Купить

Мышеловка. Красной нитью. Светлана Серебрякова

АННОТАЦИЯ

На востоке есть красивое поверье.

Легенда говорит о том, что у предназначенных друг другу богом на теле появляется невидимая красная нить, которая связывает двух людей вместе. Для этой нити обстоятельства, время или расстояние не являются преградой. Нить может растягиваться, сжиматься, но никогда не рвётся. И она сокращается, до тех пор, пока двое избранных не встретятся, не соприкоснуться душами и не переплетутся судьбами.

Одна из множества сказок о том, что истинная любовь даруется человеку только раз в жизни.

А если месть… жгучая, слепая месть встанет на пути? Смогут ли два сердца преодолеть всё, пройти через обиду и боль, но найти свою дорогу друг к другу? Туда, где будут по-настоящему счастливы?..

ПРОЛОГ

Джан сделал шаг вперёд и замер на пороге распахнутой для него двери. Ему в глаза сразу бросился подсвеченный подиум. В глубине большого зала, среди кромешной темноты этот островок света с девушкой, вздрогнувшей и поспешно отвернувшейся от него, казался чем-то нереальным. Сказочным и вымышленным. Хрупкая фигурка в белом платье с волосами, рассыпавшимися по спине и плечам. Маленький мышонок, угодивший в хитроумно расставленную западню.

Она дрожала, и не от холода. Нервно теребила подол платья, свободный шлейф которого лежал на полу. Но по мере того, как он подходил ближе, плечи девушки распрямлялись, и это вызвало в нем не только гордость за дочь своего врага, но и… улыбку. А он вот так искренне улыбался первый раз за много лет. Храбрая малышка! Просто так, без боя, она не уступит. Он оценивал её, пусть и со спины. Узкие плечи скрывались под густым водопадом светлых волос. Волос, напоминавших песок в ночной пустыне, когда на небе царит полная луна. Джан снова тряхнул головой: возможно, это всего лишь игра света и тени, в почти кромешной темноте огромного холодного зала. Неярких маленьких ламп, расположенных по всему краю круглого подиума. Он протянул руку и коснулся волнистого потока лунного света, желая удержать его в своих пальцах. Такая мягкая, шелковистая прядка, с едва уловимым запахом жасмина.

Джан выпустил локон из пальцев и сделал еще несколько шагов, обходя стул.

Мари замерла. Приоткрыла глаза и увидела, нет, не пол, а пару до блеска начищенных мужских туфель. Кожаных и невероятно дорогих, тут и гадать не приходилось. Без единой морщинки. Стало быть, этот незнакомец поднялся к ней на подиум. И что дальше? Что он сделает дальше? Сердце в груди стучало так сильно, что она с трудом расслышала тихий, но такой сильный и властный голос:

– Встань.

И она так некстати вспомнила слова Фарид-бея. «Помни, что главный принцип – это хайа, природная скромность. Мужчинам нравится кроткость, смирение и покорность. После бурного дня, наполненного делами и заботами, напоминающими песчаную бурю, ему хочется отдохнуть в тени живительного оазиса и вкусить свежесть чистой прохладной воды». Скромность, кроткость, покорность… Если этому незнакомцу нужна такая женщина, то от строптивой, вздорной и неуступчивой он откажется?

– Нет.

Она услышала, как мужчина хмыкнул. Ботинки сделали шаг назад, развернулись, и снова принялись мерить шагами маленькое возвышение.

– Встань.

Голос снова доносился у неё из-за спины. Встать? И позволить ему рассмотреть себя в этом до ужаса прозрачном платье? Ах, ну да, Мари едва сдержала усмешку: она – товар. А он – покупатель, который должен оценить качество приобретаемой вещи.

– Я хочу на тебя посмотреть. Встань.

Только сейчас она поняла, что мужчина говорил с ней на арабском. А стало быть, надежда на спасение рушилась на глазах. Мари выпрямила спину и только собралась возразить снова, как уловила нотки нетерпения и раздражительности в вибрирующем голосе.

– Встань.

И, о, чёрт! Она встала. Но обхватила себя руками, не столько из-за холода, что пронизывал её тело, а скорее из желания прикрыться перед незнакомцем.

Он снова стоял перед ней, широко расставив ноги. Снова убрал лунное серебро её волос за спину и приказал:

– Опусти руки.

Почему он так пугал её? Почему хотелось не просто отступить, но и укрыться, неважно чем, только спрятаться от этих глаз, которых она ещё и не видела. Да, любопытство подстрекало, просило посмотреть на мужчину, оценить не столько внешность, сколько характер. Но Мари упрямо качала головой, переча не незнакомцу, а своему любопытству:

– Нет.

– Опусти. Руки, – этот голос лишал её воли, гипнотизировал и завораживал одновременно. – Иначе я сделаю это сам. Ну?

Мари попятилась назад, но столкнувшись со стулом, о котором успела забыть, едва не потеряла равновесие. Взмахнула руками, балансируя на одном месте и борясь со своей неуклюжестью. Но упасть не дали. Мужские ладони сильно сжали её плечи, удерживая на месте, и даже потянули вперёд. И вот тогда она, скорее по инерции, подняла голову и встретилась взглядом с глазами, которые так долго не давали ей покоя, являясь во снах. Чёрные, пронзительные, обрамлённые густыми ресницами, они смотрели в самую душу из-под нахмуренных широких бровей. Мари помнила эти глаза и никогда не смогла бы забыть.

– Ты?

Вопрос прозвучал одновременно. Но только если в голосе Джана ощущалось неверие, то в высоких нотках девичьего вскрика слышались удивление и надежда. Серо-зелёные глаза не отпускали его взгляд. Да, именно эти глаза он видел во снах каждую ночь. Именно их представлял в минуты близости с Лейлой. И пусть девушка изменилась внешне, гадкий утёнок стал прекрасным лебедем, он узнал бы её из сотни и даже тысячи похожих именно благодаря этим глазам.

– Оставайся здесь, – поспешно вышел. – Мне нужен платок и халат. Или чадра, накидка, всё, что угодно.

– Да, конечно, – Фарид взял со стула заранее приготовленные вещи. Он надеялся, что сам уведёт Мари из аукционного зала, но в свои покои. – Вот, держите. Но могу я поинтересоваться?..

– Я забираю девушку. Я благодарен вам, Фарид-бей. Если вы хотите получить дополнительное вознаграждение, то Осман всё уладит. Но в любом случае, я рассчитываю, что эта сделка останется между нами.

– Да, но…

Джану было наплевать на возражения Фарида. Ему не терпелось вернуться в зал и поскорее забрать Мари…

– Встань.

Сильный голос снова заставил её вздрогнуть. «Спаситель» решительно приближался к ней, но она даже не знала его имени. Высокий, немного пугающий. Одетый в белую рубашку, несколько верхних пуговиц которой были расстегнуты, и не сюртук, нет, скорее удлинённый жилет поверх неё. Классические брюки плотно обхватывали его мускулистые ноги. Он был атлетически сложенным, крепким и немного порочным. Но не это пугало Мари. Скорее его взгляд, такой тёмный, суровый, загадочный. Именно он вызывал какой-то непонятный трепет, что волной мелкой дрожи распространялся по всему телу.

– Хочу кое-что прояснить, – это было нужно и ему самому. Вот скажет и поставит точку. А потом будет решать, что делать со всем этим дальше. – Я не твой герой.

Взяв длинный халат из темно-синего бархата, Джан расправил его перед девушкой.

– Я не совсем понимаю.

– Ты – моя… Я забираю тебя.

– Забираешь? Куда?

Мари стояла, опустив руки, и наблюдая, как он сам сначала убрал её волосы от лица, а потом набросил на голову платок, довольно умело укрывая им девушку.

– Ты поедешь со мной.

Сильная ладонь цепкой хваткой, словно оковами, обхватила её запястье. Мужчина развернулся к выходу и потянул Мари за собой. Но она, загипнотизированная длинными пальцами, стояла, не двигаясь с места.

– Идём.

– Нет! Нет, я никуда, никуда с тобой не поеду! Нет, – Мари беспокойно оглядывалась по сторонам, в поисках хоть какой-то помощи. От второго незнакомца её явно ждать не приходилось. – Фарид-бей, пожалуйста. Вы же обещали, – она упиралась, как только могла, – вы говорили, что я останусь с вами. Я не хочу никуда ехать.

Но старик опустил глаза, отступая на шаг назад:

– Мне жаль, девочка, очень жаль, но я ничем не могу…

– Ну, кто-нибудь! Ну, помогите мне! Почему я должна…

– Потому что я украл тебя. Украл, – в коридоре моментально воцарилась тишина.

– Джан? – Осман встревожено смотрел на друга.

– Я украл тебя, – эмир отчётливо произнёс каждое слово.

Ладонь друга осторожно коснулась его локтя:

– Джан, ты же понимаешь, что…

– Да, – не ослабляя хватки, эмир посмотрел на Османа. – Я понимаю, брат, понимаю, о каких последствиях ты говоришь.

Мари переводила встревоженный взгляд с одного мужчины на другого. Она не могла понять, о чём говорили эти двое. Как и не понимала того, что сейчас захлопнулась дверца не только её ловушки. Джан сам угодил в собственную мышеловку.

ГЛАВА 1

Джан Хамад бин Муххаммед аш-Шарки вальяжно сидел в удобном кресле, сделанном несколько десятилетий назад умелыми руками мастеров, которые изготовили почти всю мебель в резиденции эмира. На этом поистине королевском троне когда-то сидели его прадед, дед, отец, и вот теперь он. А напротив, страдающий от жаркого сухого климата и накаленной атмосферы в зале глава одной весьма крупной нефтеперерабатывающей корпорации, известной по всему миру.

Эмир смотрел, как мужчина, годившийся ему в отцы, достал платок из кармана дорогих брюк и промокнул намечавшиеся на лбу залысины. Гость был привлекательным, подтянутым, скорее даже спортивного телосложения. Но взгляд его беспокойных светлых глаз выдавал его. Мужчина нервничал, и поэтому его высокий лоб вновь покрывался крупными бисеринками пота. Всё пошло не так, как он планировал. И глава корпорации предпринял попытку занять ведущую позицию в этом неофициальном разговоре, от увещеваний перейдя к завуалированным угрозам. Но Джан знал, как следует себя вести: его карие миндалевидные глаза излучали спокойствие и уверенность, а пальцы неспешно и размеренно играли двумя полудрагоценными камнями.

Джан сам пригласил Александра Фишера в свою резиденцию для этой встречи. Если всё пойдет так, как он задумал, то его небольшое государство получит хорошую возможность для роста и развития экономики страны в сфере нефтедобычи и нефтепереработки. Он был готов взять Фишера в партнёры, но при этом пригласить в страну европейских специалистов и начать строительство заводов на территории его эмирата только на своих условиях. И уж тем более он не мог допустить того, чтобы этими предприятиями управляли европейцы. Но мужчина, сидевший напротив, имел наглость предложить Джану ввести в своё окружение человека из компании, которой владел Фишер. Тот бы не просто управлял, но и имел полный контроль над добычей и производством. Иными словами, маленький эмират попадал в полную зависимость от западных партнёров. Не столько материальную, нет, Джан сам спонсировал этот проект. Скорее моральную и нравственную, когда условия поведения диктовали бы ему и жителям страны. И вот с этим эмир смириться не мог.

– То есть, – властным движением руки он прервал монолог бизнесмена, – вы предлагаете мне приблизить к себе вашего шпиона?

– Ну, я не стал бы это называть так. Скорее, советника. Консультанта. Вы собираетесь иметь долю в бизнесе, не имея никакого понятия, как им управлять и как вести дела.

– Я правитель этой страны, если вы забыли. А долю в бизнесе, возможно, будете иметь вы.

– Я знаю, что вы правитель. Но бизнес… Это совсем другое. Тут нужен несколько иной подход и опыт, которым вы, при всём моём уважении, не владеете. Так что, предоставьте это мне и моим людям.

Сдерживать скрытый под маской спокойствия и невозмутимости гнев становилось всё сложнее. Джан подался вперёд, опираясь локтями о колени и, прищурив глаза, вкрадчиво спросил:

– Вашим людям? А разве вы знаете культуру моей страны в полной мере? Но, тем не менее, в ваши намерения входит привезти сюда своих соотечественников. И что? Позволить им жить своей жизнью, наплевав на обычаи моей страны, которые складывались на протяжении веков? Вы хотите, чтобы я подстраивался под вас?

– Вам придётся, – Фишер снисходительно усмехнулся.

– Придётся? Мне? Не забывайте, с кем вы имеете дело. Я готов продать вам нефть. Но не свою страну. Не выход к морю, не пляжи и золотые пески. Здесь я хозяин, и это вам нужно…

– Так же, как и вам. Вы пригласили меня к себе. На эту встречу, – Фишер удобнее расположился в своём кресле. – Стало быть, вы заинтересованы во мне ничуть не меньше. А, может, и больше. Так что, спрячьте свои амбиции и прислушайтесь к голосу разума. Я предлагаю вам хорошую сделку. И, пока что, на ваших условиях.

– Других условий и не будет, я не потерплю, – Джан снова откинулся на спинку кресла. – Знаете, сколько лет наша династия управляет эмиратом? Несколько веков. Да, я – молодой правитель, и, возможно, если бы не гибель моих отца и матери, я всё ещё был бы наследным принцем, но, так сложились звёзды. На всё воля Аллаха. Так с чего вы взяли, что я позволю попрать устои своей страны, которые складывались на протяжении столетий? И диктовать мне условия?

– Ну, не все устои, – Фишер усмехнулся. – Что плохого в том, что мы построим завод на территории эмирата? А несколько отелей высшей категории позволят вам привлечь ещё больше туристов. Налоги пополнят казну.

– Я получил разностороннее образование и знаю принципы вашей экономики, но, не согласен на такие глобальные перемены.

