Дар. Александра Князева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Кто я без дара? Он наполняет меня изнутри, не оставляя ни днем ни ночью, оберегает и никогда не отпускает. В тот момент времени, когда мне кажется, что все затихло, он снова врывается в мой разум, показывая то, что обычные люди не видят. Судьба помогла мне, и я нашла помощь там, где никто бы не искал. Я давным-давно научилась с этим жить, приняв дар как неотъемлемую часть себя. Но так было далеко не всегда…

   Дар или проклятие?

ПРОЛОГ

Вы задумывались когда-нибудь о том, что происходит внутри человека, которого вы встречаете на улице? Что происходит в его жизни, как он себя ведет в кругу родных и близких, есть ли у него друзья? И почему он в дождливый осенний день идет вперед, глядя перед собой и не замечая ничего и никого вокруг? Возможно, что-то случилось в его жизни день назад, два или десять, и теперь он никак не может справиться с ситуацией. Для него жизненные ориентиры скрылись в тумане, сил не осталось, и он просто идет, на последнем усилии делая шаг за шагом. В таком состоянии не обращаешь внимания на мелочи, как дождь или слякоть, и тем более на мнение других людей. Это одно из самых страшных зол: жить с оглядкой.

   Недовольные всегда найдутся. Кто-то скажет, что ты поступаешь неправильно, а если решишь действовать по-другому в такой же ситуации, тебя опять осудят. Смотреть на других нельзя, надо думать о собственном пути, который иногда подводит. И ты делаешь шаг за шагом, отчаянно желая, чтобы дождь смыл тревоги и унял печаль. Может, это тот самый день, когда это произойдет? И молитвы наконец будут услышаны… Хотя бы раз в жизни, хотя бы сегодня. Разве нельзя верить в это?

   Можно. И нужно. Но никто не говорил, что будет легко. Каждый раз, когда ты расслабляешься, жизнь подкидывает новые причуды. Из двух стран войну выиграет та, что постоянно находится в состоянии боевой готовности, а не та, что давно не воевала. Хочешь мира – готовься к войне. Так и в жизни. Никто не будет решать твои проблемы, кроме тебя самого, никто не будет бороться.

   Нет воли – найди!

   Нет сил – ищи!

   А человек все идет, прорывая стену дождя. От него буквально разит болью, которую пока не унять. Хотя, судя по всему, он не стремится к этому – сейчас больше всего на свете он желает, чтобы она поглотила его всего без остатка, выпив до капли. Этому желанию не суждено сбыться, ибо судьба знает лучше. Оглянись же! Сколько знаков вокруг, а ты их не видишь, закрывшись в себе. Ну же! Пройдет несколько дней, и тебе дадут новый шанс. Но человек все так же идет, ничего этого не слыша.

   Очень давно я дала себе обещание не вмешиваться в судьбы. Для меня это чревато, да и далеко не каждый поверит в то, что я говорю. Слишком много шор, слишком много клеток вокруг, чтобы кто-то поверил в то, что находится за гранью возможного. Или привычного. Реакция одна: шок, страх, неверие, гнев. Иногда эту череду разбивает надежда, но в последнее время ее все меньше. Этот же мужчина чем-то напомнил мне отца. Такой же серьезный и задумчивый. Непослушное сердце екнуло, и я поняла, что мимо не смогу пройти. Сняла черный шлем, надежно защищающий меня от внешнего шума, и взглянула на него еще раз: да, даже глаза были темно-зелеными, как у отца. Он остановился у входа в парк на пару минут, но потом тряхнул головой и продолжил путь.

   – Не все потеряно, – улыбнулась я и надела шлем.

   Мотор мотоцикла послушно взревел, и я, чуть подождав, нажала на газ. «Ямаха» рванулась вперед и вильнула вправо, подчиняясь мне. Огромная лужа поднялась в воздух, и мужчина отшатнулся, чтобы не попасть под капли грязной воды, и столкнулся с женщиной, которая шла под цветастым зонтом, выгуливая собаку.

   – Простите! – поспешил извиниться он, отряхивая пальто.

   – Ничего страшного! – с улыбкой ответила женщина, чуть склонив голову на бок.

   Дождь весело барабанил по ее зонту, лабрадор золотистого цвета на длинном поводке радовался дождю, то и дело стараясь схватить ту или иную каплю. Аккуратно обогнув мужчину, женщина продолжила гулять, притворно строго говоря лабрадору:

   – Лорд, ну куда же ты! Не бегай так, людей распугаешь.

   Собака недоуменно обернулась, не понимая, о чем говорит хозяйка: такая прекрасная погода, можно и поиграть, и помыться. Хозяйка лишь усмехнулась, поймав хитрый взгляд пса:

   – Хорошо, хорошо, согласна. Гуляем. Хорошая погода, да.

   Мужчина, все это время наблюдавший за ними, не выдержал и спросил:

   – Почему?

   Женщина обернулась:

   – Что, простите?

   – Почему хорошая? – по какой-то причине человеку необходимо было узнать ответ на этот вопрос.

   – Потому что плохой не бывает, – просто ответила ему собеседница, а затем добавила: – Хотите, покажу?

   – Да.

   – Смотрите, – теперь она указывала вправо.

   Мужчина обернулся и заметил радугу, которая искрилась в лучах робкого солнца.

   – Не бывает, – прошептал он, завороженно наблюдая за ней.

ГЛАВА 1

На одной из развилок будущего…

   Иногда у меня получалось ничего не чувствовать. Как правило, при физическом истощении, поэтому я и стала частым посетителем спортзала на другом конце города. Я помню глаза его владельца, когда я спросила, могу ли заниматься ночью? Уговаривать пришлось долго, но в итоге он согласился, отдав мне ключи. Да, я знала, что охрана на чеку, но была абсолютно спокойна, однажды даже махнула ему рукой, смотря прямо в камеру видеонаблюдения. Хоть в моем полном распоряжении и был весь зал, больше всего мне нравилось работать с боксерской грушей.

   Надев перчатки и вставив наушники в уши, я погружалась в себя, стараясь отключиться. Удар, второй, третий – и меня уносило, а разум мог наконец отдохнуть. Груша передо мной весело плясала, ничуть не страдая от моих ударов. Держать дыхание становилось все труднее, и, прокрутившись на месте после очередного удара, позволила себе остановиться. Майка промокла насквозь, лицо горело, но это абсолютно ничего не значило с учетом того, что вспышки на время оставили мое сознание. И тут в огромном зеркале я увидела отражение высокого мужчины, стоявшего за моей спиной. Медленно сняла перчатки, достала наушники из ушей, перебросила длинную косу за спину. Прикрыла глаза, приводя ощущения в порядок, и услышала его вопрос:

   – Я могу остаться?

   Склонив голову набок, ответила:

   – Оставайся, я уже ухожу.

   В зеркале увидела, как он рванулся вперед, остановившись в паре метров от меня:

   – Подожди! Не надо.

   – Ты не знал, что я буду здесь, – протянула я, понимая, что права.

   Мужчина нахмурился:

   – Да. Пришлось обойти много спортзалов, прежде чем удалось выяснить, кто занимается в гордом одиночестве и по ночам.

   – Не тяни, Дима. Зачем ты здесь? – устало спросила я, повернувшись к нему.

   Он не изменился: все та же подтянутая фигура, волевой подбородок, карие глаза. Только вот морщин стало больше: работа в спецподразделении оставляет отпечаток намного более заметный, чем другие, особенно в наше время. Дима хотел что-то сказать, но вместо этого сосредоточенно смотрел в мои глаза. Не выдержав, улыбнулась:

   – Надеюсь, ты шутишь. Хотя чувство юмора у тебя особое, но не до такой степени. Ты же не можешь просить меня об этом серьезно!

   – Могу. Много времени прошло, Саша. Пора прийти в себя.

   – Ты знаешь, почему я ушла, – грустно покачала головой я, чувствуя, как старая рана начинает ныть, – и у меня нет причин возвращаться.

   Он вздохнул смиренно, будто и не ожидал, что я так легко соглашусь:

   – Я не перестану верить, что твое решение изменится.

   – Вера обнадеживает. Не теряй ее.

   Взяв сумку с запасным комплектом сухой одежды, направилась в раздевалку. На пороге остановилась и обернулась:

   – Дима, не приходи сюда больше. Не надо.

   – Тогда ты снова поменяешь спортзал, знаю, – поморщился он, не раз с этим сталкиваясь.

   – Спасибо, – поблагодарила я и сказала напоследок: – Да, и завтра лучше добирайся на работу более длинным путем, не срезай, как обычно.

   – Хорошо. До встречи?

   Кивнула:

   – Да, мы еще увидимся.

   Дождалась, пока он уйдет, и поняла, что можно еще позаниматься. Он напомнил то, что я старательно пыталась забыть, используя всяческие способы, вплоть до искусственного забвения. Это был крайний вариант, но порой он казался мне самым правильным. Так проще. Было время, когда я не могла даже подумать об этом, впрочем, это было тогда же, когда я была в точке невозврата.

   Долгий и трудный путь навсегда останется со мной, и от него не сбежать. Да и стоит ли? Это моя ноша, и я никому не пожелаю нести ее за меня. У кого-то есть выбор. У меня его не было.

   Все началось, когда мне исполнилось двенадцать лет. Вскоре после дня рождения я почувствовала себя плохо и пожаловалась родителям: слабость, головокружение и головные боли терзали меня постоянно. К счастью, они сразу же повезли меня к врачу, лучшему в нашем небольшом городе, но он, сделав все анализы, так ничего и не нашел. Тогда он выписал лекарства, чтобы справиться с последствиями, но причина моего недомогания осталось загадкой. Временное улучшение подарило мне и моим родителям надежду, что все пройдет. Возможно, рано начавшийся переходный возраст, аллергия, недостаток витаминов. Версий было очень много. Да, мне стало лучше, но ненадолго.

   В пятнадцать лет я просто не проснулась однажды утром. Когда время подходило к обеду, родители забеспокоились, но не смогли меня разбудить. Скорая, которая приехала удивительно быстро, ничем не помогла. Что бы они ни пробовали, у меня не было никакой реакции. Врачи констатировали кому. Физически я была здорова, организм работал нормально, но мозг не давал мне просыпаться. В самом начале я слышала все, что происходило рядом со мной, чувствовала запахи, движение, и мне было безумно страшно из-за того, что я никак не могу подать знак. Оцепенение не давало мне пошевельнуться, будто тело отказывалось повиноваться.

   Врачи утешали моих убитых горем родителей, говорили, что отчаиваться не стоит. Организм работает исправно, надо лишь достучаться до разума. Мама читала мне мои любимые книги вслух, папа говорил обо всем на свете; они делали, что могли, а я никак не могла им ответить. Время шло, и постепенно я начала слышать их все меньше. Липкий страх заметался в мозгу, нашептывая, что это конец. И в этот момент я увидела залитое солнцем поле с высокой травой. Ослепительно голубое небо сияло над головой, весело пели птицы, а ветер бережно колыхал траву, которая почтительно кланялась ему, слушая то, что он говорит. А страх почему-то начал отпускать.

   Вдали на склоне я увидела огромное раскидистое дерево, могучая крона которого давала прохладную тень, и веревочные качели, закрепленные на мощных ветвях. Тут же мне неудержимо захотелось туда. Осторожно сделав шаг, другой, поняла, что едва заметная тропинка вьется в траве и ведет прямо к дереву. Не выдержав, побежала вперед, раскинув руки. Дыхания сначала не хватало, но на это я совершенно не обращала внимания. Просто бежала вперед, раздвигая траву, и дышала полной грудью, с замиранием сердца слушая, как поют птицы. Легко и спокойно было мне тогда.

   И вот я на месте. Протянув руки, прикоснулась к толстому стволу. Теплая шершавая кора выдавала его возраст. Вблизи дерево было просто гигантским, и я почувствовала себя совсем маленькой девочкой, ребенком, который в первый раз столкнулся со стихией природы. Медленно я обошла дерево вокруг, заметив в одном месте какую-то надпись. Видимо, кто-то очень давно вырезал слова на стволе, но порезы затянулись, и теперь можно было разобрать только отдельные буквы «а», «д» и «р».

   Проведя рукой по ним, увидела, как дрогнули качели от дуновения ветра, и подошла к ним. Широкую доску пронизывали толстые веревки, сплетенные в две, которые поднимались вверх, обхватывая толстую ветвь дуба. Не медля, села на качели и стала раскачиваться, сначала отталкиваясь ногами, а потом, набрав скорость, все выше и выше. Показалось даже, что еще миг – и я взлечу прямо в небо. Дух захватывало, тревоги отступили, и мне казалось, что все будет хорошо. Хотя бы сейчас, хотя бы сегодня.

   Закрыв глаза, я полностью отдалась этому чувству. И вдруг сорвалась с качелей, но полетела не вниз, а вверх. Все выше и выше поднимала меня неведомая сила, медленно кружа в воздухе, я купалась в лучах солнца, раскинув руки в стороны. Страха больше не было. Меня понесло куда-то в сторону, и я с сожалением провожала глазами качели. Вскоре пейзаж изменился, и поле сменили горы, то поднимающиеся вверх, то опускающиеся вниз. Стало намного прохладнее, дыхание вырывалось облачками пара.

   Опустившись на землю, я осмотрелась: вокруг было очень красиво. Серые горы окружали со всех сторон: мощные и темные, они притягивали взгляд. И, кроме меня, не было ни души. Солнце и здесь властвовало, заливая их светом, но вдруг на лицо упала тень, и я подняла голову. Подняла и не поверила своим глазам: высоко в небе прямо над головой висел огромный осколок горы. С него свисали длинные стебли, которые колыхались на ветру; он же то и дело сбрасывал откуда-то сверху маленькие лепестки фиолетовых цветов с одурманивающим запахом. Видимо, на нем росли эти прекрасные цветы, что щедро делились с этим миром своими лепестками. Здесь смешались и радость, и надежда, и вера – никогда не думала, что они могут иметь свой запах.

   Тут взгляд натолкнулся на другую летающую гору: она выглядела совсем иначе. Практически вся покрытая снегом, она величественно плыла по воздуху, свысока глядя на другие. Слева приближалась еще одна, совсем небольшая, с вкраплениями изумрудных камней, сияющих на солнце. Они никогда не сталкивались; чем дольше я смотрела на них, тем больше мне казалось, что каждая живет собственной жизнью. Да, они были живыми. И сейчас я наблюдала их танец, позабыв о холоде.

   Однако он обо мне не забывал, обхватывая за плечи и сковывая ноги. Посмотрев вниз, поняла, что стою на самом краю пропасти. Как я здесь оказалась? Насколько помню, опускалась не здесь. Оттуда резко пахнуло могильным холодом, послышались далекие голоса, зовущие меня. Голова закружилась, и я ощутила, что медленно заваливаюсь вперед, прямо в объятия пропасти. На секунду это показалось правильным, но лишь на секунду. Разум кричал, что надо что-то делать, а тело не хотело слушаться…

   …Мать, сгорбившись, сидела у постели девочки, держа ее за руку. Отец ходил из угла в угол и не мог заставить себя остановиться хотя бы на миг. Почему-то ему казалось, что так он сможет справиться с эмоциями, а стоит ему лишь остановиться – и они тут же бросятся на него, облепливая со всех сторон. Но остановиться все же пришлось, когда зашел врач. Несмотря на то, что он давно помогал людям, его лицо выражало непрошеные эмоции.

   – Не получилось, да? – спросил отец, сложив руки на груди.

   Врач вздохнул:

   – Не буду обманывать. Нет. Она не реагирует ни на эту методику, ни на эти лекарства. Такое ощущение, что она этого просто не чувствует. Надо пробовать другое.

   – Хорошо, – кивнула мать, сдерживая слезы.

   – Хорошо, – отозвался отец, вглядываясь в спокойное лицо дочери.

   Доченька, почему же ты не просыпаешься?!

   И в тот самый момент, когда я почти упала, кто-то ухватил меня за руку и рванул назад. Отшатнувшись, я по инерции сделала несколько шагов назад, а потом обессиленно опустилась на колени, закрыв лицо руками. Было страшно. Я понимала, что это действительно опасно, и мне отчаянно захотелось назад, на качели. И в этом мире не все так радужно, как показалось мне с самого начала.

   – Не получится, – тихо сказал кто-то за моей спиной.

   Мой спаситель! Обернувшись, увидела парня с темными волосами, завязанными в хвост. Синие глаза изучающе на меня смотрели, будто ожидая, что я еще что-то натворю.

   – Почему? – спросила я. – И да, спасибо за то, что спас.

   – Пожалуйста. Это странный мир. Нельзя вернуться туда, где ты был, пока он сам не захочет.

   – Ты пробовал?

   Парень засмеялся:

   – О, да. Много раз, и постоянно возвращался к самому началу. После очередной попытки решил, что есть причина какая-то, и поэтому меня не пускают. Выдохнул и пошел дальше знакомиться с этим миром.

   – Он своеобразный. Мне казалось, что здесь хорошо и спокойно, но пропасть доказала мне обратное.

   – Ничего, так со всеми происходит, – успокоил меня парень и протянул руку, чтобы помочь подняться.

   Я удивилась:

   – Всеми?! Здесь много людей?

   Синие глаза потемнели на миг:

   – За последние лет пять, наверное, ты первая, кого я вижу. Поэтому и не сразу отреагировал, увидев тебя, думал, что это очередная игра воображения. Я Влад, кстати, а ты?

   – Саша.

   – Что ж, Саша, пойдем со мной.

   Он первым начал осторожно спускаться с выступа, опираясь на сучковатую палку. Я, помедлив, взглянула вверх, а над головой проплывал обломок, полностью покрытый темно-зеленым мхом. То тут, то там виднелись небольшие белые цветочки. Казалось, стоит протянуть руку – и можно сорвать один из них. Я только начала поднимать руку, как услышала Влада.

   – Саша?

   – Иду, иду!

   Оглянувшись, постаралась запомнить все, что вижу. Зрелище было поистине невероятным. Спустившись вниз, догнала парня, который успел уйти довольно далеко. Идти по каменистой местности было не очень удобно, но терпимо.

   – Ты знаешь, как отсюда выйти? – задала я самый важный вопрос.

   Влад неопределенно мотнул головой:

   – Предполагаю. Нужно увидеть все, что здесь есть, и тогда, возможно, тебя выкинет обратно.

   – Скорей бы, – вздохнула я, а сердце тут же опалило дикой тоской и болью.

   Я здесь, а как же родители? Они переживают и не находят себе места, а я здесь… Как найти выход? Мой спаситель, увидев, что я хватаю ртом воздух, прижимая руки к груди, прикоснулся к плечу:

   – Эй, что с тобой?

   Я лишь подняла на него испуганные глаза:

   – Родители! Там, без меня! Они думают, что я умерла! А я не знаю, как вернуться!

   Его глаза округлились от изумления:

   – Ты помнишь про реальность?

   – Не всегда, – тихо призналась я. – Только что я любовалась летающими осколками гор, ни о чем не переживая, и вдруг воспоминания накатили со страшной силой.

   – Ты помнишь, – в его голосе скользнула горечь. – Значит, совсем недавно попала сюда, да?

   – По ощущениям день. Сначала я была в поле около огромного дуба, потом меня подняло в воздух и принесло сюда.

   – Ясно, в этом все и дело. Чем дольше ты здесь, тем меньше воспоминаний. Придет время, и реальность станет казаться тебе сном, а этот мир ее успешно заменит.

   И тут внезапная догадка пронзила меня:

   – Ты ничего не помнишь.

   Он скривился, но ответил:

   – Ни семьи, ни дома. Ни-че-го!

   Я погладила его по плечу:

   – Я еще помню. Уверена, у тебя прекрасная семья!

   Он взглянул на меня и через силу улыбнулся:

   – Спасибо. Ладно, нам действительно пора.

   И мы пошли вперед. Некоторое время молчали, а пейзаж оставался прежним. Те же горы, те же камни. Но вдруг по воздуху словно прошла какая рябь, а гул, вскоре раздавшийся со всех сторон, заставил закрыть уши руками.

   – Быстрее! – крикнул Влад. – Дай мне руку!

   – Что происходит? – спросила я, когда он крепко сжал мою протянутую руку.

   – Местность меняется. Скоро увидим, что еще нам приготовили.

   И он был прав. Очертания гор смазывались, земля под ногами становилась мягкой и горячей, и вскоре пространство вокруг действительно изменилось. Теперь это была бескрайняя пустыня. От обычной ее отличал лишь цвет песка: сейчас он был серо-белым, но таким же горячим. Солнца не было видно, но жара стояла невыносимая. Идти невозможно: ноги вязли в песке, а температура хотела нас расплавить.

   – Это ужасное место, – прохрипела я, отчаянно желая попить.

   – Да, ничего приятного, – пробормотал Влад, выискивая на горизонте что-то.

   Сколько я ни пыталась, ничего увидеть не смогла. А он, обернувшись, побледнел и сказал:

   – Придется бежать!

   – Что случилось? – я тоже обернулась.

   Лучше бы я этого не делала: сзади на нас стремительно летело огромное облако насекомых, так мне сначала показалось. Но нет, это был песок. Огромные массы песка, подхваченные диким ветром, преследовали нас. Сглотнув, я рванулась вперед, надеясь успеть. Но куда? Влад бежал в определенном направлении, сворачивая с дороги там, где ему подсказывало чутье. Впереди замаячило что-то темное, но я радоваться не спешила. Возможно, это укрытие, но до него еще надо добраться. Песчаная буря ревела и плясала за нашими спинами, и я уже чувствовала ее жар и жалящие удары крупинок песка. Она была очень близко.

   Укрытие из плоских камней было совсем рядом, когда я не выдержала этого забега и упала прямо на песок. Влад, чертыхнувшись, успел меня втащить под защиту камней за секунду до того, как буря нас настигла. Он прижал меня к себе, прикрыв своей курткой и зажав уши.

   – Спасибо, – слабо улыбнулась, – снова ты меня спас.

   – Ага, глядишь, и в привычку войдет, – усмехнулся он, очищая куртку от пыли.

ГЛАВА 2

Я оглядела импровизированное укрытие: большие плоские камни служили надежной защитой от песка и жары. Почему-то они не нагревались, несмотря на то, что температура была очень высокой. В дальнем углу увидела бережно сложенный коричневый плед и лежанку из маленьких прутиков. Влад, поймав направление моего взгляда, пояснил:

   – Я здесь уже бывал раньше. Мне повезло в первый раз. Тогда бури здесь не было, просто очень жарко. Очень долго бродил из стороны в сторону, пока случайно не наткнулся на это убежище. Пришлось обустраиваться.

   – Погоди, ты в какой раз здесь? – начиная о чем-то смутно догадываться, спросила я.

   – В третий. А что? – тут уже парень не понимал, к чему я клоню.

   – Значит, можно еще раз попасть в то место, где ты уже был. А если получится попасть к тому дереву, может, это и поможет вернуться домой?

   Провожатый задумался:

   – Возможно. Но я никогда не попадал туда с первого дня пребывания здесь. Никогда не знаешь, что будет следующим.

   От этих слов становилось не по себе. Все начиналось очень красиво и спокойно, потом я чуть не сорвалась в пропасть, а теперь еле спаслась от бури. Что будет дальше? И что случится со мной там, если здесь приключится беда? И это я сказала вслух.

   Влад передернул плечами:

   – Что-то мне подсказывает, что ничего хорошего. У каждого здесь какая-то цель, мы идем к чему-то. Важно идти дальше, вот и все.

   Я не успела ничего сказать: резко стало темно, будто кто-то выключил свет. Но если дома через окна пробиваются фонари или луна, а из-под двери – узкая полоса искусственного света, то здесь все было по-другому. Свет исчез, будто его и не существовало. От неожиданности я тихо вскрикнула и поднесла руку к глазам: нет, ничего невозможно рассмотреть.

   – Влад?

   – Здесь я, здесь, – добродушно проворчал он.

   Я почувствовала, как он легонько сжал мою руку.

   – Это нормально?

   – Конечно, – рассмеялся он. – Иногда здесь бывает ночь.

   – И она тоже не подчиняется никаким законам, значит, – раздраженно сказала я, ощутив неимоверную усталость. – Здесь сложно. Не знаешь, что будет дальше, и эта неизвестность пугает. Здесь все по-другому, будто перевернуто с ног на голову.

   Моя тирада продолжилась бы, если бы не едва слышный скрежет. Сначала он раздался вдалеке, один раз, второй, а потом черная пустыня разразилась дикой какофонией звуков всех мастей. И лай, и скрежет, и какое-то кваканье. Я закрыла уши руками, когда не помогло, сняла рубашку и обкрутила ее вокруг головы. Стало немного тише, но жуткости происходящего это не уменьшило. Понимая, что парень реагирует спокойно, будто это представление в порядке вещей, не стала задавать очередной вопрос, ведь и так напоминала несмышленого ребенка, который спрашивает, почему небо голубое, а трава зеленая.

   Впрочем, что от меня хотеть? Сколько я здесь? Сказать сложно. Если судить по разделению день-ночь, то один день этого мира. Но не может столько событий вместиться в двадцать четыре часа! Значит, дольше. А вот насколько… Мне не нравилась неизвестность. Даже Влад, который провел здесь намного больше времени, не может этого предугадать. Готовность ко всему? Ее не было. Я не универсальный солдат, которого учили выживать, а всего лишь обычная девушка, волей случая попавшая сюда и ищущая выход. Мысль о том, что его может и не быть, настойчиво стучалась в голову, но я старательно гнала ее от себя. Только ее мне не хватало.

   В темноте я слышала, как Влад завозился в другом конце укрытия, затрещали сучья.

   – Ты чего притихла? – как ни в чем ни бывало спросил он бодрым голосом. – Не понравилась песнь пустыни?

   Попыталась пошутить:

   – Как-то не очень красиво она поет.

   – Твоя правда. Это все песок. То ли темнота на него действует, то ли еще что-то, не знаю. Но именно он издает такие звуки. Сам проверял.

   Решив, что подробности проверки мне не нужны совершенно, я прислонилась спиной к прохладному камню. Уставившись в одну точку перед собой, так и сидела некоторое время, пока провожатый не позвал меня:

   – Так и будешь там сидеть? Ползи на мой голос, второй плед постелил для тебя.

   – То есть?!

   – Да не бойся ты, – хохотнул он. – Ночь же. А ночью люди спят. Не знаю, как у тебя в семье, но вот у меня…

   Парень осекся, и я поняла, что он имел в виду: воспоминания, которых не было. Должно быть, ему тяжело видеть того, кто еще помнил. За пять лет никого не видеть здесь, не зная, куда тебя занесет на этот раз, и не сойти с ума – это достойно уважения. Странная мысль проскользнула вдруг: а он действительно реален? Или это плод моего воображения? Надо проверить. Ориентируясь на голос, я проползла немного, пока рука не коснулась чего-то колючего. Ощупав предмет перед собой, поняла, что он дышит.

   – Я щекотки боюсь, – притворно-серьезно сказал Влад. – Твой правее.

   – Спасибо, – смутилась я и плюхнулась на свой плед.

   Как ни странно, получилось очень удобно. Мелкие сучки не пробивались через толстую ткань, пружинили, создавая некое подобие матраца, а материал, из которого был сделан плед, был необычно теплым. Уютно устроившись, я начала засыпать, но парень неожиданно попросил:

   – Расскажи мне о своей семье, пожалуйста.

   Не удивившись вопросу, я тихо вздохнула и сосредоточилась: образы матери и отца тут же появились перед глазами. Миловидная брюнетка невысокого роста и худощавый мужчина с бородкой и в очках; сколько беспокойства было в их глазах, сколько любви, когда у меня начались проблемы со здоровьем!

   – Мне пятнадцать лет, родилась и живу в Москве. Жила. Живу… ну ты понимаешь, – в начале немного сбилась, но все же продолжила: – Мама преподает в начальных классах, а папа – в университете. Но встретились они на прогулке в парке, когда оба решили оторваться от тетрадок и книг, чтобы вдохнуть свежий воздух. Вскоре после свадьбы родилась я. Родители всегда поддерживали меня, никогда не ругали, хоть иногда я заставляла их нервничать. Помню, однажды в детстве решила, что папины учебники станут прекрасной раскраской. Пробравшись в его кабинет, я взяла несколько и, с трудом забравшись в его кресло, стала самозабвенно раскрашивать картинки там. То цветными карандашами, потом акварельными красками. Одна книга, потом еще… Очнулась от тихого возгласа отца. С улыбкой показала ему свои художества, а он, придя в себя, погладил по голове. Ругать не стал, конечно, просто объяснил, что так делать не следует. Дома до сих пор лежат эти книги. На почетном месте вместе с открытками и моими детскими фотографиями. Мама готовит очень вкусно: запеченное мясо с овощами, пироги разные, запеканку. И экспериментировать любит, этого не отнять, но каждый раз получается невероятно вкусно. А еще у нас есть собака: сибирский хаски. Не знаю, как папа смог найти его, но я, увидев в одном из фильмов, очень просила такую же.

   – И как назвали пса?

   – Того.

   От неожиданности Влад переспросил:

   – Как?

   Я улыбнулась:

   – Смотрел мультфильм «Балто»? Он рассказывает лишь часть истории о том, как доставляли вакцину больным детям. Большую часть пути проделал как раз не Балто, а именно Того. Тем более наш Того даже расцветкой на него похож.

   Замолчала, вспомнив, какими глазенками смотрел на меня маленький хаски, когда отец принес его из соседней комнаты, чтобы поздравить с днем рождения. Серо-черный, на короткий лапах, он смешно тыкался в руки и никак не мог понять, где же его миска.

   – Подожди, это же очень старый мультик.

