Судьба не была к ней благосклонна. Но ей есть, ради кого жить. Она существует в своем мире, выстраданном и надежно оберегаемом. Никого туда не пустит и не позволит мешать радоваться своей тихой жизни. Его не интересует ничего, кроме работы, новой должности и амбициозных планов. Он не допустит, чтобы кто-то нарушил отлаженный механизм жизни. А если что-то все же выйдет из-под жесткого контроля?
Часы показывали «четыре пятьдесят девять» утра. Тонкая женская рука поднялась с одеяла и нажала кнопку, не дав разразиться звонкой трели на всю квартиру.
«Как не хочется вставать. Всю ночь шел дождь. Сейчас на улице будет сырость, грязь, лужи по колено», – мысли проснулись раньше, чем тело, но и ему не дали понежиться. Женщина свесила ноги с кровати, нащупала тапочки и, вздохнув, встала. Впереди еще один день, такой же, как многие предыдущие. И надо двигаться вперед. Она оглянулась на соседнюю кровать: там, уткнув нос в подушку, безмятежно спала девочка. Улыбка тронула губы матери – ей есть, ради кого жить.
Немного времени на себя хотя бы утром – это тоже привычка, выработанная годами. Душ, фен, макияж. Глядя на себя в зеркало, она не видела никаких изменений, словно ей все еще двадцать три, когда она, счастливая, выходила замуж. Или двадцать четыре, когда родилась Таша. А сейчас дочке почти восемь.
«Значит, мне тридцать два? Да, исполнится тридцать два», – мысленно разговаривая с собой, она накинула халат и прошла на небольшую кухню. Пришлось включить свет, потому что серость утра и густые кусты сирени за окном мешали даже яркому солнечному лучу просочиться в квартиру. Но аромат этих соцветий от белого до фиолетового оттенка стоил любых неудобств первого этажа. Когда-то, очень давно, ее отец прикопал несколько кустиков, не зная точно, какого цвета растения сажает. Оказалось, что не повторился ни один.
Женщина включила приемник, настроенный на «Авторадио», и начала готовить завтрак для дочери, которую надо будить ровно в шесть, не давая ни одной лишней минутки на сон, иначе опоздание гарантировано, а «любимая» начальница обязательно выговорит даже за тридцать секунд:
– Наталья, надо раньше вставать. Или меньше времени тратить на свои мазюкалки.
Даже сейчас плечи передернулись от воспоминаний ехидного тона, которым все это говорилось. Конечно, легко советовать, когда всех мужья возят на работу на собственных машинах. Только Наташе приходилось добираться общественным транспортом, влезть в который в утренние часы сравнимо с взятием Бастилии. И если первое время она еще пыталась объяснять, что ребенка поднимать раньше нет никакой возможности, что сама она почти не красится, что автобусы подолгу стоят на остановках, собирая всех жаждущих уехать, то потом перестала говорить что-либо в ответ. Зачем? Все равно при любой возможности ей скажут то же самое. С наслаждением, смакуя каждую букву. За пять с лишним лет работы в этом коллективе можно привыкнуть не реагировать ни на что. Правда, за это получать неприятные прозвища за спиной, пересуды и шипение, но – уже все равно.
За пять минут до подъема девочки ее мама оделась в легкий брючный костюм серого оттенка, чтобы не тратить на себя больше ни одной минуты времени.
– Таша, Ташенька, вставай, пора.
– Ну, мааам, еще минуточку!
Девочка пряталась под подушку, женщина тянула с нее одеяло, и так было каждое утро, кроме выходных дней. Не менялось ничего в течение всех рабочих лет.
– Таша, осталось десять дней сходить в школу, а потом будут каникулы целых три месяца! – говоря все это, она тормошила дочку, пытаясь прогнать ее сон. – А в пятницу ты не пойдешь в продленку, потому что… что?
– Мы с тобой пойдем на выставку!
– Правильно. Но если я опоздаю на работу, то моя начальница может не отпустить меня с работы, и мы с тобой не увидим картины того художника. Что выбираешь: поваляться еще минутку или вставать и собираться в школу?
– В школу, – пробурчала недовольная девочка.
– Очень хорошо. Позови, когда косички надо будет заплести.
Потом завтрак, сборы, портфель, в который надо положить пакетик сока, булочку и яблоко. И бегом на улицу. Если они не выходили из дома без десяти семь, то все – прощай, хорошее настроение, на целый день. Но сегодня пока все удавалось. Правда, кругом были лужи и грязь. Кое-где приходилось взваливать девочку себе на бедро и вместе с ней переходить через «проливы и океаны». На плече сумка, под мышкой ребенок, в руке рюкзак – облик современной женщины без мужа. При этом Таша болтала ногами и пачкала одежду матери. Отказать ребенку в удовольствии пошалить? Зачем? И так немного радостей она видит.
Иногда им навстречу попадался мужчина, работавший водителем у одного из руководителей предприятия, где трудилась и Наташа. Он здоровался, брал рюкзак и доносил до места, где кончалась лужа. Ребенка она никогда не отдавала никому на руки. Да, в общем-то, и не любила, когда он помогал, или кто-то еще предлагал свои услуги. Не хотела быть никому обязанной или опасалась сплетен. Но сегодня они с дочкой вдвоем преодолевали водные преграды, без чьего-либо участия.
В семь тридцать Наташа завела дочку в школу, пожелала хороших оценок и легкого дня и поспешно удалилась, пообещав позвонить на перемене. Оставалось добраться до работы. И с этим ей тоже сегодня повезло. Электронное табло над проходными показывало «семь часов пятьдесят восемь минут», а это означало, что на третий этаж заводоуправления она успеет дойти, даже не переходя на бег. К моменту начала рабочего дня Наташа была на ногах уже три часа.
Люди здоровались друг с другом, скорее, автоматически, не от души. Здесь не было такого понятия. Зато четко соблюдался непреложный закон курятника: «Клюй ближнего, гадь на нижнего», только несколько в более грубой форме. Она усвоила, что сближаться и доверять никому нельзя – предадут и подставят, не моргнув глазом. Хотя та работа, которой занималась Наташа, вряд ли кого-то могла прельстить. Именно поэтому здесь ей никто не мешал. Но личная жизнь, которой у нее и в помине не было, всегда активно стояла на повестке дня в обсуждениях отдела: иногда за спиной, иногда прямо в лоб. Почему? Может, потому что она была самой молодой из коллектива в девять человек. Средний рост, тонкое телосложение, серо-голубые глаза, светлые волосы. Что из перечисленного могло так раздражать женское сообщество?
Наташа никогда не задумывалась об этом, ей было безразлично мнение этих людей, лишь бы не касались в своих рассуждениях ее дочери.
– Здравствуйте, – сказала она, заходя в большой кабинет, где уже почти все были на местах.
Наташа давно заметила, что замечания по поводу опозданий достаются только ей. Остальных же начальница даже не журила.
– Привет, Наташа, – улыбаясь, ответила ей Ирина, чей стол располагался «лоб в лоб» с ее столом. – Как Таша сегодня вставала? Дождь ведь всю ночь шел, наверное, подъемным краном ее тянула?
– Почти. Спасло то, что уже конец учебного года, и поход на выставку в пятницу.
– А она тебя отпустит? – кивая в сторону стола начальницы, шепотом спросила Ирина.
– Обещала же. Да и в пятницу утром мне уж, по любому, надо сдать предварительный анализ.
– Сдашь, успеешь.
– Я тоже так думаю, – кивнула Наташа, наконец, садясь и включая компьютер.
О ее месте в кабинете старались не говорить лишний раз: она сидела рядом с холодильником, который «грел» ей правый бок, слева располагался ксерокс, перед ней два компьютера – один ее, монитором в лицо, второй – Ирины, соответственно, тылом в лицо. В общем, Наташа сидела в самом эпицентре всех электронных, магнитных и каких-то там еще полей, как сказал представитель проверки по охране труда и технике безопасности. Он выдал предписание об изменении условий труда Петровой Н.И., но никто и не думал его выполнять.
– Не нравится, ищи другое место работы, – было сказано прямо.
Наташа не собиралась чего-то требовать. Это всего лишь заработок, остальное, самое лучшее в жизни, ждет ее каждый вечер дома – дочь Таша. И ради нее можно было терпеть, что угодно. Тем более, какие-то незаметные волны и поля.
Все копошились на своих местах, негромко переговариваясь и не спеша броситься в рабочую пучину. В это время в дверь бочком продвинулась начальница, Тамара Григорьевна, женщина очень крупная. Очень… Килограммов под сто восемьдесят весом. И если бы это были килограммы добра! Но, увы.
– Здравствуйте, девочки, – ее елейный голосок уже не вводил никого в заблуждение. – Какую новость мне сообщили!
Она проплыла мимо Наташи, обдавая ее весьма неприятным запахом. Приходилось задерживать дыхание, пока начальница не достигала своего места. Весь ее вид говорил о том, что сейчас она поведает нечто такое, что обязательно повлияет на их жизнь. Все превратились в одно большое ухо. Лишь Наташа спокойно просматривала письма, делая на них пометки и внося данные в базы.
– Наталья! – повысила голос Тамара Григорьевна. – Тебя это касается в первую очередь!
– Я слушаю. Но еще и работаю. Одно другому не мешает.
Она кожей почувствовала испепеляющий спину взгляд начальницы, сидевшей позади нее, но продолжила изучать документы и работать с компьютером.
– Ладно... Итак, девочки, в руководящий состав предприятия вводится новая структурная единица – директор строительно-ремонтного комплекса. Соответственно, под него будет создаваться целая служба. Будет ли он брать тех людей, кто выполняет эти функции сейчас, или наберет новых, не известно. Но ему «отдают» все капитальное строительство и ремонты. А поскольку ты, Наталья, занимаешься ремонтным фондом всего предприятия, то твоя кандидатура тоже будет рассмотрена.
Все это было сказано таким тоном, что Наташа увидела схему выживания ее с работы не просто белым по черному, а огненно-красным по огненно-желтому. Но показать кому бы то ни было, как ей не нравится сложившаяся ситуация, значило порадовать сплетниц.
– Очень хорошо, Тамара Григорьевна. Может, у нового начальника есть идеи, которые оздоровят строительно-ремонтные службы.
– Ты на что намекаешь? – вскинулись сразу несколько человек, вместе с начальницей. – Если мужья работают в снабжении, это не значит, что они воры!
– Я этого и не говорила. Это ваши слова.
В кабинете повисла тишина.
Наташа спокойно работала, внося бухгалтерские данные в свои бесконечные таблицы. В какой-то момент она посмотрела на Ирину, сидевшую без движения, и спросила у нее взглядом, в чем дело? Та свела глаза к переносице и высунула язык набок. Ее вид привел Наташу в веселое расположение духа, она еле сдержала смех. Представить всегда серьезную пятидесятилетнюю Ирину в таком образе она бы не смогла никогда. Чтобы никто не видел выступивших от смеха слез, пришлось приложить ладонь козырьком к глазам, но, как назло, так и тянуло посмотреть на соседку, которая по-прежнему изображала, что будет с самой Наташей, если она не перестанет нарываться. Лишь косые взгляды Зины и Вали, чьи столы были за спиной Иры, немного утихомирили нервозно-смешливое состояние Наташи.
До обеда спонтанно возникали разговоры о новом руководителе, но его никто не видел, ничего о нем не знал, да и на сайте еще не было никакой информации. Ровно в двенадцать у Тамары Григорьевны зазвонил телефон.
– Ого! Сам Женечка! – презрительным тоном, переходящим в елейный, засюсюкала она. – Слушаю, Евгений Владимирович. Нет, она не ушла. К вам зайти? Конечно, передам.
Она положила трубку и сказала:
– Наталья, тебя твой воздыхатель вызывает. Смотри-ка, прямо не терпится ему! Хоть бы дал поесть, что ли. И так – два мосла и капля крови. Смотреть не на что.
Все это было брошено в спину выходившей из кабинета Наташи. Но она никак не отреагировала на эти высказывания. Все прекрасно знали, что заместитель директора испытывал чисто мужской интерес к Петровой, но получил отворот-поворот и теперь всячески цеплял ее, уподобляясь женской своре. Он имел постоянную любовницу в лице своей секретарши Наденьки, но почему-то ему этого было мало.
Наташа спустилась на второй этаж в приемную. Надя спокойно ее поприветствовала и кивнула на дверь:
– Заходи. Смотри, осторожней. Он злой сегодня.
– Вот на черта он тебе сдался? – не выдержала все-таки и спросила Наталья.
Пожав плечами, секретарь ответила:
– Просто скучно. А так – прикольно! Он думает, что гигант, и я, типа, от него в восторге. Вот баран. Ты иди к нему, а то сейчас начнет визжать в трубку.
Она перевела взгляд в какой-то глянцевый журнал и словно забыла о чьем-то присутствии в приемной.
Наташа толкнула тяжелую дверь и зашла в кабинет заместителя директора по экономике. Хорошо, что это помещение было огромным. Она остановилась, не доходя до стола руководителя.
– Здравствуйте, Евгений Владимирович, – отстраненно поприветствовала его.
Он смотрел на нее, прищурив глаза. Было видно, как подрагивают у него ноздри, до того ему хотелось эту худенькую Наташку. Она была с него ростом, метр шестьдесят пять. Светлые волосы, иногда прямые, иногда волнистые, сегодня были собраны в пучок. Глаза серо-голубого цвета смотрели равнодушно, совершенно безразлично, а иногда ему казалось, что высокомерно.
– Здравствуй. Без прелюдий – ты знаешь, что новый прибыл? Будет ремонтами заниматься.
– Сегодня узнала. Но, как я поняла, ему отдают не только ремонты, но и всю стройку?
– Не беси меня! – заорал он так, что Наташа вздрогнула. – Такой жирный кусок отдали какому-то пришлому! Все прогнулись! Ты тоже под него ляжешь?
Привыкшая к хамскому поведению заместителя директора, она все-таки передернулась.
– Вас абсолютно не касается моя личная жизнь: под кого или на кого мне ложиться. Зачем вы меня вызывали?
– С*ка… Ты не понимаешь? Если не со мной, то он тебя может вообще не взять в свою структуру! Может, пора стать сговорчивее?
– Не смешно. Мое отношение к вам не зависит от места работы. Вы для меня только руководитель, в остальном – никто. Ноль. Я об этом вам говорила в разных формах. Что из сказанного мной не ясно?
– Короче, выбирай: или со мной, или я найду, как тебя уволить. И ты сдохнешь с голода.
На столе Евгения Владимировича подал сигнал телефон. Он посмотрел, кто звонит, и не придал этому значения.
– Ну?
Она раздражала своим усмехающимся безразличием.
– Я уже говорила вам, что лучше сдохну с голода, но…
Дверь кабинета за ее спиной открылась, и послышался медовый голос Наденьки:
– К вам пришли, Евгений Владимирович.
– Кто?
– Директор новой службы. К сожалению, я не запомнила его имя.
– Ладно, понял. Еще минуту пусть подождет.
Надя с сожалением посмотрела в глаза оглянувшейся Наташи – «я сделала все, что могла». И закрыла дверь.
– Петрова, ты все же подумай, кто лучше: я или неизвестный мужик?
– Никто. Точно – никто, – громко сказав окончательный ответ, она развернулась и изо всех сил толкнула дверь, выходя из кабинета.
– С*ка! – прилетело ей в спину.
Наташа вышла в приемную и посмотрела на Наденьку, которая ей делала какие-то знаки бровями, глазами.
– Да что у всех сегодня с глазами? Ирина меня насмешила, теперь ты удивляешь своими способностями.
Не обращая внимания на ее мимику, она продолжила:
– И спасибо тебе, что вовремя зашла.
– О чем ты? – делая страшные глаза и кивая ей за ее спину, спросила Надя.
Наконец-то, Наташа поняла, что здесь еще кто-то есть. Она медленно повернулась и наткнулась на холодный, почти презрительный взгляд молодого мужчины, стоявшего у дверей приемной.
Первое впечатление полоснуло по больному, тому, что спрятано далеко и глубоко в сердце. И все же порыв души чуть не толкнул ее навстречу незнакомцу:
«Ник… Ник! Это ты? – стучало в висок. – Тебе разрешили вернуться? Оттуда? А так бывает?»
Дыхание остановилось. В глазах потемнело. На грани потери сознания ее удержал взгляд мужчины – чужой. Наташа, стиснув зубы и прикусив щеку, сдвинула себя с места и прошла мимо нового руководителя.
– Проходите, пожалуйста, Герман Георгиевич, – обратилась Надя к ожидавшему аудиенции. – Евгений Владимирович освободился.
– Все-таки запомнили мое имя, – безразлично констатировал он, заходя в кабинет и закрывая за собой дверь.
Наденька пожала плечами и вернулась к своему журналу. К тому, что происходило в кабинете, она не прислушивалась. Ей это было не интересно. Она знала, что вряд ли долго здесь продержится: ей уже ехидно намекали на то, что жена ее начальника в курсе измен мужа, и обязательно явится для разборок. Надя этого не боялась. Наоборот, может, хорошая трепка заставит ее кровь бежать быстрее. Вообще, ей все было безразлично и скучно.
Наташа, все еще под впечатлением от встречи с человеком, очень похожим на ее мужа, медленно шла по коридору. Голова слегка кружилась, пальцы стали ледяными, и от этого ей было холодно.
«Глупая я. Оттуда не возвращаются. Я же сама поймала его последний вздох, сама хоронила!»
Слезы сдавили горло, она никак не могла протолкнуть и глоток воздуха. А в «террариум единомышленников» лучше заходить полностью отрешенной, внешне уж точно. Иначе разберут по косточкам, обглодают и выплюнут.
– Надо пройти коридор до конца, потом еще два лестничных марша, и вот он – мой любимый кабинет, мой любимый коллектив. Прости меня, Господи, за сарказм в адрес баночных пауков, – говорила она, шагая все выше и поднимая правую руку, намереваясь перекреститься.
В это время из-за поворота показался генеральный директор всего предприятия и пошел ей навстречу, выходя на лестницу. Следом за ним шел телохранитель, молодой симпатичный мужчина. По его смеющимся глазам Наташа поняла, что директор слышал ее мольбу о прощении. Она остановилась, не поднявшись на последнюю ступеньку, и покраснела. Владимир Петрович приблизился к ней, поднял руку и опустил ей на голову со словами:
– Прощаю, дитя мое.
Его тон, поза и смех в глазах вернули Наташе силу духа и настроение. А директор добавил, убирая руку и наклоняясь ближе к ней:
– Запомни: ничто нас в жизни не может вышибить из седла. Поняла?
– Да, – кивнула она.
– Так-то. Смотри мне! Завтра скажешь продолжение.
И пошел вниз по лестнице. Телохранитель за ним, поглядывая на Наташу с усмешкой.
– Я знаю продолжение, – сказала она. – «Такая уж поговорка у майора была». Это Константин Симонов.
Директор изумленно оглянулся.
– Ишь ты! А говорят, безграмотное поколение. Все они знают! Ишь ты.
И ушел. Наташа улыбалась. Все знали, что у Владимира Петровича удивительная память: он помнил всех и все. Только то, что знал. Но нрава был очень крутого, и выражения не выбирал. И любил вот так остановить человека и огорошить его вопросом, а потом обязательно истребовать ответ.
– Что хотел Женечка? – поинтересовалась начальница, как только увидела входившую в кабинет Наталью.
– Ничего. Просто говорил о том же, о чем и вы: о новом директоре-ремонтнике.
– А ты его случайно не видела? – спросила Зина, самая любопытная из всех сотрудниц.
– Нет, не видела и не смотрела по сторонам. Обед, вообще-то. Хоть бы чай успеть выпить, – не желая продолжать этот разговор, отрезала она.
В это время у нее прозвучал телефонный вызов.
– Алло? Ташенька, я тебе перезвоню. Сейчас выйду из кабинета. Жди!
Дверь за Наташей закрылась, и раздалось недовольное ворчание со всех сторон:
– При нас даже говорить не хочет. Звезда какая! Не смотрела по сторонам она, видите ли! А сама, небось, так глазами и стреляла. Мужики-то зря не будут за юбкой бегать, если им повод не давать. Тихушница хренова.
Яд сочился из всех углов. Только Ирина помалкивала, удивляясь каждый раз такой перемене в отношении Натальи. Что она им сделала? Ведь, когда умер ее муж, все жалели и плакали. Значит, даже тогда врали. Ирина передернулась от презрения. Но и себя она ругала, только очень тихо, чтобы никто не слышал. А что делать? У нее и муж, и дочь здесь же работают, и сын в цехе. Куда против ветра плевать?
Потому Наташа и уходила из кабинета: чтобы не запачкать воздух этим смрадом, пока она разговаривала с дочкой.
Новый руководитель покинул кабинет Евгения Владимировича и, выходя, бросил секретарю через плечо:
– Всего доброго.
Не поворачивая к нему головы, она ответила:
– Вам того же.
Герман вышел в коридор и остановился. Он ничего не понял из разговора с заместителем директора по экономике и от этого очень злился. Было стойкое ощущение, что ему не торопятся предоставлять необходимую информацию. Да еще добавлялось чувство гадливости, будто он в борделе находится, хотя никогда там не бывал. Чтобы успокоить свое разгулявшееся недовольство, решил подняться пешком со второго на шестой этаж. И в коридорах, и на лестнице он наталкивался на любопытствующие и заинтересованные взгляды женщин разных возрастов. Это было понятно: все-таки Герман всегда привлекал внимание своей внешностью, несмотря на тяжелый характер.
На площадке между вторым и третьим этажом, рядом с лифтом он увидел ту самую девушку, которую вызывал к себе Евгений Владимирович. Герман слышал некоторые слова, сказанные в кабинете повышенным тоном. Да и последнее оскорбление, брошенное ей в спину, не вызывало уважения ни к ней, ни к ее руководителю. То, что она никак не отреагировала на это, говорило уже о ее привычке к подобному отношению.
– Да, мое солнышко, вышла из кабинета, вот – звоню, – ласково говорила она кому-то, – У меня все хорошо. Как у тебя?.. Скучаешь? Ну, ничего! До вечера осталось недолго – в шесть, как обычно. Буду бегом бежать. Пока-пока!
Наташа не обращала внимания на проходивших мимо людей. Там, где она стояла, был небольшой закуток перед лифтовой кабиной, и не каждый смотрел в этом направлении. Но не новый руководитель. Он все подмечал. И лишнюю болтовню, в том числе по телефону, не одобрял. Герман прошел мимо, поднимаясь на третий, и, взглянув на бумажку в руке, свернул к кабинету под номером триста двадцать шесть.
– Добрый день, коллеги, – негромко, но вполне слышно произнес он. – Если я не вовремя, прошу прощения.
После такого тонкого намека, все начали сворачивать свой затянувшийся обед, а с ним и журналы-газеты-вязание. Последнему явлению Герман был крайне удивлен, но виду не подал. В конце концов, это не его коллектив.
– Мне порекомендовали обратиться к Тамаре Григорьевне.
– Это я, – детским голоском пропела крупная женщина.
Она отодвинула в сторону копченую в собственной коптильне скумбрию, вытирая руки обычным листом офисной бумаги. Она в течение всего перерыва рассказывала, какое прекрасное приобретение сделал муж – теперь можно наслаждаться рыбой собственного копчения. Вместе с ней вынуждены были «наслаждаться» все.
«Как хорошо, что не надо с женщинами за руку здороваться!» – подумал Герман, едва сдерживаясь, чтобы не показать свое брезгливое отношение к такой неаккуратности на рабочем месте.
– Мне необходимо переговорить с вашим подчиненным, – говоря это, он заглянул в бумажку, – Петровой Натальей Ивановной. Ведь в ее ведении находится ремонтный фонд?
– Совершенно верно, но вы не представились.
– Громов Герман Георгиевич, директор строительно-ремонтного комплекса.
Каждое произнесенное им слово, будто вколачивало сваю в скалистую породу. Примолкшие дамы, наконец-то, полностью посвятили ему свое внимание. И не зря: мужчина был хорош внешне. Ростом около метра восьмидесяти пяти, русоволосый, худощавого телосложения. Выглядел он на тридцать пять – сорок лет. Цвет глаз видела только Тамара Григорьевна, потому что он стоял около ее стола, ожидая ответа на свой вопрос.
– Очень приятно познакомиться, – кивнула с улыбкой начальница в знак симпатии. – Наталья вышла из кабинета. Но как только она вернется, я передам ей ваше пожелание. Где вас найти?
– Это не мое пожелание, это рабочая необходимость, – жестко парировал Герман. – Кабинет шестьсот двадцатый. Будьте любезны, передайте Петровой, что я жду ее для ознакомительной беседы. Всего доброго, коллеги.
Он резко повернулся вокруг своей оси, сверкнув взглядом холодных голубых глаз по притихшим женщинам, и вышел.
– Какого черта?! – возмутилась Тамара Григорьевна. – Он так разговаривает и смотрит, словно мы все преступники или неучи! Увидим, долго ли он продержится. И где их только находят, этих зазнаек!
Она продолжала разговаривать сама с собой, выискивая поддержки своим выводам в лице подчиненных. Те согласно кивали, но гораздо больше их занимала внешность нового директора. Понравился он всем. Вынуждены были признать, что смотреть на него очень приятно. А лучше бы и не только смотреть. И тут их фантазии уносились прочь из этой реальности совсем в другую, где уже чего только не было содеяно с новым директором. Стук входной двери рассеял эти образы и забавы.
