Сумрачный волкодав и Проклятая фея смерти. Ольга Консуэло

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ БОНУСНАЯ

АННОТАЦИЯ

Альвира Стеркюрр по прозвищу Проклятая фея смерти — лучший полицейский патологоанатом не только в Фокунни, но и на всём Северо-Западе Нуэзии. И она действительно проклята, а снять проклятие может только брак по взаимной любви.

   Пес-оборотень Мьюркур Хундграхт по прозвищу Сумрачный волкодав — опытный столичный следователь, переехавший в Фокунни после трагической гибели подозреваемого. И ему не до любви — тяжелый развод с предательницей-женой оставил слишком глубокую рану.

   Но когда кто-то начнет похищать души детей, только Сумрачный волкодав сможет их отыскать и только Проклятая фея смерти сможет вернуть их назад. Вместе они отправятся за грань мира, где найдут не только похищенные души, но и истинную любовь.

ГЛАВА 1

— Поздравь меня, я беременна! — сияя, как новенький нуз* (*местная денежная единица), сказала Урслин и радостно рассмеялась.

   — Ну ты даешь! — с искренним восхищением покачала головой Альви.

   — Ой, ну еще скажи, что ты от меня такого не ожидала! — Урслин рассмеялась снова.

   — Ну почему же? От тебя всего можно ожидать, а уж после свадьбы с самым занудным следователем УПФ* (*Управление полиции Фокунни, города, в котором происходит действие) — и подавно.

   Она не кривила душой — яркая и решительная Урслин славилась своей непредсказуемостью: жгучая брюнетка с многочисленными татуировками никогда не делала поправки на то, что о ней подумают окружающие.

   — Лейнд не всегда такой. Да и при правильном подходе в таком муже есть и свои прелести: на него всегда можно свалить все эти нудные дела вроде уплаты налогов или составления списка покупок.

   — Списка покупок? — вот тут Альви удивилась по-настоящему.

   — Вернее, подготовительного этапа к составлению списка покупок, — поправилась Урслин, — когда надо понять, чего и сколько у тебя осталось. Он всегда всё помнит, представляешь?

   — Да, это бесценная способность, тут не поспоришь! — рассмеялась Альви. — Ты ему уже сказала?

   — Да, еще вчера.

   — И как он воспринял?

   — Обрадовался жутко! Даже пообещал, если будет нужно, взять часть отпуска по уходу за ребенком. Сказал, что по молодости многое упустил с Каусси, а теперь хотел бы полноценно участвовать в воспитании ребенка, видеть, как он растет и меняется, и проводить с ним как можно больше времени.

   — А он с Каусси-то общается?

   — А я разве тебе не рассказывала, что мы в августе вместе ездили в отпуск?

   — Нет, — покачала головой Альви.

   — Это что же получается: мы с тобой почти полгода просто так не болтали? Всё по работе, да по работе, — с сожалением вздохнула Урслин.

   — Что поделаешь, — тоже вздохнула Альви. — Так куда вы ездили-то?

   — Да в Сюдур. Неподалеку от «Волны» отдыхали, кстати.

   — Это тот лагерь, где началась история Ищейки?* (*Эта история рассказывается в книге «Единственная для рыжего опера»)

   — Он самый. Мы, собственно, и выбрали апартаменты неподалеку, чтобы Каусси мог пообщаться с ровесниками. Мы с Лейндом, конечно, прекрасные собеседники, но отец и его новая жена — не та компания, в которой девятнадцатилетнему парню стоит проводить дни напролет. Да и нам хотелось и вдвоем побыть, это же, считай, был наш медовый месяц, раньше выбраться в отпуск не получилось. Мы сначала хотели и Бьярку с Маугом взять с собой, но мои парни решили, что проведут всё лето с отцом и его детьми от второго брака, а со сводным братом познакомятся попозже. Я бы, может, тоже отложила это знакомство, но Лейнд меня уговорил. И, в общем-то, оказался прав: на нейтральной территории всё действительно прошло проще, чем было бы, если бы Каусси приехал к нам, например, на зимние каникулы.

   — А ты чего пришла-то? Просто поболтать? Вроде по части УКПМП* (*Управление по контролю за проявлениями магии и потустороннего) у нас в морге сейчас никого нет.

   — Да нет, на сей раз я не по работе. Посмотри малышку, пожалуйста.

   — Ты уже знаешь, что будет девочка? — с улыбкой спросила Альви.

   — Да, я уже чувствую, — радостно кивнула Урслин. — Наконец-то у меня будет девочка. И Лейнд тоже обрадовался. Хотя я уверена, что он был бы рад и мальчику.

   — Но почему именно я? Я ведь не целитель-акушер.

   — Да у акушера я уже была, физически с ребенком всё хорошо. Пусть мне и сорок семь, но я всё-таки оборотень, так что в этом смысле всё в порядке. Но ты же понимаешь, что с моей работой я могла подцепить что-нибудь не физическое, чего могла сама и не заметить. А ты обязательно увидишь.

   — А, ты об этом... — протянула Альви. — Конечно, я посмотрю. Хоть чем-то Проклятая фея смерти сможет помочь живым.

   Целительница печально улыбнулась: из-за поразившего её в юности проклятия она не могла работать с обычными пациентами, поскольку аура проклятой могла им повредить, поэтому и стала патологоанатомом. Зато проклятия и следы любых магических и потусторонних воздействий Альвира Стеркюрр видела всегда, даже самые легкие и незначительные. Даже такие, что не могла заметить сильнейший маг-эксперт и выдающийся демонолог Урслин Бьорнен.* (*фамилии медведей-оборотней начинаются на «Бьорн»)

   Альви взяла Урслин за руку и закрыла глаза, концентрируясь на ощущениях. Аура Урслин переливалась всеми цветами радуги, но преобладал, конечно же, зеленый, как у всех оборотней. Ни малейшего признака постороннего присутствия не наблюдалась. Альви прислушалась: аура Урслин тихонечко гудела, ровно и без перебоев, никаких вкраплений, никакого диссонанса. И запах тоже был без каких-либо примесей — яркий и острый запах лимонной мяты.

   — Всё в порядке, — успокоила она приятельницу, открывая глаза.

   — Спасибо, — улыбнулась Урслин, — теперь я спокойна. Прости, я всё о себе, да о себе? А как твои дела?

   — Да как всегда, — с деланной небрежностью пожала плечами Альви, — чуда до сих пор не произошло и даже не намечается.

   — Может, тебе всё-таки стоит попросить Аусту посмотреть? Она ведь сильный медиум, у нее может получиться.

   — Да я уже просила, — тяжело вздохнула Альви. — Просто не стала это афишировать и её попросила никому не рассказывать.

   — Думаешь, она даже Кину не сказала? — вскинула брови Урслин. — Мы, женщины, редко можем сохранить что-то в тайне от мужей, если это, конечно, любимые мужья.

   — Ну Кину она, может, и сказала. Но ты же знаешь Хундракура:* (*фамилии псов-оборотней начинаются на «Хунд») несмотря на свое кажущееся легкомыслие, хранить секреты он умеет превосходно, поэтому дальше него это всё равно не пойдет.

   — Ну так она смогла что-то увидеть?

   — И да, и нет, — Альви снова вздохнула и замолчала.

   — Как это? — не поняла Урслин и торопливо добавила: — Если ты не хочешь это обсуждать, то и не надо, я не хочу выпытывать.

   — Да нет, пожалуй даже, что и хочу. Может, ты что-то знаешь о подобных случаях. Ауста сказала, что раньше она о таком только слышала.

   — Ты меня заинтриговала! — поторопила её Урслин. — Что же там было за видение такое?

   — В том-то и дело, что это было не видение: увидеть Ауста не смогла ничего, но она услышала. Причем очень странную фразу: «Она сможет избавиться от проклятия, если сумеет пройти между той стороной и этой». Я бы поняла, если бы речь шла о том, что я смогу это сделать на той стороне или в астрале, или даже в другом измерении. Но что такое «между», я не понимаю.

   — Может, это всё-таки об астрале? — с несвойственной ей неуверенностью предположила Урслин.

   — Нет, — покачала головой Альви, — астрал ведь в нашем измерении, и он реален, хотя и не имеет вещественной формы. А другое измерение еще можно с натяжкой назвать «той стороной», но уж никак не тем, что «между».

   — Ты права, конечно, — закивала Урслин, — это точно не про астрал и вряд ли про другое измерение. Во всяком случае, естественное.

   — Что ты имеешь в виду? — заинтересовалась Альви. — Разве бывают неестественные?

   — Бывают: те, которые создают вокруг себя и поддерживают некоторые оннурвера* (*обобщенное название для существ из других измерений). Но даже если подразумевается что-то подобное, совершенно непонятно, как это может быть связано с условием отмены твоего проклятия.

   — Да уж! — невесело хохотнула Альви. — Маловероятно, что я выйду замуж по взаимной любви за одно из оннурвера. У них, небось, и пола-то нет.

   — В биологическом смысле, конечно, нет. Но психологически некоторые из них идентифицируют себя с неким аналогом пола.

   — А у них есть психика? — удивилась Альви.

   — У сложных — есть. В том числе как раз у таких, что способны создавать искусственные измерения. Но тут явно не имелось в виду то, что ты свяжешь свою жизнь с каким-то из них, ведь Ауста сказала, что ты должна пройти между той стороной и этой, чтобы снять проклятие, а не снять проклятие, оставшись между ними.

   — А-а, ну да, — задумчиво протянула Альви. — Но в любом случае никакого кандидата в мужья на моем горизонте в настоящий момент не наблюдается.

   — Уверена, что таковой появится в ближайшее время, — решительно заявила Урслин.

   — Почему именно сейчас? — удивилась Альви.

   — Потому что раньше медиумы ничего не могли тебе сказать на этот счет, а сейчас у Аусты получилось. Значит, вероятности наконец-то выстроились нужным образом, и изменения начнутся уже скоро.

   — Не уверена, что я к этому готова, — пробормотала Альви.

   — А зря! Эрльех* (*богиня судьбы мира, в котором происходит действие) любит смелых и решительных! — задорно подмигнула Урслин.

***

О беременности Урслин Бьорнен в УПФ пока никто, кроме её мужа, не знал. Все обсуждали другую новость: один из старейших сотрудников Управления, следователь по насильственным преступлениям Баунхильга Льюнсунтиг уходит на пенсию. Пухленькую улыбчивую Хильгу, чьи белокурые волосы были уже изрядно припорошены сединой, все любили, поэтому известие о её уходе никого не обрадовало, в особенности огорчился начальник УПФ господин Вейндрурссон, вставший перед необходимостью искать замену опытному сотруднику.

   Он, конечно же, послал запрос в Анаф, как только получил рапорт следователя Льюнсунтиг на увольнение, и даже уговорил её доработать до момента, когда им пришлют следователя на замену, и передать дела, но всё равно заранее печалился, что придется либо ждать неизвестно сколько, либо соглашаться на зеленого новичка, только-только окончившего институт. Однако ответ МОП* (*Министерство охраны правопорядка), пришедший уже на четвертый день, шефа Вейндрурссона изрядно удивил: к нему направляли Мьюркура Хундграхта, следователя с почти двадцатилетним стажем, работавшего в отделе МОП по расследованию преступлений, совершенных с использованием магии. Получив такое известие, Вейндрурссон даже решил позвонить, чтобы уточнить, не пришло ли кому-то там в МОП в голову, что и в УПФ пора создавать аналогичное подразделение. Но курировавший Фокунни сотрудник министерства заверил его, что речь об этом ни в коем случае не идет. Правда, с чего вдруг известный на всю Нуэзию* (*страна, в которой происходит действие) Сумрачный волкодав, как называли Хундграхта не только за его вторую ипостась, но и за несгибаемое упорство в борьбе с преступниками, решил сменить специализацию, толком не пояснил, отделавшись расплывчатыми фразами. Шефу УПФ подобная уклончивость не понравилась, но выбирать не приходилось: если брать молодого специалиста, то куратором нужно было назначать Лейдинлехта как самого опытного из остававшихся следователей, но, как не без основания подозревал Вейндрурссон, зануда Лейнд мог с легкостью довести начинающего коллегу до скоропалительного увольнения. Поэтому Вейндрурссон загнал плохие предчувствия в дальний угол сознания и, собрав на внеочередное совещание глав отделов УПФ и следователей, объявил, что на замену госпоже Льюнсунтиг им пришлют знаменитого Сумрачного волкодава.

   Хильгу это известие удивило ничуть не меньше, чем шефа Вейндрурссона, поскольку, в отличие от него, благодаря нескольким совместным расследованиям, Хундграхта она знала неплохо и была совершенно уверена, что в профессиональном отношении Мьюр интересуется исключительно преступлениями, совершенными с помощью магии. Поэтому, выйдя с совещания, она сразу же направилась к своей двоюродной племяннице Аусте Рюдеркун* (*фамилии красных панд-оборотней начинаются на «Рюдер»), работавшей в УПФ медиумом-криминалистом, чтобы попросить посмотреть, что вообще происходит.

   Поскольку для погружения в медиумические трансы Аусте было необходимо уединение, кабинет у нее был хоть и маленький, но отдельный. И в этом кабинете, помимо его хозяйки, обнаружился и Кин, пользовавшийся каждой свободной минутой, чтобы лишний раз повидаться с женой*. (*женщины-оборотни, вступая в брак с людьми или оборотнями других видов, фамилии не меняют)

   — И зачем вас Вейндрурссон собирал? — вскинул рыжую голову Хундракур, отрывая влюбленный взгляд от Аусты.

   — Дорогой шеф поведал нам, кого пришлют мне на замену, — ответила Хильга, усаживаясь.

   — И кого? — нетерпеливо подпрыгнул Кин.

   — Мьюркура Хундграхта.

   — Сумрачного волкодава? У нас что — собираются создавать отдел по расследованию преступлений, совершенных с помощью магии? — удивился Кин.

   — Нет, — покачала головой Хильга. — Насколько я понимаю, Хундграхт решил сменить специализацию, вот только в МОП не смогли или не захотели назвать нашему шефу причину.

   — Ты поэтому пришла? — проявила прозорливость Ауста.

   Хильга кивнула, и Кин недоуменно протянул:

   — Никогда не замечал за тобой праздного любопытства.

   — Да брось, — усмехнулась Хильга, — нелюбопытных следователей не бывает.

   — Хочешь сказать, что и Лейдинлехт тоже любопытный? — рассмеялся Кин.

   — Конечно. Он просто выясняет то, что его интересует, потихоньку, не привлекая внимания, — уверенно кивнула Хильга.

   — Так что именно ты хочешь, чтобы я посмотрела? — вернулась к первоначальной теме Ауста, нетерпеливым жестом заправляя за ухо темно-рыжую прядь.

   — Причину, по которой Хундграхт решил сменить специализацию, — ответила Хильга.

   — И переехать в Фокунни? — дополнил Кин.

   — Ну, почему он выбрал Фокунни, я, пожалуй, знаю: у него здесь есть небольшой домик, унаследованный от бабушки, где-то в Западном районе, — пояснила Хильга. — А вот с чего вдруг Сумрачный волкодав решил забросить свои горячо любимые связанные с магией преступления, мне действительно совершенно непонятно.

   — Ты ведь с ним знакома? — уточнила Ауста.

   — Да.

   — Значит, я буду настраиваться на него через тебя. Сейчас пересяду поближе и возьму тебя за руку.

   — Мне уйти? — спросил Кин.

   — Необязательно, — пожала плечами Ауста. — Просто пересядь на мое место, чтобы я могла сесть рядом с Хильгой, и не мешай. Только табличку повесь сначала и дверь закрой.

   Кин взял протянутую женой ярко-красную картонную табличку с надписью: «Не беспокоить! Медиум в трансе», повесил её на ручку двери снаружи, закрыл дверь и, усевшись на место Аусты, замер, стараясь даже дышать пореже. К тому, что его единственная* (*пара оборотня, к которой он испытывает особую привязанность, чаще всего бывает у псов и волков-оборотней, но оборотни могут любить и тех, кто не является их единственными, вступать с ними в брак и иметь детей) — медиум, Кин так до конца и не привык и, становясь свидетелем Ауистиных трансов, каждый раз почему-то ужасно волновался.

   На этот раз волноваться ему пришлось не так уж долго — не прошло и десяти минут, как Ауста открыла глаза и сказала:

   — Во-первых, его бросила жена, и, хотя это было почти два года назад, Хундграхт до сих пор не оправился.

   — Она была его единственной? — заинтересовался Кин.

   — Нет, — покачала головой Ауста, — но они поженились еще студентами, прожили вместе больше двадцати лет и у них двое детей-подростков. Хотя нет — сейчас старшая дочь уже студентка.

   — А почему они развелись-то? — спросила Хильга.

   — Из-за его постоянных разъездов, насколько я поняла. Во всяком случае, именно так она ему заявила, когда объявляла о своем уходе. Но вообще-то у нее тогда уже был любовник, за которого она почти сразу после развода с Хундграхтом вышла замуж.

