(Не)снимая маску. Светлана Солнышко

Королева Эолина никогда не открывает лица по приказу своего венценосного супруга. Король Данихард Третий, прозванный Зимним солнцем за его холодную красоту, вступает в нежеланный для него брак по политическим мотивам, но считает, что не обязан выполнять свой супружеский долг по отношению к навязанной ему некрасивой жене. Сможет ли он устоять перед женщиной, которая готова на все, чтобы добиться его любви?

   (Не)снимая маску

   Величественный, с гордой посадкой головы и благородной осанкой, он сидел на троне, возвышаясь над придворными. Я спряталась в нише на выходе из залы, накинув капюшон невзрачного плаща, чтобы не привлекать ничье внимание. Сливаться с тенью я умела лучше всех.

   Стоя в темном углу, за спинами других, я любовалась им – самым красивым мужчиной на свете. Его пронзительно синие глаза надменно взирали на окружающих, черные как ночь волосы ниспадали на плечи, золотой венец из переплетенных ветвей терна казался лишь изящной огранкой великолепия короля.

   Не я одна восхищалась его внешностью. Большинство дам, находящихся в зале, зазывно хлопали ресницами и взмахивали веерами, пытаясь привлечь внимание его величества. К моей великой скорби некоторым это удавалось.

   Данихард Третий был весьма любвеобилен, имел несколько постоянных любовниц, с которыми регулярно показывался в обществе. Но даже этим великосветским дамам приходилось мириться с его так называемыми «случайными связями», если, конечно, вышеупомянутые дамы хотели и дальше удержаться возле него. Они хотели. Данихард, или Дан, как они, наверняка, называли его в пылу любовной страсти, был невероятно щедр и великодушен – к тем, кто удовлетворял его желания.

   Я единственная никогда не удостоивалась его внимания. Да что там внимания – даже мимолетного взгляда! Я была его женой.

   Наш брак был заключен по политическим соображениям. Дан, тогда еще семнадцатилетний юнец, был влюблен в свою кузину и категорически возражал против необходимости жениться на ком-то еще. Он протестовал, запирался в своей комнате, отказывался от еды, потом попытался сбежать со своей возлюбленной. Их вернули, а ту девушку, маркизу Лорелею Антийскую тут же срочно выдали замуж за придворного из самого дальнего королевства, которое только нашли. Честно говоря, я даже не знала его названия.

   Дана же призвал к себе его отец король Макмилан Девятый и поставил ультиматум: если принц не согласится в этом же месяце жениться на мне, принцессе Эолине Эринейской, то будет изгнан из дворца и лишен возможности занять престол, который в случае его отказа перейдет племяннику короля Стеорлу.

   Таким ли был разговор или каким-то другим, сложно сказать, ведь при нем никто не присутствовал кроме короля и его сына. Возможно, это были лишь слухи, сочиненные придворными. Как бы там ни было, через несколько дней ко двору моего отца прибыл гонец с уведомлением о посещении Эринеи представителями королевского двора Леонтии. Это означало, что принц Данихард Третий согласился жениться.

   Конечно, все это я узнала гораздо позже. Тогда мне, двенадцатилетней, лишь сообщили, что моей руки попросил принц соседнего королевства. Я была совсем девчонкой, недавно прекратившей играть в куклы. Мне еще не приходили в голову мысли о женихах, поэтому такое известие с одной стороны удивило и даже несколько напугало, а с другой – зажгло странный трепет в груди. Я – невеста. Моей руки просит мужчина. Это казалось чем-то странным, удивительным и волнующим.

   Конечно, я была еще слишком мала для настоящего брака, поэтому предстояло заключить лишь предварительное соглашение, которое соединяло нас официально, но фактически ничего не меняло в нашей жизни. И лишь с достижением совершеннолетия я должна была прибыть во дворец соседнего королевства для вступления в свои права супруги принца.

   В день своей так называемой предварительной свадьбы я, одетая в красное, расшитое золотой тесьмой, платье, пробралась на галерею, окружающую залу. Нетерпение переполняло меня, я никак не могла дождаться момента, когда меня позовут. Очень хотелось поскорее увидеть будущего мужа, принца Данихарда.

   В главной зале помимо двух королей и десятка придворных я увидела стройного юношу, держащегося как натянутая струна. Он вскидывал голову словно норовистый конь, когда ему что-то говорили старшие, и пряди черных волос рассыпались по его широким плечам.

   Сейчас, уже будучи взрослой, я понимала, что именно в тот момент влюбилась в него. Влюбилась сразу и бесповоротно. Тогда же я лишь с удивлением отметила, что мне стало трудно дышать, сердце в груди забилось с невероятной силой, а ноги ослабели. Я испугалась, что заболела, и из-за этого свадьбу могут отменить.

   О чем говорили мужчины, я не слышала, хотя и понимала, что скорее всего речь шла обо мне и нашем с Даном браке.

   Потом приставленная ко мне фрейлина позвала меня, еще раз осмотрела с головы до ног, поправила мои локоны, вздохнула и повела за руку в залу, где я впервые должна была встретиться с женихом.

   Церемонимейстер объявил, что принцесса Эолина прибыла.

   Фрейлина подтолкнула меня, и я чинно, как меня учили, медленно и плавно пошла к центру залы. Принц Данихард обернулся. Наверняка и другие придворные смотрели на меня, расступаясь и образуя проход, но я видела только его, своего будущего мужа.

   Внезапно вместо приветливой улыбки, которая ожидаемо должна была возникнуть, на лице Дана отразились ужас и отчаяние.

   – Я должен жениться на ней? На этой уродке?

   Он произнес эти слова очень тихо, обращаясь только к своему отцу, и скорей всего, больше никто не расслышал его. Не знаю, как могла их услышать я, находясь на другом краю залы. Быть может, всего лишь прочитала по движению его губ, потому что так пристально за ним наблюдала.

   Его отец начал что-то ему говорить, видимо, требовал, чтобы тот вел себя в соответствии с правилами приличия, а может быть, сделал утешительное предположение, что моя внешность изменится к тому времени, когда я должна буду вступить в свои права.

   Я не знала, что говорил ему отец, только Дан, по-прежнему не отрывая от меня глаз, так же тихо ответил:

   – Никогда лягушонок не сможет превратиться в лебедя.

   В его лице отразилось злое отчаяние и одновременно покорность судьбе. Тут воспитание, видимо, взяло верх, и он, нацепив приличное выражение, поклонился мне и подал руку:

   – Принцесса Эолина, спешу засвидетельствовать свое почтение и хочу выразить надежду на наш с вами скорый брак.

   Я вложила в его ладонь свою вспотевшую руку и одновременно почувствовала, что меня бьет озноб.

   Не знаю, как я продержалась. Мне казалось, будто меня растоптали, вырвали из груди сердце и кинули его на съедение волкам. Я не понимала, чем я так не угодила принцу, но жесткое выражение его невероятно синих глаз пронзало меня насквозь.

   Мы с Даном принесли все необходимые клятвы, произнесли все приличествующие слова, а затем мой отец сказал, что я могу быть свободна, и приказал фрейлине отвести меня назад в мою комнату.

   Когда мы добрались до моих покоев, я спросила у своей провожатой:

   – Я некрасивая?

   – Что вы такое говорите, принцесса? – забормотала она, отводя глаза. – Вы очень хорошенькая.

   Для двенадцати лет я была очень умной девочкой. Тогда я больше не произнесла ни слова, а позже тайком пробралась в комнаты взрослых фрейлин, чтобы посмотреть на себя в зеркало. В моих покоях не было ни одного предмета, дающего отражение. Мне говорили, что зеркало нужно только взрослым и то потому, что за ними некому смотреть, и они вынуждены сами оценивать, правильно ли они застегнули пуговицы и хорошо ли уложили волосы.

   Увидев свое отражение, я поняла, что имел ввиду Дан. Из зеркала на меня смотрела настоящая уродина. Маленькие глазки практически без ресниц и бровей под набухшими веками, нос крючком и перекошенный рот, в котором с трудом помещались зубы, похожие на кроличьи.

   Теперь я даже не обижалась на принца за его слова. Конечно, разве захочется красавцу видеть всю жизнь рядом с собой такое чудовище?

   Я ушла из комнаты фрейлины и никому ничего не сказала. Но с того дня начала учиться быть незаметной. В мгновение ока я стала взрослой.

***

Когда мне исполнилось восемнадцать лет, в наш дворец был прислан эскорт из Леонтии, дабы наконец доставить в королевство супругу короля. Немногим ранее король Макмилан умер, и на престол взошел мой будущий супруг Данихард Третий, прозванный Зимним солнцем за его красоту. От молодого правителя Леонтии пришло письмо, в котором в весьма вежливых и дипломатичных выражениях было указано, что мне надлежит въехать во дворец в одежде, содержащей плотную вуаль для лица, чтобы грубые взгляды простого народа не потревожили внешности королевы. Забота Дана о том, чтобы я не подверглась оскорблениям, была даже в какой-то степени приятна, если бы не напоминала о его отношении к моему облику.

   Дорога была тяжелой. Мы приехали затемно, так что меня никто не видел, и волнения моего супруга оказались напрасными. Придворные фрейлины тут же засуетились вокруг, желая отвести королеву в ее покои, но я пожелала увидеть Дана. Не знаю, почему тогда мне так сильно захотелось этого. Может быть, потому что все эти годы я лелеяла в своей душе воспоминания о его красоте. Понимая, что он никогда не полюбит меня, я тем не менее рассчитывала на свой статус: не может же он пренебрегать женой и будет вынужден хотя бы из вежливости общаться. Тогда казалось, что мне этого будет достаточно. А может быть, я надеялась, что, повзрослев, он начал более снисходительно относиться к недостаткам внешности других.

