Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ПРОЛОГ
- ГЛАВА 1
- ГЛАВА 2
- ГЛАВА 3
- ГЛАВА 4
- ГЛАВА 5
- ГЛАВА 6
- ГЛАВА 7
- ГЛАВА 8
- ГЛАВА 9
- ГЛАВА 10
- ГЛАВА 11
- ГЛАВА 12
- ГЛАВА 13
- ГЛАВА 14
- ГЛАВА 15
- ГЛАВА 16
- ГЛАВА 17
- ГЛАВА 18
- ГЛАВА 19
- ГЛАВА 20
- ГЛАВА 21
- ГЛАВА 22
- ГЛАВА 23
- ГЛАВА 24
- ГЛАВА 25
АННОТАЦИЯ
Как будет чувствовать себя дочь купца, волею судьбы оказавшаяся на острове Наронге? Князь острова относится к Такелии с равнодушием и даже пренебрежением. Может ли измениться его отношение к чужестранке?
Уходит моряк навстречу ветрам,
А кто-то смотрит вослед,
И знает рыбак, что вернётся назад,
Но может быть, что и нет.
Хорош ли будет сегодня улов -
Кто ему даст ответ?
Вернётся с рыбой его баркас,
Но может быть, что и нет.
Полюбит его красотка одна,
Иль счастлив будет сосед?
Надеется он, что ему повезёт,
Но может быть, что и нет.
Но перед тем, как в море уйдёт
Туманный встречать рассвет,
Йараманга вдруг улыбнётся ему,
Но может быть, что и нет.
(Песня рыбаков архипелага Ароу-Доу)
ПРОЛОГ
В стародавние времена остров Наронг из архипелага Ароу-Доу был необитаем. Груды базальтовых обломков, крутые скалы и тёмные потоки застывшей лавы составляли его неприглядный ландшафт. Здесь в ложбинках между камнями гнездились только крикливые птицы. Оперившиеся крылатые странники моря возвращались сюда, чтобы дать жизнь новым поколениям белоснежных смельчаков.
На других островах, как говорили легенды, люди поселились давно. Только Наронг наводил на туземцев ужас: здесь жил подземный огонь. Раз в несколько лет он пробуждался, и гнев его был страшен: из-под земли на огромную высоту выбрасывался столб жидкого огня и тучи пепла.
Огонь стекал в море, и над водной гладью поднимался густой пар. Наронг увеличивался в размерах, а посередине острова, подобно грозящему пальцу, возвышался пик. Он получил название Огненного. Из его жерла истекала огненная лава, грозившая смертью всему живому.
Несколько веков назад у берегов Наронга разбилась шхуна. С какого острова она шла и на какой направлялась, никто не помнил. Известно лишь то, что из всех пассажиров и экипажа корабля уцелела одна девушка. Звали её Йараманга.
Её возлюбленный погиб с остальными, а страдания прекрасной Йараманги были так глубоки, что слёзы девушки залили огненное жерло. На месте кратера появилось озеро, наполненное горячими слезами. Оно не остыло и по сей день, а Огненный пик, наводивший ужас на половину Ароу-Доу, продолжает носить это название до сегодняшнего дня.
Удивительно, но с тех пор, как Йараманга впервые ступила на берег острова, огненная лава больше никогда не вырывалась из-под земли, а Огненный пик со временем порос густым лесом. Долго горевала Йараманга, но боль со временем притупилась. Девушка принялась обустраиваться на негостеприимном острове и окружила Наронг любовью. Она стала возделывать землю и выращивать цветы. Она высаживала их вокруг своего жилища в память о возлюбленном, погибшем на шхуне в тот роковой шторм.
Через некоторое время на Наронг прибыли новые поселенцы. Они были немало удивлены прекрасными цветами Йараманги. Девушка была счастлива. Её сердце было большим: в нём помещалась любовь к каждому человеку, но первая любовь к погибшему возлюбленному сохранилась в её душе навсегда.
Время шло. Буйная растительность охватила безжизненное пространство. Наронг стал цветущим, а люди, поселившиеся здесь, до сих пор выращивают цветы как символ бесконечной любви Йараманги и почитают девушку как покровительницу острова.
Люди не забывают тех, кто их когда-то любил, и в память о прекрасной Йараманге жители Наронга установили на прилегавшем к порту холме её статую: Йараманга в развевающемся платье всматривается в морские просторы, провожая рыбаков на лов и встречая их, приходящих после ночного лова.
На Наронге поговаривали, что иногда можно увидеть, как по губам статуи первой жительницы острова нет-нет, да и скользнёт улыбка, но эту улыбку может увидеть только любящий человек.
С тех давних времён главным событием года для островитян стал праздник цветов в честь Йараманги.
ГЛАВА 1
Острова Ароу-Доу похожи друг на друга: бурная тропическая растительность, горы, поросшие густым лесом, лианы, заросли дрока, тамариска и душистого горошка; пики скал, которые кое-где выныривают из листвы, да так и замирают, всматриваясь в море.
Остров Истгиль поменьше Наронга, а столица Истгиля город Танаиба в сравнении с Инолой - захолустный городишко. Если бы не княжеский дворец, притулившийся на горной круче, Танаиба напоминала бы рыбачий посёлок, правда, довольно большой.
Сверкающая вода бухты Истгиля перекатывалась через мокрые глыбы кораллового рифа, оставляя на лоснящихся уступах клочья пены. Солнце обдавало жаркими лучами голые спины грузчиков в порту Танаибы. Десятки больших и малых кораблей, корабликов и лодочек освобождали трюмы, чтобы принять в чрево новые груды товаров, бочонки пресной воды и экзотические для северных стран плоды.
Работы не прекращались ни на минуту. Знать острова предпочитала пережидать изнуряющую жару в прохладных местах, предаваясь беззаботному досугу или посвящая томительные полуденные часы сладкому полусну.
Дворец джар-рена Низвура, как и дома остальных джаров Истгиля, в этот жаркий период погружался в сонливость. Даже слуги, которые всегда должны быть бодрыми и готовыми выполнить любое распоряжение господина, подрёмывали кто где.
- Доложи, что я приехал, — бросил слуге мужчина и привычно уселся на мягкий диван, заложив ногу на ногу.
Гладко выбритое худощавое лицо посетителя могло навести на мысль, что его обладатель ведёт аскетический образ жизни, однако на аскета в свои тридцать с небольшим лет гость походил мало. Тонкий, с лёгкой горбинкой, нос подчёркивал впалость щёк мужчины, усиливая его привлекательность. Посетитель небрежными движениями поправлял щегольской кафтан и постукивал ногой по мраморному полу.
- Джа Клеама ждёт вас, джар, — объявил вернувшийся слуга.
Мужчина встал и вошёл в распахнутую перед ним высокую дверь. На слугу он не взглянул.
- Зачем пожаловал, Брахтар? - хозяйка повернула голову, отрывая взор от великолепной лагуны, окаймлённой пальмами.
- Засвидетельствовать моё почтение, джа, — наклонил голову посетитель.
- Ты это делал неоднократно, Брахтар.
- И впредь не устану: мужчина не может молчать, видя такую красоту.
Речь гостя звучала небрежно, он слегка цедил слова.
- Ты не одинок в своём восхищении, — констатировала хозяйка.
- Мои намерения серьёзны! - заверил гость.
Княжна отошла от раскрытого окна и мягкой поступью направилась к дивану. Легкая накидка из полупрозрачной ткани не скрывала её безупречную фигуру, а тонкие шаровары с вкраплениями серебряной нити подчёркивали стройность длинных ног. Белоснежный наряд оттенял смугловатую кожу и струящиеся по плечам чёрные волосы.
- Присаживайся, Брахтар, — пригласила девушка. - Я прикажу принести охлаждённого вина.
Клеама хлопнула в ладоши и глянула в сторону двери, где стоял безмолвный слуга. На фразу Брахтара о серьёзности намерений она не отреагировала.
- Что нового в Иноле? - рассеянно спросила Клеама.
- Ничего, рутина. Веланпур балуется стихами.
- Хорошие стихи?
- Неплохие. Ты же знаешь, князь изучал искусство стихосложения.
- Скорее из любопытства, как я понимаю? - девушка взяла бокал с лёгким вином, кивком отпуская слугу.
- Веланпур всё делает из любопытства и ничем по-настоящему увлечься не может.
- Разве управление островом - плохое увлечение? - удивилась Клеама.
- Он к этому привык, его предки давно управляют Наронгом, — напомнил Брахтар. - Но князь должен иметь и другие увлечения, ты не находишь?
- Что сейчас сказал бы Веланпур, услышав тебя?
- Мы с ним приятели, — ухмыльнулся гость.
Джа не ответила. Она была на десять лет моложе Брахтара, но держалась, как все красавицы, не по годам уверенно. Её глаза цвета старого янтаря смотрели мимо мужчины, но он с этим свыкся.
- Что ещё нового? - всё также рассеянно спросила хозяйка.
- В Инолу привезли партию рабов.
- О, и хороший товар? - заинтересовалась девушка.
- Так, не лучше и не хуже, чем всегда, — поморщился Брахтар. - Те, что получше, отправятся во дворец. Остальных распродадут по острову.
- Демир знает, чем угодить господину!
- Демир - преданный пёс.
Клеама взглянула на Брахтара:
- Демир - первый человек на Наронге после князя.
- Пусть даже первый, всё равно пёс, — хмыкнул Брахтар.
- Рабыни есть в этой партии?
- Есть, но только две-три стоящие, да и те с островов, — отозвался посетитель. Ему была скучна эта тема.
- Пираты - отвратительный народ, — заявила Клеама.
- Все живут как могут: кто островом правит, как твой отец, кто на плантациях работает, кто людьми торгует. И все нужны. Как к пиратам ни относись, а все пользуются плодами их ремесла.
- Вчера меня навестил Окатэй, — сменила тему Клеама и подошла к окну.
Упорное в вечном труде море разбивало об утёсы вал за валом, превращая величественные громады прозрачной воды в миллиарды хрустальных капелек. Сказочное великолепие, образованное соединением воды и света, взмывало вверх.
Брахтар поставил бокал на стол.
- Зачем пожаловал Окатэй, если не секрет? - спросил он.
- Как и ты - засвидетельствовал и восхитился...
Гость расхохотался.
- Ты не жалуешь моих поклонников, Брахтар, — с лёгким недовольством произнесла девушка..
- Они меня веселят.
- Они тоже претендуют на мою руку, как и ты, — Клеама сделала ударение на последнем слове.
- Но я ещё люблю поговорить с тобой.
- О Веланпуре?
- И о нём тоже.
