Оглавление
АННОТАЦИЯ
Альтернативная реальность. Две эпохи. Две души. Одна любовь, соединяющая сердца.
Она — ранимая девушка из современности. Он — князь, воин и защитник из прошлого.
Они принадлежат разным эпохам, но их встреча была предопределена свыше. Между ними вспыхнули настоящие чувства. Но судьба разделила их.
А как же вспыхнувшая любовь? Она не знает ни границ, ни времени…
Возрастные ограничения 18+
ГЛАВА 1 - Наследство
Катя медленно шагала по старому дому, словно боялась нарушить его покой. Она осторожно прикасалась к деревянным стенам, будто стараясь почувствовать тепло, оставшееся от прабабушкиных рук. В каждом предмете скрывалась история, в каждой царапине на полу и потёртости на мебели — воспоминания о днях, когда здесь всё дышало жизнью.
Катя остановилась у окна, прижалась ладонью к раме и посмотрела на двор, где по-прежнему колыхались на ветру сухие травы. Её пальцы замирали на потемневшей от времени раме, и девушка на мгновение прикрыла глаза, вспоминая, как в детстве она любила сидеть на широком подоконнике и болтать ногами, наблюдая за порхающими ласточками. Тогда казалось, что весь мир умещается в этом уютном домике, где пахнет сушёными травами и терпким деревом.
Дом достался ей по завещанию — наследство от прабабушки Александры Валерьевны Гойской. Катя даже не успела проститься с ней, не была здесь уже много лет. Вечно что-то мешало — сначала институт, потом работа, а когда, наконец, появилось время и деньги, мать увлекла её в бесконечные курортные поездки: Египет, Турция, и снова по кругу. Катя не любила такие мероприятия, всегда чувствовала себя чужой среди суеты и толпы. По натуре она была домоседкой — предпочитала тихие вечера с книгой или рукоделием.
И вот теперь, как гром среди ясного неба — звонок из нотариальной конторы: приезжайте, вступайте в наследство. Прабабушка завещала всё ей — правнучке. А вот матери Катеньки, Наталье, не оставила ничего. Ни письма, ни записки с объяснениями. Ничего.
– Не понимаю, – раздался за спиной резкий голос матери. Наталья шла по дому следом за дочерью, как будто боялась, что что-то выползет из углов. Она брезгливо прищурилась, оглядывая старую мебель. – Почему ты не хочешь продать эту лачугу? Посмотри, какое всё старое и ветхое! – Она с раздражением поддела носком сапога ковёр на полу, и тот взметнул пыль. Наталья чихнула, сморщилась и с брезгливостью подцепила старое покрывало с кресла. — Гадость…
Катя быстро подошла и, мягко отобрав покрывало, аккуратно расправила его обратно.
– А я не понимаю, почему ты так не любишь это место, – тихо возразила она, стараясь не смотреть матери в глаза. – Тут же прошло твоё детство… А меня ты сюда почти не отпускала после того, как забрала от прабабушки.
Наталья скрестила руки на груди и раздражённо поджала губы. Она резко повернулась к Катерине, и в её взгляде мелькнуло что-то непримиримое.
– Именно потому, что тут прошло моё детство, я и не люблю это место! – выпалила она, с силой дёрнув на себя давно выцветшую занавеску. – Задрипанная деревушка у чёрта на куличках! Лес, считай, за забором, а там дикие звери. Гадость! Перестань дурить! Я не для того уезжала в большой город, чтобы моя дочь потом похоронила себя в этом… – Наталья замолчала, пытаясь подобрать слова, но вместо этого махнула рукой, будто сама себе отказала в попытке объяснить. – Болото, трясина! Здесь нет нормальной жизни!
Катя отвела взгляд и медленно провела рукой по подоконнику, нащупывая знакомые шероховатости. Она помнила, как в детстве часто сидела здесь, поджав ноги, смотрела на деревья и слушала сказки прабабушки. Александра рассказывала ей о лесных духах, оберегах и древних поверьях, и эти сказки, полные тепла и мягкой мудрости, казались живыми. Девочка чувствовала себя дома именно здесь — в окружении тишины и ароматов сушёных трав.
Всё было так просто и понятно — жить в этом доме, наслаждаться его покоем. Но Наталья тогда внезапно забрала её обратно в город, когда в её жизни появился новый мужчина. Катя смутно помнила того отчима — высокий, с резким голосом и тяжёлым взглядом. Потом был ещё один. И ещё. Мать меняла их как перчатки, пытаясь устроить свою жизнь, и девочке приходилось мириться с чужим присутствием, с неприязнью к новым "отцам".
Катя помнила, как старалась быть незаметной, чтобы не вызывать раздражения, как мечтала вернуться к прабабушке — туда, где пахнет сушёной мятой и пирогами с брусникой. Но Наталья тянула её в новые квартиры, в новые отношения, в чужие жизни, и Катя рано привыкла к одиночеству.
– Я не для того угробила свою жизнь на работу, чтобы ты снова вернулась в эту дыру, — продолжала Наталья, голос её дрожал от злости. — Здесь нет будущего! Нет нормальной жизни!
Катя сжала пальцы на подоконнике, заставляя себя дышать ровнее. Она не хотела спорить — бесполезно. Мать никогда не поймёт, что этот старый дом для неё — единственное место, которое действительно было домом.
Прабабушка всегда брала Катю с собой в лес, когда ходила собирать травы. Она рассказывала так живо и увлечённо, что казалось, каждое растение оживало под её словами. Катя и сейчас помнила обрывки этой науки – знала, как отличить одни травы от других, как найти среди густой листвы нужные побеги. Зачем же она всё время откладывала поездку сюда на потом? Горечь накатила неожиданно, и Катя тяжело вздохнула, чувствуя, как глухо звенит в груди.
Внезапно её взгляд зацепился за крохотный блеск в углу оконной рамы. Катя подошла ближе, опустилась на корточки и осторожно вытащила маленькую бусинку – та мерцала тусклым светом, словно не хотела терять своё место на этом свете. Сердце сжалось – это ведь бусинка с тех самых старых бус, которые прабабушка никогда не снимала. Катя прижала её к груди, сжав в ладони, словно боялась потерять. Потом бережно спрятала находку в карман джинсов, решив обязательно найти крепкую нитку и сделать кулон. Маленькая частичка прошлого – такой тёплый и родной след, который хоть немного согреет в этой пустой тишине. Ведь к ней прикасались родные руки, оставив своё тепло и любовь.
– Катя, не дури! Продавай эту лачугу и поехали домой, – Наталья выглянула в окно, раздражённо поправляя волосы. – Сейчас нотариус документы привезёт, можно сразу у него поинтересоваться – может, кто-нибудь из местных купит этот полуразвалившийся дом.
Катя резко выпрямилась и, словно отгоняя навязчивые мысли, мотнула головой.
– Я уже сказала, что не продам дом Александры, – твёрдо произнесла она, стиснув зубы. – Мне тут нравится. Только сейчас поняла, насколько соскучилась по этому месту. Здесь столько тепла и любви, мама... Это мой дом. Прости, но там, куда ты меня забрала, я так и не прижилась.
Наталья раздражённо поджала губы и снова посмотрела в окно, будто пыталась спрятать злость за стеклом.
– Я знала, что не надо было пускать тебя сюда, – проворчала она сквозь зубы. – Пусть бы стояла эта лачуга, хоть сто лет простояла бы – никто не заметил бы. Деньги нам всё равно не нужны. Ты, вообще, хоть соображаешь, что надумала? У нас поездка в Турцию на носу. Эдуард Фёдорович пригласил с нами отдохнуть своего делового партнёра. Он – прекрасная партия для тебя. Сколько тебе лет? Хочешь всю жизнь одна быть? Так, собирай вещи, едем домой!
Голос Натальи становился всё резче, злоба копилась, прорываясь на поверхность.
– Эта старая карга специально всё на тебя записала, – почти выкрикнула она, скривившись от злости. – Молодость мою чуть не испоганила, всё пыталась к этому месту привязать! Со мной не получилось, так моей дочери мозг промыла, сумела подложить свинью даже напоследок.
Катя почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения, но на миг замерла, пытаясь сдержать слёзы. Потом, резко развернувшись к матери, стиснула кулаки и шагнула вперёд.
– Как ты можешь так говорить о прабабушке? – в её голосе прозвучали горечь и обида. – Она ведь растила тебя, как свою дочку, когда бабушка пропала. Мать тебе заменила! Ты росла в любви и заботе, никто тебе не мешал в город уехать и свою жизнь устроить. Когда от одного мужика к другому бегала и меня сюда спихнула – даже слова тебе не сказала! Сколько ей лет тогда было? А она меня с пелёнок вынянчила, на ноги поставила!
Катя отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слёзы. Наталья на мгновение замолчала, словно обдумывая услышанное, но тут же фыркнула и, резко дёрнув плечом, отвернулась к окну.
