Дважды вдова. Книга вторая. Янтарина Танжеринова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Дийра дважды была вынуждена выходить замуж за нелюбимого, и оба раза её брачная татуировка сменялась вдовьим узором. Спасаясь от преследования святых Сестёр и Братьев, она сумела добраться до легендарного эльфийского королевства. Эльфы отнеслись к человеческой девушке сказочно хорошо, но ей известно, что все сказки имеют свойство заканчиваться.

   Дийре предстоит окончательно выбрать, с каким мужчиной она хочет провести свою жизнь. Но прежде требуется избавиться от лживых Молящих о Забвении, перемоловших столько чужих судеб во имя желания властвовать.

   Станет ли она тем камешком, который застопорит этот чудовищный механизм?..

ГЛАВА 1

Танно-Азахон, королевство эльфов за Перешейком, приняло Дийру очень приветливо. После враждебности Леса Скорбящих или, как его называли эльфы, Ройхон Аннали, девушка ожидала, что и здесь ей придётся долго доказывать, что она не враг и не шпионка, подосланная сойрами. Ничего подобного, её встретили радушно и отнеслись с полным доверием. Не сразу Дийра поняла, что эльфы очень тонко чувствуют окружающих и распознают фальшь или скрытую неприязнь. Да и то, что магия Леса пропустила её, являлось своеобразным подтверждением её лояльности, а уж подаренная Ноальтиаром подвеска вообще стала пропуском, позволившим Дийре считаться своей в любом уголке эльфийского королевства.

   Дийра вышла к одному из эльфийских сторожевых постов, откуда в Лес Скорбящих отправлялись разведчики, приглядывавшие за человеческими землями. Девушке оказали помощь, подлечив и дав хорошенько отоспаться, а после помогли добраться до столицы королевства, холмистого и лесистого Атталя. Эльфы умели передвигаться по своим землям, используя магию "быстрого пути": сделав несколько шагов в некоем туманном переходе, они оказывались там, куда хотели попасть, хоть бы это место находилось в часах, а то и днях езды.

   Гостью привели в королевский дворец – высокий, изящный, деревянный, украшенный кружевной резьбой, светлый и воздушный, одновременно пронизанный солнечным светом и деликатно укутанный в зелёную прохладу могучих дубов. Дворец располагался на островке посреди широкой реки, где нашлось место и хозяйственным постройкам, и плодовым садам, и ярким цветникам с ароматными, невиданными доселе растениями. Инстинкты травницы и целительницы настойчиво намекали, что с королевскими садами потом стоит познакомиться поближе – если, конечно, хозяева позволят это явившейся незваной чужачке из-за Перешейка.

   Принимали девушку король эльфов и Совет Двенадцати Мудрейших. Один из поднявшихся навстречу Дийре мужчин стремительно пересёк зал и вежливо склонил голову перед гостьей. В тёмно-каштановых волосах с отдельными медовыми прядками сверкнул тонкий золотой ободок в виде сплетённых дубовых листьев. Король Танно-Миальдир не погнушался представиться лично и заботливо усадить гостью в одно из кресел с высокими резными спинками, стоявших вокруг большого стола из светлого дерева, а после назвал каждого из своих советников. Да уж, это вам не чванливый Эрранир, у здешнего короля и лицо открытое, располагающее, и взгляд светло-карих глаз хороший, не лживый.

   Дийра медленно оглядела вежливо ждущих её ответа эльфов и произнесла хрипловатым от внезапного волнения голосом:

   - Я Дийрана… вдова двух графов раэ Нейзир. Я пришла с миром и просьбой о помощи.

***

Дийру расспрашивали долго и подробно, изучали принесённые ею бумаги, задавали множество вопросов, уточняли мелкие и, на первый взгляд, неважные детали, в перерывах кормили и подносили душистые бодрящие настои, снимали усталость магией, а потом снова расспрашивали, расспрашивали… Поселили гостью в королевском дворце, и Танно-Миальдир несколько раз запросто заходил в гости, что-то уточнял, много рассказывал сам, показал дворец и манившие Дийру сады. После второго же почтительного Дийриного "ваше величество" он слегка поморщился и попросил:

   - Пожалуйста, уважаемая Дийрана, зовите меня просто Миальдиром, мы ведь не на королевском совете. Приставку "Танно" к имени я получил, когда принял корону, лет этак триста назад.

   Он вёл себя как давний добрый друг, и Дийре оказалось удивительно легко забыть о высоком титуле собеседника. Эльфы не любили лишних церемоний – наверное, потому, что умели видеть суть вещей. Это люди нередко прикрывали собственные коварство и неискренность пышными обычаями и ритуалами… К сожалению, Танно-Миальдир частенько оказывался занят, но Дийра и не ждала, что столь значительная персона будет нянчиться с человеческой девчонкой, сколь бы важные вести та ни принесла. Да и скучать ей не приходилось. Королевские советники тоже часто просили девушку о беседе, хотя и извинялись с улыбкой, что не дают гостье свободно вздохнуть. Дийра, разумеется, не обижалась: со стороны эльфов это не было праздным любопытством. Вопросы решались серьёзные и, если уж на то пошло, на кону стояли судьбы миллионов обитателей земель по обе стороны от Перешейка. О том, что помогут, эльфы сообщили сразу же, но в чём именно выразится эта помощь, ещё предстояло решить.

   Первые несколько дней пребывания Дийры в Танно-Азахон словно слились в один – бесконечно долгий, яркий, насыщенный, но и утомительный тоже. Дышалось в эльфийских землях удивительно свободно, и магию, словно бы струящуюся вокруг, девушка ощущала, хотя её собственная сила словно заснула или замёрзла после обжигающей стылости Леса Скорбящих. Понять, что с ней не так, времени у Дийры не хватало: новые впечатления, лица, обычаи, звуки и запахи не давали остановиться и поразмыслить. Однако эльфийский король успел позаботиться и об этом. В один из дней он привёл с собой темноволосого и на удивление невысокого для эльфов целителя с длинным звонким именем и очень мудрыми глазами. Тот хмурился, долго водил длинными подвижными пальцами возле лица Дийры, не касаясь её, о чём-то вполголоса переговаривался с Миальдиром, а потом сказал на человеческом языке:

   - Отдых, покой и радость – вот что тебе нужно, человеческая девочка. И твоя сила вернётся, когда над Танно-Азахоном народится новая луна.

   В широкие окна королевского дворца как раз заглядывал молодой месяц, а его отражение золотилось в по-сумеречному тёмных водах реки. А целитель продолжил:

   - Ройхон Аннали, Лес Скорбящих, едва не выпил тебя, но скоро всё будет в порядке. Не тревожься ни о чём.

   И Дийра поверила, постаравшись исполнить совет мудрого целителя и забыть обо всех тревогах и горестях. А потом появился Эйреальдин.

***

Как-то утром Дийра бродила по королевским садам, наслаждаясь яркими красками и ароматами незнакомых цветов. В саду, редкое дело, никого не было, хотя Дийра уже поняла, что дворец и прилегающие к нему территории всегда открыты для всех жителей королевства. Любой эльф мог запросто прийти сюда погулять или же обратиться к правителю по какому-нибудь вопросу – либо напрямую, в определённые часы приёма, либо же через помощников Танно-Миальдира. Личные покои короля, разумеется, были ограждены от посетителей с помощью заклинаний, но это делалось не с целью охраны от злоумышленников, а чтобы Миальдир мог спокойно уединиться и отдохнуть. Охраны во дворце не имелось вовсе, ибо эльфы, в отличие от людей, за власть не грызлись и глотки друг другу не рвали. Своего короля они уважали и любили, тот правил разумно, а Двенадцать Мудрейших сменялись редко и выбирали там действительно по заслугам.

   Эльфы вообще не понимали и не принимали пустой злобы, зависти, не плели интриг, не старались пролезть на тёплое местечко (их и своё собственное устраивало), не испытывали алчности. Дийра думала, что эльфы вообще считали всю эту возню ненужной и не стоящей того, чтобы тратить на неё своё внимание. Это казалось неправдоподобным, но в то же время настолько естественным для обитателей Танно-Азахон, что Дийра поверила сразу и безоговорочно.

   Она как раз склонилась над огромным густо-фиолетовым колоколом цветка, пахнущего сладкой ванилью и чем-то экзотически пряным, когда услышала за спиной:

   - Этот аромат лучше вдыхать на закате летнего дня, любуясь розовыми водами озера Саальтэн и слушая пение соловья.

   Обернувшись, Дийра увидела эльфа – как почти все они, высокого и стройного, с тонкими правильными чертами лица, с тёмно-золотистыми волосами и большущими серыми глазами. Эти глаза улыбались светло и приветливо, будто кому-то очень-очень близкому и родному, а эльф произнёс с певучим акцентом:

   - Мирных дней тебе и волшебных ночей, моя хорошая! Счастлив наконец познакомиться с тобой, Диллэ.

   Взяв её за руки, он поочерёдно поднёс их к губам, а Дийру мгновенно окутало мягким теплом, заботой и бесконечной нежностью. Будто кто-то накинул на плечи невесомую, но тёплую накидку, окончательно вытеснившую из души ледяную враждебность Леса Скорбящих.

   Дийра машинально улыбнулась в ответ и чуть растерянно уточнила, не совсем понимая, как себя вести и чем вызвано это удивительное приветствие незнакомого эльфа:

   - Я Дийрана… Дийрана раэ Нейзир, можно просто Дийра.

   - Я знаю, моя хорошая. Но ты похожа на цветок диллэ-алла-тойри, я понял это сразу, как только увидел тебя. Заросли этих цветов растут по берегам прекраснейшего озера Саальтэн, но оно и вполовину не так красиво, как ты, твоя душа, твоя суть, Диллэ. Если позволишь, я буду звать тебя так. – Эльф помолчал, давая собеседнице чуть прийти в себя и наконец-то представился: - Моё имя Эйреальдин. Я в неоплатном долгу перед тобой за спасение моего сына Ноальтиара и давно ждал, когда смогу хоть частично выразить свою благодарность.

   Так это отец Ноальтиара! Не очень похож, но, видимо, сын лицом пошёл в мать. Дийра взволнованно спросила:

   - Как он? Я бы хотела с ним увидеться, если можно.

   В огромных серых глазах промелькнула печаль, будто тёмная птица пролетела, неся сумрак на широко раскинутых крыльях.

   - Если только позже, Диллэ. Ноаль сейчас восстанавливается в уединённом доме далеко отсюда. Его тело исцелено, но душа изрезана шрамами. Требуется время, чтобы они немного сгладились и перестали причинять боль. Он… не хочет бессмысленно ненавидеть всех людей, но ему непросто забыть о причинённом зле.

   - Не все люди такие, - тихо сказала Дийра, понимая, что у неё нет права выступать в защиту своих сородичей. Сколько эльфы видели зла от сойр и королевских солдат?..

   - Благодаря тебе он знает это. Он помнит, чем ты рисковала ради него, и это для него очень много значит. Ноаль передаёт тебе свою бесконечную благодарность и просит прощения за то, что был груб. Он надеется на вашу встречу, но пока ему нельзя прерывать лечение. Он… как бы это сказать по-человечески… а, он почти сливается с природой, с лесом, чтобы исцелить душу и восстановиться полностью. Это наша магия, эльфийская. Это сложно объяснить словами, надо почувствовать изнутри, понимаешь? За лечением следит опытный целитель, а я просто находился рядом, но как только пришла весть от Миальдира о твоём прибытии, я сразу же пришёл.

   - Но вам не надо было… - смущённо попыталась возразить Дийра, однако эльф мягко, но непреклонно прервал её робкие протесты.

   - Для меня честь и огромная радость находиться сейчас с тобой, помочь тебе освоиться у нас и ощутить вкус жизни. На тебя обрушилось слишком много, человеческая девочка, но я постараюсь сделать всё, чтобы ты забыла о горестях.

   Так Эйреальдин взялся заботливо опекать Дийру, и у неё не нашлось ни единого повода пожалеть о том, что обрела такого друга. Эйрел постарался сделать всё, чтобы человеческая гостья почувствовала себя попавшей в сказку. Будто волшебство – самое что ни на есть "всамделишное" волшебство, из читанных в детстве сказок - мягко плескалось вокруг и убаюкивало, побудив всё плохое остаться где-то в стороне и больше не тревожить, не причинять боль. Не сразу, но Дийра рассказала Эйрелу, что с ней приключилось ещё со времён пансиона, и впервые в жизни у неё был тот, кому можно было доверить всё без утайки. Эльф как никто понимал и поддерживал, утешал и сопереживал, чаще всего – молча, взглядами и прикосновениями, щедро делясь богатством своей души. Он отогнал зло одним своим присутствием, и Дийре даже утрата Шейдора и Киннара, особенно последнего, больше не казалась такой непоправимой и безнадёжной. Это было больно, но уже случилось, и теперь ради их памяти следовало двигаться дальше.

   Эйрел побудил Дийру покинуть дворец и поселиться в его доме в маленьком городке, где селились, в основном, ювелиры, оружейники, портные и кожевенники. Удивительное дело, но от кожевенных мастерских не исходило ужасающего смрада (в человеческих городах даже специальные амулеты от этого не спасали), а шум от оружейных был совсем небольшим и даже каким-то уютным. Эльфийская магия оказалась более действенной, да и их налаженный быт позволял не думать о мелких повседневных заботах вроде готовки или там стирки. У эльфов имелись верные помощники – миниатюрные существа, крылатые, проворные, неутомимые, доброжелательные. Как объяснил Эйреальдин, это были духи природы – духи воздуха, камня, деревьев или ручьёв. Эти милые забавные существа обладали какой-то своей особенной магией, помогавшей им без усилий готовить пищу, убираться, начищать кастрюли со сковородками, обихаживать животных или рубить дрова. Они охотно селились в эльфийских домах или по соседству, в обмен на свою помощь прося лишь доброго отношения. Они в буквальном смысле питались благодарностью своих больших друзей, и Эйрел, ещё в первый день познакомив Дийру со своими помощниками, особенно попросил не обижать малышей негативным отношением. Этого он мог не опасаться, сердиться на забавных и умненьких домашних духов было просто невозможно, даже когда они порой слегка шалили и подшучивали над гостьей и хозяином дома.

   При этом, как ни странно, эльфы частенько делали что-то сами, не гнушаясь вскопать грядку в огороде, почистить лошадь или лично встать к плите, чтобы приготовить что-то безо всякой магии. Никого это не удивляло и не раздражало, и получалось всё будто само собой.

   - Нам это в удовольствие, понимаешь? – просто объяснил Эйрел, когда Дийра вслух удивилась его желанию прополоть розы в саду. – Если не делать что-то своими руками, а пользоваться только магией, утратишь что-то важное, что составляет смысл жизни. Вот посмотри, я пришёл в сад на рассвете, тут прохладно, всё серебристое от росы, и немного осенью пахнет, чувствуешь? Но розы пока цветут, и они рады моему вниманию, а я рад ощутить всё это, впитать в себя ароматы прохладного осеннего утра, уловить дыхание самого мира… ну и заодно привести цветник в порядок.

   Дом Эйреальдина был деревянным, двухэтажным и утопал в цветах, как и все прочие дома в городке. Встречались тут и каменные домики, но деревянных было больше. Вопреки ходившим байкам о том, что эльфы, мол, за сломанную веточку удавятся или вовсе убьют святотатца, деревья они рубили – и на дрова, и для строительства. Только выращивали их на многочисленных специальных участках, и вот тут уж на магию не скупились, сильно ускоряя рост деревьев. Вырубались подобные делянки раз в пять лет, а лесорубами, как правило, были орки. Зеленокожие смугловатые силачи таким образом зарабатывали себе материалы для строительства, ибо представители этой расы традиционно жили в степях, где дерево когда-то ценилось едва ли не дороже золота. Благодаря этому взаимовыгодному сотрудничеству у орков уже давно не возникало недостатка в древесине, да и оседлыми их постепенно побудили стать те же эльфы. В давние времена орки были кочевыми племенами, бродившими по степным просторам, а теперь лишь часть из них кочевала в весенне-летний период вместе со стадами овец и табунами лошадей.

   При переезде Дийра робко поинтересовалась, а не обидится ли король, что почётная гостья вот так вдруг бросает выделенные ей комнаты и предоставленные в её пользование красивые местные наряды, не сочтут ли это невежливостью и неуважением. Эйрел лишь рассмеялся и буквально за руку притащил к ней Миальдира, заверившего, что уважаемая Дийрана абсолютно свободна в своих поступках и ни в коем случае не является пленницей или заложницей ненужных церемониалов. Он, король, и хотел бы лично заниматься дорогой гостьей, но имеет слишком много прочих обязанностей, а потому передаёт Дийру в заботливые и надёжные руки своего друга Эйреальдина. И комнаты во дворце, разумеется, остаются за ней, гостья вольна жить в них столько, сколько пожелает или гостить где-то ещё. А о нарядах, прочих вещах и упоминать нечего, они принадлежат Дийре, пусть делает с ними что угодно: носит сама, выбросит, да хоть знакомым орчанкам подарит.

   - Но у меня нет знакомых орчанок! - рассмеялась успокоенная девушка.

   - Будут, - заверил Эйреальдин и утащил гостью прочь из дворца, пообещав прислать за вещами своего крылатого Оффи.

   У эльфов было какое-то совершенно непостижимое отношение к деньгам и богатству. Свято уважая чужую собственность и ценя чужой труд, они с потрясающей лёгкостью принимали подарки от едва знакомых людей… то есть, эльфов и не менее охотно отдавали что-то, сделанное их руками. Дийру это смущало и сбивало с толку, она порывалась честно заплатить за каждую вручённую ей вещь. В конце концов, золото есть золото, пусть даже монеты отчеканены в королевстве людей, да и Танно-Миальдир снабдил её неприлично огромной, как ей казалось, суммой "на мелкие расходы".

   - Диллэ, пойми, ты – гостья всех эльфов, не только короля, а кто же берёт деньги с гостей? – попытался объяснить Эйрел. – И потом, им всем очень приятно сделать тебе небольшие подарки, ведь ты – особенная. Ты пришла из земель, отравленных присутствием соэйрани, но сама не озлобилась, не запятнала свою душу их грязью, и вдобавок ты с честью выдержала проверку стражей Леса Скорбящих. Тебя хочется радовать, баловать и вообще на руках носить!

   С этими словами он подхватил смеющуюся девушку на руки и закружил, а потом, чуть посерьёзнев, постарался донести до неё разницу в мировоззрении между эльфами и людьми. Эльфы, кажется, вообще не питали тяги к обогащению, ведь у каждого имелось множество способов заработать себе на жизнь. Они обладали многими талантами и умениями, а между собой чаще предпочитали обмениваться подарками, а не расплачиваться золотом.

   Эйрел показал ей комнату в своём доме, заставленную сундуками с монетами, украшениями и просто необработанными драгоценными камнями.

   - Видишь? Ну вот зачем мне больше, если и эти не потратить за несколько десятков лет? Я предпочитаю обмен, а стоимость не так уж важна. Могу, например, большое дерево-оберег отдать за хороший охотничий нож, мне же не жалко. И мастеру Байрианду оно радость в дом принесёт, растормошит его немного, а то он в последнее время уставшим от жизни выглядит, для эльфа это плохо. Так можно и совсем утратить желание… продолжать оставаться в этом мире, а нас не так уж много, каждая жизнь драгоценна. Так что я завтра же за новым ножом и тебя возьму с собой, мастер Байрианд будет рад познакомиться.

   Эйреальдин делал удивительные вещицы-обереги – разнообразные по форме и размеру, но неизменно изящные, могущие сами по себе служить украшением интерьера или дополнить праздничный наряд. Однако самым ценным в них была заложенная мастером сила. Обереги могли очищать дом от зла, отводить беду от их владельца, просто веселить, если было тоскливо.

   Упомянутое дерево Дийре очень нравилось: большой, в половину её роста, раскидистый дуб с необычными янтарными листьями, "выращенный" Эйрелом из обрезка настоящей дубовой ветви. Это было похоже на то, что когда-то Ноальтиар на её глазах сделал из берёзового листка, только отец был настоящим мастером и творил подлинное волшебство. Дийре довелось видеть его за работой, хотя она быстро поняла, что в эти мгновения эльф предпочитает одиночество, поэтому старалась докучать ему пореже. Над большим оберегом Эйрел работал несколько десятков дней, "выращивая" по небольшому кусочку, оттачивая детали и сплетая потоки магии, которая послушно ложилась так, как задумал мастер, и постепенно застывала, навсегда становясь веткой с морщинистой корой или янтарным листком с крохотными золотистыми искорками. Стоило дотронуться до них кончиком пальца, искорки вспыхивали и мерцали, завораживая своей игрой и даря ощущение мимолётного счастья. Дийра застала только окончание работы над этим оберегом, но Эйрел обещал показать ещё.

   - Следующая большая работа будет для тебя, Диллэ, - пообещал он и отмахнулся от смущённых возражений. – Не спорь, моя хорошая, я так задумал, и моя магия хочет этого.

   - Но ведь Ноальтиар уже сделал для меня…

   - Ноаль, к сожалению, слишком торопился, к тому же был ранен и перенёс плен, а ещё злился… Он просто не мог сделать правильную вещь в тот момент, - нахмурился эльф. – Мне жаль, Дийрана, мой сын невольно заставил тебя испытать на себе гнев Ройхон Аннали. Качественно сделанный талисман позволил бы тебе спокойно пройти через Лес.

   - Ну и пусть, я ведь в итоге всё равно прошла, - отозвалась Дийра, благодарно поглаживая подвеску. - Без неё я бы вообще погибла, и потом, мне нравится этот листок. Я понимаю, что ты творишь настоящие шедевры, но твой сын тоже очень талантлив.

   - Да разве я спорю? Конечно, я очень горжусь Ноалем. Он многому научился у меня и ещё больше принёс своего в собственные творения, так и должно быть. Когда он поправится и начнёт творить, то станет замечательным мастером. Пережитое им не сможет не отразиться в его работах, они станут глубже и… более настоящими, зрелыми. Это неизбежно.

   Дийра вздохнула и вновь тронула листок. Пусть с Ноалем всё будет хорошо… Чтобы отвлечь примолкшего опечаленного Эйрела, она спросила:

   - А камень в моей подвеске? Это настоящий янтарь?

   - Нет, что ты! Это застывшая магия, принявшая вид янтаря. Посмотри магическим зрением, сейчас, я принесу кусочек настоящего янтаря… Вот, сравни: они совсем разные. Любой эльф сразу видит разницу, но у нас глаз намётанный, ты тоже со временем научишься.

   - Значит, магией драгоценные камни не сотворишь, только красивую имитацию? – чуть разочарованно поинтересовалась Дийра.

   - Диллэ, да ведь их ценность совершенно в ином. Природный минерал – прекрасный в своей естественности, живой, приятный на ощупь, его хорошо носить как украшение. Сотворённые камни несут в себе силу и эмоции, вложенные мастером: доброту, свет, желание защитить, избавить от печали.

   - Эйрел, конечно, я это понимаю! В моих глазах они намного ценнее самых распрекрасных бриллиантов. Просто я думала, они неотличимы. Теперь я вижу разницу.

