Сквозь паутину. Yana NeTa

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ 1 «По заслугам и награда»
• ЧАСТЬ 2 «Счастье горько-сладкой рябины»
• ЧАСТЬ 3 «Люблю тебя!»

АННОТАЦИЯ

Годы жизни отданы для достижения цели. У каждого она своя, и только сам человек решает, оправдывает ли эта цель те средства, которые были или будут использованы.

   Разработанные схемы, взвешенные слова, продуманные шаги.

   Куда приведут эти шаги? Кому можно доверять? А кто лишь кажется надежным другом?

   И что дальше, когда цель все же будет достигнута?

ГЛАВА 1.

Первое сентября. И первый робкий вздох осени. Почти не видно еще желтых и красных листьев, кругом зелено от травы, живые красивые клумбы радуют глаз. Если этот день не выпадает на выходной, то для очень многих людей он становится знаменательным: начинается учебный год в школах, ВУЗах, других учреждениях. А для кого-то это обычный рабочий день, ничем не отличающийся от такой же череды трудовых будней, если только вдруг не вмешается в размеренный ритм нечто, из ряда вон выходящее.

   У большого панорамного окна здания, расположенного на открытом пятачке парка, стояла девушка и задумчиво смотрела в одну точку. По стеклу медленно ползли капли дождя, напоминая редкие слезы. Этот первый день осени не стал исключением в ряду всех тех «учебных начал», что приходили на память. Почти всегда было пасмурно или сыро, словно природа выражала сочувствие тем, кто не рвался приступить к поиску и получению знаний. Взгляд поднялся к небу и зацепился за паутину, сотканную в углу окна. Ее тончайшие нити покрылись мелкими сверкающими дождинками и чуть вздрагивали, словно их кто-то дергал. Этот кто-то обнаружился раскачивающимся прямо перед глазами девушки: паук пытался вернуться в созданное им царство, а ветерок мешал ему.

   «Откуда он взялся? Ведь только позавчера здесь мыли окна. Или кто-то плохо выполняет свои обязанности? Надо разобраться с этим. Не хватало еще «любоваться» этим кошмаром вместо солнца, когда оно все же прорвется сквозь тучи, – передернув плечами, подумала она. – Надо посмотреть, есть ли какие-то приметы про пауков. К чему он тут повис?»

   Глубокий вздох вырвался и застыл в тишине кабинета, хозяйка которого настраивалась на рабочую неделю. Ей нравилось смотреть на городской парк, в котором были знакомы все тропинки и дорожки, хотя за последние несколько лет и он претерпел значительные изменения. Это никак не влияло на ее цели, к которым удалось приблизиться лишь на шаг за прошедшие годы. Именно парк и здание, в котором сейчас находилась девушка, придавали ей сил и уверенности, что все задуманное исполнится.

   «Хорошо, что перемены не коснулись белок. Их даже больше стало. За ними присматривают, кормят. Зверьки совсем ручные, только почему-то ни одна из них так и не подошла ко мне за орешками. Не нравлюсь я им, наверное».

   Она отвернулась от окна и подошла к зеркалу. Собственное отражение всегда радовало ее: большие голубые глаза, длинные темные ресницы, почти черные брови и прямые, светлые волосы ниже плеч.

   «И вся эта красота натуральная, лишь усиленная здоровым образом жизни. Ну, и немного косметического волшебства, чтобы соответствовать своему статусу, должности и прочей ерунде, к которой так стремятся люди. И я тоже».

   Девушка была чуть выше среднего роста, хорошо сложена, строго одета. Брючный костюм серого цвета в узкую синюю полоску подчеркивал ее спортивную фигуру. Небольшие каблуки визуально добавляли несколько сантиметров ногам, и без того длинным. Единственным исключением из образа офисного работника был топ белого цвета, сильно открывавший грудь, до самой ложбинки. Но она не любила блузки, потому что волосы всегда цеплялись за воротник, попадали за шиворот, щекотали кожу. Девушка могла одеваться не столь строго, ведь занимаемый ею пост коммерческого директора позволял это. Однако она предпочитала придерживаться официального стиля одежды, чтобы можно было того же требовать и от других. Именно – требовать, так как все, что касалось работы, было очень важно для нее.

   Поискав в интернете заинтересовавшую ее примету, выяснила: «Если паучок болтается на ниточке перед вашим окном – ждите гостей».

   – Только этого мне и не хватало. Не всякий гость хорош, а тот, кто хорош, уж точно не гость.

   Дверь кабинета открылась без стука, и на пороге появился высокий темноволосый мужчина в дорогом костюме. Контраст внешней молодости и серьезности пристального взгляда мешал определить возраст: можно дать и тридцать, и сорок лет. Но ей было точно известно, что ему тридцать пять. Он смотрел прямо на нее без какого-либо выражения на лице. Глаза казались зелеными, хотя она уже знала, что на их цвет влияет освещение. Например, сейчас они казались светлее, потому что мужчина стоял напротив окна.

   – Доброе утро, – его низкий голос словно погладил ее по спине, заставляя выпрямиться. – Пора на обход. Давай посмотрим вместе, что нам принесли выходные. А то до меня доходят кое-какие слухи, которые не могут радовать.

   – Доброе… Какие слухи? И стоит ли на них обращать внимание?

   – Обязательно, когда это относится к качеству обслуживания. Мне не нужны проблемы с владельцем компании. Бери блокнот, будешь записывать.

   Она дернула бровью, но спорить не стала. Наклонилась над столом, понимая, что мужской взгляд обязательно остановится на ее выдающейся части тела, лишь слегка прикрытой топом. Быстро подняла глаза и очень удивилась, заметив, что мужчина уже вышел в коридор.

   «Железная выдержка у исполнительного директора. На работе никаких личных отношений. Слушаюсь и повинуюсь, Глеб Ильич. Вот бы так ему сказать! Хоть раз увидеть на его лице отголосок эмоции, даже пусть возмущения. А то похож на универсального солдата».

   – Ева, у нас мало времени, – послышался его голос. – Поторопись.

   Взяв с собой блокнот и ручку, девушка вышла из кабинета, закрыла дверь и повернулась, собираясь сказать своему начальнику, что она готова, но увидела лишь его спину в конце коридора. Вздохнув, последовала за ним, вспоминая эту самую спину во время занятий в полутемном тренажерном зале: ей довелось, задержавшись как-то вечером, любоваться тем, что теперь возникало в воображении, когда это совсем некстати. Все его мышцы были напряжены, пот блестел капельками и собирался в тоненькие дорожки дождя на сильном теле…

   Ева настолько увлеклась картинкой, извлеченной из памяти, что не заметила, как подошла слишком близко к ожидавшему боссу. Если бы он не остановил ее на расстоянии вытянутой руки, она бы врезалась в него.

   – О чем ты думаешь? – спросил Глеб, отходя на шаг назад.

   – Ни о чем, – соврала девушка, не моргнув глазом. – Наверное, не выспалась просто.

   – Эти подробности не касаются работы, Ева. Можешь вообще не спать, но здесь должна выкладываться на все сто процентов. Если не справляешься, ты знаешь, где выход.

   – Знаю. Но не уйду.

   – Тогда работай, а не зевай.

   Ей очень хотелось огрызнуться, но она смолчала, лишь поджала пухлые губы.

   – Итак, Ева, сколько ты у нас работаешь?

   – Одиннадцать месяцев.

   – До этого работала в компании своего отца, до этого жила в Лондоне, там же и заканчивала обучение, начатое здесь. Сколько лет назад? Хотя это не относится к нашему разговору.

   Все это было произнесено им совершенно безразличным тоном, как бы между прочим, словно он читал ее личное дело вслух, одновременно спускаясь по лестнице на первый этаж. Ева чувствовала себя неуютно, когда кто-либо касался ее прошлого, старалась не отвечать на конкретные вопросы, хотя с исполнительным директором такое вряд ли возможно. А он продолжил:

   – В городе несколько заведений, подобных нашему. Почему ты выбрала именно этот спортивно-игровой комплекс? Подавляющее большинство посетителей – молодые мужчины, увлекающиеся баскетболом, бадминтоном, волейболом, наращиванием мышечной массы. Ведь не ради них ты упорно стремилась работать в «Green Hill Center»? Твое резюме я видел десятки раз. Откуда такая одержимость?

   «А почему мне было отказано столько раз?» – ей очень хотелось спросить Глеба, но Ева знала, что он не ответит, потому надо было придумать что-то другое для исполнительного директора.

   – Конечно, не ради них. Мне нравится, что центр расположен в парке, рядом находится когда-то популярный бассейн. Кроме того, хорошая репутация самого заведения и…

   – Стоп. Ты не говоришь правды, а слушать выдумки мне не интересно. Я начал этот разговор по нескольким, очень важным причинам, – произнес Глеб, по-прежнему не проявляя никаких эмоций по отношению к Еве. – Первая из них: выездная налоговая, которая приступит к работе сегодня. Надеюсь, ты ознакомилась с их запросом, времени было достаточно. Запиши себе или запомни, что им нужно предоставить отдельное помещение, по возможности обеспечить всем необходимым без промедлений и задержек. Кстати, на прежнем месте службы ты имела отношение к работе с налоговой проверкой?

   – Нет.

   – Это будет тебе полезно и интересно. Если возникнут трудности в общении, сразу скажи. Но обычно девочки работают корректно и быстро.

   – Девочки? – изогнув бровь, переспросила Ева. – Странно звучит.

   – В силу моего возраста я могу себе позволить так их называть, да и знаком давно почти со всеми. Не знаю, правда, кто приедет сегодня. В целом, пока ясно? И не забудь: обеспечить всем необходимым. Оформи на представительские расходы.

   – Ясно.

   – Вторая причина, которая возникла несколько месяцев назад: в наших магазинах снизилось качество предлагаемых товаров. А за это отвечаешь именно ты. В чем проблема?

   В этот момент они подошли к небольшому помещению, отделенному от общего холла стеклянной стеной; внутри находился молодой человек, продавец-консультант. Он развешивал и выкладывал спортивную амуницию. Увидев руководство, прекратил работу и удивленно смотрел, что «гости» пожаловали именно к нему.

   – Здравствуй, Олег, – поприветствовал его Глеб. – Замечания от покупателей есть?

   – Доброе утро, Глеб Ильич. Да, меньше стали брать наш товар. Говорят, что это не хлопок, хотя на этикетке указано «Cotton»: впитывает плохо, сохнет долго, не проветривается. В общем, вот так.

   – Ясно. Напиши докладную на мое имя. Жалобы устные или?

   – Пока устные. Напишу, – парень замялся, но продолжил, – да я уж направлял записку в коммерческий отдел: ни ответа, ни привета.

   – Я жду, – не стал повторять директор и вышел.

   Ева серьезно посмотрела на Олега, все записала в блокнот и направилась за Глебом. Закрывая дверь, снова окинула взглядом продавца и спросила:

   – Почему ко мне не пришел? Мой кабинет рядом с коммерсантами.

   – Вы директор, – пожав плечами, констатировал факт Олег.

   – А Глеб Ильич кто? Завхоз, что ли?

   – Его я давно знаю.

   Она вышла, явно давая понять, что разговор окончен. Как бы ни хотелось ей не замечать очевидного, но стоило уже признать, что каждый человек в этом коллективе относился к ней настороженно, словно между ними был выстроен непреодолимый барьер.

   До десяти часов утра исполнительный директор лично обошел отделы, подсобки, тренировочные залы, душевые – в общем, все помещения спортивно-игрового комплекса. Замечаний и вопросов накопилось много, Ева все записывала, кипя внутри от поставленных задач. И еще от намеков в адрес ее профессиональной подготовленности.

   Сама того не понимая, она в каждом помещении обращала внимание на углы и окна, пытаясь найти паутину. Но нигде ничего подобного не видела, и это вызывало раздражение, все сильнее нараставшее.

   Уже возвращаясь с обхода, Глеб сказал ей:

   – Последнюю на сегодняшнее утро причину, заставившую меня беспокоиться, обсудим в моем кабинете.

   Тон, которым это было произнесено, настраивал на еще более худшее продолжение понедельника.

   «Что-то может вызывать твое беспокойство? Не иначе, это встреча с кем-то из другого измерения. Буду ли я когда-то той, кто выведет тебя из равновесия? Как же хочется…»

   Ева присела в кресло напротив директорского стола, думая о том, как бы уже оказаться у себя, если пока не получается быть ближе к Глебу.

   – Так вот, – медленно начал говорить он, – нас решил лично почтить своим присутствием владелец компании. Это впервые за много лет, и с чем связано такое желание, я не знаю. Могу только предположить, что налоговая проверка заинтересовала столь занятую персону. Хотя, кто знает? Вдруг и что-то другое…

   Она его уже не слушала, потому что омерзительное чувство нереальности предстоящего события вздрогнуло в каждой клеточке сразу, будто ошпарив кипятком, а потом по только что искалеченному месту прошлись липкие мохнатые лапки страха, цепляясь своими мелкими крючочками. Блокнот выпал из рук и гулко стукнулся о ламинат. От этого звука Ева и пришла в себя. В кабинете повисла мрачная тишина, взгляд Глеба ничего не выражал, но к этому она уже привыкла.

   – В чем дело, Ева? Опять уснула на минуточку? Или ты так радуешься приезду хозяина, что все теряешь? Я имею в виду твою тетрадку.

   – Прошу прощения, – вернув себе самообладание и выпрямившись в кресле, сказала Ева. – Задумалась об объемах работ, вот и отвлеклась. Я все слышала. Задачи ясны. Могу приступать к исполнению своих должностных обязанностей?

   – Иди, – безразлично кивнул директор и перевел взгляд на экран ноутбука. – Если возникнут еще какие-либо вопросы, отправлю по электронной почте.

   Она встала и повернулась к двери, чувствуя острую боль от ногтей, которые вонзила сама себе в ладонь. Стараясь не споткнуться и держаться ровно, смотрела вперед, когда услышала за спиной его обычный приятный голос:

   – Ева, ты еще не передумала? Только скажи, и я отпущу тебя без отработки.

   – Нет, – не оглядываясь на Глеба, ответила она и, не чувствуя ног, вышла в коридор.

   Каждый шаг, сделанный ею, отдавался в голове словами:

   «Началось. Отец говорил. Никто ничего не забыл».

   Как дошла до своего кабинета, даже не заметила. Руки не слушались, ключ несколько раз не попадал в скважину, блокнот снова упал. Ева замерла, вдохнула глубоко, выдохнула и внешне спокойно открыла дверь. Но как только за спиной тихо щелкнул замок, она снова затряслась. Налила полный стакан охлажденной воды из кулера и выпила залпом, не отрываясь, потом вытерла пот со лба и наконец-то добралась до кресла. Оттолкнувшись ногой, повернула его к окну, и взгляд снова заскользил по стеклу вместе с плачущими дорожками дождя. Настроение улетучилось совсем, память услужливо подбросила напоминание о том, что сегодня первое сентября, очень памятный день в жизни многих людей. Но погружаться в пучину прошлого Ева не собиралась. Если и чувствовала за собой какое-то мизерное признание вины, то за много лет уже научилась загонять его глубоко-глубоко.

   «Сегодняшний всплеск эмоций – это лишь оттого, что никак не ожидала встречи. Думала, что жизнь больше никогда не пересечет наши пути. Как видно, у судьбы свои планы на этот счет. Хорошо, что Глеб предупредил, а то раскрыла бы рот, как рыба. Да может, еще и не приедет сюда. Много лет не интересоваться своим любимым детищем, из-за которого столько всего было, и вдруг заявиться по мою душу? Не похоже. Надо успокоиться. Накрутила я себя».

   Мокрая зелень за окном, слабое шевеление ветерка, перестук капель дождя по подоконнику – все это не способствовало рабочему настроению. Да еще слегка дрожавшая паутина в углу выводила из себя своим наличием, вызывая чувство гадливости и безотчетного страха. Паучок больше не висел на ниточке, а сидел в центре сотканного им полотна, отчего создавалось впечатление, что он замышляет какое-то коварство. Хотелось вернуться домой, залезть с головой под одеяло и не думать ни о чем. Почти год на этом рабочем месте подарил ей новые идеи, надежды и конкретные планы, которые она уже начала потихоньку претворять в жизнь. Перестраивать себя и расставаться с мечтами Ева не собиралась. Как и много лет назад, она шла к своей цели, и остановить ее в этом стремлении не будет позволено никому.

   Закончив с размышлениями и отвернувшись от окна, нажала кнопку громкой связи и спокойно сказала своему секретарю:

   – Влада, сделай кофе и зайди ко мне.

   Через несколько минут раздался легкий стук, дверь открылась и бочком вошла не высокая полноватая молодая женщина, держа в одной руке поднос, на котором стояла маленькая чашечка горячего напитка. Ева вздохнула и полушутя, полусерьезно обратилась к секретарю:

   – Если так пойдет и дальше, ты скоро и боком не поместишься в проеме. Я говорила тебе уже, что так нельзя относиться к своей фигуре. Ты же представитель оздоровительного центра!

   – Да-да, я стараюсь, – покраснев, ответила Влада, – но пока не очень получается.

   На ней был костюм темно-синего цвета, состоявший из юбки-плиссе длиной чуть ниже колена и короткого пиджака. Из-за выбранного фасона фигура Влады казалась еще полнее, ее не спасали ни высокие каблуки, ни забранные в пучок золотисто-рыжие волосы. Все это не стройнило и не молодило ее, а делало только какой-то неказистой и неуклюжей. Никакой косметики, украшений не было. Но зато красивой формы очки в дорогой оправе подчеркивали большие глаза, цвет которых сложно было разглядеть, потому что она всегда отводила взгляд.

   – Сколько лет твоему ребенку? – вдруг спросила Ева.

   – Скоро будет пять, – удивившись вопросу, ответила Влада.

   – И муж ведь у нас работает?

   – Да, водителем. Со дня образования этого центра.

   – Напомни, тебе двадцать девять?

   – Двадцать восемь.

   Тон, в котором прозвучал ответ, показался Еве обвинительным или укоризненным, но она решила, что все этой ей почудилось. Да и с чего бы Владе на что-то обижаться?

   – Ладно, не до этого сейчас. Но я от тебя не отстану, потому что здоровье – прежде всего. А сейчас расскажи мне, кто занимался с налоговой раньше? Ты же работала здесь тогда? Да не стой столбом, садись.

   – С ними занималась начальник коммерческого отдела, но она уже год в отпуске по уходу за ребенком. И сам Глеб Ильич всегда с ними тесно контактировал.

   – Где располагались? Что требовали? Как долго находились с проверкой?

   – Занимали комнату для переговоров. Требовали для начала бухгалтерские документы в электронном виде, а потом начинали трясти все, что цепляло их глаз. Тут ничего не могу сказать, не владею информацией. Пакет готовил секретарь директора. Были у нас строго два месяца.

   – Ясно. Сообщи мне, когда появится эта команда. Подготовьте переговорную: пусть хорошо все промоют. Не так, как у меня.

   – А в чем дело? – удивилась Влада. – Никто не жаловался на уборку кабинетов.

   – Сама посмотри в правый верхний угол окна. Видишь? Кажется, в субботу занимались мойкой окон? И ни у кого другого я такого безобразия не заметила. Предупреди уборщицу, чтобы вымыла еще раз.

   – Но она точно все убирала, очень тщательно. Я была здесь позавчера почти весь день. Сама видела, как она из окна высовывалась.

   – Влада, просто сделай, как я сказала. Все ясно?

   – Да, – вставая, отчеканила секретарь и направилась к выходу. – Я попрошу ее выполнить эту работу еще раз.

   – Проси, приказывай – твое дело. Но чтобы этого паучьего творчества на моем окне не было. Все. Свободна.

   Не прошло и минуты, как на табло телефона появилось имя исполнительного директора. Ева взяла трубку и услышала голос Глеба:

   – Приехал владелец, вызывает к себе. Когда вернусь, не знаю. Остаешься за главного. Звонить мне только в случае форс-мажорных обстоятельств. Думаю, такой необходимости не возникнет.

   – Все поняла.

   – Дождись моего возвращения.

   Отбой прозвучал раньше, чем ей удалось что-то ответить.

   – Дождусь, – прошептала она в отключенный телефон. – У меня свой интерес в этом деле.

   Положив трубку, Ева просидела некоторое время в задумчивости, встала, походила по кабинету, а потом взяла сотовый и долго ждала, когда абонент отреагирует на ее вызов:

   – Ты еще спишь? Почти обед уже! Нет желания ничего объяснять, и сам догадаешься. Быстро собирайся и дуй к тому самому дому, наблюдай. Вечером доложишь. Чего не понял? Да! К тому дому. Да, уже там. Все, не беси меня.

   Не слишком удачно начавшийся день оказался полностью таким, без намеков на исправление ситуации и хорошее настроение. Но Ева, давно забывшая, как жить «на острие», быстро втянулась и не позволила гнетущей атмосфере расстроить ее планы.

   Однако установить приятный для обеих сторон контакт с представителями налоговой, появившимися ровно в час, не удалось. Ева почувствовала волну ревности и раздражения, когда увидела двух молодых, очень привлекательных женщин. Одна из них поинтересовалась, где исполнительный директор, и, услышав, что он поручил Еве встретить их, сменила приветливую улыбку на жесткий рабочий тон. Тут и коммерческий директор «встала в позу», перепоручив свои обязанности секретарю. С первой минуты стало ясно, что Ева провалила задание Глеба, не сдержав своих эмоций, хотя ей было известно, что с этой службой даже отец побаивался связываться. Позже она пригласила Владу и спросила, как устроились «выскочки» в переговорной.

   – Нормально, – ответила секретарь. – Все, что они требовали, бухгалтерия предоставила. На ближайшие две недели их время полностью загружено. У них там все условия для работы: доступ к бытовой технике, кофе, чай, конфеты, печенье.

   – С какого перепуга им такие условия? Я в абсолютном недоумении.

   – Вообще-то, Глеб Ильич так всегда их встречает. У них очень хорошие отношения.

   – Ясно, – вздохнула Ева. – Похоже, я лопухнулась по полной.

   Влада кивнула головой, подтверждая ее слова.

   – Ладно, разберемся. Первый блин комом. Бывает. Иди, Влада. Держи меня в курсе.

   И снова взгляд в окно: дождь уже закончился, серое низкое небо с тяжелыми тучами словно придавливало к земле. Казалось, что солнце уже никогда не пробьется сквозь сизые преграды. Сомнение впервые шевельнулось в душе:

   «Зачем я вернулась? Не получилось тогда. Почему я решила, что сейчас смогу изменить ситуацию? Откуда эта глупая самоуверенность? Если не забыла я, значит, и никто не забыл. Так что же теперь? Отступить? Как сказал Глеб: это похоже на одержимость. Наверное, он прав. Но если я не добьюсь своего, чем тогда заниматься? И так все валится из рук. Еще эти куклы засели в переговорной. У меня были такие планы на это помещение!»

