Проклятие Чёрной вдовы. Полина Ордо

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Одна встреча изменила все. Но мы даже не подозревали об этом. Наши судьбы пересеклись всего лишь на мгновенье. Он приобрел богатство и славу, я же потеряла все. И продолжаю терять день за днём. Черная полоса, которой нет конца...

   Но судьба, злобно усмехнувшись, дала мне второй шанс. Легко ли полюбить, чтобы отомстить?

ПРОЛОГ

Задыхаясь от бега, убирала непослушные прядки волос, липнувшие к лицу, покрытому испариной. Перепрыгивая через несколько ступенек, хотела добраться до крыши как можно быстрее.

   Руки скользили по гладким перилам. Цепляясь за них, бессмысленно считала, сколько же осталось до верха.

   Дверь оказалась открытой. Повезло!

   Крыша встретила меня едким запахом разогретого битума. Щурясь от яркого солнца, неловко осмотрелась. Полопавшийся рубероид, антенны, какие-то уступы и трубы.

   Я захлопнула дверь за собой, пожалев, что нет засова или какого-то предмета, которым можно было бы заблокировать ручку.

   Плюнув на всё, откинула волосы с лица и пригладила их. Сердце колотилось так, что ещё мгновение, и оно лопнет от напряжения. Облизывая губы, нервно прикусывала их, чувствуя уже противный привкус крови.

   Что же мне делать?

   Память услужливо подкинула мне воспоминание о тёмном помещении, в котором пахло травами, чем-то горьким, сгоревшим деревом. Старые морщинистые руки, раскладывающие передо мной карты. Шёпот, пронизывающий до костей своим безразличным и ледяным тоном.

   Слишком длинная жизнь…

   Быть проклятой и не иметь возможности прервать всё это как можно раньше, чтобы… Чтобы никто не пострадал. Сколько на моей совести загубленных душ? Я не хочу снова это переживать.

   Рыдая от бессилия, запрокинула голову.

   Неужели всё, к чему я так долго и упорно шла, полная бессмыслица?

   Я… я не могу!

   Не могу!

   – Нет! – мой пронзительный крик разнёсся в тёплом летнем воздухе. – Нет…

   Упав на колени, прижалась лбом к дурнопахнущему рубероиду, не зная, что делать дальше.

   Дверь с треском распахнулась, я в ужасе обернулась, чувствуя, как слёзы яро жгут мои щёки.

   Он…

   Он всё понял.

   Вскочив на ноги, бросилась к краю.

   – Алла, стой! Слышишь? Стой!

   – Нет! Не подходи ко мне! Не подходи! Или… — я стояла у самого края крыши, в одном шаге от прыжка в неизвестность. Шестой этаж. После такого не выживают… А если и выживу, то превращусь в растение и никто больше не пострадает. – Или я прыгну. Я прыгну!

   Мужчина испуганно поднял руки вверх, показывая всем своим видом, что и не собирается идти ко мне.

   – Алла… Давай поговорим. Обычный разговор. Ты мне объяснишь в чём дело и я уверен, мы найдём выход. Только прошу, не делай глупостей.

   – Ты ничего не знаешь… Ничего… — яростно шепча, сделала маленький шаг назад. Пыль, песок и каменная крошка с треском полетели вниз. Не оборачиваясь, расставила руки в стороны, сохраняя равновесие. Ветер трепал волосы, мешая рассмотреть лицо мужчины. – Ты ничем не можешь помочь. Ничем.

   – Ты решила уйти так просто? А как же я? Неужели ты совсем меня не любишь? – он дотронулся правой рукой до своей груди, явно намекая на сердце, что испуганно билось там. – Не любишь?

   – Люблю… — всхлипнув, зажмурилась. – Люблю больше жизни!

   – Тогда дай мне руку и отойди от края. Прошу тебя… Пожалуйста!

   Один шаг. Всего один…

   – Алла, нет!

ГЛАВА 1

ЗАДОЛГО ДО ЭТОГО...

   – Привет. Не думала, что так быстро вернусь… сюда. Как-то странно сейчас это говорить. Пусть время идёт, но сложно жить без вас. До сих пор не могу поверить, что живу без вас.

   Моя узкая изящная ладонь коснулась холодного гранита. Его чёрный блеск ослеплял в лучах солнца. Вокруг стояла умиротворяющая тишина.

   Странный шорох и шуршание гравия заставили воровато оглянуться. Никого. Пустые тенистые дорожки, одиноко стоящие кресты. Только шум ветра в высоких туях напоминал, что всё происходящее реально. Да, это не плод моего воспалённого сознания.

   Здесь всегда так тихо. До этого как-то не замечала этой тоскливой оглушающей тишины. Даже птицы не поют. Изредка скрипнет гравием дорожка, уводя скорбящих людей к неутешительному напоминанию о бренности любой жизни.

   – Здесь так тихо, всё никак не привыкну. В нашей квартире, оказывается, столько места. Женька, каждое утро я слышу твой смех, – я нерешительно прикоснулась к улыбающемуся лицу молодого мужчины. Он задорно смотрел сквозь тонкую оправу очков, светлые вихры как всегда торчали немного вверх. – Я всё жду, что ты зайдёшь и обнимешь меня. Скажешь мне: «Привет, моя маленькая». С кухни всё так же будет доноситься запах свежей выпечки, и мама позовёт нас завтракать. Будто мы с тобой снова оказались в детстве. Папа будет читать газету и курить свои отвратные папиросы, а мама — замахиваться на него полотенцем, обзывая паровозом.

   Утерев слёзы, зарылась лицом в носовой платок, не сдерживая рыданий.

   – Прости меня. Это я должна быть на твоём месте. Я должна лежать в этой земле. Но никак не вы… Господи…

   Большое резное надгробие выглядело устрашающим.

   Тётя Рая постаралась на славу. Трудно представить, что пережила моя мама… Сгорела как свеча. Я беспомощно отлёживалась в больнице, пока врачи по кускам собирали меня словно конструктор. Ноги на стяжке, металлические спицы и противный запах больницы. Он за полгода почти въелся в мою кожу. Даже сейчас, от одного только воспоминания, передёрнулась.

   Моя ладонь с мертвенно-бледной кожей казалась почти прозрачной рядом с горячим чёрным камнем. Смотря в знакомое лицо, ласково гладила изображение улыбающейся женщины.

   Почему люди на надгробиях всегда кажутся такими счастливыми? Чтобы живые меньше мучились муками совести? Не так сильно тосковали? Смотря на их лица, я испытываю только зависть. Они умерли и не знают ничего, что было после. Какого это быть совсем одной, зная, что виновата во всём.

   – Здесь есть место и для меня. Моё лицо… Тётя Рая ведь не знала, что я выживу. Так странно. Савина Алла Дмитриевна. Фамилия теперь другая, придётся переделывать. Шестнадцатое августа тысяча девятьсот восемьдесят шестого. Да. Остался только прочерк. Один лишь прочерк.

   Не знаю, зачем разговариваю с безмолвным надгробием. Зачем рассказываю всё это им. Иногда я ужасаюсь, что на таком маленьком клочке земли похоронено столько людей.

   Савин Евгений Дмитриевич. Мой любимый старший братишка. Мама родила нас с большой разницей, почти двенадцать лет. Он был для меня самым лучшим другом. Я всегда оставалась для него маленькой принцессой. Женя любил изображать рыцаря, даря мне какой-нибудь цветок, сорванный им с ближайшей клумбы.

   Савина Елена Павловна. Леночка, только-только закончила университет. Сложно сказать, что она нашла в сорокалетнем мужчине. Видимо, то самое крепкое надёжное плечо, защитника, добытчика. За Женей любая женщина могла чувствовать себя как за каменной семьёй. Мне кажется, что я даже сейчас слышу её звонкий смех, вижу милое, немного смазливое лицо настоящей куколки.

   Савин Андрей Евгеньевич. Андрюшка, славный колобок. Мерзко понимать, что лицо, которое скорее подходит для детского питания, смотрит на меня задорным взглядом с каменного надгробия. Они даже его первый годик решили отпраздновать вместе с любимыми бабушкой и дедушкой. Мой подарок лежал рядом с внушительной коробкой для отца.

   Савин Дмитрий Евграфович. Папа. Через неделю после похорон брата и его семьи, у него обострилась язва, и открылось кровотечение. Лежал в одной больнице вместе со мной. Но только если мне ещё ничего не говорили, я могла лишь догадываться о том, что произошло, папа принял весь удар на себя. Так постарел, его худое измождённое лицо наводило на меня ужас. На сороковой день мама хоронила отца.

   Савина Евдокия Степановна. Мамочка, родная моя. Сколько же тебе пришлось вынести. Мало того, что похоронила мужа, похоронила сына, внука, так ещё и я находилась в полусознательном состоянии, постоянно твердя, что не хочу жить. До сих пор не понимаю, почему выжила. Почему? Обширный инфаркт и я на костылях. Снова беспомощно смотрела на смерть близкого и родного человека.

   Пять имён. Пять людей. Кто-то успел повидать мир, а кто-то – только начал свой путь. Одна могила для большой семьи. Одна на всех. Один год, унёсший всех.

   Да, всех, кроме меня. Нет мне места на том свете, да и на этом тоже…

   Тётя Рая потом рассказывала мне, что родители Лены сами настояли, чтобы её похоронили с мужем и сыном.

   И снова непрошеные воспоминания. Испуганные карие глаза с застывшим ужасом смотрели на меня каждую ночь. Мой крик, тонущий в скрипе металла. Она понимала, что сейчас умрёт, судорожно хватаясь за переднее сиденье, закрывая рукой Андрюшку. Будто это могло его спасти.

   До сих пор не могу вспомнить, что же я кричала ей. Был это вопль осознания или ободрения? Не помню…

   Теперь они всё смотрят на меня. Такие счастливые, такие живые. Такие настоящие.

   Смахнув невидимую пыль, я слабо улыбнулась.

   – Приехала повидаться с вами. Сказать, что не забыла. Так стыдно жить и быть счастливой. Оказывается, и такое возможно. Я пойду. Мне ещё к Максу нужно. Он тут недалеко.

   Я аккуратно развернула пергаментную бумагу и достала десять пышных благоухающих роз. По две каждому. Вдыхая свежий нежный аромат цветов, невольно улыбнулась, почувствовав обжигающие слёзы у себя на щеках. Розы. Почему именно они? Я ненавижу розы. Но купила именно их. Они выглядели слишком чистыми и невинными. Да. Вытащив искусственные цветы, воткнула их в землю. Налила воды в каменную вазу на невысоком постаменте и поставила в неё букет из десяти белых роз.

   Ещё раз прошлась рукой по шершавому гранитному краю, с тоской и любовью оглядывая лица близких мне людей.

   Оттряхнула юбку и поправила тёмный платок на голове. Прошло больше пяти лет, но мне всё казалось, что нельзя снимать траур. Разве могу я прийти радостная, живая к ним? И пусть тётя Рая твердит про то, что они хотели бы. Нет, не этого они хотели. Уж точно не лежать в тесных гробах в холодной земле. Никогда мне не узнать, чего они хотели на самом деле.

   Уже на самой дорожке, захлопнув за собой калитку чёрной кованой ограды, обернулась, белая надпись на фоне лопнувшей жемчужной нитки ярким пятном выделялась на чёрном граните.

   Навсегда в наших сердцах.

   Тётя Рая хорошо постаралась. Деньги на памятник собирали всем домом. Все сбережения мои и родителей ушли на лечение. Чудо, что я хожу. Нет, на самом деле не чудо. Это заслуга Макса.

   Ещё раз прочитав надпись, вздохнула. Внутри была пустота.

   Казалось, что моё сердце с ними. Там, в сырой холодной земле. И я почти поверила в это, пока ледяная корка не начала таять. Это было очень больно и стыдно.

   Хруст гравия казался оглушительным в скорбной тишине. Я шла вперёд, нервно сжимая в руках последние две белых розы. Оставалась ещё одна могила. На этот раз внутри всё тряслось и дрожало. Страшно. Просто обязана повидать ещё кое-кого. Поздороваться с ним, и извиниться, что не сдержала слово. Он не остался моим единственным на всю жизнь.

   Солнце грело спину, золотя металлические ограды и едва колышущиеся на ветру искусственные цветы.

   Скрипнув калиткой, зашла на небольшой участок. Аккуратный, вылизанный кусочек земли с деревянным крестом. У мамы Макса так и не нашлось денег на хороший памятник. Пожелтевшее фото почти выцвело, только стальная табличка с выгравированным именем говорила, что здесь тоже похоронен близкий человек.

   Нелепая смерть, после которой совсем не хотелось жить. Я до сих пор не понимала, как это могло произойти. Прошло столько времени, а всё ещё ходила на костылях, пытаясь оправиться после аварии. Это он, дерзкий дьяволёнок, выхаживал меня долгими больничными ночами. Выбивал лекарства, отыскивал лучших врачей. Благодаря ему, я сейчас могу ходить. Жить. Смотреть на это ослепительно солнце и яркое небо. На эти вечно зелёные туи и кресты.

   Кладбище всегда выглядит так. Место, где всё либо забывается, либо обостряется до оголённых нервов.

   Макс, этот вечный двигатель, он обещал мне сюрприз. Улыбнулся на прощание, терпко поцеловал в губы и вышел, закрыв за собой дверь. Навсегда.

   Я так и не знаю, чем закончилось дело. Трусливо сбежала, оставив всё в прошлом.

   – Привет, Макс. Вот я и пришла. Знаю, это неправильно. Надеюсь, что ты видишь всё с небес и не осуждаешь меня.

   Нервно теребила серебряное кольцо на безымянном пальце левой руки. Оно должно было стать началом новой жизни.

   Я нашла бархатную коробочку в день похорон, перебирая вещи Максима. Не помню, зачем залезла в тот шкаф. Хотя нет, помню. Мне очень захотелось почувствовать его, тепло, запах. Вспомнила о его любимом свитере, тёмно-коричневый, из шерсти. Я так хотела этого, что даже не заметила эту маленькую коробочку. Помню тот страх и удивление, когда нашла её. Она пряталась на полке за стопкой идеально выглаженных рубашек. Он всегда гладил их сам. Долго сидела на полу, поджав ноги, на коленях лежал свитер и рубашки, в руках всё ещё была этот «сюрприз». Почему он так и не сказал мне? Не предложил? Боялся или чего-то ждал? Этого мне никогда не узнать. Как и не узнать того, что произошло на самом деле.

