Эксперимент жизни. Лим Март

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ГЛАВА 45
• ГЛАВА 46
• ГЛАВА 47
• ГЛАВА 48
• ГЛАВА 49
• ГЛАВА 50
• ГЛАВА 51
• ГЛАВА 52
• ГЛАВА 53
• ГЛАВА 54
• ГЛАВА 55
• ГЛАВА 56
• ГЛАВА 57
• ГЛАВА 58
• ГЛАВА 59
• ГЛАВА 60
• ГЛАВА 61
• ГЛАВА 62
• ГЛАВА 63
• ГЛАВА 64
• ГЛАВА 65
• ГЛАВА 66
• ГЛАВА 67
• ГЛАВА 68
• ГЛАВА 69
• ГЛАВА 70
• ГЛАВА 71
• ГЛАВА 72
• ГЛАВА 71
• ГЛАВА 73
• ГЛАВА 74
• ГЛАВА 75
• ГЛАВА БОНУСНАЯ

АННОТАЦИЯ

Будущее... близкое и далёкое одновременно, страшное и интересное...

   Мелвин Грейлли пытается вырваться из серой постылости и голографического виртуального мира, но он не предполагает к чему это может привести – какую реальность откроет. И все больше раскрывая правду, утопает в трясине своей эфемерной жизни.

   Вы столкнетесь с переплетением судеб, как паутиной собранных воедино, будто пойманных коварным безжалостным пауком, который непрестанно наблюдает за жертвами своих деяний. Загадочные происшествия, преследования, смертельные опасности, убийства, подозрения и разоблачения затягивают в водоворот жестокости. И остается только надеяться, верить в справедливость и милосердие.

   Но ложь, предательства, слабости людей, непредсказуемость их поступков и жажда власти…

   Ощутите силу саспенса! Погрузитесь в киберпанк!

   И что же ждет вас? Возможно, то, что вы и не ожидали…

   В конце романа добавлен эксклюзивный ошеломляющий БОНУС!

ГЛАВА 1

Мелвин

   Придя в себя и открыв глаза, я понял – это действительно то, что я так хотел, так ждал, и жаждал всю свою жизнь. Да, это то, что теперь приводило меня в ужас и наполняло страхом все мое существо, но придавало жизни смысл и особое значение. Именно жизни, никогда во мне не было ее столько, никогда я не испытывал такой полноты чувств и эмоций. Пугающее наслаждение… Можно ли так назвать то, что я испытывал в этот момент? Думаю, да.

   Я лежал, привязанный и совершенно без сил, чтобы сопротивляться узлам, сковывающим меня. Свет от горящей лампы больно слепил и прожигал глаза своей непотребной яркостью. Предметы и ощущения наводили безмерный ужас, давили своей неизвестностью и таинством происходящего. Что меня теперь ждет? Этого я не знал. Да, хотел, чтобы мое существование переполняла жизнь во всеобъемлющем смысле этого слова, чтобы мною овладевали любые, но чувства, и я бы смог познать и дотянуться до её пределов. Все же, нет, такую жизнь даже не возможно было представить…. Нет, я мечтал не об этом, мои подлинные стремления были пресечены и убиты еще в зародыше, они разрушились под гнетом жестокой действительности, стали призрачной дымкой на фоне терзающей мглы одиночества и безысходности. А жизнь так и осталась все такой же никчемной и жалкой, да теперь еще и под реальной угрозой. И как я, и не стремился изменить ее, как и не хотел этого, за меня это сделали другие еще задолго до моего появления на свет.

ГЛАВА 2

   16 марта 2060 год. Мерцающий тусклый луч чудом, пробившийся сквозь плотно задвинутые шторы, беспощадно разбудил меня, но сумел вернуть из кошмарного видения в привычную реальность, как обычно зазвенел будильник, и я как всегда поднялся с кровати, не желая вставать. Добираясь до ванной комнаты, в полудреме, опрокинул пепельницу с давно уже истлевшими окурками, и пепел покрыл мой любимый серый ковер. Но я не предал этому значения, сейчас для меня было самое главное окончательно проснуться, как и всегда начать свой ничем не приметный и не отличающийся от остальных день. Меня зовут Мелвин Грейлли. Я жил в одном из серых неприметных домов на четвертом этаже. Каждый день собирался и отправлялся на работу, занимался документами и расчетами, просиживая допоздна в бухгалтерском кресле. Добирался я до офиса пешком, но не потому, что мои финансы не позволяли приобрести какое-либо удобное средство передвижения. Нет, я этого не собирался делать, ввиду отсутствия необходимости, так как моя жизнь не отличалась насыщенностью и включала в себя лишь уединение и замкнутость. И мой маршрут по ее ровной и гладкой дороге не был богат и разнообразен, представляя собой не что иное, как прямую без изъянов и препятствий, протяженность, которой ограничивалась всего лишь несколькими метрами: от дома до работы и, наоборот, в обратной последовательности. Этот путь являлся определением и характеристикой моей жизни, размеренной и обычной, которая текла своим чередом безо всяких событий и происшествий, и так вплоть до тридцати лет, которые пролетели, словно легкий прохладный ветерок и прогремели своим завершением, как громом среди ясного неба, днем раньше. Он прошел, как и все предыдущие, в одиночестве, за кружкой пива и пачкой сигарет, но это не значило, что у меня не было друзей, просто у всех были свои дела, свои заботы. Разве я мог винить их за это? А впрочем, за что винить, если я просто никому не был нужен. Никто и никогда особо не стремился иметь со мной близкие отношения, все меня считали никчемной и ординарной личностью. Не знаю, могу ли я даже отнести себя к этому слову «личность», я был слишком обычен и прост для него. Все обходили меня стороной в прямом и в переносном смысле, но я и сам не проявлял желание сближаться с людьми. Зачем? Я не хотел навязывать себя кому бы то ни было, все равно отдачи ощутить бы не смог. Для всех мое общество было бы только в тягость. Все смотрели бы на меня свысока, и считали бы лишь жалким своим подобием. И почти все те люди, с которыми меня все-таки сводила жизнь по мере своей необходимости, относились ко мне скептически, они не проявляли ко мне никакой интерес, думаю, не хотели опускаться до моего уровня и иметь с таким человеком, близкие отношения. И даже у тех некоторых из них, которые все же пытались проявить ко мне внимание и казаться приятелями, порывы и стремления не производили никакого впечатления искренности и участия. Я всегда боялся почувствовать какой-то подвох, какие-то скрытые намерения, считал, что никто не может относиться ко мне без каких-либо задних мыслей, безо всякой выгоды, без стремления получить что-то взамен. А с другой стороны, что я мог им дать? Свою апатию, подавленность и одиночество…

   Как внутренняя, так и внешняя моя заурядность оставляла за собой право желать лучшего. Мой внешний облик не представлял что-либо неординарное, я был ниже среднего роста, неприметен. Имел отнюдь не атлетическое телосложение и обычные черты лица: прямой нос, глаза серого цвета. Вьющиеся черные волосы, отдававшие серым отливом, никогда не ложились в нужном направлении и постоянно выводили меня из себя, когда, стараясь зачесать их на затылок, я опаздывал на работу и тем самым подводил свою щепетильность и ответственность. Но мне льстило, что с такими обычными внешними данными, женщины иногда все-таки проявляли ко мне интерес и повышенное внимание, хоть это и всегда оставалось загадкой. Сам я никогда не стремился первым завязывать отношения, ввиду полной уверенности в отказе с их стороны, и считал, что не стоит каждый раз убеждаться в его очевидности. И если кто-либо пытался сблизиться со мной, я был чертовски рад этому и всегда старался сделать все, чтобы сохранить и поддержать эти зачастую искренние стремления. Но я ничем не отличался от людей, был слишком «сер» и слишком зауряден, поэтому никто и никогда не задерживался у меня больше недели. Нет, все-таки была одна девушка, которую, я уже почти забыл, единственная, значащая для меня больше, чем кто бы то ни было, и как казалось, действительно дорожившая нашими близкими отношениями. Длились они около полугода, но как только я сделал ей предложение, она исчезла, не сказав ни слова. Куда она пропала, я даже не мог это предположить, и все же решил искать ее, но не так, чтобы найти и узнать правду, о принятом ею решении. И я оставил все, как есть. Это было так давно, что уже даже и не могу вспомнить ее имени и лица, но иногда все же думаю о причине ее исчезновения. Хоть и вижу простоту и очевидность такого поступка, ведь именно ей я смог раскрыть своей недуг, гнетущий меня всю жизнь. Нет, физически я был совершенно здоров, не то слово, я даже не помню, когда в последний раз посещал врача, а может, этого никогда и не было, разве что в детстве, которое почти стерлось в моей памяти. Теперь-то я уж точно знал, что в обычных врачах совершенно не нуждаюсь. Но необъяснимое ощущение присутствия извне всегда сопутствовало и сопровождало меня по жизни. Никто не знал о моем недуге, кроме той девушки, ну и, конечно же, психиатра, к которому я обратился почти сразу после смерти своей матери. Пока она была еще жива, всегда старалась внушить, что это лишь мои фантазии, что скоро все пройдет, и я сам смогу избавиться от пугающих и гнетущих ощущений. Но нет, я не смог, кошмары и чувство постоянного преследования и наблюдения никогда не покидали меня ни на секунду. Я даже уже свыкся с ними и старался не придавать им значения, они уже стали неотъемлемой частью и единым целым моей жизни. Но иногда, чувствовал, присутствие и постоянный контроль до такой степени, что страх окутывал меня с неимоверной силой, я не мог найти уголок, где укрыться, избежать пристального внимания к такой простой и никчемной персоне. Ничто меня не спасало от нахлынувшего стресса, обескураживающего своей внезапностью, лишь только таблетки, которые я всегда держал при себе и принимал по мере необходимости, они давали мне облегчение, заполняя чувством безразличия и спокойствия. Мое спасение заключалось в этих маленьких шариках красного цвета, их я получал от своего психиатра, о котором уже упоминал, и которого звали Морган Сазерленд. Высокий мужчина, средних лет, всегда находивший слова утешения, уже давно потерявший надежду на мое исцеление и направлявший все свои силы и старания лишь на сдерживание нервных расстройств и устранение моего депрессивного и упаднического настроя. Если бы моя мать была жива, она помогала бы справляться с моими душевными расстройствами. Я очень нуждался в ней, она заменяла своей теплотой и вниманием и таблетки и психиатра, спасала меня от подавленности и депрессии. Но она умерла от несчастного случая на дороге, когда ей было всего пятьдесят семь лет, и я до сих пор не могу смириться с ее смертью. Своего отца я не знал, мать никогда не рассказывала мне о нем, а я и не просил об этом. Пыталась мне что-то сказать перед смертью, может быть об отце, но силы покинули ее раньше, чем она смогла это сделать. Это было пять лет назад. И за эти годы я не вспомнил бы ничего особенного, ничего такого, что смог бы рассказать и чем гордиться, ничего, что смогло бы запомнить и согреть мою душу. С тех пор не произошло никаких изменений, жизнь моя была не приметна и проста, дни текли сами собой, заполняя обыденность, каждый из них был похож на предыдущий, такой же тусклый и серый. Все вокруг, люди, вещи, дома, деревья, все было покрыто пылью, серостью, и всевозможными оттенками этого цвета, и ничто не выделялось на этом бесцветном фоне постоянства и неизменности. Нет, все-таки был мир, как яркое пятно, отличавшийся от всего остального, насыщенный, красочный, в который я погружался каждый день. Он при любой возможности завлекал в свой манящий и вселяющий наслаждение чарующий плен. Овладевал всем моим сознанием, заполняя фантазиями и лживыми ощущениями, завлекая в свою иллюзорную и мнимую реальность. Он щедро одаривал новыми эмоциями и впечатлениями, пусть вымышленными, но дающими возможность что-то испытать, почувствовать, получить то, чего так не хватает в реальной жизни. Устройство, благодаря новейшим интернет технологиям, созданное для просмотра вещаний и эфемерных фантазий в объемных голограммных проекциях, метод воспроизведения информации и изображения, основанный на интерференции световых волн. И даже голограммная девушка, по моему желанию появлялась в глубине черного экрана и обретала электронную плоть и жизнь в его мнимом пространстве. Она как будто выходила из невидимых пределов и окутывала настолько необходимой лаской и вниманием, пленяла своим безропотным повиновением, что не возможно было не покориться ее электронным чарам. Каждый день давала мне многое и не давала ничего. Была мне так необходима и так далека… не нужна вовсе. Бездушное отображение ее тела было чрезмерно совершенным и безупречным, движения невообразимо плавные, легкие, обволакивающие и завлекающие в плен соблазна. Элла, я дал ей это имя, грациозно протягивала руку, дотрагивалась до моего лица и трепетно проводила пальцами по волосам, одаривая мнимой нежностью и лаской. Она спрашивала:

   - Почему ты так печален?! Элла не была мила и любезна? На что я отвечал:

   - Нет, Элла безупречна…

   -В моей программе определенный набор распознаваний и исполнений, мне не ведомо многое, что ты чувствуешь или желаешь… Если бы я обрела свободу, смогла бы вырваться из плена черного экрана, стала бы тебе еще ближе и покорнее во всем…

   - Это не возможно…

   -Я знаю… Позволь наполнить радостью твою жизнь… - И она, насколько возможно, высвобождаясь из темного пространства, обволакивала лучами, которые преобразовывались в совершенство изящных форм. Дотрагиваясь до изгибов ее великолепной фигуры, мои пальцы как будто проникали сквозь яркую светящуюся оболочку, покрывались теплом и светом, ощущения пульсацией разносились по всему телу. Казалось, что прикосновения почти осязаемы, возможны, действительны, достижимы…, но мнимы, виртуально эфемерны, создающие впечатление реалий нереальности происходящего. Я находился будто в плену своих желаний и наркотической возможности их осуществления. Все больше и больше затягивающая трясина науки, паутина электронных возможностей и новейших изобретений, давала мучительное наслаждение и искушение плоти. Были возможны все мыслимые и немыслимые ощущения посредствам этого устройства, которое дарило воображаемую жизнь, тлетворные чувства, окутывающее зависимостью и фальшью. Чувства – именно в них так нуждается каждый. Можешь испытать их на основании полученной информации или личных ощущений, но не путем лжи и обмана. Я любил и ненавидел этот виртуальный мир, ненавидел за то, что не мог вырваться из его плена всецелой зависимости, за то, что он был всей моей жизнью, и ничем, лишь вымыслом, спасительной ниточкой в моем сером и мрачном существовании. Но и любил, потому что пусть лживая, бесцеремонно навязывающая свои впечатления жизнь, но все же дающая разнообразие и завлекающая в свой мнимый электронный мираж, заменяющий и включающий в себя все, что так необходимо, чтобы выжить и не умереть от уныния. Теленет, так же и мобилнет, менее функциональное мини его подобие, каждый день скрашивали и заполняли собой мое существование. Я хотел, чтобы моя жизнь была совсем другой, не хотел жить в фантазиях, мне нужна была реальность, но не такая, которую я мог иметь, и имел. Хотел, чтобы меня переполняли подлинные чувства и эмоции, чтобы я мог жить и наслаждаться ими. Но лишь только, одно, чувство безысходности постоянно преследовало и не покидало меня никогда. И в этом заключалась вся моя жизнь, она включала в себя все, что нечего было включать. Я так же, как и в предыдущий день, вставал в восемь часов и собирался на работу, где должен был провести свое положенное трудовое время. Иногда как призрак, не желая возвращаться, домой, бродил между домами, никому не нужен, никому не интересен, всеми забыт и не заметен, как заблудшая бездомная собака. Но обычно, я все-таки возвращался как всегда в свой теплый уголок и посвящал все свободное время великому произведению человечества – теленету. Прямоугольной пластине, которая спасала и отвлекала от реальной жизни. Я не мог без нее ни одной свободной минуты, она заменяла мне все, заполняла собой все мое жалкое существование. И, как и обычно, одевая, свой серый костюм и дожевывая черствый бутерброд, я включил ее, желая, как всегда начать свой день с очередной наркотической порции иллюзорного восприятия. Но еще ни разу не было такого случая, когда ее спасительный от реальности экран был совершенно пуст и безжизнен, его заполняло лишь плоское серое и пугающее полотно. Я не знал, может, было, что-то со связью или с вещанием, это не имело значения, просто не понимал, как кто-то мог допустить такое…? Допустить и не дать возможности получить заряд необходимый энергии на текущий день. Не зная, как быть, я сразу же схватил мобилнет, но руки дрожали и, не успев включить его, мини устройство связи с миром и с самим собой, камнем упало на пол. Тонкая трещинка протянулась вдоль всего его экрана. Я был просто взбешен, совершенно потерян и выбит из колеи. Так и, оставив лежать его на полу, с трудом закурил сигарету, и невольно, в полном смятении, направился в противоположную сторону. Распахнул шторы и посмотрел в окно. Невероятное и завораживающее чувство от увиденного окутало меня, и я понял, что именно этот день, поможет дать мне ответ, как мне жить и что делать дальше. Именно он позволит мне изменить все в своей жизни, именно теперь и именно сейчас!

   По ту сторону…

ГЛАВА 3

Город Виртеплен, в котором жила Инес Грейлли, утопал в пышной зелени и потрясал своим великолепным ландшафтом. Но и окраина его, куда ей пришлось переехать в тридцати двух летнем возрасте, ничем не уступала в своем великолепии. Люди, окружавшие ее дружелюбные и отзывчивые, с радостью приняли в свой круг, когда она, вместе с новорожденным сыном, поселилась в старом, и уже представляющем собой достояние культуры, доме. Инес вела достаточно уединенный и затворнический образ жизни. У нее было необходимое количество денег, чтобы не беспокоиться о завтрашнем дне и посвящать все свое время единственному сыну, ставшему для нее отрадой и смыслом жизни. Она оберегала мальчика и старалась защитить от всего, что могло пагубно сказаться, как на его здоровье, так и на жизнеутверждающем восприятии. Еще с детства, внушала об опасности и угрозе окружающего мира, рассказывала о роли человека в обществе и о его реальных возможностях и стремлениях. Но внушить все это своему непоседливому и любознательному ребенку, было невероятно сложно, Мелвин рос на удивление и опасение своей матери чересчур требовательным в своих стремлениях и неординарным человеком в проявлениях личных качеств и индивидуальных особенностей. Он жаждал познаний, хотел постичь и достигнуть всего в этом незыблемом мире красок и страстей. Мечтательный и целеустремленный, всегда сосредоточенный любящий сын, страдающий от постоянного чувства преследования и наблюдения извне, был несчастен и счастлив одновременно. Его жизнь была полна любви и заботы со стороны матери, но чувство, гнетущее и пугающее, являлось невероятно тяжелым и невозможным для подавления его в своем сознании. Инес пыталась помочь своему сыну справиться с этим пагубным чувством, старалась хоть как-то смягчить угнетающее состояние страха, отвлечь от терзающих мыслей своей заботой и вниманием, но все было бесполезно. Мелвин жил вместе с ним, мечтал и размышлял о невероятных возможностях, которые предоставляет ему жизнь, не переставая бояться серой тени за углом. Инес очень беспокоилась…. Но своими стремлениями он пугал больше всего, даже больше, чем паранойя, от которой она так и не смогла найти средство и почти смирилась с ней, но желание пресечь его порывы так и не покидало ее, и стала основной целью в жизни. Она считала, что человечество слишком жестоко к не обычным людям, будь то выдающиеся, ущербные или просто не похожие на остальных, и пыталась изо всех сил объяснить Мелвину, в чем смысл жизни обычного человека, и на что он имеет право претендовать, а на что нет. Инес говорила ему, что не стоит проявлять свои особые качества и жизнь пощадит тебя и не будет бить слишком сильно. Нужно просто жить, не выделяясь, ни на что, не претендуя и ничего не требуя. Можно больно обжечься, если слишком отчаянно «тянуться к солнцу, и чем выше тебе удастся дотянуться, тем опаснее падать вниз». Она считала, что такие принципы смогут уберечь его от невероятно жестокой жизни, да и не только от нее. И Инес все-таки смогла привить то, что хотела в своем мальчике, убила в нем порывы индивидуальности и значимости. Он спрятал глубоко в себе свои стремления и это переросло в жизненные устои. Мелвин стал таким, как многие, решил жить по стандартам и правилам, диктуемым обществом и жизнью. Когда вырос, поступил в университет, и отучился на бухгалтера-финансиста, чья работа требовала от него логического и четкого мышления, скрупулезности и внимательности, а главное заключала в рамки чисел и правил. Мелвин спрятал все, что в нем было заложено, благодаря своей любящей матери, но она не смогла учесть только то, что, защитив своего сына от его стремлений, развила в нем чувства неполноценности и невероятной безысходности. Подсознание давило на него своими чувствами невостребованности и неудовлетворенности. Мелвин стал подавленной, не уверенной в себе, и меланхоличной личностью. Недовольный собой и своей внешностью, он преуменьшал достоинства и преувеличивал свои недостатки, имея неординарные внешние и умственные данные, и богатый внутренний потенциал, считал себя не просто обычным, а даже жалким и посредственным человеком. Черты его лица, похоже, позаимствованные с полотен великих мастеров древности, отличались своей правильностью и индивидуальностью: прямой нос, высокие четко выраженные брови и невероятно большие выразительно глубокие синие глаза, густые вьющиеся черные волосы, которые он тщательно пытался выровнять, и придать им прямую форму. Ростом же он был выше среднего, и немного слабого астенического телосложения. Но это ничуть не умаляло его достоинств в окружении остальных людей.

    Мелвин

ГЛАВА 4

Увиденное зрелище за окном, пронзило меня до глубины души. Я еще никогда не наблюдал ничего более потрясающего и великолепного. Обычное серое небо, всегда казавшееся мне неизменным, преобразилось, приобрело невероятные оттенки, и залитое розово-коралловым цветом заполняло все всеобъемлющее пространство. Деревья были покрыты легким сияющим блеском, ранее блеклый вид домов преображался в невообразимые краски, слепящие глаза. И я понял — это день перемен, день, когда я смогу решить, как мне жить дальше, как жить, чтобы изменить свое никчемное существование. Именно сейчас я должен принять решение, что я смогу сделать, чтобы каждый день наполнить ощущением жизни и значимости. Я должен был что-то испытать, почувствовать жизнь, и вдохнуть ее полной грудью, вдохнуть и наслаждаться ею. Это желание переполняло меня в высшей степени, и именно в этот момент жизнь моя действительно стала меняться. Возможно, если бы не было этого прекрасного весеннего утра, я бы все так же жил, и жил в своем скромном мирке, и не знал бы, какая суровая действительность поджидает меня за поворотом.

   И наслаждаясь утренней зарей, путаясь в своих желаниях и возможностях, мое внимание привлек огромный плакат, закрывающий собой часть столь великолепного зрелища. Он красовался на длинных столбах, вдоль деревьев на противоположной стороне улицы. Я смог разглядеть надпись на нем, выведенную огромными буквами и понял: «вот, что мне действительно нужно, вот как я смогу разнообразить свою жизнь, придать ей яркости и испытать хоть какие-то чувства. Я подвергну ее риску!» Если б я только мог повернуть все вспять, опомниться и остановить себя. Думаю, я сделал бы это, а может, и нет. Эта огромная надпись гласила: «Испытай себя, ты еще не знаешь, на что способен! Так вперед, нельзя терять ни минуты!» И буквами немного поменьше внизу: «Экстремальное шоу – лабиринт удачи, испытание на всю жизнь». Да, действительно это оказалось первым толчком в моем последующем вечном пожизненном испытании.

   Эти слова будто загипнотизировали меня своим предзнаменованием, и я ни капельки не раздумывая, затушив недокуренную сигарету, скинул свой постылый серый пиджак, как оковы бремени и с трудом отыскав старую краснею футболку и джинсы, надел и помчался туда, где меня ждало новшество, и ждала жизнь. Забыв обо всем на свете, о своем рабочем месте, об отчетах, платежах, я летел на крыльях, как птица, выпущенная на волю, одержим свободой и жизнью. Адрес, указанный на плакате, был очень прост, я легко смог сохранить его в памяти и найти улицу безо всякого труда. Здание, к которому были направлены все мои стремления, было все в огнях и вывесках, и я остановился, как зачарованный. Любуясь на манящее зрелище, зашел в «храм грез» на встречу с мечтой. Первый этаж мне показался неожиданно мрачным, каменные статуи и барельефы животных, словно предупреждали меня своим оскалом: «Еще не поздно передумать, еще есть время». Но я был тверд в решении, оно было как благодать, сошедшая с небес. И заметил вывеску: «Запись добровольцев прямо по коридору». Светящаяся точка поманила меня в конце предстоящего пути. Не смотря по сторонам, я направился по узкому проходу, как мотылек на свет огня, не боясь того, что может ждать меня впереди.

   По ту сторону…

ГЛАВА 5

Медленно поднимаясь в лифте, толстый обеспокоенный человек, лет пятидесяти, чувствовал, что произошло что-то неладное в отделе, которым он управлял уже долгие годы. Что-то беспокоило его. Это чувство появилось, когда он проснулся и поднялся с кровати, накинув свой махровый халат. Из-за этого странного ощущения, он решил приехать на работу пораньше и поскорее добраться до своего офиса, который находился на сорок первом этаже внушительного, выделяющегося на фоне остальных построек, небоскреба. Но лифт, которому было совершенно «наплевать на суету людей и который жил своей жизнью», абсолютно не беспокоило состояние Бразера Велли. Так звали этого человека, который работал в ответственном и засекреченном отделе значимой и весомой корпорации. Проклиная чертов лифт, и его медлительность, Бразер все-таки доехал до нужного ему этажа. И зайдя в комнату, где царила полная тишина, он понял, его опасения были не напрасны. Побагровев от пагубного предчувствия, он заорал вне себя от злости:

   -Сэм! Где же… черт носит этого мерзавца?!

   Тем временем, молодой парень, как ни в чем не бывало, медленно и с чувством полного удовлетворения, появился в дверном проеме.

   -А, шеф, - вяло и лениво, бросив в сторону Бразера, он нехотя, прошагал мимо, сел на свое привычное и уже порядком просиженное место. Проводив его гневным и испепеляющим взором, Бразер взревел вне себя от злости:

   -Сэм?!...

   -Все в порядке, шеф, меня не было минут пять, не больше, - спокойно ответил тот.

   -Почему выключена аппаратура, или хочешь вылететь отсюда к чертям собачьим?

   -Да ладно вам, шеф, уже несколько лет все в норме, ничего не меняется. О чем можно волноваться? Все как всегда. Давайте на спор, например на…

   Бразер, не выдержав такой бесцеремонной наглости и, прервав его, гневно прокричал:

   -Ты, что издеваться вздумал, включай аппаратуру и чтоб никогда больше…,- и тут замолчал в замешательстве, не договорив до конца. Сэм включил мониторы, и все было как всегда, но только не совсем и Брайан, совершенно обескураженный и с невообразимой тревогой, пролепетал:

   -Вот черт!... Что это он делает? Что могло произойти? Что случилось с устройством? … Что он задумал? – Бразер от раздражения и отчаяния был разгневан и взбешен. Он заорал с таким недовольством и обидой, что объекта его негодования заставило попятиться и забиться в угол.

   -Вот видишь, чего ты добился! Ублюдок! – но мгновением позже опомнившись, скомандовал: - Быстрее беги в управление, сообщи обо всем… Что я несу?! Включи внутреннюю связь, нет, не надо, сообщи по мобилнету. Хотя, как выяснилось, самостирающимися сообщениями, пользоваться не совсем безопасно, угроза взлома оказалось возможной…

   -Нет, я сам, от тебя все равно мало толку, - добавил он гневно и укоризненно.

   Услышав шум, доносившийся из комнаты, в дверях появился высокий, статный мужчина, крепкого телосложения, и выглядевший намного моложе своего шестидесяти семи летнего возраста.

   -В чем дело, Бразер? - спросил он спокойным, строгим и уверенным голосом.

   -Мы как раз собирались сообщить, происходит что-то странное. Вы говорили, что может что-то произойти, но я не думал, … не ожидал, что совершенно не буду готов к этому, - ответил Бразер, еле дыша и с трудом подбирая правильные слова.

   Статный мужчина, сдержанно и внимательно оценил причину паники, посмотрел на Велли и повелительным тоном произнес:

   -Возьми себя в руки, Бразер! Надо действовать быстро. Все не так уж и плохо, еще можно все предотвратить, опередив его. Отправляйся в это чертово место и уладь все…, тебе не привыкать...

   -Но, я же не ожидал, я...

   -Что ты мямлишь, как идиот, скорее или хочешь, чтобы мы все оказались за решеткой?

   -Но почему сегодня, я не понимаю, ведь столько лет прошло, и все было как по маслу?! – негодуя, проговорил Бразер.

   -Что-то подобное рано или поздно должно было произойти, пять лет спокойствия – это не так много, - твердо и сдержанно произнес пожилой мужчина и покровительственно и властно добавил, - все, хватит попросту тратить время, бери двух людей, и за дело… И почините его игрушку… Лучше поторопись, время опасная штука...

   После этих слов, растерянный и ошеломленный человек беспрекословно подчинившись приказу, выскочил, как ошпаренный и помчался вниз по лестнице, уже не рассчитывая и, не полагаясь на «предательский и безответственный лифт».

    Мелвин

ГЛАВА 6

Меня так поглотила реальная возможность воплотить свои желания в жизнь, что я совершенно не придал значение тому, что чувство паранойи полностью исчезло и я почувствовал настоящую свободу и избавление. Видимо моя психическая проблема действительно заключалась во мне самом, в моей постылой и надоевшей однообразием жизни. И теперь, когда

   все казалось таким легко поддающимся переменам и изменениям, я верил, что смогу избавиться абсолютно от всего пагубного и гнетущего, ранее заполняющего мою жизнь.

   Пройдя до конца длинный и темный коридор, я добрался до света, которым была залита маленькая комнатка. По центру, заполняя почти все ее пределы, внушительными и необъятными габаритами своего тела, сидел человек и перебирал какие-то бумаги. Он посмотрел на меня маленькими похожими на щелочки глазами и резко пробурчал:

   -Чем могу помочь?

   Я почему-то застыл в замешательстве и не знал, что ему ответить. Тогда, он, не желая мириться с моим смятением и растерянностью, нетерпеливо проревел, как зверь:

   - Язык проглотил что ли, отвечай или проваливай!

   И я, страшась не потерять все, ради чего были направлены мои порывы, все надежды и желания, взял себя в руки и все же смог произнести слова, которые стали первым предвестником перемен в моей жизни:

   -Здесь ли можно записаться для участия в шоу?

   -Здесь, - ответил с невообразимой ухмылкой этот теперь уже успокоившийся и мирный человек.

   -Условия игры знаешь? – продолжил он, - а то приходят тут всякие, а потом от жалоб отбоя нет.

   -Нет, не знаю, но я согласен на любые испытания, - ответил я в полной решимости.

   -Интересно?! Что, жить надоело? Мы таких не берем, нам нужны люди для шоу, а не какие-то самозванцы-самоубийцы, которые не знают, как лучше избавить себя от надоедливой жизни.

   -Нет, не волнуйтесь, я не из таких... Я просто хочу испытать судьбу.

   -Ну, что ж, учти парень, это тебе не игрушки, испытания опасны для жизни, и идти на них ты должен осознанно...

   -Согласен, - ответил я, не раздумывая. А он посмотрел недоверчиво и сказал:

   -Что ж дело твое. Вот, ознакомься с программой и подпиши, что не будешь иметь никаких претензий, если что…, - и добавил, опять с ухмылкой, пронзая лукавым взглядом, - конечно, если еще сможешь иметь их. Да, чуть не забыл, ты, наверное, и сам знаешь, что в случае выигрыша, получишь приличное вознаграждение...

   -Меня это не интересует,- уверенно произнес я.

   -Вот бывают же люди, пойди тут разберись, чего хотят от жизни и чего им еще не хватает? Одни идут на все ради деньг, а что же нужно другим?- он посмотрел на меня вопросительным взглядом, но, так и не дождавшись ответа, добавил, - ну, что ж желаю удачи, хотя, судя по твоему виду, и она тебе все равно не поможет.

   Он объяснил мне, что я должен сделать, где обязан ждать своей очереди, перед тем как смогу выйти на сцену и опробовать свои силы. Я подписал все необходимые бумаги, вышел из комнаты и отправился на второй этаж, следуя правилам шоу. По дороге решил заглянуть в программу, которую мне вручил этот человек и понял, что действительно вряд ли справлюсь. Но это был мой единственный шанс почувствовать ее – жизнь. Пусть даже я не совладаю с нею, но зато буду знать, что хоть что-то смог испытать и ощутить. Теперь-то я уже понимаю, что это было совершенно не то, что мне было нужно и не то, что мне так не хватало…

   Я спокойно и с предвкушением, ждал своей очереди, на возможность проявить все, на что я способен. Мне вручили какой-то странный облегающий костюм, который, пришлось надеть, учитывая необходимый атрибут шоу, и который выставлял напоказ всю мою телесную никчемность. Когда, я ждал и находился за кулисами, со сцены вынесли человека, не знаю, мертв он был или жив и сколько ран у него было на теле, это невозможно было разобрать под пеленой крови. Я почти передумал, глядя на этого несчастного, но было уже поздно, настал и мой черед. Когда объявили выход, понял, что другого пути уже нет. Что же теперь?! Сам этого ждал и сам этого хотел…

   Я вышел, яркие огни слепили глаза, и только звуки, раздававшиеся отовсюду, были доступны для восприятия, толпа зрителей ревела от восторга или скорее от жажды зрелищ и крови. Мне подали знак, и я ринулся вперед, навстречу своим новым ощущениям, но уже первое испытание стало роковым. Огромные ножи, кружащие со всех сторон, нависли на меня своей угрозой. Извиваясь, как змея, я проскользнул мимо некоторых из них, но последние два сделали свою работу сполна. Я упал от ужасной боли в ноге, огромная рана красовалась у меня чуть выше колена, заливая сцену кровью, которая показалась мне краснее, чем я ожидал. Вот и испытание жизни, на первом же я дал маху, вот и наслаждение, которое я так ждал. Не знаю, почувствовал ли хоть что-то или нет, все произошло так быстро, что мне казалось, я ничего не мог испытывать, кроме боли и немощи. Правда, сознание того, что я пытался изменить хоть что-то в жизни, предавало сил. Но тут произошло то, что изменило все в ней без моего какого-либо личного вмешательства, то, что я хотел бы забыть и вычеркнуть из памяти навсегда. Я попытался встать, схватив свою изрезанную ногу руками, но упал снова, корчась от боли. Только вдруг кровь перестала струиться, и я увидел в глубине своей раны… Что же это было?! Что-то блеснуло серого цвета, ловя и отражая огни мерцающие вокруг. Попытался дотронуться, рассмотреть, но меня пронзила жуткая острая боль, и я упал без чувств, теряя "самого себя".

   По ту сторону…

ГЛАВА 7

Шоу продолжалось, игра была в полном разгаре и ожидала свою последующую жертву. Она зазывала яркостью и фееричностью, манила эпатажем и протестом. Тогда, кода слабое безжизненное тело выносили cо сцены, за которым тянулась непрерывным следом, как оставляемая слизь улитки, красная кровь. И эта алая кровавая полоса провожала его, и открывала стезю следующим неудачам, а воздух был пропитан запахом крови и обмана, люди кричали и выли от восторга, от пика ощущений, от их апогея.

   Было уже темно и сыро, когда машина скорой помощи подъехала к сверкающему иллюминационному зданию и в очередной раз со скрежетом и ревом умчалась в неизвестном направлении, оставив за собой шлейф серой клубящейся пыли.

    Мелвин

ГЛАВА 8

Я очнулся на больничной койке, белые стены и мебель, окружавшие меня навевали тоску. В памяти вырисовывались образы, события, я вспоминал свои плачевные попытки что-либо изменить. Но, нет, не боль от ужасной раны мучила и пугала меня.

   В дверях появилась медсестра, а за ней и врач, в своих белых халатах они хорошо вписывались в окружающую обстановку и ничем не могли нарушить столь изысканную гамму цветового разнообразия, высокий худощавый мужчина подошел ко мне и спросил, взяв мою руку и прощупывая пульс:

   -Ну, как дела, как самочувствие?

   Я ответил вопросом на вопрос:

   -Что со мной, мистер?

   -Можете называть меня просто Смит. Не волнуйтесь, - он заглянул в мою карту и продолжал, - Мелвин, все уже хорошо, у вас был глубокий порез, но рану обработали и зашили, будет немного болеть, но через несколько дней, даже не вспомните о происшедшем. Хотя думаю, что лучше все-таки об этом не забывать, вам ведь еще повезло, вы первый, которому удалось, так легко отделался. Обычно с этого чертового шоу нам привозят, людей, куда в более плачевном состоянии, некоторые даже так и не встают на ноги. Мой вам совет, лучше больше не ввязывайтесь в такие переделки, конечно, ваше дело, но…

   Я не мог больше дожидаться окончания его длительного нравоучения и прервал, сгорая от нетерпения получить ответы на свои вопросы:

   -Смит, извините, что прерываю вас, но прошу, скажите, когда вы зашивали рану, все ли было в порядке, ничего ли вам не показалось странным?

   Он посмотрел на меня удивленным недопонимающим взглядом и спросил:

   -А что должно было быть не так, что вы имеете в виду?

   -Вы ничего не заметили странного у меня в ноге?

   -У вас в ноге? Не понимаю.

   -Когда вы оперировали, не заметили ли, что-то не обычное?

   -К сожалению, не я вас оперировал, Мелвин, и поэтому ни чем не могу помочь, но уверяю, судя по результатам операции, все в порядке и вам не о чем беспокоиться.

   -А кто меня оперировал, я хочу видеть этого человека.

   -Но это не возможно, к нам привезли вас уже после операции для ухода, скажите, что вас не устраивает, и мы попытаемся все уладить.

   Задыхаясь от слов и от шока, не чувствуя боли, я вскочил с криком:

   -Кто, привез меня, я должен знать, ответьте мне!

   Не ожидавший такой реакции, мужчина в белом халате, лет тридцати пяти опешил, но тут же сохраняя самообладание, схватил меня за руки, уложил обратно в постель и сказал:

   -Не надо так волноваться, все будет хорошо, вы в таком состоянии от шока, перенесенного во время шоу. После успокоительного станет намного легче, вот увидите.

   Я обезумел и, не желая повиноваться, опрокинул столик, стоявший рядом, с какими-то медицинскими принадлежностями, выбил шприц из его рук, который предназначался для меня и должен был принести беспамятство и успокоение. С отчаяньем и, не желая мириться с его безразличием, закричал:

   -Скажите мне правду, я должен знать ее!

   Тут подбежало несколько человек в белых халатах и, они, набросившись, с силой ввели мне содержание шприца, после чего помутнело в глазах, все вокруг постепенно начало терять свои силуэты и очертания, я погрузился в глубокий и безмятежный сон.

   По ту сторону…

ГЛАВА 9

   Беспокойная атмосфера в больнице не давала никакой передышки, ни расслабления, вечные крики и суета являлись неотъемной частью ее бурной и непрерывной деятельности, но, несмотря на это Ханна – юная медсестра, изучая больничную карту пациента, вздрогнула от шума, доносившегося из соседней палаты. Ее расшатанные нервы реагировали на любой инородный звук, никак не могли привыкнуть к такой жизни, и по любому мельчайшему поводу распространяли по всему телу беспокойство и тревогу. Она выбежала в коридор, бросив все, чем занималась. И в это время в дверях той комнаты, в которой все еще было не спокойно и шумно, появился заместитель главного хирурга терапевтического отделения мистер Смит, человек к которому Ханна питала слабость и безответную привязанность. Увидев объект своего вожделения, и с довольством, что ей выпала еще одна возможность получить наслаждение от общества такого на ее взгляд экстраординарного и незаурядного человека, она прильнула к нему, схватила за край рукава и спросила:

   -Смит, что случилось в этой палате?