– В таком случае вы должны понимать, что я не могу дать работу в этой стране только специалистам вашей веры? Это сложно будет сделать. Меня обвинят в расизме и отсутствии толерантности. Да и вас, эмир, кстати, тоже. Так что… Что будет плохого в том, что одна культура проникнет в другую?

– У нас слишком разные культуры.

– Но это не мешает вам выглядеть, скажем так, современно. Взять хотя бы ваш костюм? Думаю, его шили известные европейские дизайнеры. Так что, мальчик, позволь и своим подданным узнать, что в мире есть и другие люди, отличные от них самих.

Джан сжал челюсти так, что желваки на его скулах заиграли. Мальчик? Как смел этот… пусть и весьма влиятельный бизнесмен, мечтающий, к тому же, попасть в большую политику, так обращаться к нему? К правителю, пусть и маленькой, но независимой страны?

– Вы не представляете, о чём говорите.

– Прекрасно представляю. Так или иначе, хотите вы того или нет, но ваш мир уже приблизился к Европе. Посмотрите на молодежь, что живёт в столице или рядом с ней. Они более открыты, более современны, более продвинуты и общительны. Насколько я знаю, даже женщины сейчас получают прекрасное образование и делают карьеру. Так чем же вы отличаетесь от нас? Что есть у вас такого необычного? Многоженство?

– Аллах позволяет нам…

– Но у вашего отца, насколько я знаю, была всего одна жена.

– Моя мать, – Джан тяжело вздохнул и снова сжал челюсть. – Это был его выбор, его воля. И об этой любви в нашей стране ходят легенды. Не мой отец выбирал себе жену, но, увидев её, узнав, уже не смог полюбить кого-то ещё. Так что…

– И вы единственный наследник?

– Я единственный ребенок. У меня нет ни братьев, ни сестёр.

– У вас большой гарем?

Джан ухмыльнулся, без этого вопроса еще не обходилась ни одна встреча, на каком бы высоком уровне она не проходила.

– У меня есть наложница. Одна. И она полностью удовлетворяет меня и мои потребности. Но, если возникнет такая необходимость, или, если она мне надоест, то, всё возможно. Я могу выбрать, могу купить, а могу украсть, любую. Но, мы отступили от темы. И когда я говорю, что наши страны отличаются друг от друга, я имею в виду не только многоженство, а и саму культуру, понимаете, о чём я? – он всем корпусом подался вперед, весьма эмоционально, жестами и мимикой объясняя, что имел в виду. – Культуру. То, что заложили в нас наши предки. Корни. Для меня это важно. Да, вы, европейцы, быстро меняетесь, быстро перестраиваетесь и быстро забываете не только историю, но и традиции своего народа. Разве не так? Но все почему-то постоянно зацикливаются на многоженстве, – Джан снова вольготно устроился в кресле и, меняя тему разговора, спросил: - А что вы, господин Фишер? У вас есть наследник?

– Нет, сыном меня бог не наградил.

– И что же? – Джан недоверчиво приподнял бровь, – даже, внебрачным? А внуки? У вас же две взрослые дочери?

– Да, у меня две, – Фишер заметно нервничал, и от Джана не ускользнуло то, как он поперхнулся, уточняя, сколько у него дочерей, – две дочери. И они… они не замужем. Они слишком молоды для этого, им нет и тридцати.

– Вот как, - эмир выразительно приподнял бровь и спрятал усмешку в аккуратной бороде, - я об этом и говорю – разница в культурах.

– К чему вы всё время клоните? – Фишер вскочил с места и ослабил узел галстука. Он не мог дышать не столько от жаркого, субтропического климата этой маленькой страны, сколько от спокойного и подавляющего поведения собеседника. – Вы всё время… Кажется, мы, в самом деле, отклонились от темы. Подумайте, что вы приобретёте, принимая наши условия сделки.

– Я думаю, сколько я потеряю.

– Ваша страна нуждается в небольшой модернизации.

–И я проведу её, на деньги, вырученные от добычи, продажи и переработки нефти.

– Если сумеете всё это осуществить. Подумайте, господин Джан, что вы можете получить, и что потерять. Хорошо если вы примите наши условия. А если нет? Где гарантия, что, вообще, сумеете вашу нефть сбыть? Кому, так будет точнее. Я сумею убедить других либо отказаться от вашей нефти, либо предложить за неё настолько ничтожную цену, что вам будет гораздо выгоднее…

– Господин Фишер, – Джан опёрся ладонями о подлокотники кресла. – Вы мне… угрожаете?

– Ну что вы, – Фишер хмыкнул, откидываясь на спинку кресла и закидывая ногу на ногу, – как я могу угрожать государству, площадь которого всего тысяча с небольших квадратных километров? Я, просто, даю вам дельный совет.

Джан встал, стараясь сохранять внешнее спокойствие:

– Господин Фишер, вы и ваша жена гости не только в этом дворце, но и в моей стране. По законам восточного гостеприимства вам будут оказаны самые высокие почести. Я покажу вам мою страну. Думаю, нам хватит и дня, чтобы с вертолета посмотреть эту тысячу с небольших квадратных километров. Но сможете ли вы полюбить её так же, как люблю её я? Не уверен. И поэтому, ваши условия не приемлемы для меня. Если вы и ваша хвалёная корпорация посчитаете должным их пересмотреть то, мы возобновим переговоры.

Полный провал этой выгодной сделки не входил в планы Фишера. Он встал и заискивающе улыбнулся:

– Эмир, ответьте мне, чем ваш эмират отличается от многих других? Горы, море, нефть? Золотые пляжи и благоприятный климат? Красивый пейзаж, вкусная еда… Это можно найти в любой другой стране мира, расположенной так же удачно, как и ваше государство. Уверен, несколько дней, и любой, кто поселится здесь, полюбит его всем сердцем. И постарается проникнуться вашей уникальной культурой. Уверяю вас, мы будем чтить и уважать…

– Любой, говорите? – Джан перебил бизнесмена. – Ну, что ж, посмотрим… Простите, меня ждут дела, увидимся за ужином.

Он решительным шагом направился прочь из гостиной. Широко распахнул двери и кивком головы подозвал к себе своего лучшего друга, того, кому мог доверять.

– Осман, мне нужна твоя помощь.

– Любая, какую я только смогу оказать своему господину.

– Перестань вести себя так, как будто…

– Прости, Джан, вырвалось. – Осман улыбнулся, – так чем я могу помочь?

– Узнай всё, всё, что только сможешь об этом Фишере. Всю его подноготную.

– Я постараюсь. Как срочно?..

– Вчера. Я должен найти его уязвимое место. Мальчик… Это ему дорого аукнется.

Культура, воспитание и восточное гостеприимство обязывали правителя небольшого эмирата оказать почёт и уважение гостям. Хотя, он не только поэтому предложил Патриции Фишер прогулку по великолепным садам своего дворца, что располагался в северной части столицы. Поистине сказочный восточный замок, где неприглядный глухой фасад защищал от постороннего взгляда разнообразно оформленные помещения. Внутренний дворик впечатлял не только фонтаном посреди мраморного водоёма, но и аутентичной отделкой самого здания – стрельчатые фигурные арки, ажурные своды, куполообразные крыши и высокие, уходящие высоко в небо острые купола башен.

– Очень красиво, – Патриция с неподдельным восторгом осматривалась вокруг. – Ваш колорит, ваша уникальная архитектура… Разве можно подумать, что за внешне ничем непримечательной высокой стеной скрывается такая красота? А это?.. – изящным жестом она указала на декоративную отделку стен дворца.

– Мукарнас, – Джан улыбнулся, – это по-арабски. Что вам напоминает эта лепнина? Пчелиные соты или застывшие капли дождя?

– О, вы большой хитрец, господин Джан, – уголки тонких губ едва дрогнули, - хотите подловить меня? Прозаичность или поэтичность?

– Ни в коем случае, госпожа Фишер. Я даже нисколько не удивлён, что вы сумели оценить красоту дворца, – Джан умел льстить, когда это было необходимо, но с большим удовольствием предпочёл бы сказать всю правду прямо в лицо. – Но, я обещал показать вам розовый сад. Идёмте, - он жестом указал направление. – Его разбила моя мама, собственными руками посадила каждый куст.

Боль от потери родителей не отпускала до сих пор. Он скучал по ним, очень сильно.

Кивком головы указывая на беседку, что стояла посередине цветущего великолепия и утопала в дурманящем аромате, Джан повел гостью по вымощенной камнем дорожке. Преодолев три ступеньки, помог занять место за небольшим столиком, на котором стояли серебряный кувшин, бокалы, в пару к нему, и блюдо с фруктами.

– Это виноградный сок, – придерживая большим пальцем крышку, Джан наполнял бокал Патриции, – урожай этого года, попробуйте. Ягода наполнена теплом солнца и свежестью горных рек.

– Спасибо.

Она сделала глоток и, наслаждаясь вкусом, приподняла уголки губ. Отщипнула крупную виноградину, грациозно встала и отошла к арочному проёму, наблюдая за тем, как над бутонами роз кружат пчёлы:

– Муж рассказал мне о вашем споре, – лениво, словно только что проснувшаяся кошка, она повернулась к хозяину дворца.

– Признаться, я не совсем понимаю ваши опасения. Проникновение одной культуры в другую – это как взаимное обогащение, как слияние двух миров. Да и потом, – она окинула Джана оценивающим, но в то же время насмешливым взглядом, – вам ли этого не знать? Вы весьма европеизированный человек.

В этом она была права – эмир одевался свободно, с комфортом для себя самого. Разве тёмные джинсы, модную белую футболку и свободный, ассиметричный вязаный кардиган можно было назвать традиционной одеждой? Нет. Шею правителя украшало несколько цепочек разной длины с крупными звеньями, на одной из которых была подвеска в виде подковы; на запястьях плотно сидели браслеты и фенечки, а на пальцах рук кольца и перстни, но не массивные, золотые, а серебренные, особенные, сделанные на заказ и несомненно каждый из них был наделён своим символом. Длинные густые темные волосы с рыжеватыми прядями, выгоревшими на солнце, были гладко зачёсаны и перехвачены резинкой на затылке так, что свободные пряди спускались до самого ворота футболки. Аккуратная борода, в которой пряталась редкая улыбка, очень шла ему. Эмир производил впечатление человека общительного, доброжелательного и располагающего к себе. Так казалось всем, кто плохо его знал. Потому что от тяжелого и темного, как восточная ночь, взгляда из-под нависших бровей не могло укрыться ничего. Этот взгляд не просто читал собеседника, он проникал в самую душу. Так же, как и обманчиво мягкий, тихий голос.

– Да, – Патриция с упоением наблюдала, как дернулся вверх правый уголок губ и как при этом эмир прищурился, – вы правы, мне нравится так одеваться, потому что мне так удобно. Не вижу ничего плохого в вашей одежде. Но, – Джан наклонился над столом, – представьте, госпожа Фишер, что вы, в дождливый день, ждёте прихода гостей. Вы предлагаете им тапки, а они, вместо этого, проходят к столу в грязной обуви, оставляя за собой гадкие следы. И дело даже не в том, что вам самой придётся за гостями убирать, а в том, что вы не знаете, исчезнет ли эта грязь бесследно или же вирусы и микробы, находящиеся в ней, принесут страшные болезни. Понимаете меня?

Спорить с эмиром не хотелось, но Патриция прекрасно понимала, почему именно её он пригласил на эту прогулку. Да и муж не просто так рассказал об этом споре. Да, она постаралась подавить тяжёлый вздох, политика – дело тонкое, и не всегда лежит только на мужских плечах. Куда как проще поделить эту ношу.

– Но вы уже пустили европейцев в свою страну. Туристический бизнес, – Патриция хмыкнула, – в жарком сухом климате он, практически, не разделяется на сезоны.

– Территории отелей закрыты, – Джан оставался совершенно спокойным, как будто был на пару шагов впереди собеседницы, – задача гидов, сопровождающих туристов во время экскурсий, донести до гостей правила поведения, моральные и нравственные. Вечером за этим следит полиция. Совсем другое дело то, что предлагает ваш муж. Да, согласен, нефть в эмирате нашли совсем недавно, – и снова уголок губы дернулся вверх так, что у Патриции перехватило дыхание, – и глупо упускать такой шанс. И ваши люди приедут и поселятся тут. Но будут ли соблюдать законы моего государства?

– Вы узнаете это только после того, как они приедут.

Она хотела продолжить тему, но вереница слуг с подносами в руках, вошла в беседку. Они сервировали стол заново, на четыре персоны. И Патриция увидела, как к ним шли её муж и верный друг и советник эмира. Казалось, что Осман был мягче, во всем. Что его голубые глаза излучали спокойствие и тепло. Он много улыбался, поддерживал дружескую атмосферу, шутил. Он располагал к себе гораздо больше, чем эмир. Тогда почему же Патриция не могла отвести глаз от открытого лба, прямого носа, клинообразной аккуратной бороды того, кто именовал себя правителем этого маленького государства? Почему ждала его усмешку, которая создавала ямочку на щеке? Господи, она годилась ему, если не в матери, то в старшие сёстры точно. Но унять частого сердцебиения не могла.

Она сделала ещё один маленький глоток, глядя на Джана поверх бокала. Но он, казалось, не замечал её, смотрел в сторону розовых кустов и губы его были плотно сжаты. Госпожа Фишер проследила за его взглядом и увидела молодую женщину. На фоне легкого белого платья, её тёмные длинные вьющиеся волосы смотрелись весьма эффектно. Она легко и невесомо дотрагивалась изящными пальчиками до благоухающих бутонов, наклонялась, чтобы вдохнуть аромат, но при этом её глаза, такие огромные на бледном лице, были устремлены только на одного мужчину.

– Кто эта девушка? – Патриция нервным движением заправила прядку волос за ухо.

– Лейла, – голос Джана звучал приглушённо. – Иногда ей позволено гулять по саду.

– Иногда? – казалось, это слово задело только её. И её муж, и Осман отнеслись к этому весьма спокойно, не говоря уже об эмире. – Может, тогда, нам стоит пригласить её к столу?

