Последний демиург. Леока Хабарова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Красавица Вереск ничего о себе не помнит. Совсем. Ни настоящего имени, ни возраста, ни того, как очутилась посреди бушующего моря. Её спас и приютил отважный князь Ладимир. Суровый воин стал для девушки воздухом и светом, новым смыслом жизни, а его любовь оказалась крепче Железных скал. Но старинный родовой замок завидного жениха хранит мрачные тайны. Кто бродит по лабиринтам тёмных коридоров? Чей зловещий шёпот разносится эхом в ночной тишине? Почему в пустых комнатах живут люди, лишённые лиц и имён? Какая опасность угрожает бесстрашному князю, и сможет ли Вереск спасти любимого, ведь за жизнь Ладимира назначена страшная цена… 16 +

ПРОЛОГ

Вода. Вода была повсюду. Она обрушивалась лавиной ядовито-солёных брызг, давила многотонным прессом, связывала, тащила вниз, набивалась в лёгкие, жгла глаза. Сил бороться не осталось. Совсем. Руки и ноги сделались ватными, уши заложило, а в грудь словно вонзили ржавый кинжал и поворачивали, поворачивали снова и снова. Хотелось кричать. Хотелось дышать. Хотелось вырваться из мутно-зелёного плена, но смерть уже назначила свидание. Она ждала, притаившись на самой глубине. Ждала и алчно облизывала холодные синие губы длинным шершавым языком.

   Конец. Это конец…

   Но жажда жизни сильнее страха. Сильнее боли. И вот он – последний отчаянный рывок. Последний шанс. Осколок призрачной надежды.

   Ещё! Ещё немного!

   Давай же! Ну!

   Истерзанное тело металось в ледяном мареве, разгоняя мириады пузырьков, а мокрая одежда камнем тянула на дно.

   Ещё! Ещё чуть-чуть! Совсем чуть-чуть!

   Живи! Живи же! Ты должна жить!

   Жить, ради него!

   В глазах потемнело, и сдерживать дыхание больше не имело смысла: могучая стихия не знала жалости. Сознание провалилось в непроглядную бездну и растворилось в черноте. Пропали звуки. Сквозь толщу сомкнувшейся над головой воды не слышны были ни крики чаек, ни басовитый раскатистый рёв:

    − Человек за бортом! Человек за бо-орто-ом!!!

ГЛАВА 1.

Дышать было больно. В груди свистело, хрипело и булькало. Колючий воздух застревал в горле, словно натыкаясь на преграду.

   Тошнило. Рвало уже в пятый раз. Сначала морской водой, затем зловонной желчью, теперь кровью...

   "Я умираю, − решила она, когда очередной спазм скрутил внутренности в узел. − Умираю!"

   Но она не умерла. Чьи-то сильные руки подхватили её, нагнули и встряхнули. Да так, что голова едва удержалась на плечах.

    − Давай! − скомандовал кто-то, и её снова вывернуло наизнанку.

   Больно. Как же больно. Как страшно. Как гадко!

    − Давай ещё!

   Прошла целая вечность, прежде чем она сумела нормально вдохнуть. Её оставили в покое, и она, распластавшись в луже собственной рвоты, жадно ловила ртом воздух.

   До чего славно это, просто дышать. Дышать и жить. Чувствовать, как в висках пульсирует кровь, слышать шум волн, скрип палубы и пронзительные крики чаек. Видеть небо. Такое далёкое, ясное, свинцово-серое в прозрачных бледно-розовых прожилках. Наверное, звёзды вот-вот зажгутся, или, может быть, только недавно погасли...

   А есть ли они вообще, эти звёзды? Свирепое море, корабль, солёный ветер... Вдруг всё это − просто сон? Ужасный кошмар, что растает с первыми лучами рассвета. И тогда...

    − Не к добру это, милорд, − пробасил кто-то над самым ухом, растягивая слова, точно густую смолу. − Ох, не к добру. Не стоило вам спасать её. Да ещё и собственной жизнью рискуя!

    − Во-во! − поддакнул противный гнусавый голос. − А вдруг она − сирена, а? Хочет соблазнить нас да завлечь в пучину? Или... может, это сама морская ведьма в человечьем обличье?

   Голоса...

   Чужие. Незнакомые. Злые.

   О ком говорят эти люди? О ней?

   "Я не ведьма!" − хотелось крикнуть, но из груди вырвались лишь хрипы. Глухие и надрывные. Даже сесть, и то не получилось: перевернуться на бок − всё, на что хватило сил.

   Я не ведьма...

   Перед самым носом возникли сапоги. Огромные. Чёрные. Из мягкой кожи.

   Кто он, их обладатель? Что сделает с ней? Пойдёт на поводу советчиков и вышвырнет за борт, точно ядовитую змею? Или...

    − Где вы растеряли своё милосердие, парни? − усмехнулся человек в чёрных сапогах. Он легко опустился на корточки и уставился прямо в душу. От пристального взгляда стало ещё холоднее, и по спине побежали мурашки. − Это всего лишь девчонка.

   В мужчине ощущалась сила. Да и как может быть слабым такой великан? Широченные плечи, мускулистые руки, шея, как у быка. А вот глаза, обрамлённые длинными пушистыми ресницами, − добрые. Добрые и ясные, словно безоблачное июльское небо.

   "Он не обидит, − подсказывало какое-то малообъяснимое чувство. − Не причинит вреда".

   Не нужно бояться...

    − Кто ты? − спросил здоровяк и откинул со лба прядь мокрых волос. − Как твоё имя?

    − Я... − чуть слышно прошептала она... и вдруг растерялась. Замерла. Мысли рассыпались, будто осколки разбитого зеркала − не собрать. Из глаз брызнули слёзы, а к горлу подкатил ком. Как же... Как же так? Разве так бывает? Это... Это неправильно! Нечестно! Но... − Я... я не знаю, − всхлипнула несчастная, пряча лицо в ладонях. − Не помню...

   Великан нахмурился и протянул руку, но она шарахнулась. Сжалась в комок, закусила губу и зажмурилась. Беззвучные рыдания душили, лишая рассудка.

   И тогда он схватил её. Прижал к груди и, не особо церемонясь с ношей, выпрямился во весь свой исполинский рост. По ногам хлынуло что-то тёплое. Было гадко и мерзко, но глянуть вниз она так и не решилась.

    − Проклятье! − глухо ругнулся здоровяк и споро зашагал к корме, на ходу отдавая приказы:

    − Лекаря ко мне. Быстро! И горячей воды.

    − Слушаюсь милорд, − отозвался раскатистый бас.

    − Ром, меховое одеяло и чистое бельё.

    − Считайте, уже сделано, милорд! − проблеял обладатель гнусавого голоса.

    − Курс на Железные скалы. Мы возвращаемся домой. Немедленно.

ГЛАВА 2.

Она слушала. Лежала, закрыв глаза, и слушала. Эти звуки... Скрип снастей, сердитый боцманский бас, гнусавые рулады штурмана, брань матросни... За минувшую неделю они стали неотъемлемой частью жизни и казалось, будто мир без них пуст, точно раковина, покинутая моллюском.

   Она ни разу не поднялась на палубу, но и без этого хорошо представляла, что там происходит, ибо каждый новый день походил на предыдущий, словно брат близнец. Вот боцман взревел, подгоняя команду, шумно затопали по мокрым доскам тяжёлые сапоги, вахтенный гаркнул сверху что-то малопонятное, хлопнули, наполняясь ветром, паруса. Звонкоголосый юнга затянул разудалую песнь, и остальные моряки лихо подхватили её, задорно и ловко управляясь с оснасткой.

   На хладном брегу пал бесстрашный герой.

   Хей-хой, хей-хой, грудь вражью пронзил...

   Всё как всегда. Как всегда...

   Сейчас свистнет кок, подзывая на камбуз кого-то из младших матросов, и отправит ей завтрак. И завтрак этот, как всегда, будет состоять из пары варёных яиц, ломтика вяленого мяса, горсти сухарей, яблока и сладкого вина, щедро разбавленного водой. И, как всегда, она не сможет проглотить ни кусочка...

   А вот и шаги.

   Учтивый стук в дверь.

   Она вздохнула, села на постели и расправила меховое одеяло, укрывая себя как можно тщательней: последние три дня еду носил тощий нескладный юнец, который краснел, как маков цвет, при одном лишь взгляде на неё.

    − Войдите.

    − Ваш завтрак, миледи. − Слова прозвучали те же, что и вчера, и позавчера и три дня назад, но... произнёс их вовсе не прыщавый парнишка. Бережно удерживая поднос, в узкий дверной проём с трудом втиснулся... сам капитан. Тот самый верзила, которого все называли милордом. − Чудесное утро, не правда ли?

   Она открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Настал её черёд краснеть, и, наверное, варёные раки позавидовали бы ей сейчас. Добродушный боцман заходил к ней каждый вечер, когда на тёмном небе вспыхивали первые звёзды, и поведал о капитане много интересного.

   "На вид наш князь грозен и суров, − басил толстяк, отхлёбывая тёмный эль из гигантской кружки, − но у него золотое сердце и добрая душа. Увидев вас в волнах, Ладимир без колебаний бросился в воду"...

   Да. Это он её вытащил. Она помнила. Помнила сильные руки, горячее дыхание и глаза... такие синие и глубокие, что даже морю до них далеко.

    − Вы ничего не едите. − Капитан шагнул вперёд. Он обладал грацией зубра и едва не опрокинул поднос на постель. − Возможно, штурман прав: вы действительно морская ведьма и питаетесь исключительно сердцами покорённых мужчин.

    − Я не голодна, − пролепетала она. Голос дрожал и звучал жалко.

    − Зря отказываетесь. − Князь неуклюже опустился на край койки и без тени усмешки заявил: − Сухари сегодня особенно удались. Наш кок превзошёл сам себя.

   Она не помнила, каково это − смеяться, но сдержать улыбки не смогла.

    − Так-то лучше. − В глазах капитана блеснули лукавые искорки. − Видно, не всё ещё потеряно. Как вам платье?

   Платье! − Она смутилась и потупила взор. Ох уж это платье!

   Бледно-розовое, с серебристо-серыми парчовыми вставками, искусно расшитое мелким жемчугом и украшенное тончайшим кружевом...

   Слишком роскошное. Слишком откровенное. Слишком... чужое.

   Она даже не рискнула примерить его, хотя размер, вне всяких сомнений, пришёлся бы в пору.

    − Что? − Князь кивком головы указал на блестящий шёлк. − Мы не сумели угодить вашему изысканному вкусу? Я немедленно прикажу сжечь это безобразие.

    − Не надо! − охнула она, и капитан хмыкнул: происходящее его явно забавляло. − Платье... великолепно.

    − Так в чём же дело?

    − Этот... этот наряд... − она сглотнула, чувствуя, как краска вновь заливает щёки, − предназначался вашей... невесте.

   Последнее слово пришлось из себя выдавливать. Она почувствовала себя полной дурой и окончательно сникла.

   А князь запрокинул голову и захохотал. Он смеялся так громко, что, наверное, его слышали даже чудища, обитающие на дне морском.

   Этот приступ веселья совершенно выбил из колеи: чего, в сущности, она сказала такого смешного?

    − С ума сойти, − прохрипел капитан, успокаиваясь. − Мой боцман дожил до седин, но так и не научился держать язык за зубами. Какие секреты он ещё вам поведал? Ну же. Не смущайтесь. Поделитесь со мной.

    − Никаких секретов он не раскрывал! − она вскинула голову и нахмурилась. − Просто рассказал, откуда на корабле платье, только и всего.

    − Только и всего... − эхом повторил князь. − Стало быть, старик не объяснил, что очаровательная леди, к которой мы направлялись, вовсе не моя невеста, а лишь одна из претенденток на эту роль?

   Конечно, объяснил. Но вникать в детали не хотелось. И так проблем хватало: она не помнила ни дня из собственного прошлого, забыла имя, возраст и... да вообще всё забыла! А тут какое-то платье. Какие-то невесты. Какой-то князь.

   Хотя... князь вовсе не "какой-то". Совершенно особенный князь. Молодой, красивый и сильный, словно буйвол. Под белой льняной рубашкой бугрятся мускулы. Кулаки − размером с пудовую гирю каждый. Грудь широкая, мощная. Загорелая и, насколько удалось разглядеть, совершенно безволосая. Лицо смазливым не назвать: тяжёлый квадратный подбородок, колючая щетина, нос, который, по всей видимости, неоднократно ломали... и при всём этом − совершенно мальчишеская улыбка, от которой сразу становится тепло и светло.

   А ещё... он баснословно богат. В княжестве Ладимира есть всё, о чём только можно мечтать: плодородные земли, густые леса, чистые озёра, быстрые реки, золотые прииски и шахты, полные железной руды. Доблестная армия надёжно защищает границы, а могучий флот контролирует важнейшие торговые пути.

   Да... Не удивительно, что знатные лорды готовы перегрызть друг другу глотку в борьбе за такого зятя.

