Обратная сторона Истока. Екатерина Шашкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ, в котором решается судьба одного человека и целого мира
• ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой политологию изучают на практике
• ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой вспоминают прошлое и думают о будущем
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой Алина теряет веру в людей и находит марту
• ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, в которой дружеские посиделки заканчиваются внезапным образом
• ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой повторяется старая история
• ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой Долан замечает знакомые черты в некой девушке
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой говорят о социальном неравенстве
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой пытаются думать о последствиях
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой дело принимает неожиданный оборот
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой герои возвращаются туда, где всё началось
• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, в которой пьют кофе и обсуждают судьбы мира
• ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, в которой Долана отправляют в отпуск
• ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, в которой выясняется, что выбор есть всегда
• ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой от перемены мест слагаемых кое-что меняется
• ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, в которой Алина спускается всё глубже и глубже
• ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, в которой звучит выстрел
• ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, в которой выясняется несколько неожиданных фактов
• ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, в которой Нина почти не боится
• ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, в которой большую роль играет человеческий фактор
• ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ, в которой все беды от магии. Или от её отсутствия
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ, в которой темнота сменяется светом
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ, в которой иногда говорят правду
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ, в которой родственные связи имеют значение
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ, в которой разбираются в собственных желаниях
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ, в которой Марлена учится быть хорошей девочкой
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ, в которой жизнь возвращается в прежнее русло

АННОТАЦИЯ

В Истоке царят мир и покой.

   Нина пытается совмещать работу с учёбой, Алина привыкает жить без магии, а Ракун - без зрения.

   Преступники пойманы (хоть и не все), проблемы решены (частично), ответы на вопросы получены (не полностью). Хотелось бы выдохнуть и расслабиться, но тревога нарастает. Чувствуется - сейчас рванёт.

   Рвануло!

   Теперь в Истоке нет короля. А также мира и покоя.

ПРОЛОГ, в котором решается судьба одного человека и целого мира

(сорок шесть лет назад)

   Бывает так, что один случайный поступок влечёт за собой другой, потом третий, и вот над тобой уже нависает целая гора проблем, грозя в любой момент накрыть безумной лавиной.

   Хорошо, когда ситуацию можно списать на молодость и неопытность. Гораздо хуже, если ты всю жизнь учишься просчитывать каждое действие и держать себя в руках, вполне представляешь последствия возможной ошибки… и всё равно совершаешь её. Самую страшную, непоправимую.

   И всё! Дальше идти некуда. Любой шаг — неправильный, любое движение — фатально, и ты уже не мечтаешь поступить верно, а лишь тщетно пытаешься свести неприятности к минимуму, чтобы пострадало как можно меньше людей.

   А что в итоге?

   В итоге ты стоишь посреди улицы, натянув на голову капюшон, а на лицо — шарф. Не для того, чтобы не опознали (хотя и это, конечно, тоже), а потому, что вокруг совершенно безумная метель, когда дальше вытянутой руки ничего не видно, и колючие хлопья лезут в глаза, налипают на ресницы, забиваются под воротник.

   Рядом никого. Наверное, это хорошо.

   Никого, кто смог бы остановить, удержать, схватить за руку в решающий момент. Это плохо.

   И неизвестно, чем всё обернётся. Для тебя — и для младенца, который спит у тебя на руках. Крошечный, беззащитный, завёрнутый в целый ворох одеял, чтобы не замёрз в такую погоду. У него нет дома, нет имени, а совсем скоро не будет и матери.

   Для его же блага!

   Он никогда не простит ей этот поступок. Невозможно простить человека, отказавшегося от собственного ребёнка.

   Он никогда не поверит, что она пошла на это ради его спасения.

   Он никогда не узнает, что за сила таится в его крови.

   Крыльцо приюта засыпано снегом.

   На секунду уставшей женщине кажется, что она не сможет этого сделать. Просто не сможет. Нельзя же положить ребёнка в сугроб, да?

   К счастью (или к несчастью?) неподалёку валяется большая коробка, ещё хранящая запах сдобы и домашнего уюта. Должно быть, принесло ветром от кондитерской. Ну что ж, послужит колыбелькой. И по размеру как раз подходит.

   Женщина опускает ребёнка в коробку, ставит её перед дверью, дёргает за шнурок звонка и торопливо уходит. Но в последний момент не выдерживает, оборачивается ещё раз посмотреть на сына.

   Если всё пойдёт по плану, то она больше никогда его не увидит. А если и увидит — не узнает. Мало ли мальчишек на улицах?

   Дверь открывается, слышится приглушённое: «Да сколько можно!», — но затем импровизированную колыбель быстро втаскивают внутрь. На мгновение в луче света мелькает яркий бок коробки с надписью «Пекарня “Сильвестр и сыновья”».

   А затем снова лязгает засов.

   Всё.

   Вот теперь — точно всё.

ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой политологию изучают на практике

— Я попал! — провозгласил Ракун ещё до того, как Нина успела разглядеть пробоину в мишени. Не в центре, конечно, но очень близко к нему.

   — Да ладно? — недоверчиво сощурился Силь.

   Именно он настоял на том, чтобы затащить магоса в тир. Нина увязалась следом — любопытно же! Да и спешить некуда, день выдался спокойный: в школе всего пара проходных лекций, на работе вообще затишье, словно с наступлением лета все жители Истока впали в спячку или уехали в Викену, где и воздух почище, и пляжи получше.

   А ещё тир находился в одном из многочисленных подвалов разведуправления, и там было гораздо прохладнее, чем в душных, прогревшихся за день кабинетах.

   Так почему бы не развлечься, наблюдая за стрельбой?

   Ракун огнестрельное оружие недолюбливал и не слишком ему доверял, хотя пользоваться умел. С заданием разобрать-собрать-зарядить он и вслепую без проблем справился, даже после того, как прилежно снял с себя все арфактумы. А вот в то, что выстрел попадёт в цель, никто особо не верил.

   Как выяснилось, зря.

   — Теперь можно идти домой? — взмолился магос.

   — Ещё пара попыток для чистоты эксперимента, — настоял Силь. — Готов?

   Ракун кивнул.

   Его друг вытащил из кармана небольшой камушек и швырнул в мишень — уже другую, соседнюю.

   Камень глухо ударился о пробковую доску, причём угодил точно в центр, хотя Силь вроде бы и не целился.

   Ракун немедленно повернул голову на звук, вскинул пистолет — и снова попал.

   — Как ты это делаешь? — удивилась Нина.

   Она и с открытыми-то глазами умудрялась промахиваться, что уж говорить о такой вот стрельбе наугад. Благо, от неё на работе в основном другие навыки требовались, гораздо более мирные.

   — Сейчас объясню. — Силь переместился за спину друга и рывком сдёрнул с его хвоста резинку, украшенную небольшой деревянной бусиной, почти невидимой на фоне волос. — Он жульничает!

   — Жульничаю! — не смутился магос. — Потому что ты издеваешься!

   — Не издеваюсь, а хочу повысить вероятность твоего выживания. Если ты вдруг попадёшь в передрягу и останешься без магии…

   — Скорей уж я без оружия останусь! Это гораздо чаще случается! Так что прекрати требовать невозможного.

   — Невозможного? — В голосе Силя послышались неприятные металлические нотки.

   В такие моменты Нина невольно вспоминала, что миловидный подросток на самом деле высококлассный убийца с весьма своеобразной репутацией. И то, что последние лет десять он провёл в кабинете, перебирая бумажки, на навыках не особо сказалось.

   Байки о буйном прошлом замглавы управления ходили самые разные. Одни напоминали анекдоты, другие — голливудские боевики, третьи — мрачные нуарные детективы, где много выпивки, секса, крови, а к финалу умирают все, кроме главного героя.

   Некоторые из этих историй были правдивыми, но чаще встречались пустые домыслы и слухи — ничем не обоснованные, откровенно глупые, но очень живучие. Например, версий, почему Силь выглядит ребёнком, насчитывалось не меньше десятка.

   Правильная не прозвучала ни разу.

   Стажёрка Сандра из аналитического отдела выслушивала всё это, удивлённо распахивая глаза и вздыхая в нужных местах, а вечерами пересказывала самые интересные моменты Ракуну, а иногда и самому Силю, если к слову приходилось. Тот искренне наслаждался каждой свежей сплетней, и создавалось впечатление, что именно он часть этих глупостей и придумал. Чтобы удобнее было прятать правду.

   Сейчас скрываться было не от кого, в тире они находились втроём. Поэтому Силь просто отдал Нине резинку с бусиной, забрал у Ракуна оружие, крепко закрыл глаза и велел:

   — Раскручивай.

   — Как скажешь, — не стал спорить магос и послушно взял друга за плечи, заставляя несколько раз повернуться вокруг своей оси. При этом Ракун двигался вокруг него, так что очень скоро восстановить изначальное положение в пространстве стало невозможно. — Хватит? А то я уже сам забыл, что в какой стороне.

   — Хватит, — кивнул Силь. Спокойно поднял пистолет и тремя уверенными выстрелами поразил все три мишени, которые в этот момент оказались сбоку от него.

   — В яблочко, — прокомментировала Нина.

   — Я знаю. Теперь на звук.

   Нина пошарила по карманам, выудила ластик и, широко размахнувшись, швырнула его вперёд. Целиться даже не пыталась, всё равно попадёт куда угодно, кроме мишени. Так и вышло: стёрка, не долетев до стены, ударилась об пол и отскочила в угол.

   Два выстрела прозвучали почти одновременно: первая пуля угодила в место отскока, вторая — точно в ластик.

   — Примерно так. — Силь вернул другу пистолет. — Перезаряди. И будешь тренироваться до тех пор, пока не приблизишься к этому результату.

   — То есть я заперт здесь до скончания века? Боюсь, моя женщина этого не одобрит.

   Нина печально вздохнула, но вовсе не от перспективы замуровать Ракуна в тире. Последние несколько месяцев она упрямо пыталась приучить магоса называть её по имени. Наедине такое изредка случалось, прилюдно — почти никогда.

   Вот и что с ним делать? Не кормить? Арфактумы прятать, пока не начнёт вести себя прилично? Так ведь жалко, он без них как без глаз! В самом прямом смысле.

   Бусина приятно холодила пальцы. Интересно, как она вообще работает?

   Нина давно хотела попробовать, но руки всё никак не доходили. Поэтому сейчас она не стала терять время, зажмурилась и активировала схему.

   Мир преобразился, словно на него смотрели через тепловизор. Красные пятна, белые полосы, холодная непроглядная темнота в районе бетонных стен, раскалившийся ствол пистолета, тёплое мерцание пулевых отверстий в мишенях. И почему-то никаких людей. Нина слышала ворчание Ракуна и спокойные ответы Силя, различала прохладный браслет часов на своём запястье и нагревшуюся костяную подвеску на груди магоса, но не видела даже смутного мерцания на месте собеседников, будто их и не было вовсе.

   Для распознавания людей существовали другие арфактумы, как и для анализа материалов, определения расстояний и ещё множества разнообразных случаев. Нина с трудом представляла, как можно ориентироваться с помощью этого хаотичного мельтешения, возникающего прямо в голове, но Ракун как-то справлялся. Правда, цвета, рисунки и письменный текст он всё равно не различал (чем бесстыдно пользовались студенты), зато отлично улавливал частоту пульса и мог смело работать детектором лжи (чем нагло пользовался сам против тех же студентов).

   Цветные пятна «тепловизора» вдруг коротко мигнули и погасли.

   Странно...

   Нина прикоснулась к своей подвеске, усиливая контакт, но магический камень в ответ ударил током так, что пальцы свело и дыхание перехватило.

   — Да чтоб вас! — ругнулся Ракун.

   Нина открыла глаза как раз вовремя, чтобы заметить, как магос нервно потирает ухо. Видимо, его серёжка тоже решила посвоевольничать.

   — Что это было? — Нина снова дотронулась до камня кончиками пальцев, но в этот раз он вёл себя прилично.

   — Не знаю, первый раз такое. — Магос торопливо цапнул со стола арфактумы, сложенные там перед стрельбой. — Сейчас вроде всё работает. Бусину отдай. Мелкий, ты ничего странного не заметил?

   — Как тебе сказать… — сдавленно пробормотал Силь.

   Нина обернулась к начальнику и увидела, что он цепляется за стену, пытаясь не упасть. Лицо у него сделалось такого же известково-серого цвета, как та самая стена. Ярким пятном выделялась текущая из носа кровь.

   Ракун среагировал первым. Подхватил, усадил на пол, встревоженно ощупал.

   — Что с тобой?

   — Ничего, сейчас пройдёт. — Силь запрокинул голову и зажал пальцами переносицу. Нина протянула ему платок, и тот сразу же пропитался кровью.

   Что вообще произошло?

   На ум приходила только какая-нибудь странная волшебная атака, которую камни по мере сил отразили, а человек, лишённый магии, ощутил в полном объёме.

   Но разве бывает такое? Даже проклятия адресуются конкретному лицу, а не нескольким. По крайней мере, о других вариантах Нина никогда не слышала.

   — Я позову врача, — решила она.

   — Не надо. — Силь попытался найти на платке чистое место, но быстро понял, что это бесполезно. Проще было зажимать нос сразу рубашкой, всё равно на ней уже расцветали алые пятна. — Лучше передайте Ирме, чтобы собрала всю информацию по сегодняшнему визиту. Маршрут движения, расписание, отступления от него, сопровождение, внезапно заболевшая прислуга… В общем, сама разберётся.

   — Какому визиту? — удивилась Нина.

   — Неважно, она в курсе, пусть работает. Я подойду позже.

   Официально приёмом и охраной высокопоставленных лиц разведуправление не занималось, хотя, конечно, отслеживало все их перемещения, особенно когда речь шла о гостях из других миров. Иногда подробности таких визитов знали все, включая дворника и буфетчицу, а иногда — только избранные. Видимо, сейчас речь шла о втором варианте.

   Что ж, если этот белобрысый трудоголик считает, что работа важнее здоровья, придётся бежать к Ирме. В крайнем случае, у неё аптечка есть.

   Но не успела Нина выйти в коридор, как поняла, что торопиться уже никуда не надо. Навстречу мчалась та самая Ирма, секретарь Силя. И вид растрёпанной запыхавшейся девушки ничего хорошего не предвещал.

   — Шеф там? — Она кивнула на дверь тира и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь. И замерла на пороге, переваривая увиденное. — Что случилось?

   — Это я хотел бы знать, что случилось. Докладывай, — велел Силь, старательно пытаясь принять деловой вид. Вышло не очень: кровь почти унялась, но красно-бурые разводы на бледном лице никуда не делись, из-за чего начальник походил на вампира, которого не вовремя оторвали от жертвы.

   — Полчаса назад в одном из залов исторического музея что-то взорвалось. Как раз в то время, когда… — Ирма осеклась и выразительно покосилась на Нину и Ракуна. Подробности явно не предназначались для посторонних.

   — Продолжай, — поторопил шеф. — Всё равно утром объявят официально.

   — Да нечего продолжать-то, — пожала плечами секретарь. — Причины взрыва выясняют. Завалы разбирают. Живых ищут, но пока без особых успехов. Хотя говорят, что шансы есть.

   — Никаких шансов, — покачал головой Силь.

   Нине показалось, что эти слова стоили ему огромных усилий. Не физических, а моральных. Кто бы ни находился в музее в момент взрыва, его жизнь значила для замглавы управления очень много.

   И для Ирмы тоже. Её лицо оставалось профессионально-бесстрастным, но верхнюю пуговицу на блузке секретарь дёрнула так, словно боялась задохнуться. И с трудом выдавила:

   — Вы не можете знать точно.

   — Считай, что я пессимист и рассматриваю самый неблагоприятный вариант. Леде сообщили?

   — Первым делом. Это я вас найти не могла, все этажи оббегала. Просила же не исчезать без предупреждения! Даже если меня нет на месте, неужели так сложно оставить записку, где вас искать?

   — Напомни, кто из нас кем командует? — слабо улыбнулся Силь, протягивая руку.

   — Командуете вы, а с последствиями разбираюсь почему-то я. — Ирма с готовностью сжала окровавленную ладонь шефа, помогая ему подняться. — Что вот нам теперь со всем этим делать?

   — Работать. Потом выпить кофе — и работать дальше, чтобы к утру иметь ответы на все вопросы. Или хотя бы запас правдоподобных версий для журналистов и Совета магнатов.

   — То есть спать сегодня не придётся? — встрепенулся Ракун, довольный, что нашёлся повод удрать из тира.

   — Мне — точно нет. Сандре тоже дело найдём. А ты можешь быть свободен.

   — Это такой вежливый способ сказать, что от меня нет толку? — нахмурился магос.

   — Это способ напомнить, что у тебя есть другая работа. Занимайся ей и не лезь в дела управления, ты отсюда уже почти три месяца как уволен. Кстати, выходить лучше через чёрный ход — у главного сейчас наверняка журналисты толпятся.

   — И тебе не кажется странным, что журналисты в курсе, что случилось, а я — нет? Не хочешь объяснить?

   — Позже.

   И Силь, не слушая возражений, вышел из тира. Дождавшись, пока за ним и Ирмой закроется дверь, Нина осторожно взяла Ракуна за руку:

   — Послушай…

   — Если ты собралась его оправдывать, то лучше не начинай. Я и так знаю, что гожусь сейчас только на то, чтобы лодку туда-сюда гонять.

   — Я просто хотела сказать, что «позже» — это всё-таки лучше, чем никогда. И я обязательно перескажу тебе все новости.

   — Если бы он хотел, чтобы я их знал, не гнал бы вон. Так что пусть подавится своими тайнами, конспиратор чёртов. — Магос раздражённо пнул дверь. Та немедленно распахнулась наружу, едва не задев Силя.

   Он стоял, небрежно прислонившись к стене, и прекрасно слышал весь разговор. И даже не пытался это скрыть, в отличие от Ирмы, которая с преувеличенным любопытством изучала собственные туфли.

   — Всё высказал? — спокойно спросил друга начальник управления.

   — Да пошёл ты, — буркнул Ракун, устремляясь вперёд по коридору.

   В последнее время вспышки гнева случались с магосом всё чаще и чаще. Арфактумы позволяли ему ориентироваться в пространстве, но не существовало такой магии, которая помогла бы разобраться в себе. И с этим Нина совершенно ничего не могла сделать, разве что быть рядом. Но нельзя же всё бросить и рвануть следом!

   — Я попытаюсь освободиться побыстрее! — крикнула она вдогонку.

   — Можешь не торопиться. Здесь ты явно нужнее.

   Да уж, лучше бы промолчала.

   — Сандра, пойдёмте. У нас много работы, — тихо напомнил Силь.

   — Простите его. На самом деле он не хотел грубить, — невпопад ответила Нина.

   — Ещё как хотел! Но я его столько лет знаю, что уже давно простил за всё оптом. Пойдёмте.

***

Проснувшись, Алина первым делом осмотрела пальцы и недовольно поморщилась, обнаружив под ногтями кровь. На подушке тоже темнело несколько пятен. Так и есть, опять расчесала во сне шею!

   Отметины, оставшиеся после весенних событий, так и не зажили до конца.

   Отчасти девушка была сама в этом виновата, раз за разом сдирая подсохшие болячки. Но что делать, если стоит задуматься или разволноваться, и руки сами тянутся к повреждённым местам? Не ходить же в ошейнике и перчатках!

   Она бы, может, и ходила, не выгляди это слишком экстравагантно. Конечно, в мультикультурном Истоке одевались и похлеще, но обычно поступали так для того, чтобы привлечь внимание. Алина же, наоборот, хотела спрятаться от чужих взглядов, забиться в самый тёмный угол и ни с кем не общаться. Поэтому в её гардеробе появились кофты с высоким воротником и длинными рукавами, шейные платки, шарфы...

   А потом на смену прохладной и дождливой весне пришло душное лето.

   Летом в шарфе не больно-то походишь!

   В стену над кроватью что-то гулко ударило со стороны соседней комнаты.

   — Я не сплю! — крикнула в ответ Алина, изо всех сил борясь с желанием натянуть на голову одеяло.

   В последнее время однокурсница Лиза взяла над соседкой шефство и теперь каждое утро будила её перед занятиями таким вот нехитрым способом. Благо, стены в общежитии особой толщиной и звукоизоляцией не отличались.

   — Полчаса до политологии! Ты встала? — не унималась подруга.

   — Да.

   — Точно?

   — Да... — Алина перекатилась на другой край кровати, подальше от требовательной стенки. — Почти.

   — Зайду через пятнадцать минут! — объявила Лиза и наконец-то замолчала, не дожидаясь, пока о тишине взмолятся жители всех ближайших комнат.

   За окном издевательски ярко светило солнце, зеленели парковые деревья и серебрились крыши учебных и исследовательских корпусов.

   — Отвратительно, — прошипела Алина, и всё-таки сползла с кровати — прямиком к зеркалу, оценить нанесённый шее ущерб.

   Ничего, жить можно. Под тонкой косынкой почти незаметно будет. Найти бы её ещё...

   В пятнадцать минут девушка, конечно, не уложилась, но через двадцать была вполне готова к визиту соседки. Только вот Лиза почему-то задерживалась, хотя обычно начинала дубасить в дверь даже раньше времени. В итоге Алина сама выглянула в коридор — и наткнулась на бредущую по проходу Нину.

   И всё бы ничего, только шла она не к выходу, а в противоположном направлении. И, судя по помятому виду, ещё не ложилась.

   Завидев племянницу, тётушка с трудом подавила зевок и натянуто улыбнулась:

   — Утро! Не помнишь, что у нас там первым уроком?

   — Политология. — Браслет завибрировал, и Алина скользнула по нему взглядом. Кому в такую рань неймётся?

   Хотя глупый вопрос, конечно. Писали ей только Лиза, Нина и Ракун, и первым двум точно не было никакого смысла делать это именно сейчас. Оставался только дядюшка.

   «Отправь её в постель!» — лаконично велела надпись. Надо же, как своевременно.

   — Я же не опаздываю? — Нина покосилась на часы. — Подожди чуток, сейчас за тетрадками заскочу, умоюсь — и вместе пойдём.

   — Какие тетрадки? Ты себя видела? Иди спать, потом у меня конспекты перепишешь, и всё. Да и чего ты там не знаешь?

   — Мало ли… Вдруг что-нибудь важное скажут.

   — Всё важное уже сказали. — Лиза выглянула в коридор, потрясая газетой. — Новости слышали?

   — Слышали, видели и всю ночь обсуждали, — зевнула Нина, даже не пытаясь вчитываться в заголовки. — Ладно, если на занятиях будут отмечать, скажите, что у меня политология уже была — и лекция, и практика, и чёрт знает что ещё. И часа через четыре снова начнётся. Надо было слушать умных людей и спать прямо там — только зря время потратила, пока туда-сюда моталась.

   — Так ты с работы, что ли? — сообразила Алина.

   — Нет, из круглосуточной библиотеки! — хмыкнула тётя и, махнув на прощанье рукой, направилась к своей комнате.

   — Слушай, а где она работает-то? — удивилась Лиза, толкая подругу локтем.

   — Да какая разница?! Скажи лучше, что случилось?

   Вместо ответа перед Алиной развернули газету и ткнули носом в фотографию каких-то развалин, занимавшую всю первую полосу.

   — Недостаточно живописно, чтобы быть памятником архитектуры, — прокомментировала девушка.

   — Да не туда смотри! Текст читай! У нас короля взорвали!

   — О! — выдавила Алина. Других слов в голову не пришло. Разве что лёгкое запоздалое удивление, что на троне Истока всё-таки сидит король, а не какой-нибудь император. А то всё время забывала уточнить.

   — И младшую наследницу!

   — Ого! И что теперь будет?

   — Да ничего особенного. Траур переждут, потом вторую принцессу коронуют, — пожала плечами Лиза. После чего оглянулась по сторонам, не подслушивает ли кто, и шёпотом добавила: — А ещё будут долго искать виновных. Почти наверняка не найдут, но кого-нибудь всё равно поймают и накажут. Ладно, пошли быстрее, а то на занятия опоздаем.

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой вспоминают прошлое и думают о будущем

Ракун, развалившись на кровати, с нахальной улыбкой пялился в потолок.

   По крайней мере, выглядело это именно так. На самом деле он, конечно, никуда не смотрел, а в душе ещё и не слишком улыбался. Уж отличать настоящую улыбку от демонстративной Нина давно научилась.

   Осталось научиться не удивляться, обнаруживая этого сумасшедшего енота в самых неподходящих местах.

   — Что ты здесь делаешь? — прошипела она, торопливо прикрывая дверь, чтобы из коридора не заметили неурочного гостя.

   — Лежу, — спокойно ответил магос и похлопал ладонью по кровати, приглашая присоединиться. Нина не стала спорить и устроилась рядом. После рабочей нервотрёпки чувствовать родное тепло было особенно приятно, хоть и неожиданно.

   Ракун слегка повернулся, прижал подругу к себе и уткнулся носом ей в макушку. Вслух просить прощения за своё поведение в тире он не собирался, но явно чувствовал себя виноватым.

   Нине тоже не хотелось лишний раз вспоминать о конфликте, поэтому она задала самый нейтральный вопрос, какой смогла придумать:

   — Как ты сюда попал? Уболтал коменданта? Или заколдовал?

   — Вот ещё, время на него тратить! В окошко влез.

   — Третий этаж!

   — Всего-то! И не заперто. — Голос магоса стал строже. — Зря не запираешь, кстати. А вдруг кто чужой заглянет?

   — Ну и пусть заглядывает. Служебные документы я домой не ношу, а больше тут брать нечего. Вряд ли кого-то заинтересуют мои школьные конспекты.

   — Иногда вещи не только забирают, но и подбрасывают. Всему тебя учить надо. Как будто забыла, где работаешь.

   — Забудешь об этом, как же… Особенно после сегодняшнего. — Надежда не говорить о проблемах с треском развалилась на части. — Ты ведь уже в курсе, что стряслось?

   — Да. Походил, поспрашивал. У нас крупные неприятности. То есть у вас. Меня-то уволили. — В словах Ракуна явственно чувствовался налёт горечи.

   — Не начинай, пожалуйста, — попросила Нина. — Знаешь же, что официальная отставка — единственный способ устроить тебя на другую работу так, чтобы никто не прикопался.

   — Скорей уж, единственный способ не говорить открытым текстом о моей бесполезности. В итоге я, как идиот, вынужден торчать в долбаной школе, в которой ничего не происходит!

   — Силь уверен, что происходит.

   — Силь уверен, что меня надо держать подальше от настоящих проблем. Думаешь, я дурак и не понимаю? Вот зачем он меня сегодня… то есть, уже вчера выгнал?

   — Потому что спустя несколько минут в управлении начался локальный апокалипсис. Крики, вопли, срочные курьеры, вызванные из отпусков работники и прочие прелести жизни. Потом заявилась инспекция от Совета магнатов и пошла совать нос во все кабинеты. Не знаю, что искали, но, видимо, не нашли. Очень взбесились. Пытались наезжать на Леду, но она сказала, что работа управления вообще не в их компетенции. Они ещё немного побухтели и ушли. Очень хотелось подбросить им какое-нибудь проклятие, честно говоря. Или хоть плюнуть вдогонку. Вот ты бы что сделал?

   — Я бы... — Ракун ненадолго задумался. — Я бы их с лестницы спустил. С центральной. Возможно, вместе с перилами — всё равно их уже давно ремонтировать пора.

   — Вот поэтому тебя и отправили домой. Ради сохранности казённого имущества и твоей собственной безопасности.

   — Меня больше волнует твоя безопасность. Ты ведь ничего не успела натворить? — Нина промолчала, и магос, не дождавшись ответа, сжал её в объятьях так, словно собрался защищать от всего света, причём немедленно. — Пожалуйста, скажи, что ничего не сделала этим проверяющим?!

   — Да что я могла сделать? Они со мной и не общались. Я стажёр, работающий на полставки, низшая ступень карьерной лестницы. Ничего не знаю, ничего не умею.

   — Если бы ничего не умела, Силь не задержал бы тебя до утра. Совсем рехнулся! Сам готов жить на работе, и других заставляет.

   Нина усмехнулась про себя, вспомнив, что всего несколько месяцев назад Ракун и сам порой не появлялся дома целыми днями, а то и неделями. Да и после отставки иногда срывался с места, если возникала необходимость срочно кого-нибудь отвезти или привезти.

   Значит, когда его дома ждут и волнуются — это нормально. А когда наоборот — сразу повод для ворчания и беспокойства.

   Но ведь он действительно беспокоился, иначе не караулил бы в общаге ночь напролёт. Осознавать это было очень приятно, хоть и слегка стыдно, потому что сама Нина домой не торопилась.

   — Меня отпустили четыре часа назад, — созналась она, хотя совсем недавно планировала молчать о спонтанной вылазке.

   — И где ты была? — напрягся магос.

   Ага! Не только беспокоится, но ещё и ревнует. Как будто она когда-нибудь давала для этого повод.

   — В библиотеке. Хотела кое-что проверить.

   — Сейчас? Там же закрыто!

   — Если бы ты хоть раз в жизни туда сунулся, то знал бы, что она круглосуточная и ночами там полно студентов, которые готовятся к экзаменам. Никто же заранее не учит, всё в последний момент. Так что я спокойно обложилась книжками и устроила небольшое расследование.

   — И? Что нарыла? — Ракун аж заёрзал от нетерпения.

   — Не торопись. Сначала ответь на один вопрос: про родителей Силя совсем ничего не известно?

   — Мне — нет. Алексу, насколько я знаю, тоже. А что?

   — А то! Его кровь. Помнишь, Рауд весной говорил, что она особенная? Я долго пыталась понять, что он имел в виду, но никаких зацепок не было. А сегодня появились.

   — Выжала что-нибудь интересное из окровавленного платка?

   — Нет, я же не химик. Хотя идея хорошая. — Нина мысленно добавила в ежедневник пункт «Забежать к экспертам и уломать их на пару тестов».

   Главное — не говорить, чья кровь на платке. Тайна — она на то и тайна.

   Или вообще не стоит своевольничать? Мало ли как аукнется…

   Может, и Ракуну лучше не знать?

   Но желание поделиться результатами библиотечных исследований буквально распирало.

   — Женщина, не спи! — Ракун потряс подругу за плечо.

   — Я не сплю, я думаю, — отмахнулась Нина. И всё-таки решилась. — Вспомни, как Силь себя вёл сегодня. Он ведь о смерти короля не от Ирмы узнал. Наоборот, он сам ей сказал, что шансов нет. И понял он это именно тогда, когда ему стало плохо.

   — Но взрыв произошёл за полчаса до этого. Как-то не вяжется одно с другим.

   — Вполне вяжется. Видимо, сразу после взрыва король был ещё жив, а умер именно в тот момент.

   — А сбойнувшие арфактумы? Я спрашивал у знакомых — никто ничего не заметил. Что бы это ни было — оно ударило только по нам.

   — Я к тому и веду. Слушай, что нашла: законный правитель Истока несёт в своей крови такую концентрацию магии, что арфактумы при его приближении перестают работать. Когда правитель умирает, эта особенность переходит к наследнику — младшему в роду. Но если прямого наследника нет, то начинаются какие-то странные генеалогические маршруты, в них чёрт ногу сломит.

   — Тоже мне, новость! Это все знают!

   — Не все! Спорим, Алинка не знает? Нам на лекциях по теории магии говорили, но она же наверняка всё пропустила. Ну да не о том речь, слушай дальше. — Нина прикрыла глаза, вспоминая прочитанное в библиотеке. — Важно другое: когда сила ищет наследника, все близкие родственники покойного короля испытывают недомогание разной степени. Чем ближе родство — тем ощутимее воздействие. И именно тогда арфактумы поблизости от них ведут себя странно. Понимаешь теперь, что произошло?

   Ракун ошалело потряс головой, приводя мысли в порядок, и спросил шёпотом:

   — То есть ты сейчас пытаешься подвести меня к мысли, что наш Силь — близкий родственник короля?

   — Ну да, — ответила Нина. Почему-то тоже шёпотом.

   — И сам он об этом прекрасно знает, иначе не сообразил бы, что произошло?

   — Да.

   — Я его убью! — стукнул кулаком по ладони магос.

   — За что?

   — За то, что молчал.

   — Скорее, он тебя убьёт, как только поймёт, что ты в курсе. И меня заодно. Если он так тщательно всё скрывает — значит, есть веские причины.

   — Или ему просто нравится городить вокруг себя тайны, — фыркнул Ракун. — Серьёзно, вот зачем он проклятие скрывал?

   — Не хотел, чтобы посторонние видели его слабым и уязвимым, — предположила Нина. И вдруг осеклась, вспомнив, как познакомилась с Силем. Как раз в разгар очередного приступа. — Слушай, а я ведь угадала! Когда впервые его увидела, помнишь? Почему-то само пришло в голову, что он принц.

   — Да ты пророк! Бросай разведку и открывай гадальный салон. И нервы будут целее, и кошелёк полнее, и хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне появится.

   — Тебе бы всё шуточки! А я так странно себя чувствую… Вроде бы докопалась до правды, но понятия не имею, что с ней делать и что дальше будет.

   — Что будет? — Магос неохотно выпустил подругу из объятий, откинул крышку часов и скользнул пальцами по стрелкам. — Ты выкинешь из головы все дурные мысли и уснёшь. А я пойду на занятия. У третьего курса экзамен на носу, а они до сих пор магические миры от технологических не отличают.

   — Все студенты одинаковые, — вздохнула Нина.

   Отпускать Ракуна не хотелось. Лежать с ним в обнимку было уютно и легко, даже о проблемах думалось как-то вскользь. А стоит остаться одной — и мозг вспухнет от нерешённых рабочих вопросов и всяких сопутствующих мыслей. Например...

   — Ты, кстати, знал, что охраной королевской семьи занимается управление разведки? И вся ответственность за взрыв теперь лежит на нас?

   — Никогда об этом не думал, — сознался магос. — А королевская гвардия тогда зачем? Ходить в красивой форме и смотреть на всех свысока?

   — А гвардия — наше подразделение, оказывается.

   — С какого перепугу? Они же всегда были сами по себе!

