Оглавление
АННОТАЦИЯ
Катя вернулась на родину, обрела новых друзей, но потеряла любимого мужчину. Кажется, что нет сил держаться за этот мир, в котором нет Его. Но время не стоит на месте, и жизнь совершает новый виток. Судьба еще преподнесет гонщице сюрпризы. Вот только к добру ли они?
"Еще ничего не закончилось. Все только начинается..."
Жизнь не стоит на месте. Она преподносит сюрпризы даже тогда, когда ты их совсем не ждешь. (с)
ПРОЛОГ
Максим Синельников стоял в коридоре клиники, прислонившись спиной к стене. В ушах все еще звенел крик Кати. Он резонировал с его собственными чувствами, кромсая изнутри. Ее боль была практически осязаемой, оттого Максу было еще хуже.
Как такое могло случиться, что любимая выбрала другого? И было бы кого выбирать - так, смазливый показушник. Куда проще было пережить предательство Ольги. Там девушка была ветреной, и – он это признавал – не заслуживала его любви. Но Катя... Это совершенно другое, не поддающееся описанию. Потеряв эту девушку, Синельников отчетливо понимал, что упустил что-то особенное – сокровище, способное озарить всю его жизнь своим удивительным светом. А что он ее потерял, Макс не сомневался.
Можно бороться с реальным живым человеком, который совершал, совершает и будет продолжать совершать ошибки. Но с мертвым бороться бесполезно. Это все равно, что сражаться с ветряными мельницами, невидимыми духами. Образ Нагорного уже запечатлен в сознании Кати, остался в ее душе. Его оттуда уже не выкорчуешь, как бы ни старался. А быть заменителем, жалкой копией того, единственного, кто живет в сердце - не благодарное и мучительное занятие. Он всегда будет оставаться в тени соперника, и всегда будет проигрывать тому во всем.
Максим не вошел в палату за спешащим доктором и медсестрой, не стал показываться на глаза Кате и ее отцу – им было не до того. Он оторвался от стены и сделал несколько шагов прочь от vip-палаты Ворошиловой. Они обязательно поговорят. Позже. Возможно, когда девушка справится со своим горем. А пока… Надо было уйти.
Ее он заметил не сразу. Только поравнявшись с девушкой, отрешенно смотревшей в окно на улицу, Максим обратил на нее внимание. И прошел бы мимо – сколько таких девчонок можно встретить – но отчего-то остановился. Наверное, его насторожил отсутствующий взгляд незнакомки. Миниатюрная, на вид лет шестнадцати, она выглядела потерянной и даже дезориентированной.
– Эй, с тобой все в порядке? – легко тронул он ее за плечо.
От этого, казалось бы, невинного жеста, девчушка сжалась, словно стальная пружинка.
– Нет, не надо, - в панике отступила на шаг. Ее мелко затрясло, и вообще казалось, что девушка не понимает, где находится, и что с ней происходит. Незнакомка пребывала в какой-то своей реальности, затравлено озираясь по сторонам.
– Тихо, тихо, я не обижу, не бойся, - попытался успокоить ее Синельников, притягивая сопротивляющееся тело к себе. Он не умел утешать, но вдруг парню отчаянно захотелось помочь хотя бы кому-то. Это была потребность чувствовать себя нужным. Никакой сексуальной подоплеки в его объятиях не было. Он просто прижимал незнакомку к груди, передавая ей часть своего тепла.
– Что бы с тобой ни случилось, оно в прошлом. – Неизвестно откуда рождались нужные слова.
И спустя какое-то время девчушка успокоилась, перестав дрожать.
– Я… я в порядке, - осознанно отстранилась она от Максима. А парень вдруг поежился, словно от холода. Ощущение близости, которое он чувствовал, прошло, оставив после себя только легкую горечь – и здесь оказался не нужен.
– Ну, если все в порядке, тогда я пойду, - неуверенно произнес Синельников. Он чего-то ждал. Чего? Максим и сам не смог бы ответить на этот вопрос.
Его собеседница ничего не сказала, только внимательно посмотрела на парня. Откуда он взялся? И как смог помочь справиться с панической атакой?
Максу ничего не оставалось делать, как развернуться и пойти дальше – все, что мог, он сделал. Но спиной молодой человек продолжал чувствовать взгляд серых глаз.
«Странная она, - думалось Синельникову. – И с ней точно не все в порядке. А я – идиот – с объятиями полез».
Тихое спасибо сероглазки настигло парня уже у двери, ведущей на выход. Он обернулся и еще раз посмотрел на хрупкую фигурку девушки. Максиму искренне хотелось, чтобы то, что ее гложет, ушло безвозвратно.
– Береги себя, - по-дружески пожелал он.
ГЛАВА 1
Катя лежала на комфортной кровати в своей идеально белой палате и смотрела на потолок. Она молчала уже сутки. Как бы ни пытался пробиться сквозь эту немую оборону отец, Олег, Антон и еще куча народа, девушка не проронила ни звука.
Зачем она вообще очнулась? Почему не осталась там, в темноте, где действительность растворялась, словно сахар в горячем чае? А здесь было адски больно. Но болело не тело - в агонии пылала душа. Стоило Кате закрыть глаза, и образ Дениса неизменно вставал перед внутренним взором. Она постоянно видела его последний взгляд, обращенный на нее. Каждый раз Ворошилова силилась разгадать, что в нем заключено, что хотел одними глазами передать Дэн, но все оказывалось безрезультатно. Образ любимого таял, и вот она уже видела его распластанное на бетоне тело - самый жуткий кошмар. В это мгновение Катя открывала глаза, желая прогнать страшное видение. И на мгновение, всего на секунды, становилось легче. А потом снова лавина боли погребала ее под собой.
– Огонек, ну почему ты все время молчишь? Скажи хоть слово. - Это снова был Олег.
Сколько здесь перебывало людей, Катя и не вспомнила бы. Они все что-то говорили, пытались достучаться до нее, но девушка упорно молчала и смотрела пустым взглядом или на стену, или на потолок. Внешне такая равнодушная и спокойная, внутри она горела. Только никто не мог этого понять, не видел, через что ей приходится проходить.
– Ладно, - устало произнес Смирнов, сдавшись. - Тогда буду говорить я. Может это вернет тебя к жизни. Хоть твой отец и запретил мне рассказывать о Дэне, я все же нарушу его указания.
Упоминание имени Дениса подействовало. Катя дернулась, и перевела взгляд на друга.
– Говори. - Сипло прозвучал когда-то звонкий голос Ворошиловой.
Она вся превратилась в слух, и Олег даже отшатнулся, увидев в глазах подруги неприкрытую боль.
– Э-э-э... Сегодня прошла кремация, - поделился новостью рейсер. - Как ни странно, обошлось все без шума: скромная церемония прощания для самых близких и никаких поминальных столов.
– Для самых близких, - повторила Катя. – И невеста в том числе. А вот меня там не было.
От боли и подступивших слез, Ворошилова с силой скомкала пододеяльник. Она сжимала ткань так, что побелели костяшки пальцев.
– Прости, огонек. Наверное, для тебя это невыносимо слышать, но лучше переболеть этим сразу, чем растягивать пытку.
– Ты считаешь, что это болезнь? – с горечью спросила девушка. - Что ж, считай, что она не лечится, Олег. Я виновата в его смерти, виновата в том, что осталась жива, а он нет. Господи, сколько времени было потрачено впустую, на эту бессмысленную месть - ребячество. Если бы я только знала, что нам отпущено так мало времени... Если бы только знала...
На последних словах Катя не выдержала: слезы, копившиеся в ней все это время, вдруг прорвались наружу. Вместе с ними утекала и часть боли. Но это была такая малость.
– Не вини себя. - Олег пересел на кровать Кати, и прижал рыдающую девушку к своей груди. Словно ребенка, он укачивал ее, продолжая шептать слова утешения: – Уже ничего не поправишь. Ты должна жить дальше.
– Не хочу, не могу…
– Не ради себя, так ради него, - продолжал убеждать Смирнов. – Из вас двоих умер он, а могли вы оба. Не обесценивай его смерть, не закапывай себя заживо. Эй, - мужчина отстранился, и взял Катю за подбородок, заставляя посмотреть на себя. – Где та смелая и решительная девушка, которая справлялась с трудностями? Верни мне ее!
Он пытался шутить, даже вымученно улыбнулся, но быстро оставил это. Раньше Олегу не приходилось сталкиваться со смертью. И тем более он не утешал своих близких подруг. Это сложно – найти, подобрать нужные слова. Да и какие слова могут облегчить боль утраты? Но Катю нужно было вывести из того состояния, в котором она находилась.
– Кэт, я и представить себе не могу, как тебе тяжело, - заглядывая в, покрасневшие от слез, глаза Ворошиловой, продолжил рейсер. - Но одно могу сказать точно: ты должна жить. Храни память о Нагорном, раз он в твоем сердце, но найди силы двигаться дальше. У всего есть цель. И у твоей жизни она тоже есть, даже если кажется, что все зря.
Катя откинулась на подушку, и снова посмотрела на белую стену палаты. Слезы все так же текли из глаз, но она даже не попыталась их смахнуть, словно не замечала.
– Может быть со временем, - тихо ответила девушка.
Олег вздохнул, и встал с кровати. Склонившись над подругой, рейсер стер пальцами мокрые дорожки на ее щеках.
– Все образуется, - пообещал мужчина, хотя и сам не был в этом уверен. - Ладно, мне, наверное, пора. Уже поздно, да и не люблю я больницы. Хотя сестрички здесь ничего.
Шутка, которая раньше вызвала бы у Ворошиловой улыбку, осталась проигнорирована.
Уже у двери Олег остановился.
– Да, чуть не забыл, - отчего-то поморщился он. - Нагорный старший объявил, что завтра увозит урну с прахом за границу. Новая мода - хоронить на старинных кладбищах. Я подумал, что ты должна знать.
Катя резко повернула голову в сторону друга.
– Завтра? – переспросила она.
Олег грустно улыбнулся, понимая, что нашел тот ключик, который идеально подходит к его подруге.
– Это неправильно скрывать от тебя такое. Только не говори Дмитрию Петровичу, что это я проболтался – еще пожить хочется.
Катя лишь согласно кивнула, не в силах ничего ответить.
В приватной комнате играла волнующая музыка для стрип дэнса. Призванная возбудить, на этот раз она вызывала у Савельева только глухое раздражение. Красная обивка стен, на которую он раньше не обращал никогда внимания, в этот вечер давила на Вадима своей вычурностью. Даже умелый танец Марины не настраивал на нужный лад. А девица старалась, выгибаясь на пилоне, как змея. Ее крепкая попка, обтянутая черным латексом, стройные ноги в босоножках на невероятно высоком каблуке и шикарная грудь оставляли мужчину равнодушным. В штанах не было даже шевеления.
Тяжелый взгляд бандита привычно прошелся по сексуальному телу стриптизерши, скользнул мимо и остановился на причудливой мозаике пола. Но не рисунок занимал его мысли, а сероглазая девчонка – сестра Звягинцева. Вот уже несколько дней это создание не выходило из головы, крепко засев в ней волнующим воспоминанием. И, словно в насмешку над мыслями бандита, мужское естество начало наливаться силой от одного только образа беззащитной девушки, оказавшейся когда-то в его власти.
«Черт, только этого не хватало – подвиснуть на этой гребаной снежинке», - зло подумал Савельев, невольно тряхнув головой, прогоняя горячие видения.
Темноволосая девушка, танцевавшая для него приватный танец, не подозревала о мыслях своего визави. Она продолжала соблазнительно извиваться, и призывно улыбаться своему самому желанному клиенту. Вот уже год продолжаются их странные отношения, где нет места романтике и прочей чепухе. Есть только хороший секс. Бритва никогда и никого не впускал в свой мир, предлагая любовницам лишь топтаться на его пороге. Пока Марине было достаточно и этого. Но только пока…
Незаметно для себя девушка прикипела к этому угрюмому мужчине, который только пугал остальных девочек. Саму же стриптизершу тянуло к нему с неимоверной силой. Она и сама бы не могла сказать, откуда та взялась, но каждый раз отпускать любовника было все сложнее.
Музыка начала стихать, и Марина, она же Стрекоза, смогла, наконец, покинуть круглый подиум. У нее намечалось занятие куда интереснее. Плавно покачивая бедрами, девушка приблизилась к дивану, на котором полулежал Бритва. Без стеснения она оседлала его ноги, теснее прижимаясь к паху. Ожидая почувствовать каменную эрекцию любовника, стриптизерша на мгновение опешила – мужчину явно не завел ее страстный танец.
Все еще не теряя надежды, она обвила его шею руками, нежно погладила лысый затылок. Губы танцовщицы запорхали по шее любовника, не оставляя никаких следов. Насчет этого у Вадима был пунктик – он ненавидел косметику, а особенно ее вкус. Именно поэтому перед каждой встречей Марина стирала яркую помаду. Ради благосклонности этого мужчину можно было пойти и на большее.
Все попытки стриптизерши разжечь в своем партнере ответную страсть терпели фиаско. И это было странно. Беспокойство вползло в душу Марины огромным ядовитым пауком. Неужели он потерял к ней всякий интерес? И кто тогда та смертница, что посмела увлечь его? Девчонки из клуба отпадают сразу – она бы узнала. Выходит, кто-то со стороны.
Девушке вдруг захотелось возмутиться, потребовать объяснение от Вадима, но она лишь закусила губу, чтобы не выдать своих чувств. Только полная дура поступила бы так, не имея никаких прав на мужчину. А Марина дурой не была. Ладно, она вернет расположение Бритвы, чего бы это ни стоило.
– Что тебя беспокоит? – проникновенным голосом поинтересовалась стриптизерша у Савельева.
Ее юркий язык скользнул по ушной раковине любовника, а руки ловко забрались под его футболку. Как же ей нравилось пальцами ощущать стальной пресс этого зверя, впитывать жар его мощного тела. Большинство ее клиентов – обрюзгшие старперы, приходящие взбудоражить фантазию. Потом они вернутся домой к таким же оплывшим женам и будут самозабвенно трахать их, представляя под собой ее – Стрекозу.
Вадим же был другим. Ему одному она позволяла то, что не позволяла остальным. И все было прекрасно до сегодняшнего дня.
Мужчина отстранился, избегая ласк постоянной любовницы. Настроение не располагало к развлечению, но Марина была достаточно опытной, а потому уже спустя минуту смогла добиться отклика от вялого дружка Бритвы. Ее промежность чувствовала, как растет бугор в его штанах, наливаясь силой и приобретая привычную твердость.
– Забудь, пожалуйста, хоть на время об этом, - попросила девушка. – Побудь со мной.
Савельев впервые с момента прихода пристально посмотрел на свою подружку. Что-то цепляющее было в ней: может, кошачий темперамент, который его увлек в самом начале, или отношение к нему. У всех проституток он вызывал подсознательный страх. Они отрабатывали свое вознаграждение, но все время бросали на него настороженные взгляды. Это нервирует, когда тебя считают монстром, даже если все так и есть. А Марина потянулась к нему сразу, без глупых предубеждений и опасений. Наверное, поэтому их встречи продолжаются вот уже год.
– Сделай все, как я люблю, - не попросил, потребовал Бритва.
Может, хоть это отвлечет его от мыслей о крошке Звягинцевой.
Повторять дважды не пришлось. Брюнетка облизнула свои пухлые губы и предвкушающе улыбнулась. Отрешившись от всего, Савельев закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана. Любовница же грациозно сползла на пол, устроилась между его разведенных ног.
Вжикнула ширинка джинсов. Бритва приподнялся, позволяя Марине приспустить брюки вместе с боксерами. Пульсирующая плоть возникла перед лицом девушки, и та не удержалась – прошлась по ней языком, от мошонки до головки. Пальцы обхватили твердый ствол, умело двинулись вверх-вниз, увлекая за собой кожицу. Еще несколько секунд стриптизерша любовалась, вздувшимися на члене, венами, розовой плотью с углублением, которая то исчезала, то появлялась, а после вобрала в себя столько, сколько смогла.
Бритва оказался терпким на вкус. Марина обожала лизать, сосать и слегка покусывать его естество. Языком девушка владела виртуозно, но не забывала стимулировать желание мужчины еще и руками, создавая иллюзию погружения в лоно. Она отдавалась процессу полностью, тоже получая свой кайф. Слышать, как тяжело дышит твой любовник, как слегка толкается бедрами, стараясь проникнуть еще глубже – это возбуждает настолько, что с трудом возвращаешься в реальность.
Вадим чувствовал, что надолго его не хватит. Влажность рта любовницы, имитация частых фрикций и тесный обхват члена женской ладонью, дарили чувство блаженства. Фантазия в это время творит самые настоящие чудеса. Отпустив себя и своего внутреннего монстра на волю, мужчина вдруг оказался в другом месте. Он опять находился в небольшой спальне, обставленной чисто в женском стиле. На постели под ним лежала хрупкая сероглазая девчонка. Неспособная сопротивляться, она извивалась маленькой юркой змейкой. А после он погружался в ее обжигающие глубины – тесные, никем до него не тронутые.
«Черт! Как же хорошо!»
Наслаждение и освобождение было похоже на фейерверк. С громким стоном Бритва кончил, выстреливая спермой прямо в рот своей любовницы. Марина приняла в себя все, до последней капли.
Девушка подобно сытой кошке потерлась грудью о пах любовника, с улыбкой наблюдая за тем, как тот отходит от оргазма. Она была уверена, что вот сейчас он, как делал это часто, потянет ее на себя, и вместе они пойдут дальше – испытывать греховное наслаждение.
Возможно, все так и было бы, но планы разрушил телефонный звонок, раздавшийся с той стороны дивана, где Бритва оставил свою кожаную куртку.
Бандит отреагировал быстро. Игнорируя Марину и свой полуобнаженный вид, он потянулся к своей вещи. Достав из кармана мобильный телефон, Савельев посмотрел на экран. Так поздно Хромой звонит только тогда, когда дело серьезное. Не ответить Бритва не мог.
– Да.
– Ты мне нужен, - услышал Вадим всего три слова.
– Сейчас буду. – Зачем задавать лишние вопросы боссу? Тот не любил лишнего трепа, как, впрочем, и сам Савельев.
Отключившись, он встал с дивана и довольно быстро привел в порядок свою одежду. Достав из тугого портмоне несколько сотенных купюр иностранного происхождения, он положил их на стеклянный столик.
– Мне пора.
Бритва остановил потяжелевший взгляд на любовнице. Она так и не встала с пола, оставаясь там, словно марионетка, у которой обрезали все веревочки. В глазах девушки на мгновение промелькнула тоска. Вадим нахмурился, отчего выражение его лица стало еще более суровым. Даже если Стрекоза и привязалась к нему, у них не было будущего. Она должна была это понимать. Не сегодня-завтра их пути разойдутся. Но эта чертова бабская сентиментальность вселяет в них глупую надежду на хэппи-энд. С кем угодно, только не с ним. На роду, видимо, ему написано всю жизнь скитаться, как беспризорному псу.
Не желая и дальше смотреть на расстроенную девушку, Савельев быстрым шагом направился к двери. Сидевшая на полу, Марина вдруг встрепенулась, подскочила. В ее голове возникла четкая мысль, что на этот раз он может не вернуться. Бритва смотрел на нее так, словно прощался.
– Вадим, - догнала она его уже на пороге, обвила шею руками, уткнулась в теплую широкую грудь лбом. – Возвращайся. Пожалуйста.
