Открывай, Баба Яга! Кот пришел! Часть I. Валентина Байху

Оглавление

• АННОТАЦИЯ:
• ЧАСТЬ 1
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10

АННОТАЦИЯ:

   Яна Бурева жила в этом бренном мире сиротинушкой и горя не знала: одетая, сытая, довольная, с друзьями и заначкой под холодильником. Что еще нужно для счастья? Ничего, все есть! И счастье в том числе. Только вот кота одного об этом забыли предупредить, и ворвался он в размеренную, уютную жизнь черным вихрем. Не один ворвался усатый паршивец, еще и семейство, потерявшее ее когда-то, за собой притащил. И как теперь быть? На порог не пускать? Но...

    - Открывай, Баба Яга! Кот твой пришел!

ЧАСТЬ 1

ГЛАВА 1

   — Просыпайся, пар-р-разитка-хозяйка, я за тобой! Нагулялась!

   — Ааа… Чего?..

   — Ничего, хозяйка, домой пора! Которое столетие шляешься непонятно где, а мы? Хватит с нас, на волюшке мы пожили — пора и честь знать! Работа зовет, пар-р-ршивка-тунеядка!

   Зажмурив обратно и без того глаза-щелочки, перед которыми все больше мелькали обрывки снов нежели жестокая реальность, Яна вернула голову на подушку. Потом подумала и засунула всклокоченную макушку под нее, разом избавляя себя от ночных фонарных огней на улице, раздражающих голосов и странных гостей у кровати. Она спать хотела, до писка будильника, поднимающего ее на работу, еще целых два часа, а сны и не такими реалистичными бывали! Кошмары порой заставляли подниматься с кровати с криками, а то и включать везде свет на оставшиеся часы ночи. Куда там нынешнему жутику до тех кошмаров?! Подумаешь, что едва вмещающийся в ее небольшую комнату громадный кошак орет на нее благим матом и требует возвращения к рабочим (а каким еще?) будням. Вот ни за что! Кукиш ему! А еще тот неприличный жест, который все знают, но не называют! Да, тот самый жест, который почти, как Волан-де-Морт в книжках о Гарри Поттере. Не проснется Яна, можно даже не стараться поднять, и спать будет не меньше двух часов до рокового подъема.

   Она медленно, но верно, начала уплывать в сонное, блаженное царство, однако…

   — Эй!

   Приснившийся жутик на всякие волдемортовские жесты не реагировал и нагло потряс кровать, безжалостно потянул с девушки одеяло. У-у-у, садист! В квартире было жутко холодно, несмотря на отопление, а спать в пижамах Яна не любила. Припасала их только на случай гостей или поездок, а стесняться помимо себя дома было некого. Некого. До некоторых пор. Она, как обезьяна, вцепилась в толстое, пуховое одеяло, воспротивившись произволу, подмяла под себя, запуталась ногами и, довольная, снова начала погружаться в дрему. Однако радовалась недолго. В следующие мгновения она почувствовала себя насильно усаженной на американские горки без страховки. Ее подняли за ноги и повесили в воздухе, одеяло повесилось за компанию; Яна скорее отдала бы все имеющиеся в заначке деньги и документы на квартиру, чем рассталась с ним, родным и любимым. Ко всему прочему девушку еще и потрясли, вызвав не самые приятные ощущения, прежде чем бессовестно выпустить обратно.

   Грохнувшись на кровать и заставив ту от натуги заскрипеть, Яна все же открыла глаза. Сна не было уже ни в одном глазу, а сознание фиксировало происходящее, происходящее в реальности, а не в сновидениях. Одновременно ругаясь, выпутываясь из одеяла и силясь рассмотреть подробности в полумраке, она окончательно смирилась с тем, что доспать не получится. Когда же разглядела то, что усиленно мешало предаваться счастью в четвертом часу утра, раскрыла рот и громко выдала:

   — Мама!

   Правда на самом деле на языке вертелись совсем другие слова, коих она старательно нахватывалась у уголовников, но почему-то те враз вылетели из головы.

   — Вообще-то я больше по той части, где полагается кричать «папа». — Угрюмо заметил кошак в холке под два метра и хвостатой задницей, разместившейся в коридоре (Как вообще протиснулся в ее клетушку?!). У невообразимой животины имелись в наличие разноцветные глаза, похожие на две фары, фиолетовую и зеленую, внушительные тигриные клыки и черная, густая шерсть с редкими серыми подпалинами. Помимо обыкновенной ночной темноты казалось, что его окутывает иная темнота, похожая на туман. Головой он упирался в самый потолок, лапы расставил в стороны, гибкое тело вывернул так, что любая змея могла задохнуться от зависти. Было видно, как сильно ему не хватало места, вон как усы топорщил, фыркал и кривил мордаху. Спрашивается, если места мало, зачем приперся?

   Оглядев вредную на вид морду, Яна потянулась к тумбочке, за сотовым, а через секунду начала копаться в нем. Тыкала в имеющиеся контакты, как-то позабыв, что того, нужного, номера телефона у нее попросту нет и никогда не было.

   — Что ищешь? — поинтересовался незваный визитер.

   — Адрес ближайшей психушки, — честно призналась Яна.

   — Тьфу ты! — разъяренно рыкнула зверюга, сверкнув глазищами. — Настоящий я, а ты не спятила!

   — Точно?

   — Уверен.

   — А может?..

   — Ну, хочешь — пощупай, чтобы убедиться.

   Яна полезла щупать и этим не ограничилась; еще она жамкала, тыкала, терла, гладила, даже нюхала. Шерсть оказался пушистой, немного жестковатой, густой и… настоящей.

   — Надо же… Действительно настоящий, — растерянно протянула она, огласив промелькнувший в голове вердикт.

   — Я ведь говорил, — ужастик фыркнул в топорщащиеся усы, как у Мюнхгаузена, и повел большими ушами. С кисточками.

   От Яны чего-то ждали и реакция, закономерная, все-таки случилась.

   Она моргнула, приглушенно что-то каркнула и повалилась на кровать, теряя сознание.

   Шок оказался слишком большим.

   — Вот черт, — ругнулся кошак, — не Баба Яга, а кисейная барышня. Совершенно размякла.

***

   — Яна Даниловна Бурева, соблаговолите обратить на нас ваше царское внимание и больше не отвлекаться, — в затуманенную мыслями голову девушки ворвался неприятный, саркастичный голос. — Или же ваши великие думы слишком значительны, чтобы игнорировать наше незначительное собрание?

   Яна спокойно встретилась взглядом с начальством и вежливо ответила:

   — Прошу прощение, Любовь Федоровна, такого больше не повторится.

   — Хорошо бы, — вздернула красивый нос черноволосая девица, назначенная на новую должность всего пару дней назад. Всего пару дней, а уже начала наводить свои порядки, вот и собрание аппарата организовала за полчаса до конца рабочего дня. Счастье избежать его выпало только тем, кто был занят в судебных процессах, остальные же вынуждены были мучиться разговорами ни о чем. Мельком взглянув на часы, Яна скривила полные кубы в легкую саркастическую усмешку. Жаждущая донести свою важность новая начальница третировала собравшихся уже гораздо дольше, чем отмеряла для этого времени. С одной сторону подобное поведение забавляло, как говорится, чем бы дитя не тешилось, но с другой — дома сама Яна окажется только в одиннадцатом часу вечера, с такими-то пробками и отдаленностью работы от квартиры.

   Когда внимание фурии заняли другие жертвы, Яна вновь погрузилась в размышления, в которых пребывала в течение всего рабочего дня.

   Вспоминая ночные события, Яна не могла в полной мере понять: был ли то сон или нечто реальное? Если первое, то можно расслабиться, а вот со вторым придется бежать к психологам-психиатрам и решать проблему кардинальное. Тогда она не то очнулась утром, не то проснулась от надрывающегося над ухом будильника — еще немного и поверила бы, что тикающее творение рук человеческих жесточайше пытали механические инквизиторы. Несколько мгновений она бездумно лежала на кровати, а потом резко вскочила и почти бегом пронеслась по крохотной однокомнатной квартире, включая везде свет. Сама она еще не осознавала в полной мере, что… кого ищет, но тело реагировало автоматически на приснившийся бредовый сон. Но ни в единственной комнате, ни в коридоре с кухней, и ни в ванной с туалетом ночного визитера она не обнаружила. Яна бы и в шкаф заглянула, но это уже попахивало иным заведением, телефон которого она искала ночью в сотовом. На этом можно было бы успокоиться и списать все на временное помрачнение рассудка, ночной кошмар или даже ночной паралич, но врать себе не привыкла. Кошак был реален, настолько реален, что рука до сих пор помнила ощущение его всклокоченной, жесткой шерсти.

   Остановившись около ванной, Бурева немного постояла, испытывая смешанные чувства, пока ощущение утренней прохлады не заставило очнуться. В одних трусах стоять было не очень комфортно, поэтому она вернулась в комнату, машинально потрогав батарею. Горячая. Минута сочувствия к себе сменилась природным оптимизмом: у некоторых сирот и такой квартиры нет, не на что жаловаться, можно просто одеться потеплее. Уговорив себя, что ничего особенного не произошло, в квартире она одна, Яна начала собираться на работу. На улице все еще было темно, как ночью, но меньше пробок, поэтому приходилось вставать гораздо раньше, чем могла бы. Одежда была приготовлена еще с вечера, не любила она носиться с утра в поисках носков, колготок или какой-то другой мелочи, без которых нельзя было выйти из дому. Сегодня она приготовила синий брючный костюм и белую водолазку из мягкой ткани. Самое то, чтобы чувствовать себя удобно и тепло. Замерев напротив зеркала в ванной, Яна потянулась за косметичкой. В отражении на нее смотрела молодая, красивая девушка, хотя взгляд казался слишком умудренным опытом, чтобы можно было обозвать ее юной.

   Нечто неуловимое мелькало в светло-серых глазах, что порой вгоняло в ступор взрослых, когда она росла. Сейчас же в них добавился здоровый цинизм и острота, которые могли пригвоздить к месту любого, если она была не в духе. Белые волосы Яна предпочитала носить заплетенными в косу, даже специально училась плести что-то интересное, модное и красивое. Хотя да, время от времени баловала себя стрижками и другими прическами, но никогда не красилась. Родившись от природы блондинкой, она не хотела менять оттенок. После приведения себя в порядок Яна решила выпить кофе перед выходом, время еще позволяло. Держа горячую кружку с ароматным напитком в руках, она снова вернулась мыслями к ночному происшествию. Было ли оно или нет? Именно эти мысли и заставили Яну в течение рабочего дня возвращаться к ночному приключению. Процессы проходили без эксцессов и достаточно спокойно, кого нужно привозили и увозили, даже парочку протоколов умудрилась написать и расправиться с надоевшей до печенок почтой, но… что-то все равно не давало покоя.

   — Наконец-то! Наша выдра все-таки закончила трепаться, — Инка Дровада с удовольствием выдохнула облачко морозного пара в воздух и поспешила укутаться в шубу, после освобождения из плена новоиспеченной начальницы. — Затрахала!

   Яна немного притормозила, дожидаясь приятельницу. Здание суда было хорошо освещено и можно было не опасаться поскользнуться, но лучше не доводить до несчастных случаев. Инна в их компании считалась реактивной торпедой, поэтому могла упасть даже на ровном месте от избытка чувств и природной нетерпеливости.

   — Рано радуешься, Людка дорвалась до власти. Еще неделю точно, а то и больше, нас будут счастливить при каждом удобном и неудобном случае.

   — В кои-то веке хорошо, что завтра у меня сумасшедший день и на нее не будет времени.

   — Везет, у меня завтра отписка, но кажется только формально.

   Инна сочувственно хохотнула:

   — Да уж, что-то она на тебя взъелась в последнее время. А какой взгляд кинула на прощание, даже мне жутко стало. Колись, ты прищемила ее длинный язык или наступила на любимую мозоль?

   — Ничего такого не было… — Яна пожала плечами. — Понятия не имею, что происходит, а ведь у нас всегда были неплохие отношения.

   — Будем надеяться, что она перебесится и успокоится, иначе в нашем и без того ненормальном болоте начнутся военные действия.

   — Ага, на отстрел; ладно, пока.

   — Пока.

   С завистью следя, как автобус с номером «26» увозил Дроваду домой, Яна принялась дожидаться своего, который ходил гораздо реже. В этот раз он тоже не спешил, пришлось мерзнуть на остановке, притоптывая ногами и проклиная мерзкую погоду, которая была в шаге от февральских морозов, а ведь официально зима только-только вступила в свои права. Почти два часа тряски в автобусе настроение Яны не только не улучшили, но еще больше погрузили в нехорошие думы. Настроение катастрофически падало все ниже и ниже. Мало было Яне проблем на работе, которая отнимала все силы, так еще появились — кто бы мог подумать! — сверхъестественные. Поверить в то, что здоровенная зверюга, едва не обеспечившая ее инфарктом, реальна, было невозможно. Девушка, конечно, выросла на всяких сказках, любила фильмы и книги, даже мистику почитывала время от времени наподобие похищения инопланетянами и прочей ерунды. Но считать, что это все могло быть правдой? Смешно! Даже опасно и тревожно, ибо навевало нехорошие мысли о собственном душевном здоровье.

   — Смешно-то смешно, но кот был. Определенно был! — пробормотала Бурева, открывая двери в свою квартиру. — Может все же обратиться к психологу? Не хотелось бы остаток жизни провести в комнате с ватными стенами.

   Яна шагнула на порог, закрывая за собой все замки. Жизнь научила не относиться халатно к собственной безопасности. Лучше показаться кому-то чрезмерно осторожной и даже трусливой, чем расхлебывать последствия собственной недальновидности. Она с облегчением кинула сумку на пол и избавилась от верхней одежды. Присев на пуфик, принялась стягивать с ног сапог, когда машинально посмотрела вперед и застыла. Шиза, психоз, съехавшая крыша или улетевшая в неведомые дали кукушка… Какая разница, что именно стало толчком для помешательства? Но кот все-таки был! Такой наглый, лохматый и черный котяра размером с танкоподобного стаффорда (это который бойцовский пес, любящий грызть тапочки и чьи-то ноги). Нарушитель спокойствия вальяжно прошествовал из кухни на двух задних лапах, с удовольствием уплетая огромный кусок колбасы. Последний. Кусок. Вкусной. Колбасы. Наглая харя была такой довольной, что Яна чисто инстинктивно возмечтала подвергнуть вылезшего неизвестно откуда булгаковского Бегомота всем карам египетским: оттаскать за усы, обрить на лысо и особо жестоко украсить стразиками.

   — Вороватый комок шерсти, как ты посмел сожрать мою колбасу?! — проревела Яна, лишенная любимого лакомства.

   — А что, фкуш-шно же! — независимо и гордо прочавкало создание, окинув ее воистину королевским взглядом. — Ты там не рассиживайся, собирайся давай. Чем скорее уйдем домой, тем лучше.

   — Стоп! — Яна прищурилась. Говорить с собственным глюком это одно, а вот топать неизвестно куда за ним — совсем другое. — Кто бы ты ни был, я никуда с тобой не пойду! Проваливай.

   Растерянность исчезла, а ее место заняло желание избавиться от сказки, которая вдруг ворвалась в размеренную жизнь на четырех лапах.

   Увы, кошак и не думал смущаться, откладывать колбасу в сторону и, поджав хвост, сбегать куда глаза глядят. Вместо этого девушку окинули пристальным взглядом разноцветных глаз-фонарей и задумчиво выдали:

   — А ведь Малахитница говорила, что все будет сложно… Кхм, да. Тогда пошли, объяснять буду, что к чему и почему хочешь — не хочешь, но пойдешь со мной. — И бессовестный зверь направился обратно на кухню. Через секунду раздался звук открывающегося холодильника и очередное чавканье. Однозначно! Засранца еще кастрировать нужно!

   Смыв косметическую краску с лица, Яна уставилась в зеркало. Капельки воды медленно стекали по чуть более бледной коже, чем обычно, в светло-серых глазах застыла озадаченность, но в целом ничего нового в себе она не увидела. Освежившись и переодевшись в удобные штаны и футболку, она вышла из ванной и прошла на кухню, оккупированную внезапным террористом кошачьих кровей. Кошак удобно сидел за столом и с удовольствием уминал сырно-рыбные бутерброды, запивая горячим чаем. У него выходило настолько ловко это делать, что мог бы позавидовать любой человек. Напрашивался вопрос: как же лапки? От неминуемой смерти в лице оголодавшей и травмированной событиями дня Яны, спасло его только наличие на столе порции для нее.

   Сев на стул, она утолила первый голод, прежде чем начала бредово-сложный разговор.

   — Ты кто? — спросила она, подтянув к себе кружку с кофе. Вкусно! Кот-бариста, очешуеть! Хотя в ее голове и не такие тараканы бродили, не удивительно, что кот был тоже оригинальным.

   — Баюн, — последовал незамедлительный ответ.

   — Э-эм. Еще раз — кто?

   Кот сверкнул своими глазами, один из которых был фиолетовым, а второй насыщенно-зеленым и практически рыкнул. Если бы Яна сама не слышала, то не поверила бы, что коты могу издавать подобные звуки. Львы там, тигры всякие, а коты — милые пуховички и мурлыки, им по статусу не положено так реветь.

   — Дожили, хозяйка не знает Баюна! — передними лапами он схватился за голову и замотал ею, словно убиваясь. — Что делается, люди добр-рые! Что творится-то! Позора не оберешься, если узнают в Небывальщине!

   — Перестань ломать комедию и начинай уже объяснять, — проигнорировала концерт девушка. Странно, но несмотря на то, что она видела его в гигантском облике, несмотря на то, что вообще понятия не имела, чем эта зверюга могла ей угрожать, страха не испытывала. Ни страха, ни тревоги, словно незыблемая уверенность в глубине души шептала — кот никогда не причинит ей вреда. Новые чувства вызывали изумление, непонимание, но задавать очередные вопросы пока не спешила. Хорошо бы разобраться с теми, которые уже были озвучены.

   — Сказки читала? — кот впился в нее взглядом.

   Яна кивнула, даже сироты любили сказки.

   — «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» помнишь?

   — Вроде… — неуверенно задумалась она, припоминая. Там действительно фигурировал какой-то жуткий кошак, который промышлял человечиной и сказки рассказывал.

   Да ладно?!

   — Кот-людоед, обладающий волшебным голосом, способным убивать и исцелять, — припечатал… Баюн, не став ходить вокруг да около. — Проще говоря, кот-колдун.

   — Ты ведь ненастоящий…

   — Ты сама меня щупала. Хочешь еще раз? — для подтверждения к ней потянули лапу.

   А что? Пощупала. Шерсть оказалась густой, пушистой, а мелькнувшие в ней когти, напомнили небольшие кинжалы.

   — Чему удивляешься, пар-разитка-хозяйка, ты тоже настоящая, уважаемый сказочник. Вот!

   — Фантастика! Ты правда людоед? И сказки у тебя волшебные? И… Что ты имел ввиду «ты тоже»?

   Волшебный кот мурчаще засмеялся, будто трактор затрясся:

   — Бывал я и людоедом в свое время, да и ты тоже в темные времена баловалась человечинкой. То время было нехорошим, самым худшим, что я когда-либо видел и пережил.

   Баюн — если это действительно был тот самый Баюн, а не создание воспаленного мозга — на несколько мгновений задумался. У него затуманился взгляд, он словно оказался в далекой неизвестности, куда не было ходу больше никому. Скорее всего, вспоминал о тех неприятных днях, что только что упомянул. Яне же немного поплохело от слов зверюги, и есть вдруг расхотелось, хотя она уже несколько минут подумывала все-таки разогреть оставшиеся в холодильнике макароны.

