Оборотень на щите. Екатерина Федорова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

В далеком Утгарде, который близок к Асгарду, выжить нелегко. И Света живет там от одной беды до следующей напасти, лишь изредка вспоминая о Земле.

   На её счастье, в запасе есть рунный дар. Но поможет ли он, если асы нашлют неугасимый Огонь и нетающий Лед на весь север Утгарда? А Ульф, по чьей воле Свету занесло в этот мир, уже собрался на звериную тропу…

   Скандинавское фэнтези. В книге задействованы следующие расы — оборотни из Ульфхольма, светлые альвы из Льесальвхейма, асы из Асгарда и йотуны из Йотунхейма.

ГЛАВА 1

Света сидела на чурбаке.

   У ног её горел костерок, разведенный в очаге — неглубокой яме в земляном полу, выложенной камнями. Дымок уплывал вверх, к дыре между стропилами, закопченными до черноты.

   Запах сырости, стоявший в хижине, не заглушала даже горечь дыма. Тело со спины пробирало холодом, а полотняная рубаха, доходившая Свете до колен, от него почти не защищала. Костер согревал лишь ноги…

   Но Света всего этого не замечала. Ульф был жив, Ульф был рядом! И радость, полыхавшая внутри от этой мысли, грела сильней огня в очаге.

   Правда, сквозь радость пробивались и другие мысли. Как это случилось? Неужели руна Гьиоф останавливает действие Исс, руны Льда? Или сработала одна из рун, которые она чертила до этого? А может, руны подействовали все вместе, и Гьиоф в придачу?

   Ульф, пока Света плавала в раздумьях, молча занимался делом. Убрал с огня котелок, достал из мешка, висевшего на колышке, глиняную миску. Начерпал в неё варево из котелка, орудуя большой деревянной ложкой. Затем сунул наполненную посудину в руки Свете. И предупредил:

   — Ложку я вырезал сам. Так что хлебай осторожно, чтобы губы не занозить.

   Глиняные края обожгли ей пальцы, раны на ладонях тут же заныли. Света неловко пристроила миску на коленях — но бедра мигом припекло сквозь рубаху. И руки дернулись сами, приподнимая посудину.

   Ульф сразу скользнул к кровати. Подхватил одно из покрывал, сунул его Свете под руки, распорядился:

   — Ставь.

   Она послушно опустила посудину на домотканую шерсть, укрывшую колени. Зачерпнула варево. Ложка из грубо обструганного дерева, похожая на маленький половник, подрагивала в пальцах. Те норовили разжаться, ладони пронзала дергающая боль…

   Ульф тем временем подтащил к очагу кряжистый пень. Сел, тут же подался вперед, пристроив локти на расставленных коленях и свесив вниз когтистые ладони. Бросил, глядя на Свету горящим янтарным взглядом:

   — Пока ты ешь, я буду рассказывать.

   Она поспешно кивнула. Потом, стараясь не думать о боли, поднесла к губам ложку, с которой свисали волокна разваренного мяса. И какие-то корни, похожие на бурые толстые нити.

   — Я пробрался в опочивальню Торгейра, — спокойно объявил Ульф. — Но Торгейр меня одолел. Говорят, у бога Одина есть особый дар — он смотрит на человека, и тот замирает. Или промахивается в бою. Один использует свой дар, чтобы забирать в Вальхаллу самых лучших воинов, тех, кого нелегко убить. Так вот, я пытался прикончить Торгейра, но промахнулся. И застыл, как муха в смоле. Не мог ни двинуться, ни дернуться. Уже потом при мне Торгейр похвастался, что отмечен милостью богов. Что у него есть дар Одина…

   Света замерла, ложка плюхнулась обратно в миску.

   — Ешь давай, — строго велел Ульф. — Может, тебя покормить? Если руки не держат…

   Света мотнула головой. Снова торопливо зачерпнула похлебку, тут же потребовала:

   — Ульф рассказать!

   Он ухмыльнулся.

   — Ты мне приказываешь? Не зря Торгейр говорил, что я даю тебе слишком много воли… ладно, слушай. Пока я сидел в опочивальне, обездвиженный и в волчьей шкуре, Торгейр с Хильдегард болтали. Они думали, что ты явишься меня спасать, пустив в ход руну Врат. И Хильдегард обмолвилась, что твой дар можно забрать. Если ты возьмешь в руки руну Чаши, Пертфу, и передашь её кому-то с легким сердцем, то твоя сила уйдет к этому человеку. Может, нужно сделать что-то ещё, но Хильдегард об этом умолчала…

   — Я понимать, — поспешно пробормотала Света. — Руна Пертфу нет.

   Ульф кивнул.

   — Да, ты не должна её касаться. А теперь главное. Хильдегард и Торгейр собирались что-то сделать для богов. В обмен на их милость, как я понимаю. Для этого Торгейр хотел стать конунгом. На следующий день уже был назначен арваль — поминки по Олафу, прежнему конунгу. После этого Торгейра подняли бы на щитах. За…

   Ульф вдруг осекся и метнулся к Свете. Ещё через секунду в дверь постучали — а Ульф, уже стоя рядом со Светой, сунул руку за ворот своей рубахи.

   В следующий миг перед её лицом мотнулись знакомые ножны, прежде висевшие у оборотня под одеждой.

   Света вцепилась в них одной рукой, второй поставив — почти скинув — миску на пол. Сразу перевернула ножны так, чтобы руна Врат, нацарапанная на коже, концом треугольного флажка указала вправо.

   Ульф тем временем кинулся к двери, подхватив топорик. Коса из молочно-серых волос рванулась вверх, резво укорачиваясь…

   И стремительно менялось тело. Плечи опустились, став покатыми, вспухли снизу буграми. Из густой шерсти, стрельнувшей по шее — а затем по челюсти — выглянуло заострившееся, уже заросшее молочным волосом ухо.

   — Свои! — крикнули за дверью.

   Голос был мужской, уверенный.

   — Мои свои здесь не ходят, — проворчал Ульф.

   — Я пришел из мира твоей жены, — напористо заявил незваный гость. — Хочу поговорить о том, что вас ждет!

   Ульф вдруг оглянулся, и Света увидела, каким он стал. Лоб поднимался над переносицей бугром, челюсти вытянулись, нос выпирал вперед широким черенком. По спинке носа и над посеревшими ноздрями коротким гребешком топорщилась шерсть. Из-под заросших век сверкнули янтарные глаза — круглые, почти лишенные белков.

   Сюда явился кто-то из моего мира, изумленно подумала Света, не сводя с мужа глаз. И этого человека тоже привела Свадебная руна? Или между двумя мирами, Истинным Мидгардом и Неистинным, есть путь, не требующий прикосновения двоих к руне Гьиоф?

   Ульф, отвернувшись от Светы, рыкнул:

   — Те, кто являются из мира моей жены, в закрытую дверь не ломятся!

   На этот раз ему не ответили.

   Несколько мгновений было тихо. А потом рядом со Светой зашуршало. Она обернулась, держа наготове ножны с руной Врат…

   И Ульф тенью метнулся к ней. Света ещё успела заметить, как сверкнуло в его лапе лезвие иззубренного топорика — а следом по глазам полоснула ярко-белая вспышка. Она зажмурилась. Ощутила, как сгреб её Ульф…

   Когда Света проморгалась, она уже стояла возле стены хижины, припертая к ней плечом Ульфа. А возле очага, возникнув из ниоткуда, застыл мужчина.

   И при взгляде на него Света задохнулась. Стиснула ножны, которые так и не выронила.

   Мужчина был молод. Длинные черные волосы собраны сзади. Но главное — он был одет не по моде этого мира. В синюю футболку и джинсы!

   — Поприветствуй своего предка, волк, — снисходительно сказал мужчина. — Я Локки. Ты хотел, чтобы я показал, как могу входить, не ломясь в закрытую дверь… я показал. Поговорим?

   Ульф несколько секунд молчал. Потом ответил, опять сбиваясь на рык:

   — Мог бы и пораньше прийти.

   — Опытный воин бьет лишь там, где может, Ульф, — быстро заметил Локки. — Мне нельзя появляться здесь часто, этот мир слишком близок к Асгарду. Но к тебе на помощь я пришел вовремя. Помнишь, как уставились на зарево стражники у пролома? И глазели на огни, пока ты пробирался по дну ямы со своей ношей?

   Ульф угрюмо молчал. Не двигался, по-прежнему припирая Свету к стене бугристым плечом. А она, неожиданно решившись, спросила по-русски:

   — Вы и правда с Земли? Я могу туда вернуться? Хоть ненадолго?

   Гость, глядя на Ульфа, небрежно заявил на местном наречии:

   — Твоя жена спрашивает, можно ли ей вернуться в свой мир. Она уже знает, что на тебе нет гривны?

   Ульф после этих слов отступил в сторону. Развернулся, и Света посмотрела в лицо, заросшее молочной шерстью.

   Выглядел оборотень страшновато. Но Свету сейчас пугал не он — а его молчание.

   И невозможно было понять, что таилось во взгляде Ульфа. Янтарные глаза приглушенно горели под веками, обросшими короткой шерстью. Губы, ставшие серыми и тонкими, вздрагивали — но не задирались, открывая клыки.

   Локки смотрел на них с улыбкой.

   — Ты прав, — как-то невнятно выпалил Ульф. — Будет лучше, если она узнает это от меня. Там, в крепости, я обернулся до конца, Свейта. Потом Торгейр меня сковал. Помнишь, я говорил про милость Одина? О том, как застыл под взглядом Торгейра? Я застыл в волчьем обличье, на четырех лапах. А затем позвал зверя, который во мне спал. Сам выпустил его на волю, сам отдал ему свое тело. До конца, полностью. Сила, полученная Торгейром от Одина, действует только на людей. Поэтому я исчез, чтобы волк сделал то, чего не мог сделать я — убил Торгейра. Так волк остался в моем теле один. Совсем один.

   Ульф замолчал. Из-под тонких губ на долю мгновенья блеснули клыки — но тут же спрятались.

   — Пока оборотни растут, — резко добавил он, — звери внутри нас — те же щенки. Они не опасны, не способны подчинить себе человеческую половину. А в шесть лет мы надеваем свою первую гривну. И учимся не выпускать волка…

   Не волка, а волчонка, подумала Света. Как, интересно, маленькие оборотни этому учатся? Обжигаясь на каждом шагу?

   По спине у неё побежали мурашки.

   — Мы не воюем, пока нам не исполнится пятнадцать лет, — глухо бросил Ульф. — Потому что для хорошего боя надо убрать гривну с кожи… до пятнадцатой весны этого делать нельзя. За девять лет с серебром на коже мы вырастаем людьми. А волк тем временем засыпает. Но если взрослый оборотень снимает гривну слишком часто, и не только в бою, зверь просыпается. Набирается ума и сил. И подминает под себя человека.

   Ульф глянул на Свету оценивающе. Сказал отрывисто:

   — Отправляясь к Торгейру, я оставил свою гривну у конунгова дома. В опочивальне я позвал волка. И сам ему все отдал — власть над телом и власть над мыслями. А когда вернулся за гривной, она прожгла мне пальцы. Я тогда решил, что дело в людях, бегавших по крепости. Завернул гривну в тряпку, выбрался из города… и уже здесь, в хижине, снова попытался её надеть. Но серебро теперь жжет так, что шкура дымится постоянно.

   Света коротко, звучно выдохнула. Подумала неуверенно — и что теперь? Ульф станет волком навсегда? Уже полностью? В мыслях, в поступках…

   Ульф отвернулся. Буркнул, глядя на Локки:

   — Теперь она знает. Но я не чувствую себя зверем. Все как прежде, только гривны на коже нет.

   Локки молчал, не сводя глаз со Светы.

   — Считайте, что я ни о чем не спрашивала, — пробормотала она на родном языке.

   И шагнула к Ульфу. Обхватила мужа со спины, уткнулась в его плечо, не обращая внимания на Локки. Ощутила, как резко, почти мгновенно, исчезла прослойка шерсти под рубахой оборотня. Там, где она прижималась к нему щекой.

   Ладонь Ульфа — уже не лапа — накрыла одну из её рук.

   — Пока вы тут обнимаетесь, — насмешливо сказал Локки, — я расскажу, что грозит Эрхейму. И начну издалека. То, что здешние люди зовут Неистинным Мидгардом, на самом деле просто Мидгард. Единственный и настоящий. Так его нарекли ещё великие йотуны.

   Он посмотрел Свете в глаза. Заявил неожиданно на чистом русском:

   — Это я про твою Землю, куда ты так рвешься.

   А следом Локки опять перешел на местное наречие:

   — Здешний мир раньше звался Утгардом. Но в сагах говорится, что мир людей — это Мидгард. И никак иначе. Поэтому местные со временем стали называть свой Утгард Истинным Мидгардом. Однако это ложь. Запомните это, иначе не поймете то, что я скажу. Давным-давно кое-кто из настоящего Мидгарда разрушил мост Биврёст, соединявший его с Асгардом. И разнес вдребезги колесницу Тора, так что боги из Асгарда перестали навещать Мидгард. Но перемирия не длятся вечно. Сейчас боги хотят заново отстроить мост Биврёст. Хотят снова стать хозяевами настоящего Мидгарда, и получать оттуда жертвы. Без человеческих жизней им голодно.

   Бред какой-то, подумала Света, прижимаясь к Ульфу. Язычество с его кровавыми обрядами на Земле давно в прошлом. Даже здесь, в этом мире, она не слышала о жертвах…

   А может, Ульф о них умолчал, неожиданно мелькнуло у Светы.

   — Чтобы восстановить Биврёст, умереть придется многим, — провозгласил Локки. — В самом Асгарде живых мало, и боги используют народ Эрхейма. Самый первый Биврёст когда-то сковали йотуны — инеистые и огненные. Лед и пламя, слитые в одной горсти… мои йотуны отдали для Биврёста силу, которая к ним уже не вернется. Но боги очень хотят восстановить Великий мост. Если тысячи людей сгорят, а тысячи замерзнут, зовя богов — это заменит лед и пламя йотунов. Из душ умирающих, приложив кое-какое колдовство, можно выковать новый Биврёст. Огонь и лед, Ульф. Руна Фё и руна Исс. Много смертей. Много силы, которая вскинется над этим миром, оборачиваясь мостом в Мидгард.

   — Это и есть то дело, в котором хотели поучаствовать Хильдегард с Торгейром? — угрюмо спросил оборотень.

   Локки, сделав пару шагов, уселся на корявом пне возле очага. И только после этого ответил:

   — Да. Провозглашая кого-то конунгом, его поднимают на щитах. Потом щиты приколачивают над воротами каждого города, признавшего власть конунга. Обряд древний, все о нем знают.

   Света слушала молча. Но в памяти у неё вдруг всплыла фраза, застрявшая там ещё со школьных времен — «мой щит на вратах Царьграда»…

   — Однако щиты, приготовленные для конунга Торгейра, были с секретом, — продолжал Локки. — На каждом из них Хильдегард начертила две руны. Исс и Фё, лед и пламя. Она нарисовала их своей кровью на всех щитах, кроме одного. Щит Нордмарка пока чист.

   Локки снова посмотрел на Свету.

   — Есть несколько способов пробудить силу рун. Ты уже знаешь, на что способна твоя кровь. Она вернула волка из ледяной могилы. Она — и Гьиоф.

   Света сразу припомнила, как чертила окровавленными пальцами руны. Прямо на сугробе, в который превратился Ульф…

   Она кивнула. Щека скользнула по плечу мужа, и Ульф в ответ прижал её ладонь ещё сильней.

   — Щиты собирались прибить над воротами всех городов, — объявил Локки. — После этого Хильдегард должна была начертить руны на щите Нордмарка — и коснуться их. В тот же миг все руны Исс и Фё, нанесенные кровью Хильдегард, сработали бы, наслав на города огонь со льдом. В один день могли погибнуть тысячи, сгорая заживо и замерзая. Зато боги построили бы свой Биврёст. И добрались бы до настоящего Мидгарда, чтобы взять там великую жертву. Асы собирались убить столько тысяч душ, сколько нет во всем Утгарде. Чтобы восполнить утерянные силы владык Асгарда, изголодавшихся по чужим смертям!

   — А щиты зачем? — буркнул Ульф. — Просто доски по стенам развесить нельзя?

   — Не будь проще, чем ты есть, Ульф, — насмешливо произнес Локки. — От доски с рунами загорится один дом, ну два. А щит конунга, прибитый над воротами города, зальет пламенем и льдом всю округу.

   И тут Света спросила по-русски — потому что не знала нужных слов на местном языке:

   — Это нога конунга на щите творит такие чудеса?

   Ульф дернул её вперед. Приобнял, когда Света, сделав шаг, очутилась рядом…

   Лицо его опять было человеческим. Шерсть пропала.

   Локки ответил быстро, но на языке Эрхейма:

   — Не стоит сомневаться в древних обрядах. Особенно тех, истоки которых вы не знаете. Между прочим, жена Ульфа, в твоей стране тоже были конунги, встававшие на щиты. Рюрклинги… Рюриковичи. И правили они семьсот пятьдесят лет. А сохранили бы привычку шагать по щитам, так правили бы и дальше!

   Потом Локки внимательно глянул на Ульфа.

   — Здесь, в Утгарде, который близок к Асгарду, этот обряд имеет ещё больше силы, чем в далеком Мидгарде. Щит конунга — власть над людьми. И каждый, кто проходит у ворот, где висит щит конунга, торит дорожку от него к своему дому. Тоже своего рода мост… вроде того, что привел в Утгард женщину из настоящего Мидгарда. Только этот мост открывает путь не людям, а рунам со щита. Спрашивай, Ульф. Я по твоему лицу вижу, что ты хочешь спросить о многом.

   Но Ульф молчал. И Локки после заминки бросил:

   — Тебе доводилось играть в хнефатафль, потомок? В нынешней игре главная фигура, хнефа — Один. Он хочет дойти до угла — до Мидгарда. На его стороне асы и кое-кто из людей. А у меня только ты и твоя жена. Все остальные пока играют на стороне Одина.

   Ульф разжал руки, отпуская Свету. Велел:

   — Сядь.

   Она послушно шагнула к чурбаку, ощутив неприятную, предательскую слабость. Навалившуюся то ли из-за услышанного, то ли потому, что не удалось поесть.

   — Откуда у моей жены дар? — спросил Ульф у неё за спиной. — И может ли она вернуться в свой мир, взявшись за одну из рун?

   — Решил отправить её домой, пока не встал на четыре лапы? — отозвался Локки. — Нет, руны не откроют твоей жене путь назад. Даже богам — богам, Ульф! — чтобы попасть в Мидгард, нужно построить Биврёст. Я единственный, кто может ходить по мирам. Но даже я не смогу отвести эту женщину в Мидгард. И тебе придется держаться. А ей придется остаться. Что до рунного дара, то тут все просто. Кровь Одина.

   Локки улыбнулся. Пояснил:

    — Конунг всех асов когда-то жил в Мидгарде. В те времена он был простым человеком. Об этом даже в сагах говорится. И там, находясь в своем первом, истинном обличье, Один наделал кучу детей. Правда, Всеотец не любит вспоминать о детках, брошенных в Мидгарде. Щенки Одина, в свою очередь, завели детей, внуков, правнуков… и все они от рождения владели даром предка, который Один получил, обитая в своем первом теле. Твоя жена — из потомков Одина. Однако Мидгард далек от Асгарда с его силой. В Мидгарде дар твоей жены был слаб, и мало на что способен. Зато здесь, в Утгарде, который близок к Асгарду, рунный дар проявился в полную силу.

   — Ещё и это, — проворчал Ульф.

   Света, уже сидевшая на чурбаке, обернулась к нему. Подумала зачарованно и измученно — с ума сойти. Выходит, она потомок главного из здешних богов. Прямо день открытий какой-то. Локки пришел, о великом предке рассказал…

   Ульф посмотрел на неё изучающе, словно увидел впервые. Заметил:

   — Но этот дар можно отдать.

   — Да, — согласился Локки. — Если твоя жена возьмется за руну Чаши, и передаст её кому-то, не испытывая страха, по доброй воле, да ещё сама попросит принять дар — он уйдет. Сам Один именно так получил эту силу. Но в уплату лишился глаза, и девять дней провисел повешенным. С петлей на шее, с копьем в глазнице. Не будь у него тогда капли магии, полученной от ванов, не выдержал бы. Надеюсь, ты приглядишь за своей женой. Её дар нельзя отдавать в чужие руки. А если у вас родится маленький оборотень…

   Локки снова улыбнулся, по-лисьи выпятив длинный подбородок. Насмешливо добавил:

   — У твоего щенка тоже может быть дар. Но ему понадобится мать, способная его защитить. Если, конечно, ты не собираешься заделывать своей бабе волчат, чтобы кто-то мог получить их силу!

