Купить

Сборник "Любовь во время зимы"

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Зима. Сугробы. Снег. Казалось бы, мир замер и ждет весны. Но никакая стужа не может заморозить горячие сердца. Даже в самые лютые холода любовь связывает людей, заставляя мир расцветать и наполняться волшебством. Авторы "Призрачных миров" и ПродаМан специально к Дню святого Валентина дарят вам сборник рассказов, посвященных тем, кто нашел любовь во время зимы.

   

ЧАСТЬ. Марина Кравцова. РОЗА ПОД СНЕГОМ

ГЛАВА 1 — Арина

Первое, что я увидела — снег… На полотне вечернего неба — белые пчелы, хрупкие цветы, безупречные крохотные звезды. Сцепляются лучиками, словно не могут друг без друга, собираются в хлопья… снежинки.

   Снег… что сравнится с его невесомой грацией? Снежинка за снежинкой опускается на тебя, льнет к тебе, целует в щеки, тут же тая от этой нежности, а если будешь сидеть и не двигаться, так и охватит тебя всю, закроет собой и заберет — куда? Может быть туда, откуда я и пришла?

   У меня есть осознание этого мира. Надо мной свисают заледеневшие ветви деревьев. Я понимаю, что сижу на чем-то твердом и холодном, и это, наверное, скамейка, а вокруг все в оранжевом свете местных светильников — уличных фонарей. Все это я как будто уже видела… или чувствовала…

   

***

Он появился из неторопливого снегопада, словно мороз нарисовал его на темно-сером стекле, а потом выпустил в наступающую ночь. Тонкий и легкий, с чуть вьющимися каштановыми волосами, припорошенными белыми хлопьями… В его горбоносом худом лице с тонкими чертами мне виделась хрупкость и ломкость снежинок… Он остановился передо мной. И я сказала:

   — Здравствуй.

   Юноша молча смотрел на меня… Кажется, раньше я не встречала никого в такой одежде, но могу перечислить — утепленная куртка, джинсы, длинный синий шарф… Странно… какова же все-таки разница между «знаю» и «помню», да и есть ли она? А он смотрел, смотрел… и как будто узнавал…

   — Как тебя зовут?

   И вновь — «знаю» или «помню» я этот голос? Сейчас приглушенный, но я не сомневалась, что вообще-то он довольно звучный и приятный. Что это он спросил? Как меня зовут? И что ответить?

   Мы просто глядели друг на друга. Мы просто…

   — Не хочешь познакомиться? — кажется, он огорчился. — Но ведь ты… ты же есть на самом деле!

   Я по-прежнему молчала, не зная, что сказать, и юноша смущенно поправился:

   — То есть я удивлен, что на свете есть такая красота.

   — Ты можешь называть меня так, как тебе нравится, — наконец ответила я на его вопрос. И сильно удивила этим своего собеседника.

   — Что? — переспросил он.

   — Придумай мне имя.

   — Так ты и вправду…

   Он волновался. Очень волновался.

   — У тебя красивый голос, — сказала я.

   И снова пауза, заполненная мягким полетом снежинок — их падением длиною в маленькую жизнь, чуть слышным старческим ворчанием деревянной скамейки, ярким светом земных оранжевых звезд, что называют здесь фонарями…

   — Можно тогда я буду звать тебя Ариной? — смущенно предложил юноша.

   — Можно. А ты?

   — А я Кирилл.

   — Кирилл…

   Я задумалась, на что похоже это имя.

   — На цветок? — произнесла я вслух.

   — Прости?

   Он не понял.

   — Твое имя… Оно распустилось для меня бутоном среди снега, но каким же именно? В цветах я разбираюсь очень плохо. Я… видела… только белые… Но ты… нет. В тебе синь и бирюза. Кто же ты?

   Он присел рядом со мной, даже не стряхнув снег со скамейки. Теперь я видела его лицо очень близко… и глаза… большие, чуть раскосые…

   — Я просто человек.