   - Эльфы не могут сотворить настоящие драгоценные камни, но зато духи гор великолепно с этим справляются.

   У орков весьма высоко ценились эльфийские вещи – например, кожаные охотничьи куртки, не знавшие сносу лет двадцать, оружие, те же обереги. Эйрел часто делал несложные зачарованные украшения: подвески-листики вроде той, что имелась у Дийры, серьги – парные женские и одиночные мужские, кольца. А ещё небольшие светильники-цветки, что не только освещали дом, но и защищали от болезней его обитателей, фигурки животных, тоже с обережными свойствами.

   - Цена – от десятка молодых барашков за штуку до десятка самых ценных "степных" камней, - с улыбкой пояснил Эйрел.

   - Барашков? – поперхнулась Дийра. – Что ты с ними делаешь?

   - Ем, да и тебе тоже доводилось пробовать позавчера, помнишь? – засмеялся эльф. – Не делай такие большие глаза, за ними Оффи и Тиль ухаживают, у нас где-то загон есть. Когда надо, барашки исполняют своё предназначение, то есть попадают ко мне на кухню, а шерсть и кожа отправляются к мастерам - кожевенникам и прядильщикам, мне-то не надо. Излишки "даров" я отправляю прямиком во дворец, там у нас что-то вроде "общего котла", куда каждый эльф честно вносит свою долю. У вас же есть налоги? Вот и у нас есть, просто каждый отдаёт что может и чем готов поделиться, а когда надо – пользуется накопленным. Например, если заболел или с ним случилось несчастье, да мало ли. Лентяев и бездельников у нас не водится, просто так никто даром брать не станет, только если действительно нужно.

   - У людей так не бывает, - грустно констатировала Дийра.

   - Что тут поделаешь, вы другие, так уж сложилось. Люди и орки – младшие расы, а мы, старшие, несём за вас некую ответственность – перед миром, перед собственной совестью. Люди, оставшиеся по ту сторону Перешейка – наша боль и забота, мы виновны в том, что позволили соэйрани загнать нас в ловушку. Но мы хотя бы можем негласно заботиться об орках, учить их ненавязчиво, лечить, помогать.

   - Но не задаром? – приподняла брови Дийра.

   - Это не из жадности, поверь. Просто орков нельзя приучать к дармовым подачкам, понимаешь? Это для них плохо и неправильно, да и для нас нерадостно. Пусть лучше честно трудятся, зарабатывают на нужные им магические вещицы, занимаются делом, а не бессмысленно грызутся между собой, как безмозглые дикари. Сотни лет назад они только и делали, что воевали между собой – из-за стада тощих овец, удобного водопоя, косого взгляда пятиюродного братца вождя одного племени на старшую тёщу шамана другого… да из-за чего угодно! Орки воинственны, это из них не вытравишь, но теперь они хотя бы сражаются более цивилизованно, если можно так сказать, мирных жителей больше никто не режет и не угоняет в плен.

   - Это как – более цивилизованно?

   - На специальных Аренах, под нашим присмотром. В поединках участвуют обученные воины, многие этим по молодости зарабатывают. Тут тебе и возможность покрасоваться перед потенциальными невестами, свою доблесть показать, и на собственный дом поскорее заработать, чтобы вырваться из-под власти старших членов семьи. Правда, поединки там нередко кончаются гибелью кого-то из участников, но их устраивает такая цена. Гибель воина в бою – почётна, он отправляется прямиком к орочьим богам, наслаждается вечным блаженством и всё в том же духе, - чуть усмехнулся эльф. – Они так верят, это часть их культуры, и не нам менять сей порядок. На Аренах сражаются в полнолуние, есть бои для новичков - до первой крови, есть смертельные схватки один на один, есть командные. Орки азартны, они любят смотреть на такое и часто делают ставки. Мы не препятствуем, это их жизнь и их право с ней расстаться по собственному усмотрению. Но зато мы следим за порядком, за соблюдением правил, лечим пострадавших и улаживаем конфликты. Они вообще-то неплохие ребята, Диллэ, я покажу тебе, как живут настоящие степные орки, когда соберусь к ним в следующий раз.

   Эйрел скоро сдержал своё обещание. Дийре очень понравились орочьи селения и их зеленокожие обитатели. Мощные мускулистые мужчины с причёсками в виде конского хвоста на макушке носили кожаные безрукавки на голое тело и штаны длиной до середины щиколотки, а обувью и утеплёнными куртками не пользовались до самой зимы, как сказал эльф. Степенные замужние женщины заплетали волосы в сложные косы и укладывали вокруг головы. Одевались они в яркие пёстрые блузки и тёмные штаны, поверх которых носили юбки с длинными разрезами – для удобства в седле. Орчанки железной рукой правили своим многочисленным крикливым и вертлявым потомством, деловито распоряжаясь и покрикивая на непослушных домочадцев. Шаловливые, тоненькие и грациозные орочьи девушки одевались почти как юноши, но их курточки были расшиты цветными узорами, а многочисленные длинные косички с вплетёнными в них украшениями весело подрагивали в такт движению. По нраву Дийре пришлись даже хитроватые мудрые орочьи шаманы, обладавшие какой-то своей особенной магией, непохожей ни на эльфийскую, ни на человеческую.

   Но всего больше Дийре приглянулась сама степь с её бескрайним травяным морем и горьковатыми ароматами. Эйрел сказал, что степь надо видеть весной, когда она цветёт, и пообещал когда-нибудь показать это восхитительно пёстрое великолепие. Здесь очень легко дышалось, а ярко-оранжевая луна казалась непривычно огромной.

   Дийра отметила уважительное отношение орков к эльфам вообще и Эйреальдину в частности. Он же держался без малейшего высокомерия и надменности, просто, но с достоинством. Не господин среди низших дикарей, а более мудрый старший брат, относившийся к младшим родственникам терпеливо и заботливо. Выслушивал, помогал, давал советы, обещал что-то привезти в следующий визит, шутил со смешливыми девчонками и хвалил научившихся новым приёмам боя юношей. Эйрел был у степняков своим, а вот к его спутнице приглядывались чуть настороженно, хотя в целом приняли доброжелательно. Конечно, были перешёптывания за спиной, ещё бы – такая диковинка аж из-за самого Перешейка, но любопытство Дийру не обижало, она и сама рассматривала обитателей селения во все глаза.

   Орки страстно любили лошадей, верхом здесь ездили все, даже самые маленькие, ещё не умеющие толком ходить. Лохматые и выносливые степные лошади мало походили на холёных красавцев из конюшен Тар-Нейзе, но едва ли уступали им в резвости. А ещё орки красиво сражались, когда не стремились убить друг друга, а просто тренировались. Массивные фигуры двигались неожиданно легко и стремительно, их узкие изогнутые сабли так и сверкали, сталкиваясь в древнем, как сама степь, танце. Это тренировочное оружие зачаровывали шаманы, так что оно не могло причинить серьёзного вреда. С точки зрения Дийры, это лишь добавляло схватке привлекательности.

   А вот бои на Арене Дийре предсказуемо не понравились, хотя она упрямо пыталась понять, что вызывает такой восторг возбуждённых, вопящих и беснующихся зрителей обоего пола. Ей как целительнице было чуждо это бессмысленное кровопролитие ради игры, азарта. Умом-то она понимала, что для орков это совершенно естественно, а вот сердце не радовалось. Эйрел привёл Дийру по её же просьбе в одно из крупных селений, где имелась своя Арена, и позволил ей посмотреть пару смертельных поединков, а потом мягко, но настойчиво уговорил уйти с переполненных трибун.

   Зато она с удовольствием пообщалась с эльфом, лечившим раненых и покалеченных участников этих игрищ. Тот даже звал Дийру присоединиться и поучиться эльфийской целительской магии, но девушка только грустно покачала головой. Магия пока так и не вернулась, хотя все уверяли Дийру, что это только вопрос времени. Сила будто уснула, не желая отзываться, лишь изредка вспыхивая на мгновения. Оставалось только терпеливо ждать и надеяться, что эльфийские целители не ошибаются. Она помнила про срок в один лунный цикл, но на душе всё равно было неспокойно.

   Эйреальдин неизменно утешал и подбадривал, если замечал, что Дийра тревожится из-за пропавшей силы.

   - Дийрана, твоя магия обязательно откликнется. Я сделаю всё, моя хорошая, чтобы ты вновь смогла исцелять и творить волшебство. А пока я стану творить его за нас обоих, чтобы ты никогда не грустила и не чувствовала себя в чём-то ущербной. Диллэ, я обещаю, всё наладится.

   Эйрел так бережно целовал ей руки и проникновенно смотрел в глаза, что ему хотелось верить.

ГЛАВА 2

Да, Эйреальдин оказался чудесным другом, предупреждавшим все желания Дийры и тонко чувствовавшим её настроение. Деликатный, чуткий, заботливый, щедрый и великодушный он, казалось, состоял из сплошных достоинств.

   - Вы, эльфы, какие-то невероятные. Уж слишком вы положительные, - однажды шутливо пожаловалась она. – Таких не бывает!

   - Моя хорошая, да ведь мы - самые обычные, - спокойно ответил Эйрел. – Эльфы – старшая раса, а это налагает ответственность и подразумевает некоторую мудрую зрелость в суждениях, в отношении к жизни и миру в целом.

   - Всего лишь мудрость? – с сомнением переспросила Дийра.

   - И зрелость, - улыбнулся он. – Просто старшие расы уже давно доросли до понимания того, что не рассуждающая злоба и ядовитая зависть – чувства, ведущие в тупик. Они не дают ничего хорошего тебе самому и отравляют мир вокруг, а это отражается даже на твоих собственных потомках. Что уж говорить о сиюминутной грязи, в которой ты валяешь сам себя безо всякой нужды. Противно же.

   - Невозможно оставаться чистеньким и добреньким всю жизнь, - пробормотала девушка.

   - Невозможно. Но зато можно избегать подлостей, если это зависит от тебя самого. Иногда жизнь загоняет в ловушку, так что бывает сложно не запачкать шкурку, но пока ты в силах – избегай творить мерзости, вот и всё. Для нас это вопрос самоуважения. Мы выросли, Диллэ, давно уже выросли. Наверно, когда-то на заре времён и мы были незрелыми, чересчур неуживчивыми, спесивыми и недальновидными… но наша раса не помнит своего раннего детства. Хотя у нас долгая память, но даже она не затрагивает тех времён… Младшие расы пока ещё не дошли до необходимой степени зрелости, но зато в наших силах помогать им и ненавязчиво направлять, не мешая развиваться и идти собственным путём.

   - Думаешь, у нас, людей, есть шанс когда-нибудь стать… такими же мудрыми? – кривовато улыбнувшись, спросила Дийра, осознавая правоту друга и глотая эту горьковатую истину.

   - Мы надеемся, Диллэ, потому что это помогает жить. А может, мы просто себя обманываем, ибо во вселенной должно иметься некое равновесие. Должны быть старшие и младшие, мудрые и не очень, мирные и воинственные. Все должны уравновешивать друг друга, так или иначе…

   Девушка вздохнула, вспомнив святых Сестёр и Братьев и то, что они творили с детьми-магами. А ещё короля, приказавшего посадить на цепь пойманного "нелюдя". Нет уж, таким никогда не дорасти до мудрости… Чтобы не дать горечи и ненависти затопить своё сердце – эльфу неприятно станет, он же почувствует, – полюбопытствовала:

   - Эйрел, давно хотела спросить, откуда ты так хорошо знаешь людей и наш язык? Разве вы бываете в человеческих землях?

   - Нет, мы не рискуем нашими разведчиками понапрасну, ведь магия пропадает, как только они оказываются под Незримым Куполом. Почти никто не бывает в вашем королевстве. Многое рассказал Ноальтиар, но он видел только королевский дворец и сталкивался с… худшими проявлениями человеческой натуры. – Лицо эльфа на миг приобрело непривычно жёсткое выражение, однако он с силой провёл по нему руками, словно стремясь прогнать тяжёлые воспоминания. – Мы можем прибегать к памяти расы, пользоваться знаниями тех, кто жил до нас. Это особое состояние, что-то вроде магического транса. Мы видим прошлое глазами наших предков, перенимаем их опыт и знания. А сведения о теперешнем положении нам передают Скорбящие. Мы не общаемся напрямую, но они посылают нам видения, это тоже магия.

   - Они что, наблюдают за жизнью людей? – поразилась Дийра.

   - Нет, уж скорее за смертью, - невесело усмехнулся Эйрел. – Каждого, кто зайдёт дальше определённой черты, Лес уничтожает. А Скорбящие считывают память этих людей и передают нам то, что может оказаться полезным. У меня после этого голова обычно дня три болит, ничего не помогает.

   - Тогда зачем ты это делаешь?

   Эйреальдин встал, прошёлся по комнате – они вдвоём сидели в гостиной его дома. Тронул длинными изящными пальцами мраморную фигурку танцующей девушки, стоящую на камине. Сказал, не оборачиваясь:

   - С некоторых пор я стал интересоваться тем, что происходит за Перешейком.

   - С тех пор, как… Ноаль попал в плен? – спросила Дийра вдруг охрипшим голосом.

   - Нет, ещё раньше. Когда его мать решила уйти в Ройхон Аннали.

   Голос Эйрела звучал вроде бы спокойно, но пальцы с силой впились в каминную полку, и Дийра остро пожалела, что невольно причинила ему боль, заставив вспомнить.

   - Прости меня, Эйреальдин, я не хотела…

   - Нет, что ты, моя хорошая, не извиняйся! Ты-то здесь при чём?

   Он стремительно повернулся и в два шага очутился возле дивана, на котором с ногами устроилась гостья. Ласково погладил её по щеке, давая понять, что не сердится, но Дийра-то видела, что ему больно. Да и раньше, когда она рассказывала свою историю и осторожно упомянула о встрече с матерью Ноаля, эльф только кивнул и не стал расспрашивать о подробностях. Похоже, эта рана всё ещё ноет.

   Эйрел устроился рядом на диване и глубоко вздохнул.

   - Думаю, Дийрана, я могу рассказать тебе о… ней. – Он кивнул в сторону мраморной фигурки.

   - Не надо, если тебе это неприятно, - попыталась возразить девушка, но эльф упрямо мотнул головой. Кажется, ему тоже хотелось выговориться, ведь нельзя всё время держать боль в себе.

   - Её звали Фальмариалла, Фари. Я встретил её на празднике летнего солнцестояния и почти сразу понял, что она станет для меня особенной. Она тоже отнеслась ко мне благосклонно. Мы провели вместе ночь, наутро решили жить вдвоём. С каждым днём Фари становилась для меня всё дороже, а она… она любила меня, только по-своему. У любви много ликов, и некоторые могут ранить острей самой откровенной неприязни.

   Эльф умолк, и Дийра ненавязчиво коснулась его руки, даря молчаливую поддержку и зная, что он поймёт. У обитателей Танно-Азахона отношение к любви было… эльфийским. То есть не очень-то похожим на человеческое, и Дийра даже не слишком удивлялась. Она хорошо усвоила, что эльфы и люди – совсем разные, и чтобы понять первых, надо отбросить привычные представления и попытаться примерить на себя чужие обычаи.

   Эльфы очень свободно относились к любви, а брака как такового у них не существовало вообще. Точнее, они не заключали никаких официальных союзов, не давали обязательных клятв, не носили парных браслетов или татуировок. Просто если двое решали начать жить вместе, они это делали и оставались друг с другом до тех пор, пока этого желали оба. Расставались тоже очень свободно, по-дружески, без мелодрам, взаимных обвинений и дележа имущества. Эйрел объяснял, что если любишь – никогда не станешь удерживать кого-то насильно или обманом. Он добавил: "Я понимаю, что у людей не так", - но, разумеется, не стал ни доказывать правильность эльфийского отношения к жизни, ни ошибочность человеческого.

   - Фальмариаллла всегда относилась ко мне очень хорошо, но я был скорее другом, чем возлюбленным. Мы проводили вместе ночи и дни, мы смешивали нашу магию и дыхание, мы даже творили вместе, но Фари отдавала ровно столько, сколько могла мне отдать. Я всегда понимал, что из нас двоих я люблю сильнее, но довольствовался этим. Сердцу ведь нельзя приказать. Меня всё устраивало, и я могу сказать, что был счастлив тогда. Я предложил Фари завести ребёнка, и она согласилась, ничуть не кривя душой и не стараясь мне угодить. Она была Ноальтиару самой лучшей матерью, да иначе и быть не могло. У нас редко рождаются дети. Если уж мы их заводим, то действительно хотим этого. Думаю, это оборотная сторона нашего долгожительства, да и вообще особенность всех старших рас. Нам некуда спешить, в нашем распоряжении очень много времени, а вы, люди, и орки тоже, торопитесь жить, успеть многое за те две-три сотни лет, что вам отпущены. Это нормальное положение вещей, так всегда было и так будет.

   Эйреальдин помолчал, задумчиво потягивая душистый тианна-тару из деревянной чаши, украшенной тонкой резьбой. Дийра тоже потянулась к позабытому было напитку, который оставался тёплым благодаря магии кого-то из маленьких духов дома, Оффи или Тиль. История была печальной, тем более что Дийра знала, какой у неё конец, но жалеть Эйрела совсем не хотелось. Он сказал, что был по-настоящему счастлив, а это дорогого стоит. Счастье не может длиться вечно, иначе оно превратится в самую страшную кару… Эйрел жил, любил, у него есть дорогие воспоминания, которые не только причиняют боль, но и согревают, когда душа замерзает. У неё такого никогда не было и неизвестно, будет ли, потому что будущее вообще представлялось чем-то зыбким и нереальным.

   - Когда Ноалю было двенадцать, Фари встретила того, кого полюбила. Как только она это осознала, то сразу честно сообщила, что больше не может оставаться рядом со мной. Хотя Лейадин не сразу ответил на её чувства…

   - Вы так легко отпускаете любимых, - тихонько констатировала Дийра, но даже не попыталась осудить подобное отношение. Эльфы – другие, на этом всё.

   - Не так уж легко, - грустно усмехнулся Эйрел, - но отпускаем, ибо нет ничего отвратительнее насилия над чувствами тех, кто тебе дорог. Ведь для Фари это не являлось игрой или капризом, и ей было плохо оттого, что пришлось причинить мне боль. Но притворяться перед своими мы не умеем и не имеем морального права, вот она и не притворялась.

   - А Ноальтиар? Как он это воспринял?

   - Безумно огорчился из-за нашего расставания, конечно, но так уж распорядилась судьба, что тут поделаешь. Ноаль ведь не потерял ни меня, ни Фари, он продолжал жить то здесь, то в доме матери, его духи переносили, иногда по несколько раз в день, - улыбнулся Эйрел уже чуть веселее. – Он был непоседливым мальчишкой.

   - А что тот… другой?

   - Возлюбленный Фальмариалллы? Он со временем тоже полюбил её, они поселились вместе. Но, увы, теперь Фари была той, кто любит сильнее… Лейадин окружил её заботой и вниманием, но не мог долго оставаться в их уютном гнёздышке. Он был рождён воином, ему требовался риск, борьба, действие. Он был патрульным и часто уходил к человеческой границе, а однажды не вернулся. Он и его группа наткнулись на человеческих охотников за трофеями. Тех было намного больше, и они были вооружены боевыми амулетами. Двое наших воинов погибли почти сразу, третьего сочли мёртвым и бросили, забрав оружие и все вещи. Он уцелел чудом и ползком добрался до границы Леса, а там уже Скорбящие подлечили его, как могли. Он-то и рассказал, что произошло. Фальмариалла так и не сумела пережить эту трагедию. Её любовь была яркой, сильной и обжигающей, как пламя зимних костров в ночь перелома года. В конце концов, эта страсть сожгла её. Фари не захотела жить дальше без своего Лейадина и ушла в Ройхон Аннали. Ноаль тоже очень тяжело переживал потерю обоих, он ведь сильно привязался к Лейадину. Захотел стать патрульным, чтобы иметь возможность проходить через Лес и хоть так почувствовать себя ближе к матери. Он попал в плен во время своей третьей вылазки, отбившись от своих. Его считали погибшим, и лишь я верил, что он ещё жив. Я создал оберег, ещё когда мы все втроём жили вместе. Дерево с тремя аметистовыми цветами: Фари, Ноаль и я. Искра в цветке Ноаля ещё теплилась, хотя и едва-едва. Цветок Фари постепенно погас несколько лунных циклов спустя после её ухода в Лес. Та, кого ты встретила в Ройхон Аннали, уже не была прежней Фальмариаллой…

   Эйрел неотрывно смотрел на фигурку танцующей девушки, напряжённый, как струна. Дийра тихонько придвинулась ближе и осторожно обняла его, молча разделяя боль друга.

   - Ты сам изваял её изображение? – поинтересовалась девушка, чтобы отвлечь его от горьких воспоминаний. По правде говоря, сходство со встреченной Скорбящей угадывалось с трудом, только если внимательно присмотреться. Эта мраморная эльфийка была радостной, беззаботной, счастливой и… очень-очень юной, если не годами, то душой.

   - Нет, моя хорошая, я так не умею, увы. Эту статуэтку сделал один мастер. Здесь Фари запечатлена после рождения Ноаля, мы были очень счастливы тогда.

   Он глубоко вздохнул, позволяя воспоминаниям скользнуть обратно в глубины памяти, и заговорил о чём-то радостном и светлом – кажется, об эльфийских традициях живописи, а также о преимуществах и недостатках моментальных магических портретов. Но они вдвоём так и просидели весь вечер в обнимку на диване, и Эйрел изредка нежно касался губами виска Дийры.

   Это пока ещё не было приглашением к любовной игре, всего лишь благодарностью за поддержку. Но Дийра безошибочно предчувствовала, что скоро их отношения перейдут на новый уровень, и немного страшилась этого. Ей отчаянно не хотелось разрушить ту удивительную дружескую гармонию, что сложилась между ними и помогала забыть о недавних потерях, сглаживала боль, возрождала желание двигаться дальше. Эйреальдин проявлял к ней мужской интерес, пусть пока в виде легчайших, невесомых намёков. Он нравился Дийре как мужчина, но она была не в состоянии менять ровную и тёплую дружбу на совсем ненужную ей сейчас страсть, рвущую душу на куски. Только не теперь, когда на плечах ещё, кажется, ощущается прикосновение рук Киннара, а губы помнят шершавость его губ…

   Зря опасалась. Эйрел и тут проявил себя с наилучшей стороны, сумев точно понять, что сейчас требовалось Дийре. Близость тел нисколько не умалила дружеской близости душ, наоборот, огранила этот драгоценный камень так, что он заиграл новыми восхитительными красками. Им обоим не нужна была любовь-страсть, ведь Эйрел тоже никак не мог забыть свою Фари. Зато они даровали друг другу поддержку, теплоту, огромную приязнь, благодарность, искренность – всё то, в чём нуждались и что могли отдать. Дийра подсознательно знала, что эти отношения не могут продлиться долго, но также была полностью уверена в том, что ей не причинят боли – вольно или невольно, не станут ничего требовать и ни в чём упрекать. Ни с одним человеком подобных отношений возникнуть не могло, но Эйрел был истинным сыном Танно-Азахона.