   — Все так думают. И в должностных инструкциях ничего про них нет, по крайней мере, в моих. А теперь вот выясняется, что гвардейцы — только исполнители, а виновато во всём руководство. Наше общее. То есть Леда.

   — Леда и один белобрысый недоросль, — уточнил Ракун. И, судя по тону, на Силя он всё ещё слегка злился.

   — Да кто бы ни был! Всё равно это какая-то бессмысленная конспирация и перекладывание ответственности. Не проще ли было какой-нибудь отряд милитии зарезервировать под это дело или вовсе отдельную службу создать? И почему это всё выясняется только в критической ситуации? — не унималась Нина.

   — Наверное, потому что это тайна. Как мы выяснили, кое-кто очень любит разводить секретность на пустом месте. — Магос с напускным безразличием пожал плечами и спустил ноги с кровати.

   — Но ведь не Силь же это придумал! Он и заместителем Леды-то стал… Сколько? Лет десять назад?

   — Нет, вроде чуть больше... Ладно, неважно. Значит, так исторически сложилось. И не факт, что есть конкретная причина. Просто кому-то захотелось добавить интриги. Монархи же! Вокруг них вообще сплошные недомолвки!

   — Вот именно! Никто не знает, как выглядит король, как его зовут и где он живёт. О чём он думает? Во что верит? Чем занимается? Мы подчиняемся человеку в маске, о котором не знаем совершенно ничего!

   — Мы подчиняемся Совету магнатов, — поправил Ракун. — Король — только символ. Такая же стародавняя реликвия, как и его маска. Так что не принимай всё происходящее близко к сердцу. Проверки закончатся, шумиха пройдёт, люди угомонятся. Всё станет как раньше. Спи.

   Нина послушно закрыла глаза, хотя внутренний голос всё ещё продолжал спорить и придумывать аргументы.

   Магос прошлёпал в ванную, и вскоре оттуда донёсся плеск воды. И вопль, полный удивления, обиды и праведного гнева:

   — Женщина! Ты издеваешься? Опять шампунь с корицей?!

   — С корицей, гвоздикой и цитрусовым маслом, — поправила Нина.

   И незаметно для самой себя провалилась в сон.

   * * *

   Политолога где-то носило, но, вопреки обыкновению, никто не торопился удрать из душного лекционного зала в более уютное место. Студенты, разбившись на группки, обсуждали свежие новости. До взорвавшегося музея было совсем недалеко, некоторые даже успели с утра сбегать на место трагедии и теперь делились впечатлениями, остальные просто шуршали газетами или вспоминали всё, что знали о королевской семье. Точнее, чего не знали.

   Как выяснилось, Алина была далеко не одинока в своём неведении. Королевская власть в Истоке оказалась какой-то очень уж незаметной, практически невидимой. И сейчас основной интерес вызывали два вопроса: как выглядел покойный король и как его звали.

   — Обычно имя оглашают на похоронах, — объяснил усатый мужик, которого Алина за весь год видела всего несколько раз, да и то мельком. На практических занятиях он появлялся нечасто, на теоретических — и того реже, но каким-то образом умудрялся сдавать все экзамены на высший балл. — И лицо тоже открывают для всех желающих. Раньше очередь посмотреть на покойного занимала всю Прощальную улицу от центральной площади и до поворота на торговые ряды. Собственно, улицу Прощальной и назвали именно потому, что по ней шли те, кто хотел проститься с монархом. Потом, когда появились фотоаппараты, такого ажиотажа уже не было. Зачем столько времени стоять в толпе, если всё на снимках можно увидеть? Хотя в этот раз не знаю, станут ли маску снимать. Там, может, и лица-то никакого нет после взрыва.

   — Ох, такой ужас, такой ужас! — перебила Регина Нистор, дама весьма пожилая и крайне эмоциональная. — А ведь я как раз собиралась показать внучатой племяннице музей! Как представлю, что могла бы находиться там в этот момент… Ох, нет, не могу даже думать об этом! Такая трагедия, такая трагедия! Семнадцать человек, говорят, погибло!

   — И бессчётное количество экспонатов, — добавил усач.

   — Как можно вспоминать об этой ерунде, когда речь идёт о людях?! О живых людях! — вознегодовала госпожа Нистор.

   — О мертвых людях, — поправил её оппонент. — И это не ерунда, а уникальные находки, обнаруженные на месте одного из древнейших храмов Истока. Некоторые даже с росписью! Бесценное наследие прошлого! Невосполнимая утрата для мировой культуры!

   — Король — утрата!

   — Короли во все времена умирали и будут умирать. А этим экспонатам несколько тысяч лет!

   — Вы сумасшедший!

   — Я историк! — горделиво ответил усач и перешёл на другой конец аудитории, потирая зарождающуюся лысину.

   Лиза побежала следом не то утешить, не то уточнить про экспонаты — разве ж этих отличников разберёшь! Алина думала присоединиться к подруге, но не решилась отойти от словоохотливой госпожи Нистор. Уж больно интересные вещи она рассказывала, хоть и перемежала их постоянными охами-вздохами.

   Дело в том, что нынешний монарх взошёл на престол в ранней молодости и правил так долго, что предыдущую коронацию никто из одногруппников не застал. Точнее, почти никто. И теперь единственная очевидица искренне наслаждалась всеобщим вниманием:

   — Про то, как улицы назывались, любой дурак в книжках прочитать может! А мне не надо читать, я сама всё помню, — вещала для всех желающих пожилая дама. — И на Прощальной стояли, было дело. С ночи очередь занимали! И сейчас как дату похорон объявят — тоже пойду занимать. Разве ж фотография такие вещи заменит? Это чувствовать надо!

   — А правда, что возле королей арфактумы не работают? — заинтересовалась пухленькая коротышка Ди.

   — Откуда же мне знать, милая? Я же с живым-то никогда рядом не стояла, только к гробу подходила. Да и то там всё верёвочкой огорожено было, футов восемь расстояния, не меньше.

   — И что там можно с восьми футов разглядеть и тем более почувствовать? — удивился Прим, старший из Фелтингеров.

   — Благоговение! Куда вам, олухам, такое понять! А я ж ребёнком была — и всё помню. Стоишь, а на тебя словно благодать нисходит. И аромат такой сладкий в воздухе витает…

   — Формалин, наверное. Или ещё дрянь какая, — вполголоса пробасил младший.

   Алина тихо хихикнула. Иногда дурацкие шутки братцев казались действительно смешными. Особенно когда адресовались кому-то постороннему.

   В последнее время Фелтингеры нашли себе сразу несколько новых жертв и заметно охладели к старой. Никто так и не понял, почему это произошло: то ли близнецам захотелось разнообразия, то ли их смущало присутствие в школе скорого на расправу Ракуна, то ли дело оказалось в том, что Алина перестала психовать и огрызаться в ответ на подколки, а зачастую вообще не обращала на них внимания.

   Какой смысл доводить того, кто не злится и не боится?

   И конфликт сам собой постепенно сошёл на нет.

   — А вот во время коронации и в самом деле ничего не работало, — продолжала Регина Нистор. Замечание про формалин она, похоже, просто не расслышала. — Заранее во всех газетах написали, что такого-то числа начнётся ритуал и до его окончания никакой магии не будет.

   — Совсем-совсем? Везде? — заинтересовалась Алина. Воду дома, в родном мире, планово отключали, было дело, электричество тоже. Но отключать магию — это что-то новенькое.

   — Везде.

   — Надолго?

   — Несколько часов или около того. Я, честно говоря, точно уже не помню. Говорят, всегда по-разному бывает, иногда аж на несколько дней затягивается. Матушка моя, светлая ей память, тогда, помнится, свечами запаслась, керосинку какую-то приволокла. Мы с сёстрами так мечтали, что вечером у настоящего огня посидим, а едва стемнело, так светлячки уже и загорелись. Магия, значит, вернулась.

   — То есть занятия в этот день точно отменят! — нашли выгоду Фелтингеры.

   — Кто отменит занятия? — прошамкал от дверей объявившийся наконец-то препод. — А ну все быстро по местам! Важную тему разбирать будем! Записывайте: «Особенности внешнеполитических воззрений в трудах учёных начала семнадцатого века».

   — Может, стоит в виде исключения более насущный вопрос разобрать? В связи с последними событиями? — перебил усач.

   Политолог, подслеповато сощурившись, вгляделся в нарушителя спокойствия. Обычно на его лекциях студенты вели себя тише воды ниже травы. Правда, не из-за интереса к обсуждаемым темам и даже не из-за уважения к старому преподавателю, а просто из-за общей сонливости и апатии. Раннее утро как-никак!

   — Если вы такой умный, молодой человек, то можете встать и читать лекцию вместо меня! Хотите? — пробурчал профессор.

   На молодого человека усач никак не тянул. Даже внешне он выглядел хорошо за сорок, а как дело обстояло в реальности, оставалось только догадываться. С настоящим возрастом в Истоке всегда творились непонятки. Не будешь же всех встречных спрашивать, сколько им на самом деле лет?

   Но усач не обиделся ни на обращение, ни на предложение. Спокойно пожал плечами и произнёс:

   — Не хочу.

   Препод этим лаконичным ответом вполне удовлетворился и, кряхтя, поплёлся за кафедру.

   — Эта старая развалина точно застала и прошлого короля, и позапрошлого, — вполголоса пробормотала Лиза, проскальзывая на своё место. — Жалко даже, что Энгус не согласился выйти. Лучше действительно, он лекцию вёл.

   — Энгус — это имя или фамилия? — Алина даже не удивилась, что подруга знает, как зовут усача. Она, кажется, всех обитателей школы в первый же учебный день выучила.

   — Понятия не имею, — шёпотом созналась Лиза. — Он так представился, а переспрашивать я не стала.

   — А чего он вообще сегодня вдруг объявился? Никогда же на лекции не ходил.

   — Так музей-то взорвали! Там оцепление и всё такое. Внутрь не попасть, всех распустили.

   — Погоди, он там работает, что ли?

   Лиза кивнула и застрочила в тетради, торопливо конспектируя речь преподавателя. Тот, как назло, начал с места в карьер, и читал без пауз и отвлечённых рассуждений о смысле жизни.

   Алина, позёвывая, открыла чистую страницу и вывела на полях дату. Первое лайла. Четырнадцатое июня, если перевести на привычный лад. Совсем скоро день рождения. И год, как она живёт в Истоке.

   Дома за это время куча новых фильмов вышла, наверное. И книжек. А сколько всего интересного в интернете произошло!

   Жить без всемирной паутины оказалось скучновато, без мобильника — неудобно, батарейка в плеере села быстрее, чем надоел плейлист. Тоска зелёная!

   В общем, читать о приключениях очередной ведьмы в магической академии было куда веселее, чем учиться самой. А ещё ведьмам обычно перепадала любовь в виде какого-нибудь красивого и обаятельного ректора. Но директору школы (как и большинству преподов) давно перевалило за сотню, и соблазнить он мог разве что врачей из центральной больницы. Да и то не харизмой, а обилием диагнозов.

   Единственный действительно симпатичный и не старый преподаватель, который попался Алине за время учёбы, планировал убить всех её родных, а саму девушку использовать как объект для магических исследований, за что и поплатился. Студентки, у которых он вёл географию, до сих пор гадали, куда делся душка Перфи, и надеялись на его возвращение.

   Впрочем, не слишком страдали, потому что ему на смену пришёл Ракун, и на какое-то время это стало главной новостью школы. Мерзкий характер нового преподавателя, вопреки логике, девушек не отталкивал, а притягивал, а слепота лишь добавляла шарма. Вот только закадрить магоса оказалось неожиданно сложно: обычные методы в виде яркого макияжа, коротких юбок и провокационных поз не работали — он их попросту не видел. Хотя Алина подозревала, что все ухищрения он прекрасно замечает и в глубине души искренне ржёт над каждой попыткой привлечь его внимание.

   Периодически девицы вспоминали о существовании Алины и пытались вызнать у неё подробности дядиной биографии. Тут главное было не проболтаться о связи Ракуна с Ниной. Не то чтобы они так уж сильно скрывали свои отношения, просто старались их не афишировать.

   Может, и правильно делали, но Алину такая секретность всё равно удивляла. Она бы не отказалась прогуляться по школьным аллеям под руку с кем-нибудь высоким, красивым и сильным. И пусть все смотрят и завидуют. Или… Ладно, пусть даже никто не смотрит. И вместо тенистых аллей — душный кабинет с обшарпанным диваном.

   Всё что угодно, лишь бы не чувствовать себя третьей лишней, разрывающей идеальную пару «Виктор Долан и его работа».

   Размышления прервало резкое дребезжание звонка.

   — И не забудьте: всё это будет на экзамене! — повысил голос политолог, стремясь перекричать загомонивших студентов.

   Алина перевела взгляд на тетрадку и обнаружила, что конспект магическим образом на странице не возник, зато дата обзавелась рамочкой из кривоватых сердечек.

   Скоро год, как они с Доланом познакомились. Интересно, он хоть вспомнит?

   Лиза привычно отдала однокурснице свою тетрадь:

   — Держи. Перепишешь — вернёшь. — И добавила, скользнув взглядом по сердечкам: — Как у вас там с твоим разведчиком?

   — Ну… — задумчиво протянула Алина, прикидывая, как бы отделаться от допроса, но план побега в голову не приходил.

   Лиза была замечательным человеком, только очень уж любопытным и въедливым. Тот случай, когда проще рассказать всё как есть, чем увиливать от ответа и объяснять, почему не хочешь говорить правду. Но что делать, если часть правды — государственная тайна?

   — Ну? — поторопила подруга. И сама же схватила Алину за руку и потащила к выходу из аудитории. — Пошли на улице поговорим, без лишних ушей.

   Ушей снаружи оказалось примерно столько же, сколько и внутри здания, а свободных лавочек не было вовсе. Пришлось забраться вглубь парка и устроиться прямо на траве, под раскидистым клёном. И только там Алина нашла в себе силы признаться:

   — Странно всё.

   — Что именно? — дотошно уточнила Лиза, расправляя длинную юбку, чтобы прикрыть ноги. Она даже в летнюю жару умудрялась одеваться по викенской моде, хотя здесь, в Истоке, никто не считал голые лодыжки верхом бесстыдства.

   — Всё! Я не понимаю, что происходит. То ли он меня боится, то ли за меня… Относится, как к хрустальной статуэтке, старается рядом даже не дышать. И смотрит, как преданная собака на хозяина, разве что хвостом не виляет, и молчит. А если вдруг не молчит, то называет на «вы» и «госпожа магисса».

   — Ты для него и есть «госпожа магисса». Понятно, что для тебя такая иерархия непривычна, но он родился и вырос в Истоке. Здесь с магами фамильярничать не принято.

   — Ничего, дяде моему он прекрасно «тыкает» и вообще не парится о субординации! Зато мне достаётся по полной программе. А когда ко мне начинают обращаться на «вы», я себя чувствую не на восемнадцать лет, а на все восемьдесят. — Алина машинально колупнула коростинку на запястье. — В этом всё дело, да? В том, что мне восемнадцать, а ему сорок?

   — Подумаешь, сорок! Моему жениху вообще за шестьдесят, и выглядит он, в отличие от твоего, на все свои годы, — грустно улыбнулась Лиза.

   Алина замерла с открытым ртом, силясь сообразить, на что сначала реагировать: на разницу в возрасте или на то, что у подруги вообще есть жених. Только и смогла, что ошарашенно выдавить:

   — Как?

   — А как обычно бывает? У отца есть завод. Не очень большой, не сильно прибыльный, да и оборудование давно устарело… В общем, проблем и убытков больше, чем выгоды. Только и осталось, что продать. Но продавать дёшево отец не хочет, а дорого — никто не берёт. Кроме одного человека, который… ну… Он на меня давно уже глаз положил. И сказал, что готов выкупить наше производство по полной стоимости, если я за него замуж выйду. Они и договор уже подписали. Так что через пару лет я выпущусь отсюда — и сразу под венец.

   — И ты на это согласилась? — задохнулась от возмущения Алина.

   — Меня, честно говоря, никто и не спрашивал.

   — Но это же незаконно! Ты взрослый человек! Самостоятельный! Имеешь право сама решать, за кого замуж выходить, и выходить ли вообще.

   — Я девушка и гражданка Викены. Ты слишком мало времени там провела, чтобы разобраться в ситуации. В нашем мире мужчина — бог и властелин, а женщина — его собственность. Вот увидишь, эти боги и властелины ещё начнут возмущаться, что нельзя трон Истока отдавать девчонке — нужно наследника мужского пола искать.

   — А он есть?

   — Прямого нет, у короля две дочери было, теперь одна осталась. Никаких братьев или племянников тоже нет, насколько я знаю. Так что замучаются подбирать подходящую кандидатуру. Да и какая разница? Истоку на любые возмущения наплевать — это же не люди решают, а сама магия выбирает нового носителя. Бывали и раньше королевы, и ещё будут. И председатель Совета магнатов тоже женщина, кстати. Уже сколько лет на своей должности сидит — и ничего, никто не жалуется.

   — Так переезжай в Исток! — сообразила Алина. — Имеешь полное право, у тебя же магический камень есть.

   — И ничего кроме камня нет. Ни кроны личных денег. Если поругаюсь с отцом, останусь нищей и бездомной. А он ещё и неустойку господину Кальви вынужден платить будет. И мама огорчится: она так радовалась, что меня приличному человеку сосватали. Да и не хочу я с родителями ссориться. Они же мне добра желают. Правда, на свой лад.

   — Это не добро, это феодализм какой-то! Или даже хуже — рабовладение!

   — Это жизнь.

   Голос Лизы звучал устало и совершенно безэмоционально. Как будто она со своей долей уже давно смирилась. И переубеждать её было явно бесполезно.

   От безысходности Алина не придумала ничего лучше, чем побиться затылком о дерево. Вот ведь! Привыкла жаловаться подруге на всякие мелочи, и даже не знала, что у неё самой большие проблемы.

   Но неужели умнице Лизе, лучшей студентке курса, действительно придётся жить с каким-то старым хрычом?

   — Может, твой жених сам от старости помрёт до твоего возвращения?

   — Тогда ещё хуже! Завод-то у нас останется, вместе со всеми проблемами и долгами. Не думаю, что отец захочет с ним возиться. Скорей уж пойдёт по проверенному пути и начнёт искать другого подходящего жениха, чтобы можно было торжественно вручить ему и меня, и бизнес. Мало ли кто попадётся… Скоз, например. Мы встречались пару раз на приёмах — и он так на меня смотрел, прямо раздевал глазами. И за руки хватать пытался. Бррр! Правда, он вроде бы женился не так давно. Но ведь и кроме него много таких мерзких. А Кальви хотя бы не злой, просто старый. И некрасивый.

   — Так пошли его лесом. И бизнес пошли, и родителей. Останься здесь, напросись ассистентом к какому-нибудь профессору, они тебя все любят. Или за пределами школы работу найди. Многие же после занятий работают, ничего такого. К концу учёбы денег накопишь, квартиру снимешь. Я помогу, если что. Или дядю попрошу.

   — Не надо никого просить, — оборвала Лиза. — Не в деньгах дело. Я семью не брошу. Обещала, что вернусь домой после школы, — значит, вернусь. Просто не смогу по-другому, понимаешь?

   — Нет, — призналась Алина. — Не понимаю и понимать не хочу! Как можно так поступать со своей жизнью?!

   — Вот именно: это моя жизнь! Моя! И я сама решу, что с ней делать! — неожиданно резко огрызнулась подруга. И после небольшой паузы добавила гораздо мягче: — Извини. Всё чуть сложнее, чем кажется. Давай лучше про тебя. Мы на разнице в возрасте остановились.

   — Угу. — Алина рассеянно посмотрела на кровоточащее запястье. Опять расчесала! И когда успела? — Подумаешь, разница. Бывает и больше. Нормально у нас всё.

   — Ненормально, — упрямо тряхнула косичками Лиза. Правая снова разлохматилась, хотя всего час назад была заплетена так же туго, как и левая. — Я же вижу, что ты мучаешься. Объясни, в чём дело? Вдруг я смогу помочь?

   — Извини, но это моя жизнь, и я сама решу, что с ней делать, — процитировала Алина. На душе было тяжело и муторно. — Пошли, а то на занятия опоздаем.

   Однокурсница покорно поднялась с газона, одёрнула юбку и, покопавшись в сумке, протянула подруге чистый платок:

   — Руку перевяжи. И, если захочешь поговорить, я всегда готова выслушать.

   — Аналогично. — Алина попыталась улыбнуться, но получилось не очень. И рука чесалась нестерпимо.

   Со стороны учебного корпуса раздалось противное дребезжание, возвещающее, что на урок они всё-таки опоздали.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой Алина теряет веру в людей и находит марту

«Бургомистр Викены выразил недовольство политической ситуацией в Истоке», — гласил газетный заголовок.

   — И правильно сделал, — пробормотал хмурый мужчина, погружаясь в чтение.

   Алина не сдержалась и тоже заглянула в текст. Она, конечно, знала, что так поступать неприлично, но что делать, если больше заняться всё равно нечем?

   Они с Доланом договорились встретиться в небольшом скверике напротив здания разведуправления. Алина честно попыталась убедить себя, что девушкам положено опаздывать, но так хотела увидеться, что прибежала на пятнадцать минут раньше времени.

   Три из четырёх лавочек оказались заняты влюблёнными парами, на оставшейся сидел тот самый мужик с газетой. Против компании он не возражал, хотя на короткую юбку соседки покосился крайне неодобрительно. Но содержание статьи интересовало его куда больше чужих ног.

   «По словам господина Нудека, сейчас ситуация в мире крайне нестабильна. До сих пор неизвестно, кто ответственен за убийство Его Величества, и нет гарантий, что подобное не повторится. “Безрассудно надеяться, что юная девушка, даже заняв престол по праву крови, сможет управлять государством в столь тяжёлое время”, — заявил бургомистр на последнем заседании правительства. Однако госпожа Фелиция Зинтер в открытом обращении к гражданам Истока и Викены назвала проблему надуманной и подчеркнула, что Совет магнатов готов оказать всяческую поддержку будущей королеве».

   В общем, ничего нового, Лиза все эти возмущения ещё пару недель назад предрекала. Хотя, казалось бы, какая викенцам разница, кто стоит во главе Истока, если они вообще в другом мире живут?!

   Местным тоже спокойно не сиделось. В центре было тихо, а вот ближе к окраинам то и дело возникали стихийные митинги. И даже те, кто в подобных сборищах не участвовал, не скрывали отношения к происходящему.

   Для них проблема была не в поле и возрасте принцессы, а в убийстве её отца. Последние несколько сотен лет правители Истока мирно умирали в своих постелях, а не гибли во время терактов.

   А если это повторится? Что взорвут в следующий раз? Где гарантии безопасности? Что делать дальше? И — самое главное — кто виноват?

   Преступника до сих пор не поймали, поэтому в глазах обывателей крайними становились то милиты, то гвардия, а то и вовсе Совет магнатов. Членов Совета такое положение дел категорически не устраивало, и они докапывались до всех нарушений, какие только могли найти.

   Милиты в ответ бубнили про то, что охрана королевской семьи — вообще не их забота. (То есть взорванный музей и дюжина погибших гражданских — это нормально и не считается?!)

   Разведка пыталась хоть как-то свести концы с концами, Нина возвращалась в общагу за полночь и пропускала занятия, Ракун срывался на студентов, Долана Алина не видела уже неделю.

   Неделю, десять часов и сорок три минуты.

   Где его носит?!

   Внезапный порыв ветра чуть не вырвал газету из рук хмурого мужика, девушка с соседней лавочки едва успела придержать взметнувшуюся юбку. Алина удивлённо подняла взгляд на небо. Задумавшись, она даже не заметила, как испортилась погода. Духота никуда не делась, но солнце уже скрыли плотные тёмные тучи и в воздухе запахло грозой.

   Спрятаться от которой было совершенно некуда.

   Разве что…

   — Если кавалер не идёт на свидание, то свидание само идёт к кавалеру! — решила Алина и уверенно направилась ко входу в управление.

   Старинное здание располагалось за высокой кованой оградой и выглядело не слишком приветливо. Многие даже просто ходить мимо него опасались, старались или проскочить побыстрее, или вовсе перейти на другую сторону улицы. Но Алине дом и окружавший его небольшой заросший парк парадоксальным образом нравились. Да, мрачновато, но как же интересно!

   Девушка толкнула калитку и привычно кивнула охраннику, засевшему в небольшой будочке неподалёку от входа:

   — Здрасьте.

   — Госпожа Эллерт, постойте. Вам туда нельзя, — неожиданно ответил мужчина.

   — Почему? Всегда можно было! У меня пропуск есть. Где-то дома валяется.

   Первое время пропуск и паспорт приходилось показывать каждый раз и проверяли их долго и старательно. Потом — просто бегло просматривали. А в последние месяцы совсем перестали спрашивать документы и уже не провожали посетительницу до нужного кабинета.

   И тут вдруг такая подстава!

   — Простите, госпожа магисса, особое распоряжение начальства. Вход только для сотрудников и некоторых отдельных лиц, поимённо. — Охранник указал на лежащий перед ним список.

   — А дядя мой в этой бумажке есть? — не сдержалась Алина. Уж Ракуна-то точно гнать бы не стали!

   — Извините, конфиденциальная информация.

   Сходила на свидание, называется!

   А Долан тоже хорош! Даже не предупредил, что у них правила поменялись. И как с ним теперь связаться?

   — А записку передать можно?

   Охранник кивнул, и Алина, выдрав из тетради лист, коротко написала: «Жду у входа», — и огляделась, выискивая, с кем бы отправить послание.

   Сам охранник отлучаться с места не имел права, поэтому записка досталась проходящему мимо парню. Тот как раз очень удачно работал на том же этаже и пообещал немедленно занести листок в нужный кабинет.

   Но спустя десять минут не последовало ни ответной записки, ни Долана. И спустя двадцать тоже.

   Потом появился какой-то нервный растрёпанный мужик с папкой в руках, вопросительно зыркнул на Алину и с недовольным лицом повернулся к охраннику:

   — Почему посторонние на территории?

   — Да какие посторонние, господин Емельс? Это же наша девочка…

   — Я только записку передала. Уже ухожу, — быстро вставила Алина. Доставлять охраннику лишние проблемы не хотелось.

   Емельс в ответ буркнул нечто неразборчивое, но вряд ли приятное и умчался по своим делам, прикрываясь папкой от начинающегося дождя. Судя по тому, как усилился ветер, совсем скоро морось грозила превратиться в настоящий ливень.

   — Это кто? Какой-то начальник? — поинтересовалась Алина, как только мужик отошёл подальше.

   — Да нет, в архиве сидит. О повышении уже лет десять мечтает, но для этого надо с коллегами поменьше собачиться и не бегать по свиданиям в рабочее время. — Охранник задумчиво проводил взглядом крупную дождевую каплю, скользящую вниз по стеклу. — Ну всё, сейчас польёт.

   — Да, похоже на то. Ладно, спасибо за помощь. Я пойду, наверное.

   — Успеете добраться домой?

   — Попробую. Тут недалеко.

   Она распахнула калитку — и чуть не столкнулась с печальной девушкой, шагнувшей навстречу.

   Та немедленно стряхнула с лица грустное выражение и улыбнулась:

   — О, привет. К Виктору ходила?

   Наверное, они были знакомы, но память пробуксовывала, не выдавая ничего подходящего.

   — Привет, — машинально ответила Алина.

   — Госпожа Рив, вам тут письма оставили, целую кучу, — окликнул незнакомку охранник.

   — Сейчас заберу. — Девушка развернулась к будке, и тут Алина наконец-то поняла, кто перед ней. Ирма Рив, секретарша Силя. Просто раньше она была длинноволосой блондинкой, а сейчас вдруг оказалась брюнеткой, стриженной под каре. И макияж стал ярче. И даже глаза, кажется, цвет сменили. Только пара родинок на щеке и осталась на прежнем месте.

   — Вы сегодня очень красивая, — неожиданно для самой себя выдала Алина.

   — Ты тоже прекрасно выглядишь, — ответила Ирма. — В честь дня рождения нарядилась? Кстати, поздравляю!

   — Спасибо.

   — Извини, что без длинных пожеланий, но очень уж тороплюсь. — Секретарша забрала у охранника стопку бумаг и, махнув на прощанье, побежала дальше.

   — Спасибо, — повторила ей вслед Алина.

   Нина порой шутила, что Ирма — самая совершенная база данных разведуправления, и с этим сложно было поспорить. Она каким-то чудом умудрялась помнить всё и обо всех. Даже день рождения девчонки, которую и видела-то всего несколько раз и мельком.

   А вот Долан, похоже, забыл. Совсем забыл. Идиот твердолобый!

   Или это она идиотка?

   Втрескалась по уши и с чего-то вдруг решила, что он тоже её любит. А он ведь ни разу этого не сказал. Целовал — да, было дело. Да и то сначала по приказу, а потом, видимо, просто боялся обидеть.

   Защищал, опекал, в кафе изредка выгуливал, но руки никогда не распускал, даже попыток не делал. Может, она его вообще не интересует как девушка?

   Действительно, что с неё взять-то? О чём говорить? Растяпа, двоечница, малолетка, ещё и… ну… плоская почти. Видимо, в местную бабушку. Ту самую, в честь которой её назвали. Только вот бабушке с личной жизнью повезло, а внучке не очень.

   От злости и обиды хотелось поорать и с кем-нибудь поругаться. А вот обратно в школу совсем не тянуло — там Лиза сразу начнёт выспрашивать, как всё прошло. Нет уж, лучше немного побродить по округе, остудить голову. Подумаешь, дождь!

   — Промокну, заболею, умру, и пусть ему будет стыдно! — Алина пнула попавшийся под ногу камешек.

   Всерьёз умирать она, конечно, не собиралась, да и болеть тоже. Но представить, как Долан скорбит над её бренным телом, обливаясь слезами и коря себя за невнимательность, было приятно.

   Или пусть ему Ракун морду набьёт.

   Тут фантазия немного буксовала, потому что по сравнению с Доланом дядюшка казался ощутимо меньше и легче, и в его победу верилось слабо. Но магия-то ему на что? Пусть дерётся с помощью арфактумов!

   Главное, чтобы один из них не прибил другого ненароком. А то жалко ведь обоих!

   Дождь всё-таки зарядил в полную силу, но после дневной духоты он казался не проблемой, а подарком. По крайней мере, первые несколько минут. Потом одежда промокла насквозь, а в туфлях захлюпало. И в сумке, кажется, тоже.

   Алина огляделась, соображая, куда забрела, и как отсюда быстрее добраться до школы.

   Ага, знакомый магазинчик на углу. Значит, сейчас прямо, потом налево.

   Людей впереди оказалось неожиданно много, причём они никуда не торопились, спокойно стояли вдоль дороги, словно ждали чего-то. Некоторые общались, другие жались под козырьки крыш, ютились вчетвером под одним зонтом, кто-то и вовсе торопливо ставил палатку. Не то спонтанный туристический лагерь, не то очередь на премьеру «Звёздных войн».

   Хотя это почти одно и то же.

   И ведь растянулись по всей улице, не обойти!

   И тут Алину осенило.

   Точно, Прощальная улица. А завтра королевские похороны и траурная процессия, которая как раз по этой улице и пойдёт. То есть Регина Нистор была права, и люди реально готовы заранее занимать места под дождём, чтобы издалека посмотреть на труп? Бред какой-то!

   Но народу вокруг становилось всё больше, некоторые приходили целыми семьями, с детьми и собаками. Какой-то дедок притащил рыжую марту на шлейке. Марта при ближайшем рассмотрении оказалась самцом — поджарым, злющим, с порванным ухом и ломаным хвостом. Зверь настороженно фырчал на окружающих, мотал головой, стряхивая дождевые капли, и пытался перегрызть поводок.

   Алина обошла это адское создание по другой стороне дороги и уже собралась сворачивать к школе, когда заметила вдалеке усатого однокурсника. Как там его? Энгус?

   Мужчина смотрел на сборище неодобрительно и слегка сочувственно, как на пациентов психушки, которых выгнали на прогулку в больничный дворик, невзирая на погоду. Не похоже было, чтобы Энгус куда-то торопился, но, заметив Алину, он резко развернулся и пошёл в противоположном направлении.

   Девушка мысленно помахала ему рукой и заспешила домой, но не успела дойти до угла, когда сзади раздался вопль:

   — Цера, стоять!

   Рыжий март всё-таки сорвался с поводка и теперь нёсся вперёд прямо по лужам, нелепо дёргая крыльями. Взлететь он то ли не мог, то ли по какой-то причине не хотел.

   — Цера! — Пожилой хозяин хромал следом за сбежавшим питомцем, но безнадёжно отставал.

   Алина рванула наперерез зверю, пытаясь подцепить обрывок поводка, но каблук скользнул по мокрой брусчатке, нога неловко подогнулась, и девушка растянулась на мостовой. Март легко перепрыгнул через неё и поскакал дальше. Но пробежав всего несколько метров вдруг остановился, обернулся и жалобно, протяжно… мяукнул? Курлыкнул? Застонал?

   Звук до того отличался от обычных весенних брачных воплей, что Алина удивлённо вскинула голову, забыв про разбитую коленку и саднящие ладони.

   — Цера, что… — начал дедок, и тут его голос перекрыло резким хлопком, от которого заложило уши.

   Дальше всё происходило в полнейшей тишине. Тихо дрогнула земля, тихо покосилось и начало оседать одно из зданий, тихо взвились в воздух клубы серой пыли, от которой запершило в горле. А может, и не от неё вовсе, а само по себе.

   Пыль медленно оседала, по брусчатке текла дождевая вода, смешанная с чем-то красным, безмолвно открывали рты люди, блудный март бил крыльями, кружился на месте, но подняться над землёй никак не мог.

   И это было последнее, что Алина увидела перед тем, как в глазах потемнело.

   Взрыв был такой силы, что в здании разведуправления задрожали стёкла, но Долана не разбудило даже это. Только когда первые крики и топот в коридоре заметно стихли, двери перестали хлопать, сигнальные арфактумы — мигать и пищать, а собака на заднем дворе — надрывно выть, только тогда он проснулся от того, что упал со стула.

