Полюбить Робин Гуда. Светлана Солнышко

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10

АННОТАЦИЯ

Перед вами история первой любви девушки из двадцать третьего века и парня из тринадцатого века. Любовь невероятная, любовь невозможная, и не только потому что между героями лежит пропасть в десять веков, и им сложно примирить свои совершенно разные представления о мире, но и в том, что молодому Роберту Киму еще только предстоит стать легендарным героем, оставшимся в веках.

   Эта книга – настоящая история Робин Гуда, рассказанная очевидцем. Вам придется забыть все то, что вы читали до сих пор о лесном разбойнике.

ГЛАВА 1

Мне никогда не дарили желтых роз.

   Так бывает: когда твоя жизнь висит на волоске, начинаешь думать о чем-то незначительном и совершенно не относящемся к делу.

   Я смотрела на бездыханное тело на полу учебной лаборатории и думала о том, что жизнь совершенно несправедлива. Мне никто никогда не дарил желтых роз, а теперь, когда я буду подвергнута принудительному переформированию личности, мне не светит их получить. Обидно.

   – Эй, – сказала я, все еще на что-то надеясь, и осторожно толкнула ногой мужское тело, безвольно распростершееся на серо-голубом покрытии пола перед моим столом для опытов. Неизвестный был облачен в плащ чистейшего оттенка линкольнского зеленого. Я не могла ошибиться – в конце концов, я студентка на факультете материалов и технологий в университете пространства-времени, и оценки у меня высокие. А еще, – и это было самое невероятное, – Lincoln Green был оригинальным, как и сама ткань, которая этот оттенок имела. Представляете? Оригинальный цвет! Не воссозданный в наших лабораториях по технологии прошлого, не скопированный и не подделанный. Другими словами, эта ткань была покрашена на линкольнской мануфактуре тринадцатого века не более года назад, судя по чистоте и свежести пигмента.

   Теперь понимаете, почему это невероятно? Нет? Ах, ну да, вы же не знакомы с принципом перемещения во времени. Он гласит: движение по временному потоку можно осуществлять только в пределах известного субъекту исторического отрезка. А какое промежуток времени нам известен? Правильно, мы знаем только о том, что происходило до настоящего момента. Поэтому я, например, из своего двадцать третьего века вполне могу прыгнуть в любую точку прошлого, да хоть в тот же тринадцатый век, откуда вернулась буквально час назад, но в будущее я не смогу попасть ни на секунду вперед, так как в следующее за нынешним мгновение начинается уже неизвестный мне исторический период. Кажется, это объясняется тем, что энтропия возрастает с течением времени. Соответственно, сохранить стабильным объект при перемещении в будущее гораздо сложнее, чем в прошлое. Короче, если хочешь сразу превратиться в сгусток энергии, без надежды на восстановление, можешь рискнуть и заглянуть в завтрашний день.

   Поэтому из прошлого ничего нельзя взять в настоящее. Точнее взять-то можно, только не довезешь. Зато в прошлом можно наблюдать, снимать, изучать, а затем в наше время воссоздавать, чем, в частности занималась и я.

   Теперь вы понимаете, что согласно этому принципу человека, пусть даже мертвого, одетого в плащ и шоссы оригинального линкольнского зеленого цвета, сейчас, в двадцать третьем веке быть не могло!

   Но он вопреки всем принципам и законам здесь был.

   Это несправедливо!

   От обиды я даже топнула ногой.

   Мне еще никогда не дарили желтых роз!

   А начиналось все так… благонамеренно. Почти. После того, как университет встряхнуло тем скандалом, которые учинили Эндрю Морган и Делла Дженингс*, на все эксперименты студентов стали смотреть сквозь пальцы. В конце концов, глупо кому-то что-то запрещать, если все, что произойдет, уже запланировано судьбой и существует в ткани времени, а мы лишь пешки в руках пространственно-временного континуума, в прошлых веках называемого Богом.

   * Эндрю Морган и Делла Дженингс – герои моей истории "Пешки Судьбы"

   Впрочем, человек не может вот так запросто отказаться от желания считать себя властелином вселенной, поэтому законы продолжают существовать, и наказание, положенное за их нарушение, тоже. Если ты кого-то убил, уж будь уверен, понесешь наказание, как бы ты ни доказывал, что был всего лишь инструментом в руках судьбы, захотевшей устранить конкретного индивидуума из структуры времени-пространства. В конце концов, желание быть человеком несмотря ни на что, никто не отменял, что и доказал своим примером Эндрю Морган.

   Я рискнула, наклонилась и прижала пальцы к шее мужчины, так неприлично валяющегося у моих ног на полу учебной лаборатории. Пульса нет. Кошмар.

   На самом деле я очень… благонадежная студентка. Я стремлюсь соблюдать все правила, не пытаюсь нарушать законы, да и специальность моя в университете пространства-времени очень прозаичная. Я всего лишь будущий временной материалист-технолог. Мы специализируемся на воссоздании технологий прошлого. Наша профессия достаточно востребована, так как при перемещении во времени человек должен быть одет максимально приближенно к оригиналу того времени, иметь похожие аксессуары и деньги, которые невозможно отличить от отштампованных в прошлом.

   Может быть, я даже слишком благонадежная, что, безусловно, сказывается на моем общении. Точнее, на отсутствии такового. Я заметила, что дружить предпочитают с теми, кто умеет нарушать законы, кто поступает не так, как предписано. Всех, кто бросает вызов существующему порядку, обычно уважают. Почему? Ведь все бунтари все равно ничего не могут изменить – они лишь выполняют волю богов. Ну, то есть пространственно-временного континуума, теперь с легкой руки Эндрю Моргана называемого Судьбой. Может быть, подсознательно мы все равно хотим верить в то, что это мы управляем своими действиями, что мы имеем свободу выбора. Может быть, именно это желание заставило наших прародителей покинуть Рай – желание воспротивиться воле Бога и настоять на своем, даже если это и повлечет ужасные последствия. Назло папе отморожу уши. Или маме? Не суть.

