи, ждала Та Самая, и если ещё немного помедлить, то ничего не получится.
А Лючия между тем уже всё придумала: он выйдет из подъезда в пальто нараспашку, полосатый шарф слетит с его шеи, упадёт под ноги Той Самой, и…
Кармин схватил шапку, сунул за пазуху, выбежал навстречу своей судьбе. Хлопнула дверь, щёлкнул замок. Дроботно, весело простучали ботинки по ступеням, и вот он, пронзительно-синий зимний вечер, раскрыл Кармину и Лючии льдистые объятия! Свежий воздух, сияние огней, только-только набирающих яркость, и Та Самая спешит наперерез, не поднимая угрюмого взгляда от дороги перед нею.
Ну вот чего она такая хмурая? Ведь всё у неё в порядке, работа хорошая, шубка нарядная, кошелёк отнюдь не пуст, и внешностью Великий не обидел. Отчего же такая мрачная гримаса сковала лицо, румяное от лёгкого морозца? Брови сдвинуты, над переносицей глубокая, до боли, складка, губы – скобочкой вниз, в синих глазах лютая зима… Ну ничего, сейчас ты у нас увидишь Кармина, и всё – он твой, а ты его, на веки вечные… Лючия встряхнулась, приготовилась, подняв лапы. Сейчас будет!
– Начали, – скомандовала хранительница, и волшебство окутало обоих людей. Искрящееся, хрустально-звонкое, эх, жаль, что только хранителям видимое!
Волшебство потянуло с крепкой мужской шеи шарф, волшебство заставило девушку поднять его и сказать:
– Эй!
Но тут, откуда ни возьмись, ударил в ответ ледяной ветер, вырвал шарф из хрупкой руки, уронил в лужу, а затем, выстудив, поднял и как хлестнул им по лицу удивлённого парня! Да всё это быстро – Лючия и моргнуть не успела. Со стороны и вовсе вышло так, будто девушка схватила шарф и ударила им парня по лицу.
– Ты чего? – удивился и рассердился Кармин. – Думай, что делаешь!
С его лица впервые за неделю слетела улыбка.
– Извините, – сухо ответила Та Самая и поспешно прошла мимо, даже плечом не задев Кармина.
Ушла! Ушла! Лючия метнулась вслед, вернулась к хозяину, снова бросилась за девушкой. Но отходить от хранимого слишком далеко хранителю нельзя, и Лючия полетела обратно к Кармину. Тот шёл насупленный, нёс в руках шарф – весь обледенелый, так что, наверное, получить им по лицу было не только обидно, но и больно.
– Что за дела? – спросила Лючия, но, конечно, хозяин её не только не видел, но и не слышал. – Ведь она Та Самая! Истинная и Неповторимая! Она наша любовь, наш последний… нет, наш единственный Шанс!
От волнения её голосок стал совсем тоненьким, а в таких случаях люди могут слышать его – тихий скулёж, не сами слова.
Кармин покрутил головой в поисках щенка. Он всегда жалел бездомных собак и кошек. Притаскивал домой, выхаживал, вызванивал на дом ветеринаров, но потом пристраивал животное и продолжал жить один.
Говорил всем, что так его ничто не держит. И ещё, что работа не позволяет держать дома собаку. Только Лючия знала: врёт. Весёлый, общительный, добрый Кармин до икоты боялся серьёзных отношений. Боялся, и в то же время искал её, единственную. Уж она-то, хранительница, это знала.
Лючия встряхнулась, хлопая ушами, и поскакала по рядом с Кармином, нарочно оставляя на тонком слое свежевыпавшего снежка волшебные следы. Собаки никакой нет, а следы есть! Что ж, увидеть их может всякий. Но не каждый сумеет прочесть!
Бежала-бежала, да и замерла, принюхиваясь, будто самая обычная собака. Собачьи следы на снегу… они никем не пахли и не были живыми. Точно так же, как её собственные!
– Ага, – сказала сама себе Лючия.
Была у неё привычка думать вслух, говорить с собой. Всё равно ведь больше никто не слышит.
– Ага, – так она сказала себе на этот раз, – значит, поблизости есть ещё один хранитель.
След был крупный. Лючия, которая обожала облик симпатичного упитанного корги, поставила лапу рядом. Так вот, следы незнакомого хранителя были сильно больше. Но больше она пока ничего узнать не смогла.
Кармин тем временем подумал-подумал, да и направился к площади. «Опять новую девчонку домой притащит, – приуныла Лючия. – И опять не больше, чем на месяц! Ну уж нет, Хранимый! Сегодня будешь спать один. И завтра, если понадобится, тоже. Вообще будешь спать один, пока не встретишься, наконец, с Той Самой!»
ГЛАВА 2. Кармин – герой
Прогулка не задалась с самого начала. Как может быть удачной вылазка из дома, если тебе по лицу прилетело обледеневшим шарфом? Щека горела, мёрзлый шарф висел на руке. Как назло, девушка, на которую он нарычал, была хорошенькая. Даже в той дурацкой шапочке, которая не шла к её синему пальто! Но флиртовать с девушками, которые хватают шарфы и бьют ими парней по лицу, Кармин как-то не умел.
Да и потом, разве ему мало девушек? Да у него несколько толстых записных книжек были забиты адресами красавиц, готовых пожертвовать добрым именем ради одной ночи в постели Кармина! За один лишь прошедший год у него было несколько интрижек, а мимолётного флирта и невинных поцелуев – без счёта. И правильно, кто же считает поцелуи, тем более невинные? Кармин подумал, а не вернуться ли домой. Но ведь нынче был последний день Одиннадцатой Луны, или, на старый манер, Предзимник. А это значило, что на главной площади города Азури сегодня будут танцы, горячие напитки, традиционные жареные бутерброды, фейерверк и, конечно, там будут гулять девушки.
Уже издалека на Кармина повеяло запахом раскалённого масла, расплавленного сыра, в который уличные торговцы окунали креветки, насаженные на деревянные палочки, пончиков и жареного мяса. Все эти ароматы, грубоватые, но по-своему привлекательные, на свежем воздухе здорово разжигали аппетит.
И звуки манили! Кажется, в этом году власти города наконец-то научились, как в столице, включать колонки на полную. Слышалась громкая бодрая музыка. Кармин узнал и голос певицы: то была Ясма Корри, известная своими песнями по всему миру. Говорят, она и за океаном была, но не осталась: вернулась в родные края. А ещё… где-то визжали.
Сначала Кармин прошёл мимо узкого проулка, откуда слышался визг. Мало ли кто визжит? Горожанки из простых или деревенщина, что съезжалась в Азури на праздники, бывало, пили горячий пунш, не заботясь о том, что уличные торговцы добавляли туда огромное количество дешёвого рома. Запах пойла заглушали лимонными корочками и пряностями, вкус – сахаром и апельсиновым либо клюквенным соком. Пунш мог сбить с ног любого, кто не привык его пить. Тут уж не только визжать, думал Кармин, тут и хрюкать будешь…
Но, когда он миновал тёмный проулок, что-то заставило его замедлить ход. Если девчонка визжит радостно, то ещё и смеётся. А тут просто так, на одной ноте, безнадёжно, словно отчаявшись получить помощь. Кармин развернулся и набрал скорость. Так, на бегу, и врезался в спину. Широкая, надо сказать, была спина, за нею Кармин и девушку-то не сразу увидал! Спина, будто стена – не пошатнулась и не подалась под парнем, который был чуть ли не в два раза уже! Но крепкий затылок напрягся. Голова на неповоротливой шее повернулась к Кармину. Здоровяк двигался как будто по частям. Словно тело его жило отдельной жизнью от головы. Кармин оценил медлительность и грузность противника, и, не дожидаясь, пока тот повернётся к нему полностью, ударил снизу вверх под челюсть. Здоровяк хрюкнул и протянул к Кармину лапищи. Освобождённая от захвата жертва тихо сползла по стеночке и заплакала.
– Беги, дура, – только и успел сказать Кармин.
Огромный кулак мог бы ему и голову снести, но парень успел увернуться. Девушка выползла из проулка, и можно было удирать, но Кармин не успел: здоровяк схватил его сзади за воротник куртки и притянул к себе. Ах ты ж невезуха какая, подумал парень, болтая в воздухе ногами. На этот раз он увернулся от кулака не весь, не полностью – удар пришёлся по скуле вскользь, потом задел ухо, а потом… вспышка невероятно яркого света, и здоровяк всхрапнул, поскользнулся и опрокинулся навзничь. Кармина он выпустил. Подогретый опасностью ничуть не хуже упомянутого пунша, парень ещё пару раз наподдал обидчику ногой, но потом сообразил, что тот сейчас встанет. И вряд ли будет в хорошем настроении после того, как приложился головой о кирпичную стенку! А рассчитывать на вторую неизвестную вспышку не стоило.
Что, кстати, это такое было? Фейерверки пускать ещё рановато, да и тихо слишком было для такого снопа света. Кармин пожал плечами и поскорее удрал из проулка. Девушка ждала его под фонарём, вытирая лицо варежкой.
– Ой, – сказала она при появлении Кармина. – Ооооой!
И повисла у него на шее.
– Пошли отсюда, – с трудом проговорил Кармин, чувствуя, что ухо и скула начинают гореть, будто натёртые кирпичом.
Лючия с трудом подавила раздражение. Откуда тут взялись эти двое? Какие-такие нехорошие силы заставили неповоротливого здоровилу напасть на совсем юную девчонку? Хранительница чуяла, что след давешней Той Самой уходит в сторону площади и теряется там, но чем дольше успокаивал Кармин свою спасённую, тем дальше и недостижимее становилась его судьба.
– Ну ты глупый, глупый, совсем глупый, – Лючия обежала вокруг фонаря, Кармина и девушки несколько раз, – это же надо! Отведи её куда-нибудь, отведи, сдай в добрые руки, пусть её хранитель отвечает за то, что она тут бегала одна… избавься от неё и иди искать Ту Самую! Понимаешь? Глупый, глупый Кармин! Я из-за тебя превысила полномочия, устроила этому громиле полный погром, а ты и не ценишь!
Кармин аккуратно взял девицу под локоток и повернул лицом к площади, приговаривая:
– Идём, там люди, там тепло и хорошо… Купить тебе горячего вина?
Девушка висла на Кармине, словно мокрое полотенце на спинке стула. Ай-ай, а любимый шарф хозяина так и остался в тёмном проулке, между двумя глухими стенами. Лючия заволновалась, сунулась туда – здоровяк со стоном ворочался прямо на шарфе. И вдруг в носу засвербело, защекотало – хранительница не выдержала и чихнула. И надо же было именно в этот момент настырной жертве несвершившегося насилия повернуться в её сторону!
– Ой, собачка! – воскликнула девушка и дёрнула Кармина за рукав.
Лючия тут же скрылась. Ну да, у любого хранителя своя слабость. К примеру, Лючия делается видимой для людей, когда чихает. А некоторые хранители так и вовсе при запахе какого-нибудь дыма проявляются, или при виде красного яблока. Стыдоба, конечно, но что поделаешь?
– Какая собачка? Где? – спросил Кармин.
Тоже заглянул в проулок, подобрал свой шарф, осторожно потыкал ногой в поверженного врага.
– Вставай, бандюга, весь ливер отморозишь, – сказал сердито.
Да вот, такой у Лючии хозяин: добрый. Даже к таким негодяям.
– Надо констебля сюда позвать, – произнёс Кармин и потащил девушку к площади.
Лючия услышала, как он спросил таким голосом:
– Тебя как зовут-то?
А когда Кармин говорил таким голосом – девицы, как правило, окончательно теряли голову.
Следовало что-то срочно изобретать. Но Лючия задержалась ещё на секундочку, втягивая ноздрями запахи подворотни.
– Здесь был ещё один хранитель, – пробормотала она. – У этого увальня – нет, он пропащий. У девчонки нет – шляется где-то, надо будет рапорт подать, пускай эту дворняжку вычислят и накажут. Тапком её, тапком, тапком, – тут Лючия захихикала по-собачьи. – Но был какой-то чужой хранитель. И как бы он это всё и не подстроил!
Лючия спохватилась, что Кармин уходит от неё слишком далеко. Покидать хранимого разрешалось только если он спал. Это же навело хранительницу на мысль, что неизвестный ей хранитель сопровождал свою хранимую и был тут незадолго до Кармина и Лючии.