   Эльфы так удивительно легко и свободно играли в любовные игры, что Дийре и в голову не приходило осуждать их за легкомысленность. Действительно, зачем всё усложнять, если это никому из них не нужно? Они не обвешивали себя брачными цепями и обетами, но зато и не изменяли своим парам у тех за спиной. Если расставались, то открыто, и точно не становились после этого врагами. Может, потому что не ощущали себя ущербными и ненужными, даже когда их оставляли любимые. У эльфов было очень развито чувство собственного достоинства, они честно оценивали свои сильные и слабые стороны и умели жить в ладу с собой. Вот как Эйрел: он грустил и чувствовал боль от ухода Фальмариаллы – сначала к другому, потом в Лес Скорбящих. Но Эйреальдин не ненавидел соперника, не поливал грязью Фари, не строил козни, чтобы вернуть её обратно. Он принял выбор Фари, но не из-за собственной слабости или бесхарактерности - на такое способны лишь сильные и цельные личности. Нет, у людей подобное было немыслимо, да, наверное, и хорошо. У каждой расы свои обычаи и подход к жизни…

   Эйрел как-то вечером привёл её в таверну в центре столицы и показал, как свободные эльфы ищут себе пару на одну ночь или на несколько, это уж как им захочется. Внутри было красиво: просторный зал, отделанный светлыми деревянными панелями, украшенные резным орнаментом колонны и балки, негромкая приятная музыка, уютное освещение в виде порхающих по залу разноцветных магических "светлячков".

   Они с Эйрелом уселись за один из столиков, потягивая золотистое ароматное вино, и Дийра с любопытством наблюдала за окружающими. Тех, кто искал пару, легко было отличить от остальных, пришедших сюда просто вкусно поесть и пообщаться с друзьями: женщины украшали причёски крупным тёмно-пурпурным цветком с изогнутыми лепестками, мужчины надевали налобную повязку такого же цвета. Несколько негромких фраз – и "соискатели" либо отходили с улыбками, либо, наоборот, присоединялись к сидящему за столиком. Некоторые пары почти сразу покидали таверну, некоторые уединялись в беседках для романтического ужина, но всё происходило так легко и естественно, что в душе Дийры не возникало ни малейшего возмущения подобной свободой нравов.

   - Мне нравятся ваши обычаи, - чуть смущённо призналась она Эйрелу, - но сама я бы так не смогла…

   - Тебе и не нужно, моя хорошая, ведь ты человек, и это тоже прекрасно. – Эйрел чуть улыбнулся и поцеловал ей кончики пальцев. А потом послал ей такой взгляд, жаркий и пряный, что у Дийры даже дрожь прокатилась от макушки до пяток. А может, дело было в очень чувственной атмосфере таверны, особенно тягучей мелодии, звучавшей в тот момент, и втором бокале эльфийского вина, чуть кружившего голову и прогонявшего прочь все печальные мысли…

   На следующий вечер Эйреальдин исполнил своё давнее обещание и показал ей озеро Саальтэн.

***

То, что вечер предстоит особенный, Дийра поняла сразу, как только Эйрел сообщил, куда сегодня намерен отвести свою гостью. Подготовилась соответствующе: красивое кружевное бельё, капелька дивных эльфийских духов за ушко и на запястье, изумрудное платье из восхитительной местной ткани – струящееся, воздушное, мягко обрисовывающее силуэт и вспыхивающее крошечными золотыми искорками при малейшем движении. К платью хорошо подошёл бы полюбившийся ей в последнее время зелёный сапфир, но надевать именно сегодня вручённое Киннаром кольцо Дийре показалось неуместным. Так что она предпочла подаренный Эйрелом комплект из изумрудов – ожерелье, серьги и браслет. Девушка немного волновалась, но твёрдо решила: пусть будет так, как захочет Эйреальдин.

   Закат над озером был волшебным: розовое небо с пепельными пёрышками облаков, розоватое же зеркало воды, по которому медленно скользили жёлтые опавшие листья, далёкие островерхие горы в сизой дымке и накатывавшие при малейшем ветерке волны будоражащего аромата фиолетовых цветов диллэ-алла-тойри. Конечно же, соловьи осенью не поют, но Дийра и не страдала от их отсутствия: довольно было незатейливого щебетания каких-то других пичужек. Саальтэн был прекрасен и без соловьиного пения.

   То ли они с Эйрелом были только вдвоём, то ли прочие посетители этого места скрывались от посторонних глаз благодаря магии, но их уединение за весь вечер никто не потревожил. Даже крошечные духи оставались невидимыми, хотя еда и напитки на их столике появлялись и исчезали по мере необходимости. Столик стоял в красивой деревянной беседке, увитой тёмно-красными плетистыми розами без запаха, и оттуда было очень удобно любоваться озером. Эйреальдин рассказывал что-то, Дийра молча слушала, изредка смачивая губы в вине. Вино напоминало осень: лёгкое и золотистое, как плывущие по воде листья, душистое, с едва уловимой горчинкой и сладковатым привкусом мёда.

   Потом они долго гуляли по берегу, переплетя пальцы и любуясь медленно проступающими на тёмно-синем небе искорками звёзд. Когда небо полностью сменило синий бархат своего вечернего наряда на угольно-чёрный, а луна посеребрила воду и прибрежные кустарники, эльф в первый раз поцеловал её. Взглядом спросив разрешения, Эйрел увёл Дийру домой по туманному переходу "быстрого пути".

   До него Дийра знала лишь троих мужчин, но Эйрел оказался непохожим ни на одного из них. Он играл на её теле бережно и умело, как на драгоценном и хрупком музыкальном инструменте. Искусно и виртуозно срывал вздохи и томные стоны, заставлял выгибаться дугой и вибрировать от острого, колючего, почти невыносимого наслаждения. Никто и никогда так тонко не чувствовал Дийру, не мог так точно предсказать, что ей понравится больше, никто не был настолько близким и желанным, одновременно ухитрившись остаться прежде всего верным другом, а потом уже – партнёром по любовным играм. Эйрел был идеальным любовником, именно поэтому Дийра никогда бы в него не влюбилась. С ним всё было настолько волшебно, что она ощущала себя попавшей в сказку и наслаждалась каждым проведённым вместе мгновением. И чётко осознавала: это ненадолго, волшебство не может длиться вечно. От этого было чуточку грустно, но Эйрел легко умел заставить печаль отступить одной своей солнечной улыбкой, одним касанием чутких пальцев, вновь и вновь разжигавших на её теле костры удовольствия. Дийра, как могла, старалась вернуть подаренное ей столь щедро, училась чувствовать Эйрела, делиться душевным теплом в ответ и ласковыми прикосновениями прогонять дурные воспоминания.

   Они, кажется, успели побывать во всех уголках эльфийского королевства, хотя Эйрел, смеясь, уверял, что не показал гостье и десятой доли его красот. Они занимались любовью везде, где им этого хотелось: в саду Эйрела, на берегу озера Саальтэн тёплым солнечным днём, в лесу и среди горьких степных трав. Магия помогала эльфу укрывать их прозрачным, но непроницаемым снаружи куполом, подогревать воздух вокруг них, если было холодно. А ещё расстилать на земле удобное толстое полупрозрачное покрывало, сплетённое из магических потоков, использовать чары чистоты и прочие приятные мелочи, делавшие их вылазки комфортными.

   Однажды Эйрел показал, как можно доставить удовольствие одной лишь магией. Оба были в одежде, Дийра прижималась спиной к шершавому стволу огромного древнего дуба, Эйреальдин обнимал её и поддерживал, пропуская через них магические потоки. Наслаждение было столь пронизывающим, что Дийра кричала до хрипоты, хотя обычно только негромко стонала, сдерживаясь по давно въевшейся привычке. Единение с партнёром и миром вокруг было настолько полным, что глаза Дийры ещё долго застилали счастливые слёзы, а ноги просто отказывались держать свою хозяйку, так что эльфу пришлось нести её домой на руках. Опыт Дийре очень понравился, но повторить подобное она решилась лишь единожды, всё-таки предпочитая "магическому" наслаждению настоящее: глаза в глаза, кожа к коже, чтобы дыхание смешивалось и не понять было, чьё сердце стучит громче…

   Магия к Дийре вернулась после первой же ночи с Эйрелом, и девушка с энтузиазмом принялась осваивать новые возможности. Сначала эльф учил её сам, потом отвёл к опытной целительнице Лиальнерис, от которой Дийра была в полном восторге. Конечно, она не могла лечить так, как это делали эльфы, ведь человеческая магия была другой, но эльфийка помогла Дийре понять, как можно управлять своим целительским даром. А уж сколько та знала рецептов всевозможных снадобий!..

   Дийра старалась успеть выучить как можно больше, предчувствуя, что подаренная её неласковой судьбой очередная передышка подходит к концу. Ведь там, за Перешейком, осталась настоящая жизнь, а время, проведённое в гостях у эльфов, когда-нибудь неизбежно завершится. В Танно-Азахоне было сказочно хорошо, но дом и добровольно взятые на себя обязательства звали обратно.

   Смутные предчувствия, как водится, оправдались. Сказка закончилась, правда, самым неожиданным образом, так что Дийру это скорее обрадовало.

ГЛАВА 3

Дни мелькали один за другим, пряные и жаркие ночи проходили ещё быстрее, миновало полнолуние, потом луна состарилась и выросла вновь. Жить было интересно, и Дийра чувствовала себя нужной, когда занялась исцелением покалечившихся во время схваток на Арене орков. Ещё она пробовала лечить заболевших разными недугами степняков – под присмотров наставницы, разумеется. Та периодически посещала несколько орочьих селений, исцеляя тех, кто нуждался в помощи.

   Осень вызолотила дубы в лесах и лиственницы на склонах гор, заставила пунцоветь клёны и девичий виноград, густо увивавший стены домов и иные пригодные для него опоры. Воздух сделался заметно прохладнее, в виноградниках на юге эльфийского королевства дожидались уборки золотистые, налитые соком кисти, хотя пурпурных и тёмно-сизых тоже хватало. Иные сорта уже давно были убраны, некоторые будут дожидаться первых заморозков, а молодое вино шумело в огромных дубовых бочках в тёмных погребах. Эльфы делали также лёгкий душистый сидр из яблок и груш, но ещё умели сохранять любые плоды и ягоды свежими, с помощью особой магии, что было очень удобным и вносило разнообразие в их зимнее меню.

   Дийра с наставницей в эти дни часто занимались заготовкой целебных растений для снадобий, которыми потом собирались лечить орков. Лиальнерис очень хвалила Дийру за "вливание" своей магической силы в отвары и мази. Оказывается, эльфы тоже таким образом усиливали действие зелий, а Дийра интуитивно нашла верный способ помогать своим пациентам там, где магические потоки были перекрыты заклинанием сойр. Теперь "вливание" силы удавалось гораздо легче, а снадобья Дийры стали намного эффективнее. В родном королевстве её магия вновь окажется более чем наполовину скованной, но зато пока можно было с полным правом наслаждаться свободой. Магия, казалось, пронизывала всё вокруг и только и ждала, пока к ней обратятся, чтобы с готовностью откликнуться на призыв. Так было и в Долине Хрустальных Ручьёв, только здесь сильнее.

   В тот тихий золотой день девушка с наставницей тоже были в лесу, собирая какие-то диковинные целебные грибы. Те чуть светились в темноте, но собирать их требовалось непременно при солнечном свете, что было не так-то просто. У Дийры уже в глазах рябило от множества разбросанных на земле пёстрых опавших листьев, под которыми скрывались невзрачные серенькие шляпки, так что на появление неподалёку облачка туманного перехода она поначалу и внимания не обратила. Безопасная жизнь неправдоподобно быстро отучила её от вечной настороженности, хотя Дийра прекрасно понимала, что по возвращении домой старые привычки вернутся столь же стремительно.

   Появившийся из перехода Эйреальдин выглядел таким непривычно встревоженным, что девушка тоже мгновенно перепугалась. Явно случилось что-то из ряда вон выходящее.

   - Дийрана… - начал Эйрел и как-то беспомощно умолк, что совершенно с ним не вязалось. – Дийрана, тебе лучше пойти со мной. Лиальнерис, тебя я также прошу присоединиться, там потребуется твоя помощь.

   - Кто-то ранен? – сразу же подобралась наставница, с привычной поспешностью собирая немногочисленные вещи: снятую из-за жары куртку, несколько корзинок с собранными грибами и неизменную сумку с запасом снадобий. Спохватившись, Дийра тоже подхватила с земли собственную целительскую сумку. – Сейчас иду, я только своего Диэля вызову. Пусть собранное домой унесёт.

   Появившийся крошечный крылатый помощник целительницы принялся слушать её указания, а Эйрел в это время шагнул к Дийре и бережно взял её за руки.

   - Моя хорошая, случилось кое-что… почти невозможное. Ещё один человек сумел пересечь Ройхон Аннали. Понимаешь, он… нет, прости, тебе лучше увидеть его самой.

   - Человек? – почти задохнулась от изумления Дийра и забросала Эйрела вопросами, которые мгновенно вспенились внутри и попытались разом выплеснуться наружу. – Он ранен? Поэтому нужна помощь целителя? А я тогда зачем? Ведь я пока ничего не умею… Впрочем, нет, конечно, я хочу его увидеть. Он… ему ведь помогут, да?

   Эльф слушал, как Дийра в волнении тараторит и не торопился отвечать, только успокаивающе гладил её ладони. Потом глубоко вздохнул и сказал:

   - Нет, к такому не подготовишь, но… Диллэ, пожалуйста, постарайся не переживать. Обещаю, ему помогут, хотя он жив каким-то чудом, не иначе. Ему сильно досталось, Лес обошёлся с ним безжалостно, как с любым пришельцем из-за Перешейка. Это… тяжёлое зрелище, но ты ведь целительница, ты уже видела немало…

   - Я выдержу, Эйреальдин, - твёрдо сказала Дийра и высвободила руки. Почему эльф медлит? Что такого в этом неведомом человеке, что нельзя просто пойти туда поскорее, что зачем-то нужны все эти объяснения? – Ты правильно сказал, я целитель. Меня уже давно не пугает вид чужих ран.

   Эйрел молча кивнул и создал туманный переход, который привёл всех троих ко входу в королевский дворец.

   - Человека уже должны были перенести сюда. Его нашли наши дозорные на самом краю Леса и срочно вызвали лучших целителей, - пояснил эльф, ведя их по направлению к личным королевским покоям. – Меня оповестил Миальдир, и мы с ним побывали там. Целители объединёнными усилиями создали защитную лечебную сферу, теперь она не позволит человеку умереть, и можно будет начинать его восстановление.

   Последнюю фразу Эйрел сказал явно только для Дийры, потому что Лиальнерис, без сомнения, и сама прекрасно знала, как работают её коллеги.

   Они вскоре оказались в большой светлой комнате по соседству с теми, где раньше жила Дийра. Несколько эльфов склонились над мерцающим полупрозрачным куполом, внутри которого кто-то находился, но рассмотреть его пока не представлялось возможным. Навстречу шагнул король Танно-Миальдир, начал говорить человеческой гостье что-то успокаивающе-утешительное, но Дийра только кивала и не слушала. Её неудержимо тянуло к защитной сфере, внутри всё сжималось от тоскливой тревоги, страха и сочувствия к неизвестному, которому явно пришлось тяжелее, чем ей самой. Её-то уберёг подарок Ноальтиара, Лес Скорбящих просто попугал человечку для острастки, а этот бедняга пострадал гораздо сильнее.

   Кто-то что-то сказал, эльфы чуть расступились, пропуская Дийру вперёд, и она напряжённо смотрела, как один из целителей дотронулся до купола кончиками пальцев. Защитная лечебная сфера стала почти прозрачной, но лёгкое зеленоватое мерцание осталось, обозная её границы. Человек был полностью обнажён и с ног до головы покрыт ранами, ссадинами, синяками. Лицо выглядело ужасно: выпачканное запёкшейся кровью, изодранное так, будто по нему раз за разом проезжалась когтями чудовищно огромная кошка. Один глаз тоже наверняка пострадал, но разглядеть в точности не получалось: веки мужчины были плотно сомкнуты. Левая рука была неестественно вывернута – явный перелом, а насколько опасны прочие повреждения, так сразу не скажешь. Но кровь из ран не текла, магия ввела человека в искусственный сон и будто остановила для него время, пока целители не залечат самые опасные раны. Тогда стазис можно будет снять и потихоньку заниматься остальными повреждениями. Мощное колдовство, оно требовало совместной работы нескольких опытных целителей, но на этого неизвестного человека сил не жалели.

   Тот целитель, который сделал сферу почти прозрачной, работал дальше: осторожно направил поток магии на человека, очищая его от грязи и крови. Дийра бросила взгляд на лицо раненого и вздрогнула всем телом, отказываясь верить увиденному. Но она знала, точно знала, несмотря на все раны и кровоподтёки, чьи это чёрные волосы, квадратный подбородок с ямочкой и тонкий прямой нос. Тот самый, который она когда-то – почти в другой жизни! – лечила собственной магией.

   - Киннар… - неверяще прошептала она.

   Пошатнулась, потому что ноги держать отказывались, но сзади её тут же подхватили, не давая упасть. Дийра благодарно прислонилась спиной к надёжной груди Эйрела, а тот тихонько заговорил, чтобы не мешать работе целителей:

   - Диллэ, хорошая моя, всё будет в порядке. Мы сделаем всё, чтобы твой… чтобы граф Киннар раэ Нейзир поправился. На нём даже шрамов не останется, не беспокойся.

   - Ты знал? – хрипло спросила девушка, потому что горло перехватывало от мучительной тревоги. – Ты знал, кто это? Но как?

   - При нём нашли письма, Диллэ. От него самого, от наследного принца Леоннира. Киннар подстраховался, чтобы мы узнали, кто это и с какой целью пришёл в наши земли, даже если сам он не доберётся живым.

   Дийра неожиданно для себя всхлипнула, хотя глаза оставались сухими. Её била мелкая дрожь, но тут подоспела мудрая наставница. Не мешая Эйреальдину поддерживать девушку, Лиальнерис сухо и деловито предложила ей перейти на магическое зрение, а потом принялась объяснять, что именно и каким образом делают целители. Помогло; Дийра заставила себя встряхнуться и заняться учёбой. В самом деле, хочешь быть целительницей, так не распускай нюни. Плакать и трястись кто угодно может, а вот помочь спасти, когда счёт идёт на мгновения… Бесценный урок: если пострадал кто-то близкий, надо завязаться в узел и отодвинуть в сторону все ненужные эмоции, чтобы не мешали работать. Спокойствие и выдержка – главные заповеди хорошего целителя. Поплакать, если так захочется, можно потом, где-нибудь в уголке, когда всё уже будет в порядке… Если не будет – тем более.

***

Целители работали долго, как ей потом сказали. Но для Дийры время пронеслось стремительно, потому что она напряжённо следила за работой опытных мастеров, стараясь запомнить все их действия, все приёмы, чтобы потом попытаться повторить с поправкой на отличия человеческой магии от эльфийской. Лиальнерис очень помогала, разъясняя всё до мелочей, а ненавязчивая поддержка Эйрела грела в прямом и переносном смысле. Тоскливая тревога была с позором изгнана в самый дальний уголок сознания и безжалостно притоптана. К тому же Дийра и сама видела, как медленно зарубцовываются самые страшные раны, как срастаются сломанные кости на левой руке, как потоки магии исправляют повреждённый глаз, а аура Киннара постепенно избавляется от всего неправильного, болезненного, мешающего.

   Вскоре о пугающих ранах напоминали лишь свежие красноватые рубцы, но с этим через несколько дней легко справятся целебные мази. Пока же пациенту требовался полный покой, и лечебную сферу решено было оставить ещё на двое суток. Пусть на её поддержание уходило много магических сил, с этим никто из эльфов не считался. На просьбу короля помочь откликнулись лучшие целители, и те, кто не принимал участия в лечении Киннара, собирались сменять друг друга, поддерживая сферу своей энергией.

   Все прочие присутствовавшие принялись потихоньку расходиться, но Дийра упрямо не двигалась с места. Она понимала, что пока ничем не сможет помочь, только уйти сейчас от Киннара было выше её сил.

   Однако её мягко, но непреклонно развернули к двери, и Эйрел сказал:

   - Всё, моя хорошая, пойдём. Если хочешь, можешь потом заняться приготовлением мази, убирающей рубцы. Киннару она понадобится через пару дней, а пока здесь больше делать нечего. Лиальнерис, ты ведь поможешь Дийране сделать мазь?

   - Разумеется, я буду рядом. Но с практической частью моя ученица прекрасно справится сама, да, девочка? - ободряюще улыбнулась эльфийка.

   - Я?.. – всполошилась девушка. - А разве эльфийская магия не лучше подойдёт для этого?

   - Но ведь этот человек дорог тебе, ты за него очень переживаешь, - серьёзно заметила Лиальнерис. – Значит, сможешь вложить в снадобье частичку своей магии и своё желание помочь. Поверь, это чудеса творит.

   Дийра, сдавшись, позволила себя увести, лишь бросила последний взгляд на неподвижное тело внутри сферы. Если бы не чуть заметное шевеление грудной клетки, Киннар выглядел бы пугающе безжизненным. Она не заметила, как Эйрел доставил её домой, как усадил в кресло у разожжённого камина и вложил в руку чашку с чем-то тёплым и душистым. Лишь почувствовав на языке привкус тианна-тару, она чуть пришла в себя и поняла, что её трясёт от озноба и нервного напряжения. Но милый, заботливый Эйреальдин уже укутывал ей ноги пушистым пледом и бормотал что-то ласково-утешительное, от чего на глаза слёзы наворачивались. Чем она заслужила такого чудесного друга?..

   Мысли скакали и путались, переходя с эльфа на столь неожиданно воскресшего Киннара. Как он смог миновать Лес?.. Что заставило его рискнуть всем и когда он пустился в путь? Ведь Дийра потеряла в Ройхон Аннали большую часть лета, выйдя на опушку лишь в начале осени. Хотя ей и казалось, что она провела в Лесу не больше нескольких дней. Может, и с Киннаром случилось нечто подобное?.. Говорили же ей, что время в Лесу течёт по своим законам. Хорошо, что теперь есть кому задать свои вопросы, и можно будет узнать, что произошло после её побега и как отреагировали сойры, особенно Бринна. Что с обитателями Тар-Нейзе и как Тиор справляется с графством, ведь больше-то некому…

   Только теперь Дийра, кажется, по-настоящему осознала, что её мысленно похороненный и даже, как ни странно, оплаканный второй супруг жив. Жив, несмотря на то, что татуировка исчезла, да и не у неё одной. На левом запястье мужчины тоже виднелись лишь царапины, ни следа брачной отметины.

   - Почему? – вслух спросила она и пояснила в ответ на вопросительно приподнятые брови эльфа: - Брачная татуировка. У Киннара её тоже нет…

   - Я заметил, - кивнул Эйрел. - Сложно сказать, Диллэ. Возможно, это магия Ройхон Аннали вытравила чуждое и наносное, как в твоём случае. Хотя один неиспользованный боевой амулет уцелел в кармане куртки Киннара, и, насколько я могу судить, вполне исправен. Следовательно, не всю чуждую магию Лес уничтожает. А может быть, оттого, что твой муж почти скользнул за грань жизни, и магия соэйрани посчитала его мёртвым. Он удержался на краю лишь чудом, Диллэ. Наверное, потому что очень хотел дойти… ради тебя, в память о тебе.