   И именно мысли о том, что можно получить из переоборудования огромной комнаты, которая, как казалось Еве, используется не на всю мощность, вернули ей силы и боевой настрой. Ранее она уже несколько раз пыталась поговорить с Глебом о возможности получения дополнительной прибыли, но ему было некогда или не интересно ее слушать. Порой казалось, что он просто терпит присутствие Евы в коллективе. Однако никаких явных доказательств своим подозрениям она не находила. К тому же каждый день становился для нее маленьким сражением, где кое-какие победы уже можно было записать на свой счет. Пусть и действовать приходилось не вполне честными методами, но для нее всегда было истиной в последней инстанции высказывание: «Цель оправдывает средства».

   Резкий звук телефона заставил ее подпрыгнуть в кресле. Сердце от неожиданности споткнулось в своем беге и забилось, как птица в силках. Ева выждала несколько секунд и ответила на звонок исполнительного директора:

   – Слушаю, Глеб Ильич.

   – Ева, зайди ко мне.

   Его голос показался ей уставшим, с хрипотцой, как будто он много говорил сегодня, что было ему совсем не свойственно. И еще она могла бы сказать, что все, сказанное им, прозвучало обреченно, безнадежно. Через минуту в его кабинете поняла, что не ошиблась: Глеб сидел в кресле, навалившись на правую сторону, подперев рукой подбородок, и пристально смотрел на нее. Взгляд потемневших глаз вызвал оторопь, Ева остановилась посреди комнаты, как замороженная, а он не пригласил ее сесть. Просто разглядывал. На долю мгновения ей показалось, что увидела отголосок жалости на его лице, но все лишь взмах ресниц разметал этот мираж.

   – Ева, – немного протяжно произнеся ее имя, Глеб чуть прищурил глаза, отчего в уголках стали сильно заметны «гусиные лапки» морщин, – я очень редко прошу о чем-то, но не вижу сейчас другого выхода, а потому обращаюсь к твоему разуму с просьбой: как можно быстрее уезжай.

   – С чего бы это? – побелевшими губами спросила она. – Мне, между прочим, очень приятно такое беспокойство о моей персоне.

   – Я не говорил, что о тебе волнуюсь, – потирая щетину, спокойно сказал Глеб. – Совсем наоборот. Я очень беспокоюсь о другом человеке, а твоя персона мне безразлична.

   Его слова ударили наотмашь, как звонкая пощечина. Ева посмотрела на него свысока, почувствовала, как задергалась кожа на щеке под глазом. Глубоко задышала, будто собиралась ответить ему такой же дерзостью, но он опередил ее:

   – Ты вернулась на место преступления, как в плохом детективе? Потянуло посмотреть в чьи-то мертвые глаза?

   – О чем ты говоришь? – еле слышно прошептала она, чувствуя, как кровь отливает от лица. – Ты ничего не знаешь!

   Глеб, не меняя позы и выражения лица, наблюдал за реакцией девушки на его слова. Ева покачала головой из стороны в сторону и повторила:

   – Ты ничего не знаешь.

   – Хорошо, будь по-твоему, – он чуть кивнул и встал из-за стола. – Закончим этот разговор, который, как я понимаю, ни к чему не приведет.

   Она смотрела на него, словно ждала, что он подойдет.

   – Ева, иди домой, – спокойно сказал исполнительный директор и засунул руки в карманы брюк. – Понедельник выдался тяжелый, и это только начало. Мне надо работать, а ты иди.

   – Но я хотела объясниться по поводу налоговой, – делая шаг за шагом в его сторону, произнесла Ева. – Они будут жаловаться.

   Она уже стояла рядом с Глебом и вопросительно смотрела ему в глаза.

   – Рабочий день почти окончен, ты устала. Завтра разберемся. Иди домой.

   – Да что ты заладил одно и то же! – вдруг уткнувшись лбом ему в грудь, будто ища защиты, быстро и возмущенно сказала Ева.

   Он не двинул ни одним мускулом, чтобы показать свое расположение к ней, просто смотрел сверху на светлую макушку девушки, которая ждала от него ответного шага.

   – Ева, просто уходи.

   Она резко оттолкнулась от него, развернулась и выскочила из кабинета. Глеб слышал стремительный перестук каблуков по коридору, через некоторое время хлопнула дверь и снова быстрые шаги. Потом все стихло. Он выдохнул, вынул из карманов сжатые в кулаки руки и криво усмехнулся:

   – Ничего не знаю, говоришь. Ну-ну, посмотрим.

   Глеб подошел к окну и посмотрел на улицу: на парковке перед входом появлялись все новые машины. Как обычно, подъезжали постоянные посетители, ставшие за много лет хорошими друзьями. Они часто играли вместе в баскетбол или волейбол, иногда ходили в бассейн, который находился совсем рядом с этим зданием, а вот «качалку» не очень любили. Говорили, что это молодежное увлечение, им уже не по возрасту. Изредка появлялись в спортивном комплексе и женщины, представительницы силовых структур. Они, в основном, и посещали «качалку», но надеялись уговорить Глеба помочь им с тренировками различных боевых искусств. Он пока ничего им не обещал, кроме того, что обсудит этот вопрос с владельцем.

   Почти все любители здорового образа жизни были семейными, и вечерние встречи несколько раз в неделю давали возможность снять напряжение после работы. Глеб это хорошо уяснил с самых первых дней знакомства с деятельностью спортивно-игрового центра, ставшего для многих мужчин города местом, где они могли отдохнуть, пообщаться, наладить полезные связи. Их жены не возражали, иногда по выходным сами завозили своих мужей на тренировки. Тогда, много лет назад, Глебу все это объяснял сам основатель «Green Hill Center», отец нынешнего владельца.

   Воспоминания нахлынули, больно сдавив сердце. Пришлось даже сесть, чтобы успокоить нараставшее беспокойство. Но Глеб быстро вернул самообладание и, посмотрев на часы, решил, что лучше ему закончить рабочий день.

   – Завтра, все будет завтра. А на сегодня с меня хватит. Выжали до нитки.

   Он закрыл кабинет и спустился в раздевалку, где уже собиралась хорошая мужская компания. Глеб надеялся, что вымотав себя окончательно, сможет не думать о том, что неизбежно случится в ближайшее время, потому что главные шахматные фигуры выстроились на поле и были готовы начать… или продолжить…

   Ева шла домой, не заметив, что направилась не в ту сторону, выбрав более длинный путь. И только проходя мимо здания бассейна, поняла, что парк остался за спиной, а не впереди, как это было обычно, когда не пользовалась машиной. Ничего другого не оставалось, и она неторопливо обходила лужи, сторонясь проезжей части, по которой неслись машины, разбрызгивая фонтаном грязь с дороги.

   «Если бы пошла через парк, сейчас бы уже к дому подходила, а теперь прыгай тут, как сайгак, чтобы не облили с ног до головы. И кладбище не люблю…»

   Ева покосилась на старый кирпичный забор на противоположной стороне, отделявший дорогу от места последнего пристанища когда-то известных горожан, и передернулась. Высокие деревья почти полностью закрывали недавно восстановленную церковь, к которой тихо семенили старушки в платочках. Этот ежедневный, утренний и вечерний поток всегда удивлял Еву: глядя на этих женщин преклонного возраста, она думала о том, какие грехи они замаливают? Неужели их так много, этих грехов? За собой она вины не признавала. Ну, если только самую малость. Но в церковь ее не тянуло, даже наоборот – Ева сторонилась или боялась чем-то делиться с посторонними людьми. И если кто-то из этого потока смотрел на нее глазами, потерявшими от старости цвет, она отводила взгляд и ускоряла шаг.

   В который раз кляня себя за задумчивость, посматривала на ограду парка, выискивая в ней пролом или калитку. Пешком в хорошую погоду путь занял бы около получаса, но прошедший дождь увеличил это время почти в два раза. В конце концов, Еве надоело замирать всякий раз в ожидании водного узора на одежде, и она свернула, увидев небольшую лазейку. В этой, заросшей кустарником части было тихо, потому что здесь парк почти заканчивался, упираясь в забор, за которым и находилась ее улица. Когда темнело, проходить здесь становилось неуютно. Немного прибавив скорость, Ева прошмыгнула в приоткрытые ворота и спокойно выдохнула: почти на месте. Жила она в новом многоэтажном доме, в двухкомнатной квартире с видом на любимый парк. Отец снял для нее это жилье, надеясь, что дочь скоро передумает и уедет назад, в Лондон. А Ева не собиралась этого делать, ей все нравилось на новом месте работы. Кроме того, у нее удвоился интерес, так как к старым планам добавилась новая цель – Глеб. И даже самой себе сложно было признаться, что же важнее: исполнить заветное желание или получить мужчину.

   «А я хочу все и сразу, – думала она, выходя из лифта на двенадцатом, последнем этаже, – и добьюсь своего, чего бы это мне ни стоило. Или не только мне».

   – Долго же ты ходишь, – раздался мужской голос у нее за спиной, – я уж собирался сматывать удочки.

   – Чертов Сыч! – замахнувшись закрытым зонтом, вскрикнула Ева. – Напугал же! Я не говорила тебе приходить. Мог и по телефону позвонить.

   – Мог. Но захотел увидеть сам, как ты встретишь новости.

   Она разозлилась: еще не хватало, чтобы кто-то наблюдал за ее эмоциями, и уж точно не он. А потому Ева не стала открывать дверь квартиры, повернулась лицом к молодому мужчине. Она знала его давно, еще со студенческой скамьи; учились в одной группе, только ее отправили в начале пятого курса в Лондон.

   «Сыч возмужал. Он и раньше выглядел притягательно, теперь вообще стал лакомым кусочком. Только не для меня», – ее мысли отражались на лице, и мужчина свободно их читал.

   Он сам знал себе цену: высокий, хорошо сложен, русые волосы, серые глаза, но самое главное – единственный избалованный сыночек богатых родителей, еще ни дня в своей жизни не проработавший. Его любимый стиль одежды: джинсы, кожаная «косуха», высокие берцы. Одним словом, байкер, и Сыч это всячески подчеркивал.

   Ева очнулась от разглядывания гостя и сказала:

   – Говори, раз пришел лично.

   – Даже не пустишь в дом? По старой дружбе-то.

   – Нет.

   – Ладно, подожду своего часа. А говорить-то и нечего. Я видел только твоего босса: он несколько раз выходил на веранду курить.

   – Он не курит.

   – Значит, ты не все о нем знаешь. Курил раза три. И нервничал.

   – Ты его ни с кем не перепутал? Глеб не умеет нервничать.

   – Ты или слушай, или я пошел, – ухмыльнувшись, сказал Сыч и поднял руку, чтобы нажать кнопку лифта.

   – Ладно, больше не перебиваю.

   – Так вот: из этой части дома никто не выходил. Кстати, все сооружение целиком выглядит отлично, а ведь там лет восемь уже никого не было, да? Конечно, он уже устарел, но в нем есть какая-то притягательность. Может, это из-за его отдаления от проезжей части. Все другие коттеджи подпирают окнами дорогу, а этот отнесен вглубь участка. Два этажа забытой истории. Или не очень забытой… Со стороны второго хозяина тоже все убрано, чисто, словно там кто-то поселился. В общем, я бы не отказался стать владельцем этих стен.

   – И не боишься теней прошлого? – удивленно приподняв бровь, спросила Ева.

   – А чего мне бояться? Не я затевал…

   – Ладно, закончили купаться в ностальгии. Что еще скажешь?

   – Когда твой босс уехал, свет зажегся где-то в глубине второго этажа, похоже, в кабинете. Я подождал еще с полчаса и пошел к тебе. Тут идти-то всего ничего, два поворота. Байк там оставил, чтобы не пугать окрестности его ревом. В общем, не видел жильца, но кто-то там появился. Жди встречи.

   Холодок морозным инеем осел на спине, втыкаясь колючими краями в кожу.

   – Ясно. Спасибо. Пока. Позвоню, если понадобишься.

   – Договорились. Мы же одна команда, – хохотнул он и уехал на лифте, который так никто и не вызвал после Евы.

   Она открыла дверь квартиры, быстро зашла и захлопнула ее с грохотом, тут же повернув все замки. Посмотрела на свои руки: они мелко дрожали.

   – Поганый денек выдался. Посмотрим, что будет дальше.

ГЛАВА 2.

Ночь оказалась беспокойной. Еве снился заброшенный дом, затянутые паутиной лестницы и углы комнат, хохочущий, прищуривший глаза Сыч, а еще весь сон ее преследовали ветки бамбука. Они были везде: нарисованы на стенах, сложены в углу у стены, поставлены у дверей, как часовые. Вся эта круговерть образов не позволила нормально выспаться, и Ева собиралась на работу не в лучшем расположении духа. Проведя больше времени, чем обычно, в душевой, она теперь немного опаздывала, а потому решила не завтракать. Надев костюм и посмотрев на себя в зеркало, вдруг вспомнила, что Глеб рекомендовал сегодня прийти в обычной одежде. Он не требовал, не просил, но несколько раз уже говорил ей о том, что работники спортивно-оздоровительного центра не должны выглядеть, как офисные клерки. Но Ева упорно ходила в строгом костюме и постоянно проверяла остальных работников на соответствие ее представлению о стиле одежды.

   В итоге она впопыхах выскочила из дома, чувствуя себя неуютно в черной водолазке и джинсах, выбранными ею из-за того, что не нужно было гладить.

   – Видите ли, наш зал рассматривают для проведения областных соревнований по бадминтону, – ворчала Ева, перебегая дорогу и направляясь в парк. – Использовать такие помещения заведомо по убыточной цене – это запредельная роскошь! И ведь не слушает ничего! Устроили какое-то мужское царство, да еще эти мужеподобные тетки из органов – жуть! Доберусь я все-таки… Хорошо хоть дождя нет. Да и кроссовки очень даже удобные. Эх! Вспомню молодость, пробегусь минутки три.

   Ее настрой быстро иссяк, потому что с сумкой в руке изображать спортсменку было неудобно. Тем более что настоящих бегунов по утрам в парке наблюдалось много, и по сравнению с ними ее жалкие потуги вызывали улыбку. Она проверила время и успокоилась: не опаздывает, значит, можно попробовать пообщаться с белочками. Но шустрых зверьков не было видно поблизости, они охотились на добрых, подкармливающих их людей на центральных аллеях.

   – Ну и ладно. Мне больше орешков достанется.

   Когда Ева вошла в здание «Green Hill Center», ей сразу бросилось в глаза то, что работники бухгалтерии, беседовавшие в холле около аппарата «Кофе», одеты не в привычные для нее костюмы, а в пестрые платья, юбки-кофточки. Увидев коммерческого директора в джинсах и кроссовках, они улыбнулись, поздоровались и продолжили свой разговор. Ева кивнула и направилась к себе. Она еще больше удивилась, когда ей встретилась в коридоре Влада: секретарь тоже была в черной водолазке. Свободного кроя серый пиджак скрывал ее полноту, а густые распущенные рыжие волосы без сомнения были украшением. Ева впервые видела Владу без очков и подумала, что теперь-то узнает цвет ее глаз, но девушка опустила голову, поздоровалась и прошла мимо начальницы.

   «Что происходит? Почему все так вольно одеты? Неужели Глеб разрешил или рекомендовал персоналу? Интересно, а как он сам выглядит? Вызовет, тогда и посмотрим».

   Но исполнительный директор появился на работе только к десяти утра, сразу прошел в переговорную, чтобы поинтересоваться у представителей налоговой проверки, не нужно ли им чего, всего ли хватает, как настроение. Одно его появление исправило все ошибки, допущенные вчера Евой, и обиды были забыты. Чуть позже он заглянул и к ней, чтобы пригласить присутствовать на встрече с руководителями областной команды по бадминтону. Изумлению Евы не было предела: Глеб был в черной водолазке и темных брюках.

   Она встала из-за стола и шаг за шагом приближалась к нему, чувствуя себя туго связанной, так туго, что не могла наполнить легкие воздухом. Словно он тянул ее к себе одним только взглядом, не делая ни одного движения навстречу. Ева просто задыхалась, утопая в темной зелени его холодных глаз-омутов.

   – С тобой все хорошо? – спросил Глеб, отступая в коридор.

   Он прекрасно видел увеличившиеся зрачки голубых глаз и даже заметил отблеск желания или жажды, но такому проявлению эмоций не место на работе – в этом Глеб был уверен. Она, услышав его вопрос, пришла в себя, чуть засмущалась и кивнула:

   – Да, все нормально. Просто я несколько удивлена, потому что не привыкла видеть такое разноцветие одежды на работе.

   – Я вчера предложил всем перейти на более свободный стиль. Пойдем, нам уже пора.

   Он развернулся к ней спиной, и Ева покачала головой, любуясь на атлетическое худощавое телосложение исполнительного директора. Его приглашение… Она бы пошла за ним, куда угодно. А потом была скучная экскурсия по всем спортивным помещениям, обсуждение возможности установки трибун для зрителей, награды, кубки, грамоты, присутствие прессы. Ева улыбалась, делала вид, что ей интересно, а сама только и делала, что наблюдала за своим боссом. Но тут до ее слуха долетели сказанные им слова:

   – Это будет решать владелец. Думаю, его решение устроит всех. Он должен быть с минуты на минуту. Да вот и он сам.

   Еву будто в затылок что-то толкнуло; почему-то вспомнилось, как в школе на руку попала капля серной кислоты: точно такое же жжение было сейчас у нее в душе. Но к этому добавился взгляд Глеба, направленный в сторону входа, к которому в данный момент она стояла спиной. То, как он смотрел – такого ей еще не приходилось видеть. Легкая, едва заметная улыбка и что-то еще в глубине его глаз, чего не успела ухватить. Медленно повернувшись, увидела на фоне стеклянных дверей лишь силуэт высокого здорового мужчины и в нем сразу определила мужа Влады. В свое время, узнав, что они семейная пара, Ева поразилась – до того они не подходили друг другу внешне. Влада была младше мужа на десять лет, пухленькая, невысокая, рыжая, и при этом не казавшаяся яркой. Скорее, она стеснялась всего, чем одарила ее природа.

   Ее супруг, великан, здоровяк, молчаливый, добродушный человек с лысой головой и модной щетиной имел странное увлечение, о котором было известно всем: он отлично вязал одежду. Пользовался любой свободной минутой, чтобы спокойно достать из сумки, которая всегда находилась при нем, очередной вязаный шедевр, сесть где-нибудь в углу и быстро зазвенеть спицами. Огромный мужчина совсем не стеснялся, всегда с улыбкой поглядывая на открытые рты глазевших на него людей. Было необычно видеть в широких мужских ладонях маленькие вещички для дочки, красивые мужские кофты, джемперы, шарфы и, конечно, шали, кофты для нежно любимой жены.

   Глеб обратился к делегации, представив идущего к ним человека:

   – Знакомьтесь, это владелец нашего центра…

   Сейчас на фоне мощных форм водителя директора, да еще против света почти не было видно того, кого все ждали, стоя в холле.

   Последовала небольшая пауза, затем исполнительный директор продолжил:

   – Юлия Владимировна Снегова.

   Девушка, на которую все обратили взгляды, была среднего роста, худенькая, даже тоненькая, еще больше ей подошло бы определение «несгибаемая». Это впечатление создавалось из-за ее прямой осанки и высоко поднятого, чуть выступающего вперед подбородка. Светлые волосы, собранные в пучок на затылке, чистая бледная кожа, высокие скулы, чуть подкрашенные ресницы – ничего из этого не было ярким, запоминающимся. Юлию вряд ли кто-то назвал бы красавицей. А вот ее светло-голубые, чуть раскосые глаза притягивали взгляд, потому что смотрели холодно и отчужденно.

   «Она почти не изменилась: все такая же тонкая и неприметная, – подумала Ева, ощущая мороз на кончиках пальцев. – Надо же! На ней тоже черная водолазка, да еще и черный костюм. Просто всеобщий день траура, приуроченный к «долгожданной» встрече. Какая же она плоская! Еще эта юбка-карандаш подчеркивает худобу».

   И тут она поняла, что ей напоминает фигура Юлии – тонкую ветку бамбука, прочную, гибкую, сильную. Жутковатый сон напомнил о себе, Еве сразу захотелось вернуться в свой кабинет, чтобы проверить то, что она забыла сделать: паутину в углу окна. Эта навязчивая мысль вцепилась в ее мозг и немного отвлекла от подошедшей хозяйки.

   – Доброе утро, – тихий уверенный голос Юлии, заставлял напрягаться и прислушиваться. – Прошу прощения, что задержалась. На чем вы остановились, Глеб Ильич?

   – Мы обсуждали бюджет предстоящих соревнований, – ответил исполнительный директор.

   – Ясно. Думаю, мы сможем взять затраты на себя, пусть это будет благотворительность.

   – Что? – вырвалось у Евы. – Да это же из чистой прибыли! Нельзя допускать такое расточи…

   Медленный поворот головы Юлии в ее сторону: взгляд, который заставил замолчать, не договорив, и чуть изогнутая не то в презрении, не то в усмешке губа.

   Еве на какой-то миг показалось, что на нее смотрит змея немигающими, стеклянными глазами. Все тело оцепенело, просто не подчинялось никаким внутренним командам.

   – Глеб Ильич, – Юлия уже отвернулась от нее и обратилась к исполнительному директору, – мы с вами уже обсудили этот вопрос. Я думаю, что городской бюджет весьма ограничен, и уж точно есть другие, более важные направления вложения средств. А мы вполне можем себе позволить немного благотворительности.

   Ее щедрое предложение было с благодарностью воспринято руководством сборной по бадминтону. Все оформление договорных отношений обе стороны переложили на свои юридические службы. Главные вопросы были решены. Мужчины с удовольствием пожимали руку владельцу спортивно-игрового центра.