   "Вот спорили они, спорили, − заговорщически шептал боцман, находясь уже в серьёзном подпитии, − да в конце концов решили устроить смотр невест. Ладимира, помню, знатно позабавила эта затея. Подумать только − полсотни красоток со всего Континента будут добиваться его расположения, а всё без толку!"

   "Почему без толку?" − спросила она тогда.

   "Да потому, что сердце князя на веки вечные отдано морю"...

    − Ваш боцман скрасил моё одиночество светской беседой, не более того, − сказала она, стараясь придать голосу твёрдость. Получилось плохо.

    − Ах, вот как, − хмыкнул князь. − Значит, светская беседа. Что ж. Осмелюсь предложить вам более интересного собеседника. − Он поднялся и поклонился настолько изящно, насколько позволяли его внушительные габариты. − Приведите себя в порядок и наденьте платье. После захода солнца жду вас в кают-компании: будем ужинать.

    − Но...

    − Что, "но"? − Ладимир замер в дверях.

    − Просто... ваше предложение больше похоже на приказ.

    − Здесь любое моё слово − приказ, − заявил он и вышел, едва не протаранив лбом притолоку.

ГЛАВА 3.

Наверное, на голове у неё выросли ветвистые рога... ну, или лицо покрылось замысловатыми узорами. Иначе, почему все так смотрят? Прямо прилипли взглядами. Юнга, улыбаясь совершенно по-идиотски, завис на вантах, точно огромный паук, боцман стащил с лысой головы потрёпанную шляпу, гнусавый штурман пробубнил что-то себе под нос и смачно харкнул за борт, кок присвистнул, а парнишка, что обычно носил завтраки, стал красным, точно свёкла.

   Всему виной проклятущее платье.

   Ох уж, это платье! Плечи открыты, вырез до безобразия глубокий, да ещё и корсаж такой, что даже самая плоская девица будет выглядеть соблазнительно. Уж лучше бы капитан приказал ей облачиться в мешок из-под картофеля! Но свободного мешка у кока, увы, не нашлось...

   На длинном столе в кают-компании белела кружевная скатерть. В причудливых канделябрах дрожали свечи, и их мерцание наполняло помещение каким-то особым уютом и теплом. Ночь смотрела в иллюминаторы, а капитан смотрел в ночь, заложив руки за спину. Сам он нарядиться не удосужился: белая льняная рубаха, серые бриджи из тонкой шерсти да высокие, до колен, чёрные сапоги − вот и всё убранство. Портупею с клинком и пистолетом князь оставил на одном из стульев, и вместо широкого кожаного ремня его талию обхватывал алый кушак. В неверном пламени свечей русые волосы Ладимира казались тёмными.

   Интересно, они такие же мягкие на ощупь, как и на вид?

    − Вы звали, и я пришла. − Она изобразила нечто среднее между книксеном и реверансом.

   Капитан развернулся и на мгновение замер. На одно лишь короткое мгновение. Но она успела подметить в его взгляде ... удивление. Странно. Неужели он думал, она ослушается приказа и останется в постели? Или... дело в чём-то ещё?

   Это всё чёртово платье!

    − Вы сделали мой вечер ярче. − Он взял её руку, чуть склонился и легонько коснулся губами пальцев.

   Банальная фраза. Дежурный жест. Но... почему-то сердце сжалось в груди, а щёки вспыхнули.

   Чёртово платье... Но в нём ли всё дело?

    − Вина? − капитан помог ей сесть и, не дожидаясь ответа, наполнил посеребренный кубок.

    − Спасибо, я не...

    − Пейте. − Он глянул так строго, что она не рискнула перечить и сделала глоток. Хорошее вино. Густое и сладкое. С глубоким терпким послевкусием и лёгким земляничным ароматом. После третьего глотка голова закружилась, а обиженный желудок требовательно заурчал.

    − Закусывать надо, − многозначительно заметил князь и поставил перед ней тарелку. На горке тушёных овощей красовалось филе белой рыбы. Нежное даже на вид, оно пахло так, что слюнки текли. Но... набрасываться на еду, словно дикая кошка... Нет, это неправильно. Совершенно неправильно.

    − Я не голодна.

    − В самом деле? − хмыкнул Ладимир. − Или вы сирена и не хотите есть своих сородичей? Рыбы ведь сородичи мерфолков, не правда ли?

   Он смотрел так внимательно, будто в самом деле ждал ответа. Но так и не дождался.

    − Вам идёт это платье. − Ох уж это платье! − Подчёркивает... кхм... цвет волос.

   Говоря это, капитан не без труда отвёл глаза от расшитого кружевом глубокого декольте.

    − Помнится, дама, которой оно предназначалось − рыжая.

   Князь хмыкнул:

    − Определённо, боцману надо укоротить язык. Всё разболтал, негодяй.

    − Не всё, − лукаво заметила она и ковырнула рыбу вилкой.

    − Рад, что вам лучше. − Ладимир посерьёзнел, и по лицу его мелькнула тень. − Вы... сумели что-нибудь вспомнить? Хотя бы... имя?

    − Нет...

    − Но... должен же я вас как-то называть! − Он мотнул головой, отбрасывая со лба непослушную прядь. − Может быть, Элиза?

   Непонятно почему, но имя это вызвало рвотный позыв. Она скосоротилась, а князь расхохотался.

    − Ладно-ладно. Давай подумаем ещё. Как насчёт...

   Ладимир предложил не менее дюжины имён. Но все они казались нелепыми, корявыми, чужими...

   Не то. Всё не то.

   В памяти крутилось что-то. Знакомое, тёплое, нужное, правильное, родное. Имя мелькало солнечным зайчиком, но ухватить эту мысль никак не удавалось.

    − Сдаюсь! − заявил Ладимир. Он прикончил четвёртый кубок вина одним махом. − Соглашусь на любое ваше предложение.

    − Вереск, − сказала она, не думая ни секунды.

    − Что?

    − Это платье... Оно цвета вереска. − Она опустила глаза. − Я не помню имени. Не помню, как оказалась в волнах, но...

   Капитан накрыл её руку своей.

    − В своих снах я вижу пустошь, сплошь заросшую вереском, − прошептала она, не поднимая взгляда. − Цветы колышутся, словно волны, гонимые ветром...

    − Поразительно... − чуть слышно вымолвил князь и нахмурился.

   Что именно его поразило, спросить она не решилась. Осторожно высвободила ладонь из плена цепких пальцев и схватилась за бокал. Голова плыла. Всё кружилось. Что это? Она так сильно захмелела, или, может быть, поднимается шторм?

    − Хорошо. Пусть будет Вереск, − прохрипел он и отстранился. − Выпейте ещё вина, Вереск.

    − С-спасибо. Мне хватит, − пролепетала она. Что-то тут неладно. Ох, как неладно. Он что, хочет напоить её до беспамятства и... И... "И" что? Что за бредовые мысли? Он мог сделать с ней всё, что угодно, в течение последних восьми дней. Мог. Но ничего плохого не сделал. Ни он сам. Ни его люди.

    − Вы заблуждаетесь, Вереск. − Ладимир сжал кулаки и уставился на них так пристально, словно видел впервые. − Боюсь, тут даже бочонка не хватит.

    − В чём... В чём дело? − Холодок пробежал вдоль позвоночника. Спина взмокла от пота.

    − Дело в том, что я трус, − выпалил князь, вскинув голову.

   Трус... Трус? Какой же он трус? Стал бы трус спасать незнакомку, рискуя собственной жизнью? А все те ратные подвиги, о которых рассказывал боцман?

    − Да, трус, − невесело усмехнулся капитан, заметив её замешательство. − Самый настоящий. − Он опрокинул в себя очередной кубок. − Лекарь хотел скрыть от вас один... ммм... факт, и я в малодушии своём пошёл на поводу эскулапа. Но позже понял, как низко это − скрывать правду. Знать и молчать, пользуясь вашей... вашим... недугом.

    − Что за факт? − собственный голос показался Вереск чужим и далёким.

    − Вы... − Ладимир сглотнул. Посмотрел пристально. Взял за руку. − Вы были в тягости.

    − Ч-что?

    − Вы были беременны, Вереск. − Он сжал её пальцы. − Но потеряли ребёнка. Мне очень жаль.

ГЛАВА 4.

Можно ли жалеть о том, чего не помнишь? Любить того, кого никогда не видел? Плакать по тому, что не случилось?

   Глаза оставались сухими, но душа… Казалось, будто она кровоточит. Боль накатывала волнами, в сердце саднило, ком подкатывал к горлу, но слёзы... Слёзы так и не пролились. Может, их просто больше не осталось?

   Вереск лежала, сжавшись в комок, и прижимала к груди подушку. Так легче. Ненамного, но легче.

   Ребёнок.

   Она потеряла ребёнка. Малыша, которого носила под сердцем.

   Был ли этот малыш долгожданным подарком судьбы? Или это нежеланный плод порочной связи? Вереск не помнила. Но отчего-то ей стало так тоскливо, что захотелось броситься за борт и снова оказаться в объятиях рокочущего моря. И в этот раз уже не противиться судьбе.

   Ближе к рассвету Вереск провалилась в сон.

    − Поцелуй меня, − попросила она, и возлюбленный склонился к ней.

   Ещё немного, и она увидит его черты. Увидит и непременно узнает…

    − Земля-я-я-я! – крик вахтенного ворвался в мир грёз колючей пургой. – Земля-я-я-я!

   Розовые цветы мгновенно увяли, нежный бриз обернулся смерчем, вместо пушистых белых громадин над головой нависли свинцово-серые тучи, а тот, кого она любила, начал гнить на глазах. Пожелтевшая сморщенная кожа сползала рваными ошмётками, обнажая белый череп с пустыми глазницами, в которых копошились трупные черви…

   Нет! Нет!!!

    − Земля-я-я-я!

   Вереск вырвалась из кошмара за миг до того, как в каюту влетел младший матрос. Тот самый скромняга, которого властный кок превратил в мальчика на побегушках. Однако в этот раз парню явно было не до смущения: он даже не постучал.

    − Миледи! – В глазах матроса расплескалось счастье. Неподдельное. Чистое. И он рвался этим счастьем поделиться. – Земля, миледи! Земля!

    − З-земля? – Вереск с трудом соображала. Голова у неё гудела, словно накануне она пила не вино, а ядрёный шнапс. – Уже?

    − Да, миледи! – Матрос так и сиял. – Это Мейда! Славная Мейда! Земля доброго князя Ладимира! Мы вернулись домой!

   Вереск выдавила из себя улыбку. Они вернулись домой. А она? Куда попала она? Станет ли эта «славная Мейда» ей домом, куда так приятно возвращаться? Или она, молодая женщина без прошлого и будущего, превратится в бесправную пленницу? А может, князь и вовсе отправит её на все четыре стороны, как только они покинут корабль?

   Да… Слишком уж много сомнений и страхов, чтобы искренне разделить восторг молодого матроса. А мальчишка, улыбаясь до ушей, подлил масла в огонь:

    − Собирайтесь скорее! Милорд ждёт вас на палубе.

   Вот ведь. Ждёт на палубе. Уже.

   Хочет поскорее отделаться, не иначе.

   На то, чтобы привести себя в порядок, ушло около десяти минут. Долго ли: сполоснуть лицо ледяной водой, которую принёс в кувшине всё тот же матрос, да заплести белокурые волосы в бесхитростную косу. Сложнее всего с платьем. Чёртово платье! Облачиться в него без посторонней помощи ой как непросто. Она путалась в кружевах и оборках, точно рыба в сетях. Полвека ушло на то, чтобы затянуть все тесёмки и застегнуть бесчисленное множество крохотных крючков. Когда, наконец, наряд покорился, Вереск обнаружила, что пострадала в неравном бою: несколько локонов выбились из причёски. Пусть их. Это всего лишь встреча на палубе, а не светский раут. Она сунула ноги в сафьяновые туфли, что прилагались к платью – розовые с серебром, очень красивые, они были ей кошмарно велики − и, бросив последний взгляд в начищенное до блеска медное блюдо, покинула каюту.

   Над морем клубился туман. Густой, сизый и непроглядный. Казалось, будто корабль плывёт по облакам. И как только вахтенный углядел землю за этой седой пеленой? Загадка... На палубе выстроилась вся команда − от капитана до юнги, но все хранили молчание. Угрюмое и торжественное. Мужчины выглядели такими сосредоточенными, будто в этот самый миг решалась их судьба.

   Вереск подошла к Ладимиру. Князь, наряд которого остался неизменным с минувшей ночи, коротко кивнул ей и прижал к губам указательный палец. Она смиренно встала рядом и поёжилась: холод промозглого утра пробирал до костей. Внезапно на плечи лёг тяжёлый, пропахший табаком сюртук. Вереск вздрогнула, обернулась и встретилась взглядом с боцманом. Старик лукаво подмигнул, отступил назад и занял место рядом с долговязым штурманом.

