Потеряшка. Марина Мороз

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ 1. Мир на гране падения
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ 2.В вечном сне
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Мир едва может дышать... Есть только миг, чтобы решить, каким оборотом колеса изменится целое мироздание. Когда ты становишься светом во тьме, следует не забывать о том, что тьма вся еще поглощает свет. Иначе рискуешь никогда не найти ответ, на высказанный в пустоту вопрос.

ЧАСТЬ 1. Мир на гране падения

ПРОЛОГ

Радиоуправляемая игрушка с визгом носилась по чистому полу зала ожидания; ловко маневрировала между ногами, с легкостью объезжала чемоданы и пулей пролетала под рядами неудобных пластиковых сидений. Иногда она издавала пронзительный неприятный гудок, заставляя некоторых посетителей нервно оборачиваться в поисках источника звука. Следом за игрушкой, радостно улюлюкая и топая ногами, носился мальчуган лет пяти. В конце концов, машинка потерпела оглушительно громкое ДТП о ботинки служителя аэропорта, а ребенок испуганно притих, прижавшись к сурового вида матери.

   Амиранда устало отвела взгляд и вытянула затекшие ноги. Уже полчаса она старательно поджимала их всякий раз, когда игрушка проносилась рядом. Служитель что-то втолковывал мальчику, крепко держа в руках миниатюрную фырчащую копию джипа. Наконец, игрушку выключили, и Амиранда вздохнула с облегчением.

    — У меня в детстве была такая же машинка, — откликнулся парень рядом с девушкой, поднимая глаза от ноутбука.

    — И ты тоже врезался в ноги людей? — с улыбкой спросила Амиранда, наклоняясь к его щеке.

    — Бывало. Но обычно я терроризировал соседскую кошку, — парень позволил девушке поцеловать себя и тут же вновь сосредоточил свое внимание на компьютере.

    — Да ради всего святого, Джо! Отвлекись ненадолго, — девушка обиженно откинулась в своем кресле и скрестила руки на груди. — Мы же летим отдыхать в Испанию.

    — Работать, — мужчина поправил очки и искоса взглянул на свою спутницу, — я лечу в командировку.

    — Но ведь ты не будешь сутками сидеть в этих жарких и унылых офисах? — Амиранда снова потянулась к нему и обвила руками его шею. — Мы будем сидеть на берегу моря, пить вино, и нам будут играть мужчины в сомбреро…

    — Это в Мексике.

    — Неважно, — ничуть не смутилась девушка, играя с волосами Джо. — Ты ведь не будешь весь день проводить за компьютером?

    — Я работаю, — парень поморщился, сбрасывая с себя ее руки, — прежде всего это командировка. Моя командировка.

   Амиранда скривилась, передразнивая парня, и решительно повернулась к нему спиной. Джо некоторое время продолжал что-то печатать, не обращая внимания на нависшую угрозу.

    — Тебе совсем на меня наплевать! Может, мне поехать обратно домой? — Амиранда попыталась изобразить досаду. — Удели мне хотя бы пять минут. Никуда твоя сделка не убежит.

    — Хорошо, что ты от меня хочешь? — Джо отставил ноутбук и с усилием потер виски.

    — Расскажи еще о том, что мы будем делать, — девушка лукаво улыбнулась, поправляя собранные в высокий хвост светлые волосы.

   Джо криво усмехнулся, наблюдая за ее жестом. Они встречались уже полгода, но он до сих пор не мог привыкнуть к ее особой жизнерадостности. Амиранда всегда улыбалась, всегда смеялась над его шутками и, как ребенок, с ошеломляющей готовностью предавалась радужным мечтам, как только выдавалась свободная минутка. Поначалу Джо считал ее попросту безголовой и ветреной девушкой, и искренне удивлялся, как такая особа может стать хорошим доктором. Волей случая они виделись почти каждый день, и едва ли хотя бы одна их встреча не заканчивалась громким спором. Но шло время, и Джо был вынужден признать — Амиранда очаровала его. Своей живостью, естественностью, своим колким язычком… Даже сейчас, когда они были парой, девушка, раздражая, заставляла его лишь сильнее ощущать почти болезненную привязанность.

    — Что мы будем делать? — Джо откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку.

   — Ты приедешь в отель, примешь душ, переоденешься в свое голубое бикини, и отправишься прямиком на морской берег. Разложишь полотенце и часа два-три будешь подставлять свои прекрасные ножки жаркому испанскому солнцу.

   Словно желая подтвердить слова своего спутника, девушка выпрямила свои (и вправду неплохие) ноги в проход между креслами. Джо, заметив этот маневр, усмехнулся и по-хозяйски положил руку на ее колено.

    — Потом, когда ты покоришь море, ты отправишься по магазинам; я дам тебе свою кредитку, и ты сможешь выбрать все, что тебе захочется. Можешь скупить все туфли и тряпки, которые найдешь в этом городишке. Но есть одно правило. Ты помнишь?

    — Ага, ни в коем случае не звонить тебе, — девушка понуро опустила голову на плечо Джо. — Неужели ты должен в первый же день тащиться в офис этой компании?

    — Должен, — парень погладил ее по голове и звонко поцеловал в макушку, —но не переживай — я быстро улажу все дела, и никто нам не помешает. Ты должна извлечь как можно больше пользы из этой ситуации.

    — Например?

    — Например… очаровывай и покоряй испанцев, пока меня нет рядом, — Джо снова придвинул к себе ноутбук.

    — Ты совсем не будешь ревновать? — Амиранда иронично посмотрела на него, проводя пальцем по пластиковому подлокотнику кресла.

    — Совсем-совсем, — откликнулся Джо, — твой паспорт будет у меня, а в случае плохого поведения я скажу властям, что ты — незаконная эмигрантка.

    — Не посмеешь, — фыркнула девушка.

   Парень ничего не ответил, и Амиранда вновь принялась разглядывать зал ожидания. Внимание девушки привлекла разношерстная толпа возле входа: два десятка мужчин, женщин и детей в пестрых костюмах — аляповатые, длиною в пол, юбки, такие же яркие шали и платки на головах, свободные рубахи и потертые шляпы у мужчин. Амиранда скривилась, опознав в них цыган.

   Несколько месяцев назад Джо отправили в командировку в Румынию, и оттуда парень привез множество фотографий местных жителей, а также дешевую подделку под народный костюм, которую Амиранда надела лишь единожды — на Хэллоуин.

   Шум усилился — к толпе цыган подошла вооруженная охрана и служители аэропорта. Цыгане говорили слишком быстро, а администрация — слишком тихо, и Амиранда, при всем ее желании, не могла разобрать ни слова.

    — Как думаешь, они попытаются незаконно сесть на самолет? — прошептала девушка в ухо Джо.

    — Я бы сказал, что это невозможно, — парень на секунду поднял глаза и вновь сосредоточился на работе. — Это очень… самобытный народ. Они пришли проводить путешественника всей семьей; мне рассказывали, что у них так принято.

   Тем временем толпа цыган торопливо прощалась с женщиной в темном бордовом платье. Как только весь шумный обряд прощания был соблюден и остальные, под пристальным вниманием охраны покинули зал, женщина села напротив. Амиранда невольно не могла отвести от нее взгляда: темная морщинистая кожа, по плечам струились гладкие черные волосы, лоб стянут платком в тон платью, а на руках, на шее, на поясе блестели украшения. Женщина, почувствовав на себе взгляд, посмотрела на девушку, и та тут же сделала вид, что больше всего на свете ее интересуют меняющееся цифры на электронном табло под потолком. Цыганка пристально смотрела на девушку, что-то шептала и, словно опасаясь, что это заметят, под полой шали показывала руками какие-то знаки.

    — А мы точно не можем пойти в зал ожидания для бизнес-класса? — жалобно спросила Амиранда, стараясь не смотреть на незнакомку напротив. — Почему я не могу сразу поехать с тобой?

    — Я ведь уже говорил тебе, — Джо устало потер лоб. — Тебе будет комфортнее так.

    — Я сомневаюсь… правда, Джо, может быть, все будет не как в прошлый раз?

    — А что ты мне сказала в прошлый раз?

    — Что никакие тигровые креветки и шампанское ценою в 500 долларов не стоят часов унижения, — девушка прикусила губу и покачала головой. — Но ведь здесь вовсе не светский раут, правда?

    — Да, здесь все будет намного хуже. Представь себе: два часа ты будешь сидеть в окружении манерных, «великосветских» девиц, закутанных с ног до головы в драгоценности и дорогие тряпки. Я буду занят — скорее всего, буду обсуждать с представителем другой компании какую-нибудь экономическую ерунду, в которой ты ни черта не смыслишь. Все время ты будешь предоставлена самой себе…

    — Ты так уверен, что я не смогу найти общий язык…

    — Через три дня начнется очередная «неделя моды». И прости, солнышко, но ты никак не сойдешь за сведущую в этом вопросе девицу, — Джо с улыбкой потрогал бахрому коротеньких джинсовых шорт, в которые была одета его спутница. — И это вовсе не значит, что мне это не нравится.

    — Хоть на этом спасибо, — обиженно бросила девушка. В глубине души она была согласна с парнем.

    — И самое главное — билет бизнес-класса только у меня, — Джо виновато погладил ее по руке, — ты же все понимаешь.

    — Конечно, все хорошо, — Амиранда тепло улыбнулась и прижалась к нему щекой. — Я вытерплю каких-то пару часов в самолете без тебя.

    — И в отель тебе придется ехать одной. Я уже заказал такси.

    — Ничего страшного, я найду, чем себя занять. В крайнем случае, прочитаю конспекты, — девушка похлопала по маленькой сумке и потянула из нее объемную методичку. — А ты знал, что…

    — Избавь меня от этого. Амиранда, пожалуйста. Мне надо работать, — шутливо взмолился Джо, поцеловал смеющуюся девушку и вновь с головой ушел в столбцы цифр на экране.

   Девушка все же достала методичку и погрузилась в чтение. Изредка она, отвлекаясь от книги, ловила на себе пристальный взгляд цыганки напротив. Это немного пугало — вдруг она слишком откровенно рассматривала ее наряд, и женщина посчитала это оскорблением? Отвлекать Джо по такому «надуманному» подозрению девушка не решилась. В конце концов, одежды на Амиранда было совсем немного — коротенькие шорты, футболка и легкие кеды — и вполне возможно, что женщина просто ругала себе под нос распущенную современную молодежь.

   Когда спустя полчаса к Джозефу подошел администратор и вежливо попросил проследовать на посадку, настроение девушки совсем испортилось. Не помогли ни объятия, ни поцелуи, ни кредитные карты, которые напоследок протянул ей парень. Оставшись одна, Амиранда старалась сосредоточиться на сложном материале, но на этот раз химия отказывалась поддаваться пониманию. Желая хоть как-то себя развлечь и избавиться от пугающего внимания старой женщины, девушка принялась бродить по залу ожидания, читая разномастные объявления и обильно представленные на стендах брошюры.

   Наконец, после долгих процедур досмотра, проверки документов и ее сумки, девушка оказалась на борту самолета. Удобно устроившись в мягком кресле, она приготовилась проспать все три часа полета. Случайно бросив взгляд на соседний ряд, Амиранда увидела ту самую цыганку. Девушка никогда не была суеверной, но по спине пробежал холодок — черные глаза женщины неотрывно следили за каждым ее движением; сама она слегка покачивалась, словно находилась в трансе.

    — С вами все хорошо? — переборов отвращение и страх, спросила Амиранда, не решаясь позвать стюардессу.

   Женщина отвернулась от нее, не прекращая бормотать себе под нос; руки ее мелко тряслись, лицо побледнело, и, с одной стороны, казалось, перекосилось. Не на шутку перепуганная девушка вскинула руку, призывая бортпроводницу.

    — Женщине плохо… по-моему, у нее инсульт, — Амиранда торопливо отстегнула ремень безопасности и вместе со стюардессой склонилась над пассажиркой. — Надо вызвать врача…

   И тут цыганка резко выпрямилась, потянулась и притянула Амиранда к себе. Оцепенев от страха, девушка не шевелилась; женщина продолжала бормотать, крепко держа лицо Амиранда в своих морщинистых ладонях. Стюардесса попыталась успокоить ее, но старуха страшно закричала и разразилась целой тирадой непонятных слов. Воспользовавшись секундной заминкой, Амиранда вырвалась и отступила к своему месту; сердце бешено стучало в груди, а ноги подкашивались.

   Стюардессы пытались успокоить женщину, но та, вскочив со своего места, тянула руки к Амиранда, словно умоляя ее позволить обнять себя. В салоне самолета показалась охрана, и женщина неожиданно успокоилась. Гордо выпрямившись, она с жалостью пробормотала «Dar am făcut tot ce ar putea» и позволила вывести себя из самолета.

   Амиранда с трудом справилась с ремнем безопасности. Бортпроводники успокаивали взволнованных пассажиров, люк самолета закрыли, и капитан бодрым голосом начал рассказывать о предстоящем полете. Уверенный голос пилота и остроумная шутка в конце его речи успокоили пассажиров, и самолет, наконец, взлетел. Едва по громкой связи объявили об умопомрачительной высоте полета, девушка потребовала себе виски. Под восхищенный взгляд соседа Амиранда разом опрокинула в себя обжигающую жидкость и тут же почувствовала облегчение.

   В мире полно суеверных идиотов, но она, Амиранда Назарик, к ним явно не относится. Почти мгновенно захмелев, девушка тут же поделилась этим с толстячком рядом, и первую половину полета они весело проговорили, вспоминая нелепые случаи подобного рода. Сосед по секрету признался ей, что немного изучал языки в университете, и ему кажется, что старуха говорила на искаженном румынском и вовсе не хотела навести порчу; скорее наоборот — оградить. Амиранда решительно отвергла такой вариант, заявив, что спасать надо не ее, а остатки разума у этого больного суевериями народа. Разговор плавно сместился на болезни, потом на солнечные ожоги, а затем и вовсе превратился в обсуждение грандиозных планов отдыха — Назарик обладала талантом разговорить кого угодно.

   Едва самолет коснулся посадочной полосы, остатки страха и опасений бесследно исчезли: они благополучно долетели до Испании. Амиранда нетерпеливо ерзала в кресле, ожидая, когда пассажирам эконом-класса позволят спуститься. В маленький иллюминатор она видела, как немногочисленные клиенты бизнес-класса рассаживаются по дорогим машинам и уезжают к видневшемуся вдалеке зданию аэропорта. Амиранда так увлеклась мысленным обругиванием всевозможных правил, что не заметила записку, которую ей протянули. «Буду поздно, форс-мажор. Будь сегодня самостоятельной. Не истрать все деньги. Целую».

   Амиранда глубоко вздохнула: уверенность Джо, что его могут заменить походы по магазинам, угнетающе действовала на нее. За те полгода, что они вместе, девушка уже была готова поверить, что по-настоящему влюбилась; она была готова признаться в этом парню, но каждый раз вот такие моменты останавливали ее.

   Тряхнув волосами, Амиранда на прощанье улыбнулась соседу-толстячку и поспешила вклиниться в забитый людьми проход самолета.

   Наконец, она выскочила на верхнюю ступеньку трапа и с наслаждением подставила лицо теплым солнечным лучам. Все проблемы, все невзгоды, недоброжелатели и суеверные сумасшедшие остались позади, на борту самолета. Впереди целая неделя отдыха, и ничто и никто не сможет ее испортить.

   Повинуясь вежливым просьбам проводников, пассажиры забирались в два фирменных автобуса, которые должны были доставить их к административному зданию. В нетерпении Амиранда едва ли не подпрыгивала на своем месте, мысленно подгоняя нерасторопных пассажиров.

   Первый автобус уже отъехал, когда Амиранда, опустив руку в карман шорт, не обнаружила там кредитных карт — должно быть, они упали на пол. Девушке не пришлось долго уговаривать проводниц пустить ее обратно — опасаясь ее напора, девушки охотно откликнулись. Пластиковые прямоугольники нашлись почти мгновенно: выпав из кармана, они каким-то невероятным образом провалились в щель между креплением кресла и пола. Положение было неприятным — в кошельке у Амиранда лежало всего несколько монеток, но главное — что скажет Джозеф?

   Механик, тихо ругаясь сквозь зубы, ковырял неподатливый механизм, стюардессы уверяли девушку, что все будет хорошо, а капитан, усевшись в одно из кресел, читал долгую нотацию о жадности. Когда карточки были извлечены, автобус уже уехал, а его место заняла большая открытая платформа, на которую рабочие складывали багаж. Рассыпаясь в тысячах извинений, Амиранда наконец выбралась из самолета, решительно отказавшись от «уникальной возможности прокатиться на самолете до ангара».

   Забравшись в кабину грузовичка, девушка почувствовала, что теперь все неприятности точно позади. Еще час — и она примет холодный душ, распакует свой чемодан и отправится на пляж. А вечером они с Джо обязательно поужинают в маленьком ресторанчике, про который как раз рассказывает водитель — там должно быть действительно мило и романтично.

   Они уже выехали с поля, когда машина фыркнула, дернулась и заглохла. Водитель, грязно ругаясь на испанском, полез под капот; девушка некоторое время пыталась понять, о чем он пытается рассказать, через каждые два слова вставляя явно бранные слова, но вскоре утратила всякий интерес. По левую сторону тянулась сетчатая ограда, сквозь которую девушка видела, как на полосе разворачивается «боинг». Амиранда невольно залюбовалась машиной в лучах яркого солнца: плавные изгибы фюзеляжа, массивные и вместе с тем легкие крылья, огромные турбины — ей даже и в голову не приходило, что эти, на первый взгляд неповоротливые машины могут быть такими изящными и грациозными.

    — А что он делает?

   Водитель вынырнул из-под капота, чуть нахмурился и на ломаном английском сказал «тормозит, всегда так делать», после чего вновь углубился во внутренности своего грузовичка. Амиранда пригляделась — действительно, от шасси валил густой дым.

    — А с какой скоростью он едет? — перекрывая нарастающий шум, воскликнула девушка.

    — Сеньорита, пожалуйста, не отвлекайте, — мужчина отмахнулся от девушки, — это полоса — здесь всегда много самолет.

   Амиранда обернулась и с нарастающим ужасом увидела, что машина стремительно надвигается на них, и теперь самолет уже занимает едва ли не половину неба. Красные огоньки на крыльях и хвосте часто мигали.

    — Эй! По-моему, это ненормально! — Амиранда выскочила из кабины и подбежала к водителю. — Он же сейчас…

   Противный визг сминающейся металлической сетки слился с оглушительным ревом турбин; Амиранда застыла, не в силах отвести взгляда от надвигающейся громадины. Триста метров… двести… сто… Испанец буквально отшвырнул девушку и бросился на землю. Шасси протаранили грузовичок, разломили грузовую платформу, взметнув в разные стороны чемоданы, коробки и обломки самой машины; вжавшись в асфальт, Амиранда не могла перевести дыхание. Все произошло за считанные секунды — самолет продолжал катиться вниз по дороге, припадая на брюхо. С нервным смешком девушка перекатилась, приподнялась на локте, и сердце остановилось — с громким лязгом, кувыркаясь в воздухе, на нее несся покореженный обломок платформы.

    — Какая нел… — Амиранда не успела прошептать последнюю в своей жизни фразу, и огромный кусок металла заполонил собой весь мир.

ГЛАВА 1

— Клади его сюда, — привычным движением Амиранда поддела коротким кинжалом тесемки доспеха, и стальные пластины распались надвое, обнажая глубокую рваную рану.

    — Его укусили, — опережая вопрос, прорычал тролль, — много зверей, сильных.

    — Хорошо, я о нем… позабочусь, — девушка капнула тягучей жидкостью на рану и отскочила, коротко приказав троллю «держи его». Раненый забился в сильных руках товарища, бешено закричал и так же внезапно затих. Амиранда склонилась над ним и с усилием заставила себя вздохнуть: от запаха грязного, потного тела и крови, вперемешку с ядовитой слюной, кружилась голова и подташнивало. Рана глубокая — зверь порвал доспех и толстую кожу тролля, а затем вгрызся в ребра; маленький обломок кости Амиранда смогла вытащить, но общей картины это не изменило — солдат доживал свои последние минуты. В себя он так и не пришел, и девушка искренне этому радовалась. В академии им говорили, что для каждого смертельно больного пациента нужно находить свой подход: кого-то надо держать за руку и позволять плакать у себя на плече, а с кем-то лучше выпить пива и сходить на футбол. Как вести себя с умирающим троллем, Амиранда не знала.

   Она видела, как тролли в знак уважения обмениваются «братскими» ударами по плечу, видела, как они дерутся между собой в тавернах, слышала их разговоры, но она никогда не видела умирающего… Нет, за последние четыре месяца Амиранда вдоволь насмотрелась на смерть, унижения и страдания. Но быть зрителем или жертвой это одно; сейчас она чувствовала себя палачом. Тем самым палачом, который объявляет, что нет смысла более пытаться что-то сделать — пациент умер; тем, кто лишает близких, родственников и друзей последней надежды; тем самым человеком в маске, который качает головой, понимающе кладет руку на плечо, а через полчаса готов смеяться над шуткой коллеги. Да, здесь и сейчас Амиранда могла бы примерить на себя эту роль, если бы хоть одной живой душе было дело до умирающего тролля.

   Она с минуту простояла над холодеющим телом, а затем стон раненого заставил ее спешно отойти в другой угол палатки. В их импровизированном лазарете было душно и сумрачно, витал резкий запах, словно кто-то пролил склянку… Впрочем, в традиционной медицине нет препарата со схожим запахом. Вытирая руки окровавленным передником, девушка опустилась на колени перед человеком с очень бледной кожей, которая почти полностью сливалась с серыми бинтами на его теле.

    — Тебе надо попить, — Амиранда приподняла голову мужчины и поднесла к губам чашку с мутной жидкостью. Мужчина дернулся, отвернул голову и закашлялся. — Ты умрешь, если и дальше не будешь принимать мою помощь.

    — Иди к дьяволу, — шепотом бросил он, пробуя подняться с лежанки, — мне не нужна помощь от грязного отребья, рожд… — человек, не закончив, безвольно повалился обратно, издав громкий стон-всхлип.

   Амиранда пожала плечами, отряхнула колени и вернулась к столу, на котором были разложены ее инструменты и лекарства.

   Девушка прислушалась, но битва проходила слишком далеко, и до нее не доходили даже самые тихие ее отголоски: ни звона мечей, ни боевых криков троллей, ни воя волкодлаков. Вспомнив про последних, Амиранда зябко повела плечами. Маги, демоны, оборотни — она никогда не верила в существование этой нечисти. В ее прежней жизни для них просто не было места: шумный мегаполис, освещенные неоновыми вывесками проспекты, машины, огромные электронные табло с рекламными роликами — разве можно поверить в существование демонов в месте, где никогда не наступает ночь?

   А здесь… День или ночь — дома и надежные каменные стены городов вовсе не гарантировали безопасность. От страшных животных (Амиранда до сих пор отказывалась считать их разумными) можно было спастись за крепкими воротами, но от злых духов… В последних Амиранда пришлось поверить.

   Из палатки снова раздался стон; нехотя девушка вернулась обратно, без всякого энтузиазма поднесла к пересохшим губам пленника плошку с водой и с легким злорадством наблюдала, как тот жадно пьет. На краю смерти уже неважно, от кого принимать помощь; можно и от «беглого отребья». Мужчина словно прочитал ее мысли: рот исказился в кривой усмешке, и он тихо заговорил, часто захлебываясь кашлем.

    — Не думай, что таким, как он… есть дело до таких… как ты, — он чуть прикрыл глаза, наблюдая за бесстрастным лицом девушки. — Пройдет не так много времени, и ты тоже разделишь мою участь… он будет пытать тебя… и муки твои будут в сто крат больше моих, ведь для меня он всегда был врагом.

    — Может быть и так, — Амиранда чуть склонила голову, поправляя выбившуюся из хвоста прядь светлых волос, — а может быть и нет.

    — Некроманты всегда предают, — мужчина поморщился, прикасаясь к забинтованному торсу, — я знаю… я видел. Я был ребенком, когда казнили одного из них… Перед казнью он, рассказывая про свои злодеяния, смеялся. Он убивал детей и женщин… подчинял их тела своей воле или разрезал на мелкие кусочки. Он убил свою жену, хотя прожил с ней больше десяти лет. Она продавала полевые цветы на базарной площади… иногда плела венки и давала их нам… — мужчина зашелся в диком приступе кашля; на уголках губ выступили темные капли крови. — Он убьет тебя.

    — Может быть и так, — Амиранда пожала плечами, стирая кровь с его лица, — перед смертью люди часто ведут себя необычно. Тот бедняга обезумел от горя — ему пришлось убить свою жену, и теперь его публично обвинили в этом, не дав возможности оправдать себя. Я бы тоже смеялась. Правосудие в вашем мире однобокое. Ты тоже вот–вот умрешь: уже начал рассказывать мне про свое детство.

    — Я умру, — легко согласился человек, с ненавистью глядя на Амиранда, —но я предупредил тебя… и теперь есть шанс, что ты убьешь его раньше, чем он перейдет Провал.

   На лбу мужчины выступила испарина, глаза бешено сверкали, а пальцы лихорадочно метались по покрывалу. Осторожно прикоснувшись к нему, Амиранда глубоко вздохнула — последняя надежда на то, что лихорадка ушла, рухнула; человек умирал.

    — Я не убью его, — Амиранда, внезапно ощутив сострадание к пленнику, взяла его руку в свои и крепко сжала, — ты был хорошим солдатом и хорошо сражался. Но… единственный шанс для меня спастись и вернуться в свой мир — пройти через дорогу, которую вы называете Провалом. Я не плохой человек, я вижу по твоим глазам, что ты думаешь именно так, но разве у нас есть другой выбор?

    — Ты не понимаешь… — мужчина попытался выдернуть руку, но Амиранда удержала ее. — Твой мир… место, откуда приходит зло и духи… ты одержима ими… он поработил тебя… не обманывайся — он не станет помогать тебе. Некроманты подчиняют духов, обрекают их на вечные муки и скитания… Ты станешь его рабой…

    — Уже, — Амиранда мягко провела по мокрым волосам мужчины, стараясь успокоить его, — я все это знаю.

    — Ты… видела, что он делал со мной… — лихорадка усилилась, и мужчина почти кричал, — и это он сделает… ты будешь видеть мертвых! Они будут идти за тобой, их будет тысячи… и ты сама будешь мертвой… холодной, гниющей… внутри тебя будут копошиться черви… а он будет наслаждаться твоим страхом… он заставит тебя убить самых дорогих тебе людей! И сожрать их… — по его щекам текли слезы, глаза закатились, и теперь он уже не говорил, а издавал страшные хрипы.

    — Знаю, — девушка приложила к его лицу мокрую тряпку, — я уже прошла через это.

   Агония продлилась еще четверть часа; все это время мужчина то упрашивал ее бежать, то беспорядочно предавался воспоминаниям, то плакал, рассказывая пережитые на допросе ужасы. Амиранда застыла над ним словно изваяние; она не обращала внимания на затекшие ноги, на царапины, которые оставались на ее ладонях от его хватки, не обращала внимания на жажду и страх. Наконец он затих, и она обрела свободу.

   Пошатываясь, она выбралась из палатки и спиной повалилась на землю. Произошедшее оставило тяжелый след, и некоторое время девушка смотрела на голубое небо над головой. Умерший был дозорным на последнем аванпосте, который отделял их небольшой отряд от Южных Земель. Молодой мужчина, далеко не самого крепкого сложения, не самый лучший боец; именно такого человека сегодня ночью поставили в тыл — кто бы мог подумать, что оттуда могут напасть. Его взяли без боя — мужчина был пьян, и первый же удар по голове погрузил его в долгий сон; принесли сюда, привели в чувство и потребовали информацию: расписание патрулей, численность, вооружение… Мужчина оказался поваром. Неудачно брошенные кости, которые взвалили на него сегодняшний караул, обрекли его на испытания, к которым он был не готов.

   Амиранда крепко зажмурилась, пытаясь прогнать прочь воспоминания: связанный, избитый мужчина отказывается сказать нужное, а затем… некромант прикладывает руку к его голове, властно требует повиновения, и человек начинает кричать. Ему затыкают рот, и тролль продолжает бить его, несмотря на неодобрение хозяина; но тут пленник начинает плакать; падает на землю, корчится, разрывает на себе остатки одежды, а потом, разом затихнув, на коленях ползет к некроманту и покорно отвечает на все вопросы.

   Что показал ему некромант? Что он заставил его почувствовать? Амиранда знала и поэтому, едва мужчина отказался отвечать, скрылась в палатке, где старательно зажимала себе уши; тщетно — она знала, что происходит, знала, чем все закончится. Но девушка не сделала ровным счетом ничего — ее собственная жизнь и ее желание вернуться домой оказались сильнее.

   Ее накрыла тень; испугавшись, девушка резко вскочила, готовясь встретиться с врагом лицом к лицу. Мужчина перед ней чуть склонил голову на бок, разглядывая ее.

    — Собирайся, — тихо, бесцветно сказал он, заглядывая в палатку.

    — Мы победили? — Амиранда торопливо протиснулась внутрь и бросилась к столу.

    — Нет, — мужчина склонился над трупом пленника. — Как давно он умер?

    — Полчаса, может быть, чуть больше… — Амиранда замерла с холщовым мешком в руках. — Мы проиграли?

    — Да. Этот ублюдок смог мне соврать, — некромант брезгливо пошевелил труп ногой и устало потер лоб. — С той стороны пришли им на помощь. Около двадцати воинов с прирученными волкодлаками.

    — А… остальные? — Амиранда так и не смогла назвать отряд троллей-наемников «нашими».

    — Их перебьют в течение получаса. А еще через четверть они доберутся до этого места, — некромант с явным раздражением наблюдал, как Амиранда складывает вещи. — Брось это — у нас нет времени.

   Девушка послушно оставила открытые склянки и последовала за некромантом. Красивая полянка разом растеряла все остатки уюта, и Амиранда нервно озиралась, ожидая, что вот-вот из-за деревьев покажутся воины.

   Лошади были привязаны чуть поодаль. Животные щипали траву, лениво обмахивая бока хвостами; им совершенно не было дела до их мертвых хозяев. Амиранда потянулась было к поводу своей гнедой кобылы, но некромант жестом остановил ее.

    — От нее мало толку, — он потрепал по мускулистой шее своего черного жеребца, отвязал повод и протянул девушке. — Когда твоя лошадь почувствует волкодлака, ты не сможешь ею управлять. Поедешь на Мессе.

   Амиранда осторожно приняла поводья; конь громко, недовольно фыркнул. Ласковые слова комом застряли в горле, когда девушка увидела злые, горящие недобрым красным огнем глаза животного.

   Некромант подсадил ее в седло, прошептал несколько слов на ухо коню и, не глядя на Амиранда, пошел обратно.

    — А как же ты? — девушка была вынуждена обернуться; конь решительно отказывался реагировать на рывки поводьев. — Месс сильный конь — он легко выдержит нас обоих!

    — С двойным грузом он не сможет далеко уйти, — некромант замер посреди поля, запрокинув голову и рассматривая небо. Очередной порыв ветра заставил лошадей нервно переступать с ноги на ногу, пронзительно ржать и фыркать. — Уходи.

    — А что будет с тобой?

   Некромант пожал плечами, пригладил растрепанные волосы и махнул рукой.

    — Я справлюсь.

    — Тогда я подожду здесь, — откровенно говоря, Амиранда совсем не хотелось оставаться в диком лесу одной.

    — Нет, у меня не будет времени защищать тебя, — все так же ровно бросил мужчина, проверяя меч на поясе. — Скорее всего, тебя убьют, и тогда все наши жертвы и усилия будут напрасны. Уходи, они будут здесь через минуту.