   Упал и какое-то время просто лежал, пытаясь сообразить, что произошло. В общем-то, ничего экстраординарного. Если трое суток толком не спать, то рано или поздно сморит прямо за столом. Так бывало уже не раз, только раньше как-то без падений обходилось.

   Потом взгляд упёрся в настенный календарь.

   Вообще-то Долан просто хотел уточнить, действительно ли трое суток, или обсчитался. Но вместо этого обнаружил обведённую кружочком дату, снабжённую подписью «Не забыть!». Ниже шла ещё одна, более крупная: «Подарок!»

   Никакого подарка, конечно, и в помине не было. И даже идей не было. Не способствовала ситуация на работе свежим идеям. И сну не способствовала. И инстинкту самосохранения, судя по всему, тоже.

   — Она меня убьёт, — вздохнул Долан, поднимаясь с пола.

   Ноги затекли и казались чужими, во рту чувствовалась привычная горечь от голода и кофе, вчерашнюю мятую рубашку хотелось сдёрнуть с себя и зашвырнуть в угол, но там уже валялась предыдущая.

   Из открытого окна тянуло гарью, где-то неподалёку вопила пожарная сирена, через подоконник хлестали струи дождя. Здравый смысл подсказывал, что по такой погоде Алина точно ждать в условленном месте не будет, но проверить-то надо.

   Стоило открыть дверь, как на пол скользнула бумажка, заткнутая в щель. Долан развернул записку, прочитал, выругался вполголоса. На обратной стороне карандашом значилось: «Не застал». Вернее было бы «Стучал в дверь, но не смог добудиться». Это ж надо было так вырубиться!

   Но вдруг она ещё ждёт? Или недалеко ушла?

   — Да примерно полчаса как убежала, — разочаровал охранник у выхода. — Надеюсь, успела проскочить до того, как…

   Долан не стал дослушивать, только машинально отметил столб дыма над соседней улицей, взволнованные лица прохожих, нервные переглядывания. Что он ещё проспал?!

   От управления до школы вела прямая дорога, и на ней совершенно точно ничего не горело. Но это же Алина. Она же Эллерт, чтоб им пусто было, всем представителям этого прекрасного семейства! А значит — может оказаться где угодно, и любые подозрения надо сперва проверить, а потом уже отметать как бредовые.

   До места взрыва Долан добирался бегом. Там ещё не успели поставить оцепление, разогнать зевак и увезти раненых. Ничего не успели, поэтому улицу заполнил неуправляемый хаос. Люди кричали, бежали, натыкались друг на друга или просто сидели прямо на тротуаре, не особо реагируя на окружающих. Грязные, мокрые от дождя, испуганные, шокированные — сразу и не поймёшь, кому нужна помощь, кто ищет родных, а кто просто мимо идёт.

   Долан мысленно приказал себе успокоиться, перестать стоять столбом и помочь хоть кому-нибудь. Просто потому, что в такой ситуации единственное, что можно сделать — подойти к ближайшему человеку и помочь. Так нужно. Так правильно.

   Приказать-то приказал, а сделать не смог. Взгляд метался от одного лица к другому, от прохожих к пострадавшим и обратно, и пытался различить в толпе темноволосую девчонку.

   Только бы её здесь не было! Только бы она ушла в школу, никуда не сворачивая!

   Как он мог проспать?! Как вообще это произошло? И что именно произошло?!

   Под ногу попало что-то мягкое. Долан поспешно отшагнул в сторону, опустил глаза, готовясь увидеть что угодно, хоть тряпку, хоть труп, но это оказалась всего лишь мокрая печальная марта. Зверюга дёрнула отдавленным крылом, грустно мявкнула и побрела дальше. Следом тащился по лужам оборванный поводок.

   А за мартой…

   Долан на всякий случай моргнул, боясь ошибиться, но нет, не привиделось.

   За мартой шла Алина. Шаг в шаг, так же медленно, едва переставляя ноги. Мужчину она не заметила, да и вообще, кажется, не обращала внимания ни на что вокруг. Просто шла, как заводная кукла, глядя прямо перед собой. Потом резко, как-то механически нагнулась, подхватила поводок. Марта удивлённо оглянулась, но вырываться не стала. Наоборот, застыла, дожидаясь, когда девушка подойдёт ближе, потёрлась лобастой головой о её ногу, лизнула.

   — Пошли, Цера, — хрипло сказала Алина, возобновляя путь.

   Долан хотел её окликнуть, но слова застряли в горле и никак не хотели выталкиваться наружу. Поэтому он просто догнал девушку, развернул к себе.

   Хотел обнять, но Алина отстранилась, настороженно глянула снизу вверх:

   — Где ты был?

   — Я… — Долан осёкся. Не признаваться же, что проспал. Но что тогда сказать? — Я немного опоздал. Заработался. Прости. Прости, пожалуйста.

   — Мне надо домой.

   — Какое домой? Тебе к врачу надо! У тебя же кровь идёт! — Долан осторожно коснулся тонкого запястья, но девушка отдёрнула руку.

   — Она всегда идёт. Мог бы и заметить, если бы хоть иногда обращал на меня внимание. Но работа, конечно, важнее. Вот туда и возвращайся, а я в школу пойду.

   Алина повернулась спиной, заметно покачнувшись при этом. Кровь, не кровь, а чувствовала она себя явно не очень.

   — Ну-ка посмотри на меня, — велел Долан, пытаясь вспомнить, как внешне выражается сотрясение мозга.

   Девушка не среагировала, но и уходить не спешила. Чуть склонила голову набок, разглядывая обрушившийся дом. В недрах завала что-то горело и дымило так, что глаза слезились. Вокруг суетились пожарные и спасатели.

   — Алина, если ты сейчас же не пойдёшь со мной, я уведу тебя силой.

   — Я арестована? Задержана? Или как это у вас называется?

   — Нет, но…

   — То есть это опять похищение? — Она всё ещё стояла спиной к Долану, машинально теребила в руках поводок. Марта смирно сидела рядом.

   — Нет. Нет конечно.

   — Тогда я ухожу.

   И опять не ушла, словно ждала чего-то. Или кого-то.

   — Послушай... — Долан всё-таки не выдержал и обнял это упрямое создание. Был готов отпустить в любой момент, но с удивлением почувствовал, как девушка расслабилась под его руками, прижалась к груди. От спутанных волос пахло гарью, сквозь которую едва пробивался аромат духов. Мокрое платье пропиталось грязью и липло к телу. — Сейчас мы пойдём в управление. Я найду тебе сухую одежду и напою чаем. И позову врача. А потом ты расскажешь мне обо всём, что здесь произошло. Где ты находилась во время взрыва, что видела, что слышала… Вряд ли в этом хаосе удастся найти лучшего свидетеля.

   — Свидетеля? — переспросила Алина, и Долан почувствовал, как она снова напряглась, подалась вперёд, вырываясь из объятий. — Ты только об этом и думаешь, да? Вот и иди тогда к своим доносам, допросам, подозрениям, свидетелям и документам! И не подходи ко мне больше, дознаватель несчастный! Даже не приближайся! Цера, пошли!

   Марта рванула с места, как будто всё это время только и ждала приказа. Долан отстранённо подумал, где её хозяин и можно ли проводить животных в школьное общежитие, но быстро понял, что сейчас ему наплевать на оба вопроса. И ещё на миллион других, более важных вещей тоже наплевать.

   А Алина уходила всё дальше и дальше, жёстко вбивая каблуки между булыжниками брусчатки.

   Он опять всё испортил. И даже не знал, винить в этом себя или проклятую работу. Которой только что стало ощутимо больше. Потому что второй взрыв подряд — это уже не просто проблема, это катастрофа.

   Особенно учитывая то, что случилось утром.

   * * *

   Алина осторожно тронула марта за крыло. Его покрывал мягкий пушок и кожистые пластинки, похожие больше не на перья, а на чешуйки.

   — Летать ты совсем не можешь, да? — обречённо спросила девушка.

   Зверь не ответил, только снова потёрся об ногу. Повадки у него были не то кошачьи, не то собачьи, но уж точно не куньи.

   Его пожилой хозяин остался там, на Прощальной улице. Он так и не успел добежать до своего питомца, упал, задетый одним из осколков. И умер. Алине не хватило духу проверить самостоятельно, но какая-то тётка, крутившаяся неподалёку, сказала, что точно умер. Да и Цера обнюхал старика, поскулил жалобно, а потом бесцельно побрёл дальше.

   Алина подумала, что надо написать объявление о находке, вдруг у несчастной зверюги есть и другие владельцы. Но сперва требовалось добраться до комнаты, не грохнувшись по дороге (с кружащейся головой и шатающимся каблуком это было не так-то просто), а ещё протащить мимо коменданта грязного мокрого марта.

   Ничего так задачка!

   — Сиди здесь, я вернусь, — велела Алина, указывая на закуток за общагой. Обычно студенты бегали туда курить, но сейчас заветное место пустовало. А ещё над ним так удачно нависали ветви ближайшего дерева, что дождя можно было не опасаться. Хотя он и так уже почти кончился.

   Но Цере площадка, провонявшая табаком, по душе не пришлась. Он принюхался, недовольно встопорщил усы и вернулся к новой хозяйке, готовый следовать за ней куда угодно.

   — Да что ж ты привязался-то ко мне? — вздохнула девушка. — Я вообще животных не люблю, чтоб ты знал! Даже о собаке никогда не мечтала!

   Март на признание никак не среагировал. Зато из-за угла немедленно прокомментировали:

   — Собаки — ерунда. Воняют псиной и пачкают всё слюнями.

   — Точно! Надо заводить хомяка.

   Алина поморщилась. От бодрого двухголосия Фелтингеров голова начала болеть ещё сильнее. А близнецы словно не понимали, насколько они не вовремя. Или наоборот — прекрасно понимали, и оттого старались вовсю. Подошли ближе, обступили с двух сторон и орали прямо в уши.

   — Лучше — много хомяков, а то они слишком быстро дохнут.

   — Зато самого живучего и быстрого можно нарядить пауком и уронить на няню.

   — Или на горничную.

   — Или в суп!

   — Но в суп лучше не надо, а то хомяк утонет, а отец по шее настучит до звёздочек в глазах.

   — Это вы после отцовской взбучки такие отбитые? — не сдержалась Алина. И напряглась, готовясь к ответной атаке — хоть словесной, хоть физической. Но братцы только расхохотались.

   — Нет, мы всегда такие. Мама считает, что в бабушку, у неё тоже крыша набекрень, — отсмеявшись, заметил Прим. — А ты чего тут торчишь, внешка? Куришь тайком, чтобы родичи не узнали?

   — Ещё чего! Я вообще эту гадость никогда в рот не возьму!

   — А что-нибудь другое возьмёшь? — заржал Сек, но быстро заткнулся, обнаружив, что в ответ на тупую шутку девушка не собирается ни краснеть, ни набрасываться с кулаками. — Да что с тобой такое в последнее время?

   Алина пожала плечами. Вряд ли «последнее время» означало «прямо сейчас». Скорей уж — последние несколько месяцев.

   И если даже два балбеса заметили неладное, значит, со стороны всё выглядит гораздо хуже, чем представлялось.

   Так и не дождавшись ответа, Сек присел на корточки и поманил к себе марта. Тот зыркнул настороженно, но всё-таки подошёл и даже позволил себя погладить.

   — Я всегда собаку хотел, — пояснил младший Фелтингер. — А Прим — кота. Здоровенного такого, лохматого. Мы пару раз из-за этого поругались, а потом решили, что надо марту завести, они прикольные. Но нам разрешили только хомяка.

   — И правильно. А то вдруг бы вы и марту в супе утопили!

   — Да никто его не топил, он сам туда залез, когда из клетки удрал. Как только умудрился? — вздохнул старший братец.

   — Ещё скажите, что у вас с тех пор глубокая моральная травма.

   — Скорее, физическая. Отец нас из-за этого супа отделал так, что пришлось доктора вызывать. Соврал ему, что мы между собой подрались, тот вроде поверил.

   — Да не поверил, заплатили ему, — вмешался Сек.

   — Значит, сделал вид, что поверил. Без разницы.

   Алина смотрела на близнецов и только глазами хлопала. Такими она их ещё не видела. Нормальные парни, дружелюбные, адекватные. Что же раньше-то было?

   — Ребят, а с вами-то что случилось? Извините, но вы тоже на себя не похожи. Отчислить грозятся, что ли?

   Братцы синхронно фыркнули, переглянулись, снова фыркнули.

   Затем младший сжалился и пояснил:

   — Ты всерьёз веришь, что отсюда могут отчислить? Это же на самом деле не школа, не университет, а типа обязательные курсы по обращению с магическим камнем. А всякая история-география — это так, бонусом. Даже если экзамены завалить, всё равно через три года отсюда выпнут. Самое страшное: разрешение на выезд из Истока не дадут, так его и потом получить можно. Главное — знать, кому на лапу дать. Да что я объясняю — тётка вот твоя всего год отучилась, а уже мотается туда-сюда, когда хочет.

   — Она по работе.

   — Вот я и говорю, главное знать, кому дать.

   Последняя фраза прозвучала крайне многозначительно. Наверное, стоило обидеться, но Алина слишком устала, чтобы испытывать эмоции. Поэтому просто спросила:

   — В чём тогда дело, если не в отчислении?

   — Да так... — Прим неопределённо пожал плечами. — Вроде как повзрослели, за ум взялись. Что тебя не устраивает?

   — Непривычно. Вдруг подвох какой-то.

   — Вот так пожалеешь её, убогую, а она сразу подвох ищет! — театрально вздохнул Сек.

   — Сам ты убогий. — Девушка дёрнула Церу поближе к себе, а то он совсем разомлел от чужих почёсываний. Но почти сразу передумала и протянула поводок братьям. — Ребят, присмотрите за ним пару минут, а? Я сейчас вернусь.

   — Торопишься записать в дневник: «Да здравствует день, когда великие и прекрасные Фелтингеры снизошли до моей скромной персоны»?

   Алина только отмахнулась и, прихрамывая, помчалась в свою комнату. Коменданта удалось проскочить почти безболезненно, вслед прилетело только укоризненное: «Что за вид? Неужели нельзя было зонт с собой взять? Ты же девочка!»

   Куртка висела рядом с дверью, почти сливаясь с серой стеной. Впрочем, она бы с любой сливалась — и с розовой, и с изумрудной в горошек, такая уж особенность. И сейчас эта особенность пришлась очень кстати.

   Обратный путь оказался намного проще, потому что теперь комендант только скользнул по Алине взглядом и вернулся к кроссворду. Фелтингеры приближения однокурсницы и вовсе не заметили, обсуждали что-то своё.

   — И что теперь делать будем? — продолжил разговор Прим.

   — Ждать и надеяться, что пронесёт. А у тебя есть другие варианты? — Сек рассеянно почёсывал Церу за ухом. Зверь ластился и довольно урчал.

   — Предатель, — укорила его Алина. — Сперва одного хозяина бросил ради меня, теперь меня ради вот этих.

   Братцы вздрогнули и синхронно повернулись к девушке.

   — Ты откуда взялась? — оторопел старший.

   — А что с прошлым хозяином стало? — не дождавшись ответа на предыдущий вопрос, поинтересовался младший.

   — Умер.

   Алина подхватила Церу на руки и запихала под куртку. Крылья не поместились и торчали наружу, зверь ёрзал, оставляя на платье клочья мокрой шерсти, так что план оказался далёким от гениальности.

   — Ты его собралась прямо так мимо коменданта тащить? — удивился Прим. — Он у вас тупой, конечно, но не слепой!

   — Вот и проверим.

   — Спорим, не выйдет?

   — Спорим, — легко согласилась Алина. В куртке она была вполне уверена. — На что?

   — На поцелуй! Если комендант тебя застукает, ты нас целуешь, а если не застукает — то мы тебя.

   Девушка скривилась. Оба варианта вызывали отвращение в равной мере.

   — Лучше уж просто на желание.

   — Желаю поцелуй! — не сдавался Прим. Видимо, с женским вниманием у него было совсем плохо. Что неудивительно, учитывая, как именно близнецы предпочитали этого внимания добиваться.

   — На желание, так на желание, — кивнул Сек, и Алина впервые подумала, что он ощутимо мягче и миролюбивей старшего брата. И если воспринимать этих двоих не как одно целое, а как разных людей, то наверняка можно найти и другие отличия.

   Но не прямо сейчас, конечно.

   Цера высунул нос из-под куртки и недовольно заворчал. Алина запихала его обратно и заторопилась ко входу. Ну, милитская униформа, спасай!

   Комендант успел сменить сборник кроссвордов на газету и с выражением читал сам себе регламент королевских похорон. Ничего повеселее найти не мог!

   На Алину он недовольно зыркнул, бросил: «Чего зачастила туда-сюда? Ноги вытирай, грязи нанесёшь!», — но ни крылья, ни мотающийся кончик рыжеватого хвоста не заметил. Зато Фелтингерам, сунувшимся в двери, чтобы проконтролировать результат спора, досталось по полной.

   — Куда лезете? Опять девкам проходу не даёте, олухи? Нельзя вам сюда, нельзя! К себе в корпус идите!

   — Да мы только глянуть… — начал Прим, но брат торопливо дёрнул его наружу. Алина напоследок показала обоим язык и заторопилась наверх, в свою комнату. Безумно хотелось снять туфли, мокрую одежду, смыть с себя всю грязь, с которой не справился дождь, и упасть носом в подушку.

   Нет, сначала Церу вымыть, а уже потом упасть.

   Но судьба подкинула напоследок ещё одну заминку: на скрежет ключа из соседней двери выглянула Нина — такая же мокрая и растрёпанная, разве что чуть более чистая.

   — Ты уже дома? — удивилась Алина, привыкшая, что в последнее время тётушка даже ночевать приходила не всегда.

   — Под дождь попала. Сейчас в сухое переоденусь — и обратно пойду.

   — То есть тебя сегодня вечером не ждать?

   Выражение лица Нины стало на миг задумчивым, а потом сменилось на растерянное и виноватое.

   — Ребёнок, прости, я совсем забыла про твой день рождения. Ничего, если мы позже отметим? Сегодня совсем-совсем не могу.

   — Да ничего, я понимаю, — как можно равнодушнее ответила Алина.

   Она и сама уже успела напрочь забыть про дату, и сейчас думала только о Цере, который как назло заворочался под курткой. Но обида всё равно царапнула.

   Раньше день рождения всегда начинался с подарков и продолжался тортом. А сегодня всё шиворот-навыворот: Долан опоздал, Нина забыла, остальным и вовсе не до того. Напиться бы с горя, да Лиза для такого слишком приличная. Не с Фелтингерами же в бар идти!

   — Давай через несколько дней, а? Хоть немножко с проблемами разберёмся, а то они появляются куда быстрее, чем решаются. — Тётя выглядела расстроенной. — У нас там такое творится…

   — Да, про новый взрыв я слышала, — кивнула Алина, тактично умалчивая, что не только слышала, но и видела. И очень даже ощутила.

   Но Нина мотнула головой так, словно взрыв был ерундой, не стоящей упоминания.

   — Если бы только это. У нас Леда умерла.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ, в которой дружеские посиделки заканчиваются внезапным образом

Леда умерла накануне ночью. Тихо и спокойно, от старости: уснула и уже не проснулась.

   Глава разведки Истока жила одна, в маленькой комнатушке прямо на территории управления — чтобы далеко не ходить. Нашёл её секретарь, принесший начальнице кофе на завтрак и документы на подпись.

   Он не удивился, хотя и расстроился. И первым делом сообщил Силю, потому что родственников у покойной всё равно не было.

   Силь на известие тоже отреагировал спокойно. Ну, почти спокойно. Отправил сообщения всем, кому следовало, распорядился насчёт похорон, перебрал бумаги в кабинете начальницы — их оказалось совсем немного, Леда давно переложила основную массу дел на заместителя, оставаясь в управлении больше символом, чем реальной властью. Такое положение вещей не было тайной, смерть старой разведчицы не стала неожиданностью, на безоблачном небе ярко светило летнее солнце, проклятье не проявляло себя уже несколько месяцев и, судя по всему, исчезло навсегда, потихоньку сходила на нет шумиха, связанная со взрывом...

   В общем, всё было почти хорошо.

   Но, подписывая приказ о собственном назначении временно исполняющим обязанности главы разведуправления, Александр Силь пытался не выть в голос.

   Спасало понимание, что в дверь в любой момент могут войти. Хорошо, если Ирма — она шефа в каком только состоянии ни видела, а если кто-то посторонний?!

   А потом на соседней улице прогремел новый взрыв, и эмоции отошли на второй план — осталась только работа. Много работы. И осознание, что всё вокруг стремительно катится в пропасть.

   * * *

   Королевские похороны прошли без накладок. Из-за боязни очередного взрыва процессию пустили по другой улице, посторонних по возможности разогнали, все положенные мероприятия сократили до минимума, а охрану, напротив, усилили.

   Половина официальных гостей, заслышав о новом теракте, решила, что где два, там и до третьего недалеко, и внезапно заболела. Часть аж в Викену уехала ближайшим рейсом (видимо, лечиться). Нина разглядывала пухлую стопку писем с официальными соболезнованиями и извинениями на столе у Ирмы и вспоминала своих студентов. На первом курсе многие из них по школьной привычке считали, что «заболеть» — хорошее оправдание для неявки на пару. К выпуску у них этот бред из головы обычно выветривался. А вот высшие чины и знать Истока писали как под копирку: «К сожалению, вынужден сообщить, что не смогу присутствовать из-за резкого недомогания...»

   Сама Нина на кладбище тоже не поехала, но не из-за страха перед возможным взрывом. Она просто искренне не понимала, что там делать. Глазеть на сильных мира сего? Как в кино? Бред какой-то! Да и дел полно.

   В итоге весь день сидела на работе, как на иголках, выжидая, не рванёт ли ещё что-нибудь.

   Пронесло.

   Принцессу она, правда, всё-таки увидела, хоть и мельком: в глухой церемониальной маске, закрывающей лицо, в длинном чёрном платье, в перчатках она походила не на живого человека, а на сказочного персонажа или загримированного актёра, затесавшегося в толпу обычных людей.

   Непонятно, что наследница престола забыла в здании разведуправления, но именно там Нина на неё и наткнулась. Очень буднично: шла из столовой и заметила перегородившую коридор толпу. Сначала даже не сообразила, что происходит (мало ли, вдруг опять проверка от Совета магнатов в самый неподходящий момент), и только потом различила на некоторых пришельцах форму королевской гвардии. И уже после этого — скрытую за широкими спинами гвардейцев девочку в маске.

   По официальным данным, ей едва исполнилось восемнадцать, совсем ребёнок, Алинкина ровесница. Худенькая, светловолосая и синеглазая.

   На самом деле глаза скрывались за маской, но Нина почему-то была абсолютно уверена, что они синие. Такие же, как у Силя.

   Сам он маячил неподалёку, втолковывал что-то важному сухопарому старику. Наконец тот неохотно кивнул, соглашаясь, и вся делегация двинулась дальше по коридору. Глава разведки дождался, когда она скроется за углом, устало привалился к стене, поискал взглядом, куда бы сесть, но обнаружил только замершую в нерешительности Нину.

   — Сандра, вы что-то хотели?

   — Нет-нет, просто мимо проходила. — Нина с трудом удержалась от глупейшего «У вас всё в порядке?».

   Ясно же, что нет.

   Издалека ещё ничего, а вот вблизи шеф напоминал самого себя в разгар приступа: болезненная бледность, синяки под глазами и искусанные губы. Его хотелось немедленно загнать в постель (можно даже силой), напоить снотворным (видимо, тоже силой. Или подлить во что-нибудь по методу Лисара) и оставить так на пару суток.

   Но кто тогда будет руководить всем этим бедламом?!

   — Я не умираю. — Силь натянуто улыбнулся, верно истолковав взгляд подчинённой.

   — Правильно делаете! Я не для того проклятие снимала.

   — И я вам за это очень благодарен, — серьёзно ответил шеф. — Можно личную просьбу? Проследите, чтобы Ракун не забыл про завтра.

   О чём речь, уточнять не требовалось. Похороны Леды — мероприятие гораздо более камерное, чем королевская процессия, но тоже официальное.

   — Он не хочет идти, — созналась Нина. — Не хочет всей этой публичности и речей. Лучше потом сходит на кладбище попрощаться, когда там лишних людей не будет. Ну, он так сказал.

   — А я хочу, чтобы он пришёл. Приказать не могу, но… Сандра, пожалуйста, уговорите его как-нибудь.

   — Я попробую, но ничего не обещаю. — Нина виновато развела руками.

   Силь понимающе кивнул.

   Уж он-то друга знал как облупленного.

   Упрямством Ракун напоминал не енота, а по меньшей мере осла. И если уж вбил что-то в голову, то переубедить его становилось почти невозможно.

   Но в этот раз неожиданно получилось. Магос побрыкался ради приличия, но пошёл. Хоть и проворчал напоследок: «Конечно, когда у друзей проблемы, он их увольняет, чтобы под ногами не путались, а когда у него — сразу обратно зовёт».

   Лисар тоже приехал. Леду он знал с детства, не слишком любил, но очень уважал, и остаться в Викене в такой день никак не мог.

   Нина за несколько месяцев работы в управлении тоже успела проникнуться к старой разведчице уважением, поэтому на душе было тяжело и горько.

   Ирма ревела.

   Долан молчал и выглядел пришибленным.

   Силь, выдавливая из себя прощальную речь, цеплялся взглядом за друзей, не знал, куда девать руки, и путался в словах, чего за ним раньше никогда не водилось.

   Ракун привычно лыбился в пространство и явно считал минуты до того, как эта показуха закончится. А потом просто выволок обоих товарищей из толпы и сообщил, что они едут к нему. Прямо сейчас.

   Желающих спорить не нашлось.

   В Истоке не было традиции поминок, привычных Нине. После похорон все просто расходились по домам и возвращались к обычным делам (если получалось). Но Ракун считал, что дела могут и подождать. По крайней мере, пока ещё что-нибудь не взорвут.

   — Если взорвут, то мне можно точно никуда не торопиться, всё равно с должности снимут за этот бардак. А я её и занять-то толком не успел, — печально улыбнулся Силь.

   Он всё ещё выглядел как бледный призрак самого себя, но разговор поддерживал вполне уверенно. Не то дружеское участие помогло, не то третий стакан апельсинового сока. А вот к еде начальник разведки почти не притронулся, разве что немного поковырял для вида.

   — Тебя-то за что? — удивился Лисар. — Это ж внутренняя безопасность. Пусть милитского руководителя снимают. Как там его…

   — Хеллер. И его снимут, не волнуйся. Всем достанется, если виноватых не найдём.

   — У нас обычно террористы сами на всех углах орали, что очередное происшествие — их заслуга, а то вдруг конкуренты себе чужие лавры присвоят, — вспомнила Нина. — А тут тишина, даже не рыпается никто. Ни листовок, ни лозунгов, ни ультиматумов. Даже непонятно, чего они пытаются добиться.

   — Смены власти. Разве нет? — нахмурился Ракун.

   — Тогда зачем взрывать толпу зевак? Да ещё в тот момент, когда эта толпа толком оформиться не успела.

   — Есть версия... — Силь задумчиво повертел в руках стакан. — Пока только версия, что взрыв был назначен на утро, аккурат на то время, когда мимо будет проходить похоронная процессия. Но из-за дождя замкнуло какой-то провод, и бомба рванула раньше времени.

   — Паршивая, значит, бомба, — вынес вердикт Лисар. — Самопал какой-нибудь.

   — И хорошо, что самопал. Если бы рвануло утром, жертв было бы куда больше. А если бы зацепило похоронный кортеж с принцессой…

   — То не было бы у нас принцессы, — закончил Ракун.

   Силь молча кивнул. Нина посмотрела на его полную тарелку и положила Алексу добавки. Вот уж кто ел за двоих, не забывая подбрасывать вопросы:

   — И что теперь? Держать бедную девочку под охраной круглосуточно и никуда не выпускать?

   — Она и так под охраной и никуда не выходит. На днях устроила распорядителю истерику, кричала, что хочет отказаться от коронации. Приснилось ей, видите ли, что её там обязательно убьют. Этот старый хрен потом полчаса делал мне мозг, что если с девчонкой что-то случиться, то это будет на моей совести. А то я не знаю! Но на коронацию эта мелкая истеричка пойдёт как миленькая. Надо будет — силой затащу и на уши ей эту корону натяну. Нашла время своевольничать! — Стакан опустился на стол с таким грохотом, что все вздрогнули. Сок выплеснулся на скатерть и растёкся по ней оранжевой лужей.

   — А ты-то чего психуешь? — миролюбиво спросил Лисар. — Пусть отречётся девчонка, если так боится. Не коронуют её, сила Истока выберет кого-нибудь другого. Тебе-то, по сути, какая разница, кто на трон сядет?

   — Самая принципиальная, — многозначительно хмыкнул Ракун.

   Нина запоздало пнула его под столом и уставилась в тарелку, пытаясь скрыть румянец, заливающий щёки. Силь перевёл взгляд с магоса на его подругу и вполголоса выругался.

   — Сандра, как у вас с памятью? Я, помнится, уже обещал вас убить, если будете лезть в мои дела, да ещё и болтать о своих гипотезах.

   — Только попробуй её тронуть, — оскалился Ракун. — Сам спалился в тире, так что не надо наезжать на мою женщину. Я бы и без неё догадался, только позже.

   — Да ты бы об этом забыл через час!

   Лисар перевёл взгляд с одного друга на другого и осторожно уточнил:

   — Я один не понимаю, что происходит, да?

   В комнате повисло неловкое молчание. Оранжевые капли скатывались по скатерти и мерно стучали об пол. Тихо поскрипывала форточка. День клонился к вечеру, но жара спадать даже не думала, и небольшой сквозняк был очень кстати.

   — Простите, — прошептала Нина. — Это случайно получилось.

   — Знаю я ваши случайности, — вздохнул Силь. — Выкладывайте, до чего додумались.

   — До того, что вы следующий наследник престола после принцессы. Только не знаю, первый или второй по очереди.

   — Сейчас, к сожалению, первый. Довольны?

   Лисар залез в карман, не нашёл там сигару и шумно выдохнул. Зачем-то поменял вилку с ножом местами. Потом переложил обратно. Снова вздохнул и наконец спросил:

   — То есть ты… Погоди, если первый после принцессы, то получается, что ты — сын покойного короля?

   — Да. Внебрачный.

   — И когда ты собирался нам об этом сказать?

   Вместо ответа Силь откинулся на спинку стула и устало прикрыл глаза.

   — Он вообще не собирался об этом говорить, — прокомментировал Ракун.

   — Но о таком нельзя молчать! Если покушения продолжатся и принцессу убьют, тебе придётся занять трон!

   — В гробу я видел этот трон! Ты хоть представляешь, что начнётся, если я заявлю о своих правах?

   — Ничего хорошего? — предположил Лисар.

   — Но почему? — удивилась Нина. Она уже убедилась, что прямо сейчас её никто убивать не будет. Да и вообще после раскрытия тайны шефа заметно отпустило. Наверное, он уже давно хотел хоть с кем-то обсудить ситуацию, но не решался. — Разве не проще объявить о себе официально? Ну и пусть незаконнорожденный! Я читала, такие прецеденты уже бывали, и всегда считалось, что кровь первичнее официального статуса.

   — Сандра, опомнись! Проблема не в том, что я бастард! Личность короля в Истоке не зря всегда оставалась тайной, это не просто традиция, это закон. Ни лица, ни имени, минимум информации. Викена вторую неделю на ушах стоит только из-за того, что их пол будущего монарха не устраивает. А теперь посмотри на меня и на ситуацию в целом: бывший убийца во главе страны — это только звучит романтично. Первым делом пойдут слухи, что все взрывы я организовал сам, чтобы заполучить власть. Доказать не смогут, но попытаются, и попутно ещё кучу грехов найдут и выставят на всеобщее обозрение. Припомнят всё, до мелочей, перетрясут всё грязное бельё, которого более чем достаточно. Вы, кстати, тоже попадёте под раздачу. Все вы. — Силь обвёл друзей взглядом, задержался на Алексе чуть дольше. — Историю с твоим дедом тоже наверняка вспомнят. Совет магнатов меня терпеть не может, Фонд тоже, и те и другие только обрадуются возможности подлить масла в огонь. Половина дипломатических связей пойдёт прахом. Хаос, разруха, беспорядки — а в результате меня всё равно устранят. Громко или тихо, рано или поздно. В лучшем случае дадут возможность по-быстрому жениться на какой-нибудь высокородной девочке и заделать ей ребёнка. И проблема даже не в том, что я вообще не горю желанием жениться и заводить детей, а в том, что, если я умру, ребёнок станет безвольной марионеткой Совета. Я не хочу ему такой судьбы. И себе такой судьбы не хочу.

   — А если отречься? — предложил Ракун. — Не хочешь править — не правь. Если с твоей кровью всё работает так же, как с обычными камнями, то магия — дело добровольное. Можно отказаться.

   — Шумиху и раскопки в грязном белье это не отменит. Кроме того, мы не знаем, кого сила выберет после меня. Возможно, того самого человека, который стоит за покушениями. Хочешь пустить его на трон? А если наследником станет полоумная старая бабка? Или младенец? Его же просто заберут у родителей и…

   — Да, мы поняли, сделают марионеткой Совета. — Ракун задумчиво потеребил серёжку. — Слушай, но ведь принцессочка, если выживет, станет такой же марионеткой. Вряд ли ей позволят действовать самостоятельно.

   — Не позволят. Вернее, я не позволю. — Силь недобро улыбнулся. — Да, она станет марионеткой, но моей собственной. Какое-то время придётся подталкивать её к нужным решениям, но это я вполне в состоянии делать лично. А Совет пусть утрётся. Руки коротки!

   — Будете стоять за плечом и направлять? Эдакий серый кардинал? — Нина вспомнила, что вряд ли шеф знает это выражение, и поправилась: — Тайный советник?

   — Да.

   — А если она не захочет слушать?

   — Пусть только попробует! Я её старший брат, в конце концов. Уши надеру!