- Он мной не интересуется.
- Он никем не интересуется, — сказал Брахтар. - Он эстет, Клеама. Золотые рыбки в фонтанах занимают его больше, чем женщины.
- Веланпур прав: в женщинах нет ничего хорошего.
- Что я слышу, княжна! - деланно удивился Брахтар. - Странно слышать это от женщины.
- Только от женщины и можно это услышать, — произнесла хозяйка, делая глоток вина. - Мужчины слишком трусливы, чтобы такое сказать.
- Клеама, ты не очень-то жалуешь своих поклонников! - засмеялся гость. - Ты же сама не позволишь им этого!
- Конечно. Они и не говорят. Потому что трусливы.
Хозяйка отошла от окна.
- Передай князю Веланпуру, что я приглашаю его.
- Ты позволишь и мне наведаться ещё? - спросил Брахтар, делая неглубокий поклон.
- Приезжай, восхищайся.
Джар рассмеялся.
ГЛАВА 2
Домик вдовствующей княгини был невелик: десяток комнат, несколько спален, маленькая гостиная человек на пятнадцать-двадцать, столовая и обширная веранда.
С восходом солнечный свет, лившийся сверкающим лучом по деревянному полу, заставал хозяйку за домашними делами. Несколько слуг получали подробнейшие указания как выполнять ту или иную работу, куда повесить картину, как поставить вазу и как делать сборки на занавесках.
Затем джа Махаони прерывалась на лёгкий завтрак, чтобы потом, к облегчению прислуги, навестить любимого сына.
- Сынок, отправил бы ты голубя на Истгиль, — княгиня отвела глаза.
- Зачем, мама? - улыбаясь уголком губ, спросил князь.
- Записку бы послал, встретился.
Веланпур приблизился к матери и обнял за плечи.
- Ты у меня самая лучшая на свете. У кого ещё есть такая мама?
- Точно такой ни у кого нет, — согласилась Махаони.
- Ты замечательная, красивая...
- Насчёт красоты я бы поспорила, — остановила княгиня сына.
Веланпур снял руку с её плеча и вздохнул.
- Клеама - красавица, сынок, — продолжила Махаони. - Точёный нос, стройная фигура, чудесные волосы...
- Мама!
- А что? - поспешила ответить джа. - Разве не красавица? Разве не умна?
- Не умна, — эхом ответил Веланпур.
- Сынок! - воскликнула женщина.
- Умна, умна, — согласился князь и попытался притянуть мать к себе.
- Не подлизывайся, Веланпур, — Махаони отошла в сторону.
Князь вздохнул и повесил голову.
- Мама, я не хочу на ней жениться! - устало повторил он. - Я тебе об этом толкую каждый день.
- Никто и не говорит о женитьбе, — встрепенулась Махаони. - Ты с ней поговори. Она так красива, да и возраст подходящий - всего на восемь лет моложе тебя.
- Мама!
- А что "мама"? Я уже тридцать лет мама, — насупилась Махаони.
- Ну не надо так! - Веланпур снова сделал попытку её обнять. Мать не отстранилась.
- Я же хочу тебе счастья. К Клеаме сватаются джары со всего Ароу-Доу!
- И пусть сватаются, пускай выходит за них, — заявил Веланпур.
Махаони сняла с плеча руку сына.
- Ну хорошо, съезжу, — сдался князь. - Сегодня прикажу послать с голубем записку, что приеду. Но видеть Клеаму женой не хочу!
- И не надо, — оживилась княгиня. - Съездишь по-соседски, справишься о здоровье.
- Почему-то на Левкан к княжне Рие ты меня не отправляешь, хотя и она моложе меня, и тоже соседка.
Махаони снизу вверх взглянула сыну в лицо.
- Когда тебе будет столько лет, сколько мне, когда у тебя будут маленькие веланпурчики...
Князь прижал мать к себе.
- ... я тоже захочу внуков, как моя любимая мама, — с улыбкой договорил он. - Считай, что голубь на пути в Танаибу.
Княгиня расцвела в улыбке.
- Ты в море горло закрывай, сынок, а то ветер надует - простудишься.
- Хорошо, закрою. Я пойду? Дела не ждут.
Веланпур вышел на галерею. Под сводом арки он остановился и обернулся к матери.
- Мам, а знаешь что говорит Кеа, когда слышит слово "Клеама"?
- Знаю, знаю, — остановила его княгиня. - Твоего попугая давно следовало бы...
- Ну что ты, — засмеялся сын, — ему всего пятьдесят. Он молод и полон сил.
Порт города Танаибы встречал шхуну "Афалина" ослепительным днём, плеском прозрачных волн и упругим ветром. Над судном, едва шевеля изогнутыми крыльями, боролись с воздушными потоками чайки. Птицы горланили, неожиданно срывались в море и так же резко взмывали в синеву.
Корабль тяжело и гулко стукнулся бортом о причал. Полуголые матросы накинули на швартовные тумбы тяжёлые канаты. С грохотом упавшие сходни соединили "Афалину" с берегом острова Истгиль. Пенистые волны с шипением прокатывались под сваями причала и с упорством, выработанным веками, выплёскивались на мелкий золотистый песок.
Боцман по прозвищу Бочка следил за действиями матросов, выкрикивая команды, ругательства и поддавал пинка замешкавшемуся ротозею. Сотни загорелых ног многократно перемешивали песчинки на берегу. Мешки и ящики с товаром, удерживаемые на мускулистых спинах привычными к труду руками, переползали из трюмов на берег.
Боцман, пыхтя, поднялся на мостик "Афалины".
- Капитан! - гаркнул моряк. - Экипаж построен.
- Сколько я тебе говорил, что не надо орать! - скривился капитан. - Джары хорошо слышат.
- Прости, джар капитан, — смутился Бочка. - Я привык кричать на этих олухов.
Капитан не слушал. Он докладывал о прибытии шхуны в порт Танаибы высокому молодому человеку лет тридцати с властным пронизывающим взглядом и аккуратно подстриженными бородой и усами.
Капитан робел. Молодой мужчина, сложив руки на груди, вглядывался в портовую суету и в поросшие густым лесом горы Истгиля.
К сходням, переброшенным с "Афалины", блестя потными спинами, быстрым шагом подошли восемь крепких рабов. На плечах они несли украшенный паланкин.
- Носилки от джи Клеамы, мой князь, — сказал капитан.
- Вижу, — ответил джар и направился к трапу.
Спустившись на нагретую палубу, он прошёл вдоль строя матросов и помахал рукой на их зычное приветствие. У сходней его ждал седеющий мужчина в зелёном тюрбане и красном кафтане.
- Добро пожаловать, джар-рен Веланпур, — мужчина прижал к груди руки, унизанные перстнями. - Джа Клеама ожидает тебя.
- Здравствуй, Велияр, — ответил князь и сел в паланкин. - Давай скорее. К вечеру я должен вернуться домой.
Велияр не заставил себя ждать. Он уселся на красный бархатный диван напротив гостя и затворил дверцы. Рабы подняли носилки с земли.
Паланкин покачивался. Дорога делала изгиб вокруг обрыва. Отсюда открывался живописный вид на торговую гавань. Пирсы жались друг к другу, возле них хлопотали неугомонные рыбаки. У большого причала разгружалась шхуна с острова Квонкай.
Ещё полчаса, и носилки достигнут ворот княжеского дворца.
- Джа Клеама в саду, у фонтана. Жарко сегодня, — сообщил Велияр.
Дворецкий распахивал перед князем двери многочисленных комнат, через которые они шли. Высокие потолки усиливали звуки шагов. Велияр раскрыл дверь на веранду. Сладковатый аромат цветов магнолии, перемешанный с запахом кристально чистой воды, плыл по саду. Веланпур сбежал по ступеням.
Струи фонтана переливались на солнце всеми цветами радуги. Порывы свежего морского ветерка развеивали водяные капли в пыль. Журчание воды в сочетании с пьянящим запахом и прохладная тень под кожистыми листьями магнолий действовали умиротворяюще.
Веланпур разглядел княжну среди деревьев. Она сидела на мраморной скамейке, погрузив взгляд в воду старого фонтана, окружённого позеленевшей от времени мраморной балюстрадой.
Князь поправил белоснежный тюрбан с аграфом из крупного изумруда, окружённого бриллиантами, крепившего перо белой цапли, и шагнул в сад.
Клеама отвела задумчивый взгляд от звенящей струи. Джа действительно красива, подумалось князю. Воздушные складки нежно-розового платья и коралловое ожерелье подчёркивали совершенство девушки.
Прямой нос с трепетными ноздрями, выразительные, но тонковатые губы и светло-карие, почти тигриные, глаза, делали её неотразимой. Лёгкая накидка скрывала тяжёлые волосы с синеватым отливом. Позолоченные ремешки сандалий обнимали ступни совершенной формы. На лодыжках поблёскивали тонкие ножные браслеты с сапфирами.
- Джар-рен Веланпур! - будто в полусне окликнула княжна гостя.
- Джа Клеама, — мужчина направился к девушке.
- Князь как всегда на пару часов? - сбрасывая сонное оцепенение, спросила хозяйка.
- Ничего не поделаешь, джа, государственные заботы, — развёл руками Веланпур и опустился на скамью рядом с ней. - А это тебе от княгини, — он извлёк из кармана изящное золотое кольцо с пятью крохотными бриллиантами, выстроившимися в рядок.
- Твоя мать - чудо, джар-рен, — оживилась Клеама.
Девушка надела сверкающий подарок на средний палец правой руки и отвела её в сторону, разглядывая.
- Я тоже кое-что приготовила для джи Махаони, — сказала она, — но это потом. Что нового на острове? - безо всякого интереса осведомилась Клеама, продолжая поворачивать холёную руку с кольцом то так, то эдак.
- Джа передаёт тебе приветы, ждёт в гости.
- А сам князь? - не отрывая глаз от украшения, поинтересовалась княжна.
- И я тоже, заезжай... по-соседски.
- По-соседски..., — повторила Клеама. Ещё мгновение полюбовавшись, она взглянула на Веланпура. - Позавчера приезжал джар Ваймуру...
- Джа снова отказала?
- Для такой женщины, как я, это будет небольшая победа, — словно извиняясь, проговорила она.
- Чего же ты ждёшь?
- Куда мне спешить? - спросила джа.
Веланпур, вздохнув, откинулся на мраморную спинку скамейки. Чем быстрее он завершит разговор, тем быстрее отправится на борт "Афалины".