   - Как это? – ошеломлённо пробормотала девушка. – Он что, считал меня…

   - Да, моя хорошая. Я читал его письма вместе с Миальдиром. Киннар опасался, что ты не дошла, но очень надеялся, что всё-таки выжила вопреки всему. И просил нас, эльфов, о тебе позаботиться, если он умрёт. Поэтому я думаю, что татуировка у него исчезла раньше, ещё до того, как он вошёл в Лес Скорбящих. Или же он опасался худшего, потому что вестей от тебя слишком долго не было.

   Дийра мысленно согласилась. Знай она, что Киннар жив, послала бы весточку… Хотя как? Эльфы же ещё окончательно не решили насчёт помощи людям. Точнее, помочь-то они помогут, но пока разрабатывали некий план нападения. Эйрел дал понять, что они хотели ударить наверняка, чтобы не было лишних жертв. Эльфов и так намного меньше по сравнению с людьми, а если они ещё ввяжутся в кровавую бойню, цена освобождения мира от соэйрани может оказаться чересчур высокой. Что самое печальное, большинство простых людей искренне ненавидит "проклятых нелюдей", не понимая, что истинное зло им несут святые Сёстры и Братья, рядящиеся в чистенькие, красивые одёжки. Без кровопролития не обойтись, и другого пути не найдётся. Можно лишь попытаться минимизировать жертвы, чем эльфы сейчас и занимаются.

   Дийра вздохнула, допивая чуть тёплый тианна-тару. Вот и всё, кажется, её отдых в волшебном эльфийском лесу подходит к концу. Она чётко поняла, что не сумеет остаться в стороне, зная, что может спасти хоть кого-нибудь, хоть несколько жизней. Ведь её зелья с капелькой магии будут работать даже там, под Куполом, установленным сойрами. Значит, когда война начнётся, Дийра вернётся в родное королевство, решено.

   В камине оглушительно треснуло полено, не то соглашаясь, не то, наоборот, предупреждая. Девушка слабо усмехнулась: предостерегай, не предостерегай, а остаться в стороне, когда мир вот-вот захлестнёт невиданная буря, не получится. От пламени исходило приятное тепло, и Дийра протянула к нему ладони, грея заодно и свою решимость. Возвращаться в Эйзению было жутковато, остаться в безопасной, уютной сказке и осознавать свою никчёмность – куда страшнее. Совесть заест.

   - Диллэ, моя хорошая, я отнесу тебя в постель, ты совсем засыпаешь, - раздался голос Эйрела.

   Дийра, встрепенувшись, поняла, что последние несколько минут провела, глядя на догорающие поленья и потихоньку клюя носом. Неуютные мысли отодвинулись далеко-далеко, а её пока ещё окружали ставшие привычными комфорт, тепло и безопасность, что даровали объятия Эйреальдина. По привычке же она уткнулась носом в шею эльфа, вдохнула ставший родным запах, чуть мазнула губами по тёплой коже, пока он нёс её в спальню. И… застыла, только теперь по-настоящему чётко приняв и поняв: Киннар жив.

   Киннар. Заносчивый мальчишка, устроивший ту давнишнюю мерзкую выходку – и взрослый мужчина, провожавший её до границ Леса, искренне желавший удачи и готовый, если понадобится, защищать её любой ценой. Фиктивный муж, несмотря ни на какую консуммацию брака, и дело тут даже не в последующем исчезновении татуировки. Просто они всегда были чужими друг другу, хотя, правду сказать, разговаривали по-настоящему лишь в те краткие минуты перед уходом Дийры. Так каков же ты на самом деле, Киннар раэ Нейзир? Ему достало решимости и отчаянности, чтобы сунуться вслед за ней в Лес Скорбящих, и тамошние стражи прочитали в его душе что-то такое, что побудило их, не ведающих жалости и сомнений, оставить дерзкого человека в живых. Хотели бы – убили, в этом нет сомнений.

   Как бы то ни было, сейчас Дийра чувствовала себя связанной с Киннаром. Его женой она себя уже не считала, но… остаться сейчас с Эйрелом, провести с ним ночь было бы неправильно. Дело даже не в банальной супружеской измене, в чём-то неизмеримо большем. Тут не Киннара – себя бы саму не предать, не утратить что-то важное, что позволяет высоко держать голову и открыто смотреть в глаза любому. Самоуважение – штука хрупкая…

   Дийра прерывисто вздохнула и покрепче ухватилась за эльфа, пока он бережно опускал её на кровать. Огорчать его не хотелось до боли, но ведь иначе нельзя. Только как бы сказать ему помягче, объяснить, чтобы не обиделся, чтобы теперь уже он не почувствовал себя преданным?..

   Пока девушка кусала себе губы и лихорадочно подбирала слова, он уже сам обо всём догадался. И как она могла забыть, что эльфы прекрасно улавливают настроение собеседника? А уж Эйрел понимал её лучше, чем порой она сама себя понимала.

   - Диллэ, моя Диллэ, зачем же ты себя терзаешь? – мягко заговорил он, не дожидаясь, пока она начнёт лепетать что-нибудь глупое и ненужное им обоим.

   - Я не терзаю, Эйрел, - несмело улыбнулась она, - просто сейчас… Киннар, он… Мы поженились, потому что были вынуждены, по сути, мы никто друг другу, но я ощущаю себя связанной с ним. Пока мы с ним не поговорим и не проясним всё до конца, я не могу…

   - Т-с-с, малышка, всё хорошо. – Тонкий изящный палец прижался к её губам, вынуждая замолчать. - Я даже не собирался ставить тебя в неловкое положение. Разумеется, я буду спать в комнате для гостей, а ты вольна оставаться в этом доме столько, сколько захочешь. Можешь и Киннара своего привести, когда он поправится, а я переберусь в дом Ноаля.

   - Киннар не согласится, - сдавленно пробормотала Дийра, потому что горло перехватило от чувства огромной благодарности к другу. – Я же не стану от него скрывать, что мы с тобой… были вместе.

   - Значит, подыщем вам с ним другое жилище, вот уж это не проблема. Главное, чтобы тебе было хорошо, Диллэ. А быть твоим другом я никогда не перестану, слышишь?

   Он целомудренно коснулся её губ своими, уложил, заботливо укутал одеялом и ушёл, погасив за собой свет. А Дийра осталась лежать, тихонько всхлипывая и чувствуя, как под щекой влажнеет подушка. До неё внезапно дошло, что Эйрел говорил так, будто точно знал: она останется с Киннаром. И хотя на деле Дийра ещё ничего не решила насчёт своего непонятно-какого-мужа (то ли бывшего, то ли настоящего), но она наконец поняла то, что мудрый эльф осознал гораздо раньше. Их недолгий роман подошёл к концу. Да и какой это был роман – они просто согревали друг другу озябшие в одиночестве души. А вот искренняя дружба – да, та останется навсегда, пока они оба живы. Пока Киннар здесь, Дийра не станет продолжать любовные игры с Эйрелом, это было бы нечестно по отношению к обоим. А потом Киннар вернётся в родное королевство, и она уйдёт вместе с ним. Всё он правильно понял, этот мудрый и добрый друг, самый лучший на свете…

ГЛАВА 4

Защитную лечебную сферу сняли, как собирались, но Киннар проспал ещё несколько мучительно долгих часов. И хотя Лиальнерис сказала, что это нормально, просто организм человека оказался сильно истощён, Дийра вся извелась. Мнению здешних целителей она доверяла стопроцентно, собственной мнительности – нет. Она вызвалась дежурить у постели раненого, хотя особой нужды в этом не было. О пробуждении Киннара сообщили бы сигнальные заклинания, но девушке хотелось самой оказаться рядом, когда он впервые откроет глаза. Однако наставница непреклонно велела ей не придумывать и не изводить себя понапрасну. Так что его первое пробуждение Дийра пропустила, занимаясь приготовлением мази, рассасывавшей шрамы. Как ей рассказали, Киннар ненадолго просыпался, его напоили укрепляющими зельями и коротко сообщили, что эльфы обещают людям свою помощь, чтобы выздоравливающий не волновался.

   Когда Дийра вернулась к его постели, Киннар уже снова спал. Сначала она ждала, потом пыталась читать, потом бросила, как безнадёжную затею. В итоге нервное напряжение вымотало её так, что она сама не заметила, как задремала в мягком кресле. Очнулась, лишь услышав невнятный возглас и хрипловатое:

   - Да быть того не может…

   Киннар, недоверчиво прищурившись, рассматривал её так, будто никак не мог решить, морок перед ним или живой человек. Дийра неловко улыбнулась и, смущённо кашлянув, сказала:

   - Ты наконец-то очнулся, Киннар. Ты долго был…

   Он рывком сел, сбросив одеяло до пояса, и больно схватил её за руку, заставив сдавленно зашипеть. Тут же опомнился, чуть ослабив хватку, но продолжал жадно, с какой-то затаённой надеждой вглядываться в её лицо.

   - Ты дошла, ты всё-таки дошла…

   - Я жива, как видишь, - снова выдавила из себя улыбку Дийра.

   Почему-то находиться рядом с очнувшимся Киннаром было ужасно неловко, будто их общее несуразное прошлое пеленой накрыло обоих и мешало чувствовать себя свободно.

   - Жива… - эхом откликнулся он, а потом вдруг притянул к себе и до боли сжал в объятьях, так что Дийре почти нечем стало дышать.

   Притиснутая к его груди, она слушала бешеный стук его сердца, а сама почему-то начала потихоньку дрожать, хотя кожа под её щекой была тёплой, даже горячей.

   - Ты что, плачешь?.. Не надо, моя храбрая девочка… Успокойся… - принялся шептать он, перемежая слова лёгкими поглаживаниями по волосам.

   Дийра отстранилась и замотала головой в знак отрицания – да и не думала она плакать, вот ещё!.. – но с ресниц предательски сорвалась слезинка, скользнула по щеке. Киннар поймал горячую каплю губами, невесомыми поцелуями осушил мокрые ресницы.

   - Я думала, ты умер. У меня татуировка пропала, - сообщила она, в ответ благодарно погладив его по щеке и стараясь не задевать свежие рубцы.

   - У меня тоже. Через сутки после твоего ухода я проснулся на рассвете, потому что зверски жгло левое запястье. Посмотрел – а татуировки как не бывало никогда. Ну, я и подумал, что ты… - он бросил машинальный взгляд на свою руку и осёкся. – Эй, а сколько я тут вообще провалялся? У меня же рука была сломана, я точно помню.

   - Больше трёх дней. А руку и прочее тебе вылечили эльфийской магией. Эльфы - великолепные целители, - рассеянно объяснила Дийра, занятая другим. – Подожди, как – через сутки после моего ухода?.. Я же к эльфам вышла только в начале осени. Они говорят, это магия Леса Скорбящих. Хотя татуировку мне жгло в Лесу, только мне в тот момент не до проверки было…

   Она передёрнула плечами, не желая вспоминать, но понимая, что рассказать Киннару придётся. Он заслуживает того, чтобы знать правду о её приключениях, да и не мешает сравнить впечатления от пребывания в негостеприимном Ройхон Аннали.

   - В начале осени? – растерянно переспросил он. – Значит, правду говорили, что там время течёт по-своему…

   - Правду, - подтвердила девушка.

   - А какой сегодня день, кстати? Я-то, интересно, сколько шёл?

   Он изумился, узнав, что осень давно перевалила за середину.

   - Когда ты вышел?

   - Вскоре после тебя. Я вынужден был бежать, чтобы меня не арестовали.

   - Как?.. Бринна, что ли, подсуетилась? – сузила глаза Дийра. – Тебя же не должны были трогать…

   - Да нет, не Бринна. Хотя эта стерва, как освободилась, лично заявилась меня допрашивать. Но… обошлось без особых методов. Как она пообещала, до первого же малейшего подозрения. Отец рассчитал верно, им не к чему было прицепиться. Брак законный, его консуммация состоялась, свидетели, в том числе сойро Бриэн, лично видели изменившуюся татуировку, да и в храмовой книге появилась соответствующая запись. Потом, правда, татуировка пропала, но это уж не моя вина. Сойры не дураки, они понимали, что деваться тебе было некуда, а значит, скорее всего, ты попыталась бежать к эльфам. И сгинула в Лесу, где своя магия, оттого и брачная татуировка пропала бесследно, а не сменилась вдовьим узором. Я-то на допросах твердил одно: графиня Дийрана раэ Нейзир прибыла с вестью о смерти моего отца и привезла его письмо с последней волей. Мы вступили в брак согласно этой самой воле, хотя и без особой радости, потом графиня провела со мной ночь и наутро отбыла домой, не пожелав задерживаться в Пограничье долее необходимого. Больше, мол, ничего не знаю и жду вестей от новоиспечённой супруги или… подтверждения своего вдовства. О том, что мы с тобой общались крайне холодно и явно недолюбливали друг друга ещё в мою бытность твоим пасынком, знали не только слуги, - криво усмехнулся он. - Так что сойры легко поверили, что твои передвижения и тем более возможная гибель меня волнуют мало, лишь бы графский титул был при мне.

   Дийра кивнула. На то и был расчёт, и хорошо, что он оправдался. А Киннар продолжил:

   - Отец ведь мне два письма послал, одно для меня, настоящее, другое – для предъявления сойрам. Во втором отец уламывает упрямого капризного мальчишку и расписывает ему необходимость брака с "мачехой", чтобы сохранить титул. О тебе он, уж прости, специально отзывался в пренебрежительном тоне и советовал один раз подтвердить брак, потом забыть о законной супруге и жить в своё удовольствие. Мол, сам он всё равно неизлечимо болен и в нужный момент примет яд, а мы с тобой должны немедленно вступить в брак. Тогда титул останется у меня, и может, его величество не станет сильно гневаться, а со временем вообще смилостивится и позволит мне вернуться в столицу. А жёнушка пускай сидит в Тар-Нейзе и воспитывает наследников, буде таковые появятся.

   - Умно, - согласилась Дийра. – Косвенное подтверждение того, что ты не был осведомлён о моих магических способностях и вообще мало что знал о делах отца, кроме того, что касалось управления графством. Шейдор… он был умным человеком и надёжным союзником. Мне его не хватает…

   Она сглотнула и стала пристально рассматривать резьбу на деревянных панелях, которыми была обшита комната. Будто бы не успела изучить этот узор до мелочей, пока тревожно ждала пробуждения Киннара…

   Он осторожно коснулся её щеки, побуждая смотреть на него.

   - Дийрана, ты любила его?

   Она медленно покачала головой.

   - Нет. Уважала, восхищалась его умом и порядочностью, его отношением к своим людям – ко всем, кто от него зависел. Шейдор был сложным человеком, тебе ли не знать, властным, жёстким, но… за его спиной хорошо было укрываться от опасностей, а я в этом очень нуждалась. Он намеренно держал меня на расстоянии, хотя мог накрепко привязать своим хорошим отношением, добротой, заботой, если уж не хотел разыгрывать любовь. И это тоже проявление порядочности. Он не позволил мне влюбиться в него, предпочитая быть честным союзником. Я тоскую по нему, Киннар, как по старшему другу, по надёжному защитнику.

   - В том-то и беда, что не были мы для тебя надёжной защитой – ни отец, ни тем более я! - с горечью выпалил он. – Во что же мы тебя втянули, бедная девочка…

   - Я сама себя во многое втянула, ещё в пансионе, когда отказалась подчиняться сойрам и покорно позволить им искалечить мою магию, - возразила Дийра. – Шейдор, конечно, принудил меня к браку шантажом, но он и сам был не в лучшем положении. Сойры дёргали за ниточки нас обоих, умнее было подчиниться и сыграть по своим правилам. У Шейдора почти получилось. Я ни в чём его не виню, да и тебя, если уж на то пошло. Ты такая же жертва обстоятельств. Только мы с тобой, в отличие от Шейдора, всё ещё можем выиграть в этой игре, особенно теперь, с такими-то союзниками.

   - Ты великодушна по отношению ко мне. – Киннар взял её левую руку, слегка коснулся губами ладони. – И ты всё ещё носишь кольцо моей матери, спасибо тебе за это.

   - Ношу, - подтвердила она. – Кольцо напоминало мне о тебе, о Шейдоре… и, наконец, оно мне просто нравится. Может, оно помогло мне добраться сюда не меньше, чем подвеска Ноаля… Ноальтиара. Ведь ты искренне желал мне удачи тогда…

   - Рад, если хоть так тебе помог. Знала бы ты, каким мерзавцем я себя чувствовал, отправляя тебя одну, почти на верную гибель… и самое поганое, что через несколько дней мне всё равно пришлось бежать. Лучше бы сразу с тобой пошёл!

   - Погибли бы вдвоём, только и всего. Лес не стал бы разбираться, у кого из нас больше прав находиться там. Нас убили бы, как всех прочих чужаков, вот и всё… - сказала Дийра со странной убеждённостью в своей правоте. – Но ты ещё не рассказал мне, почему бежал к эльфам и каким чудом уцелел. Только если ты не хочешь, не говори, не обязательно…

   Она торопливо прибавила последнюю фразу, заметив, как он помрачнел. Но Киннар помотал головой:

   - Нет, я расскажу, конечно, только позже. А сейчас я хотел тебе сказать, Дийрана… Мне жаль, что мы с тобой так скверно начали. Мне жаль, что я был таким глупцом и вёл себя, как капризный, избалованный сопляк. В своё оправдание могу лишь сказать, что я не думал головой тогда: меня вёл гнев, я оскорбился за мать, считая, что отец предал её, один раз при жизни, второй – когда женился на безродной, как я тогда думал, девице. Меня это не оправдывает, но я хочу вновь попросить у тебя прощения.

   - Я тебя давно простила, ещё когда мы расставались там, у "невидимой границы", - немедленно откликнулась Дийра. – При нашей первой встрече ты повёл себя мерзко, но это были поступки глупого юнца, ты сам сказал. Ты изменился с тех пор, вырос, и я не о внешности или возрасте, как ты понимаешь. Когда мы виделись в последний раз, передо мной был взрослый мужчина, умеющий признавать свои ошибки и, главное, готовый нести ответственность за тех, кто от тебя зависит. В этом ты похож на отца, и мне это очень импонирует. Но ты – это ты, со своими достоинствами и недостатками, я это понимаю и ценю. Я не держу на тебя зла, Киннар.

   Её ладонь вновь поцеловали – быстро, горячо, благодарно, а потом карие с прозеленью глаза уставились на неё с отчаянной решимостью.

   - Дийрана, скажи, мы могли бы начать сначала? Просто попробовать узнать друг друга лучше, быть рядом, быть вместе. Мы союзники, но я хочу стать для тебя близким человеком, если ты позволишь. Я был в ярости, когда нам пришлось провести обряд, но я не на тебя – на отца злился. И ещё больше – на себя за то, что мы вновь загнали тебя в ловушку ненужного брака. Что бы там ни случилось в Лесу, что бы ни значило это отсутствие татуировки, я всё равно считаю себя твоим мужем и несу за тебя ответственность. Но я никогда не стану тебя принуждать оставаться со мной, клянусь памятью матери. Только если ты сама захочешь. Ты ничем мне не обязана, это я до конца жизни должен за всё, что ты сделала для раэ Нейзиров. Мне просто нужно, чтобы ты знала: ты мне очень дорога, и я хотел бы попробовать стать тем, кто тебе нужен.

   Он молча ждал, и Дийра отвела взгляд, на сей раз изучая узоры на пушистом прикроватном коврике. Киннар говорил искренне, чувствовалось, что это взвешенное решение, но она не знала, что ответить. Не хотелось ни отказывать, ни соглашаться. Отказать – это всё равно что пнуть лежачего, Киннар подобного не заслуживал. Да и, правду сказать, он незаметно занял немало места в её душе: уже не просто союзник, кто-то больший. Лиальнерис правильно разглядела, он был дорог Дийре, она за него волновалась и переживала. Такой повзрослевший Киннар ей нравился, но… Опять это самое "но".

   Дийра не знала, хочет ли подпускать кого-то настолько близко. Это не милый, чудесный, всё понимающий Эйреальдин. С Киннаром легко не будет, характер у него непростой, да и она сама не привыкла уступать. Их неизбежно ждут конфликты и выяснения отношений, хотя это нормально: обычная человеческая жизнь, а не эльфийская сказка. Только было очень страшно впустить чужого пока ещё человека в свою жизнь, довериться, убрать щиты и спрятать колючки. Вот так впустишь, привяжешься, а потом поймёшь, что кто-то из них ошибся – или сразу оба, неважно. Рвать придётся по живому, больно станет обоим. Или глупо загадывать так далеко вперёд, особенно если за Перешейком их уже подстерегает уродливый оскал войны?..

   - Дийрана, я ведь не требую чёткого ответа прямо сейчас, - заговорил Киннар, не дождавшись хоть какой-нибудь реакции на своё предложение. – Ты только не отказывай сразу, хорошо? Обещай подумать и дать шанс нам обоим.

   - Киннар, я… хорошо, мы ещё поговорим об этом, только… Я боюсь, у нас просто не хватит времени на самих себя. Сначала надо разобраться с сойрами, - сказала Дийра, но прозвучало неубедительно даже для неё самой, будто надуманный предлог. Да это и было надуманным предлогом, попыткой выторговать отсрочку.

   Он сразу помрачнел, замкнулся.

   - Ясно, ты не в восторге от моей персоны, - пробормотал он. - Следовало ожидать. Сам виноват…

   - Киннар, дело не в тебе…

   - А в ком? У тебя кто-то есть, а я тут лезу со своими неуместными предложениями? – проницательно заметил он. – Эльф, надо полагать? Может, даже тот, который знаком нам обоим, Ноальтиар?

   - Нет, не он, его отец, - призналась Дийра. Как она и говорила Эйрелу, скрывать их отношения она не собиралась, но Киннар заговорил об этом слишком рано. Впрочем, лучше уж они выяснят всё сейчас. – Только Эйрел прежде всего мой друг, а уж потом – любовник. Этой дружбой я дорожу больше всего на свете, ну а с любовными играми у нас с ним, кажется, покончено навсегда.

   - Что ж так? Неужели я помешал? – саркастически спросил Киннар. – Так у меня права нет тебя упрекать, ты же себя вдовой считала.

   - Дважды вдовой, - с невесёлой усмешкой подтвердила Дийра.

   - Ну так и я… ощущал себя вдовцом. Мы квиты, я ведь тоже за утешением в офицерский бордель пару раз наведывался, - зло сказал он.

   Прозвучало это как оскорбление, но Дийре показалось, что он вновь злится на себя, не на неё. Потому она произнесла вполне мирно, не реагируя на попытку задеть:

   – С Эйрелом мы расстались, как только я узнала о тебе. Потому что ни ты, ни он не заслуживаете такой… непорядочности с моей стороны.

   - Прости, я дурак, - покаянно сказал он. – Мой дурной язык… И когда я уже научусь сдерживаться?..