   — Неправда.

   — Я художник, если тебе интересно. Арина… Значит, видела только белые цветы? Тогда ты — роза в снегу.

   — Снежные розы я знаю. Они прекрасны.

   — Как и ты. Безупречная. — Он был серьезен и безуспешно пытался скрыть волнение. — Все, что есть в тебе… Черты лица, движения… Снежинки сверкают в черных волосах. Таких, как ты, не бывает.

   — Но ведь я есть, — озадачилась я его словами. И Кирилл прошептал:

   — Надеюсь.

   

***

А потом мы гуляли в частичке леса в черте города, которая называется парком. Медленно шли по заснеженным дорожкам среди застывших, непривычно молчаливых деревьев, и вокруг больше не было никого… никого…

   — Что это? — за деревьями я увидела нечто, напоминающее крошечный домик.

   — Это беседка. Хочешь туда, Ариша?

   Я кивнула.

   Беседка оказалась деревянной, с резными украшениями и конусообразной крышей. Внутри — круглый стол, заметенный снегом, и скамейки с высокими спинками. Мы сели рядом.

   Я прислушалась к своим ощущениям.

   — Кирилл, тут кто-то есть…

   — И правда. — Заглянув под стол, Кирилл вытащил из-под него небольшого рыжего кота, который не мяукал, а только жмурился и мелко дрожал.

   — О… — я ощутила, как во мне рождается новое, ранее незнакомое чувство. Жалость? — Он дрожит, ему страшно?

   — Наверное. И холодно.

   — Холодно? — Я огорчилась. — Тогда я не смогу ему помочь.

   Кирилл улыбнулся, отряхнул кота от снега и сунул себе за пазуху. Я спросила:

   — Почему он здесь?

   — Бросили, наверное.

   — Как?

   — Выкинули в парке, а сами могли и уехать. Здесь много дач, куда хозяева приезжают только на выходные.

   Я возмутилась:

   — Это жестоко!

   — Да, — спокойно согласился Кирилл. — Жестоко.

   Молчание.

   — Арина…

   — Да?

   — Я ведь тоже живу не здесь. Но как же хорошо, что я сюда приехал! Как ненормальный взял отпуск в феврале и скрылся от всех. Здесь… светлее. Забываешь про все. Про любовь длиной в две недели, про случайных приятелей, которых почему-то считаешь друзьями, про офис в процветающей фирме, на который променял свою мечту.

   — Мечту?

   — Я хотел учиться живописи. Но в семье считали, что мне нужен престижный институт, карьера… Я был мальчишкой, только-только окончил школу. И как раз умерла моя бабушка — единственный человек, который не только любил меня, но и понимал. Она бы меня поддержала… но тогда я остался один, был потрясен и растерян. И я уступил.

   Я понимала. То, что делал сейчас Кирилл, называлось — «излить душу». Но что нужно сделать в ответ? Кажется, это… Я подвинулась к нему ближе и потянулась к его губам. Он, как мне показалось, счастливо встрепенулся и сделал ответное движение — ко мне. Но…

   — Нет-нет… — он осторожно коснулся пальцем моих губ. — Не сейчас.

   Мы вновь замолчали. Разговор складывался как-то странно и подводил нас к чему-то слишком важному, к какой-то грани, которую почему-то нельзя было переступать.

   — Странно, — сказала я. — Ты говоришь, и я многое понимаю. Живопись, свет и одиночество… Но я не знаю, что такое институт, офис, карьера… Для меня этого… нет.

   — А что же есть? Пожалуйста, расскажи.

   — Ну… разное.

   — А что тебе нравится?

   — То есть, что я считаю красивым?

   — Можно и так сказать.

   — Не знаю… Снежный заяц, белый конь, ледяной олень. Их я… Помню? Но есть то, что я только «знаю», но хочу «помнить». Понимаешь? Я знаю о букетике ландышей, забытом на залитом солнцем подоконнике, о смешной девочке, играющей с бельчонком… и о том, что этот парк может быть ярко-рыжим и немножко багряным… но всего этого я не «помню»…

   Кирилл взволнованно сжал мою руку.