ГЛАВА 3
У подножия утёса ворочалось незасыпающее море, но здесь, в княжеском саду, да и в самом дворце, прибой не был слышен. Зато лёгкий ветерок приносил с воды аромат мокрых скал и пахнувших йодом пучков водорослей. Запахи морских просторов вползали в шелестящий листвою и цветами сад. Тонкие ароматы изысканных блюд дополняли волны свежего ветра.
Окна кухни выходили в портик, составленный из массивных колонн ардебского мрамора. Они обнимали дворец со всех четырёх сторон. Кусты олеандра подступали к колоннаде. Отблески ярко-алого огня ложились на глянцевые листья и возвышавшиеся среди них мохнатые стволы пальм.
По огромной кухне сновали рабыни. Несколько поваров стояло у деревянных столов. Лезвия ножей мелькали вверх-вниз, превращая груды зелени в мелко нарезанную массу. Рабыни и повара работали молча, лишь иногда перебрасываясь даже не словами, а звуками. Чаще других звучал хрипловатый голос Ирвана - главного княжеского повара:
- Быстрее, лодыри, князь ждать не любит!
При этих словах ножи двигались чаще. Кое-кто из поваров хмыкал про себя: ни разу, сколько они служили во дворце, не случалось, чтобы ужин подавали князю хоть на мгновение позже того, когда последняя песчинка упадёт в песочных часах.
Ирван был родом с Ардебы - одного из отдалённых островов Ароу-Доу. Там добывали лучший на архипелаге мрамор. Почти всё население острова работало в каменоломнях. Несколько семей, сумевших купить по сотне невольников, продавали мрамор на материк в Элугу и Ирею, сколотив неплохое состояние. Выходцем из такого рода и был Ирван.
С детских лет он возненавидел горы мраморной крошки и стук зубил. Мальчик отдавался главной страсти: как только выдавалась свободная минута, он колдовал над салатами, мясом, солениями и прочей стряпнёй. Насмешки сыпались ему вслед, но Ирван их будто не замечал.
В один прекрасный день он исчез с Ардебы, а через некоторое время объявился на Наронге в княжеском дворце в роли главного повара. Вот уже тридцать лет, как этот суровый, озлобленный на весь свет мужчина, служит здесь.
Мать князя джа Махаони не нарадуется, как умело этот сухощавый, с резкими движениями ардебец руководит жизнью кухни. Князь Веланпур тоже доволен: он любит необычные и разнообразные блюда, а по части необычности стола с Ирваном никто и не пытается соперничать.
Свободные повара относятся к Ирвану с безразличием, но поторапливаются, когда тот повышает голос. Только рабы и рабыни, приставленные к кухне, ненавидят его. К ним Ирван не испытывает ни жалости, ни пощады. Это и понятно: если один умрёт под розгами, на его месте появится другой. Невольничьи рынки Ароу-Доу поставляют товар круглый год.
Ирван поджал губы. Рилави, самая красивая из рабынь, потянулась за подносом и задела кастрюлю с кипящим маслом. Нечеловеческий вопль огласил кухню.
- Растяпа! - выругался главный повар.
Несколько рабынь бросились на помощь.
- Прочь, собаки! - заревел Ирван. - Занимайтесь своим делом!
Свободные повара не шелохнулись. Они знали, что если даже произойдёт землетрясение или на остров обрушится ураган, Ирван не позволит им оторваться от работы.
- Дети ехидны! - негодовал ардебец. - Так и норовят бросить работу! Палва, проводи её в рабский дом, да побыстрее.
Рабыня поддержала стонущую подругу и вывела вон.
- Эй, Палва! - крикнул Ирван вдогонку. - Отведёшь её - сразу назад!
Рилави прижала изуродованную руку к животу, боясь прикоснуться к обожжённой коже. Кроме боли для неё ничего не существовало.
- Князь с меня голову снимет, собаки, если не успеем к сроку. Пошевеливайтесь!
Невольницы бросились собирать масло с пола.
- Кем же её заменить? - спросил себя Ирван, обводя взглядом оставшихся рабынь.
Те с надеждой вытянули шеи, устремив на хозяина кухни нетерпеливые глаза.
- Мелуя! - сказал Ирван.
Невольница от радости подскочила на месте и принялась торопливо вытирать руки о передник.
- Нет, не ты, — охладил её пыл Ирван.
Глаза Мелуи потускнели.
Плохо не угодить князю, размышлял главный повар. Веланпур любит красивых девушек, и если служанка ему не понравится...
Ардебец оглядел возможных претенденток. Они замерли в ожидании. Только новенькая опустила лицо и тёрла мраморные плиты.
- Ты! - указал на неё пальцем Ирван.
Девушка подняла голову.
- Чего уставилась? - рявкнул главный повар. - Бегом в рабский дом переодеваться и мигом сюда.
Ирван смотрел на невольницу и думал: не ошибся ли? Голубые, широко распахнутые глаза; овальное лицо с аккуратным носом и чёрные волосы, заплетённые в тяжёлую косу. Да, Веланпур будет доволен.
- Быстрее! - поторопил ардебец. - Джа Махаони в отъезде, князь ужинает в кабинете.
В дверь постучали, и в роскошный кабинет князя ступила юная девушка с тяжёлым подносом. Она направилась к столу чёрного дерева, украшенному изумительной инкрустацией из перламутра и слоновой кости.
Правитель стоял спиной к двери, заложив назад руку. Другой он почёсывал затылок любимому попугаю. Кеа поднял жёлтый хохолок и вывернул голову набок, подставляя её для почёсывания. От удовольствия попугай закрыл глаза.
Такелия поставила блюда и налила в бокал вино.
- Приятной трапезы, джар-рен, — сказала девушка, направляясь к двери.
- Стой, — голос служанки был Веланпуру незнаком.
Князь повернулся к рабыне, разглядывая новенькую. Её глаза, опушённые густыми ресницами, глядели настороженно. Золотисто-смуглые руки с браслетами перебирали поднос. Струящиеся складки тёмно-синего шёлка обрисовывали фигуру, а из-под отделанной серебром канвы платья виднелись лёгкие кожаные сандалии.
- Как тебя зовут?
- Такелия, — ответила рабыня.
Веланпур подошёл ближе, взял за плечи и повертел её в стороны, разглядывая будто куклу.
- Ты мне нравишься. Мой управляющий знает толк в рабынях.
- Я не рабыня! - прошептала служанка.
- Вот как? - расхохотался князь. - А кто же ты?
- Дочь купца Рангема с острова Тукомбы.
- Ты БЫЛА дочерью купца Рангема с острова Тукомбы, — Веланпур сверкнул белозубой улыбкой и опустился на ложе возле стола. - А теперь ты предмет обстановки моего дворца, и не самый худший.
Князь взял с узорчатой тарелки истекающий соком кусок дыни и глянул на невольницу.
- Что насупилась? - спросил он. - Непривычно быть рабыней? Все сначала упорствуют, а потом нравится.
- Мне не понравится, джар-рен. Я...
Веланпур не дал договорить.
- Помолчи, — повысил он голос, и со смехом продолжил: - Какой смысл бунтовать, если ничего не изменишь? Теперь ты не джа. Такова твоя судьба.
- Такова не моя судьба, а такова твоя воля.
- Для тебя это одно и то же, — вновь сверкнул белоснежными зубами Веланпур. - Самые упрямые со временем становятся самыми преданными.
- Боюсь тебя разочаровать, князь, — ответила Такелия, опустив глаза.
- Да? - поинтересовался хозяин острова и тряхнул чёрными волнистыми волосами. - Надо будет спросить Демира, за сколько он тебя купил.
- Меня невозможно купить.
- Любопытно, — удивился джар, слизнув дынный сок. - Но ты же здесь?
- Это ни о чём не говорит.
- Да здравствует Веланпур, да здравствует Веланпур! - вдруг закричал попугай и перебежал по жёрдочке из одного конца клетки в другой.
- Помолчи, Кеа, — обернулся джар-рен. - А ты, Такелия, будь благоразумной, если не хочешь, чтобы твоя жизнь превратилась в кошмар.
ГЛАВА 4
Жалкая половинка луны, будто разломленная хлебная лепёшка, примостилась среди блистающих звёзд и сгущала черноту неба. Облака грязными клочками плыли по небосводу. Они, наверное, удивлялись зачем нелепая луна нарушила их покой и мерцание на чёрном небесном полотне.
Сверкающих звёзд было так много, что они теснились, мешая друг другу. Одна-две, не удержавшись в толкотне, срывались вниз, прочерчивая яркий след среди остальных мерцающих огоньков.
Тусклое сияние заливало дворец, облицованный белоснежным мрамором, отчего строение казалось нереальным. Словно плод богатого воображения, оно белёсой громадой вырисовывалось среди колдовских чар тропической ночи.
Такелия зарыдала и перевернулась на спину. Щека болела. Рабыня потрогала расцарапанную кожу и ушибленную скулу: завтра будет синяк. Тихие слёзы текли из глаз и пощипывали раны.
Как только девушка поднялась на второй этаж рабского дома, из-за угла на неё бросилась разъярённая Мелуя.
- Гадина! - кричала она. - Третий день как приехала и уже устанавливает свои порядки!
Такелия оторопела. Мелуя же, воспользовавшись замешательством, вцепилась ей в волосы. Острыми ногтями она пыталась расцарапать глаза сопернице. Новенькая согнулась, защищая лицо руками, но Мелуя наподдала ей коленом и, взревев в исступлении, рванула волосы вниз. Такелия схватила руку обидчицы и что было сил вывернула. Мелуя взвыла.
На шум из каморок повыскакивали остальные рабыни. Весть о том, что новенькая завоевала расположение Ирвана, а потом и князя, разлетелась по дворцу. Враждующие между собой женщины способны сплотиться против общего врага. Им стала Такелия.
Мелуя ослабила хватку, но продолжала молотить коленом по лицу новенькой. Каждый удар сопровождали одобрительные возгласы толпы. Кое-кто сам примеривался нанести удар. Такелии пришлось бы худо, если бы не подоспевшая стража. Солдаты неслись по коридору, размахивая массивными плетями.
Плети засвистели в воздухе. Рабыни подняли визг и, спотыкаясь друг о друга, бросились врассыпную. Обжигающие удары полоснули Мелую по спине, но рабыня не оставляла ненавистную Такелию. Только крепкий тычок стражника отбросил Мелую в сторону. Солдаты не разбирали, кто прав кто виноват. Привычными ударами они разгоняли рабынь по каморкам. Сильный пинок достался и новенькой.
Такелия всхлипнула и размазала слёзы по щекам. Они струились, смачивая набитую тряпьём подушку. Рабыня подавила тяжкий вздох. Стражник ворвётся, если заслышит подозрительный звук: замка на двери нет.