   Ульф оскалился. Рыкнул:

   — Её дети унаследуют Одинов дар?

   — Этого я не знаю, — легко ответил Локки. — Ведь в них будет и моя кровь. Но сейчас нам не до этого. Хальстейн, средний сын Олафа, уплыл на юг с торговым караваном. Ярлы, собравшиеся в Нордмарке, уже отправили за ним драккар. Торгаши путешествуют медленно, ночуют на берегу — а драккар морской стражи пойдет без остановок. И дней через десять Хальстейн вернется в Нордмарк. После этого все начнется сначала. И в Утгарде снова может появиться гость из Мидгарда. Очередной потомок Одина…

   — Однако Ауг мертва, — перебил его Ульф.

   Локки быстро возразил:

   — Она не последняя колдунья в Эрхейме.

   Ульф нахмурился. Поинтересовался:

   — Как она перетаскивала людей из другого мира? Я следил за старухой той ночью, когда она добыла для меня Свейту. Но ничего не заметил. Никакого колдовства или чар…

   — Вспомни, что делала Ауг, — добродушно предложил Локки.

   — Да ничего, — буркнул Ульф. — Поела и села прясть.

   Локки кивнул.

   — Именно. Она пряла, Ульф. Асы передали старухе веретено одной из норн, Скульд. Посланец асов научил Ауг, что с ним делать. Правда, он скрыл от неё, что будет потом. А колдунья с этим веретеном спряла новые нити судьбы — сначала для Хильдегард, затем для двух мужиков… и следом для тебя, Ульф. Руна Гьиоф, которую ты сжимал в кулаке, привела из Мидгарда девку с рунным даром. Она подходила тебе по возрасту, да ещё коснулась нужной руны. И нить с веретена связала вас двоих, вытянувшись между вами мостом… и все сошлось. Сходилось четырежды, если считать вместе с твоей женой.

   — А что случилось с теми, кто попал сюда до меня? — спросила Света по-русски.

   Сзади неслышно подошел Ульф. Встал рядом, и она плечом ощутила прикосновение его бедра.

   — У них забрали дар, — объявил Локки на местном наречии. — Но перед этим старого конунга Олафа навестил все тот же посланец асов. И предложил обменять жизни людей на место в Асгарде. Конунг Олаф отказался. Зато его сын, Торгейр, согласился. Однако обставил все так, чтобы его не заподозрили. Когда конунга убили, Торгейр был в плавании. Никто не стал бы винить его в смерти отца. А чтобы ярлы не сомневались, виновным назначили младшего сына, Гудбранда. Это подстроила Хильдегард, добывшая сразу три рунных дара.

   Локки смолк, Света торопливо напомнила:

   — А где сейчас люди с Земли?

   — Их продали, как рабов, — уронил Локки. — Сразу, как только они отдали свой дар. Те, кто приходил за ними к Ауг, предпочли истинной судьбе лучшую. Хильдегард была первой. Она получила парня из Мидгарда и опустошила его. Потом отправила к Ауг двух воинов своего отца. Те привели полученных девок к ней, забрали серебро, которое обещала дочь ярла, развернулись и ушли. Думаю, Хильдегард мечтала усесться рядом с бабами из Асгарда, как равная. Вот и нахапала побольше силы.

   — А ты за этим приглядывал, — бросил Ульф.

   — Нет. Я не сразу обо всем узнал. — Во взгляде Локки мелькнуло сожаление. Неприкрытое, удивительно искреннее.

   Света уставилась на костерок, догоравший в очаге. Слова Локки прозвучали грязно. Все случилось потому, что Ульфу надо было с кем-то переспать…

   Рука Ульфа сжала Светино плечо — не больно, но чувствительно. И это её отрезвило.

   Я тоже пошла к Ирун Азизе ради мужчины, мелькнуло у Светы. Если убрать романтический флер и оставить голую правду.

   Ульф, по крайней мере, давно был один. А она только что рассталась с Антоном. И сразу кинулась искать нового жениха…

   — В память о Сигюн, — как-то непонятно сказал Локки.

   Затем прищурился. Ярко-голубые глаза почти спрятались под веками.

   — Я решил посмотреть, что из этого выйдет. Моя кровь и кровь Одина. Оборотень, всегда готовый перекинуться в зверя — и девка из мира, где моего потомка даже в человеческом облике посчитали бы дикарем. Необразованным дурнем!

   У Светы по щекам плеснуло румянцем.

   Но я никогда так не считала, со стыдом решила она. Хотя Ульф иногда бывал до жути прост…

   — И у меня все вышло, — объявил Локки. — Посланцам Хильдегард колдунья соврала, что во всем огромном Мидгарде не нашлось подходящей для них девки. Такой, чтобы и дар имела, и коснулась руны в ту самую ночь, когда прялась нить. А оборотень получил невесту. Оставлять веретено у колдуньи и дальше было опасно. Поэтому я послал за ним инеистого. Но Ауг начала упираться, а йотун не сдержался. В итоге колдунья погибла. Само веретено обернулось золой, когда его коснулась лапа инеистого. Жаль, но такие вещи нельзя отобрать. Их можно лишь отдать по доброй воле.

   — Чего ты хочешь? — резко спросил Ульф.

   Локки усмехнулся.

   — Я хочу остановить надвигающуюся бурю. У норн ещё остались два веретена, и здесь могут появиться новые потомки Одина. Или народятся дети у тех, кто попал в этот мир из Мидгарда. Но выход есть. Стань конунгом, Ульф. И пусть города украсят щиты, на которые ступила твоя нога. Не сможешь — тогда я приведу в Эрхейм йотунов, инеистых и огненных. Иначе боги все-таки построят свой Биврёст!

   — Твои йотуны смогут остановить асов? — бросил Ульф.

   Локки пожал плечами.

   — Нет. Но они перебьют столько народу, сколько смогут. И богам уже не хватит сил для Биврёста. Мне пора уходить, Ульф. Я и так засиделся в твоем мире. А это опасно не только для меня!

   Он встал с пня. Обронил:

   — Стань конунгом, Ульф. Или наблюдай, как умирают люди Эрхейма. Выбор за тобой. Прощай.

   В следующий миг по глазам Светы резанула вспышка белого сияния. Она зажмурилась…

   А когда открыла глаза, Ульф уже шагнул в сторону. Сказал буднично:

   — Пойду помою миску. Ты ведь не будешь есть с посудины, что валялась на земле?

   Он вышел, а Света, помедлив, встала. Качнулась, сделав шаг. Хотелось есть, по телу плыла слабость…

   Но после услышанного сидеть в одиночестве не хотелось. И было ясно, что Ульфа задели слова Локки.

   Она дошла до выхода. Распахнула дверь, вцепившись одной рукой в косяк, и застыла.

   Хижина стояла на склоне горы — на пологом уступе, кое-где поросшем кустами и невысокими деревцами. Справа шелестел мелкий водопад, падавший со скал, нависавших над хижиной. Вода пускала торопливую рябь в крохотном озерце среди камней. И прыгала от него вниз по склону — маленькой речкой, говорливой, звонкой, в пене и брызгах.

   А выше, над скалами, стелился дым. Плыл размытыми перьями под блеклыми тучами, обложившими небо. Внизу синело море. Подножье горы вонзалось в него клыками скал, слюной пуская пену прибоя по морской синеве…

   Ульф, присевший у озерца, при появлении Светы выпрямился. Сказал, стряхивая воду с миски:

   — Иди внутрь. Нечего тут бродить, ещё свалишься.

   Ты мне не нянька, подумала Света. Следом пожалела, что не может высказать этого вслух. Объявила:

   — Я жена. Нет маленький!

   Ульф тихо фыркнул. Бросил, уже идя в её сторону:

   — Раз жена, и не маленький, тогда слушайся мужа. Как положено жене.

   Он подходил с явным намереньем затолкать её внутрь. Но возвращаться в задымленную хижину не хотелось — и Света, шагнув за порог, указала на дымки в небе. Спросила быстро:

   — Пожар? Где?

   Ульф, подойдя, обхватил её одной рукой. Прижал к себе, заставив ткнуться носом в его грудь. Потом ответил:

   — Горит земля в крепости Нордмарка. Город здесь рядом, за горой.

   И Света мгновенно вспомнила огни, которые она зажгла в ту ночь, когда Ульф стал льдом.

   — Идти туда? — пробормотала она, посмотрев мужу в лицо. — Делать руна Фё наоборот?

   Ульф досадливо оскалился, склоняя к ней голову.

   Он без гривны, вдруг осознала Света. Если начнет оборачиваться, боль его не остановит…

   — Вот на это Локки и надеется, — глуховато произнес Ульф. — Что ты пойдешь и покажешь всем, на что способна. А я по твоим плечам вскарабкаюсь на конунговы щиты. В Нордмарк приплыли все ярлы Эрхейма. Им нужно выбрать нового конунга. Но в крепости горит огонь, стена развалена. И ярлы наверняка растеряны. К тому же ледяной сугроб, где лежат Хильдегард с Торгейром, вряд ли растаял.

   — Сугроб? — нервно спросила Света.

   Ульф едва заметно кивнул. Затем спрятал клыки и проворчал:

   — Первое, что я увидел, когда очнулся — тебя и кучу льда. От неё воняло мертвым Торгейром и дохлой Хильдегард. Подозреваю, что сугроб до сих пор цел. Раз огни, зажженные тобой, не гаснут, то и лед не должен плавиться. Возможно, в крепости так и не поняли, куда делся Торгейр. Тело его отца не нашли, и ярлы могут решить, что старший Олафсон тоже пропал. Они теперь не знают, что делать. Чего ждать…

   — Ты не хотеть идти? — выдохнула она.

   Но Ульф вместо ответа закрыл Свете рот поцелуем. Нетерпеливо раздвинул ей губы, жаляще придавил их остриями клыков…

   И голова у Светы закружилась. Однако руки мужа держали крепко, не давая ни шевельнуться, ни покачнуться.

   — Да, не хочу, — сказал Ульф, оторвавшись наконец от её губ. — Локки затевает новую игру, а мы для него фигуры на доске. И никто не знает, куда он подтолкнет каждого из нас. В какой угол задвинет!

   Света тут же вспомнила слова Локки о том, как он направил Ульфа к колдунье.

   — Пока он толкать к жена, — слегка насмешливо бросила она.

   Но в её насмешке таилось опасение.

   — Ауг, потом жениться, это плохо?

   — Это хорошо, — хрипловато обронил Ульф. — Это очень хорошо. И это единственное, за что я Локки благодарен. Но я не лучшая судьба для тебя, Свейта.

   — Лучшая! — выпалила она.

   И нахмурилась. Подумала — а Локки ещё сказал, что на Земле Ульфа посчитали бы дикарем. Может, он нарочно подарил оборотню, всегда такому уверенному, парочку комплексов?

   Ульф растянул губы в улыбке, снова блеснули клыки.

   — Ещё недавно ты думала иначе. Кстати, на что ты надеялась, открывая проход к Хильдегард? В рунном колдовстве она была сильней тебя. И опытней. А оружие в схватке с мастерицей рун бесполезно. Да ты даже не знаешь, с какой стороны за наше оружие хвататься!

   — Нож знать, — торопливо возразила Света. — Я идти, драться нож. Но не смотреть лицо Хильдегард. Идти быстро, не дать…

   Она осеклась, потому что слов не хватало.

   — Нож… — протянул Ульф. — Это была рискованная попытка, Свейта. Настолько рискованная, что я начинаю думать — может, Локки и тебя подтолкнул?

   Света замерла. Сказала неуверенно:

   — Я хотеть спасать Ульф. Нет Локки. Я хотеть сам!

   Оборотень издал непонятный звук. Тихо проворчал:

   — Я позор Ульфхольма. Не я защищал свою жену, а она дралась за меня!

   Глаза его горели янтарем — насмешливо, жарко, ярко. Света вдруг смутилась. Оглянулась на клубы дыма, плывшие над склоном горы, проговорила:

   — Идти. Фё перевернутая — надо. Нордмарк, крепость — там люди.

   — После этого о тебе узнают все, — заметил Ульф. — И заподозрят, что именно ты разожгла эти пожары. Впрочем, мы всегда можем вернуться на мой драккар. Ты уверена, что хочешь этого?

   Света кивнула. Ульф криво улыбнулся.

   — Тогда пообедаем, и отправимся в город. Но сначала заглянем к Хролигу, старому хирдману ярла Скаллагрима. Узнаем у него новости.

   Света снова послушно кивнула. И развернулась к хижине.

***

В похлебке, сваренной Ульфом, плавал привкус незнакомых корней, перечной кислинкой приправлявших мясную гущу. Света съела две миски подряд, пожалев, что нет хлеба. Потом объявила, отобрав у Ульфа его посудину:

   — Я мыть.

   А когда подошла к озерцу под водопадом, и присела на корточки рядом с ним — на соседний камень вдруг наступил Ульф. Почему-то босой, без рубахи.

   Ульф молча поставил на валун горшок с отбитым краем, в котором плескалась загадочная серая жижа. Уронил, уже выпрямляясь:

   — Повязки замочишь.

   Света сначала пристроила миски в выбоину между камней, затем встала. Пробормотала:

   — Надо рука, чтобы мыться. И чтобы руна надо…

   Она жестами изобразила, как сдирает с ладоней полотняные бинты, наверченные на них.

   — Тряпье снять можно, — спокойно согласился Ульф. — Но под повязками у тебя лоскуты светлых альвов. Их сдерешь только с мясом, они прилипли крепко, как бывает на глубоких ранах. Давай оставим все как есть, Свейта. Может, достаточно прижать руну пальцами, чтобы она сработала? А умывать тебя буду я. Миски тоже оставь мне.

   — Нет маленький, — не слишком уверенно повторила Света.

   И сунула ему под нос растопыренные ладони. Попросила:

   — Снять тряпье.

   — Не надо перечить мне в мелочах, Свейта, — почти ласково посоветовал Ульф. — Это глупая драка. Сдирать лоскуты по живому, ещё шире вспарывая раны, неразумно. Даже дико. А повязки нужны, чтобы уберечь альвийские лоскуты от грязи. Сейчас у тебя есть пальцы для рун — и я. Пусть в твоем мире меня сочли бы необразованным дурнем…

   Значит, его все-таки задели слова Локки, с сожалением подумала Света. И мотнула головой, глядя в янтарные глаза.

   — Врать тоже не надо. — Губы Ульфа растянулись, открывая клыки. — Я чую твой запах. Возмущения в нем нет, только смущение. Но тут, в своем мире, я могу выполнять нехитрую работу. Сейчас ты присядешь, а я тебя умою.

   А в крепости тем временем горит, мелькнуло у Светы.

   Когтистые пальцы оборотня прошлись по её руке — от запястья к локтю, задирая рубаху.

   — У тебя ладони ребенка, — пробормотал Ульф. — Значит, нет маленький? Тогда слушай, моя взрослая жена. Любой встречный узнает во мне оборотня. И от него может пахнуть ненавистью. Насколько сильно, зависит от сплетен, что ходят сейчас по Нордмарку. Гривну я надеть не могу, а волк от каждого запаха будет рваться наружу. Поэтому в город нам придется войти ночью. Мне мрак не помеха, я и в нем дорогу найду. Хоть к дому Хролига, хоть в крепость.

   Он выпустил её руку, надавил на плечо. Света со вздохом присела на корточки. Ладонь Ульфа снова надавила, она оперлась о колено…

   — А на оба колена встать? — насмешливо заметил Ульф. — Чтобы я мог смыть копоть с твоих волос? Все-таки к ярлам пойдем.

   Света послушно опустила и второе колено. Наклонилась, потянулась вперед, неловко опершись о камень костяшками полусжатых кулаков. На лицо упали пряди, выбившиеся из-за ушей — засаленные, висевшие сосульками.

   Мелкие волны, бежавшие по овалу озерца, были так близко, водопад гремел и звенел…

   Она повернула голову, посмотрела на Ульфа.

   — Смотри не свались, — пробормотал он.

   И вдруг скользнул в озеро — как был, в штанах. В лицо Свете полетели холодные брызги, а Ульф уже замер перед ней, стоя по пояс в воде.

   Она вскинулась, но Ульф придержал её одной рукой за плечо. Другой дернул завязки на вороте Светиной рубахи. Сообщил наставительно:

   — Одежду лучше снять, чтобы не замочить.

   Его руки ухватились за подол рубахи, успев при этом погладить её по заду.

   Света замерла. Подумала сердито — и ради этого он рвался помочь с умыванием? Нашел время!

   Но оборотень, стоя в воде, смотрел жадно и выжидающе. И Света, прикусив губу, вскинула руки.

   Ульф стащил с неё рубаху, отбросил в сторону. По спине дунуло ветерком, она поежилась.

   — Не так уж холодно, — заметил Ульф. — На драккаре ты тоже не кипятком мылась.

   Успокоил, насмешливо подумала Света, пригибаясь к воде и наклоняя голову. Ульф плеснул ей на волосы серой жижей из горшка, пояснил:

   — Зольный настой. Мыла тут нет…

   От первой пригоршни озерной воды по коже побежали мурашки. Но пальцы Ульфа уже терли волосы, так что вторая пригоршня показалась ей просто прохладной, а не обжигающе-ледяной. Потом она притерпелась.

   И вздрогнула лишь тогда, когда мокрые, горячие ладони Ульфа коснулись её плеч. Скользнули ниже, к груди…

   — Здесь, в озере, теплее, чем на берегу, — тихо сказал он. — Сейчас у нас конец лета.

   Света замерла, пригнувшись к воде и зачаровано глядя в глаза, горевшие янтарем.

   В уме неожиданно мелькнуло — все драки да дела. А что их ждет в крепости, вообще покрыто мраком. Но медовый месяц ещё не кончился…

   Впрочем, он и не начинался — судя по тому, как они жили.

   Однако лезть в холодную воду не хотелось.

***

Её груди лежали в его руках двумя замерзшими птичками. Не заполняя пригоршни, но щекоча их тугими ягодами сосков, затвердевших от холода.

   — Помоешься, — бросил Ульф, глядя в лицо Свейты. — Потом я тебя согрею. Руки только держи повыше.

   Больше Ульф ничего не сказал. Не хотелось неосторожным словом выдать то, что было внутри. Тревога. Опасения…

   А ещё внутри кипело желание. Азартное, кружившее голову. Сутки он ухаживал за Свейтой — день после бегства из Нордмарка и следующую ночь. Ухаживал, касался её…

   Но не трогал.

   В запахе Свейты сейчас не было цветочного привкуса желания. Будет, клятвенно пообещал себе Ульф. И медленно сказал:

   — Мы все бежим. То Торгейр с Хильдегард, то Локки с его заданием. Я хочу остановиться, Свейта. Выдохнуть. Может, тогда начну лучше соображать. Я знаю, ты меня сейчас не хочешь. Но я поста…

   Он прервался на полуслове, потому что Свейта вдруг выпрямилась. И, стоя на коленях, потянулась скрюченными пальцами к завязкам своих штанов.

   Однако Ульф её опередил. Сам дернул тесемки, распуская узел. Тут же обеими руками пригладил нежно-белую впалость живота. И полоску рыжеватой шерстки под ним. Короткие кудряшки так смешно норовили обвиться вокруг его когтей…

   Но Свейта вдруг качнулась, поднимаясь на ноги.

   Она ещё слаба, мелькнуло у Ульфа. Прежде чем уйти в Нордмарк, надо снова накормить её похлебкой. Неизвестно, когда они вернутся на драккар. И найдется ли там горячее варево…

***

Света сама испугалась своего желания лезть в это озеро. Пришедшего неожиданно, как-то сразу.

   Но помыться-то надо, подумала Света. И внезапно покраснела, кое-что осознав. Даже уши загорелись.

   Если она сутки провалялась в хижине без сознания, то Ульф все это время был вместо сиделки…

   Успокаивало одно — он по-прежнему её хотел. Значит, она ему не опротивела?

   Света торопливо переступила. Слишком большие для неё штаны остались на камне. Она, не нагибаясь, стряхнула с ног кожаную обувку, и шагнула к краю валуна.

   — Прыгай, я поймаю, — предложил Ульф, глядя снизу.

   Но Света, запоздало устыдившись своей наготы, присела боком. Кое-как оперлась одной рукой о камень и коснулась ступней озера.

   Ульф не соврал. Под поверхностью, покрытой рябью, вода была теплее воздуха. Или дело в том, что кожу под водой не выстуживал ветерок?

   Рука Ульфа вдруг легла на её ногу. Когти скользнули вверх, прошлись по коже бедра. Затем он потянул Свету вниз, подставляя плечо под её руку, вскинувшуюся в поисках опоры. Одной ладонью подхватил сзади, под ягодицами…

   Она повисла на нем, неловко обняв. Тело Ульфа было восхитительно горячим. Вода, плеснувшая уже у бедер, все-таки холодила тело. Но руки оборотня обнимали — и грели.