   Мне тоже хотелось быть своей в компаниях. Мне хотелось, чтобы меня ценили, чтобы приглашали на вечеринки, чтобы, разговаривая между собой, упоминали мое имя с уважением, чтобы со мной хотели дружить. В конце концов, я же не уродка! Наоборот, черты моего лица сходны со средневековыми канонами, модными в наше время, а бронзовые с оранжевыми сполохами волосы добавляют шарма. И я не дура! Неужели со мной настолько не интересно?

   Может быть, вот это желание общения и подвигло меня на то, что я совершила.

   Мужчина лежал ничком и по-прежнему не двигался. Капюшон закрывал его голову, но я боялась наклониться и сдвинуть его в сторону, чтобы попытаться рассмотреть лицо.

   Вместо этого в сознание настырно лезли мысли о желтых розах, как будто сейчас это было важно. Скажите на милость, какая может быть связь между мужчиной в средневековой ярко-зеленой одежде и букетом цветов сортов Mabella или Persian Yellow?

   Почему-то я всегда любила желтые розы. Некоторые девушки относятся к ним с опаской, считая, их символом чего-то нехорошего: обмана, разлуки, измены. Но мне этот цвет казался цветом счастья, солнца, золота, добра. А теперь мне не видать роз, как своих ушей!

   И на повестке дня самый главный вопрос: что мне делать с мертвым мужским телом тринадцатого века, лежащим в моей лаборатории вопреки законам физики времени?

   О, точно! Кто еще может разобраться с проблемами такого рода, как не студент одноименного факультета? Но к кому же мне обратиться? Ребята с физврема считают себя элитой и вряд ли снизойдут до простой студентки маттеха, к тому же не пользующейся популярностью.

   Я поколебалась, но, понимая, что тело само по себе никуда не исчезнет, собралась с силами, или, скорее, с нервами, и, тщательно закрыв дверь в лабораторию, отправилась в сторону факультета физики времени.

   Так мое желание нравиться другим и привело к этому… этой ситуации. Да, я хотела славы, я хотела поразить своего преподавателя, потому и решила воссоздать чистый линкольнский зеленый. Я представляла, как меня начнут хвалить перед всем факультетом, студенты будут переговариваться с удивлением и восхищением, а потом и пригласят меня на свои вечеринки.

   Технология изготовления было достаточно сложной, так как раньше не было зеленого красителя, и этот цвет получался путем окрашивания ткани сначала в синий, а потом перекрашивания в желтый. Повторить технологию, конечно, не проблема, но в наше время не росла такого типа резеда, которая использовалась в тринадцатом веке. И я решила схитрить. Прихватить с собой резеду я не могла, а потому решила окрасить свой собственный плащ в красители тринадцатого века, а затем изучить химический состав, чтобы попытаться воссоздать нечто похожее в наших лаботраториях. А что такого? Подумаешь, краска. Могла же я просто испачкаться!

   И вот теперь в лаборатории лежит мужское тело.

   Я не знаю, как оно попало туда. Сама я его точно не приволакивала. Но видимо, где-то в структуре пространственно-временного континуума произошел сбой, и … стало возможным перемещение объектов в будущее? Я надеялась, что этот сбой произошел не по моей вине.

   Я поднялась на этаж физврема и застыла: по коридору шел Эван Уотерс. О, нет, только не это. Самый известный студент университета на нынешний момент и самый ехидный парень на всем белом свете во все времена. Я мгновенно отвернулась под влиянием эмоций, но это было бессмысленно – я же не стала невидимой.

   – О, ясно сиверко к нам пожаловало! – хмыкнул он. Прозвище это ко мне прилепилось давно из-за моего имени, и я даже находила его милым, но у Эвана получалось так его произнести, что я начинала чувствовать себя униженной. – Как всегда, светишь, но не греешь? Ну хватит уже, Несмеяна, дичиться, подари поцелуй простому смертному физику. Или брезгуешь? Мы люди темные, необученные, куда нам до ваших сложнейших научных экспериментов по варению мыла.

   Гад! Я понимала, что изъяви я желание его поцеловать, он просто посмеется надо мной и скажет что-нибудь такое же неприятное…. Например, что от меня пахнет мылом!

   Можно, конечно, разозлиться, задрать гордо нос и уйти, но скоро в лабораторию придет мой научный руководитель, и я не представляю, как буду объяснять… Я развернулась к парню:

   – Уотерс, у вас на факультете постоянно ведутся засекреченные работы… Об этом все знают. Ты наверняка о чем-нибудь подобном слышал… Ответь честно: могут ли существовать такие условия, при которых объект из прошлого все же переместится в будущее, которому он не принадлежит, и при этом сохранит свою физическую структуру?

   – Тебе-то зачем? – продолжал усмехаться гад с физврема. – Мыло в прошлом стащить решила?

   Это было уже через край, и я, прищурившись от страха и злости, выпалила:

   – У меня в лаборатории лежит как раз один такой объект. И это не мыло.

   – Да ладно? – Уотерс сразу посерьезнел и заинтересовался. – Что за предмет? Какой трамплин преодолел?

   – Трамплин? – беспомощно переспросила я, чувствуя, что опять нарвусь на насмешку над моими умственными способностями.

   – Временной промежуток, который перепрыгнул предмет, попадая в будущее, – нетерпеливо пояснил он. – Мы пока только на две недели вперед смогли закинуть пару атомов. А ты как далеко в будущее его затащила? Какого размера? И как тебе это удалось? – закидал он меня вопросами.

   – Э… Если я не ошибаюсь, то… объект из тринадцатого века, – промямлила я, совершенно растерявшись.

   – Что?! Врешь! – возмутился Уотерс и тут же притих и огляделся, не слышал ли кто. – Веди!

   По дороге он не проронил ни слова, а когда переступил порог лаборатории (я малодушно пропустила его вперед), помолчал несколько секунд и спросил:

   – Где?

   Я удивилась. Не увидеть тело в ярко-зеленом одеянии было сложновато.

   – На полу, – пробормотала я.

   – Охренеть! – вдруг сказал Уотерс и, повернувшись ко мне, ехидно добавил: – Несмеяна, это что, такой новый способ попытаться мне понравиться? Так я тебе сто раз говорил, что ты не в моем вкусе.

   Я недоуменно воззрилась на него, потом протиснулась мимо него бочком и уставилась на стерильно чистый, как и положено в лаборатории, пол. Тела не было.