Обнимать в ответ не хотелось. Ничего не дернулось в груди бандита, не растаяло. Спустя несколько секунд он оторвал руки девушки от себя, и криво улыбнулся.
– Вернусь.
Этот ответ вселил глупую надежду в Марину. Нет, все же она стала зависима от него. Но как добиться взаимности? Как не потерять его? Кто бы дал верный совет.
ГЛАВА 2
День у Сергея Эдуардовича Вяземского выдался суматошным. В довершение ко всему, дочь выставила криминального авторитета не в лучшем свете. И теперь, приехав в особняк, мужчина хотел сорвать свою злость хоть на ком-то. Лучше конечно, на виновнице «торжества», но та еле держалась на ногах.
Ольга пьяной походкой дошла до дивана в гостиной и буквально рухнула на него. В руках женщины была зажата початая бутылка с мартини, к горлышку которой она периодически прикладывалась. Все попытки Вяземского забрать пойло у дочери были безуспешными: она вцепилась в стеклянную тару мертвой хваткой, да еще и ругалась, как сапожник. Плюнув, мужчина устроился в кресле напротив. Нет, так просто он ее не отпустит.
– Что ты, идиотка, устроила на кремации? – поинтересовался Сергей Эдуардович у Ольги.
Пьяная женщина с трудом сфокусировала взгляд на отце. В голове тут же воскресло видение того, как гроб с телом любимого по транспортной ленте направляется прямо в кремационную печь. Господи, каким хладнокровием надо обладать, чтобы смотреть на подобное зрелище? Но у отца Дениса, очевидно, были стальные нервы. В скорби, Нагорный старший, однако, держался молодцом. Ольга такой выдержкой похвастаться не могла. Женщина устроила безобразную истерику прямо в зале, где проходило прощание. Крепкие охранники Нагорного не пустили пьяную гостью к телу, а после подоспели и барбосы отца. Ее буквально оттащили от гроба. Кто-то склонялся над ней, пока она рыдала. Ольге подносили стакан с водой, капали в него какие-то вонючие капли. Но алкоголь никак не хотел с ними сочетаться, и женщину вырвало прямо там, на цветастый, не по случаю, ковер.
Счастье Ольги, что рядом не было отца. Ему доложили о ситуации позже, когда охрана своими силами смогла утихомирить дочь босса. Ее выходка могла взбесить родителя, хотя он и так не отличается кротким нравом. Вон как смотрит, словно готов растерзать на месте. И к чему этот идиотский вопрос о ее поведении? Да она, Ольга, еще нормально отреагировала на смерть любимого. Алкоголь, принятый ею накануне визита в крематорий, здорово притуплял чувство боли, но все равно не спасал - вот и сорвалась.
– Я прощалась с тем, кого люблю, - заплетающимся языком, ответила она на вопрос Сергея Эдуардовича. Эти слова должны были многое объяснить всегда толстокожему отцу, но они его не проняли. Женщина видела это по хмурому лицу Вяземского и его непреклонному взгляду.
– Ты даже не представляешь, как я себя чувствую, - в отчаянии выкрикнула она.
Вяземский с брезгливостью посмотрел на единственную дочь. Такой она его раздражала: с растертой по всему лицу косметикой, пьяная и растрепанная. Ему всегда казалось, что уж от него потомство должно получиться сильное духом, хитрое, расчетливое. А Ольга взяла и расклеилась. Криминальный авторитет не мог простить слабость даже ей.
– Нашла по ком нюни пускать – он неудачник и крыса. Ты чхала на то, что твой распрекрасный Дэн мог сдать меня ментам. Как и мамаша думаешь только нижним местом. Сдох, туда ему и дорога. А потерю эту ты как-нибудь переживешь.
От слов отца Ольга подавилась мартини, и алкогольный напиток некрасиво вышел носом.
– Да как ты можешь?
– Могу, дорогуша, - оборвал речь Вяземской Сергей Эдуардович. - В тебе течет моя кровь. Я лучше знаю, на что ты способна. Думай уже мозгами, а не дыркой между ног.
Ольга опустила глаза на свою промежность и сжала ноги. Снова посмотрела на отца, а затем отмахнулась от него. Еще один большой глоток из бутылки в очередной раз обжег горло. Несколько секунд тишины закончились очередной жалобой женщины.
– У меня ничего не осталось от Дэна. Только кольцо, - словно и не было до этого отповеди родителя, всхлипнула Ольга. Она приблизила драгоценность к своим глазам, любуясь камнями. И вдруг вспомнила! Новая мысль на короткое мгновение опалила радостью. – А еще машина. Он называл ее Джини. Так ласково, как никогда не называл меня. Тупая железяка, наверное, была ему дороже, чем я, - радость женщины сошла на нет, и последняя фраза прозвучала с горечью.
Вяземский поднялся с кресла, и подошел к раскрытому бару, налил себе порцию виски. Раз такое дело, можно и помянуть засранца.
"Все мы там когда-нибудь окажемся, но не скоро. Уж об этом я позабочусь", - подумал он, но вслух сказал другое.
– У тебя осталось только кольцо, - присаживаясь обратно в кресло и расслабляясь, заметил бандит. - Машина тебе не принадлежит.
– Как это? – Ольга едва не подавилась выпивкой. Вопрос требовал прояснения, и она подалась вперед, пытаясь глазами просверлить дырку в родителе. В голове на какое-то время даже слегка прояснилось.
– А так, - невозмутимо ответил Вяземский. - Долг Нагорного перекупили. Единственный прок от твоего бывшего только в том, что я неплохо заработал на нем.
– Ты… ты не мог… это же память о Дэне. Она моя! – взвизгнула дочь Сергея Эдуардовича.
Мужчина снова поморщился – вопли Ольги раздражали, и его терпение подходило концу.
– Выбрось эту блажь из головы, - тоном, не терпящим возражений, произнес бандит. – Сделка состоялась, и теперь заявить права на машину может только Екатерина Ворошилова.
От услышанной новости Ольга на какое-то время впала в ступор. Она переваривала ее, мучительно соображая, что же это за Екатерина такая. Что-то очень знакомое было в этом имени - до противного зуда во всем теле. И вдруг женщина все вспомнила: и имя гонщицы рядом с именем Дениса на экране в клубе «Эдельвейс»; и любимого, выходящего из машины красноволосой стервы на базе киностудии; и эта же девица в спальне Нагорного – наглая, дерзкая, растрепанная, словно только после секса.
– Что? Она? Стерва, все ей мало – вначале забрала Дэна, а теперь и его машину. Тварь! Тварь! Ненавижу! Все она – это из-за нее убили Дениса. Мразь!
Ольга впала в бешенство. Алкоголь, нервное потрясение и ярость вылились в целый поток ругани. Женщину затрясло в припадке, а после она стала крушить все, что попадалось на пути: в стену полетела бутылка с остатками мартини, стеклянный столик она просто перевернула, две подушки с дивана улетели вслед за бутылкой. Если бы могла, Вяземская перевернула бы здесь все вверх дном. Но ноги не слушались, перед глазами плыло. Все, что ей оставалось – это сыпать проклятьями и в бессилии царапать ногтями обивку дивана.
Внезапно раздался громкий хлопок пощечины, и все прекратилось – воцарилась звенящая тишина.
– Успокоилась? – злым взглядом буравил дочь Сергей Эдуардович. Это он не выдержал, и ударил Ольгу, чтобы та прекратила свою мерзкую истерику.
Женщина схватила ртом воздух, словно до этого не дышала – жадно, со всхлипом. Отчего-то больше не хотелось кричать и ругаться. Наступила апатия. Она придавливала к земле тяжелой плитой, утаскивала сознание в темные глубины. Вымотанная и пьяная, Ольга просто легла и закрыла глаза. Гнев не покинул ее, но притаился в глубине души, чтобы в будущем прорваться гнойным нарывом. А пока вдруг стало на все наплевать. Может, так запоздало подействовали успокоительные капли, или просто силы закончились? Как бы там ни было, Вяземская быстро отключилась. Только напоследок тихо простонала:
– Мой… только мой…
Сергей Эдуардович рассматривал дочь – такая же красивая, как мать, но и идиотизм переняла у нее. Одна кончила плохо. Мужчине было интересно, что станет со второй. Нет, он приложит все усилия, но выбьет дурь из этой красивой головки. Было бы только время, а оно, казалось, утекает, как песок сквозь пальцы. У бандита было превосходное чутье, и сейчас он чувствовал, что петля вокруг него сжимается все сильнее – мусора обкладывают со всех сторон, все вынюхивают, копают. Да и главный конкурент оборзел настолько, что пару раз отмечался на его, Вяземского, территории. Определенно, что-то замышляет.
Все эти невеселые мысли крутились к голове криминального авторитета, и он совершенно упустил из вида окружающую обстановку. Возможно, поэтому пропустил появление в гостиной Бритвы. Но и без этого наемник умел оставаться незамеченным. Вот и сейчас бесшумно устроился в кресле напротив, молча ожидая распоряжений. Пожалуй, если бы тот захотел, то мог без труда убрать своего хозяина, и Вяземский даже пикнуть бы не успел.
Подозрения, вспыхнувшие в голове, тоже добавили беспокойства и без того взвинченному бандиту. Но Бритва всегда служил верой и правдой. Такой пес предать не мог, хотя жизнь показывает, что и самый верный четвероногий может укусить кормящую руку.
Вяземский нахмурился. Ему не нравилось, какое направление приняли мысли. Так и до паранойи недалеко.
– Хорошо, что ты приехал так быстро. Мне нужно, чтобы ты узнал все о планах Мухамеда, - поспешно, чтобы не дать мыслям укорениться в сознании, произнес Сергей Эдуардович. Лучше он сейчас переключится на более реальную угрозу. - Тварь ведет себя демонстративно, выставляя меня на посмешище. Мой авторитет не должен из-за этого пошатнуться.
Чего-то такого Савельев и ожидал. Но здесь все, как обычно: прессануть кого нужно, убрать парочку зарвавшихся шестерок, тем самым выяснив, кто сливает конкуренту информацию. Все это входило в «должностные обязанности» Бритвы, и было выверено до мелочей. Однако в этот раз босса волновало что-то еще. Взгляд Вадима скользнул по стройному телу дочери Вяземского, которая в этот момент пьяно сопела, свернувшись клубочком на диване - красивая кукла с душой ш***и. Никак, именно ее судьба тревожит босса – вон, как расчленяет ее глазами. Хотя, есть за что - сегодня она, и в правду, отличилась.
– Есть кое-что еще, о чем я тебя попрошу, - перевел взгляд с дочери на Савельева Сергей Эдуардович. Глоток из бокала лишь на мгновение отсрочил разговор. Идея, посетившая криминального авторитета, удовлетворения не приносила, но озвучить ее следовало – все только для блага дочери. – Я хотел бы, чтобы ты присмотрел за Ольгой. С этим своим женишком у нее поехала крыша. Девочке нужно срочно переключить на что-нибудь другое. Ну, или на кого-нибудь другого…
Вадим вопросительно вскинул бровь, впрочем, никак не прокомментировав слова босса. В няньки для богатой с***и, пусть и дочери босса, он не нанимался. Или речь шла о чем-то другом?
Подтверждая его предположение, Вяземский продолжил:
– С темпераментом Ольги ей нужна твердая рука и крепкий член. Я знаю свою дочь – она глубоко развратна. Слюнями и соплями ее не проймешь. Полагаю, своими предпочтениями она пошла в меня. Ну, хоть что-то ей досталось не от матери.
– Зачем мне это знать? – лениво поинтересовался Савельев.
Нет, он догадывался о том, куда клонит Вяземский, но было интересно услышать его объяснение. Не каждый день Вадиму предлагали исполнить роль успокоительного для богатой телки. Стоило узнать, чем он удостоился такой чести.
– Ольге нужна встряска, - прямо сказал Сергей Эдуардович. – Эта мартовская кошка должна быстро оклематься. От тебя ничего особенного не потребуется – чистая физиология. Надеюсь, это не станет для тебя проблемой? С той девкой, говорят, ты лихо управился.
Благодушие Бритвы растворилось, словно его и не бывало. Он понял, что боссу доложили о том, что происходило в квартире Звягинцева. От одной только мысли, что шестерки смаковали подробности его близости с Валерией и рассказывали о ней Хромому, Вадим начинал звереть. Это стало для него чем-то личным, чем он не хотел делиться ни с кем – особенно с Вяземским.
– Я делаю свою работу профессионально, - тщательно скрывая истинные эмоции, постарался равнодушно ответить наемник. Пока было не время показывать характер. Рано или поздно, но власть Хромого над ним закончится. И тогда он затолкает эти слова в глотку извращенцу, которого пока считал своим хозяином.
– Не сомневался в тебе, - довольно улыбнулся Сергей Эдуардович.
Он встал со своего места и поставил полупустой бокал на столик.
– Что-то устал я от всего этого, - посетовал вслух Вяземский. – Мне тоже нужно разрядиться. Жаль, что Немой пока не нашел свежее мясо. Но, ничего, все поправимо.
В такие тяжелые вечера садист остро ощущал потребность в доминировании. Жесткие игры с новыми жертвами вселяли в него уверенность, дарили веру в неуязвимость.
– Отнеси Ольгу в ее комнату, - кивнул мужчина в сторону дочери. – И на сегодня ты свободен. Будет неплохо, если переночуешь здесь.
Вяземский не стал дожидаться ответа Бритвы - устало побрел в свою спальню. Распутница дочь осталась в надежных руках. Может, хоть это приключение вылечит ее «горе». Мужчина даже не допускал мысли, что Ольга была влюблена в Нагорного по-настоящему. Блажь – одно слово, которое характеризовало ее чувства к рейсеру.
Савельев еще несколько минут после ухода босса сидел не шевелясь. Перспектива спать с Ольгой не прельщала Вадима. С куда большим желанием он бы повторил встречу с Валерией Звягинцевой, но выбирать не приходилось. Девчонка и на пушечный выстрел его к себе не подпустит после случившегося. А Ольга… Вот она – лежит рядом, пьяная в хлам, легкодоступная кошка (Хромой точно дал ей определение).
«Чистая физиология», - мрачно вспомнил он слова босса.
Вадим быстро принял решение. Встав и приблизившись к дивану, на котором посапывала Ольга Вяземская, он без особых усилий подхватил на руки ее легкое тело. Женщина издала короткий стон, пробормотала что-то бессвязное, и в ответ обняла Бритву за шею. Даже в таком состоянии она тянулась к мужскому теплу, льнула к нему всем телом, неосознанно ища поддержки.
В спальне Ольги они оказались уже спустя пару минут. Вадим отлично знал расположение всех комнат особняка, поэтому без сомнений толкнул ногой нужную дверь.
Их встретила уютная темнота. Бритва наощупь отыскал на стене диммер и выставил освещение на минимум. Так свет не резал глаза ни ему, ни его ноше, но позволял все четко видеть.
Опустив Ольгу на постель, Вадим на секунду задержался над спящей женщиной, рассматривая, определенно, красивые черты лица. Кому как не ему знать, на что способны такие красавицы? За безупречным внешним фасадом очень часто обитает прогнившая душа. Но, черт, почему же хочется хоть раз хорошенько наказать эту стерву? О, он бы смог отыметь ее так, что она еще неделю ноги свести вместе не сможет. Вот только, стоит ли? Раньше бы он без колебаний ответил себе да, но теперь… Теперь появился фактор, который игнорировать просто нельзя – сероглазая девчонка, сумевшая пробить толстую броню его черствого сердца.
Вадим уже готов был отстраниться, покинуть комнату, но Ольга вдруг потянулась к нему. Она все еще была во власти сна, но такого реалистичного. Разве может во сне так приятно пахнуть мужчина, склонившийся над тобой? Видимо, может. И он такой теплый – пальцы женщины заскользили по широкой шее Бритвы, задев кадык и опустившись к межключичной впадине.
– Мой, - выдыхая пьяные пары, произнесла Ольга.
В ее видении был Денис – такой, каким она запомнила его в их последнюю близость: греховный, независимый, властный и чертовски сексуальный. Такому мужчине хочется подчиниться, делать все, чтобы он тобою обладал. Скулить? Не вопрос – Ольга готова быть с****й, подвывающей от нетерпения. Вытерпеть боль? О, она способна даже на это. Но в реальности Денису не было до нее никакого дела. Внутренним чутьем Ольга понимала, что их связь – это одна огромная иллюзия, мыльный пузырь, готовый в любой момент лопнуть. От этого осознания досада рвала изнутри на куски.
Конечно, все это сон, и Дэна нет рядом. Но кто мешает ей в собственном сновидении получить этого мужчину со всеми потрохами? Ей все снится, и нереальный Денис снова станет ее. Пусть хотя бы и только на одну ночь.
Женщина вжалась в крепкое тренированное тело.
«Не размыкать век. Только чувствовать, иначе все рухнет, развалится под тяжестью действительности».
И Ольга не открывала глаза. Она, словно в одночасье, получив дозу адреналина в кровь, с новыми силами атаковала желанного мужчину. Руки поднырнули под обтягивающую футболку и заскользили по твердому прессу. Это было странным, но все движения казались ей удивительно выверенными и ловкими. Вдыхая терпкий аромат любовника, Вяземская змеей извивалась под ним, чувствуя небольшой, но отклик.
И, о, да – ее победа. Мужчина властно прижал бедра Ольги к своему окаменевшему члену. Обвив ногами торс «Дэна», женщина терлась промежностью о его внушительный бугор, жалея, что на них все еще есть одежда. В следующее мгновение ее, и без того короткое платье, оказалось задранным до самой груди. Как и раньше, ее любимый не отвлекался на ласки. Отточенным движением мужчина погрузил указательный и средний палец в лоно Ольги, в то время, как большим он стимулировал чувствительный клитор. Нанизанная на них, Вяземская двигалась синхронно с пальцами любимого, позволяя им то погружаться в нее, то выскальзывать. И все только для того, чтобы с новым толчком они вновь глубоко пронзали ее.
– Да, о, да! – стонала женщина.
Ей было чертовски мало этого контакта. Хотелось большего. Не отдавая себе отчета, Ольга резко дернула любовника за пояс, пытаясь поскорее избавить его от ненужного элемента одежды. На кончиках пальцев появился нестерпимый зуд от желания прикоснуться к твердой плоти «Дэна». Но любимый снова удивил, одной рукой обхватив ее запястья, и зафиксировав их у нее над головой. Полностью в его власти, Ольга в бессилии застонала.
Дальнейшее запомнилось ей какими-то урывками. Женщина чувствовала наполненность, плавилась от наслаждения, что растекалось по телу с каждым толчком любовника внутри нее. Словно на американских горках, Ольга то взмывала вверх, задыхаясь от головокружения, то падала вниз. Мозг фиксировал все эти изменения лениво, избирательно, а вот тело реагировало очень чутко. Длинные волны оргазма стали тем финальным аккордом, что готов был отправить ее в мир забвения. Все еще в кольце теплых рук, она не удержалась от признания:
– Люблю тебя.
Может это была игра ее воображения, но перед тем, как окончательно отключиться, Ольга услышала, как «Дэн» хмыкнул.
ГЛАВА 3
После ухода Смирнова Катя отбросила от себя одеяло, и села на постели. Свесив с нее ноги, она попробовала встать. Голова ожидаемо закружилась, словно девушка только что сошла с адской карусели.
– Черт, мне сейчас нужна трезвая голова, - пробормотала она.