– Да что ты понимаешь! – Наталья резко развернулась к дочери, сжав кулаки и зло прищурив глаза. – Если бы не я, ты бы ни на одном курорте не побывала, жизнь настоящую не увидела бы! Эдуард Фёдорович к тебе очень хорошо относится, в учёбе помогал, к нам жить забрал. Это ведь он настоял, чтобы ты жила с нами! Неблагодарная ты! В роскоши росла как принцесса!
Катя молча выдохнула, стараясь сдержать раздражение. Слова матери звенели в ушах, словно назойливые насекомые. Она медленно разжала кулаки, иронично усмехнувшись.
– Ну, допустим, в учёбе я сама себе помогала, – спокойно ответила Катя, бросив на мать уверенный взгляд. – Да, Эдуард Фёдорович действительно ко мне относится неплохо. Но вот свою родную дочку он почему-то не хочет подложить под своего делового партнёра, который, кстати, старше самого Эдуарда Фёдоровича. Мама, тебя саму не смущает, что этот деловой партнёр старше тебя? Он же вполне мог бы быть моим отцом. Зачем мне такое счастье?
– Зачем тебе молодые парни, у которых ветер в голове и штанах играет? – Наталья резко вскинула подбородок, её губы сжались в тонкую линию. – А это зрелый мужчина – уже состоявшийся, нагулявшийся!
Катя сдержала смешок, лишь слегка склонив голову набок.
– Ну да, только женатый, – с вызовом бросила она, не сводя глаз с матери. – И, кстати, ветер у него в штанах гуляет до сих пор, несмотря на возраст.
– Ты же знаешь, что он в процессе развода! – Наталья повысила голос, брови нервно дёрнулись.
– Мама, это пустой разговор, – Катя развела руками, словно ставя точку в споре. – Мы можем долго друг другу гадости говорить, но я этого не хочу. Пойми и прими: я остаюсь здесь. Теперь это мой дом. Я вступила в права наследования. Ты никак не можешь повлиять на моё решение – мне уже двадцать два. Это прекрасное тихое место, идеально подходящее для моей работы. Интернет и сотовая связь есть, в деревне магазин, отделение банка и почта – не такой уж глухой уголок. А главное – мне тут нравится.
Наталья сжала зубы, пытаясь скрыть раздражение.
– А как же Турция? – язвительно спросила она. – У нас вылет через две недели.
Катя качнула головой, изобразив лёгкое безразличие.
– Ну так сами и отдохните с Эдуардом Фёдоровичем, – беззаботно ответила она, пожав плечами. – А вместо меня возьмите Ольгу – она на два года старше и тоже не замужем.
Лицо Натальи исказилось гримасой брезгливости. Она медленно подошла к старенькому столику у окна, провела пальцем по выцветшему дереву и, увидев пыль, презрительно показала грязный палец Кате.
– Будешь жить в этой грязи и пыли? – с вызовом бросила она, будто это могло поколебать решение дочери.
Катя лишь улыбнулась, не отводя взгляда.
– Нет, конечно, – спокойно ответила она, скрестив руки на груди. – Уберу тут всё, приведу в порядок. Заодно заявку на подключение интернета отправлю. Работы много – кое-что отремонтировать, кое-что построить. Кстати, мам, а почему ты прабабушке денег не давала? Чтобы дом в таком состоянии не оказался.
Наталья надула щеки от возмущения и сердито отвернулась, будто слова дочери не стоили её внимания. В этот момент на улице раздался звук мотора, и к дому подъехала дорогая машина. Наталья сразу расправила плечи и придала лицу важный вид. Из машины вышел представительный мужчина с плотной фигурой, в строгом костюме и с толстой папкой в руках. Он аккуратно захлопнул дверь и уверенно направился к дому, поглядывая по сторонам с деловым интересом.
– Нотариус, – коротко бросила Катя и направилась во двор.
Наталья осталась в доме, задумчиво провожая её взглядом.
Комната, словно стала холодной после их спора – тишина легла на выцветшие стены, потухший свет лампы делал пространство ещё более пустым и забытым. Наталья невольно обвела взглядом знакомые очертания старой мебели и вздохнула.
Неожиданно что-то заставило её подойти к противоположной стене. Подойдя к старой картине в потускневшей раме, Наталья машинально отодвинула её в сторону. За полотном обнаружилась небольшая ниша – тайничок, о котором она давно забыла. Засунув туда руку, нащупала нечто мягкое и холодное на ощупь. Аккуратно вытащила маленький свёрточек – сухой букетик полевых цветов, перевязанный синей ниткой, и сложенный листок бумаги.
Наталья медленно поднесла букет к лицу и вдохнула лёгкий аромат – удивительно, но даже после стольких лет высушенные лепестки всё ещё хранили призрачное воспоминание о лете. Её губы тронула тоскливая улыбка, и на мгновение воспоминания обрушились на неё потоком. Она прикрыла глаза, словно стараясь удержать это хрупкое ощущение уюта. Глубоко вздохнув, она бережно положила букет обратно в нишу и вернула картину на место.
Теперь её внимание привлёк листок бумаги. Наталья развернула его, и перед глазами замелькали аккуратные строки – изящные завитки чернил, выведенные старческой рукой Александры.
"Внученька моя любимая, прости, что оставляю всё правнучке, а не тебе. Да вот только чует моё сердце, что ей это нужнее, а вот тебе ни к чему. Ты никогда не любила лес, природу, не чувствовала их, может в этом есть и моя вина. Я, погруженная в боль от потери своего единственного любимого дитя, не смогла дать тебе всей гаммы любви, не смогла привить любовь к этому миру. Прошу тебя не неволить Катерину, ты же знаешь, что она не такая, как ты. В ней распределилась поровну сила, как нашего рода, так и рода её отца, хоть ты и не хочешь этого признавать. Она поцелованная рысью, её всегда будет тянуть к лесу. Стань Катеньке другом, отпусти, она не сможет жить чужой жизнью. С любовью, твоя бабушка Александра.”
Наталья сложила письмо и прижала его к груди, на секунду закрыв глаза. Глубокий вздох вырвался из груди – тягучий и горький, словно клубок воспоминаний застрял где-то на уровне сердца. Она не могла объяснить себе, откуда в ней это странное смешанное чувство любви и ненависти к бабушке. Александра ведь никогда не делала ей ничего плохого, всегда была рядом, понимала, поддерживала. Но каждый раз, когда Наталья вспоминала её заботу, ощущала странное, болезненное чувство вины – как будто никогда не смогла бы отплатить тем же.
Грохот дверей и быстрые шаги вывели её из размышлений. Катя вернулась с кипой бумаг, устало перевела дыхание и улыбнулась, заметив мать.
– Всё, мам, теперь все бумаги у меня, формальности улажены. Я – полноправный владелец, – с улыбкой заявила девушка, гордо подняв подбородок.
Наталья с трудом выдавила ответную улыбку, но глаза её оставались блеклыми и уставшими. Катя это заметила и подошла ближе, мягко коснувшись руки матери.
– Эй, всё нормально? – осторожно спросила она, всматриваясь в бледное лицо родного человека. – Ты давно выглядишь нездорово... Почему не обратишься к врачу?
Наталья не сразу ответила, словно собираясь с мыслями. Она махнула рукой, стараясь не показывать слабости.
– Всё хорошо, – сухо проговорила она, отворачиваясь к окну. – Просто усталость... Ну что ж, поздравляю тебя. Значит, решила остаться тут окончательно?
Катя мягко пожала её руку, чувствуя, как под её пальцами дрогнули напряжённые мышцы.
– Ты же знаешь, что да, – Катя улыбнулась, но в её голосе прозвучала едва уловимая нотка надежды. – Может, ты тоже побудешь тут какое-то время со мной? Отдохнёшь, тут такая природа...
Наталья резко помотала головой, будто отгоняя надоедливую мысль.
– О нет, – с досадой проговорила она, будто сам вопрос был нелепым. – В этой дыре я не останусь, даже не проси. Да и потом меня Эдик ждёт. Отдохну я в Турции – под шезлонгом возле шикарного бассейна, купаясь в лучах солнца. Да и забот у меня полно: надо салон красоты посетить, потом Эдик просил помочь Анне со свадьбой, а Толик тоже жениться скоро собирается. Останетесь только вы с Ольгой не пристроенными, – уныло покачала головой Наталья, чуть поджав губы.
Катя невольно сжала руки в кулаки, чувствуя, как раздражение накатывает волной.
– Я сама о себе позабочусь, – резко отозвалась она. – избавь меня от таких “пристроек”...
Наталья только махнула рукой и взяв сумочку, посмотрела в сторону двери потом опять на дочь.
– Ладно, дочь, я поехала. Если передумаешь – звони, – бросила она на прощание, чмокнула Катерину в щёку и быстро покинула дом, будто торопилась сбежать отсюда.
Катя растерянно застыла на месте, глядя в окно. Мать уже мчалась к машине, ловко открыла дверь и села за руль. Автомобиль быстро отъехал, взметнув пыль на дороге. Странное чувство охватило Катю – одновременно грусть и облегчение. Казалось, Наталью словно что-то гнало отсюда – как будто она боялась оставаться в этом доме хоть на минуту дольше.