   – И что? Мне они нравятся намного больше тех, что выпускают сейчас.

   – Как ты попала сюда? – Влад задал вопрос, который заставил меня вздрогнуть.

   – Аллергия. Или еще что-то. Врачи так и не смогли понять, что это, прописав несколько препаратов, которые подействовали. На время, правда, – грустно вздохнула я. – Потом все вернулось, и однажды я не проснулась. Понимала все, что происходит, но не проснулась. Сначала и голоса слышала людей рядом, но постепенно все уходило, пока однажды не очнулась здесь. Месяц или день назад. А ты?

   Парень понял, что отвечать ему все же придется, потому что сам задал такой вопрос. Поворочавшись немного, он нехотя произнес:

   – Не помню. Я просто очнулся на земле здесь, четко осознавая, что произошло что-то страшное.

   – Подожди, Влад. Семью ты не помнишь, а, может, друзья? Школа? Девушка, в конце концов? Яркое воспоминание детства, самый большой страх? – я упорствовала, мне отчего-то важно было помочь ему хоть чем-то. – Не могут же воспоминания просто исчезнуть! Любимая песня?

   И тут парень зашипел, судя по звуку, ударившись о камень.

   – Неудачно сел, – хохотнул он.

   Я же решила попробовать: петь я не умела, но песня из мультика была очень сильной, понравилась мне сразу:

   – Поздней ночью лишь холодный ветер правит,

   Если веришь дороге, по которой тебе идти…

   Я продолжала петь, и постепенно тихий несмелый голос звучал все увереннее. Здесь, в убежище посреди серо-белой пустыни, звучали слова, знакомые мне с детства. Не заметила, как допела ее до конца. Влад молчал. Смутившись, повернулась на другой бок и попыталась уснуть. И сквозь сон услышала его шепот:

   – Я вспомнил песню, вспомнил. Спасибо тебе, Саша.

   Похолодев, я промолчала: только что поняла, что начала забывать свое имя. Со стороны оно почему-то звучало чужим! Повторив про себя его несколько раз, почувствовала, что оно действительно мое. Обхватив себя руками, так и лежала в ужасе до самого момента, когда эта ночь закончилась, не слыша какофонии, не слыша, как парень что-то бормотал во сне, ибо в мозгу билась одна мысль: «Я не должна забывать, не должна забывать!»

   Ночь закончилась так же неожиданно, как и началась. Сначала замолк песок, как будто предчувствовал, что вскоре не сможет больше петь, а потом резко стало светло. Проморгавшись, чтобы глаза снова привыкли к свету, я поспешила встать и снять рубашку с головы. Поймав на себе непонимающий взгляд, невозмутимо надела ее, разгладив, и спросила:

   – Идем?

   – Идем, – сказал он и, аккуратно сложив наши уютные пледы, первым отправился к выходу из пещеры.

   Мы прошли в молчании несколько километров: каждый думал о своем. Я еще не отошла от того ужаса, который испытала, понимая, что начинаю забывать свое собственное имя. Главная проблема заключалась в том, что ни он, ни я не знали, куда именно попадем и будет ли конец у нашего путешествия. Влад здесь намного дольше и до сих пор не вернулся, как бы ни старался. Он давно приспособился к этому миру, как показала практика, и, мне кажется, имел намного больше шансов справиться с трудностями по сравнению со мной. Что бы я делала, если бы не он?

   Совершенно не представляю. Я прекрасно осознавала, что мне несказанно повезло встретить его здесь: без него было трудно, очень трудно. Мельком взглянула на него: судя по сосредоточенному лицу, мой спаситель сейчас разбирался в своих мыслях. Было во всей этой не внушающей надежды ситуации одно светлое пятно: он вспомнил песню! Смела верить, что не все еще потеряно. Кроме того, я понимала, что обязана ему, поэтому постараюсь ему помочь. Пока еще не знала, как именно, но постараюсь.

   Резкий порыв ледяного ветра заставил меня вздрогнуть. Парень насторожился и заозирался, протянув мне руку. Без слов взяла ее и застыла, напряженно чего-то ожидая. Влад стоял спокойно, в отличие от меня, и неотрывно смотрел вперед. Пейзаж пока не менялся, но ощутимо похолодало, а через пару мгновений и вовсе казалось, что мы очутились в царстве вечной мерзлоты. Песок исчез, уступив место огромным ледяным глыбам, которые взмывали из-под земли то справа, то слева.

   – Не спи! Вперед!

   Потянув меня за собой, он побежал вправо, еле успевая отскакивать в сторону, чтобы не быть насаженным на ледяное острие. Это было страшно: в любой момент или я, или он могли оступиться, и лед бы нас не пожалел. Блеклое небо потемнело, приобретя опасный сиренево-фиолетовый оттенок, пока в один прекрасный момент не исторгло из себя темный снег. Но это был не снег, а пепел серого цвета, который тут же рассыпался на руках, оставив после себя темные разводы. Бежать становилось все труднее: из-за пепла практически ничего не было видно.

   Мы резко влетели в толстую ледяную стену, и от этого в ней послышался низкий гул. Она простиралась на много километров вправо и влево, так что пути вперед уже не было. Чертыхнувшись, парень обернулся и подмигнул мне:

   – Не бойся! Прорвемся!

   Слабо улыбнувшись, кивнула, но не могла не заметить тень страха в его глазах. Такого он не видел и не знал, что делать дальше. Мы попробовали вернуться назад, но тут же наткнулись на ледяные пики, которые в нескольких метрах позади ожидали нас. Лед, покрытый серым пеплом, выглядел жутко, напоминая сцены из фильмов с плохим концом.

   – Мы в западне, – прошептала я очевидное.

   Сзади – стена без конца и края, впереди, справа и слева – острые глыбы льда, между которыми не видно просвета. Я протянула руку в сторону одной из них и еле успела отдернуть, иначе она бы проткнула ладонь. Они еще и на движение реагируют! Что же делать?! А все вокруг замерло, понимая, что у нас нет выхода. Этот жестокий мир наблюдал за нами, выжидая. Влад не паниковал и не метался, просто стоял, прикидывая варианты, которых не было. Куда нам теперь? Пути отступления закрыты, только ждать остается. Страх, такой липкий и удивительно живучий, обволакивал меня все больше, и я поняла, что так и не поблагодарила его. Небо в это время потемнело еще больше, исторгнув из себя и капли дождя, схожего по цвету с пеплом. Кожа горела в тех местах, куда он попадал. И спрятаться негде.

   – Спасибо, что спас меня. Дважды, – тихо сказала я, сжав руку Влада.

   Он приобнял меня, закрывая от ледяных глыб, и заглянул в глаза:

   – Еще не все потеряно.

   Покачала головой:

   – У нас нет выхода, это конец.

   И словно в подтверждение моих слов он вдруг тихо вскрикнул, схватившись за грудь. Правее сердце я увидела ледяное острие, которое, не став ждать, добралось до нас. Опустив глаза, он ощупал рану, пошатываясь. Глыба тем временем чуть уменьшилась, выходя из раны, чтобы позволить ей кровоточить. Я быстро сняла рубашку и прижала к ране, с трудом сдерживая слезы. Не безуспешно. Они мешали мне видеть Влада, и я старательно смахивала их, приговаривая, как заведенная:

   – Все будет хорошо, слышишь?

   Он с трудом улыбнулся:

   – Мы поменялись местами, теперь ты меня успокаиваешь.

   Рубашка стала алой подозрительно быстро. Не в силах больше стоять, парень опустился на землю, опираясь на меня.

   – Ты должна бороться, что бы ни случилось, Саша. Только не сдавайся.

   Уткнувшись мне в плечо, он замолчал. Я же молила этот мир отпустить нас:

   – Хватит! Пожалуйста, хватит!

   Даже в полуобморочном состоянии Влад почуял опасность первым. Он резко оттолкнул меня к стене, когда земля под ним исчезла, образуя провал. Он ухнул вниз, я рванулась и успела схватить его за руку. Он был слишком тяжелым, но я, закусив губу, держала его изо всех сил. Мой спаситель взглянул на меня неожиданно спокойно:

   – Саша, не надо. Отпусти меня, иначе я утяну нас обоих.

   – Ты что?! Не говори ерунды, я вытащу, смогу, – пропыхтела я, чувствуя, что его рука медленно ускользает, и протянула ему вторую. – Хватайся!

   Он отрицательно замотал головой.

   – Ну же! Давай!

   – Нет, – упрямо ответил парень. – Нет!

   По глазам я поняла, что он хочет сделать. Я действительно начала скользить, приближаясь к провалу. Второй рукой он, морщась, отцепил мои пальцы, несмотря на мое сопротивление. Перехватила его другой рукой, чудом не упав в провал.

   – Упрямая! – прохрипел он и, увидев что-то за моей спиной, вновь отцепил пальцы. – Иди!

   Второй раз не успела схватить его. Темнота провала быстро поглотила его, как и мои крики и стенания. Опустошенная, я села на землю и застыла, глядя перед собой. Его нет? В это до боли не хотелось верить, даже думать об этом не хотелось. Слишком больно. Не может же быть! Это иллюзия, а не настоящий мир! Почему же кожу так жжет от дождя, а кровь на руках выглядит так реально? Бросив взгляд на стену, не поверила глазам: теперь там отчетливо виднелась дверь. Самая обычная, металлическая, с черными квадратами. Чем дольше я смотрела на нее, тем отчетливее понимала, что она знакома мне. Это же дверь в мой дом!

   Медленно встала и подошла к ней, опасаясь, что она исчезнет. Но нет, она ждала меня и выглядела так же, как и всегда. Увидев царапину около ручки, которую когда-то оставил Того, решилась: обернувшись на провал в последний раз, дотронулась до ручки и почувствовала, как меня потянуло куда-то вверх…

   Перед глазами был потолок с продолговатыми лампами. Смотрела я на них очень долго, не сразу придя в себя и разобравшись, что делают обычные лампы в иллюзорном мире. Потом начала их считать: насчитав пять, немного успокоилась и продолжила обследовать пространство вокруг. Что же будет на этот раз? Но потом меня осенило: дверь, я же прошла через родную дверь! Зажмурилась и снова открыла глаза – ничего не изменилось. Попробовала сесть – получилось! Только вот куча проводков, прикрепленных к голове и груди, потянулись вместе со мной, отчего небольшой аппарат упал на пол.

   Сжала кулаки, согнула ноги; тело слушалось плохо, но все же слушалось.

   – Не может быть, – прохрипела я и со всей силы залепила себе пощечину.

   Помогло. Боль была очень реальной. И это правда, я вернулась! И сейчас была в палате, только вот родителей нигде не было видно. Может, опять кажется. Тут дверь открылась, и я встретилась взглядом с отцом. Он нес в руках кружку с кофе, которую при виде меня выронил из рук, и она разбилась об пол. Мы долго смотрели друг другу в глаза; от шока он не двигался, пока его не потеснила мама.

   – Володя, что случилось?

   Увидев меня, сидящую на кровати, мама схватилась за сердце и застыла рядом с отцом. Не выдержав, я разрыдалась, ибо произошедшее разом нахлынуло на меня, накрыв с головой. Родители тут же бросились ко мне, радостно обнимая и целуя. Так мы и сидели, обнявшись, некоторое время. От мамы так по-домашнему пахло пирогом с грибами. Все было так, как и раньше. Если бы не провал в груди, отзывавшийся болью.

   Я первая нарушила молчание:

   – Сколько?

   Папа понял меня сразу. Переглянувшись с мамой, он ответил:

   – Два года, доченька.

   На меня напало оцепенение: я предполагала, что там время течет иначе, но чтобы все было настолько другим? И как только подумала о том мире, сердце резанула тупая боль, и я разрыдалась еще сильнее. Родители лишь обнимали меня, поглаживая по голове, но перед глазами я видела Влада: его смеющиеся глаза, улыбку и молчаливую решимость спасти меня в тот момент, когда мы оба находились в опасности. Почему так произошло? Неужели из иллюзии мог выйти только один, и поэтому его забрали? Мне дико хотелось верить, что с ним все хорошо, ведь лишь иллюзия погибла, не он сам.

   Я продолжала убеждать себя в этом, хотя глубоко внутри кто-то шептал, что он умер не только там, но и здесь, в реальности, исчерпав данное ему время. Как бы я ни хотела, как бы я ни старалась, этот кто-то не замолкал. Во сне, который первое время казался мне пыткой, он продолжал говорить, что его больше нет. Да, я боялась уснуть, ибо мне не хотелось туда возвращаться. Мне жить хотелось, черт возьми! Два года моей жизни (или не-жизни) я провела где-то, причиняя боль и себе, и родителям. Они не заслужили этого: ожидать с ужасом каждый день, опасаясь, чтобы он не стал для меня последним. Это страшно.

   Я кричала, просила кофе и таблетки, чтобы как можно дольше не засыпать. Врачи объясняли это страхом, и родители их поддерживали. Странность заключалась в том, что физически я чувствовала себя прекрасно, будто и не было этих лет, проведенных без движения. Такое ощущение, что я только вчера пришла с прогулки и легла спать, чтобы проснуться уже через два года. Наконец, организм взял свое, и однажды я уснула прямо в кресле, где читала книгу. Снов не было. Проснувшись через несколько часов, удивленно прислушалась к себе: чувствовала себя обычно. Изо всей силы ударила себя по щеке, чтобы окончательно понять, что я в реальности, я больше не сплю. В этот момент мама зашла в палату.

   – Сашенька?

   Подняла на нее глаза:

   – Все в порядке, мам. Просто испугалась, что уснула.

   Мама обрадовалась:

   – Все-таки вышло? Доча, ты же понимаешь, что этот день пришел бы когда-нибудь. Организм не может без сна, ему надо отдыхать. Никакие лекарства не помогут тебе постоянно его избегать.

   – Да, ты права, как всегда, – вынуждена была признать я.

   Уловив что-то в моем взгляде, она присела на подлокотник и прижала меня к себе:

   – Все будет хорошо, Саша. Ты вернулась к нам после двух лет, и это не может быть просто так! Тебе суждено прожить долгую, счастливую жизнь, даже не сомневайся. А я внуков хочу понянчить.

   – Ма-а-ам, ну не надо!

   Мама засмеялась:

   – Ну вот, ожила немножко. А не поехать ли нам домой, доча?

   Я подалась вперед:

   – А можно?!

   – Я уже поговорила с врачом, и он не видит причин оставлять тебя здесь. Организм полностью здоров, твой мозг тебе еще послужит, так что можно собираться.

   Радостно захлопав в ладоши, я быстро собрала вещи, и в скором времени спускалась с мамой вниз, на улицу, где ждал нас отец. Выйдя из здания больницы, мама забрала мои сумки и понесла в машину, а я немного отстала, ибо мне стало не по себе. Все казалось каким-то странным, необычным. Будто десять лет я не была здесь, а теперь приехала, слушая шестое чувство, которое шептало, что здесь что-то изменилось и мне эти изменения не понравятся.

   Я видела, как молодая женщина идет по тротуару, еле справляясь с маленькими близнецами: они уже были достаточно большими, чтобы кататься в коляске, поэтому шли сами и постоянно тянули ее в разные стороны. Один мальчик увидел газету на земле и захотел ее поднять, другому понравилась игрушка в витрине магазина. Она пыталась сказать что-то то одному, то второму, но мальчики просто отказывались ее слушать. С другой стороны дороги заметила девушку моих лет, которая медленно шла по улице, надев наушники. Время от времени ее губы шевелились, а голова покачивалась в такт той или иной мелодии, которая, по всей видимости, ей очень нравилась, и каждый раз она пугливо озиралась по сторонам: не заметил ли кто, что она подпевает? Облегченно вздыхая, она продолжала свой путь, так же не сдерживая эмоции. Я понимала ее, сама очень любила слушать музыку. А за ней шел мужчина средних лет, слегка прихрамывая. Ухоженный, хорошо одетый, он шел абсолютно расслабленно, никуда не спеша. Постукивая тросточкой, он наслаждался прогулкой, внимательно вглядываясь в лица тех, кто шел ему навстречу.

   С чего бы? Что ему искать в лицах незнакомцев? И как отреагирует человек, которому на улице кто-то улыбнется? Не каждый поймет ситуацию правильно. Но этому мужчину было все равно. Остановившись у одной из витрин, он, изучив свое отражение в зеркале и смахнув с лацкана невидимую пылинку, подмигнул себе и продолжил путь, заставляя некоторых прохожих останавливаться и смотреть ему вслед с мыслями: почему он улыбается? Неужели у него нет своих проблем?

   Мама, заметив, что я все стою на крыльце, окликнула меня, и я поспешила в машину, зябко поежившись. Откуда мне знать, что думают другие люди? И куда они идут? Да, пока я не поняла, что изменилось здесь, но выясню. Может, во мне что-то надломилось, и я уже никогда не смогу нормально жить?! Обхватив себя за плечи, я почувствовала, как мама накрывает меня пледом, который она прихватила из дома:

   – Замерзла, бедная.

   Я лишь улыбнулась, думая о маминых словах: она говорила, что жизнь моя будет долгой и интересной. И чем дольше я гоняла в голове эту мысль, тем яснее понимала, что постараюсь сделать ее такой, ведь фактически я живу за двоих: за себя и своего спасителя. Быстро опустила голову, чтобы родители не увидели моих непрошеных слез. Им не надо рассказывать о том, что было там, не надо.

ГЛАВА 3

А дальше начались мучения… Физически все было в порядке, но с сознанием что-то происходило. Мне хотелось верить, что все из-за переживаний, но это было слишком. Я помню, как однажды ночью мне приснился какой-то мужчина в черном деловом костюме с кожаным портфелем. Он курил сигару, мы сидели в его кабинете и молчали. Портфель он из рук не выпускал, постоянно поправляя. Я, то и дело обеспокоенно на него поглядывая, ерзала в кресле, порываясь уйти, но что-то меня сдерживало: то ли отчаяние во взгляде, то ли вид этого человека; мужчина сидел, ссутулившись, и, несмотря на выглаженный костюм и начищенные ботинки, был помятым, будто ему пришлось пройти через многое.

   Докурив сигару до половины, он спешно затушил ее и тут же начал другую. Пепельница уже не вмещала их, и некоторые вывалились на дорогой матовый стол из темного дерева, но человек не обратил на это никакого внимания, продолжая курить. Наконец, мне все это надоело, и я встала, чтобы уйти. Но он оказался проворным и схватил меня за руку, удерживая. От его рывка портфель упал на пол и раскрылся – оттуда вывалилось много фотографий. Взглянув на них, я увидела молодую красивую женщину и маленького мальчика. На некоторых фото и этот мужчина был с ними, и каждый счастливо улыбался в кадр. Казалось бы, идиллия, но я поняла, что все снимки черно-белые, сморщенные, будто им уже много лет, хотя человек на фото выглядел так же, как и передо мной сейчас.

   Подняла на него глаза и заметила слезы. Неожиданно он сполз с кресла на пол и стал передо мной на колени, не отпуская руки:

   – Помоги мне, пожалуйста, помоги!

   Он продолжал молить меня о какой-то помощи, а я пятилась, оглядываясь назад. Даже во сне меня не покидало чувство, что все неправильно.

   – Пора просыпаться! – прошептала я.

   И тут он непонимающе спросил:

   – Просыпаться?

   Похолодев, я рванулась к двери и тут же проснулась, резко сев в кровати. Провела рукой по лицу и попыталась унять трепещущее сердце. На улице было еще темно, родители спали, а я, закутавшись в одеяло, прислонилась к спинке кровати, глядя перед собой. Что это было? Да, сон, невероятно реалистичный, но почему мужчина со мной говорил? Такого не бывает. Не по себе мне было от всего этого. Но, успокоившись, я смогла снова уснуть. Знать бы мне тогда, что это только начало…

   Я шла домой из библиотеки. Всегда любила читать именно бумажные книги: ни с чем нельзя сравнить момент, когда ты, удобно устроившись в кресле с большой кружкой черного чая, предвкушаешь, как прекрасно проведешь следующие несколько часов. Как правило, книгу я читала за вечер, а потом несколько раз в голове прокручивала те моменты, которые наиболее запомнились. Как поступила бы я в той или иной ситуации? И можно ли судить героя только по его поступкам? После прочтения еще пару дней пребывала в атмосфере этой книги, дожидаясь, пока она меня отпустит, чтобы окунуться в следующую. Библиотеки постепенно вымирали, уступая место электронной версии, и я в ужасе думала, как же буду читать через несколько лет.

   Но пока они все еще были, и я, взяв сразу несколько, медленно шла домой, наслаждаясь долгожданной весной. Сны не беспокоили уже довольно давно, а если и видела что-то во сне, то к утру вспомнить не могла, поэтому настроение было прекрасным. И вдруг со мной поравнялась пожилая женщина, весьма странно одетая: толстая вязаная кофта, темно-коричневая юбка, старенькие, но еще крепкие ботинки и серая шуба. Мне в весенней куртке было тепло, солнце не жалело тепла, а она в шубе! Впрочем, пожилые люди часто мерзнут, может, в этом дело?

   Но странности продолжались: она шла вровень со мной, практически шаг в шаг, то и дело на меня поглядывая. Сначала я не обращала внимания, потом стало неуютно очень. Шла она молча, ничего не спрашивала, просто смотрела на меня. Я попробовала ускорить шаг, но не помогло. Не знаю, откуда в ней столько прыти, но она ни капли не отставала. Наконец, я остановилась, остановилась и она. Я повернулась к ней, чтобы спросить, что происходит, но слова так и застряли в горле. Чем дольше я смотрела на нее, тем яснее понимала, что она полупрозрачная! И я могла сквозь нее увидеть дома и людей на улице. Да, я видела ее, но бабушка как-то быстро посерела, будто все краски разом вытянули из нее.

   Моргая и хлопая себя по щекам, пыталась понять, в какой момент я начала видеть галлюцинации. Ведь я заметила ее «призрачность» только тогда, когда всмотрелась получше. Ладони вспотели, и я сделала шаг назад, ибо от нее потянуло холодом. Лицо изменилось, и теперь на меня смотрели не карие глаза, а темно-серые. Казалось, они пусты, но эта пустота была живая: будто ртуть, она закручивалась в спирали, заставляя не разрывать зрительный контакт. Старушка улыбнулась, заметив мою реакцию:

   – Не бойся, девочка.

   И даже голос звучал глухо и будто издалека, хотя она была в паре метров от меня. Вскрикнув, я побежала в сторону, прочь от нее, но далеко убежать не успела, столкнувшись с молодым парнем.

   – Прости! – прохрипела я. – Я нечаянно.

   Он улыбнулся:

   – Да ничего страшного. Ты в порядке?

   – Да-а-а, – протянула я, ощущая тепло живого человека.

   И чтобы доказать себе, что старушка реальной не была, оглянулась и снова натолкнулась на этот потусторонний взгляд. Она по-прежнему была там, весело наблюдая за тем, как я пытаюсь сбежать.

   – Эй, ты чего? – возмутился парень, и я поняла, что вцепилась в него мертвой хваткой.

   – Ты видишь там кого-то? – дрогнувшим голосом спросила я.

   Меня не поняли.

   – Что?

   – Около банка, прямо возле дверей стоит кто-нибудь?

   – Да никого там нет! Отпусти меня!

   Стряхнув мои руки, он поспешил скрыться в толпе подальше от странной девушки, так некстати попавшейся ему на улице. А я, оцепенев, так и стояла там, не веря своим глазам, не желая принимать правду. Полупрозрачная бабушка тем временем практически исчезла, но успела шепнуть мне на прощание:

   – Не бойся.

   После этого случая я стала резкой и замкнутой; страх, что со мной что-то не так, крепчал с каждым днем, и, конечно, родители не могли не заметить этого. Я постоянно ловила на себе их обеспокоенные взгляды, но вопросов они пока не задавали, ожидая, что я сама все расскажу. Обычно я так и делала, но не в этот раз. Со мной определенно что-то происходило. Но что? Видимо, кома не прошла бесследно и повлияла на разум. Это бред?! Вижу галлюцинации?! Я бы хотела забыть тот день, вернее, я бы хотела забыть последние два года, чтобы все было как раньше. А разве это возможно? Мысль о том, что я видела несуществующее, жгла огнем.

   А что если это… ясновидение? Да ну! Не может быть! Не знаю, что испугало бы мать и отца больше: дочь, которая сошла с ума, или дочь, которая вдруг стала видеть призраков. Что-то мне подсказывало, что оба варианта не обрадуют. И где искать помощь? Призналась себе честно: не знаю, как рассказать им, не знаю даже, с чего именно начать. Так прошло несколько дней, и каждый миг я ожидала, что снова увижу кого-нибудь или очередной сон покажется реальным до ужаса. Но тогда все решил случай.

   Мы с мамой прогуливались по городу, направляясь в парк. Туда мы ходили частенько: то вдвоем, то вместе с папой. Высокие мощные дубы, клены и липы посадили на этом месте давным-давно; ухоженные деревянные скамеечки приглашали отдохнуть, чтобы через некоторое время продолжить прогулку. Там дышалось очень легко, за это я его и любила. В тот день машин было очень мало: близились праздники, и все стремились покинуть Москву до того, как это станет невозможным. До входа в парк нам оставалось лишь перейти дорогу по пешеходному переходу.

   Мама первой подошла к нему и собиралась сделать шаг, но у меня внутри вдруг что-то кольнуло, и я придержала ее за руку, чтобы она осталась на тротуаре. Мама взглянула на меня:

   – Ты чего? Машин же нет.

   Ответить я не успела. В этот миг два каких-то сумасшедших водителя, решивших устроить гонки по городу, резко выскочили из-за поворота и пронеслись мимо нас. Пораженная мама, побледнев, сделала несколько шагов назад и посмотрела на меня:

   – Доча, поговори со мной. Что с тобой происходит?

   Не знаю, откуда у нее столько самообладания и как она смогла собраться в такой момент и не запаниковать. Только что я каким-то образом почувствовала, что ей грозит опасность, а мама беспокоится обо мне. Я некоторое время так и стояла, ничего не говоря, осознавая то, что только что произошло. Интересно, как долго все это будет продолжаться? И есть ли предел? А связь между сном, той призрачной старушкой и сегодняшним вечером? Мысли роились в голове, заставляя ее гудеть и трещать. Я буквально чувствовала, как начинает ломить виски, чего раньше не случалось. Мама осторожно подошла ко мне и отвела к скамейке, очень удачно стоявшей неподалеку. А я, расплакавшись, совсем как в детстве, уткнулась в ее плечо. Она молчала, только тихонько гладила меня по голове, нашептывая что-то успокаивающее. Ее слова слышала сквозь туман и дикую головную боль, которая не спешила меня покидать.

   Чуть успокоившись, я отстранилась и, хлюпая носом, посмотрела на маму. Она аккуратно взяла мое лицо в свои руки и заглянула в глаза:

   – Ты же знаешь, что я всегда тебя выслушаю? И поддержу?

   Я кивнула, судорожно вздохнув.

   – И папа тоже. И Того. Мы все рядом, все очень скучали по тебе. Об одном прошу: не закрывайся! Не уходи в себя. Мы не выдержим. Так долго ждали, пока ты вернешься…

   Ее глаза подозрительно заблестели, и я поспешила ее успокоить:

   – Мам, хорошо! Я знаю.

   Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку. В груди защемило: ведь, действительно, только родные понимают и принимают тебя таким, какой ты есть: делают горячий чай, когда ты полностью погрузился в книгу и твой уже остыл, бережно хранят воспоминания о твоих детских шалостях, верят в то, что ты скоро очнешься.

   И я решилась:

   – Я не знаю, что со мной. Сначала мне приснился какой-то мужчина, который молил меня выяснить, что произошло с его семьей. Я не обратила внимания, ведь это всего лишь сон, хоть и очень реалистичный. А несколько дней назад все перестало быть просто сном. Я из библиотеки шла, помнишь?

   – Конечно. Ты выглядела испуганной и взъерошенной, да и не было тебя намного дольше, чем обычно.

   – Долго ходила по городу, чтобы успокоиться, – подтвердила я. – Не хотелось, чтобы вы видели меня в таком состоянии.

   После паузы мама спросила тихо:

   – И что же ты видела, Сашенька?

   – Старушку в шубе. Она шла очень быстро, не отставая от меня. И была полупрозрачной, я могла рассмотреть здание сквозь нее. И еще глаза… очень странные, как будто залитые ртутью.

   В маминых глазах мелькнуло что-то, но рассмотреть я не успела. Она как-то вся собралась, будто ожидала услышать что-то подобное, не стала паниковать, вместо этого спросила:

   – Она просто шла рядом и все?

   – Да. Я попыталась оторваться, но не вышло. Повернулась, чтобы спросить, почему она идет за мной, и увидела ее глаза. Они страшные.

   – Она испугала тебя?

   Я хотела кивнуть, но что-то меня остановило: теперь, через пару дней, я могла более правильно оценить тот случай. Неожиданно, странно, невозможно и пугающе? Да, но не по себе мне было скорее не от нее, а от самой ситуации. Не верила я в такое, а тут пришлось увидеть призрака (если это все же был он, а не моя галлюцинация) живьем! Днем и на оживленной улице! Глаза пригвоздили к земле и пугали своей серой пустотой. Но бабушка не была страшной, нет. Она встряхнула меня, выбила из колеи надолго.

   – Глаза, очень страшные глаза, – наконец, сказала я. – Но она сама не угрожала мне, даже говорила не бояться.

   Грустно усмехнувшись, вспомнила ее слова. Мама же, не поверив, переспросила:

   – Старуха говорила с тобой?!

   – Да.

   Мама вздохнула:

   – Мы справимся, Саша. Мы со всем справимся. Я поговорю с папой, и мы что-нибудь придумаем.