   — И Хундграхт об этом знал? — уточнила Хильга.

   — На момент развода — нет, но потом догадался, — Ауста передернула плечами. — Какая же это всё-таки мерзость: крутить романы, пока муж мотается по стране, расследуя самые опасные преступления! Неудивительно, что он был так подавлен: пусть к тому времени его любовь стала скорее привычной привязанностью, но привязанность эта была довольно сильной.

   — Мы, псы, все такие, — тяжело вздохнул Кин.

   — Только не вздумай примерять эту ситуацию на себя! — возмутилась Ауста.

   — И не собирался даже! — воскликнул Кин, вскочил и, встав за спинкой стула, на котором сидела жена, наклонился и крепко её обнял.

   — Так-то лучше! — удовлетворенно улыбнулась Ауста.

   — И это всё? Больше ты ничего не увидела? — Хильга была немного разочарована — ей почему-то казалось, что причина не может быть настолько банальной.

   — Нет, не всё, — Ауста покачала головой. — Было еще расследование, в ходе которого подозреваемый погиб.

   — По вине Хундграхта? — насторожился Кин.

   — Нет, на тот момент преступник уже находился в камере предварительного заключения, и Хундграхта рядом с ним совершенно точно не было. Но по какой-то причине, которую я, увы, так и не смогла разглядеть, он тем не менее винил в произошедшем себя, причем настолько, что это начало сказываться на работе, и его не просто принудительно отправили в отпуск, но и поместили в санаторий, где лечили от депрессии.

   — Ого! — поразился Кин.

   — Да, видимо, там и правда было что-то очень серьезное, — покачала головой Хильга, — Хундграхт — далеко не тонкая чувствительная натура.

   — А еще там было какое-то темное пятно, — добавила Ауста.

   — Где «там»? — не понял Кин.

   — Между моментом, когда подозреваемый погиб, и моментом, когда было принято решение о переводе Хундграхта в Фокунни, произошло что-то еще, что-то плохое, и похоже — из области потустороннего, что как-то повлияло на его состояние. Я хотела разглядеть поподробнее, но мне стало так страшно, что я не смогла.

   — И правильно! — поддержал жену Кин. — Незачем без необходимости лезть в такое.

   А Хильга задумчиво подытожила:

   — Значит, причина сменить специализацию у него была. Вот только сможет ли он после этого нормально работать?

   — Поживем — увидим, выбора у нас всё равно нет, — пожал плечами Кин.

ГЛАВА 2

Мьюр действительно выбрал назначение в Фокунни потому, что там у него был доставшийся от бабули Фагны домик. Столько светлых и радостных воспоминаний было связано с этим скромным домом! И конечно, с окружавшим его садом, в котором росли яблони, вишни, груши и сливы. Мьюр, вообще-то, больше всего любил абрикосы, но для абрикосов в Фокунни было слишком холодно, и выращивать их можно было только под защитой специального магического купола, поддерживавшего нужную температуру. Некоторые так и делали, но бабуля Фагна подобных ухищрений не признавала, сердито именуя их магическими извращениями. Она вообще была довольно консервативной и воспитывала младшего внука, всегда проводившего у нее лето, в духе традиционных ценностей: мужчина должен быть защитником и опорой, а женщина — хранительницей и утешительницей. И Мьюр старался соответствовать, что было не так уж сложно — физически он всегда был достаточно крепким и без особого труда помогал бабуле в саду и в небольшом огородике за домом, таскал тяжести и ловко обращался с любым инструментом, ремонтируя то покосившийся забор, то сломанную табуретку.

   Бабуля так явно им гордилась, что Мьюру даже временами становилось неловко, ведь ничего такого особенного он не делал, только то, что положено настоящему мужчине. Однако бабуля Фагна считала иначе: в её глазах любимый внук был практически идеальным, о чем она не уставала повторять любому, кто был готов слушать. И её любовь, простая и чистая, продолжала поддерживать Мьюра в самые трудные моменты жизни даже тогда, когда любимой бабули не стало.

   Например, когда Лиеста заявила, что не в силах больше терпеть его постоянные разъезды и требует развода, чтобы успеть нормально устроить свою жизнь, пока она еще достаточно молода. Чувство вины за порушенный брак настолько сильно придавило Мьюра, что он безропотно согласился на все условия бывшей супруги и не подписал соглашение о разделе имущества, по которому практически всё, включая столичную квартиру и новенький автомобиль, отходило ей, только потому, что его услали в очередную командировку, прежде чем адвокат Лиесты успел подготовить документы. Вернулся Мьюр перед самым Йолем* (*день зимнего солнцестояния), когда адвокат уже укатил куда-то к морю, поэтому подписание соглашения опять отложилось. А потом...

   А потом, в симпатичном уютном кафе «Огонек», куда он пригласил Таугу и Бьёрлига, чтобы отметить наступление нового года, дочь категорически отказалась отправляться с ним в пансионат под Анафом, куда они всегда ездили на новогодние праздники всей семьей, чтобы покататься на лыжах, разумеется, если Мьюра не отправляли в очередную командировку. После развода выяснилось, что Лиеста туда больше ездить не собирается, поэтому Мьюр решил, что поддержать эту традицию следует ему. Бьёрлиг согласился с радостью, но вот Тауга ехать не захотела, а упрекнувшему её в нежелании провести время с отцом брату ответила, презрительно оттопырив губу, что Мьюр ей вовсе не отец.

   — Что за бред ты несешь? — потрясенно выдохнул Мьюр, обычно не позволявший себе разговаривать с детьми грубо.

   — Я говорю правду! — вскинулась Тауга. — Ты не мой отец! Когда мама выходила за тебя замуж, она уже была беременна от другого.

   — Это полная чушь! — категорично заявил Бьёрлиг. — Не забывай, что мы с папой оба оборотни и прекрасно чувствуем такие вещи.

   — Действительно, Тауга, — примирительно сказал Мьюр, — что бы там тебе мама ни наговорила, но твой отец всё-таки я.

   — А вот и нет! — дочь даже кулаки сжала от злости. — Она провела ритуал привязки, чтобы все, в том числе оборотни, так считали. Их с Гюннлейгом, моим настоящим отцом, тогда разлучили его родители, считавшие, что мама ему не пара, но она всё равно решила сохранить беременность, потому что очень его любила и хотела от него хотя бы ребенка.

   — Подожди-подожди, — прервал запальчивую речь Мьюр. — Ты утверждаешь, что твоя мать провела запрещенный ритуал, чтобы выдать тебя за мою дочь?

   — Вот именно! — решительно тряхнула головой Тауга.

   — Запрещенный ритуал? Наша мама? Как же так? Её теперь что — посадят в тюрьму? — растерянно спросил Бьёрлиг.

   — Не посадят, — очень по-взрослому усмехнулась семнадцатилетняя Тауга, — срок давности вышел.

   — Да, вышел, — заторможено кивнул шокированный новостями Мьюр. — Но раз вскрылись такие обстоятельства, я, пожалуй, потребую проведения полной биолого-магической экспертизы, чтобы окончательно прояснить этот вопрос.

   И подписание соглашения о разделе совместно нажитого имущества снова отложилось — уже до решения вопроса об отцовстве. А когда выяснилось, что Тауга сказала правду — Мьюр действительно не отец ей, Хундграхт категорически заявил, что имущество они будут делить строго поровну, а если Лиеста откажется подписать соглашение на его условиях добровольно, он предъявит иск о возврате средств, потраченных на содержание чужого ребенка. В обычных случаях закон подобного не допускал, даже если мужчина был введен в заблуждение относительно своего отцовства, но вот если женщина при этом прибегала к запрещенным ритуалам, применялось исключение. Спорить Лиеста не стала, только презрительно фыркнула, обозвав бывшего мужа крохобором. Мьюр не обиделся, сделать ему еще больнее она всё равно уже не могла.

   Не то чтобы ему так уж была нужна половина денег, вырученных от продажи машины и квартиры, просто Мьюру казалось, что таким образом он словно бы отрезает от себя эту женщину и всё, что с ней связано, оставляя только свое. Например, Бьёрлига, категорически отказавшегося жить с матерью и её новым мужем, несмотря на то, что тот оказался весьма состоятельным и был готов обеспечивать теперь уже свою жену и её детей всем самым-самым лучшим.

   Из-за этого Мьюру, изначально планировавшему потратить полученные от раздела общесупружеского имущества деньги на приобретение небольшой квартирки где-нибудь на окраине, даже пришлось переехать к родителям, ведь его командировки никуда не делись, а оставлять четырнадцатилетнего мальчишку, пусть и довольно самостоятельного, надолго одного было нельзя. Но Мьюр ни о чем не жалел — поддержка сына была намного важнее бытовых неудобств. Тем более что его собственные родители заняли довольно странную позицию: они вроде и не оправдывали Лиесту, но в то же время считали, что Мьюр виноват в распаде их брака не меньше бывшей жены.

   В Фокунни же Мьюр отправился всё-таки один: до окончания школы Бьёрлигу оставалось меньше полугода, да и поступать потом он собирался на факультет магического программирования в Анафском университете, поэтому переезжать сыну, разумеется, не стоило. Бьёрлиг, с одной стороны, огорчился, а с другой — признал, что взрослые правы, и скрепя сердце остался с бабушкой и дедушкой.

   Несмотря на все эти логичные доводы, Мьюр начал скучать по сыну, не успев отъехать от Анафа. Ведь с Бьёрлигом он толком и пообщаться-то перед отъездом не успел: сначала был в санатории, куда его упекли лечить то, что целители МОП деликатно именовали «профессиональной усталостью», потом отправился в очередную командировку, а потом готовился к переезду не столько собирая вещи, сколько в срочном порядке дописывая отчеты и подшивая дела.

   Начальство стремилось сплавить его на новое место побыстрее, да и сам Мьюр не хотел откладывать переезд: после случая с Лаугейром Юусгримссоном находиться в Анафе ему стало тяжело. Нет, конечно, в санатории его и правда подлечили, так что тягучая тоска больше уже не затапливала Мьюра с головой. Но всё равно как-то так получалось, что на что бы он ни бросил взгляд в родном городе, всё напоминало ему о погибшем парне, легкомысленном наивном дурачке, которого он в итоге не сумел спасти от настигшего его проклятия.

   Замести следы подельнице Юусгримссона не удалось — Мьюр арестовал её даже раньше, чем узнал о смерти Лаугейра. Арестовал и поначалу не мог поверить, что эта хрупкая русоволосая девушка с трогательными веснушками на курносом носу действительно уничтожила с помощью проклятия всю свою семью, а когда помогавший ей жених попался, убила и его.

   Однако всё было именно так — Яуконар Вигюрбьёрг продела всё это без малейших угрызений совести, а в смерти Юусгримссона винила вовсе не себя, а Мьюра, сумевшего получить признание задержанного на следующий же день после ареста. Откровенно говоря, особой заслуги Мьюра в этом не было — Юусгримссона доконали страх перед будущим и чувство вины, но Вигюрбьёрг было проще поверить в то, что это коварный следователь неведомым образом вынудил Лаугейра признаться, чем в то, что в глубине души жених её поступков не одобрял, хотя и помогал ей в совершении преступления.

   Даже учитывая ту неприглядную правду, которая открылась ему после развода, Мьюр категорически не понимал, как можно так поступить со своей семьей. Родители, бабушка, два брата: младший и старший — ради дедова наследства Яуконар уничтожила всех. Наследство, конечно, было немаленьким: квартира в центре Анафа, большой загородный дом в самом престижном пригороде столицы и еще один — в элитном поселке на берегу Лазурного моря — в совокупности тянули больше чем на сто миллионов нузов. Но даже если отбросить моральный аспект содеянного, Мьюр не понимал, как девушка вообще на это решилась, ведь она была самой очевидной подозреваемой, а любое проклятие оставляет следы. Да и цена за наложение проклятия была высока — безвозвратная утрата части магического дара, тем большей, чем сильнее было наложенное проклятие.

   Уверенность этой годившейся ему в дочери девицы в собственной безнаказанности поразила Мьюра. Конечно, она использовала специальный ритуал, чтобы стереть свою связь с наложенным на родных проклятием, но всё равно, даже без признания Юусгримссона они бы нашли её по тем следам, которые остались уже от этого ритуала. Однако Вигюрбьёрг признавать этого упорно не хотела и на всех допросах обвиняла Мьюра в том, что это он во всем виноват, потому что заставил Лаугейра признаться и тем самым вынудил её убить жениха. В конце концов, Хундграхту пришлось передать дело другому следователю, но и коллега никуда не продвинулся, не сумев пробиться через нежелание подозреваемой признавать свою вину.

   В том, что на затерянные в Льдистом море Лаунтские острова, куда пожизненно ссылали нарушивших запрет на наложение проклятий, Вигюрбьёрг отправилась нераскаявшейся, Мьюр себя не винил. А вот в том, что не проследил в тот день за тем, чтобы на камеру Юусгримссона наложили дополнительную защиту — да. Конечно, никто не мог предположить, что после уничтожения семьи у Вигюрбьёрг останется достаточно магических сил, чтобы наложить смертельное проклятие еще и на жениха. Об этом Мьюру твердили и коллеги, и начальство, и целители в санатории. И с объективной точки зрения, они были правы, умом Мьюр это понимал. Но у него было предчувствие, из-за которого он и добился разрешения на усиление магической защиты камеры Юусгримссона. Добился, но не проследил за тем, чтобы эту самую защиту наложили немедленно. Не проследил, потому что в тот день, соблазнившись столь редкой в Анфе осенью хорошей погодой, решил пообедать не в столовой МОП, а в расположенном неподалеку от здания министерства кафе «Каштан» и заодно прогуляться по Каштановому бульвару, на котором это кафе и находилось.

   Ну и прогулялся. И встретил Лиесту с Таугой, которые прошли мимо, бросив на него одинаковые холодно-презрительные взгляды. Поведение бывшей жены Мьюра нисколько не задело, а вот то, что и Тауга окончательно и бесповоротно вычеркнула его из своей жизни — еще как. Он так и не смог принять, что та девочка, которую он семнадцать лет считал своей дочерью, которой читал на ночь сказки, водил гулять и в кино, помогал делать уроки, которую утешал, когда она плакала, и смешил, когда она грустила, относится к нему как к совершенно чужому человеку.

   Конечно, опытному следователю, регулярно проходившему повышение квалификации, психологические причины подобного поведения были прекрасно известны. Перекладывание вины на того, кому человек сам причинил зло — весьма распространенный способ психологической защиты. Но понимание причин происходящего нисколько не помогло — на душе стало тягостно и гадко, и Мьюру захотелось как можно скорее отвлечься. А самым эффективным способом это сделать было погружение в работу с головой. Поэтому, едва придя с обеда и узнав, что специальная группа для задержания магически опасных преступников уже освободилась после предыдущей операции, он тут же отправился арестовывать Вигюрбьёрг, даже не вспомнив о том, что собирался позвонить в следственный изолятор, чтобы проверить, наложили ли на камеру Юусгримссона дополнительную магическую защиту.

   Разумеется, участие следователя непосредственно в задержании не требовалось. Но поскольку задерживать подозреваемую собирались у нее дома, Мьюр отправился вместе со спецгруппой, прихватив криминалиста и мага-эксперта, чтобы сразу же начать осмотр квартиры Вигюрбьёрг и произвести в ней обыск, откладывать который не следовало, поскольку любые магические следы со временем ослабевали, а значит, попытаться их отыскать нужно было как можно скорее.

   С подозреваемыми в совершении преступлений с использованием магии не церемонились — бойцы спецгруппы с ходу выбили дверь, даже не попытавшись в нее позвонить, обездвижили Вигюрбьёрг заклинанием-сетью и надели на нее наручники и блокирующие магию артефактные браслеты раньше, чем девушка смогла понять, что вообще происходит.

   После такого вступления Мьюр ожидал испуга, растерянности, даже истерики. Но Яуконар его удивила: она осталась совершенно спокойна, а когда Мьюр представился и зачитал постановления об аресте, осмотре и обыске, высокомерно кивнула, как будто совершенно ничего не опасалась. Правда, спокойствие подозреваемой заметно пошатнулась, когда маг-эксперт, едва войдя в комнату, в которой задержали Вигюрбьёрг, уверенно заявил, что в помещении ощущаются следы магического ритуала, наиболее вероятно — проклятийного.

   — Ритуал был закончен практически только что, — добавил эксперт, а Мьюр буквально оцепенел, пронзенный догадкой, кого именно, скорее всего, прокляла Вигюрбьёрг.

   Он выскочил из квартиры и немедленно позвонил в следственный изолятор.

   — Предварительно арестованный Юусгримссон находится в своей камере, — доложил дежурный.

   — Немедленно проверьте, всё ли с ним в порядке, только сначала вызовите целителя и кого-нибудь из магов-экспертов, — распорядился Мьюр.

   — А что случилось? — уточнил дежурный.

