Свет его тьмы. Нэм Иртэк

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Одна случайная встреча, изменившая жизнь двоих. Юная наивная девушка и тёмный маг, разочарованный и ожесточённый, которым придётся заключить брак. Воля короля и долг её отца соединили их из корыстных соображений, но горе или счастье принесёт этот союз, зависит лишь от них.

ГЛАВА 1

...Холод, проникающий в душу и забирающий её... Ледяной взгляд, безразличие, приносящее облегчение, и вдруг искра интереса, пугающая больше, чем рассказы о порождениях тьмы, что бродят по земле в поисках жертв. Этот сон повторялся постоянно, изматывая и заставляя бояться того дня, когда их встреча состоится вновь. Прошло три года после бала дебютанток, на котором юная Амелия впервые увидела герцога Маскаоне, четвёртого в очереди на престол Нарении, но наваждение не проходило, отравляя и без того несладкую жизнь.

    Король открывал бал, пригласив на первый танец дочь своего военного советника, которую прочили ему в жёны. Его же племянник Норт дер Маскаоне пригласил ту, что оказалась ближе, даже не взглянув, а просто протянув руку. К несчастью, таковой оказалась пятнадцатилетняя Амелия дер Каране, младшая из детей советника по вопросам торговли и мореплавания. Даже не будучи робкой девушкой, она словно потеряла душу, когда посмотрела в глаза единственному сыну родного брата короля, испугавшись настолько сильно, что и спустя годы помнила этот всепоглощающий ужас. К счастью, первый танец длился не слишком долго, и лишь несколько мгновений тёмные очи прожигали сердце Амелии, бьющееся столь часто, что дебютантка едва не лишилась чувств. Герцог лишь снисходительно улыбнулся, наблюдая за реакцией девушки, и проводил её к отцу, когда музыка стихла, чтобы вручить тому руку дочери, не сказав ни слова.

   — Госпожа, солнце уже скоро поднимется, — служанка стояла рядом с кроватью, держа в руках кувшин с тёплой водой.

   — Я уже проснулась, незачем кричать, — отбрасывая одеяло, Амелия попыталась так же избавиться и от страха, навеянного сном, но как и прежде, ничего не вышло, поэтому ей оставалось лишь надеяться на то, что заботы дня помогут забыться. — Отец ещё не вставал?

   — Секретаря я не видела, значит, почивать ещё изволит ваш батюшка, — привычно ничего не выражающим голосом ответила служанка. — Конец седмицы, устал поди.

   — Твоя правда, Суша, — зябко передёрнув плечами, склонилась над корытом, что было загодя подвинуто служанкой поближе к кровати, девушка. — Это только нам с тобой следует подниматься до рассвета каждый день.

   — Угу, — кивнула сговорчивая Суша, горько вздохнув, уж кто иной, как не она, вставал первый в этом доме. — Сразу на рынок пошлёте или другое дело какое на сегодня для меня заготовлено?

   Довольно споро умывшись, молодая хозяйка вытерлась самолично вышитым полотенцем и подняла руки вверх, после чего служанка надела на неё верхнее платье, приличествующее госпоже. Несмотря на высокое положение отца, Амелия трудилась не меньше прислуги, происхождение которой не шло ни в какое сравнение с её собственным. Советник короля слишком хорошо знал, как достаются деньги и посты при государе, который превыше всего ценил магический потенциал. Именно поэтому, похоронив двух жён, которых отправил на казнь по обвинению в измене, правитель в скором времени должен был жениться в третий раз на дочери весьма сильного мага, которую присмотрел на бале дебютанток. Два сына от предыдущих жён, что надежды отцу не внушали на ум и радение делами государственными, в это время с нетерпением ожидали кончины батюшки, и оба по слухам не бездействовали в данном направлении. Впрочем, и другие родственники короля не могли служить подданным примером счастливой семейной жизни. Не тайной было, что тот самый герцог Маскаоне, с которым судьба столкнула Амелию лишь единожды, в данный момент носил траур по третей супруге, но в отличие от венценосного наследников не имел. И своих детей, едва они начинали учились самостоятельно ходить, советник приставлял к делу, вначале по хозяйству помогать, а далее — более, безошибочно определяя их склонности и способности. Старший рода дер Каране предпочитал, чтобы отпрыски занимали всё время и мысли делами полезными, дабы на глупости и мечтания пустые не разменивались.

   Обожая своих детей, глава семьи всё же старался не показывать этого, да и бывал рядом редко и, конечно, ничего не знал о переживаниях своей любимицы. Матушка же, когда была жива, всегда утешала дочь после бессонных ночей и привидевшихся кошмаров.

   — Твою судьбу будет решать отец, а он любит тебя больше жизни. Да и женат тот герцог, отчего ты пугаешься того, что случиться не может? Не нужна ты ему, сама виновата в страхах своих, Амелия. Забудь и готовься к тому, что муж тебе достанется заботливый, отцом выбранный и благородный. Не даром учителей батюшка нанимал и грамоте учил. Уж точно не для того, чтобы убийце этому на заклание отдать...

   Ушла матушка так же тихо, как и жила. Умерла во сне, не жалуясь на болезни и не требуя внимания. Вот минул год с того момента, как осталась за хозяйку в большом доме Амелия, и уже неприлично старой стала, отметив восемнадцатый год от рождения. А отец отчего-то ходил смурнее день ото дня и отсылал обратно письма сватов, что желали приехать для заключения брачного договора...

   — Именины у батюшки, сходи на ярмарку и прикупи ягнёнка да слив для пирога, как он любит. А я пока займусь прочими делами, бельё надо отправить прачкам, да и пол следует натереть, давно уж блеск потерял. Новая служанка не сбежала ещё? Совсем негодные девки ныне пошли, работы пуще зверя дикого боятся.

   — Угу, — причёсывая длинные волосы цвета меди молодой госпожи и укладывая их в высокую причёску, вновь согласилась с хозяйкой Суша. — Косы уже не в моде, а как хорошо раньше было...

   — Не твоя печаль, — отмахнулась Амелия, придирчиво рассматривая себя в зеркале. — Всё поняла? Запиши на счёт батюшки, незачем живыми монетами этим обманщикам платить. В прошлый раз обсчитали тебя, я всё проверила. Хорошо, хоть папеньке жаловаться не пришлось, после моего визита мясник и сам не рад был, что подмастерья его такое сотворили. Целого поросёнка в качестве отступного дал, всё польза. Но впредь я тебе денег выделять не стану, накладно очень, а батюшка и без того лютует. Может, хоть сегодня задобрить благодетеля нашего удастся...

   Изображая строгую госпожу, Амелия с неудовольствием узнавала в своей речи интонации матушки, которая иногда бывала чрезмерно груба, но ничего не могла с этим поделать. Уже имея печальный опыт первых месяцев управления обширным хозяйством, она знала, лаской и уговорами можно добиться лишь того, что слуги перестанут делать свою работу хорошо, да ещё вновь начнут шептаться за спиной. Ранее услышав, как её назвали перестарком, который никому не надобен, Амелия несколько дней проплакала, признавая правоту неприятных слов. Из тех дебютанток, что были представлены свету в один год с ней, незамужними оставались всего двое — она да невеста короля. И та лишь потому, что пышное торжество готовилось почти весь последний год, всё же дело было государственного масштаба. Ожидались иностранные правители, некоторым из которых добираться по морю до Нарении предстояло никак не меньше месяца и то при благоприятном ветре, шились великолепные наряды да строился дворец для будущей королевы — подарок её давно перешагнувшего полувековой рубеж супруга.

   И всё же любовь к отцу не позволяла Амелии роптать на судьбу, всецело находящуюся во власти родителя. Советник короля баловал единственную дочь, младшую из детей и последнюю, кто оставался рядом с ним. Обучил грамоте и счёту, что считалось излишеством даже для дам высшего круга, которым полагалось во всём доверяться супругу и рожать детей исправно, не забивая голову достойной лишь мужчин мудростью. И даже позволял читать книги из обширной библиотеки, которые описывали странные нравы далёких государств. Ругал лишь изредка, как правило, обнаружив чрезмерные по его мнению расходы, и никогда не бил, чем вызывал недовольство старших братьев Амелии, полагавших, что она растёт изнеженной и капризной.

   Отправив Сушу на базар, молодая госпожа спустилась на кухню, дабы убедиться в том, что пироги к завтраку выйдут пышными и с достаточным количеством начинки, а творог рассыпчат и не кислит.

   — Всё хлопочешь, радость моя, — улыбнулся отец, встретив дочь в обеденной зале, где та выбирала сервиз для вечерней трапезы. — Красавица ты уродилась и усталости не знаешь, вся в мать.

   Приблизившись и получив утренний поцелуй в лоб, Амелия ответила родителю, как обычно, скромно потупив взгляд.

   — Не бережёте вы себя, батюшка, поднялись в такую рань. Мой долг заботиться о доме, коли матушки уже нет с нами. Прикажу сейчас же завтрак подать.

   — Не торопись, дочь, побудь со мной, позволь старику порадовать свой взор, пока ты ещё рядом. Уже скоро ждёт тебя новый дом и другие заботы. Пора замуж отдавать, как ни хотел я отсрочить этот миг, но не вечно же держать дитя при себе. Не хотел верить, что сбудется то, чего я не желал для тебя, да, видно, судьбы уготованной не миновать.

   Глубокие морщины давно украсили лицо советника, прибавляясь с каждым годом, новым испытанием и опытом, что дарила непростая придворная жизнь. И недавно Амелия заметила, что их количество увеличилось, вот только спросить не смела, с детства запомнив строгие наставления родительницы: «Женщинам не положено знать, чем заняты мысли мужчины».

   — Простите, батюшка, что невольно стала причиной огорчения вашего. Сегодня праздник хотела вечером устроить, чтобы развеять хмарь забот, которые печалят вас, да видно мало для того моего старания. Решено уже?

   — Так и есть, дочь. Сам король выбрал тебе супруга, желая облагодетельствовать родственника своего молодою женой, которая, наконец, подарит герцогу наследника. Милостив государь, потому и устраивает чужое счастье сообразно тому, что лучше для королевства нашего. Твоя магия света, которая досталась от матери, должна послужить тёмному роду, дабы продлить его, усилив многократно.

   Магов в Нарении рождалось крайне мало, поэтому король, желая увеличить их количество и силу, довольно часто решал сам, с кем следует заключить брачный союз одарённому богами силою тёмной или светлой. И женщинам, которые могли родить мага, закон запрещал использовать силу, дабы сберечь ту для рода и его продолжения. Ещё в младенчестве магия Амелии была заблокирована, и вот теперь настал час расплаты за дар, которым она даже не могла воспользоваться.

   — Герцог... Родственник... — прошептала побелевшими губами девушка, чувствуя, как ночной кошмар вновь овладевает разумом.

   — Не в моих силах устроить твою судьбу иначе. Король ещё после бала дебютанток мягко попросил не торопиться выдавать тебя замуж, но я и подумать не мог, ведь тогда его племянник ещё не был вдов. В очередной раз... Слабое утешение, но свадьба не состоится немедленно. Лишь весной ты станешь четвёртой женой герцога Маскаоне, земля пухом его усопшим супругам. Поплачь, всё легче станет. Да ты словно неживая, молчишь и замерла, будто статуя белая! Не рви мне сердце, Амелия! Ни слезинки же в глазах!

   — Разве они помогут, батюшка? — чувствуя, как холодеют руки и ноги от страха, ответила испуганная дочь, но прямо посмотрела на отца, как не делала никогда раньше. — Мой долг быть послушной воле вашей. Видно, не достаточно почтительной я выросла, если боги решили подарить мне смерть скорую. Редко в храм ходила и даров мало приносила, но я не ропщу на судьбу, грех это. Прикажете завтрак подать? Пироги стынут.

   Махнув рукой в знак согласия, советник проводил Амелию долгим взглядом, прошептав, чтобы та не услышала, уже скрывшись из вида.

   — Вся в деда! Гордая и умная, да только герцог и не таких заставлял до земли склоняться, а кого и укладывал в неё. Прости, дочь, моя вина в том, что приходится отдавать тебя тёмному роду. Кабы не жадность да глупость мои, другому жениху ты клятву верности давала бы, да теперь уж не исправить сделанного. Хорошо тебя мать воспитала, может, и выживешь, коли слова верные для мужа найдёшь, да волю его исполнять станешь, не споря, а лучше молча.

   Весь день молодая хозяйка ходила по дому молчаливым призраком, словно была не в себе, никого из слуг не ругала, но тем и одного взгляда её хватало, чтобы работать усерднее. К вечеру бельё хрустело чистотой, да и пол блестел, натёртый приготовленным Амелией по старому рецепту составом. А покрытый аппетитной румяной корочкой ягнёнок к нужному времени занял почётное место в центре накрытого к празднику стола, пока пирог ждал своего часа в большой печи. Вот только госпожа ни разу не улыбнулась, встречая старших братьев, приехавших поздравить отца, и даже их жёнам, с которыми была дружна, не сказала ни слова.

   — Нездоровится тебе или гостям не рада, сестрица? — недовольный встречей, нахмурился один из сыновей советника.

   Зная, как тяжела бывает рука в гневе у братьев, да и не желая доверять им свои горести, Амелия улыбнулась.

   — Хлопот-то сколько по дому, вот и притомилась немного, да что мне сделается? Всё к приходу вашему готово, вот только батюшки нет, от того и кручина моя. Прикажу вина подать, чтобы время быстрее бежало в ожидании.

   — И то верно, без главы семьи за стол не сядем, а вино у отца знатное. Да пусть подадут сыра козьего и помидоров вяленых для аппетита.

   Самообладание вернулось к неожиданно ставшей невестой девушке, словно вопреки всем бедам. И Амелия уже без труда улыбалась, приветливо кивая невесткам, обсуждающим, какие наряды стоит пошить к свадьбе короля. Она и сама задумалась над тем, что прежнее платье, уже почти готовое, надевать не станет и завтра же займётся новым, более подходящим к облику того, с кем, несомненно, придётся танцевать на свадебном балу. Никому в том не призналась, но советы, на которые гостьи оказались щедры, внимательно слушала.

   — К твоим волосам цвета меди лучше всего изумрудный подходит, Амелия, — как и всегда, настаивала на своём жена среднего брата. — Но ты отчего-то никогда такого не носишь.

   — Что бы быть как все?! — фыркала в ответ супруга старшего из сыновей советника. — Давно в моде, значит, уже поздно. Нежно-зелёное, вот что следует выбрать. — А тебе так и вовсе только тёмно-синий подойдёт, после вторых родов ты сильно пополнела в талии, дорогая Руфина.

   Не говорить же о том, что герцог, бесконечно носящий траур по жёнам, будет в чёрном, и Амелии не следует выделяться на его фоне. Даже лица своего жениха не помнила она, воспринимая лишь холод и тьму, что исходили от мага. А ещё глаза — бездонные, зовущие и обещающие гибель...

   Вернувшись хмурым из дворца, глава рода дер Каране, довольно окинул взглядом столь редко собирающееся вместе семейство. Он решил не объявлять о договорённом браке, но сплетни и слухи бежали впереди самого быстрого вестника, и сыновья уже знали о той чести, что была уготована их сестрице. Не смели лишь говорить о том, пока отец не подобреет после ужина, но заев нежное мясо ягнёнка сливовым пирогом, старший поинтересовался.

   — Правду ль говорят, отец, что Амелия наша войдёт в королевскую семью? Такая новость гуляет среди благородных людей, а мы и знать того не знаем, радоваться пора или нет.

   — О том сообщил мне король, а, значит, правда. Герцогу Норту дер Маскаоне обещана ваша сестра, но договор мы ещё не подписали, поэтому и речь ни с кем пока об этом браке вести не стоит.

   Женщины охнули, посмотрев на Амелию, их мужья согласно закивали.

   — Прав ты, отец, рано радоваться. Но в делах торговых такие слухи подспорьем нам станут. Да продлят боги годы короля! Скромна у нас сестрица, и сама ведь ни слова о том не сказала, ай да Амелия, вот уж хорошая партия. Прежние-то жёны герцога, как я слышал, по случайности погибали. Одна вроде как уже хворой в замок приехала, так и не успев простыню кровью окрасить девичьей. Вторая на охоте под коня попала, за какой такой надобностью бабу туда понесло, даже богам не ведомо. А третья родами померла, освобождая место для красавицы нашей. Ты уж, Амелия, умнее будь, одевайся теплее да за господином своим не увязывайся на охоту, что для мужчин одних забава. А уж плодовитостью все дочери рода Каране славились. Удача улыбнулась семье нашей, послав такого родственника, что и на трон сесть может.

   — Умерь речи свои, сын. Король не стар да наследников имеет. И от молодой жены ещё народиться могут. Или голова тяжела стала, что хочешь с ней расстаться до времени?

   Мужчины довольно скоро переместились к камину, прихватив кубки с вином, дабы углубиться в обсуждения торговых дел, а так же опасностей, которых появилось чрезмерно много для мореплавателей в последний год. Дамы же в укромном уголке обсуждали будущий брак Амелии, поочерёдно вздыхая. И к моменту, когда братья решили удалиться из родительского дома, она ещё более боялась своего жениха.

    — Я слыхала, что первую жену, дочь предсказателя, который с тех самых пор заточён в башне королевского дворца, герцог тоже приметил на бале дебютанток, — вещала Руфина. — Так ей худо стало от одного только взгляда жениха, даже чувств лишилась у алтаря. Но разве ж кто позволит жене ослушаться мужа, который приказал веселиться?! Вот и померла прямо на свадебном пиру, испустив дух вместе с силою своей светлою, которая так и не досталась герцогу. И не говорите мне, что лгут люди, графиня Соннекси сама там была и всё лицезрела.

   — Что верно, то верно, — на этот раз согласилась жена старшего брата Элиз. — Сам не свой вернулся со свадьбы отец невесты, кинулся к правителю, дабы тот устроил разбирательство в полной мере. И настаивал на том, что племянник королевский дочь его убил. Разгневался радетель наш на такие обвинения, вот и появилась башня Прорицателя. Какой бы ни дали боги магу силы, а всё судьбу дочери не предсказал, да и свои дни считает, гуляя по кругу среди каменных стен. Вот как оно в жизни бывает. Уж ты не подведи отца своего.

   — А вторая? — удивилась тому, как много известно невесткам, Амелия, сама ранее не слышавшая ничего подобного о герцоге, жизнью которого, признаться, не интересовалась вовсе, стараясь забыть их встречу.

   — Под копытами коня мужа своего жизнь закончила, — пожала плечами Элиз, подтверждая то, что прозвучало за праздничным столом.

   — Герцог не справился с конём? Или решил убить её... — в горле пересохло от того, что страхи Амелии находили подтверждение.

   — Не-ет, он тогда спешился, добивал кого-то там, — вступила Руфина. — А конюх-то и не удержал коняку, тот же, будто гнал его кто, на дыбы встал и бросился на женщин, что отдыхали в ожидании мужчин. Не одна герцогиня там была, да вот хоронил жену лишь хозяин земли той.

   Неожиданно Амелии стало обидно за человека, которого она даже не знала. Братья тоже часто обвиняли сестру в том, что совершили другие или даже сами. И наказание отец накладывал справедливое, если бы дочь его и в самом деле была виновна. Только мужчинам всегда веры больше, и довольно быстро Амелия поняла, что спорить себе дороже. Вот и герцога сделали виновным в смерти второй жены...

   — Выходит, не виновен в том Норт дер Маскаоне, отчего же слухи о нём столь страшные бродят? Негоже это, так о людях отзываться, душа темнеет, коли несправедливые обвинения разносить, не имея на то никаких оснований.

   — Так не темнее, чем у него, — фыркнула Элиз. — Сила у него какая? То-то и оно! Герцог направил своего коня, все это понимают, вот только ты глупостям вроде невиновности мага тёмного верить можешь. Важные люди много больше твоего понимают, а правду говорить — смелость особая нужна, которая только тогда и бывает, когда истину открываешь. Разве ж кто станет выдумывать?

   — Глупости это всё! А смелые вы, когда герцога рядом нет. Отчего же никто в лицо такого ему не говорит? Да и король не стал бы убийцу покрывать, пусть и родня они.

   — Это ты глупая, не знаешь ещё, на что мужчины, тем более, маги бывают способны, — вздохнула Элиз. — Вот уже и женихом своим пугаешь, а герцогиней ещё стать надо! И про третью жену я тебе рассказывать не стану, коли не по нраву речи наши.

   День угас, унося с собой солнечный свет и пробуждая силы, обретающие власть над миром ночью. Вот и сыновья советника поспешили по домам, дабы не навлечь на себя беды какой. Амелия же отправилась в опочивальню, ощущая недовольство собой и родственниками, все казались ей неправыми. Спать легла не сразу, опасаясь очередного кошмара, но сон укрыл её мягкой паутиной, на этот раз подарив покой. Отчего-то пугающие рассказы словно украли страх, и тёмные глаза не пытались пленить душу девушки этой ночью...

ГЛАВА 2

Одни дни сменялись другими, почти неотличимые друг от друга, и так длилось до тех пор, пока не приблизился тот, когда страна должна была обрести новую королеву. Небо, словно не хотело просыпаться, и укутывалось тяжёлыми облаками, не выпуская на волю солнце. Холодный ветер срывал чепчики с женщин и высоко поднимал плащи мужчин, пытающихся укрыться от ливня, что неожиданно начинался и прекращался столь же внезапно, будто небесная хозяйка поливала из ковша земных жителей. Благословенная пора сбора урожая всегда радовала жителей Нарении хорошей погодой, и многие теперь видели в ненастье предвестницу очередной неудачи короля в попытке обрести семейный покой. Но Амелия словно не замечала разыгравшейся непогоды, до последнего дня занимаясь своим нарядом и никого к нему не подпуская. И лишь когда приблизилось время отправляться во дворец, позвала Сушу, дабы та помогла одеться.

   Обычно невозмутимая служанка, едва увидев разложенное на кровати платье, всплеснула руками.

   — Оно же траурное, госпожа!

   — Отчего же? Только лишь по цвету ты сделала такой вывод? Чёрный не запрещён на свадьбах, в отличие от красного, в который будет одета невеста. Лишь правители достойны этого цвета, но никак не все остальные, коим приличествует выбирать нечто более скромное. А что, как не этот мрачный цвет, являет саму скромность? Но ты права в том, что к трауру мой наряд имеет отношение, это дань уважения жениху, который ещё скорбит по ушедшей к богам супруге.

   — Но ваш батюшка... — затянув на хозяйке корсет, потянулась за платьем Суша. — Кабы не побил за такое своевольство.

   — До того ли ему? Мне кажется, отец вообще перестал меня замечать, будто нет у него дочери. Да и времени не осталось на то, чтобы давать волю кулакам, а без невесты королевского родственника ему никак нельзя явиться на бал. Разве ж я смогу отправиться туда с побитым лицом?

   Застёгивая спрятанные в потайной шов крючки на спинке платья, уже привычно-безразличным тоном отозвалась служанка.

   — Не битая вы, если не считать братских угощений, да и то по молодости лет. От того и не знаете, как наказать могут, следов на лице не оставляя. Ваши невестки иногда не просто от туго затянутого корсета морщатся, а то и вовсе без него, будто простолюдинки какие, вынуждены ходить. Трещат рёбра, небось, от мужниной науки, а у сколько синяков под платьем, то никому не ведомо. Сдаётся мне, что немало.

   Даже зная, что бить жён считается среди многих достойных мужчин особой доблестью ради воспитания ума и прилежности женской к делам и долгу супружескому, Амелия всегда полагала, что избежит подобной участи. Читая книги о дальних странах, об уважении и взаимопонимании, она уверила себя в том, что отец и супруга ей подберёт такого, каким был сам. Никогда мать не жаловалась дочери, но лишь теперь Амелия вдруг усомнилась в том, что у неё не имелось для того повода.

   — Ничего мне теперь не грозит. Побоятся. Как думаешь, отец отпустит тебя со мной в дом герцога, Суша? Хоть с родной душой поговорить можно будет...

   — А тут и гадать нечего. Я уже и сундуки ваши собираю, и сама с подружками прощаюсь. Уж решено всё. Неужели не знаете?

   Вздохнув, Амелия призналась, доставая из шкатулки драгоценности.

   — Папенька ни словом больше не обмолвился со мной с того самого дня, как сообщил о предстоящем браке. Через секретаря поручения передаёт да отчёты требует. А личные дела он никогда не обсуждал подобным образом.