   – Кроме того, хочу сообщить вам новость, – сказала Юлия приятным, но не терпящим возражений голосом, – что мной принято решение о покупке соседнего здания. Все знают, что раньше там был прекрасный бассейн, а сейчас в городе довольно много различных организаций спортивной направленности, и о бывшем «Спартаке» люди стали забывать. Даже косметический ремонт не привлек посетителей. А мне пришла в голову идея создать там женское «царство» в противовес мужскому, расположенному здесь. Конечно, в том здании большие площади, и это очень хорошо. Кому, как ни вам, сильной половине человечества, известно, что нам всегда не хватает места. Но это не значит, что вход будет открыт только для женщин. Сейчас я рассматриваю несколько вариантов и пока не хочу говорить об этом. Однако думаю, что мои идеи заинтересуют многих. Глеб Ильич поддержал меня в начинаниях, и это огромный плюс для нового дела. Если у вас больше нет вопросов…

   Совершенно очарованные Юлией деятели областного спорта покидали «Green Hill Center». Когда они уходили, было слышно, как вспоминали бывшего хозяина и говорили, что дочь похожа на отца своей деловой хваткой. Она уже ушла в сопровождении Глеба, а Ева все так же стояла в холле. Перед ней словно захлопнули дверь, которую с таким трудом удалось приоткрыть. Внешне она выглядела задумчивой и спокойной и старалась не показывать своих настоящих эмоций, вызванных появлением Юлии и озвученными планами. А внутри… все болело, жгло, слезы резали глаза, но приходилось себя сдерживать. Жуткое, гнетущее, вернувшееся чувство ненависти грызло ее. Ева медленно повернулась под пристальным взглядом стоявшего неподалеку водителя директора и подошла к кофе-аппарату, заказала себе напиток со вкусом амаретто на основе миндаля. Потом забрала стаканчик и потихоньку вышла из холла.

   «Если меня не позвали, значит, я там не нужна. У меня есть время взять себя в руки и перестроить план действий. Кто же знал, что она захочет того же самого. Нет уж! Я не уступлю! Черт! Никак ничего не получается. Да что же это за наказание? Опережает меня. Надо подумать. Надо подумать…»

   Уже в своем кабинете она подошла к окну и проверила: паутины не было. И стало чуть спокойнее на душе. Ева села за стол, сделала несколько глотков кофе и достала из сумки флешку. Вставив ее в собственный ноутбук, который всегда носила с собой, она открыла два файла, названные «Первый» и «Второй», и углубилась в их изучение, продолжая потихоньку отпивать остывший напиток.

   – Вот: здесь придется ускориться, а здесь немного использовать Глеба.

   Тогда, восемь лет назад, именно первого сентября Ева в компании с Сычом и парой его знакомых провернула одну операцию, которую готовила почти все лето. Она надеялась, что не потребуются жесткие методы для достижения собственной цели, но по-хорошему не получилось. Поэтому пришлось пойти на крайние меры. И все же, к ее разочарованию, цель не была достигнута, и процветавший спортивно-игровой центр ей не достался. Да и вся ситуация вырвалась из-под контроля, все пошло совсем не по сценарию, разработанному Евой. В результате второе сентября она провела «под замком», отец орал, грозил лишить ее наследства, потом плакал у себя в кабинете. Третье число стало поворотным днем: Юлия исчезла из города, но ее никто не искал. Видимо, те, кому это было важно, знали, куда она направилась. А в конце сентября и Еву «выслали» в Лондон. Она заканчивала обучение там. Хотела вернуться, но отец не позволил, оплатил ей еще одно образование по управлению предприятием, надеясь, что дочь втянется в семейный бизнес. Два года назад Ева вернулась домой вопреки воле отца и сначала работала у него, но все время рвалась в «Green Hill Center», чем вызывала у родителей подозрение в своей адекватности. Но ей было все равно, что о ней думают окружающие. Главное – воплотить свою мечту в жизнь. А планы у нее были грандиозные, проработанные до мельчайших подробностей: каждый вложенный рубль должен был приносить в три раза больше, чем это было на протяжении всего существования спортивного центра. Правда, в ее представлении менялась направленность его деятельности – мужскому «царству» приходил конец. И бассейн, о котором говорила Снегова, тоже играл очень важную роль в ее бизнес-плане. Ева хотела взять его в аренду, пока старое здание теряло последних посетителей и свою былую популярность, а значит и свою стоимость. Теперь же становилось ясно, что препятствия, отделявшие ее от мечты, лишь возрастали, и это подстегивало действовать быстрее и агрессивнее.

   – Да… Мне было двадцать два, а ей двадцать. Сейчас нам на восемь лет больше. И снова противостояние. Интересно, где она была все эти годы? Чем занималась? Как была пацанкой, так и осталась. Никакой женственности в облике. И почему Глеб так странно на нее смотрел? Что было в его взгляде? Что-то совершенно новое, чего я никогда не видела.

   Она начала перебирать слова, подходящие под описание его эмоции, которую пыталась ухватить в холле, пока не обернулась на Юлию. Тогда Ева не поняла, а сейчас ее словно током стукнуло:

   – Это была гордость ею? Нет. Нежность… – прошептала она удивленно. – Боже! Неужели я и здесь опоздала? Но они же не виделись раньше. Она только вчера приехала в город, и Глеб ездил к ней на встречу. Что это? Любовь с первого взгляда? Бред! Полный бред! Он не такой, мой универсальный солдат. Я его никому не уступлю. Как и не откажусь от своей мечты.

   А в памяти отпечатался его взгляд, когда Глеб смотрел на Юлию, пока та приближалась к их компании: руки, сложенные на груди; мягкая улыбка, едва смягчившая резкие черты лица; пушистые, загнутые, черные ресницы; глаза, чуть суженные. И там, в их глубине то самое, чего никогда не было раньше. Но Юлия была безразлична, как мертвый арктический лед, никакого тепла в ее взглядах не было. У Евы похолодели пальцы, к горлу подкатила тошнота – до того ей стало противно и обидно.

   От этих не очень приятных ощущений ее отвлек звонок телефона.

   – Влада? В чем дело?

   – Глеб Ильич вызывает к себе.

   – А почему он сам… Ладно. Снегова еще здесь?

   – Нет, давно уехала.

   – И ты не опасаешься того, что твой чудесный муж заинтересуется ей? Или наоборот?

   Стало слышно в трубке, как резко выдохнула секретарь, но потом заговорила ровно и спокойно:

   – Не опасаюсь. Еще что-нибудь вас интересует? Просто время идет, а директор не любит ждать.

   Ева закончила разговор, взяла блокнот и отправилась к нему, тут же закрыв дверь ключом. В кроссовках она быстрее добралась до кабинета Глеба, постучалась и, дождавшись его ответа, вошла. Он стоял у окна, боком к ней: все те же сложенные на груди руки, ресницы, губы, только взгляд был совсем другой, ни тени улыбки, ни отголоска эмоций.

   – Вызывал?

   – Ева, что это было при Снеговой? Ты всегда отличалась корректностью, и вдруг такое странное поведение.

   – Но это же глупость – тратить впустую такую прорву денег! Вместо того чтобы зарабатывать на площадях, местоположении центра, она…

   – Это не твоя собственность, не забывай об этом. Здесь всем распоряжается она.

   – Но ведь можно привлечь еще больше посетителей. Достаточно сделать, как я говорю.

   – Никогда не будет в этом здании ни салона красоты, ни парикмахерской, ни массажного VIP-кабинета, ничего другого, что ты предлагаешь. Таких заведений полно кругом.

   – Да это же дополнительная прибыль! Как ты не понимаешь?

   – Не все измеряется деньгами – это то, чего ты не понимаешь, – вздохнул Глеб, усаживаясь в кресло. – Забудь о своих идеях. Или ищи им применение в другом месте. Ты всего лишь наемный работник. Здесь всегда все будет так, как было при ее отце. Перейдем к делу.

   – Глеб, но ты же согласен со мной, хотя вынужден поддерживать ее?

   – Закончили этот разговор раз и навсегда, – не глядя на Еву, произнес он. – Давай поговорим о том, что нужно приобрести для проведения этих соревнований. Цены на все проверь лично, чтобы не было, как с закупкой для нашего магазина. Коммерсанты в твоем подчинении – напоминаю.

   Она поджала пухлые губы, сверкнула глазами, но промолчала и села за рабочий стол, чтобы записать указания исполнительного директора. А мысленно продолжала противоречить, все больше убеждая себя в правильности выбранного пути. Когда все вопросы были решены, Глеб отпустил Еву, так и не взглянув на нее. Потом закрыл глаза, глубоко вздохнул и уперся лбом в сжатые кулаки, думая про себя: «Завтра надо на кладбище съездить. Восемь лет прошло... Иногда кажется, что он зайдет в кабинет и скажет, что я занимаю не свое место. И засмеется, похлопает по плечу – сиди-сиди, Глеб, я же шучу! Напомнит, чтобы защищал ее, всегда был рядом… А я не уследил. Ни ему не смог помочь, ни ей. Кто же знал, что такое может в голову прийти? Это не оправдание для меня. Сам знаю, что виноват».

   Этот день закончился для него в номере дешевого отеля на той же улице, где снимала квартиру Ева. Просто другого свободного жилья найти в ограниченные сроки он не смог, а для него оставалось главным находиться неподалеку. До возвращения Юлии в город жил во второй половине того самого дома, за которым следил Сыч по заданию Евы. Это Глеб ухаживал за территорией, косил траву, прогревал в холодную погоду, следил за счетами, поскольку Юлия перепоручила эту обязанность своему доверенному лицу. Только лицо это покинуло город четыре года назад, и теперь он занимался всеми вопросами. Знала ли об этом сама хозяйка? Глеб подозревал, что ей все известно. Все-таки она приезжала тайком в город дважды в год: в день рождения и день смерти своего отца. Нигде, кроме кладбища, не бывала; сразу возвращалась назад.

   Поздно вечером, решив прогуляться перед сном, Глеб прошел до самого дома Юлии. Он хорошо знал расположение комнат и понял, что свет горит в кабинете. О чем она размышляла, находясь одна в огромном пустом коттедже на два хозяина? Что вспоминала и чем себя корила?

   Перейдя на сторону парка, Глеб заметил укромно припаркованный байк. Он сиротливо прятался в тени забора, а его хозяина не было видно поблизости.

   «Неужели все опять начинается? – подумал Глеб, чувствуя волну гнева, захлестнувшую его в секунды. – Или я становлюсь параноиком? Надо бы поговорить с ней, но как? Это так болезненно для всех, несмотря на прошедшие годы».

   Он вернулся к себе и долго не мог уснуть, вспоминая, листая фото в телефоне. Лишь около четырех утра сон сжалился над ним. Глеб чуть не проспал, подскочив в семь и в спешке собираясь на работу. А в это время в парке одинокий бегун в светло-сером спортивном костюме совершал обычный утренний ритуал: полчаса кросс и зарядка на спортплощадке. Другой человек в одежде байкера следил, когда маршрут пройдет рядом с ним. Он, как коршун, выжидал момента, чтобы схватить добычу. И такой момент настал: худенькая бегунья в сером костюме и накинутом на голову капюшоне свернула на самую отдаленную и заросшую аллею. Вокруг были высокие красивые сосны и тишина, нарушаемая лишь ее дыханием. Даже белки еще не вышли на охоту.

   Цепкая сильная рука остановила ее бег. Скорость была не высока, но все равно что-то больно хрустнуло в тонком правом запястье. Юлия поморщилась, но не издала ни звука, лишь встала удобнее, чтобы не травмировать руку еще больше.

   – Ну, здравствуй, – произнес до ужаса знакомый хрипловатый голос Сыча. – Ты все-таки вернулась. Соскучилась?

   Девушка спокойно смотрела в серые глаза и ничего не отвечала, чувствуя, что он все сильнее сжимает ей руку. Между ними было меньше полметра расстояния, но Сыч тянул ее к себе. Юлия старалась устоять на месте.

   – Чего ты молчишь? Онемела от счастья? А я скучал, так хотел доделать…

   Он даже не успел договорить и не понял, что произошло, только адская боль взорвала мозг. Полностью дезориентированный Сыч отпустил Юлю, привалился к дереву и прикрыл лицо. Переносицу словно пробили, через пальцы потекла теплая кровь.

   – Каково хе**? Что это было? – прохрипел он.

   – Это я с тобой поздоровалась. Ты же так скучал по мне. Вот и получил близкий контакт.

   Сыч, пошатываясь, убрал руки от лица и огляделся: никого, кроме щуплой девчонки, рядом не было. Он в недоумении поднял брови, вытер рукавом куртки кровь и оттолкнулся от ствола.

   – Не понял. Это ты мне вмазала?

   – А ты еще попробуй, тогда и проверишь.

   Она не отодвигалась от него, стояла прямо, глядя бесстрашно в глаза. Сыч сделал шаг вправо, провоцируя девушку на ответное движение, но Юля осталась на месте. Он не знал, что девушка левша, и пропустил резкий удар под дых. Захлебнувшись, глотал воздух открытым ртом, рухнул на колени перед ней, не пытаясь больше хватать руками. Потом завалился на бок, все еще задыхаясь.

   – Вставай, – жестко сказала Юлия. – Я лежачего не бью. Только шакалы нападают сворой на одного, даже на одну, которая не может ответить. Как ты со своими дружками. Вставай! Ты же мужик!

   Сыч оттолкнулся от земли и поднялся, опять навалился спиной на дерево и криво усмехнулся.

   – Ты драться научилась? Так и напрашиваешься на продолжение. А я все еще помню, какая ты вкусная – как…

   Следующий, незаметный его глазу удар теперь уже ногой пришелся по самому ценному и дорогому для каждого мужчины. Он снова свалился, как куль. И снова хватал воздух открытым ртом, прижимая руками ушибленное место, жалко скуля при этом. Юлия наклонилась к нему, зачерпнула горсть земли и засунула ему в рот.

   – Надеюсь, родная земля очистит твою пасть от скверны, а если нет, то я всегда готова к продолжению. Только на моих условиях. Можете приходить втроем, как тогда. И хозяйку свою прихватите, чтобы уж все совпадало. А то кто же будет видео снимать? Твари.

   Она плюнула рядом с его лицом, посмотрела на часы и спокойно побежала в сторону выхода из парка.

   В первой половине дня Юлия позвонила Глебу и попросила у него машину с водителем:

   – Мне нужно. Не больше часа.

   – Конечно, я понимаю, – ответил он. – Ты позволишь поехать с тобой?

   Она помолчала некоторое время, но потом согласилась. Глеб заехал за ней ровно в двенадцать. Он заметил ее издалека, как и Борис, верный водитель, телохранитель и просто друг. Их познакомил Юлин отец восемь с половиной лет назад. Мужчины были похожи своей молчаливостью, порядочностью, преданностью делу и дорогим людям.

   – Вон она гуляет в конце переулка, – сказал Борис. – Между прочим, в пальто, которое я связал и ей подарил.

   – Не хвались, а то похож на Матроскина: я еще и крестиком вышивать умею.

   – Нет, это точно не про меня. Мои лапы для этого не приспособлены.

   – Борька, ты все же напрашиваешься на комплементы.

   – Да я так, совсем чуть-чуть, чтобы поднять настроение, – тихо проговорил водитель, притормаживая недалеко от Юли.

   Она обернулась, слабое подобие улыбки появилось на ее лице, и мужчины облегченно вздохнули. Вязанное темно-синее пальто подчеркивало цвет глаз девушки, делая их более яркими. Светлые волосы заплетены в одну косу, что было удивительно. Такой ее помнил лишь Борис, но тогда Юле было шестнадцать.

   Она не стала ждать, когда кто-то выйдет и откроет ей машину. Сама подошла к задней двери и растерялась, увидев, что Глеб сидит не на переднем сидении. Однако Юлия быстро сориентировалась, села рядом с ним, сложив руки на коленях поверх сумочки, и поблагодарила за помощь.

   – Пока ты здесь, машина и Борис поступают в твое распоряжение, – сказал он.

   – Но тебе нужнее, – возразила она. – Я могу и такси вызвать, и взять авто в аренду.

   – Не спорь, пожалуйста. Я вчера вечером видел неподалеку байк кое-кого. Надо быть осторожнее с такими людьми.

   – Я знаю, – невольно потирая перетянутое эластичным бинтом запястье, ответила Юлия. – Хорошо, спасибо. Не против, Борис?

   – Да ты что? – возмущению Бори не было предела. – Я очень рад! Иногда хоть с Владой поболтаете, с дочкой познакомлю.

   – Договорились, – без эмоций сказала она. – Заедем за цветами?

   – Конечно.

   Поездка продолжилась в полном молчании. Девушка смотрела в окно, изредка вздыхая. Глеб поглядывал то на нее, то на нахмуренного водителя. Проехав в ворота городского кладбища, машина медленно катилось по центральной аллее. Притормозив рядом с поворотом, Борис сказал:

   – Я не пойду с вами. Был тут первого. Не буду мешать.

   Он с грустью наблюдал, как двое шли по боковой дороге, неся в руках букеты с траурными лентами. Они зашли в большую ограду, где был всего один памятник, с которого на них смотрел отец Юлии, светловолосый молодой красивый мужчина. Снимок был сделан в день открытия центра, в котором он и прожил свои последние часы. Дочери тогда еще не исполнилось шестнадцать, ее отцу было сорок один год. Юля помнила, как он сидел на крыльце дома, а она позвала его и сфотографировала. Отец не успел ни улыбнуться, ни сделать «лицо».

   – Здравствуй, папа, – тихо сказала она, погладила рукой холодный камень и прижалась к нему лбом. – Вот я и пришла. Снова. Чтобы снова и снова попросить прощения.

   Глеб едва слышал ее слова. Он и раньше догадывался, что Юля винит себя в смерти отца, но у него ни разу не было возможности поговорить с ней об этом. Она присела на скамейку, не отрывая взгляда от портрета, словно мысленно говорила с отцом.

   – Ему было всего сорок пять, – прошептала, не обращаясь ни к кому. – Еще жить и жить.

   Глеб положил цветы и сел рядом с ней.

   – Юля, мы с тобой никогда не вспоминали тот день.

   – И не надо.

   – Я должен тебе сказать. Послушай просто.

   – Глеб, что это изменит? Ничего не вернешь назад, не отмотаешь ленту, как в кино, и не заколдуешь меня, чтобы стереть память.

   – У твоего отца было больное сердце.

   – Я знаю. Но если бы не я…

   – Нет. Ему в тот день было плохо с утра. Я никак не мог уговорить его поехать в больницу. Видел же, что он бледный, почти белый. Когда зашел к нему в кабинет, он таблетку под язык…

   – Глеб, остановись.

   – Дослушай. Это надо и тебе, и ему. Ты думаешь, ему легко видеть единственную дочь такой?

   – Какой?

   – Виноватой. Я уже вызывал «Скорую», когда пришло то сообщение. Он не успел его открыть, но понял, что оно относится к тебе. Только сказал: «Помоги ей». И потерял сознание. Дальше ты знаешь: не успели, не спасли. Я должен был утром его отправить в больницу! Пусть силой отвезти!

   – Самому-то не смешно? Папу – и силой. Ты бы не справился. Если только вдвоем с Борькой. Но он был в отгуле. Я помню. Спасибо, Глеб, что пытаешься мне помочь.

   – Ты слышишь, что я тебе говорю? Я не помог ни ему, ни тебе.

   – Ты видел… смотрел то, что прислали? – шепотом спросила Юлия, словно боялась, что отец услышит ее.

   – Да. Прости. Но мне нужно было знать, чтобы подготовиться защищать тебя.

   – Там такая мерзость! – закрыв глаза, произнесла она.

   – Да. Но видно, что все постановочное. И в одном месте голоса слышны, не все стерли. Наверное, нарезали в спешке. Очень торопились отправить, пока ты… Я не из любопытства, просто хотел помочь.

   – Мне ты не мог помочь. Было поздно. Сразу было поздно. Знаешь, я теперь не хожу ни в кафе, ни в рестораны, не ем и не пью ничего, что мне предлагают. Всегда ношу с собой бутылку воды только одного вида. Надо и здесь найти магазин.

   – Похоже на паранойю. А что у тебя с рукой? Вчера же не было бинта.

   – Ничего страшного: неудачно передвинула мебель. Потянула мышцу, – ответила и сразу перевела разговор на другую тему. – Я знаю, что ты жил во второй половине дома. Спасибо, что не дал ему зачахнуть. Ты возвращайся назад. Я обещаю быть тихим соседом.

   – Хорошо. Спасибо.

   Они помолчали, каждый в своих мыслях. Глебу было очень важно убедить Юлю в том, что ее вины в смерти Владимира нет, но понимал, что пока ему это не удалось.

   – Юлия, ответь здесь, при отце: что у тебя на уме? Что ты задумала? Чего ты хочешь?

   Она повернулась к нему и посмотрела в глаза. Он видел, как медленно меняется выражение ее лица: оно становится маской, холодной, бесчувственной, безжалостной.

   – Я хочу отомстить всем, кто приложил к этому руки. За свою вину я отвечаю каждый день, а они продолжают жить, как ни в чем не бывало, радоваться, строить планы, больше похожие на ловушки, даже тебя уже подставляют. Думаешь, я ничего не знаю?

   Юлия встала, подошла к памятнику, поцеловала его и перекрестилась. Потом вышла из ограды и повернулась к сидевшему на скамье Глебу.

   – Не хочу при папе о них говорить. Я возвращаюсь в машину.

   Он смотрел ей вслед.

   – Месть уничтожит тебя, Юля. Нельзя этим жить.

   Потом встал и подошел к памятнику. Ему показалось, что он снова слышит слова Владимира: «Помоги ей».

   – Я постараюсь. Сделаю все, чтобы спасти ее. Вернуть к жизни.

   Вернулись молча. Все понимали, что слова ни к чему, у каждого из них были свои воспоминания о человеке, который ушел от них навсегда восемь лет назад. Его дочь упрямо сжимала губы и смотрела в окно, она никогда не плакала при ком-то. Только наедине могла отпустить свою боль, но не вину. Юлия знала, что сейчас вернется в дом отца и будет снова осторожно перебирать фотографии, на которых она совсем девчонка, а рядом молодой смеющийся отец. О том, что у него больное сердце, она не знала очень долго: он скрывал от нее все, что могло испортить ей настроение, стереть улыбку с лица. Владимир очень любил свою дочь, а она так же безмерно любила его, боготворила. Когда потеряла, то каждым нервом ощутила, что осталась один на один со всем светом, превратившимся для нее во тьму…

   – Приехали, – сказал Борис, останавливая машину неподалеку от дома Юлии. – Или ты еще куда-то хочешь съездить?

   – Нет, спасибо, – сказала она. – Тетя Оля обещала на пару часов заглянуть. Посидим с ней. Глеб, спасибо за машину и помощь. Я не часто буду отвлекать Борю от работы. А в комплекс я могу и пешком дойти.

   – Не страшно? – спросил Глеб. – Все-таки они все здесь.

   – Точно не страшно, – твердо сказала Юлия. – Это им надо бояться. Я о них знаю все, а они обо мне ничего.

   Она вышла из машины, помахала рукой мужчинам и, открыв ключом калитку, скрылась за забором.

   – Она сильно изменилась, – задумчиво произнес Борис. – Словно другой человек в ней живет. Ничего, Глеб, может, вместе мы что-то сделаем. Влада очень скучает по ней. С детства же дружили.