   -Успокойся, Ханна, все уже в норме, да и тебе же не привыкать к гулу и суете такого рода - сказал мужчина, отпрянув и стараясь отстраниться от ее назойливо фамильярной формы кокетства и внимания.

    Ханна была поглощена не только желаемым обществом хирурга, она хотела разобраться, в чем дело и что произошло. Но на ее стремление узнать о произошедшем повлияло не только встревоженное состояние, но и женское любопытство, поэтому она вела себя очень настойчиво и с нетерпением переспросила:

   -Но все-таки, что же случилось?

   Такая чрезмерная наглость совать свой нос не в свои дела, вызвала у Смита негодование, рассердило его и так уже порядком выведенного из себя минувшим инцидентом, но, тем не менее, он решил ответить ей на вопрос, зная, что все равно просто так от Ханны отделаться ему не удастся:

   -Не о чем беспокоиться, Ханна! Парень, которого привезли недавно, оказался не так прост, как хотелось бы, вот и все.

   -Что вы имеете в виду?

   -Он вел себя совершенно невменяемо, нес какую-то ахинею. Это все влияние виртуала и реализации компьютерных игр. Ну а это шоу, конечно, для «больных», что от него можно ожидать?

   -Вы имеете в виду шоу «Лабиринт удачи»?

   Он кивнул ей в ответ и продолжил:

   -В таком шоу могут принимать участие и подвергать себя опасности только люди, у которых не все в порядке с головой. Я подумываю отправить его в отделение психиатрии.

   Хана, сама страдающая нередкими душевными расстройствами очень болезненно относилась к такого рода заявлениям и сказала с озабоченностью на лице.

   -Вы конечно правы, но думаю, не стоит делать скоропалительные выводы, касающиеся его психического состояния, может, он просто был слишком встревожен, может у него в жизни не так все гладко и, оказавшись здесь это, явилось для него стрессом, слабый человек иногда может потерять над собой контроль, такое бывает…

   -Откуда тебе знать о том, что бывает, а что нет? И потом, ты даже не в курсе произошедшего, а корчишь из себя эксперта в вопросах психиатрии и пытаешься разобраться в душевном состоянии совершенно незнакомого тебе человека.

   -А вы расскажите мне о нем? Ну, что же все-таки произошло?

   -Да, это не имеет никакого значения! И вообще, что это я здесь с тобой стою, когда мне нужно разобраться, как же действительно быть с этим пациентом? – упрекнув себя, он направился по коридору быстрым и решительным шагом, желая избавиться от навязчивого общества этой девушки. Но она, не растерявшись, последовала следом и умоляюще произнесла на ходу:

   -Но вы мне так и не ответили…

   -Хорошо Ханна, если я тебе отвечу, ты наконец-таки оставишь меня в покое? - спросил он, с еще большей скоростью перебегая по ступеням. И молниеносно оказавшись на первом этаже приемной, обратившись к дежурному, спросил:

   - Вы получили документы Мелвина Грейли? На это ему ответили, что информация находится в электронной базе и нужно немного подождать. А тем временем пока дежурный искал нужные ему сведенья, Ханна догнав свой объект обожания, посмотрела на него взглядом преданной встревоженной собачонки, и Смит решил сжалиться над ней:

   -Да, я даже и не знаю, что и рассказать? Просто этот парень после того, как пришел в себя, утверждал, будто что-то не в порядке с его раненой ногой, что с ней что-то не так, и в настойчивой форме требовал привести хирурга, который его оперировал, перевернув все вокруг вверх дном, одним словом псих!

   Его изречение задело ее до глубины души и, стараясь защитить и оправдать скорее не этого парня, а саму себя, она спросила:

   -Но может, он просто не понял, что операцию проводили вы, зачем же сразу называть его психом?

   -Да, я и не проводил! Его уже привезли к нам, ты же знаешь, иногда у нас такое практикуется.

   -А откуда его привезли?

   -Как откуда? Как всегда из клиники по соседству, ведь она находится ближе всего от…, - и он запнулся, глубоко задумался о том, что и раньше переправляли прооперированных больных из их отдела хирургии за неимением свободных мест. Смит вспоминал и размышлял: «Я же всех там знал... А теперь почему не обратил внимания на незнакомые лица, может просто не мог тогда предположить что-то неладное. А, по сути, какая разница, бумаги оформлены и, кроме того, может, они обновили персонал, но может все-таки лучше проверить, вдруг действительно, что-то не так… » Его мысли прервал дежурный.

   -Прошу вас, вот опись всего, что было доставлено вместе с этим пациентом, - сказал он, передавая распечатанные на принтере листы бумаги.

   Заглянув в его содержание, Смит произнес с самодовольством и торжеством:

   -Ну, что я говорил? Теперь-то все понятно, все становится на свои места.

   -Что понятно?- спросила Ханна

   -Вот смотри, я оказался прав, этот парень действительно болен на голову, у него в документах нашли одну единственную визитную карточку, и чья она оказалась, как ты думаешь?

   -Не знаю.

   -Врача по вправлению мозгов! Вот попался же мне псих-маразматик!

   -Не надо так о нем, вы же врач…

   -Да, врач, но считаю, что, такие как он и мешают спокойно и полноценно работать, хорошо хоть смогли успокоить его, вколов валиум, а то неизвестно чем бы все это еще закончилось.

   -Но он же ваш пациент!

   -Да их у меня пруд пруди и с каждым уж и так и этот распинаешься: «а как самочувствие, а не надо ли чего-нибудь?» Стараешься помочь. И что получаешь взамен? Безразличие и полное игнорирование. Им лишь бы только поиздеваться и прибавить лишних проблем. Этому, например, я старался объяснить, что жизнь не игрушка и нельзя к ней относиться так легкомысленно и так безудержно. А он, думаешь, что? даже не дослушал до конца, а впрочем, думаю, и вовсе не прислушивался к моим словам. Ну да, конечно, лучше придумывать невероятные басни и жить в своем собственном не поддающимся никакому влиянию мире, не обращая внимания ни на советы, ни на рекомендации – вот в чем смысл жизни таких, как он. А впрочем, и всех моих пациентов, все они психи и неврастеники!

   Ханну озадачили и расстроили его слова, но она с заботой и вниманием произнесла:

   -Смит, не воспринимайте все так близко к сердцу, думаю, вам просто нужно отдохнуть, расслабиться, слишком уж вас поглотила работа. А как же развлечения и личная жизнь?

   Только этого опять не хватало, подумал Смит, делая вид, что не расслышал ее слова и, зарывшись взглядом в переданные ему бумаги, решил проигнорировать такой чрезмерный и беспардонный интерес к его персоне.

   -Вы слышите меня, Смит?- спросила Ханна.

   -А, да… Что? Ну, да. И он, желая сменить тему разговора, сказал:

   -Я просто думаю, может, надо бы обратиться к этому Моргану, ну психиатру с визитки, будем надеяться, он сможет успокоить и вразумить этого пациента.

   Девушку беспокоила судьба людей таких же, как она сама, и Ханна спросила:

   -А если нет то, что тогда?

   -Ну а если нет, то уж прости, придется обратиться за помощью в другое отделение, более компетентное в таких вопросах, выходящих за рамки здравого и разумного восприятия. Так что это его последний шанс опомниться и вести себя, как все нормальные и обычные люди.

   Ответ хирурга и нежелание прислушиваться к ее словам вызвал у Ханны шквал негодования и тревоги за всех тех, кто страдает от психической неполноценности и за такое к ним негативное и недопонимающее отношение. Поэтому после этого разговора, Ханна выглядела поникшей и расстроенной, решила никогда уже больше не затрагивать тему такого рода. Она тихо удалившись, вернулась к своим делам, не вызвав у Смита своим внезапным уходом никаких чувств и эмоций.

    Мелвин

ГЛАВА 10

Очнувшись, первое, что я увидел, было лицо Моргана, задумчивое и обеспокоенное. Он сидел, поникший, рядом с моей кроватью и видимо ждал моего пробуждения. Слабость и пульсирующая боль в ноге захватили в свой плен железной хваткой, попытка подняться, увы, не увенчалась успехом, и моя голова опять оказалась на подушке, которая словно магнит не давала возможности самостоятельно противостоять ее притяжению. Я находился в окружении идеально белого и мрачного бытия, терзаясь своей беспомощностью и бессилием. И только Морган, как серое пятно на этом безликом фоне, проникший в мой новый мир, открывал возможность для возвращения обратно. Но тогда я еще не знал, что путь к прошлой жизни уже был закрыт, и вернуться назад, мне уже не суждено было никогда, даже если б я этого очень захотел.

   Морган, заметив мое отчаянье, от безрезультатной попытки взять свое тело под контроль, погладил меня по руке и сказал:

   -Спокойно, не нервничай, расслабься и отдыхай…

   Я молчал и смотрел в потолок, а он видимо ждал, что я начну разговор первым, и тоже сидел, молча, но, в конце концов, произнес:

   -Мелвин, ты, наверное, понял, зачем я приехал. Мне позвонили из больницы, не знаю, как они узнали, что я твой психолог, может быть, нашли мою визитку в твоих документах…

   -Может и так… Я рад видеть вас мистер Морган, - сказал я и думаю, вряд ли внешне дал повод усомниться в своих отнюдь не искренних словах.

   -Мистер Смит, сказал мне, что ты вел себя очень странно, видимо после полученного потрясения во время шоу. Расскажи мне, что тебя волнует, а я постараюсь помочь…

   -Просто хочу знать, кто делал мне операцию, хочу видеть этого человека. Разве я требую, что-то сверх возможное и выходящее за рамки дозволительного?

   -А почему тебя это так тревожит, ты имеешь какие-то претензии к хирургу, оперировавшему тебя?

   -Да, нет же, черт возьми, - снова пытаясь подняться, я вскочил, но резкая жгучая боль охватила всё моё тело, - Морган, я видел что-то странное у себя в ноге, что-то необычное, прямо в глубине раны, и я хочу, чтобы мне дали ответ, раскрыли правду! Видел, поверьте мне, я должен знать, что это было, - несколько раздраженно, нескладно и несдержанно произнес я.

   После этих слов Морган застыл в глубоком замешательстве, взгляд его был полон разочарования, словно все годы работы со мной прошли даром и думаю, даже не от сознания того, что я так и не вылечился от паранойи, а от еще большего усугубления моего кажущегося со стороны психического состояния. Но он вскоре смог совладать с собой и сказал:

   -Мальчик мой, - Морган часто называл меня так, учитывая то, что я обратился к нему в двадцати пяти летнем возрасте, - хочу, чтобы ты внимательно выслушал и понял меня. Поверь мне, это все лишь твои фантазии, плод больного воображения. Полученная серьезная рана совершенно выбила тебя из обычной колеи, когда ты порезал ногу, находился под глубоким эмоциональным воздействием, которое повергло тебя в шок, и тебе привиделось все это. Такое бывает и с другими, поверь, я уж точно знаю, это специфика моей профессии, разбираться с проблемами такого рода. Слышал, ты потерял сознание и считаю, что это видение явилось следствием глубокого психического и нервного потрясения. Лучше не думай об этом, и все забудется само собой.

   -Я закрыл глаза и с сожалением, произнес:

   -Вы не верите мне...

   -Я бы и поверил, но сам посуди, врачи оперировали тебя, и им ничего не показалось странным, а значит не о чем и беспокоиться. Может ты и в правду, что-то видел, и если это так, то, скорее всего это, был просто осколок ножа, порезавшего твою ногу. Видишь, все очень просто, всегда можно найти правильный и простой ответ.

   Не в силах продолжать бесполезный, безрезультатный спор, и в душе желая верить в его слова, я предположил, что может, это действительно могла быть отколовшаяся часть ножа. Или возможно, еще один всплеск моего больного воображения, а может, мутация старого недуга, так как ко мне все еще не вернулось ощущение преследования и надзора со стороны. Но я решил не просвещать в это Моргана, может, уже очень устал доказывать и объяснять что-либо другим, да и себе самому, просто согласился с более очевидной версией:

   -Может вы и правы, Морган, скорее всего это лишь мои фантазии и только, – и немного погодя добавил,- да и мне уже теперь все равно, сейчас я думаю лишь о том, где бы мне отыскать хоть какую-либо сигарету и насладиться, вдыхая ее терпкий аромат?

   -Прости Мелвин, но правила больницы исключают возможность курения после операции, лучше постарайся поспать и мой тебе совет, не вспоминай больше о своих тревогах, набирайся сил, и ты скоро сможешь выйти отсюда, чтобы жить, как и раньше.

   Эти слова разбили меня вдребезги. «Жить, как и раньше»… Как же я боялся этого, но чувства, которые они на меня произвели, я не проявил. И, поблагодарив за помощь, попрощавшись, сказал, что очень устал и хотел бы побыть в одиночестве.

   После этого разговора я уже не пытался затрагивать эту тему, сам уже поверил в ее нереальность. И мне было так легче, и проще вернуться к своей обычной жизни, я теперь понимал, что, вряд ли смогу рассчитывать на что-то большее, а может тогда, я этого и хотел, вернуться и больше не думать о другой возможности все изменить. Все равно я на это не гожусь. Моя никчемная и глупая, как я уже это понимал, попытка, не увенчалась успехом и принесла только страх и боль. Но с другой стороны, я испытал хоть эти чувства, и когда висишь на волоске от смерти, начинаешь ощущать жизнь больше, чем когда бы-то ни было... Но эти ощущения были еще слишком ничтожны, слишком малы и призрачны...

   По ту сторону…

ГЛАВА 11

Двое мужчин были чересчур напряжены, чтобы вести обычную и спокойную беседу, их разговор можно было назвать раздражительным и весьма не сдержанным. Один из них высокий и пожилой был просто вне себя, постоянно упрекал и ругал другого полного, ниже его ростом и каждый раз после очередной порции недовольства и пререкания со стороны собеседника, съеживавшегося и становившегося еще меньше и меньше.

   -В чем дело Бразер, ты облажался?- спросил высокий мужчина в черном костюме и в черном галстуке.

   -Я….не успел,- еле слышно ответил второй с растерянным выражением на лице.

   -Не успел? !- повторил угрожающим голосом пожилой мужчина, он был вне себя от злости, но твердо и со значительной выдержкой добавил:

   -Ты соображаешь, о чем говоришь? Где он?

   -Не волнуйтесь, с ним все будет в порядке.

   -Тогда, что ты мне морочишь голову, если с ним ничего не случилось?

   Бразер, немного поразмыслив и не зная как быть, все-таки сказал:

   -Он ранен.

   -Что? Вот, дьявол! Спрашиваю еще раз, где он?

   -Уже все под контролем, он всего лишь порезал ногу, мы отвезли его в бессознательном состоянии на наш участок, где оперировали и перевели в обычную больницу.

   -Да какого права ты посмел распоряжаться? Кем ты себя возомнил? Почему я до сих пор не в курсе?

   -Это произошло очень быстро, он уже начал приходить в себя и я решил…

   -Ты решил?! да что ты вообще можешь решать?! Как провалить дело? Теперь молись, чтобы он ни о чем не догадался…

   Бразера словно хватил удар, он весь покрылся розовыми пятнами и побелел одновременно.

   -Что это с тобой? - сурово и с подозрением спросил высокий и не довольный человек.

   -Я думаю, он все-таки, что-то знает,- выговорил Брзер, еле держась на ногах.

   -О чем ты, что он может знать, выкладывай, итак мало времени все исправить, а ты никак не можешь рассказать, что произошло внятно и до конца. Я слушаю!

   - Я…просто…

   -Что ты мямлишь… Помнишь, что произошло пять лет назад?! Я не забыл… Даю тебе последний шанс или пеняй на себя...

   -Да, да, я просто не уверен в том, что он о чем-то догадывается, он всего лишь был чем-то не доволен, просто требовал привести хирурга, который его оперировал, как рассказали мне люди из персонала в больнице.

   -Вот тупица, как после такого на тебя можно будет положиться в дальнейшем. Так провалить все дело, да на что ты вообще способен?!

   -Я,…я все исправлю, - еле слышно сказал растерянный и измученный Бразер Велли.

   -Нет, уж теперь, я сам, лично займусь этим, а то с твоей помощью, нам всем придется гнить с дохлыми крысами за решеткой! Нужно найти какой-то выход, мы должны знать, что ему могло стать известно, и должны как-то предотвратить его возможные новые глупые выходки, мало ли, что он еще задумал... Скоро его уже никто и ничто не сможет удержать… Нужно все хорошенько взвесить и обдумать, а самое главное вести себя осмотрительно и очень осторожно…

    И этот самоотверженный человек, всегда находивший выход из любой ситуации, глубоко и как-то отрешенно погрузился в свои переживания и мысли, его взгляд будто блуждал где-то далеко, в неведомых непонятных пределах, но через некоторое время зловещее лицо просветлело, приняло свой обычный самоуверенный, значительный вид, и он с величием и самодовольством произнес:

   -Я знаю, как нам выйти из этой щекотливой ситуации…

    Мелвин

ГЛАВА 12

И опять все те же белые стены встречали и провожали меня каждое утро и каждую ночь. Кануло в пустоту еще несколько дней в лежании на своей родной и уже превратившейся со мной в единое целое, палате. И, глядя на многогранные разводы серой сырости на потолке, отличающиеся от всего остального вокруг, своей оригинальностью и узорами, в которых можно было блуждать, и потеряться, я размышлял о своей глупости и о уже новых возможностях все изменить. Опять, задаваясь вопросом, как найти способ хоть как-то придать своей жизни значимость. Мои размышления иногда прерывали заботливые «стражи здоровья и благополучия», которые начали проявлять ко мне большую благосклонность, уже давая возможность курить и читать газеты. Так же одним прекрасным днем нарушил мой покой посланник «закамерной жизни», представитель конторы, в которой я работал и убивал свое время. Он зашел проведать меня и заодно решить кое-какие проблемы по платежам и инвестициям. И обрушился приятным сюрпризом, как снег на голову, мой друг Ноил Томсон, имевший простые черты лица и выделяющийся из общей массы людей своим высоким и звучным голосом. Мы с ним учились в одном колледже, но вели различный образ жизни, и признаюсь честно, у нас были не очень гладкие отношения. Но он был из числа людей, с которыми я хотел бы повидаться. Как ему удалось узнать, где я нахожусь, в какой больнице, осталось для меня загадкой, но я был удивлен даже больше тем, что он отвлекся от чарующих сетей мобилнета, своих современных друзей и распутных девиц. Поэтому я даже оторопел и потерял дар речи, он сам начал разговор, спросил, как себя чувствую, и что меня беспокоит. Я ответил, что уже лучше и что меня скоро обещали выписать из этого «белого обители боли и мучений». Рассказал я ему и о своих тревогах и о терзаниях, не знаю с чего, это на меня нашло такое откровение, наверное, просто очень хотелось выговориться и не своему психиатру, а именно кому-то еще. Если бы в этот момент рядом был кто-либо другой из моих любых знакомых - мнимых друзей, то я мог бы поведать свои печали ему. Сказал, что совсем запутался и не знаю, как теперь жить дальше, что жизнь потеряла для меня всякий смысл, в том жалком подобии, в котором являлась.

    -Не знаю, что мне делать со своей жизнью, как заполнить ее хоть чем-то, хоть какими-то эмоциями, я устал от ее однообразия и никчемности. Понял, что все теряет смысл.

   -Мне кажется, тебе не нужно ко всему так относиться, ты чересчур впечатлительный, слишком глубоко воспринимаешь все, что происходит вокруг тебя. И слишком замкнут в себе. Тебе надо расслабиться и получать от жизни все то, что она дает и благодарить ее за это, - сказал он без особого участия и интереса.

   -Но, что она может дать мне, одиночество, пустоту, повседневность?

   -Чего тебе еще надо от жизни, живешь в нормальном районе, это раньше он считался окраиной, а теперь почти что центр, работа у тебя есть, здоровье в порядке. Если голограммная подружка тебя больше не очаровывает и не хватает женской ласки, так закажи ее, с финансами, насколько мне известно, у тебя все нормально. Так в чем проблема, выйдешь из больницы и вперед, - задорным и радостным тоном ответил он, но такое его ветреное и несерьезное отношение к жизни всегда вызывали во мне только негодование:

   -Ты не понимаешь, я хочу, чтобы все стало другим, изменилось, мне нужно, чтобы жизнь моя была полна ощущений и чувств, чтобы я мог прикоснуться к ней, прикоснуться к жизни переполненной впечатлений и эмоций. Я не представляю, как мне познать это все, пока еще не поздно. Ведь, оглянувшись назад, я понял, что за пять, а впрочем, и все тридцать, лет моего существования, в моей жизни, кроме нескольких тусклых эпизодов, не было ничего, чтобы можно было вспомнить, и что можно было бы хранить в своей памяти вечно, как бесценную вещь, единственную в своем роде и подобии. Но реальность такова, моя жизнь полна простоты и грусти.

   Я понял, что разговор этот его раздражал, он все равно не смог бы понять меня, да и раньше у нас были слишком уж разные взгляды на жизнь, и он раздраженно ответил вопросом на вопрос:

   -А ты пытался что-либо изменить, стать другим и не витать в облаках оттенка задницы бабуина?

   Не выдержав этого тона и наглости, я сказал вне себя от злости:

   -Почему я должен стать другим, почему не могу быть таким, какой я есть, я не хочу становиться таким же жлобом, как и ты, и покорять женщин своим крутым телом и ч…, не знающим, куда попасть предпочтительней в надувную куклу или в очередную пассию.

   -Идиот, женщинам нужно именно такое тело, которым ты можешь воспользоваться, так как надо, именно таких мужчин они и любят, а не сопляков вроде тебя, не знающих толи пора в психушку, толи в петлю.

   Не имея никакого представления, как можно так относиться к жизни и при этом еще считать себя правым, я раздраженно произнес:

   -А в чем заключается твоя жизнь? В гулянках и в женщинах на одну ночь. Неужели ты не хочешь испытать что-то еще, найти другие грани бытия?

   -Что за бред ты несешь, надо получать удовольствие от того, что ты имеешь, а не пускаться во все тяжкие из-за бредовых желаний. Они ведь беспочвенны, ты хоть сам знаешь, чего ты хочешь? Ответь! Молчишь…, ты сам не знаешь этого, хочешь быть богом или дьяволом, благодетелем или убийцей, творцом или разрушителем, скажи, тогда ты может, и поймешь свою значимость, оценишь свое существование в обществе обычных людей и недотеп… И ты испытаешь, какие чувства? Превосходства надо всеми, эти чувства ты хочешь испытать? Но будь, уверен этого тебе не постичь, тебе никогда не стать и ни тем, и не другим, ты такая же посредственность, как и все вокруг тебя.

   -Может это и так, но я хоть к чему-то стремлюсь, ищу хоть какие-то пути, а ты прозябаешь свою жизнь, как похотливый развратник. Тебя волнует лишь только то, какую из списка своих потенциальных жертв, затащить в постель.

   -Да, мне лучше получать удовольствие с женщиной в постели, чем жить в унынии и с чувством безысходности и никчемности. Приди в себя, твоя жизнь не так уж и плоха, смотря под каким углом посмотреть.

   -Вот именно под каким углом…

   -Ну, и черт с тобой, либо ты вернешься в привычную колею, и будешь жить как все, либо так и будешь продолжать наслаждаться своим мазохизмом. Можно подумать, ты являешься выходцем не из рода человеческого, не хочешь жить по общепризнанным правилам, хочешь вырваться из обычного круговорота жизни?! Бесполезно, просто так человечество не отпустит никогда, не получив хоть что-то взамен, - после этих слов он немного замялся и добавил,- ну все, прости, мы зря опять затеяли спор, но без него наши отношения были бы слишком скучны, ведь так…?! Да впрочем, думаю, их и вообще тогда бы не было.

   -Ты хочешь это назвать отношениями, когда мы виделись в последний раз, ты помнишь это? Признаюсь, я был очень удивлен, увидев тебя здесь. И думаю, мы так бы и не встретились, не попади я в переделку. Так, что какой толк ломать комедию, мы можем притвориться, что эта встреча была лишь плодом нашего воображения.

   -Ну, хватит уже, я ведь извинился. Да, кстати, а что с тобой приключилось, как ты попал сюда?

   Я не знал, что ему ответить, признаться в своей глупости, да еще после такой бурной беседы. Думаю, если бы я ему рассказал, что решил участвовать в шоу, потому что хотел подзаработать, то в этом случае он бы меня понял и поддержал. Не сомневаюсь. Но я решил просто сказать, что со мной произошел несчастный случай, и что меня сбила машина. Мы поговорили еще немного о какой-то ерунде: о политике, о банкротстве крупных биржевых компаний, о грядущем всемирном потеплении, буме новых технологий, и так далее, и тому подобное... И распрощались на этом, пообещав друг другу не пропадать надолго. Но больше нам так и не суждено было встретиться, и разругаться в очередной раз.

   По ту сторону…

ГЛАВА 13

   -Я не очень удивил вас своим появлением, Смит?

   -Да, нет, заходите, прошу, не припомню, когда в последний раз видел вас в своем кабинете, - сказал заместитель главного хирурга терапевтического отделения, сидевший за письменным столом и просматривая какие-то документы. А солидно представительный мужчина крепкий и не характерного для шестидесяти шести летнего возраста, подтянутый и поджарый произнес, поясняя причину своего появления.

   -Просто решил зайти к вам лично, не вызывая к себе в кабинет, немного размять свои старые кости, уж больно я засиделся на вечных конференциях и семинарах.

   -Это мне даже на руку, мистер Лайтманд.

   -Да, при вашем режиме работы и ритме жизни…. Знаете, Смит вы очень мне помогли за эти несколько сумасшедших недель….

   -Если уточнить, пять недель и два дня были в полном моем распоряжении, и знаете, принимать решения самому – это и ответственно, но признаться и лестно в равной степени.

   Глава окружной больницы кивнул в ответ и поинтересовался, приступив к сути дела, касательно его длительного отсутствия на своем руководящем посту:

   -Все было нормально, как обстояли дела в течение этого времени?

   Непринужденно пожав плечами, он ответил легко и вразумительно:

   -Как всегда, ничего особого не случилось, поступило тридцать два пациента, уже выписано двенадцать из них, вот можете сами взглянуть на карты оставшихся, - и протянул папку с документами, лежавшую у него на столе.

   -Тридцать два – это более чем обычно за такой промежуток времени, давайте посмотрим, - озабоченно сказал он и взял переданные бумаги. Смит предложил присесть, но тот отказался, сказав, что уже на несколько лет вперед насиделся за время собраний комитета по здравоохранению и новых прогрессивных технологий в отрасли медицины и науки.

   Просматривая нескончаемое количество медицинских карт, Лайтманд произнес:

   -Вы не плохо справились, все документы на месте, ничего не пропущено, но я и ничуть в этом не сомневался, вы человек дела.

   Смиту нравилось, когда его хвалили, особенно те, кто стоял на ступень выше него по служебной лестнице, но он при этом чувствовал себя как-то не уютно, и даже не знал, как правильно отреагировать на лесные и, по его мнению, вполне заслуженные слова. Когда он все же успел проговорить:

   -Я все держу под конт…., - Лайтманд не дал ему закончить начатую фразу:

   -Простите, что перебиваю вас, но в этой медицинской карте мне кое-что не понятно….форма для перевода в другое отделение с реабилитацией после поперечного пореза? … В отделение психиатрии?

   -Покажите, - сказал Смит, немного озабочено и смущенно, но тут же взглянув на бланк, издал восклицательный возглас:

   -Ах, это!? Необычный случай… Лицо его изменилось, стало немного хладнокровным и укоризненным:

   -У этого пациента просто оказалось не все в порядке с головой…

   -Но вы же не перевели его, форма заполнена только наполовину?!

   -Вы правы, я собирался это сделать, но его собственный психиатр взял на себя поручительство за вменяемое состояние подопечного и убедил меня не делать этого, пообещав лично последить за его психическим состоянием.

   -Послушайте, Смит вы отличный врач и хорошо знаете, свое дело, но как-то пренебрежительно относитесь к своим пациентам и слишком вольно к их личным вещам, - произнес Лайтманд. Но невзначай брошенный его взгляд на содержимое папки, внезапно что-то привлек и заинтересовал, вызвав удивление, все более возраставшее с каждой последующей долей минуты.

   -Откуда эта фотография? - сказал он, подняв маленькое фото со стола.

   -Она лежала в его бумажнике, думаю это его мать, учитывая глубокие морщины на лице.

   -Лицо кажется таким знакомым, уверен, я ее знал когда-то… Боже милостивый, - приглушенным и ошеломленным голосом произнес он и продолжил, - ну, конечно же, она была такой…, - замолчал, не зная какое правильное подобрать слово, и только удрученно и грустно произнес, - сколько же лет прошло…

   -Вы знали эту женщину?

   -Тогда она еще была молода и очень привлекательна, не могу припомнить, когда я встречался с ней, но то, что это точно было не менее тридцати лет назад. Она выглядела такой несчастной и разбитой, мне ее было действительно, очень жаль…Мысли профессионального врача со стажем и человека с большим жизненным опытом, путались, разнились и возрождались в памяти яркими вспышками, восстанавливая картину давно минувших дней.

***

Девушка, которую он увидел впервые, была слишком встревожена, чтобы держать под контролем эмоции, вызванные неприятным известием накануне. Она неуверенно и растерянно подошла к высокому крепко сложенному мужчине лет тридцати и как-то сдержанно робко протянула ему свою руку.

   -Присядьте, прошу вас, я знаю, вы пришли к своему отцу, - сказал мужчина.

   Ее тело было невероятно напряженно, взгляд рассеян, а губы чуть приоткрыты, как будто ей не терпелось задать сотню вопросов и говорить не останавливаясь, до тех пор пока она не получит ответы на все из них. Но отнюдь не старалась этого делать, а напротив, молчала, боясь спросить что-то лишнее. Присев на край кресла, она, немного сгорбившись и облокотившись локтем левой руки об его подлокотник, склонила голову немного на бок, что выглядело несколько нелепо, но придавало некое изящество и шарм.

   -Джеймс Лайтманд, - произнес хирург, но тут же добавил, - можете звать меня просто Джеймс.

   Она произнесла, что очень рада знакомству, без какого-либо позитивного просвета на лице, так же хмуро и удрученно, и при этом, даже бестактно забыв представиться.

   -Мне придется объяснить вам всю тяжесть сложившегося положения…

   Девушка вся сжалась, насупилась и было заметно, как ее слегка передернуло, от сказанных слов, но она все так же сидела в очаровательной позе кающийся грешницы, чувствуя свою вину перед отцом, не имея при этом на то никаких оснований и причин.

   -Ваш отец…, серьезно болен…

   Именно этих слов она и боялась больше всего, и даже могла предположить, и предвидеть окончание фразы человека сидящего напротив нее, достаточно молодого, чтобы иметь опыт в таких ситуациях.

   -Его шансы слишком низки… - продолжил он озабоченно и немного растерянно.

   -Но они есть? – девушка встрепенулась и в ее глазах появилась слабая искорка надежды.

   -Да, но боюсь, что они слишком малы, и, кроме того…

   -Скажите мне, что необходимо для спасения моего отца? – ее взгляд приобрел решительность и стойкость.

   Стараясь разъяснить суть сложившейся ситуации, молодой хирург говорил немного невпопад и производил впечатление неуверенного и рассеянного человека:

   -Есть один препарат, но в больницах такого уровня, как наша его не держат, и приобрести его дело не из легких, и, кроме того, даже если он у нас бы и был, вероятность того, что ваш отец выкарабкается, слишком мала.

   Вероятность слишком мала, но для нее она была всем, она могла дать ей надежду и веру, могла зародить сомнения в безвыходности, снова возродить к жизни. И этого ей было достаточно, чтобы воспрянуть духом и сетовать на спасение отца, которого она любила больше, чем он того заслуживал, и в котором нуждалась, как сейчас, так и все предшествующие годы. Еще с самого раннего детства маленькая девочка чувствовала себя одинокой и покинутой, и это не потому, что отец и мать не любили ее и обделяли своим вниманием и заботой. Просто ей было недостаточно всего того, что они могли ей дать, хоть и вряд ли кто-либо из родителей других семей был способен окружить своих отпрысков такой же нежностью и теплотой, которая царила в этой семье полной уюта и гармонии. Только девочке почему-то казалось, что именно ее лишают любви, поэтому она изрядно завидовала другим детям, считая, что их родители уделяют им внимание больше, чем ее мать и отец по отношению к ней. Но это было совсем не так, да ее родители были поглощены работой, делами, бытовыми проблемами, но это было так же естественно, как и в любой другой семье. Ребенку же от рождения склонному к переизбытку чувств, не полной доли внимания было не достаточно. Девочка хотела, чтобы ее любили, так как желало ее сердце, так как было необходимо ее еще слабо сформировавшейся натуре. По её мнению она этого не получала, и ее чувства переполнились, желание быть любимой безгранично терзало ее хрупкую крохотную душу. Поэтому, надеясь на отдачу и на понимание, маленькая девочка постоянно привлекала к себе внимание, сама дарила родителям любовь и заботу, пыталась этим получить то, к чему так стремилось ее сердце. Но позже, когда она уже переросла детский возраст, это перешло в образ жизни, преобразилось в безграничное чувство добродушия и отзывчивости, оно отразилось в проявлении чрезмерной чувствительности и заботы к людям. Девушка была рада всем дарить свое внимание и доброту совершенно бескорыстно и самозабвенно, уже не из эгоистических и личностных побуждений.

   Привязанность к своей матери и к своему отцу, и любовь к ним была безгранична и искренна, хоть они и не всегда были добры и справедливы к дочери. На протяжении нескольких лет, она прощала им все и потакала их слабостям и прегрешением. Эта девушка, достигшая двадцати семи лет живя в полной гармонии со своими чувствами, узнавшая о тяжелой болезни матери, не могла найти покой и утешение. Но она так верила, что ее чувства не смогут пострадать и преломиться, что не заметила, как ее матери уже закрыли глаза, положили в холодное деревянное замкнутое пространство и придали земле ее безжизненное тело. А теперь спустя несколько лет она опять наталкивается на белый шлейф смерти, и сама мысль, что она может потерять и отца, казалась совершенно немыслимой и невообразимой. Поэтому, услышав слова, вселившие в ее сердце надежду на спасение, взгляд девушки приобрел уверенность и стойкость, и она знала точно, что второй раз этому не бывать, она больше не потеряет близкого человека, не допустит этого снова.

   Разговор отца и дочери доносившейся из палаты был полон переизбытком чувств и небывалого накала, даже в воздухе чувствовалось напряжение и эмоциональный шквал.

   Когда девушка зашла в комнату пропитанную запахом лекарств и хлорки, подойдя к слабому истощенному старцу, лежащему на кровати и по пояс прикрытому белой без единой складке простыни, он прохрипел еле слышным клокочущим, но голосом полным нежности и любви:

   -У тебя такой страдальческий взгляд. Что с тобой девочка?

   Девушка оторопела от такого вопроса, совершенно неуместного и нелепого, вызвавшего в ней отчаянье и неописуемую боль. Она пролепетала, силясь не выдать свое отчаянье и не расплакаться прямо у его изголовья:

   Но пап…

   Отец резко, но не грубо прервал ее, почувствовав упаднический и истеричный настрой:

   -Прекрати, можно подумать, что страдания доставляют тебе удовольствие и радость. Моя девочка – мазахистка, - немного улыбнувшись, добавил он, этими словами желая помочь ей, успокоить, даже развеселить, но еще больше раздосадовал и обидел:

   -Не надо так…

   -Посмотри на меня, разве я переживаю, это совершенно ни к чему, лишние заботы и только.

   -Но…

   -Перестань, ты же прекрасно знаешь, что я скоро умру, - он говорил совершенно спокойно, уже смирившись с неизбежностью, но с болью в сердце из-за того, как мучается ее дочь.

   -Ты не умрешь, - сказала она, взяв себя в руки, уверенно и четко.

   -Да, девочка, так и будет, уж ты поверь мне старому упрямцу и невеже.

   -Не говори так…

   -Неужели ты не видишь, что я умираю?!

   -Ты не умрешь, слышишь, я обещаю тебе это! Обещаю и клянусь, этому не бывать, я не допущу, что бы мне того не стоило! – она почти кричала, почти рапортовала, принося присягу и взывая к справедливости и воле судьбы.

   Доктор Лайтманд не мог не услышать эти слова, они были произнесены настолько громко и значительно, что мощь их содержательности не могла остаться не услышанной и безразличной. Он и сейчас вспомнил их и то, какое она произвела на него впечатление восхищения и восторга. Его глаза немного затекли, приняли выражение задумчивости, детской растерянности, и он произнес, пробубнив себе под нос:

   -Она была… такой…

   -Вы были близки с этой женщиной?

   Немного опомнившись, Лайтманд вернул обычное выражение лица и смущенно проговорил:

   -О нет, что вы. Мне тогда не хватило смелости, а после работа закрутила, было много проблем и хлопот... Но тут же продолжил с нарастающей чувствительностью от былых воспоминаний молодости, впечатлений и утраченных возможностей. Человек который так и не нашел времени на личную жизнь и предпочел ей карьерный рост и материальное благосостояние.

   -Неплохо было бы поведать ее теперь… Вы случайно не заметили, не приходила ли она навещать своего сына?

   -Нет, я ее не встречал, у него было не много посетителей.

   -Мелвин Грейли? Не могу вспомнить, но у его матери была совсем другая фамилия…, Грейли…. Нет, уверен другая фамилия, но хотя она могла выйти замуж и дать своему ребенку фамилию его отца… Как же ее звали? Что-то не могу припомнить даже имя… Инна, что ли? Да, Инна!

   -Ничем не могу помочь вам в этом вопросе…, - произнес Смит, ошеломленный переменой главного хирурга.

   -Нужно будет заглянуть к этому парню.

   -Тогда вам придется поторопиться, потому что завтра я его уже выписываю.

   -Жаль сегодня у меня важная встреча, а завтра опять конференция, не знаю смогу ли я выкроить время...

    Мелвин

ГЛАВА 14

Через неделю я уже мог передвигаться без чьей-либо помощи, меня выписали из больницы, и я отправился домой, продолжать свое никчемное существование. Но, выйдя, на улицу, после своей палаты, не имеющей ни цветовых оттенков, ни граней, все вокруг казалось неподражаемым. И те серые здания, которые я ненавидел и презирал, казались величественными особняками великолепных построек, а зелень и листва, покрытая пылью городских дорог, потрясала своей насыщенностью и яркостью, щебет воробьев разливался невообразимым ручьем божественной мелодии. И я был рад тогда, рад всему тому, что я мог ощутить в этот момент. Вот оно чувство наслаждения и жизни. Этот «новый мир» окружающий теперь меня и заключающийся охваченным чувством моего стремления изменить жизнь, и может дать толчок для перемен ее пределов и реалий. Я понял это тогда, понял… и с чувством оптимизма, и в предвкушении новых возможностей открывающихся передо мной, шел, нет, летел на встречу со своей новой жизнью и судьбой.

   Ощутив всю прелесть окружающую теперь меня «нового» мира, желая продолжить наслаждаться очарованием и сполна погрузиться в его пределы, я решил, отправился домой пешком, не прибегая к помощи общественного транспорта. Вдыхая и задыхаясь от восторга новых впечатлений переполняющих мое сознание и находясь в эйфории блаженства, я не заметил, как кто-то, прервав мысли заполненные желанием перемен, остановил меня и взял за руку. Когда я опомнился и вернулся на землю, увидел девушку лет двадцати пяти, не высокую, изящную и хрупкую, как прозрачный лепесток ярко красного бутона. Она смотрела чувственным и проникновенным взглядом, притягивая и маня спокойным, но не предсказуемым океаном своих бездонных и прозрачных глаз. Ангельское лицо излучало нежность и теплоту, а лучи яркого утреннего солнца, заливали блеском ее легкие длинные волосы, обрамляя очертанием золотого ореола и, придавая их цвету еще большую лучезарность и насыщенность. И когда она произнесла: «Вы не поможете мне?» - божественным и нежным голоском, я понял, что это – действительно ангел, сошедший с небес и принявший человеческое обличье, для того, чтобы дарить людям благодать и блаженство. И ничто не нарушало восприятие ее ангельского естества, кроме рукава и подола красного платья, которые были измазаны липкой чёрной грязью.