   Служанка промолчала, без труда узнав в изменившемся наряде, ставшем более утончённым и женственным, переделанное платье, что носила юная госпожа после смерти матери. Вознесла молитву богам, чтобы хозяин не заметил этого, и приступила к причёске, украсив диадемой из тех драгоценностей, которые передавались по женской линии и надевались лишь по особым случаям.

   Спускаясь по парадной лестнице, Амелия с замиранием сердца ожидала того, как поведёт себя отец. Но нисколько не удивилась, впервые заметив на его лице злобу, она знала, на что шла.

   — Видимо, недостаточно почтительную дочь я воспитал, если она решила обратить на меня гнев короля, нарядившись подобным образом в столь светлый день! Немедленно переоденься! Хоть в повседневном иди, но не в этом! Я не потерплю, негодная ты...

   Слова, что Амелия мысленно произносила много раз, представляя этот разговор, сорвались с губ прежде, чем советник договорил.

   — Моя вина лишь в том, что я исполняю вашу волю, батюшка. Обещанная герцогу Маскаоне, теперь я должна посвятить всю себя его судьбе, разделив горести и радости. Мой жених пребывает в трауре, это дань уважения и смирения, именно так думается мне.

   — Мужчина должен думать! И пока ты не принесла брачных клятв, за тебя это делаю я. Наверх, быстро!

   — Я пойду в этом или останусь вовсе, — упрямо посмотрела на отца девушка, поджав губы и сверкнув взглядом, в котором читалась решимость, граничащая с обречённостью. — Уверена, герцог оценит мой поступок, а король не станет гневаться на вас, папенька.

   — Хорошо, — вдруг кивнул советник, решив, что ещё вполне способен наложить на платье дочери иллюзию. — Пусть будет по-твоему, дочь. Надеюсь, герцог и в самом деле оценит.

   Окна кареты, что везла Амелию на вторую встречу с герцогом, плакали слезами дождя, но глаза невесты оставались сухими. Никогда не позволяла она себе проявлять слабость на виду у людей, теперь же тем более не должна. Сердце будто превратилось в камень, а они не умеют плакать, оставаясь холодными и безучастными. Но крохотный луч надежды иногда освещал лицо Амелии, прорываясь сквозь тёмные облака, и в эти моменты невеста улыбалась, надеясь, что боги не будут к ней чрезмерно жестоки.

   В королевских покоях в то же время вспыхивала магия, вызванная гневом правителя и впитывающаяся в защитный контур.

   — Ты чрезмерно полагаешься на моё особое к тебе отношение, Норт! Сегодня будешь любезен со своей невестой и сделаешь всё, чтобы эта свадьба состоялась сразу по завершении траура, а брак со светлой магиней принёс плод. И лучше будет, если не один. Ты слышал моё слово.

   — Воля ваша, повелитель, и я не посмею ослушаться. Но девчонка воспитана изнеженной, а судьба предыдущих герцогинь оказалась незавидна. Выдержит ли? Да и советник, насколько я наслышан о его отношении к дочери, может не принять моего брачного предложения. Закон не на моей стороне, пусть я и герцог.

   Король, уже седовласый, но всё ещё крепкий и статный, лишь повёл рукой, словно отмахивался от назойливого облачка кипящей вокруг силы.

   — Об этом не беспокойся. Советник с радостью подпишет договор. По его настоянию мы отправили к далёким берегам Сиренны несколько кораблей, гружёных дорогими тканями и выделанными мехами, а ещё изысканным вином, что ждало своего часа три года в лучших бочках из редкого дуба. И что же получили взамен вместо обещанных специй и благовоний?! Ни один не вернулся! И судьба советника была бы незавидна, откажись он отдать дочь. Казна вместо ожидаемой прибыли заметно опустела, но этот год должен стать удачным даже несмотря на это. Моя жена родит сына или двух, но и ты не должен оставаться бездетным, помни о своём происхождении и долге перед короной. Наш род должен продлиться благодаря тебе, а не этим законным бездельникам, что и силы почти не имеют. Тьма, что досталась тебе, возвысит трон и позволит нам расширить территории.

   — Я никогда не приму власть, — бездонные тёмные глаза смотрели без страха на повелителя, и тот будто увидел в них образ той, что когда-то пленила сердце молодого наследника, незадолго до того, как он занял законное место на троне.

   — Мы оба помним наш договор, сын. Но твоё дитя примет это бремя, будь уверен в том. Когда-то я был вынужден отдать тебя брату, чтобы защитить, но моя кровь должна получить то, что принадлежит ей по праву. Остальные сыновья никогда не получат твоей силы, а ты, строптивец, лучше бы исполнял волю отца и подарил королевству истинного наследника.

   Герцог поклонился и замер в ожидании, когда король разрешит ему покинуть покои. Внутри кипела злость, но долгие годы обучения помогли четвёртому в очереди на престол и единственному, кто надеялся никогда не занять его, сдержаться. Тьма ворчала, порываясь растерзать виновника, но была безжалостно стиснута волей Норта дер Маскаоне, удаляющегося, чтобы, наконец, познакомиться с той, на которою король возлагал столь большие надежды. Ранее отец позволял внебрачному сыну самому выбирать судьбу и жён, но отчего-то изменил данному правилу на этот раз. Много лет вольной юности провёл герцог вдали от родины, совершил несчётное количество ошибок и получил от жизни столько же ударов, закаливших характер. Но король имел над ним власть, ту, которую невозможно преодолеть — кровную, скреплённую магической печатью. Оттого и ослушаться герцогу теперь было невозможно, что бы он сам ни думал по поводу навязанного брака.

   Обычным быстрым шагом двигаясь в сторону своих покоев, что имелись во дворце, но большую часть времени пустовали, Норт попытался вспомнить хотя бы лицо той испуганной девочки, что весной должна будет разделить с ним титул и ношу кровной связи с королём. Ничего... Разве что испуганные глаза, серые, словно беспокойное осеннее море перед самым штормом, и такие же глубокие. Герцог ни единого мгновения не сомневался в том, что даже не узнает невесту, если только его не вынудят заглядывать в глаза каждой девице подходящего возраста. Усмехнулся и решил, что, пожалуй, постарается получить удовольствие от той игры, в которую его втянул отец. И для начала попробует узнать дочь торгового советника получше, после чего и решит, станет ли она следующей герцогиней или не доживёт до собственной свадьбы. Безвременная кончина невесты ведь совсем не означает того, что герцог ослушался прямого приказа...

   Без интереса наблюдая за тем, как кареты одна за другой освобождаются от людей и сразу отъезжают, уступив место следующей, Амелия ощутила некое беспокойство, будто тёмная туча, что нависла над дворцом, угрожала именно ей. На душу вновь опустилась грусть, сменив прежнее холодное безразличие, и словно этого было недостаточно, проснулась жалость к себе. «Чем же я провинилась перед вами?!» — обратив взор к небу, мысленно вопрошала девушка богов, ожидая, когда настанет их с отцом черёд выходить под моросящий дождь. Глухой гром, докатившийся издалека, стал ответом, которого Амелия так и не поняла, но, вздохнув, заставила губы растянуться в улыбке и последовала за родителем к тому, кто станет её будущим.

   Одно радовало мужчин и женщин, юных и уже побелённых годами, которым предстояло ещё довольно долго томиться в ожидании церемонии представления невесты короля в обычно душном зале приёмов. Распахнутые окна впускали прохладу с улицы, оседавшую свежестью на лицах представителей высшего света. Обычно король не позволял подобного, но на его прошлой свадьбе по несчастью скончались двое гостей, прибывших из далёких снежных стран и не привыкших к духоте каменных дворцов в летний зной. И улыбки в этот день случались более искренние, чем прежде, и настроение из мрачного у многих превратилось в приподнятое. И лишь Амелия, заметив, как её наряд изменил цвет на тот самый нежно-зелёный, который она никогда не любила, охнула. Но лишь пылающие щёки выдавали негодование, высказать которое послушная дочь не посмела, дабы не привлечь ненужного внимания.

   — Наслышан, наслышан, — обратился к советнику его коллега, ведающий охотничьими угодьями короля. — Примите мои поздравления, уважаемый дер Каране, сам племянник короля, да ещё настолько скоро... По всему видать, желанен для него этот брак.

   — Благодарю, — слегка склонил голову отец Амелии, недобро сверкнув взглядом. — Дело молодое... К чему лукавить, и я рад подобному родству, но герцог ещё в трауре, поэтому прошу вас не смущать мою скромницу поздравлениями.

   Разговоры вокруг стихли, сменившись холодом, который вместе со свежим ветром занимал место тех, кто постарался отойти подальше от тёмного мага. Норт дер Маскаоне решил не откладывать знакомство и вышел в зал, чего не любил делать прежде, чтобы увидеть ту, что так настойчиво ему прочил в жёны сам король. Увидев советника, а рядом с ним силуэт миниатюрной девушки, герцог поморщился, цвет молодой зелени он не любил, предпочитая более тёмные оттенки. И траур не снимал никогда не потому, что скорбь иссушила сердце, а лишь отдавая предпочтение в одежде чёрному.

   — Пусть будет удачен этот день, — первым обратился герцог к советнику. — Позволите прогуляться с вашей дочерью, дер Каране? Сдаётся мне, девице нехорошо от такой толпы, да и времени ещё предостаточно до выхода невесты.

   Отец сам вложил руку Амелии в ладонь жениха, лишь кивнув и чувствуя, как холодеет сердце. Собственная жизнь оказалась советнику дороже дочери, пусть раньше и думал, что любит её безмерно, но в этот миг он дрогнул, ощутив опасную силу настолько близко. Что же станется с его невинным ангелом, которого вынужден отдать на растерзание?!

   Крытый сад, в котором томились диковинные цветы и птицы, встретил вошедших надрывным щебетом и сладкими ароматами, от которых и в самом деле у Амелии закружилась голова. Девушка неосознанно сильнее сжала локоть, под который положил её руку герцог, и вздрогнула, едва тот вновь дотронулся до неё.

   — Вы настолько нехороши, что приходится пользоваться иллюзией?

   — Мои достоинства и в самом деле довольно скромны, но расходовать магию на внешность — непозволительная роскошь для батюшки. Разве вы не избрали меня прежнюю, без улучшений? Он не одобрил моё платье всего лишь.

   Невесомые искры опустились на плечи Амелии, и наряд к её удивлению вновь стал именно таковым, каким задумывался. А громкий смех, который любой из присутствующих, едва услышав, счёл бы неприличным, заставил, наконец, поднять взгляд на того, кто виделся столь долго в кошмарах.

   — Неожиданно. И даже приятно. Вы решили поддержать меня или в самом деле предпочитаете прочим цветам именно этот?

   Тёмные глаза на этот раз не испугали, но удивили, поразив глубиной и весельем, которого не наблюдала Амелия с тех самых пор, когда покинула земной мир матушка.

   — То было веление души, — опомнившись, девушка опустила взгляд, не желая так же показывать и того, что на самом деле прощалась с жизнью, поэтому и избрала столь необычный для свадьбы наряд.

   — Ну что ж, по меньшей мере, повеселили. Наукам, полагаю, не обучены, но складывать и вычитать умеете, а так же довольно сносно читаете и пишете, насколько я наслышан об успехах дочери советника по торговле в делах домашних. И пуще всех достоинств полагаете обязательным послушание?

   Странный разговор, неправильный, как подумалось Амелии. Герцог насмехался над ней, что оказалось даже более неприятным, чем страх, который он внушал ранее.

   — Главным достоинством жены являются дети, которых она подарит супругу, своему защитнику и хозяину. Вот только никто не поставит свою жизнь на кон, что сможет угадать, насколько невеста обладает подобным качеством.

   — У госпожи и мнение своё имеется? — всё ещё улыбаясь, изумился герцог. — Недостаточно почтения только в словах ваших, послушная дочь дер Каране. Сдаётся, вы решили утереть мне нос ответом вашим, но я не против. Забудем о дерзости, что примерещилась в этакой духоте. Здесь есть вода, насколько мне помнится, нам обоим не помешает освежиться. Вкус довольно своеобразный, но для здоровья весьма полезно, а вам, дорогая невеста, оно не помешает. Мой долг теперь заботиться о вас.

   Поклонившись глубоко, будто был ниже положением, чем Амелия, её жених вновь протянул руку, предлагая двинуться дальше.

   — Боги наградят вас за доброту, — слова будто не хотели держаться в голове, мгновенно срываясь с языка, но бояться преданная отцом дочь уже устала, оттого и обрела вдруг небывалую смелость, позволив себе уже второй раз вольность в высказываниях.

   — Да разве богам есть какое-то дело до тех, от кого им нужны лишь почитание и восхваление?! Иногда могут наказать, чтобы боялись, или, напротив, облагодетельствовать, дабы не забывали, но по большей части поступки смертного, как и судьба, собственно, целиком и полностью зависят от решений самого человека. Не все оказываются верными и ведут к печальным последствиям... И всё же мы не должны предаваться унынию, всегда есть то, что можно вспомнить с радостью. Кстати о балах и спорах, вы знаете, милая невеста, как я познакомился с первой женой? — высказавшись как будто между прочим, словно не заметил ничего странного в поведении Амелии и в судьбе упомянутой супруги, герцог продолжил беседу в довольно весёлом тоне. — Она сбила меня в танце на бале дебютанток и ещё отчитала, что неуклюж, словно слугу, но после расплакалась, узнав. Так искренне, без страха, но от обиды на себя и негодования от того, что натворила. Смешная... Мне нравится всё необычное и уж точно я не терплю глупости вроде бессловесного поклонения, которое на поверку, порой, оказывается ненавистью такой исступлённой силы, что и у врагов нечасто встретишь. Не согласны? Вот вы, к примеру, Амелия, продолжаете любить батюшку, даже зная, что он продал вас? Ответьте же честно, между супругами, даже будущими, не должно быть секретов.

   — Судьбу своих детей родители вольны решать так, как посчитают лучшим для них.

   — Как скучно... Не разочаровывайте меня, сероглазая красавица, наше знакомство уже начинало мне нравится. Любите или нет?

   — У чему этот разговор, герцог? Разве правда может сделать кого-то счастливым?! Что ж, если вы настаиваете... — Амелия вновь посмотрела в тёмные глаза, в которых теперь отражалась светлым силуэтом, будто шла рядом в белоснежном, а не чёрном наряде. — Я уже сказала вам один раз неправду, то, чего не думаю на самом деле, но должна говорить. Самым важным, что отличает людей от всех прочих созданий, и является главным достоинством женщины — отнюдь не плодовитость, а умение прощать. Легко затаить в душе обиду, не трудно так же считать виновным в своих бедах кого-то иного, но знать это наверняка и принять вопреки всему — совсем не просто. Ваша невеста, герцог, ещё не знает, обладает ли этим качеством в должной мере. Я не могу ответить на ваш вопрос.

   Ожидая услышать всё тот же смех, которым отреагировал тёмный маг на её наряд, Амелия удивилась, когда герцог в ответ лишь что-то неразборчиво пробурчал и замолк, погрузившись в задумчивость. К невысокому фонтану, что несколькими струйками выталкивал вверх оказавшуюся довольно прохладной воду, они подошли, более не обменявшись ни словом. Дер Маскаоне наполнил один из кубков, что стояли на кованом столике рядом, протянул невесте, а после пригубил воды и сам, не сводя со своей спутницы почерневшего взгляда, будто опять желающего поглотить душу Амелии.

   — Занятно, — заметил лишь спустя время и так же молча проводил девушку к отцу, чтобы уйти после этого, даже не попрощавшись.

ГЛАВА 3

Волнение нарастало, но шум стихал по мере того, как приближалось время торжественной церемонии. Советник с беспокойством посматривал на дочь, не понимая, угодила та герцогу или нет. И несмотря на свежесть, продолжающую проникать в зал с улицы, постоянно протирал платком шею, чувствуя, как ткань становится влажной. Страх проник внутрь умудрённого годами придворной жизни мужчины, уж слишком скор на расправу стал в последнее время король, выходящий из себя даже по более пустячному поводу, чем потеря десятой части казны. И ведь всё было рассчитано верно: и время выхода в неспокойные воды, окружающие островное государство Сиренна, и количество быстроходных кораблей сопровождения, и маги, обладающие немалым боевым опытом были приставлены к торговцам...

   Зазвучала музыка, означающая появление жреца. Тот будто возник из портала, молчаливой бесформенной фигурой в чёрном балахоне застыв напротив двух тронов, один из которых уже долгое время оставался пустым. На новый брак правитель решился лишь спустя десять лет после смерти королевы, но исключительно по причине необходимости поддерживать видимость того, что ещё крепок телом и умом. Каждую луну жрецы проводили молебны, придающие ему сил, несколько лекарей постоянно дежурили у покоев, а наследника, обладающего вожделенной королём силы, пока так и не было рождено...

   Едва успев открыть рот, чтобы поинтересоваться у дочери тем, как прошёл разговор с женихом, советник мысленно выругался, зная, что никому не позволено нарушать молчание во время ритуала представления. В двери, широко распахнутые, будто пасть хищной рыбы, вошла невеста, заставив прокатиться по залу волну вздохов восхищения. Хрупкая, совсем юная, будто ей лишь вчера минуло шестнадцать, она шла гордо, степенной походкой королевы, имеющей власть надо всеми, кто некогда был выше положением. И смотрела жёстко, заставляя потуплять взгляд любого, посмевшего посмотреть ей в глаза. Невеста медленно, высоко подняв голову, украшенную диадемой, что была усыпана алыми камнями в тон платью, приблизилась к жрецу, следуя по коридору, который освобождали её будущие подданные, и опустилась на колени.

   Худая рука протянулась к белокурым волосам, будто желая погладить, и неуловимым движением острое лезвие кинжала отсекло одну прядь, мгновенно брошенную в курительницу, что едва дымилась, источая сладковатый аромат за спиной жреца. То же хищное орудие коснулось протянутой девичьей ладони, рассекая нежную тонкую кожу и слизывая кровавые капли. Жрец подставил кубок, наполнив его едва ли не до краёв, а после прочитал заклинание над покачнувшейся невестой, заставив рану на её руке затянуться.

   Хриплый голос, громкий и проникающий в душу каждого, кого правитель своей властью допустил до лицезрения священного действа, вознёсся к небесам, будто не было высокого потолка, а боги склонились к самой земле, чтобы услышать своего служителя. Молитва призывала их, чтобы хранители мира благословили или убили ту, что готова разделить власть и силу короля, дарованную ему богами. Жрец развернулся к курительнице и тонкой стройкой начал вливать в неё кровь, что шипела и пузырилась, испаряясь и отправляясь в качестве приношения призванным. Но каменные своды она покинуть не смогла, собравшись в алое облако, сгустившееся над головой юной девы, что едва дышала в ожидании решения своей участи. Наконец, молитва была окончена, а кровь вернулась к своей владелице, воплотившись в корону, что возникла на её голове, скрыв под собой диадему.

   — Свершилось! Невеста чиста, как и её мотивы. Боги приняли жертву и дали знак, благословив новую королеву.

   Зазвучавшая музыка заставила вздрогнуть каждого в зале, а за троном открылась дверь, через которую к подданным вышел сам король. Он приблизился к невесте, подав ей руку, и поцеловал в дрожащие губы, признавая своей.

   Сжав локоть отца, почти не дышала и Амелия, представившая на месте проходящей ритуал представления себя. Отчего-то ей показалось, что боги покарали бы её, зная, что невеста не желает брака. Она готова подчиниться воле родителя, покорно принять свою участь и вынести все испытания... Но другая часть души дочери советника стремилась к иному пути, желая обрести нечто большее, чем одобрение богов.

   Едва король с невестой удалились, чтобы наедине с жрецами пройти брачный ритуал соединения, толпа гостей облегчённо выдохнула. Никто из ныне живущих лично не видел, но в былые времена случалось, что высшие силы на месте убивали невесту, что оказывалась недостойной стать королевой. И отчего-то забирали к себе нескольких гостей, тем или иным образом с ней связанных, а многие мнили себя родственниками нынешней претендентки...

   К советнику приблизился личный помощник герцога дер Маскаоне и прошептал пожелание хозяина, после чего отец покинул испуганную дочь, бросив на ту преисполненный едва ли не большего страха взгляд. Но вернувшись довольно скоро, он уже улыбался. И поцеловав Амелию в лоб, с радостью сообщил.

   — Мы подписали брачный контракт, не дожидаясь окончания траура. Ты спасла отца, гордость моя.

   Почти ставшая женой, но ещё не покинувшая родного дома в этом качестве, Амелия приняла новость стойко. И даже нашла утешение в том, что брак её состоится столь скоро, пока герцог четвёртый в очереди на престол. Его супруге не придётся проходить ритуал представления, подобное испытание грозило лишь невесте более близких наследников.

   — Герцог дер Маскаоне желает скорее покинуть столицу? На какой день назначена церемония?

   — Вижу, ты уже свыклась с мыслью о разлуке с родным домом, — советник подозвал слугу, чтобы взять у того с подноса два кубка с вином. — Выпей немного, дочь, праздник всё же, а на тебе лица от радости нет. Приличия нарушать твой муж не стал, поэтому пока ты жена лишь на бумаге, но едва король даст своё соизволение, жрецы соединят вас с герцогом и ты станешь хозяйкой нового дома. Не думаю, что мы долго будем рядом, не для того подписывался договор в спешке.

   Вокруг мелькали улыбающиеся лица знакомых и не очень людей, с интересом поглядывающих на Амелию, новость о скором замужестве которой, похоже, уже распространилась, но это не волновало невесту. И даже то, что её наряд вызывает неодобрение почти у каждого, тоже не находило отклика в мыслях. Странный взгляд потемневших глаз, слишком хорошо знакомый по ночным кошмарам, и сейчас преследовал свою жертву, не отпуская, будто его хозяин тайно наблюдал за своей невестой. Амелия ощущала кожей прикосновения холодной тьмы, что таилась в глазах герцога, и от этого внутри просыпалось нечто волнующее, чего раньше никогда не случалось. Её сила, заблокированная при рождении и до встречи с женихом никогда не беспокоящая свою владелицу, вдруг решила показаться, заманивая обещанием проснуться.

   — Мне нехорошо, папенька, — испугавшись, что отец, будучи магом, заметит происходящее с ней, Амелия, даже не пригубив вина, направилась в комнату, где дамы могли привести себя в порядок.

   Советник не обратил внимания на капризы дочери, с удовольствием поддавшись чувству облечения, которое испытал, узнав, что его жизни более ничего не угрожает.

   — Самая выгодная сделка за всю жизнь, — улыбаясь, он проводил взглядом Амелию, и опустошил кубок. — Пусть поплачет, бабья доля для всех одинакова, вот только титул и жизнь в роскоши получают не все. Не напрасно жена молилась о судьбе дочери нашей, сколько боги ей ни дадут годков прожить, а всё лучше, чем рожать детей одного за другим и умереть от побоев разорившегося мужа. Кому бы ты досталась, казни меня король, дочурка?! Всё к лучшему, всё...

   Свадебные торжества удались, музыка лилась почти до утра, столы ломились от диковинных яств, а дамы успели обменяться всеми слухами, что едва достигли столицы. Выгодные знакомства с заморскими гостями, устные сделки и обещания вечной дружбы — многое в хмельном угаре состоялось, чтобы после быть навсегда забытым, но не свадьба Амелии. Едва оказавшись дома, она разрыдалась, наконец, поддавшись чувствам и до икоты испугав спокойную Сушу.

   — Да что такое делается с вами, госпожа?! Ужели боги не дозволили королю вновь женится? Так уже знали бы все... Глазки припухнут, рыдаете-то как, хозяюшка... Батюшка или кто иной обидел?

   Лишь всласть наплакавшись, Амелия успокоилась, вновь став прежней, умеющей сдерживать даже самые сильные переживания, не позволяя им показываться окружающим.

   — Невестам положено слезами с жизнью девичьей прощаться, Суша. Разве нет? Собрала уже сундуки с платьями моими? В скором времени нам с тобой в путь предстоит отправиться, а не весной, как мы думали ранее.

   Служанка не успела ответить, и обе обернулись к двери, что распахнулась, ударившись о стену. В комнату вошла женщина, чей внешний облик заставил крик замереть в горле у девушек, а Суша так и вовсе начала истово молиться. Тёмная кожа незнакомки блестела, как и белоснежные зубы, что та обнажила в улыбке. Тонкая, высокая и гибкая, покачивая бёдрами и демонстрируя обнажённый живот, женщина прошлась вдоль стены, внимательно осмотрев комнату и с усмешкой воззрившись на Амелию.