   Я огляделась и даже обошла по периметру помещение, заглядывая во все углы. Куда же делся парень? Очнулся и ушел гулять? Но я же закрыла дверь! Или он опять отправился в свое прошлое? Как попал сюда, так и вернулся. А может, вообще распался, как ему и положено? И так неприлично долго просуществовал, напугав меня до полусмерти.

   – Он был здесь, – пробормотала я, указывая на место, где я оставила средневекового бездыханного мужчину.

   Уотерс продолжал кривить губы в усмешке, но глаза были внимательными, и я чувствовала, что он допускает вероятность того, что я не вру – ученый в нем хотел надеяться на исследование необычного явления:

   – Что это хоть было, Северова? – поинтересовался он.

   – Мертвый парень, – ответила я, и зачем-то добавила, – и на нем была одежда из сукна настоящего линкольнского зеленого. Уж поверь, я могу отличить оттенок!

   Уотерс буравил меня уже совсем посерьезневшими глазами:

   – Мертвый парень? Пожалуй, ты действительно не врешь. Твоя фантазия вряд ли способна родить такое. Что за парень?

   – Откуда я знаю? Я его не разглядывала, он лицом вниз лежал. Одет как… Видел лучников Робина Гуда, какими их обычно изображают в балладах?

   – Это же легенда.

   – Робин Гуд – легенда. А лучники существовали, – возразила я.

   – Может, над тобой кто-то пошутил?

   «Только ты и горазд на такие проделки!» – я нахмурилась, но вслух это, конечно, не произнесла.

   – Ткань была настоящая и цвет настоящий. В наше время такое получить невозможно. Если даже какой-то придурок решил меня напугать, прикинувшись мертвым, то в любом случае он каким-то образом умудрился притащить одежду из тринадцатого века.

   – А как… – начал Уотерс, но тут открылась дверь, и в лабораторию зашел мой научный руководитель Сергей Иванович Холодов.

   Он окинул нас суровым взглядом и строго спросил:

   – Почему в лаборатории посторонние, да еще и без спецодежды?

   – Извините, я уже ухожу, – чуть раздув ноздри, ответил Уотерс. Какой-то там маттех ставит его на место, пусть даже он и профессор!

   Когда дверь за ним закрылась, Сергей Иванович сказал уже совсем другим, более мягким тоном:

   – Ясна, я ничего не имею против молодости и любви, но все же не води его сюда.

   – Хорошо, – кротко кивнула я. Не могла же я объяснять, что никакой любви с Уотерсом у меня нет и быть не может, ведь тогда Сергей Иванович поинтересовался бы, что временщик делал в нашей лаборатории, а эта тема была опасной.

   Около часа я рассказывала своему научному руководителю о проделанной работе, но умолчала об одном – о плаще, лежащем в моей сумке. Моем плаще. Мне не удалось покрасить его целиком, но пигмент выдержал перенос во времени, и сейчас мой плащ имел отличное пятно линкольского зеленого. Оригинального.

   Умолчала я по одной причине: я боялась, что именно я послужила причиной какого-то сбоя в структуре пространства-времени. Уотерс чуть не лопнул от гордости, рассказывая что-то там про пару атомов, которые им удалось закинуть в будущее на пару недель. Но ведь пятно краски, пусть совсем маленькое, это гораздо больше, чем пара атомов, а пара недель немного поменьше, чем десять веков. И может быть, мое неправомочное действие и послужило причиной того, что в лаборатории внезапно образовалось мужское тело старинного происхождения. Надеюсь, хотя бы, что не я послужила причиной его смерти.

   Напоследок, уже прощаясь, Сергей Иванович сказал мне с легким упреком:

   – Ясна, сегодня ваши мысли были далеки от ясности. – И вот почему каждый норовит как-нибудь скаламбурить по поводу моего имени? Хотя мой руководитель выглядел серьезным, и было не похоже, что он шутил. – Вы не собраны, словно витаете где-то в облаках. Любовь – прекрасное чувство, но оно не должно мешать науке. Вы согласны?

   – Согласна, Сергей Иванович! – я воскликнула, наверное, чуть более эмоционально, чем требовалось, чем ввела моего руководителя в недоумение.

   – Хорошо, – пробормотал он. – Встретимся через два дня, как запланировано по графику.

   И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

   Любовь. Выдумал тоже! И насчет ее прекрасности, на мой взгляд, людская молва преувеличивает.

   Я привела лабораторию в порядок, тщательно закрыла дверь и отправилась домой. Точнее, в свои апартаменты в студенческом общежитии. Огромное золотое солнце медленно опускалось за переливающиеся силуэты зданий университета, построенного в стиле фьюмизма. Я на секунду остановилась и залюбовалась открывающейся передо мной панорамой. Я люблю ходить по потоку, я люблю бывать в разных временах. Каждое место по-своему великолепно, но больше всего я люблю то время, где я родилась. Мне посчастливилось жить в эпоху великих открытий, когда человек действительно понял свое значение и место во Вселенной. Я люблю неспешную и текучую красоту современной мне архитектуры, я обожаю естественные в своей планировке леса, где вмешательство человека только облагораживает и направляет, оставляя природе право быть самостоятельной. Мне нравится современная мне одежда – на мой взгляд, высшая точка развития моделинга. Я люблю свой мир.

   Мне захотелось раскинуть руки и полететь, настолько меня переполнила эйфория от восхищения красотой момента. Но я вздохнула и тяжело спустилась по ступенькам. Сегодня я откровенно накосячила, и пока не имела ни малейшего представления, что делать дальше. И главное, я не могла никому довериться, не могла ни у кого попросить совета. От этих мыслей солнце словно погасло, и на город опустилась гнетущая мгла.

   – Северова, – раздалось сбоку, из-за декоративного выступа здания причудливой формы, напоминающей вьющуюся по вертикальной стене ипомею. Я так глубоко погрузилась в свои думы, что даже не сразу сообразила, что зовут меня. – Эй, – послышался тихий легкий свист, – Северова!

   Я так резко затормозила, что даже споткнулась. Мужская рука, внезапно высунувшаяся из-за выступа, поддержала меня на секунду, а затем втащила меня за выступ к ее владельцу, которым оказался все тот же Уотерс.