Но зачем он подстроил нападение на девчонку?! Хранительница тявкнула и со всех коротеньких собачьих ног заторопилась вслед за хозяином и спасённой им девушкой. Ей хотелось их разлучить. Пусть Кармин не обольщается: Лючия решила свести его с Той Самой, с таинственной дамой сердца, и непременно до конца Двенадцатой Луны. На это у Лючии были свои причины.
ГЛАВА 3. Гелия
Дважды в толпе Лючия улавливала удивительный запах Той Самой. Но девушка так и не встретилась хранительнице. И, как назло, Кармин увивался вокруг той девицы. И о чудо, наконец-то возле неё начала хлопать ушами золотистая, кучерявая, слегка курносая хранительница.
– Ты где была? – зарычала на неё Лючия.
– П-простите, – смутилась незнакомая хранительница. – Я новенькая. Только что появилась. Я ещё не знаю… то есть у меня есть определённые инструкции…
Лючия обнюхала золотистую и слегка фыркнула. Та решила, что пронесло, и принялась крутить коротким хвостиком. Дружелюбная, свеженькая, пахнет чистотой, детскими снами и яблоками.
– Твою хранимую чуть не прибили в переулке, – сообщила Лючия суховато, хотя обычно была весела и дружески настроена к другим хранителям.
– Её хранительница отправилась на небо, а я появилась только что, на замену, – вздохнула новенькая. – Как тебя зовут? Я Гелия!
– Лючия, – зарычала хранительница. – Знаешь что, тащи свою хранимую домой, подальше от моего хозяина.
– Почему? У них вроде бы всё хорошо, – тут обе хранительницы посмотрели, как парочка кружится в медленном танце.
Нельзя было не признать: они друг другу нравились. Даже очень! Вон как рука девушки доверчиво лежала на плече парня… а вторая-то, батюшки, подумала Лючия, второй она уже и под пальто к нему залезла! Вот шустрая! Ррррр!
– Что с предыдущей хранительницей стало? – спросила Лючия сердито.
– Странное, – ответила Гелия. – Она появилась расстроенная, стала просить замену, сказала, что её вышвырнуло из Азури и она не может вернуться. Мой малыш ещё не родился, я жду его появления после Дня Двенадцати Лун… за это время, надеюсь, Ирика придёт в себя, а Силы сумеют вернуть её к хозяйке.
Лючия почувствовала себя виноватой, что нарычала на новичка.
– Твой малыш у тебя будет первым? – спросила она.
– Да, – Гелия принялась крутить хвостом. – Думаю, он будет хорошенький, милый, послушный мальчик, я уже люблю его.
– Ну да, Кармин тоже был хорошенький и милый, – задумчиво сказала Лючия. – Знаешь, ладно уж, пусть этот вечер они проведут вместе. Твоя временная хозяйка сегодня испытала не самые приятные впечатления, и Кармин ей поможет. Уже помог… Только завтра, будь так добра, держи её подальше от моего хранимого. Поняла?
– Нет, – Гелия склонила кудлатую голову набок. – Почему бы им не провести вместе месяц, или год, или даже всю жизнь?
– Потому что мы с ним нашли нашу Ту Самую, – пояснила Лючия. – Им надо встретиться, влюбиться и провести вместе День Двенадцати Лун.
– Ой-ой, это так мило, – Гелия завертела круглым кучерявым задиком. – Лючия, как это волнительно, ты хочешь совершить чудо!
– Это на самом деле должно быть целью каждого хранителя, – сказала Лючия, важно приподняв лапу. – А твоя хозяйка… он бросит её через пару недель, если не раньше, и она будет несчастна. Ты же не хочешь, чтобы твоя хозяйка была несчастна? Тебе это занесут в дело, а между прочим, это будет первая запись там.
Тут Лючия, конечно, слегка привирала. И Гелия не очень-то заслуживала такого вранья. Миленькая наивная хранительница, так не вовремя попавшаяся им с Кармином на пути! Она же не знала, что хозяин Лючии всегда был крайне нежен с девушками, старался разойтись с ними по взаимному согласию, умел разорвать отношения так, что никому не бывало больно! Кармин всегда старался предохраняться при помощи «уловок», которые маги продавали в аптеках по десять монет за пяток. Нет, он был настоящим чудом сам по себе, и Лючия своим хозяином гордилась.
Только Гелия со своей подопечной ей были не нужны. Они мешали в охоте за более крупной дичью.
Так что припугнуть, наврав про Кармина с три короба, было самое то. Гелия даже ушки прижала свои лопушистые, висячие, у неё от страха за новенькое, неисписанное замечаниями дело чуть кудряшки не распрямились. Эффект был достигнут!
– Уходят, уходят, – Лючия подтолкнула Гелию носом. – Летим за ними!
Они поднялись в воздух и проследовали за парочкой. Кармин проводил девушку до дома. У порога та положила руку на его разбитое лицо, сказала, что безмерно благодарна и в благодарность даже готова пригласить его на продолжение танцев в свою квартиру. Лючия, не медля, дунула Кармину в ухо, чтобы протрезвилась его поплывшая от предвкушения жаркой ночи голова. Он встряхнулся и отказался.
– Ты устала, – сказал он нежно. – Тебе сегодня и так досталось. Да и я не в лучшей форме.
Он указал на щеку и ухо.
Вот, умничка, Кармин. Всё как надо. Ты само совершенство!
Довольная Лючия сказала хранительнице:
– Помни, Гелия! Они не должны больше встретиться! Твоя задача, пока она спит, вложить в твою хозяйку мысль, что её приязнь была построена на сиюминутных чувствах! Внушай ей что хочешь, только пусть она близко не подходит к моему Кармину.
– Хорошо, – сказала Гелия. – Спасибо, что помогла мне!
И завиляла своей кочерыжкой.
Они с Кармином вернулись домой уже за полночь. Парень почти сразу заснул, а хранительница лежала на одеяле в его ногах и прислушивалась к звукам ночи. С улицы иногда слышались то смех, то скрип снега под ногами, то обрывок песни. Проезжали редкие мобили, где-то вдалеке выл пёс. Не спится ему… Лючия всегда завидовала живым псам. Ну ничего, вот будет у нас чудо, и мы уж его используем, утешила она себя. Надо заняться хранимым! Лючия привычно стала развеивать все его плохие мысли, навевать хорошие, добрые и красочные сны, формировать завтрашнее хорошее настроение. Конечно, завтра будний день, но это само по себе неплохо, главное – нужный настрой! Да и работа у Кармина интересная, светлая, яркая… Лючия даже слегка зажмурилась, представляя хозяина на лесах. Он был маляром. Недавно в Азури достроили новое здание для «Тысячи лиц», а ведь каждому известно, что эта организация любит украшать свои клубы и музыкальные дома красивой росписью. И Кармин как раз там работал! Лючия обожала смотреть, как он берёт валик и кладёт длинные ровные мазки краски поверх гладко оштукатуренной стены. Художник поверх нарисует цветок, или ребёнка, или красивых молодых людей. Лючия видела в одном уже расписанном зале свою копию: рыжую собаку с белым животиком и короткими толстыми лапами. Хвостика почти не видно, зато уши торчком! Собака была очень похожа на Лючию.
Засыпая, хранительница думала – как хорошо, что Кармин выкрасил там стену в синий цвет. Словно та собака бежала прямо по небу…
ГЛАВА 4. Айзек и Милори
Зря он разрешил Милори прогуляться. Он сначала ведь не хотел, чтобы она туда шла – но ведь выходной, праздник, пусть и не самый большой. Правда, Айзек сразу видел, что настроение у неё не слишком-то подходящее для гуляний, но решил, что ей всё-таки иногда надо развеяться. Они уже давно никуда не ходили, с тех пор, как Айзек не позволил Милори остаться у знакомого парня, прошёл почти месяц, она тосковала…
Но разве мог он предвидеть, что откуда ни возьмись выскочит этот… суженый-ряженый со своим глупым шарфом! Айзек почуял чужое волшебство слишком поздно, а не то бы он просто заставил хозяйку перейти на другую сторону улицы. Ну понятное дело, он справился, чтобы у них ничего не было: макнул шарф в подтаявшую снежную кашицу, проморозил его и порывом ветра хлестнул по довольной румяной физиономии парня. Держи!
Нам никто не нужен, Милори и мне, мрачно подумал при этом Айзек. Нам никто не нужен. Мы никого больше не примем и всегда будем только вдвоём. И никто никогда больше не сделает нам больно.
Девушка ссутулила плечи и поплелась к площади. Айзек чуял её настроение: оно было испорчено. Только-только хозяйка вырвалась из холодных противных лап уныния – и вот опять. Хранитель винил в этом свалившегося как снег на голову парня. Да и хранитель у суженого-ряженого Айзеку не понравился: так и веяло от него беспечность. Тратить защитное волшебство на какие-то глупые летающие шарфики, надо же? А вдруг потом не хватит на что-то важное?
Айзек бдительно оглянулся по сторонам и поспешил за хозяйкой. Из тёмного проулка повеяло холодом опасности, и вдобавок пахнуло кошками. Там сидел пропащий: из тех, от кого отказались хранители. Силы на таких рукой махнули, а ведь нехорошо, что пропащие без присмотра ходят. Могут и навредить кому-нибудь!
Тем временем пропащий, обнаглев, протянул руку к Милори. Та вздрогнула, и тут уж Айзек ударил изо всех сил. Накопленного волшебства хватило, чтобы пропащий шарахнулся в сторону, а у идущей неподалёку девушки слетела с головы шляпка. Хозяйка ускорила шаги, а Айзек увидел, что суженый-ряженый тоже идёт к площади и вот-вот нагонит Милори.
– Нельзя, чтобы они встретились, – проворчал хранитель и призвал снежный ветер.
Ему, настоящему Ледяному Псу, это было подвластно.
Снежный ветер подхватил девичью шляпку и отнёс в переулок. Глупая девица кинулась догонять. Пропащий разинул ей навстречу объятья, и девушка завизжала.
Айзек не стал досматривать, что там будет. Он лишь оскалил зубы на хранительницу жертвы и, убедившись, что та в испуге отделилась от своей хранимой и мешать его планам не станет, потрусил дальше. После себя он оставил немного чар для парня: пусть-ка очаруется этой милашкой после того, как выдернет её из жестоких лап пропащего!
Милори он догнал уже у деревянного танцпола, петляя среди человеческих ног и чужих хранителей. Айзек не любил толпу именно за то, что вокруг обычно увивалась целая разношёрстная стая. Иногда среди небесных псов он видел других животных – в Азури они были скорее редкостью, но встречались тут и еноты, и лисы, и коты, и даже совы. Не все хранители становились видимыми даже для своих, но, если принюхаться, можно было отыскать и невидимок.
Айзек увидел Милори и насторожился: она улыбалась, о Вышние Силы, она улыбалась и протягивала руку за цветком, который ей дарил какой-то человек. Хранитель внимательно посмотрел на этого чудака, но тот был совсем старый.
Старикашка – это как раз то, что нам нужно, это безопасно и забавно, одобрил Айзек, можем даже потанцевать с ним. А если станет докучать потом – как-нибудь от него избавимся.
Тут он ощутил странный укол совести. Вернуться, что ли, помочь той девушке, которая по его вине угодила в ловушку? Вдруг этот избранник судьбы не свернёт в проулок помочь девочке? Всё-таки он поддался мрачным холодным чувствам, и теперь вот стыдно. Хранитель не должен причинять вреда людям – разве что тогда, когда они представляют опасность для хранимых. Ледяной пёс посмотрел в сторону улицы. Под фонарём стояли две фигуры, мужская и женская. Даже издали Айзек понял, кто это.
Он вздохнул и поискал место поспокойнее, откуда мог бы наблюдать за Милори и где бы ему никто не мешал. Не очень-то приятно, когда сквозь тебя постоянно проходят люди.
Он подлетел и устроился на крыше сцены. В щели под животом пробивался свет. Оркестр издавал звуки кошачьего хора – во всяком случае, так оценивал человеческую музыку Айзек. Редко кто из музыкантов и певцов удостаивался его одобрения, тем более Ясма Корри, которую все так обожали. Он даже чуть-чуть задремал. Но тут на него откуда ни возьмись вылетела хранитель-болонка, пожелтевшая от старости, и сипло, сорванным голосом, залаяла:
– Ты! Зачем ты разрешил своей хранимой танцевать с моим хозяином?