– Наташ, видела сейчас мужчину, выходившего от нас? – спросила Ирина.
– Нет почти. Только со спины. Он что-то очень быстро вышел отсюда, словно спешил куда-то.
Ее описание полностью соответствовало их ощущениям. Все поняли, что запах копченой рыбы, как и руки в жире, никоим образом не способствовали его желанию пообщаться подольше.
– Это был новый директор по ремонтам.
– Да? И как он вам показался? Умный? Или невежда-грубиян?
– Жесткий однозначно.
– Наталья, – обратилась к ней начальница. – Он заходил по работе, а ты прохлаждалась где-то. Вряд ли ему это понравится, если он решит брать тебя… к себе работать.
Эти многозначительные паузы в речи раздражали.
– Во-первых, я и не должна ему нравиться. Во-вторых, вы знали, где я нахожусь. В-третьих…
– Хватит! Учить еще меня будешь. Иди, он тебя вызывал. Шестьсот двадцатый кабинет.
Наташа видела, что Ирина отвела глаза. Возражать начальнице никто не решался или не хотел. Выходя за дверь, услышала брошенное в спину непонятное слово «дзыга». Что оно означало, Наташа не знала. Но одно то, что так же называли ее бывшую коллегу по работе Галку, немного успокаивало. Галина была умным и честным человеком, она ушла на повышение в другое подразделение.
Подъем на шестой этаж занял некоторое время, так как идти пешком длинные пролеты не хотелось, а лифт пришлось ждать. Перед дверью нужного кабинета она вспомнила, что так и не спросила, как зовут нового руководителя. Но уж теперь не было выхода. Ей было страшно вновь столкнуться с человеком, лицо которого напоминало о муже. Наташа постучалась, выждала пару секунд и зашла.
– Здравствуйте. Мне передали, что…
– Садитесь. Долго же вы шли.
Он говорил отрывисто, раздраженно, словно ему было неприятно ее присутствие. Наташа села, думая о том, как похожи бывают люди внешне, и как отличаются поведением.
– Мне некогда прохлаждаться, – начал он. – От вас мне нужен полный отчет о том, чем вы занимаетесь. Все первоисточники, входящие-исходящие документы, с кем из других подразделений работаете. В общем, понятно, да?
Она кивнула.
– Сколько потребуется на это времени? День-два?
– Полчаса.
Герман поджал губы. Он явно не верил ей, но спорить не стал. Посмотрел на часы.
– Жду вас в четырнадцать ноль-ноль.
– Хорошо, – сказала Наташа, вставая. – Я могу идти?
– Да.
Слова вылетали, как пули. Уворачиваться от них не было смысла – не тот уровень. Он директор, она экономист. Такой прихлопнет и не заметит.
Наташа вернулась к себе, размышляя, стоит ли терпеть, или сразу увольняться.
«А куда идти работать? Здесь, по крайней мере, по линии профсоюза дополнительные крохи получаю. Вот обещали бесплатную путевку на юг в августе. Да и зарплату, и непрерывный стаж жалко терять. Мне еще Ташу надо поднимать. Ник бы не одобрил мою слабость. Нет, я еще поборюсь! Нравится это кому-то или нет».
В кабинете царила рабочая обстановка. Наталья начала готовить документы для разговора, не видя взгляда, сверлившего ей спину. Когда уже все сложила на угол стола и собралась вставать, Тамара Григорьевна спросила ее:
– Куда это ты намылилась с документами? Меня не надо поставить в известность?
Наташа поднялась и повернулась к начальнице.
– В два часа я должна быть у директора новой службы. Ему нужен полный отчет о моей работе. У вас есть возражения?
– Ты мой подчиненный. А он не имеет никакого права требовать что-либо у тебя.
– Так мне сказать, что вы запретили предоставлять ему информацию? – непонимающе спросила Наталья.
Вот именно такие прямые вопросы и не нравились никому. Принимать решение никто не хотел. Ведь проще подставить кого-то, использовать, а потом загрести жар чужими руками.
Тамара Григорьевна понимала, что все выходит из-под ее контроля: не сможет она больше пользоваться благами занимаемой должности – уплывает лакомый кусок из-под носа. Рушилась отработанная схема, в которой имели свои кормушки многие, в том числе и Женечка. Да он – в первую очередь. Ремонты квартир, строительство домов, бесплатная рабочая сила на садовых участках и прочие-прочие «мелкие» радости, к которым все привыкли и воспринимали уже, как должное. Все уходило под нового человека. А по Громову было видно, что с ним не удастся договориться. Тамара Григорьевна негодовала и злилась. И почему-то именно на Наталью. Хотя и была рада убрать ее из своего покорного коллектива.
– Иди, предоставляй ему информацию. Потом доложишь, что он выискивает.
Наташа ничего не ответила, взяла со стола кипу документов и ушла.
Разговор с новым руководителем получился интересным и конструктивным. Он задавал много вопросов. Вообще, беседа с ним напоминала блицтурнир: на ответ давалось минимум времени. Но Наташе это понравилось. Она поняла, что помимо работы, его интересуют ее способности к стрессоустойчивости, противостоянию давлению. Как раз это саму Наташу меньше всего беспокоило, потому что в таком режиме проходил каждый рабочий день. Был еще один момент, который удивил: он спрашивал ее мнение о том, правильно ли делается тот или иной анализ, какие документы можно исключить из работы, потому что они дублируют уже имеющуюся информацию? Задавал вопросы в открытую о том, где и от кого могут возникнуть препоны. Она понимала: говорить все, что ей известно, нельзя – пока не ясно, каков новый руководитель, как человек. Не посчитает ли, что ее нужно исключить из этого круга.
– Вы знаете, но боитесь мне сказать? – глядя сине-голубыми прищуренными глазами, казалось, прямо в душу, спросил директор.
Наташа на себе испытала, как не нравятся другим такие вопросы в лоб. Но тут она спасовать не могла.
– Да, боюсь, – спокойно ответила она. – Чего и от кого ждать сейчас, я знаю. А вас вижу третий раз за сегодняшний день, и еще не успела сделать выводов о вашей порядочности. Тут ведь человек человеку волк.
Похоже было, что он слегка опешил от ее честности. Но, собственно, сам задал тон их беседе. Герман откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на Наташу. Он заметил, как учащенно бьется ее пульс в ямочке на горле, и уже хотел задать еще вопрос, но она его опередила:
– Вы не посчитали нужным представиться.
– А коллеги не сказали вам? Им я назвал свое имя.
– Нет, не сказали. Извините, просто неудобно как-то, не зная имени, общаться.
– Громов Герман Георгиевич. Теперь удобно?
– Да, спасибо.
– Продолжим. Все, что вы не хотите говорить, я узнаю сам. Проехали. Отвечайте только за свою работу.
Наташа кивнула.
– Итак. Мне нужна информация по объектам.
– Есть. Предоставлю.
– По подрядчикам?
– Есть.
– По цехам? По видам работ? По финансовой принадлежности?
Дальше Громов сыпал вопросами, а она только успевала отвечать, благодаря саму себя, что в свое время создала этот анализ, несмотря на то, что его никто и не спрашивал. Ей было интересно увидеть все связи, найти «узкие» места, представить, как это могло быть иначе.
– По трудоемкости видов работ?
– Нет.
Первый раз прозвучавшее слово повисло, как меч над ее головой.
– Как это «нет»? – удивился Герман. – Я уж думал…
– Эту информацию я могла бы получить из других источников. Но она никому не интересна, и объяснить, зачем мне это надо, я бы не сумела.
– Интересная ситуация… Ладно, я все понял. Не продолжайте. Теперь следующее: пока у меня нет рабочего компьютера, но есть свой ноутбук. Скиньте мне всю информацию на флешку, я в гостинице поизучаю ее.
Наташа достала из кармана собственную флешку и протянула ему.
– Возьмите. Здесь все, кроме последнего месяца. Предварительный анализ будет готов в пятницу до обеда. Окончательный – как только бухгалтерия внесет фактические данные. Примерно пятого – седьмого числа, в зависимости от дня недели.
Громов смотрел на ее тонкие пальцы, запястье, которое открылось из-за того, что Наташа вытянула к нему руку. Синие венки проступали сквозь бледную кожу.
«Какая-то она измученная, что ли. Сколько ей? Тридцать пять? Морщин не видно. Может, и меньше».
Заметив, что он разглядывает ее руку, она положила флешку на стол.
– Может, вам покажется несколько разноцветным изображение, но мне так удобнее. Кроме меня, никто не видел эту информацию.
– Очень интересно будет ознакомиться. Спасибо. Больше не задерживаю.
Наташа встала и повернулась, чтобы уйти, но Громов снова заговорил:
– Еще кое-что. Ваш рабочий номер телефона. Не могу же я звонить вашему начальнику каждый раз, когда у меня возникнет вопрос. А он обязательно возникнет после встреч с другими исполнителями.
Она назвала ему номер и вышла.
Спускаясь по лестнице, Наташа посмотрела на часы и удивилась: разговор с Громовым занял два часа. А свою работу она сегодня сделать не успеет.
«Сейчас меня порвут, как Тузик грелку. Разве Тамара Григорьевна упустит шанс пройтись по мне? И Зина будет поддакивать. А Ольга Александровна злобно поджимать губы. Вот ей-то что? Спокойно, только спокойно. Скоро конец этого дня, Таша ждет. Надо быть в норме».
Нажимая дверную ручку, Наташа, словно вдыхала последние капли кислорода, потому что потом будет только зловоние и смрад.
Она прошла к своему столу под утихающий стук пальцев по клавиатуре. Все восемь человек в кабинете смотрели на нее: начальница, ее зам – Татьяна Николаевна, Валя и Зина с другой стороны кабинета, Света у дверей, Ольга Александровна рядом с ней, Ирина и Ирина-младшая. Наташа села и потолкала мышку, пробуждая уснувший компьютер. Напряжение в воздухе было таким ощутимым, что казалось, достаточно одной искры, и все полыхнет. Не глядя даже на соседку напротив, Наталья начала проверять, сколько фактических данных осталось обработать бухгалтерии.
– Наталья!
Окрик Тамары Григорьевны заставил подпрыгнуть всех. От неожиданности Зина дернула рукой, которой держала чашку с чаем. Грязно-рыжий напиток выплеснулся прямо на документы, разложенные перед ней.
– Ох.. Бляха-муха! Чтоб тебя!
Она схватила тряпку и кинулась промокать бумагу, но все было испорчено. Глядя на эту суету, каждый радовался, что это не он сидел с чашкой в руке и чуть не «обделался» от крика начальницы. Началось дерганое хихиканье. Оно тихо расползалось по комнате, перерастая в хохот. Нервы Зины не выдержали, и она начала нести, как обычно, все подряд, за что и страдала потом:
– Что вы ржете? Цеховые письма же залила!
Смех только нарастал от ее горестных стенаний.
– Вот вы дуры! – огрызалась Зинаида, входя в раж. – Сидите на своих ***, греете их для кого-то. А что вы их бережете-то? Кто узнает-то? Лучше по назначению использовать, давать, кому надо, тогда и карьера в гору попрет, как у Галки.
Хохот разом захлебнулся. Наташа подняла взгляд на Ирину: та застыла с открытым ртом. Валя отвернулась к окну, качая головой. Зина поняла, что сказала глупость, но вылетевшее слово уже не вернуть. Оно обязательно будет донесено по назначению. И сделают это все, по очереди. А Галина в соседней структуре уже занимала хорошую должность, и перспективы у нее были огромные. Наташе даже жалко стало недалекую коллегу: болтливость доведет ее когда-нибудь до беды.
– Да вы не так поняли! – начала оправдываться Зинаида. – Я имела в виду Наталью: как она шустро пристроилась к новому директору. И чего ей бояться-то, она же одинокая. Вдова!
Последнее слово было сказано с издевкой. Полоснуло по сердцу – не любила Наташа это «звание». Но снова сдержалась. Хотя поставить на место зарвавшуюся тетку все-таки решилась.
– Зина… Ты бы поосторожней высказывалась в адрес Галины Александровны. Ведь вылетишь пробкой со своего насиженного места. Галка не простит оскорблений.
Зина часто-часто заморгала, побагровела вся, запыхтела.
– А я что? Что я такого сказала? Что вокруг нее мужики вьются, а она им улыбается. В командировку в Париж зачем-то летала, новую машину купила.
– Зинаида, – подала голос начальница, получавшая удовольствие от скандала, – лучше замолчи. Не закапывай себя еще глубже. У нас здесь есть только один человек, который дружит с дзыгой. Да, Наталья? Побежишь докладывать?
– Даже если бы я решила сплетничать, боюсь, я бы не успела. Вот смотрите: кто первый из кабинета выйдет, тот и окажется тем самым вестником.
Наташа посмотрела на Ирину: она еле сдерживала смех. Потом что-то написала на листке и подвинула вперед.
«Ты сегодня подписала себе не один приговор. Но все равно – уела всех. А я в туалет хочу, да из-за тебя терпеть придется».
Наташа показала ей язык: терпи!
До окончания рабочего дня никто не вышел из кабинета. Но в пять ровно, как взрывной волной всех выкинуло в коридор. Наташа не смотрела, кто и куда ринулся. Она спешила на остановку. Чем быстрее забьется в автобус, тем быстрее заберет Ташу из продленки. Но сегодня ей повезло: рядом с ней тормознула «копейка».
– Натка! Садись! До Победы подкину!
Наташа оглянулась: за рулем железной рухляди сидела ее одноклассница, Марина, работавшая в цехе водоснабжения.
– Маришка, спасибо! Вовремя. А то опять Таша будет одна на улице сидеть, меня ждать.
– Ничего! Довезу с ветерком! Ты ведь тоже сдала на права. Так какого хрена не ездишь?
– На чем? У меня даже велосипеда нет.
– Слушай-ка! У нас в цехе шум стоит: говорят, новый по ремонтам приехал. Ты его видела?
– Да. Суровый мужик. Подальше бы от него. А, с другой стороны, в моем змеюшнике не знаешь, что лучше.
Так, за пустыми разговорами, Марина довезла Наташу к школе, где во дворе гуляла Таша. Рядом с ней прохаживалась учительница младших классов, которая подрабатывала в группе продленного дня. К своему стыду, Наталья никак не могла запомнить ее имя.
– Наталья Ивановна, вы сегодня рано! Наташенька все уроки сделала, стихотворение выучила быстро. Но вот с математикой большие проблемы. Не понимает она. Сколько я ни билась – все мимо. Вы сами попробуйте.
– Хорошо… Спасибо вам. Мы будем стараться. Да, Таша?
Девочка улыбалась и кивала, уже держа за руку маму.
Учительница, что вела продленку, смотрела вслед уходившей паре: она знала судьбу молодой женщины и могла только посочувствовать. И помочь, чем могла, с учебой дочери.
Пока шли домой, Таша рассказывала маме об очередном дне в школе: об уроках, оценках, выполненном домашнем задании. А Наташа снова обратила внимание на темные тени под глазами дочери. Она знала, что Таша устает, но исправить ничего не могла. Группа продленного дня – это единственный выход в ее ситуации.
– Мама, а я сегодня три пятерки получила: одну в дневник и две в тетради. Помнишь, ты обещала мне за пятерку киндер-сюрприз покупать?
– Конечно, помню, – кивнула Наташа.
Она подумала, что как раз сегодня перечислили аванс.
– Мама, а ведь они дорогие. Давай, ты мне будешь покупать киндер только за пятерку в дневник? Да? Тогда нам будет хватать денег на жизнь.
Такие взрослые рассуждения маленькой девочки расстраивали Наташу. Она при дочери таких слов не говорила. Значит, Таша услышала это в школе.
– Таша, пока нам с тобой на все хватает. Сегодня можно и за все пятерки купить подарков.
Девочка от радости запрыгала на одной ножке, держась за маму. Так и скакала всю дорогу до магазина. Наташа несла в руке сумку и рюкзак на плече. Слушала счастливый щебет дочери и мыслями возвращалась в прошлое, которое невольно своей похожестью вернул новый директор.
Поужинав, Наташа с дочкой вышла на улицу. Прямо под окнами их квартиры был разбит маленький палисадник, который когда-то сделал ее отец. Кусты сирени, заборчик и качели… На них и села Наташа, наблюдая, как дочь играет с куклами, сидя на покрывале. За день земля просохла и прогрелась, на улице вечером было тепло. Аромат сирени подействовал, как катализатор, и память начала листать страницы…
Сколько она себя помнила, всегда жила в этой квартире. Только когда-то здесь еще были мама, папа и бабушка. Детство было счастливым, добрым, солнечным. Наташа росла в любви и внимании взрослых. Беда пришла, когда Наташе исполнилось шестнадцать – от сердечного приступа скончался ее отец. Ему было всего сорок лет. С того дня ее мама больше не сказала ни слова. Она медленно угасала. Не смогла жить без мужа. Часто сидела на качелях, как когда-то вдвоем с любимым. Наташа и сейчас, сидя на их месте, словно чувствовала родителей рядом. Они любили друг друга так, что только в красивых фильмах можно было увидеть... Мама умерла через год после смерти папы. Бабушка, похоронившая единственную дочь, тоже прожила только год после ее смерти. Казалось, что она ждала, когда Наташа окончит школу, поступит в институт, и – все, жизненные силы иссякли.
Похоронив всех, Наташа осталась одна в целом мире. Ей было всего восемнадцать лет. Хорошо, что соседи – неравнодушные люди. Не оставили ее – поддерживали, помогали, чем могли. Но ей пришлось уйти с дневного отделения института сначала на вечернее, а потом и на заочное. И искать работу. Тогда, осенью к ней первый раз подошел Ник, ее будущий муж. Вообще, его звали Николаем, но ему самому не нравилось это имя, да и не шло оно Нику. Он был старше Наташи на десять лет. И его внимание показалось каким-то чудом: как такой красивый приятный мужчина заметил ее, серую уставшую девчонку.
Ник потом рассказывал ей, что влюбился в нее еще несколько лет назад, но ждал, когда она подрастет. А потом все, что случилось в ее семье, не позволило приблизиться к ней. Но он, наконец, решился. И оба были счастливы от этого. Ник ухаживал красиво: они побывали во всех интересных местах города. Когда Наташа не работала в маленьком магазинчике «24 часа», он брал ее с собой на тренировки. Старался не оставлять ее одну. Вообще, Ник был приверженцем здорового образа жизни, занимался альпинизмом, много времени проводил в «качалке».
Работал в строительной организации монтажником. Зарабатывал очень хорошо. Помогал родителям. Вернее сказать, не помогал, а отдавал им почти всю зарплату, оставляя себе минимум. Ник был единственным и поздним ребенком в семье. Его родители уже тогда были пенсионерами.
Когда он привел Наташу в свой дом, его мама только поджала губы: не о такой невестке она мечтала. Ее сын достоин богатой состоявшейся женщины, а не нищей девчонки без роду и племени… Не сложилось у Наташи со свекровью. А свекор и вовсе не интересовался проблемами, у него была своя мечта – дом в деревне. И так как их единственный горячо любимый сын ослушался и женился на не угодной, то родители продали квартиру и осуществили мечту – купили дом в сотне километров от города. Ник продолжал им помогать, несмотря на то, что у него была своя семья. Он настоял, чтобы Наташа вернулась на дневное отделение. Только теперь пришлось платить и за ее учебу. За все годы семейной жизни они ни разу не поссорились. Казалось, что все и всегда так и будет.
По окончании института Наташа устроилась на работу на то самое предприятие, где трудилась и сейчас. Только это было не заводоуправление, а цех. Отработав около двух лет, она ушла в декрет. Как же Ник ждал дочку! Именно он сказал, что назовет ее Наташей, потому что любил свою жену больше всех. Ее он звал Натали… Когда родилась Таша, счастливее человека, чем Ник, не было. Он ее купал, гулял с ней, сказки рассказывал, песенки пел. Носил всегда с собой в «кенгурятнике».
Наташа вспоминала эти годы, как сказку, волшебную и сияющую.
И снова беда постучалась в ее дом. Это началось осенью. Ник возвращался с работы. Первые заморозки, первый лед. Поскользнулся, упал, зашиб ребра. Думали даже, что перелом, но все обошлось. Так им казалось… После новогодних праздников как-то утром у него подскочила температура почти до сорока градусов. Наташа испугалась, вызвала «Скорую». Те приехали, посмотрели на Ника и даже пристыдили: много вызовов к больным людям, а тут здоровенный молодой мужик отнимает их время. Сделали укол и уехали.
В последний день он был почти все время в полузабытьи. Не ел, не пил, только тяжело дышал. В два часа ночи спросил: «А ты кормить меня сегодня будешь?» Наташа скорее приготовила ему кашу, как он просил. Ник съел пять ложек, выпил чуть-чуть воды и снова уснул. Но дыхание становилось все хуже. У Наташи уже не было ни сил, ни слез. Она не отходила от мужа ни на минуту. Даже не садилась, потому что боялась уснуть. И вдруг… Она отчетливо услышала, как Ник тихо сказал:
– Коридор…
– Что? Ты что-то хочешь, Ник? Тебе что-то принести?
Но он нахмурился, как будто она помешала ему, и сказал:
– Нет. Ничего не хочу.
Дыхание стало ровным, все тише, тише…
– Ник? Ник? Ник!!! Нет! Не уходи! Слышишь? Ник!
Тишина… Все
– Мама! Мама! Ты плачешь? – голос Таши вернул ее из тех страшных дней. – Ты снова папу вспомнила?
– Я его и не забывала никогда.
И этот разговор с дочкой напомнил ей: она была на кладбище на сороковой день, к ней подошел какой-то полупьяный смотритель и спросил:
– Каждый день приходишь. К мужу, что ли? Любила его?
– Я его и сейчас люблю, – глотая слезы, прошептала Наташа.
– Мама, не плачь.
– Ташенька, это мне просто мошка в глаз попала. Ты наигралась? Пойдем домой? Математику проверим.
– Ох, не люблю я математику, – со вздохом сказала Таша. – Ну, пойдем.
«Прости меня, Ник, что не смогла тебя спасти. Прости. Люблю тебя. Всегда, пока жива, – загоняя слезы внутрь, говорила Наташа с мужем. – Только плакать мне нельзя. Таша пугается. Прости меня».
Проверив математику у дочери и убедившись в правоте учительницы, Наташа вздохнула и подумала про себя:
«Что тут поделаешь? Зато она рисует хорошо. Может, еще и с математикой разберемся, если хорошего педагога найдем. Не будем отчаиваться».
Она уложила Ташу спать, убрала со стола, пытаясь отогнать другие воспоминания, связанные уже с работой. После похорон мужа, с которыми ей помог одноклассник, пришлось выходить на работу. А Ташу оставлять на полдня в садике. После обеда ее забирала свекровь, которая все же приехала помочь. Правда, каждый вечер тихонько разговаривала сама с собой о том, что во всем виновата Наташа: если бы Ник не женился на ней… И так далее – каждый вечер одни и те же слова. Не простила свекровь невестку за то, что забрала единственного сына. Наташа молчала. Она вообще не хотела ни с кем говорить. Только на работе, только по делу, только изредка. Иногда казалось, что она не сможет вернуться в нормальное состояние. Кругом тьма. Лишь Таша держала ее. Ради нее приходилось жить.
Как-то раз Наташу вызвал к себе сам директор по экономике – небывалый случай. Это все равно, что на прием к президенту! Она пришла. Валентин Андреевич пригласил ее присесть, помолчал немного, а потом спросил:
– Ты хоть ешь что-нибудь? Худая, как палка. Нельзя так. У тебя маленькая дочка, она должна видеть улыбку матери. Учись заново, хотя бы для нее, улыбаться.
Она слушала его внимательно. Пожилой человек, умудренный своим жизненным опытом, говорил с грустью отца, видевшего, как загоняет себя в могилу его неразумное дитя.
– И вот еще, что хотел тебе предложить. Надо сменить обстановку. Как ты смотришь на то, чтобы перейти работать из цеха сюда, в заводоуправление? Экономист, что ведет ремонтный фонд, уходит в декрет. Ясно, что на три года, а потом, может, и в другое место уйдет работать. Я знаю, она в финансовом учится, так что, скорее всего, уйдет в казначейство. А для тебя и работа новая, и зарплата выше. Правда, коллектив сложный. Но смотри сама. Подумай.
– Спасибо за предложение. Конечно, я согласна. И интересно, и деньги, сами понимаете. Пенсию по потере кормильца я для дочки откладываю. А помощи мне ждать не от кого.
– Понимаю, Наташа. Ты еще очень молода. Тебе жить и жить. Набирайся сил. Я еще год буду работать, а потом сразу уйду на пенсию. Но пока, если кто-то будет обижать, сразу мне говори. Хорошо?
Она кивнула. Так начался новый этап в ее жизни.
И пару лет ее никто не трогал. Она молчала, ее жалели. За спиной крутили у виска – совсем двинулась рассудком. Наташа знала об этом, но не обращала внимания. Лишь бы никто не лез в душу. Тогда даже Женечка ее жалел и обходил стороной.
«Когда все изменилось? Да когда его назначили замом нового директора по экономике. Он вдруг решил, что мне «нужен мужик». Противно вспоминать его намеки, сальные глазки. Сморчок несчастный! И черт меня дернул за язык пройтись по нему – прямо в глаза. Хорошо, что никто, кроме него, не слышал».