   — Что такое?

   — Арина… ты ведь пересказываешь сейчас сюжеты моих картин.

   Я вновь не знала, что сказать, и только стиснула его пальцы в ответ.

   

***

Мы вышли из парка и пошли по улицам городка. Рука об руку… Жемчужный мир, белый с серым. Черное кружево ветвей. Золотые огни в домах и пестрые вывески. Рука Кирилла — теплая. Это было новое, неизведанное… Нравится ли это мне? Тепло… оно волнует, обнимает и делает беззащитным… потому что его хочется снова и снова.

   Строения сменились. Уже не большие и однотонные, но приземистые, разноцветные.

   — Это самая старая часть города, — пояснил Кирилл. — Тут еще сохранились деревянные постройки… Многие из них — дачные дома, куда жильцы приезжают только на лето, поэтому сейчас здесь совсем тихо. А вот и мой… вернее, дом моей бабушки. Видишь, вон за низеньким забором?

   Прямо у калитки нам улыбался симпатичный снеговик — ртом, сделанным из обломков тонких веточек, и я улыбнулась ему в ответ. А Кирилл почему-то медлил… Наконец он решительно распахнул калитку и вошел, и я за ним следом.

   В маленьком дворике перед красивым деревянным домом стояла неподвижная фигура. Белая. Как снег. Она и была — снегом. Но это была я. Я узнавала свои черты, овал лица, свою толстую косу, даже опушенную мехом курточку поверх длинного платья… Я — и я… мы стояли лицом к лицу, обе неподвижные и безмолвные.

   Кирилл подошел сзади, положил мне руку на плечо.

   — Это я вылепил. Сегодня. Перед тем как меня потянуло прогуляться в тот самый сквер, где я встретил тебя.

   Он мягко развернул меня к себе, взглянул в лицо. Теперь обе его руки лежали у меня на плечах…

   — Я придумал тебя. Понимаешь? Я всегда верил в то, что все написанное, нарисованное, вылепленное талантливо и от сердца, оживает в мирах, куда приходят наши фантазии. Но я так хотел, чтобы ты, моя снегурочка, ожила здесь… рядом со мной.

   Вот теперь мне все стало ясно, больше не было вопросов, и память окончательно прояснилась — потому что, несмотря ни на что, у меня была память. И я обняла Кирилла.

   — Спасибо!

   — Что теперь будет с тобой? Снегурочка…

   — Я Арина. Пойдем в твой дом. Покормим кота. Посмотрим на твои картины. Я знаю, что твои картины здесь. Все мое «знаю» — это от тебя, Кирилл.

   — А «помню»?

   — От мира, в котором соткалась моя душа, когда ты лепил меня. Пойдем…

   — А что будет потом?

   — А зачем думать о «потом»? То, что есть — уже очень много.

   

ГЛАВА 2 — Кирилл

Я знал, что наше счастье будет коротким. И она это знала, но все равно согласилась подарить его… мне… нам. Снегурочки тают от человеческого тепла — таков закон сказки, из которой я эгоистично выдернул ее для себя. Я не думал об этом, когда лепил ее из снега. Но не предполагал же я всерьез, что она оживет? Надеялся, мечтал… или все-таки был уверен? Хотел увидеть в широко распахнутых синих глазах звезды иного мира.

   И вот она здесь. В доме моей бабушки, за короткое время пропахшем красками, в тепле и уюте… и, кажется, привыкает.