   — Свят, свят, свят... Спаси и сохрани, — жарко шептала Суша. — Изыди, демоница!

   Испугавшись в первый момент, молодая хозяйка вдруг подумала о том, что к ней жительница нижнего мира вовсе не должна была являться. Ни словом, ни делом Амелия никогда не вставала на сторону тёмных сил... И зачем демону дверь, если для него нет препятствий в мире человеческом, не считая защиты жреческой, коей в доме советника не было, это же не храм?! Отвечая на невысказанный вопрос дочери, в комнате появился запыхавшийся от быстрого подъёма по лестнице и покрасневший лицом глава семьи.

   — Загнала совсем... Бегает словно кобылица! Да и как комнату-то узнала?! Это теперь твоя защитница, Амелия, — потрясая свитком, сообщил советник. — Герцог прислал. Привёз из странствий своих диковинку страшную, наслышан я был, только видеть не приходилось, а вот теперь решил её к тебе стражницей приставить. Беспокоится о жизни невесты своей, будь признательна мужу будущему за заботу. Не испугалась хоть? Вид этой дикарки кого хочешь в сомнения введёт.

   — Удивилась, но дома и стены помогают, чего опасаться? Вот видишь, Суша, человек это. Не демон, — сурово произнесла последнее слово Амелия. — Она по-нашему понимает или вовсе нема?

   Озадаченно прочитав ещё раз послание, советник короля лишь пожал плечами.

   — О том здесь не написано, но при мне ни слова не произнесла, да и не слушала особенно. Думается мне, что дикари не разумеют речи благородных людей. Да и к чему ей? Только отвлекаться от обязанностей будет. Сам хозяин многим языкам обучен, вот и приказал тебя охранять, а большего и не надо рабыне знать.

   — Как бы то ни было, попрошу вас, батюшка, отписать благодарственное письмо и от моего имени тоже герцогу дер Маскаоне.

   — Храни тебя боги, душа моя. Всё отпишу честь по чести, — отец приблизился, чтобы традиционно поцеловать дочь в лоб, а после ещё более удивил её ответом. — С утра же помощник мой принесёт тебе текст на утверждение. Может, и от себя чего припишешь жениху, ему приятно будет.

   Спорить Амелия не стала, лишь поняв, что теперь отношение к ней прежним уже не будет даже со стороны отца. И эта мысль заставила улыбнуться, брак с герцогом обещал проявления уважения, которыми она не была избалована, а это уже не так мало... Сама же посланница молча прошла в пустой угол, где и уселась на пол, поджав под себя ноги и слившись с темнотой. Лишь сверкающие в неровном свечном свете глаза её блестели, выдавая тем самым присутствие кого-то живого.

   — Принеси ей одеяло тёплое, коли уж привычнее на полу сидеть защитнице моей, — дала указание Суше молодая хозяйка, когда отец покинул комнату. — Как зовут тебя, стражница?

   Темнота в углу зашевелилась, но ни одного звука не раздалось в ответ, из чего Амелия сделала вывод, что папенька мог оказаться прав.

   — Принесу, да только боязно вас с ней оставлять. Я тоже тут лягу, мне не привыкать, — вздохнув, отправилась в соседнее помещение, где обычно ночевала сама, а так же хранила вещи госпожи, Суша, чтобы довольно быстро вернуться с двумя тюками свёрнутых одеял. — Как не холодно-то ей с голым пузом ходить?! Стыда-то совсем нет, это и так понятно, но не всегда ж солнце жаркое светит. По-нашему не понимает, по всему видать, иначе хоть какой знак уважения будущей хозяйке выказала бы. Вот уж странную защитницу жених прислал. Но коли уж согласие батюшкой вашим дано, теперь только герцогу решать, как вам жить, госпожа, и с кем беседы водить, а то и помолчать лучше.

   Некоторое время и Амелия, и её служанка, периодически вновь начинающая причитать, оглядывались на тёмный угол, в котором притаилась живая душа, но после перестали обращать внимание, будто и не было никого в комнате вместе с ними. И разговор потёк сам собой, как привыкли они беседовать вечерами перед сном.

   — Страшно, Суша. Как будем в замке том жить, в котором недолго герцогини задерживаются, отправляясь к богам... И к чему такая торопливость, если траур до весны продлится...

   — Спешит герцог наследником обзавестись, а вам давно уж пора замужем-то быть, тянуть нечего, оно любому понятно. Ничего, как-нибудь проживём, — устраиваясь на полу рядом с хозяйской кроватью, утешила служанка. — За мужиком не всегда сладко, чего уж там, но и к самому негодному можно подход найти, а ваш-то из благородных, да и красавец, говорят. Не разглядели теперь-то?

   — Мужчина не должен быть красив, у него другие достоинства на первом месте. Но, наверное, в герцога даже влюбиться можно, высок и лицом пригож, только уж пугают глаза его очень, чёрные, глубокие, будто в душу твою смотрящие.

   — А кто вас заставляет встречаться с ним взглядом?! Молчите себе, глаза опустив, делов-то. Супружеский долг в темноте отдавать будете, да и не особенно долго это. Перетерпите как-нибудь поначалу, а после привыкнете.

   Из угла донёсся не то смех, не то кашель, смутивший беседующих, но звук более не повторился и девушки через некоторое время вновь заговорили, перейдя на шёпот.

   — Если герцог выучился на нескольких языках чужеземных изъясняться, отчего и дикарке наш совсем не понимать, пусть и не говорит сама? — вдруг задумалась Амелия, вроде бы советуясь со служанкой.

   — Коли долго тут живёт, то конечно. Пусть и невежественная, но боги умом наделили, если герцог доверяет охрану. Давайте спать, ночь уж, днём оно сподручнее разобраться будет. Да хранят нас светлые боги!

   День выдался волнительным, богатым на события, которые ошеломляли, но несмотря на это, Амелия уснула быстро, и впервые за последние годы то не был сон, навеянный балом дебютанток. И вполне могло статься, как после она думала, что именно появление необычной молчаливой стражницы всколыхнуло давние воспоминания, некогда не отпускавшие юную госпожу. Долгое время, ещё не умея читать, она тайно пробиралась в комнату, где от пола до потолка всё было уставлено книгами и аккуратно сложенными свитками. Даже протирать пыль сюда Амелию не допускали, но тайна оказалась настолько привлекательной, что единственный раз в жизни девочка решилась на воровство и утащила заветный ключик у старшего брата, который не заметил потери сразу, а после и не вспомнил, куда тот мог подеваться.

   Первой книгой, в которой младшая из детей советника могла разглядывать лишь картинки, выполненные искусным художником, оказалась та, что раскрывала тайны далёких островов. И когда, устав от работы, Амелия возвращалась к себе, она вспоминала увиденное, забираясь в кровать и укутавшись тёплым одеялом. В особенно удачные вечера книжные страницы оживали, а чёрно-белые изображения начинали дышать, накатывая на Амелию вместе с волнами бесцветного моря. Она представляла, как идёт по берегу, удивлённо осматриваясь и пытаясь уловить каждую деталь, чтобы запомнить и после увидеть снова в таком же волшебном видении...

   С годами сны побледнели, потому как повзрослевшая госпожа с разрешения отца, однажды заставшего её там, где и не думал увидеть, научилась складывать буквы в слова, а после и в предложения, увлекаясь всё более чтением, а не разглядыванием картинок. И вот теперь они вернулись, чтобы вдруг обрести цвет и объём. Вода, до этого перекатывающая волны разных оттенков серого, вдруг стала бирюзовой, а зелень вокруг такой яркой, что от одного взгляда на неё начиналась резь в глазах. Но Амелия шла дальше по берегу, который никогда не кончался, щурясь от слёз и восхищения. Ноги проваливались в песок, но и он был ласковым, согревая отчего-то замёрзшие ступни. Лишь тишина, царящая вокруг, говорила о том, что это всего лишь сон — мечта, которой никогда не суждено сбыться.

   Солнце стояло высоко, освещая красоту, от которой захватывало дух, и тень, что двигалась впереди Амелии, была принята ею за собственную. Но когда на берегу появились люди, ожила, немного сместившись в сторону, тогда как сама девушка замерла, не понимая, что делать теперь. И вместе с этим движением тени появились звуки. Темнокожие, высокие и мускулистые мужчины, одетые почему-то в юбки, кричали, угрожающе потрясая в воздухе копьями. Раньше подобного не случалось, и теперь Амелия была бы рада проснуться, вот только не могла, вдруг поняв, что за спиной стоит кто-то, ещё более сильный и страшный, чем островитяне. Тьма опустилась ей на плечи, окутывая и обещая защиту, и даже солнечный свет будто померк от того, что неведомый заступник решил показать свою мощь. Тучи сгустились над островом, а море вновь начало терять краски, превращаясь в чёрно-белую картинку из книги, как и прочее, вот только люди ещё оставались прежними. И вдруг воинственно настроенные мужчины замолкли, упав на колени, а из-за их спин вышел один с тяжёлой ношей на руках. Он приближался к Амелии широко раздувая ноздри и прожигая взглядом, постепенно становясь серым, как и те, кого оставил позади. Не дойдя нескольких шагов, мужчина остановился и, что-то сказав на непонятном языке, бросил к ногам тело, как показалось, мёртвое. И лишь разглядев лицо девушки, всё залитое остающейся по прежнему алой кровью, что смотрелась чудовищно ярко на бледном фоне, Амелия вскрикнула. На песке лежала, не подавая признаков жизни, та самая стражница, которую прислал герцог и что теперь тихо сидела в углу, охраняя сон госпожи.

   Тьма, обнимающая за плечи, превратилась в руки, обычные, человеческие, мужские. А тихий голос прошептал что-то, от чего окружающий мир пошёл рябью, очищаясь и стирая неприятную картину. Миновало лишь мгновение и вновь рядом мерно качала бирюзовые воды набегающая на пустынный берег волна, не было ни крови, ни людей, лишь прежняя красота, уже не кажущаяся безмятежной. Прикосновение к шее, почти невесомое, но заставившее вздрогнуть, а после осознание того, что это был поцелуй... Нежность, вдруг защемившая глубоко в сердце, и желание обернуться, чтобы увидеть того, кто способен исправить непоправимое и разбудить дремлющую внутри силу, что так стремилась вырваться...

   Распахнув глаза, Амелия прижала руку к груди, пытаясь унять сердце, желающее биться быстрее, чем когда-либо прежде, и долго смотрела в темноту. Она никак не могла понять, почему хочется вновь погрузиться в пугающее видение и разглядеть лицо незнакомца. Зачем, если это ничего не изменит? Магию не пробудить, закон гласит, что за подобное её носительницу покарают смертью, а остальное... Это глупости, мечты и тайное желание, в котором и себе-то признаться стыдно, быть кем-то любимой, как в тех книгах о далёких странах, что, может, и не существуют вовсе. Мужчины, что посвящают стихи женщинам и высшей ценностью почитают благосклонный взгляд избранницы. Такого просто не может быть! И слушая мерное дыхание Суши, спящей безмятежно и крепко на расстоянии протянутой руки, будто возвращая к тому миру и той жизни, которая была знакома и горька, молодая госпожа подумала, что вполне возможно, она видела всего лишь обычный сон, а не события прошедшего или будущего. А тот, чья тьма влекла светлую душу, словно была её частью, лишь привиделся, не существуя в реальности...

ГЛАВА 4

Превозмогая боль, король уже с раннего утра занимался делами. Молодую жену он покинул довольно быстро, но поспать почти не удалось, да и бумаг требовалось просмотреть такое количество до отъезда заморских гостей, что прибегать к услугам сонных средств было бы чистым расточительством времени. Лакей доложил о прибытии герцога дер Маскаоне, который просил о внеочередной аудиенции, и повелитель поморщился, предполагая худшее.

   — Если бы не болезнь... Упрямый сын демоницы, — высказавшись довольно резко в адрес незаконнорождённого сына, король и предположить не мог, что на этот раз весть принесёт ему долгожданное облегчение. — Пусть войдёт.

    Первенец, зачатый в любви, которой после не удалось испытать правителю Нарении, но, увы, рождённый вне брака, самый сильный из ныне живущих магов, Норт никак не хотел понимать очевидного, того, что отец все годы пытался донести до него. И раз за разом выбирал в жёны не тех, кого одобрил бы король, иногда делая это напоказ, демонстрируя свою независимость или желая попасть в опалу, лишь бы оказаться подальше от трона. Говорила в нём обида или кровь матери, которую после расставания оказалось не по силам найти даже в те давние времена ещё наследнику, в распоряжении которого имелись лучшие сыскари, мучимый давней болезнью король не понимал и сейчас. Но отступать от своих правил не желал даже в угоду любимцу и единственному, на кого возлагал надежды на процветание страны ещё долгие столетия. Слишком высокой могла оказаться цена за слабость, которой не мог себе позволить ни один потомок великой магини и основательницы государства — Нары Первой, кровью и силою соединившей три королевства в одно, но в итоге преданной собственными сыновьями и умершей в заточении дряхлой немощной старухой. На смертном одре она прокляла собственный род, предсказав, что власть его закончится и более достойная династия сменит прежних правителей после того, как один из потомков встретит магиню с особой силой и тёмной кровью. Едва появится на свет дочь, соединившая в себе свет и тьму, смерть настигнет тех, кто не достоин верности, продолжая череду предателей. Лишь те, чья совесть останется незапятнанной, выживет среди рек крови, что затопят в тот миг Нарению.

   Король знал, что дни его сочтены, но и сейчас жёсткой рукой уничтожал всех, кто мог способствовать исполнению проклятия. Магинь уже давно не было в стране, рождённые с тёмной силой лишались её, умирая в муках во время ритуала, едва проявляли свою суть. Владеющие светлой магией не страдали, но их дар блокировался, отчего впоследствии сыновья появлялись на свет с великолепным потенциалом. И в своей семье он не терпел никого, кто мог приблизить страшный день, открыто, а чаще тайно вмешиваясь в жизнь членов королевской семьи.

   — Что приключилось, если ты решил наведаться в новый дворец ранним утром после брачной ночи короля?! — суровый взгляд и едва заметная улыбка отца, увидевшего любимого сына.

   — Дворец прекрасен, как и ваша жена, да будет этот союз облагодетельствован сыновьями, — поклонился герцог.

   — Не твоя то забота. Говори, сам видишь, дел много.

   — Вчера я подписал брачный договор с советником по торговле и мореплаванию. И прошу ваше величество о милости разрешить заключить новый брак до истечения срока траура.

   Свечи вспыхнули сильнее, выдавая эмоции короля, но сам он высказался не сразу, задумавшись и пытаясь понять, не очередное ли то видение больного разума, что так часто стал подводить своего хозяина...

   — Порадовал. Теперь вижу, годы прибавляют мудрости и тебе, Норт. Невесту выбрал я сам и рад, что ты решил не тянуть с союзом, что так мил сердцу моему. Разрешение будет дано. Планируешь остаться с молодой женой в столице или отправишься в замок?

   — Свадьба состоится в моём городском доме, не хочу тянуть гостей в горы. Скоро осень.

   — Разумно. Ну а если жена понесёт после первой ночи? Не рискованно ли, пусть и маловероятно?

   Герцог удивился столь явной заботе о его невесте, в очередной раз убедившись в том, что игра для короля на этот раз слишком важна, чтобы было возможно просто отказаться от женитьбы.

   — Я уже не юнец, которому не терпится овладеть женщиной, и оставлю невесту нетронутой до прибытия в замок. Дорога тяжела даже для мужчин, не говоря о беременной, рисковать не имеет смысла. Надеюсь, этот брак принесёт желанные для вас плоды и станет последним для меня.

   — Ступай и жди вестника с бумагой. Никто не посмеет осудить тебя за торопливость. Уверен, боги на этот раз будут рядом, чтобы сберечь и жену, и приплод. День свадьбы укажу сам, иди уже, устал я.

   Покидая королевские покои, герцог обратил внимание на то, какой тусклой стала аура его отца. Подобное бывает перед смертью, но лекари в Нарении искусные, да и передел власти лучше переждать в родовом замке...

   Дом для королевы был построен на берегу озера, что располагалось в глубине парка, прилегающего к основному дворцу. Не только лишь потому, что так удобнее, но и по иным причинам выбор был сделан в пользу удалённого от шума столицы уголка. Правителю нравился сильный магический фон этого места и другие варианты он отмёл сразу, вопреки совету сына. Прежде довольно сильный маг, но теперь страдающий и получающий облегчение лишь вблизи естественного источника, король любил бывать у озера, тогда как у герцога всегда возникало неприятное чувство, стоило отправиться на прогулку с отцом в удалённую часть довольно обширного и ухоженного парка. И теперь, быстро шагая по дорожкам, постоянно находящимся под присмотром бдительной стражи, Норт дер Маскаоне ощущал, как тревога нарастает, отзываясь в груди тем неприятным чувством, что посещало его уже трижды и означало смерть. Он даже не зашёл в свои покои, не отправился так же и в городской дом, как планировал ранее, а забрав с королевской конюшни жеребца, решил проверить, не случилось ли какого несчастья в доме советника.

   Громкие голоса, доносящиеся снизу, разбудили Амелию, в этот день проспавшую непозволительно долго.

   — Суша, что происходит? Уже рассвело... Почему ты меня не разбудила?! Папенька, наверное, вне себя, что не проследила за приготовлением завтрака...

   Служанки в комнате не оказалось, что озадачило госпожу и даже несколько расстроило. Бросив обеспокоенный взгляд в угол, где вечером устроилась посланница герцога, не обнаружила она там и улыбчивой темнокожей женщины. Шум внизу нарастал, и Амелии не оставалось ничего, кроме как встать и одеться без посторонней помощи. Но едва успев спустить ноги с кровати, она замерла, заметив, что всё-таки не одна в комнате. Мелькнуло что-то вроде тени, остановившись рядом, а после стала видимой охранница, которой совершенно точно мгновение назад здесь не было.

   — Ты — магиня?.. — прошептала и ужаснулась сказанному девушка, зная, что может ожидать женщину, пользующуюся своим даром.

   — Тш-ш, — приложила палец к губам темнокожая стражница. — Он здесь, юная госпожа, несущая свет. И твой отец не пускает его сюда, не понимая, что сына тьмы невозможно остановить.

   — Пугаешь?! Ты всё-таки говоришь, — прищурилась Амелия. — Но как тебе удалось скрыть магию? И зачем показала мне? Думаешь, не расскажу никому?

   — Хочешь жить, не расскажешь, — женщина наклонилась, пристально посмотрев в глаза, будто угрожала.

   — «Он» — это герцог? Сын тьмы? — почему-то натягивая одеяло, будто оно могло спасти, охрипшим голосом спросила Амелия, мысленно взмолившись, чтобы хоть кто-то вошёл в комнату и спас её от безумной магини, вообразившей невесть что.

    — Не меня тебе надо бояться, маленькая глупая госпожа. Я — твоя защита, помни об этом, ото всего, что может грозить. Будь то обычное нападение или магическое, только мне по силам спасти тебя. Не скажешь никому, уж мне это известно. Да и пожелай ты сделать это, кто поверит женщине, слово которой противоречит тому, что говорит мужчина?! В Нарении уж точно никто, а герцог не выдаст меня. При служанке твоей я говорить не буду, моё слово только для молодой госпожи, о которой просил позаботиться Норт. Долг крови. Да, именно о твоём будущем муже я говорила, он идёт сюда.

   Дверь и в самом деле открылась, едва стихло последнее слово охранницы, и Амелия вскрикнула, в одно мгновение вновь оказавшись в постели под защитой одеяла. Гневно озираясь по сторонам, в комнату ворвался тот самый мужчина со страшным взглядом, что пугал Амелию в ночных кошмарах. Вчера показалось, что герцог не таков, но теперь тёмная магия, яростно вырываясь из глаз жениха, вновь пленила девушку. Из груди будто вырвали сердце, так холодно там стало, и сознание вдруг покинуло Амелию, не выдержав подобного испытания.

   — Все вон! — рявкнул герцог так, что даже советник забыл о приличиях, на которых настаивал, не допуская пусть будущего, но ещё не мужа, в комнату дочери. — И ты, Лаида, тоже.

   Чёрной стрелой приблизился он к невесте, чтобы сбросить одеяло и приложить обе руки к шее. Посмей кто-то ослушаться приказа королевского родственника, непременно решил бы, что Амелию пытаются задушить, но целью дер Маскаоне было совсем иное. Едва оказавшись в комнате, маг ощутил, что печать, блокирующая силу девушки, готова рассыпаться на части, освободив накопленный резерв. И выброс силы, что томилась долгие годы, убил бы не только носительницу, но и всех, кто имел хоть малейшие способности к магии в этом и нескольких соседних домах. Как такое могло произойти, что печать разрушилась, герцог даже не представлял, но в самый первый миг наложил поверх старой защиты свою, тёмную и тоже способную убить, если начнётся отторжение.

   Действовать требовалось немедленно, и маг, склонившись, приник к холодным губам своей невесты, уже отправившейся в путешествие по тёмным чертогам, за которыми скрывалась тайна происхождения королевского сына. Пытаясь спасти не только Амелию, но и себя, поскольку так не вовремя оказался рядом, Норт пил светлую силу, чувствуя, как вечно голодная тьма, что жила внутри и поглощала все его чувства, сжимается под натиском своей противоположности. На мгновение появилась мысль, что сила, дарованная матерью, исчезнет совсем, но герцог усмехнулся бы, не будь занят, слишком тяготила его прежняя жизнь, которой по сути и не было. Дежурные улыбки, редкие минуты радости, быстро превращающиеся в безразличие, интерес, угасающий настолько быстро, что маг уже давно не тратил время на запоминание имён, ничего, что было доступно обычным людям... Страсть, ненависть — даже они являлись предметом зависти, которая всё же вспыхивала иногда в холодном сердце герцога. И чем дольше он жил, тем более жёстким и разочарованным становился.

   Очнулась Амелия лишь к вечеру, чувствуя тяжесть в груди и даже боль в рёбрах, будто кто-то нещадно бил её, не оставляя следов. Застонала и сразу увидела обеспокоенное лицо Суши, запричитавшей совершенно привычным образом, подтверждая, что не является сном, которые так часто стали видеться её хозяйке.

   — Госпожа, водички? Герцог предупредил, чтобы поили побольше да еды пока не давали, лишь ягодку кислую можно во рту подержать.

   — Что случилось? — Амелия услышала совершенно незнакомый голос, будто говорила не она, а старуха, у которой сил осталось лишь на эти два слова.

   — Кто ж мне скажет?! Долго шептались мужчины в кабинете хозяина, да хмурые вышли, ни словом ни обмолвившись. Думается мне, проклятие на вас наложили на балу-то свадебном. Уж злоба людская да зависть чёрная и не на такое способны. Или отцу вашему навредить решили, мол, взлетит высоко от родства такого. Повезло, что и говорить, герцог маг великий, спас невестушку. Уж я более ни на шаг от вас, пусть насмерть плетьми засеку-ут!.. — навзрыд затянула служанка, упав на колени рядом с кроватью хозяйки.

   Едва сумев пошевелить рукой, Амелия дала знак своей верной помощнице успокоиться.

   — Попить дай. И ягод. Тех самых.

   Попытавшись было поспорить, служанка всё же ушла, чтобы выполнить поручение. И до этого хранящая молчание Лаида приблизилась к молодой госпоже, тихо обратившись.

   — Верно сделала, что отослала. Слушай. Глупость наренейцев удивительна, запирать силу, не давая ей выхода всю жизнь, опасно. Умелы ваши маги, если могут на женщин своих печать ставить такую, что держится до самой смерти, вот только тебе повезло. Магиней полноправной скоро станешь, если муж не решит иначе. Спас тебя Норт, не позволив выгореть, но и освобождения не дал, зная законы ваши. Никто не заметит, что не пленница ты уже в теле своём, магиня. Да это не только власть, но и кара, помни, светлая.