– Нет.

Патриция вздрогнула от холодного и твёрдого ответа. Но сдаваться было не в её правилах:

– Но почему? Что в этом такого? Я…

– Вы, госпожа Фишер, в данный момент, на моей земле. Так не топчите её сапогами.

Взгляд чёрных глаз прожигал, властвовал, заставляя замолчать. И не только Патрицию. Его уловила и Лейла. Задрожала, коротко кивнула и поспешно удалилась в сторону дома. А Джан, как будто ничего и не было, вернулся к гостям:

– Так что, господа, попробуем жить по моим законам?

ГЛАВА 2

Она была обязана жить по его законам.

– Лейла!

От громкого удара ладонями двустворчатая дверь широко распахнулась. Звук произнесённого имени вибрировал, эхом отразившись от стен. Темноволосая молодая женщина вздрогнула, мысленно попросила помощи у бога и, поправляя непослушные пряди, вышла из своего укрытия.

– Мой господин?

Она легко подбежала к Джану, сцепляя пальцы в замок внизу живота и покорно опуская голову. Она знала, каким суровым и жестоким он мог быть, когда что-то шло не так, как он того хотел. Вот и сейчас возвышался над ней, поджав губы и поставив руки на бёдра. От его тихого, но вкрадчивого голоса по её телу расползались предательские мурашки.

– Разве тебе не передали мою просьбу?

– Передали, мой господин, – её голос дрожал.

– Разве я не велел тебе не покидать сегодня своих покоев?

– Велели, мой господин, – в такие минуты она чувствовала себя крошечной ничтожной песчинкой, хотя была всего на полголовы ниже эмира.

– Разве ты не знаешь, что последует за этим? – Лейла коротко кивнула. – Тебя ждёт наказание.

Но она знала, как умаслить Джана. Несколько секунд, пока он гневался, она просто стояла, всё так же опустив глаза в пол.

– Аллах-Аллах, Лейла! – мужчина поднял руки на уровень головы, отворачиваясь от неё и качая головой. – Аллах-Аллах! Ты знала, что сегодня у меня важные гости. Тебе следовало оставаться тут, а не гулять по саду.

Он сел в одно из кресел рядом с низким столиком. Блюдо с фруктами, графин с водой и два тяжелых бокала стояли на его поверхности. Откидываясь на спинку и вытягивая ноги, Джан прикрыл рот раскрытой ладонью стараясь унять свою ярость. И, словно она ждала именно этого момента, Лейла опустилась на колени у его ног. Робкая улыбка приподняла уголки её красивых пухлых губ:

– Мой господин, я всего лишь хотела посмотреть на европейскую женщину.

Эмир усмехнулся, но на наложницу так и не взглянул.

– Ты никогда их не видела? Европейских женщин? Тебе мало тех, кого ты встречаешь на улицах города?

Находясь столько лет рядом со своим господином, Лейла прекрасно изучила его характер. Сейчас раздражение отступало, но предстояло ещё убедить эмира в своих благих намерениях. Её льстивый голосок колокольчиком звенел в просторном зале:

– Это всё не то. Там, на площадях – туристы. А по телевизору, – ладони осторожно, но чувственно, со знанием дела, опустились на мужские щиколотки и, дразня и заигрывая, неспешно разгоняя кровь, поднимались. – А тут она живая. Я хотела видеть её причёску. И макияж. И я подумала, что, если закажу себе такое же платье, как у этой европейки, мой господин будет больше желать меня?

Тёмно-карие, восточные глаза заискивающе смотрели на эмира. Проворные пальчики ловко справились с пуговицей на поясе джинсов и потянули язычок молнии вниз.

– Лейла.

Голос Джана скрипел в тишине комнаты. Едва заметно улыбаясь, он сполз ниже по креслу, отдаваясь во власть нежных ласк наложницы.

– Мой господин.

Её голос сладким мёдом наполнял его душу. Но, подавшись вперёд и сжав тонкие запястья в сильных руках, Джан пугающим, не оставляющим надежды на сопротивление и возражение взглядом, посмотрел на Лейлу:

– Сегодня тебе запрещено кончать. Это твоё наказание.

Слёзы разочарования повисли на густых ресницах. Подавив вздох, она тихо ответила:

– Да, мой господин…

Спустя несколько часов она ловила ровное дыхание эмира, положив голову на его грудь и касаясь пальчиками сильных мышц. Знала, что эта идиллия совсем скоро закончится и старалась сдержать солёную влагу, что предательски щипала глаза. Почему так? Почему? Казалось бы, у неё есть всё: свой маленький уютный уголок на территории дворца; слуги, готовые исполнить любой её каприз; определённое положение среди окружения, приближённого к правителю. У неё была относительная свобода. Но вот той любви, о которой она мечтала когда-то, увы, не было. Она сумела привязать к себе Джана телом, но не душой и не сердцем.

– О чём ты думаешь?

Острый ноготок обрисовал контур ореолы на мужском теле.

– Я завидую европейским женщинам – они каждую ночь спят в постели со своими любимыми.

Эти слова послужили для Джана поводом к тому, чтобы встать и, совершенно не стесняясь своей наготы, направиться в душ. Он молчал, и Лейла прекрасно знала, что это ещё одно наказание и что оно не окончено.

Капельки влаги стекали по спортивному торсу, когда Джан, только в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер, вернулся в спальню. Он одевался, а Лейла, подтянув колени к груди и обхватив их руками, молча, наблюдала за ним.

– Ты прекрасно знала правила, – его тихий голос ледяным одиночеством сковывал её сердце. – Я просил тебя подумать, как следует, прежде чем соглашаться на это восемь лет назад.

– Тогда я была девчонкой, которой ты предложил золотые горы.

– Я предложил тебе сделку, ты на неё согласилась.

– Но со временем всё меняется, Джан.

– Лейла, – наклонившись и оставляя в локонах, пахнущих миндалём и мёдом, легкий поцелуй, мужчина подавил вздох, - ты всегда можешь уйти, в любой момент. Сказать, что это не для тебя, я всё пойму. Я никогда не ограничивал твою свободу выбора, единственное условие – это соблюдать правила и оставаться верной мне. Хочешь что-то сказать?

Она покачала головой и выдавила из себя милую улыбку, с болью в сердце наблюдая за тем, как эмир покидает её покои.

Горькая усмешка исказила черты красивого лица. Лейле завидовали многие. Её положению единственной наложницы, потому что за все эти годы Джану не пришла в голову мысль создать гарем или поменять её на более молодую любовницу. Нет. Но она была всего лишь сексуальной игрушкой, которую красиво одевали, баловали, но доставали с полки только тогда, когда считали нужным. А потом, снова засунув в коробку, так же на полку и убирали.

Лейла была свободна, но вот уйти от Джана не могла.

Специалисты и рабочие, что возводили с нуля нефтедобывающую платформу, могли уйти с земли небольшого эмирата, но не хотели. И, как того и опасался эмир, чувствовали себя здесь не гостями, а хозяевами, хотя были всего лишь корпорацией, с которой заключили государственный контракт.

Эмир редко выходил из себя и ещё реже повышал голос. Но сейчас он был взбешён. Хаотично расхаживал по шатру, воздвигнутому в пустыне на месторождении найденной нефти, отчаянно жестикулировал и кричал на всех, кто сидел вокруг за длинным столом переговоров.

– Как Вы это допустили? Как Вы такое допустили, господин Фишер, я вас спрашиваю?! Вы давали мне слово. Выходит, что, подобрав пчелу из доброты, я узнал, чем плоха доброта? Так? – длинные пряди волос выбились из его причёски. – За одни сутки ваши люди нарушили все мыслимые законы эмирата! Их задержали пьяными после заката, – эмоции Джана били через край, когда он загибал пальцы, перечисляя все нарушения, – они устроили дебош, требуя от владельца ресторана, чтобы их продолжали обслуживать и дальше! Они приставали к женщинам, что, вообще, недопустимо! И, как итог, устроили потасовку с федеральными полицейскими. При всем при этом Вам хватает наглости просить меня освободить их?

Фишер не просто нервничал, он знал, что допущенные ошибки ему просто так с рук не сойдут. Вытирая пот со лба, он косился на седого мужчину, что сидел во главе стола и весьма скептически смотрел на правителя небольшого эмирата.

– Господин эмир, – Фишер заикался, - Джан, простите, господин Джан… я…

Отбросив в сторону карандаш, старик, что сидел в дальнем углу, фыркнул и откинулся на стуле, беспечно махнув рукой и обращаясь к правителю:

– Сынок, да что такого? Понять этих парней можно: ребята три месяца сидели тут, в пустыне, возводя платформу. В такой жаре крыша у любого съедет. Им требовалась небольшая разрядка и они её…

– Папа! – Фишер предостерегающе поднял руку. – Ты не понимаешь с кем…

– При всём моём почтении к вашему возрасту… – приглушая свой пыл, Джан приложил руку к сердцу и слегка наклонил голову. – Попробую донести свою мысль лично до вас. У вас есть свой дом?

– Есть, конечно, – старик многозначительно хмыкнул.

– В нём есть сад?

– Скорее, виноградник. Я сам возделывал землю, сам ухаживал за каждой лозой…

– Так вот представьте, что я и несколько моих людей пришли, сожгли, вырубили… сделали то, чего делать были не должны, потому что вы просили их об этом. Ваши действия?

– Я бы назвал это варварством. Но только не понимаю…

Старик оттянул ворот хлопковой майки. Вентилятор за его спиной, работающий на предельных оборотах, вдруг перестал справляться, накаляя атмосферу внутри шатра.

– Папа, – Фишер снова попытался достучаться до отца, но потом переключил всё своё внимание на эмира. – Господин Джан, могу я поговорить с вами отдельно?

– Если вам есть, что мне сказать.

Но он отошёл за Фишером в сторону.

– Я понимаю весь ваш гнев и разделяю его. Хотя, в чём-то мой отец прав, но, – он сделал примирительный жест, останавливая Джана и прося его выслушать, – это не снимает вины ни с одного рабочего. Они подписали бумаги, они должны быть наказаны. Хотя бы для того, чтобы другим, впредь, неповадно было. Мне жаль, если нам придётся прервать наши деловые связи. Могу я предложить вам следующий выход?

– Попробуйте, – раздражение эмира не утихало.

– Сейчас стоит неимоверная жара. Может, нам стоит на время прервать работу? Дать отдых всем, – удостоверившись, что эмир согласно кивнул, Фишер продолжил. – Я знаю, что вы, несмотря ни на что, любите путешествовать. У моего отца, как он и сказал, большая вилла в Таскании. Вы окажете мне честь, если посетите её, если будете моим гостем… Мы могли бы обсудить наше сотрудничество ещё раз, в более подходящем климате.

Он ждал ответа, следя за напряжённой позой эмира. И только после того, как услышал:

– Осман? – вздохнул свободнее.

Верный друг в ту же секунду появился перед ними так, что не стоило сомневаться, что он, невидимкой, находился где-то поблизости и слышал весь разговор.

– Я думаю, это хорошая идея, мой господин.

– Хорошо, – Джан кивнул, – хорошо. Я даю вам три дня на то, чтобы свернуть, временно, производство. Преступники, а я буду называть ваших рабочих именно так, это время проведут там, где им положено быть. Но полиция доставит их в аэропорт к моменту вылета. Въезд в мою страну для них, отныне, закрыт. Навсегда, – играя двумя небольшими, отличными друг от друга по цвету камнями, эмир снова кивнул, но уже ставя точку в этом разговоре. – Я сообщу вам, когда буду у берегов Таскании.

Он развернулся и стремительным шагом направился прочь из шатра, к своей машине, что стояла среди других на парковке. Осман тепло улыбнулся Фишеру и вышел вслед за правителем. Занял своё место на заднем сиденье, рядом с ним, и коротко кивнул водителю через зеркало заднего вида, давая понять, что можно трогать машину с места.

– Помнишь, я просил тебя добыть информацию на Фишера?

Поставив ногу на высокий выступ в двери авто, Джан, почёсывая бороду, любовался видами сказочно-красивого родного города.

– Помню, но ничего нового сказать тебе не могу. Факты, которые известны всем.

– Этого не может быть, Осман. Не может быть. У каждого есть свои тайны, а у Фишера, я чую это, не одна. Или одна, но такая, за которую он душу дьяволу продаст.

– Брат? – тревожная складочка залегла между бровей Османа, – ты же не думаешь?..

– Думаю. Пока он таит свою тайну, она его пленница. Но когда я узнаю её, он будет моим пленником. Или же тот человек, кто для него дороже жизни, – Джан повернулся к другу, – он допустил три ошибки, этого я простить не могу.

– Как скажете, мой господин, – Осман склонил голову. – Значит, нам стоит проверить яхту? Мы плывём в Тасканию? – Джан кивнул. – Ты прав, брат, скелеты лучше всего искать в семейных шкафах.

ГЛАВА 3

В шкафу семейства Фишеров было до уныния скучно и однообразно…

Старик – сноб рассказывал о своём винограднике в долине Монтелла, при этом называл Джана не иначе как сынок. Эмир терпел, улыбался и всё время напоминал и себе, и хозяевам поместья, что он в гостях, на их территории, и поэтому уважает законы достопочтенного семейства.

Александр Фишер играл роль миротворца, который пытался сгладить острые углы и предотвратить любой намечающийся конфликт. Но при этом не упускал возможность перевести разговор в деловое русло. Он искал выгоду для себя и своей компании. И если бы это касалось только бизнеса, эмир мог бы его понять. Но делать исключения из правил не собирался.

Патриция Фишер изображала гостеприимную хозяйку и светскую львицу одновременно, приковывая к себе взгляд грациозностью и плавностью движений. А её ум вызывал восхищение. Она ловко балансировала на тонкой грани, поддерживая мужа и угождая гостям. И, глядя на неё, Джан понимал, что с такой женой Фишер вполне мог добиться успеха и в политике. Не вызывало сомнений, в чьих нежных руках были бы бразды правления на самом деле.