   – Что именно?

   – Не знаю, – честно ответила она. – Но бросать в этой ситуации мы тебя не собираемся. Ничего не бойся.

   – Спасибо, – слабо улыбнулась я, поймав себя на мысли, как же мне повезло с семьей.

   Владимир Григорьевич сидел в своем кабинете, перебирая бумаги. Его жена тихо зашла к нему и села в кресло напротив. Мужчина взглянул на нее, удивленно отметив про себя, что жена выглядит не так, как обычно: внешне обычно спокойная, сейчас в ее глазах поселилась тревога и страх. Он не торопился спрашивать, что случилось, терпеливо ожидая, пока она сама захочет начать разговор. И эту черту унаследовала и Саша, его любимая дочь. Татьяна, увидев улыбку на лице мужа, все же заговорила:

   – Володя, боюсь, что у нашей дочери есть дар.

   И эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Мужчина продолжил перекладывать бумаги, но внимания на текст уже не обращал. Буквы расплывались перед глазами, и даже простые фразы теряли свой смысл. В этот момент он остро чувствовал, что ему надо чем-то себя занять. Когда стопка бумаг закончилась, он медленно встал и подошел к книжной полке: книги необходимо было расставить в алфавитном порядке по фамилии автора. Когда вторая полка подходила к концу, Владимир заметил, что его руки слегка подрагивают.

   Жена подошла к нему и накрыла его руки своими:

   – Ты же слышал меня, правда?

   Мужчина кивнул.

   – И ты не знаешь, что мы будем делать.

   Снова кивок.

   – Мне страшно, Володя, – вдруг прошептала она, заглянув в глаза мужу.

   Но он, взяв себя в руки, ответил ей неожиданно уверенно:

   – Мне тоже. Но это не значит, что мы отпустим ее, ничего не сделав.

   – Они же все равно найдут, – сомнение сквозило в голосе женщины.

   – Все может быть. По крайней мере, попытаемся. Уж этого у нас никто не сможет отнять, так?

   – Хорошо. Хорошо, – чуть выдохнула Татьяна, отчаянно надеясь, что она ошиблась и с Сашей все в порядке, и таким образом проявляются лишь остаточные ощущения после комы.

   Ведь такое случалось уже, не правда ли? Науке известны разные случаи, и далеко не каждый можно объяснить с точки зрения медицины даже сейчас, в двадцать первом веке, когда науку постепенно смещают с лидирующих позиций. Впрочем, может и не смещают, но направляют в то русло, которое обычно сопротивляется ее влиянию. Высшие чины когда-то назвали это «знание», и это название прижилось. Много лет назад ученые наконец поняли, что у человека намного больше возможностей, чем представлялось ранее, и его мозг еще может удивить. Не просто так то тут, то там появлялись сведения об уникумах или ясновидящих, экстрасенсах или детях индиго.

   Мир не спит, в отличие от людей, идет вперед, развиваясь каждый день. И уж он-то прекрасно понимает, что физическая оболочка часто становится той границей, которую невозможно пересечь, чтобы почувствовать тонкие сферы, что находятся вне понимания людей. Так было раньше, но не сейчас. Наука позволяет больше, наука раздвигает границы. Вопрос в том, как далеко готовы зайти те, кто за этим всем стоит?

   Жилистый мужчина лихо спрыгнул со спортивного мотоцикла и, бросив ключи охраннику, зашел в высокое офисное здание с фасадом из темного стекла. В холле было непривычно пусто для стороннего посетителя, но мужчина давным-давно привык к такой прекрасной тишине, когда ничто не нарушает ход мыслей. Кивнув знакомому на пункте охраны, он прошел в сверкающий лифт и нажал кнопку последнего этажа. Стальная коробка бесшумно подняла его наверх, запросив пароль перед тем, как открыть двери. Получив правильный ответ, лифт дружелюбно моргнул огнями и выпустил своего пассажира, чтобы вернуться на исходную точку.

   А мужчина, выйдя из лифта, замер на миг, прислушиваясь к тому, что происходит за серой огромной дверью. Видимо, услышав то, что ему необходимо, он кивнул и толкнул ее на себя. Находившиеся там люди разных возрастов практически сразу замолчали, а он прошел к своему месту во главе стола и сел, окинув всех взглядом своих странных светло-серых глаз. Другие садиться не торопились, ожидая от пришедшего чего-то.

   – Я слушаю, – усмехнувшись, сказал он.

   – Все идет не так, как мы предполагали, – начал говорить мужчина в темно-синем костюме, стоявший у окна. – Далеко не так. Нам надо больше времени для наблюдения и контроля, ты же говорил, что все должно оставаться по-прежнему. Без вторжения.

   – Все правильно. Не поверю, что ресурсов не хватает.

   – Дело не в них, – вступил в разговор пожилой седой мужчина, поправив очки. – Мы не можем предугадать реакцию разума. Никогда. Воздействие слишком сильное, сроки сжатые. Это чревато последствиями.

   – Я не начал бы продвигаться в этом направлении, если бы опасался последствий. Мне нужен результат. У вас есть время, у меня его нет, поэтому прошу вас отнестись ко всему, что мы делаем, с особой серьезностью. Права на ошибку нет.

   – Мы понимаем.

   – Нет, – горько усмехнулся человек, сидящий во главе стола. – Мне нужен этот дар, нужен! Запускайте вторую фазу.

   Зал тут же наполнился гулом голосов, ибо каждый хотел сказать что-то свое. Покровский просто молчал, прикрыв глаза. Только себе он мог признаться, что устал. Устал ждать, ибо это было самым трудным из всех. Медицина давно пришла на помощь «Ковену», чтобы развивать знание еще больше, еще лучше. Способности дают силу, но не любой может с ней справиться. Многие ломаются, многим не дают раскрыться, найти себя, и они погибают в пыли собственных страхов и сомнений. Сколько таких было, сколько?.. Когда-то очень давно Покровский решил, что с этим пора заканчивать, и по крупице собирал и ученых, и других одаренных, которые смогли остаться на плаву. Вместе они могут многое, вместе они могут все.

   У дара много граней. Слабее всех тот, который появляется искусственно, а человек на протяжении всей жизни должен его поддерживать. Иногда дар наследуют, но это бывает очень редко, и в этом случае все так же будет зависеть от того, кому он достался: если человек готов принимать его полностью, он сможет развить его, а если нет, то способности будут постепенно отмирать, пока не исчезнут совсем. Но есть и случаи, когда знание приходит само из иллюзорного мира, выбирая человека по какому-то признаку. И вот здесь угадать невозможно: этим избранным может быть кто угодно. Ни возраст, ни пол, ни профессия никогда не имели значения. Дар просто выбирает тебя, а потом проверяет на прочность: всеми способами истязает твой разум, показывает то, что ты никогда не видел, дает возможность почувствовать то, о чем ты раньше даже не думал. И если ты выдержишь, твоя жизнь изменится навсегда.

   Мужчина в синем костюме подошел к Покровскому и спросил:

   – Зачем это именно сейчас? Мы не готовы ко второй фазе, Костя. И так все запущено на полную. Результатов надо подождать. Москва не сразу строилась.

   – Не сразу, конечно. Что-то стоящее начало происходить только тогда, когда мы вмешались.

   – Костя!

   – Хватит, Роман. Знаешь же, что бесполезно, да? Вторая фаза. Через месяц встречаемся здесь и обсуждаем ее начало.

ГЛАВА 4

Старший «Ковена» медленно встал и направился к выходу, кивнув на прощание. Когда за ним закрылась дверь, гул начал стихать. Постепенно все, кто остался в конференц-зале, скрестили свои взгляды на Романе. Тот, заметив это, покачал головой и присел на подоконник.

   – Я знаю, что вы ждете от меня. Я пытаюсь на него подействовать, но пока безрезультатно.

   Светловолосая женщина с короткой стрижкой нахмурилась:

   – Безопасно ли обсуждать это сейчас? Покровский может прислушаться к нам.

   Ей парировала пожилая женщина, кутаясь в шаль:

   – Нас много, Марина, и мы сможем поставить защиту на этот случай.

   – Сомневаюсь. Это же глава «Ковена», он сможет пробиться, – не согласилась Марина.

   В разговор вступил Марк Александрович, то снимая, то надевая очки:

   – У всего есть предел. Это же реальная жизнь, а не иллюзорный мир. И всемогущества ему не добиться, как и любому из нас. Есть силы, которые можно получить или развить, вот и все. Третье – редкость сейчас, и я очень сомневаюсь, что нам посчастливиться работать с кем-то, у кого появится такой дар.

   – Почему? – спросила Ольга Викторовна, не заметив, как шаль соскользнула на пол.

   – Я много лет работаю здесь, и ни разу звезды не сошлись так, чтобы подарить мне такую возможность, – улыбнулся Марк Александрович.

   Роман хохотнул:

   – Звезды сошлись? Александрович, вы ли это? Обычно вы используете более сложные термины, а тут потянуло на астрономию.

   Ученый лишь добродушно отмахнулся:

   – Звучит хорошо, почему бы и нет?

   – Действительно. Да, насчет того, что Костя может слушать нас сейчас. Он давным-давно решил этого не делать.

   Ольга не поверила:

   – Странно.

   – Отчего же? – спросил Роман, подавшись вперед. – Без изначального доверия нас бы не было здесь, никого из нас. Сложно жить с пониманием того, что закрытых дверей нет, как и разума вокруг. Ты знаешь, что человек думает, видит и чувствует, но тебе даже не придет в голову спросить об этом. Знание всегда идет впереди себя. Само понятие «неожиданность» исчезает без следа. Ни сюрпризов, ни яркости, только то, что видишь и знаешь.

   – Звучит так, что ты совсем не рад тому, что у тебя есть.

   – Я принял это, – просто сказал Роман, – справедливо решив, что хуже, чем было, не будет. И я оказался прав. Дар оказался спасением, а Костя – спасителем. Я не говорю, что это легко, нет. Но оно того стоит, по крайней мере, для меня.

   – Мы знаем это, Ром, – ученый ободряюще похлопал мужчину по плечу. – Как и то, что, несмотря на наш протест, Костя запустит вторую фазу.

   – С нами или без нас?

   – Не смешно, Оля. Слишком долго мы в одной связке, чтобы теперь пытаться вырваться. Ему необходимо наше знание.

   – Все в деле, – подвел итог Роман, вставая. – У нас есть месяц. И в наших же интересах провести его с пользой.

   – Золотые слова, – тихо сказала Ольга Викторовна, подхватив сумку. – Пусть так и будет.

   Роман Корчевников не спешил уходить. Дождавшись, пока все уйдут, он подошел к окну и с высоты птичьего полета стал наблюдать за Москвой. Люди с такой высоты практически не были видны, но ему и не надо было этого. Он сказал правду: быть одаренным нелегко. Мужчина всегда предпочитал одиночество: его собственная квартира была расположена на последнем этаже высотки. Как правило, одаренных тянуло вверх, к небесам. Создавалось впечатление, что так дышалось легче, что ли. Четыре стены надежно защищали от людей, и эти драгоценные, хоть и редкие, минуты Роман ценил больше всего на свете: мозг успокаивается, и твои собственные мысли наконец могут выйти из укрытия.

   Мужчина своих родителей не помнил. Выросший в детском доме мальчик сумел за внешней жесткостью сохранить то, что делает человека человеком – сердце. У него не было озлобленности на всех и вся, как это часто бывает. Может, благодаря характеру, которым он обладал, а может, тем людям, которые приходили к нему с самого раннего детства. Он никогда не боялся. Сначала это был маленький рыжеволосый мальчик одного с ним возраста, который рос и изменялся вместе с Романом. Они вместе играли, разговаривали и иногда даже прятались от учителей. Бывало, что мальчик подсказывал Роману, что и как будет дальше. Корчевников привык к тому, что его друг по имени Егор постоянно рядом, но потом понял, что его больше никто не видит. И это стало открытием. Тогда Роман спросил, почему так происходит. Егор ответил, что не все люди могут видеть его, только особенные.

   А Роман поверил. Поверил и тогда, и в тот момент, когда тоже начал чувствовать, что будет дальше, мысленно заканчивая фразы за людей. И однажды ему показалось, что он может помогать им, пользуясь этими знаниями. Егор очень долго отговаривал, убеждая, что люди будут использовать его, ни капли не щадя, пока им не надоест, пока не выкинут. А им не надоест никогда, ведь мнимая власть над грядущим так привлекательна, так маняща… Егор был прав. В тот день, когда Роман, предчувствуя беду, предупредил свою соседку, что выходить из дома не стоит, на него обратила внимание воспитательница. После долгих расспросов он все-таки признался, что обладает даром предвидения.

   А через два дня его похитили: когда он вечером шел по улице, рядом с ним резко остановился темно-серый микроавтобус, и из него выпрыгнули двое в масках и накинули ему мешок на голову, что-то вколов в шею. Роман очнулся в комнате без окон и долго не мог понять, что происходит. Голова болела нещадно, притупляя все ощущения. Вскоре к нему пришел посетитель. Худосочный мужчина с хищным взглядом ясно дал понять, зачем Романа похитили: они узнали о его даре и собирались использовать его настолько долго, насколько им потребуется. И что-то подсказывало парню, что они найдут правильные методы воздействия. Они и нашли.

   Сначала Корчевников сопротивлялся, но потом, лежа в луже собственной крови, понял, что умрет, если не даст им то, что надо. Парень начал говорить, настраиваясь на то, что они просили. Бить его перестали, но из комнаты не выпускали по-прежнему. Время исчезло, остались только серые стены и одиночество. Чем дольше это продолжалось, тем яснее он чувствовал, что истощается. Ему надо было передохнуть, но похитители так не считали. Роман был на пределе, когда услышал приглушенные крики за дверью. Через некоторое время она открылась, и на пороге, вытирая руки о чей-то шарф, появился незнакомый мужчина со странными светло-серыми глазами и сказал:

   – Все закончилось. Пойдем со мной.

   Парень пошел и ни разу не пожалел. Константин Покровский обучил его всему, что знал сам, помогая развивать дар, и сделал своей правой рукой. И вот уже много лет Роман Корчевников входит в «Ковен», позволяя себе не бояться. Он нашел своего мучителя, с трудом, но нашел…

   Тряхнув головой, чтобы отогнать воспоминания, мужчина провел рукой по волосам и снова посмотрел вниз. За свою жизнь он многих одаренных видел, и только один из них не любил высоту, предпочитая одноэтажный дом около леса. Старый друг, которого Роман не видел несколько лет, всплыл в памяти не просто так. Усмехнувшись, Корчевников понял, куда он направится теперь: в Подмосковье, туда, где стоит этот одинокий дом за высоким забором.

   Ехать пришлось очень долго. Его знакомый не был любителем суеты, поэтому постарался забраться как можно дальше. Дорога петляла, унося Романа все дальше от Москвы, пока, наконец, не стала замедлять свой бег. Корчевников помнил эти места, хоть и был здесь несколько лет назад. Природа осталась нетронутой: дорога пролегала через лес, который обступал ее со всех сторон, грозно нависая. Не нравилось ему вмешательство человека в свою жизнь, но поделать с этим ничего не мог. Асфальт постепенно ухудшался, пока не перешел в грунтовую дорогу со множеством выбоин. Скорость пришлось снизить до минимума, но и так мужчину знатно подбрасывало.

   Увидев впереди полустершуюся табличку, он облегченно выдохнул, поняв, что почти достиг цели. Сразу за табличкой на перекрестке мужчина повернул вправо и, проехав еще немного, остановился у высокого добротного забора из темно-коричневых досок. Они были плотно подогнаны друг к другу, даже щели не было, чтобы рассмотреть что-то за ними. Впрочем, в этом необходимости не было: Роман знал, что его уже почувствовали. Он вылез из машины и пошел к калитке. Потянув за небольшую ручку, почувствовал, что ее не заперли. Он зашел в двор и тут же остановился под прицелом двух пар почти волчьих глаз. Огромные собаки неизвестной породы, одна почти черная, другая темно-серая с более светлыми подпалинами по бокам, не отрываясь, смотрели на него, едва заметно скалясь.

   Помнится, в прошлый раз его никто так не встречал. Калитка, о которой все забыли, громко хлопнула за его спиной, но псы даже головой не повели, продолжая следить за Романом. Черный медленно пошел вперед, заходя справа, темно-серый взял левее. Роман понял, что они хотят его окружить. Но вот почему их поведение настолько странное? И спокойное? Он чужой им, но они не бросаются на него с отчаянным лаем, не прыгают, чтобы ухватить за руки, нет. Псы наблюдают, и чутье говорило Роману: если он сделает что-то, что они посчитают подозрительным, собаки медлить не станут. Однако, если учесть, кто был их хозяином, все вопросы отпадали сами собой.

   – Свой это, – вдруг окрикнул псов кто-то, и их глаза резко изменились: из них исчезла настороженность.

   Роман поднял взгляд на крыльцо и увидел своего старого друга. Олег, сложив руки на груди, хмуро смотрел на него исподлобья.

   – Здравствуй, – тихо сказал Роман, делая шаг вперед.

   Псы по-прежнему смотрели на него, но враждебности не проявляли. Он медленно подошел к крыльцу, чтобы лишний раз их не злить, и сел на нижнюю ступеньку. Прислонившись к перилам, мужчина так и сидел, погрузившись в мысли, пока Олег не спустился и не сел рядом. Некоторое время они молчали, а потом хозяин дома спросил:

   – Неужели Покровский послал?

   – Да ну, – хохотнул Роман. – Он не хочет с тобой встречаться, ты представляешь…

   – Опасность? – удивился Олег.

   – Нет. Беспокойство. Ты выбиваешься из его привычной картины мира. И Костя старается держаться подальше.

   – Да уж.

   – Ты как?

   – Ничего, – улыбнулся Олег. – Занимаюсь резьбой из дерева, недавно вот забор себе обновил, очень уж обветшал. Здесь хорошо, спокойно.

   – И не хочешь назад?

   – Не надоело спрашивать? – поднял бровь мужчина. – Нет. В бетонные коробки без души я не вернусь.

   – Знаю. Ты никогда не бросал слов на ветер. Почему мы говорим, Олег? Ты же можешь заглянуть в мое сознание.

   Хозяин дома кивнул:

   – Могу. Но дело в том, что людям становится легче, когда они говорят, когда озвучивают то, что у них в голове. Это первый этап принятия некой проблемы: ты признал ее, озвучил и можешь двигаться дальше.

   Псы, понаблюдав за разговором, разбрелись по двору, устроившись в тени раскидистой ели. Олег, мотнув головой, взглянул на Романа:

   – Так что тебя привело?

   – Я всегда приезжаю по какому-то поводу, так?

   – Сам знаешь, что это правда. Ну?

   – Через месяц начинаем вторую фазу.

   Олег сжал зубы так сильно, что заходили желваки. Шумно выдохнув, он запрокинул голову, застыв на пару минут. Псы подняли головы, почуяв, как изменилось внутреннее ощущение хозяина. Сильные эмоции иногда пробиваются через границы разума и человеческого тела, чтобы выйти наружу. Порой это можно почувствовать на физическом уровне в виде некого дискомфорта, который испытываешь рядом с определенным человеком. Чем сильнее в духовном плане человек, тем меньше шансов для его самых сильных чувств выйти наружу. Одаренные по-другому чувствуют этот мир, и мир отвечает им тем же.

   Собаки почувствовали состояние хозяина, черный пес встал и, приблизившись к мужчине, ткнулся лбом в его плечо. Олег улыбнулся и потрепал его по голове:

   – Я в норме, в норме. Хорошо все.

   Лизнув горячим языком хозяина, пес еще раз осмотрел его с головы до ног и, покосившись на незваного гостя, решил остаться рядом. Неизвестно, что еще от него ожидать, если хозяин уже чувствует что-то неприятное! Роман, не сводивший глаз с черного, перевел взгляд на Олега:

   – Они очень умные. Но почему я их не чувствую?

   – Ты в броне, которую сам себе создал. По-прежнему любишь тишину и одиночество, так? Но жить приходится среди обычных людей, постоянно закрываясь от того, что могут принести их мысли. Дар постоянно зовет, шепчет, показывает. Но ты не все хочешь слышать, ой, не все.

   – Твоя правда, – сквозь зубы сказал Роман. – Будь моя воля…

   – Будь? – горько усмехнулся хозяин дома. – Она и так у тебя есть. Вопрос в том, какой ты видишь свою жизнь через несколько лет. «Ковен»? И никаких изменений? Сам видишь, у меня вырваться получилось. Слишком уж разные цели мы с Костей преследуем. Впрочем, это не значит, что ты должен выбирать только из двух вариантов.

   Роман предостерегающе поднял руку:

   – Олег…

   – Да, хорошо, – кивнул собеседник. – Так ты серьезно говоришь?

   – Да.

   Олег вздохнул:

   – Я не могу сказать, что удивлен. Покровского трудно остановить, но он продолжает уважать спешку. К сожалению. Я понимал, что он продолжит попытки, но форсировать глупо, особенно после того, что произошло в прошлый раз.

   – Нам этого не забыть, – Роман взъерошил волосы. – И я не собираюсь выяснять, кто виноват, а кто прав. Нет клейма на каком-то одном человеке, оно на всех нас. Парень не должен был пострадать: ни он сам, ни его дар. Но все вышло из-под контроля слишком быстро.

   – Он вел вас за собой и должен был подстраховаться на крайний случай, не рваться напролом. Он вел нас всех. А теперь он не знает, как это исправить, ибо парнишка не отзывается вообще, оставаясь полностью закрытым к любому дару. К любому, Роман! Будь то природный или приобретенный. И это страшно.

   – Это событие заставило тебя уйти.

   – Не могу я смотреть на его мучения! – Олег медленно встал и прошелся по двору сначала в одну сторону, потом в другую. – За поступки надо отвечать, и он ответил, но вот сделал ли выводы? Раз все продолжается, значит, нет. Хотя, возможно, сделал, только неправильные.

   – Я помогу ему сделать все правильно, – тихо сказал Роман, со странным выражением лица поглядывая на собак.

   – Косте нужен якорь. И по стечению обстоятельств им стал ты. Будь рядом, не дай ему допустить ошибку.

   – Хорошо, – кивнул Роман и встал.

   Хотел надеть пиджак, но потом передумал и просто накинул его на плечи. Обменявшись рукопожатиями, друзья попрощались. Романа до самой калитки провожал темно-серый пес, держась на некотором расстоянии. Взявшись за ручку, мужчина посмотрел на него: собака немного наклонила голову набок, вглядываясь в глаза человека.

   – Так зачем ты приезжал, Роман? – вдруг спросил Олег.

   – Здесь тихо. По-особенному.

   Хозяин дома неожиданно рассмеялся:

   – Очень хорошо. Да и Аксаю ты понравился, а это хороший знак.

   – Будем надеяться, – сказал Роман и, подмигнув Аксаю, направился к машине.

   Как и в прошлый раз, он будто душой отдохнул здесь, в тишине и покое. Кто знает, может, придет время, и он покинет Москву, чтобы жить вот так. Но пока рано об этом думать, рано. Работы много.

   Олег после ухода Романа посидел еще немного на крыльце, рассеянно поглаживая голову второго пса, Ерхана. Тому не очень нравилось, и он постепенно отодвигался до тех пор, пока хозяин не смог дотянуться. Впрочем, мужчина и не заметил этого. Рука повисла в воздухе и медленно опустилась. Природа же решила, что ему пора возвращаться в дом: мелкий моросящий дождь усилился, обрушивая все большие потоки воды на землю. Тряхнув головой, Олег встал и скрылся в доме, придержав дверь для собак. Дав им еды, он прошел в гостиную и сел в большое удобное кресло около окна: так можно видеть, что происходит снаружи. Стемнело очень быстро, и вскоре комнату освещал только огонь в камине.

   Олег чувствовал, что Роман приедет, но специально не стал разбираться, что случилось на этот раз. Так уж повелось, что друзья встречались только тогда, когда что-то происходило и это что-то нарушало спокойствие Корчевникова. Он был очень правильным и логичным человеком, что само по себе удивительно, учитывая его врожденный дар, проявление которого не было легким. Но вот часто ездить сюда он не собирался, понимая, что от него уходит такая жизнь. Этого он не мог себе позволить, по крайней мере, пока. Но вышло, что его новости заставили Олега снова вспомнить о том, что забывать нельзя.

   Ему очень повезло: способности проснулись резко, но в молодости, что позволило не наделать глупостей. Детство и юношество прошло безболезненно, но в двадцать семь Олега начали терзать комары: очень реалистичные сюжеты, когда кажется, что ты сам участник всего происходящего. И самое жуткое заключалось в том, что проснуться было невозможно. Ты понимаешь, что кошмар мерзкий и тягучий, тебе неприятно то, что ты видишь или делаешь, но проснуться нельзя. Пробуждение обычно бывало тяжелым, и разбитость ощущалась весь день. Дневной свет смывал все тревоги, привидевшееся казалось простым сном, но только до тех пор, пока не наступала ночь и все начиналось с самого начала, будто ты и не просыпался.

   Первое время во главе всего были чувства: страх, тревога, беспокойство, неопределенность. Олег стойко терпел, пытаясь держаться только на силе воли. Когда ему показалось, что он достигнул предела, то начал видеть четкие картины, а потом и запоминать их. Сны на время стихли, позволив ему наконец выспаться. Облегченно вздохнув, Олег продолжил жить так, как раньше, и тогда ему казалось, что все пришло в норму. И он верил в это, пока сны не стали переплетаться с реальностью. Он мог идти по улице, а в следующее мгновение оказаться в незнакомом месте, где происходило некое событие – мужчина верил тому, что видел, но не понимал, что с этим делать. В жизни любого человека со знанием есть два самых опасных и шатких момента: проявление дара и его апогей. Дар может явить себя по-разному, порой очень трудно распознать, что творится внутри тебя. Важны те люди, которые находятся рядом и могут поддержать. Если человек один, то поверить в то, что видения реальны, очень и очень сложно. Олег справился; да, был на грани, но справился, научившись вглядываться в эти образы и расшифровывать их. Предвидение не дается легко, испытывая того, кому даровано такое знание. Мужчина выдержал.

   Апогей дара не менее опасен: как правило, он приходится на тот момент, когда человек познал свои способности и близок к потере связи с реальностью. Эйфория знания может быть чрезвычайно коварной, и у каждого проходить легче или тяжелее. Есть те, кто ее даже не почувствует, ибо они понимает, что это большая ответственность. Не всем так просто. Есть предел, когда человек решает, что может вершить судьбы, примеряя на себя роль мессии. Зря. Нет на свете человека, который имел бы такое право. А судьба не дремлет и жестоко наказывает тех, кто смеет так думать. Не сотвори себя богом.

   А любовь? Можно ли говорить что-то тому, кто уже все знает и чувствует? Не каждый выдержит полное отсутствие тайн, даже не тайн вовсе, а деталей, которые только сам человек знает о себе, полное отсутствие личного пространства. Не в физическом плане, ведь вторая половина может находиться далеко, а в плане ощущений. И это единственная причина, по которой одаренные могут жалеть о силе своих способностей. Чем сильнее дар, тем сложнее найти того, кто сможет открыться тебе целиком и полностью, показав всю душу и сердце. Когда-то Олег Воскресенский думал, что ему посчастливилось встретить такую девушку.

ГЛАВА 5

Ее звали Элина. К счастью, Олег встретил ее тогда, когда дар уже поддавался контролю и не вызывал ужаса. Один взгляд, одно прикосновение – и мужчина понял, что она та самая. Они увиделись в первый раз в самой старой библиотеке города. Лишь несколько человек время от времени заходило туда, а в основном же огромные резные двери оставались закрытыми. Олег был постоянным читателем, иногда брал книги с собой, а иногда оставался в читальном зале, с удовольствием вдыхая запах старых книг и прошлого. Потемневшие от времени длинные ряды стеллажей, деревянные стулья и столы, давным-давно потерявшие свой цвет, и пожилая женщина-библиотекарь с неизменно-высокой строгой прической. Она казалась строгой, но стоило немного узнать ее поближе, и становилось понятно, что она добрейшей души человек. А уж если оказывалось, что ты не случайно зашел не туда, а знаешь толк в книгах, то ты сразу же получал прекрасного собеседника и ценителя литературы.

   В тот день мужчина, как обычно, пришел взять свою любимую книгу, которую время от времени перечитывал. Ольга Викторовна же сказала, что ее уже взяли. Удивившись, Олег спросил, кто именно, и вдруг услышал голос позади:

   – Я. Но я с удовольствием уступлю.

   Обернувшись, он увидел девушку с копной медных волос и пронзительными зелеными глазами. Она была похожа на неземное создание, настолько чистой и искренней была. Осознав, что молчит уже очень долго, мужчина спохватился:

   – Нет, что вы! Она ваша. Я возьму ее позже.

   – Уверены? – подняла бровь девушка.

   Воскресенский кивнул:

   – Абсолютно.

   Улыбнувшись на прощание, Олег развернулся и направился к выходу. Но тут увидел, как мимо него пробежал маленький черный котенок, лапы которого практически не касались земли, и вспрыгнул на стол, за которым сидела незнакомка. Посидев пару мгновений, котенок сначала посмотрел на нее, потом на Олега. Мужчина, уже привыкший к своим видениям, спокойно вернулся в зал:

   – Скажите, а когда мне прийти за книгой?

   Девушка подняла голову:

   – Через два дня. Я быстро читаю.

   – Хорошо, значит, тогда и увидимся? – с надеждой в голосе спросил Воскресенский. – Я Олег, кстати.

   – Договорились, – незнакомка ответила сразу. – Меня зовут Элина.