   Привязанные лошади испуганно визжали, били копытами землю и пытались рвать поводы. Сквозь шум Амиранда отчетливо услышала вой, но по-прежнему не торопилась спасаться бегством.

    — Я буду ждать тебя у развилки.

    — Нет, — мужчина наконец-то посмотрел на нее: обеспокоенно, зло и раздраженно. Видимо, решив, что разговаривать с девушкой больше нет никакого смысла, некромант, коротко бросив несколько фраз на непонятном языке, щелкнул пальцами и конь, ударив в воздухе передними копытами, стрелой помчался в лес. От неожиданности Амиранда не смогла подавить испуганного возгласа, и что есть силы вцепилась в поводья, распластавшись на шее жеребца. Деревья слились в одну полосу, шум ветра почти оглушил девушку, но она все же смогла расслышать долгий протяжный вой и топот копыт у себя за спиной: некромант освободил лошадей, и обезумевшие от страха животные бросились спасаться в лес. Это был хороший ход: волкодлаки, напав на след, могут преследовать добычу несколько часов. Даже если некромант не справится, шанс того, что погоню пустят именно по ее следу, стремительно уменьшается; а если учесть, что конь под ней и вовсе пахнет пугающей волкодлаков мертвечиной… За спиной полыхнула ослепительная вспышка, и спину обдало потоком сухого горячего воздуха. Амиранда зажмурилась, неосознанно понукая жеребца скакать быстрее.

ГЛАВА 2

Они скакали всю ночь и утро, и когда конь остановился, Амиранда мешком соскользнула с его спины на землю, взметнув облако дорожной пыли. Постанывая и растирая затекшие ноги, она огляделась. Они оказались на проселочной дороге; впереди, на самом горизонте виднелось поселение. Лес давно скрылся из виду, и Амиранда даже не предполагала в какую сторону ей двигаться — ни карты, никакого ориентира девушка не знала. Ночью, вопреки ее твердой уверенности в том, что они расшибутся о дерево, она задремала, а утром они уже мчались через ухоженные пшеничные поля. Позавтракав сухарями, которые она нашла на самом дне промокшей сумки, она расстегнула тяжелый черный плащ и неуверенно сделала несколько шагов к поселению; конь недовольно фыркнул, топнул копытом, но позволил повести себя под уздцы.

    — Наверное, ты тоже голоден, — с содроганием Амиранда прикоснулась к ледяной морде животного. — Но я понятия не имею, чем тебя кормить… Ты ведь мертвый.

   Месс положил голову на ее плечо, протяжно выдохнул и попробовал на зуб капюшон плаща — от него пахло хозяином. Амиранда тоже чувствовала этот запах — сухой, душный, но совсем не резкий. Когда вечером начался ливень, Амиранда не задумывалась, чью вещь она накидывает на плечи. Теперь ей стало не по себе; тяжелая, темная ткань с тусклой вязью рун по краю, кованая застежка у горла и тусклый, то ли выцветший от старости, то ли просто едва заметный герб на груди — ее саму могли принять за некроманта.

   Рядом с дорогой пробегал маленький ручеек, в котором Амиранда смогла набрать воды и умыться; спутанные ветром волосы девушка так и не смогла расчесать, и просто накинула на них капюшон. До поселения было миль шесть, но холмистая местность скрадывала расстояние. Некоторое время девушка шла пешком, не желая снова садиться в опротивевшее седло; по правде говоря, она побаивалась огромного черного жеребца, и лишний раз старалась не подпускать его близко. Амиранда твердо убедилась, что животное плотоядное, когда конь, едва сдерживаемый поводом, направился к пасущимся на холме коровам. Девушке стоило огромных усилий удержать его на дороге: в ход шли увещевания и угрозы, но спас дело маленький кусок холодной курицы.

   Они прошли милю, когда Амиранда все же пришлось вскарабкаться на спину животному: впереди показалась человеческая фигура. Имея печальный опыт, девушка решила сразу оградить себя от лишних вопросов — низко надвинула на лицо капюшон, уверенно взяла в руки поводья и выпрямилась в седле. В таком положении езда верхом могла доставлять удовольствие только истинным ценителям такого способа передвижения. Как раз за него Амиранда и пыталась сойти.

   Незнакомцем оказался вытянутый и худой мальчик лет десяти. Босые ноги, черные от дорожной грязи и пыли, выпущенная холщовая рубашка, короткие, обрезанные у колен штаны — мальчик был обычный крестьянином. Поравнявшись с Амиранда, он сначала застыл, приоткрыв от удивления рот, и стоило девушке чуть повернуть голову, как тут же рухнул на колени.

   Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что произошло. Ее приняли за чисторожденную, а может быть, даже и за кого похуже. Как иначе объяснить, что мальчишка глотает дорожную пыль и мелко трясется от страха? Из такого положения нужно было извлекать пользу. На въезде в поселение у одинокого путника могут потребовать предъявить клеймо, которого у Амиранда, разумеется, не было; с мальчишкой, который почтительно будет идти впереди, это может и не потребоваться.

    — Встань, — она попыталась сказать как можно строже, но не грубо; вышло плохо — горло пересохло, и вместо слов до мальчика донесся низкий, почти злой, хрип. Конь, удивленно всхрапнув, переступил с ноги на ногу. — Ты проводишь меня до города.

   Мальчик, не поднимая головы, еще ниже растянулся на земле, выражая полную покорность. Затем встал и робко потянулся к поводьям. Руки у мальчишки дрожали, а в глазах плескался страх. И Амиранда было гадко.

    — Как тебя зовут? — спустя пару минут спросила она, пытаясь примириться с совестью.

    — Малвин-младший, госпожа, — робко ответил мальчик.

   Разговор оборвался; строго говоря, им просто не о чем было говорить. Спрашивать у мальчика что-то более было бы неразумным — это могло вызвать подозрения. Но ехать в полном молчании было невыносимо тяжело.

    — Как называется твое поселение?

    — Старый схрон, госпожа.

    — Насколько оно большое?

    — Я не умею считать, госпожа, — мальчик испуганно вжал голову в плечи, — но отец говорил, что здесь живет несколько тысяч.

    — Кто наместник вашего города? — Амиранда старалась говорить отрывисто и властно, чтобы эти простые вопросы не вызывали у мальчика никаких сомнений.

    — Эрко Высокий, госпожа.

   Этого имени Амиранда не знала, и остаток длинного пути они двигались молча. Возделанные поля сменялись пастбищами, все чаще Амиранда могла разглядеть людей на них. До города оставалось полмили, когда дорога поднялась на небольшой холм; внизу раскинулся огромный рынок — десятки узких рядов, пыльные навесы и грубо сколоченные дощатые прилавки, телеги и клетки, наваленные в кучу мешки; в самом центре — эшафот, на котором в мирное время продавали рабов.

   Здесь же они впервые встретили других путников — конный отряд городской стражи устроил небольшой привал на обочине. Мужчина в грязно-желтом плаще приветственно поднял руку и шагнул навстречу.

    — Малвин, ты быстро вернулся, — улыбка сошла с лица стражника, когда вслед за мальчиком появился всадник. — Приветствую вас.

   Амиранда чуть склонила голову, натягивая поводья; конь встал, недобро глянув на наездника — все это время он шел самостоятельно, и если бы мальчишка хоть на секунду замешкался, животное бы раздавило его.

    — Ты можешь идти, — девушка не глядя швырнула в пыль монетку, целую горсть которых она нащупала во внутреннем кармане плаща. Кругляш предательски блеснул серебром и остался лежать на земле; поднять монету или искать более мелкую возможности не было, поэтому Амиранда сделала вид, что так и должно быть. И совсем неважно, что мальчишка в своей жизни таких монет не видел вовсе, а стражники уж точно знали им цену. Воспользовавшись заминкой, девушка легонько сжала бока коня, и тот уверенной трусцой спустился с холма. Ей очень хотелось обернуться, но страх быть раскрытой оказался сильнее любопытства, и без всяких происшествий Амиранда миновала кривые столбцы, обозначающие начало рынка. Сейчас, как и много месяцев назад, настроение ее было паршивым.

***

Пол клетки был устлан тонким слоем старой соломы, массивные стальные прутья с внутренней стороны были поцарапаны, а в одном месте отчетливо можно было разглядеть полукружия зубов — предыдущий пленник в отчаянии пытался прокусить решетку. Амиранда спиной прислонилась к жарким прутьям, безразлично наблюдая за проходящими мимо существами: орки, тролли, гоблины, какие-то косматые коренастые карлики; попадались и внешне совершенно обычные люди, но их было несравнимо меньше, и держались они совсем по-иному. Впрочем, никому не было до нее дела. Амиранда просидела в этой клетке уже пятнадцать дней, и вот сегодня последняя надежда ее покинула. Последнее, что помнила девушка — усатого испанца, который рассказывал про чудесный ресторанчик рядом с пляжем. Кажется, там подают восхитительный пирог из мяса омара. А очнулась она уже в клетке, абсолютно нагая и изнывающая от жажды и голода. Поначалу она перепугалась — что с ней сделали эти существа? Что собираются сделать? Ей было плохо: стройное, чуть тронутое загаром тело пестрило синяками и ссадинами, через левое предплечье тянулась глубокая рана, которую кто-то наскоро зашил неровными стежками; болела голова, перед глазами все плыло, а слух… Первый день девушка всерьез думала, что оглохла на правое ухо.

   Амиранда не знала, что с ней случилось и где она. Она без сомнений отбросила мысль о сне или бредовых галлюцинациях — боль и голод были настоящими, а вонь места, в которое привезли ее клетку, была способна поднять из могилы мертвого. Ее тюремщик оказался коренастым, невысоким существом, с ног до головы закутанным в какие-то грязные плащи и балахоны. Амиранда лишь однажды увидела его лицо — безволосое, с шершавой кожей, покрытой отвратительными наростами — и твердо решила, что происходящее не может быть плодом ее воображения; на такое оно было попросту не способно. Но как бы отвратительно и непривычно это существо ни выглядело, оно все-таки заботилось о девушке: давало ей еду (внешне похожую на голубиный помет), позволяло пить почти чистую воду, а остатками протирать гноящуюся рану на руке, просовывало в клетку ведро, которым Амиранда первое время отказывалась пользоваться. Ее тюремщик не был грубым, а однажды и вовсе самостоятельно обмыл рану и намазал ее зеленоватой кашицей, от чего зуд и жжение тут же прекратились. В общем, он был не самым худшим работорговцем; людям (и другим существам) в клетках напротив приходилось хуже.

   Чего нельзя было сказать о его то ли помощнике, то ли компаньоне. Им был высокий человек с красивым лицом и сильным телом. Он не носил ни балахонов, ни плаща, ни странных одеяний, которыми пестрила толпа; простая куртка, штаны с подвернутыми полами, небольшая полоска темной кожи на голове, которая сдерживала непокорную белобрысую шевелюру. В любой другой ситуации Амиранда бы отметила, что парень хорош собой. Вот только девушка сидела в клетке, и внешность окружающих людей и существ волновала ее меньше всего. У второго тюремщика был скверный характер: он щипал ее на потеху себе или редким зрителям, бил стальным прутом по решетке, когда Амиранда задремывала, опрокидывал тарелку со скудным пайком, вынуждая девушку соскребать остатки с пола — большая часть жидкой кашицы утекала сквозь большие щели между досками; плевал в воду, дергал за волосы и за ошейник, заставлял плакать и кричать — в общем, на девятый день Амиранда мысленно поклялась, что однажды она отомстит. Если ее продадут в рабство — она непременно сбежит, найдет этого ублюдка, когда он будет спать в луже собственной рвоты, и перережет ему горло. Девушка сама испугалась такой клятвы — как у нее могла возникнуть мысль убить человека? Но очень скоро все сомнения пропали: для нее он не человек. Так же, как и она для него — двуногое животное, которое можно выгодно продать.

   Заканчивалась вторая неделя. Рабы в соседних клетках успели смениться два, а то и три раза; белобрысый тюремщик становился все злее и появлялся гораздо реже. По грустной морде первого, Амиранда поняла, что дела идут совсем плохо — никого не интересовала голая хрупкая девица с копной спутанных платиновых волос. В этом месте, по всей видимости, стандарты красоты разительно отличались от привычных ей — во многом благодаря этому она достаточно быстро смогла прийти в себя; покупатели окидывали девушку взглядом, подолгу смотрели на правое предплечье, на худые ноги и тонкие пальцы рук, пожимали плечами и уходили.

    — Спасибо, — Амиранда взяла протянутую миску и, зажмурившись, поднесла к губам. При одном только взгляде на это варево ее мутило, однако на вкус оно было вполне сносным, а главное — сытным.

    — Dhe çfarë të bëj me ju? — существо устало потерло лоб и тяжело вздохнуло. — Nëse jo shitja do të ju merr në minierat. Por rruga deri atje do të kushtojë më shumë se ju qëndroni.

    — Не понимаю, — девушка помотала головой, показывая на свои губы.

    — Dhe nga ku ju sapo ra off? — он повторил жест, и Амиранда с трудом сдержала истеричный смешок. Каждый их разговор начинался с этого жеста, и, кажется, теперь он стал обозначать приветствие.

    — Амиранда Назарик, — без всякого энтузиазма она ткнула себя в грудь, а затем показала на мужчину. — А ты?

    — Ju jeni ende një rob, dhe nuk ka asnjë pronar i cili do të kishte dhënë ermine, — тюремщик закатил красноватые глаза и отвернулся, продолжая бурчать себе под нос.

   В красивых добрых сказках жители, узнав, что к ним попал пришелец, с радостью освобождают его из плена, обучают языку и показывают достопримечательности. Реальность оказалась иной — всем было наплевать откуда Амиранда родом и никто не собирался ей помогать. Первое время она еще пыталась втолковать зевакам, что она не местная: изображала самолет, падала на пол клетки и закрывала голову руками, словно на нее напал дикий зверь, легкими движениями рук обрисовывала высокие здания, а однажды, когда заинтересованный слушатель протянул ей узловатый прутик, нарисовала солнечную систему. Ничего из этого не имело ровным счетом никакого успеха. Разве что многие решили, что девушка сумасшедшая.

   Рана на руке гноилась не так сильно, как прежде, но Амиранда не питала иллюзий. Устроившись на полу, она попыталась задремать под усиливающийся шум толпы. Через некоторое время девушка оставила эти жалкие попытки и вторила другим рабам, прильнув к решетке.

   По проходу шла группа людей; человек пять, все с ног до головы закутаны в черные одежды, их сопровождали огромные существа (про себя Амиранда называла их троллями) в кожаных доспехах. Рабы скулили от страха, громко причитали, торговцы бранились, сплевывали на землю и решительно отказывали этим людям. Ее тюремщики оживились — белобрысый принялся настойчиво шептать на ухо (так и не узнав его имени, Амиранда называла его Болло — обычно так покупатели к нему и обращались) Болло, тот качал головой, сердито шептал в ответ; мужчина уже почти кричал, активно жестикулировал, и Амиранда боялась, что сейчас они подерутся. Но Болло поднял руку, сказал несколько резких слов, и белобрысый, в бешенстве топнув, поспешил уйти, на прощанье плюнув в клетку.

    — Спасибо, — Амиранда дотронулась до плеча Болло и улыбнулась. Тот покачал головой и жестом приказал ей отойти дальше — группа людей поравнялась с ними.

    — Sa kushton? — спросил один из них, подходя к клетке и внимательно разглядывая Амиранда. От холодного цепкого взгляда, который изучал каждый миллиметр кожи, девушке стало не по себе, и она сжалась в комочек. Болло, не глядя на нее, протянул ей грязный, изодранный балахон — и это была первая одежда за последние две недели.

    — Treqind monedha.

    — Çmimi i juaj është shumë e lartë për një të tillë të ulët të klasës, — человек в черном продолжал разглядывать Амиранда.

    — Pastaj gjeni një tjetë, — Болло равнодушно пожал плечами.

    — Ku e keni marrë? — вмешался другой человек.

    — Ajo nuk ka rëndësi. Spirits ruajnë atë, dhe magjia e zezë juaj nuk do të dominojë, — Болло презрительно сплюнул себе под ноги.

    — Кatërqind, dhe ju vetë do të jetë në gjendje për të parë shpirtërore, — мужчина ехидно усмехнулся, подбрасывая на ладони звенящий мешочек.

    — Get larg, të merrni larg. Populli im nuk duan të kenë të bëjnë me ju, — Болло гневно затрясся, хватаясь за короткий кинжал, которым обычно резал себе еду.

    — Mirë mirë, nëse ju mendoni se, — мужчина фыркнул и люди пошли дальше по ряду. Насколько хватало взгляда — все торговцы решительно отказывались продавать этим людям рабов.

    — Спасибо, Болло, — на всякий случай Амиранда решила не подходить к решетке — ее тюремщик был в бешенстве.

    — Mbyllur, vajzë silly, — тюремщик устало повалился на свою скамейку и продолжил бубнить себе под нос.

   Что-то только что произошло, что-то важное, очень важное. Те люди давно покинули ряд, но торговцы до сих пор не успокаивались. Потребовалось не меньше часа, прежде чем жизнь на рынке вновь вернулась в привычную колею. Тогда, почти девять месяцев назад, Амиранда понятия не имела, что это за люди, и почему торговцы отказываются продавать им рабов. Но она была благодарна старому Болло, и благодарность ее стала лишь сильнее, когда спустя некоторое время девушка узнала о чисторожденных.

***

Месс остановился, и девушка вынырнула из воспоминаний: они выехали на главную площадь и дорогу перегородила толпа зевак — на помосте стояли рабы. Некоторые плакали, другие наоборот — улыбались, махали руками и позировали. Наиболее харизматичных толпа зевак приветствовала радостным улюлюканьем. Незаметно пересечь площадь было невозможно, и Амиранда решила дождаться окончания, благо на возвышении осталось не более дюжины человек. Когда-то и она стояла на таком же помосте, а толпа улюлюкала и свистела, требуя от нее хоть каких-то действий. Болло стоял рядом и подзадоривал толпу сделать ставку. Знай Амиранда, что «непопулярных» рабов отправляют на рудники, она бы пела, танцевала, и в меру сил старалась понравиться. Но ничего этого она не знала, и никто не собирался ей этого объяснять. Лишь чудом ей повезло, и толстый, с лысиной усеянной бородавками человек поднял руку, повышая ставку вдвое.

   Последнюю, плачущую от горя, женщину увели с помоста, и толпа начала расходиться. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Амиранда продолжила путь Поплутав по узеньким улочкам, она спешилась, еще раз все обдумала и толкнула массивную дверь таверны.

ГЛАВА 3

— Ты правда возьмешь меня с собой? — от возбуждения Амиранда едва не свалилась с кровати.

    — Правда, — Джо поправил сбившееся одеяло и ласково погладил ее по плечу, — ты заслужила этот отдых.

    — Это будет потрясающе! — Амиранда приподнялась на локтях и со смехом поцеловала парня. — Постой… а почему ты раньше не сказал?

    — Я надеялся, что эта новость придаст тебе новых сил, — он прижал смеющуюся девушку к груди.

    — Ах ты…

   Шум драки заставил Амиранда сонно встрепенуться. Морщась от кислого привкуса дрянного пива, девушка протерла глаза. Она сидела в самом дальнем и темном углу общей залы, надежно укрытая от посторонних глаз каменной аркой и древним, почти развалившимся буфетом. Чуть сдвинувшись, Амиранда смогла наблюдать за разворачивающейся в середине зала потасовкой: сначала тролль и кварг пили на спор, а затем один из них, допив очередную кружку, победно разбил ее о голову товарища. В общем-то, для таверн подобные драки не были редкостью. Хорошая драка обеспечивала зевак, которые в свою очередь заказывали выпивку и щедро сорили деньгами, делая ставки на участников. Но сейчас Амиранда бы отдала все золотые, серебряные и медные монеты, которые позвякивали в кармане плаща, лишь бы в таверне воцарилась гробовая тишина.

   Питейное заведение, оно же и постоялый двор, носило гордое название «Тридорожье». Местная легенда гласила, что каждое шестнадцатое число четного месяца сюда заявляется один из демонов дорог, заказывает кружку темного, шлепает по заднице самую лучшую официантку, а потом на целую ночь пиво в таверне становится особенно крепким и вкусным. Табличка (воистину огромная) с этой «легендой» была первым, на что натыкался посетитель заходя в зал. Натыкался, озадаченно чесал затылок, вспоминал, какое сегодня число, и устремлялся к свободному столику, предвкушая отведать якобы заговоренного пива. Стоит ли говорить, что цифры на табличке легко менялись, но никто никогда не обращал внимания и не задумывался, почему это «придорожный демон» захаживает сюда каждый день.

   Распорядившись, чтобы Мессу в кормушку вывалили два фунта сырого мяса, Амиранда уселась в углу, низко надвинув капюшон на глаза. В таверне было полно разношерстного народу: тролли, кварги, боллы, люди и гномы. Последние проводили девушку недобрым взглядом и зашушукались. Договор не запрещал чисторожденным заходить в подобные места; строго говоря, Договор вообще ничего не запрещал, а наоборот — давал неограниченную власть. Но нужно иметь серьезную причину, чтобы вот так запросто заявиться в подобное место. Впрочем, на Амиранда обратили внимание только гномы, а о ненависти гномов к людям ходили небылицы.

   Первую кружку девушка осушила едва ли не залпом и тут же потребовала вторую. Она не была ценителем этого напитка, но день, проведенный на жаре, измотал ее, и сейчас, больше всего на свете, она хотела пить. Вторую кружку девушка отпивала медленными глотками, пристально оглядывая зал и посетителей. Ничего подозрительного, никто не обратил на нее никакого особого внимания, что еще больше утвердило ее в мысли — некромант жив. Если бы его убили, эту новость смаковал бы весь город, а девушке не позволили бы и шагу ступить в одежде с его знаком. Второе, более весомое доказательство стояло на заднем дворе и уплетало сырую крольчатину. Некроманты могли подчинять своей воле мертвые тела и даже вдыхать в них искру жизни, но они вновь превращались в разлагающиеся, холодные и полные червяков трупы, стоило только их создателю самому протянуть ноги.

   Значит, он жив. А это в свою очередь вовсе не упрощало положение девушки; долго притворяться у нее не получится — рано или поздно ее пригласят на прием к наместнику, или она столкнется с настоящим чисторожденным. И никакие наигранные манеры и речь не спасут ее от виселицы. Или ей отрубят голову. А может быть, и скормят какой-нибудь нечисти. Чисторожденные народ изобретательный — они найдут способ сделать ее смерть мучительной и зрелищной. Ух, как же Амиранда ненавидела этих ублюдков. Высокомерные, лживые, жестокие, с какой бы радостью она собрала их всех на один эшафот и устроила аукцион. Она бы смеялась, глядя, как они с ужасом слышат, что их забирают на рудники. Амиранда сонно дернулась, сделала глоток и прикрыла глаза. А еще лучше — сдать в публичный дом…

***

…Болло долго беседовал с купившим ее человеком. Амиранда стояла тут же рядом, теребя край темного суконного платья, которое ей велели надеть. Ошейник тянул ее к земле, она никак не могла стоять ровно и все время переступала с ноги на ногу. Помост опустел, и толпа на площади стремительно редела. Группу невольников, за которых не было предложено денег, повела прочь стража; поравнявшись с девушкой, некоторые рабы начинали ругаться, плевать в ее сторону, а другие плакать. Амиранда догадывалась — ей повезло, причем крупно повезло.

   Наконец Болло торжественно вручил покупателю цепь, ободряюще хлопнул Амиранда по плечу и удалился. Толстячок и девушка с минуту смотрели друг на друга: мужчина ткнул себя в грудь и произнес «Ормак», а затем, прежде чем Амиранда успела вторить его примеру, указал на нее со словами «Гента».

    — Амиранда, — девушка покачала головой и хлопнула себя по груди, — меня зовут Амиранда Назарик.

   Мужчина хохотнул, добавил несколько слов, и жестом приказал следовать за ним. Миновав длинные ряды, поплутав по пыльным, уже опустевшим улочкам, они вышли к большой повозке, груженной мешками и людьми. Рабов было немного: одна человеческая женщина, и еще три — представительницы других рас; на Амиранда они смотрели с глубочайшим отвращением, и девушка была рада, когда толстячок жестом приказал ей сесть рядом с ним на козлы.

   Всю дорогу Ормак говорил с ней, прикрикивал на недовольных невольниц, сердито щелкая кнутом над спинами усталых лошадей; они ехали по разбитой дороге, и повозка то и дело подскакивала, не позволяя Амиранда разжать пальцы, которые она в страхе сомкнула на небольшом деревянном бруске, служившим перилами.

    — 'nuk kam udhëtuar në një qerre? — Ормак с добродушным смешком похлопал ее по побелевшей ладони.

    — Страшно, — девушка даже не пыталась понять, что именно спросил ее мужчина. Амиранда мечтала, чтобы скорее наступил тот момент, когда она ступит на твердую землю. И совершенно не задумывалась о том, что последует дальше.

    — Kjo mbetet për kohë të gjatë, — мужчина указал рукой на высокие каменные стены, на которые Амиранда до этого не обращала внимания.

    — Ого, значит, не все так плохо, — пробормотала она под нос, не сводя взгляда с каменной кладки. Амиранда искренне боялась, что все поселения в этом новом, неизвестном ей мире будут на подобие невольнического рынка. Но в городе, в каменном городе с высокой башней в самом центре, шанс на помощь значительно возрастал. Наверняка там есть правитель или какой-нибудь сенат, который ее выслушает и исправит ее плачевное положение. Амиранда предпочитала не обращать внимания на тот факт, что она, во-первых, две недели просидела в клетке, а во-вторых — сейчас является чьей-то собственностью. Просто небольшое недоразумение, не более.

   В таком достаточно радужном настроении, они въехали в город, миновав большие ворота и посты стражи. Через несколько минут Амиранда полностью заблудилась — город был огромным, а дома однотипными — двухэтажные, некрасивые здания с покатыми или плоскими крышами. На центральных улицах почти не было жителей, зато, едва они съехали в какой-то переулок, вознице пришлось прикрикивать на незадачливых прохожих; людей тоже стало несравнимо больше.

   Скрипнув колесами, телега остановилась возле черного хода большого здания. Ормак ловко соскочил на землю, гортанно крикнул, и во двор вышел крепкий человек в черной кожаной куртке. Выразительно размяв затекшие мышцы, он лениво обошел повозку, оценивающе оглядел притихших рабынь внутри; обменялся по всей видимости шуткой с Ормаком и жестом приказал всем подойти к нему. Спускаясь, Амиранда запуталась в полах платья, и споткнулась, испачкав и без того грязные руки в сырой грязи. Мужчины хохотнули и девушка, понурив голову, встала в самом конце шеренги. И как ей вообще могло прийти в голову, что в городе с ней будут обращаться лучше?

   «Кожаная куртка» сначала внимательно осмотрел прибывших, комментируя увиденное двумя-тремя фразами. На Амиранда он, казалось, не обратил внимания и вовсе — всего одна короткая, сухая и резкая фраза. Ормак развел руками, мол «взял, что было». Мужчина нахмурился, почесал квадратный подбородок, но не стал спорить.

   Осмотр продолжался полчаса, и еще столько же они просидели на земле, ожидая, когда им позволят зайти в дом. Амиранда прислонилась к массивному колесу телеги и с замиранием сердца осматривала рану: опухоль стала совсем твердой, и теперь через предплечье тянулась бугристая корка запекшейся крови пополам с грязью; ее товарки по несчастью сидели чуть поодаль и о чем-то переговаривались. Девушка лишь однажды попробовала заговорить с ними, но вышло еще хуже чем на рынке, и ей пришлось объясняться с помощью жестов. От воды рана защипала с удвоенной силой, но Амиранда не обратила на это никакого внимания — их впустили в дом.

   Они оказались в просторной кухне, где сердитая толстая женщина протянула им миски с едой. С жадностью Амиранда накинулась на жидкое варево, которое оказалось луковым супом; с трепетом ломала черствый с одного бока ломоть хлеба — это была знакомая, человеческая еда. Они сидели за длинными дощатым столом и торопливо ели: другие невольницы игнорировали ложки и пили суп через край. На их фоне Амиранда, как ей казалось, выделялась еще сильнее; не в лучшую сторону.

   Еду отобрали и явился «кожаная куртка»; еще раз он осмотрел женщин, на этот раз подолгу расспрашивая каждую и требуя снять одежду. Амиранда удивилась с какой покорностью они сбрасывали себя грубые платья, с какой готовностью они демонстрировали свои тела (от вида некоторых девушке стало нехорошо) и позволяли мужчине разглядывать их; в голове Амиранда промелькнула страшная догадка, но прежде чем она смогла оформиться, мужчина подошел к ней.

    — Ik rrobat e mia, — он обошел вокруг, зачем-то собрал ее длинные спутанные волосы, заглянул за уши.

    — Не понимаю, — Амиранда развела руками, показала на свой рот и покачала головой. Этот жест как будто развеселил мужчину. Он потянулся к тесемкам платья и девушка испуганно отступила. Другие женщины зашушукались, с улыбками глядя на нее. Одна из них попыталась положить руку ей на плечо, но от этого скупого проявления заботы Амиранда испугалась еще сильнее. Мужчина откровенно веселился, манерно подступая к ней.

    — Mos lënduar, mos kini frikë, — он гостеприимно распахнул объятия, оттесняя девушку в угол комнаты.

    — Не надо. Пожалуйста, — Амиранда вот-вот готовилась зайтись в истерике; и ее совершенно не волновало, что до этого она черт знает сколько просидела в клетке абсолютно голой. Мужчине надоела эта игра: двумя ловкими движениями он сначала поймал девушку, а затем сдернул платье. Как ни странно Амиранда тут же успокоилась, видя, что ее тело заинтересовало его в куда меньшей степени, чем других — «куртка» равнодушно оглядел тощие ребра, без всякого интереса сделал круг, потрогал пальцем заживающую рану и отошел.

    — Ata në katin e dytë, dhe kjo … — Мужчина еще раз осмотрел Амиранда и покачал головой, — le të qëndrojnë atje, ai gjen Ormak aplikim.

   Женщин увели, Амиранда позволили одеться и усадили в дальний угол кухни рядом с горящим очагом. Успокоившись, она наконец смогла оглядеться. Помещение было большим и не слишком чистым; в два ряда стояли длинные деревянные столы, на которых несколько человек резали мясо, месили тесто, чистили рыбу; два больших очага развеивали мрак комнаты — в ней не было открытых окон. Кажется, она задремала, и разбудил ее невероятно аппетитный запах жареного мяса и овощей. Амиранда потянулась, с надеждой глянула в сторону огня, но тут перед ней возник Ормак. Жестом он приказал следовать за ним.

   Они вышли в темный коридор, миновали дверь и очутились в огромной зале; стены здесь были обиты темными панелями, украшены гобеленами и картинами; игральные столы, небольшие темные диваны и кресла, огромная люстра с горящими свечами, свисающая с потолка на массивной цепи, небольшие светильники на стенах — здесь даже был мягкий ковер и в целом зал показался Амиранда вполне уютным. Но напрасно она думала, что они останутся здесь — Ормак не остановился и повел ее дальше, и, спустя несколько минут плутания по узким коридорам, они вошли в небольшую жилую комнатку. Навстречу, из глубокого, удобного кресла, поднялся, высокий, словно высохший на солнце, мужчина. Ормак сказал несколько слов и подтолкнул Амиранда к нему.