   Она отложила очередной бутерброд в сторону, а кот продолжил:

   — Сказки у меня действительно волшебные, могу чудеса ими творить самые разные. Мы, сказочники, в своем время слишком тесно общались с людьми, переплетались наши судьбы тесно. И те из них, кто был поумнее и подальновиднее, хорошо выучили уроки и сохранили многое для потомков. Что же касается твоего третьего вопроса…

   Секундная пауза заставила напряженно замереть и наконец-то услышать:

   — … то ты у нас блудная Баба Яга.

   Яна сначала не поняла, услышала — да, но разум не сразу зафиксировал смысл произнесенных слов. А когда осознала, из ее горла вырвался не то хрюк, не то писк. Еще через мгновение она зашлась в диком и совершенно неприличном для девушки гоготе. Баба Яга? Серьезно? Это та, которая с горбом и на помеле? Сколько Бурева жила на свете, без малого двадцать четыре года, а такого бреда в жизни не слышала! Нет, она еще могла поверить, что она потерянная дочка арабского султана, похищенная в результате войн сотни его жен, но… Ёжка? Новый приступ смеха сотряс девушку. Сказки про Бабу Ягу в отличие от всяких Баюнов, она помнила отлично. Знала, что это была могущественная ведьма, которая то была злодейкой, то выступала на стороне главных героев. Еще у нее в услужении была всякая волшебная живность, которую она время от времени раздаривала всяким Иванам, и много магических штук, которые те же Иваны у нее утаскивали. Большими подробностями из жизни бабульки с помелом и избушкой на куриных ножках она не располагала. Хотя краем уха когда-то слышала, что образ Бабы Яги гораздо древнее, и вроде как она была какой-то там богиней.

   Поверить в то, что она сказочная колдунья, было невозможно. Особенно учитывая то, как проходила ее жизнь до встречи с комком шерсти из сказки.

   Яну нашли в мусорном контейнере, когда ей было три недели от роду и на улице бушевала жуткая гроза. На нее наткнулся какой-то мужик, вылезший из теплой квартиры выкинуть мусор, потому что замучила ворчливая жена своими нотациями. Удивительно, как он умудрился услышать сквозь грохот грома требовательный писк оскорбленного в лучших чувствах младенца. Испытав самый настоящий шок, девочку мгновенно спеленали в куртку, ведро где-то забыли, а сам мужик умчался домой, откуда уже связывались со всякими государственными органами. В общем и целом, Яне повезло: спасли, выходили, откормили и отправили в не самый худший детский дом. По крайней мере, там не было чрезмерно жестоких и равнодушных воспитателей, за детьми следили, почти заботились. Не было между воспитанниками и слишком явной агрессии, злости, хотя многие из сирот все равно пошли по темной тропинке. Очень сложно бороться с миром, когда ты один на свете и прекрасно понимать данный факт с самых первых мгновений, когда приходит осознание себя. Яна помнила очень многих своих приятелей по детскому дому, которые не выдержали прессинга и сломались.

   Дальнейшая судьба тоже сложилась неплохо для безымянной сиротки, которой имя выбирали всем коллективом приюта. Она выросла, выучилась, нашла работу и обзавелась некоторыми друзьями. Не так, чтобы и в огонь и в воду, но, по крайней мере, дни рождения и Новые Года в одиночестве не проводила. Время от времени она думала и естественно мечтала о своей неизвестной семье, но трагедий и мыльных опер из этого не делала. На страдания было слишком мало времени, она выживала, стремилась закрепиться в достаточно жестком и нетерпимом к слабости мире, чтобы не пропасть. Перед глазами стояли десятки примеров детей, чьи судьбы сложились нехорошо. Она помнила их отчаяние, безнадежность, саморазрушение, и тем сильнее сама стремилась вырваться из ловушки. Больше всего на свете Яне хотелось жить и жить хорошо, а для этого нужно было обрести твердую почву под ногами.

   — Баюн, — выдавила девушка, отсмеявшись, — я еще могу принять тот факт, что ты самый настоящий, но… Баба Яга? Каких грибов ты накурился, усатый?

   «Усатый» ничуть не смутился и не обиделся:

   — Зря смеешься, Баба Яга. Чем быстрее осознаешь свою суть, тем лучше. Для тебя же.

   Губы Яны все еще кривились в улыбке, но голос стал немного серьезней:

   — Давай размышлять логически, дружище. Баба Яга — кто? Ведьма. Так? Так. Я не ведьма ни в каком месте, ну, если только по утрам и когда есть хочется. Дальше. Баба Яга, с учетом ее реального существования, наверняка не один век прожила. Мне же всего двадцать четыре, и, поверь, как каждая женщина не горю желанием прибавлять себе лишних лет. К тому же, если бы я была ею, то помнила бы об этом, но я не помню.

   — Естественно не помнишь, — выдал Баюн, — не перебивай, а слушай. Логикой она меня тут вздумала давить! Внимай мне, бестолочь, и запоминай. Ты, то есть Баба Яга, бесследно пропала из Небывальщины на второй день Святочных гуляний ровно пятьсот лет назад. Мы сначала не придали этому значения, ты часто бродила между мирами и исчезала в неизвестном направлении, но через лет сорок начали искать.

   — Сорок? — Яна скептически приподняла вверх бровь. Через шестьдесят лет она представляла себя скрюченной старушкой, которая могла скакать где угодно, но не между какими-то непонятными мирами.

   — Чему удивляешься? Это люди придают значение времени, а сказочникам оно просто не нужно. Для нас время всего лишь счет событий, не более.

   — А смерть? Неужели вы не умираете?

   — Почему? Умираем. Гостим какое-то время в твоем навьем царстве, а потом возвращаемся. Мы можем стать кем-то другим, а можем вернуться теми же, что и прежде. Нас ограничивают лишь наши желания и возможности.

   — В каком таком царстве?

   — Навьем, естественно. — Видя непонимание на лице девушки, трагично пояснил: — Навь — мир мертвых, над которым властвуют некоторые сказочники. Ты одна из них.

   — Что такое Небывальщина? — вопросы так и сыпались, разбивая вечернюю тишину квартиры. Или уже ночную?

   — Наш мир, мир сказочников, мир людей — Яснобыльщина. Но есть много других миров, которыми наполнена вселенная, существуют параллельные реальности, где мы есть, но уже совсем другие.

   — Ничего себе… — пробормотала Яна, попытавшись представить то, о чем говорил кот. Все казалось слишком невозможным, чтобы вместить в разум, привыкший к технологиям и отрицанию любого чуда.

   — Однако не считай нас неуязвимыми, это не так, — оборвал ее фантазии Баюн. — Как видишь на твоем примере, с нами можно справиться. В конце концов, сами сказочники способны обрывать собственные нити жизни и нити жизней других сказочников, если хватит могущества.

   — Что случилось, когда вы начали поиски Бабы Яги?

   — Сначала мы были спокойны, но лишь до тех пор, пока не осознали случившегося. Баба Яга умерла, но даже сама Небывальщина не осознала этого сразу, а когда пришло осознание — стало слишком поздно. Не буду вдаваться в подробности, но некто запер твою бессмертную сущность в смертную оболочку и, лишив памяти и сил, «помог» затеряться в мире смертных. Кто это был, мы узнать так и не смогли, сколько не искали. Заклятие, наложенное на тебя, было такой силы, что первые века попросту не могли к тебе не то что пробиться, присматривать не было возможности. Только спустя долгое время, а именно сейчас, появилась возможность пробиться в Яснобыльщину, да и то только у одного меня. Прошло уже пять веков, и ты перерождалась много раз, иногда умирая совсем молодой, иногда в глубокой старости. Однако всегда оставалась одинокой, неважно какой у тебя была жизнь. Отчасти мы разгадали заклятие, наложенное на тебя: чем чаще Баба Яга умирает, будучи смертной и перерождается, тем слабее становится твоя сила, а одиночество не позволяет тебе передать дар по наследству. Кто-то отчаянно стремился уничтожить твою силу, сделать твой путь домой невозможным, оставить Небывальщину без твоей защиты и весьма в этом преуспел.

   — Куда же уходит такая прорва силы? Развеивается?

   — На этот вопрос мы тоже пока не знаем ответа, но любая сила не исчезает просто так, особенно сила Бабы Яги не могла кануть в неизвестность.

   Услышав рассказ кота, Яна откинулась на спинку стула, побарабанила пальцами по поверхности стола, равнодушно скользнула взглядом по обстановке на кухне.

   — Баюн, в общем-то, у меня нет оснований тебе не верить. Впрочем, и верить, оснований тоже нет. Происходящее напоминает сюрреалистичный сон, запутавшийся в самом себе. Ты, Бабка Ёжка, чудеса всякие, сказочный мир… Все это слишком далеко от меня, поверить можно, но не больше. Понимаешь? Не важно, кем я была в прошлом (если, конечно, была — в этом все же сомневаюсь), но сейчас я та, кто есть и другого мне не нужно. И уж точно в мои ближайшие годы не входит путешествие в неизвестную Небывальщину, с которой меня ничего не связывает. Прости, но я не вернусь с тобой туда… Где бы это ни было. Зря вы меня искали, лучше бы продолжали жить дальше, без моего участия.

   Яна встала со стула, потягиваясь и планируя направиться в душ, а после спать. Завтра предстоял очередной рабочий день и страшная утренняя побудка, которую она, будучи стопроцентной совой, ненавидела.

   Но на пороге кухни ее остановили слова кота:

   — Не важно, что ты говоришь сейчас, важно, что скажешь после. Тебе кажется, что ничего не изменилось, но это не так. Ослабевающее заклятие не только меня впустило в этот мир, оно еще и открыло множество иных дверей. С этих пор к тебе начнет возвращаться магия, возможно память, и жизнь твоя круто изменится, ибо бремя и судьба Бабы Яги никогда не была проста и незаметна. Слишком мало существ, которые имеют значение для Вселенной и ты одна из них, рано или поздно она потребует возвращения своей любимицы. Нравится тебе это или нет.

***

   Столь мрачные леса, как тот, по тропе которого Яна шла в темную неизвестность, могли существовать только в самых жутких сказках. Позади, заслоненное густыми, скрюченными ветвями деревьев полыхало огненное зарево, которое, однако, не освещало окружающую действительность, наоборот создавало ощущение еще более пугающей тьмы впереди. Тени скользили под ногами, прятались в пожухлой листве, припорошенной снегом, но все равно их успевала поглощать вечно-голодная чернота. Вторя ей вокруг клубился сизый туман — не менее голодный и безжалостный, чем его сестра. Иногда сквозь лесную тишину прорывались звуки: надсадные стоны и безумный шепот, пронзительный вой охотников и последний скулеж загнанной жертвы. В этом лесу зима уже вошла в силу, взяла бразды правления в свои леденящие руки. Холод проникал в самую душу, рисовал вокруг призрачные узоры, обещал вечный, беспробудный сон. Сон… Яна не знала, зачем шла по этому лесу, как оказалась в нем, и откуда пришла уверенность — идти нужно. Она просто шла вперед, не испытывая ни страха, ни неуверенности. Чувствовала лишь некую странную жажду, смешанную с тоской и ощущением потери.

   Когда впереди замаячили зеленые огоньки, девушка ускорила шаг, пребывая в странном нетерпении. Они словно выстраивали ей коридор, по которому необходимо было дойти до конца. Даже тьма с туманом и холод отступили перед ними, затаились в предвкушении. Почти бегом Яна вышла-выбежала к нужному месту, окруженному частоколом с насаженными на вершины человеческими, ухмыляющимися черепами. Те издавали едва различимый звук, похожий не то на смех, не то на шепот, а из их глазниц лился наружу приглушенный, мертвенный свет. При ее приближении калитка отворилась сама собой, давая возможность разглядеть огромный темный двор с почти бесконечными конюшнями, какими-то странными строениями и замершей в центре всех этих построек избушкой. Та была старой, покосившейся и пугающей; внушительные, мощные куриные ноги когтями вгрызались в землю под ней. Там Яну ждали, всем своим видом показывая нетерпение, жажду: «Давай же! Иди! Скорее!». Она и сама ощущала зуд в ногах, сердце сжалось, чтобы разлететься сотнями бликов, как падающие с небосклонов звезды. Казалось, очень легко сделать шаг.

   Самый простой шаг…

   В какой именно момент дверь странного дома отворилась, Яна не поняла, только увидела, как из открывшегося проема высунулись две головы: беловолосая и красноволосая. Парочка девочек-подростков, от вида которых стало горько, на губах застыл вкус пепла. Незнакомки, увидев незваную гостью, замерли, а потом стремительно выскочили из избушки с криками:

   — Мама! Мама, это ведь ты?! Мы так по тебе…

   Яна резко открыла глаза, вцепившись пальцами в одеяло и прерывисто задышала, в перерывах издавая хрипы. Одновременно хотелось кричать и плакать, никогда у нее еще так сильно не болело сердце, в ушах все еще слышался полный страдания крик девочек. Несколько минут она глотала воздух, пытаясь справиться с неприятным чувством потери, а после зло рявкнула:

   — Баюн, если это твои игры, то выдеру все усы!

   Рядом завозилось нечто большое и пушистое, теснее прижалось к боку, согревая, громогласное мурчание прекратилось.

   — Не говори глупостей, вр-редина-хозяйка. Тебе снились кошмары, я всего лишь помогал справиться с ними и пел сказки нашего мира. Видать во снах ты все же стремишься домой, поэтому мои песни невольно стали проводниками. Путь выбирала ты, не я.

   Несколько мгновений Яна молчала, а потом все-таки спросила:

   — Там были две девочки, лет по шестнадцать-восемнадцать. Они назвали меня «мама».

   — А-а-а, это двойняшки, Василисы, — фыркнули ей на ухо. — Они твои и Кащея дочери, совсем еще крошки.

   Когда дар речи вернулся к Буревой, она выдала:

   — Вот тебе и раз… Девственница, а уже мать в квадрате. А где там обещанные пеленки-распашонки, бессонные ночи, подростковые прыщи, больная голова о будущем образовании? Однако, как мне повезло.

   — Вообще-то не в квадрате, — продолжал развлекаться кот, — у тебя пятеро спиногрызов. Есть еще тройняшки: День, Солнце и Ночь.

   — От Кащея? — Слабо поинтересовалась вконец ушедшая в прострацию Яна, у которой случился разрыв шаблона.

   В сказках Баба Яга и Кащей Бессмертный обычно враждовали, а тут у них целый выводок.

   — От него. Вообще-то, вы весьма колоритная парочка, мы так и не поняли: то ли вы друг друга ненавидите так страстно, то ли так любите, что аж до смерти. Вы то воевали, строили друг другу козни, то спаривались точно кролики, а результат тройняшки и двойняшки. За некоторое время до твоего исчезновения, у вас с Бессмертным как раз был очередной период с поля боя в кровать и мы уже делали ставки, когда ты снова будешь пузатой ходить, но…

   Но.

   Яна повернулась на бок, ничего не сказав. Она засыпала во втором часу ночи, убаюкиваемая мурчащими песнями сказочного кота-людоеда, но на этот раз ни кошмары, ни путешествия во снах не беспокоили ее. О новых подробностях ее несуществующей жизни она решила подумать завтра. Особенно про внезапное материнство и всяких Кощеях.

ГЛАВА 2

   Несмотря на прогнозы усатого троглодита, поселившегося без спросу в квартире Яны, за месяц, прошедший после этого, она не заметила никаких особых изменений в своей жизни. Кроме одного. Пришлось заполнять холодильник так, что он трещал по швам. Она даже начинала опасаться, что если кошак не убежит обратно в свою Небывальщину, то придется покупать и второй холодильник, и все из-за того, что кое-кто жрал, как стадо оголодавших Годзилл. У Яны даже иногда мысли возникали, что однажды ночью слопают и ее саму, если она не побеспокоится о пропитании иждивенца. Странным было иное: она привыкала к тому, что теперь жила не одна. Заполняющие душу чувства, когда она возвращалась домой, а у порога ее встречал большой кот, были необъяснимыми, сложными и запутанными. Дома появились посторонние звуки вроде цоканья когтей по линолеуму или громкое мурлыкание, под которое так хорошо было засыпать. Когда она что-то готовила, об ее ноги всегда обтирались, едва не снося с места и выпрашивая вкусное. Яна терялась в мешанине собственных эмоций, осознавая, что в ее насыщенной, но все равно одинокой жизни появился не просто приходящий друг, а кто-то более близкий. Это пугало, очень сильно.

   Принимать или не принимать россказни Баюна о прошлой жизни можно было сколько угодно, но сама девушка привыкла действовать, как и решать проблемы по мере их появления. На следующий день она залезла в интернет и ознакомилась со всякими славянскими мифами и сказками более подробно. Нужно же было знать, с кем свела ее судьба и как с этим всем быть! Знаменитая Баба Яга, которой пугали детишек на утренниках, оказалась более сложным персонажем, чем думалось. Ведьма и ведьма, похищающая детей, прячущая всяких царевен и одаривающая всяких Иванов всевозможными дарами была лишь малой частью древнего образа. Узнавала Яна и о других сказочных персонажах, которые мелькнули в ее реальном сне: Кащее и Василисах. Кащей Бессмертный был под стать Бабе Яге, такой же могущественный и пугающий, но по славянскому фольклору они считались в большинстве источников лютыми врагами. Василисы Прекрасная и Премудрая большей частью выступали, как их пленницы, которых постоянно спасали Иваны или богатыри.

   В остальном жизнь текла как обычно: дом и работа, друзья и отдых, какие-то походы в кино, клубы, театр и кафе. Все как у всех. Даже странные сны больше не беспокоили, а Яна и сама старалась не вспоминать. Стать многодетной мамой в самом расцвете сил было дико, особенно учитывая, что радости секса были ей пока недоступны. Как правило девчонки-детдомовцы быстро избавлялись о наивности и невинности, а после потом очень часто ходили по рукам. Для себя она подобного не желала, как была достаточно брезглива и привередлива, чтобы пускать в свою постель всех подряд. В великую любовь Яна не верила, но все-таки была достаточно девочкой, чтобы надеяться на светлое чувство и симпатию. В том окружении не было никого, кто бы смог переубедить ее, пробудив плотские желания. К тому же мысли Яны были заняты собственным будущим, учебой и стремлением добиться чего-то большего, поэтому романтика занимала далеко не первые строчки в списке будущих достижений. Изредка появлялись ухажеры, но она отмахивалась от них достаточно легко, предпочитая вызубрить очередной список вопросов и сдать на пятерки экзамены в институте, нежели весело провести время и потерять стипендию. Не всю, но… когда деньги были лишними?

   Иногда Баюн вновь начинал петь свою шарманку про возвращение в Небывальщину и мифический долг Бабы Яги, но Яна пропускала его болтовню мимо ушей.

   Видя, что его не слушают, кошак ворчал и шел мстить. Обычно объедал холодильник подчистую, но бывало, что устраивал нечто из ряда вон выходящее. К примеру, так Яна лишилась своего поклонника, который в будущем мог сменить статус на бойфренда. Артем Чернушин был на пять лет ее старше и занимал должность помощника прокурора. В суде они и познакомились, начали общаться, ходить на свидания и все больше сближаться. Он был веселым, симпатичным, не занудным и интересным мужчиной. Особенно Яна ценила в нем то, что он совершенно спокойно реагировал на ее статус сироты, ведь многие, узнав о подобном, начинали или жалеть Яну, или сторониться, или вовсе относиться с неприязнью. Случаи бывали всякие, тем нормальное отношение ценилось особенно. В тот вечер Артем пришел к ней в гости и, чего уж там, девушка была бы не против, если бы остался и на ночь. Однако, когда она вышла на кухню за вином и фруктами, и отсутствовала от силы минут десять, произошло непоправимое. Что именно случилось, она так и не узнала: и Артем, и Баюн молчали не хуже партизанов. В какой-то момент Яна услышала из зала мужской вопль, топот ног и хлопок двери. Ворвавшись в комнату, нашла кошака, с удовольствием закусывающего канапе, которые еще оставались на подносе, а потенциальный возлюбленный так спешил, что забыл у нее пальто и ботинки.