   А Олег почувствовал, что в ней нет метаний или лукавства. Она говорит искренне, и разум чист от наносной шелухи. Элина стала самим воздухом, принеся в его жизнь новые яркие краски. Веселая, умная, отзывчивая. Он не мог поверить своему счастью. Время летело очень быстро, и вскоре мужчина не представлял себя без нее. Чувства крепли, и влюбленные начали задумываться о свадьбе. Только вот терзало Олега, что он до сих пор не рассказал ей о своих способностях. Он смотрел на нее, ощущая как себя, и не понимал, как могут существовать такие незамутненные люди.

   Однажды он решился и рассказал ей все: как дар пришел к нему, как он справился с ним, до сих пор до конца не понимая, как не сошел с ума, как жил, приняв способности полностью, до встречи с ней, как его знание в виде черного котенка подсказало его судьбу. Элина молчала очень долго, хмурилась и кусала губы. Потом аккуратно освободила свои руки из рук Олега и, ни слова не говоря, ушла. Мужчина сжимал и разжимал кулаки, считая вдохи. Мыслей не было, только дикая боль в центре груди, которая постепенно становилась все сильнее. Все-таки не приняла, все-таки нет. Олег знал, что не перестанет любить ее после этого, со временем попытается понять, но это все будет потом. Обхватив голову руками, он сидел в кресле, отрешившись от происходящего совершенно. Он знал, что он не скоро почувствует, как эта боль утихает. Элина позволила ему осмелеть настолько, что он задумался о собственной семье, тем более что дар не вышел из-под контроля, когда он встретил девушку.

   – Олег!

   Воскресенский изумленно поднял голову, стараясь понять, реально ли то, что он видит: в дверном проеме стояла Элина, а в руках у нее была небольшая коробка. Не веря себе, мужчина встал и подошел к ней, увидев заплаканные глаза, нежно провел по щеке, ощутив реального человека. Девушка открыла коробку и достала маленького черного котенка с красным бантиком на шее. Он мяукнул пару раз, а потом уютно устроился на руках у девушки.

   – Я люблю тебя, Олег, – тихо сказала она, глядя в его глаза. – Лишь это важно. Не знаю, что ты чувствуешь, как это происходит, но, прошу, береги себя! Ты говорил, что котенок помог нам встретиться, так?

   – Да, – хрипло ответил мужчина.

   – Знакомься, это наш новый питомец, – девушка приподняла котенка. – Пусть символ нашей любви будет реальным.

   Олег гладил котенка и не мог оторвать взгляда от Элины. Она вернулась! Она приняла его целиком и полностью!..

   Но девушка все-таки ушла от него, когда узнала, что Олег присоединился к «Ковену». Мужчина чувствовал, что с ним что-то не то начинает происходить, будто все начинается с начала, и понимал, что ему нужна помощь. Если бы он оставался один, возможно, и не обратился бы к ним, но он не мог допустить, чтобы Элина пострадала каким-то образом. Она умоляла не делать этого, уверяя, что готова сама помочь ему, убеждала, что Олег в силах выстоять, ибо слухи о «Ковене» ходили ужасные. Она боялась и на этот раз не смогла принять выбор любимого. Не смогла.

   Черная кошка, все это время дремавшая в своем любимом кресле, проснулась, потянулась вперед и легко спрыгнула на пол. Аккуратно обойдя псов, которые разлеглись на полу возле хозяина, она запрыгнула к нему на плечо, обнюхивая его волосы. Чихнув, устроилась частично на спинке кресла, частично на плече хозяина и тихонько замурлыкала. Олег усмехнулся и погладил ее:

   – Элина, Элина, и как мне теперь вставать прикажешь, чтобы тебя не потревожить?

   Кошка продолжила мурлыкать, отказываясь отвечать на странный вопрос.

   Штаб специального подразделения «Дельта» располагался в сером неприметном здании на окраине Москвы. С виду оно выглядело аварийным: несколько окон с треснутыми стеклами, покосившаяся лестница, стены, которые, казалось, не красили никогда. Но это только снаружи. Пройдя несколько уровней проверки, человек заходил в темно-зеленый лифт, набирал числовой код и спускался вниз, под землю, где и был размещен штаб.

   Дмитрий Александрович Воронов, только закончивший с отличием Санкт-Петербургский университет Министерства внутренних дел Российской Федерации, был полон надежд и оптимизма. Первый день в новой организации, деятельность которой была покрыта пеленой тайны. Еще до выпускного несколько человек с его курса проходило собеседование, в том числе и он. И оно было действительно странным. Как человек, всегда четко знавший, к чему стремиться, куда поступать, Дмитрий зарекомендовал себя как серьезный, сосредоточенный и вдумчивый молодой человек. Учеба всегда была на первом месте. Если что-то не получалось (а это происходило не так часто), курсант Воронов делал все, чтобы разобраться. Он не мог позволить себе безответственно относиться к учебе, ведь этот университет был не только его мечтой, но и мечтой отца.

   Раз за разом Дмитрий показывал прекрасные результаты, поэтому ничего удивительного не было в том, что каждый день показывал ему, что он на правильном пути; выбор сделан верный. И вот, когда выпуск уже маячил на горизонте, его вызвал к себе ректор. Курсант удивился, но виду не подал. Через пять минут он уже аккуратно стучал в дверь и, услышав разрешение войти, потянул ее на себя.

   Кабинет ректора был довольно большим: массивный стол у окна, высокое черное кресло, слева от входа кожаный диван, а напротив – стеллажи с книгами. Ректор, сидевший за столом, увидев курсанта, улыбнулся и указал на стул рядом с собой. Воронов поспешил сесть и приготовился слушать. А потом глава университета, казалось, забыл о его существовании: что-то бормотал себе под нос, перебирая бумаги. А часы, висевшие на стене прямо напротив Дмитрия, отмеряли все больше времени: двадцать минут, полчаса, пятьдесят минут. Курсант испытывал свое терпение, все порываясь задать вопрос, но каждый раз одергивал себя: возможно, ректор ждет еще кого-то, поэтому и молчит. глава университета все это время поглядывал на юношу, едва заметно качая головой.

   – Курсант Воронов, какой вы видите свою жизнь в дальнейшем? У вас есть цель? – мужчина, наконец, нарушил молчание.

   – Есть, товарищ генерал, иначе бы я сюда не поступал. Я должен служить своей стране и не посрамить честь отца.

   – Похвально, – сказал генерал и закрыл папку, которую перебирал до сих пор. – Давайте к делу. Вы станете одним из лучших выпускников нашего университета, это стало очевидным с первого курса. И поэтому я хочу предложить вам нечто интересное. Вы верите в сверхъестественное?

   И надо признать, вопрос был действительно неожиданным. Юноша ожидал услышать все, что угодно, но не это. Пауза затягивалась, он смотрел на ректора, старательно выискивая хоть какие-то следы улыбки, думая, что это шутка. Но нет, мужчина выглядел чрезвычайно серьезным и начинал хмуриться, ибо вопрос повис в воздухе.

   – Нет, товарищ генерал, – ответил Воронов.

   – Придется поверить. На вас в том числе поступил запрос. У вас будет одна неделя, чтобы решить для себя, ваша ли это стезя. Да – остаетесь и укрепляете свою веру, нет – уходите и не вспоминаете о том, что видели или слышали. Насчет последнего я абсолютно серьезен.

   – Когда приступать?

   – После выпускного отправитесь вот по этому адресу, – ректор протянул листок бумаги. – Там встретят.

   А дальше все завертелось настолько быстро, что Дима только и успевал считать дни. Иногда не получалось. И теперь выпускной позади, вещи собраны, а в руках заветный листок с адресом: Большая Дмитровка, 13. Добираться пришлось долго, но Воронов не привык жаловаться. Надев на себя приведенную в идеальный порядок форму, Дима чувствовал себя уверенно, как никогда: все же предстояла встреча с потенциальным работодателем. Однако, прибыв на указанный адрес, вчерашний курсант растерялся, ибо здание не внушало доверия: создавалось впечатление, что о нем забыли давным-давно и никто не заходил в него долгое время. Ржавчина, заброшенность, опустение – все это говорило о том, что он ошибся адресом. Юноша обошел дом и нашел потемневшую от времени табличку с названием улицы и дома: нет, все совпадало.

   – И что теперь? – пробормотал Воронов себе под нос, складывая руки на груди.

   И тут он услышал рядом с собой негромкий стук. Обернувшись, увидел, как к нему навстречу идет интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти-шестидесяти в идеально подогнанном костюме, темно-коричневом плаще и черной шляпе. Стук же исходил от трости с фигурным набалдашником, на которую он опирался. Отметив про себя, что не таких людей ожидаешь в таком районе встретить, Воронов продолжил осматривать здание, надеясь найти хоть какую-то зацепку, которая могла бы подсказать, что именно предстоит делать.

   Почувствовав, что незнакомец остановился рядом, Дима повернул голову, вопросительно посмотрев на него. Но мужчина, казалось, был абсолютно спокоен и не замечал этого взгляда некоторое время. Потом же, стукнув тростью, взглянул Диме прямо в глаза:

   – Не это вы ожидали увидеть, курсант Воронов?

   – Вы меня знаете? – удивился юноша.

   – Конечно, – дружелюбно улыбнулся мужчина и прикоснулся к шляпе. – Я тщательно изучал вас, как и других ваших сокурсников. Мне много лет, Дмитрий, я уже научился видеть то, что надо именно мне. Что же мы на пороге стоим? Прошу в нашу обитель!

   Вытянув руку вперед, мужчина указал прямо на покосившуюся дверь. Воронов вздохнул и с надеждой взглянул на нового знакомого, ожидая подтверждения того, что это шутка. Однако тот лишь задорно подмигнул и первым приблизился к двери. Крутнув набалдашник, он воткнул трость в едва заметное отверстие справа от двери, прокрутил два раза до тихого щелчка и только потом толкнул ее от себя. Мужчина не оборачивался, понимая, что Воронов в любом случае последует за ним. Так и случилось. Решив выяснить, что именно здесь происходит, юноша поспешил внутрь и вскоре оказался в огромном пустом холле, где находился только один лифт. Никаких дверей, кроме входной, не было.

   – Ни лестницы, ни почтовых ящиков, – пробормотал он, внимательно изучая пространство вокруг.

   Больше всего это напоминало среднестатистический подъезд обычного дома: на полу то там, то тут виднелись трещины, штукатурка на стенах еле держалась. В подтверждение его мыслей довольно крупный кусок упал с потолка туда, где недавно стоял мужчина с тростью. Но тот не обратил на это внимания, нажав на кнопку вызова лифта. Тот пришел очень быстро, неожиданно бесшумно раскрыв свои двери в ожидании пассажиров.

   – Прошу! – махнул головой странный проводник.

   Или это тот самый человек, стоявший во главе данной организации? Верилось с трудом. Помнится, ректор предупреждал, что веру придется проверить на прочность. Видимо, эти проверки уже начались.

   – Благодарю, товарищ…

   – Без званий пока. Называй меня Григорий Александрович, на том и порешим.

   – Есть.

   Они вместе зашли в лифт, и Григорий Александрович нажал несколько кнопок на панели, выглядевшей неожиданно новой. Нахмурившись, Дима вдруг ощутил толчок, и лифт резко ухнул вниз. Через пару мгновений распахнул двери, и Воронов потерял дар речи окончательно. Они оказались в каком-то подземном бункере огромных размеров, где все было оборудовано по последнему слову техники. Огромный экран в центре помещения, разделенный на несколько секторов, транслировал новости из разных регионов; картинки сменяли друг друга очень быстро, слова невозможно было разобрать, потому что они все сливались в один поток. Недалеко от него размещались ряды столов, где сидели люди в наушниках, постоянно что-то печатающие.

   Дальше по коридору располагался большой комфортабельный конференц-зал с длинным столом и множеством стульев. На столе то тут, то там возвышались стройные горы папок. Неподалеку располагался спортзал: тренажеры для разных групп мышц притягивали взгляд Димы, который всегда любил тренировки.

   – Дальше у нас стрельбище, хранилище и так далее. Узнаешь со временем, – переходя на «ты», сказал Григорий Александрович. – А пока пойдем со мной, кое-что покажу. На этом огромном экране отображаются все сообщения о преступлениях, в которых, гхм, что-то осталось непонятным. Каждый момент наши специалисты изучают, раскладывают на составляющие и выносят вердикт: стоит ли нам вмешиваться.

   – Нам? – обескураженно спросил Воронов, которому от такого уровня секретности становилось слегка не по себе.

   – Специальное подразделение «Дельта» приветствует тебя, курсант! – торжественно произнес новый знакомый Димы, а юноша поймал себя на мысли, что его уже второй раз называют курсантом, но ведь он уже закончил университет.

   Григорий Александрович усмехнулся:

   – Пока ты курсант, Дмитрий. У тебя, как и говорил ректор, есть неделя, чтобы определиться. Сделаешь это – и беззаботное время останется позади. Кстати, ты слышал что-нибудь об одаренных?

   Воронов отрицательно мотнул головой, понимая, что его мысли только что прочитали.

   – А о «Ковене»? – продолжал выпытывать новый руководитель.

   – В экстрасенсорике так называют сообщество ведьм, которые регулярно собираются и преследуют одну цель, – медленно произнес Дмитрий, гадая, зачем это все. – Но вы почему спрашиваете?

   – Что ж, не все потеряно, – улыбнулся Григорий Александрович, – но, тем не менее, работы предстоит очень много. Пойдем.

   Мужчина первым прошел в конференц-зал, Воронов – за ним. Не успел юноша опуститься в удобное кресло, как зал стал наполняться людьми. Казалось, они не обращали внимания на новенького, обсуждая свои дела. Когда все стулья были заняты, Григорий Александрович, который к тому времени уже успел повесить плащ на вешалку, прочистил горло и поднял руку, привлекая внимание:

   – Что по делу К9? Следы нашли?

   Хмурый крупный мужчина ответил:

   – Нет, пока в поиске. У меня слишком много зацепок, Александрович, слишком много. И это мне не нравится. Мне бы хотелось, чтобы их не было вообще, чтобы не идти по ложному следу.

   – Хорошо. А что с анализами крови? Было ли что-то подмешано в кровь?

   – Нет, – мотнула головой высокая шатенка. – Если там и было какое-то вещество, то оно уже успело раствориться. И все же я попробую другой способ, есть у меня идея.

   И тут по зданию прошла какая-то беззвучная волна, которая заставила Диму поморщиться, ибо на мозг давила знатно. Миг – и все прошло, но голова пришла в себя не сразу, чуть покалывая минут десять. Подняв взгляд, Воронов понял, что только он так отреагировал, ибо обсуждение насущных дел продолжалось. Он старательно пытался вникнуть, но вскоре в речи стало появляться все больше и больше малопонятных терминов, и юноша почувствовал, что мозг буквально взрывается. Для них все это было работой и жизнью, а для него? Да, у него есть неделя, но потом время истечет, и его выбор разделит жизнь на «до» и «после». В том, что решение будет настолько важным, Воронов не сомневался.

   Собрание закончилось, и все разошлись, оставив юношу снова наедине с главой «Дельты». Тот кивнул сам себе, видимо, взвесив все, резко повернулся к Диме:

   – Вот что, дружок, думаю, мы не будем с тобой время тратить. За неделю очень многое сделать можно. Не хочу ни твое, ни свое время тратить. Давай поговорим сейчас, что и как здесь устроено.

   – Что это была за волна? – невпопад спросил Воронов, удивив мужчину напротив.

   Тот, наклонив голову набок, рассматривал юношу перед собой, а потом неожиданно улыбнулся:

   – Что за волна?

   – Беззвучная, – начал описывать свои ощущения Воронов, – но я ощутил ее всем телом, будто маленький электрический разряд. И больше всего пострадала голова, до сих пор покалывает.

   – Ну вот и ответ, – хмыкнул Григорий Александрович. – Время от времени эта волна проходит через все здание штаба, чтобы создать белый шум для тех, кто вздумает пробиться через эти стены.

   – Как это может противостоять оружию? – скептически спросил Дима, не веря в то, что кто-то среди бела дня соберется нападать.

   – Не оружию, Дмитрий. Разуму. Пришла пора узнать о «Ковене» и одаренных. Ты видел когда-нибудь вещие сны?

   – Нет.

   – Призраков?

   – Никогда.

   – Хм, может, кто-то из прошлого тебя навещал?

   – Вы к чему клоните? – не выдержал Воронов.

   – Значит, да, – улыбнулся глава «Дельты». – А теперь слушай внимательно. Я в здравом уме и светлой памяти говорю тебе, что потустороннее, сверхъестественное существует. Называй, как хочешь, смысл от этого не изменится. И советую сразу же поверить в это, по крайней мере, попытаться. Есть те, кто может почувствовать твои мысли, рассказать о возможном варианте будущего или поднять далекого предка. Но тут не все так просто. Это называется даром или знанием. Способностью делать то или иное. Нет, это не мутанты какие-то, а люди, которые в определенный момент времени перестали быть обычными. И каждый из них имеет право на существование.

   – Но ваша организация чем занимается? Ими? – похолодел Воронов, ничуть не желая охотиться за другими людьми.

   Григорий Александрович всплеснул рукам

   – Да нет же! Я говорил, что мы расследуем преступления. Необычные. Там, где не справляется полиция, ФСБ и так далее, зовут нас. Мы знаем, что есть что-то большее за гранью нашего понимания, и не боимся это принять.

   «Серьезно?» – подумал юноша и тут же заметил лукавый блеск в глазах собеседника.

   – Серьезно, Дмитрий, абсолютно серьезно.

   – И вы? – пораженно спросил Воронов, понимая, что это происходит уже во второй раз.

   – Ну, не совсем. Я могу улавливать эмоции, фон, так скажем, не сами мысли. А твои написаны прямо на лице. У меня были хорошие учителя.

   – И что с ними стало? – полюбопытствовал Дима.

   Лицо главы «Дельты» помрачнело:

   – Наши пути разошлись. Итак, вернемся к тому, о чем мы говорили. Одаренных не так мало, между прочим. Только за сегодняшний день ты мог встретить около десяти человек, не меньше. Ты никогда не узнаешь, кто перед тобой, пока не научишься верить и видеть что-то, что обычным людям недоступно.

   – Ауры? – чувствуя всю серьезность положения, спросил юноша.

   – Возможно, – хохотнул Григорий Александрович. – Но, прежде всего, ты должен отключаться от внешнего шума, звуков, людей и всегда быть сосредоточенным.

   – У меня нет таких способностей, – задумчиво сказал Дима. – Что я могу им противопоставить? Будущее, прошлое…

   – Приземленность, – припечатал мужчина, прокручивая трость. – Они ближе к тонким материям, намного ближе нас, и иногда нам приходится напоминать им, что они все еще люди, чтобы они не потеряли связь с реальностью. Это чревато.

   – Чем же?

   – Разум не терпит игр. Никогда. Да и дар, мне думается, не дается просто так. Они не играют в казино, чтобы сколотить состояние, не делают ставки, не наживаются на чужом горе.

   – Неужели все так себя контролируют? – не поверил Воронов.

   – Не все, – признал Григорий Александрович, – в этом и проблема. Дар разный бывает, Дмитрий: природный, или естественный, искусственный либо наследственный. Все равно ключ внутри самого человека. И только там.

   Тут их прервали, постучав в дверь.

   – Сейчас! – крикнул глава «Дельты» и добавил, глядя на Воронова: – Собирайся, это за тобой. Отправляешься на вызов вместе с основной группой. Они уже готовы, но тебе надо переодеться в гражданское.

ГЛАВА 6

Зашедший в конференц-зал коренастый мужчина, окинув оценивающим взглядом новичка, посмотрел на начальника:

   – Александрович, куда его?

   – Как это? С собой! – ухмыльнулся тот.

   – Полковник, за что ты так с нами, со мной?! – схватился за голову мужчина, не веря своим ушам. – Ты серьезно?

   – А как же. Не вижу смысла тянуть время. Поэтому мальчонку надо взбодрить.

   Воронов как-то даже не сразу понял, что мальчонка – это он. Тот, кому поручили его встряхнуть, все еще надеялся отделаться от настолько важной миссии:

   – И почему я?

   Полковник вздохнул:

   – Потому что только ты сможешь сделать так, чтобы он нюхнул пороху до того, как начнется что-то важное.

   – Я понял, – смирился его собеседник. – Слушаюсь. Малец, пойдем-ка со мной.

   – Дмитрий Воронов, рад познакомиться, – решил подать голос юноша, все еще переваривая «мальчонку», а тут еще и «малец» нарисовался.

   – Рад? Уверен? – хохотнул его новый провожатый, но руку пожал. – Пошли, одеть тебя надо. В таком на задание не выезжают. Сразу внимание привлечешь, а этого нам не надо.

   Вместе направились в другую комнату в глубине здания, которая оказалась раздевалкой. Несколько длинных скамеек, ряды больших черных шкафчиков, над одним из которых серебристыми буквами было выбито «Д. А. Воронов». Юноша понимал, что пора перестать удивляться, иначе никак.

   – Здесь ты найдешь все необходимое. Жду у лифта, на сборы десять минут. Я Максим.

   Проинструктировав новичка, Максим, горестно вздохнув, оставил его наедине со своими мыслями. И что за задание? И где? Мысли скакали, но руки быстро снимали форму, аккуратно ее складывая. Открыв шкафчик, Дима нашел там черные джинсы, ботинки на шнуровке, удобный лонгслив с удлиненными рукавами, где были сделаны разрезы для больших пальцев. Накинув наверх свободную байку с капюшоном, он понял, что одежда не имеет никакого запаха, это во-первых; во-вторых, по размеру все подходило идеально; а в-третьих, на каждом предмете одежды была вышивка в виде треугольника, перечеркнутого двумя кривыми. На полке он нашел темно-коричневую широкую кобуру, а в ней четыре пистолета странной формы. Черная сталь тускло блестела, а навершие было значительно короче любого глушителя. Открыв магазин, Дима хмыкнул: патронов не было. Аккуратно положил кобуру на место и, на миг прижавшись лбом к дверце шкафчика, резко отпрянул и вышел из раздевалки.

   У лифта уже собралась команда, которая оказалась немногочисленной. Помимо коренастого Максима, который нетерпеливо поглядывал в сторону раздевалки, там была еще и подтянутая девушка с хищным лицом. И вот она излучала особое спокойствие, протирая рукавом и без того блестящий пистолет. Больше всего взгляд притягивала ее прическа: выстриженные с одной стороны практически под ноль волосы с другой стороны напоминали каре. Сиреневый цвет смешивался с красным и синим, образуя что-то невероятное. Поймав его взгляд, девушка задорно подмигнула Воронову, и он не мог не отметить, что ей эта прическа к лицу, а улыбка приглушила ее хищность.

   – Я Лина, приятно познакомиться!

   – Взаимно, – Воронов пожал ее руку. – Дмитрий.

   – Да знаем мы, – девушка отмахнулась. – Сегодня нам надо показать тебе, как ужасно все, что происходит здесь, чтобы ты не вздумал ждать неделю и уже сегодня сбежал, сверкая пятками и проклиная все на свете. Ничего не пропустила, Макс?

   – Лина! Перестань, – закатил глаза ее напарник, вызывая лифт. – Нет, ничего не пропустила.

   Девушка улыбнулась:

   – Вот и хорошо. За мной, Димитрий.

   Поднявшись на лифте и выйдя на улицу, Дима заметил, что солнце уже близится к закату.

   – Неужели так много времени прошло? – пробормотал он и поспешил за девушкой.

   Она вырвалась вперед и первой приблизилась к черному БМВ. Открыв водительскую дверцу, она взглянула на Максима:

   – Спорить будем? Или ты и так сдаешься?

   – Ладно, садись за руль.

   – Димон, запрыгивай! – весело позвала она.

   – Димон? Малец? Мальчонка? И что дальше будет?

   Максим, садившийся на переднее сидение, хмыкнул:

   – Ничего хорошего. А теперь слушай сюда. Не знаю, что сказал тебе полковник, но ты понимать должен, что он не шутил. И мы не будем. Поэтому смотри в оба и учись.

   Получив ощутимый толчок от напарницы, Максим скривился:

   – Да-да. Обычно выезжаем по двое, есть сложившиеся группы, и мы не меняемся. Мне посчастливилось – или не повезло, тут еще как посмотреть – работать с Линой. Умная, быстрая, надежная. Золото, а не напарница. Нас не всегда зовут, иногда наш информационный отдел находит что-то подозрительное, и мы выезжаем. Но сейчас нас вызвала полиция, и, честно говоря, они нас не очень любят.

   – Почему же? Одно дело делаете, нет? – удивился Дима.

   – Не совсем, – продолжила разговор Лина. – У нас полномочий больше и возможностей, но секретность сохранять надо. МВД не очень любит, когда сведения о нас попадают в массы. В любом случае, все лавры им достаются.

   – Забудь то время, когда этим миром правили политики, – тихо сказал Максим, глядя в окно. – Теперь вся власть у одаренных. Они могут влиять на разум, могут доставать информацию из таких мест, что нам никогда не узнать. Страшная сила.

   – Полковник читал мои мысли, – задумчиво сказал Воронов. – Он тоже из них?

   – Нет, – покачал головой его собеседник. – Александрович не одаренный изначально. Но он много лет изучал физиогномику, психологию и теперь успешно эти знания применяет.

   – Почему ты не любишь тех, у кого есть такие способности? – поднял бровь Дима, едва успев схватиться за кресло, ибо Лина повернула очень резко.

   Девушка, услышав этот вопрос, не выдержала и расхохоталась. Звонкий смех наполнил машину, но никто ее веселья не разделял. Максим прикрыл глаза, очевидно, не желая реагировать на эту вспышку, а Дима не понимал саму причину смеха. И что же такого было в его вопросе? Отсмеявшись, девушка сказала:

   – Макс, он уже понял, что ты их не любишь. Молодцом!

   – Отстань, – огрызнулся мужчина.

   Тогда Лина обратилась к Диме, поймав его взгляд в зеркале заднего вида:

   – Понимаешь, не все могут контролировать свой дар и использовать его правильно. Это же тонкие материи, тут все очень зыбко. Вот и выходит, что если «Ковен» не помог, а человек сам не справился, то он срывается. И тогда подключаемся мы. Ты хоть представляешь, что значит дар?

   – Слабо. Раньше я с таким не сталкивался, – признался Дима.

   – Честный ответ, – одобрил Максим. – Подъезжаем. Идешь с нами и молчишь, наблюдая со стороны.

   – Слушаюсь.

   Припарковав машину неподалеку от скопления людей, Лина заглушила мотор и первой вылезла из машины. За ней последовали Дима и Максим. Под камуфляжной курткой мужчины Воронов заметил кобуру и спросил:

   – А почему мое оружие не зарядили? Вы всегда их берете с собой?

   – Рано тебе еще с такими игрушками баловаться. Да, всегда. Меры предосторожности, так сказать.

   Лина тем временем уже подошла к месту преступления и разговаривала с полицейским. Дима со стороны наблюдал, как тот сначала не понял, почему какая-то девушка со странной прической нахально спрашивает о том, что здесь случилось. Но тут она, закатив глаза, подняла воротник куртки, показав нашивку, и полицейский, сглотнув, махнул рукой вправо. Максим и Дима, к этому времени уже поравнявшись с девушкой, пошли вместе с ней.

   Двухэтажный особняк в центре Москвы притягивал бы взгляд еще больше, если бы не высокий двухметровый забор, который надежно защищал своих владельцев от посторонних глаз. Эти люди не любили ни гостей, ни людей, поэтому и поставили такой забор. Но так уж вышло, что он не мог остановить грабителей, поэтому они и обратились в полицию: пропали драгоценности на очень крупную сумму денег. Следов взлома не было, никто ничего не заметил, но факт оставался фактов: они исчезли, и виновных необходимо было найти как можно быстрее. Чопорная женщина, одетая в дорогое серое платье, прямо-таки требовала, чтобы следователь немедленно отправил своих людей на поиски ее бесценных украшений. Мужа не было дома, и ей самой пришлось вызывать полицию.

   Судя по уставшему лицу следователя, женщина уже очень давно заставляла сделать его то, что она хочет. Он же устал ей объяснять, что сначала надо собрать улики и показания, а потом предпринимать какие-то действия. Увидев сотрудников «Дельты», он облегченно вздохнул и попросил хозяйку дома подождать. Та, скривив губы, позволила ему уйти.

   – Что здесь? – спросил Максим, поздоровавшись.

   – Казалось бы, обычное ограбление, – начал рассказывать следователь, – но следов никаких вообще! Ни на камерах, которые, как гирлянда, украшают дом, ни на дверях, ничего! Везде отпечатки семьи: жена, муж и маленькая дочь.

   – Прислуга тоже ничего не видела?

   – Нет. Все клянутся, что ничего не видели. Молоденькая девушка, которая убирала дом в последний раз, попала под подозрение, будем разрабатывать версию. Но она в полуобморочном состоянии из-за того, что хозяйка думает, что это она, и может потерять работу.

   – Может, не из-за этого она в таком состоянии? – задумчиво протянула Лина, наблюдая, как кричит женщина на нерадивого садовника, который подрезал куст не так, как надо было. – Деньги влияют на человека, не могут не влиять. Судя по всему, она всех держит в черном теле, и каждый боится, что подозрения падут на него. Ладно, надо осмотреть дом.

   Кивнув изумленной хозяйке, Лина первая направилась внутрь, за ней Максим и Дима. Женщина хотела их остановить, но следователь махнул, показывая, что они с ним. Особняк поражал своим великолепием, напоминая, скорее, дворец, а не жилой дом. Много позолоты, скульптур и старинных ваз, картины на стенах. Огромная широкая лестница вела наверх, раздваиваясь направо и налево.