Катя задумчиво провела ладонью по подоконнику, собирая мелкие крошки пыли на пальцы. Она не могла понять, почему мать так легко сдалась, хотя ожидала долгих споров и эмоциональных атак. Её поразила эта холодность и равнодушие, словно жизнь родной дочери казалась матери чем-то незначительным и далёким. Они были слишком разными – ценности не совпадали, как и само восприятие мира.
Катя тяжело вздохнула и направилась в прихожую. На стене висело большое зеркало в деревянной раме, по которой шли трещинки и царапины. Она остановилась перед ним, внимательно разглядывая своё отражение.
Невысокая девушка с русыми волосами, собранными в длинный хвост, смотрела на неё из зеркала глазами цвета морской волны – глубокими и задумчивыми. Кожа была бледной, а густые чёрные брови и ресницы добавляли взгляду некой задумчивой серьёзности. Катя провела пальцами по скулам, усмехнувшись – не роковая красавица, но в её чертах было что-то мягкое и притягательное. Косметикой она не пользовалась – не любила её с детства, да и аллергия мешала экспериментировать с макияжем.
Она склонила голову набок, пытаясь разглядеть в себе черты матери. Но каждый раз натыкалась на это странное несоответствие – словно две разные вселенные.
Мать и дочь были полными противоположностями. Наталья – высокая, стройная, моложавая даже сейчас, с длинными густыми светлыми волосами и изумрудными глазами. Грациозная, холёная, она умела красиво подать себя, и каждый её жест выглядел элегантно. Тонкие кисти рук, длинные пальцы с безупречным маникюром, аккуратные локоны, струящиеся по плечам... Даже голос звучал мягко и чарующе, будто создан для светских бесед. Наталья всегда напоминала изысканную статуэтку – безупречную, но холодную.
Катя снова посмотрела на своё отражение – простое и бесхитростное. Черты лица, словно оставались загадкой, не находя отклика ни в материнских чертах, ни в образе бабушки. Может, пошла в отца? Но как узнать – мать категорически избегала этой темы, будто вычеркнула его из своей жизни. Катя вздохнула, чувствуя лёгкую горечь осознания – ответа на этот вопрос она, наверное, никогда не получит...
– Забавно, – тихо пробормотала Катя, прикрыв глаза. – Наталья – почти точная копия Александры, если убрать весь этот слой румян и теней. Но какие же они разные внутри... Одна тёплая, солнечная, как старый уютный дом, а другая – снежная королева, красивая и холодная до ломоты в сердце.
Она провела рукой по раме зеркала, словно надеясь ощутить через него отголосок старого дома, который был пропитан теплом Александры. Чувство одиночества накатывало медленно, как прилив, затапливая сердце. Но Катя знала – теперь это её дом. Она останется здесь, несмотря ни на что.
ГЛАВА 2 - Вопросы
Так постепенно, за ежедневными хлопотами и заботами, пролетело лето, уступая место золотой осени. Ещё не наступили холода, и мягкое тепло бабьего лета укрывало землю тонкой дымкой. Воздух был прозрачен и свеж, листья тихо шелестели под лёгким ветром, переливаясь на солнце багряными и золотыми оттенками.
К удивлению Кати, мать неожиданно оставила её в покое, позволив жить так, как она сама того желала. Изредка звонила, расспрашивая о делах, но категорически отказывалась приезжать в гости. В её голосе слышалась усталость и какая-то странная обречённость, что невольно беспокоило Катю. Но и сама она не спешила возвращаться в родовое гнездо Воронковых – огромный загородный дом Эдуарда Фёдоровича Воронкова, где обитала мать вместе с ним и его тремя взрослыми детьми – великовозрастными эгоистами, привыкшими получать всё по первому требованию.
Катя зябко поёжилась, закутавшись в тёплый шерстяной платок, который нашла в одном из шкафов прабабушки. Она сидела на пороге своего маленького домика, держа в руках кружку с ароматным травяным чаем. Пар от горячего напитка поднимался тонкими струйками, растворяясь в прохладном воздухе. Катя лениво смотрела на бездонное голубое небо, погружаясь в мысли, и не заметила, как воспоминания нахлынули волной.
Первые несколько лет после того, как мать забрала её от Александры, были для Кати настоящим испытанием. Ей тогда было всего четырнадцать. Она вместе с матерью переехала в огромный и холодный особняк Эдуарда Фёдоровича. Холодный – не в буквальном смысле, там всегда было тепло, даже жарко, но атмосфера казалась ледяной, лишённой уюта и тепла. Сводные брат и сёстры с первых дней дали понять, что Катя здесь чужая, и сделали всё, чтобы она чувствовала себя нежеланной гостьей.
Катя до сих пор не понимала, почему мать решила забрать её от прабабушки, хотя в глубине души знала – Александра уже тогда начала угасать. Всё чаще уходила в свои мысли, теряя связь с реальностью, забывая обыденные вещи. Удивительно, но решение перевезти Катю в загородный дом исходило вовсе не от матери – на этом настоял сам Эдуард Фёдорович. Он пытался воспитать из маленькой деревенской девчонки настоящую леди, как сам говорил, – обучал манерам, заставлял посещать светские приёмы, следить за внешностью.
Но Катя не стремилась к этому, хотя и училась быстро. Она впитывала знания, как губка, и при желании могла бы притвориться великосветской дамой, но не находила в этом никакой радости. Гораздо больше её притягивал старый сад позади особняка, где рос вековой дуб с раскидистыми ветвями. В его густой кроне можно было спрятаться от всего мира – устроиться на толстой ветке, вытянув ноги и углубившись в очередную увлекательную книгу.
Её сводные сёстры и брат порой рыскали по округе, разыскивая пропавшую "сироту", но так и не догадались поднять голову и заглянуть в кроны дерева.
Они были слишком заняты нарядными платьями и светскими манерами, в то время как Катя гоняла в джинсах до дыр, не желая превращаться в куклу.
Поначалу мать упрямо пыталась сделать из неё леди – наряжала в роскошные платья, закручивала волосы в тугие локоны и заставляла сидеть на бесконечных ужинах. Но Катя быстро находила способы избавиться от этой униформы – пять изысканных нарядов были изорваны подряд за считанные недели. После этого мать махнула рукой и просто перестала тратить на неё деньги, оставив её в покое.
Когда в дом приезжали важные гости, Катю неизменно отправляли наверх – в её комнату, чтобы не позорила семейство. Мать считала её присутствие чем-то неловким и недостойным – к ней относились не как к родному человеку, а как к обузе, не соответствующей их светской жизни. Катя тогда впервые почувствовала себя лишней, ненужной словно её существование было случайной ошибкой в этой безупречной картине.
Теперь, спустя годы, Катя понимала, что именно тогда в её душе укрепилось ощущение одиночества. Она привыкла к тому, что её не замечали, не ценили, словно она была прозрачной тенью среди ярких блестящих фигур этой семьи. И только старый дуб в саду оставался её единственным другом и хранителем тайн, всегда готовым приютить среди густых ветвей.
Катя улыбнулась, вспоминая, как часами просиживала на дереве, спрятавшись от всего мира с очередной книгой. Это был её собственный маленький мир, куда не могли добраться ни холодные взгляды сводных сестёр, ни материнское разочарование.
Она сделала глоток остывшего чая, наслаждаясь травяным ароматом, и посмотрела на небо – чистое, безоблачное, оно, словно растекалось над миром бесконечным океаном голубизны. Мысли скользнули по волнам воспоминаний, возвращаясь к тем временам, когда её жизнь была чужой и неуклюжей, словно наспех примеренной.
Теперь у неё было своё место. Дом, который дышал теплом воспоминаний, где каждый уголок хранил следы прабабушкиной заботы. Но всё равно тянущее чувство вины прочно засело в сердце, не позволяя полностью насладиться свободой. Мысли о прошлом нахлынули вновь, словно стремительная река, захлестнув сознание.
Она прикрыла глаза, стараясь успокоить разбушевавшиеся эмоции, но воспоминания вырывались из глубин сознания, обжигая своей остротой. Когда отчиму надоело возиться с ней, он, не задумываясь, снял квартиру в городе, недалеко от колледжа, куда Катя поступила. Помахав на прощание рукой, он презрительно бросил:
– Дикий мауглёнок!
Это прозвище тут же прочно закрепилось за ней среди семейства Воронковых, словно клеймо на лбу. Катя не обижалась – её это устраивало. Она даже сдержанно улыбнулась, когда услышала эту насмешку в первый раз. Гораздо хуже было бы, если бы он стал утруждать себя заботой или притворным сочувствием.
Учёба в колледже стала её спасением. Она полностью погрузилась в книги, лекции, конспекты – все силы уходили на получение знаний. Потом – институт на заочном отделении и подработка. Времени на что-то ещё просто не оставалось, и Катя радовалась этому – загруженный день не давал раздумывать о прошлом. Она не нуждалась в подачках отчима, и когда, наконец, смогла позволить себе съехать с квартиры, сделала это без колебаний. Больше не быть ему обязанной – это было для неё делом чести.