   – Долго мыло варите! – хмыкнул он.

   – Слушай, что тебе от меня, надо, а? – возмутилась я. Усталость, чувство вины, сомнения доконали меня, так что его шуточки были уже основательным перебором. – Иди себе с богом!

   Он снова хмыкнул:

   – Вы все, которым приходится мимикрировать под временной период, всегда так смешно говорите. Постоянно добавляете в нормальную речь старинные выражения. – И тут же посерьезнел. – Я, между прочим, тебя тут уже битых два часа жду и очень проголодался. Идем, – и невзирая на то, что я старательно упиралась пятками, потащил меня куда-то вдоль по узкому проходу между зданиями.

   – Куда? – в конце концов пропыхтела я, как только до меня дошло, что вырваться не удастся.

   – Необходимо подкрепиться, – ответил он, не оборачиваясь. – Сейчас найдем какое-нибудь место, где можно перекусить.

   – Я не хочу.

   – Хочешь.

   – Слушай, а ты не обнаглел ли? – возмутилась я и снова начала упираться пятками в землю. – Может, ты не будешь за меня решать?

   Он резко затормозил и повернулся ко мне, а я от неожиданности чуть не упала.

   – По-моему, кто-то сегодня хотел получить какие-то ответы и для этого даже притащился к нам на факультет. Я ошибся? Моя помощь уже не нужна? Хорошо, иди! – и отпустил мою руку.

   Мы тяжело дышали и буравили друг друга глазами, как гладиаторы на ринге.

   Он прав. Мне нужна помощь. Мне не к кому обратиться, а он уже частично в курсе. И если он ждал меня два часа, то, видно, сильно заинтересовался непонятным явлением, а значит, ни за что никому не проговорится, захочет исследовать сам.

   – Хорошо. Давай поедим, – вздохнув, согласилась я. – Только не нужно меня заставлять. Я и на обычные просьбы могу адекватно реагировать.

   – Да ну? – начал он со своей обычной издевкой, но, заметив мой гневный взгляд, улыбнулся по-человечески: – Окей. Убедила.

   Как только мы сделали заказы и расположились на террасе, висящей среди ветвей деревьев, Уотерс сделал приглашающий жест:

   – Рассказывай.

   – Спасибо за разрешение, – фыркнула я.

   – Теперь я понимаю, почему у тебя нет друзей, – как бы между прочим заметил он, отправляя в рот кусочек пирога с начинкой из мидий.

   Его замечание оказалось неожиданно болезненным.

   Сжав зубы, я попыталась успокоиться, чтобы снова не послать его куда подальше. Он мне нужен. Действительно, нужен. Если кто мне и может помочь, так только он. Нужно потерпеть и его хамский тон, и его насмешки.

   – Ну что же ты? – поторопил он, совершенно не замечая моего состояния. – Начни с самого начала. Как тело оказалось в лаборатории? Как вообще тебе удалось его переместить по потоку?

   – Это уже финал истории. А началось все с того, что я захотела получить оригинальный линкольнский зеленый.

   – Судя по тому, как ты это говоришь, это охренеть какой крутой цвет, – заметил Уотерс. – Он очень важен для копирования?

   – Для воспроизведения, – поправила я. – Это очень красивый цвет, и безбожно дорогой по меркам тринадцатого века. Его никто не может правильно воспроизвести – он очень сложный в получении. Дело в том, что…

   – Стоп-стоп-стоп. Давай ближе к теме. Ты решила его получить. И?..

ГЛАВА 2

…Все начиналось на удивление обыденно. Я сделала запрос на посещение города Линкольн в Англии тринадцатого века, описала научную задачу, по которой мне необходимо было собрать материал, получила соответствующую одежду, аксессуары и деньги, которые мне пригодятся в пункте назначения. Так как я отправлялась по этому маршруту уже не в первый раз, то весь процесс подготовки и оформления проходил привычно, быстро и формально, как бывает, когда никаких неожиданностей не предвидится.

   В итоге, я получила то, что хотела. Мастер провел меня к владельцу красильной мануфактуры, дабы мы могли «ударить по рукам» и подписать договор. Я выложила сумму, считающуюся авансом, и вот тут я совершила ошибку. Хозяин решил проявить галантность и помочь мне надеть мой плащ. От его наметанного глаза не укрылось, что край моей накидки имеет оттенок линкольнского зеленого. Вот в наше время я успешно могла бы навешать лапши на уши про «случайно испачкалась», но средневековый хозяин прекрасно понимал, сколько мне пришлось простоять над обоими чанами, и вероятность того, что именно этот край попадал в чан с краской на нужный промежуток времени, стремилась к нулю. Он завопил, позвал охрану, начал кричать что-то про кражу секретов. Дальше я уже не слушала, так как стремительно убегала оттуда, только пятки сверкали…

   – Думаю, ты легко оторвалась? – усмехнулся Уотерс.

   Я перевела на него взгляд, пытаясь сообразить, кто этот мужчина, и чего он от меня хочет. Пока я рассказывала, перед моим взором стояла эпоха средневековья, я словно снова туда погрузилась, так что вопрос моего сотрапезника выбил меня из колеи.

   – Нет, – ответила я, наконец осознав, что сижу на террасе, а передо мной остывает заказанное мною суфле.

   – Нет? – удивился Уотерс. – Ты так слаба?

   Современные люди намного превосходят в физическом плане людей прошлых веков, так что обычная женщина двадцать третьего века легко может оставить позади тренированного воина века тринадцатого.

   – Они гнались за мной на конях, – сухо ответила я.

   – Ясно, – кратко ответил Уотерс и поправился, – в смысле «понятно». Продолжай.

   …Я думала, что легко оторвусь, и на первых порах, действительно, оставила между собой и красильным цехом приличное расстояние. Но через некоторое время услышала стук копыт и, обернувшись, увидела двоих всадников, несущихся за мной во весь опор. Была ли это на самом деле охрана, или кто-то, скажем, сыновья владельца, взял на себя миссию по поимке шпиона, крадущего секреты, я не знала. Мне в любом случае не стоило попадаться им в руки, и я припустила вдоль по улице с еще большей прытью.