   Каравелла шла сквозь туман в полной, гнетущей тишине. Такой густой, что хоть ножом режь. Даже чаек, и тех не слыхать. Странно… Вереск мучительно хотелось узнать, почему все молчат, но заговорить сейчас ни за что бы не рискнула. Спрошу потом, решила она. Непременно спрошу.

    − Мейда-а-а-а! – Вопль, донёсшийся из вороньего гнезда, заставил Вереск подскочить. Она едва не вцепилась в предплечье стоявшего рядом князя. – Ме-ей-да-а!

   Тишина взорвалась громогласным «ура!». Матросы кричали и обнимались, юнга выкатил на палубу бочонок рома, боцман сгрёб в охапку долговязого штурмана, кок пронзительно засвистел, засунув в рот толстые, как сардельки, мизинцы, а капитан…

   Ладимир сиял, точно золотой дублон. Он улыбался своей особенной мальчишеской улыбкой − широкой, добродушной и тёплой, словно лучи майского солнца − и хлопал моряков по плечам и спинам.

   Вереск наблюдала за командой, и душа тонула в сладкой печали с лёгкой ноткой горечи. Какие они все… счастливые. Как рады вернуться домой. К жёнам, детям, матерям, возлюбленным. А она… Она тут лишняя, прямо как пупок на спине. Лишняя и никому, решительно никому не нужная.

   И вдруг её схватили за плечи.

    − Смотри! – князь указал пальцем на Восток.

   Вереск заморгала. Куда смотреть? Кругом туман, и ничего не видно. Но тут белёсая пелена растаяла, как снег по весне, и она увидела…

   Заря догорала, оставляя на небосводе нежо-розовые, голубые и лиловые полосы. Рыжие блики солнца купались в бирюзовых волнах. Вдали темнели скалы, вгрызаясь в горизонт острыми зубьями. Ближе к берегу протянулась гряда пологих, заросших сочной зеленью холмов, за которыми раскинулся густой хвойный лес.

    − Это Мейда, − гордо изрёк Ладимир и вздохнул. – Моя отчина.

    − Ваша земля прекрасна, милорд, − сказала Вереск, опустив глаза долу. Она решила оставаться учтивой несмотря ни на что. Даже если он посадит её в шлюпку и отправит ко всем чертям.

    − Ты её тоже полюбишь, − заявил Ладимир, и только тут Вереск сообразила, что он всё ещё обнимает её за плечи.

    − Полюблю? – Она высвободилась и уставилась на князя. – Но…

    − Никаких «но». Вы будете моей гостьей.

    − Гостьей? Но…

    − Опять «но»? – капитан нахмурился. – Ваш загадочный недуг прогрессирует, и вы забыли другие слова? Или, быть может, вам незнакомо слово «гостья»?

   Ладимир снова перешёл на «вы», чем совершенно сбил Вереск с толку. Он в самом деле гневается, или…

   И вдруг в ней проснулась гордость. Проснулась так внезапно, что Вереск удивилась сама себе.

    − Я не хочу быть гостьей, − выпалила она, смело взглянув на князя.

    − Отчего же? – капитан скрестил руки на груди. – Вы кого-то вспомнили? Вам есть, куда пойти, к кому обратиться за помощью?

    − Некуда мне идти, − буркнула Вереск. – Но становиться обузой не собираюсь. Если хотите, чтобы я осталась, дайте мне работу!

    − Что? – брови Ладимира поползли вверх. – Работу?

    − Да.

   Он захохотал так громко, что снующие по палубе матросы замерли и уставились на них. Вереск поняла, что краснеет, но отступать не собиралась. Она сжала кулаки и вскинула голову, готовая к борьбе.

    − Какую работу, по-вашему, могу я предложить хорошенькой женщине? – спросил князь, утирая глаза тыльной стороной ладони.

   Действительно, какую?

    − Ну… я могу чинить одежду, − неуверенно начала Вереск. – Готовить умею… наверное…

    − Наверное? – Ладимир посмотрел с сомнением, наклонился так, что их носы чуть не соприкоснулись, и заявил: − Заключим договор, маленькая коварная сирена. Месяц вы будете моей гостьей, а потом я дам вам работу, если вы не передумаете. Идёт?

    − Неделю.

    − А в вас есть стрежень, милая Вереск, − усмехнулся князь. – Две. И это моё последнее слово, ясно вам?

    − Ясно, − улыбнулась Вереск, довольная маленькой победой: участь приживалки-нахлебницы казалась недостойной и мерзкой.

    − Вот и славно. – Капитан нежно коснулся её щеки и заорал: − Приготовиться к швартовке!

ГЛАВА 5.

Казалось, будто замок растёт из скалы − так гармонично вписал его зодчий в окружающий пейзаж. Цитадель выглядела неприступной. Да и была такой: массивные стены, узкие окна-бойницы, смотровые башни, увенчанные зубцами, укреплённый барбакан над воротами. Высокий утёс сводил на нет возможность атаки с моря. Да... Тот, кто строил бастион, думал о безопасности, а не о красоте, но взгляд так и лип к грандиозному монстру из серого камня. А когда стен коснулись лучи восходящего солнца, замок мгновенно окрасился розовым.

   Вереск ахнула.

    − Впечатляет? − спросил князь, и она кивнула. − Это Приют Рассвета, наше родовое гнездо. Его выстроили по приказу моего пращура, почти пять сотен лет назад, так что замок повидал немало. Выдержал с полдюжины штурмов, не меньше, а однажды держал осаду целый год. Надёжней стен во всём мире не сыщешь, уж поверьте. А теперь держитесь крепче: нас ждёт нелёгкий подъём. − Он тронул коня, и могучий гнедой жеребец двинулся вперёд лёгкой рысью.

   Вереск промолчала. Ей было не по себе. Ладимир усадил её в седло перед собой, несмотря на все протесты. Она могла бы ехать одна, или подождать у пристани, пока пришлют экипаж. Но князь отверг эти варианты. А когда Вереск вознамерилась проделать весь путь пешком, капитан, без лишних уговоров, сгрёб её в охапку, и, спустя секунду, она оказалась на лошади. И теперь здоровенный толстоногий коняга, которого Ладимир выбрал в пристанских конюшнях, нёс их по опасной горной дороге. Всё выше и выше, к замку.

   Но Вереск не пугали ни отвесные скалы, ни крутой подъём, ни огромные волны, что с грохотом разбивались об утёс далеко внизу. Даже мрачные мысли о собственной участи ушли куда-то на второй план. Всё, что тревожило сейчас − крепкое мужское тело, к которому она была вынуждена прижиматься. Широкая грудь Ладимира казалась твёрдой и горячей, словно прибрежные валуны, раскалённые полуденным солнцем. Его сердце стучало громко, чётко и ровно, как метроном. Стальные руки уверенно сжимали поводья.

   Спокойный, как скала во время бури.

   Похоже, князь считал ситуацию вполне уместной и не придавал сложившимся обстоятельствам никакого значения. Вереск же сгорала со стыда. Она кусала губы, старалась дышать как можно тише и реже, сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Происходящее смущало её донельзя. Подобная близость выглядела какой-то слишком интимной и неправильной. Да, князь спас её, но... Они слишком мало знакомы, чтобы прижиматься друг к другу так тесно!

    − Не бойтесь, − сказал вдруг Ладимир, и она вздрогнула от звука его голоса. − Ничего не бойтесь и не смотрите вниз. Осталось немного.

   Он думает, я испугалась подъёма, − сообразила Вереск, и стало совсем уж неловко за собственные мысли.

   А замок становился всё ближе. Огромный и монументальный, он давил своим величием, и Вереск ощутила себя ничтожной букашкой. Да и кто она, если не букашка, в сравнении с этими могучими стенами и высоченными башнями, что без малого пять сотен лет царапают небо зубцами?

   Князя встречали. Толпа челяди у ворот разразилась приветственными криками. Мальчишка-конюшонок схватил жеребца под уздцы, и Ладимир ловко спешился. Его тут же окружили плотным кольцом.

    − Ура! – кричали мужчины.

    − Поздравляем! – верещали женщины. – Счастья вам, милорд!

   Какие верные слуги, − размышляла Вереск, слезая с коня при помощи расторопного конюшонка. – Так искренне радуются возвращению хозяина…

   Но очень скоро она поняла, что причиной бурных восторгов являлось не столько возвращение Ладимира в отчий дом, сколько… она, Вереск, собственной персоной.

    − Миледи! – пухлая румяная старушка в накрахмаленном белом чепце схватила её ладонь. – Вы прекрасны! Прекрасны! Наконец в Приюте Рассвета появится хозяйка!

    − Поздравляем! Давно пора милорду остепениться! – вторил долговязый лакей с длинными седыми усами. – Нарожайте уж ему мальчишек, да побольше! Целый выводок!

    − И девочек! – робко улыбнулась тощенькая отроковица со щедрой россыпью веснушек на остроскулом лице. – Таких же красивых, как вы! Поздравляю, миледи!

   Что происходит? Кто все эти люди? Чего хотят?

   Хозяйка? Выводок детишек?

   Вереск словно в землю вросла, а поток поздравлений не прекращался.

   За кого они её приняли? За…

   О, милосердные боги! Они решили, я его невеста!

    − Я… − промямлила она, ища глазами Ладимира. – Я… Я не…

   А во двор уже выкатили бочки с вином.

    − За молодых! – прогремел первый тост. – Ура княгине Мейдинской!

    − Ура княгине!

    − Долгих лет! – Кто-то осыпал её рисом, и Вереск вскипела.

    − Я. Не. Невеста!!! – прокричала она, да так громко, что все разом смолкли.

   Все обитатели древнего замка уставились на неё, словно она прилюдно разделась.

   Пауза тянулась мучительно долго. Около двух секунд.

    − А кто же тогда? – робко спросила покрытая веснушками отроковица.

    − Это Вереск. – Ладимир вырос за спиной. Положил руки на плечи. – Она моя… кхм… гостья.

    − Но на ней же платье избранницы! – пухлая старушка сложила руки на груди и надулась, отчего мгновенно стала похожа на хомяка.

   Так вот что это за платье!

    − Так вышло, − исчерпывающе пояснил князь и строго глянул на старую служанку. – А теперь, Милда, будь любезна, приготовь нашей гостье подходящие апартаменты. Она устала с дороги.

    − Слушаюсь, милорд. – Пухлая Милда подкрепила слова книксеном и, бросив сердитый взгляд на Вереск, утицей зашагала к донжону. Даже спина служанки источала крайнюю степень разочарования.

    − Вот и славно, − хмыкнул Ладимир, провожая старушку взглядом.

    − Почему вы не сказали им сразу! – Вереск едва не шипела. – Почему вы… Вы…

    − Остыньте, Вереск. – Князь заправил за ухо непослушную прядь. – Хотел посмотреть, как вы с этим справитесь.

    − Ну и как, довольны?

    − Вполне, − серьезно ответил Ладимир. – Моим людям вы пришлись по вкусу.

    − Но я не ваша невеста! – Она сжала кулаки и нахмурилась. – И не избранница. И, если вы ещё помните наш уговор, даже не гостья!

    − Это детали. – Князь коснулся пальцем её подбородка и поднял лицо. Заглянул в глаза. Что он хотел там увидеть? Неизвестно. Но смотрел долго. Пристально. А потом неожиданно отнял руку, и сразу стало… холоднее. – Ступайте, Вереск. Вам надо отдохнуть.

    − Но…

    − Опять ваши «но»! Ступайте, говорю вам. И ничего не бойтесь. Вам здесь понравится.

   Сказав это, Ладимир развернулся на каблуках и, окликнув усатого лакея, зашагал вглубь двора. А Вереск осталась стоять. Одна. Среди людей, которые угрюмо пялились на неё. И глаза, в которых совсем недавно светилась радость, теперь были полны неприязни.

ГЛАВА 6.

В этой комнате всё было... слишком. Узкие, но высокие − от пола до потолка − окна, ковёр с густым длинным ворсом, огромная кровать, на которой с комфортом и без тесноты уместилось бы человек эдак пять-шесть, здоровенный, хоть вепря запекай, камин, облицованный тёмным мрамором, глубокая лохань рядом и... свечи. Сотни свечей.

   Вереск замерла на пороге, не решаясь зайти внутрь.

    − Эти... апартаменты чересчур велики для меня одной, − сказала она и испугалась, что Милда сейчас влепит ей пощёчину: такой сердитый взгляд бросила на неё служанка.

    − Милорд Ладимир не привык экономить на своих гостях, − заявила старушка, надменно поджав губы. − А уж тем более на... кхм... гостьях. Но, если хотите, могу постелить вам в чулане.

   Вам ещё представится такая возможность, − угрюмо подумала Вереск, вспоминая уговор с князем. Интересно, сдержит ли он слово? Или единственная работа, которую Ладимир ей предложит, это греть ему постель?

    − Не стоит беспокоиться, Милда. − Вереск шагнула на мягкий ворс ковра. − Я останусь здесь.