   — Есть основания полагать, что Юусгримссона только что прокляли, возможно — смертельно, — пояснил Мьюр и принялся в тревожном ожидании мерить шагами лестничную площадку, понимая, что не сможет начать осмотр, пока не выяснит, что там с Лаугейром.

   Когда от нетерпения и дурных предчувствий Мьюр уже был готов завыть прямо в человеческой ипостаси, дежурный перезвонил и совершенно убитым голосом доложил, что Юусгримссон мертв, а маг-эксперт обнаружил следы проклятийного воздействия и уже начал их фиксацию и осмотр места происшествия.

   — На камеру была наложена дополнительная защита? — еле выговорил помертвевшими губами Мьюр.

   — Нет, мы не успели, господин Хундграхт, — виновато вздохнул дежурный, — не было свободных магов-экспертов.

   Впоследствии Мьюр не раз и не два прокручивал в голове тот день, проходил его шаг за шагом, пытаясь понять, можно ли было избежать трагического исхода. И каждый раз приходил к выводу, что такой возможности не было. Поехать арестовывать Вигюрбьёрг с утра не получилось, потому что спецгруппа была на задержании большой партии «пыльцы бледной поганки» — магически обработанного наркотика, вызывавшего яркие приятные видения, а также практически неснимаемую зависимость. Это, разумеется, было намного важнее задержания одной-единственной подозреваемой, которую к тому же абсолютно все считали уже почти, если не полностью магически опустошенной. Значит, руководство однозначно не разрешило бы направить спецгруппу на задержание Вигюрбьёрг раньше, чем был решен вопрос с «пыльцой». Да и наложить дополнительную защиту на камеру Юусгримссона сразу же, как Мьюр направил постановление, тоже не получилось бы, ведь маги-эксперты действительно были заняты. Вернее, если бы хоть кому-нибудь пришло в голову, что Вигюрбьёрг может наложить на парня проклятие, свободный маг, разумеется, нашелся. Но о такой возможности никто, включая Мьюра и этих самых магов-экспертов, и не подозревал, поэтому, строго говоря, даже если бы Мьюр позвонил в следственный изолятор и напомнил о защите, ничего бы не изменилось. Наверное. А может быть, всё-таки, если бы он позвонил, дежурный решил, что стоит кого-то отвлечь от других дел и направить в камеру Юусгримссона. А может быть, и нет. Или да. Или всё-таки нет.

   Эти бесконечные размышления полностью поглотили Мьюра, погружая в уныние всё глубже и глубже, пока он не оказался в принудительном отпуске на излечении в санатории. И единственное, что его утешало в эти тяжелые месяцы, было то, что Вигюрбьёрг отправилась на Лаунтские остова не просто в ссылку, а в тюрьму на пожизненное заключение.

ГЛАВА 3

Как всякий пес-оборотень Мьюр любил поспать подольше, поэтому разбудивший его в первый же после приезда в Фокунни день в начале одиннадцатого утра телефонный звонок Хундграхта предсказуемо не обрадовал. А уж услышанное от нового шефа господина Вейндрурссона — тем более.

   — Я знаю, что у вас еще почти неделя отпуска, господин Хундграхт, — извиняющимся тоном начал Вейндрурссон, — но дело в том, что буквально полчаса назад в Кьярриню обнаружили труп, предположительно ребенка. Криминалист, патологоанатом и один из оперативников уже выехали на осмотр места, и мне бы хотелось, чтобы вы сразу же подключились к этому делу. Ни один из следователей сейчас не сможет полноценно за него взяться, поскольку после того, как госпожа Льюнсунтиг объявила о своем уходе, я уже не поручал ей новых дел, распределяя всё между другими сотрудниками.

   — Кьярриню же на восточной окраине? — хриплым со сна голосом уточнил Мьюр.

   — Да, я понимаю, что вам неудобно будет самостоятельно туда добираться через весь город, а полиц-мобиль уже повез на место других участников осмотра, но я могу послать за вами старшего оперуполномоченного ОРППО* (*Отдел расследования преступлений против оборотней) Кина Хундракура, которого я также направил на это дело, он вас довезет.

   — А что, уже известно, что погибший — оборотень? — уточнил Мьюр.

   — Да нет, пока неясно даже, какого он пола — тело почти полностью занесено снегом, а у того, кто его обнаружил, хватило ума ничего больше не трогать после того, как он его нашел, так что Хундракура я направляю на всякий случай. Хундурин из ОРТНП* (*Отдел расследования тяжких насильственных преступлений), как я уже сказал, поехал с экспертами, а Хундракур как раз сегодня с утра опрашивал свидетелей драки в вашем районе, так что сможет быть у вас минут через двадцать. Так что? — с надеждой спросил Вейндрурссон.

   — Хорошо, — с трудом подавив тяжелый вздох, согласился Мьюр. — Только мне нужно время, чтобы собраться, так что, возможно, Хундракуру придется подождать.

   — Ничего страшного, — обрадованно заверил Вейндрурссон, — я его предупрежу, он, как приедет, позвонит вам и подождет в машине, чтобы не мешать.

   — Не стоит, — отказался Мьюр. — Пусть уж сразу в дверь звонит. Может, я и успею собраться, пока он добирается.

   Но Мьюр, конечно, за двадцать минут не собрался. То есть принять душ и одеться он успел, а вот дожевать второй из спешно приготовленных бутербродов с колбасой — нет. И кофе допить тоже не успел. Поэтому, когда раздался звонок в дверь, Мьюр так и пошел открывать с бутербродом в руке.

   На пороге обнаружился дружелюбно улыбающийся рыжий парень лет тридцати, который безо всякого стеснения сразу же принялся внимательно разглядывать Мьюра.

   — Рад познакомиться! Я Кин Хундракур, старший оперуполномоченный ОРППО, — представился пришедший.

   — Мьюркур Хундграхт, — кивнул Мьюр и жестом пригласил Хундракура зайти.

   Тот охотно вошел и принялся цепким оперским взглядом рассматривать обстановку. Хмыкнув про себя, Мьюр решил всё-таки предложить новому знакомому выпить кофе с бутербродом, тем более что ему еще надо было почистить зубы, что Мьюр, следуя наставлениям бабули Фагны, всегда делал не до, а после завтрака.

   — Кофе и бутерброд? — радостно удивился Хундракур.

   — С колбасой, — уточнил Мьюр.

   — Конечно, буду, — закивал Кин. — Я сейчас бдительных пенсионеров опрашивал, и каждый из них стремился поведать мне не только подробности драки, свидетелем которой стал, но и обо всех подозрительных случаях, имевших место в окрестностях. После такого подкрепиться мне уж точно не помешает!

   К тому времени, когда Мьюр окончательно собрался, Хундракур успел не только расправиться с бутербродом и выпить кофе, но и перемыть немногочисленную грязную посуду.

   — Не люблю сидеть без дела, — с легким смущением пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Мьюра.

   — Сеттер или ретривер? — поинтересовался Хундграхт.

   — Ретривер. Поэтому меня всегда и отправляют опрашивать самых сложных свидетелей — я обаятельный, — с широкой улыбкой ответил Кин.

   Мьюр понимающе кивнул и направился на выход, а Хундракур, продолжая улыбаться, последовал за ним.

   — Здорово, что вы согласились поехать, — заявил Хундракур, едва ярко-оранжевая машина с мягким урчанием тронулась с места, — иначе бы Лейдинлехта отправили. А он хотя и стал после женитьбы немного помягче, но с ним всё равно часто бывает сложновато найти общий язык.

   — Лейдинлехт женился? — поразился Мьюр, неплохо знавший этого следователя, с которым несколько раз работал вместе.

   — Да, на Урслин Бьорнен.

   — На ком?! — пораженно воскликнул Мьюр, в сознании которого знойная красотка Урслин, с которой он также неоднократно сталкивался по работе, никак не сочеталась с блеклым занудным Лейдинлехтом.

   — Да! — рассмеялся Кин. — Там такая интересная история вышла! У нас в Фокунни объявился демон линии Осканиэля...* (*эта история рассказывается в книге «Единственная для рыжего опера»)

   Слушая жизнерадостного коллегу, в лицах рассказывающего про сватовство Лейдинлехта, явно уже успевшее стать местной легендой, Мьюр в очередной раз поражался тому, сколь неисповедимы пути, которыми следует человеческая судьба, ведомая сплетаемыми Эрльех вероятностями. А вот ему, Мьюркуру Хундграхту, благосклонности богини, увы, уже давно не перепадало. Но может, здесь, в Фокунни, и ему наконец-то повезет?

   Когда они с Хундракуром, оставив машину там, где ведшая к лесу дорога попросту обрывалась, следуя по протоптанной коллегами тропинке, добрались до места, эксперты уже начали осмотр. Поскольку Кьярриню был всё-таки именно лесом, а не парком, даже в той его части, которая подступала к городской окраине, деревья росли довольно густо и, хотя хвойных среди них было немного, не пропускали достаточно и без того тусклого зимнего света, чтобы можно было нормально осмотреть место обнаружения тела. Поэтому экспертам пришлось установить переносные прожектора, заливавшие белыми холодными лучами уже очищенное от снега тело.

   Мьюр решительно направился вперед, но был остановлен резким выкриком какой-то женщины, командным тоном потребовавшей, чтобы он замер там, где стоит, поскольку они еще не зафиксировали все имевшиеся возле тела следы. Мьюр действительно остановился, хотя сразу же пришел в раздражение, оттого что кто-то посмел им командовать.

   — Привет, Альви! — радостно поприветствовал непрошеную командиршу Кин, тоже послушно замерший рядом с Мьюром. — Я привез господина Хундграхта, нашего нового следователя. Шеф Вейндрурссон уговорил его выйти из отпуска пораньше и взять это дело. А когда нам уже можно будет подойти? А то если нескоро, то я пойду тогда окрестности осматривать.

   — Да Трур уже пошел, — ответила Альви. — А вы можете подойти прямо сейчас, если пойдете строго по моим следам. Надеюсь, ты их достаточно четко чувствуешь для этого.

   — Не беспокойся, я справлюсь, — заявил Кин, принюхался и уверенно направился к месту, где лежало тело.

   Мьюр пошел следом за ним, положившись на чутье коллеги, ведь запаха этой Альви он не знал. Не то чтобы он не доверял способностям Хундракура, но всё равно немного беспокоился, потому что по неведомой причине снова вызвать неудовольствие этой особы Мьюру отчаянно не хотелось. Но к счастью, всё обошлось.

   Когда они приблизились, сидевшая на корточках возле тела Альви начала подниматься. Кин тут же бросился к ней и подал руку, чтобы помочь. Тяжело опираясь на него, Альви встала, и Мьюр наконец-то смог её как следует разглядеть. И тут же испытал острый приступ неприязни — стоявшая перед ним женщина оказалась очень толстой. Не просто полной или там пухленькой, а именно по-настоящему толстой.

   «Надо же так себя запустить! — мысленно презрительно фыркнул Мьюр, считавший подобную распущенность недопустимой. — А ведь она, похоже, моложе меня».

   Скрыть свою реакцию ему не удалось, да он и не особо старался, и Альви, поймав презрительный взгляд, неприязненно скривилась в ответ. Конечно, за те семнадцать лет, что она жила со своим проклятием, из-за которого всегда весила ровно сто двадцать один килограмм триста семьдесят шесть грамм, к такому отношению окружающих она успела привыкнуть. Но со стороны коллег подобное всё же было редкостью, для них профессионализм патологоанатома Стеркюрр всегда значил гораздо больше, чем её внешность.

   — Альвира Стеркюрр, наш лучший патологоанатом, — представил её Кин, то ли не заметив их неприязненных переглядываний с Хундграхтом, то ли сделав вид.

   — Мьюркур Хундграхт, — отрекомендовался Мьюр и тут же перешел к делу: — Что вам уже удалось установить?

   — Это девочка, лет примерно восьми, оборотень с ипостасью лисы, — с тяжелым вздохом ответила Альви.

   — Ох ты ж! — горестно выдохнул Кин, а Альви продолжила:

   — На видимых частях тела повреждений нет, вообще никаких, даже синяков или ссадин. Одета она по погоде и аккуратно, одежда либо не тронута, либо приведена в порядок очень тщательно. Ногти чистые, под ними никаких частиц обнаружить не удалось, да и вообще, когда мы её откопали, на обеих руках были надеты варежки. Видимых следов крови или иных биологических жидкостей нет, но, возможно, они обнаружатся в ходе лабораторных исследований.

   Альви говорила, а Мьюр не только слушал, но и внимательно разглядывал лучшего патологоанатома Фокунни. Лицо Альвиры было довольно приятным, а выбивавшиеся из-под красной вязаной шапки темные волосы — гладкими и блестящими. Внезапно Мьюру пришло в голову, что если бы эта женщина не была такой безобразно толстой, он, пожалуй, был бы не прочь познакомиться с ней поближе.

   — Я могу посмотреть поближе? — поинтересовался он.

   — Да, теперь можно, — кивнула Альви, — всё, что находилось рядом с телом и под ним, мы уже осмотрели.

   Мьюр подошел к телу и присел на корточки, внимательно разглядывая погибшую. Девочка выглядела безмятежной, и если бы не следы снега, который полностью отчистить не удалось, то можно было подумать, что она просто спит.

   — Карманы уже осмотрели? — спросил Мьюр.

   — Да, — ответил сухопарый пожилой криминалист, подходя поближе.

   — Дайерс Хекассен, — представился он и продолжил: — В левом кармане обнаружился чистый носовой платок, а в правом — связка ключей, я её уже упаковал. Еще у нее в правой руке была зажата маленькая кукла, её я тоже упаковал. Больше ни на ложе трупа* (*поверхность, на которой труп обнаружен), ни поблизости от него никаких предметов не было. Видимые следы были только одни, и, судя по размеру, они принадлежат самой убитой. Хотя это можно будет достоверно установить только после того, как я сличу слепки следов с обувью девочки.

   — Как такое может быть? — нахмурился Мьюр. — Преступник применил какую-то уничтожающую следы магию?

   — Анализатор ничего не показал, — ответил Хекассен, а Альви добавила: — Я тоже следов применения магии не почувствовала. Но я всё-таки не в той области специалист. Так что полагаю, что для полной уверенности надо вызвать на осмотр мага-эксперта.

   — А вы еще не вызывали? — уточнил Мьюр.

   — Нет, — покачала головой Альви, — ждали вас. Такие решения должен принимать следователь.

   «И без тебя знаю!» — мысленно буркнул Мьюр, которого эта Стеркюрр начинала уже по-настоящему бесить. Он сам не понимал, отчего так происходит, ведь объективно совершенно ничего, способного вызвать подобную реакцию, женщина не делала.

   Выяснив у Кина номер телефона местного отделения УКПМП, Мьюр позвонил, чтобы вызвать нужного специалиста. Его соединили с Урслин Бьорнен, которая сначала обрадовалась, что он будет работать в Фокунни, а потом огорчилась, узнав, что в Кьярриню снова обнаружили труп, да еще и детский.

   — Нет никаких следов, кроме тех, что оставлены убитой? — заинтересованно переспросила она.

   — Да, — подтвердил Мьюр.

   — А на место выехал кто-нибудь из оборотней?

   — Да, Хундракур, который меня и привез, и Хундурин, но я его еще не видел, он осматривает окрестности.

   — И они тоже ничего не почуяли?

   — Сейчас спрошу.

   И, не прерывая вызов, Мьюр обратился к Хекассену:

   — А Хундурин не почуял следов другого человека?

   — Нет, — покачал головой криминалист, — он сказал, что тут есть следы только этой девочки. И следов каких-либо веществ, которые могли бы уничтожить запах, я не обнаружил.

   — Нет, Хундурин ничего не почуял, а следов уничтожителей запахов не обнаружено, — доложил в трубку Мьюр.

   — И правда, странно, — задумчиво протянула Урслин. — Ждите, я буду примерно через полчаса.

   — Госпожа Бьорнен будет примерно через полчаса, — передал присутствующим Мьюр.

   — А мы что будем делать, пока её ждем? — поинтересовался Кин.

   — Ну мы с Дайерсом закончим фиксировать следы, думаю, за полчаса как раз справимся, — ответила Альви.

   — Я, пожалуй, тоже пойду осматривать окрестности, — сказал Мьюр, — я всё-таки неместный, и Кьярриню знаю не так чтобы хорошо. А вы, Хундракур, останьтесь тут с экспертами, поможете, если потребуется.

   «Например, если эта корова снова не сумеет встать самостоятельно», — язвительно добавил он про себя и отправился в сторону, противоположную той, с которой они с Кином пришли.

   Когда Мьюр вернулся, Урслин уже прибыла и стояла рядом с телом, закрыв глаза, по всей видимости, осуществляя магический поиск следов. Мьюр остановился неподалеку и молча замер, как и все остальные, включая уже успевшего вернуться второго опера, чтобы не мешать магу-эксперту. Пару мгновений спустя он наконец-то сообразил, что и сам мог бы попытаться найти следы применения магии. Пусть он и не маг-эксперт, но базовые навыки имеет, ведь без них просто невозможно расследовать преступления, совершенные при помощи магии.