Мать приезжала изредка, стараясь наставить на "путь истинный". Всякий раз начинала с упрёков и жалоб на "дикое поведение" дочери, вечно подчёркивая её "недостаток воспитания". Но Катя, привычная к подобным разговорам, просто кивала и улыбалась – спорить не имело смысла. Она всё равно шла своей дорогой, упрямо и уверенно.
Годы прошли, и теперь Катя могла с гордостью назвать себя опытным лингвистом и переводчиком. Она создала себе комфортное рабочее место дома, среди своих книг и ноутбука, принимая заказы от постоянных клиентов. Её окружала атмосфера уюта и сосредоточенности – именно так она любила работать. Возможность выполнять работу из дома приносила не только свободу, но и чувство независимости, которой ей так не хватало в те годы.
Катя усмехнулась своим мыслям, понимая, что теперь она наконец-то живёт так, как всегда, хотела – без чужих нравоучений и вечного осуждения. Она отставила кружку и закуталась в шерстяной платок потуже, чтобы не пропустить прохладу осеннего ветра.
– Почему… Как… – прошептала Катя.
Ей не давало покоя – как получилось, что, погрязнув в рутине, она почти перестала общаться с любимой родственницей? С тем человеком, который был для неё самым дорогим на свете.
«Как это получилось?» – этот вопрос не покидал её, тревожным эхом звуча в голове. Даже когда она стала самостоятельной, не возникло мысли поехать к Александре. Почему? Почему не захотелось навестить прабабушку во время учёбы в колледже, а потом в институте? Как она могла так забыть о ней?
Катя нахмурилась и покачала головой, словно пытаясь вытряхнуть из себя ненужные мысли.
– Словно завороженная… И... зачем отчим настаивал, чтобы мать забрала меня от прабабушки? А потом... сам же и вышвырнул... но не отстал – круизы, деловые партнёры… – прошептала она.
Недавно её навещал Эдуард Фёдорович. Приехал на своей новой «Тойоте 200», остановился у дома и несколько минут стоял, оглядывая всё вокруг, словно проверяя обстановку. Глаза его скользили по крыльцу, стенам и окнам, как сканер, оценивая каждую деталь. Катя не сразу вышла к нему, наблюдая из окна, пытаясь понять, чего он хочет. Когда она всё-таки вышла на крыльцо, он коротко кивнул и завёл разговор ни о чём, как будто проверял, жива ли она вообще. В дом заходить отказался, и, пробормотав что-то под нос, быстро уехал, оставив после себя лишь лёгкий запах бензина и странное беспокойство.
Зачем он приезжал? Катя до сих пор не могла найти ответа на этот вопрос. Его внезапный визит оставил странное ощущение тревоги, словно предвестие чего-то неприятного, нехорошего…
Катя закрыла глаза, и в памяти снова всплыли тяжёлые годы проживания в доме Воронковых. Сколько слёз она тогда пролила, сколько бессильного отчаяния скопилось в её душе! Как часто она пыталась сбежать, но охрана всегда ловила её и, словно шкодливого котёнка, приносила обратно. Эдуард вычитывал её за «недостойное поведение», мать стояла рядом, злобно краснея от стыда, а потом выносила ей мозг наедине, заставляя подчиниться и принять новую жизнь.
«Почему же я тогда не поехала к прабабушке?» – снова и снова звучал в голове один и тот же вопрос. Почему?
Катя покачала головой, будто пытаясь избавиться от вязкого чувства вины. Сердце щемило от осознания упущенного времени. Боль от потери заполнила её, не давая дышать. Столько лет она жила с завязанными глазами, и только сейчас пелена будто бы спала, оставляя оголённые чувства на поверхности.
И вот теперь, когда дом остался ей в наследство, она понимала, почему Александра всё оставила именно ей. Наталья бы даже не подумала отдать этот уголок дочери – просто продала бы его без сожалений. Для матери это всего лишь старая развалина, не имеющая никакой ценности. А для Кати – это был её мир, её убежище. Место, которое ассоциировалось с теплом, уютом и любовью.
Катя глубоко вдохнула, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Казалось, что весь её внутренний мир разрушился в одночасье, открывая скрытую рану, которая годами оставалась незамеченной. Она провела дрожащей рукой по щеке, смахивая слёзы.
– Как же стыдно… и больно, – прошептала она, закусив губу. – Ничего уже не вернуть... Сколько времени я потеряла... Как будто только сейчас проснулась...
Катя обхватила плечи руками, пытаясь согреться от внезапного холода, который наполнил её изнутри. Она знала, что прошлое не вернуть, но где-то глубоко в сердце теплилось осознание – этот дом теперь её, и она сможет дать ему новую жизнь, пропитанную любовью и памятью о прабабушке.
Послышался скрип калитки – протяжный и немного скрипучий, словно старый стон ветхих петель. Катя вздрогнула, вынырнув из своих мыслей, и подняла глаза, быстро вытирая слезы. В сторону дома уверенным шагом двигался дед Вадим – сосед, славный старик, который с самого её приезда окружил заботой и теплотой. Он был первым, кто приветливо открыл дверь и потом помог навести порядок в доме, объяснив, что к чему. С его рассказов Катя узнала много нового о жизни прабабушки – той части её судьбы, что пролетела мимо неё, оставив лишь слабые отголоски.
Катя с улыбкой привстала, поправляя платок на плечах. Дед Вадим подошёл ближе и уселся рядом на скамейку, легко и ловко для своего возраста.
– Что, Катюшка, пригорюнилась? – пробасил он, слегка покачав головой.
Катя посмотрела на него и невольно улыбнулась. Дед Вадим был одним из тех людей, чья простая и добродушная натура согревала даже в самые холодные дни. Высокий, статный, несмотря на почтенные годы, он не сутулился, а держал спину прямо, словно деревенский богатырь. Длинные седые волосы были аккуратно перевязаны на затылке кожаным ремешком, а такая же густая седая борода и усы спускались почти до пояса. Ясные голубые глаза лучились добротой и смекалкой, а взгляд был живым и проницательным.
Дед всегда ходил в холщовой рубахе с вышитым узором по вороту и простых льняных штанах, а на ногах неизменно красовались лапти – настоящие, сплетённые из бересты. Он делал их сам и так мастерски, что даже приезжие из города брали их партиями как сувениры. Его руки умели превращать дерево в чудо: каждый узелок, каждая щепка будто оживали в его ладонях. А ещё он всегда носил с собой посох – высокий и крепкий, вырезанный из старого дуба, покрытый причудливыми узорами. Не столько опирался на него, сколько просто держал в руке – как неотъемлемую часть себя.
Недавно дед принёс Кате подарок – изящную миниатюрную статуэтку рыси, вырезанную с такой тонкостью и любовью, что казалось, вот-вот оживёт. Ловкая грациозная фигурка будто ловила взгляд своими лукавыми глазами, блестящими на солнце. Вадим приладил к ней кожаный шнурок и повесил на шею Кате, приговаривая:
– Носи, не снимай. Это тебе оберег. Рысь – знак твой, выручит в трудный час.
Катя тогда только усмехнулась, но оберег носила – он как-то сразу стал частью её, лёгким напоминанием о заботе и тепле.
Теперь же, глядя на деда Вадима, она невольно почувствовала облегчение – будто его присутствие разгоняло тучи грустных мыслей.
– Да всё в порядке, дед Вадим, – улыбнулась Катя, пытаясь скрыть своё смятение. – Просто задумалась...
Дед ухмыльнулся, оглядел её с головы до ног и легонько хлопнул по плечу.
– Мысли – они как бурьян, коли не прорвёшь – весь огород захватят, – философски заметил он, крутя посох в руках. – Ты вот чайком-то напои старика, да расскажи, что на сердце лежит.
Катя мягко кивнула и поднялась, зябко поёживаясь от осеннего ветерка. Дед Вадим не спеша развернул свою потёртую холщовую сумку и достал из неё узелок с сушёными травами.
– На, Катюшка, это для твоего чая. Мятка, чабрец и ещё кое-что – на сон добрый и мысли светлые.
Катя осторожно взяла узелок, чувствуя запах свежих трав даже через плотную ткань. Её губы дрогнули в благодарной улыбке, и она коротко кивнула.
– Спасибо, дедушка. Твои чаи всегда помогают.
– А как же, – гордо ответил он, подмигнув. – Старое зелье – оно как песня, душу лечит.
Катя задержалась на пороге, глядя на его ясные глаза, и вдруг поняла, как же тепло и спокойно ей становится рядом с этим человеком. Дед Вадим словно укрывал её своим теплом, прогоняя тени из сердца.
Через пару минут Катя вернулась с кружкой душистого чая, осторожно присела рядом с Вадимом на скамейку и протянула ему напиток. Лёгкая улыбка скользнула по её лицу, но глаза выдавали грусть.
– Так что стряслось? – дед Вадим поднёс чашку к лицу, вдохнул тёплый аромат и внимательно посмотрел на неё.
Катя опустила взгляд, теребя край платка.