Тогда интерес Женечки впервые вызвал зависть у коллектива Наташи. Все прекрасно видели, что он не дает ей прохода, а она шарахалась от него, как от прокаженного. Но на это закрывали глаза: раз Женечка пристает, значит, дала повод. И все, закончилась тихая жизнь. Чем чаще он вызывал Наташу напрямую к себе, тем больше бесилась начальница. А остальные не смели возразить, лишь поддакивали. После того, как Наташа в грубой форме отшила зам. директора, и он всячески стал ее цеплять, «коллеги» возликовали – фаворитка свержена.
«Какой бред! Все же знали правду. Сплошное вранье и лицемерие: и их жалость, сочувствие, и их молчаливое подглядывание за поведением Женечки. И сколько это будет длиться?»
Наконец она уснула. Рядом тихонько посапывала Таша. И это было единственным островком покоя в жизни Наташи.
Часы показывали «четыре пятьдесят девять» утра. Тонкая женская рука поднялась с одеяла и нажала кнопку…
С появлением нового руководителя некоторые структуры предприятия пошатнулись. Создание дирекции влекло за собой перевод специалистов со старых мест работы в службу Громова. Но он встречался с каждым лично и был весьма не доволен тем штатом, который ему предлагали забрать. Зачастую ему «подсовывали» не сотрудников, которые занимались интересующим его вопросом, а неугодных на прежних местах – по разным причинам. О таких руководителях у него сразу складывалось свое мнение, которое потом сложно было исправить.
С Петровой ему нравилось общаться. То, что она умна, не вызывало сомнения. И те базы данных, что она создала по собственной инициативе, впечатлили его. Любую цифру можно было разложить на составляющие и понять, где кроется резерв. Герману и в голову не приходило, что он отвлекает Наташу от ее работы, которую никто не отменял. Вызывая к себе по два-три раза в день, «съедал» ее время. Поэтому ей приходилось работать без обеда, чтобы все успевать. Ведь Ташу после продленки нужно было забрать до шести вечера.
Тамара Григорьевна несколько раз выражала свое недовольство таким «общением» Громова с Петровой. Наташа и сама была не рада тому, что в любой момент мог поступить звонок со словами:
«Громов. Зайдите ко мне сейчас».
И это означало именно сейчас. Однажды она даже осмелилась сказать ему, что ее начальница… Но он, не дослушав, перебил:
– Послушайте, Наталья Ивановна. Меня пригласили сюда на работу, а не на танцы с вашими начальниками. «План девяносто дней» – слышали о таком? Нет? Ну, значит, вам повезло в этой жизни.
После такой речи Наташа больше не пыталась говорить с ним о чем-либо, что не относилось к его вопросам. Ей стало ясно, что для этого человека не существует ничего и никого, кроме работы. Громов требовал все больше и больше. К вечеру у Наташи не оставалось сил. Но она понимала, как сложно ему одному противостоять проржавевшему механизму, из которого многие утаскивали по детальке. В том, что новый директор докопается до истины, не приходилось сомневаться.
Однако Тамара Григорьевна решила все-таки поставить на место зарвавшегося выскочку, как она называла Громова. В очередной раз, когда он вызвал к себе Наташу, она пальцем указала ей – стоять. Набрала его номер и решила повоспитывать по громкой связи:
– Добрый день, Герман Георгиевич.
– Здравствуйте.
– Вот хотела поинтересоваться вашими отношениями с Петровой, – начала она, как всегда тонким ласковым голоском.
Наташа, стоявшая у дверей, замерла от такого поведения взрослой женщины, руководителя.
«Или она его специально провоцирует? Чтобы он меня не взял на работу? Типа, слухи-сплетни уже ходят. Не на того полезли, Тамара Григорьевна».
А Громов молчал, ожидая продолжения речи: куда хочет вывести разговор эта дама, задавая такой тон?
– Я понимаю, у вас сейчас большая нагрузка: все новое. Но не надо забывать, Герман Георгиевич, что Петрова моя подчиненная, и не мешало бы меня ставить в известность, вызывая ее к себе.
– Если вы готовы поработать при Петровой секретарем и приглашать ее каждый раз, когда мне нужна консультация Натальи Ивановна, то, конечно, я буду звонить вам, чтобы вы передали ей. Договорились.
И он отключил связь, по кабинету раздались громкие гудки. Начальница смотрела на телефон, словно это бомба с часовым механизмом, и пикающие звуки ведут отсчет до взрыва. Наконец она нажала кнопку, выключая громкую связь.
– Это что сейчас было? – спросила она у подчиненных. – Это он меня назвал секретарем? Да как он смеет так себя вести?! Я буду жаловаться!
Снова зазвонил телефон.
– Ага! Одумался, наверное, – сказала Тамара Григорьевна и включила громкую связь. – Слушаю вас.
– Тамара Григорьевна, пригласите ко мне Петрову. Необходима ее консультация.
И снова гудки. Выглядело это, как указание секретарю. Наташа стояла – ни жива, ни мертва. Только что Громов положил ее голову на эшафот.
– Наталья, иди к новому. Слышала же – тебя вызывают.
Это означало, что дальше разговор пойдет без нее, но ничем хорошим для самой Наташи он не закончится. Единственное, что утешало – заявление на половину отгула уже было подписано и лежало в расчетном отделе.
«Главное, что завтра на выставку с Ташей я попаду. Остальное не важно. Предварительный отчет сегодня всем разошлю. Успела даже раньше. Значит, до этого у меня было много свободного времени. Сейчас работаю за двоих, но без обеда, и все равно успеваю».
Она поднималась на шестой этаж на лифте, потому что и так задержалась. Наташа постучала в дверь и зашла после приглашения.
– Так, мне нужен до завтра уточненный план на второе полугодие. Я не нашел его на флешке.
– Он там есть, в одном листе с первым полугодием, только ниже. Так удобнее было на тот момент.
– Нет, сделайте на отдельном. И на следующем сведите все в «год». Завтра до обеда жду.
– Понятно.
– У меня все.
Она вышла из кабинета с мыслью-вопросом, не был ли он раньше военным. Разговаривает, как расстреливает.
– Наташа! Привет! – послышался знакомый голос.
– Здравствуйте, Галина Александровна.
– Ты издеваешься, что ли? – возмутилась молодая симпатичная женщина. – Не тебе меня так называть.
Обе засмеялись. Видно было, что рады встрече.
– Ты у Громова была?
Наташа кивнула.
– Крутой мужик! – с восхищением сказала Галка. – Раздает на оперативках направо и налево, только перья летят. Женечку под плинтус закатал, тот и пикнуть боится. Ни на один вопрос не может ответить. Класс! Я в восторге. Жалко, что я замужем, а то бы – уух!
– Хорошо, что тебя муж не слышит.
– Это точно, – согласилась Галина. – Как сама? Как дочка? Даже и поболтать-то некогда!
– Нормально все. Как обычно. Конец учебного года через неделю. Повезу к родителям Ника. Они очень просят, а она молчит. Но вижу, что не хочет.
– У тебя есть выбор?
– Только школьный лагерь.
– Ужас! Нет, лучше к родителям. Ее-то они любят.
– Ну да.
– Слушай-ка! Тут недавно мне одна сорока на хвосте принесла Зинаидину речь по поводу роста моей карьеры.
Наташа закатила глаза.
– Галь, не вмешивай меня в это дерьмо. Я же знаю, кто первый к тебе примчался.
– Ну-ка, угадай!
– Татьяна Николаевна. Кто же еще?
– Точно! Она первая была. Не доложили только ты, Ирина-старшая и сама Зина. Достукалась она уже. Надоели мне ее сплетни.
– Но самое интересное – скажут, что это я тебе донесла.
– А ведь я звала тебя с собой. Ты же не пошла. Да знаю-знаю! Ты не можешь оставаться после пяти. Жаль! Хорошо бы сработались, и должность уже была бы. Эх, Натаха!
Наташа улыбнулась. Ей очень нравилась Галка – женщина со стальным характером. Не прогибалась ни под кого. Говорила в глаза все, как есть. Муж, сын, мама, бабушка – все у нее ходили, как солдаты в строю. А уж на работе и подавно.
– Ладно, Галь, побегу я. Громов задание дал, до завтра надо сделать.
– Наталья, заходи, если уж совсем жизнь прижмет. Придумаем что-нибудь.
После разговора с Галиной ей стало немного легче. Оптимизм и вера в свои силы передались и Наташе. Она спускалась по лестнице и уже думала о работе, которую ей поручил Громов. Как ее сделать, она знала. Только не уверена была, что успеет переустановить все связи в формулах. Но…
«Глаза боятся, а руки делают. Ведь сама давно хотела так сделать. Зачем откладывала? А никому не надо было, вот и откладывала. Зато теперь отступать некуда. Завтра утром надо ему все сдать. И со спокойной душой уйти. Интересно, когда он собирается штат укомплектовывать? Долго в таком режиме я не продержусь. Хотя, кто знает? Ташу отвезу, и время появится по вечерам. Чего дома-то сидеть в одиночку? Можно и поработать. Если дадут, конечно».
Наташа была в предвкушении похода с дочкой на выставку художника Константина Васильева. Она случайно увидела его картины несколько лет назад, когда только-только выбиралась из депрессии после смерти Ника. Эти картины завораживали своей красотой. Она могла смотреть на них часами. И Таша, совсем маленькая усаживалась рядом и тоже пальчиком водила по линиям, заинтересовавшим ее.
И вот – такая удача! В их город приехала выставка работ этого художника. Наташа не знала, настоящие ли полотна будут, или их копии, но это не уменьшало желания побывать и посмотреть ближе такую красоту. Сходить раньше не получилось, а пятница – последний день, когда картины еще можно увидеть. Они с дочкой уже наряды приготовили для такого выхода «в свет». А после выставки еще в парк планировали сходить, мороженое съесть, просто прогуляться без скопления людей.
Вернувшись в свой кабинет, Наташа сразу обратила внимание на отсутствие Тамары Григорьевны. Все усиленно работали, не поднимая глаз на вошедшую. И Ирина тоже не смотрела на Наташу. Стало ясно, что разговаривать с ней теперь никто не будет. Это не расстроило Наташу. Она привыкла к молчанию. А вот остальным было трудно удержаться, поэтому шепот, похожий на шипение, возникал то тут, то там в кабинете. Не обращая ни на кого внимания, Наталья еще раз проверила предварительный анализ и оправила его всем по списку. Затем занялась работой, порученной ей Громовым. До конца рабочего дня хотела все закончить, чтобы завтра утром на свежую голову дополнительно «пробежаться» по формулам. Потом можно и Громову все отправить. Ему, наконец-то, установили мощный компьютер.
Никто в ее кабинете не знал, что он, кроме устных заданий, выдавал еще и письменные поручения. Но она пока справлялась с такой нагрузкой.
Тамара Григорьевна вернулась расстроенная и недовольная. Видя вопрос в глазах своего «верного» коллектива, она сказала:
– Он отказался вмешиваться. Сказал, чтобы разбирались сами. И намекнул еще на то, что под многими стулья уже трещат.
Дамы охнули и зашелестели шепотом друг с другом, пытаясь вычислить, про кого говорил Женечка – ведь именно к нему ходила жаловаться начальница. Но поддержки не получила. Это могло означать, что Тамара Григорьевна сама выйдет на тропу войны.
«И не так, как это делают мужланы, а красиво – осторожно и аккуратно. Я выжду момент. Узнает он, получит свое. И Наташка эта тоже. Ишь, бегает к нему по каждому чиху. Ясно же пристроиться хочет к теплому месту. Куда ты лезешь? Есть и помоложе, и без прицепов. Размечталась!» – думала она, просчитывая свои многоходовки.
Кабинет напоминал сейчас змеиную яму, где клубятся и шипят бездушные создания. Наташа всеми силами старалась устраниться от этого негатива, торопясь доделать работу. И ей это удалось. Пять минут шестого она вышла из кабинета, попрощавшись со всеми и не услышав ничего в ответ. Почти бегом летела с третьего этажа и до остановки. И снова старая «копейка» посигналила ей.
– Марина, ты мое золото! Как ты вовремя!
– Это я не вовремя. Задержалась, а то бы ты меня и не увидела. Мчим?
– Ага!
– Только я тебя до школы не довезу, на повороте высажу.
– Хорошо-хорошо! Главное, мост проехать без пробок.
Вечером Наташа, уложив дочку спать, погладила платья себе и ей.
«Хорошо, что сейчас разрешают без формы ходить. Не надо будет домой возвращаться, чтобы переодеться».
Приготовив все, подошла к фотографии Ника, грустно улыбнулась, провела рукой по его волосам, словно хотела убрать их в сторону и тихо сказала:
– Спокойной ночи, мой самый хороший.
Утро пятницы порадовало хорошей погодой, и Таша встала без обычных пряток под подушку. И Наташе хватило времени волосы подкрутить, и даже успеть на работу.
Перебегая дорогу не у светофора, а чуть в стороне, она обратила внимание на Громова, который перешел «по зебре», не нарушая правил. И он тоже заметил Наташу, даже оглянулся и нахмурился.
Она, уже заходя в свой кабинет, так и не решила, как ей поступить: надо ли его ставить в известность о том, что после обеда ее не будет на рабочем месте. А потом закрутилась, отвечая на письма и отправляя запросы. Лишь около десяти утра Наташа закончила проверку выданного Громовым задания. Но со спокойным сердцем отправила ему вместе с сообщением:
«Доброе утро, Герман Георгиевич. Направляю готовый файл по вашему заданию. Дополнительно сообщаю, что с тринадцати ноль-ноль сегодняшнего дня меня не будет на работе (отгул за ранее отработанное время). С уважением, Петрова Н.И.»
С чувством выполненного долга спокойно отработала до обеда, да еще и перерыв прихватила. Наташа была уверена, что Громов ее не вызвал, потому что у него нет вопросов к представленной информации. Она уже собиралась уходить, когда Тамара Григорьевна задала ей вопрос:
– Ты своему Громову сказала, что уходишь?
«Как же надоели эти намеки!» – подумала Наташа, прикусив щеку, чтобы не нагрубить в ответ, и увидела устремленный на нее понурый взгляд Ирины.
– Я его сегодня не видела, – ответила начальнице спокойным голосом. – Задания, что он давал, я выполнила, ему отправила. Мне он не звонил.
– Так ведь я теперь при тебе секретарь!.. Ты Евгению Владимировичу направила предварительный анализ?
– Да, еще вчера. Всем направила, по списку. Я могу идти?
– Иди.
Наташа попрощалась и вышла из кабинета. Как только она закрывала эту дверь, ее мысли сразу же переключались на дочь.
«Впереди два с половиной дня с Ташей! – думала, сбегая по лестнице, Наташа. – Только бы автобус быстрее подошел!»
Ей повезло: как только она дошла до остановки, сразу подъехал нужный транспорт и даже почти пустой. Наташа села у окна и думала о том, как же хорошо, что ей все удалось закончить вовремя – и анализ, и задание Громова.
Впереди отдых в хорошем настроении.
Уроки у Таши закончились, и дети, которые посещали группу продленного дня, уже гуляли во дворе. Наташа направилась к учительнице, но дочка увидела ее раньше и бросилась к ней со всех ног.
– Мама! А мы успеем? Осталось мало времени!
– Успеем, не волнуйся, Таша. Бери рюкзак, пойдем.
Через полчаса они входили в безлюдный зал «Дома художника», где и проходила выставка картин Константина Васильева. На входе их предупредили, что через три часа зал закроется.
– Мам, а мы все посмотрим? – шепотом спросила Таша.
– Конечно. У него не так много картин. И не все тебе понравятся. Давай я тебе немного расскажу про этого художника. С детства он интересовался русскими и скандинавскими сказками и былинами, любил классическую музыку и историю родной страны. Все его увлечения отразились в картинах – батальной живописи, портретах, пейзажах и многочисленных иллюстрациях. Много времени Васильев уделял рисованию. Работы мальчика заметили еще в детском саду, а в школе он уже умел точно копировать картины известных художников. Очень давно Константин Васильев написал картину «Северный орел». У произведения интересная история. Однажды друг рассказал ему, что видел в лесу большого орла, который сидел на поваленном дереве и чистил перья. Особенно потряс того мужчину пронзительный взгляд птицы, когда она заметила человека. И на картине Васильева, спустя какое-то время, зрителя буквально сверлил орлиный взгляд мужественного человека, властелина тайги. Посмотри, какие сияющие тона, сложность тончайшей игры света в бесконечном узоре инея, заснеженной хвои, веток, стволов.
– Очень красиво, – тихо сказала Таша, рассматривая сурового мужчину в зимнем лесу. – Я тоже хочу так рисовать.
– Так же не получится. Надо рисовать так, как тебе нравится, как ты видишь этот мир.
Они ходили от картины к картине. Около одной из них Наташа замерла.
– Вот с этой картины началось мое знакомство с художником Васильевым. Она называется «Ожидание».
На картине была изображена молодая женщина с грустными глазами. Она держала свечу в руке и смотрела в заиндевевшее окно.
Таша сразу поняла, что мама думала о папе, глядя на эту картину. Она терпеливо стояла рядом и ждала, когда можно будет пойти дальше: ей очень хотелось поближе рассмотреть нарисованного филина, сидящего на руке старика. В другой у него была горящая свеча. Девочка тихонько подергала Наташу за руку и потянула в сторону от «Ожидания».
– Да, Ташенька, а эта картина почти мистическая для самого художника.
– Как это? – округлив глаза, спросила Таша.
– Видишь, в ногах у старика нарисована горящая картинка. Там написана фамилия и год, когда Константина Васильева не стало. Но это грустная история. Я потом как-нибудь расскажу. Ладно?
– Да. Такие красивые глаза на этих картинах.
Они ходили в зале до самого закрытия, любуясь картинами и наслаждаясь тишиной. И прогулка до парка прошла почти в молчании. Наташа видела, что картины произвели на дочку большое впечатление. Когда они присели на лавочку в тени раскидистого клена, Таша сказала:
– Мама, я хочу так же красиво рисовать. Купи мне, пожалуйста, книги, чтобы я могла сама учиться. Я же без четверок окончила второй класс? Вот! Не надо мне игрушку. Купи, пожалуйста, книгу.
– Мы с тобой вместе завтра походим по магазинам и поищем. А если не найдем, тогда закажу через интернет. Договорились?
– Да. Пойдем на качели? Только мороженое сначала! А в воскресенье пойдем в зоопарк? Может, там у кого-нибудь детеныши появились?
«Как быстро пролетели выходные, – думала Наташа, готовя одежду для себя и дочки на завтра. – Осталась последняя неделя учебы. Каникулы. Главное, чтобы ей было хорошо».
Таша уже спала, рядом с ней на тумбочке лежала книга «Самоучитель по рисованию». Она теперь не выпускала ее из рук, подробно рассматривала каждую картинку и все время твердила, что станет художником. Наташа предложила ей другую профессию на будущее: дизайнер. Для Таши это незнакомое слово ничего не значило, но понравилось. И на второй день она уже говорила, что будет именно дизайнером.
Около одиннадцати Наташе пришло сообщение от Ирины:
«Не спишь? Позвони».
Это очень удивило. На работе они общались, но не более того. В душе завозилось предчувствие чего-то нехорошего.
«А ведь я ни разу не вспомнила о работе за эти дни. Наверняка, там что-то произошло. Ведь не зря же Ирина решила рискнуть», – подумала Наташа, набирая номер.
– Привет. Вот, позвонила. Что-то случилось в мое отсутствие? Да, Ира?
– Привет, – со вздохом ответила Ирина. – Не хотела тебе портить выходные. Да, в общем-то, ничего и не знаю. Только то, что в пятницу Громов тебя искал. А Тамара сказала, что ты заранее отпросилась на полдня. И она, типа, предупреждала тебя, что надо его поставить в известность. Но ты «крутанула хвостом и ушла, потому что к кому-то очень торопилась». Все, больше ничего не знаю. На всякий случай позвонила.
– Спасибо, что сказала. Правда, спасибо. Я знаю, чего тебе стоит эта смелость.
– Пока, Наталь. Держись.
– Конечно. А куда мне «с подводной лодки»? – Наташа усмехнулась и добавила. – Завтра с первого ряда будешь наблюдать цирк. Пока.
Она постояла, подумала и убрала в шкаф приготовленное светлое платье. И достала другое. Синее. Короткое.
«Последняя гастроль артиста?»
Громов ехал на работу на «Toyota Camry», предоставленной ему предприятием вместе с водителем. Все его мысли были заняты огромными проблемами, которые вскрывались с каждым днем его пребывания в новой должности.
В пятницу он полдня провел на строящихся объектах, говорил с подрядчиками на рабочих точках. Они не сразу пошли на контакт, но все-таки Громову постепенно удалось получить важную для него информацию: как обстоят дела со снабжением материалами, кто и как курирует участки и организации, и так далее, и так далее. Голова шла кругом от возрастающих, одна больше другой, задач. Без обеда уж который день, он был несколько взвинчен, когда начал просматривать свою почту. Там был обвал: информация стекалась к нему со всех сторон. Каждый из кандидатов на работу стремился показать себя с лучшей стороны. Присылали много ненужной шелухи, сопровождая все длиннющими опусами с описанием того, как надо улучшить ситуацию. И что обязательно надо взять именно этого работника, а не того, другого.
Эта мышиная возня раздражала, отнимала много времени. Громов все понимал, но надо было отсеять зерна от плевел. Среди этого потока информации мелькнуло и сообщение Петровой. Хоть здесь было не километровое сообщение, но он на него и внимания не обратил, сразу же открыв цифры, которые его не порадовали. Герман посидел, раскладывая на составляющие информацию, присланную Натальей, и все же ему потребовались ее пояснения. Помня о странном разговоре с Тамарой Григорьевной, он позвонил именно ей, и был неприятно поражен отсутствием Петровой на работе. На комментарий по поводу «крутанула хвостом» Громов не обратил внимания – прекрасно знал, как женщины могут друг друга подставить. А вот то, что Наталья спешила к кому-то, ему не понравилось, потому что все личные дела, по его мнению, надо решать в нерабочее время. Да и могла же она его предупредить, но не сделала этого. Выводы о Петровой перечеркивали всю ее профессиональную подготовку.
«Жаль, конечно, толковая она. Могла бы вырасти, карьеру сделать. Но, видимо, у нее совсем другие интересы. А мне бордель в дирекции не нужен».
И субботу, и воскресенье он провел на работе, возвращаясь в гостиницу лишь на ночь. Но и там продолжал просматривать личные дела кандидатов вместе с тем кругом задач, которые они выполняли. Пора было начинать укомплектовывать дирекцию, потому что некоторые работники сейчас ощущали себя некомфортно, находясь чуть ли не в двойном подчинении. Громов осознавал это. Как и то, что все равно идеально работающую машину создать сложно.
«Ведь попадутся такие, как Петрова, для которых важно лишь их личное время, а не то дело, которому отдаешь жизнь», – с грустью думал он, давно поняв, что не сможет найти для себя верную и хорошую женщину, чтобы понимала его трудоголизм.
И все же ему было не очень понятно такое отношение Петровой к нему лично. Ведь она нормально выполняла все его задания, находила время, никогда не ныла, что работает сверх меры.
«Нет. Все решено. Мне такие легкие дамочки не нужны, только будет воду мутить в коллективе, а не работать».
Для себя он принял решение.
Понедельник для Наташи начинался, как обычно. За одним маленьким исключением: она надела платье перед самым выходом из дома. И туфли на небольшом каблучке.
Таша смотрела на нее сияющими глазами.
– Мамочка! Ты самая красивая! Самая-самая!
– Спасибо, Ташенька! Только у нас ты самая красивая.
– Тогда мы обе самые красивые. Так ведь папа говорил?
– Так, моя хорошая, именно так.
Упоминание Ника Ташей придало сил. Наташа знала, чувствовала, что день будет непростым. Попрощавшись с дочкой, она пообещала ей позвонить после занятий. И напомнила, что в субботу они едут к бабушке и дедушке, что совсем не радовало ребенка. Таша знала только одного родителя – маму. Папу она не помнила, но любила его так же сильно, как Наташа-старшая, которая была для дочки идеалом во всем. Единственное, чего панически боялась Таша – это потерять маму. Она старалась учиться лучше всех, убирала за собой игрушки, не баловала, делала уроки, чтобы только мамочка больше отдыхала и не переживала из-за нее, Таши. И если надо было ехать к бабушке, значит, надо.
Наташа шла к заводоуправлению, не спеша, с прямой осанкой, поднятой головой и легкой усмешкой на лице. На нее смотрели мужчины, словно видели в первый раз. На проходной стоял телохранитель директора, который, улыбаясь, поднял вверх большой палец, одобряя ее внешний вид, и подмигнул. Ни он, ни она не заметили, как скривил губы Громов, который шел позади нее. Откуда ему было знать, что у этого молодого мужчины недавно родила жена, подарив ему дочку. А Наташа давно знала эту семейную пару.
Выводы, сделанные Громовым, лишь утвердили его в правильности принятого решения по поводу Петровой.
Она же поднимаясь по лестнице, ловила на себе косые взгляды женской половины этого «прекрасного» здания, облицованного грязно-розовой плиткой.
«Стоит только надеть что-то не черное или серое, как ты уже мишень для расстрела ядом», – думала она, подходя к кабинету.
– Здравствуйте, – спокойно произнесла Наташа, открывая дверь.
И ей ответили все, дружно, словно она самый любимый человек в этом коллективе.
– Наташенька! – елейный голосок начальницы лился сиропом. – Как сходила на выставку с доченькой?
– Очень хорошо.