– Если кого и стоит опасаться, – Осман плечом коснулся плеча друга, – так это её.

– Я полностью с тобой согласен, – Джан кивнул. – Но нам надо помнить, зачем мы приехали.

Он перевёл взгляд на дочерей семейства Фишер – Каролину и Камиллу. Если внешне они были очень похожи на мать, то её дальновидностью и прозорливостью явно не обладали. Старшая, двадцативосьмилетняя Каролина была амбициозна. Понимая, что компания отца рано или поздно перейдёт к ней, молодая женщина постигала основы бизнеса под чутким руководством господина Фишера, и в его отсутствие успешно вела дела фирмы. Свою семью завести не стремилась, пока, во всяком случае. Кара была красива и образованна. И Джану доставляло удовольствие наблюдать за ней, но не более.

А вот младшая из сестер открыто флиртовала с ним, нисколько не стесняясь родителей. За большим круглым столом, уставленным блюдами средиземноморской кухни, именно Камилла первая начала разговор. На личные темы.

– Джан, а, правда, что вы – принц?

Играя вилкой и скрывая усмешку, Джан едва заметным жестом остановил Османа от едкого комментария:

– Если бы мой отец был жив… – на миг он прикрыл глаза, - сыновей эмиров называют Мирза, и я предпочёл бы как можно дольше носить этот титул, но…

– А сейчас вы султан?

Ни укоризненный взгляд матери, ни цыканье отца не останавливали девушку. Она удовлетворяла своё любопытство так, как считала нужным. Если бы ей было не больше двадцати, Джан бы только посмеялся и открыто рассказал о себе. Но в двадцать шесть? Опустив голову, он чуть сильнее сжал вилку. Впрочем, глупо было удивляться тому, что у избалованной молодой женщины напрочь отсутствует и чувство такта, и воспитание.

– Я – эмир. Мой друг и правая рука Осман – шейх.

– Мила, – Александр Фишер прокашлялся, поправляя дочь, – господин Джан.

– Да? – девушка только фыркнула в ответ, – я думала, что поскольку они наши гости, то сделают для нас исключение из своих правил, – её плечико приподнялось. – Но, да, я поняла, господин Джан. Так вы приплыли сюда на яхте? У вас огромная команда? И яхта такая же?

– Нет, нет, – эмир сдержал улыбку. – Мы с Османом совершили это путешествие только вдвоём. И яхта не такая уж и большая.

– Но вы же пригласите нас с сестрой на морскую прогулку?

– Мне, в отличие от тебя, некогда развлекаться. Я работаю, вместе с отцом, – Каролина презрительно усмехнулась, – закончится этот маленький отпуск, и мы вернёмся в Англию. Да, папа?

– Да, родная, – от Джана не ускользнула тёплая улыбка, которой он одарил дочь. – А спустя пару месяцев мы, я надеюсь, продолжим работу в Эмирате.

– Работа, работа, работа, – Камилла надула губки, – это так скучно, – поставив локти на стол, она подалась к Джану. – Разве это не удел мужчин, работать и обеспечивать семью? Для женщины главное удачно выйти замуж. У вас есть жена, господин Джан? И почему Джан? Это же ваше имя? Не фамилия?

– На востоке главенствует имя, данное тебе при рождении. Чувствуете разницу в наших культурах? – взгляд чёрных глаз заставил девушку выпрямить спину. – И нет, я не женат.

– Но вам же нужен наследник? Как вы думаете, – она небрежно откинула прядь каштановых волос за спину, – я подойду на роль его матери?

Осман поперхнулся глотком воды, но многозначительно изогнул бровь, смотря на своего друга. И снова замечания родителей не остановили младшую дочь. Но когда эмир ответил девушке, за столом, на некоторое время, повисло молчание.

– Вы? Нет. Если бы я и просил у вашего отца руки одной из вас, то это была бы Каролина, простите меня, госпожа Патриция и господин Александр, – он приложил ладонь к сердцу. – Это был бы выгодный для нас всех союз, с экономической точки зрения.

Краем глаза он видел, как поёрзал на своём стуле Фишер, и как, прикидывая что-то в уме, кашлянул старик. Как занервничала Патриция. Возможно, это было бы хорошей идеей. Возможно, но…

– Но этого не будет.

– Почему? – теперь на него обиженно смотрела Каролина, её чувство превосходство над сестрой, увы, быстро испарилось.

– Потому что мы с вами люди разных культур, разных вероисповеданий. Вы готовы принять ислам? Готовы поменять весь свой образ жизни?

– Это глупо, – Камилла ухмыльнулась. – В наше время…

– Такова традиция, заложенная предками, – Джан был настроен и дальше, нарочно, шокировать эту семью. Приподнимая уголок губ так, что на его щеке заиграла соблазнительная ямочка, он смотрел на дерзкую девушку, – если вы не хотите ничего менять в себе, то максимум, что я могу предложить, стать моей наложницей. Привилегии те же, что и у жены, но прав меньше. И всё равно, в том и в другом статусе вам придётся научиться подчиняться.

– Подчиняться?

Обе сестры сказали это в голос, одновременно. Вот только старшая произнесла это с некоторым презрением, младшая – с восторженным удивлением.

– Не в том смысле, – Джан усмехнулся. – Скорее, подчинить свой характер. Научиться угождать. Мне. Научиться молчать. Уважать…

– Да вы!.. – Камилла вскочила с места, – Вы – хам! Вы – мужлан! Вы…

Она, демонстративно отшвырнув стул, вышла из-за стола и покинула открытую террасу.

Осману было достаточно одного беглого взгляда на эмира, чтобы понять, что за столом могла разразиться буря. Старик Фишер едва сдерживал себя, комкая в руках льняную салфетку и бормоча под нос, что варварам, туземцам и мужланам нечего делать не только за их семейным столом, но и в цивилизованном обществе. Каролина хмыкнула и торжествующим взглядом проводила младшую сестру, которая так поспешно и позорно скрылась в глубине дома. Не трудно было догадаться, что она будет на стороне эмира хотя бы потому, что тот сумел так грубо и в тоже время тонко осадить Камиллу. Глава семейства побагровел. Красные пятна покрывали его лицо, он, как мог, пытался оправдаться перед эмиром за безнравственное поведение дочери. И только Патриция, как ему казалось, реально оценивала ситуацию и понимала, что если этот конфликт не удастся сгладить, то последствия могут быть весьма печальны. Осман пытался сдержать Джана, но…

– Прошу прощения, если моё поведение показалось чересчур… вызывающим или неуместным, – эмир встал из-за стола, – я не хотел испортить столь прелестный обед, но… – чёрные глаза были устремлены на Патрицию, – впрочем, еще раз прошу меня простить, что я, будучи в гостях, смел диктовать свои правила.

Женщина побледнела. Тревожный взгляд светлых глаз метнулся к старшей дочери, а потом и на стеклянные двери, отделяющие комнаты от террасы. Но она сумела взять себя в руки, выдавила улыбку и, сглатывая ставший в горле ком, произнесла:

– Надеюсь, мы сумеем это преодолеть. И уладить. Вы…

– Мы вынуждены откланяться, – Джан вежливо ждал, пока всё семейство соберётся его проводить. – Но прогулка на яхте остаётся в силе.

Фишеры с недоумением и непониманием смотрели, как экстравагантный эмир в сопровождении своего лучшего друга садится в такси и отъезжает от имения. Вот только Джану на это было наплевать. Он долгое время жил в Европе. Много путешествовал, получил два высших образования, но никогда не забывал о своих корнях. И единственное, о чём жалел, что мало времени провёл со своими родителями.

Всю дорогу до отеля он молчал. Но Осман видел, как злился его друг, скорее всего, на самого себя. И как только они переступили порог номера, эмир, стукнув ладонью по полотну двери, выдал:

– Уф, Джан, уф!

– Не казни себя. Девчонка и в самом деле…

– Как теперь мы попадём к ним в дом, как? – широко жестикулируя, он расхаживал по пространству гостиной. – Как найти хоть что-то? Хоть какую-то зацепку? Не может этот человек быть абсолютно безгрешен.

– А может Аллах уже наказал его? Послав таких дочерей?

– Осман, это не смешно.

– Знаю, но, – на долю секунды лучший друг задумался, – Джан, послушай, может это выход, а? Забери у него сразу двух девчонок. Ты сам говорил, за столом, что это выгодная сделка и…

Эмир усмехнулся:

– Нет, во-первых, потому что я не хочу сойти с ума дважды, а с ними именно так и будет. А во-вторых… это станет козырем в его рукаве. А мне нужен мой, чтобы в самый неподходящий для Фишера момент я мог не только его предъявить, но и уничтожить…

Его прервал телефонный звонок. И пока Джан стоял у окна и смотрел на непривычный глазу, полный сочной зелени, пейзаж, Осман принял вызов. И был очень удивлён, когда услышал в трубке женский голос.

– Госпожа Фишер? Да, конечно… Нет-нет, нисколько, думаю, вы заинтересовали нас, – Джан повернулся к другу и дернул головой. – Как вам будет удобно. До завтра.

– И?

– Думаю, помощь пришла, откуда мы её не ждали. Патриция попросила о встрече. Завтра утром она сама приедет к нам в отель.

Невозможно было понять, о чём в данную минуту думала Патриция Фишер. Она была по-деловому собрана, но немного задумчива. Присела за стол, положила сумочку на край и, закинув ногу на ногу, изящно сложила руки на коленях.

– Кофе? – Осман стоял за спиной Джана.

– Да, пожалуй, – лёгкая улыбка тенью триумфа отразилась на красивом лице. Поднеся чашку ко рту, она с наслаждением вдохнула аромат и приподняла бровь: – настоящий арабский кофе?

– Да, – Джан кивнул, – с кардамоном. Почти уверен, что вам понравится.

– Очень вкусный, хотя, немного непривычный, – чашка совершенно беззвучно опустилась на блюдце. – Господа, вы же понимаете, что я пришла к вам не просто так. И давайте сегодня обойдёмся без завуалированных бесед и обмена любезностями. Господин Джан, – она открыто смотрела в тёмные пугающие глаза. Конечно, обговорить это дело с Османом было бы куда как приятнее, но, – моя женская интуиция подсказывает мне, что вы не спустите с рук личное оскорбление, и уж тем более не оставите без внимания нарушение правил и законов вашего эмирата.

Джан коротко кивнул, но отвечать не стал. Он намеренно заставлял женщину нервничать, и это у него получалось. Патриция сделала ещё один маленький глоток, только теперь звон фарфора неприятным звуком повис в воздухе.

– Вы ищете, нет, не способ, скорее какой-то факт, компромат на моего мужа, чтобы в нужный момент отомстить… Вы не пытаетесь отрицать? – она была ошеломлена тем, с каким невозмутимым спокойствием Джан смотрел на неё. – Что ж, я… я помогу вам.

– Ой ли? – эмир усмехнулся, но замолчал, когда ладонь друга коснулась его плеча.

– Да, но при одном условии: ни один волос не должен упасть с голов моих дочерей. Оставьте их в покое.

– Это будет зависеть от той информации, что вы готовы нам предоставить. И от ответа на вопрос, собственно, почему мы должны доверять вам.

– Потому что, дорогой мой эмир, месть, как известно, это блюдо, которое приятнее подавать холодным. Я долго ждала, – она усмехнулась, – и глупо упускать представившуюся возможность. У моего мужа есть внебрачная дочь. Чуть больше двадцати лет назад он влюбился в молоденькую ассистентку, закрутил с ней… шашни, и эта дура родила ему дочь. Он думает, что я ничего не знаю, точнее, что поверила в его сказки о том, что дочь не его, что… впрочем, это не так важно. Важен сам факт существования этой… мелкой дряни.

– Вы уверены, что это достоверная информация? – Осман присел рядом с эмиром и перекидывался с ним взглядами.

– Более чем, – Патриция взяла сумочку и выудила из неё несколько бумаг, – это денежные переводы на трастовый счёт незаконнорожденной малютки, – она презрительно фыркнула, – это адрес её матери. Анна Ковач. Она вышла замуж, когда девчонке исполнилось два года, за венгра – Миклоша Немета, и переехала с ним Будапешт. Я нанимала частного детектива, информация проверена, в этом можете быть уверены. Имя детектива я вам дам. Беда одна, мой муж настолько ревностно хранит всё, что касается его ублюдочной дочери, что нам не удалось даже добыть её фотографию. Поверьте, я пробовала. Флеш-карту Александр всегда носит с собой, практически не выпуская из рук. Все фото на ней. Эти бланки, – она кивнула на бумаги, – выписки из банка, с личного счёта моего мужа, которые по нерадивости клерка попали ко мне.

– Девчонка, – Джан вернул Патрицию к сути разговора. – Сколько ей?

– Около двадцати, она живёт с родителями, учится в университете и очень похожа на свою мать. Это, – она бросила на стол одно единственное фото, – снимок, где ей десять. Больше нет ни одного. Немет Ясмин.

Джан вздохнул, потирая лоб:

– Вы же понимаете, что это ничтожно мало?

– Вы – эмир, господин Джан. Вы можете многое. Да, я – стерва, я – дрянь. И я не ушла от мужа, когда узнала о его измене потому, что привыкла к роскошной жизни. И не хотела другой для своих дочерей. Но то, как вы вчера посмотрели на Камиллу… Каролина умна и красива, но роль жены эмира не для неё, а тем более роль наложницы. Как и для Камиллы. Только не говорите, что и в мыслях не держали этот план мести, – Патриция встала со стула. – Что будет с мелкой дрянью, мне всё равно. А её мать пусть страдает, как когда-то страдала я. Главное, не трогайте моих детей.

– Не хотел бы быть вашим врагом, – Джан улыбнулся, но его улыбка утонула в аккуратной бороде. – Но вы же понимаете, что мы с вами в одной лодке? И не посреди моря, а бушующего океана.