   Как получилось, что страховочный трос оказался бракованным и при малейшей перегрузке лопнул? Можно ли было выжить при падении с высоты более десяти метров?

   «Смертельная подготовка в столичном скалодроме» — заголовок, пестревший на страницах газет. Даже читать было тошно, а как не хотелось отвечать всем на надоедливые, мерзкие вопросы.

   Лопнувшая верёвка, слишком маленькие маты и множество других мелких недочётов, привёдших к смерти человека.

   Казалось бы… Это всего лишь совпадения, случайности. Кто мог знать, что верёвка не того плетения? Или что в матах некачественный наполнитель, и он усох? Что тальк отсырел и в нём было слишком много чужеродных примесей?

   Сколько раз я просыпалась в жутких кошмарах, видя перед собой испуганное лицо Максима. Вот его руки соскользнули с уступа, ногти бессильно царапнули тёплую поверхность в последний раз. Скальники предательски съезжают, лишая последней опоры. Он летит вниз. Секунда испуга и мысль о страховке. Ремни выдержали, пусть хрустнули застёжкой, но оказались крепкими. Верёвка натянулась, страхующий замер внизу, удерживая Максима.

   Он не упал.

   Но как только страхующий предпринял попытку опустить Максима вниз, верёвка с лёгким хлопком рвётся…

   И я вижу его лицо. Он понимает, что это конец. Что ему остались секунды жизни… Или не понимает? И тогда всё заканчивается слишком быстро.

   Одним ударом.

   Сон-то заканчивается, кошмар забывается, а вот страх и ощущение дикого ужаса намертво прилипают к коже.

   Максим.

   Глупая, нелепая смерть. И вновь пропущенные похороны. Мама Максима настояла, чтобы похоронить его дома, там, где она всегда могла бы прийти к нему на могилку.

   Так и осталась я одна в нелюдимой, бурной и стремительной Москве. Мой организм оказался на редкость живучим и стойким, пережив всех родных и близких.

   Но сейчас всё наладилось. Денис сделал всё возможное, чтобы она забыла прошлое. Это было почти невозможно. Почти.

   – Денис, он – молодец. А мне нужен кто-то, чтобы жить дальше. Не ради себя… Ты бы знал, как мне хочется увидеть всех вас. Я бы отдала всё на свете, чтобы вернуться назад. Не пустить тебя. Но это так не работает, – задумавшись о чём-то, нервно теребила выбившуюся прядь волос. – Даже работу нашла. Ни шатко ни валко. Не везёт мне. Если бы не Денис, уж не знаю, чтобы было тогда. Он учитель в школе. Физику преподаёт. Больно тихий и спокойный для меня. Не хватает ему твоей чертовщинки, непредсказуемости. Но и я уже не та. Надеюсь, в том мире тебе хорошо.

   И вновь непрошеные слёзы на моих щеках. Рьяно вытирая их платком, продолжала запойно говорить.

   – Я теперь Григорьева. Да, силком затащил меня в загс. Но твоё кольцо ношу всегда. Это было бы нечестно. Григорьева Алла. Смешно звучит. Он же Денис, а не Григорий… Глупости я говорю. Странно это всё, нелепо.

   Меня как прорвало. Я ещё долго говорила, выплёскивая всю боль. Где бы ещё выслушали, не осуждая, терпеливо, молчаливо? Мне так нужно было это. Сказать всё, что чувствовала, что не смогла при жизни родных людей. Не смогла проводить их в последний путь, не смогла удержать их в мире живых.

   Судьба была слишком несправедлива ко мне.

   Ключи гулко звякнули о комод. Пустая квартира уже успела прогреться под лучами летнего солнца.

   Я сняла лодочки и с усталым вздохом потёрла ноги. Столько исходить за день. Даже не заметила, как добрела до дома. Всё думала, вспоминала и жалела. Их, себя. Родной городок казался тесным, после шумной Москвы. Узкие улочки, утопающие в цветах сирени, старинные дома с лепниной. Время здесь застыло.

   Мы с Женькой часто бегали в булочную на углу за свежим хлебом. Тёплый, с хрустящей корочкой и запахом детства. Или баранки, усердно посыпанные маком. Сладкая сдоба с карамельной крошкой. Ром-баба с приторно-пряным запахом и липкой шапочкой из глазури.

   Булочная так и работает. Я с трудом сдержалась, чтобы не зайти в неё. Слишком болезненные воспоминания.

   Тишина. Гулкие щелчки часов. Половицы всё так же скрипят под ногами.

   Дом, родной дом. Опустевший, мрачный и холодный.

   Надежда найти покупателей ещё жила. Всё-таки квартира не слыла нехорошей. Роскошная трёшка, почти в центре. Окна выходят во двор, с другой стороны – проспект, центральная улица города. Но…

   Отпуск уже подходит к концу, а покупателей всё нет.

   Я поджала губы и сняла платок с головы, повесила сумку в прихожей на крючок и по привычке взглянула на себя в зеркало. Холеная белая кожа, идеальные локоны волос цвета тёмного дерева, спускающиеся почти до поясницы. Большие глаза, так наивно и доверчиво смотрящие на мир. Они напоминали своим оттенком густой, горячий шоколад. Аккуратный прямой нос. Чуть припухлые губы казались слишком бледными, но это оттого, что я жутко нервничаю.

   Макс всегда звал меня Белль. Был ужасно разочарован, что я теперь никогда не встречу своё Чудовище, которое могло оказаться самым настоящим принцем. Смешно…

   Теперь я с другим, но он тоже не похож на монстра. Денис совсем не такой. Он просто замечательный человек.

   Так странно, что рядом со мной оказываются такие люди. Можно ли было надеяться, что после такого ужаса, я вновь буду с лихвой вознаграждена. Жизнь словно старается компенсировать мои потери. Хотя неправильно об этом говорить. Макс никогда бы не заменил мне мать или отца, брата, невестку… Племянника…

   Так и Денис не заменит Макса.

   Каждая потеря оставляла рану не сердце. И ничто, ничто не могло заполнить ту пустоту внутри меня.

   Сколько воды утекло. А я усыхаю, становлюсь всё тоньше и белее. И если не Денис, уже давно бы лежала в больнице. Целиком погружаясь в тяжёлые рабочие будни, постоянно живя прошлым, порой совершенно забывала о еде.

   Даже сейчас, после долгой и изматывающей прогулки мне совсем не хотелось есть. Денис же, постоянно беспокоясь о моём состоянии, присылал сообщения, звонил, спрашивая, как себя чувствую, и ела ли.

   Может, стоило зайти за хлебом в булочную? Почувствовать вновь пьянящий вкус ушедшего детства и юности. Хм, завтра обязательно зайду.

   Скорее по привычке, нежели по прихоти, я почти на автомате поставила блестящий хромом чайник на плиту, чиркнув спичкой, зажгла газ. Голубые языки жадно облизывали металл. Вскоре надрывный свист огласит квартиру.

   Нужно выпить кофе. Хочу снова почувствовать этот бодрящий аромат. Кофе… Единственная любовь на всю жизнь. Ещё бы сливки и две ложечки сахара. Как тогда. Макс всегда к кофе подавал яблочную пастилу. Он один знал, где её делали по старому рецепту. Она просто таяла во рту…

   Ненавижу яблочную пастилу.

   Поморщившись от перспективы, со вздохом открыла пачку растворимого кофе. Я не умела варить кофе. Совсем. Это была прерогатива Макса. Он даже к турке меня не подпускал. Теперь же нет ни сил, ни желания учиться. Денис подарил на юбилей кофемашину, зная вкусовые пристрастия. А дома был только старый начищенный чайник и пачка грошового растворимого кофе.

   Щедро насыпая ложку за ложкой коричневые крупицы дешёвого напитка в пузатую чашку, всё не могла не думать, почему же так рьяно хочу продать квартиру. Даже приезжать сюда было больно и неприятно. Всё здесь напоминало о лучших моментах жизни. Книжный шкаф, с любимыми книгами отца. Каждое воскресенье он покупал что-то новое, старательно пополняя коллекцию.

   Накануне мы с братом купили ему на юбилей с десяток редких книг. Их упаковали в красивую коробку с бантом, которую потом поставили в багажник машины. Да, это последний раз, когда я видела лицо Жени так близко, целым и невредимым.

   Его хоронили в закрытом гробу. Мама говорила, что от брата мало что осталось.

   Горький обжигающий напиток почему-то отдавал кислятиной. Недовольно скривившись, поставила чашку на стол и включила маленький телевизор, стоявший на холодильнике. Добавив две ложки сахара, громко постукивала ложкой о фарфоровые края.

   Удивительно, но всё работало. Даже вязаные салфетки всё так же мозолили глаза. Мама обожала вязать крючком, и меня научила. Хотя я находила сомнительным подобное «удовольствие». Нет, лучше читать, чем страдать, напрягая руки и спину. Или всё дело в том, что получилось у меня всё криво и косо?

   На федеральных каналах ничего не было. Будни, середина дня. Сплошная ерунда. Гуляя по каналам, я заинтересовано остановилась на местном. Бегущая строка рассказывала о прошедшем празднике. Кажется, что-то связанное с благотворительностью. Да, заставка медленно сменялась: виды городского парка, центральной улицы, пруд с утками, милые картинки гуляющих мам, влюблённых парочек. Лето, город утопает в зелени, всё цветёт и пахнет.

   Громкая музыка прервала меня, заставив прекратить созерцать красоты. Начинались новости. Милая женщина с приятным голосом приступила рассказывать о последних происшествиях.

   Вернувшись к кофе, вновь задумалась о перспективах продажи квартиры.

   Может, стоит снизить цену? Хоть риелтор и твердит, что цена оптимальная. Деньги не имели значения. Честно. Я уже готова отдать её за бесценок.

   – Сегодня стало известно, что известный меценат и городской благодетель, Илья Бельский, активно занимающийся благотворительностью, получил президентский грант на развитие фонда «Открытое сердце».

   Заставка с символикой фонда привлекла внимание. Да, этот Илья, похоже, хороший человек. Что может быть лучше помощи больным людям с пороками сердца? Ещё и бизнесмен. Не перевелись ещё люди на земле русской.

   – Теперь у нас появилась чудесная возможность оборудовать детский реабилитационный центр «Радуга» всем нужным. А самое главное – расширить штат. Вскоре появятся новые, такие необходимые специалисты, способные облегчить состояние этих маленьких пациентов.

   Мужчина оказался очень хорош.

   Светлые и такие тёплые глаза красивого оливкового оттенка казались на экране неимоверно яркими. Широкая улыбка совершенно обезоруживала. Густые волосы каштанового цвета были аккуратно подстрижены и уложены на современный манер. Небольшая, но окладистая борода совсем не старила его.

   Пиджак, надетый поверх футболки и джинсы – всё говорило о том, что он относится к жизни с некоторой лёгкостью.

   Да и вообще от мужчины прямо-таки веяло уверенностью, жизнелюбием и весельем. Он действительно искренне радовался тому, что можно помочь этому центру и больным детям.

   Просто само совершенство: красив, богат, умён, а ещё щедр и добр. Сказка, а не реальность.

   Прихлёбывая кофе, отвлеклась на телефонный звонок. Сделав телевизор тише, переспросила:

   – Что-что? Да, я – Алла Григорьева. Кто? – мой голос дрогнул, опешив, громко вскрикнула: – Что?

   Расплёскивая остатки кофе, любимая чашка выскользнула из рук и с противным хрустом разбилась об пол, разлетевшись на несколько крупных кусков.

   Приятный полумрак окутывал уютную комнату. Я, замотавшись в тёплый плед, сидела перед монитором компьютера, старательно разглядывая странные таблицы.

   Денис бесшумно зашёл, держа в руках две дымящихся чашки с кофе.

   – Пахнет вкусно. Не соблазняй меня. Нужно закончить с делами.

   – Что теперь?

   Тёплые объятия заставили меня блаженно улыбнуться. Потянувшись будто кошка, с удовольствием сделала глоток кофе.

   – Компьютер на работе сломался. Опять. А сейчас приняли какие-то изменения в законодательстве, и мне нужно разобраться в них. Иначе как я смогу начислять тебе зарплату?

   – Да. Это немного всё усложняет.

   – Что именно? – недоумённо подняла взгляд.

   – Нашу жизнь, – Денис почти допил кофе и отрешённо смотрел в окно. – Неловко выходит.

   – Да ладно. С чего неловко?

   – Жена начисляет зарплату мужу.

   Поперхнувшись последним глотком, громко закашлялась. Денис заботливо похлопал меня по спине.

   – Что?

   – Муж и жена, что тут такого?

   – Меня не забыл спросить? – возмущённо хлопнула ладонью по столу. – Мы говорили об этом. Нет и точка.

   – Что тебя так напрягает? – мужчина резко развёл руки в стороны, будто хотел объять всю комнату.

   Громко вздохнув, закрыла документы, раздражённо щёлкая мышью. Наконец, монитор потух, погружая в сумрак спорящих людей. Неловкая тишина сильно напрягала. Не выдержав, Денис начал нервно мерить комнату длинными шагами.

   – Это всё он, Макс?

   Я теребила тонкое серебряное кольцо, висевшее на цепочке, на шее. Мне так и не хватило духа надеть его на палец.

   – Нет, Макс тут ни при чём. Я не хочу об этом говорить. Пожалуйста, давай сменим тему и не будем портить этот тихий спокойный вечер.

   Что-то звякнуло, покатившись по столу. Я инстинктивно прихлопнула предмет ладонью.

   – Что это?

   – То, что я купил для тебя давным-давно. Наверное, это нужно сделать так, – Денис встал на колени передо мой, повергая в полнейшее недоумение. – Ты станешь моей женой?

   И вновь тишина. Настолько пронзительная, что напряжение можно было резать ножом, а гулко бьющиеся сердца почти звучали в унисон.

   Я подняла со стола дрожащую руку: даже в этой тёплой полутьме был виден желтоватый блеск золотого кольца. Обычное, гладкое. Самое простое. Чтобы не пугать меня, не внушать страх перед возможным будущим.

   – Так нечестно. Я не могу сказать «да».

   – Просто не говори «нет», мне этого будет достаточно.

   Я грустно улыбнулась и нежно коснулась его тёмных кучерявых волос. Перебирая тонкими пальцами жёсткие завитки, думала, поджав губы.

   Он сделал это специально, нарочно. Знал меня, видел насквозь. Использовал нечестный приём.