– Да ладно, – сказал Айзек. – Пускай твой старикашка разомнёт свои артритные коленки.
– У него же сердце, – сердито гавкнула болонка. – Он потерял жену и сына! А ты лезешь своими грязными лапами в нашу жизнь!
Вот наглая мелочь! Айзек возмущённо посмотрел на хранительницу сверху вниз. Болонка бесстрашно кидалась на него, обнажив желтоватые сточенные зубки, и хрипло лаяла.
– Да брось, – Айзек лёг на крыше, вытянув передние лапы, и зевнул. – Некоторые хранители так оберегают хозяев, что можно подумать – они стеклянные!
– Но ему будет больно! – заскулила болонка.
– Послушай, как там тебя, – сказал хранитель, – они на то и люди, чтобы встречаться и расставаться. Твой хозяин заслужил пару танцев с красивой девушкой, моя заслужила… немножко развеяться. У неё, знаешь ли, тоже жизнь не кусочек ветчины.
– Много ты знаешь про ветчину, – рассердилась пуще прежнего болонка.
– Как там тебя…
– Я Вики, Вики, – гавкнула нервная хранительница. – Я один срок была живой! Это тебе не саночки катать!
Видно, зарвавшаяся болонка намекала на внешний вид Айзека. Был он серым с белыми манишкой и лапами, высоким, крепким и голубоглазым псом. Ледяным псом! Это те хранители, что вступают в дружбу с силами зимы. Когда хранитель хочет заморозить сердце хранимого для его безопасности, он может стать ледяной собакой. Легко! Айзек вспомнил белизну и холод Чертогов и тихо заскулил, уронив голову на передние лапы.
Болонка, видать, решила, что он обиделся и расстроился. И положила лапу ему на спину.
– Не переживай. Найдёт твоя хранимая себе танцора получше, чем мой старикан. А ему нельзя.
Айзек вздохнул. Не понимал он вот таких, слишком заботливых. Чего у неё, шерсть повыпадет, если старикашка станцует с Милори ещё разок?
Но тут музыка закончилась, пары разошлись, и Айзек, лениво потянувшись, сказал:
– Ладно уж. Я сегодня почти добрый. Только ты уходи отсюда со стариком своим, а то как бы уши не отморозил!
И разинув пасть, дохнул на толпу. Холодный ветерок подхватил полы пальто Милори, и та поёжилась. Встала, озираясь – будто не понимала, куда и зачем пришла. А потом привычно ссутулила плечи и побрела домой. Мимо пробежали, взявшись за руки, двое подростков – мальчик и девочка, их хранители, совсем ещё щенки, скакали рядом бок о бок. Надо же, детям лет по четырнадцать, а они уже нашли друг друга. Может даже, и не разлучатся никогда. И получат своё чудо в подарок, не этой зимой, так следующей! Айзек вдруг вспомнил того смешливого парня, которого мысленно иначе, чем «суженый-ряженый» не называл.
И тут же лязгнул сам на себя зубами. Огрызнулся на свои мысли. Нет никакой судьбы. Нет Тех Самых, предназначенных друг другу. Прошлый хранимый Айзека потерял возлюбленную. Её увёл прочь какой-то проходимец, а затем след этой девушки потерялся среди прочих. А хранимый спился и умер. Это было больно: терять хозяина. И к Милори он привыкал долго, с её младенчества. Потом у неё были друзья, были парни, был жених, и всё указывало на то, что он тот самый человек, что это судьба.
Судьба! Если бы судьба была такой робкой косулей, какой прикидывалось, Айзек перегрыз бы ей за Милори глотку. И не только за неё! Особенно сейчас, когда Высшие Силы разыгрывали с нею новое представление под названием «судьба даёт второй шанс».
Но этот суженый-ряженый с его дурацкой ухмылкой во всю ширь, с его мерзким шарфиком и волосами, забранными в хвост, им с Милори не подходил! Айзек вообще думал, что для неё лучше будет прожить под защитой хранителя до глубокой старости без даже самых малейших встрясок и сердечных ран!
«Хватит с нас, – мрачно повторял он себе на бегу, – нам с нею больше никогда не будет больно!»
ГЛАВА 5. Лис и Фердинанда
– Работа, работа, мы идём на работу! Ура!
Лючия радовалась, виляла всем своим круглым задком, подпрыгивала и вертелась на месте. Ей не терпелось посмотреть, закончили ли рисунок с собакой, похожей на неё. Вдруг художник нарисует рядом какого-нибудь красавца-пса? Или милых ребятишек. Лючия обожала ребятишек. Как ей нравилось, когда Кармин был малышом! Волосы у него тогда были рыженькие и торчали во все стороны, на носу веснушки, а рот большой и улыбчивый. И щёки всегда румяные. Веснушки с возрастом куда-то подевались, волосы потемнели, отросли и были забраны в хвостик. И только улыбка осталась прежней, по-детски радостной. Кармину, кажется, ни над чем не приходилось подолгу хмуриться. И все его любили, вот прямо-таки все! Даже начальство на работе никогда не ругало. Правда, а за что ругать такого хорошего маляра? Штукатурил он ровно, а красил и того лучше. А главное, не боялся высоты и мог даже самые высокие стены и потолки побелить, или, зависнув где-то на пятом-шестом этаже, аккуратно подкрашивать снаружи оконные рамы. Лючия обожала летать рядом и наслаждаться полётом – нечасто хранители могут подниматься достаточно высоко, ведь хранимый-то остаётся внизу. А вот Кармин давал ей возможность.
Хозяин собрался быстро. Он всегда двигался быстро, не тратя ни на что особо много времени. Легко просыпался, сразу вставал и тут же улыбался. Брился, наспех приглаживал волосы, убирая в хвост. Чистил зубы, никогда не забывая подмигнуть и улыбнуться своему отражению… Лючии казалось, что подмигивание и улыбка предназначались ей. И, на бегу засовывая руки в рукава куртки или пальто, спешил в крошечную кофейню. Но и там надолго не задерживался – лишь проглотит пару горячих пончиков или пирожок с вишней, запьёт стаканом какао или чашкой кофе, и бегом дальше. И Лючия следом! Она даже не всегда успевала обменяться сплетнями с другими хранителями и хранительницами.
Сегодня маршрут у Кармина был точно такой же, как и всегда. Но, когда он глотал своё какао, к нему подсела рыжеволосая девушка с необычным разрезом глаз. Подсела, кончиком носового платочка стёрла с уголка рта парня взбитые сливки и сказала:
– Мы ведь были знакомы.
– Разве? – удивилась Лючия вслух.
Она часто говорила вслух: ведь люди всё равно не слышали.
– Врёт, – сказал ей кто-то в ответ.
Хранительница огляделась и под стулом рыжей девушки увидела старого, почти полностью седого лиса. Так и подпрыгнула от неожиданности. Представителей других отделений в Азури встретишь нечасто. С этим городком предпочитало работать собачье хранительное воинство.
– Здорово, трезорка, – сказал лис.
– Не слишком вы вежливы, – ответила Лючия. – Будем знакомы?
– Что мне с ваших знакомств. Смотри за своим хозяином получше, трезорка, иначе останется даже без мелочи на проезд. Хотя, – не без гордости прибавил лис, – сколько хочешь смотри, а всё равно останется. Моя Фердинанда, она такая!
– Фердинанда, – фыркнула Лючия.
Имя, надо сказать, подходило для фырканья. Попробуй-ка фыркни какую-нибудь «Эльзу» или «Миланику»!
– Она у тебя мошенница или воровка? – спросила Лючия, усаживаясь рядом с лисом.
– Всё помаленьку, – мурлыкнул лис. – И ещё ловкая соблазнительница!
– Ну, судя по тому, что мой хозяин ей даже кофе до сих пор не предложил, не такая уж она и ловкая!
– Будьте добры, какао со взбитыми сливками для этой дамы, – тут же опроверг слова Лючии Кармин.
– Видала, трезорка?
– Не называй меня так, проныра, – беззлобно огрызнулась Лючия. – Ваше пронырское воинство просто недостойно хранить людей, если вы подбиваете их делать всякие гадости.
– Без маленьких сладких гадостей мир будет даже не кислым и не горьким – он будет пресным, детка, – сказал лис. – Не переживай, мы немножко развлечёмся за ваш счёт, и уйдём. Мы с Фердинандой не какие-то там пропащие.
Лючия всё-таки ощетинилась. Не стоило ему напоминать о пропащих таким славным солнечным утром. Лис наблюдал за нею янтарным лукавым глазом. Одним. Второй у лиса был сощурен. Хранительнице он даже понравился: этакий старый, тёртый калач, хитрющий, как вся подземная рать, и всё-таки совершенно не злой. Да и от похожей на лисичку рыжей девушки веяло вовсе не пакостями и гадостями, а просто любопытством и желанием развлечься.
Положа лапу на сердце, хранительница была бы вовсе не против, если бы её и лиса подопечные немножко развлеклись вместе, но… но нет. Она уже всё решила: к концу Двенадцатой Луны у Кармина будет не какая-то там интрижка, которая закончится ничем, а вовсе даже настоящая любовь! А если уж идти к цели, то не сворачивая в сторону!
Поэтому, когда хранительница увидела, как ножка прекрасной Фердинанды в узконосом сапожке на скошенном каблуке оглаживает щиколотку Кармина над ботинком, Лючия взяла судьбу своего хозяина в свои лапки.
Стала на секундочку материальной да как оттолкнула ногу Фердинанды от хозяйской прочь! Изо всех сил! Будто бы это он сам. Подлетела так, чтобы видеть лица хранимых, и с радостью заметила, что Фердинанда-то малость растерялась. Оказывается, пока она там ногой отвлекала Кармина, рука её потихоньку забралась к нему под пальто, в задний карман брюк. А Кармин-то хорош, как разомлел! Что, как он себе думал, эта лиса там делает под его одеждой, глупый человек?
– Глупый, глупый, глупый, – разволновалась Лючия и заставила столик вздрогнуть.
На серо-рыжую беличью шубку полилось какао с жирной сливочной пенкой. Лис выскочил из-под стула хозяйки и сердито зафыркал на Лючию:
– Как ты смеешь?
Кармин предложил Фердинанде салфетку, но девушка даже не взглянула на него, расстроенная испачканным мехом. Она расправила пострадавшую полу шубки, и из кармана выпал кошелёк Кармина, который она успела-таки утянуть.
– Да чтоб вас, – сказала девушка с негодованием, – разве нельзя быть аккуратнее?
Лючия поставила лапы на упавший кошелёк и тявкнула – так, чтобы её стало слышно. Парень обернулся на звук, опустил взгляд и с удивлением поднял потерю.
– Я могу оплатить чистку, – сказал он.
И был обескуражен, когда Фердинанда выругалась при виде кошелька на полу. Ему пришлось поднять его и уйти. И они с Лючией едва не опоздали на работу!
Пока Кармин переодевался, Лючия пробралась в тот зал, где видела «свой портрет». Художник уже стоял у стены и выписывал на голубом фоне выразительную серо-белую морду с голубым глазом. Лючия огорчённо вздохнула. Ей больше хотелось увидеть рядом с «собой» собаку такой же породы, как она сама! К тому же пёс показался ей сердитым и угрюмым. Да и голубой фон тут постепенными переходами всё темнел да сгущался. Лючия не помнила, когда это Кармин сделал такой переход, но это было красиво. Только этот серый свирепый пёс всё портил. У него был злой вид. И глаза ледяные. Бедная бело-рыженькая копия Лючии! Ей будет так неприятно в таком соседстве…
ГЛАВА 6. Тёмная лазурь
Милори проснулась с тяжёлой головой и унылым настроением. В последние несколько месяцев это настроение очень уж редко улучшалась, и девушка начала к нему даже привыкать. Хотя что ж хорошего – привыкнуть к вечному унынию! Вчера она пыталась против него бунтовать, даже отправилась на танцы, но вспышка хорошего настроения очень скоро погасла. Видимо, надо было выбрать не такого пожилого партнёра для танцев. Может быть, прошлась бы с ним потом под ручку, ощущая силу мужского плеча рядом… пофлиртовала бы слегка… И как знать, вдруг бы он, проводив Милори до дома, захотел бы остаться?