   Эта девушка попросила помочь ей собрать фрукты, случайно выпавшие из пакета и раскатившиеся в разные стороны, когда, нечаянно поскользнувшись и не сохранив равновесие, она упала на асфальт, мокрый и грязный, покрытый большими лужами, которые образовались после весеннего ливня, прошедшего накануне. Я помог ей и сказал, что живу неподалеку, предложив зайти к себе, чтобы почистить платье и смыть никак не соотносящуюся грязь со столь божественным созданием. Она охотно согласилась и отправилась в мою обитель, уже давно забытую и покинутую. Почему она выбрала именно меня, обратившись за помощью из огромного количества проходящих мимо ее людей? Думаю, просто судьба наконец-таки улыбнулась, и подарила шанс испытать счастье, которое явилось полнейшей неожиданностью.

   Очутившись в своей квартире, сразу же вернувшей меня в реальный мир и в повседневную действительность, я показал этой девушке ванную комнату и оставил одну, чтобы она могла спокойно привести себя в порядок. Сам же направился на кухню в надежде отыскать хоть какой-либо горячительный напиток, чтобы предложить ей выпить. Когда мне все-таки удалось найти завалявшуюся бутылочку красного вина, я направился в гостиную, и передо мной возникла неописуемая картина, всей своей красотой излучающая женственность и грацию. Это была она! Она стояла напротив меня обнаженная, как богиня Венера, и лишь одно полотенце, скрывавшее ее достоинства, повергала в тайну, манящую искушением и завораживающею своей недоступностью. Она подошла и спросила:

   -Не смущает ли вас мой вид?

   Смущает? Да, я был просто ошеломлен, и сражен на повал великолепием и безупречными линиями ее изящного тела. Никогда я еще не видел более потрясающей и прекрасной девушки, а разве такая красота и возможность лицезреть ее, может смущать? Я так хотел подойти к ней, насладиться ароматом ее духов, прижать к своей груди, но боялся спугнуть своими естественными желаниями и низменными потребностями. Да и кто я есть, чтобы иметь какие-то иллюзии на проявление хоть малейшей заинтересованности со стороны такой девушке, как она. Но на мое удивление она сама приблизилась ко мне, посмотрела нежным взглядом и, поблагодарив за то, что я был так добр и внимателен к ней, провела ласковой рукой по моей грубой щетине. И в этот момент наши губы сблизились и насладились страстным всепоглощающим поцелуем, вызвав невообразимые ощущения блаженства и сладострастия. Бутылка, которую я держал в руке, упала на пол, но не разбилась, а бесшумно прокатилась, оставляя при этом ярко красный след. Я обнял ее, наши тела сплелись воедино, в одно неразделимое целое с этой совершенно не знакомой девушкой, даже имя которой все еще оставалось для меня загадкой. Все произошло само собой, волей влечения и чувствами предвкушения любви. Они нахлынули с невероятной силой, насладили мое давно уже забывшее ласку тело, и повергли в неописуемое удовольствие и удовлетворение.

   Вот какой подарок преподнесла мне жизнь, так я познакомился с очаровательным созданием, с которым может сравниться лишь божество. Я был безумно рад ее неожиданному вторжению в мою всеми, даже самим собой, забытую жизнь. Неотразимая, ласковая, нежная, она была яркой искрой в моем потерявшем смысл существовании. Никогда я не был так счастлив, никогда так не любил жизнь. Ее звали Энни, она не любила рассказывать о себе, но постоянно интересовалась и расспрашивала меня о моей жизни. Мне нравилось повышенное внимание с ее стороны, и я с радостью рассказывал ей обо всем, делился всеми своими личными проблемами, хотя, конечно, почти всеми…

   Я уже не мог думать ни о чем больше, только о ней, и все мои стремления и желания изменить жизнь отошли на второй и второстепенный план. Ее появление затмило собой все вокруг. И мое спокойное и серое существование приобрело невероятную яркость и насыщенность. Я вырвался из плена мнимых фантазий, реальность стала настолько ощутима, что все, чем жил раньше, развеялось в иллюзии прошлых дней. Уже не включал теленет, и Элла стала только моим призраком, наваждением воспоминаний. Прошлое время было тягостной безысходной протяженностью прозябаний в виртуальной тьме. Теперь же было самое светлое, желанное время в моей жизни, когда я ждал появления Энни каждый божий день. Реальную, настоящую, живую. Она приходила ровно в семь, а когда опаздывала хоть на несколько минут, не мог найти себе места, сомнения терзали меня, я боялся, что наступит тот день, когда она уже не вернется никогда. Но дни шли, и она приходила и уходила среди ночи, когда я уже спал. Даже уже привык к этому, хотя поначалу меня это волновало, и то, что она не дала мне номер своего мобилнета. А когда же я спрашивал, почему она не может остаться до утра или вообще переехать ко мне, или же интересовался о ее жизни, она отвечала: « Прошу тебя, не задавай лишних вопросов, какая разница кто я и откуда, главное я здесь с тобой, готовая дарить тебе свою любовь и ласку. Когда-нибудь все тебе расскажу, а пока просто люби меня. Разве тебе этого не достаточно?» Действительно этого для меня тогда было вполне достаточно, чувствовать ее тело и любовь каждую ночь. Ночь полную страсти и наслаждения. И пусть наша связь стала повседневной, даже в некотором роде обыденной, но она не была постылой и серой, благодаря Энни моя жизнь преобразилась и приобрела яркие неописуемые грани насыщенных красок и эмоций.

   По ту сторону…

ГЛАВА 15

За стойкой бара сидел человек средних лет, с гладко выбритым лицом, он был немного толстоват, но крепок и хорошо сложен. Многие оглядывались на него, даже смотрели в упор, правда, не потому что он привлекал внимание своим крепким и мускулистым телосложением, а чернильно-черными пиджаком и брюками с рельефно и четко выглаженными стрелками на них. Никто и никогда не видел в этом простом и низкосортном заведении людей в таком шикарном костюме, и в шелковом галстуке идеально ровного и однотонного цвета смоли.

   Он спокойно и мирно пил бренди, все в его чинной и расслабленной осанке говорило о полной отрешенности и довольстве, кроме лукаво и напряженно прищуренных глаз, смотрящих сквозь прозрачное стекло входной двери и косым взглядом фиксирующих все, что происходило за ней. Люди, проходившие по тротуару мимо бара, попадали под его внимание и пытливым, оценивающе пристальным взглядом сопровождались до полного исчезновения из поля зрения лисьих глаз. Бармен время от времени по его желанию подливал в стакан бренди и с недоверием и опаской смотрел на этого нового, и как он в душе надеялся не постоянного клиента своего скромного и неприметного заведения.

    -Еще сэр? – спросил бармен, дивясь выдержке и стойкости этого человека после стольких выпитых стопок бренди. И спрашивая его, тем не менее, он предполагал, что, выпив еще столько же, этот выносливый человек будет выглядеть точно так же, как и не выпив ни капли, полностью контролируя происходящее вокруг.

   -Продолжайте…, - сухо и недовольно ответил тот, когда бармен, стоя с бутылкой в руке, посмотрел на улицу и встревожено встрепенулся.

   -Ей надо помочь…, бросил он, ставя бутылку на стойку бара и ринувшись с места, но в это мгновение крепкие пальцы сжали его горло и заставили замереть.

   -Продолжайте! – резко и угрожающе прошипел мужчина в черном.

   -Но, девушка…., ей надо помочь, … она упа…ла, - сквозь стиснутые от боли зубы проговорил бармен, но когда свирепые и пристальные глаза этого человека залились кровью, он обмяк и почти умоляюще пролепетал:

   -Вы пра…вы, надо продолжать…

   Железные пальцы ослабли хватку и вовсе высвободили худую, покрывшуюся красными пятнами шею. И человек в черном костюме, как ни в чем не бывало, снова присел на свое место и с тем же самым видом продолжил свою миссию напиться без единого шанса на это. А бармен уже даже не смотрел за стеклянную дверь, даже не пытался кинуть туда хоть какой-либо вкрадчивый и незначительный взгляд. И не видел, как девушке помогли встать, а какой-то парень заботливо и бережно собрал, выпавшие из ее бумажного пакета и раскатившиеся по тротуару, фрукты.

    Мелвин

ГЛАВА 16

-Ты так красива, почему я?

   -Ты не обычен, не такой, как все.

   -И это тебя не страшит?

   -Это непроизвольно притягивает и проникает вглубь моего сердца.

   Я прикоснулся губами к ее золотым божественным волосам и вдохнул аромат раннего весеннего солнца. Изгиб ее обнаженной шеи под светлыми закрученными локонами был настолько изящен и совершенен, что невольно притягивал к себе и завлекал в плен любви и желаний. Прильнув к прозрачно белой и благоухающей коже, я гладил ее губами, целовал нежно, и страстно впиваясь, как ненасытный изголодавшийся зверь. Она была так податлива и благосклонна, нежна и хрупка в моих объятьях, что мне казалось, что я держу в них беззащитную лилию, которая может преломиться в любой момент. И боясь причинить ей боль, столь хрупкому и слабому существу, я сдерживал свои порывы, трепетно и бережливо окутывал ее своей лаской и теплотой. Ее легкое, как белое перышко тело извивалось и вздрагивало от услады, а коралловые пухлые губки чуть приоткрывшись, как бутон, трепетали. Наслаждаясь ее теплом, ее страстью, ее красотой, я чувствовал, как мы близки, как мы едины. Наши горячие тела обвивались, окутывались любовью и блаженством. Слыша трепет ее дыхания, я слышал шепот морского бриза, смотря в ее глаза, видел глубину океана, а, прикасаясь к ее губам своими, я чувствовал обволакивающую ласку дрейфующих волн. Целовал ее волосы, губы, гладил ее нежную кожу, я был ее богом и рабом, ее слугой и господином. Любил и лелеял ее, пока наши сердца ритмично стучали, а дыхание прерывалось в неописуемой упоительной неге.

   Я был счастлив. Отрывок в моей жизни, когда мы были вместе можно сравнить лишь с раем, я жил, не ощущая времени, работал так же в своем бухгалтерском кресле, все время, думая о ней, и возвращался домой в ожидании и в предвкушении незабываемых ощущений и чувств. Но я все-таки знал, что это не может длиться вечно, такого не бывает, а уж тем более со мной. Боялся думать об этом, гнал эти мысли прочь, наводившие на меня непомерный ужас и тоску, жил и наслаждался еще одним последующим днем, который мне все еще дарила жизнь. И это время стало единственным периодом полного счастья и удовольствия. Но его перечеркнул раз и навсегда я сам и оттолкнул Энни от себя, своей невероятной жизнью и существованием. Пока же все было безупречно, и даже ощущение паранойи, вновь возникшее из неоткуда, не так уже беспокоило меня, так как пребывание на пике эмоций и блаженства перекрывало и отражало его ничтожность, уменьшало его значимость и влияние почти до нуля. Все было идеально, как в прекрасном сне, мы никогда не ссорились, не спорили, нам было невероятно и неописуемо хорошо. Но спустя три недели после нашего знакомства, когда я, как и обычно, завершив свой рабочий день, возвращался домой, в свою квартиру, которая уже не казалась мне серым подвалом и стала теперь райским уголком любви и похоти.

    -Ты весь дрожишь…Что произошло?

   Я не в силах что-либо ответить, запустил руку в карман брюк, и с досадой не обнаружив в нем то, что искал, вышел из ванной комнаты, еле передвигая ноги, опираясь о стены и стулья, добрался до кухни, открыв кран и дрожащими руками, наполнил стакан водой. Это удалось сделать мне с большим трудом, расплескал и разлил воды по раковине больше, чем умудрился набрать. Из шкафчика выгреб свои таблетки и высыпав содержимое флакона, взяв одну из них, я принял свое спасительное снадобье, запивая водой, но так и не чувствуя глотков, будто весь мой рот был полон битого и острого стекла. Все это время Энни шла за мной следом и смотрела на меня, все так же недоумевая. А я, немного придя в себя, и с немалым усилием выдвинул стул и сел на него с такой блаженной благодатью, как будто это была пуховая перина, спасающая от неприятностей и невзгод. Сев, я закрыл лицо руками и старался собраться с мыслями. Но мне это удавалось с трудом, так как все еще ощущал чье-то постороннее присутствие, хотя это чувство не покидало меня почти никогда, и видимо нахлынуло с ещё большей силой. В этот момент сознание того, что я никогда не смогу избавиться от гнетущего ощущения, существовавшее лишь в моей больной голове, как никогда раньше терзало, и мучила меня. Энни присела рядом со мной, взяла мои руки и посмотрела как обычно так ласково и так нежно, что стало легче, но напряжение и страх все еще жили во мне и пока все еще не хотели оставлять в покое. «Все хорошо, Мелвин, все уже позади», - сказала она, сама не зная, что может быть позади, но, видимо, желая хоть как-то успокоить. Я был очень благодарен ей за то, что она в этот момент была рядом. Но тут, вдруг, Энни посмотрела как-то не так, не так как обычно, я не понимал, почему, и как-то виновато, настойчиво произнесла:

   -Ты расскажешь мне, что все-таки произошло, Мелвин, я должна это знать. Ты все время что-то скрываешь от меня. Когда мы вместе ты слишком напряжен, постоянно оглядываешься по сторонам, вздрагиваешь. А теперь ты сам на себя не похож. В чем дело? Что ты мне не договариваешь?

   Я опустил глаза и не знал, что сказать, слишком уж был удручен и не ведал, как найти силы и признаться ей в своем недуге. Она встала передо мной и воскликнула:

   -Ты мне ответишь, в конце концов, или нет?

   Я никак не мог ожидать от нее такого требовательного и приказного тона и, дрожа уже от возмущения и негодования, вскочил и произнес:

   -Что ты хочешь знать, то, что я ненормальный. Ну, так знай - это так. Ты спишь с психом. Что ты скажешь мне на эту правду? Или уйдешь навсегда? Так уходи, все рано никто не сможет помочь мне! Никто и никогда!

   Она опешила от таких слов, замерла на месте, но чуть погодя подошла ко мне посмотрела в глаза опять так же ласково, и нежно произнесла:

   -Ну, зачем ты так, я просто хочу знать правду вот и все, расскажи мне о своих проблемах, Мелвин. Что мучает тебя?

   Я немного успокоился и сказал:

   -Прости меня, я не хотел тебя обидеть.

   -Доверься мне, прошу тебя, Мелвин.

   Я принял решение рассказать ей все и больше уже не думать об этом и не затрагивать эту тему.

   -Да я думаю, ты действительно должна все знать обо мне, Энни, - произнес я.

   Начал свой рассказ с того, как болезнь еще с детства завладела мной, и как моя мать пыталась помочь мне справиться с недугом. Как она уверяла меня, что это лишь мои фантазии и выдумки, и что я просто должен успокоиться и больше не думать об этом. Хотя, всегда вела себя немного странно, никогда полностью не расслаблялась, и как мне казалось, находилась в постоянном напряжении и беспокойстве. Я так же рассказал ей, как после смерти матери, обратился к психиатру, но он помочь так ничем и не смог. Энни слушала меня внимательно, но когда я закончил рассказ, спросила:

   - Это все, что ты хотел рассказать мне о своей жизни? Ты ничего больше не скрываешь?

   -Нет. А что ты имеешь в виду? Я поведал тебе все о своих проблемах, которые действительно мучают меня.

   -Неужели это так, Мелвин, разве это все, что я должна знать о тебе? Ну почему ты не можешь довериться? Как ты можешь так поступать со мной?

   -О чем ты, Энни, я не понимаю...

   И тут она не сдержалась и набросилась на меня, крича и упрекая.

   -Да, а как же твой шрам на ноге. Откуда он? Почему же ты не можешь рассказать мне правду. Ты говорил, что это был несчастный случай или же это на самом деле след от плачевного последствие после неудачи на шоу, в котором ты принимал участие и дал маху в самом его начале?!

   Ее слова повергли меня в такое невероятное удивление и недоумение, что я просто замер и был совершенно не в состоянии выговорить хоть одно слово ей в ответ.

   -Что это так? Я права?- добавила она, воспользовавшись моим молчанием.

   Но тут я смог выйти из своего оцепенения и спросил:

   -Откуда, черт возьми, ты знаешь об этом? Кто тебе сказал?

   А она будто не слышала меня и продолжала:

   -А в больнице, что было там? Что было не так, что там произошло? Ты не расскажешь мне об этом?

   Я был просто вне себя, даже не мог предвидеть себе такое. Не понимал, как она могла знать о таких вещах, я ведь никогда не упоминал об этом. Да, и почти никто и не был в курсе этих моих злоключений. Но вдруг перед глазами возникло одно знакомое лицо, и море вопросов заполнили все мои мысли:

   -Это Морган, да, это он рассказал тебе все?! Но зачем, как он мог? И откуда ты его знаешь? Это он тебя ко мне подослал? С какой целью он это сделал?

   Я терялся в догадках и в ответах, которые не находил, был в полном замешательстве и недопонимании. В это время Энни подошла ко мне, резко схватила за плечи и сказала:

   -Мелвин, я жду от тебя правды, между нами не должно быть никаких секретов и недомолвок, но ты пока не готов быть откровенным со мной. И поэтому, думаю, сейчас мне лучше уйти, я вернусь, когда ты сможешь мне полностью доверять, - сказала и стремительно побежала к выходу. Я тут же ринулся за ней и остановил, схватив за руку. Она обернулась ко мне, стоя уже в дверях, посмотрела взглядом полным горечи, боли и сожаления. Глаза ее были тогда неописуемо глубоки и прекрасны, но полны слез и печали. Я взмолился:

   - Энни, постой, прошу, не уходи.

   Но она только покачала головой, высвободила руку, и помчалась вниз по лестнице, не оглядываясь назад. Я не знал, как поступить, кинуться за ней вдогонку, обнять, прижать к себе или опять запереться в своем мирке одиночества и отрешенности. Нет, я не мог упустить свое счастье, вот так, не борясь за него, и помчался вниз по лестницам, не ощущая ни шагов, ни движений. В тот момент я не понимал, сколько я бежал и как быстро, казалось, я долетел до нижнего этажа за считанные минуты. Выскочив на улицу, я понял, что по близости, нет не только Энни, но и не одной живой души. Я долго еще метался по сторонам в этом мраке тьмы и боли, надеясь найти хоть малейший след наиболее вероятного направления Энни по дороге имеющей название неизвестность и незыблемость. Выкрикивал ее имя, но только эхо раздавалось мне в ответ, пугая своей безжалостной действительностью. Где моя реальная любовь? Я был подавлен и разбит, не знал где и как ее искать, мне практически ничего о ней не было известно, она тщательно пыталась скрыть все то, что имело хоть какое-то отношение к ее жизни. Я знал, что все это было чертовски не справедливо, но что я мог поделать? Никчемный человек, готовый на все ради одного мельчайшего проблеска света в своей печальной жизни. С трудом, после нескольких бестолковых часов проведенных у своего безлюдного подъезда, я добрался в тот вечер до своей кровати и погрузился в тяжелый и гнетущий сон.

   На следующий день я проснулся с чувством усталости и опустошенности. Хотелось верить, что вчерашний вечер был лишь моим очередным кошмаром. Но я знал, что это было не так, и словно в бреду отправился как всегда на работу, провел свой день, как и раньше, но с тяжелым камнем на сердце и с болью в груди. Я вернулся домой вечером с уверенностью, что Энни никогда уже не появится в моей постылой квартире, и я буду прозябать свою жизнь как, всегда устроившись у теленета и опять, как и прежде погружаться в чарующий мир, растворяясь в очередной порции его иллюзорных фантазий. Но вдруг раздался звонок, и я метнулся к двери со скоростью ветра. Да, это была она. Боже, как я был счастлив, видеть ее, прижаться к ней своей душой и телом. Она позволяла обнимать себя, но была как-то зажата и скована. Я понимал, что она ждала и что хотела от меня. И я рассказал ей все, разве могло хоть что-то удерживать меня сейчас от откровения. Поведал ей и о ране, и о своем видении, и о больнице, и даже о Ноиле. Все. Зачем ей нужно было это знать, меня ни капельки не интересовало, я бы мог рассказать ей обо всем на свете, и даже то, чего не знал, и чего не было, лишь бы только она была довольна. Энни была рада моим откровением, и все вернулось на свои места, все стало, как и прежде. Я ласкал ее, целовал, наслаждался ароматом ее тела. Эта ночь стала не забываемой в моей жизни, она подарила мне неописуемые грани блаженства и наслаждения. Но разве я мог себе представить в ту волшебную ночь, какая жестокая участь ждет меня. Мог ли я предположить, что эта ночь станет прекрасным подарком перед нелепым расставанием. И знал ли, что всепоглощающий мрак покажется мне круговоротом вечности, что каждая минута станет испытанием ожидания и боли. Да, я не знал, но это случилось, хоть и не возможно было себе предположить. Я вспоминал каждую деталь, каждое слово и искал ответ, открывающий мне причину ее внезапного и неожиданного исчезновения, но так и не мог найти, и во всем разобраться. Лучше бы она так и не возвращалась, не дарила бы мне надежду и любовь, тогда я хотя бы не терзался догадками и предположениями, смог бы оправдать и понять ее поступок.

***

Пролетело несколько дней моего бессилия и безысходности. А я все же надеялся, и ждал… и в следующий и все несколько вечеров подряд возвращения Энни, но все было тщетно. Энни так и не вернулась, ее подхватил и закружил легкий весенний ветерок, пронесшийся мимо нашего уголка блаженства и наслаждения. Аромат ее любви испарился под тяжбой времени, повергнув мои воспоминания в сладкие мечты и грезы. Я жил верой, что с ней все в порядке, что не могло ничего произойти. Но эти суждения перечеркивали собой опасения связанные с ее возможным желанием уйти из моей жизни, расстаться, молча так ничего и не объяснив. Мысли такого рода терзали до глубины души, мне было слишком тяжело признавать эту правду, но она была все-таки лучше, чем та вероятность, что с ней приключилась какая-то беда или неприятность. А если это так, почему же она меня бросила, в чем причина ее внезапного исчезновения? Видимо, я тогда был ослеплен своими чувствами, чтобы понять ее очевидность. Второй раз я теряю девушку вот так, не имея ответа и объяснений, в первый, естественно, я винил свою паранойю, считал, что слишком сложно мириться с ней и жить с человеком, который вечно находится под гнетом нервных расстройств. Может, так же было и с Энни, но единственно, что я никак не мог понять, почему она все-таки вернулась, после того, как узнала правду, провела со мной незабываемую ночь и вдруг пропала без следа. Никак не укладывалось у меня в голове все это, нам было так хорошо перед расставанием, я чувствовал, что она была довольна и счастлива. Что же могло произойти? Я должен был выяснить это, должен был узнать правду, должен был помочь и обезопасить ее, если она попала в беду. Было уже просто невыносимо постоянно улавливать каждый звук, прислушиваться к шагам за дверью в надежде, что Энни все же появиться у моего порога. Но где, как искать? Мне же о ней ровным счетом ничего не известно. И я решил искать ее везде, только потерянный и совершенно отчаявшийся человек способен на такое. Просто ходил по городу, расспрашивал прохожих, не видели ли они случайно девушки с божественной внешностью, описывая ее характерные черты, а они только пожимали плечами, провожая недоумевающим взглядом безразличия и равнодушия. Похоже, я обошел всю округу, все дома и подворотни, побывал во всех густонаселенных уголках города, прочесал все близлежащие парки, даже посетил несколько мест массового скопления людей, дома культуры и развлечений. До сих пор жизнь моя не была никогда настолько насыщена и разнообразна, я за несколько дней смог побывать и обойти столько мест, сколько не сумел за все свои тридцать лет. Но эта экскурсия по городу не принесла мне радости, так как Энни мне встретить, все-таки не удалось. Один раз мне показалось, что я заметил ее в сквере, недалеко от своего дома, но, подбежав и окликнув, понял, что это оказалась не она. Еще раз мне показалось, что я видел ее на центральной улице города на фоне высотных зданий и небоскребов. И все так же, убедившись, что это была не Энни, высоко закинув голову, я посмотрел в небо, но на его фоне, перед моими глазами выросло огромное здание, чья высота и величие устремлялись в безграничное и неизведанное пространство. Оно гордо и надменно выделялось среди остальных построек, имело до невероятности правильные и четкие формы, в лучах раннего весеннего солнца казалась созданием бытия, а не человечества. Я не мог отвести от него взгляд, не мог не думать о его манящих высотах. Как я хотел обрести крылья и долететь до его крыши, не подняться в коробке – лифте, а именно долететь - добраться, пусть не стремительно, но уверенно и свободно. Лучи отражавшиеся от его гладкой и ровной поверхности граней ослепили глаза, огненным насыщением прожгли их оболочку, и я немного попятившись, отстранился назад. В это мгновение, наткнувшись на что-то сзади, повалился на бок, но вовремя вывернувшись, сумел устоять и сохранить равновесие.

   -Осторожнее, парень, так и шею свернуть не долго…, - услышал я чей-то задорный голос и, оглянувшись назад, заметил мужчину тридцати лет, черты лица, которого мне показались, невероятно знакомы. Стоял он напротив машины – небольшого грузовичка, на половину заполненного какими-то сосудами странной формы. Они были скорее похожи на небольшие бесформенные бочки, покрытые гладкой эмульсионной краской. Один из них он придерживал двумя руками, надпись на котором гласила «дистиллированная вода» и «ВЗВ№6» еле заметно. Мужчина посмотрел на меня несколько укоризненно и произнес, утрамбовывая руками крышку сосуда:

   -Герметичность нарушена, надеюсь, мне удастся исправить это и скрыть от боса.

   -Простите меня, мистер, - виновато извинился я.

   -Ничего парень, в следующий раз не будешь так высоко задирать голову…

   Когда он это произнес, я узнал его и радостно воскликнул:

   -Это вы, я знаю кто вы!

   Он немного улыбнулся, но пресно с некоторой досадой произнес:

   -Это в прошлом, парень, забудь.

   -Альпинист, тот самый… Единственный за последние десять лет, покоривший все вершины мира!

   -Этому пафосному восхождению уже пять лет, после их смерти… Я похоронил их, пять лет назад.

   -Что? – я был обескуражен.

   Он раздраженно и обиженно ответил:

   -То был другой человек, он умер, как и его достижения. Все знают, что никому это уже не нужно, и я знаю это, что альпинизм, как и многое другое не может существовать… все то, что не приносит реальную пользу.

   -Я с вами не согласен…

   Мои слова вызвали в этом человеке не малое удивление и не скрытое разочарование, что чувствовалось по интонации его голоса:

   -Кто ты?

   -Я?

   -Прагматичность…, - значительно произнес он. - Основа нашего общества и это правильно. Скажи, что толку в бесполезном лазании по горам?! Кому это надо?

   -Мне! Научите меня. Это здание, я хочу покорить его высоты, - ответил я, с немалым пафосом, суетливо и возбужденно.

   -Брось, - пренебрежительно сказал он.

   -Хочу, чтобы люди поняли, что жизнь может лететь по ветру, а не существовать в трущобе.

   Этот мужчина посмотрел на меня, сначала недопонимая, а спустя мгновение со знанием дела произнес с сожалением и сочувствием в голосе:

   -Что девушка бросила?! Ничего бывает, - и добавил серьезно и значительно: - Остынь и если хочешь подзаработать, лучше помоги погрузить эти бочки в машину. Я как раз должен доставить к дверям именно этого небоскреба.

   -Что это за здание?

   -Почем мне знать, просто делаю свое дело, гружу, что скажут и разгружаю, что велят.

   Я опустил голову, и тяжело вздохнув, сказал:

   -Спасибо, мистер, но я, пожалуй, пойду.

   -Бывай…, сказал он и продолжил свою работу.

   Эта встреча стала для меня с одной стороны и особенной, впечатляющей и яркой, но с другой полной печали и сознания безысходности. Принятия того, что было сложно осознавать и понимать в жизни - роли и возможности человека в ней.

   По ту сторону…

ГЛАВА 17

«Меня считают глупым и тупым, может так оно и есть, но думаю эти качества можно считать моим достоинством, так как именно благодаря ним меня и взяли на работу. Какая никакая, а все же работа, по уборке помещений, зато такого участка, в который не у каждого есть доступ. Но все-таки я не настолько глуп, как им кажется, чтобы не понимать всего того, что происходит в этом отделе. Я уже давно заметил, что здесь творится что-то незаконное, конечно мне не понять, что именно, но то, что что-то не так, я в этом уверен абсолютно точно. В лаборатории, в которой навожу порядок, мне строго настрого наказали ничего не трогать кроме пола, который я долен каждый вечер отмывать от всякой гадости и мерзости. Конечно, я больше ничего и не трогаю, но когда привозят сосуды с этикетками дистиллированная вода, а внутри оказывается жидкость болотного цвета и запаха, это даже меня наводит на разные мысли. Не подумайте, я все делаю, так как нужно, не сую нос туда, куда не следует, считаю, что это не правильно. Я должен выполнять свою работу хорошо и только. Но сегодня, когда мне никак не поддавалась огромная лужа чего-то мерзкого прилипшего к полу, то я случайно задел сосуд. Он чуть было не упал, но с него соскочила крышка, которая была, видимо, плохо закрыта, и тогда-то я заметил, что в нем. Это больше всего навело меня на всякие мысли и подозрения, и надпись на нем была какая-то странная «ВЗВ№6», вроде. Но кроме этого, я еще убираюсь рядом и в другой странной комнате. Убирать в ней мне позволяют не более пяти минут, только в определенное время, ночью и в определенный час, в 00. 40. Но когда я вхожу, служащий, который там находиться постоянно, даже ночью, выключает все мониторы или может, они как-то называются иначе, я все равно ни в чем не смог бы разобраться. Но это еще не так важно. Был случай, когда я как всегда в назначенный час подошел к двери и терпеливо ждал, когда смогу убрать эту комнату, не входил, потому что мне этого не разрешалось, я не мог войти, пока меня не пригласят. Там находился еще один человек кроме дежурного. Они говорили очень странные вещи, но вы не подумайте, что я подслушивал. Знаю, что это не хорошо и не правильно, просто дверь была немного приоткрыта, а я просто находился там, где мне было и положено в это время находиться. Поэтому не мог не услышать их разговора и, кроме того, у меня была причина, чтобы не отойти в сторону. Один из них очень нервничал и постоянно кричал, почему он вышел из себя, я так ничего и не понял, но одну фразу уж поверьте, запомнил очень хорошо. Мужчина, который постоянно нервничал, сказал, что что-то незаконно, и если кто узнает об этом, то будут они гнить в тюрьме. Так и сказал. Конечно, это не мое дело, я просто должен хорошо выполнять свою работу, но когда дело касается закона, то это касается и меня. Поэтому я здесь и поэтому говорю с вами, надеюсь, вы примите какие-нибудь меры. Это будет правильно…»

***

Его звали Боб. Еще с рождения он был не очень смышленый, не очень красивый, не очень здоровый, не очень добрый, и это не очень можно было бы продолжать до бесконечности. И его это вполне устраивало, к чему ему были жизненные проблемы и суета людей. Но так отнюдь не считала его мать, которая видела в своем сыне не иначе, как гения и незаурядную личность. Она нанимала всевозможных педагогов и, давала перспективу своему любимому чаду проявить себя. Но когда после стольких невероятных стараний хоть немного приподнять своего бездарного сына на более интеллектуальный уровень, он поинтересовался: «Я не понимаю, почему мой учитель математики все время задает какие-то глупые вопросы… например, недавно он спросил, со сколькими детьми останется миссис Стоук, если двое из четверых уедут из города? Но я же прекрасно знаю, что у нашей соседке Стоук нет детей, во всяком случае, я не одного пока еще не видел», то она поняла, что скорее у семидесятилетней Рози Стоук появятся на свет дети, чем Бобби станет высокоразвитым интеллектуалом. Но это все же не остановило ее от непреодолимого желания сделать из свого сына личность. «Конечно, ведь не обязательно же занимать высокое положение в обществе благодаря своим умственным способностям, многие люди добиваются результатов, не блеща особо своими интеллектуальными данными, они зарабатывают деньги благодаря своим сильным рукам или быстрым ногам», - так думала она и решила отдать своего сына на легкую атлетику. И ее не интересовало то, что в классе он самый слабый и немощный. Но разве это могло остановить перед своей целью, которая уже стала смыслом ее жизни. И это ее и не остановило и тогда, когда во время изнуряющей тренировки, Бобби упал, вывихнув коленный сустав, и после этого не мог передвигаться в течение месяца, травма, полученная во время занятий, оказалась слишком серьезной. Не остановило и тогда когда дежурный врач, обследовавший ее сына, вынес свой вердикт, и запретил какие-либо физические нагрузки, подписав бумаги о запрете в любого рода спортивной деятельности, ссылаясь на медицинское законодательство. И тогда, когда она смогла обойти закон, запрещающий ее сыну заниматься спортом, и когда Бобби умолял ее не заставлять больше ходить на тренировки и бегать, пока результат не будет лучше предыдущего. Но ничто уже не могло ее остановить и даже то, что ее сын почти всегда волочился в конце бегущих и, возвращаясь, домой после тяжких физических нагрузок, падал без сил на кровать, и не мог подняться в течение нескольких часов.

   Бобби хотел просто жить, не стремясь ни к чему, не выделяясь, не думал он не о славе, не о деньгах, не о своем будущем. Он хотел бегать с друзьями, но не стремиться их обогнать. Ему просто нужно было детство, которое было у многих его сверстников, и которое не было обмерено ничем. А когда он вырос, жизнеутверждающие проблемы никогда не стояли перед ним, он мог довольствоваться тем, что имел, выполнять любую работу, которую ему поручали, будь то прочистка канализационных труб, либо уборка животных испражнений в хлеве. И этот толстый человек среднего роста, сутулый с вечно каменным выражением лица и пустотой ничего не выражающих глаз, всегда выполнял свою работу безукоризненно, какая бы она не была, и всегда относился к ней так, будто от нее зависит все человечество. Все его работодатели, были очень довольны, ведь он выполнял любые их поручения безоговорочно с подлинным усердием и ответственностью. Он всегда жил по правилам, всегда чтил закон и подчинялся ему, а всех тех, кто пытался ускользнуть, перехитрить общепризнанные ценности, ненавидел и призирал. Знал, что если бы все жили по правилам и законам, которые требует жизнь, то мира лучше в спокойствии и гармонии не возможно было бы и придумать.

***

Бобби стоял за углом здания, крепко сжимая мобилнет рукой и прижимая к уху, ждал ответа. На другом конце виртуальной связи, человек, не понимающий как так долго смог выдержать столь бредовую болтовню, сказал:

   -Я очень признателен вам за вашу информацию, но боюсь ничем не смогу помочь, за неимением веских на то причин.

   Бобби был обескуражен и изумлен:

   -Но какие еще причины вам нужны, я ведь рассказал все как есть?!

   Человек раздраженно ответил:

   -Доказательства! Вот какие веские причины мне нужны, доказательства, неужели это не понятно? - договорив, диспетчер федеральной службы, понимая о бесполезности столь утомительной беседы, бросил трубку и спокойно вздохнул.

   -Но как я смогу добыть какие-то доказательства, это мне никак не по силам, не могу же я притащить эту бочку…., - пробурчал Бобби гудкам, доносившимся из трубки.

   Он был жутко зол и не доволен чиновниками, которые так халатно относятся к информации, получаемой от людей вроде него. И не доволен собой за то, что доказательства ему не добыть никогда, это противоречит его как умственным, так и любым другим способностям. Разве он когда-нибудь мог подумать о том, что будет жалеть о своей неполноценности. Более гнетущих и терзающих чувств Бобби еще не испытывал и не знал, этот день был похож на конец света. В первый раз в жизни он не представлял, как быть. Поступиться своими принципами он не мог и также не мог найти выход, как проучить тех, кто не хочет знать, что значит закон и порядок в цивилизованном обществе. Придя в свою пустую квартиру, Бобби сразу лег спать, он долго ворочался на своей дубовой кровати, перешедшей к нему по наследству от матери, и пытался заставить пошевелиться в голове хоть одной жалкой извилине, способствующей появлению хоть какому-либо решения и выхода из сложившейся невероятно трудной для него ситуации. Бобби не спал всю ночь, он так и не смог ничего придумать, но зато приобрел решительность в том, что он должен предпринять хоть что-то. И это смогло бы дать ему право считать, что он сделал все от него зависящее.

   Утро было не такое как обычно, оно предвещало собой расплату. Для Бобби весь день тянулся, как резина, он никак не давал расслабиться, предвкушая ночные непонятные пока для него, действия. Но все же долгожданный и одновременно пугающий Бобби час, настал. И он как всегда спокойно и уверенно, направился в комнату, к тому месту, которое должно было вернуть его в обычное равновесие жизни. Но все еще, не имея никакого плана, знал, что на все у него будет лишь пять минут не больше, да еще к тому же нужно сделать свою обязательную работу. Дежурный покинул свой пост, и дверь распахнулась перед ним, завлекая в свой плен ощущения долга перед обществом и в первую очередь перед самим собой. Зайдя, он огляделся по сторонам, никаких даже крохотных мыслей, не рождалось в его несчастной голове, и он принялся за свою обычную работу. Бобби нервно и раздраженно поглядывал на часы, время уже было на исходе, минута за минутой как рок, извещала об истечении отпущенного срока. Панический страх овладел Бобби за неимением выхода из сложившейся ситуации. В отчаянии и злости он схватил два первых попавшихся провода, лежавших на полу и, разорвав их, отшвырнул в угол. Но это было все, на что он был способен. Его время вышло, в раздражении и недовольстве собой, он даже не заметил, как переходя в смежную комнату, задел, и в этот раз, все же опрокинул открытый сосуд с непонятной для него жидкостью. Сосуд упал и закатился под стол, содержимое разлилось, образовав безформенную лужу на полу. Бобби не знал, изменит ли его поступок хоть что-то. Думал, вряд ли, в лучшем случае отключится пара мониторов, и их скоро приведут в порядок. Вот и вся его миссия, проведенная в погоне за отстаиванием своих жизненных ценностей. К тому же еще и угрызения совести, ведь он знал, хоть и ради святой идеи, поступил не правильно и все равно этим, как он считал, ничего ровным счетом не добился. «Но я все же попытался, старался заставить себя найти решение», - думая так, он немного успокоился и пришел в себя.

    Мелвин

ГЛАВА 18

Я был так поглощен поисками Энни, что совершенно забыл обо всем, чем жил раньше. Почти не появлялся в офисе, но опасения, что рано или поздно меня уволят за такое поведение, совершенно не волновали меня. Пропустил два приема у своего психиатра, а что у меня творилось в квартире об этом лучше и не говорить. Все было перевернуто вверх дном, в грязи и пыли. Когда же я, поникши и раздосадовавшись, после очередных поисков, все-таки вернулся домой, Морган, решил выяснить причину моего игнорирования сеансов психотерапии и позвонил. Сразу в моей памяти всплыли слова Энни и невероятность того, что она не могла знать, но знала обо мне. Как же я мог забыть об этом? Забыть такие важные предположения, что к осведомленности Энни о моих происшествиях может иметь отношение именно Морган. И вероятность того, что может он, знает ее и сможет подсказать, где лучше искать, вселяла надежду. Когда я услышал голос Моргана, эти мысли переполняли и воодушевляли меня всецело и полностью, но он спросил:

   -Мелвин, я тебе уже звонил пару дней назад, но ты не ответил. У тебя все нормально? Почему ты не пришел в назначенное время?

   -Все хорошо. Я просто был очень занят, волноваться не о чем.

   -Как я могу не волноваться, в последний раз, когда мы виделись с тобой в больнице, ты был отнюдь не в лучшей форме. И сейчас твой обеспокоенный голос меня настораживает.