    − Дара принесёт одежду, − отозвалась старушка и удалилась гордо, точно королева.

   Вереск рухнула на кровать. Она слишком устала, чтобы воевать с треклятым розовым платьем, от которого теперь за милю разило пóтом. Всё, на что её хватило − скинуть туфли. В голове гудело, и думать о чём-то, кроме необходимости помыться, не было сил. Помыться! О! Как много отдала бы она за возможность принять ванну! Не кое как сполоснуть лицо и шею ледяной водой, а отмокнуть как следует, так, чтобы кожа на подушечках пальцев сморщилась...

    − Миледи? − В дверь робко постучали, и в проёме возникло лицо, усыпанное веснушками.

   Так вот, кто такая Дара!

    − Миледи, вы позволите? − девчушка тащила два ведра воды.

   Вереск сползла с кровати, намереваясь помочь отроковице.

    − Осторожней, вода горячая, − предупредила Дара, когда она взяла одно из вёдер.

    − Я думала, вы принесёте одежду. − Вереск вылила воду в лохань. Да... Чтобы наполнить это исполинское корыто, таких ведёр понадобится не меньше дюжины.

    − Я тоже, − улыбнулась девочка. − Но милорд решил, что прежде вам надобно помыться.

   Как мило! И послал ребёнка таскать тяжеленные вёдра.

    − Пойдём, − заявила Вереск и сунула ноги в туфли. − Я тебе помогу.

    − Не надо! − Дара замотала головой. Её волосы скрывал накрахмаленный чепец, но Вереск не сомневалась, что девчонка − рыжая. − Милорд предупредил, что вы захотите помочь. Но вам нельзя − так он сказал. Вы ещё слабы, вот. А мне пособит Горий, наш лакей, так что не беспокойтесь.

    − Хорошо, − пробормотала Вереск. Ладимир, похоже, большой мастер всё учитывать...

   Дара оказалась настоящим сокровищем. Ловкая и расторопная, она наполнила лохань в десять ходок, разожгла камин и принесла стопку чистой одежды. Вереск с облегчением вздохнула, не разглядев в этой стопке ничего розового, парчового и кружевного. Длинная льняная рубаха, светлое платье простого кроя и... мягкие чёрные полусапожки без каблука. Как раз её размера. А ещё − кусочек ароматного лавандового мыла, крохотный, не больше мизинца, флакон масляных духов, дюжина шпилек и изящный черепаховый гребень.

   Разглядывая гостинцы, Вереск опять вспомнила князя. Как он, однако, предусмотрителен. Щедр, заботлив и...

   Проклятье! Она разозлилась на себя. Может, она и потеряла память, но не рассудок же! Ладимир − завидный жених. Толпы молоденьких красавиц в его полном распоряжении. По первому щелчку пальцев любая прыгнет к нему в постель и сделает всё, что тот прикажет. Абсолютно всё.

   И только она, Вереск, не бросилась к нему на шею с мольбой: "возьми меня замуж, о, великий князь Мейдинский!". Видимо, сей факт, пробудил в нём инстинкты охотника, и теперь он вознамерился обхаживать её, пока не покорит.

   А уж когда покорит… разок другой, спокойно вернётся к толпе своих невест.

   Хотя... возможен и другой расклад. Как ни крути, Ладимир спас её. И, быть может, теперь чувствует ответственность за её жизнь. Приблизительно так, как беспокоятся сердобольные дети за найденного под проливным дождём котёнка.

    − Миледи. – Дара вырвала Вереск из раздумий. – Ванна ждёт.

    − Спасибо, Дара, − искренне поблагодарила Вереск. Конопатая девчушка единственная не изменила к ней отношения после безобразной сцены в замковом дворе.

    − Могу я ещё чем-то вам услужить?

    − Нет, − качнула головой Вереск, но тут же спохватилась. – Хотя… Помоги мне снять платье, пожалуйста.

   Дара ловко распустила шнуровку, расстегнула крючки и высвободила Вереск из плена шёлка и кружева.

    − Красивое… − мечтательно протянула юная служанка, рассматривая расшитый жемчугом корсаж.

    − Красивое и жутко неудобное, − улыбнулась Вереск, скручивая волосы в узел на затылке.

    − Это платье избранницы, вы знали?

    − Избранницы? – Вереск нахмурилась. Что-то подобное, кажется, говорила Милда там, во дворе.

    − О, да! – глаза Дары заблестели. – Князь Ладимир жалует такие молодым незамужним леди в знак своего особого расположения. Счастливицы, которых князь одарил вниманием, приедут в Приют Рассвета на бал, а самая счастливая из всех счастливиц станет его женой!

    − Ах, вот оно что. – Теперь Вереск припомнила рассказы старика-боцмана.

    − Ну да, − девчушка вздохнула. – Когда дозорные сообщили, что хозяин едет к замку не один, а с дамой, мы уж решили, что… что он… что он и вы…

    − Что князь сделал выбор, не дожидаясь бала?

    − Ага, − угрюмо отозвалась Дара. – Мы так надеялись на свадьбу! Милорду давно пора остепениться, так все говорят.

   Но его сердце на веки вечные отдано морю…

    − Спасибо Дара, − улыбнулась Вереск. – Сейчас мне нечем отблагодарить тебя за доброту, но…

    − Будет вам, миледи, − девчушка зарделась. – Вы добрая и очень, очень красивая! Для меня честь служить одной из избранниц!

    − Но… я не избранница.

    − Как же? – В глазах отроковицы заблестели лукавые искорки. – Платье же у вас!

ГЛАВА 7.

Она не могла рассмотреть его лица. Никак не могла, сколько ни старалась. Стоило любимому склониться к ней, как видение превращалось в кошмар, и Вереск просыпалась.

    − Нет! – закричала она, когда усыпанная цветами равнина превратилась в пепелище, а любимый мужчина рассыпался в прах. – Нет!

   Вереск села на постели. Несколько секунд никак не могла сообразить, где находится, а когда вспомнила, закрыла лицо руками и разрыдалась.

   Прошлое. Она утратила своё прошлое. Навсегда. Лишилась всех, кого любила и тех, кто, возможно, любил её. Потеряла ребёнка… и того, кто ей этого ребёнка сделал. Думать об этом, всё равно, что поворачивать кинжал в ране. Больно. Так больно! И страшно.

    − Я никто, − прошептала Вереск, глотая слёзы. – Никто… Никто!

   Но тут привыкшие к полумраку глаза различили светлое мерцающее облако на бархатном кресле. Что это? Платье? То самое платье. Волны оборок и кружев, блестящий шёлк, россыпь жемчужин…

   Платье избранницы…

   Дара забирала почистить его и, похоже, принесла обратно.

   Треклятое платье! Вереск сжала кулаки. Треклятое платье перевернуло всё с ног на голову, и теперь она – одна из невест-избранниц Мейдинского князя, самого завидного жениха Континента, как говорили все вокруг.

   И что же теперь? Пищать от восторга? Да, Ладимир красив. Красив суровой мужской красотой. Вереск вспомнила стальные мускулы, сильные руки, щетину на упрямом подбородке, волны русых волос и ясные синие глаза в оправе длинных ресниц. Прямо-таки воплощение девичьих грёз. К тому же, он баснословно богат. Более выгодную партию даже представить сложно, но…

   Не хватало ещё, чтобы меня выбирали, словно племенную кобылу! – сердито подумала Вереск и вскочила на ноги. Путаясь в длиннополой ночной рубахе, она подошла к окну и распахнула ставни. Над морем плескалась ночь. Глухая и непроглядная. Серп месяца тонул в рваных тучах, роняя серебристые блики в тёмные волны.

   Вереск не колебалась. Сгребла в охапку дорогие шелка и швырнула в ночь. Платье летело вниз, точно розовый призрак, и очень скоро Вереск потеряла его из виду.

    − Так-то лучше, − улыбнулась она и вернулась в постель.

   Сон не шёл. В голове крутились мысли, вихрем проносились имена и лица новых знакомцев, вспоминались слова и взгляды. Взгляды и слова…

   Вы были беременны, Вереск. Но потеряли ребёнка…

   Самая счастливая из счастливиц станет его женой…

   Вереск ворочалась, терзая подушку, однако уснуть так и не смогла.

   Но, похоже, бессонница изводила не её одну: она услышала шаги. Лёгкие. Невесомые. Едва различимые.

   Кто-то шёл по коридору. Кто-то крался во мраке ночи. Крался… и теперь остановился.

   Вереск замерла, затаив дыхание.

   Кто-то. Стоял. За дверью!

   Стоял мрачной тенью, тяжело, с присвистом, дышал и… прислушивался?

   Вереск почувствовала, что седеет. Ладони взмокли, а сердце застыло, превратившись в крохотную льдинку.

   Засов! Она не заперла засов!

   О, силы небесные! Почему? Ну почему она не заперла чёртов засов? Что теперь делать?

   Быть смелой!

    − Кто там? – крикнула она, призывая на помощь всю силу духа. Так хотелось услышать тонкий голосок Дары, или даже ворчание старой Милды, но…

   Ответом была тишина.

   Давящая, полная зловещих шорохов и скрипов, тишина.

   Надо быть смелой. Помощи ждать неоткуда.

   Вереск сползла с кровати. Осторожно, на цыпочках, приблизилась к камину и вооружилась кочергой: кто бы ни стоял за дверью, становиться лёгкой добычей она не собиралась.

   Сжимая железный прут холодными пальцами, она подошла к двери.

   Тихо. Так тихо. Только что-то гулко стучит… Ах, да! Это сердце. Её сердце. Почему же оно колотится так громко?

   Вереск прижалась ухом к гладкому дереву. Отчего-то ей померещилось, что тот, кто стоял по ту сторону, сделал то же самое.

   Тяжёлое дыхание с присвистом…

   А может, это ветер гоняет по замку сквозняки?

   Приглушённые шорохи…

   А вдруг, это мыши копошатся в тёмных углах? Или…

   Гадать можно долго.

   Вереск сжала кочергу до хруста в пальцах и резко толкнула дверь. Та распахнулась с грохотом, и мгла хлынула в комнату, единственным источником света в которой оставался огарок свечи.

   Коридор был пуст.

    − Кто здесь? – повторила Вереск, и голос эхом отразился от каменных сводов:

    − Кто здесь… здесь… здесь…

   Никого… Тут никого нет.

   Нет ли?

   Тьма играла с ней злые шутки. Вереск была уверена, за поворотом скрылось нечто огромное, мохнатоё, чёрное, со щупальцами вместо рук.

   Силы небесные!

   Она шустро нырнула обратно в комнату. Засов! Надо затворить засов! Рука уже потянулась к задвижке, но замерла на полпути. Подчиняясь какому-то необъяснимому порыву, Вереск схватила огарок свечи в незамысловатом бронзовом подсвечнике и, половчее перехватив кочергу, вышла в коридор.

ГЛАВА 8.

Вернуться. Немедленно вернуться обратно. Вернуться, запереть дверь и нырнуть под одеяло.

   Эта мысль стучала и стучала в голове настойчивым молоточком. Разумная, правильная мысль.

   Назад. В комнату. Скорее!

   Но Вереск продолжала идти: что-то влекло, неудержимо тянуло вперёд. Так, должно быть, манит мотыльков тусклый свет. Удивительное ощущение. Странное. Невероятная смесь страха, щемящей тоски, колючей тревоги и обречённости, которую Вереск не могла ни понять, ни объяснить. Она осторожно ступала по ледяным плитам, разрезая тьму дрожащим пламенем свечи, и причудливые тени танцевали на стенах.

   Что ждёт впереди? Кто притаился там, за поворотом?

   Страшно, страшно... Но Вереск не могла остановиться.

   Шаг. Ещё шаг.

   Мрак становился всё гуще и гуще, а огарок почти превратился в лужу расплавленного воска.

   И ещё один шаг.

   Меня зовут... Меня ждут...

   Чья тень мелькнула за углом? Или просто почудилось? Конечно, почудилось...

   Здоровенный, семи футов росту. С шипастым горбом и словно бы без головы. Руки длинные, по полу волочатся, а ног и вовсе нет... Страшилище ползло и шелестело, точно ворох опавшей листвы.

   Вереск вросла в пол. Нервно сглотнула. Кошмарный силуэт замер и дёрнулся.

   Услышал? Почуял?

   Свеча зашипела и погасла, и стало, как в гробу. Ни звука. Ни проблеска света. Слепота и безмолвие. И только кровь пульсирует в висках.

   Оно идёт сюда. За мной.

   Вереск бесшумно поставила бесполезный теперь подсвечник и ухватила кочергу двумя руками. Приготовилась.

   Ещё немного. Совсем немного... Вот оно! Сейчас!

   Зажмурившись и кусая губы, чтобы не закричать, она широко замахнулась и...

   Кочергу перехватили, больно вывернув запястье.

    − Ай! − Вереск забилась. Зашипела, точно дикая кошка, но сильные руки держали крепко − не вырваться.