– Какое у тебя красивое платье сегодня! Для Громова нарядилась?
– Конечно, Тамара Григорьевна. Надо же ему понравиться, иначе, где мне работать?
– Это ты правильно поняла. Осталось только, чтобы он тебя принял в новую дирекцию.
– Я постараюсь, чтобы так и случилось. Благодарю за беспокойство и комплимент. Вы, как всегда, кристально честны.
Эта фраза стала точкой в утреннем «медовом» приветствии. Через несколько минут начались звонки, клацанье по клавишам, обсуждение эффективности мероприятий, но все, словно затаившись, ждали, когда Громов вызовет Наталью. И он позвонил за час до конца рабочего дня – Тамаре Григорьевне.
– Да-да, Герман Георгиевич, сегодня она на месте. Сейчас придет, – сказала она и обратилась к Наталье, – Наташенька, тебя вызывает к себе Громов.
– Иду.
Поднимаясь пешком по лестницы с третьего на шестой этаж, Наташа оставляла себе время на то, чтобы успокоиться перед…
«Перед чем? Неужели мужчина может быть таким же, как они? Тогда разве он мужчина? Несмотря на то, что руководитель. Или опять «Женечка»? Нет, не похоже. Наоборот, этот какой-то бесчувственный. Но если он поверил! Я не смогу молчать. Ник! Помоги мне! Если я сорвусь, тут же вылечу. А Таша?»
Она представила улыбку мужа, словно почувствовала его поддержку, сильное родное плечо рядом.
«Все будет хорошо. Я знаю, Ник. Люблю тебя!»
Перед дверью Громова вдохнула поглубже, постучала и нажала ручку.
– Здравствуйте.
Она стояла, не делая ни шага вперед, ожидая его ответа.
– Здравствуйте. Проходите, садитесь, – не поворачивая головы в ее сторону, сказал Громов.
Наташа села на стул напротив его стола.
Она была спокойна, смотрела открыто и прямо. Ей было отчетливо видно, что за неделю пребывания на их предприятии новый директор заметно похудел. Он и так-то был худощавым, а теперь вообще выглядел осунувшимся, посеревшим. Щеки ввалились, под глазами залегли тени.
– Наталья Ивановна, поясните мне, на каком основании в вашем файле изменен план второго полугодия? Каким образом объемы работ перенесены из первого полугодия?
Она еле заметно выдохнула и начала говорить:
– В конце каждого месяца некоторые подразделения обращаются с письмами об изменении утвержденных показателей. Указывают причины, по которым план не выполнен. Балансовая комиссия рассматривает эти объяснения и принимает решения, является ли этот фактор зависящим от подразделения или нет. В зависимости от этого и корректируется план на последующие месяцы. В любом случае, годовой объем работ не пересматривается. То есть происходит сдвиг плановых показателей в течение года.
Герман слушал, буравя ее взглядом голубых холодных глаз.
– Ясно. Но как это можно понять из вашего документа?
Наташа видела, что Громов раздражен. И чем больше он злился, тем спокойнее становилась она. Эта «игра» с новым директором даже веселила ее. Стало понятно, что он ищет зацепку, чтобы сорвать на ней свою злость.
– Примечание по каждому письму с решением балансовой комиссии находится в ячейке «отклонения». Там видно…
– У меня есть время проверять ячейки? – перебивая ее, повысил голос Герман и бросил ручку на стол.
От неожиданности она вздрогнула. И растерялась.
– Мне требовались эти пояснения в пятницу. Вас не было на рабочем месте. Я столько времени потерял, разбирая эти таблицы! Неужели трудно было предупредить меня об отсутствии? Вы должны были доложить мне о выполнении работы!
– Я направила вам файл в десять утра, с сообщением, где написала, что во второй половине дня меня не бу…
– Какого черта вы врете? Какого… вы прогуливаете полдня?
– Я не прогуливала. Заявление на отгул было подписано моим руководителем и направлено в расчетный отдел.
– За какие заслуги у вас отгул?
– У меня их много. Работала в праздничные дни, в том числе и восьмого марта, когда все женщины отдыхали.
– Да мне все равно – восьмого или девятого вы работали! Вы не выполнили мое задание, потому что не доложили мне вовремя!
Наташа мысленно извинилась перед Ником, встала и тихо спросила, глядя в глаза человеку, внешне похожему на ее мужа:
– Почему вы позволяете себе кричать на меня? Считаете, я так лучше пойму? Почему вы ругаетесь? Считаете, что имеете право? Почему обвиняете меня во вранье? Считаете себя судьей? А вы сами все факторы учли? Или просто прислушались к мнению, которое вам «вкусно» подали?
Громов молчал, сжав челюсти, и было видно, что он сдерживает себя. Наташа дошла до дверей, повернулась к нему и сказала еле слышно:
– Жаль.
И ушла. Герман готов был взорваться: никто с ним так не говорил – с достоинством, уверенностью и сожалением. Он почувствовал, что сейчас ему преподали урок. Возникло желание вернуть ее, дернуть за руку и ткнуть носом в монитор, чтобы доказать обман. Эта мысль вернула его из ступора, в котором он находился. Громов наклонил голову набок и прищурился.
– Говоришь, что отправляла мне сообщение? Посмотрим!
Он открыл электронную почту, через «фильтр» нашел ее «конвертик» и открыл его.
– Вот же, твою *** через коромысло.
Громов прочитал ее письменное обращение к нему – корректное и короткое. И понял, что был не прав. Тогда решил проверить то, что она ему сказала по поводу пояснений и балансовой комиссии. И снова Петрова оказалась честной: в ячейках с примечаниями была вся информация по изменению планов. На душе стало скверно. Признавать свои ошибки он не любил. Но в сложившейся ситуации поступить надо было по-мужски.
«Не важно, как она себя ведет. Важно то, что я повел себя, как неврастеничка. Надо извиниться».
Герман протянул руку к телефону, но входящий звонок опередил его – вызов поступил от генерального. Разговор затянулся до половины шестого и закончился тем, что Громов получил задание лететь в командировку на дочернее предприятие до конца недели. Тем не менее, он позвонил Тамаре Григорьевне:
– Пригласите Петрову.
– Что вы, Герман Георгиевич! Она работает ровно до пяти, и ни секундой дольше.
– А все остальные?
– Все остальные на своих местах, – с гордостью сообщила она.
– Они в рабочее время не справляются со своими обязанностями? Только Петрова успевает?
– А… а… – не нашлась, что ответить Тамара Григорьевна.
– Ясно. Спасибо.
Наташа больше не думала о Громове. Она высказала все, что хотела в тот момент. Постаралась быть корректной. Понимала, конечно, что рискует: ведь навлечь на себя недовольство нового руководителя, который будет рассматривать ее кандидатуру для своей дирекции, означало подпилить сук, на котором и так еле держалась. Но по-другому не смогла. И не жалела.
Вечером Наташа разбирала вещи дочери. Из чего-то девочка уже выросла. Эта одежда откладывалась в сторону. «Надо постирать и отгладить», – думала она, раскладывая маленькие вещички.
– Это для девочек тети Кати? – спросила Таша.
– Да. Ты же знаешь, у них нет папы, а мы с тобой можем им помочь.
– Но ее дочки еще маленькие.
– Вырастут, Ташенька. И не заметишь, как станете подружками.
Они говорили о семье из соседнего подъезда. Катя была на несколько лет старше Наташи и переехала в их дом, будучи беременной. Никто ничего не знал о ней. А Наташа не лезла ей в душу. Просто помогала, чем могла, словно делясь тем теплом, что получила сама, оставшись молодой вдовой с малышкой на руках.
Подготовив к стирке то, что будет необходимо дочке у бабушки, Наташа присела отдохнуть рядом с Ташей, листавшей свою любимую книгу.
– Мама, а ты будешь ко мне приезжать? – уже скучая, спросила девочка.
– Конечно! Каждую неделю не смогу. А два раза в месяц, наверное, получится.
– Хорошо.
Тихий вечер в маленькой дружной семье. Наташа уложила дочь спать, а сама все думала и вспоминала Ника. Понимала, что рвет себе сердце, что изменить ничего нельзя, но и справиться с собой не могла.
«Видимо, похожесть этого директора сводит меня с ума. Но, как человек, он полное «г». Хотя, может, и не полное. Рано делать выводы. Посмотрим, во что мне выльется сегодняшний разговор».
Однако утром она узнала, что Громова не будет до пятницы, и немного выдохнула. Можно было вплотную заняться своими прямыми обязанностями. Обстановка на работе вошла в обычное русло, Наташу даже оставили в покое, не цепляя намеками. А в четверг случилось нечто, совершенно переключившее внимание всех на приемную Евгения Владимировича, где произошла незабываемая встреча его жены с Наденькой. Причем эта встреча не была запланирована. И закончилась потасовкой.
Супруга явилась без предупреждения в конце рабочего дня. Секретаря на месте не было, а кабинет ее мужа оказался закрыт. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: приемная открыта, значит, секретарь неподалеку. И надо просто подождать. Что и сделала жена Женечки. Она не просто так приехала именно в это время. Ей давно уже доложили про шашни мужа с молодой секретаршей, но делать какие-либо решительные шаги было опасно: а вдруг он уйдет из семьи к этой девице? И все же терпению пришел конец. Вот почему женщина сидела в приемной на месте секретаря и ждала, когда откроется кабинет заместителя директора по экономике и выпустит оттуда весьма помятую Наденьку.
Одергивая юбку и поправляя воротник блузки, секретарь не сразу заметила, что ее место занято. Она еще стерла перед зеркалом размазанную помаду и только потом повернулась к своему столу. От неожиданности Надя вздрогнула. Она не знала, как выглядит жена ее любовника. Но по взгляду женщины поняла, что сейчас ее будут бить. Тем не менее, маска вежливости вернулась на ее лицо.
– Здравствуйте. Чем могу быть полезна?
– Да я уж вижу, как ты полезна моему мужу! – взвизгнула гостья.
– Так вы к Евгению Владимировичу? – продолжила Надя разыгрывать из себя дурочку.
– Нет, дрянь ты такая! Я к тебе!
И с этими словами маленькая женщина вылетела из кресла, как пушечное ядро. Она сразу же вцепилась в волосы молодой сопернице и дернула ее на себя. Наденька, не ожидавшая такой прыти от взрослой дамы, не удержала равновесия и рухнула на колени, разрывая тонкие чулки. Но при этом она молчала, а крики и ругань летели от жены ее начальника. Надя пыталась оторвать цепкие пальцы от своих волос, но ей это не удавалось.
Мало того, длинные ногти, больше напоминавшие когти хищной птицы, мазнули по щеке. Наденька зашипела от боли. Она, находясь на полу, увидела, как приоткрылась дверь кабинета, и высунулся Женечка. У Нади появилась надежда, что побоище сейчас закончится, но – увы! Он тихо спрятался назад, после чего послышался щелчок замка.
«Вот же трусливый гаденыш! Боится свою мегеру, а все равно лезет под чужую юбку! Ну, ладно же, сами напросились!»
Она схватила матерящуюся женщину за щиколотку и резко потянула на себя. Та, потеряв точку опоры, отпустила волосы и попыталась схватиться за воздух, махала руками, как мельница, и все же не удержалась и плюхнулась на попу.
– Что здесь происходит? – послышался мужской голос от входных дверей приемной. – Ваш кошачий концерт слышен по всему зданию! Сдурели, что ли? А если генеральный услышит? Надежда, в чем дело?
Говорившим оказался начальник управления корпоративных рисков. Молодой мужчина был в шоке от увиденной картины: высокая красавица с растрепанными волосами, в дырявых чулках и задравшейся до предела юбке, с расцарапанным лицом; и вторая – взрослая женщина, вся красная, но с отлично уложенной прической, без явных боевых потерь.
– Вызвать охрану?
– Нет, – ответила Надя, вставая и подходя к зеркалу, – мы больше не будем. Извините за шум.
– Вам помощь не нужна? – все еще настаивал он.
– Нет. Спасибо.
Мужчина вышел.
– Вам лучше уйти прямо сейчас, иначе все сбегутся к этим дверям через минуту. И вы точно будете посмешищем.
– Да как ты смеешь? – Женщина, кряхтя, поднялась с пола. – Чтобы духу твоего здесь завтра же не было. Ясно?
– Обойдетесь. Когда надо будет, тогда и уйду.
– Что??? А этот засра..ц долго будет там прятаться?
Она набросилась с кулаками на дверь.
– Выходи немедленно! Все равно я тебе морду разобью!
«Боже! И это – «верхушка». Что уж тогда ждать от остальных?»
Надя обошла женщину по дуге и села на свое место. У нее зазвонил телефон.
– Слушаю вас… Хорошо, я передам.
Она положила трубку и посмотрела на беснующуюся женщину.
– Он сказал, что вас внизу ждет машина. Шофер отвезет домой, а вечером он вам все объяснит.
– Что объяснит? Почему изменял? Или почему носа не высовывает? Или…
– Избавьте меня от ваших сцен. Разбирайтесь со своим карапузом дома. И учтите – скоро пять часов, и народ повалит отсюда. Как сквозь строй придется пробиваться.
– С*ка ты!
– Я знаю, – кивая головой, согласилась Наденька. – Уходите. Не нужен мне ваш вонючий клоп. Не претендую.
В комнате воцарилась тишина. До женщины дошло сказанное. Она постояла еще пару минут и покинула приемную. Секретарь взяла чистый лист и начала писать заявление «по собственному желанию с тридцать первого мая». Она была уверена, что здесь ей больше не работать.
Наташа не знала о произошедшем в конце рабочего дня «мероприятии». Все ее мысли были заняты сборами и отъездом Таши на целое лето к бабушке. Там девочку любили. Во время последнего звонка свекрови та сказала, как всегда сквозь зубы, что они соскучились и ждут внученьку в субботу. Для самой Наташи не нашлось ни слова. Да она и не ждала. Ей было очень жалко людей, потерявших единственно сына.
И память никак не отпускала мужа.
«Хорошо бы в субботу к Нику съездить, посидеть с ним рядом, помолчать».
Слезы градом лились только внутри, внешне можно было заметить лишь печальную задумчивость.
Наташа попрощалась со всеми сразу и пошла на выход. Кто-то ответил ей, кто-то промолчал, но было заметно какое-то нездоровое оживление в кабинете. И в коридоре шептались стоявшие по два-три человека сотрудники заводоуправления. Где-то был слышен смех, кто-то удивленно ахал. Стало ясно, что в стенах этого здания случилось нечто, парализовавшее бегство по домам.
– Вот и очень хорошо, – тихо сказала сама себе Наташа, спускаясь по лестнице, – значит, в автобусе будет свободнее и машин на дороге меньше.
И она оказалась права. На двадцать минут раньше забрала дочку из продленки. Они зашли в магазин, купили любимых обеими кукурузных хлопьев и молока. Домой шли, обсуждая предстоящие события, и вдруг Таша сказала:
– Мама, а можно в воскресенье уехать? Давай в субботу к папе сходим?
– Но бабушка ждет тебя уже в субботу, – чуть дрогнувшим голосом ответила Наташа. – Она расстроится.
– Я сама ее попрошу. Можно? Хочу папе сказать, что учусь только на пятерки. И что математику не понимаю, как ни стараюсь. Мама, можно?
– Да, – проталкивая комок в горле, сказала она.
Вечером состоялся разговор со свекровью: как и ожидалось, недовольство было высказано именно Наташе. Но Таша все слышала и делала свои выводы.
В пятницу утром девочка чуть не быстрее мамы бежала в школу, объясняя это тем, что так скорее закончится последний учебный день, и начнутся каникулы.
– Мамочка, не задерживайся сегодня! Ладно? Ты в пять придешь?
– Буду стараться. Сегодня до четырех работаем, но все будут торопиться за город, на дачи и в деревни. Дороги будут переполнены. Поэтому, Ташенька, как получится.
Когда Наташа подходила к заводоуправлению, ей показалось, что народ и не расходился со вчерашнего дня: так же кучковались и что-то активно обсуждали. Особенно много женского населения наблюдалось в районе второго этажа. Все это выглядело очень странно для Наташи.
В кабинете тоже было шумно, на нее вообще никто не обратил внимания. Даже Ирина с горящими глазами и открытым ртом слушала Зину:
– Да мы же в одном подъезде с ними живем. Что там вчера было! Крик, ругань, мат, грохот! Она его сковородкой, что ли, припечатала. Потом он на нее орал. Что-то крушили там!
– А чего орали-то? – спросила Тамара Григорьевна, брезгливо кривя рот.
– Она ему: ты с института ни одной юбки не пропускаешь! Каждый корпоратив – и мне несут подробности, кого ты на колени сажал и с кем целовался! Убью! А он ей: куда ты денешься? Всех вас содержу – и твою мамашу, и сестру со всем колхозом, и ты не работаешь, на шее сидишь. В кого превратилась, кадушка!
Зина, изображавшая разговор, задохнулась от нехватки кислорода. Все замерли, ожидая продолжения. Она набрала воздуха в легкие, открыла рот. А Наташа встала и вышла из кабинета. Ей неприятно было слушать эти сплетни. Но и в коридоре творилось то же самое. Из-за поворота, где находился кабинет генерального, вышла Наденька, и сразу вокруг воцарилась тишина. От нее шарахались, как от заразной. Наташа поразилась такому поведению людей.
– Привет, – поздоровалась она с секретарем Женечки. – Ой! Что у тебя с лицом?
Четыре царапины красовались на щеке Нади.
– Привет. Бандитская пуля. Ха-ха! А ты не боишься со мной говорить? Глянь-ка, как все застыли и уши навострили.
– А почему надо бояться? Что случилось-то?
– Ох, Наталья. Одна ты такая, не от мира сего. Короче, вчера приходила жена моего начальника, и мы с ней повздорили. Результат на моем лице.
– И ты ее тоже?
– Нет! Ты что! Она маленькая и толстенькая, как колобок. Я бы ее, как лиса – ам! Да шучу я! Не стала я ее трогать. Она и так несчастная – за таким трусом замужем. Представляешь? Он в кабинете закрылся на ключ, пока она мне волосы выдирала. Крысеныш.
– Надь, – прервала ее Наташа, – зачем тебе это надо было? Он же не насильно тебя под себя тащил.
– Нет, конечно. Просто так прикольно: когда закроет дверь, а когда и забудет. Весь аж трясется от возбуждения. А мне интересно – вдруг кто зайдет в кабинет и все увидит! Адреналин! Иначе совсем тоска. Так-то он молодой еще, всего сорок два. Только маленький. Как клоп.
– Если так нужен адреналин, прыгни с парашютом. А это…
– Нет уж, парашют не для меня. Да и потом, зарплата секретаря не так уж велика. А он, хоть и скряга, но все равно кое-что я накопила. Так что, сегодня работаю последний день и уезжаю в Москву. Предложение у меня есть из модельного агентства. Мне ведь всего двадцать три. Успею еще карьеру сделать. Такие вот дела, Наталья.
– Да… Ты всколыхнула «общественность». У меня нет слов. В любом случае, удачи тебе на новом поприще.
– Спасибо! И тебе.
На том и разошлись. Наташа вернулась в кабинет, где сплетни росли, как снежный ком. И уже Женечка выглядел в глазах женщин не козлом, а жертвой – так ловко переиначивались факты. Слушать все это было противно, но выхода не было. Не стоять же в коридоре весь день. Тем более, что рабочую рутину никто не отменял. Наташа открыла электронную почту, где сразу увидела сообщение с результатами заседания балансовой комиссии.
«Как хорошо! Можно до конца дня отвлечься от дурацких разговоров. Если бы еще наушники надеть!»
А без пятнадцати четыре ее вызвал к себе Громов.
«Как некстати! – подумала Наташа, поднимаясь по лестнице на шестой этаж. – Кто знает, с чем он вернулся из командировки? Лишь бы не задержал! В пятницу отсюда вообще не выбраться».
– Здравствуйте, Наталья Ивановна, – первым поздоровался Громов. – Проходите, садитесь.
– Здравствуйте.
Наташа села и спокойно посмотрела на него.
– Во-первых, хочу извиниться. Я был не прав, не прочитал ваше сообщение. Вы не обманывали. Так что, прошу меня простить.
Она удивилась. Очень удивилась! И просто кивнула в знак согласия.
– Но на этом и все. То, что сегодня обсуждается на каждом углу, в каждом кабинете и даже у генерального, не лезет ни в какие рамки.
Наташа нахмурилась, не понимая, к чему он клонит. А Герман продолжил, не замечая ее недоуменного взгляда:
– Мало того, что вы не выполнили задание, которое я вчера вам направил около четырех вечера, так вы еще и… Теперь-то мне ясно, чем вы так заняты были.
– Я не поняла, о каком задании вы говорите. Я ничего не получа…
– Конечно! Вам же вчера некогда было! Наталья Ивановна, стыдно должно быть: такая молодая, а моральный облик уже, как у прожженной бабищи.
– Стоп. Простите, – Наташа, ничего не понимая, уже еле сдерживалась, – вы меня пригласили, чтобы обсуждать мой моральный облик? Или по работе?
– И то, и другое! Потому что, если вы хотите работать в моей дирекции, я не позволю такого поведения! Никакие профессиональные качества не сравнятся с бл…вом!
Наташа задохнулась, как будто ее по лицу ударили. Она покраснела, потом кровь отлила от лица. Прикусив губу, не позволяя слезам пролиться ни каплей, смотрела на него так, словно готова была стукнуть. И молчала. Герман заметил капельку крови на прокушенной побелевшей губе. Его это остановило на какой-то короткий миг, но потом он продолжил:
– Итак. Я отправил вам задание, и вы его не выполнили. Поэтому будете делать его сейчас, пока не закончите.
– Нет, – сказала, как отрезала Наташа.
– А я сказал «да»! Меньше будете по чужим мужьям бегать! Работать надо, а не…
– НЕТ.
Она встала. Герман тоже поднялся из-за стола.
– Если вы сейчас уйдете, можете заранее писать заявление. Я не возьму вас на работу, несмотря на все ваши таланты. Или именно из-за некоторых из них?
Все. Она сорвалась, не могла больше терпеть:
– Да пошел ты…
Громов, как лазером, прошил ее взглядом.
– Остановитесь. Не пожалейте потом о своем некорректном поведении.
Наташа усмехнулась, кивнула головой и сказала:
– Точно. Некорректное. Тогда так: да пошли ВЫ, Герман Георгиевич! Сами знаете, куда!
И она вышла, даже не хлопнув дверью.
– С*ка! – прошипел он в закрытую дверь и вспомнил, как это же слово ей бросил в спину зам. директора по экономике.
Громов сел в кресло и почувствовал себя омерзительно: он сейчас опустился ниже плинтуса.
– Но ведь она врет! Я отправил ей задание!
Включил ноутбук, с которым ездил в командировку, и ждал, пока он загрузится. Потом проверил «отправленные» сообщения и поразился: там не было задания для Петровой. Оно так и висело в «Исходящих». Опять он выставил себя идиотом.
Наташа спешила в кабинет. Часы на каждом этаже показывали ей, что уже пятый час. Она старалась не заплакать, чтобы никто не заметил ее состояния. Даже уходить надо с высоко поднятой головой.
– Наташа? Что случилось? Ты какая-то взвинченная. Я тебя такой никогда не видела! – остановили ее слова Наденьки. – Ты плачешь?!
– Еще нет. Но вот-вот. Представляешь, этот новый услышал сплетни по коридорам и решил, что это я – главный герой событий.
– Э! Ты мои лавры не отбирай! Не переживай, все выяснится.
– Поздно! Я его послала. Дважды.
– Да ты что!
Надя рассмеялась и тут же сморщилась, потому что болели царапины на лице.
– Правильно сделала.
– Я знаю. Буду искать новую работу. Может, все же к Галке уйду. Хотя там мне сложно будет.
– Не спеши увольняться, потерпи еще чуть-чуть. Скоро здесь так тряханет всех! Потерпи.
– Постараюсь, – со вздохом сказала Наташа. – Мне пора. И так уж задержалась. Дочка ждет. Как я сейчас доберусь, не знаю. Автобуса не дождешься, такси тоже. Хоть плачь!
– Не вздумай! Твой гадюшник только и ждет новых сплетен. Оставь им пока меня. Беги. Позвоню, как устроюсь в Москве. Приедете ко мне с дочкой в гости.
– Договорились!
Они обнялись, прощаясь. Наташа почти бегом рванула в свой собственный ад. А Надя, постояв немного, вместо второго этажа пошла на шестой. Она, не постучав, толкнула дверь, за которой в задумчивости сидел Герман. Надя прошла и села на тот же стул, где недавно сидела Наташа. Громов смотрел на нее без каких-либо эмоций, пока не заметил царапины на щеке девушки.
– Что у вас с лицом?
– А как вы думаете? Может, сейчас сложите «два плюс два»?
– В каком смысле?
Она закатила глаза и покачала головой.
– Да уж, логики ноль. Это про меня все говорят, не про Наталью. И с чего вы вообще взяли, что это она?
Герман молчал, осознавая, что он полный кретин.
– А! Поняла! В первый день работы Женечка постарался. Да, Герман Георгиевич. Тяжело вам будет здесь.
– А вам?
– Мне-то что? Я уже не работаю здесь. Уволилась. А вы? Из-за вас Наташа опаздывает и почти плачет. Вы ничего не знаете о ней. Сделали какие-то выводы.
– Ничего страшного. Одним больше, одним меньше. А если ее любят, то подождут. Женщина всегда опаздывает.