Сильные антидепрессанты, которые ей здесь давали, немного затормаживали реакции. Это было плохо. Для осуществления задуманного Кате пришлось мобилизовать все силы. С трудом, но она добрела до санузла. Из зеркала, обнаруженного там же, на девушку смотрело изможденное существо: впалые щеки, синяки под глазами, бледная кожа, чрезмерная худоба, словно ее несколько недель морили голодом. Но это ее волновало куда меньше, чем отсутствие нормальной одежды. В больничной пижаме – такой же белой, как и все в проклятой vip- палате - далеко не уйдешь.
Плеснув в лицо холодной воды, Катя лихорадочно соображала. Отец, должно быть, постарался обезопасить ее. Предстояло узнать, как далеко он зашел. А еще нужно было найти способ незаметно покинуть палату. Для чего? В тот момент девушка не смогла бы точно ответить на этот вопрос. Душа рвалась к Денису, где бы он ни находился. Она не верила в его смерть, не хотела с этим мириться. Слепая надежда на то, что все это жестокий розыгрыш, вела гонщицу вперед. О том, что ждет ее в конце этого пути, Катя не думала - все потом.
Девушка заставила себя сделать несколько физических упражнений. Так она всегда разогревала мышцы перед подъемами. Тело медленно, но уверенно приходило в норму, подчиняясь своей хозяйке. Уже через полчаса тренировки дали ощутимый результат - Катя больше не напоминала развалюху. Если бы она посмотрела в тот момент в зеркало, то заметила бы на своих щеках румянец, а в глазах блеск. Поставленная задача и ее выполнение преобразили девушку.
В палате гонщица обследовала все, что смогла. В результате Катя обнаружила в прикроватной тумбочке аккуратно сложенную сменную одежду. Хоть комплект из шорт и майки был ей незнаком, она не могла не порадоваться находке. Кто-то позаботился о том, чтобы ей было во что переодеться. И с размером угадали. Эта забота согрела сердце, но Катя быстро переключилась на другое. Мобильный телефон девушки отсутствовал, как и сумочка, кошелек, да и ключи от квартиры. Наверное, отец предвидел, что она может выкинуть нечто подобное – самовольно сбежать из клиники – поэтому подстраховался.
– Еще никому не удавалось меня остановить, - бормотала Катя, стараясь поскорее переодеться в найденные вещи. Девушка с досадой посмотрела на свои ноги, где красовались одноразовые больничные тапочки. Тот, кто подумал об одежде, совершенно упустил из вида обувь. Но предаваться сожалению не было времени.
Словно шпион, Катя осторожно пробралась к выходу из палаты и прислушалась к тому, что происходит за дверью. Там стояла тишина, но девушка не стала радоваться раньше времени. И это было правильно, потому что как только она приоткрыла дверь, из кресла, стоявшего прямо напротив ее палаты, встал внушительного вида охранник.
– Вам что-то нужно, Екатерина Дмитриевна? – вежливо поинтересовался коренастый брюнет, отработано просканировав при этом Катю профессиональным взглядом.
– Да, я бы не отказалась от обуви, - заранее зная, что ей ответят, произнесла Ворошилова.
– Извините, не положено. Дмитрий Петрович дал четкие указания: предотвращать ваши попытки покинуть палату без его ведома.
Впервые с момента пробуждения Катю захлестнула ярость. До этого она и не ощущала ее в себе – были только боль и апатия. Теперь же, вырвавшаяся из оков души, она готова была выплеснуться на этого, по сути, постороннего человека, выполняющего свою работу.
С силой захлопнув дверь, чтобы не сорваться, Катя прижалась к ней спиной.
Вдох-выдох, и мысли прояснились.
– Ладно, мы пойдем другим путем, - самой себе дала внушение девушка.
Ее взгляд остановился на окне. Жалюзи были отодвинуты в сторону, и со своего места Катя видела, что там, на улице, кипит ночная жизнь – со всеми ее цветами и оттенками. А здесь же был белый ад, наполненный тоской и одиночеством. Желание вырваться из этой клетки толкнуло девушку вперед. Она преодолела расстояние от двери до окна и прижалась лбом к холодному стеклу. Мысли в голове путались, отчаяние снова медленно стало заползать в душу.
Внизу, буквально метрах в пятидесяти от клиники находилась парковка. Блуждая взглядом по небольшому парку, предназначенному для прогулок пациентов, Катя то и дело возвращалась к ней. Всего несколько машин в такое время еще стояло перед зданием. И одна показалась очень даже знакомой.
– Не может быть!
Сердце в груди девушки забилось чаще. Ее подозрения подтвердил и водитель, вылезший из салона, чтобы закурить. Белую шевелюру Смирнова она узнала бы из тысячи. Тем более, когда она одна на пустынной парковке.
Присутствие друга придало сил. Мозг начал генерировать одну идею за другой. И вдруг в голове всплыло воспоминание всего годичной давности.
– Луи, отговори ее! – Рэйчел не смогла сдержать эмоции.
Она закрывала ладонями лицо, но любопытство и беспокойство за кузину брали верх, и девушка слегка раздвигала пальцы, чтобы видеть происходящее.
– У нее все получится, - пыталась успокоить подругу Хлоя. Хотя сама она тоже с тревогой смотрела в сторону Кэт.
Луи же только посмеивался над страхами сестры и Дэвис. В Кэт он был уверен, и даже мысли не допускал, что с ней может случиться что-то плохое.
– Если она разобьется, братец, я перестану с тобой разговаривать до конца твоих дней. И это, поверь, много времени не займет.
Олег, ставший свидетелем ссоры родственников, старался спрятать улыбку. Маленькая, но темпераментная Рэйчел могла и ему устроить «сладкую жизнь» за компанию с другом.
– Не ухмыляйся, Олег, - все же обратила внимание на парня бестия. – Ты мог бы хоть слово сказать, чтобы отговорить Кэт от этого сумасшествия.
– Рэйчел, ты же знаешь, что я буду последним, кого она послушает, - в свое оправдание ответил Смирнов. Но девушку это не успокоило. Она надулась, и отвернулась. Как раз вовремя, чтобы увидеть триумф двоюродной сестры.
Победно улыбаясь, Катя уже сидела на подоконнике четвертого этажа административного здания школы Дженкс. Одна нога девушки уже была в кабинете директора, а вторая свешивалась через подоконник на улицу. Уже в следующую секунду Ворошилова скрылась в темном проеме.
– Из-за блокнота, который нашел Лайкер, у Кэт могут быть проблемы, - напомнил сестре Луи. Мысленно он восхищался кузиной, которая рискнула забраться на четвертый этаж без страховки, только чтобы изъять улику против себя.
– Зачем ей вообще понадобилось принимать ставки? – Удивился Олег, только недавно посвященный в тайну букмекерской деятельности Ворошиловой.
– Спроси лучше, зачем ей вообще это все: сумасшедшие гонки, скалолазание, глупые пари, - оглядываясь, чтобы их компанию не заметил сторож, произнес его друг. – Адреналина не хватает нашей Кэт. А вот с блокнотом вышла неприятность. Кто-то сдал кузину директору, последствия чего мы и наблюдаем сейчас.
Их разговор был прерван шумом, доносившимся сверху. Все, не сговариваясь, подняли головы к окну. Из него показались вначале ноги Кати, а потом и все остальное тело девушки. Ловко, словно всю жизнь только и делала, что лазила по отвесным стенам, она спускалась вниз. Гонщица точно определяя, куда нужно ставить ноги, как переносить вес тела, и за что цепляться, как за зацепы.
Не прошло и пяти минут, как Кэт уже стояла на земле.
– Наконец-то, - повисла на шее девушки счастливая Рэйчел.
– Я все понимаю, но нам лучше убраться, и поскорее. Кажется, охранник решил осмотреть территорию раньше положенного, - поторопил их Луи.
Компания поспешила укрыться за живой изгородью, а после направилась к, припаркованным неподалеку от школы, автомобилям.
В тот вечер Катя впервые проделала подъем и спуск не по учебной стене, а по самой настоящей. Незабываемый опыт, который и сейчас ей может пригодиться.
Катя открыла окно и посмотрела вниз. От земли ее отделяло всего два этажа – пустяк, по сравнению с той школьной историей. Но было одно существенное отличие в этих ситуациях: сейчас девушка была ослаблена, да и рука все еще беспокоила ноющей болью. Риск сорваться был огромен, но он лишь подзадорил Ворошилову. Словно бросая вызов невидимым силам, она решительно села на подоконник и свесила ноги на улицу. Мозг в это время безошибочно просчитывал варианты. Учитывалось все, что могло помочь при спуске: и ширина карниза того окна, что было под ней, и удачная кладка с декоративными выступами. Хоть все это выглядело хрупким, но вес миниатюрной девушки должно было выдержать.
Только после того, как мысленно проработала маршрут, Катя приступила к выполнению плана. Она двигалась осторожно, стараясь меньше напрягать больную руку, но это не помогало. Сжимая челюсти, девушка боролась с болью, упорно продолжая спуск.
Наконец, она достигла первого этажа, замерев на несколько секунд перед окном другой палаты. Там так же, как и в ее, ярко горел свет. И на постели тоже лежала девушка. Что-то общее было между ними. Незнакомка выглядела несчастной. Она лежала, свернувшись калачиком, и пустым взглядом, так похожим на недавний взгляд Кати, смотрела на стену.
«Еще одна боль, - подумалось Ворошиловой. – Хотя кто выглядит счастливым, оказавшись в подобном учреждении?»
Медлить было нельзя, и девушка двинулась дальше. Неловкий соскок завершил тяжелый спуск гонщицы. Ноги, не готовые к подобным нагрузкам, дрожали. Катя из последних сил делала необходимые спасительные шаги.
«Один, два, три, четыре…», - отсчитывала она метры, преодолеваемые с таким трудом.
Олег заметил ее и нервным движением отбросил от себя окурок. Он подоспел вовремя, чтобы подхватить оседающее тело подруги. Мышцы, лишенные регулярных нагрузок, просто не выдержали, и Катя едва не упала.
– Все-таки решилась, - пожурил он девушку, бережно подхватывая хрупкое тело на руки и быстрыми шагами направляясь к своему автомобилю.
– Как ты догадался? – вместо ответа задала вопрос Катя. Она не сопротивлялась, позволив приятелю проявлять заботу. Сил, на самом деле, не осталось.
Олег довольно хмыкнул.
– Я знал, что рано или поздно ты придешь к этому решению. Дмитрий Петрович предусмотрел многое, но не это. А еще вспомнилась та история с покорением Дженкса. Ты просто не могла не применить свои навыки маленькой и ловкой обезьянки.
– В другой ситуации я бы обиделась, - вяло огрызнулась Ворошилова.
– В другой ситуации мне бы и не пришлось помогать тебе удирать от собственного отца. А так я решил, что раз не могу предотвратить побег, то хотя бы возглавлю его.
– Ты перефразировал.
– Но смысл от этого не изменился, - парировал Олег.
На какое-то время разговор прервался. Смирнов помог Кате устроиться на пассажирском месте, заботливо застегнул ее ремень безопасности и лишь тогда сел за руль.
– Сматываемся.
Мужчина завел машину и выехал с парковки. Он услышал, как негромко, но облегченно выдохнула Катя, когда они проехали через ворота клиники, оставив здание позади. Хотелось бы ему, чтобы и от воспоминаний о прошлом можно было так легко избавляться. Подруге бы это помогло, да и ему здорово облегчило жизнь. Но это лишь мечты.
Тем временем Катя подтянула ноги к подбородку, устроив голые ступни прямо на кожаном сидении автомобиля Смирнова. Обнимая их, она смотрела в окно, на освещенные тысячами огней улицы и прохожих.
– Ты мог этого и не делать, - не глядя на друга, произнесла вдруг Ворошилова.
– После всего, через что мы прошли, я должен был оставить тебя одну? – Олег искренне удивился словам Кати.
– Наверняка, считаешь, что я совершаю глупостью, - резко обернулась в сторону Смирнова гонщица. Она вглядывалась в лицо приятеля, пытаясь отыскать в нем подтверждение своей мысли.
– Что именно? – в свою очередь бросил короткий взгляд на нее Олег. – То, что ты сбегаешь из клиники, или то, что мчишься к любимому, чтобы удостовериться в его смерти?
Если Катя и удивилась догадливости друга, то хорошо это скрыла: ни один мускул не дрогнул на ее лице.
– Все вместе, - произнесла она и замолчала.
Олег вел уверенно и очень быстро. Тишина в салоне не была уютной, а потому длилась не долго. Первым сдался гонщик:
– Послушай, Кэт, на протяжении нашего знакомства ты совершала много непредсказуемых поступков – порой просто безумных. Это делает тебя той самой огненной девочкой, которую я знаю и люблю. Ради тебя я готов на многое: даже наведаться к отцу заклятого друга. Но вокруг еще десятки людей, которые, как и я, искренне за тебя переживают. Ты не одна, поверь. Просто не замыкайся в себе, и верни нам прежнюю Кэт. А мы подождем столько, сколько нужно.
Катя отвернулась к окну, чтобы друг не видел предательских слез, которые выступили у нее на глазах.
– Спасибо, - еле слышно прошептала девушка, впервые за последние дни испытавшая нечто похожее на радость.
– Вот мы и приехали.
Машина Олега стояла недалеко от металлических ворот, ведущих на территорию элитного жилого комплекса. Именно там находилась квартира старшего Нагорного. Катя узнала все это от Смирнова, пока они добирались до места назначения. Приятель тактично обходил стороной тему погибшего Дениса, за что девушка была по-настоящему ему благодарна.
– Мондражируешь? - кивнул он на руки Кати - гонщица нервно мяла пальцы.
– У меня такое чувство, словно я готовлюсь к прыжку в пропасть. Но это неизбежно, так как позади настоящий ад. Прыжок должен дать облегчение, иначе все зря. Но решиться теперь, в такой близости от места назначения, чертовски страшно. Как посмотреть в глаза его отца? Что сказать? В клинике об этом как-то не думалось. Была задача: сбежать. Теперь же…
– Я знаю, что тебе хватит решительности, Кэт, - Олег накрыл своей ладонью девичьи кисти в ободряющем жесте. – Ты не виновата в смерти Дениса. Виновен ублюдок Дайсон. И Нагорный это знает. Не может не знать.
Катя кивнула, старательно убеждая себя в правдивости слов друга. Только совесть не позволяла все спихнуть на свихнувшегося Алекса. Ее вины в произошедшем было тоже хоть отбавляй. Оставалось надеяться, что отец Дениса не вышвырнет ее сразу, а даст сказать хотя бы слово.
Пока Ворошилова собиралась с силами, Смирнов извлек из бардачка сумочку девушки, а из-за спинки ее сидения сверток с одеждой. На удивленно приподнятые брови подруги он ответил просто:
– Ты же помнишь, что студия принадлежит мне? Естественно, что у меня нашелся комплект ключей. К тому же я подумал, что ты не откажешься иметь при себе личные вещи.
– Ты продумал все заранее, - осенило Катю. Она с благодарностью приняла самые настоящие дары.
– Не преувеличивай. Просто я хорошо тебя знаю, и заглядываю наперед.
Катя проверила содержимое сумки, развернула пакет с вещами. Олег не забыл ничего: мобильный телефон девушки, кошелек, водительское удостоверение, комплект из джинсовых шорт и рубашки, и так необходимые сандалии. Она на секунду замялась, не представляя, как переодеться в тесном салоне машины. Друг сразу догадался о причине ее замешательства.
– Я отвернусь. Обещаю не подсматривать. А переодеться ты сможешь на подземной парковке в доме Нагорного. Мы все равно там скоро окажемся.
Катя приняла предложение друга и доверилась ему во всем. Мимо нее прошла беседа Олега с охранником, пропустившим их на территорию жилого комплекса, сама поездка по довольно живописной алее, окружавшей несколько огромных зданий и, собственно, въезд на подземную парковку. Мыслями она была там, в квартире старшего Нагорного. Катя подбирала слова, с которых могла бы начать разговор, но они, словно пугливые птицы, тут же вылетали у нее из головы.
– Мы еще можем уехать, - ворвался в ее мысли голос приятеля.
– Нет! – Катя вдруг испугалась того, что Олег, действительно, может увезти ее отсюда. – Я готова.
Это было не так, но девушка не дала себе и шанса спасовать и трусливо сбежать.
– Ладно, - неуверенно согласился мужчина. Идея ему не нравилась, но он уважал желание подруги, хотя и рассчитывал, что она в последний момент передумает. – Тогда я отворачиваюсь.
Катя убедилась, что Олег не подсматривает и вышла из автомобиля. На парковке было довольно темно, к тому же они припарковались между двумя большими авто, поэтому переодеться ей не составило труда. Гонщица сбросила на сидение одежду, найденную в палате, и одела более привычные вещи. Одежда и сумочка были лишь мелочами, но они возвращали ей прежнюю жизнь, существенно придав сил и решимости. Нет, она не станет бежать от реальности, словно трусливый заяц – Катя встретится с ней лицом к лицу.
ГЛАВА 4
Сказать и сделать – это две совершенно разные вещи. Катя поняла это, когда делала последние шаги, замирая перед запертой входной дверью Нагорного. Каждый удар сердца в груди девушки отзывался тупой болью, а ноги едва держали. Мучительные минуты сомнений и страха растягивались в вечность, а сил постучать в дверь не было.
Гонщица подняла руку, с зажатым кулаком, но так и не завершила начатое. Именно в этот момент провидение решило все за нее: дверь неожиданно распахнулась без участия девушки. Всего на миг, но ей вдруг показалось, что она увидела Дениса – живого, взъерошенного, растерянного. Но иллюзия развеялась быстро, принося очередное разочарование и боль. Перед Ворошиловой стоял отец рейсера.
– Катя? – В голосе старшего Нагорного звучало искреннее удивление. – Думал, кто-то так пошутил, когда охрана доложила о твоем приходе. Кажется, ты лежала в клинике.
– Уже нет, - ответила девушка.
Страх медленно стал отпускать ее, и в гонщице стала просыпаться былая уверенность. Она это сделала – встретилась с мужчиной, который имел право ее ненавидеть. Для нее это значило многое.
– Что ж, проходи, - посторонился мужчина, пропуская дочь старого приятеля внутрь квартиры. – Извини за беспорядок, но я готовлюсь к отъезду и времени мало.
Катя воспользовалась приглашением, переступила порог квартиры. Краем сознания она отметила следы поспешных сборов, как и говорил отец Дэна: дорожную сумку у дивана, сброшенный пиджак на кресле, несколько вещей, которые хозяин квартиры решил оставить дома. Сам он сильно изменился с их последней встречи на вечеринке, организованной мачехой по случаю ее возвращения в Россию. Под глазами старшего Нагорного появились синяки, четче обозначились морщины у глаз и рта, плечи были опущены, словно невидимый груз тянул их к земле. Горе изменило этого всегда бодрого и уверенного в себе мужчину.
– Я… - начала, было, Катя, но слова застряли в горле комом. Взгляд гонщицы остановился на комоде, стоявшем у самой дальней стены. В окружении цветов, ярким белым пятном на нем выделялась мраморная урна. На ее выпуклом боку были изображены ладони, сложенные в молитвенном жесте. Чей прах хранился внутри, Катя поняла сразу. И в момент горького осознания ноги гонщицы подкосились. Она вцепилась руками в спинку кресла, стоявшего на пути, с трудом втягивая в легкие воздух. Казалось, он загустел, превратился в вязкий кисель, который не хотел поступать внутрь.
– Ты в порядке? - заметил состояние гостьи Виталий Александрович.
Мужчина подошел ближе, протянул руку, чтобы помочь, но Катя отрицательно мотнула головой.