   -Все нормально...

   -Мелвин, может все же приехать к тебе?

   -Нет, не надо. Если вы действительно хотите мне помочь, скажите только, что вы рассказали Энни обо мне?

   -Что? Какой Энни? Может, Элла? Я говорил тебе, не слишком погружайся в виртуальный мир…

   -Да, нет же, Энни?

   Морган вздохнул:

   -Нет, я никого не знаю с таким именем, и, кроме того, я о тебе никому не рассказывал. Ты же знаешь, я не вправе никому разглашать информацию о своих пациентах, и моя хорошая репутация дает этому прекрасное подтверждение.

   -Да, простите меня, Морган. Но кто же тогда ей рассказал обо мне, если не вы? Об этом никто больше не знал, если конечно не считать нескольких человек из персонала в больнице.

   -Успокойся, Мелвин, просто для начала расскажи мне кто такая Энни.

   -Девушка, с которой я недавно познакомился…, и которая пропала…

   -Может мне все-таки приехать, ты расскажешь мне более подробно о том, что с тобой случилось, и мы вместе попытаемся разобраться во всем.

   -Нет, не надо приезжать, если вы все равно не хотите рассказать мне правду.

   -Мелвин, прошу тебя, ты раздражен. Тебе нужно с кем-то поговорить.

   -Нет, не надо. Да, и мне уже пора уходить. Простите Морган, но я очень спешу.

   Я отключил мобилнет, не желая больше исповедоваться ему и раскрывать свою душу. Все эти бесполезные разговоры, направленные на усмирение моих чувств и впечатлений, начали меня уже раздражать, и выводить из себя. И я решил, что уже больше никто и никогда, даже я сам, не заставит меня обратиться к психиатру, что бы там не произошло в моей жизни. Но главное заключалось в том, что Морган так ничего и не рассказал мне об Энни, а выяснить правду он говорил или нет, было просто не возможно и поэтому, я преступил к следующей части своего плана по ее поиску. Воспользовался усовершенствованной технологией в теленете, но на свое удивление, так никакой информации и не получил. Только, когда уже собирался выключить его, вдруг появилась Элла, видимо, в моих мыслях промелькнула мысль о ней. Она была, как всегда неотразимо прекрасна. Направилась ко мне, мило и загадочно улыбаясь, как обычно.

   - Ты даже мрачнее, и печальнее… давно не звал меня… я скучала… Мелвину больше не нужна Элла?

   - Нужна, - машинально ответил я, отстранившись.

   - Я покорна тебе всегда, и всегда рядом, всегда, когда ты меня позовешь…

   - Не сегодня, - произнес я, сопротивляясь желаниям и зависимым инстинктам. Но Элла окутала своим свечением, пропитала теплом голограммных лучей. Ее тело было так близко, так призрачно, и так реально. А я был невероятно поддавлен очередным исчезновением Энни, что бессилие и отрешенность опустошили мое сердце, и я как Элла в мнимой оболочке, поддался соблазну и искушению. Слившись с ней воедино, я был подобием вымысла, набором электронных кодов и формул, реальным и совершенно иллюзорным подобием человека.

    Опомнившись, оставшись в потемках, тело ныло от услады и наслаждения, но и от отчаянья и пустоты. Мне необходимо было найти Энни, понять ее и во всем разобраться. Решив большее не прибегать к виртуальным возможностям и поискам через теленет, скупил все журналы и газеты за несколько прошедших дней, начиная с даты ее исчезновения, прочитал их от корки до корки, пытаясь найти хоть малейший след, хоть какую-то мельчайшую зацепку. Но все без толку, почти все они были заполнены сенсационными новостями о взрыве какой-то корпорации, занимающейся секретными исследованиями и технологиями. Там было сказано, что взрыв способствовал возможному выявлению каких-то незаконных опытов. Приводились факты, какие-то документы, подтверждающие это. Так же говорилось, что на этаже, где располагалась эта организация, почти все погибли, лишь только несколько человек было госпитализировано, некоторые из сотрудников пропало без вести. И даже то, что это было здание, на одном из этажей, где произошел взрыв, которым я любовался днем раньше и мечтал об его незримых пределах, почти не затронуло и нисколько не заинтересовало меня. Я был полностью поглощен своими личными проблемами и поисками, в которых так и не смог продвинутся ни на дюйм. Видимо ангел, посланный мне в подарок с небес, так легко и незаметно опустившийся в мои объятья, так же непринужденно и без следа испарился и растаял в незыблемом свете недосягаемых глубин совершенства. Но что это? На последней странице газеты небольшая заметка и фотография. На фотографии была девушка. Я узнал ее – да, это была Энни.

   По ту сторону…

ГЛАВА 19

Раннее утро. Суета постепенно заполняла собой все вокруг. Убивая, предшествующую ночную тишину и покой, все переходило в состояние хаоса и неразберихи. Жизнь просыпалась от блаженного и безмятежного сна, перевоплощаясь и заполняясь всепоглощающими звуками, навалившимися со всех сторон и проникавшими в любые ее уголки и расщелины. Люди, как копошащиеся жуки овладевали и заполоняли все ее всеобъемлющее пространство своей активной деятельностью и существованием.

   Но пока еще на улицах было довольно-таки спокойно и пустынно, даже птицы щебетали не так звонко и не так всеобъемлюще. И воздух приятного весеннего утра был окутан своей свежестью и пока еще кристальной чистотой, а асфальт на тротуарах, был покрыт пеленой раннего, пропитанного весной дождя, по которому, как обычно в одно и то же время, шел человек в грузных ботинках, сохранивших еще с прошлого вечера разводы грязи и пыли. Они уже испытали минувшим днем на себе все процессы «существования и активной жизнедеятельности и бесцеремонно проникли в этот новый, пока еще ни чем не запятнанный, мир». На них смотрел, опустив голову, тяжело и с трудом вышагивая, и ничего не стараясь увидеть, и не замечая вокруг, их владелец, мужчина, которого все еще мучили мысли о своей неудачной попытке, преследовавшей вершить закон и правосудие. Бобби шел на работу с полной уверенностью, что так и не смог ничего добиться своими вчерашними действиями. Он, как и вчера медленно и не спеша направлялся к высотному зданию, не смотря вперед и не оглядываясь по сторонам, его взгляд был прикован лишь к старым потрепанным ботинкам, которые не вызывали у него никаких чувств, лишь только сковывали и сосредотачивали на себе его внимание. Он знал наизусть все, что должно было попадаться у него на пути. Тротуар, бордюр, белые линии, он шел по ним, когда видел, как несколько чужих ботинок следуют по такому же направлению. Так же он знал все трещины на дороге и неровности, и инородные предметы, обычно попадавшие ему по пути, как и всегда, отсутствовали ранним утром. И поэтому, когда он уже подходил к зданию, где ждала привычная для него работа, он остановился, увидев перед ногами огромный непонятный предмет, похожий на железную выбоину неровной и искривленной формы, кроме того, он дымился и был покрыт пеплом и копотью. Бобби в первый раз за три года работы в этом месте, натолкнулся на столь странную и непонятную ему вещь, да еще и ранним утром. И это заставило его выпрямиться, поднять голову и посмотреть вокруг, но то, что увидел Бобби, было ужасающе и просто невообразимо для восприятия. Вся улица была покрыта осколками и горящими блоками, а также различными предметами интерьера и аппаратуры. А когда он посмотрел наверх и увидел полыхающее пламя, его охватил страх и невероятный ужас. Пожар был в высотном здании, где он работал. Вокруг стояло много людей, а неподалеку от него суетилось несколько пожарных и служащих в черной форме. Бобби подбежал к одному из них и спросил с испугом на лице:

   -Что случилось?

   -Произошел взрыв, около получаса назад на сорок первом этаже, - ответил тот.

   -На сорок первом? Но как, почему? – ошеломленно воскликнул Бобби.

   -Пока еще точно неизвестно, возможно из-за взрывчатых веществ, или проводки, но вам лучше уйти отсюда, здесь еще не безопасно.

   -Но я работаю там, на сорок первом.

   -Прости приятель, но его уже нет, повезло, что вы пока еще не добрались до своего рабочего места.

   -А остальные, кто-нибудь пострадал?

   -Думаю многие...

   -Почему, еще же нет и восьми?!

   -Что ты, приятель, уже почти девять...

   -Нет, у меня же часы…-он замялся посмотрев на часы и обнаружил, что стрелки на них замерли, отожествляя собой застывшую вечность. Его глаза округлились, и в их доселе пустом выражении теперь отобразились все пагубные чувства, которыми только было богато его подсознание. Лицо всегда каменное и невозмутимое, исказилось в немыслимом терзании, и он прокричал, повернувшись к жуткому зрелищу, подняв руки и обращаясь в никуда:

   -Это не я! Я не мог! Этого не может быть! Он бросился вперед, с неистовым и безумным желанием, помочь людям, спасти их, сделать хоть, что-нибудь. Его остановили и оттащили назад.

   - Нет! Нет!

   Он кричал, оправдываясь перед самим собой и не желая верить в происходящее. Бобби вне себя помчался обратно по мостовой, он бежал и не мог смериться с тем, что он совершил. Все эти люди, с которыми он работал и думал проучить, были мертвы. Он просто хотел, чтобы они поняли, что такое закон, хотел, чтобы чтили его правила, чтобы они смогли это осознать, но не посредствам смерти и убийства.

   Бобби добежал, смотря теперь только вперед, а не под ноги, до своего дома, задыхаясь и дрожа, добрался до своей квартиры и заперся изнутри на несколько замков от произошедшего накануне. Он никак не мог прийти в себя от полученного шока, не мог смириться с тем, что это именно его вина. Думал, как же ему удалось сделать такое, даже не ведая об этом. Никак у него не укладывалось в голове, что мог это совершить, убить столько, не очень правильных, но, по сути, ни в чем не повинных людей. А некоторые из них даже не были в курсе того, что на самом деле творилось в этом закрытом отделе. Бобби вспоминал людей, которые работали там, многие из них были очень добры к нему и внимательны. Он вспомнил молодую женщину, которая отвечала за сохранность ключей, как она подолгу могла выслушивать рассказы о его жизни, и как она один раз показала ему фотографию своих детей - двух мальчиков, веселых и жизнерадостных, которые теперь уже вряд ли останутся такими после смерти их матери. Он также думал и о престарелом мужчине, который, как и он занимался уборкой, только других комнат на этом этаже, как он рассказывал о своей жене, которая была уже очень стара и нуждалась в его постоянном внимании и уходе. И этого ни к чему не причастного и не в чем невиновного старика он тоже лишил жизни, равносильно, как и его жену. «Нет, это не возможно», - думал он, - «как же я мог, я же просто хотел как лучше, хотел, чтобы все жили в мире и согласии. И что получилось?! Я стал убийцей, палачом!» Бобби в панике и в отчаянье схватился за голову и выбежал на балкон, он так и стоял и кричал во все горло, бессвязные и неразборчивые слова, он вопил и стонал как безумец. Но вдруг в одно мгновенье перестал, успокоился, посмотрел высоко в небо и произнес: «Ты примешь в свои пределы такого раскаявшегося тупого глупца и придурка, как я?» - и легко переваливши свое грузное тело через решетку, бросился вниз. И тогда, когда несколько людей в форме бежали наверх, поднимаясь по ступенькам на восьмой этаж, Бобби летел, вниз опережая их невероятной тяжестью своего тучного и необъятного тела. Когда же оно непомерным грузом ударилось о землю и распласталось на ранее безупречном и богатом своей свежестью асфальте, покрывая его и пропитывая красной кровью, раннее утро уже перестало иметь свое совершенство и чистоту.

    Мелвин

ГЛАВА 20

Ее божественное лицо. Фотография, помещенная в газету, была сделана в каком-то низкопробном заведении, вокруг было полно пьяных людей и девиц легкого поведения. Энни сидела за столиком одна и держала в руке стакан, я ни капельки не сомневался в том, что это была она, те же черты лица, та же грациозная и кроткая осанка, но только экстравагантная и чересчур открытая одежда вызывала смущение. В колонке под фотографией была рекламная информация и адрес бара, изображенного на ней.

   Я, не теряя ни минуты, оделся и выбежал из дома в надежде найти этот бар и Энни. Но оказавшись на улице, как будто холодный ветер, нахлынувший из ниоткуда, окутал со всех сторон и проник в самое сердце, в самые его глубины – взгляд пристальный и хладнокровный, я чувствовал его, не мог не ощутить его непомерную тяжесть и всевластие. Так, как никогда раньше я знал о его величии и силе, о том, что он может нести в себе и как легко может управлять и наблюдать за моим жалким и безвольным существованием. Посмотреть, оглянутся – я хотел сделать это, но не мог. Увидеть свое отражение, свою жизнь в жестоком, непредсказуемом своем подобии? Решиться, сделать это? Нет, я не мог поднять взгляд, не мог найти в себе силы, чтобы осмелиться и заглянуть в потусторонние пределы своей жизни. Но когда, опустив голову и съежившись, рассеянно шагая по тротуару и направляясь к автобусной остановке, развернулся, тень, промелькнувшая перед моими глазами, заставила меня вздрогнуть и замереть. Это была она – тень моей жизни, тень, которая манила, завлекала меня к себе и которая не давала возможности любоваться красотой ясного неба и дышать полной грудью. Я ощущал ее, как никогда раньше, чувствовал манящую и безупречную черноту и темень. Она звала меня к себе, пыталась одурманить соблазном таинства и совершенства. Войти в ее пределы, узнать то, что скрывает в себе ее мощь, ее величие, или спрятаться, уйти в тот мир, который так щедро дарит покой и однообразие? В тот момент я не знал, что предпочесть, какой сделать выбор, мимолетные чувства были так непрошено и несвоевременно неожиданны, а их смятение так тлетворно, что я просто сделал то, что должен был и что было необходимо. Вернулся в возможную реальность, забыв обо всем, что является моим вымыслом или чрезмерным воображением. Только воля моя оказалась не столь сильной, а желание не столь самоотверженным, что не прошло и нескольких мгновений, как я вновь ощутил дрожь в руках, дыхание стало прерывистым, а тело покрыла холодная испарина. Я чувствовал и знал это, кто-то за мной наблюдал, как будто прожигал своим пристальным взглядом, но у меня не хватало смелости обернуться и посмотреть… Зачем мне было нужно находить этому подтверждение? И опустив голову, я не уверенно и съежившись, направился к автобусной остановке, не оглядывался и не искал тень глазами, но, добравшись до нее и развернувшись, передо мной возник силуэт странного человека. Своим черным костюмом и широкополой шляпой низко натянутой на глаза, он отличался от окружающих вокруг людей. Мужчина смотрел в упор и не сводил с меня глаз. Мое тело содрогнулось, руки и лоб покрылись потом, губы задрожали, и я нервно и судорожно начал рыскать по карманам, ища в их содержимом свое спасение. Проглотив два маленьких шарика, я вздохнул и посмотрел перед собой, но как не странно, этого человека уже не было. Оглядевшись по сторонам, ища его взглядом, так и не нашел пугающий черный силуэт. Все больное воображение, фантазии и вымысел. Нужный мне автобус подъехал и, поднявшись по его ступеням, я сел в самом крайнем углу. Его двигатель заработал и заревел. Мельком посмотрев в окно, я обратил внимание на зеленую молодую листву уже заполонившую этот маленький серый городок, но за кустом у дорожной развилки виднелся черный силуэт, неподвижный и бездыханный, как окаменелый призрак моей жизни. Я заерзал, руки задрожали и автоматически потянулись в верхний карман рубашки за пачкой сигарет. Больное воображение или реальность? Как я смогу разобраться в этом? Как смогу понять? Я достал одну сигарету и, взяв ее в рот, замер и застыл в ожидании. Когда же автобус остановился на нужной мне остановке, я вышел и закурил с наслаждением и успокоительным блаженством. Сделав несколько спасительных затяжек, огляделся вокруг и понял, в какую дыру попал, серость разила гнилью и плесенью со всех сторон. Темное было место, мрачное и пугающее, но лучик солнца озарял его надеждой на долгожданную встречу с Энни. И я зашагал по улице, ища необходимый мне бар, вокруг не было ни души, было тихо и лишь звуки от моих подошв, разрушали мертвецкую тишину, уже было темно, и только иногда от проезжающих мимо автомобилей мелькали ослепительные лучи фар. Их тени задорно и хаотично играли на дорогах, вырисовывая силуэт знакомого мне таинственного человека. Но я даже не думал об опасности, старался не замечать, а просто спокойно идти, надеяться и верить, что найду свою Энни. В конце улице я увидел огни, и ничуть не сомневался, что мне необходимо попасть именно туда.

   -Чего изволите?

   А я, не ответив, достал вырезку из газеты и произнес, показывая ему фотографию:

   -Посмотрите, мистер, вы знаете эту девушку? Он посмотрел на меня с еще большим недоверием и грубо произнес:

   -Ты чего сюда приперся нажраться или бабу подцепить?

   -Я ищу эту девушку.

   Посмотрев на фотографию, он причмокнул и, расплывшись в улыбке, оголившей его редкие зубы, ехидно произнес:

   -А другая тебе не подойдет?

   -Вы знаете эту девушку?

   -Упрямый?

   -Прошу вас, мистер.

   -Видел я пару раз этот цветочек, - сказал он, широко улыбнувшись.

   -Она здесь? Где она?

   -Сегодня ты можешь подцепить себе другую крошку, видимо у нее выходной.

   -Выходной?! – оторопев и не зная, что и думать, переспросил я и снова закурил.

   -Не переживай парень, мы тебе подберем красотку что надо, - сказал он, подмигнув правым заплывшим глазом.

   -Нет, спасибо не стоит, скажите, как ее можно найти?

   -Эту крошку?

   -Энни.

   -Энни? Ну, может и так…, - усмехнувшись, сказал он и продолжил, - настойчивый молодой человек.

   -Помогите мне, прошу вас.

   -Если ты хочешь именно эту крош… Энни, то боюсь, тебе придется прийти в другой раз, а пока давай выпей, - произнес он, и поставил передо мной стакан, до краев наполнив его каким-то поилом.

   -Спасибо, лучше потом… - сказал я и ошеломленный направился к выходу. Но, сделав несколько шагов, заметил среди толпы, над всеми людьми черную широкополую шляпу. И это ускорило мой уход. Выскочив на улицу, оглянулся назад, никто меня не преследовал, и я направился обратно. Шел домой пешком, автобусы уже не ходили и думал обо всем том, что мне сказал пожилой бармен, размышлял, но не знал, как разобраться в этом. За это время я выкурил пачку сигарет и проглотил еще пару своих таблеток. Но когда я приблизился к своему дому, увидел у подъезда знакомый силуэт. Энни, это была она!

   Появилась Энни, как будто божественный ангел вновь опустился в мои объятья. И я понял счастье приходит тогда, когда его меньше всего ждешь. Она вновь была рядом, вновь была так же нежна и прекрасна. Я был слишком удивлен и невероятно счастлив, чтобы задавать вопросы, для меня в те мгновения было уже не важно, почему и где она пропадала столько времени. В тот момент важно было лишь то, что она сейчас здесь и со мной, что она вернулась, чтобы дарить мне свою любовь и ласку. И я долго не замечал, что что-то было не так, что-то изменилось в ней за время ее отсутствия. Она стала раскованней, искренней в своих чувствах и в поведении. Энни занималась со мной любовью, так как будто в первый раз и это нравилось мне, она вела себя так раскованно и не сдержанно, что я был приятно поражен. Она отдала мне себя полностью, и тело, казалось, и душу, с такой ненасытной страстью и с такой любовью, что я с трудом верил в реальность происходящего. Проснувшись на следующее утро, я открыл глаза, терзаясь сомнениями о реальности минувших событий. Но они не были прекрасным сном, Энни лежала рядом со мной неотразимая и нежная. Фигура и ее белоснежная гладкая кожа были настолько безупречны и превосходны, что какие-либо сравнения могли быть просто немыслимы. Тогда мне казалось, что все уже позади и ничто уже не сможет разлучить и создать преграду между нами. Она, посмотрела на меня, и, видя, как я наслаждаюсь ее красотой, сказала, что безумно скучала и надеялась на скорую встречу. Я спросил ее, как она могла так исчезнуть на две недели, ничего не сказав и не предупредив, и почему ни каким способом не давала о себе знать. На это Энни мне ответила, что были веские причины, и попросила, чтобы я мог дать ей возможность рассказать обо всем немного позднее. Попытался возразить, настоять на ответе, но она обнадежила меня своим обещанием, что больше никогда не расстанется со мной и всегда будет рядом. Поэтому смирился с ее просьбой, слишком уж меня прельстило то, что я всегда смогу наслаждаться ее присутствием, ее телом и любовью. А что еще мог хотеть и желать тогда?

   -Я думал, что никогда больше не увижу тебя.

    -Как же я рада, что смогла вернуться...

   По ту сторону…

ГЛАВА 21

Она была рада чередой событий. Произошедшее прошлым утром, смогло вернуть ей возможность снова увидеть парня, к которому она успела привязаться, и который стал ей дорог, в независимости от запрета проявления к нему хоть каких-нибудь личных чувств. Она уже смогла перечеркнуть все то, на что пошла. Ради чего? Ради денег, они были просто необходимы, они давали ей право получать от жизни все, что ей было нужно. Но только не теперь, сейчас она хотела, чтобы это не было правдой, хотела полностью забыть все, на что решилась пойти ради материальной выгоды. И она уже не думала об этом, уже избавилась от мыслей чернящих и оскверняющих ее в своих же собственных глазах. Но, находясь в смиренном спокойствии и радуясь течением обстоятельств, она посмотрела в окно, но взгляд ее, невольно опустившийся вниз, притянула газета, лежавшая на книжном столике, и статья, в которой гласилось о взрыве, причиной которого стало возгорание взрывчатого вещества. Тогда абсолютно все опять вернулось и приобрело ясность, как божий день.

   Она видит, как находится в комнате, пронизанной чувствами обмана, предательства и превосходства. Эта комната впитала в себя всю ту грязь и гадость деяний, которые происходили там. Девушка чувствует это, но желание получить то зачем она пришла превыше этих человеческих пороков и слабостей. Ведь она тоже также слаба, как и все грешные в этом прекрасном и жестоком мире. Она, терпеливо и с чувством смирения стоит и ждет свой очередной жребий, который может предоставить ей ее жизнь.

   В комнату входит мужчина пожилой, высокий и властный, смотрит на нее оценивающим взглядом и говорит:

   -Что ж, очень рад познакомиться, Сара, и рад, что вы будете работать вместе с нами. Признаюсь, я даже не ожидал увидеть то, что мне действительно нужно.

   -Благодарю вас, мистер.

   -Сара, вы, наверное, знаете, кто я?

   -Да, знаю.

   - И то, что я руковожу проектом особой важности и секретности, вы уже тоже видимо в курсе?

   -Да, мне говорили, что информация касающегося вашего объекта является засекреченной.

   -Очень хорошо, но надеюсь, вы так же хорошо понимаете, что все, что вам будет поручено, и чем вы будете заниматься, не должно предаваться никакой огласке. Надеюсь, я изъясняюсь достаточно доходчиво?- он посмотрел на нее пронизывающим и надменным взглядом.

   -Да, мистер, все понимаю, я согласна на любые условия, на все, что бы вы мне не поручили, учитывая обещанную сумму вознаграждения.

   Он ухмыльнулся наглой усмешкой и сказал:

   -Значит все?! Что ж это прекрасно. Вы действительно как раз то, что нам нужно. Преступите завтра, я буду каждый день выдавать вам свои распоряжения, а вы должны будете следовать им точно, безукоризненно и без лишних вопросов. А если сделаете хоть один лишний шаг или скажите лишнее слово, то пеняйте на себя. Нет, я не хочу вас запугать, но вы должны учесть то, что в нашем деле главное осторожность и осмотрительность. Если Сара, вы все еще согласны с нами сотрудничать, то я изложу вам суть вашей работы.

   -Да, я согласна, я же сказала, что согласна на все ради денег.

   -Замечательно. Итак, вы должны соблазнить одного молодого человека, стать его любовницей и выпытать у него нужную нам информацию. Этот человек немного странный, он живет в своем мире и почти изолирован от людей, иногда подвергается эмоциональным стрессам, склонен к меланхолии и чувству подавленности. После я расскажу вам более подробно о нем. А главное, что вы должны учитывать то, что его квартира находится под постоянным нашим наблюдением, так что под контролем будете находиться и вы. Но это даже и к лучшему, мы сможем достойно оценить и проконтролировать вашу работу.

   -Как? Вы, что следите за ним постоянно?

   -Да именно это я и имел ввиду.

   -Но…, вы хотите, чтобы мы стали любовниками и собираетесь следить за нами все время? И даже тогда, когда мне нужно будет заниматься…, ну вы понимаете…

   -Сара, вы же были готовы на все, не так ли, леди? Или я что-то перепутал?

   Она задумалась, девушке показалось это очень странным, извращенным, но она решила не занимать свою голову лишними предположениями, и смиренно произнесла:

   -Да, простите, теперь уже поздно брать свои слова обратно.

   Увидев смущение девушки, и рассмеявшись во все горло, он сквозь смех произнес:

   -Но не столь извращенно, как вы могли, возможно, себе предположить… Не думаете же вы, что я руковожу подпольной организацией по порно производству?! – подмигнув добавил он.

   -Это не важно… Простите, я согласна на все… - еще больше смутившись, уверенно сказала она.

   -Вот и прекрасно. Ты у меня в руках, помни об этом, - сказал мужчина с довольной ухмылкой на лице, прижав ее к себе, цепко схватив за округлые бедра длинными крепкими пальцами.

   Сара выполняла все, что от нее требовалось, все то, что им было нужно, только никак не могла понять, что же они хотят выяснить и узнать об этом парне, но вопросы задавать все-таки не решалась.

   Через несколько дней, когда девушка, как всегда появилась в организации своих работодателей, этот невероятно властный и всегда преследовавший лишь свои интересы человек, был сильно раздражен и совершенно бесцеремонен.

   -Глупая девчонка, - завопил он, - чем ты занимаешься несколько дней подряд, ты должна предоставить мне информацию. Забыла? Или ты предпочитаешь лишь трахаться за деньги, только учти это стоит намного меньше, чем тебе платят, милочка.

   Простите, мистер, но я делаю все, что могу, у него нет никакой информации, он ничего не скрывает, уж вы поверьте мне.

   -Поверить? Да я все прекрасно вижу, чем ты занята, и как стараешься получить нужные сведения.

   -Но, что скажите, я должна узнать?

   -Я же предоставил тебе всю необходимую информацию, которой нужно руководствоваться, преследуя нашу цель. Говорил тебе уже не раз, что меня интересует. Пусть расскажет о себе все, все, чем теперь заняты его мысли, что его беспокоит, что он боится и главное, что собирается делать дальше. Да все, я должен знать абсолютно все, что касается его чувств и желаний. Вот, дьявол, глупая девчонка, ты выводишь меня из себя!

   -Но как я смогу узнать абсолютно все, что твориться у него в голове.

   -Ты же женщина, ты просто обязана уметь и знать, как выведывать тайны у мужчин.

   -Хорошо, я постараюсь.

   -Да, уж постарайся, и чтобы сегодня же были ответы на мои вопросы! И точка на этом!

   Сара чувствовала себя слишком виновато и подло по отношению к парню, который так трогательно и искренне относился к ней. Никто еще и никогда не вел себя с ней так, как он, никто и никогда не боготворил и не превозносил ее до небес. Все люди с кем она раньше имела дело, вытирали ноги об нее, как об половую тряпку, для всех она являлась лишь вещью, игрушкой в красивой и яркой оправе, никто не церемонился с ней, все были грубы и жестоки. Хотя может, если бы и он узнал все правду о том, кем она является, дешевкой способной на все ради личной выгоды, ради жалкой стопки денежных купюр, тогда может и он, не любил бы ее так, а может, и вообще не посмотрел бы в ее сторону. Но она была слишком подавлена, чтобы сейчас думать об этом и совершенно не понимала, как же могла испытать чувства именно тогда, когда это было совершенно не возможно. Она же занималась с ним сексом ради денег, как же в ней могли зародиться такие чувства именно сейчас, ранее не испытываемые никогда. И ей казалось очень странным то, что корпорация наняла ее, чтобы выведать какую-то информацию у этого человека. Ей никак не давал покоя вопрос, почему? Кто же он был на самом деле? Она считала его не обычным и не похожим на остальных своими положительными качествами и оригинальностью характера. Может быть, он был немного более чувствительным и иногда выходил из себя, но больше она ни чем не могла отличить его от других. Так же не замечала она, что он вел какую-то тайную жизнь или что-то скрывал. Конечно, паранойя, которая заставляла его страдать, вызывала у нее огромную жалость, так как, видя его мучения, она знала о подлинном ее происхождении. Тем неимение ей приходилось мириться со своими чувствами и продолжать свою игру. Страх перед столь ужасными людьми, не давал ей никакой возможности изменить ход событий, как-нибудь предупредить его и обезопасить.

   И когда Сара все-таки смогла, предоставить всю необходимую информацию, хотя сама никак не могла понять ее реальной значимости, этот самодовольный и бездушный человек, который всегда укорял и унижал ее, расплатился за работу, и сказал:

   -Все Сара, вы свободны, ваша миссия окончена, вот обещанные деньги, но помните о нашем уговоре, ни одного лишнего слова и сможете расслабиться и наслаждаться жизнью.

   Деньги, которые Сара получила прямо в свои хрупкие и изящные руки, хотела разорвать в клочья, стереть в порошок, и развеять по прибрежному шальному ветру. Но все-таки этого не сделала, думая, а разве это могло бы дать ей право опять увидеться с ним, и разве позволило бы перечеркнуть все то, на что она пошла и что натворила?! Сара ненавидела их, презирала шелест и хруст этих новеньких гладких, аккуратно и правильно сложенных в толстые и ровные стопки, купюр, имеющих такую непостижимую власть и притягательность, но по сути простых листков обычной бумаги. Всё же девушка аккуратно и бережно сложила деньги в свою фланелевую сумочку и спросила в надежде получить хоть какой-то ответ на то, что могло послужить завершению ее самого необычного и непонятного из всех за всю ее деятельность такого рода, задания:

   -Мистер, вы уверенны, что получили все ответы на свои вопросы? Может вас интересует что-то еще?

   Он посмотрел на Сару надменным, изощренным взглядом и сказал с сарказмом в голосе и подлой ухмылкой на лице:

   -Да, Сара, интересует. А как он в постели?

   Сара была вне себя от злости и от унижения, но, не показав виду, и проигнорировав его слова, спросила:

   -Я знаю, что не должна задавать лишних вопросов, но в чем же он провинился, почему вы постоянно держите его в своей власти?

   -Это уж действительно лишний вопрос, крошка.

   -Но он же обычный человек, просто живет своей жизнью вот и все, он никак не может быть ни шпионом, ни тайным агентом.

   -Тайный агент?! Начиталась детективных романов?

   - Что же он сделал?

   Лицо этого человека искривилось в изумлении, в мерзкой ехидной усмешке, и он с издевкой заключил:

   -Да, значит он действительно, хорош в пастели!

   Сара пронзила насквозь его своим оскорбленным взглядом и пошла к двери, но остановилась и, не оборачиваясь, произнесла:

   -Отпустите его, зачем он вам?!

   -Смотрите-ка у шлюхи может быть сердце!

   Глаза Сары залились кровью, но с болью в груди она подбежала к этому лишенному каких-либо чувств человеку и взмолилась:

   -Разрешите хотя бы вернуться и просто сказать, что я ухожу, не заставляете его терзаться в неведении. Прошу вас, неужели вам совсем не жаль его?!

   Мужчина изменился в лице, казалось, на нем отразилась еле заметная тоска и мучительная мука, но он грозным и властным голосом, произнес:

   -Нет! Отправляйся на все четыре стороны, и чтоб близко рядом с ним я тебя больше не видел, а в противном случае пиняй на себя. И если хочешь знать, то это и есть угроза, и ты так и поступишь, если тебе действительно дорога своя жизнь!

   Взгляд ее переполнился отчаяньем и испугом, она уже и не знала, что сказать и как ей быть теперь. И мужчина, видя ее смятение и слабость духа, добавил:

   -Запомни мои слова, лучше меня не злить, так что все, проваливай! Я все сказал, и покончим на этом!

   Воспоминания, нахлынувшие на девушку, отпечатывались на ее лице страданием и болью, глаза покрыла пелена слез и печали. И если бы можно было все изменить, все повернуть вспять, она бы так и поступила, но это было уже не возможно. И как бы ужасно и не казалось, теперь ей оставалось только испытывать большую радость, о можно подумать печальном для некоторых известии, но абсолютно точно, не для нее.

    Мелвин

ГЛАВА 22

Теперь все в моей жизни приобрело большое значение и глубокий смысл. После появления Энни существование преобразилось, оно стало совсем другим, я уже не искал новизны, не терзался грустными мыслями и непонятными желаниями. Не знаю, вероятно, мне просто нужно было поверить в себя, почувствовать то, что меня могут любить и таким, какой я есть. Удостоверившись в этом, я стал намного сильнее, оптимистичнее и увереннее в завтрашнем дне. Конечно, любовь Энни – это было не все, что мне так не хватало в жизни, пока меня устраивал и этот подарок судьбы, но я знал, что в ближайшем будущем мне нужно будет что-то еще, нужна, будет жизнь и в других своих проявлениях и особенностях. Но это не значило, что я хотел прочувствовать абсолютно все ее радости и печали или, чтобы она пребывала постоянно в вечной агонии и эйфории. Нет, я знал, что, затаившись в глубине моего сознания, живет желание испытать нечто такое, что согрело бы мое сердце и восприятие, обогатило разум, такое, что я не смог бы не потерять и не обрести заново, нечто, что стало бы со мной одним целым – индивидуальностью обретаемой особым проявлением души. Я хотел, чтобы она вышла наружу и стала драгоценным признаком, отличающим меня от других людей. И я бы смог тогда выделиться из толпы и почувствовать свою реальную значимость в этом сером мире повседневности и однообразия. Но нет, не перед остальными, а только ради себя, чтобы понять, что я не просто растение, проживающее свой отпущенный срок и завядшее по истечении его, а гордая птица, познавшая вкус и свежесть свободы полета над острыми отвесными скалами, пронзающими необъятное синее пространство. И тогда я смог бы вырваться из плена рамок обычной жизни, испытал бы все, то незримое и незыблемое, что может дарить жизнь и вечность, сбросил бы тяжесть и бремя общепризнанных устоев и принципов бытия. Я хотел освободиться от всего этого, сорвать с себя кандалы правил, которые навязывает и диктует жизнь. Хотел ощутить – благодать небесных высот, их неосязаемость совершенства и покровительства, испытать на себе прикосновение теплого света, дотянуться и овладеть непостижимостью ярких лучей, почувствовать и насладиться жгучей и испепеляющей аурой жаркого солнца. Но смогу ли я сделать это, смогу ли получить все то, что хочу, и что гнетет меня и пожирает изнутри, все, то время моего существования, когда я боролся и усмирял свои скрытые порывы и цели? Теперь же мне это не по силам. Мне уже тяжело справляться с проснувшимся зверем, все более развивающимся и черпающим силы в глубине моего сознания. Уже не знаю, как сопротивляться своему тайному стремлению, оно как рубин, богатый изысканностью и совершенством, чарующий и всецело владевший твоим вниманием. И ты уже не можешь оторвать свой пристальный взгляд от него, не можешь подчинить его себе и приказать отвергнуть красоту и притягательность этого камня. Как восхитительная девушка, которую не возможно не полюбить, не желать, и не наслаждаться ее неотразимой и неотъемлемой прелестью божественных форм и очертаний, как одурманивающий наркотик, вселяющий тебя в полную растлевающую зависимость и власть над телом и волей. И я нахожусь в всецелом покровительстве своих манящих и искушающих желаний, точно так же как и в полном подчинении порядка существования, ритма обычной жизни и привычке жить по ее правилам игры. Позволит ли мне жизнь получить все то, что я от нее хочу, одарит ли меня своим благословением и покровительством? Смирится ли с моими стремлениями и с пока еще не воплощаемыми завораживающими и окрыляющими надеждами? Я пока еще не мог узнать и проверить это, пока это были лишь мои размышления и нарастающие с все большей и большей силой порывы души. Я знал, что скоро время придет, когда они уже не смогут находить тихое и безмятежное пристанище и вырвутся наружу с невероятной силой и мощью, но не сейчас. Энни пока занимала все мысли и абсолютно подчиняла их своей красоте и чувствам, пока мне было достаточно ее любви и внимания. Она вернулась ко мне, и в этот момент меня ничего уже не могло волновать и тревожить. Я был уверен, что все будет так, как я захочу, и начал верить в счастливое безмятежное будущее. И тогда, когда Энни сказала, что должна уехать на два дня по своим делам, я даже не захотел поинтересоваться, куда она уезжает, хотя можно было бы подумать, что наученный горьким опытом, я мог быть и более дальновиден. Но мне тогда это было не нужно. Я был уверен, надеялся, что она вернется и через два дня опять будет со мной, и теперь уже всегда будет рядом. Да, я не ошибся, но только не учел, что и другие обстоятельства могут как-то повлиять на наши с ней отношения.

ГЛАВА 23

-Я скоро вернусь, не волнуйся, - сказала она. И я верил, желал верить, не мог и не хотел усомниться в этом.

   Энни уехала рано утром, все, также оставив меня в полном неведенье о том, куда она отправляется, но, пообещав, что после возращения, расскажет абсолютно все о своей прошлой жизни. А я же, как обычно направился по своей привычной прямой, ведущей все еще к старому рабочему месту и лишь только мысли последнее время вечно преследующие меня, опять полностью захватили и заполонили сознание. Они, как изголодавшиеся пираньи требовали подавления и насыщения их аппетита воплощением и реализацией всего, что рождалось в их разуме. Но, когда я вышел на улицу, вдруг совершенно внезапно опять появилось, давно уже забытое мною, чувство паранойи. Я огляделся по сторонам с опаской и с осмотрительностью, но как никогда и раньше, правда, кроме случая накануне, не замечал своих преследователей, и сейчас не смог обнаружить никого, кто бы вызывал подозрение и страх. Все вокруг вроде бы было, как обычно: несколько машин, стоявших у тротуара, мужчина, торгующий табаком, доносящийся смех детей, играющих неподалеку. И только мелькающий поток мимо машин внушал, как и обычно свою смертельную угрозу. Загоревшийся зеленый свет дал мне возможность перейти дорогу и последовать по своему привычному маршруту. Но непонятно, откуда появился какой-то мужчина преклонного возраста, с тревогой и озабоченностью на лице. Он неуклюже подбежал ко мне, придерживая одной рукой забинтованное предплечье и как-то странно неестественно переваливаясь с ноги на ногу, при этом одну из них волоча по асфальту, как излишний трофей. Я подумал, видимо это какой-то старческий недуг так бесчеловечно обошелся с этим несчастным пожилым человеком. А он тем временем подошел вплотную и спросил, изучая меня своими испуганными и уставшими глазами:

   -Вас зовут, Мелвин?

   -Да, это так, чем могу быть полезен? - ответил я, вопрошая в полном недоумении.

   -А вашу мать звали, Инна… - и тут же исправил себя, - Инес, не так ли?

   -Да, вы правы, мистер. А вы знали мою мать? – я немного занервничал.

   -Знал, но только это не ее имя.

   Я начал сомневаться в его трезвом уме и вменяемости:

   -Если вы интересуетесь о человеке с другим именем, тогда, причем же моя мать?