А что? Так начиналось немало самых настоящих отношений! Милори побывала на свадьбах нескольких подруг, и из них трое просто повстречали своих будущих мужей случайно. И только у Милори с этим была какая-то беда. К примеру, вчера она хотела отдать шарф прохожему, но это не стало началом новой любви, а привело к сплошному огорчению. Парень получил по лицу, а она, Милори, была расстроена его грубым тоном.
«Этак у меня вообще никогда не будет парня, – подумала она, – видимо, мне следовало всё же остаться с Джейдом. Конечно, он повёл себя, как скотина! Но разве настоящая любовь не склонна терпеть и прощать?»
Милори заварила себе чаю, сварила немного каши из рисовых хлопьев – быстро, легко и, если присыпать сахаром и добавить сливок, вкусно и сытно. Можно потом ещё миндаля положить. Девушка помешивала кашу и вспоминала год с Джейдом, год, когда ей казалось, что большего счастья нельзя и представить. Поначалу они не отлипали друг от друга, забывая поесть или отправиться на работу. Целовались даже за едой. Вечно лезли друг другу под одежду, изнывая от страсти и нетерпения. Иногда Милори пыталась вспомнить, что их объединяло помимо постели… и не могла. Может быть, поэтому, насытившись друг другом, они и разошлись. И хотя прошло уже несколько месяцев, Милори даже думать об этом было больно.
Она доела, почти не чувствуя вкуса, и допила свой чай, не замечая, что он остыл. Взглянула на часы: до работы оставалось порядочно времени. Тогда Милори вернулась в свою спальню и, отодвинув шторы, подошла к этюднику, задвинутому в дальний угол между окошком и платяным шкафом. Палитра с разводами давно засохшей краски лежала на полу, одна из кистей, плохо промытых когда-то, чуть ли не закаменела у основания щетинки. Милори даже не стала открывать ящик с красками, чтобы не расстраиваться. Но ветошь с картины на этюднике всё-таки отодвинула – ровно настолько, чтобы забыть обо всём и полюбоваться глубоким тёмным оттенком голубого в верхней части холста. Небо такого оттенка и глубины бывает редко, но ведь художнику можно всё – в том числе и сделать небеса на картине именно тёмно-лазурными. Всё остальное, кроме неба, было лишь скудными бледными пятнами, и сложно было вспомнить, для чего в углу несостоявшейся картины лежит разлапистая тень, а среди небес осталось светлое, мутноватое пятно…
Когда Джейд ушёл, Милори забросила кисти и краски. По сей день, стоило ей взять их в руки, как в голове становилось пусто – ни единого образа, только густая тёмная лазурь. Вот и сейчас, когда девушка сняла старую ветхую ткань с этюдника, рука дрогнула, а сердце словно расхотело биться вовсе.
– Ну хватит, – сказала Милори себе, а может, и Джейду. – Хватит вгонять меня в тоску! Я хочу жить и радоваться! Понимаешь?
Но ей, конечно же, никто не ответил. Тогда Милори достала из ящика тюбик с белилами и выдавила на палитру тонкую колбаску краски. Чуть неоднородную из-за того, что белила слишком долго находились в тюбике – с одного бока колбаски даже выступила прозрачная жёлтая масляная фракция. Девушка нетерпеливо перемешала краску кистью, добавила самую капельку кобальтового синего, и в задумчивости уставилась на тёмную лазурь неба. До работы осталось не так уж много времени, но Милори твёрдо решила, что или сейчас, или никогда! Здесь будет луна, а тут сугроб, а с этого края появится нарядное деревце, скорее всего, сосна, покрытая инеем! Здесь будет тихий торжественный вечер накануне Ночи Двенадцати Лун… и никакой печали!
Она нанесла несколько мазков на холст – сначала рука неуверенно клала краску на нижнюю его часть, а затем Милори вошла во вкус, увлечённо выписывая снежные сугробы по смутным светло-серым и голубоватым пятнам подмалёвка. И едва не опоздала. Если б на пол не упал тюбик с лазурью, точно бы не очнулась. Но тихий звук привлёк внимание девушки, и она взглянула на часы.
Она ахнула, обтёрла кисти и руки ветошью с растворителем и побежала переодеваться. Натянула брюки, свитер, пригладила пшеничного цвета волосы щёткой. Тёмно-синее пальто, любимая полосатая шапочка, когда-то связанная мамой, тёплые ботинки с толстой подошвой… Быть может, стоит подыскать себе более кокетливую шляпку и сапожки с небольшим каблучком? Милори в задумчивости натянула на руки шерстяные перчатки и пожала плечами. Отчего-то ей сегодня захотелось выглядеть ярче и наряднее, чем всегда. Но она всё-таки немножко уже опаздывала, а потому отложила мысли о нарядах на лучшее время. Пора!
Быстрым шагом проходя мимо уютной кофейни, она увидела на пороге девушку в рыжей беличьей шубке и улыбнулась ей. Просто так – захотелось улыбнуться красивому человеку, Милори раньше любила красивых людей, а потом перестала обращать на них внимание. Но девушка ответила кислой гримасой, видимо, что-то у неё с утра пошло не так.
Но даже эта гримаса не испортила настроения Милори. Она добежала до трамвая, едва успела заскочить внутрь, и отправилась в путь по рельсам, замечая по пути все те маленькие удивительные вещи, которые мир подбрасывает человеку на каждом шагу. Жаль, что люди со временем перестают видеть эти крошечные чудеса.
Они месяц за месяцем куда-то идут или едут, застывшие в своём маленьком пространстве, и не видят, как солнце сквозит сквозь кроны цветущих лип или играет на тонком узоре изморози, не обращают внимание, как прекрасна сидящая напротив девчушка со спутанными кудряшками и длинными пушистыми ресницами, или румяный бойкий мальчишка лет пяти, донимающий няню расспросами. В начале лета они видят красоты в пробивающихся между камнями мостовой одуванчиках, а зимой даже не смотрят, как красиво снежные хлопья ложатся на твой рукав…
Трамвай заметно тряхнуло, и он остановился. Да так резко, что Милори упала лицом вниз. Кто-то подхватил её и осторожно усадил на место. Мужчина на неё не смотрел – он повернулся в сторону вагоновожатого и вглядывался в трамвайные пути через стекло переднего окна.
– Собака, – пожаловался вожатый. – Чуть не переехал… да где ж она, тварь сутулая?!
Милори привстала с сиденья. Собака! Как было бы жаль, если она погибла!
– Нет там никакой собаки, что встал? Поехали! Я, может, на службу опаздываю! – грубовато закричали некоторые пассажиры. – А если и есть, не жалко, собак развелось, подумаешь, одной больше, другой меньше.
Милори стало неприятно. Она снова посмотрела на мужчину на сиденье напротив. Хорошо, что он молчал! Девушка робко ему улыбнулась и сказала:
– Забыла вас поблагодарить.
Трамвай тронулся с места, и движение толкнуло её навстречу мужчине – правда, не сильно, поэтому они соприкоснулись только коленками. Но и этого хватило, чтобы Милори слегка вздрогнула от внезапно приятного ощущения.
Новизна отношений всегда притягивает и волнует! Она протянула руку в тонкой перчатке навстречу этой новизне и сказала:
– Я Милори.
– Приятно слышать, – ответил мужчина с улыбкой и сделал вид, что целует – не касаясь, впрочем, губами перчатки. – А я Бентон.
Но трамвай, беспощадное, холодное творение инженеров и заводских мастеров, приблизился к остановке, на которой Милори пора было выходить, а Бентон всё держал её руку в своих. Сквозь перчатку девушка ощущала его тепло.
– Мне пора, – сказала она робко.
– Я выйду с вами, – Бентон встал, помог подняться и Милори, поддержал её при выходе из трамвая.
Девушка немного забеспокоилась. Хоть это и приятно, когда мужчина подаёт тебе руку, чтобы легче было спускаться по скользким металлическим ступенькам, а всё же едва знакомым людям она доверять не привыкла.
Уж если знакомые и близкие способны причинить нестерпимую боль, то на что способны чужие? Так рассуждала Милори, и эта мысль казалась ей вполне справедливой. Но Бентон будто почувствовал сомнения девушки.
– Мне ничего от вас не нужно, – сказал он, – но я вижу то, чего не видят другие. Уж так у меня устроен мой… хм… организм.
– И что же вы видите? – спросила Милори.
– Что ваш хранитель вас излишне оберегает. Но он неправ. Во-первых, это вам не на пользу, во-вторых, может повредить другим.
– Хранитель? – фыркнула девушка. – Вы хотите заставить меня верить в Небесную Стаю Псов? Этих, которые собачки с крылышками?
Она взглянула на часы-браслет и охнула. Уже половина девятого! Ей полагалось быть на рабочем месте! Заторопилась, почти побежала, но Бентон не отставал.
– Вы напрасно смеётесь, – сказал он, – к тому же… нет у Небесных Псов никаких крылышек. Но они нас хранят! Только вот не каждый хранитель может жить в согласии и гармонии с хозяином. Ваш вот совершенно от лап отбился.
– И что я должна с ним сделать? Скомандовать «к ноге»? – спросила Милори.
– Вы должны найти с ним общий язык. А лучше всего… знаете, как дети делают? Они просят своих хранителей в конце Двенадцатой Луны исполнить их заветное желание. Вот и вам надо…
Тут Милори добежала до здания городской администрации. Бентон взялся за массивную ручку, потянул на себя тяжёлую дверь, пропустил девушку вперёд. Она пулей пролетела через проходную. Мужчина остался на той стороне.
– Милори! Постойте! – крикнул он вслед.
Но, конечно же, она не остановилась.
Как жаль! Поначалу Бентон показался ей очень привлекательным. Эти ясные голубые глаза с легким прищуром и тонкими морщинками в уголках… и такое милое лицо! Нет, не милое, поправила себя девушка, скорее по-хорошему, по-мужски красивое. Но общаться с человеком, который всерьёз утверждает, что надо найти подход к несуществующим псам-хранителям? Вот уж нет, не надо нам такого счастья.
ГЛАВА 7. Чудес не бывает
Весь день Милори провела за унылой и скучной работой, а в голове между тем всё отчётливее рисовалась картина: тёмная лазурь и белый снег, зимний вечер, который будет пронизан светом звёзд, сосна с заиндевевшими лапками. Она рассматривала заявления граждан, просьбы, отчёты, приказы. Подписывала или откладывала, ставила печать или отсылала на исправление, а некоторые бумаги, попавшие к ней по ошибке, просила секретаря отнести в тот или иной кабинет. Поток жалоб и просьб не кончался. На глаза попалось заявление от какого-то бдительного гражданина, который писал, что новое здание «Тысячи лиц» продолжают расписывать в неподобающем стиле. «Следует учитывать современные веяния и стили искусства, – гневно писал гражданин, – а не продолжать следовать религиозным традициям, унылым мифам и устаревшим, надоевшим сказкам». К концу письма заявитель скромно предлагал расписать здание заново, его силами, в новаторском стиле «дышащей геометрики», который он, заявитель, выдумал сам. Сумму, которую непризнанный гений запрашивал у администрации, Милори долго разглядывала так и сяк, пока не засмеялась.
Правда, смех вышел нервным.
А ещё захотелось съездить «по сигналу» и проверить, что там расписывают нанятые администрацией города художники. Вот только поздновато было для визита, надо будет завтра с утра запланировать, вот прямо первым делом. Да! Милори предупредила секретаря, что утром посетит здание «Тысячи лиц», а затем оделась и вышла на улицу.
Да! Только зимой бывают такие пронзительно-синие вечера, пахнущие свежевыпавшим снегом, хвоей и скорым праздником! В густой синеве неба загорались первые звёзды. Жёлтые фонари, словно маленькие луны, озаряли улицы Азури. Мороз был совсем небольшой, и Милори решила пройтись пешком. Не так уж далеко было до дома, просто на трамвае по утрам ехать быстрее.
Девушка шла и радовалась тихому скрипу снежка под ногами, весёлым голосам людей, красивому вечернему городу. Но её мирная радость длилась недолго: стоило повернуть с Кобальтовой улицы на Яркий Проспект, как откуда ни возьмись появился Бентон.