Прерывистое дыхание успокаивалось. Девушка смотрела в забранное железными прутьями окно. В сад выглянуть невозможно: до подоконника дотянешься, только встав на цыпочки.
Прохладный воздух гулял между перистыми листьями пальм, сверкали звёзды. До слуха доносился рык львов и хохот гиен в княжеском зверинце. Рядом с рабским домом находились клетки с животными и бассейны с муренами и крокодилами. За окном звучала вечерняя песня цикад и сверчков, слышались резкие крики ночной птицы да возгласы стражников.
Невольница вздохнула. Падавшие золотые огоньки озаряли небеса. Небо такое огромное! Оно покрывает землю от края до края. Под ним плетутся нити судеб; гибнут государства и выигрываются войны, рождаются дети и умирают старики, люди плачут от горя или смеются от счастья. Когда-то под этим небом была счастлива и она, Такелия. Джа Такелия.
Тукомба - не самый большой среди прочих островов Ароу-Доу. Как и повсюду на архипелаге, здесь жили торговлей с материком. Отец Такелии купец Рангем редко появлялся в доме. Детьми занималась мать. Зато когда отец приезжал, это был праздник.
В день прибытия Рангема семейство выходило на косогор под приветливую тень финиковых пальм. Такелия, её сестра и брат вглядывались в безбрежную даль моря - не покажется ли знакомый парус на фоне величественной синевы?
Наполненный солёными брызгами ветер играл мягкой зыбью. Облака, подгоняемые ветром, текли на запад. У побережья сновали рыбацкие баркасы, пёстрые паруса расцвечивали красочный пейзаж.
Бугристые зеленоватые гребни преодолевали рифы, чтобы устремиться к полосе прибоя. Вспененные валы догоняли друг друга. Увлечённые схваткой, они, теснясь и перемешиваясь, с протяжным гулом выкатывались на песчаную отмель. Набегавшие волны плескались, перебираясь через досадное препятствие, и, измождённые гонкой, распластывались по пляжу. Радостный возглас возвещал появление на горизонте шхуны "Актинии".
Судьба смеётся над людьми: лишь одно морское путешествие способно всё поменять.
Шхуна уверенно рассекала воду, взбиралась на волны, задирая нос, а потом, словно выдохнув, устремлялась в ложбинку между валами. От качки солнце плясало перед глазами путешественников, прячась за очередной волной.
К полудню солнце, которое ранним утром умело быть таким ласковым и нежным, добиралось до верхней точки небосвода и начинало немилосердно жарить. Такелия, держась за борт, подставляла лицо солёным брызгам. Тугая коса с вплетёнными разноцветными нитями напиталась водой. Девушка улыбалась, и на щеках появлялись очаровательные ямочки.
Капитан Хон много лет водил "Актинию" между островами, перевозя товары джара Рангема. Хозяин сопровождал капитана в плаваниях, но в этот раз купца на судне не было. Рейс был недалёкий: "Актиния" направлялось с грузом кофе на остров Урлабу. До неё несколько дней пути. На Урлабе жила тётя Имала, чувствовала она себя плохо, и дети уговорили отца отпустить их в небольшое плавание.
Хаула и Калиман - сестра и брат Такелии. Хауле девятнадцать, она на год старше её, а Калиману всего пятнадцать. На Тукомбе он носился по дому, играл и дрался с соседскими мальчишками. От его непоседливости страдали не только люди, но и вещи: на рубахе вечно не хватало пуговиц, а цветастые шаровары из-за набившейся пыли потеряли вид.
По случаю визита к тёте, Калимана обрядили в рубаху со всеми пуговицами и в чистые штаны, отчего он заметно страдал.
Утром, когда брат и сестра спали, Такелия поднялась на палубу, подошла к борту и глянула вниз. Перед форштевнем спешила стайка дельфинов. Они показывались над поверхностью, блеснув мокрыми спинами, а потом уходили в толщу воды. Такелия долго стояла, глядя на морских путешественников.
- Прямо по курсу шхуна! - разнёсся крик марсового.
На горизонте маячила еле различимая точка. Капитан вскинул подзорную трубу, потом передал её помощнику.
- Что скажешь?
- Не нравится мне эта посудина, капитан.
Как редко замечают люди свободу, обладая ею! Свобода знать, верить и говорить делает человека человеком. Не всем она нужна, но ведь и не всякого можно назвать человеком! Люди уподобляются животным в княжеском зверинце: достаточно бросить жирный кусок, чтобы они были счастливы и урчали от удовольствия. Следующий кусок - новая порция счастья.
Благосклонный взгляд Веланпура - вот цена свободы в этом сказочно красивом уголке на острове Наронге. Такелия села на кровати, обтянув колени ночной рубашкой. Рабыня прислонилась спиной к шершавой стене и оглядела убогую обстановку нового жилища: грубо сколоченную лежанку, которую она по привычке называла кроватью, потрёпанный соломенный матрас, стул и тумбочку под зарешеченным окном. Под лежанкой стоял сундук для одежды. Вот и всё.
Здесь предстоит провести годы, даже всю жизнь. Может прав джар-рен, что к несвободе привыкают? Если раба регулярно бить по голове, он и к этому привыкнет. Если же прекратить стучать, то он удивится: почему удары перестали сыпаться?
Однако, свобода не имеет ничего общего с привычкой: свобода внутри. У одних она есть, у других - нет. Именно здесь заключено разное отношение узников к неволе.
Для одних свобода - необходимое условие жизни, без которого и сама жизнь не имеет ценности. Для других - досадная помеха, от которой лучше избавиться, желательно обменяв на что-то. Лучше тёпленькое местечко под солнцем и благосклонный взгляд хозяина. И всё! Не надо думать, не надо заботиться даже о себе! Стань скотиной, и тебя вознаградят!
Продай то, что для тебя свято, и не останешься внакладе! Маленький шажок - и ты другой: у тебя нет того, что делало тебя человеком, но какое это имеет значение?
Такелия всего несколько дней назад наслаждалась путешествием, потом пиратский плен, торги на невольничьем рынке острова Вунэле... Рабыня тряхнула головой, отгоняя воспоминания, которые скребли ещё не зажившие душевные раны.
Наслаждалась ли она свободой? Пожалуй, не наслаждалась и даже не помышляла о ней. Если о свободе не думаешь, значит она есть. Как поздно это осознаёшь!
Девушка со злостью растёрла слёзы и стиснула зубы: надо выживать любой ценой, чтобы вырваться и остаться человеком, а не быть предметом обстановки княжеского дворца, хотя "и не самым худшим"!
Такелия усмехнулась и вытерла набежавшую слезу. Мы ещё повоюем, джар-рен! Теперь я знаю, что это за штука свобода!
ГЛАВА 5
От дворца джар-рена до Тёмной лагуны около часа пути по Зинварской дороге - единственной дороге острова. Наронг мал. Зелёный остров, например, раз в пять больше. Где лучше жить - на большом острове или на маленьком - вопрос неоднозначный.
Зелёный - самый многолюдный и богатый в архипелаге. Множество причалов служит пристанищем для судов, бороздящих море под всеми флагами. На Зелёном легче разбогатеть, даже не джару, а простому ремесленнику, и тем более купцу.
Но успех обманчив: можно быстро взлететь вверх, но так же стремительно скатиться вниз. Такая возможность есть у каждого, но не все стремятся проделать этот путь, а если кто и попытался, то не всегда желает его повторить.
Добившиеся благополучия оберегают свои завоевания от посягательств. Так рождается противоречие: чем стабильнее общество, тем безнадёжнее положение бедных и не очень богатых. Беднее самых бедных только рабы. У них нет ничего, даже самих себя.
Человеческий муравейник бурлит. Одновременно множится часть населения, которой всё равно. Такие оседают в хижинах на окраинах, где в полусонном состоянии покорно перемалывают отпущенное им свыше время. Потому и районы эти называются спальными.
Кое-кто из их жителей собирается с духом и переезжает в другой городок на противоположном конце острова. Начинается жизнь с чистого листа.
Кто "спит" в хижинах, кто ищет лучшей доли. Большие острова хороши тем, что люди здесь почти незнакомы друг с другом. Дежурные улыбки, дежурные приветствия - и в разные стороны, у каждого свой путь.
Чаще обходятся без улыбок и приветствий. Остров большой, жителей много, и всех не запомнишь. К счастью. Кому надоедает беготня и бурление, перебирается в другие места.
Маленькие острова Ароу-Доу имеют своё очарование: спокойная, неторопливо текущая жизнь на поросших тропическим лесом клочках суши при малой заселённости - сущий рай для любителей настоящего человеческого общения. Здесь, на маленьких островах, всё рядом, — и посёлочек с громким статусом столицы, и рыбацкие деревеньки на берегу, и непроходимые, перевитые толстенными лианами, джунгли.
Джа Махаони никогда не жила на Зелёном острове, но и не добивалась этого. Её устраивал любимый Наронг и независимая жизнь во вдовьем доме, куда княгиня переселилась, когда супруга не стало.
Махаони недолюбливала выражение "вдовий дом". Своё жилище она именовала "гнёздышком". После переезда джа принялась за благоустройство райского уголка, что скрывался под сенью вековых каштанов в дальнем конце княжеского сада.
Любимым её занятием было ухаживание за белыми фрезиями и пурпурными фиалками. Джа никому не доверяла уход за ними, полагая, что руки даже самых аккуратных и старательных служанок недостаточно нежны с её хрупкими питомцами.
Махаони нравилось тихими вечерами выходить из домика и сидеть на скамеечке на берегу пруда, любуясь отражениями облаков в воде.
Прежние подруги хворали. Некоторых уже не стало, однако джа не скучала. Жизнь преподносила неугомонной хозяйке "гнёздышка" новые заботы. По совести говоря, княгиня была мастерицей находить эти заботы самостоятельно.
Несколько лет, которые джа провела под разными крышами с Веланпуром, утвердили Махаони во мнении, что любимый сын не сможет обойтись без материнской опеки в самом важном, по разумению каждой женщины, вопросе. Попытки матери повлиять на князя заканчивались одинаково: Веланпур улыбался, приглаживал усы и прижимал мать к себе.
Джа протестовала. Она вразумляла тридцатилетнего несмышлёныша, пытаясь воздействовать на ловкого упрямца. Тогда Веланпур склонял голову, отчего княгиня принимала акт покорности за чистую монету. Обманчивое смирение перед родительской волей ненадолго успокаивало материнскую душу.