   Но уже буквально через четверть часа я поняла, что мое решение увидеться с ним было неправильным.

   Отказать своей королеве подданные не посмели, а потому привели меня к покоям моего супруга. Слуга постучал в дверь, и я услышала голос Дана, по которому сразу стало понятно, что он пьян.

   – Войди, Орх, – крикнул Дан. – Я тебя уже час назад послал за вином.

   Слуга, которого, звали совсем иначе, вошел, поклонился и с испугом произнес:

   – Ваше величество, прибыла ваша супруга, ее величество королева Эолина.

   – Я рад, – сухо отозвался Дан. – Разместите королеву в ее покоях и более меня по этому поводу не беспокойте.

   – Королева Эолина пожелала вас видеть, – снова пробормотал несчастный слуга.

   – Я не готов ее принять! – рявкнул Дан. – Ты что, не в своем уме? Не видишь, что ли? Если королева будет настаивать, скажи, что я уже изволю почивать.

   – Но… – пролепетал слуга.

   Я поняла, что его нужно спасать, и, толкнув слегка приоткрытую дверь, вошла внутрь.

   То, что предстало глазам, буквально заставило меня потерять дар речи.

   Дан, совершенно обнаженный, возлежал на огромной кровати со множеством подушек под спиной. В одной его руке был бокал с вином, а другой он поглаживал золотистые пряди, рассыпавшиеся по спине девушки, на которой из одежды так же было ровным счетом ничего. Что делала девушка, я не поняла, только увидела, что ее голова двигалась вниз-вверх в области паха моего мужа, при этом по комнате раздавались странные звуки. Еще одна обнаженная девушка склонилась над моим мужем с другой стороны и целовала его грудь.

   – Мирх не успел передать мне ваши пожелания, – собрав всю волю в кулак, с достоинством произнесла я. – Но я рада видеть вас в добром здравии, супруг мой.

   При моих словах девушки испуганно вскочили, схватили свою одежду и выбежали за дверь с другой стороны опочивальни. Дан даже не пошевелился, не изменился в лице и не удосужился прикрыться. Он неторопливо сделал глоток и сказал спокойным голосом, будто вел светскую беседу на балу:

   – Мирх, оставь нас с госпожой королевой. Я позову, когда ты понадобишься.

   Невольное восхищение и одновременно безмерное отчаяние охватили меня. Как жаль, что этот гордый невозмутимый сильный мужчина никогда меня не полюбит.

   Когда Мирх скрылся за дверью, Дан встал и сделал жест рукой:

   – Присаживайтесь, моя королева.

   Я присела к маленькому туалетному столику и едва слышно перевела дух.

   Раньше я никогда не видела полностью обнаженного мужчину, и теперь со смесью испуга и непонятного волнения уставилась на его мужское достоинство, гордо восстающее из поросли черных курчавых волос. Так как мое лицо было закрыто, Дан не видел, куда именно я смотрю, и впервые в жизни мне пришло в голову, что вуаль – это благо.

   Мой венценосный обнаженный супруг потянулся за теплым халатом и не торопясь накинул его на себя, потом сел обратно на кровать. Мне показалось, что он старается держаться подальше. Несмотря на то, что я застала короля в таком неприличном виде, казалось, Дана это нисколько не смутило. Он выглядел по-прежнему величественно, держал себя с достоинством, а его красота, которую я помнила по той нашей роковой первой встрече, стала более совершенной, изысканной и кристально строгой, как великолепие ограненного алмаза.

   – Может быть, так даже и лучше, – сказал Данихард, задумчиво глядя на меня. – Теперь мне не придется что-то сочинять и придумывать, не придется прятаться. Эолина, я никоим образом не хотел причинять вам какие-либо неудобства, в конце концов, не вы виноваты в том, что наш брак должен был быть заключен. Тем не менее, так уж случилось, что мы оба оказались втянуты в это крайне неприятное положение и оба так или иначе вынуждены страдать. По определенным причинам я не могу быть вам настоящим мужем. Я не желаю вас видеть, я никогда не разделю с вами ложе. Я, как и раньше, намереваюсь иметь в своей постели столько женщин, сколько мне будет угодно.

   – А как же наши клятвы? – спросила я, стараясь изо всех сил сдержать дрожь в голосе.

   – Я не могу им следовать, – пожал плечами Дан. – И не вижу причин им следовать. Я никогда не хотел вас себе в жены. Возможно, вы слышали, что я любил одну девушку, которая для меня теперь потеряна навсегда.

   – Но что подумают люди? Как будут они относиться ко мне, если даже мой супруг выказывает неуважение, общаясь с другими женщинами и игнорируя меня? – произнесла я, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.

   Не так я представляла нашу встречу и наше общение.

   – У моего отца были любовницы, и все об этом знали. Это никоим образом не сказывалось на отношении придворных к моей матери, его жене. Она как королева имела все причитающиеся ей привилегии и уважение знати.

   – Только знати?

   – Кого интересует мнение народа? – пожал плечами Дан. – Что могут понимать необразованные люди? Да и потом, наша задача как правителей состоит в заботе о простом люде и его нуждах, а не стремлении вызвать его любовь.

   – Разве я это заслужила? – снова попыталась я воззвать к Дану. – Разве я виновата… - я запнулась, но все же заставила себя продолжить, – разве я виновата, что такая, какая есть?

   – Может быть, вы и не виноваты в том, что… мы оказались в такой ситуации, но я не понимаю, почему я должен отказывать себе в удовольствии и хранить целибат только чтобы не задеть ваши чувства? К слову, я нисколько не буду возражать, если и вы найдете утешение с кем-то еще.

   – Я ваша супруга, – с достоинством произнесла я, решив привести последний аргумент. – Возможно, вы не любите меня и никогда не полюбите. Возможно, вам противна моя внешность. Но вы должны разделить со мной ложе, чтобы зачать наследника.

   Отвращение проскользнуло так быстро, что почти не было заметно. Дан стремительно взял себя в руки и вернул лицу прежнее выражение холодной вежливости, но от меня не укрылись эти изменения. Внутри внезапно что-то отчаянно заболело, как будто в меня вонзилось узкое лезвие.

   – Простите, миледи, но я физически буду не способен это сделать, – ответил он.

   – Не понимаю, почему? – удивилась я.

   Он покачал головой:

   – Небеса свидетели, я не хотел вас обижать. Но если вам нужны объяснения, что ж… – он сделал паузу. – Судя по всему, вы неопытны в постельных делах, поэтому мне придется кое-что вам рассказать. Так вот, чтобы мужчина был готов зачать наследника, его детородный орган должен был быть в боевой готовности. Вы понимаете?

   Я неуверенно кивнула.

   – Он должен быть крепким и восставшим, чтобы мужчина мог ввести его в лоно женщины и там пролить семя, – продолжил Дан. – Наверное, вы видели, каким он был, когда та бесстыдница ласкала его?

   Я снова мысленно поблагодарила вуаль за то, что Дан не видит моего смущения, и опять неуверенно кивнула.

   – А теперь посмотрите на него, – и с этими словами Дан откинул полу своего халата.

   Его мужское достоинство теперь уменьшилось в размерах, стало мягким и уютно покоилось на бедре.

   – Таким орудием я не смогу сделать наследника.

   – Но почему раньше он был крепким, а теперь стал таким? – пролепетала я.

   Этот разговор меня смущал, и в то же время я чувствовала странное возбуждение.

   – Чтобы он стал крепким, женщина должна мне нравиться, – тихо произнес Дан.

   Несколько секунд я молчала, пока до меня не дошел смысл его слов.

   Я некрасива, а потому я никогда не смогу понравиться Дану. А значит, он не сможет зачать наследника. У меня никогда не будет не только мужа, но и детей.

   – Что же мне теперь делать? – беспомощно произнесла я, так как все мои надежды, все мои и так не слишком амбициозные чаяния растаяли как дым.

   – Извините, дорогая, здесь я вам не помощник. Вам придется решить это самой. Единственное, я вас прошу всегда носить вуаль, чтобы ни одна живая душа в королевстве не видела вашего лица. Поверьте, это для вашего же блага.

   Я еще раз взглянула на мягкий мешочек, лежащий между бедер Дана и, не отдавая себе отчета в том, что говорю, с отчаянием произнесла:

   – Но я же не виновата, что некрасива!

   Дан встал и запахнул халат, потом, вздохнув, ответил:

   – Конечно, вы не виноваты, дорогая. Но и я в этом не виноват.

   Он дернул шнурок, чтобы вызвать слуг, и сказал:

   – Вы, наверняка, устали с дороги. Вас проводят.

***

Я не могла обижаться на Дана. Он был вежлив, он старался обходить молчанием неприятную для нас обоих тему моей внешности. Я думала, что мы сможем стать хотя бы друзьями, но в скором времени поняла, что он тяготится моим присутствием. Несмотря на то, что я везде ходила с закрытым лицом, как только появлялась в месте, где находился мой супруг, будь это утренняя столовая или комната для игры в шахматы, он тут же замолкал и уходил в себя. Он не прогонял меня и никак не намекал на то, что не рад меня видеть, но сам или начинал заниматься каким-то делом, от которого я не имела права его отвлечь, либо под каким-то предлогом покидал комнату.

   Осознав это, я перестала вообще появляться там, где он бывал.

   Всему двору был объявлено, что вуаль, которую я ношу, дань уважения традициям, ибо в моей стране так принято. Но через некоторое время до меня дошли рассказы, передаваемые придворными друг другу тихим шепотком о том, что я невероятная красавица, и что тот, кто взглянет на меня, может ослепнуть от такой невиданной красоты, и только моя забота о людях заставляет меня закрывать лицо. Я не понимала, откуда взялись подобного рода слухи, но меня они забавляли и в какой-то степени даже льстили, так как предполагали во мне великодушие и доброту. И в то же время было до крайности обидно, потому что я понимала, что никто не захотел бы меня видеть такой, какой я была на самом деле. Я все больше вспоминала времена моего детства, когда все, кто меня окружал, любили и заботились обо мне так, что я даже не подозревала, насколько уродлива.