Надя смотрела на него грустными глазами, понимая, что этот не лучше Женечки.
«Этот, похоже, вообще не человек».
Она встала, подошла к окну и увидела Наташу на остановке. Отсюда, с шестого этажа, она казалась совсем маленькой, одинокой и беззащитной. Надя, не говоря больше ни слова, вышла.
«Господи, что же делать? Таша ждет меня! Как отсюда уехать?» – мысли метались в голове, не находя никакой подсказки.
Для Наташи самым страшным в жизни были слезы ее ребенка. Она не могла допустить, чтобы из-за нее дочка волновалась или расстраивалась. Чего стоило самой Наташе отпускать от себя самого дорого человека, знала только она. Порой на нее накатывал панический ужас, что и этого счастья она лишится. В такой момент ей надо было обязательно услышать голос Таши или получить от нее ответ на сообщение. Мама боялась за дочь.
И сейчас, сидя на остановке и глотая слезы, которые никто не видел, она понимала, что вывернется на изнанку, но сделает так, чтобы дочка была счастлива.
«Если бы Ник был жив, никто бы не посмел даже посмотреть в мою сторону, не то, что гадости говорить или думать! Ник, как мне тебя не хватает! – Наташа давно так не плакала. – Ник! Помоги мне! Пожалуйста! Ведь Таша ждет».
Рядом с остановкой затормозила белая машина. Из нее вышел мужчина и направился к одинокой сгорбленной фигурке на скамейке под навесом. Он сел рядом. Наташа покосилась на него и обомлела: это был Громов. Она смотрела на него изумленными глазами, не в состоянии предположить, что ему еще потребовалось от нее.
– Не смотрите на меня, как на привидение. Я виноват перед вами. Даже не знаю, что и сказать. Но вы ведь куда-то торопились. Давайте я вас отвезу.
– Еще чего не хватало!
– Наталья Ивановна, не заставляйте меня применять силу! Я не хочу выглядеть еще большей сволочью.
– Да большей и не бывает.
– Вы уверены?
Его абсолютно ровный голос, в котором не было ни нотки злости, немного успокоил Наташу.
– Я ни в чем не уверена. И не хочу думать об этом. Вы не стоите того.
– Понятно. Но может, поедете туда, где вас ждут? Я отвезу.
Она посмотрела на часы, дернула рукой и, нахмурившись, поджала губы.
– Все из-за вас… Ладно, поехали. Кажется, у меня нет выбора.
– Вот и хорошо.
Громов встал и направился к машине. Он открыл переднюю дверь рядом с водителем, но Наташа замотала головой, отказываясь от этого места.
– Ни за что!
– Садитесь, я вам говорю. Я же не знаю города. Только дорогу от гостиницы до завода. Будете моим навигатором.
Наташа вздохнула и пошла к открытой двери, села и сразу пристегнулась. Герман обошел машину и сел за руль.
– Командуйте.
– Прямо, через мост. В конце посмотрим – по ситуации.
– В смысле? – удивился Громов.
– Или прямо, через город, или под мост. Я скажу.
– Хорошо.
Она нервничала, все время смотрела на часы, проверяла телефон. Герман, как мог, старался лавировать в потоке машин. Благо, все же основной поток схлынул, и они ехали довольно быстро. И молчали. Это угнетало.
– Наталья Ивановна, – вздохнув, начал Громов, – я снова должен извиниться.
– А зачем? – даже не поворачивая голову в его сторону, спросила Наташа. – Услышите еще что-то, решите опять мне это приписать. Потом еще и скажете, что я не справляюсь с работой. Не волнуйтесь, я не рвусь в вашу структуру. Меня давно приглашала к себя Галина Александровна, но были обстоятельства. Теперь уж придется что-то решать.
– Не надо ничего решать… Еще раз, простите меня. Это больше не повторится.
Она посмотрела на него, в очередной раз поразившись насмешке природы, подарившей внешность дорогого ей человека этому бессердечному руководителю. Герман посмотрел на Наташу, поймав ее грустный, словно чем-то затуманенный взгляд, устало улыбнулся и попросил:
– Простите, Наташа.
Она просто кивнула и отвернулась, потому что он рвал сердце своей похожестью.
«Сколько ему? К сорока, наверное. А Нику было тридцать шесть. Господи, что за испытание мне?»
– Куда дальше? Мост уже почти проехали.
– Направо, под мост. Там меньше машин.
Она говорила ему, куда ехать, он смиренно все выполнял. Снова посмотрев на часы, Наташа совсем успокоилась: если и опоздает, то на пару минут.
– Как называется улица, куда мы едем? – спросил Громов.
– А зачем вам?
– В навигатор внесу, маршрут построю, как назад вернуться.
– На работу? – удивилась она.
– Конечно. Я ничего не успеваю. Отдел кадров что-то тянет с переводом персонала в новую структуру. Хозяйственный отдел никак не подготовит здание для дирекции. А работу делать кому-то надо. Вот пока так все плохо обстоит. Складывается впечатление, что мне все очень стараются «помочь».
– Так и есть. Вы чужак. Вам будут мешать. Нужно же своего на это место посадить. Ясно же.
– Конечно, ясно. Вы будете мне помогать?
– А вы не будете больше вести себя, как…
– Как кретин?
– Да.
Он засмеялся, соглашаясь с ее прямолинейностью.
– Не буду.
– Я и так вам помогала, – серьезно ответила Наташа. – И скажу честно, я больше не верю вам. Поэтому буду работать, как работала. А дальше жизнь покажет. Мы приехали. Спасибо. Это улица Мичурина. До свидания.
И не дожидаясь его ответа, она открыла дверь и вышла из машины. И сразу же словно забыла о нем, торопливо переходя на быстрый шаг. Громов наблюдал, куда же она так спешит. А Наташа вошла в калитку, ведущую на школьный двор, помахала кому-то рукой.
– Странное место для свидания, – вслух сказал Громов, продолжая смотреть на нее.
И вдруг! По площадке навстречу ей бросилась маленькая светловолосая девочка.
В руках у нее были желтые одуванчики. В открытое окно, перекрывая гомон детворы, влетело:
– Мама! Мамочка! Ты приехала! Это тебе! А у меня еще грамоты есть! И для тебя тоже!
Наташа присела на корточки перед дочерью, они обнялись и что-то друг другу тихо говорили. Герман не мог оторвать от них взгляда. Женщина и девочка выглядели счастливыми и такими одинокими.
– Так вот к кому она так мчится каждый день… Вторая смена? Некому забрать, что ли? А я идиот.
Не так просто оказалось выбраться из этого старого района. Навигатор водил кругами, предлагая все время повернуть налево – то через две сплошные, то под «кирпич», то вообще в тупик.
– Что за место, черт его раздери! Куда теперь ехать?
Громов отключил совсем навигатор, дал ему время опомниться и снова включил. Пока техника определяла свое местоположение, Герман смотрел по сторонам: он припарковался возле маленького магазина, недалеко от светофора. И именно там увидел Наташу с дочкой: они ждали, когда можно будет перейти улицу. Маленькая девочка что-то рассказывала, заглядывая маме в глаза, подпрыгивала на месте и тянула за руку, торопясь куда-то. Наташа выглядела спокойной, умиротворенной, несмотря на рюкзак на плече, сумку и одуванчики в руке. Было заметно, что им нет дела ни до кого вокруг. Они перешли дорогу и свернули во двор. Громов очнулся от своих размышлений и посмотрел на навигатор. Там была указана дорога, по которой ему надо вернуться на левый берег, на завод.
Он быстро доехал назад, зашел в опустевшее здание и поднялся пешком на шестой этаж. Усталость ощущалась сильно, ведь он спал всего пару часов, да и то в самолете. Тем не менее, на работе Герман был до одиннадцати вечера, направляя запросы, проверяя первоочередные проекты и формируя задания – себе и своему секретарю. И это был единственный человек, которого ему перевели из управления капитального строительства. Только и сидеть она будет пока там же, потому что здание дирекции еще неделю не поступит в распоряжение Громова. Он ездил, осматривал это помещение, которое только после «пинка» генерального начали ремонтировать. А когда подключился сам Герман, то он уже не выпустил из рук нити руководства. И хотя ему обещали, что месяц будут готовить кабинеты к переселению людей, Громов урезал этот срок в два раза и сказал, что по этому «объекту» вынесет вердикт: стоит ли работать и дальше с этим подрядчиком. При этом он не вымогал деньги, что вызвало шок у руководителя организации. Не в пример Женечке, который сдирал все, оставляя копеечку на жизнь. Выбора не было – с новым директором надо налаживать контакты.
Направил и последнее предупреждение в управление персоналом: в понедельник личные дела согласованных им работников должны быть у него не позже десяти утра. В противном случае он явится лично, и говорить будет с директором по персоналу. Громов уже понял, а Наталья подтвердила, что придется преодолевать сопротивление многих структур. Остальные задачи перенес на завтра. Все равно в субботу плановый объезд строящихся объектов. С чувством не совсем выполненного долга он уехал в гостиницу. И все-таки намеревался выспаться, иначе от него не будет никакого толку.
После шести вечера ежедневно и в выходные дни машина поступала в распоряжение Громова без водителя.
Он ехал на работу около десяти утра. Обход был назначен на двенадцать, и у него еще оставалось время ознакомиться с документацией. И сам не понял, почему решил изменить уже привычный маршрут и проехать по тому району, где жила Наталья. На улицах было мало людей. Видимо, народ отсыпался после рабочей недели. И вдруг он увидел ее с дочкой недалеко от двора, в который они вчера свернули. Герман остановился. Его удивили цветы в руках женщины.
– Куда так рано с букетом? Праздник у кого-то? День рождения?
Около них остановилось такси. Наташа с девочкой сели, и машина поехала вперед по улице. Громов был заинтригован. Он завел машину и поехал следом за такси. Через двадцать минут езды по городу Герман притормозил, как и машина впереди него.
– Это же кладбище.
Наташа оплатила поездку картой, как и обратную, через час. Водитель сказал, что он их подождет, если они немного задержатся. Он уже не раз попадал на этот заказ, и всегда молодая женщина была вдвоем с девочкой. И никого больше. Когда такси отъехало, а Наташа с дочкой зашли в ворота, Громов вышел из машины и пошел за ними. Он никогда не был любопытным, но тут, словно в детектива играл. От ворот было видно, куда пошли девочки. Но там они недолго простояли, положили цветы и направились глубже по центральной аллее. Наконец остановились, и их не стало видно. Герман пошел к тому месту, куда они ходили сначала. По свежим цветам нашел три могилы.
– Вот ведь. Неужели это ее родители? Молодые.
С памятников на него смотрели улыбающиеся молодые мужчина и женщина, на которую была похожа Наташа. По датам стало ясно, что отец умер в сорок лет, а мать в сорок один. Да и бабушка умерла в шестьдесят два.
– Совсем молодые. А к кому же они еще пошли?
Громов посмотрел на часы: до двенадцати еще было время. Со свойственным ему упорством он решил все выяснить.
Наташа сидела на скамеечке и слушала, как Таша рассказывает своему папе новости и секретики. Дочка говорила с ним, как по телефону, только ответа с той стороны не было. Сама Наташа со слезами в сердце вспоминала своего любимого мужчину, первого и единственного. Так сложилась ее жизнь, что со дня смерти отца, она растеряла всех своих подруг. Никто не хотел общаться с грустной девчонкой, которая становилась с каждым годом все не разговорчивее. А когда в ее жизни появился Ник, и вовсе никто не был нужен. Сейчас, спустя шесть с половиной лет после его смерти, у нее была только дочь. У всех были семьи, проблемы, заботы. Про Наташу забыли. И она от этого не страдала. Просто заметила как-то, что многие стали ее сторониться, словно боялись «заразиться» ее горем. Наташа не обижалась, она все понимала. Только с Катей из соседнего подъезда они могли вместе дружно помолчать.
Думая о Нике, она всегда видела его здоровым, добрым, большим. Его тренировки, увлечения, поездки. Что-то уже не так отчетливо помнилось, а какие-то моменты врезались навечно. Улыбка Ника не могла поблекнуть никогда. Наташа всегда была рядом с ним. Что удивительно: в памяти ни разу не возникали сцены близости с мужем, словно она боялась очернить его такими мыслями. Ник для нее останется самым лучшим, любимым – до конца ее дней.
– Пойдем, Ташенька, нам пора собираться в дорогу. Завтра рано утром поедем, мне ведь еще потом назад возвращаться.
– Папочка, я на лето еду к бабушке. А когда вернусь, приду к тебе еще.
Таша прижалась губами к памятнику, как всегда делала ее мама. Потом взяла ее за руку и ждала, пока не услышит слова:
– Прости меня, Ник. Прости, что не спасла. Люблю тебя.
Громов присел на какую-то скамейку, видя, что Наташа с дочкой возвращаются к воротам. Там их уже ожидало такси. Заурчал мотор, и через несколько минут все стихло. Только вдалеке был слышен шум жизни, а здесь… Казалось, даже птицы щебечут по-другому, и ветер грустно шевелит искусственные цветы на венках и букетах. Герман чувствовал себя не на своем месте. Да еще добавлялось ощущение, что он подглядывает в замочную скважину за чем-то очень сокровенным. И все же он пошел в том направлении, откуда появилась Наталья. Долго искать не пришлось: рядом с дорогой высился памятник, где лежали две свежие розы. Громов не стал заходить в ограду. Все было видно и так: имя, годы жизни и отсутствие портрета или фотографии, что очень удивило. И два слова, которые видеть на могильной плите было жутко: «Люблю тебя».
– Петров Николай Сергеевич. Всего-то тридцать шесть ему было. Как мне сейчас. Муж, скорее всего. А я ее вчера так оскорбил.
Порыв ветра среди теплого тихого утра налетел неожиданно, растрепал волосы и буквально погнал с кладбища – так показалось Громову. Он ушел в задумчивости. И мысли, которые одолевали, были совсем не привычными для него: о скоротечности жизни, о том, что после него ничего не останется на земле, кроме железок, построенных под его руководством. Он никогда не думал о детях. Они были для него чем-то далеким, существующим в параллельной вселенной. Герман и себя-то не помнил маленьким. Никогда не задумывался о том, что у его подчиненных могут быть, и даже есть эти особенные человечки, именуемые детьми. Но вчера ему довелось увидеть неподдельную радость встречи девочки со своей мамой – Наташей, которую он обидел. Как будто прикоснулся к чему-то светлому, теплому, как солнышко. И слова прощения, сказанные им от чистого сердца, все равно были мизерной платой за нанесенное оскорбление.
Громов ехал на работу, думая о том, что редко звонит родителям. Ведь деньги, отправленные им, вряд ли заменят голос единственного сына. Сердце сжалось от тоски. И вот именно это ощущение своей ущербности по отношению к родным встревожило его. Герман отдавал себе отчет, что всего лишь появление маленькой девочки выбило его из трудового ритма. Он отвык от обычных человеческих эмоций, отдавая все силы и время работе. Не готов оказался к разговору с самим собой.
Утром следующего дня Наташа с дочкой ехали в рейсовом автобусе в деревню к родителям Ника. Обе знали, что расстаются минимум на две недели. И уже скучали. Если бы была хоть малейшая возможность оставить Ташу дома, так и было бы. Но такой возможности не было. Да и при всей сложности отношений со свекровью Наташа понимала, что ее дочь – это единственная ниточка, связавшая их всех с Ником.
Таша любила дедушку и бабушку, но ей не нравилось, когда плохо говорили о маме. Не все слова девочка понимала, но интонации чувствовала сердцем. И чем взрослее становилась, тем сильнее ей хотелось защитить свою маму.
Как только схлынула радость от первых минут встречи с внучкой, сразу же начались косые взгляды в сторону Наташи, словно свекровь показывала всем видом, что ей пора уезжать. Тут Таша сказала:
– Мама, давай сходим к речке? Там так красиво! Да, дедушка? Там осталась скамейка и качели?
– Все на месте, солнышко, – ответил дед. – Идите, прогуляйтесь. А мы пока обед соберем.
Жена зыркнула на него, да еще и брови нахмурила. Наташа все это заметила и засуетилась:
– Что вы! Не волнуйтесь, я скоро поеду назад.
– Иди, дочка, погуляй с Ташей. Мы тут сами, – сказал он.
Первый раз ее так назвали. Уже шестнадцать лет она не слышала этого слова, обращенного к ней. Наташа взяла Ташу за руку и вышла из дома.
– Ты чокнулся на старости лет? – повысила голос супруга. – С какого рожна я буду ее кормить?
Пожилой мужчина горестно вздохнул.
– Что я тебе сказать-то хотел? Ты Наташу не обижай. Ведь она экономит на себе, а нам помогает. Ты посмотри на нее: она светится уже! В чем душа держится? А если она найдет себе мужчину, то перестанет и внучку к нам привозить.
– Да кому она нужна-то!
– Дура ты старая. Я все молчал. А надо было давно тебе в лоб дать. Ее наш сын любил! Любил много лет! Она для него столько сделала. Не мы с тобой. А она, с маленьким ребенком на руках!
Дед заплакал. Его жена тоже вытирала слезы.
– В общем, так, мать, – успокоившись, сказал он. – Если ты не изменишь своего отношения к Наталье, я от тебя уйду.
Она вытаращила глаза.
– Куда это ты собрался? Или нашел кого помоложе?
– Вот как есть – дура. Как тебя еще назвать-то? К Наташе уеду, буду ей с внучкой помогать. А ты оставайся со своей злобой одна. Она же нам дочь! Ее наш сын выбрал. Как ты не понимаешь-то?
Женщина села на табурет. Сгорбленные плечи совсем поникли.
– Я все понимаю, – прошептала она. – Ни она, ни Коленька ни разу слова дурного не сказали. А я только злилась. Он ее больше меня любил.
– Что ты говоришь-то? Мать любят по-другому. А она для него была самой жизнью. Эх… Да что с тобой говорить-то. Решай. Или уеду.
Дед вышел на кухню, загремел кастрюлями, тарелками. По тому, как он громко это делал, было ясно, что нервы сдают. И, чего доброго, сердце прихватит. Женщина натужно вздохнула, встала и подошла к портрету сына. Ник, как всегда, улыбался. Вытирая слезы, она прошептала:
– Сыночек, прости меня. Хорошая твоя Наташа. Я знаю.
За спиной кашлянул дед.
– Ты давай, это… Слезы утри. Девчонки назад уж идут. Пошли на кухню.
– Иду-иду. Ишь, раскомандовался. Старый мухомор. Уеду, говорит. Я тебе покажу! Наташе надо свою жизнь устраивать, а тут ты, пень с глазами. Нечего ей мешать.
И она воинственно прошагала мимо улыбнувшегося деда на кухню.
– Ничего, сынок, – прошептал дед, – лучше поздно, чем никогда.
– Дедушка! Бабушка! На речке столько народу! А мы с мамой в сторонке стояли и видели – там уточки купались. Маленькие, пушистые!
– Ну, вот и будем с тобой ходить на речку, смотреть, как уточки растут, – сказал с улыбкой дед. – Они там каждый день купаются. Наташа, проходи за стол. Будем обедать.
– Да мне уже пора назад ехать, завтра же на работу.
– До автобуса еще час, успеешь.
Наташа очень удивилась: отец Ника, Сергей Иванович, почти никогда с ней и не разговаривал, оставляя все вопросы своей жене. И тут вдруг такие перемены. Таша потянула ее за собой.
– Мам, пошли мыть руки.
– А потом сразу за стол, – командным голосом объявила свекровь.
«День какой-то странный сегодня, – подумала Наташа. – Ощущение перемен. Лишь бы только хороших!»
Дочка, видя, что с мамой нормально разговаривают и бабушка, и дедушка, успокоилась. И уже весело болтала ногами под столом, рассказывая всем, что она станет:
– Этим…, как его? Мама, кем я буду, когда вырасту?
– Дизайнером? – подсказала Наташа.
– О! Точно! Буду дизайнером!
Такого доброго общения давно – нет, никогда не было в доме родителей Ника, ни при нем, ни потом. Не зная, что и думать, Наташа немного волновалась. Но Таша была довольна, а это главное.
Провожать Наташу на остановку пошли дед с внучкой. Чего тоже не бывало. От переживаний она чуть не забыла деньги оставить. Вспомнила уже, когда автобус подошел.
– Ой! Сергей Иванович, вот, возьмите! Ташу-то кормить надо, да и вам… Я потом еще привезу. Это на первое время.
– Что мы, внучку не прокормим?
Он не хотел брать деньги, но тут уж Наташа решительно положила свернутые купюры ему в нагрудный карман рубашки, поцеловала дочку и запрыгнула в автобус. Двери закрылись. Она махала рукой, сдерживая слезы.
«Ничего. Здесь ей хорошо. Окрепнет, подрастет».
Таша и дед тоже помахали ей в ответ, потом повернулись и пошли в сторону сельского магазинчика. Наташе еще было видно, как внучка что-то объясняет, показывает, разводя руки в стороны. И улыбка тронула губы молодой женщины.
Вечером она, не спеша, сходила в «Перекресток», купила пачку чая и лимон, поговорила во дворе с Катей, которая вышла гулять со своими девочками. Наташа всегда удивлялась, но никогда не задавала вопросов по поводу отсутствия мужчины в их жизни. Не хотела ранить глупым любопытством – мало ли, что пришлось пережить Кате. Ее дочки были похожи на нее, лишь глаза у обеих близняшек отличались от материнских.
– Отвезла Ташу в деревню. Так что, если нужна будет помощь, зови. Вечером я дома, – сказала Наташа Кате.
– Может, и воспользуюсь твоим предложением. Хоть высплюсь.
Они посмеялись самым обычным мечтам одиноких мамочек и разошлись по домам. Каждую утром ждала работа. А Катю еще и ясли. Наташа перевела будильник на половину седьмого утра, сама не веря в то, что так долго проспит, и приготовила одежду на завтра.
– Что же, посмотрим, о чем Надежда говорила. Что же нас всех ждет?
Утро на работе началось с обсуждения прошедших выходных: посадки, прополки, строительство домов и сплетни.
– Наталья, – как-то уж слишком вкрадчиво начала говорить Валя, которая сидела у окна, за спиной Ирины, – а как ты в пятницу домой добралась? А то мы уходили, а ты еще не вернулась от Громова.
По тону, которым задался вопрос, стало ясно, что Валентина не просто так интересуется.
– Нормально добралась, – ответила Наташа.
Сказала, как отрезала. Но тем еще сильнее привлекла интерес к своей персоне.
– А что? А что? – закрутилась на стуле Зина. – Валя, не молчи уже.
– И все-таки, как ты добралась?
– Я же сказала – нормально.
– А то я видела…
– Зачем тогда спрашиваешь, если видела?
Казалось, что некоторые в кабинете сейчас запрыгают от нетерпения.
«Неужели больше нечем заняться? – думала Наташа, просматривая электронную почту. – Своей жизни нет, так в чужую залезть? Но ведь и у меня ее нет. Чего надо-то? А ты, Валя? Все не можешь простить мне свою же откровенность?»
…Это было года три-четыре назад. Работали в какой-то праздник. Ташу тогда приехала навестить свекровь. В конце дня все уже разъехались по домам, остались только Валя и Наташа. Валентина ждала машину, глядя в окно, и вдруг сказала:
– Счастливая ты! У тебя дочь есть. А мой ребенок умер в роддоме. Какого-то черта я работала на восьмом месяце. Схватки начались неожиданно. Я родила. Врачи сразу сказали, что малыш с патологией. Но мне было все равно – столько лет не могла забеременеть. Я сходила, посмотрела на него тайком, потому что меня туда не пускали. А ночью он умер.
Валя не замечала, что плачет. Наташа знала эту историю. Как и ее продолжение. Разговоры за спиной – любимое занятие в их коллективе.
– Я не могла смотреть на мужа, убитого горем, и ушла от него.
Валя замолчала.
«Ушла к чужому мужу, разбив семью – семью родной сестры своего мужа. Сколько людей сразу стало несчастными. Не его ли ты ждешь, Валя, глядя в окно?» – думала Наташа, не говоря ни слова вслух.
– За мной приехали. Пойду я. Пока, Наталья.
– Пока.
А через пару месяцев этот мужчина вернулся в свою семью. Валентине ничего не оставалось делать, как идти к своему мужу, с которым она и сейчас жила.
И именно Валя всегда выжидала, чтобы «плюнуть ядом». За что?
Валя уж было открыла рот, но в это время в кабинет ввалилась Тамара Григорьевна. Она напоминала ледокол, который не смогут остановить никакие ледяные торосы. Ее лицо выражало крайнюю степень недоумения, растерянности и даже испуга.
– Девочки! О, мать моя женщина! Ну, что за жизнь! Ни дня покоя. Что я вам сейчас скажу!
Все забыли в тот же миг о Наташе, к ее великой радости.
– Женечку переводят от нас.
Дамы дружно ахнули. Наташа чуть заметно выдохнула.
– Куда же? – спросила Татьяна Николаевна, правая рука начальницы.
– Какую-то службу создают. Но это просто номинально, чтобы убрать его отсюда. Да это бы и черт с ним! Но кого ставят на его место! Ужас! Нам всем будет полная ж***.
– Кого? – звенящим шепотом спросил женский коллектив.
– А вы у Натальи спросите. Она уж точно знает. Это же ее подружка!
Наташа округлила глаза и повернулась лицом к Тамаре.
– Я ничего не знаю. Наверняка, и вы об этом только что узнали. Кто же мне-то сообщил бы такую информацию?