   — Тебе бы самому уши надрать, чтобы не пытался решать все мировые проблемы в одиночку, — махнул рукой Лисар, возвращаясь к еде. И вдруг замер, нахмурился. — Слушай, а как же так вышло? То есть если король — твой отец, то где мать? Ты её не искал?

   — Искал.

   Обстановка, успевшая слегка разрядиться, снова накалилась. Силь напрягся, сжал губы, всем видом показывая, что продолжать разговор не намерен, но Алекса было не остановить. Он даже привстал, навис над столом и другом:

   — И?

   — И нашёл.

   — И?

   — И мы сегодня её похоронили.

   Алекс упал обратно на стул. В руках Ракуна лязгнула, ломаясь напополам, вилка. Нина мысленно выругалась.

   Сходство Леды с её протеже было настолько явным, что его замечали все и всегда.

   Не внешнее сходство, конечно.

   Внешне они походили друг на друга разве что ростом и обманчивой хрупкостью. Но одинаковые повадки, взгляд и даже манера общения с подчинёнными действительно бросались в глаза.

   Они были похожи. Настолько, насколько вообще могут быть похожи два человека, которые выполняют одинаковую работу. Два человека, которые тесно общаются изо дня в день. Два человека, один из которых учил другого, натаскивал, калибровал по своему образу и подобию.

    Они были похожи настолько очевидно, что на это просто глупо было обращать внимание, как и на сплетников, пытавшихся приписать карьерный рост Силя его родству с начальницей.

   А оно вот как повернулось.

   — Она сама-то знала? — Ракун даже охрип от волнения.

   — Конечно знала.

   — Но как же приют? Как ты там оказался? Тебя в детстве похитили или что?

   — Думаю, она сама меня сдала.

   — Думаешь? А на самом деле?

   — Не знаю. Не спрашивал. Мы никогда об этом не говорили.

   — То есть вообще никогда?

   — Вообще никогда. Я знал, что она моя мать. Она знала, что я знаю. Этого достаточно. — Голос Силя дрогнул. — То есть, было достаточно. Я думал…

   — Ты не думал! Вообще не думал! Боги, какой придурок! И она не лучше! — Ракун попытался вскочить со стула, но Нина дёрнула его обратно, погладила по руке.

   Для магоса отношения с матерью всегда были больным местом. Со своей он успел пообщаться слишком мало, и искренне недоумевал, как это: иметь возможность поговорить — и молчать. Нина понимала его чувства, но одного взгляда на шефа было достаточно, чтобы увидеть: тот тоже понимает.

   Теперь — понимает.

   — Я думал, у нас есть время, — пробормотал он. — Думал, она вечная. Она же всегда была рядом. Всегда… была…

   Силь отвернулся, судорожно сглотнул, зажмурился.

   Очень хотелось обнять его, погладить по голове, как ребёнка. Сказать, что в слезах нет ничего плохого, что иногда можно.

   Но шеф только выглядел ребёнком, да и на кой ему все эти глупые аргументы, если с детства вбил в голову, что мальчики не плачут. Поэтому Нина тихонько встала из-за стола и пошла за тряпкой, чтобы вытереть оранжевую лужу, пока в неё кто-нибудь рукавом не влез. И пусть эти, которые не плачут, сами разбираются.

   Они и разобрались.

   Лисар и обнял, и сказал всё, что надо, и справился куда лучше Нины. Немного переждал, пока Силя окончательно отпустит, потом спросил осторожно:

   — Малыш, ты как вообще?

   — Что? — Тот уставился на друга с таким ошарашенным видом, словно вопрос был задан на китайском.

   — Как себя чувствуешь? В физическом смысле. Мне очень не нравится, как ты выглядишь.

   Нина ожидала, что сейчас последует очередное «я в порядке» или «отстань», но шеф внезапно задумался. Всерьёз задумался, как будто его попросили перемножить в уме десяток шестизначных чисел. Долго молчал и в конце концов произнёс:

   — Я не знаю. Не могу понять.

   — Когда ты последний раз нормально спал?

   — Нормально — это лёжа?

   — Нормально — это дома, в постели и хотя бы часов шесть подряд. А лучше все восемь.

   — Не помню. Давно.

   — А ел?

   — Только что. — Силь показал на почти нетронутую тарелку. И сам догадался, как это выглядит со стороны. — Извини, Алекс, мне правда не хочется.

   — Мелкий, ты себя угробишь, — констатировал Ракун, перекатывая в пальцах один из арфактумов. Тот самый, с помощью которого выводил на чистую воду студентов. — И сердечный ритм какой-то неправильный.

   — Тоже мне, доктор выискался! Убери эту штуку и не доставай при мне больше, а то я её тебе в глотку запихаю, чтобы не болтал лишнего.

   — Вот! Вот таким ты мне больше нравишься! А теперь быстро бери в руку вилку и лопай всё, что положили. Иначе Сандра обидится, а она страшна в гневе.

   Нина не сдержала улыбку. В кои-то веки «Сандра», а не «женщина». Уже прогресс!

   Обижаться на нетронутую тарелку она, конечно, не собиралась. Да и не готовила ничего специально, просто вытащила из холодильника всё, что там нашлось. Но, наблюдая за шефом, Нина чувствовала себя доброй бабушкой, которой всеми правдами и неправдами удалось заставить внука поужинать. Сначала он ел неохотно, лишь бы отстали, но постепенно аппетит разгорелся, и за добавкой Силь потянулся уже добровольно. И бледный труп напоминать перестал.

   — Ты же лопнешь, — добродушно усмехнулся Лисар.

   — Ничего, я вместительный.

   — Ну хоть перерыв сделай. Никуда еда от тебя не убежит.

   — Я сам от неё скоро убегу. На работе ещё дел полно. Да и тебе на паром пора. Или до завтра задержишься?

   — Нет уж, у меня тоже дела. Да и нельзя мне надолго в Истоке оставаться. Лучше сами приезжайте, как всё закончится.

   — Главное, чтобы закончилось побыстрее. — Силь неуверенно улыбнулся.

   — Куда оно денется! — ответил Ракун. — Расслабься, мелкий, найдём мы этих террористов, не сбегут. Потом коронуем принцессочку, посадим на трон, а ты будешь и дальше в тени торчать. Прорвёмся!

   Магос говорил так уверенно и убедительно, что у Нины развеялись последние сомнения. Совсем скоро всё станет хорошо, потому что иначе просто не может быть! Осталось только чуть-чуть напрячься, поработать и…

   В дверь постучали. Так резко и требовательно, что позитивные мысли мгновенно растворились в тревоге и панике. С хорошими новостями так не стучат.

   — Сиди, я сам открою, — велел Ракун, направляясь к двери.

   Нина, конечно, не послушалась. Выскользнула из-за стола, заглянула в коридор.

   — Сиди, — сквозь зубы процедил магос и щёлкнул замком.

   Дверь распахнулась. С той стороны обнаружилась четвёрка милитов: все в форме, угрюмые, крупные — как с плаката «А ты записался добровольцем?».

   — Александр Лисар-третий находится здесь? — с места в карьер начал тот, который стоял ближе всего ко входу. И, не спрашивая разрешения, переступил порог.

   — А представиться, жетон показать и что вам там ещё положено? — нахмурился Ракун, преграждая путь.

   — Так он здесь?

   — Жетон-то где?

   Металлическую бляху немедленно сунули под нос магосу. Он, ни капли не стесняясь, внимательно её обнюхал, потом ловко цапнул из рук милита и швырнул назад:

   — Проверь.

   Нина даже вздрогнуть не успела, а Силь каким-то чудом оказался рядом, перехватил жетон, повертел в руках и кинул обратно.

   — И что вам надо, лейтенант? — спокойно спросил он.

   — Не вас, господин полковник.

   Вот тут Нина напряглась уже всерьёз. Несмотря на высокую должность, в лицо Силя знали совсем немногие. Леда виртуозно оттягивала внимание на себя, а её заместитель так же виртуозно избегал чужих взглядов, поэтому признать в белобрысом подростке главу разведки могли разве что люди, заранее подготовившиеся к встрече.

   И этим людям зачем-то позарез понадобился Лисар.

   Нина обернулась в сторону комнаты. Алекс всё так же сидел за столом и даже не пытался куда-то спрятаться. Хотя… куда ему деваться-то? Под диван залезть? В окошко выпрыгнуть? Так ведь если у двери аж четверо бугаёв стоят, то и на улице наверняка кто-нибудь топчется.

   Но вдруг им просто поговорить надо. Или передать что-нибудь. Мало ли…

   — У нас постановление на его арест, — разом разрушил все надежды милит.

   — Совсем рехнулись? — вспылил Ракун.

   — Всё законно, вот бумаги. Убедительно прошу вас не препятствовать задержанию.

   — И в чём его обвиняют? — холодно поинтересовался Силь, забирая документы.

   — Убийство членов королевской семьи, покушение на убийство членов королевской семьи, заговор… Вы читайте, там всё написано.

   Магос читать, конечно, не стал (да и не смог бы), зато высказаться не преминул:

   — Что за бред? Его в это время даже в Истоке не было! Вы бы хоть головой подумали, зачем ему вообще какие-то заговоры?

   — Как вам, несомненно, известно, в двадцать пятом году ему уже предъявляли обвинение в заговоре против короны, но всю вину взял на себя Александр Лисар-старший, — обстоятельно, и словно даже с удовольствием объяснил милит. — Кроме этого, по данным экспертизы, оба взрывных устройства изготовлены на его заводе.

   — И что? Он ими торгует!

   — Существуют и другие доказательства, о которых я не обязан вам сообщать, господин Эллерт. Прошу вас, пропустите, или я вынужден буду предъявить вам обвинение в пособничестве преступнику.

   — Да какой из него преступник?!

   — Отойди, — спокойно велел Силь и сам первый шагнул назад, подавая пример.

   — Ещё чего! Я тебе вообще подчиняться теперь не обязан!

   — Я сказал, отойди.

   — Всё нормально. — Лисар с грохотом отодвинул стул и поднялся. — Это наверняка просто небольшое недоразумение. Господа милиты во всём разберутся и отпустят меня.

   — Разберутся они, как же, — пробурчал Ракун, неохотно отступая. — Ты что, не понимаешь? Это же в точности как тогда…

   — Понимаю. И ты пойми. — Лисар подошёл к магосу, положил руку ему на плечо, склонился к уху и добавил вполголоса: — Если ты сейчас начнёшь бузить, легче никому не станет. Не та ситуация. Не подставляйся лишний раз. А ты… — Он повернулся к Силю. — Ты тем более не глупи. Делай что должен.

   Тот ничего не ответил, только сжал в кулаке бумаги, которые передал ему милит.

   — Не глупи, — повторил Алекс. И добавил ещё что-то, так тихо, что разобрать было невозможно.

   — Всё, хватит болтать, — не выдержал милитский лейтенант. — Господин Лисар, вы арестованы и должны пройти с нами. Руки, будьте добры.

   Щёлкнули наручники. На мощных запястьях Лисара они выглядели очень тонкими, совсем игрушечными. Но именно в этот момент до Нины дошло, что всё происходит на самом деле. Настоящие милиты, настоящий арест.

   — Алекс… — окликнула она, отлипая от стенки. — Мы что-нибудь придумаем!

   Лисар обернулся, спокойно покачал головой:

   — Ты тоже не глупи, тёзка.

   И вышел из квартиры.

ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой повторяется старая история

— Что значит — «как тогда»? — спросила Нина, едва стихли шаги на лестнице.

   Силь не ответил, метнулся к окну, проследил, как арестованного сажают в автомобиль.

   — Наружка есть? — уточнил Ракун, перебирая арфактумы.

   — Напротив подъезда машина явно по наши души стоит. И ещё на углу какой-то дёрганый пацан маячит.

   — Маловато.

   — Не гарантирую, что вижу всех. Проверь лучше, они нам сюрпризов не оставили?

   — Обижаешь. — Магос высыпал на стол обломки подслушивающих булавок. — В коридоре уже чисто, а дальше они не заходили.

   — Зря сломал. Оставил бы одну, я б её просто отключила, а потом дезу пустили в нужный момент. — Нина поворошила бесполезные остатки. — Теперь-то можете мне объяснить, что всё это значит?

   Силь снова не снизошёл. Удивлённо повертел мятые документы, словно уже успел забыть, что держит их в руках, скомкал окончательно, запустил в стену. Потом зачем-то подобрал, неловко расправил, вчитался.

   Ракун тоже промолчал, только сграбастал подругу в охапку, уткнулся носом в макушку. Он всегда так делал, когда нуждался в поддержке, но гордость не позволяла просить вслух. Только сейчас Нина впервые чувствовала, как у магоса отчётливо дрожат руки.

   Это пугало.

   — Алекс же не виноват, да? Зачем ему кого-то взрывать? Он же мухи не обидит!

   — Мухи, может, и не обидит, а человека однажды убил. — Ракун сильнее сжал объятья.

   — Очень плохой человек был?

   — Первосортная дрянь. Жалеть совершенно не о чем.

   — Ты не прав, — подал голос Силь. — То, что тогда его оправдали, ничего не гарантирует. Если сейчас эта история всплывёт, а она наверняка всплывёт, журналисты в неё вцепятся, как водоросль в добычу. И внезапно выяснится, что Алекс — хладнокровный убийца, Рита — несчастная жертва обстоятельств и меня, ну а я сам — и вовсе мировое зло.

   — Кто вообще верит журналистам? — фыркнул магос.

   — Около семидесяти процентов жителей Истока, согласно последнему опросу, — неожиданно для самой себя вспомнила Нина. — Именно они формируют общественное мнение.

   — Так мы сейчас против милитии идём или против общественного мнения?

   — Против Совета, я полагаю. — Силь ткнул пальцем в отпечатанные на машинке строчки. — Только мы никуда не идём. Потому что ты прав, это в точности как тогда.

   — Хочешь сказать, где-то в Совете сидит настолько злопамятная сволочь, что готова повторить весь тот фарс заново, лишь бы насолить?

   — Или кто-то ей подражает.

   — Но ведь это же не значит, что всё закончится точно так же? — скрипнул зубами Ракун. Нина подумала, что ещё немного — и от его объятий у неё хрустнут рёбра, но вырываться не стала, дала выговориться до конца. — Всё нормально же будет, да? У них доказательств нет, ничего нет! Они просто пугают. Попугают и отпустят!

   — Не отпустят. Доработают обвинение, найдут свидетелей и улики, притянут за уши все старые дела, скормят их толпе, разогреют её — а потом назначат дату казни.

   — Дурацкая шутка.

   — Не шутка. Покушение на корону — это смертная казнь, без вариантов.

   Ракун недоверчиво хмыкнул, помолчал немного, хмыкнул ещё раз... И вдруг расхохотался, громко, истерично. Выпустил подругу, шатнулся к стене, съехал по ней на пол, сжался в комок — и всё это не переставая хохотать. Просто не мог остановиться.

   Нина хотела броситься к нему, но Силь её опередил. Дёрнул магоса за волосы, заставляя запрокинуть голову, и влепил ему пощёчину. А потом, видя, что не помогает, ещё одну.

   Ракун удивлённо моргнул, пару раз нервно хихикнул, потёр щёку.

   — Спасибо, что не кулаком.

   — Пожалуйста. Ты успокоился? — спросил Силь.

   — Да. Простите. Перенервничал. Уже в норме. Чёрт, это всё правда выглядит как тупая шутка.

   — Почему? — удивилась Нина. На её взгляд, ситуация была, конечно, бредовая, но совершенно не смешная.

   — Потому что это не постановление об аресте, а письмо лично мне. — Силь шелестнул бумагой. — И я такое уже читал. Слово в слово.

   Магос дёрнул головой на звук, выхватил листок, провёл по нему ладонью, как будто пытался хоть так различить написанное. Резко бросил:

   — И что отвечать собираешься?

   Глава разведки промолчал, только выдернул письмо обратно раньше, чем Нина успела сунуть в него нос. Поэтому ей ничего не осталось, кроме как жалобно попросить:

   — Объясните, что происходит. Пожалуйста. У меня уже голова кругом от ваших недомолвок. Или давайте я просто выйду, и общайтесь без намёков.

   — Останься. — Ракун взял подругу за руку, потянул к себе. Он всё ещё сидел на полу, подпирая стену. Нина без колебаний опустилась рядом, прислонилась к плечу.

   Силь подумал немного — и пристроился с другой стороны, подтянул колени к груди, обхватил их руками. И медленно начал:

   — Старшего Лисара, Старого Лиса, увели точно так же. Только это в Викене произошло. Мы в это время все там гостили: и Леда, и я, и Ракун.

   — Старик как раз очередной завод открыл, — вспомнил магос.

   — Ну да. У него завод, у Леды повышение. Её только-только главой управления назначили, нескольких месяцев не прошло. В общем, хватало поводов собраться и отметить. Вот мы и собрались. Только за стол сели — а тут милиты. Тамошние, викенские. Очень извинялись за вторжение, но приказ есть приказ, мол. Мы даже всерьёз не восприняли. Думали, действительно недоразумение какое-то. Леда собиралась по своим каналам пробить, что это за беспредел, и тут ей передали письмо. Точно вот такое. С требованиями. Согласиться сотрудничать с Советом магнатов, разрешить представителям Совета доступ ко всем нашим помещениям и документам, и дальше в том же духе. Или Лисара казнят.

   — Они рехнулись? — не сдержалась Нина.

   Уж документы и инструкции-то она за последнее время изучила досконально. И нашла-таки пункт, по которому разведуправление не подчинялось никому, кроме непосредственно монарха. Совет магнатов контролировал практически весь Исток: суды, милитию, муниципалитет, — но не имел никакого влияния на разведку. И всеми силами пытался это влияние получить.

   Но не таким же способом!

   — К сожалению, они полностью в своём уме.

   — Но такая бумага… Это ведь прямое доказательство того, что они сами творят беззаконие. Показать её тем же журналистам — такая шумиха начнётся!

   — Посмотрите сами, похоже ли это на доказательство.

   Нина перехватила листок, вчиталась и разочарованно поморщилась. Ни подписи, ни печати, ни даже официального бланка. Только список требований и дата, к которой они должны быть выполнены.

   — Это же несерьёзно!

   — Увы, тот, кто написал эту штуку, предельно серьёзен, обладает немалой властью и не стесняется её использовать.

   — А в прошлый раз этого гада так и не нашли?

   — В прошлый раз… — В голосе Силя послышалась горечь. — Наверное, пытались. Но я не знаю, чем закончилось. Не до того было. Леда сказала, что судьба всего управления важнее жизни одного человека, и плясать под дудку Совета она не станет. После этого в прессе почти сразу замелькала информация о предотвращённом заговоре, а Лисар превратился в злодея и главу преступной группировки. Нашего Алекса тоже пытались под это дело загрести, но тут уж старик сам понял, чем пахнет, и наболтал в суде такого, что на десяток приговоров бы хватило, лишь бы внука не трогали. И весь Исток купился, поверил. Викенцы только не поверили. Они Старого Лиса любили. Как человека любили, как изобретателя, как работодателя. Но какое дело нашему суду до другого мира? Так что старика казнили, у Алекса отобрали право на магический камень и ограничили въезд в Исток. А Леда… Ну, пару дней она продержалась, делала вид, что всё в порядке. А потом в запой ушла. Совсем к делам не прикасалась. У неё два заместителя тогда было: один через день заболел, второй сбежал. В управлении бардак, никто не знает, за что хвататься, проблемы копятся… Пришлось разгребать.

   — Незабываемое зрелище, — хмыкнул Ракун. — Двадцатилетний пацан, который бегает по кабинетам и пытается всех строить. И ведь построил же!

   — Сам ты пацан. Мне двадцать два было!

   — Ладно, не пацан. Настоящий мужчина, герой, пять футов концентрированной ярости, лучший сотрудник спецотдела, машина смерти, витрина для медалей…

   — Завидуй молча, морда полосатая!

   — Твоему трудоголизму? Вот ещё, мне и так неплохо! — Магос изобразил на лице самое довольное выражение, на какое был способен, но Нине от этого стало только хуже.

   Шутливой перепалкой друзья явно оттягивали неизбежное — необходимость определиться, что дальше. Хотя Силь, конечно, выбор сделал сразу же. Просто ходил вокруг да около, не решаясь его озвучить.

   — В общем, мне в тот раз было некогда выяснять, кто именно всё это подстроил. Своего он в любом случае добился. Контроль над нами не получил, так хоть хаосу добавил, Леду до нервного срыва довёл и Лисара устранил.

   — Ну, хаос — понятно, Леда — тоже. А Лисар-то чем помешал?

   — Так ведь он действительно заговор готовил. Они с Ледой вместе и готовили. Только не против короны, а против Совета. Хотели укрепить королевскую власть, а парламент, наоборот, ограничить в правах. Не знаю подробностей, меня тогда в них посвящать не спешили. Но ничего у них не вышло. Зря только пострадали.

   — Зря, — машинально согласилась Нина. — Они были друзьями?

   — Лучшими друзьями, насколько я знаю. И иногда любовниками. Но друзьями всё-таки больше.

   — Так себе дружба, — влез Ракун. — Старик на неё смотрел, как на богиню, дышать забывал. И во все эти политические дрязги только ради неё ввязался. А она его просто использовала и ради спасения палец о палец не ударила.

   — Она… — Силь замешкался. Стремление защитить от нападок мать и начальницу столкнулось с нежеланием врать и забуксовало. — Не её вина, что она любила другого человека. Но Лисар был ей дорог. Очень дорог. И то, что она пожертвовала им ради долга… Ей тяжело это далось. Ты просто не знаешь… Не видел её тогда.

   — Я и тебя сейчас не вижу.

   — И хорошо.

   — Не думаю. Я хотел бы посмотреть тебе в глаза, но придётся только слушать. Так что давай выкладывай. Что будешь делать? Выполнишь их условия?

   Нина затаила дыхание. Всё, добрались наконец-то до важного.

   Силь молчал. Бледные губы сжаты, пальцы судорожно вцепились в колени и, кажется, вот-вот прорвут плотную брючную ткань.

   — Говори! — поторопил магос.

   Вдох.

   Выдох.

   Так собираются с духом, чтобы прыгнуть с обрыва в бушующий океан. Особенно если точно знают, что под тонким слоем воды скрываются острые камни.

   — Ну?

   — Нет. — Силь всё-таки решился.

   — Что именно «нет»?

   — Нет, я не пойду на уступки. Ты это хотел услышать?

   — Я не хотел этого слышать, — сознался Ракун. И вдруг взвился на ноги, закружил по комнате, наращивая темп, пиная некстати подвернувшиеся стулья. — Как? Как вообще можно так поступать? Он жизнь был готов за тебя отдать, между прочим! И отдал бы, не колеблясь! А ты что творишь?

   — Свою жизнь за него и я бы отдал. — Силь тоже поднялся, но медленно и слегка придерживаясь за стенку. — Отдал бы, поверь. Но им не нужна моя жизнь. Им нужен полный контроль над разведкой, все документы, сводки, государственные тайны, данные по сотрудникам, в том числе и по внештатным… Это не одна жизнь, Ракун! Это сотни жизней! И твоя в том числе.

   — Мне плевать.

   — А мне нет! Я не могу подставлять своих людей.

   — Вместо этого ты подставляешь Алекса.

   — А что мне остаётся? Застрелиться? Так ведь его это не спасёт, зато Совет обрадует! Или тебя тоже обрадует? Останешься чистеньким идеалистом на фоне бессердечного меня. Ну, что молчишь? Ты же самый умный и всегда знаешь, как поступить! Так говори: что мне сделать?!

   — Перестаньте! — не выдержала Нина, вклиниваясь между спорщиками. — Прекратите. Думаете, он бы хотел, чтобы вы сейчас друг на друга орали?

   — Он бы хотел… и хочет, чтобы мы его вытащили, — стукнул кулаком по стене магос.

   — Он просил нас не рыпаться, — возразил Силь. На удивление спокойным тоном. Сил на эмоции у него уже просто не осталось. — Он знал, на что идёт.

   — Великодушный идиот, — вполголоса буркнул Ракун. И продолжил нарезать круги по комнате, но уже гораздо медленнее, не сшибая стулья, а расставляя их по местам. — И что теперь? Ты тоже до казни будешь делать вид, что всё в порядке, а потом в запой уйдёшь?

   — Я не пью.

   — Ещё хуже.

   — Куда уж хуже. — Силь пожал плечами и направился к выходу. На пороге обернулся, перевёл взгляд на Нину. — Простите за то, что мы тут устроили. Надеюсь, не надо напоминать, что…

   — Да-да, государственная тайна, я в курсе.

   — Эй, мелкий, ты куда собрался-то? — спохватился магос.

   — На работу. Говорил же, что у меня дела. И их никто не отменял.

   — Проводить?

   — Это ещё зачем? Машину поймаю. Можно даже вон ту. — Силь кивнул в сторону окна, за которым виднелось серое авто. В салоне откровенно скучали два наблюдателя. — Всё равно они за мной следить должны, вот пусть и последят, и подвезут.

   — Вот ты нахал, — протянул Ракун с такой гордостью, словно характер друга был его личной заслугой. — Но, знаешь… Лучше не ходи сейчас без охраны, ладно? На всякий случай.

   — Если меня прибьют по дороге, шантажировать будет некого. Так что наша доблестная милития позаботится, чтобы я добрался целым и невредимым. А я позабочусь, чтобы они увидели нерешительного и сломленного человека. Может, получится запудрить мозги и потянуть время.

   С точки зрения Нины, на нерешительного шеф не походил совершенно, а на сломленного — тем более. Уставший, нервный — да. Но всё ещё готовый дать отпор кому угодно.

   — Нахал, — повторил магос, как только за Силем захлопнулась дверь. — Время он тянуть будет, ага.

   — Считаешь, это намёк?

   — Да если бы намёк! Прямое приглашение к действию. Он переключает внимание Совета на себя, а я тем временем вытаскиваю Алекса из… Чёрт… Надо же ещё узнать, где его держат!

   — Узнать, где держат, как туда забраться, как оттуда выйти, куда потом прятать Алекса. Желательно ещё и настоящего преступника найти. И всё это — в полнейшей тайне и не задействуя возможности разведуправления. Потому что за нами будут следить, за управлением будут следить, и при первом же подозрении Алекс — труп. И мы тоже, — методично перечислила Нина. — Я ничего не пропустила?

   — Вроде нет. Становишься специалистом.

   — Начинаю привыкать, что народная забава жителей Истока — по любому поводу похищать людей.

   — Он не похищен, а арестован.

   — Не вижу особой разницы. Есть человек, которого силой удерживают в неком месте с определённой целью. Надо его вытащить. Единственное отличие в том, что в этот раз закон на чужой стороне, а Силь не сможет прикрыть нас в случае провала.

   — В случае провала… — Ракун наморщил лоб. — Я вот думаю: если Леде от такого крышу сорвало, то что будет с ним? Он и сейчас-то еле держится, я же чувствую.

   — А ты на него ещё орал, — укоризненно заметила Нина.

   — Ты бы предпочла, чтобы я его пожалел и мы оба рыдали в обнимку у твоих ног? Извини, не та ситуация. Как сумел — так в чувство и привёл. Так что теперь главное — не лажануться.

   — Значит, нам придётся сделать всё идеально.

   — Говоря «нам», ты имеешь в виду, что поможешь, или что не будешь мешать?

   — Я имею в виду, что займусь этим вместе с тобой и наравне с тобой. И попробуй только заикнуться об опасности и не женских делах.

   Магос, судя по всему, очень хотел не только заикнуться, но и выругаться. Или ещё что-нибудь громкое и многословное завернуть. Даже рот открыл и воздуха побольше набрал. А затем вдруг притянул подругу к себе, порывисто обнял и прошептал:

   — Ты самая прекрасная женщина в мире!

   — Я тоже тебя люблю, — улыбнулась Нина. — Ничего, прорвёмся. Всё будет хорошо! Обязательно!

   Она старалась говорить как можно убедительнее.

   Ракун в ответ пытался улыбаться как можно душевнее.

   Оставалась самая малость — поверить в сказанное. Им обоим.

   * * *

   Долан ненавидел злиться. Злость, как и любая сильная эмоция, туманила разум, заставляла действовать импульсивно, а потом сожалеть о поступках. К счастью, в большинстве случаев удавалось держать себя в руках. Но он слишком часто видел, на что в порыве ярости способны другие. И что случается с теми, кому не повезло столкнуться с озлобленным и неуправляемым подобием человека.

   Но не злиться сейчас он не мог.

   Просто не получалось.

   Складывалось впечатление, что весь мир сговорился против разведуправления в целом и капитана Виктора Долана в частности. Всё сыпалось из рук, новости приходили с опозданием и такие, что впору вешаться. Улики по обоим взрывам заграбастали себе бывшие коллеги из милитии, и выпросить у них хотя бы полную документацию по делу никак не получалось — только какие-то разрозненные обрывки. А результаты Совет спрашивал почему-то с разведки. И не просто спрашивал, а прямо-таки требовал. Вынь да положь им преступника.

   Сослуживцы смотрели косо. Некоторые откровенно недоумевали, почему такое важное дело доверили новичку. Долан и сам задавал себе этот вопрос.

   Варианты ответа были разные. Потому что ему приходилось уже работать по взрывам (то же старое происшествие в Фонде достаточно вспомнить)? Потому что требовалось бежать наперегонки с милитами, предвосхищая их действия, а кто с этим справится лучше, чем бывший милит? Потому что могла в любой момент всплыть секретная информация, типа той же магии Устья? Или просто потому, что Долан первым подвернулся под руку Силю?

   Правильнее было бы, конечно, его и спросить, но шеф явно пребывал не в том настроении, чтобы удовлетворять чужое любопытство. Велел работать — значит, придётся работать.

   Вот Долан и работал. В данный момент — сидел над документами, пытаясь разобраться в свидетельских показаниях. Те откровенно противоречили друг другу. Дом на Прощальной улице, пострадавший при взрыве, оказался закрытой на ремонт гостиницей. Войти и подложить бомбу мог кто угодно — двери не запирали и даже не особо охраняли. Рабочие, находившиеся внутри, если и заметили кого-нибудь подозрительного, то рассказать об этом смогли бы разве что на спиритическом сеансе.

   Девять из них погибли на месте, ещё троих увезли в больницу, но посторонних к ним пока что не пускали.

   Из тех, кто во время взрыва толпился на улице, умерло семеро: в основном те, кто жался поближе к рухнувшему зданию, надеясь укрыться от дождя под козырьком крыши. Некоторых зацепило разлетевшимися обломками. У старушки-свидетельницы случился сердечный приступ.

   Двух погибших Долан даже знал лично.

   Ну как — знал… Периодически встречал, узнавал, здоровался, а имена только вот сейчас в официальных списках прочитал.

   Один работал тут же, в архиве разведки, а по Прощальной улице случайно пробегал в самый неподходящий момент.

   Другой… вернее, другая, разносила по магазинам и офисам горячие обеды. Как раз вот в том районе и разносила.

   Обоих было жалко. Да и всех остальных тоже.

   И себя — особенно после общения с некоторыми свидетелями.

   Толпа, с раннего утра занимавшая места в ожидании похоронной процессии, состояла в основном из стариков и личностей довольно своеобразных. Их волновали погода, природа, курс викенского вия относительно истокской кроны, внешность короля, инкрустация гроба и новинки моды, но друг на друга эти люди не смотрели совершенно.

   — Когда я из дома выходила, солнце светило. Вот я зонт и не взяла, не думала, что понадобится. А когда дождь начался, мне одна милая женщина одолжила. У неё два было, один для мужа, но тот отошёл куда-то, — вдохновенно рассказывала очередная дамочка.

   — Как выглядела та милая женщина? — уточнял Долан.

   — Не помню.

   — И что с ней стало после взрыва? Она пострадала? Или своими ногами ушла?

   — Не знаю.

   — Опознать сможете?

   — Наверное.

   После чего перед свидетельницей выкладывался ряд из фотоснимков. Она вглядывалась в них, монотонно твердя:

   — Нет, не она. И не эта. Что вы мне подсовываете — это же мужчина? А у этой прелестная шляпка. Ой, здесь взгляд такой странный… Она заболела?

   — Она труп.

   — Какой ужас! Хотите сказать, что та милая дама умерла?

   — А это она?

   — Конечно нет! Ничего общего! Кажется…

   И так раз за разом со всеми свидетелями. Точнее, с теми, кого удалось поймать. Большинство разбежались с места взрыва ещё до приезда врачей, пожарных и милитов, не попав ни в списки, ни на фотографии.

   Ситуация в музее выглядела ещё более удручающей: основную массу пострадавших составляли местные работники и королевские гвардейцы, конспирации ради переодетые в гражданское. И те, и другие в отчётах старательно описывали друг друга, распорядок монаршего визита, толщину стен, уникальные экспонаты, хлопающие на сквозняке форточки — и ровным счётом ничего полезного.

   В общем, оба расследования зашли в один большой тупик.

   Вся надежда была на наблюдательность и интуицию Алины, но она в последние дни не высовывалась за пределы школы. С одной стороны, правильно делала. И ей безопаснее, и Долану спокойнее.

   С другой, необходимость допросить девчонку никуда не делась. Но добровольно общаться она не желала, а вызывать в управление повесткой… Не придёт же! Только сильнее обидится. И что тогда? Силой тащить этого сумасшедшего ребёнка?

   Долан потянулся, покрутил головой, разминая шею. Вздохнул.

   Насколько было бы проще, если бы их связывали исключительно дружеские отношения! Или рабочие. Или вообще никакие. Всё по регламенту: встретился, записал показания, отправился дальше по своим делам. Не надо думать, как бы чего лишнего не ляпнуть, не надо беспокоиться, дошла ли эта неугомонная до дома, и отводить глаза, когда она ногу на ногу закидывает в этих своих шортиках…

   Долан вздрогнул и захлопнул папку. Резко поднялся.

   Нет, надо гнать из головы мысли про Алинку, и срочно. Иначе работать точно не получится.

   За окном давно стемнело, управление погрузилось в сонное вечернее оцепенение, диван манил всеми своими уютными промятостями, а глаза так и пытались закрыться сами собой.

   Ладно, ещё одно дело — и спать.