– Вы у руля, господин Джан. Сейчас мне терять нечего, я прожила с мужем более тридцати лет и моя компенсация, в случае развода, составит огромную сумму. Но большее удовольствие я получу тогда, когда увижу, каким беспомощным и уничтоженным окажется мой муж. Всего доброго, господа, – хищно улыбаясь, Патриция направилась к двери. – Не провожайте, я сама найду выход. Увидимся.

– Увидимся, госпожа Фишер, – Джан крутил в руках фото десятилетней давности, – увидимся… Значит, летим в Будапешт?

– Летим, – Осман улыбнулся, – искать Ясмин.

ГЛАВА 4

– Искать в Будапеште девушку двадцати лет, не имея представления, как она выглядит, это очень-очень-очень-очень глупая затея, – подняв одну руку, Джан жестикулировал, так, как будто отгонял от себя это «очень». – Может, стоит выйти на площадь и просто крикнуть?

– Думаешь, отзовётся? – Осман усмехнулся. – Хотя, согласись, мы знаем не так уж и мало. Первое, мы видели, где она живёт…

– Дом, Осман, только дом. Как нам попасть внутрь, – эмир откинулся на спинку стула, – кто мог подумать, что за глухими железными воротами с кодовым замком скрывается двор–колодец?

– Второе, – Осман насмешливо покачал головой, цокая языком, – мы знаем, в каком университете она учится…

Они сидели за столиком летнего кафе на площади перед входом в Базилику Святого Иштвана, пили чай, отщипывая от кюртош-калача, пропеченного на мангале теста, пропитанного цитрусовым сиропом и ароматом ванили, и практически ничем не отличались от сотен других туристов, лениво разгуливающих вокруг. Слух Джана улавливал иностранную речь со всех уголков мира. Он давно перестал слушать друга, но с интересом наблюдал за людьми вокруг.

Для него это было немного странное место. Огромная базилика, одна из красивейших в Европе, казалось, была не только оплотом религиозного культа, но и центром культурного притяжения. На площади было шумно и многолюдно. Гид, собравший вокруг себя группу туристов, что-то рассказывал им, обращая внимание на фасады зданий, украшенных скульптурами и барельефами. Уличные музыканты, совсем рядом с группой, настроенные на свою уникальную волну, сидели прямо на мощеной площади и играли на гитарах и ударных, сделанных из подручных средств. Подростки на скейтах упражнялись в выполнении трюков… Такие разные, они не мешали друг другу, они взаимодействовали, создавая уникальную атмосферу неповторимого европейского колорита.

Но внимание Джана привлекла компания парней и девушек, что сидели прямо на ступеньках базилики, образуя некий круг: кто-то выше, кто-то ниже. Они что-то довольно шумно обсуждали, но это не напрягало никого вокруг. Такие разношерстные, различных субкультур, они, как ему казалось, представляли собой единый живой организм молодости и энергии. Он и сам был таким, восемь лет назад, до трагической гибели родителей.

Первым со ступенек поднялся черноволосый парень, довольно высокий, красивый. В его чертах, в манере поведения прослеживались признаки врождённого аристократизма. Он что-то сказал и галантно протянул ладонь девушке, той самой, которая вот уже несколько долгих минут занимала всё внимание Джана. Она засмеялась, и её смех звонким разноцветным драже отскакивал от стен домов. Самая обыкновенная девчонка, с двумя косичками, немного крупноватым, но забавно вздёрнутым носом, пухлыми губами, которые растянулись в широкой открытой улыбке и самыми красивыми, большими глазами. Она вложила свою ладошку в протянутую руку парня. Тот потянул её на себя резко, отчего девчонка врезалась в его грудь и, не переставая смеяться, прогнула спину. Джан, широким жестом снимая с носа солнцезащитные очки, тяжело сглотнул. Прикусил дужку и пристально наблюдал за девушкой, играя камнями, перекатывая их между пальцами. Короткая майка обрисовала контур полной, высокой, манящей к себе, груди. Ножки в маленьких шортиках не были худыми. Их хотелось гладить, целовать. Словно почувствовав на себе его взгляд, девушка замерла и обернулась.

Джан не знал, на что это было похоже. Но, как в кино, их взгляды встретились. С быстротой молнии, минуя все препятствия и лавируя между другими людьми, глаза нашли тот единственный короткий путь, когда никого вокруг больше не существует. Когда есть только ты и тот, другой человек. Когда всё вокруг, абсолютно всё, становится размытым…

Девушка вздрогнула. Улыбка сошла с её лица. Она отвернулась, прислонилась лбом к плечу парня и замотала головой.

Джан тоже очнулся. Отбрасывая очки на столик, энергично потер лицо ладонями, а потом снова уставился на девчонку.

– …всё в порядке? – слова друга долетали до него как будто издалека. – Джан?

– А?

– Куда ты смотришь? – Осман проследил за взглядом своего эмира и усмехнулся, – ну, всё понятно. Я не видел тебя таким даже с Лейлой. Тебя зацепила?..

– Вон та, чьи волосы подобны песку пустыни в лунную ночь…Что в ней такого?

Осман опешил, таким поэтичным и романтичным он ожидал увидеть друга меньше всего. И, не найдя других слов, выпалил:

– Подойди и познакомься.

Девчонка снова посмотрела на него, без улыбки. Отпрянула от парня и, поцеловав в щеку, как друга, замотала головой и сбежала по ступенькам вниз. Джан следил за ней. А она, словно чувствовала на себе его преследующий взгляд, старалась затеряться в толпе. Пересекла площадь, как можно дальше удаляясь от его столика, и скрылась в кафе мороженого Gelarto Rosa.

Ничуть не сомневаясь в том, что официант поспешит к нему по первому зову, Джан поднял вверх руку и щелкнул пальцами:

– Счёт.

Коротко, ясно и лаконично. И он был уверен, что чек принесут через несколько секунд, во время которых, он, наклонившись всем корпусом в сторону джелатерии, следил за входом. Девчонка вошла туда, минуя очередь, стало быть, она, либо была знакома с тем, кто там работал, либо…

– Ох, Аллах, пусть будет второй вариант…

– Что? – Осман и не пытался сдержать улыбку.

– Мороженое, мы обязаны его попробовать.

Через минуту он уже стоял напротив входа в кафе и, вытянув голову, пытался рассмотреть сквозь толпу посетителей, что же происходило там, внутри. Очередь не уменьшалась, а довольные покупатели выходили с улыбками, восхищаясь мороженным в виде розы.

– Значит, мороженое? – Осман толкнул друга плечом.

– Не в моём стиле, да?

– Ну…

Осман замер, впервые за долгое время эмир улыбался. По-настоящему, искренне. Он видел задор в тёмных, порой пугающих глазах.

Джан протиснулся внутрь джелатерии и прислонился спиной к стене, стараясь не мешать другим покупателям. В маленьком помещении настолько было тесно и шумно, что несколько продавцов, стоявших за стеклянной витриной на небольшом возвышении, с трудом могли принимать заказы и просили посетителей просто показывать пальцем на те сорта мороженого, что они выбрали.

Он замер, когда в зал вышла та самая девчонка, но уже в фирменной футболке. Завязывая на ходу фартук, она помахала рукой своим коллегам–продавцам, повернулась, открыла дверцы буфета и достала из него несколько чашек и заварочный чайник. Из жестяной баночки с заваркой высыпала на ладонь смесь чайных листьев и трав, понюхала и только потом, удовлетворительно кивнув, заварила чай. Взяла из ведёрка с водой деревянную лопаточку, втиснулась к витринам и стала принимать заказы.

Джан с умилением смотрел, как ловко она, лепесток за лепестком, собирала десерт. В этой сутолоке она не видела его, но определённо чувствовала его присутствие. Нервно озиралась по сторонам, но при этом не забывала улыбаться покупателям и говорить с ними. Что-то спрашивала по-английски у пожилой пары, пожелала приятного аппетита улыбчивым итальянцам на их языке.

– Джан, – Осман дернул его за рукав футболки, – наша очередь.

Повесив очки на колье из тёмного самшита, он, выгадав момент, когда окажется напротив девушки, подошёл к прилавку и, расставив ноги и сцепив руки в замок внизу живота, широко улыбнулся. В серо-зелёных глазах, уставившихся на него, промелькнул испуг.

– Мо… Мороженое?

– Да, – наклонив голову к плечу, Джан подмигнул ей, – посоветуешь что-то особенное, Мария?

Прочитав имя на её бейдже, он, почему-то, немного огорчился. Конечно, глупо было надеется на такой подарок судьбы, но всё же. Не Ясмин, увы.

– Вам? – её руки дрожали, но она продолжала смотреть на него. – Шок… Шоколад чили, – её нос забавно сморщился, – и…

– Перечная мята или базилик? – ему нравилось дразнить её. Нравилось смотреть на неё. Ему нравилась она.

– Нет, – Мария замотала головой, – ваниль, «ванильное небо», вот.

– Почему?

Казалось, что джелатерия опустела, что в маленьком помещении остались только они одни. Кончик розового язычка увлажнил пересохшую нижнюю губу. Локтем поправив челку, девушка, словно очнувшись от гипнотического сна, вздрогнула и, смочив в воде лопаточку, взяла вафельный рожок и начала собирать бутон розы, но, не совсем привычный – Мария чередовала цвет лепестков, темный горький, с перчинкой, шоколад и нежное голубое небо.

– Вы… напоминаете море, иногда спокойное, а иногда штормящее… И ветер. Сильный. Вот, – она протянула рожок Джану, – за счёт заведения.

Эмир не удержался, не просто коснулся тоненьких дрожащих пальчиков, но и сжал их. Девчонка округлила глаза, но руку не убрала. Таращилась на него, не произнося ни слова. Джан снова улыбнулся, выпустил её ладошку и, смешивая вкусы, откусил от десерта.

– Вкус, на губах, – он пробовал мороженое и говорил с ней, – твой…

– М-мой? – девчонка заикалась.

– Ванильного неба.

– А, да, – смущаясь и краснея, она попыталась улыбнуться. – Да…

– Спасибо, – Джан приподнял мороженое и, кивая и подмигивая, попрощался, – до встречи.

Вот только последнюю фразу он произнёс на арабском. Но повернулся и замер на миг, когда в ответ услышал свой родной язык и такое обыденное в его стране приветствие:

– Увидимся…

Что это было? Наваждение? Или же слуховая галлюцинация? Он смотрел на девушку, но та уже стояла у кассы, пробивая чек и отдавая его Осману.

– Как настроение?

– Настроение? – Джан усмехнулся, – Очень, очень, очень, очень хорошее.

Он вытянул руку, немного сгибая её в локте, и снова характерным движением запястья расчерчивал воздух. Только теперь он гнал это «очень» на себя, словно приманивал удачу.

Ночью Осман проснулся от того, что ему послышалась какая-то возня в смежной комнате большого гостиничного номера, в котором они жили. Пятернёй зачесывая волосы, он вышел из своей спальни и уставился в спину друга. Джан стоял у окна. Опираясь локтем левой руки о раму, он кусал ноготь большого пальца. В правой сжимал телефон с такой силой, что можно было даже в полумраке разглядеть каждую вену.

– Брат, расслабься, – Осман сонно улыбнулся, но в душе был рад, что лёд в сердце друга дал трещину, – мы знаем, где работает эта Мария, так что, найти её не составит особого труда…

– Они переступили черту.

Голос Джана был ровным, и только этого, уже, стоило опасаться.

– Что случилось? Кто тебе звонил?

Джан медленно повернулся к другу. В его тёмных пугающих глазах бушевал гнев. Страшный. Мстительный. Беспощадный.

– Рабочие, что остались на объекте, – Джан словно выплёвывал проклятья. – Снова переступили черту, брат. Они думают, что если я простил и отпустил тех, то и им сейчас всё сойдёт с рук.

– Джан, – взяв друга за плечи, Осман пристально всматривался в искажённые болью черты лица, – объясни толком, что случилось?

– Та горстка людей… снова напились, но теперь… Они изнасиловали молодую жену охранника. Она привезла ему ужин… Что мне сделать с ними, Осман? Что? Скажи? – лава, бушующая в душе эмира, кипела. Всплески огненного пламени вырывались наружу, готовые потопить и уничтожать всё вокруг. – Люди Фишера…

– Брат, – Осман должен был оставаться спокойный, хотя и в его душе зарождалась буря, – люди Фишера, накажем их, прилюдно, как и подобает...

– Нет! – Джан, взмахом рук, скинул ладони друга со своих плеч, – Нет! – его телефон врезался в стенку, разлетаясь на кусочки. – Это Фишер! Фишер обещал мне! – загнанный в клетку зверь рвался на свободу, сметая преграды, попадавшие на его пути. – Где? Где его обещания? Где? – треск сломанного стула заставил Османа вздрогнуть. – Он клялся, не один раз, но не сдержал своего слова. Он забыл, с кем имеет дело?

– Джан, Джан, успокойся.

– Как я могу успокоиться, как? Мы немедленно возвращаемся домой.

– Да, но, та девушка, Мария…

– К чёрту её, к чёрту! Это из-за неё я забыл, зачем мы сюда приехали. Мне нужна внебрачная девчонка этой собаки-Фишера, – отчаянно жестикулируя, эмир нервно расхаживал по гостиной, – а не эти избалованные сучки, его старшие дочери. Хотя, Аллах свидетель, я бы с радостью отдал их мужу той женщины, мужу и братьям. И спокойно стоял, и смотрел, как они издеваются над ними. И Фишера заставил бы почувствовать всю ту боль…

– Значит, мы продолжим поиски?