   – Я не могу принять его. Пойми, мне всё ещё тяжело.

   – Тебе не кажется, что пора отпустить прошлое? Столько воды утекло. Или ты теперь до конца дней будешь носить траур на своём прекрасном лице?

   Обжигающее прикосновение пальцев, от которого я готова была простить ему всё. Лишь бы чувствовать огонь бешеной страсти. Он выглядел каменным истуканом. Неприступный, холодный, твёрдый, даже жёсткий. Но я-то знала, какой он на самом деле. Пылкий, нежный, страстный, заботливый. И как сильно любил меня.

   Так сложно сдерживать этот сумасшедший водоворот чувств. Он не мог понять, какого это. Полюбить вновь, когда от сердца ничего не осталось, когда нет сил даже дышать. Как страшно потерять вновь обретённый вкус к жизни. Страшно лишиться его.

   Каждую ночь я прижималась к нему в дикой панике, прогоняя наваждение и мужское лицо, заставляющее цепенеть от ужаса. Боясь пошевелиться, терпеливо дышала, ожидая неминуемое отступление ноющей боли в груди.

   – У меня нет прошлого, нет настоящего и нет будущего. Понимаешь? Я умерла в ту ночь. Только сейчас сделала робкий шаг вперёд. Не торопи меня. Ты же не заставляешь своих учеников на первом в жизни уроке физики рассказывать про теорию относительности?

   Я вновь улыбнулась, наблюдая за ним. Денис с нежностью смотрел на меня, выслушивая эту вынужденную тираду.

   – Я люблю тебя. Люблю, – ласково прошлась по его щеке кончиками пальцев, отгоняя непрошеный страх.

   – Я знаю. Иначе… — взял кольцо и уверенным движением надел его на нужный палец моей хрупкой ладони. —…всё это было бы бессмысленным. Просто носи его пока так. Ты всё равно моя. Только моя.

   Его руки требовательно убирали плед, шаловливо дотягиваясь до домашней футболки, так соблазнительно подчёркивающей мою фигуру.

   – Нет, это – грязный приём. Эй! Ты что делаешь? – я попыталась слабо сопротивляться.

   – Ну… Тебе рассказать или показать? – Денис крепко сжимал мою грудь, игриво задевая соски кончиками пальцев.

   – Грязный приём…

   Я и сама не поняла, как они уже лежали в постели, торопливо скидывая с себя одежду. От горячих и страстных прикосновений мне казалось, что начинаю сходить с ума.

   Тело горело, а страшные воспоминания отошли на задний план. Мы вдвоём, здесь и сейчас. Ничего больше.

   Не сдерживая стоны, цепляясь за Дениса, я наслаждалась этими чувственными мгновениями. С ним было неимоверно хорошо. Поддаваясь удовольствию, только хрипло бормотала, обвив шею мужчины руками:

   – Я люблю тебя… Люблю…

   Каждый толчок лишал последних сил думать. Только жгучие, острые и такие обжигающие волны наслаждения, пронимавшие до дрожи, заставляющие стонать и яростно кусать и без того припухшие губы.

   – Ты – моя, моя… – Денис склонился и страстно целовал меня, заставив отбросить все сомнения.

   Пора начинать новую жизнь.

   Рабочий компьютер надсадно гудел. Я раздражённо хлопнула ладонью по столу. Сегодня отправлять данные, а он, как назло, артачится.

   – Ну что, ты идёшь на обед?

   Мила оправила пиджак и игриво рассматривала своё лицо в небольшом зеркальце. Она была ещё совсем юной, только колледж закончила. Я по сравнению с ней чувствовала себя настоящим мастодонтом.

   – Ты иди, я отправлю данные в программе и, может, успею ещё попить кофе и съесть конфету, пока меня не вызвали на ковёр.

   Девушка хмыкнула и, пожав плечами, направилась к двери.

   – Эй, это что? – Мила ткнула аккуратным пальцем с ярким маникюром на мою руку, явно намекая на красивое украшение.

   – Где? Это? – я смущенно крутила кольцо на безымянном пальце. – Это просто кольцо.

   – Нет, это обручальное кольцо. И ты молчишь?

   – Я ещё не дала ответ, – многозначительно махнула рукой. – Если честно, это не твоё дело.

   – Конечно, не моё. Ты собираешься замуж и молчишь, – девушка застыла в дверях, наигранно моргая нарощенными ресницами.

   – Не делай так, сразу становишься похожа на корову.

   – А что делать? Если природа пожадничала. Нужно как-то соответствовать, – Мила осмотрела себя, уделив особое внимание зоне декольте. Поправила платье и взбила причёску.

   – Ты не туда пошла на работу, разве здесь можно найти кого-то стоящего? В женском коллективе?

   – Кто бы говорил, ишь какого красавца отхватила.

   Я вспыхнула и сердито отвернулась, вновь ругая себя и медлительный компьютер.

   – Ты собралась обедать? Вот иди.

   – Эх, Аллка, Аллка… Разбила всей женской половине сердце. Ты смотри, если не хочешь, желающие на него быстро найдутся, – Мила игриво подмигнула и громко хлопнула дверью.

   И действительно. Чего держать его при себе, если он может осчастливить кого-то другого?

   Я откинулась на спинку стула и, скрестив ноги, закрыла глаза. Гладкий металл уже нагрелся от тепла пальцев. Это кольцо сводило меня с ума. Зачем его носить, если так хочется сказать «нет»? Или «да»?

   Нет. Я не могу сказать «нет». Это будет наглая ложь. Как же хочется согласиться. Но как же страшно!

   Нервно покусывая губы, нехотя посмотрела на монитор компьютера. Программа отвисла и теперь медленно загружала данные. Зелёная полоса лениво ползла, процент за процентом.

   Вот и я также ползу. Вперёд. В будущее, которое успело поменяться уже сто с лишним раз. Может, это мой последний шанс на счастье? Я же люблю его больше жизни. Он — тот смысл, который с таким трудом нашла. Нужно идти не оглядываясь. Денис не знает, как тяжело оставить прошлое в прошлом. Я до сих пор чувствую себя предательницей. Что всё это неправильно.

   Солнечные лучи пробивались сквозь тканевые жалюзи, выхватывая мелкую пыль и нагревая воздух. Заваленный бумагами стол, шкаф с десятками папок. Доска для памяток, сплошь заклеенная заметками и напоминаниями.

   Стол Милы отличался идеальной чистотой. Даже ручка всё ещё стояла в держателе. Мои же мгновенно улетали в никуда, поэтому даже пришлось выделить целую коробку под запасные. Чтобы в нужный момент лихорадочно не метаться в поисках такой пустячной вещи.

   Нервно выстукивая пальцами по полированной столешнице до боли знакомый ритм, рука сама собой оказалась на мобильном телефоне. Взглянув на часы, чему-то улыбнулась и набрала номер Дениса.

   – Не отвлекаю? Знаешь, я подумала и решила, что да. Согласна. Только без пышного платья и прочей чепухи, хорошо?

   – Уговорила. Надеюсь, моей фамилии это не касается?

ГЛАВА 2

Дверной звонок надрывался противным писком. Тяжёлая входная дверь лязгнула и медленно открылась.

   – Алла? Ты чего? Что случилось, на тебе лица нет.

   На пороге стояла пожилая женщина в красивом махровом халате. Она отряхивала от муки руки и недоумённо смотрела на меня сквозь затемнённые стёкла очков.

   Я же всё ещё с силой давила на звонок, словно ничего не видела и не слышала. Свободной рукой прижимала к груди мобильный телефон.

   – Тётя Рая… можно мне зайти? – мой хриплый голос испуганно дрожал. – Можно?

   – Конечно, конечно…

   Раиса Павловна утирала руки о халат и утешающее приобняла меня, заводя в квартиру.

   – Ну чего ты, чего ты. Рассказывай.

   – Тётя Рая, мне нужно лететь в Москву.

   – Разве уже прошёл месяц?

   – Мне позвонили. Только что. С работы, – я словно прожёвывала слова, еле выдавливая их из себя. – Вы мне одолжите денег?

   – Конечно, сколько нужно. Так что случилось? Что? – женщина усадила свою перепуганную соседку в мягкое кресло и отправилась на кухню за водой. – На, выпей. И рассказывай. Я ничего не поняла.

   Я судорожно делала большие глотки, едва не захлёбываясь, не замечая, как вода течёт по моему подбородку. Быстро осушив стакан, прикрыла рот тыльной стороной ладони. В глаза резко бросился золотой блеск гладкого кольца. Не выдержав, закрыла глаза, всхлипывая от сдерживаемых рыданий.

   – Они позвонили. Они. Глупость какая-то. Ему же всего тридцать три. Тридцать три. Разве умирают в тридцать три года от сердечного приступа? Умирают?

   Раиса Павловна испуганно прижала руки ко рту, грузно оседая на диван.

   – Денису стало плохо прямо на уроке. Тётя Рая, Денис умер. Скорая не успела. Не успела…

   Гулко рыдая, я вцепилась себе в волосы. Вопль, полный боли и безнадёжности мгновенно оглушил меня. Заходясь в крике, не хотела верить. Не хотела…

   Я в очередной раз стала вдовой.

   Мерзкий скрип колёс потёртого чемодана отвлёк от грустных мыслей. Родительская квартира так и не продалась. Может это и к лучшему. Хоть без жилья не осталась. Страшно подумать, что было, если покупатели бы нашлись.

   Теперь всё казалось каким-то блёклым и тусклым, нереальным. Стены с обшарпанными обоями, старые ковровые дорожки. Ещё советская мебель и затхлый запах. То ли нафталина, то ли чего-то подобного, старого и мерзкого.

   Я закатила чемодан в свою комнату и устало села на кровать. Стянула чёрный платок с головы, закрыла глаза, погружаясь в воспоминания.

   Бешеный водоворот эмоций тянул на самое дно. Все дни смазались, превратившись в непонятную тягучую смесь. Морг, полиция и плачущие родители. Они всё время что-то говорили, объясняли, просили. Я же невидяще смотрела на вмиг опустевший для меня мир. Устало согласилась на их предложение похоронить сына на малой родине. В последний путь проводила его в катафалке, увозившем тело в аэропорт.

   Наверное, это выглядело трусостью. Не поехать с ним. Но мне самой было так плохо, что скорая уже ночевала под окнами нашей съёмной квартиры. Давление стремительно падало, превращая меня, некогда молодую, цветущую и пышущую здоровьем в безвольный овощ. Каждый раз, отказываясь от госпитализации, молила Бога, что бы в следующий раз они не успели.

   Мрачная вереница печальных событий и не думала прекращаться. Москва теперь была живым напоминанием о Денисе. Как родной город – о семье и Максе. Я не хотела бы оставаться ни там, ни там. Жизнь же загнала меня в жёсткие рамки. Столица оказалась грубой, холодной и очень дорогой. Дома же была хотя бы квартира.

   Возвращение было самым настоящим бегством. От ужасающего прошлого и настоящего, от самой себя. От воспоминания и потерянного счастья. От невозможности что-либо изменить.

   Я обвела комнату тусклым взглядом. Серые стены с выцветшими обоями казались стенами тюрьмы, из которой выхода нет. Я вновь вернулась туда, откуда ушла.

   Словно судьба показывала истинный путь, с которого нельзя свернуть.

   Я нехотя встала и со скрипом открыла чемодан. Забрала с собой совсем немного вещей, остальные придут через транспортную компанию. Вздохнув, стала аккуратно доставать нехитрый багаж. Всё чёрное, однотипное, страшное. Гардероб вдовы. Почти дважды вдовы.

   Пара белых блузок и синий кашемировый свитер ярким пятном выделялись на фоне другой одежды. Зелёный шелковый платок с жёлтыми турецкими огурцами заботливо сложен в отдельный карман. Воспоминание болезненной вспышкой прожгло сознание.

   Денис купил этот дурацкий платок на первом свидании, желая хоть как-то поднять ей настроение. Сам надел его на мою шею и завязал мудрёным узлом. Я, тогда громко и заливисто смеясь, долго упрашивала снять его, он согласился сделать это в обмен на вторую встречу.

   Трепетно сжимая платок в руках, осторожно поднесла его к лицу и вдохнула знакомый аромат духов. Всё напоминало о нём. И сейчас хотелось жить этими приятными моментами как можно дольше, чтобы никогда не возвращаться в эту реальность, этот мир без него.

   День выдался на редкость жарким. Июль был в самом разгаре, город тонул в дурманящих запахах цветущей зелени. Пышные клумбы радовали глаз. Даже чистые и светлые стены старинных домов выглядели свежими, новыми. Будто весь город тщательно протёрли тряпкой, наводя лоск.

   Я молча брела по узким улочкам, старательно выбирая такой маршрут, чтобы меньше встречаться с другими людьми. Срезая углы через дворы, задумчиво разглядывала тротуар.

   Троицкий собор уже виднелся за скромными двухэтажными зданиями. Его жёлтые купола ослепительно сияли, беловато-зелёные стены выглядели неряшливо. Видно, не успели до конца отреставрировать.

   Свернула за угол и нервно поправила сползший платок. Вдоль восточной стены собора коряво лезли вверх уродливые леса. Словно какой-то нарост.

   Я торопливым шагом подошла к резным воротам и со вздохом протиснулась в приоткрытую калитку. Опасаясь, что снова передумаю, сильнее вцепилась в лямку сумки и, выстукивая каблуками, направилась к высоким белым ступеням.

   Уже у самых дверей перекрестилась и вошла в прохладный зал собора.

   Приятный полумрак и до боли знакомые запахи ладана, свечей и чего-то старого. Тонкие полосы света, пробивавшиеся через небольшие окна сверху.

   Поправила платок и подошла к церковной лавке, она была практически у входа. Пожилая женщина в тёмных одеждах, с ажурным платком на голове раскладывала что-то на резной деревянной полке.

   – Здравствуйте… – я вцепилась в сумку, теребя и без того потрёпанную лямку.

   – Доброго дня.

   – Скажите, я могу заказать сорокоуст?

   – За здравие?

   – За упокой…

   Молча заполнила протянутую бумажку. Старательно выводя имя Дениса, старалась не плакать. Опухшие глаза щипало, они словно горели изнутри.

   Купив семь свечек, отправилась в знакомый угол. Там был канон: прямоугольный стол с широким рядом подсвечников и небольшим распятием.