Но Махаони не сдавалась: в конце концов, мужчине надоедает свобода. Узы брака и семейный уют становятся для него привлекательными. Потенциальный супруг смотрит по сторонам. Свою задачу Махаони видела в том, чтобы взгляд сына упал куда надо...
В одиночку трудно что-либо делать, особенно если это дело чрезвычайной важности. За помощью и советом разумно обратиться к тому, кто решение таких вопросов сделал своим промыслом. Джа Махаони не была глупой женщиной. Рассудив здраво, она стала чаще наведываться в Тёмную лагуну.
Чёрная змея свернулась клубком. Луайканида вырисовывала раздвоенный язык ядовитой твари.
- Не морщи лоб, сколько повторять? - прикрикнула колдунья.
Шетлсу перестала вертеться. Луайканида, высунув язык, сделала мазок кончиком кисти.
- Вот так, — сказала она. - Только не чешись, пожалуйста: ты превратишь змею в месиво.
- А без змеи нельзя? - осведомилась девочка.
- Ты хочешь быть колдуньей?
- Да, тётя.
- Тогда терпи и не чешись! - повысила голос Луайканида, ударив племянницу по руке. - Так и тянет лапу! Сколько раз повторяла: если хочешь заработать, давай людям то, что они хотят. Хотят видеть на твоём лбу змею - рисуй.
Девочка повела худыми костлявыми плечами и убрала руки за спину подальше от соблазна.
- Змеи противные, тётя!
- Думаешь, я их люблю? - спросила Луайканида. - В каждой профессии есть неприятные стороны. А сейчас поторопись: джа Махаони, должно быть, в пути.
Шетлсу заправила непослушную прядь волос за ухо и двинулась на кухню.
- И не забудь помыть руки, — крикнула тётка, а потом, понизив голос, добавила, — княгиня всё-таки едет.
О таких, как Луайканида, народная молва говорит негромко. Кто знает этих колдуний, что у них на уме? Живут уединённо, людей сторонятся, хранят вековые тайны. В детстве Луайканида не думала быть колдуньей, так получилось. Вначале куколки-колясочки и помощь матери в приготовлении зелий. Девочке на лбу тоже рисовали противную змею. Тогда это было игрой, игрой во взрослых.
Она во всём подражала матери, а когда выросла, оказалось, что ничего другого делать и не умеет, кроме как готовить приворотные зелья да морочить голову наивным посетителям.
Луайканида поселилась в небольшом домике. Садик вокруг него тоже был маленьким, но ухоженным. По периметру его обступал колючий кустарник, перед которым благоухали розовые пионы. Их аромат соединялся с ароматом сандалового дерева. Прохладный фонтан поигрывал сияющими струями, а возле дома вознесли кроны финиковые пальмы с гроздьями сладких плодов.
Посетители колдуньи были разными и по возрасту, и по достатку. Их проблемы тоже были разными. Луайканида со времён молодости усвоила простое правило: всё когда-нибудь заканчивается, и проблемы рассеиваются.
Зачем люди приходят к колдунам? Чтобы узнать будущее? Как ни странно, нет! Они хотят знать: какова вероятность того, что всё сложится так, как они рассчитывают? Колдун или колдунья, говорят они об этом или нет, знают, что в их руках нет книги жизни. Что остаётся делать? Ответ ясен: потяни время, а там всё сложится как-нибудь.
Главное, чтобы посетитель был убеждён, что за удачу благодарить надо магию. Ну а если получится не так, как хотелось? Тоже просто: человек сам виноват в этом. "Подумай, может ты словом, мыслью или делом себе навредил?" У каждого найдётся в чём себя упрекнуть.
Зашлёпали детские ноги. Шетлсу в льняной тунике подошла к женщине и вытянула руки ладошками кверху:
- Вот.
- Умница, — похвалила Луайканида.
Как и большинство женщин, джа Махаони любила одеваться красиво, даже празднично. Но, считала джа, постоянно разгуливать по дворцу с видом, будто сейчас состоится приём иностранного посла, по меньшей мере, нелепо. Зато когда княгиня покидала пределы княжеских палат, она давала волю фантазии. Сегодня джа облачилась в золотисто-зелёное.
Из-под длинных складок одежды выглядывали изящные сандалии с тонкими ремешками. Золотые браслеты с изумрудами охватывали руки выше локтя. Узор на браслетах изображал переплетение виноградных лоз. Тонкая белая косынка, перехваченная ленточкой, расшитой мелкими бриллиантами, покрывала голову княгини.
Махаони сопровождали служанка и два телохранителя - мускулистые молчаливые детины. Служанке Чордее исполнилось двадцать пять. Энергичность и живой ум снискали ей искреннюю привязанность Махаони. Джа посвящала служанку во все тайные дела и относилась к ней с материнской теплотой.
Махаони издали разглядела оплывшую фигуру хозяйки. Луайканида встречала княгиню у калитки сада, опоясывавшего дом. Джа выбралась из паланкина и в сопровождении колдуньи и верной Чордеи углубилась в сад. Телохранители остались у входа.
- Какие горести привели досточтимую джу к скромной служительнице магии? - спросила Луайканида.
- К счастью, горестей нет, — ответила Махаони. - Есть несколько вопросов.
- Увы, джа, судьба не всегда благосклонна к своим чадам. Человек плывёт по реке времени...
- Брось, Луайканида, — прервала её княгиня. - Кому жаловаться на судьбу, только не тебе.
- Я не жалуюсь, — согласилась колдунья с печалью в голосе. - Прошу в дом, джа.
Она могла этого и не говорить: с недавних пор Махаони была здесь частой гостьей. После традиционного чая и разговоров ни о чём наступил черёд главной цели визита. Луайканида препроводила гостей с открытой веранды в комнату в глубине дома.
Помещение было тихим и сумрачным. Плетёные циновки занавешивали окна, благодаря чему в комнате витала атмосфера таинственности. На отделанных бамбуком стенах красовались причудливые маски клыкастых страшилищ, украшенные разноцветными перьями.
Посередине разместился жертвенник с тлеющими углями. От них поднимался сладковатый дым. Его голубовато-сизая пелена тянулась к окнам. На покрытом чёрной скатертью столе возвышался тяжёлый подсвечник с мерцающими свечами.
- Располагайтесь, — произнесла Луайканида.
Присмиревшие и подобравшиеся гостьи уселись на мягкие пуфы. Махаони и Чордея с испугом смотрели на колдунью. Возле неё с раскрытой книгой стояла безмолвная Шетлсу. Лицо её было строго.
Колдунья высыпала в огонь жертвенника серый порошок из ложечки. Лёгкие крупинки коснулись углей, покрытых тонким слоем пепла. Из-под них вырвалось ало-оранжевое пламя и взметнуло злые багровые огоньки. Потолок и стены озарились игрой теней.
Очарованные обстановкой, запахами и неуловимым ожиданием скорого прикосновения к тайне, княгиня и служанка следили за движениями рук колдуньи. Всё приобретало особый, глубинный смысл. Луайканида двигалась медленнее обычного, что придавало происходящему ощущение оторванности от мира.
- Я взываю к нематериальным силам, — воскликнула колдунья.
Махаони вздрогнула: настолько резким, твёрдым и звенящим прозвучал голос Луайканиды. Всякий раз княгиню удивляла такая метаморфоза. Колдунья, не моргая, глядела в пламя. Её глаза блеснули под насурьмлёнными бровями.
- Я обращаюсь к силам, пронизывающим Вселенную, управляющим движением звёзд и судьбой людей. Придите сюда, знающие всё! - возвысила голос ведьма.
Уверенным движением она отправила в пылающие угли следующую порцию порошка. Огонь вспыхнул переливающимся клубком. В нём заплясали маленькие искорки. Махаони стиснула руки, на лбу выступил пот.
- Спрашивай, джа, — возгласила Луайканида.
- Женится ли мой сын Веланпур? - дрожащим от волнения голосом начала Махаони. - Если да, то скоро ли это произойдёт?
В комнате повисло молчание, только искры потрескивали в огне. Луайканида сделала несколько движений над углями. Столбик голубоватого дыма заколебался. Махаони вглядывалась в его очертания, глаза её заслезились. Колдунья отступила на шаг и, щурясь, заглянула в книгу.
- Всеведующие силы Вселенной отвечают, что князь Веланпур обретёт женщину.
- Скоро? - затаила дыхание Махаони.
- Ты много хочешь от нематериальных сущностей! - ответствовала Луайканида. - Это произойдёт вовремя.
- А, конечно! - кивнула Махаони.
- Ещё вопросы?
- Сейчас, дай сообразить, — заторопилась джа. Её руки теребили косынку. - Невестой будет та, которую я выбрала?
На жертвеннике опять вспыхнул огонь, исторгнув клуб дыма и порцию искр. Жесты Луайканиды уводили Махаони от реальности. Мир будто сжался до размеров комнаты или вовсе перестал существовать, в душе появилась неуютность. Княгиня замерла, поглощённая магическим зрелищем.
- Всезнающие силы говорят, что возможная избранница будет достойна своего господина, — Луайканида отвела глаза от книги.
- Что я должна делать? - спросила джа.
- Выполнять материнский долг, — ответила ведьма.
Махаони краем косынки промокнула лоб.
- Ещё один вопрос...
- Последний, джа! - предупредила Луайканида.
- Да-да, последний, — княгиня вздохнула. - Долгий ли век мне отмерен?
Луайканида поколдовала над огнём, пошептала, всматриваясь в пылающие угли и перелистнула пожелтевшую страницу. Замерев на секунду, возвела глаза к потолку.
- Ты ещё не исчислена!
Темнота наплывала быстро. Розовеющая в закатных лучах гряда облаков причудливой бороздой перерезала небосклон. В сгустившихся сумерках обрисовывались фиолетовые тени. Робкая звезда появилась в небесной выси. Многоголосье сверчков и цикад дробило тишину. Выложенная мрамором дорожка белой полосой тянулась к калитке, скрытой в переплетениях растений.
Махаони почувствовала прикосновение к темени. Содрогнувшись, она отпрянула в сторону.
- Это летучая мышь, джа, — сообщила колдунья. - В темноте они бросаются на белое.
Махаони проводила глазами нетопыря. Неслышными взмахами крыльев мрачное создание возносилось в бездонное небо. Княгиня ощутила, как сжалась рука Чордеи на локтевом сгибе госпожи: девушке было не по себе.
Луайканида попрощалась с гостьями. Она стояла у калитки, пока роскошный паланкин не скрылся за стволами пальм.
- Уехали? - спросила Шетлсу.
Она успела смыть со лба ненавистную змею.
- Уехали, — подтвердила тётя. Колдунья перекинула из руки в руку мешочек золота. - Пойду положу деньги в сундук.