– Нет… Да… Это нервное, после случившегося. Сейчас пройдет.
– Ладно, - отступил Нагорный. – Ты присядь – на тебе лица нет.
И вдруг выражение его собственного лица изменилось. Он словно догадался о чем-то.
– Ты, как и другие, тоже была в него влюблена, - не спрашивал, а констатировал хозяин квартиры.
– Здесь другое, - не захотела открывать сердце девушка. – Я чувствую свою вину. Это я, а не Денис должна была погибнуть. Он… он оттолкнул меня, защищая и загораживая собой.
Виталий Александрович сел на диван, внимательно посмотрел на девушку.
– Не ты сбила моего сына, Катя, - тяжело давались слова мужчине. – Знаешь, я мог бы и не удивляться тому, что случилось. Дэн всегда был таким – рвался в гущу событий, жил так, словно не боялся умереть. Эти ваши гонки, его работа, постановка трюков – лишь предпосылки к тому, что должно было произойти. В его воспитании я допустил ошибку, упустил время, а когда он вырос, поздно было делать внушения и зажимать гайки. Хотя я это все же делал. Но мой сын полагался только на себя, решения принимал самостоятельно. Если Дэн решил спасти тебя, значит, это был его осознанный выбор. И здесь я горжусь своим мальчиком. А ты… Просто живи дальше, и помни, чем пожертвовал мой сын ради тебя. Его жертва не должна быть напрасной. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Катя слушала исповедь отца Дениса, и в ее душе все переворачивалось. Он не винил ее в смерти единственного сына, не таил зла. Но это не принесло облегчения, не уняло боль. Она сама осудила себя, и даже слова этого мужчины не оправдывали ее в собственных глазах. И эта урна…
Девушка чувствовала себя так, словно готова была лишиться сознания. И, наверное, в небытии ей было бы легче, спокойнее. Только одно еще держало здесь крепче канатов: урна с останками любимого, его незримое присутствие.
– Это тяжело, - только и выдавила она из себя.
Было чертовски больно. А еще обидно: потому что несправедливо было отнимать Дениса у нее, у этого мужчины-отца, у мира. Был бы он с ней, или с другой девушкой – это не важно. Только бы жил…
– Папа, кто тут? – ворвался в неуютную тишину гостиной звонкий голос.
Катя оцепенела. К еще одной встрече она была не готова. Но сестра Дениса уже успела пройти вглубь помещения. В джинсах, в свободной кофточке и с рюкзаком, перекинутым через плечо, она была еще одним живым напоминанием того, что за ошибку ее, Кати, пришлось расплачиваться другому.
– Ты? – узнала посетительницу Олеся. Припухшие от слез, глаза девушки блеснули злостью. – Что тебе здесь надо, гадина?
Сестра Дениса сбросила на пол рюкзак, и вплотную приблизилась к Кате. Она сжимала и разжимала кулаки, готовая наброситься на соперницу. Гонщица чувствовала, как от Олеси исходят волны боли, ярости и негодования, но защищаться не хотела. Какая-то часть ее души желала именно этого – наказания, порицания, физического страдания. Так бы она хоть частично искупила свою вину.
– Леся, - попытался одернуть дочь Виталий Александрович, но девушка словно не слышала его. Она толкнула Катю, оттесняя ту к выходу.
– Убирайся, слышишь? Убирайся и больше никогда не попадайся мне на глаза. Дрянь, тварь, убийца! Ты должна была умереть, а не Дэн. Не он, только не он! Я ненавижу тебя, ненавижу!
Олеся сорвалась, набросившись на Катю, больно ударяя Ворошилову, куда придется. Виталий Александрович вскочил со своего места и перехватил дочь за плечи, оттаскивая ее от жертвы.
– Успокойся, Леся, слышишь? Успокойся!
Девушка истерично забилась в мужских руках, а потом обернулась и уткнулась лицом ему в грудь. Рыдания душили брюнетку, и она не сдерживалась, дала волю чувствам.
– Тише, дорогая, тише, - гладил ее по волосам старший Нагорный. – Мы это переживем. Должны.
Мужчина посмотрел на раздавленную Катю и даже посочувствовал ей – на девушке не было лица. Но помочь ей он ничем не мог. Со своей болью та должна была справиться сама.
Дождавшись, когда дочь немного успокоилась, Виталий Александрович решил закончить тяжелую встречу.
– Иди в свою комнату, Леся, - мягко попросил он. - Через пятнадцать минут мы выезжаем. Дай нам с Катей договорить.
Девушка, пошатываясь, побрела прочь. Она все еще всхлипывала, растирала руками слезы, но не посмела ослушаться. Напоследок Олеся обернулась, прожгла Катю злым взглядом.
– Живи с этим, гадина, - выплюнула она последние слова.
Ворошилова вжалась спиной в стену, оглушенная всей этой сценой и потоком ярости, выплеснутыми на нее. Девушка даже не слышала, что ей говорил отец Дениса – она только видела, как шевелятся его губы.
– Катя, - снова позвал Нагорный, прикасаясь к плечу гонщицы. – Ты меня слышишь?
Наконец, окружающие звуки проникли в сознание Кати, и она кивнула, давая тем самым понять, что слышит мужчину.
– Не обижайся на Лесю. Она раздавлена случившимся, поэтому винит тебя. Но я уже сказал, что ты не виновата. Со временем она это поймет. А пока тебе лучше поехать домой, к семье. Не оставайся одна. И еще…
Виталий Александрович засуетился, покрутил головой, словно что-то искал глазами. Он подошел к своему пиджаку и что-то извлек из его внутреннего кармана.
– Это принадлежит тебе, насколько я знаю, - произнес он, возвращаясь к Кате.
Бизнесмен протянул ладонь, и Катя увидела на ней до боли знакомый ключ. Не узнать на нем эмблему Ламборджини - бык по центру щита - было просто невозможно. Все еще не понимая, девушка взяла его. Пластик обжигал кожу, а в голове у гонщицы билась всего одна мысль: «Это его крылья. Его Джини».
– Я не знал, что с ней делать, но принимать решение и не пришлось. Твой поверенный сегодня связался со мной, и все объяснил – ты выкупила машину Дэна у Вяземского. Глупо, но я не осуждаю.
Он говорил что-то еще, но Катя уже ничего не слышала. Она смотрела на то последнее, что ей осталось от Дениса, и боролась с невыносимым желанием разораться. Все, чего она желала столько лет, случилось: Катя отобрала у Дениса его крылья, она превзошла его в гонке. Но все это досталось ей дорогой ценой. Победа не радовала – она горчила похуже самой страшной отравы.
Катя не помнила, как добралась до подземной парковки. Кажется, в лифте она ехала не одна. Двое влюбленных, ставшие ее случайными попутчиками, обратили внимание на состояние гонщицы. Светловолосая незнакомка участливо тронула ее за плечо, поинтересовалась, хорошо ли Катя себя чувствует. Ворошилова не ответила, вообще никак не отреагировала на участие со стороны. Она была оглушена болью, явственно ощущая только удары собственного сердца. Оно билось вопреки всему, даже ее желанию. Казалось, если бы можно было остановить его одной силой мысли, Катя сделала бы это, не задумываясь.
Сердце… Четкий размеренный ритм… Когда-то – уже, кажется, в прошлой жизни – Катя слышала его в груди спящего Дэна. Девушка готова была поклясться, что в то мгновение ее собственное сердце билось с сердцем Нагорного в унисон.
Катя вышла из лифта на подземной парковке и осмотрелась. Мир не погиб со смертью Дениса, планета не остановила свое движение по орбите. Пустота была только в душе девушки. И осознание этого, наконец, встряхнуло Ворошилову. Она разозлилась: на счастливых окружающих; на Всевышнего, допустившего несправедливость; на Олесю Нагорную, обвинившую ее в случившемся; на мертвого Алекса Дайсона, отнявшего у нее Дениса; но больше всего на себя. И этот коктейль из боли, отчаяния и злости рвался наружу, требовал выхода.
– Кэт, - со стороны, где остался Порше Смирнова, раздался окрик друга. Но Катя даже не обернулась. Память услужливо, словно воспроизводя на кинопленке, подбрасывала кадр за кадром: вот Виталий Александрович дает ей ключ, вот рассказывает о встрече с поверенным, а вот и информация, где ее ждет Ламборджини – недалеко, третий ряд, тринадцатое место.
«Как символично», - подумала Ворошилова.
Она не обращала внимания на то, что ее зовет Олег. Быстро, насколько могла в своем плачевном состоянии, Катя шла к намеченной цели. Первый ряд, второй – все дальше от Смирнова и всего того, что связывало ее с прошлой жизнью.
Полет. Он был ей необходим сейчас. Только так – взлетев как можно выше и быстрее – она сможет освободиться. И для этого у нее теперь все есть. Крылья Дениса стали ее крыльями. Вот так просто и, одновременно, чертовски сложно. Это только кажется, что решиться тяжело. На самом деле, нет ничего проще. Особенно, когда душа поглощена бездной и от тебя не осталось ничего, кроме нестерпимой боли – персональный ад со всеми его кругами.
Белый автомобиль с черными крыльями смотрелся все так же шикарно, как и в тот вечер, когда она впервые села в его салон у дома отца. Пальцы скользнули по четким линиям, лаская нарисованное оперение. Негромкий звук снятия сигнализации и практически бесшумное открывание двери – словно взмах настоящего крыла. В салоне все еще витал аромат туалетной воды Дениса, смешанный с кожей и собственным ароматом мужчины. Зажмурившись, можно поверить, что он сидит рядом – живой и невредимый.
Распахнув глаза, Катя посмотрела перед собой, с силой сжала рулевое колесо, нажала на педаль газа. Двигатель издал утробное рычание. Сегодня она будет летать, и к черту все.
Быстро, словно за ней гнались все черти ада, гонщица выехала с парковки. Ламборджини пронеслась мимо ошарашенного охранника, чудом разминувшись с металлической створкой, которая все еще раздвигалась. Вслед девушке посыпались проклятья. Уже не молодой мужчина никак не мог привыкнуть к безумию, которое творила золотая молодежь – отпрыски богатых жильцов дома. Вот и еще одна сумасшедшая решила поиграть с Судьбой, торопясь на тот свет.
А Катя уже неслась по городу, лишь краем сознания касаясь действительности: красный сигнал светофора; зазевавшийся прохожий, не вовремя шагнувший на проезжую часть; случайные рейсеры, пожелавшие помериться силой, но четким жестом с отставленным средним пальцем, получившие отказ. Все действия, казалось, были отточены и доведены до совершенства, а тело стальной птицы безропотно слушалось свою новую хозяйку. Скорость питала Катю привычным возбуждением, радостью от впрыска в кровь адреналина. Камеры сердца работали так же четко, как и камеры сжигания в двигателе машины. Две абсолютно разные сущности сплетались друг с другом, знакомились, роднились. Километр за километром город растворялся в небытии, пока белая птица с черными крыльями неслась вперед – к звездам, к свободе, к обретению покоя. И лишь яркие образы из воспоминаний то и дело вспыхивали в, охваченном агонией, сознании Кати.
– Что ты со мной творишь, красноволосая ведьма, - пробормотал Нагорный. Он втянул в себя запах волос Кати, и объятия его рук стали сильнее. – И за что мне тебя послали эти чертовы ублюдки с небес или ада? Почему сейчас? Это так неправильно втягивать тебя во все это дерьмо, в котором мне приходится барахтаться. Но я чертов эгоист, и не могу иначе. Мне кажется, что я уже не выплыву. Так хоть напоследок дай тобой надышаться. Уже завтра я этого сделать, наверняка, не смогу…
Она чертова мазохистка. Пусть лучше так – до надрыва, до боли, со всей страстью – но живой. Он был ей просто необходим.
Катя вдруг словно оказалась в иной реальности: ей казалось, что все происходит с другой девушкой. Не может она - Катя Ворошилова - касаться пальцами теплой упругой кожи Нагорного. Это не ее рука осторожно исследует полуобнаженное тело хозяина квартиры, скользя от впадинки между ключицами до углубления пупка и обратно – совсем невесомо, словно легковесное перышко. И да, пальцы другой девушки все же стали повторять узор татуировок рейсера.
Вместо теплой кожи, Катя касалась жесткой оплетки руля. Она неприятно хрустнула под пальцами гонщицы, когда та снова сжала ее, пытаясь унять душевную боль.
Звонкая пощечина на мгновение оглушила рейсера. Кожу в месте удара опалило огнем.
Нагорный тряхнул головой, словно сбрасывая остатки наваждения. Его взгляд, устремленный на девушку, так смело поднявшую на него руку, прожигал насквозь. Но внутренне мужчина понимал, что заслужил это. Он бы и сам себе врезал.
– Не смей больше говорить обо мне в подобном тоне, - блестели гневом глаза Кати. Она была восхитительна в этот момент: настоящая валькирия в красивом платье и со слегка растрепанной прической. И это видение совсем сорвало тормоза Дениса. Он дернул девушку на себя, вжимая хрупкое тело в свое – крепкое и горячее. Еще секунду продолжалась дуэль взглядов, а после рейсер накрыл ее губы своими. Через поцелуй он показал ей всю степень своего желания и гнева – страшный коктейль, выжигающий самого мужчину дотла. И Катя с не меньшим жаром ответила на этот порыв. Тонкие руки девушки обвили шею Нагорного, пальцы зарылись в жесткие волосы на его затылке, чтобы в следующее мгновение с силой сжать их в кулаке.
Страстный, даже дикий, поцелуй все не кончался, но Денису пришлось оторваться ото рта искусительницы. Он прижался своим лбом ко лбу Кати, и в бессилии закрыл глаза. Что же они творят?
Оба тяжело дышали, словно только что пробежали стометровку, но объятья не разрывали, впитывая мгновения близости. Для них существовало только сейчас. Потом наступит слишком быстро, и нужно будет оценить свои поступки. А пока…
– Я не имею права, - практически простонал Денис, тоже пальцами обеих рук зарываясь в волосы Кати. Он натыкался на тонкие шпильки, скрепляющие прическу девушки, но не обращал на это внимания, лихорадочно лаская затылок той, что внесла смуту в его мир. – Меня уже послезавтра здесь не будет. Я не могу тебе ничего обещать. Вокруг меня столько дерьма. Безумие - втягивать тебя в него. Но и отпустить, отдать этим недоумкам, не нахожу в себе сил. Я бы заклеймил тебя. Обязательно оставил бы на этой нежной коже свой знак, чтобы все видели: к тебе приближаться нельзя.
– Я тот еще уб****к. Не по мне вся эта ваниль, сопли и слюни. И сейчас не пойму, какой бес в меня вселился. Слов любви ты от меня не дождешься. Я не знаю, каково это – любить. Никогда не страдал этой херней. Но и не признать, что стал зависим от тебя, я не могу. Проклятье, ты нужна мне. И насколько меня хватит, знает один черт…
Нужна… ему… Надолго ли? Или, как сотни девушек до того, она стала бы лишь эпизодом в его жизни? Плевать. Тот, кто любит риск, кто живет скоростью, должен понимать, что жизнь – лишь миг. Слишком мало времени на сомнения, раздумья, принятие взвешенных решений. Страсть не выбирает, когда и кого заразить своим смертельным вирусом. Она просто приходит – иногда непрошенным гостем, а иногда настоящим проклятьем. Но хуже всего, когда она является не одна. Контрольный выстрел в голову – любовь, и ты не спасешься, не выберешься из этой смертельной ловушки.
Что можно успеть за несколько мгновений? Казалось бы – это такая малость, но и она способна круто перевернуть всю твою жизнь.
Прежде, чем смог осознать свои действия, Нагорный с силой оттолкнул Катю. Девушка упала, больно ушибив плечо. Не понимая, что происходит, Ворошилова посмотрела на рейсера. В эту секунду взгляд мужчины, обращенный на нее, сказал то, что не сказал он сам: она дорога ему даже больше, чем Денис мог себе представить. А в следующее мгновение последовал страшный удар. Словно это происходило не с ней, не здесь, Катя наблюдала за тем, как серебристая Ауди сбивает Нагорного с ног: его тело ударилось о капот, затем о ветровое стекло, оставив на нем сеть уродливых трещин, и, наконец, рейсера перебросило через крышу. Приземление было жестким – не было ничего, что могло бы смягчить падение. Нагорный изломанной марионеткой рухнул на бетонное покрытие всего в десяти шагах от девушки.
– Дэн, - не в своем воспоминании, а наяву выкрикнула Катя, все еще поглощенная страшным видением.
Взвизгнули покрышки от резкого удара по тормозам, но Ламборджини продолжала идти юзом в сторону ограждения моста. Катя видела все, понимала, но вместо страха испытала только облегчение.
ГЛАВА 5
Месяц спустя
Говорят, что умирать страшно. Перед глазами обреченного проносится вся жизнь – с ее самыми яркими моментами, взлетами и падениями. Секунды гибели растягиваются в вечность, и человек силится противостоять неизбежному, жарко молится высшим силам, чтобы беда обошла стороной. В миг, когда наступает прозрение – ему не спастись, и душа уже покидает тело несчастного – его охватывает всепоглощающее отчаяние. А после наступает пустота. Затем, в зависимости от того насколько везуч человек, его душа или блуждает в потемках, рыскает в пограничном мире, либо устремляется к яркому пятну света, виднеющемуся в конце бесконечного тоннеля. Но это все слова. Действительность же куда прозаичнее. Лишь одно во всем этом правда: в последний миг сознание прошивает мысль, что ты еще не готов. С этой мыслью умираешь, и с нею же возвращаешься с того света. Если, конечно, повезет…
Звуки достигали слуха с трудом, словно пробиваясь через многочисленные фильтры. Это было что-то бессвязное, лишенное смысла, похожее на жужжание назойливого насекомого. Хотелось встряхнуть головой, избавиться от этого наваждения, но тело не слушалось: веки, налитые свинцом, не поднимались; чувствительность отсутствовала как в руках, так и в ногах. Что-то было не так. Ведь так не должно быть.
Еще одна попытка вырваться из липких объятий кошмара отняла последние силы. Сознание снова погрузилось в вязкую тьму до следующего пробуждения.
А спустя какое-то время снова рывок вверх, словно поднимаешься из глубин океана: судорожный вздох, отчаянная попытка затянуться воздухом, словно дымом любимых сигарет. И кажется, двигаешься, барахтаешься, но все снова впустую. Разум по-прежнему бьется в неподвижном теле, а со стороны все выглядит так, словно кома продолжается – ни один мускул не дрогнул.
– Я так больше не могу, папа, - то, что до этого казалось жужжанием, вдруг обрело четкость. И голос был знаком. – Сколько он еще так пролежит? А если он больше не очнется, не вернется к нам?
Звонкий голосок принадлежал девушке. Она была в отчаянии, и это угадывалось по интонации, по тому жару, с которым она говорила.
– Перестань, Леся. Кризис миновал. Нам осталось только ждать. Здесь лучшие врачи. Дэн обязательно вернется к нам. Иначе и быть не может. - А вот этот голос – мужской – звучал далеко не так уверенно, как того хотел его обладатель.
– Дэн, миленький, очнись! Ты нам так нужен!
Теплая ладонь коснулась неподвижной руки, а ее хозяину захотелось закричать. Как же так? Почему он не может ничего сделать?
Этот внутренний крик дал импульс рукам. Он дернул пальцем, еще и еще. Тяжелые веки слегка приоткрылись, чтобы тут же вновь закрыться. Яркий свет резал глаза.