   На душе было так тяжело. Я едва сдерживала рыдания. Снова это сумасшедшее одиночество. Когда хочется выть и грызть землю, когда хочется…

   Нельзя думать о подобном в таком месте.

   Но это так тяжко понимать, что я осталась совсем одна. Нет больше никого, к кому я могла бы подойти и просто поплакать. Кто бы утешил меня. Кто бы пожалел.

   Дважды перекрестившись, зажгла первую свечку.

   – Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Дениса…

   Пламя едва колыхнулось под моим жарким и сбивчивым дыханием. Перед глазами встал ещё открытый гроб. Впервые я видела такое. До этого люди бесследно уходили из моей жизни. А тут…

   Бледная, холодная кожа. Мне так хотелось сжать его руку. Почувствовать в последний раз.

   И нельзя…

   Просто стояла и смотрела.

   Я не могла провести его в последний путь, не могла поехать вместе с ним. Не могла уйти вместе с ним!

   Не отводя глаз, всё ещё не верила, что это… случилось. Денис выглядел как живой. Просто очень тихий, спокойный и белый.

   В задумчивости крутя кольцо на пальце, сняла его и подошла к гробу.

   – Ты чего? Не вздумай! – мать Дениса обратила внимание на мой жест и крепко приобняла меня за плечи. – Даже и не пытайся. Этого делать нельзя!

   – Почему? – я сжимала горячее кольцо в руке и разочарованно смотрела на гроб.

   – Больше замуж не выйдешь. Отдашь себя покойнику…

   Мать Дениса тихонько заплакала, украдкой вытирая слёзы белым платочком.

   – Дочка, не надо.

   – А я и не хочу больше. После Дениса не хочу. И не смогу.

   – Ты молодая, встретишь кого-нибудь, – она прижалась лбом к моему плечу и горько зарыдала. Я утешительно сжала её руку, ничего не видя из-за слёз. – Меня только не забывай. Одна я осталась…

   Шмыгнув носом, поморщилась от разъедающей соли слёз, быстро катившихся по моему лицу.

   – Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Дмитрия…

   Папа.

   Мама.

   Брат.

   Невестка.

   Племянник.

   Последняя свеча была за Максима.

   Я смотрела на этот ряд и не верила своим глазам. Какой же он длинный, почти бесконечный. И как же не хочется его увеличивать. Не дай Бог пережить мне такое вновь. Чтобы ставить свечку за кого-то ещё.

   Закрыв глаза, сделала шаг назад и решила подойти к иконе. Я плохо разбиралась в святых и не знала, о чём именно нужно просить.

   Я извинялась… За то, что жива и что живу. Просила не держать на меня зла.

   Стоило мне поднять глаза, как свечи у иконы потухли, будто невидимая рука накрыла их. Испуганно моргая, не знала, что делать.

   Ко мне подошла та самая женщина из церковной лавки и вновь зажгла свечи. Но только она сделала пару шагов, как пламя мгновенно погасло.

   – Они снова потухли… – мой робкий возглас сильно удивил служительницу.

   – Странно.

   Пока я стояла у иконы, свечи никак не хотели разгораться. Они будто льдом покрылись, огонь даже не плавил воск, просто тщетно лизал фитили.

   Перекрестившись, я отошла в сторону. Стоит ли говорить, что как только это произошло, свечи прекрасно разгорелись, ярко освещая икону. Не веря своим глазам, опустила голову и поспешила выйти из храма.

   Меня до жути напугала такая чертовщина. Я даже забыла снова перекреститься, когда так торопливо и спешно выбегала из храма. Стягивая платок с головы, перемахивала чуть ли не через ступеньку, спеша уйти из этого святого места как можно дальше.

   – Девушка, постойте!

   Я вжала голову в плечи и бросилась к воротам.

   – Да погодите же!

   Поморщившись, зажмурилась и остановилась. Прижимая сумочку и мятый платок к груди, замерла под свежими летними порывами достаточно сильного ветра. Тугой пучок на голове растрепался, и волосы противно щекотали лицо.

   – Простите, что…

   С тяжёлым вздохом обернулась назад, чтобы с удивлением и недоумением увидеть ту самую женщину из церковной лавки. Платок съехал набок и седые волосы уже порядком распушились, обрамляя мелкими кольцами бледное, морщинистое лицо.

   – Давно с вами такое?

   – Что такое? – я опустила руки, нервно наматывая платок на кулак.

   – Свечи гаснут давно?

   – Не знаю… Я редко бывала в храме последние годы. Повода не было.

   Женщина нахмурила брови. Уже предвкушая проповедь о том, что в храм нужно ходить чаще, собиралась уйти. Но мягкая, по-матерински ласковая и тёплая ладонь легла мне на плечо.

   – Это совсем не моё дело. Да и не должна я такое вам говорить. Но и молчать не могу, – женщина трусливо обернулась к храму и торопливо перекрестилась. – Давайте выйдем за ворота.

   В комнате было совсем темно. Фонари уже погасли, луна не могла пробиться через густые тучи. Я не стала включать свет и просто сидела на кровати, не зная, что же мне делать дальше.

   Сложно было рассмотреть что-либо в моей новой спальне. Я сделала ремонт: переклеила обои, поменяла мебель. Убрала всё, что могло хоть как-то напоминать о прошлом. Вся квартира была пропитана духом давно потерянной семьи.

   Иногда начинало казаться, что я живу в прошлом. Стоит только поднять голову, приглядеться и тут же перед глазами возникали лица любимых людей. Они были здесь, жили вместе со мной.

   Подняв голову, посмотрела в сторону комода: там стояли фотографии. Пусть они сейчас спрятаны во тьме, но я чувствовала на себе их взгляды.

   Осуждающие.

   Убийственные.

   Не выдержав, встала и включила свет. Слишком невыносимо было бороться со своими страхами, с воспоминаниями.

   Стянула с шеи шёлковый платок и намотала его на руку. Подойти к комоду так и не хватало сил. Но нужно это сделать, мне нужно попытаться…

   Вытащив из кармана юбки небольшой стеклянный шарик, сжала его в руке – недавнее напоминание об очень тяжёлом разговоре и очень непростой встрече. Даже не знаю, зачем я это сделала.

   Та женщина, из церкви, она порекомендовала мне обратиться к… гадалке? Ведьме?

   Женщина, которая вхожа в церковь советует мне подобное?

   Какой смысл?

   Нет, мысли обо всём происходящем давно мучили меня. После смерти Дениса я была близка к помешательству. Я знала, что виновата во всём! Это не может быть совпадением, случайностью. Простым стечением обстоятельств. Только не знала как. Как делаю это со всеми людьми, которых любила.

   Положив шарик на комод, посмотрела на маленький клочок бумаги с номером телефоном. Нужно позвонить и назначить встречу. Вдруг она скажет что-то другое, вдруг даст надежду? Та гадалка, что мне посоветовала тётя Рая, очень напугала меня и в то же время выглядела неубедительно. Может, всё дело в том, что она не нашла моей вины? Что нет шанса исправить всё. Что от меня ничего не зависит.

   С одной стороны, это немного притупило боль, с другой – неотвратимость того, что произойдёт, убила надежду на нормальную жизнь.

   Перекатывая шарик пальцем по полированной поверхности комода, волей-неволей возвращалась к странным ощущениям и пугающим словам.

   Салон гадалки был тёмным, небольшим и насквозь прокуренным. Сама женщина оказалась худой и очень старой, едва песок не сыпался. Голова была замотана шарфом наподобие чалмы. Узкие очки-половинки поблёскивали в неровном свете тусклой лампы.

   – Ну, ты от Раи? Она сказала мне, что нужно ждать гостью, — женщина хрипло закашлялась и потянулась за мундштуком с дымящейся сигаретой. – Садись и не бойся. А то от одного взгляда на тебя тошно становится.

   Страх постепенно улёгся, и я стянула чёрный платок с головы. Прошло столько времени, а траур мне снимать совсем не хотелось. Скомкав его, сунула в сумку. Нервно закинула длинную косу за плечо и села на продавленный, но очень мягкий стул.

   – Что ты хочешь узнать?

   – Я… я сама не знаю.

   Женщина склонила голову и посмотрела на меня поверх очков. Её взгляд выцветших глаз был сухим и очень холодным, цепким и внимательным.

   – Что-то же тебя привело ко мне?

   Я теребила край юбки, пытаясь сосредоточиться и собрать мысли в кучу. Сама не знаю, зачем пришла. Глупость сделала.

   – Время – деньги. Моё время – дорогого стоит, так что не трать его впустую: есть люди, которым нужна моя помощь, раз тебе она без надобности.

   От резкого и дерзкого тона, вздрогнула и сказала, как на духу:

   – Я хочу знать, что происходит в моей жизни.

   – Хорошо…

   Гадалка взяла в руки пухлую колоду и начала старательно её тасовать. Карты противно поскрипывали, когда длинные ногти женщины задевали ламинированную поверхность.

   – Дай свою ладонь.

   Я протянула руку, гадалка вцепилась в неё и, что-то пробурчав под нос, положила её на колоду. Затем отпустила и начала раскладывать карты на столе, одну за другой. Фигура была похоже на большой, прямой крест.

   Когда последняя карта коснулась потёртого стола, гадалка подняла взгляд и очень ровным, спокойным голосом спросила:

   – Ты и сама не знаешь, что произошло?

   – Нет, не знаю.

   – Что же, этот расклад поможет нам понять, что же случилось с тобой. Пересечение нам придёт на помощь.

   Женщина ненадолго замолчала и начала переворачивать карты. Первыми она перевернула те, что лежали ближе всего к ней. С каждой картой её лицо становилось всё мрачнее и мрачнее.

   Последняя карта вывела её из себя. Вспыхнув, она щёлкнула пальцами и требовательно простёрла свою руку.

   – Дай ладонь, быстрее.

   Схватив меня, потянула на себя, разглядывая мою руку так, будто там было нарисовано что-то очень интересное. Водя пальцем по линиям на ладони, изредка поднимала голову и смотрела на меня диким и безумным взглядом.

   – Попробуем ещё раз.

   Гадалка собрала карты и снова перемешала колоду, дала мне её подержать и повторила расклад.

   – Не может быть.

   Я посмотрела на стол, ничего не понимая.

   – Девочка моя, ты точно не знаешь, что с тобой произошло? – гадалка оперлась локтями на стол и озадаченно смотрела на меня. – Просто не верится, что не знаешь.

   – Не знаю… — потеряв терпение, нервно выпалила. – Не знаю! Хватит пугать меня и просто скажите, что со мной происходит!

   – Этот ряд карт говорит мне о том, что творится с тобой. Что ждёт тебя… Боль, страх, воспоминания. Ты живёшь только этим. Кубки, жезлы… Да, всё так и есть.

   – Сложно это не понять по моему внешнему виду и чёрному платку на голове. И так заметно, что у меня траур.

   – Это не первый и не последний траур в твоей жизни.

   От этой фразы мне стало плохо.

   Зря я пришла к этой шарлатанке. Зря! Она пытается залезть в голову, хочет внушить мне ужас и страх, манипулирует, угрожает. И всё из-за денег. Чтобы я пришла снова, чтобы платила…

   Я же понимаю это, а встать со стула сил нет. И уходить не хочется, потому что она чем-то зацепила меня. Любопытство, интерес и ужас задурманили мне голову.

   Застыв на месте, смотрела, не мигая, на стол, внимательно слушая гадалку.

   – Но пугает меня не это… Девочка моя, я много чего повидала, но такое… Ни разу в жизни карты не ложились таким же образом несколько раз подряд. Это невозможно! Но я уверена, что разложи я пересечение ещё три раза, будут те же самые карты.

   Женщина сняла очки и поджала губы, что-то обдумывая.

   – Эта карта – причина твоих бед и несчастий.

   Я внимательно посмотрела на странную и непонятную карту. Страшный рисунок с кем-то рогатым и языками пламени не мог не пугать.

   – Это – Диавол.

   – Дьявол?

   – Да… Но сейчас это неважно. Перед тобой не бес и не рогатый чёрт. И не сам властитель ада. Это ты…

   – Я?!

   Обмякнув на стуле, выпучила глаза и задыхалась от гнева. Яростно дыша, содрогалась от ужаса, злости и отвращения.

   – Это твоя тёмная сторона. Тень… Она управляет твоей жизнью, но не ты. Она открыла эту дверь в потусторонний мир и травит тебя своим ядом. Управляет твоей судьбой.

   – И как же мне с ней справиться?

   – Никак… Итог будет всегда одинаков. Если эти карты легли в другом порядке, хоть это и не меняет смысла, то эти две. Девочка, они с тобой до гробовой доски.

   – И что же это?

   Мой голос немного дрожал, пусть меня и охватило чувство дикого равнодушия и безразличия. Её слова ничего не поменяют. Просто лишний раз убедят меня в чём-то очень страшном и мерзком. В моём грехе. Усилят вину.

   Гадалка придвинула ко мне две крайние карты, позволяя мне взять их в руки.

   – Смерть и Любовники. На самом деле это хорошие карты, пусть первая не вводит тебя в заблуждение, но… При таком раскладе, с такими союзниками и спутниками...

   – Смерть и любовь? – я горько усмехнулась, выпуская свою боль наружу. – Первая преследует меня, а во второй – просто не везёт.

   – Нет, девочка. Эта пара означает только одно: ты – чёрная вдова.

   – Чёрная вдова? – мой смех был таким громким и оглушительным, что гадалка опешила от подобной реакции. – Чёрная вдова?!

   Нет, ну какая же я дура… Повелась на такой развод. Идиотка! Вроде бы умная, мозги есть. И в чертовщину такую не верю и всё равно припёрлась сюда!

   – Сколько я вам должна? – подняла сумку с пола и достала кошелёк. Отсчитывая купюры, пыталась вспомнить, о какой сумме говорила тётя Рая. – Сколько?

   Гадалка тяжело выдохнула и закатила глаза, когда я раздражённо бросила деньги на стол.

   – Вы разыграли хороший спектакль, но можно было бы придумать что-нибудь получше. Как-то вы халтурите. Только трюк с картами хоть немного впечатлил, — сжав ручки сумки, едва сдерживала слёзы от нахлынувшей боли. – У вас просто нет сердца!

   Гадалка вскочила с места и в одно мгновение подобралась ко мне.

   – Держи. Возьми это. Просто возьми… — мне в руку лёг небольшой холодный стеклянный шарик. – Не теряй его. Носи в кармане, он должен помочь.