    − Тихо!

   Голос... Знакомый голос...

    − А ну, тихо, Вереск! Это я! Я!

   Она обмякла в стальных объятиях. Ладимир... Откуда он взялся? И куда делось чудовище?

   Чудовище! Конечно! Оно где-то рядом! Притаилось и...

    − Пустите меня! − взмолилась Вереск. − Пустите! Там, в темноте, кто-то есть! Оно ползёт!

    − Ползёт? − Князь лишь крепче прижал её к себе. Тёплая ладонь коснулась макушки. − Это многое объясняет.

    − Вы... смеётесь надо мной?

    − Нисколько. − Вереск не видела его лица, но не сомневалась, что он улыбнулся. − Приют рассвета построили в тёмные времена, и его стены помнят много тайн. Кошмарных мрачных тайн, о которых люди давно забыли. Говорят, иногда эти кошмары оживают... Но не волнуйтесь! У меня при себе шпага, и, уверяю, владею я ей лучше, чем вы кочергой. − Ладимир вдруг посерьёзнел: − Вам не следовало бродить здесь одной среди ночи.

    − Мне... я... Ох! − У Вереск подкосились ноги, и князь ловко подхватил её.

    − Вы многое пережили за последние дни, − сказал он. − Неудивительно, что вам мерещатся всякие ужасы.

   Она не стала спорить. Да и поверит ли князь, если она скажет, что кто-то звал и манил её в глубины замка?

   Ладимир сочтёт меня безумной, только и всего, − угрюмо подумала Вереск, и покорно положила голову на крепкое плечо.

    − Отнесу вас в комнату. − Он решительно шагнул в темноту и вдруг остановился. − Хотя... Не желаете скрасить предрассветные часы светской беседой и изысканными закусками?

   Вереск согласилась, не раздумывая: меньше всего сейчас хотелось оставаться одной.

   Они расположились на крепостной стене, близ самой высокой смотровой башни. Казалось, отсюда можно увидеть другой берег моря. По небу неторопливо плыли седые облака, и сквозь рваную пелену проглядывал жёлтый круторогий месяц. Далёкие звёзды холодно мерцали, как искусно огранённые бриллианты. Воздух пах солью, хвоей и дымом. Вереск пока ещё не замёрзла, но Ладимир заявил, что это непременно произойдёт. Поэтому накинул ей на плечи тяжёлый сюртук, а на каменную скамью постелил тонкий шерстяной плащ.

   Князь разделил с ней "изысканные закуски": ржаной хлеб и твёрдый сыр. От вина Вереск отказалась. Да и вообще она сильно сомневалась, что в походной фляге Ладимира было именно вино.

   Светской беседы не сложилось: князь молчал. Облокотившись на парапет, он хмуро глядел вдаль. Туда, где небо и море сливались в единое целое. Его безмолвие ничуть не тяготило Вереск. Она сосредоточенно жевала сыр и слушала, как волны целуют прибрежные скалы.

    − Одно удовольствие разговаривать с вами, милая Вереск. − Ладимир нарушил тишину, и слова его прозвучали серьёзно, без тени насмешки. − Как вам сыр?

    − Прекрасно.

    − Что заставило вас покинуть комнату, вооружившись кочергой? − Теперь он ухмылялся.

    − Не знаю... − ответила Вереск. − Может, то же самое, что вынудило вас бродить по коридорам со шпагой?

   Князь хохотнул.

    − Однако! Характер у вас с перчинкой!

    − Возможно, невесты-избранницы окажутся достаточно пресными, чтобы угодить вашему вкусу, − парировала она.

   Ладимир бросил на неё какой-то странный взгляд. Лицо князя помрачнело. Синие глаза стали почти чёрными.

    − Не вам судить о моих вкусах. − Голос князя прозвучал хрипло, а на скулах заиграли желваки.

   Гневается, − сообразила Вереск. − Ему ли гневаться! Писаные красавицы из лучших семей Континента будут в полном его распоряжении: выбирай − не хочу. А он гневается...

   Князь отхлебнул из фляги и снова уставился куда-то за горизонт. Плечи его поникли.

   Да уж... Не похоже, что Ладимир в восторге от этой затеи с отбором невест, подумала она. А вдруг где-то, на далёком берегу, ждёт его та самая, единственная, но князь, из-за какой-нибудь мелочи, вроде происхождения, не может взять её в жёны? Вот и грустит.

   Не исключено...

   Нестерпимо хотелось что-то сказать, но ничего не приходило на ум. Поэтому Вереск просто встала рядом, пытаясь проследить за взглядом своего спасителя. Это оказалось нетрудно: Ладимир смотрел на пристань.

    − Видите? − сказал он неожиданно, и Вереск вздрогнула. − Вон там. Это "Легенда" − моя драгоценная девочка.

   Вереск покосилась на него: не тронулся ли умом? Но, судя по всему, князь говорил вполне серьёзно, и в голосе звучала неподдельная гордость.

    − "Легенда" − самый быстроходный фрегат Континента, Вереск. Жемчужина моего флота. Она прекрасна, не правда ли?

   Вереск молча кивнула, ожидая дальнейших восторгов. Но их не последовало: Ладимир опять помрачнел.

   Да что с ним такое?

    − Когда-то я мечтал покорять моря. − Князь сжал кулаки до хруста и поглядел на них так, будто видел впервые. − А вместо этого оказался заперт... заперт в... Чёрт!

   Он развернулся и схватил Вереск за плечи. Да так резко, что она ахнула.

    − Откуда вы взялись? − Глаза Ладимира лихорадочно блестели. − Кто вас послал?

    − Никто, − прошептала она.

    − Мне кажется, я видел вас раньше, Вереск.

   Она не нашлась, что ответить. Ладимир пугал её. Пожалуй, сейчас он пугал её даже больше безголового чудовища, бродившего по коридорам замка. Князь вёл себя, как безумец. Говорил, как безумец. И взгляд его был совершенно безумным.

   Безумным и жадным.

    − Мне кажется, я видел вас... − повторил он тихо и склонился к её лицу. − Раньше...

   Его дыхание обжигало, а близость лишала воли.

   Чего он хочет?

    − Даже если так, я ничего не помню. − Вереск высвободилась из плена сильных рук и отступила на шаг. Она чувствовала, что щёки её пылают. − Прошу прощения, милорд, но мне давно пора в постель.

    − Да... − протянул князь, и помутневшие глаза его прояснились. Правда не сразу и не полностью, но всё-таки... − Конечно... Я провожу вас, но больше никаких скитаний по замку среди ночи. Обещаете?

   Вереск смущённо потупила взор.

    − Обещаю.

    − Даёте слово?

    − Да, милорд. Даю слово. − Вереск радовало, что Ладимир снова улыбается мальчишеской улыбкой и не глядит на неё так, будто хочет съесть.

    − Вот и славно.

   Он проводил её до самых дверей. Такой сильный. Могучий. Надёжный, как скала. Все страхи, ужасы, скрипы и шорохи прятались от него в самые тёмные углы. Да, Ладимир был тут хозяином, и даже безголовое чудовище поклонилось бы ему, доведись им встретиться.

    − Спокойных снов, милая Вереск. − Князь поклонился. Галантно и изящно, как истинный представитель голубых кровей.

    − Спокойной ночи, милорд, − ответила она учтивым книксеном и вошла в опочивальню. Вошла и заперла засов.

   Так-то лучше.

   До рассвета осталось всего ничего, а Вереск чувствовала себя так, будто в еду ей подмешали сон-траву: буквально валилась с ног. Дойти бы до кровати! Дойти, не растеряв впечатлений от странного, но удивительного приключения. Вереск не знала, что взволновало её больше: тень кошмарного монстра или свидание с хозяином замка.

   Угли в камине давно остыли, и в комнате стало прохладно.

   Бррр... Вереск поёжилась.

   Надо будет попросить Дару принести поленьев.

   Она уже залезла под тяжёлое меховое одеяло, когда взгляд зацепился за... розовое пятно.

   Сердце на миг остановилось. Кожа покрылась мурашками.

   На тёмном кресле красовалось, поблёскивая жемчугом, платье невесты-избранницы...

ГЛАВА 9.

За завтраком прислуживала Милда. Дара, которая делала это последние три дня, уже до первых петухов покинула Приют Рассвета, снабжённая тугим кошельком, крепкой повозкой, конюшонком и... кучей разнообразных поручений. Девчушка отправилась в Пристанский город, чтобы договориться с мельничихой о поставках муки, заказать на рыбном рынке устриц и омаров, выбрать цветы и ленты для украшения зала, купить специй, что ценились на вес золота, и многое, многое другое. Обо всём этом конопатая отроковица поведала Вереск накануне, когда перестилала постель. "До приёма столько надо успеть! Осталось-то всего три недели, − щебетала Дара и тут же мечтательно вздыхала: − Ох, вот бы хоть одним глазком взглянуть на бал!". Вереск её восторгов не разделяла: мысль об отборе невест приводила в уныние, сдобренное гадливостью. Очень уж легко представлялось, как Ладимир ходит вдоль шеренги невест и смотрит их зубы, а потом даёт команду, и девушки наспех стягивают наряды, дабы продемонстрировать свои прелести. Бррр...

    − Вы что-то бледны сегодня, − заметил князь, не отрываясь от письма. Он читал уже третье послание за утро. − Плохо спали?

   Вереск с лёгким стуком поставила чашку на блюдце и опустила глаза.

   Он что-то знает?

    − Я спала великолепно, милорд, − она выдавила улыбку. − Как и всегда.

   Ладимир рассеянно кивнул и взял из стопки следующее письмо.

   Ничего он не знает, − поняла Вереск, украдкой поглядывая на своего спасителя. − Ничего.

   Спала она великолепно, да. Вот только перед сном изорвала розовое платье в клочья, а потом спалила в очаге. Но утром наряд, как и всегда, ждал на кресле...

   Милда накрывала на стол и смотрела с едва скрываемым презрением. Поджимала губы, морщилась, фыркала, бормотала что-то себе под нос.

   Она считает меня шлюхой...

   Что ж, с этим ничего не поделаешь. Проще продеть в игольное ушко пеньковый канат, чем перебудить в чём-то старую даму. Так что придётся терпеть. Ох! Что будет, когда она, Вереск, станет такой же прислугой! Милда попросту сживёт её со свету. А уж когда Ладимир женится...

    − Есть-то будете? − буркнула старушка. Грубость сочеталась с её пухлым румяным лицом так же гармонично, как фата с бычьими рогами. − Стынет всё.

    − Милда! − одёрнул князь.

    − Простите, милорд, − пропела служанка, приторно улыбаясь. − Я забылась. Кушайте, кушайте, госпожа Вереск! Вы наша гостья, а принимать гостей − большая честь.

   Вот же коварная выхухоль!

   Вереск ничуть не удивилась бы, если б Милда подмешала в еду толчёный корень пробочника, что знаменит слабительными свойствами.

   Завтрак манил. Звал и околдовывал. Только безумец отказался бы от такой трапезы. Пышные оладьи, залитые прозрачным барбарисовым мёдом, густая сметана, свежий − только из печи − хлеб с хрустящей корочкой и ароматный чай. Никаких яиц. Никаких сухарей. Вина раньше обеда в Приюте Рассвета не подавали, поэтому Милда наполнила высокие стаканы прохладным ягодным морсом.

   Оладьи таяли во рту. Интересно, это Милда их готовила? Если так, старушке легко можно простить вздорный характер. Вкусно. Как же вкусно!

    − Я желаю видеть вас на приёме в честь отбора невест, − заявил Ладимир тоном, которым обычно просят лакея подать коня.

   Вереск чуть не подавилась оладушкой.

   Ещё чего не хватало!

    − Это совершенно невозможно, милорд, − спокойно сказала она, наблюдая, как Милда разливает чай в изящные фарфоровые чашки.

    − Вы смеете мне перечить? − брови князя сошлись над переносицей.

   И тут её поддержала Милда. Это было неожиданно и странно, как снег в разгар лета.

    − Госпожа Вереск права, милорд, − мягко увещевала старушка, встав за левым плечом хозяина. − Не всякая... кхм... леди может стать невестой-избранницей. Только знатные незамужние особы... не старше двадцати.

   Сказав это, служанка бросила на Вереск весьма выразительный взгляд.

   Ух! Ну и ведьма!

    − Ты хорошо знаешь традиции и чтишь их, Милда, − отозвался князь и допил остывший чай одним глотком. − Это похвально. А теперь запомни: то, что Вереск знатная особа не доказано, но и не опровергнуто. К тому же, она получила платье, а значит − все условности соблюдены.

   Ладимир промокнул губы салфеткой и поднялся, давая понять, что разговор окончен.

   Вереск ощутила, как внутри закипает гнев. Вот упрямец! Привык гнуть под себя всех вокруг! Привык, что малейшему слову подчиняются беспрекословно и бездумно, точно марионетки в руках кукловода!

   Ну, уж нет!