–Дэн! – радостный вопль едва не оглушил. – Папа, он пошевелил пальцами!
– Сынок! – еще один возглас, и еще одно прикосновение. Как же радостно было осознавать, что чувствительность возвращается. Но и усталость никуда не делась. От перенапряжения он снова отключился.
Но на этот раз это была не тьма.
Такое знакомое место. Сколько раз он приезжал сюда предаться размышлениям и просто покупаться. Но в этот раз все по-другому. Он не один, а вместе с огневолосой девчонкой. Глаза следят за ней неотрывно. Даже когда бестия вне поля его зрения, все внутри тянется именно к ней, в ту сторону, где она. И так хочется поддеть ее, вывести из равновесия, чтобы вновь наблюдать пламя, бушующее у нее внутри.
– Я собираюсь искупаться, так что не смотри на меня так. Ты, может, и готова надевать одежду на мокрое белье, а я – нет.
Это провокация. Она не может не поддаться. Хотя, нет, это он не сможет терпеть, если огненная девочка спасует. Но благоразумие ей не свойственно. Иначе бы не связалась с ним, не шагнула в пасть волка так бесстрашно.
Чтобы больше не думать, не представлять ее в своих объятиях, он ступает на пирс и легко пробегает до его конца. Оттолкнувшись от деревянной поверхности, смело ныряет в воду.
Под водой хорошо. Прохлада действует отрезвляюще, но он все еще пьян чувствами, что испытывает к этой птичке. Нужен не один час, чтобы до конца остыть. Но легкие жжет от недостатка кислорода, и Денис всплывает.
Она стоит взволнованная. Так старательно делает вид, что ей на него наплевать, но взгляд выдает ее с головой. Невозможно не улыбнуться.
– Давай, раздевайся и ныряй. Обещаю – топить не буду. Пока…
Еще несколько гребков, чтобы усыпить ее бдительность. Она не должна его бояться.
– Смелее, птенчик, ты заслужила несколько минут прохлады.
Катя все еще колеблется, но он уже знает, что одержал победу. И точно, девушка раздевается.
«Черт! Черт! Черт! Кажется, я переоценил свою выдержку».
Он практически не дышит, любуясь хрупкой девичьей красотой. Если бы не прохладная вода, его естество уже давно бы распирало от желания. Но Денис держится, только позволяя себе глазами пожирать соблазнительное юное тело. Стройные ножки Кати переминаются на месте, а руками она прикрывает грудь. Кружевное белье только подчеркивает соблазнительность изгибов. Преступление прятать такую красоту под одежками.
Но вот девушка с берега ступает ногами в воду, игнорируя пирс. Она медленно, шаг за шагом, погружается в прохладу водоема, скрывая от него то, на что он бы желал и дальше любоваться.
Минута, пока вода не доходит до груди, и она ныряет. Яркая маленькая рыбка. И он хочет приблизиться, прикоснуться к ее соблазнительной чешуе.
«Да уж скорее она маленькая пиранья с опасными зубками, чем безобидная рыбка».
Идея поплавать с Катей в одной компании уже не кажется ему хорошей. Из соблазнителя он превращается в соблазняемого. Нужно прийти в себя. Но еще один взгляд на чертовку – последний – и стоп-кран оказывается сорван. Безумие, но ему хочется прикоснуться к ней. Это желание непреодолимо.
Десяток гребков, рывок вперед, и такое желанное тело оказывается в его крепких объятьях. Она трепещет, пытается вырваться, но он не отпустит. Не теперь.
– Попалась, Птенчик, - прижимает стройное тело к себе, наслаждается каждой секундой близости.
Больше не отпустит. Она его…
– Катя, - едва слышно пошевелил губами Денис уже в реальности, а не во сне.
***
Зал «Эвереста» был наполнен привычными звуками: людские голоса, свист скользящих тросов, хлопки от приземления скалолазов на мягкие маты, громкие окрики инструкторов. Но это не мешало молодому парню и невысокой девушке вести беседу. Их друзья стояли в стороне и напряженно наблюдали за происходящим.
– Ненавижу ее, - бросила злой взгляд в сторону русоволосой девушки золотоволосая красавица. - Зачем только он продолжает видеться с этой обезьянкой? Мазохист.
– Брось, Алиса. Макс все еще надеется, что они снова будут вместе. Нельзя его за это осуждать, - возразила ей другая девушка.
– Машка права, - поддержал подругу темноволосый крепыш. В это время он проверял обвязку и одним ухом слушал девчонок. – К тому же, разрыв не должен превращать их во врагов. Это жизнь, детка.
– Не зови меня деткой, - огрызнулась Алиса. – Я еще в начале их отношений предупреждала: добром это не закончится. Эта вертихвостка разбила ему сердце, но он продолжает, как слепец, искать с ней встреч. А мы – идиоты – таскаемся за ним следом. Уже давно сменили бы скалодром и жили себе спокойно.
И Маша, и Виктор предпочли не спорить с девушкой. К ее брюзжанию, едва только войдут в зал «Эвереста», они привыкли. Горовую все равно было не переубедить, а за друзей они переживали не меньше ее. Максим, действительно, страдал. И пусть внешне парень старался держаться бодро, в глубине его глаз можно было рассмотреть притаившуюся боль.
Молодая пара, ставшая причиной такого живого обсуждения, тем временем продолжала разговор. Им все так же было хорошо друг с другом, но каждый из них воспринимал другого по-разному. Для девушки парень был хорошим другом. Для него же она была любимой, которую сложно отпустить.
– Ты так и не сказала, что задумала. – Максим не мог оторвать глаз от дорогого сердцу лица. Девушка, стоявшая напротив, сильно изменилась за последний месяц (и не только внешне), но он продолжал ее любить, несмотря ни на что.
– Я до конца не уверена, что все получится, - ответила ему собеседница, не отрывая глаз от входа в скалодром. – Миша говорил, что ему удалось уговорить ее, но меня мучают сомнения.
– Ну, конечно. И как я о нем забыл? – помрачнел Синельников.
Опять этот Миша! С тех пор как он появился в жизни любимой, девушка отдалилась от него еще больше. Между ними уже не пропасть, а целая бездна. Но хуже всего для Максима было то, что новый соперник медленно, но уверенно вытесняет старого. И теперь остается только гадать, не привиделись ли ему их поцелуи и нежные встречи. Может, все было сном, а теперь он проснулся и снова один?
– И что на этот раз? – Нужно было прояснить все до конца, поэтому Максим задал вопрос, ответ на который ему заранее не нравился.
Но его собеседница не стала отвечать. Она лишь слабо улыбнулась, но даже эта улыбка была адресована не парню. Синельников проследил за взглядом любимой и на мгновение смутился. Невдалеке стояли двое – высокий светловолосый мужчина и маленькая, словно воробышек, девушка. Что-то смутно знакомое было в ней, и это что-то, словно заноза, вонзилось в сердце.
– А вот и они, - искренне обрадовалась паре собеседница Макса. – Все же пришли.
Она взяла парня за руку и потащила его к вновь прибывшим. По мере их приближения щегол в свободных белых льняных брюках и такого же цвета футболке все шире расплывался в улыбке. Максим невольно сравнил себя и его. Да, блондин выглядел внушительно, с сильно развитой мускулатурой, словно только и делал, что тренировался в спортивном зале. Мышцы на груди так и грозили порвать хлипкую ткань футболки. Стоило мысленно дорисовать ему огромный крылья, и архангел во плоти был готов. Божество – не меньше. И самым удручающим было то, что это божество даже издалека излучало сексуальную энергетику.
– Привет, Катюша. – Поздоровался блондин, едва они подошли. Присутствие рядом с гонщицей другого мужчины заставило его перевести взгляд, но сделал он это без особого желания. – А это Макс, как я понимаю.
– Правильно понимаешь, Михаил, - ответил за Ворошилову Синельников. Имя своего соперника он почти выплюнул.
Михаил криво усмехнулся, оценив порыв парня. Он бы и сам ради такой девушки бился до конца. Потому и не удивился прохладному приему. Кажется, с Катей они расстались не так давно, и юнец просто пока не смирился с потерей. За это наглецу можно было простить несдержанность.
– А это моя сестра Лера, - оставив выпад Синельникова без внимания, представил свою спутницу Звягинцев.
Возможно, идея Кати познакомить Валерию со своей компанией, была не такой уж и плохой. По крайней мере, на щеках его младшей сестренки появился легкий румянец.
Последний месяц дался трудно им обоим. Сестра и брат заново восстанавливали связь друг с другом. Его девочка с трудом оправилась после изнасилования, и шла на контакт неохотно. Но Михаил понимал, что только так, пусть и небольшими стрессами от смены обстановки, он мог вывести близкого человека из депрессии. Ей нужно было заново научиться верить людям, полюбить этот мир.
Самому же Звягинцеву, как ни странно, тоже нужна была помощь. И именно в этот момент Судьбе было угодно познакомить его с Катей.
На душе у мужчины потеплело от воспоминаний, хотя тогда ему было точно не до смеха…
Ее он увидел не сразу. Вначале фары осветили белый кузов с, до боли знакомыми, черными крыльями. Ламборджини Нагорного практически достигло ограждения – последнего препятствия, отделявшего его от неминуемого падения вниз с высоты нескольких этажей. Но какое-то чудо в этот вечер уберегло и автомобиль, и его пассажира от катастрофы.
Только после нескольких долгих секунд, пока сердце Звягинцева ухало в груди от волнения, мужчина разглядел невысокую женскую фигуру. Всего в шаге от машины, перегнувшись через перила и свесив тело на половину над бездной, стояла Екатерина Ворошилова.
Девушка не замечала ничего вокруг. И даже звук захлопываемой водительской двери не услышала. Михаил сделал несколько шагов в ее сторону и остановился. Ситуация была опасной. Мысленно он просчитывал все возможные варианты. Ворошилова могла сделать резкий рывок вперед и полететь вниз. Слишком хорошо он знал, на что способны отчаявшиеся девушки. Единственным верным шагом в той ситуации было отвлечь внимание бедняжки на себя, заговорить зубы.
– Эй, а мне можно с тобой? – не нашел он ничего лучшего, чем предложить свою компанию. И тут же Михаил мысленно ударил себя по лбу за идиотский вопрос. Переговорщик из него, нужно было признаться, выходил так себе.
Катя вздрогнула от звука чужого голоса, но не обернулась. Она продолжала смотреть вниз, на темно-серое, в этот час почти черное, дорожное полотно с четкой белой разметкой – как жизнь, с ее непостоянством и сменой хороших-плохих полос. По дороге то и дело проезжали машины – участники бесконечного действа под названием жизнь. А ведь она могла оказаться там, внизу. Вот только было бы это финальной точкой – грязной кляксой на ровном и гладком полотне. Лишь в последнее мгновение, словно попробовав сыграть в чертову русскую рулетку, она дала себе шанс, и… все закончилось.
Она не сорвалась, не упала, осталась жива. Но, казалось, в бездну рухнула часть боли, терзавшая ее. Странно было ощущать, как легкие расправляются, наполняются кислородом. До этого каждый вздох давался с трудом.
Вместе с тем, внутри окончательно и бесповоротно что-то оборвалось. Разумом Катя понимала, что уже не станет прежней. Новая она будет жить по-другому. Но, главное, жить, как и хотел бы Денис. Словно птица с подбитыми крыльями, она больше не ощутит радость полета, а только с тоской будет вспоминать о том, чего навсегда лишилась.
– Катя, это не выход, - человек, нарушивший ее уединение, снова подал голос. Собственное имя, слетевшее с его губ, ударило по взвинченным нервам. И в то же мгновение мозг пронзила догадка: он знает, как ее зовут.
Резко повернув голову, гонщица попробовала рассмотреть визитера, но свет фар его автомобиля слепил. Катя видела только силуэт.
– Кем бы ты ни был, проваливай. И передай моему отцу, что я не вернусь в клинику. И к нему не вернусь!
Девушкой в тот момент владели злость и отчаяние. Все, чего ей хотелось – это остаться одной. Но даже этого она была лишена. Отец продолжал ее опекать, в то время, как она не нуждалась в его опеке и заботе.
– Извини, но я не уйду, - возразил ей Звягинцев. – К тому же, я не тот, за кого ты меня принимаешь. Твой отец не отправлял меня на твои поиски, я сделал это по собственной инициативе.
– Да? С чего бы это? И как ты меня нашел?
Михаил приободрился, достигнув небольшого прогресса. Ворошилова пошла на контакт, а это значило, что прямо сейчас она не станет прыгать. Нужно было продолжать разговор, заинтересовать ее.
– Я случайно узнал о твоем побеге, - честно признался мужчина. – Пришел в клинику навестить сестру, и увидел переполох. Расспросив персонал, понял, кого потеряли. А твой отец только подтвердил это. Он рассказал, что с ним связывался Нагорный. Ты была у отца Дениса, разговаривала о его погибшем сыне, и забрала ключи от Ламборджини. Бедняга только позже сообразил, что не следовало отпускать тебя в таком состоянии. Ну а дальше дело техники. Отследить приметный автомобиль, оснащенный GPS-маяком слежения, не составило труда.
– Кто ты? – проявила искренний интерес Катя. – И откуда знаешь моего отца?
Девушка даже отступила от перил, пытаясь рассмотреть своего собеседника. Мужчина помог ей и повернулся так, чтобы она смогла увидеть его лицо.
– Меня зовут Михаил Звягинцев. Я сотрудник следственного комитета. А еще друг Дэна. Поэтому, как ты понимаешь, я не мог пройти мимо истории с твоим исчезновением. Кроме того, у меня к тебе есть вопросы по делу о его гибели. Надеюсь, ты мне поможешь.
– Друг Дэна… - машинально повторила Катя. – Это правда?
– Я никогда не лгу, - заверил ее Звягинцев.
Он сделал еще шаг, приближаясь к девушке. Теперь она была в зоне досягаемости, и даже пожелай бедняжка сейчас броситься назад к перилам, он мог ее перехватить. Но это не требовалось. Катя постояла молча несколько долгих секунд, о чем-то размышляя, а затем прошла вперед, обогнув мужчину. Она подошла к его автомобилю и без разрешения открыла пассажирскую дверь.
Что ж, если он хочет что-то узнать о Денисе, она готова ему рассказать все. Ну, или почти все.
Михаил какое-то время постоял на месте, не веря своей удаче. Определенно, не такую реакцию он ожидал получить от гонщицы. Она смогла его удивить: никаких истерик, метаний и рыданий. Ее боль была спрятана где-то в глубине души, и она точно не собиралась туда никого пускать.
– Да, друг, тебе с ними всегда везло, - негромко произнес Звягинцев.
Мужчина даже позавидовал своему приятелю, но быстро отогнал ненужные мысли прочь. Самое главное – он нашел беглянку, и теперь она в безопасности. А еще Михаил сможет закрыть дело, получив показания Ворошиловой.
Больше не медля, Звягинцев поспешил к своей машине. В ней его ждала та, что смогла перевернуть мир лучшего друга с ног на голову. И что-то подсказывало мужчине, что и в его жизни она тоже наследит.
ГЛАВА 6
Михаил и Катя сидели в уютном кафе спортивного комплекса. Второй этаж и большие панорамные окна позволяли посетителям следить за тем, что происходит в зале скалодрома. Звягинцев специально выбрал такое место, чтобы иметь возможность наблюдать за сестрой. Та как раз повторно пробовала свои силы, желая покорить стенку.
– Кажется, ей здесь нравится, - заметил мужчина, обращаясь к своей спутнице. – И твой друг уделяет ей много внимания.
Последнее замечание Михаил сделал с недовольством. После случившегося с Лерой, он старался оградить ее от общения с мужчинами. Все они вызывали у девушки паническую атаку. Но не с этим юнцом. Кавалеру Кати сестра, подумать только, робко улыбалась.
Его спутница посмотрела в сторону скалолазов и неопределенно пожала плечами.
– Рядом с Валерией не только Макс. Моя компания приняла твою сестру. Она им понравилась, это точно.
– Но им не понравился я, - без обид закончил за нее Звягинцев. – Макс твой ревнует, а подруги испепеляют меня глазами. Могли бы расчленять взглядом, я бы давно уже был порезан на кусочки. А ведь обычно я другое впечатление произвожу.
– Не преувеличивай. Они пока тебя не знают, вот и осторожничают, - возразила гонщица.
– Поверю тебе на слово, - наконец, оторвался от своего наблюдения Михаил. Он посмотрел на собеседницу, и улыбнулся. Если бы не она, отношения с сестрой могли так и не наладиться. Все же Ворошилова сделала многое после того, как узнала историю Леры: помогла найти для нее лучшего психолога, участвовала в совместных прогулках, снова объединяя близких людей, стала, наконец, девушке настоящей подругой. И кто бы мог подумать, что сам Михаил настолько привяжется к гонщице. А ведь вот же, сидит и смотрит на нее едва не влюбленным взглядом.
«Идиот!» - мысленно обругал себя Звягинцев.
В это время как раз принесли их заказ, и девушка подтянула к себе бокал с молочным коктейлем и тарелочку с кусочком вишневого пирога. Есть не хотелось, но нужно было себя хоть чем-то занять.
– До сих пор не могу привыкнуть к твоему новому образу, - вдруг сменил тему Михаил. Он потянулся рукой к волосам Кати, и пальцами защепил светлую прядь гонщицы. Естественный цвет волос шел ей больше, чем предыдущий огненно-красный. Перед ним сидела красивая, но ужасно грустная девушка - без прежнего пламени, спокойная, уравновешенная. И лишь глаза были наполнены жизненным опытом, который обычно не встречается у столь юных созданий.
Его движение затянулось, создав неловкую паузу. Катя осторожно вернула себе прядь.
– Я всегда была такой, - пояснила она. – Огненной меня звали не за цвет волос, а за характер. И лишь перед возвращением в Россию я придала своим волосам тот дикий оттенок.
– Бунтарский дух, - понимающе кивнул Звягинцев. – Хотела насолить семье.
Пальцы лишились мягкого шелка волос, и теперь он не знал, куда их девать.
– Думаю, это не помогло, - между тем ответила гонщица. Она постучала вилочкой по дну тарелки, мысленно анализируя прошлые свои отношения с семьей.
Да, было нелегко. Но тот период остался далеко позади. С отцом Катя если не помирилась, то контакт наладила точно. Старший Ворошилов не пытался навязывать свое мнение, с уважением относясь к пожеланиям дочери. Ну а гонщица не совершала необдуманных поступков, которых в первое время от нее ожидал Дмитрий Петрович. Это радовало мужчину. И даже Маргарита Львовна сдерживала свои комментарии в присутствии непутевой, как она считала, девушки. Впервые за время супружества Ворошилов жестко дал понять, что дочь для него важнее всего на свете. Так что, даже соверши она смертный грех, он встал бы на ее защиту. Это хоть и бесило супругу бизнесмена, но поделать она ничего не могла. И хрупкое равновесие пока еще держало всех вместе.
Размышляя об этом, девушка без особой охоты отправила в рот порцию десерта.
– Что мы все обо мне. Лучше расскажи, как успехи в твоем деле? - спустя какое-то время спросила Катя о том, что волновало ее больше всего.
Гонщица всячески старалась придать голосу безразличие, но проницательный Михаил все понял.
– Мы же договаривались, что ты больше не расспрашиваешь меня по поводу Вяземского, – поморщился он. – И что меня тогда дернуло рассказать тебе о деле.
Память услужливо вернула его в прошлое.