   Помочь…

   Я катала этот дрянной шарик по комоду и вспоминала о тех словах.

   Чёрная вдова?

   Может, так оно и есть?

   Шарик выскользнул из-под пальцев и с громким хрустом упал на пол, рассыпавшись мелким, искрящимся песком.

   Тёплые объятия, пахнущие сдобой и молоком. Они такие нежные, такие ласковые, что я буквально плачу от счастья. Прижимаясь к маминой груди, вдыхаю этот запах и, не веря самой себе, глажу её плечи, вспоминая старую, выцветшую кофту в цветочек, в которой она всегда готовила.

   – Мама…

   Это сон. Воспоминание. Желание вернуться в прошлое и никогда не возвращаться к реальной жизни.

   – Мама, мамочка!

   – Позвони ей, — объятия исчезают как дым. Пытаясь их поймать, сжимаю руки, но ловлю лишь воздух. – Позвони…

   Я проснулась с этой фразой на губах. Беззвучно шепча, лениво повторяла такое короткое и страшное слово: позвони.

   Подушка была мокрой от слёз. Утерев лицо, и тихонько вздохнув, перевернулась набок. Темно-алые, густые лучи раннего солнца скользили по стенам и освещали комод. Ряд фотографий в чёрных рамках будто светился красным, неимоверно пугая меня.

   Тётя Рая давно отправляла меня к той бабке. Разговор по душам с женщиной из церкви подтолкнул меня к глупому шагу: гадалка сделала только больнее, явно посмеявшись и воспользовавшись моим положением. Она словно озвучила те мысли, что крутились у меня в голове, нагло сорвала слова с губ.

   А той… бабке, я так и не позвонила, но и бумажку с номером не выбросила. Хотела, но не смогла. Рука не поднялась.

   Теперь и мама просит позвонить.

   Сев в кровати, растирала грудь. Её будто обручем стянуло, воздуха не хватало. Распустив косы, взъерошила волосы, убирая мокрые от пота и слёз прядки с лица. Весь затылок заметно повлажнел. Покрываясь испариной, не могла понять отчего меня так бросило в жар, если окно настежь открыто?

   Мама…

   После всех событий только сон стал для меня отрадой. Пустой, чёрный и спокойный. Мне ничего не снилось. Только ночью я оставалась одна и могла отдохнуть, отпустить прошлое.

   Сегодня мама приснилась мне впервые. И это было как наяву. Приятное, жуткое наваждение, сводившее с ума.

   Она просила позвонить!

   Я свесила ноги с кровати и коснулась кончиками пальцев холодного пола. Длинная ночная рубашка неприятно липла к телу. Посмотрев на окно, с удивлением поняла, что поднялся сильный ветер. Покрытые густой смолистой листвой ветви деревьев резко и надсадно шумели, скрипя и постанывая под безжалостными порывами. Створки окна бряцали и звенели, с грохотом ударяясь об откосы. Длинный, белоснежный тюль с узором, напоминающим роспись мороза на стекле, теперь казался погребальным саваном.

   Поддавшись безумному желанию, встала и повернулась к окну. Ветер трепал волосы, раз за разом набрасывая на меня тюль. Я и не пыталась его снять, словно давно была готова к такому исходу.

   Звон стекла, грохот и треск лопнувшего дерева: фотографии слетали с комода одна за другой. Они цеплялись друг за друга, падая вниз. Стекло сыпалось мелким дождём на пол. Осколки разлетались по всей комнате.

   Атласные, глянцевые листы бумаги липли к полу тыльной стороной, светясь белым в посветлевших лучах солнца.

   Я смотрела на это безумие, убирая волосы с лица. Моё спокойствие и равнодушие было недолгим: под сильным порывом ветра мелкий клочок бумаги сделал небольшой виток и буквально попал мне в руки.

   Номер телефона.

   Разглядывая сломанные рамки, россыпь битого стекла и дорогие сердцу фотографии, услышала этот зов из сна.

   Позвони ей.

   Пять цифр. Они могут изменить всё.

   Только что кто-то из другого мира, из прошлого, уничтожил мой алтарь памяти, заставляя жить дальше.

   Ветер утих, и тишина стала просто оглушительной.

   Пять цифр.

   Я едва дождалась девяти утра, чтобы набрать номер и дрожащим голосом попросить о встрече.

   Обычная типовая однокомнатная квартира. Два небольших окна упорно скрывались за разросшимися, раскидистыми кустами сирени.

   Я сидела на скамейке у подъезда. Мне не хватало смелости и решительности сделать этот шаг.

   Окно на первом этаже открылось, и в него высунулась женщина с небольшим ведром в руках. Одним движением она вылила воду на куст сирени.

   – Вы ко мне? – лёгкий смех смутил меня. Почему-то сейчас я почувствовала себя нашкодившим котёнком. Увидев мою реакцию, женщина рассмеялась ещё громче. – Значит, ко мне. Эта лавочка давно стала местом ожидания. Проходите, я сейчас дверь открою.

   Встав со скамейки, я сунула руки в карманы джинс, рассматривая женщину. Приятная внешность, добрый голос с лёгкой хрипотцой. А вот возраст определялся с трудом. Наверное, такая как моя мама. Не старше.

   Поправила лямки рюкзака и отряхнула джинсы от пыли. Ноги стали ватными и плохо слушались меня, пытаясь увести в совсем другую сторону.

   В подъезде было прохладно, отсчитав десять ступенек, остановилась перед открытой дверью.

   Этот дом, как и сотня других, был построен в одно время. Мой дом такой же. Подобная квартира была у тёти Раи.

   Мои ожидания не оправдались. Современный ремонт, приятный аромат корицы и апельсина. После первой встречи с гадалкой я думала, что здесь меня будет ждать грязь, мрак и отвратные запахи.

   – Можете не разуваться. Проходите прямо так.

   – У вас так чисто… — не прислушавшись к хозяйке, стянула кеды и одёрнула низ задравшейся чёрной футболки.

   – Садитесь за стол, я сейчас подойду.

   Комната была небольшой и опрятной. Круглый стол из светлого дерева стоял у дальней стены. Сев за него, я хотела осмотреться, но хозяйка квартиры вернулась слишком быстро, неся в руках две чашки ароматного чая.

   Фарфор тихо звякнул, когда блюдца коснулись столешницы.

   – Как вас зовут?

   – Алла.

   – Очень приятно, Алла. А меня Валентина.

   Я потупила взгляд, вдыхая приятный мятный запах чая. Пить его мне было страшно: мало ли чего туда намешали. Сегодня я постаралась ничем себя не выдать. Выгляжу обычной девушкой. Никто и не догадается, какую проблему я скрываю.

   – Вас что-то беспокоит?

   – Да, — я оторвалась от размышлений и аккуратно отодвинула от себя чашку. – У меня есть проблема. Одна женщина в церкви поняла что-то, что я… с чем-то столкнулась. Она дала ваш номер телефона и сказала, что вы поможете.

   – Угу… – Валентина нахмурила брови и нехотя встала из-за стола. Неподалёку, на небольшой тумбе стол поднос, накрытый плотным куском ткани. – Давай попробуем разобраться.

   Женщина молча поставила передо мной стакан с водой. Я удивлённо посмотрела на него: зачем это?

   – Алла, вы к кому-то уже ходили, я права?

   – Да. А как вы догадались?

   – Не нужно искать подвох. Особенно там, где его нет. Если вы не хотите продолжать, то можете уйти.

   – Нет, всё хорошо.

   – Тогда возьмите стакан с водой и подержите его.

   Выдохнув, коротко кивнула. Стакан оказался холодным и очень гладким.

   Женщина взяла большой коробок спичек и села на стул, придвинувшись ко мне. Она скрипнула картоном и достала спичку. Зажигая одну за другой, смотрела на моментально гаснущее пламя. Ни одна из спичек не догорала до конца, словно что-то мешало им гореть.

   Остановившись на пятой, она бросила их в стакан.

   Поджав губы, смотрела, как спички уходят на дно. Маленькие кусочки дерева тонули подобно камням.

   Разве такое возможно?

   – Алла, пожалуйста, не бойся и расскажи мне всё.

   – Всё?

   – Да.

   – Давай кое-что ещё попробуем… – Валентина достала обыкновенную церковную свечку и зажгла её поодаль от меня. – Возьми.

   Я ухватилась пальцами за тёплый воск и с удивлением наблюдала за тем, как гаснет пламя. Валентина тщетно пыталась зажечь её: или спички ломались, или фитиль не зажигался.

   – Хорошо…

   Валентина встала и положила свечку на стол, обняв себя руками, она запрокинула голову. Сделав пару шагов, тяжело выдохнула и повернулась ко мне.

   – Это плохо, да? – я смотрела на потонувшие спички. – Плохо?

   – Сколько смертей было?

   – Семь.

   – Первая?

   – Давно…

   – Что тогда произошло?

   – Автомобильная авария. Мы с братом и его семьёй направлялись к родителям. На юбилей отца. Женя очень торопился, прошёл дождь… Что-то пошло не так и брат потерял управление. Машину занесло, она врезалась в грузовик, ехавший нам навстречу. Удар был такой силы, что нас отбросило на другую сторону дороги. Почему-то водитель грузовика решил уехать с места аварии, и мы остались одни.

   – Кто умер?

   – Все. Выжила только я. И то, чудом…

   Валентина нахмурилась ещё сильнее, барабаня пальцами по столу, смотрела на абсолютно целую свечку.

   – Кто был потом?

   – Папа, мама… Жених… — как же хотелось разреветься, но я держалась. – Недавно умер мой муж. Та, другая женщина, сказала, что я Чёрная вдова. Это ведь неправда?

   – Нет, это неправда. Все эти россказни о проклятиях…

   – Тогда скажите, что это всего лишь совпадение.

   – Не скажу… Алла, всё не так просто. То, что я вижу, вас не обрадует, а очень расстроит. Вы меня и слушать не станете.

   – Почему?

   – Кому нравятся плохие новости?

   Я кивнула, сцепив руки в замок. Уж лучше бы я оказалась Чёрной вдовой.

   – Вы мертвы, для нашего мира. Когда произошла та авария, кто-то вмешался в ход событий и изменил их. Смерть ищет вас, но забрать не может. Ваша жизнь выкуплена дорогой ценой.

   – Какой же?

   – Жизнью тех, кого вы любите.

   Перед глазами всё поплыло: как минимум жизнь четверых человек на моей совести…

   – И что же мне делать?

   – Я не знаю.

   – Можно это исправить?

   – Я не знаю.

   – Что же вы тогда знаете?

   – Что будущее скрыто от нас. И нет универсального ответа или решения. Прошлое доступно нам в любой момент, но не будущее.

   – Если я найду того, кто это сделал со мной? Смогу исправить его ошибку? Смогу вернуть себе нормальную жизнь?

   – Алла, я не знаю.

   – Тогда какой смысл в этом всем? Какой? Какой толк от ваших слов? Что это мне дало?

   Вскочив со стула, бросилась в коридор.

   – Алла!

   Не слушая женщину, притворялась глухой, игнорируя её просьбы и попытки что-то объяснить.

   Схватила кеды, натянула их и выбежала прочь из квартиры.

   Размазывая слёзы по лицу, почти ничего не видела. Не разбирая дороги, мчалась по узким улицам, едва уклоняясь от деревьев и фонарных столбов.

   Нельзя ничего исправить, нельзя вернуть нормальную жизнь, но можно отомстить. И я найду того, кто это сделал, чего бы это мне ни стоило.

   Терять нечего.

ГЛАВА 3

ГОД СПУСТЯ…

   Дёрнувшись как от толчка, нехотя открыла глаза. Солнце только вставало. Через неплотно задёрнутые шторы осторожно крался одинокий луч.

   Кожу на шее обожгло чужое дыхание. Я замерла, пытаясь вспомнить, что же произошло ночью.

   Кафе. Да, точно, кафе. Мы сидели с девчонками в одной из кафешек нашего города, я проставлялась за новую работу. Это была не моя идея, а Ксюхи, но, почему-то, как всегда, повелась на её уговоры.

   Понятно, зачем она это делала. Не было ничего сверхъестественного. Моя чернота, моё проклятие делало меня очень соблазнительной в глазах других людей. Особенно мужчин. Они словно мотыльки летели на огонь, совершенно не боясь, что сгорят дотла.

   Поэтому Ксюха и выбрала не самое последнее заведение в городе. Её можно было понять: после того как на меня клюнут, я привычно дам отпор. А уж она подберёт бедного и униженного, пригреет.

   Ухмыльнувшись, прислушалась к размеренному дыханию мужчины. Похоже, спит. С удивлением поняла, что не знаю его имени.

   План сработал?

   Мой – да.

   Ксюхин – нет.

   Вчера была годовщина смерти Дениса. И у меня просто снесло крышу. Я не могла контролировать себя. Не желая говорить об этом, вместо слёз и привычного одиночества, согласилась на предложение подруги.

   Хотя, какая она подруга. Даже не знает, что вчера был за день.

   Я никому не рассказываю.

   Зачем плодить возле себя слухи? Они и так просачивались, ползли тёмными щупальцами, подбираясь ко мне. Пришлось научиться носить маску счастливой и довольной жизнью женщины. Иногда начинало казаться, что она просто намертво прилипла к моему лицу. И отделаться от неё теперь невозможно.

   – Алюсик, ты чего не пьёшь? – Ксюша услужливо подвинула ко мне меню, прозрачно намекая на карту бара.

   – М? – я вернулась из размышлений, улыбаясь на автомате. Все привыкли, что улыбка не сходит с моего лица.

   Марина и Таня смотрели на меня с недоверием. Наверное, в их глазах я выглядела блаженной, идиоткой.

   Да и плевать!

   – Всё равно не понимаю, зачем ты согласилась на эту дрянную работу? – Ксюша демонстративно вздохнула и всплеснула руками. – С твоими-то мозгами и курьером? Это несерьёзно!

   – Ты можешь предложить что-то другое?

   Я вернулась к изучению меню. Есть не особо хотелось, а вот выпивка… Усталость дала о себе знать и невозможно было отделаться от искушения впасть в забытьё. Сегодня. В такой день. Мне нужно быть дома. А я здесь…

   Господи, что творю?

   Неправильно всё это, неправильно…

   Не выдержала и заказала один коктейль, самый крепкий.

   Пока девочки отрывались по полной, опустошая собственные кошельки, я поймала на себе чей-то любопытный взгляд. Обернувшись, увидела двух мужчин. Один из них казался даже каким-то слишком… юным. Мужественный, но юный. Я бы сказала, что университет он ещё не окончил.