    — Здравствуйте, — девушка чуть склонила голову. Ее слова не возымели никакого эффекта — все в этом мире не обращали на них внимания. Амиранда могла ругаться как сапожник — всем было бы наплевать. Ормак закатал рукав ее платья, демонстрируя мужчине рану; тот цокнул языком, долго, с прищуром рассматривал ее, а потом, видимо, назвал такую сумму, что Ормак от негодования едва не подпрыгнул. Мужчина, выслушав речь толстячка, пожал плечами, накинул на плечи плащ и вышел.

   Ормак повалился в кресло и разразился какой-то жалобной тирадой. Амиранда совершенно не понимала, что происходит, но испытывала неожиданный прилив симпатии к этому мужчине — как-никак он был дружелюбен с ней. Девушка робко дотронулась до его руки, и когда Ормак посмотрел на нее — улыбнулась. Толстячок грустно растянул губы в ответ, покачал головой, дотронулся до ее предплечья. Амиранда и так знала, что он хотел сказать — под толстой коркой кожи скопился гной, но по какой-то причине боли не было.

    — Не страшно, — Амиранда продолжала улыбаться. — Я смогу себе помочь, если ты поможешь мне.

   Ее слова ровным счетом ничего не значили для толстячка, и Амиранда понадобилось немало времени, чтобы растолковать ему, что от него требуется. Наконец, в комнату принесли кувшин чего-то крепкого (понюхав содержимое она все же смогла определить, что там точно есть спирт), чистые тряпицы, несколько иголок и моток ниток, и таз чистой воды. Ормак с интересом смотрел, как девушка смачивает иголки, режет нить на несколько кусков, предварительно как следует вымочив ее в крепком напитке. Еще минут пятнадцать девушка растолковывала Ормаку его задачу, а затем, еще раз взвесив все «за» и «против», залпом выпила стакан спиртного. Жидкость обожгла горло, неприятным комом прокатилась по пищеводу и оставила после себя целый букет неприятных привкусов во рту. Но Амиранда не останавливалась — ей потребовался всего лишь еще один стакан, чтобы ее тело полностью проигнорировало сильный укол иглой. Девушка и раньше плохо переносила крепкий алкоголь, предпочитая не участвовать в студенческих попойках и соревнованиях выпивох.

   Вся «операция» заняла совсем немного времени, но после нее Амиранда почувствовала себя выжатой и разбитой. Сначала они срезали запекшуюся кровь, выдернули старые, грубые нитки, счистили вырвавшийся на волю гной; затем Амиранда вычистила остальное, а Ормак, не жалея, плеснул на рану напиток. От острой боли девушка едва не потеряла сознание, но сейчас ее жизнь, как никогда прежде, зависела от ее стойкости; а уж этим Назарик похвастаться не могла.

   Общими усилиями рана была зашита, забинтована и Амиранда обессиленно развалилась в кресле. Ормак некоторое время сидел рядом, погруженный глубоко в свои мысли. Лицо его стало гораздо суровей, желваки на скулах нервно ходили, словно он пытался что-то разгрызть.

    — Jeni një mjek? — толстячок обвел разложенные «инструменты» рукой, указал пальцем на перебинтованную руку.

    — Ага, — Амиранда кивнула, и попыталась встать, но пол под ногами предательски пошатнулся и она упала обратно. — Mjek.

    — Kush ju mësoi kjo? Çfarë tjetër mund të bëni? — глаза у Ормака загорелись алчным огоньком.

    — Нет-нет-нет, давай-ка помедленней, притормози, приятель, — Амиранда устало закатила глаза, в который раз показывая, что совершенно не понимает языка. Сознание боролось с алкоголем, и девушка пребывала в неясном состоянии между бредом и сном.

   Ормак почесал подбородок и вышел, оставив ее одну. А через полчаса Амиранда уже осматривала «пациента» — полную женщину с грязной, сероватой кожей. Зажимая нос пальцами, девушка с отвращением лицезрела покрытые белым налетом гланды. Нехитрый рецепт воды с солью с трудом был разъяснен на пальцах и спустя еще некоторое время Ормак сел перед Амиранда с совершенно другим видом.

    — tryezë, karrige, qiri, zjarr, — он по очереди показывал на стол, стул и свечу; затем приложил руку к груди, — njeri.

    — tryezë, karrige, qiri… — Амиранда запуталась и жестом попросила дать лежавший на другом конце стола карандаш. Это будто бы привело Ормака в неописуемый трепет, и он с огромным интересом наблюдал, как девушка старательно записывает новые слова.

    — Ju — një blerje shumë të dobishme. Ujdi Vjetër budalla i keq, duke ju dhënë të gjitha njëzet monedha, — Ормак довольно ухмыльнулся, видя непонимающий взгляд Амиранда, и указал на стену, — mur.

***

…Подавальщица смахнула с подноса на стол кружку и поспешила удалиться, боясь столкнуться с тяжелым взглядом девушки. Увлекшись воспоминанием, Амиранда не заметила, как прикончила уже седьмой стакан. По всей видимости, время перевалило за полночь, и одежда на разносчицах стала заметно откровенней. Иногда посетители распускали руки, и тут же были вынуждены платить за свои секундные слабости звонкие монетки; если это не происходило добровольно — в зал выходило несколько крепких мужчин и деньги добывались силой. В общем-то, это была нормальная практика для подобных мест.

   Амиранда сама прожила в подобном почти два месяца. Правда не в качестве официантки или, что еще хуже, шлюхи. Нет, для этой работы она не годилась, совсем не годилась. Ормак признался, что там, на помосте, Амиранда выглядела настолько жалко, что он не задумывался, сколько она стоит и для чего ему может сгодиться. Но девушка честно отработала потраченные на нее деньги: освоившись, она смогла заменить дорогостоящего лекаря. Лечить, в основном, нужно было простуду, синяки, больные зубы и переломы. Существовали ли в этом мире венерические заболевания Амиранда не знала, и тактично не спрашивала, дабы не навлечь на себя отвратительную работу. Через месяц усиленных занятий девушка уже могла изъясняться на новом для нее языке, а через полтора — достаточно свободно говорить.

   Место, в котором она жила, оказалось борделем. Иногда девушка с ужасом представляла себе, что было бы, если бы ее внешность каким-то непостижимым образом не вызывала бы у местных жителей такое необъяснимое отвращение. Ормак категорично отказывался объяснять в чем кроется причины такого поведения, и Амиранда невольно сравнивала себя с другими женщинами в заведении. А все это дурацкое стремление нравиться всем мужчинам без исключения!

   Впрочем, для подобных размышлений у Амиранда почти не оставалось времени — ее нагружали черной работой, заставляя отрабатывать свой хлеб. Прибирать верхние комнаты, стирать белье, стелить постели, мыть полы и посуду — под вечер девушка совершенно выбивалась из сил. Ночью она долго не могла уснуть — сначала мешал «аккомпанемент» соседей за стеной, а потом — кошмары. Последние с каждым днем притуплялись, и на исходе третьего месяца пропали вовсе. Рутина поглотила девушку и иногда она уже и не вспоминала, что раньше ее жизнь была совсем другой. С каждым прожитым днем меркли воспоминания о старом доме, о семье, о друзьях и Джо; бесследно таяли образы высоких небоскребов и шумных городов. Очень скоро Амиранда стало казаться, что ничего этого не было — просто что-то случилось, и она потеряла память, нет никакого другого мира, а язык, на котором она разговаривает сама с собой — всего лишь плод ее воображения. Если бы Амиранда было позволено покидать пределы заведения, то совсем скоро от Амиранда Назарик не осталось бы и следа, и ее место заняла бы Гента — девушка-прислуга в публичном доме.

   …Очередная, наполненная до краев кружка звонко стукнулась днищем о столешницу, и разносчица потребовала заплатить. Амиранда кинула на стол несколько серебряных монет, жестом показывая, что вопрос о деньгах излишен. Чисторожденных в подобных местах не любили, да они сюда и не захаживали. Но всегда есть исключение.

***

…Амиранда приложила ухо к замочной скважине, убедилась, что из-за красивой деревянной двери не доносится никаких звуков и вошла в комнату, держа в руках стопку свежего белья. Время клонилось к обеду, и в доме стояла приятная тишина — посетителей еще не было, а работницы отдыхали в своих комнатах. Именно в это время Амиранда перестилала постели, убирала учиненный за ночь и утро беспорядок; иногда ей приходилось ждать, когда комната освободится, и в эти моменты Амиранда с ужасом смотрела на свою новую жизнь. Но потом ее впускали внутрь, и сознание услужливо переставало думать, делая из Амиранда живой автомат.

   Вот и сейчас девушка успела выйти на середину комнаты, когда человек у окна обернулся и смерил ее холодным взглядом. Мужчина был выше ее на целую голову, крепкий, кожа чуть смуглая, длинные волосы непокорно выбивались и падали на высокий лоб; лицо, покрытое легкой щетиной, исказилось в досадной гримасе — человек явно не ждал, что его побеспокоят столь быстро. Губы изогнулись в вымученной улыбке, и он отошел от окна, стягивая с рук темные перчатки.

    — Не ожидал, что так скоро, — он расстегнул куртку и ворот рубашки. — Может быть мне кажется, но я заказывал другую.

   Амиранда стояла, низко опустив голову, держа в руках постельное белье, и боролась со смешанными чувствами: развернуться и уйти, или же попытаться объяснить, что она всего лишь служанка?

   Разговаривать Амиранда совершенно не хотелось, поэтому она просто покачала головой и уже собиралась уйти, но мужчина властно поднял руку.

    — Посмотри-ка на меня, — его ледяной тон заставил ее содрогнуться и подчиниться. Впрочем, ему же хуже — сейчас он, так же как и все, испытает то самое чувство отвращения и испортит себе оплаченный час.

   Девушка тряхнула головой, отбрасывая выбившиеся пряди с лица, и равнодушно посмотрела на мужчину. Тот несколько секунд продолжал расстегивать на себе рубашку, но потом вдруг остановился. С лица сползла фальшивая улыбка, а голубые глаза превратились в две смертельно опасные льдинки. Месяца два назад Амиранда бы перепугалась, разревелась и бросилась бежать, но сегодня она равнодушно приняла подобные эмоции. Благо в борделе она уже повидала и убийства, и жестокие драки, и какие-то магические ритуалы.

    — Приношу свои извинения, — Амиранда низко опустила голову, в знак уважения к постояльцу, — мне не сказали, что эта комната занята…

   Мужчина в два шага преодолел расстояние между ними, резко вздернул ее за подбородок, заставив испуганно отступить.

    — Смотри на меня, — сквозь зубы приказал он, левой рукой закатывая рукав ее платья. — Если это шутка, тебе и твоим хозяевам не поздоровится.

    — Господин, произошла досадная ошибка, я сейчас же уйду, — Амиранда испуганно попыталась вырваться, но мужчина прижал ее к стене, — если, конечно, вы меня отпустите.

   Едва оба рукава были закатаны, и под ними не обнаружилось ничего необычного (кроме, разве что, некрасивого рубца), мужчина отступил на шаг назад, скрестив руки на груди и не отводя взгляда от побледневшего лица девушки.

    — Кто ты? — сухо спросил он.

    — Меня зовут Гента, — скучным, равнодушным голосом ответила девушка. Если какой-нибудь посетитель спрашивал ее имя — она всегда представлялась так.

    — Настоящее имя, — голос мужчины источал могильный холод, и Амиранда чувствовала, что начинает дрожать от страха.

    — Это имя мне дал хозяин и никакого другого у меня нет.

   Мужчина что-то пробормотал себе под нос, на всякий случай вставая между девушкой и дверью. Амиранда совершенно определенно не понравился этот маневр.

    — Почему у тебя нет клейма? — после продолжительного молчания мужчина снова сделал шаг вперед. — Это невозможно: либо клеймо рожденной, либо беглой. Что было на месте того шрама?

    — Не знаю, — Амиранда растерялась, опуская рукав платья, — наверное, ничего. Сколько себя помню — он всегда был здесь, на этом месте.

    — Не лги мне. Шрам совсем свежий, — человек криво усмехнулся, потирая заросший подбородок. — Я разбираюсь в таких вещах.

   От последней фразы веяло угрозой, и Амиранда посчитала великой удачей, что именно в этот момент дверь распахнулась и в комнату впорхнула разодетая и разукрашенная девица. Воспользовавшись секундной заминкой, девушка выскочила в коридор и сломя голову бросилась вниз; она не оборачивалась и не знала преследуют ли ее, но страх был велик — не останавливаясь Амиранда пробежала через задний двор в конюшню, и спряталась в стоге сена на верхнем настиле. Сердце бешено колотилось, отупевший за два месяца убогого существования мозг пытался понять, что произошло и как лучше всего поступить. Но в голове настойчиво крутилась только одна мысль — бежать; бежать так далеко, насколько это возможно…

***

…Амиранда подбросила на ладони золотую монету; тяжелый кругляш сверкнул в неровном свете свечей и предательскии выскользнул из расслабленных пальцев. Разносчица тут же юркнула под стол, выудила из-под него монету и склонилась в низком поклоне. Поморщившись, Амиранда велела проводить ее в комнату, где, едва оставшись одна, сбросила уже ненавистный плащ на пол. Первое знакомство с некромантом оставило тягостное впечатление.

   Но сейчас, лежа на кровати и укрывшись его плащом, Амиранда бы отдала все на свете, лишь бы этот несносный, страшный и опасный человек вошел в комнату. Оставшись совершенно одна, она не представляла, что ей делать дальше.

ГЛАВА 4

Утром Амиранда с трудом заставила себя спуститься в зал; всю ночь девушка провела в бреду, так толком и не сомкнув глаз. Сначала ей мерещилось, что возле ее двери слишком часто проходят люди, и она невольно сжимала в руках небольшой кинжал, готовясь к самому худшему — драться Амиранда так и не научилась (да ее и не учили), и поэтому существовал весьма серьезный шанс того, что в пылу битвы она скорее заколет саму себя. Впрочем, девушка не питала больших иллюзий, имея за плечами печальный опыт: в прошлый раз ее попытка «помахать» холодным оружием закончилась разбитым носом, многочасовой пыткой и долгими днями унижения.

   Если девушке все же удавалось задремать, то ее мучали бредовые сновидения: она убегала от волкодлаков, но ее ловили, сажали в клетку или закрывали в самом темном углу темницы; даже во сне Амиранда чувствовала, как по ее телу ползают мокрицы, под ногами скребутся мыши, а пауки валятся ей на голову и бегают в волосах… или ее бросали на центральную площадь, заковывали в цепи и ставили на колени, заставляя слушать речь наместника; приговаривали к страшному наказанию и когда Амиранда смотрела на палача — им оказывался хохочущий во все горло некромант.

   Зал таверны был пуст; хозяин встретил ее низким поклоном и тут же отправился на кухню. В столь ранний час прятаться было не от кого, и Амиранда уселась рядом со стойкой, намереваясь, как только представится возможность, узнать какие-либо новости. Она долго не решалась заговорить с добродушным трактирщиком, который всячески старался ей угодить и даже подал к еде два, некогда белых, полотенца. Прежде чем Амиранда смогла придумать повод к подробным и обстоятельным расспросам, в заведение, отряхивая с грязного плаща капли дождя, вошел веселый молодой человек. Обменявшись теплым приветствием с хозяином, паренек устроился неподалеку от Амиранда, и тут же принялся болтать без умолку, попивая темное пиво.

   Мальчишка оказался гонцом, и только-только вернулся из дворца наместника, где ему, за скорость и полтора дня беспрерывной скачки, дали целых две золотые монеты и треть суммы он намеревался оставить в этом гостеприимном и любимом заведении. Хозяин, поглаживая пышные усы, осведомился, что же заставило его мчаться с такой поспешностью и что за новости могут стоить так дорого. Юнец широко улыбнулся и доверительно, на всю таверну, рассказал все, что знал; Амиранда прошиб холодный пот и она, с ужасом, смотрела на рассказчика, не в силах отвести взгляда.

   …Ночью, два дня назад, на южную заставу напали. Напали не духи, не волкодлаки, а чисторожденный злой маг. С отрядом воинственных троллей он пробивался к Провалу, но бравые солдаты Ордена смогли повергнуть врага и не пустить на темные земли. Наемники были убиты, а их предводитель был захвачен в плен. К утру следующего дня его должны были доставить в Схрон, где это отродье злых духов будет томиться в заговоренной клетке в ожидании суда. Кстати, судить кудесника будут такие же чисторожденные. Мол, мужик нарушил Договор, а они такого не терпят.

   Мальчишка то и дело поглядывал на Амиранда, которая стремительно бледнела и пыталась унять дрожь в коленях. Уж не подумал ли он, что она будет тем самым судьей? Девушка попыталась доесть завтрак, но еда комом застревала в горле и еще чуть-чуть и Амиранда готова была расплакаться. Хуже уже быть не могло — через неделю, может быть и раньше, единственного человека, который верил ей, верил в ее историю и готов был если не помочь, то прихватить с собой на ту сторону, казнят с особой жестокостью. Сначала его будут пытать; Орден обязательно будет пытаться вызнать причину, побудившую некроманта наплевать на все правила и переступить через собственную жизнь. Что он им скажет? Почему-то Амиранда была уверена, что ее личность недолго сохранит тайну, но никто не будет за ней охотиться — рано или поздно она снова попадет либо на невольнический рынок, либо на тот же самый эшафот, на котором казнят некроманта. Другого варианта просто не существовало.

   Ну, а что ей делать сейчас? Долго она не сможет притворяться, а если она останется — ее слишком скоро выведут на чистую воду. Бежать? Но куда… теперь Амиранда с полной, горькой уверенностью могла сказать, что она абсолютно свободна, но эта свобода не принесла никакого облегчения.

   Одна, впервые за долгое время она осталось одна; прямо сейчас она могла уехать на все четыре стороны и попытаться… и попытаться «что»? Примириться с судьбой, забыть про то, что существует другой, несравнимо лучший мир? Обосноваться в уединении где-нибудь далеко-далеко, прожить остаток жизни опасаясь, что за ней придут, и умереть с горьким привкусом разочарования? Нет, не сейчас, когда она готова была бороться до последнего за свое право вернуться домой.

   Мальчишка сказал, что некроманта привезут сюда завтра утром. Вероятнее всего это сделают на рассвете, дабы избежать толпы ненужных зевак. Значит, у Амиранда есть день, чтобы придумать, как вызволить ее спутника из тюрьмы. Ирония — раб вызволяет господина…

***

Стражник отворил перед ней массивную дверь с небольшим окошечком, предупредив, что пленник «опасен, как дикий зверь». Амиранда кивнула, поощрила такое проявление «заботы» мелкой монеткой и жестом приказала всем выйти вон. До последнего момента все шло по ее плану; ей удалось обвести стражу вокруг пальца, проникнуть в темницу раньше, чем судьям, и пронести под полой плаща кое-какие вещи.

   Амиранда подняла ярко пылающий факел над головой, и неровный свет выхватил грубые каменные стены, ряды пустующих цепей вдоль них, какие-то жутковатые приспособления для пыток; где-то мерно капала вода. Девушка медленно спустилась по трем ступенькам вниз и неуверенно замерла — во мраке ей почудился какой-то блеск и движение. Еще несколько шагов и свет отразился от стальных прутьев клетки.

    — Клосарин? — Амиранда силилась рассмотреть фигуру, которая ничком лежала на небольшой копне прошлогоднего сена. — Это ты?

   Человек зашевелился, застонал и перекатился на спину. Факел осветил мертвенно бледное, изуродованное синяками и царапинами лицо — один глаз заплыл, верхняя губа была рассечена, висок покрывала корка запекшейся крови; одежда на мужчине была грязной, некогда белая рубашка пропиталась кровью и была разорвана у ворота. Амиранда судорожно выдохнула и опустилась на колени, кладя факел на каменный пол.

    — Ты слышишь меня? — она протянула руку через прутья, дотрагиваясь до измученного человека. — Пожалуйста, приди в себя…

   Амиранда догадывалась, что ее могло ждать в темнице, но вид поверженного, на грани полного забвения, человека, который олицетворял для нее в этом мире едва ли не всемогущество, заставил ее глаза наполниться слезами. Зачем она пришла сюда? Разве она сможет спасти его? Как, как она сможет справиться с людьми, которые настолько могущественны? …

   Клосарин, с тихим стоном открыл глаза; некоторое время он смотрел в потолок и, едва Амиранда шмыгнула носом, перевел на нее взгляд.

    — Какого дьявола, девчонка… — сквозь зубы прошипел он, с трудом садясь и устало прислоняясь к холодным прутьям лбом. — Что ты тут делаешь?

    — Я… я не знаю, — слезы частыми каплями соскальзывали с ресниц на щеки, и Амиранда злилась на себя. — Я пришла спасти тебя…

   Клосарин усмехнулся, протянул руку и смахнул соленую каплю с ее щеки. От этого жеста Амиранда едва не зарыдала в голос.

    — Кто бы тебя спас, — мужчина тяжело вздохнул, морщась от каждого движения. — Уходи. Уходи как можно дальше. Я не выдал тебя, но я не протяну долго. Месс сможет проскакать не одну сотню миль, прежде чем эти ублюдки отправят меня на ту сторону… — мужчина зашелся в сухом, болезненном кашле.

    — Нет, не уйду, — Амиранда торопливо извлекла из-под плаща флягу с водой и протянула измученному некроманту. — Мы…

    — Вдвоем нам не выбраться, — Клосарин жестом заставил ее замолчать. — Так будет лучше…

    — Нет, не лучше!

    — Ты справишься без меня. Ты всегда знала, что нужно делать, — мужчина пропустил ее восклицание мимо ушей. — Когда доберешься до Некрополя… там будут письмена. Ты знаешь этот язык и тебе не составит труда провести ритуал. Запомни — для него нужна жертва, так что обзаведись либо девицей, либо овцой…

    — Я вытащу тебя отсюда, и ты сам проведешь этот твой ритуал, — злясь на себя за минутную слабость, девушка чуткими пальцами ощупывала гематомы на его лице и теле. Все оказалось намного лучше, чем казалось.

    — Не прекословь, — Клосарин оттолкнул ее руки; брезгливо помощридся, окидывая ее холодным взглядом. — Как долго ты собираешься прикидываться… мною?

    — Пока меня никто не раскусил…

    — Это долго не продлится. Тебе повезло, просто повезло, что вокруг одни идиоты.

    — Мне вообще везет, — оптимистично улыбнулась девушка, доставая из кармана плаща завернутую краюху хлеба. — Держи, тебя ведь наверняка не кормили.

    — Кормили, — некромант с жадностью накинулся на еду, — но это неважно.

   Некоторое время они просидели в тишине: мужчина ел, а Амиранда обдумывала дальнейшие действия. План был… да что уж говорить, план был идиотским, и вся надежда была лишь на тупость стражников и на ее актерскую игру. Клосарин, конечно, тут же скажет, что ничего не получится. В худшем случае они будут делить клетку вместе.

    — Тебе надо уходить — стража могла уже что-то заподозрить, — некромант отвернулся от девушки, устало потирая лоб.

    — Нет, я все устроила, — Амиранда крепко сжала в руках стянутый у горловины небольшой мешочек. — Теперь ты должен мне довериться…

    — Глупая девчонка, — некромант разозлился. — Неужели ты не понимаешь? Мне не нужна твоя помощь! Я бросил вызов и проиграл; теперь я сдохну. Если ты так хочешь умереть — просто позови стражу. Я не собираюсь нести наказание за потерянную тобой никчемную жизнь… Одним духам известно, как сильно ты раздражаешь меня и как сильно я хочу тебя собственноручно придушить.

    — Когда мы покинем это место, у тебя будет такая возможность, — сухо бросила Амиранда, копируя манеру мужчины.

   Клосарин молчал, вновь привалившись к прутьям.

    — У крестьян есть поверье — чисторожденным становится тот, кто продал свою душу духам Провала, — наконец заговорил он. — Мы якобы обречены на несчастные скитания в этом мире, пытаясь искупить свой грех. Для простолюдинов мы еще хуже нечисти — мы люди. Такие же как они, из плоти и крови, — его пальцы нашли ладонь Амиранда, на долю секунду сжали ее, а затем оттолкнули. — С самого начала этот путь был непреодолим. А в самом конце я собирался тебя убить.

    — Даже вот как, — девушка равнодушно пожала плечами, спокойно выдерживая холодный взгляд Клосарина.

   Некромант ничего не ответил; он часто дышал, на лбу выступила испарина и его глаза подернулись едва заметной дымкой. Тело безвольно привалилось к решетке и Амиранда, уже не обращая внимания на слабые хрипы, принялась методично закидывать ему в рот маленькие красные ягоды размером с рисовые зернышки. Некромант пытался сопротивляться, но девушка безжалостно пресекала эти попытки.

    — Так нужно, — она ласково провела ладонью по его грязным спутанным волосам. — Помнишь ты говорил, что единственный способ спастись от суда чисторожденных — это умереть?

   Клосарин слабо дернулся, и Амиранда почти нежно взяла его лицо в свои ладони и заглянула в угасающие голубые глаза.

    — И не думай, что я бы легко позволила убить себя, — со вздохом добавила она, силясь унять дрожь во всем теле; до сих пор она не была уверена, что делает все правильно. Мужчина что-то прохрипел и затих. Выждав для верности с минуту, Амиранда поднялась с колен, отряхнула платье и плащ и только потом кликнула стражу.

    — Умер, — холодно бросила девушка, проходя мимо растерявшихся людей, — я бы советовала избавиться от тела раньше, чем сюда приедут судьи. Думаю, в гневе они страшны.

    — Госпожа… — начальник стражи в ужасе не сводил взгляда с тела некроманта — глаза остекленели, а из приоткрытого рта стекала красная алая струйка крови вперемешку с белесой пеной. — Умоляю вас…

   Амиранда позволила уговаривать себя добрых четверть часа, а затем милостиво согласилась избавить их от тела. И даже согласилась оставить записку, в которой на родном польском начеркала несколько обидных четверостиший — пусть чисторожденные поломают голову, и дадут ей больше времени на то, чтобы скрыться. Торжественно пообещав соблюсти все необходимые ритуалы, девушка даже назвала место, куда она поедет сжигать труп. Наконец все проволочки были улажены, тело, завернутое в мешок, перекинули через седло, а саму Амиранда услужливо подсадили на спину черного жеребца. Благосклонно кивнув головой на прощанье, девушка поскакала прочь; под покровом дождливой ночи она покинула город и ехала по северной дороге.

   Тело под ее руками слабо пошевелилось и Амиранда не смогла сдерживаться: звонко смеясь, она пришпорила коня и, едва различимые во мраке поля слились в одну темную полосу.

ГЛАВА 5

Ее все же хватились: толстый Ормак поймал ее за ухо в тот момент, когда она крадучись, приоткрыла дверь черного хода и собиралась проскользнуть в дом. Тихонько взвизгнув от неожиданности, девушка тут же принялась оправдываться, но толстячок был неумолим. Не разжимая пальцев, он потащил ее в бельевую, где, на глазах остальной прислуги, принялся дотошно распекать за лень.

    — Я испугалась! — наконец Амиранда смогла вставить хотя бы слово, и Ормак удивленно разжал пальцы.

    — Кого?

    — Чисторожденного, — прежде чем Амиранда смогла подобрать слова, вмешалась другая служанка, складывающая чистые простыни аккуратными стопками. — Он подумал, что ему прислали ее, и очень рассердился.

    — Немыслимо! — Ормак в ужасе всплеснул руками. — И что было дальше? Ты ему нагрубила?

    — Нет, — Амиранда покачала головой, стараясь стать еще меньше, дабы избежать неминуемой кары.

    — Кера рассказала, что он задал ей несколько вопросов про эту , а потом ушел, — женщина с отвращением посмотрела на Амиранда. — Я давно говорила, что нельзя пускать ее на глаза. Только посмотрите на нее — кожа до кости, и выражение лица какое тупое; всех отпугивает и дерзит…

    — Зато зубы хорошо рвет, — перебила ее другая прачка, вытирая пот с низкого морщинистого лба.

    — Может быть и хорошо, — легко согласилась первая, — но лучше бы заперли ее в каморке — и нам спокойней, и посетителям. А зубы рвать можно и при свечах.

   — Довольно, — Ормак раздраженно отмахнулся, и вновь сосредоточил внимание на Амиранда. — Ну-ка что там произошло?

    — Н-ничего, — Амиранда пыталась унять дрожь; ей было страшно, гадко и противно от пережитого унижения. — Я случайно зашла в ту комнату, а там был этот человек… он что-то спросил меня, но я не поняла, заставил закатать рукава платья, а потом начал угрожать…

    — Нам конец, — простонал Ормак, схватившись за голову, — я надеюсь, он угрожал только тебе?

    — Да, — несколько ошарашенно кивнула Амиранда, отступая на шаг назад. — Сказал что-то про раны, а потом пришла Кера, и я убежала… спряталась в конюшне…

    — Я знал, я знал, что не стоило мне тебя покупать, — Ормак грязно ругнулся. — Лучше бы тебя сгноили на рудниках. Молись всем известным тебе богам, чтобы этот человек… — Ормак горестно вздохнул, покачал головой и вышел, напоследок приказав девушке сидеть в каморке.

   Оставшись одна, Амиранда, к своему удивлению, не зарыдала. В своей маленькой комнатке, в окружении знакомых ей вещей и в полном одиночестве, девушка почувствовала себя уверенней. Ну что может сделать рассерженный человек в доме, где полно народу? Конечно, это не такая сильная преграда. Но оставалась еще одна — что может сделать человек с чужой собственностью? А Амиранда была вещью, которая принадлежала борделю. Рабами и слугами никогда не дорожили, но все же убивать их из-за своей мимолетной прихоти принято не было.

   …Впервые за столько времени Амиранда встретилась один на один с чисторожденным; слухи, страшные россказни на кухне, сплетни в прачечной и на постоялом дворе — все они убеждали в одном — чисторожденные были какими-то особыми людьми. Богатыми, знатными, могущественными — едва ли не божественными. Впрочем, Амиранда не особо верила этим байкам; в ее понимании чисторожденные были особой кастой этого твердолобого, невежественного общества; наиболее образованная и экономически состоятельная группа знати. И вот сегодня она встретилась с ее представителем.

   Образ мужчины крепко отпечатался в ее памяти: высокий, с темными волосами, необычайно чистого, голубого цвета глаза на чуть смуглом лице; особенно запомнились пальцы — длинные, чуткие, с несколькими металлическими полосками колец.

   Внешне этот человек не отличался от других; впрочем, Амиранда тоже, но, тем не менее, никто никогда не обращался с ней так почтительно. Теперь девушка задумалась и над этим: что отличает ее от других?

   Прекрасно зная, что никто не хватится ее еще несколько часов, Амиранда пробралась в одну из гардеробных — там висело пожелтевшее от старости зеркало. Как верно заметила служанка, Амиранда была очень худой — кожа до кости. И раньше девушка не могла похвастаться пышными формами, а попав в невольничество — исхудала еще сильнее. Серая кожа, мешковатое платье, которое болталось на ней, как на вешалке, светлые, спутанные и нависающие на лицо волосы — Амиранда производила отталкивающее впечатление. Казалось, что еще чуть-чуть и она испустит дух прямо посреди коридора. На фоне мертвенно бледного лица отчетливо выделялись ярко-бирюзовые глаза. Сейчас они горели обидой, но обычно были тусклыми и невыразительными, как и вся она.

   Две руки, две ноги, нос, рот, два глаза — Амиранда совершенно ничем не отличалась от других человеческих женщин в этом мире. Может чуть бледновата и слишком худа, но разве это повод смотреть на нее с таким отвращением? А что до «тупое выражение лица»… а как иначе выносить всю тяжесть подобного существования? Никем не замеченная, она вернулась в свою комнатушку и отправилась спать.