   – Да тут потеряться легко, – пробормотал Максим, поднимаясь за следователем.

   Дима же, сделав пару шагов, прислушался: кто-то тихонько пел, судя по голосу, ребенок. Взглянув на напарников, которые полностью занялись осмотром, он вернулся в фойе и повернул направо. Через две комнаты, от убранства которых у него рябило в глазах, он нашел того, кто пел: это была маленькая дочь хозяев дома, которая устроила своим игрушкам чаепитие. Куклы чинно сидели вокруг стола, с радостью пробуя все, что давала им девочка, будь то невидимый чай или пирожное. Девочка, увидев Диму, резко перестала петь, прижав ладошки ко рту.

   – Привет, я не хотел тебя испугать, – улыбнувшись, Воронов присел на корточки, вспоминая, как общался с племянником. – Меня Дима зовут, а тебя?

   – Катя, – улыбнувшись в ответ, ответила девочка. – Ты меня не напугал. У нас в доме постоянно кто-то есть. Папины друзья или мамины.

   – Твои родители любят гостей?

   – Очень, – грустно вздохнула девочка, – только всегда взрослые приходят, и мне не с кем поиграть. А ты не хочешь чаю попить?

   И столько надежды было во взгляде ребенка, что юноша не смог отказаться:

   – Конечно! С радостью составлю куклам компанию!

   Катя радостно захлопала в ладоши:

   – Ура! А тебе какого чаю налить? У меня есть черный, зеленый, синий.

   – Синий? – удивился Дима, включаясь в игру. – А это как?

   – О, он очень вкусный, – поспешила заверить девочка. – Сейчас увидишь! Там особые игни, ингиде, в общем, травки.

   Девочка аккуратно взяла чайничек и налила в кружку невидимый чай. Протянула Диме, не сводя с него глаз. Он с серьезным видом взял кружку и отпил, пробуя чай на вкус.

   – Ну как? – спросила Катя.

   – Очень вкусно, – заверил ее юноша, – мне понравилось. Действительно, синий чай отличается от других.

   Девочка улыбнулась и погрозила пальцем кукле, которая сидела во главе стола:

   – Видишь, а ты пить не хотела! Даже попробовать! А Диме нравится.

   Тут юноша взглянул на провинившуюся и поперхнулся бы, если бы пил сейчас настоящий напиток. На кукле висело то самое ожерелье, ради которого их вызвали. Правда, из-за его длины девочке пришлось обмотать практически всю куклу, чтобы оно на ней хоть как-то держалось. Бриллианты икрились в свете ламп, куклы пили чай, и ничего не нарушало идиллию.

   – Катя, а откуда у твоей куклы такое красивое украшение? – тихо спросил Дима.

   – У нее сегодня день рождения, – доверительно начала рассказывать Катя, – и она попросила меня что-то нарядное дать. Но у меня ничего нет такого блестящего, и пришлось взять у мамочки. У нее много такого, она и не заметила.

   – А, тогда понятно. Именинница очень красивая.

   Девочка, испугавшись, схватила Диму за руку:

   – Но вы же не расскажете моей маме про это? Она ругаться будет, а мне так хотелось сделать подружке приятное.

   – Скажи, а ты еще брала что-нибудь у мамы?

   – Да, но не успела надеть на Дашу. Мы ведь только начали пить чай!

   – Хорошо. А посмотреть можно?

   – Конечно! – девочка достала из тумбочки небольшой мешочек и протянула его Воронову.

   Высыпав содержимое мешочка на колени, Дима понял окончательно, что грабители ни при чем. Дело в девочке, которая захотела одеть свою куклу красиво, используя мамины украшения. Дети не понимают, какую ценность имеют эти камни, для них они просто игрушки. Дима посмотрел на Катю и ему стало ее жаль: мать и отец должного внимания не уделяют, и она всю свою любовь переносит на кукол.

   – Катя, а скажи мне, пожалуйста, ты знаешь, почему сегодня в доме так много людей?

   – Что-то случилось, наверно. Я видела дядей полицейских. Но мама ничего мне не сказала, только попросила сидеть в своей комнате и не мешать взрослым. Я всегда ей мешаю почему-то.

   Воронов улыбнулся:

   – Я тебе скажу, что ты права. Мама вывала полицию, потому что посчитала, что у нее украли драгоценности. Мы должны их найти.

   – Украли?

   – Да, взяли без спроса, и поэтому твоя мама переживает.

   Девочка перевела взгляд с Димы на куклу, потом на драгоценности в его руках, пока не поняла:

   – Ой, нет-нет! Я не украла, я взяла у мамочки поиграть!

   Не выдержав, она разревелась и опустилась прямо на пол. Воронов поспешно подошел к ней и дотронулся до руки:

   – Ну не надо плакать. Мама любит тебя, не думаю, чтобы она ругалась.

   – Нет, она будет крича-а-ать! – всхлипнула Катя, заплакав еще громче.

   Решение пришло неожиданно. Дима сказал:

   – А у меня идея. Рассказать?

   Подняв на него заплаканные глаза, Катя кивнула.

   – Мы сделаем так. Я сам все расскажу твоей маме, хорошо? И попрошу, чтобы она не ругала тебя.

   – Правда? Ты так можешь?

   – Конечно,– подмигнул ей юноша. – Как считаешь, справлюсь я?

   Девочка, наконец, слабо улыбнулась:

   – Да. Ты хороший.

   Воронов собрал все драгоценности в мешочек и на пороге комнаты обернулся:

   – Ничего не бойся и жди здесь, хорошо?

   – Хорошо, Дима, – покорно сказала Катя, вытирая слезы.

   Воронов прикрыл дверь и поспешил наверх, где уже слышался раздраженный голос хозяйки дома. Женщина в очередной раз требовала приступить к поискам, и в этот самый момент к ним присоединился Дима. Лина, недовольно на него взглянув, спросила:

   – И где же мы пропадали?

   – Клад искали, – в тон ей ответил юноша, для верности тряхнув мешочком.

   Капитан соображала быстро. Ошеломленно покачав головой, ткнула Максима в бок, когда тот выслушивал очередные требования женщины. Булганов отмахнулся, но хозяйке это не понравилось.

   – Кто-нибудь вообще будет меня слушать?! – громко спросила она.

   Лина подтолкнула к ней Воронова, и тот послушно кивнул:

   – Я буду. Весь ваш. Только сначала отдам вам драгоценности, о пропаже которых вы заявили.

   И тут женщина стала подозрительно напоминать рыбу, выброшенную на песок: она открывала и зарывала рот, но ни звука не издавала. Когда оттуда полилось-таки возмущение вперемешку с удивлением, Воронов продолжил:

   – Ваша дочь взяла его, чтобы подарить Даше на день рождения.

   – Кто такая Даша? – непонимающе спросила женщина.

   – Так зовут куклу вашей дочери, – медленно сказал Дима, еще больше жалея маленькую Катерину. – Позвольте сказать вам что-то. Мы с вами в этой жизни вряд ли увидимся, поэтому я буду использовать этот шанс. Не ругайте ребенка, ведь ваша дочь не сделала ничего плохого. Что нехорошего в том, чтобы взять мамину вещь? Катя нуждается в заботе и внимании, может, в этом причина такого поступка? Ведь так намного больше шансов, что собственная мать ее хотя бы заметит.

   – Да ты что себе позволяешь?! Ты знаешь, кто я?! – женщина выглядела крайне возмущенной.

   Воронов утвердительно кивнул:

   – Знаю. Вы человек, который больше беспокоится о деньгах, нежели о ребенке. Но дело в том, что я никогда не любил пословицу «надежда умирает последней». Зачем так говорить? Надежда не умирает никогда. У вас еще есть шанс, используйте его.

   Хозяйка дома хотела что-то сказать, но в последнюю минуту сдержалась. Возможно, не захотела унижаться или чернить себя еще больше; в ее глазах что-то отразилось, и, прилагая неимоверные усилия, она сказала:

   – Спасибо.

   Следователь вытаращил глаза, не поверив, что это говорит именно она, Лина хмыкнула, а Дима снова повторил:

    – Не ругайте Катю.

   И лишь дождавшись ее еле заметного кивка, новобранец попрощался и вместе с командой покинул этот богатый особняк, в котором отсутствовала душа. Сев в машину, все молчали, и каждый думал о своем. Дима же вспомнил детство: у него на глазах была похожая семья. Тогда история ничем хорошим не закончилась, но ему хотелось верить, что в этот раз все будет иначе. Казалось бы, откуда этот пережиток в нем – вера? Остался со времен детства или подхватил где-то? Да нет.

   В современном мире ее и так слишком мало, чтобы забыть об этих крохах. Что такое верить? Не молчать, делать что-то, начинать с себя, а потом уж требовать у других открыть глаза и увидеть, что не все потеряно. Есть шанс, есть, а уж каким он будет, только от самого человека зависит. Погруженный в такие мысли, Воронов и не заметил, как они остановились у трехэтажного аккуратного дома с серым фасадом. Клумбы у самого входа наводили на мысль о по-доброму ворчливых бабушках, которые заботятся о красоте не только своей квартиры, но и дома. Всего лишь три подъезда, а дверь на входе в каждый была выкрашена в свой цвет: коричневая, белая и темно-зеленая.

   – Где мы? – поинтересовался юноша.

   – Это наше служебное жилье, – объяснил Максим. – Это ключи от твоей квартиры, там можешь оставить вещи, отдохнуть. Понадобишься – позовут.

   – Хорошо, – кивнул Воронов, забирая ключи.

   – Вечером заеду, – сказала Лина и ударила по газам.

   Проводив ее глазами, Дима понял, что у первого подъезда белая дверь. Почему-то он так и думал.

   До штаба Лина и Максим ехали в молчании. Благо ехать пришлось недолго. Припарковав машину, капитан выключила зажигание, но выходить из машины не спешила. Булганов тоже сидел неподвижно.

   – Что думаешь? – задала она вопрос, прокручивая на пальце ключи.

   – Не знаю, – выдохнул Максим, – как есть, говорю тебе. Мы ничего не знаем о нем.

   – Досье есть.

   Майор скривился:

   – Ты же знаешь, что я не об этом. Там голые факты, а мне нужны человеческие. Мне нужна команда. На каждого я полагаюсь здесь, время говорит само за себя. Но Дмитрий Воронов у меня пока под вопросом.

   – Проявил он себя неплохо. Заметив что-то, не отмахнулся, а пошел выяснить, что и как.

   – Пусть твои слова будут правдой, – тихо сказал Максим и вышел из машины.

   Как и всегда после очередного вызова, полковник ждал своих людей в своем кабинете. Они зашли, сели напротив него и начали рассказывать.

   – Ему повезло, Григорий Александрович. Степанов вызвал нас на ерунду. Сами видите, что вернулись быстро, – отрапортовала Лина.

   – Он думал, что здесь все очень страшно и непонятно: кто-то колдует и видит мертвых, а кто-то будущее, – сказал Булганов. – Но все оказалось намного проще и прозаичнее.

   – Не думаю, что он здесь за приключениями или развлечениями. Мы не цирковые артисты, – покачал головой полковник. – Да и мой друг не ошибся.

   – Полковник, а зачем он нам? – потирая пальцами виски, спросил майор. – Опергрупп хватает, а работы не так уж и много, справляемся.

   – Нам нужна новая кровь, Максим, – после паузы ответил Панкратов, – очень нужна.

ГЛАВА 7

Мама сдержала свое слово: они даже и подумать не могли, чтобы отправить меня к психиатру. Нет, они возили меня на разные обследования: магнитно-резонансная томография, анализы, проверки. И они показали то, о чем я думала сама: физически со мной все было хорошо. Никаких отклонений, никаких! Как и в мозгу: он функционировал так же, как у любого другого человека. Вопрос в том, почему же я вижу то, чего нет, или чувствую то, чего не должно быть? Я видела, как родители переживают за меня, пыталась как-то подавить это в себе, но становилось лишь хуже. Пробуя сильные снотворные, я могла провести ночь без сновидений, но день затем был адом: людская боль и воспоминания рвали меня на куски.

   Иногда ощущения были настолько сильными, что мне хотелось вернуться в кому и ничего больше не чувствовать; вернуться в тот момент, когда я только попала туда, не подозревая, что это место может быть опасным; в тот момент, когда Влад был жив… Невозможно! И от этого хотелось кричать.

   – Володя, что мы будем делать? – тихо спросила Татьяна, закрыв лицо руками. – Я не хочу отдавать ее «Ковену», не хочу.

   Мужчина поправил пальто, подняв воротник: мелкий противный дождь давал о себе знать. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как у Саши проснулся дар. Теперь после всех тестов и сомнений не могло быть, что это действительно он, а не нечто другое. Пришлось смириться с тем, что их дочь стала необычным человеком. Владимир Григорьевич слышал о том, что дар может просыпаться после сильных потрясений и событий, но не думал, что в его семье это произойдет. Раньше все было очень далеко. Мужчина знал, что в любом случае у них останется еще один вариант, который нельзя списывать со счетов, но молился о том, чтобы у них не было необходимости прибегать к нему. После вопроса жены он вдруг остро понял тот факт, что дочери нужна помощь тех, кто сможет помочь, а не создавать видимость помощи. Она может сойти с ума, она может не выдержать. И эта мысль подействовала отрезвляюще.

   – Тань, у нас нет другого выхода. Там действительно те, у кого есть дар. Они поймут.

   – Володя! – воскликнула женщина, не веря своим ушам. – Что ты говоришь?! Это же неправильно!

   – А что будет правильным? – тихо спросил он, сжав ее ладонь. – Она жива, смогла вернуться с той стороны, и теперь ее разум стал другим, более восприимчивым к тонким материям. Мне кажется, она достаточно натерпелась, Таня, достаточно. Это не порок, это не изъян. Саша по-прежнему наша дочь, и мы должны сделать все, чтобы ей стало легче.

   – Тем более, что ты знаешь, как именно, да?

   Мужчина кивнул:

   – Да. Она спасла тебя тогда, на дороге, помнишь?

   Его жена поежилась:

   – Не могу этого забыть до сих пор.

   – Мы сделаем так. Я поговорю сначала с Романом, потом решим окончательно.

   – Хорошо. Хорошо. Думаешь, он вспомнит тебя? – с сомнением в голосе спросила женщина.

   – Одаренные ничего не забывают. В крайнем случае стараются не помнить.

   Старое кафе на окраине Москвы доживало свои последние дни. Посетителей становилось все меньше, и даже необычный антураж не спасал положения. Мощные бревенчатые столы и массивные стулья, темные балки на стенах и потолке, кованые элементы интерьера напоминали скорее замок, чем кафе. Казалось, здесь даже дышится по-другому, более спокойно. А какая здесь была музыка: фольклорные композиции сменяли дуг друга, внося и свою лепту в создание атмосферы. В этот вечер в кафе был только один посетитель: мужчина с измученным взглядом. Он сидел за дальним столиком, медленно попивая чай, который уже давно остыл, но мужчина этого не замечал, уставившись в одну точку перед собой.

   И без одной минуты семь двери впустили еще одного посетителя. Стряхнув с себя капли дождя, который не хотел оставлять город уже третий день, он, привычно кивнув официанту, прошел к уже занятому столику и расположился напротив мужчины. Пришедший первым протянул руку для рукопожатия, и долго ему ждать не пришлось. Поздоровавшись, мужчины замолчали на некоторое время. Первый все так же пил чай, второй ожидал свой заказ. На правах частого гостя ему не надо было озвучивать его, ибо пристрастия не менялись уже много лет. И только когда официант принес заказ, мужчина в темно-зеленом костюме заговорил:

   – Владимир Григорьевич, я не собираюсь вас убивать или пытать, верите? И даже похищать. Но мысли ваши мне даже читать не надо, ибо все написано на лице.

   Отец Саши молчал, допивая свой чай. Только когда чашка опустела, он поднял глаза на собеседника:

   – Многое говорят о «Ковене», многое. И как обычным людям понять, что из этого правда, а что ложь?

   – Никак, – жестко ответил Корчевников. – Люди часто опасаются того, чего не понимают.

   – А что для тебя дар, Роман? Расскажи мне, невольному слушателю, что он значит для тебя.

   Роман некоторое время сидел, рассматривая человека перед собой, будто впервые увидел, но потом ответил:

   – Все. Не представляю свою жизнь без него. Я совершал ошибки, но они только мои. Не знаю, где был бы сейчас.

   Владимир Григорьевич кивнул, будто услышал что-то важное для себя, а потом набрал воздуха в грудь, готовясь сказать то, ради чего пришел сюда:

   – Почему ты не читаешь меня? Можешь же?

   – Конечно, – с ходу ответил Корчевников, – но я не клоун, который по щелчку пальцев показывает фокусы.

   – Помоги моей дочери, Роман, – тихо попросил мужчина.

   Корчевников сразу посерьезнел:

   – Что случилось?

   – У нее дар, – слова давались нелегко, но отец Саши чувствовал, что их надо произносить, ибо Роман был именно тем, кто мог понять. – Да, мы проводили разные исследования всевозможного рода, но да, это он.

   – Как это проявляется?

   – Она видит призраков, может чувствовать будущее. Однажды, возвращаясь из библиотеки, Саша увидела призрачную женщину, бабушку. И больше всего запомнились ее глаза.

   – Серые, зовущие, затягивающие в свой омут, – потирая переносицу, сказал Корчевников, уже зная, что был прав.

   – Да, – устало подтвердил его собеседник. – Потом она спасла Таню, когда та хотела переходить дорогу. Откуда-то на шоссе выскочили две машины, и Таня не пострадала. Саша еще видит поразительно реальные сны, где люди просят ее о помощи.

   – Когда все это началось, был ли какой-то толчок?

   – Двухлетняя кома, – закрыв руками лицо, прошептал отец Саши.

   Чайная ложка, которая была в руках у Романа, согнулась поразительно быстро, а он даже не заметил. Глядя перед собой, он пару раз глубоко вздохнул и, прикрыв глаза, откинулся в кресле. Ложка, звякнув, упала на стол, и он недоуменно воззрился на дело рук своих. Хмыкнув, провел рукой по темным волосам:

   – Тогда ясно, что у девочки, скорее всего, природный дар. Наследие не может быть?

   – Нет.

   – Сколько ей?

   – Восемнадцать недавно исполнилось.

   – Она контролирует себя? Вспышек гнева или апатии нет?

   – Нет, что ты! Мы поддерживаем дочь всеми силами. Да, это происходит, но от этого она не перестала быть нашей дочерью.

   – А давно она чувствует больше, чем другие? – продолжал задавать вопросы Роман.

   – Около полугода. Сначала после пробуждения ничего не происходило, а потом начались отдельные эпизоды.

   – Хорошо. Хорошо. Мне надо увидеть Александру.

   – Ты сможешь помочь? – надежду в голосе невозможно скрыть.

   – Да, – ни капли не сомневаясь, ответил Корчевников.

   – А как все происходит? Вы заберете у меня дочь?

   Роман грустно усмехнулся:

   – А вы готовы на это?

   – Если это поможет, то да.

   После паузы Роман сказал:

   – Саше повезло с родителями. Как правило, за одаренным закрепляется один наставник, который вводит ее в курс дела. Но это не значит, что девочка не будет говорить с другими. Она увидит другой мир, который существует уже очень давно. Так как дар природный, важно, чтобы его не подавляли, давали ей раскрыться.

   – А кто будет ее наставником?

   – Все зависит от ситуации, Владимир Григорьевич.

   – Им можешь стать ты, значит.

   – Именно.

   – Я хочу, чтобы это был ты, – твердо произнес отец Саши, сжав кулаки.

   – И почему же?

   – В тебе чувствуется стержень. Ты тот человек, который ценит, что имеет. Не желаю, чтобы Сашенька испытывала мучения.

   – Спасибо. Я вас услышал. Давайте сначала поговорим с Александрой, хорошо? Потом все станет ясно.

   – Как и где?

   – Не думаю, что стоит тянуть. Завтра вечером в парке около вашего дома.

   Мужчина не смог скрыть удивления:

   – В парке? Около дома?

   – Любой одаренный испытывает тревогу. И я не собираюсь усугублять ситуацию, сразу вырвав ее из привычных рамок.

   – Хорошо. Что ж, до встречи.

   Владимир Григорьевич встал и направился к выходу. На пороге обернулся и сказал:

   – Спасибо тебе, Роман.

   На следующий день все произошло так, как договорились мужчины. Отец Саши вместе с дочерью пришел немного позже, Корчевников уже ждал их, прокручивая в руках зонт в виде трости. Небо хмурилось, темнело, но никак не хотело порадовать мир живительной влагой. Саша чувствовала себя очень странно: все же ситуация была из ряда вон выходящей. Мало того, что она видит больше, чем другие, родители ее поддержали целиком и полностью, так еще и нашли того, кто может помочь. Но как? И этот вопрос девушка задала вслух.

   – И тебе здравствуй, – одними губами улыбнулся Роман. – Пока я отвечу честно: не знаю. Я должен понять, каковы масштабы твоего дара, в каком направлении тебе надо развиваться.

   – Хорошо, – кивнула Александра, закусив губу.

   – Пройдемся? – протянул руку в сторону аллеи мужчина.

   – Давайте. Пап, ты идешь?

   Владимир Григорьевич, тревогу которого было не скрыть, ответил:

   – Идите, я чуть позади буду.

   Отец Саши понимал, что сейчас начнется разговор о материях, которые не находятся в его власти. Возможно, его непосредственное присутствие будет смущать ее, ведь разговор предстоит непростой. И, как оказалось, он был прав.

   – Отец рассказал тебе что-то обо мне? – спросил Роман.

   Девушка пожала плечами:

   – В общих чертах. Есть некий «Ковен», который объединяет людей с паранормальными способностями. И случилось так, что мне не посчастливилось и я стала их обладательницей.

   Корчевников поморщился:

   – Ну, для начала мы предпочитаем называть это даром. Одаренные люди не перестают быть нормальными, скажу я тебе. Вот, допустим, ты бы встретила меня на улице, сказала бы, что я что-то там могу чувствовать?

   Саша осмотрела мужчину с ног до головы: подтянутая фигура, блестящие ботинки и строгий костюм-тройка, темно-коричневое пальто и длинный зонт; темные волосы аккуратно причесаны, щеки выбриты, а глаза смотрят с каким-то лукавством. Нет, впечатление этот человек производил самое благоприятное.

   – Нет. Вы выглядите вполне нормальным интеллигентным мужчиной.

   – Очень правильно, – усмехнулся тот, – но это не отменяет того факта, что сейчас по другой аллее идет очень недовольный призрак и размахивает руками, чтобы я обратил на него внимание.

   Саша отшатнулась от Корчевникова и поспешила обернуться. Но нет, никого необычного там не было: просто люди, которые не спеша прогуливались после тяжелого рабочего дня. Мужчина шел, еле переставляя ноги, думая о том, что надо увольняться; женщина с ребенком, который отчаянно плакал в коляске и никак не хотел успокаиваться; парень, покачивая головой в такт музыке, быстро шел к выходу из парка. И никого, кто отдаленно бы выглядел так, как та призрачная бабуля. Девушка так старательно вглядывалась в людей, что запоминала детали их одежды, выражения лиц. Роман наблюдал за этим всем, внимательно отмечая ее реакцию.

   – Видишь что-нибудь? – тихо спросил он.

   – Нет, – Саша мотнула головой.

   – А так? – спросил он, сняв перчатку с правой руки и дотронувшись до руки девушки.

   Я не ожидала этого. Удивленно подняла на него глаза, ощутив странное покалывание в том месте, где он ко мне прикоснулся. Он ничего не говорил, продолжая напряженно вглядываться в мои глаза. Минута, вторая, третья – а потом все изменилось вокруг. Мне казалось, что я резко перенеслась в какое-то другое место, но нет, я по-прежнему была в парке, но теперь видела все по-другому. Деревья, люди, машины – все это было пронизано светящимися нитями разного цвета. Так как все вокруг стало каким-то призрачным и серым, они выделялись особенно ярко. Неосознанно потянувшись к той, которая тянулась из груди моего отца, я на миг задохнулась от его переживаний и метаний. Как же мне повезло с родителями! Дикая забота и стремление защитить.

   Отец, увидев мои глаза, рванулся ко мне, но я поспешила улыбнуться, и он облегченно выдохнул, понимая, что все в порядке. Я медленно посмотрела на соседнюю аллею и увидела наконец того, о ком говорил Роман: взъерошенный худощавый мужчина действительно быстро шел к нам, а его ног не было видно. Когда он приблизился, заметила и глаза: серые, похожие на ртуть, пугающие своей собственной жизнью. Это второй раз, когда я видела призрака. Ощущение нереальности происходящего заставило отступить назад, и спиной я натолкнулась на Романа.

   – Не бойся, – прошептал он, аккуратно подтолкнув вперед.

   Призрак, скептично осмотрев сначала меня, потом мужчину за моей спиной, спросил:

   – А, вас двое. Так с кем мне говорить?

   И прозвучало это так по-человечески, что ли, что машинально ответила:

   – А что случилось?

   – Хорошо, значит, с тобой поговорим, – обрадовался мужчина и начал рассказывать: – Я ученый. Был когда-то. Сколько именно лет назад, не скажу. Не помню. И я не завершил свое самое грандиозное исследование. Моя внучка, Лерочка, пошла по моим стопам и тоже зашла в тупик в том же самом месте, что и я.

   – И от меня вы чего ожидаете? – задала я вопрос, начиная привыкать к абсурдности ситуации.

   А можно ли к этому привыкнуть?

   Мужчина замялся:

   – Надо подсказать ей труд одного моего друга, который подтолкнет к решению. Можешь?

   Нахмурилась:

   – Что для этого надо?

   – Сообщить ей название и автора. Адрес я продиктую.

   Призрак замолчал, глядя на меня и не требуя скорого ответа. Он просто ждал моего согласия или отказа, и даже по серым глазам было видно, что он очень давно бродит то здесь, то там, ища того самого человека, который сможет его увидеть, а еще и выслушать. И почему-то мне захотелось помочь ему. Почему-то? Причина была ясна: он напомнил мне меня же. Я так же ходила и тыкалась, как слепой котенок, переживая, что схожу с ума, что родители не поймут, а мой разум отказывается меня слушать. Сердце защемило, ведь я понимала, что ситуация та же, только полюса сместились, и в данный момент ответа ждут от меня.

   Резко выдохнула:

   – Хорошо. Называйте книгу и адрес.

   Очертания призрака на миг смазались, но потом он снова стал собой. Слегка дрожащим голосом продиктовав все, он сделал шаг ко мне. Усилием воли я заставила себя стоять на месте. Призрак, увидев там что-то, кивнул своим мыслям:

   – Обычно мы не можем уйти окончательно, пока не закончим свои дела здесь. Но почему-то я ощущаю зов уже сейчас, хоть Лерочка и не знает еще названия нужной книги. А я скажу почему: тебе можно верить. И я могу уходить уже сейчас, ведь ты сделаешь то, о чем я прошу, Александра.

   – Откуда вы знаете мое имя? – приглушенно спросила я.

   Он неожиданно рассмеялся, постепенно тая:

   – О, мы знаем многое. Как и ты.

   Чуть склонив голову, он исчез. А Роман отпустил мою руку. Нити, окружавшие людей, тут же исчезли, краски стали ярче. А я все так же стояла, вглядываясь в то место, где только что был призрачный мужчина. Руками закрыла лицо и стояла так некоторое время. Листок бумаги, на котором я записала название книги и адрес, неприятно колол лицо, и руки пришлось убрать. Чтобы успокоиться, начала считать свои вдохи и выдохи. На тринадцатом стало легче.

   – Почему? – хрипло спросила я мужчину за спиной.

   – Не всегда один одаренный может видеть то, что видит другой, – спокойно ответил он. – У дара много граней. Природный позволяет передать свои ощущения, мысли, дать почувствовать другому то, что чувствуешь ты.

   – Значит, и вы с ним родились?

   – Да.

   – А я?

   – А к тебе он пришел позже, когда ты пережила нервное потрясение. Такое случается…

   – Очень редко, – продолжила я фразу, понимая, что абсолютно права.

   Корчевников кивнул, признавая это. А возникшая в голове мысль не давала покоя: если он дал мне почувствовать свое, может ли быть наоборот? Я аккуратно прикоснулась к его руке и увидела изумление на его лице. Потом меня ощутимо тряхнуло, и я увидела воспоминание, скорее всего, не мое, ибо связь опять сработала в ту же сторону: небольшая комната с одной кроватью, стулом и шкафом, на полу играли два мальчика; один из них искрился изнутри, будто через него проходил электрический ток, он поднял глаза и подмигнул мне.

   Роман, глубоко вздохнув, убрал свою руку и поспешно надел перчатки. В глазах поселилась тоска, и он потер виски, ощутив, как резкая головная боль постучалась в двери. Получается, что я увидела что-то сокровенное, настолько бережно хранимое, что мужчина сам разорвал контакт. Я затронула рану, которая не заживала до сих пор. Он отвернулся и, ссутулившись, смотрел на аллею, успокаивая свои эмоции, нечаянно затронутые мной.

   – Мне жаль. Прошу прощения, я не хотела.

   – Я знаю. Дар потянул тебя за собой, а я не успел… даже не знаю, закрыться? Ты увидела мое детство, но как бы со стороны. Я видел все не так.

   Мне пришлось объясниться:

   – Хотела попробовать, сможете ли вы почувствовать мои ощущения, как я ваши. Не вышло.

   – Ничего страшного, – наконец, улыбнулся Роман. – Не все сразу. Ты понимаешь, что только что сейчас произошло? Первый осознанный разговор с призраком. И он поверил тебе, не став дожидаться результата. Профессор не стал бы говорить о зове, если бы не собирался уходить. Как ты передашь название книги?