– Угадайте, кто, – сказала Милори. – Послушайте, мне хватило утреннего разговора!
– Извините, – ответил Бентон, – но я вас не преследую. Точнее, преследую, но не вас. Мне бы поговорить с вашим псом.
– Хорошо, – вздохнула девушка. – Я бы послушала.
– А вы ничего не услышите, – ответил мужчина. – Я просто пойду рядом с вами и буду молчать.
– Вы можете идти и молчать подальше от меня? – не выдержала Милори. – Или я могу позвать милицию!
– Ради всех небесных тварей, не надо милиции, – испугался Бентон и поднял руки ладонями вперёд. – Вы, конечно, считаете меня слегка безумным…
– Не слегка, – сказала Милори.
Ей было непросто хранить строгое выражение лица, потому что Бентон был красивый, забавный и с приятным голосом, но всё же девушка его опасалась. Она слышала, что безумцы и даже маньяки вполне могут казаться очень приятными и обаятельными людьми!
– Но я безопасный безумец, – заверил её Бентон. – Совсем никакого вреда для вас, вашей репутации и даже вашего хранителя!
– Конечно, – проворчала Милори, – как можно навредить тому, кого нет?
– Ему обидно это слышать, – тихо сказал Бентон. – Он считает, что хранит вас изо всех сил, делает для вас всё! Ну послушайте, Милори!
Она молча пошла дальше. Бентон, конечно, слегка поотстал, и пришлось обернуться – чтобы проверить, а не достал ли он из-под полы куртки топор! Или пистолет… или не подготовился ли к нападению со спины как-то ещё! Но, к изумлению Милори, позади Бентона не оказалось. Вот то есть совсем! Чуть подальше в другую сторону шла какая-то парочка – они обнимались так крепко, что мешали друг другу идти. А больше никого там не было. Милори с удивлением пожала плечами и повернулась, чтобы продолжить путь домой.
Перед ней стоял Бентон, виноватая улыбка, руки ладонями вперёд… От неожиданности девушка не успела затормозить, и его ладони оказались на её плечах. Милори отшатнулась от мужчины и нервно вскричала:
– Милиция! – и тут же пробормотала сама себе: – Что там ещё кричат? Караул? Помогите?
– Милори, – проникновенно сказал Бентон, поскорее убирая руки за спину. – Я не собираюсь никак вредить вам. Просто скажите, что я могу поговорить с вашей собакой!
– Хорошо! Вы можете! Говорите с моей собакой сколько влезет! Хотя не уверена, что она вам ответит, потому что собаки, видите ли, нет!
Милори прокричала это, вызывая удивлённые взгляды прохожих, и пошла дальше, сунув внезапно озябшие руки в карманы. Прямо перед ней с козырька крыши съехал маленький сугроб, с тихим «пуффф!» рухнул на мостовую, снег попал и на шапку, и на ботинки – но совсем чуть-чуть. Перешагнув сугроб, девушка ускорила шаг. За спиной примерно с той же скоростью шагал Бентон, она слышала скрип снега под его ногами… и то ли ей послышалось, то ли и вправду рядом с ним будто бы бежала собака. Лёгкое такое похрустывание снежинок под четырьмя лапами. Скрип-скрип… хрум-хрум…
Но девушка и не думала больше оборачиваться. Просто поспешила к дому и, убедившись, что Бентон не вошёл следом за нею в подъезд, прислонилась спиной к стене возле двери. У неё жестоко и больно колотилось в груди сердце, горело от частого, сбившегося дыхания горло и слезились глаза.
– Хотела бы я, чтобы у меня и вправду был хранитель, – отдышавшись, пробормотала Милори и принялась подниматься по скрипучей лестнице на свой третий этаж. – Уж он бы наверное меня охранял от подобных безумцев!
Тут она вспомнила, как Бентон внезапно оказался не там, где должен был быть! Не позади, а прямо перед нею! Вспомнила – и вздрогнула. На какое-то мгновение, испугавшись, она была совершенно беззащитна. Разве невидимый и никак не ощутимый пёс-хранитель сумел бы её спасти?!
Девушка всхлипнула и поскорее добралась до своей квартирки. Здесь, за толстой дверью, запершись на два замка и старый засов, она почувствовала себя в относительной безопасности. Но ей всё-таки было немного страшновато. Забыв о том, что хотела вернуться к живописи и о том, что надо поужинать перед сном, Милори поскорее разделась и нырнула в кровать, под одеяло. Сначала она дрожала там от холода и запоздало накатившего страха, но вскоре согрелась и расслабилась. Вообще-то неплохо было бы иметь своего пса-хранителя, только не небесного, настоящего. Красавца-пса с длинными лапами и широкой грудью, с умным взглядом карих выразительных глаз… Милори так отчётливо представила себе собаку рядом с кроватью, что даже протянула руку, чтобы коснуться головы с торчащими ушками и мокрым носом. Конечно же, её ладонь не встретила ничего, кроме воздуха, но на секунду девушке показалось, что она вот-вот ощутит бархатистую тёплую шерсть.
Как жаль, что чудес не бывает! Ничего такого на пути её руки не встретилось. Но на душе вдруг стало спокойно. Кажется, на весь мир снизошла торжественная тишина. Только где-то совсем далеко взахлёб лаяла маленькая собачка. Милори улыбнулась и заснула.
Если хранимый спит – пёс-хранитель имеет право на недолгую отлучку. Айзек, обычно никогда этим правом не пользовавшийся, решился покинуть свою хозяйку этой чернично-синей ночью только из-за того, что проклятый ангел так и продолжал маячить за окном. На него из окна лаяла какая-то мелкая живая собака, и Айзек встал на подоконник, чтобы убедиться, что Бентон всё ещё стоит подле дома.
Так и было. Он стоял, запрокинув голову, и свет от фонаря обтекал его со всех сторон, так что всё тело будто бы светилось само собой. Бентон был без пальто. Серо-белые крылья прорвали светло-голубой свитер. Лицо ангела казалось пустым. Медленные и редкие хлопья снега, попадая на его лицо, вспыхивали и гасли, будто искры.
– Клоун, – вздохнул Айзек. – Глупый, грустный белый клоун.
Он выскочил из окна и плавно спланировал на припорошенную снегом мостовую.
– Чего тебе?
Бентон ответил не сразу. Просто стоял и моргал, когда снежинки садились ему на ресницы.
– Я сейчас уйду. И мы с Милори ещё пару дней от тебя побегаем, пока тебя не заберут, – огрызнулся Айзек. – Ты сегодня довёл мою хозяйку до приступа паники. Я едва её успокоил, чтобы она уснула и видела хорошие сны.
– Если бы ты просто дал поговорить с собой этим утром, – сказал ангел, – ничего этого бы не было.
– Убирайся вон, – зарычал Айзек уже громче. – Ты что, не понял? Я надёжно её охраняю. Ей ничего не грозит.
– Я тебе сразу сказал: если так будет продолжаться, она пропадёт. Ты мне не веришь.
– Я тебе не верю!
– Но я посланник! – сказал Бентон спокойно. – Нельзя не верить посланнику.
– Ты такой цирк устроил, что верить тебе тоже нельзя, – пролаял Айзек. – Убирайся! Я отправлю жалобу в Ведомство за то, что ты вмешиваешься в судьбу человека, за которого отвечать могу только я!
– Но ты убиваешь своего человека! – возразил Бентон. – И, если не дать ей встретиться с тем, кто станет её судьбой – Милори потеряет тебя до наступления Ночи Двенадцати Лун. Через месяц она уже станет пропащей, а тебя будет ждать небесный суд за то, что ты не уберёг хозяина… то есть хозяйку. А через год-другой её уже не станет.
– Зачем ты явился ей?! – зарычал Айзек.
– Затем, что ты не стал меня слушать, – невозмутимо ответил ангел. – Затем, что ты сказал, что поговоришь со мной, если только она позволит. Она позволила.
Айзек уселся у ног ангела. Тот положил ему руку на голову. Пёс слегка ощетинился, но стерпел. Прикосновение тёплой, почти невесомой руки напоминало о Небесах и о том времени, когда он, Айзек, был наивным щенком. Носился по облакам с другими малышами, мечтал о своём первом хранимом… жизнь была такой приятной, понятной и доброй. Но стоило спуститься на землю, как всё кончилось. Дети были жестоки, взрослые не лучше, а старики были ещё и вздорны. Все казались враждебными и злыми, и охранять от них юного хозяина стало той ещё пыткой – на очень много лет. Юному, а потом не очень юному, а после уже совсем и не юному хозяину было больно. А вместе с ним и Айзеку. Ведь хранитель настроен на то, чтобы испытывать те же чувства, что и хранимый…
– Ты не должен дать ей сделаться пропащей, – сказал ангел, помолчав.
– А ты не должен совать свой сухой нос в наши дела, – огрызнулся Айзек, впрочем, уже не так злобно. – Сами разберёмся. Полно людей на свете остаются одинокими, и даже не всем женщинам так уж надо замуж.
– Не всем, – согласился Бентон, – но если женщине невмоготу одной и замуж ей хочется, то не лучше ли ей не препятствовать? Тем более, как я слышал, ей суждено встретиться с хорошим человеком.
– Мне он хорошим не показался, – возразил Айзек. – Сведу её с кем угодно, только не с этим бабником и ветрохвостом!
– Вертихвостом? – неуверенно переспросил ангел.
– Ветрохвостом! – настойчиво повторил Айзек. – Не суйся больше, а то заморожу.
И он лениво шевельнул лапой. Дарованные силы зимы пробежались по земле низкой позёмкой, засыпали ноги Бентона колючим снегом.
– Будешь статуей к празднику. Ледяной. А что? – пёс ухмыльнулся во всю клыкастую пасть. – Тебе пойдёт!
– Я предупредил, – очень грустно и проникновенно сказал ангел. – Ты плохо выполняешь свою работу и отбился от стаи. Если бы это было плохо только для тебя, Айзек, я бы, наверно, остался в стороне. Не совал бы свой «сухой нос» в дела всяких там ледяных псов. Но я думаю о твоей хозяйке.
– Всё у нас хорошо, – опять огрызнулся пёс.
Тряхнул головой, чтобы рука Бентона соскользнула с неё, не беспокоила бы чувствительное место между ушей. Оскалил зубы.
– Вон рисовать она даже взялась, – добавил словно в оправдание. – Всё хорошо. И парня я ей найду. Только не этого, а доброго, надёжного… и, возможно, даже красивого. Проваливай.
Ангел поправил шарф на шее, грустно посмотрел на окна дома, где жила Милори, и распахнул широкие бело-серые крылья. Щедро сыпанул снег с широкой кроны дерева, и в этой маленькой лавине Бентон исчез – будто его и не было.
Айзек потянулся, вздохнул с тихим поскуливанием, и побрёл домой. Милори спала спокойно, злые кошмары не донимали её, но во сне лицо девушки было грустным.
– Ничего, я тебя не брошу, – прошептал Айзек, – я же поклялся.
ГЛАВА 8. Проверка
– Работа, работа, мы идём на работу!
С радостным лаем, вприпрыжку, весело и задорно Лючия пронеслась по всей съёмной квартирке Кармина, проехалась по коридору на тапке, побежала в спальню к хозяину. Тот сидел, отчаянно зевая и пытаясь разлепить сонные глаза. Странно, обычно он вставал быстро, легко, сразу начинал улыбаться и разминаться, а потом в душ…
А теперь сидел такой вялый и унылый. Что это с ним? Лючия вскочила на кровать, встала лапами на колено хранимого и вгляделась в его лицо.
– Всё в порядке? Не заболел?
Он, конечно, её не слышал и не видел, но пробормотал:
– Вроде бы нет… не заболел.
Лючия в удивлении склонила голову набок. Хозяин обычно не говорил с нею. Это ей, наверное, почудилось.
– Хорошо, что не заболел, – осторожно сказала она. – Тогда в душ, одевайся и побежали!