   Мне совершенно нечем было заняться. Редкие официальные приемы, на которых я присутствовала в качестве королевы, меня только расстраивали, потому что мой вид смущал прибывших гостей, повергая всех в тягостное молчание, а Дан из-за этого становился все более хмурым и раздраженным. Он не запрещал мне находиться в обществе, но я сама старалась показываться как можно меньше, дабы не огорчать его и не вводить в неловкость гостей. В остальное время я была предоставлена самой себе, проводя его в одиночестве. Придворных дам, назначенных мне в услужение, я избегала. Завести с кем-нибудь из них дружбу не представлялось возможным, потому что я была вынуждена вести достаточно скрытный образ жизни. Да и, честно говоря, любопытные фрейлины, шушукающиеся за моей спиной, меня раздражали.

   Я скучала. Привыкнув в Эринее подолгу гулять или кататься на лошадях, здесь я лишена была этой возможности. Иногда я могла куда-то выехать, но сильные морозы и внезапно начавшаяся метель загоняли меня домой. Сидеть в четырех стенах было невесело.

   Но все это было не так уж страшно по сравнению с одной терзавшей меня проблемой: я скучала вдали от Дана. Мне хотелось видеть его, слушать его голос, любоваться его красивым лицом и статной фигурой. Но как я могла добиться желаемого, если любое мое официальное появление создавало напряженную обстановку? Вот тогда я и вспомнила о своем умении казаться практически невидимой.

   Я сказывалась больной и незаметно покидала свои покои, предварительно переодевшись в чужую неприметную одежду и скрыв лицо так, чтобы никто меня не узнал. Как тень, я проскальзывала в те места, где бывал Дан, но где на меня никто не обращал внимания. Никто даже не подозревал, что сама королева находится тут же, рядом с ними.

   Увы, не все места были мне доступны. Например, я не могла сама запрячь карету или оседлать коня, чтобы отправиться вслед за Даном, если он покидал дворец. Мне требовался помощник. Недолго поразмыслив, я обратила внимание на Мирха.

   Молодой парень, приставленный ко мне в услужение, неслышной тенью ходил за мной, но я замечала, что он всегда под рукой, когда нужен, что он всегда первым бросается выполнить какое-нибудь мое поручение. Говорил он со мной, потупив глаза, и голос его дрожал от волнения. Я была уверена, что он искренне верит в то, что его королева – неописуемая красавица, и что только забота о здоровье подданных вынуждает ее скрывать лицо. Судя по всему, он считал меня святой.

   Решив проверить его, я как-то дала ему совершенно невинное поручение, но попросила сохранить его в тайне. Через некоторое время я поняла, что Мирх не обмолвился никому ни словом об этом. Я давала слуге новые поручения, которые были все более и более рискованными, и сильнее убеждалась, что могу ему довериться.

   Дан как раз собирался на зимнюю охоту с толпой придворных. Я, разумеется, в число избранных не входила. Причина моего отсутствия объяснялась тем, что я имею настолько доброе сердце, что не выношу вида крови. Я знала, что Дан непременно остановится в нашем охотничьем домике, совсем небольшом, всего лишь на пятьдесят комнат, и решила отправиться туда тоже, разумеется, инкогнито. Мне казалось, что я вполне смогу затеряться среди слуг, и это была отличная возможность быть рядом с Даном в неофициальной обстановке.

   Разумеется, для такого приключения мне нужна была помощь, поэтому пришлось открыться Мирху и попросить его поддержки. Он согласился, хотя, как мне показалось, был расстроен этим.

   Поздно вечером, когда охота уже закончилась, и все высшее общество расположилось в охотничьем домике для вечерних увеселений, мы с Мирхом прибыли и незамеченными разместились в доме для слуг. Гостей было много, и упомнить, где чей слуга, было затруднительно, поэтому никто не заподозрил, что мы не те, за кого себя выдаем.

   Когда я не выступала в роли королевы, вуаль я не носила, но по-прежнему прятала лицо, надевая одежду с глубокими капюшонами и заматывая шарфы, поэтому Мирх не знал, как я выгляжу, но, надо отдать ему должное, никогда и не пытался заглянуть под шалетту. Преданность и верность моего слуги не знала пределов.

   По моей просьбе Мирх отправился разузнавать, в каких комнатах расположился мой супруг. Вернувшись с разведки, парень сообщил, что сейчас король и его приближенные находятся в таверне на краю охотничьих угодий. Королю захотелось инкогнито отведать тамошнего эля. Меня позабавило такое сходство в наших желаниях. Несмотря на то, что Дану не было необходимости скрывать свою внешность, у него, тем не менее, возникало желание побыть кем-то другим, а не тем, кем ему быть приходится.

   Оставив огорченного Мирха в доме для слуг, я направилась в таверну, натянув капюшон пониже на лицо.

   Подобравшись к изысканно украшенному зданию и спрятавшись за заснеженным кустарником, я посмотрела в окно. Дан вместе с парой своих друзей сидел за столом, размахивал кружкой с элем, и по всему было видно, что он уже прилично набрался. Правда, выглядел он по-прежнему сногсшибательно, и я не понимала, почему он думает, что его никто не узнает. Его осанка и величественный вид, которые он никак не мог скрыть даже под простой одеждой, выдавали его с головой. Он смеялся, громко пел, рассказывал охотничьи истории, и мое сердце беспомощно трепыхалось. При мне он всегда был хмур и замкнут, а вот таким веселым, открытым, бесшабашным я могла его видеть только со стороны. Осознание этого было болезненным.

   Пока я предавалась невеселым мыслям, Дан куда-то исчез. Так как его друзья оставались на месте, я решила, что он просто вышел куда-нибудь прогуляться, подышать свежим воздухом или попросту освободить место для новой выпивки.

   Поэтому я осталась ждать, когда он вернется.

   И вдруг практически за моей спиной я услышала его насмешливый голос:

   – Кого это ты тут высматриваешь, красавица?

   Я испуганно замерла: неужели он догадался, что я приехала следить за ним? Но Дан развернул меня к себе и тут же добавил:

   – Ты кто? Дочка хозяина таверны, да? Хочешь посмотреть на знатных гостей, а отец не пускает?

   У меня отлегло от сердца. Нет, не узнал! Он всего лишь увидел женский силуэт в темной одежде, а так как был пьян, то решил позабавиться.

   Я склонила пониже голову и, изменив голос, с простонародным говором произнесла:

   – Ой, господин, вы токмо не говорите батюшке, что меня туточки видели, а то он ужо меня высечет.

   – Конечно, это было бы совсем неправильно, если бы такую хорошую девочку высекли, – низкие нотки его голоса произвели на меня странное волнующее впечатление. – А как тебя сечет отец? Розгами?

   – Когда сильно осерчает, то розгами, – я принялась вдохновенно сочинять, вспоминая, как однажды в детстве видела порку.

   Конюший лупил своего восьмилетнего сына, а тот не знал, куда деваться от стыда, потому что отец приспустил с него штаны, и от жесткой ладони на белых ягодицах ребенка оставались красные следы.

   – А когда не очень сердится, то может просто ладонью приложить, – продолжала я рассказ, войдя во вкус. – Но это даже хуже, потому что стыдно.

   – Почему тебе стыдно? – Дан произнес это тихим проникновенным голосом, и я вдруг осознала, что он подошел почти вплотную и навис надо мной. – Отец задирает тебе подол, да? Перегибает через колени и шлепает по твоей маленькой попке?

   У меня внезапно пересохло во рту. Странные неприличные видения промелькнули в голове. Я сглотнула и попыталась выдавить из себя:

   – Д-да.

   Дан медленно протянул руки и, обхватив меня за ягодицы, чуть притянул к себе. Он не держал меня крепко, я вполне могла бы вырваться и убежать. Но сейчас впервые мой муж прикасался ко мне. И мне вдруг захотелось почувствовать все то, что чувствуют те женщины, которые бывают в его объятиях.

   – Моя ты хорошая, – пробормотал он поверх моей макушки. – И что, вот по этой попке он тебя и лупит? Делает тебе больно?

   Его руки прошлись по моим ягодицам и погладили их. Хотя на мне была теплая плотная юбка и сверху шерстяной плащ, я чуть не задохнулась от чувств, которые забурлили во мне.

   – Да, – прошептала я.

   – Разве можно такой хорошей девочке делать больно, – пробормотал Дан рядом с моих ухом, едва прикрытым капюшоном, и я вдруг почувствовала холод, скользнувший по ногам: Дан начал комкать подол моей одежды, задирая его вверх.

   Что-то невообразимое творилось во мне. Я понимала, что нужно сейчас же удирать отсюда, пока Дан не узнал меня, но от его прикосновений что-то таяло во мне, ноги ослабели и почти не держали. Я уткнулась лицом в его грудь, а он все так же медленно и завораживающе тянул вверх край моего одеяния, пока наконец его ладони не коснулись голой кожи. Дан подхватил меня под ягодицы, чуть приподнял, прижал к себе, и я с немым восторгом ощутила своим животом твердый бугор в его штанах.

   Значит, я все же могу ему нравиться как женщина? Когда он не знает, что это я, когда он не видит моего лица, я могу ему нравиться! И он мог бы даже сделать мне ребенка!

   Дан продолжал мять мои ягодицы, что-то бормоча на ухо и все крепче прижимая меня к себе:

   – От тебя так сладко пахнет! Как мед! Ты такая сладкая.