   Мотнула головой.

   Нет, это у меня в голове кавардак. Ничего он не юный. Нормальный. Просто смазливый.

   Стакан с коктейлем тихо звякнул об стол и мне пришлось оторваться от наглого разглядывания двух красавцев.

   Сделав глоток, поперхнулась и закашлялась: я слишком давно не пила. В нос ударил приятный запах лимона и чего-то ещё. Терпкий, приторно-сладкий вкус взорвался на языке миллионом холодных искр.

   Я схватилась за столешницу, боясь упасть.

   – Так что ты там говорила про работу?

   – Ой, мне тут птичка принесла на хвостике, что в ТиВиПи требуется помощница.

   Тут Марина и Таня заинтересованно замолчали и приняли настоящую охотничью стойку.

   – Да не просто помощница заму или кому-то ещё. А самому Илье Бельскому. Представляешь? – Ксюша ехидно посмотрела на меня и шикнула на девчонок. – Знание языков, подходящее образование… Алла, у тебя все это есть. Ты вполне можешь получить эту работу.

   Я замерла. Нет, этот вариант не для меня. Работа в офисе и с людьми – игра в русскую рулетку. Ведь даже с Ксюшей я стараюсь быть холодной и не стремлюсь поддерживать отношения. Как только чувствую, что внутри начинает теплеть, иду на попятную.

   Теперь вся моя жизнь – это балансирование. Мне нельзя поступать необдуманно, нельзя.

   Даже несмотря на все предсказания, желание умереть было не таким сильным. Забыв обо всех гадалках, просто жила. Мечты и надежды постепенно возвращались в мой пустой дом.

   Месть?

   Да. Она была тем тлеющим угольком, поддерживающим интерес ко всему. Месть и желание разобраться. Голословные и тщетные. Ведь водитель другого автомобиля также погиб. Кого мне искать? И где?

   Слова Валентины, те, что она кричала мне вдогонку…

   – Да пошло оно всё!

   Одним глотком осушила стакан и грохнула им об стол.

   Девочки удивлённо посмотрели на меня, а я подозвала официанта и попросила ещё один коктейль.

   Пьяное безумство, смазанные чувства и горечь утраты.

   Мы уже собирались уходить, когда один из тех двух прекрасных наблюдателей подошёл к нам. Ксюша настроилась на продолжение вечера. Я видела, как заблестели её глаза, а на губах заиграла плотоядная улыбка.

   – Вы какая-то грустная сегодня.

   Я ожидала этого подката. Но он оказался таким вежливым и аккуратным, что желание отшить сразу как-то стухло. Накинув пиджак, посмотрела на мужчину. Внимательный. И глаза такие интересные… Сердце ёкнуло. Прогнав наваждение, открыла было рот, но меня опередили.

   – Может вас проводить?

   – Мальчик, тебя мама-то отпустит? – мой ехидный комментарий вызвал взрыв смеха у девчонок. – Не хочу потом выслушивать от неё, что совратила её сына.

   Но вместо злости и колкости, увидела, как на лице мужчины расплылась в широкая ухмылка.

   – Маму я беру на себя, — учтиво подставленный локоть и наваждение ударило в голову похлеще крепкого алкоголя.

   Неверяще подняла взгляд. Этого не может быть. Не может…

   Мёртвые не могут жить. И Денис умер. Его нет. Сегодня мне нужно было сидеть дома и горевать о нём. Как и другие триста шестьдесят четыре дня до этого.

   – А давайте!

   Моё согласие убило Ксюшу наповал. А мне было всё равно.

   К чёрту баланс.

   К чёрту осторожность.

   К чёрту всё!

   Сегодня я могу вернуться назад и почувствовать себя счастливой.

   Ночной клуб встретил нас ярким неоном, сладким дымом кальяна и громкой музыкой. Дикое безумство, веселье, драйв.

   А я смотрела только на него.

   Улыбки, смех, шутейный разговор. Наверное, я что-то отвечала ему. Говорила, потом же замолчала. Обнимая его, находила все новые и новые детали, делающие его похожим на Дениса. Такие мелкие, незаметные, но… Это то, чего не хватало для полного сходства.

   Волосы такие же мягкие. И запах. Можно говорить сколько угодно о парфюме, табаке и прочих ароматных спутниках: лосьон для бритья, зубная паста, даже стиральный порошок. У каждого из нас свой коктейль, свой запах. И его нельзя повторить.

   Сколько раз покупала такой же одеколон, какой был у Дениса. Но всё было не то. Не так. Не его!

   Воспоминания захлестнули с головой.

   Кажется, я сама его поцеловала. Просто притянула к себе и позволила давно угасшей страсти сделать своё дело. С каким наслаждением покусывала его губы, позволяя ему делать большее. Воздуха уже не хватало, я льнула к нему всем телом, с такой неохотой делая небольшие передышки, чтобы с новым остервенением и дикостью впиться в его губы.

   Уж не помню как, но мы оказались у меня дома.

   Сама притащила его.

   Одежда трещала по швам, когда мы, как обезумевшие звери, сдирали её друг с друга.

   Никогда в жизни у меня не было такого дикого и такого страстного секса.

   Мы действительно были животными. Ласковые укусы уже имели привкус крови. Стоны стали рычанием и криками. Грубость и жестокость перемежались с лаской и буйной нежностью.

   Кровати стало мало. Скатились на пол. Уложив мужчину на лопатки, позволила своей страсти и недолюбленности взять верх. Впиваясь ногтями в его плечи, кусала свои губы, запрокинув голову.

   Он пытался сменить позицию и поменяться со мной местами, но я упорно прижимала его к полу, не давая и двинуться. Во мне было столько силы, что его стоны стали слишком хриплыми.

   Мама точно будет не в восторге, когда он вернётся домой таким.

   Кофе, как всегда, казалось кислым и горьким. Включив телевизор на кухне, решила дать мужчине как следует проспаться. Выгнать всегда успею. Интересно, что мы так и не узнали, как нас зовут. Похоже, ему тоже чего-то не хватало в жизни.

   Потирая шею, благодарила Бога, что работаю курьером. Засосы, укусы и царапины никто не заметит.

   Вчера я дала маху.

   Теперь буду мучиться стыдом и угрызениями совести.

   По местному каналу шло интервью с Ильёй Бельским. Это тот пуп земли, о котором знали все. Знаменитость. Пусть наш город и не миллионник, но сотни тысяч людей знали этого мужчину в лицо и испытывали к нему самые светлые чувства. Я не встречала никого, кто бы мог сказать о нём что-то плохое.

   Рядом с ним сидела девушка. Она что-то торопливо рассказывала, не обращая внимание на смущённого Илью.

   – Да, он настоящий герой! Я знала, что Илья – хороший человек. Но когда он рассказал мне о том происшествии… Просто не удержалась. Он же спас её! Спас! Отдал врачам и не стал говорить кому-либо об этом. Знаете, на таких людях и держится наш мир.

   Не веря своим ушам, завороженно смотрела на экран телевизора.

   Каждое слово – выстрел. Каждое воспоминание – гвоздь в гробу.

   Поставив дрожащей рукой чашку на стол, направилась в спальню. Растолкав спящего мужчину, швырнула ему одежду в лицо.

   – Что? — спросонья, он не понимал, что происходит.

   – Убирайся…

   – Чего?

   – Пошёл вон! Убирайся к чёртовой матери! Вон! Вали отсюда!

   Я толкала его к входной двери, не давая даже одеться. Он только и успел накинуть футболку, как оказался на лестничной площадке. Грохнув дверью, закрыла её на ключ.

   Передача всё ещё шла. Сделав громче, с ненавистью смотрела на эти улыбающиеся лица.

   – Вы не пробовали найти её? Узнать, как сложилась её жизнь.

   – Нет. Мне слишком стыдно, что я сумел помочь только ей.

   – И не знаете имени?

   – Нет. Это было слишком давно…

   С воплем ярости метнула чашку в телевизор.

   – Мразь! Мразь! Мразь…

   Крича и рыдая, утирала слёзы с лица. Меня трясло. Яростно мечась по кухне, вцепилась в свои волосы, думая обо всём услышанном. Мысли цеплялись друг за друга, обрастая эмоциями и воспоминаниями. Желание, давнее, затхлое и такое мерзкое расцвело с новой силой.

   Телефон сам попал мне в руки, словно этого и ждал.

   Унимая дрожь в голосе, привычно поздоровалась с Ксюшей.

   – Слушай, твоё предложение в силе?

   – Какое?

   – Насчёт работы.

   – Ну и как ты себе это представляешь? Дарить вот так! Нужно было подобрать упаковку получше.

   – Ой, да перестань… Папе всегда было плевать на такие мелочи. Это вам, девочкам, подавай всякую красоту.

   – Юбилей же, как-никак.

   Устало прижимаясь к подголовнику, смотрела на брата. Выглядел он очень уставшим. Ещё бы! Такая дорога кого хочешь вымотает. Женя крепко сжимал руль, изредка жмурясь и вглядываясь в мелькающую ленту трассы.

   Обернулась назад. Не сдержав улыбки, разглядывала спящую Лену. Она выглядела сущим ребёнком. Ревностно сжимая ручку спящего Андрюшки, зачем-то хмурила лоб.

   Смешная.

   – Вы за вторым-то не собираетесь?

   – Чего? – Женя переспросил, протяжно зевнув.

   – За вторым. Андрюха у вас такой классный. Так бы и потискала.

   – Ага… Ты бы с этим зверем посидела, когда у него зубы резались или колики были. Выбежала бы из квартиры самой первой.

   – Да ладно, это же ребёнок.

   – Знаю. Ленка, конечно, хочет. Но я пока морально не готов. Чай не молодой. Тяжело это всё…

   Я внимательно посмотрела на брата. В неверном свете фар проезжающих мимо машин он выглядел не просто уставшим, скорее постаревшим и осунувшимся. Да. Наверное, мне нужно было бы помочь им.

   – Слушай. Когда приедем, оставьте Андрюху на меня, а сами сходите куда-нибудь. В кино или ресторан. Даже просто по городу погуляйте.

   – О-о-о… С чего такая щедрость?

   – Ну, тётка я или кто? Да и ты выглядишь как потрёпанный жизнью мешочек. Старый, морщинистый и вялый. Такими темпами Ленка себе кого помоложе найдёт.

   Женя рассмеялся громким басом. Мне пришлось шикать и толкать его в плечо, чтобы он утихомирился и не разбудил свою же семью. Обернувшись назад, с облегчением увидела безмятежное лицо Лены и румяное, умильное личико Андрея.

   – Спасибо, умеешь ты поддержать.

   – А что я такого сказала?

   – Да ничего. Меня только старым пердуном обозвала.

   – Ох-хо! Не выдумывай. И следи за дорогой, молодящийся дедушка.

   Прыснув в кулак, смотрела на давящегося смехом Женьку.

   – Лучше мне скажи, мы когда на твоей свадьбе гульнём?

   – Ну… — я сделала вид, что задумалась. Барабаня пальцами по подбородку, закатила глаза. – Ты когда женился? В тридцать девять. Значит, у меня есть ещё…

   Загибая пальцы, изображала усердную работу мозга. Шевеля губами, морщила лоб, игнорируя ехидные смешки брата.

   – Вот даёшь! Ты точно бухгалтер по образованию?

   – Отстань! Не мешай считать…

   – Калькулятор дать?

   – Да ну тебя!

   – Я тебе подскажу… – Женя сбавил скорость и склонился ко мне, громко шепча. – Двенадцать лет.

   – Точно! Двенадцать лет!

   – Согласись, у меня много времени в запасе.

   – Да, много. Но рожала Лена. Смотри, запишут тебя в старородящие.

   – Напугал! Я давно этот рубеж перешла.

   Заморосил дождь. Женя сбросил скорость ещё, теперь мы едва плелись по мокрой дороге.

   Не сказать, что меня совсем не задел этот разговор. Я знала, что время идёт. И, как бы ни хотелось, с годами я не молодею. Мне уже почти двадцать восемь, а на горизонте – никого. Даже близко. И как же быть? Хотелось семью. Очень. Женя прав: в сорок будут большие проблемы с детьми. Конечно, время у меня есть. Но я уже чувствовала, что меня просто скоро захлестнёт волна этой бешеной и ненормальной паники. Буду готова искать и видеть в каждом встречном мужа и потенциального отца. Кошмар! Вот что делает с людьми недосып и вредный разговор на ночь.

   – Ну чего ты нос повесила?

   – Не хочу быть старородящей. Да поздно уже.

   – Слушай, прости. Я не хотел. Так, ляпнул, не подумал, — Женя подмигнул мне.

   – Да я и не в обиде. Большая девочка уже, чтобы понимать, что к чему. Не везёт мне в любви.

   – И это ты мне говоришь?

   Мимо нас резко проехала машина. Женя вывернул руль, едва сдержав ругань.

   – Вот же… козёл!

   Я опёрлась руками в бардачок, гневно смотря на мутное лобовое стекло.

   – Точно безголовый. По такой дороге и так гнать! Ещё и в дождь.

   – Жень? – Лена сонно окликнула мужа, потягиваясь и зевая. – Что-то случилось?

   – Ничего… Спи!

   Я с некоторой завистью смотрела на то, как Женя глядит на Лену. Обожает её. Безумно любит. Готов на руках носить.

   Мне бы так…

   Шум и треск. Резко обернувшись, увидела, как в нас что-то летит.

   – Женя!

   Брат рывком вывернул руль. Визг шин и дробь дождя. Нас крутило и вертело на дороге. Словно подпрыгнув на невидимо кочке, автомобиль оказался в воздухе. Бешеная кутерьма. Катились. Беззвучно.

   От страха мы даже не кричали.

   Меня с силой било о кресло. Голова отзывалась жуткой болью.

   Скрежет металла.

   Машину развернуло и с непонятной яростью бросило оземь. Мы оказались на крыше. Крутясь волчком, я начала терять сознание.

   Яркий свет. Такой злой и холодный, что выжигало глаза. Закрывшись рукой, почувствовала удар. Он невидимой волной прошёлся по салону. Мне показалось, что тело превратилось в кисель. Боль была такой сильной и жестокой, что сознание отказывалось её понимать.

   Ничего не чувствовала.

   Лязг. Грохот.

   В руку впилось что-то острое. Словно кто-то смял наш автомобиль, будто он был куском бумаги.