   Одинокий коридорный светлячок услужливо подлетел ближе, но Долан только отмахнулся. Уж в родном коридоре можно было и без освещения обойтись, тем более что вдалеке виднелась яркая полоска под дверью приёмной Силя. Значит, Ирма ещё не ушла!

   Секретарша действительно оказалась на месте: сидела, подперев голову рукой, и с печальным видом изучала выставленную на стол батарею лаков для ногтей.

   — Ничего уже не соображаю, — сообщила она, не меняя выражения лица. — Если ты к шефу, то он занят. Лучше не соваться.

   За дверью кабинета было темно и тихо, сквозь щель едва заметно тянуло чем-то сладковато-горелым. Долан принюхался, но так и не смог определить происхождение запаха. Не карамельки же из жжёного сахара он там грызёт! Впрочем, какая разница?

   — Я, вообще-то, к тебе. Можно?

   — Конечно. Тем более, ты уже пришёл. — Ирма кивнула на свободный стул и улыбнулась. Приветливо, но явно через силу. Да и покрасневшие глаза с припухшими веками выдавали настроение секретарши с головой.

   Глаза были серые, самые обычные. Не синие, не карие, не лиловые. То есть в этот раз даже без линз.

   Да и волосы… Долан запоздало уставился на стрижку Ирмы. Так привык к постоянной смене причёсок, что совсем не обратил внимания на короткий русый ёжик. Так вот как она без парика выглядит!

   — Ты по работе или поболтать приспичило? — Девушка чуть повернула голову, и стал заметен шрам, идущий от правого виска к затылку. Широкая бугристая полоса, выделяющаяся на фоне нормальной кожи. Жутковатое зрелище.

   — По работе. — Долан с трудом заставил себя отвести взгляд от шрама. — Мне нужен подробный план музея. Служебные помещения, подвалы, несущие стены. В общем, все данные. Можешь послать запрос в… Кто этим вообще занимается?

   — Строительное бюро. Уже послала, уже получила. Леда запрашивала, ещё до того, как… — Ирма моргнула, торопливо потёрла глаза. — Когда была жива. Что-то ей там подозрительным показалось.

   — И где сейчас эти документы?

   — У неё в кабинете, если шеф не забрал. Но я вроде не видела, чтобы забирал. Там такой внушительный рулон с картами, не промахнёшься.

   Секретарша бросила на стол брелок с двумя ключами: обычным и магическим.

   — Доверяешь? — удивился Долан.

   — Там всё равно ничего важного не осталось. Всё, что надо было, шеф давно к себе перетащил. Хотя, по идее, лучше бы наоборот ему в тот кабинет перебраться.

   — Из-за хранилища и выхода в…?

   — Тссс, — перебила Ирма. — Ты ещё громче говори, чтобы все вокруг про выход узнали! Но — да, из-за него в том числе. Всё, иди уже, ищи свои планы. Вижу ведь, что не терпится.

   Долан сжал в кулаке ключи, кивнул на прощанье… но со стула так и не встал.

   — Позволишь один бестактный вопрос?

   — Валяй, — великодушно махнула рукой секретарша.

   — Почему не уберёшь? — Мужчина взглядом указал на шрам. — Или он магический?

   — Обычный. Но… — Ирма провела кончиками пальцев вдоль рубца. — Глупо, наверное, но не хочу. Он как символ. Напоминание, что никому нельзя верить.

   — Совсем никому? — С доверием в разведке у многих было не очень, работа обязывала. Но, зная Ирму, Долан мог бы поклясться, что как минимум одному человеку она доверяет безоговорочно. — Даже шефу?

   — Ему особенно. — Девушка мягко улыбнулась, давая понять, что распространяться на эту тему не намерена. И снова машинально коснулась шрама.

   Он выглядел довольно старым, а сама Ирма — слишком молодой для своих навыков и должности. Двадцать пять, не больше. Наверняка пила уже омолаживающее зелье, просто не докрутила до того возраста, когда получила эту отметину.

   Интересно, а в молодости она тоже философски считала шрам напоминанием или по-другому относилась?

   — Сколько тебе лет?

   — Ещё один бестактный вопрос?

   — Извини, — смутился Долан. — Можешь не отвечать. Просто… Если бы тебе было восемнадцать и с тобой случилось нечто непоправимое — как бы ты отнеслась к человеку, по вине которого это случилось?

   — Мне было двадцать три, и я попыталась его убить. Но меня опередили. Это если мы говорим обо мне. А если нет… — Ирма прозорливо сощурилась. — Что ты натворил?

   — Ничего нового. — Долан почувствовал, что краснеет, как мальчишка, разбивший окно в соседнем доме. Тогда было стыдно, неловко, досадно… А мать вот так же щурилась и спрашивала: «Что ты натворил, сынок?».

   Отец не спрашивал, только бил и орал что-то неразборчивое.

   Воспоминание нахлынуло так стремительно, что Долан чуть ключи не выронил. Торопливо сжал кулак, так, чтобы холодный металл и острые грани арфактума врезались в ладонь, помотал головой, отгоняя наваждение и дурацкий запах, мешающий сосредоточиться.

   Не помогло: хотелось говорить, говорить, выговаривать всё, что так тщательно скрывалось под ворохом дел и вошедшей в привычку отстранённостью.

   — Что бы я ни сделал — всё неправильно, всё ей во вред. Она несколько раз чуть не погибла, лишилась магии, сейчас вот под взрыв угодила. И всё из-за меня. Я хочу как лучше, а в итоге становится только хуже. И я боюсь за неё. Каждую секунду боюсь. Даже сейчас хочу сорваться в школу, просто чтобы убедиться, что с ней всё хорошо.

   — У-у-у, — понимающе протянула секретарша. — Сочувствую. Но ты не сможешь контролировать её вечно. Она взрослый… Ладно, почти взрослый человек и сама принимает решения.

   — Я просто хочу, чтобы она оказалась в безопасности. А рядом со мной этого не будет.

   — А рядом с кем будет? С дядюшкой её полоумным? С другими подростками, у которых ветер в голове? С теми придурками, которые пикеты на улицах устраивают? Да, ты совершил ошибку, когда похитил Алину. Но это было один раз. Один-единственный раз. И не твоя вина, что она вошла во вкус и теперь суёт свой любопытный нос во все дыры. Просто у некоторых людей инстинкт самосохранения отсутствует как факт. И не всегда это юные девочки. — Ирма выразительно покосилась на дверь кабинета.

   Долан тоже.

   Машинально принюхался — и наконец-то опознал запах. И мысленно обозвал себя полным идиотом.

   Совсем нюх потерял, и в прямом смысле, и в переносном! Мог бы и раньше догадаться! А ещё удивлялся, как дурак, отчего вдруг приступ откровенности накатил.

   — Эй, а шеф вообще в курсе, что эта дрянь незаконна?

   — В Викене её в аптеках продают. От нервов. Даже рецепт не нужен, — ответила Ирма, возвращаясь к изучению лаков. — И вообще, дай человеку расслабиться. Он же не железный. Иди за своими картами. И ключи потом вернуть не забудь.

   Ирма деликатно постучала, но из кабинета не донеслось ни звука. Пришлось заходить без разрешения. К счастью, шеф обычно не запирался. Привычка не самая типичная для начальства, но полезная, родом из тех времён, когда он мог в любой момент грохнуться в обморок.

   Сейчас до обморока, к счастью, не дошло. Силь полулежал в кресле с закрытыми глазами и, похоже, дремал.

   Оно и не удивительно: в витающем по комнате сладковатом тумане делать что-то другое казалось невозможным. Только дремать. Ну или медитировать. А вот активно действовать получалось с трудом, но Ирма переборола себя, подошла (очень хотелось сказать — подплыла) к окну и распахнула его во всю ширь. С улицы потянуло ночной прохладой.

   Свежий воздух! Хорошо-то как!

   — Ну зачем? — не открывая глаз проворчал Силь.

   — Потому что спать надо лёжа, а не вот так!

   Секретарь погасила аромалампу и вытащила из шкафа постельное бельё. Шеф часто ночевал на работе (проще было бы подсчитать дни, когда он уходил спать домой), поэтому появление в кабинете одеяла и подушки было вполне закономерно.

   — Я не хочу спать, — заверил начальник, даже не пытаясь переместиться на диван или как-то сменить позу.

   — А придётся. — Ирма развернулась к креслу и попыталась вытряхнуть Силя из рубашки. Благо, та оказалась почти расстёгнута. Осталось всего две пуговицы, на которые у шефа, видимо, энтузиазма не хватило.

   — Это квалифицировать как превышение полномочий, как совращение несовершеннолетних или как домогательство в отношении старшего по званию? — лениво спросил он.

   — Как попытку воззвать к здравому смыслу. И ваше счастье, что у меня сейчас нет желания читать лекцию о вредном влиянии этой штуки, из-за которой тут дышать нечем!

   — А как же «в Викене, от нервов, без рецепта»? Я всё слышал, между прочим.

   — Вот в Викене и развлекайтесь! А в управлении я чтобы больше этого не видела! И не чуяла!

   — Слушаюсь, госпожа Рив, — покорно согласился Силь. И даже выбрался из кресла, но только затем, чтобы повиснуть на секретаре.

   — Перестаньте! Ну что за глупости? — укоризненно вздохнула девушка, подхватывая шефа.

   Отличить показательное дураковаляние от моментов, когда он на самом деле не мог устоять на ногах, было довольно легко. В первом случае и вес-то толком не ощущался. Силь прекрасно себя контролировал и лишь делал вид, что падает. Зачем-то.

   — Я устал, — сознался он на ухо Ирме. И, отстранившись, направился к дивану.

   Грохнулся лицом в подушку, обнял её обеими руками и демонстративно засопел. Притворялся, конечно, но кто ж ему запретит.

   Ирма убедилась, что кабинет достаточно проветрился, прикрыла окно и уже собиралась уходить, когда вслед донеслось заглушённое подушкой:

   — Посиди со мной. Немножко. Пожалуйста.

   Похоже, дела обстояли совсем плохо.

   Девушка опустилась на диван рядом с шефом, осторожно коснулась ладонью напряжённой спины — и торопливо отдёрнула руку, испугавшись собственного жеста.

   — Оставь, — велел Силь. — Ирма… Что бы я без тебя делал?

   — Нашли бы другого секретаря.

   — Невозможно. Ты уникальна и незаменима.

   — То есть заслуживаю премию? — улыбнулась девушка.

   — То есть заслуживаешь более адекватного начальника.

   — Меня и вы вполне устраиваете.

   — Я серьёзно, между прочим. — Силь перестал комкать подушку и развернулся на спину. — Если я найду тебе другое место… Хорошее место с хорошей зарплатой — пойдёшь туда?

   — Вы меня прогоняете? — Ирма почувствовала, как внутри всё сжалось от панического ужаса, потом болезненно дёрнулось — и снова сжалось.

   Может, это шутка такая?

   Или она что-то не то сделала? Не то сказала? Слишком резко нарушила субординацию? Так не в первый раз же...

   — Я за тебя боюсь, — доверительно сообщил шеф. — Сейчас находиться рядом со мной особенно опасно.

   — Тоже мне новость! — Секретарь усмехнулась. Страх потихоньку отпускал. — Я знала, на что шла, когда соглашалась на эту работу. Да и сами же сказали только что: я незаменима. Так что даже не надейтесь от меня избавиться. Никуда я не уйду.

   — Значит, придётся тратиться на премию. — Сквозь вселенскую печаль в голосе Силя явственно слышалось удовлетворение. — Разорите вы меня, госпожа Рив.

   — Что поделать, ценные кадры нынче редкость. А бесценные — и подавно.

   Страх отступил окончательно.

   В перечне вещей, которых боялась Ирма Рив, гибель при исполнении значилась далеко не самой первой. Даже, пожалуй, в десятку не входила. Увольнение казалось куда страшнее. И пауки.

   Но хуже всего было бы…

   Ирма решительно мотнула головой, не давая себе завершить фразу даже мысленно. Не хватало только накликать!

   Обернулась на шефа, чтобы спросить, можно ли уже уходить, да так и осталась сидеть.

   Потому что Силь крепко спал.

ГЛАВА ШЕСТАЯ, в которой Долан замечает знакомые черты в некой девушке

Долан коснулся магическим ключом небольшой пластины на двери, но арфактум даже не пикнул. Это настораживало.

    Всегда оставался шанс, что замок сработал беззвучно, хотя верилось в это с трудом. Обычно люди, лишённые магического восприятия, предпочитали точно знать, что чары подействовали. Поэтому ключам приходилось мигать, вибрировать, нагреваться — на что фантазии создателей хватало.

   Ключ от кабинета Леды остался безжизненным куском металла.

   Или дверь забыли запереть в суматохе последних дней, или Ирма просто перепутала связки.

   Но с обычным ключом проблем не возникло, он провернулся положенное количество раз, и замок тихонько щёлкнул. И что это значит?

   «Это значит, что ты параноик!» — мысленно сообщил себе Долан и решительно потянул на себя дверную ручку.

   Бомба не взорвалась, сигнализация не взвыла, наперерез никто не прыгнул. Вообще ничего не произошло, даже свет не зажёгся.

   Такое случалось: светлячки работали не вечно, иногда разряжались или просто сбоили. Но подозрительность тут же всколыхнулась с новой силой, заставляя Долана нервно оглядываться и прислушиваться. Шорох за стеной, скрип половицы, шелест дерева за окном, изломанная тень на стене, сладковато-горелый запах…

   Тьфу ты! Вот в чём дело! Просто дурманящее действие этой вонючей гадости ещё не до конца выветрилось, вот и мерещатся всякие глупости. А на самом деле — кабинет как кабинет.

   Света уличного фонаря вполне хватало, чтобы осмотреться. Стол без горы документов выглядел непривычно и сиротливо, полки в шкафу заметно опустели, открытый сейф демонстрировал всем желающим тёмное нутро. Даже запах изменился: вместо домашнего уюта в воздухе теперь пахло пылью и затхлостью. А ведь прошло всего несколько дней!

   Карты нашлись быстро: их закинули на один из стеллажей, но конец длинного рулона торчал наружу, как штырь. Долан развернул находку, убедился, что там действительно планы музея, а не схема канализации… И снова услышал за стеной шорох.

   В этот раз звук оказался вполне отчётливым, не перепутать.

   И всё бы ничего, но именно за той стеной находилось хранилище. Закрытое и совершенно секретное, а людей, которые имели право там находиться, можно по пальцам пересчитать.

   Леда умерла, Ирма и Силь у себя… И кто там возится посреди ночи?

   Тайный проход из кабинета в хранилище скрывался за стенной панелью. Долан наугад дёрнул её в сторону — и та без проблем сдвинулась, открывая доступ к двери. Засов здесь оказался самый обычный — широкая щеколда. И чуть ниже плоская панелька магического замка.

   Внутри снова зашуршало, затем стукнуло.

   Похоже, таинственный гость не сильно скрывался. Может, вообще кто-то свой?

   Но свой, если что, поймёт и простит. А вот чужого прошляпить не хотелось бы!

   Долан тихонько потянул за щеколду, стараясь, чтобы та не звякнула в самый неподходящий момент. Хотя сейчас любой был бы неподходящим. Опыт уверял, что дверь надо открыть максимально резко и неожиданно, но как это сделать, если она ещё и на магию заперта?

   Выбить — не вариант. Видел он эти двери: три дюйма металла, спрятанные под деревом. Такую пнёшь — без ноги останешься!

   На удачу Долан коснулся замка ключом-арфактумом от кабинета (вдруг подойдёт) — и снова ничего не почувствовал. Совершенно ничего!

   Арфактумы в активном состоянии обладали одним неискоренимым свойством: они ощущались. Чаще всего очень слабо, едва заметно, но если приноровиться, то лёгкое покалывание в кончиках пальцев ни с чем не спутать. А сейчас — пустота.

   Неужели тоже не заперто?

   Долго гадать и выжидать Долан не стал. Получится застать лазутчика врасплох — хорошо. А если нет, то куда ему деваться-то? Из хранилища всего два выхода: в общий коридор и в подвалы управления. Далеко не уйдёт!

   С этими мыслями Долан рванул дверь на себя, и та легко поддалась.

   — Стоять! Ни с места!

   Внутри взвизгнули, шарахнулись в сторону и, судя по грохоту, что-то на себя свалили, но разглядеть никак не получалось — в помещении царила кромешная темнота. Местный светлячок, похоже, умер одновременно с кабинетным. Если только их не отключили каким-то хитрым способом.

   Или они отключились сами. Светильники, замки-арфактумы, магическая сигнализация, которая тоже безмолвствовала… Интересно!

   Лазутчик (а судя по визгу — лазутчица) забилась в угол и старательно пыталась стать незаметной, но её выдавало дыхание: частое, нервное. Испуганное.

   — Выходи, — потребовал Долан. — Не заставляй меня применять силу.

   В ответ не донеслось ни слова, только дыхание стало ещё более сбивчивым и шумным. Главное, чтобы у неё пистолета не оказалось. А то есть любители палить со страху. Или ножами швыряться.

   — Давай так, — как можно спокойнее произнёс бывший милит. — Я сейчас отойду назад, выйду в кабинет. Ты выйдешь следом. Там светлее и просторнее. Спокойно поговорим. Объяснишь, кто ты и что здесь делаешь. Потом решим, что...

   Незнакомка не дослушала, отчётливо шмыгнула носом, всхлипнула.

   Долан поморщился. Женские слёзы всегда заставали его врасплох, особенно когда не было уверенности, что они искренние. Вот и что с ней делать?

   — На что ты надеешься? Что я побегу за подмогой и выпущу тебя из виду? Или что мне надоест ждать, я закрою дверь обратно и забуду о тебе?

   — Нет! — Лазутчица снова всхлипнула. — Не надо, пожалуйста, не закрывайте. Я темноты боюсь.

   Голос оказался знакомый. Долан точно слышал его, но никак не мог вспомнить, где. Ну же, девочка, выходи на свет. Может, так понятнее станет.

   Но незваная гостья упорно держалась в тени, как сказочное чудовище, спрятавшееся от солнца.

   Только какое солнце, ночь на дворе! Да и чудовище не слишком чудовищное. Скорее, котёнок, который натворил что-то запрещённое, но совсем не смертельное. Вазу свалил или штору с карниза сорвал, запутался в ней и сам же больше всех испугался, залез под шкаф и теперь вылезать боится.

   Совсем не похоже на шпионку, пойманную с поличным в секретном хранилище.

   — Знаешь, я спать хочу, — сообщил Долан незнакомке. — И мне надоела эта игра в прятки. Ну-ка иди сюда.

   Он решительно шагнул вперёд.

   Лазутчица вжалась в стену, тонко пискнула:

   — Не смотрите.

   Как будто в такой темноте получилось бы что-то рассмотреть. Долан протянул руку, схватил девчонку за что получилось… Вроде бы удачно, за запястье. Тонкая ткань манжета, металлический браслет, лёгкое покалывание в кончиках пальцев, как будто до арфактума дотронулся. Или даже сильнее, как от магического камня.

   Очень знакомое ощущение.

   Только вот исходило оно не от браслета, а непосредственно от тонкого прохладного запястья.

   Реальность и воспоминания наслоились друг на друга, слились в одно: хранилище, необходимость ориентироваться в полной темноте, магическая вибрация, неработающие арфактумы, голос. Знакомый голос, слышанный однажды. Пусть тогда он был искажён намотанной на голову курткой, но интонации остались те самые.

   Долан не раз думал, кого можно с такой секретностью прятать в Огороде, зачем скрывать портал от общественности и с кем Леда кокетничала на той стороне. И даже придумал, но идея, пришедшая в голову, показалась в тот момент откровенно бредовой. Однако её подтверждение стояло сейчас рядом и тихо хныкало от испуга.

   Ничего себе котёночек под шкафом!

   Рука разжалась сама собой. И глаза закрылись. Потому что так правильно, так положено.

   — Ваше высочество, я… Прошу прощения за своё поведение. Я вас не обижу. И я не смотрю, не бойтесь.

   — Вы догадались? — Даже с закрытыми глазами легко представлялось, как принцесса удивлённо моргает.

   Долан невольно улыбнулся, но стоило оценить серьёзность ситуации, как улыбка исчезла.

   Принцесса. Ночью. В хранилище. Без охраны. Без маски. В слезах.

   Попал ты, Виктор. Крупно попал!

   — Одну секунду, Ваше высочество. — Долан выбрался из хранилища, отвернулся и только тогда открыл глаза. Залез в платяной шкаф, вытащил оттуда первый попавшийся кусок ткани, оказавшийся лёгким цветастым шарфиком. Ничего, сгодится. — Вот, закройте лицо, пока я не смотрю. Так нам обоим удобнее будет.

   — Спасибо. — За спиной раздались тихие шаги, шарф выдернули из руки, по коже снова разлилось ощущение лёгкого покалывания.

   Никто не забывал запереть дверь, никто не отключал арфактумы. Они сами вырубились при приближении наследницы престола. И заработают снова, как только она отойдёт подальше. Только вот…

   — Простите за чрезмерное любопытство, но как вы сюда попали?

   — По тоннелям. Это легко, я уже несколько раз там ходила.

   — В темноте? Наощупь?

   — Нет конечно. У меня керосинка есть! — Теперь голос принцессы звучал слегка искажённо. Видимо, ткань мешала. — Кстати, можете смотреть. Думаю, я достаточно закрылась.

   Долан обернулся. Задрапировалась девушка старательно, но не слишком ловко. Просто кое-как намотала шарф на голову, оставив открытыми лоб и подбородок. Да и щека через просвет виднелась. А полупрозрачная ткань легко позволяла угадать черты лица даже при скудном ночном освещении.

   Симпатичная, хоть и зарёванная. Слегка худоватая, но ровно настолько, чтобы это казалось милым, а не болезненным.

   При взгляде на неё сразу вспомнилась кукла младшей сестры — дорогая, фарфоровая. Та же густая копна светлых волос, бледное лицо, чуть вздёрнутый нос и синие, совершенно нереального цвета глазищи. Долан на неё год деньги копил, выбрал самую красивую, чтобы Янке на день рождения подарить. Всё-таки восемь лет раз в жизни исполняется.

   Они даже похожи были — именинница и подарок.

   Куклу отец разбил в тот же день. Обиделся, что дочь заигралась и не вышла его встречать. С этого всё и началось…

   Этим всё и закончилось.

   Долан решительно мотнул головой, отгоняя воспоминание.

   — Что с вами? Вам нехорошо? — удивлённо спросила принцесса.

   — Ничего, всё нормально.

   И вовсе они не похожи!

   Это он просто надышался всякой гадостью, вот и мерещится. А ещё нервы, недосып...

   Принцесса, устав стоять, забралась в ближайшее кресло, покрутила в руках конец шарфа. В сочетании со строгим чёрным платьем разноцветная ткань смотрелась странно.

   — Я видела его у Леды.

   — Она умерла, — произнёс Долан. И подтянул к себе стул. А что ещё делать? Не торчать же столбом посреди кабинета.

   Кресло Леды осталось по ту сторону стола, пустое. Покуситься на него казалось святотатством.

   — Я знаю. Поэтому и пришла. В последний раз. Не думала, что попадусь. — Ночная гостья совсем не походила на принцессу. Никакой напускной важности, высокомерия или снобизма. Обычная девчонка: взволнованная, расстроенная, напуганная. — Раньше я стучалась в дверь, и Леда всегда открывала. Потом ругалась, конечно. Говорила, что нельзя в одиночку шляться по подземелью, что это опасно, что я плохой пример сестре подаю. А я же понимаю всё, просто не могу там сидеть вечно, как в клетке. Вот и сегодня не смогла. И… глупо так получилось… я просто забыла, что больше некому открывать дверь. Пришла, упёрлась в неё, а потом керосинка потухла. Я пыталась снова её зажечь, выронила спички, не смогла найти их в темноте. И так страшно вдруг стало! До ужаса! А тут вы вломились. Как вы догадались, что я — это я?

   — Мы знакомы. Ну, почти знакомы. Вы меня видели. Весной, возле вашего дома в Огороде. — Долан запоздало понадеялся, что это всё-таки был дом, а не какой-нибудь замок. Хотя количество коридоров и лестниц в нём сделало бы честь жилому комплексу из нескольких корпусов. — Меня Леда через него проводила. Вы с сестрой ещё смеялись надо мной, а она вас отругала за то, что на улицу без охраны вышли.

   — Вспомнила! У вас голова была замотана. Как у меня сейчас, только нормально. Поэтому сразу и не узнала. Простите, что смеялись. У нас там не так много поводов для веселья, вот и приходится радоваться всему, что попадается на глаза. — Принцесса неуверенно улыбнулась, но сразу же помрачнела. Снова всхлипнула, так жалобно, что захотелось немедленно погладить её по голове.

   — Нет, что вы. Это правда забавно смотрелось, — торопливо заверил Долан. И запоздало сообразил, что именно расстроило собеседницу. — Я соболезную вашей потере. Очень сочувствую по поводу вашего отца и сестры...

   Что там ещё в таких случаях говорят?

   Почему в служебные инструкции не включают пункт «Как вести себя с зарёванной принцессой, недавно лишившейся семьи»?

   — Вера, — прошептала девушка. — Её звали Вера. Теперь-то уж можно по имени.

   — А вас как… То есть я знаю, что не положено, но должен же я как-то к вам обращаться? Или лучше Ваше высочество?

   — Нет. Нет, только не так. — Принцесса даже руками замахала. — Не надо сегодня высочеств. Имя… Не знаю, придумайте сами какое-нибудь. Любое.

   Из головы, конечно же, немедленно вылетели все имена разом, включая собственное. Осталось только Алина (кто бы сомневался) и Александра (но это уже не смешно).

   Ситуация казалась совершенно безумным сном. Нельзя так запросто сидеть в пустом кабинете и при свете уличного фонаря болтать с будущей королевой Истока. Потому что так не бывает!

   Но принцесса, похоже, не видела в происходящем ничего странного. Задумчиво дёргала торчащие из шарфа ниточки, шмыгала носом. Потом и вовсе стащила со стола какое-то донесение (вроде бы не секретное) и начала складывать из него кораблик, старательно проглаживая сгибы пальцем. Совсем как...

   — Яна?

   — Кто такая Яна? — встрепенулась девушка. — Ваша знакомая?

   — Моя сестра. Вы похожи.

   — Тогда сегодня буду Яной. Одну ночь. Всё равно никто не узнает. Вы же не расскажете?

   — Нет, но… Вас, наверное, уже ищут дома?

   — Хотите испортить мне настроение? — Кукольное личико принцессы сделалось капризным.

   — Ваше высочество, если с вами что-то случится, у всех будут большие неприятности.

   — Но ведь со мной всё в порядке! Вы меня защитите!

   Долан обречённо кивнул, еле сдерживая зевок.

   И не уйти же теперь никуда! Только надеяться, что Ирме понадобится что-нибудь в кабинете. А лучше — Силю. Он начальство, вот пусть сам и разбирается.

   Но в коридоре было тихо.

   — Поговорите со мной, — попросила девушка. — О чём угодно. Что вы делали в кабинете?

   — Забирал кое-что для работы. — Долан кивнул на рулон с планами. Вроде и не тайна, но не рассказывать же в подробностях. Зато… — Ваше высочество, позволите вопрос?

   — Мы же договорились, что сегодня я — Яна! Ладно, задавайте.

   Идея оказалась внезапной и немного безумной. Никому даже в голову не могло прийти допрашивать принцессу. Но раз уж она всё равно здесь, так почему бы и нет? Не для протокола, для себя.

   Когда ещё подвернётся возможность?!

   — Скажите, кто из вашего окружения заранее знал, что Его Величество с наследницей собираются в музей?

   — Да многие, — пожала плечами девушка. — Господин Байсер, например. Это королевский распорядитель, он всегда всё знает: и что на обед, и какое платье надевать, и куда мы идём. Только мы не так часто куда-то ходим, в основном по официальным поводам. Праздник там, торжество какое-нибудь — это да, непременно надо идти. А просто так погулять редко получается. Понимаете, отцу очень сложно инкогнито из дома выбраться. От него же магией фонит футов на сорок. Фонило то есть. Не как от меня сейчас, а намного сильнее.

   — Потому что он старше?

   — Нет, оно не от возраста зависит. Просто меня ещё не короновали официально. После ритуала сила вырастет. Если я его переживу.

   — Разве может быть иначе?

   Всё, что Долан знал про коронацию, сводилось к тому, что наследник престола совершает какой-то магический обряд, и сила Истока официально принимает его как своего носителя.

   Но это же не опасно. Не должно быть опасно!

   — Всякое бывает. Последние несколько коронаций обходилось без инцидентов, зато лет двести назад один за другим погибли сразу четверо наследников. Правда, говорят, что гибель четвёртого подстроил его же собственный брат, но это неподтверждённая информация. Что вы на меня так смотрите?

   — Извините. Просто впервые об этом слышу.

   — Хорошо вам! А нас с Веркой заставляли всё это учить наизусть. Даты, имена, кто кого в каком году убил, кто за кем наследовал, кто с кем спал. Не знаю зачем. Может, чтобы поняли, что каждый наш шаг точно так же записывают для потомков, и если оступимся, то это непременно станет известно. Знаете, жизнь под наблюдением — это совсем не весело.

   Долан кивнул. А что тут ещё скажешь? Действительно, мало приятного. Это он ещё в казарме понял, когда только-только в милитское училище поступил. Подъём по сигналу, отбой по команде, и никакой личной жизни.

   — Вам не казалось что-то подозрительным в поведении слуг или охраны в последнее время? Может быть, в день трагедии, накануне или после?

   — В поведении — нет. Всё как всегда. — Прозвучало это как-то очень уж уклончиво. И если дело не в слугах, то...

   — А в чём тогда? Что вас беспокоит?

   — Сны. — Девушка вскинула на собеседника глазищи. — Что, тоже будете говорить, что это глупости?

   В вещие сны и прочие туманные предчувствия Долан не верил, но не спорить же с будущей королевой. Поэтому он ответил как можно тактичнее:

   — А что именно вам снилось?

   — Ничего конкретного. Просто страшно было очень, как будто на меня падает какая-то большая штука, а я не могу её удержать. И вода. Всё вокруг в воде, и я под водой. И задыхаюсь. Глупости, в общем, всякие. Папа сказал, что нечего спать носом в подушку, тогда и задыхаться не буду. И что нет в этом никакой магии, просто я впечатлительная. А я, знаете… Я правда впечатлительная. Но я так испугалась в тот момент, что потом всю ночь заснуть не могла. И утром всё из рук падало. Ну я и сказала, что ни в какой музей не пойду, дома останусь.

   — Погодите! То есть вы тоже должны были идти туда?

   — Да. Семейный выход, экскурсия, выездной урок истории — как хотите, так и называйте. Музей специально в тот день закрыли, чтобы никаких посторонних. А то, знаете, когда у людей внезапно арфактумы перестают работать — они очень пугаются. Или начинают догадываться и приглядываться к окружающим. Как вы.

   — Ага… — невпопад ответил Долан.

   Арфактумы! Вот оно что!

   Сигнализация в музее магическая или механическая? Если магическая, то в присутствии короля она просто отключилась, потому и не сработала. И воспользоваться этим мог практически кто угодно.

   Возникшую идею хотелось проверить немедленно, но возможности не было. И даже записать нечем. Пришлось повторить про себя несколько раз, чтобы не забыть.

   — Вы меня не слушаете, — грустно сообщила принцесса.

   — Извините.

   — Хотите побыстрее от меня отделаться?

   — Нет, что вы, — запротестовал Долан, но девушка в ответ только рассмеялась.

   — Думаете, если я в Огороде выросла, то совсем в людях не разбираюсь? Зря вы это. Ещё как разбираюсь, меня учили.

   — Психологи? Или социологи какие-нибудь?

   — Лучше. Леда. Вот уж кто всех насквозь видел, и меня в том числе.

   — Вы были близки?

   Ответ казался очевидным, но осознавать его было странно. Всё-таки между обычным человеком (пусть даже и главой разведки) и королевской семьёй — пропасть. Широкая и бездонная. Но то, как покойная начальница общалась с принцессами и их отцом, явно выходило за пределы рабочих отношений.

   Фальшивая Яна поставила бумажный кораблик на стол. Подвигала его туда-сюда, словно играясь. Только глаза остались грустными.

   — Ближе, чем с мамой. Наверное, нехорошо так говорить, неправильно. Но для мамы я всегда была просто обязанностью, служебным долгом. И папа тоже. Ей сказали замуж за него выйти — она вышла. Сказали ребёнка родить, а лучше нескольких — родила. А про то, что детей и мужа ещё и любить надо, ей сказать забыли. Мы и виделись-то только на официальных приёмах, она даже жила отдельно. Потом умерла, и даже как-то легче стало. А Леда — наоборот. Она должна была заниматься только нашей безопасностью, а занималась в итоге нами. Нами всеми. Играла, разговаривала, безделушки всякие приносила. Драться учила. О других мирах рассказывала. Мне её не хватает.

   — Мне тоже, — сознался Долан. Само существование старой разведчицы дарило уверенность, что все проблемы решаемы. Теперь эта уверенность исчезла, а на смену ей пришло ощущение, что всё вокруг рушится и небо вот-вот упадёт на землю.

   — Расскажите, как она умерла? — Кораблик качнулся и завалился набок. — Мне же ничего не говорят. Берегут от тяжёлых новостей. Или просто в расчёт не принимают.

   — Во сне. Говорят, сердце остановилось. Проверили всё что можно: и на магические воздействия, и на яды всякие, но ничего не нашли. Видимо, действительно сама. От старости.

   — Понятно, — вздохнула принцесса таким тоном, словно ей действительно что-то стало понятно. — Жили они долго, не слишком счастливо и умерли почти в один день.

   Долан промолчал. А что тут скажешь?

   Рядом с королём он находился не больше двух минут, но даже за это время они с Ледой успели переброситься весьма многозначительными фразами. Глупо думать, что люди, годами живущие по ту сторону портала, оказались менее наблюдательными.

   Но есть такие факты, о которых лучше не знать. А если уж каким-то чудом узнал, то хотя бы не думать. Целее будешь.

   — Тот мальчик, который теперь будет вместо неё… — Ночная гостья заминки, кажется, не заметила. — Я его видела мельком. И он так смотрел… как будто я сделала что-то плохое.