   — Мерзнешь? — негромко спросил Ульф, глядя Свете в глаза.

   Затем притиснул к себе ещё крепче. А Света мотнула головой, внезапно обрадовавшись тому, что ощущала. Жар его тела, прохлада воды, хватка его рук…

   Жизнь. Он живой, она живая.

   — Зато мне жарко, — уронил Ульф. — Потому что ты со мной. И я рад тому, что Локки когда-то отправил меня к колдунье. И…

   Он повел головой, ноздри длинного носа дрогнули. Объявил уверенно:

   — Может, в глубине души ты и не рада, что так вышло. Но сейчас тебе со мной хорошо.

   Света хотела что-то сказать, но не успела. Ульф внезапно шагнул назад, и вода холодным шелком скользнула по её спине. Она выдохнула придушенно, почти судорожно обхватив Ульфа ногами. Ощутила вдруг, как в неё ткнулась мужская плоть — уже налившаяся, вздыбленная, прикрытая лишь тканью штанов. Скользнула, уперлась в холмик между ног. Горячее прикосновение в холодной воде…

   Света замерла. То ли сочетание холода и тепла было виновато, то ли все пережитое — но дышать стало трудно.

   А потом губы Ульфа коснулись шеи, и тепло их обожгло кожу. Света вздрогнула.

   Ей самой не верилось — один поцелуй, одно объятье, и она уже на все готова. Даже пальцы на ногах от желания поджались. Хотелось не просто обнять его, но сползти ещё ниже...

   — Пахнешь цветами, — пробормотал Ульф, оторвавшись от Светиной шеи. — Сильно. Однако я обещал тебя помыть.

   Растопыренные пальцы гребнем прошлись по её спине, от шеи до ягодиц. И снова. И опять.

   По телу потек жар. Вслед за горячими ладонями по коже скользили струи холодной воды — и мысли от этого туманились, ноги все крепче стискивали бедра Ульфа. Света дрожала, задыхаясь. Соски запутались в поросли на его груди. И терлись о кожу Ульфа, мелко, трепетно.

   Он смотрел на неё, откинув голову. Взгляд был какой-то немигающий, ноздри подрагивали. Принюхивается, вдруг сверкнуло в уме у Светы.

   — Я хотел дойти до кровати, — выдохнул Ульф.

   И его ладони снова прошлись по её спине. Погладили ягодицы, бедра.

   — Но ты пахнешь сильней, чем нужно.

   Плохо иметь в мужьях Серого Волка, подумала Света, выгибаясь под его руками. И захочешь притвориться — я не такая, секса не желаю — но бесполезно, он почует правду. От него даже жалобами на головную боль не отобьешься.

   Только ненавистью. Но как такого ненавидеть?

   Света торопливо коснулась лица Ульфа. Под пальцами дрогнула каемка твердых губ, в её собственном теле ответно колыхнулись жар и тяжесть, страх и радость…

   Вот и влюбилась, мелькнуло у неё.

   А следом на Свету обрушились поцелуи. Обожгли шею, плечи, губы. Завершились горячим нытьем проникновения. И рывками, в воде похожими на танец.

   Водяная пыль, долетавшая от водопада, оседала на её лице. Волны плескались у плеч. Даже ветер, казалось, притих — а серое небо над головой светлело, наливаясь сиянием…

   И летело — вольно, зыбко — сознание по грани между холодом воды и жаром его плоти. А когда Света содрогнулась, мелко глотая воздух и со стоном выдыхая, Ульф позволил ей отстраниться. По груди тугими лентами прошлась озерная вода. Погладила шею, горевшую от его поцелуев.

   Но когтистые ладони не дали отодвинуться слишком далеко. Удержали, вдавившись в тело между лопатками и у ягодиц...

   В себя Света пришла уже в хижине, на кровати. Кожу щекотал мех покрывала, под щекой жестко бугрилась рука Ульфа. Сам он растянулся на боку, мерно, неторопливо проходясь по её волосам какой-то тряпицей. От этого хотелось спать — и Света, пригревшись, задремала.

***

Но спала она недолго. Ульф, разбудив, вручил ещё одну миску похлебки. Потом объявил, усевшись по другую сторону очага и занося ложку над своей миской:

   — Руки ты все-таки замочила. Болит? Ладони чувствительное место, тут даже альвийские повязки не снимают боль до конца. До сих пор не могу понять, как ты не выронила стекло. Ладони тебе рассекло до костей, а человеческие женщины боль не выносят…

   Света нахмурилась. Воспоминания о той ночи казались ясными, четкими — но теперь она сама не понимала, как ей хватило сил на все.

   — Призадумалась? — бросил Ульф. — И правильно. Снова спрашиваю — может, это Локки направил тебя к Хильдегард? Решив, что пора меня спасать?

   — Нет, я хотеть, — пробурчала Света с набитым ртом.

   Ульф кивнул. Кинул ложку в миску.

   — В этом я не сомневаюсь. Думаю, Локки может подтолкнуть только того, кто сам хочет шагнуть в эту сторону. Будь осторожна со своими желаниями, Свейта. Мы сегодня пойдем в крепость, которая набита ярлами, как бочка сельдями. И неизвестно, что случится там. А Локки будет ждать. В какой-то миг он может подтолкнуть тебя или меня. Направить туда, куда ему нужно. Когда один из нас будет недоволен, или напуган…

   Света недоверчиво прищурилась. Отозвалась:

   — Я напуган, да. Ты — напуган?

   Ульф блеснул янтарными глазами и молча отправил в рот ещё одну ложку. Потом ответил:

   — Даже оборотни боятся, Свейта. За своих женщин. За детей. Если Локки подловит меня в такое мгновенье, я не знаю, что натворю. Не забывай, я сейчас не могу носить гривну. И серебро меня уже не остановит.

   А Света вдруг вспомнила то, что Ульф говорил ей когда-то. Тех, кто слишком часто снимает гривну, изгоняют из Ульфхольма…

   Но Ульф сам сказал, что мы должны туда отправиться, быстро подумала она. Значит, уверен, что все будет в порядке? Однако как он может быть уверен?

   — А ты, возможно, захочешь коснуться Наудр, руны Подчинения и рабской покорности, — заявил внезапно Ульф. — Вдруг Локки ждет, когда это случится?

   Мысли Светы разом потекли в другом направлении.

   — Нет! — отрезала она. — Не случится!

   Но тут же вспомнила, как использовала руну Наудр в крепости, приказав людям Торгейра не входить в опочивальню.

   — Вот, — тихо сказал Ульф. — Ты уже засомневалась, верно? Ни в чем нельзя быть уверенным, Свейта. Но с другой стороны…

   Он помолчал. Уронил, снова зачерпнув похлебку:

   — Речь идет о двух мирах. Твоем и моем. Здесь люди Эрхейма. Им грозит смерть.

   У нас тоже найдется кому повоевать, подумала Света.

   Затем сказала, невесело вздохнув:

   — Идти. Смотреть.

   Ульф, хмыкнув, отправил в рот следующую ложку. И велел:

   — Когда придем в крепость, держи в уме то, что я сказал. Будь осторожна со своими желаниями. Только сначала надо проверить, сможешь ли ты погасить огонь. Поешь, и мы испробуем твои пальцы.

   Это рискованно для Ульфа, вдруг подумала Света, стискивая ложку. Без гривны волк в нем будет просыпаться все чаще. От каждого людского запаха. А под конец он может остаться в звериной шкуре навсегда…

   Оборотень бросил с той стороны очага, зачерпывая похлебку:

   — Не надо за меня бояться, Свейта. Мне пора посмотреть, смогу ли я теперь стоять рядом с людьми. А в случае чего ты откроешь проход на драккар. Ешь.

***

Когда они вышли из хижины, небо над головой было по-прежнему серым. Но Ульф, глянув вверх, объявил:

   — Скоро стемнеет. Приступай, Свейта.

   И указал на пятачок сбоку от хижины, поросший по краю высокими кустами.

   — Там.

   Она сделала несколько шагов, потом присела. Землю здесь прикрывала негустая травка, под которой прятался серый лишайник. Света, выдернув стебли, соскребла целую пригоршню пушистых мхов. И на миг задумалась.

   Знать бы, что нас ждет, мелькнуло вдруг у неё. Следом она начертила на земле руну Знания, Ансус. Погладила её кончиками пальцев, стараясь не смазать. Зажмурилась, надеясь хоть что-то увидеть…

   Медленно потекли секунды, но перед глазами было по-прежнему темно. Где-то через минуту Ульф заметил:

   — В прошлый раз ты увидела мою смерть только после встречи с Торгейром. Когда мое будущее уже было определено этой встречей. Возможно, руне Ансус пока что нечего тебе показать? Или сейчас все зависит от нас?

   Света разочарованно кивнула, открывая глаза. Затем начертила на земле руну Фё и коснулась её.

   Огонь рванулся из-под пальцев рыжими жгучими языками. Ульф, стоявший за спиной, тут же сгреб Свету в охапку. Оттащил назад и поставил на землю в трех шагах от огня.

   Пламя разворачивалось стремительно, совсем как тогда, в крепости. Растекалось в дымный круг…

   Света снова присела. Выдернула лишайники, начертила уже перевернутую руну Фё — и придавила бороздки пальцами.

   Огонь угасал волной, расползавшейся по кругу с той стороны, где она сидела. Медленно, нехотя, но гас. Таяли в воздухе языки пламени, пядь за пядью открывая черную гарь.

   — Даже камни оплавились, — негромко проговорил Ульф. — Что ж, можем идти. Но ты поедешь у меня на спине. Заодно прокатишься на оборотне.

   — Я идти сама, — возразила Света.

   Но Ульф уже нагнулся. Проворчал:

   — Да-да, ты идти, смотреть… но потом, в Нордмарке. Давай лезь. Береги силы.

   Он уперся когтистыми ладонями в колени. Добавил вдруг настойчиво:

   — Мне это нужно, Свейта. Пусть тело вымотается, устанет. Глядишь, не так быстро буду оборачиваться.

   И Света со вздохом полезла к нему на спину. А когда Ульф выпрямился, подхватив её ноги под коленками, внезапно вспомнила, что не прибралась за собой в хижине. Хорошо хоть, Ульф доел остатки похлебки…

ГЛАВА 2

Даже с ношей на спине Ульф шагал быстро. Время от времени, пригнувшись по-волчьи, перемахивал через расщелины, прорезавшие скалы.

   И хоть руки Ульфа крепко стискивали ей колени, Света каждый раз подлетала над его спиной. Внизу в эти мгновенья распахивалась пустота, переходившая в камни. Дыхание у Светы обрывалось, а руки норовили сойтись на шее Ульфа. Она цепенела, заставляя себя держаться только за плечи…

   Серое небо, в котором таяли клубы дыма, понемногу темнело. Тени на склонах горы становились все гуще. Затем внизу показался Нордмарк. Высунулся из-за скал пригоршней огоньков — и расплескался по сумраку огромной стаей светящихся точек, желтоватых, мерцающих.

   В город они вошли уже в темноте. Перед первым длинным домом, из окошка которого падал свет, Ульф остановился. Отпустил колени Светы и поставил её на землю.

   Она, поморщившись, переступила с ноги на ногу. Бедра, отбитые о жесткие бока мужа, ныли.

   — Отсюда пойдешь сама, — вполголоса распорядился Ульф.

   И, схватив Свету за руку, потянул за собой.

   Улица, по которой они шли, была тиха и безлюдна. Дома Нордмарка выступали из мрака темными громадами. В окнах по правую сторону горели альвовы шары — круги желтого сияния за мутным стеклом.

   — Видишь свет? — вдруг спросил Ульф. — Это старый обычай. В окнах, которые смотрят на берег, по ночам зажигают светильники. Чтобы люди, которые сейчас в море, видели, куда плыть.

   — Хорошо, — невпопад ответила Света.

   И Ульф, ступив в полосу света из очередного окна, обернулся к ней на ходу. Пробормотал:

   — На моей памяти в Ульфхольме было двое волков, которых изгнали. Жена одного из них вернулась к своим родичам. У второй был сын, и она осталась. Говорят, эта женщина иногда приходит в хижину, стоящую у самого леса. И зачем-то зажигает свет в окне.

   Так вот на что он надеется, говоря о возвращении в Ульфхольм, пролетело в уме у Светы.

   — Свет в окне, — невесело повторила она. И согласилась: — Да.

   Рука на её запястье сжалась, но больше Ульф ничего не сказал. Дальше шагал молча. Пару раз свернул, затем остановился у двери очередного длинного дома. Тут же негромко постучал.

   Ответом была тишина. Ульф выждал, потом ударил по окованным доскам кулаком.

***

Его стук услышали. Изнутри потянуло угрюмой настороженностью — к двери кто-то подошел. Ульф узнал запах. За крепкой створкой сейчас стоял один из сыновей Хролига. Он видел его, когда заявился к старому хирдману со Свейтой на руках.

   Щеки вдруг закололо — полезла шерсть. Заныли скулы и подбородок, готовясь вытянуться. А раньше от одной настороженности в запахе, без злости или ненависти, обернуться не тянуло…

   — Кто там? — спросили изнутри.

   И Ульф, напрягшись так, что по телу прошла легкая дрожь, бросил:

   — Я пришел к Хролигу. Передай ему, пусть вспомнит ночь в Оксее!

   Человек ушел и вернулся не сразу. С ним пришли ещё люди — из-за двери донеслись запахи уже четырех мужиков. От людей тянуло недовольством, но без той недоброй тревоги, что Ульф ощущал прежде. И ему стало чуть легче. Шерсть на скулах начала втягиваться.

   Он быстро подтолкнул Свейту, заставив её отступить, чтобы не пришибло дверью. Сам качнулся в сторону, когда створка распахнулась. А следом шагнул вперед, давая себя разглядеть.

   Из проема на него уставился высокий, костистый старик в неподпоясанной рубахе, с мечом в руке. За ним толпились мужчины помоложе.

   — Входите, — велел старик.

   И Ульф, притянув к себе Свейту, шагнул вперед. Стиснул клыки, снова напрягся, попросил волка, жившего в нем — замри. Не надо так яро ненавидеть всех, от кого пахнет нерадостно. Время охоты ещё придет…

***

За дверью пряталось помещение немалых размеров — больше похожее на кусок двора, укрытый двухскатной крышей.

   Под ногами у Светы оказалась утоптанная земля. Слева и справа поднимались срубы из темных бревен, накрытые все той же двускатной кровлей. Их подпирали поленницы. Сверху, с одного из стропил, свисал на веревке шар альвова огня.

   — Доброго тебе вечера, Хролиг, — быстро сказал Ульф, пока Света озиралась. — Я пришел узнать, что творится в крепости.

   — Ничего хорошего, — ворчливо ответил Хролиг. — Торгейр с Хильдегард пропали. Позапрошлой ночью кто-то выбил окно у Торгейра в опочивальне, но он велел страже не вмешиваться. А наутро Торгейра уже не нашли. Зато в опочивальне у него появилась глыба льда, которая не тает. Пока эту глыбу не трогают. Ярлы опасаются великого колдовства, что тут замешано. А ещё в крепости горят огни. Их заливали водой, забрасывали землей, но они не гаснут. Пламя уже прогрызло дыры в земле, и на ночь в крепости никто не остается. Ингьялд, ярл Угланда, послал драккар в свою крепость. Там у него живет какая-то колдунья. Ингьялд надеется, что она потушит огни…

   У Светы тревожно стукнуло сердце.

   Колдунья, подумала она. Но если в руках у колдуньи окажется веретено норн, все начнется заново. И здесь опять появится кто-то из её мира!

   — Парни, идите в дом, — бросил вдруг Хролиг. — Мне надо поговорить с Ульфом.

   Трое дюжих мужиков, двое из которых были в одних штанах, но с оружием — подчинились. Не оглядываясь, нырнули в дверь, прорезавшую стену по левую руку.

   — Случилось что-то ещё? — быстро спросил Ульф.

   Хролиг нахмурился.

   — Да многое случилось, Ульф. Люди видели, как ты заходил ко мне в ту ночь, когда исчез Торгейр. Ярл Скаллагрим уже спрашивал — уж не ты ли приложил руку к случившемуся? А ещё ярл заявил, что жена у тебя колдунья. Все говорят, что она, как Хильдегард, может приходить в любое место, куда захочет. И может открывать дыры в стенах, убивая этим людей — вон как руку у Огги оттяпала. Хильдегард тоже такое умела, но никому не вредила. А ещё болтают, что землю в крепости подпалила твоя жена, через дыры в стенах. Хотела сжечь запасы зерна, чтобы навредить людям!

   — И что ты ответил ярлу? — уронил Ульф.

   — Что ты ушел в Ульфхольм, — ровно произнес старик. — А ко мне заходил попрощаться. Но никакой жены я не видел, ты был один. Ещё я сказал Скаллагриму, что в тюке, который ты нес, лежали дорожные припасы. Зачем ты пришел, Ульф? В Нордмарке о тебе и твоей жене ходят дурные слухи. Я, конечно, свой долг помню. И чем смогу, помогу. Но в гавани полно драккаров морской стражи, а дружины ярлов ночуют на берегу. Ты умно поступишь, если уберешься отсюда.

   — Огонь должен быть погашен, — вполголоса проговорил Ульф. — Я пришел сюда ради этого. Поможешь мне, Хролиг? Думаю, всем в Нордмарке станет спокойней, если земля в крепости перестанет гореть.

   Хролиг в упор посмотрел на Свету.

   — И кто это сделает? Она? Значит, твоя жена и впрямь колдунья?

   Ульф, помедлив, кивнул. Старик пару мгновений молчал, словно обдумывал что-то. Потом бросил отрывисто:

   — Умный человек свои добрые дела выставляет напоказ. Ты должен поговорить с ярлом Скаллагримом. Все равно крепость оцеплена снаружи, и без ярла вас туда не пустят. За крепостные стены нынче даже мышь не проскочит. Или твоя жена и тут покажет себя, колдовством открыв дыру в стене?

   Для этого нужен человек, лицо которого я помню, мелькнуло у Светы. К тому же он должен находиться в крепости, а не снаружи.

   Она едва заметно качнула головой. Хролиг, глянув на неё, хмуро добавил:

   — Тогда без Скаллагрима вам не обойтись. Все ярлы встревожены, но он больше всех. Его земли лежат рядом с Нордмарком, а семья всегда зимует здесь. Да и родичей в городе у него полно. Другие ярлы могут говорить что угодно, но Скаллагрим пойдет на многое, лишь бы в Нордмарке стало спокойно.

***

У Скаллагрима на меня все будут пялиться, осознал Ульф. И от кого-нибудь обязательно пахнет ненавистью. Серебра на коже нет, от перекидывания ничто не удержит…

   Но Хролиг прав. Первым делом надо поговорить со Скаллагримом.

   И пока он сам стоит на двух ногах, с ним будут разговаривать, как с человеком.

   — Скажи мне одно, — попросил вдруг Хролиг. — Торгейр мертв?

   — Я не знаю, — размеренно проговорил Ульф. — Той ночью в крепости меня не было. И нет никого, кто видел меня там после заката.

   Уже нет, мелькнуло у него. Торгейр и Хильдегард мертвы, Свейта не в счет.

   — А собаки, взявшие след от окна опочивальни, потеряли его на улицах Нордмарка, — проворчал Хролиг. — Ты везунчик, Ульф. Ярлы спохватились не сразу, а с рассветом люди выгнали на пастбище скотину…

   Он повернулся к двери по левую руку. Крикнул:

   — Принесите гостю эля! И мне пояс. Фьялар, ты пойдешь со мной!

   Дверь распахнулась, оттуда выглянул один из молодых мужиков. Пахнуло от него уже любопытством, и Ульф немного расслабился. Но в уме все равно мелькнуло — и Локки ещё хочет, чтобы я стал конунгом? Когда от запаха обычной человеческой настороженности уже рвется наружу зверь? Или для Локки важно выиграть время? Хоть пару месяцев…

   Ульф, тряхнув головой, перевел взгляд на Свейту.

   Жена разглядывала Хролига и его сына. Веснушки цвели на бледных скулах, в запахе переливалась опасливыми привкусами тревога. На макушке, которую лизал свет альвова огня, волосы сияли чистой медью.

   Если пробьюсь в конунги, вдруг подумал Ульф, она заживет как знатная женщина. Хоть несколько месяцев проведет в холе и в неге. У неё будут рабыни, ей не придется шить себе платья. Все равно Свейта этого не умеет. Немного счастья напоследок от дикаря…

   В сени вышли двое сыновей Хролига. Один из них, успевший натянуть рубаху с пластинчатым доспехом, принес отцу пояс с ножнами — и кольчугу. Второй сын подал Ульфу рог с элем.

   — Мы не сражаться идем, — проворчал Хролиг.