– Не мы, Осман, не мы. Мы с тобой должны оставаться чистыми в этой истории. Я знаю, кто займётся этим. Ты будешь держать всё под своим контролем. Фишер рвётся в политику? Надо сделать так, чтобы он был уверен, что это дело рук его конкурентов. Пусть бесится, пусть боится. Пусть почувствует, каково это – быть беспомощным. И пусть не говорит, что я не предупреждал его. Он ещё будет ползать передо мной. Опустится на колени. Будет умолять. Но, всему своё время…

ГЛАВА 5

красной нити судьбы. Легенда говорила о том, что у предназначенных друг другу богом на теле появляется невидимая красная нить, которая связывает двух людей вместе. В одной культуре эта нить появлялась на щиколотках, в другой – на мизинцах или на безымянных пальцах левой руки, в третьей – на запястьях. Для этой нити обстоятельства, время или расстояние не являлись преградой. Нить могла растягиваться, сжиматься, но никогда не рвалась. И по прошествии времени сокращалась до тех пор, пока двое предначертанных друг другу людей не встретятся, не соприкоснуться душами и не переплетутся судьбами.

Красивая сказка, не более.

Одна из множества других, в которых говорилось о том, что истинная любовь даруется человеку один раз в жизни. И что если два сердца сумели разглядеть её среди сотен и тысяч других, то они смогут преодолеть все трудности и преграды, пройти через обиду и боль, но найти свою дорогу домой, где будут по-настоящему счастливы.

Мария любила сказки. В детстве она сама придумывала их.

Она не помнила момента, когда и почему переехала с мамой и папой в Венгрию. Но когда, совсем маленькой девчонкой впервые оказалась перед зданием парламента, то несколько минут стояла, не двигаясь, задрав голову и всматриваясь в высокие остроконечные шпили здания.

А побывав однажды в Будайской крепости, настоящем королевском дворце, влюбилась в это место, и просила папу отвезти её туда чуть ли не в каждые выходные. Воображала, что она принцесса. Могла величественно спускаться по ступенькам нескончаемой лестницы; или стоять на смотровой площадке и представлять, как на замок напал дракон, и мысленно призывать каменных рыцарей на помощь. И вот они оживали, поднимали вверх острые пики, а потом спрыгивали на землю и мчались на помощь своей принцессе.

Но больше всего Мария любила гулять в парковых аллеях дворца и любоваться садовыми розами, что росли на клумбах. Ей нравилось слушать жужжание пчёл. Смотреть, как плавно и грациозно, словно прима балерина, порхают над бутонами бабочки. Она наполняла дурманящим ароматом свои лёгкие, кружилась, раскинув руки и подняв голову к небу, и была самым счастливым ребёнком на всём белом свете.

Мария верила в сказки. И надеялась, что однажды чудо случится и с ней. Что её прекрасный принц где-то совсем рядом. Просто, расстояние между нитями их судеб ещё не сократилось.

Но если бы она знала, что в этот день все звёзды, все пути и дороги, все линии судьбы сойдутся в одной точке, на одном перекрёстке, она осталась бы дома. Помогла бы маме с уборкой, хотя та вечно смеялась, что в этом деле от дочери никакой пользы. Наоборот, она создаёт ещё больший беспорядок. Ну, или поехала бы с отцом на рыбалку в верховья Дуная. Целый день слушала бы его рассказы и воспоминания; пропахла рыбой и рекой, и провела бы самый беззаботный день в своей жизни. Самый обычный день. Но…

Но она договорилась о встрече с друзьями, такими же, как и она сама студентами Будапештского университета имени Лоранта Этвёша. И, раз уж так получилось, то согласилась взять дополнительную смену в джелатерии, где подрабатывала.

– Мам, я ушла.

– До вечера, родная.

Хватая с ключницы свой брелок, Мари помахала матери, и, ещё раз посмотрев на себя в зеркало, вышла из дома. Спрыгнула с двух ступенек и, вдыхая полной грудью, медленно поворачивалась вокруг себя. Она жила в доме, где все соседи знали друг друга. Где, во дворе – колодце, устраивали совместные праздники. Где почти никогда не запирали входные двери. Где делились друг с другом всем – и бедами, и радостями. И это была ещё одна её сказка.

– Прости, – Мари повернулась на голос своей лучшей подруги, с которой дружила с тех пор, как переехала с родителями в этот дом, – прости ещё раз. Долго ждала?

– Нет, не переживай, – она обняла подругу, а потом, отстранившись на расстояние вытянутой руки, присвистнула, рассматривая её. – Ты перебрала весь гардероб?

Кареглазая брюнетка одного роста с Мари крутанулась на месте, отчего подол её красивого летнего платья легкой волной заиграл в воздухе.

– Думаешь, слишком?

– Не знаю, Ясмин, – Мари постучала указательным пальцем по нижней губе, – тебе решать.

– Но я ничего не могу с собой поделать, – Мина притворно вздохнула, – мне очень нравится этот итальянец. Его глаза… Разве бывают такие глаза? Настолько синие? Яркие? А волосы… Ну как мне соблазнить его, а?

– Я не знаю, – Мари взяла подругу под локоть и повела к глухим железным воротам, которые скрывали двор от посторонних глаз.

– Всё ты знаешь, – Ясмин фыркнула, – он общается только с тобой. И, уверена, из-за тебя остался тут ещё на один семестр.

– Не глупи, – Мари закатила глаза, – мы с Тео просто друзья. Можно сказать, что он мне, как младший брат.

– Ага, младший на полгода?

Подруги вышли за ворота и дошли до перекрёстка, чтобы, повернув направо, увидеть перед собой одну из самых красивых церквей Европы – базилику святого Иштвана. Они шли, подшучивая друг над другом. Но за годы многолетней дружбы, это стало, скорее, привычкой. Такие разные внешне, они давно стали называть друг друга сёстрами и делились между собой всем на свете.

Несмотря на толпы туристов, оккупировавших площадь перед главным входом в базилику, девушки без труда отыскали своих друзей. Темноволосый парень сразу, как только увидел их, отделился от группы.

– Ну, что я тебе говорила? – Ясмин усмехнулась.

А Мари радостно помахала Тео рукой, нежно обняла, как только он поравнялся с ними.

– Отлично выглядишь, – Тео протянул руку Мине, оценивая её любопытным взглядом. – Всем девушкам идут платья, но тебе – особенно.

– Спасибо, – Ясмин кокетливо заправила прядку волос за ухо. – Галантность у тебя в крови. Ну, идём к нашим.

Дружная команда нашла место на ступеньках, в стороне, не мешая прохожим, как это обычно бывало. Но разношерстная компания привлекала к себе внимание своей необычностью и непохожестью на других. Один из парней, чьё тело было сплошь покрыто татуировками, нежно обнимал девушку с длинными дредами. Другой, одетый модно и со вкусом, держал за руку подругу с яркими фиолетовыми волосами, одетую в кукольное платье. Наверное, на их фоне Мари, Ясмин и Тео смотрелись нелепо. Но дружнее компании было трудно найти во всём Будапеште. А если бы прохожие прислушались к тому, о чём говорили ребята, то удивились бы ещё больше.

– Глупо остаток лета сидеть в Будапеште, – татуированный парень протянул друзьям буклет, – надо провести это время с максимальной пользой. Мари, у тебя будет отпуск?

– Наверное, я смогу договориться. А вы уже всё решили?

– Мы думаем, – его подруга кивнула, – можно присоединиться к экологам и помочь в расчистке притоков Дуная. А можно примкнуть к бригаде и строить жильё в лагере беженцев.

Для них работать волонтёром было делом привычным, ну может, кроме Тео. Поэтому взгляды всех были устремлены на него.

– Вы решили переложить ответственность на меня? – парень почесал затылок, – я мало что умею, так что…

– Ты умеешь водить машину, значит…

Но что там «значит», Мари не расслышала, подруга толкнула её плечом и приблизилась к уху:

– Отклонись и аккуратно посмотри направо. Видишь, дальний столик и двоих мужчин? – Мари кивнула, – Мне кажется, тот, что, как бы сказать, нахальнее что ли, вот уже минут двадцать наблюдает за тобой.

– Тот, что с бородой? Тебе показалось.

Мари отвернулась, но лёгкий озноб прошёл по её телу. Она и сама стала украдкой наблюдать за мужчиной. Он был красив, но такой немного пугающей, приводящей в трепет, красотой. Заострённое лицо было скрыто за густой, но аккуратной бородой, что на солнце отливала медью. Длинные тёмные волосы были гладко причёсаны и подобраны резинкой на макушке, но она видела, как свободно они прикрывали ворот рубашки за спиной. Прямой нос, и, наверное, полные, соблазнительно-греховные губы. Ровный бронзовый загар на теле. Он был широк в плечах, но это, Мари почему-то была уверена, являлось результатом многочасовых тренировок, потому что его руки, такие сильные, мощные, снова заставили её вздрогнуть.

– Как думаешь, кто он?

– В плане? – Мари всё так же наблюдала за незнакомцем.

– Есть в нём что-то загадочно-восточное, но я бы и не сказала, что он заметно отличается от обычных европейцев.

– Просто, он так одевается, – Мари еле слышно выпалила на подсознательном уровне, – но я его опасаюсь.

Непривычным жестом, вскидывая руку вверх, мужчина нет, не снял, сорвал с носа солнцезащитные очки, прикусил дужку и, поставив локти на стол, стал перекатывать между пальцами небольшие камни, усмехаясь и наблюдая за ней.

Осенить себя крестным знамением, отмахнуться и зажмурить глаза, делая вид, что ничего не произошло, было бы здорово. Но Мари впала в ступор. В голове стоял звон, такой, что она с трудом различала звуки окружавшего её мира. Эти глаза… Точнее, тяжёлый взгляд этих тёмных глаз, из-под нависших бровей… Её бросило в жар. Раскалённый воздух, словно этот мужчина смог создать адово пламя, обжигал лёгкие. Опуская веки и мотая головой, Мари со стоном выдохнула.

– Всё в порядке? – Тео наклонился к ней.

– А? Да, да… я просто вспомнила, что мне на работу…

– Я провожу, – парень встал и протянул свою ладонь.

Мари вложила свою ладошку, но Тео настолько неожиданно и быстро потянул её на себя, что она врезалась в его грудь, и, отвлекаясь от тёмного загадочного взгляда, засмеялась:

– Ты! Ты едва не прикончил меня, – она смеялась над шутками друзей, что сыпались в их адрес, и старалась выкинуть из головы эти чёртовы пугающие глаза, что, она была в этом уверена, внимательно наблюдали за ней. – И да, я с вами, куда бы не решили отправиться. Мне пора, созвонимся.

Но, ощущая физическую поддержку Тео, она не удержалась, повернула голову и теперь открыто посмотрела на незнакомца. Время остановилось, и всё вокруг перестало существовать. Были только они, двое. Здесь, в Будапеште, на планете Земля, и в необъятной Вселенной…

Красная нить судьбы сжалась.

– …в порядке?

Голос Тео, такой приглушенный и далёкий, никак не хотел пробиваться в её сознание. Она была там, в гипнотическом сне, в который её погрузили полные ночного мрака глаза. Они звали, они манили. И не было никаких сил противостоять их воздействию.

Невероятными усилиями она заставила себя зажмуриться. Тряхнула головой и очнулась.

– Что? А, да, в порядке. Я пойду.

– Я провожу тебя, – Тео не выпускал её ладонь из своей руки.

– Не надо, – она вымучила беспечную улыбку, – моя работа всего в паре шагов. Лучше, – лукаво подмигнув подруге, Мари улыбнулась, – Мине скучно. Ты не мог бы присмотреть за ней, а? А вечером я угощу вас мороженным.

– Ну, ладно.

Быстро чмокнув парня в щеку, Мария сбежала по ступенькам вниз, на ходу прощаясь со всеми и лавируя между беспечно разгуливающими по площади туристами, помчалась в джелатерию. Расстояние, которое можно было преодолеть за пару шагов, она намеренно удлиняла, растягивая чертову красную нить. Не зная почему, но она чувствовала себя загнанным раненым зверьком, на которого началась охота.

Глупые, глупые сказки! Никогда больше не буду верить в них. Никогда! Пожалуйста, пусть эта нитка порвётся!

Она смогла свободно выдохнуть только тогда, когда оказалась в кафе. Здесь всё было своё, такое родное и знакомое. И старые, отреставрированные буфеты, в которых стояла посуда, и разномастные столы, и стулья, и даже чашки – всё это создавало милую уникальную атмосферу, пропитанную стариной и неповторимым, присущим только Венгрии, уютом. Здесь она чувствовала себя как дома.

Ей нравилась эта работа. Нравились туристы, что, открыв от удивления рты, следили за тем, как из обычного мороженого создавалось произведение кулинарного искусства. Нравилось перекидываться с гостями парочкой, возможно, и ничего не значащих фраз. Конечно, многие, как и она сама, свободно говорили на английском. Но у Марии была уникальная особенность – она быстро осваивала языки. Возможно, плавала в грамматике, но прекрасно овладевала разговорной речью. С Тео практиковалась в итальянском. А вот арабский начала учить в университете, потому что это было перспективным направлением в компании, куда она собиралась устроиться на работу по завершению учёбы.

Завязывая фартук и убирая косички за плечи, она встала за прилавок и принялась принимать заказы. Всё было хорошо, пока в какой-то момент она не начала испытывать недостаток воздуха. И в голове снова появился этот непонятный гул. Отдавая очередной заказ и возвращаясь на своё место, она чувствовала кого увидит, стоит только поднять голову.

Бородатый незнакомец стоял, касаясь лопатками стены. Он был огромен, ну или Мари так казалось из-за его широких плеч, сильных рук, что он скрестил на груди, и самой позы. Прядь выгоревших длинных волос выбилась из его причёски и свободно болталась у лица. Он был похож на льва – такой же необузданный, неукротимый, знающий и владеющий своим превосходством. Свободолюбивый и властный – вот два определения, которые пришли на ум, как только она заметила его. Мужчина улыбнулся, так искренне и открыто, что на его щеке появилась ямочка, и сердце Мари пропустило удар.