   Я опустил на пол пригревшегося на руках кота, и он жалобно замяукал, побуждая меня пойти на кухню за бутылкой молока. В доме было жарко натоплено, и я волновался за Арину. Но вернувшись, увидел, что она вполне уже освоилась и чувствует себя, кажется, неплохо. Она с живым интересом рассмотрела со всех сторон новогоднюю елку, еще не убранную с январских праздников, которые я провел тоже здесь, в одиночестве. Потом прошла в комнату, превращенную мною в студию, чтобы посмотреть картины. У самого удачного портрета девушка остановилась надолго. Я пояснил:

   — Моя бабушка… Красивая, правда? Она была знаменитым садоводом. Творила красоту…

   Арина повернулась ко мне. Ее глаза-звезды мягко мерцали.

   — Почему ты все не исправишь, Кирилл?

   — О чем ты, Ариша? — не понял я.

   — Брось все, — отрезала она. — Этот твой… офис… карьеру. Ты же художник! Все это… — она плавным жестом указала на картины, — живет.

   И тогда я наконец решился сам обнять ее.

   — Ты удивляешься, почему я ждал? Да? Почему мне непременно нужно было услышать от кого-то эти слова? Но ведь ты — не кто-то… И не как эти картины, не просто часть меня, ты больше.

   — Это правда, Кирилл. Ты лепил меня довольно долго, и я, родившись от твоего замысла, успела вырасти, пожить и что-то уже прочувствовать в своем мире. Время между мирами течет, наверное, по-разному? А когда ты закончил, я оказалась здесь. И все вспомнила, увидев изначальную себя у тебя во дворе. Но есть и еще кое-что. Дело в том, что я тоже… немножечко тебя придумала. Вот таким, решительным, ничего не боящимся, потому что тебе дано слишком много. И когда ты творил меня, то я тоже тебя чуточку творила. Только поэтому стало возможным мое появление здесь… у тебя.

   — Арина…

   — Нет, ничего не говори сейчас. У нас с тобой первое свидание! Что делают на свиданиях? Целуются? Танцуют?

   И девушка принялась напевать полную невыразимой прелести и вдохновения мелодию, в которой я с изумлением узнал «Вальс цветов». Неужели и правда творения гениев достигают и других миров? А сейчас мне казалось, что поет не только Арина, эту музыку мурлычет кот, ему вторит усилившийся снегопад за окном, и даже мои картины…

   И мы закружились в танце. Тесная студия словно чудом расширилась, мы танцевали где-то в невообразимом пространстве над нашими мирами.

    Перестав напевать, снегурочка вновь потянулась к моим губам, как тогда, в парке.

   — Нет, — я испуганно отстранился. Не хочу, чтобы все исчезло!

   — Кирилл… — ее голос был чуточку грустным, но в нем слышались решительность и убежденность. — Если мы этого не сделаем… наша сказка так и не сложится.

   Она была права. Отчего-то я это знал. И тогда я нежно обнял и крепко поцеловал Арину.

   Это был лучший поцелуй в моей жизни. Самый пылкий и самый искренний, самый… настоящий. Соединяющий нас, обручающий друг с другом. Долгий… а метель за окном разыгралась не на шутку. Долгий… а девушка в моих объятьях становилась все горячее… Она пылала, и я уже ничего не мог поделать, только закрыть глаза. Чтобы, ожидаемо ощутив пустоту, открыть их, увидеть, что я снова один — и почувствовать, как душа взрывается от боли...

   Мяуканье кота вывело меня из оцепенения. Я ни секунды не сомневался, что все это было на самом деле. Что снегурочка… Арина… она была.

   — Была и есть! — сказал я вслух. И выбежал на улицу, даже не подумав о шарфе и куртке. Сквозь метель я пробился на двор, к тому месту, где еще совсем недавно лепил из снега мою мечту...

   Здесь ее тоже больше не было, как не было и у моей груди. Лишь белый комок — все что осталось… и кажется, он принял форму зайца… «Снежный заяц…» — так ответила моя девушка на вопрос, что ей нравится.

   — Давай, дружище! — сказал я ему. — Раз уж сказка началась, пусть она продолжится. Приведи меня к Арине.