   – Посмотрим, Боря. Пока ничего не ясно, кроме того, что война будет. Поехали на работу. Там глаз да глаз нужен. А вечером вернусь сюда, она разрешила жить в другой половине дома.

   – Это хорошо. Хоть немного спокойнее будет. Правда, я знаю Юлю с ее шестнадцати лет, и никакого покоя не было. Они с Владой всегда чудили. Во время одного из их приключений я и познакомился с женой. Две шкодины.

   – Да, сейчас трудно представить такое.

   Глеб только себе мог признаться, как дорога ему Юлия, как ждал ее возвращения, как хотел сделать счастливой, вернуть улыбку губам, хитринку и бесшабашность взгляду. В том, что это любовь, не говорил даже себе, потому что чувствовал – не готова она к таким эмоциям. Ему придется снова ждать. Сколько? Глеб не знал, но это и не было важно. Он радовался тому, что она рядом…

   Всей картины событий восьмилетней давности не знал никто из участников, у каждого были свои воспоминания, похожие на разрозненные кусочки мозаики. Кто-то знал больше, кто-то меньше; один был организатором, другие исполнителями, а кое-кто всего лишь свидетелем. Никто не владел информацией полностью, даже спустя годы. Но видимо, пришло время расставить точки над «i», тем более что первые шаги уже были сделаны…

   Если у Евы рабочий день подходил к концу, то Юлия полностью погрузилась в воспоминания. К ней приехала давняя подруга отца, которая должна была стать его женой, и стала бы, если бы он не умер. Тетя Оля. Она прожила в городе четыре года после его смерти в полном одиночестве, передавая свои знания Глебу, готовя из него достойную замену себе и любимому Володе. Ольге было сорок, когда случилось непоправимое, но она не бросила дело, которое так любил Владимир, и сделала все, чтобы спортивно-игровой центр продолжил процветать в том виде, в котором его создал он. Потом уехала к родителям, куда-то на юг, но раз в год приезжала навестить его, дорогого ей человека.

   С Юлией они пересекались иногда, но впервые за прошедшие годы встречались в доме, полном теней. Ольга тоже отметила, что Глеб хорошо следил за состоянием жилища, и одобрила решение Юли:

   – Правильно, пусть живет во второй половине. За территорией надо приглядывать. Осень, листопад. Да и мне спокойнее будет. Ты, как я поняла, надолго приехала?

   – Не знаю пока. Посмотрим. Надо кое-что здесь закончить, а потом уж ясно будет. Ты же знаешь: меня ничто и нигде не держит, я не привязана к месту. Мне никто не нужен, и я никому не нужна.

   Женщина покосилась на нее, едва заметно подняла уголок рта, но ничего не сказала. Они вспоминали, смотрели фотографии, видео. Ольга плакала, Юлия нет. Только ее глаза становились словно стеклянными, застывшими. Поздно вечером она проводила подругу отца на вокзал и вернулась домой, когда уже было совсем темно. Посмотрев на огромный дом, Юля почувствовала что-то похожее на уютное тепло, потому что окна были живыми, светились в ночи, как маяки, на которые хотелось идти. Уже подходя к своему крыльцу, она заметила огонек сигареты на соседнем участке и сразу же услышала:

   – Ольгу провожала?

   – Да, она тебе привет передала. Обещала позвонить. И еще сказала, что в камере хранения на вокзале для тебя что-то есть. Оля сама сообщит номер ячейки и код.

   – Хорошо. Спасибо.

   – Доброй ночи, Глеб.

   – И тебе.

   Девушка тихо закрыла за собой дверь, и больше ни звука не доносилось с ее половины, а вскоре и свет погас. Глеб медленно обошел всю территорию по периметру, приглядываясь, прислушиваясь, принюхиваясь, как сторожевой пес. Каждый шаг отдавался в голове своими воспоминаниями: родители, авария, кома, Владимир, новый город и совсем другая жизнь. Когда Глеб переехал сюда, ему было почти двадцать семь, и он остался совсем один. Если бы не дядя Володя, давний друг отца, не известно, как сложилось бы все дальше. Он организовал похороны, пока сам Глеб находился в больнице, потом помог с продажей квартиры, перевез его, еле живого в свой дом и окружил отеческим теплом. Юлия не удивилась такому решению отца, отнеслась к новому жильцу по-дружески, не демонстрируя при этом жалости, словно не хотела унизить его. Она была погружена в свою юность, учебу, интересы. На Глеба почти не обращала внимания, да и выглядел он тогда, как скелет.

   Ему было тяжело на новом месте, но Владимир не дал ему замкнуться: начал брать с собой на работу, тренировки, рыбалку. В общем, они везде были вместе. Незадолго до трагедии сказал Глебу, что хотел бы видеть его рядом с дочерью. Мечты отца остались мечтами: более одиноких людей сложно было найти. За восемь лет изменилась не только Юлия. Потеряв тогда в течение полугода родителей, а потом и человека, ставшего ему вторым отцом, Глеб превратился в того самого «универсального солдата», не показывающего ни эмоций, ни чувств. Не осталось и следа от мягкого доброго парня. Но он всем сердцем был предан Юлии, до самой последней капли горячей живой крови.

ГЛАВА 3.

Проснувшись, как всегда, в шесть утра, Глеб тихо передвигался по своей территории, боясь шумом разбудить Юлию, хотя прекрасно понимал, что она вряд ли услышит, даже если у него рухнет шкаф с посудой: звукоизоляция в доме была отличной. Но каково же было его удивление, когда через полчаса он увидел в окно ее, возвращавшуюся с пробежки. В сером костюме с накинутым капюшоном Юля выглядела, как подросток. Не было заметно никаких отличительных черт девушки – ни выпуклости груди, ни округлости попы. Лишь когда она остановилась в дальнем углу своего участка и уперлась руками в бока, восстанавливая дыхание, стала понятна ее принадлежность к женскому полу. И снова ненадолго, потому что Глеб с все возрастающим удивлением наблюдал, как она начала подтягиваться на отцовском турнике, чисто по-мужски, рывком поднимая свое тело к перекладине. Однако было ясно, что правая рука мешала ей заниматься в полную силу. Тогда Юля остановила свою зарядку, достала из железного ящика, стоявшего рядом со столбом турника, кожаный крепкий напульсник, надела его и продолжила занятие. Через боль. Смотревший на нее мужчина видел, что она все же бережет руку. Потом были отжимания, растяжка и элементы различных единоборств. Ее ноги, казалось, рассекали воздух, руки мелькали со скоростью броска змеи, прыжки, повороты – колоссальная нагрузка на организм.

   Глеб, как завороженный, смотрел на хрупкую девушку, понимая, что перед ним работает страшная по своей силе и подготовке боевая машина.

   – Так вот чем она занималась восемь лет, – не замечая, что говорит вслух, произнес он и потер висок. – Готовилась к ответному удару. Не знаю ни одного человека, который мог бы такое повторить. Кто же ее готовил? Из сопливой девчонки сделали бойца. Теперь понятно, почему она сказала, что это им надо бояться. Девочка моя, как же тебя отогреть? Ты мне так нужна…

   В задумчивости он собирался на работу; предупредил Бориса, что машина с утра ему не потребуется; вышел на улицу, когда Юля уже убежала в дом. Сегодня на нем был строгий костюм серо-синего цвета, белая рубашка, голубой галстук. От сочетаний таких оттенков его глаза казались светлее и живее. На сегодня у него и хозяйки спортивного центра планировалась встреча с представителями городской администрации по поводу старого здания с бассейном, судьба которого висела на волоске.

   Глеб тоже любил ходить через парк, особенно рано утром, когда там еще мало людей. В кармане всегда носил пакет с орешками для белок, которые встречали его целой компанией. Он приседал на корточки и протягивал вперед ладонь, полную угощений. Рыже-серые пушистые красавицы бесстрашно прыгали ближе и забирали дань. Эти маленькие зверьки всегда вызывали улыбку, такую редкую на суровом мужском лице. С ними можно было почувствовать себя беззаботным мальчишкой. Лишь на несколько минут, но и этого хватало, чтобы подзарядиться от природы добротой и чистотой.

   – Здравствуй, Глеб, – послышался рядом голос Евы, и белки бросились в разные стороны. – Вот так всегда! Убегают от меня, не хотят брать угощение из моих рук. Может, им парфюм не нравится? Как думаешь?

   Очарование осенней тишины развеялось. Глеб выпрямился, с тоской глядя на пушистые хвосты, мелькавшие между деревьями. Потом повернулся к стоявшей рядом с ним девушке и спокойно произнес:

   – Здравствуй, Ева. Думаю, не в ароматах дело. Просто животные чувствуют людей. Значит, ты не вызываешь у них доверия.

   – Подумаешь, – дернула она плечом. – Переживу как-нибудь.

   – Не сомневаюсь.

   Он пошел по дорожке в сторону спортивного центра, невольно ускоряя шаг. Ему очень не хотелось идти рядом с ней. Но Ева была на этот счет другого мнения: догнала его и взяла под руку. Глеб остановился, медленно высвободил локоть и, чуть отстранившись, обернулся к ней.

   Обвел взглядом с головы до ног, обратив внимание на фирменные кроссовки и дорогие джинсы. Помедлив пару мгновений, он твердо сказал ей, стараясь не выглядеть грубым:

   – Никаких прикосновений.

   – Но мы же еще не на работе, – не принимая его отказ, улыбнулась она. – Неужели нельзя просто опереться на тебя?

   – Нет. Тебе не нужна никакая опора. Ты можешь справиться сама с любой проблемой. В крайнем случае, привлечешь помощников. Тебе же не привыкать, да?

   Говоря все это, Глеб смотрел прямо в ее большие голубые глаза, которые наполнялись слезами, покатившимися по щекам огромными бриллиантами. На белой кофточке остались следы от соленых капель. Если бы он не знал правды, уже размяк бы, но Глеб знал многое.

   – Опять ты на что-то намекаешь! – с тоской в голосе констатировала Ева. – Не представляю, что тебе наплели обо мне, но я ничего плохого никому не сделала. А любые факты можно перевернуть так, что и святой будет выглядеть грешником.

   – Ева, – безлико, как автомат, произнес Глеб, – к твоему сведению: не я тебя брал на работу. Я был и остаюсь категорически против. Это приказ Снеговой. Не странно ли тебе ее решение?

   Он отвернулся и быстро пошел к зданию, не оглядываясь назад, всем видом показывая, что ему нет до нее дела. Вряд ли Глеб отдавал себе отчет, что очередной отказ лишь сильнее заводит ее. Она достала из сумки зеркальце, салфетку и промокнула влажные дорожки.

   – Макияж чуть не испортила из-за тебя, глупенький, – проворковала Ева. – Не хочешь по-хорошему, значит, пойдем длинным путем. Секс тут не главное. Для этого можно и Сычу благосклонность вернуть. Он уж точно горячее. Давно что-то мы с ним не… А может, выйти за него замуж? У него денег – мне на все хватит. Всех можно купить с потрохами. Хорошая мысль! Молодой муж, подневольный любовник, и никаких детей.

   Спрятав вещи в сумочку, она улыбнулась сама себе:

   – Эх! Как интересно жить! Ты, Глебушка, уже на крючке, просто еще не знаешь об этом. На хорошем крючке, прочном. Внимательнее надо быть, когда подписываешь документы. А секс – это просто приятное приложение к тебе, дополнительный бонус. Может, под этой толщей льда скрывается самый мощный в мире вулкан? Проверим.

   Закончив с размышлениями вслух, она направилась следом за Глебом. Ева знала о каждом его шаге, обо всех намеченных встречах и планах; по-прежнему считала, что именно он является первой скрипкой, и его надо «устранить», перетянув на свою сторону.

   Однако ее чудесное настроение слегка подпортилось неприятным душком, когда она увидела в углу окна паучье плетение и его самого в центре отвоеванной территории. Ева моментально разозлилась, нажала кнопку вызова на рабочем телефоне:

   – Влада, немедленно зайди.

   – Слушаю, – спокойно сказала секретарь, появившись на пороге кабинета меньше, чем через минуту.

   – Объясни мне, откуда эта гадость снова на окне? Напиши от моего имени докладную на Глеба с требованием уволить уборщицу.

   – Прошу прощения, но это не входит в мои должностные обязанности.

   Голос Влады звучал ровно, без эмоций, и смотрела она открыто, не отводя взгляда. Красивые ярко-голубые глаза в обрамлении красного-оранжевого пожара выражали осуждение и укор. Ева вздернула брови, потом нахмурилась и внимательно посмотрела на рыжеволосую маленькую девушку, стоявшую перед ней.

   – Я не поняла: ты не дорожишь своим рабочим местом? Да я только скажу Глебу, и ты вылетишь пулей отсюда, и муж твой тоже.

   – Ваше право говорить директору или нет. Но я не буду строчить доносы и кляузы даже от вашего имени. Если ко мне больше нет вопросов, я могу идти?

   – Иди. И можешь собирать вещи. Кстати, на выходе тебя обыщут, не стащила ли чего.

   Влада покраснела, но возражать не стала. Вместо этого она заглянула в блокнот и сообщила, придерживаясь стиля разговора начальницы:

   – Кстати, вас приглашают в переговорную для беседы. Налоговую интересует, не превысили ли вы полномочия в личных целях.

   – Что ты сказала? – свистящим шепотом спросила Ева.

   – Я повторила слово в слово то, что мне поручили. В десять утра.

   Когда дверь за секретарем закрылась, в комнате было тихо, лишь едва слышно урчал рабочий компьютер.

   – Какая-то глупость. Они не следственные органы, чтобы задавать такие вопросы. Ладно, посмотрим. Я-то знаю, чьи подписи стоят на всех документах. А паук так и остался на месте. Придется с Глебом поговорить: надо искать новую уборщицу и секретаря.

   Вдруг ей послышался смех на улице. Она развернула кресло, встала, выглянула в окно и была удивлена, увидев Бориса с девочкой на руках и Снегову, которая держала кроху за маленькую ладошку. Рыжеволосая наследница была в голубом вязаном костюмчике и белой шапочке. Эти цвета еще сильнее оттеняли огненный ураган волос, который сильно контрастировал с лысой головой отца и светлыми волосами Юлии, заплетенными в косу. Хозяйка «Green Hill Center» была в темном брючном костюме и казалась еще тоньше, чем при первой встрече. Неожиданно она оглянулась и посмотрела прямо на Еву, которая не успела отойти от окна, и теперь вынуждена была мериться взглядами со Снеговой. Юля смотрела безразлично с долей презрения, которое и не пыталась скрывать. Потом ее губы чуть скривились, глаза сузились, и Еве показалось, что перед ней оскалился страшный зверь. Она моргнула, сделала шаг назад, но через несколько секунд снова посмотрела в окно: на площадке никого не было.

   – Да пошла ты! – сказала Ева в пустоту. – Тебя никто не звал сюда. Сама напросилась, сама и получишь. Видимо, мало тебе было одного урока.

   Она вернулась к столу и «оживила» ноутбук. Перед ней открылась страница с пометками под заголовком «Первый». Глаза быстро бегали по строчкам, пальцы жали на клавиши, выделяя цветом спорные моменты, которые можно было разрешить лишь после встречи с налоговой. Но Ева не волновалась на этот счет, обеспечив свою безопасность ценой подставы Глеба, которого позже намеревалась заставить шантажом действовать в соответствии с ее указаниями. Единственное, что напрягало, это то, как быстро они докопались до сомнительных документов, словно работали по наводке.

   – Но тут может быть чисто дело случая. Черт знает, как они на них нарвались. Посмотрим. Там лишь моя виза, а подпись его. Надо на городской новостной сайт зайти, посмотреть, не вбросили ли что-то по «Второму». Здесь у меня пробелов гораздо больше. Неужели выставят на аукцион? Его же сносить собирались. Там остаточная стоимость нулевая. Само здание ничего не стоит, а вот земля, на которой оно стоит, и местоположение… Вот она, мечта! Центр, любимый парк горожан, эти чокнутые белки, которых все любят, и два моих комплекса! Они станут самыми популярными, не то, что сейчас – только для мужиков. Не будет никакой благотворительности. Пусть уговаривают, чтобы я позволила проводить здесь какие-то соревнования, и то только за большие деньги. Каждый сантиметр должен приносить прибыль. Халявы не допущу. Весь персонал заменю, кроме Глеба. Оставлю его свадебным генералом, красивый все же. Не отнять. Парковки расширить, клумбы заменить на искусственные бонсаи. Еще бы детскую площадку отнести дальше, слишком уж шумно, когда окна открыты. Все должно быть для удобства клиентов. Эх, если бы весь парк… Как там в старом фильме: «Королевство маловато, разгуляться мне негде!»

   Полет ее фантазии был прерван напоминанием Влады о времени визита в переговорную. Ева вынула флешку, спрятала в коробку с пластмассовыми скрепками и ушла за интересующими ее сведениями. Но выведать ничего не удалось, налоговики не отвечали на вопросы, а задавали их много, и понять направление она не смогла. Ева держалась приветливо, пояснения давала такие запутанные, что и сама к концу разговора не помнила, что говорила в начале. Казалось, что ее, как муху, потихоньку куда-то тянут на тонкой паутинке. Но она была уверена в своих силах, уже предпринятых шагах и дальнейших продуманных действиях.

   – И вот еще, что обращает внимание: почему некоторые постоянные поставщики получили отказы после окончания действия договоров? Именно вы рекомендовали другие организации, менее известные, с малым опытом работы. Хотелось бы получить письменный ответ, чтобы потом не было претензий в наш адрес о неточностях в изложении. И последнее: вот перечень тех вопросов, которые были заданы сегодня. Прошу так же ответить письменно. Время нас не поджимает, но надеюсь, что к концу завтрашнего дня мы получим эти документы от вас. Дополнительно ставлю в известность, что в рамках проверки мы можем провести внеплановую инвентаризацию, конечно, по согласованию с владельцем. Пока решение не принято. Благодарю за сотрудничество.

   Не все в беседе Еве понравилось, но она отложила размышления на потом. Гораздо важнее было узнать, чем закончилась встреча Снеговой. А для этого нужно было позвонить Сычу, мать которого работала в администрации. Но сколько бы Ева ни набирала его номер, дозвониться не смогла: абонент был вне зоны действия сети. И это не понравилось ей еще больше.

   После обеденного перерыва, вооружившись веником, она решила изгнать паука с его излюбленного места: открыла окно и потянулась к верхнему углу. В это время в зоне видимости показалась машина исполнительного директора, и Ева отпрянула назад, оставив приоткрытой створку, в надежде услышать важную информацию. Однако она не смогла справиться с желанием еще и наблюдать за разговором, а потому, встав наискосок от нужного ракурса, вся обратилась в слух и зрение, усилив его очками.

   Сначала с заднего сидения появился Глеб, он обошел машину, открыл ее и протянул руку. Юлия оперлась на нее и быстро оказалась в опасной для нее близости с мужчиной, но почему-то не испытала привычного уже дискомфорта: Глеб не вызывал у нее отторжения. Ее это очень удивило.

   – Ты прекрасно провела переговоры, – сказал он ей, – просто уложила на лопатки сразу, сделав такое предложение.

   – Нам выгоден аукцион, городу тоже. Никто не знает, сколько будет желающих принять участие. Цена может возрасти в разы. Их бюджет, сам понимаешь, ограничен, а так они могут получить хорошие деньги.

   – Согласен, но если будет только один участник, аукцион не состоится.

   – Не думаю, что это возможно. Двоих я уже знаю.

   – Я, кажется, тоже.

   Ева слышала не все, но главное поняла: она не потянет такую игру финансово. И в голове снова возникли картинки из прошлого:

   «Значит, надо срочно менять план. И наконец-то использовать то интересное видео».

   Однако продолжившийся на улице разговор перетянул ее внимание на себя.

   – Спасибо, Глеб. Ты мне очень помог сегодня. Я впервые за восемь лет почувствовала, что не одна.

   У Евы внутри все похолодело: такого общения Снеговой и «ее» Глеба не должно быть. Она чуть выглянула, напрягла зрение, да так и застыла, не моргая и не дыша. То, что Ева увидела, не просто выбило ее из колеи – это заставило забыть абсолютно все и всех.

   Он улыбался! Так открыто, весело, широко, как никогда не делал этого при ней. А потом запрокинул голову назад и рассмеялся. Его следующее действие обожгло все внутри, будто пронзило ее огненной шпагой: Глеб обнял Юлю, прижал осторожно к себе и что-то шепнул ей на ухо. Под испепеляющим взглядом Евы они так и простояли несколько секунд, пока из машины не высунулся Борис и не напомнил, что Юля собиралась куда-то ехать. Она сразу заторопилась, села в машину, которая тут же рванула с места. Глеб стоял, по-прежнему широко улыбаясь, потом закинул руки за голову и так сладко потянулся, что Ева чуть не застонала от желания дотронуться до него и от понимания того, что не из-за нее он такой счастливый. Она села в кресло и немигающими глазами уперлась в монитор рабочего компьютера. Вот теперь Ева почувствовала себя запутавшейся в паутине почти полностью, и чем сильнее она дергала ручками-ножками, тем плотнее ее стягивали невидимые ниточки. Она-то считала себя стратегом и тактиком предстоящей войны, но оказалась не готова к тому, что увиденное несколько минут назад так накроет ее.

   – Он еще и переоделся: другой костюм, галстук. Уж точно не ради визита в администрацию. Раньше такого ни разу не было. Ну что же, придется ускорить процесс. Больше он не будет так улыбаться ей – не мне, значит, и никому. Будет собачонкой сидеть у моих ног, лишь бы ни сесть в другое место, – сказала Ева и позвонила Владе. – Принеси кофе. И посмотри, когда у Глеба есть свободное время.

   Через минуту чашка горячего напитка стояла перед ней.

   – Глеб Ильич освободится в половине пятого, – доложила секретарь и вышла из кабинета.

   Обрывки мыслей хаотично вертелись в голове и никак не хотели собираться в ранее выстроенные точные алгоритмы действий. В довершение всего резко открылась дверь, и появившийся на пороге объект ее мечтаний произнес:

   – Ева, зайди ко мне через десять минут. Есть вопросы. Потом я уеду, планы изменились. Тебе хватит этого времени, чтобы допить кофе?

   Глеб смотрел на милую, даже красивую девушку, но видел лишь опасность. По его виду нельзя было догадаться, о чем он думает – как всегда строг, подтянут, словно закрыт невидимыми защитными латами. Ева сидела с чашкой любимого напитка и еще не сделала ни одного глотка.

   Она отвел взгляд в сторону, кивнула и тихо сказала:

   – Я зайду, Глеб.