   «Как я сразу-то не сообразил?» — сам себя спросил Мьюр. И сам себе ответил: «Это всё из-за нее», — имея в виду Альви. Ответил и почувствовал себя каким-то нерадивым школьником, неспособным сосредоточиться на важных вещах из-за незначительного раздражающего фактора. Осознав это, Мьюр разозлился уже на себя, на то, что личная неприязнь затуманила его разум и помешала работе. Это было ужасно непрофессионально, а непрофессионализма Мьюр не прощал никому, себе — в особенности.

   Кое-как взяв себя в руки, Хундграхт уже хотел приступить к магическому поиску, но не успел — Урслин открыла глаза и уверенно заявила, что никаких следов магического воздействия нет ни на теле, ни рядом с ним.

   — Я еще похожу вокруг, поищу на всякий случай, но думаю, что здесь вообще ничего нет, — добавила она и направилась по расходящейся спирали, постепенно удаляясь от места, где лежало тело.

   — Мы здесь закончили. Я уже могу вызвать транспорт для доставки тела в морг, или вы хотите еще что-нибудь осмотреть? — спросила Альви, обращаясь к Мьюру.

   — Да, вызывайте, — сухо кивнул тот и всё-таки решил и сам посмотреть, нет ли магических следов.

   Не то чтобы он не доверял Урслин, но ему надо было чем-то себя занять, пока она бродит по окрестностям, чтобы не возвращаться постоянно к мыслям об Альвире Стеркюрр, которая почему-то то и дело оказывалась в поле его зрения, куда бы Мьюр ни смотрел. Он подошел к телу, закрыл глаза и замер, настраиваясь на движение магических потоков вокруг. Но сколько Мьюр ни старался, ничего необычного или странного обнаружить ему не удалось.

ГЛАВА 4

Когда Хундграхт открыл глаза, оказалось, что остальные стоят тесным кружком, оживленно переговариваясь. Среди присутствующих был и ранее незнакомый ему мужчина, видимо, Хундурин. Когда Мьюр подошел, и Кин представил их друг другу, следователь смог рассмотреть нового знакомого поближе. Высокий и широкоплечий, Трур, тем не менее выглядел таким добродушным, что Мьюр не сомневался — перекидывается он в какую-нибудь хоть и крупную, но столь же добродушную собаку.

   Помимо второго оперуполномоченного в кругу коллег нашлось кое-что еще: прямо на снегу стояла большая сумка, а в ней — здоровенный термос и открытый продуктовый контейнер, в котором еще оставались весьма соблазнительно пахнувшие пирожки.

   — Господин Хундграхт, угощайтесь, — радушно предложил Кин, — есть пирожки с малиновым вареньем и есть с вишневым. Это Альви испекла. У нее пирожки с вареньем получаются так же хорошо, как у Хильги, а Хильга печет самые вкусные пирожки во всем Фокунни!

   — А что — пирожки Аусты тебе не нравятся? — с лукавой улыбкой спросила у Кина Альви.

   — Я обожаю свою жену, но вынужден признать, что в области выпечки она еще находится на пути к совершенству, — рассмеялся Кин и пояснил для Мьюра: — Моя жена Ауста Рюдеркун — наш медиум-криминалист.

   — В УПФ появился медиум-криминалист? — заинтересовался Мьюр, пристраиваясь к общему кругу подальше от Альви.

   — Да, теперь есть. Нам повезло! А мне повезло вдвойне, ведь я встретил свою единственную, — широко улыбаясь, ответил Кин. — У нас вообще был прямо свадебный год: сначала поженились Урслин с Лейдинлехтом, потом мы с Аустой и Трур, — он махнул рукой в сторону Хундурина, — с Бросой, мы двойную свадьбу устраивали, а потом еще Дин женился на Кальдимарсун.

   — Мне кажется, господин Хундграхт понятия не имеет, кто такие Дин и Кальдимарсун, — со смехом заметила Альви.

   — Да? — уточнил Кин, вопросительно взглянув на Мьюра, а когда тот с невольной улыбкой пожал плечами, пояснил: — Дин — это Аукведин Бьорнкур, командир нашей группы захвата и двоюродный брат Урслин, а Тэльва Кальдимарсун — начальник ОРТНП.

   Закончив говорить, Хундракур протянул Мьюру небольшую металлическую кружку с чаем и поинтересовался, какой пирожок тот хочет. Мьюр сначала думал отказаться, но уже явно ощущавшийся голод победил дурацкое предубеждение, и он ответил, что лучше с вишневым вареньем. Кин тут же вручил ему пирожок, действительно оказавшийся очень вкусным. Взглянув на с аппетитом жевавшую Альви, Мьюр с досадой подумал: «Вот если бы ты не трескала пирожки, то имела бы нормальную фигуру и была очень привлекательной женщиной». Поняв, что опять думает о патологоанатоме как о женщине, Мьюр снова разозлился на себя и, чтобы отвлечься, решил поговорить о деле.

   Тут как раз вернулась Урслин и встала рядом с Мьюром. Протянутый Кином чай она взяла, а от пирожков отказалась, сказав, что есть ей не хочется. Мьюр заметил, как Альви бросила на Урслин многозначительный взгляд, а та ответила легким кивком, вызвав у патологоанатома еле заметный вздох. Смысла этой пантомимы Мьюр не понял, но решил не заострять на этом внимания, и так уже эта толстая дамочка занимала слишком много места в его мыслях.

   — Я ничего не нашла, кроме следов самой девочки, — отчиталась Урслин и отхлебнула чая. — Она пришла сюда от дороги, по которой мы все приехали, шла практически по прямой и в итоге пришла туда, где нашли тело.

   — Да, я обнаружил то же самое, — подтвердил Хундурин.

   — Что ж, — сказал Мьюр, — давайте подытожим, что мы смогли установить на данный момент. Погибшая девочка пришла сюда сама. Кстати, удалось определить время смерти?

   — Не совсем, — вздохнула Альви. — Если судить по температуре тела, она умерла примерно за час до того, как мы сюда приехали. Но это маловероятно, поскольку тело обнаружили примерно в это же время. Пока у меня нет идей, чем мог быть вызван такой эффект, надеюсь, удастся прояснить этот вопрос во время вскрытия.

   — А конкретно это место вообще часто посещают? — поинтересовался Мьюр, обращаясь ко всем присутствующим.

   Ответил Хундурин:

   — Как мне сказал господин Кеританен, который обнаружил тело, гуляя с собакой, по утрам и вечерам здесь время от времени появляются те, кто выгуливает своих питомцев, но не именно в этом месте, а ближе к дороге. Конкретно сюда вряд ли кто-то часто приходит, тут ведь нет никакой тропинки, даже когда нет столько снега, как сегодня. Он бы и сам здесь не оказался, если бы его спаниель Кнюбзик не кинулся сюда и не отказался возвращаться, игнорируя все команды хозяина.

   — Спаниель — охотничья собака, другие могли и не почуять тело на таком расстоянии, даже если и прогуливались сегодня утром неподалеку, — задумчиво кивнул Мьюр. — Но всё равно надо попытаться установить, кто именно здесь еще гулял в это время.

   — Мне поручите? — поинтересовался Кин.

   — Пока я раздавать поручений не буду, — покачал головой Мьюр. — Сначала нужно узнать, сколько оперативников начальство выделит на это дело, а потом я уже буду планировать расследование.

   — Думаю, нас с Труром и выделят, мы часто работаем вместе, — с улыбкой заметил на это Кин, — но вы правы, конечно, нужно дождаться официального назначения.

   — Так, значит, вот что получается, — снова начал Мьюр, — девочка пришла сюда предположительно рано утром. День сегодня учебный, но ни рядом с телом, ни поблизости школьной сумки не нашли. Значит, если она и отправилась из дома в школу, сумка осталась где-то еще, возможно, у того, кто её сюда привез. Или она ушла из дома тайно, возможно, даже ночью и ночью же пришла сюда, что, конечно, представляется маловероятным, ведь ночью здесь совсем темно, да еще и снег шел, а фонарика при ней не обнаружили.

   — Ох, я забыл вам сказать! — огорченно воскликнул Хекассен. — Вернее, не сообразил, что это может быть важно. На связке ключей, которые мы нашли в кармане, как раз имеется брелок-фонарик. Он маленький, но для такого размера довольно мощный.

   — Значит, ночью она вполне могла здесь сориентироваться, даже несмотря на снегопад, — заключил Мьюр. — Так вот, она пришла сюда сама, или её кто-то привез на машине, но от дороги она уже шла одна. Дошла до того места, где мы её нашли, легла и умерла. Звучит бредово, — Мьюр невесело хохотнул.

   — А может, она просто заблудилась и замерзла насмерть? — высказал предположение Кин.

   — Она же была лисой-оборотнем. У лисы достаточно теплый мех, чтобы спокойно провести ночь на снегу, тем более мороз был не такой уж и сильный, градусов семь всего, — возразил Трур.

   — А если на нее как-то воздействовали магией, чтобы она не могла обернуться? Такое ведь возможно? — обратился Кин к Урслин.

   — Да, подобное возможно, — кивнула та. — И чисто теоретически, если на нее воздействовали где-то ближе к вечеру, то к тому времени, как я здесь появилась, следы воздействия уже могли развеяться.

   — А еще существуют препараты, блокирующие оборот, их используют целители, если по какой-то причине нельзя допустить, чтобы оборотень перешел в животную ипостась, а контролировать себя он не может, — добавила Альви. — Но не похоже, чтобы она замерзла — замерзающий человек инстинктивно старается сгруппироваться, чтобы сохранить тепло. Если бы она замерзала, то, скорее, села бы, прислонившись к стволу какого-нибудь дерева, и сжалась поплотнее. А она, наоборот, лежала вытянувшись, да еще и сложив руки на груди. Маловероятно, что тот, кто страдает от холода, примет такую позу.

   — А если кто-то, допустим, убедил её, что это такая игра или ритуал, что надо лечь ночью в лесу, сложив руки на груди, дал ей еще под каким-нибудь предлогом снотворное с отсроченным действием, привез в Кьярриню на машине, и девочка сама пришла сюда, легла и заснула, и замерзла во сне? — подключился к обсуждению Мьюр.

   — Такие препараты тоже существуют, — кивнула Альви. — Хотя я не знаю ни одного, который бы начал действовать больше чем через полчаса после приема.

   — Ну он мог дать его девочке и после того, как привез сюда, — уточнил свою версию Мьюр.

   — В таком случае это всё выглядит вообще как жертвоприношение, — мрачно заметила Урслин. — Тем более что как раз этой ночью было полнолуние.

   — Интересно, а на то место, где лежала девочка, попадал лунный свет? — задумчиво протянул Кин.

   — Ну какой лунный свет, ты что? Снег же шел! — возразил Трур.

   — Вообще-то, снег пошел ближе к утру, а в районе полуночи было ясно, и луна светила в полную силу, во всяком случае у меня в Западном районе, — сказал Мьюр, улегшийся спать накануне только в начале второго ночи, поскольку слишком увлекся разбором вещей в бабулином доме, в котором не был уже почти пять лет.

   — Значит, надо будет уточнить этот вопрос в метеослужбе, — закивал Кин. — Хотя если девочка умерла под утро...

   — Умерла-то она, может, и под утро, но если она, как предполагает господин Хундграхт, действительно замерзла во сне, то прийти сюда и улечься на нужное место она могла и намного раньше, — перебила его Альви.

   — Можете звать меня просто Мьюр, — неожиданно для самого себя предложил Хундграхт и, поймав на себе удивленные взгляды всех присутствующих, добавил: — Я имею в виду, вы все можете. У нас в отделе так было принято, я привык.

   Это всё равно прозвучало несколько странно, ведь все они не были сотрудниками одного отдела, но всё же немного сгладило общее удивление.

   — Ну и вы тогда можете звать меня просто Альви, — улыбнулась патологоанатом.

   Остальные тоже подтвердили готовность перейти на обращения по именам, а Мьюр продолжил, обращаясь к Урслин:

   — Но если это и правда было именно жертвоприношение, разве не было важно, чтобы лунный свет попадал на жертву непосредственно в тот момент, когда она умерла?

   — Сложно сказать, — покачала головой Урслин. — Вот так, навскидку, я вообще не могу припомнить никакого похожего ритуала с жертвоприношением, нужно будет дополнительно поискать информацию. Да и необязательно это было жертвоприношение или ритуал, может, это просто какой-то маньяк-убийца, выбравший такой странный способ для реализации своих фантазий.

   — Тогда он должен был бы наблюдать за тем, как жертва умирает, разве нет? — поинтересовался Кин.

   — А может, он и наблюдал, только не лично, а оставил какую-нибудь магическую нить, которая развеялась после смерти девочки, — ответила Урслин.

   — А может, ему наблюдение и не требовалось, — добавил Мьюр. — Но кто бы это ни был и какую бы цель он ни преследовал, жертва ему доверяла. Даже если он применил к ней какое-то внушение, чтобы она ему поверила, он должен был вызвать первоначальное доверие, чтобы она вошла с ним в контакт.

   — Или он её попросту похитил, а уже потом это свое внушение применял, — высказался Трур.

   — Да, и такое возможно, — не стал спорить Хундграхт. — В любом случае в первую очередь нам надо установить имя жертвы. И причину смерти, конечно.

   — И время смерти, — добавила Альви.

   — Да, это тоже, — кивнул Мьюр.

   Их обсуждение было прервано звонком водителя спецавтомобиля, прибывшего из морга, чтобы забрать тело. Оказалось, что он уже подъехал и двое санитаров с носилками направляются к ним. Когда тело девочки погрузили на носилки, Альви сказала, что поедет вместе с ним в морг, чтобы начать вскрытие как можно скорее. Остальные, попрощавшись с ней, начали помогать Дайерсу складывать прожектора и упакованные в специальные пакеты немногочисленные улики. А потом Кин взял один прожектор, а Трур — второй, и они вчетвером пошли к дороге, где разделились: Трур и Даейрс поехали в УПФ на полиц-мобиле, а Мьюр решил принять приглашение Кина и отправился в УПФ на его машине.

   — Как думаете, Кин, мы можем надеяться получить предварительные результаты вскрытия уже сегодня вечером? — поинтересовался Мьюр, когда они выехали из Кьярриню.

   — Думаю, да. Если у Альви и было в планах на сегодня что-то другое, она это отложит, всё-таки убийство ребенка.

   — Может, еще и не убийство?

   — Конечно, вы как следователь не должны исключать никаких версий до тех пор, пока для этого не будет веских оснований, но, полагаю, что вы и сами думаете, что это убийство.

   — Скорее всего, — не стал спорить Мьюр. — Но результаты вскрытия в любом случае очень важны, для планирования следственных действий необходимо знать и причину смерти, и время смерти.

   — Это да, — кивнул Кин. — Но Альви очень опытный специалист, она ведь действительно лучшая не только в Фокунни, но и на всём Северо-Западе Нуэзии. Так что она всё сделает настолько быстро, насколько это возможно. Времени еще достаточно, сейчас ведь нет и трех часов, а поскольку мы уже неплохо подкрепились пирожками, на обед Альви не пойдет, сразу займется вскрытием. Вам, кстати, пирожки понравились? Правда, вкусные?

   — Правда, — со вздохом подтвердил Мьюр и, не удержавшись, добавил: — Но самой Альви стоило бы есть их пореже. Она ведь интересная женщина, а до чего себя довела пирожками этими!

   Кин бросил на него изумленный взгляд, сразу же заставив Мьюра пожалеть о бестактных словах о женщине, к которой опер явно относился с большой симпатией. Повисла пауза. Но не успела она стать по-настоящему неловкой, как Хундракур с явным разочарованием протянул:

   — А я думал, что следователи вашего уровня всё про всех знают.

   — Что вы имеете в виду?

   Кин ответил не сразу, явно подбирая слова:

   — Я хочу сказать, что был уверен, что вы про всех своих будущих коллег справки навели, может, и по целому досье собрали. А вы даже про Альви ничего не знаете! Да про нее же чуть ли не вся Нуэзия знает! А вы — нет.

   Это неприкрытое разочарование ощутимо задело Мьюра, и он раздраженно буркнул:

   — И что же такое про вашу Альви знает чуть ли не вся Нуэзия, а я не знаю?

   — Ну уж нет! — расхохотался Кин. — Вы сами должны найти ответ, вы же следователь.

   И упорно игнорировал все дальнейшие расспросы Мьюра.

   Приехав в УПФ, Мьюр сразу же направился в кабинет к шефу Вейндрурссону, чтобы сделать краткий доклад и получить указания по делу, а заодно узнать, к кому ему следует обратиться насчет кабинета и прочего.