   Второй удар и жуткое чувство полёта. Пронзительно закричав, захлебнулась кровью и чем-то ещё.

   Наконец, мир замер. Мы не двигались. Я ничего не видела. Алая пелена скрывала всё.

   Приторно-резкий запах бензина заливал всё вокруг. А ещё пахло мокрым асфальтом, жжёной резиной и… чем-то пряным. Будто коробку со специями рассыпали.

   Я не могла пошевелить руками. Ноги сжало так, что мне даже показалось, что их нет.

   Время замерло.

   Скосив взгляд, пыталась найти Женю. Смаргивая кровь, смешанную с дождём, не хотела верить своим глазам: на месте водителя было пустое место. Будто эту часть машины вырвали с мясом. Но пугало не это.

   Возле самого рычага коробки передач я увидела женскую руку. Неестественно вывернутую. А ещё часть багажника. Словно машину сложили пополам.

   – Как вы? Вы живы? Сказать что-нибудь можете?

   Дождь смывал вкусы, запахи, цвета. Но голос доносился до меня слишком ясно. Я попыталась что-то сказать, но вместо этого раздалось сипение и бульканье.

   – Господи! Сейчас, подождите! Я уже вызвал помощь. Держитесь.

   Что с Женей?

   Лена?

   Андрюшка?

   Мы все выжили?

   Что произошло?

   Кто-то коснулся моего лица, утирая кровь. Заплывшие глаза не позволяли мне толком разглядеть обладателя этого голоса.

   Мужчина.

   Это точно мужчина.

   – Слышите меня? Только не отключайтесь… Помощь уже в пути.

   Я хрипела и стонала, чувствуя, как тело становится каменным. Боли как таковой не было. Она исчезла, растворилась.

   – Поговорите со мной…

   Медленно моргая, ощущала на губах липкий привкус бензина.

   – Что значит не можете? Здесь есть живая! Да! Одна! Что? Господи, вы там с ума сошли? Ненормальные…

   Одна?

   Одна живая?

   А остальные?

   Нет… Он ошибся. Просто не видит нас.

   – Послушайте… мне нужно ехать. Вас скоро заберут. Хорошо?

   Мужчина положил ладонь мне на щеку и пристально посмотрел в лицо. Я видела это. Понимала. Но в то же время и не видела. Просто смазанный силуэт.

   – Жизнь слишком хороша, чтобы за неё не бороться. Борьба – вот наша жизнь. Вы сильная, справитесь… — лёгкое пожатие. – Кто хочет жить – тот должен бороться, а иначе он не имеет права на жизнь. Боритесь!

   Шум дождя и непонятный жар. Стена огня возникла из ниоткуда.

   Пламя касалось меня, и я закричала…

   Проснувшись мокрой от пота, тяжело дышала. Судорожно хватаясь рукой за подушку, радостно понимала, что это всего лишь сон. Сон…

   Мне нужно выспаться. Сегодня я, наконец, узнаю правду.

   Я не могла ошибиться!

   Прохладные руки коснулись моей головы. Выдохнув, подняла взгляд и вцепилась руками в металлические подлокотники кресла. Взъерошив мои волосы, молодая женщина внимательно посмотрела в зеркало и подмигнула.

   – Ну, что мы делаем с такой красотой?

   Я с тоской окинула взглядом свои длинные и немного вьющиеся волосы. Их тёмный, почти чёрный цвет казался матовым, даже естественный блеск не спасал. Погрузившись в собственные проблемы, почти перестала замечать, как сильно изменилась. Длина волос была близка к экстремальной. Да и мой внешний вид напоминал больше облик ведьмы, а не привлекательной женщины. Густые космы, дикий и бешеный взгляд, горящий непонятной яростью, слишком бледная кожа.

   Нет, такой я работу не получу.

   Мне нужно очаровать всех!

   – Режем, не дожидаясь перитонита…

   Парикмахер шутку оценила.

   – Как коротко?

   Я махнула двумя руками на уровне скул.

   – И цвет поменять… Можно добавить немного рыжего? Вот сюда. И завить.

   Женщина кивнула и накрыла меня накидкой.

   Закрыв глаза, вновь сжала подлокотники. Нервы были на пределе. Никогда в жизни так не переживала. Глупо всё это, я и так всем нравлюсь. Вот она, оборотная сторона. До аварии было по-другому. Нет друзей, нет приятелей. И мужчины обходили десятой дорогой.

   Женя говорил, что я слишком умная и строгая. А таких девушек боятся. Наверное, он был прав.

   Теперь же я — самый лакомый кусочек. Все буквально сходят с ума. Мне ничего не стоит завязать знакомство или вскружить каком-нибудь парню или мужчине голову. Достаточно одного взгляда. Но я-то знаю цену всему этому.

   Но даже это осознание было не самым ужасным. С каждой новой смертью я… становилась сильнее! Словно меня всю покрыли неоновыми вывесками с указателями. Смотрите! Я здесь! Я вам нужна!

   Тогда зачем этот маскарад?

   Молча наблюдала за тем, как падают на пол длинные пряди волос. В голове появилась такая лёгкость, что мне показалось, будто я сейчас взлечу под потолок. Никогда в жизни так коротко не стриглась.

   Просто хочу поменяться. Так сильно, как это возможно. Не хочу даже самой себе напоминать о прошлом. А для этого всё нужно оставить позади.

   Макс и Денис… Да, оба обожали мои волосы. И теперь я их безжалостно режу. Не будет кос до пояса. Никогда не будет!

   Поджав губы, смотрела на новую себя.

   Кто эта женщина?

   На что она способна?

   Смогу ли я ужиться с ней?

   Меня прошиб холодный пот. Запоздалая реакция всё-таки застигла меня врасплох. Я собираюсь сделать нечто совсем ужасное. Настолько, что и не передать словами.

   Жадно облизав губы, успокоилась. Нет. Это всего лишь возмездие. Именно оно. Судьба слишком жестока. А раз так, то я сама восстановлю справедливость.

   Валентина.

   Она звонила мне вчера.

   Словно почувствовала, на что я собираюсь, какой шаг совершить. Её слова меня не успокоили. Ведь это всего лишь слова.

   Прижимая телефон к уху, почти не слушала достаточно монотонную и успокаивающую речь.

   – Алла, не делай глупость. Мы – не боги, а всего лишь люди. Мы не вправе вершить чужие судьбы.

   – А он? Он вправе? Да? Что он сделал со мной? А с другими? Убийца! Самый настоящий!

   – Мы каждый день меняем чьи-то жизни, вмешиваемся – но всё это по воле бога. То что ты собираешься сделать…

   – Что? Ужасно? Вы ведь даже не знает, что у меня на уме.

   – Знаю. Поэтому и позвонила, — голос в трубке стал раздражённым. – Ты не хочешь слушать то, что я тебе говорю. Убежала, чтобы не слышать правду.

   – Какую? Что в этом никто не виноват? Но это не так! Виноват! Он вмешался в замысел судьбы и…

   – Спас тебя?

   – Да. Спас меня. Только меня. И такой чудовищной ценой, что жизнь стала не мила. Так будет до самой смерти, которая придёт за мной слишком не скоро. Я уже пыталась…

   И это правда. Пыталась прервать этот порочный круг, но жизнь каждый раз находила кого-нибудь, кто умело исправлял мою ошибку. Я не могу пресечь черту.

   Вынуждена жить.

   – Вы ведь знаете, на что он меня обрёк? Знаете? И пытаетесь оправдать?

   – Ты видишь ситуацию с одной стороны.

   – Какая же другая?

   – Человек пытался спасти твою жизнь. И это ему удалось. И вместо того, чтобы искать виноватых и тратить бесценные дни на месть, сделай что-нибудь хорошее. Что-то, что останется после. Что-то, о чём можно говорить с гордостью.

   – И я совершу это. Не позволю ему ломать чужие жизни. Хватит меня.

   – Он не хотел этого!

   – Это неважно. Если он не понимает, что творит, то ему же хуже. Вы представляете, сколько людских судеб он поломает?

   – Нельзя платить злом за добро!

   – Есть замечательная поговорка: благими намерениями выложена дорога в ад.

   Вспылив, повесила трубку.

   Тот разговор стал только толчком. Теперь я не сомневалась в том, что мне нужно сделать. Всё верно. Это нужно. И никто мне не помешает.

   – Готово!

   Сняв с меня накидку, женщина довольным взглядом окинула результат своей работы.

   Затравленно дыша, рассматривала незнакомку, глядящую на меня с той стороны зеркала. Кто же ты, прекрасное создание?

   Коснувшись холодной поверхности ладонью, заворожённо разглядывала себя. Хороша! Чудо, как хороша!

   – Это… это… замечательно!

   На глаза навернулись слёзы, и я смахнула их одним быстрым движением.

   Теперь дело осталось за малым: одежда и макияж. Времени осталось не так много. Не буду его терять.

   Впервые за долгий год одиночества, мне не хватает времени.

   Красивое трёхэтажное здание бизнес-центра находилось почти на окраине города. Тёмные стёкла окон отливали серым, немного блёклые стены отлично вписывались в пёстрые ряды новостроек. Большая парковка и густые кусты сирени, почти скрывающие за собой вход.

   На первом этаже, судя по вывеске, находился какой-то магазин специализированной техники. Второй – сплошные офисы, начиная от сетивиков, втюхивающих духи и помады, до нотариусов, адвокатов и турагентств.

   А вот третий этаж занимало то самое ТиВиПи. Расшифровка мне не поддавалась. Хотя, может, её и не было. Просто звучное и запоминающееся название. В этой дизайнерской фирме занимались полиграфической продукцией разных мастей. Об этом можно было судить по буклету, который мне всучила Ксюша. От визиток до рекламной продукции и книг. Обалдеть, какой широкий выбор. На первый взгляд это казалось нереальным. Но фирма Ильи Белецкого слыла самой крутой. Настолько, что они даже собирались перебраться в город побольше, раз так в сто.

   Типа Москвы.

   Вот он и искал помощника.

   И с этим делом у него не заладилось. С этой должности все вылетали как пробки буквально через несколько дней. Удивительно. Неужели у такого милого и обаятельного мужчины такой сволочной характер? Или, всё же, дело в самой работе?

   Пристегнув велосипед к рамке, поправила сумку и мельком взглянула на часы: опаздываю. Вот это совсем не хорошо.

   Большие двери плавно разъехались в стороны, пуская меня внутрь. Повернув влево, сразу вышла на широкую лестницу. Каменные ступени глушили любой звук. Перемахивая почти через одну, быстро взбегала наверх.

   В нужный мне кабинет я влетела немного запыхавшейся.

   – Добрый день! Простите, я опоздала. Немного время не рассчитала.

   Женщина в возрасте, с излишне деловым видом, но в одежде, готовой дать фору любому неформалу, молча указала на свободный стул у своего стола.

   Я сняла рюкзак и уверенно села, закинув его к себе на колени. Теребя молнию, оглядывалась по сторонам.

   – Вы Алла?

   – Да.

   – Секунду… — женщина привстала и взяла небольшую папку с полки, висящей на стене рядом со столом.

   Отлично. Я послала им резюме, а они уже целое досье на меня собрали. Нет, я, конечно, передала через Ксюшу и ксерокопии документов, но их явно было в десятки раз меньше.

   – У вас отличное резюме. Настолько отличное, что я не поленилась и позвонила насчёт рекомендаций. И никто из ваших бывших работодателей не отказал. Что уже удивляет. Как и список тех мест, где вы успели поработать.

   – Да? – я расслабилась и откинулась на спинку стула. Похоже, эта работа уже у меня в кармане.

   – Да. Правда есть несколько вопросов. И, прежде чем направить вас непосредственно к Илье Сергеевичу, я хочу кое в чём разобраться.

   Мой пыл немного угас. Уверенность осталась, но, похоже, мне, всё же, придётся приложить усилия, чтобы план сработал.

   – Что вас интересует?

   – Вы работали в полиграфическом агентстве в экономическом отделе, потом был хороший пост в одной из московских редакций крупного и известного журнала. И вдруг перерыв, почти на три года.

   Я поджала губы и сцепила руки в замок.

   – Всё верно.

   – Чем вы занимались всё это время?

   Держа себя в руках, тихо выдохнула.

   Действительно, чем я занималась три года?

   Ну…

   Лежала на растяжке в гипсе. Каталась на операции, как на свидания, где меня собирали по кусочкам. И эту фразу можно понимать как хочешь. Снова растяжки. Много боли и рецепт на морфин. Ну или что там мне давали, чтобы я с ума не сошла? Реабилитация, море труда и везения. Первый шаг. Первый прыжок. Первая пробежка. И ведро железа в моём организме.

   Суперразвлекательная программа длиною в целых три года!

   – Я занималась самосовершенствованием. Пробовала себя в других сферах. Проходила курсы…

   И это тоже правда.

   Курс интенсивной терапии сменился курсом живописи. Потом были иностранные языки. Психология и многое другое.

   Когда ты вынужден лежать двадцать четыре часа в сутки, поневоле вспоминаешь, что единственный орган, не дающий тебе окончательно свихнуться, это мозг. Он буквально превратился в губку, жадно впитывающую новые знания.

   Это тоже лечило.

   – Какие?

   – Их больше десятка. Не все давали сертификаты. Но что-то есть…

   Я достала из рюкзака папку-скоросшиватель и протянула её женщине. Та осторожно её взяла и потратила почти пять минут на старательное изучение.

   – Интересно… И после таких курсов вы пошли работать обычным бухгалтером в школу?

   – Что вас смущает?

   – Это немного странно.

   – Вы про оклад?

   – Нет, я про школу, — взгляд женщины стал слишком цепким. Теперь её зелёные глаза показались мне почти фосфоресцирующими. Короткие рыжие волосы делали эту даму откровенной ведьмой. – Конкретно про образовательное учреждение.

   – Я вышла замуж. Мы посчитали, что это будет отличным вариантом для нас.

   – И через два года уволились, переехали сюда и теперь работаете курьером?

   – Развелась, устала, не смогла найти работу.

   – С таким опытом?

   Я вымученно улыбнулась, собирая всю волю в кулак:

   – Все уверены, что я сразу выскочу замуж и буду изображать конвейер по штамповке детей.

   Стоит ли говорить, что после пережитого, я вряд ли стану матерью. Но кого это волнует? А тыкать носом в документы не было никакого желания. Зачем привлекать к себе лишнее внимание? Инвалидность сняли – и то хлеб.