   Ночью ее избили плетью.

   Ночь выдалась тихой, пасмурной, и воздух был тяжелым, словно вот-вот разразится гроза. Кони неспокойно переступали с ноги на ногу в своих стойлах, в свинарнике сонно копошилась разбуженная домашняя скотина. Ожидание оказалось невыносимым.

   Свист, удар по земле — человек только входил во вкус, подбирая силу и широту взмаха, а Амиранда уже орала во весь голос; кляп заглушал отчаянный, почти животный крик, и наружу доносились только сдавленные хрипы и стоны. Никаких мыслей, никакой надежды на спасение — только крик, полный ужаса.

   Первый же удар выбил из легких воздух, заставив тело выгнуться, словно желая убежать от жгучей, разъедающей боли. Но чтобы там ни говорили о возможностях человека на грани отчаяния — веревки оказались сильнее. Амиранда билась в путах, кричала, слез уже не было — время жалеть себя прошло.

   Второй удар, третий, четвертый — сознание услужливо покинуло ее, и девушка погрузилась в непроглядную тьму, надеясь, что проснется, когда весь этот кошмар закончится. Но ей не позволили — пытка была остановлена, ее привели в чувства, даже дали немного воды. А затем продолжили.

   Храбрые герои терпят оставшиеся удары, лишь крепче сжимая зубы; Амиранда же проваливалась в глубокий обморок. С холодной, садистской педантичностью ее приводили в себя, ударяли плетью, и повторяли все с начала. Ей не оставляли ни единого шанса спастись от боли, которая заполоняла все ее тело. Боль была всегда: удар приносил новую волну, сознание растворялось, те короткие видения, которые проносились перед глазами прежде, чем ее приводили в себя — везде боль, всепоглощающая, жгучая, смертельная.

   С десятым ударом девушка вновь потеряла сознание, и очнулась лишь поздним утром. Ее донесли до комнаты, но оставили лежать на холодном полу. Каждое движение отдавалось глухой болью, и Амиранда понадобилось немало времени, чтобы ползком добраться до кровати. Растянувшись на жестком матрасе, она пыталась вспомнить хоть что-то светлое, хоть что-то, что могло придать ей сил. Ничего. Вся ее нынешняя жизнь — одно сплошное серое ничто. Ее прошлая жизнь… а была ли она когда-нибудь? Существовал ли варшавский медицинский университет? Существовал ли вообще такой город? А страна? Настоящими ли были ее воспоминания о беззаботном детстве, об обществе, где за проступки людей не избивали плетью и не продавали в рабство? Мир, где признавалось главенство человеческой жизни, царили гуманистические идеалы, и люди были равны…

   Нет, такого мира не было. Никогда не было. Амиранда его точно выдумала. Девушка не помнила вследствие чего она потеряла память и водрузила на место настоящих воспоминаний какие-то утопические картинки. Теперь она была уверена, что так и было. Просто не могло быть иначе.

   Ей не позволили долго отдыхать — вечером ее призвали выполнять свои обязанности. Развешивая выстиранные платья, Амиранда украдкой осмотрела искалеченную спину — к ее удивлению раны оказались не такими уж и глубокими и уже затянулись тонкой пленкой кожи. Видя ее интерес, одна из служанок объяснила, что плеть смазывают специальным раствором, который ускоряет заживание ран. В публичном доме никому не нужны женщины, изувеченные отвратительными шрамами.

   Всю неделю Амиранда провела в почти бессознательном состоянии: на автомате выполняла порученную ей работу, словно призрачная тень скользила по безлюдным коридорам борделя, стараясь не попадаться на глаза хозяевам. Ночью ее вновь мучали кошмары — на этот раз видения якобы прошлой жизни обладали особой красочностью. Словно чувствуя, что их время на исходе, они старались убедить девушку в своей правдивости. Она просыпалась со слезами на глазах, которые, впрочем, высыхали задолго до того, как она выходила в коридор.

   Ничего не менялось. В этом сером, пыльном и злом мире все застыло. День сменялся другим, и в точности повторял его. Менялись лица людей, но не менялось их отношение; менялись слова, но не менялся смысл.

   В пятницу Амиранда приказали подняться наверх; перед этим ее зачем-то вымыли, растерли кожу, одели в чистое платье и даже расчесали волосы. Мельком глянув на себя в зеркало, девушка не узнала своего отражения. Впрочем, для нее это уже не значило ровным счетом ничего.

   Ормак довел ее до комнаты. Все это время мужчина настойчиво что-то втолковывал, чего-то от нее требовал, увещевал. Амиранда не могла понять его. Может быть, опять произошла поножовщина, и ее готовят к виду забрызганных кровью стен? Но Амиранда никогда не боялась крови, и толстяк это знает. Как же этот суетливый, вертлявый человек ее раздражал…

   Амиранда буквально втолкнули в комнату, и замок сухо щелкнул, отрезая возможный путь к бегству. Без всякого интереса девушка огляделась, и, заметив человека у окна, низко опустила голову. На самом краю затуманенного сознания промелькнула догадка, но она не придала ей значения.

    — Мы продолжим с того момента, на котором остановились, — сухо приказал мужчина, садясь на кровать. — Как твое имя?

    — Гента, — Амиранда пожала плечами — раз уж они будут продолжать тот бессмысленный разговор, то и ответы останутся прежними.

   Мужчина криво усмехнулся и жестом приказал ей сесть рядом.

    — Как давно ты здесь живешь?

    — Месяц… или два, я не помню… три...не знаю, — девушка покорно опустилась на мягкое покрывало, без всякой опаски глядя на человека.

    — Как ты попала сюда?

    — Меня купили.

    — Кто продавал тебя?

    — Один старый болло. Ему пришлось выставить меня на аукцион.

    — Даже так, — мужчина чуть склонил голову на бок. — А где этот старый болло тебя достал?

   Амиранда растерялась; в этом мире она помнила себя начиная с невольнической клетки и рынка.

    — Не знаю… не помню. Наверное, нашел.

    — «Нашел», — мужчина презрительно фыркнул. — Твой хозяин сурово наказал тебя за неподобающее поведение?

   Амиранда, холодея, кивнула. Конечно, этот человек хочет еще и собственноручно отыграться на ней.

    — Покажи, — приказал он, и не дожидаясь согласия, потянул платье вниз. Амиранда боялась пошевелиться, но не удержалась и вздрогнула, когда почувствовала прикосновение к своей спине. Человек аккуратно, едва касаясь, провел вдоль свежих рубцов; горячее дыхание обожгло кожу и Амиранда тоненько заскулила от страха — ей на какую-то долю секунды пришла в голову мысль, что сейчас до нее будут домогаться.

    — Твой хозяин очень заботлив, — мужчина переключил свое внимание на зажившую левую руку девушки. — Я бы не стал тратить на ренегата вересковую настойку…

    — Кого? Как вы меня назвали? — Девушка дернулась и мужчина, едва не потеряв равновесие, схватился за ее обнаженное плечо.

    — Не устраивай сцен, — он поморщился, брезгливо отстраняясь. — Каким образом ты смогла избавиться от клейма?

    — У меня никогда не было никакого клейма, — неожиданно твердо ответила Амиранда, с вызовом глядя на незнакомца. Впервые за долгое время сознание прояснилось, и к девушке вернулась прежняя уверенность. — Меня зовут Элеонора Назарик.

    — Мне нет до этого дела, — мужчина устало прикрыл глаза, потирая переносицу. — Единственная причина почему ты здесь — мне важно знать, как ты избавилась от клейма. Я вижу, что тебе помогли — своих знаний и умений тебе бы не хватило — и мне нужно знать кто.

    — У меня никогда не было никакого клейма, — Амиранда начала распаляться. Может быть в этом и была причина всеобщего презрения и отвращения? Загадочное клеймо, которое никто не мог поставить Амиранда, потому что она родилась не в этом мире? — Меня зовут Амиранда, мне двадцать три года, я будущий стоматолог. Я попала в автокатастрофу, и в себя пришла уже в клетке на рынке рабов. Я не знаю, почему у меня нет какого-то клейма, и не обязана знать, почему его нет.

   — Восхитительно, — прошипел сквозь зубы мужчина, возводя глаза к потолку. — Ты действительно рассчитываешь на то, что я поверю тебе?

    — Я говорю правду, — голос Амиранда предательски сорвался на крик. — Я родилась в Варшаве, поступила в медицинскую академию, на летней сессии я не закрыла философию… да перестань ухмыляться!

   Мужчина откровенно веселился. Облокотившись на подушку, он с улыбкой наблюдал за распалявшейся девушкой и даже издевательски ей кивал.

    — Надо же — другой мир, а у тебя неплохая фантазия, — он лениво похлопал в ладоши, и Амиранда осеклась, уловив в его интонации угрозу. — Так мы ни к чему не придем.

    — Я говорю правду, — Амиранда сердито скрестила руки на груди.

    — А я собираюсь это проверить, раз уж ты так пожелала, — стремительным движением мужчина прижал руку к ее лбу и Амиранда в ужасе вскрикнула – все ее тело пронзила острая вспышка боли; ребра, казалось, стали раскаленными железными прутьями, грудную клетку сдавило так, что при каждом вдохе в сердце вонзались сотни маленьких острых иголок; какие-то существа склонялись к ней, проводили когтями по ее телу, оставляя на нем неглубокие порезы, из которых сочилась черная, зловонная жижа; кости начали медленно плавиться, и все это под аккомпанемент скрипа и скрежета, который пробирал до самого сердца. Амиранда кричала, умоляла прекратить эту пытку, пыталась вырваться и отбиться от мерзких существ, но стоило ей дотронуться до них, как они тут же растворялись в облаке черного густого дыма.

   …Слова перекрывали шум, заглушали боль и даровали блаженное спокойствие; слова приказывали подчиниться чужой воле. И Амиранда очень хотелось подчиниться, сделать все, чтобы кошмар прекратился, но едва она прохрипела слова согласия, как сознание покинуло ее.

***

Некромант на ее руках со стоном пошевелился, и девушка вынырнула из воспоминаний. Ирония — он сражен своим же собственным оружием. Амиранда никогда не была злорадной, но сейчас она испытала укол именно этого чувства.

   Машинально, ласково перебирая спутанные волосы, девушка приговаривала ничего не значащие ободряющие слова. Не то, чтобы ей было очень жалко мага, просто она привыкла, что страдающих людей надо утешать.

   Он не слышит ее — царство порожденных кошмаров всецело поглотило его, и только сам Клосарин мог найти из него выход. Ей оставалось терпеливо ждать.

ГЛАВА 6

Амиранда никогда не умела ориентироваться по звездам; все ее познания о навигации и небе заканчивались осознанием того, что мерцающие точки над головой — это далекие планеты, существующие в бескрайнем холодном и мрачном космосе. Еще она знала, что нужно загадывать желание при виде падающей звезды, а полная луна над Вислой придает свиданию особую атмосферу. Впрочем, даже отличный балл по астрономии не помог бы ей ориентироваться по чужим звездам.

   Обглоданный серп луны давно зашел, освещая небольшую полянку холодным светом. Костер почти потух — последние ветки сиротливо догорали в редких язычках пламени; девушка так и не смогла заставить себя покинуть тусклый круг света и набрать новых. Мужчина на ее коленях крепко спал, изредка постанывая и шевелясь во сне. Жар спал, и Амиранда искренне надеялась, что ее мнимое одиночество в лесу продлится совсем недолго.

   Одиночество… В этом мире Амиранда никогда не была одна — всегда рядом были либо ее тюремщики, либо хозяева. Сначала толстячок Ормак, хозяин борделя, где девушка прожила почти три месяца. Пожалуй, это место оставило у нее самые светлые воспоминания. Ей было тепло, ее кормили, одевали, давали несложную черную работу, не требовали взамен каких-то сверхъестественных результатов; стирай, убирай, не попадайся на глаза, а взамен — вполне комфортное существование. Существование…

***

Всему приходит конец; Амиранда купили. Она очнулась в пустой гостевой комнате — мужчина, пытавший ее, ушел, забрав вместе с собой реалистичные кошмарные видения. Девушка чувствовала себя разбитой, подавленной, но совершенно не расстроенной — желание больше никогда не испытывать подобного перевесило ее природное любопытство. Едва она спустилась на кухню, как Ормак тут же схватил ее за ухо и поволок прочь, бурча под нос какие-то ругательства.

    — За что? — сумела спросить она, когда толстячок отпустил ее, втолкнув в свой кабинет.

   Ормак горестно махнул рукой куда-то за спину, и Амиранда, холодея, медленно обернулась. Иногда женщин покупали — на час, день, неделю, на все время. Одни расценивали сие действие как подарок свыше, другие — как наказание. Амиранда и в голову не могло прийти, что кто-то может ее купить — настолько не привлекательной она была в глазах других людей и рас. На секунду она испугалась до потери пульса — а вдруг тот незнакомец выкупит ее и будет пытать всю ее оставшуюся жизнь?

   Покупателем оказалась женщина. Высокая, уже седеющая, в чистой, но скромной одежде. Она улыбнулась Амиранда и это была первая искренняя улыбка, которая была адресована именно ей. Женщину звали Фола, и она оказалась местной целительницей. Наслушавшись о необыкновенно талантливой девушке, которая живет в притоне, женщина, как раз искавшая себе помощницу, решила лично проверить слухи. Сначала Амиранда отвечала робко, не глядя на свою будущую хозяйку. Кости, связки, мышцы — вся информации услужливо всплывала из глубин памяти, и девушка даже в какой-то момент почувствовала себя так, словно она была на обычном коллоквиуме. Только вместо аудитории мрачная комната, а экзаменатор — местная ведьма-знахарка.

    Триста монет. Ее оценили в три сотни монет. Даже не «ее», а знания, которые лежали в ее голове. Амиранда была уверена — если бы была возможность купить их без «девушки», Фола сделала бы это, и даже, пожалуй, доплатила еще половину вышеназванной суммы. Своих вещей у Амиранда не было, и они тут же покинули бордель.

   Впервые Амиранда очутилась в самом городе. Он назывался Акат, и никто не помнил, что означает это слово. Город стоял на большом холме и представлял собой несколько ярусов с высокой башней в центре. Прислуга в борделе изредка говорила об этом сооружении, но Амиранда смогла уловить лишь то, что место это не для простых «смертных». Фола крепко держала девушку за руку, когда они спускались по грязным улицам к воротам.

    — Ты редко будешь бывать в городе, — говорила женщина, искоса поглядывая на девушку. — Я обучу тебя искусству сбора, и большую часть времени ты будешь проводить в лесу Форк. У тебя будет сытная пища и кров над головой, и никто больше не обидит тебя.

    — Спасибо, — Амиранда шла низко опустив голову, боясь встретиться взглядом с прохожими. — Меня почти никто не обижал… Прошлый хозяин был добр со мной.

    — Настолько, что позволил чисторожденному забавляться с тобой, — Фола презрительно сплюнула под ноги. — Будь уверена — я не пущу этого человека к себе на порог, и больше никто не будет мучать тебя кошмарами.

    — Спасибо…а почему вы назвали этого человека чисторожденным? Кто он? — осмелев, девушка принялась задавать вопросы.

    — Он? Такой же человек, как и ты, но защищенный Договором. Разве тебе этого неизвестно? — Фола с удивлением оглядела девушку.

    — Нет, я этого не знала, — Амиранда покачала головой и закусила губу. — Я совершенно ничего не знаю о здешних правилах и обычаях.

    — Откуда ты родом? — они миновали городские вороты и подходили к груженной всяким скарбом телеге, когда Фола испытывающе заглянула в глаза девушки.

    — Я… из далекой — далекой страны…даже не на этом континенте, — с горькой усмешкой ответила Амиранда. — Она называлась Польша.

    — Я никогда не слышала о таком месте. Расскажи мне о нем, — Фола подсадила девушку в телегу, а сама с легкостью взобралась на козлы и хлестнула усталых лошадей.

    — Это красивая страна… Есть горы, реки, леса… море, — Амиранда запнулась, чувствуя, как к горлу подбирается колючий комок. — Много городов… больших, красивых, не таких, как Акат. И люди там совсем другие — добрые и отзывчивые. У нас нет рабов и все люди равны.

    — Надо же… И всех там учат так же, как и тебя?

    — Не всех, — Амиранда бросила прощальный взгляд на каменные стены города. — Каждый сам решает, кем он хочет стать.

    — А ты захотела стать лекарем? — Фола подгоняла лошадей, и телега то и дело подскакивала на неровной дороге.

    — Врачом.

    — Однако ты бесполезный медик, раз не знаешь ни названия трав, ни их свойств.

    — У нас в стране… производством лекарств занимаются другие люди. И делают они это несколько по-другому, — девушка покачала головой, поправляя свалившееся на дно телеги мешки.

    — Но сейчас ты здесь, а значит тебе придется многому научиться, — женщина неприятно, алчно улыбнулась и разговор оборвался.

   Они ехали несколько часов, прежде чем добрались до небольшого дома на самой опушке леса. Деревянного, с покатой крышей и почерневшей печной трубой. Фола отпустила лошадей, и жестом приказала Амиранда войти. Внутри было холодно и темно, немного тесно и мрачно. Заметив испуг на лице девушки, Фола распахнула занавески на окнах, пустив в комнату яркий солнечный свет.

    — Многие настои нужно хранить в холоде, — пояснила она, жестом показывая на ряды длинных полок, заставленных всевозможными склянками. — Я научу тебя готовить их, но позже. Ты умеешь писать?

    — Немного, этот язык для меня неродной.

    — Нехорошо, — Фола покачала головой, — ты должна научиться — мне понадобятся твои знания.

   Амиранда послушно склонила голову, и Фола ободряюще хлопнула ее по плечу.

   Так начался новый период в жизни Амиранда Назарик. Нельзя сказать, что он был намного лучше ее прежней жизни. Пища оставалась такой же невкусной, кров — таким же условным, а работа стала значительно трудней и ее нельзя было более выполнять на «автомате»; Амиранда училась распознавать и собирать различные травы, училась замачивать, варить настойки и эликсиры, запоминала какой снимает боль, а какой — избавляет от простуды. Фола оказалась требовательной хозяйкой: она нещадно гоняла Амиранда, взыскивала с нее за каждую провинность, невзирая на усталость, заставляла девушку подробно рассказывать анатомию, но при всем этом была вполне милой женщиной. От нее Амиранда узнала об особенностях других рас, о городе и лесе за окном. Но ни разу, ни единым словом женщина не обмолвилась о чисторожденных и всякий раз, когда Амиранда пыталась спросить — сердилась и отсылала девушку прочь.

***

…Костер потух. Последний язычок оранжевого пламени лизнул головешку и круг света пропал. Месс недовольно всхрапнул, переступил с ноги на ногу и нервно повел головой. Большие ноздри животного раздулись, глаза в лунном свете отсвечивали дьявольским фиолетовым огнем.

    — Тише, друг, тише… — Амиранда потянулась погладить животное, но животное словно взбесилось и пританцовывало на месте, норовя порвать повод. — Не бойся темноты… я же не боюсь. А ты мертвый — ты кого угодно съешь.

   Амиранда аккуратно уложила Клосарина возле кострища и прошлась по поляне, разминая затекшие ноги. Сколько она просидела вот так? Два часа, три? По небу ползли рваные облака, изредка закрывая луну и погружая мир в непроглядную темень. Без особого энтузиазма Амиранда отломила от ближайших кустов пару веток и замерла — к опушке подбирался сизый, густой туман. Туман нередкое явление для долин, но этот был… словно живой. Он извивался змееподобными клубами, менял направление и тщательно ощупывал каждый куст на своем пути. Амиранда уже ничему не удивлялась: волкодлаки, маги, гномы — она привыкла. Этот мир умудрялся приподносить новые гадости едва ли не каждый день.

   На нее надвигалось что-то необычное, что-то враждебное и самым простым решением было спешно погрузить некроманта на седло и ускакать прочь.

   Амиранда отступила к костру, нагнулась было над телом мужчины, как тут Месс громко заржал. Это не было похоже на обычное конское ржание — скорее пронзительный, леденящий душу визг. Амиранда подскочила как ошпаренная, испуганно заозиралась, пытаясь понять что могло напугать нежить .

   Туман окружил их; он клубился возле самой кромки небольшой полянки, словно раздумывая над своими дальнейшими действиями. Он все прибывал и достиг высоты с полметра. По спине Амиранда сотнями лапок забегали мелкие мурашки, а волосы на голове зашевелились от ужаса, когда из сероватой мглы стали прорисовываться сумрачные силуэты с горящими алыми точками-глазами.

   Совершенно непроизвольно рука метнулась к поясу, и девушка выставила перед собой узкую полоску стали. Меч мало что мог сделать против духов и в руках более искусного воина, но Амиранда не собиралась сдаваться так просто. Да, шансов у нее мало, но они все же есть. Чего боятся тени из подземного царства? Огня и света.

   Не сводя взгляда с проявляющихся фигур, девушка нагнулась к потухшему костру. Если ей не помешают — она сможет раздуть угли и зажечь факел. У нее мало дров, точнее сказать — всего три тонких сука, но это лучше, чем ничего. К тому же, она что-нибудь придумает… должна придумать.

   Клосарин под ее ногами сонно застонал и пошевелился; первый призрак вступил на поляну и Амиранда, очертя голову, бросилась что есть силы раздувать золу. Страх цепкими пальцами сковывал ее сердце, лишал дыхания и заставлял плакать от досады. Месс, обезумев, молотил копытами в воздухе, а туман наступал. Вместе с ним, подобно липкому и тягучему страху, в душу девушки заползало отчаяние и смирение. Ей и так фантастически везло… Рано или поздно смерть должна была ее настигнуть.

   Разозлившись, Амиранда коротко, не глядя, рубанула мечом по длинному щупальцу; тут же обрушила удар на другое, заставляя туман отступить на пол шага. Ну уж нет, так просто ее не съедят… или убьют? Что духи делают с живой человеческой плотью?

   Девушка неловко взмахивала мечом, делала выпады, крутилась на месте, отгоняя жадные языки тумана прочь. На долю секунды ей показалось, что у нее есть шанс спастись, но тут алые глаза духов сверкнули: поднявшийся вой тысячи голосов заставил ее выронить меч и прижать руки к ушам; ноги подкосились и она упала на колени, крепко зажмурившись и беззвучно вопя.

   Спину обдало жаром, и Амиранда еще сильнее вжалась в землю. В голове, вопреки убеждениям, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, судорожно билась только одна мысль — мысль о том, что сейчас она почувствует боль, а после — умрет. На этот раз окончательно и бесповоротно.

    — Te-am scopul de a se supune voinţei mele, — Амиранда не поняла ни слова, но голос, сквозь непрекращающийся потусторонний вой, показался смутно знакомым.

    — Timp a trecut. Noi vă va duce în tărâmul de coşmaruri şi voi fi alături de noi în rătăcirile noastre sub luna plina, — девушка взвыла, ибо леденящий шепот пробирал до самых костей.

    — Autoritatea de dat la mine…

    — Nu se poate ascunde pentru totdeauna!

    — Vă ordon să se supună.

    — Am refuza.

    — Apoi, va muri, — все вокруг на секунду окрасилось в кроваво-красный, а затем мир вокруг заполнили черные, живые, песчинки.

   Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Амиранда осознала это далеко не сразу, а лишь когда услышала свой собственный истеричный крик; она вскочила, ничего не различая перед собой, сделала несколько неуверенных шагов и столкнулась с человеком. От чужого, легкого прикосновения, Амиранда забилась с утроенной силой и заголосила с большим энтузиазмом, чем прежде.

    — Успокойся, — человек крепко держал ее, обнимая за плечи. — Пожалуйста, успокойся.

   Амиранда понадобилось несколько долгих, томительных секунд, чтобы вспомнить кто это и обмякнуть в его руках. Это оказалось ошибкой — они оба без сил осели на землю. Клосарин, бледнее прежнего, цепко держал ее, неразборчиво шепча на ухо.

    — П…прос…ти, — судорожно выдохнула девушка, чувствуя, как бешено колотятся их сердца и дрожат руки. — Я… я растерялась…

    — Все хорошо, — Клосарин поморщился, опираясь на ее плечо и устало прижимаясь к ее лбу своим, — ты бы ничего не смогла сделать.

    — Я… я знаю, — с трудом смогла ответить девушка, не в силах пошевелиться.

   Время замедлило ход и остановилось; бесконечно долго они просидели вот так, прижавшись друг к другу лбами. Некромант дернулся, соскользнул вниз и Амиранда, удержав падающего человека, прижала его к груди. Совершенно неосознанно мужчина слабо обнял ее, сжав в кулаке ткань плаща. Ни за что на свете Амиранда бы не променяла это мгновение. То самое мгновение жизни, после, казалось бы, неминуемой гибели. И совершенно неважно, что в очередной раз жизнь девушке спасал этот несносный, гадкий и отвратительный некромант, который всего лишь несколько недель назад сам собирался прикончить Амиранда, терзая ее кошмарами…

***

— В отличие от традиционных методов статистического анализа, основанных на случайной выборке фиксированного объема, в последовательном анализе допускается формирование массива наблюдений по одному, — мужчина в сером пиджаке не отвлекался от своих конспектов, — В виду этого, теория последовательного статистического анализа тесно связана с теорией оптимальной остановки.

   Амиранда устало отбросила ручку и повалилась на парту. Это была всего лишь вводная лекция, и эту тему они будут разбирать весь февраль — какой смысл сейчас пытаться что-то запомнить? Ее подружки продолжали старательно записывать, а Амиранда опустила голову на руки и блаженно прикрыла глаза. Вечер и ночь они с Джо провели достаточно бурно — сначала ругались, обещая вырвать друг другу волосы, а потом, совершенно неожиданно этот паренек пригласил ее на второе свидание. Просто взял и выпалил на одном дыхании, как будто они продолжали ругаться. Конечно, это не обязывало ее… Амиранда зевнула, повернула голову на другой бок и в этот момент «профессор» громко окликнул ее.

    — Назарик, второй открытый антибиотик? — седая, благообразная бабушка сурово уперла руки в бока, нависая над сонной девушкой.

    — Стрептомицин, — откликнулась Амиранда, продолжая смотреть в окно. Ей приснился страшный, болезненный сон — кто-то пытал ее, копаясь в ее воспоминаниях; какой-то человек в странной одежде, с очень суровым, впрочем не лишенным миловидности, лицом. Меньше всего он был похож на ее знакомого, но от этого фигура во сне вовсе не утратила почти мистической привлекательности. И совсем не страшно подвергаться пыткам, зная, что все это сон, и как только лекция закончится, Амиранда, абсолютно здоровая и живая, отправится перекусить на свое любимое место под раскидистым кленом возле старого корпуса. Весенний семестр оказался значительно проще: анатомия и гистология наконец-то остались позади, и девушке больше не пришлось разглядывать сухожилия, кости и трупы в целом; в этом полугодии они занимались в основном историей и непрофильными предметами.

    — А дальше? — преподавательница не отходила от девушки, раздраженно постукивая ногой. — Кто открыл?

    — Ваксман, наверное. Группа аминогликозидов, активен против туберкулёза и, кажется, чумы. Делается из грибов, — девушка попыталась изобразить энтузиазм, но вышло настолько не убедительно, что соседки сдавленно захихикали.

    — И какое же это химическое соединение?

    — Не знаю, — честно призналась Амиранда и тут же пошла в атаку. — Мне казалось, что у нас урок истории, а не химии…

    — Юная леди, вы собираетесь быть врачом — в вашей практике не должно быть разделения на предметы; вам всегда будут нужны все знания, которые вы получаете в стенах этого университета.

   Амиранда хотела огрызнуться, что она станет стоматологом и уж там-то точно ей не понадобится строение стрептомицина, но промолчала, виновато склонив голову.

   Учебный день подходил к концу и Амиранда, перекинув сумку с учебниками через плечо, понуро брела к общежитию. Последние две пары нормальной физиологии и майская жара полностью истощили девушку и она мечтала о холодном душе. А еще ей не давали покоя чуть ли не пароноидальные видения: стоило ей на секунду забыть, что она находится в университете, как перед глазами появлялась мрачная комната, освещенная пылающим камином, и незнакомый мужчина, который все время был перед ней и что-то приказывал ей тихим, властным голосом. И Амиранда было больно, чертовски больно; она кричала, плакала, умоляла перестать ее мучать — но тщетно. Когда с огромным трудом ей удавалось прогнать эти видения, она чувствовала себя совсем разбитой.

   Возле студенческого кампуза девушка повалилась на скамейку — ноги подкашивались и она постоянно спотыкалась, то и дело норовя растянуться во весь рост на асфальтовой дорожке. Семестр выдался сложным; психология, статистический анализ, история, философия — все это оказалось для Амиранда сложнее, чем анатомия и химия. Да и личная жизнь шла совершенно не в том направлении: вчера Джо сообщил о предстоящей поездке, но в глубине души Амиранда очень хотелось отказаться.

   За ее спиной что-то заскрипело, и девушка словно вынырнула из воды — она распласталась на ковре в темной комнате; по стенам, в такт огню, плясали причудливые тени. Девушка тяжело и шумно дышала, почти хрипела; холодный пот струился по лицу, руки мелко дрожали, а перед глазами — словно небольшая дымка. Чужая ладонь почти нежно откинула волосы с ее лица и над девушкой склонился человек в черном.

    — Не надо бояться, — он мерно поглаживал ее по голове, и от этого Амиранда еще сильнее била дрожь. — Не надо сопротивляться.

    — Прекратите, пожалуйста, — выдохнула она, с мольбой глядя в холодные голубые глаза.

    — Ты ведь отказалась говорить мне правду, — мужчина покачал головой, не убирая руки с ее лба.

    — Пожалуйста, я все-все вам расскажу, — слезы градом катились по ее щекам. — Только … не надо…

   Мужчина несколько минут пристально всматривался в заплаканное лицо, затем тяжело вздохнул и покачал головой.

   Клосарин умел убеждать. Грубый и злой, равнодушный и саркастичный — он умел сделать так, чтобы его желание было исполнено. Потребовалось немало времени, прежде чем он отказался от пыток и решил поговорить с девушкой…

    — Как ты? — Амиранда помогла некроманту сесть и заботливо погладила по заросшей щеке. — Что здесь вообще было?

    — Неупокоенные духи, — Клосарин поморщился, словно испытывал боль от каждого движения или слова. — Это очень глупая идея ночевать в этом лесу без огня.

    — Я подумала, что Месс отпугнет хищников…

    — Здесь нет животных. Я говорил тебе это.

    — Не говорил, — девушка почувствовала, как в груди разливается обида. Некромант, кажется, даже не замечал, что он на свободе и относительно цел.

    — Ты не слушала, — Клосарин попробовал встать, но ноги предательски подкосились и он, скрипнув зубми, остался на земле. — Сколько…?

    — Сутки.

    — Что за дрянью ты меня напоила?

    — Некоторые называют эту штуку «живой смертью».

    — Если ты сделаешь так еще раз…

    — Еще раз «что»? Спасу тебе жизнь? — Амиранда не на шутку разозлилась. — Если ты не помнишь — вчера ты сидел в камере, и готовился сдохнуть на главной площади города!

    — Кажется, я не просил тебя меня спасать, — глаза Клосарина чуть сузились, но Амиранда стойко выдержала этот цепкий взгляд.

    — Конечно, не просил. Ну, а что я буду делать без тебя? Я понятия не имею, как совершать этот ритуал, что за слова силы и как справляться … Да как можно было вообразить, что я смогу справиться с чем-то подобным? — Амиранда в сердцах махнула в сторону леса, где скрылся туман.