– Бабушку... – запнулась она, поправив сама себя. – Точнее, прабабушку вспоминаю. Так горько на душе стало... Семь лет её не видела. И напоследок так и не приехала... А ведь могла. Последние годы вполне могла найти время, выбраться. Но всё на уговоры матери поддавалась – сопровождала её в заграничных поездках, то тут, то там. Любопытно было услышать чужую речь, живое звучание другого языка... А про родного человека – забыла. Как так получилось?
Катя вздохнула, потерев ладонью лоб, словно пытаясь согнать накатившую боль.
– Горько мне от этого, – прошептала она, глядя на землю. – И от осознания, что уже ничего не изменить...
Дед Вадим молчал, внимательно слушая её сбивчивый рассказ, а потом отставил чашку на деревянный столик. Его глаза стали серьёзными и задумчивыми, а голос прозвучал мягко и чуть глуховато.
– Александра была бы рада, что ты здесь живёшь, – негромко проговорил он, качнув головой. – Сделано, что сделано, Катюшка. Глупо теперь волосы на себе рвать, но и утешать не стану. Сашка тобой жила, тобой дышала. Каждый день у калитки стояла, выглядывала – вдруг появишься. Даже когда совсем захворала – всё равно выходила, стояла, ждала.
Катя подняла голову, с трудом переваривая услышанное.
– Я... не знала... Мать ничего не говорила о её болезни.
Дед Вадим тяжело вздохнул и покачал головой, глядя куда-то вдаль.
– Странно это. Ведь бабка твоя, когда совсем худо стало, даже телефон купила – ради того только и взяла эти ваши новомодные штуковины... Смартфоны, кажется. Со мной сама делилась – мол, чтоб с дочкой связываться. И ведь звонила она матери твоей, я сам при этом был.
Катя застыла, словно громом поражённая.
– Бабушка звонила маме? – голос дрогнул, и она невольно прикусила губу.
– Звонила, дочка, звонила, – кивнул дед Вадим, устало опуская руки на колени. – А мать твоя только отмахивалась, мол, некогда ей с «чокнутой старухой» болтать. Я даже пытался на неё надавить, а она в ответ – мол, не лезь не в своё дело.
Катя вцепилась в край скамейки, ногти впились в деревянную поверхность. Внутри всё перевернулось – смесь обиды и боли заклокотала в груди.
– Я не знала... – повторила она шёпотом.
– Вот так, – кивнул старик, прикрывая глаза. – Годы уходят, а слова не возвращаются.
Он снова взял кружку с чаем и сделал глоток, будто пытаясь прогнать горечь воспоминаний. Потом тихо усмехнулся, и его взгляд потеплел.
– Ты вот, что, дочка, волосы рвать на себе негоже. Да и не об этом Сашка думала. Она оставила тебе кое-что у меня. Просила отдать, если останешься здесь жить, а если нет – спалить к чёртовой матери. Там пять толстых тетрадок и письмо тебе. Ты ведь не забывала, что прабабка твоя знатная знахарка была? Людей на ноги ставила, даже когда врачи руки опускали. А вот себя лечить не захотела – характер.
Катя выпрямилась, всматриваясь в лицо деда, словно пытаясь понять, о чём он говорит.
– Тетрадки? Письмо? – переспросила она.
– Ага, – усмехнулся Вадим, поднимаясь с лавочки и опираясь на свой посох. – Думал, останешься ли, вот и не отдал сразу. Думал – баловство, не выдержишь. А ты, оказывается, как Александра – корнями к месту приросла. Пойдём, заберёшь.
Катя тоже поднялась, по-прежнему не до конца понимая, что происходит. Дед Вадим двинулся к калитке – не спеша, твёрдо ступая по утоптанной земле, и Катя тихо пошла следом.
Ветер тихонько трепал её волосы, а мысли метались, как испуганные воробьи. Она вспомнила детство – как с бабушкой бродила по лесу, как собирали травы и сушили их на чердаке. Дом всегда пах пряными сборами и лекарственными настоями – терпкими, горьковатыми, но родными.
Дед Вадим обернулся и подмигнул, будто угадав её мысли.
– Вот и правильно. У вас в роду женщины с лесом дружбу водили. Ты – не исключение, Катюшка. Разберёмся, что к чему, а дальше уж сама решай, как быть.
Катя кивнула, чувствуя, как сердце понемногу успокаивается, а в груди разливается тёплое чувство – будто в этом месте всё, наконец, становится на свои места.
ГЛАВА 3 - Письмо
Катя сидела на скамейке в тени старой груши, обхватив руками колени и лениво качая ногой. Лёгкий ветерок шевелил её распущенные волосы, словно играя с прядями, перебрасывая их через плечо. На коленях лежала стопка толстых тетрадей с потёртыми обложками, исписанных мелким, аккуратным почерком прабабушки Александры. Катя уже успела их пролистать – бегло, поверхностно, но и этого хватило, чтобы понять: работы предстоит немало.
Тетради были, словно кладезь знаний, бережно сохранённых на пожелтевших страницах. В них Александра подробно описывала разные травы – от привычной ромашки до редких целебных растений. На каждой странице мелькали аккуратные зарисовки листьев, цветов и корней – тонкие линии и штрихи, придающие рисункам живость. Рядом стояли пояснения: когда лучше собирать, в какой час и в какую погоду, как правильно сушить и хранить. Прабабушка кропотливо записывала рецепты мазей и настоев, указывала их назначение и предостережения.
Катя провела пальцами по корешку одной из тетрадей, задумчиво глядя в пустоту. Она знала, что придётся погрузиться в эти записи с головой, чтобы разобраться и систематизировать. Но сейчас мысли были заняты совсем другим – письмом.
Письмо, которое она сейчас держала в руке, порождало больше вопросов, чем ответов. Прямые строчки прабабушкиного почерка, словно смотрели на неё с укором. Чтение далось нелегко – строки пронзали сердце болезненной тоской. Катя повертела листок в руках, ещё раз пробежалась глазами по строкам, стараясь уловить скрытый смысл.
"Любимая моя правнучка, если ты читаешь это письмо, значит, осталась жить в нашем домике. Я просила Вадима отдать тебе тетрадки и письмо только в этом случае. Очень хотела увидеться с тобой напоследок, но видно – не судьба. Как я ни просила в своё время Наташу оставить тебя у меня, но она не согласилась, письма мои, скорее всего, тоже не передавала тебе. Я писала тебе каждый день. Но я её не осуждаю.
Будучи ещё маленькой, потерять мать с отцом – такое не проходит бесследно. Да и я тогда утонула в своём горе – когда очнулась, было уже поздно. Наташа всеми силами возненавидела эти места, полностью заглушила свой дар. Ей здесь было тесно, и она пошла своей дорогой. А я не имела права навязывать своё мнение.
Когда в моей жизни появилась ты – всего годовалая кроха – это был лучик надежды, дар, который обязал меня жить дальше. Я доподлинно не знаю, кто твой отец, но сдаётся мне, что он двуипостасный. Да-да, Катенька, в нашем мире есть и такие, как бы невероятно это ни звучало. Много чего существует, и я не успела всему тебя научить, рассказать...
В тебе есть дар нашего рода – знахарок-ведуний, но есть и другая сила, древняя и неудержимая, требующая воли. Она очень старая и может быть опасной, если не научиться ею управлять. Но главное даже не это.
Твоё место – здесь, Катенька. Там, где рядом дикие места, где вольно гуляет ветер и природа свободна. Именно там сосредоточена твоя сила.
Наталья не слушала меня, запрещала с тобой видеться. Ты, наверное, уже не помнишь, но, когда тебе было пять лет, ты убежала из дома и пошла в лес одна. Мы с Вадимом обыскали всё вокруг, но леший скрывал от нас дорогу. Больше суток бродили, пока не нашли тебя на поляне, усыпанной ромашками”.
Катя сидела на скамейке, сжимая в руках пожелтевший листок, и читала строки снова и снова. Сердце сжималось от боли и тёплой грусти – бабушкины слова, словно обнимали её, но оставляли за собой щемящее чувство утраты. Она провела пальцами по аккуратным строчкам, пытаясь осознать всю глубину написанного.
В голове всплыли образы детства – такие яркие и живые, будто это было вчера. Но... Эти воспоминания… раньше они казались смутными и блеклыми, словно далёкие отголоски сна. Сказка, выверты детского воображения... Сколько раз она пыталась убедить себя, что это всего лишь фантазия.
Лесная поляна, усыпанная ромашками. Она, маленькая девочка с растрёпанными волосами, лежит на траве и мирно дремлет, уткнувшись носом в тёплую шерсть огромной рыси. Зверь лежал рядом спокойно и даже мурлыкал, как домашняя кошка, будто оберегая её.
Когда к поляне вышли Вадим с бабушкой, рысь насторожилась, подняла голову и лизнула девочку по носу, будто прощаясь. Катя недовольно зашевелилась, обнимая пушистую шею маленькими пухлыми ручками, но зверь осторожно высвободился и плавно ушёл в лес, не оглядываясь. Лишившись тёплого укрытия, Катя сразу расплакалась – горько и жалобно, будто потеряла что-то невероятно ценное. Вадим подхватил её на руки, покачал, успокаивая, но слёзы не унимались. Она тянула ручки в ту сторону, где только что была рысь, и шептала что-то невнятное.