   Он с силой выдохнул и потёр ладонями лицо. Зашипел, задев свежие рубцы, и вяло удивился:

   - А это ещё что? Впрочем, припоминаю, меня какой-то хищный куст шипами рвал. Я вообще-то плохо помню, что со мной в Лесу было – так, урывками. Здесь зеркала, случайно, нет? Хоть посмотрю, на что я теперь похож.

   Дийра сунула ему небольшое карманное зеркальце из своей целительской сумки, которую Эйрел в шутку называл бездонной.

   - М-да, вот это образина, - хмыкнул Киннар, рассмотрев полученные шрамы. – И я с такой рожей ещё полез к тебе с глупыми признаниями? Забудь, умоляю, я прекрасно понимаю, что на фоне здешних безупречных красавцев я смотрюсь особенно жалко.

   Дийра рассвирепела.

   - Вот уж точно дурак! – гневно фыркнула она и вырвала зеркальце из его руки. – Ты что же, думаешь, будто я западаю исключительно на смазливую внешность? В таком случае, не смей даже смотреть в мою сторону! Только сначала я тебе шрамы твои уберу, чтобы повода не было прибедняться. А ну, сядь спокойно и дай мне выполнить свою работу! Я целительница, в конце концов!

   - Я знаю, моя храбрая девочка. – Киннар опять поймал её ладонь и поцеловал, примирительно улыбнувшись. – Помнишь, как ты лечила мне сломанный нос в конюшне? Ты выглядела такой же решительной и деловитой, а я глупо огрызался и злился. Хотя в то же время меня разрывало от желания снова тебя поцеловать, только чтобы ты точно знала, что целуешь не отца, а именно меня.

   - Врёшь ты всё, - устало буркнула Дийра, открывая склянку с приготовленной мазью. – Ты тогда с отцом ссорился, тебе не до меня было.

   - Ссорился, - подтвердил он, - а ты нас очень вовремя прервала. Иначе мы с ним наговорили бы друг другу много лишнего.

   - На то мы, женщины, и нужны – чтобы вас, чересчур воинственных, вовремя останавливать, - сварливо отметила она и принялась осторожно втирать мазь в шрамы.

   Киннар перехватил её руку, посерьёзнел, взглянул пристально, будто силился донести до неё всю важность момента. И сказал с предельной искренностью:

   - Знаешь, Дийрана, я, наверное, именно тогда в тебя и влюбился, только даже себе об этом думать запрещал. Злился на безвыходность ситуации, срывался, дурил и снова обижал тебя едва ли не при каждой встрече… Только осознал я всё гораздо позже, когда ты… ушла.

   - Не слишком ли сильное заявление? – Дийра застыла, услышав его признание. Скорее всего, он тогда себе всё напридумывал под влиянием момента, из чувства вины, что отправил её в неизвестность, а сам остался в безопасности…

   - В самый раз. Хватит уже скрываться. Хочу, чтобы ты знала, так честнее. Только, повторю, тебя это вообще ни к чему не обязывает. Ты свободна, слышишь? И брак этот наш… Я никогда не желал принуждать тебя таким вот образом. Не так я хотел бы надеть на тебя помолвочный браслет, не так обмениваться обетами…. Только я поклялся тебя беречь и защищать, не богам этим фальшивым – себе поклялся, так что не проси меня отступиться. Я буду рядом, пока могу.

   Она не нашлась, что ответить, и вновь взялась за мазь, старательно рассматривая каждый рубец, лишь бы не встречаться взглядом с Киннаром. Он сидел спокойно, только чуть неровное дыхание выдавало волнение. Дийра медлила, стараясь привести в порядок всполошённые его заявлением мысли. Было страшновато шагать в неизвестность, но и оттолкнуть Киннара она бы уже не смогла. Будто его признание прорвало некую завесу, за которой Дийра прятала самые тайные, самые невозможные свои мысли. Их отношения были пока слишком хрупкими, а будущее – зыбким, но, может, именно сейчас и следовало рискнуть? Пока они оба живы, пока не стало слишком поздно…

   Когда мазью были покрыты все рубцы, что находились выше пояса, она протянула склянку Киннару:

   - Дальше и сам справишься, я думаю.

   - Неужели стесняешься? – с напряжённой полуулыбкой спросил он, не торопясь брать мазь.

   - Опасаюсь, Киннар, - серьёзно ответила она. – Опасаюсь запутать всё ещё больше. У нас с тобой и так не самые простые отношения.

   - Ты ничем не связана. Ты – графиня раэ Нейзир, в Тар-Нейзе всегда будет твой дом, пока ты этого хочешь. Для всех ты была женой моего отца, о нашем с тобой браке знают немногие, татуировок нет. О распоряжении короля насчёт… порядка наследования графского титула тоже мало кто слышал. Если наш заговор увенчается успехом, ты сможешь вернуться и быть хозяйкой в замке, как прежде. Если пожелаешь, о нашем браке мы никому не скажем. Я к тебе не прикоснусь против твоей воли, можешь не опасаться.

   - А наследник? Тебе ведь всё равно надо будет жениться, - сказала Дийра не то чтобы всерьёз, просто проверяя его – да и себя тоже.

   - О наследниках Тиор позаботится, уж его-то я женю, даже если будет упираться, - усмехнулся граф раэ Нейзир, но глаза остались невесёлыми. – Я помню о долге перед родом, только другой жены, кроме тебя, мне не требуется.

   Дийра молчала. Под окнами дворца щебетали и ссорились птицы, поедавшие какие-то тёмные блестящие ягоды в кустах; чуть дальше в саду кто-то из эльфов заиграл на свирели, и полилась красивая протяжная мелодия, согревшая озябшее сердце.

   - Давай попробуем, Киннар. Пока только попробуем познакомиться заново.

   - Это уже немало, - живо откликнулся он, и в глазах вспыхнул огонёк отчаянной надежды.

   - Ну, тогда я пойду, а ты займись, наконец, своими шрамами. Мазь надо втирать три-четыре дня, тогда от них не останется и следа. Ванная вон за той дверью, а одежда - в шкафу. Она для тебя, выбирай любую. Эльфы поступают очень просто: если гость им по нраву, у него будет всё и даже больше. Отказываться бесполезно, они только посмеются добродушно и всё равно уговорят принять, сам не заметишь как. Ты привыкнешь, - улыбнулась Дийра. – Считай, что твоя плата за гостеприимство – это доброе отношение к хозяевам, другой они не примут.

   - Когда я смогу снова тебя увидеть, Дийрана?

   Видно было, что её уход ему не по нраву, но спорить и возражать он не стал.

   - Я приду завтра утром, - пообещала она. – Кстати, сегодня обойдись без мытья, тебя уже очищали с помощью магии, а мазь должна впитаться. Можешь вымыться утром, а потом я приду с новой порцией мази. Свежеприготовленная эффективнее. Я сейчас попрошу кого-нибудь из эльфов, тебе тут всё покажут и расскажут о здешних нравах. Можешь даже немного прогуляться по саду, только не перенапрягайся, рано пока.

   - Как прикажет райда целительница, - с шутливой учтивостью склонил голову он и посерьёзнел. – И хотя я предпочёл бы, чтобы компанию на прогулке мне составила ты, а не кто-то из хозяев, я понимаю, что нам обоим нужно перевести дух и поразмыслить. Спасибо тебе, моя храбрая девочка, за то, что решилась приблизиться. Клянусь, ты не пожалеешь.

ГЛАВА 5

Наутро Дийра пришла с мазью, исполнила свой целительский долг, а после увела уже вполне оправившегося Киннара гулять по столице. Оказывается, накануне человеческим гостем занимался сам король, но ни о чём серьёзном говорить не пожелал – мол, целители запретили. Беседу он пообещал позже, а пока Миальдир просто показал человеку дворец и сад, потом разделил с ним лёгкий ужин (состоящий исключительно из блюд, полезных выздоравливающему).

   - Я попытался представить на его месте нашего Эрранира, так у меня фантазия спасовала и отказалась сотрудничать, - фыркнул Киннар. – Ди, ты же видела нашего короля?

   - Доводилось однажды, - передёрнулась Дийра. – Мразь он редкостная. Не должны такие корону носить. Надеюсь, принц Леоннир никогда не станет похожим на своего отца.

   - Не станет, ручаюсь. Леон совсем другой. Когда ты с ним познакомишься, поймёшь. Он мой лучший друг, и надеюсь, вы с ним тоже подружитесь.

   - Разве у королей бывают друзья? – невесело улыбнулась Дийра.

   - У наследных принцев бывают, - серьёзно заверил Киннар. – Леоннир не изменится к худшему, надев корону. Он слишком хорошо знает, что власть и безнаказанность превращают иных людей в чудовищ. Его отец и сойры – достаточный тому пример.

   - Сойры правда отказались лечить королеву Тайфиру, чтобы наказать короля за неподчинение?

   - Правда. Леоннир очень любил мать и никогда не простит отцу этой смерти, поверь.

   - А юная принцесса Зильдара воспитывается при храме…

   - Вот именно. Эрранир никогда не пойдёт против сойр, но Леон сделает всё, чтобы вырвать любимую сестрёнку из-под их власти. А ещё он чувствует ответственность за своё королевство и потому готов пойти на многое, чтобы сойры прекратили калечить детей-магов. Война – скверная штука, но сойрам больше нельзя позволять творить мерзости.

   - Нельзя… - эхом откликнулась Дийра. – Эльфы говорили, что рано или поздно наш мир не выдержит. Это искажение магических потоков неизбежно обернётся катастрофой и тогда приведёт к куда большим потерям, чем жертвы войны.

   - Вот и Леоннир понимает, что иначе нельзя. Он готов прослыть хоть узурпатором, хоть ещё кем, только бы от сойр избавиться. Но не любой ценой, вот что самое важное.

   - А откуда у тебя письмо принца к эльфам?

   - Когда Леонниру стало известно о смерти моего отца и твоём… исчезновении, Ди, он рискнул и приехал тайно повидаться со мной. Он прикрывался любовным приключением, у его нынешней пассии загородное поместье неподалёку от Пограничья… и ревнивый муж в столице. Мы с Леоном долго говорили. Я решил, что всё равно уйду в Лес Скорбящих немного погодя. А если суждено сдохнуть в пасти хищного куста, так хоть, может, эльфийские дозорные найдут письма на трупе. Футляр для писем уж точно несъедобный, - хмыкнул Киннар. – В общем, я собирался выйти в середине лета, но пришлось удирать в спешке…

   Киннар рассказал, почему вынужден был бежать. Оказывается, тот солдат, которого Дийра оглушила своей магией во время стычки в лесу, всё-таки уцелел. Почему его не сожрали хищные растения, неведомо – возможно, потому что он и так был без сознания, почти как мёртвый. Как бы то ни было, им побрезговали. Солдат пришёл в себя, но мало что осознавал. По его же словам, он тогда был как в дурмане или как пьяный. Только и хватило соображения, чтобы выбрести к людям, когда услышал кого-то из патрульных. Он и имя-то своё забыл, не то что всё остальное. Опознали его свои, по солдатскому жетону. Солдат пролежал в лазарете около двух пятериков, пока память внезапно не вернулась. Киннар, увы, о чудесном спасении не знал, иначе… позаботился бы о том, чтобы бедняга уже никому ничего не рассказал.

   - Не повезло, - досадливо поморщился он. – Зато этому солдату – втройне подфартило. Ну да что уж теперь, пусть живёт, в конце концов, он ни в чём не виноват. Он выбрался из Леса в расположении другого полка, а до наших слухи о его спасении донеслись, когда я отсутствовал - встречался с принцем. Только вернулся, хорошо, успел спрятать письма, тут меня и задержали. Привели на допрос, устроили очную ставку с тем солдатом. Я отпирался, разумеется, и заявлял о своей невиновности. Сразу допрашивать всерьёз меня не решились, ждали распоряжения от начальства. Всё-таки я – целый граф, а такую важную птицу можно ощипывать, лишь заручившись одобрением свыше, не то живо в солдаты разжалуют, если не что похуже.

   Киннара заперли, но не в тюрьме, а в казарме под охраной одного часового, накормили роскошным ужином и обеспечили сносной постелью – так полковник пытался усидеть на двух стульях разом и не испортить отношения с графом раэ Нейзир, если вдруг тот окажется невиновным. А ночью туда пробрался Флайт, который раздобыл ключи, оглушил часового и помог своему господину бежать. Киннар даже успел заскочить к себе домой за письмами и кое-каким снаряжением. Беглецы уже добрались до опушки Леса, когда за ними обнаружилась погоня. Тогда Флайт решил увести погоню за собой, чтобы Киннар мог ненадолго затаиться и потом спокойно уйти. Но, едва лишь углубился в Лес, слуга нарвался на хищные растения и погиб на глазах у своего господина.

   - Будь оно всё проклято, я даже сделать ничего для парнишки не мог!.. – с горечью признался Киннар. – Я был далеко, погоня гораздо ближе, но и они не успели. Я-то тихо отлёживался в кустах, а они сначала мчались за Флайтом, потом – удирали от чудовищ, им закусивших и явно не насытившихся. Кстати, не удивлюсь, если я теперь числюсь мёртвым. На Флайте была моя куртка, приметная довольно-таки. У меня таких имелось две штуки, кожаные, удобные, с серебряными заклёпками – специально для "прогулок" по Лесу, на заказ шили. Вот запасную я Флайту и отдал… Издали, да ещё и в предрассветном тумане, особенно не разберёшь, кто там бежит, а фигуры у нас не сильно различались. Магомобиль мой мы бросили на краю Леса, так что, по всему выходит, я теперь покойник.

   Киннар жёстко усмехнулся, а Дийра сочувственно коснулась его руки.

   - Ты и в самом деле чуть не погиб…

   - Дийрана, в Лесу Скорбящих было… кошмарно. Я пытался докричаться, пытался объяснить, что я не враг, но никто меня так и не услышал… или не захотел услышать. Там очень злая магия, тамошние обитатели ненавидят людей за все причинённые обиды, и раз уж один человеческий глупец сам, добровольно пришёл к ним, на нём постарались выместить всю накопленную ярость. Знаешь, я тогда будто очутился в худшем из кошмаров, только без права на пробуждение. От подробностей уволь, это не для женских ушей, Ди, но… мне пришлось очень паршиво. Меня будто прожевали, но не до конца, а потом брезгливо выплюнули по ту сторону Перешейка. В какой-то миг мне показалось, что мне была зачтена попытка спасти того эльфа, Ноальтиара. Может, та эскапада и дорого обошлась нашей семье, но я никогда об этом не жалел. Да, я тогда злился на отца, который явно затеял некую интригу и, по сути, подставил нас с Леонниром, но о попытке освободить пленника – не жалел. Тем более, потом. Когда отец всё объяснил…

   - Наверное, потому Лес и оставил тебя в живых… чему я очень рада, - призналась Дийра. – Знаешь, Киннар, исчезновение татуировки ударило по мне сильнее, чем я могла бы вообразить. Мне стало очень больно…

   Он молча прижал её к себе и уткнулся губами в макушку. Было хорошо сидеть так в обнимку, ощущать его живое тепло и понимать, что смерть промедлила, не сумела взять своё в Лесу, и вот он, рядом, живой, настоящий. Грубоватый, колючий, вспыльчивый, но по-своему честный и преданный. Надёжный, уже почти родной, уже почти вросший в душу…

   Наконец Киннар шевельнулся и попросил:

   - Ди, я хотел бы увидеть Ноальтиара. Ты можешь это устроить?

   - Я и сама с ним ещё не виделась, хотя рада была бы встретиться и поговорить.

   Дийра рассказала о Ноале, потом о его отце и своих отношениях с ним. Киннар мрачнел, упрямо сдвигал брови, но слушал внимательно. Потом сказал, явно пересиливая себя:

   - Дийрана, я… постараюсь не ревновать к этому твоему Эйрелу. Я понимаю, что он для тебя сделал, и даже, пожалуй, испытываю благодарность… где-то глубоко в душе. Я уже понял, что у эльфов крайне своеобразное отношение к любви и сексу. Но я-то человек, да и ты тоже, так что…

   Он неожиданно умолк – наверное, собирался выпалить что-нибудь в своём стиле, но вовремя придержал язык. Дийра про себя улыбнулась, сохраняя на лице серьёзность. Кое-чему Киннар всё же научился. Взрослеет, и это замечательно. Вспыльчивый балованный мальчишка остался далеко позади, где-то за Перешейком, затерявшись в том времени, которое уже давно миновало…

   - Эйрел тебе не соперник, - мягко сказала она.

   - А я ему – ещё менее, - буркнул он. – Впрочем, Дийрана, право выбора у тебя, а мне остаётся лишь принять любое твоё решение.

   - А тут и речи нет о каком-то выборе. Эйрел – мой друг, на этом всё. Я никогда не думала, что пробуду с ним долго. Он остаётся в Танно-Азахоне, у него тут сын, а мы вот-вот уйдём.

   - Я уйду, - поправил он. – Война – мужская задача. Вот если у нас получится вышвырнуть сойр, тогда другое дело. Но… об этом пока говорить не приходится.

   Дийра промолчала, не став спорить. Успеется ещё донести до него мысль, что она - не покорная и примерная жёнушка, которая будет сидеть и ждать возвращения благоверного. У неё к сойрам свой счёт, и пришла пора взыскивать долги…

   Король Танно-Миальдин и Совет Двенадцати Мудрейших уже один раз беседовали с Киннаром, когда он окончательно поправился. Приглашали и Дийру, но она отказалась, дав им возможность спокойно обсудить "мужские дела". Она говорила с Эйрелом, и тот рассказал, что объединённое войско эльфов и орков будет ждать в Ройхон Аннали. Заговорщики во главе с наследным принцем выступят по сигналу, но сначала нужно как-то обезвредить Незримый Купол, иначе эльфы не смогут пользоваться своей магией. В этом и была главная проблема, которую пока не удавалось решить. Простой человек не обезвредит заклинание, эльфам в Главный Храм в столице не пробраться – опознают, а без боевых заклятий и магии "быстрого пути" они рисковали получить как раз то, чего больше всего опасались: кровавую бойню и многочисленные жертвы с обеих сторон. Эйрел обещал, что выход будет найден, но уверенности в голосе недоставало. Дийра и тут промолчала, но некая смутная мысль начала оформляться в её голове.

***

Киннар собрался вернуться в Эйзению и увидеться с принцем, а если получится, то и доставить его в эльфийское королевство. На сутки-двое принц мог "исчезнуть", не слишком обеспокоив свою охрану. Киннар сказал, что Леоннир уже проделывал подобное несколько раз - специально, чтобы приучить отцовских и сойровских соглядатаев к тому, что в любовном угаре он будет творить что вздумается. То есть уединяться со своей любовницей в удалённом поместье, всего с двумя-тремя преданными слугами (остальных на это время распускали), и оставаться там несколько дней. Из поместья можно было выбраться незамеченным через огромный, чуть запущенный парк. Дальше Леоннир уезжал на ждавшем его магомобиле с доверенным слугой, а любовница охотно прикрывала его отсутствие, не слишком-то интересуясь, куда и зачем исчезал его высочество. Молчание красавицы стоило всего-то новой хорошенькой побрякушки.

   Киннара намеревались провести туманным переходом к границам Леса Скорбящих. С ним отправлялись пятеро воинов. У них имелись простенькие амулеты отвода глаз, которые должны были помочь им проскользнуть незамеченными. Уже в человеческих землях Киннар собирался купить магомобиль и послать Леонниру просьбу о встрече в условленном месте.

   - Тебя узнают и арестуют, - мрачно предрекла Дийра, не желавшая, чтобы он возвращался в Эйзению. Будто тайное послание принцу без него не доставят! Есть же у него способы быстро связаться с Леонниром на случай острой необходимости…

   - От тебя ли я это слышу, Ди? А магия на что? – насмешливо спросил он. - Мне изменят внешность. Новый облик продержится примерно с пятерик, но мне больше и не надо. Плюс амулет "отвода глаз". На нас не обратят внимания, если мы не сунемся к сойрам. Вот их амулеты и охранные заклинания так просто не обманешь, особенно те, что в Майдири, в Главном Храме.

   - Вот именно, что не обманешь. Зачем лезть самому? Разве принц не поверит твоему письму?

   - Мне он поверит гораздо быстрее. А уж в том, что я – это я, убедить его будет просто, даже с другой внешностью. У нас много таких воспоминаний, о которых можем знать только мы двое. Леонниру полезно будет побывать у эльфов и увидеть всё своими глазами, - серьёзно добавил он. – Я и сам… Увидел эльфов – точно поверил, что они могут справиться с этими "святыми" мразями.

   - Эльфы не всесильны, - вздохнула Дийра.

   - Сойры тоже… к нашему счастью. Мы вернёмся, Ди. Но мне приятно, что ты обо мне волнуешься.

   Ямочка на его подбородке обозначилась чётче, вызывая умиление, и Дийра не удержалась, дотянулась и чмокнула её, почти прошептав:

   - Я не хочу снова тебя терять, слышишь?

   - Дийрана!..

   Он принялся лихорадочно целовать её лицо, волосы, а она отвечала, задыхаясь от внезапно нахлынувшей нежности.

   - Пойдём… пойдём ко мне, - позвал он, и Дийра торопливо последовала за ним, досадуя лишь на то, что от беседки в дворцовом саду, где они разговаривали, до его комнат несколько минут ходу.

   С Киннаром оказалось неожиданно хорошо. Чуточку грубовато, более приземлённо, чем с Эйрелом, но зато правильно. Не как в эльфийской сказке, а по-настоящему, ведь они оба люди. Всё было проще, честнее, пронзительнее. Не так, как в первый раз, когда их связала необходимость и желание найти хоть какую-то поддержку. Сейчас они тянулись друг к другу вполне осознанно и щедро дарили нежность, получая ответную взамен. Дийра многое почерпнула у Эйреальдина, она осознавала, что стала более смелой, дерзкой, раскованной, совершенно отучилась стесняться в постели и точно знала, как заставить Киннара пылать от страсти. И ему ненавязчиво дала понять, как именно доставить ей максимальное удовольствие.

   Им было хорошо и после, когда они, потные и разгорячённые, лениво валялись в постели и болтали вроде бы ни о чём. Но нежность всё ещё таилась внутри, тёплым комочком трепыхаясь в районе горла и заставляя придавать особенное значение самым пустяковым фразам.

   С тех пор Дийра окончательно перебралась в комнаты своего супруга, каковым она пока называла Киннара лишь про себя, не желая – или, скорее, суеверно опасаясь – связывать себя новыми обещаниями. Маячившее впереди зыбкое болото вместо определённого будущего неплохо отрезвляло и учило жить сегодняшним днём.

   Киннар вскоре отправился в Эйзению, но Дийра больше не заводила разговор о том, чтобы он остался. Не хватало ещё виснуть на нём тяжким грузом и не давать спокойно дышать! Нет, Дийра не собиралась уподобляться глупым клушам, что слезами и воплями пытались заставить своих мужчин сидеть возле их юбок. Ха, она и юбок-то в последнее время не надевала, предпочитая удобные брючки, которые эльфийки носили в повседневной жизни.