   Вернулась Суша, аккуратно напоила госпожу и ягодки, что собирали по осени и хранили в леднике до следующей, дала. Кисло и хорошо... Откинувшись на подушки устало, будто всю работу по дому за день выполнила, а не два глотка воды сделала, Амелия задумалась. О произошедшем утром она помнила смутно, но герцог, по всему выходит, не приснился, как и глаза его пугающие. И, если верить рабыне, не зла невесте своей желал, а спасал, используя силу родовую. Вот только даже взгляд короля не был настолько страшен... И то, что она увидела потом, никак не могло стать продолжением книг, в детстве прочитанных: мир, пылающий огнём, заменяющим солнце и землю. Чудовища с хвостами, увенчанный острыми шипами, и ветвистыми рогами на ужасных головах, будто у оленей из королевских угодий взятые, они смеялись и шутили, общались, будто люди меж собой, обсуждая домашние хлопоты и правителя, что никогда не менялся...

   События ускоряли свой бег, приближая последний вдох, как думалось испуганной невесте, вот боги и решили показать место, в которое попадёт её душа. Ещё не так давно о свадьбе и речи не шло, после отец озвучил решение короля, а уже вчера был подписан брачный договор. И ещё эти странности, происходящие с ней самой... Почему-то вдруг стало безразлично, что случится вскоре, будто все волнения исчезли вместе с появлением в девичьей комнате мужчины с жуткими, полными живой тьмы, глазами.

   — Куда ты уходила утром? Оставила меня одну, — попеняла Амелия служанке, желая вернуться в обычную жизнь, в которой всё было понятно или хотя бы объяснимо.

   — Вместо вас следила за тем, как завтрак хозяину готовят. Хотела было разбудить, да батюшка ваш запретил, мол, пусть отдыхает доченька. Вскоре уж новые заботы лягут на плечи, так пусть поспит всласть, чтобы после отчий дом с благодарностью и любовью вспоминать. И эта, — Суша покосилась в сторону охранницы, — будто спала тоже, вот я и посмела. Больше никогда не оставлю вас, госпожа.

   — Будет тебе, — продолжала разговор, всё ещё не открывая глаз, Амелия. — Не век же за мною ходить, будто я дитя малое. Да и чем помочь сможешь?.. Но папенька прав, вскорости другая жизнь нас ждёт. Займись лучше сундуками, лишнего брать не желаю, а ты, зная твою бережливость, всё до последней тряпицы с собой потащишь. Каждое платье показывай, сама решать буду, достойно ли оно герцогини. Вот с утра и приступим, а теперь молока принеси, если нет запрета пить его.

   Не посмела ослушаться приказа служанка, отданного пусть и слабым, но строгим голосом, ушла, чтобы исполнить. И Амелия услышала, как тихо вновь приблизилась к её ложу темнокожая защитница.

   — Спрашивай, — будто поняла замысел невесты герцога Лаида.

   — Кто ты на самом деле и как оказалась рабыней герцога?

   — Думалось мне, о другом ты узнать в первый черёд пожелаешь, о себе спросишь, но воля твоя. С самого моего рождения я знала, что не быть мне женой, не дарить жизнь новым воинам, богам была предназначена черноокая Лаида. И едва я стала девушкой, была посвящена в жрицы. Но когда враги пришли на наш остров, было поругано святилище, как и служительницы его. Меня ждала смерть, но боги решили иначе, послав того, кого породили, позволив считать себя человеком. Победители решили откупиться от сына нижнего мира, отдав единственную оставшуюся в живых жрицу. И не рабыня я, свободна как ветер, что гуляет над морем, так говорит твой будущий муж. Но нет мне возврата, не осталось тех, за кого я должна молиться богам, лишь брат один, да и тот теперь рядом с Нортом.

   Одно видение находило подтверждение, словно вновь обретая краски с каждым словом, что произносила Лаида. И от того ещё более бледнели щёки Амелии, всей душой не желающей, чтобы и второй сон оказался явью.

   — В твоей стране женщины могут становиться жрицами и магинями... Кому же ты служила? У вас и боги, должно быть, иные.

   — Имена у богов отличаются, это правда, да только не для тех, кто умеет видеть суть. Верхний мир и нижний, в которые уходят души, распределяясь теми, кто покровительствует им, и сами боги — одинаковы. Я умею не только возносить молитвы, но и слышать ответы. Разве не поняла юная госпожа, что и у неё есть подобный дар? Потому и решил соединить свою судьбу с твоей Норт, что нужна ты ему. Многое мой спаситель узнал о себе, но не то, что же ищет его тёмная душа, когда вынуждает отправляться в странствия. Какие тайны скрывают его видения и почему мертво сердце. Лишь чувствует, наверное, что в тебе жизнь заключена, бурная, словно воды горной реки, пусть и скрыты пока подо льдом зимы незнания, — голос женщины изменился, будто шёл не из человеческого тела. — Вместе можно познать многое, если держать не только глаза, но душу открытой. Достанет ли сил выдержать этот путь у тебя, облагодетельствованная светлыми богами? В муже твоём сомнений нет, пусть его дорога извилиста, но только уже не свернуть с тропы, что проложена задолго до рождения. Готова к тому, что грёзы станут явью, изменив навсегда суть твою?

   — Что ты предрекаешь мне?! — уже давно распахнула глаза Амелия и теперь наблюдала с трепетом, как полыхает огонь её судьбы в очах жрицы, вошедшей в транс.

   — То не мои слова, — перестала раскачиваться Лаида и вновь стала похожа на себя прежнюю, весёлую и даже слегка надменную. — Теперь я служу вам обоим, по доброй воле, а не как рабыня. И ответы твои нужны не мне. Они услышат, поверь. Прежде приносила я жертвы и обращалась к кровавому богу войны, пока он не отвернулся от меня. Так мне казалось, но сейчас знаю, моё место рядом с вами, а покровитель всё ещё рядом и слышит молитвы своей жрицы.

ГЛАВА 5

Хозяин великолепного особняка, построенного всего два десятка лет назад, но уже окруженного вековыми деревьями, весь день ходил хмурый. Слуги, стараясь не попадаться на глаза тёмному магу, перемещались бесшумно и лишь по особой необходимости. Герцог был не в духе, отчего в доме воцарилась тьма и тишина, не свойственные жилищу, тем более, располагающемуся в центре столицы. Норту не давала покоя новая загадка, ответа на которую, похоже, вообще не существовало. Если замысел короля рано или поздно удастся раскрыть, в этом он не сомневался, то причина, по которой разрушилась наложенная несколькими магами печать, оставалась тайной. Никому из придворных магов не приходило в голову пытаться разблокировать силу магини, но это не значит, что подобными изысканиями не занимался сам незаконнорожденный сын правителя. И каждый раз терпел неудачу...

   — Это что, раздражение?! — хмыкнул Норт, довольно улыбнувшись. — Нечто новенькое, не иначе, как последствия знакомства с даром моей невесты. Что ж, по меньшей мере, и для меня польза от этого брака предвидится, пусть действие и будет недолгим.

   Герцог вспоминал хронологию событий, стараясь не упустить ни одного факта, пусть совсем незначительного, но могущего иметь в итоге большое значение. Первая встреча состоялась на балу дебютанток — случайность? Пожалуй, именно так. Правила предписывали всем наследникам присоединиться к танцу короля, а у четвёртого в очереди к тому моменту пары не было. Протянул руку, зная, что рядом всегда полно девиц, коих родственники любыми способами норовят пристроить ближе ко двору, и несколько удивился, заметив пригожее личико испуганной, но весьма одарённой дебютантки. Никто не мог знать, где герцога настигнет тот танец, он постоянно перемещался, гуляя промеж людей и пытаясь разобрать их эмоции, впитывая, смакуя, завидуя...

   Второе свидание случилось по воле короля, назначившего невесту своему сыну и не терпящему возражений на сей счёт. Норт вспомнил эти испуганные глаза, но виду не подал, лишь отметив про себя, что ему приятно находиться рядом с дочерью советника по торговле и мореплаванию. Было в её взгляде, полном ужаса, почти всегда живущему в душах тех, кто сталкивался с герцогом дер Маскаоне настолько близко, ещё кое-что... Нежелание сдаваться, смелость, граничащая с вызовом, надрыв! Именно это привлекло Норта, как и последующие довольно необычные для жительницы Нарении рассуждения о долге. Пытался он выпытать мысли девушки, задавая неуместные вопросы? Безусловно, как и всегда, но подобного ответа не ожидал, как и того, что ему понравится сияние ауры, переливающейся столь дивными красками, которых ранее не замечал ни у кого.

   И после странный сон, в котором герцог вернулся в давнее прошлое, будто случившее вчера. Далёкие острова Сиренны, где встретил жрицу, открывшую ему глаза на многое, но далеко не всё... И тот день Норт будто пережил заново вместе с постоянно испуганной, но смело смотрящей в глаза своему страху красавицей, чьи волосы отливали свежей кровью или застывшим огнём... Послужила тому причиной Лаида, что обладала редким даром общения с богами, сообщавшими ей возможные повороты судьбы, или то был лишь обычный бред, ставший давним спутником наследника, он не знал, а спрашивать точно никогда не стал бы.

   Последняя встреча, причиной которой стал сам Норт, тревога, вдруг поселившаяся в сердце, будто он терял нечто важное... Разве такое возможно для того, кто ничего не боялся и не любил?! И вдруг обретённая способность чувствовать, пусть недолго, пусть не то, чего он желал, но это был настоящий подарок. Светлая магия спасённой от выгорания невесты подарила то, что было по-настоящему желанным, истово, так, как ничего ранее не хотел имеющий всё тёмный маг. Привлекала ли невеста Норта как женщина? Пока она обещала дать намного больше, чем краткий миг удовольствия, и этот шанс герцог не желал упускать. Но невольно вспоминал холод мягких губ и тихий стон, с них сорвавшийся после его прикосновения...

   — Прибыл посланник короля, — доложил слуга.

   — Наконец-то...

   Указом своим правитель освобождал герцога Норта дер Маскаоне от необходимости держать траур по безвременно почившей супруге положенный срок и назначал тому в невесты Амелию дер Каране. Брак надлежало заключить в трёхдневный срок со дня оглашения. В послании же, которое прилагалось к документу, размашистым королевским почерком значилось, что жрецы уже извещены и проведут обряд в дворцовом храме. Кроме того указывалось, что вместе с герцогом отправится в его замок маг-целитель, весьма сведущий в сопровождении дам, носящих под сердцем ребёнка. Жалование магу выплачено из королевской казны на два года вперёд и ранее отсылать того герцог права не имеет.

   В груди поднялась горячая волна возмущения, поразив Норта своей силой и внезапностью. Впервые за годы своей весьма наполненной различными событиями жизни, он не знал, что делать. Хотелось немедленно отправиться к отцу и бросить в лицо те обвинения, которые долгое время обдумывал герцог, полагая, что к смерти его жён имеют отношение, если не сам король, то его законнорожденные сыновья. И этот соглядатай, которого приставили к нему теперь, стал той каплей, что переполнила чашу терпения, заставив выплеснуться через край тёмное содержимое...

   — Как они живут с этим?! — высокий лоб герцога расчертила глубокая морщина. — Нет, не время говорить о том, в чём пока не уверен. И этот брак мне уже не кажется хорошей идеей. Вина!

   Едва пригубив терпкий напиток, Норт с недовольством отставил кубок, облегчение не только не наступало, требуя немедленных действий, и даже, напротив, усилилось. Решение пришло внезапно, озарив мрачный кабинет улыбкой хозяина. Приказав слугам готовиться к празднику, который состоится завтра, герцог направился в храм, где должно было свершиться таинство его уже четвёртого, но пока всё еще нежеланного брака.

   Тёмной масти жеребец едва касался копытами камней мостовой, а воздух вокруг всадника искрился, заставляя других конных сворачивать с пути. Редко позволял себе герцог использовать родовую магию без особой на то необходимости, но в этот день не мог бороться с собственной сутью долго. И достигнув дворцовых ворот, Норт без остановки, лишь сделав движение рукой, после коего они распахнулись, направился к жрецам, чтобы потребовать ответа хотя бы от них.

   В доме советника тем временем так же появился королевский посланник, и невеста обессиленно выронила свиток, который был передан ей секретарём отца.

   — Неужто настолько скоро. Всего три дня...

   — Успеем! — по-своему определив причину расстройства хозяйки, деловито заметила Суша. — Платье новое мы пошили к другой свадьбе, так чего ему пропадать? Чудесное, не то что ваше траурное, аж вспомнить страшно. Каменьев надо больше по подолу пустить, дабы блеском затмить гостей, что полюбоваться на красавицу такую придут. И шлейф удлинить. А ещё фату...

   Даже сил плакать не было, будто иссяк источник слёз, которых не так и много пролила Амелия. Предаваться унынию не позволяла матушка даже в те дни, когда отец или братья бывали суровы, а дела шли неважно. Оставшись без поддержки, дочь советника уже и сама запрещала себе то, чем грешили все женщины, но нет-нет и срывалась. Сегодня же глаза её по-прежнему оставались сухими, пусть сердце и забилось часто, стоило представить, как герцог входит в её спальню уже на правах хозяина...

   — Не о платье печаль моя, да разве может невеста бояться жениха, которого ей боги послали?! Не будем медлить. Вели слугам сундуков принести ещё. И в лавку сходи прикупить необходимого. Не должна дочь дер Каране являться в мужнин дом будто безродная. Камней достанет? Вот и хорошо.

   Служанка убежала исполнять приказ, уже привыкнув к тому, что можно оставлять госпожу под бдительным оком пугающей одним лишь видом своим рабыни, а Лаида вновь обратилась к будущей хозяйке.

   — И к лекарю её отправь. Я напишу то, что заказать у него следует. Поверь, светлая госпожа, жрице.

   — Ты и грамоте обучена? Однако... Говори, сама напишу, ещё заподозрят чего, если чужую руку признают. Что тебе требуется?

   — Не мне, госпожа, — улыбнулась, сверкнув белыми зубами, Лаида. — Скромна ты, но понимать должна, что первая ночь с мужчиной не всегда сладка. Помочь тебе хочу.

   В лавку лекаря Суша отправиться так и не успела, занявшись вещами хозяйки под бдительным оком оной и нервирующим взором продолжающей хранить молчание посланницы герцога. Другая служанка получила на руки список с перечнем трав и уже готовых составов, что надлежало доставить к завтрашнему утру в дом дер Каране. Ничего того, что вызвало бы удивление лекаря, в том списке не было, но умудрённый годами работы с состоятельными горожанами старик понимающе улыбнулся, принимая заказ.

   — Наслышан, что молодая госпожа скоро женой станет. Травки уж больно знакомые... А скажи, красавица, не сам ли советник решил новую партию составить какой-нибудь молодке? Чего ему теперь одному скучать в опустевшем доме?! — подмигнул лекарь смешливой девчонке, но вскоре отпустил, так не получив ответа и услужливо пообещав, что к нужному сроку всё будет готово. — Совсем, видать, не мил жених. Или здоровье старика-советника подводить стало, а рядом молодуха горячая...

   До позднего вечера разбирали наряды, тщательно осматриваемые и откладываемые, утомились все, да только пришлось к ужину спуститься Амелии, когда батюшка вернулся из дворца.

   — Не рано ли поднялась, душа моя? — ласково провёл по волосам дочери, на этот раз совсем просто уложенным, граф дер Каране. — Меня и слуги, коих ты уму-разуму строго учила, хорошо обслуживают. Завтрак был вовремя и такой, что целый день вспоминал. Дома кушать — оно всегда приятнее и милее, чем в холодных покоях, где магия короля приникает словно змий внутрь, будто злой умысел в каждом ищет. Новости знаешь? Герцога я встретил, не радостен он был, весь в заботах о празднике. Поручил я секретарю приглашения гостям направить, да только многие и до столицы к утру добраться не успеют. Разговоров будет... Ну и боги с ними, главное, это твоё счастье.

   — Малый срок дал король, — вздохнула Амелия. — Три дня всего для подготовки. Боюсь, не успеть нам, вот и тороплюсь.

   — Какие-такие три дня?! Да ты не знаешь ничего, — ударил ладонью себя по лбу советник. — В старости ослабел умом, забыл тебе посланника отправить. Ходил жених твой в храм сегодня, и завтра поутру жрецы соединят судьбы ваши. Нехорошо тебе?

   Побледнев пуще прежнего, Амелия нашла в себе силы улыбнуться, подумав, что в очередной раз обманулась в ожиданиях.

   — Утомилась и не ела почти, от того и слабость моя, папенька. К чему так торопится герцог?

   — Из заботы о тебе, доченька. Утром ритуал, потом обед праздничный в доме мужа твоего, а после отправляетесь в путь нелёгкий. Горы вскоре станут опасными, а зиму проводить в столице герцог не любит. Теперь его желаниями жить ты должна, во всём помогая и не задаваясь вопросами, молча и послушно. Понимаешь ли, о чём толкую? Бледна совсем, как бы в дороге не приключилось чего...

   До самого утра не сомкнула глаз Амелия, собрав лишь один сундук с самым необходимым, да уложив в него то, что прислали из лавки лекаря, под одобрительным вниманием Лаиды. Платье, что было пошито по поручению отца слугами ещё к королевской свадьбе, отделать каменьями Суша успела, и теперь наряжала госпожу, восхищённо охая.

   — Герцогиня! И бледность ваша только к лицу, будто ангел с небес спустился, сияете вся. Нам бы ещё два денёчка, ещё краше наряд бы стал, но и теперь на зависть тем, кого пусть раньше замуж отдать успели, но за кого?.. Знатнее вашего жениха никого в Нарении нет, даже промеж слуг все одно и твердят.

   — Поди проверь, всё ли готово, чтобы не заставлять герцога ждать. Сундук ладно ли привязали и прочее... — дождавшись, когда дверь за служанкой закроется, Амелия повернулась к своей охраннице. — Знаешь ли причину столь спешной свадьбы, жрица? Радость это обещает мне или печаль?

   — Сама напророчит себе госпожа то, что пожелает. Не ведомы мне причины, да только Норт зря шага не сделает, уж поверь. Не сомневайся в нём, научись доверять, тогда и путь ваш совместный легче покажется. А сейчас, коли желаешь, дам тебе средство, что сил придаст и поможет день этот длинный достойно перенести.

   — Мне уже всё едино, давай своё снадобье. Готовое или сама магичить будешь? Отец почуять может.

   — Совсем немного, — Лаида достала склянку, которую прислал лекарь, добавила в неё щепотку порошка из мешочка, что носила у груди, и тихо зашептала заклинание. — Одного глотка до вечера хватит, а после уж Норт сам решит, надо ли тебе пить это или собственными силами обойдёшься.

   Средство и впрямь помогло. Амелия успокоилась, будто на молитву в храм собиралась, а не жизнь свою вверять жестокому герцогу, и даже румянцем порадовала отца, когда тот пришёл, чтобы препроводить к прибывшему жениху. Но за спиной советника вновь появилась высокая фигура, а после Норт дер Маскаоне потребовал оставить их с невестой ненадолго для разговора последнего. Приблизившись к девушке, герцог замер, рассматривая её и не говоря ни слова, будто совсем не беседовать собирался. И лишь спустя показавшиеся Амелии невообразимо долгими мгновения, вдруг обошёл её, неожиданно ласково и крепко обняв со спины, а после прикоснулся губами к шее в точности так, как было в том странном цветном сне, укрывая плащом родовой силы...

   Норт тем временем рассматривал магическую печать, что была призвана сдерживать силу невесты, изменившуюся, пропитанную тёмной магией, но восстановившую затейливый узор заклинания. И, следуя полученным советам жрецов, немного отпустил свою тьму, наблюдая, как она метнулась к свету, изменив своей обычной уверенной неторопливости. Печать задрожала, а сердце герцога отозвалось, застучав вдвое чаще, стоило его губам прикоснуться к белоснежному шёлку кожи...

   — Правду сказали жрецы. Ты моя судьба или гибель, как и я твоя. Ни одна сила не сможет разделить нас, поскольку боги соединили ещё до ритуала. Идём, завершим то, что началось после первой встречи, и сразу покинем город, чтобы ни одна душа не узнала о том, что сила твоя проснулась. Чем дольше мы будем рядом, тем сильнее станем оба, а магию твою уже даже я не смогу скрыть, — не сдержавшись, пусть сам и не планировал ранее, герцог развернул невесту и приник к её губам, лишь вздрогнувшим, но податливым, мягким и зовущим...

   Но Амелия отстранилась в тот же миг, гневно сверкнув до этого бывшими серыми, но теперь потемневшими глазами.

   — Прошу вас... Я и без того в вашей воле.

   — Ты же хотела сказать иное. Смелости не достаёт?! — отпуская девушку, Норт с неудовольствием ощутил, как прежний холод и безразличие возвращаются. — Впрочем, это уже неважно, сегодня ты станешь моей женой, решено, что бы я ни думал по этому поводу ранее. Занятно боги развлекаются, соединив двоих настолько разных людей. Готовы идти в храм, герцогиня? Привыкайте к титулу, дорогая моя.

   — Разве богам нужны развлечения?.. — прошептала тихо, поддавшись порыву, но герцог услышал Амелию.

   — Мы уже имели беседу на тему богов, кажется, и тогда дочь советника тоже не поверила моим словам. Скука свойственна всем, полагаю. Просьбы людские могут отвлечь ненадолго, но интриги намного интереснее. Что ж, вот и тема для беседы в пути, в который нам предстоит отправиться сегодня же.

   Экипаж, что увозил невесту из дома, был украшен гербом рода дер Маскаоне, лишь одной деталью отличающегося от королевского — корону на нём венчал летающий змий, а не лев. Амелии всегда казалось странным, что животное расположено сверху символа власти, но теперь становилось ясно, истинная природа мужчин, облачённых ею, более сильна, нежели атрибуты свойственного обычным людям. Трепет ощутила она, стоило рукам герцога, неожиданно возникшего в комнете, прикоснуться, и ещё желание стать ему ближе, разделив то горе, что, несомненно, гложет изнутри пугающего одним взглядом мужчину. И это было... приятно. Амелия испугалась собственных чувств, показавшихся неправильными, разве должна женщина желать чего-то иного, кроме того, что прикажет муж?! Но герцог пока им не стал... И даже вопреки этому факту всё существо Амелии устремилось к магу в тот миг, когда словно натянулась нить, идущая от её горячего сердца к его тёмному и холодному. Отстранилась, опасаясь показаться распущенной, не позволила состояться поцелую, но губы и после горели, будто опалённые огнём.

   Внутрь храма всех богов по свято чтимой древней традиции не допускали никого, кроме брачующихся. Жених и невеста шли рядом, на небольшом расстоянии, медленно, будто тяжкий груз мешал войти в божественный дом, и остановились у самых дверей, распахивающихся уже в не в первый раз перед герцогом. Один вдох, внимательный взгляд, брошенный на Амелию, и Норт протягивает руку, на которую опускается холодная девичья ладонь. Более ничего не останется между ними, кроме них самих...

   Жрецы в белых одеждах стояли полукругом у алтаря, освободив место в центре для тех, кому предстояло пройти ритуал. Герцог уже знал, что ему надлежит делать, и уверенно повёл невесту к алчущему их крови жертвенному камню.

   Никто не задавал вопросов, жрецы делали то, что привыкли за многие годы, доверяя решение судьбы вошедших в храм людей богам. Двое приблизились, отчего песня изменилась, утратив голоса, и одновременным движением сделали надрезы на поднятых руках жениха и невесты, сразу же прижав их к чёрному камню. Алые всполохи взметнулись вверх, будто изнутри алтаря шёл жар, испаряя любую влагу, а после вновь опустились, сковав запястья мужчины и женщины кровавыми браслетами. И лишь в этот миг оба ощутили боль.

   — Боги соединили вас, смешав кровь и оставив отметины на телах ваших. Отныне и до смерти судьба едина для обручённых в храме всех богов. Свет и тьму нести вам вместе, рождая новую жизнь и отдавая по капле свою. Идите в мир, там ваше место, не здесь.

   Герцог и герцогиня вышли к родным, что ждали их у подножия храмовой лестницы, не улыбаясь и молча. Норт знал, как должен проходить ритуал, и не ожидал отступлений, поэтому речь жреца озадачила его, как, впрочем, и вдруг появившийся на запястье брачный браслет в виде алого рисунка, саднящий и заставляющий скрипеть зубами от сдерживаемой боли. До этого маг всегда сам надевал очередной жене украшение из сплава нескольких металлов, подобный же был подготовлен и теперь, но рана на руке Амелии была слишком свежа, чтобы мучить её ещё и этим. Сама же невеста никак не могла отойти от того, что испытала у алтаря. Будто её душу вынули, оставив пугающую пустоту, а после вернули уже изменённой, не прежнюю, а чью-то чужую, более сильную, смелую и яркую. Амелия боялась, что это заметят и другие, поэтому опасалась показываться, стараясь следовать за мужем, магия которого вновь распахнула свои крылья, принимая под свою защиту.