   После скоропалительного ухода Артема Яна долго выпытывала у Баюна, что случилось. Вскоре ему надоел злой рык хозяйки и кот попросту растворился в вечерних тенях квартиры, найти его не получалось несколько дней. На работе девушка пыталась поговорить с парнем и вернуть ему вещи. Но тот шифровался так, что обзавидовались бы Джеймсы Бонды всех времен и народов, а после и вовсе потребовал у своего начальства «переезда подальше из дьявольского суда». Так что вещи ему Яне пришлось передавать через знакомых, а после услышать, что Чернушин их не взял, выкинул в помойку там же. Так и закончилась забавная, поучительная и немного грустная история, оставившая в душе неприятный осадок. Яна еще радовалась, что не успела ни привязаться к нему, ни влюбиться, а кошаку она потом отомстила. Пока тот спал кверху пузом и раскинув в разные стороны лапы, она обрила его хвост. Когда Баюн проснулся, то устроил большой скандал, носился по квартире, шипел, пыхтел и топорщил усы. Последующие дни он с Яной вообще не разговаривал, но вскоре отошел — пары дней хватило, чтобы шерсть вновь отросла. После этой истории оба поняли, что лучше будут дружить друг с другом, чем воевать.

    — Светка!!! — прокричала Яна во всю мощь своих легких, нисколько не переживая о нежных ушах соседей. — Мы опаздываем!!!

   Уже двадцать минут она топталась на пороге квартиры лучшей подруги, парилась в сапогах и шубе и ждала самую копушистую из всех копуш. В субботний вечер они собирались в кино на крутой боевик с погонями и драками, и Яна начинала предполагать, что кино обойдется без их присутствия. Она так сильно хотела сходить! Специально в эти выходные решила забить на работу, отдохнуть и почувствовать себя человеком, а то мозги медленно плавились от переутомления, и челюсть — при каждом ее открывании — обрастала акульими клыками, что могло плохо сказаться для посетителей суда и коллег, пострадавшие уже случались. Хорошо, что только в переносном смысле, иначе к метафизическим трупам несчастных, попавшим под горячую руку, добавились бы и вполне реальные, окровавленные и выпотрошенные.

   — Ты преувеличиваешь, — донесся до нее очень спокойный и невероятно невозмутимый голос, — у нас в запасе еще целый час.

   — Который стремительно тает, а на дорогах пробки, — буркнула Бурева.

   Лучшая подруга выплыла из дальних комнат, мягко ступая по ковру, она ничуть не спешила, словно никто никуда не собирался. С ней Яна познакомилась в седьмом классе, переведясь в новую школу; тогда была какая-то очередная попытка обрести семью, которая через год сдулась. Светлана Коржикова в то время имела статус «девочки для битья», тихони и ботанички. Она ни с кем не общалась, была замкнутой и почти дикой, учителя не стремились разбираться в психологических проблемах девочки, довольствуясь тем, что та была твердой отличницей. Родители были слишком заняты, постоянно находились в командировках, чтобы заметить сложности в жизни дочери. Попав в новый класс, быстро заняв лидирующий статус среди девочек и разобравшись в расстановке сил, Яна отнеслась прохладно к простофиле. Если та была не в состоянии постоять за себя и дать отпор, то это были ее проблемы. Чрезмерным сострадание она к людям не пылала и в мир во всем мире играть не собиралась, так же как и вмешиваться во внутренние дела нового класса. Вот только обстоятельства сложились так, что она и Света не только нашли общий язык, но и крепко сдружились. И вроде бы уже много времени прошло с окончания школы и института, а они все еще оставались подругами. Фактически Света оказалась единственным человеком в мире, кого Яна подпустила к себе настолько близко.

   — Видишь, я уже обуваюсь, — тихо, но насмешливо, протянула Коржикова. По ней совершенно нельзя было сказать, что она могла быть вредной и ехидной. Окружающие воспринимали ее божьим одуванчиком, тогда как Бурева точно знала, что та может быть и плохой девочкой, и совсем не мягкой.

   Света была невысокой, хрупкой особой, с темно-каштановыми волосами, заплетенными в длинную косу до самых бедер, густо-зелеными глазами, спрятанными за стеклами модных очков. Привлекательная и дружелюбная, совершенно неконфликтная и очень домашняя, она только с самыми близкими людьми могла вести себя непринужденно. Остальные обитатели человечества чаще всего вызывали в ней отстраненность, особенно те, кто проявлял агрессию.

   — Вижу, — Яна притопнула ногой, — только делай это поскорее, копуша. Я не хочу опоздать в кино, как прошлый раз. Надоело пробираться по рядам в темноте, топтать чужие ноги и рассыпать попкорн.

   — Мы успели тогда почти к самому началу.

   Сарказм в голосе Яны можно было хлебать ложками:

   — Ну да, это у тебя начало начинается с середины.

   На этот раз Бурева планировала сделать все, чтобы добраться до кинотеатра вовремя.

   В общем-то пронесло, они все-таки успели в самый последний момент, когда на экране вовсю шла реклама. Яна до сих пор с весельем вспоминала вытянувшееся лицо дамочки, проверяющей билеты, которой эти самые билеты едва не засунула в рот. Ну, подумаешь, промахнулась. Просто она так спешила, таща на буксире Свету, что немножко не вписалась, а так — целилась в руки. Честно. В зал подруги тоже пробрались с минимальными потерями, в основном понесенными сидящими в темноте зрителями. Их вопли из-за отдавленных ног и смущенных извинений Светы, слышались до тех пор, пока парочка не заняла свои места.

   — Зачем ты меня торопила, если половину фильма проспала? — весело поинтересовалась подруга, отламывая ложкой кусок кремово-фруктового пирожного.

   После сеанса они всегда устраивали себе посиделки в каких-нибудь кафе или ресторанах. В этот раз хотелось сладкого, очень-очень сладкого, в крови точно не хватало пары-тройки тонн сахара.

   — Я ведь не знала, что фильм окажется таким скучным, — проворчала Яна, но уже более благодушно, — зато выспалась.

   Света снова хихикнула, потешаясь над ней.

   У подруг уже стало традицией ходить в кино на новые фильмы. Боевики, фантастика, комедии, романтика, ужастики — не имело значения, главное прогулка и отличное времяпровождение.

   Расслабившись, Яна откинулась на мягкую спинку миниатюрного дивана, краем уха слушала ненавязчивую музыку и голоса людей. Вокруг витала веселая, приятная атмосфера, доносились умопомрачительные запахи самых разных блюд, а настроение стремительно росло с отметки «нормально» до «хорошо». Время было еще детское, чтобы сразу после фильма разъезжаться по домам, завтра можно было поваляться подольше под одеялом и заняться ничегонеделанием. Замечательно!

   — Так что там у тебя случилось с Любовью Фуриевной? — напомнила Света, что ей собирались рассказать о скандальной начальнице.

   Яна развеселилась:

   — Да все оказалось банальным и простым. Мне повышение грозит, а Любаша хотела на это место своего протеже пихнуть. Когда же начальство сообщило, что этому протеже ничего не светит, начала вымещать злость на мне. Председателю ведь не выскажешь в лицо о своем недовольстве, а я мелкая сошка в нашей судебной системе, можно и попинать.

   — Хм… Два вопроса. Почему ты мне ничего не сказала про повышение? И когда мы будем праздновать?

   — Рано еще об этом говорить; приказа-то пока нет, а только слова, — пожала плечами Яна. — Вот когда все будет ясно и официально…

   Света внимательно сверлила подругу взглядом, сквозь стекла очков:

   — Неужели не порадуешься заранее и совсем не расстроишься, если не получится?

   — Зачем? Радоваться нужно, когда что-то произошло, также и грустить, а пока все неоднозначно даже не заморачиваюсь на этот счет.

   Коржикова головой покачала от такого заявления, приправленного легким цинизмом и капелькой приземленности с полным отсутствием надежды на лучшее. Как они только, такие разные, могли сохранять дружбу столько времени? Загадка вселенной.

   — Как поживает твой котик? — решила сменить она тему, и снова едва не рассмеялась, увидев сморщенную мордаху Яны.

   — Этот гад сожрал мою гриль-курицу. Я ее на пять секунд на стол выложила, отвернулась, а когда собралась есть… Лучше не вспоминать, как за этим засранцем с ножом по квартире носилась, а он на ходу жрал мою курицу.

   — Знаешь, когда он у тебя поселился, ты стала более… открытой, веселой, легкой. Хорошо, что его приютила, давно нужно было завести компанию.

   Света сказала это осторожно, зная насколько тяжело Яна сходилась с людьми и даже мыслей раньше не допускала о домашних любимцах. Порой создавалось ощущение, что она специально избегала любых связей.

   — Мое предназначение стать дряхлой, веселой старушкой, окруженной котами, — пошутила девушка.

   Появление Баюна Яна объяснила просто: подобрала на улице, дескать стало жалко животину, замерзающую на улице. Рассказывать о том, что та животина волшебная, болтливая и с черной дырой в брюхе, она не собиралась. Самой-то с трудом верилось в сказки, а тут кому-то довериться, пусть даже «кто-то» лучшая подруга, было крайне тяжело. Нормальный человек в подобное не мог поверить и не должен был, чудеса существовали для всяких попаданок и мечтательниц, а не для умудренных опытом, циничных особ. Ну его! Бурева с удовольствием отселила бы кота восвояси, где бы они ни находились, но тот шипел и кусался. Больно кусался, гад!

   — Давай предоставим кошаков и фурий самим себе и расслабимся, — и Яна подозвала к их столику официантку, сегодня можно было и шикануть, выпить пива.

   Подруга порыв поддержала, принявшись перечислять закуски, которые хотела бы видеть.

***

   Яна нехотя вышла из затормозившего около подъезда такси, внутри салона было тепло, а на улице вовсю буйствовала снежная стихия. Зимний холод всегда приходил внезапно, не спрашивая разрешений. Порывистый ветер нещадно бил со всех сторон, но крупные снежинки, падающие с неестественно светлых в темноте небес, не могло сбить ничто. Они тяжело падали на землю и к утру, скорее всего, вся округа будет завалена высокими сугробами. Счастье для детворы, но большая печаль для спешащих на работу прохожих, водителей и дворников. Яна махнула на прощание Свете, перед этим расплатившись с таксистом и поспешила домой. Планы у нее были грандиозные: завалиться на диван под теплый плед, включить тихую музыку, открыть книгу, рядом поставить горячий кофе и купленный перед отъездом «пеканбон», расслабиться. Почти бегом она пронеслась до железной двери, однако в двух шагах от заветного тепла резко затормозила. Бурева никогда не могла похвастаться хорошим зрением — сначала спасали очки, потом линзы, но «это» она бы увидела даже будучи почти слепой.

   В ночной темноте двора, в котором в очередной раз забыли включить фонари, оно сидело на замерзшей ветке дерева. «Оно» — потому что из-за яркого золотого света, девушка не сразу разглядела, что «это» вообще-то птица. Она больше всего напоминала павлина, но с воистину орлиными крыльями: аккуратная, маленькая голова с небольшим, острым клювом, крылья, перья которых были словно сотканы из солнечного света, хвост — длинный, переливающийся зелеными и алыми сполохами. Только прикоснись и сгоришь, как фитиль свечи — мгновенно. Смотреть на пернатое создание было больно, почти невыносимо, но оторвать взгляд еще хуже. Завороженная Яна застыла на месте, чувствуя, что в груди сжимается сердце от необъяснимого чувство, слишком болезненного. Она едва сдерживала рвущийся из горла стон. Что с ней? Как только она об этом подумала, наваждение пропало. Зато сияющая птица пропадать и не думала, оставаясь сидеть на ветви, которую обхватила мощными лапами с внушительными когтями. Птичке было далеко до безвредного, ожившего посреди зимних холодов чуда, от таких следовало прятаться за стенами. Настоящий пылающий хищник.

   Яна начала отступать к двери, осторожно перебрав коченеющими пальцами ключи и находя тот, который открывал подъездную, железную махину. Неизвестно чего следовало ожидать от огненно-солнечного создания, от одного взгляда на которое все волоски на теле дыбом вставали, а уж пронзительный взгляд рубиновых глаз вовсе не обещал ничего хорошего. Откуда в родном российском дворе взялась сказочная птица? И почему ее проглядели и таксист, и подруга? Впрочем, Бурева от них ничем не отличалась, она тоже до определенного момента не видела ничего необычного или подозрительного. В глубине души она почти смирилась с тем, что в ее жизнь ворвалась сказочная реальность, начала медленно привыкать, не задаваться ненужными вопросами или мучиться сомнениями. Одно существование Баюна, каждый день совместного проживания показывающего реальность магии, заставляло проникнуться новыми обстоятельствами. Секунды текли подобно часам, Яна и птица не отводили друг от друга взглядов, снегопад, как и холод остались где-то за гранью эмоций и восприятий. Любой неосторожный жест, звук, был способен спровоцировать… нечто.

   Где-то залаяли собаки, прогудел клаксон далекой машины и Яна поняла, что медлить больше нельзя.

   В тот момент, когда птица сорвалась с ветки и, прорезая хлопья снега, кометой полетела на нее, девушка повернулась к двери и открыла ее. В последний момент она успела ворваться в тепло подъезда, и услышала, как о железо что-то сильно ударилось. Вздрогнув, она смотрела, как на том месте, куда, по-видимому, ударилась птица проступила внушительная вмятина в виде острых когтей. Теоретически на грохот должны были пооткрываться двери квартир и сбежаться все жильцы, но ничего подобного не произошло. Так же как и зрение Яны не пострадало от разглядывания живого солнца, так и никто не среагировал на шум. Спустя несколько мгновений она завороженно наблюдала, как дверь медленно возвращалась в исходное состояние и больше ничего не намекало на магию, сказочных пернатых и прочие необычности.

   — Откуда ты такая взялась? — выдохнула девушка, которой отчаянно пытались навязать роль Бабы Яги. — И что это только что было?

   Голос в тишине звучал хрипло и немного испуганно. Адреналин с запозданием вспыхнул в крови, пришло осознание того, что едва не случилось и требовалось время прийти в себя. Не став дожидаться лифта, Яна через одну ступеньку забежала на третий этаж и быстро вошла в квартиру, громко захлопнув входную дверь. Звук поворачиваемого замка принес какое-то внутреннее облегчение и удовлетворение — дома ее точно не станут поджидать огненные павлино-орлы, жаждущие попортить ценную плоть.

   Зато ждут волшебные и очень вредные кошаки!

   — Усатый! Котеич драный, ты дома? — позвала она, разуваясь.

   — Чего орешь, пар-р-разитка-хозяйка? — послышалось из зала сонное. — Дома; куда я денусь?

   — Я надеялась на чудо, но не свезло, — съехидничала Яна, пройдя внутрь квартиры и плюхнувшись на диван. — Когда ты уже вернешься в свою Небыляндию, м-м-м?

   Кот, занимавший почти всю мягкую территорию, недовольно шикнул, но тут же подполз под бок «напогладить и напочесать». Яне было не жалко, даже наоборот, поэтому рука быстро запуталась в густой шерсти. Занятие странно успокаивало, и вскоре загадочная птица и последующее нападение уже не казались чем-то нерешаемым.

   — Размечталась, если уйду, то только с тобой, это во-первых.

   — А во-вторых?

   — Во-вторых, не Небыляндия, а Небывальщина. Пора бы запомнить. Нехорошо свой родной дом забывать и коверкать имя, непочтительно.

   Баюн повернулся кверху пузом, намекая на продолжение.

   — Слушай, усатый, там, в этой вашей сказочной стране, птички есть? — Яна окончательно расслабилась и лениво щурилась не хуже своего настырного квартиранта.

   — Конечно! — промурчал кот. — Небывальщина населена всевозможными представителями птичьего племени, птичьего и змеиного. Они основа нашей истории, ее исток.

   — Есть кто-то похожий на огненную… или солнечную, очень красивую птицу, размером с орла-переростка? — Бурева не сразу нашлась, как описать увиденную ею пернатую. Перед глазами вновь вспыхнули яркие светящиеся крылья, а в ушах послышался скрежет от когтей, вспарывающих железо.

   Томности кота как ни бывало. Он медленно перевернулся, принимая удобную позу, и хмуро уставился на нее.

   — Похоже на жар-птицу, драгоценная, очень опасная птица. Дает большие богатства и исполняет желания, но поймать ее практически невозможно. А если и поймаешь, то придется держать ответ перед ее хозяином, есть большая вероятность заполучить смертельное проклятие. — Баюн сощурил разноцветные глазищи похожие на две воронки, наполненные магией. — Ты что-то вспомнила или… увидела, когда домой возвращалась?

   — Повстречалась с ней у подъезда, если бы не удача и мои ноги, была бы нанизанной на ее когти, как шашлык.

   Яна рассказала коту о произошедшем, утаивать ничего не стала, не видела в этом смысла.

   Баюн молчал достаточно долгое время, чтобы она почувствовала приближение дремы и решила, что пеканбон она оставит уже на завтра. Хотелось хоть немного поспать и не думать о всяких чудесах.

   — Вот что, Яна-вр-редина, если еще раз увидишь птичку, постарайся, чтобы рядом с тобой кто-то был. Смертные жар-птицу не увидят, зато она тебя не тронет в присутствии человека. В Яснобыльщине есть свои законы, один из которых — не привлекать внимание смертных, таиться от них.

   Серьезный тон и произнесенное имя, которым кошак принципиально не называл Буреву все это время, заставили неприятно забиться сердце. Усатый квартирант вновь напоминал ей, что в обычную жизнь ворвалась сказка, и, судя по недавнему событию, с элементами хоррора.

   — Я думала, что жар-птицы безобидные пернатые. В сказках выступают, как красивые декорации, их больше похищают или перья из хвостов вырывают, они только изредка кого-нибудь в темечко клюнут и все, — Яна вспомнила некоторые сказки, прочитанные ею после появления Баюна в мире людей. Хотелось все-таки знать, с чем столкнули ее жизненные обстоятельства.

   — То сказки, а на самом деле Небывальщина и ее обитатели далеки от придуманных образов, — Баюн сел, обвив себя пушистым хвостом и топорща черные усы. — Жар-птиц в Небывальщине несколько родов, они не только поют и сияют, обладают темной магией, способной влиять на разум. Некоторые из этих птичек служат твоим врагам. Оттого, что ты все эти сотни лет пропадала неизвестно где, врагами они быть не перестали. Я не шучу, бестолочь, не лезь на рожон и вообще будь осторожна. Как я и подозревал, вокруг тебя начала твориться магия и это только начало.

   — Хорошо бы ты ошибался, — проговорила Яна, вставая и собираясь идти спать. Следовало бы расспросить его подробнее, но она сильно устала и решила отложить разговоры на завтра.

   — Не надейся, — послышалось ей вслед, — все еще впереди.

   Впереди или нет, но Бурева не собиралась паниковать раньше времени. Поэтому посвятила себя умыванию, убрала вещи по полкам, а купленный пеканбон в холодильник. И с практически кошачьим мурчанием улеглась в кровать, укрывшись одеялом. Приятных снов!