– А с кем ты на машине ехала в пятницу? – снова напомнила о себе Валя.
– Да тихо вы! – прикрикнула начальница. – Дзыгу ставят заместителем директора по экономике! С должности заместителя начальника отдела – сразу замом по экономике!
Наташа окинула взглядом коллег. То, что она увидела, сильно напоминало знаменитую немую сцену из комедии Гоголя «Ревизор».
В этой гнетущей тишине, как предупреждающий выстрел, прозвучал звонок на столе у Тамары Григорьевны. Она встрепенулась и потянулась за трубкой.
– Слушаю вас, Герман Георгиевич. Да, на месте. Конечно, передам… Наталья, тебя Громов вызывает.
Наташа встала и направилась к двери.
– Так все же: кто тебя на остановке прихватил? – снова опомнилась Валентина.
И тут Наташа поняла, что с такого расстояния никто не мог видеть точно, к кому она села в машину. Белая «Toyota Camry». А чья? У всех директоров одинаковые машины, все они ходят на работу в дорогих костюмах.
«Кто же меня подвозил в пятницу? – усмехнулась про себя Наташа. – Это тебе и не дает покоя, Валюша».
И она, улыбаясь свои мыслям, вышла за дверь, так и не удовлетворив любопытства коллег. Давая себе время для того, чтобы настроиться на разговор с Громовым, она пошла на шестой этаж пешком. Но сколько не откладывай встречу, она все равно состоится.
– Здравствуйте, – сказала Наташа, проходя в кабинет.
– Здравствуйте, Наталья Ивановна. Садитесь. Вы уже знаете о назначении Галины Александровны на новую должность?
– Да, как раз Тамара Григорьевна сообщила эту новость, когда вы позвонили.
– Ваш коллектив – это отдельный разговор. Как я уже говорил, у меня очень мало времени на раскачку. Поэтому буду говорить конкретно, без заходов вокруг, да около. В общем, я предлагаю вам должность в своей структуре.
Наташа перебила его, хотя и понимала, что поступает не вполне корректно:
– Это не потому что была сложная ситуация в пятницу?
Громов посмотрел в окно, словно ему было тяжело говорить на тему его ошибок. И все же он сказал:
– Эта ситуация многое прояснила для меня. Я ведь здесь новый человек. И доверия ни к кому нет. Но мне необходимо создавать команду. И я хочу это сделать с вашей помощью.
Наташа молчала, потому что пока это был пустой разговор.
Герман продолжил:
– Я познакомился со многими работниками разных направлений, которых мне предложено взять в дирекцию. Вчера работал и запросил ваше личное дело. Прислали, наконец-то. Вот с утра изучаю. И крайне удивлен: экономист без роста категории и заработной платы в течение шести лет. Это что-то за гранью моего понимания... Итак, у меня для вас конкретное предложение. Для начала – исполняющим обязанности начальника планово-экономического бюро.
– Но я никогда не руководила! И потом, кто позволит перескочить через несколько категорий сразу?
– Я уже говорил с генеральным. Он сказал, что наделяет меня в этом вопросе правом самому решать все вопросы с кадрами. Здесь проблем не будет. Я продолжу, с вашего позволения.
Наташа кивнула. Она нервничала, и Громов это видел.
– Далее. Я не буду пока никого брать на должность начальника отдела. Честно – буду присматриваться к вам. Мне нравится ваш подход к работе, организация времени, четкое оформление и свой взгляд на поставленную задачу. Это важно – уметь думать. Поэтому, если справитесь с нагрузкой, выдвину вас на назначение со спокойным сердцем. Вот такие перспективы. Что скажете?
Она молчала, глядя в его глаза, так похожие на единственно любимые.
– А зарплата? – решилась на вопрос.
– Простите. Увлекся. Зарплата соответственно занимаемой должности и тарифной сетке. Но буду настаивать, чтобы поставили не минимум «вилки». Подписывать оклады своему персоналу все равно буду я. Так что, я вам обязательно скажу. Сами понимаете, это будет гораздо больше, чем вы получаете сейчас.
– А когда вы планируете вынести это на обсуждение?
– Кандидатуры технических специалистов назову сегодня. Остальных завтра.
– Понятно. Завтра начнется бедлам, – со вздохом сказала Наташа. – Просто хотела знать, к чему мне готовиться.
– Да, и еще: примерно до конца этой недели здание нашей дирекции еще не будет готово.
Ей было так приятно услышать «нашей дирекции». Словно этот человек гордится своим еще не рожденным детищем, и ей предлагает приобщиться к этой гордости.
– Наталья Ивановна, вам придется какое-то время посидеть в вашем кабинете, но уже в новой должности.
– Но ведь меня могут просто выселить оттуда.
– Я уже говорил об этом с Галиной Александровной. Но она пожелала пообщаться с вами лично.
Перед взором Наташи промелькнули все прелести ее повышения при старом сообществе коллег. Как их будет трясти!
«Но ради Таши я должна это выдержать. Зарплата повысится, а это очень важно. Я смогу больше помогать родителям Ника и Ташу побаловать».
– Я смогу, – твердо сказала она Громову.
– Вот и отлично! – с улыбкой ответил Герман.
Эта улыбка уставшего человека пронзила ее до боли.
«Как я смогу с ним работать? Это же Ник! Остается надеяться, что редко будем видеться».
– Пойдемте вместе к Галине Александровне. Сразу решим этот вопрос, чтобы уже завтра вас перевели в мою службу. А приказ выпустят позже на весь персонал. Готовы?
– Да.
Они вместе вышли из его кабинета и направились в сторону лестницы. Рядом с Громовым Наташа чувствовала себя не так, как с Ником, и это ее успокаивало. Муж был гораздо мощнее. Она помнила его только здоровым, улыбающимся. Гнала от себя образы болевшего Ника. Даже во сне он приходил самым обычным и счастливым.
– Наталья Ивановна, – обратился к ней Герман, и, видимо, уже не первый раз.
– Простите, задумалась.
– На лифте спустимся? Все-таки на второй этаж, а вы на каблуках.
«Какой внимательный», – подумала Наташа.
– Я не против. В этом здании лестницы опасные. Видите, края ступенек уже стерлись от времени и тысяч ног, топтавших их. У меня, например, много раз нога соскальзывала.
– Надо держаться за перила. Это же обязательно по технике безопасности.
– Конечно. Это само собой. Но когда по лестнице идет поток людей, особенно в конце рабочего дня, не все могут за них держаться. Упадет один, и дальше по принципу «домино».
– Я понял. Это будет одним из наших проектов – ремонт заводоуправления.
Они стояли в ожидании лифта. Мимо проходили люди, заинтересованно поглядывая в их сторону. Наташа старалась держаться подальше от Громова. Но как это сделать в лифте? Стоя сейчас рядом, смотрела только на кнопку вызова.
Створки разъехались в разные стороны, выпуская шесть человек. Все здоровались, торопясь разойтись, чтобы не мешать новому директору, о крутом нраве которого уже были наслышаны. Он пропустил Наташу вперед, придержав дверцы, потом зашел сам. Лифт медленно пополз вниз. На пятом остановился, зашли два человека. На четвертом – еще двое.
Громов и Наташа оказались прижатыми к стене, близко, очень близко друг к другу. Ей стало страшно даже вдохнуть воздух – а вдруг и аромат будет, как у Ника? Уже в глазах потемнело, и пришлось все-таки дышать.
«Нет! Не тот парфюм. Хорошо, – приходя в себя, подумала Наташа. – Да и Громов выше. Нет. Не Ник».
Она вдруг почувствовала и спокойствие, и грусть, потому что поняла: пусть такой – суровый и резкий, но все же этот мужчина был тенью ее любимого человека. Смотреть на него и приятно, и больно.
На втором этаже вышли, протискиваясь между другими пассажирами. Идя к кабинету заместителя директора по экономике, Наташа невольно напряглась. Ведь раньше эти походы приносили только отрицательные эмоции. В приемной сидела новая девушка. Она что-то изучала на экране компьютера, но сразу же среагировала на посетителей.
– Доброе утро. Галина Александровна вас ожидает. Проходите.
Герман открыл дверь, пропуская Наташу вперед. Она зашла в кабинет и остановилась: Галка, которую она знала, преобразилась. Сейчас это была женщина, похожая на генерала на поле боя.
– Галина Александровна, – обратился к ней Громов, – я решил сопроводить Наталью Ивановну к вам.
– Понятно. Но, я думаю, она бы и сама не заблудилась, – было видно, что Галина хотела поговорить наедине. – Итак, Наталья Ивановна, я по-прежнему предлагаю вам работать в дирекции по экономике, но на другом рабочем месте, так как ремонтный фонд перейдет полностью в ведение дирекции строительно-ремонтного комплекса во главе с Германом Георгиевичем. Не обещаю должность, зарплату. Потому что это будет новая для вас сфера деятельности, но обещаю много работы. Единственное, что точно будет другим, так это отдел: экономики вспомогательных цехов.
Наташу это не устраивало, но говорить о том, что Громов предложил большее, она не решалась. Он это сделал сам, повторив все Галине.
– Тогда, как я понимаю, Петрова скоро перестанет быть моим работником? – спросила она, обращаясь к своей подчиненной.
– Да, – просто и коротко прозвучал ответ Натальи.
Галина Александровна, сузив глаза, смотрела то на нее, то на Германа. Потом улыбнулась и сказала:
– Наташа, удачи тебе на новом месте. И терпения с новым руководителем.
Громов усмехнулся, но промолчал.
– Спасибо, Галина Александровна, – четко соблюдая субординацию, ответила Наталья. – За все спасибо.
– Надеюсь, не забудешь родную дирекцию? – уже со смехом спросила Галина.
– Никогда! Это не забывается.
– Еще один вопрос, – сказал Громов. – Нужно ваше распоряжение по поводу размещения Петровой на старом месте в течение этой недели. В выходные переедем из заводоуправления. Нам выделили три здания – по количеству управлений. Но первой переселится дирекция.
– Да, я знаю. Конечно, Наталья Ивановна останется на своем месте столько, сколько необходимо. Я распоряжусь.
– Все. У меня больше нет вопросов.
– Герман Георгиевич, – начала говорить Галина, – а вы со всеми подчиненными будете так ходить?
«Все-таки женщина остается женщиной на любой должности», – подумал он.
– Нет. Но я имел сомнительное удовольствие столкнуться с Тамарой Григорьевной и посчитал нужным предпринять некоторые шаги в отношении Петровой. Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне. Всего доброго, Герман Георгиевич, Наталья Ивановна.
Они откланялись, и Галина сразу же вызвала к себе Тамару через секретаря.
– Пригласите ко мне начальника управления экономики. Две минуты. Жду.
В результате Наташа, поднимавшаяся с Громовым со второго на третий этаж, встретилась на лестнице с Тамарой Григорьевной, пытавшейся преодолеть расстояние за указанное время. Начальница была сильно и неприятно удивлена, увидев их вместе. Она была умной женщиной и легко поняла, откуда они шли.
«То ли еще будет», – подумала Наташа, уходя от Германа.
Ее появление даже не заметили. Все активно обсуждали «поспешное перемещение» Тамары Григорьевны в сторону кабинета заместителя директора.
– Интересный подход у Галки к рабочему времени, – сказала Зина. – Это теперь каждому будут объявлять, за сколько минут он должен добежать до нее?
– Зина, тебе это точно не грозит, – поддела ее Татьяна Николаевна. – Вряд ли твоя персона заинтересует Галину Александровну. Если только в плане твоего болтливого языка.
В комнате повисла тишина, лишь стук по клавишам все еще был слышен.
«А вот это уже – объявление войны, – подумала Наташа, спокойная оттого, что никто не обратил на нее внимания. – Зина получила предупредительный в лоб. Если, конечно, поняла это. Так не хочется при этом присутствовать. Сейчас начнут друг друга закладывать. А Галка ведь проглотит любого и не подавится. Неужели еще не поняли, что с ней нельзя шутить?»
– Татьяна Николаевна, на что это ты мне сейчас намекаешь? – удивленно спросила Зинаида. – Разве я что-то неправильно сказала? Разве не этим местом все должности зарабатываются?
Ирина, молчавшая все время, не выдержала:
– Зин, ты сама начальник бюро. И как ты такую должность получила?
– Ой! Я тебя умоляю! Велика должность. Самая маленькая руководящая единица. А тут!
Наташа в который раз пожалела, что нельзя надеть наушники. Ведь эта пустая болтовня очень мешала. Ей пришло сообщение от Громова с указанием суммы оклада. Плюс тридцать процентов премии ежемесячно, плюс квартальная и годовая. По всему выходило, что получать она будет больше в два с половиной раза. У Наташи округлились глаза. Это заметила и Ирина и взглядом спросила, в чем дело. Но электронная почта наполнялась очень быстро: список подчиненных Петровой, в количестве пяти человек, из которых она знала только двоих. Наташа углубилась в изучение очередного задания от Громова, а обсуждение в комнате прервалось с появлением Тамары Григорьевны. Она заходила… Нет, не заходила, а еле передвигала ногами. Бледная, с поджатыми губами, словно увидела привидение.
– Томочка, что там? – дружелюбным голосом спросила Татьяна Николаевна. – Что-то новенькое с появлением новой метлы?
– Дай сесть. А то меня сейчас точно кондрашка хватит.
Ольга Александровна, всегда пятой точкой чувствовавшая, что ей грозит какое-то неприятное известие, вскочила, бросилась к фильтру с водой и налила стакан. Тут же почти на полусогнутых ногах приблизилась к Тамаре и протянула ей спасительную влагу.
– Попей, Тамарочка.
Томочкой и Тамарочкой начальницу называли только те, кто был старше ее по возрасту. Татьяне Николаевне до пенсии оставалось пять лет, а вот Ольга Александровна уже три года, как преодолела этот рубеж, и страшно боялась, что ее попросят покинуть доблестный коллектив. Тамара выпила всю воду, поставила стакан на стол и все еще не могла начать говорить. Наташа сидела к ней спиной и не поворачивалась, понимая, что начальница не в себе, и ей точно неприятно, если это видно всем.
– В общем, так. Галина Александровна, которую мы все давно знаем, объявила о реструктуризации. Но! Все, оказывается, уже проработано, созданы новые отделы, переименованы старые, некоторые… Ох, черт знает, что такое! Она сказала, чтобы все заняли свои места, согласно штатному расписанию в течение сегодняшнего дня. Те, кто числится в цехе, там и должен находиться. Никаких перемещений без ее ведома. Все, что касается новых назначений и перестановок, станет вскоре известно. Чую я, многие полетят отсюда на метле. Она таким тоном со мной говорила, словно я никто!
В течение своего монолога Тамара рвала какой-то листок на мелкие клочки, монотонно сминая их и сгребая кучкой. Все знали, что такое действие означало высшую степень беспокойства. В такие моменты она могла порвать, что угодно, совершенно не замечая этого. Вот и сейчас выяснилось, что уничтожено письменное указание генерального директора о необходимости произвести срочный расчет вынужденного простоя оборудования.
– Черт! Я даже номер не записала! Все из-за этой Галки! Зина, сходи в приемную к Владимиру Петровичу, попроси у его секретаря копию.
– А почему я? Мне тоже интересно.
– Зина! – хором рявкнули на нее почти все.
Наташа поняла, что сейчас последуют новости, которые именно Зинаиде и не надо знать. Почти рысью дородная женщина выскочила из кабинета, надеясь быстро вернуться, чтобы ничего не пропустить.
– Зинаиду Николаевну переводят в другое бюро экономистом первой категории, объясняя это тем, что ее бюро будет расформировано, а в новом только эта должность свободна.
– Это тебе Галка сказала? – удивилась Татьяна Николаевна. – Что-то не похоже на нее.
– Да ты что! Дзыга со мной через губу говорила, будто я грязь под ее ногами! – голос начальницы задрожал на высокой ноте. – Это мне Лидочка из отдела труда шепнула. И еще сказала, что коснется почти всех. Не знаю, как Зине-то сказать.
– А зачем ей говорить? – спросила Валя. – Пусть узнает, когда все объявят. А то поднимет шум, нам еще хуже будет. Изменить же ничего нельзя?
– Можно, пока приказ не подписан генеральным, – вмешалась в разговор Ирина.
– Да, только тогда опустят кого-то другого. Хочешь быть на месте Зины? – язвительно уточнила Валя.
– Нет, не хочу.
– Тогда молчи.
– Ой! Совсем забыла сказать.
В этот момент вернулась Зина с письмом в руке.
– Что? Что забыла сказать?
– Петрову берет к себе Громов с завтрашнего дня. Но попросил повременить с переездом неделю. Так что, Наталья, собирай свой скарб, посидишь в соседнем кабинете. Нечего тут подслушивать.
Наташа удивилась, хотя вида не подала, и не стала спорить: ей еще лучше – «не видеть это добрейшее сообщество гиен». Только сомневалась, что такое самоуправство понравится Галине. Но, видимо, Тамара Григорьевна решила испытать на прочность нового заместителя директора.
В соседнем кабинете находился представитель внешней аудиторской компании, которому была выделена отдельная комната. Молодой мужчина в недоумении смотрел, как к нему «подселяют» человека, не предупредив его об этом заранее. Мало того, что вскоре к нему должны присоединиться коллеги, так еще и места не хватало: все поверхности в комнате были завалены папками с древних времен. Видимо, то, что еще не успели внести в базы данных. Не спрашивая его ни о чем, втащили компьютер Наташи. Его и поставить было негде. Поэтому – прямо на пол. Тамара Григорьевна решила, что она вполне может распоряжаться всем и всеми вокруг.
– Извините, пожалуйста, – сказала ему Наташа, когда все «помощники по переезду» вышли, – это не моя прихоть.
Он пожал плечами.
– Странно все это. Не было такой договоренности. Я разберусь.
«Господи, снова из-за меня проблемы. И Тамара получит, и этот не доволен».
Мужчина встал, убрал со стула папки и махнул рукой.
– Располагайтесь. Но сразу скажу – ненадолго. Тут и одному-то тесно со всей этой макулатурой, скоро еще двое приедут. Вы из какой службы? Кто начальник?
– Дирекция по экономике, а начальника вы видели. Та самая, что руководила процессом оккупации вашего кабинета.
– Это я понял. А кто над ней начальник?
– Галина Александровна, заместитель директора по экономике.
– А! Железная леди. Ясно. Я оставлю вас на несколько минут. Надеюсь, будете по мне скучать?
– Это вряд ли.
Он со смехом вышел в коридор. Наташа больше всего переживала, что не успеет выполнить все, что наметила на сегодня. Но потом вспомнила, что в ближайшие два с половиной месяца Таша будет в деревне, а это значит, что спешить после работы некуда. Можно и задержаться. И совсем успокоилась. Ей даже стало интересно, что происходит сейчас в «любимом» кабинете, и тут же устыдилась своего любопытства: ясно же, что там нарастает паника. Неожиданно открылась дверь, и вошел хозяин кабинета. Он сел за свой стол и посмотрел на Наташу.
– Ну, ждем?
– Чего? – спросила она.
– Большого «бум»!
– А взрывной волной не заденет?
– Меня – нет, а вас, скорее всего, да. Ведь не зря же вас выселили?
Наташа только улыбнулась на его предположение и ничего не сказала. Зачем выносить сор из избы? Пусть даже эта изба на курьих ножках, а ее хозяйка гораздо неприятнее Бабы-Яги. Но и этот аудитор – не подарок судьбы.
– Не хотите говорить? И это правильно. Переведите пока дух. Скоро завертится. А мне надо работать.
Он углубился в документы, разложенные лесенкой по краю стола. Через десять минут в дверь постучали, и заглянула Ирина.
– Наташа, пошли назад. Я тебе помогу все донести.
– Нет уж, девушки. Ради такого дела, я сам все принесу. Скажите только, куда?
– В соседний кабинет.
Наташа вышла с Ирой.
– Ты не представляешь, что сейчас было! – шепотом начала Ирина. – К нам сама Галка заходила! Молча прошла по кабинету, посмотрела на каждого, на твой пустой стол, потом в упор на Тамару Григорьевну и так, ни слова не сказав, удалилась. И вызвала Тому к себе сразу же. Какой разговор у них там сейчас происходит, не знаю, но тебя велено вернуть на место. Тамара сама позвонила из ее кабинета. Короче, понеслось г**но по трубам.
– Не поверишь: вообще все равно.
– Не поверю! – воскликнула Ира уже перед дверью их кабинета.
– И зря. Теперь у меня совсем другие планы и интересы.
– Не поделишься?
– Нет. Всему свое время.
Они вошли, а почти сразу, следом за ними аудитор занес всю оргтехнику Наташи. Очаровательно улыбнулся ей и многозначительно сказал:
– Приятно было познакомиться и пообщаться.
Она лишь чуть наклонила голову, не подтверждая и не опровергая его слова. И тут же начала подключать провода своего компьютера. На столе зазвонил телефон. Наташа взяла трубку.
– Петрова. Слушаю вас.
– Наталья Ивановна, я вам отправил результаты командировки относительно вашего вопроса. Надо сделать свод ремфонда по всем «дочкам». Успеете сегодня?
– Да.
– Хорошо. Жду.
Все, Наташа больше ничего не слышала, полностью погрузившись в работу.
Этажом ниже Галина Александровна, медленно проговаривая каждую букву, с эффектом «сквозь зубы», задавала вопросы Тамаре. Карие глаза нового зама по экономике неотрывно сверлили голубые.
– Я что-то непонятно утром сказала?
– Все понятно, Галина Александровна.
– Тогда, почему до сих пор не выполнено мое указание? Тамара Григорьевна, если вы забыли, то я напомню: все ваши мастерские ходы мне давно известны. За столько-то лет прозябания под вашим чутким руководством я научилась тем же методам, но редко их применяю. Против вашей конторы с удовольствием это сделаю. Итак, первое и единственное предупреждение: если мои задания и указания не выполняются, за этим последует взыскание. Одно, второе, потом увольнение. Касается абсолютно всех. Я не буду заниматься травлей, как вы. Но и вам больше этого не позволю. Провокацию, как сегодня, воспринимаю в качестве вызова. Хотите продолжать свои игры? Выкину, несмотря на заслуги и возраст. Вам же до пенсии еще десять лет? Подумайте об этом. Далее. Приказ о реструктуризации подписан генеральным. Новое штатное расписание готово. Каждого ознакомят в соответствии с трудовым законодательством. Для этого у нас на предприятии есть своя структура, не буду лишать их этого удовольствия. Вам могу сказать сразу, что управления экономики больше нет. Соответственно, и вашей должности тоже. Можете смело сместить каждого на ступеньку ниже. И себя в том числе. Кроме одного человека.
Галина поставила локти на стол и, чуть наклонившись вперед, добавила:
– Петрова переходит к Громову на должность начальника бюро с перспективой большого роста. Напоминаю еще раз, а то вдруг вы под впечатлением, или опять сделаете вид, что не все поняли: до конца недели она сидит на своем месте, несмотря на то, что с завтрашнего дня она уже не ваш подчиненный. Все понятно?
Вопрос прозвучал с издевкой. Тамара Григорьевна кивнула, всем своим существом ощущая, как рушится ее королевство, как утекает сквозь пальцы власть.
«Понижение. Какой позор! Да на меня все будут тыкать и посмеиваться! Ужас. А деньги? А связи?»
Весь ход ее мыслей легко читался Галиной, потому что она хорошо знала свою бывшую начальницу. Что испытывала при этом Галка? Ничего. Ей пора было заняться своими новыми обязанностями. Огромный первый шаг по изменению структуры был сделан. Заскорузлый старый механизм скрипел, сопротивляясь, но она точно знала, что заставит всех работать так, как ей надо. Или – «свободен».
Тамара Григорьевна вышла из приемной и, с трудом переваливаясь с ноги на ногу, медленно побрела в сторону лестницы. Она еще не вполне поняла, о чем говорила новоявленная заместитель директора, но уже ощутила мертвую хватку молодого поколения на своей шее. Ей казалось, что все люди, встретившиеся в коридоре второго этажа, и далее, по пути следования в свое пристанище, указывали на нее пальцами, перешептывались, хихикали. Ничего подобного не было. Каждый, попавшийся ей на глаза, занимался своими делами: они обсуждали, спорили, уточняли. Да никто и не знал еще тех новостей, что уже были известны Тамаре. Просто она воспринимала и видела все со своей колокольни – так поступила бы она, если бы кто-то попал в похожую ситуацию.
Мысль бежала впереди нее:
«А что же будет вместо моего управления? Люди в трех отделах, экономисты в цехах. Кто теперь встанет во главе всего этого? Не сама же. Черт бы ее побрал! Когда же доведут приказ? Наверное, завтра, если его только сегодня подписал «генерал». Если я начальник отдела… Нет, не может этого быть!»
Очень не хотелось верить в то, что с ней так могли поступить. С кем-то другим – да, но не с ней.
Наконец она вошла в кабинет, направилась к своему креслу, грузно села на него и повернула голову к окну. Все молчали, ожидая новостей. Наташа, единственная, сидевшая спиной к Тамаре, оглянулась и вернулась к работе. Ей надо было звонить на дочерние предприятия, исходя из задания Громова, а междугородняя связь к ее телефону не была подключена. Поэтому она готовила письмо с запросом для отправки по электронной почте. Пока начальница молчала, никто не решался ей задавать вопросов. И все-таки не выдержала Татьяна Николаевна, заместитель Тамары.