Джары, рыбаки, торговцы, — все одинаковы. В каждом сидит страх перед неведомым. Нужно лишь извлечь его наружу.
ГЛАВА 6
- Эк тебя разукрасили! - буркнул Ирван. - Замажь это всё, — главный повар указал на царапины и кровоподтёки на лице новенькой. - Сейчас понесёшь завтрак в столовую.
Покачав головой, ардебец удалился в свою комнату.
- Пороть вас всех надо! - донеслось до слуха Такелии.
Веланпур растянулся на диване, положив ноги на мягкий валик. Опираясь на локоть левой руки, правой он перебирал бусинки чёток. Дверь в столовую скрипнула. Неслышно ступая, вошла Такелия. Князь оторвался от раздумий.
Девушка выставляла на стол тарелки с зажаренными дроздами, обложенными оливками и сочными листьями салата, тарелку с горкой устриц, глиняные посудины с авокадо и апельсинами. Выпрямившись, она откинула назад тяжёлую косу.
- Приятной трапезы, джар-рен, — служанка направилась к выходу.
- Постой, — выговорил князь.
- Князь ещё что-то желает?
- Постой, — повторил Веланпур и опустил ноги на пол.
Лёгкий ветерок из распахнутых дверей колыхал шёлковое платье невольницы, перехваченное красным кожаным пояском. Веланпур отложил чётки.
- Налей вина, — потребовал он.
Веланпур ел неторопливо, смакуя каждый кусок. Такелия разглядывала помещение. Столовая размерами превосходила кабинет князя. Треугольники и квадраты разноцветного мрамора, соединяясь, образовывали сложную мозаику пола.
Богатая резьба украшала овальный стол красного дерева. С трёх сторон его окружали широкие диваны. В стене находилась ниша со старинной вазой с белыми лилиями, привезённой с острова Руначи.
Столовая не предназначалась для приёма высоких гостей. Для этого служила трапезная в официальной части дворца. Здесь же князь мог расслабиться, встретиться с друзьями и близкими родственниками.
Войдя в столовую в первый раз, Такелия обратила внимание на безмолвного гиганта позади правителя. Раб взмахивал опахалом из страусовых перьев. Казалось, он смотрел сквозь невольницу и сквозь стены куда-то в пустоту.
Теперь девушка могла разглядеть слугу получше. Его лысая голова и тяжёлая челюсть производили отталкивающее впечатление. Обнажённый торс демонстрировал развитую мускулатуру. Украшений на силаче немного - расшитый бисером воротник да перехватывающие мощные руки широкие браслеты с нехитрым рисунком.
Возле дверей во внутренний дворик стояли огромные вазы с цветами. Посыпанная красной гранитной крошкой тропинка вела от травертиновых ступенек к фонтанчику. Он шелестел, переливаясь в солнечных лучах.
Маленький бассейн опоясывали клумбы. Над яркими цветами порхали бабочки величиной с ладонь. На Ароу-Доу давно поняли, что самое восхитительное сочетание в природе - это сочетание воды и зелени.
Крытая колоннада окружала дворик с трёх сторон. Мраморные колонны и ниши с терракотовыми и бронзовыми статуэтками сохраняли прохладу и навевали умиротворение. В дальнем углу, удалённая от посторонних глаз, приютилась скамейка из белоснежного мрамора.
На противоположной стороне дворика высилась стена, увитая плющом и виноградом. Она отделяла "семейную" половину дворца от официальной его части.
- Что у тебя с лицом? - услышала Такелия голос Веланпура.
- Я вчера..., — служанка сделала паузу, чтобы собраться. - Я шла в рабский дом и споткнулась.
- Дорожку освещают масляные светильники, валунов на ней нет.
- Я упала, джар-рен, — повторила Такелия.
Веланпур раскрыл створки устрицы и выдавил сок из половинки лимона.
- Упала так упала, — согласился князь.
Джар-рен протянул руку к колокольчику. На пороге возник плотный мужчина с длинноватыми для его роста руками. В неторопливых движениях сквозило достоинство, обретённое не знатностью, а высоким местом в дворцовой иерархии.
- Марракон, вчера была потасовка в рабском доме. С сегодняшнего дня она, — Веланпур указал головой на Такелию, — будет жить во дворце. Позаботься о ней, дай служанку, чтобы невольницы не спотыкались в саду.
- Слушаюсь, джар-рен, — Марракон поклонился, будто хотел разглядеть свои туфли с загнутыми носами. - Виновная понесла наказание.
Дворецкий стоял, не разгибаясь.
- Ты что-то хочешь сообщить, Марракон?
- Да, мой князь. Джар Брахтар ждёт твоего соизволения...
- Он здесь? - Веланпур вытер руки о салфетку. - Пусть войдёт.
- Я могу идти, джар-рен? - напомнила о себе Такелия.
- Нет, останься, я покажу тебя Брахтару.
В зал вошёл молодой вельможа.
- Доброе утро, джар-рен, — поздоровался он с нервной улыбкой на лице.
- Садись, угощайся.
Джар развалился на диване, раскинув руки на его спинке.
- О, новая служанка? - воскликнул Брахтар.
Такелия поставила перед гостем таз для умывания и наклонилась, держа чеканный кумган с затейливой витой ручкой.
- Откуда такое чудо? - джар, не скрывая удивления, потянулся за полотенцем.
- Демир привёз с Вунэле партию рабов, — ответил Веланпур. - Там оказались неплохие экземпляры.
- Это сокровище ты называешь неплохим экземпляром?
- Её определили на кухню, но так получилось... Ирван до сих пор расстраивается, что пришлось её отпустить. Говорит, что сделал бы из неё хорошего повара.
Брахтар расхохотался, откинув голову.
- Лучше бы ты отдал Ирвану Баргедала, — сказал он, продолжая смеяться. - С такими ручищами не с опахалом стоять, а баранам шеи сворачивать.
- Твоё счастье, что он глухонемой, — обернулся князь на гиганта.
Баргедал с неподвижным взглядом взмахивал страусовыми перьями.
- Но согласись, джар-рен: жаль заставлять такую девушку носить помои, хотя это лучшее занятие для женщины, будь то рабыня или джа.
- Сожалею, джар, — не удержалась Такелия, — что ты не видел достойных женщин.
- Что я слышу, Веланпур! - поднял брови Брахтар. - Твоя кошечка показывает коготки?
- Это не Баргедал с опахалом, — усмехнулся князь. - Полей-ка мне, — обратился он к невольнице.
Струйка воды, смешанная с лимонным соком, ополоснула руки господина.
- Можешь идти, а это уберёшь потом, — сказал Веланпур девушке, указывая глазами на стол.
- Ты много позволяешь невольникам, князь! - заметил Брахтар.
- Я позволяю им столько, сколько хочу позволить. И тогда, когда захочу этого.
- Будь она моей рабыней..., — начал Брахтар, но не успел договорить.
Князь встал и прошёлся по столовой.
- Я знаю, что бы ты с ней сделал.
Джар засмеялся:
- Мой урок она бы запомнила. Я даже Клеаме не позволил бы такого.
Веланпур повернулся к гостю.
- Были попытки?
- Что ты! - усмехнулся джар. - Клеама слишком ленива, чтобы взбрыкивать. Я вчера с ней беседовал.
- Ты был на Истгиле?
- Да, навестил джу, — подтвердил Брахтар. - Скучает.
- Что, нехватка женихов?
- Напротив, претендентов хоть отбавляй, целая очередь выстроилась.
- Ты в очереди? - князь насмешливо сверкнул глазами.
Брахтар улыбнулся.
- Среди восхищающихся ею - да. Удача - терпеливому, князь.
- Выносить помои - незавидная участь для княжны Клеамы.
- Все женщины одинаковы, Веланпур, — перебил джар. - Каждая хочет подчиняться. Это естественное для них состояние.
- Вытирая о женщину ноги, ты совершаешь благодеяние?
- Да, если угодно, — согласился Брахтар. - Это бой: кто кого. Позор, если проигрывает мужчина.
- Удачи тебе.
- Кстати, она тебя приглашает.
- Я недавно был на Истгиле, — сообщил Веланпур.
- Навести ещё раз.
- Знаешь, почему ты никогда не станешь князем, Брахтар? - с усмешкой спросил Веланпур и, не докончив, спустился во дворик.
- Почему? - крикнул вслед вельможа.
- Правитель делает то, что сам считает нужным.
Дворецкий, не оглядываясь на новенькую, шёл по коридору. Возле одной из дверей Марракон остановился и полез за ключом.
- Будешь жить здесь, — сказал он. - Вот ключ. Служанка перенесёт твои вещи из рабского дома и приберётся.
Дворецкий повернулся, намереваясь уйти.
- Что стало с Мелуей? - спросила Такелия.
Марракон презрительным взглядом посмотрел новенькой в лицо.
- Её перевели на первый этаж рабского дома.
- Это в хлев, что ли? - удивилась невольница.
- Пока что в хлев, — ответил дворецкий. - А потом в зверинец, если не перебесится. Я шутить не люблю.
Марракон прикрыл дверь.
Такелия огляделась. Каморка состояла из двух просто обставленных комнаток: топчан, шкаф, пара табуреток и стол. На неоштукатуренной стене во второй комнате висело запылившееся зеркало - начищенный лист металла. В углу помещался медный обогреватель на период холодных зимних дождей.
Рабыня раскрыла окно. Оно выходило на клумбу с фиолетовыми ирисами. Душистый воздух устремился в полуподвальное помещение, перемешиваясь с запахом пыли.
Такелия присела на табурет. К двери приближались быстрые шаги. Она приоткрылась, в щель просунулась физиономия девушки с хитрыми смеющимися глазами.
- Ты - новая служанка джар-рена? Марракон прислал меня прислуживать тебе.
Девушка прошмыгнула внутрь.
- Я - Нулия. А ты Такелия?
Рабыня промолчала, однако Нулия и не ждала ответа:
- Ничего комнатёнка, это не рабский дом!
Служанка проследовала во вторую комнатку, хлопнула в ладоши и потёрла руки:
- Жить можно!
Нулия была невысока и полновата. Элегантная неряшливость в одежде подчёркивала её беззаботный и энергичный характер. Пухленькое личико находилось в постоянном движении, а кудлатая голова с мелкими колечками волос вертелась из стороны в сторону.
- Я знаю тебя, — заявила Нулия. - Ты из последней партии рабов и успела поцапаться с Мелуей, — девушка рассмеялась. - Слушай, — служанка вытаращила тёмные, как вишенки, глаза, — а парня ты себе ещё не нашла?
- Не успела.