   Заяц встрепенулся, стряхивая с себя излишки снега, поводил ушами, вскочил и поскакал куда-то, в приоткрытую калитку и дальше — в снегопад, становящийся все гуще, все яростней. И я побежал за ним…

   Да, такое уже было. Не со мной, и там, помнится, был кролик, но какая разница. Я мчался за белым зайцем и воистину волшебным образом не терял его из виду в завихрениях пурги. Уже не понимал, где я, куда бегу… Кругом был только снег, снег, и вьюга выла как живое существо, и я с трудом проталкивался сквозь снегопад, спотыкался, но не переходил на шаг. А когда мне показалось, что все, сейчас меня просто сметет и погребет под белыми хлопьями… снег прекратился.

   Перед мной предстал лес в таких ослепительных зимних красках, что лучший художник не передал бы их сверкающих оттенков. Я понял, что моя самая смелая надежда осуществилась, и сказал сам себе:

   — Добро пожаловать в сказку!

   

ГЛАВА 3 — Снежная сказка

Арина… Такая ли она, какой я ее придумал? Ведь любое произведение искусства, если оно настоящее, начинает в процессе создания жить своей жизнью, по каким-то им же самим провозглашенным законам. А моя снегурочка не была всецело моим созданием. И сейчас она оставалась для меня загадкой. Как бы я хотел, чтобы мы снова были вместе, больше не расставались и узнавали друг друга все лучше и лучше! Утратив ее, я сразу же по ней затосковал.

   Но сейчас меня волновало странное, но очень приятное ощущение, что моя снежная девушка сама ведет меня к себе.

   Я был в мире, который не смог бы придумать. Если Арина существует не только в моем воображении, то и эта сказка тоже. И в конце-то концов… я всегда в сказку верил и верить не перестану.

   Я шел к сверкающему лесу…

   Наконец вступив в него, я увидел, что голые прутья кустарников и ветви деревьев, росшие из заиндевелых стволов, не просто обледенели, они сами — чистейший лед. Вот откуда этот блеск под лучами здешнего солнца, ярко-желтого как лимон. Но не это удивило меня всего сильнее. Лес пел. Он наполнялся множеством мелодий, хрустально-звонких и плавно-напевных, которые льнули друг к другу, сплетались между собой, рождая дивное многоголосие. Поющий лес…

   Я остановился, чтобы слушать. Мне вдруг мучительно захотелось нарисовать… музыку. Здесь, в эту минуту, я знал, как ее рисовать, и будь у меня краски… Но я принялся мысленно зарисовывать все эти переливающиеся мелодии, которые были… живыми?

   Только огромным усилием воли, вызвав в памяти лицо Арины, я заставил себя не стоять, развесив уши, а снова идти вперед. Время от времени из хрупких кустов, которые чудесным образом не разбивались и не ломались от ударов, возникали полупрозрачные животные и проходили или пробегали мимо, не обращая на меня внимания.

   Вскоре деревья расступились, открывая небольшую поляну. На ней неподвижно стояло диковинное создание... Вот и второе любимое животное Арины. Снежный заяц, ледяной олень…

   — Здравствуй, — обратился я к оленю. — Не подскажешь ли, где мне искать снегурочку по имени Арина?

   И хотя по-прежнему в лесу раздавалось только пение, мне все-таки ответили — мысленно: «Ее голос не звучит в поющем лесу».

   — Ее голос? Что это значит? И кто здесь поет так изумительно?

   В голове раздалось гулким эхом: «Духи снежных дев, которые растаяли, но не пожелали воскреснуть, обретя покой и гармонию в красоте бесконечной песни».

   — Значит, все растаявшие снегурочки так или иначе оживают?

   Когда я услышал ответ, меня охватило радостное волнение: «Это то продолжение сказок, которые вам неведомо. Они тают и возрождаются по своей воле, если что-то снова влечет их к жизни».

   — А моя Арина?..

   «Ее нет здесь, — повторил мысленный голос ледяного оленя. — Ищи дальше».