   Но поспать Яне так и не довелось. Прошло около двух часов, как зазвонил сотовый, который она обычно отключала на ночь, а тут забыла. Противные трели резко вырвали ее из оков сна в четвертом часу утра, были хуже колокольного звона над ухом. Проклиная все на свете, она доползла до трубки, готовая послать далеко и надолго любого, кто посмел разбудить ее. Любого. Кроме матери лучшей подруги.

   — Яночка, прости, что разбудила! — прощебетала та в трубку. — Доброе утро!

   — Доброе, тетя Зоя, — хрипло процедила Яна, откинувшись на подушку и включив ночник, — вы что-то хотели?

   Зоя Витальевна Коржикова была женщиной, в общем-то, неплохой, к тому же совершенно не была против дружбы Светланы, благополучного ребенка, с приблудной сироткой. В свое время слишком многие тыкали этим фактом в лицо Буревой, а мать подруги приняла сразу, не задумываясь. Она никогда не попрекала Яну воспитанием, прошлым, когда той было нечего есть — кормила, а еще позволила жить у них, пока та не получила квартиру, а с общежитием возникли проблемы. За подобное отношение девушка была чрезвычайно благодарна этой легкомысленной особе, трудоголички по жизни и наивной жертве мошенников, и готова была защищать ее до последней капли крови если бы пришлось. Уважать Зою Витальевну она не уважала, не за что, но вот любила глубоко и сильно.

   — Да, детка! Мне через десять минут выезжать в аэропорт, а я куда-то дела свои ключи. Совсем не помню, где запасные. Не могла бы ты позвать Светланку? Она точно знает.

   Вот после этих слов сон с Буревой сняло, как рукой.

   — Тетя Зоя, — сердце в груди застучало, как сумасшедшее, — мы со Светой расстались у моего дома в половине двенадцатого, и она уехала домой на такси; у меня она не ночевала.

   Несколько минут с той стороны трубки звучала оглушительная тишина, чтобы после обрушиться на Яну растерянными словами:

   — Но домой она так и не приехала…

   Не приехала Светлана Коржикова домой и через день, не появилась и спустя несколько недель. Ни поиски полиции, ни помощь спасателей-волонтеров, ни штудирование больниц и моргов, ни объявления о пропаже, не давали никаких результатов. Подруга бесследно пропала, не оставив никаких следов, нигде. Полиция в первую очередь нашла и выловила, подвозившего подругу таксиста, но тот клялся и божился, что довез пассажирку до самого подъезда и даже видел, как она входила внутрь. Чуть позже выяснили, что так и было, потому что нашлась свидетельница — баба Нюра, живущая на первом этаже и обожающая следить за домочадцами, как профессиональный шпион. Несмотря на возраст, ее разуму и памяти могли позавидовать иные молодые гении. Она видела, как Света дождалась лифта и села в него. После этого проверяли весь подъезд, включая и крышу, но и эти поиски не дали никаких результатов. Подруга словно растворилась в неизвестности. Каждый день Яна звонила, чтобы узнать о результатах поисков, но ответ был всегда одним и тем же — ничего. Неизвестность причиняла невыносимые страдания, страдания причиняли и мысли. Ведь она могла позвонить Свете, прежде чем лечь спать, сначала могла довезти до дому подругу, а после уехать, проводить ее до квартиры, остаться с ночевкой и все в подобном духе.

   В те тяжелые дни она фактически поселилась на квартире родителей Светы и помогала тете Зое, находящейся в страшной депрессии. Однажды измученная переживаниями женщина сказала, что она согласна на все, даже если ее дочь не будет жива, но найдется тело. Так будет легче, яснее. Яна ничего на это не ответила, не смогла. Она-то знала, что легче не будет, просто горе окрасится в новый оттенок и поднимется на еще одну ступень отчаяния. И как бы человек не уговаривал себя, что знание и ясность принесут облечение, это будет не более, чем самообман. Отец Светы, Иннокентий Степанович, разом схуднул от стресса и переживаний, превратившись из довольно упитанного толстячка в поседевшего раньше времени незнакомца. Имея собственную фирму, он массу времени проводил на работе, предоставляя Светлану самой себе. Он любил дочь по-своему, но практически не участвовал в жизни той. Жестковатый, резкий, непреклонный дядя Иннокентий четко разграничивал приоритеты для себя, и семья была далеко не на первом месте, и даже не на пятом. Но пропажа дочери практически выбила из него все прежние цели и жизненные позиции, очень жестоко выбила.

   Вот так и случилось, что пока дочь была рядом — не особенно и ценили, а пропала и оказалось, что горе хуже смерти.

   На этот раз жар-птица прилетела днем; села прямо на хлебный киоск, около которого остановилась Яна. Она собиралась купить себе булочку с мясом, до дому терпеть не было сил, слишком проголодалась. Стоило сказочному созданию появиться рядом, по-зимнему солнечный день стал еще ярче, снег практически превратился в россыпь серебра и алмазных бликов. Красиво, но жутко. Никто из находящихся поблизости людей совершенно не заметил жар-птицы, точно ее и не было. Яна машинально забрала сдачу и пирожок из окна киоска, с напряжением смотря на незваную гостью. Как и тогда, в злополучный вечер, та уставилось на девушку непроницаемым взглядом самоцветных глаз. Что ей на этот раз нужно? Баюн говорил, что птица не будет нападать прилюдно, но все равно в душе зацарапало неприятное чувство. И оно не обмануло. Жар-птица угрожающе распахнула в разные стороны крылья и… растворилась в дневном свете, а на руки Яне упали знакомые до боли очки. Сначала она неверяще рассматривала предмет, чтобы после сорваться с места и побежать домой, поскальзываясь и спотыкаясь. Все это время она думала и передумала о пропаже подруги самые разные теории, сбилась со счета: убийство, ограбление, изнасилование, потеря памяти, рабство и незаконная трансплантация органов. Но даже помыслить не могла, что исчезновение связано с мистикой.

   Со сказкой! Будь та неладна!

   — Баюн! — прокричала Яна, вваливаясь на порог квартиры. — Баюн, немедленно иди ко мне!!!

   Не стала дожидаться его ленивого высочества, не разуваясь, она пробежала в спальню и застыла напротив зверюги. Пытаясь отдышаться, показала страшный подарок.

   — Жар-птица… она отдала мне очки Светланы! Света там? Моя подруга в Небывальщине?!

   Волшебный кот повел ушами, потянулся. Казалось, он специально тянет время, но что-то подсказывало Буревой, что все не так просто.

   — Да, она там, — наконец-то ответил он.

   — Ты… — дар речи не сразу вернулся к Яне. — Ты все знал и ничего мне не сказал?!

   От бешенства ее голос снизился до шепота, кричать не получалось, так же как и ругаться. Слишком сильные эмоции ее одолевали.

   — Естественно знал, — безразлично фыркнул Баюн, — и не говорил бы дальше, если бы пернатая поганка не вмешалась.

   Раньше фраза «алая пелена бешенства перед глазами» была безлика, но сейчас Яна со всей ясностью осознала ее значение. В висках застучало, перед глазами на самом деле вспыхнули кровавые пятна, руки сжались в кулаки, она даже не заметила, как раздавила очки и осколки вспороли ладонь. За спиной послышался грохот и звон разлетевшихся на мелкие осколки ваз, стекол, посуды и прочих стеклянных предметов, находящихся в квартире. Каким образом это произошло — не имело значения, в данную минуту Яну не волновало ничего, кроме слов Баюна.

   Она чувствовала, что если ответ ей не понравится, то она растерзает сказочника и тот ничего не сможет сделать. Никто бы ничего не смог сделать.

   — Почему? — процедила она сквозь зубы.

   — Это прямое приглашение в гости к врагу. Подумай головой, а не эмоциями! Неужели не понимаешь?!

   — Ты ведь хотел, чтобы я вернулась в Небывальщину!

   — Не таким путем, — отрезал кот, внезапно увеличиваясь в размерах, ровно до тех пор, пока не встал с ней вровень, — по доброй воле, по собственному желанию, по собственному пути. Но не путем ярости и поиска! Ты думаешь все сказочные поверья и сказки вымысел? Зря! Потому что той дорогой, что войдешь в Небывальщину, той и пойдешь дальше. Вспомни камень, что ведет в три стороны света! Слова: «И смерть найдешь…» — не пустой звук! Они вынуждают тебя идти худшим из путей.

   — У них моя подруга, — процедила Яна, — одна из немногих, кого я могу назвать своей семьей. Ты думаешь, после этого я буду спокойно ждать момента, когда «сама захочу вернуться»?

   — Сейчас ты все равно ничего не сможешь сделать! Ты беспомощнее новорожденного младенца! — отрезал Баюн.

   — Моя подруга, — ярость испарилась, как не бывало. Яна почувствовала тяжелую, опустошающую усталость и уверенность в принятом решении. — Я не смогу стоять в стороне и ничего не делать. Даже зная, что в конце найду смерть или что-то, что хуже смерти.

   Отчего люди всегда понимают слишком поздно, что кто-то был важен им? Настолько важен, что потеря этого кого-то равносильна смерти, концу.

   — Отведи меня в Небывальщу, Баюн, — попросила она.

   — В прошлый раз они тебя убили, превратили в смертную, отняли былое могущество, прокляли… — предпринял последнюю попытку остановить ее кот.

   — Поэтому второй раз им этого позволить сделать никак нельзя. Пора, Баюн. Я согласна вернуться… домой.

ГЛАВА 3

   Яна съежилась на жестком сиденье кряхтящего автобуса и попыталась слиться с собственным пуховиком в единое целое. Еще она попыталась не обращать внимания на пар изо рта и не клацать зубами, но все равно время от времени клацала, чем невольно привлекала внимание редких пассажиров. Когда постороннее внимание стало особенно заинтересованным, девушка почувствовала раздражение и грозно клацнула в сторону нахалов. С клыками, конечно, было бы эффектнее, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться тем, что дала природа. Получилось неожиданно, а главное плодотворно — от нее отстали все любопытные. А чего окружающие собственно ожидали? Яна на автобусных «авиалиниях» тряслась вот уже восьмой час, жутко устала, страшно проголодалась и озверела от неудобства и мороза так, что готова была освежевать самого Джека Потрошителя, если бы он решил прокатиться на чуде российского машиностроения каменных времен. Буревой было очень, очень холодно, особенно мерзли руки и кончики пальцев на ногах, несмотря на то, что упакованы они были получше, чем у ненормальных альпинистов, покоряющих всякие Эвересты во время сходов лавин.

   К сожалению в этом году зима выдалась слишком мерзлой, а последний автобус на пути к ее цели имел лишь несколько весьма спорных удобств: жесткие кресла, заржавевшие поручни и отопление, которое как будто было, но на самом деле и нет. Яна поглубже засунула красный нос в шарф, когда по неуютному помещению прогулялся очередной сквозняк, и спрятала руки в рукава куртки, прямо в варежках. Больше всего она мечтала о том, чтобы эта дорога от родного и такого уютного Хабаровска до Небывальщины, растянувшаяся на восемь часов дороги с колдобинами и скачками на жесткой деревяшке, закончилась. А все Баюн был виноват! Нет, чтобы по-человечески перенести ее в другой мир с использованием ковра-самолета там, какой-нибудь телепортации со спецэффектами, в крайнем случае — через шкаф. Вдруг он ведет не только в Нарнию? Но куда там! Злорадствующая кошачья морда послала ее далеко и надолго, перед этим объяснив, как туда добраться.

   Когда же Яна возмутилась творящемуся безобразию и потребовала обещанного переноса в Небывальщину со всеми удобствами и люксами, Баюн не по-кошачьи заржал и просветил о новых правилах. Людоедский кот заявил, что игра изменилась и теперь в другой мир она должна дотопать на своих двоих, как и полагается герою. Потом следовало встретить всяких помощников, натворить подвигов, причинить страждущим добро и пред злодеем предстать во всеоружии. Бурева еще попыталась просветить усатого интригана о том, что она кто угодно, но не герой, однако ее не слушали. Кошак нагло заявил, что она сама виновата в сложившейся ситуации и на неприятности напросилась тоже сама. Вот если бы сразу согласилась уйти, вот то-о-огда… Яна его едва не побила, зараза спрятался на шкафу, наверх получалось добраться только со стремянкой, а стремянка покоилась на балконе. Холодном и продуваемом. Топнув ногой и погрозив кулаком, Яна проворчала, что в Небывальщине законы какие-то странные, но в ответ получила, что к их сотворению руку и она когда-то приложила. А если что-то не нравится, то «возвращайте себе силушку, ягушинское величество, меняйте законы на свое усмотрение, а пока не бухтите и в путь дорогу собирайтесь»! Нормально, да? У всех героинь книжной фэнтезятины, как у людей — похищения и переносы, а ей самой топать непонятно куда приходится!

   Яна перевела грустно-убийственный взгляд в окно, чтобы немного отвлечься от мысленной картинки убийства кота. Но фантазия слабо помогала, за время дороги она успела развлечься всем, до чего додумалась: начиная от чтения любимой книги и заканчивая пересаживанием себя любимой с места на место, когда автобус опустел и в салоне больше не осталось ненормальных продолжать путь.

   Прошло еще полтора часа дорожной пытки, и автобус наконец-то остановился у конечной остановки. Яна чуть не захлопала в ладоши от восторга, тут же вскочив с опостылевшей сидушки.

   — На выход, девушка! — крикнул со своего места водитель, потягиваясь и смачно зевая. Это был забавный дядька с круглыми очками на носу и торчащими в разные стороны вихрами волос. Судя по всему, езда по тяжелой дороге достала и его, потому что он почти вприпрыжку выскочил в разъехавшиеся двери. За ним следом направилась и молчаливая, хмурая кондукторша, доставая из кармана пачку сигарет. Перекур. Наконец-то!

   Через секунду Яна последовала за ними. Закинув на плечи рюкзаки с имуществом, она сделала шаг к свободе и… полетела вниз со ступенек. Хорошо еще, что вовремя успела сгруппироваться и подставить земле руки, а не нос. Хорошо, что ступенька была последней, а не первой. Хорошо… много хорошо, особенно снег, смягчивший падение. Но каково коварство! Или закон подлости? Честное слово, была бы у нее сейчас супер-сила, то точно бы скатала ненавистный транспорт в нечто трудноопределимое и выкинула подальше. Где там Супермены и Халки, когда они так нужны?

   — Девушка, вы в порядке? — две головы — водителя и кондуктора — повернулись в ее сторону. Выглядели при этом они комично, Яна тоже посмеялась бы, вот только обстоятельства как-то не располагали.

   — Нормально, — прошипела она, вставая. Покопавшись в боковом кармане рюкзака, вытащила платок. Варежки тоже смягчили удар, и все обошлось мелкими ушибами. Прислушавшись к себе, никаких болезненных последствий не ощутила.

   Покосившись на Яну, водитель осторожно поинтересовался:

   — Вы уверены, что вам сюда? Все, что здесь есть, пустырь, заброшенный поселок и лес. Эту остановку вообще-то планируют убрать, можно сказать, последний месяц катаемся.

   — Не беспокойтесь, — хмыкнула девушка, — я именно там, где и должна быть. Скоро меня подберут друзья и мы поедем дальше.

   — О, ясно, — только и сказал мужичок, забираясь обратно в автобус, — тогда удачного отдыха.

   — Спасибо. Удача мне не повредит.

   Вскоре кряхтящий и бурчащий автобус спешно отъехал от остановки, оставляя Яну в полном одиночестве практически в забытом всеми месте. Несколько секунд она провожала его взглядом, а потом решительно достала из кармана сложенный листок бумаги. На нем Баюн коряво, но четко изобразил дальнейший путь. Надо сказать, что художественными талантами он был обделен, и если бы в момент рисования девушка не присутствовала рядом, то сейчас точно ничего не поняла бы. Зато в данную минуту ей всего лишь нужно было сориентироваться и вспомнить некоторые моменты — пометки Яна делала себе тогда же. Вглядевшись в закорючки, она скорбно вздохнула: идти пешком предстояло еще очень и очень долго. Оглядевшись вокруг, почувствовала, как по спине побежали мурашки. Остаться одной посреди леса и пустыря было жутко, даже для самой авантюрной души. Через дорогу простиралась пустынная, седая местность и едва заметная заснеженная тропа, уводящая в белую метель, к счастью, еще не особо сильную. Стальное небо нависало над головой угрожающей глыбой, разбухшей от вот-вот готовых прорваться на землю новых вьюг.

   Яна посмотрела на часы, и это тоже не доставило восторгов: циферблат показывал уже седьмой час вечера, темно было хоть глаз выколи, идти предстояло неизвестно куда и неизвестно сколько. Увы, выбора у нее не было, она закинула за спину один рюкзак, следом повесила на грудь второй, включила фонарь — огромный, специально купленный для этого похода. Хорошо, что она отказалась от идеи тащиться с чемоданами на колесиках (сама надорвала животик от смеха, когда представила). В противном случае ее путь до Камня Трех Дорог закончился бы около ближайшего деревца с очень крепким сучком, либо у канавки. Собравшись с духом, Яна зашагала по колдобинам и хрусткому снегу к своему новому месту жительства, где бы оно ни находилось. Пустошь до заброшенного поселка получилось миновать легко, она была не такой уж и большой, как казалось сначала, просто снег мешал разглядеть застывшие в ледяной пустыне призраки домов. Зато улица этого самого поселка, когда Яна шагнула в него, оказалась еще более пустынна, чем сама пустошь. Поселок вообще и его главная улица в частности казались чем-то нереальным. Яна словно оказалась в чьем-то сне, куда не забегали даже бродячие кошки и боялись заползать чужие кошмары. Своих хватало.

   Идя вперед, она слушала надрывный скрип дверей и ставен, свист ветра в пустых помещениях, который похоронным маршем сливался с хрустящим под ногами снегом. Полуразвалившиеся дома со сгнившими досками и разрушенными камнями, около некоторых из них замерли ржавые машины без колес, то там, то здесь громоздились груды мусора, заваленные белым крошевом. Когда Яна увидела прямо посреди дороги, сидящую на земле старую, голую куклу с выбитым глазом, по спине побежали десятки неприятных мурашек. Смешно, конечно, но ту куклу она обходила большим кругом. Вся окружающая обстановка создавала ощущение того, словно Бурева оказалась в мертвом, давно отрезанном от жизни месте. Наверное, так себя чувствовала бы мышь, оказавшаяся между очень голодной кошкой и страшной бешеной собакой. В какой-то момент запах сырости, гниющего мусора и чего-то еще, непонятного и неприятного, усилился — его не могли перебить даже мороз и ветер. В вечернем полумраке тени сгущались, превращая дома в жуткие провалы в неизвестность — тут впору было снимать фильмы ужасов. Иногда Яна настороженно оборачивалась, чтобы убедиться, что за спиной нет ничего и никого, кроме пустых зданий и пустоты дороги. Навязчивое ощущение чужого взгляда буквально преследовало ее и заставляло ускорять темп.

   В эти минуты Яна как никогда жалела, что у нее нет третьего глаза на затылке и отсутствуют мутантские способности. Для своего спокойствия в темную, громоздкую массу заброшенных домов она больше не вглядывалась — неизвестно, что могла там увидеть. С ее-то новыми возможностями и сложившимися обстоятельствами нужно было быть невероятно осторожной. После вспышки ярости, из-за которой в квартире разбились все хрупкие предметы, Буреву четко просветили о некоторых аспектах сущности. Сколько бы раз она не перерождалась, сущность Бабы Яги оставалась прежней, она не переставала быть сказочником. И исконная сила, с которой она пришла в Небывальщину и которой напитала сказочный мир всегда оставалась при ней. Теперь, когда она возвращалась домой подобных магических вспышек будет больше с каждым разом. Усатый и вредный кошак, прежде чем отправить хозяйку в путь-дорогу, долго втолковывал, что ей нужно контролировать свои эмоции и ощущения, пока они со всеми не разберутся. Тем не менее, кроме жуткой обстановки и зудящих лопаток все было спокойно, и Яна надеялась, что так останется до самой окраины поселка.