   Вейндрурссону было уже за шестьдесят, и редеющие темные волосы с заметной сединой, грубоватое отечное лицо с глубокими морщинами на лбу и вокруг глаз и грузная фигура не делали шефа УПФ ни на день моложе. Но темно-серые глаза, светившиеся живым умом, ясно давали понять, что Гальдриг Вейндрурссон по-прежнему способен нести свою нелегкую службу.

   Выслушав Хундграхта, шеф УПФ печально покивал и сказал, что даст официальные распоряжения начальникам ОРППО и ОРТНП, чтобы каждый выделил на это дело по оперативнику, и, скорее всего, это будут Хундракур и Хундурин, которые уже вовлечены в расследование. А кабинет ему вызвался показать сам, уточнив, что пока его занимает следователь Льюнсунтиг, но Мьюр может с ней договориться так, чтобы передачей дел она занималась тогда, когда Мьюру будет удобно, а в остальное время Вейндрурссон выделит ей место в малом зале для совещаний, поскольку кабинет совсем небольшой и вдвоем им там будет не очень удобно.

   Мьюр был по-настоящему рад видеть Хильгу, о совместной работе с которой у него остались самые приятные воспоминания. И она тоже была ему рада и легко согласилась с тем, что, учитывая обстоятельства, передачу дел можно и отложить. Как только Вейндрурссон вышел, Мьюр попытался выяснить у Хильги, что там за история с патологоанатомом Стеркюрр, но та прямо заявила, что Кин ей уже всё рассказал и давать Мьюру подсказки она не будет.

   — Не расстраивайтесь, Мьюр, вы легко найдете все ответы. Это был действительно очень необычный случай, кстати, как раз по вашему профилю, так что вам и правда стоит изучить его самостоятельно, — Хильга тепло улыбнулась на прощание и ушла, предварительно еще раз заверив Мьюра, что готова приступить к передаче дел, как только у него появится для этого время.

   Однако Мьюру пришлось отложить поиск информации об Альвире Стеркюрр до момента, когда у него появится немного времени, чтобы заглянуть в ЕИС* (*Единая информационная система — объединенная магическим образом база данных, к которой можно получать доступ при помощи специальных терминалов-артефактов), а пока надо было заниматься текущим расследованием.

   Первым делом Мьюр, сверившись со справочником, позвонил сначала начальнику ОРППО Кофдююру* (*фамилии котов-оборотней начинаются на «Коф»), а потом и Кальдимарсун, чтобы уточнить, каких оперативников они выделят на это дело. Это предсказуемо оказались Хундракур и Хундурин, которых Мьюр сразу же и пригласил в теперь уже свой кабинет.

   — Собственно, сделать мы пока мало что можем, — начал он. — Вы, конечно, просмотрите сведения о пропавших детях в ЕИС, но маловероятно, что там найдется наша жертва. Если она ушла с утра в школу, родители могли её вообще еще не хватиться. А если и обнаружили её отсутствие, то пока обзванивают друзей и учителей и пытаются сами искать возле дома и на пути из дома в школу.

   — Это если она действительно утром из дома ушла, а вот если еще ночью, то могли уже и успеть заявить об исчезновении, — заметил Трур.

   — Могли, — кивнул Мьюр, — поэтому поищите прямо сейчас.

   — Только сначала нужно отнести фотографию лица, которую сделал Дайерс, к нашим художникам, чтобы они её обработали и она стала похожа на прижизненный снимок, — добавил Кин.

   — Еще надо опросить собачников, которые там по утрам гуляют, но это надо завтра рано утром в Кьярриню ехать, — сказал Мьюр и вопросительно посмотрел на оперов, предлагая им самим решить, кто этим займется.

   — Я съезжу, — предложил Трур. — Мне ближе, да и потом когда-нибудь, когда будет посвободнее, можно будет отпроситься у Кофдююра пораньше в счет этой переработки. А ты раньше никогда не уходишь, всегда Аусту ждешь.

   — Это да, — с улыбкой подтвердил Кин. — Еще бы мне её убедить, что, когда я задерживаюсь, дожидаться меня не надо. Особенно если в тот день ей приходится смотреть, она же от этого так устает.

   — Я очень рад, что вы счастливы в семейной жизни, Кин, — с мрачным выражением лица, шедшим вразрез с его словами, сказал Мьюр, — но давайте вы расскажете об этом как-нибудь в другой раз. А сегодня, если у вас еще останется время, предварительно выясните у метеорологов, что там было с погодой этой ночью в Кьярриню, а официальный запрос я напишу и направляю позже.

   — Простите, нам, молодоженам свойственно отвлекаться на подобные разговоры, — без тени смущения рассмеялся Кин, и они с Труром покинули кабинет следователя.

ГЛАВА 5

Мьюру, конечно же, следовало бы, пользуясь тем, что по пока единственному имевшемуся у него в производстве делу ничего предпринимать не нужно, позвать Хильгу и начать принимать дела, но, разумеется, ничего подобного он не сделал. Вместо этого Мьюр активировал ЕИС и набрал в поисковой строке «Альвира Стеркюрр», решив для начала посмотреть в общей, а не в полицейской базе, раз уж все утверждают, что об этом деле знает чуть ли не вся Нуэзия.

   Первой в списке выпала шестилетней давности статья в «Фокуннских вестях» под броским заголовком «Проклятая фея смерти». Она была приурочена к тридцатилетию Альви, и в ней в самых превосходных степенях расписывался профессионализм известного патологоанатома госпожи Стеркюрр, вынужденной из-за поразившего её в юности проклятия избрать такую специальность, поскольку исцеление живых было ей недоступно. Как утверждал автор статьи, благодаря чуть ли не лично Альвире Стеркюрр в Фокунни и других городах Северо-Запада было раскрыто немало преступлений. Также говорилось о том, как мужественно госпожа Стеркюрр переносит свалившееся на нее несчастье, и как она с гордостью носит свое прозвище — Проклятая фея смерти — которым наградили её коллеги. Однако же никаких подробностей о самом проклятии в статье не было, о нем вообще упоминалось так, как будто всем известно, о чем идет речь.

   Примерно через полчаса или около того Мьюру наконец-то удалось найти информацию о том, что же произошло с Альви. И это действительно была совершенно потрясающая история!

   Целительский дар Альвиры Стеркюрр был очень сильным и ярко проявился еще в детстве, поэтому она без малейшего труда поступила в Первую целительскую академию в Анафе и была одной из лучших студенток. Насколько понял Мьюр, прочитав три подробные статьи, повествующие о том инциденте, студентку Стеркюрр интересовала только учеба, и, хотя у нее были поклонники, она ни с кем не встречалась. Один из них по имени Кальдоур Терльгассон был особенно настойчив, но и ему, первому красавцу курса, не удалось продвинуться дальше первого свидания. Однако полное равнодушие Альви к Терльгассону не спасло её от ревности помешанной на нем однокурсницы Греймюр Юргельсун. Юргельсун буквально преследовала парня, а когда тот заявил, что никогда не станет с ней встречаться, и обозвал имевшую лишний вес Греймюр толстой коровой, девица посчитала, что во всём виновата Альви, и решила избавиться от соперницы.

   Нет, убивать её Юргельсун не стала — то ли не решилась, то ли посчитала, что то, что она задумала, страшнее смерти. Греймюр Альвиру прокляла. И звучало это проклятие донельзя нелепо: «Что б ты была в два раза толще меня до тех пор, пока не выйдешь замуж по взаимной любви!» Однако, несмотря на несерьезную формулировку, избавить Альви от проклятия не удалось, всё, что смогли сделать целители — зафиксировать вес, который девушка получила в момент наложения проклятия, чтобы он не зависел от веса Юргельсун. И студентка Стеркюрр, не пожелавшая совсем бросить медицину, была вынуждена получить специальность патологоанатома, поскольку к исцелению живых проклятые не допускались, во избежание причинения пациентам вреда из-за возможного искажения магических потоков.

   Условие же отмены проклятия, без которого оно бы просто не подействовало, — брак по взаимной любви — Альвире Стеркюрр, весившей сто двадцать один килограмм триста семьдесят шесть грамм (точная цифра была указана во всех посвященных тому случаю статьях), выполнить так и не удалось.

   Выяснив все эти подробности, Мьюр сначала удивился, как это он мог пропустить такой неординарный случай, который, как правильно заметил Кин, и впрямь был именно по его профилю. Но потом сообразил, что в тот год как раз родился Бьёрлиг. Жили они тогда в Дазиесте, маленьком городке на севере Нуэзии, в котором Мьюр отрабатывал по распределению. Лиеста, разумеется, не работала, находясь в отпуске по уходу за ребенком, и денег отчаянно не хватало. Вернее, так считала Лиеста, всегда старавшаяся покупать для себя и своей семьи всё самое лучшее. Мьюр, правда, в этот круг никогда не входил, но осознал это только после развода, когда собирал вещи после продажи их общей квартиры. Оказалось, что его личного имущества было в их общем доме до смешного мало, и всё это были вещи, мягко говоря, недорогие. Как-то так всегда получалось, что практически все деньги он отдавал жене, тратя на себя только необходимый минимум.

   А семнадцать лет назад, когда родился Бьёрлиг, постоянные сетования жены на безденежье вынудили Мьюра взять подработку. Конечно, как государственный служащий в выборе источника дополнительного заработка он был серьезно ограничен, вот и пришлось пойти преподавать основы права в Дазиестское политехническое училище — единственное учебное заведение в городе. Приработок был небольшой, да и времени преподавание отнимало не так уж мало, поскольку, чтобы провести занятие, к нему надо было сперва подготовиться, но других вариантов всё равно не было, поэтому Мьюр, сцепив зубы, терпел и работал на износ, чтобы обеспечить семью. Так что неудивительно, что столичные новости интересовали его в те времена в последнюю очередь, и даже если ему и попалась на глаза информация о проклятой студентке-целительнице, подробностей он не запомнил.

   Теперь же ему было неловко за столь явно выраженную неприязнь, не оставшуюся незамеченной Альви, но извиняться было тем более глупо, ведь, извинившись, он признал бы, что если женщина толстая из-за проклятия, то ничего страшного, а вот если сама по себе — то она достойна осуждения. Откровенно говоря, раньше Мьюр никогда не замечал за собой такого негативного отношения к женщинам, имеющим лишний вес: в плане близких отношений они его просто не интересовали, а во всех остальных смыслах он всегда и всех оценивал по их личным качествам, а не по внешности. До сегодняшнего дня. И это было очень странно. Настолько странно, что Мьюру хотелось докопаться до причины. И некая идея уже смутно забрезжила в глубине его сознания, но оформиться не успела — в кабинет влетели Кин с Труром и хором выпалили:

   — Мы её нашли!

   Рассказывать начал Трур, который поведал Мьюру, что, получив отредактированный портрет девочки, с первой попытки они ничего в ЕИС не обнаружили, ни в полицейском разделе, ни в новостях. Поэтому, разместив в ЕИС информацию о найденном теле, они связались с метеорологами и выяснили, что в Кьярриню в районе полуночи тоже было ясно, но уже к часу ночи небо полностью затянуло тучами, а в час двадцать две пошел снег. Разобравшись с погодой, оперативники решили еще раз посмотреть в ЕИС, а если там по-прежнему ничего не будет, обзвонить полицейские участки, начиная с Восточного, на территории которого находился Кьярриню, на тот случай, если в полицию родители уже обратились, но информацию еще не успели занести в систему. Но не успели — им позвонили из Восточного участка с сообщением, что приметы их жертвы совпадают с приметами пропавшей девочки, заявление об исчезновении которой только что подано её родителями.

   Мысленно обругав себя, что сам не предложил обзвонить полицейские участки, если в ЕИС не будет информации, Мьюр порадовался, что ему достались такие профессиональные коллеги, которым не надо указывать каждый шаг. А Кин тем временем, заглядывая в бумажку, чтобы ничего не перепутать, диктовал ему имя: «Сеуса Ревюрлинн».* (*фамилии лис-оборотней начинаются на «Ревюр»)

   Мьюр ввел имя в поисковую строку полицейской базы и увидел, что буквально десять минут назад Восточный полицейский участок разместил информацию об исчезновении этой девочки, проживавшей на улице Лисьих хвостов. Сеусе было уже девять, просто она была худенькой и выглядела чуть младше не только когда лежала на снегу среди леса, но и на фотографии, размещенной в розыскном деле.

   И теперь перед сыщиками встал непростой вопрос: стоит ли сразу рассказать обо всём родителям девочки? Ведь с момента, когда они расстались с Альви в Кьярриню, не прошло и двух часов, и вскрытие еще явно не завершено, а предъявлять родителям тело для опознания до окончания вскрытия совершенно невозможно. Но и мучить ставших жертвой трагедии людей неизвестностью им тоже казалось неправильным. Кин даже предложил пойти за советом к шефу Вейндрурссону, и Мьюр склонялся к мысли, что так и следует поступить, но делать этого не пришлось — Кину позвонила Альви, и они втроем спешно бросились в морг, не в силах поверить в услышанное.

***

Из тех четырнадцати лет, что она проработала патологоанатомом, двенадцать Альви работала в полиции и неплохо научилась абстрагироваться от того, что тот, кого она вскрывает, — не просто тело, а дорогой кому-то человек, внезапная смерть которого, скорее всего, стала трагедией для его близких. Но с детьми, к счастью, становившимися в Фокунни жертвами преступлений крайне редко, эти навыки никогда не срабатывали. То, что чья-то злая воля отняла едва начавшуюся жизнь маленького человека, всегда глубоко ранило Альви, мечтавшую о ребенке, которого не решалась завести не столько из-за того, что была не замужем, сколько из-за того, что опасалась, что её проклятие может навредить малышу еще до рождения.

   Вот и при взгляде на хрупкую фигурку погибшей девочки Альви едва удерживалась от слез. Но надо было работать, ведь всё, чем она теперь могла помочь — это сделать всё от нее зависящее, чтобы преступника поймали.

   С детьми Альви всегда работала сама, не привлекая помощников. Ей почему-то казалось, что так будет правильнее — чтобы как можно меньше людей видели несчастного ребенка во время вскрытия.

   Она действовала медленно и аккуратно. Сначала сделала фотографии тела в одежде. Потом раздела девочку, упаковав каждый предмет одежды в отдельный пакет для улик, и сфотографировала с разных ракурсов уже обнаженное тело. Потом сняла отпечатки пальцев и взяла пробы из-под ногтей, несмотря на то, что никаких видимых частиц под ними не было, ведь могли быть и не видны невооруженным глазом. Потом тщательно расчесала волосы девочки, подстелив специальную пленку на тот случай, если в них застряли какие-то мелкие предметы или волокна. И хотя видимых частиц не удалось получить и тут, свернула пленку и тоже упаковала, чтобы потом изучить под микроскопом.

   Последним Альви взяла анализ крови, после чего бережно обмыла тело и приготовилась делать собственно вскрытие. В свое время на нее большое впечатление произвела история, рассказанная профессором Вальдоурссоном на одной из лекций, — как один патологоанатом чуть не убил человека, пострадавшего от сильного переохлаждения, которого посчитали мертвым, когда, начав вскрытие, сделал слишком глубокий разрез. Поэтому Альви взяла себе за правило сначала делать небольшой разрез в районе левого плеча и только убедившись, что крови выделилось столько, сколько и должно быть от разреза на мертвом теле, делать глубокий разрез кожи.

   И как это иногда случается, предосторожность, много лет бывшая чем-то средним между проявлением излишней осторожности и суеверием, однажды оказалась единственно правильным решением — из сделанного Альви разреза обильно потекла кровь — девочка была жива.

   «Значит, когда я брала кровь, мне не показалось, она действительно вытекала слишком интенсивно для мертвого тела», — подумала Альви и закрыла глаза, сосредотачиваясь на движении магических потоков. Сначала она ничего не увидела, но потом в районе солнечного сплетения девочки ей удалось разглядеть слабо мерцающую искорку жизненной энергии.

   «Никогда не видела ничего подобного», — покачала головой Альви и отправилась за артефактом-жизнеопределителем. Именно таким она проверяла тело, когда его обнаружили в Кьярриню, и тогда индикатор даже не дрогнул, твердо показывая ноль. Подозревая, что тот артефакт, который она всегда брала с собой на выезды, испортился, хотя теоретически такого и не могло быть, Альви взяла другой, хранившийся в морге, и поднесла его к телу. Но и этот артефакт уверенно показывал, что в лежащем перед Альви теле жизненной энергии попросту нет.

   Она снова закрыла глаза и через некоторое время снова увидела крошечную постоянно мигающую искорку. Еще раз измерила температуру тела, которая оказалась выше, чем должна быть у мертвого тела, но ниже, чем должна быть у живого.

   — Демоны знают что! — с чувством выругалась вслух Альви и принялась звонить в отделение ликанологии* (*целители-ликанологи специализируются на лечении оборотней) ЦБФ* (*Центральная больница Фокунни).

   К телефону подошла целитель-ликанолог Броса Солин — жена и единственная Трура.

   — Что-то с Труром? — сразу после приветствия взволнованно спросила она.