В салоне джипа нового знакомого было тепло и комфортно, но Катю все равно потряхивало. Она снова переживала события того страшного вечера, еще раз теряла надежду на то, что это просто кошмарный сон. Зачем нужно было снова через это проходить? Мазохизм, верно. Но иначе гонщица не могла. Может, этот странный мужчина, сидящий рядом, появился в ее жизни не случайно, и многое в жизни предопределено?
– Катя, личность убийцы, конечно, установлена, - словно опасаясь спугнуть, начал осторожно Звягинцев, - но мы о нем мало знаем. Появился в городе совсем недавно, нигде не засветился. Паспорт на чужое имя, номер в дешевой гостинице и расчет только наличными. Парень не хотел, чтобы о его визите кто-то знал. Пробив нашего гостя после случившегося, всплыло твое имя. В гостиничном номере вся стена была увешена твоими снимками. Зачем ты была нужна Алексу Дайсону?
При упоминании Звягинцевым этого имени, Катя невольно вздрогнула.
Слишком часто, закрыв глаза, она видела перед своим внутренним взором яркий образ убийцы. И всегда Дайсон был разным: то улыбался ей своей безумной улыбкой, то смотрел с, искаженным яростью, лицом. А его пальцы она чувствовала на своей шее, словно все происходит в реальности.
– Он… Он приехал мстить за брата, - запнулась в самом начале девушка. Но уже в следующее мгновение нашла в себе силы собраться. Мерзавец был мертв, и больше никому не мог причинить вред.
– Его брат погиб в автомобильной катастрофе, - вспомнил Михаил факты из дела. – Несчастный случай. Причем здесь ты?
Катя устало хмыкнула и отвернулась к окну. Еще одна случайность, переплетающая их судьбы. Одно событие потянуло за собой другое, и вот финал.
– Марк тогда гонял с Огненной Кэт, - погрузилась девушка в еще одно неприятное воспоминание. – Самоуверенный мальчишка. Его ошибка стоила ему жизни. Но Алекс во всем винил меня. Людям всегда проще обвинить кого угодно, кроме себя. Ведь он мог повлиять на брата, отговорить от заезда. Вот только зачем? Они же победители, чемпионы, и все должно быть у их ног. Но вот незадача – одна девчонка была им не по зубам. Ничего, сломаем, унизим, уничтожим…
Деланное безразличие не смогло спрятать истинные чувства Ворошиловой – она говорила с гневом в голосе.
– Ты была той Огненной Кэт? - зная ответ, все же поинтересовался Звягинцев.
Нет, ему было известно, что она гонщица, но мужчина не думал, что речь в деле шла именно о Ворошиловой. Только сейчас он начал вспоминать, что информации по той аварии у него было крайне мало.
Катя не стала отвечать на вопрос, а сразу пояснила:
– Мое настоящее имя не упоминалось. Причина аварии была понятна, а большего и не нужно было. К тому же дядя меня очень любит, поэтому не позволил бы журналистам полоскать имя в газетах.
– Понятно, почему Дайсон был тобой одержим, - спустя несколько затянувшихся секунд тишины, произнес Звягинцев. Мозаика складывалась, выставляя дело в истинном свете.
– Больной ублюдок! Он должен был лечиться! – в сердцах воскликнула Катя, мечтая воскресить мерзавца, чтобы лично отправить повторно на тот свет.
Они оба помолчали. Катю не отпускало чувство отчаяния и злости, а Звягинцев думал о том, что не так проста эта девушка, сидящая рядом. Вот и Дэна с ней что-то связывало. Но не мог приятель влюбиться в Ворошилову. Нагорный и любовь – понятия несовместимые. Тогда почему чутье, выработанное годами практики в СК*, говорит об обратном? Не только он запал в сердце Кати, но и она смогла что-то разжечь в душе Дениса. Иначе бы тот не пошел на такую жертву.
Загадки и сложные дела Михаил любил. И Катя вдруг стала одной такой загадкой, которую он захотел разгадать. Нет, они точно должны встретиться еще раз…
Катя вдруг резко повернула голову в его сторону. Из-за темноты в салоне он видел только ее силуэт, но готов был поклясться, что в тот момент увидел пламя в зрачках собеседницы.
– Я рассказала тебе о Дайсоне. Теперь ты мне расскажи, что тебя связывало с Денисом, и почему ты занимаешься его делом. У меня уже был следователь, но при чем здесь следственный комитет?
Звягинцев понял, что должен ответить честностью на честность. Это могло расположить девушку к нему. И он заговорил.
– Мое ведомство занято разработкой одного криминального авторитета, в деле о котором Дэн проходил свидетелем, - признался он. –Друг раздобыл важные улики, хоть и косвенные. Цену заплатил за это не маленькую. Впрочем, как и я…
Михаил сделал паузу.
– Мою сестру изнасиловали в назидание, мол, не лезь, куда не следует. Денису тоже перепало. Он был связан по рукам и ногам. Но это к делу, конечно, не относится. Извини. Так вот, - продолжил Михаил говорить по существу. - После смерти Дэна ведомство поручило мне изучить все обстоятельства его гибели. Так что это, можно сказать, формальность, но соблюсти ее я должен.
– Это твоя работа. Я поняла, - кивнула Катя.
Она слушала собеседника внимательно. Ей даже стало казаться, что Михаил стал ее связующим звеном между настоящим и прошлым – тем временем, когда Нагорный был жив.
– Расскажи о нем… о Денисе. Каким он был с тобой? – попросила она.
Михаил посчитал, что не будет ничего страшного, если они вспомнят Нагорного. Ему и самому было непросто после гибели друга. Так почему бы не разделить чувства с этой девчонкой, которая что-то да значила для приятеля.
– Мы дружили еще со школы, - усмехнулся Звягинцев, погружаясь в воспоминания. – В него уже тогда влюблялись все девицы. Не было ни одной, что не строила бы ему глазки. Но настоящей его страстью были автомобили и скорость.
– О его любвеобильности я в курсе, - нервно дернула плечом Катя.
– Он просто не встретил ту, что смогла бы вправить ему мозги, - улыбнулся Михаил, правильно оценив реакцию девушки. Она ревновала, выдав себя с головой. – Но, знаешь, в последние дни мне показалось, что он созрел к чему-то. Неуловимо Денис поменялся. Не знаю что или кто тому виной. Может, этот чертов Вяземский со своей дочкой заставили его пересмотреть свою жизнь, а, может, нашлась та, что стала дорога.
Не желая того, Звягинцев очень неудачно вспомнил о бандите и главном фигуранте уголовного дела. Вот эту фамилию Ворошиловой точно не следовало знать. Мужчина понадеялся, что Катя не придаст новому имени значения, но тут он ошибся в очередной раз.
– Я знала, что у Дениса были проблемы, - ответила девушка. - В том числе и с этим человеком – Вяземским. Дэн должен был ему крупную сумму. Все из-за этой проклятой тачки – его Джини. Но мне и самой нужна была эта машина.
Катя замолчала, подбирая слова. Михаил же мысленно костерил себя за болтливость.
– В тот вечер, когда он… - девушка не смогла произнести слово умер, поэтому запнулась. – В общем, накануне мое доверенное лицо выплатило долг Дениса. Я собиралась отобрать его любимицу, его крылья, чтобы нанести сокрушающий удар по самолюбию человека, однажды унизившего меня. Это была часть глупого плана, который сейчас не имеет значения.
Пока Катя рассказывала, Звягинцев наблюдал за ней. Пожалуй, держалась она не как восемнадцатилетняя девчонка. Другая бы давно сорвалась в истерику, но не Кэт. Напротив, она рассуждала здраво, лишь изредка поддаваясь эмоциям. И эти ее слова о плане…
– Постой, ты хочешь сказать, что вступала в контакт с Вяземским? – неожиданно осенило мужчину. – Ты хоть понимаешь, куда сунулась и с кем заключила сделку?
– Понимаю, - не растерялась и не испугалась Катя вспышки Михаила. – Но лично я с ним не общалась. Мой риск был минимален, я все просчитала.
– Невероятно, - изумленно покачал головой Звягинцев. – И это говорит восемнадцатилетняя девица.
Он поражался одновременно и ее смелости, и глупости, и довольно взрослому подходу к делу. Ведь не полезла со своими предложениями сама – наняла человека. И судя по автомобилю друга, стоявшему впереди, даже мастера своего дела.
– Я рано повзрослела, - не обиделась Катя. Сложно было поверить, что в ее возрасте девушки занимаются подобными вещами. За большинство из них, все проблемы решают старшие родственники: отцы, браться, дяди. Из всех перечисленных у нее был только дядя. Но Петр оказался дальновидным и помог Кате приобрести независимость. Именно он удачно пристроил ее наследство, рано дал доступ к той части, что не была в обороте. Почти все эти средства и ушли на то, чтобы перекупить долг Дениса.
Кате вдруг захотелось выговориться. Слова, надолго застрявшие внутри, отчаянно просились наружу. Наконец, можно было не вести с собой молчаливый диалог. У нее появился благодарный слушатель. И девушка говорила, говорила, говорила.
В ту ночь они разговаривали обо всем: о прошлом Кати, о ее желании отомстить Денису за обиду, о соперничестве и той последней встрече, обернувшейся трагедией. А Звягинцев рассказал ей о сестре, о своей дружбе с Нагорным и о сложном пути, что пришлось им обоим пройти, чтобы только попытаться засадить мерзавца Вяземского.
И вот продолжение той ночной беседы догнало их в кафе. Михаил мог бы и догадаться, что упертая девчонка так просто не выбросит из головы разговор.
– Послушай, забудь о том, что я рассказал тебе, - едва не взмолился он. – Я вообще не должен был посвящать тебя в детали расследования. А теперь у меня стойкое чувство, что ты готовишь собственную партизанскую войну. Из-за моей ошибки уже пострадала Лера. Я не переживу, если и с тобой что-нибудь случится. Не для того Денис погибал, чтобы ты снова подвергала себя опасности.
По тому, как побледнела Катя, Михаил понял, что сказал глупость. Рана в ее душе все еще была свежа, а он посыпал ее солью.
– Прости, я не это имел в виду, - попытался мужчина сгладить впечатление от своих слов, но было поздно. Девушка резко отодвинула от себя стакан, разлив при этом коктейль.
– Нет, ты все верно сказал, - едва слышно произнесла гонщица, но потом ее голос окреп, а слова стали весить, как пудовые гири. – Денис подарил мне жизнь, и я не должна рисковать этим подарком. Но я его об этом не просила. Слышишь? Мне это не нужно. Какой в этом смысл? Прошел месяц, а я так и не знаю, зачем живу дальше.
Стены кафе давили на Катю. Отчаянно хотелось закричать. И плевать на свидетелей, плевать на то, что ее сочтут сумасшедшей. Боль рвалась наружу, но, как и тысячи раз до этого, девушка заставила себя сдержаться. От этого было еще хуже, ведь боль не исчезала, а просто гнездилась еще глубже, прорастала в душу. Терпеть сдерживаться удавалось все сложнее и сложнее.
Чтобы не сорваться, гонщица встала, намереваясь уйти. Михаил подхватился следом и даже успел взять Катю за руку, останавливая.
– Кэт, погоди, не уходи. Я сглупил, прости.
Девушка кивнула, успокаивая друга, но свою кисть из его ладони все же выдернула.
– Сейчас не могу. Мне нужно идти. Поговорим позже, - Кате хотелось быть помягче, но слова все равно прозвучали резко.
Так быстро, как могла, Ворошилова вышла из кафе. Внутри все тряслось, и она шла, даже не задумываясь над тем, куда направляется – просто вперед, просто подальше. Но мозг даже в такой стрессовой ситуации работал четко, поэтому девушка довольно быстро оказалась на улице. И даже друзья не заметили ее побег.
«Дышать, дышать, дышать. Глубже. Раз, два, три», - внушала она себе снова и снова.
Тренинг помог, но боль от разбередившейся раны не прошла.
Именно в этот момент в сумочке завибрировал телефон. Даже не глядя на дисплей, Катя знала, кто звонит – рингтон принадлежал Антону. Но прежде чем ответить названному брату, девушка дала себе еще несколько секунд.
– Да.
– Привет, Катена. Как ты? – услышала гонщица в динамике знакомый голос блондина.
Один и тот же вопрос, казалось, преследовал ее повсюду. Все знакомые начинали разговор именно с него. Но разве можно одними только словами объяснить то, что творилось в ее душе? Да и кому какое дело, как на самом деле она себя чувствует? Дежурная фраза, призванная убедить, что о тебе волнуются? И что изменится, если сказать правду, что внутри все переворачивается от боли, а ночью она не может спать, так как боится кошмаров, где Дэн погибает у нее на глазах снова и снова?
– Как всегда, - подавила девушка в себе вспышку раздражения и ответила вполне спокойно.
Для окружающих у нее все хорошо, воспоминания не терзают душу, сердце не кровоточит.
– Я рад, Катя, - искренне произнес мужчина.
– Ты же не о моем самочувствии справиться позвонил? – решила ускорить разговор гонщица.
Что волнует Ледова, она знала лучше всех. Жизнь не стоит на месте. Кто-то теряет, но кто-то находит. Вот так и у этого красавчика.
– Не знаешь, где твоя чокнутая сестра может быть? Она не отвечает на мои звонки, игнорирует сообщения.
– Думаю, как обычно по магазинам бегает. Рэйчел скупает все, что попадает на глаза, словно в Талсе недостаточно этого барахла. Но колорит, видимо, берет верх. – Терпеливо разъяснила она брату. – Ты, кстати, с чем опять пролетел?
После истории с Дайсоном Рэйчел не смогла усидеть на месте, и прилетела в Россию. Поддержка сестры очень помогла Кате, а природная гиперактивность девушки хоть на время, но выдергивала Ворошилову из состояния апатии. С очаровательной блондинкой познакомился и Ледов. Вот тут и начались мексиканские страсти. Но Антону не позавидовали сразу двое: Катя, отлично знавшая сестру, и Смирнов, успевший натерпеться от чертенка Рэйчел. Хотя последний в душе и радовался такому стечению обстоятельств. С его слов Ледову было полезно прочистить мозги. А блондинка с шилом в одном месте сделает это лучше всех.
– Давай не будем об этом, - ответил на вопрос Кати Антон. – Кать, мне нужно поговорить с твоей сестрицей, но она меня игнорирует, зараза. Где мне ее перехватить?
– Полегче, ты говоришь о Рэйчел. Я своих в обиду не даю.
Кате было и самой интересно, куда запропастилась сестра. Судя по тому, как активно добивается встречи с ней Ледов, вечером будет очередная занимательная история.
– Да ладно тебе. Ее обидишь, как же. У вас это семейное. - В голосе Ледова звучала обида.
– Хорошо, убедил, - не стала спорить девушка. – Помогу с направлением поисков. Рэйчел говорила что-то о новом учителе йоги. Скорее всего, скупает где-то в торговом центре все для занятий. Это все, что я знаю, Антон. И напутствие от меня – не вздумай ее обидеть, иначе будешь иметь дело со мной.
– Охотно верю, - приободрился мужчина. - Все, Катена, я убежал искать свою пропажу. Если не найду, вечером буду у тебя. Не предупреждай ее об этом. Хотя, чего это я – все равно ведь расскажешь.
– Не сомневайся.
Ледов отключился, а Катя секунду смотрела на потухший дисплей. Ну, хоть у кого-то личная жизнь налаживалась. Эти двое нашли друг друга. И пусть вели себя словно кошка с собакой, взгляды, какими они обменивались, говорили красноречивее любых слов.
*СК – Следственный комитет.
ГЛАВА 7
В гостиной неслышно работал кондиционер, но Катя все равно задыхалась. Казалось, воздух с трудом проникает в легкие, превратившись в густой кисель. В последнее время такие приступы участились, что выматывало гонщицу до предела. Даже думать в такие минуты было тяжело.
– Так больше нельзя, Кэт, - долетел до девушки голос сестры. – Ты занимаешься саморазрушением. Это приносит страдания не только тебе самой, но и нам – всем тем, кто тебя любит. С этим нужно что-то делать. Смена обстановки должна помочь. Может, Таиланд? Я слышала на острове Самуй отличный йога-ретрит*. Да и климат поприятнее здешнего будет.
Вот уже как час кузина занималась своими любимыми упражнениями и медитацией, морально терзая при этом Катю. Сама же гонщица в это время сидела на широком подоконнике. За окном деревья уже потихоньку стали менять цвет листвы, давая тем самым знать, что осень в самом разгаре. Мелкий дождик зарядил с самого ее возвращения из скалодрома, да так и не желал прекращаться. Слова Рэйчел на этом фоне определялись как монотонное жужжание. Ворошилова даже не старалась вникать в их смысл.
– Дорогая, ты меня вообще слушаешь? - наконец, поняла ее сестра тщетность своих попыток достучаться до кузины.
– Конечно, - машинально ответила Катя.
Блондинка открыла глаза и оценила обстановку. Да, сестричка опять впала в свое, ставшее привычным, депрессивное состояние.
Девушка встала с коврика, не завершив тренировку, и подошла к родственнице.
– Эй, все нормализуется, - обняла она гонщицу за плечи. – Я не могу видеть тебя такой, огонек. Мое сердечко разрывается от боли. Ради меня постарайся не думать о том, что случилось.
– Это невозможно, ты же знаешь, - прижимаясь к телу сестры, выдавила из себя Катя.
Да, Рэйчел это знала. Рана была еще свежа, а чувства Кэт слишком сильны. У самой девушки такого никогда не было, ей сложно было представить, через что ежедневно проходила сестра. Но как же ей хотелось выдернуть любимую кузину из этого ада!
Так девушки простояли минуту.
– Ты опять кричала во сне этой ночью. Снова кошмары? - Не размыкая объятий, поинтересовалась тихо Рэйчел.
Катя молча кивнула. Не проходило ночи, чтобы она не видела страшные картинки произошедшего. От этого невозможно сбежать, прошлое держало ее в своих стальных тисках, не отпуская.
– Я видела Дениса, - признание вырвалось у гонщицы непроизвольно. – Дайсон сбил его, как наяву, и я подползла к нему. Рэйчел, его лицо было все в крови. Я попыталась вытереть ее, но крови было так много… Она все вытекала и вытекала из его тела. А потом ее стало так много, что я начала тонуть в ней. И вот я оказываюсь одна, в океане крови, а его больше нет. Мне было так страшно. Я знала, что он где-то рядом, мне нужно было его отыскать.
Тело Кати содрогалось, словно ее бил озноб. Она замолчала, не в силах продолжать, но этого не требовалось.
– И ты звала его, - закончила за девушку Рэйчел.
– Да.
Катя не знала, зачем рассказывает все это чувствительной сестре. Возможно, чтобы озвученные кошмары больше так не пугали. Вот только она была уверена, что эти ужасы снова вернутся, стоит ей закрыть глаза.
– Дорогая, этой ночью, когда кошмар снова придет, я буду рядом. Переночую сегодня с тобой, - словно прочитала ее мысли блондинка.
Ворошилова была благодарна сестре, как никогда. Она вдруг осознала, что без этой жизнерадостной девушки просто сошла бы с ума.
– Ну, все, все, - отстранилась американка. Она незаметно смахнула проступившие слезы, стараясь не выдать себя Кате. Невозможно оставаться равнодушной к горю близкого человека, а гонщица была для нее ближе родной сестры. – Вместе мы это переживем. Сейчас непростой период, многое тебе покажется просто невозможным, но постарайся слушаться меня. Надо выходить из этого состояния, Кэт. Мы будем скорбеть по Дэну, это неизбежно, но я не позволю тебе похоронить себя заживо. Ты же боец, дорогая, так борись.