Почему она предложила ему шоколад чили и голубую ваниль? Наверное, ему бы больше подошли пряные вкусы трав или же что-то классическое, но… Но когда он, собрав воедино, словно в щепотку, пальцы правой руки, объясняя как именно чувствует на губах симфонию вкусов, Мари растаяла, словно то самое мороженное, что он ел, и испугалась, снова, одновременно.

– Вкус на губах, ванильного неба…

И по-арабски, добавил:

– До встречи.

Но вот почему она ответила на его родном языке, Мари не знала. Но так хотела, чтобы это увидимся стало реальным.

Глупо было лгать самой себе, но она ждала его появления. Вместе с другими официантами закрыла кафе и вместо того, чтобы отправиться домой, стояла и, вытянув шею, высматривала его. Но незнакомец не пришёл.

После ужина она поднималась в свою комнату, когда услышала голос подруги:

– Тётя Анна, дядя Миклош, добрый вечер. Мари уже пришла?

– Пришла, дорогая, пришла. Она поднялась к себе.

И уже через минуту Мари увидела Мину:

– Привет, как же ты долго. Ну, давай, не томи, я жду.

– Я могу умыться? – не обращая внимания на подругу, точнее, желая немного подразнить и потомить её, Мари, прихватывая из комода пижаму, отправилась в ванную.

– Можешь.

Мина забралась в кровать, устраиваясь удобнее. Но как только Мари вернулась, продолжила допрос.

– Ну, он пришел, да? Давай, рассказывай, мне интересно.

– Кто? – девушка села напротив подруги.

– Ой, не делай вид, что ты не понимаешь о ком я. Тот… А как его назвать? Для парня он, наверное, немного… Сколько ему лет, тому мужчине с бородой? И как его зовут? Вы познакомились? Он же бросился следом за тобой, я видела. И, да, у него есть друг, и ты, надеюсь, не забудешь обо мне. Устроим двойное свидание.

– Ясмин, – Мари хохотала, – остановись! И какое двойное свидание? А как же Тео?

– Тео, – Мина усмехнулась и вытянулась вдоль кровати, удобнее устраивая голову на подушке. – Подруга, ты же знаешь, что Тео не будет тут вечно. Да я и не строю никаких планов. Он пробудет здесь от силы ещё один семестр, а потом вернётся домой, в Италию, и поступит так, как скажет его отец. Я думаю, у них случился какой-то конфликт, и он… Короче, это просто юношеский бунт, не больше. Посмотри на этого парня: воспитание, образование, манеры… только что не дон Корлеоне.

– Твой дон был мафиози, Тео не такой, – Мари, смеясь, встала на защиту парня.

– Ну, такой или нет, но он не пойдёт против воли отца. Знаешь, эти аристократы… – поворачиваясь на бок и подпирая голову рукой, Мина смотрела на подругу. – Ты не ответила ни на один мой вопрос. Итак? Он пришел в джелатерию и…

– И купил мороженое. Точнее, я угостила его, вроде как, – Мари пропускала пряди волос сквозь пальцы. – Но его друг заплатил. И всё.

– И всё?

– Да.

– Эй! Эй, детка, – Мина обеспокоенно смотрела на подругу, – говори, в чём дело? Он обидел тебя?

– Нет, – Мари поспешно покачала головой. – Но… Он такой пугающий и притягивающий к себе одновременно. И я его немного боюсь, но так хочу увидеть снова. И ещё он с востока…

– И что? Восточная Европа…

– Нет, с ближнего востока, понимаешь? Он говорил со мной не только по-английски, но и по-арабски…

– О! – Мина оживилась. – Восточные танцы, властные мужчины… Он украдёт тебя и увезёт в свой гарем, вот увидишь. Твой темноглазый принц примчит за тобой на арабском скакуне.

– Не думаю, – Мари сползла вниз по спинке кровати, мечтательно, но в то же время облегчённо выдыхая, – и какой он принц? Он, скорее, король.

– Пусть будет король, – Мина согласилась и устроилась рядом с подругой, – главное, не забудь обо мне, когда он появится у порога кафе и позовёт на свидание. Знаешь, в жизни надо успеть пережить своё большое приключение. Так почему и не с ним?

ГЛАВА 6

– И всё же, я не понимаю, почему мы не можем поступить проще? Почему самим не похитить эту девушку?

Осман, опираясь ладонью о подлокотник кресла, потянулся за гроздью винограда, что стоял вместе с другими фруктами в вазе на низком столике. Он выслушал план, который разработал эмир, но не совсем понимал его.

Джан отвёл взгляд от окна и, усмехнувшись и хаотично похлопывая себя по бёдрам, направился к другу. Сел в кресло напротив него, но ни к фруктам, ни к соку не притронулся – сегодня он собирался поужинать в другом месте.

– Всё просто, брат, – он покачал головой, – на нас не должна пасть даже тень подозрения. Мы с тобой примем участие в поисках девушки. Но если сразу привезём её во дворец, это, так или иначе, вызовет определённые трудности. О пленнице узнают. Кто-нибудь, пусть и невольно, но проговорится. Нам это ни к чему.

Обдумывая услышанное, Осман понимал, что эмир прав. Что держать во дворце девушку, в качестве кого? Пленницы? Гостьи? Не просто рискованно, но и опасно. И как потом представить всё это Фишеру? «Вы искали свою дочь? О, простите, но она провела тут, у нас, некоторое время. Пока вы сходили с ума…»? Не просто нелепо, но и смехотворно.

– Да, – он кивнул Джану, – ты прав, не будем спешить.

– Завтра я уеду, Правитель собирает Верховный совет. На столе папка, в ней все координаты. За ходом дела будешь следить ты, лично, не доверяя больше никому. Фарид знает своё дело, но и его нужно контролировать. Дай ему время, он сам установит нужные связи, нажмёт на соответствующие клавиши для того, чтобы зазвучала та мелодия, которая устроит и его, и нас.

– Я могу на него положиться?

– Полностью, он никогда не оставляет за собой следов и держит слово.

– И, судя по всему, обладает удивительной способностью превращать врагов наших недругов в своих друзей, – Осман усмехнулся.

– Именно.

– Хорошо, а что с девушкой?

– С девушкой? – Джан резко повернул голову к другу. – С какой?

Пытаясь сдержать улыбку, Осман закинул в рот очередную виноградинку:

– С дочерью Фишера, разумеется. А ты имел в виду кого-то ещё?

– Нет. Нет… Фарид сам решит и эту проблему.

– И ты?..

– Осман, – эмир встал со своего места, снова направляясь к окну, – поверь, мне всё равно, как выглядит эта девушка. Мне не интересно, где и в каких условиях она будет находиться до того момента, как попадёт сюда. Но уверен, Фарид, за те деньги, что ему обещаны, размесит её с комфортом, может быть. А, может, и нет, – он беспечно пожал плечами, – меня это не касается. Для меня она всего лишь орудие мести. Если тебя так заботит её судьба, следи за этим сам.

С этими словами он вышел из комнаты.

Он не знал, как объяснить лучшему другу, что ему действительно всё равно как выглядит девушка и что с ней будет, если она не является той, чьи большие серо-зелёные глаза не давали ему покоя третью ночь к ряду. Светловолосая обольстительница в воздушном прозрачном платье кружилась в его сне под ритмичную восточную мелодию, манила к себе, перебирая тонкими пальчиками, и шептала: увидимся. Многое бы он отдал, чтобы её обещание сбылось. Но честь и клятва верности и преданности, принесённая своему народу в тот день, когда он вступил на престол, принадлежавший ему по праву крови, были превыше всего.

Именно поэтому сегодня он отправил повара в покои Лейлы, надеялся поужинать с ней и изгнать из души образ той, что за одну мимолётную встречу сумела проникнуть в его сердце.

Лейла. С ней было удобно, во всех смыслах. Джан нашёл девушку в одном из борделей, за пределами эмирата, когда ей было восемнадцать. Её выставили на подпольный аукцион девственниц в уплату долга отца. Джан уже не помнил всех подробностей, но, кажется, её дядя позаботился об этом. Он не собирался оплачивать долг своего покойного брата и содержать его вдову и трех детей. И нашёл, как ему казалось, удачный выход. Обычаи востока прекрасно уживались в современных реалиях нашего мира, здесь всё ещё можно было украсть себе жену, ну или купить наложницу. Главное, знать место и продавца «живого» товара. Что Джан и сделал.

Тогда он отчаялся, устал от той ответственности, что так внезапно свалилась на его плечи. Именно свалилась. Они с Османом получили прекрасное образование в Европе, год путешествовали на яхте, швартуясь в портах разных стран и погружаясь в их культуру и быт, живя, как самые обычные люди. Нанимались на фермы и виноградники; подрабатывали официантами и простыми портье в гостиницах; рыбачили и продавали свой улов на рынках. Отец Джана прекрасно знал, что ждёт его сына в дальнейшем и именно поэтому дал ту свободу, которой у него, возможно, в будущем уже не будет.

Друзья вернулись домой, каждый к своим семьям. Джан почти год провёл рядом с отцом, вникая во все подробности управления небольшим эмиратом, и Осман был рядом с ним. А потом… потом случилось несчастье, которое заставило Джана повзрослеть сразу на несколько лет. Его родители так нечасто могли побыть вместе, только вдвоём. Вдали от будничной суеты, от проблем, от принятия решений, от людей и от постоянного окружения. Но в тот день отец подмигнул сыну и сказал, что это будет для него своеобразной генеральной репетицией; что он полностью доверяет ему. Тогда он и мама вышли в море на небольшой парусной яхте и, преодолев несколько миль вдоль побережья, должны были причалить в маленькой бухте, в глубине которой стоял уютный дом. Но внезапно начавшийся шторм выбросил яхту на скалы... И всё, что осталось, что напоминало о них – розовый сад.

Джан до сих пор испытывал боль от этой потери. И помнил, как однажды не выдержал, дал волю своему отчаянию, выплёскивая его в гневе на всё, что попадалось под руку. Осман был свидетелем того, как он смёл широким размахом руки всё со своего стола; как крушил мебель и кричал, ревел, словно раненый тигр.

– Я не могу так! Не могу! Я не готов к этому! Не хочу, – его кулак врезался в стену, оставляя вмятины и повреждая поверхность, – верните всё назад! Разве я просил? – он поднимал глаза, полные слёз, к небу, – просил? Мне не нужна власть, не нужна эта жизнь, ничего этого не нужно. Я хочу вернуть их! Хочу быть с ними.

– Джан, брат, – Осман пытался достучаться до него, – пожалуйста, успокойся.

– Успокоиться? Как? Если бы я знал, что так будет, если бы знал… я бы провёл этот год с ними. Я остался бы тут! Понимаешь? За что, Аллах?..

– Не гневи Господа. Если он забрал их к себе, значит, на то его воля. Это испытание… Ты же знаешь, что Он никогда не пошлёт тебе больше того, что ты сможешь вынести. Пройди его с честью. Ради памяти отца и матери.

– Но я не могу, Осман.

– Понимаю, ты устал. Тебе просто надо вырваться отсюда, ненадолго. Вот увидишь, через несколько дней всё встанет на свои места. Это твой дом, твой народ, твоя родина. Это то, что ты должен сделать. И ты сделаешь, ради отца. А сейчас уезжай, один, на несколько дней, куда укажет звезда.

Он так и сделал. Тайно уехал из дворца, никого не предупредив, и никого, кроме Османа, не поставив в известность. Ехал за звездой и думал над словами друга о том, что ему надо хорошо потрахаться и выплеснуть всю негативную энергию. Именно потрахаться, потому что спорт, увы, не помогал.

Легко сказать.

Да, он не принц Гарри, но пресса и пронырливые журналисты были везде. И если молодого правителя небольшого эмирата застукают в каком-нибудь публичном доме, скандала всё равно не избежать. А если об этом узнает Верховным эмир…

Но заведение, куда он попал, было весьма закрытое. Элитное, если к нему подходило это слово, где дорожили конфиденциальностью каждого клиента.

Лейла, обнажённая и совершенно не стесняющаяся этого, лежала посередине кровати, и наблюдала за тем, как Джан одевался, стоя к ней спиной.

– Что будет дальше?

Джан, продолжая застёгивать рубашку, обернулся, приподнимая бровь:

– Что ты имеешь в виду?

– Со мной.

– Я заберу тебя к себе.

– Ты женишься на мне?

– Нет, – Джан усмехнулся. Чувства девушки его совершенно не заботили. – Я купил тебя, а не украл, думаю, разница очевидна. Но я могу предложить тебе кое-что.

– Кое-что? – Лейла села, обхватывая колени руками, и продолжая наблюдать. – И что именно? Ты заберешь меня к себе, чтобы я заботилась о тебе? Убирала дом, готовила, согревала твою постель?

– Только третье. Я предлагаю тебе заключить со мной деловое соглашение, назовём его так. Ты станешь моей наложницей, но до тех пор, пока это будет устраивать нас обоих. Убирать дом и готовить не нужно, более того, ты будешь жить в роскоши, но отдельно от меня. Красивый дом, прислуга, одежда, драгоценности. Я даже готов выделять небольшую сумму на содержание твоей семьи – матери и братьев, до момента их совершеннолетия, – Джан видел, как загорелись глаза Лейлы. – Но не спеши с ответом, подумай, потому что у меня есть ряд условий, которые ты будешь обязана соблюдать на протяжении всей нашей сделки.

– Расскажешь мне о них?

– Конечно, – Джан кивнул.

– Я хочу спросить, почему я? Почему ты предлагаешь мне всё это? Да. Конечно, ты меня купил, но ты мог просто…

– Просто запереть тебя и пользоваться твоим телом, когда и как посчитаю нужным? – Лейла неуверенно кивнула. – По сути дела так и будет. Мне нужен секс, нужна разрядка, я предпочитаю получить всё это от тебя. Так удобнее. Но я не готов жениться ради простого удовлетворения своих физиологических потребностей, мне и так хватает проблем и забот. А ты, ты была не так уж и плоха для своего первого раза.

– А ты был внимательным и заботливым, на удивление.

– На удивление?