   Но кольчугу все-таки принял.

   Ульф подхватил рог, начал пить. Оторвался, когда Хролиг, уже застегивая пояс, бросил:

   — Если твоя жена и впрямь колдунья… пусть тоже выпьет эля в моем доме, Ульф.

   Старик кивнул сыновьям, один из них сделал шаг к двери — но Ульф быстро сказал:

   — В моем роге хватит эля на двоих.

   А потом, уже разворачиваясь к жене, он внезапно припомнил — на драккаре Свейта даже чаши полоскала с мылом.

   Выходит, брезгливая.

   Однако Хролиг встревожен слухами, гулявшими по городу. И если жена хоть немного поморщится, приложившись к рогу, от которого не воняет мылом, старику это не понравится.

   Эль пришедшему предлагают не просто так — тот, кто пьет в чужом доме, становится гостем. И не должен вредить хозяину. А отказавшийся от эля явился не с миром…

***

Рог в руке Ульфа смотрелся страшновато. Кость на просвет казалась какой-то мутной, словно её покрывал налет. Край рога украшала неровная железная полоса с выдавленными узорами, надежно забитыми темной грязью.

   Но старик не просто так потребовал, чтобы я выпила эля, решила Света. И протянула руку, изобразив улыбку.

   Ульф в ответ глянул благодарно. Сам вложил рог в её забинтованную ладонь — а следом глаза его блеснули плавящимся янтарем.

   Ему хорошо, подумала Света, глотнув горько-кислой жидкости, похожей на перебродившее пиво, смешанное с виски. Раз оборотень, значит, организм сам все лечит. Наверно, и с расстройством желудка справляется на раз. И паразитов запросто выводит…

   Она, не останавливаясь, сделала два больших глотка. А когда оторвалась, чтобы вдохнуть воздуха, Ульф поспешно отобрал у неё рог. Заявил:

   — Остальное я допью сам. Уж больно твой эль хорош, Хролиг! Крепкий, как я люблю. У женщины от такого и голова может закружиться.

   — Да, эль с моего стола не для баб, — согласился Хролиг. — Это напиток мужчин. Моя старуха знает в этом толк. Ну, пошли?

   Ульф осушил рог, отдал его одному из мужчин и кивнул Свете на дверь. Сам первым шагнул к выходу.

   Старик с сыном двинулись следом. Но как только вышли, обогнали их.

***

В темноте дом ярла Скаллагрима походил на дом Хролига. Такой же вытянутый, с мелкими окошками.

   Однако внутри он выглядел по-другому. За дверью уже не было поленниц, землю прикрывал настил из досок. А со стропил свисало целых два альвовых шара. И открыли им сразу, как только Хролиг назвал свое имя. Стоявшие у входа вооруженные мужчины посторонились, пропуская гостей.

   Ульф, входя, запихнул Свету себе за спину. Но в следующий миг дружно лязгнули мечи, покидая ножны. Их окружили, и Света оторопело уставилась на клинки, нацеленные на оборотня — и на неё…

   — Мы пришли с миром, — рыкающе сказал Ульф. — Позовите Скаллагрима!

   На щеках у него мгновенно проступила грязно-молочная шерсть. Заострились и подросли уши — ещё не волчьи, уже не человечьи.

   — Позовите ярла! — почти пролаял Ульф. — Мы пришли, чтобы погасить огни в крепости!

   Хролиг, стоявший перед Ульфом, крикнул:

   — Опустите оружие! Или вы меня не узнали? Где ярл?

   — Мы узнали не только тебя, Хролиг! — отозвался один из мужиков. — Но и того, кого ты привел!

   Остальные угрюмо молчали. В прорезях шлемов колюче поблескивали глаза.

   — Это же оборотень, служивший Торгейру! — добавил говоривший. — И его жена-колдунья! Как ты посмел притащить их к ярлу, Хролиг?

   Надо было попросить Ульфа вырезать руну Щита на какой-нибудь щепке, потрясенно подумала Света. Сама виновата. Расслабилась, посчитав, что худшее позади…

   К тому же в памяти были свежи слова Ульфа — что руны, которые она помнит, всегда с ней. Нужно лишь начертить на земле знак, и коснуться его. Но как сейчас пригнуться к земле?

   Под носом у Светы, в двух пальцах от её горла, подрагивал меч. Неярко поблескивало синеватое лезвие, на острых кромках серебрились царапины — и мелкие, от точила, и глубокие, словно там по клинку рубанула чужая сталь…

   А затем хлопнула дверь слева. Торопливо вошел мужчина в кольчуге — невысокий, но с богатырским размахом плеч. Из-под личины шлема торчала короткая темно-русая бородка, глаза прятались в тенях, сгущавшихся в прорезях.

   — Скаллагрим, — придушенно прорычал Ульф. — Мы пришли, чтобы погасить огни!

   — Ярл, он вернулся в Нордмарк, чтобы помочь! — поспешно добавил Хролиг. — Ярл Ульф уже шел в Ульфхольм, но в пути услышал о наших бедах! И явился сам, по доброй воле!

   — Опустите мечи! — буркнул Скаллагрим. — Приди он убивать, вы уже легли бы…

   Воины опустили мечи, ярл сделал несколько шагов. Махнул рукой, приказывая Хролигу и его сыну отойти в сторону. Сказал, уже снимая шлем — лицо у Скаллагрима оказалось нестарым, глаза блеснули холодно, льдисто:

   — Вижу, ты теперь не можешь держать себя в руках, ярл Ульф. Это плохо. Мои люди, глядя на твои клыки, доверием к тебе не проникнутся. Ты будешь чуять их запах, они будут смотреть на тебя… и злости у них только прибавится. А конца этому не будет!

   Выйдет замкнутый круг, мысленно согласилась Света с хозяином дома. И коснулась спины Ульфа. Ощутила бугры мышц, залегавших как-то не по-человечески…

   Ярл Скаллагрим, точно уловив это движение, шагнул в сторону и взглянул на неё. Спросил бесстрастно:

   — Ты жена Ульфа? Колдунья, как все говорят? Огни в крепости собралась тушить ты?

   Света кивнула. Спина Ульфа под её рукой дрогнула, он сказал слегка невнятно — но все же сказал, не пролаял:

   — Если твоим людям это не нравится, ярл Скаллагрим, мы можем уйти. Дым из Нордмарка до Ульфхольма не долетает, и нюхать его придется не нам. Если народ Нордмарка не хочет принимать помощь от волка и его жены — быть по сему!

   — Не спеши, ярл Ульф. — Брови Скаллагрима сошлись на переносице. — Не знаю, как другие, а я буду рад, если вы потушите пламя в крепости. Но сначала я кое-что спрошу. Прямо сейчас, хотя умней было бы дождаться, пока вы погасите огни…

   — Я ценю твою честность, ярл, — по-прежнему невнятно сказал Ульф.

   Скаллагрим пару мгновений молчал. Потом уронил:

   — Так отплати такой же честностью, ярл Ульф. Ты один из тех, с кем мы дрались плечом к плечу. Нельзя забывать о прошлых битвах, я всегда это говорил. Ответь мне на один вопрос. Если твоя жена умеет тушить огни, которые не гаснут от воды и песка, может, это она их зажгла?

   — Нет, это сделала Хильдегард, — объявил Ульф. Голос его звучал уже чище, разборчивей. — Она давно хотела испробовать руну Фё, руну Огня. Вспомни, ярл Скаллагрим — после возвращения в Нордмарк я стал подручным Торгейра. Я слышал, о чем он беседует с Хильдегард. А сегодня я узнал, что Торгейр не вышел из опочивальни, когда заполыхали огни. Он не захотел даже взглянуть на них, словно знал, кто разжег это пламя. Как будто все случилось по его воле! Подумай сам, ярл Скаллагрим — стал бы ты отсиживаться в опочивальне, если в твоем доме неизвестно кто запалил огни? Да ещё рухнула стена?

   — Нет, — уронил ярл. — Нас самих это удивило…

   И Света, подавив всплеск изумления, подумала восхищенно — силен Ульф приврать!

   — Подозреваю, что и стену в крепости разрушила Хильдегард, — рыкающе бросил Ульф. — После Фё она хотела опробовать руну Разрушения, Хагалар. Но Хильдегард стала колдуньей недавно. По неопытности она могла ошибиться, творя рунное колдовство. А Торгейра не встревожили ни огни, ни упавшая стена, потому что он знал, каких рун коснется Хильдегард в эту ночь!

   Света, стараясь поравнодушней смотреть на Скаллагрима, вспомнила, как её бабушка говорила про некоторых — такого и в ступе пестом не вобьешь…

   — Но если твоя жена хочет потушить огни, значит, она тоже занимается такими делами? — быстро спросил Скаллагрим. — И где вы были в ту ночь, когда в крепости загорелась земля? Наутро тебя видели на улицах Нордмарка. Поговаривают, что вы с женой приложили руку к исчезновению Торгейра и Хильдегард. Ярл Арнстейн, отец Хильдегард, кричит, что его дочь боялась колдуньи, на которой ты женился. Что во всем виновата она! И ты, конечно…

   — Если Хильдегард так опасалась моей жены, почему она звала её в крепость? — рыкнул Ульф. — Огги, которому оттяпало руку, может это подтвердить. Он и двое парней стояли рядом, когда Хильдегард об этом говорила. И той ночью моей жены в крепости не было! Накануне вечером она открыла дыру в стене, позвала меня, и я ушел. Ночь мы провели в хижине, вдали от Нордмарка. На рассвете я вернулся — опять через дыру в стене, открытую женой. Однако Торгейра в крепости я уже не нашел! Зато унюхал пожары, и решил уйти в Ульфхольм вслед за другими оборотнями. А в пути моя жена услышала о ваших бедах, и захотела помочь людям Нордмарка. Поэтому мы пришли. Но если вам не к спеху, можем уйти!

   — Не торопись с прощанием, ярл Ульф, — отрезал Скаллагрим.

   Затем снова посмотрел на Свету.

   — Если ты потушишь огни, люди Нордмарка этого не забудут. Я уж точно запомню. Как твое имя, жена Ульфа?

   Оборотень почему-то молчал, и она ответила сама:

   — Свейтлан Холегсдоутир.

   Ярл кивнул.

   — Холегсдоутир. Я запомню это имя. А теперь идите за мной. Крепость охраняют не только мои люди — но я сделаю так, что вас пропустят через пролом в стене.

   Ульф рывком развернулся, и Света наконец увидела его лицо.

   Спинка носа опять поросла молочной щетиной. Глаза округлились, янтарные радужки под шерстистыми веками вытеснили белки. Истончившиеся губы удлинились, грозя обернуться пастью. Недобро подрагивали посеревшие ноздри...

   Это ненадолго, лихорадочно подумала Света.

   Муж молча взял её за плечо. Рывком развернул и подтолкнул к выходу.

***

Они шли по ночному Нордмарку в окружении воинов Скаллагрима. Хролиг с сыном шагали сзади. В руках людей на ходу покачивались фонари с альвовыми огнями. Сияние их поглаживало лицо Свейты золотыми отблесками.

   Она хорошо держится, радостно думал Ульф, косясь на жену. Пусть от Свейты пахнуло горестным испугом, когда он к ней повернулся — но это сразу прошло. А теперь от неё пахнет тревогой. Ещё немного страхом. Но терпимо. Сносно. Она боится за него, не его…

   Скаллагрим, обходя крепость Нордмарка по широкому кругу, провел их по спящим окраинам. Потом ярл свернул. И над горбатыми крышами уже показалась темная громада крепости, когда Ульф вдруг учуял предгрозовой запах. Пока ещё легкий, едва ощутимый.

   Следом в горах на востоке заворчал гром. Тише тихого, на пределе слышимости.

   И не знай почему, но Ульфа это встревожило. Челюсти, успевшие укоротиться, снова начали вытягиваться.

   Нельзя дергаться из-за каждой мелочи, хмуро подумал он.

   В просвете улицы вскоре показался край пролома, подсвеченный фонарями. Скаллагрим, подойдя к нему, остановился. Перебросился парой слов с воинами, стоявшими у полуразрушенной стены, и повернулся к Ульфу.

   — Отсюда пойдете сами. Когда закончите дела…

   Скаллагрим на мгновенье смолк. Продолжил ровно:

   — Когда потушите огни, возвращайтесь сюда. К воротам соваться не советую, их охраняют люди Арнстейна. И воины Угстейна, хозяина Дютланда. Ярл Арнстейн винит тебя в пропаже дочери, а Угстейн к оборотням не привычен. В его краях лесов слишком мало, ваш народ там не селится.

   — Понятно, — отозвался Ульф.

   И уши его снова уловили далекое ворчание грома.

   Гроза идет, мелькнуло у него. Но идет быстро. Скоро здесь польет, как из ведра…

   Надо торопиться.

   В следующий миг Ульф шагнул к человеку Скаллагрима, державшему фонарь с альвовым огнем. Неспешно протянул руку, приглушенно попросил:

   — Мне нужен свет.

   Мужчина молча отдал фонарь. Тихие слова человека успокоили, и страхом от него не пахнуло.

   Вот и ладно, подумал Ульф. Затем бросил, посмотрев на Свейту:

   — Иди за мной!

   Он двинулся к краю полуразрушенной стены, Свейта зашагала следом. За пару шагов до провала в земле Ульф её остановил — а сам спрыгнул в расщелину. Опустил на камни фонарь и протянул к жене руки, сейчас похожие на лапы.

   В свете альвова огня блеснули длинные загнутые когти. Ульф, как мог, скрючил пальцы, чтобы жене было не так страшно.

   Свейта, застыв на краю провала, неровно вздохнула.

***

Там, где она применила руну Разрушения, землю теперь рассекал овраг. Неширокий, но глубокий. Дно его закрывала россыпь обтесанных камней. Конец оврага черной змеей уползал в крепость…

   И глядя на него, Света поняла, как оборотень вытащил её из крепости в ту ночь. Спустя пару секунд она перевела взгляд на Ульфа, отгоняя страх — а потом шагнула вперед, в пустоту.

   Ульф сгреб Свету на лету. Щеку её притиснуло к шерстистой морде, и на мгновенье Свете стало не по себе. Не страшно, не противно, а как-то тревожно.

   Но Ульф тут же поставил её на камни, и колкая тревога от прикосновения прошла.

   — Возьми фонарь, — распорядился муж. — Будешь светить себе под ноги, чтобы не споткнуться!

   С темного неба внезапно прилетел ворчливый раскат грома. Света, уже потянувшись к фонарю, быстро глянула вверх.

   Небо казалось черной пропастью, зиявшей над её головой. Без грозовых отсветов, без звезд. По краям его чернильными разводами на темном бархате проступали тучи.

   — Лучше под ноги смотри, — негромко посоветовал Ульф.

   И стиснул Свете локоть. Выждал, дав время поднять фонарь, затем потянул в темноту.

   Камни, закрывавшие дно оврага, нехорошо покачивались под Светиной ногой. Несколько раз от падения её спасала лишь рука Ульфа.

***

Щербатые склоны оврага наконец сошлись. Ульф, дойдя до крутой ложбинки между ними, остановился. Молча притянул к себе Свейту, обхватил ладонями её талию, подпихнул…

   И практически вытолкал жену наверх. Приказал, вслед за ней выныривая из оврага:

   — За мной!

   Потом Ульф зашагал в сторону ближайшего зарева, мерцавшего над крышами крепости. А шагов через пятьдесят его догнал новый раскат грома. Уже долгий, громкий.

   Гроза пришла, мелькнуло у него. Но дождя нет, молний тоже не видно…

   И не знай почему, но Ульф вдруг вспомнил, что Тор Одинсон, сын Одина — бог грозы.

   Надо поскорей заканчивать с огнями, решил он.

   А следом над его головой сверкнула молния. Двор покинутой крепости залило белым сиянием.

   Ульф, уже не церемонясь, схватил Свейту в охапку. Закинул на плечо, чуя, как от неё пахнуло изумленным испугом — и понесся туда, где полыхали отсветы пламени. На ходу пригибался все ниже, слушая, что лепечет жена, которую он прихватил не слишком удобно:

   — Ульф, что? Я идти! Нет!

   Но яма, залитая багровым заревом, была все ближе. И ответил он уже на краю ямы, опуская Свейту на землю:

   — Быстрей! Не нравится мне это!

***

Волчья шерсть с лица Ульфа пропала, нос и челюсти укоротились. В отсутствие людей, как Света и надеялась, звериная часть отступила. Затаилась.

   Но сам Ульф был напряжен. Сверху опять ударил раскат грома, разнесся над крепостью, оглушая…

   Как невовремя, тревожно подумала Света. Потом обернулась к яме, в которой билось пламя.

   Дыра, прожженная в земле огнем, оказалась не слишком большой — шагов пять в диаметре, метра три в глубину. Справа над ямой возвышалась каменная постройка без окон. Стену её перечеркивала зияющая трещина.

   Сверкнула молния, и эта трещина растворилась в сиянии. Языки пламени в яме выцвели.

   Света присела. Торопливо начертила в горячей земле перевернутую руну Фё, накрыла её пальцами. Замерла, дожидаясь результата.

   И ничего. Ничего!

   Огонь в яме продолжал полыхать.

***

Сверху опять загрохотало — словно небо над головой кто-то рвал на части. Ульф по-волчьи пригнулся.

   Что-то не так, осознал он. Эти молнии, гроза без дождя…

   И Свейта чертила на земле уже вторую перевернутую руну Фё. Потому что после первой огонь не погас.

   Хильдегард до последнего подчинялась Торгейру, внезапно припомнил Ульф. Хотя её колдовство было сильным. А наслать лед и огонь на города могла лишь её рука…

   Но Хильдегард Торгейра слушалась. Тот хвастался, что отмечен милостью Одина, хозяина рун. Может, Хильдегард подчинялась Торгейру не просто так? Что, если Один, первый мастер рун, мог в любой миг лишить её дара?

   Словно соглашаясь с ним, рядом ударила молния. В двадцати шагах от Ульфа по земле растеклась лужа раскалено-белого свечения. Сверху её пригвоздил синеватый росчерк. И грохотнуло так, будто молния прилетела с крепостной стены.

   Шерсть, резко стрельнувшая по щекам, тут же встала дыбом. Запах грозы не просто лез в ноздри — он их резал.

   А в яме продолжали трепыхаться языки пламени. Свейта, присев с краю на корточках, чертила уже третью руну. От неё ощутимо тянуло ужасом — и запах этот пробивался сквозь острый, нестерпимо-свежий аромат грозы.

   — Уходим! — заорал Ульф, нагибаясь к ней.

   Она ещё успела крикнуть:

   — Нет руна, нет идти!

   Но Ульф, не тратя времени на болтовню, рывком поставил её на ноги. Потом рванулся к двери амбара с треснувшей стеной, таща за собой Свейту. Выбил пинком дверь, влетел внутрь и сдавил жену в объятьях. Бросил:

   — Похоже, руны перестали тебя слушаться. Среди людей их первым хозяином был Один. Он получил власть над рунами, он передал её потомкам… может, Один способен этот дар не только передать своим праправнукам, но и забрать?

   Проем распахнутой двери залило белым, и Ульф на мгновенье ослеп. Оглушительно загрохотал гром, Свейта прижалась к нему. Ощущение мягкого, слабого тела почему-то заставило его оскалиться. Она боялась, а он ничего не мог с этим поделать...

   — Молниями заправляет Тор, сын Одина! — рявкнул Ульф, перекрикивая новые раскаты. — Думаю, его отец тоже рядом! Поэтому к пролому идти опасно! Неизвестно, кто нас там ждет, в придачу к Скаллагриму! К тому же мы обещали потушить огни, и ничего не сделали. А зарево от огней заметить легко, стоит лишь взобраться по разрушенной стене!

   Лицо Свейты закрывала темнота, но от неё плыли запахи. Страх, беспокойство, растерянность…

   — Попробуй руну Врат, — чуть невнятно велел Ульф.

   Он сам выдернул из-за ворота её одежды ножны с руной Тфурисар. Вложил их в перевязанную ладонь, слегка подтолкнул Свейту к стене — и придавил ей плечо рукой.

   Тело жены под его когтистыми пальцами напряглось. Несколько мгновений стояла тишина, гром притих…

***

Света, стиснув кожаные ножны, нащупала свободной рукой руну, вырезанную на них. Вспомнила лицо подручного Ульфа, оставшегося на драккаре, и придавила руну так, что раненая ладонь заныла.

   Но ничего не случилось. Хотя она когда-то пользовалась и этими ножнами, и этой руной. Все? Ульф прав, её лишили дара?

   — Нет, — почти крикнула Света, ощутив, как пересох рот. — Нет руна Врат!