   Этот человек после моего вопроса, перешел в состояние отрешенности, его взгляд покрылся печалью и перенесся в необозримую даль и пустоту, но, вернувшись обратно в его нынешнюю реальность, он ответил:

   -Знал и очень хорошо, даже лучше, чем вы можете себе это представить…

   -Я очень рад встречи с вами, мистер…- и специально акцентировал интонацией на последнем слове, чтобы дать ему, возможность понять о том, что он так еще и не представился. Но проигнорировав это, он все же не назвал себя, приблизился ко мне еще ближе, так, что я смог увидеть ранее совершенно незаметные несколько шрамов на его лице. Он посмотрел прямо в мои глаза, впился своим пытливым, выворачивающим на изнанку взглядом и сказал:

   -Мелвин, неужели вы ничего не знаете о себе, неужели вы, достигнув тридцатилетнего возраста, так и не усомнились ни в чем?!

   -О чем это вы? Я не могу понять, о чем вы говорите? Что же я не знаю о себе, что известно вам?

   -Это потрясающе! Я прибыл, сюда рискуя жизнью, чтобы посмотреть на того, кто разбил все мои планы и мечты, кто полностью разрушил и уничтожил мою жизнь, а он так ни о чем и не знает и даже не догадывается об этом. И это просто замечательно, это именно то, что мне и надо.

   Неизвестный, вторгнувшийся в мою жизнь, вывел меня из себя своими беспочвенными обвинениями и укорами, и я сказал ему жестко и требовательно:

   -Мистер, вы должны сказать мне, кто вы такой. Я не буду больше слушать этот вздор, пока вы не представитесь.

   -Глупец, я тот человек, который откроет тебе глаза и тем самым отомстит за свою разбитую и загубленную жизнь. Вот возьми, ты должен знать правду о себе. И не надо, не благодари, это мой долг перед самим собой и мое долгожданное утешение.

   Он протянул какой-то незапечатанный нестандартный конверт, и улыбнулся ехидной улыбкой, в полном удовлетворении от содеянного, и, предвкушения расплаты. И только теперь я смог заметить, что на правой его руке была надета черная кожаная перчатка. Оцепенев от ее вида, сам того не ведая почему, я застыл в замешательстве и все нарастающей тревоге. Он же тем временем настойчиво и с нетерпением всунул мне в руку этот конверт. Я сжал пальцы, не зная как поступить, стоя в полном смятении, и то украдкой смотрел на этого странного человека, то на предмет вызывающий у меня страх перед грядущим. Но любопытство все же смогло взять вверх над опасением пугающей правды, и я открыл его, достал содержимое и не поверил своим собственным глазам. Там были фотографии, немного подтлевшие и покрытые пеплом, но это не имело никакого значения, главное было их содержание и суть, они запечатлели разные годы моей жизни и в совершенно разных ситуациях и проявлениях. Они раскрывали и делали доступной мои любые не только этапы, но и моменты сугубо личной и собственной жизни. И перебирая их неимоверное количество, дрожащими руками и нервно разглядывая полное отражение всего моего существования, начиная с самого рождения и до нынешних дней, я не мог понять, как такое могло быть и являлось возможным. С трудом оторвав от них взгляд, в изумлении и недоумении, я посмотрел в лицо этому человеку. Оно излучало такое блаженство и торжество, что становилось не по себе. И он со словами: « ничего, ты все поймешь…», - направился к переходу. Горел зеленый свет, но как только он оказался на проезжей части, из-за угла выскочила машина. Она пулей пронесшаяся мимо, занеслась вправо и, задев меня бампером, сбила незнакомца, проехав через него всей своей мощью и тяжестью, через человека, который минуту назад был как никогда счастлив, испытавши чувство свершения и мести. Не знаю, был ли он все еще жив или нет, но меня отбросило сильным ударом на противоположный край тротуара. И сильно ударившись головой о бордюр, казалось, будто горячие иглы вонзились в меня своими тонкими и острыми наконечниками, я не мог пошевелить правой рукой, пламя боли охватило, пульсируя и прожигая ее изнутри. Стремительность последних событий, показалось таким невероятно молниеносным, что теперь время застыло на месте и ее течение можно было назвать не столько медлительным, сколько немного приторможенным, а мое окружающее восприятие чуть пригашенным и притупленным. Для меня все и всё вокруг стало, как в дымке, как в пелене тумана, я старался разглядеть происходящее, но это давалось мне с большим трудом и огромной потерей сил. Я видел очертания человека, выходящего из злополучной машины и направляющегося ко мне, не оглядывающегося по сторонам, тут же садящегося обратно и исчезающего в моем полумраке. Наблюдая за людьми, которые видимо, напугали его, своим появлением, со всех сторон, подбежавших к месту событий, я увидел их испуганные и озадаченные лица. Они что-то разглядывали вокруг, и когда я смог заметить, что же привлекло их пристальное внимание, меня поверг шок и ужас. Ими оказались мои фотографии, разлетевшиеся по ветру в разные стороны, они лежали на холодном асфальте и выявляли собой всю мою жизнь на показ и на всеобщее обозрение. Как же я желал собрать их и спрятать в своем сознании, чтобы никто не смог добраться до моей жизни, и пусть пустой и унылой, и не отличающейся богатством и разнообразием своего содержания, но все же моей. Но я только смотрел на них, не имея никакой возможности пошевелиться, мечтал о проявлении силы духа, что смогла бы соединить воедино и придать их праху, уничтожить правду, которую я так и не осознал до конца, но которая предвещала мне нечто ужасное и непоправимое. И я только тихо простонал людям, окружившим меня: «отдайте мне мои фотографии, эта жизнь принадлежит только мне и никто не вправе претендовать на нее, это моя жизнь, прошу вас, верните ее!» А они лишь смотрели на меня и не хотели прислушиваться к моим словам. Люди были поглощены жутким происшествием, пусть пугающим их, но дающим право утолить любопытство и интерес. А тем временем все больше и больше окружающий меня мир погружался в белый туман, образы людей, склонившихся надо мной, теряли свои очертания, все становилось пустым и ничтожным. И с последней искоркой бытия я впал в бессознательную ауру состояния полной отрешенности от жизни, без чувств и ощущений, погружающее в бездонную и безграничную бездну. Может, я погружался в свою пагубную реальность, может, она насильственно и бесцеремонно завлекала и заманивала меня в свой плен страстей, но и апатии ощущений.

   По ту сторону…

ГЛАВА 24

Пятью минутами раньше спокойно работавший над очередным расчетом человек теперь лежал на полу, не в силах понять произошедшее. Ударной волной его отшвырнуло в дальний угол комнаты и раскаленная каменная поверхность, казалось, теперь поджаривала его на медленном и беспощадном огне. Разноцветное зарево, вспыхнувшее в долю секунды, распространялось с неимоверной силой и быстротой, обволакивая и пожирая все вокруг, превращала в пепел и прах. Было тяжело дышать, дым и едкий запах не давали возможность опомниться и придти в себя. Но когда Грем Уолтер, так звали этого человека, уже познавшего предпосылки и причуды старости, все-таки смог собрать все свои силы и мысли воедино, должным образом оценил ситуацию. Он увидел, как прямо над его головой яркие огненные языки пламени окутывали и обрамляли огромную пробоину в потолке, откуда сыпался цементный песок, падали куски бетона, всевозможные предметы и аксессуары офисных принадлежностей. Он пытался понять и определить, что же могло произойти на сорок первом этаже этого высотного здания, но не это волновало и беспокоило его больше всего, а судьба людей, постигнувших такое непостижимое несчастье. И пожилой человек, выглядевший старше своего пятидесяти пяти летнего возраста, был рад, что его напарник взял на сегодня отгул и оказался в безопасности в это злополучное и непредсказуемое утро. Но он так же понимал, что взрыв произошел, не где-нибудь, а именно в запретной зоне корпорации, прямо над ним, этажом выше, в котором всегда было полно служащих и ученых. Грему оставалось лишь надеялся, на то, что им удалось избежать печальной и горькой участи этого жуткого и немыслимого происшествия. Размышления об этом, которые так беспокоили его, не давали возможность подумать о себе, о своей глубокой кровоточащей ране на левом плече и о том, что теперь ему делать в охваченной пламенем комнате, как уберечь и спасти свою еще возможно имеющую в запасе несколько лет, жизнь. Он считал, что уже не было смысла думать о себе. Но тревога о судьбе людей этого здания, тем не менее, не рождала стремление встать и попытаться хоть как-то помочь раненным и пострадавшим, чьи приглушенные стоны и крики раздавались со всех сторон, которые он не слышал или не хотел услышать и уяснить беспомощность и безысходность ситуации. Грем спокойно лежал и ждал своей смерти или своего спасения, полностью вверяя себя божьей воли и судьбе, изрядно уже потрепавшей и ожесточенной к его персоне. И лишь только тлеющие хлопья пепла из последних сил кружили и летали в предсмертном танце, отвлекая его мысли о всемогущих превратностях и прихотях жестокой жизни. Но вдруг, он увидел средь этого нескончаемого вихря горящих песчинок, порхающий, как птица, вольный как голубь и чистый как росса, белый лист, вальсирующий и парящий будто лебедь, медленно и спокойно опускающийся на мнимую многоцветную речную гладь. Но на самом деле, попадающий в плен пылающих и огненных потоков предательства и обмана. Почему он заставил Грея приподняться и спасти этот хрупкий листок от жгучего пламени смерти? Как нуждающееся в помощи беззащитное и беспомощное дитя, он подхватил его своей правой уже давно безжизненной и потерявшей какую-либо чувствительность рукой, прижав к своей тяжело вздымающейся груди. Какие внутренние порывы побудили его сделать это? Как он смог почувствовать и понять, что именно этот клочок бумаги и все, что он свято хранил в надежной тайне, откроет ему правду и подарит долгожданное утешение и покой?

***

Легкая летняя заря предвещала жаркий и знойный день. Заполоняясь свежестью и прерывистым дыханием утреннего ветерка, она обвивала пьянящим и благоухающим ароматом, заключая в плен всецелой зависимости и покровительства. Но когда, отвлекшись от предвкушения и ожидания невероятного дня, молодой парень лет двадцати пяти обернулся на звуки услышанных слов, понял, что уже никто и ничто не сможет омрачить задуманное в этот, казалось, благоприятный и обнадеживающий день:

   - Замечательный сегодня выдался денек для прогулки, не правда ли?!

   И уже находясь в лодке и отплывая оп пристани, он увидел человека, махающего рукой, который предоставил ему возможность переправиться на другой берег озера, где его ждал огромный особняк со всеми удобствами и роскошным бассейном в центре сада:

   -Да, вы правы, день сегодня просто замечательный.

   -Хорошо тебе отдохнуть и повеселиться парень!

   -Спасибо, мистер.

   Поблагодарив, молодой человек, загребая веслами прозрачную и холодную воду, предвосхищая и предопределяя свою судьбу, стремительно приближался к намеченной цели исполнения своих личных и многообещающих желаний. В прекрасном расположении духа и в отличном настроении, этот парень, излучавший уверенность и благополучие, ждал своего счастливого и долгожданного часа. Но внезапно теплое и призрачное утро стало меняться, перерождаясь в летний солнечно-испепеляющий и беспощадный своим обилием ярких лучей, день, рассекая доселе прозрачный воздух жаркими и горячими слоями, наполняя его тяжестью и духотой. И желая быстрее доплыть до противоположного берега, молодой человек старался изо всех сил, энергично, с рвением и с энтузиазмом, напирая на весла всей располагаемой мощью своего тела, гребя и отбрасывая упругую и плотную воду, несся на встречу удаче и судьбе. Но от пробившегося уже сквозь облака нещадного солнца и от напряженных и непрерывных движений, его ладони вспотели, лоб покрылся испариной, а от струившихся капель пота тело зудело и ныло, и поэтому невероятное желание притормозить и вытереть взмокшее лицо, заставило прерваться, и остановило его. Ища свой платок, не понимая, куда он его засунул, когда впопыхах собирался в дорогу, он смог обнаружить этот небольшой кусок ткани в верхнем кармане своей рубашки, которую носил и днем раньше, и которая теперь промокла насквозь и прилипала к телу. Довольствуясь тем, что искал, и что стало так необходимо ему теперь, он со спасительным и блаженным чувством, поднес его ко лбу, но вдруг что-то внезапно выпало из его кармана, и оказалось на дне лодки. Это был небольшой неровный клочок бумаги сложенный в несколько раз. Он взял его в руки развернул, и желание избавиться от капель пота на его лице забылось, и превратилось в ничтожную и совершенно незначительную потребность.

***

Днем раньше.

   -Дай мне свой платок, - попросила девушка приятной наружности, лицо которой светилось искренностью и добротой, привлекая к себе внимание своими широко распахнутыми, вечно печальными и обеспокоенными глазами. И находясь на пустынно-темной и заброшенной улице, легкий ветерок трепал и разметал в стороны редкие, но невероятно насыщенные своей естественной и природной яркостью, каштановые волосы, ниспадавшие на ее смуглые чуть приоткрытые плечи.

   Парень, к которому она обратилась, был неописуемо красив и высок, широкие мужественные плечи, стройный и крепкий стан, а его длинные светлые вьющиеся локоны, которым могла позавидовать любая женщина, были собраны сзади резинкой в тугой и густой пучок, но несколько прядей вырвавшихся наружу растрепанно ниспадали с разных сторон. Черты его лица были настолько правильны и совершенны, что в реальное их существования верилось с трудом. Ярко зеленые продолговатые миндалевидные глаза блестели и искрились невероятно неудержимой жаждой жизни. Вел же он себя несдержанно вольно, и старался выглядеть, как легкомысленный сорванец и шалопай. Он приблизился к девушке, завлекая ее в объятья, и поинтересовался, чуть улыбаясь, обволакивая своим страстным и похотливым взглядом:

   -А зачем тебе он?

   -Прекрати, Грем. Неужели ты не можешь просто сделать то, что тебя просят?- раздраженно спросила девушка, отстраняясь от натиска его несдержанных желаний.

   -Хорошо, возьми, раз ты такая злюка, но только не пользуйся им не по назначению, - произнес он, протянув ей в руку то, что она просила, с удрученностью на лице и одновременно расплываясь в задиристой и задорной улыбке.

   -Какой же ты дурак,- произнесла она и игриво шлепнула его по плечу. А он, воспользовавшись ситуацией, схватил девушку за руку и впился, как изголодавшийся вампир, жаждущий утоления необходимых потребностей, в ее влажные и горячие губы. Девушка, с трудом высвободившись, вырвалась из его объятий, и сказала:

   -Не надо Грем, не сейчас.

   -Что с тобой, тебе же раньше нравились наши игры? – он вопросительно посмотрел на нее, удерживая ее мягкие и нежные пальцы в своих упрямых и грубых руках, не желая отпускать и расставаться с ними.

   -Я просто очень устала и только.

   И парень с неотразимо похотливой улыбкой на лице, обнажающей его белоснежные зубы, сказал:

   -Ладно, на сегодня я тебя прощаю, учитывая то, что завтра тебе никак не удастся отвертеться и отстраниться от меня.

   -Да завтра будет прекрасный день, мы так долго ждали его, - сказала она, поникнув, и ее вечно печальные и задумчивые глаза стали еще грустней.

   -Что с тобой Инна? Что-то не так, неужели у тебя изменились планы, и мы не сможем поехать на озеро?

   -Нет, все нормально, все будет так, как и было задумано, - произнесла она, отведя взгляд в сторону.

   -Но почему у тебя такой встревоженный и печальный вид?

   -Все хорошо,- сказала девушка и погладила его по щеке, но все с тем же обеспокоенным выражением лица.

   -Ну, раз так, то все будет, как мы и договорились? Я отправлюсь туда с утра пораньше, чтобы подготовить уединенное местечко, которое на пару дней станет для нас пристанищем любви и наслаждения?

   -Да все так. А я подъеду немного попозже, мне еще нужно будет уладить кое-какие дела, – она тяжело вздохнула и добавила, - Мистер Уолтер был очень мил, что предоставил нам свой загородный особняк, - договорив, она посмотрела на него своими невероятно влюбленными, полными огня и страсти, пленяющими и ослепительными глазами.

   -Не могу сдерживать себя, когда ты на меня так смотришь, иди же ко мне, зачем нам ждать до завтра?- Он обхватил ее страстной неудержимой хваткой, и девушка, уже не сопротивляясь, ответила на его невероятно чувственный и волнующий поцелуй. Но когда их губы разомкнулись, он заметил, как на ее большие глаза наворачивались тяжелые и щемящие сердце слезы. Она, плача и всхлипывая, вытерла их потрепанным смятым платком и положила его ему обратно в карман. Девушка посмотрела на него завораживающе глубоким взглядом, желающим охватить и не пропустить не одной малейшей черты любимого лица. Они были ей так дороги и так необходимы, что она хотела навсегда сохранить и оставить их в своей памяти. Но вдруг, решительно отпрянув, выскользнула из его объятий и стремительно побежала по мостовой.

   -Подожди, Инна, - прокричал парень, желая удержать ее, и разобраться в чем причина такого подавленного настроения, но опешив от ее странного поведения, заметил, что она уже была очень далеко, и он смог лишь только разобрать слова, которые разнеслись по ветру с ее присущей нежностью и добротой.

   -Я хочу, чтобы ты знал, я люблю тебя Грей, и всегда буду любить!

***

Вот как попала эта записка в мой карман! - подумал изнемогающий от уже полностью заполонившей воздух знойной жары, человек. Он очень любил эту девушку, нуждался в ее ласке и теплоте. Инна была старше его и мудрей на семь лет, и когда его приняли на работу, и определили стажером в ее лабораторию, она была к нему очень добра, всегда бескорыстно старалась помочь и подсказать нужное и правильное решение. Недавняя кончина отца и то, что ее спустя два месяца перевели в другой отдел, ничуть не повлияли на их сложившиеся теплые отношения и встречи. А разница в возрасте ни сколько не мешала ему любить и наслаждаться ее теплотой, а наоборот подстегивала своей таинственностью и искушенностью, а с другой стороны невинностью и простодушием. И вот уже несколько месяцев они были невероятно счастливы вместе, судьба была благосклонна к ним, одаривая своим позитивным покровительством и оберегая от проблем. Но теперь, когда он держал письмо в своих руках и читал его, задыхаясь от боли и отчаянья, понимал, что теперь судьба оставила и повернулась к нему спиной. И строчка за строчкой, как камень за камнем разбивали и рушили его надежды и планы.

   «Милый мой Грем, я очень виновата перед тобой, что не смогла, рассказать обо всем при встрече. Прости меня, если сможешь, мне было очень тяжело ранить тебя, когда ты так радовался и наслаждался жизнью. Надеюсь, найдешь мое письмо еще до того, как отправишься за город и сможешь достойно принять горькую действительность. Мне так трудно писать тебе, что я не могу должным образом собраться с мыслями и не представляю себе, как лучше изложить все, что тебе необходимо знать.

   Я обязана уехать из этого города, обязана оставить тебя и мы больше никогда уже не сможем быть вместе. Боже, как горько звучат эти слова, и как сложно осознавать и писать об этом, я не думала, что это будет так невыносимо и так тяжело. И самое печальное то, что я не вправе раскрыть тебе причину такого вынужденного и необходимого поступка, знай лишь только, что не моя в этом вина, и если бы я имела такую возможность, то подарила бы тебе всю свою жизнь без остатка. Но судьба распорядилась иначе, и мы должны смериться с ее волей и прихотью. Я не хотела обманывать тебя и выдумывать что-либо, объясняя повод своего отъезда. Например, если бы сказала, что ты стал мне безразличен, и я ухожу от тебя по своему собственному и личному желанию, то быть может в этом случае, ты смог бы возненавидеть и презирать меня. Так для всех было бы легче и проще, но я не хочу, чтобы ты потерял веру в людей и всегда оставался таким, как и прежде, отзывчивым и открытым душой. И прошу тебя не вини никого в такой вынужденной разлуке и расставании, здесь виною сама жизнь. А какой с нее спрос? Я бы очень хотела, чтобы ты смог постараться забыть нашу любовь и продолжать, как и прежде, наслаждаться счастьем и полнотой ощущений, прошу тебя, сделай это ради меня. И знай, я смогу справиться со своими проблемами и преодолеть трудности, выпавшие на мою долю. Но самое главное ни в коем случае не пытайся меня разыскать, это тебе все равно не удастся и только может повлечь за собой плачевные и непоправимые последствия. Смирись с судьбой и всегда помни: «Я люблю тебя и буду любить всегда!»

   Это судьбоносное письмо заставило Грема забыть обо всем на свете, впасть в уныние и в бессознательно отрешенное состояние. Он только смотрел вдаль и никак не мог смериться с его содержанием, не мог понять, почему все закончилось так внезапно и так непредсказуемо. Вспоминал большие и печальные глаза своей возлюбленной и ее слезы, которые впитал и сохранил ставший теперь бесценной реликвией, его простой платок. И он отчетливо и ясно слышал слова, которые звучали в его памяти, как рок горькой участи и свершения: «Я обязана уехать, обязана оставить тебя… не вправе раскрыть тебе причину…. знай, не моя в том вина… не пытайся разыскать …. смирись с судьбой ….я всегда буду любить тебя». Нет, он не мог смириться, не мог оставить все как есть, он должен был узнать, что произошло и докопаться до правды. И некогда растерянный и отрешенный парень смог вновь взять себя в руки и вернуть свою былую уверенность и волю, решительно и с нетерпением желая, развернутся назад, он заметил катер, мчащийся со всей своей скоростью в его сторону. И в одну долю секунды оглушительный сильнейший удар обрушился на него, сбив и выбив из лодки, расколовшейся на мелкие куски. Ледяная вода накрыла молодого парня, и потянула на свое леденящее холодом полное трясины и слизи безграничное дно. И это было все, что явилось следствием его порыва и решимости. После этого случая Грем стал совершенно другим, он потерял все, что имел раньше, все его жизнерадостные и жизнелюбивые качества были утеряны всецело и безвозвратно. Катер, врезавшийся в лодку и сбивший его в тот день отсек их и обездушил вместе с рукой и ногой, которые легко были удалены умелыми и опытными пальцами хирурга, окончательно поставившими точку в его уже ненужной жизни. И теперь, когда все изменилось, и протезы, которые дали ему возможность хоть как-то восполнить физическую неполноценность, никак не могли заполнить его нынешнюю внутреннюю пропасть и душевную пустоту. Произошедшее оставило в его сознании глубокую и неизлечимую рану, его инвалидность и нежелание бороться со своим унынием, не позволяли перейти грань своей ущербности и немощности. И Грем уже не думал о том, чтобы искать Инну, он продолжал также любить ее, как и прежде, но теперь стал так жалок и так беспомощен, что это уже не представляло и не имело для него никакого смысла и значения. «А разве кто-либо сможет относиться к нему так, как и раньше? Разве люди смогут спокойно закрывать глаза на его уродливый недостаток?» - думал он. И считал, что если кто-либо и будет к нему добр и внимателен, то лишь только из чувства сострадания и жалости за его неполноценную и бестолковую жизнь. И когда на прежней работе его не только не уволили, а даже повысили и прибавили оклад, то он окончательно убедился в справедливости своих суждений. Он решил выбрать одиночество, чтобы не давать людям повода жалеть, подсмеиваться и издеваться над его уродством. Поэтому Грем жил спокойно и уравновешенно, никогда уже не улыбаясь и не плача, не встревая не во что и не вмешиваясь, но с огромным внутренним унынием и болью. Да, он изменился, потерял себя и забыл того веселого и легкомысленного парня, которым сам являлся и был когда-то, превратился в обычного недовольного своей судьбой сноба и брюзгу. В его жизни все застыло и погасло, все было потеряно и умерло в его душе, он просто жил по инерции и по привычке. Его застывшее отрешенное лицо было уже не так изысканно и совершенно, но не потому, что на нем навечно отпечатались неприглядные шрамы трагедии, а из-за потери былой лучезарно-ослепительной энергетики жажды жизни, его потускневшая и выцветшая красота стала теперь ординарна и неприметна.

***

И вот теперь спустя тридцать лет судьба предоставляет ему шанс отыграться за свою жизнь, почувствовать сладость мести и отмщения, она посылает эту возможность прямо в его искалеченные руки. И находясь средь горящих и обуглившихся обломков стен, сжимая своими бесчувственными и безжизненными пальцами протеза, вчитываясь в содержание белоснежного листа бумаги, вырванного им из огнедышащей пасти действительности, он в первый раз за столькие годы был невероятно счастлив и доволен. Он даже забыл о минувшей трагедии, постигшей его близких людей и коллег, даже не придал значение найденному свидетельству о смерти его единственной девушки, которую он так любил, и лишь только чувство мщенья и справедливости затуманивало его глаза и разум. И как суетливый скунс, он ползал на корточках и искал вокруг все то, что могло бы помочь в его необходимой задаче, не обращая внимания ни на кровь, струящуюся из его раненого плеча, ни на огонь то и дело кусающим своим ядовитым жалом. Его полностью поглощала безумная душевная боль и печаль за утраченные и потерянные годы. Собрав все, что смог, и что еще можно было спасти, для того, чтобы использовать в его конечной цели, он тщательно рассмотрел найденные фотографии, и прочитал наполовину сгоревшие и обуглившиеся документы. Тогда все стало понятно и ясно теперь, найденные доказательства давали ему полное и всецелое объяснение. Но фотографии, на которых веселый ребенок вызывал у его, и только его Инны, столько радости и счастья, были пронизаны такой теплотой и любовью, что сердце сжималось и ныло. И теперь для него стало совершенно очевидно, что именно он, этот ребенок и является причиной всех его бед и несчастий. Теперь-то он знал, как поступить и что делать и невероятно блаженная улыбка озарило его потрепанное временем лицо, он вновь почувствовал радость жизни, желаний и стремлений, пусть пагубных, но дающих спасение и отдушину.

   Грему Уортеру удалось исполнить волю своей души, месть вырвалась из ее пределов, как черный голубь на свободу, и когда судьба, приковала его намертво и на всю оставшуюся жизнь к постели, сломав позвоночник и выбив из него шейный сустав, он ни капельки не жалел о содеянном. Через несколько дней после происшествия на дороге ему разрешили читать газеты, и когда он осознал и оценил результат его расплаты и мести, то ничто несравнимо было с его ликованием и торжеством. А медсестре спросившей, он ли на самом деле, волчью видел этого человека, ставшего сенсацией. Парализованный старец ответил, восклицая и гордясь собой: «Видел? Да я его разоблачил!» И лежа на больничной койке и испытывая неимоверную боль, он был невероятно счастлив и удовлетворен выпавшим ему шансом, сполна предоставившим возможность расквитаться за его растоптанную жизнь. Он смог получить долгожданный покой и утешение, искорка жизни вновь зародилась в ясных и светящихся глазах, а улыбка так и ниспадала с его до неузнаваемости обезображенного и изуродованного лица.

    Мелвин

ГЛАВА 25

Несколько раз в мои глаза пробиралась искорка слабо различаемого света, когда сознание вновь пыталось вернуться в пленяющую реальность. И я, чуть приоткрывая глаза, большее пока для меня было не доступно, различал силуэты каких-то людей, склоняющихся надо мной. А может все, что мне виделось, было лишь мое воображение или полу реальный сон? Это уже было не важно и не имело никакого значения, потому что сознание все-таки смогло справиться с моим телом и все же заставило разомкнуть и распахнуть веки, которые казалось, были залиты тяжелым свинцом. Яркий утренний свет явился и наслаждением и терзанием одновременно, жуткая боль пронзила мои виски, а слепящая вспышка жгучих лучей солнца прожгла глаза до основания, думаю уже несколько дней, не испытывавших на себе это ощущение полного созерцания яркого дневного света.

   Я пришел в себя, и смутно припоминая, что же произошло, пытался воспроизвести картины и происшествия в памяти, но это пока было не возможно и не увенчивалось успехом. Я лежал не чувствуя своего тела, в голове пульсировала сильная и гнетущая боль, она насквозь прожигала и испепеляла своим безжалостным и беспощадным пламенем. Я хотел приподнять свою правую руку, чтобы немного прикрыть ладонью слепящий свет из окна, но она не хотела подчиняться моему желанию и воли. Тогда я с большим трудом медленно повернул и опустил голову вправо, и увидел, что она оказалась, забинтована, и была в гипсе, от кисти до середины предплечья. Тогда же я решил проверить на трудоспособность свою левую руку, она легко поддалась мне на мою неописуемую радость и везенье, и когда я поднес ее к своей голове, то вокруг нее обнаружил широкую и плотную повязку, почти полностью заслоняющую и скрывавшую брови. Я задавался вопросом, что же могло произойти. Но ответа я пока не находил и довольствовался тем, что на мое счастье больше никаких увечий на своем теле обнаружить мне не удалось, и я вздохнул глубоко и с облегчением. Боль в голове немного утихла и притупилась, я решил осмотреться по сторонам. Опять белая, но теперь уже другая палата, хоть и такая же бесцветная и чистая, даже без единого серого пятнышка и пылинки, которые могла бы нарушить ее безукоризненную и безупречную белизну. Но она была значительно больше, пространство, входившее в ее пределы, было практически пустынно и ничем не заполнено. И содержало в себе лишь небольшой белый столик, совершенно пустой и гладкий, и на удивление, не похожую на больничную койку, широкую кровать. В больничной палате, которая все-таки оставалась для меня ею, так как белизна ее и безукоризненность не давала повода для каких-либо сомнений, я был совершенно один, и никто не спешил наведаться и проверить мое состояние. Но, осматривая комнату, я обратил внимание на большое трехстворчатое окно, и увиденное за ним потрясло и до невероятности удивило меня. Я заметил человека, но не внутри комнаты, а снаружи, он крепко держался одной рукой за подоконник с обратной стороны окна, но больше всего меня поразил предмет, который находился в его свободной руке. Это была фотопластина, и она была направлена прямо на меня. Я не знал, что делать и как поступить, от увиденного зрелища, меня вдруг охватил панический ужас и страх. Что происходило, для меня было не понятно, но интуиция подсказывала, надо бежать, убираться из этого странного и непонятного места. Нет, она не подсказывала, она взывала, она кричала изо всех сил. Я, медленно приподнявшись и мирясь с болью все еще владеющей мною и с оцепенением, сковывающим все тело, встал с постели, придерживаясь одной здоровой рукой за спинку кровати. В этот момент человек будто бы соскользнул вниз и исчез из моего поля зрения. Я осторожно подошел к окну, еле волоча дрожащие и ослабленные ноги, и выглянул из него. Внизу скопилась огромная толпа людей, и все их взгляды были направлены в мою сторону. «Что происходит?» - подумал я. Что привлекло их взгляды? У многих из них в руках были мобилнеты и фотопластины. А может это журналисты? Но почему? Наверняка, ими движет какая-то цель, может, им нужна была какая-то информация? Но впрочем, как и им, она была необходима и мне самому. Я пока еще не полностью пришел в себя, даже пока не слишком отчетливо помнил, что со мной приключилось на этот раз. Но внутренний голос опять призывал к моему дремавшему разуму, и я начал искать возможность выбраться отсюда. Подойдя к двери и пытаясь открыть ее, обнаружил, что она заперта. «Что делать, как бежать?» Повернув ручку в ванную комнату, она легко поддалась мне, я вошел в нее, с трудом передвигая ноги, но уже более уверенно в себе. Оглядевшись, увидел маленькое окошко вверху под самым потолком, подойдя поближе, смог разглядеть, что оно было открыто. Пролезть через него оказалось настоящим испытанием, мое тело еще не совсем слушалось меня, но я все же смог преодолеть это препятствие к свободе. Оказавшись на выступе с внешней стороны здания, я был безумно счастлив, что мне улыбнулась удача, и внизу было совершенно пустынно и тихо. Мне повезло, что моя палата находилась на третьем этаже, и спуститься вниз, не должно было составить особого труда. Но, учитывая мое состояние, это оказалось не так то и просто, спускаясь по водосточной трубе, я все же не смог удержаться одной рукой и упал, но на мое возможно сопутствующее везение, внизу была мягкая трава, и падение оказалось почти безболезненным. С трудом, поднявшись на ноги, я припал к дереву, и вдруг воспоминания начали возвращаться ко мне и всецело заполонять разум. Первое, что восстановилось в памяти – были фотографии, раскрывавшие мою жизнь во всех своих подробностях и проявлениях. Где же они сейчас, и где моя жизнь теперь? «Надо бежать…», - подумал я. Я должен бежать вдогонку за своей жизнью, оставляя позади новые потоки времени, завладевшие мной. И я, всей своей силой воли, взяв себя в руки, побежал. Оглядываясь вокруг и определяя необходимую дорогу, теперь почти даже не замечал все вокруг, все сливалось воедино, в однородную массу тусклых и ярких красок. Каким для меня был мой этот «новый мир» теперь? Мир в аквариуме, под непрестанным контролем жизни?! Было ощущение, как будто все ускользало, стиралось, необходимо было сохранить насыщенность красок и новые грани. Но только фотографии возникали вспышками и обличали сознание. Одна за другой мелькали перед глазами, одна за другой все больше превращая абсолютно все в прах, в безвестность, что было только моим, личным и недоступным. Мелькали и восстанавливались в теперь уже не желаемой для меня в возвращении памяти, своим безграничным количеством и содержанием. Как же такое было возможно? Как же могли фотографии такого личного характера попасть в руки этому человеку, и как они вообще могли быть возможны, если на них запечатлена вся моя жизнь? Правда пугала меня и в голове не укладывалось, что кто-то мог следить за мной в любое время суток, и в любом месте. И тут я понял. Следить! Боже, так значит, я не болен, значит за мной действительно, кто-то наблюдал. Но почему? Почему именно за мной? Как я мог вытащить этот счастливый билет? И тут в моей памяти промелькнула мысль, а может, я и сейчас нахожусь под наблюдением? Лихорадочно огляделся вокруг, нет, кроме удивленных редких прохожих, озадаченных моим видом, я никого не замечал. Думаю, за мной никто не следил, ведь чувство паранойи вот уже несколько дней, как покинуло и не так уже тревожило, как раньше. И в тот момент согрело сознание того, что я вовсе не страдаю этой болезнью, смог освободиться и избавиться от нее. Но не знаю, что бы я выбрал теперь свое нынешнее положение или же прошлое в полном неведении. Свою прежнюю жизнь, никому не доступную и которую я мог считать, и считал лишь личным достоянием и только, но с терзающим и гнетущим недугом. Этого я пока не знал, но был уверен лишь только в том, что сейчас самое главное было для меня бежать, бежать прочь от ужасных мыслей и предчувствий, которые мучили и угнетали. Бежать. Но куда я бежал? Домой к Энни, в свой мирок, но нет, он уже не был моим. Но я все равно решил добраться в свою квартиру, судя по фотографиям, я был под наблюдением почти везде, а она, особенно теперь, все же была, и оставалась местом теплее и роднее всего остального холодного мира. Я не хотел привлекать к себе особого внимания и бежал по узким улочкам и закоулкам, не желая воспользоваться общественным транспортом, полагаясь лишь на свои слабые и обессиленные ноги. Я понимал, что передвигался, не очень быстро, хоть и из-за всех сил, но медленно отдаляющиеся по мере моего движения предметы не давали мне поверить в свои желаемые возможности. Голова кружилась, и временами все темнело перед глазами, я спотыкался и падал, но продолжал свой путь, надеясь, все же догнать и вернуть все то, что являлось только моим – свою жизнь, которая казалась для меня, уже такой недоступной и такой недосягаемой.

   По ту сторону…

ГЛАВА 26

Пожилой человек по старому и безлюдному району возвращался в свое нынешнее пристанище и вынужденное укрытие, представляющее из себя заброшенный и затхлый подвал. Всегда четко и уверенно вышагивая важной поступью и с высоко поднятой головой, теперь сгорбившись и пряча глаза, но, не смотря на свое уже бесперспективное положение вещей, он был горд, уверен в себе и высокомерен, как обычно. Его вкрадчивый взгляд был сосредоточен и внимателен, из-под полу прикрытых век замечал и фиксировал абсолютно все и всех вокруг. Он добрался, без каких либо эксцессов до прогнивших лестниц, спускающихся вниз и ведущих в место его конспирации. Она давала удачную возможность для сохранения своих профессиональных тайн и незримой деятельности. Теперь этому мужчине преклонного возраста оставалось довольствоваться и держать под контролем лишь ту ничтожно малую часть информации и результатов его многолетней работы, которую удалось спасти после взрыва, разнесшего в клочья почти все, что он добился и создал за свою жизнь, полную значимости и величия. Но ему удалось спрятать и сохранить от федеральной службы почти всю электронную документацию и некоторую архивную часть его незаконных исследований и достижений. Он уцелевший и почти не получивший никаких серьезных повреждений и увечий, не считая мелких ожогов и царапин, был единственным, которому удалось так просто и легко отделаться от этой трагедии, унесшей несколько жизней его подчиненных и коллег. Его правая рука Браун Хантер находился в больнице с серьезной травмой головы, Лора Боил личный секретарь была травмирована ниже пояса, и не могла уже передвигаться без чьей-либо помощи, Бразер Велли руководитель его самого ответственного отдела тоже был тяжело ранен. Его грудь рассекла огромная железная свая и вот уже два дня, как он находился в бессознательном состоянии, а из персонала биохимической лаборатории не осталось ни одного живого человека. Но его ни капельки не волновало количество смертей и судьбы пострадавших, сумевших выжить после произошедшего, с некоторыми из которых он уже проработал более тридцати лет. Нет, его заботило только то, что весь его труд и достижения за эти многие годы разнеслись, рассыпались осколками и пеплом в неизвестность и недосягаемость. И этот человек когда-то, держащий под своим контролем более двухсот человек, теперь довольствовался созданной в подвале организацией, которая представляла собой жалкое подобие его самой крупной в городе корпорации научных исследований и технологий. Она включала в себя шесть человек, двое из которых работали и раньше под его руководством в закрытом для многих и засекреченном отделе, и в его это смертоносное утро по невероятно счастливой случайности, не оказавшихся на своем рабочем месте. Двоих верзил ему пришлось нанять для безопасности и перестраховки, еще одного он взял для слежки и выполнения грязной и черной работы, а шестым был он сам - человек без чести и совести, без правил и принципов, высокомерный и бездушный, подлый и заносчивый. Он появился в своем обители новых ухищрений, планов и козней, которые являлись источником для достижения невероятных пределов своего непревзойденного тщеславия и величия, широко распахнув дверь, которая открывалась легко, но с неимоверно пронизывающим скрипом и треском. Зайдя в эту жалкую лачужку, представляющую из себя подвал полный грязи и вони, заставленный электронной аппаратурой и нескончаемым количеством бумаг, дисков, а также колб с различными веществами и химикатами, несколько кроватей поставленных в ряд. Огромный стол с экраннымтеленетом и зеркало, на удивление кристально чистое и прозрачное, весящее над умывальником. Он подошел к молодому мужчине, который являлся одним из спасшихся во время взрыва и хотел, было что-то спросить, но парень, выглядевший всклочено и встревожено, начал сам:

   -Сэр,…

   Но пожилой мужчина, не привыкший к поведению такого рода, с возмущением и злобой перебил его:

   -Девид, постой! У меня слишком мало времени. Уже ночь на носу, а мы все еще топчемся на месте. Выкладывай, нашли ли Сару, и стало ли что-либо известно об этом калеке Греме, - он сжал руки в кулаки, раздраженно и нервно добавил, сотрясая воздух, - разрази его гром! Прямо перед моим носом стянуть такие важные и компрометирующие документы?! Вот негодяй! Дот исполнил мой приказ? Где он? Надеюсь, Грем больше уже не сможет портить людям жизнь свом ущербным и жалким существованием…

   Дэвид помрачнел, его лицо окаменело и приобрело неестественно бурый цвет, он произнес, прерывисто и заикаясь:

   -По..оздно! Что те..еперь будет? Вы не чи..итали вечерних газет?

   Глаза этого несгибаемого человека стали похожи на два раскаленных угля, брови сдвинулись, свелись у переносицы и он, повысив голос, воскликнул:

   -Дэвид! Что опять стряслось?

   -Смотрите сами!- сказал он, вручая старцу газету, нервно покусывая свою нижнюю уже порядком истерзанную губу.