   Я вдруг с испугом почувствовала, что между ног стало мокро. Боже мой, это же не… Ведь сейчас не срок!

   А Дан уже поворачивал меня к себе спиной. Я позволила ему это сделать, потому что так было меньше вероятности, что он увидит мое лицо. Все так же придерживая подол, задранный к моей талии, он вдруг присел на корточки и поцеловал сначала одну ягодицу, потом другую.

   Заволновавшись, что он сейчас увидит то, что ему совсем видеть не нужно, я попыталась опустить подол.

   – Что ты, что ты, – ласково забормотал он, не позволяя мне это сделать. – Не бойся. Я не сделаю ничего плохого. Я просто жалею твою бедную попку, которая незаслуженно подвергалась наказаниям. – И он снова погладил меня по ягодицам.

   – Иногда я и правда это… того… делала чего не велено, – ответила я, войдя в роль и желая показать, что не такая я уж хорошая.

   – Вот как? – переспросил Дан, и я услышала по его голосу, что он улыбается. – То есть ты бываешь и плохой девочкой? И тебя иногда все же надо шлепать?

   Его дыхание касалось моей обнаженной кожи, он продолжал ласкать мои ягодицы, и от его голоса и от его действий я чувствовала, что в животе ворочается невиданный зверь, который чего-то ждет.

   – Да, пожалуй, что и стоит иногда приложить, – ответила я и вдруг поняла, что действительно хочу почувствовать, как ладонь Дана с силой опустится на меня, и на моей коже проступят розовые следы от его пальцев. Словно печать, которую я смогу какое-то время носить. – Может, и надо меня наказать, чтобы не делала, чего не положено.

   – Тебе ведь говорил отец, что негоже позволять мужчинам задирать тебе подол да трогать тебя за разные места? – ласково спросил Дан.

   – Да-а, говорил, – пролепетала я и ощутила, как его пальцы вдруг скользнули ниже между моих расставленных ног.

   Испугавшись, я дернулась, но Дан одной рукой тут же ухватил меня за живот и удержал.

   – Стой, кобылка, не убегай. Я же чувствую, что тебе нравится. Смотри, какая уже мокрая.

   Вот как? Значит, так и должно быть, чтобы между ног появлялась влага?

   – Нравится? – переспросил Дан.

   – Да-а, – простонала я, чувствуя, как его пальцы нежно поглаживают меня по складкам между ног. – Нра-авится!

   – Ох, какая ты плохая девочка! – почти простонал Дан. – Позволяешь мужчинам себя трогать! Тебя за это нужно наказать!

   От невероятного удовольствия, которое сначала сосредоточилось в месте, где мой муж ласкал меня, а потом горячей волной распространилось по всему телу, я перестала соображать, где нахожусь и что делаю. Я не очень понимала, чего мне хочется, лишь ощущала, что его нежных прикосновений уже недостаточно. Я повела бедрами, стремясь прижаться сильнее к мужской руке, но все равно чего-то не хватало. Может быть, мне действительно нужно, чтобы он меня отшлепал?

   – Да, я плохая, – прошептала я.

   Дан не расслышал и переспросил:

   – Что ты говоришь?

   – Я очень плохая, господин.

   – Хочешь, чтобы я тебя наказал?

   – Да.

   – Тогда наклонись, – он подвинул меня к стене так, чтобы я оперлась на нее, а потом легонько ударил меня по ягодице.

   Я одновременно охнула и застонала.

   – Больно? – спросил Дан.

   Я помотала головой, не в силах сейчас ничего сказать от горячей волны, прокатившейся по моему телу.

   Его пальцы снова прошлись по моим нежным складкам между ног, заставив заскулить, а потом он снова ударил меня теперь уже по другой ягодице и чуть сильнее.

   Я тихонько вскрикнула.

   – Еще? – спросил он.

   – Да-а! – простонала я, злясь на него за то, что он медлит.

   Я почувствовала новый шлепок, охнула и прошептала:

   – Еще!

   Мои ягодицы горели, жар распространялся в глубь тела и собирался в комок в моем животе. Внутри словно что-то нарастало, ширилось, и я чувствовала, что еще чуть-чуть, и этот комок взорвется во мне.

   Дан нежно погладил меня по горящей коже и снова шлепнул. Я захлебнулась тихим стоном, как вдруг скрипнула дверь таверны и мужской голос громко позвал:

   – Господин Дан! Господин Дан! Где вы?

   В тот же момент Дан резко опустил подол моего платья вниз, поднял меня в вертикальное положение и задвинул за свою спину.

   – Здесь я, – отозвался он, и по его голосу совершенно нельзя было догадаться, что он только что шептал возбужденным тоном всякие неприличные вещи. – Иду.

   – А то мы ужо вас потеряли, – отозвался голос уже ближе, видимо тот, кто говорил, подходил к нам. Хруст снега под его подошвами подтвердил это предположение. – Думали, вдруг чего случилось.

   – Да нет, все в порядке. Захотелось прогуляться по морозцу, – ответил громко Дан и прошептал, не оборачиваясь: – Это твой отец. Беги, пока он тебя не заметил. И не бойся, я ничего ему не скажу.

   – Благодарствую, господин! – прошептала я ему в ухо, на мгновение прижавшись к его спине, а потом растворилась в темноте.

   Дан же пошел навстречу хозяину таверны.

   Я вернулась в комнату, которую нашел для меня Мирх. Он расположился в соседней каморке, чтобы быть все время рядом на тот случай, если понадобится. Мне стоило больших усилий, чтобы выглядеть и говорить при слуге так, словно ничего не произошло. Но как только я оказалась одна в темном убогом закутке и расслабилась, то поняла, что вся горю от непонятных мне ощущений и воспоминаний. Подняв подол, я погладила себя, представляя, как это делал Дан. Кожа стала невероятно чувствительной и просила большего. Между ног по-прежнему было влажно, и я коснулась себя в том месте. Было приятно, но пальцы Дана доставляли мне куда больше удовольствия. Я разделась, плюхнулась на узкий жесткий тюфяк, накрылась тонким покрывалом и, улыбаясь, прошептала в темноту:

   – Кто бы подумал, что королева будет изображать из себя простолюдинку и просить ее отшлепать.

   То, что сегодня произошло со мной, не укладывалось в голове. Это было странно, и в чем-то пугающе, но в то же время волнующе. А самое главное: у меня появилась надежда. Если я буду оставаться для своего мужа неузнанной, я могу насладиться всем тем, что он давал другим женщинам. Теперь, едва распробовав, я понимала, что давал он им очень много. И мне тоже хотелось большего.

   На следующий день мы с Мирхом вернулись во дворец, и я начала составлять планы по достижению желаемого.

   Мне пришло в голову, что раз Дан способен одаривать своим вниманием простолюдинок, можно постараться под видом служанки попасться ему на глаза. Вполне возможно, он повторит все то, что делал с «дочкой хозяина таверны». Конечно, важно было выбрать такое место и время, когда будет настолько темно, чтобы он не смог разглядеть мое лицо, даже если бы захотел.

   Я тщательно изучила все закоулки во дворце, наблюдая за работой прислуги и пытаясь понять, где лучше всего было бы перехватить моего супруга. Разумеется, об этом я Мирху не рассказывала. Не могла же я объяснять слуге, что хочу добиться ласк собственного мужа таким странным способом. Мирх же, видя, что я пропадаю на какое-то время, приказывая ему прикрывать мое отсутствие, очень расстраивался.

   Я пыталась попадаться на пути Дана, изображая служанку и делая вид, что занимаюсь той или иной работой, но всякий раз супруг проходил мимо, не обращая на меня никакого внимания.

   Иногда я видела, как он шел в свои покои с очередной любовницей, и меня даже пару раз позвали убирать комнату после его увеселений. Я перестилала простыни, испачканные его семенем, пропитанные его запахом, и мне хотелось плакать от того, что весь он достается кому угодно, только не мне. Возможно, он мог позабавиться с простолюдинкой возле таверны, когда был достаточно пьян, а других дам под рукой не оказалось, но во дворце, где любая великосветская дама была готова согревать его постель, было маловероятно, что Дан обратит свое королевское внимание на какую-то служанку.

   Но однажды, когда я стояла в крытой галерее и смотрела вдаль, любуясь заснеженными холмами, в дальнем конце пассажа послышались шаги, и из темного коридора вынырнул Дан. Я предполагала, что он сейчас находится на балу, с которого придет позже со своей очередной пассией, поэтому он застал меня врасплох. Сразу же отвернувшись, я начала усиленно делать вид, будто вытираю пыль, но король уже заметил, что служанка прохлаждалась и бездельничала.

   – И часто ты отлыниваешь от работы? – строгим голосом спросил он, останавливаясь у меня за спиной.

   – Нет, ваше величество, простите, ваше величество, – пробормотала я, не поворачиваясь.

   Он шагнул еще ближе и, буквально прижав меня к балюстраде, поставил руки по обе стороны моего тела, так что я не могла бы вырваться при всем желании. Правда, такого желания я не испытывала.

   – Что интересного ты там увидела? – спросил он поверх моей макушки, видимо, тоже поглядев вдаль, но так как я молчала, он повысил голос: – Отвечай!

   В это время во внутреннем дворе с лавочки возле замерзшего фонтана послышалась возня и звуки поцелуев. Я вгляделась и увидела, как какой-то франт тискает даму, а она чисто для проформы отталкивает его и при этом хихикает.

   – Ах вот оно что! – ухмыльнулся за моей спиной король. – Любишь подсматривать за играми придворных?

   – Нет, что вы, ваше величество, – пробормотала я, но Дан мне явно не поверил.

   – Все вы, слуги, одинаковы, любите подглядывать за господами и пересказывать грязные сплетни. А я-то уж было подумал, что ты любуешься красотой раскинувшейся панорамы.