   Он сразу же ушел.

   – Интересно, не об этих ли планах он шептался с ней? – спросила себя Ева, чувствуя, как ее грызет ревность, мешая холодно рассуждать и вообще думать. – Почему меня так зацепило? Да потому что он мой, как и это здание, и то, другое, для женского клуба, что она хочет у меня оттяпать. Ничего не отдам. Говорила тогда отцу: купи мне этот чертов комплекс! «Нет, его же Володя покупает». А ведь можно было успеть. Не поверил, что справлюсь, посчитал это блажью. Столько лет не могу получить свое назад! И эта… опять рядом вертится. Еще и Глеб такой странный с ней.

   Она забыла о кофе. Встала, подошла к зеркалу, осмотрела себя и успокоилась: все-таки сравнивать ее и Юлию просто глупо – ясно же, кто привлекательнее. В таком приподнятом настроении и отправилась к исполнительному директору. Стукнув пару раз костяшками пальцев по двери, выждав несколько секунд, Ева зашла к нему в кабинет. Глеб не поднял головы от документов, которые подписывал, лишь сказал:

   – Минутку подожди, не все успел. Присаживайся пока.

   Она села напротив и следила за каждым его движением, любуясь мужчиной, пока он не видел этого. Он изучал, сверял страницы, что-то смотрел в компьютере и только потом ставил подпись. Ева неотрывно следила за его лицом, потому что директорские росчерки на бумаге знала до миллиметра, подделывая их на нужных ей экземплярах. Она виртуозно расписывалась за него уже несколько месяцев, никому и в голову не могло прийти, что Глеб не имеет отношения к липовым бумажкам. Для нее это было рычагом шантажа на будущее.

   И все же она посмотрела на его руки, мгновенно отключившись и представив, что он может сделать с ней своими длинными пальцами, как глубоко они проникнут, как быстро будут двигаться внутри, как ее же влага будет блестеть... Резкий спазм скрутил низ живота, жаждущие близости мышцы сильно сократились, едва не заставив Еву стонать. В последний момент она прикусила губу, чтобы вернуть себя в нормальное состояние. Глеб медленно поднял на нее взгляд, и снова Ева полетела в омут зеленых глаз, цепляясь за движения его рук, как за спасательный круг. И вдруг!

   «Черт… Я никогда не видела, как он ставит подпись, просто копировала рисунок. А надо было посмотреть. Идиотка».

   Он спокойно наблюдал за ее реакцией, даже не старался спрятать свои эмоции. Понимал, что Еве сейчас не до чего: только что она поняла, что все подделанные ею документы находятся в переговорной: они могут быть признаны таковыми, если кто-то заметит разницу.

   Глеб сразу, с первого резюме Евы, увиденного в почте, знал, что в «Green Hill Center» она не сможет работать честно. Он, не поставив в известность Юлию, отказывал много раз. Не хотел, чтобы кошмар прошлого вылез в настоящее. Однако Снегова все решила сама, отправив ему сообщение о согласии с «выбранной им кандидатурой на пост коммерческого директора». После этого Ева начала осваиваться на новой должности в том самом месте своей мечты, к которому стремилась столько лет. И поначалу к ней не было вопросов, но Глеб не терял бдительность. И не только он, но еще три человека знали, чего можно ожидать от Евы. Влада, которая дружила с Юлей с первого класса; Борис, знавший Снегову двенадцать лет; Олег, работавший в центре продавцом и учившийся с ней в институте. Подробностей той далекой истории не знал никто из них, но каждый понимал, что Ева сыграла в ней главную роль.

   Именно Влада первой заметила, что под договором закупки с новым поставщиком стоит подделанная подпись. Вечером того же дня она задержалась на работе и обо всем доложила Глебу. Подобных действий он и ждал от Евы. Связался с Юлией по телефону, она дала команду не мешать «работе» коммерческого директора. И документов с рисунком вместо подписи становилось все больше, Ева вошла во вкус. Глеб не вполне понимал, зачем ей это надо, ведь цена самих сделок была незначительной, но подозревал, что она преследует несколько целей сразу.

   Все эти воспоминания пронеслись в его памяти, пока он смотрел на нее, а ее взгляд был устремлен на ту самую точку, которую ставил Глеб на некотором расстоянии от своего росчерка.

   – Ева? Все нормально? – спросил он, откладывая ручку в сторону.

   – Да, все хорошо. Задумалась просто.

   – Понятно. Перейдем сразу к делу. Я посмотрел твои предложения по подготовке к соревнованиям. Скажу прямо – не согласен с выбором по многим позициям. Забирай все это, – показывая свое недовольство, Глеб подвинул к ней папку, – и переделай от начала до конца. Представленная работа соответствует уровню начинающего специалиста, но не коммерческого директора. Или ты поручила кому-то и не проверила?

   – Да… нет… Я разберусь, Глеб. Расстроили меня сегодня, вот я и не досмотрела.

   – Кто же осмелился?

   – Понимаешь, через секретаря просила уборщицу еще раз вымыть окно в кабинете. Но она или не делает этого, или специально не трогает этого паука, чтобы меня злить.

   – Ничего не понял про паука. Что за ерунда?

   – Тебе ерунда, а мне противно, когда в углу висит паутина!

   – У тебя есть время смотреть в окно? – безразлично спросил Глеб. – Значит, надо больше тебя нагружать.

   У Евы брови подпрыгнули вверх, но она не упустила из виду главное: он не вернул ей подделанные документы, а значит, ничего не заметил.

   «Не знает пока. Может, это у меня глюки начались. Но надо немного притихнуть».

   – А какие у тебя планы изменились? – пытаясь затянуть разговор, спросила Ева.

   – Это не имеет отношения ни к тебе, ни к работе, – сказал, как отрезал, Глеб. – Иди, займись делом.

   – У меня есть просьба, пока не требование.

   – Даже так? По поводу чего?

   – Я хочу уволить ту уборщицу и Владу.

   – Нет. Без комментариев. Не задерживаю больше.

   – Но секретарь отказывается выполнять мои поручения! – стояла на своем Ева.

   – Да? Например.

   Она торопливо начала рассказывать о той же проблеме с пауком, но Глеб ее прервал:

   – Влада правильно сделала, что отказалась. Твои жалобы – ты и пиши. Но лучше не трать время и бумагу, все равно никого не уволю. Закончили.

   Ева встала и направилась к выходу, там оглянулась, надеясь поймать взгляд босса на своей фигуре, но он смотрел только на экран компьютера. Когда она вышла, Глеб выдохнул. Ощущение присутствия рядом холоднокровного существа ему не нравилось, но теперь выбора совсем не было. Юлия не отступит, а он должен быть рядом, потому что ей нужна защита, и от нее самой тоже.

   Но не только Ева была сегодня поражена улыбкой Глеба. Юля тоже не могла забыть увиденное. Еще и воспоминание о его прикосновении, которое не было ей противно. Для нее это стало потрясением, потому что ее кожа не переносила ничьих касаний, если это не относилось к тренировкам. Не имело значения, кто случайно до нее дотрагивался, это всегда вызывало одинаковую реакцию отторжения – до боли, будто плеснули кипятком или порезали ножом.

   Борис отвез ее за город и уехал назад, чтобы вернуться через два часа. Она в задумчивости медленно шла к полигону, вспоминая Глеба. Для Юли словно стало открытием, что у него есть глаза необычного цвета; длинные, по-девичьи пушистые, черные ресницы; плотно сжатые губы, которые вдруг растянулись в задорную улыбку. А потом он засмеялся, закинув голову назад, и Юля смотрела на его белые зубы, напрягшуюся шею, темную щетину. Все это сейчас мешало ей сосредоточиться, отвлекало от места, в которое она приехала не гулять, а заниматься стрельбой. Как говорил ее учитель: ни дня без тренировки, или ты перестанешь чувствовать свое тело. А Юля его и так не чувствовала. Ей казалось, что она заведенный механизм, который движется к своей цели, несмотря ни на что. Каждый день похож на предыдущий и следующий, как двойник. Просто череда одинаковых суток, приближавших ее к тому, что неотвратимо должно было произойти. И вот на фоне такой механически-мертвой жизни вдруг, как солнце среди туч, улыбка!

   – Это же Глеб, просто Глеб, – убеждала себя Юлия. – Он мне не друг и не брат. А кто? Подчиненный? Сын давнего друга папы? Я его никогда никак не воспринимала. Что случилось сегодня?

   Но сколько бы она ни спрашивала себя, ответа не было. Его предложение приготовить ужин и посидеть вместе на улице во дворе дома Юля не успела отвергнуть. В тот момент она прислушивалась к себе и своим ощущениям, которые притаились и не заставляли нервные окончания вставать дыбом. А потом решила, что надо узнать друг друга ближе, все-таки жить придется по соседству какое-то время.

   От непривычных размышлений о мужчине у Юлии разболелась голова. Занятия же с оружием требовали сосредоточенности и спокойствия. Чтобы хоть как-то устранить дискомфорт, она расплела косу, выпила немного воды из бутылки, которая всегда была при ней, и направилась в сторону стрельбища. Конечно, Юля не планировала когда-либо в жизни применить свое умение, но считала, что надо быть готовой ко всему. За прошедшие восемь лет она научилась хорошо стрелять, разбиралась в оружии, умела за ним ухаживать, владела навыками боя с применением различного холодного оружия, прыгала с парашютом и даже водила танк на полигоне. Но больше всего любила лошадей. Красивые, сильные, преданные животные покорили ее. С ними он разговаривала, им улыбалась, их трогала. Может, только общение с лошадьми остановило растущую фобию прикосновений.

   Прежде чем вернуться в родной город для приведения мыслей о мести в реальность, Юлия нашла место за городом, которое бы отвечало ее интересам, и купила абонемент до конца года. Ей не был нужен инструктор, только территория, свободное время и вооружение. Посетителей было мало, но серьезная худенькая девушка, которая стреляла так, словно это было ее профессией, привлекла внимание. В этом поселении ее не знали, а потому ореол таинственности сразу же был приписан Юле. Она ни на кого не обращала внимания, просто тренировалась, не позволяя разгулявшемуся воображению помешать ее механической жизни.

   «Никаких эмоций, чувств, симпатий. Никого не подпускать, никому не доверять. Я должна рассчитывать только на себя», – с каждым выстрелом, с каждым словом душа покрывалась броней.

   Через два часа Юля села в машину к Борису и, как ни в чем не бывало, расспрашивала о семье, творческих планах, связанных с его необычным для мужчины хобби.

   – Не надумал еще магазин открыть? Твои работы очень хороши.

   – Зачем мне эта морока? Я через интернет принимаю заказы, а потом отправляю клиенту, после оплаты, конечно. Возвратов и жалоб не было. Все довольны. Сеть расширяется. Сама знаешь, как быстро распространяются слухи.

   – Знаю, Борис, знаю, – задумчиво сказала она. – Отвези меня домой. Никуда больше не поеду. Много работы впереди.

   – Юль, ты совсем похудела. Как щепка стала. У тебя ничего не болит?

   – Все нормально, я здорова. И прекрасно знаю, что для тебя нет никого красивее твоей Влады. Так что, не стоит говорить обо мне и моих костях. Ладно?

   – Как скажешь, босс.

   Юлия не повелась на его, якобы, обиду; поблагодарила за помощь, попрощалась, как только машина остановилась, и ушла. Борис не понимал, почему она не подпускает к себе старых верных друзей. Он не обижался на нее, а переживал, волновался за дочь человека, память о котором жила с ним каждый день. Боре было невдомек, что Юля не хочет втягивать дорогих ее сердцу людей в свою войну, потому что знала – Ева переступит через любого. А подержав маленькую рыжую дочурку Влады за ручку, утвердилась в принятом решении отодвинуть всех от себя, как можно дальше. Лишь Глеб своей открытой улыбкой пробил брешь в этой глухой стене.

   Она сделала несколько шагов и остановилась, разглядывая дом.

   Сейчас он не казался ей покинутым всеми, даже будто повеселел, сверкая чистыми окнами. Юля помнила, как отец строил его, она сама старалась помогать ему, и его друзья тоже. Память тут же подбросила воспоминания о них – молодых, сильных, здоровых. Был среди них и отец Евы…

   Дом на два хозяина: одна часть светлая, там потом осталась тетя Оля; а вторая серого цвета, мужская сторона. Именно в ней и жила теперь Юлия, Глеб – в «женской» половине. Дом выглядел строго, аскетично, без каких-либо архитектурных изысков: два этажа, балконы, гаражи. Уютно. Тихо. Она прошла по тропинке к своей части здания, обогнула его и замерла, увидев Глеба в повседневной одежде возле мангала. Он стоял к ней спиной, держа в одной руке щипцы для мяса, а в другой сигарету, которую периодически курил. Юля не шевелилась, просто разглядывала его: высокий, худощавый, чуть сутулившийся, чего она раньше не замечала. На нем был черный джемпер и вытертые старые джинсы. Глеб вдруг оглянулся, но она не отвела глаз, все так же внимательно его рассматривая. Он снова улыбнулся ей обезоруживающей улыбкой и сказал:

   – Скоро будет готово. Я не знаю, что ты ешь, поэтому тут всего по чуть-чуть: мясо, курица, рыба. На выбор. Еще овощи запеку, и можем приступать. Алкоголя нет.

   – Я не употребляю такие напитки. У меня есть минут десять?

   – Конечно. Не спеши, я не начну без тебя.

   И снова улыбка, которая делала больно, так больно, что трудно было дышать. Юле от непонимания нахлынувших эмоций захотелось плакать, в горле что-то сжалось, задергалось, пронизывая тело до самого сердца. Она развернулась и быстро скрылась в доме. Как только дверь захлопнулась, навалилась на нее, пытаясь остановить слезы, обжигавшие веки, раздиравшие грудь. Юля упрямо мотнула головой, прогоняя эмоции, и, глубоко вздохнув, направилась в ванную; умылась холодной водой, убирая с лица всю косметику. Она мало ей пользовалась, потому что не любила: и так жила в маске столько лет, лишняя мазня мешала дышать. Переодевшись в джинсы и тонкий серый свитер, собрав волосы в подобие пучка и взяв бутылку воды, Юлия встала перед закрытой дверью. Глядя прямо перед собой, настраивалась сделать шаг за пределы привычной жизни. Она не боялась прошлого, потому что считала его побежденным, но не знала, чего ждать от себя рядом с человеком, который вызывал странные эмоции и ощущения. Наконец, Юлия вышла на улицу.

   – Ты вовремя, – сказал Глеб. – Я как раз уже все закончил. Присаживайся, где тебе удобно.

   Небольшой столик и два стула расположились недалеко от его крыльца. От расставленных блюд поднимался пар.

   – А можно на траве? – спросила она.

   – Конечно. Только плед постели. Земля уже холодная, скоро и темнеть начнет.

   – Странно, сегодня же четверг. Почему не завтра такое застолье?

   – Какая разница? Просто ужинаем почти на природе. Здесь хорошо: в этой части нас не видно никому, – как бы между делом успокоил он. – Деревья разрослись, я не стал их опиливать. Живой щит от шума, пыли, любопытных глаз. Хотя соседи у тебя – отличные люди. Те, что были раньше, съехали года три назад.

   – Это хорошо. Глеб, ты ешь, я не ужинаю. Взяла с собой воду.

   – Как хочешь. Хотя надо бы поесть. Может, по кусочку всего попробуешь? Оценишь мои кулинарные способности?

   – Не знаю. Может, позже.

   Ей нравилось, что он не настаивает, ведет себя, словно они давно знакомы.

   «А ведь так и есть, – подумала Юлия, – мы знакомы больше восьми лет. И папа его любил, доверял ему. Папа… За такой период многое могло измениться. Надо проверить и понаблюдать за его реакцией. Кто знает, какой он сейчас? И вряд ли он будет улыбаться».

   – А хочешь, я расскажу о себе? – спокойно спросила она.

   – Очень хочу. Все, что сочтешь возможным, – ответил Глеб, накрывая стол термозонтом и усаживаясь на ступеньку так, чтобы можно было видеть Юлю и не напрягать ее своей близостью.

   Его внимательный взгляд без капли жалости придал смелости и сил.

   – Тогда слушай, – кивнула она.

   Ее глаза словно подернулись пеленой далекого прошлого, и робкая улыбка коснулась губ.

   – Я подкидыш, самый настоящий. Папе было двадцать пять, когда он впервые смог снять отдельную от многочисленных друзей квартиру. Не успел насладиться свободой, как однажды утром, в субботу, позвонили в дверь. Пока он одевался, посетитель смылся, оставив на пороге квартиры кулек, в котором была я. Папа рассказывал, что чуть не упал от неожиданности. Бежать и догонять кого-то, смысла не было, а потому он взял ребенка и вызвал милицию. Тогда это так называлось. Они не очень торопились на необычный вызов, и папа успел выяснить, развернув орущее дитя, что это девочка, совсем крохотная. В пеленке лежала записка: «Она твоя». И дата рождения, из чего получалось, что ребенку шел второй день. Понять, похож ли на него младенец, в таком возрасте сложно, но послание тронуло его. В общем, он все рассказал прибывшим милиционерам, которые забрали малыша и отвезли в больницу. Папа приложил немало усилий, чтобы оформить на себя отцовство, но после проведения анализа ДНК, который подтвердил правдивость записки. В общем, в строке «мать» моего свидетельства о рождении стоит прочерк, и меня никогда не интересовало, кто меня родил, жива ли эта женщина. У меня был только папа, который вырастил меня с пеленок. Один. Он брал меня везде с собой: корзина или коляска всегда была в машине, даже если все его друзья выбирались на пикник. Наверное, это можно назвать «дочь полка». Папа разрешал все, но так переживал за меня, как иные матери не волнуются за своих детей. Счастливое детство, в любви самого дорого человека… Я росла шкодиной, но ни разу не была наказана. Не помню точно, когда папа ушел с государственного предприятия и решил заняться бизнесом. Думаю, это он тебе сам рассказывал, не буду повторяться. В то время я помогала, как умела: готовила, убирала, стирала, даже пыталась гладить его рубашки. Не очень получалось, конечно, но папа гордился моими успехами во всем. Он рано приобщил меня к спорту. Гимнастика, плавание, легкая атлетика. Все было так здорово!

   Глеб не перебивал ее, давая выговориться. Он все видел сейчас глазами Юлии, вместе с ней проходил день за днем ее жизнь.

   – Когда мне исполнилось пятнадцать, папа решил выкупить старое здание у города, прозванное в народе «стекляшкой», снести его и на этом месте построить спортивно-игровой центр, тот самый, который есть и сейчас. Были ли другие претенденты, не знаю… Кстати, с отцом Евы он дружил давно, сколько бы ни сопротивлялась этому ее мать. Но в итоге семья взяла свое, и крепкой дружбе пришел конец… Первого сентября «Green Hill Center» начал свою работу, и четыре года папа радовался своему детищу. Порой казалось, что он меня любит меньше. Глупость, конечно.

   Юля открыла бутылку воды и отпила несколько глотков. Глеб понял, что впереди самая тяжелая часть рассказа, а она, вздохнув, продолжила:

   – Тем летом ко мне в подруги стала набиваться Ева. Я не понимала, чего она хочет, всячески выводя разговор на спорткомплекс. Когда же прозвучало предложение о продаже ей центра, я была обескуражена: неужели папа что-то скрывает от меня? Может, проблемы с сердцем или с финансами? Не знала, что и думать. А потом спросила его, и он сказал, что все отлично, центр приносит прибыль, пользуется огромной популярностью, и у него появилось время заняться своим здоровьем. Ни о какой продаже не было и речи. Папа тогда сказал пророческие слова: «Я умру в своем центре. Надеюсь, это будет не скоро. Только знай, что в завещании ты наследница всего, что у меня есть».

   И снова Юля выпила воды, потому что слезы душили, а плакать при ком-то она себе не позволяла. Глеб вопросительно посмотрел на нее, беря сигарету, Юля пожала плечами, без слов говоря, что это ее не касается. Через некоторое время, когда сумерки подкрались со всех сторон, она заговорила:

   – Я сказала тогда ей, что «Green Hill Center» не продается, и всегда будет принадлежать нашей семье. И добавила, что не нуждаюсь в ее обществе. На что получила ухмылку и ответ: «Ну-ну, посмотрим». Больше мы с ней не виделись. Зато мне стал оказывать знаки внимания парень, который… Короче, Сыч. И я, как дура, повелась. Поверила, что нравлюсь ему. Правда, сомнения появились после того, как я увидела его с Евой вечером. А на следующий день он подошел ко мне после второй пары и позвал в кафе на время большого перерыва, до начала третьей. Я постеснялась задать ему вопрос о ней. И пошла… Это было первого сентября восемь лет назад. Сыч заказал кофе и начал что-то рассказывать про свой любимый мотоцикл, ночные заезды, полицейские погони. Мне все это было чуждо, но я сидела, как тупая телка, и слушала его. Подошел официант, поинтересовался, не надо ли еще чего-нибудь, и я попросила стакан воды. Он ушел, а за ним следом и Сыч, сказав, что сам добудет мне водички похолодней. Когда я выпила то, что он принес, почувствовала головокружение уже через пару минут. Последнее, что я запомнила, его серые безразличные глаза, кривую ухмылку и разговор по телефону: «Все, она готова, уже поплыла. Сколько надо было капнуть? А я треть пузырька налил. Ева, да не ори ты так. Не сдохнет, авось». Больше ничего, пустота, темно в голове. Очнулась уже дома, рядом сидел ты. Капельница. И жуткая тишина… Все, Глеб, дальше твоя очередь.

   Последние глотки воды Юля выпила, не отрываясь от бутылки. Серые сумерки обступали со всех сторон, сужая пространство до маленького пятачка перед домом. Глеб внимательно слушал, облокотившись на перила крыльца. Он узнал мало нового о Юлии. Но впереди была его часть разговора, и скрывать что-либо от нее Глеб не считал возможным. Она должна знать все, чтобы никто не смог застать ее врасплох. Даже то, что Юля решилась на такой шаг, обязывало его не подвести, не сломать хрупкий росток доверия неверным словом или жестом.

   – Я расскажу, что происходило тогда, исходя из увиденного и пережитого. Ни щадить, ни жалеть не буду. Просто констатация фактов. Тебя это устроит?

   – Да. Мне жалость не нужна. Она слишком болезненна. Только про папу не надо, – попросила Юля. – Начни с того, когда его увезли из спорткомплекса.

   – Хорошо, – согласился он. – Мне и самому… Дядя Володя не открыл то сообщение. Он ничего не видел... Я сел за его стол и заметил, что на экране ноутбука в окне электронной почты висит нераспечатанный конверт, к нему шло сопровождение «Касается увлечений Юлии Снеговой». Стало понятно, о чем говорил твой отец. Я открыл.