- Это ничего, — утешила Нулия. - Парня мы тебе найдём. Главное, что выбралась из рабского дома. Самое тёплое местечко - работа на кухне, но от Ирвана надо держаться подальше. Мы с тобой устроились ещё лучше.
- А у тебя парень есть? - Такелия перевела разговор на тему, близкую Нулии.
Та, смущаясь, опустила взгляд.
- Его зовут Бхилсар, он конюх.
- Это тот увалень? - вырвалось у Такелии.
Ей припомнился нерасторопный малый с пустым отсутствующим взором.
- Ничего не увалень, — обиделась Нулия.
- Я его, наверное, совсем не знаю, — попыталась загладить вину Такелия.
- Туповат он, это правда, — Нулия села на табурет, но тут же вскочила. - Эх, красивая ты, — сказала она. - Если б я была такой, то Бхилсара и близко бы не подпустила. Я бы по-другому устроилась и в этой каморке не задержалась. Нашла бы красавца, а то... может быть...
Служанка оглянулась на дверь и шёпотом досказала:
- ...и самого джар-рена!
ГЛАВА 7
Не все джары Наронга обладали завидной возможностью отдохнуть. Обязанности, которые человек принимает на себя, опутывают его с ног до головы. Они лишают чиновников и купцов соблазнительной возможности скинуть сандалии и пребывать в неподвижности в окружении сладких до приторности запахов благоухающих цветов.
Джар Демир много лет как смирился с недоступностью послеобеденного отдыха. Управляющий всё реже вспоминал часы блаженного безделья, которые когда-то мог себе позволить. Выработанная годами привычка постоянно складывать, вычитать, взвешивать возможности и вырабатывать основы для компромиссов стала его второй натурой.
Преданный служака угоден любому правителю. Если чиновник выполняет обязанности, не суёт нос в политику, не служит арбитром в чужих бескровных войнах, он может быть уверен в благосклонности всякой власти.
Жизнь во дворце притягательна для многих джаров - богатых и не очень, деятельных и ленивых. Это постоянная борьба за свои интересы и место в дворцовой иерархии. Здесь тяжело, но тяжелее приходится джару, вкусившему блеск чертогов, а потом выброшенному за пределы кованой ограды.
Любой чиновник, и уж, конечно, управляющий джар-рена, делает работу образом жизни, потому что по-другому нельзя. Самолюбивые юноши безжалостны. Для получения желаемого, они готовы растоптать то, что создаётся годами упорнейшего труда.
Жёны чиновников уподобляются подругам капитанов купеческих шхун. Капитаны живут морем, как дворцовые джары - службой. И так изо дня в день, из года в год. Вечное ожидание - неизбежная доля тех и других.
Джар Демир был немолод и тучен. Наружность обличала в нём человека, состарившегося на дворцовой службе. Многие пытались избавиться от вечного присутствия Демира, однако это заканчивалось провалом для недругов несменяемого управляющего. Сегодняшние юнцы видели широкоплечую и широкогрудую фигуру старика и справедливо полагали, что от Демира лучше держаться подальше.
Золочёная коляска с плюшевыми диванами, увенчанная султаном из страусовых перьев, прошелестела вдоль дворцовой ограды. Завидев знакомый экипаж, прислуга бросилась открывать дверцу и раскрыла над сиятельным джаром огромный шёлковый зонт, дабы защитить высокопоставленную фигуру от наглых солнечных лучей.
Демир, не глядя, опустил ногу из коляски в уверенности, что подножка уже откинута. Управляющий поправил кафтан и важной поступью направился к воротам.
Миновав журчащие вдоль дорожки фонтанчики с розовыми кустами между ними, он поднялся в прохладный дворцовый портик. Демир знал, что, несмотря на жару, писцы скрипят тростниковыми палочками, а самого князя можно найти в освежающей тени беседки.
Не каждый день князю выпадала возможность отдыха: то визиты на другие острова не давали провести несколько дней дома, то дела задерживали его допоздна в кабинете. Сегодня был редкий случай, когда джар-рен мог отвлечься от государственных дел.
Полы халата Веланпура разошлись в стороны. В широком вырезе курчавившаяся волосами грудь блаженно вздымалась. Джар-рен затянулся сладковатым дымом и прислушался к бульканью пузырьков в кальяне. Князь выждал мгновение, а потом, расслабив мышцы, медленно выдохнул. Он пососал мундштук и затянулся ещё.
Солнечный свет проглядывал сквозь виноградные листья, облепившие беседку. Упорные лучи находили маленькие дырочки среди листвы и, пронзая клубы дыма золотистыми клинками, ложились на нагретые плиты пола. Безмолвный Баргедал взмахами большого веера в неизменном ритме колыхал сизые волны.
Одиночество приносило умиротворение в душу Веланпура. В такие часы блуждающие в сознании мысли пробегали мимо, так и не обретя формы. Бесформенный мир, бесформенные думы, нега и покой. Что может быть прекраснее для души?
На усыпанной сверкающей мраморной крошкой аллее показалась знакомая фигура. Управляющий торопился к своему господину. Князь запахнул халат и заложил руку за голову.
- Приятного отдыха, джар-рен.
Поклонившись, управляющий развернул бумаги.
- Минувшей ночью на рифе разбился купеческий корабль с острова Квонкай, гружёный оливковым маслом, — начал он доклад. - Утром пришли шхуны с островов Гура и Таля, привезли мрамор. Ты знаешь, мой князь, у джаров Наронга ремонт - повальное увлечение. На Ардебе не успевают добывать мраморные блоки...
- Ардебский мрамор к тому же и дорог, — добавил Веланпур.
- Ты прав, светлейший, однако это не останавливает джаров.
- Мода может перемениться, — возразил князь. - Джары найдут другое развлечение и трудно угадать, за что завтра они будут отсыпать золото мешками.
- Ты мудр, мой князь, — согласился управляющий.
Старик покопался в свитках, выудил из рукава записи и принялся методично перечислять партии отгруженных с Наронга и выгруженных в порту товаров. Кокосы, ячмень, копра, просо, вино, оливковое масло - ничто не упустил педантичный управляющий.
Веланпур слушал рассеянно, следя глазами, как, извиваясь и перекручиваясь, поднималась к потолку тонкая струйка дыма.
Демир перешёл к обзору важных и предпочтительных, по его мнению, перспектив в развитии торговли с островами Фейхор и Руначи, а также соперничеству купцов Ароу-Доу в делах с материком.
Князь сел и скрестил ноги на широком низком диване.
- Расскажи как ты покупал рабов на Вунэле, Демир, — сказал он.
Старик остановился на полуслове.
- Как будет угодно, — ответил он. - Я имел счастье сообщить о ценах на этот скот, но готов повторить, светлейший. Войны на материке прекратились, и поток невольников иссякает. Пираты снуют вдоль побережий, не брезгуя похищением и продажей свободных людей, особенно джаров. Джары грамотны, мой князь...
- Я всё это знаю.
- Что же тебя интересует, светлейший? - уставился на господина Демир.
- Как вели себя рабы из последней партии?
- Как и предыдущие, разве что небольшая потасовка...
- Продолжай, — кивнул джар-рен.
- На торги выставили семью и тех, кто её сопровождал: слуг и команду шхуны. Это был хороший товар, мой господин. Купцы долго торговались. Твоему покорному слуге удалось сбить цену на...
- Что была за потасовка?
- Не стоит твоего внимания, джар-рен. Расхваливая товар, продавец подошёл к рабыне, взял за её плечи, но та увернулась и оттолкнула его. Торговец ударил девчонку, но мерзавку бросился защищать матрос с её корабля. Кандалами он ударил продавца в висок. Тот покачнулся...
- Поэтому ты сбил цену, Демир?
- Да, князь, — подтвердил управляющий. - Непокорный раб - несчастье для господина.
- Кто же купил дерзкую девчонку?
- Она в твоём дворце, джар-рен.
Веланпур отложил мундштук.
- Кто это?
- Её определили на кухню, но ты..., — Демир потупил глаза.
- Я понял, о ком ты говоришь, но как же тогда: "Непокорный раб - несчастье для господина"?
- Она так красива, джар-рен...
Князь помолчал, раздумывая.
- Ты свободен.
Старик, пятясь, покинул беседку. Джар-рен встал с ложа и вышел на солнце. Жара спадала. Веланпур обернулся к невозмутимому слуге и кивнул в сторону дворца. Баргедал повиновался. Взяв кальян, он пошёл к белоснежному зданию.
Князь затянул поясок халата. Кроны пальм оживали. Птицы, почувствовав ослабление зноя, затеяли возню среди огромных веерных листьев. Веланпур заложил руки за спину, повернулся на пятках и, мягко ступая по мраморным крошкам, направился вглубь сада. Пальмы, шурша листьями, рассказывали друг другу сокровенное. В пруду всплёскивала рыба.
ГЛАВА 8
- Такелии нужны украшения! - убеждала Нулия Марракона. - Не может служанка появляться перед господином в одном и том же!
Марракон не был расположен выслушивать доводы рабыни, однако упоминание о князе заставило его задуматься.
- Джар-рен любит красивых женщин, — не отступала Нулия, — а красота требует времени и денег.
- Прислуга светлейшего и так не обойдена вниманием! - буркнул он.
Невольница будто не слышала сурового тона дворецкого.
- Разве плохо, если девушка сама выберет то, что ей подходит? - спросила она. - Джар-рен приятно удивится, когда заметит, что рабыня преобразилась для него. И потом, господин, — добавила Нулия, — на Такелию не было нареканий.
Марракон оценивал вескость доводов.
- Почему она сама не попросит?
- Опасается отказа, а я во дворце не первый год, да и приставлена к Такелии, чтобы заботиться о ней.
Марракон подумал ещё немного.
- Хорошо, идите, — наконец, согласился он
- Благодарю, господин, — просияла Нулия. - Уверена, князь будет доволен.
- Я первый раз отправляюсь за пределы дворца, — призналась Такелия подруге, когда они выходили за ворота.
- Всё когда-то бывает в первый раз, — беспечно отозвалась Нулия. Она оглянулась и помахала стражнику: у неё везде были знакомые.
Девушки спустились с холма, на котором вздымался дворец джар-рена, пересекли Зинварскую дорогу и вступили на Княжеский мост. Он соединял берега Раминавати - небольшой речушки, что бежала с Огненного пика и вливалась в море.
Дворец князя и поместья джаров лежали на правом берегу реки. Сама Инола располагалась на левобережье. Там же рядами стояли торговые лавки. К ним и направлялись девушки.