   — Нет, с твоим драгоценным супругом всё в порядке, — с невольной улыбкой ответила Альви. — У меня тут очень необычный случай: жертва, которую я должна была вскрывать, вроде бы жива.

   — Вроде бы? — удивленно переспросила Броса.

   — Артефакты-жизнеопределители показывают, что жизненная энергия отсутствует, но кровь из разреза течет как из живого тела, и я вижу, что жизненная энергия есть, но очень слабенькая, и она как будто мерцает.

   — Никогда даже не слышала про такое.

   — Собственно, я тоже. Поэтому я и не стала вызывать скорую помощь. Мне кажется, будет лучше, если в бригаде сразу приедет кто-то из ваших ликанологов и сначала посмотрит девочку. Вдруг нужны какие-то особые предосторожности при транспортировке в больницу. Может, специальный температурный режим?

   — Девочку? — заволновалась Броса.

   — Да, девочку, — со вздохом подтвердила Альви. — На вид ей лет восемь. Её нашли сегодня утром в Кьярриню, и всё то время, пока мы осматривали место обнаружения тела, она просто лежала там прямо на снегу. Одета она была по-зимнему, но всё равно...

   — Ох ты ж! Я сейчас сама приеду! — решила Броса. — Сегодня у меня всё равно суточное дежурство. И еще попрошу задержаться Теара Хундсньяля, он сегодня в дневную смену. Может, он что-то подскажет, когда мы привезем девочку, потому что я пока понятия не имею, что это может быть. Переохлаждение само по себе уж точно не дает практически полного исчезновения жизненной энергии.

   — А следов магии Урслин не нашла, да и я тоже ничего не увидела. Хотя, возможно, теперь она и смогла бы что-то найти. Ведь там, в Кьярриню, я этой мерцающей искорки жизни не разглядела, хотя, как обычно, смотрела и сама, не только артефактом проверяла, а сейчас я её вижу. Вы приезжайте поскорее, а я пока позвоню следователю.

   Закончив разговор, Альви аккуратно подложила под девочку чистую простыню и еще одной накрыла сверху. Вывозить тело из морга она не стала, опасаясь сделать хуже, пусть уж Броса решает, советуется с Хундсньялем или еще с кем, они-то настоящие целители, им виднее.

   Почти забытая тоска по несбывшейся мечте лечить людей навалилась на Альви. Но печалиться о невозможном было некогда. Поэтому она сделала несколько глубоких вдохов и взялась за телефон. И только в этот момент сообразила, что телефона Мьюра-то у нее и нет. Так что пришлось звонить Кину и сообщать сногсшибательную новость ему.

   Броса примчалась минут через двадцать, причем вдвоем с Хундсньялем. Вместе ликанологи представляли довольно контрастную пару: худенькая большеглазая Броса с гладко зачесанными темно-рыжими волосами чем-то напоминала лань, а вот темно-русый вечно всклокоченный Теар Хундсньяль с маленькими глазками, хитро поблескивающими из-за стекол очков, напоминал фокстерьера, в которого, кстати, и оборачивался.

   — А отделение вы на кого оставили? — полюбопытствовала Альви.

   — На медсестер, ну и коллег из общей терапии попросили приглядеть, — отмахнулась Броса.

   — У нас все стабильные, а по городу мы сегодня не дежурим, — добавил Хундсньяль и, несмотря на солидный возраст, резво направился в морг вслед за уже унесшейся туда рыжим вихрем Бросой.

   Еле слышно вздохнув, поскольку она с такой скоростью передвигаться была физически неспособна, Альви отправилась следом.

   Ликанологи привезли с собой еще один артефакт-жизнеопределитель, но и он точно так же продемонстрировал нулевое значение.

   — Однако! — озадаченно хмыкнул Хундсньяль. — А в магических потоках жизненная энергия видится вполне отчетливо, хоть она и совсем слабая и действительно мерцает.

   — Да, я тоже её вижу, — кивнула Броса.

   — А вот я, когда осматривала тело на месте, ничего не увидела, и это притом, что я еще и искала следы магии, поэтому смотрела не только внимательно, но и довольно долго, — добавила Альви.

   — Возможно, при низкой температуре мерцание становится таким редким, что вы просто не успели его заметить, — высказал предположение Хундсньяль.

   — Значит, её лучше переместить в тепло? — заволновалась Альви.

   — Определенно, — ответил Хундсньяль. — Я сейчас позову санитаров, мы укутаем её в термоодеяло и повезем в больницу, а там начнем действовать по протоколу, предусмотренному для сильного переохлаждения. А дальше будет видно.

   Когда появились санитары, они аккуратно сменили простыни на термоодеяло и, поместив девочку на носилки, быстро повезли её в машину.

   — Может, поедете с нами? — предложил Хундсньяль. — Или у вас еще есть какие-то неотложные дела на сегодня?

   — Нет, ничего срочного у меня нет, из неотложного было только это вскрытие. Но зачем я вам? — удивилась Альви.

   — Случай нетипичный, еще одна умная голова нам не помешает, — улыбнулся целитель.

   — А поеду! — решилась Альви. — Может, и правда смогу чем-то помочь.

ГЛАВА 6

Когда они уже выходили из здания ЭКБ* (*Экспертно-криминалистическое бюро), то практически в дверях столкнулись с сыщиками, спешно примчавшимися в морг.

   — Вы зачем сюда-то приехали? — удивилась Альви. — Позвонили бы попозже в ЦБФ, узнали бы, что да как.

   — Не смогли ждать, — смущенно пожал плечами Кин. — Вы ведь сейчас в больницу?

   — Да, — кивнула Альви, — коллеги будут пробовать вывести девочку из этого состояния, а меня позвали для участия в консилиуме.

   — Её зовут Сеуса Ревюрлинн, — произнес Мьюр, уставившись на Альви немигающим взглядом.

   И во взгляде этом Альви рассмотрела какую-то мрачную, как будто выдавливаемую через силу, жалость. «Ну понятно, — про себя невесело хмыкнула она, — он, значит, ничего про меня не знал. А теперь выяснил и жалеет, хотя сам, небось, терпеть не может толстых баб. Лучше бы и дальше кривился». И пусть логики в этом не было никакой, но видеть во взгляде этого человека жалость ей почему-то оказалось намного неприятнее, чем неприязнь.

   — Вы уже вызвали родителей на опознание? — спросила Альви, чтобы хоть что-то сказать.

   — Нет, — покачал головой Мьюр. — Я сейчас поеду в больницу, по дороге позвоню им и приглашу туда. Даже если к ней в палату будет нельзя заходить, попрошу кого-нибудь из целителей сделать фотографии, пусть хотя бы так опознают. Да и первичный опрос надо будет сразу провести, а то у нас, кроме опроса собачников в Кьярриню, и планов-то по части расследования больше никаких пока нет.

   — Тогда и я поеду, — вступил Кин, — у меня хорошо получается родственников успокаивать, да и вас подвезу.

   — Езжайте, конечно, — не стал спорить Мьюр.

   — А ты? — обратился Кин к Труру.

   — А я бы попросил тебя сделать небольшой крюк и заехать к УПФ, чтобы я свою машину забрал. Пересяду на нее и тоже с вами поеду, помогу чем смогу, всё равно Броса сегодня на сутках, и дома меня никто не ждет.

   — А ты с нами? — поинтересовался Кин у Альви.

   — Нет, я в скорой поеду, — отказалась та, поскольку не имела ни малейшего желания находиться в обществе следователя Хундграхта дольше, чем это необходимо.

   — Значит, встретимся там, — кивнул Кин и направился к своей машине, а Мьюр и Трур потянулись вслед за ним.

   Альвира же вместе с Бросой и Хундсньялем села в скорую и всю дорогу держала Сеусу за руку — ей почему-то казалось, что девочке так будет легче.

   В больнице ликанологи отправились вместе с маленькой пациенткой, чтобы устроить её в палате и дать указания медсестрам, а Альви попросили подождать в холле, пообещав, что позовут её на консилиум, как только закончат. Однако, заскучать в ожидании Альви не успела — не прошло и десяти минут, как появились Кин с Мьюром, сразу же набросившиеся на нее с расспросами.

   Рассказ получился совсем коротким и никакой ясности в ситуацию не внес.

   — Я никогда не слышал ни о чем даже отдаленно похожем, — покачал головой Мьюр. — Ни один из известных мне ритуалов не дает подобного эффекта.

   — Может, снова вызвать Урслин? — предложил Кин. — Раз теперь стало заметным это самое мерцание жизненной энергии, может, и следы магии стали видны?

   — Вряд ли, — вздохнул Мьюр, — следы применения магии всегда ослабевают со временем.

   — Но она ведь может что-то знать про такую магию, из-за которой у жертвы практически полностью исчезает жизненная энергия, — заметил на это Кин.

   — Я думаю, что, когда начнем консилиум, мы просто ей позвоним, незачем просить её приезжать в больницу на ночь глядя, — возразила Альви, которой не хотелось зря беспокоить беременную приятельницу. — К тому же если Урслин ничего не придет в голову сразу, ей всё равно потребуется изучать архивы или что там у них в УКПМП есть, и её нахождение здесь ничего не даст.

   — Думаю, лучше ей всё-таки позвонить, пусть сама решает, — высказался Кин.

   — Ладно, — кивнула Альви, понимая, что делиться с коллегами информацией о беременности Урслин не стоит.

   — Я ей сейчас позвоню, а если на какие-то вопросы не смогу ответить, передам вам трубку, вы объясните, — предложил Мьюр.

   — Конечно, — не стала спорить Альви.

   Новость и удивила, и обрадовала Урслин. Подробно расспросив Альви, маг-эксперт сообщила, что непременно заедет в ЦБФ, тем более что она сейчас как раз находится в гостях неподалеку, и небольшой крюк не сильно нарушит её планы на вечер. После беседы с экспертом Бьорнен Мьюр позвонил по телефону, который оставили для связи в Восточном полицейском участке родители Сеусы. Он пытался связаться с ними еще по дороге, но дозвониться не смог — было постоянно занято.

   — Они скоро приедут, — мрачно поведал Мьюр. — Надо продумать, что мы будем им говорить.

   — Полагаете, им в Восточном не сказали, что приметы совпали с найденным в Кьярриню телом? — удивилась Альви.

   — Не должны были, — покачал головой Мьюр. — Такую информацию по инструкции должен сообщать родственникам потерпевшего следователь, ведущий дело.

   — Тогда, пожалуй, с ходу рассказывать, что Сеусу нашли еще утром, а то, что она жива, обнаружилось только в морге, не стоит, — закивала Альви.

   — Ну так давайте скажем вкратце, что её нашли утром в Кьярриню без сознания, а родителям позвонили после того, как получили сведения из Восточного участка, — предложил подошедший к ним Трур, слышавший последнюю фразу.

   — А как мы объясним, почему сразу не поместили информацию о неопознанной девочке в ЕИС? — озадачился Кин.

   — Никак, — пожал плечами Трур. — Обычные люди не разбираются в тонкостях функционирования нашей системы. Если же вопрос возникнет, скажем, что много времени ушло на изготовление поискового портрета.

   — Так и сделаем, — положил конец обсуждению Мьюр. — Разумеется, скрывать от родителей правду никто не станет, но пусть они узнают подробности от целителей, так эта история произведет на них менее тягостное впечатление.

   — Почему? — удивился Кин.

   — Потому что к словам целителей в данных обстоятельствах у них будет больше доверия. И если целители скажут, что сразу определить, что девочка была жива, было невозможно, вероятность того, что родители не станут в этом сомневаться, гораздо выше, чем если о том же самом им скажут полицейские, — пояснила Альви.

   Кин явно хотел продолжить расспросы, но тут как раз появились родители Сеусы, а следом за ними и Урслин, поэтому обсуждение прервалось — Альви и Урслин отправились в ликанологию, чтобы выяснить, можно ли уже посетить маленькую пациентку, а сыщики остались объяснять родителям ситуацию.

   — Ну что? — взволнованно поинтересовалась Альви у Бросы, которую нашла в целительской.

   — Мы поставили капельницу с подогретым физраствором, температура тела повысилась практически до нормальной, но в себя она не пришла, да и жизненная энергия по-прежнему мерцает слабой искрой, хотя мне и кажется, что она стала всё-таки немного ярче, — ответила Броса.

   — Определенно стала, — подтвердил вошедший в целительскую Хундсньяль, — но вот это мерцание ставит нас в тупик: заболевания с такими симптомами попросту не существует. Единственное, что мне приходит в голову — из нее выкачали жизненную энергию, практически всю, а теперь она потихоньку восстанавливается, но и в этом случае такого мерцания быть не должно.

   — У меня есть одна идея, но прежде чем её обсуждать, мне надо посмотреть самой, — сказала Урслин, и по мрачному выражению её лица было очевидно, что речь идет о чем-то не слишком обнадеживающем.

   — Пойдем, я тебя отведу, — предложила Броса.

   — А родителям-то к ней можно? — спросила Альви. — А то они уже приехали, ждут в холле вместе с полицейскими.

   — Можно, — кивнул Хундсньяль, — я сам за ними схожу.

   — А ей не повредит, если в палату завалится такая толпа? — забеспокоилась Альви.

   — Зачем толпа? — удивился целитель. — Сначала Урслин посмотрит, потом родители зайдут для опознания вместе со следователем. А оперативники в коридоре подождут, им там смотреть совершенно не на что. Да и следователь пусть протокол опознания составляет не в палате, вот пусть хоть в сестринской устраиваются, с медсестрами я договорюсь, они на сестринском посту посидят. А вы пока тут побудьте, много времени это всё не займет, мы скоро вернемся и устроим консилиум.

   — Ладно, я тогда пока чаю на всех сделаю, — улыбнулась Альви.

   — Отличная идея! — улыбнулся в ответ Хундсньяль.

   К тому моменту, как Урслин, Броса и Хундсньяль вернулись в целительскую, Альви уже успела не только сделать чай, но и испереживаться. И выражение лица Урслин, ставшее еще более мрачным, ничуть её не успокоило.

   — Что ж, у меня появилась версия, — Урслин тяжело вздохнула. — И я думаю, вы уже догадались, что новости неутешительные. В общем, я предполагаю, что девочка действительно стала жертвой ритуала по выкачиванию жизненной энергии.

   — Но ведь следов магии ты не нашла! — взволнованно перебила Альви.

   — Да, потому что это был ритуал, связанный с оннурвера — существом из другого измерения, таким как демон, например, — пояснила Урслин.

   — Именно оннурвера, не потусторонней сущности? — уточнила Альви.

   — Да, все эти привидения, полтергейсты и прочие энергетические образования, курсирующие между той и этой стороной или плавающие в астрале, не могут создавать постоянные энергетические каналы с жертвой. Если они нападают, они могут забрать у человека часть энергии и даже проделывать это неоднократно, но постоянной связи образовать не способны.

   — А эти оннурвера? — спросила Броса. — Разве они не оставляют следов, когда проникают в наше измерение?

   — Оставляют. Но, во-первых, они могут не только сами проникать сюда, но и быть призваны, причем призвать оннурвера может вообще любой человек, не только маг, а во-вторых, есть еще один вариант — когда тот, кто проводит вызов, не открывает проход для оннурвера, а просто как бы приоткрывает дверь. То есть получается так, что существо не проходит в наше измерение и, соответственно, почти не оставляет в нем следов, но может влиять на наши магические и энергетические потоки, в том числе и забирать энергию. Или отдавать её, или даже ею обмениваться. Или дать тому, кто открыл проход, в обмен на полученную энергию что-то другое.

   — Исполнение желания? — невесело пошутил Хундсньяль.

   — В том числе, — совершенно серьезно ответила Урслин. — Если желание может быть исполнено с помощью жизненной или магической энергии — это вполне может быть и исполнение желания.

   — Никогда не слышала ни о чем подобном, — покачала головой Альви.

   — Это, скажем так, информация не для широкого круга, — хмыкнула Урслин. — И я полагаю, вы все понимаете, что распространять её не следует.

   — А какие желания могут быть исполнены оннурвера? — поинтересовался Хундсньяль.

   — Ну, например, если речь идет о демонах, то демон линии Дейфаниэля* (*верховный демон смерти) может своей энергией исцелить любое инфекционное заболевание, она просто выжжет заразу. А демон линии Сьюкдумурэля* (*верховный демон болезней) — наоборот — любое заболевание наслать, не только инфекционное.

   — А демон линии Осканиэля* (*верховный демон желаний) — вообще выполнить любое желание? — предположила Альви.

   — Любое желание, если его исполнение зависит от чувств или эмоций человека, — ответила Урслин.

   — Например, заставить кого-то полюбить? — поразилась Броса.

   — Скорее, кого-то страстно возжелать, — уточнила Урслин. — Но в любом случае, если энергетический обмен производился с демоном — это в нашей ситуации наилучший, хотя и крайне маловероятный вариант: они весьма заинтересованы в возможности легально посещать наше измерение и всегда охотно идут на сотрудничество. Так что если речь о демоне, то с той стороны, в их измерении, они смогут отследить энергетический канал и найти того демона, который присосался к бедной девочке. Ну и разорвать эту связь, конечно.