   Лишь один раз девушка решила, что у нее прямо на месте случится разрыв сердца, а пятки предпримут попытку спастись бегством, не спросив мнение тормознутого мозга. Проходя мимо одного из заброшенных домов, Яна отчетливо расслышала кошмарный звук, который очень сильно напоминал смесь детского хихиканья и кошачьего мяуканья. Он прозвучал совсем близко от нее и тут же затих, чтобы вновь погрузить улицу мертвого поселка в снежное молчание. Яна никогда не относила себя к пугливым барышням, но здесь шарахнулась в сторону, переплюнув зайца с его прыгучестью, а потом замерла на месте с отдающимся где-то в ушах стуком сердца. При других обстоятельствах можно было бы успокоить себя тем, что померещилось или бомж какой шутил так. Но это был бы самообман, а бездомных здесь не водилось, слишком сильна была грань с потусторонним. Именно поэтому этот участок постепенно пришел в подобный упаднический вид, люди по определению не смогли бы поселиться тут. Только через некоторое время она заставила себя пошевелиться, убедившись, что никто не полез знакомиться с ней из кособокого окна.

   Неважно откуда взялся страшный звук, кто или что издавало его, Яна совершенно не хотела знать его источник. Оставшийся путь сквозь поселок Бурева проделала в ускоренном темпе; насколько, конечно, позволили осуществить задуманное тяжелые сумки и собственная дыхалка. Поселок-мертвец закончился внезапно, также как внезапно перед носом вырос лес, о котором рассказывал Баюн. Одно исчезло, оставшись позади, а второе выросло, как по мановению волшебной палочки. Ноги и руки давно гудели от усталости, но Яна решила, что отдохнет позже. Больше всего хотелось как можно скорее покончить с изматывающей, напряженной дорогой, забыть неприятные ощущения и избавиться от чувства заброшенности. Потоптавшись немного на месте, разглядывая неприветливую, дикую мощь природы она шагнула вглубь. Лесная вселенная приняла девушку в свои объятия, и странно, но возникшее в поселке напряжение начало отпускать. Хотя многие наверняка бы с ней поспорили, сказав, что уж лучше покинутая людьми «проклятая» земля, чем лесные чащобы с хищниками и нехожеными тропами.

   Объясняющий дорогу Баюн, рассказывал, что никакой специальной тропы она не найдет, а тропинка из желтого кирпича обретается совсем в другом мире, поэтому Яне нужно будет идти вглубь лесной чащи без всяких ориентиров и не думать куда. Через некоторое время, нужная дорога сама ляжет под ноги, выведет, куда необходимо — это магия Небывальщины, магия Камня Трех Дорог. В общем-то, так и вышло. Нужного мгновения Яна не заметила, просто в какой-то момент сделала шаг и оказалась на протоптанном кем-то пути. При этом от него в темноту лесной чащи бежало множество самых разных дорожек, уводящих в неизвестность. Каждая из них представлялась чем-то неведомым, индивидуальным и загадочным, но испытать силы на проверку желания не возникло никакого. Достаточно было того, что имелось. Яна шагала прямо, игнорируя постороннее: и вспыхивающие, разноцветные огоньки, и впечатлившие ее козлиные следы — слишком большие для обычных коз, и лесные, ночные шорохи. Она торопилась, вьюга уже давно вошла в силу, усталость брала свое, вместе с холодом, не знающим пощады.

   Луч фонаря освящал немногое, всего на пару шагов вперед, дальше его свет пожирала ночная тьма, голодная и черная. В эти мгновения Буревой хотелось поскорее оказаться в каком-нибудь теплом помещении, у камина с кружкой кофе, а еще лучше внезапно обрести ночное зрение — чувствовать себя слепым котенком она не привыкла. Лес вокруг пробуждал это желание сильнее и сильнее, отрезая человеческий и цивилизованный мир за пределами деревьев и кустов. Лесная вселенная была наполнена разнообразием звуков, сплетающихся не то в единый ритм, не то в мелодию: запутался ветер в ветвях скрипучих деревьев, кричали птицы и звери, выходящие на охоту в темное время. Что-то шуршало, царапалось, стрекотало и пищало. Где-то вдалеке завывали волки, вновь напомнив Яне, что в лесу может подстерегать не только сверхъестественная опасность, но и вполне обычная. Чем дальше она шла, тем сильнее становились запахи: мороза, древесины и хвои. Эти запахи сливались с чистым воздухом, который хотелось пить. Тропинка вела Яну через рощи, которые наверняка в более теплые времена укрывали папоротники и цветы, через полянки, соседствующие с замерзшими ручьями, мимо огромных вековых деревьев и совсем юных деревцев, укрытых снежными заносами.

   Где-то в кронах деревьев, сплетенных из ветвей и тьмы, проскользнула неизвестная большая тень и тут же исчезла. То здесь, то там начали вспыхивать разноцветными огоньками падающие вниз снежинки. Усталый мозг практически не реагировал на то, что обычная лесная местность стала более пугающей и более нереальной. Яна шла вперед лишь бы дойти уже хоть куда-нибудь. Правда, несколько раз в голове роились мысли остановиться и передохнуть, но, как оказалось, в этом не было нужды — она все-таки дошла до места назначения. За свою небольшую, но насыщенную событиями жизнь Яна успела повидать многое, да и побывать довелось не в одной России. Но еще нигде и никогда она не видела подобного перекрестка, как тот, на который ступила. Это было неудивительно, потусторонний перекресток не мог быть похожим на своих обыкновенных собратьев. Серое, точно присыпанное пеплом перекрестье было окутано легкой туманной дымкой и совершенным отсутствием метели. Она бушевала вокруг, за пределами, но не внутри, словно стихия не желала затронуть священного места. Здесь было не в пример светлее, этакий серый полумрак, где возможно было рассмотреть все, что нужно, а не слепо щуриться.

   Перекресток расходился в разные стороны тремя дорогами, теряющимися в неизвестности. Сложно сказать, что заставило Яну поступить именно так, но прежде чем выполнить задуманное, она подошла к границе каждой из них. Переступать не думала, древний инстинкт внутри сиял красным цветом запрета, но вгляделась в каждую. Одна была затянута молочным, непроглядным туманом, вторая терялась сизой дымке, точно окутана пожаром, третья и вовсе была погружена в глубокую черноту. От каждой из них веяло безграничной вечностью и тайной, но некоторые тайны никогда не следовало открывать. Постояв немного, Яна обратила все свое внимание на центр перекрестка, туда, где застыл во времени Камень Трех Дорог. Он был изъеден древностью и бушующей внутри невидимой силой, но надписи на нем оставались четкими, будто их постоянно обновляли, не давали исчезнуть окончательно. Странная граница, странный перекресток и странные, пугающие слова, обещавшие путнику потери и обретения, богатства и власть, счастье и горе. Как в сказках, но в сказках от их прочтения не бежали по спине мурашки, а перед глазами не начинали мелькать белые круги, обещавшие потерю сознания.

   Дитя Дороги, с возвращением!

   Камень жил… дышал, и от его дыхания вибрировало все вокруг.

   Поняв, что еще немного, и она упадет от круговорота образов перед глазами, Яна отвернулась и некоторое время приходила в себя. Потекли длинные минуты ожидания непонятно чего: с топтанием на месте, с хождением по кругу, с напеванием детской песенки, чтобы хоть немного развеять тишину и давящее ощущение мрачной мощи. Баюн говорил, что у Камня ее должно было встретить сопровождение, говорил загадочно и любых подробностей, паршивец, избегал. Говорил, что так нужно, а объяснения будут после… если, конечно, она дойдет. Яна бы с радостью оттягала его за хвост, но тогда появилось много других дел. И в первую очередь вытребовать на работе внеплановый отпуск за свой счет почти на месяц. Перспективное повышение она потеряла из-за тех боев, зато получила желаемое. Его было бы практически невозможно добиться без хитрости, капельки лжи, капельки чар Баюна, удачи и упрямства. Попрыгав на месте, Яна что-то неразборчиво пробурчала себе под нос, градус настроения падал все ниже и ниже. Сопровождение что-то не торопилось, и в голову уже начали закрадываться нехорошие мысли: а будет ли оно вообще?

   Будет!

   Самый миг их появления Бурева проворонила, скакала козочкой вокруг камня, стараясь окончательно не замерзнуть и не уснуть. Провожатых оказалось не один, а целый трех. Тьфу, не так! За такие фразочки учителя русского и литературы ее бы четвертовали. Вместо предполагаемого одного спутника Яна увидела троих. Незнакомые всадники выехали к древнему перекрестку, вспоров ночную тьму и вьюгу вокруг, и предстали перед ней во всей красе. Мощные кони топтали копытами снег, жутко всхрапывали или, даже, рычали, в них чувствовалась безудержная дикость, которой могли управлять только люди с чрезвычайно сильной волей. Или не люди? В эти мгновения Яне вспомнились смешные мультфильмы, где персонажи теряли от удивления глаза и челюсти, потом долго их искали и пытались вставить обратно. Будь она мультяшкой легко повторила бы их подвиги. Она рассматривала мужчин со странной смесью шока, непонятной радости и еще более непонятной тоски. Первое легко можно было списать на их внешний вид, выглядели сказочники, жители Небывальщины, совсем не по-человечески. Зато второе и третье быстро привели девушку в чувство, хотя и оставили нотку недоумения.

   Практически сразу пришла и другая мысль, более неприятная. Вдруг незнакомцы вовсе не сопровождающие? Вдруг такие же, как она приключенцы, только не в пример образованные сказочными законами.

   Попереживать не успела, потому что один из них ловко спрыгнул на землю со своей зубастой, призрачной зверюги, имеющей внушительные клыки в пасти и орлиные лапы вместо копыт, во всю мощь голосовых связок, легких и чего там еще проревел: «Мама!», и сжал Буреву в объятиях.

   Пока та хрипела от ступора, шока и удушения, спешились и остальные. Последующие мгновения она передавалась с рук на руки, подвергалась крепким объятиям и восторгам, продолжая пребывать в невменяемом состоянии. Где там шокотерапия?!

   Шокотерапия не спешила, зато появилось время на разглядывание и, хотя бы, зрительное знакомство.

   На вид «сыночкам» был около двадцати пяти — двадцати шести лет, шикарные, сексапильные, мужественные представители мужского племени. Только назвать их людьми нельзя было даже с натяжкой. Они были… белым, черным и алым, как бы оно не звучало, ну, почти. Волосы и странный туманный шлейф вокруг мужчин создавали ассоциации именно с этими оттенками. Тот, у которого была белая аура, отличался голубовато-белоснежной кожей и призрачно-серыми глазами. Больше всего он напоминал девушке сказочного дракона в человеческом обличье: могущественный, величественный. Зато черный казался его полной противоположностью, имел пиратскую, бесшабашную внешность, включающую в себя и повязку через левый глаз, и даже небольшой шрам над губой. Угольный, смольный, мрачный, он казался ночью обретшей плоть. Кожа его, как и звездное небо, была усыпана святящимися бликами. Это выглядело красиво, настолько, что Яна залюбовалась. Последний из троицы сохранял равновесие между двумя другими. Огненно-багряный смерч, которому однажды подарили человеческую оболочку и наказали оставаться в ней до конца дней его, чтобы ненароком не спалить землю. У него единственного волосы были длинными, спадая тугой косой до самой земли, на конце которой полыхал настоящий язычок пламени.

   Такие разные, но чем-то неуловимо похожи.

   — Мама!

   Вот, снова. Яна вздрогнула, нахмурилась и вспомнила!

   Баюн ведь говорил, что в прошлой жизни у Бабя Яги и Кащея было пятеро детей: Василисы и тройняшки День, Ночь и Солнце. Нда, так она сейчас именно с ними повстречалась? С живыми олицетворениями стихий или как обозвать их? Что вообще сказки рассказывали об этих парнях? Яна принялась вспоминать, что успела узнать.

   В мифах белый, черный и алый всадники выступали в качестве верных слуг лесной владычицы. О родственных связях там даже не заикались. В голове совершенно не укладывалось, что эти брутальные и шикарные мужики, выглядящее ее ровесниками, а на самом деле, дай бог, пра-пра-пра-пра-прадедушки, набивались к ней в сыновья! И все же они были так рады ее видеть, так сильно обнимали и при этом обращались, как с хрупкой вазой, что Бурева прикусила острый язык и не собиралась высказывать им ни претензий, ни удивления, ни острот. Она была бы и рада поучаствовать в их привалившем счастье, но сама ничего кроме смущения и задумчивости не чувствовала. Не было никакого узнавания, сердце тоже не спешило с материнскими подсказками. То первое, мимолетное мгновение радости и тоски растворилось в неизвестности, будто никогда ее не посещало. Троица незнакомцев так и осталась для нее троицей незнакомцев из сказок и вызывала поверхностное любопытство. Но об этом она тоже не собиралась говорить им, слишком жестоко и подло высказать подобное тем, кто считал ее своей матерью. Яна может и была жестким человеком, но не жестоким — точно. Возможно позже, когда-нибудь и она сможет ответить на их радость.

   А может и нет…

   Немного оттаяв, Яна хмыкнула. Если эти парни на самом деле ее сыновья, то они с Кащеем отлично потрудились раз сделали таких красавцев. Следом пришла еще одна забавная мысль, навеянная легендарным фильмом про Ивана Васильевича, каждый Новый Год меняющего профессию. Хотелось выстроить парнишек в ряд, и, идя от одного к другому, знакомиться: «Очень приятно, мама! Очень приятно, мама! Очень приятно…».

   Она еще думала, как бы не дать им об этом догадаться, но не успела.

   — Ты ведь нас не помнишь, верно? — отстранившись, спросил у нее черный. Ночь? Наверное.

   Яна отчего-то почувствовала себя виноватой:

   — Не помню, простите.

   На миг в глазах стоящего рядом белого всадника мелькнула тоска, но пропала слишком быстро, а Яна решила сделать вид, что не заметила. Но от этого стало совсем нехорошо, будто она кого-то предала, пусть и неосознанно.

   Поначалу показалось, что вокруг стало холоднее и темнее, но вмешался третий, который красный.

   — Так, мужики, расслабились и перестали кукситься! — И наградил обоих братьев подзатыльниками. Такими, что невольно любой бы позавидовал, столько привязанности было в этом жесте. — Нечего на мать наседать, вспомнит она нас, никуда не денется. — И тут же подмигнул Яне: — Лучше давайте знакомиться заново. Меня вот Яромир (1) зовут, того, кто черный — Галактион (2), а белобрысый — Альбин (3).

   Грустить расхотелось, глядя на обретший плоть огненный факел полный эмоций.

   Она улыбнулась, осторожно, но искренне:

   — Яна Бурева, приятно познакомиться.

   — А уж нам-то как! — ухмыльнулся Яр. — Смотри-ка, имя-то свое ты сохранила.

   — Имя?

   — Баба-Яга, Буря. Не улавливаешь?

   — Кажется…

   Девушку дернули за прядь пепельных волос.

   — Эй! — возмутилась она. — Ты как с матерью обращаешься?

   — Ты ведь не помнишь, что наша мать, — веселился огненный паршивец, — вот когда вспомнишь…

   — Уши надеру!

   — Догони сначала, мамочка!

   На душе стало неожиданно хорошо, впервые за долгое время ушла тяжесть, пружина из-за мнимой смерти подруги и навалившихся сверхъестественных проблем распрямилась. Глядя на Яра и его братьев, решивших оттаскать того за уши вместо нее, а заодно и в уплату за подзатыльник, захотелось искренне рассмеяться. Может до родственных чувств было невероятно далеко, зато первый шаг на пути к дружбе был сделан.

   Великовозрастных драчунов пришлось разнимать Яне, от этого знакомство прошло даже легче, чем предполагалось.

   — Вы правда… эти? Солнце, ночь и день? — полюбопытствовала она, наблюдая, как троица готовилась к отъезду.

   — Ты сказки о нас прочитала? — спросил Галактион.

   — Все, что смогла найти, но вы не частыми гостями были в них.

   — Яснобыльщина утратила многие знания о нас, о Небывальщине. Да, мы эти самые.

   Яна опешила:

   — Как же вы… умещаетесь? Ничего не давит?

   Тройняшки с одинаковыми выражениями лиц посмотрели на девушку, а потом одновременно захохотали.

   — Не давит, мамуля, у нас портной высшего класса, — подмигнул Яромир.

   — Человеческий облик удобен и куда более интересен, — пояснил Альбин, — нам несложно находиться в нем. Главное продолжать выполнять свои обязанности и не нарушать равновесия миров, остальное не проблема.

   — Мне сложно подобное даже представить.

   — Ты слишком долго прожила среди людей, сама стала человеком — оно неудивительно. Когда вернется твоя божественная суть, подобные вопросы отпадут сами собой.

   Яна притворилась, что не обратила внимания на эту фразу. Никаких очередных возвращений она не желала.

   — Только сейчас подумала, что совершенно не поинтересовалась: а те ли вы, сопровождающие, о которых говорил Баюн или нет? Странно, подобное доверие мне несвойственно.

   — Может ты нас и не помнишь разумом, но чувства никуда не делись, — серьезно заметил Альбин.

   К предстоящему путешествию братья готовились основательно: проверили и накормили лошадей, пристроили рюкзаки Яны, чтобы те не мешались и не потерялись в дороге, подкрепились сами и заставили девушку перекусить тоже. Дорога предстояла тяжелой. Ей нужно было ехать вдвоем с Яромиром, только его жар, тепло могли сохранить жизнь неподготовленному человеку в Небывальщине. На первое время, пока организм немного не перестроится, магия Небывальщины не окутает безопасным коконом. Им предстояло идти через владения Морозко по Зимнем Лесу, вьюжный край был суров даже для сказочников, люди и вовсе там без особой защиты не выживали, потому были редкими гостями. Сейчас же там бушевала метель не в пример человеческому миру — сверхъестественная, злая, суровая. Яна вмиг замерзла бы до смерти, оказавшись там в одиночестве, а солнечный, горячий Яр не позволил бы ей превратиться в ледяную статую. При этом ее заставили переодеться в особую одежду из сказочной страны, которая была сшита с использованием магии и являлась каким-то там артефактом, Яна в подробности не вдавалась. Тепло, удобно, защита есть, детали не имели значения.

   Осторожно приблизившись к животине, что именовалась «красным конем» в сказках, Яна, очарованная ею, не могла оторвать взгляда. От всех троих лошадей не могла. Потрясающие животные были воистину огромных размеров, с мощными телосложением, шелковыми гривами и совершенно не звериными повадками. При этом они были разными: призрачный конь Альбина, казалось, в любой миг мог раствориться в воздухе туманной дымкой, у Гала зверюга имела кожистые, перепончатые крылья и змеиные глаза, у коня Яромира вместо гривы, хвоста и копыт полыхало живое пламя.

   — Это ты их подарила, когда нам исполнилось по пять лет, — сказал Яр, усадив девушку в седло.

   — Я? — удивлению Яны не было предела. Она едва удерживала себя от желания запустить руку в живое пламя гривы, находящейся столь близко от нее.

   — Туман, Нетопырь и Светоч из твоего табуна, мам, — добавил Аль, улыбаясь и наслаждаясь восторгом в ее глазах.

   Она выдохнула:

   — Кажется, мне многое нужно будет заново узнавать. У меня есть табун?