– Я не хочу больше бороться, Рэйчел. У меня в душе такая пустота, какую сложно представить. Но еще больше сил отнимает игра во «все нормально». Это ложь, понимаешь? Я всем скармливаю ее, надеясь, что от меня отстанут, оставят одну, позволяя скорбеть.
– Ты винишь себя в случившемся, но это неправильно. Твоей вины в том, что ты жива, а он погиб, нет. И мы все любим тебя, хотим, чтобы ты вернулась к нам. Не стоит за это нас ненавидеть.
Возразить было нечего. Умом Катя это понимала и была благодарна близким за поддержку. Благодаря этому и держалась еще. Но душа не перестала болеть, вина не отпустила, а, значит, легче не стало. И снова игра во «все нормально». Не для себя – для них.
– Хорошо, Рэйчел, я постараюсь хоть что-то изменить. Но ты должна понимать, что это произойдет не скоро.
Катя больше не могла говорить на эту тему, и попрощалась с кузиной. Она поднялась к себе в комнату, скрутилась на постели калачиком и только тогда дала волю чувствам. Теперь можно было не сдерживаться, не играть, пытаясь уверить окружающих в том, что она пережила трагедию. Со слезами вытекала и горечь, становилось легче. И только одно пугало – впереди была еще одна ночь, еще один кошмар.
Гонщица не слышала, как позвонили в дверь. За всеми своими переживаниями она забыла предупредить Рэйчел о предполагаемом визите Ледова, и блондин этим воспользовался с умом. Не успела американка и рот открыть, как Антон ловко перехватил хрупкое тело и закинул его себе на плечо.
– Ты что творишь? - изумленная девушка висела вниз головой и пыталась понять, что происходит.
– Понятное дело – похищаю тебя, - прокомментировал свои действия Ледов.
Мужчина закрыл за собой дверь и быстро стал спускаться по лестнице. Рэйчел взвизгнула, задвигала ногами, ударила несколько раз Антона кулачками по спине.
Но Ледову это не доставляло дискомфорта. Он усилил хватку, не позволяя тем самым своей ноше брыкаться. В ответ на это американка выдала целый список бранных слов на английском, отчего мужчина только рассмеялся.
– Надеюсь, Катины соседи плохо владеют твоим языком, милая, - поглаживая упругие ягодицы Рэйчел, на ходу произнес он. – И так, к слову, твоя ругань меня жутко заводит. Боюсь, могу не выдержать до машины, и возьму тебя прямо здесь, на лестнице.
Рэйчел тут же замолчала, чтобы не искушать судьбу. Она мысленно ругала себя за то, что не предвидела безумство этого русского.
– То-то же, - довольный собой, еще шире заулыбался Антон.
В груди бушевало пламя только от одной мысли, что они наконец-то останутся одни. Строптивую блондинку можно было приручить только так – напористо и открыто. Он не будет сочинять сонеты и петь дифирамбы, рассказывать байки о сумасшедших чувствах и клясться в любви. Просто предложит себя всего, как есть.
Ледов и себе боялся признаться, что вздорная американка сильно его зацепила - ни пить, ни спать, ни есть не мог все эти недели. Их связь – чистая авантюра, но остановиться он уже не мог. И похищение – это чистой воды импровизация. Просто увидел ее в этом облегающем спортивном костюме для тренировок, с пучком волос, заколотом на затылке, и едва не свихнулся.
– Вот черт! – резко остановился мужчина уже в фойе подъезда многоквартирного дома. Опустил девушку на землю, секунду соображая, как быть дальше. На улице осень, идет дождь, и она даже начала дрожать, вероятно, от холода. Это ему в пальто тепло, а она одета совсем не по сезону.
Этой заминки хватило, чтобы Рэйчел отреагировала. Вложив в свое движение всю злость, блондинка звонко ударила Антона по лицу.
– Кретин!
– Заслужил, - проморгался Ледов. Пощечина его не отрезвила, лишь придала уверенности. В глубине души мужчина знал, что поступает правильно. Без лишних слов Антон снял свое пальто и накинул его на девичьи плечи.
– Так будет лучше, - полюбовался он на, утопающую в верхней одежде, девушку.
Схватив оба рукава пальто, Ледов сделал один большой узел, спеленовывая Рэйчел, словно куколку. Теперь она не могла ничего поделать, только в бессилии сопела, чем напоминала Ледову обиженного зверька.
Дальше медлить было нельзя. У Антона каждая секунда была на счету. Он снова водрузил ее тело к себе на плечо и продолжил путь. Даже не остановился, когда с ноги девушки упал комнатный тапочек.
Так они и дошли до его автомобиля, не обращая внимания на изумленные взгляды прохожих. Рэйчел продолжала ругаться, но уже не так эмоционально, как до этого. Возбуждать и без того заведенного мужчину не хотелось.
Антон усадил ее на пассажирское сидение и заботливо пристегнул ремнем безопасности. Американка даже замолчала, на секунду удивленная той заботой, которую блондин к ней проявлял.
– Что ты задумал? – насторожилась девушка, когда похититель устроился рядом на водительском кресле.
Ледов обернулся, слегка наклонился и осторожно коснулся губами ее приоткрытых губ.
– Мы едем домой, малышка, - честно признался он.
Такой романтичный жест мог бы растопить любое сердце, но не Рэйчел. Она поморщилась, словно съела лимон.
– Это мы еще посмотрим, - верная себе, пообещала блондинка.
Никто из знакомых не верил, что Ольга по-настоящему убита горем. Женщина читала это на лицах тех, с кем сводила ее судьба после смерти Дениса. Все они выражали соболезнования, но искренности в словах не было ни на грамм. Ее считали глупой курицей, не способной на настоящие чувства, но она на самом деле любила этого мужчину. Потеря оставила свой безобразный отпечаток на душе тусовщицы: из вздорной стервы она превратилась в бешеную фурию. Это состояние усугублялось с каждой новой вечеринкой, с каждый выпитым бокалом. Все бы ничего, но выпивка и наркотики стали в ее жизни естественными, как завтрак, обед или ужин. Единственное, что какое-то время сдерживало Ольгу, не позволяло опуститься на самое дно – это неусыпный контроль отца. Его люди вытаскивали ее из притонов, возвращали обратно в золотую клетку, но она платила им лишь отборной руганью и проклятьями.
Чертового папашу Ольга ненавидела. Он подложил ее под личного барбоса. Этот инцидент особенно бесил Вяземскую, ведь ублюдок Бритва даже не скрывал того, что переспал с ней потехи ради. А все почему? Потому что батюшка распорядился преподать ей урок. Унизительнее ситуации и не придумаешь.
Все эти мысли роились в голове Ольги, пока она штрих за штрихом наносила кистью румяна на скулы. В шелковом халатике, кое-как запахнутом на все еще привлекательном теле, женщина в очередной раз пыталась возродить себя из пепла. Она по-прежнему была красива, все так же притягивала к себе взоры мужчин, но в последнее время это ее только раздражало. Из головы не выходила снисходительная ухмылка Бритвы, когда он встретил ее наутро после их пьяной ночи. Так смотрят на жалких существ, которым открыто сочувствуют, но в глубине души считают, что те не заслуживают даже этого.
«Чертов бандит!»
Они не виделись месяц. С того самого утра, когда Ольга едва не выцарапала ему глаза, узнав о случившемся. После этого Вяземский отослал Бритву куда-то по делам, а саму Ольгу поместил под наблюдение своих людей. Как оказалось, решение было в корне неверное. Ярость от того, что ею просто воспользовались, как случайной подстилкой, застилала женщине глаза. То, что объект ненависти отсутствовал, лишь усугубляло ситуацию. Ольга пошла в разнос: пьяные дебоши, наркотики, отвратительные публичные истерики – это только малая часть того, что она творила в тот период. Криминальному авторитету ничего не оставалось, как только урезонить дочь. Так она очутилась в специальном учреждении. И хоть клиника была безумно дорогой, она не переставала оставаться клеткой, в которую богатые родители запирают провинившихся отпрысков.
И вот, наконец-то, она дома.
Ольга улыбнулась своему отражению и мстительно хмыкнула. Бритва и отец не знают, с кем имеют дело. Оба самоуверенные и потому уязвимые, они еще пожалеют, что недооценили ее.
Вяземская сделала глоток из бокала, стоявшего на косметическом столике. Бутылочку виски она припрятала еще до своего заключения. Пагубная привычка снова дала о себе знать, но женщина даже не осознавала этого. Вместо этого она смаковала картинки того, как расправляется с отцом и Бритвой.
В следующее мгновение, словно в насмешку над ее мыслями, в отражении зеркала возник образ того, кого она ненавидела больше всего на свете. Бритва стоял, прислонившись к дверному косяку, и с усмешкой рассматривал полуобнаженную Ольгу.
– Все веселишься? Не надоело? – лениво, словно этот разговор ему заранее не интересен, поинтересовался Вадим.
Только черта с два ему было все равно. Ольга готова была спорить, что на секунду в его наглых глазах проскочило вожделение.
– Чего приперся? Я тебя звала? – слегка заплетаясь языком, поинтересовалась она у отражения.
Внутри у женщины, подогреваемое алкоголем, кипело зло. Но не только. Ольга вдруг вспомнила, как губы этого подонка медленно скользили по ее коже, а зубы оставляли следы в самых чувствительных местах. Так дико у нее было только с Дэном. И вот с ним…
Между ног против воли стало влажно и горячо.
– Ты снова потекла? – еще один словесный удар Ольга ощутила, как пощечину.
Что-то этот уб****к смог рассмотреть на ее лице, ведь попал точно, даже не целясь.
– Ты будешь последним, кого я захочу, - соврала ему, но не себе Вяземская.
Мерзавец возбудил ее. Выходит, папаша оказался прав, предсказав, что она захочет все повторить. Но если это и случится, то только по ее правилам, когда этот недоносок сам приползет к ее ногам. Не раньше.
Она обернулась к ненавистному мужчине.
– Чертов с***н сын, думаешь это ты поимел меня? Нет, это я тебя трахнула. После этого могу сказать одно – ты посредственность. Сгодишься, как вибратор. Не больше.
Ольге казалось, что она выглядит достойно, держится так, как и должна. Вадим же видел перед собой размалеванную куклу, которая едва держится на ногах, но мнит себя королевой. Если бы не указание Хромого, он бы больше никогда не сунулся к этой ст**ве. Но папик слишком переживал о состоянии дочери, поэтому и заставил его, Бритву, наладить с ней контакт. Только с такими, как она, у него один разговор – короткий, и, как правило, рот у них всегда занят его членом.
– Твоя щель меня тоже не впечатлила, - парировал бандит. – А теперь, если мы разобрались с последствиями той ночи, можешь нацепить на себя тряпку поприличней. У твоего отца важная встреча, он хотел, чтобы ты тоже присутствовала.
– Разобрались? – реплику о важной встрече Ольга пропустила мимо ушей. Она уловила другое. - Мы с тобой еще не закончили. Ты будешь умолять меня о прощении. И еще – я вижу, как твои глаза загораются при взгляде на меня. Только тебе ничего не светит. Слышишь? Ты подзаборная псина, которая лает, когда хозяин разрешит. Ты никто и звать тебя никак.
Ольгу понесло. Она хотела ужалить словами как можно больнее, чтобы он сполна заплатил за то унижение, которое пережила она сама. И ведь еще стоит с невозмутимым лицом, словно ее слова его совсем не трогают.
– Может, оно и так, - не теряя хладнокровия, ответил Вадим. – Имени у меня нет. Зато оно есть у тебя. Так мамаши называют своих дочерей, когда те приходят под утро домой со следами спермы во всех дырах. А теперь соберись. Папочка ждет.
Савельев развернулся и покинул комнату. Дверь за ним закрылась практически беззвучно.
– Тварь! – взорвалась Ольга.
Она запустила тяжелый стакан в ту сторону, где секунду назад стоял Бритва. Раздался громкий удар и осколки осыпались на порог. На двери образовалось отвратительное пятно из остатков виски. Ольга смотрела, как эта клякса растекается, впитывается в дорогое полотно, ничуть не жалея о произошедшем. Вяземская сокрушалась только об одном – что Вадим ушел слишком рано, и она не смогла разбить стакан о его голову.
*Ретрит— английское слово, вошедшее в русский язык как международное обозначение времяпрепровождения, посвящённого духовной практике.
ГЛАВА 8
Жизнь бесценна в любом своем проявлении. Это дар, который нужно принимать с благодарностью, несмотря ни на что. Но если каждый день твоей жизни наполнен муками, зачем жить и кого благодарить за это?
Денис в бессилии сжал кулаки, откинулся на подушку. Ноги больше не подчинялись ему. И пусть этот врач катится со своими прогнозами к черту: он не чувствует улучшения, не видит для себя перспектив.
Леся постоянно твердила, что лучше так, чем его гибель. Наивная девочка радовалась тому, что для Дениса все закончилось именно так, ведь могло быть гораздо хуже. Одна беда – у каждого это самое «хуже» разное. Ему – мужчине когда-то полному сил – бездействие казалось невыносимой мукой, хуже которой не придумаешь. Перелом таза со смещением и другие серьезные травмы - такова его цена за тот поступок, который он совершил. Но будь у него возможность повернуть время вспять, все переиграть, поступил бы он иначе? Нет, только не с ней.
Катя… С этим именем на губах гонщик пришел в себя после наезда. Образ этой девчонки преследовал его во снах. И что-то у них, наверное, могло бы получиться, но жизнь-с*ка любит преподносить сюрпризы.
Нет, он не винит Ворошилову ни в чем. Не она усадила его в инвалидное кресло. Хотя, наверное, сделала бы это с удовольствием. О, как горели ее глаза, едва им только доводилось сталкиваться. Словно пламя, она была неукротима и со всем жаром своего сердца ненавидела его так же сильно, как и желала. Последний их поцелуй тому доказательство. Только теперь Денис запретил себе даже вспоминать прошлое. Ни к чему это. Для него все закончилось не лучшим образом, так пусть хоть она будет счастлива.
Бесшумно отворилась дверь, отвлекая Нагорного от его мрачных мыслей. В проеме появилась молодая женщина, одетая в медицинский брючный костюм персикового цвета. Брюнетка с густыми волнистыми волосами и пухлыми, словно у ребенка, губами, приветливо улыбнулась. Она вкатила внутрь комнаты столик на колесиках. На его поверхности были аккуратно разложены медицинские приспособления, выстроены в несколько рядов многочисленные баночки, тюбики, стояла емкость с теплой водой. Она нужна была, чтобы обмыть безжизненные ноги рейсера перед массажем.
– Доброе утро, Денис Витальевич, - поприветствовала женщина своего подопечного. – Я ваш новый врач реабилитолог Светлана Окунева.
Денис машинально отметил для себя, что посетительница волнуется, даже щеки покраснели. Некоторые вещи не меняются и после произошедшего. Рейсер ей понравился, и это было сложно не заметить. Подобная реакция на мужчину была практически у каждой второй девчонки, когда-либо столкнувшейся с ним.
– А разве оно доброе?
Ответ Нагорного прозвучал резче, чем он того хотел. В конце концов, не стоило срываться на человеке, который к твоим проблемам абсолютно не причастен. Но сдерживать себя было крайне сложно.
– Конечно, доброе, - еще сильнее смутилась женщина, но постаралась не выдать себя. – Погода на улице замечательная. Самое время для прогулки. Свежий воздух пойдет вам на пользу.
– К черту вашу прогулку, госпожа доктор.
Денис отвернулся к широкому панорамному окну своей спальни. Он и отсюда видел, что за окном кипит жизнь – та самая жизнь, которая ему больше не принадлежит.
Светлана смолчала, не желая сильнее злить Дениса. Она оставила столик у стены и подкатила к его постели инвалидное кресло.
– Я помогу. Перед процедурами можно и прогуляться.
– Я не сяду в него! – Нагорный оттолкнул от себя ненавистную коляску, отчего та едва не влетела в окно. Хоть на это у него хватило сил.
Когда-то он сидел в спортивном автомобиле. Теперь же ему оставалось только это позорное кресло. Какая ирония. И Денис похохотал бы, если мог. Но, похоже, чувство юмора у него отшибло вместе с возможностью ходить.
Реабилитолог нахмурилась, неловко сжала край своей рабочей рубашки. До этого она не раз сталкивалась с посттравматическим синдромом, но сейчас ситуация была немного нестандартна. Весь ее опыт летел в бездну, так как пациент был ей симпатичен. Она изучила его медицинскую карту досконально, и с каждым часом, проведенным в подготовке встречи, проникалась к нему симпатией все больше и больше.
Теперь же, увидев его такого разбитого и практически уничтоженного морально, женщина хотела достучаться до него, вселить в этого мужчину желание жить и бороться.
– Денис, вы не продвинетесь в реабилитации, если не будете стараться. Начинать всегда нужно с малого. В конце концов, кресло – это не навсегда. Доктор Далтон в вашем случае дает хорошие прогнозы.
– Мне плевать, что говорит этот врач, - не выдержал и взорвался Денис. – Он отрабатывает свой гонорар. Ничего другого он и не скажет. Не нужно держать меня за идиота – я не восстановлюсь до нужного уровня. Мне уже не быть нормальным мужиком. Я инвалид, калека, к которому все испытывают жалость. А я в ней не нуждаюсь. И в вашей помощи тоже не нуждаюсь! Проваливайте!
Светлана отшатнулась. Она видела, что мужчине становится хуже – он едва не упал с кровати. На секунду Окуневой даже показалось, что Нагорный ударит ее.
Реабилитолог попятилась к двери. В таком его состоянии не было и речи о продолжении разговора. Пациенту нужно было успокоиться. Чтобы не провоцировать рейсера еще больше, женщина решила оставить его на время одного. Она быстро вышла из комнаты, но за дверью остановилась, прислушиваясь к тому, что происходит в спальне.
Нет, он был не прав. Это не жалость, а сочувствие. Но пока Денис не мог этого понять. В нем говорили боль, обида и отчаяние. Это нужно пережить, на это нужно время. Видит бог, она поможет ему преодолеть трудности. И даже его нежелание заниматься реабилитацией она стерпит. Восстановление – это долгий путь, который они пройдут вместе.
Прошло всего полчаса, и в комнате рейсера появился новый посетитель.
– Врач сказала, что ты не пожелал участвовать в занятиях, - устроившись в мягком кресле неподалеку от кровати сына, начал разговор Нагорный старший.
– Так и есть, - мрачно подтвердил Денис. – Мне они не нужны. Зачем ты вообще это затеял? Шансы, что я восстановлюсь, ничтожны. Я инвалид, отец, и с этим ничего не поделаешь. Лучше бы я остался там, на асфальте, сдох бы, как мужик. Вместо этого я похож на долбанный овощ! Даже задницу себе нормально подтереть не могу.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, - ужаснулся Виталий Александрович словам сына. – Нет худшего наказания для родителя, чем пережить своего ребенка. Я чуть не умер тогда, на секунду поверив, что ты можешь оставить меня. И думать не смей, что все останется, так как есть. У тебя есть мы с Лесей. Когда все закончится, ты снова вернешься к своей прежней жизни. Но для этого нужно стараться, сын. Нужно бороться. Я не узнаю тебя. Прежний Денис ни за что бы не сдался.
– Прежнего Дениса нет, - устало произнес рейсер. Казалось, он выдохся. Больше не было сил спорить. Ему хотелось только одного – чтобы все оставили его, наконец, в покое.