   – А вы этого не хотите?

   Я склонилась к столу и рывком придвинула к себе свой скоросшиватель. Мило улыбаясь, прятала документы в рюкзак.

   – Мне нужна работа. И я думаю, что моя кандидатура вас устроит.

   – Вижу, вы – боец.

   Боец…

   Нет, вовсе нет.

   – Просто не привыкла сдаваться.

   Ещё одна ложь. Я сдалась давно. Но сладкое ощущение мести на моих губах вернуло к жизни.

   – Это Илье Сергеевичу по нраву, — женщина улыбнулась. Борьба – вот наша жизнь. Кто хочет жить – тот должен бороться, а иначе он не имеет права на жизнь.

   – Да, я слышала это.

   – Правда? И где? – она уже, было, подняла телефонную трубку и замерла.

   – По телевизору. Интервью. И душещипательная история о спасении таинственной незнакомки.

   – Да, в этом весь Илья Сергеевич. А передача вышла познавательной.

   – Вы правы…

   С милой улыбкой я наблюдала за тем, как она звонит своему непосредственному начальству.

   Познавательная передача.

   Познавательный разговор на мокрой трассе у искорёженной машины.

   Похоже, у всеобщего любимца появился враг.

   И он хочет вендетты!

ГЛАВА 4

Часы тихо тикали, отмеряя минуты настоящего одиночества. Упрямо смотря перед собой, прижималась спиной к холодной стене.

   Два часа ночи.

   А уснуть не получается.

   Вытянув ноги, со вздохом прижалась головой к стене и закрыла глаза.

   Первый рабочий день прошёл на «ура».

   Я, оказывается, ещё не всё забыла. Хотя учиться придётся многому. Самое главное, что работа курьером вернула меня в бешеный ритм жизни современного города. Нужно было успевать сразу и везде. Здесь же требовалось то же самое.

   Думала, что придётся заниматься какими-то вопросами фирмы, а всё вышло проще. У Ильи Сергеевича было столько дел вне бизнеса, что он просто зашивался. Вместо того чтобы вводить меня в курс дел, кинул мне с десяток папок и сказал всё изучить.

   И вот тут у меня сердце ёкнуло.

   Множество благотворительных проектов, участие в госпрограммах. Меценатство, спонсорство… Голова кругом шла! Ну и тот самый фонд, про который я слышала по телевизору.

   Мне нужно было знать всех координаторов, их контакты. Замов и замов замов…

   – Отлично, считайте это вашим испытательным сроком.

   На стол, заваленный бумагами, мой начальник кинул очередной листок, чуть ли не расчерченный вручную. Большая таблица. На месяц точно.

   Взяв его в руки, недоумённо посмотрела на улыбающегося мужчину.

   – Это график на неделю.

   Я нахмурилась, чувствуя, как отвисает нижняя челюсть.

   Неделя?

   Это неделя?!

   – Здесь только треть всех дел. Основные встречи я занёс карандашом. Вот вам первое задание: составить нормальный график встреч на следующую неделю.

   – Но…

   – Они вот в этой папке.

   Стол пополнился очередным увесистым пластом бумаги, упакованного в пластик зелёного цвета.

   – Контакты знаете, — мужчина в очередной раз улыбнулся и бросил взгляд на запястье. – Через два часа график должен лежать у меня на столе. Не задерживайтесь, мы с вами поедем в реабилитационный центр. К обеду нужно вернуться в офис: намечается большой заказ…

   Голова пухла от информации. Я чувствовала себя неимоверно глупо: так переоценить свои возможности! Мало устроиться к нему в контору, и осуществить задуманное, нужно ещё и работать. И с этим, похоже, у меня будут проблемы.

   Ещё и внешний вид мужчины совсем не настраивал на рабочий лад.

   Тонкий хлопковый джемпер кофейного оттенка подчёркивал спортивную, подтянутую фигуру. Стильная причёска и аккуратно постриженная борода отливали рыжим в искусственном и слишком ярком свете ламп. Тёмные глаза теперь казались мне прозрачными с лёгким оттенком зелёного.

   Поведение, осанка, манера разговаривать только усиливали его безупречность.

   С такими внешними данными невозможно было не влюбить в себя.

   И это замечательно.

   Обуреваемая противоречивыми чувствами, поддавалась животному магнетизму мужчины. Мне же нужно влюбиться в него. Забыть всё былое и даже не пытаться понять, что же произошло тогда на трассе.

   Нет, это уже не так важно.

   Вот есть он. И есть я. А ещё новая цель в жизни. Чтобы собрать всё в кучу, нужно разобраться с этим чёртовым графиком.

   Улыбнувшись мужчине, явно поразила его своим спокойствием.

   Взяла лист бумаги в руки и со всей страстью и остервенением погрузилась в работу. Чёрт! У него просто бешеный ритм жизни. Только на этой неделе две командировки в Москву. И я, похоже, поеду вместе с ним.

   Весело…

   Свести всё как надо оказалось очень сложно. Сверяясь с картой города и прогнозами погоды и пробок, думала, как впихнуть всё в двадцать четыре часа.

   В конце концов, вышло вполне сносно. Сегодня будет относительно спокойный день, а вот завтра… Да… Не удивительно, что у него нет личной жизни. Об этом мне уже спели напеть самые отъявленные сплетницы этого маленького и сплочённого офиса. Только что не выдали расписание его встреч с девушками и отчёт об успехах на любовном фронте. Столкнувшись с таким отношением работниц, ещё поняла, почему на этом месте никто не задерживался.

   Ну и влипла же я!

   Часы оглушительно щёлкнули, и я вздрогнула. Проведя рукой по одеялу, с тоской перевела взгляд на комод. Фотографии стояли тем же стройным рядом. Только вот без стёкол. Рамки я склеила.

   Почти добродушное состояние мгновенно улетучилось.

   Валентина тогда довольно чётко озвучила то, что случилось со мной. Сложно было не понять весь смысл её слов. Меня кто-то насильно вытянул из того света, но только не до конца.

   Закрыв лицо руками, едва сдержала слёзы.

   Всё было бы совершенно не так, если бы погибла только семья Жени. Может быть, я пережила это.

   Но после тех слов о любви и смерти, отчётливо поняла, что мама и папа ушли не просто так. Их согнало в могилу моё проклятие.

   Макс.

   Денис.

   Две поломанные судьбы.

   Сколько страданий и боли я принесла их семьям, родным и близким?

   Сколько принесу другим?

   И нет никакого шанса исправить это! Никакого! Ведь смерть отвернулась от меня. Я не нужна ей. Что может быть хуже?

   Только то, что я задумала.

   Со стоном встала и подошла к комоду. Склонившись к нему, оперлась руками в стену и пристальным взглядом обвела все фотографии.

   Может, Валентина права? Что если всё забыть? Отпустить? Вдруг есть мизерный шанс быть счастливой? Ведь неисповедимы пути Господни…

   Но стоило задержаться на фотографии Дениса, как всё внутри содрогнулось от боли. Сердце чуть снова не разбилось от тоски.

   Проведя пальцем по его лицу, не сдержала слёз.

   Не нужно было спасать меня.

   Той ночью на трассе Илья сделал непоправимое. Он спас того, кого не нужно было спасать. Я не знаю, как он это сделал, хотел или нет. Но если существует шанс того, что у него это срабатывает так же, как и у меня, месть приобретает совершенно другие оттенки.

   Мне теперь известно, какую опасность я несу людям. Приходится быть очень осторожной, я даже пытаюсь полюбить одиночество. Сдерживаюсь и делаю всё возможное и невозможное, чтобы не дать сердцу вновь стать живым.

   А он может не знать о своей чудо-способности. Будет плодить таких, как я. Ломать чужие судьбы… Что если мне суждено остановить его? Разве Валентина может предвидеть всё?

   Нет.

   Я поступаю правильно.

   Это точно он.

   Невозможно ошибиться.

   Или?..

   Не выдержав, открыла верхний ящик комода и сложила туда все фотографии. Последней спрятала фото Дениса, поцеловав его на прощание.

   Чтобы влюбиться, нужно забыться и отпустить прошлое. Перестать скорбеть и возводить мемориал из собственных слёз и страданий.

   Щёлкнул замок. Я смотрела на пустой комод.

   Наверное, стоит поставить его фото?

   Раздумывая над этим, медленно подошла к кровати и села на неё.

   Что же я творю?

   Три часа ночи.

   Нужно выспаться. Новая работа обещает быть сложной и трудной, а ещё очень интересной.

   Подушка казалась слишком холодной, потому что вновь намокла из-за моих слёз. Сжимая её, ворочалась с боку на бок. Что-то мешало мне уснуть. Назойливая мысль.

   Да.

   Хорошо.

   Прежде чем осуществлять задуманное, я схожу ещё раз к Валентине.

   Вдруг есть другой вариант?

   Вдруг я не права?

   Придерживая мобильник плечом, рылась в бумагах, пытаясь отыскать свой ежедневник. Перелистывая страницы, искала свободное место, где можно было бы записать номер телефона.

   – Да-да, я тут. Секундочку… — вырвав карандаш из свежей упаковки канцтоваров, вернулась к разговору. – Диктуйте.

   Царапая бумагу острым грифелем, смотрела поверх ежедневника. Возле стола маячили джинсы. Именно так. Их синий цвет мелькал в узкой полоске между столешницей и краем монитора. Следя за ними взглядом, на автомате держала мобильник, хотя разговор уже был давно окончен.

   Отложив телефон в сторону, подняла голову.

   Так и есть.

   Илья Сергеевич. Нарезает круги у моего стола, не отрываясь от собственного смартфона. Смахивая пальцем по экрану, изредка отвлекался на окно.

   – Что-то случилось?

   – Алла Дмитриевна! – забыв про свой интерес к телефону, мужчина подошёл вплотную к моему столу и оперся о него руками, почти нависая надо мной и монитором. – У нас поменялись планы. Нам нужно срочно ехать в реабилитационный центр. Сегодня туда приезжают представители фонда, нам нужно успеть с ними переговорить.

   – Но… — я мельком взглянула на монитор, облепленный бумажками. – Через полчаса придут заказчики из…

   – Я знаю. С ними встретится Гера. А мы с вами едем в центр. Нужно, чтобы вас тоже знали в лицо. Тогда можно…

   -… клонировать самого себя и быть в трёх местах одновременно, — бубня себе под нос, вымученно улыбнулась, взяла ежедневник, какую-то очередную ручку, которая моментом потеряется, телефон и вскочила с места.

   – Что вы сказали? – в голосе мужчины послышалось явное подозрение. Сузив глаза и уперев руки в боки, мой начальник с явным упрёком смотрел на меня.

   – Ничего, — улыбка намертво прилипла к моему лицу. – Идём?

   Короткий кивок, видимо, послужил ответом.

   Я чувствовала, как изнутри поднимается обжигающая волна раздражения. Мне с трудом удавалось оставлять все эмоции дома. Слишком уж сильно это сказывалось на работе. Не в лучшем смысле.

   В любом случае, моё отношение к этому… типу не должно влиять на остальных.

   Мой пыл, ярость и ненависть поневоле затухали, когда я видела, чем он занимается. Бывало, даже забывала обо всём и тогда начинала искренне восхищаться таким благородством.

   Хорошее настроение моментально улетучивалось, когда я переступала порог родной квартиры. Пусть фотографии спрятаны, пусть они не смотрят на меня, пусть не упрекают, но чувство вины было таким ужасающе тяжёлым и сильным, что ненависть просыпалась с новой силой.

   Сейчас я контролирую себя гораздо лучше, обороняюсь сарказмом. Иногда помогает.

   – Гере позвонить? – подойдя к мужчине, обворожительно улыбнулась.

   – Кому? – задумавшись о чём-то своём, Илья Сергеевич крутил смартфон в руках.

   – Герману. Герману Борисовичу позвонить? – я сделала самое глупое выражение лица, на которое была способна. – Герман Борисович…

   Вытянув шею, как гусыня, почти пропела это имя. Интересно, какая бы мелодия подошла лучше: блюз, поп, рок или классика?

   – Нет. Пошли. Я уже звонил.

   Хмыкнув, пожала плечами и направилась к двери. Спиной чувствовала внимательный, изучающий взгляд мужчины. Мне стоило громадных усилий не обернуться.

   В конце концов, это я должна влюбиться в него, а не он в меня!

   На улице было очень жарко. Тёплый и сухой ветер не спасал. Он только гнал пыль, сухую траву. Лёгкое сожаление о кондиционере было почти мимолётным: в автомобиле он тоже есть.

   Я ждала у входа, пока Илья Сергеевич отправился к машине, припаркованной поодаль от офиса.

   Греясь под лучами солнца, забыв обо всём, только и наслаждалась, что хорошей погодой. Когда я последний раз чувствовала себя такой счастливой? И дело не в мести, не в том, что я открыла самую страшную тайну своего прошлого. Здесь что-то другое. Что-то, что для меня оказалось гораздо большей загадкой, чем моё проклятие.

   Каким же было моё удивление, когда не прошло и пары минут, а мой начальник, едва не изрыгая проклятья, готов был метать гром и молнии, возвращаясь назад на своих двоих. Без машины.

   Злорадно наблюдая за ним, не чувствовала никаких угрызений совести.

   – Шины прокололи! В первый раз такое со мной… — мужчина нервно смотрел на часы, судорожно соображая, что же делать дальше.

   Неужели я ему принесла эту неудачу?

   Нет, действительно. С моим появлением в их конторе началась твориться какая-то чертовщина. Срывались заказы, ломалась техника, появлялось куча мелких неприятностей, тянущих за собой такие проблемы, что впору было за голову хвататься. И только у меня одной всё было идеально.

   – Может, вызовем такси?

   – В центре такие пробки, что к нам сюда мало кто и поедет. Мы-то рванули бы дворами и на объездную. Дьявол! Теперь точно опоздаем.

   Я тяжело выдохнула. Опаздывать нам нельзя. Пешком будем полтора часа идти.

   Что же делать?

   Пусть моё довольство такой проблемой и неудачей Ильи Сергеевича гаденько грело душу, но работа есть работа. И он к ней не имеет никакого отношения.

   Сжимая ежедневник взмокшими ладонями, осматривалась по сторонам: обед, все разъехались. Герман Борисович приедет только через полчаса. Как назло, лопавшаяся от наплыва автомобилей парковка была сейчас пустой. Для полноты картины не