– Томочка, на тебе лица нет. Что случилось? Мы уж все передумали.
– Даже не знаю, с чего начать, – растерянно сказала Тамара Григорьевна. – Говорю, как было сказано мне. Подписан приказ о реструктуризации нашего управления. Но я думаю, что не только нас коснется. Скорее всего, перелопатят дирекцию целиком.
Тихий шепот и оханье послышалось со всех сторон. Тамара все же отвлеклась от созерцания окна и посмотрела на своих подчиненных: все замерли в напряжении. Лишь Наталья сидела, опустив голову, и что-то писала. Но сейчас было не до нее.
– В общем, управления больше нет, всех понижают на одну ступень. Если кто-то не согласен, может писать заявление. У меня все.
– Тома, этого не может быть, – запричитала Ольга Александровна, – не может быть. Как же это?
– Да, еще кое-что было сказано, – глядя на самую взрослую коллегу по работе, продолжила начальница, – впереди нас всех ждет аттестация. Во главе аттестационной комиссии будет сама Галка.
– А вопросы? – чуть не падая в обморок, спросила Ольга. – Вопросы, по которым готовиться, нам дадут? Распределим, как обычно, и сдадим.
– Оля, ты не поняла? Какие вопросы? Тебя «завалят» по твоей же работе. Это делается для того, чтобы убрать лишних! – повысила голос Тома. – А на их места посадить молодых.
– Ага, тех, которые на все готовы, – вставила свои «пять копеек» Зина. – Знаем, как они добиваются высот.
– Зина, да когда же ты заткнешься, а? Какое тебе дело, кто и как добивается? Иди, попробуй сама так добиться. Что? Только языком трепать?
Все удивленно молчали. Такую Тамару Григорьевну никто не знал. А ее понесло. Она начала высказывать всем, что про них думает. Обида, нанесенная лично ей, выплеснулась на всех. Наташа видела только троих, сидевших перед ней: Ирину, Валю и Зину, которая, судя по ее удивленному взгляду, так ничего и не поняла. А Тамара продолжала:
– Не видела нового штатного расписания, но точно знаю, что Зинаида Николаевна за свои выдающиеся заслуги теперь будет экономистом первой категории. Ольга Александровна может готовиться к пенсии с ее-то знанием компьютера. Молодежи не надо воду подносить, они сами сбегают быстрее тебя. Татьяна, как была замом, так им и останется, только не управления, а отдела!
Истеричные нотки в речи Тамары стали преобладать, и слушать ее становилось все неприятнее. Она «раздала» всем, по своему усмотрению, даже не зная, так ли будет в расписании. Ей хотелось «укусить» всех. И в это время у Наташи зазвонил телефон.
– Петрова. Слушаю вас. Да, здравствуйте. Да-да, это мое сообщение. Откуда вы? Алтай? Очень хорошо. Вот что нам нужно с вами сделать до четырнадцати ноль-ноль.
Далее последовал разговор с объяснениями, вопросами и заданиями. Все смотрели на Наташу, ничего не понимая. Как она могла так спокойно работать, когда тут судьба у людей решается? Но стоило ей положить трубку телефона, как позвонил еще один представитель другого дочернего предприятия. И с ним Наташа долго говорила. И еще… И еще…
– Да сколько можно-то? – возмутилась Валя. – Мы должны эту хрень слушать? Иди ты со своим ремонтным фондом!
– Пойду, – спокойно ответила Наташа, – когда будет надо. Я не имею никакого отношения ко всему происходящему, выполняю свою работу. И у меня очень мало времени.
– Кстати, – прервала их Тамара, – позвольте представить вам, девочки, начальника бюро новой дирекции. Не запомнила, как называется, но ведь начальник! Пока, правда, и.о. Но еще успеет заработать повышение.
– Что??? – нечто, похожее на шипение, понеслось по всему кабинету. – Нас вниз, ее наверх?
Наташа посмотрела на Ирину – та, как всегда, опустила глаза. Зина пошла пятнами, Валентина побелела. И снова – звонок с вопросами к Петровой. В это же время резко открылась дверь, и вошел Громов.
– Всех приветствую, – сказал он, ни к кому не обращаясь конкретно. – Наталья Ивановна, не могу до вас дозвониться. А, понял. У вас обычный аппарат. А как же вы с «внешниками» работаете?
– Пишу сообщение, они мне перезванивают.
– Хитро! Так, у меня уточнение.
Не обращая ни на кого внимания, Герман встал рядом с Наташей и наклонился к ее монитору.
– Не эта таблица. Другая. Да, эта. Вставьте столбик с датой заключения договора. Не очень удобно каждый раз нырять в ячейку.
– Сделаю.
– У меня все.
Громов стремительно покинул кабинет.
– Это же, как надо извернуться, чтобы директор сам прибежал с шестого этажа! – ехидничала Зина.
Не успела Наташа ничего ответить, как зашла Галина Александровна с планшетом в руке, видимо, от генерального.
– Вам сегодня было направлено указание Владимира Петровича о срочном расчете до двенадцати ноль-ноль, – сквозь зубы, в любимой манере, обратилась она к Тамаре, – по простою оборудования. Мне нужен результат. Время уже к одиннадцати, а от вас ничего. Кто выполняет это задание?
– Галина Александровна, – торопливо перебирая документы на столе, начала говорить Тамара, – мы все сделаем вовремя.
– Я спрашивала не об этом. Я задала вопрос: кто выполняет задание?
Тамара Григорьевна поняла, что вывернуться не удастся, и, моргнув несколько раз, выпалила:
– Зина. Зинаида Николаевна.
Наташа видела, как у упомянутой личности рот открылся сам, а глаза стали похожими на рыбьи.
– Тамара Григорьевна! – возмутилась Зина. – Вы не давали мне такого задания! Вы же сами порвали письмо на клочки, а я просто сходила за копией!
– Становится все интереснее, – процедила Галина. – Ну-ну, Зинаида Николаевна, продолжайте.
Но тут снова встряла Тамара, пытаясь отвести от себя удар:
– Что ты такое говоришь? Ты посмотри на своем столе. Да и цех там указан твой, ты его курируешь. Зина, надо быть внимательней.
Та опустила взгляд на стол и побелела: точно, копия письма лежала перед ней. Она так и не передала ее Тамаре, увлекшись сплетнями. Зина окаменела.
– Так. Полчаса на расчеты, Зинаида Николаевна, – сказала, выходя Галина. – Иначе – за несоответствие. А вам, Тамара Григорьевна, в этом случае выговор за плохое руководство.
Дверь хлопнула за ней. В кабинете воцарилась тишина. Но ненадолго.
– Су*ка! – громким шепотом прошипела Тамара. – Всю кровь выпьет. Зина! Ты идиотка, что ли? Не могла промолчать. Иди сюда с письмом.
Работа закипела. Звонки, выуживание информации у экономистов цехов, просмотр статистки… И все-таки времени не хватало. Тамара тянула до последнего. Звонок поторопил ее:
– Уже печатаем. Принтер бумагу заеда… Даже не дослушала! Зина, со мной.
«Какой ужас! И это – только полдня прошло. Что дальше тут будет твориться?» – думала Наташа, направляя Громову исправленную таблицу.
– Наташа, – тихо сказала ей Ирина, – обед уже. Поешь хоть.
– Да-да, сейчас. Только вот здесь надо еще.
И она снова углубилась в работу.
– Ей некогда, – подала голос Валентина, – надо *опу рвать перед директором. Он же тебя подвозил в пятницу?
Опять все уши в кабинете встали торчком. Наташа вздохнула.
– Какая тебе разница, кто меня подвозил?
– Хочу свести концы с концами. Только ты к нему в машину, и уже повышение. Это как?
– Ну, попробуй так же. Кто тебе мешает? – спокойно продолжила неприятный разговор Наталья. – Все в твоих руках.
– Ты думаешь, он клюнет на тебя? Да за ним половина баб этого здания бегает, только чтоб на глаза попасться!
– Валь, ты уж определись: он или не клюнет, или все-таки уже за что-то меня повысил.
Этот насмешливый тон Наташи выводил из себя. Валя не смогла удержаться.
– Да кому ты нужна со своим прицепом?!
Наташа отложила ручку, встала из-за стола и подошла к Вале. Голубые глаза превратились в острые осколки льда.
– Ты сама своим ядом не отравись. Хотя уже поздно – гниль доедает тебя, а зависть и злоба ей помогают. И не смей никогда трогать мою дочь даже вздохом.
– А то что? – отшатнувшись от взгляда, спросила Валя.
– А лучше тебе не знать.
Наташа вернулась на свое место и продолжила обрабатывать приходившие ей на «электронку» данные. Все молчали.
– Черт! Что за день сегодня! – воскликнула вернувшаяся Зина. – Меня не пустили в кабинет. Представляете? Галка выставила вон!
– Первое июня. День защиты детей, – сказала Ирина, ухмыльнувшись.
Через десять минут зашла Тамара, поникшая и надутая.
– Галка сказала, что расчет никуда не годится, Результат правильный, а оформление доисторическое. Может, она еще и учить станет, как надо готовить документы?
Стая помалкивала, потому что все понимали: отныне каждый сам за себя. Тамара четко показала, что сдаст любого за копейку. А значит, надо подсуетиться и отвоевать себе местечко получше. Именно это Наташа и наблюдала весь остаток недели. Но пока она готовила формы для Громова. Это уже была новая работа. С дочерними компаниями ей еще не приходилось работать. Радовало то, что люди легко шли на контакт. Видимо, в этом была заслуга Громова – так для себя решила Наташа.
В четыре часа он вызвал ее к себе, уже не привлекая Тамару к роли секретаря. Наташа не все успела сделать, находясь в таких боевых условиях, но оттягивать вердикт руководства не собиралась. Она отправила выполненную работу Громову и, взяв ключи от кабинета и телефон, вышла, зная, что сейчас за ее спиной будет «девятый вал» сплетен и домыслов. Поднялась на лифте и быстро направилась к кабинету Германа. Постучала и заглянула.
– Проходите, как раз смотрю ваши данные. Отлично. Именно это я и предполагал, – он говорил отрывисто, не спрашивая ни о чем. – Просто нужно было подтверждение моим догадкам. Как я понимаю, вы в пять уйдете?
– Нет.
– А как же… Я же помню, к школе вас отвозил. Не надо забирать?
– Так ведь каникулы у детей.
– Точно. Лето же началось. Я и забыл. А такая маленькая девочка может весь день одна дома быть?
Наташе было странно слышать от грозного руководителя такие вопросы. Да и вообще, почему он спрашивает? И почему думает, что она одна дома?
– Она в деревне у бабушки с дедушкой.
Этот ответ удивил Громова. Он же видел на кладбище могилы ее родителей и мужа. И в личном деле указано страшное слово «вдова».
«Значит, к родителям мужа отвезла. Это хорошо. Ничто и никто не будет отвлекать от работы».
– То есть, вы можете задержаться и доделать все это?
– Да, я так и планировала сделать. Я бы все равно не уложилась до конца дня. Большой объем информации. Я понимаю, что потом станет легче, когда все будет отработано. Всегда сложно начинать что-то новое.
Эта фраза показалась Громову какой-то пророческой, но он отогнал от себя ненужные мысли.
– Тогда отправьте мне все, что сегодня сделаете. Я вечером посмотрю, после обхода.
– Хорошо, – сказала Наташа и направилась к двери.
Выходя из кабинета, посмотрела на Громова: он полностью ушел в чертежи, разложенные на столе. Она, не спеша, спустилась по лестнице, в глубине души надеясь, что ее коллеги уже отправились по домам. Каково же было ее удивление, когда увидела всех, в полном составе. Они стояли вокруг стола Тамары и что-то рассматривали. Слышались вздохи, ахи и ругательства. Но больше всех возмущалась Зинаида.
– Я этого так не оставлю! Столько лет отдала! Нет, я пойду к ней сама.
Наташа еле успела уйти с дороги решительно шагавшей к дверям Зинаиды.
«Зря, не надо ходить, – хотела бы ей сказать Наталья, – это бесполезно. Все уже решено. Зачем унижаться?»
Но села на свое место и углубилась в работу. По сути, ничего сложного она не делала: переносила данные от всех «дочек» в общий свод. Надо было сосредоточиться, всего лишь. На нее никто не обращал внимания. Все изучали новое штатное расписание, из которого стало ясно, что в этом кабинете останется ровно половина, остальные четверо уйдут на свои цеховые места – это Ирина и Света, или в другое бюро, как Зина и Ира-младшая. Тамара, Татьяна, Валя и Ольга примут в свои ряды молодежь. Недавно, как выяснилось, проходило серьезное тестирование для желающих влиться в состав экономической службы. Отсев был суровый, принятых первой волной распределят по старым и новым подразделениям. Все это обсуждалось шепотом, чтобы не услышали за дверью, как будто кому-то это было интересно, кроме самих участников процесса.
Наташа была довольна тем, что ей не мешали работать, и совсем забыла о тех, кто за спиной. Лишь вздрогнула, когда зарыдала Ольга Александровна, узнав, куда ее переводят.
– Я же не справлюсь! Компьютер – это не мое. Разве я успею сводку по всем цехам сделать за полчаса? Да еще сразу на стол генеральному!
– У тебя работа с семи утра до шестнадцати, – сказала ей Тамара, – в этом свои плюсы.
– Нет-нет, не смогу, – не успокаивалась в причитаниях Ольга, заискивающе заглядывая в глаза начальнице.
– А не сможешь, тогда пиши заявление. Что еще не понятно? На твое место полно желающих!
Все, на Ольгу больше не смотрели. Она ушла за свой стол и села, ссутулившись и роняя слезы. Наташе было жалко ее, просто по-человечески, но, натолкнувшись на озлобленный взгляд, решила не отвлекаться от своего задания. Тут в кабинет вернулась Зина, тоже в слезах. У нее вообще была истерика. Она всхлипывала, задыхаясь.
Все повернулись к ней. Тамара вздохнула и спросила:
– Ну, что там, Зинаида? Чего ты рыдаешь, как будто кто-то умер?
– Она… не стала… со мной говорить! Я умоляла не понижать меня. Ответ один – все решено. И чтобы я к ней больше не приходила.
«Господи, ужас какой. Все живы-здоровы, что же так убиваться-то. Сын в институте, дочь в десятом классе, муж работает, родители в порядке. И так вопить, – мысли Наташи постоянно сбивались из-за происходившего в кабинете. – Наверное, придется дома доделывать. Тут вообще невозможно. Нет, так не получится. Мне же Громову надо отправить. С личной почты это делать нельзя».
И она, сжав зубы, проверила уже внесенную информацию.
Обсуждение своей будущей работы затянулось до семи вечера. К этому времени Наташа закончила свое задание и отправила его директору. Тому, который с завтрашнего дня становился ее начальником. Попрощавшись со всеми, она ушла.
– Вот скажите мне, с какого перепугу ей такое счастье? – не унималась Валя. – Что такого важного она делала?
– Вообще-то, только она и вела ремфонд, – заступилась Ирина. – Даже полный отпуск не брала ни разу, потому что никто не хотел ее замещать. Не так?
– Подумаешь, не велика задача. Или ты осмелела?
– Валя, что ты к ней цепляешься? Что она тебе-то сделала? Она несчастный человек. Кроме дочери, никого нет.
– По ней не видно, что она несчастна.
Ирина махнула рукой, понимая, что говорить не о чем. Ее никто не услышит и не поддержит.
– Тамара Григорьевна, значит, завтра с утра я выхожу в цех? А компьютер?
– У тебя там цеховой есть. Перекидывай информацию. Света, ты тоже собирайся завтра на свое место. Так, на сегодня все. Завтра еще подумаем, что делать.
Наташа в это время ехала домой в полупустом автобусе и думала о Таше. Как она там отдыхает? Договорились звонить друг другу по очереди. Сегодня дочка должна позвонить.
«А завтра вторник, и снова то же самое. Как-то надо дожить до субботы. И попрощаться с этим периодом жизни. Не все и всегда было плохо. Я многому научилась. И даже понимать людей со всеми их слабостями. Так что, не будем думать о них хуже, чем они есть. Им и так достанется».
Она вышла на своей остановке и сразу пошла домой, минуя магазин. О своем питании можно не думать: в холодильнике найдется что-нибудь перекусить. Во дворе гуляла с детьми Катя. Ее появление всегда вызывало фурор, потому что своих девочек она выводила на специальных поводках, надетых вокруг тела.
Это напоминало шлейки для кошек. Без улыбки на это невозможно было смотреть. Зато ее маленькие дочки были очень гордыми и послушными именно в этот момент. Если они гуляли «на свободе», поймать их было невозможно.
– Катя, каждый раз смотрю и удивляюсь: как ты смогла их уговорить?
– Просто. Я сказала им, что они самые лучшие котята, и девочки сами выбрали себе поводки. Но это же специальные, для детей. Не для животных.
– Я понимаю. Но первый раз такое вижу.
– А почему ты так поздно?
– На работе задержалась. Потом как-нибудь расскажу. Придешь ко мне с девочками, и поговорим.
– Они тебе устроят погром.
– Ничего страшного. Дети есть дети.
День заканчивался спокойно. Давно не было такого, чтобы Наташа думала о работе с удовольствием.
Утром по дороге на завод она с улыбкой вспоминала Олю-Полю, дочек Кати, которые «навели порядок» в ее квартире. Хорошо, что не добрались до кукол Таши. Им хватило кубиков, пирамидок, что остались еще у Наташи. И книжек с картонными страницами. Девочки хорошо ладила между собой, не отнимали игрушки, делились ими, но и шалили вместе.
– Как ты с ними справляешься? Это же два маленьких торнадо!
– А у меня есть выбор? – грустно спросила Катя, сидя на полу, рядом с девочками и складывая с ними домик из кубиков. – Я, как и ты, одна.
– Совсем одна?
– Если честно, у меня есть и родители, и муж. Но я сбежала от всех.
– Почему? Как это? – удивилась Наташа.
Она не понимала: разве можно сбегать от любимых? Катя посмотрела на нее и улыбнулась.
– Я не могла поступить иначе.
Потом она перевела взгляд на дочек: одна из них укладывалась спать на пол, вторая пристраивалась рядом, обнимая сестренку.
– Ой, нет-нет! Девочки, домой. Наташа, нам пора. Они засыпают мгновенно. Стоит одной закрыть глаза, вторая тут же повторяет за ней. Смотри, уже уснули. Как теперь?
– Пойдем, я помогу. Отнесу Олю, а ты бери Полю.
– Спасибо, это выход.
Они несли спящих девочек на руках. Наташа прижимала маленькое расслабленное тельце к себе, и оно вызвало какое-то смутное чувство тоски. Она вдруг поняла, что хотела бы еще малыша.
– Вот мы и пришли. Спасибо, что помогла.
Катя забрала дочку у Наташи, оставив ту в смятении. Сердце сжалось, захотелось услышать голос Таши, а звонить поздно. Тем более, они уже поговорили. Зачем волновать ребенка? Наташа попрощалась с Катей и вернулась домой, в квартиру, которая была полна воспоминаний.
– Сегодня был тяжелый день. Но не самый из тех, что уже были. Я выдержу. Я справлюсь. Ник, ты поможешь мне?
Молчание в ответ. Улыбка мужа на фотографии. Ее рука, поглаживающая, его волосы привычным движением. И сон.
А утром она знала точно, что все будет хорошо, несмотря ни на что. Как сказала вчера Катя: «А у меня есть выбор?»
– Вперед. Мне хватит сил.
На работе продолжалось то же самое, что было вечером. Как будто и не уходила домой. Только два безлюдных стола, как окна нежилого дома, зияли пустотой. Теперь перед глазами Наташи сидела Валя, которую раньше перекрывала Ирина своей фигурой. Взгляд, полный неприязни, сверлил ее целый день. Зина и Ира-младшая, пока не переехали, потому что им еще не подготовили места в другом бюро. Они будут сидеть на втором этаже, в левом крыле здания. Причем Зинаида не оставляла попыток уговорить Галину отменить приказ, подписанный генеральным. Это было похоже на помешательство и агонию вместе. Ольга Александровна продолжала находиться в ступоре, но уже готовилась писать заявление на увольнение. Ей было сложно, потому что работа на компьютере никак не давалась. Тамара с Татьяной шептались и строили какие-то планы, не посвящая в них остальных. Так и проходили часы, казавшиеся сутками – в тягости окружения, истериках и пустых надеждах потерявшихся людей.
В электронной почте Наташу ожидало новое задание от Громова. Он написал в сообщении, что вчерашняя работа по дочерним предприятиям должна стать ежемесячной. И добавил, что знакомство с персоналом, вышестоящим и подчиненным, начнется с понедельника на новом месте.
День за днем ползла неделя, в рутине старой работы и новых поручениях. В панике оставшихся в кабинете – от невозможности что-либо изменить. Ольга Александровна сдалась и написала заявление, признав, что не сможет справиться ни с ритмом молодого поколения, ни с требованиями нового руководства. Она просто досиживала до увольнения. И как ни странно, успокоилась и даже повеселела. На Наташу никто не обращал внимания. Иногда ей казалась, что она невидимка, которая живет за стеклом. Лишь изредка ее прожигал взгляд Валентины. А Ирина, ушедшая в цех, звонила пару раз, чтобы сказать, как это здорово – вырваться из-под многолетнего гнета, и пожелала Наташе удачи на новом месте.
В пятницу после обеда, когда оставался всего час до конца пребывания в «застенках», Валя вдруг сказала:
– Вчера с Ленкой из снабжения болтали в коридоре. Она рассказала, что ее вызывал к себе Громов, типа, по работе.
Видя, что Наташа никак не реагирует на ее слова, обратилась к ней:
– Наталья, для тебя говорю-то!
– А? Что? Ой, я все пропустила. Что ты говорила?
– Твой Громов Ленку к себе приглашал. Вроде по работе, а сам предложил вечером подвезти ее или сходить куда-нибудь.
Валентина, ехидно сузив глаза, смотрела на нее, ожидая хоть какого-то проявления эмоций. Наташа сидела, ничего не понимая.
– И что?
– Как это? Он не только тебя подвозит. Вот и Ленка говорит…
– Так, в чем проблема-то? И ты ей скажи, что тебя он тоже приглашал в райские кущи. Кто проверит-то? Господи! Кто о чем, а вшивый о бане.
Повисшую тишину можно было резать ножом. Лицо Валентины пошло пятнами, сжатые губы побелели. Наташа готовилась к выбросу накопившегося яда. Неожиданно ее спас телефонный звонок.
– Петрова. Слушаю вас… Да, иду, Герман Георгиевич. Сейчас отправлю все, что успела… Да, перекачала всю информацию. Проблем с архивами не будет.
Она положила трубку, сделала несколько действий, чтобы завершить работу и выключила компьютер, вдруг испугавшись, что в ее отсутствие кто-то может нажать пару клавиш и испортить ее труд. Взяв телефон и ключи от кабинета, она вышла, сказав напоследок:
– Я вернусь за вещами.
Никто не двигался после ее ухода еще пару минут. Вдруг встала Татьяна Николаевна и подошла к столу Наташи, ничего не трогая, но внимательно его рассматривая.
– Таня, что ты надумала? – спросила Тамара. – Технику не трогай. Инвентарные номера на дирекции числятся.
– Знаю. Что она говорила про архивы?
– Что с ними не будет проблем, – заинтересованно ответила ей Валентина. – На флешку все скачала, наверное.
– Осталось только найти эту флешку, – оглядывая стол, сказала Татьяна. – Не могла она ее далеко убрать. Весь день с ней работала.
Ира-младшая смотрела во все глаза на старшее поколение, опасаясь возразить или даже что-то сказать. Зато Ольга Александровна с готовностью пришла на помощь заместителю Тамары, которая решила руководить обыском со своего места.
– Под документами посмотри, – командовала она. – Только аккуратно. На процессоре глянь.
– Ничего тут нет. Все уже убрала.
– Надо в сумке посмотреть, – подсказала Ольга.
– Точно! – подхватила Валя. – Я видела! Она все туда складывала.
– Вы с ума сошли, что ли? – подала голос Зина. – Это же мерзко. Зачем так-то?
– Надо же! – изумилась Тамара. – Кто это тут такой правильный? А как всех девок грязью поливать, так ты самая первая. Не за это ли огребаешь от Дзыги?
– Не знаю, что я такого страшного сказала. Но пусть даже и так. Я за это получила по всей морде. А то, что вы собираетесь делать, это подло! Не хочу в этом участвовать.
– Тебя никто и не зовет, – отворачиваясь от нее, сказала Ольга. – Я сама все проверю.
И она смело полезла в сумку Наташи. Если бы ей пришло в голову посмотреть на «коллег», Ольга Александровна увидела бы брезгливо перекошенные лица всех без исключения. Никто, кроме нее, пачкаться не захотел… Послышался звук открываемой молнии и победный возглас местного сыскаря:
– Вот она! Нашла! Во внутренний карман спрятала.
Она показала маленькую белую флеш-карту, знакомую всем – им одинаковые подарили мужчины на восьмое марта. Ольга протянула накопитель информации Татьяне. Та взяла двумя пальчиками и «случайно» уронила на пол. Потом поставила на флешку стул и села на него. Послышался хруст.
– Ах, какая я неловкая!
– И тяжелая, – усмехаясь, сказала Валя. – Раздавила весь архив новоиспеченного начальника бюро.
– И.о. начальника бюро, – поправила Тамара.
– Это поправимо. В обратную сторону.