   Глеб вздохнул, но затягивать драматическую паузу не стал.

   – Там было видео, нарезанное из кусков съемки в каком-то странном помещении. ЧАСТЬ записей состояла из фотографий. Все снятое прикрывалось музыкой. Я подумал, что прислан смонтированный поклеп, но быстро понял, что все происходит с тобой на самом деле. И ты либо в обмороке, либо под какими-то препаратами, потому что вообще не двигалась… Трое мужчин были в масках. Понять, кто они, невозможно. Они принимали разные позы, пытаясь изобразить, что все это для удовольствия и по согласию. На видео не было насилия, но твое тело трогали руками, наклонялись к тебе. На распространение порнографии или на изнасилование это не потянуло бы. Тот, кто это придумал, обезопасил исполнителей. Предъявить им было нечего. Если бы это попало в сеть, то вывод был бы прост: дочь Владимира Снегова употребляет дурь, а потом участвует в оргиях для собственного удовольствия… В самом конце сквозь музыку еле-еле слышен женский голос: «Не трогай ее. Никакого насилия. Сам потом с ней договаривайся. Шантаж – тонкое и дорогое удовольствие». Тот, кто слепил эту мерзость, почему-то оставил кусочек звука. Случайно или специально, не знаю. Тогда все происходящее казалось нереальным… Во втором сообщении было сказано, что эта запись – лишь часть большого кино, а полная версия всегда может появиться в самый неожиданный момент, поэтому твой отец должен продать свой центр, или это видео разлетится по всему интернету. И самое главное – не в его интересах торговаться. Адрес твоего местонахождения пришел с третьим сообщением. Я убрал ноутбук в сейф и поехал за тобой. В тридцати километрах от города, за территорией закрытого кладбища находился недостроенный брошенный дом. Вот там я тебя и нашел, прямо на грязном полу, на каких-то старых тряпках. Ни одежды, ни сумки, ни телефона – ничего. Ты еле дышала. У меня в машине был чехол для костюма, я его разорвал и завернул тебя. Пока ехал в город, позвонил знакомому врачу, объяснил, как мог. Он прибыл быстро и ждал нас около дома; конечно, хотел отправить тебя в больницу, но уже было известно о… твоем отце. Могли решить, что ты сама приняла какое-то лекарство. В общем, он пытался и так, и сяк очистить тебе всегда пустой желудок, потом поставил капельницу. Извини, еще осмотрел тебя полностью и сказал, что… не тронули.

   Глеб вытер пот на висках. Юле казалось, что наступил абсолютный ноль, во всем: в сердце, в голове, в мире. То, что рассказывал Глеб, она уже тогда знала со слов Ольги, а теперь слушала от самого участника тех событий. Верила, потому что видела, как тяжело ему говорить об этом. Впервые за много лет верила. Просто чувствовала его боль и переживания.

   Стало слышно тихую музыку у кого-то из соседей. Жизнь продолжалась, несмотря ни на чьи воспоминания и беды.

   – Ты очнулась только на следующий день. Я все время был рядом, боялся, что тебе вдруг станет хуже. Все-таки твой недобор веса, а вкатили тебе огромную дозу снотворного. Как выдержал организм, не знаю. Мне было страшно. Но ты открыла глаза и спросила: «Что случилось? Где папа?» И я позвал Ольгу.

   – Дальше не надо, – хрипло сказала Юля. – Сразу после похорон я уехала. Не могла оставаться здесь. Не из-за того, что со мной произошло. Мне, собственно, это было безразлично... Рухнул мой мир. Не было больше папы. Я не успела ему ничего сказать. Понимаешь? Не успела сказать, что люблю его больше всех! Что он самый лучший! Что таких не бывает!

   Она кричала шепотом, лихорадочный блеск сухих глаз выглядел жутко. Юля сцепила пальцы, пытаясь остановить себя, опустила голову, чтобы не видно было ее состояния. Глеб встал со своего места, подошел к ней, присел рядом и спокойно сказал:

   – Он знал все это. И сейчас знает. Ты единственный человек, ради которого он жил. Но не твердил же каждый день, что любит тебя. Ведь так? Зачем слова, когда все ясно и без них. Никому из нас неведомо, когда наступит последний день и час. Я тоже не успел ничего сказать своим родителям, когда в одну секунду их не стало из-за того, что у фуры отказали тормоза. Но я их люблю, и уверен, что они любят… любили меня.

   Его тихий голос подействовал на Юлю так, будто отец погладил ее по голове. Она ровнее задышала, прошли спазмы в горле.

   – Тебе не холодно? – спросил Глеб, не делая попыток подвинуться к ней или обнять.

   – Нет, все нормально. Теплый сентябрь.

   Он понял каким-то звериным чутьем, что сейчас услышит то, чего не знал о Юлии. Ему казалось, что любой шорох может остановить ее, потому замер, даже дышал через раз.

   – Тогда тоже был теплый сентябрь, – совсем тихо продолжила она говорить. – Я не знаю, кто меня родил, и не хочу знать. Для меня существовал только папа. Самый родной и любимый человек. После того, как его не стало, началась моя новая, взрослая жизнь. Если это можно так назвать. Но надо было как-то ползти, чтобы не остановиться и не… замерзнуть. Тетя Оля отдала мне ключи от квартиры своего племянника, который с семьей уехал работать в Европу. Надо было только оплачивать коммунальные счета. Ах, да, забыла сказать: я жила в Москве. Там легко затеряться, если бы вдруг кому-то понадобилось меня искать. Только у Евы не было смысла продолжать воплощать свою идею в жизнь. План, разработанный ею на тот момент времени, рухнул. Мне ведь тоже прислали урезанный вариант кино. Прямо в день похорон. Я не стала реагировать, мне было все равно. И номер телефона не меняла. Зачем? До конца сентября я почти не выходила из той маленькой квартиры-студии, в которую меня пустила Ольга. Почти не помню те дни: что я ела, как ходила в магазин, о чем думала? Мозг заблокировал все, что касалось прошлого. А будущего тоже не было. Потом мне сообщили, что Еву отправили в Лондон. И это стало началом обратного отсчета. Я поняла – нет, не так – не так все должно быть. Кожей ощутила, что я вернусь, когда придет время. Только надо стать иной. Детство кончилось. Тетя Оля помогла мне перевестись в другой институт, конечно, на заочно-вечернее отделение. Но это и хорошо, потому что днем я работала – уборщицей в спортклубе «Боец». Наблюдала, пока драила полы. Туалеты, душевые, раздевалки – я бралась за все. И ежедневно просила, чтобы мне позволили учиться. Долго рассказывать, чего мне стоил допуск к занятиям. Никто не верил, что я выдержу. Тяжело было. Дома падала без сил, иногда не доползая до ванной. Болело все: кости, кожа, мышцы, каждый нерв. Но порой эта жуткая боль заглушала вой сердца.

   Ее голос звучал ровно, словно не она говорила, а Глеб ощущал всем своим существом, как трещало ее тело от тренировочных боев, ударов, просто занятий.

   «Как же ты смогла? Ведь это очень контактные виды спорта. Там столько прикосновений! Преодолела себя?» – мысленно он задавал вопросы Юле, пока она набиралась сил для продолжения воспоминаний.

   – Не выношу ничьих касаний: ни мужчин, ни женщин.

   – Почему ты приехала именно сейчас? – спросил Глеб, поворачивая к ней голову и согревая теплом своего дыхания, от которого Юле стало морозно. – Ведь она вернулась в город около двух лет назад. И в «Green Hill Center» работает чуть меньше года.

   – Ждала, когда снова начнет плести паутину, как много лет назад. Я же знаю, что она не отступит, если пошла на несколько преступлений сразу. Ей придется ответить за все, – голос Юлии отдавал механическим звучанием и металлическим привкусом во рту. – Ее паутина против моей.

   – Юля, – тихо позвал ее Глеб, – может…

   – Нет. Не может. Что посеяла, то и пожнет. И, кроме того, – спокойно продолжила она, – она же до сих пор считает, что только у нее есть готовый гадкий фильмец обо мне, а вот и нет. Несколько недель назад мне прислали полную версию того кино. Без музыки. С именами, кличками, командами хозяйки, все полностью. Так сказать, без цензуры.

   – Зачем? – стараясь казаться спокойным, хотя внутри все скрутило в мертвый узел, спросил Глеб. – Еще у кого-то оказалось это?

   – Не думаю, – покачав головой, ответила Юля. – Это было приглашением вернуться. Кто-то один из той своры затеял свою игру. Как я уже сказала, мне все равно, разойдется это видео по сети или нет. А вот зачем это сделано, очень интересно. Ведь полная версия – это приговор для них всех. Есть у меня некоторые мысли на этот счет, но пока я не владею всей информацией. Только догадки.

   – Тебе не страшно? – в его голосе отчетливо слышалась тревога.

   – Нет. Мне терять нечего. Дорогих мне людей я в эти дела не буду втягивать, даже того больше – отстранюсь совсем. Не думай, что это – «вызываю огонь на себя». Нет. Я вкусная приманка, которая находится в центре паутины. Пусть попробуют добраться. Один уже попробовал, теперь свои яйца изо льда не вынимает.

   Глеб поперхнулся от неожиданности.

   – В каком смысле? – покашливая, спросил он.

   – В прямом смысле. Сыч недавно наведался. Переносицу я ему не сломала, но повредила – долго будет сопли вытирать; а врезать по самому сокровенному для мужика – это он сам напросился. Нечего лапы распускать.

   Юля почувствовала, как Глеб рядом трясется от смеха. Она повернулась к нему, уже не сдерживая улыбки. Потом сама чуть толкнула его плечом и сказала:

   – Сейчас опять поперхнешься, придется постучать тебе по спине.

   – Постучи, – кивнул он сквозь смех. – Согласен на экзекуцию, или я задохнусь от твоих выражений.

   – Да разве это выражения? – удивилась Юля. – Вот у нас на тренировках – это да! Там… А ты не употребляешь такие слова?

   – Нет, – вытирая слезы в уголках глаз, потому что все же поперхнулся, прохрипел Глеб, – не привык к ним, хотя слышу их часто. И никакими боевыми искусствами я не владею. Дрался только в школе, но это так – помахали кулаками, пару носов расквасили, и все.

   Вставая на колени позади него и занося руку для похлопывания между лопатками, она сказала уверенным голосом:

   – Если на тебя нападут злодеи, я смогу тебя защитить, не бойся. Что с тобой, ботаном-интеллигентом, делать?

   И легонько постучала открытой ладонью по мужской спине, обтянутой лишь тонкой трикотажной тканью. Ее холодная рука столкнулась с жаром его кожи, который, казалось, прожжет джемпер. И Юле не было страшно или противно. Наоборот – от Глеба шло тепло, о которое хотелось согреться. Новые для нее ощущения.

   «Днем он обнял меня, и я не почувствовала обычного тошнотного отторжения. Скорее, меня слегка парализовало его касание. А теперь я, с какого-то перепугу, решила сама до него дотронуться. А может, хотела? Проверка по всем статьям? Кого? Его или себя?» – мысли пронеслись в голове вихрем, оставляя вопросы без ответов.

   Она вдруг почувствовала, как задеревенели его мышцы, и отдернула руку.

   – Все нормально? Откашлялся? – спросила Юля, садясь на свое место.

   Глеб просто кивнул. В опустившихся сумерках его глаза казались черными, немигающими, блестящими, даже немного пугали. А легкая нежная улыбка успокаивала. Но сам он не сделал ни одного движения, чтобы приблизиться. Понимал, чувствовал, что не имеет права разрушить призрачное равновесие в их зарождавшемся общении.

   – Теперь пора бы и поесть, – высказал предложение Глеб. – Я очень голодный.

   – Я не привыкла так поздно ужинать. Да и вообще, ужин – это не для меня. Но ты не стесняйся.

   Он встал, подошел к столу и снял термозонт с тарелок. Аромат шашлыка и легкий пар, поднимавшийся от еды, придал уюта темным сумеркам. Лишь фонари у обоих входов освещали небольшое пространство перед домом.

   – Просто сядь за стол, – попросил Глеб. – Хоть руки согреешь.

   Юля не стала ломаться и присела напротив мужчины, который с аппетитом поедал мясо, обмакивая его в соус, сопровождая это хрустом свежего огурца и пахучими веточками укропа.

   – Ммм, как вкусно! – прищурившись от удовольствия, промычал он.

   – Да я уж вижу!

   Она чуть усмехнулась, взяла петрушку и чуть откусила уголок. Скривилась и положила на свою пустую тарелку.

   – Что? Не любишь петрушку?

   – Раньше терпеть не могла. Подумала, вдруг что-то изменилось? Но нет, все по-прежнему.

   Их слова «ни о чем» понемногу забирали с собой напряжение после тяжелого разговора. Человеческая подлость и низость казалась теперь чем-то мизерным и незначительным по сравнению с теплом заботливо накрытого маленького стола. Словно две одинокие души у костра в кромешной тьме длинного пути. И как бы ей ни хотелось еще погреться в этой расслабляющей тишине, пора было расходиться в разные стороны.

   – Глеб, уже поздно. Тебе завтра на работу. Да и мне надо многое сделать. Помочь убрать со стола? – спросила Юлия, вставая.

   – Если только отнести все в дом, – пожав плечами, ответил он. – Бери пару тарелок, остальное я возьму.

   Ему не нужна была помощь, но очень хотелось увидеть ее на своей половине. Она с готовностью собрала, что смогла, и пошла за Глебом. Симметрично расположенное жилище сильно изменилось после отъезда Ольги. Теперь не было на окнах цветов, никаких мелочей и украшений на полках, ковриков на полу или записок вокруг зеркала в прихожей. Все строго, чисто, ничего лишнего. В шкафах книги, на журнальном столике ноутбук, на почетном месте возле камина волейбольный мяч, пара кубков за победы команды «Green Hill Center» в баскетбольных турнирах. Нет разбросанных вещей. Юлия оставила тарелки на кухне и вернулась к выходу под пристальным взглядом Глеба.

   – У папы тоже всегда было чисто и аккуратно. Одинокие люди, словно не на кого надеяться, и все приходится делать самому. Как я теперь это понимаю, хотя на твой счет возможно и ошибаюсь, – тихо сказала она. – Спасибо тебе за вечер. И вот что, Глеб, на публике мы с тобой остаемся на тех же ролях: никакого другого общения.

   – Почему?

   – Никто из-за меня не должен попасть в историю. Я сама разберусь с этими… Тем более, что ты и драться-то не умеешь, – добавила с улыбкой.

   – Борис умеет. Почему ты его-то списала со счетов? Он тоже за твоего отца порвет любого.

   – Нет. У Бори жена, дочка маленькая, бабуля совсем старенькая. Серьезно, Глеб, не надо лезть в это дерьмо. И грязно, и опасно. Нет. Это только мое дело.

   Развернулась и быстро ушла, не дав ему ничего возразить.

   – Это ты так решила, – сказал в тишине Глеб.

   Он мыл посуду, вспоминая, как ее ладонь касалась его спины, и приятные волны плавно разливались по телу. Казалось, что и сейчас Юля позади него. Глеб выключил воду, уперся руками в стол и закрыл глаза. Кровь прилила к лицу, ускоряя дыхание и стук сердца. Горячая лава медленно поползла вниз, обжигая шею, грудь, живот. Наклонившись вперед, мужчина часто дышал, сжимая кулаки, потом включил холодную воду, умылся и громко хмыкнул:

   – Ну, Юлия! Ты возмутитель спокойствия.

ГЛАВА 4.

Впервые за восемь лет и несколько дней она спокойно и крепко спала. Ей ничего не снилось, но ощущение присутствия родного человека давало надежду, что все получится, как задумано. Даже во сне Юля чувствовала рядом отца и понимала, что он никогда не вернется, и эти эмоции тепла и заботы она получила от другого человека, хотя Глеб не сделал ни одного движения в ее сторону и этим зародил в ней маленькую надежду на доверие.

   И еще стены… Стены родительского дома, где почти каждый кирпич, доска, панель были уложены сильными руками отца. Он словно незримо присутствовал здесь, охраняя и утешая ее. Если раньше тени давили, будто ставя ее на колени, то теперь, спустя долгие годы, Юлия поняла, что это чувство вины съедает душу по кусочку, час за часом, день за днем. Она почти выгорела дотла, живя в постоянной боли и мольбе прощения.

   Юля ровно и глубоко дышала, лежа на боку, обняв подушку. Ее спальня, с любовью обставленная отцом, разные мелочи и подарки из прошлого – словно прочитанная, готовая быть перевернутой страница. Впереди следующая глава жизни, где ее ждали задачи, от которых она ни за что не откажется, пока каждый не ответит за содеянное. Именно прошедший в мужской компании вечер расставил все по своим местам. Глеб, совсем не желая того, лишний раз утвердил ее в жестком решении – никого не вмешивать в дела давно минувших дней, не сближаться ни с кем, не показывать своего теплого отношения к друзьям, чтобы не навлечь на них беды. Сегодня она подпиталась от него силой духа, выдержкой, улыбкой…

   Глеб не спал, перебирая их разговор слово за словом, жест за жестом, взгляд за взглядом. Ему казалось, что упустил что-то важное, но не понимал, где оно спряталось. Так много эмоций, мыслей толпилось в голове и сердце, что он не мог найти себе место на кровати. Когда уже начало светать, встал, попытался хотя бы на время отвлечься от поиска ответа на свой же вопрос и вышел на балкон. В легких спортивных брюках на улице было холодно, хватило пары минут, чтобы озноб пробрал до костей. Глеб посмотрел в сторону жилища Юли: темно, свет не горел нигде. И это его порадовало – значит, спит.

   «Как она сказала: привычка одиночки? И что-то про себя – типа, сама такая. Хочет все сделать только своими руками. Может, и я бы так же себя вел. Но она хрупкая девушка, несмотря на все свои навыки. Нельзя выпускать ее из виду. Буду просто тенью за спиной, чтобы она не догадалась, не заподозрила. Борьку вмешивать нельзя, это точно. Но если коснется разборок, его остановить не получится. Да и Влада по краю ходит. Сама же вызвалась перейти от меня секретарем к… Как Боря справляется с самоволием жены?»

   Вернувшись в дом, включил кофеварку, не спеша идти в душ. Почему-то ему казалось, что шум может разбудить Юлю, потому просто сидел на кухне в ожидании готовности бодрящего напитка. Мысли вернулись к Еве, ее гнусным преступлениям и планам. Глебу было тяжело ежедневно, в течение одиннадцати месяцев сдерживать себя. Он не слепец, прекрасно видел ее взгляды и понимал, чего она хочет. Но не мог найти в себе силы изобразить заинтересованность в женщине, виновной во многих бедах его близких. Ева вызывала чувство брезгливости, справляться с которым стало еще сложнее после возвращения Юлии. И тут его осенило, да так, что затылок заледенел…

   – Юля сказала, что не выносит прикосновений, если только сама этого не захочет. Что получается? У нее никого не было? – Глеб не замечал, что говорит шепотом сам с собой. – Или был, только по ее усмотрению? Вот же…

   Он запустил пятерню в темные волосы, которые даже после бессонной ночи выглядели уложенными. Тоска скрутила все его существо: он просто почувствовал боль Юли, ее дикое отторжение всех, кто мог до нее дотронуться.

   – Она сама выбирала, кого всего лишь коснуться. В бою и на тренировках не считается – так сказала. Маленькая сильная девочка… Эти уроды ответят за все, за каждую твою слезинку, пусть я ни одной и не видел, но точно знаю, что было море слез. Юлька…

   На улице хлопнула дверь, послышались быстрые легкие шаги. Выглянув в окно, Глеб увидел удалявшуюся тонкую фигурку в сером спортивном костюме: Юля вышла на пробежку.

   Выйдя за ворота, она направилась трусцой вдоль дороги, параллельно парку, постепенно увеличивая скорость. Физические упражнения всегда помогали думать, размеренный бег давал возможность учиться выдержке, умению остановить себя, когда силы на исходе, не падать бездыханно, потому что еще надо вернуться туда, откуда начал. Обогнув территорию парка, она бежала теперь по центральной аллее, цепко выхватывая взглядом среди деревьев таких же любителей утренней зарядки. Но каждым нервом чувствовала, что на нее кто-то смотрит. Юля решила исследовать территорию на всякий-разный случай. Надвинутый на глаза капюшон помогал незаметно наблюдать за тихим парком. Дважды пробежав по периметру, она свернула в то место, где недавно ее поджидал Сыч. Чутье не обмануло. Скинув с головы защитную тряпку, холодно посмотрела в глаза высокому молодому мужчине, преградившему ей дорогу. Он был гораздо крупнее своего подельника.

   «Под сотню весит, – оценила его внешние данные, – боров недоделанный».

   – Надо же, какие тут спортсмены завелись, – голос еще одного участника тех событий Юля узнала сразу из-за вечной заложенности носа говорившего. – А мне Сыч сказал: сходи утречком в парк, там такой сюрприз будет! Видно, он свое первым получил, гаденыш. Тогда только он попробовал, нам не досталось. Теперь мамкин сосунок решил поделиться.

   Он сплюнул в сторону, схватил ее за руку и дернул на себя.

   – Моя очередь, – гундосо протянул он.

   Юля едва заметно сузила глаза и кивнула:

   – Твоя очередь, Гнус.

   Она рассматривала его, отмечая про себя, что гундосил он точно из-за сломанного когда-то носа; нависшие веки словно опускали вниз внешние уголки серо-зеленых глаз, из-за чего Гнус выглядел несколько отсталым в развитии; пухлые губы искривились в ухмылке. До ее сознания стали доходить слова, которые он говорил о том, как глубоко засадит, до самой глотки, что она будет давиться и реветь, а ему это очень нравится… Гнус наклонился к Юле, продолжая сжимать ее левую ударную руку. До нее долетел неприятный запах изо рта. Она непроизвольно поморщилась.

   – Что, су*ка, не нравится? – осклабился он.

   – Нет, не нравится, – спокойно произнесла Юлия, одновременно начиная атаку.