Хозяин не ответил. И это было правильно: ещё не хватало разговаривать с хранительницей! Он потянулся, покряхтел чуть-чуть, да и поплёлся умываться. Не стал душ принимать! Оделся кое-как, шарф дома оставил, куртку хорошо хоть застегнул до подбородка. И шапку на рыжие кудри водрузил, словно горшок на голову снеговика. По лестнице спустился степенно, будто старичок древний, и, позёвывая, зашёл в кафе. Лючия с недоумением бежала трусцой, заглядывала в лицо Кармина, ища признаки болезни. Но он и впрямь не был болен, просто уныл. Может, всё-таки стоило его свести с той, рыженькой? Или хотя бы с той распустёхой, от которой хранительница отлучилась? Лючия даже вспомнила про Гелию с некоторой нежностью – всё-таки молоденькая хранительница была бы неплохой компанией. У некоторых девушек Кармина хранители были совершенно ужасные! Чего только стоил вредный и жадный волчонок одной из них, или енотик, заставлявший девушку постоянно что-то мыть, полоскать, протирать и убирать! Да и собаки не лучше…
А Кармин, глядишь, был бы сейчас веселее, если б спал как привык – со случайной или не очень случайной девчонкой. Лючия начала сомневаться в правильности своего решения не давать хозяину шанса на ничего не значащую интрижку, чтобы свести его с Той Самой.
Но тут Кармин допил какао, ещё раз зевнул и наконец-то улыбнулся. Он улыбнулся просто так, но кофейня словно озарилась лучами солнца. Даже девушка за стойкой робко улыбнулась в ответ. Даже Лючия завиляла пушистым хвостиком. Кажется, день всё-таки налаживался, хоть и не спеша.
Работа, работа, они идут работать! Настроение хранительницы почти моментально подскочило и солнечным зайчиком запрыгало сначала по стенам кафе, а затем и по улицам, одетым в пасмурно-серый цвет.
Ещё никто не начал украшать дома и сами улицы к Ночи Двенадцати Лун. А жаль! Эти украшения были бы как раз кстати.
Они с Кармином прошли, наконец-то, до большого красивого здания, где работали. С юго-восточной и восточной стен ещё не сняли леса, а жестяная крыша была не докрашена. Кармин переоделся в рабочую одежду и вооружился валиком. Они должны были нынче красить стены возле самого большого из четырёх залов. Лючия уже знала, что, в отличие от соседнего зала, этот будет отдан под танцы. И ей хотелось посмотреть на эти танцы – разумеется, когда они будут. Скорее всего, к праздничной неделе все работы в этом дворце будут закончены, и сюда соберутся люди – как и все дома Тысячи Лиц, этот примет всех желающих чему-то научиться, как-то развлечься (если только речь идёт о невинном веселье вроде танцев, игр, концертов и спектаклей). Здесь будет отдельное крыло для маленьких музыкантов, два кинозала, клуб для пожилых. Лючии так не терпелось увидеть всё это! Но Кармин сегодня был просто невыносим. Он шваркал валиком по стене еле-еле, и, кажется, опять вздумал унывать.
– Что с тобой? – взлетев почти под потолок, спросила Лючия.
Разумеется, Кармин её не услышал. Но хранительнице не надо было, чтобы её услышали: она спросила скорее себя. Но внимательный осмотр хозяина ничего не дал. В нём всё работало просто отлично, только вот кто-то украл немножко его радости, хорошего настроения и всегдашнего благодушия. У Кармина всегда душа просвечивала насквозь и сияла яркой лазурью! А когда он бывал влюблён, то она принимала золотистый оттенок – вот точь-в-точь лучи солнца на чистом небе.
А сейчас в самой серёдке появилось маленькое тёмное пятнышко. Лючия коснулась его лапкой – и тут же дёрнулась. От пятнышка отчётливо веяло холодом. Хранительница обеспокоенно посмотрела на свою лапу, но ничего не увидела.
– Магия, – сказала она. – Ледяная магия.
Вот оно что. Где-то поблизости появился ледяной пёс. Зима сбила Лючию с толка, она не пронюхала про ледяного из-за холода, царящего вокруг.
– Надо быть внимательнее, – сказала она себе.
Кармин всё так же уныло шваркал по стене валиком, изредка окуная его в кювету с краской. Мимо промчался один из отделочников, таща на плече ковёр, свёрнутый в огромный рулон. За отделочником торопилась длинноногая гончая, вилась вокруг хозяина, незримая для людей. Белая с рыжими пятнами, она чем-то походила на своего хранимого – рыжеватого блондина с очень светлой кожей и крупными веснушками на лице и руках.
– Привет, – крикнула ей Лючия, – эй, Искорка, привет!
Но Искорка только тявкнула в ответ: им с хозяином было некогда.
Пока Лючия провожала их взглядом, кто-то сильно толкнул стремянку, на которой стоял Кармин. Хранительница изо всех сил сдержала резкое движение лестницы – магии на такое уходило жуть как много, придётся потом восполнять, а где брать силы? Лючия сердито гавкнула на пробежавшую мимо девушку с ведром воды:
– Смотри, куда несёшься!
– Извини, – пискнул крошечный той-терьер по имени Санчо. – Она торопится отмыть пол в цветочном зале.
– Что все с утра носятся? – возмутилась Лючия. – Мой хозяин чуть не упал!
– Так проверка же! – вякнул Санчо и поскакал следом за хранимой.
Его тоненькие ножки мелькали так быстро, что сливались в одно тёмно-коричневое пятно.
– Проверка, – буркнула Лючия. – Человек едва не пострадал…
Но по коридору уже слышался звук уверенных, твёрдых шагов. Сапожки на каблучках с подковками чётко выстукивали ритм.
Она! Та Самая! Наша будущая любовь! Лючия встрепенулась, глядя, как молодая женщина идёт вдоль стен. Надо заставить её остановиться и полюбоваться на работу Кармина, вот что. Лючия оживилась, забегала кругами. Кармин же как раз в это время макнул в кювету валик. Брызг! И капля краски упала на рукав чёрного элегантного пальто.
– Кармин, дубина, – простонала Лючия, взвиваясь под самый потолок и пряча мордочку в лапы.
– Простите, – сказал Кармин, глядя с лестницы на девушку. – У меня есть растворитель и ветошь, давайте почистим, пока не засохло!
И поспешно спустился к Той Самой.
Она протянула к нему руку и с улыбкой сказала:
– Да ничего страшного. Я всё равно хотела выбросить это пальто. Оно старое и унылое!
Лючия убрала лапки от мордочки и спустилась чуть ниже. Молодец, Кармин! Теперь давай скажем ей что-нибудь приятное!
– Надо же, а я не заметил, – улыбнулся маляр. – Вам оно идёт. Или, может, вы его украшаете.
И он взял Ту Самую за запястье. Смоченной в растворителе мягкой тряпочкой он аккуратно промокнул пятно синей краски, стараясь не втирать её в рыхловатую тёплую ткань. Лючия видела, что при этом Кармин исподтишка ласкает пальцами руку девушки в самом нежном месте – у основания ладони. И радовалась, и предчувствовала всё только самое хорошее, и ждала, что тёмное пятнышко на душе её хранимого вот-вот исчезнет, затопленное солнечными лучами…
Но внезапно у Лючии замёрзли лапы. Что-то холодное и тугое петлёй охватило её короткие толстенькие лапы, все четыре! Больно стянуло и утащило за угол – хранительница даже не успела взвизгнуть.
– Попалась, – сказал ледяной пёс.
Да-да! Это был именно ледяной пёс! Лючия никогда их не видела, но сомнений у неё быть не могло! Он был крупный, белый с серой спиной – и с ужасными холодными глазами. Светло-голубыми, как лёд в ясный день. Серый лоб с двумя чёткими дугами над белой шерстью морды придавал этим глазам ещё более сердитый вид. А хуже всего, что хвост у него был не свёрнут калачиком, как у всех подобных этому псов, а свисал между густыми очёсами задних лап. Словно у волка! Это был плохой знак, означавший недружелюбие, недоверие и злобу. А ведь хранители чаще всего бывают если уж не заодно, то достаточно терпимы друг к другу. Вот взять хотя бы того ехидного лиса!
– Вы только посмотрите, – сказала Лючия, стараясь не показывать страх, – кто тут у нас!
– И кто же? – спросил ледяной пёс.
– Ты! Я даже догадалась, кто подстраивал нам неприятности! И поняла, отчего на душе моего хозяина это жуткое пятно! Твоя ледяная магия, брррр!
И Лючия, взбудораженная и напуганная, залаяла.
Ледяной пёс только фыркнул и сел на пол, глядя, как она истерически бьётся, а потом ещё сильнее затянул морозные путы.
– Молчи, шавка, – сказал он, когда ему надоело.
А потом, к отчаянию Лючии, выглянул из-за угла, чтобы посмотреть, как там дела у Кармина и Той Самой. И, раскрыв пасть, дохнул на них холодом.
– Всё это мило, – прозвучал голос молодой женщины. – Но объясните, отчего вы так плохо красите стену?
– Разве плохо? – огорчился Кармин.
Лючия знала, что он любил своё дело и всегда старался класть краску ровно и красиво! Но ведь именно сегодня он работал без настроения. И наверняка где-то у него получилось не так уж и хорошо. Но разве это так важно?! Лючия дёрнула лапами изо всех сил, а потом ещё и ещё, чтобы оказаться посередине коридора и увидеть парочку. И может быть, помочь им обрести друг друга!
– Не просто плохо, – сказала девушка, – а ужасно! И колер выбрали просто отвратительный. Я ставлю вам за работу минус, – тут она вытащила из сумки, висевшей на боку, большую записную книжку, и сделала там пометку, – а всему дворцу понижаю балл за работу спустя рукава. До свидания.
– Но постойте, – растерялся парень, – вы же почти согласились на обед…
– Я? Нет, это вы себе придумали, – отчеканила Та Самая. – Я не обедаю с малярами.
Лючия застонала.
Всё было плохо, и не просто плохо, как только что выразилась представитель администрации, а ужасно! И виноват в этом был ледяной пёс.
– Зачем ты это сделал? – спросила она. – Они же должны стать идеальной парой!
Но ледяной пёс только рассмеялся.
– Ты хочешь этого, не так ли?
– Больше всего в жизни! – сказала Лючия честно.
И услышала ещё более холодный, отвратительный собачий смех.
– Все хранители такие эгоисты, – сказал пёс. – Только и думают о собственном счастье и награде небес. То ли дело я! Я забочусь о Милори. И тебе не мешало бы!
И с этими словами ледяной пёс дохнул на стремянку. С виду вроде ничего не изменилось, но Лючия забеспокоилась – с такого гада станется испортить Кармину лестницу.
А гад уже бежал за хозяйкой, тряся своим никуда не годным опущенным хвостом!
– Рррразвяжи меня! – завопила вслед ему Лючия.
Но негодяй уже скрылся за поворотом.
– А это что такое? – послышался оттуда недовольный голос его хозяйки.
Ну вот, он продолжает это делать. Продолжает гадить! Лючия попыталась освободиться от ледяной удавки, усиленно забрыкала лапами, заизвивалась всем телом. Её тепло наверняка растопит путы, но когда?! А Кармин уже полез на стремянку с валиком в одной руке. Второй он держался, но этого, видно, было мало. Лючия беспомощно наблюдала, как нога парня соскользнула с обледеневшей ступеньки. Он едва удержался, чтобы не свалиться, но уронил валик, весь перемазался краской и больно зашиб голень.
Лючии тоже было больно. Ведь хранители испытывают всё то, что их хранимые! Но ей было даже хуже: чувство бессилия, несправедливости и обиды заполнили её до предела. Кармин прыгал на одной ноге, шипя и тихо ругаясь, и от его хорошего настроения не осталось уже ни крошечки, ни капельки, ни самого завалящего лучика!
Но, что хуже всего, Лючия увидела, что холодного тёмного стало в душе парня ещё чуть-чуть больше. От этого ей захотелось даже повыть на луну в древней собачьей тоске, чего она вообще никогда себе не позволяла.
– Спокойно, спокойно, – сказала она тогда и себе, и Кармину, – у нас всё будет хорошо, у нас уже всё хорошо, у нас вообще! Везде! Сплошной! ПОЗИТИВ!!!
ГЛАВА 9. Позитив
Хранительница галопом поскакала за следующий угол, чтобы увидеть там мерзкого ледяного пса и его прекрасную хозяйку, которая так подходила Кармину. Они входили в зал с нарисованными на стене собаками.
– Доброго вам дня, – сказала Милори художнику.
Тот вытер лоб, оставив на нём пятно краски, и улыбнулся проверке.