Катя вздохнула, пряча лицо в ладонях, и почувствовала, как по щекам скользнули горячие слёзы. Она сглотнула, чтобы подавить ком в горле, и снова опустила взгляд на письмо.
"Хочу сказать тебе, Катенька, чтобы ты была очень осторожна. В тебе большая сила – она спит, но бурлит внутри. Есть такие люди – энергетические вампиры. Им нужна чужая энергия, и они всегда ищут тех, кто светится силой. Будь начеку. Особенно если при разговоре почувствуешь, что в висках колет, а пальцы холодеют – сразу уходи. Это знак. Настоящие вампиры не могут взять энергию насильно – они делают это либо по согласию, либо обманом. Или постепенно, через долгие годы общения, присасываются к душе. Чтобы закрепиться, им нужно не меньше года быть рядом.
Такие, как ты, называются "поцелованными богами". Когда-то в древности мы верили в природных богов. Каждый бог отвечал за своё. Эти знания уже утеряны, но кое-что мне передали старшие. Рыси – существа непростые. Они знают многие тропы – могут ходить сквозь миры и время. Рысь всегда следовала за Деной, как и пара её верных волков. Говорили, что сама Дена могла оборачиваться в рысь.
Такие, как ты, – вестники. Любимцы божественной воли. Ни один лютый зверь не тронет тебя в лесу – воля твоя для них закон. Но и спрос с тебя будет большой, Катенька. Я заметила ещё тогда, что рысь неслучайно пришла к тебе. Она не один раз потом показывалась, когда мы с тобой по лесу бродили – всегда держалась поодаль, но следовала за нами. Будь осторожна, правнучка.
Можешь полностью положиться на Вадима – он ведун сильный, знает многое, да и тебя не предаст. Он всегда был рядом, когда мне трудно было, и тебе поможет, если беда нагрянет. Тетради мои полистай, Катенька. В тебе есть сила знахарки – если сердцу занятие по душе, разберёшься. Передай эти знания дочери, чтобы нить наследования не прервалась. Если же душа не ляжет к травам, найди кого-то, кто будет достоин. Но в дурные руки не отдавай – лучше сожги.
Знания эти можно использовать не только во благо, но и во зло – запомни это. Пусть сердце твоё подскажет, кому можно доверить дар, а кому – нет.
Люблю тебя, звёздочка моя маленькая, и прости старую, что сдалась и оставила тебя одну в этом мире. Но моё время вышло.
Благословляю тебя, Катенька."
На этих строках письмо обрывалось. Катя прижала листок к груди, чувствуя, как тёплое чувство переполняет сердце. Лёгкий ветер тронул её волосы, будто гладя по щеке, и она, улыбнувшись сквозь слёзы, посмотрела на небо.
Катя смахнула слезу тыльной стороной ладони, глубоко вздохнула и встала. Листок в её руках слегка дрожал, но она прижала его к груди, словно пытаясь впитать каждое слово, оставленное прабабушкой. Глаза были влажными, но выражение лица уже становилось более спокойным и твёрдым.
Осторожно сгребла тетрадки в охапку и направилась к дому. Мысли продолжали бурлить, но в душе постепенно воцарялось странное, щемящее умиротворение.
Записи Александры она отдавать чужим людям не собиралась – не ради этого бабушка столько лет вела свои дневники. Решила: будет разбираться с ними сама, пусть и не сразу. А пока – лучше спрятать их надёжно.
Катя медленно прошла по комнате и остановилась возле тяжёлого старого кресла, которое стояло у стены, отбрасывая длинную тень на пол. Она оглядела его, чуть прикусив губу, и закатала рукава. Подтащив кресло к стене с тихим скрипом, она наклонилась и нащупала одну из досок в полу. Её угол слегка приподнимался, и, поддев ногтями, Катя аккуратно вытащила доску. Под ней оказался старый детский тайник – небольшой углубленный отсек с выстланным кусочком старого одеяла на дне.
Она аккуратно сложила тетрадки вместе с письмом внутрь и накрыла доской, плотнее прижимая её ногой, чтобы скрыть следы вмешательства. Вернула кресло на место, проверяя, чтобы всё выглядело так, как раньше. Только тогда позволила себе выдохнуть и облегчённо присесть на край кровати.
Небо за окном уже начинало темнеть, лёгкий ветер трепал ветви старой груши, и листья шуршали, словно перешёптываясь. В доме стало прохладнее, и Катя накинула на плечи старый шерстяной платок. Душа ещё болела от нахлынувших эмоций, но усталость постепенно брала верх.
Решив лечь пораньше, она устало опустилась на кровать, укуталась в тёплое одеяло и закрыла глаза. Но сон не шёл – мысли метались, словно заблудившиеся мотыльки, натыкаясь на тёмные углы сознания. Она переворачивалась с боку на бок, пытаясь найти удобное положение, но покой так и не приходил.
Письмо прабабушки вновь и вновь всплывало в памяти, словно печать, оставленная на душе. Строки о вампирах, двуипостасных, ведунах и поцелованных богами кружились в голове. Катя не могла избавиться от чувства, что прабабушка не просто так предупредила её. Мать бы отмахнулась, назвала бы это бредом спятившей старухи – она всегда так делала. Но Катя... Катя верила. Эта вера порождала множество вопросов.
Как теперь жить с этим знанием? Что от неё потребует божественная воля? А если она не захочет подчиняться? И что за сила дремлет внутри неё, пробуждаясь в самые неожиданные моменты?
Она закрыла глаза, стараясь унять дрожь, и вдруг опять вспомнила – ту самую рысь с ярко-жёлтыми глазами. Большая кошка часто приходила к ней в детстве, иногда играла с ней на поляне или просто лежала рядом, позволяя гладить густую шерсть. Эти моменты казались смутными, будто стёртыми временем, но теперь воспоминания начинали обретать очертания.
Катя непроизвольно прикоснулась к оберегу на шее – резной фигурке рыси, которую подарил дед Вадим. Тёплая древесина приятно согревала кожу, и сердце будто успокоилось. Катя улыбнулась – вот кто точно знает ответы на её вопросы. Вадим всегда говорил, что с лесом нужно дружить, а силу понимать, а не бояться.
Постепенно напряжение отпустило. Мысли всё ещё кружились, но уже без прежнего хаоса. Катя глубоко вдохнула, уткнулась носом в подушку и, ощутив лёгкий запах трав от шерстяного платка, медленно погрузилась в сон.
Тени на стенах затанцевали в свете уличного фонаря, ветер притих, будто охраняя её покой. И где-то на краю сознания ей вдруг почудилось мурлыканье – глубокое и вибрирующее, как в детстве, когда рысь укладывалась рядом, согревая своим тёплым боком.
ГЛАВА 4 - Понять прошлое
Ей очень хотелось найти ту самую поляну, о которой писала Александра в прощальном письме. Почему-то она чувствовала, что это первое место, куда нужно пойти. Но сперва – к деду Вадиму.
Дед жил недалеко от её дома, и когда Катя подошла ближе, увидела, как он сидит в своей мастерской под навесом и вырезает филина из куска дерева. Свет утреннего солнца ложился золотыми полосами на его плечи и руки, а мелкая стружка серебрилась на полу. Хоть солнце только-только встало, Вадим уже вовсю трудился, погружённый в работу, и выглядел бодрым и свежим, будто ночь и не касалась его.
Катя остановилась у калитки и улыбнулась, чуть приподняв голову.
– Добрый день, дедушка! – окликнула она.
Вадим вскинул глаза и сразу отложил резцы, проведя рукой по длинной седой бороде, словно стряхивая с неё невидимые крошки стружки.
– И тебе не хворать, Катерина, – тепло отозвался он, отряхнул ладони и медленно подошёл к калитке. – Чего ж не заходишь?
– Если зайду – надолго застряну, – усмехнулась Катя, пожимая плечами. – Вопросов много накопилось, а мне в лес нужно.
– Письмо Сашкино прочла, значит, – улыбнулся Вадим, открывая калитку и выходя на улицу. – Негоже разговаривать по разные стороны забора.
Катя кивнула, разминая пальцы от волнения.
– Да... Прочла. И вот теперь не знаю, как со всем этим быть, – развела руками, глядя на деда с лёгкой растерянностью.
– Ну, это дело житейское, – вздохнул он, доставая из кармана брюк сложенную вчетверо карту. Протянул её Кате, аккуратно развернув уголок. – На вот, держи. Я так понимаю, ты поляну найти хочешь, где мы с рыськой тебя нашли?
Катя кивнула, принимая карту. Лёгкое недоумение смешалось с благодарностью – на бумаге были аккуратно набросаны тропы и отметки.
– Даже карту нарисовали... – улыбнулась она, разглядывая бумагу. Потом свернула её и спрятала в нагрудный карман куртки. – Значит, вы действительно ведун?