Такелия дышала полной грудью, будто пыталась глубокими вдохами охватить сияющую природу, журчащую Раминавати и летящего розового пеликана, который, изогнув шею, взмахивал широкими крыльями. Удалявшаяся к Огненному пику птица на фоне буйной зелени смотрелась гостьей из волшебной сказки, чудом воплотившейся в синеве неба.
Колышущаяся толпа приняла девушек в свои объятия. Невольницы переходили от прилавка к прилавку. Множество ожерелий, ручных и ножных браслетов, диадем, брошек, цепочек и прочего было навалено чуть ли не кучами.
Нулия рылась в этих залежах и энергично торговалась с продавцами. Она объяснялась не столько с помощью слов, сколько руками. Чтобы бурные переговоры продвигались быстрее, Такелия взяла плетёную сумку из рук подруги.
Продавцы - не джары, но и не чернь Инолы. Купцы, что победнее, скупают товар и раскладывают в палатках под парусиновыми навесами. Продавцу всё равно, кто у него купит - раб, свободный или джар, лишь бы платил звонкой монетой.
- Девушка, как не стыдно, я и так сбросил цену вдвое! - воскликнул торговец.
Его подвижная физиономия выглядела обиженной. Курчавые волосы и сверкающие чёрные глаза говорили, что их обладатель - выходец с Квонкая.
- И ещё сбросишь! - заявила Нулия.
У Такелии голова шла кругом. Как всякая женщина, она любила украшения и безделушки из белого и розового коралла; как жительница архипелага Ароу-Доу она умела самозабвенно торговаться, но Нулия превосходила её в этом умении многократно.
На слабые призывы уйти Нулия отмахивалась и в сотый раз заставляла подругу нацепить очередной браслет или примерить цепочку на талию. К счастью, сумасшедшая гонка от ларька к ларьку, от одного продавца к другому, закончилась. Обессиленные девушки вышли на берег реки и уселись на траву перекусить.
- Ты любого в могилу сведёшь! - пробормотала Такелия.
- Ещё поживёшь! - успокоила Нулия. - Давай посмотрим, что купили!
- Смотри сама, потом расскажешь.
- А мне ужасно интересно! - Нулия затолкала в рот кусок тминной лепёшки так, что едва смогла сомкнуть губы.
Такелия с улыбкой наблюдала за подругой, которая, не имея возможности говорить, радостно мычала и тыкала пальцами в браслеты и цепочки.
Рабыня откинулась на спину. Мохнатое облачко повисло в голубизне. Девушка прислушалась к стрекотанию цикад и журчанию потока. Она была счастлива: ей довелось выбраться за ограду дворца, но тоска о прошлом пронзила новой болью. Бедный отец, бедная мама! Что с братом и сестрой? Из глаз покатились слёзы.
- Эй, ты чего? - обернулась служанка, бросив браслеты в сумку.
- Домой хочется, — сказала Такелия. - Ты не скучаешь по дому?
Улыбка сбежала с лица Нулии.
- Нет, не скучаю, — ответила она. - Отец, наверное, пьёт. Он всегда пил. А потом дрался: маму бил, меня. Братья - их у меня трое - пока были маленькими, прятались от него, а как подросли, стали урезонивать. Отец присмирел, но деньги-то нужны! Вот братья и подались в море. Приезжали иногда, отдавали матери заработанное и обратно в плавание.
- Ты старшая? - спросила Такелия.
- Да, — вздохнула Нулия. - Братья появлялись всё реже. Младший погиб во время шторма. Старший, как говорили соседи, стал пиратом, но я не верю: он хороший. Плавает, наверное, на какой-нибудь торговой шхуне матросом. Он в нашем селении самым сильным был.
- А средний?
- Средний женился. Нашёл кого-то на Левкане и остался там. Всё не по-людски. Нет, чтобы домой жену привести. Вместо этого сам из родного дома ушёл.
- Но дома-то отец...
- То-то и оно! - согласилась рабыня. - Совсем от него житья не стало, да ещё мать болеть начала.
- Ну а ты?
- А что я? - воскликнула Нулия. - Наш островок маленький. Те, кто не уехал, рыбачат, живут впроголодь. Что за жизнь? Вот я и решила уехать на Фейхор. Думала, наймусь в прислуги, буду отцу с матерью деньгами помогать. Но не доехала, здесь оказалась.
- Пираты? - спросила Такелия.
- Они, родимые. Переправили на Вунэле, там меня Демир и отыскал.
Нулия уставилась на воду.
- А мне и здесь хорошо, — рассмеялась служанка. - Никто не бьёт, кормят. Только от Ирвана надо держаться подальше: он рабов за людей не считает. Мы для него хуже скота.
- А как Веланпур к этому относится?
- Веланпур! Он князь, понимать надо! - Нулия подняла палец. - Что ему до нас? Он и не отличает служанок одну от другой.
- Почему не отличает? Меня отличает. И тебя... наверное.
- Ты красива, а он всё красивое любит. Ты для него вроде лошади или вазы рарудэйской.
- Тебя устраивает рабство? - Такелия перебирала коралловые бусы.
- Не совсем. Вот если бы ещё парня найти подходящего, да замуж выйти! Марракон разрешил бы.
- У тебя же есть Бхилсар! - напомнила Такелия.
- Он у меня есть, потому что других нет. Слушай, Такелия, давай я тебя с его братом познакомлю! - Нулия даже встала на четвереньки и склонилась над подругой.
- Ну уж нет! - отстранилась Такелия.
- А что? - Нулии эта мысль нравилась всё больше. - Он, как и Бхилсар, свободный. Выйдешь за него и получишь свободу. А парень он что надо, всякая позавидует.
- Что же ты его для себя не оставила?
- Не понравилась я ему, — помрачнела Нулия.
- Чем? - Такелия села.
- Не то, чтобы не понравилась, — выискивала слова невольница. - Он такой по жизни: ни за что не держится, живёт себе и живёт. Солнцу радуется, морю, девушкам, — всему, одним словом.
- И тебе порадовался? - поинтересовалась Такелия.
- И мне, — серьёзно ответила Нулия. - Он не такой, как все, что-то в нём есть... Давай познакомлю, не пожалеешь.
Такелия молчала.
- Решено! - заявила Нулия.
Любая женщина с удовольствием занимается устройством сердечных дел, если не своих, так чужих. А когда видит, что он и её подруга - хорошая пара, то остановить женщину невозможно. Всё приходит в движение: она без устали бегает от одной стороны к другой, улаживает, согласовывает и утрясает. Препятствия, как по волшебству, отступают.
И вот настаёт долгожданный день, когда можно насладиться соприкосновением двух сердец. Женщина тает, наблюдая за ним и за нею. Ни одно движение и ни один взгляд не останутся незамеченными. Почему они любят знакомить? Ответ прост: это женщины!
- Поторапливайся, — поправляя волосы, подгоняла подругу Нулия.
Служанка затолкала в сумку бутыль с вином и порядочный кусок запеканки.
- Может лучше встретиться в трактире? - спросила Такелия.
- Не выдумывай, — оборвала её Нулия. - Зачем лишние глаза? А так посидим на берегу. Возле скал за пирсами есть хорошее местечко. Засунь-ка это к себе.
Девушка указала на стопку лепёшек и большой пучок зелени.
- Мы столько не съедим! - запротестовала Такелия.
- Съедим, — утешила Нулия. - Ещё мало будет. Мужчины знаешь как едят? Стаканы не забудь.
Волны, длинные и полупрозрачные в лучах солнца, рядами бежали к берегу. Казалось, это несметные морские армии ведут наступление на сушу. Встретившись с подводной грядой рифа, валы спотыкались, пенясь бурунами, а затем, словно набрав в грудь воздуха, в последнем порыве достигали края песчаной отмели.
На линии горизонта застыл парус. С другой стороны бухты доносились возгласы портовых рабочих и щёлканье бичей надсмотрщиков.
- Вот так и живём, — договорил Ридаратх и осушил оловянный стакан.
Бхилсар сделал то же самое.
- Интересно, — сказала Такелия.
Нулия подмигнула ей и указала взглядом на Ридаратха. Он был интересным человеком. Всё говорило о том, что это бесстрашный удалец с широкой простецкой душой.
Его лицо было вытянуто, но не настолько, чтобы походить на лошадиное. Дочерна загорелая шея редко встречалась с мочалкой. Спутанные волосы закрывали лоб. Из-под шевелюры на Такелию глядела пара зелёно-голубых глаз. В них жила теплота.
Когда рыбак переводил взгляд на морской простор, из глубины души к глазам подступала необычная для людей его круга мечтательность. Ридаратх был бос, носил потёртые штаны, которые не щадил от грязи и пыли. Выпущенная наверх видавшая виды зелёная рубаха была распахнута, и загорелая грудь рвалась наружу.
Ридаратх вполуха слушал беспорядочную трескотню Нулии, почёсывал лохматую бороду и усмехался.
Его родной брат являл собой полную противоположность. В Бхилсаре не было безудержной мощи и бесшабашности, которые поразили Такелию в Ридаратхе. Бхилсар был почти на голову ниже брата, скован в движениях и жалко улыбался. Единственное, что делало его похожим на Ридаратха - это полное пренебрежение к одежде.
Такелия не могла взять в толк, почему общая для обоих неряшливость воспринималась по-разному, и лишь спустя время сообразила: Бхилсар пуст. Никто не скажет о нём плохого, но и хорошего не припомнит. Он всегда одинаков, глупо улыбается и не знает куда деть руки.
- Да, пираты - народ серьёзный, — рассуждал Ридаратх. - Вольные, свободные.
- Уж не хочешь ли в пираты податься? - посуровела Нулия.
- Я б пошёл, да совесть замучает: людей жалко. Живёт себе человек, никому не мешает. А я его цап - и на Вунэле. Несколько пиренов суну в карман. Другому хоть бы что, а мне муторно будет, я знаю.
- Тебя послушать - только вчера от пиратов вернулся, — пошутила Такелия.
- Все мы морем кормимся, — пробасил Ридаратх, — но у меня душа на месте, а это, знаешь ли, много.
- Давно в море ходишь? - спросила Нулия.
- Нет, поначалу с Бхилсаром конюхом был. Потом наскучило, ходишь весь день: то овёс таскаешь, то денник чистишь. Жить времени не остаётся.
- В море много живёшь! - фыркнула Нулия. - Всю ночь по волнам болтаешься в дряхлой посудине, а потом ни свет ни заря на рынок тащишься.
Ридаратх покачал головой и потянулся за лепёшкой.
- Женщина, одно слово, — объяснил он Такелии. - Пойми ты, — обратился он к служанке, — я в море не за рыбой хожу, я там