   Эйрел почти не показывался на глаза, пропадая у себя в мастерской и творя что-то грандиозно сложное, насколько она поняла из обронённых вскользь слов друга. Но скучать ей было некогда. Дийра занималась с наставницей целительством, тренировалась в ментальной магии, но очень осторожно, и никогда не пыталась воздействовать на окружающих, чтобы не навредить ненароком. Она понимала, что это слишком сложная наука, так сразу с наскока всего не изучишь, а практиковаться на живых и разумных существах, чтобы потешить любопытство, было неприемлемо. Тут тоже требовался опытный наставник и, главное, много времени, которого у Дийры как раз и не имелось. Может, потом, когда удастся избавиться от сойр и вернуть магию в мир… Дальше загадывать не получалось. И так уже этого самого "потом" накапливалось пугающе много.

***

Через несколько дней Киннар вернулся с наследным принцем, и во дворце спешно состоялся совет. Присутствовали многие, не только Двенадцать Мудрейших, и Дийра на этот раз тоже пошла, понимая, что подобное пропускать она не вправе.

   Киннар собственнически поцеловал её на глазах у всех, на миг крепко прижал к себе и шепнул: "Ну вот, всё прошло гладко, а ты боялась!". Потом представил её принцу и усадил рядом с собой, не отпуская её руку под столом.

   Одет принц был очень просто и неброско – кожаная куртка, какие носят в Приграничье, тёмные брюки и высокие сапоги. Длинные и обычно подвитые волосы он стянул в хвост. Не знаешь, так ни за что не догадаешься, что перед тобой – наследник короны. Ни дать ни взять, простой наёмник из тех, что любят промышлять в Грязнолесье.

   Леоннир девушке понравился. Магические портреты не сильно приукрашали реальность, он был очень симпатичным. Схожесть с отцом бросалась в глаза, только, в отличие от короля, принц не был ни надменным, ни капризным, и глаза у него были хорошие, тоже светло-серые, но тёплые. А ещё Дийра заметила, что эльфы отнеслись к Леонниру очень приветливо, принимали как друга, а не просто важного гостя-чужестранца. Это о многом говорило: неприятных людей жители Танно-Азахона так привечать не будут, у них ведь имеется природное чутьё.

   Принц держался скромно, но не терялся, спокойно отвечал, если к нему обращались, и сам подавал реплики в нужный момент. А ещё у него в глазах светилась не то что надежда – уверенность в победе, которой он непременно заразит тех, кто пойдёт за ним. Киннар и те, с кем он советовался, рассудили правильно: вера лидера в победу – это добрая половина успеха всего предприятия.

   Говорили коротко и по делу, вновь обсудили, где будут располагаться эльфийские и орочьи воины, когда ждать сигнала к началу и каким именно он будет. Дальнейший план действий заключался в том, что эльфы должны будут быстро пройти туманными переходами, захватить все пансионы, обезвредить сойр и обезопасить детей-магов. Дийра понимала, что Молящие о Забвении не задумываясь, выкачают из несчастных детей все силы подчистую, если поймут, что "проклятые нелюди" начали действовать. Так что это было очень правильным, имелась лишь одна сложность, но могущая стать фатальной. Чтобы воспользоваться магией "быстрого пути", требовалось ликвидировать Незримый Купол, а эльфы по-прежнему не представляли, как это осуществить.

   Охранные заклинания в Главном Храме Майдири отреагируют на любой эльфийский амулет, их не обманешь "отводом глаз", потому что магия эльфов под Куполом будет сочиться тоненьким ручейком, делая их почти беспомощными в магическом плане. Захватить Храм силой нереально, там сосредоточено всё могущество соэйрани, накопленное за века правления чужим миром. Заклинание Незримого Купола поддерживал некий артефакт чудовищной мощи, за создание которого сойры расплатились собственной магией. Если повредить или разрушить этот артефакт, заклинание должно развеяться, только вот охрана там была такая, что и мечтать-то об этом не приходилось. Он находился в подземной части, примерно там же, где окутанные зловещей славой храмовые лаборатории, и добраться до него не представлялось возможным. Ни один эльф или орк не попадёт туда иначе, чем скованным по рукам и ногам и в ошейнике, блокирующем магию.

   Рассматривалась возможность захвата кого-то из высших Молящих о Забвении (Дийра мстительно представила в заложницах Бринну), но успеха это не сулило. О возможности шантажа говорить было смешно: любым, даже старшим из грао-сойр, легко пожертвуют (желающих занять освободившееся место наверняка найдётся множество). Заставить пленника, хоть бы и с помощью магии, провести к артефакту чужаков ещё менее осуществимо. Беспрепятственный доступ, наверное, имелся лишь у грао из Совета Высших, но если они вдруг поведут себя нетипично и впустят туда постороннего, переполошится весь змеиный клубок.

   Точно скопировать чей-то облик с помощью магии было невозможно, к тому же пропуском и опознавателем для сойр были их браслеты, а у служителей более высокого ранга – ещё и нагрудные знаки, возможно.

   Обычных людей охранные заклинания вообще не пропустят в закрытую часть Храма, а низших служителей подкупить, конечно, можно, но толку от их помощи никакого, один риск. И уж точно никто из сойр не согласится участвовать в уничтожении их величайшего сокровища, гаранта их власти в этом мире.

   Ситуация представлялась тупиковой.

   Дийра мрачнела, с тоскливой обречённостью понимая, что, кажется, пришло время озвучить те смутные мысли, что уже несколько дней бродили в её голове. Геройствовать не хотелось до скрежета зубовного, до острых иголок ужаса, впивающихся, кажется, в самую душу. Да ещё с Киннаром они наверняка разругаются в пух и прах… Но даже этим хрупким чувством она была готова пожертвовать. На кону стояло столько жизней, что было чересчур эгоистично думать о собственном уютненьком счастьице... Она по давней привычке с силой потёрла лоб, будто это могло помочь, глубоко вздохнула и решилась:

   - Миальдир, скажите, а эльфы могут сделать так, чтобы моя магия на время оказалась блокированной? И чтобы я потом смогла уничтожить блок изнутри?..

ГЛАВА 6

От впившихся в неё взглядов девушка даже поёжилась, хотя на самом деле всеобщее внимание было ни при чём. Это страх оглаживал ледяной лапой её лопатки, это страх корёжил её и мешал дышать. Ну, можно ещё назвать это голосом благоразумия, но с собой Дийра предпочитала быть честной.

   Участники совета молчали, предоставляя право ответа королю. Хотя, разумеется, все присутствовавшие догадывались, к чему она клонит. Киннар коротко выдохнул сквозь зубы, но тоже пока не высказывался. Танно-Миальдир медленно заговорил:

   - Дийрана, если вы спрашиваете не теоретически, а с практической целью, то я не могу одобрить то, что вы, кажется, предлагаете.

   - Но это осуществимо? – упрямо настаивала она.

   - Теоретически. Потому что, хотя это можно было бы сделать, мы не вправе ждать от вас подобного. Это огромный риск.

   - А кто, если не я? – грустно усмехнулась девушка. - Поверьте, я не жажду геройствовать. Но только у меня из всех "сироток" сохранилась часть магии и только меня Бринна велит отправить в лаборатории Главного Храма, если… если её правильно раздразнить.

   - Дийрана, нет! – рявкнул взбешённый Киннар. Ага, не выдержал всё-таки. Ну, этого следовало ожидать… - Даже не думай туда лезть!

   - Киннар, так ведь больше некому, - спокойно возразила она.

   - Я лучше сам туда пойду! Притворюсь, что у меня отцовские способности проснулись или ещё что, Бринна клюнет.

   - А артефакт ты как разрушишь? Ты же будешь в оковах, простых и антимагических. Я-то освобожусь с помощью магии… ну, если всё пройдёт примерно так, как я думаю.

   - Я сказал, нет! Я тебе запрещаю! Как твой муж, в конце концов! – выкрикнул он, хватаясь за последний аргумент.

   Ох, не стоило ему этого говорить!.. Дийра взорвалась. Нервы, и так натянутые звенящими струнами, не выдержали, и она выпалила, запинаясь от злости:

   - А кто тебе сказал, что ты – мой муж? Вот это убедительный аргумент разрыва нашего насильственного союза, тебе не кажется? – Она запальчиво потрясла чистым, без татуировок, запястьем. – А если бы и был, запомни хорошенько: я не нуждаюсь в любителях распоряжаться! Со мной рядом может быть лишь тот, кто станет уважать меня! Равный, а не хозяин и не слуга!

   Киннара заметно перекосило. Глаза опасно сузились, на скулах вспухли желваки, кулаки сжались. Он явно боролся с собой, чтобы не наговорить ещё чего-нибудь… интересного. Дийра почти сразу пожалела, что ткнула его в больное место, отрицая их союз. Но остальное сказать следовало, пусть не так резко и не устраивая представление для посторонних. Замолчать и проглотить подобное нельзя. Если он собирается и дальше проявлять столь… удушающую заботу о её безопасности, следует оборвать эту связь разом. Или он поймёт и научится уважать её мнение, тогда и в ответ получит такое же уважение, или они расстанутся, другого не дано.

   - Хор-рошо, уважаемая райда графиня, на том и постановим, - наконец с усилием выговорил он. – Я от своих слов не отказываюсь и продолжу считать себя вашим супругом, вы же абсолютно свободны. А сейчас прошу меня простить, но в дальнейшем обсуждении способов вашего самоубийства я участвовать отказываюсь. Мне это претит.

   Вскочил, толкнув кресло, небрежно поклонился всем присутствующим и удалился, гордо расправив плечи. А дверью на прощание всё-таки саданул, не сдержавшись.

   - Я прошу прощения у наших уважаемых собеседников за эту безобразную сцену, - заставила себя произнести Дийра. На душе стало муторно, а куда денешься? На кону стояло нечто гораздо большее, чем простое бытовое счастье двух людей…

   - Ничего страшного, Дийрана, не переживайте, - вежливо откликнулся эльфийский король. - Мы понимаем, что люди очень эмоциональны и порой склонны судить поспешно. Это особенность вашей расы, тут нечего стыдиться. Это нам впору позавидовать такой живости эмоций.

   - Спасибо, - слабо улыбнулась она. – А сейчас, пожалуйста, давайте продолжим обсуждение моей идеи.

   Заговорила белокурая и зеленоглазая эльфийка с высокой причёской, одна из Двенадцати, девушка не помнила её имени.

   - Дийрана, мы сможем временно заблокировать вашу магию, на этот случай даже существует специальный ритуал. Миальдир у нас слишком молод, - лукаво улыбнулась она королю, - и, наверное, не знает его, но раньше некоторые юные эльфы добровольно отказывались от магии, чтобы научиться лучше владеть оружием. На несколько часов, дней, иногда даже дольше, хотя в иных случаях это было опасно и грозило магическим истощением. Потом от этого обычая отказались, ибо куда проще на тренировках использовать блокирующие артефакты, если потребуется. Ритуал провести несложно, требуются двое совершеннолетних магов, но я не знаю, сможет ли человек снять блок, наложенный эльфами.

   - Если можно, мы завтра же попробуем, хорошо? Без практики всё равно не узнаем.

   - Хорошо, Дийрана, предположим, вам это удастся, - сказал Миальдир. – Но что вы планируете делать дальше?

   - Отправлюсь в столицу и постараюсь "случайно" попасться на глаза Бринне. Нужно будет немного изменить внешность, но так, чтобы меня всё равно можно было легко узнать. Ну, волосы там перекрасить, ещё что-нибудь… Бай-сойра хитра и умна, но её тоже можно обмануть. Она не рискнёт сразу тащить меня в храмовые лаборатории, потому что я уже дважды… преподносила ей неприятные сюрпризы. Она побоится моей силы и может просто приказать уничтожить меня на месте. Это риск, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. Но я думаю, что она не удержится от желания в очередной раз поэкспериментировать. Я ведь для неё – феномен, неучтённый фактор, и меня, по её мнению, надо сначала исследовать, а уж потом ликвидировать. Я хочу "проговориться" ей, что, дескать, сбежала в проклятое Грязнолесье, где меня чуть не уничтожили чудовища. Я отбилась чудом, но выжгла всю магию дочиста. И теперь я – обычный человек. А укрылась в столице, потому что там легче затеряться. Бринна обязательно клюнет на эту приманку и примется проверять своими артефактами, есть ли во мне магия. Если не обнаружит, то… значит, мне повезёт.

   - Едва ли это можно назвать везением, - медленно произнёс сидевший слева от неё Леоннир. – Графиня, вы отдаёте себе отчёт в том, что сойры наверняка станут пытать вас, чтобы вызнать все подробности?

   - Не думаю, ваше высочество, - покачала головой Дийра. – Во всяком случае, не сразу. Поверьте, я неплохо изучила Бринну. Она – увлечённая исследовательница, для неё главное – это эксперимент. Она, в числе прочих особо доверенных, занимается тем, что пытается вернуть сойрам их прежние способности. Бринна, конечно, жестокая и бездушная особа, но она не станет мучить просто так. Не из доброты, а потому, что это непродуктивно. Ведь меня можно заставить приносить пользу, так она считает. Она прибегнет к помощи заёмной магии, а уж этому влиянию я сумею противостоять. Пусть недолго, но всё же, надеюсь, мне хватит времени освободиться и добраться до этого проклятого артефакта.

   - Дийрана, ваш план очень ненадёжен, - заметил Миальдир. – Нет гарантии, что вы освободитесь, что вы найдёте артефакт, что вы сумеете его повредить и выжить после этого, в конце концов! Это безумный риск, ведь никто из нас даже помочь вам не сможет.

   - Вы вступите в игру потом, если… у меня получится. Я не хочу умирать, не думайте, так что постараюсь уцелеть. Понимаю, что план далёк от идеала, но другого-то у нас не имеется! Сейчас у нас появился реальный шанс избавиться от сойр малой кровью, ну, а если при этом должна пролиться моя… что поделаешь. Нельзя больше позволять этим чужакам уродовать наш мир. Вы, эльфы, и сами это чувствуете куда лучше нас, людей. – Она чуть помолчала и добавила: - Мне надоело ощущать себя ничтожной песчинкой, угодившей в жернова. Я хочу стать камешком, который застопорит этот проклятый механизм, даже если меня при этом перемелют в пыль.

***

Как Дийра и надеялась, больше её не отговаривали. Эльфы лишь убедились, что она понимает, что собирается сделать – и не спорили, уважая чужое решение. В конце концов, раса, в обычае которой добровольно уходить в Лес Скорбящих, и не могла по-другому относиться к чужому праву распоряжаться собственной жизнью.

   Дийру потряхивало от волнения, и глазастый Эйреальдин, разумеется, углядел, подсел на освободившееся после Киннара место, обнял по-дружески, успокаивая. Стало лучше, особенно после того, как Лиальнерис вдобавок угостила каким-то бодрящим настоем из своих запасов.

   Леоннир поинтересовался, как она предполагает устроить встречу с бай-сойрой.

   - Пока не знаю, - честно призналась Дийра. – Может, ваше высочество что-нибудь предложит?

   Принц хмуро произнёс:

   - Моё-то высочество предложит, только вам, уважаемая графиня, этот план вряд ли понравится. Если встреча должна быть случайной, лучше, чтобы это случилось во дворце. Бринна бывает там на торжественных трапезах в дни храмовых праздников, например, или по случаю бала, но не всегда. Устроить вам приглашение сложно, они именные. Если только вы притворитесь кем-нибудь, но риск разоблачения слишком высок.

   - Нет, ваше высочество, это не подходит. Прячущиеся беглянки сидят тихо и не высовываются, а не разъезжают по балам. Я говорила, Бринна должна поверить, что я скрываюсь. Я собиралась превратиться в простолюдинку, поселиться в небогатых кварталах, устроиться в лавку какого-нибудь травника…

   - Бринна не бывает в небогатых кварталах и уж тем более не посещает лавки травников. В лучшем случае, проезжает мимо них на магомобиле, но вам это ничем не поможет. Она вообще бывает лишь в Главном Храме, где живёт большую часть времени – в покоях для служителей высокого ранга, и во дворце.

   - Ну, устроиться во дворец хоть служанкой, хоть ещё кем, у меня шансов нет, - пробормотала Дийра.

   - Никаких, - подтвердил Леоннир. - Всех слуг тщательно проверяют… на лояльность, случайных людей туда не берут.

   - И как же, в таком случае, мне "наткнуться" на Бринну? – задумчиво спросила девушка.

   - В Главном Храме, быть может? В той части, что открыта для простых верующих. Тогда вас уж точно приведут в тамошние лаборатории, чтобы далеко не ходить.

   - Бринна знает, что я не слишком усердна в вопросах веры. А уж после всего, что со мной сделали Молящие… Нет, встреча в храме Бринну лишь насторожит.

   - Тогда, графиня, моя следующая идея понравится вам ещё меньше, - вздохнул принц. – Вам придётся притвориться моей любовницей.

   Дийра вопросительно приподняла брови, не спеша протестовать и возмущаться. Кажется, Леоннир втайне опасался именно чего-то подобного, но не дождался и продолжил:

   - Я прошу у вас прощения за подобное предложение, графиня, тем более, что вы жена моего друга. – Дийра промолчала, хотя на язык так и просилось уточнение "бывшая жена". И, заодно уж, что-нибудь нелестное в адрес Киннара. Сдержалась, разумеется, они двое и так устроили сегодня спектакль (по вине Киннара, между прочим!). – Видите ли, я в последнее время целенаправленно создавал в глазах окружающих образ человека взбалмошного и привыкшего потакать своим прихотям, особенно в отношении прекрасного пола. Я часто менял любовниц, без какой-либо видимой системы, и, смею надеяться, при дворе все уверились в том, что я привык руководствоваться простым правилом: увидел – захотелось – уложил даму в постель. Неважно, замужем она или нет, придворная дама или симпатичная служаночка, брюнетка или блондинка. Главное, чтобы мне понравилась, и чтобы была не против. Страсть во мне вспыхивает быстро и столь же стремительно угасает, когда я получаю желаемое.

   - Удобная маска и мудрая линия поведения, ваше высочество, - совершенно серьёзно сказала Дийра.

   Она и правда одобряла подобное. Мораль тут ни при чём. Принц, если верить слухам, насильно к себе в постель никого не тащил, дамы оставались вполне довольны. А он умудрялся участвовать в заговоре под носом у короля и сойр, и пока, к счастью, его никто не заподозрил. Маска ветреника – вещь замечательная, особенно если требуется усыпить бдительность подозрительного и ревнивого короля. Эрранир, как ей рассказывал ещё Шейдор, втайне опасался растущей популярности принца и того, что сыну захочется занять трон до срока. Вот Леоннир и притворялся безобидным любителем женского пола, порхающим от одного прекрасного цветочка к другому. Неважно, верил ли ему король до конца, но пока принц вёл себя подобным образом, его милостиво соглашались считать неопасным.

   - Рад, что вы понимаете, графиня, - чуть насмешливо улыбнулся он, но тут же согнал с лица улыбку, продолжив: - Я могу ввести простолюдинку во дворец, хотя будет скандал. Ничего, нам это только на пользу, а отцовские нотации я уж как-нибудь переживу. Точнее, конечно же, моя новая любовница-простолюдинка будет жить не в самом королевском дворце – это уж вовсе стало бы неслыханным попиранием устоев! – а на территории дворцового парка. Там как раз имеется удобный заброшенный павильон, где некогда тайно встречались женатый король и его юная возлюбленная. Королева велела отравить соперницу, и с тех пор призрак бедняжки терзает ревнивых жён, а также всех прочих, кто решится туда заглянуть. Я, правда, так ни разу призрака и не встретил, хотя с детства пытался. Как бы то ни было, та часть парка заброшена, и вселение туда моей новой пассии не станет так уж скандализовать придворных. Впрочем, большинству из них полезно встряхнуться.

   - А с чего вдруг ваше высочество возжелает поселить там простолюдинку? Это не покажется подозрительным?

   - Во-первых, потому, что ездить к любовнице в лавку какого-нибудь травника для наследного принца - моветон, а во-вторых, потому что девица проявит неслыханную добродетель, откажется принимать мои подарки и вообще – откажется.

   - А! - оживлённо сверкнула глазами Дийра. – Правда, это может сработать. Окружающие решат, что девица набивает себе цену и желает извлечь максимум выгоды из интереса принца. Дело житейское и для большинства придворных поведение вполне естественное, так что никто и не удивится особо. Решат, что вам, простите великодушно, просто-напросто уж очень захотелось. Сопротивление, как известно, мужчин только раззадоривает. Замечательная идея, ваше высочество!

   - Надеюсь, Киннар меня за неё не убьёт, - пробормотал Леоннир себе под нос, и Дийра притворилась, что не расслышала.

   Вместо этого спросила:

   - А как же встреча с Бринной?

   - Ну, ведь моя любовница не будет сидеть взаперти. Я стану выводить её погулять в парке, а там – мало ли, на кого наткнёшься на парковых дорожках. Бринна порой любит пройтись до розария, посидеть в тамошних беседках.

   - Зимой? – удивилась Дийра.

   У принца сделалось такое лицо, будто ему ужасно хочется стукнуть себя по лбу и заодно выругаться вслух. Воспитание, естественно, победило, и Леоннир ограничился досадливым замечанием:

   - Ну я и олух! Увлёкся планами и забыл, что скоро совсем похолодает. Ведь и вам, графиня, в парковом павильоне зимой будет неуютно. Что ж, ничего не поделаешь, придётся-таки организовать полноценное попирание устоев. Решено, вы поселитесь во дворце. Устроим вас в неиспользуемых комнатах по соседству с теми, где жила моя сестрёнка до… своего переселения в Храм.

   В светло-серых глазах промелькнуло жёсткое выражение, сделавшее его взрослее. Да, сестры в заложницах Леоннир никогда сойрам не простит.

   - Ваше высочество, а как мы с вами "познакомимся"? Разве вы бываете в небогатых кварталах Майдири?

   - Я часто езжу верхом. Иногда мой маршрут пролегает по Луговой улице к Западным воротам, потом в парк Алеттен. Так что поселиться вам придётся именно на Луговой. Мои люди всё устроят; ждите от нас вестей, вам сообщат детали, графиня.

   Дийра уже знала, что эльфы собирались снабдить заговорщиков переговорными амулетами. Принцу иметь при себе что-то подобное было опасно: в случае разоблачения заговора, прямых улик против Леоннира не найдётся, но если при нём обнаружат магическую вещицу эльфийской работы, это приговор. Переговорный амулет за трофейную вещицу не выдашь, они работали только у тех, на кого были настроены. Чтобы не рисковать, переговорные амулеты будут спрятаны в нескольких условленных местах, и заговорщики, в случае необходимости, смогут быстро связаться с эльфами.

   Леоннир ещё некоторое время разговаривал о чём-то с эльфийским королём, потом засобирался в обратный путь. Подумать только, через несколько минут он будет по ту сторону Перешейка, а Дийре пришлось блуждать в Лесу почти целый сезон…

   Принц подошёл попрощаться, внезапно опустился перед её креслом на одно колено, почтительно коснулся губами её запястья и проговорил:

   - Дийрана раэ Нейзир, вы невероятны! Позвольте выразить вам моё восхищение, подобная самоотверженность бесценна. Клянусь, если я стану королём Эйзении, я найду способ достойно отблагодарить вас за подвиг.