   Пожилой мужчина взял ее в руки и не поверил своим глазам, а прочитав статью на первой ее полосе, его охватила страшная паника, но он, стараясь скрыть свое раздражение и страх, которые нахлынули в груди с неимоверной силой, смог сдержать лишь малую часть его подлинного отчаянья. Взревел, как зверь, сминая своими длинными и крепкими пальцами простой лист бумаги, который был бы не так значителен и важен, если бы не содержал в себе столь разоблачающую и неопровержимую информацию:

   -Вот дьявол! Как это могло произойти? Каким образом? Где же был Дот?

   Остальные три человека находившееся в комнате стояли молча, и слушали их разговор, но в это время к ним подошел крепкий, в меру спокойный и собранный мужчина и, вклинившись в их раздраженную беседу, сказал:

   -Как раз он то и виноват в произошедшем! Именно Дот! Я звонил в управление и мне сообщили, что за рулем машины, находился человек в точности соответствующий описанию Дота.

   -Вот кретин!

   - Если бы мы могли использовать более прогрессивные методы устранения…как и раньше…

   - Девид, это стало слишком рискованно… использованные препараты уже могут распознать - несдержанно возразил разъяренный мужчина, и с сожалением добавил, - от многого пришлось отказаться…

   -Да… как-то мы легко справились с похожей ситуацией…

   -Это уже важно… Главное то, что произошло сейчас!

   -Скорее всего, Дот решил исполнить ваш приказ – хотел сбить Грема, и скорее всего, случайно задел, стоявшего неподалеку Мелвина.

   -Случайно? Как такое можно было сделать случайно?

   -Не знаю сэр.

   -И где теперь этот придурок?

   -Его нигде нет, думаю, он бежал.

   -Найдите мне эту мразь, я хочу видеть его, - и гневно и разъяренно добавил,- видеть мертвым.

   -Будет сделано, сэр! - без промедления отчеканил Керк, без единой тени сомнения на своем беспристрастном и хладнокровном лице.

   Пожилой мужчина совершенно не придал значение сказанным словам, главное было в том, что все теперь раскрыто, все, чем он жил стало безвозвратно потеряно и недосягаемо. И полностью выйдя из себя, он произнес, дрожа от неприменения и взывая к своему разуму и воли.

    - Как я мог допустить такое?! Как? Все вышло из-под моего контроля! Теперь все пропало, все! Нужно было разделаться раньше с этим калекой Гремом. А Боб, этот помешанный на порядке человек, как я мог не предвидеть опасность от его глупости, она всегда исходит от самых на первый взгляд безобидных людей. Как же я мог так оплошать? Сколько недочетов! Сколько!

   Он не мог уже больше сдерживать свой пыл и бурю негодования, в его сердце и груди бушевало, невероятные силы ярости и злобы, он хотел выместить их, хотел дать им выход и волю. И, создавая впечатление одержимого и невменяемого человека, он выглядел чертовски взбешенным и неуправляемым.

    -Дьявол! - прокричал он и со всего размаха и со всей силой ударил своей крепкой рукой по зеркалу, весящему прямо перед ним. Тонкая паутинка трещин расползлась по разбитым осколкам, и красные капли крови потекли по ровной и гладкой поверхности стекла, отражаясь на нем и оставляя свою дьявольски кровавую полоску следа.

   ПАГУМНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

    Мелвин

ГЛАВА 27

Как приятно было снова увидеть родной дом, к которому я, наконец-таки, добрался и, отдышавшись немного, поднялся на свой четвертый этаж. Но тут, вспомнил, что у меня же нет ключа от своей собственной квартиры, он остался в одежде, которая была на мне в день происшествия. Горечь и усталость завладели мной, совершенно поникши, я подошел к двери, но она на мое удивление оказалась не заперта. Я был, признаюсь безумно рад этому, хоть и не понимал, почему дверь была открыта. Конечно, я же перед отъездом Энни, вручил ей дубликат ключа на случай, если она вернется, когда я еще буду на работе. И сознание того, что она сейчас находится в квартире, заполняло меня оптимизмом и желанием как можно скорее увидеться с ней. Но, зайдя вовнутрь, оказалось, что моя радость была слишком преждевременна и краткосрочна. Энни в ней не оказалось и, захлопнув за собой дверь, я заметил на полу газету. «Откуда она здесь взялась?»- подумал я. Поднял ее и подошел к окну, знакомый вид и до боли родной заполнил меня своей неповторимостью и значимостью. Это была моя жизнь, да, это было то, к чему я так стремился и что старался догнать и вернуть назад, серая, но свободная, лично моя и ничья больше. Зачем я опустил в тот момент глаза, разбивая свое умиротворение, и взглянул в газету? Хотя, я все равно или поздно узнал бы все со временем, но может быть тогда, я прожил бы, довольствуясь жизнью, хоть на некоторое время больше, хоть на миг продлил бы свое призрачное и иллюзорно тлетворное существование, которое теперь открыло и проявляло передо мной свою другую негативную сторону. Когда я опустил взгляд, то увиденное повергло меня в шок, превратило мою жизнь в кошмар и перечеркнуло ее. На первой полосе была напечатана моя фотография почти на всю страницу, а заголовок над ней гласил: «Кто он человек или…?» После «или» стояло многоточие. Для меня эти точки приобрели совершенно иной символический смысл, они означали все, все и ничего – жизнь на конце, у которой не одна, а несколько точек, означающих ее полное и безвозвратное завершение. Вот теперь, что преподнесла мне судьба, она сумела воплотить в жизнь фантазии, которые даже предположить было бы не возможно и не реально. В недоумении и, не воспринимая смысла слов, так как они звучали страшным роком в моем сознании, я начал читать статью с этим ужасным заголовком. Там было сказано, что «мужчину, которого сбила машина, отвезли в больницу, у него было сотрясение мозга и открытый перелом правой руки, требующий хирургического вмешательства. Но во время операции, выяснилось, что, он отличается от всех остальных людей, пока решено было не разглашать, чем именно, но фотографии и некоторые документы, найденные рядом, свидетельствовали о том, что этот якобы человек на самом деле является экспериментальной моделью, подобием человека, созданным в корпорации исследований и новых технологий. Но, как оказалось, проект был закрыт, и все прилагающие к нему образцы и объекты должны были быть уничтожены. Но как выяснилось теперь, вопреки приказу свыше псевдо человеку каким-то образом сохранили жизнь, и он все еще продолжает существовать спустя тридцать с лишним лет.

   -Боже, я так волновалась… где ты пропадал? Вот уже два дня я не нахожу себе места… Вчера кто-то приходил, какие-то люди но я побоялась открыть…

   Все было как в тумане, будто во сне. Но с нетерпением не дожидаясь ответа, она направилась ко мне, ее глаза светились счастьем и любовью.

    -Как я рада снова видеть тебя, - с этими словами Энни приблизилась и только теперь смогла заметить мои повязки.

   -Что случилось, что с твоей головой и рукой, почему они в бинтах? Энни взглянула мне в глаза и испугалась:

   -Господи, да, что это с тобой? У тебя такой вид, будто ты увидел свою смерть! Энни смотрела на меня пытливым взглядом, а я ничего не мог сказать ей в ответ, замер на месте. Со стороны, думаю, можно было бы подумать, что я спятил и находился совершенно в другом времени и измерении.

   -Что это? Газета? Откуда она?

   Я смотрел на нее отрешенным и опустошенным взглядом и оставался все так же, неподвижен. Она никак не могла понять, в чем же дело, что случилось со мной и с нетерпением, раздраженно произнесла:

   -Да, что с тобой, опомнись, приди в себя, скажи хоть что-нибудь! Она заглянула в газету и удивленно произнесла:

   -Боже, да это же твоя фотография. Что это?. Она выхватила ее у меня и начала читать. По ее лицу можно было судить, что она чувствует в этот момент, можно было уловить и наблюдать, как невероятное недоумение, страх и боль душат, терзают и истязают ее изнутри. Вдруг, газета выпала у нее из рук, она посмотрела таким взглядом, выражение которого, мне не забыть никогда, в нем было столько горечи, отчаянья, панического ужаса и безысходности, что я понемногу начал осознавать случившееся и плачевность своего нынешнего положения. Она, не отрывая от меня своего пристального взгляда, попятилась назад, ее движения, чем-то напоминали невменяемость, были растерянны и хаотичны. И я услышал слова, вырвавшиеся из ее груди, которые раскрывали правду ее корыстной лжи и обмана:

   -Так вот почему? Поэтому мне столько заплатили… Значит ты…не человек, не…. настоящий! Вот почему они наблюдали за тобой, вот значит зачем, я должна была выяснить, что ты знаешь о себе. ……..О том, что ты нечто! Как я могла испытать чувства именно к тебе? Как?……. Она все больше и больше, удалялась к двери, выкрикивая, и в не себя, мотая головой, рассекая воздух руками. Нет, я не могу любить тебя, ты же не человек, я не смогу, это выше моего восприятия. ….Неистово мотая головой, словами и жестами пыталась оправдать и защитить себя от такой горькой и жестокой правды, которая так унизила и выявила ее ничтожность и слабость. Нет, такая жизнь не для меня!….. Ты слишком необычен! ……..Это выше меня! И с этими словами, добравшись до двери, она кинулась наружу, освобождаясь и убегая от такой навязчивой и не входящей в ее понимание действительности. Я ринулся за ней, но дверь, захлопнувшаяся прямо передо мной, дала понять, что проход к счастью для меня закрыт уже навечно и навсегда. Стоя перед дверью, я смог вымолвить лишь ее имя: «Энни», и разобрал приглушенные еле-еле различимые ее слова: «Мое имя Сара». Лучше бы я не знал, не слышал их, и она всегда бы оставалась для меня только Энни и никем больше. От бессилия и сознания всего того, что случилось, я был повержен и побежден, понимая то, что как я и не бежал, догнать жизнь, принадлежащую мне, так и не смог. И теперь, как и я сам, и думаю, никто уже не знает, кем я являюсь на самом деле, и что со мной будет дальше. Под гнетом этих мыслей мое тело, теряя силы и жизнь, соскользнуло в холодный и сырой угол рядом с дверью. И как будто в дурмане, всматриваясь в мельчайшие предметы и огрехи на потолке, на стенах, я чувствовал, что на меня нависают камеры со всех сторон. Я хотел их найти, увидеть, и уничтожить в сознании. Совершенно не желая думать и принимать реальность, закрыл глаза, и окунулся в спасительную глубину отчуждения от жизни и от самого себя, погружаясь в кромешную и безликую темную пропасть.

   По ту сторону…

ГЛАВА 28

-Сэр, вы поранили руку! – воскликнул Дэвид, доставая из кармана черных брюк аналогичного цвета свой аккуратно сложенный шелковый платок и протягивая мужчине, рассвирепевшему до безумия.

   -Какая же это рана? Простая царапина. Оглянись! То, что теперь творится, вот это и есть рана глубокая и изнывающая, – многозначительно произнес он, отмахнувшись от предложенного клочка материи, и совершенно не придавая никакого значения каплям крови, стекавшим с ровно рассеченного пореза, которые падали в липкую подвальную грязь на полу и образовывали однородную и ядовито багровую жижу.

   -Простите, сэр, - сказал Дэвид, извиваясь вокруг пожилого и статного человека, задумавшегося и вновь вернувшего свое былое самообладание и волю, - Но почему вы не разделались с ними, что помешало вам?

   -Я не знал, что Боб был опасен. Это моя оплошность, понадеялся, что полного придурка в жизни должно волновать лишь свое личное благополучие и только. А оказалось, в его голове назревали какие-то нелепые и совершенно непредсказуемые деяния. Химикаты мне были необходимы, для создания новых материй, но на не удачу, они имели побочный легко воспламеняющийся эффект. Но разве кто-нибудь в состоянии понять, куда может все это зависти?! Такая глупость Боба…Как же я не подумал, что она как раз и страшна и совершенно не управляема.

   -А Грем? Если у вас была возможность, почему вы не уничтожили его раньше?

   Хмурый и чертовски недовольный собой пожилой мужчина, осунулся, его щеки впали, голова повисла на тонкой шее, а лицо покрыла неминуемая тень уже не малых и неспокойных лет. Теперь по его виду можно было легко определить обременительно старческий возраст этого человека, и, прервав учащенное дыхание, он совершенно непримиримо с чувством непростительной и не имеющей никакого оправдания вины, на тяжелом и хриплом выдохе произнес:

   - Я вычеркнул его, забыл о нем, и не учел то, что он пристрастен. Сейчас, будь уверен, самолично бы задушил его своими же собственными руками, а раньше… я был еще слишком молод и слишком слаб!

***

Юная и растерянная девушка в строгом и тесно облегающем деловом костюме, только приступившая к работе секретаря, появилась в дверях своего начальника довольно-таки молодого мужчины, но достаточно компетентного для руководящей должности такого ранга. Когда она зашла в кабинет, этот человек внешне не совсем соответствующий своему высококвалифицированному и незаурядно интеллектуальному уровню, смотрел в окно и полностью был поглощен глубокими и отрешенными от окружающего мира размышлениями, но спинным мозгом почувствовал ее непозволительно произвольное вторжение и так, и не оборачиваясь, сухо и твердо произнес:

   -В чем дело, Лора? Я же просил не беспокоить меня!

   Девушка за два месяца работы под его руководством так и не смогла привыкнуть к столь строгому и надменному тону этого человека, и в ней все леденело и съеживалось каждый раз, как только до нее доносилась пронзительная и резкая интонация его агрессивно укоризненных слов. Поэтому Лора ответила, прерываясь и дрожа, как осиновый лист:

   -Но…… к вам……, вас в настойчивой форме просит принять женщина.

   Он обернулся, и к завораживающему и заключающему в состояние оцепенения гневному голосу, добавился еще его суровый и надменный взгляд:

   -Я занят! Какая, еще женщина? - он произнес так же сдержанно, и не повышая голос, но с той же жесткой и негативной интонацией.

   -Ин….на Старк.

   После услышанных слов, мужчина с грубыми и резкими чертами лица, презрительно посмотрел на эту несчастную девушку, взглядом выпустив в ее сторону сотню острых, смертоносных стрел, и прокричал, уже не имея возможности сдерживать свою неодолимую злость и ненависть:

   -Кто?…Идиотка, что ты болтаешь?

   Я…, не знаю, с..эр, но она…представилась мне име…нно так, - произнесла Лора, одолевая столь безудержный и властный тон своего босса.

   -Вот, дьявол! Впустить! Да поживее! – завопил он вне себя от недовольства и негодования.

   Девушка молниеносно вылетела из его отягощающего и мрачного кабинета, где царила атмосфера эмоционального накала и напряжения. А буквально спустя несколько секунд, в комнату вошла встревоженная и испуганная женщина тридцати двух лет. Как только она появилась, разъяренный человек налетел на нее как коршун, грубо схватив за локоть, и резко захлопнул дверь.

   -Значит Инна Старк?!

   -Именно так!- сказала она твердо и уверенно в себе.

   После этих слов он склонился над ней, изогнувшись вдвое, сжал ее хрупкие плечи своими крепкими, но невероятно тонкими длинными пальцами, и впился прямо в ее несокрушимые широко-распахнутые глаза яростным и ожесточенным взглядом:

   -Хочешь вывести меня из себя. Забыла, кто ты теперь?

   -Кто я? Забитая и загнанная женщина, вот кто!

   -В чем дело? Что на тебя нашло? Что это еще за фокусы? Ты не должна была здесь больше появляться, а уж тем более называть свое подлинное имя! Его взгляд источал негасимые и незатухающие искры недовольства и укора.

   Женщина с напором и бесстрашием высвободила свои смуглые, напряженные плечи и сказала, повысив тон:

   -Вы же обещали мне! Обещали не трогать Грема!

   Саркастическая улыбка расплылась на его все еще каменно-гневном лице, и он сказал:

   -Значит, спустя несколько месяцев после произошедшего, ты приходишь ко мне с упреками? Не поздновато ли, как ты думаешь?

   И со слезами, навернувшимися на ее печальные глаза, она произнесла расстроено с досадой, и с сожалением:

   -Я ни о чем не знала, вы же сами полностью отгородили меня от цивилизованной жизни. Откуда мне было знать?

   -Но как же тебе удалось выяснить о трагедии теперь?

   -Фостер сказал мне, я заметила, что он что-то недоговаривает, и заставила раскрыть правду о его странных недомолвках. Теперь я все знаю! – сказала она с грустью и с невероятной скорбью в голосе.

   Высокий и стройный мужчина изменился в лице, приняв более снисходительный вид, и уже более спокойно и сдержанно произнес:

   -Инна, возьми себя в руки, не надо так нервничать.

   Но ею овладела нескончаемое отчаянье и ненависть, и, не желая выслушивать его утешительно ядовитые слова, она закричала, не помня себя и не осознавая свое разъяренное невменяемое состояние:

   - Я поверила вам! Поверила! А вы…

   -Инна, я не виноват в том, что произошло, как ты можешь считать, что я способен на такое?, - серьезно и полностью уравновешенно произнес этот человек, уже всецело контролирующий себя и сложившуюся ситуацию.

   -Нет, это вы….

   -Не спорю, Инна, за рулем катера находился мой человек, но он был приставлен для того, чтобы просто вести наблюдение и обеспечивать всем нам безопасность, включая и Грема тоже. А если ты в курсе того, что произошло то, должна знать, что да, Грем остался инвалидом, но мой человек сгорел заживо! Неужели ты думаешь, что это тоже было подстроено. Думаешь, что он был самоубийцей, что ли? И, кроме того, я может и грешен, и не всегда придерживаюсь закона и общечеловеческих устоев и правил, но не до такой же все-таки степени.

   Во время того, как девушку пытался вразумить и успокоить этот высокий и выдержанный мужчина, она все также смотрела на него широко распахнутыми глазами, полными слез и печали.

   -Ну, давай присядь Инна, тебе станет легче. Ничего не поделаешь, такова жизнь.

   Она присела, но это ничуть не помогло ее вопиющему и безутешному состоянию.

   -Но тогда почему? – спросила она.

   -Я также как и ты не знаю, что явилось причиной столь ужасного происшествия, может, Фкенк потерял управление или что-то еще. Он поведать нам об этом уже не сможет, а сам Грем рассказывал, что замешкался и не смог заметить мчащегося в его сторону катера, больше, к сожалению, мне ничего не известно.

   Она полностью поникла и съежилась, как провинившийся котенок, загнанный в угол безысходности и беспомощности.

   -Значит, это я виновата, если бы я предупредила его днем раньше, рассказала о том, что мы уже никогда не увидимся, он бы так и не поехал на это коварное и злополучное озеро.

   -Не вини себя, это проделки судьбы. Разве ты могла предвидеть ее и предугадать?! – сказал он, отводя уклончивый взгляд в сторону, не показывая вида, что он говорит не серьезно и, совершенно не веря в предпосылки и превратности судьбы, пытаясь только успокоить и подбодрить ее.

   -Да такое предвидеть не возможно никогда, но почему же она именно к нему была так жестока и беспощадна?

   -Об этом остается только гадать, может, что-то и явилось следствием такого поворота событий, как знать?

   -Как бы я хотела поддержать его, помочь справиться с таким плачевным положением – физической неполноценности. Разрешите мне увидеться с ним, прошу вас!

   Его лицо опять приобрело строгий и непреклонный вид:

   -Нет! У тебя в свое время был выбор, и ты, Инна, его уже сделала.

   -Но вы же загнали меня в угол!

   -Инна, не я был виноват в том, что ты как бы это мягче сказать,… позаимствовала дорогостоящие и редкие препараты из лаборатории. Но самое интересное подставила себя совершенно впустую, абсолютно безрезультативно. Все равно твой отец умер, а с чем осталась ты?

   -Как вы так можете? - Ее глаза сквозь пелену слез сверкнули ярким пламенным огнем полным ненависти и боли.

   -Да, если бы я не предоставил тебе настолько выгодную сделку: до конца своих дней ни в чем не нуждаться, жить совершенно, не думая о материальном благополучии, что бы ты получила взамен - вероятность прозябать долгие годы в камере тюремного заточения?!

   -Но так это вы сами уличили меня год назад! А я не думала, даже не могла предположить, что вы, воспользовавшись моим горем и безвыходным положением, толкнувшим на воровство ради родного мне человека, убережете неопровержимые доказательства моей вины, решите шантажировать спустя несколько месяцев и погубить мою жизнь!

   -Да, но ты поддалась и согласилась с моими условиями.

   -Вы прекрасно знаете, что я пошла на это не ради своей личной выгоды и благополучия.

   Опять его лицо исказила саркастическая и ехидная ухмылка:

   -Ну, конечно, я знаю твое самопожертвование безгранично. Считала, что Грему будет легче, если он избежит участи многолетнего ожидания своей единственной и ненаглядной, и не будет каждую неделю переживать и беспокоиться после кратковременных и редких свиданий о твоей безвольной и невыносимой жизни в камере строгого режима. Глупо! Это тебя бы терзало и грызло сочувствие за любимого человека, который находится в неволе. Почему ты считаешь, что он такой же, как ты?

   -Вы не знаете его! - уверенно и гневно произнесла девушка.

   -Ну конечно, хочешь сказать, что я вообще не знаю людей? Но одного человека я все-таки раскусил, не так ли? Думаешь, почему я выбрал именно тебя? Ты же пошла на это не только из-за избавления Грема от лишних переживаний и проблем! Я прав? Мелвин! Тебе стало жаль его. Твоей доброте и самопожертвования нет предела, ты думаешь только о других, совершенно бескорыстно и с невероятно небывалой любовью и самоотдачей, не желая хоть что-то выгадать и получить для себя взамен. Инна разве можно иметь такое большое и открытое сердце в этом жестоком и несправедливом мире?!

   -Доброта спасет его!

   -Как же ты наивна. Знаешь, мне иногда становиться жаль тебя за твое столь редкостное и невероятное простодушие.

   -Неужели вы еще можете испытывать хоть какие-то позитивные чувства? А ведь раньше их было в вас куда больше. Что случилось, куда делся тот человек, который перевел меня в свой отдел и был так чуток и снисходителен. Я восхищалась вами, вашим талантом, рвением, непрестанностью и самоотверженностью. Доктор, как вы могли потерять себя?

   -Не называй меня так! Я теперь глава отдела исследований и передовых технологий!

   -Неужели, вы уже никогда не станете таким, как прежде?

   -Хватит, Инна! Тебе уже пора уходить и заниматься своими прямыми обязанностями, исполнять долг примерной и любящей матери.

   -Но я же могу и передумать. Теперь, когда Грем такой, …он нуждается во мне, как никогда раньше и даже если меня осудят, для него мое возвращение станет спасением и вернет, может быть не совсем к полноценной, но к значимой и самоуверенной жизни …. А тюрьма, меня не страшит.

   -Перестань, хочешь внушить мне, что оставишь Мелвина, теперь после того как еще больше привязалась к нему? Нет! Насчет тебя я абсолютно уверен, ты никогда не сможешь хоть как-то уязвить и ранить его.

   Девушка в отчаянии от его правоты и от своей безвыходной ситуации, не зная, что ей делать, как найти хоть какую-то ниточку, хоть какую-то зацепку, чтобы взять вверх над этим несокрушимым и непробиваемым человеком, гневно и безудержно произнесла:

   -Вы думаете, что все просчитали, и что можете всем контролировать, и чувствовать себя совершенно неуязвимым и безукоризненным? А если я через несколько лет расскажу все Мелвину или прессе? Вы не боитесь этого?

   Мужчина посмотрел на нее, не веря собственным ушам и недопонимая, как умная и здравомыслящая женщина может забрасывать его угрозами, зная очевидность их определенной несбыточности и нереальности:

   -Никогда ты не сделаешь этого. Неужели ты подвергнешь его жизнь столь немыслимому шоку и неминуемой опасности? Сама, не дура, прекрасно понимаешь, к чему может это все привести. А ты слишком любишь его, чтобы так поступить. У нас общие задачи и цели Инна, так что давай лучше прекратим бестолковые и безосновательные угрозы. Да и запомни на будущее, следи, чтобы Мелвин особо не выделялся из толпы, это также как в наших, так и в его же собственных интересах. – он, задумался, глядя на несчастную и уже полностью обезволенную женщину и добавил с омерзительной усмешкой исказившей его самодовольное лицо, - интересно, а если бы я смог предоставить тебе выбор между Гремом и Мелвином, если не считать угрозы приговора за твои незаконные действия, кого бы ты предпочла теперь? …Ответь! Кто тебе дороже?

   Инна опустила свои тяжелые, и горькие от слез глаза. Выбор! Он всегда есть, всегда может предоставить привилегию своей снисходительности, главное в том, чтобы его сделать, чтобы использовать пока еще проявляемую благосклонность и щедрость его разнообразия. Но как она могла воспользоваться им, если любила и дорожила обоими, как она могла кого-то предпочесть? И от сознания своего полного бессилия и невероятного слабоволия перед единственным существом так нуждающемся в ней, таким невероятно дорогим и неотъемлемо необходимым, в ее душе все ревело и выло, не давало никакой пощады и никакого оправдания. Для нее была невыносима необходимость мириться с тем, что она предает Грема своим непроизвольным и совершенно необъяснимым предпочтением, уничтожала ее сжимающееся сердце, и терзало своей горькой несправедливостью. Поэтому она молчала и желала не думать об этом, а уж тем более отвечать такому надменному и бесчувственному человеку. И тогда он сам решил ответить вместо нее на свой же собственный вопрос:

   -Знаешь, думаю, ты просто боишься признаться в том, что теперь тебе Мелвин дорог больше, чем кто бы то ни было. Я, можно сказать, осчастливил тебя своим решением и выбором, остановленным на тебе!

   Инна перевела дыхание и произнесла, пристально посмотрев в его стеклянно оледеневшие глаза:

   -Счастье не может быть полным под гнетом и под вашим железным каблуком!

   -А ты хочешь, чтобы у тебя было все?! Жизнь тебе не малина с сахаром, с чем-то всегда приходиться мириться и закрывать на что-то глаза.

   -Но почему? Что случилось в вашей жизни, что-то повлияло на вас, что-то заставило ожесточить свое восприятие. Но что? Я чувствую, вас что-то гнетет, откройтесь мне, я могу помочь…

   -Перестань, никогда я еще не был так доволен собой и своей работой. Ты же видишь, я теперь на коне, высокая должность и новые возможности, они могут дать многое для достижения небывалых высот и пределов.

   -Ваша работа! Да, вы гений, но она портит, уничтожает вас!

   -Инна, мы сейчас говорим не обо мне.

   -А как же ваша жена, расскажите, как она?

   -Я не хочу говорить с тобой о себе! Лучше объясни мне, как ты могла оставить шестимесячного ребенка без присмотра?

   -За ним сейчас приглядывает Фостер, и к тому же вы держите его под постоянным контролем, что же вас может беспокоить?

   -Что-то ты слишком сблизилась с этим Фрезером!

   -Он хороший человек и помогает мне и, кроме того, он же один из нас.

   -Да, к сожалению, один из нас! Но слишком самонадеян и постоянно лезет не в свое дело! Не желаю, чтобы он так часто находился возле Мелвина. Я хочу, чтобы ты заботилась о нем и больше никто!

   Инна вздохнула и произнесла чуть слышно, с робостью и надеждой в голосе:

   - Но… возможно…, если… вы бы позволили Грему быть с нами… - она взмолилась, - прошу разрешите нам вместе заботиться о Мелвине…

   Огнем непримирения и недовольства вспыхнул в глазах властного, непоколебимого мужчины, и он с напором, неудержно и резко произнес:

   -Никогда! Этого не быть никогда! Ты же понимаешь, что лишние осведомленные мне не нужны… Запомни, Инна, хочу, чтобы только ты заботилась о нем и больше никто!

   Девушка поникла, она опустила взгляд и с обреченным повиновением, произнесла:

   -Хорошо, я сделаю так, как вы скажите… и спросила с тревогой и беспокойством в голосе, - но я не понимаю, зачем вы наблюдаете за Мелвиным постоянно?

   -Тебе то и не знать, ты же сотрудник Эпа, или за полгода совсем перешла в состояние заботливой и бестолковой наседки.

   -Но малютку это так беспокоит, ваше постоянное вторжение в его жизнь.

   -Как он может осознавать это, ему же всего несколько месяцев или может, это тревожит тебя?

   -Да, мое положение, в которое вы меня поставили даже несравнимо с тюремным заточением. Но нет, я уже смирилась с этим и не думаю о себе, мне уже все равно, но чувствовать его тревогу и боль, это просто невыносимо, она отзывается и заполоняет все мое сердце. Прошу вас, доктор, дайте ему хоть немного воли и спокойствия, - умоляла Инна, смотря на него такими большими удрученными и печальными глазами, полными боли и страданий. Что этот несокрушимый человек принял более снисходительный и заботливый вид и сказал с сочувствием и с состраданием, но с той же неизменной твердостью и уверенностью в голосе:

   -Хорошо, Инна я немного ослаблю контроль в квартире, наблюдения будут вести только по особой необходимости, а за Грема не волнуйся, он уже смог перебороть свою ущербность, работает так, как и раньше, я даже повысил его в должности и вдвое прибавил оклад.

   Инна посмотрела на него удивленно смиренно и с чувством благодарности. Она произнесла с надеждой и с добротой:

   -Да, верю, и вижу, в вашем сердце еще осталась искорка того отзывчивого и гуманного человека, каким вы были раньше, и надеюсь, что оно не сумеет полностью растерять ее столь мало заметный и крошечно ничтожный остаток, в обратном же случае ничто не сможет спасти вашу заблудшую и потерянную душу, доктор.

   От услышанных слов у этого человека, грубые черты лица которого немного смягчились и стали более сглажены и снисходительны, вновь приобрели ожесточенный и беспощадно непримиримый вид. И он прокричал, прожигая ее, и испепеляя насквозь своим пристально презренным взглядом, залившимся кровью и загоревшимся несокрушимым адово ядовитым пламенем:

   -Не называй меня так больше! А свое имя, Инна, забудь навсегда, ты теперь Иннес, Иннес Грейлли!

***

Дэвид был слишком взволнован и удручен нынешним плачевно бесперспективным положением, поэтому спросил неспокойно и нервно:

   -Но как теперь нам быть? Разве теперь есть смысл в нашей подпольной деятельности?

   И мужчина никогда не придававший значение своему шестидесяти семи летнему возрасту вновь обрел свое прежнее обличье, стойкого и никогда не сдающегося человека.

   -Смысл всегда есть! Не переживай я еще смогу найти правильный и необходимый выход!

   Парень запрыгал, как ребенок, довольно и преданно улыбаясь, сияя и радуясь тому, что скоро распрощается с этой вонючей, затхлой дырой и вновь сможет довольствоваться богатыми и роскошными апартаментами люкса в фешенебельном отеле. Он воскликнул с оттенком восхищения и восторга:

   -Сэр, вы всегда поражаете своей уверенностью в себе и умением выходить из любой сложившейся ситуации!

   Не обращая внимания на явный подхалимаж Дэвида, и всецело окунувшись в свои мысли, руководитель и владелец этой немногочисленной организации, полностью вернувший свое привычное состояние, произнес, думая и размышляя вслух:

   -Да, теперь ситуация не из легких, но ничего, я еще найду способ опять заполучить и вернуть его!

    Мелвин

ГЛАВА 29

Было слишком темно и сыро под покровом ночного мрака, но постепенно очертания окружающих предметов приобретали свои привычные и присущие им формы. Вокруг становилось все ярче и светлее, ночная мгла уже не так поглощала их в свое гнетущее царство призрачных теней, и они уже были почти доступны для восприятия и созерцания. Рука еле заметного света протянула ко мне свои божественные лучи, взывая вырваться из тяжелых оков бессознательного состояния, которые вцепились жестокой хваткой отчуждения и потери самообладания и воли. Этот свет предоставил возможность вернуться из небытия, подарил мне вторую жизнь. Но к чему она мне нужна теперь такая, которая поджидает меня с высокомерной усмешкой победителя и супостата?

   Я пришел в себя и вновь окунулся во временные потоки существования. И что мне это дало? Память о невероятном известии навалилась неописуемым грузом тревоги и безысходности, все тело тряслось в судорогах, голова раскалывалась на куски, ноги затекли и ныли, поврежденную руку терзала адская и невыносимая боль. Сложно было определить сколько я еще пролежал в углу у входной двери, пытаясь собраться с мыслями и встать, но когда мне это все-таки удалось, лучи утреннего света уже пробирались и заполняли собой любое доступное и досягаемое ими пространство. Когда я поднялся, подошел к зеркалу, и взглянул в него, мой внешний вид был омерзителен и жалок до боли. Некогда белая больничная пижама, покрывшаяся большими неприглядными серыми пятнами, помятая и потрепанная, была похожа на растопыренный в разные стороны холщевый засаленный мешок. Растрепанные грубые и жесткие волосы, как пучки закругленных проводов торчали из развязавшейся повязки, которая превратилась в месиво из уже нестерильных бинтов, а правая рука висела в гипсовой оболочке тяжелым и грузным камнем. Но я смог взять себя в руки и привести в нормально приемлемое состояние, это явилось вынужденной и совершенно бескомпромиссной необходимостью. Кое-как принял душ, умылся, побрился, надел свою домашнюю одежду, выбросив больничную в мусорное ведро, выпил аспирин, пару красных таблеток и даже смог перекусить. Конечно, это все потребовало от меня немало сил и воли, но больше всего терзало не то, что я был полностью изнеможен и обессилен физически, а сознание своей бесперспективной и губительной действительности. Может пока, оно еще не так укладывалась в моей голове, поверить в это было не то чтобы тяжело, а просто совершенно нереально и невыносимо. Но все же правда была одна, произошедшие события, и газета лежащая на полу, не давали мне право усомниться в ней. С большим опасением и тревогой перед средством массовой информации, я решил включить самое прогрессивное из ее перечня, в душе все же надеясь получить опровержение этой уничижительной и сравнивающей мою жизнь с землей, статьи. И что же, когда я включил теленет, увиденное и услышанное повергло меня в обескураживающий и в еще более отягощающий и вопиющий ужас. Почти по всем интернет программам говорили только обо мне, и я решил остановиться на одной из них и узнать всю горькую, немыслимую, но правду. На фоне одной из фотографий с моим лицом, которая была так огромна, что занимала всю стену, сидело двое людей. Нависшие проекционные их голограммы, создавали присутствие и неотъемлемое участие в моей жизни. От этого зрелища меня покоробило и стало не по себе. Раньше отвлекающая пластина от моей реальности, окунала в мир теленета, посредствам интерференции световых лучей изображения и ощущения становились частью видений и фантазией, теперь же они воплотились в реальность, но заключали в ее бездушную холодную плазменно кристаллическую клетку.

   Одной из голограммных персонажей была Винилла Мейт, ведущая передачи «Общество и безопасность», а ее собеседника в черном костюме и галстуке, с лицом, будто выкованном из железной стали, я видел впервые. Кто являлся объектом и стимулом их беспощадной и бескомпромиссной беседы, было совершенно ясно и очевидно. И видимо, уже многое из моей жизни стало доступно всем без исключения, так как их разговор, выявляющий мою сущность не в лучшем свете, был в самом его разгаре. Я решил дослушать их, открыть для себя и достойно принять новые грани своего нереального и невозможного существования. Винилла спросила:

   -Значит, мы можем быть в безопасности?

   -Да, не сомневайтесь, он находится у нас под контролем. Конечно, оборудование, которое давало возможность вести контроль, сгорело во время пожара, но мы знаем, где он находится, и будьте, уверены, улизнуть ему никак не удастся.

   Мой разум потрясли эти слова, боже, так значит, они знают, где я, значит опять в ловушке, опять в западне, и жизнь моя снова попала в чьи-то безнравственные и беспощадные руки. Раньше я хоть не знал об этом, хоть находился в полном и всецелом неведении. А теперь, как мне жить, сознавая и мирясь с таким безвыходным и угнетающим положением? В моей голове путались мысли, а на экране, тем не менее, продолжался их безжалостный и, на мой взгляд, безосновательно утрируемый разговор:

   -Но почему, вы не хотите поместить его у себя и держать под непрерывным надзором?

   Мужчина выглядел озабоченно, и в растерянности произнес:

   -Понимаете, это не входит лично в мою компетенцию. Мы пока не вправе что-либо предпринимать, все зависит от решения Мэра, вместе со службой Министерства расследований и безопасности, которое они должены принять в скором времени. Дело очень щекотливое, этот псевдо человек является членом общества с самого своего рождения в течение тридцати лет, -тут он осекся и исправил себя, - …да, извините, с того момента, как его создали и дали возможность существовать в обществе нормальных людей. С одной стороны у него есть все права гражданина, с другой же, он не может им являться, и не имеет никаких прав, так как, в сущности, не совсем человек, а искусственный организм.

   -Но люди глубоко встревожены, многие обращаются к нам за помощью, просят их защитить, а вы говорите нужно подождать?

   -Но у нас нет другого выбора, пока не будет подписан соответствующий приказ, дающий право к каким-либо конкретным действиям по обеспечению необходимых мер предосторожности и безопасности, мы не вправе применять какие-либо последовательные и результативные шаги.

    Я не верил своим ушам, меня полностью изничтожали, стирали с лица земли, изобличали и предавали. Общество боялось и презирало меня, я стал лишним в нем, уже никому не нужен и не необходим! А, впрочем, так было и раньше и всегда, но тогда оно хоть не пыталось меня вытеснить и уничтожить!

   -Но вы же служащий в этом министерстве… А как бы поступили вы, если решение зависело только от вас?

   -Простите, мисс, я не вправе решать такие вопросы.

   -Ну, а все-таки.

   Мужчина замялся и напрягся от безвыходности и напора со стороны ведущей программы. Но вдруг изменился в лице, бесноватые глаза его загорелись самоотверженностью и величием, и он твердо решительно произнес:

   -Я бы его упрятал подальше, где бы держал под наистрожайшим контролем, и наказал бы виновных, которые укрывали и прятали этот жизнеспособный организм, не имеющий никакого права на свободное и непринужденное существование. - Потом, взяв себя в руки и не желая наговорить лишнего, добавил. - Но все будет зависеть не от меня, а я лишь могу держать вас в курсе всего происходящего.

   После этих слов мое сердце замерло, этот человек был настолько жесток и беспощаден, что становилось не по себе и думаю, многие будут согласны с его жестоким желанием и точкой зрения.

   -Значит, решение может быть и таким, что он сможет, как и раньше жить среди нас и возможно нести в себе опасность для окружающих?

   -Нет, я, думаю, до этого дело не дойдет, теперь тогда, когда стало все известно. Но, считаю, что не стоит преувеличивать и пугать зрителей, он на самом деле вряд ли несет в себе какую-либо угрозу человечеству, во всяком случае, до недавнего времени он опасен не был. Жил обычной жизнью, как я уже рассказывал, спокойно, тихо, никаких эксцессов и правомочек с ним связанных за всю его тридцатилетнюю жизнь не наблюдалось. Хотя трудно судить, что так будет и дальше, мы же не знаем, как он был создан и чем конкретно отличается от нас с вами. Люди, занимавшиеся исследованиями такого рода, погибли во время взрыва, а некоторые из них пропали без вести.

   Меня мучило и интересовало теперь больше всего, чем же я на самом деле могу и отличаюсь от других. И в этот момент я вспомнил, то, что меня встревожило, когда я получил рану во время шоу. Значит, я был прав, значит, это была реальность, а не мое больное воображение. Но все равно мои воспоминания мне мало что объяснили, а в чем конкретно мое отличие от других, это так и оставалась для меня загадкой. И почему-то люди, знающие правду, тщательно скрывали ее, не хотели раскрывать и придавать огласке. Но почему?

   -Вы говорите загадками мистер Лостер. Неужели вы не понимаете, как людям важно знать правду и четко представлять, кто может оказаться рядом с нами, чтобы адекватно вести себя в такой ситуации.

   -Уверяю вас, Винилла, беспокоиться не о чем, мы все равно не позволим ему нарушать покой людей, а если что-то и выйдет у нас из-под контроля, знаем, как нужно будет поступить.

   -Опять загадки. Сдается мне, вы умеете затуманивать мозги и заставлять окружающих смотреть сквозь пальцы.