   Она выждала, когда его лицо приблизится на нужное ей расстояние, чтобы выброс руки был менее заметным и коротким. Резкий удар основанием правой ладони снизу вверх под нос чуть не лишил сознания несостоявшегося насильника. Юля почувствовала, как хрустнуло у него в переносице. Она знала, как это больно из рассказов парней и мужчин, с которыми тренировалась. Они ее и научили некоторым приемам самообороны. Пригодилось. Теперь перед ее глазами предстал результат тех советов и уроков: слезы здоровенного мужика, кровь из носа, бешеный взгляд. Не дожидаясь, пока Гнус придет в себя, она легко освободила левую руку, повернув ее в сторону своего большого пальца и выдергивая из его хвата. Он вцепился в ее плечи, до боли сжимая их, вместе с тем открыв свое туловище, чем Юля мгновенно воспользовалась, ударив коленом в пах. Гнус, казалось, подавился воздухом, замерев с широко открытыми глазами и ртом. Он уже просто держался за Юлю, потому что не мог ни дышать, ни произнести хоть слово, но захлестнувшие его эмоции явно показывали желание уничтожить ее. Она сильно оттолкнула от себя тело, ставшее просто тяжелым мешком. Гнус повалился на спину, зажимая ладонями ушибленное место.

   – Убью, – сквозь зубы процедил он, сплевывая с губ кровь, пузырившуюся соплями, – но сначала вы**у.

   Юля почувствовала холод внутри – это то, чего она боялась больше всего. Безразличие к тому, кого победила. Желание добить, чтобы вколотить ему в глотку его же мерзкие слова. Она размахнулась ногой, целясь в лицо… Но в последний момент ее остановил ужас в глазах Гнуса. Что видел он, глядя снизу на худенькую девушку, которая опустила его ниже некуда? Ненависть, презрение, неумолимый приговор…

   – Не бей, – тихо попросил он и заплакал.

   Юля пнула траву рядом с его головой, а потом наступила ему на горло и чуть надавила.

   – Хочется жить? – спросила она, склонив голову на бок. – Живи. Лежачего бить не буду. Захочешь поквитаться один на один или всей сворой, приходи.

   Отойдя на пашу шагов от скрюченного Гнуса, обернулась и сказала:

   – Сыч подставил тебя. Ты же его не видел? По телефону говорил? Вот так-то. Дружки, называется. Сам получил и с тобой поделился.

   – Да пошла ты…

   – Ну-ну. Видно, все-таки встретимся еще.

   Юлия легко и быстро побежала в сторону лазейки в ограждении парка, слыша за спиной лай какой-то мелкой собачонки, больше похожий на писк игрушки.

   «Наверное, собачник сейчас найдет этого урода. Еще и пожалеет его, – думала она, ставя себе еще одну галочку в плюс. – Итак, уже двое безъяйцовых есть. Ведь и третьему дадут насладиться. Неужели рискнут все втроем? Надо в зал походить, лучше вечером, когда все играют в баскетбол. А может, потренироваться в мужском клубе? Нет, все поймут сразу. Нет».

   Заходя в ворота своего дома, чуть не столкнулась с Глебом, выходившим оттуда. С кожаным портфелем в руке, в костюме он напомнил ей молодого красивого учителя, в которого обязательно влюблены все старшеклассницы. Он чуть улыбнулся, пропуская ее внутрь, поздоровался и спросил, чем она сегодня будет заниматься.

   – Аукционом, – ответила Юля. – Еще раз проверю все документы, а ближе к вечеру приду в зал, позанимаюсь немного.

   – Ты и так каждый день тренируешься. Готовишься к очередной встрече?

   – Надо быть готовой всегда, даже во сне, – сказала она и направилась к дому. – Ты там будешь вечером?

   – Конечно.

   – Значит, увидимся.

   От вчерашнего теплого общения не осталось и следа. Юля держала слово.

   – Мы же не на публике, – тихо сказал Глеб ей вслед.

   – Не надо расслабляться, – не оборачиваясь к нему, ответила она и завернула за угол.

   – С тобой точно не расслабишься.

   Он вздохнул и вышел за ворота. Как раз подъехал Борис, и Глеб сел в машину, сразу доставая документы и углубляясь в работу. Он не обратил внимания на Еву, которая стояла на противоположной стороне дороги. Она-то хотела лично понаблюдать за домом Юли: вдруг заметит что-то интересное. Но Глеба увидеть никак не ожидала. Машина давно уехала, а Ева все еще стояла на том же месте, словно соляной столб. Лишь звонок телефона вернул ее в настоящее. Она повернулась и пошла в парк, глядя на экран айфона.

   – Чего тебе? – спросила кого-то. – Я тебе тысячу раз звонила. Почему не отвечал?

   – Меня не было в городе, – ответил Сыч. – Что нового?

   – Много чего. Надо встретиться. Зайдешь вечером?

   – Сегодня? Вряд ли. Давай завтра, часов в девять.

   – Ладно. Ты даже не удивился, что я зову тебя к себе?

   – Нет. Значит, приспичило. Значит, договоримся.

   – О чем?

   – Взаимовыгодно, – усмехнулся он и отключился.

   – Долбо… ящер, – чуть не выругавшись по-другому, выплюнула слова Ева.

   Настроение было испорчено. Мысли и предположения по поводу ночевки Глеба у Снеговой не давали ей покоя. Она напоминала фурию, когда влетела в спорткомплекс и с порога набросилась на Владу:

   – Кофе неси! Да побыстрее!

   Ей так хотелось добавить «жирная корова», но сдержала себя.

   – И вам доброго утра, – спокойно ответила Влада, и Еве показалось, что она улыбнулась.

   Когда чашка горячего напитка стояла на столе, а секретарь собиралась выйти, она услышала вопрос, сказанный спокойным вкрадчивым голосом, от которого растерялась:

   – Скажи-ка, а когда ты видела Снегову в последний раз?

   – Несколько дней назад, когда она сюда приезжала, – покраснев от неожиданности упоминания Юли, автоматически ответила Влада.

   – А до этого?

   – Восемь лет назад. На похоронах ее отца.

   Тон, в котором прозвучал ответ, казалось, предостерегал Еву от дальнейших расспросов, но ее это не остановило.

   – Ты не училась в нашем институте, но я видела вас пару раз вместе. Вы дружили?

   – Эти вопросы не относятся к моей работе.

   – И вы не общались все эти годы? – словно не слыша ответа, продолжила Ева.

   – Почему вы спрашиваете меня об этом?

   Влада побледнела так, что веснушки на ее лице выглядели пятнами от морковного сока, и это развеселило Еву, но виду она не подала.

   – Если спрашиваю, значит, мне это интересно. Так вы общались? А то я тут на днях видела в окно, как твой муж знакомил с ней вашу дочку.

   – Я не понимаю вас, – взяв себя в руки, ответила секретарь. – Но если это важно, то отвечу: мы не общались все эти годы. Я ничего не знаю о Юле.

   – Зато я знаю многое о тебе и твоей семье, учти это. Прижми хвост. Кстати, знаю и то, что ты была секретарем Глеба до того, как я сюда устроилась. И это ты готовила полный пакет для налоговой, а мне соврала. Не играй со мной, Влада. Не создавай себе проблем. Свободна.

   Оставшись в одиночестве в своем кабинете, Ева улыбнулась своим мыслям и повернулась вместе с креслом к окну. Взгляд заскользил по стеклу наверх и уперся в ту же паутину и паука, сидевшего в центре. Она усмехнулась.

   – Ничего-ничего, сиди пока. Скоро придут дожди, холода, тогда сам и сдохнешь. Наслаждайся последними днями жизни, а у меня много интересной работы. Надо перестроить кое-что в планах. Глеба уж точно пора на место ставить.

   Ева вернулась к столу и занялась пояснениями для налоговой, подбирая слова и выражения. В ее версии все получалось так, что документы по выбору нового поставщика были подготовлены ею, но решение принимал исполнительный директор. Она являлась лишь его подчиненным. Ева не поленилась рассмотреть отдельно каждый случай, который интересовал проверяющих. Просидев за этой работой весь обеденный перерыв, передала готовые записи Владе, даже не глянув на нее, а сама направилась к Глебу. Стукнув, как обычно, пару раз по двери, нажала ручку, но – увы, директора не было на месте. И спросить было не у кого, потому что он работал без секретаря.

   – Где же ты, мой будущий наложник? – пробормотала она, возвращаясь к себе. – Ладно, позволю тебе еще немного вольностей, но потом все отработаешь, или твой дом – тюрьма.

   Довольная собой, Ева вызвала специалиста по связям с общественностью и задала ему несколько наводящих вопросов по поводу предстоящих соревнований, планов на проведение в городе рекламных акций, затронула и прочие запутанные темы. Она давала ответить, но поворачивала разговор в нужное ей русло. По истечении полутора часов Ева знала все о готовящемся аукционе, за исключением цены вопроса. Голова работала, как компьютер, отбрасывая ненужные пути и оставляя выгодные для нее решения.

   Ева сосредоточилась на отчете для Глеба, за который он ее раскритиковал, переделала в лучшем виде, избегая спорных моментов. В этот раз пришлось обойтись без подставных документов, хотя у нее душа кровью обливалась от потери чужих финансовых средств: не могла она понять, как можно столько тратить на благотворительность. Ведь можно закупить и форму дешевле, и награды попроще, и не столько средств массовой информации привлечь, да и судей не таких известных пригласить. Чем больше она думала об этом, тем яснее понимала, что скоро наступит активная фаза разработанных планов. И для окончательной уверенности в своих силах решила заручиться поддержкой семьи. Ева взяла телефон и набрала номер отца:

   – Привет, пап. Все хорошо. Зря ты волновался. Да, Снегова вернулась, и что? Это ее проблемы, не мои. Все, хватит меня учить. Слушай, мне нужны деньги. Много. Хочу приобрести здание рядом со спорткомплексом, а его выставят на аукцион в ближайшее время… Что?

   Она даже встала и посмотрела на экран телефона, словно не веря, что услышала такое от отца.

   – Я не расслышала, наверное. Я говорю, мне нуж… – громкий голос отца прервал ее речь. – Не дашь? Почему? Это же никому не принадлежит! Я хочу сделать там женский клуб!

   В трубке послышались короткие гудки. Ева рухнула в кресло, все еще не понимая, что получила отказ. Отец даже не стал ей ничего объяснять.

   – Что происходит? – спросила сама себя. – У него нет проблем с финансами. Я точно знаю. Какого беса? Если он не даст денег, можно забыть о клубе. О! Надо у мамы спросить, в чем дело.

   Но набрав ее номер, услышала автоответчик, который сообщил о том, что в данный момент ее мать не может ответить на звонок, так как находится на отдыхе в ОАЭ. Ева нажала «отбой». Она пребывала в полной растерянности, потому что такой подставы от родителей не ожидала.

   – Аукцион для меня и так был полной неожиданностью. Я не готова к нему. Су*а Снегова, свалилась, как снег на голову. Если я не приму в нем участие, и не будет других участников помимо этой… Снеговой, то он и не состоится. Хорошо это или плохо? А если будут другие желающие? Может, она и не сможет выиграть. Если, если! Голова не соображает ничего! Ну, папочка, удружил.

   Ева встала и прошлась по кабинету, потирая виски руками.

   – Все равно я добьюсь своего: оба здания будут моими. Центральный парк – самое популярное и любимое место горожан. Здесь и только здесь будет мой бизнес. Завтра встреча с Сычом. А сегодня… Сегодня еще не закончилось.

   Она так и не дождалась возвращения Глеба, и его машина отсутствовала на стоянке. Ничего не оставалось, как покинуть спорткомплекс, пока не собралась на тренировку старая команда бывшего владельца «Green Hill Center», которая раз в неделю обязательно появлялась здесь. Это была их дань памяти Владимиру, организатору и движущей силе всей былой гвардии. Знали ли взрослые мужчины, какую роль Ева сыграла в его жизни и смерти, она понятия не имела, да ее это и не волновало. Все вопросы с совестью были закрыты и сняты за годы проживания вдали от дома, стерлись странные ощущения от скупых всхлипов отца, которые были слышны ей на следующий день после смерти Снегова. Ева даже боялась – вдруг отец знает о том, что она сделала с Юлей. Но потом поняла: если бы ему это было известно, он стер бы ее, родную дочь, в порошок. Когда Ева вернулась домой, бросив одурманенную Снегову в заброшенном доме, то весь вечер выслушивала от отца: где она была днем, какие общие дела у нее с Сычевым? Конечно, ничего не добился, но чувствовал, видел по глазам, что дочь врет. Тогда, первого сентября он потерял лучшего друга. И дочери у него больше не было…

   Ева вышла в холл здания, огляделась по сторонам, наблюдая, как работники торопятся по домам. Оставались на месте лишь инструкторы, тренеры и прочий спортивный персонал. Мимо нее прошла Влада, кивнув на прощание и сразу же отвернувшись. Ева подумала, что Борис обязательно приедет за женой, а значит, и Глеб скоро появится. Она решила подождать его, встав в стороне от дверей, откуда было видно вход в здание. Ева сняла пиджак, оставаясь в белом топике на тонких бретельках, что подчеркивало отсутствие бюстгальтера, и облокотилась на стойку.

   Светло-серые джинсы выгодно подчеркивали ее фигуру и длину ног. Девушка приняла скромно-соблазнительную позу, невинно-наивно приоткрыла рот и застыла в надежде на скорое возвращение Глеба, и она не ошиблась. Через большие стеклянные двери было видно, как остановилась машина, из нее вышел исполнительный директор, помахал рукой Владе, которая быстро юркнула на переднее сиденье, и направился к ступенькам. Ева глубоко вдохнула и замерла, готовясь сразить Глеба наповал. А он остановился, достал телефон, ответил кому-то и заулыбался. Потом кивнул, повернулся спиной к Еве, и в ее поле зрения попала Юлия, которая медленно приближалась к спорткомплексу. На ней были высокие сапоги из тонкой кожи, светлый вязаный свитер и серые брюки в обтяжку. Она была тоненькой, гибкой и казалось, что смотрит прямо на Еву, отчего по оголенной коже помчались мурашки, подергивая нервы. А Юлия подходила все ближе к Глебу.

   Вот он протянул ей руку и она, помедлив, подала ему свою. Ева не дышала, наблюдая за ними. Все выглядело так, будто на ее глазах происходит немой разговор между двумя дорогими друг другу людьми, и она тут явно лишняя.

   И все же в спорткомплекс они зашли, не держась за руки: впереди шел Глеб, за ним Юлия, а Ева так и не изменила позу, которую репетировала несколько минут назад. Он лишь кивнул ей, прощаясь в конце рабочего дня. Снегова же посмотрела пустыми глазами и прошла мимо, не сказав ни слова.

   «Словно меня тут и нет, – подумала Ева, надевая пиджак и выходя на улицу. – Как в лицо плюнула! Ну и черт с тобой. Мне есть, чем заняться. Выходные впереди, и надо многое успеть».

   Она ушла, но ей казалось, что холодный взгляд смертоносной змеи сверлит затылок, и прибавила скорость. Юлия действительно смотрела на нее со второго этажа своего центра. Внутри все пылало, но внешне это было незаметно. Чтобы успокоиться, она прошла в тренажерный зал и занималась там ровно час, не обращая внимания на других посетителей. Потом привела себя в порядок и прошла в зал, где Глеб играл в баскетбол с друзьями ее отца. Юле было очень приятно увидеть их всех, несмотря на то, что было очень больно: все постарели, погрузнели, а он остался молодым и стройным навсегда. Она сжала до боли кулаки, встала и вышла в холл, а потом и на улицу. Чуть отошла от здания, чтобы видеть украшавшую его иллюминацию в темноте.

   – Красиво, да, пап? – тихо спросила она. – Это твое детище. Ты столько здоровья и сил вложил сюда! Обещаю, оно всегда будет твоим. Я никому его не уступлю, чего бы мне это ни стоило.

   Юлия погуляла на площадке перед входом, дыша осенним воздухом, и в ее голове созрел план, как разом вывести из строя всех трех подельников Евы. Правда, перед этим надо было встретиться еще и с третьим, чтобы закрыть последнюю тему.

   – Юля! – услышала она взволнованный голос Глеба. – Куда ты ушла? Договорились же пойти назад вместе.

   – Просто дышу воздухом, – ответила она. – Вы закончили?

   – Ребята остались там. Отдыхают после матча. Все же они намного старше меня.

   – Но они хорошо тебя приняли. Ты заменил им отца.

   – Нет, это невозможно. Скорее, они относятся ко мне, как к его близкому родственнику.

   Разговаривая, они шли по освещенной аллее. Вечер пятница всегда был многолюдным в парке: работали аттракционы, тир, колесо обозрения, комната кривых зеркал, которую любили и взрослые, и дети. Чуть дальше находился кинотеатр, а еще рестораны, кафе. Город жил, дышал, наслаждался началом выходных дней.

   Свернув на боковую дорожку, Глеб взял Юлю за руку, как маленького ребенка, за которого беспокоятся, чтобы он не споткнулся, не упал. Ее ладонь была холодной.

   – Замерзла?

   – Нет. Просто не привыкла, что меня кто-то трогает.

   – Не надо этого делать?

   – Не знаю пока, – помолчав, сказала она, а потом добавила, – делай, если тебе хочется.

   – А тебе? – остановившись и глядя ей в глаза, спросил Глеб. – Чего тебе хочется?

   – Не знаю, – тихо повторила она, не отводя взгляда, – для меня это впервые.

   – А если так?

   И он осторожно коснулся ее прохладной щеки теплыми губами.

   Чего стоило Глебу удержать себя от того, чтобы прижаться к ней, даже он не сказал бы. Так близко еще никогда к Юле не был. Сколько бессонных ночей провел, вспоминая первые дни в доме Владимира, когда она только лишь своим появлением помогала ему выжить, стремиться к восстановлению, стараться стать для нее лучше или хотя бы заметным. Не успел. Ева со своими страшными планами разметала жизнь многих людей в клочья.

   В двадцать семь влюбиться без оглядки в двадцатилетнюю девчонку, пронести эту любовь через годы, ни разу не дав ей понять, как ждет, надеется, верит. Любит… Сейчас, спустя восемь лет, перед ним была другая Юля. Не осталось в ней юношеского безрассудства. Появилась холодная безжизненная пустыня, где нет солнца, луны, звезд – ничего, только мрак и стужа.

   – Еще хочу, – вдруг услышал Глеб ее шепот, и теплое дыхание коснулось его кожи.

   Он, не веря своим ушам, рискуя получить по любому месту, исполнил ее и свое желание: снова прикоснулся губами к щеке, чуть ниже и ближе к шее.

   «Еще!» – просило все его существо.

   – Еще, – вторила ему Юлия, поднимая лицо и не закрывая глаза.

   Она смотрела открыто и как-то растерянно, словно прислушивалась к себе, ожидая привычного взрыва отторжения и мерзкого ощущения брезгливости, а внутри становилось тепло, уютно. Юля не понимала себя, но тянулась к этому уюту и заботе – всему, что излучал Глеб. Ни к чему-то большему, а именно к теплу, чтобы попытаться согреться. От его губ, улыбки, глаз. Он не трогал ее руками, и это успокаивало. И тоже не закрывал глаз, блеск которых был едва виден. В том месте аллеи, где они остановились, фонари располагались на больших расстояниях. Казалось, что их лишь двое в огромном парке. Они не видели и не слышали никого, погруженные в свои ощущения и эмоции. Светлый свитер Юли смотрелся размытым серым пятном, и кому-то до него было дело…

   Губы Глеба мягко, без напора, касались ее щек, висков, бровей, осторожно приближаясь к губам. Глаза в глаза, очень близко… Она ощутила легкий нажим на нижнюю губу, потом на верхнюю; потом язык чуть коснулся уголка ее рта. Юля улыбнулась и прошептала:

   – Щекотно.

   – А я бы так и стоял здесь вечно, целуя тебя, – просто сказал он. – Но ты права, нам надо идти.

   – Я ничего такого не говорила.

   – Но подумала.

   Она не стала спорить, лишь снова улыбнулась и пошла вперед. Глеб шагал рядом и озирался. Юля тоже посмотрела по сторонам и спросила:

   – Ты кого-то увидел?

   – Нет, но аромат духов знакомый. Где-то рядом наблюдатель.

   – Так хорошо знаешь ее духи?

   – Кабинеты у нас маленькие, запахи долго выветриваются, поэтому и знаю, что она где-то неподалеку.

   – Переживаешь из-за этого? Она ведь на тебя глаз положила, а тут я.

   – Юля, – довольно строго начал Глеб, – ты за кого меня принимаешь? Я не ловелас какой-то. Если я целую тебя, значит, ни о ком другом не может быть и речи. Тем более что о ней говорить не хочу. Только за тебя опасаюсь.

   – Зря. За меня не волнуйся. Я сама…

   – Слышал уже. Это меня и настораживает. Не надо «я сама». Хотя бы ставь меня в известность, куда ты едешь, с кем.

   – Глеб, – остановившись перед выходом из парка, сказала Юля, – я не изменю своего решения: на публике буду держаться далеко от всех. Никого не хочу втягивать, ставить в известность, подвергать опасности. Все. Если тебя не устраивает такое, тогда просто отойди в сторону. Не было никаких поцелуев.

   – Так просто?

   Она ничего не ответила, прошла через ворота и оказалась прямо напротив своего дома. Машин в это время было уже мало, Юля перебежала дорогу и открыла калитку, ни разу не оглянувшись на Глеба. Он спокойно последовал за ней, как будто и не слышал ее отповеди.

   – Характер, ничего не скажешь, – сказал сам себе, проходя к дому на свою территорию. – И чего так вскипятилась? Как будто ревнует. Но это уж точно ерунда. Ладно, пусть остынет. Зайду к ней минут через десять.

   Глеб переоделся в джинсы, футболку и вязаную Борисом огромную кофту и вышел на крыльцо, спустился по ступенькам, сел за столик. Вздохнул, постучал пальцами по поверхности и взъерошил волосы.

   – Что ж так тяжко-то с тобой, Юля? – тихо произнес вслух. – Как снежинка: не так выдохнул, и улетела…

   – Сам с собой по-стариковски? – послышалось с ее крыльца. – Бубнишь там чего-то. Меня ругаешь?

   – Не ругаю. Скучаю.

   Он посмотрел в ее сторону: она тоже переоделась во что-то черное, издалека было видно только ее бледное лицо. Глеб встал и направился к ней, не спеша, словно давая ей возможность остановить его, не продолжать этот вечер. Но она молчала, просто смотрела, как он приближается, сравнивая про себя с осторожными движениями хищной большой кошки.

   «Нет, он не похож ни на тигра, ни на гепарда. В нем таится нечто такое, невидимое глазу, ощутимое лишь очень близко. Странно: на расстоянии я его не чувствую, а когда он рядом, замираю, словно пытаюсь слиться с окружающим миром, затаиться. Что это? И зачем?»

   А Глеб уже стоял около нее, ниже на пару ступеней. Он взял ее холодные руки, лежавшие на перилах, в свои большие теплые ладони и поцеловал. Жаркое дыхание обжигало тонкие пальцы, вздрогнувшие от непривычной ласки. Глеб не видел, как Юля приоткрыла рот, словно ей не хватало воздуха, да так и застыла, глядя на него сверху. Она каждой клеточкой ощущала его губы, прижимавшиеся к ней, и понимала, что ей это нравится. И совсем не страшно. Приятно.