– Да, Фарид-бей сказал, что ждут мужчины, которые нас купят. И как мы должны себя вести, как доставить удовольствие, даже если будем испытывать отвращение и страх. Что нам следует побороть стыд. И что можно ждать от мужчины всего, чего угодно: грубости, желания повелевать, и даже жестокости. Но мы не должны… А ты оказался не таким. Так что, да, я соглашусь на твоё предложение.

– Но ты не выслушала условия. Вот главные из них. Ты должна быть готова принять меня в своих покоях в любое время, когда я пожелаю. Соблюдать ряд правил поведения. Не сплетничать и ни с кем не обсуждать то, что происходит под крышей моего дома. Если тебе не понравится быть со мной или надоест, ты скажешь, и я тебя отпущу. Если ты мне надоешь, я сразу скажу об этом. И обещаю, я не буду тебя ни с кем делить. Не спеши, обдумай, – он пресёк её согласие, – я оставлю тебя в этом гостиничном номере на пару дней. Можешь выйти погулять, что-то себе купить, – Джан положил на столик рядом с кроватью несколько крупных купюр. – Мне надо отлучиться по делам, а потом я вернусь, и ты дашь мне ответ. Только помни, ты будешь жить как королева, но королевой никогда не станешь…

Он вернулся домой с ней. И на удивлённый взгляд Османа ответил, что так проще, так проблема с сексом решена для него по праву, которое даровано Аллахом. Лейла – наложница, и ничего больше.

И она оставалась ею уже почти восемь лет…

– Лейла?

Он вошел в часть дома, которую она занимала, надеясь, что девушка сразу же выбежит к нему. Но услышал её голос из глубины гостиной:

– Мой господин, я жду вас.

Все эти годы она прекрасно справлялась со своей ролью. Почти всегда, когда глупая ревность или необоснованная обида не омрачали её сердца. Но Джан всегда напоминал ей о тех условиях, на которые она добровольно согласилась.

Он прошёл вглубь дома и увидел низкий стол, накрытый к ужину.

– Мой господин, – Лейла сидела на полу на коленях. – Прошу вас. Надеюсь, ваш гнев не коснётся сегодня моих ушей, я сама приготовила этот ужин, отослав твоего повара.

– Тебе не стоило утруждаться, – Джан сел напротив неё, – брат Али…

– Но мне хотелось сделать тебе приятное. Ты уже три дня, как вернулся домой, но не навестил свою Лейлу. Я хотела, чтобы ты помнил обо мне, – она изящным жестом показала на стол, - тут только то, что ты любишь. Попробуй, – она отломила кусочек от лепешки и намазала его хумусом, подошла к Джану и, опускаясь на пол рядом с ним, сама кормила его, – с перцем.

– Очень вкусно, – эмир кивнул, – здоровья твоим рукам.

Счастливая улыбка преобразила её лицо. Она сама хотела накормить его.

– Фалафель с мятным йогуртом, – подставляя ладонь под вилку, она потянулась к Джану. – Я сделала только закуски и десерт.

– Лейла, – прожевав, эмир с благодарностью поцеловал её ладонь, – не стоило. Я отослал к тебе повара, желая побаловать тебя, поужинать вместе.

– Ты уже делаешь мне приятное, – кротко опустив глаза, Лейла улыбнулась, – такие вечера стали редкостью. Я заварю чай? Нет, ты не можешь мне отказать, – она кокетливо покачала головой, – я старалась, пахлава осмалия , ты же знаешь, сколько труда в неё вложено.

Джан усмехнулся, наклоняя голову к плечу и кивая:

– С фисташкой?

– Как ты любишь.

– Сладкая, как и ты, – он ел с рук наложницы, заигрывая с ней. – Очень-очень сладкая.

Но вот почему-то перед глазами так некстати всплыл образ сероглазой блондинки, застенчиво улыбающейся и протягивающей рожок с мороженым. И этот образ следовало стереть, немедленно, показывая, кто тут главный; запретить появляться, когда вздумается и рушить все его планы.

– Лейла, – резко поднявшись, Джан потянулся за влажным тёплым полотенцем, чтобы вытереть руки, – оставь это, иди сюда.

– Мой господин? – тонкая бровь прочертила идеальную дугу. Лейла томно и расслабленно, словно ленивая кошка, повернула к нему голову. – Джан?

– Раздевайся, – он сам уже избавился от современной модной футболки, вешая её на спинку низкого кресла.

– Мой нетерпеливый тигр, – обольстительная улыбка приподняла уголки пухлых губ. – Я станцую для тебя.

Музыки не было, но плавные, завораживающие движения рук, увлекали за собой, маня в мир сладких грёз и исполнения желаний. Пластичная и грациозная, она кружилась перед ним, соблазняя прикоснуться к мягким изгибам своего тела. Тонкие пальчики дотронулись до серебряной пряжки на плече, отстёгивая её и позволяя свободному платью легко соскользнуть вниз. Лейла была обнажена и, умело соблазняя, звала к себе. Взгляд чёрных, по-восточному подведённых глаз, околдовывал. Влажный язычок обрисовал контур губ. Голос томный, едва различимый из-за тяжёлого дыхания, звал:

– Мой господин, – девушка села на край постели, не отводя от него пленительных глаз, – иди ко мне.

Она так медленно и расслабленно опустилась на спину, словно продолжала соблазнительный танец. Макушкой едва касаясь шелка простыни, приподняла ножки, ставя подушечки пальцев на гладкую поверхность постельного белья, и выгнула спину, раскидывая руки в стороны. Оттолкнулась и, скользя по холоду ткани, оказалась на середине ложа. Её ладони накрыли груди; свели их вместе, дразня и распаляя желание. Лейла закрыла глаза, сжала ножки, и со стоном выдохнула. Тонкие пальчики переключились на острые вершинки грудей, играя с ними. Её голова металась по простыне, когда она стала щипать и покручивать ставшие твёрдыми, словно маленькие камушки соски; согнула ножки в коленях, покачивая ими, а потом резко распахнула уверенная в том, что Джан следит за ней.

– Видишь, насколько я готова, – она поймала взгляд его тёмных глаз, – как сильно хочу тебя. Я так соскучилась по тебе, мой господин.

Лейла умела соблазнять, заманивать в сети вожделения так, что противиться не хотелось. Похоть – вот что она разжигала в нём. И эта была одна из причин, по которой Джан так быстро предложил ей переехать во дворец. Её тело влекло, манило, заставляло отодвинуть все заботы и тревоги на второй план и отдаться страсти – безудержной, ненасытной.

С Лейлой он был тигром, охотником, в венах которого бурлила горячая кровь. Он был хищником, что бросался на свою добычу и полностью отдавался игре тел в этом горячем сексе. Адреналин наполнял мышцы, требуя незамедлительного выброса скопившейся энергии, что покалывала каждый позвонок и заставляла чувствовать себя всемогущим альфа-самцом, которому подвластно всё. Какую бы инициативу не проявляла Лейла, какой бы бесстыдной и открытой не была с ним, он доминировал в этой схватке. Всегда.

Вот и сейчас подошёл и, схватив Лейлу за щиколотки, и резко перевернул её на живот. Она охнула, но, вставая на колени, раскрылась перед ним, опуская грудь на шёлк простыней и вытягивая руки вверх.

– Вот так, умница.

Она боялась поднять лицо, боялась того, что Джан увидит её довольную улыбку. Лейла прекрасно знала, что бывает, когда эмир так властно и требовательно вёл себя; когда обрывал её игру заставляя действовать по его правилам. О, да! Это точно её вечер. Она была уверена, что её ждёт незабываемая, страстная, горячая ночь. Ну, точнее, то время, что он пробудет тут, с ней.

Почувствовав его руки на своих тазовых косточках, Лейла закрыла глаза и томно выдохнула. Джан потянул её на себя, а она в ответ нетерпеливо поюлила попкой. И тут же вскрикнула, когда тяжелая ладонь звонким шлепком опустилась на ягодицу:

– Замри, не двигайся, помни, кто тут главный.

Его ладонь огладила упругую попку, а потом, медленно поползла вверх, от тугого колечка мышц, по каждому выступающему позвонку; обхватила основание шеи, слегка массируя и заставляя Лейлу ещё ниже склонить голову, а потом захватила в кулак чёрные, как смоль, вьющиеся волосы. Джан знал, насколько это ощущение беспомощности и подчинения возбуждает девушку и ему нравилась её покорность. Хотя, – почему-то подобная мысль пришла ему в голову только сейчас, – Лейла догадывалась, что ему по душе её кротость, её услужливость и, в некотором роде, преклонение перед ним и пользовалась этим. Она знала, как ему угодить? Хотя, в этом не должно было быть ничего странного, это была её обязанность – услаждать его. Но с какой стати сейчас этого стало мало?

И с чего, вдруг, в голову прокралась мысль: а как бы вела себя Мария, если бы у них была хотя бы одна ночь на двоих? Была бы скромной, застенчивой и робкой? Или игривой, соблазняющей? И хватило бы ему только одной ночи? И как прогнать непрошенную иллюзию, что это Мария сейчас смотрит на него затуманенным взором и спрашивает:

– Мой тигр, всё в порядке?

Вот она, та, кто поможет тебе всё забыть, так давай, действуй! Возьми её. Вытрахай из себя мечту, которой никогда не суждено сбыться.

Пропуская сквозь пальцы чёрный шёлк спутанных волос, Джан наклонился, оставил влажный след своих губ на соблазнительной ямочке на спине Лейлы, как будто просил прощение за то, что мысли его сейчас были не с ней. Немного поддразнил, пристраивая головку члена и проводя несколько раз по припухшим складочкам, раскрывая их, а потом медленно, одним плавным движением, заполнил её собой.

– О, дервиш на мою голову, – Лейла сжала простынь в кулачках, выгибая спину и наслаждаясь тем ощущением наполненности, что испытывала сейчас. Таким Джан был редко. – Пожалуйста, ещё… Не останавливайся.

Наклоняясь и прикасаясь к ней немного грубо, по-собственнически, он перекинул длинные волосы наложницы на одно плечо и, прикусывая мочку уха, обжёг его своим дыханием:

– Разве ты имеешь право просить?

Он замер, зная, насколько Лейла будет недовольна и улыбнулся, предвкушая, какое получит удовольствие от того наказания, что ждёт её за нетерпеливость. Но ещё в её стоне он слышал скрытую усмешку довольной кошки, которая видела на столе забытый хозяином горшок со сметаной.

Джан двинулся назад, и Лейла сама последовала за ним, подмахивая и насаживаясь на его член. Разве её испугали угрозы? Нет, немного грубости и чуть-чуть чувственной боли, она знала, принесут наслаждение ей и доставят удовольствие ему. Поэтому, когда его руки обхватили её бедра, чтобы удержать на одном месте и позволить эмиру двигаться так, как он хочет, она послушно замерла. Густой нектар блаженства разливался по её телу от сильных, уверенных фрикций – внутрь, наружу; от того, как Джан притягивал её к себе каждый раз, навстречу мощным толчкам. Сознание стало постепенно уплывать. Разум затуманивался. Кровь бурлила в ней, словно горная река, наполненная водами только что прошедшего ливня. Её плоть интенсивно начала сокращаться, требуя незамедлительной разрядки, когда Джан почти покинув её тело замер, а затем тихим голосом, пробирающим своей властной уверенностью до мурашек, скомандовал:

– А теперь сама.

И она, подавая своей попкой, приняла эту игру: сама насаживалась на его член и каждый раз получала острый, жгучий, словно кайенский перец, шлепок по ягодице. По левой, по правой. По левой, по правой. Чуть выше. Чуть ниже. Ещё, ещё, ещё… Она начала дрожать. Стонала от каждого удара. Напрягала трясущиеся ноги, моля только об одном – кончить, сейчас, как можно скорее.

– Мой эмир, мой тигр, пожалуйста…

Мой эмир, мой тигр, мой господин…

Ему слышался другой голос. А за опущенными веками всплывал иной образ. Сказка, мираж, из-за которой он, с улыбкой чувственного наслаждения, что в его мечтах дарила другая, на выдохе, награждая Лейлу долгожданным оргазмом, произнёс:

– Да, любовь моя, всегда…

Карие глаза обожгли слёзы, она так долго ждала от эмира этих слов, любовь моя, неужели и её мечты могли исполниться? Восстанавливая дыхание, Лейла грациозно вытянулась, переплетая ножки, и едва заметно улыбнулась. Ей стоило попытать счастье. Именно сегодня.

Сегодня она ластилась к нему, словно кошка. И странное чувство, нет, не вины, а какого-то обмана, надежды, которую он невольно подарил, но знал, что не оправдает её, не покидало Джана. Любовь моя, эти слова предназначались не Лейле, а той мечте, что ярким миражом затмила сознание. Глубоко вздохнув, он накрыл ладонью руку наложницы, что лежала на его груди, и попытался встать. Для него не было смысла оставаться с ней дольше. Но тонкие пальчики протестующее чуть сильнее сжали короткие волоски на его теле.

– Ещё чуть-чуть, пожалуйста, – голос Лейлы сладким мёдом окутывал его, заставляя уступить, хотя бы так успокоить совесть. – Ты завтра уезжаешь?

– Да, – убрав её руку, Джан сел спиной к наложнице, свешивая ноги с кровати, и потянулся за своей одеждой, – ты же знаешь, как минимум раз в три месяца Его Высочество собирает Совет эмиров.

Некоторое время в спальне царило молчание, ничего хорошее ему, по крайней мере, не сулившее. Но прерывать его Джан не собирался. Он ждал. И когда услышал глубокий вдох, а затем и жалостливый голос, приподнял в усмешке уголок губ.

– Я так давно не была в большой столице.

– Хорошо, – он встал, застегнул брюки и поправил футболку, – как только Осман вернётся, я скажу ему. Он распорядится, чтобы для

Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

109,00 руб Купить

Мышеловка. Красной нитью. Светлана Серебрякова

Оглавление

АННОТАЦИЯ

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6