   — Он на всех так смотрит, не берите в голову. И, кстати, этому «мальчику» сорок с лишним.

   — Я знаю. Леда давно о нём рассказывала. Говорила, что если с ней что-то случится, то он единственный, кому можно доверять. Но знакомить нас почему-то отказалась. И теперь я не знаю, как быть. Он меня пугает.

   — Он не причинит вам вреда.

   — Я хочу в это верить. Но всё равно боюсь.

   Девушка отодвинула кораблик и взяла новый лист. В этот раз она складывала самолётик.

   Долан следил за точными, уверенными движениями и не мог отделаться от мысли, что уже видел такое.

   Остатки посторонних ароматов из головы наконец-то выветрились, и теперь он знал совершенно точно: Янку принцесса напоминала скорей на уровне ассоциаций и ощущений. Зато сходство с ещё одним человеком оказалось прямо-таки портретным. Даже поправку на пол и возраст можно не делать. Те же глазищи, те же светлые волнистые волосы, та же осанка, те же жесты.

   Та же самая привычка складывать из документов эти дурацкие самолётики!

   Откуда она вообще в своём Огороде знает, как они выглядят? Тоже Леда показала?

   Неважно. Ещё один факт, о котором лучше не знать.

   Да что ж за ночь такая!

   — Почему вы так странно на меня смотрите? — отвлеклась от бумажных забав принцесса. Затылком взгляд почуяла, что ли?

   Шарф окончательно сполз вниз, открывая лицо.

   Действительно один в один. Разве что Силь ростом чуть пониже.

   — Пожалуйста, Ваше высочество, больше никогда не появляйтесь в управлении без маски.

   — Опять «высочество»…

   — Я не шучу. Пожалуйста. Это очень важно.

   — Да знаю я! Что вы со мной как с ребёнком? И про маску знаю, и про обязанности, и что домой пора. И про то, что нельзя так вот запросто болтать с посторонним человеком — тоже знаю. Но можно я тут с вами ещё немножко посижу? Совсем чуть-чуть.

   — Почему вы не хотите возвращаться? — осторожно спросил Долан.

   — Страшно, — поколебавшись, ответила принцесса.

   — Страшно по коридорам в темноте идти? Или что будут ругать?

   — Кто посмеет меня ругать? Хотя господин Байсер посмеет, конечно. Но он уже старый, ему можно. И, надеюсь, он уже спит. А коридоры… Сто раз по ним ходила. С керосинкой не страшно.

   — Тогда чего вы боитесь?

   — Смерти. — Девушка произнесла это легко и беззаботно. Но потом вдруг сжалась в кресле и разрыдалась. С одного настроения на другое она переключалась легко, как театральная актриса. Только в её случае игрой и не пахло. — Меня хотят убить, понимаете? Папу убили, Веру убили. Я следующая!

   — Дома вам совершенно ничего не угрожает. Там надёжные люди, никого постороннего. — Долан понятия не имел, так ли это. Но если бы членов королевской гвардии и слуг отбирал он, то непременно проверил бы всех несколько раз. И магическую клятву принести заставил. А лучше парочку, для верности.

   — Вот и Леда то же самое говорила. Мол, она за этих людей головой ручается. Но мне страшно, понимаете? Страшно! Я спать не могу! Я не хочу быть королевой и жить с этим внутри, носить это в себе! Не хочу! Я так обрадовалась, когда Вера родилась. Что есть младшая, что ей всё достанется, не мне. А я буду свободна от источника! Смогу жить как нормальный человек. Как живой человек, а не как функция, понимаете?

   Долан понимал, хотя смысл некоторых фраз остался неясен. Возможно, потому что принцесса говорила сквозь слёзы, глотала слова. Вспомнила про шарф, уткнулась в него, вцепилась зубами, но рыдания всё равно прорывались наружу.

   Не аристократичные слезинки, которые изящно промокают платочком, а полноценная истерика человека, который слишком долго терпел и всё-таки не выдержал.

   В следующий момент Долан обнаружил себя рядом с принцессой, и она ревела уже в него, прямо в рубашку. А он гладил её по спине, по голове и монотонно шептал утешительные глупости типа «Всё будет хорошо» и «Вот увидишь, всё наладится».

   Оба они не слишком понимали, что может в такой ситуации наладиться, но искренне пытались в эти слова верить. Цеплялись за них, как за страховочный трос. Один тащит, вторая висит и изо всех сил пытается не сорваться в бездну.

   — Ну всё, Ян, всё, — проговорил Долан и отодвинулся, почувствовав, что истерика пошла на спад. И только тогда сообразил, что именно сказал и сделал. — Простите, Ваше высочество. Я, наверное, все правила этикета нарушил.

   — И правильно, что нарушили. — Принцесса неуверенно улыбнулась. — Спасибо. Большое спасибо. Может, я тоже могу что-то для вас сделать? Хотите ко мне в личную гвардию?

   Когда-то в детстве Долан пришёл бы от такого предложения в невыразимый восторг. Кто ж не хочет! Королевская гвардия — это же ого-го! Даже круче, чем милития, хоть и без камней!

   — Нет, спасибо, мне и на своём месте неплохо.

   — А кто вы? Глупо звучит, но я же ничего не знаю о вас, даже имени. Какой-нибудь очень важный агент, да?

   — Меня зовут Виктор Долан. И в основном я просто сижу в кабинете и разбираю бумажки. Ничего интересного.

   — Врёте! — вынесла вердикт принцесса. — Наверное, не просто агент, а ещё и засекреченный, вот и врёте. Но я вам всё равно благодарна. А сейчас мне действительно пора идти.

   — Я провожу.

   — Не надо, я привыкла одна. А вы без меня на обратном пути можете и заблудиться. Лучше помогите керосинку зажечь.

   Долан, конечно, помог. И подумал, что надо по возможности притащить из технологических миров нормальный фонарик, работающий без магии, чтобы девчонка не страдала зря. Ну и пусть контрабанда. Кто поймает-то? Люди, вон, машины привозят — и ничего, мир не рушится.

   О том, что принцесса отошла на достаточное расстояние, возвестил зажёгшийся светлячок. Долан немного попялился на него, прикидывая, чем может грозить ночной визит монаршей особы, но так ничего умного и не надумал. Девчонка испугалась, психанула — ничего, бывает. Главное, чтобы до Огорода добралась без проблем.

   Магический замок среагировал на закрытие как положено: слегка завибрировал. Вот теперь всё в норме. Можно и спать наконец-то!

   Но на пути к дивану внезапно обнаружилось ещё одно препятствие: у дверей родного кабинета караулил Ракун. Магос стоял, привалившись к стенке, думал о чём-то своём и выглядел вполне расслабленно, но на звук шагов сразу же вскинулся, насторожился.

   — А, явился наконец-то!

   — Ты что тут делаешь? — удивился Долан.

   — Да ничего. Шёл из тира, решил зайти.

   — Ночью?

   — Так ведь ты всё равно не спишь!

   — Как раз собирался.

   — Вот и молодец. Я надолго не задержу. Всего один вопрос как бывшему милиту. Чисто теоретический.

   — Выкладывай, — махнул рукой Долан. Другого способа избавиться от Ракуна он всё равно не видел. Не силой же его выпроваживать.

   Магос не торопился. Дисциплинированно дождался, пока Долан откроет кабинет, зашёл внутрь, убедился, что нет посторонних, активировал пару арфактумов (защиту от прослушки ставил, что ли?) и только тогда спросил:

   — Где у вас принято держать важных государственных преступников до объявления приговора? Причём держать не слишком официально, потому что не факт, что суд и приговор вообще будут. Некое укромное место, где заключённые не особо контактируют друг с другом и внешним миром.

   — И всё это чисто теоретически?

   — Конечно. Так знаешь или нет?

   — Теоретически — знаю. — На ум приходило только одно место, подходящее под заданные параметры. Может, существовали и другие, но простым милитам о них не сообщали. Да и про это предпочитали молчать, но целое здание с людьми скрыть сложно.

   — Тогда рассказывай. В подробностях.

   — Во что ты опять ввязался, Эллерт?

   — Тебе какое дело? — огрызнулся Ракун.

   Значит, действительно ввязался. И совсем не теоретически.

   — Если тебя прибьют, Алина расстроится. А ей сейчас и так нелегко.

   — Ой, какие мы заботливые. — Сумасшедший енот растянулся на диване прямо в сапогах, и Долан еле удержался от комментария, что он вообще-то здесь спит. Но всё же промолчал, потому что магос вдруг стал неожиданно серьёзным. И попросил тихо, почти вежливо: — Мне правда больше некуда с этим пойти. А очень надо. Ну же, не жмись!

   Долан зевнул. И рассказал, конечно. Что ему ещё оставалось?

   Заснуть удалось лишь под утро, зато сразу же и крепко. Снилась Яна. Настоящая. Бескровное лицо среди осколков разбитой куклы.

   Кто бы сомневался.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой говорят о социальном неравенстве

Цера заворочался под лавкой: наружу показалось сперва крыло, потом кончик хвоста.

   — Хватит там сидеть! Я не для того тебя сюда притащила. Иди гуляй. — Алина наугад пихнула марта ногой. В лодыжку немедленно ткнулся влажный нос, но целиком вылезать зверь не захотел — его и так всё устраивало.

   Алину, в принципе, тоже. Ночью в школьном парке было уютно: небо, звёзды, свежий воздух, монотонный стук, с которым мелкие насекомые тыкались в единственный на всю округу фонарь, а главное — никаких людей. Преподы давно разошлись по домам, за студентами бдили коменданты.

   Точнее, пытались бдить, но некоторые всё равно умудрялись сбежать от надзора.

   — Бред какой-то! — нарушил блаженную тишину зычный голос одного из Фелтингеров. — И что нам теперь делать?

   — Да не знаю я! Придумай что-нибудь, ты же младший, — немедленно откликнулся второй.

   — Обычно как раз старшие берут на себя ответственность.

   — Не в этом случае. Твоя проблема — ты и разгребай.

   — Общая проблема.

   Голоса приближались. Алина машинально вжалась в лавочку, стараясь казаться незаметной. То, что в прошлый раз разговор получился мирным, не означало, что застарелая вражда испарилась. Мало ли что близнецам в голову взбредёт.

   Зато Цера вдруг выскочил из своего укрытия и бросился наперерез братьям. Те встретили его появление радостными воплями.

   — О, старый знакомый! Что, зверёныш, удрал от хозяйки? Или она тебя выгнала за то, что в туфли нагадил?

   — Это у вас хомяк в туфли гадил, а Цера — приличный. Мы гуляем! — не выдержала Алина.

   — По ночам, украдкой? Тебе его совсем не жалко? Он же вон какой здоровенный, ему бегать надо. И летать. — Прим поворошил марту шерсть на загривке, и тот довольно заурчал.

   — Летать он не может, крылья подрезаны.

   — И что, так и таскаешь его туда-сюда мимо коменданта на руках? А кормишь чем? Пирожками из буфета?

   — Нет, любопытными однокурсниками. Собственноручно разделываю, потрошу, а остатки продаю в столовую на суп, — огрызнулась Алина.

   Вопрос про еду неожиданно попал в самую точку. Цера ел всё, до чего мог дотянуться, в том числе конспекты, носки, придверный коврик и ножки стола, и новая хозяйка начала всерьёз подозревать, что полное имя у него Цербер. Или Трицератопс.

   Но это явно была не та пища, которой стоило кормить марта.

   — Дура, есть же корм специальный, в банках продаётся и в коробках. В зоомагазин зайди, да и всё. У вас во внешних мирах что, совсем с домашними животными обращаться не умеют?

   — Умеют. Просто… Я же надеялась, что найду родственников его хозяина — и отдам.

   — И что? Не нашла?

   — Повесила пару объявлений на столбы — никто не откликнулся. Может, и не осталось никого.

   Был и более лёгкий способ отыскать владельцев марта: спросить у Долана. Списки погибших и их адреса у него наверняка есть, а если и нет — сможет раздобыть. Но это же надо идти и спрашивать. Смотреть ему в глаза и извиняться. Или не извиняться (не её же вина, что кто-то про день рождения забыл, а потом ещё и глупость сморозил!), но всё равно чувствовать себя глупо и неловко. И с каменным лицом слушать лекцию о том, что нельзя держать в общаге чужое животное и что если некому вернуть Церу, то надо сдать его в приют.

   Сдавать не хотелось.

   Возвращать не хотелось.

   Хотелось и дальше сидеть по ночам в парке, а потом засыпать, чувствуя под рукой тёплую мягкую шерсть, и не видеть больше во сне никаких взрывов, магических поединков, чужой крови. И не чувствовать так остро собственное одиночество и бессилие.

   — Эй, внешка, ты ещё здесь? Или окончательно переселилась из суровой реальности в мир грёз? — Старший из братьев помахал перед лицом Алины рукой и, заметив, что девушка не реагирует, щёлкнул её по носу.

   — Отвалите вы, а? Чего привязались?

   — Да просто мимо шли, — миролюбиво ответил младший. Но уйти и не подумал, наоборот, уселся рядом на лавочку почти впритирку к однокурснице. С другого бока немедленно подсел Прим.

   Зажатой с двух сторон Алине только и осталось, что настороженно переводить взгляд с одного парня на другого. Вставать она даже не пыталась — ясно же, что не выпустят.

   А Цера вертелся в ногах, совершенно не деля их на хозяйские и чужие. Март ластился ко всем, и к Фелтингерам даже немножко больше. Предатель!

   Сек нагнулся, потрепал зверя за ухом, и Алина всё-таки решилась спросить:

   — И долго вы так сидеть будете?

   — Пока не решим.

   — И что решаете? Уравнение с тремя неизвестными и квадратным корнем?

   — Типа того.

   Что бы братья ни обдумывали, делали они это молча, даже не переглядывались между собой. Как будто между ними тянулась незримая телепатическая связь и весь разговор шёл на мысленном уровне.

   Но это вряд ли, конечно. Не существовало таких арфактумов, чтобы мысли читать. С помощью магии Устья можно было бы попробовать. Но не в сердце Истока же!

   Да и не было теперь у Алины той силы. Всё, кончилось могущество. Пару раз всего и воспользовалась. Пару раз всех спасла. И хоть бы кто спасибо сказал…

   Сек выпрямился, резко выдохнул, хлопнул ладонями по коленям. Видимо, решил-таки своё уравнение. Прим тоже встрепенулся, посмотрел на брата:

   — Думаешь, стоит ей сказать?

   — А кому ещё? Больше некому!

   «Сказать», — мысленно повторила Алина.

   Звучало совсем не страшно и на очередное издевательство не похоже.

   — Слышь, Эллерт, а твоя тётка правда в разведке служит? — торопливо, словно боясь передумать, начал Прим.

   — Откуда вы знаете?

   — Можно подумать, это такая уж тайна! Она каждый день туда ходит. И ты иногда тоже.

   — Вы что, следили?

   — Вот делать нам больше нечего! Просто видели случайно. У нас там родня неподалёку живёт.

   Алина припомнила дома, стоящие вокруг управления. Престижный район, самый центр Истока, старинные здания. Чаще всего в них располагались правительственные организации или достопримечательности, типа того же взорванного музея. Хотя обычные жилые дома тоже встречались, и каждый выглядел как маленький дворец. А стоил, наверное, как большой.

   Ничего себе у Фелтингеров родня!

   — Ну, допустим, работает она там. И что?

   — И то! Передать кое-что надо. — Прим понизил голос до шёпота. — Мы знаем, кто взорвал короля.

   — Догадываемся, — поправил Сек.

   — Подозреваем.

   Хоть как-то среагировать на это известие Алина не успела, потому что на парковой дорожке раздались быстрые шаги.

   — А ну отстаньте от неё! Что вы прицепились к человеку?!

   — Тихо-тихо, никто твою подругу не трогает, — миролюбиво вскинул ладони Сек. — Она сама решила с нами пообщаться. Скажи же, ну!

   Алина получила локтем в бок и торопливо закивала:

   — Мы просто разговаривали. Всё нормально.

   — Знаю я, чем такие разговоры заканчиваются! А ну отпустите её!

   — Да кто держит-то? — возразил Прим, и они с младшим братом синхронно сдвинулись в стороны. — Забирай, если хочешь. Только она сама с тобой не пойдёт.

   — Это ещё почему? — Лиза нахмурилась, подозревая подвох.

   — С нами интереснее, — хохотнул Прим. — Так ведь, Эллерт?

   В этот раз Алина успела увернуться, и чужой локоть не ткнулся в рёбра, а лишь скользнул вдоль них. Но на ответ это не слишком повлияло.

   — Лиза, знаешь… Спасибо, что беспокоилась, но у меня правда всё в порядке. Ты иди. Мы договорим — и я тоже приду.

   — Через пять минут комендант дверь запрёт. Опоздаешь — придётся объяснительную писать.

   — А она у нас переночует. — Фелтингеры жили на первом этаже, поэтому двери обычно игнорировали, предпочитая ползать через окно в любое время дня и ночи.

   — Да я скорее прямо тут на лавке спать лягу! — поморщилась Алина.

   — Ладно, оставайся здесь. Церу только нам отдай — чего зверю лишний раз страдать от того, что у него хозяйка дурная.

   — Сами вы дурные! Вам не то что марту — таракана доверить нельзя.

   — Зачем нам твои тараканы, у нас своих хватает! — Прим выразительно постучал себя по голове, покрытой короткими, едва начавшими отрастать волосами.

   Бритые затылки остались в прошлом, что, по мнению Алины, пошло парням только на пользу. Почти симпатичными стали. И ещё чуть более разными. Даже в неровном фонарном свете было заметно, что волосы у старшего немного темнее. А глаза, наоборот, светлее. Бледно-голубые. А у Сека — почти синие. Забавно. Вот вам и близнецы!

   — Так! — повысила голос Лиза. — Вы что-то от меня скрываете?

   Все трое дружно замотали головами, прекрасно осознавая, что в этот момент стали выглядеть ещё более подозрительно.

   Лиза промолчала, но вся как-то сникла. Даже косички безвольно повисли.

   — Прости, — выдавила Алина.

   И поняла, что просто не сможет сейчас остаться с Фелтингерами. Узнать, кто устроил взрывы, — это, конечно, важно. Но обманывать подругу… Единственную подругу в этом мире, которая всегда готова помочь и поддержать…

   Нельзя так! Не по-человечески!

   Алина устала от тайн, от постоянных недомолвок, подписок о неразглашении, от невозможности поделиться мечтами, страхами и проблемами. Но одно дело — чужие секреты, раскрытие которых может кому-то навредить, и совсем другое — слухи, принесённые однокурсниками. Что плохого, если их ещё кто-то услышит?

   Лиза отвела взгляд, явно собираясь уходить, и Алина не выдержала. Вскочила, ухватила подругу за руку и объявила:

   — Говорите при ней. Или я тоже уйду!

   Фелтингеры нерешительно переглянулись. Сек задумчиво почесал нос.

   «Скажут», — отчётливо поняла Алина. Не хотят, но всё равно скажут. Им почему-то очень надо поделиться информацией. Настолько, что ради этого можно и Лизу потерпеть.

   Впрочем, «потерпеть» — не слишком правильное слово. К отличнице из Викены братцы всегда относились вежливо и нейтрально, что в их случае означало «очень хорошо». Вот и сейчас их лица постепенно смягчались, напряжение и нерешительность уступали место азарту.

   Прим, в полном соответствии с именем, сдался первым:

   — Ладно, можно и при ней. Всё равно ж потом растреплешь. У вас, девок, вечно языки без костей!

   — Язык — это мышца, в ней кости вообще не предусмотрены, независимо от пола, — блеснула эрудицией Алина.

   — Есть у нас один знакомый: по три серёжки в каждом ухе, одна в носу, и в языке тоже штырь, причём именно костяной. Так что всякое бывает, — сообщил Сек и сдвинулся ещё немного, освобождая место на лавке. — Садитесь обе сюда, не орать же на весь парк.

   Лиза неуверенно улыбнулась, шагнула вперёд — и снова остановилась.

   — Ну что теперь? — нахмурился старший из братьев. — Два раза приглашать не будем!

   — Извините. Просто не мог бы ты отсесть ещё чуть-чуть подальше. Иначе я окажусь к тебе слишком близко, а это… ну, неприлично. Ты же мужчина.

   — Ох уж это викенское воспитание, — хмыкнул Прим. Но действительно отодвинулся, и даже не чуть-чуть, а на самый край. И язвить не стал. Вообще неслыханное дело!

   — Вас обоих точно не подменили? — Алина усадила Лизу посреди скамейки, а сама кое-как впихнулась на свободное место. Её парень под боком не особо смущал. Если бы он драться полез — другое дело. А сейчас вроде как мирные переговоры.

   — Разъяснили перспективы и поставили ультиматум, — туманно ответил Сек. И кивнул старшему брату: — Давай!

   Тот задумчиво покусал нижнюю губу, прикидывая, с чего начать:

   — Мы же вечные нарушители спокойствия. Ну, вы в курсе. А в школе сейчас тишина. Чуть ли не единственное тихое место в Истоке. Поэтому мы пошли погулять…

   — Докопаться до кого-нибудь незнакомого, — перевела Алина.

   — Погулять, — стоял на своём Прим. — И нарвались на драку. Случайно. Мы её даже не начинали. Просто увидели, что какие-то мужики толпой двух пацанов бьют. А один из них оказался наш, с третьего курса. Вы его, может, даже знаете — высокий такой, длинноволосый, заикается, Эриком зовут.

   Лиза кивнула — она вообще, кажется, всех обитателей школы знала.

   Алина покачала головой. Длинноволосого Эрика она если и видела, то не запомнила.

   — В общем, мы решили за своих заступиться. А то не по-товарищески же. Наваляли этим типам да смылись оттуда, пока милиты не нагрянули. Все вчетвером смылись. Ну и спрашиваем этих двоих, за что их так приложили. И тут второго, который не Эрик, прямо прорвало. Сначала кричал, что, мол, пострадал за справедливость и свободу слова, потом начал вещать про равенство, про то, что вся власть принадлежит магам, а это неправильно, что всё должно быть по справедливости, что обычные люди тоже имеют права… Такие вот идеалистические штуки, в общем. И так разошёлся: глаза горят, руками размахивает, слюни изо рта брызжут. Мы на него смотрим, смотрим… Как на дурака, короче. А он не понимает, всё лозунги декламирует. Ну Сек ему намекнул. Типа, братан, это ты всё интересно говоришь, но мы вроде как тоже маги. И друг твой, кстати, тоже. А Эрик так на нас вылупился, как будто мы что-то глупое сказали. И туда же: «Вы просто не понимаете, он всё правильно говорит!». Придурок патлатый!

   — Почему придурок? — удивилась Алина. — В равенстве же нет ничего плохого. И то, что всем маги заправляют — это ведь правда не слишком хорошо.

   — Ещё одна идеалистка, — фыркнул Сек.

   — Нет, я серьёзно! Нельзя принижать людей только потому, что им камня не досталось. Да даже в магических семьях чаще всего один-два камня на весь род. И если кому-то повезло, это не значит, что остальные ущербные.

   — Никто и не принижает!

   — Да ладно! Если в магазин заходят расфуфыренная магисса и обычная девушка — угадай, кого обслужат первым? А если в каком-нибудь суде маг с обычным человеком схлестнётся, кто выиграет?

   — У кого денег больше.

   — А у кого их больше? У кого больше возможностей заработать? У кого в родственниках и знакомых вся знать Истока вплоть до королевского двора?

   — Тихо, не кипятись. — Лиза дёрнула подругу за рукав. — Ты права, но они ведь не о том говорили. Пусть закончат.

   Алина поспешно замолчала. Сама не ожидала, что её понесёт в такие дебри, но некоторые вещи в Истоке действительно очень бесили. И ещё больше бесило, что близнецы смотрели на неё с ироничным покровительством, как взрослые на маленького неразумного ребёнка, который возмущается, что вода мокрая, а огонь жжётся.

   Очень хотелось посмотреть на них в ответ, но братьев было двое и сидели они на разных концах лавки. А смотреть одновременно в две стороны Алина не умела и учиться не стремилась. Поэтому пришлось смотреть на Церу. Март, поймав взгляд, подошёл ближе и доверчиво положил голову хозяйке на колени. Почеши, мол. Пришлось чесать.

   Прим тоже не удержался, потрепал зверю уши, Лиза погладила по спине и крыльям, Секу достался хвост.

   Хрупкий мир был восстановлен.

   — Мы им и сказали: «Если обычные люди такие угнетённые, то они должны были вас за такие слова на руках носить, а не бить всем кагалом». — Прим закончил с ушами и переключился на холку. Цера довольно заурчал. — Так знаете, в чём дело? Эти два дебила лозунги писали на стенах. Раз написали — жильцы закрасили. Другой раз написали — жильцы опять закрасили. Кому ж понравится, когда на их домах провокационную дичь пишут! А на третий раз они просто подкараулили этих пропагандистов и отметелили. Ну, попытались то есть, но мы помешали. И тут Сек решил выпендриться!

   Младший брат издал нечто среднее между смешком и смущённым покашливанием, и сходу расшифровать такую реакцию у Алины не получилось.

   Зато Прим совершенно точно понял, что до него пытались донести, но отступить и не подумал:

   — Нет-нет, пусть все знают, что это была твоя идея! В общем, он им сходу накидал десяток вариантов, как можно вести пропаганду, не настраивая местных против себя. Листовки там всякие, митинги, благотворительные фонды, гуманитарная помощь, скрытая реклама… Эрик аж рот разинул. А дружбан его сначала просто заткнулся, потом задумался, а потом и спрашивает: «А может, вы нашему главному всё это расскажете?» И мы такие: «Да, конечно, хоть сейчас!» Любопытно же, что там за главный. Ну и притащили они нас в свой штаб. Квартира какая-то обшарпанная, тут недалеко. Выслушали нас. Похвалили за сознательность. Предложили поучаствовать в ближайших акциях, но что за акции, так и не уточнили.

   — А вы что?

   — Сказали, что подумаем. Непонятно же, зачем звали: надписи рисовать на стенах или дома взрывать. Надписи-то мы можем, а вот остальное...

   — Так может, они к взрывам и отношения никакого не имеют? — Алина снова поймала себя на том, что сколупывает коростинки на запястье, и зажала ладони между коленями. — Они же вроде за равенство и справедливость. Вполне мирные намерения.

   — С мирными намерениями так не конспирируются.

   — Да где ж тут конспирация? Вас первым же делом потащили с главарём знакомиться.

   — Не думаю… — Прим мельком глянул на брата и поправился: — Мы оба сомневаемся, что это настоящий главарь. Кишка тонка. Да и вы то же самое скажете, когда поймёте, с кем мы общались!

   Теперь настал черёд девушек переглядываться.

   — Мы его знаем? — уточнила Лиза.

   — А то!

   — И?

   — Да не пяльтесь так — скажем мы вам, скажем, раз уж начали. Только никому ни слова!

   — Как это никому? — опешила Алина. — Вы ж меня просили информацию передать.

   — Ну, тогда никому, кроме родни твоей. Главное, никому в школе!

   Девушки снова переглянулись и слаженно кивнули.

   Даже Цера заинтересованно задрал морду.

   — Мы, в общем, не уверены ни в чём. Но руководил всеми тот мужик, который с нами на одном курсе учится. Усатый такой, с залысинами.

   — Энгус! Его зовут Энгус! Как вы все умудрились за год не запомнить? — удивилась Лиза.

   — Да неважно. Вот он всем заправляет.

   — И он работает в музее, который взорвали, — осторожно проговорила Алина, сжимая колени. Руки чесались нестерпимо.

   — Вот! Понимаешь теперь, какие они мирные?

   — Не доказано, — прошипел Сек. И, кажется, это был первый раз, когда он прилюдно возражал брату.

   — Так очевидно же всё!

   — Не всё! — упёрлась Алина. После истории с Перфи она накрепко запомнила, что не надо хвататься за первую попавшуюся версию просто потому, что она выглядит правдоподобной. — Если бы они действительно были связаны со взрывами, то не стали бы так явственно палиться. Смысл этому Энгусу так себя подставлять? Он бы просто не стал с вами общаться. Или поговорил бы, но потом не выпустил. В их положении трупом больше, трупом меньше — уже никакой разницы.

   — Так мы поэтому и сказали про конспирацию! Они ж не идиоты. Точнее, идиоты, конечно, но не совсем. Кое в чём соображают. Со всех присутствующих на собрании перед уходом требуют клятву о неразглашении. Настоящую, магическую.

   — А как же вы сейчас это всё рассказываете? С клятвами шутить нельзя! — Лиза нервно дёрнула себя за косичку.

   — Не мы рассказываем. Я рассказываю, — гордо улыбнулся Прим. — Чувствуете разницу?

   — То есть?

   — Я не давал клятву. А Сек дал её два раза. Близнецами иногда быть очень удобно, знаете ли!

   — Вы двойняшки, — хмыкнула Алина.

   — Эй, это была наша тайна! — в притворном ужасе замахал руками младший брат. — Мы хранили её девятнадцать лет и два месяца! Теперь нам придётся тебя убить как свидетеля!

   — Вперёд! Только возможность передать вашу историю разведке умрёт со мной. Кстати, почему всё-таки разведке, а не милитам?

   Братья переглянулись и, кажется, слегка смутились.

   — Мы пробовали сказать бабушке. Намекнуть, что у нас есть информация, — начал младший. — Но она сказала: «Серьёзные люди без ваших отбитых мозгов разберутся!».

   — И «Ещё раз услышу от вас хоть одно слово на ту же тему — прокляну обоих». Или что-то в таком духе. И, знаешь, она может, — добавил старший.

   — Вот мы и решили зайти с другого конца. С противоборствующей стороны.

   — Но почему через меня? Пришли бы прямо в управление. Туда, правда, сейчас посторонних не пускают...

   — Вот видишь, не пускают! Это во-первых. А во-вторых, бабушка же узнает, даже если мы случайно мимо пройдём и камушек в ограду кинем.

   — Это не человек, а система слежения какая-то, — фыркнула Алина.

   — Нет, просто для неё любые взаимодействия с вашими — больной вопрос. Некоторым людям очень тяжело переступать через старые принципы.

   — Эм… — многозначительно протянула Алина.

   Бабушка Фелтингеров, кем бы она ни была, ей уже заранее не нравилась. Какая-то упрямая, выжившая из ума старуха. О которой внуки почему-то говорят с таким трепетом, словно она пуп земли. А Лиза кивает так, будто полностью разделяет их мнение.

   Отличница поймала взгляд Алины и деликатно хихикнула.

   — Та-а-ак… — сообразил Сек. — Ты не в курсе, о ком мы сейчас говорим, да?

   Судя по интонации, его это удивило.

   Значит, должна быть в курсе, но...

   Алина честно попыталась вспомнить. Кажется, кто-то эту бабушку уже упоминал… Точно, Перфи! То есть Рауд, но тогда он был Перфи. Правда, ничего особенного он не говорил, только пригрозил наябедничать старушке на внуков.

   Выходит, они были знакомы.

   Тогда она, наверное, тоже какая-то преступница, раз разведку не любит?

   Лиза снова хихикнула:

   — Она не вспомнит. Даже если пытать будете — не вспомнит. У неё феноменальная способность спать на истории и политологии. Да и на любых других уроках тоже. А у вас ещё и фамилия другая.

   — И хорошо, что другая! Каждый раз радуемся, что не приходится представляться как Зинтер. — Сек обернулся к Алине, надеясь увидеть на её лице подобающие эмоции, но нашёл только непонимание. — Эй, внешка, ну же! Зинтер! Зин-тер!

   — Я не глухая. Просто не помню, кто это. Какая-то известная певица?

   — Фелиция Зинтер, председатель Совета магнатов, — сжалилась Лиза.

   — Ой!

   — Тебе «Ой!», а нам с этим жить. — Прим щёлкнул однокурсницу по носу. — И, поверь, проблем от такого родства куда больше, чем пользы. Ну что, передашь своим? Только как-нибудь так… Ну, не упоминая нас. Нечаянно услышала разговор, например.

   — Ага, и адрес конспиративной квартиры тоже случайно узнала.

   — А записку с адресом кто-то выронил и не заметил. Такой вот балбес. А ты подобрала. Такая вот умница. Только дайте листок какой-нибудь и карандаш, а то ронять и подбирать нечего будет.

   Бумага нашлась у запасливой Лизы. Прим не только написал на ней адрес, но и подробный план квартиры нарисовал, на всякий случай. После чего они с братом почти сразу же испарились, даже не попрощавшись толком. Видимо, сочли свою миссию исполненной.

   Алина повертела в руках записку, откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза.

   Вот так. Сходила марта выгулять, называется!

   Хотела ведь тихо себя вести. Правда хотела. Никуда не лезть, ни во что не ввязываться. Хватит уже, наприключалась на всю оставшуюся жизнь!

   Но что делать-то теперь?

   — Почему ты не говорила, что твои родные работают на разведку? — нарушила молчание Лиза.

   — Про Долана ты и так знала.

   — А про остальных? Не похоже, что это такая уж тайна. — В голосе подруги слышалась тщательно скрываемая обида, и от этого на душе стало ещё паршивее. Скрывать правду совсем не хотелось, особенно сейчас.

   — Дядя там уже не работает. Из-за зрения. — В ладонь ткнулся влажный нос, и Алина не глядя потрепала Церу по загривку. — А Сандра… ну, она вроде как стажёр, на испытательном сроке, и там вообще всё очень зыбко пока. Так что она просила об этом не распространяться особо.

   Ну вот, вроде и рассказала, и не соврала.

   И совсем не обязательно Лизе знать, что Ракун ходит в управление как к себе домой в любое время дня и ночи, и что у Нины доступ к документам повыше, чем у некоторых постоянных сотрудников. И все занимаются интересными и полезными вещами, в то время как Алина в ответ на любое действие слышит «сиди дома, не лезь, без тебя разберутся».

   — Цера, пошли спать! — Девушка встала со скамейки и решительно дёрнула поводок.

   — Что ты задумала? — тихо спросила вслед подруга.

   Видимо, вариант «совсем ничего» не рассматривался даже в теории, но Алина всё-таки попыталась отвертеться:

   — С чего ты взяла?