    − Я пойду на бал. − Она вскинула голову и встретилась с ним взглядом.

    − Вот и славно. − Вереск ни секунды не сомневалась, что князь ответит именно так.

    − Но не как одна из избранниц, а как прислуга.

   Ладимир уставился на неё, как на сумасшедшую, а Милда замерла с подносом в руках.

    − Не притворяйтесь, что забыли! − Голос звучал твёрдо и звонко, а смелости хватило бы на схватку с драконом. − По нашему уговору, я гостья лишь две недели, а потом... потом вы обещали взять меня на работу. Вы дали слово, милорд! Или слово Мейдинского князя теперь пустой звук?

   Удар попал в цель.

   Ладимир ответил холодным и острым, как его шпага, взглядом.

    − Слово моё крепче стали калёной. − Он покинул столовую, хлопнув дверью так, что на столе подскочили чашки.

   Конюх выбрал для неё покладистую кобылку изабелловой масти.

    − Будьте осторожны, миледи, − напутствовал он, помогая сесть в седло. − И не уезжайте слишком далеко: видите мглу на Востоке? Близится шторм!

    − Разумеется, − кивнула Вереск, поглядев на сгущающиеся тучи. − Я вернусь к обеду.

   Лошадь осторожно ступала по горной тропе, а Вереск, позабыв обо всём, любовалась красотами природы. Крутые холмы вздымались и опадали, словно исполинские зелёные волны. Дубравы шумели густыми кронами, а фруктовые деревья стояли в цвету, роняя нежные лепестки, как робкая невеста роняет слёзы в первую брачную ночь. Вдалеке мелькали одинокие фермы и деревушки. За золотыми полями начинались дремучие леса, а над чащобами высились синеватые горы, укрытые ослепительно белыми снежными шапками.

   Когда дорога стала ровнее, Вереск пустила кобылку лёгкой рысью и очень скоро оказалась на гладком, словно тарелка, плато.

   Не может быть...

   Вереск слишком резко натянула узду, и лошадь привстала на дыбы.

   Не может этого быть!

   Равнина, что расстилалась перед ней, сплошь была усыпана розовыми цветами...

   Как во сне. Всё как в моём сне!

   Вереск замерла, ни жива, ни мертва. Она слишком хорошо знала, что будет дальше.

   Всё исчезнет... Сейчас всё исчезнет!

   И тут же нежный бриз сменился порывистым ветром. Пузатые, набитые градом и дождём тучи заволокли небо, и землю сотряс раскат грома.

   Кобыла испуганно заржала, задёргалась, взбрыкнула, и Вереск, ахнув, полетела вниз. Сочная трава смягчила удар, но не уберегла от ссадин и ушибов.

   Чёрт!

   Лошадь, фыркая, умчалась прочь, а с неба упали первые тяжёлые капли.

   Вот чёрт!

   Надо убираться отсюда, пока не поздно, − решила Вереск и, прихрамывая, зашагала к тропинке. Не преодолела она и пары ярдов, как молния вспорола небеса, и хлынул дождь...

   До замка она добралась, когда на Мейду опустились сумерки.

    − Боги милостивые! Вы похожи на болотную ведьму! − охнула Дара, пропуская её в комнату. − Хозяин отправился искать вас, а ещё приказал выпороть лошадь и пристрелить конюха. Ну... или наоборот.

    − Не надо никого наказывать. − Вереск устало опустилась на стул возле очага. Ноги гудели. Тело ломило, будто её били. − Кроме меня никто не виноват.

    − Я помогу вам раздеться, − захлопотала девчушка. − Не хватало ещё вам простудиться накануне приёма!

    − До приёма ещё далеко. − Вереск выжала мокрые волосы. − Очень далеко.

    − Ах! Вы же не знаете! − просияла Дара и хихикнула. − Весь замок на ушах стоит! Милорд перенёс сроки, и бал состоится уже через неделю!

ГЛАВА 10.

– Какого чёрта вы творите? – Глаза Ладимира метали молнии. На скулах играли желваки. – Зачем покинули замок? Знали же, что грядёт буря!

    – Ничего страшного не произошло. – Вереск сложила руки на коленях и расправила плечи.

    – Не произошло? – Князь навис над ней, как грозовая туча. – Вас сбросила лошадь.

    – Но…

    – Не перебивайте! – рыкнул он. – Вы запросто могли свернуть себе шею!

    – Но не свернула!

    – Это просто везение. – Ладимир выпрямился. – Как и то, что вам не встретились разбойники.

    – Разбойники? – Вереск нахмурилась.

   Он серьёзно, или просто хочет напугать?

    – Да, Вереск, разбойники. Лихой народ. Живут в лесах и грабят заплутавших путников.

    – Спасибо, – процедила она, от души желая испепелить князя взглядом. – Мне известно, кто такие разбойники, милорд. Но, увы, я – неподходящая добыча.

    – Вот как? – Ладимир скрестил руки на груди и вскинул бровь.

    – Какой смысл меня грабить? У меня ничего нет!

    – Ошибаетесь. – Он снова наклонился и схватил её за плечи. Железные пальцы впились в кожу. – Есть.

   Ладимир держал крепко. Дышал жарко, а глаза его вновь стали безумными, как тогда, на крепостной стене. Вереск оцепенела. Губы князя оказались близко.

   Слишком близко…

    – Есть, Вереск, – повторил он хрипло. – Вы сами – весьма желанная добыча…

    – Миледи! – Дара не вошла, а ввалилась в дверь. Девчушка с трудом удерживала поднос, на котором громоздились разномастные склянки, пузырьки и примочки.

   Князь резко выпрямился и глянул на отроковицу так хмуро, что у бедняги даже веснушки вспыхнули.

    – Милорд… я… – промямлила несчастная и попятилась. – Я…

    – Уйди с глаз. – Ладимир вырвал поднос из хрупких девичьих рук. – Ступай на кухню. Живо!

   Дважды повторять не пришлось: Дара выпорхнула из комнаты и понеслась по коридору, топая, точно стадо зубров. Князь же устроил поднос на низенькой прикроватной тумбе и с деловым видом сдобрил отрез льняной ткани содержимым пузатой склянки.

    – Поднимите-ка голову, моя лихая наездница.

    – Не надо… – слабо запротестовала Вереск.

    – Надо. – Буря миновала, и теперь в синих глазах танцевали лукавые искорки. – У вас на лбу шишка с перепелиное яйцо и ссадина длиной в милю.

   Вереск покорилась. К чему сопротивляться? Уж лучше смиренно принять помощь. К тому же, она чувствовала себя совершенно разбитой. Ещё бы! Преодолеть десять миль пешком под проливным дождём и градом, заблудиться, дважды свалиться в грязь… Да... Пожалуй, Ладимир прав – ей крупно повезло, что разбойники не встретились на пути. Она не сумела бы ни убежать, ни спрятаться, ни, тем более, оказать сопротивление.

   Почему он отправился искать меня? – думала Вереск, послушно подставляя князю ободранный в кровь локоть. – Неужели я так дорога ему? Или он, как радушный хозяин, заботится о благополучии гостьи? Хотя... может быть, он просто решил, будто я…

    – Вы хотели сбежать? – Ладимир так чётко сформулировал её собственную мысль, что Вереск дёрнулась. – Признайтесь, именно эта безумная идея руководила вами, когда вы отправились неведомо куда?

    – Я просто гуляла, – глухо отозвалась Вереск.

    – Вы считаете Приют Рассвета тюрьмой, не так ли? – Князь намазал очередную ссадину целебным бальзамом. – А меня – зловещим демоном, что запер вас в клетке?

    – Ничего такого я не думаю.

    – Хорошо, если так. – Ладимир серьёзно посмотрел на неё. – Вы похожи на мокрую курицу.

    – Спасибо. – Вереск и бровью не повела. – Милорд галантен, как никогда.

   Он улыбнулся. Не хищно, не нагло. Совершенно без издёвки и каких-то скрытых смыслов. Той самой мальчишеской улыбкой, которая уже давно не давала покоя.

   И Вереск улыбнулась в ответ.

    – Не думал, что скажу это кому-то до окончания отбора невест, но… Немедленно раздевайтесь и ложитесь в постель. – Ладимир поднялся. – А я прикажу Милде подать вам бульон и тёплое вино с гвоздикой.

    – Милде... – Вереск сморщилась. – Старая дама ненавидит меня.

    – Ну, это преувеличение, – заметил князь и, подумав, добавил: – некоторое.

   Вино и бульон принесла Дара. Вереск не удивилась. Скорее всего, Милда слишком занята. Возможно, как раз в этот самый момент она варит ядовитую смесь, чтобы отравить ненавистную «гостью», или распускает скабрезные сплетни…

   Есть не хотелось совсем. Бульон казался слишком горячим, а вино – кислым. Дрова в очаге уютно трещали, но огонь не грел. Вереск дрожала, закутавшись в меховое одеяло, словно в кокон. Дара деловито коснулась её лба и причмокнула:

    – А ведь у вас жар, миледи.

    – Ничего страшного. – У Вереск зуб на зуб не попадал. – Это скоро пройдёт.

    – Главное, чтобы это прошло до приёма, – рассудительно заметила девчушка.

    – Не беспокойся, Дара. – Попытка улыбнуться с треском провалилась. – Участвовать в отборе невест я не собираюсь.

    – Как это? – служанка захлопала ресницами. – У вас же платье!

   Ох уж это платье!

   Вереск метнула быстрый взгляд в сторону кресла. Ну конечно. Вот оно, платье…

   В огне не горит, в воде не тонет.

    – Хочешь, подарю его тебе?

    – Ох, нет! Нет, госпожа, смилуйтесь! – Дара всплеснула руками так отчаянно, словно ей предложили отрубить ногу по колено. – Я не хочу остаться старой девой!

    – Старой девой? Из-за платья?

    – Да, да, – закивала отроковица. – Платье невесты-избранницы можно получить только от князя. А ежели оно досталось девице… эээ… иным способом – всё. – Девчушка разрубила воздух ладонью. – Замуж, считай, никогда не выйдешь.

    – Страшное дело… – прошептала Вереск.

    – Страшное, – отозвалась служанка. – Уж лучше смерть, чем такая участь.

   Вереск улеглась. Свернулась калачиком и обнялась с подушкой. Зевнула.

    – Добрых снов, миледи. – Отроковица погасила все, кроме одной, свечи и двинулась к двери.

    – Постой! – Оставаться в одиночестве не хотелось. Совсем. – Побудь со мной ещё немного. Присядь и расскажи что-нибудь.

   Дара села в изножье. Улыбнулась.

    – Что миледи хочет услышать?

   Сказку...

    – Поведай о себе. Как ты очутилась в Приюте Рассвета?

    – О! – вздохнула девочка. – Это совсем не интересно. Обычная история. Как у всех... Тут служила моя мать. А теперь вот я служу.

   Действительно, не слишком интересно...

    – А расскажи про туман!

    – Про... туман? – Дара выглядела весьма озадаченной. Неужели есть что-то, о чём не ведает эта шустрая проныра?

    – Да. – Вереск отчаянно боролась со сном. Глаза слипались. – Когда корабль подходил к Мейде, стоял такой туман... и все... все... – она снова зевнула, – ...молчали...

    – Ах, вот оно что! – Просияла отроковица. – Так это вы шли через пролив Безмолвия! Там всегда так.

    – Пролив Безмолвия?

    – О да! – Девчушка понизила голос, и Вереск поняла, что получит свою сказку. – Когда-то давным-давно морская ведьма прогневалась на людей и наслала на них чудовищного монстра – кракена. О, миледи, то был жуткий кальмар, размером с остров, с такими вот длиннющими щупальцами. Кракен погубил сотни кораблей и сожрал тысячи людей. Никто не мог с ним справиться: даже самые отчаянные смельчаки да удалые воины терпели крах. Но нашлась девица с голосом сладким, точно патока. Она потребовала, чтобы её отвезли на рифы, и осталась там. Она пела, миледи. Пела, и голос её разносился далеко над морем. Даже чайки смолкли. Даже волны стихли, чтобы послушать ту песнь. Голос красавицы убаюкал и кракена: монстр опустился на самое дно и уснул мёртвым сном. А девица обратилась непроглядным туманом и рассеялась над проливом. С тех пор повелось молчать, проходя через те воды. Всякий моряк знает – даже малейший шорох способен разбудить кракена, но усыпить монстра вновь уже никто не сумеет. Добрых и светлых снов вам, миледи...

   Последних слов Вереск уже не слышала.

   Звук походил на тот, что можно услышать из морской раковины, если поднести её к уху.

   Шшшш... Ш-ш-ш-шшшшш... Шшш-ш-ш-ш-шшшш...

   Странный звук. Совсем не уместный здесь.

   Вереск села и откинула со лба влажные пряди. Сколько же она спала? Дара ушла, а свеча почти догорела... И что же это шипит?

   И тут она увидела...

   Дым?

   Клубы сочились из-под двери. Седые и плотные, как кучевые облака.