   Яромир ловко устроился позади нее:

   — Еще какой, ты веками выращивала волшебных лошадей. Таких, как у тебя, ни у кого не было и не могло быть.

   Галактион и Альбин последовали примеру брата и вскоре все трое оказались в седлах. Кони, почувствовав близость свободы, забили о землю лапами и копытами, зафыркали, загарцевали под всадниками, но быстро стали вновь послушными. Хозяева не дали этим опасным созданиям воли, еще не пришло время.

   — Выбирай дорогу, мам, — сказал Яромир.

   — Я?

   — Конечно, ты, это ведь твое приключение, твой поиск. Выбирай сердцем, сутью, прислушайся к себе.

   Бурева настороженно посмотрела на каждую из дорог, ни одна не вызывала желания идти по ней. Как только она сделала это, все вокруг застыло, по-другому и не скажешь. Остановилось ли время или мир замер в ожидании? Слишком могущественные силы, чтобы возможно было осмыслить их человеческим разумом.

   Дитя Дороги идет лишь туда, куда пожелает.

   Что ты выберешь на этот раз?

   Яна сглотнула и решительно произнесла:

   — Та, которая в тумане.

   После этих слов две остальные дороги растворились в неизвестности, камня тоже как будто и не бывало, а белый путь неизвестно как оказался под ногами коней.

   Яна бы и рада была попереживать немного, когда вокруг зазмеился туман вперемежку с хороводом крупных снежинок, но не успела. Ее отвлекли.

    — Скоро встретишься с нашими сестренками, они по тебе тоже страшно соскучились. А еще папа…

   Яна страдальчески взвыла:

   — Может не надо папы?

   — Вот еще! Мы даже ставки сделали на вашу встречу!

   — Похоже я вас мало драла в детстве.

   — Никогда! — блин, а сколько гордости-то!

   — Жаль.

   Три злорадно-веселых вопля-хохота слились в единое целое с запевшей вокруг зимней вьюгой.

   — Добро пожаловать домой, в Небывальщину, мама! С возвращением, Баба Яга!

   __________________________________________

   1. Яромир (стар., слав.) — солнечный мир.

   2. Галактион (стар.) — звездный.

   3. Альбин (нов.) — белый.

ГЛАВА 4

   Если бы не было Яра под боком, точнее, если бы она не находилась под боком Яра, то на входе в Небывальщину появилась замороженная Яна Бурева в количестве — одна штука. Совершенно точно так и было бы. И ходили бы в Зимний Лес всевозможные сказочники, устраивали экскурсии и лекции на тему, как несостоявшаяся Баба Яга скоропостижно обледенела. Хорошо если бы она в тот момент себе позу по-пафосней успела выбрать. Чтобы, так сказать, впечатление производить на особо-трепетных и восхищающихся, и… надписи, надписи: «Здесь был Вася!» никто не писал. А еще, чтобы всякие нехорошие личности не лепили куда ни попадя монетки. Вот такую незавидную участь Яне удалось избежать благодаря своему вновь обретенному сыну. Молодец, полезный мальчик! Привалившись спиной к груди Яромира, она уютно грелась в невидимых потоках тепла, исходящих от него. Бушующий вокруг снегопад с порывистым ветром, обтекающие всадников, навевали мысли о библейском Моисее, позволяли не морщиться от колючей боли на обнаженной коже. Не защищай Буреву магия одежды и Яромира, она вряд ли спокойно бы разглядывала окружающие пейзажи.

   Посмотреть было на что, Зимний Лес Морозко производил неизгладимое впечатление на несведущую в волшебстве личность, как она. Первое, что она увидела, когда красный конь перемахнул границы миров: серебряно-белый цвет, заполонивший все вокруг. Живая, бесконечная вьюга властвовала в этом месте единолично и неизменно. Она практически заслонила из поля зрения, ползущие по небосводу пухлые тучи, из недр которых падали бесчисленные снежинки. Их подхватывал хлесткий, ледяной ветер, чтобы разнести по миру и никому не оставить надежды на скорое приближение весны; вообще лишить все живое памяти о весеннем, пусть и далеком миге. Мелькающие в беге деревья заледенели в диком сплетении стволов и ветвей, создавая ощущение безысходности. Будто судорожное соединение некогда живой природы так пыталось защититься от властвующих в Зимнем Лесу холодов. Сугробы, укрывавшие их, подобно перинам, вырастали до невероятных размеров. Случись ледяным драконам искать здесь лежбища, то они наверняка нашли бы приют в этой мерзлой чаще.

   Иногда на пути всадников появлялись самые настоящие ледяные скульптуры, которые некогда были животными, людьми и даже чудовищными сказочниками. Особенно страшно было оттого, что все эти статуи еще некоторое время назад дышали, чувствовали, жили, а сейчас были не более, чем мертвыми изваяниями, навечно потерянными в белой пустоши. Не полыхай Светоч огненным заревом и не освещай тем самым видимость на достаточно большое расстояние вокруг, то из-за вьюги и темноты Яна ничего не смогла бы разглядеть, даже кончика собственного носа. Но видимость была отличная и позволяла видеть многое, и, к счастью, не только мертвые ледяные статуи. Иногда снежинки приобретали форму прозрачно-голубоватых миниатюрных девушек, скользящих по воздуху, как по льду. Они сверкали, как маленькие звезды, и отличались самыми разными размерами: от крохотных до вполне обычного человеческого роста. Заметив любопытство Буревой, Альбин пояснил, что это зимние духи снежинок. В какой-то момент в глубине белоснежной мглы и чернильной чащобы замелькало струящееся до небес зарево, которое исходило от громадного костра, языки пламени которого оказались выше небес. Тогда для Яны ожила еще одна сказка — о Двенадцати Месяцах, устроивших ежемесячную встречу за посиделками у огня.

   Сложно передать словами, что испытывала Яна оказавшись в Небывальщине. Что-то щемило в груди, горло перехватывало от хаоса эмоций, сердце стучало как ненормальное. Она дышала и не могла надышаться, смотрела и не могла насмотреться, впитывала в себя каждую сказку, на которую падал взгляд.

   И очередная сказка пришла. Призрачно-серой тенью она…он выскользнул из белого бурана, сопровождаемый вьюжными духами похожими на волчьи образы. Только они практически не держали форму и рассыпались мириадами снежинок, завывая и рыча. Могучий, гигантский волк, размеры которого раза в два превышали Баюна, когда он впервые появился перед девушкой, мог бы содрогнуть любую твердь. Но он скорее летел над землей, чем парил, стремительный и грозный в своей необузданной грации. Дымчатая шерсть была припорошена не только снегом, но и сединой, весь он казался олицетворением вечности и магии. Таких существ — Яна чувствовала — больше не было ни в Небывальщине, ни за ее пределами. Волк некоторое время мчался рядом с всадниками чудовищным эскортом, творя волшебство одним своим присутствием. На какой-то миг льдисто-голубой глаз с неестественно-вытянутым зрачком внимательно разглядывал Яну, а потом неожиданно подмигнул ей. После этого серый зверь растворился в снежной темноте так же внезапно, как и появился.

   — Кто это? — выдохнула Яна после исчезновения волка и прижала руку к груди, где сердце непонятно стучало.

   — Серый Волк, мама, один из двух волчьих владык в Небывальщине.

   Волк-колдун, мудрый и вольный, во многих сказках спасающий Иванов и творящий самые разные чудеса. Он был наделен всевидением и всезнанием, насылал заклятия и менял облик, как вздумается. Ему были доступны не только тропы живых, но и мертвых.

   Все это Яна узнала в прочитанных сказках в Яснобыльщине, но полагала, что и тут людям неизвестно и малой толики информации о нем.

   — Мне показалось, что он меня знает.

   — Еще бы! Столько он с тобой мучился! — хохотнул Яромир.

   Недоумение Яны развеял молчун-Галактион:

   — Он твой крестный отец, мама. Даже нам сложно вообразить твой истинный возраст, но именно он вырастил и воспитал тебя.

   Бурева от удивления даже рот открыла, чтобы тут же его захлопнуть. Вот ведь… Какие у нее родственники интересные! Она так привыкла к одиночеству, что сейчас, когда в очередной раз столкнулась с кем-то близким, смешалась. Непонятное, незнакомое чувство казалось диким: знание, что в этом мире больше не одна.

   Она повернула голову, чтобы увидеть лицо своего солнечного сына, а потом посмотрела и на двух других:

   — Вам так нравится называть меня «мама»?

   Мужчины переглянулись.

   — Нравится, мы слишком долго были лишены твоего присутствия, соскучились, — ответил Аль. — Ты против?

   Яна отрицательно качнула головой:

   — Нет в общем-то. Просто это…

   Она махнула рукой, будто так становилось яснее, что такое «это».

   Над ухом приглушенно и как-то тепло хохотнул Яр:

   — Мы были уже взрослыми, когда ты пропала, но… Если позволишь, мы бы хотели и дальше тебя так называть.

   Мужчины замолчали, прямо смотря вперед, но в их лицах, позах чувствовалось большое напряжение. Яна подумала, что они, скорее всего, и без того сдерживают себя колоссальным усилием воли, не хотят давить на нее.

   — Называйте, — смутилась она еще больше, отказать не получилось, язык не повернулся.

   Да и как она могла? Это было бы… Неправильно. Почему-то.

   Они вмиг расслабились, а солнечный «сынок» чмокнул ее в макушку:

   — Нам еще долго ехать, так что лучше отдохни. Ты ведь вымоталась, пока добиралась до камня.

   Отдохнуть было необходимо, Яна давно чувствовала усталость, но адреналин в крови, встречи со сказочниками, вообще переход в другой мир совершенно не располагали к расслаблению. Какой-то внутренний моторчик продолжал работать внутри нее вопреки всем законам. Тяжело было и сидеть долгие часы на лошади, пусть братья организовали всевозможные удобства для такого новичка, как она: опытный наездник оберегал от падений и придерживал коня, когда тот пытался проявить норов, под попой мягкий плед, магия опять же помогала до определенных границ. Яна не была привычна к долгим верховым прогулкам, она вообще ездила верхом крайне мало, только для развлечения. Поэтому все равно поездка вызывала некоторый дискомфорт. В словах Яромира чувствовалась не только забота, но и правота, отдохнуть нужно, жизненно важно. Привалившись к крепкой груди спиной, девушка попробовала расслабиться и закрыла глаза. Несколько минут она думала, что ничего не выйдет, но завывания Зимнего Леса вскоре перестали мешать, а бег коня будоражить. Дрема пришла незаметно, а после девушку сморил и сон. Видать, ей просто нужно было расслабиться. Немного.

   У Яны иногда случались в жизни периоды, когда чересчур возбужденный организм отказывался спать и правильно питаться. Иногда они были длительными, иногда короткими. Но в какой-то момент тело попросту после отключалось на некоторое время, будто у него была своя особая кнопка, и оно не спрашивало позволения хозяйки. Сейчас последовала привычная реакция. После пропажи Светы Яна спала урывками, плохо питалась, пропадала на работе или у родителей подруги. Она совершенно не думала о том, что подрывает здоровье. А после жуткая жар-птица принесла свою хорошую-плохую весть, и девушка еще больше потерялась в заботах. Вот и наступил миг, когда организм взял свою плату за безалаберное к нему отношение. Только проспала Бурева недолго, пару часов — не больше. Когда открыла глаза, почувствовала себя до странного бодро и предположила, что это стресс и нестандартность происходящего на нее так повлияли. Значит окончательная расплата будет еще впереди, но хотя бы так.

   Яна выпрямилась, разминая затекшие мышцы, в очередной раз порадовалась, что холод Зимнего Леса не касается ее. Хотя бы эта проблема ложилась не на ее плечи. Ломота в теле от скачки все равно грозила сделать ее на несколько дней недееспособной, когда получиться наконец-то оказаться в каком-нибудь теплом и безопасном месте. Сказывалась городская жизнь и отсутствие опыта не только в верховой езде, но и какой-то спортивной деятельности. Как же при этом страдала самая уязвимая и дорогая сердцу задняя половина, Яна и вовсе молчала! Только старалась отвлечься и время от времени закусывала губу, ныть и жаловаться она никогда не умела, не любила. Увы, отлучиться в кустики сразу также не получилось. Когда она озвучила свою просьбу, то троица ехидин поинтересовалась про весьма оригинальную позу очередной ледяной скульптуры Морозко. Яна моргнула, сообразила, представила, прониклась, как и куда в будущем на нее прилепляют монетки, и треснула Яра по макушке, чтобы перестал ржать.

   Увы, до остальных двух ехидин дотянуться не позволяли физические возможности, поэтому приходилось терпеть и скрежетать зубами. После того, как парни перестали гоготать, остановка все же случилась. В кустики пришлось топать в компании Яра и творить великое дело, глядя в его спину, но подобное неудобство было все же лучше, чем первоначальный вариант с ледяным экспонатом с ней в главной роли.

   — Все хотела спросить, какую дорогу я выбрала? — спросила Яна, решив поболтать, скучно все время молчать, особенно, когда такой простор в получении информации. — А то выбрала и без понятия, что именно. Почему-то сейчас не могу вспомнить ни одной надписи с Камня, а ведь я его весь обошла вокруг и прочитала все, что увидела.

   — Камень Трех Дорог, — ответил Альбин, подъезжая поближе, — это судьба в некотором своем проявлении. Ты получаешь толику информации ровно до тех пор, пока не сделаешь выбор, а после у тебя остается лишь неизвестность. Он пускает к себе путника, жаждущего отправиться в странствие, и путник кидает жребий. Твой жребий — дорога смерти.

   — Очень мило, — протянула Яна. — Это значит, что все будут жить недолго и в конце счастливо умрут?

   — Смерть не обязательно подразумевает смерть тела или окончательное исчезновение из мира живых. У нее много граней и оттенков. Это тебе и предстоит узнать, но так же нельзя исключать и самого худшего развития событий.

    При этих словах брата Яромир как-то весь подобрался, словно заранее готовился защищать вновь обретенную мать от любых угроз.

   — Хорошо. Откуда вы знали, что мы попадем именно в Зимний Лес? Если бы я выбрала какую-то другую дорогу, мы бы тоже попали сюда?

   — Камень способен направить в любую точку Небывальщины, мы же, как сопровождение, должны были до тебя добраться. Сила Камня и вела нас, а добирались мы через Зимний Лес. Удивительнее было бы, если бы нас направили потом в иное место, подобное происходит редко. Камень дает начало пути и обычно место, куда приходит герой, предопределяет дальнейшую судьбу, либо отражает его внутреннюю суть. Иногда в начале пути происходят у героев судьбоносные встречи, а иногда они ничего не значат. Чаще всего, на начальном этапе приключения ничего не случается, ничего из того, что может повредить и умертвить героя раньше времени.

   — Если бы я выбрала одну из двух других дорог, — Яна немного перефразировала вопрос, — мое приключение было бы менее опасным?

   — Нет, — подъехавший Галактион протянул девушке флягу с легким вином и завернутые в тряпицу ломоть хлеба, вяленое мясо и сыр — остановиться они не могли, поэтому подкрепляться приходилось в седле. — В Небывальщине не бывает безопасных дорог, особенно тех из них, что начинаются от Великого Камня.

   Бурева заметила, как между стволами деревьев выглянуло нечто длинное, белое и с голодными алыми глазами — большего разглядеть не получилось. Вдалеке кто-то заверещал, но не от боли, а непередаваемой тоски и голода. Жуткий звук еще долго разносился эхом по зимним окрестностям. Еще спустя некоторое время в небе на достаточно приличном расстоянии, но расстоянии видимом, промчалась, наверное, ладья, только очень небольшая, размером с обычную лодку. На ней стояла белоснежная женщина с развивающимися косами и управляющая своим транспортом при помощи длинного весла. Особенно примечательно было то, что за спиной у нее виднелись лебединые крылья. Зрелище было красивым, но отчего-то и устрашающим. Чувствовалось в особе что-то колдовское, опасное, необузданное, и связываться с ней, даже чтобы удовлетворить любопытство, совершенно не хотелось. Если дальнейшая миссия Яны по спасению подруги будет связана с Лесом Морозко в частности и с зимним временем вообще, то хорошо бы узнать о нем побольше. Как и о Сером Волке, и Двенадцати Месяцах, вообще о сказочниках. Так, на всякий случай.

   — Я видела Избушку-на-курьих-ножках во сне, — вспомнила Яна то, о чем еще хотела спросить, — она находится на территории Зимнего Леса? Мы ведь туда едем?

   — Туда, но Избушка находится в Дремучем Лесу, который граничит с Зимним Лесом, — исправил ее заблуждение Гал. — Она способна путешествовать и передвигаться с места на место, но без тебя не сдвинется с места вообще никуда. С тех пор, как ты пропала, наша курятина безвылазно сидит дома.

   Было забавно, как он произнес «курятина», одновременно ехидно и нежно.

   — Сколько времени нам придется ехать до Дремучего Леса?

   — Еще пару часов, к утру мы должны быть уже на месте. Наши кони мчатся со скоростью ветра, поэтому дорога недолгая.

   Скорость ветра? Почему у нее тогда все не расплывается перед глазами, и Яна совершенно не чувствует сумасшедшей скорости?

   Между тем Гал продолжил:

   — Если бы мы ехали, как обычные сказочники, то путь по одному и второму Лесам занял около четырех месяцев.

   Бурева присвистнула, оценив:

   — Хорошие коняшки.

   — Твоя заслуга, — похвалил Альбин, — вот вернешься и начнешь разбираться в своем хозяйстве, которое забросила на время исчезновения. Там народ уже вовсю готовится с отчетностью и ожидает твоего прибытия.

   — Эм… — Яна догрызла самодельный бутерброд. — Большое то хозяйство?

   — Приличное; твои владения, включающие Дремучий Лес, Верхнее Подземное Царство, Мир Мертвых, Дверь в Навь — требуют внимания. Еще есть Лунный Пантеон, в который ты входишь, как полноправный член. Точно так же заботы требуют Источники Мертвой и Живой Воды, хранилища с сокровищами и артефактами, многочисленные слуги, волшебные звери… Тебе будет достаточно, не заскучаешь.

   Яна моргнула, подумала, и одним глотком выдула оставшееся во фляге вино — результата не было, но хоть что-то. Какие грандиозные перспективы у нее появляются в обозримом будущем! Очень… объемно, внушительно, впечатляюще. Где там Джеймс Бонд, когда он так нужен? Похитил бы ее, что ли. Нет-нет, она определенно себе такого счастья не желала и совершенно не представляла, что делать с этим самым счастьем в размере нескольких миров, каких-то там божественных обязанностей и целого хозяйства… почти фермерского. Однозначно, как только спасет подругу, они сбегут прочь из Небывальщины в нормальную, адекватную реальность. Там суды всякие, преступники родные, протоколы, которые ненавидишь всеми фибрами души, посетители истеричные и крикливые, интриги примитивные… Сказка, а не жизнь! А здесь… Ужас на курьих ножках и вечная каторга! Нет-нет, никакого продолжения.

   — Кстати, лучше сказать об этом сейчас.

   Яна удивленно приподняла вверх бровь. Всего ничего прошло после знакомства, а уже непривычно оказалось увидеть, как три ехидины стали вести себя тихо и смущенно.

   — Вы о чем?

   Братья переглянулись, не раз она замечала, как они вот так общаются, взглядами и без слов. Даже завидно становилось.

   Роль «объяснителя» вновь легла на плечи Гала, как самого серьезного и основательного.

   — О наших сестрах, Василисах.

   — Всегда было интересно… Почему у них одинаковые имена? — Яна мысленно дала себе подзатыльник, но не стала ликвидировать уже заданный вопрос.