   Страх, накрывший её вязкой пеленой после неудачи с руной Фё, сбивал дыхание. По телу полз противный холодок. Без рун им не добраться этой ночью до драккара. Придется уходить пешком…

   Но почему её лишили дара именно сейчас? Почему не тогда, когда она пришла к Хильдегард? Или потом, когда она спасала Ульфа? Да и после этого, в горной хижине — там тоже можно было забрать дар. И они с Ульфом не вернулись бы в Нордмарк!

   — Надо уходить из крепости, — рыкнул муж.

   Молнии больше не били, и лица его Света не видела. Но ладонь на её плече была горячей и тяжелой. Слишком твердой для человека.

   — Один сделал свое дело. Локки затеял игру, но конунг всех богов сбил его фигуру с доски. Ты пока останешься тут. Я схожу…

   — Нет! — перебила его Света. И начала поспешно подбирать слова: — Зачем теперь? Нет раньше? Нет идти! Думать, Ульф! Игра? Хефа…

   Она сбилась, так и не вспомнив название, услышанное в хижине.

   — Хнефатафль, — буркнул Ульф. — Значит, ты хочешь, чтобы я торчал на месте и думал?

   А затем он зло выдохнул.

   — Сначала надо выбр-ра… выбраться отсюда. Ломать голову над загадками будем потом. Я схожу, р-ра… разведаю. Ты посидишь тут…

   — Нет! — Свету вдруг охватила паника.

   Ему нельзя уходить одному, мелькнуло у неё. Может, затишье во дворе это ловушка? И стоит Ульфу выйти, как молния ударит уже прицельно, по нему?

   Она быстро накинула себе на шею кожаный шнурок с ножнами. Снова потребовала:

   — Думать, Ульф! Нет идти!

   Тяжелая рука переместилась с её плеча на спину. Придавила Светино тело пониже талии, почти обняв — и ей показалось, что каменно-твердая ладонь мужа стала мягче.

   — Оборотни предпочитают делать, а не думать, — заявил Ульф, уже ясно выговаривая слова. — Но нам приходится прислушиваться к нашим женам, иначе они нас возненавидят…

   — Возненавидят, — поспешно согласилась Света. — Зачем нет руна здесь, в крепость? Можно там — гора, дом!

   — Ты спрашиваешь, почему Один дождался, пока мы придем в крепость, — пробормотал Ульф, — и только после этого отобрал рунный дар? Не дав тебе потушить огонь, а заодно отрезав нам путь на драккар?

   Снаружи опять ударила молния, дверной проем залило светом — уже не таким ярким, как прежде. Секунды через две приглушенно заворчал гром.

   Гроза стихает, подумала Света. Кажется, стихает. Или их выманивают наружу, изображая конец грозы?

   — Одно из двух, — объявил Ульф. — Или Один знает о затее Локки и решил ей помешать, лишив меня доверия ярлов… или Одину нужно, чтобы ты попала в руки кого-то из людей. Хальстейн, брат Торгейра, скоро вернется в столицу. Может, ещё одна гроза, и ты снова обретешь свой рунный дар?

   Он помолчал, добавил уже тише:

   — Если верно первое, то проще сразу прибить нас молнией. Но если верно второе, то прибивать нужно только меня.

***

Свейта ещё крепче прижалась к нему. От запаха её, в котором переливались страх и растерянность, ему снова захотелось оскалиться. Однако Ульф сдержался.

   Грозой тянуло по-прежнему, но сквозь свежесть, резавшую ноздри, он улавливал запах сухих зерен и вонь мышиного помета. Они оказались в одной из кладовых.

   — Полагаю, Одину нужна ты. Из-за рунного дара, — бросил Ульф.

   И насмешливо решил — раз она этого хочет, придется думать.

   — Может, доставить сюда второе веретено норн не так просто? Или боги боятся потерять его так же, как первое?

   — Локки про это не знать, — согласилась жена.

   А может, отец лжи просто умолчал кое о чем, подумал Ульф. У Локки свои игры…

   Но если он прав, то Свейту не тронут. И силу ей потом вернут.

   — Тогда тебя будут беречь, — размеренно сказал Ульф. — Пока я рядом с тобой, бить по мне молниями не станут. Чтобы не задеть тебя.

   Свейта поспешно кивнула, подборок ему пощекотали пушистые прядки.

   Она с самого начала не хотела отпускать меня одного, вдруг понял Ульф. Остановила и заставила рассуждать…

   — Моя хитрая жена, — проворчал Ульф, обнимая Свейту уже двумя руками. — Учишься добиваться своего?

   Свейта крутнула головой, волосы опять пощекотали ему подбородок. Выпалила:

   — Нет!

   — Так я и поверил…

   Вдали ударила молния, по проему двери снова скользнули отсветы. На этот раз блеклые, серые.

   Играем на троих, неожиданно подумал Ульф. Он, Локки, Один…

   И Свейта. Хотя она скорей добыча, чем игрок. Знать бы, что затеял Локки. И что он скрыл?

   — Где-то в опочивальне Торгейра лежит ключ к подземному ходу, — тихо сказал Ульф. — Ход начинается в мастерской темных альвов. В прошлый раз я не стал искать ключ. Не было времени. Да и люди бегали с ведрами как раз там, где стоит мастерская. Но сейчас нам нужен подземный ход. А раз ты считаешь, что без тебя я пропаду…

   Он вскинул её на руки. Свейта торопливо ухватила его за шею.

   Ульф, снова пригнувшись, вылетел наружу. Ощутил, как по коже стрельнуло шерстью — уже не от запахов, а от напряженной собранности…

   В десятке шагов от него по земле хлестнула молния. Он вильнул, помчался ещё быстрей. Свейта, вместо того, чтобы собраться в комок, растопырилась. Прижала голову к его плечу, рукой прикрыла ему спину, коленкой заслонила плечо.

   Утихшая было гроза опять разбушевалась. Молнии били сверху все чаще и чаще, напоминая дождь из раскалено-белых струй. И всякий раз ударяли в нескольких шагах от оборотня, бежавшего с ношей.

   Грохотал гром.

   В такт его раскатам земля вздрагивала. Все сильней и сильней, словно кто-то пытался сбить оборотня с ног.

   Ульф бежал.

   Пошатывался, но бежал.

***

В опочивальню Торгейра муж забрался через выбитое окно. Сначала усадил Свету на подоконник, затем скользнул мимо неё в проем — и втянул её внутрь. Распорядился:

   — Не отставай. Раз ты мой щит, прикрывай мне спину!

   Потом Ульф неспешно зашагал по опочивальне. Перед каждым сундуком он останавливался, принюхивался и шел дальше.

   Света, идя за ним, оглянулась. Молнии обливали всполохами сияния белую глыбу, высившуюся у стены, справа от входа. Верх глыбы упирался в заиндевевший потолок. Ледяная могила Торгейра и Хильдегард…

   Она нахмурилась, отгоняя невольное сожаление. Подумала — значит, эта глыба никогда не растает? Если руна Льда и впрямь необратима, как заявила когда-то Хильдегард?

   Дойдя до кровати, Ульф зачем-то погладил изголовье. И внезапно присел. Уронил, уже берясь за высокую резную ножку кровати:

   — Нашел!

   Дерево хрустнуло, в руке Ульфа что-то блеснуло. Света поспешно развернулась к окну.

   А потом Ульф снова нес её на руках. Рядом с бегущим оборотнем то и дело ударяли молнии, похожие на тонкие слепящие нити. Наконец Ульф влетел в какое-то строение, с разбегу пнув дверь.

   После аромата грозы, пугающе-свежего, острого до того, что волосы на голове вставали дыбом — в нос Свете ударил кисло-едкий запах.

   Дым и ещё что-то, решила она.

   — Держись рядом, — велел Ульф, уже ставя Свету на каменный пол. — По подземному ходу пройдет лишь человек с ключом. И тот, кого он ведет за руку. Ты все поняла? Не пытайся вырвать руку.

   В следующее мгновенье когтистые пальцы сжали её запястье.

   — Да, — выдохнула Света.

   И пошла сквозь густо-чернильную тьму вслед за Ульфом.

   — Здесь должны быть фонари, — негромко проворчал он.

    За распахнутой дверью снова ударила молния. Синеватые блики на миг высветили шеренгу печей и ряд наковален, меж которых они шли.

   Ульф тут же дернул Свету в сторону. Отпустил её руку, уронил короткое словцо, и в метре от них вспыхнул шарик альвовова огня, упрятанный в маленькую железную клетку.

   Ульф молча сунул зажженный фонарь Свете и зашагал дальше. Она заторопилась следом, сжимая в перебинтованной ладони кованую дужку.

   У стены в дальнем конце строения Ульф остановился. Вскинул правую руку, с которой свисал на цепочке серебристо блестевший стерженек. Тот качнулся раз, другой — и внезапно поднялся, повиснув параллельно полу. Сам по себе, без чьей-то помощи.

   Кладка стены, возле которой они стояли, мгновенно пошла волнами. Камни потекли неровными складками, сминаясь и раздаваясь в стороны. Словно валуны были сделаны из темного воска, сейчас стремительно таявшего…

ГЛАВА 3

Ульф дернул Свету за руку. Она хрипловато вздохнула — дыра, появившаяся в стене, доверия не внушала.

   Но под неровный каменный свод она шагнула размашисто. И оглянулась через плечо, только отсчитав пять шагов.

   Позади, за ними, теперь темнел сплошной камень. Такой же, как впереди и по бокам. Они шли в каменном пузыре, плывшем вместе с ними сквозь скалу…

   — Вряд ли здесь есть чужие уши, — обронил Ульф, идя на полшага впереди Светы. — Самое время поговорить.

   Под гладким, будто оплавленным сводом слова его отозвались дребезжащим эхом.

   — Нас отпустили, не угостив молнией. Только попугали. Значит, богам ты нужна живой. Но они могли заняться нами раньше. Могли пришибить меня молнией, пока я охочусь, затем отправить кого-нибудь за тобой. Ты тогда лежала в хижине без сознания, и ещё не видела меня живым. Поверила бы всему, что скажут…

   Не всему, возмутилась Света — но молча, потому что в главном Ульф был прав. В его смерть она поверила бы.

   — Кроме того, ты тогда не знала о руне Чаши, — спокойно бросил Ульф. — Немного лжи, и ты сама отдала бы рунный дар. Но боги не стали спешить. Почему?

   Света промолчала.

   — У меня есть лишь одно объяснение, — проговорил Ульф, чуть крепче сжав её запястье. — Боги чего-то ждали. Через несколько дней в Нордмарк вернется Хальстейн, средний сын конунга Олафа. Или не вернется — если Локки решит мне помочь на свой лад…

   Помочь, мелькнуло у Светы. То есть убить сына конунга по дороге?

   Она сбилась с шага.

   — Локки может перехватить Хальстейна, послав драккары огненных или инеистых йотунов, — объявил Ульф. — Но это лишь отложит беду. В Эрхейме рано или поздно появится новый конунг. В случае чего, его выберут из ярлов, благо все они в столице. И боги начнут строить мост в ваш мир. Кажется, мне придется стать конунгом.

   Прозвучало это как-то обыденно. Ульф даже шага не замедлил. Продолжил бесстрастно:

   — Раз тебя лишили силы, в Ульфхольм придется идти пешком. Но если боги не оставят нас в покое, мы до него не доберемся. Случиться может что угодно. Я отвернусь, а тебя скрутят. Отойду, а тебя украдут. Конечно, можно спрятаться, и даже на охоту ходить вместе. Но прячущийся зовется дичью. А любую дичь можно поймать. Есть лишь один способ не стать добычей — поохотиться самим.

   — Как? — выдохнула Света, когда Ульф замолчал.

   — Кроме подсовывания щита под ногу конунга, — отрывисто ответил оборотень, — у людей есть и другие обычаи. Не менее древние. Когда происходит убийство, землю убитого может наследовать тот, кто отомстил убийце. Сын, племянник, дальний родич… даже чужак. И любой может доказать свою правоту на поединке. Убийство конунга Олафа подстроил Торгейр. Однако Хильдегард впутала в это дело Гудбранда. Именно его обвинили в смерти Олафа. Истинный виновник остался в тени.

   Света опять сбилась с шага.

   — Но это я отомстил за смерть Олафа, прикончив его настоящего убийцу Торгейра, — быстро сказал Ульф. — И согласно обычаю, имею право на владения Олафа. А ещё я могу доказать свою правоту на поединке.

   — Ярл Арнстейн, — со страхом напомнила Света.

   Отец Хильдегард не примирится с таким исходом, подумала она. Да и другие ярлы этому не обрадуются.

   Ульф, не оборачиваясь к ней, кивнул на ходу.

   — Да, Арнстейн и прочие ярлы будут против. Хальстейн тоже, когда… если он все-таки вернется. Но поединок решает все. Понятно, что против меня будут выставлять одного бойца за другим — пока я не убью всех, кто готов умереть за чужие права. Драки затянутся надолго, и кто-то должен прикрывать мне спину. Иначе на меня пойдут толпой.

   Вот теперь Свете стало совсем страшно. Запястье, в которое крепкой хваткой вцепился Ульф, напряглось до дрожи.

   Он, словно не заметив этого, уронил:

   — Поэтому мне нужны союзники. Были бы здесь волки… но они ушли в Ульфхольм. Зато в полях вокруг Нордмарка по ночам бродят светлые альвы. У них дурные привычки и хитрый нрав — однако держать меч светлые умеют. Кроме того, я знаю, что им дать.

   Света оступилась. О том, что альвы вытворяют с женщинами, говорила ещё старуха колдунья, притащившая её сюда. И Ульф предупреждал об этом...

   Неужели он предложит альвам женщин?

   Не может быть, пролетело у неё в уме. Ульф не жаловал ни рабства, ни излишней жестокости. Он во многом походил на людей её мира — не считая звериной морды, появлявшейся у него иногда…

   — Да не трясись ты так, — бросил Ульф.

   Он шагал, не оборачиваясь. Пальцы на её запястье уже вздулись, став толще. И опять покрылись шерстью. Хвост молочно-серых волос, болтавшийся между лопатками, наполовину укоротился.

   — Знаю я, о чем ты думаешь, — проворчал Ульф. — Нет, волки бабами не торгуют. Я предложу светлым другое. Они делают повязки, лечебные зелья и альвовы огни. Однако сами их не продают. Никто не позволит светлым открыть лавку в городе… и не потому, что альвов боятся. В конце концов, для защиты от них есть амулеты. Дело в другом. Сейчас люди конунга выкупают у альвов весь товар, и перепродают его в три раза дороже. Добрая торговля, хороший доход. Вот об этом я и потолкую со светлыми. Если я стану конунгом, они получат за свои вещицы полную цену. И посмотрим, что мне ответят альвы. Я бы на их месте согласился.

   Ульф снова смолк. А Света с облегчением подумала — я права. Он похож на людей моего мира!

***

Хорошо, что Свейта не знает моего мира, мелькнуло у Ульфа. Иначе сообразила бы, что давать светлым альвам лишние деньги — все равно, что предложить им баб. Рабский рынок в Нордмарке работает и зимой, когда поля укрыты снегом. Когда нужды в рабынях для работы уже нет…

   Ульф отогнал эти мысли, твердо объявил:

   — Мне нужно найти светлых. В стороне от Нордмарка есть долина. Парни из волчьего хирда как-то раз проходили там, возвращаясь после охоты с конунгом Олафом. Один из оборотней учуял в кустах тропку. Верней, конец тропы, пахнувший светлыми. Альвы устраивают выходы из Льесальфхейма поближе к человеческому жилью, чтобы далеко не ходить. Конечно, дорожки у светлых зачарованные, мне по ним не пройти. Но я засяду в кустах, и подожду. Нордмарк город большой, альвы туда ходят часто. Охотятся за девками...

   Ульф осекся. Вспомнил внезапно, что не припас для Свейты амулета, защищавшего от светлых. И тут же внутри плеснуло злобой на самого себя. На собственную глупость. Понадеялся на скорое возвращение в Ульфхольм, где светлые не охотятся…

   — Только не вздумай смотреть альвам в глаза, — чуть неразборчиво бросил Ульф.

   С губ рвалось рычание.

   — И от меня не отходи! Ни на шаг!

   — Я щит тебе, — заявила Свейта, уверенно и просто. — Не отходить!

   Шерсть, пробившаяся на щеках, тут же исчезла. Остатки Ульфовой злости растворились в насмешливом фырканье.

   — Щит… если гроза до сих пор не утихла, дождемся её конца в этой дыре.

   Запястье в его кулаке опять мелко дрогнуло. Похоже, Свейте не нравился каменный пузырь, в котором они шагали.

   Но вслух она ничего не сказала. И Ульф заметил:

   — Когда мы вошли в подземный ход, гроза уже выдыхалась. Даже Тор не может без конца махать своим молотом Мьёльниром, выбивая молнии. Полагаю, гроза скоро утихнет. Или уже стихла. Одно плохо — у нас нет еды для тебя.

   — А для ты есть? — сразу подловила его Свейта.

   — Я могу пару дней обойтись без перекусов, — уронил Ульф.

   Дальше он шагал молча. На ходу прикидывая, как бы поскорей выйти к той долине…

***

Ход наконец закончился.

   В передней стенке каменного пузыря проклюнулась дыра — и распахнулась перед ними округлым колодцем. Внутрь ворвался грохот прибоя. Смутно-серыми пятнами замелькали шапки пены, с размаху налетавшие на камни, неразличимые во тьме…

   Света вслед за Ульфом ступила на валуны, выхваченные из мрака тусклым светом фонаря. И поежилась. В маленькой бухте, где заканчивался подземный ход, бушевал ветер. Налетал, пронизывая до костей и засеивая одежду брызгами пены.

   Но небо над головой уже очистилось от туч. В нем беспокойно перемигивались звезды — а напротив, над скалами, разомкнутым кольцом обступившими бухту, повис туманный полумесяц.

   О том, что здесь творилось недавно, напоминал лишь свежий запах грозы, пробивавшийся сквозь йодистый душок моря.

   Ульф забрал у Светы фонарь. Расстегнул свой ремень, в один миг пропустил его конец под дужкой фонаря и сквозь цепочку, на которой болтался ключ. Затем снова затянул ремень на поясе. Уронил, торопливо обняв Свету:

   — Я пройдусь по берегу. А ты залезешь ко мне на закорки. Тут где-то должна быть тропа, ведущая наверх. Если будет круто, пойдешь передо мной. Но медленно, не спеша! Гроза закончилась…

   — Гроза все! — перебила его Света, возвысив голос, чтобы перекричать прибой. — Я идти здесь! Отсюда!

   — Нет! — рявкнул Ульф с неожиданной злобой.

   Его когти мгновенно вдавились Свете в спину. Но отдернулись раньше, чем успели причинить боль. И ладони оборотня тут же прошлись там, где к ней прикоснулись когти. Погладили, словно прося прощения.

   — Люди неловки, — глухо сказал Ульф, пригибаясь к Светиному уху. — Человеческие женщины неловки вдвойне. И кости у вас хрупкие. Здесь повсюду мокрые камни. Угодишь ногой в расщелину, сломаешь что-нибудь, и придется тащить тебя всю дорогу. Поднимемся наверх, там пойдешь сама!

   Он прав, с сожалением подумала Света. Ходить по скалам в темноте надо уметь. А стоит подвернуть ногу, и она вообще не слезет со спины Ульфа. Рунный дар ушел, врачей здесь нет…

   Руки оборотня уже разжались. Он коротко приказал, наклоняясь:

   — Лезь!

   И Света со вздохом подчинилась. Муж сразу буркнул что-то неразборчивое, фонарь погас. Похоже, Ульф в свете не нуждался…

***

К рассвету они обошли одну из гор, подковой окружавших Нордмарк. Пробираться пришлось с южной стороны, по обрывистым утесам.

   Ульф шел молча, прислушиваясь к шорохам — и шагам Свейты. Когда она начинала спотыкаться, заставлял забраться к себе на спину. Но сначала гасил фонарь, чтобы сделать её посговорчивей.

   Затем небо начало светлеть, и Свейта отказалась лезть на закорки. Ульф, не позволив себе оскалиться — хоть и хотелось! — разрешил жене идти самой.

   Спорить со Свейтой он опасался. Слишком хорошо помнил, как на берегу его захлестнула злость. Тьмой накрыла сознание, а где-то на краю рассудка точно щелкнули волчьи клыки...

   И теперь Ульф предпочел промолчать.

   На их удачу, после прибрежных гор дорога шла по относительно ровному месту — по холмам, поросшим соснами и кустами бъёрника. Здесь попадались даже поля, с которых собрали ячмень.

   После вчерашней грозы утреннее небо сияло голубизной. Ветер в холмах пах уже не морем, а росой и травами. Один раз Ульф учуял зайца, возвращавшегося к своей лежке после ночного кормления. Повел глазами в его сторону, подумал сожалеюще — в другое время поймал бы…

   Однако сейчас было не до зайцев. Блеклые столбы дыма, по-прежнему висевшие за спиной — оглянись, и вот они, лениво тают в голубом небе — напоминали, что ничего ещё не закончено.