   – Ведьма! – пробормотал второй преследователь, испуганно отшатываясь. Моему защитнику, видимо, стало любопытно, и он обернулся. Дальше все произошло словно в замедленной съемке. Он начал поворачиваться, а один из преследователей, тот, что поглавнее и не такой пугливый, решил воспользоваться шансом и сделал выпад в сторону противника. В долю секунды я метнулась вперед и всем телом толкнула парня, стремясь убрать его из-под клинка. Мы оба упали на землю, и … я оказалась лежащей на полу в зале временного прибытия…

   – То есть ты держалась за того парня в момент перемещения? – уточнил Уотерс.

   Я поморгала, повращала глазами, приходя в себя и медленно возвращаясь из мысленного прошлого.

   – Угу. А он держался за меня. Мы начали падать, и он обхватил меня, прижимая к себе.

   Уотерс замолчал. Никто и никогда не пытался привести в будущее человека из прошлого. Если уж неодушевленные предметы распадались…

   – Вспышка была большая? – наконец, все же рискнул спросить он.

   – Не было никакой вспышки.

   – Не было?

   – Нет. Я благополучно прошла проверку, подтвердила норму своих жизненных показателей и отправилась в лабораторию. Хотела посмотреть, как окраска на плаще пережила перемещение. А там на полу лежал… лежало тело.

   – Этот парень?

   – Нет.

   – Нет? – снова удивился Уотерс. – Откуда ты знаешь, ты же сказала, что не видела лица того… тела.

   – Я и своего защитника лица не разглядела, он все время ко мне спиной стоял. Но одежда у них была разная.

   – Итак, – после паузы произнес Уотерс, – что мы имеем? Ты совершила переход, прикасаясь к человеку из прошлого, но куда он делся, непонятно, в любом случае, он не попал в зал прибытия вместе с тобой ни в каком виде: ни в материальном воплощении, ни в виде энергии. Но в это время в твоей лаборатории обнаружилось тело другого человека из прошлого, и как он туда попал, остается загадкой. Он действительно был мертв?

   – Мне так показалось, но утверждать не берусь. Хочется надеяться на обратное.

   – А потом он вдруг пропал, и так же непонятно, куда и как. И… всё? Больше никаких странных фактов?

   – Ну, если только это… – я вытащила из сумки край плаща и продемонстрировала Уотерсу.

   – Это тот самый легендарный линкольнский зеленый? – поинтересовался он, разглядывая небольшое пятно на краю плаща, которое только в центре имело насыщенный теплый оливковый цвет, а по краям расползалось в синие и желтые оттенки. Я кивнула.

   – Не могу понять, – покачал головой Уотерс. – Мы бьемся изо всех сил, тратим кучу энергии, пытаясь переместить в стабильном состоянии мизерные объекты в будущее, и у нас не получается ровным счетом ни хрена. А тут… – он запнулся, видимо, хотел сказать что-то не слишком приятное, но вовремя остановился… – девушка, совершенно не разбирающаяся в вопросе, не прилагая никаких усилий, делает это. В чем подвох?

   – Я-то откуда зна…

   – Да я сам с собой разговаривал, – отмахнулся Уотерс. – Дай мне свой плащ, я хочу провести над ним эксперимент. В чем-то причина должна быть!

   – Не дам, – отрезала я. – Я с таким трудом этот цвет добыла, и еще раз у меня не получится.

   – Да ты понимаешь, если мы выясним, каким образом тебе удалось протащить в будущее это пятно краски, это же… это все изменит! Это же прорыв в науке! Это же…

   – Не дам! Я не собираюсь служить твоей науке, у меня у самой диссертация на носу.

   – Твоей? – закипел Уотерс. – Моя наука служит человечеству в глобальном смысле! Ничего не случится, если ты вдруг не получишь свой идиотский цвет, а вот если будет возможность переносить в будущее предметы, людей… Можно будет кого-то спасти или…

   – Я что, против? – фыркнула я. – Отправляйся в прошлое и таскай сюда все, что тебе в голову взбредет.

   – Но получилось только у тебя!

   – А ты пробовал?

   – А чем, по-твоему, мы занимаемся?

   – Я про полевые условия. Ты оправлялся в прошлое и пытался перенести в будущее хоть что-нибудь?

   – Нет, но ведь такие случаи описаны неоднократно. Зачем делать то, что заведомо не получится?

   – А я вот рискнула и, как видишь, получилось.

   – Ты хочешь сказать, – медленно начал Уотерс, – что могли быть и другие случаи, когда люди смогли пронести что-то в будущее, но скрыли этот факт, как скрыла ты?

   – Ничего такого я не хочу сказать. Но думаю, что ученый должен все подвергать сомнению, даже те факты, которые… кажутся истиной.

   В голубых глазах, уставившихся на меня, мелькнуло нечто, похожее на уважение. Да ну, быть такого не может! Показалось.

   – Послушай, мне очень нужно проверить твой плащ, – вдруг почти умоляюще начал Уотерс. – Может, дело в структуре краски, или ее составе, что позволяет ей сохраняться при переносе, может быть, дело в… Я обещаю, что ничего с твоим пятном не случится. Если хочешь, можешь пойти со мной и проследить за этим. – Видя мои колебания, он решил меня добить: – А я помогу тебе выяснить, что случилось с тем парнем, твоим защитником. Ты ведь из-за этого волнуешься?

   Вот уж не думала, что физиков учат психологии. Или это личная способность?

   – Хорошо, – пробурчала я.

   – Отлично, идем, – Уотерс энергично вскочил на ноги.

   – Куда?

   – В лабораторию физврема.

   – Сейчас? Уже почти ночь.

   – И что? Самое время для работы. Никто не помешает, что особенно важно, ведь нам нужно все сохранять в тайне, – он подмигнул мне.

   – Я устала, – обреченно вздохнула я, понимая, что уже практически согласилась.

   – Я вызову такси.

ГЛАВА 3

Такси мягко приземлилось на крышу здания и, как только мы выбрались из него, бесшумно взлетело и растаяло в сумеречном небе.