– Вы знаете, на вас тут оставлена жалоба, – произнесла Милори, – но, как мне кажется, она и вполовину не описывает всей проблемы.
– Какой проблемы? – удивился художник.
– Вот этой вот, – сказала хранимая ледяного пса, а тот сидел рядом и противно ухмылялся своей клыкастой пастью. – Согласно утверждённому плану по росписи стен, тут надо было нарисовать горку с катающимися детьми, а не небесных псов!
– Это обычные псы, – тихо возразил художник.
Милори прошлась вдоль стены, цокая каблуками.
Лючия же подбежала к ледяному псу и яростно сказала:
– А ну отколдуй моего хозяина, ты… мерзкий гад! Ты что, играешь не по правилам? Я на тебя жалобу оставлю!
– О чём ты вообще, мелкая шавка? – равнодушно спросил ледяной пёс.
– Я не шав-ав-авка! – взлаяла Лючия. – Меня зовут Лючия!
Ох, как же он её раздражал!
– А меня Айзек. Ты не истери. Ничего личного – но нам твой хозяин не подходит. Я найду ей не какого-то там маляра, а настоящего мужчину, который никогда не сделает ей плохо.
– Ничего личного?! Ничего личного?! Ты связался с силами зимы и оставил на душе моего Кармина морозное пятно! Из-за тебя он станет пропащим, а я…
Она заскулила и закрутилась на месте, в ужасе представив, чем эта гадость грозит ей.
– Я ничего не делал, – сказал Айзек. – Даже не думал.
– И лестницу не толкал?
– Лестницу, ладно, толкнул, – согласился ледяной пёс. – А больше – ничего. Неприятности нам с Милори ни к чему. Даже как раз наоборот!
– Что наоборот? Что? Ну вот что? – взвилась Лючия. – Ты! Лучше бы вместо тебя к Милори приставили какую-нибудь тихую ласковую… КОШЕЧКУ!
Льдисто-голубые глаза Айзека нехорошо сверкнули, когда он склонился и приблизил свою морду к оскаленной мордашке Лючии. Какой же он большой и страшный! Хранительница ощетинилась и приготовилась продать свою жизнь подороже. Но не сдаться, нет, нет!
– Наоборот, – спокойно и раздельно сказал Айзек, и его мощная челюсть двигалась прямо перед глазами Лючии, – в данном случае означает, что нам нужны приятности, глупая позитивная мохнатая КРЫСА!
Последнее слово ледяной пёс рявкнул так громко, что Лючия подпрыгнула чуть ли не до потолка. Ей ничего не стоило подскочить и выше, но тогда бы она упустила Айзека из виду.
– Тогда зачем ты наложил на моего хозяина ледяные чары? У него душа потемнела! – ещё громче залаяла хранительница.
– Я понятия не имею о чём ты! – отлаивался в ответ Айзек.
– И хватит кричать, – раздался откуда-то солидный, чуть хрипловатый голос.
Лючия была мало знакома с хранителем художника – старым таксом Павилом. Он был очень скромным, пожалуй, даже застенчивым. Носил полосатый шарф и стёганый жилет, хотя никто никогда не слышал, чтобы хранители мёрзли.
Павил появлялся перед другими псами-хранителями очень редко, предпочитал скрывать своё присутствие, но, видно, Айзек и его вывел из себя.
– Вы ругаетесь напрасно, – с укором сказал Павил. – Поглядите – они же художники.
Лючия встряхнула ушами и посмотрела. Милори сняла пальто, кинула его на грязные козлы, взяла кисть и уверенными мазками клала краску прямо поверх нарисованного Корги. О ужас, она рисовала на собачке красный вязаный шарф! А художник переделывал Хаски! Теперь противный пёс протягивал Корги лапу, будто бы здоровался. А ещё у Хаски на голове была полосатая шапочка Весёлки – шута и жонглёра, который помогал духам праздника раздавать детям подарки.
Лючия от удивления даже пасть раскрыла. И не заметила, как ледяной пёс протянул к ней лапу. Только здороваться не стал: взял да и толкнул.
– Как вам не стыдно, – сказал Павил, – взрослый пёс, а девочек обижаете!
– Пффф, – ответил ему Айзек. – Она первая начала. Напала на меня с глупыми обвинениями. Я ещё ни одному человеку не навредил.
– Ага, – тут же взилась пуще прежнего Лючия. – А вот позавчера вечером, скажешь, не ты девушку подсунул пропащему? Вот что, если б я своему хозяину велела бы не вмешиваться?
– Да я сам бы вмешался, – невозмутимо сказал Айзек.
Но тут Милори в последний раз взмахнула кисточкой, вручила её художнику и взяла своё пальто.
– Вот так, и никаких жалоб, – произнесла она.
– Хотите встретиться нынче вечером? – спросил художник.
– У вас чудесный коллектив, – заметила Милори. – Один приглашает на обед, другой на ужин… даже не знаю, куда пригласят в следующем зале или коридоре!
У неё явно было неплохое настроение. А Лючия почуяла и своего хозяина. Тот, оказывается, тоже уже пришёл в зал. Он стоял у самой двери, прислонившись к стене, и угрюмо слушал чужой разговор. На лице его было написано… какое-то совершенно необычное чувство для Кармина. Отчаяние. И уныние. И…
– Оооой, нет-нет-нет, нам нельзя унывать, мы же самая позитивная парочка, – пролепетала Лючия.
– Вот дурочка, – сказал Айзек. – Нельзя круглые сутки гонять на голом позитиве.
– Да откуда тебе знать, – огрызнулась Лючия, – ты и двух минут на позитиве не провёл за всю свою собачью жизнь!
И увидела вдруг, как морда Айзека из насмешливо-снисходительной стала угрюмой и замкнутой. Голубые глаза словно заледенели, подёрнулись изморозью. Он сдержанно зарычал, но ничего Лючии не сделал и не сказал. Просто махнул хвостом, и всё. В зале заметно похолодало. Милори отряхнула пальто и вышла. С её лица как ветром сдуло и оживление, и радость. Теперь оно было таким же мертвенно-замкнутым, как у Айзека.
Проходя мимо Кармина, Милори смерила его холодным взглядом и спросила:
– У вас перерыв?
– Да! То есть нет, – смутился парень.
– Если нет, так идите и работайте. Скоро праздник, а у вас ещё стены не крашены! И ультрамарин с белилами там никак не годятся, переделайте срочно в салатно-зелёный.
– Но это «синее крыло» здания, – робко сказал Кармин.
– Я – представитель городской администрации, и я говорю – зелёный, – отрезала Милори.
Кармин кивнул.
И так жалко улыбнулся, что у Лючии защемило сердце. Парень почувствовал, как твёрдые тёмные льдины затёрли его чувство своими ужасными холодными боками, и его хранительница готова была завыть от отчаяния. И всё это сделал ледяной пёс Айзек, сделал всего за какую-то минуту!
Как много приходится тратить усилий и времени, чтобы что-то сделать – и как легко и быстро это разрушить!
– Неееет, – проскулила Лючия, когда Кармин вышел и загремел в коридоре чем-то жестяным – видно, запнулся о ведро. – Павил! Что же это творится такое, а?
– Сам удивляюсь, – ответил Павил. – Такое чувство, что он это всё назло… Не может же быть, чтобы назло, да?
Старому добряку, видно, было трудно представить, чтобы у кого-то был такой ужасный хранитель.
– А ведь такая милая девушка, и имя такое хорошее: Милори, – сказал Павил. – Самое то для художника… или маляра. Любой из наших ребят ей бы составил отличную пару.
– Она Настоящая Любовь для Кармина, – простонала Лючия.
– А он об этом знает?
– Уже третий день как должен бы знать, – вздохнула хранительница. – Слушай, а твой хозяин, он как? В порядке?
– А что ему сделается? Весь по уши в своих красках, в своих делах. Ну вот хоть бы с места сдвинулся! Хоть бы погулять сходил куда или пригласил бы кого…
– Пригласил вон, – пробормотала Лючия. – И что? И ничего!
– Вот и я о том же. В кои-то веки я сумел его как-то подтолкнуть к знакомству! Это я у тебя научился, – вдруг заметил Павил. – Ты решительная! И оптимистичная!
Лючия польщённо завиляла хвостом.
– Пойду своего утешать, – сказала она, – Чую, сегодня нам будет не до позитива!
И верно. Кармин с остервенением перекрашивал стену. Синяя краска ещё не просохла, и когда он клал сверху слой зелёной – получался не слишком приятный глазу оттенок. Лючия взлетела повыше, чтобы быть на одном уровне с хозяином, и принялась безмолвно утешать его. Навевала приятные воспоминания, внушала добрые и позитивные мысли. Но её старания натыкались на ощерившийся во все стороны острыми углами ледяной кристалл. Он не просто рос: он занимал всё больше места в душе Кармина!
– А я ведь тоже мог бы стать художником, – вдруг вырвалось у парня, словно он разговаривал с нею, с Лючией. – Хорошим художником! Я ведь рисую не хуже!
И продолжал размазывать валиком краску по стенке.
Лючии стало его ужасно жалко. И она прикидывала, как бы его поудачнее встретить с Милори ещё разок. А если не с Милори, то хотя бы с той рыжей пройдохой Фердинандой! Уж её-то хранитель, язвительный лис, хотя бы не даст никого в обиду и не позволит каким-то там айзекам замораживать чужие души! Он хоть и ехидный, а всё-таки хороший! Не то, что Айзек…
Всё, позитив, позитив, надо откуда-то взять позитив. Лючия сунула нос в лоток с краской, стоявший на полочке стремянки. Можно сделать краску немного волшебной, чтобы радовала. А можно…
Можно шепнуть маляру на ухо вдохновляющую мысль. Идею, как сделать лучше.
– Я мог бы расписать стены ничуть не хуже, чем Йонта! – проворчал Кармин, и снова как будто бы обратился при этом к Лючии. – Ну ведь правда же?
– Правда, – неуверенно сказала Лючия.
Ей всегда нравились рисунки Кармина. Но он их никому и никогда не показывал. При всей своей общительности и весёлости, при всей любви к хорошеньким девушкам, которые, бывало, жили в его квартире… При том, что у него водились приятели и подружки – Кармин даже словом ни разу никому не обмолвился о своих рисунках.
Лючия и то их редко видела. Она старалась быть деликатной и не подглядывала в альбомы Кармина. Он редко брался за краски, предпочитая карандаши – быть может, ему хватало красок и на работе маляра.
И вот вдруг оказалось, что ему не чужда зависть. Что он тоже желал расписывать стены, как художник Йонта, тихий добродушный хозяин Павила.
И тогда Лючия шепнула парню:
– Тогда нарисуй что-нибудь на этой стене. Она такая пустая и холодная, а ведь это крыло дворца создано для детей. Здесь они будут учиться музыке, живописи, танцам, пению и другим прекрасным видам творчества. Разве не стоит украсить эти голые стены получше?!
Хранительнице показалось, что это прекрасная идея.
ГЛАВА 10. Чем пахнет роза?
Кармин докрасил стену от начала лестницы и до будущего музыкального класса. Ультрамарин просвечивал сквозь зелень, и этот оттенок его раздражал. Тем временем в голове продолжал бубнить внутренний голос, почему-то женский: дай волю своему творческому порыву, нарисуй что-нибудь на этой стене!
В конце концов… а что он теряет? Рисовать он точно умеет. Может, если быть честным с собой, и похуже Йонты Бамбира, но тоже очень даже неплохо. Особенно Кармину удавались растительные орнаменты, и он решил, что вихрь осенних листьев и гроздья красных ягод спасут неприглядную, унылую стену коридора. А ещё еловые лапы под снегом, шишки, снегири… Оставалось только запастись необходимым. Кармин огляделся по сторонам. Йонта ушёл обедать, красивая, но сердитая девушка из администрации, видимо, уже ушла – нигде не слышался гулкий стук сапожек на каблучке, нигде не звучал усталый и в то же время властный голос.
Отчего-то было обидно, что она ушла. Им и вправду было бы неплохо пообедать в компании друг друга. А там уж, конечно, как пойдёт… обычно всё шло легко! С досадой вздохнув, Кармин сунул руки поглубже в карманы и направился к складу маляров и художников: он был общий. Здесь лежал почти новый набор красок – парень забрал и его, и пару кисточек. Не валиком же выписывать рябиновые кисти и резные листочки клёна?