   — Я из Викены, а не из интерната для умственно отсталых. Так что выкладывай.

   — Фелтингеры ни в чём не уверены. Они сомневаются. Я не хочу передавать непроверенную информацию.

   И Долана видеть не хочу!

   Это Алина вслух не произнесла, только подумала. И сама же себя одёрнула. Увидеть хотелось, и ещё как. Но желательно при этом выглядеть героем, а не доносчиком.

   Ещё близнецы могли врать. Поняли, что на мелкие подначки старая жертва больше не ведётся, и решили поднять ставки.

   Или это такая хитрая ловушка для разведки, задуманная главой правительства. И, если что-то пойдёт не так, крайней окажется именно Алина.

   А ещё… Может, эти идеалисты-подпольщики и правы, и надо что-то делать? Что-то посерьёзнее надписей на стенах?

   Нет, конечно, не все маги были зарвавшимися гордецами. Не все из них владели несметными богатствами. Не все носили камни на виду, некоторые наоборот прятали, будто стеснялись. Но таких было меньшинство. А многие вели себя как… Да как те же Фелтингеры. Или Ракун.

   Алина любила дядю, но то, как он порой относился к людям, заставляло её краснеть от стыда. Правда, он и с магами вёл себя ничуть не лучше, но те хотя бы могли за себя постоять. А если вдруг не могли, то от мелких неприятностей их защищали законы, а от более крупных — влиятельные знакомые.

   Но кто защитит горожан, некстати подвернувшихся под руку разбушевавшемуся магосу?

   Лиза подошла сзади и осторожно тронула подругу за плечо.

   — Ты не можешь просто молчать об этом. Так нельзя.

   — Я не собираюсь молчать. Просто хочу сначала сама проверить. Не хочу, чтобы пострадали люди, которые ни в чём не виноваты и просто хотели сделать мир немного лучше.

   — А если они опять что-нибудь взорвут?

   — Вряд ли. Все покушения были направлены на королевскую семью, а принцесса теперь до коронации на людях не появится. Есть время разобраться. — Пальцы на плече едва заметно дрогнули. Алина обернулась к подруге. — Что? Я не только спать на лекциях умею, логически мыслить тоже могу!

   — Я не о том. Просто… Пожалуйста, будь осторожна. — Лиза отдёрнула руку, неловко улыбнулась. — Мне нравится с тобой общаться, и я не хочу, чтобы это прекратилось. В конце концов, ты ещё не всё мне про свой мир рассказала.

   — Я тебя ещё на экскурсию туда свожу! Потом, когда школу окончим и разрешение на выезд дадут!

   — Мне нельзя! Ты же знаешь, я вернусь в Викену и…

   — Несколько дней погоды не сделают. Не сразу же после выпускного тебя под венец потащат. Хоть погуляешь напоследок. — Алина улыбнулась как можно беззаботнее. Получилось вроде хорошо, почти как у дяди, но внутри всё просто кипело от злобы и сочувствия.

   Да чтоб они провалились, эти порядки и законы, принуждающие хороших людей подчиняться чужой воле!

   Этот мир надо менять! И соседний тоже!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, в которой пытаются думать о последствиях

В квартире пахло свежим кофе, что сразу же выдавало присутствие Нины.

   Значит, не пошла ночевать в общагу, а осталась здесь дожидаться результатов вылазки. Вот же любопытная выхухоль!

   Подруга действительно обнаружилась в спальне. Сидела на кровати и шелестела книжкой. Ракун попытался прикинуть, что могло её заинтересовать, но быстро сдался. Слишком большой разброс: от учебника по химии до рекламного каталога из бесплатной рассылки.

   — Почему не спишь? — спросил магос, стягивая сапоги.

   — Не хочется, — ответила Нина. И с трудом сдержала зевок.

   Ноги после целого дня беготни гудели, женские колени — манили. Ракун плюхнулся на кровать и устроился на них головой. Лежать было так привычно и уютно, что даже мигрень, навалившаяся после тира, немного отступила.

   Нина сразу же зарылась пальцами в волосы магоса, поворошила их. Стало совсем хорошо. Вечно бы так валяться, и чтобы не надо было никуда бежать, кого-то спасать, рисковать, драться!

   Только вот зачастую драться приходится именно ради того, чтобы иметь возможность вернуться домой и устроиться на коленях любимой женщины. А если убрать риск, то домашние посиделки из вожделенной награды превратятся в рутину. Такой вот парадокс.

   — Кажется, я старею, — пробормотал Ракун.

   — С чего это вдруг?

   — Да ерунда какая-то в голову лезет. Ещё немного — и начну изрекать её с умным видом. И чтобы все вокруг смотрели и внимали.

   — Тебе студентов недостаточно?

   — Так они разве внимают? Если хоть один из десяти слушает — уже хорошо.

   — Давно ли сам лекции прогуливал?

   — Ой, давно! — Магос притворно вздохнул. — Говорю же, старею. Скоро стану занудным, седым, дряхлым…

   — А что? Тебе пойдёт!

   — Дряхлость?

   — Нет, седина. — Нина снова поворошила волосы Ракуна. Распустила хвост, провела пальцами между прядями. — Такой, знаешь, отпечаток прожитых лет и событий. Чтобы все видели: серьёзный человек идёт, умудрённый опытом.

   — А рядом ты: тоже серьёзная, умудрённая, в очках и с книжкой.

   — То есть примерно как всегда?

   — Ага.

   Нина помолчала, пошуршала страницами. Убедилась, что магос не торопится рассказывать о результатах поисков, и всё-таки спросила:

   — Как успехи? Узнал что-нибудь?

   — Как тебе сказать… — Ракун медленно и старательно потянулся, чтобы как можно дольше сохранить интригу. За что и получил книжкой по макушке. Не больно, но ощутимо.

   — Если Долан тебя за дверь вышвырнул и волшебный пендель добавил для ускорения — так и говори. Вот как чувствовала, что надо самой идти!

   Магос только отмахнулся.

   Нина действительно предлагала пойти к бывшему милиту самой или вдвоём, но Ракун отказался.

   Его расспросы ещё можно было списать на любопытство или какую-нибудь постороннюю авантюру. А вот упрямая выхухоль, выясняющая, как тайком проникнуть в тюрьму, — это уже повод всерьёз забеспокоиться и начать задавать встречные вопросы.

   Какая уж тут конспирация!

   О том, чтобы выложить Долану всю правду о ситуации, и речи быть не могло. Бросится отговаривать или, того хуже, помогать. А прежние коллеги на него и так зуб точат и во всех грехах подозревают, так что опальному милиту в их поле зрения лучше лишний раз не появляться.

   Да и...

   Магос всеми силами гнал эту мысль из головы, но она упорно возвращалась.

   ...Если всё накроется, если вся операция пойдёт прахом, должен же кто-то позаботиться об Алинке. Кто-то достаточно надёжный и достаточно свой, пусть даже он сам ещё не осознаёт, что давно уже стал своим. Не на Силя же девчонку оставлять, в самом-то деле! Ему только этой пигалицы на шее не хватало.

   — Ну не томи! — взмолилась Нина.

   — Рассказал он, рассказал. Всё, что знал. Есть у них отдельное заведение, как раз для таких вот хитрых случаев. Причём прямо в центре, у нас под носом.

   — И что? Никто из наших об этом даже не догадывался?

   — Да кто ж их разберёт. Я вот не знал, ну так мне и не надо было. Кому надо — те наверняка в курсе, но не спрашивать же всех и каждого, когда Долан есть. Он услужливый. И, кстати, он в этом узилище даже бывал пару раз. Правда, это вечность назад было, но государственные организации такого типа — штука консервативная, в них веками ничего не меняется. Так что вот! — Ракун вытащил из кармана сложенную вчетверо бумажку и помахал ею в воздухе. — План здания накорябал, пока объяснял. Хотя мне-то на кой?

   — Зато мне пригодится! — Нина быстро перехватила рисунок, развернула, но долго вглядываться не стала. — Он ничего не заподозрил?

   — Кажется, он просто не в состоянии был думать и подозревать. Любую секретную инфу выложил бы ради того, чтобы я от него отстал и дал поспать.

   — То есть прямо так всё и рассказал? И даже не удивился?

   — Только попросил при случае раздобыть ему нормальный немагический фонарик и запас батареек. И задолбал вопросом, что дарить Алине на день рождения. Как будто я знаю, что ей дарить! Ты вот знаешь?

   — Я ей даже торт купить забыла. И вообще в последнее время такое чувство, что она меня избегает. — Нина со вздохом откинулась на кровать. — Ладно, давай подробности.

   — Знаешь, где министерство финансов заседает? Большой такой дом, старинный, за речным вокзалом, ниже по течению. А сразу за ним — стройка, тоже стародавняя. Там раньше какая-то фабрика была, потом у неё то ли крыша рухнула, то ли стена обвалилась, то ли ещё что. Всё вокруг забором огородили, начали ремонт, но так до сих пор и не закончили, что-то застопорилось. Говорят, потому что там водятся призраки всяких невинных жертв из глубины веков, а на любого, переступившего порог, немедленно падёт страшное проклятие. Зря смеёшься, я в детстве верил! И местные верят. И всякие странные шорохи оттуда по ночам доносятся. Ну и вот, как выяснилось, стройка там только для вида, а на самом деле внутри всё прекрасно функционирует. И милит наш уверен, что если где и будут нелегально держать человека, то только там. Да и увезли его примерно в том направлении, так что всё сходится.

   — И как туда попасть?

   — С этим сложнее. Есть вход прямо из министерства, через подвал, но чтобы до него добраться, придётся всё здание штурмом брать. А там охраны — как на ювелирном заводе, и всё арфактумами утыкано! Не потянем. Но есть другой проход, отдельный, за всякими табличками «Осторожно, ремонт!» и прочими строительными лесами. Пользуются им очень редко и в основном для вида: грузовик щебёнки там подогнать, ломаный шифер вывезти. Ну, или от трупа какого-нибудь избавиться — не через министерство же его тащить. Мы с Ри когда-то туда бегали ночью привидений слушать. Не услышали, но внутрь сунуться так и не рискнули. И хорошо, что не рискнули. Потому что, думаю, в одном слухи не ошибаются: проклятие поперёк ворот там наверняка висит, а то и не одно. И сигнализация.

   — Можно взломать. — Голос Нины из сонного стал звонким и деловым. Вот что значит попала в свою стихию.

   Очень не хотелось разочаровывать боевую выхухоль, но пришлось:

   — Тебя испепелит раньше, чем доберёшься до управляющего арфактума. Да и охрана там наверняка есть, просто не показывается. И обычно в подобных случаях магическая сигнализация дублируется механической. Как защита от всяких хитрых личностей.

   — Механическую тоже взломать можно. Теоретически.

   — А практически? Кто этим будет заниматься?

   — Алекс бы смог.

   — Но он по ту сторону забора, — отрезал Ракун. — А к другим специалистам обращаться рискованно. За мной и так сегодня весь день два придурка хвостом ходили без перерыва на обед и туалет.

   — Ты от них отвязался?

   — Зачем? Помотал по городу, причём пешком. Под конец, когда до управления дошёл, они уже еле тащились.

   — Устал? — Нина коснулась висков магоса, легонько помассировала, словно точно знала, что ему сейчас нужно.

   Хорошо. Приятно.

   — Не, я в порядке. Это они просто слабаки!

   — Ясно, — ответила женщина, но руки так и не убрала. — У нас нет шансов, да?

   — Как тебе сказать… Долан уверен, что ни единого.

   — А ты?

   Ракун задумался, подбирая слова. Шансы, вероятности… Кто их вообще считает? И что они меняют? Отсидеться дома всё равно не выйдет. Значит, или всё у них получится, или нет. Третьего не дано.

   — Как показывает опыт, в каждом старинном здании есть куча уязвимых мест и тайных проходов. К несчастью для нас, владельцы тюрьмы об этом прекрасно знают и увешали сигнализацией всё, что нашли. Но могли же что-нибудь пропустить. Или забыть обновить арфактумы за давностью лет. Так что наша цель — зайти там, где нас не ждут.

   — И выйти, — педантично напомнила Нина и потянулась за планом.

   В этот раз она рассматривала его гораздо внимательнее, как будто пыталась заучить наизусть: шелестела бумагой, что-то неразборчиво шептала, ёрзала. И наконец спросила:

   — А это что за чёрточка?

   — Женщина, ты издеваешься? Я даже не знаю, где эта чёрточка находится, — пробурчал магос.

   — Но он же не молча рисовал! Должен был объяснить!

   — Он и объяснил. — Ракун вытащил из кармана подслушивающую булавку и воспроизводящий звуки арфактум. — Наслаждайся, а я спать.

   Нина немедленно схватила наушник, запустила запись и ушла в неё с головой.

   Ракун полежал ещё немного на коленях подруги, но больше его по волосам не гладили и за ухом не чесали. Только шуршали, ёрзали, а потом и вовсе двинули по лбу локтем.

   Магос в ответ демонстративно переполз на другую сторону кровати и накрыл голову подушкой.

   — Ой, прости! — спохватилась Нина. — Спи, спи, я на кухню пойду, чтобы не мешать.

   До кухни она, правда, добралась далеко не сразу. Сперва замерла посреди комнаты, дослушивая кусок записи, показавшийся особенно важным. Потом долго искала в сумке блокнот. Уронила очки. Подняла. Почти вышла из комнаты, но вернулась за карандашом.

   Почему-то эти хаотичные метания не раздражали, а умиляли. Веяло от них чем-то родным. Ракун даже из-под подушки вынырнул, чтобы лучше слышать. Нина не заметила: снова застыла, торопливо корябая что-то в блокноте, причём на весу, хотя до стола оставалось два шага.

   Ракун порой завидовал её умению вот так абстрагироваться от окружающих во время работы. Сам он обычно пытался охватить вниманием всё вокруг, а Нина погружалась в дело целиком и выныривала в реальность только для того, чтобы уточнить очередную жизненно-важную деталь.

   Вот и сейчас она машинально спросила в воздух:

   — Сколько осталось до коронации?

   — Дней восемь. А что? — Ракун заинтересованно приподнял голову.

   — Пока ничего. Спи, я ещё думаю. Надо сначала дослушать, что там наш милит наговорил, а потом сбегать в библиотеку, уточнить всякие мелочи. Но… — Нина задумчиво почесала лоб кончиком карандаша. — Скорее всего, ты мне скоро понадобишься вместе с лодкой.

   — Куда плывём?

   — В двадцать третий виток.

   — Домой потянуло?

   — Сам же сказал: Долан просил фонарик и подарок для Алины.

   — Но не сейчас ведь!

   — Почему? Купим и то, и другое. И ещё несколько полезных вещей. — Нина многозначительно взмахнула блокнотом.

   — Звучит так, будто у тебя есть план.

   — Пока что только намётки плана. Процентов двенадцать. И никакой гарантии, что он сработает.

   — Гарантия в жизни вообще предусмотрена исключительно на то, что рано или поздно мы все умрём. Но это же не повод сидеть в четырёх стенах и шарахаться от каждой возможности весело провести время. Так что предлагаю рискнуть! Что надо делать?

   — Сейчас и конкретно тебе — выспаться. И дать мне спокойно подумать.

   — Ладно, ладно. Разбудишь, когда придумаешь. — Ракун покорно рухнул обратно на подушку.

   Нина немного понаблюдала, как он ёрзает, устраиваясь поудобнее, а затем всё-таки вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь.

   На кухонном столе остывал недопитый кофе. Нина опустилась на стул, сделала большой глоток и беззвучно прошептала:

   — У меня есть план. Но он тебе не понравится.

   * * *

   — Явились наконец-то, — прокомментировал комендант появление Нины в общежитии на следующий день. — Вот как напишу докладную начальству, что вы регулярно вне территории школы ночуете…

   — И что? Это не запрещено.

   — И занятия прогуливаете.

   — Это тоже не запрещено, — парировала Нина.

   Местный устав она прочитала в первые же дни после переезда в Исток. Посмеялась над количеством взаимоисключающих пунктов, мысленно отбросила неактуальные, уложила в голове правила и запреты — и дальше жила в своё удовольствие. На уроки, впрочем, ходила. Во-первых, интересно, во-вторых, экзамен потом сдать легче, в-третьих, почему бы не сделать приятное преподам, каждый из которых искренне считал свой предмет самым важным и необходимым.

   Комендант тоже свято верил, что только на нём весь порядок в общежитии и держится, поэтому Нина пересилила себя и улыбнулась:

   — Не расстраивайтесь, это скоро закончится.

   — Хотелось бы верить, — буркнул ворчун и привычно уткнулся в газету.

   Нина едва сдержалась, чтобы не показать ему язык, и направилась к себе, искренне надеясь, что больше никто на пути не встретится.

   Ей повезло — лестница и коридор третьего этажа пустовали. Только из комнаты Алины вынырнула Лиза, но с расспросами приставать не стала. Вежливо поздоровалась и шмыгнула к себе.

   Нина перехватила Алинкину дверь, не давая ей захлопнуться. Она не собиралась заходить к племяннице, но стоило хотя бы предупредить об отъезде. Да и вообще — несколько дней не виделись. А по-человечески не общались и того больше.

   Алина сидела за столом и гипнотизировала взглядом тетрадный лист. Судя по сосредоточенному лицу, не то поэму сочиняла, не то любовную записку.

   — Не помешаю? — осторожно спросила Нина, заглядывая в комнату.

   Племянница вздрогнула от неожиданности, торопливо запихала листок под стопку книжек и лишь после этого обернулась.

   — Нет, заходи. А почему ты не на занятиях?

   — Это я хотела бы знать, почему ты не на занятиях! Опять прогуливаешь? — Нина грозно сощурилась, но Алина в ответ только зевнула. Время, когда тётушкины угрозы воспринимались всерьёз, минуло безвозвратно.

   — Сегодняшнюю социологию перенесли на завтра. Вместо неё поставили факультатив по проклятиям, а я на него не записана. Появлялась бы в школе почаще — знала бы.

   — И ты туда же? — вздохнула Нина. — Мне комендант уже прочитал лекцию о вреде прогулов. Как будто у меня выбор есть.

   — Вот и я думаю, что добровольно ты бы проклятия не пропустила. Совсем завал на работе?

   — Типа того. Я поэтому и зашла. Вечером уеду на несколько дней по делам. Пожалуйста, веди себя хорошо.

   — Ладно, — спокойно кивнула племянница. Не обрадовалась, не огорчилась, а просто приняла к сведению, из-за чего Нина почувствовала себя неловко.

   В последнее время они сильно отдалились друг от друга. Раньше Алина бежала к тёте с любыми новостями: выиграла турнир по MtG, купила новый лак для ногтей, сдала курсовик, завалила зачёт или аж десять минут пообщалась наедине с мальчиком. Они обсуждали фильмы и книги, делились мыслями, гуляли по набережной или катались там же: Нина на велосипеде, Алина на роликах. Или наоборот. Велосипед был один на двоих, ролики тоже, так что иногда приходилось меняться.

   А сейчас, когда они столько пережили вместе, переехали в другой мир, начали учиться в одной группе и выглядели ровесницами внешне, общие темы для разговора вдруг парадоксальным образом испарились.

   Нина стояла в дверях и мучительно придумывала, как разбить повисшее в комнате неловкое молчание.

   Не придумывалось.

   — У тебя случайно нет с собой подслушивающей булавки? — нарушила тишину Алина.

   — Кто же такие вещи в карманах таскает! — искренне удивилась Нина.

   — Ракун, например.

   — Вот у него и спрашивай. Зачем тебе вообще эта штука?

   — Лекции записывать. Удобно же! — Племянница растянула губы в широкой и насквозь фальшивой улыбке. Что бы она ни задумала, к учёбе это не относилось совершенно.

   Но Нина всё-таки подыграла:

   — Неудобно. Так ты хоть что-то слушаешь и запоминаешь, а если будешь надеяться на булавку, то и лекцию проспишь, и про запись потом забудешь.

   — Лиза напомнит.

   — То есть Лиза в курсе?

   — Чего?

   — Того, зачем тебе булавка.

   Алина замерла с открытым ртом, так и не определившись между «да» и «нет». Посмотрела угрюмо и резко встала из-за стола, чуть не сбив на пол книжки. Нина с удивлением обнаружила, что покосившаяся стопка состоит не из приключенческих романов, а из учебников по истории, политологии и социологии. Разных. С закладками.

   Вот это было куда неожиданнее, чем вопрос о прослушке.

   — Ничего не хочешь мне рассказать?

   — У меня всё отлично. — Алина спрятала расчёсанные руки за спиной, вполне закономерно опасаясь, что они могут выдать правду. И стояла набычившись, готовая дать отпор, как только на неё начнут давить. В том, что начнут, она нисколько не сомневалась.

   Нина молчала.

   Разобраться в ситуации очень хотелось, но вытягивать информацию насильно не было никакого желания. Потому что тогда они поругаются. Непременно поругаются. А потом…

   От мысли, что может случиться потом, Нине стало плохо почти физически. Даже в глазах потемнело, пришлось сделать пару шагов к кровати. Так, на всякий случай.

   Конечно, они не раз ругались. Любой разговор с Алиной выглядел как курение на бензоколонке. Случайная фраза, неверная интонация, косой взгляд — и взрыв! Скандал! Потом пара-тройка часов показательного молчания (иногда сопровождающегося убеганием из дома в ночь, но чаще племянница просто запиралась в своей комнате).

   А потом кто-нибудь из них (обычно, конечно, Нина) шёл мириться. Без громких слов, без пафоса. Просто подходил и обнимал. И дальше, по негласному уговору, они обе делали вид, что ничего не произошло. А потом и вовсе забывали о размолвке.

   Только вот в этот раз так запросто помириться не получится. Дело к вечеру. На закате лодка отправится в двадцать третий виток. И неизвестно, что будет дальше.

   — Я попросила, чтобы тебе одобрили проход в управление. Так что можешь приходить в любое время, — мягко проговорила Нина.

   — Да ладно? Вы наконец-то вспомнили о моём существовании?!

   — Мы всегда о тебе помним. Я и Ракун. Помним и любим тебя. Очень.

   — Та-а-ак… — задумчиво протянула Алина. — Теперь, кажется, ты должна мне что-то рассказать. Что стряслось?

   Нина невольно улыбнулась.

   Ну конечно, если она знает племянницу как облупленную, можно ожидать, что та за столько лет тоже успела изучить свою тётю. И тоже за неё волнуется, даже если обычно делает вид, что это не так.

   — Всё нормально. Просто все эти взрывы, похороны и прочее… — Нина показательно развела руками. — Сразу дурацкие мысли в голову лезут. И работы много.

   — И рабочих секретов, которые ты мне, конечно, не выдашь.

   — Не имею права. Ты же понимаешь. — Нине нечего было стыдиться, но побороть себя она не смогла и смущённо уставилась в пол.

   Сощурилась, пытаясь рассмотреть, что за странная штука торчит из-под кровати.

   Осторожно коснулась её ногой.

   Штука немедленно втянулась под кровать. А спустя пару секунд наружу выглянула любопытная рыжая морда.

   — Это что?

   — Не что, а кто. Цера. Он тут живёт. — Теперь настал черёд Алины смущённо опускать взгляд.

   — И давно?

   — Пятый день. У него хозяин погиб на Прощальной, а больше никого не осталось. Я хотела тебе сказать, но… в общем, так получилось...

   Нина набрала воздуха, чтобы высказать всё, что она думала о нелегальном содержании марты в общаге… и выдохнула. Обещала же себе в этот раз обойтись без скандала.

   — Ты его хоть к ветеринару водила? Прививки там, болячки, рацион специфический какой-нибудь. Инструкции по содержанию. Я же ничего в этих крылатых не понимаю!

   — Я тоже, — созналась Алина. — Я свожу. Завтра же.

   Март, словно догадавшись, что разговор о нём, вылез целиком. Он оказался неожиданно крупным: не куница, а целая росомаха. Ну хоть псиной не воняет — и то хорошо.

   Цера, значит.

   Нина присела на корточки, осторожно почесала зверя за ухом. Шерсть была жёсткой, но приятной на ощупь. Хотелось зарываться в неё пальцами и ни о чём не думать. Алина пристроилась рядом, начала наглаживать марта с другой стороны. Тот довольно подставил бок.

   — Ты скоро вернёшься? — спросила племянница, когда их пальцы встретились в районе холки.

   — Если всё пройдёт гладко, то сразу после коронации.

   — А если не пройдёт?

   — Тогда чуть позже. Вернусь — и отметим твой день рождения наконец-то! Лучше поздно, чем никогда, правда?

   — Правда, — неуверенно улыбнулась Алина. — Возвращайся, я буду ждать.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой дело принимает неожиданный оборот

Дом был большой, многоквартирный. Семь этажей, пять подъездов, бессчётное количество окон, за которыми могло таиться что угодно. Алина прожила в подобном человеческом муравейнике семнадцать лет и за это время запомнила в лицо разве что соседей по лестничной клетке, да и то не всех. И овчарку со второго этажа.

   С овчарки мысль сразу же перескочила на Церу.

   Что с ним будет, если хозяйка сейчас облажается? Хотя, наверное, ничего. Лиза присмотрит, она обещала. Или Фелтингеры себе заберут. Они с мартом вроде нашли общий язык.

   Да и что может случиться? Она же только посмотрит!

   Алина машинально покрутила кольцо в кармане, потом в очередной раз сверилась с адресом, написанным на бумажке, убедилась, что не перепутала район, улицу, дом, время сбора — но двинуться с места так и не решилась.

   Милитская куртка осталась дома, но на девушку всё равно никто не обращал внимания. Стоит под деревом — и пусть стоит. Может, нравится ей там, в тенёчке.

   В дом постоянно кто-то заходил. Выходили гораздо реже, словно это гигантское многоквартирное чудище работало по принципу «всех впускать, никого не выпускать». Прошаркала какая-то старушка; обгоняя её, в подъезд ворвалась стайка девчонок лет десяти; спустя несколько минут за ними проследовала женщина с коляской.

   На заговорщиков никто из вошедших однозначно не тянул.

   А вот четверо парней, оживлённо болтающих о чём-то своём, Алину заинтересовали. Девушка чуть двинулась вперёд, прислушалась: говорили об экзаменах, преподах и конспектах. У нормальных студентов, не запертых в магической школе, как раз шла летняя сессия, а эти явно были нормальными. Никаких камней, звякающих при ходьбе арфактумов и врождённого высокомерия. Обычные ребята.

   Вот это уже больше похоже на то, что описывали Фелтингеры!

   Возле дверей парни остановились, продолжили разговор. Неохотно расступились, пропуская в подъезд даму весьма своеобразного вида: длинная юбка, перчатки, шляпка с вуалью.

   Из Викены приехала, что ли? Или просто любительница тамошней консервативной моды?

   Дама слегка обернулась на болтунов, фыркнула неодобрительно и скрылась в недрах дома.

   Студенты проводили её взглядами и снова сгрудились в плотную, активно жестикулирующую кучку.

   Ладно, была не была! Алина решительно шагнула к ним — и врезалась в мужчину, который как раз в этот момент обходил дерево с другой стороны.

   — Извините, — пробормотала девушка, подняла взгляд и обнаружила усатого одногруппника. Того самого Энгуса. — Ой, здрасьте!

   — Мы знакомы? — довольно искренне удивился предполагаемый глава заговорщиков.

   М-да... Отлично разговор начинается.

   Здравый смысл требовал извиниться ещё раз, сказать, что обозналась, и бежать от этого дома как можно дальше, но Алина заткнула его поглубже и бросилась в омут с головой.

   — Вы что, не помните? Мы учимся в одной группе!

   Энгус задумчиво пригладил остатки волос на макушке, поморгал, разглядывая собеседницу и наконец опознал:

   — Точно, вспомнил! Подруга госпожи Херциг. А я смотрю — лицо вроде знакомое...

   Ну конечно, Лизу он помнит. Лизу все помнят. Хотя, наверное, если появляться на занятиях почаще, то рано или поздно окружающие выучат твоё имя. Или ты — их.

   — Меня зовут Алина. Алина Эллерт.

   — Энгус Зукно-Вейтерлойн, — представился мужчина.

   — Стойте, — выпалила Алина раньше, чем усач закончил последнюю фразу. — Мне надо с вами поговорить. Это очень важно.

   — К сожалению, сейчас я действительно занят. Возможно, позже? Часа через три вас устроит? — Энгус говорил чёткими, раздельными фразами, слегка кивая в такт словам. Из-за этого Алина сама едва удержалась от кивка, но вовремя спохватилась:

   — Нет, не устроит. За три часа я успею всем рассказать, чем вы тут занимаетесь.

   — Не понимаю, о чём вы. — На лице собеседника не дрогнул ни один мускул. — Госпожа Эллерт, простите, мне пора идти.

   — Никуда вы не пойдёте! — Алина схватила Энгуса за рукав, но быстро поняла, как глупо это выглядит, и отпустила.

   Мужчина брезгливо расправил замявшуюся ткань и слегка отступил назад. Уходить он, вопреки собственным словам, не спешил. Верх всё-таки взяло любопытство. Или осторожность. Сейчас выслушает все аргументы, подаст знак кому-нибудь из заговорщиков — и будет к вечеру вместо Алины хладный трупик без особых примет.

   И вот как объяснить, что она действительно хочет просто поговорить? С самыми благими, чтоб их, намерениями!

   А, была не была!

   Алина зажмурилась и выпалила:

   — Я видела вас перед взрывом на Прощальной. И никому об этом не сказала.

   В ответ не раздалось ни звука.

   Девушка выждала несколько секунд и осторожно открыла глаза.

   Энгус стоял на прежнем месте. Даже, кажется, ни разу не пошевелился и не вдохнул.

   — Я никому не сказала, — повторила Алина, глядя ему в глаза. — И не скажу, если вы сможете доказать, что ничего не взрывали.

   — А если не смогу? — Однокурсник неуверенно улыбнулся.

   — Тогда вами займётся милития.

   Точнее, один конкретный милит, да и то бывший.

   Собираясь к заговорщикам, Алина всё-таки написала ему записку и оставила в комнате. На всякий случай. Главное, чтобы Лиза не забила тревогу раньше времени. Она обещала дотерпеть до полуночи, но мало ли что, вдруг нервы не выдержат...

   — Да, я был там незадолго до трагедии, — неохотно признал Энгус. — Проходил мимо. Как и ещё множество людей. Как и вы, полагаю.

   — Я действительно проходила. А вот вы — нет. Вы стояли и смотрели на тот самый дом. А потом быстро ушли. Как раз перед взрывом.

   — Но я не подходил к дому. Даже не приближался.

   — Откуда мне знать, что вы не врёте?

   — Вариант «поверить на слово» вас не устроит?

   Алина с усмешкой пожала плечами. Серьёзный вроде бы человек, а такие глупости говорит!

   — Тогда чего вы от меня хотите, госпожа Эллерт? Денег? Это шантаж, да?

   — Нет. Я хочу правды. Что вы делали на Прощальной перед взрывом? И что вы собираетесь делать прямо сейчас?

   — Прямо сейчас… — Энгус бросил быстрый взгляд на часы. — Вы точно не хотите отложить наш разговор на некоторое время?

   — Нет.

   — В таком случае у меня остался только один вариант: предлагаю посмотреть на всё своими глазами. Прямо сейчас. И если после этого у вас останутся вопросы — я обещаю на них ответить. Согласны?

   Алина коротко кивнула.

   Запоздало подумала, что должна испугаться, но почему-то не смогла. Не дрожали руки, не слабели ноги, внутренности не скручивались в узел. Стоять под деревом в ожидании неизвестно чего было гораздо страшнее. А когда шаг в никуда уже сделан, остаётся только идти вперёд и не сворачивать с дороги. Даже если она ведёт в логово чудовища.

   Особенно если она ведёт в логово чудовища!

   Однокомнатная квартира на втором этаже на логово чудовища не походила. Скорей, на жилище не слишком обеспеченного любителя минимализма. Добротный, хоть и давнишний, ремонт, гладкие однотонные стены, никаких картин, цветов, ковриков, шкафы только встроенные, из мебели — письменный стол и два стула.

   На одном из них восседала давешняя дама в шляпке и перчатках. Выражение лица она сменить и не подумала, взирала на собравшихся крайне неприязненно, а при виде Энгуса недовольно поджала губы. Не то злилась на него за опоздание, не то за приведённого на встречу постороннего человека.

   А вот подозрительные студенты так и остались болтать возле подъезда, тут чутьё Алину всё-таки обмануло.

   Впрочем, здесь и кроме них народу хватало.

   В квартиру набилось двадцать человек, и все они горели желанием высказаться. Алина методично пересчитала всех, попыталась запомнить каждого, но быстро убедилась, что это ей не под силу. Лица, имена и отдельные фразы мешались в общую кучу и задерживаться в голове категорически не желали. Да, с булавкой вышло бы гораздо удобнее. Но что делать, раз не сложилось? Не стенографировать же все разговоры.

   Поэтому девушка просто тихо сидела в углу (прямо на полу, как и большинство присутствующих) и слушала.

   И чем дольше слушала, тем больше убеждалась, что никакими покушениями и взрывами в штабе заговорщиков не пахло. Кажется, гораздо чаще покушались на них самих: попытки объяснить обывателям необходимость перемен с завидной регулярностью заканчивались дракой. История Фелтингеров явно не была уникальной: фингалами и разбитыми носами щеголяла чуть ли не треть собравшихся.

   Впрочем, революционный пыл это не охладило, говорили местные много и охотно.

   Про важность просвещения. Про демонстрации. Про необходимость реорганизации правительства. Про свободу-равенство-братство. Про «нас опять побили». Про «сколько раз говорил не писать на стенах, а тем более — на окнах!». Про то, где взять деньги на листовки и остальное.

   Скукотища!

   — Денег я вам дам, — сказала дама в шляпке. — В пределах разумного, конечно, но дам. Скажите, сколько надо. А лучше напишите смету, чтобы я видела точно, что оплачиваю.

   Судя по горящим взглядам заговорщиков, за лишнюю пару крон они благодетельницу готовы были на руках носить, причём в паланкине. И по очереди веерами обмахивать, чтобы не потела в глухом платье.