   Ему не хотелось выпускать ее ладони, такие тонкие, что каждая косточка чувствовалась губами. Глеб все делал медленно, словно давал ей возможность остановить, отступить, но Юля не двигалась. Она прислушивалась к своему неживому телу, которое никогда ничего подобного не желало и не ждало, а сейчас оно нервно вздрагивало от разрядов тока, которые пробегали по венам. Мужские руки не лапали ее, не поворачивали, как им надо, не угрожали унижением – они были добрыми, теплыми, нежными. Глеб открыл ее ладонь и прижался к ней щекой, он гладил себя ее рукой. Юля кожей ощутила его неколючую щетину, тепло дыхания, касавшееся пальцев. В той тишине, что была вокруг них с отдаленными звуками еще не спящего города, казалось, что в данную минуту времени происходит что-то таинственное, важное для них обоих. Только найти слов своим ощущениям и эмоциям Юля не могла. Она просто училась чувствовать.

   А Глеб продолжал «умывать» себя ее руками. Ему нравилась эта внешняя покорность с несгибаемым внутренним стержнем. Он прижался губами к центру ее ладони и, забывшись на мгновение, дотронулся языком и провел им до мизинца, лизнув между пальцами. Юля дернулась, пытаясь высвободить руку, и Глеб сразу отпустил ее. Она неровно дышала, будто пробежав несколько километров, терла рукавом ладонь, словно пытаясь стереть клеймо от его поцелуя.

   – Я сделал что-то лишнее? – тихо спросил он. – Прости, потерялся немного от твоей близости.

   – Ничего страшного, – поспешно ответила Юля, – это я ненормальная. Ты уж точно повидал много разных женщин. Таких, с прибабахом, у тебя наверняка не было.

   Глеб промолчал, не зная, что ответить. Конечно, он не вел жизнь черного монаха, но и не перебирал женщин. А она ждала его ответа.

   – Что тебе сказать? Уж точно я не девственник. Только не считаю это темой для разговора. Таких, как ты, у меня не было. Ты единственная. Именно тебя я ждал. И буду ждать.

   Юля оказалась не готова услышать сказанные им слова. Она не ожидала таких откровений и растерялась.

   – Ты меня чаем угостишь? – спросил он, отвлекая ее от размышлений. – Или у тебя только вода есть?

   – У меня есть и вода, и чай, и кофе. Папа все пил. Вот я и оставила его привычки в доме. Проходи.

   Остаток вечера был посвящен воспоминаниям, и Юле было приятно говорить об отце с Глебом. Они оба его очень любили, потому молчать о нем оказалось сложнее, чем делиться чем-то известным только одному или доставать из памяти то, что происходило с ними вместе. Она впервые за долгие годы улыбалась, рассказывая об отце. И Глеб говорил много, а потом попросил Юлю поведать историю знакомства Бориса и Влады. И тут она вообще расхохоталась, удивив его таким задорным звонким смехом.

   – Нет уж! Я оставлю это Боре, пусть он признается, как увидел свою будущую жену и был сражен наповал. Это их история. Я там только с краешку появлялась. Ох, этот Борис! Они друг без друга тогда и дышали-то с трудом.

   – И сейчас ничего не изменилось.

   Глеб улыбнулся, а Юля подумала, что такое оружие ее поражения, как его улыбка, надо запретить. На нее это так действовало, что хотелось смотреть и смотреть…

   – Чем планируешь заниматься завтра? – спросил Глеб, расположившись на полу.

   Она склонила голову набок, словно обдумывая, стоит ли говорить ему правду. Потом свернулась калачиком на диване, положив голову на подлокотник, и сказала:

   – Хочу поехать на полигон. Там тир хороший, и конюшни недалеко. У меня абонемент.

   Глебу с трудом удалось скрыть удивление, но он смог.

   – Меня возьмешь с собой?

   – Возьму. Как раз и Борю не надо дергать в выходной. Пусть с семьей отдохнет.

   – Рано поедем?

   – К двенадцати.

   – Ты и в выходной бегаешь по утрам?

   – Да. Привычка. Будто заряжаюсь на весь день. А в парке бегать одно удовольствие. Он стал такой красивый: новые строения появились, белок прибавилось.

   – Много там спортсменов?

   – Да, и не только их. С собаками гуляют, кто-то в церковь на утреннюю службу идет, кто-то просто ходит. Старики, например. Они рано встают. Иногда парами гуляют. Это так мило! Кто-то всю жизнь прошел рука об руку. Не каждому дано.

   – Это точно, – вздохнув, ответил Глеб, встал и направился к дверям. – Поздно уже. Отдыхай. До завтра. Дверь за мной закрой.

   – До завтра.

   Юля смотрела долго на закрытую дверь, потом встала, подошла к ней и боднула ее лбом несколько раз.

   – Прости, Глеб, нельзя сейчас по-другому. Пока каждый не ответит за свои мерзкие дела, не смогу жить спокойно, не смогу тебе дать того тепла, которого ты заслуживаешь… Завтра. Завтра в очереди следующий, и тебе об этом знать не обязательно. С тобой мы увидимся ближе к обеду, мой ласковый и нежный… не мой.

   Закрыв замок, она снова вернулась на диван, только теперь сидела ровно, смотря в одну точку перед собой. Знала, что утром ее будет ждать последний из трех подельников Евы.

   – Те двое, что уже отхватили свое, теперь делятся «впечатлениями» по цепочке. А учитывая то, что Сом двоюродный брат Гнуса, можно готовиться к завтрашней встрече. Мерзкая рожа… Но вдруг это он прислал полную версию? Раскаялся, что ли? Не представляю себе этого. Так и стоит перед глазами это видео: как он смотрит на меня. Тьфу, противно. Он и тогда был здоровый, крупнее Гнуса. Сейчас, наверное, вообще сомище. Что ж, посмотрим, послушаем.

   А в памяти отпечатался молодой крепкий парень: сильно выступающие нижние челюсти, обесцвеченные волосы, длинная челка, темные брови и сине-голубые глаза. Почти голое мощное тело. Наглый взгляд человека, которому нет дела ни до чего и ни до кого, кроме себя самого.

   «Разве может в нем что-то измениться? Если только в худшую сторону, хотя, куда уж хуже-то… Значит, завтра», – думала Юля, так и сверля глазами пустое пространство.

   Она не ошиблась в своих предположениях. Пробежав утром, как обычно, два круга по центральным аллеям парка, она заметила белочку на дереве: та распласталась по стволу, затаившись от людей, словно чего-то боялась. Остановившись, Юля перешла на тихий шаг, чтобы не пугать зверька еще больше, и сбоку увидела какое-то движение. Посмотрела на недавно построенный амфитеатр: там, на верхней ступеньке спокойно сидел повзрослевший, возмужавший Сом, и оглядывался по сторонам.

   Видимо, тоже занимался пробежкой, потому что на нем были темные шорты, футболка, кроссовки. Увидев Юлю, удивленно приподнял брови и встал во весь свой немалый рост. Спустился вниз и пошел к ней.

   «Здоровый. Стал еще больше, – быстро промелькнули мысли в ее голове. – Надо сразу понять, он или нет?»

   – Не ожидал, – пробасил он. – С возвращением, Снегова.

   Она не ответила на его приветствие, так и стояла, не сняв капюшона, не делая никаких жестов добросердечности. Сом хмыкнул и подошел совсем близко. Он не производил впечатления агрессивно настроенного человека, смотрел прямо, не моргая.

   – Долго же ты ехала домой, – снова попытался завести разговор Сом, но Юля не реагировала на его речи. – Давай пройдемся. Чего бояться, тут же все на виду.

   Они стояли на боковой асфальтированной аллее, недалеко от центральной, по которой пробегали или прогуливались люди. Он сам пошел вперед, как раз к тому дереву, где минутой раньше затаилась белочка. Воспоминание о ней на несколько секунд отвлекло Юлю, направившуюся за Сомом, от его движений. А он резко замедлил ход и оказался позади нее.

   «Вот оно, – выбрасывая из головы мысли о парке и белке, подумала Юля, – началось. Я не ошиблась – он мразь».

   Это было последнее, что успела осознать она, прежде чем мощная мужская рука обхватила ее за шею сзади, пытаясь удушить. Вторая рука надавила на затылок. От резкого сдавливания потемнело в глазах. Сом потащил ее за амфитеатр, немного ослабив хватку, и Юля этим сразу воспользовалась, просунув подбородок в его локтевой сустав, не позволяя лишить себя воздуха. Она не сопротивлялась, понимая, что ему надо остановиться, чтобы продолжить начатое. Как только их не стало видно ни с одной из аллей, он чуть наклонился к ней и прошептал, обдавая висок горячим дыханием:

   – Поговорим на моих условиях. Сначала дала Гнусу, а потом нос ему сломала? Тварь. Ну! Снимай штаны! Мордой в стену!

   «Посмотрим, дядя Миша, как твои приемы помогут, – вспоминая одного из взрослых мужчин, с кем тренировалась в клубе, подумала Юля. – Мужик вошел в раж. Пора».

   Пока Сом пытался подтолкнуть ее к стене, она скользнула правой рукой вверх по его правой, зажавшей ей шею, до самого затылка. Одновременно левой нащупала его подбородок и надавила на него, делая резкий сильный поворот обеими руками… Здоровый, крепкий мужчина оказался на земле, лежа на боку, оставив в жестком Юлином захвате вывернутую в плече и локте свою правую руку. Капюшон съехал с ее головы, открывая завязанные в хвост светлые волосы. Сом скривился от боли, матерясь сквозь зубы, но, похоже, не понял, что произошло. Он скосил взгляд и дернулся от ненависти в глазах девушки, над которой когда-то поиздевался, а сейчас хотел сделать еще большее зло.

   – А теперь поговорим на моих условиях, – повторяя его слова, прошипела она. – Как тебе покалечить руку? Плечо вывернуть? Локоть сломать? Или и то, и другое?

   – С*ка! – замычал Сом. – Больно же! Сломаешь руку!

   – Рука не жизнь, заживет.

   – Да что тебе сломали-то? Как притащили целкой, так и оставили. Еве скажи спасибо, а то бы во все дыры… С*ка! – взвыл он, ощутив хруст в локте. – Выпусти!

   – Ничего не сломали, говоришь? Ну и я тебе ничего не сделала. Так, совсем чуть-чуть, не превышая пределов самообороны. А самая поганая с*ка – это ты. Вонючая и скользкая, как сом.

   Юля отбросила его руку, любое движение которой теперь доставляло боль нападавшему. Сама же, не спеша, поправила костюм, туже затянула резинку на волосах, одернула рукава, отряхнула с них невидимые пылинки и, уходя, сказала:

   – Залапал одежду. Теперь стирать надо после такой мрази.

   Она уходила и думала, что мало ему досталось. Так хотелось добавить, чтобы, как всем подельникам – по самому дорогому. Но не успела пройти и пяти шагов, как сзади, снова сзади, ее крепко схватили за светлый хвост волос и потянули вниз.

   – Куда? Еще не закончили! – яростный хрип Сома дал ей новую команду к бою.

   «Правой он схватить не смог бы, значит, левой. Тогда и моя левая в ход пойдет, – в памяти снова возник дядя Миша, учивший отбиваться, доводя движения до автоматизма. – Вниз, так вниз».

   Юля сделала шаг назад, к нему, чтобы ослабить силу, с которой он тянул за волосы. Потом присела на ногу и развернулась лицом к Сому. Оказавшись на одном колене, с волосами, зажатыми в здоровенном кулаке озлобленного Сома, Юля со всей вложенной в движение силой выбросила левую ударную руку вперед – прямо ему в пах… Мельком скользнув взглядом по показавшемуся в поле зрения углу аллеи, она заметила высокого, стремительно бежавшего к ним мужчину в серой спортивной куртке и темных штанах. Но он был еще далеко.

   – Ё… ха… – буквы просто выпали изо рта Сома, сразу ослабившего хватку, выпуская ее волосы и наклоняясь вперед.

   Он не мог дышать от боли, глаза почти выкатились из орбит. Юля, поднимаясь с земли, обхватила его голову двумя руками, резко пробивая коленом снова в пах, под дых и, наконец, в лицо.

   – Раз, два, три, – вслух посчитала она, выпуская ослабевшую тушу, рухнувшую к ее ногам. – Готов. Жаль, не услышит приглашения на реванш, но дружки подскажут. Теперь всем поровну: носы разбиты, яйца – в хлам.

   – Юля! – послышался голос Глеба. – Ты что творишь? Снова одна!

   Он подбежал к ней, обнял, прижал крепко. Юля услышала, как бешено колотится его сердце.

   «Сердце… Нельзя волновать дорогих людей. Мотор может не выдержать», – подумала она, вспоминая отца и те переживания, что принесла ему.

   Глеб отодвинул ее от себя, осмотрел, увидел красные пятна на шее и глянул на Сома, приходившего в себя и безостановочно стонавшего. Сделал движение в его сторону, но Юля удержала Глеба за локоть.

   – Ему хватит. И вообще, лежачего не бьют.

   – А они думали об этом, когда тебя… Ладно, пойдем отсюда. Дома тебя осмотрю.

   – Ты врач, что ли? – смеясь, спросила она. – Нечего осматривать. Все нормально. Догоняй!

   Юля бежала очень быстро, но Глеб почти сразу поравнялся с ней и не отставал ни на шаг.

   Как она ни старалась, но убежать от него не смогла. И видно было, что Глеб не напрягался. Юля начала смеяться, хватаясь за бок.

   – Не могу больше! Ты от меня что-то скрываешь, – сказала она, переходя на шаг и пытаясь отдышаться.

   – В каком смысле? Не понял.

   – Ты отлично бегаешь! Что еще ты умеешь, о чем я не догадываюсь?

   Слова вылетели быстрее мысли, оформившейся позже. Удивляясь самой себе, Юля сделала губы буквой «О», а Глеб многозначительно поцокал языком.

   – Я много, чего умею, – тихо произнес он, помолчал, пока они шли к дороге, и добавил. – Например, играть в баскетбол, волейбол, плавать люблю.

   – В общем, мирные виды спорта.

   – Да. Если что, быстро убегу.

   Заходя вместе в ворота, чуть стукнулись плечами и переглянулись.

   – Как два медведя, – сравнила она.

   – Не согласен. Я видел, как ты уделала этого… Скорее, похожа на смертоносную змею. Тонкая, гибкая, стремительная. Страшный танец на краю пропасти.

   Юля подумала о том, что сама так и не нашла сравнения для Глеба. Он был словно окружен завесой тумана, которая рассеивалась только при сильном ветре. Как сегодня, когда он показал свое волнение за нее. Или когда они наедине: снова другой человек перед ней. Не приходила ей нужная мысль-сравнение.

   – Давай посидим немного на крылечке, – предложила она. – Ты сейчас сказал – танец на краю пропасти. О чем речь? Я не поняла.

   Глеб сел на верхнюю ступеньку, потер подбородок и, глядя прямо в глаза, сказал Юле:

   – Одно лишнее движение может привести к непоправимым последствиям, и ты из правой стороны станешь обвиняемой. Я не боец, но понимаю, что в пылу драки случается всякое. Ты думала об этом?

   Юля внимательно слушала, рассматривала его. Чем больше она общалась с Глебом, тем сильнее ее тянуло к нему. Внешняя невозмутимость, умение держать свои эмоции в узде, немногословность – все это напоминало ей отца. И в то же время Юля чувствовала, что Глеб совсем другой.

   Он терпеливо ждал ее ответа, чуть нахмурившись, а она видела его пушистые ресницы, потемневшие зеленые глаза, губы, которые касались ее лишь вчера. Дрожь чуть всколыхнула тело. Глеб тут же отреагировал, едва поведя бровью. Чтобы сбросить это наваждение, Юля ответила:

   – Я думала о многом долгие годы, и не собираюсь совершать преступления. Но! Каждый получит по заслугам.

   – А когда ты отомстишь, что останется в твоей душе? Выжженная ненавистью пустыня?

   – Я не говорила, что ненавижу их. Они не достойны таких эмоций и чувств. Презираю, жду возмездия – да. И хватит об этом.

   – Подожди, Юля. Ответь еще на один вопрос: твоя паутина готова полностью?

   – Не отвечу, Глеб, – упрямо мотнув головой, сказала она. – Не хочу никого вмешивать. Это мое последнее слово. Все. Душ, завтрак, работа с документами, отъезд. Если ты еще не передумал ехать со мной.

   – Ни за что не отпущу тебя одну. Там рядом трасса для мотокросса. Сама понимаешь.

   – Понимаю – Сыч. Посмотрим, как он выглядит, если увидим.

   Юлия ушла к себе, а Глеб еще сидел на улице и думал, что должен помочь ей разобраться в себе. Она не должна уничтожить свою душу. Он обещал Владимиру.

   Они выехали вовремя. За городом Глеб спросил Юлю:

   – У тебя есть права?

   – Да, а что? Неужели ты дашь мне порулить?

   И столько восторга было в ее глазах, что он улыбнулся, снова пробуждая волнение в девичьем сердце.

   – Я люблю эту машину, не стал менять ее. Боря за ней отлично смотрит. Какой была при твоем отце, такой и осталась.

   – Папа мне только один раз позволил сесть за этот руль. Я же не смогла удержаться и выдала скорость. На том и закончилось мое вождение. С ним.

   Глеб съехал на обочину, вылез из машины и подошел к пассажирской двери.

   – Меняемся. Надеюсь, ты будешь осторожна и внимательна.

   Она, ни слова не говоря, пересела на место водителя и сказала ему, когда он устроился рядом:

   – Спасибо. Ты не представляешь, что это для меня значит.

   Юля положила руки на руль и глубоко вздохнула. Теплая ладонь Глеба накрыла ее сжатый правый кулак.

   – Поехали. Все хорошо. Я с тобой. И отец тоже. Вспомни, как ты с ним и его друзьями ездила на природу. Он мне рассказывал: песни пели, анекдоты травили, в рамках дозволенного, конечно.

   Машина тронулась с места, а Юля с чуть заметной улыбкой сказала:

   – Да я и половины не понимала, что говорили взрослые. Для меня всегда было место в последнем ряду. Сейчас дополнительные сиденья не нужны, а раньше там был мой домик на колесах. И, знаешь, часто за рулем был… ее отец, папа доверял ему. Дядя Яша забавный такой: у него в ушах были сережки-гвоздики, представляешь?

   – Сейчас их нет. Он приходил ко мне год назад, просил не брать ее на работу. Минутный разговор… Да, сильно сдал Яков Семенович, постарел, похудел. Больше он не забавный.

   Оставшийся путь до стрельбища проехали молча. Глеб внимательно следил за тем, как Юля ведет машину, но быстро понял, что зря волновался: она была сосредоточена и аккуратна. А в тире они оба удивляли друг друга – Глеб не ожидал увидеть, сколькими видами оружия владеет Юля. Причем стреляла она спокойно, словно отдыхала. Ей не мешали огромные наушники, отдача в кисть руки или плечо, не раздражали зеваки, толпившиеся позади нее. Единственное, что смогло ее отвлечь, это меткость выстрелов Глеба. Она встала недалеко от него и смотрела на его результаты.

   – Не говори мне, что ты здесь не бываешь. Часто занимаешься?

   – С армии не дотрагивался до оружия.

   – Ничего себе! Будешь со мной сюда ездить?

   – С удовольствием.

   Он готов был на все – с ней. Но верхом на лошади даже не стал пробовать. Юля поинтересовалась, почему, и Глеб ответил:

   – Последствия аварии. Не хочу рисковать.

   – И правильно! – крикнула она, уносясь от него все дальше.

   Лишь ближе к вечеру, вымотавшись окончательно, они собрались домой.

   – Чудесный день! Такая подзарядка! Хорошо, что ты поехал со мной. Сам-то устал?

   – Да, – не стал скрывать Глеб. – Давно так хорошо не было. Едем? Ты за руль?

   – Нет. Веди сам, а я буду на тебя смотреть.

   Он повернулся к ней и улыбнулся, открыто, счастливо. Юля снова почувствовала, как внутри все обжигает, скручивает в жесткий узел, а потом волнами медленно расходится, достигая самого последнего нерва и, казалось, оставляя влажную испарину на коже.

   – Музыку включить? – спросил Глеб.

   Она бездумно кивнула, потому что в тот момент ей было все равно. Юле почему-то вспомнились строчки из какой-то старой песни, исполнителя которой она не знала, почти слово в слово отражавшие ее ощущения:

   «Милый мой, твоя улыбка манит, ранит, обжигает.

   И туманит, и дурманит. В дрожь меня бросает».

   По странному совпадению именно это и зазвучало из динамиков на весь салон. Юля незаметно усмехнулась: неужели кто-то наверху слышит ее мысли?

   Они ехали вдоль каменной стены, которая уходила вместе с поворотом направо, туда, где была трасса для мотокросса. Глеб немного сбросил скорость, потому что порой на дорогу выскакивали разгоряченные гонкой мотоциклисты, не обращая внимания на движение.

   – Ты посмотри, что делает, а? Вот придурок! – глядя в зеркало заднего вида, возмутился он. – Выталкивает нас на встречную.

   Юля оглянулась через правое плечо.

   – Осторожно! Отодвинься от стекла! – успел крикнуть ей Глеб.

   Он чуть повернул руль налево, проходя совсем близко с несущимся навстречу грузовиком. По обочине справа их обгонял мотоциклист, которого она узнала сразу: Сыч был без шлема, в расстегнутой короткой куртке с защитными нашивками, в высоких сапогах и обрезанных брюках. Он смотрел на обернувшуюся Юлю. Она заметила пожелтевший синяк, расползшийся под глаза, и темную отметину на переносице. Сыч приближался.

   Поравнявшись с машиной, он поднял руку и стукнул по стеклу, за которым была Юля. Она смотрела ему прямо в глаза, не моргнув ни разу. В надвигающихся сумерках ее взгляд показался Сычу предвестником чего-то страшного. Он газанул и вырулил на дорогу прямо перед их машиной. Глеб успел притормозить, чтобы не наехать на мотоциклиста, сзади послышался предупреждающий сигнал. Переместив ногу на педаль газа, хотел все-таки поддать под зад Сычу, но сдержался.

   – Правильно, Глеб, не связывайся с контуженным, – положив руку ему чуть выше колена, спокойно сказала Юля. – Поехали потихоньку. Куда нам спешить?

   Он посмотрел на нее, кивнул и накрыл ладонью ее руку.

   – Сиди так, – сказал Глеб. – Меня это держит в