   — Все вы с отцом виноваты. Никак не могли решить, как их назвать, долго спорили, а в результате оба одно и то же имя придумали, только друг друга не посвятили в свои планы. Конспираторы, вы шифровались до последнего, а при наречении имени в Белогорье уже поздно было что-то менять.

   — Забавно, — расспрашивать дальше не хотелось, слишком тревожно.

   — Не хочешь знать подробностей?

   — Эй! У меня вообще-то до сегодняшнего дня никаких родственников не наблюдалось, не то, что детей! Будьте снисходительны.

   — Трусишка, — подмигнул ей Альбин.

   — Скажите спасибо, что в истерике не бьюсь и не рвусь совершать глупые приключения на ваши волосатые головы.

   — Да-да, мы это оценили! Ну, так ты готова услышать нашу просьбу?

   Яна вздохнула:

   — Готова. Куда я денусь?

   Провалиться под землю и то не дадут. Изверги!

   — Когда ты исчезла, мы с братьями, — пояснил Галактион, — были уже взрослыми, не цеплялись за твои юбки, проводили время больше в царстве отца. По нам твое исчезновение ударило сильно, но мы были взрослыми и состоявшимися личностями, научились жить с потерей. Каждый по-своему, но смогли. Однако девчонки в то время были совсем маленькими, им едва исполнилось по десять лет. Для них исчезновение, гибель матери стали оглушительными ударами. Отец пытался восполнить потерю впоследствии, но, сама понимаешь, полностью это было сделать не в его власти. Никто бы не смог вернуть крошкам родную мать и ее любовь.

   Яна загрустила, вспоминая собственное обездоленное детство. Она никогда не знала родительской любви, поэтому об этом судить было сложно. У нее изначально никого и никогда не было, а о потери близкого человека, о боли, которая сопровождает эту потерю, узнала недавно. Разрушительное чувство было, кажется, еще более страшным — потерять, чем вообще никогда не иметь.

   — Когда сестренки увидели тебя некоторое время назад у Избушки, то очень взволновались. Баюн отправился за тобой в Яснобыльщину, и они преисполнились надежд на скорую встречу. Так и случилось, ты возвращаешься.

   — Вы хотите, чтобы я что-то сделала? — осторожно спросила Яна.

   — Просто будь с ними помягче, — вздохнул Альбин, — даже мы расстроились, когда поняли, что ты нас не помнишь. А для них это будет… еще тяжелее, словно снова тебя потерять.

   — Я постараюсь, — Яна сказала это как можно более мягко.

   Да, она ничего не почувствовала при встрече с легендарными Днем, Ночью и Солнцем, которые оказались ее родными сыновьями. И да, она ничего не почувствует при встрече с девушками, не менее легендарными Василисами. Да, она пришла в Небывальщину только с одной целью: спасти подругу, а после покинуть сказочный мир навсегда.

   Но кто сказал, что она не может просто попробовать?

   Попробовать стать для нежданных «сынков» и «дочек» пусть не матерью, но другом?

***

   Когда всадники перепрыгнули из Зимнего в Дремучий Лес, сразу стало ясно, в чем между ними разница. Снегопад хоть и продолжился, но перестал напоминать непроходимую белую стену, исчезли ледяные скульптуры, страшно украшающие местность, и укрытые серебром деревья. Перестали мелькать в потоках ветра снежные духи, сотканные из снежинок и льда. Следовало вздохнуть с облегчением, попрощаться с зимним краем, но радоваться раньше времени всегда грозило болезненными падениями. Они и упали. Вокруг стало не просто темно, но возникло дикое, пугающее чувство, будто ожили разом все кошмары, которые только существовали в мире. Здесь волшебные кони уже не мчались над сугробами, чтобы не провалиться под снег, а ступали по вполне твердым тропам. Уже не получалось двигаться бок о бок, как было на территории Морозко, слишком тесно было из-за искривленных, скелетообразных деревьев, тонких путей, внезапно появляющихся перед всадниками глыб камней и оврагов. Возглавил шествие Галактион, за ним двигались Яромир с Яной, а замыкал шествие Альбин.

   В Дремучем Лесу в отличие от Зимнего никто не появлялся и не выскакивал, дабы произвести впечатление своим жутким видом или сломать каноны чудовищности. Поначалу это казалось девушке странным, здесь скорее должны были случаться кошмары, чем где-либо еще. Но братья пояснили, что в этом не было ничего удивительного. День, Ночь и Солнце были сыновьями хозяйки здешних чащоб, в их жилах текли соки и яды Дремы, волшебной силы черного Леса. Никто не мог и не желал показываться им, или привлекать внимание, ни, тем более, нападать. Кто в здравом уме или без наличия этого самого ума способен был покуситься на хозяев? Таких в Дремучем Лесу не водилось, а за чужаками следили пристально и докладывали куда следует. Сыновья Бабы Яги вернулись домой, опасаться или переживать о чем-то не было необходимости. Поэтому до Смородинной Речки компания добиралась не настолько впечатляюще, как было в Зимнем Лесу. Бег коней стал расслабленным, легким, они словно отдыхали, как и сами мужчины. Их лица перестали выражать суровость, из глаз исчезли озабоченность и цепкость, они даже начали переговариваться и зубоскалить насчет друг друга. Яромир и правда был самым огненным и вспыльчивым из тройняшек, Галактион практически не велся на его подколки, его невозмутимость даже у Яны вызывала жажду поехидничать. Альбин же выступал между ними кем-то вроде рефери, но порой забывался и начинал веселиться не хуже Яра.

   Веселые у девушки оказались сыновья, остаток дороги прошел интересно, за шутками и легкими разговорами.

   Смородина, или Пучай-река, или Несей-река, или Огненная река, о которой слагались в народе сказки и пелись былины производила неизгладимое, сильнейшее впечатление! Оплавленные берега не знали не то, что зимы, понятие холод было им чуждо. Черные пятна, похожие на нефтяные, плавающие на поверхности завораживающей субстанции, казались провалами куда-то. Там, где их не было, ввысь вздымались раскаленные языки пламени: алые, оранжевые, розовые, багряные. Не вода, а живой огонь. Тут не падал с небес снег и не лежал под ногами сугробами, потому что просто не успевал упасть и таял еще на подступах. Вокруг, куда только падал взгляд, можно было увидеть обугленные деревья, они, казалось, истекали лавовыми соками или… кровью? Могла ли быть у деревьев кровь? Яна так же видела и множество напоминаний того, что Смородинка совершенно не была безопасным местом. Всюду были разбросаны самые разные кости: и зверья, и чудовищ, и людей. Мало, кому удавалось уходить отсюда, чаще навечно оставались костяными стражами на берегах реки, разделяющей мир мертвых и живых.

   Когда копыта и лапы волшебных коней ступили на Калинов Мост, Яна затаила дыхание. Старое, держащееся на последнем слове дерево, изгрызенное временем и многочисленными битвами, даже не скрипело, стонало. В этих стонах слышалась вся его бесконечная история, вся древность, которая закалялась вне времен. Доски под ногами были засыпаны серым пеплом, проросли корнями обугленных деревьев и забросаны костями тех, кто пытался пройти дальше, но не смог. Некоторые из этих досок казались алыми, раскаленными сильнее, чем может быть раскалена самая обжигающая железная плита. Калинов Мост даже в сказках имел особенное значение, только по нему возможно было попасть в мир мертвых, только он хранил самые загадочные тайны из возможных, но здесь… Здесь Яна ощущала всю его невероятную мощь: раскаленную, необъятную и великую. Так же как и Смородинка он олицетворял собой историю вне времени, и даже когда придет конец мирам, он будет все так же стоять на этом месте. Недвижимый, пропитанный жизнями и смертями, заговорами и обрядами.

   Яна настолько была погружена в собственные ощущения, что пропустила миг, когда из лавовой воды вынырнули три гигантских змея. Практически бесшумно расступилась огненная пучина, давая волю медно-золотым гадам, девушка едва не задохнулась, делая очередной вдох при виде них. Яромир вовсе заставил застыть от шока. Вместо того, чтобы подстегнуть своего коня, чтобы убегал, он подвел того ближе к поручням и остановил. Альбин и Галактион встали по бокам от них, но тоже совершенно не проявляли беспокойства. Так возможно было остановиться рядом с милым котиком или песиком, но не рядом с живыми машинами для убийства. Чудовищные рептилии опустили свои головы ближе и вперились в Яну страшными, оранжевыми глазищами. Да эти головы были размером с автомобили! Годзилла? Годзилла стоит в сторонке, нервно стучит маленьким хвостиком и прячет челюсть, ибо с клыками небывалых змей ничто не могло сравниться! Красивые, но до чего страшные! Яна вжалась в грудную клетку Яромира, ощущая их горячее дыхание, похожее на запах серы и пожухлой травы, и имея возможность рассмотреть белоснежные клыки. Когда длинные язык одной из змеюк прошелся по девушке, вздыбив не только волосы, заплетенные в косу, но и шерсть, которой у нее отродясь не было, она поинтересовалась.

   — Это они оценивают насколько я вкусная?

   Змеи зашипели и затанцевали?.. Очень уж их плавные движения напоминали гипнотизирующий танец кобры.

   — Напротив, радуются твоему возвращению, — пробасил над ухом довольный Яр. — Даже Дремучий Лес еще не понял, кто вернулся, а они поняли. Смотри, что творят!

   И правда, змеи уж совсем разошлись, настолько счастливыми стали их морды, а шипение выдавало радостные ноты. Выглядело пугающе, но и забавно.

   В последний раз обнюхав и облизав Яну, стражи Калинова Моста и Смородинки вернулись в свои огненно-водные владения.

   — У меня их много? — осторожно спросила Яна. — Вот таких… красавцев.

   — Целый зоопарк, ты ведь повелительница зверей и птиц. Сивка-Бурка, гуси-лебеди, Ворон, Баюн… Пожалуй, самые родные тебе. И, конечно же, твой волшебный табун лошадей — без него никуда.

   — Ничего себе, и они все со мной живут?

   — Некоторые, иные бродят по свету, но всегда возвращаются домой. К примеру, Златогрив, богатырский конь хоть куда, одно загляденье. Многие богатыре мечтали себе его в спутники заполучить, а этот паршивец нос воротит, ему шалости и свободу подавай. Очень любит развлекаться, особенно попадет в конюшни к какому-нибудь царю, требует себе золотого овса и золотых уздечек, а потом сам себе побеги организовывает.

   Яна расхохоталась:

   — Ты ведь шутишь? У нас сказка о Иване-Царевиче есть, там он с помощью Серого Волка и жар-птицу крадет, и царевну какую-то, и златогривого коня.

   — Ну да, только сказку переврали люди. Серый Волк тогда на пару со Златогривом очередного Ивана обдурили, заодно услугу оказали Елене Прекрасной, помогли сбежать.

   — Так она замуж не вышла?

   — Девчонка всю жизнь в застенках прожила, ей никакие мужья даром не нужны были на тот момент. Теперь по Небывальщине где-то странствует. Она и та жар-птица, обе ушли в странствия.

   Яна только диву давалась, как много сказок, знакомых с детства, и как они отличались от реальности. Разительно.

   Остаток пути до Избушки-на-курьих-ножках Яна провела в молчании, размышляя и просто знакомясь с новым миром. Итак, что имеем? В первую и самую главную очередь: великую богиню, властвующую над жизнями и судьбами живых и мертвых. Теоретически богиня — это она. Впечатляет. Только вот свою вполне обычную, достаточно симпатичную, беловолосую и сероглазую тушку этой самой богиней Яна Бурева совсем не ощущала. Если получала царапину или синяк — болело, если ругалась с кем-то, то кары и молнии на голову вызвавшего ее недовольство не обрушивались, если и видела миллиарды долларов в банке на своем счету и каждые выходные отдых на Бора-Бора, то только в мечтах. Но все меняется и если насчет божественной сути можно не торопиться впадать в панику, то что делать со всем тем богатством, которое на нее активно спихивают? Она молодая, здоровая женщина, еще не попробовавшая радости секса и прелести здорового пофигизма, не пожившая беспутной жизнью и не плевавшая в потолок в приступе лени. Посему еще не готова взваливать на себя горбы в виде божественной власти и всевозможных хозяйств. Но как объяснить и донести это до Баюна, вековых сыночков и остальных сказочников, которые непременно появятся?

   Яна не то зашипела, не то зафыркала, когда в голове родилась картинка совсем непривлекательного будущего. Нет уж, никаких Бабок Ежек, она — Яна Бурева, турист Небывальщины и спасатель своей блудной подруги. Ничего больше.

   Но решительность и уверенность пошатнулись, стоило понять — приехали.

   Яна не узнала при встрече Баюна, ничего не почувствовала, когда встретила Василис и тройняшек. Небывальщина и Дремучий Лес — родной дом — ничего не всколыхнули в душе, даже намеков.

   Но переступив какую-то незримую границу, она ощутила легкую знакомую эмоцию, и засосало под ложечкой тоже. В висках зашумело, сердце пропустило удар и замерло растревоженным кроликом за миг до того, как броситься «бежать». Но сердце с ногами уже чересчур. Правда ведь?

   Там, где стояла Избушка-на-курьих-ножках, все осталось именно так, как Яна и запомнила по сну двухмесячной давности, только снег добавился и ощущения стали ярче, сильнее. Она мрачно возвышалась посреди белого частокола с насаженными на навершия костяными черепами. Черепа были не только человеческими, но и звериными, встречались и совершенно монструозные. Периодически они щелкали челюстями, проявляя признаки странной не-жизни, а бездонные глазницы горели мерным изумрудным пламенем, которое при приближении всадников вспыхнуло ярче. Избушку и ее окрестности окутывала туманная, призрачная дымка. Она переплеталась с вековыми дубами, которые великанами-стражами защищали владения Бабы Яги. Вокруг витала магия. Нет, не так! Избушка-на-курьих-ножках была сама магией, ее олицетворением. Как Смородина-река, как Калинов Мост. В какой-то момент Яне показалось, что ее очертания начали расплываться и она смотрит дальше, еще глубже, сквозь стены, границы и даже реальности. Там в невообразимой дали замелькали призрачные силуэты, чудовищные тени, там всколыхнулась тьма, что темнее черноты, и мощь, которой не было границ.

   Видение длилось всего миг, даже короче, короче вздоха.

   Когда костные ворота распахнулись перед всадниками, лошади, довольные возвращением, затрусили вперед, все пропало, будто не было.

   И хорошо, что не было, потому что иначе…

   Оказавшись посреди сказочного двора, тройняшки легко спешились. Приблизившийся к Яне Альбин, опередивший брата, помог той слезть со Светоча. На миг День сжал девушку в объятиях, и она в очередной раз убедилась насколько тяжело они переживали разлуку с матерью, раз сейчас были согласны даже на ту, кто их совершенно не помнила. Почувствовав под ногами твердую почву, пусть и замороженную от падающего снега, Яна испытала ни с чем непередаваемые ощущения. С одной стороны, она была чертовски рада окончанию поездки, но с другой — стоять оказалось тяжелее. Тело вмиг сообщило хозяйке, где и чего у него заболело, потянуло, затекло и отсиделось. Благо Альбин далеко не отошел, и она успела за него схватиться, с облегчением выдохнув сквозь зубы, когда он сообразил в чем дело и поддержал ее. Оглядеться, рассмотреть все в подробностях и даже перевести дух девушка не успела. Дверь Избушки резко и громок распахнулась, сообщая, что нынешние жильцы с нетерпением ждали прибытия гостей и не думали ложиться даже в такой поздний час.

   Странно, но отчего-то Яна представляла Василис иначе: черноволосой и золотоволосой, этакими куклами потрясающей красоты, о которых мечтали каждая маленькая девочка и каждый взрослый мальчик.

   С красотой не ошиблась, действительно «ни в сказке сказать, ни пером описать». Зато насчет остального…

   Первой на мороз выскочила девушка, точнее девочка, с белоснежными волосами, затянутыми в густую косу до самых лодыжек. Прозрачно-серые глаза, отливающие перламутром, прятались за стеклами аккуратных, модных очков. Тоненькая, хрупкая и невысокая, она была одета в шерстяное, теплое платье закрытого, немного чопорного покроя. К груди беляночка прижимала толстенную книгу, испещренную всевозможными символами, и смотрела на новоприбывших круглыми, полными восторга глазами. Она дышала так, словно до этого спринт бежала на Олимпийских Играх, не меньше. Премудрая? Скорее всего. Яна почему-то была в этом уверена. Василиса Премудрая в сказках отличалась мудростью, возможностью менять облик и вообще слыла могущественной волшебницей. Она часто спасала своего нареченного от беды, фактически выполняя за него всевозможные геройские подвиги. Считалась дочерью или морского царя, или Кащея Бессмертного. Ну-у-у, в чем-то сказки не соврали. Премудрая действительно была папиной дочкой, того папы, у которого где-то там яйцо запрятано. Шалун такой!

   О Василисе Прекрасной тоже в сказках многое рассказывалось, в иных она и Премудрая были одним и тем же персонажем. Прекрасная чаще всего выступала в роли падчерицы какой-нибудь зверской мачехи, демонстрируя отвагу, решительность и магическую силу, которой была наделена в той или иной степени. Разглядывая вторую девочку, Яна видела не то юную воительницу, не то сорванца, которой еще предстояло стать таковой. Темно-бордовые, волнистые волосы спадали по спине распущенным потоком, спокойные фиолетовые глаза едва заметно поблескивали в свете черепов-факелов. Она была немного выше своей сестры, не такой хрупкой и пышногрудой, что хорошо подчеркивали брюки и рубашка. Ее бедра опоясывали ножны с кинжалами или ножами — Яна не разбиралась в оружии, движения казались плавными и отточенными. Василиса Прекрасная выглядела не слишком взволнованной, как Премудрая, хотя, возможно, умела держать себя в руках гораздо лучше.

   Что ж, интересные девочки получились. Одна похожа на библиотекаря, вторая на амазонку. При этом ни одна из Василис не напоминала своего сказочного прототипа. Снова Бурева представляла их совершенно иначе нежели показала реальность.

   Во время рассматривания дочерей возникла и другая мысль: как долго взрослеют сказочники, учитывая их бессмертную сущность? На деле получалось, что этим двум особам чуть больше пятисот лет, но выглядели они едва на семнадцать-восемнадцать лет! Взгляд сместился на тройняшек, вспомнился Баюн, который вообще кот, и даже всплыл в мыслях Кащей, которого она никогда не видела. Каков их реальный возраст? И как они живут веками, тысячелетиями? Подобные сроки казались Буревой чем-то невозможно-нереальным. Невообразимым.

   Василисы разглядели гостей и стремительно сбежали со ступеней Избушки. С каким-то внутренним ужасом Яна видела, как загорались их глаза целым шквалом разнообразных эмоций: восторга, счастья, нетерпения.

   Нужно было что-то сделать. Наверное. Но сил не было. Куда делись все силы и уверенность?

   — Привет.

   Многословно, ага.

   Яна думала, что сейчас последует какая-нибудь неприятная сцена, напряжение вокруг витало однозначно. Однако в следующий миг ее едва не снесли с места, кинувшись к ней, Василисы не заметили ни сомнений возрожденной Бабы Яги, ни заминки. Две обнявшие Яну девицы едва не задушили в крепких объятиях. Хорошо Яр удержал и саму Яну, и Премудрую с Прекрасной, рыдавших у той на груди. Ноги от долгой езды дрожали, а все тело невероятно болело, она бы не смогла без его помощи простоять долго, вообще стоять.

   Прошло пять минут, десять… Да сколько в них еще сопливости?! Мечталось о двух вещах: о свободе от мокрых объятий и наконец-то оказаться на чем-нибудь горизонтальном и желательно мягком.