   – Письмо напишу и сама положу в ящик, – уверенно сказала я. – Нет. Сама вручу. Профессор верит мне.

   – Верит, – подтвердил Роман.

   И тут в сознании вспыхнуло имя, а я должна была спросить о нем:

   – Роман, а кого зовут Егор?

   Мужчина побледнел и, нервно усмехнувшись, провел рукой по волосам.

   – Ох, не ожидал я, что все будет именно так.

   – Простите! Что-то не то опять, да?

   – Собственно, а почему я удивляюсь? – пробормотал Роман. – Дар сильный, редкий и природный. И чего я вообще ждал?

   – Вы о чем? – тут я не поняла его.

   – Егор – это воплощение моего дара, – тихо ответили мне. – Я почувствовал себя не таким, как все, в детстве, и этот вариант был самым безболезненным, чтобы не испугать ребенка. Не испугать меня.

   – Спасибо, что рассказали.

   – Как ощущения? – после паузы спросил он

   – Дикие. Необычные.

   – Страшно и странно?

   – Ага.

   Он чуть склонил голову, взглянув на меня:

   – Хочешь от этого избавиться?

   – А это возможно? – искренне удивилась я.

   Роман мотнул головой:

   – Ты не ответила на мой вопрос.

   Я зажмурилась от налетевших тут же мыслей:

   – Не знаю, я не знаю. Это ново для меня. И страшно. Кто бы раньше мог подумать, что во мне такое проснется? Никто. Вообще никто. А сейчас я говорю с призраками.

   – Твой отец говорил, что ты и будущее можешь видеть?

   – Не видеть, скорее, чувствовать, – объяснила я. – Такое было один раз, когда мы с мамой гуляли, она хотела переходить дорогу, когда не было машин. Удержала ее, и из-за угла в тот же момент выскочили две машины. Пронеслись мимо, а я застыла, понимая, что мама только что должна была переходить дорогу. Не знаю, что случилось бы тогда.

   – Ничего хорошего, – подтвердил мои догадки Корчевников. – Александра, я скажу тебе правду. У тебя сильный дар. Если его не развивать, то мучения будут невыносимыми. Конечно, можно попробовать закрыть его, способы есть. Вот только за результат никто поручиться не сможет, потому что это невозможно. Это первый вариант. Второй повеселее: тебе нужен наставник. Думаю, ты и сама это понимаешь.

   – Да. Одной мне не справиться.

   – «Ковен» может тебе в этом помочь, но само решение должно исходить от тебя. Я показал тебе, что значит дар. Но выбор-то за тобой, пойми. Никто не должен влиять на него. Взвесь все за и против, ведь назад пути уже не будет.

   – Почему?

   – Чем сильнее дар, тем нужнее его развивать. Чем больше развиваешь, тем сложнее потом повернуть процесс вспять и закрыть его. Говорю так, как есть. Конечно, тебе нужно время, понимаю. Мы на связи с твоим отцом.

   Но последние слова я уже не слышала, ибо мне навстречу шел еще один призрачный силуэт, и на этот раз видела его сама. Молодой парень с синими глазами шел мне навстречу, что-то насвистывая себе под нос. А призрак ли? Я же видела глаза, ртутными они не были, но он весь был пронизан нитями, и только он один, а не все вокруг, как было только что. Я смотрела во все глаза, гадая, что происходит, и все больше понимая, что без наставника не обойтись. Роман станет им?

   Тем временем светящийся парень подошел ко мне и остановился, глядя в глаза. И я, поняв, кто передо мной, тихо охнула и почувствовала, что могу потерять сознание: это был Влад! Те же глаза, та же улыбка! Будто и не было этого времени, будто мы снова в том иллюзорном мире, будто он все еще жив. Хватая воздух, я держалась из последних сил, чтобы не упасть. А он, подмигнув, наклонился и сказал:

   – Соглашайся, Саша. Дар нужен тебе, как и наставник.

   Улыбнувшись, он наклонился еще ближе, чтобы легонько поцеловать в щеку. Я почувствовала лишь легкое дуновение ветра. Разум отказывался что-то понимать, как и я. Последним, что я увидела, перед тем, как потерять-таки сознание, были его глаза.

ГЛАВА 8

Пришла в себя от брызг холодной воды. Кто-то старательно звал меня, чуть потрясывая за плечи. Сознание пришло сразу и резко: открыв глаза, поняла, что нахожусь в парке. Первым, что увидела, были обеспокоенные лица отца и Романа. Странно, но мужчина, с которым я встретилась впервые в жизни пару часов назад, переживал за меня. Поспешно приняла горизонтальное положение и успокоила их:

   – Все хорошо. В порядке.

   – Саша, ты уверена? – с сомнением в голосе спросит папа. – Ты вдруг побледнела, навернулись слезы, и упала бы, если бы не Роман. Он был ближе к тебе, чем я.

   – Сегодняшние видения стали для девочки потрясением, как и встреча со мной, – задумчиво проговорил Корчевников. – Ясно, что для одного дня впечатлений достаточно. Тебе надо отдохнуть, прийти в себя и обдумать мои слова. Но не сейчас, конечно. Ты испытала шок, Саша.

   Я прислушалась к себе: несмотря на потерю сознания, чувствовала себя прекрасно. Никакого головокружения или слабости, руки не дрожали, я бы сказала, что это был даже прилив сил, а не упадок. Хотелось вскочить и пробежаться по аллее, сделать что-нибудь полезное, покататься на велосипеде или поиграть в бадминтон. Жить. Я рывком встала, чтобы выполнить задуманное, но тут перед глазами снова пронеслись те самые видения. Остудив пыл, постаралась успокоиться: сердце противно ныло, старые воспоминания ожили, да, но каким-то непостижимым образом я чувствовала и радость… Снова увидеть того, кто спас, пожертвовав собой, и не один раз. Родителям так и не рассказала о том, кто стал моим проводником в иллюзорном мире: что-то постоянно меня сдерживало. Порывалась несколько раз, но видела перед глазами Влада и не могла заговорить об этом.

   Его шутки, смеющиеся глаза – символы того, что все было на самом деле со мной. Да, год прошел, и реальность постепенно захватывала меня, но эти воспоминания я буду отстаивать до последнего. А теперь, как оказалось, что я могу видеть его и здесь. Значит, он призрак. Или это мое разыгравшееся воображение на фоне последних событий? Не знаю. Не знаю. Но я видела его, видела!

   – Саша? – еще раз позвал меня отец. – Слышишь меня?

   – Да, – чуть улыбнулась.

   – Мы звали, ты не отвечала, – объяснил Роман. – Давайте я провожу вас до дома на всякий случай, хорошо? Вдруг что-то случится. Обо всем подумаете на свежую голову.

   – Нет, – упрямо мотнула головой.

   – Что? – одновременно спросили меня два человека.

   – Не надо думать, – пояснила я. – Мне нужен наставник. Не надо закрывать дар.

   Роман, покачав головой, взглянул на моего отца в поисках одобрения моего решения. Папа, разом постарев на несколько лет, все же задал мне вопрос:

   – Доченька, ты уверена? Роман говорил, что пути назад не будет.

   – Да, пап. В своем решении я уверена. По какой-то причине во мне проснулось это, нельзя отказываться. Я так чувствую, пойми, пожалуйста.

   – Хорошо, – выдохнул отец, не глядя на Корчевникова. – Пусть будет так.

   – Что дальше? – прямо спросила я того, кто сможет мне помочь.

   – Я подумаю, как построить обучение, – медленно сказал он, все еще не веря, что я согласна. – Дело в том, что дар у тебя сильный, но пока рано говорить обо всех его гранях. Все надо проверить, все надо прочувствовать. Сейчас первоочередная задача – направить его в правильное русло. А тебе пока надо отдохнуть и свыкнуться с мыслью, что ты видишь больше других.

   – Свыкнуться?

   – Конечно, – усмехнулся Роман. – Когда есть такие способности, очень легко пойти не туда и потерять ориентиры. Сомневаюсь, что это именно то, что ты ищешь. Помни, что ключ ко всему заключен в спокойствии, внутреннем спокойствии. Найдешь его – и тебе покорится весь мир.

   – Спасибо, – прошептала я, ощущая, как в груди разливается приятное тепло и уходит тревога. – Спасибо вам.

   Корчевников лишь отмахнулся:

   – Рано благодарить, Александра. Но я могу тебя поздравить со вступлением в ряды одаренных!

   – Как официально, – проворчал папа, сложив руки на груди.

   Мужчина этого и не заметил:

   – Все только начинается!

   Улыбнувшись, провела рукой по лицу, медленно осознавая: все это произошло в действительности, я нашла путь. Мужчина из «Ковена», как и обещал, проводил нас домой и попрощался только у подъезда, улыбнувшись мне. Когда он скрылся из виду, я взглянула на папу. Он задумчиво посмотрел на меня:

   – Я все же надеюсь, что так подсказывает тебе что-то внутри. Интуиция, шестое или седьмое чувство, а может, и этот дар. Нам не хотелось бы с мамой терять такую разумную дочь.

   – Пап, все будет хорошо! – видя его переживания, подошла и чмокнула в щеку. – Ты же мне сам всегда говорил, что у всего есть истоки. Моя странная болезнь, кома и это. Честно скажу тебе, никогда не могла подумать, что такое вообще возможно в моей жизни, но, видишь, как все складывается.

   – Тебе лучше сейчас? – с беспокойством в голосе спросил он.

   Я же ответила сразу же:

   – Да. Будто камень с души. Легче стало. Я не схожу с ума, у меня нет галлюцинаций, что само по себе радует. Я маме помогла тогда. И все идет к тому, что меня научат пользоваться им. Папа, это же так здорово!

   Отец усмехнулся, видя мою реакцию, и начал понемногу оттаивать. Скорее всего, он не верил в успех сего мероприятия. Да и рассказывал мне о «Ковене» очень странно: у меня создавалось впечатление, что он не любит эту организацию, но тщательно это скрывает. Возможно, их связывало некое событие, которое осталось в далеком прошлом, и папа не хочет вспоминать?

   Мама, увидев мою улыбку, слабо улыбнулась в ответ и с тихим вздохом опустилась на тумбочку, стоявшую в прихожей. Перебирая в руках полотенце для посуды, она некоторое время смотрела перед собой, качая головой. Мы молчали, ожидая, когда она свыкнется с мыслью, что все это происходит по-настоящему. Резко выдохнув, мама подняла глаза на отца:

   – Значит, «Ковен» все-таки заберет Сашу?

   – Мам, не надо так, – тихо попросила я. – Они помогут мне.

   Она ответила после паузы:

   – Знаю, только вот об этой организации слухи разные ходят. Разные. И мне очень бы не хотелось, чтобы ты шла туда.

   Мать подняла руку, призывая меня молчать, и продолжила:

   – Но я, как и отец, желаю тебе только добра. Как это ни горько говорить, я уже вижу, как изменился твой взгляд. Мне не надо большего, лишь бы ты была счастлива.

   Слезы выступили на глазах, и я бросилась обнимать маму. Поплакав вместе, мы решили попить чаю с пирогом, который мама успела испечь за время нашего отсутствия. Сидя за столом, папа в красках рассказывал, как прошла встреча с Романом Корчевниковым, а все его переживания вылились в шутки. Мама задорно смеялась, вытирая слезы. Я наблюдала со стороны, четко осознавая, что должна заботиться о них, как и они обо мне.

   Мы часто не замечаем, как переживает за нас семья, считая, что знаем лучше, чем они. Сколько обидных слов в порыве злости можно сказать? Очень много. А потом эмоции уходят, и остается лишь сожаление о содеянном, не так ли? А ты уже обидел родного человека, пренебрегая его заботой и вниманием. Притча есть о том, как мальчик, поругавшись с друзьями, пришел домой и рассказал все отцу. Отец дал ему гвозди, молоток и попросил забить гвозди в забор. Мальчик не понимал, зачем это, но все сделал. Когда гвозди были забиты, отец попросил достать их. И снова ребенок не понял отца, но достал гвозди. А потом мужчина подвел сына к забору и показал следы от гвоздей: «Запомни, сынок. Ты можешь обидеть человека, потом извиниться, но следы-то останутся».

   Так и в жизни, собственно. Друзья приходят и уходят, знакомые иногда появляются на горизонте, а единственным незыблемым островом остается семья. Романтика истончается и исчезает, а мать и отец всегда будут любить вас, ставить свои интересы выше своих и желать счастья, стараясь принимать ваш выбор, пусть он и будет им казаться странным или неправильным. Они помогут справиться с болью и печалью, доказывая каждый раз, что они рядом. На них можно положиться и даже не сомневаться в том, что семья не оставит тебя. Никогда.

   Константин Покровский, старший «Ковена», сидел в своем доме и пил крепкий виски. Бутылка только началась, а он, как человек, не приветствующий алкоголь, то и дело поглядывал на стакан в своей руке, качая головой:

   – Неужели это я?

   Бутылку он открыл часа три назад, и за все это время сделал только пару глотков из наполовину наполненного стакана. Вид из окна открывался потрясающий: низкое темное небо, в котором иногда проскальзывали лучи закатного солнца. Осень он любил именно из-за погоды: для кого-то холодной и промозглой, а ему казалось, что только осенью он оживал и чувствовал, что дышать становится легче. Хотел встать, чтобы еще больше отдернуть шторы, но, почувствовав резкую боль в груди, откинулся в кресле, прижав левую руку к груди. Посидев так немного, ощутил, что боль ушла так же внезапно, как и пришла.

   Хмыкнув, пригубил напиток, который всегда казался ему невкусным, и в очередной раз убедился в своей правоте: дрянь совершенная. Отставив стакан, мужчина оставил попытки встать и продолжил любоваться замечательным видом из окна. А мысли, давно ожидавшие своего часа, ожили. Да, возможно, для кого-то его решение о начале второй фазы было поспешным и несвоевременным. Для кого-то? Зачем обманываться: для всех! Раз Роман озвучил свое несогласие, значит, так думали и остальные люди «Ковена». Покровский вспомнил, что это название пришло из народа, не он его автор. В самом начале, когда успешный бизнесмен начал собирать вокруг себя одаренных, этого никто не понимал. Не понимают и сейчас, но теперь с «Ковеном» иногда приходится считаться, ведь люди здесь знают намного больше и чувствуют сильнее, чем другие.

   Иные. Иноверцы. Одаренные. «Ковен». Как только их не называли! Больше всего ему понравилось обвинение в том, что он создал секту и заманивает в нее людей. Боги, как же иногда народу хочется поверить какой-то ереси, фразе, нечаянно брошенной кем-то, чем правде. Наука шагнула вперед, у медицины появились новые возможности, а те люди, которые могли говорить с призраками или видеть прошлое, по-прежнему испытывали мучения и терзали себя.

   Сложно понять, кто именно перед собой, если не знаешь сам. Покровский на своей шкуре узнал, что это такое. Интуиции он доверял всегда, и она не подводила его никогда. Именно она захотела развития, нового витка, и поэтому Константин был первым, на ком испытывали всевозможные лекарственные препараты и проводили эксперименты для усиления того самого дара. Он стойко терпел, молясь о том, чтобы его организм выдержал. И это случилось. Старший «Ковена» стал первым человеком с искусственным даром, как его начали называть в последнее время. Единственным минусом было то, что его невозможно было развить до уровня природного; тонкие материи не хотели так просто сдаваться.

   Искусственное знание всегда было однобоким, односторонне развитым. У Покровского оно проявлялось в предвидении, поэтому, как бы ни хотелось ему встретиться с семьей и поговорить еще раз, ничего не получалось. В этом случае только другой иной мог помочь. Но предвидение, в которое превратилась старая-добрая интуиция, помогало ему не раз и не два, постоянно сопровождая по жизни. Только один раз дар подвел его, показав картины, которым не суждено было стать реальностью.

   Ох люди, чье стремление судить другого никогда нельзя будет обуздать! Он знал о слухах вокруг «Ковена» : он похищал людей, контролировал их жизнь, полностью подчинял себе. Однако, и правда секту напоминает. Не выдержав, мужчина громко расхохотался. Несколько минут безудержный хохот сотрясал его тело; отсмеявшись, он вытер выступившие слезы.

   – Нельзя медлить, – прошептал он в пустоту. – Нельзя.

   Сморщившись, почувствовал, что скоро придет Роман. Честно говоря, в таком состоянии Покровский никого не хотел видеть, предпочитая наслаждаться гордым одиночеством, но не впустить Корчевникова он не мог: его правая рука, верный помощник и друг. Временами Константину казалось, что, если бы жизнь подарила ему семью и сына, он был бы таким: молчаливым, надежным, вдумчивым.

   Дождавшись тихой переливчатой трели дверного звонка, Константин открыл дверь:

   – Здравствуй, Роман. Заходи.

   – Доброго.

   Наткнувшись взглядом на бутылку и полупустой стакан, Роман нахмурился:

   – Попиваем?

   – Пытаемся, – в тон ему ответил старший, снова опустившись в кресло. – Редкостная дрянь.

   Корчевников притворно ужаснулся:

   – Ты что, это же виски! Прекрасный напиток.

   – М-м-м, – промычал Покровский, потирая щеку. – Роман, если хочешь, прошу!

   Гость не стал отказываться от предложения и подошел к низкому столику. Протянув руку к полке по соседству, где стояли чистые стаканы, мужчина через мгновение ее опустил и, сев в соседнее кресло, взял бутылку и отпил прямо из нее. Поморщившись, покатал напиток во рту и сглотнул. Подумал, снова отпил так же, позволяя алкоголю спуститься вниз. Покровский, с интересом и изумлением наблюдая за другом, склонил голову на бок, размышляя, что будет дальше. Роман, не обращая на него внимания, нюхнул напиток и отставил бутылку, крепко закрутив пробку.

   – Однако, – хмыкнул Константин, – не умеем мы с тобой пить.

   – Я встретил природный дар, – быстро сказал Корчевников, глядя перед собой.

   И реакция старшего была предсказуемой:

   – Где? Как? Когда?

   – В парке. Дочь знакомого. Вчера.

   – Неужели это правда, – пораженно прошептал Покровский и вскочил, чтобы подойти к Роману и протянуть ему руку. – Покажи!

   Прикоснувшись к его предплечью, Роман закрыл глаза. Зрачки старшего расширились, ибо перед внутренним взором сейчас разворачивались события, в реальность которых некоторое время назад он не смел поверить. Молодая девушка могла предвидеть, чувствовать мир, видеть призраков. И вещие сны? Это не может быть правдой! Они так долго искали и ждали, когда же это произойдет. Природный дар очень редкий, очень. И для его обретения человеку надо пройти через многое. Отшатнувшись, Константин потер переносицу, стараясь избавиться от рези в глазах. Медленно вернулся к креслу и сел на подлокотник.

   Некоторое время мужчины сидели в молчании. Вопросов не было, ибо Покровский получил цельную картину, до сих пор не веря в происходящее. Время пришло. Старший «Ковена» почувствовал странное облегчение, будто поиск всей его жизни завершен.

   – Спасибо, – он первым нарушил тишину. – Ты принес хорошие новости. Нет, не так. Безумные, великолепные, потрясающие.

   – Да.

   – Это действительно происходит, – покачал головой старший, – действительно, черт возьми!

   – Никогда не слышал, чтобы ты ругался, – отстраненно заметил Роман.

   Константин хохотнул:

   – Да какое это ругательство! Черта помянул, только и всего.

   – Ну-ну.

   – Ты оживать собираешься, товарищ? – сощурил глаза хозяин дома. – Или как?

   – А что такое? – встрепенулся Корчевников.

   – Пора уже. Да и решить надо насчет наставника, между прочим. Столько ждать… Ты можешь себе представить? Кома и дар, девушка в восемнадцать лет поступает и говорит разумнее, чем иные люди.

   – Решить?

   Старший кивнул:

   – Конечно. Чем раньше начнется обучение, тем лучше будет для девушки. Саша и так столько терзалась и сомневалась!

   – И что ты предлагаешь?

   Покровский удивленно воззрился на гостя:

   – Неужели у тебя варианты есть, Роман? Да брось, все и так кристально ясно. Человека с природным даром может учить только такой же человек.

   – Подожди, у тебя же…

   – Да, искусственный. Может, мне и немало лет, но я помню. Но я не о себе говорю. Видишь, как оно бывает. Вы все твердили, что вторая фаза не должна начаться так скоро. А фактически, дар сам нашел нас. Вот так вот.

   – Выходит, что ее наставником будет кто?

   Старший тряхнул головой:

   – Роман, хватит. Ты. Покажешь мир иных изнутри, расскажешь, как пользоваться способностями и не сжечь самого себя. Ты знаешь, что я имею в виду.

   – Знаю, – глухо сказал Корчевников.

   Роман прислонился к стене:

   – Признаться тебе? Я даже не знаю, с чего начинать. Она первая одаренная, к которой дар пришел сам. Ты говорил, что природные способности очень редкие, и мне невероятно повезло, да, но я и не ждал встретить кого-то. Первым был Олег, сейчас Саша.

   Услышав имя Воскресенского, Константин лишь шумно вздохнул:

   – Каждый приходит сюда в свое время, как и уходит. Я не могу удерживать людей, но для тех, кто обратился в «Ковен», готов сделать все, что от меня зависит. Олег сделал свой выбор. Его право.

   – Хорошо. Значит, теперь я наставник.

   Покровский улыбнулся:

   – Да. Мои поздравления! Не жалей времени для девочки. Текущие дела можешь пока передать кому-нибудь.

   – Даже не верится, Костя.

   – Ничего, – хмыкнул старший, – скоро привыкнешь, учитель.

   – Звучит странно, – произнес Роман.

   – Зато красиво. Не дрейфь, товарищ!

   Вернувшись домой, Роман вышел на балкон, наслаждаясь осенней прохладой. Да кого он обманывал? Он вышел сюда, чтобы привести мысли в порядок. Предстояло многое сделать, а сам процесс целиком и полностью ложился на его плечи. Пришел момент, когда на его пути встретился еще один дар от природы. Корчевников усмехнулся, вспомнив те времена, когда Олег был частью «Ковена»; тогда мужчине казалось, что он встретил брата, которого у него никогда не было. Детский дом начал забываться, а Роман чувствовал себя так, будто находился дома. Впрочем, так оно и было.

   Иные не всегда существовали в таком виде, как сейчас: состав в самом начале постоянно менялся, кто-то приходил, кто-то уходил, понимая, что это неверный вариант. Да и отношение к тем, кто почувствовал в себе способности, было другим. Тогда «Ковен» и нашел юношу с выдающимся потенциалом. Но в попытке раскрыть его дар они перешли черту, нарушили оболочку, и организм воспротивился происходящему, ввергнув себя и своего хозяина в бессознательное состояние. Покровский обезумел, виня себя в произошедшем, сам объяснял родителям все, предлагал помощь.

   Но куда там! «Ковен» стал ассоциироваться с чем-то непотребным, им заинтересовалась «Дельта», на тот момент только набиравшая обороты. МВД очень хорошо прочувствовало обстановку, создавая такое специальное подразделение, которое занималось расследованиями особо запутанных преступлений, да. Время шло, Покровский смог подняться с колен и вернуться к тому, на чем остановился; после этого случая ему еще больше хотелось помочь тем, кто не знает, что делать с видениями или образами, считая это сумасшествием. Но «Ковен» сбавил обороты, все чаще предпочитая оставаться в тени.

   И вот теперь в преддверии второй фазы появилась девушка, которую не надо было искать или звать, потому что она пришла сама. В отчаянии и без понимания того, что происходит, как с этим жить дальше. Роман не кривил душой, когда в разговоре с отцом Александры сказал, что жизнь свою без дара не представляет. Это действительно так. Путь был долгим, но оно того стоило. А сейчас ему вверяют свою судьбу, чтобы он научил и показал, как принимать и себя, и свое знание так, как это должно быть.

   – Что ж, может, и сам научусь чему-нибудь, – хмыкнул Роман, вдыхая осеннюю прохладу.

   Следующие годы обещали быть долгими, но интересными.

ГЛАВА 9

Я аккуратно переписала название и автора книги, которые продиктовал мне профессор. «Краткая история времени. От Большого взрыва до черных дыр» еще можно понять, но Стивен Хокинг? Почему призрачный профессор называл его своим другом? Неужели это правда? Надо же. Да и зачем мужчине лгать? Его время давно ушло, и я сомневаюсь, что у него были причины обманывать. Разгладив листок бумаги, положила его в конверт, где был написан адрес Валерии, и отправилась туда.

   Оказалось, что девушка жила в небольшом пятиэтажном доме, во дворе которого были посажены липы. Красивые деревья сейчас уже не были безоговорочно красивы, готовясь к зиме, но все же сильные стволы притягивали взгляд. На секунду показалось, что я не в Москве нахожусь, а в самом настоящем лесу. План действий был прост: зайти, положить письмо в нужный почтовый ящик, уйти. Ничего лишнего, ничего другого. Я не собиралась говорить с этой женщиной, ведь мы не знакомы, а тот факт, что недавно мне пришлось поговорить с ее умершим дедом, вряд помог бы наладить разговор.

   Сомневаюсь, что люди жаждали таких разговоров или были к ним готовы. Представьте, вы идете по улице, никого не трогая, целиком погрузившись в свои мысли, и к вам подходит молодая девушка и начинает рассказывать о том, что могли знать только ваши родственники. Но это потом, ведь сначала она скажет, что может видеть мертвых. Как вам? Вы не будете выслушивать всю ее тираду и предпочтете поскорее избавиться от нее, отмахиваясь от любых слов, пусть и правдивых. Это же невозможно! Это же дико! В голове не укладывается! Верить всегда сложно, и всю жизнь мы учимся закрываться от всего, отгораживаться, прячась в своем мире, где тепло и хорошо. Так ли сложно поверить?

   Вот с такими мыслями я подошла к подъезду, а увидев домофон, загрустила, понимая, что сама не войду, придется просить кого-то. Но никто не мешает попробовать, верно? Потянув дверь на себя, поняла, что домофон не работает и я могу зайти. Прохладный подъезд встретил меня тишиной и ухоженностью. Все лампочки горели тускло, но исправно, слева от двери находился старый, но еще крепкий серый диван. Не драный, не подпаленный кем-то, обычный диван стоял и ждал, когда кто-нибудь присядет на него отдохнуть. Чуть правее, ближе к ящикам, стояла невысокая тумбочка, где возвышалась аккуратная стопочка книг. Выше на подоконнике красовался пышный фикус, а рядом с ним приютились миниатюрные фиалки. Видно, что жители подъезда заботятся о своем доме, всячески поддерживая уют и порядок.

   Увидев заветную цифру семь, нарисованную белой краской на серой дверце, сделала несколько шагов вперед. Откуда-то сверху послышался шум, и я отступила, решив подождать. Мне навстречу спускалась женщина лет сорока с открытой улыбкой и задорным взглядом, одетая в светлые джинсы, черный свитер и светлую куртку, тоже джинсовую. Очки задора не скрывали, а летящая походка быстро помогла ей спуститься. Мельком взглянув на меня, она потянулась к почтовым ящикам, но тут зазвонил телефон. Признаюсь, «Осенняя» песня группы ДДТ меня приятно удивила, потому что русский рок любила всегда. Женщина подняла трубку, и мне пришлось стать невольной свидетельницей разговора. Уйти я не могла, не оставив письмо, а при свидетелях этого делать не хотелось.

   – Да, слушаю. Привет. Ну ничего, сражаюсь. Сын как? Хорошо. Двадцать восемь годиков недавно стукнуло, я уже внуков хочу, а он не соглашается. Да-да, весь в отца, упрямый, что поделать. Стараюсь не давить, потому что это же его жизнь, не моя. Да. Диссертация? Не поверишь, не могу закончить! Да никак! Чувствую, что остался последний штрих, но не могу все соединить вместе. Бывает же такое! Абсолютно согласна. Ох, дедуля бы отругал меня уже, ведь пора заканчивать, но я не могу. Чудо? Я ученый человек, Валера, ученый. Где мне чудеса искать? Да, хорошо. Пока.

   И я поняла, кто передо мной: та самая Лера, о которой мне рассказывали. Содержание разговора подтвердило это. А уж когда она, положив трубку, потянулась к цифре семь, я затаила дыхание. А что если?.. Нет, она же говорила, что не верит в чудеса. Науке верит, тому, что можно объяснить. Собственно, и почему я решила назвать себя чудом? Это неправильно и рискованно, еще неизвестно, как Валерия прореагирует и станет ли меня слушать. Мысли галопом неслись в голове, а внучка профессора, достав письма, еще раз взглянула на меня, на этот раз повнимательнее, видимо, заметив мой полубезумный (или растерянный?) взгляд.

   – Девушка, с вами все в порядке?

   – Что?

   – Я спрашиваю, у вас все хорошо? Вы очень бледная.

   – Да, все хорошо, спасибо, – вымученно улыбнулась, укорив себя за то, что ненароком привлекла ее внимание.

   Валерия не успокаивалась:

   – Уверены?

   – Да, – как можно тверже ответила я.

   – Что ж, хорошо, – чуть улыбнулась она и стала подниматься наверх.

   А у меня внутри что-то щелкнуло: вспомнила слова профессора о том, что мне он верит. Он поддался зову до того, как я все передам его внучке. Он верил мне. Может, и Валерия поверит?

   – Подождите!– крикнула я.

   Женщина удивленно обернулась, а я поднялась на несколько ступеней:

   – Это вам.

   Взяв конверт, она покрутила его в руках, увидев свой адрес, взглянула на меня:

   – Здесь указан мой адрес. Вы почтальон? Почему не положили в ящик? И откуда вы знаете меня лично? Нововведения какие-то на почте? Сомневаюсь.