   Я промолчала. Служанке не положено было понимать такие слова.

   В это время руки франта залезли под юбку дамы, и ее жеманное хихиканье сменилось томными ахами и вздохами.

   – А ты-то сама любишь такие игры? – спросил Дан.

   Так как он прижимался ко мне сзади, я отчетливо чувствовала, как начинает набухать его достоинство.

   – Простите, я не понимаю, ваше величество, – пробормотала я.

   – Да уж, наверное, у вас, слуг, все попроще, да? – усмехнулся король. – Какой-нибудь Зирх или Марик просто задерут тебе юбку в темном пыльном углу, да и вставят по самое не балуй?

   С этими словами руки короля стали делать как раз это самое – задирать мне юбку.

   – Что вы, ваше величество, я не отлыниваю от работы и не трачу время на мужчин, – пролепетала я.

   Бурно протестовать я не хотела, ведь я, собственно, ради этого все и затеяла, но и показаться слишком распущенной не желала тоже. В этот момент франт закинул пышную юбку дамы ей на голову, открыв холодному воздуху ее промежность, а сам нырнул ей между ног. В сумерках плохо было видно, что именно он делал, но стоны дамы, хоть и приглушенные платьем, стали еще более звучными.

   «Она же замерзнет», – подумала я, но тут же вспомнила, что совершенно не чувствовала холода, когда Дан задирал мне подол возле таверны. Наоборот, все мое тело полыхало жаром.

   В это время руки Дана залезли мне под юбку и коснулись между ног.

   – Врунишка, – с непонятным удовольствием заключил король. – Ты же вся течешь! Наверное, подсматривала за господами да представляла, как какой-нибудь конюх так же тебя оприходует.

   Дан двигал пальцами между моих складочек, и это было так приятно, что я невольно раздвинула ноги, чтобы ему было удобнее.

   – Скажи, что ты хочешь, чтобы тебе всунули крепкий кол, – приказал король.

   Меня немного покоробили его слова и в то же время возбудили. Я не понимала, что чувствую, и не знала, что ответить. Возражать королю не хотелось, но в то же время боялась, что ему не понравится моя доступность.

   – Что ты молчишь? – потребовал ответа Дан.

   – Ваше величество, я не знаю, что говорить, – пролепетала я. – Я боюсь, что вы прикажете меня наказать.

   Он издал какой-то звук, будто его насмешили мои слова.

   – Не бойся, сегодня я великодушен, – ласково проговорил он, и от его голоса во мне снова что-то сжалось и начало трепетать. – Нагнись, обопрись о балюстраду.

   Я сделала, как он велел, и волнуясь, и предвкушая, и страшась, так как не знала, что дальше последует. Дан закинул край моего простого одеяния мне на спину, еще больше оголив меня сзади, и вдруг замер, прищелкнув языком.

   Но не успела я испугаться, как что-то горячее и твердое коснулось средоточия моего естества, и я догадалась, что Дан распустил завязки гульфика.

   Он несколько раз провел своим крепким стержнем по моим складкам, и я невольно шевельнула бедрами, стремясь теснее прижаться к нему, так как это доставляло мне наслаждение.

   – Признайся, – горячо прошептал Дан. – Скажи, что ты его хочешь. Тебе ведь нравится, когда мужчины втыкают в тебя свои орудия? Скажи, если хочешь, чтобы я продолжал.

   – Да, – прошептала я. – Хочу.

   – Давно бы так, – с удовлетворением произнес Дан, надавливая своим мужским органом на мой вход. – Наверное, любишь, когда тебя берут грубо, как жеребцы кобылу, да? – и с этими словами он резко вогнал в меня свой твердый стержень.

   Острая боль пронзила меня, и я, не сдержавшись, вскрикнула.

   – Что за черт? – пробормотал король и остановился. – Ты девственница?

   Его голос звучал сурово, и я, испугавшись, отрицательно покачала головой.

   – Неужели такая узкая? – с некоторым недоумением произнес он и снова двинулся во мне.

   Я пыталась сдержать стон, но чувствовала, как что-то огромное и жесткое растягивает меня изнутри. Казалось, что оно просто разорвет меня пополам. Видимо, я все же всхлипнула, потому что в следующий момент причиняющий мне боль большой горячий предмет покинул мое многострадальное лоно.

   – Кровь! – воскликнул король. – Так ты была девственницей! Почему ты обманула меня?

   Я могла бы сказать, что он сам придумал для себя мою любовь к совокуплениям с мужчинами, но не будет же простая служанка спорить с королем! Я промолчала, одной рукой опуская юбку, а рукавом другой вытирая слезы.

   – Что ты молчишь? Повернись! – приказал Дан.

   Вот тут я поняла, что пропала. До этого момента королю было безразлично мое лицо, его интересовала совершенно другая часть тела, но теперь ему захотелось меня рассмотреть. Если он узнает меня, это будет конец всему! Я подхватила край юбки и помчалась от него со всей прытью, на которую была способна.

   – Куда? Стой! – взревел король и кинулся следом.

   Наверняка, в обычной ситуации он догнал бы меня в два счета, но, судя по всему, не до конца завязанные панталоны помешали ему. Он ругнулся и прекратил погоню.

   Я добралась до своих покоев, постаралась придать себе более-менее приличный вид и отпустила Мирха, а затем приказала подготовить ванну. Прогнав всех служанок и опустившись в воду, я начала смывать со своих бедер засохшую кровь. Я совершенно не представляла, как нужно вести себя женщине после произошедшего, а посоветоваться было не с кем. Да и признаваться в потере девственности не хотелось. Весь двор знал, что король не навещает меня в моих покоях. Никто бы не поверил, что именно мой венценосный супруг и сделал меня женщиной. К тому же было бы неразумно допустить, чтобы до Дана дошли эти слухи.

   Расслабляясь в теплой воде, я недоумевала. Что хорошего видят женщины в таких сношениях? Ведь это больно! Впрочем, я тут же вспомнила, как Дан ласкал меня, как стонала дама во дворе, и решила, что все, что предшествует проникновению, очень даже приятно. А вот остальное, видимо, женщины вынуждены терпеть ради желания иметь детей. Я надеялась, что теперь смогу понести, но с некоторым страхом думала, как буду объяснять королю, откуда взялся ребенок.

   На следующий день я узнала, что король приказал позвать всех служанок пред его очи. Чего он хотел добиться, никто не понимал, догадывалась одна я. Впрочем, закончилось все тем, что он лишь пристально оглядел каждую и всех отпустил, видимо, так и не найдя ту, которую искал.

   Испугавшись, что Дан может меня заподозрить, я приказала собрать свои вещи и уехала в загородный дворец. Мой супруг никак это не прокомментировал, даже не прислал записку с вежливыми пожеланиями хорошей дороги. Впрочем, я догадывалась, что он был только рад моему отъезду, так как присутствие невольно вносило сумятицу и напряжение в общество. Хотя, допускаю, что Дан и вовсе не узнал о том, что я исчезла из королевского дворца, потому что не интересовался мной.

   Первое время между ног у меня саднило и было немного больно присаживаться, но вскоре кровь перестала идти, все зажило, неприятные ощущения прошли, и я с некоторым удивлением заметила, что воспоминания о том, как меня наполняла мужественность Дана, кажутся даже приятными.

   Подошли сроки, и я с некоторым огорчением и в то же время облегчением, поняла, что не беременна.

   Время тянулось медленно, но я словно не замечала скуки, окружавшей меня, потому что погрузилась в составление нового плана. Мне по-прежнему хотелось получить от своего супруга то, что обычно получают жены от своих мужей каждую ночь. Но как этого добиться, я не имела понятия. Устроить нечто похожее теперь не представлялось возможным. Скорее всего, Дан, наученный горьким опытом, сначала будет смотреть служанке в лицо, а уж потом начнет задирать ей подол.

   Конечно, я могла бы под покровом темноты пробраться к Дану в покои, представившись какой-нибудь очередной знатной дамой, желающей добиться его расположения. Но ведь король в любой момент мог захотеть зажечь свечи, или, скажем, слишком яркая луна заглянула бы в окно, и Дан смог бы рассмотреть, кто я.

   В каком случае мой венценосный супруг воспримет закрытое лицо вполне естественным событием? И тут мне пришел в голову ответ: маскарад! В Леонтии никогда не устраивали костюмированных балов, но в моей родной Эринее такие развлечения были частым явлением. Нужно устроить в королевском дворце маскарад, пригласить побольше гостей из разных королевств, а потом самой прийти туда в маске и остаться для Дана не узнанной.

   Но как это осуществить? Все предложения, исходившие от меня, были неприятны моему супругу. К тому же он не любил, когда я показывалась гостям даже в вуали, так что смена ее на маску вряд ли ему понравится больше. Тем более, если Дан будет знать, что я присутствую на балу, он сможет меня узнать. Нет, мне нужно было, чтобы мой муж расслабился, не ожидал подвоха, и тогда его скорее заинтересует незнакомка в маске.

   Поэтому я решила действовать окружным путем. Села и начала писать письмо отцу.

   Довольно давно мы не виделись с ним, еще с того момента, как я покинула родное королевство. Честно говоря, я сама не хотела общения со своим единственным родственником.

   Отчасти я не могла простить ему того, что он все же выдал меня замуж за Дана. Я сердилась, что он так долго скрывал от меня, что я чрезвычайно некрасива. Помнится, отец тогда возражал, убеждая меня, что я все выдумываю, что я довольно хорошенькая. Возможно, – предполагал он, – я чего-то не поняла. Да и не могла я слышать того, что говорил юный принц, ведь я была далеко!