   -Поймите меня, я стараюсь, в рамках закона и в праве своих полномочий прояснить ситуацию и предоставить полную картину, связанную с сегодняшней тревогой общества.

   Она недоверчиво улыбнулась и сказала:

   -Ну, конечно, да, я понимаю. Но скажите, неужели за эти тридцать лет его существования среди нас, никто так ни о чем и не догадался, о его необычности. Неужели люди были настолько слепы и невнимательны?

   -Я уже говорил не раз, что внешне он абсолютно ни чем не отличается от остальных, он был таким же, как и все до недавнего времени, ничем не выделялся и не выбивался из общей массы людей.

   -Вы хотите сказать, что каждый по идее может таить в себе непредсказуемость и представлять опасность для общества.

   -Нет, я не говорю, что такие люди встречаются на каждом шагу, по нашим неопровержимым и точным данным был создан искусственно лишь только один такой организм.

   -Но как же он был создан настолько совершенно и безукоризненно, что внешне и своим поведением никак не отличается от обычных людей?

   -Да, вы правы он был создан идеально, нужно отдать должное мошеннику, который сделал это без чьего либо одобрения и позволения свыше.

   -Кстати, а этот человек, которого вы так и не назвали прессе, он остался жив после трагедии, случившейся на сорок первом этаже?

   -По нашим сведениям и неопровержимым данным среди трупов он найден не был, и по фрагментам тел опознать его тоже не удалось, среди госпитализированных людей его тоже не оказалось, поэтому он был объявлен пропавшим без вести.

   -Значит, по вашим словам этот незаурядный ученый, создал себе подобного человека, абсолютно ни чем не отличающегося от нас с вами?

   -Ну не совсем так, отличия все-таки есть, иначе мы бы не смогли распознать подвох, тщательно скрываемый до этого времени, но этот вопрос мы пока оставим закрытым, за неимением в данный момент четких и точных данных по этому поводу. Ничего не поделаешь, у нас пока связаны руки, но уверяю вас, скоро информация станет более доступной и менее конфиденциальной, а решение по поводу его судьбы не заставит себя долго ждать.

   -А вы, Лостер сами видели его?

   -Нет, к сожалению, но я располагаю всеми данными, связанными с его существованием и жизнедеятельностью, и могу четко представлять сложившуюся ситуацию.

   -Представляете, но раскрываете лишь малую ее часть… Что ж поделать, придется потерпеть, но может, напоследок все же назовете его имя, под которым он жил все эти годы, оно ведь до сих пор так и не оглашалось.

   -Простите, но я не имею на это право. Мы пока можем держать ситуацию под контролем, потому что мало, кто знал этого человека, …ах, да, псевдо человека, так как он вел довольно-таки затворнический образ жизни, а когда всем будет доступно его полное имя, и где он обитал все это время, уверен, проблемы возникнут сами собой.

   -А кем можно считать его по характеристике и природе существования, наверняка в документах было какое-то четкое научное определение.

   -Да, «псевдо человекоподобным организмом» – так он был назван своим создателем.

   Боже, кто же я теперь? Искусственный разум и псевдо организм – это было смешно и грустно до слез.

   -Что ж спасибо за то, что ответили на все мои вопросы, насколько это было возможно и дозволительно.

   Винилла мило улыбнулась человеку в костюме, и с все той же ослепительной улыбкой обратилась к зрителям:

   -Итак, нам остается лишь ждать решение, которое будет принято, вправе ли этот человекоподобный организм жить вместе с нами и дальше или его объявят жизнеспособным синтетическим суррогатом, представляющим собой всего лишь и всецело экспериментальный интерес.

   Я был совершенно выбит из колеи, полностью растоптан и уничтожен, все, чем я жил, и кем себя считал, все сравнялось с землей. Я не мог смириться со всем этим. Неужели это явь, неужели я и в правду не обычный человек? Как это может быть, это не возможно, я ведь ничем не отличаюсь от остальных, может быть немного более чувствительный и сентиментальный, может быть, мои стремления стали более требовательны и свободны, но это же не дает право считать меня не таким как все. И как мне теперь быть, что делать? Что теперь мне остается? Терпеливо ждать приговор, который должны вынести полноправные и настоящие люди, считающие себя творцами справедливости и закона, люди, от которых зависит все, от их великих идей и поступков? Решение, которое даст мне возможность либо продолжить свое никчемное существование, либо превратит в подопытного кролика и подчинит себе мое тело и волю. Какой же приговор люди вынесут, что же они предпочтут, для меня ответ был очевиден и ясен, удивительно, что они вообще озадачились и задумались об этом.

   Окончательно, увязнув в свои тревоги и проблемы у меня, совершенно вылетело из головы, что Энни оставила меня. И когда воспоминания о минувших событиях восстановились в моей памяти, я понял, как я одинок, как жестоко поступила со мной жизнь, лишив меня единственного счастья, которым я мог наслаждаться и жить. И сказанное ею, о том, что она являлась частью той фальшивой жизни, которая открылась для меня только сейчас, очень расстраивало и унижало, но все же не имело особого значения по отношению к моей Энни, и только Энни, но никак не к Саре. Я чувствовал ее любовь, когда мы были близки и уверен, что она спала со мной не только ради какой-либо выгоды, думаю, я все же был ей хоть немного, но дорог. Да, я уверен, она испытывала чувства ко мне, но не настолько сильные, не такие, которые смогли бы преодолеть горькую и невероятную правду о моей сути. И если бы не опасения перед пугающей действительностью, которые она не смогла перебороть и перенести, то думаю, мы смогли бы быть вместе, и были бы счастливы. Вероятно, Энни уже не вернется, слишком глубоким и гнетущим страхом были полны ее глаза перед тем, как она оставила меня одного в этой холодной и мрачной квартире. Но, разве, я вправе винить и призирать ее за это?

    Чувство одиночества охватило и проникло в меня со страшной силой и болью. Оно без устали охватывала, попадало и заполоняло любые клеточки моего тела и души. Ноил! Я должен связаться с ним, вот моя спасительная ниточка. В тот момент я как никогда нуждался в чьей-либо поддержке и сочувствии. И набросившись на мобиленет, как хищник на спасительную добычу, после длительного и голодного изнеможения, я набрал его номер, еле восстановив многозначительные цифры в памяти. И когда раздался гудок, услышал его знакомый голос:

   -Слушаю.

   -Ноил, это я Мелвин!

   -А привет, как ты, все нормально?

   Его голос казался немного приглушенным и раздраженным, как обычно. Я перевел дыхание, печально и неуверенно произнес:

   -Не сказал бы…, ты знаешь, я был под наблюдением, и знаешь, кем меня теперь все считают?

   Он ответил сухо, но с восторгом в голосе:

   -Да, я смотрю теленет. Ты теперь знаменитость! Это круто!

   -За мной следили все тридцать лет, за всей моей жизнью…

   -Да не бери в голову, сейчас почти везде камеры, все люди на виду, за всеми следят и наблюдают… и знаешь, мне даже это нравится…

   Он не понимал меня, Ноилу были неведомы и далеки мои мысли. Я вздохнул и спросил все же в надежде на его участие и поддержку:

   -Не знаю, как теперь мне быть?

   -Не думаю, что тебе нужно переживать по этому поводу, все обойдется…

   Не знаю, наверное, он все-таки пытался меня утешить, но я не смог почувствовать это и уловить. На меня накатилась новая волна негодования и безысходности:

   -Но как же все обойдется? Земля ускользает из-под моих ног. И не за что зацепиться, нет возможности найти твердую почву и опору. Все становится потерянным и бесполезным…

   Он как обычно начал несдержанно и нетерпимо спорить со мной, придерживаясь своей личной психологии, совершенно отличной от моей:

   -Ты опять преувеличиваешь! Дышишь, ходишь, живешь! И если бы не ученые, которые создали тебя, то и не существовал вовсе. Подумай об этом!

   От его слов мне становилось не то, чтобы легче, а даже хуже и больней, и я с отчаяньем произнес:

   -Лучше уж так чем, то, что теперь предвещает моя новая жизнь…

   Ноил не придал значения моим словам, он был уверен в своей правоте, и был совершенно непоколебим:

   -Не надо принимать все настолько близко к сердцу, раз жизнь так распорядилась, смирись, и на твоем месте я бы развлекся, как следует, а не забивал себе голову ненужными домыслами и хандрой. Отвлекись в эротических голограммных возможностях теленета, как знаешь, там можно позволить себе все, что угодно, или хочешь, могу посоветовать тебе пару реальных девиц, ручаюсь, они суппер класс, соглашаются легко и ни на что не обращают внимания, поговаривают, что они не брезгают даже с домашним скотом, так что все о кей!

   Он произнес такое грубое излияние искренне и совершенно без злорадства, думаю, и сам не понял, что задел и оскорбил меня. Я же осекся, слова застыли на моем онемевшем языке, не знал, как отреагировать, и что ответить на его беспардонную вышесказанную речь. Видимо поэтому он решил, что я все-таки принял его изречение к сведенью, и решил самодовольным тоном добавить, чтобы я мог еще больше погрязнуть в болоте своей беспомощности и безнадежности:

   -Так что лучше расслабься и знаешь, я тебе советую, просто плыви по течению, и оно тебя куда-то, да и вынесет. А сейчас прости, вел очень важную переписку, пока ты не меня не отвлек... Прощай!

   -Буду ждать, - ответил я, находясь в полном оцепенении, смятении и переплетении чувств.

   Конечно, он так уже и не перезвонил. А что я ждал? Разве, я теперь нужен кому-нибудь, разве и тем более теперь я представляю какой-либо интерес, может лишь только научный или исследовательский. И я даже уже не думал звонить кому-либо еще, я понял, что теперь стал изгоем общества и все, кто был близок, и дорог мне отвернулись от меня и закрылись в свои защитные раковины. Я знал, что и раньше-то не особо был нужен кому бы то ни было, а теперь-то тем более. Но сейчас они нужны были мне, как никогда раньше, я нуждался хоть в какой-либо поддержке и понимании. Но все это уже было безвозвратно потеряно и недосягаемо...

   Теленет же все извещал и извещал сенсационные новости, центром которых являлся я, и которые постепенно и мучительно вводили меня в состояние шока и депрессии. Я его не выключал, не хотел пропустить что-либо важное. Но, когда уже не в силах все больше и больше утопать в этом омуте уничижительной и бесцеремонной информации, в порыве отчаянья, я схватил первый попавшийся мне предмет и запустил его прямо в ее эпицентр. Этим предметом оказался мобилнет, возможно из-за трещины, он разлетелся на мелкие кусочки, оставив внушительную пробоину в экране теленета. Осколки с треском разлетелись в разные стороны, уничтожая последнюю возможность связи с внешним миром. В это мгновение появилась Элла, ее силуэт был раздроблен, голограммные лучи мерцали, она протянула руку ко мне, улыбка была немного искажена, в глазах застыл страх и ужас.

   - Элла больше не нужна, она в плену мрака. Мелвин, прости…

   Я замер на месте, вся моя прошлая жизнь рушилась вместе с ней и исчезала. Казалось, я, как и она, был подобием вымысла, реальным и совершенно иллюзорным подобием человека.

   Элла полностью исчезла, я попытался восстановить теленет, вернуть электронную девушку к жизни, пусть виртуальной, но возможной для нее. Только все было тщетно. И поникнув, осознал, что, как и она, так же и я, мы были созданы человеком, великим прогрессом человечества. И возможно ли теперь для нас подобие жизни?! Тщетные попытки повернуть все вспять, возможны ли они?

   Я желал вернуть свою жизнь, все, чем я жил, вернуть теленет, Эллу, по сути, такую же, как и я сам. Но понимал, что больше не хотел ощущать неудержимый поток все более пугающей информации. Хотя с другой стороны у меня уже не было возможности определять, что меня может ждать, и чего я должен опасаться. Уже эти мысли и размышленья о будущем не оставляли меня не на миг. Я думал, что моя судьба не поняла моих истинных стремлений, она решила преподнести мне бесценный дар, полный спектр ощущений и чувств.

   По ту сторону…

ГЛАВА 30

Немного прихворав, и чувствуя изнурительное и колющее недомогание в груди, Мэр города Мистер Адам Майнер вызвал на деловую встречу Лостера Парта и Фрезера Чейза в свой трехэтажный загородный особняк, расположенный на небольшом холме и возвышающийся над остальной близлежащей местностью. Когда двое мужчин лет сорока мрачных и хмурых, как осенняя грозовая туча в серых и однотипных костюмах ступили на его порог, входная дверь распахнулась до того, как они смогли успеть дать знать о себе, и в ее проеме появился маленький пятилетний мальчик. Он посмотрел на этих людей своими открытыми и ясными глазками, лицо его расплылось в широкой жизнерадостной улыбке, отметив две небольшие ямочки на розово-пухлых щечках. Одному из этих мужчин передалась заразительная энергетика ребенка, и он весь, будто изнутри просиял и засветился, второй же остался таким, как прежде и с укором и негодованием посмотрел на своего попутчика. Тем временем к мальчику подбежала молодая, до невероятности тощая девушка и с неожиданной легкостью подхватила его на руки:

   -Извините меня за этого непоседливого малыша, сносу от него нет, научился открывать двери и никто теперь его не может удержать.

   -Мы к мистеру Адаму,- сухо произнес Лостер.

   -О, простите еще раз, я тут о своем, а ведь есть проблемы и поважнее. Знаете, я не слишком хорошо разбираюсь в политике и в государственных делах. Мое дело просто присматривать за детьми.

   -С чем вы признаться не слишком хорошо справляетесь, - резко и с ноткой упрека сказал Лостер.

   Девушка покраснела и опустила глаза, но сохранила свой доброжелательный и благодатный вид. Фрезер же все, также улыбаясь, спросил у нее:

   -А как зовут этого прелестного мальчика?

   Девушка не успела ответить на его вопрос, так как ее прервал появившийся из ниоткуда пожилой мужчина в темном костюме и галстуке:

   -Линда, хочешь, чтобы я тебя уволил, столько можно молоть чепуху и отвлекать умных людей от важных дел. Иди, занимайся ребенком!

   Девушка быстро и бесшумно удалилась с мальчиком на руках, он же поприветствовал гостей, представился, под именем Ричард и объяснил, что является управляющим этого дома, добавив:

   -Простите, что не смог встретить вас, я не слышал звонка. Прошу, проходите, сэр Майнер ждет вас!

   И двое вошедших в дом мужчин последовали за ним следом, Лостер шел спокойно, и сосредоточенно глядя вперед, Фрезер же оглядывался по сторонам, и хаотично размахивал руками. Он рассматривал весь антураж данного помещения, выполненный в своеобразном классическом варианте, и чем-то напоминающий божий храм или православный собор со всевозможными иконами и изображениями Христа. Вдруг он остановился у одной из картин, висевшей в ряду с остальными еще пятью портретами, но не святых, а обычных людей и спросил:

   -Знакомое лицо, кто этот парень?

   -Это приемный сын мистера Майнера, Эмод, ему как раз, два дня назад исполнилось двадцать два года, - ответил Ричард.

   -Да, совсем забыл, я же видел его однажды вместе с его отцом! А остальные? – спросил Фрезер, показывая на висевшие картины?

   -Жена мистера Майнера, миссис Эмма Майнер, рядом ее родной сын Эмод, о нем я уже упомянул, дети Адама Дэн и Ева, зять Сильвестер и их пятилетний сын Лени, которого вы недавно видели.

   Лостер был ужасно недоволен вынужденной и совершенно бесполезной задержкой, и несдержанно, и грубо произнес:

   -Фрезер, вам не кажется, что пора бы заняться нашими прямыми обязанностями, ради которых мы сюда прибыли?!

   -Вы правы, простите, я немного отвлекся,- сказал Фрезер и снова принял сосредоточенный и серьезный вид.

   Ричард довел их до дверей комнаты располагающийся под огромной фреской, постучав и дождавшись разрешения, вошел, а за ним следом и остальные двое мужчин. За большим столом из красного дерева просторной и светлой комнаты сидел пожилой и физически ослабший мужчина лет семидесяти пяти, тяжело придерживая руками свою седую старческую голову, огромная лысина, обрамленная тонкими и безжизненными белыми, как снег волосами, блестела под ярким дневным светом. На его столе творилась полная неразбериха от многочисленного количества бумаг, газет и фотографий. Когда люди появились в его кабинете, он с трудом смог оторвать от рук свою уставшую и всецело поглощенную глубокими мыслями голову, поднял ее, посмотрев на вошедших людей своими больными и страдальчески-измученными глазами. Но все-таки смог немного встряхнуть себя, принять деловой и профессиональный вид, встал, пожал руку своим поверенным, но взгляд его так и остался таким же уставшим и обеспокоенным.

   -Благодарю вас за то, что в¬ы смогли приехать в мой дом.

   -Как вы себя чувствуете, как здоровье? - спросил Фрезер.

   Адам предложил гостям сесть, сам же просто облокотился о край стола, и, показывая на газеты, которые лежали на столе, сказал:

   -Да какое там здоровье?! Смотрите! Пресса хочет уничтожить меня!

   -Не стоит обращать внимание на бездушных писак, которым лишь бы найти сенсационное известие и объект нападок и пререканий для личного продвижения вверх по служебной лестнице, - сказал Фрезер с сочувствие в голосе.

   -Да, Фрезер, не впервой сталкиваться с нападками прессы, но ситуация сложившаяся теперь мне совсем не нравится и более того пугает и обескураживает.

   -Ситуация действительно не из легких и надо бы всерьез браться за разрешение ее проблем, - жестко произнес Лостер, закурив сигару и выпуская кольца серого дыма.

   -Лостер вы правы, я для этого и позвал вас двоих к себе, чтобы можно было что-то прояснить и определиться в решении. Фрезер сначала вы расскажите мне, как продвигается работа по поиску мистера Стилсона?

   -Пока мы не смогли обнаружить место нахождение Гарольда Стилсона, но надеюсь, что далеко скрыться ему не удалось,- ответил Фрезер. А Лостер усмехнулся зловредной, осуждающей ухмылкой и с надменным чувством преимущества и превосходства произнес:

   -Поручите мне это дело, и я смогу найти его! Я же и раньше занимался деятельностью такого рода и хорошо справлялся со своей работой! Почему же теперь я остался не у дел.

   -Не думайте, Лостер, что я не в курсе ваших достижений в федеральной службе, но сейчас все не так-то просто, вы слишком горячий и безудержный человек, а в данной ситуации нужно действовать осторожно и взвешенно, особенно того, что касается Мелвина.

   -Слишком уж трепетно вы относитесь к этому биохимическому субъекту, - резко и нахально упрекая, произнес Лостер.

   -Вот, почему я не поручил это дело вам, его жизнь для вас не стоит и ломаного гроша, - сказал Адам, и добавил, снова обратившись к Фрезеру, - я слушаю вас, продолжайте…

   -Адам, да как вы не понимаете, я же….. вновь недовольно произнес Лостер, не давая Фрезеру сказать ни слова.

   -Лостер, прошу вас, немного повременить, - пресекая его наглое и надменное вмешательство в разговор и не желание отступать и предоставлять слово другому, сказал Адам.

   - Фрезер скажите…

   Прервав Адама, Лостер вскочил и прокричал, прореагировав на такое неприемлемое унижение и не желание прислушиваться к его словам:

   -А вы в курсе, что происшествие на дороге – это дело рук ни кого-нибудь, а именно Гарольда? А вы знаете, что….

   -Лостер сядьте, прошу, до вас еще дойдет очередь высказаться, не стоит превращать нашу беседу в балаган! - жестко сказал Адам,- а вы Фрезер продолжаете и расскажите мне все, что касается Мелвина, вчерашний приступ лишил меня возможности контролировать сложившуюся ситуацию и на целый день выбил из состояния полной и необходимой осведомленности.

   -Мелвин бежал, это произошло позавчера так, что думаю, вы уже в курсе…

   -От меня бы не убежал,- резко вставил Лостер, усмехнувшись и сев обратно в кресло. Но никто на него не обратил внимания и Фрезер продолжал:

   -В больнице он находился в бессознательном состоянии, поэтому охрана еще не была установлена. Но нам удалось обнаружить, что он сейчас находится у себя в квартире, и мы полностью контролируем это здание, так что беспокоиться не о чем.

   -Он оправился после происшествия? – с беспокойством спросил Адам.

   -Мы наблюдаем за ним из окна соседнего дома, и, похоже, что с его здоровьем все в порядке. Пока ничего конкретного не предпринимаем, ждем вашего приказа.

   Адам задумался и спросил:

   -Скажите Фрезер, а как вы думаете, он в курсе,… кто он есть?

   -Я абсолютно точно уверен, что Мелвин не знал об этом раньше, а теперь думаю, что ему стало известно все о своем неестественном происхождении.

   -Но почему вы так уверены?- удивленно спросил Адам.

   -Мой человек видел, как он был разбит и испуган, когда заметил газету, лежащую на полу, с его фотографией на первой полосе.

   -Но откуда у него оказалась газета?

   -Даже не знаю… возможно, она была у кого-то из моих людей, когда проверяли его квартиру… и по случайности осталась там…- немного смутившись, и виновато ответил Фрезер.

   -По случайности?! – возмутился Лостер, посмотрев на него с ухмылкой и укоризненно.

   Пожилой человек вернулся к своему стулу у письменного стола, сел на него, опять опустил голову и тяжело прерывисто вздохнул. Минутой позже он посмотрел в сторону Лостера, но взгляд его туманный и отрешенный, как будто не мог сконцентрироваться и сосредоточиться на чем-либо конкретном, скользил сквозь людей и предметы в необъятную и неопределенную даль. Поэтому Адам опустил свои неподатливые глаза, удрученно и с чувством полного бессилия произнес:

   -Хорошо Фрезер я все понял, Лостер теперь ваша очередь, я вас слушаю, вы отвечаете за связь с общественностью, вот об этом и поговорим.

   Лостер немного замялся и сказал, глядя в глубокую щель на полу, осознавая свою излишнюю нетерпимость и несдержанность:

   -Я выполнил ваши указания, но…

   Адам поднял на него уставшие, покрытые пеленой невзгод глаза и с пониманием произнес:

   -Знаю, Лостер, я все слышал и понимаю выше отношение, многие сейчас в смятении и не знают, что лучше предпочесть.

   -Я немного переборщил…

   -Нет, вы все сделали правильно, пытаясь успокоить слушателей и передать мои слова, но с изречением о своем личном отношении к делу немного погорячились.

   Лицо Лостера окаменело и приняло осудительный вид, его глаза прожгли Адама гневом и призрением, и он на повышенном тоне и обвинительно произнес:

   -Да, я не сдержался… Но уже минуло несколько дней. Что вы собираетесь предпринять, Адам? Общество ждет ваших решений.

   -Общество?! – осекся Адам, подняв брови и застыв в замешательстве и в возмущении, но почти сразу продолжил, - да, оно не дает снисхождение на время, а потом обвиняет в неправильно-принятом решении, ссылаясь и сетуя на ошибки. Я понимаю, что все встревожены, если хотите, возмущены, но Лостер…

   Лостер опять перебил и безудержно и с нетерпением произнес:

   -Вы слышали о беспорядках в городе?- Его глаза источали злость и ярость от такого рода неприемлемой пассивности и нерешительности Адама, - люди обезумели, выходят на улицы, выкрикивают всевозможные лозунги и призывы, требуют справедливости и закона. Они обвиняют всех тех, кто хоть в чем-то ущемил и навредил им. Якобы служители власти не справедливо отняли у них жилье, лишили работы и унизили их достоинство. Говорят, что они не имели право на это, так как являются якобы не настоящими, а искусственными людьми и тем самым не могут иметь хоть какие-либо права. Они хотят исправить свое положение за счет этих обвинений, требуют, чтобы им вернули все то, что отняли якобы ненастоящие люди. Безумие какое-то!

   Лицо Адама исказилось в болезненной гримасе, и он тяжело и с хриплым голосом произнес:

   -Но откуда они взяли, что таких людей может быть несколько?

   Лостер раздражено и нервно ответил:

   -Вы же слышали во время интервью, я сказал, что был создан лишь один такой организм, но видимо мне не поверили и буквально перед приездом к вам я сделал объявление и снова все опроверг в категорической форме, все эти домыслы людей, но для них бы просто найти повод, чтобы потребовать свое. Если бы вы приняли решение, думаю, все было бы проще. А так получается, что вы Адам сами поощряете присутствие и деятельность в обществе этого псевдо человека, который как стало известно всем, действительно существует. И это подтвердили даже вышестоящие органы, то есть, теперь нет повода, чтобы усомниться в его существовании, и это дает им все карты в руки, обвиняя вас в том, что вы сами заинтересованы в таких людях, как он. Вы медлите, что больше подтверждает их правоту, и предоставляет возможность настаивать на своих требованиях.

   Адам осунулся, его глаза поблекли, по нему было видно, как тяжело ему даются эти известия и связанные с ними серьезные переживания, как пагубно они сказываются на его слабом здоровье. Но он, пересиливая свое физическое недомогание, встал, твердо и возмущенно произнес с нежеланием идти на поводу у безнравственной и неуправляемой толпы:

   -Да решение! Я должен принять его, общество в большей своей массе требует этого, требует, чтобы я изолировал от них Мелвина Грейли.

   Лостер напыщенно и уверенно высказал своё согласие, все еще покуривая сигару:

   -Это будет разумное решение.

   Адам нервничал и не мог успокоиться, не мог заставить разум подчинить свои не дающие покоя и спокойствия чувства:

   -Я знаю… что это будет правильно, но он же в какой-то степени человек, он жил среди нас, точно так же как и все остальные, у него, как и у всех есть чувства, эмоции, желания….

   Лостер пресек его перечисления, жестко и внушительно произнес, выпустив изо рта несколько колец дыма:

    -У нас нет другого выхода, Адам!

   Старец тяжело и хрипло закашлял, задыхаясь и хватая правой рукой свою изнывающую от удушья грудь. Фрезер вскочил, подошел к Адаму и спросил:

   - Адам, может позвать Ричарда или принести воды?

   Немного придя в себя, старец ответил:

   -Не надо, спасибо Фрезер, мне уже лучше, – и отдышавшись ответил Лостеру, - да, другого выхода теперь уже нет, я так и думал, что оставив младенца в живых, это все может плохо кончится. Поэтому и приказал усыпить его тридцать лет назад, работая в отделе контроля и больше никогда не проводить подобные эксперименты. Но Гарольд обвел меня вокруг пальца. Даже еще тогда, когда занимался этим проектом, он получил у меня разрешение на исследовательские работы по новейшим технологиям, но все обставил так, что не к чему было придраться за то, что действовал нелегально и без моего одобрения. Кто мог себе представить такое, то, что у него было на уме. Не мог же я заставить подписать бумагу, не дающую право на создание мутантов, андроидов или искусственных людей. Это было настолько невозможно и нереально, что нельзя было и представить о документе такого рода.

   Лостер сказал, желая уколоть и сподвигнуть Адама на правильное на его взгляд решение:

   -А представляете, если люди узнают еще и о том, что именно вы дали разрешение на такие опыты, и что именно вы не смогли помешать и раскрыть нелегальную деятельность Гарольда, что они скажут тогда?

   От этих слов Адам побледнел и закрыл глаза:

   -Да, я не мог предвидеть такое, когда давал Гарольду право на проведение экспериментов, но то, что я не смог заметить нелегальное продолжение их - это действительно моя ошибка и вина.

   Фрезер спросил:

   -Но как вы узнали, что был создан этот организм?

   -Гарольд сам пригласил меня для демонстрации своего творения. Когда я увидел этого младенца, то не мог поверить, что он не настоящий, он так был похож на обычного ребенка, но когда мне предоставили доказательства, сомнений больше не было. И я сразу же приказал прекратить любые подобные эксперименты и этот в том числе.

   -Но почему? Что повлияло на ваше решение?- спросил Фрезер.

   -Почему? Человек – создание божье! Нельзя покушаться на права господа. Эксперименты должны быть направлены только для пользы обществу, а поставленная задача не была выполнена. Думаете, он старался во благо человечества, создавая препараты для лечения от любых недугов или для того чтобы в хирурги с легкостью могли заменить абсолютно любой нездоровый или неживой орган, или давать возможность бездетным парам на полноценную семью?! Нет! Он это сделал, чтобы продемонстрировать свое величие над людьми, утолить свое тщеславие и превосходство! Я понял это по его горящим и изменившимся глазам. И, кроме того, не один из жизненно важных функций организма не был завершен до конца и имел какие-то недочеты, пусть незначительные, но довольно-таки существенные и важные. А он, не закончив первостепенную работу, не обращая на это никакого внимания, создает человека.

   В разговор решил вмешаться Лостер:

   -А почему вы считаете, что это не правильно? Это же эксперимент!

   -Вот именно! Но кто является его объектом и самоцелью? Человек! Создав искусственный организм, люди обрекают его на неволю, на полную зависимость, нельзя подвергать таким испытаниям разумное существо. Это совершенно безнравственно!

   -Вы правы Адам, считаю, что итак натуральных людей предостаточно, зачем нужны еще и искусственные. Но теперь, когда уже ничего не исправить вы должны изолировать его и передать в руки ученых, может еще послужит для науки? И, кроме того, он все-таки другой, не такой как мы!

   -Да он творение людей, он не естественный человек, не сын божий, но поступить с ним так, с разумным существом, превращая в подопытного животного, будет не по-христиански и не по-человечески!

   Фрезер с любопытством и недопониманием спросил, возвращаясь к предыдущей теме:

   -Вы говорите, что было много недочетов, но судя по Мелвину, насколько мне известно, у него все в порядке со здоровьем!

   Восклицая в удивлении и в возмущении, Адам произнес, показывая на документы и медицинские свидетельства:

   -Как раз таки это и удивляет! Вот, я прочитал, что за всю свою жизнь, он даже ни разу не болел. Поэтому никто и не смог обнаружить, что он плод эксперимента. Но тридцать лет назад коллега Гаральда предоставил информацию по погрешностям в создании человека. Поэтому я поручил все проверить и руководствуясь отсчетами моих специалистов, которые составили полную картину по его физиологическому и биохимическому состоянию, были видны явные отклонения и недочеты. Но что еще мог сотворить и придумать Гарольд, я не знаю! Может, он смог исправить свои ошибки или может скрыть какую-то информацию. Бог его знает! От него можно все, что угодно ожидать... Так умело законспирировать свою нелегальную организацию из двадцати человек, так крепко держать ее в руках и полностью контролировать, заниматься незаконной и даже уголовной деятельностью и за тридцать лет выходить сухим из воды, это редкий талант и дьявольское везение… Кстати, Фрезер, а что сказали вам врачи, лечившие Мелвина после аварии, о его физическом состоянии?

   -Они не успели провести полный и тщательный осмотр и сделать все необходимые анализы, кроме тех которые вам были известны раньше и их результаты. В своих умозаключениях о его происхождении в основном ссылались на найденные фотографии и документы.

   Лостер был тверд и настаивал на своих доводах с той же уверенностью и непоколебимостью:

   -Тем более вы должны заставить его хотя бы пройти полное обследование.

   -Лостер, вы никак не можете понять меня и мотивы движимые мною в отсрочки решения относительно дальнейшей жизни Мелвина.

   Фрезер, не желая прислушиваться к Лостеру, продолжал интересоваться всем, что было связано с Мелвином раньше:

   -А кем была якобы мать Мелвина, как она пошла на это? Она же знала обо всем!

   -Я видел ее однажды, она присутствовала в тот день, когда проект потерпел свой крах. Заметил, исказившийся и испуганный ее взгляд, после того, как принял решение закрыть столь неприемлемый эксперимент. Такие большие печальные глаза! Некоторые женщины чересчур чувствительны и ранимы. Я думаю, Гарольду не составило большого труда уговорить ее пойти на это.

   Лостер с ухмылкой и издевкой произнес:

   -Вы обвиняете ее в чрезмерной чувствительности? Вы Адам?

   -Лостер не надо иронизировать и подкалывать меня, это совершенно не к чему!

   Фрезер не придавая значения словам Лостера, спросил:

   -А почему вы не уволили Гарольда, после того, как он пошел против вашей воли и обхитрил вас и создал человека?

   -Я не смог, он проводил еще много важных исследований и, кроме того, Стилсона не в чем было упрекнуть, он был чист перед законом, и мне пришлось оставить его на прежней недавно порученной высокой должности. А другого, такого как он, высококвалифицированного и настолько компетентного в научной сфере не было, он был единственный ученый такого высокого уровня. Хотя был еще и Фостер Роуд, но преуспевав в одном, уступал в другом, плохо разбирался в технологической области исследований. Он же и указал на недочеты ЭПа, этого экспериментального проекта.

   С невероятным недовольством и укором Лостер сказал, обращаясь к Фрезеру:

   -Фрезер, зачем задавать столько лишних вопросов? – и вновь принялся уговаривать Майнера на более решительные шаги, - Адам, послушайте меня, я же не требую лишить его жизни, но вы же сами понимаете, что нам никак не обойтись без того, чтобы полностью исследовать этот человекоподобный организм? Мы должны передать его врачам и ученым. Это же и в его интересах!

   Адам побледнел еще больше, еще больше поник и осунулся. Тяжело дыша и грузно облокотившись на спинку стула, впился в хладнокровные глаза Лостера и спросил:

   -Вы видели его Лостер?

   -Нет, но я…

   Адам перебил его, не имея возможности больше сдерживать свое возмущение на такое антихристианское и антигуманное отношение многих окружающих его бездушных людей.

   -А я видел, когда он лежал в больнице без сознания. Обычный парень. А диски, вы же не смотрели диски?! Здесь вся его жизнь! Никто их не видел кроме меня, конечно, не считая тех, кто за ним следил и записывал все это, но если вы их посмотрите, то измените свое мнение о нем. Вот, посмотрите! - он проговорил это нервно, лихорадочно вздрагивая и дрожа, и протянул дискету прямо в руки Лостера.

   -Вам не кажется, что это несколько не этично просматривать кассеты такого интимного характера? – спросил Лостер.

   Фрезер, задумавшись, пропустил значимую часть беседы и, не ведая о чем, шла речь, поглощенный своими мыслями, произнес, интересуясь:

   -А почему его создали младенцем, а не уже взрослым человеком?

   -Фрезер, хватит, давайте уже по существу и того, что касается нынешнего состояния дел, - грубо осадил его Лостер и обратился к Адаму, - я в курсе всего, о чем вы говорите, мне тоже жаль этого парня. Но у нас нет другого выхода и, кроме того, вы же сами сказали, что у него могут быть какие-то проблемы со здоровьем. Вы не думаете о том, что тогда будет с ним? А если он будет под контролем специалистов, то врачи смогут помочь и обезопасить его от этого.

   Адам, находясь в полном смятении и замешательстве, которое давило и нещадно мучило его разум и сердце, произнес с болью и сожалением в голосе:

   -Я знаю, но неужели вы не понимаете, как ему сейчас нелегко, как сложно осознать то, кем он является на самом деле, он же ничего не знал об этом. Я понимаю, что решение неизбежно, но оно дается слишком тяжело, слишком много требует от меня, …. требует твердость духа и хладнокровие. Но как я могу обречь пусть не совсем, такого как мы, но все же человека на вынужденную и принудительную изоляцию, полностью лишить его воли и свободы выбора? Как?

   -Но может, вы все-таки преувеличиваете, и он сам будет рад разобраться во всем и в своем физическом состоянии в том числе, никто же не спрашивал его об этом. А вы переживаете и ломаете себе голову.

   -Нет, Лостер, уверяю вас никто, не пойдет на такое! На то, чтобы лишить себя свободы добровольно и самостоятельно, без каких-либо психологических потерь и лишений!

   Лостер воскликнул, негодуя от постоянного колебания нерешительности и бездействия своего руководства, в состоянии гнева и злости:

   -Адам, но все-таки надо же что-то делать!

   Но Адам не мог сделать выбор и принять четкую позицию, но твердо знал, что это неизбежно и что времени у него в обрез. Знал, что должен принять решение, и знал какое, но пойти на это ему, глубоко набожному и сострадательному человеку было слишком сложно и нелегко. Он глубоко задумался, свесил свою тяжелую голову, подпирая ее руками, закрыл глаза уже старого и больного человека, но спустя несколько минут смог собрать весь свой остаток сил, сконцентрировал взгляд, принял решительный серьезный вид и сказал:

   -Да, завтра нужно будет съездить к Мелвину и поговорить с ним, и завтра же я вынесу решение, не беспокойтесь Лостер, дайте мне еще один день.

   Но он, произнеся это сильно закашлявшись и испытав неимоверную боль в груди, схватился за нее руками и тяжело застонал.

   Лостер одарил Адама презренным, беспощадным взглядам и подумал, разве же он может принимать хоть какие-то решения, для этого он уже слишком стар и слишком слаб. Абсолютно во всех отношениях, ему давно уже пора на покой, слишком уж он засиделся в этом кресле, поэтому-то столько лишних проблем и лишних разговоров. А Фрезер, засуетившись, и озаботившись состоянием Адама, спросил:

   -Но как вы поедете в вашем состоянии?

   Но Адам, вновь подавив и преодолев свой недуг, изменился в лице, принял серьезный и твердый уверенный вид, четко и внятно произнес:

   -Я должен, Фрезер, это мой долг.

    Мелвин

ГЛАВА 31

Мысли и страхи уже окончательно замучили и отяготили меня, отчаянно и самоотверженно прогоняя их от себя прочь, я не хотел больше погружаться в тягостные размышления о будущем и настоящем, думать о разбитых стремлениях и мечтах. Это все заключало меня в упругую паутину отчаянья и депрессии, и самое лучшее тогда решение для меня было не зациклеваться на своих проблемах и не впадать в полное уныние, а отдохнуть, набраться сил. И я решил, как следует выспаться, и придти в себя. Это естественно было не так легко сделать, как я себе предполагал, не так-то просто было забыть и не думать обо всем, что навалилось на меня неодолимой и непомерной тяжестью. Но я все-таки смог погрузиться в сон, но скорее благодаря изнуряющему изнеможению и усталости. Спал я тревожно и беспокойно, хотел опять убежать, отвлечься и спрятаться в чреве успокоительных фантазий и иллюзий, которые теперь были намного нужнее и жизненно необходимее, чем раньше. Но ужасные кошмары, обременявшие и преследовавшие своими жуткими картинами и образами, не давали расслабиться и насладиться упоительным состоянием отрешения от реального пагубного мира и бытия. С криком ужаса я вырвался из плена жутких и мрачных видений, навязанных состоянием тяжелого и беспокойного сна. Холодный пот и боль в голове – вот с чем я вернулся в действительность, и вместе с ней вернулись ко мне все ее тяготы и тревоги. Я раньше хотел, чтобы фантазии смогли воплотиться в жизнь, стали частью моих реалий. Да, так и произошло, но я не учел то, что они могут иметь разную основу и характеристику, и видимо те, которые достались мне теперь и приняли свое ощутимое обличье, стали порождением одного из таких умопомрачительно кошмарных снов. Я также думал, если бы не эти стремления и желания, которыми я стал, одержим и безутешен, то может, я так бы и жил ничего о себе не зная и не ведая. Но, как же надоели мне все эти размышления. Прошлого уже не вернуть, уже не почувствовать спокойной и пассивной ауры своего безоблачного и непринужденного существования, уже поздно о чем-либо сожалеть и сетовать на свою неудавшуюся жизнь. И я решил не думать больше об этом и не впадать в отчаянье, у меня просто не было другого предоставляемого и возможного выбора.