   Что это, чёрт побери? Неужели пожар?

   Ничтоже сумняшеся, Вереск подлетела к двери и выскочила в коридор. Выскочила и замерла...

   Нет. Это не пожар: дымом даже не пахло. В коридоре стоял туман. Самый настоящий туман. Непроглядная густая пелена.

   Вереск нервно сглотнула. Попятилась к спасительной комнате, но двери за спиной не оказалось. Ни двери, ни стены. Только туман. Туман впереди, сзади, слева, справа, сверху и под ногами. Всюду.

   Туман и голос в нём. Далёкое, едва различимое... пение.

   Вереск пошла на голос. Прекрасный, сладкий, чарующий голос, проникающий в самую душу. Она знала эту песню, но не помнила, откуда.

   Я тебя живой водою напою,

   Знаю, путник, ты устал с дороги...

   Голос отражался от невидимых сводов, и казалось, будто поёт целый хор сирен.

   Поцелует розовый рассвет

   И по тропам ты ступал в оковах...

   Вереск шла вперёд. Шла и шептала:

    – Отдыхай, мой милый, отдыхай!

   Позабудь усталость, беды, страсти...

   Тут со мною ты узнаешь рай,

   И минуют все тебя несчастья.

   Он стоял среди тумана. Стоял, понурив плечи. Она окликнула его, но Ладимир не отозвался. Глаза его были открыты, но ничего не видели.

   Глаза слепца.

    – Милорд! – снова позвала Вереск, и эхо проглотило её слова. – Милорд!

   Осторожно, словно под ногами был лёд, а не каменные плиты, она подобралась к Ладимиру.

    – Милорд! – Вереск вцепилась в его предплечья и принялась тормошить. – Очнитесь! Очнитесь же!

   И тут он запрокинул голову и закричал...

ГЛАВА 11.

Они сидели у камина и смотрели, как танцуют, сплетаясь, рыжие языки пламени. Поленья трещали, Ладимир угрюмо молчал, а Вереск задумчиво поглаживала густой ворс ковра.

   Сколько они сидели так? Час? Два? Вечность? Вереск не знала. Да и не хотела знать. Минуты текли медленно и сладко, точно прозрачный барбарисовый мёд, которым Милда поливала оладьи.

    – Вы не особо разговорчивы, – бросил князь, не отрывая взгляда от огня.

    – Вы тоже.

    – Это смущает вас? – Он всё-таки повернулся. В неровном свете лицо Ладимира казалось высеченным из камня.

    – Вовсе нет. – Вереск запустила пальцы в мягкий ворс.

    – Мне жаль... – князь потупился, – что напугал вас.

    – Сновидения нам не подвластны, – она улыбнулась так учтиво, как только могла. Сложно даже представить, как смутила его вся эта ситуация. Да... Даже сильные мира сего порой ходят во сне и страдают от кошмаров. Точно так же, как и простые смертные...

   И князь, и конюх – все равны в мире грёз.

   Ладимир пришёл в себя не сразу. Некоторое время никак не мог сообразить, где находится. Не узнавал её, Вереск. Смотрел ошалевшим взглядом и всё пытался нашарить шпагу на боку. Куда там! Кроме нижней туники, доходившей до колен, на нём ничего не было. Вереск понятия не имела, что могло ему привидеться, но предполагала, это точно не предстоящий приём. Хотя... Кто знает?

   О собственных страхах она решила умолчать. Туман, голос... В конце концов, может это тоже всего лишь сон?

   Сон, пугающий своей реальностью...

    – Вы ведь не станете болтать попусту, верно? – сурово спросил князь, но в голосе промелькнула тревога.

    – Не стану.

    – И... – протянул Ладимир после паузы. – Что вы хотите за эту услугу?

    – Ничего. – Вереск уставилась на пляшущие всполохи, и тут в голову пришла озорная мысль. – Правда, есть одна просьба...

    – Вполне ожидаемо, – усмехнулся князь. – Ну же, Вереск. Не томите. Говорите уже свою просьбу, пока я не передумал.

    – Я прошу позволить Даре присутствовать на приёме.

    – Всего-то? – удивился князь. – Но... в чём смысл? Девчонка и так там будет.

    – Да, но в качестве прислуги.

    – А вы... – он нахмурился. – Вы хотите, чтобы я... сделал её одной... одной из невест-избранниц? Ну уж нет! При всём уважении, Вереск, я не по этой части. Или вы, вслед за Милдой, начнёте твердить, что четырнадцать – самый подходящий возраст для брака?

    – Нет, что вы. – Вереск позабавило его возмущение. – Просто пригласите её на бал, как гостью. Чтобы она могла надеть красивое платье и танцевать до утра.

    – Танцевать до утра? – хмуро повторил Ладимир. – А кто будет подавать закуски?

    – У вас легион слуг, милорд. Кто-нибудь, да справится. – Вереск склонила голову на бок и лукаво улыбнулась. – В крайнем случае, можете поручить это ответственное дело мне.

    – Вы настоящая заноза, Вереск. Вы знали об этом?

    – Увы, нет, милорд. – Она сокрушённо вздохнула. – Видите ли, я потеряла память, и подробности собственной жизни мне не ведомы.

   Дверь распахнулась, едва не слетев с петель.

    – Миледи! – Дара вихрем влетела в опочивальню. Глаза её сияли. – Миледи! Ни за что не догадаетесь!

    – Тебе удалось-таки уломать торговца специями сбросить цену на корицу? – Вереск пригубила травяной чай и поставила чашку на блюдце. Сохранять серьёзный вид было непросто, но она справлялась.

    – Нет! – Девчушка подскочила к ней и опустилась на пол у кресла. Уставилась огромными зелёными глазищами. – Угадывайте ещё!

    – Ммм... Леди Арабелла ответила на приглашение князя отказом?

    – Ох, нет. Совсем не то... – И тут она не выдержала. – Я пойду на бал! Пойду на бал! Я! О! Вы можете поверить в это?

    – С трудом.

    – Вот и я поначалу не поверила! Ох! – Дара зарылась лицом ей в колени. – Никогда не забуду, как хозяин сказал: "Дара! Ты будешь моей гостьей"... Гостьей! Представляете? Гостьей!

    – Я бесконечно рада за тебя, дорогая, – улыбнулась Вереск, возвращая чашку на поднос.

   Ладимир сдержал слово. Иначе и быть не могло.

    – И это ещё не всё! – отроковица разрумянилась, словно наливное яблоко. – Князь приказал портнихе сшить для меня платье, а младший юнга с "Легенды" станет моим кавалером!

    – Милорд – внимательный и щедрый хозяин, – заметила Вереск. – Он прекрасно видит, как ты стараешься и сколько всего делаешь, чтобы достойно встретить невест-избранниц.

    – Ох, миледи! – Дара вздохнула. – Совсем недавно я мечтала хоть одним глазком посмотреть на этот чудесный бал, а теперь... Теперь я окажусь среди самых блистательных красавиц Континента!

    – Милая... – Вереск сжала узкие натруженные ладошки и сказала серьёзно: – Ты будешь сиять.

    – Думаете?

    – Уверена.

    – Но... – отроковица опустила глаза. – Но я же... никто.

    – Ошибаешься, – прошептала Вереск, отвернувшись. – Никто – это я.

   За завтраком прислуживала Милда. Опять. Дара отправилась на очередное свидание с замковой швеёй. Швея та была строга, резка и непреклонна, но безгранично талантлива. Именно она шила платья невест-избранниц, которые Ладимир преподносил девушкам в знак своего расположения. Для Дары же мастерица готовила наряд цвета сливочного масла, который так удачно сочетался с медными волосами девчушки. Отроковица часами могла говорить о примерках, и, в конце концов, Милда пригрозила, что отлупит её скалкой, если ещё хоть слово услышит "об этих чёртовых тряпках".

   Вместо оладий к завтраку подали блинцы с кленовым сиропом, лёгкий ягодный пудинг и икру злорыбы в хрустящих тарталетках. Ну и, конечно, неизменный чай. На этот раз Милда заварила его с высушенными листьями ежевики.

    – Вы довольны? – спросил Ладимир, когда старая служанка отправилась на кухню за льняными салфетками. – Я выполнил вашу просьбу, и девчонка совершенно забыла о своих обязанностях.

    – Этот бал – её мечта, – сказала Вереск, вспоминая счастливые глаза отроковицы. – Подарите ей эту мечту, и преданность Дары станет только крепче.

    – Вы до умопомрачения наивны, Вереск, – хмыкнул князь. – Если женщину баловать, её аппетит будет расти, как на дрожжах.

    – Свою будущую жену вы собираетесь держать в заточении на хлебе и воде? – Вереск ковырнула пудинг серебряной ложечкой.

    – Только первое время. – Ладимир отправил в рот тарталетку с икрой. – Лет пять, не больше.

    – Ваше великодушие не знает границ.

    – Вы правы. Не знает. – Князь откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на неё. – Меня не покидает чувство, будто я видел вас раньше. Это сводит меня с ума.

   Вереск поёжилась под пристальным взглядом.

    – Всё это очень... очень странно. – Он прищурился. – А мы ведь провели вмести две ночи, Вереск. Что вы об этом думаете?

    – Так сложились обстоятельства, – сказала она холодно. – Только и всего.

   Он усмехнулся и помотал головой.

    – Вы удивительная женщина. Хотите ещё чаю?

    – Нет спасибо.

    – А я бы выпил. – Ладимир тоскливо поглядел на опустевшую чашку. – Куда это запропастилась Милда?

   Запропастившаяся Милда влетела в столовую с проворством, которому позавидовала бы любая молодуха. Следом за ней ввалился Горий – старик-лакей с поникшими, как высохший ковыль, усами.

    – Едут! – выдали они хором. Горий – хриплым басом, а Милда дрожащим, срывающимся фальцетом.

    – Едут? – Ладимир вскинул брови. – Уже?

    – Как есть уже, милорд, – протараторил Горий. – Вы изволили сроки перенести, вот они и едут. Уже.

    – Ах да, сроки... – Ладимир бросил на Вереск сердитый взгляд. – Ну, раз так – пришло время встречать гостей!

ГЛАВА 12.

Ладимир встречал избранниц в большом чертоге: только такой огромный зал мог вместить столько гостей. Тысячи свечей горели в люстрах из хрусталя и бронзы. В десяти каминах жарко пылал огонь. Расписной потолок отражался в начищенном до блеска паркете.

   Горий, облачённый в тёмно-синюю ливрею, лимонные бриджи и белоснежные перчатки, – объявлял каждую гостью зычным голосом, от которого дрожали стены.

    – Леди Эванжелина, баронесса Аздорская. Девица девятнадцати лет, – ревел лакей, а избранница грациозно подплывала к князю и приседала в глубоком реверансе. Ладимир коротко кивал, и Горий вызывал следующую претендентку.

    – Леди Арабелла, младшая дочь графа Лантийского, девица шестнадцати лет. Леди Аделаида и Ариадна, средние дочери графа Лантийского, девицы восемнадцати лет. Леди Аэлита, старшая дочь графа Лантийского, девица двадцати лет...

   Все без исключения девушки были в скромных дорожных платьях, и сразу после представления князю их препровождали в апартаменты, где они могли отдохнуть, привести себя в порядок и переодеться.

    – Граф Лантии прислал весь свой выводок, – буркнула Милда, выглядывая в зал из-за тяжёлой парчовой гардины цвета опавшей листвы. – Вот так наглость!

   Вереск покосилась на служанку. Вид у старухи был, как у загнанной лошади. За весь день Милда ни разу не присела. Она носилась по замку, точно в неё вселился бес, и по-генеральски раздавала команды.

    – И где эта мелкая нахлебница, Дара? – ворчала Милда, переминаясь с ноги на ногу. – Вечно исчезает в самый неподходящий момент.

    – Она отправилась в Пристанский городок по вашему же поручению, Милда, – вступилась Вереск за девчушку. – Пополнить запасы базилика и шафрана.

    – Ах да... – нахмурилась старушка и вздохнула. – Ну что ж. Придётся самой тащиться на самый верх и стелить этим лантийским выскочкам, будь они неладны!

    – Леди Виолетта из дома Дион, девица семнадцати лет, – ревел Горий, и длинные усы его топорщились, а нелепый парик трясся.

    – Не утруждайте себя, Милда, – прошептала Вереск, глядя, как очередная избранница приближается к Ладимиру. – Я помогу вам.

    – Вы? – старая служанка поглядела так, будто помощь ей предложил говорящий таракан.

    – Именно.

    – Но... вы... вы же...

    – Сейчас не время колебаться, не находите? – К Ладимиру подошли ещё две очаровательницы и синхронно присели. – Решайтесь, Милда. Либо ищите способ нарастить себе дополнительную пару рук.

   Комната, в которой Милда вознамерилась разместить лантийских красавиц, располагалась на верхнем ярусе западного крыла. Вереск с упоительным азартом принялась готовить опочивальню к приёму высоких гостей. Распахнула шторы, впуская свет заходящего солнца, затопила камин, взбила подушки, зажгла свечи, смахнула пыль...