   В тот момент я спросила, смогу ли смотреться в зеркало, когда мне исполнится восемнадцать? Отец заметно заволновался, тщетно пытаясь скрыть это от меня, и ответил:

   – Зачем же зеркало королеве? Венценосным особам оно без надобности, для этого у них есть слуги, которые следят за их одеждой и прической. Разве ты видела, что я когда-нибудь пытался разглядывать свое отражение?

   Я не стала рассказывать, что уже успела увидеть себя, вместо этого поинтересовалась, как выглядела моя мать.

   Маму свою я не помнила, так как она умерла, когда я была совсем маленькой. Но по всему выходило, что своим не слишком приятным обликом я должна была быть обязанной ей, потому что мой отец был достаточно привлекательным мужчиной.

   Меня смутило и расстроило, что отец не пожелал удовлетворить мое любопытство и перевел разговор, а затем и вовсе отослал меня, прикрывшись необходимостью заниматься государственными делами.

   Впрочем, то, что моя мать могла быть такой же некрасивой как я, тогда несколько меня успокаивало. Раз ей удалось выйти замуж и родить меня, значит, и для меня не все потеряно. Но уже переехав в Леонтию, я поняла, что разница между Даном и королем Эринеи огромна. И если мой отец мог полюбить или по крайней мере пожалеть мою мать, то мой супруг на это был неспособен.

   После того случая я избегала разговоров о матери. Но и отец стал общаться со мной намного меньше, никогда не оставаясь наедине, словно боялся, что я начну спрашивать о том, о чем ему не хотелось бы говорить.

   Но когда на свое восемнадцатилетие я покидала дворец, отец, прощаясь со мной сказал:

   – Ты беспокоишься, что выглядишь некрасивой, потому что якобы принц Данихард сказал такое. Дитя мое, даже если он считает тебя некрасивой и не сможет полюбить, он обязан будет зачать наследника. Женщинам дети всегда приносят больше радости, чем мужчины. Я надеюсь, что ты будешь счастлива.

   Наверное, я не хотела видеть отца еще и по этой причине. Как бы я ни сердилась, все же любила его и не хотела расстраивать. А он, наверняка, был бы огорчен, как только понял бы, что его единственная дочь несчастна.

   Но теперь мне нужна была его помощь, больше обратиться было не к кому.

   Я попросила отца сделать вид, будто он приезжает не по моему приглашению, а по собственному желанию. Дан, конечно же, из вежливости не стал бы возражать, даже если бы я выслала королю Леораду приглашение, но мне хотелось организовать так, чтобы казалось, все произошло само собой.

   Когда от моего отца пришло уведомление, что он имеет намерение навестить нас, Дан послал за мной. Возвращаясь из загородного дворца, я волновалась. Что если король узнает во мне ту девицу, которую он шлепал под окнами таверны или служанку, которую лишил девственности?

   Как только я прибыла в своей карете во дворец, меня сразу провели в голубую гостиную, где король Леонтии принимал официальных гостей. Мой супруг был строго одет и подтянут. В нем совершенно нельзя было узнать того человека, который шептал мне на ухо всякие непристойности и задирал подол моего платья.

   Как только я об этом подумала, по моему телу сразу прокатилась горячая волна. Нет, нельзя об этом вспоминать, иначе я не смогу нормально говорить и думать.

   Дан предложил мне присесть. Слуги принесли нам чай и удалились.

   – Налить вам? – спросила я, соблюдая этикет. – Со сливками?

   – Нет, я не хочу, но вы пейте, если хотите, – тут же отозвался Дан своим официальным голосом, который использовал, разговаривая со мной.

   Я сначала хотела отказаться, а потом подумала, что это может придать мне сил и уверенности, и налила себе чая, разбавив сливками и сахаром.

   – Моя дорогая супруга, я должен сообщить вам, что ваш отец, король Леорад едет навестить нас. От него пришло письмо, в котором он обращается к нам обоим, из чего я заключил, что ваш отец не подозревает о том, что мы живем отдельной друг от друга жизнью.

   Он выжидательно посмотрел на меня. Точнее на вуаль, скрывающую мое лицо.

   Я чуть приподняла покрывало, не торопясь сделала глоток чая, потом аккуратно поставила изящную чашку на тонкой работы блюдце, и только после этого ответила. В конце концов, выдержке я училась у самого лучшего учителя!

   – Да, я не сообщала отцу о нашем не совсем обычном образе жизни, не желая его расстраивать.

   – Что ж, – чуть сдвинул брови Дан, – это очень похвально. Но сейчас мы стоим перед проблемой: как нам вести себя с ним? Так или иначе он поймет, что вы постоянно ходите с закрытым лицом. Возможно, это его огорчит…

   – Не страшно, – ответила я. – Я скажу ему, что сама настояла на этом, потому что не хотела, чтобы чужие мне люди глазели на меня, а потом за моей спиной говорили гадости.

   – Это очень разумно, – похвалил Дан, и мне вдруг показалось, что в его лице мелькнуло нечто похожее на уважение. – Тогда следующий вопрос. Хотите ли вы признаться отцу, что мы живем раздельно, или мы оставим его в неведении и сделаем на время его приезда вид, что проживаем вместе, часто видимся и вообще ведем обычный для королевской четы образ жизни?

   – Мне бы не хотелось расстраивать отца и объяснять, что его дочь, по сути, никто в своем королевстве. – Дан нахмурился и попытался возразить, но я продолжила: – Поэтому мне, конечно, хотелось бы вызвать у него впечатление, что у нас обычная семейная жизнь. Но все зависит от вас, мой дорогой, – мягко произнесла я. – Сможете ли вы терпеть мое присутствие все то время, пока отец будет гостить у нас? Не будет ли вас смущать, что я ночую хоть и в своих покоях, но рядом с вашими, где только дверь будет нас разделять? Не будет ли для вас тяжело отказаться на некоторое время от своих фавориток?

   Дан молча смотрел на меня, и я не могла понять, что за мысли сейчас обуревают его.

   Я снова приподняла покрывало и сделала глоток чая.

   – Я не думаю, что это будет для меня очень сложно, – наконец проговорил Дан.

   – Что ж, – ответила я. – Тогда, видимо, вам стоит отдать приказ подготовить покои во дворце для моего проживания.

   – Конечно, – кивнул он.

   Я продолжала пить чай, методично приподнимая вуаль и засовывая под нее чашку.

   – Простите меня, – вдруг произнес Дан.

   – За что? – я искренне удивилась, потому что слышать такие слова от него было странно.

   – За все. Я заставил вас носить это покрывало, даже не подумав, какие сложности это вам принесет. Я думал только о своем удобстве, считая, что и вас ни в чем не ограничиваю. Я предоставлял сколько угодно денег в ваше распоряжение, и сказал, что не буду возражать, если вы будете встречаться с другими мужчинами. Но вы… – он помолчал. – Я знаю, что у вас нет любовников. Почему вы не захотели их иметь?

   – Вы считаете, что другой мужчина будет более снисходителен к моей внешности, и я буду нравиться ему настолько, что он будет в… боевой готовности для меня? Мне показалось, что для вас это было совершенно невозможно. Что заставляет вас думать, что для другого мужчины будет иначе?

   Дан кашлянул и смутился. Это было невероятно!

   – Деньги часто делают людей более сговорчивыми. К тому же вы не кто-нибудь, вы королева. Мне кажется, ваш статус очень многих возбудил бы сам по себе. А тот же Мирх? Мне докладывали, что он буквально ваш сторожевой пес, готовый на все ради вас. Если бы вы проявили к нему благосклонность, он мог бы… сделать вас счастливой. При этом вам совершенно необязательно было бы открывать ему свое лицо.

   – Вот как? – переспросила я. – А что, если я соглашусь на ваше предложение и приближу к себе Мирха? Или другого мужчину?

   – Я порадуюсь, что вы нашли свое счастье.

   – Но знаете, ведь я могу понести от любого из них. Что сделаете вы с моим ребенком? Признаете его как своего наследника? Даже если он будет от простолюдина? Или прикажете его увезти от меня, отдать чужим людям, чтобы они воспитали его как своего и скрыли его настоящее происхождение? Буду ли я в этом случае счастлива?

   Дан нахмурился и промолчал.

   – Я не хочу проблем для государства, которые непременно возникнут, если на престол взойдет человек, не являющийся вашим сыном, но также я не хочу того горя, которое испытывает мать, когда у нее отбирают ее дитя. Поэтому я не завожу любовников.

   – Простите меня, – тихо повторил Дан.

   В этот момент мне отчаянно захотелось, чтобы в эту венценосную голову пришла простая мысль: если, по его мнению, меня могут хотеть другие мужчины, достаточно лишь не показывать им свое лицо, то значит, и он в состоянии находить меня привлекательной. Те случаи возле таверны и на галерее подтверждали это. Но я не могла сказать ему об этом напрямую.

   – Простите, милорд, могу я задать вам вопрос? – вежливо произнесла я.

   – Да, моя дорогая.

   – Ведь вам все равно нужен наследник, – напомнила я. – Вам нужен ребенок, который примет от вас бразды правления государством. Если вы не можете зачать наследника со мной, то каким образом вы собираетесь решить вопрос преемственности? Признаете какого-нибудь своего бастарда?

   Дан снова нахмурился.

   – Я не думал об этом. Я достаточно молод и пока не собираюсь умирать. Может быть, со временем этот вопрос решится сам собой.

   – Но как? – удивилась я. – Неужели вы считаете, что, став старше, я стану более привлекательной для вас? Обычно с возрастом женщины дурнеют.

   Он промолчал, и я вдруг подумала: «Может быть, он ждет, когда я умру? Тогда он мог бы жениться на девушке, которую полюбил».

   Эта мысль причинила новую боль.

   – Зачем вы вообще женились на мне? – едва сдерживая дрожь в голосе, спросила я. Это был даже не вопрос, а скорее стон отчаяния. – Зачем, если вы сразу так невзлюбили меня? Почему не отказались?