    — Да, действительно сложно представить, — уголки губ Клосарина дрогнули в подобии улыбки. — Прежде всего… собери дров побольше. Духи вернутся на рассвете, и самое лучшее не пускать их к нам. Они боятся тепла и света.

    — Х…орошо, — Амиранда кивнула и спешно бросилась к кустарниками. Обламывая тонкие сучья, Амиранда злилась; конечно, глупо было ждать от некроманта хоть какой-нибудь благодарности, но подобное презрение… подобная уверенность, что поступок Амиранда не только не заслуживает похвалы, но и достоин лишь порицания… А, между прочим, девушка рисковала жизнью. Своей жизнью. Она не уехала, не сбежала…

   Неровные отблески костра отбрасывали на некроманта причудливые тени, искажая черты лица. Завернувшись в свой плащ, Клосарин грелся у костра, поглаживая одной рукой морду Месса, который замер каменным изваянием рядом со своим господином, положив голову ему на плечо.

   Амиранда украдкой разглядывала своего спутника — что-то, какое-то неуловимое изменение произошло в его лице, но девушка не могла понять какое именно.

    — Ложись спать, — коротко приказал некромант, заметив нездоровый интерес с ее стороны. — Я разбужу тебя, когда потребуется твоя помощь.

    — Хорошо, — девушка на секунду замешкалась, но все же добавила, — хозяин.

   Так и не дождавшись никакой реакции (обычно Клосарин поощрял подобное обращение), Амиранда устроилась возле огня и вопреки своей твердой уверенности, что не сможет и глаза сомкнуть, тут же забылась тревожным беспокойным сном.

    — Спокойной ночи, Элеонора, — тихо, одними губами проговорил некромант, сильнее кутаясь в плащ и устало прикрывая глаза.

ГЛАВА 7

Утро началось с того, что девушку бесцеремонно разбудили, пошевелив ногой. Постанывая и морщась, Амиранда выпуталась из плащей — второй был некромантовский. Клосарин сосредоточил все свое внимание на маленьком походном котелке, в котором булькало что-то съестное. Девушка придвинулась к огню, украдкой разглядывая мужчину. Тот выглядел значительно лучше; мешки под глазами исчезли, нездоровая бледность ушла, а синяки стремительно заживали. Движения его снова стали плавными и уверенными, а взгляд — ясным и сосредоточенным. Словом, мужчина почти полностью пришел в форму, и Амиранда почувствовала прилив гордости — если бы не она, то этот человек был бы сейчас на виселице. Клосарин заметил ее взгляд и чуть нахмурился, продолжая помешивать варево.

    — Что? — наконец нарушил тишину он.

    — Ничего, — Амиранда покачала головой, аккуратно складывая черный плащ. — Спасибо…

    — Не надо, — Клосарин предупреждающе поднял руку, — иди ешь. Сегодня нам предстоит долгий и сложный путь.

    — Мы снова пойдем?.. — Амиранда заглянула в котелок и убедилась, что там гречневая каша.

    — Нет, не совсем. В двадцати милях отсюда есть еще один мост; местные называют его Мостом Проклятых. Я рассматривал его только как запасной вариант и, по правде сказать, надеялся, что нам не придется им воспользоваться.

    — Почему? — Амиранда торопливо зачерпнула кашу, почувствовав подступающий голод.

   Некоторое время они ели молча, но потом Клосарин заговорил.

    — Я был там, пару лет назад. В этом месте Провал особенно широк, а переход... очень опасен. И к нему нельзя подступить, миновав аванпост.

    — В этот раз нас всего двое, — Амиранда искоса взглянула на задумавшегося мужчину. — Под покровом ночи, в темных одеждах…

    — Мы можем скрыться от стражи Ордена, но Мост охраняет кое-что пострашнее, — сурово отрезал Клосарин, ясно давая понять, что что бы это не было, Амиранда с ним не справиться.

   Сохраняя молчание, они уничтожили следы стоянки, погрузили свои скромные пожитки и отправились на восток. Амиранда шла рядом с конем, на котором полудремал некромант, и с любопытством оглядывала окружающий их лес. Высокие, узловатые стволы деревьев были покрыты мхом, огромные раскидистые кроны почти полностью закрывали небо и в лесу было сумрачно; тропинка была узкой, то и дело приходилось перебираться через скрюченные корни деревьев, которые напоминали огромных дождевых червей, вылезших из земли. И тишина: не пели птицы, не стрекотали насекомые, ни разу на их пути им не встретилось животного — ни большого, ни маленького. Последнее заставляло Амиранда волноваться — их запасы пищи были весьма скромны и истощились уже более чем наполовину. Некромант словно догадался о ее мыслях:

    — В этом лесу нет зверей, мясо которых мы бы могли есть, — тихо прошелестел он.

    — Еды хватит еще на день и, может быть, на два.

    — У нас есть проблемы серьезней, чем кусок хлеба, — отрезал некромант, морщась от боли. — Что ты знаешь о Договоре?

    — Ровным счетом ничего, — Амиранда поджала губы и отвернулась, старательно глядя себе под ноги. — Никто не рассказывал мне про него.

    — Значит, сейчас пришло это время, — Клосарин словно собирался с силами, поглаживая Месса по шее. — Я начну с самого начала. Что ты знаешь о Войне?

    — На ней убивают людей, — девушка пожала плечами и сорвала с куста мохнатую травинку.

    — Великолепно, — прошипел мужчина, — пожалуй, я оставлю тебя в неведении и дальше.

    — Я просто плохо пошутила, — тут же извинилась Амиранда, с опаской поглядывая на Клосарина. — В нашем мире, уже давно не было войн, и простые люди далеки от нее. Так что все, что я знаю о войне — жестокость и убийство.

    — В этом наши миры похожи. Около четырех столетий назад шла Война. Ее полное название ничего тебе не даст, так что… Война между людьми и другими расами. Сколько рас ты знаешь?

    — Тролли, болло, гномы, люди, кварги. Больше я не видела.

    — И вряд ли увидишь. Большую часть истребили, а те, что остались в живых забрались в самые отдаленные уголки мира. Их было больше двадцати: огромные горные циклопы, разумные волкодлаки, спиридуши, племя вынтоасе, кэпкэуны, морои и майастры… Ты не встретишь их в наших городах, и даже не услышишь их имен. Они проиграли войну и были изгнаны или изничтожены. Вместе с ними могло уйти их наследие, их знание и сила, — Клосарин глубоко, горестно вздохнул. — Бесполезно ругать Войну, говорить, что у нас не было выбора. Тогда, столетия назад это был единственный шанс спасти нас от надвигающейся смерти.

    — Ты как будто жалеешь о случившемся, — осторожно сказала девушка, покусывая тонкий стебелек.

    — Сейчас — да; у меня было много времени, чтобы размышлять. Не перебивай больше. Тогда все было совсем по-другому: у городов не было высоких стен — они не были нужны; не было рабов и ренегатов… Мы жили бок о бок с духами, делили одни поля и леса, смотрели на одно и то же ночное небо, и звезды освещали наш путь, который казался нам верным. Но… те, кто занимался наукой, те, кто копался в самых недрах мироздания, давно знали, что наш мир не единственный. Существует множество миров, сотни, а может быть и тысячи. Одни, наверное, похожи на наш, а другие — на твой. Пять столетий назад группа ученых магов открыла проход в другой мир. Они сделали это из любопытства, даже не надеясь на успех, который уж точно превзошел все их ожидания. Подумай только — мы могли путешествовать, учиться и вбирать себя все то лучшее, что существует в других мирах. Но и это была утопия. Вместе со знаниями, которые, кстати, были весьма скудны, в наш мир пришли ваши духи. Мертвые восставали из могил, злобные твари похищали детей, убаюкивая их дивным пением в полнолуние, в лесах и горах поселилось нечто, что похищало путников, оставляя после себя лишь иссушенные скальпы; на нас, одним за другим, сыпались ураганы, наводнения, засуха, мор; ткань мироздания рушилась, проход расширялся, смешивал разные миры. В довершение всему с другой стороны стали приходить люди. Некоторые были вполне мирными крестьянами и их потомки заполонили нынешние города. Но некоторые были настроены воинственно, и нам приходилось сражаться за свои собственные земли. Апогей наступил спустя еще полвека: в первый месяц осени армия восставших мертвецов под предводительством злого духа, уничтожила один из городов. Погибло много мирных жителей. Нас призвали к ответу. Нам нужно было что-то делать, спасать то, что осталось от нашего старого мира. И мы приняли решение; да, возможно, оно было поспешным и чересчур жестким… К тому времени наш мир почти полностью растворился, превратился в своеобразный перекресток. Никто уже и не знал что было его частью, что чужой… И мы были вынуждены пойти на крайние меры. Мы начали войну. Беспощадную и кровавую. Мы не хотели истреблять, мы лишь хотели выжить, сохранить себя. На нашей стороне были люди, тролли, гномы и болло. Последних мы заставили присоединиться силой. Некогда это был могущественный народ, который поклонялся драконам и обладал их силой. Они были сильными воинами… Тролли, как ты уже заметила, любят хорошую драку и им, в общем-то, все равно за кого воевать. Гномы, обеспокоенные неизвестной нечистью, которая поселилась в горах, с огромным воодушевлением поддержали нашу идею. А люди… они устали и хотели мирной жизни. Другие расы не поддержали нас: одни стали злыми под воздействием перемен, другие же исповедовали дрянную философию, что все, что не делается — к лучшему. Так или иначе — мы воевали против всех, и нам было наплевать на последствия.

    — Вы хотели спастись, — осторожно заметила Амиранда, когда некромант сделал небольшую паузу.

    — Да, хотели. Но это ни в коем случае не оправдывает того, что мы сделали. Мы устроили геноцид, иначе это было сложно назвать. Мы руководили толпой фанатиков: под нашим руководством воины убивали новорожденных полукровок, вырезали целые поселения и сжигали леса; мы изгоняли духов или же обращали в свое подчинение, — Клосарин на секунду перевел взгляд на свои руки и продолжил. — И, разумеется, все это было сдобрено политикой. Видишь ли, только люди, рожденные в этом мире могут обладать тем, что ты называешь магией. Полукровки лишены этого дара так же, как и другие расы. До открытия портала людей было не так уж и много, и мы держались вместе. Однако, когда пришли другие люди… словом, мы не стали равными. Полукровки завидовали нам, простые проклинали и считали нас изгоями, но тем не менее они шли под нашим началом на верную смерть. Мы, чисторожденные, руководили этой войной. Мы начали ее и мы пытались ее завершить.

    — Ясно, — пробормотала Амиранда, нервно оглядываясь по сторонам; от тихой, шелестящей интонации некроманта ощутимо веяло холодом.

    — Я опущу детали — они не столь важны. В конечном итоге мы победили. В самом сердце Некрополя чисторожденные провели ритуал, который смог закрыть все порталы. Нам оставалось лишь очистить нашу землю от всего того, что пришло с другой стороны. И вот тут-то пришло время ренегатам выйти из тени. Эти ублюдки заявили, что с них хватит; все, что мы делали было ошибкой и нам нужно было отдать наш мир на растерзание. Теперь, раз мы закрыли порталы, нам необходимо научиться жить в новом мире, приспособиться к чужакам и делиться с ними знаниями, всячески поощрять и вступать в браки. Словом, продолжить разрушать все то малое, что у нас осталось. Мы отказались. И тогда, в катакомбах Некрополя, произошло еще одно, последнее сражение. Ренегаты убили старейшин, пытаясь захватить власть, сами понесли потери и в конечном итоге были вынуждены отступить. Эта война оказалась куда более разрушительной… Мы заключили Договор — последнее, что удерживает этот мир от полного уничтожения. Тогда же был создан Провал, а Некрополь стал священным и запретным местом. Согласно Договору ренегаты, точнее то, что от них осталось, живут на одной стороне, а чисторожденные на другой. Нам, ровно как и им, запрещено переходить провал. Как ты понимаешь, ренегаты вовсе не оставили попыток окончательно уничтожить привычный нам мир, и периодически с их стороны приходит неведомая нечисть. Чисторожденных осталось слишком мало, чтобы мы могли ее сдерживать. Поэтому был создан Орден, который претерпел столь значительные изменения, что больше не подчиняется нам. Разумеется, солдаты Ордена с удовольствием всадят стрелу и в ренегата, и в чисторожденного — они думают, что вершат правосудие и следят за исполнением Договора. Прошло много лет, и никто из людей уже не помнит этих событий. Так что тебе повезло вообще услышать эту историю, — Клосарин перевел дух; на протяжении всего рассказа некромант плохо сдерживал то ярость, то печаль.

    — Прошло уже столько лет… — Амиранда покачала головой, — неужели вы не могли объединиться?

    — Неужели ты не понимаешь? — презрительно фыркнул некромант. — Ренегаты не хотят этого. Их цель — уничтожить оставшееся. Впрочем, за последние двести лет их дела скатились на самое дно — многие переходили провал и были казнены.

    — Но ведь и у вас, чисторожденных, дела идут вовсе не прекрасно? — саркастично бросила девушка, намекая на недавний плен некроманта.

    — Это исключительно наше дело, — сухо ответил мужчина, с неприязнью глядя на Амиранда.

    — Расскажи про клеймо, — девушка решила не испытывать судьбу и переменила тему.

    — Мы не всегда казним ренегатов, — Клосарин достаточно охотно поддержал ее инициативу. — Иногда их просто лишают силы, если она была, и продают. Человека с таким клеймом каждый может убить или продать в рабство. У него больше нет прав. Даже на собственную жизнь. Иногда клеймо может быть поставлено чисторожденному за особые проступки. В этом случае ставится клеймо беглого.

    — Именно за него ты принял меня?

    — Не совсем, — Клосарин слабо улыбнулся. — Вначале я подумал, что ты ренегат, но никто бы в своем уме не купил в качестве шлюхи ренегата. Тогда я подумал, что ты — беглая, но опять же твое «существование» в борделе было бы бессмысленным. Значит, должен быть третий вариант, но на этой стороне провала его никак быть не могло.

    — Но почему все видели во мне этого ренегата или беглую? — Амиранда наконец осмелилась задать давно мучавший ее вопрос.

    — Глаза, тебя выдают глаза, — некромант разом посуровел. — Люди, которые пришли с той стороны и чьи потомки сейчас населяют города, имели темные глаза; если бы ты была более внимательной, то заметила бы это.

    — Но ведь и у чисторожденных могут быть темные глаза, — удивилась Амиранда. — Разве только цвет глаз…

    — Не только. Еще чисторожденные отличаются от других людей, и те это чувствуют. Интуитивно, подсознательно понимают, что перед ними - чужак. Ну а остальное дело клейма.

    — Все равно это какой-то очень ненадежный метод идентификации... Ведь от любого клейма можно избавиться...

    — Это же не обычное клеймо, - некромант едва заметно усмехнулся. - Оно ставится не на тело. А тебе повезло — твои предыдущие хозяева думали, что ты не очень умная беглая, которая, стыдясь своего позора, изрезала себе руку. Тебя пожалели.

   Амиранда ничего не ответила. Повезло? Некроманту легко рассуждать — это не он сидел в клетке, это не его избивали плетью, это не его разум медленно сходил с ума не понимая что вымысел, а что правда. Неприятные воспоминания отразились на ее лице, и Амиранда предпочла отвернуться, чтобы закончить этот разговор.

    — Тебе повезло даже больше — я вытащил тебя…

    — Вытащил? — девушка не удержалась, и громко фыркнула. — А кто тебя просил? Кто вообще просил тебя вмешиваться в мои дела?

   Вся горечь и все обиды, которые копились в ее душе наконец-то вырвались на свободу. Девушка решительно перегородила дорогу жеребцу и с вызовом глянула на некроманта.

    — Кто тебя просил? С чего ты взял, что мне плохо жилось у Фолы? Я училась, почти свыклась с мыслью, что у меня было временное помрачение рассудка и эти воспоминания — всего лишь порождения горячки. У меня был дом, меня кормили и обо мне заботились. Никто не пытал меня, никто не требовал от меня чего-то сверхъестественного и со мной хорошо обращались!

    — Я плохо обращался с тобой? — некромант достаточно легко спрыгнул на землю, и теперь они стояли рядом, напротив друг друга.

    — Да! — девушка от злости сжала кулаки. — Ты меня пытал! Ты презираешь меня, и даже ни разу не поблагодарил меня за все то, что я сделала…

    — А потом? Я держал тебя в клетке? Я морил тебя голодом? Может быть, я хлестал тебя плетью или заставлял тебя делать что-то непристойное? — некромант медленно двигался к ней; лицо побелело от ярости, крылья носа гневно раздулись, а губы сомкнулись в плотную «нитку».

    — Нет, но… — Амиранда невольно отступила на шаг назад, сохраняя дистанцию.

    — Что «но»? — Клосарин одним широким шагом преодолел разделяющее их расстояние и схватил Амиранда за руку повыше локтя. От неожиданности девушка вскрикнула, попыталась вырваться, но мужчина крепко держал ее, а через несколько мгновений, видимо устав, всем своим весом придавил к шершавому стволу дерева, до боли сжав горло. Девушка судорожно вцепилась в его руку, пытаясь словно рыба выброшенная на сушу, поймать хоть каплю воздуха. Клосарину потребовалось совсем немного времени, чтобы побороть секундную вспышку гнева, и он разжал пальцы, позволив девушке безвольно осесть на землю. Амиранда содрогалась от беззвучных рыданий, тщетно пытаясь взять себя в руки.

    — То, что я взял тебя с собой, — некромант опустился перед ней на колени, и ухватил за подбородок, заставив ее поднять заплаканное лицо, — вовсе не означает, что я должен относиться к тебе как-то по-особенному. Не думай, что я перехожу Провал, чтобы вернуть тебя обратно. Не думай, что я буду испытывать какие-то чувства к ренегату или беглой, или к еще к кому похуже — я все еще не решил кто ты; ты знаешь — мне ничего не стоит свернуть тебе шею и продолжить путь одному. Так будет даже проще, — Клосарин неожиданно ласково провел по ее щеке большим пальцем, стирая мокрую дорожку слез, — намного проще. Одним духам известно насколько… Не забывай, кто ты.

   Амиранда послушно кивнула, судорожно вдохнула и попыталась встать. Некромант поддержал ее, ободряюще хлопнул по плечу, словно ничего не было, и вновь забрался в седло.

    — До моста еще много миль и нам бы лучше поторопиться, — достаточно миролюбиво бросил мужчина, кутаясь в плащ, и Амиранда тут же пошла вперед, боясь вновь навлечь на себя гнев хозяина.

ГЛАВА 8

***

— Адоксу надо собирать на рассвете, — Фола несколько раздраженно смыла высохшие листки и, поджав губы, посмотрела на Амиранда. — Тебе нужно уходить дальше, чтобы приносить траву лучше.

    — Я боялась заблудиться, — соврала девушка; она просто устала пробираться через дикие чащи, сгибаясь в три погибели, чтобы видеть неприметные, блекло-желтые цветы.

   Фола недоверчиво фыркнула, но прекратила отчитывать помощницу и, бурча под нос, принялась скидывать в небольшой котелок траву из берестяного короба. Амиранда, переведя дух, подхватила принесенные пучки и спрятала, чтобы лишний раз не гневать свою хозяйку. Фола, в общем-то, была женщиной не злой, но строгой; первое время она нещадно гоняла Амиранда, заставляя с утра до ночи бродить в лесу в поисках необходимых трав; а потом были долгие часы занятий — Амиранда старательно рассказывала все то, что она помнила, а Фола заставляла заучивать сложные рецепты. Иногда они выбирались в город, и каждый раз эти поездки были тягостны. Фола закутывала ее в плащ, запрещала смотреть по сторонам, и ни в коем случае не вступать в разговоры.

   Вот и сегодня они проехали через ворота города, приветственно махнув стражникам и заплатив несколько монет пошлины. На этот раз они изменили привычный маршрут — вместо извилистых и грязных улиц Нижнего города, они направилась прямиком к башне. Фола, придерживая небольшой темный мешочек у пояса, объяснила, что раз в месяц она продает особые настойки чисторожденным. Со злорадной усмешкой она добавила, что если бы эти ублюдки не были бы столь высокомерны, она бы лишилась значительного дохода — чисторожденные никогда не затрудняли себя сбором необходимых им трав.

   Скрипнув, телега остановилась перед большим, двухэтажным домом с остроконечной крышей. Фола передала Амиранда поводья, спрыгнула на землю и уверенно постучала в массивную дверь. Та приоткрылась и женщина, чуть воровато оглянувшись, юркнула внутрь. Амиранда осталась одна; сначала она с некоторым любопытством рассматривала новый для нее город: дома здесь были значительно богаче, некоторые даже могли похвастаться садами; Верхний город представлял из себя большой круг, в центре которого находилась площадь с высокой башней. Домов поблизости было немного — Амиранда насчитала около пятнадцати, но дома эти были огромными. Улица, вымощенная темными плитами, была абсолютно пуста, за исключением нескольких слуг, которые возвращались из Нижнего города. Они не обращали внимания ни на телегу, которая стояла на их пути, ни на Амиранда, которая старательно пыталась разглядывать людей, не привлекая к себе внимания. Наконец Фола вышла из дома, на ходу поправляя тугой мешочек у пояса. Приняв поводья, она достаточно благодушно сообщила, что высокрожденные ублюдки никогда не скупятся на травы, и им нужно заехать к еще одному господину; это не займет много времени, но Амиранда придется помочь женщине дотащить тяжелые мешки до входа.

   Они проехали полкруга, когда Фола резко натянула поводья и телега остановилась возле небольшого поместья. Амиранда с любопытством огляделась: здание выглядело мрачным — несколько обветшалые стены из темного камня, высокие окна, забранные некогда цветными витражами, высокий каменный забор отгораживал сад и дом от улицы. Фола, что-то бормоча себе под нос, отправилась к дому, а Амиранда, тщательно надвинув капюшон на глаза, принялась сгружать с телеги не слишком тяжелые, но объемные мешки. Понадобилось совсем немного времени, чтобы справиться с этой работой. Появилась Фола, жестом приказала заносить вещи внутрь, и девушка покорно взвалила ношу на плечи. Слуга, одетый в темную ливрею, проводил их к черному входу через заросший сад. Амиранда благополучно относила последний мешок, когда из-за поворота на встречу, по заросшей тропинке, вышел высокий человек. Одного взгляда на гордую осанку, высоко поднятую голову и уверенную походку хватило, чтобы понять, что перед ней владелец дома. Амиранда почтительно склонилась, отступая в тень. Мужчина равнодушно скользнул по сгорбленной, худощавой фигурке взглядом и прошел мимо. Девушка сжалась еще сильнее, узнав пронзительно голубые глаза — это был тот самый мужчина, который пытал ее в борделе. Другая одежда, заросшее лицо, спутанные, грязные волосы до плеч — даже в таком виде девушка узнала своего мучителя. Всей душой она молилась, чтобы владелец дома прошел мимо и не обратил на нее внимания.

   И тут появилась Фола.

    — Амиранда, — окликнула она девушку, едва чисторожденный прошел мимо, — пошевеливайся, противная девчонка.

   Девушка тут же разогнулась и бросилась со всех ног к телеге, моля всех известных ей богов, чтобы они быстрее покинули Верхний город. Фола неодобрительно прикрикнула и пошла следом. Забравшись в телегу, Амиранда повалилась на дощатый пол так, чтобы ее не было видно, но можно было подглядывать через щели в бортиках. Чисторожденый провожал ее долгим, задумчивым взглядом. Когда Фола поравнялась с ним, он заговорил; Амиранда не могла расслышать слов, но судя по яростной жестикуляции женщины, разговор был неприятным.

   Наконец Фола освободилась, забралась на козлы, яростно хлестнула лошадей и телега загромыхала вниз по улице. Приподнявшись из своего убежища, Амиранда увидела, что мужчина вышел за ворота, и провожает их недобрым взглядом.

    — Что случилось? — робко спросила девушка, когда они миновали почти половину пути и выехали из города.

    — Будь прокляты эти сволочи, — раздраженно сказала Фола, — живодеры, каннибалы…убийцы и мучители. Этот подонок хотел тебя выкупить.

    — Ох… — Амиранда в ужасе прижала руки ко рту. — Спасибо… что не согласились…

    — Черта-с-два я продам тебя меньше чем за тысячу монет, — хохотнула Фола, и потрепала Амиранда по плечу. — Не бойся, малышка, в руки этим ты не попадешь.

    — Зачем… зачем я ему понадобилась?

    — А духи этих некромантов знают… — Фола подхлестнула уставших лошадей. — Может быть, хотел ставить на тебе опыты, может быть, выпустить на ринг… иногда эти ублюдки так делают. Может быть просто хотел надругаться. Тебя не должно это волновать.

   Амиранда попыталась выбросить произошедшее из головы, но как она не старалась, как бы Фола не загружала ее работой, мысли неизменно возвращались к случившемуся. Она больше не чувствовала себя в безопасности, если вообще в этом мире можно было это почувствовать. Бежать? Да, иного выхода нет. В этом мире есть и другие города, и может быть в них Амиранда сможет найти людей, которые помогут ей вернуться домой.

   — Сегодня ночью будешь собирать вахту, — Фола протянула ей корзину и длинный плащ. — Осторожней на болоте — вахту надо собирать в сумерках. Не заходи слишком далеко, достаточно будет нарвать у берега. Листья будешь складывать вот сюда, а цветы — сюда, — Фола кивнула на небольшой мешочек в корзине. — Следи за тем, чтобы они не перемешались. Все поняла?

   Амиранда кивнула, накинула на плечи плащ и взяла в руку корзинку. Возле двери девушка, немного раздумав, взяла узловатый посох, на который обычно опиралась Фола, когда они вместе отправлялись в лес; женщина одобрительно кивнула и отвернулась к кипящему котелку.

   В сгущающихся сумерках Амиранда добралась до болота, освещая дорогу скудным пламенем небольшого фонаря. Фола учила ее привыкать к темноте, но девушка все еще плохо различала травы без света.

   Болото было большим, глубоким, заросшим камышом и тиной. Извилистые дорожки то и дело предательски обрывались и уходили в воду. Несколько раз Амиранда оскользнулась, испачкала руки, плащ и поставила себе несколько ссадин. Прошло больше двух часов, а корзина наполнилась лишь на треть. Вахты было много — редкие кочки не были покрыты кустиками этой травы с бледно-голубой метелкой мелких цветов. Но добраться до них, не утонув в болоте, было практически невозможно.

   Вдобавок ко всему, Амиранда постоянно чудилось, что на болоте есть кто-то еще. И хотя Фола множество раз говорила, что в этом лесу животные не нападают на людей, Амиранда испытывала легкий укол страха и на всякий случай крепче сжимала шероховатый посох.

   Наконец корзина наполнилась на половину, и девушка, облегченно вздохнув, отправилась в обратный путь. Стемнело окончательно, и Амиранда приходилось выбираться из самого сердца болота, освещая путь только неровным, слабым пятнышком света. Фонарь был тяжелым, локоть оттягивала корзина, и Амиранда совсем выбилась из сил, когда в очередной раз земля у самой кромки воды поползала вниз, увлекая ее за собой.

   Вскрикнув, Амиранда взмахнула руками, попыталась вонзить острие посоха в податливую почву, но промахнулась, уронив фонарь; почувствовав, как вода забирается в ботинки, с удвоенной силой рванулась наверх. Тут чьи-то сильные руки ловко подхватили ее, встряхнули и поставили на землю.

    — Спасибо, Фола, — отдышавшись, поблагодарила девушка, наклоняясь за фонарем. — Еще чуть-чуть… я зачем-то тебе понадобилась?

   Девушка подняла фонарь, повернулась, поднимая его выше, чтобы слабого света хватило им обоим. Желтоватое пятно огня выхватило из тьмы высокую фигуру, закутанную с ног до головы в черный плащ; такого плаща у Фолы не было — тяжелого, с вязью тусклых рун по самому краю и выцветшим гербом на правой стороне. Амиранда, еще не успев испугаться, отступила на шаг, но тут незнакомец шагнул вперед, протянул руку и отобрал фонарь, поднимая его выше. Из-под капюшона блеснули пронзительные голубые глаза.

    — Вот дерьмо, — на родном польском выдохнула девушка, и, резко нагнувшись, подхватила упавший посох, выставив его на манере меча. — Кто ты такой? Что тебе от меня нужно?

   Незнакомец усмехнулся, делая шаг вперед; Амиранда потрясла посохом, словно делая выпад, желая отпугнуть незнакомца. Человек издал хриплый смешок, приветственно разводя руками, приглашая девушку атаковать.

    — Что тебе от меня надо? — Амиранда повторила свой вопрос, на всякий случай не опуская посоха. — Отвечай, иначе я… я буду защищаться.

   Мужчина замер, чуть склонив голову набок. На секунду у Амиранда мелькнула безумная мысль развернуться и побежать. Но она скорее сломает себе шею, чем выберется в потемках из этого болота. Мужчина тем временем пригнулся, опуская фонарь на землю. Амиранда не стала рассчитывать на то, что подобное везенье может повториться — она сделала стремительный выпад, метя палкой по темечку незнакомцу. Шелест развевающегося плаща, стремительный росчерк стали — только чудом Амиранда удалось отскочить и меч вместо ее головы отсек навершие посоха.

   «Фола меня убьет» — с тоской подумала девушка.

   Мужчина шагнул навстречу, и Амиранда вновь выставила перед собой посох. Незнакомца это, казалось, весьма забавляло. Лениво, играючи, он, раз за разом, отбивал ее выпады. В конце концов ему надоело — быстрое движение, взмах мечом и подставленная деревяшка, разрубленная напополам, осыпалась к ногам девушки, которая неловко повалилась на землю. Поскуливая от страха, Амиранда на четвереньках рванулась прочь, по пути сбив фонарь в воду, рассчитывая, что в кромешной тьме ее шансы на спасение будут больше. Почему-то Амиранда и в голову не пришло, что напавший на нее человек может хорошо видеть; лучше, чем она — буквально через пару метров земля исчезла из-под ее ног и Амиранда головой вперед кувыркнулась в холодную болотную воду.

   Испугавшись и истратив добрую половину воздуха на беззвучный крик, который вырвался на поверхность большими пузырьками, девушка попыталась выплыть, но запуталась в чем-то вязком и волокнистом, выпустив последние остатки воздуха.

   Вот и все, на этом новая жизнь Амиранда Назарик закончится. Умрет она бесславно, утонув в болоте, куда ее загнал… Глаза Амиранда удивленно расширились — она узнала этого человека! Тот самый мужчина, что пытал ее в борделе, и в дом которого они сегодня отвозили товар! Тот самый чисторожденный, которого Фола назвала некромантом! Что ж, в таком случае ее смерть на…

   Ее схватили за шиворот, рывком приподняли из воды и с силой швырнули на землю. Отплевываясь и откашливаясь Амиранда перевернулась на спину, пытаясь перевести дыхание. Продолжать «бой» она была не в состоянии. Значит, нужно бежать.

   Некромант склонился над ней и прежде чем Амиранда попыталась закричать от ужаса, прижал палец к губам.

    — Шшш, — его рот изогнулся в подобии улыбки, от которой веяло угрозой. — Если ты закричишь — мне придется тебя ударить. Ты понимаешь меня?

   Амиранда судорожно кивнула, не сводя взгляда с меча, который мужчина приставил к ее горлу. Некромант помог ей встать, тяжело опустил руку на плечо и подтолкнул вперед. Амиранда послушно побрела по тропинке, пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. Кричать было глупо — Фола не услышит ее. Ее вообще никто не услышит, потому что этот страшный человек просто проткнет ее мечом, едва она раскроет рот.