   И все же Ульф сделал небольшой крюк. Ближе к полудню он услышал далекое журчанье воды, а следом унюхал смазанную болотную вонь. Тут же осознал, что брюхо скоро приклеится к хребту — и решил наполнить его хотя бы водой.

   В следующий миг Ульф шагнул в сторону, увлекая за собой Свейту.

   Родник, к которому они вышли, выбивался из-под небольшого обрыва, сложенного из камней и глины. Тонкая струйка стекала в крохотную заболоченную ложбинку, по краям поросшую ивняком.

   Свейта, вслед за Ульфом шагнувшая к воде, шумно вздохнула, когда её нога провалилась в топкую грязь. И сразу дернулась назад.

   — Стой тут, — велел Ульф, отпуская запястье жены.

   Он прогулялся к роднику несколько раз, благо ему это болотце было на два шага. Напился сам и напоил жену из пригоршней. Намокшие сапоги Ульфа не беспокоили. Обувке все равно осталось недолго, её скоро порвут волчьи когти, то и дело отраставшие на ногах.

   А потом, глядя на затылок Свейты, и ощущая, как мягкие губы касаются его пальцев, Ульф подумал — такого с первой женой не было. Чтобы поил из своих ладоней, и когти держал у самого её лица, а она не боялась…

   По усталому телу внезапно прошлась горячая волна желания — не к месту, не ко времени. Ульф нахмурился, отгоняя ненужные мысли. Спросил:

   — Умыться хочешь? Я принесу. Только руки тебе мочить нельзя, иначе под повязками заведется гниль. Придется тыкаться носом в мои лапы.

   Свейта, сделав последний глоток, выпрямилась. Кончиками пальцев заправила за уши спутанные пряди цвета пожухлой осенней листвы. Отозвалась устало:

   — Да. Спасибо.

   И Ульф шагнул обратно к роднику, размышляя о том, что от её рук пахнет уже закрывшейся раной. А значит, повязки можно мочить. Но уж больно хотелось ощутить, как Свейта ткнется лицом в его ладони. Может, скоро она не будет такой доверчивой?

   В памяти Ульфа снова колыхнулось воспоминание о том, как на берегу его накрыло темной, волчьей яростью — когда Свейта ему возразила. Длилось это долю мгновенья, он успел остановиться. И все же это случилось…

   Волк просыпается, коротко, безрадостно подумал Ульф, вновь наклоняясь к струйке воды, стекавшей по стене маленького обрыва. Следом вспомнил то, что знал об оборотнях, снявших гривну. Зверями после такого становились не сразу. Какое-то время оборотни по-прежнему ходили на двух ногах. Выглядели как всегда — но лишь поначалу. Дольше трех месяцев не продержался никто.

   Может, плюнуть на все, внезапно мелькнуло у Ульфа. Плюнуть и увести Свейту в Ульфхольм. Вдруг она согласиться приходить иногда в одну из сторожек на краю леса?

   Нет, решил он, уже выпрямляясь с пригоршней воды.

   Неизвестно, что будет с Ульфхольмом после того, что затеяли асы. Надо стать конунгом. Затем вызвать в Нордмарк волков и отправить Свейту в свой дом. Отыскать и прикончить всех ведьм в Эрхейме. Под конец передать звание конунга кому-нибудь достойному — и уйти в Ульфхольм. Хорошо бы сделать это, не опустившись на четыре лапы. Напоследок повидав жену в человечьем облике…

   Свейта измученно улыбнулась, когда Ульф вернулся, неся воду. Обхватила перевязанными руками его ладони снизу. Он качнул головой, бросил:

   — Выше хватайся. Береги повязки.

   И она послушно коснулась его предплечий поверх рубахи. Наклонилась. А Ульф прошелся двумя пятернями по её лицу, запоминая это ощущение — краешки подрагивающих губ, исхудавшие скулы, щеточки ресниц…

   Шелк податливой кожи под его когтями.

***

Тропа светлых альвов отыскалась не сразу.

   Свейта теперь шла неровно — и даже по звуку шагов Ульф понимал, что она сбила ноги о камни, укрытые травой. Обувка из одного слоя кожи защищала её ступни только от колючек.

   Кожа у неё слишком нежная, вот что, размышлял он, шагая неспешно — и на ходу принюхиваясь к запахам, наплывавшим со всех сторон.

   От Свейты тянуло усталостью и болью, но теперь Ульф не мог тащить её на себе. Следовало найти тропу — а облако запахов, окружавшее жену, могло этому помешать. И пробежаться по долине, оставив Свейту под кустом, Ульф не решался. Вдруг на неё кто-то наткнется, пока он рыщет в зарослях?

   Жена снова споткнулась, и Ульф остановился. Распорядился, отпуская её запястье:

   — Присядь. Передохнем.

   Она сдавленно вздохнула — но не стала говорить свое любимое «нет». Опустилась в невысокую траву, покрытую росой, вытянула ноги. И положила перебинтованные ладони на колени. Неловко, полусогнутыми пальцами вверх.

   — Мы уже добрались до той долины, что нам нужна, — тихо сказал Ульф, присаживаясь рядом и вглядываясь в осунувшееся лицо Свейты. Бледное настолько, что даже веснушки посерели. — Когда найдем тропу, сможешь поспать. Я наломаю веток, сделаю шалаш. Если до заката никто из светлых здесь не появится, ночью сходим с тобой на охоту. Потерпишь без еды до вечера?

   Свейта кивнула. Спросила — и голос был слабым, с хрипотцой:

   — Как ты потерпишь?

   Ульф широко улыбнулся.

   — Смотри, как правильно ты заговорила. Я оборотень, Свейта. Дней пять могу обходиться без еды. Не бойся, тебя не…

   Он прикусил язык, чуть не ляпнув — «съем». По загривку мгновенно стрельнуло нехорошей дрожью, щеки колко обметало выступившей шерстью. От своего же страха? Похоже, что так.

   И улыбка на его лице в один миг обернулась волчьим оскалом. Ульф это знал. Клыки подросли, а челюсти сразу вытянулись…

   Свейта, устало смотревшая ему в лицо, растеряно моргнула. Он сжал губы, шевельнулся, уже отодвигаясь назад.

   Но тут его настиг шепот Свейты:

   — Я не бояться, Ульф. Почему? Или рядом есть кто?

   Нужно ей все объяснить, осознал Ульф.

   И вдруг люто возжелал жгучей боли от серебра. Все бы отдал за возможность снова надеть гривну — и не бояться самого себя!

   То ли нюх у него от злости обострился, то ли совпало так, но ноздри Ульфа как раз в это мгновенье унюхали новый запах. Которого прежде не было. Сладкий, чуть приторный, зовущий…

   Где-то в стороне шел светлый альв. Шагал по заросшей долине.

   — Идем, — тихо бросил Ульф, уже поднимаясь. — Светлый рядом. Как бы его не упустить.

   Свейта подтянула коленки, чтобы встать — и он нетерпеливо подхватил её под локти. Рывком поставил на ноги, затем потянул к деревцам, со стороны которых наплывал запах альва. На ходу прошептал:

   — Пригнись. Смотри под ноги.

   Свейта едва слышно выдохнула что-то вроде «аха». И Ульф, ныряя в чащу из сосенок и орешника, решил, что это «да» на языке её мира.

   Он пробирался в зарослях бесшумно, выбирая дорогу получше. Но под ногами жены вдруг хрустнул сучок, скрытый травой. Раз, потом другой. И Ульф подумал — незамеченным к альву уже не подойду. Слух у светлых острый…

   Впрочем, вряд ли альв испугается двух путников, один из которых женщина. Сыны Льесальвхейма трусами не были. А если светлый все-таки ускользнет, то после него останутся следы.

   Можно будет отыскать место, где альв сделал первый шаг по земле людей — и подождать там следующего гостя из Льесальвхейма, владения светлых.

   Однако альв продолжал беззаботно идти по прогалине в зарослях. Даже не сбился с шага, когда в конце её из кустов вывалился Ульф.

   Остановился альв, когда до оборотня оставалось всего пять шагов. Весело усмехнулся, наблюдая, как Ульф одним движением запихивает Свейту себе за спину. Заявил:

   — Доброго дня и легких дорог одному из сыновей Ульфхольма!

   И хоть ненавистью от светлого не пахнуло, лишь любопытством, а ещё насмешкой, радостной, беззаботной — но Ульф вдруг ощутил, как на щеках проступает шерсть. Может, потому, что сзади часто дышала Свейта, и от неё тянуло тревожным испугом…

   Следом Ульф улыбнулся — клыки лезли наружу, и все, что он мог, это замаскировать оскал под улыбку. Сказал рыкающе:

   — Доброго дня, светлый! Мне нужно поговорить с владыкой Льесальвхейма. С вашим конунгом!

   — С Силундом?

   Альв усмехнулся ещё веселей. Затем перевел взгляд на Свейту, выглядывавшую из-за плеча Ульфа, и бросил:

   — Хочешь предложить ему эту девицу? Загнал кобылку, теперь не знаешь, куда девать? Ничего, Силунд возьмет и загнанную. Он недавно прикупил себе в Нордмарке одну рыженькую, твоя составит ей пару. Две рыжих головы лучше, чем одна!

   Свейта за спиной не шевельнулась, но испугом от неё пахнуло ещё сильней.

   Такое нельзя спускать, радостно подумал вдруг Ульф. Светлый не издевается — он прощупывает. Но правило одно, что для альвов, что для людей. С теми, кто позволяет себя унижать, не договариваются. Их используют!

   Внутри отчаянно заскребся волк.

   И Ульф рванулся вперед. Светлый потянулся к поясу…

   Мир внезапно брызнул навстречу Ульфу запахами — яркими как никогда. Шорохи нахлынули, зашептали со всех сторон, и Ульф расслышал, как шуршит одежда альва, который все ещё тянулся к своему ремню.

   За его спиной медленно втянула воздух Свейта. Тягуче засвиристела где-то сойка, сонно шелестнула листва.

   И единственным быстрым звуком оставался стук его сердца.

   Охота. Такой охоты у него прежде не было. Двуногая дичь сильна. Чистая злоба внутри — хмельней эля. Слаще женщины…

   Значит, вот как это бывает, когда серебро перестает жечь кожу?

   Но светлый все-таки успел коснуться бляхи на своем ремне. А та солнечно сверкнула под его пальцами. У двуногой дичи есть оружие помимо меча?

   В следующий миг лапа Ульфа сомкнулась на запястье альва. Стиснула и дернула руку светлого вверх. Вторая лапа перехватила ему горло.

   И, скалясь альву в лицо, Ульф рыкнул:

   — А может, я предложу Силунду твой язык? И зубы, если у вас нехватка бабьих!

   Светлый, придушенно дергаясь в лапах Ульфа, схватился за ремень уже левой рукой. Но прежде, чем он успел что-то сделать, оборотень отпустил его правую руку. Отбил легким толчком ладонь, уцепившуюся за пояс, и чиркнул когтем по ремню альва — там, где не было узорчатых блях. Заодно зацепил и перевязь для меча.

   Тонко выделанная кожа лопнула с визгливо-сердитым звуком. Ульф тряхнул светлого, по-прежнему держа его за горло. Мотнул головой, уклоняясь от мелькнувших рядом кулаков — так похожих на человеческие.

   — Пусти… — просипел альв. — Ты ведь… договориться…

   Договориться, эхом отозвалось в уме у оборотня. Ну да, он хотел поговорить с конунгом альвов.

   А как же охота, стрельнула мысль. Ведь уже поймал? Чуть нажать когтями — и брызнет кровь. Такой дичи у него ещё не было!

   — Твоя женщина… — не унимался альв. — Смо… смотрит…

   Свейта, вспомнил Ульф. И в уме тут же довольно согласился — пусть рыжая самка посмотрит. Боится добычи, это плохо!

   Но мысль показалась ему чужой. Словно принадлежала кому-то другому.

   А следом Ульф очнулся от наваждения. Многоголосье звуков и многоцветье запахов вдруг отступило.

   Перед ним дергался альв, которого он держал лапой за горло. Из-за спины, где осталась жена, тянуло страхом. Её страхом. Уши различили судорожное дыхание Свейты, сплетенное с хрипами альва, шелестом травы и птичьим свистом.

   Свейта не оборотень, мелькнуло у Ульфа. И если она увидит, чем кончается его охота, вот тогда будет плохо...

   В ответ на эту мысль внутри кто-то беззвучно заворчал. Но Ульф напрягся — и разжал пальцы. Тут же толкнул светлого в грудь, отпихивая назад, и подобрал содранный с него пояс. Затем позвал низким голосом, наматывая ремень альва на кулак:

   — Свейта, ко мне.

   А если не подойдет, тревожно стрельнуло в уме. Ведь она знает, что до полного оборота ему осталось всего ничего. Серебро он уже не носит. Даже стоит, пригнувшись по-звериному…

   Топоток на два шага — раз и два.

   Она ничего не сказала. Просто положила руку ему на плечо. И замерла за спиной, словно давая время прийти в себя.

   Но сквозь страх в её запахе пробилось беспокойство. За него.

   Ульф, учуяв его, выпрямился. Приказал Свейте, не сводя глаз с кашлявшего альва, чуть не упавшего после толчка:

   — Стой там, где стоишь. За моей спиной!

   Шерсть со щек ещё не сошла. Клыки торчали, не давая ясно говорить. Ульф глубоко вздохнул — и втягивал воздух, пахнущий Свейтой, пока мысли не прояснились. Затем посмотрел на свой кулак, обмотанный ремнем светлого. На одну из поясных блях, оказавшуюся сверху.

   Та была простенькой. Узор — три птицы с распахнутыми крыльями, головами к середине, где свернулась в клубок змея. Клювы разинуты, словно птицы вот-вот вцепятся в змею.

   Такого я ещё не видел, подумал Ульф. И припомнил желтоватую вспышку, сверкнувшую, как только альв схватился за бляху. Выходит, у светлых появилось новое оружие?

   — Что это? — рыкнул Ульф.

   Затем сунул кулак с ремнем под нос альву.

   — Наш новый товар, — прохрипел альв. — Касаешься, вспышка ослепляет на несколько мгновений… мы научились запирать свет в железо. Я готов проводить тебя к Силунду. Если ты все ещё хочешь его видеть…

   Ульф в ответ кивнул. И взглядом указал альву на перевязь с мечом, валявшуюся на траве. Тут же стряхнул с ладони отобранный у светлого ремень, скрученный в моток. Заткнул его за пояс — и поймал руку Свейты.

   А потом Ульф шагнул вслед за альвом, потянув её за собой.

***

Альвийская стежка, вдоволь попетляв в зарослях, обернулась аккуратной тропой, прямой, как стрела. По бокам её закачались невысокие сосенки. Голубизна неба сменилась серой хмарью, блеклой, однотонной.

   Затем деревья отступили назад. И земля, поросшая травой, прогнулась впереди, стекая в долину, зажатую между двух горных цепей. До этого невидимых, точно их скрывал занавес, подвешенный над верхушками сосен.

   Тропа тоже нырнула в долину. Ульф зашагал по ней, не отставая от альва. Света сразу прибавила шаг — под горку идти всегда легче…

   Справа и слева теперь вставали горы, укрытые курчавой шкуркой леса. Серебряными косами слетали с них водопады. И над каждым водопадом поднимался светлый дом под высокой остроконечной крышей. То ли терема, то ли храмы, выраставшие прямо из воды.

   — Силунд там, — сказал вдруг альв.

   И взмахом руки указал на гору слева.

   — Вон его дом. Дайте руки, я проведу вас по альвийской тропе. Так будет быстрей.

   — С тебя и моей лапы хватит, — бросил в ответ Ульф. — А к женщине не прикасайся. Считай, что я шагаю на четырех ногах, как положено волку.

   Альв помолчал. Потом буркнул, остановившись:

   — Тогда хоть на руки её возьми. Я не смогу выпрямить дорогу для попутчика, который за меня не держится.

   Ульф сразу потянул Свету назад, к себе за спину. Прошептал:

   — Лезь на закорки.

   Сбитые ноги у Светы болели так, что её не хватило даже на пристыженный вздох. Она торопливо уцепилась за плечи Ульфа.

   Оборотень подгреб рукой её колено и подбросил, помогая распластаться на его спине. Затем Ульф протянул свободную руку альву и пошел почти вровень со светлым.

   Через пару шагов тропинка под их ногами внезапно свернула влево — хотя до этого была прямой. Трава на склоне подозрительно быстро потекла назад.

   Гора слева начала подрастать. Один из её утесов вдруг показался Свете не таким высоким, как прежде. И взгорок у подножия сам подлез под тропку, обернувшись склоном…

   Дом из светлого камня, стоявший на этом утесе, ничем не отличался от остальных. Так же нависал над водопадом, и так же тянулся к небу коньком островерхой крыши. А на терраске, лепившейся к дому, застыли две крохотные фигуры.

   Ещё через пару секунд Света разглядела, что неподвижные фигуры наряжены в платья. Длинные, снежно-белые. Значит, на террасе стоят женщины. Она сразу ощутила, какой грязной, лохматой была…

   А чуть погодя Света разглядела и лица женщин.

   Прекрасные — для них это слово было мелковато. Они казались нарисованными. Нигде и никогда Света не видела таких безупречных черт. И таких совершенных овалов лица. Густые волосы, утекавшие за плечи, у одной светились янтарем, у другой бледным золотом.

   — Силунд в мастерской? — спросил альв, остановившись перед террасой.

   Ульф тут же отпустил колени Светы, и она встала на ноги.

   Женщины в белых одеждах смотрели на неё в упор. Под их взглядами Свете захотелось пригладить волосы хотя бы ладонью. Но в уме мелькнуло — покажусь суетливо-жалкой…

   И она застыла, вытянув руки по швам. Только голову вскинула повыше, стараясь выглядеть невозмутимой.

   — Да, — напевно ответила одна из потрясающих красавиц. Голос её вплетался в шум близкого водопада, не давая себя заглушить. — Ты привел сюда оборотня, Алрунд? Зачем?

   — Потом узнаете, — бросил альв. И развернулся к Ульфу. Предложил: — Пойдем со мной, сын Ульфхольма. Девку оставь здесь, Алейн и Турвид за ней присмотрят. Не бойся, твоему товару урона не будет!

   — Она не товар, — отрезал Ульф. — И пойдет со мной.

   Алрунд нахмурился.

   — Ей нельзя входить в мастерскую Силунда…

   — Так пусть конунг сам выйдет ко мне, — заявил Ульф. — Мне есть что сказать, а Силунду есть что послушать. Передай ему, что он не пожалеет об этой встрече!

   Альв помедлил, затем по-кошачьи мягко развернулся. Красавицы в белых одеждах посторонились, и Алрунд одним махом перешагнул через пару ступенек, ведущих на террасу. Молча направился к двери в островерхий терем.

   Как быстро он сдался, неожиданно подумала Света, глядя вслед альву. И там, в долине, и здесь. Или в Льесальвхейме рады всякому гостю? Газет нет, а новости из мира людей узнать хочется. Вот только нравы у альвов людоедские. Как бы не оказалось, что войти в их владения легче, чем выйти…

   Света стиснула зубы. Подумала — Ульф знает этот мир лучше, чем пришлая девица. Раз он явился сюда, значит, уверен, что сможет уйти!

   Но страх не отпускал. И Света, чтобы отвлечься от недобрых мыслей, перевела взгляд на водопад. Тот выбивался из-под дома сразу за террасой. Вода шумела и бурлила, над белыми струями вился легкий туман. Слева открывалась пропасть, на дне которой лежала долина, рассеченная надвое серебристой рекой. За ней высилась вторая горная цепь, тоже с теремами…

   Альвийские красавицы тем временем разглядывали Ульфа и Свету. Смотрели невинно и чуть отрешенно. Ветерок, задувавший со стороны пропасти, приподнимал складки белых платьев, открывая тонкие лодыжки босых ног.

   Время шло.

   А потом дверь дома распахнулась, выпуская Алрунда — и ещё одного альва. Уже привычно прекрасного.

   — Доброго дня, конунг Силунд! — провозгласил Ульф, не сдвинувшись с места. — Уверен, ты знаешь, что Эрхейм сейчас остался без конунга. Но у меня тоже есть право на этот удел. Я отомстил за конунга Олафа, прикончив его истинного убийцу, Торгейра. И я собираюсь доказать это на поединке. Мне нужны мечи, чтобы прикрыть спину…

   — И ты пришел сюда за ними, — перебил его Силунд, подходя к ступенькам террасы. — Я даже знаю, что ты предложишь взамен. Много девок и великую прибыль от торговли! Однако люди нас ненавидят. А если мы поможем оборотню вскарабкаться на конунговы щиты, нас возненавидят ещё сильней. Ты в конунгах не задержишься, а светлых альвов в человеческих городах начнут забрасывать камнями. Нет!