   – Я не мог, – покачал головой Дан. – Меня заставили.

   – Кто? Ваш отец? Но как он мог вас заставить? Пообещал лишить престола?

   – Да пусть бы и лишил! – неожиданно сверкнул глазами Дан, и в комнате словно все покрылось инеем от льда в его голосе. – Не нужен мне этот престол, и наследник мне не нужен. Пусть королевство достается кому угодно!

   – Но тогда что же? – растерянно пробормотала я.

   Дан провел рукой по волосам. Белая кожа кисти контрастировала с черным цветом его кудрей. Супруг казался немного взволнованным, даже несколько растерянным, что никак не вязалось с его обычной строгостью и умением держать все под контролем.

   – Оракул предсказал, что наше королевство погибнет, будет погребено под толстым слоем снега, замерзнет и заледенеет, не останется ничего живого, и только моя женитьба на дочери короля Эринеи может спасти страну. Я упирался, говоря, что это бред, что не может какая-то свадьба, да еще и с конкретной девушкой, спасти королевство. Но последнее время предсказания оракула стали сбываться. С каждым годом зима длилась все дольше, урожаи были все меньше, так как они не успевали вызревать. Люди голодали. И я согласился, считая, что не имею права отказываться. Если этим глупым действием я смогу спасти свой народ, пусть будет так. К тому же… – он помолчал, но все-таки договорил, – моя любимая уже была для меня потеряна, а никто другой не был мне нужен, так что мне было все равно, на ком жениться.

   Воцарилась пауза.

   – Простите, – пробормотала я.

   – Да вам-то за что просить прощения? – поморщился Дан. – Вы, как и я, оказались заложницей этого предсказания. А что сказали вам? Почему вы согласились выйти за меня замуж?

   Не могла же я сказать, что влюбилась в него с первого взгляда? И хотя меня тогда ранило его отношение, я со всей своей детской верой в сказку надеялась, что меж нами когда-нибудь хоть что-нибудь изменится в лучшую сторону.

   – Я была ребенком, – сухо произнесла я. – Мне даже не приходило в голову ослушаться отца. Я считала, что все, что делают взрослые, только во благо.

   – Теперь, видимо, вы так не считаете, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Дан.

   Я решила ничего не отвечать.

   – А знаете, как только вы появились в нашем королевстве, зима действительно стала менее суровой. Поэтому народ так вас любит. Он искренне верит в то, что под вашей вуалью скрывается непревзойденная красота, – с некоторой горечью заключил Дан, а потом добавил. – Не знаю, совпадение ли это, или предсказание на самом деле сбывается, но в любом случае спасибо вам за то, что вы здесь.

   Я почувствовала, как на мои глаза навернулись слезы, и снова возблагодарила провидение, заставившее Дана надеть на меня эту вуаль. Мой супруг и мой король впервые отнесся ко мне с теплотой и благодарностью.

   Пауза затягивалась. Я постаралась взять себя в руки и ответила более-менее нормальным голосом:

   – Я счастлива послужить своему супругу и своему народу. И если мое присутствие действительно хоть кому-то приносит добро, я рада тому, что я здесь.

   – Вы очень великодушны, – тихо промолвил Дан, а мне стало трудно дышать.

   В наступившей тишине было слышно, как ветер бросает снежинки в окно.

   – Итак, мы договорились? – откашлявшись, возвратилась я к начальной теме нашей беседы. – Когда мне переезжать в покои рядом с вашими?

   – На будущей неделе, – ответил Дан.

   – Хорошо, – кивнула я. – И, наверное, нам нужно потренироваться в общении, чтобы мы больше походили на любящих супругов.

   – Что вы имеете ввиду? – озадачился Дан.

   – Вы могли бы подавать мне руку, выводя в зал, и не убегать на другой конец комнаты, стоит мне подойти к вам ближе, чем на десять шагов.

   – О! – выдохнул он. – Да, конечно. Простите. Я не задумывался о том, как себя веду.

   – Раз мы обо всем договорились, то мне пора.

   – Да, сейчас позову слуг.

   Он дернул шнурок и приказал явившемуся Мирху отвести меня в мои старые апартаменты.

***

Через неделю я переехала в новые покои. Теперь мои комнаты располагались в непосредственной близости от покоев короля, и одна мысль о том, что он совсем недалеко, будоражила меня. Мой муж рядом со мной! Я могу пойти и под каким-нибудь благовидным предлогом его увидеть! Счастью моему не было предела!

   Но я старалась не пугать Дана и не показывалась ему лишний раз на глаза. Мне было достаточно осознавать, что я имею такую возможность. Теперь мы встречались довольно часто, как минимум раз в день. Видимо, Дан действительно решил потренироваться вести себя как любящий супруг. Я по-прежнему ела одна в своей комнате, закрывшись на засов, потому что с вуалью принимать пищу было затруднительно. Но Дан приглашал меня на прогулки по заснеженному саду с ледяными скульптурами, или же мы играли с ним в шахматы, или катались вместе на лошадях.

   Вот и в этот раз мне было передано приглашение после обеда совершить прогулку верхом. Я не очень любила холод, но ради того, чтобы побыть рядом с мужем, была готова мерзнуть сколько угодно. Когда я вышла во двор в отороченной мехом амазонке и шерстяном плаще, Дан уже сидел в седле на своем вороном жеребце. Он даже не накинул капюшон, и его черные кудри рассыпались по плечам, снова напомнив о нашей первой встрече и заставив мое глупое сердце сжаться от любви и боли.

   Поодаль также верхом ожидали несколько человек из стражи, которые собирались нас сопровождать.

   Мирх помог мне сесть в седло, а затем отошел и вскочил на своего коня. Я заметила, что Дан проводил его задумчивым взглядом. Может быть, снова лелеял идею о том, чтобы «сделать меня счастливой», как он выражался?

   Мне эта мысль не понравилась, и я расстроилась. Тем не менее, заставив себя успокоиться, я подъехала к своему супругу.

   – Замечательный день, не так ли? – заговорил Дан, отдавая дань этикету и трогая своего коня. – Небольшой морозец и яркое солнце.

   Вряд ли мороз можно было назвать небольшим, потому что даже в теплом шерстяном зимнем плаще, накинутом сверху на амазонку, меня пробирало до костей. Но присутствие Дана скрашивало все неудобства.

   – Вы правы, – ответила я, нисколько не кривя душой. – День действительно замечательный.

   Мы легкой рысью выдвинулись вперед, а вся наша свита двигалась позади, отстав на значительное расстояние. Так предписывали правила: они не должны были слышать то, о чем мы говорим. Впрочем, наша беседа не затрагивала никакие особенные предметы и была сугубо светской.

   Мы говорили о погоде, рассуждали о красотах местности, которую проезжали, Дан выражал надежду, что мне нравится Леонтия, и постоянная зима меня не смущает. Я с готовностью откликалась на любые предложенные фразы, а сама в это время гадала: мой супруг ведет себя столь отстраненно, потому что считает меня чужим человеком, или думает, что никакую другую более интересную тему я не смогу поддержать? На самом деле мне куда больше нравились те наши разговоры, которые касались запретных личных вопросов. Например, когда Дан объяснял мне особенности физиологии мужчин или рассказал, почему был вынужден жениться на мне.

   После той его исповеди я глядела на него совсем другими глазами. Я и раньше не считала Дана злым или жестоким, но он казался немного самолюбивым и довольно эгоистичным. После признания, что он согласился на свадьбу ради спасения своего народа, я начала восхищаться им с новой силой.

   – Слева, за той долиной, – продолжал Дан, взмахивая рукой в перчатке, – небольшая деревушка под названием Арих. Хоть и маленькая, но очень живописная. В следующий раз можем совершить прогулку в том направлении.

   Картина природы, раскинувшаяся перед нами, была поистине великолепной. Заснеженные холмы перемежались рощицами, одетыми в белые причудливые одеяния, а возле долины блестело озеро, покрытое серебристым, сверкающим на солнце льдом. Но почему-то окружающая красота внезапно перестала казаться потрясающей, как только Данихард добавил:

   – Хотя, возможно, в саму деревню нам заезжать нет необходимости.

   – Почему? – не выдержала я. – Дабы не вызывать смущение у простых крестьян необычным видом королевы?

   Дан коротко взглянул на меня, но тут же отвел глаза. Меня всегда удивляло, почему он так боится на меня смотреть, ведь вуаль плотно закрывает мое лицо. «Быть может, – мелькнула внезапная мысль, – при взгляде на меня он вспоминает ту уродливую девочку, и ему становится неприятно».

   Подобное размышление оказалось настолько болезненным, что у меня перехватило дыхание от возникшего комка в горле, а сердце, казалось, на мгновение остановилось.

   Что бы я ни предпринимала, это никогда не заставит моего супруга полюбить меня!

   Почти не осознавая, что делаю, и стремясь сбежать от накрывшего меня отчаяния, я хлестнула свою лошадь, посылая вперед. Она, не ожидая такого предательства, взвилась на дыбы, чуть не скинув меня, а затем понесла.

   Кажется, Дан что-то кричал, но я даже не пыталась разобрать. Выронив поводья и вцепившись в луку седла, я сосредоточилась на том, чтобы не свалиться под копыта. Кобыла неслась по полю наперерез, затем, не сбавляя скорости, вбежала в рощицу. Здесь стало еще опаснее, так как мне, помимо всего прочего, приходилось уворачиваться от веток деревьев, норовивших сбросить меня с лошади. Я все ждала, что Дан нагонит меня и остановит обезумевшее животное, но через некоторое время, увидев его, движущегося параллельно на его жеребце вдалеке между деревьями, поняла, что он не может подобраться ко мне. Моя лошадь была небольшого размера, да и я ростом не отличалась, а мой высокий муж на его огромном животном не могли проскочить через те малые прогалины, куда удавалось проскользнуть моей кобыле.