Вадим усмехнулся, будто услышал что-то смешное, и потёр шею, глядя вдаль.
– Ведун, – подтвердил он спокойно. – И отец мой ведуном был, и прадед. От поколения к поколению знание передавали, да только с каждым разом оно всё больше рассеивается. Дочка моя уж и того меньше знает, чем я. Хотя как ни старались мы сохранить древнее знание – всё равно уходит.
Он замолчал, прищурившись на солнце, словно вслушиваясь в собственные мысли, и потом снова посмотрел на Катю.
– Но, чтобы понять, куда ты идёшь и зачем – для этого ведуном быть не нужно, – продолжил он, мягко улыбнувшись. – Ты пойдёшь туда, где, как тебе кажется, всё началось. Рыську свою искать будешь. Не помнишь её, а сердце всё равно туда тянет. Верно?
Катя нахмурилась, вопросы роились в голове, словно пчёлы в улье, не давая покоя. Она подняла взгляд на Вадима и осторожно спросила:
– Я её частично помню... Но вы так говорите, как будто история началась не там? – глаза её округлились в недоумении. – А если не там, то где?
Вадим мягко усмехнулся, глядя куда-то вдаль, словно видел что-то большее, чем обычные человеческие глаза способны воспринять.
– А история, Катя, ещё не началась, – ответил он загадочно, подмигнув. – Это я тебе как ведун говорю. Беги давай, лёгкого пути тебе, девонька. Только вот что... Возвращаться будешь — зайди ко мне обязательно. Тут переночуешь, а уже на следующий день вместе к тебе домой пойдём. Чувствую что-то нехорошее, тяжко на сердце. Не к добру оно. Что случится — не вижу, но нутро подсказывает: так будет правильно. Поняла? – строгий взгляд старика поймал её глаза, словно проверяя услышала она его или нет.
Катя замерла, переваривая его слова, а потом кивнула:
– Хорошо, спорить не буду, – тихо сказала она, но не смогла удержаться и добавила: – Дед Вадим, скажите... А почему у меня память как будто пятнами? Вроде помню, но всё такое расплывчатое, будто ускользает. Как сон или видение. Не пойму, то ли выдумка моя, то ли правда было, а иногда… всё слишком ярко…
Вадим задумчиво почесал бороду, проводя ладонью по седым волосам.
– Почистил тебе кто-то память основательно, – пробормотал он и хитро прищурился. – И я даже подозреваю, кто.
– Кто? – Катя растерянно прикусила губу.
Старик посмотрел на неё внимательно, словно изучая её лицо, и хмыкнул:
– Давеча приезжал к тебе мужик — лысоватый, полный, на дорогущей машине. Вампирюка он. – Глаза Вадима блеснули, будто он припомнил что-то важное.
– Эдуард? – Катя от удивления раскрыла рот. – Но как же... А мать? Почему Александра ничего не сказала? Почему отдала меня ему?
– Так это, выходит, ухажёр Натальи? Ну тогда ясно всё, – Вадим усмехнулся, и в глазах мелькнуло понимание. – Мать твоя чистая, на ней нет привязок. Если энергию и отдаёт — то по доброй воле. Вот потому Сашка ничего и не заподозрила, поначалу. Наталья сюда всегда сама приезжала, ухажёров своих Александре не показывала. Я сперва думал — стесняется, мол, бабки своей, но… Александра… потом, как запретили с тобой видеться — занервничала. Да что она могла сделать? Возраст не тот, сила уходила… могла не распознать или… С ним, скорее всего, и не встречалась…
Катя тяжело вздохнула, чувствуя, как тревога медленно, но верно вползает в сердце.
– Понятно... – задумчиво протянула она, опустив глаза. Мысли запутывались всё сильнее. – Но что же теперь с матерью делать?
– Сейчас ничего не сделаешь, – хмыкнул Вадим, опираясь на свой резной посох. – Беги в лес, чтобы к ночи успеть вернуться. А там поглядим, что делать дальше. Да и сомневаюсь я, что мать твоя не знала, с кем связалась. Дар она сама сознательно извела — и о многом знала. Думай своей головой, Катенька, не спеши делать выводы.
Катя невольно кивнула, хоть голова всё ещё гудела от обрушившейся информации. Дед тепло хлопнул её по плечу, и она улыбнулась, почувствовав странное успокоение.
– Ладно, дедушка... Спасибо вам. Пойду, – она протянула ему руку, и Вадим крепко пожал её, словно передавая часть своей силы.
– Лёгкого пути, девонька, – напутствовал он, провожая её взглядом.
Катя поправила ремень с флягой, подтянула куртку и побрела по пыльной тропе в сторону лесной опушки. На душе было неспокойно, но шаги уверенно отбивали ритм на дороге. Мысли путались, клубок вопросов затягивался всё крепче.
ГЛАВА 5 - Рысь
Карта, нарисованная дедом, оказалась на удивление точной — Катя без труда нашла нужное место, пройдя по тропам всего за час. Лесные дорожки петляли между вековыми деревьями, но каждый поворот был знакомым, будто она шла туда не впервые. Странное чувство уютного спокойствия охватило её с первой минуты, как только шагнула в лес. Ни страха, ни тревоги — только умиротворение и лёгкость на душе.
Катя остановилась на мгновение, оглядываясь вокруг. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву, превращая пространство в зелёное сияющее царство. На ветках сидели пёстрые пичуги и весело щебетали, словно приветствуя её возвращение. Две белки с весёлым шорохом перепрыгнули с дерева на дерево, не обращая внимания на гостью. Где-то совсем рядом скользнул лёгкий шорох — два молодых оленя осторожно пересекли тропу, бросив на неё короткий, но любопытный взгляд.
Катя задержала дыхание, восхищённо наблюдая за ними. Лес будто оживал перед её глазами, и она чувствовала себя частью этой живой природы. Вспоминая слова деда о диких зверях, мысленно усмехнулась. Местные уверяли, что волков и медведей тут не видели лет двадцать, но лес есть лес — в нём всегда притаится тайна. Казалось бы, здравый смысл должен подсказывать осторожность, особенно учитывая цель похода — найти рысь. Но страх почему-то не приходил — только чувство странного единства с этим местом. Полгода назад она бы посмеялась над собой, но сейчас всё казалось таким естественным.
Когда Катя вышла на заветную поляну, она замерла на мгновение, вглядываясь в зелёную гладь. Полянка оказалась небольшой — три на три метра, не больше. Но сейчас тут не было ромашек, как в воспоминаниях… как в письме, — вместо них густо разрослась мягкая изумрудная трава, перемежающаяся голубыми огоньками фиалок. Крохотные цветы робко тянулись к свету, будто напоминая о весне, несмотря на осень.
Катя медленно прошла к середине поляны, стараясь не задеть нежные цветы, и присела на корточки, положив руки на колени. Лёгкий ветерок скользнул по её лицу, будто приветствуя, и тут же замер, словно боясь нарушить покой этого маленького оазиса. Даже птицы притихли, будто устав от бесконечного щебетания.
– И что я хотела тут найти?.. — тихо спросила она саму себя, усмехнувшись своей наивности.
Катя глубоко вдохнула, чувствуя, как воздух наполняет лёгкие свежестью и прохладой леса. Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на ощущениях. Мир вокруг словно растворился, уступая место тишине и покою. Рука невольно легла на деревянный оберег в виде рыси, подаренный дедом Вадимом. Тепло от фигурки неожиданно пробежало по ладони, согревая пальцы, и улыбка сама появилась на губах. Уютно и спокойно — словно лес сам обнимал её, защищая от всех тревог.
Образы из детства вспыхнули в сознании, один за другим, как всполохи воспоминаний. Маленькие пухлые ручки гладят огромную пятнистую кошку с длинными кисточками на ушах. Рысь мягко прижимается к ногам девочки, аккуратно подталкивает её вперёд, ведя по тропинке к знакомой полянке. На пути встречаются волки, медведи — мощные тени среди деревьев, но все они послушно отступают, пропуская странную компанию. Лес, словно признавал право этой пары на существование — единство человека и зверя.
Катя улыбнулась, ощущая в груди тёплую волну. Очередное воспоминание нахлынуло, обнимая теплом детства: она и прабабушка идут по лесу, собирая травы. Александра осторожно срезает стебельки, объясняя тонкости ремесла, а маленькая Катя, отстав на пару шагов, собирает ягоды с куста. Тихонько подкармливает рысь краюхой хлеба, оглядываясь, чтобы бабушка не заметила. Крупная кошка спокойно принимает угощение, словно привыкла к таким маленьким тайнам.
Воспоминания накатывали всё сильнее — в них мелькали лесные тропы, солнечные пятна на траве, мягкий мех и тёплый взгляд жёлтых глаз. Катя даже вспомнила, как в первые месяцы жизни у Эдуарда, совсем потерявшаяся и растерянная, она часто рисовала свою верную подругу в маленьком блокноте. Эти рисунки — словно осколки потерянного мира, которые она потом тщательно прятала от всех, чтобы никто не посмеялся и не отнял её воспоминания.