   – Держись всегда сзади меня, – предупредил Уотерс, когда мы уже входили в лифт, вызванный им на крышу. – И ничего не говори, если кого-то встретим, я сам буду говорить. Лучше бы, конечно, мы никого не встретили, – последнюю фразу он произнес себе под нос.

   Мы вышли на одном из верхних этажей. Свет не горел, лишь тускло светились значки выходов, но Уотерс двигался легко, словно был ясный полдень. Мне было не по себе, впрочем… что нам сделают, если поймают? Хотя, конечно, уровень секретности на физвреме гораздо выше, чем на нашем факультете.

   Остановившись у одной из дверей, Уотерс приложил палец, и она распахнулась, затем сделал мне знак оставаться на месте, а сам нырнул внутрь.

   Без него стало как-то совсем неуютно, и я почувствовала, как мурашки побежали по коже. Мне чудилось, что в каждом углу движутся тени, и хоть я понимала, что это всего лишь мое воображение, подогретое чувством вины и ожиданием опасности, легче от этого не становилось.

   Дверь распахнулась, в коридор вышел Уотерс, облаченный в белый комбинезон, и протянул мне что-то.

   Это оказался защитный костюм, который был обязателен для посещения лаборатории.

   – Доставай плащ.

   Я протянула ему накидку.

   Эван открыл прозрачную сферу и уложил внутрь плащ.

   – Садись вот здесь, смотри, если хочешь, только не говори ничего под руку, а то меня это отвлекает.

   Сначала я пристально наблюдала за действиями Эвана, следя, чтобы он никоим образом не повредил пятно краски, но в итоге мне надоело. Было скучно, нудно, непонятно, а он, казалось, вообще забыл обо мне. Я стала рассматривать лабораторию. Это было огромное помещение с высокими потолками, и везде стояло неизвестное мне оборудование. Впрочем, информации мне хватило на вывод, что на лаборатории факультета физики пространственно-временного континуума средств не жалеют.

   Долгое ожидание, усталость, которую принес день, перенасыщенный событиями, нервное напряжение сморили меня, и очнулась я, почувствовав, как кто–то осторожно трясет меня за плечо:

   – Ясна, – тихо шептал Эван. – Эй, Ясна.

   Я открыла глаза.

   – Нам пора, скоро уже рассветет. Надо убираться отсюда.

   – Нашел что-нибудь? – поинтересовалась я, потягиваясь.

   – Нет, – хмуро бросил он и протянул мне накидку. – Проверяй свое пятно.

   – Да ладно, – смутилась я, но все же развернула плащ и бросила взгляд на краску – вроде все в порядке. – Совсем ничего?

   – Совсем. Обычная краска. Обычная ткань. Я не разбираюсь в различиях химических составов, но нет никаких физических повреждений, характерных для переноса во времени, даже минимальных. Ничего с ткани не испарялось. И краска по составу абсолютно свежая, будто сделана только что, а не в тринадцатом веке.

   – Так и есть, – кивнула я. – Всего несколько часов прошло с ее получения.

   – Я не понимаю, как ты ее перенесла в наше время, – признал Эван. – Если, конечно, это правда.

   – Я тебя не просила мне верить, – оскорбилась я. – Ты сам захотел обследовать ткань.

   – Я думаю, что ты веришь в то, что говоришь, и не обманываешь меня, по крайней мере, сознательно. Но…

   Незаконченное предложение повисло в воздухе.

   – Я хочу домой, – холодно проговорила я.

   – Уходим, – согласился Уотерс.

   Все остальное происходило в полнейшем молчании. Он закрыл лабораторию, мы сняли костюмы, которые выкинули в утилизационную камеру, потом выбрались на крышу, куда Уотерс вызвал такси. Когда машина приземлилась на крышу моего общежития, парень почему-то вылез вместе со мной.

   – Я не приглашала тебя, – буркнула я, но ситуация неожиданно взволновала меня. Лунная ночь, звездное небо, таинственная тишина, и только мы вдвоем: я и красивый парень. Ну и что, что он мне не нравится – глаза-то у меня есть, и сказать, что он некрасив – не получается.

   – Я и не напрашиваюсь, – хмыкнул он. – По-моему, Северова, ты себе льстишь.

   Уязвленная, я развернулась, чтобы уйти, но он ухватил меня за руку:

   – Ладно, ладно, не обижайся. Послушай, я тут подумал… Может быть, нам действительно проверить все в полевых условиях? Ты попробуешь что-нибудь перенести в будущее, а я буду рядом, чтобы зафиксировать момент переноса.

   – И как ты себе это представляешь? – скептически поинтересовалась я. – Что мы будем писать в заявках на переход? Это будет странно, если мы вернемся одновременно. Что-нибудь заподозрят, проверят…

   – Нет-нет, ты что? Нет. Конечно, нам нельзя перемещаться по потоку вместе, да и вообще лучше не связываться с официальными переходами.

   – Ты предлагаешь?.. – не поверила я своим ушам.

   – Да. Я знаю человека, который может мне одолжить свою машину времени.

   – Свою?

   – Да, это запрещено! – раздраженно бросил Уотерс. – Но Эндрю Морган с помощью своей портативки* разрушил теорию, которую нам вдалбливали в головы на протяжении нескольких десятков лет, и открыл совершенно новые законы времени. Ты считаешь, что это не оправдывает нарушения?

   * Портативка (разг.) – портативная (индивидуальная) машина времени. Запрещена к использованию в двадцать третьем веке в связи с невозможностью отслеживать действия человека, перемещающегося по потоку времени, и последствия его действий для будущего.

   – Я ничего не говорила про нарушения, – примиряюще ответила я, хотя внутри все сжалось от страха. – Просто удивилась. Я думала, машину времени Эндрю Моргана уничтожили.

   – Уничтожили, – успокаиваясь, согласился Эван и сказал куда-то в сторону: – Но, если он мог создать, могут ведь и другие.

   Почему-то я вдруг подумала, что этим «другим» является сам Уотерс. У него высочайший коэффициент интеллекта, и он из очень уважаемой семьи, что, несомненно, не помешает при создании сложнейшего, к тому же запрещенного аппарата.

   – Так что? – он снова повернулся ко мне. – Ты согласна? Я подумал, что мы можем рассчитать время и попасть в прошлое за несколько секунд до твоего предыдущего выхода. Посмотрим, что случилось с твоим защитником в момент переноса.