– Правда? И возвращаться тебе, выходит, не к кому? – ударил по больному старший Нагорный. - А как же та девушка, ради которой ты рискнул жизнью? Ты подумал о том, что чувствует сейчас она? Ведь для всех, и для нее в том числе, ты умер. Она живет с этим. Судя по нашей последней встрече, винит себя в случившемся. Если ты вернешься, она сможет простить себя и жить дальше. Выходит, у тебя есть ради чего и ради кого стараться. Так не будь же эгоистом, сынок!
«Последняя встреча? О чем это он?»
Слова о Кате встряхнули Дениса не хуже электрического разряда. Он вцепился в это упоминание, словно утопающий в соломинку. Рейсер ни разу не допускал мысль, что его гибель может причинить боль этой огненной девчонке.
Бред. С чего бы ей чувствовать вину? Не она же его сбила. В ее глазах он даже заслуживает то, что с ним произошло. Должно быть, ненависти к нему у нее было больше, чем желания. Но что бы не твердил рейсеру разум, сердце хотело верить.
– Когда ты ее видел? – пробормотал Денис.
– Она приходила ко мне перед нашим отъездом, - Виталий Александрович почувствовал, что уколол в нужное место. Все же он знал сына лучше, чем тот думал. Не просто так Денис в бреду произносил имя Кати Ворошиловой, и это могло быть тем стимулом, что выдернет его мальчика из ада. – Я видел, что твоя мнимая смерть причиняет ей боль. Такое горе невозможно подделать. Ты должен встать на ноги и вернуться хотя бы ради нее. Девочка не должна жить с мыслью, что виновата в твоей смерти.
Денис закрыл глаза и плотно сжал челюсти. Нет, таким он не может вернуться. Видеть в ее глазах такую же жалость, как видел в глазах других – изощреннее пытку не придумаешь. Если все так, как говорит отец, он должен избавить ее от мук совести, он должен вернуться к прежней жизни, пусть даже в конце ему придется остаться одному. Катя не должна страдать из-за него снова.
– Не должна, - согласился Виталий Александрович.
Должно быть, последнюю мысль Денис озвучил вслух.
– Я начну занятия, - спокойно, приняв решение, произнес рейсер.
Он, наконец, вспомнил, каким был до аварии. Временная слабость прошла, словно и не было ее. Новые силы, рожденные из надежды, наполнили крепкое тело.
– Вот и хорошо, - поднялся со своего места бизнесмен. – Тогда я позову Светлану. Не будем терять время.
Все же Нагорный не ошибся, когда сделал ставку на чувства. В душе мужчина радовался, что распознал знаки правильно. Его мальчик впервые увлечен кем-то настолько, что готов заново вылепить себя. Это было уже хоть что-то.
Бритва шел по коридору особняка Вяземского и мысленно чертыхался. Эта семейка у него уже в печенках сидела. Одна – стерва неуравновешенная, а другой – садист с изощренной фантазией. Словно других забот у него не было, как только нянчиться с ними. Держало одно: Хромой взял его в тиски, имея на руках неплохой компромат. Умел он, гадко улыбаясь, козырять опасными записями. И ведь Вадим сам виноват: знал, что старый черт хитер, страхуется, но проворонил, когда тот «накопал» на него. Как убирал Вахтанга, как зачищал территорию Снежинских, закупал от имени Хромого оружие – на все у гада были доказательства его, Бритвы, причастности. И если раньше ему было все равно на кого работать, то теперь ходить в подчиненных у Вяземского стало невыносимо.
Савельев дошел до двери, ведущей в кабинет босса. На душе стало противно. Внутреннее чутье Бритвы подсказывало, что новые указания Хромого не сулят ничего хорошего. Здесь как в случае со снежной лавиной – ком только нарастает. Вот только это ком не снега, а самого настоящего дерьма. Другого не дано.
Бритва вошел без стука, не особо переживая, что может застать Вяземского за какими-нибудь важными переговорами или делами: он лучше кого-либо знал расписание начальника, с кем у того встречи и когда. Вяземский сидел за своим рабочим столом, увлеченно что-то изучая. Оранжевая папка в его руках могла содержать что угодно, вот только Вадим отчего-то был уверен, что материалы в ней ему ой как не понравятся.
– Проходи, садись, - скомандовал Сергей Эдуардович, даже не поднимая глаз на посетителя.
Мужчина как-то жадно облизнул губы, словно смотрел на что-то весьма аппетитное. Савельев и хотел, и не хотел узнавать, что именно так увлекло босса. Он молча прошел вглубь кабинета, так же молча устроился в кресле напротив Вяземского.
Криминальный авторитет оторвался от содержимого папки и поднял глаза на Вадима. Казалось, сделал он это через силу – так сложно было ему оторваться от чтения или разглядывания чего-то занимательного.
– Что скажешь на это? Кажется, вы уже знакомы, - Вяземский бросил на стол перед Бритвой злосчастную папку.
В ней находились снимки. Много снимков. Часть из них от удара выпала, рассыпавшись по глянцевой поверхности стола, словно цветной веер.
Мозг еще не успел проанализировать их содержимое, а сердце Вадима уже болезненно сжалось от предчувствия приближающихся неприятностей.
– И что это значит? - чтобы сохранить хладнокровие, Савельев приложил практически все свои силы. И это принесло плоды – ни один мускул на его лице не дрогнул, хотя было от чего. На многочисленных фотографиях было одно лицо, и это лицо принадлежало Валерии Звягинцевой.
Вяземский внимательно наблюдал за собеседником, пытаясь уловить эмоции, которые у того вызвали снимки. Тщетно. Бритва и, правда, был непрошибаем.
– Это моя будущая новая игрушка, - смакуя каждое слово, ответил садист.
Вадим нарочно лениво подхватил один из снимков. Пальцы словно обожгло изображение робко улыбающейся Леры. Фотограф снял ее, когда девушка гуляла в парке и разговаривала с русоволосой подругой. На фоне другой девушки сероглазка выглядела, как маленький воробышек. Бритва вспомнил, какой хрупкой она ему казалась вовремя их не очень удачной встречи.
– Ты трахал ее, значит, можешь дать рекомендации. Неправда ли?
Хромому не нужны были ничьи рекомендации – это Вадим знал прекрасно. Сложно было не почувствовать скрытую издевку в его вопросе.
– Ничего особенного, - холодно ответил мужчина.
Черта с два. В ней все было особенным, но об этом Бритва не расскажет Хромому даже под дулом пистолета.
Валерия была обречена, но как же тошно было Вадиму думать об этом. Садист не остановится, если уж наметил новую жертву. Словно с марионетками, он игрался с невинными девочками, а потом выбрасывал – сломленных, а, главное, мертвых.
– И почему она?
Бритва больше не смотрел на снимок, но тот продолжал жечь пальцы. Ему бы вернуть его к остальным, но бандит не мог этого сделать. Медлил, но усилием воли заставил себя опустить фотокарточку на стол. Даже постарался сделать это как можно более хладнокровно.
Вяземский словно только этого и ждал. Он подхватил ту самую фотографию и поднес ближе к своим глазам. Со вкусом закусил нижнюю губу, вглядываясь в симпатичное лицо.
– Пусть немного и не мой формат, но есть в ней что-то притягательное. Не находишь? Я готов поиграть с ней даже после тебя. К тому же ее братец продолжает копать под меня. Ничему их, молокососов, жизнь не учит.
– Но это не просто безродная девчонка, приехавшая из глубинки покорять столицу. Связываться со следаками – себе дороже. Это риск, - попробовал привести беспроигрышные аргументы Вадим. Может все и обойдется?
Но Вяземский на слова своего подчиненного только усмехнулся.
– Если бы я каждый раз сцал кипятком, когда речь шла о рисковых делах, я бы не достиг того, что имею, - посмотрел Хромой снисходительно на Бритву. – Но это только кажется, что я обладаю всем. О, нет. Одной только власти и денег мне недостаточно. Есть кое-что более значимое. Правда, не всем это дано понять. Но ты сможешь. Ведь сам не раз держал чужие жизни в своих руках. Чувствовал, какие это тонкие нити? Чуть-чуть потянешь, и они порвутся. Сладкое чувство обладания и превосходства. А с девочками это еще острее ощущается. И я не хочу, и не буду отказывать себе в удовольствии снова и снова упиваться этими чувствами. И малышка Звягинцева мне поможет в этом. М-да, это будет восхитительно.
Вадим вдруг четко осознал, что видит перед собой не просто озабоченного убл***а, а самого настоящего психопата. Никогда еще глаза Вяземского не горели таким фанатичным желанием, как во время этого откровения. Нет и шанса, что он передумает. Словно гончая, садист учуял след, и уже не сойдет с намеченного пути. Это хреново. Чертовски хреново.
– Все, конечно, хорошо. Но я тут при чем? – вырвал Бритва своего начальника из порочных грез. Пора было заканчивать этот разговор. И было бы хорошо узнать, какие у мерзавца планы.
Сергей Эдуардович на секунду «подвис», словно, действительно, возвращаясь мыслями в действительность. Наконец, взгляд стал более осознанным, и к нему вернулась прежняя снисходительная усмешка.
– Все просто, - выдержал он небольшую паузу. – В этот раз груз вместо Немого доставишь ты.
Вадим словно получил удар под дых. И ведь чувствовал, к чему ведет разговор Хромой, но все равно получилось неожиданно. Вяземский в это время продолжил давать указания:
– Девчонка мне нужна уже через три дня. Сделай так, чтобы прошло все без сюрпризов. После обыграем, как попытку самоубийства: не справилась со стрессом, тяжелая душевная травма и прочее. Немой все устроит так, что и тело не найдут.
Не услышав от Савельева ни слова в ответ, Сергей Эдуардович присмотрелся к собеседнику. Все же броня железного человека треснула – ему не по душе такая работа. Но ничего, цепной пес не пойдет против хозяина.
– И, Бритва, это не обсуждается, - жестко прозвучали слова Вяземского. – Ты сделаешь это.
Вадим встал. Как и бывало всегда, эмоции улеглись, подчинившись холодному разуму наемника. Мозг работал четко, формируя один расчетливый план за другим. Он уже знал расположение квартир в доме Звягинцевых. Внутри тоже был. Осталось узнать приблизительное расписание Леры и ее брата, чтобы выполнить намеченное. Это будет чертовски трудно, но он сделает то, что должен.
– Это все?
– Да, можешь быть свободен.
Бритва кивнул. Приказы не обсуждаются – это он усвоил еще в горячих точках. О деталях он подумает позже, а пока нужно как можно скорее взяться за дело. Времени у него мало, и каждая минута была на счету.
Лишь когда за Бритвой закрылась дверь, Вяземский позволил себе расслабиться. Мужчина вальяжно откинулся на спинку кресла. Он думал о своем лучшем наемнике и задании, которое тому поручил. Что-то в последнее время с Бритвой происходило. И случилось все после той истории с крошкой Лерочкой. Чутье криминального авторитете редко подводило, вот и сейчас он почувствовал невидимую брешь в той стене личной крепости, которую охранял Савельев. Насколько верен ему личный Цербер?
«Вот и посмотрим», - растянулись губы Вяземского в кривой усмешке.
Впереди было занятие поприятнее, чем разговор с Бритвой – нужно было все хорошенько подготовить для встречи с новой бабочкой. И все же Валерия Звягинцева будет приятным пополнением его коллекции.
Вяземский провел пальцем по снимку, лежащему на столе. Он очертил контур лица сероглазой девушки, которая так мило улыбалась.
– Скоро, дорогая. Мы увидимся с тобой уже очень скоро.
ГЛАВА 9
Катя готовила себе завтрак и попутно слушала стенания Рэйчел. Только час назад та влетела в квартиру подобно цунами, и это цунами не собиралось стихать. Из многочисленных слов, не складывающихся в связный текст, гонщица поняла лишь то, что сестричка совершила самый настоящий побег.
– Ты, правда, разбила машину Антона? – поинтересовалась Катя, вычленив для себя самое главное.
Ворошилова намазала на свежий тост варенье, аккуратно распределяя его по всей поверхности поджаренного хлеба. Ее кузина, наконец-то плюхнулась напротив, подперев голову руками. Весь ее несчастный вид в сочетании с внешним оформлением производил впечатление, что бежала она как минимум из психушки: волосы были растрепаны; чужая, явно больше на несколько размеров, рубашка оказалась завязана на животе узлом; мужские домашние брюки болтались на худом девичьем теле, едва не сваливаясь. И вид при этом у блондинки был весьма несчастным.
– Я не нарочно, - вздохнула Рэйчел и с завистью посмотрела на бутерброд сестры. Вот от него бы она сейчас не отказалась. И почему проигнорировала то, что предлагал Ледов? А ведь на столе было столько всего вкусненького.
Катя правильно расценила голодный взгляд кузины и протянула ей свой завтрак. Словно ничего не случилось, и она не стала час назад свидетелем триумфального возвращения блудной сестрички, девушка приступила к приготовлению еще одного бутерброда.
– В конце концов, этот болван сам виноват, - жадно откусывая большие куски, быстро их пережевывая, продолжила Рэйчел оправдываться. – Поговори он со мной нормально, без этих своих собственнических замашек, все могло быть по-другому.
– Как же. Я тебя знаю, Рэйчел. И думаю, что в случае с тобой Антон выбрал верную стратегию. Иначе бы он не привлек твое внимание. И ведь сработало. Правда?
Рэйчел фыркнула, давая понять, что сестра много придумывает. Но Катя успела заметить, как зарумянились ее щеки.
– Ладно, ты уже большая девочка, разберешься.
Катя положила перед сестрой новый бутерброд, обошла столешницу и заключила девушку в объятья.
– Только не терзай парня сильно. Он, должна признать, не такой уж и плохой. Всяко лучше твоих предыдущих. И еще… - Голос гонщицы в раз утратил веселость. – Если ты чувствуешь, что это твой человек, не потеряй его.
Рэйчел хотела что-то сказать сестре, уловив перемену в настроении, но Катя не дала ей это сделать. Девушка чмокнула сестру в щеку и словно встрепенулась. Она шаловливо потрепала кузину по волосам и снова заулыбалась. Только внимательная американка не обманулась деланным весельем сестры. Та говорила так, словно предостерегала ее от повторения своих ошибок. Они снова разбередили еще не затянувшуюся рану, но Катя держалась. И это в очередной раз впечатлило Рэйчел. Откуда ее сестра черпает силы?
Девушка вдруг подумала, насколько, должно быть, Кате тяжело видеть их с Ледовым перепалки. Чтобы не происходило между ними, Рэйчел в глубине души понимала, что блондин медленно, но уверенно завоевывает ее сердце. Чужое счастье принесет боль ее любимому огоньку. Наверное, отчасти поэтому, американка старалась затормозить развитие их отношений. Не до него ей сейчас. Тут сестру бы выцарапать из депрессии. Но и сердце самой Рэйчел не ледяное. Эмоции едва не захлестнули ее в квартире Антона. Она почти поддалась им, так что конец сражения не за горами. Сможет ли она быть абсолютно счастлива, зная, что Катя еще не скоро сможет почувствовать нечто подобное.
– Эх, Кэт, если бы я знала, как тебе помочь, - негромко произнесла девушка в спину сестре. Та уже поднялась на второй этаж студии, в спальню, где оставила рюкзак, документы и ключ от красного Шевроле. – Ладно, я в душ, - уже громко, чтобы услышала Катя, крикнула Рэйчел.
Катя в это время забрасывала в рюкзак свои немногочисленные вещи. Закончив, гонщица подержала его в руке и положила обратно на кровать. Подошла к большому зеркалу, висевшему на стене, вглядываясь в свое отражение. В его поверхности она увидела девушку, одетую в черные кожаные брюки и кожаную куртку, с подобранными и заколотыми на затылке светло-русыми волосами. Лицо без косметики не было выразительным, да и бледность кожи портила картинку, но Катю никто бы не смог назвать сейчас гадким утенком. Ее льдисто-голубые глаза, наполненные тоской, преображали весь образ. Даже она видела перемены, что произошли с ней за последнее время. Очевидно, замечают их и другие. Насколько еще хватит ее сил? И как скрыть от остальных отчаяние, накатывающее на нее временами?
Мысленно Катя потрясла себя за плечи. Она пообещала Рэйчел да и себе, что постарается жить дальше. Значит, нужно было выполнять обещание, как бы тяжело это ни было. Почему бы не начать с текущего дня? Самое время попытаться.
Спустившись, гонщица не застала сестру на кухне.
– Рэйчел, я уезжаю, - подойдя к двери, ведущей в ванную комнату, громко предупредила Ворошилова.
По шуму льющейся воды, доносившемуся из-за двери, Катя догадалась, что кузина не стала терять время даром. Прошла секунда, и мокрая блондинистая голова появилась в проеме.
– Ты надолго?
Американка выглядела такой забавной, отфыркиваясь от воды, с многочисленными волосами-сосульками, что Катя не удержалась и искренне улыбнулась.
– Я к отцу. У него ко мне разговор. Полагаю, серьезный, как обычно. А еще запланированы занятия во второй половине дня. Матвей дал мне группу новичков. Нужно приступать.
– Ах, да, твоя работа в «Эвересте». Полагаю, Дмитрий Петрович еще не в курсе.
– Сегодня я ему об этом сообщу. Все, будь паинькой.
Катя не стала больше отвлекать сестру от принятия душа. Она закрыла за собой входную дверь и спустилась на подземную парковку. На своем привычном месте ее ждал железный друг. Только внутри Шевроле гонщица почувствовала себя более-менее сносно. Она скучала по чувству полета, когда спидометр выдает невероятные цифры, но с момента гибели Дениса больше не летала. Все осталось в прошлом, и теперь девушка едва ли отличалась от других автолюбителей.
Путь до загородного дома отца занял не больше часа. Катя специально не оставила автомобиль перед домом, а завернула к гаражу. Это было впервые после смерти Дениса. Она старалась бывать здесь недолго, и всегда держалась подальше от места, где хранилось главное напоминание о Нагорном. Но в этот день неведомая сила сама привела ее к стальным воротам. Пульт от них обжигал руку, но Катя нашла в себе силы нажать на кнопку. Метал медленно начал подниматься вверх, открывая взору гонщицы то, что скрывалось внутри темного помещения.
Серибристая Lamborghini Gallardo сверкнула белоснежным капотом. Под таким углом благодаря утреннему освещению Кате показалось, что она увидела, как пошевелилось черное крыло. Стальная птица, словно очнувшись от долгого сна, приветствовала утро нового дня. В душе гонщицы заворочалось чувство вины – птица, созданная летать, оказалась заточена в стальную клетку. И это она, Катя заточила ее навсегда. Сил, чтобы сесть за руль и снова проехать на ней, у девушки не было.
Катя вышла из своего автомобиля и приблизилась к Джини Дениса. Как и несколько месяцев назад, во время памятного ужина, гонщице до безумия захотелось прикоснуться к красивому черному оперению. И, возможно, снова она услышит голос Дениса, его насмешливое «нравится?».
Пальцы девушки прикоснулись к металлу, на котором были изображены крылья. Она прошлась по каждому перышку, и, казалось, почувствовала гладкость настоящего оперения. Закрыв глаза, Катя заставила свое сердце биться медленнее. От волнения оно готово было выскочить из груди – настолько сильными были эмоции.
Только неопытному водителю может показаться, что автомобиль – это просто куча металла, бездушная железяка. Катя знала, верила, чувствовала, что между гонщиком и его машиной существует невидимая связь. Иногда железные друзья становятся самыми настоящими талисманами.