   Я поняла, что мне придется спасаться самой.

   По-прежнему крепко держась одной рукой за луку, я наклонилась и попыталась подхватить поводья. Не с первого раза, но мне это удалось. Я принялась их натягивать, желая остановить лошадь, но испуганное животное только поворачивало, не сбрасывая скорости.

   Я не знаю, сколько прошло времени. Возможно, это длилось всего несколько минут, но мне казалось, что минули века. Руки устали и дрожали. За своей спиной я услышала треск ломаемых ветвей и голос Мирха, который кричал:

   – Моя госпожа, тяните сильнее! Заворачивайте голову лошади!

   Я постаралась сделать так, как он советовал, на мгновение отвлеклась, и это сыграло свою роковую роль. Не успев увернуться от нависшей толстой ветви, я ударилась об нее лбом и слетела с лошади, которая, избавившись от своей ноши, унеслась прочь.

   Возможно, я потеряла на мгновение сознание. Придя в себя, как в тумане увидела двух мужчин, подбегающих ко мне с разных сторон. Дан был ближе, он почти добрался до меня, но, когда между нами оставалась пара ярдов, вдруг замер на месте, словно наткнулся на невидимую стену. Мирх же буквально подлетел и, упав на колени, склонился ко мне.

   – Ваше величество, вы в поряд..? – начал было Мирх, но его прервал Дан, буквально заревевший как медведь:

   – Не смей! На королеву нельзя смотреть! Отвернись!

   – Я не смотрю, не смотрю, – забормотал Мирх, зажмуриваясь и отворачиваясь. – Я ничего не видел! Но кажется, ее величество ранена, ее покрывало в крови.

   Мое сознание было спутанным, и лишь через несколько мгновений я поняла, что мои щеки и нос мерзнут, а это означало, что вуаль сбилась, частично открыв лицо. С трудом подняв отяжелевшие руки, я постаралась поправить ее.

   – Ваше величество, что у вас болит? – спросил Мирх, не поворачиваясь.

   – Кажется, лоб, – невнятно пробормотала я.

   Дан все так же стоял в паре ярдов от меня, застыв как статуя.

   – Ваше величество, мне кажется, госпожу королеву нужно осмотреть и, возможно, наложить повязку, – произнес Мирх. – Я боюсь, ее величество может истечь кровью. И раз мне нельзя смотреть…

   Повисшая пауза была довольно красноречивой. Мой слуга весьма прозрачно намекал королю, что тот должен сам помочь своей королеве.

   Дан не сдвинулся с места.

   Послышались приближающиеся голоса. Видимо, остальная свита спешилась на опушке и теперь шла по нашим следам.

   – Возвращайтесь к своим лошадям, – крикнул им Дан. – Мы скоро присоединимся к вам.

   При этом он продолжал оставаться на месте, не приближаясь ко мне.

   – Или, если не возражаете, ваше величество, я могу на ощупь оценить, насколько опасны травмы ее величества, – снова подал голос Мирх.

   – Со мной все в порядке, – слабым голосом заявила я, хотя и чувствовала, как кровь струится по лицу. – Я прижму снег к ране, чтобы замедлить кровотечение. Мне нужно побыстрее добраться до дворца, и все будет в порядке.

   – Но ваша лошадь убежала, – напомнил Мирх, по-прежнему зажмурившись.

   Повисла тревожная пауза. Я скосила глаза на Дана. Единственный приемлемый выход заключался в том, что король и мой супруг посадил бы меня на своего коня и доставил во дворец, но Дан молчал. Мне кажется, я догадывалась, почему он колеблется: ему было неприятно прикасаться ко мне. Получается, ему это было настолько отвратительно, что он не мог себя пересилить.

   – Ты можешь открыть глаза, я уже поправила вуаль, – сказала я Мирху.

   Тот сразу же уставился на короля, ожидая от него какого-либо приказания, но Дан безмолвствовал.

   – Ваше величество, – обратился к нему мой слуга, видя его нерешительность, – если вы позволите, я мог бы посадить королеву на своего коня и повел бы его под уздцы.

   И тут Дан словно очнулся.

   – Нет. Я сам.

   Видимо, он все же понял, в какое странное положение себя и меня поставит, если позволит простолюдину спасать его супругу, в то время как сам будет ехать рядом.

   – Лучше отправляйся на поиски убежавшего животного.

   – Слушаюсь, ваше величество, – смиренно ответил Мирх.

   Но я видела: он недоволен тем фактом, что придется оставить меня одну.

   Когда скрип снега под подошвами слуги затих, Дан сделал шаг ко мне. Его скулы напряглись, как будто он сжал зубы, намереваясь совершить нечто чрезвычайное и опасное.

   – Я попробую встать, – пробормотала я. – Не беспокойтесь. Я встану и потихоньку дойду до вашего жеребца.

   Дан снова замер.

   Честно, я изо всех сил пыталась подняться, цепляясь за ветви кустарника, но руки ослабели, голова кружилась, а ноги не хотели меня держать. В итоге я с позором шлепнулась назад в снег.

   – Простите, – пролепетала я.

   Дан сдвинул брови и выглядел настолько суровым, что я даже немного испугалась.

   – Лежите смирно, не двигайтесь, – жестким тоном произнес он, решительно наклонился и подхватил меня на руки.

   Впервые в жизни мой муж держал меня на руках. По сути, после того первого и единственного раза, когда он взял мою ледяную потную ладошку во время нашей свадьбы, он впервые прикасался ко мне, зная, что это я.

   Я побоялась обнять его за шею, резонно рассудив, что это может поколебать его решимость.

   Дан постоял несколько секунд, словно прислушиваясь к своим ощущениям, а затем двинулся в сторону коня, стоявшего неподалеку.

   Я практически не дышала, не желая неосторожным движением или словом подвергнуть выдержку Дана тяжелому испытанию. Но сейчас его лицо было так близко, что я могла беспрепятственно любоваться через вуаль линией его напряженных скул и чернотой невероятно длинных ресниц.

   Мой супруг быстрым шагом добрался до своего коня, и казалось, будто я ничего не вешу – настолько легко он нес меня. Затем усадил на спину жеребцу боком и в следующее мгновение взлетел в седло и оказался сзади меня, так что я прижалась плечом к его груди. Я попыталась выпрямиться, чтобы как можно меньше касаться его, но он не позволил мне это сделать, довольно сурово произнеся:

   – Не шевелитесь, а то свалитесь.

   Обхватив одной рукой за талию, он удерживал меня, а другой взялся за поводья и тронул коня.

   У меня кружилась голова, болел лоб, стекающая кровь мешала смотреть, и все-таки я чувствовала себя счастливой. Мой муж держал меня в своих объятиях!

   Мы быстро выбрались из рощи и наткнулись на остальных членов свиты.

   – Королева упала с лошади и ранена. Мы возвращаемся во дворец, – объявил Дан. – Двое поскачут вперед, чтобы предупредить лекаря и приготовить все необходимое. Остальные остаются в сопровождении.

   Тут же двое из охраны, не сговариваясь, повернули коней и галопом направили их в сторону королевского дворца. Прочие же расступились, пропуская коня короля, а затем двинулась следом.

   – Меня нельзя показывать лекарю, – пробормотала я. – Он может проболтаться.

   – Ваша жизнь важнее сплетен, – резко ответил Дан.

   Я не могла повернуться и посмотреть, но его голос казался искренним. Мой муж действительно не хотел, чтобы я умерла. Впрочем, я тут же напомнила своему не в меру обрадовавшемуся сердцу, что Дан видит во мне лишь средство спасения своей страны. Разумеется, я понимала, что не обладала никакими способностями и не могла остановить суровую зиму, сковавшую Леонтию, но пусть это было лишь глупое суеверие, мой супруг в него верил.

   – Не думаю, что моя травма настолько серьезна, – возразила я, хотя каждое слово давалось с трудом. – Скорей всего, будет достаточно промыть рану и зашить ее. С этим я могу справиться и сама.

   Казалось, Дан колеблется. Боясь потерять средство спасения своей страны, он, тем не менее, не хотел, чтобы все видели, на каком страшилище он женат.

   – Но что, если вам станет хуже? Если вы потеряете сознание? – наконец, выдавил из себя он, и я поняла, что он готов сдаться.

   – Я позову Мирха, – ответила я. – Чтобы был рядом на случай, если мне понадобится помощь. Ему можно доверять, он не проболтается.

   – Он любит вас, потому что верит, что вы красавица, – проворчал Дан. – Что станет с его поклонением и верностью, как только…

   Король смешался и замолчал.

   «Как только он увидит ваше уродство», – договорила я мысленно за него фразу.

   – Что ж, – я пожала плечами, стараясь говорить ровным голосом. – Если даже ему нельзя доверить мою тайну, то никому другому нельзя тем более. Вы же не захотите мне помочь?

   Я буквально всем телом почувствовала, как Данихард содрогнулся. Но он тут же взял себя в руки и произнес спокойно:

   – Я мало что понимаю в лечении, но, если нужно, я готов.

   Зато я не готова была снова видеть отвращение на этом прекрасном лице.

   – Я думаю, кандидатура Мирха будет наилучшим решением, – после паузы произнесла я и явственно услышала, как Дан облегченно вздохнул.

   Правда, тут же добавил, словно сомневаясь:

   – Покажется странным, что помощь в лечении вам оказывает не лекарь и даже не придворная дама, а мужчина-простолюдин.

   – Все и так знают, что он у меня в любимцах, – возразила я. – Удивительно, что еще сплетни не сочиняют про наш роман. Но ведь вы и так не были бы против, если бы я приблизила его