   Насчет девок здешний конунг хватил лишку, торопливо подумала Света. Ульф не собирался их дарить. Но в остальном все верно.

   Значит, альвы не помогут Ульфу? И рунного дара нет…

   Грудь ей придавило холодом. Но боялась она не альвов, а того, что могло случиться с Ульфом.

   — Не беспокойся, — бросил муж. — Если я не удержусь на щите конунга, людям будет уже не до вас. Что ты знаешь о Биврёсте, конунг Силунд?

   — Он разрушен, — с легким раздражением ответил Силунд. — Создали его когда-то йотуны. Как и все, что было у асов. Но силы, с помощью которых сыны Йотунхейма сотворили Биврёст, растрачены навсегда. Что толку…

   — Боги скоро создадут второй Биврёст, — оборвал конунга Ульф. — Силу для него они возьмут у народа Эрхейма. Все города погибнут. Десятки тысяч умрут, чтобы асы могли построить новый мост. Кого будут ловить в полях твои альвы? Кстати, торжища тоже опустеют. Лишь за йотунов я спокоен — они после этого уплывут к берегам поюжнее. Но что будет со светлыми? Говорят, на южных землях обитают феи, фейри и джинни, которые вас тоже ненавидят. У них есть свое волшебство, и они не хотят пускать хитрых северных альвов в свой огород. Я прав?

   Силунд, не изменившись в лице, вскинул голову. Скользнул взглядом по горам, встававшим напротив, предложил:

   — Расскажи мне все, что знаешь. И я подумаю над твоими словами, сын Ульфхольма.

***

Думал Силунд недолго. Когда Ульф закончил говорить, альвийский конунг немного помолчал, разглядывая его. Затем обронил:

   — Я согласен. Ты получишь стражу из альвов. Тебя будут охранять в перерывах между боями…

   Охранять, люто подумал Ульф. Охраняют рабов и баб!

   Он стиснул клыки. Рычание рвалось из горла — а голову дурманил приторно-сладкий запах альвов. Шерсть на щеках то проступала, то пропадала.

   — За самим поединком мои воины тоже присмотрят, — продолжал Силунд. — Там все будет по-честному. Но у меня три условия. Если ты победишь, то прибыль от товаров Льесальвхейма мы начнем делить пополам. На равных. Кроме того, я хочу, чтобы ты просидел на троне конунга как можно дольше. Поэтому после поединков мои воины останутся с тобой. Поселятся в крепости Нордмарка, и станут твоими подручными.

   Хоть сейчас не стал говорить об охране, зло подумал Ульф.

   — Ты сам сказал, что в Нордмарк скоро приплывет Хальстейн, — заметил Силунд. — Он средний сын прежнего конунга, Эрхейм удел его отца. Я уверен, что Хальстейн тоже захочет поединка. И мои альвы тебе ещё пригодятся.

   Ульф коротко кивнул. Прорычал:

   — Третье условие?

   Силунд скользнул взглядом по Свейте. Ульф резко пригнулся.

   — Я хочу, чтобы в Нордмарк ты пришел отдохнувшим, — объявил конунг альвов. — Полным сил. Иначе нет смысла тебя охранять. Поэтому сегодня ты будешь отсыпаться и отъедаться. А завтра покажешь, на что способен. Для начала я выставлю против тебя одного альва. Под конец их будет пятеро. Если выстоишь, то послезавтра отправишься в Нордмарк. И с тобой пойдет отряд из Льесальвхейма. Свою женщину можешь оставить здесь…

   — Нет! — Ульф ощерился. — Моя жена уйдет со мной!

   Силунд пожал плечами.

   — Как хочешь. Раз она потеряла свой рунный дар, то цена ей теперь невелика. Пропадет так пропадет. Алрунд, отведи оборотня в гостевой дом. Сними заклятья с кладовой, и пригони пару овец. Вдруг гостю захочется свежатинки? До завтра, оборотень. Уверен, мне не надо спрашивать, согласен ли ты на третье условие. Сегодня отдых, завтра бой!

   Ульф коротко кивнул. Алрунд спустился с террасы, предупредил:

   — Я опять выпрямлю путь.

   И Ульф вместо ответа притянул Свейту к себе. Тут же подставил ей спину.

   С террасы на них смотрел Силунд, сбоку пялились альвийки. Ульф чувствовал их взгляды кожей — и почему-то задыхался от желания зарычать. Хотя злобы или ненависти в запахе альвов не было.

   Полегчало ему лишь тогда, когда Свейта прижалась к его спине грудью. Вокруг водоворотом потек её запах, сдобренный тревогой, страхом, усталостью — и нежным переливом, какой бывает лишь у желанной самки.

***

Альвийский гостевой дом снаружи выглядел близнецом того, в котором жил конунг Силунд.

   Алрунд, дошагав до террасы, отпустил руку Ульфа и заскочил внутрь. Через несколько мгновений вышел, объявил:

   — Кладовая и трапезная по правую руку, покой для омовений по левую, над водопадом. Овец я сейчас приведу. До завтра, сын Ульфхольма. Постарайся выспаться перед завтрашним боем. Силунд рискует, обещая тебе помощь. Не подведи его…

   — Если он не рискнет, то вы останетесь без торжищ и прогулок в полях, — проворчал Ульф.

   — Об этом мы знаем лишь с твоих слов, — возразил Алрунд.

   И развернулся. Край утеса в четырех метрах от него вдруг округлился. Сгладившийся выступ пометила коричневатая стежка, и Алрунд ушел по ней в пропасть.

   — Посмотрим, что тут есть съестного, — хрипловато сказал Ульф, беря Свету за руку.

   Она, мгновенно обернувшись к нему, уронила:

   — Завтра быть опасно?

   Ульф её обнял. Коснулся губами распушившихся рыжих прядей над виском, прошептал:

   — Нет.

***

Хочу, с глухой злостью подумал Ульф. И есть хочется, и её!

   Затем он зашагал к двери гостевого дома, утаскивая Свейту за собой. Первым вошел, принюхался-огляделся — и рывком притиснул жену к стенке. Сдавил клыками нежную кожу на плече, в вырезе великоватой для неё мужской рубахи. Двумя ладонями погладил живот Свейты поверх штанов, заодно вжав её в стену. Чтобы не увернулась.

   Целовать жену Ульф сейчас не решался. Боялся, чуя близость оборота.

   — Нет, — всполошено сказала Свейта, часто задышав. — Мы есть, Ульф. И мыться!

   Но под когтями Ульфа уже трещали завязки её штанов. И бедра оголились. Она трепыхалась, отпихивая его. Даже коленками попыталась оттолкнуть, не только руками.

   — Потом, — рыкнул Ульф, не убирая клыков со складки кожи на её плече. — Будет еда, мытье, но потом. Свейта…

   Надо что-то сказать, мелькнуло у него. Уговорить её. Иначе она начнет его бояться. Его и так следует бояться, но торопить это ни к чему!

   — Прошу… — просипел Ульф, по-прежнему не разжимая клыков.

   И замер, слушая, как колотится сердце Свейты.

***

От меня сейчас несет потом, подумала Света. А Ульф недавно любовался на здешних красавиц. Прелестных и чистых. Уж не потому ли…

   Она отрывисто вздохнула. И вспомнила вдруг прежнего Ульфа — улыбчивого, разговорчивого. Нынешний вцепился в её плечо клыками, прищемив кожу до легкой боли. Дышал хрипло, обдавая шею горячими выдохами. Стоял, ссутулившись и придавив когтистыми ладонями ей бедра.

   Я не хочу так, горестно подумала Света. А следом в уме мелькнуло — но пока Ульф был прежним, мне все нравилось. Теперь Ульф потихоньку звереет. Выходит, он попал в беду, и любовь прошла?

   — Целовать, — вдруг выдохнула Света. Затем обняла его. Стиснула бугристые плечи изо всех сил.

   Ульф торопливо разжал клыки и потянулся к её лицу.

   Губы у него были горячими. А одна из когтистых ладоней залезла под рубаху. С дрожью погладила Свете грудь, пока язык играл с её языком — безжалостно, как кошка с мышкой.

   Однако клыки Ульфа, придавившие Свете губы, тем временем стали меньше. Затем он вскинул голову. Пробормотал:

   — Хочу тебя сейчас. Это все запах. Ты пахнешь сладко, Свейта. Весенним цветом.

   Какая уж сладость с дороги, хмуро подумала Света. Но поправлять Ульфа не стала. Голова внезапно закружилась, и голод отступил.

   — Если скажешь нет, не трону, — сипло пообещал Ульф.

   Она качнула головой, глядя в глаза, горевшие янтарем. Ярко и чисто, до золотых искр.

   В горе и в радости, мелькнуло у Светы, когда когтистые ладони стянули с неё рубаху. И горячий язык Ульфа прошелся по соскам.

   Ласка была грубой, но сбила Свете дыхание.

   В болезни и здравии, спутано подумала она, когда Ульф вдруг развернул её. И снова притиснул к стене, прижавшись всем телом уже к спине. Ладонями накрыл ей груди, дыхнул в затылок…

   — Ещё не поздно, — уронил Ульф.

   А сам пригнул голову к Светиному плечу. Коснулся обнаженной кожи уже губами. Мягко, осторожно.

   — Я тут, — прошептала Света.

   И вскинула руку, дотягиваясь до его макушки.

   Надо лбом Ульфа топорщились жесткие волосы. Молочная грива была собрана сзади в хвост, но пара выбившихся прядок пощекотала ей ладонь.

***

Брякнул ремень, упав на пол вместе с добром, висевшим на нем. Ульф содрал с себя одежду, одной рукой придерживая Свейту — чтобы не убежала в последний миг.

   А затем он опять прижался к её спине. Копье его вдавилось в ложбинку меж белых ягодиц. И Ульф, обняв Свейту сзади, торопливо погладил ей впалый живот. Тут же дотянулся до холмика между ног. Большими пальцами взъерошил рыжую шерстку, уже разводя мягкие бедра. Поднял Свейту над полом, одним толчком заставил её тело принять его…

   Нежная плоть была скользкой, трепещущей. И страх, мучивший Ульфа — а вдруг он обернется волком, когда будет в ней? — исчез.

   Он двинулся медленно, растягивая удовольствие. Ощутил, как Свейта запрокинула голову, вдавив затылок ему в грудь. Тут же прошелся губами по её шее, присыпанной веснушками. И добавил к ним цепь розовых следов от тяжелых, быстрых поцелуев.

***

Свете хотелось его обнять. Но Ульф жарко дышал сзади, и она вместо объятий судорожно цеплялась за камни стены. Вздрагивала, впуская в себя Ульфа — и тонула все глубже в горячечном, бредовом наслаждении.

   Рывки его распирали тело изнутри. Во тьме, у стены, она дрожала мотыльком, которого насаживали на твердую плоть. Орудие Ульфа скользило в ней, эту дрожь подгоняя.

   Потом Ульф притиснул Свету ещё сильней, вонзаясь короткими движениями. Уже безжалостно дал ощутить всю объемистость мужского тела…

   А под конец Света вжалась в каменную кладку, переживая жаркую судорогу. Затем обмякла в руках Ульфа. Зажмурилась, принимая все как благословение.

   Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем хватка Ульфа ослабла, и она коснулась ногами пола. Следом муж пригнулся. Щека Ульфа скользнула по её обнаженному боку — непонятно зачем, но Света блаженно вздохнула…

   И немного удивилась, когда Ульф, выпрямившись, стянул завязки штанов у неё на поясе. Подумала расслабленно — к чему?

   Но тут же спохватилась. Не время и не место стоять со спущенными штанами. Все-таки здесь чужой дом, пусть и гостевой.

   — Мыться, — нетвердо сказала Света, принимая из рук мужа рубаху. — Есть.

   Ульф негромко засмеялся. Бросил:

   — Сначала есть. Я, пока живот тебе гладил, нащупал там позвонки. Проступили с той стороны, с голодухи.

   Она смутилась, разворачиваясь — и Ульф лукаво ей подмигнул. Потом подхватил с пола свои штаны.

***

Еды в кладовой гостевого дома нашлось немало. И все было на удивленье свежим. Сыры пускали слезу на срезе, на черешках алых яблок зеленели мягкие листочки, спелые груши проминались под пальцами.

   Даже лепешки, упрятанные в ларь, пахли свежей сдобой.

   Они устроили пиршество на длинном столе, стоявшем посреди трапезной. Света покрутилась между поставцом с посудой и струйкой воды, бившей из стены в углу неумолчным родничком. Расставила по столешнице медные блюда, разложила по ним все добытое в кладовой.

   Ульф тем временем напластал кусками вяленое и копченое мясо. Затем сел и замер. Но стоило Свете опуститься на лавку, как он схватил кусок копченых ребер. Быстро обглодал его до костей…

   Второй кусок Ульф ел уже медленней.

   Света так же молча, как он, съела кусок лепешки с мясом. Следом отпила из чаши, которую Ульф успел для неё наполнить. Только после этого объявила:

   — Я думать…

   Ульфу хватило совести прикрыть свою ухмылку чашей с вином.

   — Альв говорить, что свет ослепляет, — упрямо заявила Света. — Но я не ослепляет. Ты не ослепляет. Свет от альва быть. Слова его ложь?

   Ульф тут же посерьезнел, и на один короткий миг Света ощутила торжество.

   Затем муж отставил чашу с вином и быстро сдвинул блюда в сторону. Света едва успела подхватить одну из посудин, соскользнувшую с краю стола. Ульф тем временем отцепил от своего пояса ремень светлого альва. Швырнул его на столешницу, растянул…

   И Света, привстав над лавкой, уставилась на узорчатые бляхи, украшавшие ремень. Подумала — три птицы и змея. Что это значит? Или это узор ради красоты, ничего больше?

   — Алрунд не потребовал свой пояс назад, — тихо пробормотал Ульф. — Значит, он уверен, что для меня эти бляхи бесполезны. Или они срабатывают только под рукой светлого… или нужна хитрость, чтобы пустить их в ход. А может, бляхи — оружие на один раз? И все они уже сработали, а теперь пусты?

   — Касаться бляха с нож? — с опаской предложила Света.

   Ульф качнул головой.

   — Рискованно тыкать ножом в то, чего не знаешь. В любом случае, альвы могут справиться со мной и без этих блях. Их тут слишком много…

   — Делать что? — выдохнула Света.

   Ульф вдруг сгреб пояс со стола. Кинул его на лавку рядом с собой и взялся за чашу с вином. Уронил:

   — А ничего. Поживем-увидим. Такие вещи рано или поздно себя проявляют. Пояс я сохраню, но мне пока не до него. Я должен стать конунгом Эрхейма, это главное. А ты держись у меня за спиной. И не засматривайся на альвов!

   Света задумчиво кивнула. Взяла одну из груш, надкусила…

***

Следующим утром был бой.

   В дверь гостевого дома постучали, как только небо начало светлеть. Ульф, молча махавший мечом возле кровати, сожалеюще глянул на Свейту. Затем подошел. Сказал, погладив её по плечу:

   — Пора. Вставай, Свейта.

   Жена беззащитно заморгала, просыпаясь — и Ульф быстро наклонился, чтобы её поцеловать. Но тут во входную дверь заколотили сильней прежнего, и Свейта сразу подскочила. А Ульф качнулся назад.

   Жена, испуганно взглянув на него, метнулась к сундуку, на котором сохла постиранная вечером одежда.

   Штаны, рубаха. Белое тело, присыпанное по плечам веснушками, укрыла сероватая ткань.

   Ульф отследил взглядом, как исчез под тряпками изгиб талии. Потом шагнул к выходу. Внизу снова настойчиво заколотили в дверь.

***

Гора над утесом, где стоял гостевой дом, в это утро выглядела уже по-другому. Теперь она поднималась в небо неправильным амфитеатром. Горный склон лесенкой нарезали мелкие уступы, которых вчера не было. И на каждом уступе виднелись крохотные фигурки альвов.

   А на террасе, примыкавшей к дому, сейчас стоял Силунд. За ним застыли три альвийки в белых платьях — и четырнадцать красавцев в кольчугах.

   Света, глядя на них, поежилась. Одежда, не успевшая просохнуть до конца, была чуть влажной. Со стороны пропасти дул свежий ветерок, и страх за Ульфа грыз изнутри…

   — Драться будешь там! — провозгласил Силунд, махнув рукой в сторону уступов.

   — Покажи мне туда путь, конунг альвов, — ответил Ульф.

   В голосе его опять прорезались рыкающие нотки. У Светы от страха свело шею, а Силунд рассмеялся.

   — Не хочешь поворачиваться ко мне спиной, волк?

   На этот раз Ульф промолчал.

   — Не тревожься, — сказала вдруг одна из красавиц. — Той, что стоит рядом с тобой, ничто не угрожает. Мы, альвийки, не любим, когда братья обагряют кровью порог наших домов. Клянусь, никто из альвов твоей жены не коснется.

   — Принимаю эту клятву, — глухо проворчал Ульф. — И прошу — покажите мне дорогу все вместе. Чтобы я мог почтительно следовать за вами, в знак уважения.

   Теперь засмеялись все три альвийки. Потом строй альвов развернулся к горному склону, и Ульф двинулся за ними.

***

Силунд остановился, не дойдя шагов сорок до первых уступов горного амфитеатра.

   Но один из альвов, сопровождавших его, пошел дальше. Шагов за двадцать до уступов он взмахнул рукой, подзывая оборотня, и обнажил меч. Крутнул его, разминая кисть.

   Лезвие блеснуло, рассыпав слепящие блики — хотя под небом, затянутым серой хмарью, сталь так сверкать не могла. И Ульф внезапно ощутил, как сама собой ссутулилась спина…

   А изнутри нахлынула злоба. Альв, прямой, как копье, даже мечом размахивал небрежно. Красуясь перед бабами!

   — Ульф! — прошептала сзади Свейта.

   И коснулась его локтя, обдав запахом страха. Испугалась альвов или того, как низко он пригнулся?

   Ульф тряхнул головой, пытаясь отогнать злобу. Затем схватил Свейту за руку, и зашагал, обходя альва с мечом по широкому кругу. Уводя жену подальше от Силунда.

   — Стой здесь, — бросил Ульф, уже остановившись. — Молчи, даже если меня ранят!

   В горле на последнем слове клокотнуло, и Ульф раздосадовано щелкнул клыками. Тут же заставил себя выпрямиться и пошел к альву. Ладонь отловила рукоять меча за три шага до врага…

   Светлый замахнулся, Ульф качнулся в сторону. Пригнулся, принимая чужое лезвие на перекладину у рукояти — и левой ладонью перехватил руку альва, державшую меч. Стиснул, вылущивая клинок, потом заехал в лицо светлому навершием своего меча.

   Альв, поднявшись, вернулся к Силунду с рассаженной щекой и разбитой бровью. Альвийки, окружив его белокипенной стайкой, тут же налепили повязку на половину лица.

   Затем против Ульфа вышли двое. И сразу разошлись, беря его в клещи.

   Прыжок, пинок, пара ударов — один обманный, другой настоящий. Первый из альвов, перекатившись по земле, вернулся к своему конунгу. Ещё несколько взмахов меча, и последний из пары ушел, зажимая рану на плече. Альвийки опять захлопотали вокруг раненых…

   С тремя альвами Ульф провозился дольше. Но ещё трудней пришлось, когда на бой вышли четверо. Эти дрались умело, разделившись на пары и прикрывая один другого. Стоило Ульфу взяться за первую пару, как сбоку атаковала вторая.

   И все же он справился — оставив светлых без мечей и разукрасив их ранами. Вот только лицо у него уже стало мордой. Пару раз Ульф чуть не приземлился по-волчьи, на четыре лапы.

   А когда напротив встали пятеро альвов, он с тоской подумал — сейчас обернусь. Мысль была блеклой, изнутри уже рвался на свободу волк. С той стороны, где стояла Свейта, остро тянуло страхом…

   Одна из альвиек вдруг метнулась вперед. Проскользнула между красавцами в кольчугах, и остановилась в шаге от Ульфа. Бросила:

   — Позволь, я помогу!

   Чем, яростно подумал Ульф. Грудью прикроешь, благо та налитая?

   За девицей расходились по кругу альвы. Смотрели молча, внимательно. А на плечи Ульфу словно давила тяжелая ладонь. Тянуло пригнуться ещё ниже…

   — Ты выронишь меч, если начнешь драться по-волчьи, — заявила альвийка, сверкнув синими глазами. — И тебя не признают конунгом в Нордмарке, если ты обернешься во время боя с людьми. А ты сейчас на грани этого, верно? Но альвийских дев любит все живое. Медведи едят с наших рук, и бешеные псы ластятся к нам. Вот, смотри!