   Работалось в радость. Вереск начала напевать песенку. Нелепую детскую песенку про метелку и совочек, которые дружили и любили чистоту. Милда предупредила, что на всё про всё у неё четверть часа – комната должна быть готова так быстро, как только возможно. "Мы ждали одну только леди Арабеллу, – хмурилась служанка. – Для неё-то опочивальня готова. Кто же знал, что этот старый лис, граф Лантии, в обход всех правил пришлёт целый полк дочерей!".

   Шаги в коридоре послужили сигналом.

   Милда, – догадалась Вереск. – Спешит проверить, не сожгла ли я спальню.

   Она вытерла руки о передник, заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь, и отворила дверь.

    – Всё готово! – крикнула.

   Но служанка не отозвалась. Её вообще не оказалось в коридоре. Вместо пухлой старушки по каменным плитам семенила одна из невест-избранниц: хрупкая брюнетка в серо-голубом дорожном платье и невзрачном шерстяном плаще.

   Заблудилась... – сообразила Вереск. – Надо бы выяснить, кто это и спросить у Милды, куда селить бедняжку-потеряшку.

    – Миледи! – позвала она, но претендентка на княжеское сердце даже не обернулась. Наоборот, только ускорила шаг.

   Однако, какая вопиющая наглость!

   Или беспросветная глупость...

    – Эй, миледи! – Вереск поспешила за ней. – Погодите!

   Избранница подобрала юбки и побежала.

    – Остановитесь же!

   Что за безумие охватило эту чертовку?

    – Куда вы? Будьте благоразумны!

   Брюнетка свернула направо, потом, миновав гулкую галерею, налево. Осознанно или нет, но она двигалась к северному крылу. Нежилому, холодному, как могила и мрачному, точно склеп. Дара много рассказывала об этом месте. Вроде бы, первый Мейдинский князь – Тито, прозванный Кровавым отнюдь не за благие дела, замуровал здесь свою вторую жену и заморил голодом третью. А четвёртую вместе с любовником сварил в котле...

    – Немедленно прекратите безобразничать! – Вереск решила, что непременно отшлёпает беглянку, когда настигнет, даже если та окажется какой-нибудь невероятно знатной особой. – А ну стойте!

   Но девушка не вняла ни просьбам, ни угрозам, ни мольбам: она летела вперёд так, будто знала Приют рассвета не хуже коренных обитателей. Каждый поворот, каждую нишу, каждую ступеньку...

   У Вереск уже кололо в боку, платье взмокло от пота, но сдаться и отступить не позволяла гордость.

   Нет, уж! От меня не уйдёшь!

   Нелепая погоня продолжалась. Коридор стал уже, а сводчатый потолок – ниже. В нос ударил едкий запах плесени. Под ногами хрустели фекалии крыс и летучих мышей. С балок густой сетью свисала паутина. По осклизлым стенам ползали мокрицы и многоножки.

    – С-стойте... – прохрипела Вереск, собирая последние силы для рывка.

   И брюнетка подчинилась.

   Замерла, как вкопанная.

   Горделиво расправила худенькие плечи.

   Протянула вперёд тонкую руку.

   Дверь! – поняла Вереск. – Там же дверь!

   Дверь, покрытая толстым слоем паутины и плесени...

   Откуда девчонка о ней узнала? И что там, за этой дверью?

   Мёртвые жёны князя Тито? Безголовое чудовище с шипастым горбом? Зловещие тени, что бродят ночью по замку? Или...

   Узкая ладошка легла на ржавый затвор. Лязг, скрип и скрежет заполнили темноту коридора. Дверь поддалась.

   Прежде, чем шагнуть во мрак, невеста-избранница обернулась. Обернулась медленно, словно смакуя момент.

   Вереск забыла, как дышать. Сердце гулко ухнулось о рёбра и сжалось.

   Не может быть...

   У брюнетки не было лица. Совсем. Ни глаз, ни бровей, ни носа, ни рта. Ничего.

   Абсолютно ничего.

ГЛАВА 13.

Бежать! Бежать прочь и не оглядываться!

   Но ноги словно приросли к полу…

   Крик застрял в горле, и только слёзы катились по щекам.

   Безликая брюнетка нырнула в черноту, оставив заплесневелую дверь приоткрытой, и Вереск услышала голоса. Сладкие и звонкие, точно серебряные колокольчики, они шептали, звали, манили…

   Иди к нам! Скорее иди к нам! Мы уже давно ждём тебя, Вереск!

   И Вереск пошла. Точнее – её понесли ноги. Ватные, негнущиеся, они отказывались подчиняться воле и упрямо тащили вперёд, в пропахшую тленом тьму.

    – Нет! – возмутилась она, но голос звучал тоньше комариного писка. – Нет! Нет! Нет!!!

   Дверь, скрипнув, отворилась шире, а потом с грохотом распахнулась настежь. Непроглядная липкая мгла засасывала внутрь, лишая возможности сопротивляться.

   Иди же к нам! Скорее! Скорее! Мы сделаем тебя счастливой! Мы так тебя ждём!

    – Нет! – рыдала Вереск. Она шаталась, точно пьяная, и отчаянно цеплялась за скользкие стены, но, повинуясь неведомому колдовству, продолжала идти.

   Едва ступив за порог, Вереск провалилась в ледяной мрак. Теперь она не шла, а летела. И не летела даже, а падала. Мгла проглотила её, как акула пескаря, и Вереск неслась куда-то вниз, различая смутные тени и неясные бесформенные очертания. На неё смотрели сотни глаз. Красных, словно раскалённые уголья, жёлтых, точно блики свечей и зелёных, как болотные огни. Призрачные руки тянулись к ней со всех сторон. Цеплялись за подол, хватали лодыжки длинными, покрытыми слизью пальцами. Она слышала стоны и крики, мольбы о помощи и зловещий хохот.

    – Не-е-ет! – из последних сил вскликнула Вереск. Она боролась за жизнь так же отчаянно, как в тот день, когда Ладимир спас её. Только тогда она сражалась с морем, а сейчас… – Нет! Нет! Не-е-е-ет!

   Падение прервалось так же внезапно, как началось: Вереск плашмя ухнулась на что-то холодное и твёрдое, и боль прошила тело насквозь. Слёзы градом катились по щекам. Рыдания душили. Локти и колени саднило, ладони жгло, в груди кололо при каждом вдохе. Вереск всхлипнула и, закусив губу, перевернулась на бок.

   Где я?

   Темно. Так темно. Темно, холодно и сыро. Тихо. Где-то гулко капает вода.

   Кап-кап-кап. Кап-кап-кап.

   Надо встать. Надо найти в себе силы и встать.

   Ноги дрожали, но, по крайней мере, теперь они подчинялись её воле. Вереск нащупала стену и, цепляясь за неё, поднялась. Тяжело привалилась к холодному камню. Вздохнула. Куда теперь идти? Что делать?

   Сон. Это всё сон. Ночной кошмар.

   Простояв, глотая слёзы, целую вечность, она двинулась вперёд ощупью, как это делают слепцы, и очень скоро обнаружила, что стена ведёт её по кругу. Вереск без толку шарила ладонями по шершавой кладке: выхода не было. Ни выхода, ни входа, ни лазейки, ни норы, ни выщерблины. Ничего.

   Безысходность заполнила душу и сжала сердце раскалёнными тисками. Мысли в голове путались, сбивались и плясали, точно пьяные матросы на шаткой палубе. Вереск начала задыхаться.

   Я умру здесь, – поняла она. – Умру! Меня замуровали, как вторую жену князя Тито. Похоронили заживо. И теперь я умру здесь.

   Ноги подкосились, Вереск упала на колени и, вцепившись в волосы, закричала так громко, что легко могла бы разбудить кракена, спящего в проливе Безмолвия.

   Звук раздался сверху. Скрежет потревоженной каменной глыбы звучал, как ангельская песнь. Тонкая полоска света становилась всё шире и шире и вот, наконец, Вереск увидела над собой круглое жерло, в которое лился серебристый свет Луны.

    – Милостивые небеса! – Голос Ладимира трижды отразился от заплесневелых стен колодца. – Вы как там очутились?

   Она не могла толком ничего объяснить, только всхлипывала и тряслась, точно осиновый лист на ветру. Князь закутал её в плащ и обнял. Прижал крепко-крепко. Вереск вдыхала запах его кожи, согревалась в кольце крепких рук и постепенно успокаивалась. Паника отступила, а слабость нахлынула девятым валом. Ладимир, наверное, почувствовал это, и подхватил Вереск на руки.

   Какой же он сильный. Какой настоящий.

   Вереск с ужасом обнаружила, что они находятся у подножья Солёного утёса, откуда до замка не меньше мили по горной дороге. Волны шумно бились о прибрежные скалы, над морем плыла сиреневая дымка, а на небе зажглись первые звёзды, далёкие и холодные, как осколки льда.

   Ладимир молчал, и Вереск была бесконечно благодарна ему за это, но понимала – вопросов не избежать.

   Что я скажу ему? – думала она. – Ведь он решит, будто я сошла с ума.

   И, возможно, окажется прав…

   Князь опустился на гладкий валун и усадил Вереск себе на колени. Ночь постепенно вступала в свои права, и солёный ветер становился холоднее.

    – Я бы мог раздобыть нам лошадь, – прошептал князь, касаясь губами её макушки. – Но тогда мне придётся...

    – Не надо! – Вереск судорожно вцепилась в его рубашку. – Не оставляйте меня одну, умоляю вас! Я… Я смогу идти.

    – Уверены? – Он поднял её лицо за подбородок.

    – Д-да. Только вот... отдохну немного.

   Вереск зарылась носом в широкую грудь и закрыла глаза. Должна быть, она задремала, потому что ей чудилось, будто она летит. Не падает, как в той зловещей, полной страхов комнате, а именно летит – всё выше, и выше, и выше...

   Проснулась она в постели, которую уже привыкла считать своей. В камине тихо потрескивали дрова, за окнами завывал ветер, а рядом с кроватью, на колченогом стуле, сидел Ладимир. Вид у него был угрюмый и совершенно измученный: плечи поникли, на лбу пролегли морщины, взгляд, обращённый глубоко в себя, выражал мрачную сосредоточенность.

    – А... очнулись, наконец. – Он вскинул голову, когда Вереск открыла глаза. – Как вы?

    – Хорошо, – ответила она, хотя полной уверенности не чувствовала: комната плыла перед глазами, потолок кружился а к горлу подкатывал ком. Во рту было сухо, точно в пустыне. – Как я сюда попала?

    – Гораздо интереснее, как вас угораздило очутиться в заброшенном колодце в миле от замка. – Губы князя скривились в усмешке, но глаза оставались серьёзными. – Ну же, милая сирена. Ничего не хотите поведать? Учтите – номер с потерей памяти не пройдёт: это уже было.

    – Я... – Вереск судорожно сглотнула. Она так и не придумала, как лучше выкрутиться. Но заставить себя солгать не сумела, поэтому решила сказать правду. Если князь после этого сочтёт её сумасшедшей... что ж, так тому и бывать. – М-мне кажется, я видела... видела нечто... странное.

    – Что именно? – Ладимир резко подался вперёд. – Призрака?

    – В-возможно...

    – Как он выглядел? – Вереск думала, он рассмеётся, или отпустит пару колких шуток, но подобной реакции никак не ожидала. Ладимир нахмурился пуще прежнего: морщины на высоком лбу теперь напоминали борозды, синие глаза потемнели до черноты, а на скулах заиграли желваки. – Как выглядел этот ваш призрак, Вереск?

    – Ну... Это... Это была женщина и... в общем... она... ну... У неё... У неё не было лица.

    – Совсем?

    – Совсем.

    – Мне пора идти. – Князь поднялся, опрокинув колченогий стульчик. Вереск заметила, что у Ладимира подёргивается уголок рта, а кулаки крепко сжаты. Что бы это значило?

   Ему что-то известно о безликой девице?

    – Я немедленно пришлю к вам лекаря, – бросил он уже у двери. – Отдыхайте и постарайтесь больше не попадать в передряги. Я уже устал вас спасать.

    – Простите, что доставила столько хлопот, милорд, – бесцветным голосом промолвила Вереск. Она чувствовала себя опустошенной, как бочка эля после праздника Весны.

    – И ещё. – Он замер на пороге. – Если участие в отборе невест претит вам настолько, что вы готовы спрятаться в колодец, можете не ходить. Моё приглашение остаётся в силе, но выбор за вами. Так что решайте, милая сирена.

ГЛАВА 14.

Милда смотрела на неё, как на умалишённую. Старческий лоб сморщился, точно сушеная слива, седые брови поползли вверх.

    – Как по мне, вы просто глупы. – Она никогда не добавляла «миледи», если поблизости не наблюдалось Ладимира. А тут, на кухне,