   — Не пристало никому из королевского рода прятаться, — сквозь зубы, так, что слышала лишь Амелия, процедил герцог. — Теперь ты часть меня и вполне способна смотреть в лицо всему, что встретится на нашем пути.

   Упрямо вздёрнув подбородок и гневно полыхнув глазами, Амелия не ответила, лишь чувствуя, что наставления матери и советы отца теперь не кажутся по-прежнему мудрыми и правильными. Разве можно обращаться подобным образом с той, что назвал частью себя?! Но волна гнева схлынула столь же быстро, как и появилась. И, успокоившись, юная герцогиня приняла правоту супруга. Даже если суждено умереть, встречать свою судьбу следует без страха и спокойно. Она улыбнулась, выйдя из-за спины мужа, и слегка склонила голову в приветствии, заметив среди дюжины присутствующих сыновей короля. Разве могла она даже мечтать о том, что они почтят своим визитом её свадьбу ранее? Безусловно, нет. До того, как стала невестой дер Маскаоне. Как недавно и будто давно это случилось...

   Праздничный обед поражал обилием и пышностью, сравнимый с королевским. Но это уже не удивляло Амелию, привыкшую считать каждый медяк, у герцога иные запросы и траты. И даже король появился посреди трапезы, сев рядом с женихом и усадив жену подле невесты. Правитель выглядел довольным и сыпал шутками, поражая своих подданных необычно весёлым настроением, отчего многим становилось не по себе.

   — Достаточно отдохнули, не пора ли начаться и развлечению для гостей?! — Норт сделал знак музыкантам после пятой перемены блюд. — Первый танец герцогини!

   Плавная мелодия, нежная, как юность, принесённая в жертву тьме, казалось, будет литься бесконечно, перекатывая на своих волнах медленные движения молодой жены, грациозно кланяющейся и делающей переходы вокруг мужчины, который теперь волен распоряжаться её судьбой. Но постепенно ритм менялся, как и рисунок танца, сотканный множеством инструментов, часть из которых были неизвестны даже весьма сведущей в музыке Амелии. И сама она отдалась власти звуков, сладостных и пробуждающих нечто, что ранее таилось в глубинах девичьей души и лишь в этот день открывшееся.

   Теперь Амелия сама не отводила глаз от тёмных омутов, что звали и пленяли, обещая открыть все тайны мира. Герцог тоже смотрел не отрываясь в серые глаза жены, теперь казавшиеся стальными, будто они закалялись в огне пламени нижнего мира, и более не улыбался, как и не говорил обидных слов, лишь обжигая горячей ладонью, что покоилась на талии. Молчаливый диалог, объяснение, которое не состоялось в реальности, танец скрытой страсти, ещё не разбуженной, но уже бушующей — это пугало и завораживало, заставляя бледнеть гостей более, чем шутки короля. И лишь наследники обсуждали что-то, опустошая кубок за кубком и будто не пьянея от выдержанного вина, что прибыло из-за моря, столь же терпкого, сколь и крепкого...

   Последняя нота растаяла в ставшем густым воздухе, и Норт прикоснулся кончиками пальцев к алым губам жены, что не ответили ему ещё ни разу.

   — Моя... Мой свет и сладость... Может, отложим поездку?

   — Нет, наше время ещё не настало, — ответила словно и не своими словами Амелия. — Мы должны уехать, я чувствую это, будто шёпот богов подсказывает верный путь.

   — Не верю я богам, радость моя. Но тебе готов, пусть и ошибусь впервые в жизни, лишь потому, что стоит быть благодарным за столь щедрый дар, что я получил сегодня.

ГЛАВА 6

Празднество не планировалось заблаговременно, ни гости не ожидали столь скорой свадьбы, ни сами жених с невестой, поэтому развлечений много заготовлено не было. И постепенно огонь веселья затихал, в богато обставленном жилище знатного рода лишь изредка раздавались голоса и смех, по большей части после слов короля, который довольно скоро объявил о том, что покидает дом герцога. Тепло попрощавшись с новой родственницей, расцеловал смущённую невесту в обе щеки, похлопал по плечу Норта и отбыл, забрав с собой и не скрывающих недовольства сыновей.

   После отъезда королевского семейства герцог так же решил поторопиться в дорогу, известив о том гостей и приказав жене удалиться в покои, дабы подготовиться. Сборы не могли быть долгими. Амелии лишь требовалось сменить свадебный наряд на другой, более подходящий для долгого пути. Но отчего-то герцог не доверил это простое действо притихшей Суше, велев той покинуть комнату, что теперь принадлежала молодой хозяйке.

   — Господин желает осмотреть новое приобретение? Я помню ваши слова, герцог, о том, что отец продал меня, но мне достало лишь одного его взгляда за праздничным столом, чтобы понять: я не держу на него обиды. Таков мой ответ на тот вопрос, что вы задали в королевском дворце. Здесь нет моего сундука...

   — Оставь детские обиды в той жизни, которой жила в родительском доме. Отныне ты моя жена, герцогиня дер Маскаоне. Быть частью столь великого рода, это ещё и тяжёлое бремя, а не только лишь честь. Амелия, я не покупал тебя, этот труд взял на себя король. У нас обоих не было выбора, но разве сегодня мы не получили подтверждение того, что поступили верно, дав согласие на брак? И к чему теперь упоминать о том? Раздевайся, не на твои прелести сегодня я буду любоваться, мне требуется обновить защиту, которая едва держится, чтобы не рассыпаться вновь. И дорожный костюм я приказал подготовить. Большую часть пути ты проведёшь в седле, надеюсь, отец не поскупился на обучение столь необходимому навыку для благородной дамы?

   Умелыми движениями герцог расслабил шнуровку, после чего улыбнулся, услышав, как глубоко вздохнула девушка. Белоснежное платье с вышитыми по подолу алыми цветами, что отражали солнечный свет гранями драгоценных камней, упало вниз, обнажив хрупкие плечи. Нательная рубашка, такая же нежная, как и кожа невесты, была оставлена, пусть и не радовала Норта гладкостью дорогого шёлка. Он предпочёл бы и в самом деле, чтобы Амелия обнажилась полностью, но отчего-то никогда не испытывающему жалости ни к кому, даже к себе, тёмному магу не захотелось усугублять ту дрожь, что ощущалась в юном теле. Положив одну руку на грудь у основания шеи, вторую между лопаток, герцог сосредоточился на восстановлении вязи распадающегося заклинания, но после двух неудачных попыток отказался от подобного способа исправить ситуацию. Воздвигнув самый мощный из подвластных ему защитных контуров, Норт вовсе снял своё заклинание, услышав в то же мгновение женский крик, вонзившийся в его душу, словно нож, отравленный ядом и убивающий столь же болезненно, сколь и быстро.

   — Всё будет хорошо, доверяй мне.

   Тихий шёпот и треск разрываемой ткани. А после кровь, которую Амелия ощутила на своих губах, почти теряя сознание от боли. Разве должно происходить подобное в первую брачную ночь?! Слушая рассказы служанки, она иначе представляла исполнение супружеского долга. Да и жгучая боль, словно умелый палач ставит на неё клеймо, распространялась от груди, заставляя слёзы всё же пролиться из ставших цвета грозового неба глаз...

   — Глотай! Это кровь, а не отрава! Пей, я сказал, — жёсткий голос требовал подчинения, и Амелия проглотила неприятно-тёплую жидкость. — Вот так-то лучше. Теперь мне будет проще маскировать твою ауру. Восстановить наложенное жрецами заклинание уже невозможно, а ты мне ещё нужна живой. Вот только по дороге так или иначе придётся избавиться от соглядатая...

   Герцог ушёл, более ничего не объяснив, оставив жену на кровати одну плакать в разодранной рубахе, а после в покои вернулась испуганная Суша.

   — Никак уже? А простынь предъявлять? Кровищи-то сколько... Неужто бил?! Правду говорят, благородные, они ещё злее, чем разбойники лесные.

   — Не смей! — вытирая кровь с губы, вскинула голову Амелия. — Поранился герцог, его это кровь. И женой своей по обычаю он меня ещё не сделал, как я того ожидала, нечего гостям предъявить в знак свершившегося брака. Муж сказал, что дорожный костюм для меня приготовлен, найди и помоги одеться.

   Облачившись в довольно смелый наряд, в который входили помимо прочего мужские облегающие бриджи и сапоги, подбитые металлом на манер тех, в которых отец и братья обычно отправлялись на охоту, герцогиня рассматривала себя в зеркале. Она будто взрослее стала после проведения уже второго за этот день ритуала. Пусть герцог не объяснил толком, но Амелия догадалась о том, что он не договорил. Её сила и в самом деле вырвалась на свободу, обещая как великое счастье стать магиней, так и, возможно, скорую смерть, если о том станет известно. Глаза теперь видели иначе, показывая двойную суть людей, будто имеющих помимо тела ещё одно — яркое и притягательное, которое хотелось рассмотреть пристальнее, изучая. Пока удалось разглядеть себя, Сушу и Лаиду, молчаливой тенью возникшую в комнате, но теперь Амелия была уверена, что увиденное и есть та самая аура, о которой толковал муж.

   Большой дом опустел, наполнившись тишиной, что царила в нём большую часть года. И лишь советник остался, дожидаясь своей дочери, чтобы попрощаться перед долгой, если не вечной, разлукой. Амелия спустилась с господского этажа вниз, улыбнулась отцу и протянула руку, облачённую в тонкую перчатку, доходящую до локтя.

   — От чего грустны ваши глаза, папенька? Муж заботится обо мне, и я не мыслю даже, что могла стать супругой другого. Обещаю писать и радовать хорошими новостями, едва только обоснуюсь в новом доме.

   — Простите меня, герцогиня, — поклонился седовласый советник. — Теперь только так и не иначе могу обращаться к дочери собственной. Не о счастливой доле вашей я пёкся, отдавая замуж, иная печаль мучила меня, заставляя забыть о долге отцовском.

   — Всё повернулось к лучшему, батюшка. Не стоит понапрасну переживать о том, чему помешать было не в силах ваших. С вами моя любовь и благодарность за науку безмерная. Прощайте, свой дочерний долг я отдала сполна и теперь могу быть спокойна.

   — Пусть боги осветят ваш путь, герцогиня.

   Поцеловав руку дочери, советник выпрямился, склонив в знак уважения голову перед подошедшим герцогом, и быстрым шагом направился к выходу, где его ждала карета, чтобы отвезти в потерявший свою душу дом, теперь наполненный лишь чужими людьми.

   — Вот и славно, более ты ему ничем не обязана. И нам пора, — Норт не выказал никакого удивления и сожаления, лишь констатируя факт и провожая взглядом удаляющегося тестя, которого и ранее не считал выдающимся человеком, а теперь вовсе вычеркнул из своей и жены жизни.

   Ловкие слуги, среди коих Амелия заметила и того, чей лик был тёмен, словно ночь, уже переместили сундук герцогини, вокруг которого хлопотала Суша, на телегу, привязав, как и другой багаж. Всего телег имелось две и обе гружёные так, что среди тюков и сундуков могли поместиться едва ли два человека, не считая возницы. Из увиденного Амелия сделала вывод, что герцог не шутил, когда говорил о том, что передвигаться ей предстоит верхом. Среди дам высшего света подобное мало того, что не считалось особой доблестью, а высмеивалось, будто забравшаяся на скакуна девушка пытается сравняться с мужчинами, но лишь показывает себя как девицы, не знающие чести. Щёки её вспыхнули, но герцогиня и не подумала сказать хоть слово, в одном её муж был прав: ещё в ту пору, когда юной Амелии исполнилось четырнадцать, учителя отец нанимал, полагая, что хотя бы не упасть с лошади его дочь должна, коли придётся забраться на неё. Целую седмицу девочка упорно выполняла упражнения, борясь с болью в пояснице и страхом, но после вполне сносно могла сидеть как в дамском, так и обычном седле, умело переходила на рысь и галоп. На сём занятия подошли к концу, и более Амелия не приближалась ни к кому, кто оное седло мог носить. И вот теперь наука пригодилась. Трястись на неудобной телеге не хотелось, а большинство карет предназначены лишь для мощёных камнем городских улиц. Даже дорожные, созданные для долгих путешествий, не везде могут пройти, а путь предстоит непростой и лежать будет через вязкую почву заболоченных лесов и опасные горные края. И опять герцогиня уверилась в правоте мужа, умудрённого годами, успокоилась и кивнула в знак согласия, ощущая, что уже почти не боится смотреть в чёрные глаза, а сердце трепещет невиданной радостью в предвкушении путешествия. В детстве мечталось о далёких краях, и вот неожиданно всё начало сбываться — вокруг иноземцы, впереди расстилается путь дальний в сопровождении магов и молчаливых наёмников, а ещё внутри бурлит сила, будто призывая вступить в новую жизнь, совсем иную, притягательную и волнующую.

   — Я велел подготовить спокойную и выносливую кобылу. Она не слишком красива, но в пути не на это обращаешь внимание, — тем временем Норт, на лице которого на столь короткое время мелькнула улыбка, что никто кроме Амелии не заметил этого, подал знак, и конюший подвёл двух лошадей. — Седло не дамское, мы не на увеселительную прогулку отправляемся, ты должна сидеть уверенно, одежда для того и подбиралась, чтобы не смущать никого. Надеюсь, жена, ты не станешь утомлять меня и задерживать нас всех в пути дамскими капризами. Не сможешь ехать в седле, придётся сидеть на телеге, как и всем прочим, кто коня не имеет.

   Сам герцог подсадил жену, гневно посмотрев на слугу, уже подставившему спину для госпожи, и после взлетел, как показалось Амелии, в седло второй лошади, более высокой и тонконогой, чем её. Суша уже устроилась на одной из телег, весело щебеча о чём-то с молодым пареньком, своим соседом, Лаида же и её брат, судя по схожему внешнему облику, подъехали на коренастых конях тёмной масти, встав по обе стороны от молодожёнов. Отряд из двух дюжин всадников тронулся в путь, сопровождаемый любопытными взглядами и тихими вздохами, многие, как ни странно, завидовали дочери советника по морским и торговым вопросам, недоумевая, почему повезло именно ей, уже старой для невесты, и не слишком красивой, стать женой того, к кому король столь благоволит.

   Проезд через город дался Амелии очень тяжело. Вначале она с любопытством рассматривала ауры людей, вспыхивающие тем более ярко, чем сильнее обладатель реагировал на появление отряда герцога. Норта дер Маскаоне многие знали в лицо, боялись все, как, впрочем, и ненавидели. После неудачной первой женитьбы королевский племянник некоторое время служил при дворе, и заслуги его были велики, как и горе, которое успел причинить Норт тем, кого считал преступниками. Отголоски тех времен доходили и до слуха нынешней герцогини в виде сплетен, но по вбитой годами науке Амелия полагала, что ей ни к чему прислушиваться к тому, как мужчины вершат свои дела. И вот теперь от цветных всполохов множества аур разболелась голова, а глаза уже перестали различать лица, и молодая жена лишь кивала тем, кто приседал в поклоне. То могли оказаться знакомые, её или мужа, теперь неважно, но не реагировать на приветствие она полагала дурным тоном.

   Прикрыв глаза и лишь иногда бросая взгляд сквозь ресницы на дорогу, чтобы понимать, где они и что происходит, Амелия вернулась мыслями к прощанию с отцом. Нехорошо она поступила, солгала и герцогу, и с тем, кто подарил ей жизнь, повела себя так, будто забыла о своём происхождении, возгордившись сразу же после заключения брака. Но разве можно было сознаться в том, что дочь, всего лишь женщина, жалеет высокородного мужчину, советника самого мудрого из королей, к которому тот прислушивается?! Отец постарел, будто в один день на его плечи опустился весь груз прожитых лет, придавив к земле и сделав сгорбленным. И, как ни старалась, ни убеждала себя Амелия в том, что нет вины её родителя в случившемся, не смогла простить. Обида холодной змеёй проникла слишком глубоко и не хотела покидать сердца. И потому слова дочери били советника кнутом безразличия, что не могла она стать прежней — послушной и безропотно принимающей все решения отца.

   Вздохнув, Амелия поклялась себе, что постарается впредь не поддаваться подобным чувствам, и попросила богов уберечь от такого испытания.

   — К чему такие страдания? — вдруг склонился к жене и очень тихо поинтересовался Норт. — Неужели другому обещала составить партию, а теперь мучаешься, не исполнив слова данного? Вижу, какие чувства обуревают супругу мою. Но какова причина, позволь узнать?

   Амелия вздрогнула, в первый момент решив, что герцог прочитал её мысли, но поняв, о чём он толкует, нашла в себе силы улыбнуться.

   — Никому не обещал моей руки отец, и я никого не допускала к сердцу, герцог. Воля богов соединила нас, а значит, нет у вас повода сомневаться во мне. Тяжело покидать родные края, не все дела закончены, ведь наша свадьба состоялась столь скоро, что и порадовать вас подарком свадебным не успела. Надеюсь, что вы простите мне, если нательную рубаху с вышитыми именами нашими, я подарю на первую годовщину, а не теперь же.

   — Лукавишь, краса моя, — прищурился маг, будто рассматривая ауру жены, но ритуал на крови настолько хорошо её замаскировал, что герцог и сам теперь не смог отличить, видит он истинную или отражение своей. — Скоро минуем город, а после дело пойдёт веселее, не до грусти о делах незавершённых станет. Одно хорошо, что первый переход не будет долгим, половина дня уже миновала, а ночью не только людям, но и животным отдых давать следует.

   Городские ворота остались позади и теперь впереди расстилались, местами ещё зеленея, но чаще окрашенные жёлтым цветом спелой ржи и пшеницы, обширные поля. Столица была построена на возвышенности, окружённая толстой каменной стеной и способная выдержать долгую осаду. Но вокруг, насколько хватало глаз, пестрела изрезанная словно лоскутное одеяло равнина, которую крестьяне засеивали всю, зная, что даже самый хороший урожай удастся сбыть по выгодной цене в городские закрома. И пусть самые лучшие сорта зерна не доставались людям, скормленные по большей части породистым скакунам королевской и других конюшен знати, но крестьяне не бедствовали, всегда имея на столе кашу и наваристые щи, щедро приправленные жирной сметаной или даже мясом петуха, что оказался чрезмерно драчлив.

   Отряд передвигался быстро, обгоняя пустые подводы, возвращающиеся из города, сопровождаемые лишь облаком пыли и редкими искрами магии, что иногда срывалась с кончиков пальцев герцога, регулярно обновляющего защиту жены. Королевский маг хмурился, замечая мрачный взгляд дер Маскаоне, и уповал лишь на то, что плещущаяся в тёмных глазах мгла не обернётся для того, кого послал сам правитель, могильным мраком. Задание было простым лишь в первой части — оберегать молодую жену, защищая от обычных и магически вызванных недомоганий. Подобное опытному военному, более двадцати лет проведшему в седле, обеспечивая жизнеспособность королевской гвардии, не казалось сложным, но вторая часть... Жену герцога следовало умертвить, если приплод, что неизбежно должен будет появиться на свет, окажется не того пола, который угоден королю. И совершить указанное следовало до дня, как Амелия дер Маскаоне разрешится от бремени. Герцог сможет защитить своего младенца, используя родовую силу, но лишь в том случае, если тот успеет закричать в первый раз, покинув материнское лоно. Именно этого не желал допускать правитель. Король желал, чтобы не свет появился сын, но никак не дочь великого рода, для того и направил верного слугу, которому мог доверить столь щекотливое дело. Вот только маг уже сомневался в том, что сам доживёт до решающего момента. И теперь напряжённо обдумывал, что же уготовил для него герцог, без устали проверяя, всё ли в порядке с молодой госпожой.

   Ближе к вечеру небо нахмурилось низкими облаками, иногда проливающимся мелким и недолгим дождём. Воздух стал заметно свежее, да и спина уже начала ныть от непривычной нагрузки. Амелия молчала, не жаловалась и не просила поскорее дать передышку, и с облегчением услышала, что герцог дал команду к остановке. Голова её перестала беспокоить почти сразу, как людей вокруг стало меньше, а свет, что исходил от крестьян с усталыми лицами и натруженными руками, встречающимися на пути, будто исцелял, проникая внутрь уставшей от переживания девушки.

   — Всё ли в порядке, герцогиня? — рядом, сразу после того, как спешился, оказался королевский маг, которого не сложно было заметить по особой нашивке на плаще и яркому алому подбою, что дозволялось носить лишь гвардейцам. — Мой долг — забота о вас, а бледность лица вашего говорит о том, что требуется моя помощь.

   — Горячая еда и долгий сон в тепле, единственное, что нужно любому путнику в такую погоду, — Норт тоже спешился и теперь приблизился к жене, чтобы самолично помочь той спуститься. — Впрочем, займитесь другими членами отряда, кажется, кто-то кашлял.

   — Как прикажет герцог, — маг поклонился и быстро исчез, дабы не вызвать гнев своего нового, пусть и временного, но хозяина.

   Заметив, что вслед за отошедшим мужчиной устремилась тёмная сила её мужа, Амелия лишь успела вскрикнуть.

   — Не надо, прошу вас!

   — В чём дело, душа моя? — удивлённо вскинул одну бровь Норт, в то время, как его рука уже покоилась на талии жены. — Не желаете покидать седла? Не думаю, что на нём будет удобно спать.

   — Жизнь человека священна, поскольку дарована богами, — не отводя взгляда от тёмных глаз, без боязни произнесла Амелия. — Я готова шутить, мой господин, но не судьбой вашей души. Отступитесь, не делайте этого. Чем не угодил вам этот добрый человек?

   Громкий смех заставил обернуться тех, кто находился рядом, других же, разошедшихся, чтобы принести валежника или по иной нужде, вернуться скорее к людям. Герцога давно ничто не веселило, но искренняя забота о его душе...

   — Ты бесподобна, — отсмеявшись, он прикоснулся губами ко лбу Амелии. — Неужели между своей жизнью и чужой смертью ты сделаешь выбор в пользу того, кто сможет придать огласке наш секрет? Добрый человек... Надо же!

   — Я понимаю, он маг и может увидеть то, что необходимо скрыть, но должен же быть иной способ... Прошу вас.

   — Если таково твоё желание, хорошо. В день свадьбы негоже расстраивать жену, но вскоре, я уверен, голос разума возобладает, и ты поймёшь, что существует лишь один способ заставить кого-то замолчать навсегда. И нет смысла переживать о том, что уже невозможно погубить. Моя душа не требует подобной заботы, даже твоему свету не спасти её.

ГЛАВА 7

Ночь опускалась быстро, пряча под тёмными крыльями всё, что многие стремились скрыть от взора богов. От того и разбойники выходили на промысел лишь тогда, когда мгла скрывала их лица, и порождения нижнего мира выбирались из своих укрытий, чтобы напитаться плотью человеческой. Большой шатёр, единственный в лагере, был установлен для госпожи и её служанок в самом центре, окружённый огнями костров и бдительной стражей. Но всё же Амелии было страшно, впервые она укладывалась спать вне стен защищённого ото всех напастей отчего дома.

   — Тебе ли опасаться тех, кто тьмой рождён, госпожа? — улыбалась, сверкая белыми зубами в тусклом свете единственной свечи, Лаида. — То лишь удел слабых и несведущих.

   — Что-то Суша запропастилась, только и должна была миски пустые стряпухе отдать... Вроде и складно говоришь по-нашему, а понять тебя никак не возможно, — отозвалась Амелия. — Люди слабы телом, а женщины и духом, это всем известно. И ни с кем из тех, кого породили тёмные боги, не могу я быть знакома, оттого и страх мой.

   — Открой глаза и правда сама глянется. Не буду говорить того, что скоро сама поймёшь, коли не веришь пока. Мне выспаться надо, весь день на страже, устала. Брат мой будет до полуночи охрану нести, а после я его сменю до рассвета. Не беспокойся, никому не нарушить сна твоего, госпожа.

   Впервые за время их недолгого знакомства темнокожая стражница позволила себе отдых, но слова странные запали в душу герцогини, не давая забыться сном. Устроившись на жёстком походном ложе, что соорудили наёмники из мешков с зерном, Амелия глубоко задумалась и очнулась лишь тогда, когда вернулась верная Суша.