   Она скользнула пальцами по низкому вырезу белого платья. Выдернула из ложбинки меж грудей крохотный ножик, тут же ухватила прядь своих волос — темно-медных, длинных. Резанула прядь у самого виска и швырнула её вперед.

   Волоски разлетелись россыпью. Несколько штук зацепились за руку Ульфа — ту, что с мечом. Заколыхались, летя по ветру медными нитями…

   И злость, душившая Ульфа, сразу прошла. Словно выдохлась в одно мгновенье. Он выпрямился, подумал с изумлением — даже дышать стало легче!

   Следом альвийская девица развернулась к Свейте. Крикнула:

   — Я прошу твоего позволения, жена волка! Если я повяжу прядь на запястье Ульфа, это удержит его от оборота. В Нордмарке он должен биться, как человек. От этого зависят жизни альвов, которые пойдут с ним! Позволишь ли ты испробовать мою прядь сейчас?

   Ульф тоже обернулся.

   Свейта успела сделать несколько шагов, пока он смотрел на альвийку. Стояла теперь ближе, чем следовало, и переводила растерянный взгляд с него на альвийскую деву.

   Затем Свейта размашисто кивнула. Выпалила:

   — Да!

   Может, это новая ловушка светлых, быстро подумал Ульф. Но сейчас главное — победить в Нордмарке. Если он этого не сделает, то судьба Свейты предопределена. Она чужачка, обвиненная в колдовстве. И ярл Арнстейн, отец Хильдегард, про Свейту не забудет. Ульфхольм далеко, одна она туда не доберется…

   А прядь всегда можно содрать.

   В следующее мгновенье Ульф вскинул руку. Не ту, в которой держал меч — левую.

   Альвийка быстро отрезала от своей гривы ещё одну прядь и пригнулась к руке Ульфа. Повязала темно-медные волосы на его запястье, выдохнула, уже отступая к Силунду:

   — Удачи, волк!

   И Ульф шагнул навстречу альвам.

   Он дрался теперь медленней, чем раньше. Зато снова был хозяином своего тела. Волосы, повязанные на запястье, бились на ветру и трепетали у локтя. Щекотали кожу, залетая под распоротый рукав…

   Бой походил на танец — ни он, ни альвы не хотели убивать. Прыжок, присед, подсечка, и Ульф наконец-то опрокинул на траву последнего альва. Следом обернулся к Силунду. Замер, держа руку с мечом на отлете.

   — Ты справился, волк! — объявил конунг. — Завтра я отправлю с тобой в Нордмарк…

   Силунд сделал паузу. Со стороны горных выступов, на которых стояли альвы, прилетел шелест неразборчивых разговоров.

   — Сотню альвов! — наконец провозгласил Силунд. — Они в бою стоят трех сотен людей. Альвы прикроют твою спину, волк. И присмотрят за тем, чтобы зло, о котором ты говорил, не свершилось! Вы уйдете завтра на рассвете. Только сделай мне одолжение, сын Ульфхольма! Возьми из сундуков гостевого дома новую одежду. Не распоротую клинками. Не стоит пугать эрхеймских ярлов дырами в твоих штанах!

   — Спасибо за заботу, конунг Силунд! — рявкнул Ульф. — И обо мне, и о ярлах!

   Вроде все сказано, мелькнуло у него. Потом он вложил меч в ножны и пошел к Свейте, на ходу пытаясь развязать узел на запястье.

   Но прядь темно-медных волос на ощупь оказалась слишком мягкой. Гладкой. И узел под его пальцами затягивался все туже.

   А рвануть посильней Ульф не решался. В Нордмарке волосы альвийки ещё пригодятся. Завтра с утра придется снова повязать прядь на запястье…

   И не знай почему, но Ульф мельком глянул в сторону Силунда.

   Тот вместе со спутниками уже уходил к краю утеса. Альвийка с темно-медными волосами шла последней. Шагала легко, не оглядываясь.

***

Четыре поединка Света дышала через раз, леденея от страха. Звенели мечи, падали и уходили альвы — а Ульф пригибался все ниже. На одежде его появлялись все новые прорехи, залитые кровью…

   Света наблюдала за этим неподвижно. И молчала, помня наказ мужа. Только бег альвийской красавицы к Ульфу сорвал её с места.

   Но после слов альвийки о пряди волос Света остановилась. Растеряно подумала — хоть бы помогло! Потом, опомнившись, кивнула.

   А теперь, когда Ульф шел к ней, теребя узел на своем запястье, у Светы вдруг мелькнуло — я уже не щит для него. Ни защитить, ни спасти. Зато волосы альвийки помогли…

   Она отогнала эту мысль, отдававшую страхом и ревностью. Потянулась к левой руке Ульфа, когда он подошел, спросила:

   — Я помочь?

   Ульф буркнул, подставляя ей запястье:

   — Завтра утром мне эти волосы понадобятся.

   Света торопливо кивнула, берясь за узел на его руке.

   Горные склоны за спиной Ульфа уже начали менять свои очертания. Альвы, стоявшие на уступах, открывали себе тропы и уходили.

***

Вечер они провели в огромной купальне, занимавшей половину дома. Вода здесь была на удивленье теплой. И пенилась, струями утекая к дальней стене, за которой шумел водопад.

   Только здесь, в этом тепле, Света перестала вспоминать о поединках. О крови Ульфа, о ранах его, уже затянутых розовой кожицей.

   Руки Ульфа скользили по её телу вслед за струями. Ласкали уверенно, бесстыже. Света, прогибаясь под его ладонями, даже забыла про альвийку. Хотя прядь её волос лежала неподалеку, свернутая и увязанная в лоскуток…

   Потом, когда все кончилось, Ульф застыл, пригвоздив Свету к краю купальни. А она, отдышавшись, бездумно зачерпнула воду. Плеснула на плечи Ульфа и погладила их.

   Хотелось просто касаться его. Не думая о том, что будет завтра.

   — Сегодня ты ревновала, — проворчал вдруг Ульф.

   И приподнялся, держась за край купальни. Руки Светы прошлись по его лопаткам. По жгутам мышц на спине.

   — Да, — согласилась она. Врать не было смысла, он чуял все по запаху.

   Ульф приглушенно фыркнул.

   — Меня ещё не ревновали…

   Так наслаждайся, как-то расслабленно подумала Света. А потом вспомнила, как альвийка пригибалась к руке Ульфа — и царапнула ему спину ногтями. Благо ладони под альвийскими повязками уже не болели.

   Ульф тут же опустился пониже. Прошелся шершавым языком по Светиной груди, сметая пузырьки воздуха, прилипшие к коже. Затем вскинул голову над водой и пробормотал:

   — У волков всегда одна подруга. Только одна, Свейта. Моя — рыжая. Так что тебе незачем ревновать. Да и не к кому.

   В следующий миг Ульф скрылся под водой. И горячие, жадные губы продолжили свой путь — к животу Светы, к мягкой плоти между её ног. Поцелуи там тянуще жалили, язык ласкал давяще. Требовательно…

   Ульф пару раз вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, и щека его всякий раз проходилась по Светиному животу. Остренько покалывая ей кожу щетиной.

   И она вздрагивала от мучительного наслаждения — почти невыносимого сейчас, после недавних ласк.

   Но отталкивать Ульфа Света не хотела. В уме стучало — будут ли они живы завтра? Будет ли все так, как сегодня? Он и она, вместе?

   А на краю сознанья ядовитым угольком тлело воспоминанье о потерянном рунном даре.

ГЛАВА 4

Разговаривать с ярлами Ульф собрался на рыночной площади Нордмарка. В людном месте, перед всеми, при большом стечении народа.

   Колонну светлых Ульф завел в город с севера, пройдясь мимо дома убитой колдуньи. Шел нарочито неспешно, чтобы весть о его появлении успела разлететься по Нордмарку. Перед городской окраиной, огороженной торцами длинных домов, он даже постоял для верности. Сказав альвам, что телу нужен роздых перед поединками.

   И цели своей Ульф добился. Когда они добрались до прибрежной площади, дружины ярлов уже выстроились перед причалами. Разноцветный ряд их щитов прерывали клинья морской стражи в темных доспехах.

   Они прикрывают пути к драккарам, подумал Ульф. К отступлению. Сразу видно — нет у ярлов конунга…

   Он остановился возле крайнего прилавка, от которого было рукой подать до человеческих дружин. Переступил с ноги на ногу, загораживая Свейту, вставшую чуть сбоку. Рявкнул:

   — Я Ульф из Ульфхольма! И пришел, чтобы рассказать вам правду о смерти конунга Олафа! Слышите, люди Эрхейма? Я открою вам, кто подстроил убийство Олафа, и чем это грозит народу Эрхейма!

   — Лучше расскажи, куда ты дел убитого Торгейра, волк! — прилетело со стороны щитов.

   И Ульф сразу узнал кричавшего — Арнстейн, отец Хильдегард.

   — Я не отрицаю, что убил Торгейра, — объявил Ульф. — Скажу тебе даже больше, ярл Арнстейн! Я хочу на поединке доказать, что это я прикончил Торгейра! И сделал это, чтобы отомстить за убийство конунга Олафа!

   — Ложь! — сбиваясь на фальцет, завопил отец Хильдегард. — Все знают, что Олафа придушил Сигтрюг Хёгнисон! На пару с Гудбрандом, младшим сынком Олафа!

   Остальные ярлы молчали. Ульф со своего места видел их лица — над щитами, в первых рядах дружин. Скаллагрим, Ингьялд, Угстейн и Грюдди, бывший подручный Торгейра. Ульвдан, хозяин Хрёланда, тоже был тут…

   Говорить нужно с ними, мелькнуло у Ульфа. Не с Арнстейном. Иначе эта перебранка затянется надолго.

   Со стороны людей тем временем текла река запахов. От них пахло ненавистью и страхом — сильно, режуще. Но прядь, повязанная на запястье, гладкой ленточкой ласкала кожу. И шерсть проступила только по краю нижней челюсти.

   — Верно ли я понял, ярлы Эрхейма? — рыкнул Ульф. — Вы стоите и молчите, позволяя говорить тому, чья дочь была невестой Сигтрюга, обвиненного в убийстве Олафа? Вы не хотите узнать, что за беда грозит вашим землям? Хотя в крепости уже горят негаснущие огни, а в опочивальне Торгейра не тает лед? Что же должно случиться, чтобы вы захотели услышать правду? Небо должно упасть вам на голову? Земля расколоться под ногами?

   Это подействовало — ярлы выступили из-за щитов и сошлись в кружок перед строем людей. Даже Арнстейн, с ненавистью поглядывая в сторону Ульфа, заспешил к ним.

   А чуть погодя кружок ярлов распался. И один из них, Скаллагрим, шагнул вперед. Велел:

   — Говори. Арнстейн пока помолчит.

   — Все вы знаете, что Торгейр был на Хрёланде, когда конунг Олаф пропал, — бросил Ульф. — И Гудбранд, младший сын Олафа, отправил меня к нему с вестью…

   Ульвдан, хозяин Хрёланда, кивнул.

   — Там, на Хрёланде, Торгейр сказал мне, что его пытались убить, — продолжал Ульф. — Убийца пришел в его каюту ночью, волшебством сотворив дыру в стене. Торгейр заявил, что покушение на него и исчезновение отца — дело рук его младшего брата Гудбранда, который хочет стать конунгом. Потом Торгейр приказал мне идти с ним в Нордмарк. Мы вернулись и захватили Гудбранда. Но Хильдегард, дочь Арнстейна, в ту же ночь встретилась с Торгейром в крепости. Я видел это своими глазами. И вот тогда я узнал, что она может оживлять руны своим прикосновением…

   — Твоя жена тоже этим занимается! — крикнул Арнстейн.

   — Моя жена пришла в крепость, услышав об огнях, что здесь горят! — рыкнул Ульф. — Она хотела потушить неугасимое пламя! Но сила волшебных огней сожгла дар моей жены, и руны перестали её слушаться! Однако она хотя бы попыталась победить пламя. А что сделала твоя дочь, ярл Арнстейн? Почему она не вышла к огням, которые разожгло чье-то злое волшебство? Я тебе скажу, почему. Потому что она сама их запалила! Чтобы испытать свою силу перед тем, что собиралась…

   — Ты лжешь! — снова завопил Арнстейн.

   И Ульф в упор посмотрел на Скаллагрима. Сказал размеренно, ощущая, как горло перехватывает от желания зарычать:

   — Ты обещал, что ярл Арнстейн будет молчать, пока я говорю. Может, он и тебя решил ославить лжецом?

   — Хватит, — тут же проворчал Скаллагрим, обернувшись к Арнстейну.

   Ингьялд, стоявший рядом с Арнстейном, положил руку ему на плечо. Бросил:

   — Пусть волк договорит.

   Лицо Арнстейна скривилось. Похоже, Ингьялд сжал его плечо слишком крепко.

   — Продолжай, — буркнул Скаллагрим.

   И наступила тишина.

   — Мы схватили Гудбранда, — объявил Ульф. — Он признался, что вместе с Сигтрюгом убил своего отца, конунга Олафа. И тело сбросил в море. Но я засомневался, потому что вспомнил разговор с Гуннульфом, главой волчьей стражи. Я встретил его на следующий день после пропажи конунга. Гуннульф тогда сказал, что почуял в конунговой опочивальне запах трупа. Но он не знал, как Олафа убили — и куда делось тело. Из крепости его не выносили, это точно. Труп словно провалился в неведомую дыру, вдруг возникшую в опочивальне. Гудбранду и Сигтрюгу такое было не под силу. А вот Хильдегард легко могла открыть дыру в стене, использовав руну Врат. И тогда она была невестой Сигтрюга!

   — Это Сигтрюг отвел глаза страже! — каркнул Арнстейн. — А может, им помогла твоя ба…

   Он осекся и скривился от боли, потому что рука Ингьялда сжала его плечо ещё сильней.

   — Но чтобы открыть дыру в стене, — громко ответил Ульф, — мастерица рун должна знать человека за этой стеной. Помнить его лицо. А моя жена никогда не видела Олафа. Она не могла открыть проход в его опочивальню. Зато Хильдегард часто бывала на пирах у старого конунга. Она в любой миг могла добраться до Олафа. И стоило Торгейру вернуться с Хрёланда, как Хильдегард начала выполнять его приказы. Так я понял, кто на самом деле стоит за убийством конунга. Затем я узнал, для чего Торгейр с Хильдегард это затеяли!

   Арнстейн что-то прохрипел. Ульф, не обращая на него внимания, крикнул:

   — Они замыслили подлое колдовство! Торгейр и Хильдегард хотели построить дорогу по воздуху в Неистинный Мидгард. Тот самый, о котором поется в сагах! Но такое колдовство использует силу душ, уже покидающих тело! Поэтому Торгейр с Хильдегард хотели наполовину сжечь — и наполовину заморозить города Эрхейма! А для этого нужно было повесить щиты конунга Торгейра во всех городах! Чтобы Торгейр, по древнему обычаю, мог получить над ними власть. И предать людей Эрхейма ледяной и огненной смерти!

   Люди смотрели по-разному. Кто недоверчиво, кто зло, кто хмуро. И Ульф вдруг ощутил возбуждение.

   Они слушали его. В потоке запахов, что текли со всех сторон — от воинов, от домов вокруг площади, от толпы, теснившейся за торговыми рядами — было все меньше ненависти. Все больше страха и жадного внимания…

   — И я могу это доказать! — швырнул Ульф в толпу. — Отправьте кого-нибудь за щитами, что приготовили для нового конунга. Осмотрите их, люди Эрхейма! На каждом щите вы найдете две руны, начертанные кровью Хильдегард. Это Исс и Фё, знаки Льда и Огня! Только щит Нордмарка пока чист! На нем руны Исс и Фё должны были начертить в самый последний день — последний для многих людей Эрхейма! Потом Хильдегард коснулась бы щита Нордмарка, пробуждая разом все руны! А в города под щитами пришел бы неугасимый огонь, подобный тому, что пылает нынче в крепости! И лед, навроде того, что не тает в опочивальне Торгейра!

   Ярлы тут же начали выкликать имена. Несколько человек метнулись к дальнему краю площади, где начинались городские улицы.

   Ещё немного, подумал Ульф.

   Никогда прежде он не произносил таких длинных речей перед людьми. Шелком стелилась по запястью прядь альвийки. И запах Свейты уже не тревожил ноздри…

   — Но прежде, чем это случилось, я перерезал Торгейру глотку! — крикнул Ульф. — Я сделал это, чтобы отомстить за смерть Олафа, которому поклялся служить! Дело было в опочивальне Торгейра. Да, мне следовало вызвать его на хольмганг! Но там была Хильдегард, и она уже тянулась к своему ожерелью с рунами! Поэтому я убил быстро. К тому же конунга Олафа тоже не позвали на хольмганг! А когда Торгейр упал, Хильдегард кинулась к нему. И задела рукой свое ожерелье с рунами! Может, она зацепила пальцем не ту руну — потому что над Торгейром сразу вырос ледяной сугроб. Он накрыл и Хильдегард. Теперь у них с Торгейром одна ледяная могила на двоих! Там, в опочивальне, под глыбой нетающего льда!

   — Я не прощу… — просипел Арнстейн.

   — Твое право, — отозвался Ульф. — Люди Эрхейма! По праву того, кто отомстил, я требую себе удел конунга Олафа. Я клянусь, что буду стеречь ваши жизни так же верно, как стерег прежде морские пределы Эрхейма! Мечом и клыком — я буду драться за вас! Пусть выйдет тот, кто считает мои слова ложью. Я здесь, и я жду!

   Он смолк. Над строем людей перепархивали шепотки.

   — Подождем немного, — вдруг заявил Скаллагрим. — Сейчас принесут щиты, мы на них посмотрим… а пока я кое-что спрошу, волк. Ты считаешь, что Хильдегард по наущению Торгейра убила конунга Олафа?

   — Она это подстроила, — бросил Ульф. — И втравила в это дело Гудбранда, пообещав, что поможет ему стать конунгом. Заодно использовала Сигтрюга. Хильдегард сделала это ради того, чтобы было на кого свалить вину. А всю выгоду от смерти Олафа получал Торгейр. Ведь он был старшим наследником рода!

   — Но доказательств у тебя нет. — Скаллагрим вскинул брови. — И одно непонятно. Среди рун есть Наудр, руна Подчинения… или Рабской покорности. Хильдегард могла пустить её в ход и приказать Гудбранду убить отца. А волчья стража, отыскав тело со следами убийцы, во всем обвинила бы Гудбранда. Зачем прятать труп, открывая дыры в стенах? Зачем так путать все?

   — Я не знаю, как действует Наудр, — живо возразил Ульф. — И моя жена не знает, потому что никогда не использовала эту руну. Но будь Наудр такой сильной, Хильдегард велела бы Олафу самому утопиться в море! Так было бы ещё проще. Однако она этого не сделала. Значит, есть что-то, чего не знаем ни вы, ни я!

   Скаллагрим опустил брови, соглашаясь. Ингьялд, помедлив, убрал руку с плеча Арнстейна. И тот сразу заревел:

   — Все ложь! Я выйду на бой, волк! Но сперва, чтобы все было по-честному, мы уравняем силы! Двое… нет, трое людей против оборотня…

   — Кто это «мы»? — холодно уронил Ульвдан, хозяин Хрёланда. — Против одного всегда выходит один. Даже с драконами в сагах и то дрались поодиночке! А если ты не веришь в свою правоту и победу — стой там, где стоишь, ярл Арнстейн!

   Вот это да, изумленно подумал Ульф. Люди на стороне оборотня? Хотя…

   Крепость Нордмарка сейчас никому не нужна, мелькнуло у него. Пока в ней горят неугасимые огни, никто туда не сунется. И мужчины из конунгова рода нынче мрут как мухи. А ярлы хотят одного — побыстрей вернуться в свои земли, да приглядеться к колдуньям, живущим по соседству. Не владеют ли они той же силой, что Хильдегард…

   — Ульвдан верно говорит, — громко заметил Скаллагрим. — Бейся сам, ярл.

   — Я согласен, — вдруг объявил Ульф. — Я разрешу ярлу Арнстейну выйти на бой с подручными. Пусть только ярл решит, сколько человек ему нужно, чтобы он мог замахнуться без страха!

   Арнстейн побагровел. От закованных в темную броню хирдов морской стражи прилетела пара смешков.

   Вот как, с легким удивлением подумал Ульф. Надо смешить людей, чтобы они меньше боялись…

   — Сначала дождемся щитов, — строго сказал Скаллагрим.

   И все ярлы посмотрели в ту сторону, куда ушли их люди. Только потемневший с лица Арнстейн по-прежнему ел глазами Ульфа.

***

Ждали они недолго. Посланцы вернулись бегом, забросив щиты на спину. И ярлы их тут