   Яна растеряно посмотрела на тройняшек. Те были растеряны не меньше. Пока Яр держал всех, Альбин и Галактион уговаривали сестер отпустить всех на волю. Холодно, мокро, устали, кушать хочется, но пока все уговоры были тщетными.

   Чудо случилось. Немного непонятную обстановку смог разрядить знакомый, мурчащий голос:

   — И как, понравилось тебе путешествие домой, хозяйка-пар-р-разитка?

   Яна повернула голову, разглядев сидящего на заборе из костей Баюна.

   В мистическом свете черепов-факелов казалось, что животное улыбалось не хуже кэрроловского Чеширского Кота.

   Дом?

   Нет уж, она не будет торопиться с мыслями о доме.

***

   Яна вольготно потянулась под пуховым одеялом и, жмурясь, посмотрела в большое окно, украшенное веселыми, расписными занавесками. За стеклом было светло и солнечно, снегопад закончился, деревья стояли в белоснежных шубах, а небо сверкало лазурной голубизной, какую не встретишь в городах. Яна специально не стала занавешивать окна ставнями, хотела знать время своего пробуждения, а, чтобы выспаться, укрылась одеялом с головой. Так спать было привычно.

   Когда Василисы немного успокоились и смогли оторваться от как будто бы Бабы Яги, компания прошла в Избушку-на-курьих-ножках. Правда на лестнице пришлось вцепиться в Галактиона, потому что до волшебного дома вдруг дошло, кто вернулся и всем пришлось испытать на себе радостные скачки и дикий танец куриных лап. При этом поганка совершенно не реагировала на вопли Баюна, мольбы Василис и проклятия тройняшек, угомонившись только тогда, когда сама Яна додумалась рявкнуть на веселушку. Потом она себя пересилила и добавила, что тоже рада с встретиться с Избушкой, но дались слова тяжело. Почему-то Яне казалось, что она словно обманывает новых знакомых, которые вроде как семья, не разделяя в полной мере с ними их радость. Оказавшись в прихожей, окунулась в атмосферу волшебства и тепла. И то, и другое окружило ее со всех сторон, проникло под кожу и растеклось по венам вместе с кровью. Яна на несколько мгновений замерла на месте, блаженно щуря глаза, прежде чем принялась снимать с себя верхнюю одежду и разуваться.

   Но прежде чем принялась знакомиться с обстановкой, поняла, что силы куда-то испарились. Усталость легко завладела девушкой, расслабившейся в уютной обстановке. Глаза слипались на ходу и ее хватило лишь на каких-то полчаса: добраться до комнаты, предоставленной радушными хозяевами, умыться, раздеться и упасть на кровать. Ни сказочную обстановку Избушки, ни молчаливых девочек, ходящих за ней хвостиками, ни тройняшек с Баюном она больше не замечала. Хотя нет, Яна все-таки нашла в себе силы поблагодарить взволнованных Василис за заботу, которые смотрели на нее одновременно и с восторгом, и каким-то испугом, точно мышки на кошку. Они мало говорили, а если кто-то и заговаривал — о позднем ужине, о том, где взять белье, где расположена уборная, то заикался и говорил очень тихо. Яна наделась, что девчонки немного отойдут к утру и с ними можно будет нормально пообщаться. Биться головой о стену робости она не привыкла, тяжко ей давалась подобная психология. После короткого прощания Василисы выскользнули прочь из комнаты, и Баба Яга, которая таковой себя совершенно не ощущала, наконец-то уснула.

   Только…

   — В чем дело? — мурлыкнул Баюн, подползая к ней под бок.

   — Нога что-то ноет, — заплетающимся голосом сообщила Яна, потирая болючее место.

   Но вскоре и оно перестало беспокоить.

   Яна проснулась отдохнувшей, тело ломило, но так всегда случалось после активных физических упражнений, особенно если в быту их случалось немного. Валяясь в мягкой, теплой кровати, она прислушивалась к новым звукам нового дома. Незнакомого, чужого, но вызывающего непреодолимый интерес. Едва уловимо поскрипывали доски, из которых была сделана легендарная Избушка-на-курьих-ножках, словно переговариваясь между собой. Могучие лапы, на которых она возвышалась над землей, создавали ощущение легкого движения. Оно оставалось на краю сознания, но при этом внутри дома ничего не звенело, не падало, не скользило. Недвижимое в движении — невероятное ощущение завораживало. Утренняя тишина дарила уют и покой, который Яна очень давно не испытывала. Или… испытывала ли она вообще нечто подобное когда-либо? Не хотелось врать самой себе, она не помнила. Всегда что-то да оставалось: настороженность, опаска, привычка быть готовой к любым неприятностям. Со временем она научилась подавлять эти эмоции, но даже в собственной квартире они все равно маячили на краю сознания.

   Яна лениво скользила взглядом по комнате, которую толком вчера не осмотрела. Просторная настолько, что можно было устроить небольшой корпоратив и еще бы место осталось. Светлая, яркая, с резной, расписной мебелью и укрытыми коврами полами из дощатых досок, которые не пропускали ни сквозняков, ни холода. Необычные настенные часы почему-то имели семь стрелок и четыре разных циферблата, из них вроде как кто-то должен был выскакивать, но кукушкино окошко казалось слишком большим для маленькой птички. На полках шкафов, столиках и трюмо располагались, как в маленьком музее, самые разные поделки, статуэтки, флаконы и прочие разные предметы, создававшие легкий хаос, но хаос приятный глазу. Картины украшали стены, изображающие сказочные пейзажи, внутри которых жили целые миры. Одну из стен оплетали тонкие стволы берез, словно вросшие в деревянные доски и спускающие свои изумрудные ветви к полу. На миг девушке показалось, что в них мелькнул чей-то силуэт, покрытый чешуей. Она даже села на постели, но быстро поняла, что показалось.

   Избушка-на-курьих-ножках поражала. Неказистая, угрожающе-мрачная из-за курьих ног и частокола из черепов, полыхающих изумрудным, призрачным пламенем, она выглядела снаружи большой, но не настолько, как оказалось на самом деле. Внутри ее размеры ошеломляли. Бесчисленные комнаты, витиеватые лестницы, ведущие вверх и вниз, необычные предметы, разбросанные и развешанные тут и там. Еще вчера якобы Бабе-Яге сказали, что за исключением личных апартаментов хозяев дома и их гостей, здесь можно было с легкостью наткнуться на привидение, чудовище или же путника, заплутавшего в лабиринтах Избушки в незапамятные времена и так не выбравшегося из плена. Внутри волшебного дома творились чудеса и кошмары, рождались миры и умирали вселенные. Сюда могли приходить безбоязненно лишь по приглашению, остальных она беспощадно съедала, и эти души никогда не могли перейти в Навь, становясь ни живыми, ни мертвыми. Еще находясь в Яснобыльщине, Яна удивлялась, почему так мало сказок о самой Избушке? Но сейчас начинала догадываться — не все тайны Небывальщины следовало пересказывать, даже если в них никто не верил.

   В какой-то момент Яне надоело и лежать, и сидеть, особенно, когда организм потребовал завтрака, сытного и вкусного. Она медленно потянулась, разминая каждую саднящую мышцу и прислушиваясь к ощущениям. Надоедливая, но терпимая боль после путешествия верхом, остатки напряжения после перехода в Небывальщину присутствовали, но не докучали слишком сильно. После душа или лучше ванной ущерб должен был стать совсем слабым. То чувство начало приходить постепенно, больше похожее на неприятную щекотку, постепенно превращающееся тянущую боль давно зажившей раны. Яна нахмурилась. Что же с ней не так? Вроде бы ничего особенного, но вместе с тем… Она откинула с ног одеяло, встала, собираясь подойти к зеркалу. Именно тогда она и поняла, что зеркало не понадобится, дело было именно в ногах, именно от них шла неприятная волна ощущений. По спине пробежал неприятный холодок нехорошего предчувствия. Она медленно опустила взгляд вниз на собственные ноги.

   Такие красивые, стройные, родные, полезные конечности, которыми Яна активно пользовалась в быту. Как в плане обычной ходьбы пешком, так и в качестве функционального, убийственного пинка, который не раз спасал ей здоровье среди озлобленных детей, лишенных родителей. Вот только сейчас как-то так получалось, что одна нога осталась прежней, а вот вторая…

   — Баюн! — проорала, провизжала, провыла девушка, с ужасом глядя на «это». — Баюн, кошак драный!!! Немедленно иди сюда!!!

   На истеричный вопль Яны практически сразу в комнату влетела вся бравая команда из вредного кошачьего паршивца, тройняшек и Василис. Они все выглядели взволнованными и взъерошенными, а еще совершенно не понимали, почему Яна вдруг сорвалась.

   Яна пошатываясь, поковыляла к коту, игнорируя всех остальных.

   — Что еще ты мне не рассказал, сволочь ушастая? — прошипела она, буравя глазами сказочника о четырех лапах, и скрючив пальцы так, будто собралась его прямо на месте удавить.

   — Не я это! — Баюн вздыбил шерсть, выгнул спину, уши прижал к макушке. Он не сомневался, что сейчас его действительно превратят в пушистый коврик для какой-нибудь ванной или туалетной комнаты. — Это ты! Твоя сила и твоя… Культяпка!

   — Культяпка?! Ну все, шар блохастый, я тебя!..

   Дальше Яна перечислила, что она сотворит с Баюном, когда его поймает. Да так впечатляюще, что братья восхищенно зааплодировали, Василисы полезли искать листики и ручки, а непосредственно будущая жертва новоявленной маньячки рванула прочь.

   При этом кошак громко орал, пытаясь не то оправдать себя, не то разозлить ее еще больше:

   — Нечего так паниковать! Подумаешь нога костяной стала! Со всяким могло случиться!

   — Да? А когда у меня горб начнет расти — это тоже обычно будет?!

   — Мья-а-а-ау-а! — Кошак едва успел выдрать из загребущих рук хозяйки свой хвост, оставив на память клочки черной шерсти. — Спасите! Насилуют!

   — Кто тебя насилует, интриган бессовестный?! — прорычала Яна, шок которой сменился дикой, жуткой злостью.

   Казалось, у нее самой все волоски на теле вздыбились, как у взбешенной до предела кошки. Первоначальный ужас сменился другими эмоциями, более темными, яростными, непримиримыми. Не каждый день вместо привычной конечности обретаешь костяную, как у скелетов после игр патологоанатомов и Ганнибалов Лекторов. От колена шло нечто, чего не могло быть в реальности, но было. Куда-то исчезли плоть, кровь, сухожилия и что там еще требовалось для поддержания статуса «человек». Вместо привычного Яна видела белоснежную кость, чуть ли не сияющую в солнечных лучах, идущих от окна. Она могла ею шевелить, не утратила возможности стоять и ходить, она ее чувствовала, как свою собственную ногу! Но ощущения были настолько дикими, что рождали в душе волну противоречий, основой которым служила ярость. Весь ее мир медленно и бесповоротно летел в глубокую пропасть без конца и края! То, что она знала раньше, что умела, что чувствовала разлеталось в осколки с каждым новым событием в Небывальщине. Радость тройняшек, восторг Василис, Избушка, сердце которой вдруг застучало там, где всегда стучало собственное сердце Яны, магия Небывальщины, которую способен был ощутить даже самый зашоренный обитатель любого из миров. А теперь и это!

   Засыпая, Яна могла ожидать чего угодно, но не трансформации собственной ноги в костяную, как рассказывали сказки.

   Хотелось кричать, что-нибудь разрушить, кому-нибудь сделать больно…

   Кто был виноват в том, что девушку затянула внутрь себя сказка больше похожая на кошмар? Баюн! Вот поэтому, чтобы не сорваться самой, она решила сорвать злость на кошаке, а еще лучше сорвать с него шкуру. Такую привлекательную, шелковистую шкуру, лоснящуюся и угольно-черную. Зачем она ему? Без надобности: блохи больше не мучают, грязь не валяет шерсть, избавлен от линьки. Загляденье, на зависть всему кошачьему племени!

   Баюн понял, что ждать больше нельзя, а уговоры бесполезны, имей вместо лап колеса он бы газанул со свистом. Как в мультфильмах он сорвался с места, оставив после себя только дымный силуэт в воздухе. Не удивляясь больше ничему и не реагируя на окрики тройняшек, Яна побежала следом за вредителем, испортившим ей жизнь. Комнаты, коридоры — все пролетало мимо, оставалась неизменной только цель — кошачий хвост. Проносясь мимо стола на кухне (Как они там оказались?!), Яна схватила нож: большой и острый, самое то для начала мясницкой деятельности. Однако Баюн, вопя, как уже резанный минимум раз сто, упорно двигался к выходу из Избушки. Он ненамного, но все-таки опережал девушку, которой было совершенно фиолетово, почему она способна была двигаться на одной с ним скорости. Когда же впереди замаячила дверь выхода, Яна ускорилась, умудрившись схватить разноглазую зверюгу за хвост. Радость воспылавшего маньяка была близко, но закон подлости не дремал. Дверь в Избушку-на-курьих-ножках медленно отворилась, Бурева запнулась о ковер и грохнулась на пол, а Баюн все-таки вырвался из плена и улетел куда-то вверх.

   Несколько мгновений Яна пыталась отдышаться, оглушенная ударом о твердый пол, да еще с разбегу. Когда перед глазами перестали мелькать психованные птички, она все-таки посмотрела туда, где должен был оказаться Баюн, но увидела мужские ноги, обутые в тяжелые сапоги. Этакая смесь славянского колорита древней Руси с нынешней готичной колоритностью: тяжелая подошва на зависть берцам, куча заклепок и ремешков. Оригинально.

   Кто же тот смертник, который прервал охоту?

   Будто отвечая на мысленный вопрос, Яну подняли с пола, прихватив за шкирку. Еще и удушить собрались? Нет, ошиблась, когда раздался треск футболки, в которой она спала, девушку перехватили под мышками и продолжили удерживать на весу.

   Странно-обжигающий и чертовски властный голос, вызвавший сонмы мурашек по коже, прокомментировал:

   — Хм… Баба Яга у моих ног? Приятное зрелище, всегда бы так, свет мой.

   Яна медленно, завороженно посмотрела на удерживающего ее мужчину.

   Тип ей совершенно точно не понравился.

   Сразу и без полагающихся расшаркиваний.

ГЛАВА 5

   Хоть Яна и была «деревней», воспитанной без положенного родительского внимания, но все равно не раз слышала колыбельную про серенького волка, любящего подзакусить детскими бочками. Но как каждая порядочная сиротка, насмехалась над «домашними» детками, ибо к сироткам никакие наглые волчки за боками не приходили. Не то мяска сиротки недоедали, не то звери-людоеды были слишком привередливы, чтобы тратить свое внимание на таких как она. Этим сиротки бессовестно пользовались, радуясь, что хоть в чем-то превосходили одомашненных и избалованных детишек. И вот, поди ж ты, стоило только обзавестись целым выводком родственников, как некий бессовестный волчара ночью обглодал одну из ее ног! Нет, ну Яна, сидя на диване между двумя Василисами, конечно, так шутила. Мысленно и по-черному. Но все равно отчаянно хотелось отчекрыжить наглому «серому» хвост, который не предупредил её о подобном исходе дела. Тайн было достаточно, мог бы и приоткрыть завесу одной из них. И какая разница, если этот «серый» имел не волчьи черты, а кошачьи? Никакой.

   Девушка хлюпнула чаем, кружку с которым держала двумя руками, и мрачно посмотрела на кошака-вредителя. Тот, заметив ее взгляд, слез с широких плеч своего спасителя и от греха подальше спрятался тому за спину. Как только умудрился со своими габаритами не подорвать пупок неприятного типа, от которого хотелось держаться на очень далеком расстоянии? Еще пятнадцать минут назад Бурева отчаянно пыталась убить Баюна, привнесшего в ее жизнь ворох проблем и тазик неприятностей. Ровно до тех пор, пока не наткнулась на пороге своего случайного дома на предполагаемого бывшего любовника и отца всего избушкинского семейства. Увидев ее на грани истерики и с мечтами кукольного Чаки в глазах, кота в предынфарктном состоянии, растерянных Василис и ржущих в сторонке тройняшек, незваный гость сориентировался мгновенно. В последующие минуты неадекватная семейка наблюдала папашу в действии и ни у кого не осталось сомнений в его лидерстве. Так же как никто не собирался оспаривать его решений. Даже сама Яна притихла, впервые столкнувшись с мужчиной подобного типа, аура его властности и силы зашкаливала.

   Вот что значит мужик в доме: тройняшек построил, Василис отправил «матери» чай успокоительный заваривать (его-то она и пила после своего собственного нашествия), кошака за шкирку, а ее саму под мышку подхватил, и рассадил в избушкинской гостиной по разным углам. Да еще, ко всему прочему, решительно отобрал у Яны полюбившийся нож. Проделал все это он настолько быстро и решительно, что никто даже сообразить не успел, отчего все на цыпочках начали носиться, лишь бы не вызвать нахмуренные брови главы семейного дурдома. Еще через некоторое время детишки устроились рядом с родителями и приготовились к очередному акту представления.

   Оно не могло не начаться, учитывая обстоятельства.

   Яна сделала очередной глоток чая и с облегчением почувствовала, как холод, сковывавший тело все это время, начал исчезать, перестало колотить, напряжение тоже начало отступать. Молодец, Премудрая! Чтобы она ни сыпанула в чаек, из чего бы его ни сделала, а он оказался действенным успокоительным. Яна умудрилась не устроить безобразной сцены со слезами (детдомовцы быстро учились не проливать этих бесполезных и даже опасных капель), но все равно трясло её знатно. Она разглядывала ногу внимательно и неприятно морщилась время от времени. Было жутко вдруг оказаться с такой костяшкой, но и не так плохо, как вовсе без ноги. Хоть в чем-то повезло. Яна пробовала шевелить пальцами ноги, и у нее получалось, потрогала, погладила, подергала, пощипала, правда неудачно, ибо не за что. Она прислушивалась к ощущениям, силясь не просто понять, но и осознать свою новую особенность. Это было бы гораздо проще сделать, если бы не внутренний вопль в глубине души, уговаривающий бежать подальше из Небывальщины, пока не отросло что-то еще. Но трусливые порывы девушка жестко отсекала, помня, что в первую очередь нужно думать о подруге.

   Яна посмотрела на своего любовника из прошлой жизни и отца ее неожиданных, но таких забавных детей. Взгляд серых глаз внимательно скользил по расслабленной фигуре в кресле, ничуть не стесняясь и не смущаясь. А чего смущаться-то? Интересно. И как мужчина ей интересен, и как легендарный Кащей Бессмертный, оказавшийся совсем не таким, как она представляла раньше. Не красавчик. Такого язык не повернется назвать красавчиком, сломается. Куда там губастеньким, наманикюренным, обласканным славой и считающимися эталонами красоты в ее мире актерам и певцам до него? Как пешком до Плутона, а то и дальше. Дело было даже не во внешности, которая и без того была впечатляющей, а в харизме. Шикарен. Легендарный злодей славянских сказок оказался мужчиной на вид около тридцати пяти лет, с хищным и суровым лицом, призрачно-голубыми глазами, похожими на два осколка льда, короткой стрижкой белоснежных волос и устрашающей аурой властности и опасности, которая окружала его подобно царскому шлейфу. От середины левой щеки, по шее и, уходя под ворот одежды, полз старый зигзагообразный шрам, который Яна поначалу спутала с татуировкой. Мощное тело хотелось пощупать и попробовать на вкус, таким привлекательным оно было. Настоящая женская мечта воплоти, несмотря на устрашающее впечатление.

   Разглядывая