   Алине дама не нравилась. Слишком уж явно отличалась от остальных. Никакого азарта, ни малейшего желания изменить мир, только высокомерный взгляд и прилежно сложенные на коленях руки в тонких перчатках.

   Фелтингеры ничего про неё не говорили, даже не упоминали.

   Кто она? Как сюда попала? И почему так великодушно согласилась оплачивать расходы?

   Словно почувствовав чужое любопытство, дама слегка повернула голову и уставилась на Алину. Изучала недолго, но пристально, как будто пыталась взглядом содрать одежду вместе с кожей. А потом резко поднялась и объявила:

   — На этом я вас, пожалуй, покину. До скорой встречи. И в ближайшее время жду от вас список расходов.

   Список сочиняли почти час, до хрипоты споря о ценах на типографские услуги, краску и лекарства. Алина откровенно скучала, думая о своём, поэтому прослушала, кого именно собираются лечить заговорщики: себя от последствий очередной драки или неимущих от какой-нибудь цинги. Последнее принесло бы больше пользы обществу, но речь, похоже, шла всё-таки о первом.

   Наконец Энгус объявил перекур, и половина собравшихся нестройной колонной потянулась на кухню — дымить в открытое окно. Остальные, не сговариваясь, расчехлили принесённые с собой бутерброды, пакеты с печеньем, термосы и домашние пироги. Видимо, это было что-то вроде местной традиции.

   Алина голодными глазами смотрела на стол, ломящийся от еды, и глотала слюни. Её никто на импровизированный фуршет не приглашал, а подходить самой было неловко.

   Положение спас Энгус: вручил однокурснице бумажный стаканчик с кофе, кусок пирога и поманил за собой в коридор. Прикрыл дверь, спасаясь от посторонних взглядов, и вполголоса спросил:

   — Убедились, что мы не замышляем ничего дурного, госпожа Эллерт?

   Алина принюхалась к кофе. Осторожно отхлебнула. Вроде не отрава. Или, по крайней мере, не моментального действия. Ну что ж…

   — Убедилась, что вы не замышляете ничего дурного прямо сейчас и вслух.

   — Ну хоть что-то. — Мужчина улыбнулся, но взгляд остался настороженным.

   Вот интересно, кто из них сейчас больше боится: он любопытную однокурсницу или она его?

   Кажется, взаимно.

   — Вы так и не сказали, что делали на Прощальной, — заметила Алина.

   Энгус ссутулился и принялся с интересом разглядывать серый от старости паркет. И туда же, в направлении паркета, сообщил:

   — Я не имею никакого отношения ко взрыву.

   — Хорошо. А кто имеет?

   — Не знаю. Правда, не знаю. Хотите, поклянусь?

   Алина только отмахнулась. Если человек отважился на массовые теракты, то ему и клятву нарушить не проблема. Пусть даже магическую.

   Считалось, что силы Истока сами следят за искренностью таких клятв, но гостья из другого мира в это не слишком верила. Тем более что здесь, как и в любых обещаниях, всё зависело от точности формулировок.

   Скажет Энгус, допустим: «Я не знаю, кто взрывал», а потом выяснится, что занимались всем несколько его ребят, а руководитель просто не в курсе, кто именно из них нажал на кнопку. А вроде и не соврал.

   — Давайте без клятв! Просто объясните, почему вы там торчали, как памятник Ленину?

   — Кому? — машинально переспросил мужчина.

   — Да был один человек в том мире, откуда я родом. Тоже революционер. А вы от темы-то не уходите. Серьёзно, я уже столько тайн знаю: одной больше, одной меньше!

   — Там была женщина. Я поэтому и стоял. Смотрел на неё, — выдавил Энгус.

   — Красивая? — заинтересовалась Алина.

   — Нет. То есть да, но я не поэтому. Просто издалека принял её за одну знакомую. Окликнул даже, но она не среагировала. Видимо, обознался.

   — Что за знакомая? Как она выглядит?

   — Алина… Простите, но какое вам до этого дело?

   — Просто хочу выяснить, кто виноват. Разве это плохо? Если ваша подруга ни при чём и сможет это доказать, то ей ничего не грозит.

   — Это не она. Говорю же, обознался.

   — Тем более! Если не она, то зачем скрывать?

   Энгус недоверчиво покачал головой. Но всё же произнёс:

   — Берта Веллас. Она была моей коллегой, работала в музее. Недолго, правда: осенью пришла, а к весне уже уволилась. Сказала, что выходит замуж и переезжает в Викену.

   Мужчина улыбнулся грустно и мечтательно.

   Даже уточняющих вопросов не требовалось, чтобы понять — он влюблён в эту Берту по уши. По брови. По самые залысины.

   — У вас есть её фото? Или адрес? Хоть что-то?

   — Нового адреса она не оставила, по старому давно не появлялась. Я… ну, проверял иногда. Так получилось. А фото есть, но не с собой. Если покажу, вы от меня отстанете?

   Алина кивнула. И, неожиданно для самой себя, выпалила:

   — Извините, что пыталась на вас давить. Мне кажется, вы занимаетесь хорошим делом, только методы дурацкие выбрали. Надо не грузить народ лозунгами, а как-то изнутри всё это проворачивать. Со стороны правительства, может. Медленно, потихоньку.

   — Да вы идеалистка похлеще меня, госпожа Эллерт, — усмехнулся глава заговорщиков.

   — Я просто не хочу, чтоб дело кончилось революцией. В смысле, настоящей революцией. Или гражданской войной какой-нибудь. Не хочу крови на улицах и прочей гадости.

   — Откуда такой юной девушке знать о революциях и гражданских войнах?

   — В школе проходила. В обычной, не в магической. И в книжках читала. И… не знаю, как у вас, в Истоке, а в нашем мире это был не самый приятный период. Вы же историк! Подумайте о последствиях!

   — Я уже подумал, — спокойно ответил Энгус. — И последствия того, что мы будем сидеть сложа руки, кажутся мне намного более страшными.

   * * *

   Пирог оказался сладкий, с вишней. Во время разговора Алина стиснула кусок чуть сильнее, чем надо, и теперь по пальцам тёк сок. Красный ручеёк бежал по ладони к запястью и уже почти добрался до расчёсанного участка.

   Опять! Когда она успела разодрать руку до крови?!

   Алина слизнула вишнёвые капли, не дожидаясь, пока они смешаются с кровавыми. Доела пирог, отхлебнула кофе и вышла из подъезда.

   Вечерело. Солнце почти доползло до горизонта, во многих окнах уже горел свет, но квартира заговорщиков оставалась тёмной. Конспирируются? Вряд ли, а то собирались бы в подвале или на какой-нибудь стройке, а не в жилом доме.

   Наверное, им просто в темноте интереснее революцию вершить. Атмосфернее. Полумрак, клятвы, пафосные воззвания, пироги с вишней…

   — Алина? — окликнули со спины.

   Имя прозвучало очень недоверчиво, вопросительно, как будто позвавший сам не был уверен, что правильно опознал.

   Точнее, позвавшая.

   Дама в перчатках стояла неподалёку, под раскидистым деревом. Под тем самым деревом, где незадолго до этого ютилась в ожидании заговорщиков сама студентка.

   И всё бы ничего, только вот по имени Алину на собрании никто не называл. Да и по фамилии тоже. Энгус просто привёл её, посадил в углу и попросил вести себя тихо. Она и вела.

   Тогда…

   — Откуда вы меня знаете? — осторожно спросила Алина.

   — Алина Эллерт. — Теперь вопросительная интонация исчезла. — Значит, не ошиблась.

   — Мы знакомы?

   — Не совсем. — Дама вышла из своего укрытия. — Но я знала ваших родителей. А вы очень на отца похожи.

   Алина мысленно напряглась, вспомнив знакомство с Перфи-Раудом, которое начиналось примерно так же.

   Интересно, что будет в этот раз? Опять предложат старые фотографии посмотреть и в особняк прогуляться? Или сразу убивать начнут?

   — Вы меня тоже знаете, — продолжила женщина. — Точнее, когда-то знали. Сейчас не вспомните, конечно. Совсем крохой тогда были.

   — Чего вы от меня хотите?

   — Ничего, — удивилась старая знакомая. — Просто решила поздороваться и убедиться, что не обозналась. В штабе не стала спрашивать. Там почти все себе псевдонимы придумали или прозвища всякие, и на настоящие имена очень обижаются. Вот я и боялась, что вы тоже обидитесь. Извините, если напугала.

   — Нет, всё нормально. — Алина решилась подойти ближе, всмотрелась в лицо под вуалью.

   Лицо как лицо. Не слишком симпатичное, грубоватое, но не отталкивающее. И совершенно незнакомое.

   — Так легче? — Женщина сняла шляпку. Под ней прятались тщательно зализанные и скрученные в узел волосы, русые с проседью. Глаза, которые в тени вуали выглядели тёмными, на самом деле оказались серыми, а вокруг радужки виднелись края линз. Линзы с викенской модой сочетались странно, но это же Исток, здесь и не такое встречается.

   И снова ни одного проблеска воспоминаний.

   Алина покачала головой:

   — Извините, я правда не помню.

   — Я и не надеялась, честно говоря. Слишком много лет прошло. Сколько вам сейчас? Восемнадцать?

   — Девятнадцать недавно исполнилось. Вы правда меня знали?

   — Правда. С вот такого примерно возраста. — Женщина показала руками что-то, по размерам близкое к новорождённому. Улыбнулась собственным мыслям, вернула шляпку на голову, вытащила из сумочки портсигар, щёлкнула зажигалкой. Потом ещё раз. И ещё.

   Бесполезно. Из-за перчаток палец вхолостую скользил по колёсику, и высечь искру никак не получалось. А обнажать руки викенская леди почему-то не желала.

   — Помочь? — предложила Алина. И, не дожидаясь ответа, отобрала зажигалку. Огонёк появился сразу же.

   — Спасибо. — Женщина с наслаждением затянулась. — Если хотите ещё что-то узнать — спрашивайте, не стесняйтесь. Я не тороплюсь.

   Да уж наверное не торопится, если целый час под деревом караулила!

   Узнать хотелось многое. Наверное, слишком многое. То, о чём так и не хватило духу спросить у Ракуна. Или то, что было известно от Перфи. Но если он врал про собственное имя, то и про всё остальное мог говорить неправду.

   Узнать хотелось, но… Теперь-то какая разница? Были родители хорошими или плохими, мягкими или жестокими, любили дочь или терпеть не могли? Это в прошлом, в настолько далёком прошлом, что уже не имеет значения.

   Поздно.

   И не настолько важно, чтобы рыться в семейных архивах, когда есть более насущные вопросы.

   — Давайте начнём с того, как вас зовут? — предложила Алина.

   — Простите, я совсем забыла представиться. Марина.

   — Просто Марина?

   — Да, просто Марина. — Женщина улыбнулась слегка виновато. — Вообще-то, Марина Луаре, но по имени мне привычнее. И сразу скажу, чтобы потом не было недоразумений: я не близкая подруга ваших родителей. Просто работала в их доме. Так что некоторых вещей могу не знать.

   Ленивая апатия в душе Алины резко сменилась на любопытство. Кажется, даже слишком резко, и девушка торопливо стёрла с лица непроизвольную улыбку.

   Но как тут не улыбаться, если творится что-то интересное?

   Взять хотя бы карьерный рост: от простой служанки до дамы, которая носит шляпку с вуалью и финансирует заговорщиков! Как, спрашивается, Марина докатилась до жизни такой?

   И ведь она же сама предложила задавать вопросы, никто за язык не тянул!

   — Почему вы им помогаете? — Алина кивнула на тёмные окна, даже не пытаясь изящно сменить тему. Всё равно красиво не получится, лучше уж сразу в лоб.

   Женщина если и удивилась такому повороту, то виду не подала. И ответила сразу же, без заминок:

   — Не я. Человек, на которого я работаю. Я только выполняю приказы.

   — А ему это зачем?

   — Вот этого, извини, не скажу. Не в моей компетенции. А ты, насколько я понимаю, не с ними?

   Алина мысленно назвала себя умницей. Почти без сарказма. Одной фразой заставить собеседницу перейти на «ты», отгородиться «компетенцией» и начать задавать встречные вопросы — это умудриться надо.

   Значит, продолжаем в том же духе.

   — Нет, мне просто надо было с Энгусом поговорить. Про курсовик. Мы учимся вместе. А такие вот кружки по интересам — это не моё. Детский сад, баловство одно. Вот если бы они чем-то более дельным занимались…

   — Например? — Марина достала ещё одну сигарету, прикурила прямо от предыдущей, не став в этот раз мучиться с зажигалкой.

   И всё же, почему она руки прячет? И почему так нервно затягивается, будто сейчас судьбы мира решаются?

   Алина так и не придумала, что сказать «например». Оглянулась на окна квартиры в поисках подсказки и хмыкнула. Заговорщикам, видимо, надоело сидеть в темноте: по комнате теперь кружили сразу три светлячка, и ещё один тусклый плавал по кухне.

   — Интересно, как бы они обошлись без магии?

   — Что? — Марина сжала сигарету так, что та чуть не сломалась.

   — Просто подумала… Вот они выступают за то, чтобы уравнять всех в правах. А если бы магия вдруг исчезла, то и уравнивать специально никого не пришлось бы. Здорово же!

   — И тебя не испугало бы остаться без арфактумов?

   — Я почти всю жизнь так провела. Зато с телевизором, интернетом и телефоном. И была вполне счастлива. Так что, может, без магии у вас тут хоть прогресс какой-то начнётся, развитие, цивилизация. А то застряли в средневековье: балы, театры, торжественное шествие короля в железной маске.

   — Она золотая.

   — Да хоть платиновая! Вы же поняли, что я имею в виду?

   Женщина кивнула. Выглядела она несколько ошарашенной, даже испуганной.

   — Я поняла. Только, пожалуйста, не кричи об этом на всю улицу.

   — О чём? — растерялась Алина, но голос всё-таки понизила. — О короле? Извините, я не думала, что про него говорить нельзя.

   — Про короля можно. А вот про исчезновение магии лучше не надо.

   — Почему? Это же только мысли. Никто не собирается всерьёз убирать из мира магию. Да и как её вообще убрать? Это же не дерево срубить! Это сила. Энергия. Она… ну, просто есть.

   — Конечно, она есть и никуда не денется, — поспешно подтвердила Марина. — Но теоретически… Только теоретически, если бы вдруг нашёлся способ отключить камни, как бы ты на это среагировала?

   Алина колупнула запястье, но вовремя спохватилась, засунула руки в карманы. Нащупала в правом кольцо, которое в последнее время почти не надевала. Попыталась представить свою реакцию на исчезновение магии. А заодно — реакцию всех остальных.

   К коронации, когда магия переставала работать совсем ненадолго, готовились загодя. Запасались топливом и едой, отменяли работу, мероприятия, поездки. Газеты пестрели инструкциями, как вести себя в чрезвычайных ситуациях. Пожарные ходили по домам и рассказывали, как обращаться с газовками и керосинками, и почему не надо оставлять на ночь зажжённые свечи. И всё это ради нескольких часов. Если очень не повезёт — ради пары дней.

   А если что-то случится внезапно и надолго?

   Да по местным меркам такое потянет на настоящий апокалипсис!

   И это только внешние последствия. А внутри? Как будут чувствовать себя люди, внезапно лишившись сил? Испуганными? Потерявшимися? Обманутыми? Беспомощными?

   Такими же, как сама Алина, когда поняла, что магия Устья ей больше не подвластна.

   — Пожалуй, я испытала бы злорадство, — созналась девушка.

   — Но почему? Ты ведь магисса!

   — А это уже моё личное дело. Да и… мы ведь просто теоретически рассуждаем, правда?

   — Конечно.

   — Тогда какая разница? — Алина сжала кольцо в кармане. Камень холодил кожу, лёгкие мурашки бежали от пальцев к запястью. Беседа сворачивала в какую-то странную сторону, одно слово тянуло за собой другое, и от каждого нового элемента в этой цепочке становилось всё страшнее. Но разговор надо было довести до конца. — Вот если бы речь шла о чём-то реальном, я бы вам, возможно, всё рассказала. А вы мне. Да?

   — Да, — машинально согласилась Марина. И сразу же спохватилась: — О чём?

   — О том, что вы чувствуете, когда думаете об исчезновении магии. И почему вы вообще об этом думаете.

   — Алина… Вы не знаете, о чём говорите.

   — Конечно не знаю. Но вы мне объясните.

   Марина стрельнула глазами по сторонам, убеждаясь, что поблизости никого нет. Осторожно проговорила:

   — Здесь не место для таких бесед. И не время. Давай встретимся позднее.

   — Завтра утром, — сказала Алина, не давая себе и собеседнице времени одуматься. — В одиннадцать, в «Ромашке». Это кафе такое, недалеко от центрального парка.

   — Я знаю, где это. Хорошо, буду. Только одна просьба: пусть это останется нашей тайной. Не говорите никому, что вы встречаетесь со мной.

   — И не собиралась. С чего я должна перед кем-то отчитываться? Это только моё дело!

   Отчитываться всё же пришлось. Перед Лизой, которая караулила Алину на скамейке возле общежития. И перед Фелтингерами, которые караулили их обеих.

   Последнее легко угадывалось по коробке, стоящей на краю лавки. Коробка была из соседней кондитерской, и помещалось в неё ровно четыре пирожных, всем по одному. Два уже съели, третье чуток надкусили, к четвёртому, нетронутому, примеривался Цера.

   — Эй, вы зачем его выпустили? — Алина отодвинула ненасытную морду, подхватила коробку и уселась на освободившееся место.

   — Он хотел гулять, а ты оставила мне ключи, — напомнила Лиза. — Как всё прошло?

   — Зачем ты им рассказала? — Алина кивнула на Фелтингеров. Хотела, чтобы получилось ворчливо или обвиняюще, но вышла только усталая констатация факта.

   — Они волновались.

   — О чём именно? О правдивости собственных догадок? О здоровье бабушки? О том, настучала ли я разведке на заговорщиков?

   — Скушай пирожное, оно вкусное. — Сек протянул однокурснице десертную ложечку. — От сладкого, говорят, добреют.

   — И толстеют. — Прим шутливо ущипнул девушку за бок. — Тебе полезно. А то скоро один скелет останется.

   Алина осторожно потыкала в бисквит. Вроде свежий...

   — Вы в него снотворное подсыпали? Или слабительное?

   — Сыворотку правды, — белозубо улыбнулся старший Фелтингер.

   — Так я и без неё скажу, что вы ошиблись. Ничего эти горе-заговорщики не взрывали. Даже не думали об этом.

   — Это факт или твои догадки? — уточнил младший.

   — Факт.

   — Ну надо же! Пока мы бегали в кондитерскую, отважная госпожа Эллерт обнаружила, что у всех членов группировки есть железное алиби!

   — Нет. — Алина всё-таки отколупнула кусок пирожного. — Но я им верю.

   — Веришь — и считаешь, что этого достаточно?

   «Считаю, что нашла настоящих виновных и настоящий заговор. Но вам об этом знать не стоит. Наверное».

   Пирожное таяло на языке, вслед за ним таяла решимость вывести преступников на чистую воду в одиночку.

   Нет, ребят в тайну посвящать точно нельзя. Но можно же рассказать Долану. Прийти, выложить всё как есть, попросить о помощи.

   И? Что дальше? Ни на какую встречу в кафе он Алину, конечно, не отпустит. В крайнем случае, после истерик и уговоров, утыкает булавками, а сам засядет неподалёку, караулить, чтоб всё прошло благополучно. Марина заметит слежку и не придёт. Или придёт, но ничего важного не скажет. Или выяснится, что она вообще ни при чём, а у Алины просто бурная фантазия разыгралась.

   Стыдно будет безумно.

   А ругаться все начнут независимо от результата.

   Долан прочитает лекцию о том, что соваться в логово заговорщиков было опасно, пусть даже они оказались безобидными студентами-идеалистами.

   Ракун повторит то же самое слово в слово и обязательно добавит, что вот он в этом возрасте был куда умнее и находчивее.

   Нина… Нина сама явно собралась лезть в какую-то дыру без страховки. И пусть она лучше за себя волнуется, чем выслушивает о похождениях племянницы.

   — Эй, внешка, ты отвечать вообще собираешься? — не выдержал Прим.

   — А? — Алина вскинула голову, пытаясь вспомнить, на чём прервался разговор, но получалось плохо.

   Зато Цера подгадал момент и всё-таки слизнул одним махом недоеденное пирожное.

   — Да чтоб тебя! — Алина шутливо стукнула марта по носу ложечкой. Тот немедленно ухватил и её тоже. Задумчиво погрыз, выплюнул и потоптался сверху. Не понравилась!

   — Ты нам не доверяешь? — спросил Сек. Очень мягко спросил, но за этой мягкостью чувствовалась сталь.

   Непривычная сталь.

   Фелтингеры не были стальными. По крайней мере, раньше не были. Если уж возникла бы необходимость с чем-то их сравнить, Алина выбрала бы кирпич. А то и вовсе булыжник.

   Старший, Прим, так булыжником и остался. Нож из него получился бы разве что первобытный, кремниевый.

   А вот младший за последнее время то ли всерьёз изменился, то ли перестал прятаться под маской озабоченного дебила. И этому двуличному типу предлагалось довериться? Ну уж нет!

   — Почему я вообще должна вам доверять? Вы весь год меня шпыняли по поводу и без. Проходу не давали. И не только мне. От вас вся школа воет, а сделать ничего не может. Так почему, скажи, я должна вам верить?

   — Согласен. Но, тем не менее, нас ты знаешь год. А этих любителей тайных сборищ видела пару часов. Но им веришь.

   — У них нет повода меня обманывать.

   — А у нас есть? — вклинился Прим.

   — А у нас есть, — спокойно и словно бы удовлетворённо кивнул Сек. После чего встал и сдёрнул брата с лавочки. — Пошли. Пусть секретничают без нас. Только знаешь, внешка… — Он обернулся к Алине, поймал её взгляд и только тогда договорил: — Я никогда в жизни тебе не врал. И сейчас не вру. Относись к этому как хочешь. Понадобится помощь — зови.

   Алина промолчала. Сначала не знала, как правильно реагировать на это признание, а потом уже поздно было что-то кричать в спину удаляющимся парням.

   — Зря ты их прогнала, — тихо сказала Лиза, когда Фелтингеры отошли на достаточное расстояние.

   — Я не прогоняла, — запротестовала Алина. — Но и сказать всего не могла. Не потому, что они плохие, или хорошие, или ещё что. Не поэтому. Просто я вообще не собираюсь никому ничего говорить. С заговорщиками был ложный след. Всё. Точка.

   — Мне тоже не объяснишь, да?

   — Объясню, но не сейчас. Потом. Когда сама разберусь. Всё сложнее, чем кажется, но я разберусь. Веришь мне?

   — А ты мне веришь? — Лиза встала, отряхнула с юбки крошки, но ответа так и не дождалась. — Хорошо, пусть даже не мне, а просто кому-нибудь? Хоть одному человеку в мире веришь?

   Алина, поколебавшись, кивнула.

   — Тогда иди и расскажи ему всё, что знаешь! Я не буду выпытывать у тебя информацию, не буду уговаривать. Не доверяешь — и не надо. Но не тащи это на себе в одиночку, пожалуйста. Так ты и других не спасёшь, и сама надорвёшься.

   — Лиза, я… Я всё тебе расскажу, обещаю. — Слова давались с трудом, как будто что-то холодное и жёсткое застряло в груди, не пуская звук наружу.

   — Ты говоришь об этом с весны. Лучше не обещай, если не собираешься выполнять, — качнула головой подруга.

   И тоже ушла.

   С её уходом в парке словно стало темнее. Тени от деревьев расчертили газон и дорожки угловатыми трещинами, и казалось, что мир поскрипывает, как лёд на реке. Тонкий лёд. Один неверный шаг — и полынья.

   Цера с глухим урчанием потёрся об ногу. Алина затащила его на колени, прижала к себе, уткнулась лбом в жёсткую шерсть. Март не сопротивлялся.

   Холодная штуковина в груди тяжело ворочалась, разрасталась, щерилась иглами, заставляя морщиться от боли.

   Но слёз не было.

   Совсем не было.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой герои возвращаются туда, где всё началось

Проблема маленьких городов в том, что ты постоянно имеешь шанс наткнуться на знакомого. И если встретить своих студентов Нина почти не опасалась (либо не узнают, либо машинально поздороваются и пойдут дальше), то с бывшими коллегами могла возникнуть проблема.

   И, конечно, возникла.

   Времени для этого понадобилось минут двадцать. Как раз хватило, чтобы выбраться из лодки на набережную и уговорить Ракуна надеть солнечные очки. Магос не любил их со страшной силой: уверял, что мешаются, натирают уши и вечно норовят свалиться.

   Хотя Нина всерьёз подозревала, что ему просто нравится шокировать окружающих, шляясь по улицам Истока с закрытыми глазами. А иногда и с открытыми, но глядящими явно не туда, куда надо.

   Но здесь выделяться не стоило.

   — Ходить после заката в тёмных очках — это и называется «выделяться», — недовольно возразил Ракун.

   И вдруг схватил спутницу за плечо, притянул к себе и шепнул:

   — Не оборачивайся.

   — Хвост? — удивилась Нина.

   Стартовали они не с центральной пристани Истока, а из небольшой бухточки выше по течению. Отследить маршрут, не зная конечной точки, было практически невозможно. Но вдруг кто-то из бравых милитов всё же догадался, куда их понесло?

   — Хуже, — вздохнул магос. — Твой бывший. Ну, тот задохлик очкастый.

   Нина мысленно выругалась. Встреча с Кириллом план под угрозу, конечно, не ставила, но была очень неприятной неожиданностью. Потому что он совершенно точно опознал бы свою первую любовь в любом виде и возрасте. Да и Ракуна тоже. Видел же. И помнил. И даже порой припоминал, если к слову приходилось.

   Правда, намёки про «прекрасного принца» (а именно так Кирилл почему-то обзывал Ракуна) быстро надоели не только Нине, но и их общим коллегам. Кафедра информационной безопасности оказалась неожиданно лояльна к чужой личной жизни, и занудному тогда-ещё-аспиранту Авдееву вежливо посоветовали оставить в покое тогда-ещё-аспирантку Ниночку.

   Он оставил. На какое-то время.

   — Пошли. — Магос уверенно потянул подругу за собой.

   — Он нас заметил?

   — Как тебе сказать… Пульс — сто сорок ударов в минуту. Возможно, над ним только что пролетел единорог, или на балкон соседнего дома вышла совершенно голая девушка, или...

   — Он нас заметил. — Нина вцепилась в рукав магоса, совершенно забыв, что это она должна его вести, а не наоборот.

   Впрочем, Ракун в двадцать третьем витке ориентировался без проблем, только недовольно морщился, когда проезжавшие мимо машины окутывали тротуар клубами дыма из выхлопных труб.

   — Куда мы идём? — спохватилась Нина. — Дом же в другой стороне.

   — Твой дом вообще в другом мире. А в твоей квартире уже почти год живут чужие люди. Предлагаешь заявиться к ним в гости? Вот и мне кажется, что плохая идея. В отель мы идём. Паспорт взяла?

   — Да… Но у тебя-то местных документов нет.

   — Местных нет. Канадские есть.

   — Почему канадские? — опешила Нина. Если судить по внешности, то смуглого и темноволосого Ракуна проще было представить каким-нибудь латиноамериканцем, чем суровым канадским лесорубом.

   — А почему нет?

   — Потому что ты языка не знаешь.

   — Уверена?

   Нина покачала головой и в очередной раз пообещала себе разобраться, как обстоит дело с языками в разных мирах.

   Она точно знала, что они отличаются. В Истоке говорили не так, как дома, а в Викене не так, как в Истоке. Она видела книги по географии внешних миров, в каждом из которых существовали свои материки и страны — а также свои языки, наречия и диалекты. Но при перемещении разница между ними каким-то образом сглаживалась, стиралась, будто Река сама заботилась о всеобщем взаимопонимании.

   — Между прочим, он идёт за нами, — шепнул Ракун.

   О ком речь, уточнять не требовалось.

   — И что мы будем делать? — Нине хотелось обернуться, но она заставляла себя смотреть прямо перед собой.

   — Можем заманить его в тёмную подворотню и убить.

   — Мне не нравится этот вариант.

   — Предлагаешь убить его, не заманивая в тёмную подворотню? У всех на виду?

   — Предлагаю поговорить. Что мы теряем?

   — Совершенно ничего. Убить-то всегда успеем.

   Шутка показалась Нине совершенно неуместной, но Ракун шагал с таким видом, словно только что изрёк нечто достойное великих мыслителей древности. И улыбался особенно мерзостно.

   — Э-э-э, да ты ревнуешь! — сообразила Нина.

   — Вот к этому задохлику? Ещё чего!

   — Между прочим, не такой уж он и задохлик, а вполне представительный мужчина. Лет-то сколько прошло! Как ты его вообще узнал?

   — Шаги. Дыхание. Запах. Всё вместе. — Ракун пожал плечами, показывая, что сам не до конца в курсе, как можно вслепую и издалека опознать человека, с которым мельком встречался двадцать лет назад.

   Нина попыталась вспомнить, был ли у Кирилла какой-то особый запах, но не преуспела. Заикаться он начинал, когда волновался — это да. И то с возрастом отучился. А вот всё остальное…

   — Может, ты обознался и это вовсе не он?

   — Ага, и идёт он за нами просто потому, что по пути пришлось. И нервничает тоже просто так, по привычке. И, кстати…

   — Нинка? — раздалось сзади. Неуверенно и тихо, но вполне отчётливо.

   — И, кстати, он решился-таки, — закончил фразу Ракун. — Ты хотела поговорить? Говори.

   Для начала Нина остановилась.

   Магос прошёл по инерции ещё несколько шагов, потом резко свернул в сторону, облокотился на ржавую ограду и сделал вид, что внимательно изучает противоположный берег Волги, мост и медленно плывущую по течению пластиковую бутылку.

   — Привет, — осторожно произнесла Нина в пространство, так и не решившись обернуться.

   — Привет, — ответило пространство голосом Кирилла. — Где тебя целый год носило?

   — Сложно объяснить. И долго.

   — А ты попробуй. Я не тороплюсь.

   — Зато я тороплюсь.

   — Куда? — Кирилл так и не дождался, когда на него посмотрят, поэтому сам обошёл старую знакомую и заглянул ей в лицо.

   Нина не сразу нашла что ответить. Потому что, действительно, куда? Куда она торопится, если нужные магазины уже закрыты и плановая закупка всего подряд откладывается до завтра?

   А ещё где-то в глубине души она действительно хотела поговорить.

   — Может, присядем где-нибудь? Это действительно долгий разговор.

   Кирилл обернулся на вереницу лавочек, протянувшуюся вдоль набережной. Летним вечером отыскать свободную было практически невозможно, несмотря на то, что на сидящих сразу же набрасывались комары.

   — Можно пойти в кафе. Или… — Кирилл немного замялся, но всё-таки предложил: — Или ко мне.

   — Я не одна. — Нина кивнула на Ракуна.

   — Я вижу.

   — Тогда в чём подвох?

   Кирилл никогда не приглашал её домой. Сначала потому, что жил с родителями и не торопился представлять им свою девушку. Потом — потому что они расстались. А после этого уже и повода особого не было. Так что предложение выглядело действительно внезапным.

   — Напоит нас снотворным, потом свяжет и жестоко отомстит, — прокомментировал Ракун, оторвавшись от «созерцания» горизонта.

   — А есть за что? — уточнил Кирилл.

   — Будет. Я позабочусь.

   Нина искренне пожалела, что находится слишком далеко. Стой магос поближе, можно было бы пнуть его, или хотя бы на ногу наступить, чтоб не зарывался. А так оставалось только выразительные рожи корчить. Даром что он их всё равно не видит.

   — Понял. Лучше в кафе, — покладисто согласился Кирилл.

   — В шашлычную, — поправила Нина. И покосилась на Ракуна, следя за реакцией.

   Лодкой он управлял с завидной лёгкостью, но сил на путешествие через двадцать с лишним витков тратилось всё же немало. После такого марш-броска магоса вечно тянуло на мясо и сладости, причём съесть он мог в два, а то и в три раза больше, чем нормальный человек. Оставалось только гадать, куда все эти калории потом девались. Видимо, перерабатывались напрямую в магию, потому что внешне Ракун оставался худым и жилистым.

   Вот и сейчас, услышав про шашлычную, он задумчиво потянул носом воздух.

   Мясом пахло со всех сторон, из каждой открытой кафешки, которых вокруг водилось огромное количество.

   — Туда, — уверенно указал магос и первый двинулся вперёд, ориентируясь на самый привлекательный запах. Нине осталось только махнуть Кириллу, чтобы присоединялся.

   Нервный сутулый студент давно превратился в довольно приятного мужчину. Ровно тот баланс представительности, ума и чувства юмора, который так любят многие женщины. Пожалуй, если поставить Кирилла рядом с Ракуном и показать совершенно посторонней девушке, то ещё неизвестно, кто из них вызовет больше симпатии.

   Скорее всего, тот, кто не будет хамить, исчезать без предупреждения на неопределённый срок и нарываться на неприятности.

   То есть явно не один вредный енот.

   Возможно, именно поэтому Кирилл был давно и прочно женат. Первое время после свадьбы он регулярно напоминал об этом Нине. Исподволь, намёками. Смотри, мол, у меня всё хорошо. Смотри и завидуй.

   Нина смотрела, но никакой зависти не чувствовала. Только облегчение, словно острый камешек, попавший в ботинок, наконец-то вывалился и больше не мешает ходить.

   А потом Кирилл и вовсе перестал выделываться, окончательно погрузившись в пучину семейной жизни. Нормальной жизни, которую Нина когда-то планировала прожить. Планировала — но, как выяснилось, совсем не хотела.

   — Ты не развёлся случайно? — осторожно спросила она.

   — Нет, даже в мыслях не было, — ответил Кирилл. И смущённо добавил: — То есть было, конечно. Но это же у всех иногда бывает, да?

   — Наверное. Не знаю, не проверяла.

   — А к чему тогда вопрос?