   Они добрались до края болота, когда из темноты выступил огромный черный жеребец. Некромант подтолкнул Амиранда, жестом приказывая забраться на спину животному. Девушка послушно взгромоздилась в седло и, не дожидаясь некроманта, схватила поводья, хлестнула ими по мускулистой черной шее, и что есть силы крикнула «нно!». Конь даже не шелохнулся; когда Амиранда, еще не осознав, что ее план провалился, попыталась сжать бока жеребца, тот повернул к ней голову, уставившись на наездницу красным глазом и ехидно заржал. Некромант громко фыркнул, явно наслаждаясь представлением.

   «Ах так… Ну я так просто не сдамся».

   Амиранда молниеносно скатилась со спины животного, собралась в одну маленькую пружинку и бросилась в сторону леса. Ей показалось, что у нее получилось — она не слышала за собой погони. Еще чуть-чуть и она скроется под вековечными кронами густой чащи, и уж там-то ее никто не найдет…

   Он схватил ее; не больно, но крепко. Зажал рот рукой в перчатке, и потащил брыкающуюся девушку обратно. Амиранда вопила что было духу. Слезы градом лились из глаз, и в отчаянии она пыталась прокусить толстую кожу перчаток. Она несколько раз лягнула мужчину и, кажется, попала. Тот согнулся, выпустив ее, и Амиранда, не веря своему счастью, успела сделать лишь несколько робких, спотыкающихся шагов, а потом упала под тяжестью навалившегося на нее человека. На несколько секунд все смешалось — девушка бешено махала руками, пытаясь угодить в своего похитителя, а потом на ее лоб легла холодная рука. На мгновение их глаза встретились, и уже в следующее Амиранда закричала от пронзившей все ее тело боли.

ГЛАВА 9

— Ну так что, пойдешь со мной? — Джо гордо вскинул голову, нетерпеливо поглядывая на девушку.

   Амиранда бросила на парня оценивающий цепкий взгляд: хорош собой, высок, подтянут, со вкусом одет. А еще редкостный гордец и упрямец; месяц назад клялся, что будь она последней девушкой на земле, он бы не пошел с ней на свидание. Ну-ну, вот так поворот.

   Он поймал ее на большом перерыве, который она любила проводить на скамейке под сенью раскидистого дуба возле старого анатомического театра. Амиранда скривилась, узнав в окрикнувшем ее человеке Джо. До сего момента они питали друг к другу взаимную неприязнь и всякий раз, оказавшись на одной студенческой вечеринке, воротили друг от друга нос, клятвенно заверяя всех окружающих, что на дух не переносят либо чванливой гордости одного, либо ветреность и неугомонность другой. В общем Амиранда и Джо друг друга недолюбливали. Тем не менее, как это часто бывает, ее подруги намекали, что парень смотрит на нее весьма неравнодушно. Амиранда отшучивалась, кривилась и продолжала при каждом удобном случае подкалывать чересчур серьезного паренька.

    — Куда? — Амиранда задумчиво пожевала губу, демонстративно притоптывая ногой.

    — На свидание, — сквозь зубы выдохнул Джозеф. — Сегодня вечером, в семь.

    — Пойду, — после долгой паузы ответила Амиранда. Парень еще некоторое время постоял рядом, словно собираясь сказать что-то еще, но вскоре ушел, оставив девушку в одиночестве. Едва его фигура скрылась за поворотом, Амиранда прыснула в кулачок, стараясь не смеяться в голос. Вот это будет умора, когда она расскажет Ольге, что ее ненаглядный Джо совершенно не умеет приглашать девушек на свидание. Предвкушая реакцию подруги, Амиранда выудила из кармана телефон и принялась набирать сообщение. А свидание может быть и вправду неплохим; уж Амиранда точно не даст этому преждевременному старцу заскучать…

***

Солнце било прямо в глаза, и Амиранда, не желая просыпаться, попыталась накрыться с головой. Давно нужно было повесить шторы — уже месяц они аккуратной стопкой лежали в шкафу, и ей было лень занавешивать большие, почти во всю стену, окна. Сон испарился, и девушка лениво пошарила рукой по другой половинке кровати, где должен был спать Джо — парень любил дрыхнуть до обеда, но Амиранда будила его с первыми лучами солнца.

   Второй половины не оказалось; вздрогнув, девушка рывком села, отбросив незнакомое, тяжелое одеяло. Сердце бешено колотилось в груди, пока она пыталась привести мысли в порядок: Джо и его большая квартира остались в Варшаве, в совершенно другом мире; Амиранда — больше не студентка медицинской академии, теперь она — помощница местной знахарки. И вчера ночью на болоте на нее напал странный тип…

   Амиранда подпрыгнула от ужаса, вспомнив события вечера — ее похитили! Ну кому, скажите на милость, она могла понадобиться? Зачем? Ее не хотели покупать на невольническом рынке, от нее с радостью избавились владельцы борделя — девушка совершенно не сгодилась даже для черной работы в таком заведении, а тут ее украли…

   Комната, в которой она проснулась, оказалась большой, просторной и очень светлой; она была со вкусом обставлена мебелью из темного дерева — массивный письменный стол, несколько высоких стульев с резной спинкой и подлокотниками, большие шкафы, забитые фолиантами и свитками; на стенах — незнакомые географические карты и один портрет. Возле кушетки, на небольшой скамеечке лежала стопка одежды. Чуть смутившись, Амиранда поняла, что спала абсолютно голой. Из памяти тут же услужливо всплыло воспоминание о кувырке в грязную болотную воду. В общем-то Амиранда никогда не стеснялась своего тела — оно было в меру стройным, в меру ухоженным и привлекательным. Конечно, за столько месяцев она немного сдала, но все равно… Амиранда отмахнулась от дурацких мыслей. Какая разница как она выглядит? Все в этом чертовом мире смотрят на нее с нескрываемым отвращением, так что она может вовсе не волноваться.

   Платье оказалось новым; чистым, из добротной, мягкой на ощупь ткани нежного голубого цвета. Еще к платью прилагался легкий, декоративный корсет, от которого Амиранда пришла в неописуемый, девчачий восторг — ни разу в этом мире у нее не было такой красивой одежды. Покрутившись вокруг своей оси, тщетно стараясь рассмотреть себя со всех сторон, Амиранда с большим энтузиазмом принялась искать зеркало. То нашлось почти сразу — девушка радостно провернула крутящуюся раму, и в ужасе отшатнулась, увидев свое отражение.

   Шея пестрила черными пятнами синяков и багровым следом от петли веревки, щеки и лоб были изуродованы мелкими порезами словно от маленьких когтей, на правом виске расплылся огромный, уродливый фиолетовый синяк.

   Перед глазами тут же всплыли обрывочные воспоминания — ее тащат по лестнице вниз, не слишком аккуратно кладут на деревянный стол, кажется, связывают руки. Над девушкой склоняется неясная черная тень; Амиранда что-то спрашивают, что-то требуют, но девушка не понимает языка и может только молить отпустить ее. К ее лбу прикасается чужая, холодная рука, и все тело Амиранда охватывает агония. Симфония боли и страха стремительно уволакивает ее куда-то внутрь подсознания, где из неведомых глубин небытия восстают страшные, ни на что не похожие существа. Девушка пробирается по лабиринту кошмаров, бежит, спотыкается и падает, проваливаясь ниже и ниже, прямо в пасть огромному клыкастому червю…

   Ее родные, похожие на страдающих чумой, приветственно тянут к ней руки; ее друзья обступают ее со всех сторон, наперебой крича и хватая ее за руки. Много знакомых лиц, и все они — истлевшие, иссохшие, с отвратительными язвами или свисающими оторванными клочьями кожи; каждый хочет от нее одного — чтобы она даровала им покой. Амиранда кричит, пытается отбиться, но их слишком много. Она падает на колени, пытается зажать уши, но ей не позволяют; толпа подхватывает ее на руки, стремительно, словно горная река, несет в непроглядную тьму и когда Амиранда в очередной раз приходит в себя — она понимает, что стоит на деревянном помосте, а на шее у нее — огромная, грубая, черная петля. Рядом стоит палач — закутанный во все черное мужчина. Толпа под ее ногами не успокаивается, свистит и улюлюкает. Палач властно поднимает руку и наступает тишина; зачитывается приговор. Ее обвиняют… она не понимает в чем ее обвиняют. Неповиновение? Кому?

   Человек в черном театральным жестом отбрасывает свиток прочь, берется двумя руками за большой рычаг и в последний раз спрашивает Амиранда. И девушка, сквозь раздирающие ее рыдания, пытается перекричать шум, чтобы объяснить, что она не понимает языка, на котором с ней говорят.

   Огромным усилием воли Амиранда заставила взять себя в руки — все это не могло быть взаправду. Переборов легкую дрожь, девушка отвернулась от зеркала и попыталась отвлечь себя. На глаза попался портрет — молодая, красивая женщина с чистыми серыми глазами. Высокий лоб, греческий бюст, красивого цвета кожа, копна ярко-рыжих волос — на портрете была изображена редкая красавица. Амиранда невольно залюбовалась, восхищаясь мастерством художника — казалось еще чуть-чуть, и женщина повернет красивую голову, грозно сдвинет брови и отчитает девушку за то, что та пялится на нее с открытым ртом.

   Ниже, на небольшом комоде, верхняя полочка которого была заставлена всякими мелочами и безделушками, она увидела две миниатюры в красивых рамках; на одной была изображена девушка лет двадцати, смуглая и голубоглазая шатенка; на другом — молодой мужчина, такой же темноволосый и голубоглазый. Второй портрет показался Амиранда знакомым, и она неуверенно взяла в руки рамку, чтобы лучше рассмотреть изображение. Да, ошибки быть не могло — художник точно передал пронизывающий, пристальный взгляд, двумя-тремя идеальными штрихами придал улыбке чуть саркастичный оттенок, а правильно положенными на лицо тенями — гордость и непроницаемость. С маленького портрета на Амиранда смотрел давешний некромант, тот самый человек, что похитил ее… и пытал. Девушка невольно потерла синяки на шее. Зачем она сдалась ему?

   Переборов секундное замешательство, она вернула портрет на место и направилась к двери. Та, к ее изумлению, оказалась незапертой и Амиранда медленно выглянула в просторный темный коридор. Босые ноги неуверенно проскользнули по начищенном до блеска полу, и девушка аккуратно прикрыла за собой дверь. Налево или направо? Оба «рукава» коридора были абсолютно одинаковыми и заканчивались поворотом, поэтому она всецело доверилась интуиции и зашагала налево. В коридор выходило множество дверей, но Амиранда предпочитала не искушать судьбу и просто шла по коридору. Наконец тот вывел ее к широкой лестнице и девушка, едва не упав запутавшись в юбках, медленно спустилась вниз, стараясь производить как можно меньше шума.

   Еще коридоры, залы, комнаты — дом оказался огромным, и очень скоро Амиранда не представляла как вернуться обратно. На ее пути встречались самые разнообразные диковинки — в одной из проходных комнат девушка столкнулась с огромным пыльным чучелом неведомого зверя — множество портретов, красивая мебель… но не было людей. Во всем доме она не встретила ни единой живой души, хотя была уверена, что прислуга здесь есть и ее не мало.

   В давящей, угнетающей тишине, Амиранда почти бегом распахнула большие двухстворчатые двери и замерла на пороге. Это была большая, наподобие амфитеатра библиотека. Вниз стройными рядами уходили шкафы, до отказа забитые бумагами и книгами. Амиранда медленно спускалась по небольшой лестнице — совсем не высоко, метров пять. Внизу были расставлены глубокие кресла, несколько массивных письменных столов, на полу, перед камином расстелен мягкий ковер из шкуры зверя. Здесь не было окон; точнее были, но маленькие, под самым потолком и они почти не давали света; на верхних ярусах царил полумрак, а внизу лишь слабый огонь камина освещал помещение.

   Превозмогая страх и желание убраться отсюда поскорее, девушка без всякого интереса пролистала лежащую на столе книгу. Язык был ей незнаком, никаких картинок не было, а от сухих, пожелтевших страниц, отчетливо попахивало кровью. Чтобы убедиться, что ей не померещилось, Амиранда даже поднесла бумагу к лицу. Да, определенно кровь. Или что похуже.

   Девушка вернула книгу на место и уже собиралась уходить, как ее взгляд привлекла до боли знакомая, выцветшая надпись на кожаном переплете. Машинально Амиранда протянула руку и сняла с полки небольшой томик. Поля были испещрены заметками, некоторые абзацы подчеркнуты или переписаны между строк, но текст читался. И Амиранда легко могла разобрать его, ведь этот язык она изучала добрых два года и имела по нему твердое «отлично». Через старую древнюю бумагу аккуратными ровными строчками тянулись предложения на мертвой латыни.

***

Она задремала, обманутая уютом мягкого кресла и теплом огня. Раскрытая книга скользнула из ослабевших пальцев, а голова девушки безвольно упала на бок. Рот чуть приоткрылся, веки слегка подрагивали; ей снился сон.

   Мужчина медленно обошел вокруг кресла, не сводя долгого, пристального взгляда со спящей гостьи; нагнулся, подобрал книгу, машинально пролистал несколько страниц и уселся напротив, положив подбородок на сложенные ладони.

   Огонь в камине весело пылал, отбрасывая на стены и пол длинные, причудливые тени. Девушка дернулась во сне, в беспокойстве перекатила голову, но продолжила спать. Некромант хранил молчание.

   На кой-черт ему сдался этот ренегат? Клосарин не мог ответить на этот вопрос. Любой другой на его месте поступил бы совсем по-другому — прирезал девчонку без лишних разговоров. Но только не он. С «недавних» пор Клосарину претила сама мысль убивать рабов. К ренегатам это, конечно же, до последнего времени не относилось.

   Мужчина протянул руку и очень осторожно закатал оба рукава платья. На левой руке — длинный некрасивый и свежий рубец; как будто что-то широкое распороло предплечье до самой кости, оставляя кожу болтаться неровными клочками. На правой — чистая, чуть загорелая кожа. И ничего, он абсолютно ничего не чувствовал. Такого просто не могло быть.

   Его друг, Рейгол, не разделял его интереса. Если бы ренегаты смогли избавиться от клейма — чисторожденным немедленно стало бы это известно. А значит девчонка беглая; но и этого клейма не было — на это Рейгол пожимал плечами и говорил, что иногда судьи могут быть жалостливыми. Клосарин в это не верил. Есть нерушимые правила.

   Взгляд его невольно упал на книгу и мужчина нахмурился. Некрономикон, книга Мертвых Имен. Редкая, безусловно дорогая вещь, похвастаться обладанием которой может едва ли с десяток ныне живущих. Он перевел ее, но понял лишь частично. Чего стоят одни лишь строки про подземную реку духов и ладью мертвого бога, что каждую ночь делает круг, спасая проклятые души из пасти голодного жнеца; или глава, посвященная предвестникам — знамениям смерти. Большей частью заклинаний и знаний он смог овладеть — некоторые ритуалы проводил механически, не задумываясь почему нужно делать именно так, а некоторые — понял, и не использовал вообще. Вещи, описанные в этой маленькой книжице в черном переплете, были способны покорить мир. Но эта была лишь часть.

   Где-то в глубинах Некрополя, глубоко на подземных уровнях, где никогда не ступала нога простого смертного, хранятся другие части. Еще более могущественные, еще более загадочные и непонятные. Эту, по сути самую простую, Клосарин смог украсть неимоверно давно. Потребовались долгие годы, чтобы он смог расшифровать ее и составить хотя бы приблизительный перевод, который, кстати, хранится в совершенно другом месте.

   Клосарин резким движением встряхнул девушку. Та, вскрикнув от испуга, вскочила, затравленно озираясь, пытаясь понять где она. Заметив мужчину за своей спиной, Амиранда замерла, крепко сцепив ладони, готовясь к самому худшему. Клосарин равнодушно скользнул по ней взглядом и отошел к столу, кладя книгу в ящик.

    — Выспалась? — достаточно миролюбиво спросил он, не оборачиваясь, но спиной чувствуя, как девушка сжалась при звуках его голоса. — Нам есть о чем с тобой поговорить.

   Амиранда судорожно кивнула, на всякий случай незаметно отступая к двери. Лестница совсем небольшая — ступеней сорок; она сможет быстро взбежать по ним, а потом затеряется в бесконечных коридорах огромного дома… его дома. Амиранда досадливо чертыхнулась, и некромант обернулся, облокотившись на стол и с деланным любопытством разглядывая ее.

    — Пожалуй, начнем прямо сейчас. Как тебя зовут?

    — Вы не дали мне имени, господин, — девушка склонила голову, исподлобья глядя на собеседника.Кое-какие правила нового мира она усвоила достаточно хорошо.

    — Да, действительно, — Клосарин согласно кивнул, устало потирая подбородок. — Как тебя звали до того, как ты попала в рабство?

    — Амиранда Назарик.

    — Странное имя. Что оно означает?

    — Н… не знаю, наверное ничего, — замялась Амиранда, отводя взгляд.

    — Хозяин или господин — всегда обращайся ко мне так, — сурово приказал Клосарин. — Теперь ты мой раб, который полностью зависит от меня. В моей власти сделать твою жизнь невыносимой или же легкой и простой; от меня будет зависеть будешь ли ты есть, пить, спать и дышать; я буду решать когда тебе говорить, когда молчать, смеяться и плакать, — добавил он увидев, как предательски дрогнули губы девушки. — Тебе все понятно?

    — Да…хозяин, — Амиранда еще ниже склонила голову, мечтая провалиться сквозь землю.

    — Ты хочешь есть?

   Девушка с готовностью кивнула, внезапно осознав, что не помнит, когда ела последний раз.

    — В таком случае ты должна говорить правду, — Клосарин медленно обошел ее по кругу, цепко осматривая. — Сколько тебе лет?

    — Двадцать три, хозяин.

    — Кто твои родители?

    — Мои родители… — девушка запнулась, не решаясь сказать правду. — Они занимаются разными делами… Моя мать художница, а отец… он пишет книги… хозяин.

    — Верно ли в таком случае то, что твои родители люди образованные и зажиточные? — Клосарин хищно усмехнулся, но Амиранда не могла этого видеть и послушно кивнула. — Верно ли то, что ты — их родная дочь?

    — Да, хозяин. Помимо меня есть еще младший брат и сестра.

    — Верно ли в таком случае, что твои родители, как и ты — чисторожденные?

    — Нет, — девушка покачала головой, закусив губу.

    — В таком случае ты из ренегатов, — с какой-то грустной торжественностью заключил некромант, и в следующую секунду больно схватил Амиранда за волосы, заставляя запрокинуть голову; нежную кожу на шее оцарапала сталь, и девушка в ужасе заскулила, почувствовав как вниз сбегает горячая струйка крови.

    — А раз так, то назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен убить тебя прямо здесь и сейчас, — холодно прошипел Клосарин ей в ухо.

    — Я… — Амиранда попыталась придать голосу уверенности, но он сорвался, и девушка тихо заплакала, но тут же постаралась взять себя в руки, вспомнив их первую встречу. — Вы можете так сделать, господин, но тогда вы никогда не узнаете, почему у меня нет клейма.

    — Резонно, — согласился Клосарин, небрежно толкая ее в кресло и убирая кинжал; затем, не дав девушке возможности отдышаться, он навис над креслом, опершись вытянутыми руками на подлокотники. Тени причудливо исказили его лицо, сделав похожим на злобную маску с живыми, безжалостными голубыми глазами. — Говори.

    — Я не ренегат, и не чисторожденная, — торопливо начала она, с опаской поглядывая на мужчину. — Меня зовут Амиранда, мне двадцать три года, я учусь на третьем курсе медицинской академии в Варшаве… Это такой город, далеко-далеко отсюда… в другом мире. Я собиралась на отдых со своим другом, когда попала в аварию… я потеряла сознание, а очнулась здесь, в этом мире, на рынке рабов. Старый работорговец где-то нашел меня и безуспешно пытался продать две недели, а потом меня выставили на торги. Там меня купил хозяин борделя… потом перекупила женщина по имени Фола, а дальше… дальше вы сами знаете, господин.

   Клосарин долго молчал, не отрываясь глядя на сжавшуюся девушку. Поверить ей? Неужели она всерьез думает, что он купится на такую убогую сказку? Конечно, он многое видел в ее воспоминаниях вчера, но ренегаты мастера иллюзий. Мужчина коротко качнул головой, и девушка зажмурилась, ожидая наказания.

    — Я вижу, что ты не хочешь говорить правду, — мягко проговорил он, неожиданно ласково проводя рукой по ее щеке. От этого скупого прикосновения Амиранда рванулась вперед, с нечеловеческой силой отбросив кресло в сторону. Десять ступенек, двадцать… Дверь оказалась заперта. В отчаянии Амиранда молотила по неподатливому куску дерева ногами и кулаками, в остервенении дергала за латунные ручки, но створки даже не шелохнулись. Клосарин тем временем водрузил кресло на место и уселся, откинувшись на мягкую спинку, позволив себе бездействовать. Девчонка прекрасно поняла еще с первого раза, что следует за его прикосновением.

    — Сядь, — спустя некоторое время, когда пленница безвольно осела на пол, приказал некромант. Амиранда, словно сомнамбула спустилась вниз и опустилась перед ним на колени. — Ты не хочешь снова испытать боль?

    — Нет, хозяин, — едва слышно выдохнула она, упорно глядя на ковер.

    — Очень хорошо. Ты продолжаешь настаивать на безумной истории о другом мире на этой стороне Провала? — Клосарин нагнулся, вздергивая ее лицо за подбородок. — Советую подумать хорошенько, прежде чем отвечать.

    — Да… — после недолгой заминки выдохнула девушка. — Я говорю правду, хозяин.

   Клосарин брезгливо оттолкнул ее и устало подпер кулаком щеку. Девушка у его ног сжалась в комочек, слегка подрагивая от ужаса, но не желала сознаваться во лжи. И как ему поступить? Рейгол на его месте давно бы казнил ее и скормил труп бродячим псам — большего ренегат, по его мнению, достоин не был. Но он не видел того, что видел Клосарин — удивительно красочные и реалистичные воспоминания; необычные города, люди в странных одеждах, непонятные машины, которые заменяют жителям этих городов повозки и лошадей…

    — Что ты делала, пока меня не было?

    — Я читала книгу, господин.

    — Вот эту? — Клосарин вытащил из ящика стола черную книжицу и показал девушке.

    — Да, господин, простите меня… я не знала, что ее нельзя трогать… иначе бы…

    — Замолчи, — раздраженно прервал ее мужчина, заставляя девушку умолкнуть на слове. — Как называется эта книга?

    — Можно перевести по-разному… Книга Мертвых Имен, господин.

    — И ты знаешь этот язык? — Клосарина охватило болезненно возбуждение; он вскочил, торопливо прошелся до шкафа, снял с полки еще несколько фолиантов. — Отвечай.

    — Не так хорошо, как вам может показаться, хозяин, — робко ответила она, опасаясь, что ее ответ может не понравиться некроманту.

    — Ты можешь прочесть вот это? — Клосарин протянул ей раскрытый том, и Амиранда послушно пробежалась глазами по странице. Сердце ёкнуло и забилось в несколько раз быстрее, норовя вырваться из грудной клетки: почти родные слова на английском языке.

    — Могу…

    — Что это за язык? Где ты ему научилась? — Клосарин вырвал книгу из ее рук и вновь крепко схватил ее. — Все ренегаты знают его?

    — Я не понимаю о чем вы… я не знаю никаких ренегатов… этот язык мы учили в школе! — Амиранда безуспешно попыталась вырваться, но тут Клосарину видимо надоело с ней возиться: резким движением он повалил девушку на ковер, придавил своим весом и прижал руку ко лбу. За секунду до вспышки боли Амиранда, предвосхищая муки, лишилась чувств.

ГЛАВА 10

С детства, которое Клосарин уже не помнил, его учили не делать поспешных выводов. Добрые и достаточно мудрые наставления канули в лета вместе с родителями некроманта, где-то с пару-тройку веков назад. Сейчас мужчина с наслаждением откинулся в ванне полной теплой, почти горячей воды и размышлял, закрыв глаза и вдыхая горячий пар.

   Он погорячился; потерял контроль, превысил все дозволенные рамки. Что сказали бы его родные, увидев окровавленное тело в фамильной библиотеке? По крайней мере мать точно бы потребовала убрать его с глаз долой — она не выносила вида крови. И вообще она была удивительной женщиной — строгой, но справедливой; умной, красивой и своенравной. И сильной. Достойный соперник, победить которого в честном бою практически невозможно. Именно поэтому ренегаты перерезали ее горло во сне, оставив захлебываться ненавистной ей кровью. Клосарину тогда было пятнадцать и юношеской ярости не было предела.

   Мужчина медленно выдохнул, погружаясь с головой в воду. Все это было бесконечно давно. Первая кровь врага, кровь его собственной матери на его руках, первые шаги по той стороне… все это сопровождалось свойственной юности горячностью и безрассудством. Война давно закончилась: их растащили по углам, дали в руки утешительный приз, объявив, что победителей нет. Но никогда некромант не признал бы за собой поражения. Даже в ту ночь, когда руки его сводило под тяжестью истекающего кровью тела матери.

   Он вынырнул, откинул с лица волосы, закинул руки на бортик; погорячился, слишком погорячился. Интересно, посчитают ли слуги ее труп мусором и поспешат зарыть на заднем дворе, как делали это уже не раз?

   У некроманта почти не осталось врагов. Те, что были, давно сгнили в грубо сколоченных дощатых гробах, или переварились в желудке зверей, или разложились в болотной трясине… Словом, Клосарин умел убивать и одно время делал это с большим энтузиазмом. Лет так сто назад, когда ренегаты попытались пройти Провал и нарушили Договор. Потребовалось совсем немного, чтобы перед глазами отчетливо всплыла нужная картинка — огромная крепость, внутренний двор которой залит кровью. Кровь везде — на плитах, которыми вымощен пол, на стенах, на лестницах, на огромных воротах, которые, разбитые тараном, обломками свисали на покореженных петлях; гора трупов — некоторые относительно целые, а некоторые разорваны в клочья, словно с ними позабавился дикий медведь. В пустых бойницах завывает ветер — и в его вое отчетливо слышатся леденящие душу стоны. И посреди всего этого великолепия стоят двое молодых мужчин. Один, повыше ростом, с белоснежным волосами поднимает с земли сброшенный в пылу битвы плащ, вытирает широкое лезвие меча знаменем поверженного врага и улыбается. Второй — ниже ростом, ветер в бешенстве развевает его длинные черные волосы, голубые глаза, похожие на две льдинки, цепко обводят двор взглядом. В руках у мужчины нет оружия — его меч покоится в ножнах на поясе, но его одежда почти вся промокла от крови.

    — Клосарин, приятель, ты славно потрудился, — второй, закончив оттирать меч, дружески хлопнул по плечу некроманта. — Больше эти ублюдки сюда не сунутся.

   Клосарин кивает, медленным шагом обходит двор, изредка останавливаясь перед распростертыми телами. Один жив; сражен мечом, не духами, он зажимает рану на животе и медленно ползет прочь, желая скрыться с глаз чисторожденных. Клосарин преграждает ему путь, наступив на скрюченные пальцы, которыми тот пытается ухватиться за неровные плиты; носком сапога переворачивает и досадливо морщится — совсем юнец, да еще и член ордена.

    — Прикончи его, — со смешком требует блондин, рывком ставя раненого на ноги.

   Клосарин молчит. Долго, пристально смотрит в лихорадочно блестящие глаза паренька. А тот в ответ стонет, молит о пощаде.

    — Зачем орден напал на меня? — тихим, похожим на шелест вереска голосом спрашивает некромант. — Почему вы приняли сторону ренегатов, нарушив договор?

   Мальчишка плачет, трясется от шока и ужаса. Обычный рядовой солдат — он не знает ни планов, ни расположения войск, ни тем более ответов на вопросы «почему». Еще пару недель назад он ел приготовленную заботливой мамашей кашу и бегал на сеновал со сговорчивыми девками, а вот сейчас столкнулся со смертью.

   Клосарин жестом останавливает соратника — тот уже тянет из ножен меч, которому не терпится продолжить пир; гладит паренька по голове, аккуратно усаживает на пол, прислоняя к стене. Даже дает немного вина из фляги, но не трогает рану, и кровь по-прежнему хлещет из нее, приближая беднягу к той стороне.

    — Умирать не больно, — словно читая немой вопрос в темных глазах, отвечает некромант, не сбрасывая со своей руки судорожно вцепившуюся ладонь мальчишки. — Совсем не страшно, я делал это тысячи раз. Ты пройдешь тропою тьмы и более не будет боли и страданий. Я провожу тебя.

   Его спутник негромко фыркает, но ничего не говорит. А солдат словно успокаивается — черты лица чуть заостряются, разглаживаются сведенные муками мышцы, пальцы безвольно соскальзывают с плаща некроманта и глаза закатываются так и не закрывшись.

    — И зачем? — блондин презрительно сплевывает на землю. — Разве тебе не пригодилась бы его душа? Одной больше…

   Клосарин не отвечает. Не хочет говорить, не хочет признаваться, что прочитал мысли мальчугана; увидел маленькое жизнерадостное поселение, тех самых девок на сеновале и дородную старушку мать, которая прядет шерсть у окна, напевая песни своему младшенькому внуку. Не было в жизни этого юного солдата ни настоящей боли, ни страданий, ни толковых битв.

    — Его душа бесполезна, — сухо бросает Клосарин, поднимаясь и накидывая на голову капюшон. И ведь он не соврал. — Надо выбираться отсюда. Чувствуешь приближение грозы?

   Блондин кивает; оба понимают, что следующая битва не за горами, и теперь помимо жалкой кучки воинов с ними будут драться ренегаты — такие же маги, как и они. В сгущающихся сумерках оба мужчины покидают крепость, и ветер меняет направление, словно спешит предупредить нападающих, что здесь их ждет только смерть…

   Выбравшись из ванны некромант закутался в теплый халат, услужливо поданный слугой. Некоторое время Клосарин стоял у окна, наблюдая, как садовник безрезультатно пытается привести в порядок давно усохшие розовые кусты. Их сажала еще его сестра…

   Повинуясь внезапному порыву, мужчина отправился в спальню; в ту самую светлую комнату, куда ночью, по ошибке, слуги принесли девчонку. Но Клосарин не будет распинать их за это; все осталось как прежде: комната предателя, в которой спит предатель…

   Портрет матери все такой же реалистичный, но некромант не смотрит на него; грубо хватает одну из миниатюр, несколько секунд вертит в руках, а потом валится на кушетку, вальяжно закидывая ноги на спинку. Ну здравствуй, сестренка. Чертов портрет казался похож лишь когда оригинал был рядом. Какой же она была?

   Сукой; той еще чертовой сукой и стервой. И дьявольски красивой. Пока она была маленькой — походила на ангелочка; c копной пышных светленьких кудряшек, которые обрамляли миловидное личико и милыми ямочками на щеках… Когда выросла — стала роковой красавицей. Клосарин не понимал, что находят в ней мужчины. Еще бы — он знал свою сестру, и в жизни бы не подошел к такой женщине. Один черт знал, что было у нее на уме, и какие хитроумные планы она вынашивала; так они и жили долгое время — некромант и чисторожденная стерва. Даром, что брат и сестра, но парочка из них получалась отменная. А уж сколько раз они дрались бок о бок, без всякого колебания подставляя себя под удар, чтобы защитить единственного близкого человека…

   Всему приходит конец. Эйндвинд предала его. Счастливый ветер переменился и более никогда не пел свою песню.

   Клосарин еще несколько минут разглядывал портрет, а потом со вздохом отложил его прочь. К чему ему все эти воспоминания? К чему горевать об утрате или о предательстве, если ничего этого не изменить? Он встал на путь духов в слепой надежде, что сможет перекроить нити судьбы, но в конечном итоге стал еще слабее, чем прежде.