   – Откройте, – попросила я.

   Покачав головой, внучка профессора вскрыла конверт и достала листок. Пробежав глазами, побледнела и, прочистив горло, спросила слегка дрожащим голосом:

   – Кто вы? И что происходит?

   – Не бойтесь, пожалуйста, все в порядке, – постаралась успокоить ее я.

   – Правду, пожалуйста! – потребовала она. – Вас я не знаю, но вы откуда-то знаете и меня, и мой адрес, и то, над чем я работаю уже много лет. Не хотите объясниться?

   Что толку говорить что-то малозначащее и ходить кругам? Я сама окликнула ее, и теперь придется справляться с последствиями. Идти до конца, так, значит.

   – Вы хотите правду? – тихо спросила я.

   – И ничего, кроме правды.

   – Все это я узнала от вашего дедушки, – начала объяснять я. – И адрес, и все остальное. Он знает, что вы зашли в тупик, и просил передать вам это. Хокинг и его книга помогут вам закончить свой труд.

   Надо отдать должное Валерии: она осталась стоять, не выказывая паники, только с тихим вздохом прислонилась к стене подъезда.

   – Девушка, зачем все это? Вы понимаете, как это звучит со стороны? Дед умер шесть лет назад. А вам сколько? До двадцати, вероятно? И что же он мог обсуждать с четырнадцатилетним подростком? Теорию черных дыр? Бросьте! Здесь что-то другое.

   Нахмурившись, сложила руки на груди:

   – Вы просили правду, и вот она. Ваш дедушка просил передать это.

   Она покачала головой:

   – Почему сейчас? Почему так?

   – Не знаю. Возможно, раньше у него не было возможности передать информацию.

   – А сейчас появилась? – горько спросила она. – Не могу понять, что происходит. Все очень странно. Более того, я понимаю, что эта книга была самым очевидным ключом, но я упорно ее не замечала. Но все же вы и мой дед? Он не любил молодежь.

   Почувствовав, что мне пора уходить, ибо я и так слишком много сказала, начала спускаться.

   – Стойте! – теперь останавливали уже меня. – Когда вы видели его?

   Отвечать или не стоит? Мне ничего не мешает рвануть сейчас прочь отсюда. Женщина получила то, что ей надо было передать, профессор был бы доволен. Но что-то сдерживало меня от позорного бегства. И как она отнесется к тому, что я видела ее деда вчера в парке в облике призрака? И для меня такой ответ показался бы дикостью некоторое время назад. Этого же не может быть.

   – Вчера, – сглотнув, ответила я.

   – Вы издеваетесь? – спросила она, цепляясь в перила.

   Тряхнула головой:

   – Нет. Вчера в парке встретила его, вернее, его призрак. Поняв, что я могу видеть его и слышать, он рассказал, что долго бился над решением задачи и завершить дело не смог. Теперь вы этим занимаетесь. И попросил передать вам название книги, которая сможет помочь. И я сделала это. Мне пора.

   Резко развернувшись, взялась за ручки подъезда, намереваясь выйти, но в спину ударил вопрос:

   – А что еще он говорил?

   – Сказал, что это очень важно. Поэтому он не смог уйти дальше. Лерочке надо помочь.

   – Он всегда называл меня только так, – чуть слышно проговорила внучка профессора.

   – Берегите себя, – обернувшись, сказала я.

   – Спасибо. Спасибо за то, что рассказали все это, – медленно проговорила Валерия. – Ведь могли же просто положить письмо в ящик.

   – Это я и хотела сделать, когда услышала шум. Потом из телефонного разговора поняла, что вы тот человек, который мне нужен. И номер квартиры я знала.

   – Спасибо, – повторила она, вытирая выступившие слезы.

   Кивнув, я поспешила уйти. И так много было сказано из того, что в другой ситуации могло показаться безумием. Но не теперь. Не мне.

   С Романом мы встретились в том же парке, что и в прошлый раз. Я по-прежнему не до конца осознавала реальность происходящего, но внутренне готовилась к тому, чтобы принять это. Накануне ночью уснуть так и не смогла, ворочаясь с боку на бок и предполагая, из чего будет состоять первый урок. Или он уже был? Ведь в прошлый раз мне показали призрака, которого сама я увидеть не смогла. Интересно, по какой причине? Скорее всего, из-за того, что я не умею пользоваться своим даром. Надо же, как звучит занятно это слово. Непривычно. Загадочно.

   Когда я пришла, мужчина уже сидел на скамейке, задумчиво разглядывая прохожих. От Романа исходило некое чувство спокойствия, умиротворения: ему ничего никому не надо было доказывать совершенно. Казалось, он просто жил, познав истину: у каждого свой путь. На другие заглядываться смысла нет, им самим надо его прожить, а вот со своим ты еще можешь что-то делать.

   Увидев меня, он приветливо махнул, призывая сесть. Подавив непрошеный зевок, села рядом.

   – Плохо спала? – сочувственно поинтересовался он.

   – Вообще не спала, – хмуро сказала я. – Не могла уснуть.

   – Нервы, – философски сказал мужчина. – Это происходит из-за недостатка контроля. Себя надо слушать. Никто не сможет понять тебя лучше, чем ты сама, в этом все дело.

   – Обучение уже начинается? – обрадованно спросила я, чуть не захлопав в ладоши.

   Он кивнул.

   Я продолжила его пытать:

   – А вы будете наставлять на путь истинный?

   – Ишь как завернула, – хмыкнул он. – А ты как думаешь?

   – Не знаю. Никого из «Ковена» не встречала еще, чтобы составить хоть какое-то впечатление.

   – Это ты так считаешь, – хитро подмигнув, сказал Роман.

   – Что?!

   – Дело в том, что люди в «Ковене» приходят и уходят. Мы не секта или идолопоклонническая группировка, пойми это. Поэтому есть шанс, что в какой-то момент времени ты пересекалась с кем-то из иных.

   Я задумалась:

   – А чем вы занимаетесь?

   – Это долгий разговор. Сначала надо взбодриться.

   Он потянулся к высоким белым стаканам, из которых шел пар, и протянул один из них мне:

   – Держи. Это горячий шоколад.

   – Спасибо, – ошеломленно сказала я, с удовольствием пригубив напиток, мой любимый. – Вы почувствовали, что я его люблю?

   – Да нет, – усмехнулся Роман. – Я сам его очень люблю. Должно же быть что-то общее у людей с природным даром, в конце концов!

   – Как мне вас называть? Наставник? Или с отчеством?

   Корчевников замахал руками, чуть не разлив шоколад:

   – Какое отчество, ты что? По имени, и все.

   – Хорошо, – кивнула я, заметив, что сказанное мной мужчина не отрицал.

   – Вернемся к нашей компании, – прочистив горло, начал рассказывать он. – Что ты ощутила, когда увидела ту старушку-призрака?

   Я задумалась:

   – Неверие. Страх. Смятение. Отчаяние.

   – Хорошо, а теперь представь немного другую ситуацию: у тебя нет таких понимающих родителей; ты заперта со своими страхами в одной клетке, а они очень настойчиво твердят тебе, что это полный бред и ты сошла с ума. Поверишь им?

   Промолчала, неопределенно пожав плечами: он затронул очень неприятную тему. Во мне действительно жили такие страхи, когда все только начиналось. Мать и отец всегда любили меня, поддерживали во всех начинаниях, но это было в обычной жизни без призраков и вещих снов. Помню себя, как постаралась успокоиться, что мне просто показалось, а все увиденное – это игры напряженного разума, который не оправился от комы.

   – Вижу ответ на лице. Давай смотреть дальше. Кое-как приведя себя в порядок, ты идешь вперед, стараясь не оглядываться на тот момент, когда что-то там привиделось. Но вещие сны, которые становятся слишком реальными? Это тоже бред? А может, происходит что-то, что понять и принять ты не в состоянии? Куда идти, к кому обращаться? Более того, вопросов все больше, а ответов нигде не найти. И предвидеть события не так просто. Сама понимаешь, есть множество вариантов будущего; здесь все зависит от того, куда тебя потянет на одной из развилок. Именно поэтому вероятнее всего можно увидеть ближайшее событие на пару минут вперед.

   – Это как?

   Он показал рукой на соседнюю аллею:

   – Смотри, сейчас парень уронит свой телефон и скажет: «Черт!»

   И точно! Парень с наушниками не удержал в руках телефон и уронил его.

   – Видишь? Чаще ощущение того, что будет, приходит вспышкой или картинкой, иногда чувством, как именно надо поступить. Как было у тебя?

   Вспомнив тот вечер, ответила:

   – Ощущение, будто кто-то прокричал «нет!», когда мама сделала шаг к дороге. Тогда я машинально загородила ей путь, и только после того, как проехали машины, поняла, что сделала.

   – Значит, ощущение, – пробормотал себе под нос Роман.

   – Да. Никаких картинок не видела.

   – Чувства были какие-то? Переживания, успеешь или нет, что-то подобное?

   – Нет. Даже опустошение, можно сказать, – медленно проговорила я.

   – Это значит, что иногда неосознанно ты можешь отключаться и смотреть на ситуацию отстраненно. И в этом ключ. Как только ты сможешь отделять свои эмоции и то, что ты видишь, твои способности усилятся. Представь себе, что ты смотришь из окна на улицу. А стекло грязное, пыльное, в каких-то разводах, будто его не мыли никогда. Пытаешься оттереть грязь, мараешь руки, а она словно присохла к стеклу, не поддается.

   – И это эмоции, да? – предположила я.

   Мужчина, отпив горячего шоколада, кивнул:

   – Правильно. Они мешают тебе видеть и чувствовать. Мало того, что у тебя есть свои, скажем, обычные, каждодневные ощущения, так еще ты испытываешь новые из-за пробуждения дара. Они смешиваются и накладывают свой отпечаток, от которого и надо избавляться.

   – Разве можно ничего не чувствовать? – спросила я, подобрав ноги под себя.

   – Речь не о том, чтобы роботом стать, – нахмурился наставник, – а о том, что их надо контролировать. Задумывалась когда-нибудь, почему психологи или психотерапевты имеют такой успех.

   – Н-нет, – вопрос оказался неожиданным. – Рано мне про них думать.

   – И правильно. Но многих проблем, которые решают они, можно было избежать, если бы человеки ставили во главу угла не эмоции, а разум, логику и прочую прелесть. В состоянии окрыленности или разбитости нельзя принимать решения, обещать что-то, потому что все заканчивается плохо.

   – Почему человеки? – чуть усмехнулась я. – А в этом случае ты выдыхаешься и успокаиваешься, обещания и обязательства остаются, так?

   – Именно. Я иногда называю так тех, кто не может себя контролировать, – заговорщицки прошептал Роман.

   Скривившись, взглянула на него:

   – Получается, что и меня так назвать можете?

   – Пока да, – серьезно ответил он. – Но все в твоих руках.

   Мы замолчали. Я все думала о том, как все сложно устроено. Раньше я бы подумала, что ощущения здесь важнее: они ведут и направляют, придают сил. Оказалось, что нет. Разум всегда на первом месте даже здесь, будто ясновидение было какой-то научной дисциплиной. Странно думать об этом именно так. Это не очень хотело укладываться в голове, ворочалось и долго устраивалось там. И вдруг здравая мысль пронзила мозг: пора перестать думать, что может быть, а чего не может. Принятие придет позже.

   Если я сейчас буду мучить себя, заставляя поверить, то ничего хорошего не выйдет. Надо дать время себе и своему разуму, чтоб все осознать.

   – И не торопить события, – пробормотала я скорее себе, чем наставнику, но он услышал.

   – Не надо торопить, да. Все будет. В свой определенный момент времени. Ты думаешь, Александра, почему я все у тебя спрашиваю? Ты представила себя в другой ситуации и поняла, как могло бы быть, если бы. Как известно, история, равно как и жизнь, не терпит сослагательного наклонения. Для этого и существует «Ковен».

   – Расскажите, как все начиналось, пожалуйста! – попросила я.

   – Константин Покровский однажды понял, что одаренные, или иные, нуждаются в помощи. Многие лекарственными препаратами глушат в себе видения, кто-то идет к психологу, другие ведут дневник. Каждый справляется с обретением сам. Иначе никак. Мы следим за ситуацией и необычными событиями, чтобы вовремя помочь тому, кто находится на грани. Они свои.

   – Никто не говорил, что будет просто, – сказала тихо, – но это не значит, что надо добровольно закапывать себя в землю. Не попробуешь – не узнаешь. Прописная истина, о которой слышали все, но помнит не каждый. Хорошо, что есть «Ковен». Вы уже прошли этот путь от начала и до конца. Вы же не изучаете больше свой дар, бросая себя в разные ситуации?

   – Нет, – пораженный моими словами, ответил Роман. – Он уже стал частью меня.

   – И я этого хочу, – прикрыв глаза, призналась я. – Не знаю, что будет дальше, не знаю, смогу ли, но я готова. Он спас мою маму. Это говорит само за себя.

   Остро взглянув на меня, наставник долго ничего не говорил. Встал, прошелся по аллее и замер ко мне спиной, закинув голову. Резкий порыв ветра взъерошил его волосы, всколыхнул шарф. Постояв так еще немного, Роман повернулся и подошел к скамейке, где сидела я.

   – Саша, если ты говоришь так, значит, сможешь.

   – Надеюсь.

   – Это чувство хорошее, – одобрительно кивнул он. – Вера не хуже.

   – Хорошо.

   Тяжело вздохнув, он снова сел на скамейку:

   – Ты ведь не просто так говоришь такие слова. Скорее всего, ты уже показала свое знание другому человеку.

   Поежившись, ужаснулась: неужели Роман читает все мои мысли? Не обрадовало бы это меня, ведь человеку рядом надо доверять, чтобы чего-то добиться, а не думать каждый раз, увидел ли он мысли или нет. Это сложно.

   – Саша?

   – Вы мысли мои прочитали? – спросила прямо.

   Он хохотнул:

   – Нет, ты что! Фраза «не попробуешь – не узнаешь» не появляется просто так.

   – Я отнесла письмо внучке профессора, того, призрачного.

   – И по интересному закону, который иногда вмешивается в жизнь, ты встретила ее?

   Обхватила себя руками:

   – Да. Мы вдвоем оказались около почтового ящика. Она достала письма и пошла наверх, а у меня внутри что-то екнуло. Судя по словам профессора, он очень любил внучку, и не сомневаюсь, что она отвечала ему тем же. И дело его продолжает. Много вопросов Валерия мне задавала, не верила. Но потом все изменилось, и она позволила мне сказать то, что надо было сказать.

   – Хорошо, что ты рассказала мне это, – вздохнул наставник. – Давай договоримся уже сейчас: никаких тайн. Если ты будешь скрывать от меня, как ведет себя дар, как проявляется, я не смогу тебе помочь. Ты в самом начале и не можешь направлять его сама.

   – Поняла.

   Корчевников открыл рот, чтобы сказать мне что-то, но, видимо, передумав, закрыл. Снял темно-синий шарф и перевязал его по-другому. Смахнул несколько невидимых пылинок с пальто и застыл, наблюдая за одиноким кленовым листом, с которым играл ветер. Он то оставлял его в покое, то швырял в стороны, заставляя двигаться зигзагами, то возносил вверх, к небесам, по-осеннему темным.

   – Опасно рассказывать людям о своем даре, – нарушил молчание наставник. – Однажды я сделал это, не подумав. И до сих пор жалел бы об этом, если бы это не привело меня к той точке в настоящем, где я сейчас нахожусь.

ГЛАВА 10

Каким-то инстинктивным чувством поняла, что это больная тема и она связана с той картиной, увиденной в первый раз: два мальчика, которые играют вместе, сидя на полу.

   – Расскажете мне? – аккуратно спросила я.

   Роман вздохнул:

   – Я бы не стал упоминать об этом, если бы не собирался рассказывать, Александра. Это было очень давно, но стало определяющим моментом в жизни. Одним из. Я вырос в детском доме, родителей не помню. Там очень легко озлобиться и почувствовать, что весь мир является врагом. Не важно, кого ты встретишь дальше, он тебя не полюбит и не примет, как обычного человека, ибо на тебе клеймо «сирота». Я не люблю вспоминать то время, веришь? Собственно, почему я должен помнить о том, как я рос без родителей, наблюдая, как других забирают, но не тихого скромного мальчика с большими глазами?

   Он замолчал на мгновение, переводя дыхание, я же попыталась проглотить комок в горле. Тяжко говорить о таком; по спине пробежал неприятный холодок. Тут начинаешь понимать, как же тебе повезло родиться в полноценной здоровой семье и ни в чем не нуждаться, всегда знать, что тебя поддержат. Хорошо, что мне не с чем сравнить. Это было бы ужасно понимать, что ты один и никто не поможет. Не пожелала бы другим переживать такое.

   Роман, собравшись с мыслями, продолжил:

   – Но у этого мальчика был друг, и это его спасало. Сначала он не понимал, что только он может видеть рыжеволосого мальчика, а когда понял, стало страшно. Мальчик успокоил и сказал, что бояться не надо. Он стал подсказывать, что и как будет дальше, постепенно взрослел, как и его друг. А потом я совершил ошибку.

   – Что случилось?

   – Он говорил мне, что не стоит открываться людям, не надо рассказывать им о своем знании. Ведь никогда не знаешь, кому можно верить, а кому нет. Я не послушал и предупредил девочку, которая жила рядом, чтобы она не выходила на улицу. Пресловутое «хотел как лучше» руководило мной тогда. А потом, скорее всего, об этом узнали не те люди, и меня похитили.

   – Как?! – тихо охнула я перед тем, как понять, что не стоит мешать такому выплеску воспоминаний.

   – Так. Мой дар пригодился тем людям. А они умели убеждать, – горько сказал наставник.

   Я прикоснулась к его плечу и тут же словно оказалась в другом месте. Небольшая каморка с кроватью и серыми стенами. Хоть и чисто было, но гнетущее ощущение не покидало. Аккуратно застеленная кровать, ровная стопка книг на тумбочке, записная книжка. Нет, на тюрьму это никак не походило, но и на отель тоже. Нечто среднее между жильем аскета и палатой для психически больных. Я попробовала двинуться, но не смогла. Значит, могу только наблюдать.

   В этот момент дверь открылась, и в комнату втолкнули юношу. Он не удержался на ногах и упал. Некоторое время он лежал без движения, но потом с глухим стоном пошевелился и перевернулся на спину. Отшатнулась от ужаса, ибо все лицо было в крови, как и руки. Его жестко избили, лицо исказилось, постепенно распухая, но отчего-то мне жизненно важно было понять, кто это. Чем дольше вглядывалась, тем лучше понимала, что первая мысль была правдивой: это был Роман.

   Вскрикнула и вынырнула уже в реальности, рядом с Романом в настоящем, прижав руки ко рту. Его избивали, чтобы заставить говорить! Это же дикость. Что за люди могли сделать такое?! Это же сколько ему пришлось пережить, переварить внутри себя, чтобы сохранить сердце и здравый рассудок? Неизвестно, что могло бы быть; кто-то бы озлобился и ожесточился, ступив на скользкую дорожку, и со временем перестал бы отличаться от тех, кто над ним измывался. Но не Роман.

   – Что ты видела? – обеспокоенно спросил он, глядя в мое лицо. – У тебя зрачки расширились, заняв почти всю радужку.

   – Вас, – хрипло ответила я. – В тот момент, когда вас избили и бросили в камеру.

   – Та комната не была камерой, – отстраненно заметил он, сжав кулаки.

   – Иначе не назову, – упрямо мотнула головой. – Это ужасно! Как вам удалось выбраться?

   – Костя спас меня, – чуть улыбнулся мужчина, потерев правый висок. – В этом вся прелесть «Ковена»: мы защищаем своих. Мы защищаем иных. Тогда он нашел меня, освободил и практически усыновил, рассказав обо всем, что могло бы мне пригодиться. Покровский стал мне отцом, которого у меня никогда не было. А того мальчика, который оказался проекцией моего дара, что происходит довольно редко даже для природных способностей, с тех пор не видел. Его звали Егор.

   – А почему?

   – Почему не видел? Мне кажется, из-за того, что не послушал его и рассказал о своем даре. Став моей ожившей интуицией, он твердил, что не следует этого делать. А я…

   – Вы не могли знать, что все так обернется, – попыталась успокоить его. – Никто не мог. Я не могу сказать наверняка, но мне видится, что дар не панацея. Разум никто не отменял. Если бы не это событие, ваша судьба была бы другой, и еще не ясно, говорили бы в таком случае, что не представляете жизнь без знания.

   Наставник задумчиво проговорил:

   – Да, тогда она была бы другой.

   Остро ощутив, что наставник рассказал о самом темном времени в своей жизни без прикрас, так, как оно было, почувствовала, что надо ответить тем же. Я знала, о чем могу говорить, возможно, Роман сможет расшифровать образы из тех, что я видела в коме. Два года путешествовала по иллюзорному миру перед тем, как вернуться. Главное, сейчас не дать волю эмоциям и не рассказать о Владе.

   Глубоко вздохнув несколько раз, закрыла руками лицо, только сейчас заметив, что начинает холодать. Погруженная в беседу, я этого не чувствовала. Посидела так немного, а потом резко вскинула голову, глядя перед собой:

   – Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что я впаду в кому, я бы не поверила. Оказалось, что мою веру надо проверить на прочность. Два года пролетели очень быстро. И страшно. Иллюзорный мир стал реальным.

   Мужчина удивленно посмотрел на меня и спросил:

   – Ты расскажешь мне, что видела? Готова к этому?

   – Да, – уверенно сказала я, осознав, что надо выговориться. – Все началось, когда мне было двенадцать. Тогда я часто страдала от головокружения и общей слабости. Можете представить? Ребенок в двенадцать лет не в куклы играет или бегает с друзьями по улице, а ходит по врачам вместе с родителями, чтобы выяснить причину недомогания. И состояние это набегало волнами: вот я чувствую себя прекрасно, а в следующий миг перед глазами темнеет и я теряю сознание.

   – Да, несладко тебе пришлось, – протянул наставник.

   – В пятнадцать я не проснулась однажды утром. Так мне рассказывали родители. Они забеспокоились, пытались меня разбудить, но не получалось. Потом была больница и обследование. И самое интересное знаете в чем?

   – Слушаю.

   – Я слышала все, что происходит вокруг. Но пошевелиться не могла. Первое время меня не покидало ощущение, что разум и тело полностью разъединены. Это жутко, Роман, когда ты слышишь, как вздыхает отец или плачет мать, но ничего не можешь сделать. Но так я чувствовала себя не очень долго по ощущениям, хотя, может, и целый год. Время играет с тобой в игры, и ты ничего не можешь с этим поделать. Потом я начала отдаляться, слышать все меньше. И меня сковал ужас, ибо самые страшные кошмары начали оживать: а если это конец?

   – Но это было только начало? – предположил мужчина.

   – Да. Меня потянуло куда-то, и я оказалась на огромном поле с высокой травой. Светило солнце, пели птицы, огромный дуб с качелями на одной из толстых ветвей манил к себе. Покатавшись на качелях, я пошла вперед, и меня унесло в другой… э, мир, пространство? Скалистая местность с летающими кусками скал.

   – Летающими? – ничего не выражающим голосом спросил наставник. – Это как?

   – В прямом смысле говорю, – усмехнулась я, – они парили в воздухе. Там я чуть не сорвалась вниз, так как почувствовала, что ущелье меня зовет. Я не хотела идти, но ноги сами несли меня туда, будто что-то заставило меня заглянуть туда. И я потеряла контроль…

   Тогда меня спас Влад, но я не могу об этом сказать: внутри все кричит о том, что мне лучше молчать. Это слишком сокровенное; да, мы договорились, что никаких тайн не будет, но здесь пересилить себя я не могла. И мне пришлось искажать факты.

   – Отшатнулась я вовремя. Еще чуть-чуть – и я полетела бы вниз.

   – Но ведь мир иллюзорный, – не согласился Роман, – а твое тело оставалось в палате. Значит, только разум и сознание отправились в путешествие, так скажем.

   Кивнула:

   – Я считала, что это светлый, прекрасный и незамутненный мир ровно до того момента, как попала в то место. Парящие обломки притягивали взгляд; каждый выглядел по-разному. Но когда я глянула вниз, часть меня ужаснулась и поняла, что не все так просто, не все так радужно. Стоит сделать шаг – и упадешь вниз, а что потом? Даже в состоянии некой эйфории от того мира не решилась это проверить.

   Наставник как мог поддерживал мой странный рассказ:

   – А еще какие-нибудь необычные пейзажи видела?

   – После я попала в пустыню. Там все было так, как тут: песок и жара. Ее я чувствовала всей кожей, будто попала в какую-то пыточную камеру. Даже дышать невозможно. А, и песчаную бурю видела, мало того, оказалась в ее эпицентре, благо, в убежище.

   – Ты говоришь, что было очень жарко и ты все чувствовала. Но как это может быть, если тела фактически у тебя не было?

   – Я не знаю, – просто ответила.

   – У меня есть предположение, что все, что ты описываешь, как-то связано с процедурами, которые тебе делали в больницы. Мимолетные ощущения рецепторы могли улавливать, подавать в мозг сигнал, а он уже давал такие ощущения. Когда-то я сталкивался с исследованиями на эту тему, но весьма поверхностно.

   – Возможно, – пожала плечами. – После того, как я вернулась, ничего не захотела изучать или исследовать, выяснять. Желала поскорее забыть обо всем и вернуться к нормальной жизни, обычной жизни.

   – А как у тебя получилось очнуться? – заинтересовался наставник.

   Судорожно вздохнув, думала, как сказать о возвращении, не задев болезненной темы. Роман понял мой вздох по-своему:

   – Если не хочешь, не говори. Я не имею права настаивать.

   – Должна, – сказала упрямо. – Вы рассказали мне свою самую большую тайну, мыслю. Вряд ли эта та тема, которую вы обсуждаете с каждым. Откровенность за откровенность.

   Мужчина улыбнулся, а я сказала:

   – После пустыни попала в очень жуткое место. Небо лилового цвета, вокруг лед и острые ледяные наросты, которые начали удлиняться, чтобы достать меня. Я металась из стороны в сторону и действительно считала, что это конец, и даже иллюзорный мир для меня закрывается. А потом я увидела дверь в свою квартиру, которая внезапно появилась среди льда. Туда я и бросилась, а очнулась уже в палате.

   – Тебе повезло, что ты помнишь эти образы, – после паузы проговорил Роман. – Как правило, люди не помнят этого; просыпаясь, они либо теряют память, никого не узнавая, либо помнят то, что было до комы. Видения, которые могут быть в таком состоянии, редко остаются в памяти.

   – Значит, мне повезло, – горько сказала я, проведя ладонью по лицу.

   – Спасибо, – теперь наставник поблагодарил меня, повторив мою же фразу. – Откровенность за откровенность.

   Только подняв голову, поняла, что давным-давно закончился день и наступил вечер. Солнце скрылось за горизонтом, позволяя ночи наступить. Осознав, что замерзла до ужаса, встала, чувствуя онемевшую спину, и попрыгала немного на месте, пытаясь согреться. Мужчина, склонив голову, понаблюдал за мной, а потом ушел куда-то, чтобы вернуться через пять минут и принести толстую теплую куртку ниже колена на один размер больше моего. Увидев мое вытянувшееся лицо, он рассмеялся:

   – Все еще удивляешься? Ну ладно, тебе простительно пока. Надевай, не мерзни!

   Пару минут я просто стояла, глядя то на куртку темно-синего цвета, то на наставника. Махнув рукой, поспешила надеть ее, сразу чувствуя, как в теле разливается тепло.

   – Спасибо большое, Роман! Вы спасли меня от обморожения.

   – Ну-ну, – хмыкнул он, поднявшись со скамейки. – Мой тебе совет: начинай верить в то, что ты можешь. Именно верь, а не заставляй поверить. Это две разные вещи, Александра. Понимание придет само, как и осознание. Важно начать верить.

   – Я пытаюсь.

   – Верю, – улыбнулся наставник. – Иди домой, не мерзни. Куртку оставишь себе, пригодится. Это не обсуждается.

   – Когда следующее занятие? – воодушевленно спросила я.

   – Через два дня, – что-то прикинув в уме, ответил мужчина. – Я заеду за тобой, и мы поедем в одно интересное место.

   – Какое же?

   Он притворно удивился:

   – Ну здравствуйте! Надо же сохранить интригу, ты что! Вот тогда и узнаешь.

   – Хорошо.

   – Твой же дом рядом? – удостоверился он.

   – Да, десять минут ходьбы.

   – Отлично. Тогда до встречи!

   Я кивнула и наблюдала за тем, как он разворачивается и идет к стоянке неподалеку, где оставил свою машину. Уже на выходе из парка Роман обернулся и сказал:

   – Домой, дитя!

   – Бегу! – я поспешила в другую сторону, тихонько посмеиваясь: мне восемнадцать, а обо мне заботятся так, будто мне восемь.

   Мельком взглянув назад, увидела, что он стоит на том же месте, внимательно наблюдая за мной. Помахав рукой, повернула направо и направилась к дому. День выдался насыщенным донельзя: это только второе занятие, а я уже рассказала о коме. Не рано ли? Сама себе ответила, что нет. Уже сейчас ощущала некое спокойствие, будто постоянно терзающие меня мысли замедляли свой бег и начинали успокаиваться. Наверно, все дело в том, что мне надо было выговориться именно тому, кто смог бы понять. Да, могу говорить с мамой или папой, высказать все наболевшее Того, но все равно это не то!