   - Не надо, ваше высочество, - нахмурившись, попросила Дийра. Её щёки загорелись от смущения. – Я не геройствую, я просто хочу, чтобы сойры перестали уродовать наш мир, вот и всё.

   - Графиня, вы не просто камешек, попавший в механизм, вы – настоящий алмаз, а его растереть в пыль не так-то просто. Пусть вам обязательно удастся задуманное, а мы сделаем всё, чтобы помочь вам в этом.

   Он ещё раз поцеловал Дийре руку, поднялся и стремительно вышел. А к ней наклонился Эйрел, помогая встать.

   - Пойдём, моя хорошая, я провожу тебя. Тебе надо отдохнуть.

   Девушка вспомнила про Киннара и поморщилась. Ругаться с ним не хотелось, она и правда слишком устала, но если вернуться в его комнаты, скандал неизбежен. И она решилась уйти в свои покои, пустовавшие ещё с тех пор, как Эйрел забрал её из дворца. А с Киннаром она потом разберётся, когда они оба слегка остынут.

***

Киннар отправился провожать принца и появился лишь через три дня. Вернулся он хмурым и посуровевшим, с Дийрой не скандалил, держался ровно и вежливо, встреч не избегал, но и сам не искал. По его непроницаемому виду Дийра не могла понять, что у него на уме, но решила, что так будет лучше для обоих. Тут война подступила вплотную, некогда любовные драмы разыгрывать. Если оба выживут, то Дийра попробует с ним поговорить и донести до него свои взгляды на брак уже спокойно, без криков и взаимных упрёков. А сердце… что сердце, пусть ноет, не до него сейчас.

   Дийра попробовала сбрасывать наложенный эльфами блок на её магию, и у неё получилось, хотя не с первого раза и даже не с третьего. Учиться вновь пришлось интуитивно, эльфийские приёмы для неё не годились. Но зато теперь она была почти уверена, что сумеет освободить свою магию и преподнести сойрам очень неприятный сюрприз. Почти – потому что никто в точности не знал, какими возможностями обладают грао из Совета Высших, и не было никакой гарантии, что Дийра не нарвётся на кого-то, чьи умения окажутся намного выше, чем у неё. Это если не вспоминать о прочих возможных рисках… Дийра и не вспоминала. Решила – и решила, постарается сделать. Жалеть не о чем теперь, да и накручивать себя незачем, от этого никому легче не станет…

   Подготовка к войне с соэйрани велась полным ходом. У орков формировалось несколько полков – или тысяч, как их там было принято именовать, воины учились действовать не разрозненно, а подчиняться приказам командиров. Эльфы готовили оружие и боевые амулеты – на тот случай, если Дийре не удастся разрушить Незримый Купол и война всё-таки пойдёт по самому кровавому сценарию. Целители запасали всевозможные снадобья, и тут девушка неутомимо помогала наставнице, стремясь занять руки и голову чем-то полезным.

   Не все эльфы собирались на войну, это было понятно: к примеру, оружейники или такие мастера, как Эйреальдин, принесут гораздо больше пользы, занимаясь своим делом. К тому же Эйрел признался, что убийства разумных – не для него, он бы потом просто не смог бы заниматься созданием своих волшебных оберегов. У эльфов подобное отношение к войне принималось, понималось и ни в коем случае не осуждалось, да и Дийре тоже не пришло бы в голову его упрекать. Такой редкостный талант требовал внутренней чистоты и незамутнённости, он вообще был вещью хрупкой, и уж не его было бросать в топку войны на переплавку во что-то искорёженное и чудовищное.

   Зато, совершенно неожиданно для всех, даже для его отца, появился Ноальтиар. Бросив свой "курорт" и лечение, он пришёл в Атталь, эльфийскую столицу, и заявил, что отправится сражаться с соэйрани.

   - Это моё право, моё желание и лучшая терапия из всех возможных, - жёстко усмехнувшись, сказал он отцу, и присутствовавшая при этом Дийра почувствовала исходившую от молодого эльфа решимость.

   - Только не позволь чувству мщения властвовать над собой, Ноаль. – Это было единственным, что сказал ему отец, уважая чужое решение.

   - Нет, конечно. Я ведь не мстить иду, а… исправлять содеянное врагами, отец. Мучили меня люди по приказу их короля, но спасла меня тоже человеческая девушка, отважная и великодушная. – Ноаль светло улыбнулся Дийре. – И если уж она вновь собирается рискнуть собой – на сей раз ради всех нас! – то кто я такой, чтобы отсиживаться в безопасности, прикрываясь болезнью? Дийрана, я буду в числе твоих защитников, и надеюсь, мне удастся отплатить добром за добро.

   Ноальтиар тоже заметно повзрослел со дня их уже такой неправдоподобно далёкой встречи в лесу близ замка Тар-Нейзе. От ран и шрамов он избавился, но не это было главным. Надломленности и нежелания жить в нём не ощущалось ни капли, он, кажется, полностью исцелился, и Эйрел приписывал эту заслугу Дийре. Ей казалось, что незаслуженно, но сам Ноаль тоже утверждал, что встряхнул и вернул к жизни его именно случайно услышанный разговор отца и целителя о состоявшемся в столице совете и плане Дийры.

   К Дийре Ноаль относился совершенно по-братски, и ей было приятно обрести нового надёжного друга. Что скрывать, чужая заботливость и решимость защитить приятно грели сердце. А если Ноалю пока, в силу возраста и, особенно, полученного негативного опыта, недоставало удивительной чуткости его отца, то это с лихвой искупалось другими достоинствами. С ним можно было поболтать и подурачиться, посмеяться над забавными сценками, подсмотренными на тренировках орочьего войска, сбегать по туманному переходу в какой-нибудь дальний уголок эльфийского королевства и узнать, какие проказы учинял там Ноаль в своём недалёком детстве или где растёт самый вкусный боярышник, орехи и поздний, уже прихваченный морозцем виноград… С Ноалем было весело, и Дийре казалось, что он сам стремится поскорее вспомнить, какова на вкус настоящая жизнь, подзабытая им на время. Ещё он часто ходил на свидания с подругами, но тут уж участие Дийры не требовалось. В общем, молодой эльф оживал на глазах, и Эйрел нарадоваться не мог, что его сын становится прежним.

   А ещё, как ни удивительно, Ноальтиар подружился с Киннаром. А впрочем, не так уж удивительно, если поразмыслить. У них ведь было общее прошлое. Что ни говори, а Киннар и Леоннир пытались помочь пленному эльфу. И Киннар поплатился за ту попытку пятью годами службы в Пограничных Легионах. А Ноалю тогда даже капля сочувствия помогала держаться… Эти двое часто вместе упражнялись с оружием и отрабатывали какие-то приёмы, Дийра не присутствовала. Болтали, смеялись, распивали вместе вино, как ни в чём не бывало. Хорошо, что они нашли общий язык, такая дружба дорогого стоила.

   А потом ожидаемо, но всё-таки совершенно внезапно наступил день, когда доставили сообщение от принца. Имена, адреса, поддельные документы, детали будущего "знакомства"… На уточнения и разумные улучшения ушло ещё несколько дней, потом началась непосредственная подготовка к опасной миссии.

   Всего через пятерик Дийре следовало отправляться в родное королевство. Времени сомневаться и бояться уже не осталось.

ГЛАВА 7

К шуму, гаму, неприятным запахам и суматошности Майдири привыкнуть оказалось тяжеловато. До этого Дийре доводилось бывать в столице лишь пару раз, да и то в далёком детстве. Опальному графу раэ Нейзиру появляться в столице возбранялось, его супруге – настоятельно не рекомендовалось, да Дийра и сама сюда не рвалась. Модные тряпки, полагающиеся ей по статусу, можно было пошить в Тар-Нейзе, выписав прямо туда столичных портных, всё прочее – заказать по каталогам.

   Окраины же столицы, к коим относилась и Луговая улица, были намного беднее, грязнее и шумнее центральных улиц. Впрочем, это всё-таки были не стародавние трущобы - обиталище бедноты и рассадник преступности и болезней. От той "язвы на теле великой столицы", как высокопарно выражались иные историки, избавились давным-давно.

   Зато торговля в лавке дядюшки Биннора шла бойко, только успевай готовить снадобья. Дийра за прилавком не стояла, за ингредиентами не ходила – этим занимался сам хозяин, но работы хватало.

   Дийра отныне считалась племянницей, хотя всего лишь двоюродной, хозяина небольшой лавки и отзывалась на имя Лийны Каррахор. Биннор Фойран, насколько поняла Дийра, человеком принца не был, он всего лишь согласился за очень хорошее вознаграждение обзавестись двоюродной племянницей, приютить её, подтвердить всё, рассказанное девушкой любопытным соседям, и, естественно, помалкивать о договоре.

   Причина согласиться у травника имелась весомая. Лавка исправно приносила стабильный доход, место было бойкое, так что вполне хватало и на скромную жизнь, и на то, чтобы отложить кое-что на чёрный день. Но, увы, беспутный сынок травника пристрастился к выпивке и азартным играм, наделал огромных долгов и глупо погиб в пьяной потасовке в одном из столичных притонов. Однако задолжал он не последним людям в криминальном мире Майдири, которые рассудили, что отец в качестве должника подходит не хуже сына. Даже лучше, ибо не пьянствует и не играет, а имеет стабильный доход. С дядюшкой серьёзно поговорили и намекнули, что долги сыночка лучше оплатить, если он не желает расстаться со здоровьем, а то и с жизнью. Так что Биннор, стиснув зубы, согласился, и теперь преизрядная часть дохода уходила, можно сказать, в пустоту, а хозяину пришлось уволить большую часть помощников, оставив одного мальчишку, которому надо было платить меньше всех.

   Жена травника умерла несколько лет назад от сердечного приступа, а сам Биннор давно подумывал продать лавку в столице, где приходилось слишком много крутиться, и перебраться в провинцию, где жизнь спокойнее, а воздух чище во всех смыслах. Теперь же об этом и речи не шло, надрываться и оплачивать безумства покойного отпрыска Биннору предстояло ещё долго. Так что предложение "таинственных незнакомцев" пришлось очень кстати: Биннору предлагали не только оплату всех долгов, но и немалую сумму сверх того некоторое время спустя. Когда не то что можно, а нужно будет продать лавку указанному человеку и уехать подальше от Майдири, ему обещали сказать. Пока же ему следовало сидеть тихо, деньги кредиторам сыночка по-прежнему выплачивать понемногу и образ жизни не менять ни в коем случае.

   В общем, орфо Фойран честно исполнял договор, с "племянницей" держался вежливо и ни о чём её не расспрашивал, здраво рассудив, что это не его ума дело. На людях изображал заботливого дядюшку, хотя в исполнении высокого, тощего и хмурого Биннора приветливость смотрелась странновато. Кумушки-соседки тут же догадались, что деваться-то Биннору некуда, раз на содержание помощников денег не хватает: родственнице-провинциалке, которую взяли к себе из милости, можно и не платить. Хватит с неё дядюшкиной доброты, кормёжки и обещания подыскать столичного жениха.

   Дийра версии кумушек не опровергала и не подтверждала, а когда спрашивали прямо, печально улыбалась и отвечала, что о её женихе Забывчивые вспомнили до срока. И теперь он-то, конечно, счастлив в загробном мире, ибо отринул тяготы земной жизни, а вот она, Лийна, осталась в положении почти что вдовы. И тоска по безвременно ушедшему пока не позволяет ей смотреть в сторону других мужчин. Здесь она обычно душераздирающе вздыхала, да так, что сверхпроницательным кумушкам тут же становилось понятно: если бы не нормы приличия, требовавшие выдержать уж если не пять лет траура, так хотя бы пять сезонов, то охота на потенциальных супругов была бы открыта.

   Соседки скоро поняли, что приезжая племянница в снадобьях, особенно тех, что по женской части, понимает едва ли не больше дядюшки, так что поток сплетниц, устремлявшихся в заднее помещение лавки, где работала "Лийна", не иссякал. Ладно хоть, платили они за снадобья исправно, но сколько же приходилось выслушивать болтовни и ненужных подробностей чужого быта!.. Дийра с усмешкой признавалась самой себе, что раньше она терпеливее слушала чужую трескотню и поддакивала, где полагалось, без этого глухого раздражения, так и ворочавшегося внутри тяжёлым комком. То ли она отвыкла от людей после спокойных и несуетливых эльфов, то ли предстоящая ей опасная задача делала её нервознее и нетерпеливее, то ли просто она стала злее и циничнее после всего, что на неё навалилось, Дийра сама толком не знала. Но с острой тоской вспоминала уютную лавку почти родного Стэона Зиймера и милое, безобидное чириканье своей подружки Фиарры, не вызывавшее такого отторжения.

   Запахи трав и снадобий в здешней лавке то и дело заставляли тени прошлого возникать из небытия, но тем пронзительнее виделся контраст между былым и настоящим. В Майдири всё виделось чужим, неприветливым, пустым и каким-то бездушным. Сам Биннор казался неплохим человеком, но до грубоватой сердечности и заботливости Стэона ему было далеко. А уж дом, лавка и вовсе выглядели мрачновато, хмуро, холодно, под стать хозяину. Пыльную витрину, грязноватые полы и стены Дийра отмыла в первые же дни, но уютнее стало ненамного. В дом надо душу вкладывать, тогда и теплом будет веять не только от обогревательного артефакта. Только вот Биннор уже давно мыслями был далеко от остывшего семейного очага, где умерла его жена, а сын, несмотря на вложенные в него усилия, уверенно и охотно пошёл по кривой дорожке.

   Впрочем, Дийре-то что, ей недолго оставалось терпеть неуютность чужого дома. Скоро истекали два условленных пятерика, за которые она собиралась слегка освоиться на новом месте. Она уже два дня назад выставила в определённом порядке пять разных снадобий, которые должны были дать понять наблюдателям принца, что "Лийна" готова действовать. Накануне дня "знакомства" ей доставят письмо, якобы из родного городка, а на самом деле зашифрованное послание с сигналом подготовиться. Безобидная фраза в письме: "Дорогая доченька, твоя подружка Нила собралась замуж за сына плотника", - будет означать, что на следующий день принц поедет по Луговой улице.

***

Дийра в который раз взглянула в зеркало и нервным жестом поправила сначала волосы, потом простенькое тёмно-серое платье, которое она надевала для работы в лавке. Письмо пришло вчера, и до начала… спектакля для добрых жителей столицы осталось всего несколько часов. Дийре не спалось, так что она поднялась рано и привела себя в порядок. Ещё раз бросив мрачный взгляд на почти незнакомку по ту сторону стекла, она отвернулась.

   Видеть светло-медовые кудряшки и пухлые щёчки до сих пор было странновато. Только глаза остались прежними, тёмно-карими. Эльфийская косметическая магия следов не оставляла, никакие артефакты не почуют, ибо ловить уже давно нечего, магический след рассеялся. Черты лица не изменились, кроме непривычной пухлости щёк, зато светлый цвет волос и кудрявость продержатся целый сезон. Это не человеческая краска, корни отрастающих волос будут иметь тот же цвет, что и остальная шевелюра. Удобно, хоть об этом беспокоиться не придётся, всё должно решиться гораздо раньше, чем к исходу зимы.

   С собой в Эйзению Дийра, разумеется, не взяла ни одной эльфийской вещи, одежду для поездки и ту ей доставили человеческую, подходящую простолюдинке. Весь прочий гардероб Лийны она приобрела уже в родном королевстве, заходя в лавчонки в небольших городках и покупая подержанные вещи: по легенде, семья "двоюродной племянницы" была небогатой.

   К сожалению, пришлось оставить и оберег Ноальтиара, и чудесный подарок Эйрела тоже. Когда Дийра впервые увидела великолепный, захватывающий дух, изящный куст фиолетового цветка диллэ-алла-тойри, у неё даже слёзы на глаза навернулись. В эту работу Эйреальдин вложил столько души, любви, тепла и добрых пожеланий, что оберег весь мерцал и тихонько пульсировал, как чьё-то верное сердце.

   - Он будет хранить твой дом от всех бед, Диллэ, моя хорошая. Просто поставь его там, где тебе захочется жить, и твоего дома не коснётся зло. Сейчас ты не сможешь взять с собой мой подарок, я понимаю. Но когда ты вернёшься, он будет ждать тебя, а ты обязательно вернёшься, слышишь?..

   Слов у Дийры не нашлось, только Эйрелу они и не требовались, достаточно было молчаливой, горячей благодарности, которую он прекрасно чувствовал.

   Набравшись духу, Дийра перед уходом подошла к хмурому Киннару и протянула ему кольцо его матери.

   - Мне нельзя взять это с собой, сам понимаешь, так что держи. Оно же твоё.

   - Давно уже нет, - возразил он неприветливо, но кольцо взял. – Я сохраню его для тебя. И, Дийрана…

   - Что?

   Он собирался что-то сказать, но махнул рукой, развернулся и ушёл. Вот и поговорили…

   Впрочем, перед уходом в неизвестность такие разговоры и ни к чему, пожалуй. Зачем зря душу травить себе и ему? Но обида всё равно засела где-то в сердце и нет-нет, да и заявляла о себе, вот как сейчас, когда нечем было заняться, кроме разглядывания своего-чужого отражения и воспоминаний.

   Время до завтрака тянулось медленно и тоскливо. Раньше обычного Дийра выходить из комнаты не стала, ни к чему было показывать свою нервозность Биннору. Она вздохнула поглубже, но в комнате было душновато, как во всём доме, несмотря ни на какие проветривания. В комнате, в доме, в столице и во всей Эйзении нечем было дышать… После свободы и чистоты эльфийского королевства, после простора, солнца и запаха степных трав в орочьих землях здесь, по эту сторону Перешейка, пришлось совсем нелегко. Да ещё отсутствие магии… Дийра знала, что её сила с ней, что она согласилась запереть её добровольно, но это помогало плохо.

   Сразу после выхода из пансиона и прибытия в Нейз тоже было нелегко, но в те дни Дийра не осознавала, чего лишилась, пока не вернула себе возможность творить магию. Сейчас же она точно знала, как может быть хорошо и свободно, когда твоя сила с тобой и послушно откликается. А эльфы говорили, что после уничтожения Незримого Купола, когда магический фон Онодора придёт в норму, можно будет попытаться освободить всю силу Дийры, что имелась у неё от природы. Ту самую, которую сойры едва не уничтожили в день её совершеннолетия…

   Забавно, но Дийра отчего-то никогда не задумывалась всерьёз, почему под Куполом работала магия несовершеннолетних и почему взрослые сильные человеческие маги были так опасны для сойр. Эльфы объяснили, что Незримый Купол всегда был рассчитан, прежде всего, на нелюдей. Эльфийская и человеческая магия различались, это Дийра поняла очень хорошо по личному опыту. Человеческие дети-маги в большинстве своём не умели осознанно работать с магическими потоками, не видели их и не чувствовали, но сила у них имелась. Излишки этой силы сойры предусмотрительно выкачивали, заставляя заряжать кристаллы и делая детей неопасными для своего Купола. Несколько десятков таких переполненных сырой силой юных магов уже могли вызвать магические возмущения и серьёзно пошатнуть стабильность системы, а несколько десятков совершеннолетних – скорее всего, привести к уничтожению заклинания, даже не приближаясь при этом к Главному Храму. Проверять прочность Незримого Купола таким образом сойры, понятное дело, не собирались.

   - Так вот почему девочек, умеющих "видеть магию", всегда переводили в "чёрную" группу или вовсе забирали из пансиона, - пробормотала тогда Дийра, осознавшая, какой опасности избежала, сохранив свои способности в тайне.

   - Сильные маги и те, что послабее, у людей рождались всегда, это нормально, - сказал Танно-Миальдир, объяснявший ей про магию и Купол. – Во времена до вторжения соэйрани юные маги обучались в специальных школах, под присмотром наставников. Зарядка кристаллов помогала избавиться от излишков сырой силы и предотвратить стихийные выбросы магии.

   - Да, я читала, а заряженные кристаллы продавали обычным людям, - кивнула Дийра.

   - Обычно видеть магические потоки и управлять ими маги начинали естественным путём, взрослея, примерно годам к восемнадцати. Не обязательно точно в день совершеннолетия, могли и раньше, у каждого по-своему. Некоторые же - только после совершеннолетия, после специального обряда инициации. Первый сексуальный опыт и особенные артефакты, помогавшие высвободить силу. Как правило, этим занимался кто-то из наставников, но там всё было по обоюдному согласию.

   - О, я о подобном и не знала! – удивилась девушка. – А как же те, кто… хм, не дождался этого обряда инициации?

   - Вы имеете в виду, те из юных магов, кто вступил в сексуальный контакт с кем-то раньше и просто так, для удовольствия? – уточнил Миальдир. – К сожалению, часто их сила так и оставалась нераскрытой до конца. Хотя могло случиться и наоборот, всё индивидуально, и заранее предсказать было невозможно.

   - Интересно, как наставники умудрялись следить за детишками в том возрасте, когда у них кровь бурлит, а романтическая дурь прямо-таки витает в воздухе? Не завидую я им, - проворчала Дийра насмешливо.

   - Насколько мне известно, юных магов предупреждали о возможном риске не раскрыть дар до конца.

   - И что, многих это останавливало?

   - Вы удивитесь, Дийрана, но да. К тому же более сильные маги, то есть те, кто видел потоки с детства, таких ограничений не имели. Их сила в любом случае росла резким скачком примерно к восемнадцати годам, обряд инициации им не требовался.

   - Как раз мой случай, - хмыкнула Дийра. – Любезная бай-сойра Бринна позаботилась, чтобы я приобрела первый опыт… Мой любовник работал на сойр, но магом точно не был. Как думаете, она не могла что-нибудь знать обо всём этом?

   - Сложно сказать, Дийрана, но думаю, вряд ли. При вторжении соэйрани взрослые маги погибли в сражениях с ними, многие секреты были утрачены. У нас сведения сохранились, но без детальных описаний самого обряда. По-моему, в человеческих книгах тех времён обряд инициации не записывался, он передавался устно среди наставников в магических школах. Думаю, Бринна считала вас не просто сильной целительницей, а, что гораздо важнее, допустимо сильной. То есть ровно до такой степени, когда от вас можно взять максимум энергии, не утрачивая контроля над проявлениями вашей магической силы. Отголоски знаний о приросте магии после первого сексуального опыта могли донестись до неё в том или ином виде. Будучи экспериментатором, она проверила это – и, в вашем случае, осталась вполне довольна результатом.

   - Да, это вполне правдоподобно, - согласилась она.

   - Признаться, я одно время надеялся, что магия к вам вернётся полностью, раз вы вышли из-под действия Купола, - вдруг сказал Миальдир и почти виновато улыбнулся. – Но все целители, с которыми я консультировался, в один голос утверждали, что сейчас это невозможно. У вас после взаимодействия со Скорбящими было сильное магическое истощение, но сила должна была непременно восстановиться. Увы, лишь до того уровня, который имелся у вас перед приходом к нам. Чтобы освободить вашу магию полностью, требуется прежде избавить Онодор от присутствия искажающих наш мир чужаков и их магии. Если потоки восстановятся во всём Онодоре, а магический фон придёт в норму, можно будет попробовать, но до этого мы бессильны.