Зина, шокированная увиденным, покачала головой и прошептала:
– Сплошное дерьмо. Ужас. Мы все такие, в дерьме по уши.
– Ой, Зина, заканчивай! – сказала Татьяна и махнула на нее рукой.– Моралистка тут нашлась. Все, ничего не случилось. Я сама все ей скажу, «покаюсь».
До конца рабочего дня оставалось полчаса. В это время на шестом этаже Наташа отвечала на вопросы Громова, объясняя свои комментарии по отклонениям от плана. С чем-то он соглашался, что-то отвергал. Сказал, что документ надо доработать, но это будет на следующей неделе, уже на новом месте.
– Кстати, Наталья Ивановна, как вы смотрите на то, чтобы завтра выйти на работу? Руководящий персонал будет в полном составе. Кабинеты уже распределены, но надо мебель подвигать, чтобы удобно было и сидеть, и ходить между столами. В общем, чисто устроительно-рабочий момент.
– Я помню, вы уже говорили об этом. Да, я обязательно приду. Только адрес не знаю. Лишь приблизительно представляю, где находится здание.
– Как так? – изумился Громов. – Это мой промах. Сейчас объясню. Идите сюда.
Он встал и подошел к окну. Наташа приблизилась к нему. Громов подвинулся, уступая ей место.
– Вот, смотрите. Видите остановку, с которой я вас забрал?
– Да, вижу.
– А налево уходит дорога, дальше перекресток и еще надо метров пятьдесят пройти. Там слева будет двухэтажное здание бывшего детского сада. Это и есть наша дирекция.
Наташа медленно повернулась к нему и посмотрела так удивленно, что он застыл, осознав, как близко видит ее глаза. Серые? Голубые? Зеленоватые?
Но она, похоже, ничего не замечала, словно заглянув куда-то далеко, куда ему нет доступа.
– Это мой детский сад, – тихо сказала Наташа. – Меня сюда папа водил, когда мне было года три-четыре. Я помню. Он даже иногда в обед ко мне забегал, чтобы проведать, а потом был тихий час.
Герман понимал, что она смотрит сквозь него, сквозь годы, вспоминая свое детство. Находясь так близко к Наташе, он почувствовал тонкий, еле уловимый аромат парфюма. Почему-то показалось, что он похож на конфеты, которые Громов не пробовал уже, наверное, с десяток лет. Он сглотнул и вздохнул. Этот звук вернул Наташу из прошлого.
– Извините, пожалуйста. Я перебила вас.
– Ничего страшного. Далековато садик от вашего дома.
– Папе так удобнее было. Да я всего год здесь была. Потом построили ясли-сад в соседнем дворе... Я помню этот адрес: Парковая, дом один. Да?
– Да. Тогда завтра начнем переселение. Компьютеры уже там. Все новое. Одного выходного дня вам хватит, чтобы отдохнуть?
– Вполне. Я могу идти?
– Да, до завтра.
Наташа попрощалась и пошла назад, находясь под впечатлением того, как прошлое живет совсем рядом с настоящим. Ей было интересно увидеть садик, хотя она и сомневалась, что вспомнит, как было тогда.
Рабочий день закончился. А вместе с ним и время, отведенное ей в этом здании. Наташа медленно спускалась по лестнице, прислушиваясь к себе: есть ли хоть какое-то сожаление от расставания. Нет, она ничего не чувствовала, кроме радости от ожидания чего-то нового, интересного, хорошего.
Наташа вошла в кабинет и удивилась: все сидели за своими столами и не работали, словно просто ждали чего-то. Но и домой не уходили.
«Странно. Точно гадость какую-то сделали. Не зря я все-таки…»
Ее мыслительный процесс был прерван глубоким и громким вздохом Татьяны Николаевны. Наташа, стоя у двери, посмотрела на зама своей бывшей начальницы, ожидая ее речи, потому что почувствовала – сейчас она последует. И не ошиблась.
– Наташа, надо быть аккуратней и внимательней. Такие хрупкие вещи, как флешки, не надо оставлять, где попало.
– Вы о чем? – с подозрением спросила Наташа. – Я ничего не оставляла. Все убрала перед уходом.
– Ты, наверное, запамятовала или не заметила, но флешка лежала на столе. Я случайно ее смахнула, а потом, не заметив, наступила. Какая жалость! У тебя же там весь архив был, да? Ну, извини. Так вышло.
Все ждали реакции пострадавшей стороны. Наташа удивленно подняла брови, покачала головой, скорее, изумляясь своим мыслям, а потом посмотрела на каждую из бывших коллег. Тамара сложила свои огромные руки под грудью тоже необъятного размера и слегка прищурилась, стараясь скрыть ликование. Татьяна просто высокомерно смотрела, выпятив нижнюю губу. Валя открыто и злорадно улыбалась. Ольга Александровна, подперев кулаком подбородок, наслаждалась зрелищем. Зина… Зинаида сидела, опустив голову, и теребила нервными пальцами носовой платок. Ира-младшая вообще замерла, как изваяние.
Наташа усмехнулась.
– Очень странно. Тем более, что флешку я специально убрала в потайной карман сумки, чтобы потом точно знать, откуда ее взять.
– Нет-нет, она была на столе. Ты что-то путаешь, – настаивала Татьяна.
– Нет, Татьяна Николаевна, это вы ошибаетесь.
Она по-прежнему стояла у двери, и ее спокойный уверенный разговор начал раздражать участников этой сцены.
– Ладно, пора собираться домой, – сказала Тамара.
– Не спешите.
Наташа подошла к своему столу, взяла раздавленный накопитель в руки и хмыкнула.
– Эту «малышку» мне подарила Галина Александровна в тот день, когда их нам вручали. Сказала, что для нее она слишком проста. А мне было приятно. Да и объем памяти нормальный: тридцать два гига. Жаль! Но оставлю на память о коллегах по работе. Когда еще такие «милые» люди мне встретятся?
Она положила флешку на стол и потянулась рукой к решетке холодильника, чуть ниже уровня ее стола. Что-то с усилием потянула и выпрямилась, держа в руке небольшой предмет, похожий на черный шарик.
– Мне дали хороший совет, и я им воспользовалась. Кто дал совет?
Все, как загипнотизированные, не двигались со своих мест. Слушали и смотрели. Это напомнило Наташе сцену из старого советского мультфильма «Маугли», где мудрый Каа держал речь перед бандерлогами.
– Тот, кто вас знает лучше меня. Конечно, всеми вами любимая Галина Александровна. Это она мне посоветовала установить камеру «мини» перед уходом. Она была уверена в том, что обязательно что-то произойдет или с моими документами, или с техникой. Видимо, она это проходила в свое время?
Оглядев еще раз всех присутствующих, она увидела в их глазах не только злобу, но и страх. И чтобы не провоцировать еще и нападение с целью изъятия у нее доказательства уничтожения накопителя информации и, по сути, воровства, сказала:
– У вас может возникнуть желание отобрать у меня эту малышку. Не старайтесь. С нее вся информация сразу же поступает на мой домашний компьютер. И то, что я сейчас говорю, все еще записывается.
Она, конечно, блефовала, но ничего другого не придумала, потому что видела назревший взрыв.
– Тварь! С*ка! – завизжала Ольга Александровна и бросила в Наташу дырокол, попавшийся под руку. – Все равно твоим архивам *опа! Выскочка!
Тяжелый предмет, от которого легко уклонилась Наталья, приземлился на столе Тамары, сбив по пути чашку с остатками кофе. Все это пролетело по столу начальницы, испачкав документы и задев ее саму.
– Оля! Ты с ума сошла! Чуть не убила! – завопила Тамара. – Кончай балаган!
– Да, надо заканчивать, – согласилась Наташа.
Она достала из бокового кармана платья флешку-близнеца и показала всем, держа ее двумя пальцами. В другой руке была камера, которую Наташа еще не выключила.
– Вот так и заканчивается мое время в вашем коллективе. Архивы целы. И запись вашего совместного преступления у меня тоже есть.
– Йес! – воскликнула Зина и стукнула кулаком по столу. – Молодец, Натаха! Я зауважала тебя. Хоть не так мерзко будет дальше работать. Ой, я представляю, как ты это посмотришь!
– Зинаида, заткнись! – зашипела Валентина.
Наташа не очень понимала, о чем говорит Зина, но, видя, ее сияющее лицо, догадалась, что она не участвовала в безобразии.
– Обязательно посмотрю. И вот что я скажу. Пусть это выглядит шантажом, но по-другому никак: если я узнаю, что молодежь, которая сюда придет, будет подвергаться такому же воспитанию, я эту запись отдам и Галке, и в службу безопасности. И все, кто участвовал, в преступлении, понесут наказание, независимо от времени и местонахождения.
Сказав все это, она прикрепила камеру на брелок, отцепив от него ключ, который больше не был ей нужен – от «темного царства».
И начала собираться домой, чувствуя кожей, как ее режут на куски – мысленно – добрые бывшие коллеги по работе. В кабинете были слышны только звуки, которые шли от самой Натальи. Все остальные «примерзли» к стульям и не шевелились. И это уже была не немая сцена из «Ревизора».
– Отдай запись, Наталья, – с угрозой в голосе сказала Татьяна.
– НИ-ЗА-ЧТО, – по слогам проговаривая, твердо ответила Наташа и пошла к дверям. – До свидания.
До конца не веря в то, чему стала свидетелем, она спустилась по лестнице и, ускоряя шаг, направилась к выходу из здания. Осознание всей мерзости совершенного злодеяния придет позже, когда она дома просмотрит и прослушает записи. А пока ей просто хотелось уйти и не оглядываться, потому что это здание навсегда останется в памяти связанным с ее бывшим коллективом.
Во дворе дома, как всегда вечером, гуляла Катя с дочками. Они втроем сооружали в песочнице куличи, замки с башнями, потом все это рушили и начинали снова. Наташа посидела с ними немного, отвечая на вопросы девчонок, которые ей переводила их мама. Отдохнув с ними душой, она пошла к себе, по пути набирая номер телефона Таши. Та ответила почти сразу, но шепотом:
– Мама, мы с дедушкой на рыбалке. Это, как ее… на вечерней зорьке. Вот!
– Поймали уже что-нибудь?
– Пескаря для Мурки. Но мы только пришли. Дедушка тебе привет передает. Ладно, мам, мне неловко удочку держать. Я тебе завтра позвоню!
– Хорошо. Буду ждать! Пока. И дедушке – привет от меня.
Все время разговора Наташа так и стояла под дверью квартиры, оттягивая, как можно дольше, момент истины, окончательной и бесповоротной, о бывших коллегах по работе.
Прошла внутрь, вздыхая все время. Налила себе молока, взяла калач с маком и села у окна на кухне, поглядывая на кусты сирени, отцветавшие последними красками. Ела и думала о том, как не хочется после этого покоя и чистоты окунаться в грязь, которую придется увидеть. А в том, что там будет именно грязь, Наташа не сомневалась.
Наконец она решилась и просмотрела запись, потом скопировала ее на флешку, которую убрала в сумку, все в тот же карман. Сходила, вымыла руки и встала перед фотографией мужа.
– Вот такие дела, Ник. Перехожу на новую работу. А на старой мне устроили «выписку». Хорошо, что Галя подсказала, как…
Ее тихий монолог был прерван звонком сотового телефона. Наташа проверила, кто это, и очень удивилась.
– Да, слушаю. Совсем не ожидала, что ты сохранила мой номер.
– Брось, Ната. У меня все про всех записано, – сказала ей Галина. – Все получилось?
– Да. И запись у меня. Такая мерзость!
– Не ломай мне кайф. Сама посмотрю. И не спорь! Все-таки это была моя идея. Значит, и результат труда тоже мой. Короче, завтра утром заеду к тебе за записью.
– Я завтра на работу иду, – поспешно сказала Наташа.
– Очень хорошо! Вместе поедем. Ты там же живешь?
– Да… Галь, а может, я на автобусе?
– Не бойся, я гнать не буду.
– Только этого и не хватало! Не забывай, я одна у дочери. А как ты водишь, я знаю. Или ты уже научилась?
– Не напрягай меня перед стартом! – Наташа похолодела, потому что знала, насколько отвратительно Галка водит машину. – Потихоньку доедем.
– Но у тебя же есть шофер!
– Он машину потом отгонит в гараж, а вечером меня заберет. Не паникуй! Когда же мне учиться-то?
– Господи! Почему именно на мне ты решила потренироваться?
– Потому что я тебе доверяю. Все! В семь-тридцать «у амбара. Приходи, не пожалеешь!» Пока!
Телефон отключился, и Наташа поймала себя на том, что улыбается. Хоть и страшно было ехать с Галкой, но все равно ее звонок помог расслабиться.
Утром она вышла даже раньше назначенного времени, надеясь настроиться на адскую поездку. Ничего не получалось. Во двор въехала, рыча и «спотыкаясь», старая модель «Ауди», помятая со всех сторон.
– Господи… – прошептала, закрывая глаза, Наташа. – Как может быть такое, чтобы умнейшая женщина не научилась водить машину? Как?
– Наташа! Хватит молиться! Запрыгивай. Быстро не поедем. Что-то не хочет сегодня везти нас моя карета.
– Ты с ручника сняла?
– Вот черт, точно! Ручник! Ты гений! А я-то жму-жму педаль – и ничего!
Наташа закатила глаза, вздохнула и обреченно пошла к машине. Усевшись, спросила:
– Почему она такая побитая и помятая, словно в когтях динозавра побывала?
– Это я маму и бабушку на дачу возила. А там, понимаешь, заборов понаставили. И столбов.
– Ой. Может, я все-таки на автобусе?
– Все! Поехали!
На удивление, добрались быстро и без приключений. Правда, всю дорогу их разговор прерывался командами Наташи:
– Покажи левый поворот… Перестройся в левый ряд… Тормози уже, светофор ведь! Пешеход на «зебре», тормози…
– Давай, ты будешь у меня инструктором! Так хорошо с тобой ехать! И думать не надо. А то, как мои садятся в машину, молчат, как рыбы.
– Нет уж, без меня.
– Шучу. Так, к делу. Не спрашиваю, что там. Сама посмотрю. И решу, что с ними делать. Тебе ни к чему в это лезть – это железно. Такая вонь поднимется! Только задыхаться и пачкаться. А мне теперь положено. Мои же подчиненные. Устрою я им.
– Галь, понимаешь, – начала Наташа со вздохом, – противно как-то, вроде – я ябеда. Но раз обещала, бери. Там, конечно, все постарались, кроме некоторых. Но дело в том, что у Ольги Александровны проблемы со здоровьем. Она этого не замечает. А дело плохо. Мне ее сын говорил. Мы как-то с ним пересеклись по работе, и он рассказал: Ольга уже забывает, где работает, куда ей идти надо. Бывают приступы агрессии, злости. В общем, ей обследование надо проходить. Подозревают самое плохое. Ты уж отпусти ее на пенсию без скандала.
– Да? Ладно, подумаю. Так, я в ворота заезжать не буду – хрен выберусь потом.
– Не надо-не надо! Я сама! Спасибо, что подвезла. Или с тобой до заводоуправления доехать?
– А я и не поеду туда. Я здесь оставлю свою колымагу. Водитель отсюда заберет.
– Хитрая ты.
– А как же! Ната, спасибо. Я знаю, чего тебе стоило вчерашнее представление. Но без этого я бы их не прижала. И удачи тебе! Громов – человек-машина. Есть ли у него вообще сердце? Устает ли он когда-нибудь? Держись, Натка! Если что, звони!
– Договорились! И тебе спасибо за все.
Наташа вышла из «Ауди» и направилась к зданию своей новой работы, ничем не напоминавшее детский сад. Краем глаза она увидела машину Громова, которая поворачивала на Парковую. Почти одновременно они оказались у ступеней здания. Когда директор вышел из машины, одетый не в привычный костюм, сердце Наташи сильно бухнуло в груди и, казалось, остановилось. Громов в белой рубашке, серых брюках и кардигане снова до боли напомнил ей Ника.
– Здравствуйте, Наталья Ивановна. Похоже, мы первые приехали. Все к девяти появятся. Я думал, и вы тоже придете позже. Все-таки выходной день.
– Доброе утро, – кивнула Наташа, приветствуя директора. – Какая разница, выходной или рабочий? Многолетняя привычка. Куда от нее денешься?
– Тогда будем первооткрывателями. Идем?
– Идем.
Герман поднимался впереди нее по лестнице. Она, незаметно вздохнув, пошла за ним. Теперь Наташа старалась найти отличия Громова от Ника, надеясь, что так станет легче. Иначе она просто впадала в ступор, глядя на директора.
«Еще подумает, что у меня с головой не в порядке. Надо понять, что это не Ник. Это всего лишь случайное сходство».
Они зашли в здание, которое и внутри не напоминало детский сад.
– Доброе утро, – поздоровался Герман с вахтером.
Тот ответил приветствием и что-то записал в журнал.
– Наталья Ивановна, ваша служба будет находиться на втором этаже. Там кабинеты меньшего размера для небольших подразделений. Да и к приемной ближе.
Наташа не очень поняла, какое она имеет отношение к приемной директора, но спрашивать не стала. Пусть Громов поработает экскурсоводом. Он оглянулся на нее, окинул взглядом и снова пошел вперед.
– Это хорошо, что вы в джинсах, а то тут одни углы. Можно запросто испортить одежду. Скоро народ появится, и мы все поставим, как надо.
Договорив, Герман уже стоял перед дверью, на которой было написано «Приемная». Наташа огляделась: везде вдоль стен стояли столы и даже в два ряда, кресла еще в целлофановой упаковке, коробки с компьютерами и принтерами, шкафы для одежды и документов.
«Да тут работы не на один день!» – подумала она.
– Не пугайтесь, – правильно истолковав ее взгляд, сказал Громов. – Все сделаем. Итак, вот ваш кабинет.
– Отдельный? Но я думала, что буду сидеть со своим коллективом. Так же удобнее для работы.
– Не согласен. Но выбора у вас все равно нет, потому что ваших подчиненных пять человек, и они поместятся в большом кабинете, а вы нет. Иначе там будет негде ходить. Смотрите сами.
Двери не были закрыты на замки, и Наташа с Громовым прошли внутрь одного из помещений. Здесь уже стояли пять столов. Правда, пока косо и без «фэн-шуя», но и так было понятно, что шестой стол точно не поместится. Она заметила светлые стены, мебель под ольху, календарь на подоконнике. Тихая спокойная радость пробиралась в сердце, потому что вокруг все было новое. Как будто родилась только сегодня. Наташа прошла по кабинету, вдыхая еще не выветрившийся запах ремонта и мебели, и оглянулась на Громова, который так и стоял в дверях, навалившись плечом на косяк. Едва заметная улыбка собрала в уголках глаз лучики морщинок, и от этого человек-машина выглядел обычным уставшим мужчиной.
– Вам здесь нравится? – спросил он.
– Да, – просто ответила она.
– Это хорошо. Рабочее место должно радовать, чтобы не казалось отбыванием срока.
Герман вышел в коридор и оттуда позвал ее.
– Идите сюда. Свой кабинет посмотрите.
Наташа, еще раз оглядев светлый кабинет с двумя большими окнами, направилась на голос директора. Он стоял у двери, которая находилась прямо напротив приемной, лоб в лоб.
– Располагайтесь. А пока я здесь один, давайте-ка помогу вам с мебелью разобраться.
Герман снял кардиган, отнес его в свой кабинет и почти сразу вернулся. Она прошла в маленькую комнату с обычным окном, не громадным во всю стену. Кабинет показался ей уютным и как-то сразу понравился. Как будто только ее и ждал.
– Ну, что? Ставим стол, как вам надо?
Дальше работа закипела: Герман лично установил и подключил компьютер, прикатил кресло, осмотрел и выбрал пару шкафов и тумбу. Для какой цели ей эта деталь интерьера, Наташа не знала. Просто решила, что директору лучше знать, какой «боекомплект» на каждого он заказывал. В здании послышались голоса и шаги на лестнице.
– О! Народ подтягивается. Пойду встречать. Потом шкафы занесем.
Громов ушел, а Наташа все еще не верила, что все это происходит с ней.
«Все-все новое! Когда такое было у меня в жизни? Наверное, только когда вещички для Таши покупали. Обычно же – всегда после кого-то. А сейчас!»
Она подошла к окну и посмотрела, куда оно выходит. Оказалось, что на противоположную, от входа в здание, сторону. Вид открывался на зеленые газоны, высокие деревья – видимо, здесь когда-то были веранды для прогулок детей. Теперь же осталась только трава. Вообще было похоже, что это какой-то оазис в центре промышленной зоны. И машины редко ездили. Потом Наташа вспомнила, что сегодня выходной, и поэтому здесь так тихо.
– Привет, – послышался мужской голос за спиной. – Куда шкафы ставить?
Она оглянулась: в дверях стоял молодой мужчина в джинсах и клетчатой рубашке с закатанными рукавами.
– Здравствуйте. В этот угол, ближе к двери.
– Понятно.
Он вышел и через минуту с каким-то парнем затаскивал мебель к ней в кабинет. Они все выровняли, «выставили» и ушли. Наташа слышала то голоса, то смех, то звук шуруповерта. Она выглянула в коридор и увидела женщину в сером рабочем халате с тетрадкой в руке, похожую всеми повадками на завхоза.
– Доброе утро, – обратилась к ней Наташа.
– Боже мой! – вскрикнула женщина и схватилась за сердце. – Вы меня напугали! Не ожидала услышать женский голос. Меня зовут Галина Михайловна, я завхоз. А вы?
Наташа представилась и спросила, где взять тряпку, воду, и прочие рабочие надобности. Получив то, что ей нужно, начала приводить свой кабинет в порядок. И так все нравилось, что становилось немного боязно от этой новизны ощущений. В коридорах и кабинетах бурлила жизнь, связанная с переездом. К ней заглядывали, здоровались, знакомились. Кого-то Наташа видела раньше, кто-то был совсем «нулевый». И постоянно слышался голос Громова: он участвовал со всеми наравне в установке и мебели, и техники. Около двенадцати дня он заглянул к ней в кабинет, уже одетый в спецовку и с каской в руке.
– Наталья Ивановна, когда закончите, возьмите ключ на вахте от своего кабинета, и все – до понедельника. Жду вас на работе. Мне пора на объезд. Вернусь поздно, здесь уж никого не будет. А потому – до свидания.
– До свидания, Герман Георгиевич.
Закончив уборку, Наташа пошла с предложением помощи мужчинам, потому что, кроме нее и Галины Михайловны, женщин в здании не было. Но, проходя мимо открытой двери приемной, она увидела высокую статную женщину, которая поливала цветы на подоконнике. Это было удивительно! Еще так мало людей в здании, а цветы уже здесь. И они вызывали улыбку и ощущение чего-то уютного, доброго. Женщина, почувствовав, что кто-то остановился у нее за спиной, оглянулась и улыбнулась.
– Здравствуйте, – обратилась она к Наташе, – вы наш плановик?
– Да.
– Наталья Ивановна? А я секретарь Германа Георгиевича. Вот решила, пока его нет, немножко оживить свое рабочее место.
– Красиво у вас получилось. А как вас зовут?
– Ой, не представилась. Мария Алексеевна я.
– Очень приятно. Пойду, помогу мужчинам. Они уже устали, наверное.
– Да, все без обеда. Это только наш директор может без еды и воды обходиться. А все уже собираются по домам. Да и я скоро пойду.
– Понятно. Тогда всего доброго!
– И вам.
Наташа все же спустилась на первый этаж. Там уже заносили последние кресла в самый большой кабинет. Завхоз ходила и все записывала: сколько, где, кто?
– Столько еще работы! Там, в подвале еще полно мебели для актового зала.
– А где же здесь такой зал? Вроде и места нет.
– Так в подвале и есть. Пойдем, покажу.
Они спустились на два крутых лестничных пролета вниз и оказались в большом коридоре, из которого было несколько выходов. В одном из них виднелись две огромные двери. Это и был актовый зал. Завхоз открыла их, и Наташа заглянула внутрь. Там тоже находилось новое: кресла, большой стол президиума на невысоком подиуме, огромная «плазма» на стене и коробки с мебелью вдоль стен.
– Это для нашего здания – еще мебель? – спросила Наташа, и сама к себе прислушалась, как легко она сказала «наше здание».
– Нет, это для управления капитального строительства. Они недалеко, на соседней улице. Десять минут пешком.
Наверху послышался какой-то шум, и Галина Михайловна, несмотря на свой маленький рост, чуть больше полутора метров, быстренько помчалась на лестницу. Наташа закрыла двери и пошла за ней. Оказалось, что вахтер не пропускал в здание ту самую Ленку из снабжения.
– Зачем вы сюда идете? – спрашивал он у нее. – Цель посещения этого здания в выходной день? Вы здесь работаете?
– Не здесь, я из другого управления. Мне надо!
– Зачем, скажите! – требовал он.
– Я к директору.
– Он на обходе. Приедет поздно. Приходите в понедельник.
Галина Михайловна подошла к ним ближе. Наташа начала подниматься на второй этаж, когда услышала за спиной:
– А чего эта тут делает? Ей, значит, можно, а мне нет?
– Так, девушка, – заговорила завхоз, – вам ясно сказали, что директора здесь нет. А Наталья Ивановна здесь работает. И не устраивайте больше кошачьих концертов.
– Так-так-так. Хорошо, я на улице буду. Я все равно его дождусь и расскажу, как вы тут работаете.
Она развернулась и вышла из здания.
– Вот же,
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.