   — И тогда Сеуса очнется? — спросила Альви.

   — Да, — кивнула Урслин. — Тогда уровень жизненной энергии у нее восстановится, и со временем она придет в себя. Это даже не скажется в будущем на её здоровье. Вот только на демонов это не слишком похоже. Как раз именно потому, что по энергетическому каналу можно отследить того, кто получает от девочки энергию. Если уж демоны идут на риск, чтобы получить жизненную энергию человека против его воли...

   — А что, кто-то соглашается добровольно? — удивленно перебила Броса.

   — Ну конечно! — подтвердила Урслин. — Например, ради того, чтобы вылечить близкого человека. Правда, в таких случаях люди обычно обращаются в УКПМП, поскольку подобные ритуалы желательно проводить третьему лицу, которое будет контролировать ситуацию на случай, если демон попытается взять слишком много энергии.

   — А почему целителям об этом не рассказывают? — не поняла Броса.

   — Инфекционисты знают, — возразила Урслин. — Как я уже сказала, вылечить при помощи демонической энергии можно только инфекционные заболевания. Тут получается некий баланс между интересами пациентов и нераспространением потенциально опасных знаний. Неидеальный, не спорю, но таково уж решение нашего Минцела.* (*Министерство целительства)

   — А мы не должны теперь дать какую-нибудь клятву о неразглашении? — поинтересовалась Броса.

   — Нет, — покачала головой Урслин. — И это снова позиция Минцела: тайны не делать, но и всем подряд не рассказывать.

   — Я правильно понимаю, что демоны — это не единственный вариант? — вернул обсуждение к первоначальной теме Хундсньяль.

   — Верно. Это могло быть и, скорее всего, — было какое-то другое существо. Демоны, вне зависимости от того, разрешенный это ритуал или нет, обычно единовременно выкачивают столько энергии, сколько смогут, и обрывают связь. Как я уже сказала, оставлять энергетический канал для них слишком рискованно. Хотя эту версию всё равно надо обязательно проверить, всё когда-нибудь случается в первый раз.

   Урслин вздохнула и продолжила:

   — Так вот. Помимо демонов, существ из других измерений бесконечное множество, собственно, как и самих измерений. Подавляющее их большинство практически или полностью безвредны для нас, поскольку, скажем так, слишком эфемерны, чтобы навредить существам с такой плотной энергией, как наша. Но и тех, кто на это способен, тоже немало. И главная проблема в том, что если следов ритуала не осталось, то понять, о каком существе речь, можно только по косвенным признакам. Да и то не всегда. Ну и кроме того, эти самые признаки обычно может описать только сама жертва, но девочка без сознания и не придет в себя, пока связь не будет разорвана. А понять, как это сделать, можно только если знаешь, о каком оннурвера речь, иначе можно попросту убить несчастного ребенка.

   — Замкнутый круг, — мрачно заметила Альви.

   — Поэтому единственный вариант — найти тенгилюра — человека, который открыл проход, и если выяснится, что это было сделано сознательно, он сможет описать — как, даже если не знает правильного названия существа.

   — Подождите-ка, вы что, хотите сказать, что подобное можно было сделать неосознанно? — удивился Хундсньяль.

   — Увы, да. Но и в этом случае связь тенгилюра с этим существом сохранится и через нее можно будет воздействовать на оннурвера, — ответила Урслин.

   — Я всё-таки не понял: а почему через связь с тенгилюром на оннурвера можно воздействовать, а через связь с жертвой — нельзя?

   — Иногда можно, от вида оннурвера зависит. Но это не тот случай — мне проследить связь оннурвера с жертвой не удалось.

   — Так пока мы не найдем тенгилюра, мы никак не сможем помочь девочке? — огорчилась Броса.

   — Помочь — нет. Но есть вероятность, что связь оборвется сама. Хотя если это не произойдет в новолуние, когда связь с другими измерениями слабее всего, то вряд ли произойдет вообще, — ответила Урслин и мрачно добавила: — Но это еще не самое страшное. Есть вероятность, что здесь находится только тело девочки, а её, для простоты назовем — душа, находится не в нашем измерении.

   — Что?! — пораженно выдохнула Броса, а Альви и Хундсньяль просто потрясенно уставились на Урслин.

   — Да, такое практически полное отсутствие жизненной энергии и это самое мерцание могут означать, что душа Сеусы сейчас не здесь.

   — Но зачем кому-то делать подобное с ребенком? — раздался от двери вопрос Кина, успевшего расслышать последнюю фразу.

   — Ну, например, затем, чтобы воскресить умершего, — ответил Мьюр, вошедший вслед за Кином в целительскую.

ГЛАВА 7

Опознание формально неизвестной жертвы прошло без неожиданностей: Дагна Ревюрлинн и Тагнус Гьёрдбьёрг уверенно заявили, что это действительно их дочь Сеуса Ревюрлинн. Маленькая хрупкая Дагна сгорбилась от горя и стала казаться совсем крошечной даже по сравнению со своим далеко не крупным мужем. Тагнус держался чуть лучше, но и он выглядел совершенно убитым.

   Устроившись в сестринской, которую для них любезно освободил Хундсньяль, сыщики приступили к опросу. Конечно, самого страшного не случилось — Сеуса была жива, но отсутствие четкого диагноза и внятных прогнозов целителей не могли не тревожить родителей. И хотя Хундсньяль заверил их, что прямо сейчас будет устроен консилиум лучших специалистов, Дагна и Тагнус явно были слишком обеспокоены, чтобы давать четкие показания. Но откладывать первичный опрос было нельзя, слишком важной для следствия могла оказаться любая сообщенная родителями информация.

   Когда они рассаживались в сестринской, Мьюр устроился немного сбоку, чтобы не маячить у супругов Гьёрдбёрг-Ревюрлинн перед глазами, и предоставил вести опрос Кину. Разумеется, если формально следовать руководствам по тактике ведения следствия, родителей надо было опрашивать порознь, но даже Лейдинлехт никогда не следовал предписаниям настолько буквально, если это могло повредить делу, а уж Мьюр тем более не стал. Он и в стороне-то уселся, чтобы опрашиваемые не косились постоянно на его суровое лицо, не очень хорошо способствующее созданию расслабляющей атмосферы. Конечно, во многих случаях приводить в трепет одним своим видом было даже удобно, но точно не в этот раз.

   Как это часто бывает, первой на контакт пошла женщина. Поначалу запинаясь и сбиваясь, Дагна, умело направляемая вопросами Кина, повела рассказ о том, что же произошло.

   — Когда вы видели Сеусу в последний раз? — участливо поинтересовался Кин.

   — Вчера вечером, когда она ложилась спать. Мы, как обычно, вместе зашли в её комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, поцеловали её перед сном и вышли.

   — В котором часу это было?

   — Около половины одиннадцатого. Немного поздновато, — Дагна смущенно улыбнулась, — но после рождения Бюгги мы уже не могли уделять Сеусе столько же внимания, сколько раньше, поэтому стали это компенсировать мелкими поблажками: разрешили ложиться на полчаса позже и позже возвращаться из гостей или с прогулки. Ненамного, вы не подумайте, но Сеуса так чувствует себя более взрослой, и это помогает ей...

   — Смириться с тем, что она больше не единственное ваше сокровище, — закончил фразу Кин.

   — Да, — закивала Дагна, — это действительно помогает. Вы не подумайте, Сеуса любит братика и часто соглашается с ним поиграть или просто присмотреть за ним, да и по хозяйству помогает охотно, ведь она уже большая. Вот мы и стараемся поддерживать в ней это ощущение собственной взрослости.

   — Разумно, — вполне искренне одобрил такую педагогическую практику Кин и уточнил: — Получается, утром вы с Сеусой не виделись?

   — Да, — подтвердила Дагна. — Мы все ужасно проспали, даже Бюгги, обычно просыпающийся не позже половины восьмого, сегодня почему-то проснулся почти на час позже. Он-то нас и разбудил. Я-то ладно, я в отпуске по уходу за ребенком, Бюгги ведь еще и года нет, а Тагнус в итоге опоздал на работу.

   — Да, — с тяжелым вздохом включился в беседу Тагнус, — хорошо, что у нас опоздания до пятнадцати минут не учитываются как нарушение трудовой дисциплины, просто уходишь чуть позже в такой день, и всё. Но превышать этот лимит я не хотел — потом замучаешься объяснительные писать, да и премию могут снизить. Так что я впопыхах собрался, хорошо, что бритва у меня с магической насадкой, а то бы точно порезался и спешно отбыл на работу. То, что утром я не видел Сеусу, я осознал, уже когда на работу приехал, да и то не сразу. Но я подумал, что к тому моменту, как мы проснулись, она просто уже успела уйти в школу, она очень не любит опаздывать. Вся в меня!

   Тагнус гордо улыбнулся, но тут же снова помрачнел, а слово вновь взяла Дагна:

   — Я тоже так подумала. Тем более что Сеуса обычно как раз и уходила из дома примерно в половине девятого. До школы ей идти всего десять минут, но она действительно всегда старалась выйти заранее, чтобы уж совершенно точно не опоздать.

   — Но вы заходили в комнату Сеусы утром? — уточнил Кин.

   — Да, — подтвердила Дагна. — Как только Тагнус умчался в ванную, я сразу же, прямо с Бюгги на руках, заглянула к ней, опасаясь, что она тоже проспала, но постель была застелена, а школьной сумки от двери было не видно, поэтому я успокоилась и занялась сыном — он ведь тоже проспал и требовал свой завтрак гораздо настойчивее, чем обычно.

   — Когда же вы поняли, что что-то не так?

   — Когда Сеуса не пришла домой вовремя. Она если задерживается больше чем на полчаса, то всегда звонит, мы как раз в прошлом году подарили ей телефон, самый простой, конечно, чтобы она могла спокойно пойти гулять с подругами, а я не волновалась. А тут — уже почти три часа, а ни Сеусы, ни звонка. Ну я и позвонила ей сама, а телефон зазвонил в её комнате. Я зашла и обнаружила, что и телефон, и сумка, и форменная жилетка — у них в школе только жилетки синие обязательны, полной формы нет, всё это осталось в комнате, — Дагна душераздирающе всхлипнула, и Кин тут же протянул ей стакан с водой, приготовленный как раз для такого случая.

   — Простите, если мой вопрос покажется вам глупым, но у меня самого еще нет детей, поэтому я не знаю, что к чему: разве кто-то из школы не должен был вам позвонить и сказать, что Сеуса не появилась на занятиях?

   — Нет, — покачала головой немного успокоившаяся Дагна. — Учителям же надо занятия вести, другие дети не должны страдать. Поэтому если и звонят, то после уроков, да и то, если ребенок отсутствует уже не один день, а из районной поликлиники в школу не поступило сообщение о его болезни. У нас такое один раз было, когда тот, кто отвечал за отправку этих сообщений в самой поликлинике, заболел и в школу ничего не передали. Вот тогда да, тогда нам звонили из школы. А так — нет. Возможно, если кто-то регулярно прогуливает, родителям сообщают об очередном случае в тот же день, но с Сеусой никогда ничего подобного не случалось.

   — Давайте вернемся к вопросу, как так получилось, что вы сегодня проспали, — предложил Кин, здраво рассудивший, что особого интереса для следствия то, как родители искали девочку, на данный момент не представляет, ведь в три часа дня Сеуса уже находилась в морге. Конечно, если возникнут подозрения, что родители как-то причастны, тогда их поведение во время поисков может помочь их уличить, но пока эта версия всерьез не рассматривается, нет смысла тратить время на её проверку, тем более что Мьюр, когда будет проводить официальный допрос, всё равно всё это выяснит.

   — Как это вышло? — недоуменно нахмурилась Дагна.

   — Да, — кивнул Кин. — Я правильно понял, что вы обычно просыпаетесь вместе с малышом?

   — Не всегда. Если Бюгги не просыпается к моменту, когда у Тагнуса звонит будильник, получается, что я просыпаюсь раньше сына.

   — То есть вы не полагаетесь на то, что ребенок вас разбудит вовремя, а пользуетесь будильником? — спросил Кин у Тагнуса.

   — Да, — подтвердил тот, — хотя будильник я ставлю в большей степени на случай, если Бюгги, наоборот, проснется намного раньше, а я снова усну. По утрам с малышом много хлопот, и я не хочу, чтобы Дагна беспокоилась еще и о том, чтобы не забыть разбудить меня.

   — А в какое время звонит будильник?

   — Я всегда ставлю его на семь пятнадцать.

   — И вчера поставили? — уточнил Кин.

   — Я пользуюсь будильником, встроенным в телефон, его не надо ставить каждый день, просто устанавливаешь время и дни, в которые он должен звонить.

   — И эти настройки не были отключены?

   — Нет, — покачал головой Тагнус. — Это я проверил первым делом, поскольку решил, что что-то с телефоном. Я всегда проверяю с вечера, хорошо ли он заряжен, но мало ли что.

   — А не могло случиться так, что будильник всё-таки прозвонил, но вы, толком не проснувшись, отключили сигнал и забыли об этом? Со мной такое бывало.

   — И со мной, — скупо улыбнулся Тагнус. — Поэтому я кладу телефон подальше, и для того, чтобы отключить будильник, мне надо встать и пройти несколько шагов. Так что, чисто теоретически, я, конечно, мог и это проделать, не просыпаясь, но, согласитесь, такое маловероятно.

   — Не буду спорить, — кивнул Кин. — Получается, что будильник прозвонил. Какие у вас, кстати, настройки?

   — Стандартные: три звонка по минуте с интервалом в пять минут, до сегодняшнего дня мне этого было достаточно.

   — Значит, будильник прозвонил трижды, но никто его не услышал, даже малыш Бюгги, — подвел итог Кин.

   — Бюгги и не мог, он спал в другой комнате, — пояснила Дагна. — Мы как раз примерно два месяца назад стали укладывать его спать отдельно, в его комнате. У нас есть специальный артефакт — радионяня: передатчик находится в комнате Бюгги, а приемник — в нашей, так что если Бюгги заплачет, я услышу. Но в обратную сторону это не работает, а двери и в нашу комнату, и в его были закрыты, поэтому его будильник в любом случае разбудить не мог.

   — А вот насчет дверей — вы на ночь всегда так делаете: закрываете двери во все комнаты?

   — Обычно нет, дверь в комнату Сеусы действительно по ночам закрыта, чтобы плач брата её не разбудил, но дверь в его комнату я всегда открываю, прежде чем лечь спать, да и в нашу спальню мы оставляем дверь открытой.

   — А что вы подумали, когда утром обнаружили обе двери закрытыми?

   — Сначала просто удивилась, а после того как заглянула к Сеусе и решила, что она уже ушла в школу, подумала, что это она закрыла, чтобы никого не разбудить.

   — А вам не показалось странным, что дочь вас не разбудила, а наоборот — закрыла двери? Насколько я понял из того, что вы о ней рассказали, Сеуса серьезная и ответственная девочка, и она должна была понимать, что отцу надо на работу.

   — Я, если честно, об этом вообще не задумался — все мои мысли были о том, чтобы не опоздать слишком сильно, — ответил Тагнус.

   — А я задумалась и даже хотела её спросить об этом, когда она вернется из школы, но эти размышления быстро вылетели у меня из головы, малыш Бюгги просто не оставил на них времени — он сегодня весь день капризничает, хотя ни температуры, ни других признаков болезни у него нет. Может, если бы я спохватилась раньше, с ней бы ничего не случилось? — Дагна горестно всхлипнула, и Кин поспешил её утешить:

   — Не обвиняйте себя. Даже если бы вы позвонили в полицию сразу же, как проснулись, это бы ничего не изменило — в тот момент Сеуса уже находилась в Кьярриню и была без сознания, как раз примерно в это время её обнаружил один человек, выгуливавший неподалеку свою собаку.

   — В Кьярриню?! — потрясенно выдохнула Дагна. — Но как она туда попала?

   — Мы пока не знаем, — вступил в разговор Мьюр. — Но обязательно это выясним. А сейчас нам нужно более точно определить промежуток времени, в который Сеуса ушла из дома. В какое время вы вчера легли спать?

   — Я легла вскоре после Сеусы, примерно в четверть двенадцатого, — ответила Дагна.

   — А я — незадолго до полуночи — смотрел по маговизору репортаж про лыжные гонки на длинную дистанцию, — сказал Тагнус и добавил со вздохом: — Зря только со сном боролся — чуда всё равно не произошло, наши снова всего лишь на третьем месте.

   — И вы потом быстро заснули? — уточнил Мьюр.

   — Да мгновенно практически, — усмехнулся Тагнус. — Это почти магическая способность всех родителей маленьких детей.