   Дийра поспешила утешить расстроенного эльфа, потому что давно уже свыклась с этим ограничителем своей силы. Неприятно, но жить можно, если не жалеть себя на каждом шагу, а уж это ей было несвойственно.

   Эльфы предупреждали и о другой возможной опасности. Беда в том, что никто не мог знать, что именно произойдёт в случае уничтожения Незримого Купола. Несомненно, начнутся какие-то магические возмущения, только вот никто не был способен предсказать, разразится ли, фигурально выражаясь, невиданный шторм или магические потоки взбурлят и постепенно успокоятся. Что будет при этом с тем, кто окажется в непосредственной близости от уничтоженного артефакта, Дийра не уточняла, а эльфы из деликатности не стали пугать зря. Все и так понимали, что это риск, а двойной или даже тройной – уже не так и важно, в самом-то деле. Всё равно Дийра отступать не собиралась.

***

Внизу в кухне чем-то загремели, и девушка очнулась от размышлений, поспешив заняться приготовлением завтрака. Нервозность никуда не делась, что вылилось сначала в пригоревшую кашу, разбитую тарелку, потом в рассыпанные по полу мелкие семена целебного растения, которые Дийра как раз собиралась перетереть в ступке. Пришлось ползать по полу и долго, нудно собирать рассыпавшееся, ибо ингредиент был дорогой. Бдящие соседки просто не поняли бы такого расточительства и живенько бы насторожились.

   Время тянулось невыносимо медленно, но Дийра запрещала себе лишний раз бросить взгляд на настенные часы, чтобы никто не заметил, что она чего-то ждёт. Выходила пару раз в лавку с готовыми снадобьями, расставляла их на полках, перекидывалась парой-тройкой фраз с "дядюшкой". На обратном пути якобы случайно скользила взглядом по часам на стене, возвращалась к работе…

   Ближе к назначенному времени перебралась в лавку, занялась учётом склянок на стеллажах, заменила снадобья с витрины на более свежие. При нахождении на свету мази и зелья теряли свои свойства, поэтому на витрине они надолго не задерживались, а периодически убирались вглубь лавки, чтобы не пришлось их выбрасывать и терять деньги. О том, чтобы продать клиентам негодные снадобья, к чести Биннора, и речи не шло – он заботился о своей репутации травника.

   Дийра задумчиво выглянула в окно и озабоченно нахмурилась:

   - Смотрите-ка, дядюшка, витрину нам кто-то грязью забрызгал. Надо бы помыть.

   Биннор что-то согласно промычал. Ему-то что: мытьё окон – дело женское, сам он подобным заморачивался хорошо если раза два в год.

   - Вот сейчас, пожалуй, и займусь, пока заказов никаких срочных нет, - решительно заявила Дийра. – Нельзя, чтобы витрина грязной была, это покупателей отпугивает.

   По правде говоря, ходили клиенты в эту лавку с грязными стёклами, ходили и с чистыми, разницы Дийра не заметила. Здешнюю не слишком богатую публику волновала не чистота витрин, а доступность цен на снадобья. Но хлопотливость и страсть к наведению порядка прекрасно вписывались в образ провинциальной девушки, мечтающей покорить потенциального мужа своей домовитостью, раз уж приданого от неё можно не ждать.

   Ну и о том, что брызги на витрине красуются уже пару дней, Дийра, естественно, тоже упоминать не стала. Это был замечательный предлог, чтобы выйти в нужное время на улицу и задержаться там. Дийре требовалось быть поблизости, чтобы вмешаться в подходящий момент, а дверь в лавку была закрыта по случаю холодной погоды – всё-таки осень подходила к концу, да ещё и мелкая морось с неба сыпалась. Хорошо, что сильного дождя не было, а то как отменит принц прогулку, жди его потом… Если бы принц вдруг возжелал ехать верхом в парк под сильным дождём, его бы, мягко говоря, не поняли. А Леонниру не стоит привлекать ничьё внимание странными поступками, за ним и так по приказу отца приглядывают.

ГЛАВА 8

Дийра увлечённо тёрла витрину мягкой щёткой на длинной ручке, не забывая, впрочем, посматривать на благородных всадников, нет-нет, да и проезжающих в сторону Западных ворот. Лица иных были скрыты полумасками: далеко не все, особенно дамы, желали продемонстрировать окружающим, с кем именно они встречаются в парке Алеттен. А так внешние приличия были соблюдены.

   За спиной в очередной раз послышался цокот копыт нескольких лошадей по вымощенной крупным булыжником мостовой. Девушка обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как неподалёку от лавки натянул поводья один из всадников - в тёмно-сером костюме для верховой езды, длинном плаще, надвинутой на лицо шляпе и чёрной полумаске. Прочие пятеро сопровождавших его лиц не скрывали, на всех были неприметные чёрные или тёмно-коричневые одежды, береты и оружие на поясе. Их лошади были выше всяческих похвал, но конь всадника в полумаске затмевал всех: гнедой тонконогий красавец с белой стрелкой на лбу, будто прямиком из конюшен Шейдора. Хотя, кто знает, может, и оттуда…

   Хозяин гнедого тяжело дышал, опустив голову, а его охрана тут же окружила своего господина, повинуясь знаку старшего. Тот встревоженно спросил:

    - Что с вами, ва… райд Ланнир?

   - Мутит… опять… - сквозь зубы выдавил он и опустил голову ещё ниже, видимо, борясь с тошнотой.

   - Райд Ланнир, я ведь уже предлагал вам повернуть назад, это было бы разумнее всего, - почтительно сказал старший из охранников.

   Белое перо на его чёрном берете согласно колыхнулось, но капризный принц не собирался прислушиваться к каким-то там перьям или своим телохранителям. Капризный принц решил, что сегодня едет кататься в парк – значит, он туда едет, и точка! Только вот зря он резко выпрямился в седле и вскинул голову, ибо тут же поплатился. Странно не то вздохнув, не то всхлипнув, он неловко, но торопливо спешился, подскочил к стене ближайшего дома и изверг на тротуар содержимое своего желудка. Охранники тут же спешились вслед за господином и заслонили его от любопытных глаз прохожих, но недостаточно проворно, чтобы Дийра не успела увидеть происходящее.

   Бросив щётку, она поспешно приблизилась и робко начала:

   - Благородные райды, мой дядюшка…

   Но один из охранников, приземистый крепыш со злым взглядом, молча и грубо оттолкнул её раскрытой ладонью. Вроде бы и не сильно, только Дийра почему-то отлетела назад, споткнулась и с размаху села на камни тротуара, да так, что от боли слёзы на глаза навернулись. А старший, в чёрном берете, угрожающе добавил:

   - Вон отсюда!

   Собравшиеся было зеваки отнесли это и на свой счёт тоже, поэтому живенько рассосались, заторопившись по своим делам. Дийра же молча втягивала в себя воздух и хлопала глазами – для того, чтобы выглядеть безобидной дурочкой, отчаянно пытающейся не расплакаться от боли и страха. Больно, кстати, было по-настоящему, придётся потом синяки себе залечивать…

   Старший охранник уже отвернулся к своему подопечному, потеряв к дурёхе интерес, и озабоченно спрашивал у выпрямившегося, но опиравшегося на стену принца:

   - Райд Ланнир, как вы? Сейчас мы конфискуем какой-нибудь магомобиль и отвезём вас во дворец, а там…

   - Да прекратите вы кудахтать, Зеннер! – с досадой буркнул Леоннир. – Сейчас отдышусь и поедем дальше. Подумаешь, съел что-нибудь не то за завтраком…

   - Ни в коем случае, ва… райд Ланнир! – снова едва не оговорился охранник – видимо, от волнения. Ещё бы, случись что с вверенным его заботам наследником престола, этого Зеннера пряничками-то не угостят. Кто не уследил, тот и виноват. – Мы немедленно возвращаемся, вас должен осмотреть целитель!

   - Мой дядюшка травник! И у него есть противоядие! – сочла нужным напомнить о себе Дийра.

   Тон вышел вполне себе жалобным и робким. Тот, в чёрном берете, бешено сверкнул глазами и кивком указал на Дийру. Злющий крепыш мигом подскочил, ухватил Дийру за руку, – синяки и здесь явно останутся! - вздёрнул её кверху и грубо поволок прочь. И немедленно замер, остановленный негромким, но властным окриком принца:

   - Не трогать девчонку!

   Дийра, скривившись, принялась растирать ноющую, покрасневшую кисть руки. Хоть бы за левую руку ухватил, гад, так нет ведь, справа подойти угораздило. А ей этой рукой ещё работать. И заживляющая мазь обычная, не усиленная магией…

   - Ну-ка, милая, подойди, не бойся, - более ласковым голосом сказал "райд Ланнир". – Кто ты такая? И что там сказала про дядюшку?

   - Лийна Каррахор я, благородный райд, - почтительно присела она. – А дядюшка Биннор – травник, вот его лавка. А вам, райд, сейчас надо обязательно противоядие выпить, да побыстрее, уж простите. Даже если вы просто съели что-то несвежее, печень надо очистить как можно скорее, тогда вам сразу полегчает… то есть станет легче, простите, райд.

   - О, слышали, Зеннер? – чуть насмешливо поинтересовался принц. - Малышка разбирается в целительстве.

   - Я тоже немного разбираюсь, райд Ланнир, - проворчал он в ответ. - Хорошо, эта девица права, противоядие вам выпить желательно. Но не из первой встречной лавки травника же!

   - Дядюшка Биннор не первый встречный! – возмутилась Дийра. – А противоядие я сама делала, оно очень хорошего качества, хоть кого спросите! Не побрезгуйте, благородный райд, пойдёмте к нам в дом, пока вам хуже не стало.

   Поздно, принца накрыла вторая волна тошноты. Права была наставница Лиальнерис, сочетание настойки определённых степных травок и парочки эльфийских способно вызвать рвоту примерно через час после приёма. С позывами к рвоте можно некоторое время бороться, что принц и делал, пока не доехал до условленного места, а тут уж он с облегчением дал себе волю. Бедняга, неприятное, должно быть, ощущеньице, но зато всё точно будет выглядеть дурацкой случайностью. В самом деле, не с коня же ему было падать перед дверьми лавки? И уж точно – не падать к ногам племянницы травника, будучи сражённым сей невероятной красавицей… с щёткой в руке. В подобное никто бы не поверил, а вот соглядатаи короля наверняка бы насторожились. Зато ни один шпион, равно как и его величество, даже вообразить не сможет, что принц добровольно мог выпить некое снадобье, заставившее его корчиться в приступах тошноты прямо на людной улице. Да и снадобье такое человеческим целителям неизвестно. Одни травки на спирту, никакой магии, а слабый запах легко перебивается мятными пастилками, употребляемыми знатью для освежения дыхания.

   На сей раз принц привалился к стене плечом и тяжело дышал, изображая слабость и дурноту. Старший охранник повернулся к Дийре и окликнул:

   - Эй, как там тебя, Лийна! А ну-ка, веди нас в дом и покажи, где можно устроить райда. Не бойся, тебе заплатят.

   - Я не из-за платы! – Дийра постаралась добавить в голос побольше возмущения. – Ведь плохо же человеку, а мы с дядюшкой можем помочь! Проходите, благородные райды, нам сюда.

   Она провела всю компанию в лавку. Биннор и посетители остолбенели, но Дийра в двух словах объяснила "дядюшке", в чём дело. Травник засуетился, торопливо пригласив всю компанию в гостиную. Двое из охранников проскочили первыми, бдительно осмотрев помещение, затем туда провели принца и усадили в лучшее кресло. Старший остался, остальные четверо вышли в лавку и вежливо, но непреклонно попросили покупателей удалиться – мол, зайдёте позже, а сейчас травник занят.

   Дийра тем временем принесла страдальцу ведёрко с кухни на случай, если приступы тошноты продолжатся, и по дороге прихватила с полок склянку с универсальным противоядием.

   - Вот, благородный райд, выпейте противоядие.

   Она протянула склянку принцу, но бутылёк у неё из руки выхватил Зеннер. Откупорил пробку, подозрительно понюхал содержимое и даже вытряхнул капельку себе на ладонь, а потом осторожно слизнул.

   - Да вы что, думаете, я благородному райду навредить хочу? – возмущённо воскликнула Дийра и изобразила священный знак, добавив: - Забывчивыми богами клянусь, зелье отменного качества! А если я против райда что злоумышляю, так пусть боги про меня немедленно вспомнят и покарают!

   Биннор заволновался, аж задохнувшись при мысли, что его могут подозревать в намерении отравить клиента, и затараторил:

   - Благородные райды, я - Биннор Фойран, я эту лавку держу не один десяток лет! Меня тут все знают, и никто из клиентов моими снадобьями не травился!

   - Зеннер, хватит, - устало сказал принц своему подозрительному телохранителю. – Дайте сюда противоядие. Я уверен, эта малышка искренне хочет помочь… и её добрый дядюшка также.

   Зеннер хмуро, но почтительно подал принцу склянку. Тот выпил, едва заметно поморщившись - вкус у противоядия был так себе, и откинулся в кресле, дожидаясь, пока зелье подействует.

   - Райд, если желаете, я вам мятной воды принесу, рот прополоскать, - участливо предложила Дийра. – Только пить вам пока нельзя, простите, райд.

   - Да я понимаю, малышка… э-э-э, Лийна, не извиняйся. Неси, а то и правда, я будто жижи болотной наглотался.

   Дийра старательно хихикнула и отправилась за мятной водой. Вернувшись из кухни, она услышала, как Зеннер заботливо осведомляется:

   - Райд Ланнир, как ваше самочувствие? Надеюсь, вам лучше?

   Дядюшка Биннор издал булькающий звук и выпучил глаза, а потом залепетал, заикаясь:

   - К-к-как? Ра-райд Ланнир? То есть… Ва-ваше высочество… у меня… здесь?.. Ох, простите великодушно, если что не так, я… да разве ж…

   - Тише, тише, почтенный орфо Фойран, успокойтесь, - поднял руку принц, останавливая поток виноватого бормотания. – Успокойтесь, всё в порядке. Вижу, вы меня узнали. А племянница ваша, я смотрю, в недоумении?

   Дийре только и оставалось, что округлить глаза и застыть на месте, прижимая к груди кувшин с мятной водой, стакан и плевательницу, использовавшуюся при полосканиях горла.

   - Ох, ваше высочество, простите, двоюродная она! – несколько невпопад ответил травник и спохватился: - Лийна только-только в столицу приехала из провинции, не обтесалась ещё и не знает ничего.

   - Ой… - тихонько выдала Дийра, изображая смущение и растерянность. – Быть того не может! Простите…

   - Да, малышка, я – принц Леоннир, - мягко улыбнулся он. – Имя Ланнир я, например, использую для прогулок по городу… когда хочу дать понять окружающим, что предпочитаю остаться неузнанным.

   - Ваше высочество, а я вам мятной воды вот…

   Только тут Биннор заметил, что она принесла всё это по-простому, без подноса, и напустился на "племянницу":

   - Лийна, дурёха ты этакая, да кто ж так подаёт благородным райдам? А уж чтоб самому его высочеству… что ж ты меня позоришь-то?..

   - Орфо Фойран, не наседайте так на девочку, ничего страшного не произошло, - вмешался принц. – Этикет оставим дворцам, а сейчас мне просто требуется стакан мятной воды. И, прошу, обращайтесь ко мне "райд Ланнир", не надо этих расшаркиваний. Я здесь инкогнито, не забывайте.

   Он отчётливо поморщился, давая понять, что ему неприятно подобострастие и угодливость. Биннор был человеком сообразительным и поумерил свои лакейские замашки, приберегаемые для особо важных и особо спесивых клиентов. Не то чтобы они каждый день бывали в его лавке, но обслуживать богатую публику, в том числе дворян, ему частенько доводилось.

   Зеннер уставился бдительным взглядом на несчастную мятную воду, однако не препятствовал принцу полоскать рот. Дийра не сомневалась, что это делалось в расчёте на публику, то есть на неё и травника, ведь, заметь телохранитель малейшую опасность, на подозрительные взгляды он размениваться не стал бы.

   Леоннир довольно вздохнул и промокнул взмокший лоб кружевным платочком.

   - Ну вот, Зеннер, а вы боялись, - подмигнул он охраннику. - Мне стало гораздо легче. Лийна, ты просто умница! Говоришь, ты это снадобье сама готовила?

   - Да, ваше… райд Ланнир! – сделала книксен Дийра и скромно потупилась. – Я давно в травах разбираться умею, с детства ещё… меня бабушка учила. А потом райда Вэллия, тётушка нашего барона, к себе взяла, воспитанницей, и велела продолжать учиться. А потом она умерла, и я домой вернулась, со снадобьями бабушке помогала.

   - Молодец, девочка! Ты заслуживаешь награды.

   - Благодарю, райд Ланнир, но мне ничего не нужно! - гордо тряхнула кудряшками Дийра, уставившись принцу в глаза. – Заплатите дядюшке за снадобье, этого довольно.

   - Хм! – принц заинтересованно оглядел девушку и слегка усмехнулся. – Забавная малышка. Неужели ты не хочешь получить подарок? Драгоценность там, например, или набор притираний для лица? Их все девушки любят.

   - Нет, ваше высочество, не хочу, если стоимость награды настолько превышает стоимость оказанной услуги. Я предложила помощь, потому что вы – человек, который в ней нуждался. Обычный человек просто заплатил бы за противоядие и сказал спасибо. Мне этого достаточно. А то получится, что уже я окажусь у вас в долгу.

   - Лийна!.. Дерзкая девчонка!.. – простонал Биннор, а принц откинул голову назад и расхохотался.

   - Она прелесть, Зеннер, не находите?

   Телохранитель хмуро глянул на принца и промолчал.

   - Что ж, Лийна, прими мою благодарность за оказанную помощь, - уже серьёзно сказал Леоннир и поднялся. – Зеннер!

   Телохранитель извлёк кошель и положил его на столик рядом с кувшином мятной воды. Денег там явно было, чтобы заплатить за десяток таких противоядий, и ещё бы осталось, поэтому Дийра наградила хмурым взглядом и кошелёк, и Зеннера. Но промолчала, а принц снова усмехнулся. Он попрощался, наградив несколькими любезными словами хозяина лавки, и отбыл, оставив после себя бурлящий котёл всеобщего любопытства.

   Ближайшие несколько часов в лавке было не протолкнуться от изнывающих соседей, желавших во всех подробностях вызнать, кто, куда, зачем и отчего. А также сколько, разумеется. Дийра стойко держалась, изредка огрызаясь на совсем уж назойливых, Биннор же прекрасно отпугивал сплетников своим хмурым видом. Версия для народа звучала просто: некий благородный райд почувствовал себя плохо, был препровождён в гостиную, получил снадобье и мятную воду, оправился и уехал, щедро заплатив за пустячную услугу.

   "Псевдоним" принца был не то чтобы широко известен в народе, но и не особо скрывался. Используя имя Ланнир, принц просто давал понять окружающим, что желает, чтобы в настоящий момент к нему относились как к простому дворянину, а не наследнику престола. В молодости и король, говорят, разъезжал по улицам столицы под вымышленным именем, а его подданные честно делали вид, что не узнают своего монарха, коль скоро он этого не желает. В общем, если кто-то из соседей и знал, кто такой "райд Ланнир", то он благоразумно помалкивал.

***

Второй акт спектакля начался ближе к вечеру, когда в лавку явился тот противный охранник со злыми глазами. Крепыш деловито кивнул хозяину, огляделся, заметил Дийру, как раз расставлявшую свежие снадобья на полках, и окликнул её:

   - Эй, как тебя, Лийна Каррахор!

   - Слушаю, - неприветливо отозвалась она.

   Тут и играть не надо было, этот тип вызывал в Дийре презрение и неприятие. Покупатели забыли про свои надобности и любопытно таращились, вытягивая шеи и навострив уши. Нюх на необычные происшествия у них был отменный.

   - Мой добрый господин, - значительно подчеркнул охранник, - в милости своей решил тебя наградить и прислал тебе вот это.

   Под мышкой у него имелся немаленький свёрток прямоугольной формы, завёрнутый в дорогую обёрточную бумагу и перетянутый зелёной атласной лентой. Дийра равнодушно осмотрела протянутый ей дар и ответила, не сделав ни малейшей попытки взять предложенное:

   - Передай своему господину мою благодарность, но я повторю уже сказанное: за услугу нам было заплачено с лихвой. Ничего сверх того я не возьму. Это всё, можешь возвращаться туда, откуда пришёл.

   - Ты что, ополоумела, девка? – начал заводиться крепыш и даже слегка покраснел от негодования. – Ты хоть соображаешь, чью награду отвергаешь? Ей неслыханную милость оказали, а она ещё смеет нос воротить!

   - Девок будешь в борделе искать, если приспичит! – гордо вздёрнула голову Дийра. – И повежливее, не серди своего… господина. Вряд ли он приказал тебе хамить мне и угрожать, ты уже и так сегодня… переусердствовал.

   В доказательство она продемонстрировала правую кисть с отчётливыми синяками, оставленными его железной ручищей. Физиономия крепыша налилась кровью, глаза зло буравили Дийру, но отповедь он проглотил, явно вспомнив о полученных приказаниях. Дийра не сомневалась, что крепыша отправили сюда в качестве наказания, заодно велев извиниться за утреннюю грубость. Её предположение тут же подтвердилось, когда охранник сквозь зубы выдавил из себя слова сожаления.

   Девушка холодно выслушала извинения и ещё раз сказала, что признательна благородному райду за подарок, но принимать его не собирается, чем вызвала удивлённые вздохи окружающих. Охранник бешено сверкнул глазами, буркнул что-то про глупость иных девиц и с досадой удалился, всё-таки забрав свёрток с собой. Дийра отправилась в комнатку, где готовила снадобья, и только там выдохнула, с силой потерев горящие от волнения щёки. Завтра следовало ждать третьего акта, а пока можно было передохнуть. Всё шло более или менее по плану.

ГЛАВА 9

Назавтра посланец прибыл другой, вежливый и вышколенный, как слуга из хорошего дома. Впрочем, почему как?.. Подарок, тоже, наверное, был другой, судя по размеру коробки и серебристой обёрточной бумаге с красной лентой. Дийра снова отказалась принять и даже не поинтересовалась, что там находится.

   В течение трёх дней дары приносились самые разные, только теперь они складывались горой в уголке гостиной. Неразвёрнутые, разумеется. Дийра по-прежнему во всеуслышание отказывалась от иной награды, кроме уже полученной за снадобье, но посланец извиняющимся тоном сообщил, что его грозились покарать, если почтенная орфа Каррахор вернёт дары. Дийра пожала плечами и сказала безразлично:

   - А, ну ладно, что поделаешь. Вон там, в углу на пол положите, только передайте вашему господину, что я это не приняла. Пусть пришлёт кого-нибудь забрать, хоть бы и того мерзкого типа, который мне синяков понаставил. Если на него разгневается его господин, я буду только рада, а вы мне пока ничего плохого не сделали. Вот только от работы отрываете, а так ничего.

   Посланец переменился в лице и сбежал. Больше он уговорами не занимался, исправно доставлял подарки, пока у принца не лопнуло терпение или не проснулось любопытство. Дийре было, в общем-то, всё равно, что там решили окружающие. Но Леоннир вновь почтил лавку своим