   За вот это «мы можем рассчитать» мне захотелось расцеловать Уотерса. Это звучало как явное предложение дружбы, потому что и ежу было понятно, что лично я точку перехода рассчитать не смогу даже под страхом смертной казни.

   – Согласна.

   – О, правильная девочка решила пойти на нарушение закона! – хмыкнул Уотерс, но вместо того, чтобы привычно обидеться, я усмехнулась и ответила:

   – Правильная девочка притащила в будущее неразрешенный предмет, – и показала язык.

   – Туше, – засмеялся Уотерс, поднимая руки. – И обещаю, тебе это зачтется.

   Прозвучало ехидно, но я улыбнулась и, помахав ему на прощание, направилась к лифту. Мне в спину несся его приглушенный смех – Эван старался никого не разбудить.

ГЛАВА 4

– Ты меня не слушаешь! – рассердился Уотерс.

   – Слушаю, – возразила я и повторила за ним, – не уходить далеко, быть все время на расстоянии вытянутой руки, в идеале держаться за тебя.

   – Я не шучу, – строго напутствовал он. – Машина настроена на меня. Если ты потеряешься, я тебя потом не найду…

   Он был прав: я действительно слушала его краем уха. В голове, как сорвавшийся с основания паттерн памяти, как отрывок из надоедливой песни крутилась фраза: «Моя жизнь слетела с катушек, не повезло!» Еще не так давно я была в приподнятом настроении, но чем больше проходило времени, тем я все больше нервничала. Мне казалось, в моей жизни все пошло кувырком: я вообще не понимала, что происходит. Какие-то неопознанные бесследно исчезающие тела в лаборатории, ночные эксперименты, побеги от вооруженных всадников… Куда делась моя размеренная тихая правильная жизнь? Вот что значит – хотя бы один раз допустить нарушение. Малюсенькое такое нарушение, а каковы последствия! Даже одно то, что я теперь общалась с Эваном Уотерсом, должно было как минимум ввести в недоумение девяносто девять процентов населения университета: от студентов до преподавателей.

   Разумеется, в таком состоянии слушать разъяснения Эвана у меня просто не получалось. Кажется, он и сам уже это понял, поэтому оставил в покое и только что-то недовольно бормотал себе под нос, производя надо мной какие-то эксперименты. Наверное, снимал мои жизненные показатели или что-то в это роде, чтобы рассчитать необходимый запас энергии для нашего переноса в нужную точку пространства-времени. Хотя не утверждаю, что я правильно понимала цель его действий.

   Мысленно я возвращалась в тот момент, когда отбыла из прошлого. Вспоминала, как, не раздумывая, бросилась на парня, пытавшегося меня защитить – бросилась, пытаясь оттолкнуть его в сторону и не дать моему преследователю пронзить его насквозь. Это длилось всего несколько мгновений, но я снова и снова возвращалась к этому эпизоду. Я толкнула парня в бок, даже не толкнула, а просто налетела и впечаталась в него всем телом. Он, видимо, заметил краем глаза мое движение и успел среагировать, повернулся ко мне и буквально принял меня в объятия. Мы упали на землю, я поверх него, уткнувшись носом ему в грудь, обтянутую грубой потрепанной тканью коричневого цвета. Его подбородок прижался к моей макушке, а руки… В этом моменте воспоминаний я краснела, хорошо, что только в мыслях. Конечно, он просто обхватил меня, скорей всего машинально, но мне, не избалованной мужскими объятиями, его руки показались волшебными: сильными, уверенными и безумно нежными. Всего на какую-то долю секунду я почувствовала себя надежно защищенной, и это ощущение мне понравилось. Понравилось настолько, что мне хотелось его повторить.

   Я волновалась. Волновалась не о том, как пройдет переход – этим пусть занимается Уотерс, я все равно ничего не смыслю в подобных делах. Я представляла, как встречу его снова – парня, которого видела всего несколько минут в своей жизни, и то со спины, но не могла перестать о нем думать. Я даже не была уверена, что узнаю его – я ведь так и не увидела его лица, лишь затылок. Обычный затылок с обычными темно-русыми волосами, плотно прижатые к голове аккуратные уши, никаких особых примет, если не считать благородной посадки головы и уверенной осанки: парень нес себя с достоинством, что было немного удивительно, учитывая обноски, в которые он был одет. А еще его чувство юмора. Казалось, его забавляет все, что происходит вокруг него, и это тоже было необычно.

   Я была уверена, что выдумала большую часть из того, что вспоминалось мне. Все это произошло очень быстро, а я была напугана и думала только о том, как бы избавиться от преследования – я бы не успела все увидеть, проанализировать и запомнить. И поэтому мне было немного страшно от мысли, что мой защитник окажется совсем другим человеком, не тем, который был создан моим воображением.

   – Ясна, ау!

   Я вплыла в настоящее из своего мысленного прошлого и сфокусировала взгляд на Уотерсе, который стоял передо мной и чего-то ждал.

   – Что? – подняла я брови.

   – О чем ты думаешь все время? Неужели о моих лучших качествах? – хмыкнул Эван.

   – А они у тебя есть? – округлила я глаза.

   – Глядите-ка, Несмеяна и шутить умеет!

   Я нахмурилась. Вот это он сейчас совсем не в тему.

   – Ладно, ладно, не обижайся. Натура у меня такая, не обращай внимания. Все время забываю, что у тебя с чувством юмо… Ай!

   Я стукнула его кулаком в плечо, а он потер его и расхохотался, но потом наконец принял серьезный вид:

   – Итак, давай повторим. Мы выходим в прошлое за несколько минут до твоего выхода. Я вытащил официальные данные твоего перехода, время знаю точно. Прячемся вот за этим углом, – он показал на нарисованный мной план улицы, смотрим за событиями, потом… Потом у нас несколько вариантов событий. Либо парень исчез вместе с тобой, либо остался. Если события происходили обычным путем, например, он остался и принял бой, для нас там ничего интересного нет. Тогда дожидаемся, пока все участники уберутся, берем что-нибудь из прошлого, приходим на это место и пытаемся перенести к нам.