Прежде, чем Кармин коснулся кистью стены, он на миг задумался: а хорошо ли будет, если он тут насвоевольничает? Ведь если тебе сказали выкрасить здесь всё ровно в один цвет, надо ли добавлять роспись? Но, пока он думал, рука словно решила всё сама: кисть коснулась грязно-бирюзовой стены и оставила на ней красное пятнышко. Кармин забыл, как дышать, забыл о чувстве голода и о грусти, забыл обо всём, кроме вдохновения, которое как будто само собой подсовывало под руку краски, меняло или вытирало кисти, клало на стену яркие или тёмные мазки. Опомнился маляр часа через полтора вдохновенной работы, когда мимо лениво прошёл Йонта.
– Эм… Кармин, – сказал он, – разве это место не под выставку детских работ?
– Я, может, сам ещё ребёнок, – остервенело выписывая рябиновую гроздь, процедил сквозь зубы маляр.
– Но послушай…
– Иди куда шёл, – рявкнул Кармин, – пока я тебя краской не окатил!
Йонта поперхнулся словами и убрался из коридора. Кармин ещё несколько минут потратил на рябину и снегиря, прежде чем счёл их готовыми, а затем сел на нижнюю ступеньку лестницы и закрыл глаза.
Настроение угасало, вдохновение оставило после себя только золу и тлеющие угли. От запаха краски кружилась голова. Но надо было закончить фрагмент росписи, что Кармин и сделал. Он работал очень усердно и старательно, и постепенно тусклая стена расцветала под его рукой. Яркие кисти рябины сплетались с еловыми лапами, уютно соседствовали красные ягоды и желтоватые шишки, белый снег лежал на ветках аккуратными округлыми шапочками. А Кармин уже поглядывал на противоположную стену. Завтра на ней появится осенняя гирлянда с орехами, спелой калиной, тёмной ежевикой и рыжими листьями клёна! А потом ещё можно будет сделать в соседнем коридоре летнюю и весеннюю роспись! Кармин размечтался, заулыбался, и не сразу понял, что кто-то зовёт его.
– Кармин, что вы делаете? – настойчиво звучал голос бригадира маляров, Розы Блум. – Может быть, вам плохо?
– А что такое? – удивился парень.
– Да вы же сейчас упадёте!
Он и не думал падать. Но что-то и правда было не так. Кармин понял, что сидит на ступеньке, скорчившись в три погибели и уткнувшись лицом в собственные колени.
Роза Блум, молодая женщина в аккуратном сером полотняном комбинезоне, кругленькая и забавная, дёрнула Кармина за локоть.
– Вставайте, Кармин, вставайте, – торопила она. – Может быть, вам надо к врачу? Может быть, вы завтра дома побудете?
– Да ничего страшного, – Кармин встал и вдруг пошатнулся. – Всё хорошо! Наверно, просто нанюхался растворителя…
– Может быть, вам перестать нюхать что попало? – волнение в голосе Розы быстренько сменилось язвительностью.
Так она больше была Розой Блум, и это немного успокоило Кармина.
– Вы зачем стенку разрисовали? – с подозрением спросила женщина.
На её широком личике с курносым носом отразилось непонимание.
– Какие-то ветки, снег…
– Вам не нравится, Блум? – спросил Кармин.
– Нет, неплохо, конечно, но, может быть, вы будете сначала согласовывать такое с начальством?
Роза сомневалась и немного сердилась. Ей это очень шло: глаза блестели, густые брови хмурились, а румяные губы поджимались. И, хотя она была старше Кармина на целых семь лет, ему вдруг захотелось её поцеловать в румяную тугую щёчку, а потом, возможно, и в полную шейку. Вся она была такая маленькая, но складная и очень упругая, как апельсинка! Только волосы не рыжие, а тёмные.
– Кар-мин! – очень раздельно и гневно произнесла Роза Блум, и парень понял, что слишком уж долго глазеет на бригадира.
– Так это, – сказал он и улыбнулся, зная, что его улыбка всегда очень нравилась женщинам, – проверка же приходила. Сказали, что очень уж для детского крыла тут пусто и уныло. Велели перекрашивать.
Это ведь была чистая правда. Просто Кармин решил не упоминать, что о росписи веточками да ягодками речи не шло.
– Идите домой, – велела Роза, – и не дышите больше растворителем так… сильно.
Кармин подошёл к бригадиру поближе и улыбнулся снова, глядя сверху вниз.
– Я бы с удовольствием подышал бы розой, – сказал он.
Но снизу вверх глянули очень сердитые карие глаза.
– Не выдумывайте, Кармин. Растворители розами не пахнут.
– А что же пахнет розой? – ещё чуть-чуть сократив расстояние, спросил маляр.
Он никогда и не думал флиртовать с собственным начальством. До этого дня он не даже не воспринимал Розу Блум как хорошенькую женщину. Но резкий отказ красивой блондинки с чистыми грустными глазами нехорошо отзывался в его сердце. И ему требовалась какая-нибудь компенсация.
Но Роза Блум не зря была поставлена бригадиром над целой командой маляров и художников. Расставив плотные ножки покрепче и уперев левую руку в поясницу, молодая женщина не спеша, с расстановкой, размахнулась и шлёпнула широкой ладошкой по лицу Кармина, склонённому к ней.
– Идите домой и отдыхайте, – спокойно, как ни в чём не бывало, сказала Роза. – Если завтра опоздаете – лишу премии. Может быть, этого будет достаточно, чтобы понять, чем роза пахнет, м?
– Пощёчинами, – буркнул Кармин, потирая лицо. – Вы очень… импульсивны сегодня, Блум.
– Может быть, не стоит нарываться на ещё одну плюху?
– Очень, очень может быть, – проворчал Кармин.
– Замочите кисти и проваливайте, – приказала Роза Блум.
Настроение Кармина можно было передать, смешав тиоиндиго чёрную с охрой, виридоновой зеленью и краплаком. Цвет грязи.
ГЛАВА 11. Поиски Айзека
– Нет, нет-нет-нет, – заскулила Лючия, семеня за хозяином, – что за день сегодня? Что за невезуха? Всё из-за этого Айзека!
Да! Ледяной пёс Айзек! Это из-за него холоднеет и темнеет душа Кармина, из-за него хранимый ведёт себя как глупый кобель и лезет нюхать бригадиров! От тоски и отчаяния Лючия даже едва не завыла. По дороге домой она попыталась что-то исправить, сделать настроение хозяина как-то светлее и добрее, но он шагал – туча тучей, не обращая внимания ни на чудный вечер, похожий на голубую льдинку, ни на милых девушек, стайками пробегавших мимо, ни даже на красивые сосны, высаженные вдоль улицы.
Шагал и дулся на весь мир. А пятно становилось всё больше. И если бы только Кармин хотя бы немножечко развеселился – то оно бы стало уменьшаться. По крайней мере, на это надеялась Лючия. Разговор с Розой Блум немного его развлёк, но пощёчина всё испортила. Между прочим, это было дело лап Задиры. Этот чёрный с рыжими подпалинами лохматый негодяй частенько развлекался тем, что заставлял хозяйку вести себя резко, иногда даже очень жёстко. Лючия знала, что Роза Блум иногда даже плачет от того, какой у неё характер. И говорит «не знаю, что на меня нашло». А вот хранителям было известно! Они-то точно понимали причину: Задира охранял свою хранимую. Он с самого начала дал Лючии понять, чтобы Кармин и близко к Розе не подходил.
– Он у тебя – бабник, Лучик, – сурово сказал Задира. – А мы ждём хорошего, порядочного и доброго.
– Кармин очень хороший и добрый, – помнится, обиделась Лючия.
– А как насчёт порядочности? – прорычал Задира и не дождался ответа. – Вот то-то же, Лучик. Нет, она не для вас.
Хранительница тогда лишь фыркнула – не очень-то и надо! Но теперь она была бы даже рада, если бы Кармин утешился бы в объятиях бригадира. Зря она решила не подпускать к хозяину других девушек, помимо Милори – сейчас ему было бы легче, будь у него подружка.
Она подала Кармину мысль отправиться не домой, а в бар, где наверняка ошивались его дружки-бездельники. Но судьба решила иначе.
– Ой, это же вы! – воскликнула та девушка, которую хозяин спас на днях от пропащего. – Как хорошо, что я вас встретила!
Кармин кисло посмотрел на худенькую девицу. Сегодня она была не так бледна и перепугана, и эта её чёлочка, спускавшаяся до огромных глаз, делала личико детским и совсем невинным. Но Лючия зарычала, почуяв неладное, и её тревожность моментально передалась хозяину.
– Чем обязан? – спросил он холодно.
– Я… я хочу вас отблагодарить, – тут же просияла девушка. – Мы ведь даже не познакомились толком! А я… Я хочу с вами встречаться. Меня зовут Берилл…
– А меня Кармин, – буркнул Кармин. – До свидания.
– Вы сказали – «до свидания», то есть оно, свидание, будет? – обрадовалась девица, и отчего-то Лючии стало её жалко.
Но от неё веяло чем-то нехорошим.
– Гелия, – позвала Лючия. – Гелия, покажись!
Но хранительница девушки не появилась. Ах да, это же была временная замена!
– Мне нужна хранительница, – громко крикнула Лючия.
И никто не отозвался. Лючия поняла, что её пробрало до несуществующих костей. Вот почему девушка показалась ей странной и слегка жалкой, и в то же время пугающей!
– Она пустая! Она пропащая! – в ужасе завопила Лючия и принялась нарезать круги вокруг головы Кармина. – Уходим, уходим, уходим!
Берилл осталась посреди улицы, глядя вслед уходящему парню. Хранительница обернулась. Лицо девушки показалось ей жуткой маской – белой, с провалами на месте глаз и рта. И нос будто бы почернел и ввалился. Лючия испуганно взвыла.
– Но ведь пропащие не появляются так быстро, – пробормотала она, когда они с Кармином отошли достаточно далеко. – Пропащими не становятся сразу, как только потеряют хранителя! Что же случилось?
У неё не было ответа.
Оставалось только одно: дождаться, пока Кармин уснёт, и улизнуть из дома на поиски Айзека. Прижать мерзавца и заставить рассказать всё по порядку! Пускай признаётся, что он там такое натворил своей ледяной магией!
Лючия проследила, чтобы хозяин как следует поел, почистил зубы и лёг спать. Постаралась внушить ему оптимистичные мысли и хорошие сны. Без убеждённости, что Кармин в порядке, она ни за что бы не покинула его, не ушла бы так далеко и надолго, как собиралась. След ледяного пса небось так просто не сыщешь!
Беспокойство и тревогу она старалась гасить. Но они разгорались, будто угли, на которые упрямо дул человек. Лючия обычно очень любила свою работу, и особенно – ту её часть, где человек ложился в кровать и походил на себя маленького. Кармин ведь был такой милый мальчишка! Всегда доставляло удовольствие видеть, как разглаживалось его лицо, как уходили с него тени. Вот и сегодня, кажется, всё получилось неплохо. Даже тёмное холодное пятно на душе Кармина стало меньше.
– Ну хорошо же, Айзек, – проворчала Лючия, – я иду!
Она понятия не имела, с чего начинать поиски, но, пробежавшись по почти пустынным улицам, сообразила: хозяйка Айзека ведь сказала, что она из администрации. Стало быть, можно проникнуть туда и узнать, где живёт Милори. От радости Лючия даже залаяла на лету, и повернула к большому зданию. Оно находилось ближе к центру Азури, но хранители умеют летать очень быстро, если им это требуется.
Она влетела с главного входа и, разумеется, напоролась на сторожа и его хранителя. Мелкий ушастый той-терьер оскалил на Лючию крошечные зубки.
– А ну стой! – залаял он.
Дремлющий сторож встрепенулся, но глаз не открыл. Только покрепче обнял старое ружьё и зачмокал во сне губами.
– Прости, прости, прости, – завертелась на месте хранительница.
Она могла бы улизнуть, но была слишком честна, чтобы обманывать коллегу.
– Мне просто надо узнать, где живёт Милори. У вас же работает Милори?
– Милори Стил или Милори Белор? – удивил её той-терьер.
– У вас две Милори? – удивилась Лючия. – А кто у них хранитель? Мне, собственно, нужен Айзек…