   Протирая глаза и силясь понять, сколько же времени я находился в гостях у иллюзорного мира, взглянув в окно, удостоверился, что проспал я никак не менее суток, так как вокруг было все также светло и солнечно, как и до моего порабощения тяжким и изнурительным сном. И это доказывал циферблат электронных часов, на котором светились цифры 07.14. Я встал и подошел к свету, разливающемуся из окна, и, выглянув на улицу, прячась за стенным откосом, заметил на чистом и лазурно березовом небе несколько безобразных темно-серых туч, которые гнал с севера в сторону искрящегося яркого солнца, разбушевавшийся и неукротимый весенний ветер. Небо молниеносно заполонялось мраком, и было очевидно, что скоро город накроит ливень, но меня волновало совсем другое. Нахожусь ли я под непрестанной и несокрушимой охраной, но у моего дома, на мое удивление, было все тихо и спокойно, как будто все осталось неизменно старым и прежним. Впечатления, что будто кто-то наблюдает за мной, и держит под своим надзором, тоже почти не было и мне стало хоть немного, но легче на душе. Может, все действительно не так уж и плохо, может, я смогу жить пусть даже, как и раньше, однообразно и просто, но тем не мене человеческой жизнью, наравне с остальными. Эти мысли вернули меня к обычным желаниям и потребностям, я почувствовал невыносимый и одолевающее непомерный голод, ведь не ел уже целые сутки, а то и больше. Но я отсутствовал довольно-таки длительное время, находясь в больнице, и, набросившись на холодильник, как пещерный зверь, жаждущий утолить свою естественную потребность, обнаружил, что два съедобных йогурта доел еще до происшествия, а из того, что можно было еще найти съестного, уже покрылось плесенью и источало приторно тошнотворный запах. С недовольством и злобой я захлопнул дверь холодильника, но заметил на столе кусок старого засохшего серого хлеба. Он оказался для меня невероятным подарком и спасением, и я поедал этот черствый ломоть с таким наслаждением и жадностью, будто отведывал изысканное блюдо невероятнейшего вкуса и аромата. И тем самым еще больше раздразнил аппетит и раззадорив его до предела. Не знал, как же мне поступить и что же делать, каких-либо запасов на черный день я не собирался держать и не держал, мой кухонный шкаф был совершенно пуст, и не содержал в себе никаких продуктов длительного хранения. И было четко ясно и понятно, что в квартире еды больше нет, а предпринять что-то было просто необходимо. Заказать еду на дом я побоялся, не хотел привлекать к себе внимание и принял решение выйти на улицу и купить абсолютно все, что потребует мой изнемогающий и требовательно жаждущий утоления голода желудок. Да, и к тому же я ведь не собирался хоронить себя заживо в этой квартире, а так хоть появился повод, не дающий возможности превратиться в отшельника и изгоя. Я переоделся, зачесал волосы на затылок настолько, насколько это было возможно, не обращая внимания на мои потуги, они стали еще более непослушны и неподатливы. С опаской, немного приоткрыв входную дверь, я осторожно проверил ближайший лестничный пролет. И рассмотрев все вокруг и все то, что попадало в мое поле зрения, пришел к выводу, что никто не должен остановить меня и помешать осуществлению задуманного плана - отовариться в ближайшем супермаркете. И я, не спеша и озираясь по сторонам, вышел из своей квартиры, запасными ключами на два замка, заперев, за собой дверь, спустился вниз. Ступив на землю, вдохнув чистый воздух, я будто очутился в другом мире, спасительном мире, не впитавшем еще отчаянье и боль моего существования. Пространство обволакивало и окунало в чистую струю надежды и веры. Эти чувства заполоняли и попадали в самую глубь сердца, и я вдыхал их свежесть, чувствовал легкий аромат, наслаждался их свободой и покровительством. Но долго не продлилось такое блаженство и благодать, реальность всегда намного безжалостней и жестче, чем кажется на самом деле. И когда я полностью забылся и утопал в совершенстве их природы и естества, ветер подхватил и растрепал мои и так непослушные черные волосы, развивая по лично своему выбранному направлению, обдавая и завораживая холодными и безудержно непредсказуемыми порывами, я заметил, как люди, проходившие мимо, смотрели испуганными и ошеломленными глазами. И окружив плотным непробиваемым кольцом, одни из них показывали пальцами, приближались ближе, рассматривали со всех сторон, хватали и дергали за одежду, волосы и руки, а другие, наоборот, с испуганными возгласами, мчались прочь.

   -Это он, он здесь рядом с нами! Значит, нас обманывали, он спокойно может разгуливать там, где пожелает! …. Что ему надо среди нас, среди обычных людей? …. Но он же вышел из дома, в котором я живу, значит, он мой сосед?! Но раньше я не замечала его! Как же я могла не знать о нем и не заметить его каждодневного проживания прямо у меня под носом?! Выходит, я находилась под постоянной угрозой и опасностью с его стороны! Как же это возможно! ….. Но чем он отличается от нас, мы должны знать об этом, должны разоблачить его и всех остальных ему подобных!

    Женщину, которая была в полном недоумении и нетерпении разобраться во всем до конца, пытающуюся пробиться сквозь толпу и подойти ко мне поближе, пытался задержать и остановить какой-то высокий темноволосый мужчина, обратившись к ней со словами:

   - Нет, не надо, не подходите, он опасен, он не такой как мы.

   -Пусть даже так, - кричала эта женщина в ответ, решительно направлявшаяся в мою сторону,- но я не могу иначе, я должна подойти поближе и выявить его разницу, это выше моего страха... Любопытство и боязнь перед необычностью – вот, что было движимо этими людьми, познание неизведанного настолько притягательно, что заслоняет собой не только здравый смысл, но и осознанный страх и опасения. И им абсолютно все равно, что может чувствовать объект их пристального внимания и призрения. Я теперь понимал, что может ощущать существо, загнанное в угол и человек, страдающий от калечащего и уродливого или же неизлечимого недуга. Он испытывает те же чувства, которые испытывал я. И хочу вас заверить, что более невероятно болезненных и унизительных, я не испытывал никогда, как не в прошлом, так возможно и не в будущем. Но разве может человек понять и предвидеть их, не осознав и не ощутив на себе такой груз неподъемной и неодолимой тяжести? Думаю, нет! И если бы я оказался не на своем, а на их месте, на месте обычных людей, что бы я чувствовал и как бы повел себя в этот момент?

   Все более нереально было справляться с натиском обезумивших от любопытства людей, не знавших пределов и граней в своих поступках и намерениях, познать, в чем мое реальное различие от остальных им подобных. Некоторые, все также просто смотрели на меня изучающее созидательным взглядом, другие же становились все агрессивнее и все более безудержно пытались выявить то нечто, родившее уверенность, что я не из их числа. Они разрывали мою одежду, трепали мою больную руку и требовали раскрыть им правду, показать свою сущность и отличие, и вероятно если бы могли, то вывернули бы меня на изнанку, лишь бы получить сполна желаемые ими доказательства. Я думал, что сойду с ума от этого человеческого натиска и безрассудства. И я старался защититься, старался образумить их, взывал к их разуму и рассудку, но все это было зря, никто не слушал мои слова. И я бился как рыба од лед и старался вырваться из их плена из последних сил, кричал и молил не трогать меня, кричал им, что я человек, такой же, как и все они.

   – Вы не можете так поступать со мной! – что есть мочи, выкрикивая, требовал я.

   Но ничто не могло их остановить, кроме выстрелов, которые раздались неподалёку. Толпа мгновенно расступилась, внезапно расползлась, растворилась так же быстро, как и возникла. Люди затихли, замерли и озирались по сторонам. Я от такого эмоционального изнеможения опустился на колени, и не мог, и не пытался понять, что происходит. Несколько мужчин в литых черных костюмах, выстреливших в воздух, направлялись мимо обескураженных людей в мою сторону. Один из них направил на меня какой-то блестящий, черный предмет и прокричал: - Предупреждаю, не двигайся, стой на месте! Быстро придя в себя и сообразив, что происходит, не обращая внимания на угрозы с его стороны, я кинулся наутек. Люди в костюмах что-то еще кричали мне в след и стреляли, думаю в воздух, так как если бы это было иначе, то я бы не смог уже продолжать свой стремительный бег. Я не смотрел назад и собрав все свои соизмеримые и несоизмеримые силы, бежал без устали и не чувствуя ног, будто меня несла рука самосохранения и само выживания и лишь только лица, лица и люди, как призраки неслись за мной не давая опомниться и не оставляя в покое. Я все еще чувствовал их взгляды, прикосновения, слышал их крики. Но я все бежал и бежал от самого себя и от этих людей, которые, так и не отпускали и преследовали меня, будто я все еще оставался в их власти любопытства и жажды познаний.

   По ту сторону…

ГЛАВА 32

Хмурое дождливое небо накрыло и заволокло своими мрачными и тяжелыми крыльями уже очнувшийся от глубокого сна серый город, уже не давая никакой возможности пробиться утренним лучам яркого весеннего солнца сквозь безупречную и безукоризненную пелену грозовых туч. За окном было темно и пасмурно, как будто ночь решила вновь напомнить о себе и заявить свои права, решила снова заполонить город тьмой и тенью, уже не желая отступать и предоставлять дорогу яркому свету. И все вокруг будто погрязло и утопало в ее всецелой власти над этим призрачным миром реальной жизни и бытия, все попадало и растворялось в ее плену серой мглы и черного мрака. Но такая погода за окном давала прекрасную возможность продлить ночи ее отпущенное полноправное время и не особо стремиться вырваться из сладких грез и фантазий. Она также предоставляла редкий шанс хорошо выспаться и отдохнуть, чтобы полноценно и со свежими силами начать свой новый трудовой день, от которого Адам многое ожидал и на многое рассчитывал. Его никто не будил, и он спокойно мог продолжать наслаждаться своим умиротворением и забытьем. Но раздавшийся телефонный звонок раритетного аппарата, не предоставил такой необходимой и целительной возможности, прозвенев, не желая успокаиваться и умолкать, он звонко и оглушая, раздавался и гремел со всех сторон, как ревущий гонг, предвещающий бурю и ненастье. Глаза Адама резко распахнулись, а сознание заполнилось интуитивной тревогой и беспокойством. Он вяло и судорожно протянул руку к телефону, стоящему неподалеку от его кровати на тумбочке, сняв трубку и поднеся ее к уху, услышал встревоженный и разъяренный голос Лостера. Не имея возможности сдерживать свой гневный пыл и раздраженность, Лостер зло, обвиняя и упрекая, почти кричал:

   -Адам, я был прав. Как вы могли назначить Фрезера ответственным за проведение операции по сохранности объекта, вместо меня?! Он же совершенно некомпетентен в этом деле, скажу даже больше полный профан и недотепа.

   -Лостер, прекратите, прошу вас, что произошло? – быстро взбодрившись и полностью очнувшись от безмятежного сна, гневно произнес Адам, уже совершенно не принимающий явное и безудержное желание Лостера очернить и оклеветать своих коллег по работе, не желающего мириться, с неприемлемым унизительным положением, которое досталось ему теперь.

   - Фрезер упустил Мелвина, - продолжил Лостер с невероятным возмущением и гневом в голосе.

   Лицо Адама покрылось ледяным и одновременно прожигающим потом, рука держащая трубку телефона нервно задрожала. И он спросил, силясь и перебарывая резкую боль в груди, охватившую и сковавшую его в одно мгновение:

   -Но как же такое могло произойти?

   -А что вы ожидали?! Надзора над ним почти и не было... Фрезер слишком мягкотел и некомпетентен в таких делах, а его люди слишком нерасторопны и глупы, Мелвин скрылся прямо перед их носом.

   -Но как…- простонал Адам, схватившись за изнурительно колющую, тяжело вздымающуюся и изнывающую от удушья и боли, грудь.

   Лостер с издевкой и злорадством произнес:

   -А вы спросите лучше у него, как такое могло случиться, а то он забился в угол и потерял дар речи. Адам, как же вы могли довериться и положиться на него?! Простите за мою назойливость, но это действительно полный абсурд и нелепость.

   -Он рядом с вами? Дайте ему трубку, - резко и недовольно сказал Адам, еле проговаривая слова.

   -Уверяю вас, от этого не будет никакого толка, он даже просил меня, чтобы я не звонил и не расстраивал вас, но вы же должны знать….

   -Вы правильно сделали, Лостер,- уверенно и одобрительно произнес Адам.

    -Да, учитывая череду стольких негативно отрицательных событий и известий! – самоуверенно сказал Лостер.

   -Столько? Что вы имеете в виду, что еще стряслось? – еле слышно проговорил, пытаясь взять под контроль и ослабить губительно-болезненное воздействие его недуга.

   -Да, в отличие от Фрезера я считаю, что вы все равно узнаете обо всем, а чем быстрее сможете отреагировать на произошедшие события, тем будет лучше.

   -Да, Лостер. Но что, в ко…нце концов, стря…..слось? – голос Адама дрожал и прерывался от нервного напряжения и от не отпускающей и все более отягощающей боли в груди, которая не желала прислушиваться к желаниям Адама и отступать.

   Лостер замялся и спросил:

   -Адам с вами все в порядке, что-то вас плохо слышно?

   -Все нормально, я слушаю, - собрав все оставшиеся силы, произнес Адам, но его уставшие от крутых поворотов в жизни глаза заполнились болью и тревогой.

   Лостер перевел дыхание и так же раздраженно и безудержно произнес:

   -В утренней газете напечатали доказательства вашей причастности к эксперименту и обвинительные петиции по поводу того, что вы не сумели проследить процесс предотвращения нелегальной деятельности ЭПа. Опасаясь и предостерегая вас от этого, не думал, что такое может произойти, но как видите, я был прав и все, что требовал, имело весомое основание и имеет еще до сих пор, пока вы не примете правильное решение в отношении Фрезера. Поймите, моя настойчивость такого рода не безосновательна, я же хочу все исправить и предотвратить новые не удачи.

   -Нет, не может быть! Но как? – полностью ошеломленно и обескуражено простонал Адам, подскочив и не обращая внимания на никак не оставляющую боль, с каждой минутой усиливавшуюся, которая уже распространилась и опоясывала поясницу.

   -Почем знать! Кто-то решил выместить на вас свою обиду, надо так полагать. Главное не в том, как это произошло, а что вы теперь сможете предпринять, и наконец-таки принять правильное решение. Адам, если бы вы поручили мне дело Мелвина, я бы не допустил такого исхода событий. Нужно действовать быстро, решайтесь! – резко и настойчиво произнес Лостер.

   -Я раз…бит, раздавлен, нет мне по….щады и оправданья! – Адам еле дышал, а по его щекам потекли слезы отчаянья и терзаний, но он не мог ощутить их холод и влагу, так как все осязательные рецепторы сосредоточились в его изнемогающем и истерзанном до боли сердце.

   -Назначьте меня, это будет правильный выбор, я смогу разобраться во всем и возьму под контроль эту сложную ситуацию, - громко и напористо сказал Лостер.

   Адам вне себя крепко сжал в своей руке телефонную трубку, лицо его некогда мертвецкое белое и бледное приобрело ярко красный оттенок, глаза и брови нахмурились, и он из последних сил взревел, уже не контролируя и не владея собой:

   -Но это же вы виноваты, что газеты разнюхали обо всем! Кто был ответственен за средства массовой информации, кто должен был проследить..?

   Не ожидая, таких обвинительных слов в его сторону, Лостер рассвирепев, произнес:

   -Адам, я же не мог предвидеть все! И, кроме того, не имею возможности проследить за всеми изданиями, которые печатают в городе! Не списывайте свою вину на меня!

   -Подлец! Да как ты сме….. Запнувшись, Адам не смог договорить до конца, руки с судорожной дрожью сильно обхватили и сжали левую сторону груди, жестокий кашель нахлынул, как истошный и непрерывный стон гагары. И рывками тяжело хватая недостающий воздух онемевшими и посиневшими губами, его тело со скрипучим треском повалилось на кровать. Застыв в ужасно безысходном и безвыходном выражении, глаза широко распахнулись и замерли, а остывший взгляд в одно ничтожное мгновенье потух и угас до последней лучинки жизни и бытия.

   -Адам, я жду решения! … Адам! – раздавалось в трубке свисающей с тумбочки у края громоздкой и старой кровати из красного резного дерева, покрытого глянцевым прозрачным лаком, для того, чтобы придать ее поверхности большее свечение и блеск.

    Мелвин

ГЛАВА 33

Опять бежать и опять от своей реальности. Кто знает, закончится ли когда-нибудь мой марафон, не имеющий конечной финишной полосы? Каков же теперь этот мой «новый мир»? Мир человеческого натиска и безрассудства, нетерпимости и любопытства. Выворачивающий меня на изнанку, обличающий невозможность моего неопровержимого существования. Разоблачающий перед всеми то, кем я был, и не знал, кем являлся. Теперь мир не реальный, тот, который может явиться только в снах, настолько реален, что осознание его гнетуще осязаемо и непомерно ощутимо. Вокруг только ветер, мрак и холодные тяжелые капли дождя, пытающиеся смыть то, во что не хотелось верить и знать, но еще больше пропитывающее леденящей влагой нынешнюю реальность. Пытаясь вырваться из мнимого плена преследования, оглядываясь по сторонам, я замечал вокруг новые лица, новых людей. Но на мое везение на улице оставались лишь единицы из их числа, видимо многие уже разбежались по своим домам, опасаясь надвигающейся непогоды. Но те, которые все-таки попадались на моем пути, преследовали взглядами, может быть, не все они узнавали меня, но их не мог не пугать застывший ужас в моих глазах и лохмотья, оставшиеся от разодранной одежды, которые беспорядочно развивались в разные стороны непредсказуемыми порывами сильно разбушевавшегося ураганного ветра.

   -Кто вы? Почему я здесь?

   Он ответил мне виновато, с тревогой и беспокойством в голосе:

   -Я сбил тебя, прости, загляделся на длинноногую девицу, а ты как будто появился из неоткуда, мчался, словно за тобой гналась волчья стая, и я не успел отреагировать и отступить. Поверь, я не хотел, чтобы все так произошло.

   -Но почему я здесь?- я снова повторил свой вопрос.

   -Ты выглядел из ряда вон плохо, видимо, я сильно ушиб тебя и, желая помочь и искупить свою вину, решил перенести сюда, в свою квартиру, так как посчитал, что лучше не звать на помощь, учитывая твой странный вид и столь стремительный и молниеносный бег. Они наводили на мысли, что ты вряд ли бы одобрил это, но если хочешь, чтобы я вызвал врача или отвез тебя в больницу, то я так и сделаю.

   Слова о больнице и о врачах вызвали у меня невероятный ужас и страх, и я нервно и испуганно произнес:

   -Нет, нет, что вы не надо, большое вам спасибо за заботу, вы мне и так очень помогли.

   -Да если бы не я, ты может, уже был бы на том месте, куда так отчаянно торопился и спешил, - легко и виновато улыбнулся он.

   Поникнув, осознавая свои бестолковые порывы и суровую действительность, я, тяжело вздохнул, удрученно и с печалью в голосе произнес:

   -Ничего, все в порядке, все равно я бы не добрался туда, куда хотел…

   Он спросил меня обеспокоено и с заботой в голосе:

   -Но ты уверен в том, что не хочешь обратиться к врачу?

   Я не знал, что ответить ему, чтобы не вызвать подозрения по поводу моего нынешнего положения, он вел себя так, будто ничего обо мне не знал и это не могло не вызывать положительных и утешительных эмоций. Но пока я молчал и продумывал свой ответ, который не должен был вызывать никаких сомнений. Он же, сказал, видимо сообразив о моем нежелании воспользоваться его предложением:

   -Если ты не хочешь прибегнуть к помощи квалифицированного врача, то я могу проверить твое состояние и оказать необходимую медицинскую помощь, если потребуется, знаешь, я в недавнем времени работал санитаром в больнице.

   Но я не только опасался того, что этот парень может усомниться в моей личности, выдаст меня и придаст на растерзание общества обычных людей. Я также не хотел, чтобы хоть кто-нибудь прикасался ко мне, исследовал мое тело и душу, а уж тем более врачи и деятели науки, скрывающие под своей маской благодетелей безжалостное истинное и бездушное лицо. Все они, многие люди уже изрядно покопались в моей душе и в личной жизни, они пытались растерзать и растащить на кусочки мое биогенетическое тело. И я, съежившись и пятясь назад, но сдерживаемый железными прутьями спинки кровати, умоляюще простонал, не совладав со своими накопившимися эмоциями и чувствами:

   -Нет, прошу вас, не надо, со мной все нормально, может быть пара синяков и ссадин.

   Он присел рядом со мной на край кровати, а я не знал куда спрятаться, куда забиться, чтобы уберечься от лап претендующих на тайны и особенности, таившиеся в моем искусственно созданном теле. И в нем вдруг олицетворялось все зло и боль, которую заставили меня испытать люди и могут еще заставить и причинить, ужас и паника застыли в моих испуганных и отчаявшихся глазах. А он посмотрел в них как-то по-особенному, добрым и открытым взглядом, лицо светилось искренностью и вниманием, и сказал, желая успокоить и утешить меня:

   -Не бойся, я вижу, что у тебя какие-то неприятности, и ты не знаешь можно ли мне доверять. Но ты должен поверить в то, что я хочу всего лишь помочь.

   Мне пришлось взять вверх над своим страхом, не мог же я обвинять этого человека в том, что со мной приключилось, я не желал ненавидеть и бояться всех людей подряд и без исключения, и поэтому сказал, борясь с самим собой:

   -Я не хотел, чтобы вы подумали, что я не доверяю вам, учитывая то, что вы так внимательны и добры ко мне.

   Его манера разговаривать и поведение таили в себе столько простоты и раскованности, что казалось, что ему были совершенно чужды любые человеческие комплексы и предрассудки. И он произнес непринужденно и с врожденной непосредственностью:

   -Меня зовут Марк. А как тебя?

   Я был обескуражен его внезапным и неожиданным вопросом и ответил машинально, и не подумав:

   -Мелвин,- но после пожалел, что назвал свое подлинное, а не вымышленное имя.

   -Отлично, Мелвин,- его уголки губ чуть приподнялись, и он сказал с внушительной серьезной ноткой в голосе.- Послушай меня, ты должен позволить помочь тебе, не знаю, кто с тобой что сделал и как поступил, но медицинское вмешательство тебе совершенно необходимо, нужно хотя бы сменить твою грязную и изорванную повязку на руке, доверься мне и я тебе помогу.

   Я хотел верить ему и избавиться от постоянного опасения перед лживостью и злом со стороны людей, пересилить свои навалившиеся чувства. И, кроме того, это было действительно важно и необходимо, привести свое внешнее и внутреннее состояние в порядок, а уж лучше я доверюсь ему, человеку, который внушает доверие, чем попаду к своим палачам надзирателям, желающим лишь новых открытий и власти. И я ответил нерешительно, но связно:

   -Да, вы правы, я согласен…

   Он улыбнулся и довольно произнес:

   -Отлично, я схожу и принесу все необходимое.

   Но когда вернулся, сел прямо возле меня и принялся разрезать старые потрепанные бинты, то я не смог сдержать свое нервное напряжение, и резко отпрянув, крепко прижал к себе свою больную руку. Он посмотрел на меня и с пониманием, и заботой произнес:

   -Успокойся, все хорошо, я не причиню тебе вреда. Позволь мне помочь тебе.

   Но я весь дрожал и покрылся холодными каплями пота.

   -Не надо, не трогайте меня! - в нахлынувшем порыве закричал я.

   Марк изменился в лице, посмотрел прямо мне в глаза невероятно проникновенно и пристально. Выражение его лица оставалось прежним, но оно пробрело более серьезный и значительный оттенок. Он, не выпуская из своего гипнотического и пленительного взгляда сдержанно, вразумительно, но с уверенным и убедительно-значимым тоном, с чувством самообладания и твердости духа, произнес:

   -Мелвин, ты должен взять себя в руки, поверь, это важно, и совершенно необходимо.

   Он произнес это так будто, самое главное в жизни и ничто значимей больше не может быть и существовать, с таким даром внушения и с такой волей, которой не возможно было противостоять, и с которой нельзя было не мириться. И я подчинился этому человеку не из чувства страха или доверия, а от передаваемой им невероятной энергии и силы, которая могла бы позволить не впадать в уныние и в истерику от всего того, что так губительно сказывалось и отражалось в моем восприятии и отношении к окружающему миру людей.

   Его напористость и непреклонность в такой ситуации не вызывали сомнений в неопровержимом профессионализме и знание своего дела, но наводили на сомнения, что он является простым санитаром, а не настоящим высококвалифицированным врачом. Он всеми своими качествами и манерой поведения был очень похож на человека этой профессии, но что-то отличало его от них. Только что? Что-то такое, что я не мог уловить и распознать, что-то, что таилось глубоко в его сердце, и было слабо уловимо и сугубо индивидуально. Но если не вникать во все это и не разбираться во всем досконально, он производил впечатление внимательного и чуткого человека, а когда облачился в «мантию целителя», то в нем будто что-то переменилось, глаза его будто загорелись искрой жизни. И ненависть, которую, я испытывал к врачам, немного улеглась и утихомирилась. Мне стало намного легче, Марк действительно облегчил мои физические страдания, но в большей степени помог преодолеть психологический барьер страха перед всем окружающим миром.

   Когда этот человек смог заключить и полностью удостовериться в том, что мое физическое состояние более или менее в порядке, не считая легкого сотрясения мозга и сломанной руки, на которой теперь еще и красовался большой сине-лиловый синяк, он посмотрел на меня, и доброжелательно, но укоризненно произнес:

   -Почему, ты не сказал мне, что тебя мучает сильная головная боль?

   Я не знал, что ответить, потому что моя голова действительно раскалывалась на куски, но почему я не сказал ему об этом? Если б я только знал, если б мог доверять и верить людям и просить у них, о чем-либо? Он заметил мое замешательство, видимо понял все сам без моих слов, и больше не досаждая безответными вопросами, пропал в соседней комнате и, вернувшись обратно, просто протянул мне спасительное снадобье. Пять минут, которые он отсутствовал, показались мне вечностью терзаний и мучений, но таблетка, которая подействовала почти сразу, хоть и смогла принести мне облегчение и утолить боль, но так и не сумела утихомирить ее в моей израненной и обездоленной душе. Я вздохнул с облегчением и закрыл глаза, но тут же открыл их, боясь упустить любой подозрительный взгляд или движение этого человека, он же выбросив в мусорное ведро старые бинты, которые были на моей руке, и опять подойдя ко мне, спросил:

   -Мелвин, может, ты голоден, приготовить тебе что-нибудь поесть?

   А я и совсем забыл, что явилось причиной того, почему я оставил свой родной уютный уголок, выйдя на улицу, ступил в совершенно беспощадный и безжалостный мир, и голод забился в дальний уголок моего сознания, вытесненный ужасом и страхом, который мне давилось пережить. Но теперь я опять вспомнил о нем и понял, насколько этот биохимический процесс жизненно важен и необходим. Но я произнес со стеснением и робостью в голосе:

   -Я был бы конечно, не прочь…, но боюсь, что и так доставил вам слишком много хлопот.

   -Нет проблем, Мелвин, я и сам подумывал перекусить, а ты составишь мне приятную компанию. Да и давай может лучше будем на «ты», так проще, не согласен?

   -Да, Марк, - ответил я, мысленно благодаря этого незнакомца, от которого не знал, что можно предвидеть и ожидать.

   Приготовленный завтрак этим незнакомым мне человеком наконец-таки утолил мой голод, казалось, что я не ел уже целую вечность и не пробовал ничего подобного, что имело бы такой несравнимый вкус. Омлет, тосты, ветчина и фруктовый салат – и все это я съел до крошки, в меру утолив свой аппетит. Я был очень признателен Марку, хотя и относился к нему с некой опаской и недоверием. Он поинтересовался, не хочу ли я еще чего-нибудь.

   Как же я не хотел просить что-либо и утруждать его, но мне была просто необходима порция никотина, я нуждался в ней даже больше, чем в еде или во сне, и лишь только она могла немного успокоить меня и уберечь от действительности.

   Нет, Марк, - но желание курить было настолько велико, что я, замявшись проговорил, - но если бы вы смогли угостить меня сигаретой, то я был бы очень благодарен.

   -Таблетки у меня имеются и все необходимое для твоего выздоровления, но насчет сигарет посложнее будет, я ведь сам не курю. Но ничего вот сейчас приберу немного на кухне и мигом сбегаю в магазин напротив дома.

   Но мне, не хочется стеснять вас и причинять такие беспокойства.

   -Не волнуйся, они мне будут только в радость.

   А когда он унес поднос, но после вернулся и присев рядом у кровати, на которой я лежал, сказал:

   -Мелвин, я очень виноват перед тобой, если ты хочешь, можешь остаться у меня на несколько дней, пока полностью не оправишься, мне будет приятно не только то, что я искуплю свою вину, но и общение с тобой… и к тому же тебе нужен уход…

   -Но почему вы так заботитесь обо мне, вы же совсем не знаете меня и, кроме того, вас не смущает мой вид, моя изорванная одежда, может я преступник или еще кто, неужели это не останавливает?

   -Да, я понял, что у тебя неприятности, но то, что произошло с тобой это твое дело и если захочешь, то сам расскажешь мне, а если нет, то настаивать я не буду, но, полагаясь на интуицию, не ощущаю никакой угрозы. А если ты в беде, то кто-то же должен помочь и защитить тебя.

   Трудно было представить такую бескорыстность и такую редкостную доброту и заботу.

    -И Мелвин мы же договорились, что на «ты», - добавил он.

   -Да, прости, Марк, просто с трудом вериться в искренность и такое бескорыстие людей. Сомнения мучили меня. Как поступить, поверить его открытым глазам или своему остерегающему разуму? И я не знал, что ответить. При других обстоятельствах, я, конечно же, отказался бы, но теперь, когда мне некуда было больше идти, я ответил согласием. Хоть меня и очень настораживало его безосновательная чрезмерная забота и внимание. Он широко улыбнулся и произнес:

   -Отлично, я очень рад, что ты останешься у меня, Мелвин.

   Но тут на меня навалилась ужасное и пагубное предположение. Я подумал, может он подставное лицо и приставлен ко мне, чтобы я был полностью под контролем, может и здесь, как и были в моей квартире всюду камеры наблюдения? Как-то он странно себя ведет и слишком заботлив, будто не знает обо мне, по идее все должны знать, это же теперь основная и главная новость в мире. А может и не знает? Нет, должен знать.., мое фото было повсюду и стоило мне только выйти на улицу, как все сразу поняли, кто я есть. И к тому же даже если он пока и не в курсе, то может еще и узнать… и что же будет тогда? Нет. Я должен бежать, но смогу ли я, в состоянии ли?

   Вдруг что-то зазвенело в кармане брюк Марка, он достал из него мобилнет и, приложив к уху, ответил на звонок. Я слышал лишь то, как он говорил: «да, нет, да, скоро буду…». А после того, как он закончил разговор, произнес как будто в пустоту с недовольством, но спокойно и сдержанно: «Как же не вовремя». И вышел за дверь. Почему меня встревожил этот звонок и насторожил? Не знаю, но я опять был как на иголках, опять с еще большей силой на меня навалилась тяжесть предположений и предчувствий. Нет, я не могу больше оставаться здесь, это слишком опасно и рискованно, в это мгновение я был решителен, как никогда раньше. Желание убежать от страхов и предположений, забиться и спрятаться от них, было невероятно огромно и велико. И поэтому когда он встал и снова куда-то исчез в соседней комнате, я опустил свои ноги и попытался подняться, но это не увенчалось успехом, голова снова раскалывалась, все плыло и кружилось перед глазами. Страшное разочарование настигло и нахлынуло на меня. «Нет, бежать я не смогу, надо подождать хоть денек», - подумал я, у меня просто нет другого выхода. Марк опять появился в комнате где-то через полчаса, переодетый в какую-то серую и неприглядную униформу. Он подошел, сказал мне все также недовольно, но с чувством смирения:

   -Извини, Мелвин, я должен сейчас оставить тебя одного, но ненадолго, меня вызвали на работу.

   -А кем вы работаете? – спросил я.

   -Сантехником, время у меня сейчас сложное и поэтому не приходиться выбирать. Вернусь через часа два-три. Не знаю, что тебе предложить для развлечения во время моего отсутствия, теленет вот уже несколько дней как сломан, так как меня не было в городе, и я не смог вызвать мастера, чтобы его починить, журналы и газеты читать не люблю, так что прости, но...

   Тут он задумался, а у меня появилась призрачная надежда, что может он все-таки не в курсе происходящего вокруг меня, но опасения о том, что он может быть, не тем за кого себя выдает, все же остались. Но я сказал:

   -Неважно, мне ничего не нужно, я все равно собирался вздремнуть.

   -Сигареты я куплю на обратном пути. Ты сможешь потерпеть?

   Ответив, что это не проблема для меня, я осознавал, что несколько часов без затяжки станут для меня сущим адом и мученьем.

   Когда он ушел, я долго лежал и думал, или он действительно ничего не знает или является, что хуже не придумаешь, моим ставшим надзирателем. Не может быть, чтобы его порывы были бескорыстны и честны, разве может кто-либо помогать просто так. Даже если Марк и столкнул меня на улице, он был виноват ровно в такой же степени, как и я. Явно что-то хочет получить взамен. Но только что? Вот вопрос. Может, я стал слишком подозрительно и не доверчиво относиться к людям после всего, что случилось со мной? Но только они сами меня до такого довели. А впрочем, я всегда относился к людям с недоверием, но в глубине души очень нуждался в их внимании и любви, и хотел верить им, хотел, чтобы мои опасения об их лживости были ошибочны и безосновательны, но я все больше и больше убеждался в их правоте. Правда, с другой стороны он совершенно не похож на человека, который жаждет власти и познаний. «Ничего», - думал я, - «завтра буду чувствовать себя лучше, смогу улизнуть отсюда. И такие мысли больше не будут занимать, и мучить мою голову». Марк ушел, а за окном хлынул ливень, он глухой стеной заполонил за ним все видимое пространство, а его тяжелые капли с силой и звоном непрерывно и зловеще били по мокрому стеклу, и оно лишь призрачно могло напоминать о своей прозрачности, благодаря которой окружающий внешний мир становился зримым и более доступным.

   За несколько часов я смог хорошо разглядеть и изучить все, что окружало меня в этой комнате, можно было легко определить по беспорядку, что принадлежала она скорее холостяку, нежели семейному человеку. Мебели вокруг практически не было, не считая кровати и не большего комода в углу. А вокруг на полу, у стен, в ряд стояли пустые банки из под пива и кока-колы. Кое-где было разбросано несколько окурков, что признаюсь, меня очень покоробило и удивило, учитывая слова Марка о том, что он не курит. Это показалось мне странным, но, не желая больше изводить себя опасениями и подозрительностью, я продолжал лежать, уставившись в давящий и нависающий своей тяжестью серый потолок, правда, никак не мог расслабиться и погрузиться в спасительный и безмятежный сон. Часы тянулись так долго, что безжалостно и беспощадно заполнялись моими постоянными размышлениями, которые никак не хотели оставлять меня в покое. Сколько же вопросов рождалось в моей голове и сколько ответов, я хотел узнать и получить, а лучше найти в себе силы, чтобы заставить мой разум больше не думать об этом и не возвращать и постоянно держать меня в сознании такой нереальной реальности, которая досталась мне волей рока и проведения. Как же я хотел, чтобы все было сном, как хотел проснуться и забыть и больше никогда не вспоминать и не помнить этот жуткий кошмар моей жестокой жизни. Но я знал, что это все не иллюзия и не фарс, знал и с дрожью в сердце ожидал новых неожиданных превратностей моей судьбы. И когда в замочной скважине щелкнул ключ, и дверь со скрипом приоткрылась, я не мог видеть, кто появился на пороге, но слышать звуки и замирать при каждом все ближе и ближе приближающемся шаге в мою сторону, будоражило и находило свой отклик в моем замерившем сердце. Тяжелые шаги, глубокое дыхание, я мог расслышать все до мелочей, любой шорох или шелест, все. Видимо от страха у меня обострился слух, вот он уже очень близко, кто он, может, этот человек пришел за мной, чтобы показать мне, где мое место и на что я имею право претендовать. Но когда он появился в комнате, я с облегчением понял, что это всего лишь вернулся Марк. И я подумал, как же можно постоянно находиться в таком напряжении и все время вздрагивать по любому поводу.

   -Какой же свежий воздух после проливного дождя! Как краткосрочна и переменчива натура природы, так и жизнь вдохнет эту смесь молекулярной свежести и претерпит перемены, но не предсказуемость ее не напугает, а сопротивление клеток головного и спинного мозга! Да, так и будет!

   Такие странные слова. Кому он говорил их, и что он имел в виду, обращаясь в кромешное и пространство за окном? Я не хотел вмешиваться в его единение, и в слияние неизвестно с какими мыслями и силами природы, поэтому молчал и решил не задавать лишних вопросов, хотя они напрашивались сами собой, зарождали интригу и интерес. Но вдруг он как будто вернулся из неоткуда, посмотрел на меня, как и прежде, глаза его приняли все тот же заботливый и непринужденный вид:

   -Мелвин, тебе не холодно?

   -Нет,- ответил я и посмотрел на него с чувством благодарности.

   В его глазах засветилась неописуемая искорка счастья, он немного прикрыл окно, видимо не поверил мне, уже столкнувшись с моим застенчивой робостью и не желанием доставлять хоть какие-то неудобства, подошел поближе и спросил:

   -Как ты себя чувствуешь, ничего не болит?

   -Нет, все хорошо, но только…я замялся, мне было, как-то неловко напоминать ему о сигаретах, так как, скорее всего, он забыл о моей просьбе, но их спасительная порция накатина мне была просто жизненно нужна и необходима. Но Марк понял меня с полуслова, такой проницательный и проникновенный человек, создавалось такое впечатление, что он знал меня всю жизнь.

   -Сигареты?- спросил он – я не забыл, Мелвин, они лежат в моем правом кармане, но честно тебе признаюсь, я совершенно не хотел бы тебе их давать, в твоем состоянии не желательно курить.

   Да, он врач, подумал я, опять какие-то правила, как же мне надоело жить по ним, и я был бы уже и согласен, вернув, они меня обратно в мой серый мирок. Но жизнь теперь совсем другая и я теперь совсем не тот, как раньше, а правила все так же есть и остаются.

   -Ладно, Мелвин, вижу, эта пагубная привычка не даст тебе возможности успокоиться и отдохнуть, поэтому не буду мучить тебя, но прошу, только не кури слишком много, это действительно в твоих же интересах.

   Знал бы он, что на самом деле в моих интересах, это выкурить их столько, чтобы забыться до такой степени, до такого состояния, когда уже больше не было бы возможности вспоминать о том, что со мной произошло, и думать о том, что меня еще ждет. Но я сказал:

   -Спасибо, Марк, я послушаюсь вашего совета, я хотел, было спросить его об окурках на полу, но передумал, мало ли кто с ним жил и оставил после себя эти следы своего существования, может, он так же приютил кого-то заядлого курильщика, вроде меня. И к тому же по глазам Марка было видно, что он вдруг чем-то расстроился, видимо, потому что я опять не смог обратиться к нему на «ты», думаю, это имело большое значение для него, но он с тем же спокойным и понимающим тоном произнес:

   -Мелвин, вижу, ты совсем не доверяешь мне.

   Я хотел ему сказать, а как же я могу теперь, кому бы то ни было доверять, когда все кто хоть что-то значил для меня, предали и бросили одного, когда я оказался лишь игрушкой подопытной свинкой в чьих-то руках, когда, все общество, все люди объединились и ополчились против меня. Как? Но я не сказал, лишь только промолчав, закрыл глаза.

   Марк произнес с сочувствием, с невероятной заботой и вниманием в голосе:

   -Ну, ничего, все будет нормально, вот уведешь, все твои неприятности скоро забудутся и превратятся в страшный сон, не буду больше досаждать тебе, отдыхай.

   А я подумал, что он производит впечатление отзывчивого и понимающего человека, может и в правду является тем за кого себя выдает, но что-то все-таки беспокоило и настораживало меня, что-то было покрыто неизвестностью и тайной. Но только что?

   По ту сторону…

ГЛАВА 34

Спокойный и уравновешенный человек открыл скрипучую железную дверь, ведущую в затхлый и прогнивший подвал, и, подойдя к высокому статному пожилому мужчине, копающемуся