   — Где тебя носило так долго? Забыла о долге своём, милуясь с каким-нибудь красавцем?

   — Прощения прошу, заступница! Всё пыталась узнать, когда утром вставать и воду где брать, чтобы к пробуждению вашему приготовить всё успеть. Какие уж тут милования, мой ненаглядный теперь далеко, не увидимся более, — так горько вздохнула служанка, что Амелия не смогла не признаться.

   — Да в сердцах я. От страху глупость сказала. Неужели у тебя взаправду любимый есть? Это я тебя от жениха увезла?!

   Укладываясь на пару мешков рядом с ложем хозяйки, Суша принялась за рассказ, более пугающий, чем то зло, что могло ожидать одиноких путников ночью.

   — Скажете тоже. Разве ж на девках кто добровольно женится?! Хозяин может пристроить, но то по доброте и расположению особому, а я лицом не мила никому, чтобы судьбой моей хотели озаботиться. Вот сестра моя красавицей уродилась, две косы с руку толщиной, глаза озорные да смех звонкий. Ваши братья чуть не до смерти дрались из-за неё, а та, дурочка, радовалась, похвалялась передо мной. Мы в имении, что во владениях дальних, жили тогда, вы совсем крохой были, болели часто, вот маменька и решила кормилицу из крестьянок поздоровее взять. Присылали сыновей старших по делу, а те баловаться ох как любили. Вот и сестра моя в одно утро побитая и заплаканная вернулась, правда, с кошелём, полным серебра. Ревели мы всем двором, да только сотворённого не поправишь уже. Много порченых девок в деревне, но от хозяина и деток его вроде как не грех, даже прибыток — приданое богатое.

   — Страх-то какой! Что за глупости?! Не наговаривай на братьев моих. Или... И отец тоже? — вдруг вспомнилось Амелии, что привозили из имения одну девушку-служанку на неё, как две капли воды, похожую, да быстро замуж за лавочника отдали.

   — Бывало и такое. Вы теперь дама замужняя, понимать должны, что мужчины бывают охочи до любви плотской. И не всегда рядом жена, а девок вокруг, которым по закону все прихоти хозяйские исполнять положено, много. Одно дело, если по согласию, и совсем иное, когда силой берут, что пожелают. Вы сами-то улыбайтесь мужу почаще, оно всё легче будет, да и лаской отвечайте, особливо в первую ночь. Тогда и боли меньше, потом уж свыкнется, но поначалу неприятно.

   — Ты-то откуда знаешь? Сама же говорила, что не мила никому, — чувствуя, как горят щёки, постаралась невозмутимо ответить Амелия.

   — Разве не живая я? В темноте да после пары кружек хмельного и рябая красавицей покажется. Всё одно уж женой не стать, так хоть понять, чего этим мужикам нужно, хотела. Вот и вам мой совет, перед брачной ночью вина горячего выпить надобно. Один только смех да стыд в памяти тогда останется, а не как у сестры моей... Померла она опосля, суровы братья ваши оказались в любви-то своей.

   — Ты же кланялась им, улыбалась даже... Я помню, хоть и появилась ты в доме нашем уже после женитьбы обоих, — ужаснулась Амелия, представив, что можно испытывать к тем, кто повинен в смерти родного человека. — Ты ненавидишь всю нашу семью? Признайся, Суша!

   — Да боги с вами, госпожа! Мне всего-то седьмой годок шёл тогда. Так давно всё случилось, что будто и не было вовсе. Помню лишь по сей день, как наказывала мать, отправляя меня на печь, когда сестру оплакивали, чтобы держалась подальше от господ и даже думать не смела о том, что виновны они. На всё воля богов, кому жить, а кого забрать раньше времени светлые да тёмные промеж собой решают. Не даром говорят, что испытания в этой жизни положены тем, кто не угодил им в прошлой. И зла никому из вас не желаю, грех это, а в следующей жизни я мечтаю тоже госпожой родиться, ни к чему мне гневить богов и душу свою пятнать.

   — Спи, Суша, — решила прекратить беседу Амелия. — И я буду, завтра день тяжёлый нас ждёт, если светлые боги не смилостивятся. А тёмным вовсе не хочется под око всевидящее попадаться. Пустое всё, что было или не было, о дне грядущем думать следует.

   Недолго поворочавшись, служанка вскоре затихла. Амелия же не могла сомкнуть глаз, каждый раз представляя ужасные картины с участием братьев. В темноте они представлялись ей почти дикими зверями, вместо лиц человеческих пугая чудовищными мордами и кровью, что капала с когтистых лап. И вот уже смена караула произошла, а госпожа всё продолжала страдать, не имея возможности забыть, что сотворили её родичи. И, накинув плащ на нижнюю рубаху, выглянула из шатра, чтобы поговорить с Лаидой, что отправилась на стражу.

   Небо очистилось от туч и теперь являло жителям мира всё своё великолепие. Будто алмазы светились в темноте звёзды высоко над головой, недоступные и притягательные. Ещё никогда ранее послушная дочь королевского советника не смотрела ночью на небо, дышащее и живое, как теперь казалось.

   — Не спится? — усмехнулась стражница, возникнув рядом будто из воздуха. — Или проверяете, как службу несу?

   — И в самом деле уснуть не могу, тебя искала. Расскажи мне о муже. Ты же давно его знаешь. Суров ли он и от чего на самом деле умерли его жёны?

   — Судьба у них была такая. Тебя же буду беречь, магиня, пуще сердца своего. И зачем о муже пытаешь? Что знать хочешь? Убивает он лишь врагов, а пустой жестокости не терпит. Напрасно крови не прольёт, но и щадить того, кто опасен, не станет. Мужчина-воин, достойный сын тьмы, что является жилищем богов и их порождением. Но не это же тебя волнует, владеющая светом. Задай вопрос, если хочешь услышать ответ.

   — Ты его женщина? — вдруг осмелилась Амелия. — Скажи, что ждёт меня в супружеской постели.

   — Права ты в том, что у Норта есть женщины, которые успокаивают его плоть, но я не из их числа. Он мог получить ту награду, что положена спасителю, но освободил меня от долга. И жёны, что оправились за черту жизни столь скоро после свадьбы, умерли вовсе не от любви его. В этом твой вопрос? Не слушай служанку свою, не знает она, как любят мужчина и женщина, отдавая друг другу тела и соединяя души.

   — А ты знаешь?

   — Не вчера же родилась, пережила и великую радость, и горе непомерное. Слушай, если желаешь знать. Перед каждым боем один из воинов приходил к жрице, чтобы я помолилась богу войны об успехе. Не всегда кровавый бог отвечал на мой призыв, бывало, что отзывалась богиня иная. Я полюбила воина, на которого она указала мне, и делила с ним ложе много раз. В день, когда враги одержали победу, я видела голову моего любимого, которую они бросили в жертвенный огонь, благодаря за благосклонность богов. А после моё тело было осквернено множеством мужчин, каждого из которых я мечтала убить. Выжить мне помогла ненависть, я ещё вернусь, отдав долг, и умоюсь их кровью. Иди спать, маленькая госпожа, ловить тебя, падающую с лошади, завтра не хочу. Если боишься, дам средство успокоительное. Ну а перед брачной ночью, напротив, другое, что пробудит чувства и обострит их, превратив то, что тебе мнится пыткой, в наслаждение.

   Ничего не ответив, Амелия вернулась в шатёр. Рассказ стражницы пугал даже больше, чем услышанное от служанки, но принимать настойку она не хотела, как и думать о том, что неизбежное всё же случится, когда отряд достигнет земель герцога. И едва полог за девушкой закрылся, тьма рядом будто ожила, явив герцога. Норт обходил лагерь, привычно проверяя посты и желая убедиться в том, что с женой всё в порядке. Он не стал обнаруживать себя, услышав беседу, но знал, что Лаида не могла не ощутить присутствия своего спасителя. Жрица всегда знала, когда герцог приближался, чуяла, как преданный зверь, чем всегда удивляла Норта. Равно как и её брат — обычно молчаливый, но быстрый и опасный. Он был личным стражником герцога, но с сегодняшнего дня заботе Руинда была доверена иная жизнь — Амелии дер Маскаоне, надежды короля на продолжение славного рода королевы Нары Первой.

   Тихим пологом укутали искры магии, слетевшие с длинных бледных пальцев герцога, всех, кто находился в шатре. Суша крепко спала и без того, устав за день и нахохотавшись с возницей. Амелия же погрузилась во мрак сна, почуяв силу давления чужой воли, но сопротивляться долго не смогла, сомкнув веки и уложив под щёку ладошку, как делала с детства.

   — Полагал застать здесь брата твоего, но вы всегда делили службу поровну, будто и не женщина ты. К чему эти откровения, Лаида? — присел так же на корточки, как и устроилась стражница, Норт. — Испугала мне жену, усыплять пришлось.

   — Девочка совсем, хоть и госпожа, а умом не старше тех, которых на моей родине в жрицы посвящают. Двенадцати вёсен от роду я была отдана богу войны, а знала не в пример больше жены твоей. Хоть и объяснял ты, что в Нарении жизнь устроена иначе, а не могу понять, отчего женщин своих не уважаете, свободы и знаний им не даёте. Ты же другой, Норт, и власть имеешь, чтобы изменить то, что могло убить предназначенную тебе.

   — Люди сами должны захотеть перемен, — отмахнулся от назойливого насекомого, что кружило вокруг, и заодно от вопроса, прозвучавшего в словах Лаиды, герцог. — Какое мне дело до их бед? Знаешь же, что не способен чувствовать. Маг, которого король приставил к жене моей, не появлялся у шатра?

   Сплюнув траву, что жевала, и забросив в рот новую порцию из мешочка с помогающим сохранять бодрость и внимание сбором, темнокожая подруга герцога усмехнулась.

   — Приходил, вынюхивал. И даже не понял, как нож Руинда обласкал его горло. Не убил, лишь показал, на что способен. Больше не приблизится маг к герцогине без приказа твоего. Однако силу набирает молодая госпожа, скоро не сможешь скрывать. Избавиться следует от шпиона. Могу я.

   — Не стоит. Амелия просила за него. Но ты права, избавиться придётся. Мою магию он почувствует... Да и амулет, которым, наверняка, обеспечил отец своего посланца, может помешать довести дело до конца быстро. В твоих снадобьях нет средства, чтобы он видеть полностью и слышать перестал? Жив будет, как я и обещал жене, но вреда уже не причинит, не имея возможности проверить, кто пользуется магией.

   Покачав головой, Лаида неуловимо быстро поднялась, словно почувствовала приближение кого-то, но после вновь села, успокоившись.

   — Звери вокруг лагеря и один оборотень. Ушёл, попробовав угощения твоей защиты. С немощным в дороге трудно будет. Да и не простит она тебе, догадается ведь, что не сам ослеп и оглох здоровый мужчина. Здесь подумать надо. Когда учить жену начнёшь?

   — Каждую ночь на привале, начиная с завтрашнего, если удастся мага усмирить. Клятву на крови, данную своему повелителю, он преступить не сможет, но ты опять права, если и калечить, то так, чтобы сомнений в несчастном случае не осталось.

   — Твоя кровь та же, что у короля, — сверкнула белозубой улыбкой Лаида. — Вот только темнее и гуще...

   — Я подумаю. Надеюсь, брат сменит тебя ещё до рассвета. Он мне понадобится, пусть придёт к костру, у которого лягу.

   Получив подтверждение тому, что едва Руинд отдохнёт, непременно явится пред тёмные очи герцога, Норт ушёл, всецело доверяя обещанию жрицы. Она пока так и оставалась для королевского сына загадкой, пусть и было пройдено вместе множество дорог, выпито немало воды из одного источника и ещё больше сказано слов. Лишь одно герцог знал твёрдо — Лаида умрёт, но не предаст, не обманет даже в том, что обычные люди посчитали бы пустяком. Жители островов, которые было принято считать одной страной с красивым названием Сиренна, довольно своеобразно относились к жизни, чаще предпочитая ей смерть. Оттого и поклонялись в основном тёмным божествам, принося светлым довольно скромные дары. Вот и Лаида мечтала, что умрёт в битве, неся мщение тем, кто без должного почтения отнёсся к телу её любимого, погибшего, как и подобало мужчине, в бою. Знания темнокожей жрицы были весьма обширны, что, впрочем, не было редкостью среди ей подобных. Но, кроме всего, в той или иной степени доступного многим служителям богов, она чувствовала всех, кто был наделён любою силой, а сама же будто отторгала магию, без сомнения, владея ею. Это было объяснимо, учитывая отношение к женщинам-магиням в Нарении, скрывать подобное требовалось тщательно. И если бы не тот факт, что сам Норт так и не смог разобраться, какой силой может управлять Лаида, это бы не удивляло. Иногда ему казалось, что жрица способна подчинить не только лишь тьму, но и свет, а временами — будто ей подвластно много больше, чем даже ему.

   Приблизившись к костру, у которого устроился по-солдатски просто, улёгшись прямо на землю в своём утеплённом плаще, королевский маг, герцог решил, что это место и ему вполне подходит. Несмотря на высокое происхождение и полноту семейной казны, нынешний глава рода дер Маскаоне вёл довольно скромный образ жизни, разделяя тяготы любого путешествия с теми, кто был рядом. И шатёр на этот раз был прихвачен только лишь с целью обеспечить уют молодой жене, но никак не ему самому. А кроме того, Норт никогда не отступал от одного правила — всегда держать на виду самых опасных врагов.

   Маг пошевелился, стоило герцогу подбросить пару толстых веток в костёр, и обеспокоенное лицо показалось из-под плаща.

   — Нужна моя помощь?

   — Нет. Спи, гвардеец, до восхода ещё далеко.

   И в этот момент резкая боль впилась в виски, словно молния ударила, прожигая тёмное нутро Норта. Защита, установленная вокруг лагеря лопнула, не выдержав мощной атаки и рассыпавшись сверкающими бриллиантами, будто сошедший с ума ювелир решил украсить мир, разбросав вокруг искусно обработанные камни.

   — Нападение, — выдохнул маг. — Несколько человек с разных сторон.

   — Не люди это, — прохрипел герцог, с трудом восстанавливаясь и заставляя тело забыть о боли. — Поднятые. При жизни наделённые силой, а теперь за ней охотящиеся. Вот только у них есть вожак. Должен быть. Не думал, что кто-то посмеет так близко от столицы... Прикрывай!

   Без труда сообразив, что имеет ввиду королевский родственник, маг дождался, пока тот отойдёт на нужное расстояние, и воздвиг свой защитный купол. Самый простой и надёжный, способный выдержать нападение животных и тех, кто владеет магией, но не слишком долго. Лишь изредка приходилось ему прибегать к столь энергозатратным заклинаниям, но вбитые годами навыки сработали отменно, и ни один из тех, кого направился уничтожать герцог, не смог проникнуть к живым людям.

   — Откуда?! — в это время прошипела Лаида, вновь вскочившая и уже почуявшая окруживших лагерь поднятых. — Кто вас прикрывает?

   Жрица упала на колени, низко склонившись, и зашептала, зачерпывая ладонями землю, будто воду. И лишь маг, заметивший то, что происходит рядом с шатром герцогини, понял, кого призывает необычная стражница.

   — Магиня?! Некро!

   Липкий страх, словно маг вновь стал юнцом, которому только предстоял первый бой, проник под плащ. И вместе с волнами магии, что искала мёртвую плоть, до королевского посланника дошла мысль о неминуемой гибели. Белки глаз поднявшейся с земли рабыни уже нашли его, сверкая в темноте ночи и приближаясь. Решив, что магиня с редким даром непременно превратит его в своего раба, предварительно умертвив, гвардеец выбрал иную смерть. Слегка изменив заклинание, он бросился за контур защитного купола, чтобы присоединиться к герцогу в битве.

   Нащупав источник силы, что поддерживала и двигала напавшими, Лаида, используя свой редкий дар, направилась в ту сторону, откуда они пришли. По пути разбудила брата, молча указав на шатёр, и тронулась дальше, зная, что теперь герцогиня под надёжной защитой. Легко миновала магический контур, пропустивший её словно порыв ветра, а не человека, и углубилась в лес, не тронутая ни одним из поднятых. Седовласый мужчина сидел неподалёку, охая каждый раз, когда одному из его детищ приходил конец, на этот раз настоящий. Посох, увенчанный огромным камнем-накопителем, вошёл в землю едва ли не наполовину, так усердно давил на него маг

   — Дар тёмных богов ты используешь во вред их порождению?! Кончина твоя будет быстра, если скажешь, кто оплатил это пиршество смерти.

   Щупальца, соткавшиеся из тьмы, что стала гуще и будто дышала, вонзились в тело старого мага, но из горла его вырвался лишь хрип. Лаида же продолжала терзать свою жертву до тех пор, пока не услышала имя. Хищно улыбнувшись, она отпустила несчастного, бесформенным кулём упавшего к ногам мучительницы.

   — Демон... Демон... Ты снова явился ко мне, завершив жизненный путь, что уже тяготил, — прошептал старик прежде, чем тело его содрогнулось в последний раз, а душа отправилась к тёмным богам, которым он так яро молился.

   — Ты предпочёл служить людям, за это и поплатился, — отпихнула ногой Лаида мертвеца и развернулась, чтобы вернуться в лагерь.

   Уничтожив последних из поднятых, спиной к спине остановились герцог и гвардеец, обессиленно опустив руки.

   — Не знал, что светлые владеют подобными знаниями, — усмехнулся Норт. — Зачем покинул герцогиню, которую тебе поручено было защищать? Ты предал своего повелителя, если ослушался его приказа. Или не ослушался?

   Промолчал маг, лишь поклонившись. Клятва не позволяла ему даже упоминать о миссии, а лгать он не любил. Но ещё и отчего-то не спешил поведать о том, чему свидетелем стал. Герцог не мог не знать о том, что за рабов привёз с далёких островов, а значит, не пощадит случайного свидетеля. Именно так рассуждал уже много повидавший, но надеявшийся прожить долгую жизнь, гвардеец. Лишь вначале битва была яростной, но в какой-то момент поднятые будто потеряли и без того мёртвый разум, беспорядочно кидаясь на противников, словно ослепли. И это могло значить только одно.

   — Я всецело ваш в рамках порученного мне королём, да простит меня герцог, большего не смею сказать. Гвардия призвана защищать от любой напасти, хотя, признаться, ранее мне ещё не приходилось упокаивать оживлённых мёртвых. Маг, что стоял во главе поднятых, погиб, только этим можно объяснить лёгкость, с которой удалось с ними справиться. Кто мог убить его, если мы не теряли друг друга из вида?

   — Может, тот, кто нанял. Или враг. Жаль, что так рано. От меня он не успел бы скрыться. Приберись тут, незачем отравлять лес трупной вонью.

   Когда Норт подошёл к шатру, Лаида уже спокойно сидела в привычной позе рядом со входом, а брат её стоял рядом, сложив руки крест накрест на груди.

   — Спит?

   — И будет до самого утра, — кивнула жрица. — Тебе тоже надо отдохнуть, даже твоя сила имеет предел, а дорога только началась.

   — Это точно. Ладно, отложим пока наш разговор. Руинд, теперь твоя очередь нести охрану, не буду отвлекать.

   Подняв полог, Норт вошёл в шатёр, дабы убедиться в том, что никто не причинил вреда его молодой жене. Амелия спала, раскинув по подушке тёмно-рыжие локоны, будто пламя костров, горящих снаружи, проникло в покои герцогини и замерло в восторге. Нежное лицо было безмятежно, а грудь, слегка приоткрытая, мерно вздымалась в такт ровному дыханию. Герцог поправил пуховое одеяло — настоящее излишество в пути, и к собственному удивлению улыбнулся, словно в душе просветлело от столь невинного зрелища.

   — Спи, душа моя. И не бойся никого, пока на теле есть печать богов, соединивших нас ради того, чего я и сам пока не понимаю, — склонившись, он едва коснулся припухших ото сна губ и сразу отстранился, вдруг ощутив, что желает немедленно сделать жену своей.

   Наваждение было столь сильным, что мысль о ночёвке в шатре, дабы не оставлять Амелию без собственного присмотра, герцогу пришлось отвергнуть. Быстро поднявшись, он вышел под ночное небо и вдохнул пьянящий в своей прохладе воздух. Легче не стало, что было довольно удивительно для того, кто ранее испытывал разве что уколы чувств, но не их испепеляющую суть. И опять Норт улыбнулся, довольный тем, как начался его очередной брак — с изменений, которых он жаждал, но не знал, каким образом получить.

   — Благодарю, отец. Этот дар много ценнее тех, что сделал ты мне за всю жизнь. Надеюсь, это не братья постарались убить нас столь уничижительным образом. Быть растерзанным поднятыми, стать одним из них — худшее из того, что может ждать мага. Для наследников, если они причастны, подобная дерзость обернётся так, что сами будут умолять о смерти, жалости пока меня юная жена не научила.

ГЛАВА 8

Пробудившись внезапно, Амелия замерла, прислушиваясь. Рядом мерно дышала во сне верная Суша, снаружи доносились голоса перекликающихся наёмников, но разбудило её что-то иное... И через несколько мгновений герцогиня вспомнила. Сегодня ей снова снился сон. Необычный, не такой, какие она видела ранее, пусть и мог испугать не меньше. «Вероятно, всё дело в тех рассказах, что прозвучали вчера», — мысли медленно, но возвращали девушку в реальность. Этой ночью она будто переместилась в чужое тело, превратившись в мужчину, который убивал, не испытывая страха и сочувствия. Правда, и ненависть тоже не коснулась его сердца, что было довольно странно, как думалось Амелии. И лишь после того, как враг был повержен, пришло спокойствие, постепенно переросшее в умиротворение, а потом... Этот момент она могла вспоминать, лишь краснея, пусть и уже ощущала себя в собственном теле. Никогда ранее подобный огонь не горел внутри, заставляя желать чего-то, что пока было неведомо. Отчего-то вспомнились тёмные омуты глаз, глубина которых завораживала и не отпускала, обещая то, на что и надеяться было невозможно. Любовь... Разве есть она? Случается ли с теми, кто не по собственной воле заключил брак? Амелия не могла ответить, но сердце замирало в ожидании...

   Приподнявшись, она тихо соскользнула с неудобного жёсткого ложа и вновь выглянула наружу. Рядом со входом в шатёр будто бы никого не было, во всяком случае, девушка никого не заметила, лишь удивившись тому, что Лаида оставила свой пост. Но после вспомнила прозвучавшие вечером слова жрицы о брате и оглянулась. Нет, никого не видно. Неведомая сила тянула куда-то, будто натягивая нить зыбкой переправы, что вела к спасительному берегу, не позволяя утонуть в бурном речном потоке. Множество костров вокруг едва тлело, как и плохо были различимы силуэты людей, ауры которых заметно тускнели во время сна. И лишь один выделялся среди них, привлекая магиню светом словно мотылька в темноте ночи.

   — Не стоит будить герцога, — прозвучали за спиной слова, заставившие Амелию вздрогнуть.

   — Кто здесь? — спросила негромко, чтобы не показывать охватившего страха, и обернулась, по-прежнему никого не замечая.

   — Люди зовут меня Руинд, — приблизился мужчина, остановившись лишь тогда, когда между ними оставалось настолько малое расстояние, что поместилась бы только распахнутая ладонь.

   — Почему я не видела тебя? — от неожиданности Амелия озвучила вопрос, который не имела права произносить, но то, что у брата Лаиды не было ауры, позволяющей разглядеть человека в темноте, слишком поразило.

   — Иллюзия, — слегка склонил голову Руинд. — Бог войны одарил меня особой милостью. Я могу скрыться даже посреди пустыни, оставшись незамеченным. Глаза легко обмануть, но стоит посмотреть иначе и госпожа увидит.

   Вовремя вспомнив о том, что свои способности следует скрывать, ведь разговор может быть подслушан, Амелия лишь встряхнула волосами, что непокорной волной спускались ниже талии.

   — Вас с Лаидой очень трудно понять. Уверена, герцог всё объяснит, когда настанет время. Сейчас же мне надо к нему, я чувствую — что-то не так. Мой муж ранен?

   — Он — нет, — прозвучал короткий ответ.

   — А кто ранен? — вновь остановилась уже устремившаяся к самому яркому силуэту Амелия.

   — Маг, посланник короля. Чую кровь, плохую. Умрёт к утру.