   – Ты думаешь, место имеет значение?

   – Кто знает? – пожал плечами Уотерс. – Исключим все посторонние факторы и посмотрим. Если же парень исчез вместе с тобой, нам надо будет выяснить, куда он делся.

   – И как ты будешь это выяснять?

   – Сам еще пока не знаю. Для начала попробую зацепить остаточный след перехода. Вдруг там будет что-нибудь интересное. Только надо, чтобы твои преследователи убрались оттуда и не мешали мне. Но, думаю, после вашего исчезновения они быстро сбегут, посчитав тебя ведьмой. Ну что… Идем?

   – Идем, – уверенно кивнула я, хотя у самой тряслись все поджилки.

   – Держись, – я встала за его спиной и уцепилась за его пояс. – Три, два, один… поехали.

   Эван рассчитал место и время с удивительной точностью. Мы появились в предполагаемой точке перехода ровно в тот момент, когда я, та, которая была в прошлом, изображала из себя ведьму, высекая из ладоней огонь. Теперь со своего места я видела лицо защитника, и, честно говоря, чувствовала некоторое разочарование. Он был совершенно обычным, невзрачным, никаким. Встреть я его в обычной жизни, прошла бы мимо, не обратив внимания. Близко посаженные глаза, невыразительный нос, узкие губы, тяжеловатая челюсть и в диссонанс к ней брови обиженного ребенка. Я смотрела на него и чувствовала, как мои романтические фантазии тают, испаряются с большой скоростью.

   В этот момент парень начал поворачиваться, желая посмотреть, что вытворяю я у него за спиной. Мой преследователь направил на него меч, я бросилась наперерез, и мы вместе с моим неказистым защитником повалились на землю. Я (та, прошлая) исчезла из его объятий, а преследователь ткнул беззащитно лежащего на спине и явно растерявшегося парня мечом в грудь… Я нынешняя зажмурилась и отвернулась. Видеть смерть моего защитника было выше моих сил. Невыносимое чувство вины прожгло меня: ведь если бы не я… Если бы он не ввязался защищать меня… Если бы я не начала изображать из себя ведьму и не отвлекла его… А теперь он лежит, бездыханный…

   – Вот это да! – прошептал Уотерс.

   Я удивленно открыла глаза. Эван, конечно, циничный ученый до мозга костей, но вряд ли он стал бы так легкомысленно реагировать на чью-то смерть.

   Моим открытым глазам предстала удивительная картина: меч торчал между камней мостовой, загнанный туда с огромной силой, а мой преследователь, чертыхаясь, пытался его вытащить. Но самое замечательно: ни лужи крови, ни мертвого тела, ни даже раненого человека в подворотне не было. Его не было вообще!

   Второй преследователь, завыв от страха, бросился к своей лошади, вскочил на нее и в мгновение ока исчез, только цокот копыт извещал о том, что он удаляется реальным способом, а не растворился в воздухе. Первый умудрился-таки вытащить свой меч, испуганно озираясь, так же быстро взобрался на лошадь и последовал за своим товарищем.

   – Куда он делся? – спросила я потрясенно, а Эван уже подбежал к тому месту, где буквально минуту назад лежал мой защитник, и пытался настроить какой-то прибор.

   – Перешел по временному потоку, – кратко бросил Уотерс.

   – Но ведь не со мной? Я ушла, а он еще оставался.

   – Да, не с тобой. Всё, разговоры потом, не мешай мне. Время дорого, а то след потеряю.

   Я чуть не показала ему язык, и только воспитание заставило меня сдержаться. Фу-ты ну-ты, великий гений, не мешайте ему! Я понимала, что он прав, но чувствам не прикажешь – меня раздражало выказываемое им превосходство.

   И все-таки удивительно – куда делся парень? Как он мог перейти по потоку без чьей-то помощи? Может быть, он тоже из будущего? Я не чувствовала в нем современника, а я обычно не ошибаюсь, но мало ли… Может быть, он из того времени, которое и для меня является будущим. Вел он себя вполне аутентично для мужчины тринадцатого века: немного грубоват, не слишком умен, женщин считает не людьми, а красивыми игрушками для удовольствия, великолепно владеет оружием, мало думает о смерти, считая ее естественным ходом вещей, да и запах его был соответствующим… Его веселость? Да нет, в принципе, это не было чем-то особенно выдающимся… Те же средневековые баллады о Робин Гуде демонстрируют нам странноватый древний юмор. Достоинство, с которым он себя держал? Допускаю, что я ошиблась, и парень все же имеет более высокий статус и образование… Мало ли, почему он был одет как бродяга, может, ему это нужно для камуфляжа… И все же его староанглийский выдавал в нем человека не высшего круга, а умение держаться могло быть физиологической особенностью. Что ж, если он все же из будущего, то его подготовка в мимикрии великолепна.

   А еще… Фантазии о нем снова начали проклевываться, расти и ветвиться как сказочное дерево. Да, он некрасив, да, внешность его не представляет из себя ничего особенного, но когда я увидела себя, доверчиво прижавшуюся к нему, а его руки крепко и осторожно обнимали меня, как великую ценность… Он ведь даже откинул свой меч, наверное, чтобы не поранить меня… В груди что-то сжалось, причинив на мгновение острую и сладкую боль, а потом развернулось во всю ширь, заслонив собой мир.

   Легкое позвякивание вернуло меня в реальность. Я оглянулась, пытаясь увидеть источник шума, и мой взгляд наткнулся на блестящий крестик, валяющийся на мостовой. Что это? Откуда? Я наклонилась, подобрала, повертела в пальцах… Крестик дорогой, золотой, но висит на простой потрепанной веревочке. Уверена, только что здесь этого украшения не было.

   – Эван, – позвала я, поворачиваясь к своему соратнику по приключениям, – смотри, тут…

   – Не мешай, – тут же отрывисто бросил он.

   Разозлиться я не успела. Чья-то неизвестная жесткая ладонь зажала мне рот и нос, а вторая обхватила мое туловище так крепко, что мои руки оказались пришпилены к бокам, а спина прижата к чьему-то твердому торсу. Меня оторвали от земли и понесли в неизвестном направлении.

   Унесли