Катя ощутила, как по щекам скользят слёзы — тёплые и горькие одновременно. Она судорожно вдохнула, стараясь справиться с охватившими эмоциями, и вдруг почувствовала, что аромат полевых цветов стал гуще и ярче, наполняя воздух вокруг.
Резко распахнув глаза, она замерла от шока — мир вокруг, словно ожил, обострился, стал насыщеннее. Зелень сосен и елей засияла глубокими оттенками изумруда, а на поляне, среди фиалок, вдруг появились ромашки — крупные, белоснежные, будто здесь расцвели по воле самого леса. Катя машинально протянула руку к ближайшей ромашке, осторожно касаясь лепестков, чтобы убедиться в её реальности. Плотные и прохладные на ощупь, цветы оказались настоящими.
Но вдруг тишину разорвал странный урчащий звук, и Катя резко обернулась. Сердце замерло на мгновение, а потом застучало с удвоенной силой. На тропинке, ведущей к поляне, стояла большая рысь — мощная, грациозная, с густой пятнистой шерстью и длинными кисточками на ушах. Жёлтые глаза пристально смотрели на Катерину, словно изучая её.
Зверь переминался с лапы на лапу, не сводя внимательного взгляда. Катя замерла, боясь сделать резкое движение, но рысь не проявляла агрессии — наоборот, казалась скорее любопытной. Она медленно моргнула, чуть наклонив голову на бок, как будто прислушиваясь к чему-то невидимому. Нос рыси осторожно повёл в сторону девушки, будто ловя её запах.
Катя не чувствовала страха — скорее лёгкое, странное облегчение и радость, смешанную с неожиданным трепетом. Эмоции переплелись, будто бы её собственные чувства слились с чем-то чужим — тёплым, диким и живым. Катя неуверенно улыбнулась, и рысь, прищурившись, тихо муркнула, чуть наклонив голову на бок. Затем осторожно поднялась на все четыре лапы и, замерев на месте, продолжала пристально смотреть на девушку.
Внутри разливалось странное тепло — интуитивное понимание, что это существо не причинит ей вреда. Наоборот, в этой рыси было что-то до боли родное, будто бы знакомое с самого детства. Катя с трудом сглотнула ком в горле и неуверенно протянула руку. Рысь чуть повела ушами, переминаясь с лапы на лапу, словно решая, можно ли довериться.
Наконец, большая кошка медленно приблизилась, почти бесшумно ступая по мягкой траве, и остановилась совсем рядом, усаживаясь вплотную к ногам Кати. Она снова замурлыкала, на этот раз громче, и вдруг неожиданно уткнулась лбом в лоб девушки, будто требуя внимания и ласки. Катя замерла на миг, а затем её руки сами собой погрузились в густую, мягкую шерсть, пальцы потянулись чесать за ухом. Рысь блаженно прикрыла глаза, лениво пошевелила кисточками на ушах и изогнулась под её ладонями, подставляя шею и бок.
Тепло и мягкость шерсти согревали, а мелодичное урчание отзывалось в груди тёплым откликом. Катя ласково гладила рысь, не сдерживая слёз. Крупная кошка ластилась к её рукам, тёрлась головой о плечо, словно успокаивая. В какой-то момент она снова мягко ткнулась лбом в лицо Кати, и та закрыла глаза, обняв старого друга.
– Ты... правда здесь... – прошептала Катя, чувствуя, как рысь тихонько мурчит, будто откликаясь на её слова.
Но вдруг что-то изменилось. Катя ощутила странное тепло, которое разлилось по её ладоням, и с ужасом поняла, что зверь в её руках будто бы тает, растворяется, становясь всё более прозрачным. Она распахнула глаза — перед ней была всё та же рысь, но теперь её очертания стали призрачными, туманными, словно растворялись в воздухе. Руки девушки прошли сквозь мягкую шерсть, и та вспыхнула слабым серебристым светом.
– Нет... – Катя едва успела прошептать, как рысь вдруг наклонилась и тёплым, шершавым языком лизнула её по щеке. Касание было почти невесомым, но удивительно реальным — как будто само лесное тепло коснулось её кожи. Девушка замерла, не веря своим ощущениям.
Катя не испугалась. Скорее, ошеломлённо замерла, даже не пытаясь отступить. Протерев глаза, она не могла понять — реально ли это или её разум просто играет с ней? Рысь посмотрела прямо в глаза, и Катя, словно утонула в этом взгляде — глубоком, ярко-жёлтом, необъяснимо родном.
Сердце забилось быстрее, и внезапно все чувства резко обострились. Слух уловил далёкий шелест листвы, чуть слышный хруст под лапками белки. Запах влажной земли смешивался с тонким ароматом дикой мяты. Катя растерянно огляделась, но даже не успела осмыслить, как восприятие вдруг переменилось — она ощутила чужую силу, словно её тело стало частью чего-то большого и дикого.
Рысь снова прищурилась, мурлыкнув, и на миг Катя почувствовала себя частью этого леса. Она слышала, как в траве шуршала маленькая мышка — едва уловимый звук. Где-то у старой сосны медленно брёл ёж, а по тропе чуть дальше от поляны час назад пробежал заяц, оставив на земле едва различимые следы. Все эти знания обрушились на неё одним стремительным потоком, будто всплеск дикого инстинкта, и девушка, не выдержав напора, пошатнулась и опустилась на колени, поддерживая себя рукой о прохладную землю.
Но она не разрывала зрительного контакта с призрачной рысью, словно боялась потерять эту тонкую нить связи. Рысь ещё мгновение смотрела ей в глаза, потом медленно отступила назад. Тени деревьев скользнули по её полупрозрачной шерсти, но, несмотря на это, Катя продолжала чувствовать её присутствие. Новые ощущения не исчезли. Она всё ещё могла слышать мелкие звуки, улавливать запахи, которые раньше не замечала, и, что самое странное, чувствовать живых существ вокруг. Она знала, где бегают белки и как далеко притаился лис, угадывала направление их движения и даже могла понять, чего они ищут.
– В кого ты меня превратила? – тихо выдохнула Катя, с трудом осознавая перемены.
В ответ рысь издала знакомое мягкое "мурм", и девушка поняла, что зверь полностью доволен результатом. Кошка чуть подалась вперёд, ткнулась носом в её ладонь, будто подбадривая, и в следующий миг мягко поднялась на лапы. Изогнув спину, потянулась, будто сбрасывая напряжение, и вальяжно направилась к тропе, краем глаза поглядывая на Катю.
Девушка нерешительно улыбнулась. Интуитивно она поняла — кошка зовёт за собой, хочет показать что-то важное. Катя поднялась на ноги и пошла следом, чувствуя странное спокойствие и уверенность. Рысь обернулась через плечо, словно проверяя, идёт ли девушка за ней. В какой-то момент в голове у Кати мелькнула мысль — может, это и есть её предназначение? Прабабушка писала, что рыси ходят по своим тропам, а она — поцелованная ими.
Катя усмехнулась, стряхивая остатки растерянности. Её и так слишком долго не было. Рыська явно успела соскучиться, а её собственная душа тосковала по чему-то неуловимому — этому чувству единства с лесом и его дикими обитателями.
– Ладно, веди, – проговорила она мягко, и рысь, словно понимая слова, вильнула пушистым хвостом и уверенно заскользила по тропе.
Рысь неслась по узкой тропе, мягко пружиня лапами, словно сливаясь с лесом. Ветка мелькнула у неё над головой, но кошка легко увернулась, даже не сбавив хода. Катя следовала за ней, стараясь не отставать. Она не чувствовала усталости — лёгкость и стремительность были частью её существа, будто лесной дух пробудился в душе и повёл вперёд. Рысь время от времени оборачивалась, сверкая жёлтыми глазами и словно проверяя, успевает ли девушка за её стремительным бегом.
Катя ловко перепрыгнула через упавшее дерево, приземлившись на мягкую землю, и снова устремилась за зверем. Она не боялась — в её груди горел странный огонь уверенности и решимости. Ей казалось, что они не просто бегут по лесу — они мчатся сквозь время, сквозь прошлое и настоящее, переплетая судьбы и события в один поток.
Рысь не говорила — но в голове Кати вспыхивали образы, обрывки мыслей и чувств. Она видела перед собой не только зверя, но и суть этой сущности — что-то древнее и вечное, родное и дикое одновременно. Они обменивались мыслями не словами, а вспышками образов и знаний. Катя чувствовала, как в её сознании складывается целая картина.
Бег не изматывал её, наоборот — каждый шаг приносил свежесть и силу. Лес дышал вместе с ней, и Катя удивлялась, как легко природа принимает её, словно признавая своей. В какой-то момент она поняла: эта тропа — не просто путь сквозь чащу. Это тропа времени. Они бежали в далёкое прошлое, чтобы исправить то, что пошло не так.
– Я... спасаю кого-то? – прошептала Катя, едва поспевая за рысьей тенью.
И тут пришло озарение: от их действий зависело будущее, и, хотя оно изменится едва заметно, перемены