   — Боюсь, что без магии тут действительно не обошлось, — нахмурился Мьюр, — поэтому, несмотря на позднее время, кому-то из вас придется поехать со мной и магом-экспертом к вам домой, чтобы мы осмотрели квартиру, в том числе и на предмет следов магии. Мы, конечно, вызовем еще и криминалиста и поищем также следы обычного взлома, но маловероятно, что вы могли не заметить что-то подобное, да и с обычным осмотром нет нужды торопиться. Но вот магические следы со временем ослабевают, поэтому откладывать до завтра никак нельзя. Хотя сначала мы, разумеется, узнаем, к каким выводам пришел консилиум, может, уже что-то прояснилось. А потом сразу поедем.

   — Я правильно поняла, что нам необязательно обоим ехать? — взволнованно уточнила Дагна. — Бюгги забрали мои родители, за ним есть кому присмотреть, а я бы хотела остаться тут, с Сеусой.

   — Конечно, оставайтесь, для осмотра нам будет вполне достаточно присутствия господина Гьёрдбьёрга, — разрешил Мьюр. — А сейчас подождите, пожалуйста, здесь, мы поговорим с целителями, я организую всё, что необходимо для осмотра, и поедем.

***

— Воскресить мертвеца? — спросила Броса так жалобно, что Трур, вошедший в целительскую последним, тут же кинулся её утешать — видеть в глазах любимой жены слезы было для него невыносимо.

   — Но разве такое вообще возможно? — ошарашенно спросил Кин.

   — Нет, — мрачно покачала головой Урслин. — Но к сожалению, до сих пор находятся люди, которые верят, что да. Они проводят ритуалы и вызывают оннурвера, обещающих им воскресить дорогого человека в обмен на энергию жертвы. Но вместо этого забирают и энергию того, кто их вызвал. И хорошо, для жертвы, разумеется, если забирают единовременно, поскольку в момент смерти вызвавшего оннурвера теряет связь с нашим измерением. Но если существо тянет энергию медленно, процесс может растянуться на несколько дней или даже месяцев. И за это время жертве могут быть нанесены серьезные, а иногда даже — несовместимые с жизнью энергетические травмы.

   — А прогнать оннурвера вызвавший уже не может, что ли? — не понял Кин.

   — Теоретически может, а практически... — Урслин вздохнула. — Во всех случаях, которые мне известны, вызывали тех оннурвера, которые могут принять облик того умершего, которого обещают воскресить: пустотников, морочных дев, грёзовых фей. И те, кто их вызывал, до последнего верили, что действительно воскресили любимого человека. Их не смущало даже то, что никто, кроме них, «воскресшего» не видел. Или почти никто, я, например, увидела бы.

   — Да, в том единственном случае, который известен мне, тоже так было, поэтому понять, что же произошло, удалось только после того, как вызвавший оннурвера погиб, а жертва очнулась, — добавил Мьюр.

   — То есть вы хотите сказать, что может быть такое, что сейчас где-то какая-нибудь морочная дева изображает перед кем-то воскресшего покойника, питаясь при этом энергией Сеусы и того, кто её вызвал, заодно? — уточнил Кин.

   — Да, — ответила Урслин. — И остановить это мы сможем, только если найдем того, кто эту гипотетическую морочную деву вызвал. Ну или она сама исчезнет отсюда, как только вызвавший её умрет, но в каком состоянии к тому моменту будет Сеуса — неизвестно.

   — И как мы будем этого вызвавшего искать? — угрюмо поинтересовался Трур.

   — Вне зависимости от того, с какой целью проводился ритуал: для воскрешения мертвеца или для чего-то еще, там, где его проводили, можно обнаружить соответствующие следы. Я проведу поисковые ритуалы в квартире, где жила девочка, и в Кьярриню, но не стану вас обнадеживать — радиус чувствительности у них небольшой, и результат будет, только если в тот момент, когда оннурвера присосалось к Сеусе, тенгилюр находился поблизости. Тогда я получу слепок его ауры, хотя бы частичный. В противном случае это ничего не даст.

   — Ты собираешься в Кьярриню сейчас, на ночь глядя? — забеспокоилась Альви.

   — Нет, в Кьярриню я поеду завтра с утра, два ритуала подряд я провести не смогу, пусть они и непродолжительные. А вот в квартире проведу сегодня, после того как проверю её на следы магии, — ответила Урслин.

   — А что нам родителям-то говорить в итоге? — огласила волновавший всех вопрос Броса.

   — Правду, конечно, но только в той части, в которой мы уверены, — решительно заявил Мьюр. — Что состояние Сеусы вызвано тем, что её энергия утекает к существу из другого измерения, установившему с девочкой энергетическую связь. Разрывать эту связь, не выяснив, что это за существо, рискованно, поскольку в результате Сеуса может погибнуть. Возможно, через какое-то время связь оборвется сама, но гарантий нет.

   — Давайте-ка, коллега, я сам им всё скажу, а вы просто рядом постоите, — предложил Хундсньяль, и Броса благодарно кивнула.

   — А я пока вызову полиц-мобиль и криминалиста, пусть заедут за нами, да поедем на осмотр, — сказал Мьюр.

   — Зачем заезжать-то? — не понял Кин. — Мы с Труром прекрасно всех довезем.

   — Нет уж, господа оперативники, вы отправляетесь домой, — отказался Мьюр. — Опрашивать соседей всё равно уже слишком поздно, а при осмотре квартиры вы будете только мешать. Криминалист у нас будет, маг-эксперт будет, оборотень тоже будет, справимся и без вас. А вы отдыхайте пока. Потому что завтра прямо с утра нужно будет вплотную заняться опросами: и собачников в Кьярриню опросить, и соседей, и подружек, и одноклассников, и учителей — в общем, всех, кого успеете.

   — Ладно, — вздохнул Кин. — Я тогда хотя бы Альви домой отвезу. Ты-то ведь сейчас домой?

   — Да, — кивнула Альви. — Если, конечно, Урслин не считает, что мне тоже стоило бы посмотреть там, в квартире.

   — Стоило бы, конечно, — откликнулась Урслин и пояснила для Мьюра: — Альви иногда может видеть совсем слабые следы присутствия потусторонних сущностей или оннурвера, такие, какие я уже не замечу.

   — Значит, берем еще и Альви. Но больше никого, — подытожил Мьюр.

ГЛАВА 8

Пока Дайерс, чье дежурство еще не закончилось, осматривал входную дверь на предмет следов взлома, Урслин проводила поисковый ритуал, устроившись в комнате Сеусы. Она нарисовала на листе бумаги, позаимствованном из письменного стола девочки, взятыми там же фломастерами поисковую пентаграмму и, произнеся: «Куэст ейт устендам троэнсиум кви вокавит вос»* (* «Кто бы ты ни был, покажи след того, кто призвал тебя» на старонузском), — замерла с закрытыми глазами, сосредоточившись на движении окружавших её энергетических потоков. Мьюр, Альви и Тагнус, которых Урслин попросила остаться в комнате, чтобы не тратить зря время на опознание их энергетических следов, тоже замерли в тревожном ожидании.

   — Проход для оннурвера открыли точно не здесь, — уверенно сказала Урслин, когда открыла глаза, — но больше я ничего, к сожалению, добавить не могу. Следов магии тут тоже нет, но энергетическое воздействие было, именно из-за него все, кроме Сеусы, так крепко спали.

   — Простите, возможно, это не мое дело и сейчас не время для подобных вопросов, но как такое может быть: магии нет, а воздействие есть? — неуверенно спросил Тагнус.

   — Почему же не время? -пожала плечами Урслин. — Вопрос этот и правда важный. Но тут всё просто — я имела в виду, что нет следов той магии, которую могут применять люди. Поскольку существа из других измерений не имеют плотных физических тел, то и магию они применяют принципиально иначе: как бы вливаясь в энергетические или магические потоки, а не воздействуя на них извне. Так что совершенно очевидно, что вас всех усыпило именно оннурвера, а не тот, кто его вызвал. Если он вообще был.

   Мьюр мрачно зыркнул на Урслин, явно не одобряя подобных обсуждений при отце потерпевшей, но та ответила ему прямым взглядом абсолютно уверенного в своей правоте человека и продолжила:

   — Понимаете, господин Гьёрдбьёрг, мы не можем полностью исключать, что никто не вызывал оннурвера специально. Иногда случается так, что подобное существо образовывает энергетическую связь с человеком, который даже не подозревает об этом.

   — И вы можете увидеть эту связь? — взволнованно спросил Тагнус.

   — К сожалению, без специального ритуала это невозможно, — покачала головой Урслин. — И проверить всех, с кем контактировала Сеуса за последние дни, невозможно тоже. Но надо хотя бы исключить членов семьи. Поэтому я бы хотела проверить и вас, и вашу жену, и ваших родителей, и даже малыша Бюгги.

   — А это не опасно? — встревожился Тагнус.

   — Нет. Но вы в любом случае можете предварительно посоветоваться со специалистом, которому доверяете. Например, с кем-то из целителей. Я готова описать детали ритуала, кому скажете. Формально господин Хундграхт, — Урслин показала взглядом на Мьюра, — может получить официальное предписание, которое обяжет вас всех пройти проверку. Но на его получение потребуется время, а откладывать не хотелось бы, поэтому я надеюсь, что вы согласитесь добровольно.

   — Раз так, я, конечно, согласен, — закивал Тагнус, — и не сомневаюсь, что и Дагна согласится, и наши родители тоже. А Сеусу разве не надо проверить?

   — Я уже это сделала, для обследования потерпевших специального разрешения не требуется, — пояснила Урслин. — Но её связь с оннурвера не такого рода. Так что, когда вы всё обсудите с семьей, позвоните мне, и мы договоримся, где и когда лучше провести ритуалы. Телефон указан на визитке. Сейчас я напишу вам еще и свой личный номер, это на случай, если произойдет что-нибудь необычное и вы захотите посоветоваться на этот счет.

   — Спасибо, — бледно улыбнулся Тагнус, забирая визитку, и печально добавил: — Никогда не думал, что однажды захочу, чтобы оказалось, что я связан с существом из другого измерения.

   — Да, это был бы самый простой и быстрый вариант, — согласилась Урслин.

   — Теперь давайте я посмотрю, в конце концов, я ведь именно за этим сюда приехала, — напомнила Альви.

   — Нам выйти? — спросил Мьюр.

   — Не нужно, вы мне не помешаете, — Альви закрыла глаза и погрузилась в созерцание.

   Мьюр же немного неожиданно для себя поддался любопытству и решил понаблюдать за тем, что же будет происходить: поисковые ритуалы он видел неоднократно, простейшие даже проводил сам, но вот как выглядит поиск, проводимый без ритуала, совершенно не представлял. Первым, что он увидел, закрыв глаза и сосредоточившись, стала искаженная проклятием аура Альви. Она была словно подернута мутной пеленой, а в районе солнечного сплетения пульсировал крупный темно-серый сгусток, напоминающий огромного паука. Зрелище было настолько мерзким, что Мьюр вздрогнул, а сердце вдруг сжалось от острой боли, пронзенное сочувственным пониманием, как же тяжело так жить. Ошеломленный собственной реакцией, Мьюр пораженно наблюдал, как покрывавшая ауру Альви мутная пленка заколебалась и внезапно словно взорвалась, разлетевшись во все стороны крошечными тускло светящимися искрами. Эти малюсенькие осколочки закружились по всей комнате, вылетели сквозь стены и понеслись дальше, дальше, дальше, а потом, почти исчезнув из виду, стали собираться назад и через несколько мгновений снова превратились в искажающую ауру преграду.

   Мьюр открыл глаза одновременно с Альви, которая выглядела изрядно озадаченной и нервно кусала губы, пытаясь подобрать подходящие слова для описания того, что же ей открылось.

   — Я не вполне уверена, — медленно произнесла она, — но мне показалось, что оннурвера совсем рядом.

   — Рядом? — не понял Мьюр.

   — Ты имеешь в виду, что почувствовала его близость к границе нашего измерения? — уточнила Урслин.

   — Да, — с облегчением кивнула Альви. — Как будто преграда совсем тонкая, а оно прямо за ней.

   — Возможно, ритуал всё-таки проводили где-то поблизости, просто не настолько близко, чтобы я смогла подцепить след вызывавшего, — задумчиво протянула Урслин.

   — Придется еще и соседей проверять, — нахмурился Мьюр. — Или скорее тех, кто появлялся здесь ненадолго, но для этого всё равно надо пообщаться со всеми соседями.

   — И не только в этом доме, но и в соседних, — добавила Урслин.

   — Может, еще попросить Аусту посмотреть? — внесла предложение Альви.

   — Вы имеете в виду медиума-криминалиста Аусту Рюдеркун? — уточнил Мьюр.

   — Да, — кивнула Альви, — она очень сильный медиум.

   — Имеет смысл, — сказала Урслин, — хотя гарантий, конечно, нет.

   — Но это уже в любом случае завтра, а сейчас нам надо заканчивать и отправляться по домам, да и господину Гьёрдбьёргу тоже требуется отдых, — подвел итог Мьюр.

   — Я всё равно сейчас поеду в больницу, — откликнулся Тагнус. — Только соберу вещи, мне вот Дагна список дала.

   — Вам есть на чем доехать? Если вы недолго, то мы можем вас подождать и подвезти, — предложил Мьюр.

   — Спасибо, но я лучше на такси, — отказался Тагнус.

   Завершение осмотра квартиры прошло быстро: следов взлома Дайерс не нашел, а в комнате Сеусы осматривать было особо нечего — только зафиксировать, что школьная сумка и одежда, в которой девочка обычно ходила в школу, на месте. Поскольку время приближалось к полуночи, Мьюр настоял, что всех развезет по домам полиц-мобиль, тем более что других вызовов не было, а дежурство у Даейрса и водителя заканчивалось только утром.

   Альви от этого предложения отказываться не стала: день выдался, мягко говоря, напряженным, и ей хотелось поскорее попасть домой, принять душ и лечь спать. Она очень устала, и не только от переживаний: поиск следов оннурвера, занявший всего несколько минут, был процессом весьма энергозатратным. В общем, учитывая её состояние, было совсем не удивительно, что, спускаясь с припорошенного снегом крыльца, Альви оступилась и чуть не упала. Вернее, упала бы, если бы Мьюр не успел её подхватить.

   Рефлексы оборотня сработали вовремя — еще чуть-чуть и Альви грохнулась бы со всего размаху. К счастью, сильными у Мьюра были не только рефлексы, но и мышцы, так что он сумел её не только поймать, но и удержать от падения. Правда, для этого ему пришлось резко дернуть Альви на себя, отчего она оказалась в буквальном смысле в его объятиях. И вот, вдыхая четко ощущаемый вблизи терпкий запах духов, к которому примешивалась легкая травяная нота, исходившая, казалось, от самой Альви, Мьюр внезапно кристально ясно осознал, что эта женщина — его единственная.

   И это была ка-та-стро-фа! Нет, не из-за её проклятия, а из-за того, что никаким женщинам в жизни Мьюркура Хундграхта больше не должно было быть места.

   Альви высадили первой, и это было хорошо, потому что после невольных объятий с Мьюром она чувствовала себя исключительно неловко. Этот угрюмый мужчина вообще вызывал у нее какие-то странные чувства: суровое неулыбчивое лицо с грубыми чертами, словно высеченное из камня, мощная фигура, тоже будто каменная, и жутковатый пронзительный взгляд — всё в нем вызывало невольное желание держаться подальше, но... Но в то же время почему-то притягивало, заставляло возвращаться к нему и взглядом, и мыслями снова и снова.

   Теплый душ и легкий ужин избавили Альви от скопившегося за день физического напряжения, но не от мыслей о Мьюркуре Хундграхте и не от переживаний о судьбе несчастной девочки. Последствия были предсказуемы — ночью ей приснился тот самый сон — тягучий вязкий кошмар о дне, когда она была проклята, всегда навещавший Альви в периоды душевного смятения.

   Собственно момент проклятия никогда ей не снился, да и не запомнился толком: злобный выкрик Греймюр, чудовищная боль во всем теле, а потом — пустота — вот и всё, что задержалось в памяти. Пусть это было и слабым утешением, но она потеряла сознание раньше, чем полуголая рухнула на пол в ошметках разошедшейся по швам одежды, так что была избавлена хотя бы от неловкости и стыда за свой жуткий вид перед теми, кто стал свидетелями этой сцены.

   В кошмарах же ей являлось совсем другое: то, что было после того, как она пришла в себя. Наяву Альви всегда избегала этих воспоминаний, но они, разумеется, никуда не девались, выплескиваясь в сны и заставляя её проживать эти моменты снова и снова. Вот как сейчас.

   Альви лежала на кровати, укрытая по самую шею простыней — единственным, что прикрывало её наготу. Рядом в не слишком удобном больничном креслице дремала мама. Больше в помещении никого не было. Судя по интерьеру, это была больничная палата. Очень хотелось пить, но будить маму, выглядевшую усталой и измученной, было жаль. Поэтому Альви решила потихоньку встать и