   — И ты спокойно говоришь о том?! Немедленно призови на помощь того, кто сможет спасти несчастного!

   — Он враг тебе и Норту, — фыркнул, напомнив Амелии коня, мужчина. — Зачем помогать врагу?

   Кровь прилила к лицу, заставив его пылать от гнева, и герцогиня вкинула голову, процедив сквозь зубы.

   — Я могу понять доблесть мужчин, убивающих врагов в бою, но спокойно наблюдать за мучениями раненого... Кто тебя учил перечить госпоже, раб?!

   Белозубая улыбка сверкнула во мраке ночи, и Руинд лишь поклонился, не став переубеждать юную жену герцога относительно своего статуса.

   — Не смею останавливать, мне положено лишь защищать.

   — Где он? Раненый, — опять поймав себя на мысли о том, что ведёт себя непозволительно грубо, Амелия всё же не изменила принятому решению.

   Маг тихо стонал, лёжа у совсем потухшего костра. К удаче, рядом не было никого, кто мог бы помешать, вот только герцогиня пока не понимала, как она сможет помочь. Обычные недомогания при помощи лекарей или без оных были не в новинку дочери советника. Довольно часто болела мать в последние годы, да и прочие домочадцы простужались, получали незначительные раны, которые Амелия научилась успешно лечить, но то, что происходило с магом...

   — Плохая кровь, ты сказал? Что это значит? У него жар, — приложила она руку ко лбу мечущегося в бреду мужчины.

   — Остереглись бы, госпожа, заражён он. Мёртвая плоть опасна, если проникнет внутрь живого. Ему не повезло.

   — Мёртвая? — перед глазами Амелии пробежали сцены из сна, будто случились они на самом деле, а ведь был там и маг, сражающийся с теми, кто был оживлён тёмною силой. — Неужели нет никакого средства?

   Раб не ответил, заставив девушку обернуться в нетерпении, но увидела она рядом иную фигуру, закутанную в плащ и высокую.

   — Что. Здесь. Происходит?

   Голос герцога был тихим, но пробирал до самого нутра, заставляя трепетать от страха. Амелия, с детства привыкнув скрывать истинные чувства, поднялась, чтобы взглянуть в глаза своему супругу.

   — Он заразился во время вашей битвы с поднятыми и теперь умирает, — озвучила догадку, удивляясь собственной смелости и неожиданному открытию. — Как такое могло произойти, если вы были рядом, герцог?

   — Удивительная осведомлённость, — Норт едва сдержался от того, чтобы не провести ладонью по притягательной в своей девичьей окружности щеке жены. — Он был здоров, когда мы расстались. Разве что занёс заразу, когда прибирался. Непозволительная ошибка для гвардейца, значит, туда ему и дорога. Что ты была намерена делать, позволь узнать? Помочь ему без мук отойти в мир духов? Мне казалось, что даже для дочери королевского советника это чрезвычайно смелый поступок, да и оружия я не наблюдаю.

   — Как вы можете?! Ему надо помочь выжить!

   — Ты просила не убивать, с чем я согласился, но не спасать. И это уже вторая просьба за столь непродолжительное время... Уверена, что готова будешь так же исполнить и мою, когда придёт время?

   — Я и без того в вашей власти, — склонила голову Амелию, но была беспощадно схвачена за подбородок.

   — Мне не нужна подобная покорность. Повторюсь, коли ты забыла, предпочитаю более искреннее отношение, душа моя. Но я исполню и это твоё желание, — холодные пальцы не причиняли боли, но та поселилась в сердце девушки от угрозы, что прозвучала в словах её мужа. — При условии, что сделаешь всё сама, неукоснительно соблюдая мои рекомендации. Согласна?

   — Вы шутите?

   — Не в этот раз. Я так понимаю, ты готова спасти этого шпиона, одно слово которого может обречь тебя на мучительную смерть?

   Кивнув, Амелия всё же решила прояснить свой поступок, надеясь, что её слова достигнут сердца, в котором поселилась тьма, забрав возможность чувствовать.

   — Позволив ему умереть, я обреку себя не только на муки совести при жизни, но и душу свою, которая не сможет познать искупления и покоя даже после смерти. И вы тоже, герцог. Что надо делать?

   — Ох, мне уж эта юность и наивность, — скривился Норт. — Сядь рядом с ним, но не касаясь тела, и закрой глаза.

   Исполнив в точности приказ герцога, Амелия сосредоточилась, вся напрягшись, и потому вздрогнула, когда цепкие пальцы практикующего мага сжали хрупкие плечи. Герцог учил её видеть силу, что питает тела, даже не открывая глаз. Подсказывал, недовольно рычал, когда не получалось, но пытался снова и снова, пока не добился желаемого результата. И далее сбылось то, о чём Амелия и мечтать не могла — её магия излечила человека! Пусть именно герцог управлял своей женой, контролируя мощь магического потока, произносил заклинания, а после потребовал крови Амелии, но совершено всё было именно благодаря той силе, что долго томилась у неё внутри. И едва гвардеец открыл глаза, Норт дер Маскаоне заставил его сделать несколько глотков алой и ещё не успевшей остыть крови герцогини с добавлением своей, сопровождая каждый всего лишь одним, но непонятным словом. Перед последним излеченный начал отпираться, оттолкнув кубок с кровью, но после того, как тьма, вырвавшаяся из глаз герцога, лизнула его лицо, допил оставшееся.

   — Вот и всё, — примирительно похлопал по плечу сидящего на земле королевского мага Норт. — Теперь все будут живы, я надеюсь. Ты же не отступишься от клятвы, друг мой?

   Окрылённая тем, что удалось спасти жизнь, и ничего не понимая в магических ритуалах, Амелия ликовала. Повинуясь знаку мужа, она не без труда заставила себя вернуться в шатёр, где сразу же провалилась в сон, едва добравшись до ложа. И лишь Руинд сохранял прежнее безразличие, когда поинтересовался у подошедшего следом герцога.

   — Зачем ты обманул её?

   — Пусть думает, что спасла свою душу и мою заодно. Теперь этот маг не посмеет сотворить то, что даже косвенно может причинить вред моей жене или нашим детям. А мне и без того не мог ничего сделать. Клятву он дал такую, испив из кубка, что будет проклят весь его род, включая боковые ветви. Даже смерть гвардейца не спасёт его родных от обязанности платить по счетам. Все, в ком есть хоть капля общей с ним крови, будут страдать, пожираемые болезнями и мучимые всеми напастями, что способны случиться. Стремление юной души спасти жизнь сослужило ему не лучшую службу, натолкнув меня на эту идею, пусть и не сразу. Но важен результат, а не то, как я пришёл к нему. Королевская кровь, что течёт и во мне, вкупе с той светлой, что избрали боги для такого тёмного, как я, уничтожила прежние связи, стерев напрочь, будто этот маг умер и воскрес, обновившись. Заметив, что чистая сила моей жены действует столь необычным способом, я и решил закрепить результат, добавив немного от себя, как ты понял. Кстати, зараза была слабой, наш новый друг и сам справился бы через некоторое время, но ты вовремя привёл герцогиню.

   — Ничто не может заставить ещё не познавших мира и его сути светлых отказаться от их безрассудного желания нести добро. Я всего лишь попытался отговорить молодую госпожу, не зная, что тот маг настолько силён. Но у неё есть то, чем славен и ты, Норт, твою жену не остановить, если она что-то решила.

   Усмехнувшись, герцог лишь махнул рукой, вновь отправляясь к костру, чтобы поспать хоть немного.

   — Удачно всё сложилось, даже не ожидал.

   Улыбка сошла с лица Норта, едва он остался один. Дорога в земли, где они будут в безопасности, и без случившегося не обещала быть лёгкой, но усердие, с которым недоброжелатель начал преследование, говорило о худшем. Неизвестный или неизвестные сделают всё, чтобы чета дер Маскаоне не добралась до вожделенного замка. Торопиться? Рискнуть, отправившись с женой вдвоём короткими порталами, изматывающими до крайней степени изнеможения? Владения рода были неприкосновенны, даже власть короля не распространялась на них, но значило ли это, что враг остановится, едва ступит на землю герцога? Норт не мог уповать даже на родовую магию, по опыту зная, что нет ничего в этом мире постоянного и гарантирующего защиту. Против любого заклинания найдётся другое, не напрямую, но исподволь разрушающее даже самые сложные и крепкие плетения. И поэтому герцог не мог остаться обессиленным, потратив весь резерв на возможность добраться быстрее домой и оставив позади друзей — Лаиду с Руиндом. Он решил продолжить путь так, как и планировал ранее, но теперь расставляя подле лагеря ловушки и сигнальные метки, что мгновенно оповестят о «гостях».

   Вновь устроившись у костра, что запылал ярко, подкормленный высушенными магией ветками, Норт вернулся воспоминаниями к разговору с Амелией, вдруг очнувшейся от наведённого сна, чего не могла сделать по здравому рассуждению. Разбудил её кто-то или сама проснулась, почуяв, что происходит с тем, чей брачный браслет украсил запястье? Пока герцог мог лишь рассуждать, предполагая, но следующим днём планировал разобраться, дабы знать, что происходит. Никто не видел, как они с гвардейцем сражались вместе, но откуда-то Амелии стало известно о том доподлинно. Лаида, Руинд? Нет, они не должны были покидать вверенной их заботам герцогини и не стали бы строить предположений, всегда говоря лишь то, в чём уверены. Но кроме того, ещё одно смущало Норта, заставляя ворочаться и лишая последней возможности поспать... Слова юной девы, столь неожиданно ставшей его женой, угодили непосредственно в ту бездну, что пожирала чувства герцога всю жизнь, заставив сжаться, стать меньше. Значило ли это, что не только своему мужу передавала возможность чувствовать себя живым юная жена, но ещё принимала на себя часть его ноши?..

   — Уж не подхватил ли и я какой заразы, если подобная глупость в голову приходит?! — недовольно бурчал, ворочаясь, Норт.

   — От рождения в тебе та хворь, — хмыкнула рядом Лаида. — Поднимайся, скоро в путь трогаться. Вроде умён ты, а очевидного не видишь. Неужто не знаешь, кого боги подобным образом соединяют? Нужда у них, видать, в том особая.

   Поднявшись, Норт сел, заметив, что вокруг уже бродят наёмники и даже быстро просеменила мимо служанка его жены, унося той завтрак.

   — А казалось, что и глаз не сомкнул... Во всём, что среди смертных случается, тебе видится воля богов, на то ты и жрица. Выгоду свою каждый имеет, это верно и для людей, и для тех, кто силу нам даёт, вот только разбираться трудно в замыслах чужих. Может, подскажешь, Лаида? — улыбнулся Норт, чувствуя, что сила внутри вновь кипит, будто и не случилось ночного боя.

   — Не было на то их воли. Живи своим умом, рождённый тьмой, а я лишь помогу, коли в том надобность возникнет. Разгадал ли иную загадку, кому понадобилось зазря золото тратить, чтобы некромага на нас натравить?

   — Тут и гадать нечего. Один из братьев или все сговорились. Не напрасно же король наш наплодил наследников, вот и развлекается, стравливает, наблюдая за тем, кто выживет и покажет себя достойным великого рода Нары Первой. Я же тебе рассказывал, как он ещё в детстве братьев моих младших заставлял сражаться между собой. И всегда на вид им ставил, что лишь я достоит сменить его на престоле, возбуждая вражду между нами. А ведь знал гнилое нутро последышей.

   — Чудно рассуждаешь, Норт, — Лаида неопределённо повела плечами и приняла поднесённую кухаркой миску с горячей кашей. — Сколько наблюдаю за вашей семьёй, столько и думаю, что искренен король в словах своих. И не нужен ему ни один из тех, кто появился после тебя. Не ради развлечения, а по нужде хочет избавиться от рождённых в браках, что по закону заключены были, но не по сердцу.

   — Женские разговоры. Сердце, чувства... Для короля важна только власть, как и для сыновей его, — лишь отмахнулся герцог, зажмурившись от того, что обжёгся горячей кашей, и ему поданной тоже. — Иногда мне кажется, что весь наш род проклят бессердечием. Видно, в том и заключена расплата всех правителей, вынужденно проливающих кровь и отправляющих на гибель многих ради короны. Пустое это всё, теперь о делах насущных, Лаида. Сегодня присматривай за магом, я прикажу ему поближе к жене моей держаться. Должен оберегать её, вот и может теперь помочь, когда в герцогине магия пробуждается. Учителем будет при ней. Но лишнего пусть не болтает, сама о том предупреди, незачем светлой магине, которая силой ещё управлять не может, откровения разные, вроде тех, как он другом семейству нашему стал. Может, и прав Руинд, есть в ней что-то общее со мной, не стоит будить тьму даже в светлой магине.

   Очнувшись от сна, словно от забытья, в котором не было ни снов, ни даже самой Амелии, будто забывшей на время свою суть, герцогиня с неудовольствием ощутила во рту привкус горечи. Словно было потеряно что-то важное, ускользнувшее от внимания и от того растаявшее, так и не успев стать осознанным. Казалось, что не чудо спасения случилось в ночи, а нечто иное, чему пока не было объяснения.

   — Крепко спите после дороги-то, госпожа. Уж и завтрак готов, а я всё добудиться не могу, — рядом хлопотала Суша, заметившая необычайную мрачность хозяйки. — Маг королевский, вот хороший человек, воды нагрел, что наёмник принёс. Сейчас личико умоете и подкрепитесь, хмарь утренняя и пройдёт.

   — О чём толкуешь, не понимаю. Всё хорошо. А кто из нас спит крепче, о том умолчу, — проворчала, вставая Амелия. — Маг, говоришь. И как он, здоров ли?

   Уже открыв рот, чтобы что-то рассказать, Суша так и замерла, удивившись вопросу, но после рассмеялась.

   — Да что бывалому гвардейцу сделается?! Он, почитай, и не в такие походы отправлялся. Вот только, правда ваша, странно себя ведёт этот маг. Всё глаз со стражницы нашей не сводит, будто подозревает в чём. А та лишь зубы скалит да бормочет что-то на своём дикарском языке.

   Ополоснув лицо, Амелия быстро съела уже остывшую и от того безвкусную кашу, после чего приказала Суше подать одежду, чтобы отправиться под охраной Лаиды по естественной надобности в лес.

   — Ты знаешь о приключившемся ночью? — спросила, едва они остались одни.

   — Ответ мой зависит от того, что имеет ввиду юная госпожа, — как обычно, витиевато, ничего не сказав, а напротив, спросив, отреагировала жрица.

   — Расскажи обо всём! — теряя терпение и чувствуя, что вокруг происходит нечто непонятное, резко бросила герцогиня.

   — Не просишь, а приказываешь... Разве не понимает магиня, одарённая светом, что людей я не боюсь? Лишь боги могут распоряжаться Лаидой.

   — Ты сказала, что будешь беречь меня, а сама скрываешь истину, которая ускользает от взора, — решила сменить тактику, попеняв себе за несдержанность, Амелия. — Разве не должно быть между нами доверия?

   Внимательно осмотрев кустарник, у которого они остановились, и убедившись в безопасности, Лаида ответила слегка снисходительно.

   — Теперь можешь не прятать свою суть. Маг, что был приставлен королём, не враг отныне. Это ты хотела знать? А если и нет, то большего не нужно для твоего же блага. Поторопись, скоро мужчины с обходом пройдут, а нам возвращаться пора.

   Шатёр был убран, оставив после себя лишь пятно примятой травы, кострища исчезли, накрытые дёрном, а лошади уже осёдланными ждали нового дня тяжёлого пути, когда женщины вернулись в лагерь. Приняв из рук заботливой и бодрой Суши флягу с водой на дневной переход, Амелия подошла к своему коню, спокойно ожидающему седока.

   — Как почивать изволила герцогиня? — рядом возник муж, чтобы помочь забраться в седло.

   Едва заметная улыбка на губах супруга уже не пугала, напротив, вызывая желание ответить тем же. И Амелия отпустила себя, позволив тем самым искренним чувствам, которых так желал высокородный господин, показаться самую малость.

   — Благодарю вас, герцог. Я знала, что жизнь моя уж более не будет прежней, но благодаря вам она наполнилась новыми красками, теми, которых иной жене и не суждено узреть. И я не устану возносить молитвы тем богам, что соединили нас. Ранее боялась вас, не стану скрывать, но теперь вижу, и сердце тёмного мага способно дарить тепло, согревающее душу. То счастье, которые вы подарили мне, позволив спасти жизнь, ни с чем не сравнимо.

   Глядя в серо-стальные глаза жены, светящиеся искренним светом благодарности, герцог вдруг помрачнел. И, развернув Амелию, подсадил её, сухо заметив.

   — Доверчивость украшает лишь тех, кому нечего терять, душа моя. Надеюсь, учитель, что теперь займётся образованием моей супруги, донесёт эту мысль более ясно, нежели удалось мне. Весь день мы будем передвигаться довольно быстро и лишь с одним привалом, займи себя так, чтобы не замечать неудобств и усталости. Касательно твоих слов, дорогая жена... Могу сказать лишь то, что впереди герцогиню ждёт ещё немало открытий, не будь я маг!

ГЛАВА 9

Утренний лес восхитил бы Амелию, не случись беседы с герцогом. Отчего-то вместо птичьих трелей вновь слышался его голос, строгий и холодный, осуждающий... Сам дер Маскаоне занял место впереди отряда, умчавшись сразу, как получил доклад о полной готовности от командира наёмников. Амелии же надлежало ехать в центре, с двух сторон сопровождаемой жрицей и магом, тоже конными. Телеги со скарбом и пешими остались позади, лишь брат Лаиды следовал самым последним, да то и дело обгоняли караван или возвращались в его хвост наёмники, перекрикивающиеся непонятными словами.

   — Правильно ли поняла я слова мужа, что теперь вы будете обучать меня? — утомившись от молчания и той тягости, что ощущала теперь на душе, обратилась Амелия к королевскому магу.

   — Всё верно, герцогиня, — слегка склонил голову всё ещё несколько более бледный, чем выглядел вчера, гвардеец, но не сводя при этом глаз с Лаиды, будто увлечённой дорогой. — Инструкции мною уже получены. Если позволите, лучше начать с общих знаний, понятия магии и её места в нашей жизни. Или госпоже уже преподавали эту науку?

   — Вам ли не знать, что подобного не могло случиться в Нарении, — бросила укоризненный взгляд на своего учителя Амелия, отметив, что служанка была права в своих наблюдениях относительно мага. — И ещё одно... Я не знаю даже вашего имени.

   — О доброте герцогини я уже наслышан. Даже к рабам вы обращаетесь по имени, да и служанка заливается птицею о том, что лучшей хозяйки и быть не может. Вступая в гвардию, мы отрекаемся от собственной жизни, как и имени, получая взамен лишь одну обязанность — исполнять волю короля. Но теперь... Вы правы, настало время вспомнить свой род. Граф Клод дер Нарок к вашим услугам.

   — Граф? Мы с вами равны по положению, надо же, а я почитала вас за простого гвардейца, солдата. Простите моё невежество, но я далека от понимания различий в воинских знаниях. Так что же, вы — глава рода?

   — Были равны, вероятно. Но ровно до вашего брака, герцогиня. Да и я, признаться, стал графом лишь недавно. Отец скончался всего пару седмиц тому назад. Боги послали ему одного сына и пятерых дочерей, но магом уродился только я на их удачу.

   Граф замолк, Амелия же заметила, что теперь и жрица смотрит на того внимательно, но мельком, явно скрывая свой интерес.

   — Разве не полагается вам покинуть службу, дабы продолжить род светлых магов? Помнится, отец упоминал о таком законе.

   — Всё верно, но для того и жена надобна, герцогиня, — тонкие губы мага растянулись в доброй улыбке. — Дядя мой занимается тем, чтобы подобрать достойную девушку и непременно одарённую. Если уж зашла речь, а мы с вами должны пройти и эту тему, то каждый маг обязан оставить потомство. Большинство состоит на государственной службе пожизненно, но главы рода могут быть освобождены от оной, дабы умножать число подданных его величества, способных в будущем обеспечить процветание Нарении. И даже тем, кто не имеет права на приставку дер к имени рода, полагается годовой отпуск для женитьбы. Мой же уход со службы не состоится в ближайшие два согласно воле короля, раньше я не имею права покинуть вас.

   Голос гвардейца будто заледенел, стоило ему упомянуть правителя Нарении, но Амелия расценила перемену по-своему.

   — Если только раньше меня не постигнет участь предыдущих жён герцога. Получается, моя смерть подарит вам свободу. Как странны бывают жизненные повороты... Полагаю, пора приступить непосредственно к учёбе, граф. Расскажите о том, на что способна магия.

   Клод не стал разубеждать супругу своего хозяина, получив приказ не сообщать о данной герцогу клятве. Он никогда не сможет причинить вред никому из тёмного рода, но и сам не станет свободным, даже умерев. Лишь боги могли помочь освободиться от клятвы, но ни один жрец не согласится обратиться к ним с подобной просьбой...

   — Магия способна творить всё то же, что и боги, которыми была дарована людям. Кроме, пожалуй, одного — даже самый сильный маг не может оживить то, что мертво. И делится она на светлую и тёмную лишь по тому признаку, из какого мира появилась на земле, нижнего или верхнего .

   — Простите, граф. Но как же быть с поднятыми? Разве это не оживление? — в памяти Амелии ещё были свежи воспоминания о ночи. Пусть она и не стала обсуждать неприятные события с магом, чтобы не вынуждать того говорить о благодарности, но не заметить противоречия не могла.

   — Некромагия, это способность управлять теми, кто расстался с жизнью, иными словами, потерял душу, но никак не возвращение её в прежнее тело. Умершее однажды уже никогда не станет живым. В том же теле, я имею ввиду. Коли боги даруют перерождение, это будет уже иной человек. И даётся сила некро богом смерти, что властвует в тёмном мире, герцогиня, — спокойно, не выходя из себя, как обычно бывало с братьями, стоило им услышать от сестры глупые или неуместные по их мнению вопросы, разъяснил гвардеец Амелии.

   — Воля ваша. К слову, иногда мне кажется, я видела тех, кто жив, а души не имеет, — горько усмехнулась девушка. — Простите, граф. Продолжайте, пожалуйста.

   — Предлагаю перейти к иным видам магии, более часто встречающимся и поддающимся подобным нам с вами, то есть, светлым. Целительство, защита, а так же бытовые заклинания, основанные на созидании или сохранении, относятся именно к таковым. Ничто в государстве не может управляться без помощи магов, это и благо, и наказание. К примеру, дороги, содержание коих в должном виде обходится казне не в пример дешевле, если используется магия, чем в тех местах, где сия роскошь недоступна по тем или иным причинам. Хозяйственная деятельность настолько тесно связана с нами, что каждый маг, способный принести хоть малейшую пользу, просто не может жить собственной судьбой, призванный служить государству. И даже монеты, которые в обиходе используются всеми, герцогиня, зачарованы королевским казначеем.

   Негромкий голос умиротворял, заставляя погружаться в лёгкую дремоту, как и мерный шаг коня под седлом, к которому Амелия на удивление быстро привыкла.

   — От подделок, должно быть, — заметила она, дабы не показать, что засыпает.

   — В том числе, — кивнул учитель. — Но таковое преступление карается настолько жестоко, что почти не встречается в Нарении. Поэтому в первую очередь от обычной порчи. Видывал я медные монеты других стран, так они уже после одного годового оборота становятся почти непригодными к использованию. Вы знаете, герцогиня, ведь не везде маги признаются государством, есть места, где мы были бы вне закона. Впрочем, женщины и в Нарении не имеют права использовать силу, вам ли не понимать, о чём я толкую.

   Прозвучал сигнал, сообщающий всем в отряде, что объявлен привал. Конные спешивались, слуги торопливо обустраивали лагерь, Амелия же осматривалась по сторонам, не торопясь спускаться, пусть маг и готов был оказать ей помощь. И выдохнула с облегчением, стоило увидеть, как развевается чёрный плащ герцога, спешащего к ней.

   Муж выглядел отстранённым, бросил лишь холодно-безразличный взгляд и сухо поинтересовался, с пользой ли провела время герцогиня, но Амелия уже не обманывались внешним видом супруга. На душе потеплело от того, как заботливо он придержал за талию, стараясь не причинять боли крепкими объятиями, как на мгновение дольше принятого не отстранился, когда уже поставил на землю. И даже обидные слова забылись, растаяв вместе с утренней прохладой, словно роса сошла с травы. Пусть уже и осень, но солнце ещё светит ярко и тепло, а сила внутри будто распирает, заставляя окружающий мир сиять и искриться, переливаясь новыми красками, доселе неведомыми.