   Переодевшись и побродив немного в саду, вдыхая прохладный вечерний воздух, некромант нехотя вернулся в библиотеку. Труп не убрали. Окровавленное распятое тело лежало посреди ковра из шерсти мертвого моара, которая окрасилась в бордовый цвет.

   Погорячился. Давненько с ним такого не бывало. С той самой ночи, как пришлось поработить душу своей сестры.

   Почти с сожалением Клосарин пошевелил тело носком ботинка и отвернулся к камину.

   Клосарин уселся в глубокое кресло, притянул к себе старый том, перевернул несколько страниц и отложил обратно. Неприятное, сжигающее изнутри чувство не позволяло ему как ни в чем не бывало продолжить заниматься своими делами. Горечь, сожаление и даже капелька раскаяния — он давненько не испытывал целый букет подобных переживаний; впрочем, он давно и не убивал.

   А девчонка, пожалуй, была симпатичной. Не красивой, но миловидной; и тело было неплохим, правда излишне худым, но ведь это поправимо — отъелась бы у знахарки. Там глядишь и замуж бы могла выйти, детей нарожать… Если бы у кого-нибудь хватило духу жениться на ренегате. Но нет, на пути ее появился некромант. Выкрал, пытал, а потом и вовсе убил. Не повезло, бывает… но почему же на душе так тягостно?

   Видения, «воспоминания» этой девчонки были слишком реалистичны. Какая-то часть его «Я» верила им, и оттого некроманта раздирали противоречивые чувства. В конце концов жалость победила, и некромант, скрипя зубами, склонился над телом.

   Какой из ударов стал последней каплей? Вот этот достаточно глубокий порез на левом боку, или вот этот — на бедре? А может быть удар по виску? Клосарин глубоко вздохнул; нет, он не гордился своей работой. Перестал гордиться уже много-много лет назад. Сейчас же он испытывал скорее разочарование — девчонка скончалась, а ведь он даже не вошел во вкус… Оно сломалось раньше, чем ее душа; какая досада.

   Но что это? Тело под его чуткими пальцами едва уловимо дернулось; некромант нахмурился — он был уверен, что еще минуту назад девушка была окончательно и бесповоротно мертва. Но едва бьющееся сердце говорило об обратном. Клосарин отошел к столу, открыл книгу в черной обложке, нашел нужную страницу и принялся сверяться с переводом. Все верно, лишь одно заклятие могло возвращать душу с той стороны…

    — А ты вовсе не та, за кого ты себя выдаешь, — с облегчением прошептал мужчина, снимая с себя рубашку и торопливо закрывая вновь кровоточащие раны; затем, кликнув слуг, перенес тело наверх, в одну из комнат, где уже тщательно перебинтовал изуродованное тело, нашептывая тихие заклинания и смачивая тряпки в разных растворах.

   Когда тело девушки стало похоже на мумию, Клосарин изнеможденно опустился на стул рядом, вытирая струящийся по лицу пот. По правде говоря, девчонку проще было добить, нежели помочь ей воскреснуть. Зато совесть успокоилась, и теперь некромант мог в полной внутренней тишине подумать обо всем случившемся.

   Самым главным и пока не поддающимся объяснению оставался факт того, что эта девушка, Амиранда Назарик, все-таки ему не врала.

ГЛАВА 11

— Ешь, — некромант подвинул небольшой поднос с едой и, на всякий случай, пощупал холодный лоб девушки. Жар давно спал, да и следы пыток зажили почти мгновенно. Но Амиранда все равно чувствовала себя по меньшей мере паршиво. Все ее тело ныло, ломило, кости и мышцы при каждом движении отдавались сверхъестественной болью, а перед глазами настойчиво стояла легкая, словно молочная, дымка. Словом, Амиранда было нехорошо, и есть ей не хотелось совершенно. Уже второй день.

   Некроманту это не нравилось. Два чертовых дня он провел буквально прикованным к постели девчонки, и не испытывал от этого никаких положительных эмоций. Конечно, вначале ему было интересно наблюдать за действием заклятия. Сильная магия, древняя; неподвластная ни чисторожденным, ни ренегатам. Клосарин прекрасно понимал, что девчонке не под силу такое, да она и не ведает того, что на нее… А, впрочем, некромант не был уверен.

    — Если ты ничего не будешь есть, то твое тело не сможет восстановиться, — сухо говорил мужчина, беря глубокую тарелку с супом в руки.

   Амиранда чуть скосила глаза на ненавистного человека. Она бы отдала все, лишь бы его никогда не было в ее жизни. Лучше бы ее продали на рудники — чисторожденный бы никогда не сунул туда носа. Интересно, насколько ему противно возиться с ней? А главное — зачем?

    — Я не хочу, — она слабо покачала головой.

    — Тогда мне придется сделать это силой, — мужчина задумчиво повертел в руках ложку и чуть усмехнулся. — Ты этому не обрадуешься.

    — Будешь кормить меня с ложечки? — слабо хмыкнула девушка, и, закашлявшись, добавила, — хозяин.

    — Нет, это слишком долго и хлопотно, — он приблизился к кровати, мерно размешивая бульон и изредка зачерпывая его столовым прибором. — Я просто вылью его тебе в глотку.

   Амиранда непроизвольно сжала губы, всем своим видом показывая, что некромант может попытаться. Клосарин не удержался и засмеялся. Забинтованная, вся в ссадинах и порезах девчонка пыталась поставить себя равной ему. Мужчина буквально впихнул тарелку ей в руки и, нагнувшись над кроватью, широко улыбнулся, отчего Амиранда окатило холодом.

    — А если ты будешь сопротивляться, — он щелкнул ее по носу, и она дернулась так, что расплескала половину супа на одеяло, — мне придется выбить тебе зубы. Ты ведь этого не хочешь?

   Амиранда, вцепившись в фарфоровую миску, судорожно покачала головой и с готовностью зачерпнула наваристую похлебку. Мужчина одобрительно хмыкнул и сел на край кровати, наблюдая, как девушка боязливо подносит ложку ко рту. Вопреки всякому предубеждению, суп оказался самым обыкновенным: куриным, с крупными кусками картошки и веточками зелени. Первую пару ложек Амиранда проглатывала с усилием, но затем, почувствовав, наконец, голод, практически залпом опустошила емкость.

    — Вот и молодец, — сухо бросил некромант, забирая тарелку и требовательно протягивая руку за ложкой, которую девушка попыталась спрятать под подушкой. — Ты же не думаешь, что сможешь убить меня… ложкой?

   Амиранда в полной мере оценила свои шансы напасть на своего хозяина и послушно вернула столовый прибор. Некоторое время они оба молчали: некромант всматривался в ее бледное лицо, а Амиранда, кривясь от боли, пыталась устроиться удобней на чересчур мягком матрасе.

    — Расскажи мне еще раз о том народе, — потребовал Клосарин, когда Амиранда в очередной раз неловко поерзав, издала приглушенный стон.

    — Каком? — сквозь зубы выдохнула она, чувствуя, как при каждом вдохе куда-то под ребра впиваются сотни игл.

    — О цыганах, так ты их называешь.

    — Это бродяги, — без всякого энтузиазма начала Амиранда. — Эти люди, в массе своей, невежественны и суеверны; они верят в магию, за плату обещают наколдовать какую-нибудь гадость, предсказывают будущее и продают всякие оккультные безделушки. Обереги, талисманы… ничего, конечно, сверхъестественного в этом нет и зачастую цыгане вызывают лишь раздражение. А еще они продают наркотики и крадут всякое. Наши власти борются с ними, но для этих людей словно нет никаких законов кроме своих собственных… — Амиранда закашлялась и подняла взгляд на некроманта. — Я, в общем-то, больше ничего не знаю об этом племени.

    — Хорошо, оставим этот вопрос, — Клосарин легко переменил тему, потянувшись к девушке и освобождая крепко перевязанную руку от намокших бинтов. — Раны быстро заживают, и через пару-тройку дней ты поправишься.

   Амиранда кивнула, вздрагивая каждый раз, когда его пальцы прикасались к ней. Что с ней произошло? Они, кажется, боролись, а потом Амиранда провалилась в какой-то бесконечный кошмар, порожденный его прикосновением.

    — Меня зовут Клосарин, — наконец он нарушил тишину, видя, что Амиранда почти успокоилась. — Но тебе все равно нужно обращаться ко мне как к хозяину. Ты изучала этот язык? — он протянул ей черную книгу и Амиранда согласно кивнула. — Насколько хорошо ты знаешь его?

    — Я не все понимаю и некоторые слова я не могу перевести на ваш язык, — она бережно перелистала несколько страниц. — Откуда она у вас? В моем мире это очень древний язык, на котором уже никто не говорит.

   Клосарин чуть склонил голову; опять этот «мой мир». Конечно, он видел ее воспоминания, с садисткой педантичностью просматривая наиболее важные для него моменты. Но где гарантия, что они настоящие? Тот, кто заклял эту девчонку, мог вложить в ее голову чужие и лживые образы. Со временем он разберется.

***

Не разобрался. Клосарин, плотно сжав губы и надвинув капюшон на лицо, исподтишка смотрел на шагающую девушку, которая уверенно вела коня под уздцы. Она шла легко, непринужденно, можно было даже сказать, что с изяществом. Вообще некромант никогда не смотрел на нее как на женщину в полном смысле этого слова. Но в это утро его взгляд слишком часто обращался к ее фигуре, к ее лицу, подмечая каждую особенность, каждую плавную черту или изгиб.

   Нет, это не было внезапно вспыхнувшим чувством — для подобного просто не было причин. Скорее… уважение, а может быть и благодарность — девчонка вытащила его из тюрьмы, позаботилась о нем, хотя у нее была возможность удрать на все четыре стороны. Конечно, нельзя было исключать того факта, что все это хитроумный план, но почему-то Клосарин предпочитал игнорировать эту версию.

   Амиранда почувствовала на себе взгляд и обернулась на некроманта.

    — Может быть сделаем привал? — она оглядела его сгорбленную фигуру. — Ты устал, тебе тяжело держаться в седле.

   Клосарин коротко качнул головой, жестом приказывая идти вперед. Проявление заботы? Черт подери, когда о нем последний раз заботились? Некромант усмехнулся себе под нос — эта девушка начинает вести себя как мамочка; и это несмотря на то, что он, буквально два часа назад, едва не придушил ее под кустом. Впрочем, ее поведение всегда было странным.

   Первые несколько недель в его доме она вела себя тихо, стараясь слиться с темными коридорами, раствориться в царящей там тишине. Раны быстро затянулись, от большинства не осталось даже легких шрамов, а сама девушка почти ничего не помнила. В глубине души Клосарин этому радовался — он испытывал легкий укол стыда за то, что дал волю гневу не разобравшись.

   Амиранда оказалась неприхотливой слугой: ела мало, выполняла абсолютно любую работу, на которую была способна подобная ей девушка, не дерзила и была покорна. К своему хозяину она, по всей видимости, особых добрых чувств не питала, но говорить о презрении или ненависти не приходилось. Девчонка воспринимала все происходящее в ее жизни как должное и вовсе не собиралась противиться судьбе.

   Первую половину дня Клосарин позволял ей заниматься чем угодно, и свободное время она проводила бродя по заросшему дряхлому саду. Несколько раз некромант наблюдал, как она сидит под старым, покореженным временем дубом и плетет из травинок что-то отдаленно напоминающее венок. Только без цветов — простых одуванчиков в саду не было, а к декоративным цветам ее не подпускал садовник, хотя некроманту было абсолютно наплевать на эти клумбы. В обед за девушку бралась экономка: она нагружала Амиранда бельем, отправляла протирать пыль и чистить каминные решетки. А вечером, когда некромант возвращался домой, Амиранда призывали в библиотеку, где она, все еще дрожа от страха в обществе своего хозяина, строчкой за строчкой переводила старые фолианты.

   Знания в голове девчонки оказались бесценными. Триста монет? Эта девушка стоила несколько десятков тысяч, и Клосарин с некоторым торжеством поглядывал на ее кропотливую работу, мысленно поздравляя себя с удачной находкой. Кто бы мог подумать, что один поход в бордель может принести столько пользы.

   Некромант одним глотком допил остатки вина в бокале, с громким стуком водрузил его на столик и прошелся по комнате, разминая ноги. Девочка вздрогнула, когда он нагнулся над ее плечом, смотря на аккуратные строчки ее почерка. Даже мурашки на шее пробежали — так сильно она боялась его.

    — Как продвигается? — весьма миролюбиво спросил мужчина, когда Амиранда затравленно обернулась, выронив карандаш из пальцев.

    — Почти готова третья глава, хозяин, — с почтительностью проговорила она, старательно отводя глаза, не желая встретиться с цепким взглядом некроманта.

    — Молодец. Ты очень быстро работаешь, — Клосарин уже было одобрительно похлопал ее по плечу, но передумал. — Заканчивай и иди спать. Мы продолжим с тобой завтра.

   Амиранда послушно склонила голову, и некромант, еще немного постояв у нее за спиной, вышел из библиотеки. Сегодняшний вечер и, может быть, ночь сулили массу развлечений и удовольствий, которые в последнее время почти полностью исчезли из жизни мужчины. Накинув плащ и прицепив к поясу меч, он вышел во двор, вдыхая вечерний воздух полной грудью. Он часто уезжал из дома, иногда пропадал на несколько дней, но всегда возвращался.

   Черный жеребец приветственно ткнулся мордой в плечо, и некромант погладил его по шелковистой шерсти. Садовник почтительно поспешил распахнуть ворота, и мужчина медленно выехал на круглую площадь.

   Акат был одним их старейших городов и единственным в этой части мира пережил Войну. Пережил стойко, мужественно, но претерпев множество изменений, превратившись в двухъярусную крепость. Нижний город, куда некромант сейчас направлялся, представлял собой отголоски былого великолепия. Вот на этой площади раньше находился прекрасный зал Совета, а вот здесь, на месте этого вульгарного питейного заведения…нет, Клосарин не помнил. Прошло столько лет, а Война началась, когда он был совсем юношей. Может быть здесь стоял храм или театр — в те годы его это не особо интересовало. Чем дальше он удалялся от верхнего города, тем новее и некрасивей становились постройки. И тем сильнее улицы были заполнены разномастным народцем.

   Задумавшись, Клосарин и не заметил, как оказался рядом с тем самым борделем. Мысленно пожав плечами, мужчина спешился, передал поводья подскочившему мальчишке и вошел внутрь. В холле к нему мгновенно подскочил лысенький толстячок, раскланиваясь на каждом шагу и высказывая свое почтение всякий раз, когда у него появлялась такая возможность.

    — Нет, сегодня мне нужен ты, — с легким смешком прервал его мужчина, наслаждаясь бледнеющим и вытягивающимся лицо Ормака. — Поговорить.

    — Как прикажет господин, — толстячок проводил его в свой кабинет и плотно прикрыл дверь. — Прошлый ваш визит был… давно.

    — Вот о нем я и хочу поговорить, — Клосарин уселся за стол, в кресло хозяина и с обманчиво благодушной улыбкой смотрел на своего собеседника. — Та девушка, Амиранда, или как ты ее называл, где ты ее взял?

    — Ваша милость, ни в коем случае мы не хотели оскорбить вас… уверяю, это была досадная случайность, — Ормак всплеснул руками, затравленно смотря на мужчину. — Гента, эта невоспитанная грубиянка, была наказана, а когда мы поняли, что никак не сможем перевоспитать эту дикарку — избавились от нее…

    — Я спросил, где именно ты нашел эту девчонку, — Клосарин поморщился, жестом останавливая излияния толстячка.

    — Я купил ее на рынке, — Ормак низко поклонился. — У старого болло.

    — Имя?

    — Господин должен простить меня — я его не знаю. Но он работает с человеком; вы же понимаете насколько сильно болло презирают людей.

    — Как выглядит этот человек?

   Ормак с готовностью описал работорговца, и Клосарин покинул заведение. Изначально в его планы не входило посещение невольнического рынка, но ради удовлетворения своего любопытства некромант был готов потратить лишнее время. К этому часу торги закончились, а большинство торговцев уже занавешивали клетки грязными тряпками, отправляя рабов спать. Рабы, при виде мужчины либо гордо выпячивали грудь, либо забивались в самые дальние углы; их хозяева же на перебой начинали зазывать к себе.

    — Знаешь ли ты торговца болло? — Клосарин поравнялся рядом с просторной пустой клеткой, хозяин которой от неожиданности выронил тряпку, которой протирал толстые прутья. — Который бы работал с человеком.

   Блеснула серебряная монета и торговец тут же указал нужное направление и ряд.

    — Духи охраняют твой путь, — Клосарин спешился перед сидящим на небольшой деревянной лавке, существом.

   Существо подняло голову: из-под капюшона грязного балахона на некроманта взглянули светлые, водянисто-серые глаза. Торговец был древним старцем: грубая серая кожа, как и у всех представителей его племени, потрескалась, покрылась морщинами и шрамами; тонкие, бескровные губы были едва различимы, а некогда острые ряды клыков стерлись, превратившись в ровные ряды тупых зубов. Некоторое время он оценивающе смотрел на Клосарина: взгляд его достаточно равнодушно скользнул по одежде незнакомца, по его лицу, и задержался на черном жеребце, который нервно рыл копытом землю.

    — Приветствую, подчиняющий духов, — наконец промолвил болло, низко, но не без гордости и достоинства, кланяясь. — Что понадобилось тебе от моего народа?

   Клосарин уселся на скамейку, жестом приглашая старика сделать то же — разговор обещал быть долгим. Болло, древний, почти вымерший народ, свято чтили традиции и ритуалы; одна из них — отвечать за весь свой род и за все свое племя. Именно из-за этого их и осталось так мало, и любовью к кровожадным людям они не пылали. Но чисторожденные были редким исключением.

    — Несколько месяцев назад ты продал девчонку — безродную и неказистую.

    Болло кивнул, и Клосарин продолжил.

    — Слабую, тощую, с большой раной на руке. Духи отвернулись от нее и она попала в рабство; духи отвернулись от тебя — ты не мог продать ее даже на рудники…

    — Ты не прав, — хрипло прервал ее старик. — Духи вовсе не отвернулись от этого человека.

    — Вот как? Но разве может попасть оберегаемый духами человек в твою клетку?

    — Замыслы духов нам неведомы, — назидательно проговорил болло, по привычке слюнявя кончики пальцев, где кожа была особенно сухой и морщинистой. — То были свободные духи, не такие, что следуют за тобой, человек.

    — Свободные… — хмурясь, проговорил Клосарин. — Где же ты нашел эту девушку?

    — Я нашел ее к югу от сюда посреди выгоревшего поля, — с готовностью ответил тот. — Она пролежала там много времени, прежде чем мы с помощником наткнулись на нее. Она умирала, и мы собирались вверить ее духам, но тут они явились передо мной.

    — Как они выглядели? — уже с большим интересом спросил некромант.

    — Неясно. Это был другой дух, не из нашего мира, — совсем тихо ответил болло, прикрывая глаза и мерно раскачиваясь. — Он приказал мне спасти эту девчонку; я подобрал ее и выхаживал много дней, прежде чем она смогла прийти в себя.

    — А потом ты посадил ее в клетку и продал, — сухо закончил Клосарин, чуть высокомерно посматривая на собеседника. Этим ему никогда и не нравились болло. Вся их вера в духов и почтение к ним заканчивались, когда те пропадали из виду, и наказы их (особенно, если они касались материальной стороны жизни) забывались излишне быстро.

    — Не сразу, — болло качнул головой. — У этой девочки не было клейма, и я долго не мог решить, что с ней делать. Но мой юный помощник настаивал — ведь она ела наш хлеб, пила нашу воду. Возможно, я бы и оставил ее у себя в подмастерьях, приглядывая как и обещал духам, но двое помощников мне не нужны. А вот, кстати, и он… Фэрфакс!

   Молодой светловолосый мужчина как раз подходил к ним, грызя на ходу спелое яблоко, небольшой мешок которых он нес в руке. Рука Клосарина непроизвольно дернулась к поясу, плавным движением нащупывая рукоять меча — он знал это имя!

   Мужчина замер — на его чуть надменном лице читалось замешательство. Болло, не заметив секундного напряжения, жестом приказывал человеку подойти, и тот, сверля некроманта недобрым взглядом, подошел к старику.

    — Чего ты хотел? — не слишком вежливо спросил он, косясь на некроманта, который в свою очередь отпустил рукоять меча и расслабился.

   Клосарину показалось. Всего лишь на одно мгновение глаза этого работорговца блеснули зеленым пламенем; таким же, как и у другого человека, который когда-то давно носил такое имя. Но это было невозможно — Клосарин сам, лично, отправил его к праотцам. Сейчас же, когда парень подошел ближе, Клосарин убедился, что зрение изменило ему.

    — Вот мой помощник — ему я поручил заботиться о девочке.

    — Твой помощник выполнял работу из рук вон плохо, — процедил некромант, припоминая воспоминания Амиранды.

   Мужчина пожал плечами, достаточно непочтительно и брезгливо смерил некроманта взглядом.

    — Господин должен понимать, что нельзя привязываться к рабам, — Фэрфакс протянул мешок болло и, засунув руки в карманы грязных от дорожной пыли брюк, раскачивался на носках. — Тем более к неприбыльным рабам, от которых больше убытков, нежели доходов. Эту девчонку и на рудники-то не взяли — кожа до кости, да еще и пара недель — рука сгниет.

    — Ступай отсюда, — требовательно махнул рукой болло, опережая Клосарина, и жестом отправляя ученика прочь. Мужчине не пришлось повторять дважды.

    — Я не хотел его отпускать, — недовольно проворчал некромант, вставая со скамейки.

    — Оставь его. Он обычный невежда, которого духи обделили разумом, — болло тоже поднялся, сверля взглядом лошадь своего гостя. — Скажи мне, человек, что подчиняет духов… оно — это то, о чем я думаю?

   Клосарин уже взобрался в седло и ласково потрепал коня по шее.

    — Да.

    — Ты далеко прошел по той стороне… — болло горестно покачал головой, и в его глазах мелькнуло сожаление.

    — Оставь это, — коротко приказал Клосарин, беря в руки поводья. — Как далеко находится то место, где ты нашел эту девушку?

    — Двадцать миль к югу. Ты легко найдешь дорогу — духи указывают путь, — старик отвернулся, подобрал тряпку и принялся протирать прутья.

   Пришпорив коня, Клосарин покинул рынок. Город остался далеко позади, начинало темнеть, когда он добрался до мертвого, словно выжженного и в одночасье сгнившего поля. Бесцельно побродив по кругу, Клосарин отправился обратно; на этот раз он был полон решимости выяснить кто же такая его новая слуга.

ГЛАВА 12

Аккуратно прочертив последнюю черточку магической пиктограммы, Клосарин выпрямился и облегченно вздохнул. Подготовка к ритуалам в последнее время занимала у него много времени: знаки и символы, расположение которых требовало геометрической точности, стали сложнее — нельзя было более просто намалевать ровный круг, на глаз расписав пол необходимыми формулами. Изменился и состав «краски» — больше это не был ни мел, ни животная, ни человеческая кровь; особое вещество, готовить которое приходилось несколько недель, а хранилось оно всего пару суток. И уж конечно состав этого зелья был запредельно сложен. Такова была плата за большие знания, за возможность проходить на другую сторону.

   Мужчина поднялся с колен, отряхнул штаны и отошел, оценивая результат. На первый взгляд он все сделал правильно, но узнать наверняка сможет лишь начав ритуал. До сих пор Клосарин проводил его двадцать лет назад; обстоятельная прогулка на ту сторону вылилась в весьма непредсказуемые последствия, и Клосарин долго не решался повторить опыт, ограничиваясь лишь теми силами и ресурсами, что имелись у него под рукой.

   Часы пробили десять и некромант покинул библиотеку, поднявшись в верхние комнаты. Там он облачился в темный балахон, распустил собранные в низкий короткий хвост темные волосы, повесил на шею ритуальные обереги. Затем, просидев еще с полчаса над своими записями, отправился в комнату своей юной рабыни.

   Амиранда спала, с ногами устроившись в небольшом старом кресле. Единственная свеча давно догорела, и ее восковой обрубок сиротливо стоял на пустом столе.

    — Одевайся, — сухо приказал он, когда девушка открыла глаза и сонно на него посмотрела. — Сними это рубище.

   Амиранда, все еще не проснувшись, повиновалась, сбрасывая с себя чистое, опрятное, но простое платье. Клосарин жестом указал на кровать, куда несколько минутами ранее положил пару свертков. Девушка послушно развернула один из них, подняла на руках пышную юбку и чуть удивленно взглянула на своего хозяина.

    — Не знаешь как это надевать? — вкрадчиво спросил мужчина, разворачивая остальную одежду. Амиранда покачала головой и принялась одеваться.

   Еще пятнадцать минут понадобилось на расправление складок, одергивание и поправление оборок. Клосарин подвел ее к зеркалу, и Амиранда не смогла удержать удивленного возгласа: на нее смотрела красивая девушка, одетая в великолепное темное платье, с пышной юбкой и украшенным вышивкой и драгоценными камнями корсетом; мужчина сам расчесал ей волосы, соорудив на голове незамысловатую прическу, надел на шею и пальцы драгоценности.

    — Это необходимо для ритуала, — опережая ее вопрос, ответил он, хотя не скрывал жадного взгляда, которым оглядывал преобразившуюся девушку. Она была чертовски хороша. — Возможно, мне понадобится твоя помощь, а духи не переносят уродства и простоты.

    — Что от меня потребуется? — спросила она, когда они спускались в окутанную мраком библиотеку.

    — Стоять смирно, не кричать и не бояться, — некромант нахмурился, видя, что огонь в камине почти потух. — Если со мной что-то случится — потеряю сознание, или вдруг обезумлю — прочитать вот это, — он протянул ей исписанный мелким почерком лист. — Если с тобой решат заговорить духи — ты должна отвечать им правду; они не терпят неискусной лжи, и сурово карают провинившихся.

    — А как… как они выглядят? — девушка бережно приняла страницы.

    — Духи? — мужчина позволил себе улыбнуться. — Для тебя это будут лишь голоса, если только ты не последуешь за мной.

    — Не последую, — Амиранда энергично мотнула головой, и прядь светлых волос упала ей на лицо.

    — Вот и славно.

   Клосарин разжег пламя в камине и встал в центр круга, жестом приказав Амиранда не пересекать нарисованную черту. Затем закрыл глаза, расслабился, погружаясь в созданную им тьму. Он проделывал это тысячи раз, но каждый новый таил в себе опасность никогда не выбраться обратно. Когда тьма перед его глазами стала почти осязаемой, некромант привычным жестом развел руки и властным негромким голосом заговорил.

***

Амиранда до конца не понимала смысл происходящего: ни зачем некромант взял ее с собой, обрядив в дорогие тряпки, ни для чего он делает это. Она пробежалась глазами по тексту, и совершенно ничего не поняла — какая-то оккультная чушь: дорога, духи, магия.

   Но тут некромант начал говорить, и волосы на голове Амиранда зашевелились от ужаса: в центре круга бушевал ураган. Бешеные порывы ветра трепали темную одежду заклинателя, силясь сбить того с ног; поднялся отвратительный шум, в котором Амиранда чудились леденящие душу завывания. Испугавшись, Амиранда отступила на шаг, но тут резкий порыв ветра задул свечи, а огонь в камине, ослепительно ярко полыхнув, потух, погружая все вокруг в непроглядный мрак.

***

Клосарин почти нежно приложил руку к кованой решетке огромных ворот. Для них не было названия, но каждый, кто хоть раз ступал на ту сторону, знал о них. И для каждого они были свои. Мужчина обернулся, окидывая взглядом ровные ряды призраков в легкой зеленоватой дымке. Его войско, доказательство его могущества и его верная опора. Любимые, родные, друзья, союзники — все они могут предать. Но духи, единожды подчиненные его воле, скованные его разумом и силой — никогда. Никогда и нигде в обычном, смертном мире.

   Здесь же, на пороге, его власть ослабевала, и требовалось немало искусства, чтобы удержать всю эту армию под своим контролем. В этом-то то и была проблема новичков — необдуманно юнцы приходили сюда, к этим воротам, открывали их и пропадали. Поначалу перейти на ту сторону совсем не сложно — непросто выбраться; когда за плечами войско мертвых — сложно и войти, и выйти.

   Изменились ли надписи на каменных стенах перед ним? Нет, все такие же ледяные, с выцарапанными предостережениями и мольбами; вот эту, «evoca alcoolice» оставил один его старый друг, который так и не смог выбраться из мира сотворенных кошмаров.

   Рядом с воротами была древняя, резная и вся в паутине, лебедка; в прошлый раз его духи вышли из повиновения, когда он приказал им крутить ее. Но сегодня все обойдется без происшествий — мятежный дух давно наказан и сломлен.

   Призраки, повинуясь приказу Клосарина, обступили механизм и тот, с протяжным скрипом, пришел в движение. Духи стонали, корчились от боли, падали на колени, но не выпускали рукояти, скованные волей некроманта. Клосарин же не обращал на них никакого внимания. В первый раз проходить на ту сторону тяжело — лебедку нужно крутить самому, а она — обжигающе холодная, и каждый ее поворот отдается во всем теле так, словно это не толстая цепь намотана на барабан, а твое собственное тело. Ворота открываются и ты можешь пройти; но беда в том, что нужный тебе ответ не там, и ты вынужден убираться обратно, поджав хвост и зализывая раны. И так до бесконечности, пока не соберешь свою армию рабов, которые будут открывать ворота за тебя. И нельзя ограничиться двумя-тремя, или десятком — потребуются сотни.

   Ворота скрипнули и духи со стоном отползи во тьму; Клосарин вновь приложил руку к холодным створкам и закрыл глаза, вслушиваясь в неясные образы.

   Одной силы никогда недостаточно.

    — Cuvântul lui a poruncit din drum, — тихо выдохнул он, — Sunt Corwin, fiul lui Etara si Marie, moştenitorul generate de către comandantul de coşmaruri şi fantome. Deschideţi!

   Огромные петли заскрипели и створки медленно приоткрылись ровно настолько, чтобы мог пройти человек. Из проема плеснуло холодным светом, а ветер принес сухой, горячий воздух. Клосарин, чуть нахмурился, вскидывая руку, защищая глаза от мелких песчинок. Привратник недоволен — его громоподобный голос отдается в его голове, требуя, чтобы путники представились.

    — Я — Клосарин, сын Этара и Мари, наследник порожденных кошмаров и повелитель духов, — раздраженно крикнул мужчина, перекрывая шум ветра. — С каких пор у меня должно быть другое имя?

   И прежде чем ему успели ответить, за спиной мужчины раздался шум — словно кто-то споткнулся и растянулся во весь рост на каменной дороге, сдобрив свое падение возгласом на неизвестном языке. Некромант даже не шелохнулся — только лишь прикрыл глаза, выжидая продолжения.

    — Меня зовут Амиранда Назарик, — девушка наконец-то поднялась и оттряхнула платье, — и у меня нет никаких титулов, потому что в моем мире это не принято.

   Она встала рядом с Клосарином, гордо вскинув голову и расправив плечи. В глубине души некромант изнывал от желания узнать, что же такое сказали этой девчонке духи, что она настолько возмужала; а еще ему было интересно каким именно образом девчонка оказалась перед Вратами, ведь он запретил ей переходить черту.