   Понимание всегда важно. И здесь речь не о том, что есть определенная волна, на которой должны находиться люди, нет. Вопрос в том, готов ли один понять другого. У учителя была такая черта. Даже в этом разговоре она проявилась: он не стал молча слушать мой монолог, а задавал вопросы, делился своими предположениями, давая мне понять, что об этом можно и нужно говорить. Конечно, чувствовала скованность, потому что страхи, что я могла бы и не проснуться, если бы там все сложилось по-другому, все еще жили. Но чем дальше, тем яснее я понимала, что им осталось недолго. Видимо, это было тем испытанием свыше, которое должна была пройти.

   Сейчас можно долго рассуждать о том, какими были причины, повлияло ли странное недомогание, не крылись ли корни проблемы в моем сознании, но смысла в этих рассуждениях не было. На данный момент никто не может сказать наверняка, почему это произошло. Каждый день в мире происходят ужасные, омерзительные, прекрасные и невероятные события, и у каждого своя цель, свое предназначение, если хотите. Сейчас мне казалось, что мой дар представляет сбой нечто живое, и это нечто нашептывает мне, что надо отпустить прошлое и жить дальше. Именно отпустить. Не забыть, не отказаться от него, а отпустить, ибо иначе в настоящем ничего не выйдет.

   Знание надо развивать, раз я решила для себя, что не буду его закрывать. Чувствую, что это решение было правильным, нужным. Наставник может рассказать мне все, что знает сам, и даже больше, но только от меня зависит, смогу ли я это понять, принять и применить. Маленькие дети учатся сначала ползать, а потом ходить без подсказок, потому что заложено что-то внутри. У меня таких ориентиров нет. Придется искать. Надо искать.

   Найду.

   Юноша в черных спортивных штанах и темно-зеленой майке резко распахнул дверь и буквально ввалился в комнату. Быстро оглядевшись, выбрал дальний ряд шкафчиков, которые находились во втором помещении, меньшем по размеру. Хотя чего прятаться? Его и здесь найдут. От них не спастись, от них не спрятаться. Может, хотя бы потянуть время? Удастся ли? Впрочем, чем черт не шутит? С учетом того, что у него очень специфическое чувство, предметом для шуток может быть все, что угодно.

   Тяжело дыша, человек привалился к стене, давая себе возможность отдохнуть хотя бы немного. Но ему не дали этого сделать. Послышавшиеся в коридоре шаги, а потом и голоса говорили о том, что он был абсолютно прав: его нашли. Чертыхнувшись про себя, он отлип от стены и все же чуть прихрамывая пошел к дальнему ряду шкафчиков. В последний момент он успел зайти туда так, чтобы со стороны дверей его не было видно. Сел на пол и затаился, стараясь даже дышать тише. Может, и пронесет? Вряд ли кто-то будет искать его именно здесь. Голоса становились громче, и вскоре можно было разобрать слова.

   – Ты уверен, что он тут?

   – Скорее всего. Мы же отрезали пути к отступлению. Так как через стены он не проходит, значит, искать его надо здесь.

   – А вдруг ты ошибся и он улизнул?

   – Ну-ну. Не смеши меня.

   – Ладно, вариант неплохой. Надо проверить.

   Дверь негромко скрипнула, пропуская людей, а юноша замер, отчаянно убеждая себя, что дышать не так уж и обязательно. Сначала пришедшие осмотрели большее помещение, а потом их мнения разделились.

   – Ну что, на выход?

   – У нас еще вторая комната.

   – Да брось ты!

   – Не, раз пришли, надо и ее осмотреть.

   Тихие шаги медленно приближались. Человек буквально вдавливал себя в стену, желая стать с ней одним целым, мысленно сетуя на то, что это невозможно. Через пару вздохов шаги приблизились и затихли. Тишина затягивалась. Создавалось ощущение, что кто-то просто исчез, дойдя до определенной точки. Но это было неправдой.

   – Воронов, я тебя нашла! – радостно заявила капитан, резко занырнув в закуток. – Ты серьезно думал, что не найду?

   Дмитрий застонал и закатил глаза: он так надеялся хоть немного отдохнуть от бесконечных тренировок, через которые проходили все в «Дельте». А так как тренировки проводили его давние знакомые, стонать было от чего: они не жалели, не давали поблажек и заставляли повторять прием до того момента, пока, во-первых, ты не поймешь, как это делать, а во-вторых, сам не будешь делать его на автомате, ни капли не задумываясь о том, где находится рука или куда поставить ногу. Воронов, которому в самом начале тренировки нравились, чувствовал, что товарищи вошли во вкус, требуя все больше и больше отдачи.

   Теперь юноше хотелось бежать куда-нибудь или выезжать на очередное задание, лишь бы немного отдохнуть. Да, теперь выезд стал для него отдыхом от изнуряющих тренировок.

   – Я надеялся, – грустно вздохнул Дима, не спеша подниматься.

   – Беглец найден? – притворно серьезно спросил майор Булганов, тоже заглянув за шкафчики. – Димон, ты бы совесть имел!

   – Что?!

   – Прячься ты лучше, а! Прямо под носом, так не пойдет. Имей уважение к учителям, дорогой друг, курсант, дай им, то бишь нам, повеселиться.

   – Да, хорошо. В следующий раз выбегу на поверхность. Постой, ты же сам не хотел искать меня здесь, Макс!

   – Не хотел? – удивился Булганов.

   – Да, говорил, что здесь меня быть не может, – уже не так уверенно протянул Дима.

   Не выдержав, мужчина расхохотался, держась руками за живот. Капитан тоже посмеивалась, но не так явно.

   – Запомни, курсант! «Не хотел» и говорил, что «не надо искать» – не одно и то же. Усыплял твою бдительность, между прочим, а ты повелся, как сопливый юнец.

   Проглотив справедливый выговор, хоть и шутливый, Воронов сделал себе зарубку: никогда не верь тому, что говорят, безоговорочно. Никогда.

   – Почему опять курсант? – недовольно спросил он, пользуясь моментом и вытягивая ноги, которые уже начали затекать, вперед. – Я уже закончил университет, сколько можно?

   – Универ ты закончил, – не стала отрицать Лина, – но вот курсы подготовки молодого бойца специального подразделения «Дельта» – нет. Так что терпи, товарищ, и не задавай глупые вопросы. Хватит разговоры разговаривать, пора на тренировку!

   – Капитан! – взмолился Дима. – Я еле хожу. Ты что, смерти моей хочешь?

   Девушка отреагировала на невинную шутку странно: улыбка погасла, а глаза потемнели. Она, никак не отвечая, закрыла глаза, а открыв их, снова улыбнулась и тряхнула головой, будто ничего не произошло.

   – Не хочу. Живи, Дима, но в зал возвращайся.

   Воронов устало вздохнул:

   – Хорошо. Сейчас.

   – Вот и славно, – подмигнула она ему и сама поспешила туда.

   Воронов, кряхтя и переваливаясь, встал, опираясь о скамейку, и попрыгал на месте, чтобы вернуть ногам чувствительность, а заодно и проверить, сильно ли хромает и можно ли продолжать занятие. Майор, сложив руки на груди, скептически за этим наблюдал.

   – Я иду, уже иду!

   – Знаю. Но вдруг опять решишь сбежать? Так что я подожду.

   – Эх, даже отдохнуть не дали! – возмутился Дима, выйдя из-за шкафчиков.

   – Ничего, успеется, – успокоил его Максим.

   – У меня вопрос, – сказал Воронов, когда они направились в зал. – Я что-то не так сказал?

   Майор понял его. Прочистив горло, он глянул на юношу:

   – Скажу одно: не стоит шутить о смерти в присутствии Лины. Не надо.

   – Я не хотел ее обидеть, – пробормотал Дима.

   – Ты не обидел, все в порядке.

   – Но напомнил о чем-то плохом.

   – Да. Затронул воспоминания, которые она тщательно пытается уничтожить. Пойми, Дим, это не моя тайна. Если Лина посчитает, что стоит тебе рассказать, она расскажет. Я же не могу.

   – Я понял, – хмуро ответил Воронов, гадая, в чем тут дело.

ГЛАВА 11

Когда они пришли в зал, Лина уже успела разогреться и нетерпеливо постукивала ногой, поглядывая на дверь.

   – Ура, – хмыкнула она, завязывая волосы в низкий хвост сзади.

   С учетом того, что с одной стороны волосы были выбриты, хвост получился неравномерным, полухвостом даже. Но вряд ли нашелся бы тот, кто рискнул сказать ей об этом. При всей своей непосредственности и склонности к веселью Лина Михайловна могла пригвоздить взглядом на месте.

   – Ну что, курсант? Мы продолжим? Учти, отказ не принимается.

   Воронов нахмурился:

   – Что-то мне подсказывает, что вопрос вообще можно было не задавать.

   Лина хлопнула в ладоши:

   – На позицию!

   Юноша нехотя встал напротив нее, поднеся руки к лицу. Оказалось, зря.

   – Это не бокс пока. Сейчас просто основы самозащиты. Азы боевых искусств будем проходить позже, – сказала капитан и, окинув его оценивающим взглядом, добавила: – Намного позже.

   – Хорошо, – смирился Дима и опустил руки, сделав шаг назад.

   Девушка усмехнулась, но ничего не сказала. Вместо этого она прыгнула вперед, прокручивая корпус в полете. Юноша отклонился, и теперь ему оставалось лишь защищаться от череды ударов, которые наносила Лина. Вверх, вниз, в живот – создавалось впечатление, что ей отчаянно захотелось кушать, а возможность потренироваться в отбивке мяса больше никогда не представится. Воронов даже не мог нападать, потому что невозможно было пробиться через этот вихрь. Но девушка вдруг сама остановилась, глядя в глаза Димы:

   – Какую ошибку я сделала?

   – Загнала себя, не чередуя защиту и нападение. Дыхания скоро не хватит.

   – Правильно. Дима, мы живем не в фильме, а в реале, так скажем. На экранах ты можешь видеть разное: супергерои, универсальные солдаты без страха, получасовые схватки. Но это там. На самом деле ни у кого не хватит запаса сил, чтобы несколько часов распределять равномерно силу и теснить противника. Иногда это вопрос нескольких минут. Когда ты в схватке, мышцы и разум на пределе, дыхание тоже. Ты можешь быть прекрасным бойцом и потерпеть поражение, если не будешь держать в узде эти три элемента.

   Не дав Диме опомниться, она снова бросилась на него, но Воронов ждал этого: каким-то немыслимым образом он смог сбить капитана и повалить на землю, заломав руку. Капитан даже не пикнула. Подержав так ее пару секунд, Дима поспешил отпустить Лину. Девушка, тяжело охнув, перевернулась на спину и посмотрела на юношу снизу вверх, не спеша подниматься. Он, спохватившись, протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Капитан, улыбнувшись, приняла помощь, а Воронов так и не понял, как в следующий миг он оказался на полу. Опять.

   Лина покачала головой:

   – Тебе еще много надо научиться, Димитрий. Пока запомни, что людям верить нельзя. Не советую.

   – А как же вы? – пыхтя, спросил страдалец.

   – Путем проб и ошибок мы уже проверили друг друга, – заверил его майор, молчавший до этого момента. – Теперь тебе надо сделать то же самое.

   – Мы на войну собираемся? – устало спросил Воронов, поднимаясь с полу и потирая шею.

   Переглянувшись, Лина и Максим синхронно расхохотались. Отсмеявшись, майор тряхнул головой:

   – Ты смешной, Димон.

   – Да, такого нам еще не говорили.

   Булганов, глянув на часы, хлопнул себя по лбу:

   – Черт, мне пора. Лина, не убей его.

   – Ничего не обещаю, – обезоруживающе улыбнулась она и подмигнула Диме.

   Тот сглотнул:

   – Хорошие перспективы, однако.

   Капитан села прямо на пол, вытянув ноги перед собой:

   – Сейчас я расскажу тебе историю. Ты слышал что-нибудь о школе боевых искусств «Рорх»?

   – Нет, не приходилось. Она в Москве?

   Лина кивнула.

   – Я мало знаю об этом городе. Не слышал.

   – Хорошо.

   Капитан помолчала, будто подбирая слова, а потом начала рассказывать:

   – Когда-то этой школой владел Никита Крылов. Она процветала. Люди шли туда, чтобы их научили драться, и им давали чувство защищенности. Так продолжалось довольно долго, пока однажды Никиту не сбила машина.

   Голос девушки чуть дрогнул: было видно, что говорить ей на эту тему очень тяжело. Глубоко вздохнув и резко выдохнув, она продолжила:

   – После этого события школа долгое время пустовала. Люди, узнав о произошедшем, поникли и растеряли свой пыл, разделяя траур. Никита был идеальным учителем.

   – И что теперь стало с «Рорхом»? Правильно называю? И откуда такое слово?

   Лина грустно усмехнулась:

   – Так звали одного из героев его любимой книги. Сильный, смелый, иногда дерзкий, но надежный. А школа возродилась потом благодаря его сестре. Она была юристом и бросила все, чтобы продолжить дело брата. А потом оказалось, что обстоятельства сами по себе невольно подталкивали ее к этому.

   – И теперь «Рорх» в расцвете? – спросил Воронов, догадываясь, каким будет ответ.

   – Да. Тара смогла оживить и школу, и людей рядом. Сначала было три направления: бокс, сават и фехтование. Сейчас же их намного больше. Тебе стоит ощутить атмосферу там, она необыкновенная. Может, это поможет тебе понять что-то внутри себя.

   – Я бы с радостью сходил, – с готовностью откликнулся Дима, пока не понимая, что же такого необычного в этой школе.

   – Хорошо, – кивнула Лина, – хорошо. Как-нибудь зайдем.

   Дима долго думал, как лучше задать следующий вопрос, но потом спросил прямо:

   – Зачем ты рассказала мне это?

   – У тебя осталось два дня, Дима, – тихо ответила она, глядя ему в глаза. – Два дня, по истечении которых ты должен решить, останешься ли здесь.

   Воронов удивленно присвистнул:

   – Ничего себе! Уже столько времени прошло.

   – Незаметно, да? Тебе нужна встряска. И Тара сможет в этом помочь, даже очень. Ее нельзя забыть, увидев единожды, поверь ты мне.

   – Проверим, – усмехнулся он. – А почему?

   – Потому что это невозможно, Дим. Поэтому через день мы поедем туда. И встряхнет тебя знатно, гарантирую.

   – Ух, уже страшно.

   Девушка качнула головой:

   – А вот это дело брось. Страха бояться – в «Дельте» не служить.

   И после этого разговора Дима крепко задумался о происходящем. Вернувшись домой, он приготовил себе сытный ужин и сделал большую кружку крепкого черного чая. Он был настолько крепким, что выглядел практически черным. Юноша вышел на балкон и сел на небольшой диванчик, чтобы просто подумать. Или в тишине посидеть. Или подумать. Выходит, что времени все меньше, чтобы принять решение?

   Воронов признался честно сам себе: если бы не этот разговор с капитаном, он бы пропустил этот момент времени и остался бы в любом случае. Ректор, делая странные намеки и задавая не менее странные вопросы, был прав: здесь не покидает необычное ощущение, что такого не может быть. Диме казалось, что это проверка такого плана: все эти рассказы про необычное и сверхъестественное. Так сказать, проверка на прочность и здравую оценку ситуации. На выезде, своем первом и пока единственном, он не увидел ничего подобного: просто мать, которая забыла о дочери.

   Но Воронов умел наблюдать; нельзя быть простым солдафоном и идти в такой университет, куда пошел он. Да и в жизни надо уметь ждать и догонять. И вот тут уже совершенно не важно, что именно догонять: цель, успех или свои страхи. Результат всегда будет.

   Что-то не давало ему покоя. Нет, ощущения, что от него что-то скрывают, не было, скорее, юноша понимал, что первые дни невозможно сравнить с тем, что будет дальше. Верхушка айсберга и так далее. Нечто неуловимое было во взглядах, действиях или словах тех сотрудников «Дельты», с которыми он успел тесно познакомиться. Взять хотя бы полковника: он мог быть преподавателем, философом, но никак не военным: не было этого в нем. Другой тон, другие фразы, другое отношение. Да и Лине было бы очень тесно в строгих рамках, которые обычно существуют. Из всех троих только майор представлял собой идеального образчика того, кто мог бы служить там, да и у него была своя история нелюбви к одаренным.

   А что проще? Конечно, тут сомневаться не приходится, ведь стоит ему сказать, что он уходит, – все изменится. Не будет больше странностей или выматывающих тренировок, которые даже ему, человеку, у которого никогда не было проблем с физической подготовкой, иногда были не по душе, не будет предположений, как его на этот раз назовут напарники или начальник. Напарники? Это слово уже стало родным. Отхлебнув чая, Дима признался, что его все эти дни не покидало ощущение, что он когда-то уже знал этих людей, работал с ними, но потом что-то случилось и все забылось, а теперь приходится восстанавливать по крупицам. Что это? Бред? Или даже такая дикая мысль может содержать некую толику правды?

   Взъерошив волосы, он наклонился вперед, упершись лбом в холодное ограждение балкона. Ощутимо похолодало: осень не дремала и давала о себе знать. Выдохнув, увидел едва заметное облачко пара, вырвавшееся изо рта. Но разуму было плевать на холод, ибо мысли должны находиться в строгом порядке и ни в коем случае не скакать то вверх, то вниз, нарушая установленные принципы. Они же категорически отказывались это понимать и продолжали бродить по голове в поисках более удобного места.

   Очевидно, что Лина не просто так заговорила про эту школу, хоть ей и было сложно. Чтобы удержать? Вряд ли. Не из тех она, кто использует такие методы. А вот встряхнуть она вполне может. Хотелось прямо сейчас найти хоть какую-то информацию о «Рорхе», но Дмитрий не стал этого делать, ибо всегда лучше увидеть все своими глазами, нежели портить впечатление. Поэтому он решил, что некоторое время предположения могут и побыть в свободном полете. Ничего страшного. А правильное решение придет само.

   Высокое серое здание имело несколько входов, из которых использовались только два. А от улицы его отделял добротный забор из темного металла, где вход напоминал ворота средневекового замка: тяжелые, кованые створки со множеством переплетений наводили на мысль, что так обращаться с металлом невозможно, однако ворота говорили сами за себя. Постояв и полюбовавшись немного этой прекрасной работой, Дима не выдержал и под насмешливым взглядом капитана даже потрогал их, чтобы убедиться, что это действительно металл. Он толкнул одну из створок, которая бесшумно открылась, и попал во внутренний двор, откуда и виднелась табличка с названием школы: белые готические буквы на иссиня-черном фоне, где виднелся серый силуэт кожистых крыльев, похожих на драконьи. Да, у владелицы определенно был вкус.

   – Не зевай! – Лина подтолкнула его в свойственной ей манере.

   – Ведите, капитан! – в тон ответил Воронов.

   – За мной! – тряхнув головой, сказала она и направилась ко входу в здание.

   Школа располагалась на втором этаже. Черная кожаная дверь с таким же изображением, как и на табличке, притягивала взгляд еще и потому, что из-за нее слышались приглушенные крики. Звукоизоляции не хватало, чтобы полностью заглушить звонкий женский голос.

   – Руслан, резче удар! Алина, корпус ровнее! Не спим, товарищи!

   – Я стараюсь, – напряженно ответил мужской голос.

   – Ты не стараться должен, а делать. Еще один круг!

   Кто-то взмолился:

   – Тара!

   Продолжения разговора не было, ибо Лина постучала в дверь, а потом вошла. Взгляду открылось огромное помещение, одна стена которого состояла из высоких окон практически в пол, на другой висело оружие. В зале находилось около двадцати человек, стоявших в парах и отрабатывающих удары. Чуть правее, у самых окон, замерла темноволосая девушка с толстой небрежной косой и живыми глазами. Одета она была в черные спортивные штаны и майку, а руки обмотаны черными спортивными бинтами. Сразу было видно, что занимается и преподает она давно, ибо находилась в прекрасной физической форме.

   Увидев вошедших, Тара приветливо улыбнулась и махнула рукой:

   – Заходите!

   – Добрый день, – чуть склонив голову, поздоровался Дима.

   – И вам, – ответила она.

   – Здравствуй, – как-то нарочито весело сказала капитан.

   – Здравствуй. Итак, добро пожаловать! Сейчас освобожусь, надо урок закончить. Можете пока в моем кабинете посидеть.

   – Хорошо.

   Тара резко повернулась, окинув взглядом замершую группу:

   – Не отвлекаемся! Никакие гости не заменят мне вас, родные мои ученики, так что заканчиваем круг.

   – Хорошо.

   – Да.

   Нестройный гул голосов вскоре затих, ибо даже в тот момент, когда до конца урока оставалось пару минут, тренер следила за каждым движением. И если у кого-то оно не получалось, его повторяли все снова и снова до тех пор, пока оно не выходило идеальным. Попрощавшись с учениками, Тара не спешила присоединиться к гостям. Из зала слышался низкий металлический звук, чем-то напоминающий какой-то необычный музыкальный инструмент. Но что-то подсказывало Диме, что такого в природе даже не существовало. Кабинет был очень уютным: длинный кожаный диван черного цвета, массивный дубовый стол, высокая полка, заставленная разными книгами. На низком комоде насыщенного коричневого цвета стоял потемневший серебряный подсвечник с огарками белых свеч, изумрудные шторы на широком окне были собраны аккуратными складками такого же цвета лентой. Но больше всего в кабинете было оружия. И стрелы со всевозможными вариантами оперения и типами наконечников, арбалеты. Целая коллекция копий на стене: метательные и для ближнего боя. Топоры, ножи, сабли…

   Воронов, никогда прежде не видевший такой коллекции оружия в одном месте, только завороженно переводил глаза с одного экземпляра на другой, постоянно напоминая себе, что открывать рот некрасиво. Услышав звон чашек за спиной, обернулся и увидел, что Лина, очевидно бывавшая здесь и раньше, совершенно по-хозяйски заваривает чай и насыпает печенье в небольшую стеклянную пиалу фиолетового цвета.

   – Это уместно? – тихо спросил юноша, оглядывая на дверь.

   – О да. У Тары есть ритуал завершения, которому нельзя мешать. Надо немного подождать, – так же тихо ответила капитан.

   – Как вы познакомились? – задав невинный вопрос, Дима снова почувствовал, что лучше было бы промолчать: в глазах Лины заметил боль, которой секунду назад не было. – Прости, я не должен был спрашивать.

   – Спасибо, – облегченно выдохнула она.

   – Дима, подойди, пожалуйста! – вдруг они услышали голос хозяйки школы.

   Удивившись, Дима поспешил вернуться в зал, перед этим обернувшись, чтобы взглянуть на Лину: девушка ободряюще улыбнулась и закрыла за ним дверь, отрезая себя. Воронов увидел Тару, которая держала в каждой руке по мечу: один из них был более широким и плоским, а другой – в полтора раза длиннее и немного тоньше, создавая обманчивое впечатление хрупкости.

   – Вы что-то хотели?

   – Хотела. Какой меч выбрать, Димитрий? – подняв бровь и откинув косу за спину, спросила девушка.

   Дима покачал головой:

   – Не думаю, что могу помочь в этом. Я не специалист в холодном оружии.

   Тара улыбнулась:

   – А мы сейчас проверим. Держи!

   С этими словами она подошла к нему и вложила в ладонь первый меч, широкий. Воронов, прекрасно понимая, что пора перестать удивляться, сделал два шага назад, чтобы не поранить девушку, и прокрутил меч в руке. Он оказался тяжелым; если поработать с ним долго, запястье могло заболеть, несмотря на его тренированность. У людей, которые увлекаются фехтованием, развиты немного другие группы мышц. Со временем и этот меч мог стать пушинкой в его руках, но пока нет. Перебросив его в левую руку, юноша сам потянулся за вторым – и тот лег в руку, как влитой. Легкий, длинный, с удобной небольшой гардой. Прокрутив и его, Дима поднял глаза на Тару, отмечая ее необычные глаза, которые меняли цвет. А может, всему виной игра света?

   – Этот, – уверенно сказал он, вытянув вперед правую руку. – Первым я не смог бы долго фехтовать, а этим вполне возможно.

   – Что ж, спасибо большое.

   Тара забрала первый меч, легко прокрутив его над головой, и отошла от Воронова на пару метров, остановившись к нему спиной.

   – Нападай.

   Воронову показалось, что он ослышался:

   – Что, простите?

   – Не надо выкать. Я сказала нападать.

   Дмитрий задумался: конечно, сейчас можно отнекиваться, объяснять тем, что он не учился этому и держит боевой меч в первый раз в жизни. На тренировочный эта узкая полоска стали не походила. И что дальше? Нет, лучше попробовать и понять, что это такое, тем более его терзало смутное сомнение, что убивать его не собираются. Он понимал, что любое его действие будет выглядеть нелепо: почему-то в глазах этой удивительной девушки ему не хотелось упасть. Было в ней нечто такое, что притягивало взгляд: и красота, безусловно, и скрытая сила, которой она дышала. Создавалось впечатление, что даже в переполненной комнате она останется одиночкой, при этом не отказываясь от разговора с другими; будто бы она давно нашла свое состояние внутреннего покоя и теперь с легкой усмешкой наблюдает за теми, кто куда-то спешит, кому-то что-то доказывает по причине, которую и сам не может понять, и совершенно не способен найти этот покой.

   И тут он поймал ее взгляд в зеркале. Она просто ждала его нападения, не усмехаясь и не торопя. Кивнув ей, Дима сделал резкий выпад вперед, сократив расстояние между ними. Тара без усилий ушла с линии нападения, развернувшись и отразив удар своим мечом. Воронов почувствовал силу в руках девушки, подтверждавшую тот факт, что противник она серьезный. Замахнувшись по дуге, он снова не смог даже приблизиться к ней, потому что на этот раз она просто отклонилась. Отступив назад, он, нахмурившись, наблюдал за Тарой. Она же, широко улыбнувшись, начала нападать. Аккуратно и медленно, вот только легче от этого юноше не становилось. Ему пришлось помогать себе левой рукой, чтобы вовремя отражать удары, которых становилось все больше.

   Не удержав равновесие в очередной попытке защититься, Дима рухнул на пол, а Тара тут же опустилась рядом на колени, прижав широкую полоску стали к его горлу. Тяжело дыша, он посмотрел ей в лицо и тихо охнул, не сдержав удивления: ее глаза были закрыты! Как, как это возможно?! Он же смотрел больше на меч, чем на человека, им орудующего, поэтому и заметил только сейчас! Это в принципе невозможно, правда ведь? Когда Тара открыла глаза, весело подмигнув ему, Воронов успел заметить алый отблеск, тут же исчезнувший. Он вглядывался в ее черты, невольно поймав себя на мысли, что так, должно быть, выглядели в легендах разных народов девы-воительницы: опасная, хищная красота и сила во взгляде.

   – Очень хорошо, – усмехнулась Тара и поднялась первой, подав руку Диме.

   Приняв ее, он быстро оказался на ногах. Мысли прыгали, кровь бурлила, а на губах играла странная улыбка. Юноша одергивал себя, призывая быть серьезным, но получалось плохо.

   – Спасибо за урок, – чуть склонив голову, сказал он.

   Неопределенно пожав плечами, девушка ответила:

   – К вашим услугам. Ты думаешь, что проиграл?

   – Конечно. Я же не просто так оказался на полу.

   Хозяйка школы расхохоталась:

   – Реальность, окружающую тебя, всегда надо оценивать здраво и трезво. Если этого не делать, то проблем не избежать. Ты не имел никаких шансов против меня, это ты понимаешь, надеюсь?

   – Да.

   – Так, это выяснили, – машинально прокрутила меч Тара, – давай разбираться дальше. Ты, не являясь специалистом в холодном оружии и никогда не занимаясь фехтованием, инстинктивно выбрал меч, который подходит именно тебе. После этого, когда я сказала нападать, ты не стал копаться в сомнениях и действительно ринулся в атаку. Так?

   Дима провел рукой по затылку:

   – А что, можно было и не нападать?

   – Занятный ты, – с улыбкой сказала девушка. – Конечно. Я же не могу тебе приказывать, можно было и отказаться.

   – Надо же, – протянул Воронов.

   – Да. И что мы имеем? Без опыта ты все сделал хорошо. На самом деле ты победил сейчас. Не меня, нет, а самого себя. Сомневался, но сделал. Метался, но смог себя перебороть и попробовал, сделав первый шаг.

   – И мне понравилось, – позволив себе широко улыбнуться, сказал Дима, полностью принимая правоту Тары.

   Она одобрительно кивнула:

   – Узнаю искры в глазах. Что-то мне подсказывает, что в необозримом будущем у меня может появиться новый ученик.

   – Может, – с готовностью откликнулся юноша и поклонился, сложив руки вместе.

   И только сейчас он заметил длинный порез на левой руке. Сжал и разжал кулак несколько раз, и кровь не замедлила появиться.

   – Дай взглянуть, – попросила Тара, осторожно взяв его руку. – Хм, ничего страшного. Останется небольшой шрам.

   – Да ерунда, – отмахнулся Воронов.

   – Он станет тебе напоминанием о сегодняшнем дне.

   – Я и так его не забуду, – клятвенно заверил Дима, не сводя глаз с девушки напротив.

   Тара улыбнулась:

   – Знаю. Но в минуты отчаяния ты увидишь его на своей ладони и вспомнишь день, когда не побоялся попытаться.

   – Спасибо, – пораженно прошептал Дмитрий, понимая, как много значений у этой фразы.

   – Не за что, – мягко ответила Тара.

   Она поднесла руку к его щеке, но прикасаться не стала: ладонь так и замерла в нескольких миллиметрах. Дима почувствовал тепло, исходящее от нее, и хотел положить свою ладонь, но Тара отрицательно мотнула головой.

   – Ощущаешь? Вот что значит находиться