   Нелегко было уйти от морозной красоты, от волшебной песни, но теперь надежда на то, что я верну мою снежную девушку, превратилась в уверенность.

   

***

Оставляя лес позади, я вышел на открытое пространство. Еще несколько шагов — и меня обступили розы… Белые, все в инее. Или, скорее, — из инея. Полностью белые — листья, стебли, шипы и лепестки. «Так это про них говорила мне Арина?» Я коснулся ладонью одного из цветков. Конечно же, холодный, незримыми иголочками покалывает руку...

   Позади — поющий лес. Впереди что-то сверкает узкой платиновой лентой. Река? А здесь… здесь был покой. Лимонное солнце вновь куда-то скрылось, сад был окутан зыбким маревом, и его белые розы уже казались призрачными. Они навевали сны наяву. Сознание уплывало в успокаивающую глубину туманного забвения. Мне казалось, что я уже нашел Арину. Она не захотела стать мелодией поющего леса, но, может быть, дух девушки затаился в безмолвии ее любимых цветов?

   Остаться здесь… Опуститься в иней лепестков… Увидеть, услышать, принять в себя загадочные сны. Это было слишком большим искушением. Я почти уже готов был позволить хрупкой красоте покорить меня, утопить в себе… представить, что и Арина рядом. Покой, уют… туман укутает как пледом, хотя здесь, как ни странно, совсем не чувствуешь холода. Глаза слипались.

   Но… стоило ли ради такого счастья тащиться в сказку? Разве дома я не мог обеспечить себе уютный покой взамен горения души? Ведь к этому все и шло, и если бы не Арина… Арина. Она представилась так ясно, так живо! Мягкий блеск ее глаз, тепло улыбки, и горячая уверенность, что нашей сказке суждено сбыться.

   Нет, Арина — не в этой убаюкивающей тиши. Пускай она и белая роза, но не из этого цветника. Надо идти вперед.

   Впрочем, сделать это было сложнее, чем казалось. Каждый шаг давался с трудом. Море роз волшебно расступалось передо мной, но в то же время его магия опутывала меня всего, усыпляя, завораживая…

   — Хватит спать, — приказал я себе вслух. — Так ты всю жизнь проспишь, делая то, что тебе удобней, плывя по течению. Иди уже!

   Заставляя себя, сопротивляясь нежной силе цветов, я медленно двигался вперед… и вынырнул из этого прелестного морока вновь под солнце.

   Его яркие, но вовсе не горячие лучи высветили передо мной белоснежного коня. А ведь я уже ждал встречи с ним! На сердце сразу потеплело. Конь был безупречен. Светло-голубые глаза светились умом и добротой. Он сам подошел и тронул губами мою ладонь, и я подумал, что сейчас, как ледяной олень, он мысленно заговорит со мной, но конь просто стоял и чего-то ждал. Он хочет отвести меня куда-то?

   

***

Я никогда в жизни не сидел на лошади, даже ребенком не просился у взрослых покататься в парке верхом. Я понятия не имел, с какой стороны к коню подступиться. В конце концов просто взялся рукой за инисто-серебряную гриву… и сам не понял, как оказался у него на спине. И начался — полет.

   Не знаю, касался ли конь ногами земли, но я испытал восторг невесомости. Но вот уже виден вдалеке светлый замок с тонкими башенками — может, нам туда? Мы перелетели мост через реку, пронеслись над заснеженным лугом и оказались у высоких ажурных ворот, распахнутых настежь. Конь влетел во двор изящного замка… и не стало ни замка, ни ворот — они мгновенно укрылись туманом, как сад белых роз. И даже мой новый друг, ссадив меня и звонко заржав на прощанье, исчез. А я остался стоять… и куда же меня занесло? То, что предстало передо мной, можно бы назвать выставкой снежных скульптур под открытым небом, вот только слово «скульптура» сюда никак не вязалось, потому что…






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

0,00 руб Купить