   — Вы будто сошли с небес, герцог, а звёзды так и остались на вашем плаще и даже волосах, — подняв руку, Амелия провела ладонью по тёмным прядям, с улыбкой рассматривая искры, осевшие на её пальцах.

   — Остаточная сила после использования заклинания, — удивлённо поднял одну бровь Норт. — Герцогиня в хорошем настроении... Полагаю, супруга не откажет мне в беседе перед обедом?

   — Как вам будет угодно, — вдруг застыдившись, Амелия спрятала руку с искрами магии за спину. — Вот только шатёр ещё не установили...

   — Мы не располагаем лишним временем, чтобы устраиваться подобным образом во время коротких дневных привалов. Шатёр — это роскошь, которой я обычно пренебрегаю в переходах. Мы сможем уединиться и без того, незачем расстраиваться из-за пустяков, — Норт заметил, как тень пробежала по лицу девушки, и взял жену под локоть, уводя от лагеря и подав знак Лаиде не следовать за ними.

   Впервые за время своего недолгого брака Амелия вдруг задумалась о том, что совсем не заботилась о комфорте мужа, не старалась облегчить его жизнь, тогда как для неё делалось всё возможное. Но разве можно было предположить, что герцог, сильнейший из магов королевства нуждается в подобной опеке?!

   — Вы всегда спите у костра? Просто на земле, укрывшись плащом?

   — Если погода позволяет. Иными ночами настолько сыро, что сном приходится жертвовать. Вскоре достигнем болот, там и шатра не удастся поставить, даже придётся телеги поручить возничим отправить в ближайшую деревню. У нас со старостой давно договорённость на сей счёт имеется, на обратном пути плату вносим за хранение и забираем. К тому времени запасы уже меньше станут, поэтому конные и пешие без особых тягот дальше отправятся с тем грузом, что унести по силам.

   Норт остановился и, осмотревшись, воздвиг вокруг непроницаемую ни глазу, ни уху стену. Будто вечная мгла поднялась из нижнего мира, отрезав от солнечного света, который едва проникал сквозь. Тьма дышала, играя переливами, один темнее другого, и ещё тянулась хищными руками к Амелии, словно желая поглотить и её. Именно так подумала неопытная магиня, тихо охнув и прижавшись к герцогу в поисках защиты.

   — Что это?

   — Защитный купол, который позволит нам говорить свободно, без риска быть подслушанными и увиденными. Ты пила что-либо необычное или повторяла какие-нибудь заклинания за своим учителем? — герцог мягко, но настойчиво отодвинул от себя девушку, чтобы иметь возможность заглянуть ей в глаза, проверяя догадку.

   — Нет, мы лишь говорили о магии в целом, ещё не успев перейти к занятиям. Да и как такое возможно в пути, сидя на лошади? Опасно для всех, кто рядом. А еду и питьё мне Суша всегда приносит, но сначала всё проверяет Лаида, без её разрешения ни к чему не притрагиваюсь.

   Разглядывая, как меняется аура жены, вспыхивая и расширяясь, чтобы замереть лишь достигнув границ купола, Норт не знал, что думать. Вчера он слегка изменил собственное заклинание, позволив тонкому ручейку светлой силы магини сочиться сквозь печать, но теперь это был бурный поток. И, что удивляло более всего, магия не причиняла никому вреда, в первую очередь своей хозяйке, как могла бы, вдруг вырвавшись разом из многолетнего плена. Она разливалась вокруг, проникая в каждое существо и возвращаясь уже изменённой, расстилаясь по земле ковром, пушистым и тёплым. Во время пути такого не было, а случилось именно тогда, когда Норт прижал жену к себе, помогая ей спустить с коня. И ещё эта перемена в настроении вдруг ставшей ласковой супруги... Его магия так воздействовала или что-то случилось с самой Амелией? Печать, как герцог теперь точно видел, ещё была цела, но вопреки этому сила герцогини многократно усилилась, уже изменив ауру и обещая большие проблемы, если Амелия не научится в ближайшее время справляться с этим. Но опьянения пока не наступало, судя по осознанному взгляду, будто его жена не только лишь сегодня познала сладость могущества.

   — Нам следует провести ритуал изъятия силы... — начал говорить Норт, но остановился, заметив, как покачнулась девушка, побледнев, и тогда прижал к себе жену ровно так, как она приникла к нему всего несколько мгновений назад. — Нет, не тот, который используют, убивая магинь. Ты становишься опасной, мы уменьшим твой резерв временно, слив силу в накопитель. Будешь чувствовать себя усталой, но не более того.

   Объятия герцога, как и его слова, испугали сильнее, чем могучая сила, которой управлял тёмный маг, отгораживаясь от всех на свете. В голове проносились воспоминания о страшных слухах, необычные смерти предыдущих жён, у которых он точно так же мог отбирать магию... И Амелия попыталась освободиться, чтобы посмотреть в глаза мужчине, которому обещала быть верной спутницей перед богами.

   — Надеюсь, спорить ты не собираешься?.. — Норт был недоволен промедлением и нахмурился, не желая тратить ценные минуты на пустые разговоры, пусть и заметил блеск слёз, готовых скатиться по нежным щекам жены.

   — Нет.

   — Вот и хорошо. Не следует перечить мужу. Ведь, кажется, именно это считается наибольшей благодетелью среди женщин Нарении, — удовлетворённо кивнул маг, снимая с шеи плетёный кожаный шнурок, сложной вязью обнимающий довольно крупный прозрачный камень.

   — Говорите так, будто наша страна вам чужая, как и порядки, установленные здесь, — глаза Амелии продолжали блестеть, но вовсе не от слёз. — Вы не поняли меня, герцог. Я не позволю вам. И спорить тут не о чем. Лучше умереть, владея силой, чем жить, потеряв её. Раньше я не понимала этого, но теперь ничто не заставит меня отказаться от самой важной части себя. Да, я знаю, как обходятся с тёмными магинями, лишая их силы, именно поэтому понимаю, чего вы желаете добиться. Пусть не столь жестоким образом, но конец в итоге един. Разве не то же вы совершили со своими прежними жёнами, забрав их жизнь вместе с силой?

   Нахмурившись ещё более, Норт притянул к себе не оказавшую хотя бы в этом сопротивления девушку. И, постепенно выпуская свою тьму, тихо ответил, впитывая свет, вырывающийся из глаз жены.

   — Это было бы смешно, не будь настолько глупо. И как ты намерена помешать мне, не умея ничего, интересно? Думаешь, достаточно лишь владеть силой, а знания сами придут? А как быть с душой, которой ты очень дорожишь, если одно неосторожное действие может привести к гибели тех, кто окажется рядом? Муки совести уже не страшат герцогиню?!

   — Вы лжёте! Вам просто нужна моя сила!

   Раздался гул, заставивший Норта удивлённо вскинуть глаза наверх, где расходилась по весьма крепким швам, его защита. Магия света проникала сквозь купол, сметая на своём пути заклинания, питающие и удерживающие его. В одно мгновение герцог создал ещё одну защиту, укутавшую только их двоих, и упал на землю, накрыв собой жену. Амелия пыталась вырываться, била его руками и пиналась ногами, но замерла, едва рядом с грохотом начали падать стволы деревьев. И вскрикнула, когда чудовищный клюв огромной птицы вонзился рядом в землю, соскользнув с чего-то, что было невидимо.

   — Видишь, что способна натворить?! — почти прорычал Амелии в макушку муж, после чего встал и помог подняться. — Я был не прав, ничего не объяснив, признаю. Но и ты поступила опрометчиво, вознамерившись перечить мне. Пойми раз и навсегда, я не намерен делать ничего, что приблизит твою кончину. Либо доверься мне, либо готовься к той жизни, которая, как ты верно заметила, претит мне, жены, полностью подчинённой воле мужа. С твоего согласия или без оного я намерен защищать тебя. Бесконтрольная сила способна погубить и носителя, и окружающих, я не позволю этому случиться, ведь самостоятельно обуздать свою магию ты пока не способна, да и научишься нескоро.

   Опустив глаза вниз, чтобы не показывать обуявшего её страха, Амелия поправила одежду и лишь после ответила, как смогла твёрдо.

   — Неужели герцог заботится о людях, что находятся рядом? Если так, я согласна на ритуал.

   — Мне дела нет ни до кого, кроме троих: Лаиды с Руиндом и тебя. Неужели ты стала бы переживать из-за сломанной в пути ветки дерева или сорванного цветка? Вот и мне неведомо сопереживание, не лги себе. Впрочем, я передумал, ритуала не будет. Коли уж герцогиня осознала масштаб бедствий, которые способна причинить, уверен, сделает всё, чтобы худшее не случилось. Обновлю печать, не более того, а ты сейчас же выучишь одно заклинание, которое будет успокаивать твою силу.

   Герцог опять заслонил их от мира стеной тьмы, после чего повторил сделанное однажды в девичьей спальне. Холодный ветер касался обнажённой кожи, реагирующей на едва уловимые прикосновения воздуха так, как хотелось бы Норту на его руки. И уже развернув жену к себе, маг знал, что ему трудно будет в этом пути так, как никогда прежде. И дело вовсе не во врагах, что стремятся уничтожить их... Целовать жену он не стал, мгновенно отстранившись, едва печать была восстановлена. И заставил стыдливо одевающуюся Амелию несколько дюжин раз повторить заклинание. Пока оно не действовало, но стоило силе вновь найти выход, та мгновенно будет утекать в накопитель — именно такую замену придумал Норт ритуалу изъятия, конечно, не сказав о том жене. Его не оставляла надежда, что светлая магия продолжит то, что началось ещё в храме, и способность чувствовать станет такой же неотъемлемой частью тёмного мага, как и тьма, живущая внутри. А для этого сила должна и далее принадлежать своей хозяйке, уже пленившей жестокое и холодное сердце.

   Лес молчал, укрыв птиц и зверей в своей чаще от магов, что обошлись с ним столь непозволительным образом. Тишина ударила по ушам непривычным эхом, которым отзывались встревоженные голоса людей. Амелия мрачнела всё более, шаг за шагом угнетаемая теми разрушениями, которые учинила её сила. Муж шёл позади, и даже его дыхание было слышно в том зловещем затишье, что опустилось на место стоянки. Эмоции, вдруг заставившие пойти поперёк воли её господина перед людьми и богами, сменились иными, заставляя сердце неопытной магини сжиматься от ощущения приближающей беды. И лишь увидев, что кроме поваленных деревьев и нескольких зверей, чьи туши уже разделывали мужчины, жертв больше нет, Амелия немного успокоилась.

   Бросившись к хозяйке и с опаской косясь на герцога, верная Суша запричитала, аккуратно снимая с одежды Амелии прилипшие травинки и листочки.

   — Что же такое творится вокруг?! Такая буря посреди леса... Целы, госпожа? Перепугалась я, особоливо за вас. Темно-то как стало, а после деревья валиться начали... Сейчас-сейчас, травяной чай готов будет, успокоитесь.

   Несколько костров и впрямь уже пылало, жадно пожирая запасённые невозмутимыми наёмниками сухие ветки. Маг, встревоженным и удивлённым взглядом встретивший вернувшихся супругов, поклонился, не говоря ни слова, но Амелия отметила про себя вернувшуюся его лицу бледность.

   — Вам опять недужится, граф?

   Норт лишь хмыкнул, остановившись рядом, и вновь взял жену под руку.

   — Наш гвардеец потратил много сил, защищая людей и лошадей, вот и вся болезнь, душа моя. Поест плотно и вина особого, что Лаида с собой всегда возит, выпьет, быстро поправит здоровье. А вы, я вижу, уже и дружны стали?

   — Мой долг беспокоиться о тех, кого боги вверили заботам нашим, — Амелия ответила искренне, пусть и зная, что муж просто подшучивает над ней.

   — Слова, достойные королевы, — вновь поклонился маг.

   — Никогда не смей говорить подобного! — почти прошипел Норт, опять отпустив свою тьму, но та лишь показалась, скрывшись от одного испуганного взгляда, что бросила герцогиня на мужа. — На сегодня свободен, вверяю тебя заботам Лаиды. Занятия продолжите завтра, до вечера я сам займусь обучением жены. Надеюсь, герцогиня не оставит супруга обедать в одиночестве?

   Привычно присев в полупоклоне, как и отвечала на подобные вопросы отца, Амелия опять ощутила, как внутри поднимается жаркая волна силы, желающей непременно вырваться и сотворить невообразимое. Испугавшись, прошептала заклинание, что запомнилось будто молитва, и сразу почувствовала жар камня, что висел на шее, впитавшего то, с чем справиться сама магиня пока не могла.

   — Ты умница, — услышала шёпот рядом и зарделась уже от иного тепла, что окутало от слов герцога.

   Помогая жене устроится рядом, герцог не без удовольствия наблюдал за ней, отмечая грацию и вежливость, будто беседовала Амелия не со слугами, а с кем-то равным. Он и сам поступал так же, но не из желания казаться проще, а просто потому, что не мог иначе. Ощущая в себе только тьму, сын короля тянулся к тем, кто мог ему подарить хоть мгновение ощущения жизни, чувств и прочего, чего герцог был лишён от рождения. Среди царедворцев не было таких, что искренне любили, спорили и даже злились, лишь тайные страсти, чаще низменные, предательство, оговоры и прочее.. Теперь же рядом находился, казалось, неисчерпаемый источник, и Норт тянулся к нему, стараясь не испугать и не оттолкнуть.

   Похлёбка, сваренная расторопной кухаркой, травяной чай, принесённой Сушей, и нетороплива беседа о предстоящем пути и погоде, которая обещает испортиться, заставили Амелию расслабиться. Она уже почти забыла, что могла стать причиной гибели окружающих людей, и лишь странная забота мужа напоминала о том. Никогда ранее никто не проверял, достаточно ли остыл чай, который она пила, и не чрезмерно ли жёстко сиденье, что приспособили для герцогини на время привала. Внутри разливалось тепло и благодарность ко всем, но особенно к герцогу, более не позволяющего своей страшной родовой силе взять верх.

   — Вы и в самом деле станете обучать меня? — спросила лишь тогда, когда муж подсадил на коня, сообщив, что время не ждёт и пора трогаться в путь.

   — Не думал, что собственная жена упрекнёт меня в неумении держать данное слово, — традиционно ухмыльнулся герцог, нахмурившись.

   — Вы напрасно пугаете меня, — улыбнулась Амелия, будто для храбрости хлебнула того самого хвалёного вина стражницы. — Вы не таков, каким желаете казаться.

   — Ты права, душа моя. Я намного хуже. Вот только ты даже представить не можешь, насколько, — взлетая в седло, горько ответил Норт. — Итак, начнём наши занятия с того, что требуется защищать свой разум от постороннего воздействия, да и мысли следует скрывать. Просто заучивай, повторяя за мной слова, я поправлю и проверю, коли не будет получаться. Сейчас ты не опасна, так что действуй без страха, закрываясь при помощи этих заклинаний. После поймёшь, насколько они полезны.

ГЛАВА 10

Второй день пути подарил Амелии не только новые знания, но и возможность узнать мужа лучше. Суровый взгляд, строгость, сквозящая в каждом жесте и слове — всё это присутствовало по-прежнему, но кроме того магине открылась иная правда о герцоге. Норт дер Маскаоне отличался от привычных мужчин точно так же, как наваристый мясной суп, щедро сдобренный кореньями и сметаной, от сладковатой луковой похлёбки. Стараясь держаться соответственно положению, герцогиня мало поела во время полуденной остановки, да и после вечерней трапезы осталась голодной. Оттого и всплывали перед мысленным взором блюда, что так часто готовились дома. Жадно глотать, обжигаясь, и слизывать с пальцев вкусный сок, как делали наёмники и слуги, жуя жаркое, Амелия не смела. Откусывая маленькие кусочки, она и те едва могла проглотить под внимательным взглядом тёмных глаз не отходящего сегодня и на шаг мужа.

   — Совсем мало ешь, — недовольно качал головой герцог. — В пути, да и после, это до беды довести может. Не время заботиться о полноте, что может приключиться, столичные дамы и без того чрезмерно худы. А на зельях, что так удаются Лаиде, долго не протянешь. Жизненные соки в теле свои должны быть, а поступая извне, они дают лишь временный прилив сил, отзываясь после ещё большей усталостью. Прикажи своей служанке увеличить порцию вдвое, лично прослежу, чтобы моя жена не голодала.

   Надеясь, что муж не понял причины смущения, Амелия согласилась и удалилась в шатёр, что вновь установили для герцогини. Суша, без умолку болтая, помогла умыться, причесала госпожу и отпросилась проведать мальчишку, что ехал с ней на одной телеге.

   — Жальче его больше всех на этом свете. Сиротка этот будто братишка младший для меня, так по сердцу пришёлся.

   — Зачем же герцог его в горы взял? Путь не самый лёгкий.

   — Бедовал парень, едва не казнили за кражу. Впервой-то раз выпороли на площади, а когда вновь пойман был, в яму каменную бросили до суда. Если бы не муж ваш, уже повесили бы беднягу, — горько вздохнула Суша. — Так куда ему теперича деваться, если не подальше от столицы?

   — Воровать взялся, за то и получил по заслугам, — вспомнив, как ей влетело от отца, когда такой же шустрый мальчуган стащил на базаре кошель, нахмурилась Амелия. — Так и что приключилось после, если жив твой братец названный?

   — На суде том герцог лично вершил судьбы несчастных. Редко такое бывает, но иногда король требует, чтобы его наследники, пусть и не первой руки, судом правили, самолично назначая наказания и наблюдая за казнями, коли приговорят кого. Одно дело указы подписывать и совсем иное смотреть, как жизнь уходит из тела, ещё недавно молящего о пощаде человека. Так вот, поведал Грен свою историю, покаялся, что токмо из-за голода и ради другой бродяжки, которая умирает под мостом у озера королевского, на воровство решился. Первый раз по глупости, а после уже по умыслу сотворил такое. Нанялся ведь к пекарю носильщиком, мешки с мукой перетаскал, бочки с мёдом перекатил, а тот возьми да и выгони его без оплаты. Мол, распорол один из мешков, теперь вся мука порчена стала. Потому Грен и стащил у него пирог с яйцами и луком, в счёт оплаты, значит. Спросил опосля у него герцог, поступил бы так же, если бы знал, что казнят за энтот пирог, а тот возьми и скажи: «Если хоть на день смог продлить срок жизни девушке той, то и своего живота не жалко». Пощадил герцог вора, да назначил пекарю, что пострадал, штраф в казну уплатить за обман. Грена в свиту свою взял, предложив с ним в замок родовой следовать, а девицу ту к жрецам отправили, больна очень, рассудок помутился после насилия вроде. Отпустите, госпожа?

   — Иди, чего уж там. Скажи Лаиде, чтобы в шатёр зашла, боязно одной засыпать, — укрываясь по самый подбородок, разрешила служанке уйти Амелия. — Да только не долго, отдыхать всем надобно, тебе особенно, сердобольная.

   Торопливо поклонившись, Суша на мгновение замешкалась у небольшого заплечного мешка со своими пожитками, и Амелия заметила, как оттопырилась после верхняя часть платья служанки. И оттого взгрустнулось вдруг герцогине, что никогда ей не познать вот такой родственной любви. Лишь мама отдала бы всё своей единственной дочери, даже жизнь, случись в том необходимость, но как показали недавние события — более никто. Обиды на отца уже не осталось, только горечь и грусть обмана, что поселился навсегда в доме советника. Братья никогда не давали себе труда притворяться любящими, но после смерти мамы Амелия не могла не верить никому, даже давшему ей жизнь и почти всегда бывшему ласковым батюшке...

   — Тихой ночи, — в шатёр проникла гибкая и тонкая Лаида, будто сквозь крепкую ткань прошла, не пошевелив завесу, что закрывала вход. — Зачем звала?

   — Непочтительна ты! — возмутилась было Амелия, но быстро сменила гнев на милость, понимая, что у этой рабыни свободы более, чем у неё самой. — Спросить хочу. Давно ты с герцогом рядом, может, и знаешь. Правда ли, что вора от смерти спас и с собой позвал, или обманули Сушу мою? Она последнее отдаст тому, кого пожалеет, потом рыдать будет...

   — Служить плохо станет, — продолжила фразу темнокожая стражница. — Не обманули, правду рассказали. Но не ради того, чтобы восхваляли его да милостивым почитали, сделал это Норт. Ты — жена, понимать должна того, кого боги избрали в спутники на этом жизненном пути. Неужели не видишь, что не тщеславен герцог, ни это, ни иные чувства ему почти не ведомы? Для судьи — хорошо, эмоции и справедливость не ходят рядом; для бога тоже — ему или ей незачем жалеть о малой жертве, если смысл вложен в ту смерть такой, что нам не понять. Человеку же другое надобно.

   — И что же? — сев на жёстком ложе, Амелия слушала стражницу, будто лучшую из рассказчиц, что могли часами говорить, повествуя о странах дивных да обычаях чудных, в детстве, порой, и задержаться могла, если слышала таких на базаре.

   — Каждому своё, — усмехнулась Лаида. — Может, в том, чтобы узнать это, смысл жизни и есть? Вот и гляди на мужа, своё сердце ему открой, правда сама и покажется. Вернётся служанка твоя, уйду, мой черёд бдить на посту. Когда же братец подойдёт, здесь лягу, чтобы рядом быть, прошлая ночь неспокойной вышла, как бы опять чего не случилось. Сейчас смотреть буду, не мешай.

   Сказав только то, что посчитала нужным, жрица уселась на землю в свою излюбленную позу и прикрыла глаза. Амелия же вновь легла, пытаясь примерить на себя слова Лаиды, но вместо этого будто уснула, вдруг увидев то, чего по её разумению быть не могло. Шатёр наполнился духами, с любопытством проплывающими мимо человеческих силуэтов. Вначале бестелесные руки просто касались голов и плеч, а после изумлённый шёпот гостей проник в разум герцогини, слышимый и ощущаемый, в отличие от невесомых объятий духов.

   — Она слышит... Видит... Сможет... Освободит...

   — Лаида! Это ты?! Призвала их? — поняв, что не спит, по тому, как заржали кони за шатром, вскрикнула Амелия.

   — Кого? — открыла глаза жрица, непонимающе посмотрев. — Привиделось что?

   — И послышалось! Не делай так больше.

   — Будь умнее, не бросай обвинений, которые не можешь доказать. Это первое правило мага, после защиты собственных мыслей, конечно, но этому тебя уже учил Норт. Покинув тело, я заставила свой разум обозревать окрестности, охраняя тем самым от незваных гостей, что явились вчера. Враг рядом, но сегодня не решится на новую атаку. Кто же испугал тебя, маленькая магиня?

   — Духи. Души мёртвых людей. Они будто ждали от меня чего-то...

   — Интересно, но не могу сказать, что необычно. Вместе с брачным браслетом ты получила и часть силы мужа. Норт умеет говорить с мёртвыми, я скажу ему, чтобы научил закрываться от них свою молодую жену. Не бойся, больше они этой ночью не придут. Вот, выпей, это поможет тебе успокоиться и уснуть без видений.

   — Научишь готовить свои зелья? — принимая из рук жрицы пиалу с пахнущим травами составом, вспомнила слова герцога об умениях стражницы Амелия.

   — Многое я смогу тебе передать, но лишь в замке, когда не надо будет скрывать и мою суть. То, что могут простить жене герцога, не позволят рабыне, которой меня считают. Убьют, думая, что исполняют закон, приказывающий именно таким образом поступать с магинями. Тебя не посмеют, во всяком случае те, кого нанял Норт. Спи, пугливая и сильная маленькая герцогиня.

   Молча кивнув вернувшейся Суше, с которой за время пути так не обмолвилась и словом, жрица покинула шатёр, чтобы сразу встретиться с братом, уже подошедшим ей на смену.

   — Слуги Дилоромхон приходили сегодня. Они тоже считают, что этот союз сможет освободить их хозяйку.

   — Многие из богов участвовали в судьбе Норта и его жены, чтобы подобное могло случиться. Быть пленницей в тёмном мире вечность, что может быть ужаснее... Надеюсь, сестра, когда-нибудь и твоя душа