   А Амиранда и сама бы не смогла объяснить, что именно сподвигло сделать шаг вперед. Может быть царящая в комнате тьма и стихия, в завываниях которой слышался потусторонний шепот, а может быть и то, что шепот этот был на ее родном польском, а может быть любопытство и скептицизм — так или иначе Амиранда сделала шаг и теперь стояла на пороге в другой, загробный мир.

***

Она очень смутно помнила, как именно они прошли огромные ворота и оказались на широкой дороге. Здесь не было ни травы, ни неба, ни птиц, ни животных — мир за обочиной казался огромным сгустком тьмы. Клосарин шел впереди, так и ни разу не взглянув на свою спутницу и Амиранда чувствовала, что тот злится.

   Мистическая и пугающая «та сторона» не оправдала ожиданий Амиранда. Пока она жила в борделе, служанки, как это было в здешних обычаях, вечером на кухне собирались возле камелька и самозабвенно сплетничали. Никто не прогонял Амиранда, и та, спрятавшись в тени комнаты, внимательно слушала порой откровенные неурядицы или пошлые сказки о соседях. Но несколько раз разговор заходил и о серьезных вещах. На следующий же вечер после того, как Амиранда отхлестали плетью на заднем дворе, служанки шушукались о магии и всём ей сопутствующем. Хоть Амиранда и было плохо, но она смогла уяснить для себя несколько простых вещей: из людей магией обладают только чисторожденные и еще загадочные ренегаты (имя последних произносилось шепотом), еще остатки подобной силы сохранились у других рас, но те уже почти совсем угасли; и существует некая «та сторона», где чисторожденные и получают эту магию. Простым людям туда нельзя — духи карают каждого смельчака, а чисторожденные делиться знаниями не хотят. А еще чисторожденные редкие снобы, гордецы и эгоисты. И, в общем-то, Амиранда никак не могла опровергнуть этот портрет — Клосарин ему соответствовал.

   Пока путешествие по загробному миру, вопреки всем россказням и домыслам, напоминало обычную прогулку; Амиранда догадывалась, что это — обманчивая легкость, и вызвана она скорее мастерством ее спутника, нежели везением или удачей.

    — Здесь нужно будет повернуть, — холодно процедил некромант, не оборачиваясь на девушку, — если боишься — закрой глаза и дай мне руку.

   Они сошли с обочины рядом с большим камнем, на котором Амиранда смогла разглядеть царапины, которые складывались в какой-то неизвестный ей символ. Перед ними стояла плотная, непроницаемая завеса тьмы; настолько плотная, что девушка была уверена, что приложи она к ней руку — почувствует холод камня. Клосарин спустился с дороги, не сбавляя шага, и уже наполовину скрылся во тьме, когда Амиранда смогла заставить себя двинуться вперед. Каждый шаг заставлял ее сердце биться сильнее, почти панически; девушка была на грани того, чтобы остановиться посреди дороги и остаться одной. Но Клосарин цепко схватил ее за руку и рывком притянул к себе; с легким вскриком она, крепко зажмурившись, головой вперед пролетела через плотную тень и упала на колени.

   Под ногами оказался холодный каменный пол, а звук ее падения гулко разнесся по залу, потолочные своды которого таяли в сумраке. Сдерживая возглас удивления, Амиранда поднялась с колен, и поспешила нагнать мужчину, который вновь не обращал на нее внимания.

   Зал казался бесконечным. Ровные ряды колонн, стены терялись во мраке и лишь по эху шагов путников можно было определить, что они вообще есть. Они шли долго, и Амиранда, измученная необходимостью постоянно придерживать длинные юбки, совсем выбилась из сил, когда Клосарин остановился, словно налетев на невидимую стену.

    — Am venit să ceară sfatul, — Клосарин склонил голову, а голос его был мягче, чем обычно. Амиранда замерла позади, с опаской оглядываясь, пытаясь понять, чем этот участок зала отличается от предыдущего. Никакого ответа Амиранда не услышала, но некромант продолжал говорить на неизвестном ей языке.

   И тут все вокруг взорвалось сиянием, настолько ослепительным что Амиранда, неосознанно, спрятала лицо в ладонях и попятилась назад.

    — Не бойся, — сухо приказал мужчина, поддерживая ее за руки. — Духи считают, что у тебя есть право слова.

   Амиранда открыла глаза; зал более не был пуст — призрачное свечение, ослепившее ее, оказалось сотнями фигур, которые заполонили собой все помещение. Некоторые были похожи на людей, иные — на представителей неизвестных Амиранда рас; впереди, отделившись от основной толпы, возвышались два призрачных силуэта — никаких более деталей Амиранда рассмотреть не смогла.

    — Вот эта девочка, — Клосарин буквально подтащил ее вперед, и заставил стоять смирно.

   Амиранда неловко поклонилась.

    — Как тебя зовут? — голос походил на шелест сухой листвы, и девушка призвала все свое мужество, чтобы ответить как можно спокойнее. — Откуда ты?

    — Меня зовут Амиранда Назарик, мой родной город — Варшава, в далекой стране… Польша, — она все же запнулась, когда против ее воли перед глазами всплыли счастливые воспоминания прошлой жизни.

    — Кто наложил на тебя проклятье?

    — Проклятье? — Амиранда искренне удивилась.

    — Да, то самое, что отправило тебя в этот мир против твоей воли.

    — Одна старая женщина, наверное. Она говорила что-то, но я… я не знаю что, — девушка с опаской покосилась на Клосарина, который невозмутимо стоял рядом, скрестив руки на груди.

    — Позволь нам взглянуть, — прежде чем Амиранда успела ответить, сизый туман окутал ее и перед глазами с ужасающей реалистичностью восстал день отлета в Испанию. С непрошенными слезами Амиранда смотрела на Джо, который не отрывался от монитора своего ноутбука, с беззвучным криком наблюдала за сценой в самолете, а потом, с отчаянием — как огромный кусок металла летит прямо на нее. Амиранда отшатнулась и почувствовала, как спиной упирается в мужчину, который обнимает ее за плечи, заставляя ее стоять на месте.

    — Ей здесь не место, сын Этара и Мари, — прошелестело по залу. — Поступай так, как считаешь нужным.

    — Мне нужно знать — владеют ли ренегаты таким искусством, о котором я говорил ранее? И где мне найти…

    — В Некрополе, все тропы, которые вы изберете, приведут вас туда.

    — Мы? — Клосарин непонимающе посмотрел на духов. — Зачем мне брать с собой девчонку?

   Амиранда охотно разделяла его недоумение: если загадочный Некрополь лежит на «той стороне», то лучше уж она и дальше будет сидеть в комнате прислуги и терпеть побои. Больше всего на свете сейчас, в данную минуту, Амиранда хотелось оказаться в своей каморке. Дальнейший спор между ее хозяином и призрачными силуэтами продолжался на неизвестном ей языке, и приобретал гневные оттенки, и девушка с опаской косилась на ровные ряды окруживших их призраков. Клосарин чего-то хотел, духи отказывались, и кольцо медленно сжималось. Амиранда была вынуждена прижаться спиной к спине мужчины, и только тогда тот обратил внимание на происходящее вокруг.

    — Bucuraţi-vă de iad, — высокомерно, с ухмылкой, бросил некромант, хватая Амиранда за руку, и прежде чем волна призраков накрыла их, резко повернулся вокруг своей оси.

   Они вновь оказались в библиотеке и Клосарин торопливо разорвал соединяющую круг черту, затушил свечи на краях магический символов, и отошел к шкафу с книгами. Словом, мужчина вел себя так, словно ничего не случилось. Чего нельзя было сказать об Амиранда, которая мелко тряслась и постанывала, силясь подняться с колен.

    — Отправляйся спать, — некромант рывком поставил ее на ноги и подтолкнул к выходу. — Когда ты будешь мне нужна — я пришлю за тобой.

   Амиранда несколько дней не видела своего хозяина; поначалу она думала, что все это время тот проводит в библиотеке, но заглянув в конюшню убедилась, что той же ночью Клосарин покинул дом, никому не сказав, куда он отправился и на сколько. Прошла еще одна неделя (семь дней смутных тревог и волнений), прежде чем Амиранда увидела его опять. Он заводил коня в стойла и Амиранда поспешила в сад, чтобы случайно встретиться с мужчиной. Страх перед ним притупился, и больше всего девушке хотелось узнать, о чем Клосарин разговаривал с духами, и в какой Некрополь им необходимо отправиться.

    — Хозяин, — она склонилась в поклоне, не слишком низком и почтительном, — вас долго не было. Вы уехали, никого не предупредив.

    — Да, — несколько рассеяно подтвердил мужчина, останавливаясь перед девушкой, — мне нужно было отлучиться по неотложным делам. Как будто по мне скучали, — со смешком добавил он, приказывая Амиранда идти рядом.

    — Господин… — Амиранда запнулась, пытаясь подобрать слова, но окончательно запутавшись в громоздких конструкциях языка, отбросила все возможные правила приличия. — Мне нужно знать, что ты намерен делать дальше?

    — Всего один проход, но ты уже возомнила себя равной?

    — Нет, — в его голосе Амиранда не услышала ни гнева, ни злобы, — мне нужно знать… это моя жизнь, и для меня это важно. Если есть хоть какая-то возможность вернуться обратно… у меня была семья, друзья, дом… неужели ты не понимаешь?

    — Я понимаю, — холодно кивнул мужчина, — и именно поэтому еще не приказал выпороть тебя на заднем дворе. Мы отправляемся в Некрополь, хотя я и не хочу брать тебя с собой. А теперь, прежде чем ты разрыдаешься (о черт, уже) — отправляйся на кухню и распорядись об обеде. Ну, прочь, — он мягко подтолкнул девушку, и та, действительно глотая слезы, помчалась в дом.

   Спустя две недели они вышли из города, держа путь на юг; в ближайшем лесу их ждал вооруженный отряд наемников и только тогда Амиранда узнала, что они начинают настоящую войну.

ГЛАВА 13

Нескончаемый пасмурный день, обманчивая осенняя тишина и духота, от которой голову словно стягивало тяжелым обручем — от всего этого Амиранда становилось дурно, и с каждым часом пути она все медленнее переставляла ноги, и, в конце концов, споткнувшись на пустом месте, рухнула на землю; звук падения разбудил дремавшего в седле мужчину, и тот натянул поводья, заставляя черного жеребца громко фыркнуть и остановиться. Несколько секунд Амиранда лежала навзничь, блаженно закрыв глаза и позволяя телу отдохнуть.

   Они шли весь день, без отдыха и остановок; густой темный лес, узкие извилистые тропинки, низкий туман и неестественная, вязкая тишина — все это измотало девушку настолько, что она перестала чувствовать свое тело и последний час шла, не разбирая дороги.

   Послышались шаги и Амиранда, с трудом, перевернулась на спину и попыталась разомкнуть горящие веки. Вопреки ее худшим ожиданиям Клосарин не стал на нее кричать; наоборот — сильные руки подхватили ее с земли и аккуратно, но все же грубо, взвалили в седло.

    — Я могу идти… просто мне нужно отдохнуть, — слабо прошептала Амиранда спустя пару минут, когда животное мерно зашагало по дороге.

    — Не можешь, — сухо отрезал некромант. — Ты идешь слишком медленно, а нам нужно выйти к мосту этой ночью.

    — Сколько до него? — на самом деле Амиранда было абсолютно все равно сколько еще миль впереди; духота и царящая в этом месте тишина сделали свое дело, и девушку одолела апатия.

    — Еще пара часов, а потом нам придется карабкаться по скалам.

    — Я не умею, — Амиранда с трудом села в седле и хмуро смотрела в затылок мужчине. Спорт никогда не был ее коньком: бегала Амиранда медленно, мячи кидала вяло, отжималась с трудом, а уж любительский университетский клуб скалолазов обходила стороной. Вдобавок ко всему Амиранда боялась высоты.

    — Научишься, — лаконично ответил Клосарин, улыбаясь уголками губ. — Либо придется с боем прорываться через заставу ордена, и уж поверь мне — даже я не справлюсь с сотней хорошо обученных воинов, которых укрывают толстые стены.

    — Стены? Мне казалось, что мы идем к мосту.

    — О, это вовсе не обычный мост, — криво усмехнулся мужчина, — Это мост Проклятых Духов. Несколько сотен лет назад именно на нем состоялась решающая битва в Войне; именно там мы, люди, победили и заключили Договор. Вообрази себе самое мрачное место в мире; представь себе огромную пропасть, настолько глубокую, что ты никогда не увидишь ее дна. Представь себе, что этот провал всегда окутывает туман — нет, не такой туман, как здесь, вызванный влагой. Туман этот более всего похож на тот, который напал на тебя этой ночью. Только в стократ хуже, ибо здесь — всего лишь бледная тень, отголосок кошмара… Представила? А теперь представь мост; огромный, каменный, с высокими арками и опорами, которые почти полностью скрыты мглой. Представь огромные ржавые цепи, пронзительно скрипящие при каждом порыве ветра. Но это вовсе не ветер — это стоны; стоны порабощенных душ, которые пали в Войне и были сброшены навеки в Провал. И они ненавидят людей. Любых — чисторожденных, ренегатов, служителей ордена. В них не осталось ни капли милосердия и сострадания, если, конечно, они были и при жизни. Ими движет тоска и месть. Все, что у них осталось — это Договор, их маленькая победа, память о том, что когда-то они существовали в этом мире. Мне, как и любому другому чисторожден, запрещено переходить Провал. И если я могу, с переменным успехом, попробовать это сделать в другом месте, то Мост Проклятых Духов — это верная смерть.

    — Тогда зачем мы туда идем? — Амиранда с трудом смогла подавить дрожь.

    — Ты хочешь вернуться домой?

    — Конечно хочу, — воскликнула девушка. — Но я хочу вернуться живой…

    — Ты не умрешь, — Клосарин покачал головой. — И именно поэтому я и собираюсь перейти мост.

    — Я не понимаю.

    — Тебе не дано этого понимать, — жестоко оборвал ее мужчина. — От тебя лишь требуется в точности выполнять мои приказания. Ты понимаешь это?

    — Да, хозяин, — зло бросила в ответ девушка.

    — Это значит, что если я прикажу тебе лезть по отвесной скале — ты полезешь; если я прикажу тебе прыгнуть в пропасть — ты прыгнешь. Если я прикажу тебе бежать и не оглядываться, оставить меня и спасаться самой — ты это сделаешь, — с нажимом произнес Клосарин, по-прежнему не оборачиваясь на девушку.

    — Но…да, я это понимаю, — Амиранда послушно кивнула. В конце концов, пока некромант не давал повода усомниться в себе.

    — Тогда отдыхай. Нам предстоит тяжелая ночь и мне понадобятся все твои силы.

   О каких силах говорил некромант Амиранда не понимала. Воин из девушки был отвратительный — Амиранда даже не могла удержать в руках меч, а кинжалом махала нкак дубинкой. Впрочем, Клосарин не любил разбрасываться словами — видимо Амиранда действительно могла зачем-то ему понадобиться. А раз так — то лучше бы ей и вправду отдохнуть.

***

Взошла луна, когда путники вышли из леса и сделали небольшой привал. В ее холодном свете Амиранда впервые увидела Мост. Клосарин не соврал — место действительно было жутким. Провал — огромная черная пропасть с клубящимся у самых краев туманом — предстал перед ними; сквозь белесую мглу проступали очертания огромного арочного моста, сложенного из огромных блоков. Но с первого взгляда он казался монолитным, словно вытесанным из самой скалы. Легкое, некое мистическое зарево тускло освещало пролеты и вовсе не придавало переправе лучшего вида. Другой конец моста был полностью скрыт в сумрачной мгле, а тот, что находился на их стороне, окружала высокая крепость, и на ее зубчатых стенах мерцало множество зажженных факелов, в свете которых можно было увидеть несущих караул воинов Ордена.

   Путники были надежно укрыты тенью леса, и не беспокоились о дозорных. Впрочем, было видно, что все силы Ордена были сосредоточены на севере — на подъездной дороге, ведь мало кому в голову могла прийти мысль пробраться на мост минуя главную арку.

    — А как быть с ним? — Амиранда робко погладила черного жеребца по гриве, — мы ж не потащим его… вниз?

    — Нет, — Клосарин покачал головой, снимая чересседельные сумки и седло.

    — Ты оставишь его здесь? — девушка закусила губу, робко поглаживая животное; она успела привязаться к этой огромной черной зверюге.

    — Нет, — вновь повторил некромант, снимая уздечку. И, прежде чем Амиранда смогла задать очередной вопрос, прижал руку к голове животного. Девушка отшатнулась, когда конь буквально рассыпался на миллиарды черных песчинок, одна часть которых опала на землю, а другая — исчезла в ладони некроманта. — Ты ведь знала, что это не живой конь.

    — Да, но я думала, что он просто мертвый…

    — Мертвый, — Клосарин презрительно фыркнул. — И далеко ты уедешь на разлагающейся скотине? Я вновь призову его когда мы перейдем мост. Займись пока вещами.

    — У нас почти нет еды, — Амиранда послушно склонилась над сумками и выжидательно посмотрела на мужчину. — Сухарей хватит еще на полдня, а воды — на день, может быть полтора.

    — Этого хватит. Найди веревку.

   Девушка, недолго порывшись в мешках, протянула некроманту требуемое и они, напоследок выпив воды и растолкав все самое необходимо по карманам, отправились к краю провала. Если раньше Амиранда не испытывала особого энтузиазма от предстоящей экстремальной прогулки, то сейчас, с опаской поглядывая в темную пропасть, ее сердце болезненно сжималось, а руки тряслись. Клосарин не обращал на ее состояние никакого внимания. Он методично обвязал веревкой себя и ее, а потом уселся на самый край, беспечно свесив ноги.

    — Иди сюда, — коротко приказал он, и Амиранда, словно во сне, шагнула к нему. — Смотри вниз, не бойся. Видишь вот этот выступ? До него всего пара метров — спускайся первой, я следом.

   Упрямо сжав губы, Амиранда уселась рядом с некромантом, попыталась найти хоть какую-нибудь опору на почти отвесной стене и, не найдя ничего кроме гладкой скалы, с ужасом замотала головой.

    — Я не могу… это слишком… пожалуйста… может быть мы просто объясним им и они пропустят нас?

   Клосарин раздраженно вздохнул и с силой толкнул ее вперед. Амиранда даже не успела вскрикнуть — страх парализовал ее и она молча летела вниз, в черную пропасть. Но падение длилось всего лишь несколько секунд — веревка натянулась и девушка зависла в полуметре над достаточно широким уступом. Еще несколько секунд и она рухнула на него, все еще не веря своему счастью. Следом спустился некромант ловко, как паук, цепляясь за едва видимые в стене трещины и выступы.

    — Никогда не делай так, — слабо прошептала Амиранда, пытаясь унять бешено стучащее сердце.

    — А как иначе было заставить тебе спуститься вниз? — Клосарин помог ей подняться. — Дальше совсем просто — нужно идти вперед.

   Действительно, широкий уступ, на который спустились путники, плавно переходил в небольшую, не больше трех шагов в ширину, тропинку, которая вела прямо к арке моста. И хотя Амиранда знала, что веревка выдержит ее вес, а некромант сможет подстраховать ее — девушку вовсе не прельщала мысль идти первой. Однако ей все же пришлось и, замирая от страха, она сделала несколько шагов. Камни под ее ботинками посыпались вниз и она вжалась в отвесную скалу, внезапно почувствовав, что та вовсе не такая уж и гладкая, как ей показалось в самом начале.

    — Мост строили рабы, — Клосарин шел сзади, изредка отдавая короткие приказания, — и им нужно было как-то подбираться к опоре. Об этой дороге уже никто и не помнит.

    — Мне от этого совсем не легче, — сквозь зубы выругалась Амиранда, судорожно цепляясь за скользкие камни. Мост впереди приближался и вскоре заполонил собой все небо. А еще через несколько метров Амиранда облегченно привалилась к гладким камням на небольшой площадке. Клосарин мрачно оглядывал сооружение, что-то бормоча себе под нос.

    — Ты умеешь карабкаться по веревке?

    — Нет, не думаю, — Амиранда нахмурилась. Последний раз подобный норматив был в школе, и девушка с треском провалила его, свалившись с потолка и сломав себе левую руку. — Может быть ты поднимешься первым, а потом поднимешь меня?

    — У нас не будет столько времени, — некромант жестом приказал ей умолкнуть, почесывая подбородок. — Едва мы окажемся на мосту, за нами начнется охота.

    — Охота? — Амиранда непонимающе посмотрела на своего спутника. — Но ведь солдаты ордена могут нас не заметить в такой туман…

   — Я говорю не о солдатах. Нам запрещено ступать на этот мост потому, что духи… — Клосарин махнул рукой и отвернулся, а в душе Амиранда поселилось нехорошее предчувствие.

    — Духи — что?

    — Ты увидишь сама. Возможно все окажется совсем по-другому. Я полезу первым, а ты — сразу за мной, — мужчина легко вскарабкался на полметра по стене. — Давай, тут совсем не сложно.

   Амиранда попробовала, но соскользнула, тихо вскрикнула, растянувшись на камнях. Лодыжку обожгло огнем и на глазах девушки выступили непрошеные слезы. Некромант грязно ругнулся и спустился, склонившись над Амиранда.

    — Я не смогу, — прошептала девушка, чувствуя, как все ее тело бьет крупная дрожь.

    — Сможешь, — резко оборвал ее мужчина, подсаживая себе на плечи. — Держись крепче…только не души меня, иначе мы сорвемся и поверь мне — лучше бы нас убили солдаты, нежели мы попали бы в плен к духам. Да не скули же ты…

   Клосарин медленно пополз вверх, тщательно выбирая опоры, а Амиранда мертвой хваткой вцепилась в некроманта, мысленно поклявшись, что ни за что на свете не отпустит этого человека. Даже если он будет пытаться сбросить ее — она потащит его за собой. Не из вредности — просто пальцы, сжимающие его плечи и плащ застыли мертвой хваткой, и чтобы отцепить ее потребовалось бы отрубить их.

   Несколько раз Клосарин чуть не сорвался, и тогда они оба, забыв о всякой конспирации, громко ругались — некромант на неизвестном языке, а Амиранда — на родном польском. Но всему приходит конец — потребовалось не больше часа, чтобы преодолеть двадцатиметровую высоту. Последним могучим рывком Клосарин подтянулся и они кубарем перекатились через парапет, растянувшись на мокрых каменных плитах моста. Амиранда не успела перевести дыхание, а некромант уже был на ногах, озирался по сторонам, помогая девушке подняться. Небольшая тень арки скрывала путников, но была слабой, ненадежной защитой; быстро, насколько это было возможно, стараясь не производить шума, они пошли вперед, все больше погружаясь в белесый туман, от которого у Амиранда на голове волосы вставали дыбом. Туман казался живым; в каждом легком порыве ветра слышался горестный шепот. Девушка уже собиралась спросить Клосарина, чудится ли ей это на самом деле, но тут огромные каменные чаши у парапетов вспыхнули багровым огнем. Клосарин отшатнулся, вскидывая руку и прикрывая глаза, а Амиранда, не удержавшись, вскрикнула. Огонь зажигался по всей длине моста — вспыхивал ярким шаром, опадал и полностью осветил каменные плиты, лишив путников хоть какой-нибудь защиты.

    — Что это? — успела крикнуть Амиранда, прежде чем позади, с крепости Ордена, послышались громкие крики и звуки рога.

    — Я же говорил — людям запрещено переходить Провал, — с плохо скрываемой тоской в голосе ответил Клосарин. — Я недооценил это проклятое место… Бежим, пока лучники не сообразили, что делать.

   Дважды повторять не пришлось — мимо просвистела стрела и Амиранда, превозмогая боль, бросилась вперед. Они миновали первую арку, когда звук рога заставил девушку обернуться — на стене крепости отчетливо виднелись ряды лучников, которые уже вскидывали луки.

    — Клосарин! — Воздуха хватило только на это восклицание, но некромант безошибочно его понял: резко бросился в сторону, увлекая за собой девушку; оба больно ударились спинами о перила, притаившись за каменной чашей, в которой вовсю горел багровой огонь.

    — Нам придется бежать очень быстро, — задыхаясь, проговорил мужчина, выглядывая из укрытия. — Беги так быстро, как только можешь. Что бы ты не увидела или услышала — беги и не думай останавливаться.

    — А может… может быть короткими перебежками? — Амиранда с надеждой посмотрела на соседнее каменное сооружение в двадцати метрах впереди.

    — Бессмысленно.

    — По крайней мере нас не нашпигуют стрелами, — прошипела Амиранда, поглядывая сквозь небольшой зазор на то, как группа лучников выстраивается на мосту, не решаясь ступить на него.

   Клосарин не успел ответить — резкий порыв холодного ветра принес с собой эхо леденящего душу рева и Амиранда, переглянувшись с некромантом, согласилась, что бежать нужно немедленно. Они выскочили из-за своего укрытия и припустили что было духу. Быстро, но не достаточно — сквозь шум ветра Амиранда услышала свист стрел и, словно не веря тому, что это все-таки случилось, обернулась; черное облако неотвратимо надвигалось на путников.

   Они едва пробежали треть моста, когда первая стрела, отскочив от камня, упала им под ноги. Тогда-то то Амиранда, наконец осознала, что как бы быстро они не бежали — у них нет шансов.

    — Клосарин, подожди, — задыхаясь, прохрипела она, пытаясь перевести дыхание. — У нас не…

   Еще одна стрела упала рядом с ними, лишь чудом не зацепив путников. Амиранда обернулась, готовясь встретить смерть с гордо поднятой головой — ей надоело постоянно прятаться.

   Самым дурацким решением в этой ситуации было отмахнуться от стрелы; не увернуться, не упасть на землю, а махнуть ладонью так, словно отгоняешь назойливую муху. Амиранда и сама не знала на какой эффект она рассчитывает — видимо на то, что стражники остолбенеют и прекратят атаку.

   Дальнейшее не поддавалось никакой логике: во-первых, от сердитого взмаха стрелы и вправду изменили свой путь, а во-вторых — Клосарин схватил ее, прижал к себе, закрывая своим телом. Но стрелы, повинуясь ее движению руки, осыпались в зияющий тьмой провал. Некромант открыл глаза и огляделся. С оттенком брезгливости подтолкнул девушку вперед и прикрикнул, чтобы она больше не останавливалась.

   Как раз вовремя — стражники готовились сделать новый залп. Амиранда бросилась вперед, решив, что с непонятным явлением она разберется потом. Некромант обогнал ее, на ходу то ли грязно ругаясь, то ли колдуя; мост под их ногами шатался, вниз сыпались камни и огромные блоки. В правом боку у Амиранда закололо, в легких катастрофически не хватало воздуха, а некромант, словно чувствуя ее усталость подхватил девушку под руки и с усилием потащил вперед.

   Они успели в последний момент — мост за их спиной с противным скрежетом рухнул в пропасть, унося вместе с обломками тела нерасторопных стражей. Амиранда тяжело повалилась на землю, пытаясь восстановить дыхание, но Клосарин упорно продолжал тянуть ее вперед, в сторону леса.

    — Зачем… мы… так… бежим, — прокричала Амиранда, силясь перекричать стоящий в ушах шум.

    — На этой стороне тоже есть застава Ордена! — рявкнул в ответ некромант.

    Едва их накрыла сень густой кроны, Амиранда решительно вырвалась и так же решительно рухнула на усеянную опавшими листиками и сучьями землю. У нее не осталось сил ни на то, чтобы идти, ни на пререкания со своим спутником. Если здесь неподалеку застава — их поймают даже если они будут бежать дольше. Клосарин неодобрительно цокнул языком, но сел рядом переводя дух.

    — А… здорово мы их, правда?

    — Нам крупно повезло, — мужчина хмуро посмотрел на нее, и тут же добавил, — я бы не стал надеяться на удачу в следующий раз. Впереди опасный путь, и нам нужно постараться не попасть на глаза патрулю Ордена… и ренегатам.

    — Мне нужно отдохнуть.., — Амиранда покачала головой, с опаской осматривая больную лодыжку. — Я не смогу быстро идти…

    — Мне тоже нужно отдохнуть, — Клосарин смахнул крупные капли пота с лица и привалился к стволу дерева. — Признаться, я не верил, что у нас получится.

    — А я верила, — улыбнулась девушка, — правда я думала, что будет несколько… проще.

    — Впереди еще много опасностей, — слабо улыбнулся в ответ некромант. — Путь до Некрополя не близкий, и нам нужно постоянно быть начеку: здешние леса отличаются…много опасных животных, ядовитых растений; и, конечно, ренегатов. Я сомневаюсь, что они так просто позволят нам дойти до священного города…

    — И ты чертовски прав, — неожиданно раздалось над его ухом и прежде чем некромант успел развернуться, к его шее был приставлен меч. Амиранда вскрикнула, вскочила, бросилась на помощь своему спутнику, но тот одними губами выдохнул «беги», и девушка бросилась в лес.

    — Да неужели? — незнакомец ехидно усмехнулся, толкая некроманта на колени. — И кто же это у нас такой заботливый?

   Резким движением человек заставил Клосарина поднять голову и поднес зажженный факел к его лицу. Пятно света выхватило и самого незнакомца: его бледное, красивое лицо с тонкими, словно выточенными из мрамора чертами, исказила маска злорадства. — Сам Клосарин удостоил нас визитом. Ну а кто же твоя спутница, которая бежит через лес так, словно она — обезумевший медведь? С такой грацией не скрыться и от слепого. Молчишь? Может быть мне пустить стрелу ей между лопаток? — в подтверждение своих слов мужчина вскинул лук и прицелился. — Ты знаешь — мне вовсе не нужно видеть добычу, чтобы моя стрела убила ее. Так что — порчу ее прелестную шкурку или ты заговоришь?

    — Делай, что пожелаешь нужным, — сухо ответил Клосарин, даже не делая попытки подняться с колен — его окружал добрый десяток воинов, которые ловко притаились в тени деревьев, — но имей в виду — твой совет не одобрит, если ты убьешь эту девчонку.

    — И в мыслях не было ее убивать, — отозвался незнакомец, когда из кустов показался воин, который крепко держал в руках отчаянно сопротивляющуюся Амиранда. — Где же мои манеры… Позвольте поприветствовать вас на территории Ларкета, объединенного государства. Вы, девушка, должны будете извинить нас за грубость, но таковы правила…

   Амиранда, удивленная манерами и голосом незнакомца даже не успела ничего ответить, как ей на голову опустился темный мешок, руки скрутили за спиной, а саму ее кто-то подхватил на руки и куда-то понес.

    — А перед тобой извиняться не надо, — мужчина наклонился над некромантом, презрительно глядя в его голубые глаза. — Если бы я мог — убил бы тебя прямо здесь.

    — Но ты не можешь, — Клосарин широко улыбнулся. — Так что перестань говорить и займись делом.

    — О, ты сам об этом просил, — незнакомец надел ему мешок на голову и повел вперед.

ГЛАВА 14

Амиранда не нравились конные прогулки, а уж путешествовать верхом, будучи перекинутой поперек седла, она ненавидела. Ее укачивало, сильно болела голова, а плотный мешок, который так никто и не снял, способствовал тому, что девушка медленно задыхалась и то и дело теряла сознание.

   Она потеряла счет времени — ей казалось, что они идут целые дни и недели. Куда? Амиранда не имела ни малейшего представления: в доме Клосарина были карты, но она никогда не умела ими пользоваться. Незнакомцы почти не разговаривали, и Амиранда лишь иногда, через звук копыт и шелест листьев, могла уловить их слабый, короткий шепот.

   Наконец они остановились и Амиранда опустили на землю, сдернув с головы мешок. Девушка огляделась: сквозь легкий туман перед глазами она, в свете луны, различила небольшую полянку, с десяток фигур, которые сновали туда-сюда, разжигали